«Голос демона»

Кейт ЯКОБИ ГОЛОС ДЕМОНА

В 1341 году Люсара была сильным независимым государством, богатству которого дивились и завидовали соседи. Однако Люсару раздирали распри владетельных домов, и Селар, брат короля соседней Майенны, воспользовавшись этим, завоевал страну и захватил трон.

Расправившись с прежними владыками Люсары, Селар женился на Розалинде, дочери герцога Маккенны, происходившей из древнего королевского рода; этот брак, полагал Селар, поможет ему основать новую династию — его собственную. С безжалостной решимостью подавлял он всякое неповиновение своей власти, наказывая целую страну за то, что она осмелилась сопротивляться захватчикам.

Из прежних владетельных домов лишь немногие сохранили хоть какое-то влияние. Главой одного из этих немногих оказался граф Данлорн, Роберт Дуглас. Его отец героически сражался против Селара и погиб в битве. Сам Роберт, представитель древнего рода, все члены которого верно служили Люсаре на протяжении столетий, должен был скрывать страшный дар природы: он был колдуном, а колдунов в Люсаре боялись, ненавидели и преследовали. Порабощенный народ видел в Роберте свою единственную надежду, но тот, не видя иного пути помочь простым людям, согласился сотрудничать с Селаром. За то, что Роберт принес ему клятву верности, новый владыка позволил ему облегчать участь несчастных. Они даже стали друзьями, и на несколько лет на завоеванных землях воцарился мир и покой.

Однако такое не могло длиться долго. Влияние на короля, которым пользовался Роберт, вызвало недовольство могущественной Гильдии. В этом противостоянии Роберт не нашел поддержки у Селара, и был вынужден покинуть двор, и вернуться в свои замок. Когда же через несколько дней умерла его молодая жена, Роберт покинул Люсару, не намереваясь возвращаться. Народ страны лишился своего единственного защитника, лишился надежды на свободу.

Однако тремя годами позже Роберт вернулся из добровольного изгнания вместе со своим верным слугой и другом Микой Маклином. Граф намеревался лишь заниматься управлением своими землями, но планы его оказались неожиданно разрушены: к нему явился его брат, Финлей, и потребовал от Роберта, чтобы тот встал во главе тайного объединения колдунов, Анклава, и возглавил борьбу народа против тирании Селара.

У Роберта было много причин для отказа, однако прежде чем он смог добраться до своих владений, ему пришлось спасать от стражников Гильдии молоденькую девушку. Роберт обнаружил, что она принадлежит к детям из знатных родов, похищенным во время столкновений, предшествовавших завоеванию Люсары Селаром. Девушку звали Дженнифер Росс, она была дочерью графа Элайты и к тому же колдуньей, сила которой весьма отличалась от силы всех колдунов, объединенных Анклавом. Роберт отвез Дженнифер к отцу и продолжил путь домой.

Селара испугало возвращение Роберта, и король поспешил заключить в темницу вновь избранного епископа Эйдена МакКоули, чтобы поставить на его место своего человека и укрепить свою власть над церковью. К тому же у Селара появился новый друг, гильдиец Сэмдон Нэш, ни на шаг, не отходивший от короля. А потом разыгралась трагедия. Дядя Роберта, герцог Хаддон, возглавил мятеж против Селара и по безжалостному приказу короля был убит.

Роберта мучило чувство вины перед стариком, однако он принес присягу Селару и не мог нарушить клятвы никогда не поднимать оружия против короля. К тому же Роберт был уверен: любая его попытка помочь угнетаемому завоевателями, народу обречена на провал. Выбора не оставалось…

Путешествие Роберта и Финлея в горы поблизости от Нанмура окончилось несчастьем. Упав в реку, Роберт был ранен и потерял память. Финлей попытался при помощи колдовской силы найти брата, но был схвачен и обвинен в святотатстве. Слух разлетелся по всей стране: пойман настоящий колдун; тайна, так свято охраняемая Анклавом, стала всем известна.

С помощью Дженнифер Роберт устроил Финлею побег и благополучно доставил брата в Анклав, но оказался под подозрением у общины и должен был доказать свою верность общему делу. Старейшины потребовали, чтобы Роберт предстал перед могущественным талисманом Анклава, Ключом, а именно этого Роберт всю свою жизнь старательно избегал.

Ключ открыл собравшимся часть древнего пророчества: Роберта и Дженнифер связывают нерасторжимые Узы, они обладают редким даром способностью мысленно разговаривать друг с другом. Пророчество назвало их Врагом и Союзницей, теми, кому противостоит порождение зла Ангел Тьмы.

Из-за всеобщего невежества лишь он, Ангел Тьмы, оказался способен понять, какой выбор должны совершить Враг и Союзница и какие несчастья ожидают Люсару. Благодаря тайным знаниям, передаваемым из поколения в поколение, этот человек обрел могущество и стал стремиться к власти. Он узнал, кто такая Союзница, и надеялся завладеть ею, но выяснить, кто же является Врагом, так и не смог. В отличие от всех остальных он знал, что означает наложение Уз и чем это грозит его планам. Слишком поздно суждено было Роберту и Дженнифер узнать его настоящее имя: Сэмдон Нэш.

Впрочем, у Роберта Дугласа выбора все равно не оставалось. Из Анклава его изгнали, клятва, данная Селару, не позволяла ему помочь своему народу. Честь требовала от него действий, но действовать он не мог… Его чувство к Дженн росло, но нечто, что Роберт скрывал всю жизнь, сдерживало его. Именно это обстоятельство, которое Роберт безуспешно пытался преодолеть, победить, и определяло все его поступки, делая их непредсказуемыми, непонятными для окружающих: им была та часть пророчества, которую Ключ сообщил Роберту еще в детстве, но скрыл от членов Анклава. Року, предначертанию Роберт должен был покориться, как бы ни восставал против этого.

В глубине собственной души Роберт дал тяготеющему над ним проклятию другое имя: он назвал его демоном.

Выдержки из «Тайной истории Люсары» Руэля

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Гордое знамя Люсары вело нас к победе в сраженьях,

Пели героям хвалу чистые звуки трубы.

Все миновало: захватчик жестокий ликует,

Гнет нас к земле, и покоя уж боле нам нет.

Триум священный не будет теперь нам защитой,

Боги нас отдали в рабство надменным врагам.

Где ты, герой, где защитник убогих и сирых?

Или твой меч затупился, а гнев твой угас?

Томас МакКинли, «Битва у Шанох-Анара»

ГЛАВА 1

Мне нет нужды говорить вам, что раскол не только ранит матерь нашу церковь, но и угрожает благу государства. Именно в такие трудные времена должны мы показать народу свое единство. Споры и перешептывания должны прекратиться. Разногласия наш самый страшный враг, братья мои. Мы должны быть единодушны. Если мы объединим усилия, то легко преодолеем трудности и вновь займем свое место во главе страны. — Епископ Бром умолк и отхлебнул вина из кубка; дьякон Годфри глубоко вздохнул и задержал дыхание, чтобы подавить зевоту.

Епископский дворец располагался в старейшей части столицы; хотя из его окон открывался великолепный вид на Базилику, это не искупало того, что полуденный зной раскалял его, и в особенности тот зал, где сейчас Бром собрал служителей церкви. Струйки пота текли по спине Годфри, но молодой священник не смел, ни пошевелиться, ни вытереть испарину. Он должен был стоять так же неподвижно, как и остальные братья, собравшиеся в трапезной, где сидел за обедом Бром. За последний год новый епископ обнаружил ненасытное стремление к привилегиям, которые даровались его высоким положением. Летом он почти всегда обедал в этом небольшом зале, где через высокие окна лился предвечерний свет, а с дубовых балок на серый камень стен свешивались шесть драгоценных шелковых гобеленов столетней давности дар короля Вильяма. Говорили, правда, что дар этот был скорее взяткой: король надеялся умилостивить церковь, воспротивившуюся его браку с вдовствующей леди Джардиной.

Внимание Годфри вновь вернулось к тому, что между глотками говорил Бром. Епископский повар сдобрил жаркое таким количеством специй, что дьякон чувствовал их запах даже оттуда, где стоял, хотя от возвышения его отделяли ряды священников и терпеливо выслушивавшие епископа архидьяконы Хильдерик, Франсис и Олер. Точнее, терпеливыми слушателями были Франсис и Олер; Хильдерик же производил совсем иное впечатление.

— Прошедший год был труден для нас, — продолжал Бром, — особенно из-за этого глупого бунта Блэра и его приспешников. Благодарение богам, мы теперь избавлены от забот по управлению и расходов на приюты. Братья из Гильдии заверили меня, что эта работа, начатая церковью тысячу лет назад, будет продолжаться их неусыпным попечением.

Годфри почувствовал, как у него внезапно пересохло в горле. Стоящий не более чем в трех шагах от него, Хильдерик резко выпрямился, вскинув голову. Годфри мог себе представить, что сейчас написано на лице старика.

— А теперь я сообщу вам, по какой причине я вас созвал сегодня, — продолжал Бром. Он положил нож, вытер пальцы накрахмаленной салфеткой и поднял усыпанный драгоценными камнями кубок. Епископ откинулся в кресле и обвел собравшихся водянистыми глазами; никто из священников не поднял на него взгляд. Бром никогда не был особенно привлекателен, но теперь, на пятидесятом году, потворство собственным слабостям и любви к роскоши сделало из него толстяка; его лицо настолько заплыло жиром, что маленький рот и круглый носик терялись в колышущихся складках. — Мне известно, что расследование, которое Гильдия проводит в Килфедире, еще не закончено и пока нет неопровержимых доказательств того, что в Люсаре возродилось колдовство. Не сомневаюсь, что со временем достопочтенный Осберт и его помощники сумеют отличить истину от лжи. В то же время я полагаю, что церкви приличествует оказать Гильдии полную поддержку, как в самом расследовании, так и в тех мерах, которые Гильдия сочтет необходимым принять.

— Простите меня, ваше преосвященство, — рявкнул Хильдерик, и Годфри съежился от ужаса. — Не преждевременно ли это? До тех пор пока Осберт не вернется и не сообщит о своих выводах, мы не будем знать, какие меры примет проктор. Как же можем мы поддерживать что-то, о чем нам ничего не известно?

Бром быстро заморгал, но голос его остался твердым:

— Нам этого и не нужно знать, архидьякон: дела Гильдии только Гильдии и касаются. А ваше возражение проявление того самого раскола, о котором я говорил. Мой благочестивый предшественник, Даунхолл, хоть и был человеком выдающимся, в определенной степени повредил нашим отношениям с традиционными союзниками церкви гильдийцами. Должны же вы понимать, что мое желание поддержать их лишь слабая попытка сгладить образовавшуюся между нами трещину. Не знаю, соответствуют ли истине слухи о колдовстве, не знаю, действительно ли тут замешан Финлей Дуглас, но одно мне известно: искоренение колдовства всегда было обязанностью Гильдии, и наш долг как духовных пастырей поддержать ее в трудной и опасной борьбе. Гильдийцы знают, что нужно делать, гораздо лучше нас. Поддержку церкви проктор оценит.

— Едва ли он оценит ее выше, чем передачу Гильдии приютов вместе со значительной частью церковных земель, — проворчал Хильдерик. Годфри попытался пробраться поближе к архидьякону, но сделать это, не привлекая к себе внимания, не смог.

Бром поднялся на ноги. Служитель отодвинул от стола массивное кресло, но епископ остановился и в упор посмотрел на старика.

— Это не предмет для обсуждения. Хильдерик, вы подготовите письмо с выражением нашей поддержки Гильдии.

— Я, ваше преосвященство?

— Конечно. Вы же выполняли такие поручения Даунхолла или вы предпочитаете, чтобы я передал это дело кому-нибудь другому вместе с остальными вашими обязанностями, с которыми вы уже не способны справляться? — Бром выпрямился и с фальшивой кротостью сложил руки на груди. — Я созвал вас не для того, чтобы вы подвергали сомнению мой авторитет. Мы отправим Гильдии послание с выражением поддержки и сделаем это сегодня. К закату оно должно быть у меня на столе, Хильдерик. На этом все.

Отец Джон пересек оживленную улицу и свернул в проход, ведущий к Воротам Подаяний. Помахав рукой брату привратнику, он миновал трапезную и вошел в здание, где располагались кельи. Под сводчатым потолком было не так жарко, но прохлада не утешила волнения священника. Разговор с Мердоком и слухи, всю последнюю неделю расползавшиеся по столице, лишили его сна и аппетита, мешали работать. Если Джону не удастся найти успокоения, Хильдерик заметит его рассеянность и начнет задавать вопросы.

Неужели возможно, чтобы Финлей попался? Мердок, казалось, был в этом уверен. Однако подобное разоблачение в стране, насквозь пропитанной ненавистью к колдунам, приведет к гибели их всех. И сам отец Джон, и Мердок должны соблюдать чрезвычайную осторожность, по крайней мере, пока Осберт не вернется, и пока они не удостоверятся, что на них не падает подозрение. Направляясь по коридору к кабинету архидьякона, отец Джон молился про себя о том, чтобы гильдийцы ничего не нашли.

В коридоре не было обычной тишины. Хотя отец Джон никого не встретил, из-за закрытой двери кабинета доносились громкие голоса. Разговаривали Хильдерик и дьякон Годфри. И дьякон Годфри был очень, очень рассержен.

Отец Джон осторожно приблизился к двери, оглянувшись через плечо, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет.

— Вы и представления не имеете, какие проблемы создаете для всех нас! — Голос Годфри заставлял дверь дрожать. — Вы что, хотите оказаться в камере по соседству с МакКоули? Он, по крайней мере, не виновен в измене, но вы!.. Если вы не научитесь держать язык за зубами, наши враги найдут предлог с вами расправиться. Проклятие, Хильдерик! Вы же меня не слушаете!

— Вы переметнулись, верно? — рявкнул в ответ Хильдерик. — Слишком долго были вы капелланом Гильдии. Вы теперь на их стороне вместе с этим бесхребетным Бромом! Что ж, я на такое не пойду. Кто-то же должен воспротивиться им, даже если это сделаю я один!

— И не добьетесь этим ничего, кроме собственной гибели. Есть другие способы помочь МакКоули, архидьякон. Тайные способы. Умоляю вас, воздержитесь от открытого сопротивления!

Отец Джон сглотнул и напряг слух, надеясь услышать ответ Хильдерика, но из-за двери не донеслось больше ни звука. Подождав немного, Джон протянул руку и уверенно постучал как будто только что пришел. Хильдерик коротко велел ему войти.

Два священнослужителя стояли в противоположных концах комнаты; между ними, как преграда, высился рабочий стол. Джон попытался сделать вид, будто ничего не слышал.

— Ах, отец Джон, — проворчал Хильдерик. — Хорошо, что пришли. Садитесь. Мне нужно подготовить для архиепископа послание. А вас, дьякон, я благодарю. Я обдумаю ваш совет.

Губы Годфри дрогнули, потом его рот сжался в тонкую линию. Коротко поклонившись, он повернулся и вышел из кабинета, решительно закрыв за собой дверь.

Джон уселся на свое обычное место и разложил бумагу и перья, пододвинул чернильницу. Приготовив все, он взглянул на Хильдерика, следившего за ним глазами мрачными, как грозовая туча.

— Адресуйте послание проктору, — начал он, отчетливо выговаривая слова. — От нашего возлюбленного архиепископа. Добавьте все его обычные титулы.

Джон кивнул и склонился над листом бумаги. Хильдерик продолжал медленно диктовать, давая возможность, секретарю все записать. Голос старика был полон иронии.

— Нет надобности говорить, дорогой проктор, что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы помочь в резне, которая последует за вашим разбирательством. Я ничуть не опасаюсь преждевременных действий с вашей стороны, будучи уверенным, что ваши страх и жадность сделают излишними поиски даже малейшего предлога для отсечения голов и рук. Мы благословим любое кровопролитие. Не сомневайтесь, что мы по-прежнему будем ползать у ваших ног в надежде на любую подачку, которую вы соблаговолите кинуть нам, недостойным. — Хильдерик глубоко вздохнул и отошел к своему столу.

Джон кончал записывать, изо всех сил стараясь скрыть потрясение. Неужели архидьякон говорит все это всерьез? Неужели он и в самом деле намерен представить такое послание на подпись епископу?

— Дело не требует спешки, святой отец, — пробормотал Хильдерик, не оборачиваясь. — Бром просто пожелал прочесть послание за ужином. Вы сами можете отнести его. Надеюсь, вы перепишете все в точности.

— Конечно, архидьякон. — Секретарь поднялся на ноги и стал трясущимися руками собирать письменные принадлежности. Хильдерик сам подписал себе смертный приговор…

Только снова оказавшись в коридоре, Джон позволил себе перечитать слова, которые набросал на листе. Не может он передать Брому подобное послание! Однако властью изменить его он не обладал…

Глубоко вздохнув, Джон повернулся и направился в маленькую часовню Святой Екатерины. Дверь в нее была открыта, и перед алтарем, опустив голову на руки, сидел Годфри.

Джону следовало бы пройти мимо невежливо прерывать молитву, но он был не в силах этого сделать. Поза Годфри говорила об отчаянии, усталости, безнадежности. Казалось, блестящий ученый церковник видел перед собой крушение своего мира.

Помедлив мгновение, Джон вошел, и Годфри поднял голову. Целую минуту они смотрели друг на друга, потом Годфри выпрямился и жестом пригласил Джона подойти поближе.

— Насколько все плохо?

Не колеблясь, Джон протянул дьякону исписанный лист. Дочитав, тот поднялся на ноги, подошел к алтарю и поджег бумагу от лампады. Когда она догорела, Годфри взглянул на Джона:

— Первые наброски никогда не бывают удачными, не так ли, отец?

— Никогда, дьякон, — с облегчением вздохнул Джон. — Никогда.

Большой зал Гильдии гудел сотней голосов. Шум достигал сводчатого потолка и отражался от него с удвоенной силой.

Вогн вскинул руки и встал. Шум медленно начал стихать: внимание всех собравшихся было теперь приковано к возвышению, на котором стоял проктор. Вогн скрестил руки на груди и обвел взглядом повернутые к нему преданные лица. Люди были перепуганы, смущены, совершенно не готовы к тому, что их ожидало, но сделают все, чего потребует от них долг.

— Никого из вас не должно удивить известие о том, что мы снова можем столкнуться с колдовством в этой стране, — ясно и громко заговорил Вогн. — Пять столетий назад мы бок о бок с Империей сражались со злом, которое угрожало нашему миру. Ту войну мы выиграли, враг был повержен. Мы преследовали колдунов по двум континентам, сделали своим священным долгом полное искоренение нечисти. Так почему же теперь вас пугает перспектива подобной битвы? Разве за столетия мы утратили свою силу? Разве долг менее свят для нас, чем для наших предшественников?

Вогн оперся руками о стол и наклонился вперед.

— Гильдия никогда не считала, что нам удалось уничтожить всех колдунов до единого. Да, народ верил в это, но всем нам известно, что столетие назад колдуны еще встречались. Конечно, нам хотелось бы верить, что нечестивцев больше не существует, но здравый смысл подсказывает: следует ожидать, что кто-то из них выжил, что, возможно, существует целая тайная община.

Зал взорвался криками. Гильдийцы подскакивали на ноги и завопили; слов Вогн разобрать не мог, но общее настроение не вызывало у него сомнений. На этот раз он лишь слегка поднял руку и улыбнулся. Да и почему бы ему не радоваться? Через несколько недель, может быть, даже всего через несколько дней он получит доказательства, которых дожидался многие годы. Теперь он сможет показать всем, что колдовство реальная угроза и что Роберт Дуглас виновен в самом ужасном из преступлений. И как приятно, что попался именно этот мальчишка Финлей, что он послужит орудием уничтожения собственного брата! Давным-давно, еще, когда Роберт входил в совет Селара, уже и тогда он был врагом, Вогн обратил внимание на приехавшего к брату в Марсэй Финлея. Вогну, не понадобилось много времени, чтобы понять: мальчишка колдун, однако прежде чем проктор успел принять меры, Роберт остановил его, наложив свое мерзкое заклятие. Вогн обнаружил, что не в силах заговорить о том, что узнал; это еще больше распалило его ненависть к Роберту Дугласу. Однако теперь дело было совсем в другом, и Вогн мог говорить вслух о колдовстве без всяких помех.

— Нам предстоит столкнуться с самой темной формой зла, но мы к этому готовы. Мы найдем средство обнаружить колдунов среди нас, найдем способ бороться с ними. Когда время настанет, мы снова выйдем на бой и на этот раз наша победа будет полной!

Собравшиеся зааплодировали. Вогн снова улыбнулся, кивнул и сел на место. Переплетя пальцы, он бросил взгляд направо и налево, оглядывая ближайших помощников. Отсутствовали только Осберт… Осберт и Нэш. Сэмдон Нэш. Сановник Гильдии и фаворит короля. Возможно, самый влиятельный человек в государстве.

Да. Вогн кивнул, слушая, как стихают аплодисменты. Определенно пора браться за дело.

Без своего облачения священника Годфри чувствовал себя нагим. Старая рубашка и поношенная туника, которые сейчас были на нем, казались смешными и неудобными, а в один сапог попал камешек. Неужели он когда-то не видел ничего плохого в платье мирянина? Неужели за все эти годы, что он носил сутану, он так избаловался?

Годфри чувствовал себя воришкой, когда, низко надвинув капюшон на лицо, проскользнул в таверну в старом районе Марсэя. Голову нужно было прикрывать, чтобы скрыть тонзуру, но все равно запах грубого сукна заставлял Годфри ежиться.

Что ж, по крайней мере, Пейн, в скромной неяркой одежде, уже дожидается. Пейн, как и герцог Донал МакГлашен хороший человек, верный своей несчастной родине. Только они двое и остались в совете Селара из истинных патриотов. Пейна, конечно, многие знали в лицо, но никому и в голову не придет, что граф, приближенный короля станет проводить время в подобной дыре притоне, где никто никому вопросов не задает, где даже хозяин не поднимает глаз, когда в дверь протискивается очередной посетитель.

— Я уж решил, что вы передумали, — пробормотал Пейн, когда Годфри опустился на скамью рядом с ним. Они сидели в закутке далеко от очага, в котором еле тлел огонь, и, несмотря на летнюю жару, Годфри бил озноб.

— Меня задержали. — Служанка со стуком поставила перед ними кувшин с элем, и Годфри подскочил от неожиданности.

— Успокойтесь. На вас обратят внимание, если вы будете трястись и ерзать. Постарайтесь вести себя так, будто с рождения ничего другого, кроме этой одежды, не носили.

— Хотелось бы надеяться, что мне удастся скоро от нее избавиться. — Чтобы скрыть неловкость, Годфри придвинул к себе кувшин и заглянул в него. Даже в скудном свете нельзя было не заметить потеки жира на стенках и хлебные крошки, плавающие на поверхности. Скривившись, Годфри попытался отодвинуть от себя кувшин.

— Выпейте кружечку, — проворчал Пейн. — Предполагается, что вы к этому привыкли.

— Привык? Ну, уж нет, — прошипел Годфри, но налил себе кружку и сделал глоток.

— Если мы собираемся и впредь встречаться, не привлекая к себе внимания, вам не следует замечать такие мелочи, как немытая кружка. Не забывайте: большая часть населения страны живет в подобных условиях всю жизнь теперь гораздо большая часть, чем раньше. Вы не поверите, как быстро в нищете выветриваются хорошие манеры.

Годфри забыл про свой эль и пристально посмотрел в лицо молодому красавцу. Удивительно, но даже в этом грязном притоне Эверард Пейн умудрялся выглядеть как у себя дома. Может быть, ему и раньше случалось бывать в грязных притонах?

— Скажите мне, — Годфри обхватил руками кружку с элем, — когда вы в прошлом году отвозили мое письмо Роберту, заметили ли вы что-нибудь, что говорило бы о его намерении вмешаться?

— Вмешаться во что?

— В судьбу МакКоули, — понизив голос, пробормотал Годфри.

— Вы что, ожидаете, что он штурмом возьмет темницу и вырвет узника из рук Селара? — Пейн наклонился ближе. — Откуда этот неожиданный интерес к Роберту? Из-за слухов?

— Нет, меня волнует судьба МакКоули, — нахмурившись, прошептал Годфри. — Боюсь, передо мной возникла проблема, и я не знаю, что делать.

Пейн откинулся на спинку скамьи, несколько успокоившись.

— Хильдерик?

— Что вы о нем слышали?

— Да разные вещи. Он становится знаменит своей откровенностью, и это не идет на пользу его репутации.

— Он не желает молчать. Старик винит себя в аресте МакКоули: если бы он не сообщил Селару о возвращении Роберта, тот не чувствовал бы такой угрозы своей власти.

— Селар все равно рано или поздно узнал бы.

— В том-то и дело: Хильдерик заговорил не вовремя. Он рассчитывал, что новости отвлекут внимание короля от МакКоули, а вышло наоборот. Теперь Хильдерик одержим стремлением освободить епископа, но, поскольку не имеет для этого средств, срывает зло на Броме. Я боюсь за его жизнь, Пейн.

Молодой граф сложил руки на груди и обвел взглядом таверну. Никто не обращал на них внимания. Комната была полна мрачных пьяниц, вцепившихся в свои грязные кружки, а в углу какой-то мальчишка извлекал фальшивые звуки из свирели.

— Не могу ничего вам обещать, — сказал Пейн после паузы. — Даже если бы я и мог вас обнадежить, советую ничего пока не говорить Хильдерику. Впрочем, я поразведаю, что и как, выясню, какие у нас имеются возможности. По-моему, время у нас есть. Уже много месяцев против МакКоули ничего не предпринимается, и мне кажется, король склонен оставить все как есть. Ни о каких своих планах на совете он не говорил.

— Но все же вы считаете, что сможете что-то сделать? — Уверенность Пейна не прибавила надежды Годфри. — Вы ведь не станете рисковать собственным положением при дворе?

Пейн любезно улыбнулся и хлопнул собеседника по плечу.

— Я вообще ничем не буду рисковать, пока не узнаю, с чем нам предстоит иметь дело. Допивайте свою кружку: предполагается, что мы пришли сюда повеселиться.

Вогн подождал, пока посуда после ужина будет убрана, поднялся из-за стола и уселся в свое любимое кресло у камина. Огонь в очаге не горел, и комнату освещали только свечи, пламя которых вспыхивало и колебалось под легким вечерним ветерком.

Вогн оглянулся на все еще сидевшего у стола легата Льюиса.

— Усаживайтесь поудобнее. Мне нужно обсудить с вами одно задание.

Льюиса, по-видимому, удивило приглашение, но он, как обычно, ничего не сказал и перебрался в кресло, которое раньше всегда занимал Осберт. Вогн чуть не рассмеялся.

— Как вам понравилась моя сегодняшняя речь?

— Ну, — Льюис вяло взмахнул руками, — вы всем нам дали повод задуматься. Как я понимаю, у вас уже есть планы, и вы только ждете возвращения Осберта и доказательств, которые он найдет.

— Пока у меня возникло всего лишь несколько мыслей, — внимательно глядя на Льюиса, покачал головой Вогн. Легат не обладал ни блестящим умом Осберта, ни его обаянием. Оба они стали легатами одновременно, однако если Осберт блистал, то Льюис так и остался в тени. Он был прекрасным администратором, но совершенно не проявлял инициативы. Льюис явно не родился вождем, его было очень легко не замечать, и в то же время он отличался необыкновенным педантизмом в мелочах.

Именно такой человек, который нужен для затеянного Вогном дела.

— Что вам известно о советнике Нэше?

Льюис хмуро взглянул на проктора:

— Нэше, господин?

— Да. Я перечитал ранние записи о нем. Известно, что он родился в западных краях, в городишке, о котором я никогда не слышал. Родители его умерли, собственной семьей он не обзавелся. Нэш не богат, получил лишь необходимое образование, и все же он затмил нас всех, добившись дружбы нашего возлюбленного монарха. Он всегда проявляет глубочайшее смирение, однако сумел подняться необыкновенно высоко, совсем к этому с виду не стремясь. Вам это не кажется несколько странным, Льюис?

— Странным, пожалуй, но не невозможным.

— Это не было бы невозможным для святого. Только святой ли Нэш?

Льюис ничего не ответил, и Вогн продолжал:

— Нэш занимает уникальное положение и знает об этом. С каждым днем Селар доверяет ему все больше и больше. Скоро они станут столь же неразлучны, как когда-то были Данлорн и король. Нам известно, какой вред Гильдии причинил граф; можем ли мы пойти на такой же риск теперь, хоть это и касается одного из нас?

Льюиса, казалось, удивили слова Вогна. Такая мысль явно никогда у него не возникала.

— Вы подозреваете Нэша в предательстве, господин?

— Нет, конечно, — пожал плечами проктор. — Я просто хочу больше узнать о нем, о том, чем он занимается, когда не выполняет обязанности гильдийца. Я хочу знать, с кем он видится, кто его союзники. В конце концов, если подумать, нельзя исключить, что у Нэша очень влиятельные друзья. Такие, например, как граф Данлорн, теперь, правда, после трагической гибели его дяди Роберта Дугласа следует называть герцогом Хаддоном.

— Данлорн? — Льюис поднялся на ноги. — Вы полагаете, что Нэш в союзе с Данлорном? Но как же тогда эта история в Килфедире? Нэш отправился туда с Осбертом, чтобы провести расследование! Если и, правда, схваченный колдун брат Данлорна.

Вогн подождал, пока Льюис со своим ограниченным воображением представит себе все следствия такой ужасной возможности, потом медленно заговорил:

— Конечно, обыкновенно подобными делами занимается Осберт, но он, как вы понимаете, в настоящее время имеет другое задание. Я хочу, чтобы вы тихо и незаметно узнали все, что только можно, насчет советника Нэша. Я хочу, чтобы вы, не привлекая к этому внимания, передали все остальные дела своим помощникам, а Нэшем занялись лично. Будьте осторожны. Совсем ни к чему, чтобы Нэш узнал о вашем расследовании, он может обидеться. Вам не следует следить за ним неотступно, достаточно присматривать за ним самим и теми, с кем он видится. Никому, кроме меня, не сообщайте о том, что узнаете. Никому ничего не говорите. Сможете вы сделать это для меня?

Глаза Льюиса полезли на лоб, но он только кивнул:

— Конечно… конечно, господин.

— Прекрасно! — улыбнулся Вогн. Взяв Льюиса под руку, он проводил легата до двери. — А теперь отправляйтесь и отдохните. Спокойной ночи, Льюис.

— Спокойной ночи, милорд проктор.

Вогн закрыл дверь за Льюисом и повернул в замке ключ. Прислонившись спиной к створке, он осмотрел комнату.

Конечно, вряд ли между Нэшем и Данлорном есть какая-то связь. Нэш появился при дворе через год после того, как Данлорн покинул Люсару… впрочем, почему не предположить, что граф сделал из гильдийца своего шпиона? Нэш никогда не проявлял никаких амбиций и в то же время хватался за любую возможность приблизиться к Селару. Разве не так вел бы себя шпион?

Вогн пересек комнату и взял со стола послание епископа Брома. Всякие глупые рассуждения о том, как надеется церковь, что Гильдия добьется успеха в расследовании в Килфедире… Вогн скомкал бумагу и зажег ее от ближайшей свечи, потом сунул в приготовленную в камине растопку. Прохладные летние ночи никогда ему не нравились.

Да, было бы очень хорошо, если бы между Нэшем и Данлорном обнаружилась связь. Впрочем, даже если ничего такого и не окажется, не повредит пустить об этом слух. Кто знает, когда проктору понадобится подобное оружие?

— До чего же я ненавижу эти летние придворные развлечения, — проворчал герцог Донал МакГлашен, оглядывая галерею.

Все окна были распахнуты, но ветерок в них не залетал. У окон расположились дамы, хлопая веерами, как птицы крыльями, громко болтая и не обращая никакого внимания на музыканта, игравшего на лютне перед королем. Под звуки лютни мальчик, одетый в придворную ливрею, распевал высоким голосом, однако даже король, любивший музыку, сейчас, казалось, скучал. В дальнем углу, как церковная башня, высился Тьеж Ичерн; он не спускал глаз с молодой дамы, сидящей рядом с королевой. Это была леди Самах, которой настоятельница монастыря позволила в последний раз навестить королеву, ее сестру, в Марсэе, перед тем как принять постриг. Жаль: девушка была прелестна.

МакГлашен со вздохом дернул воротник рубашки, жалея о том, что не может снять тяжелый камзол, и кинул взгляд на стоящего рядом Пейна. Молодой граф уступал ему в росте, но придворные дамы явно находили его более привлекательным. Не одна была готова пожертвовать добродетелью, лишь бы заполучить Пейна в мужья, по крайней мере, так утверждал сам Эверард. Правда, глядя на то, как дамы льнут к Пейну, МакГлашен и не видел причин сомневаться в его словах, равно как и в умении воспользоваться представлявшимися возможностями. Некоторые молодые люди совсем стыда лишились!

— Не понимаю, почему вы не отпроситесь и не отправитесь в собственные поместья, — пробормотал Пейн, беспечно оглядывая зал. Он всегда отличался даром казаться беззаботным.

— Вы прекрасно знаете, почему я не могу уехать. И нечего забавляться, дразня меня. Это не улучшает моего настроения, а мне не хотелось бы устроить переполох, перерезав вам горло при стольких свидетелях.

Пейн поднял брови, но не стал больше задирать друга.

— Так, значит, вам приходится оставаться в Марсэе? Ну, так смиритесь и постарайтесь получить удовольствие, как я, например.

— О последнем я наслышан, — проворчал МакГлашен. — Только ведь это ужасно рискованно. Вы уверены, что оно того стоит?

Пейн оглянулся, удостоверяясь, что их никто не слышит. Он по-прежнему смотрел в зал, но голос понизил:

— Нас попросили о помощи, и мы единственные, кто может ее оказать. Благодарите богов за то, что мы способны сделать хоть что-то. Вы же знаете, Селар не пожелает вечно держать МакКоули в темнице. В один прекрасный день того найдут мертвым. Что вы тогда будете чувствовать, если мы не сделаем даже попытки спасти МакКоули? Разве вы не настолько верны Люсаре, чтобы желать свободы ее законному епископу?

— Моя верность Люсаре не имеет к этому никакого отношения. Меня больше беспокоит другое: что предпримет король, когда узнает о бегстве МакКоули? И что он предпримет, если побег не удастся и нас схватят?

— Тогда мы умрем за нашу страну, — небрежно бросил Пейн.

— А кто тогда будет ее защищать? Вот что меня тревожит. Разве останется хоть кто-нибудь, кому можно это доверить? Мы двое, единственные представители владетельных домов, сохранившие хоть и маленькую, но власть. Вы не хуже меня знаете, что Селар намечает на будущую весну. Его не остановят ни ненастье, ни интриги. Вы посмотрите на него: сидит и. смотрит в пустоту. Можете ли вы со всей честностью утверждать, что он сейчас думает о чем-либо, кроме завоеваний?

— Этого я не знаю, но именно о завоевании, хотя и иного рода, думает Ичерн.

МакГлашен с трудом удержался от мрачной гримасы. Им так трудно было найти момент для разговора… Эти светские мероприятия были единственным, что им еще оставалось.

— Девушка предназначена церкви. Через месяц она уйдет в монастырь. Пожалуйста, держите свои нечестивые мысли при себе!

Пейн улыбнулся, словно МакГлашен сказал что-то забавное.

— Дело не в моих нечестивых мыслях. Это же не я таращусь на бедняжку.

Музыка умолкла, раздались вежливые аплодисменты. МакГлашен дождался, пока лютня не зазвучала снова, и только тогда заговорил:

— Не стану спорить с вами насчет МакКоули. Мне не больше вашего хочется видеть его мертвым. Он хороший человек и наш друг.

— Тогда что вас смущает? — Пейн взглянул на МакГлашена блестящими глазами.

Тот надул губы и выпятил подбородок.

— Мне просто хотелось бы знать, на что мы можем рассчитывать. Измена это не игрушки, знаете ли. Если бы я хоть на минуту поверил в то, что нас поддержат… Впрочем, если мы выступим против Селара, другие люсарские аристократы присоединятся, пожалуй.

— Вроде Блэра?

— Блэр глупец и за свою глупость расплатится. Должен же он был сообразить, что восстание без сильного вождя обречено. Нужен кто-то, в кого поверил бы народ, кто-то, ради кого он взялся бы за оружие.

Пейн долго молчал, прихлебывая из кубка душистое вино. Наконец он пробормотал:

— Роберт не желает менять свое решение, Донал. И вы, и остальные должны, наконец, понять это. Вы не знаете его так хорошо, как я. Раз уж он принял решение, его не переубедишь. Конечно, он, возможно, жалеет о том, что принес Селару присягу у меня не было случая спросить его об этом, но, как бы то ни было, клятвы он не нарушит. Он нам не помощник, поверьте. Что бы мы ни предприняли, мы должны полагаться только на себя.

МакГлашен еще раз поправил воротник рубашки и собрался отойти в сторону: они и так уже слишком долго разговаривали.

— Можете думать что угодно, Пейн, но говорю вам: есть единственное будущее для нашей страны, единственное, за которое я отдам жизнь. Есть единственная возможность, в которую я верю, и которая дает нам хоть какую-то надежду. И могу добавить: мою цель разделяют многие.

— И какова же она?

— Увидеть на троне Роберта Дугласа.

ГЛАВА 2

В лесу было тепло и влажно. После четырех дней проливных дождей земля стала мягкой, листья деревьев — свежими и зелеными, а река вздулась. Ветерок колыхал ветки кустов, росших по берегам, ярко светило солнце. Лес был полон птичьих голосов; у воды, насторожив уши, замер олень. Какой-то звук вспугнул его, и животное одним прыжком скрылось в лесной чаще.

На берегу появился Нэш. Его легкий летний плащ сливался с пестротой ветвей, сапоги были покрыты грязью. Перед ним поток падал со скал, за которыми громоздились неприступные высоты Нанмура. Дальше пройти было невозможно: река неслась по узкому ущелью. Впрочем, значения это не имело, Нэш нашел место, которое искал, место, где будто бы встретил свою смерть Финлей Дуглас.

Вода яростно обрушивалась на огромные валуны. Любой, кто упадет здесь с высоты, обречен: кости окажутся, переломаны, быстрое течение унесет кровь, хлынувшую из ран. Тело, застрявшее между скал, будет биться, и биться о камень, пока жизнь не покинет его, и только изувеченный труп останется свидетельством несчастья.

Однако Финлей Дуглас не погиб, упав в реку.

Покачав головой, Нэш повернулся спиной к водопаду и стал продираться сквозь кусты туда, где с лошадьми его дожидался Лиссон.

— Простите меня, хозяин, но достопочтенный Осберт, должно быть, уже ждет вас.

— Да, — ответил Нэш, освобождая плащ из цепких пальцев ветвей. — Должно быть, он уже закончил разбирательство с теми лесорубами.

— Он поверит их рассказу?

— Хотелось бы надеяться, что нет; однако, зная Осберта, думаю, что поверит.

Лиссон передал Нэшу повод его коня, и они двинулись через лес.

— Если поверит, для нас это будет опасно.

— Именно, — кивнул Нэш. — Если дровосеки не ошиблись и действительно поймали колдуна, нужно позаботиться, чтобы никто больше об этом не узнал. Даже Осберт. Что же касается самого колдуна… Есть только один путь больше узнать об истинной судьбе Финлея Дугласа.

— Вы должны отправиться на юг, в Данлорн, и расспросить его брата, герцога Хаддона.

Да. Герцога Хаддона, Роберта Дугласа. Старого друга Селара, единственного человека, мешающего Нэшу стать ближе к королю. Воспоминания Селара все еще слишком яркие, а Данлорн явно не имеет намерений хоть чем-то угрожать королю. Селар все еще не забыл о старой дружбе, и питает тайную надежду восстановить прежние связи. Пока эти надежды живы, Нэшу никогда не удастся стать незаменимым.

Нэш остановился, перехватил повод, вскочил в седло и кивнул Лиссону.

— У меня сегодня ночью встреча с Паско. Нужно, чтобы разбойники не прекращали набегов. Селар все еще намерен напасть на Майенну весной, и чем больше народ будет бояться разбойников, тем охотнее примет участие в войне. Я хочу, чтобы вы дождались Паско. После этого возвращайтесь в Фенлок. Найдите себе работу в деревне и присматривайте за леди Дженнифер. Если у нее побывает какой-нибудь подозрительный посетитель, дайте мне знать.

Лиссон мягко улыбнулся, но в глазах его не было доброты.

— Например, Финлей Дуглас.

Да, особенно Финлей Дуглас. Если он, как подозревал Нэш, и есть Враг, тогда нужно любой ценой не дать им встретиться. Никак нельзя позволить Врагу и Союзнице объединить силы.

Когда за дровосеком закрылась дверь, Осберт откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Маленькая гостиница в Килфедире оказалась очень подходящим местом для проводимого им расследования, но удобствами не отличалась. Пробыв здесь три дня, Осберт начал испытывать отвращение к своей каморке над общим залом, не говоря уже о долетавших снизу запахах.

Осберт через плечо взглянул на стоящего у окна Нэша. Молодой человек, упершись руками в раму, подставил лицо прохладному ветерку, долетавшему из лесу. Советник очень изменился за последний год, с тех пор как стал близок к Селару, но все же, казалось, весьма дорожил своим постом в Гильдии, хотя и мог бы благодаря покровительству короля сбросить плащ гильдийца и посвятить себя придворной карьере.

— Ну, так что? — пробормотал Нэш. — К какому заключению вы пришли?

Осберт снова взглянул на разложенные перед ним на столе предметы: небольшую обкатанную водой гальку и перстень Финлея Дугласа с изображением орла. Предполагалось, что камешек обладает какой-то силой, но Осберту ничего такого обнаружить не удалось. Можно было полагаться лишь на свидетельства дровосеков… Но перстень?

— Что вы ответите, если я выскажу мнение: Финлей Дуглас колдун?

Нэш остался неподвижным.

— Вы обнаружили что-то еще?

— Так вы согласны со мной?

— В том, что перед вами перстень Финлея Дугласа? Вы же встречались с молодым человеком. По описанию, похоже, верно? Но есть ли что-нибудь еще?

Осберт отодвинул стул и поднялся.

— По легендам, сила колдуна заключена в амулете, который он носит с собой, — вроде такой вот гальки. Если это так, то откуда у узника взялась сила, позволившая ему бежать: ведь камешек у него отобрали стражники?

— Ему могли помочь.

— Кто? Уж не хотите ли вы сказать, что по Люсаре бродят толпы колдунов, о которых мы ничего не знаем? Уж не верите ли вы кучке суеверных, необразованных, темных лесорубов?

При этих словах Нэш обернулся; его гладкий лоб прорезала тонкая морщинка.

— Нет, конечно. Я просто хочу напомнить вам: леди Дженнифер Росс сказала мне, что видела Финлея утонувшим.

Осберт пожал плечами:

— Она могла ошибиться. Вы говорите, она никогда раньше не встречала Финлея. Она полагалась лишь на утверждение Роберта, что тот увез с собой именно тело брата.

— Тогда разве не следовало бы нам допросить Данлорна? Конечно, следовало бы. Но что скажет Селар? Разве не приказал он Гильдии оставить Роберта в покое? Впрочем, тут ситуация иная. На этот раз, похоже, молодой герцог и правда что-то скрывает.

— Мы сегодня же отправимся на юг. Думаю, Данлорн уже добрался до дома даже, несмотря на наводнение. Сомневаюсь, чтобы он ожидал нашего прибытия.

— В этом случае он не успеет подготовиться к допросу, — улыбнулся Нэш, и его темные глаза блеснули.

Осберт несколько мгновений задумчиво смотрел на Нэша, потом повернулся и пересек комнату, чтобы налить себе из кувшина кислого белого вина, поданного гильдийцам хозяином гостиницы. Дрянь ужасная. Если бы он знал, что в здешних местах ничего лучше не найти, то захватил бы с собой бочонок приличного вина из Марсэя.

Нэш наблюдал за ним с тем напряженным вниманием, которое он обычно проявлял лишь в присутствии Селара.

Осберт глотнул вина и подождал, пока горло перестанет саднить, потом продолжал:

— Селар не доверяет вам, знаете ли. В будущем, наверное, он станет вам верить, но пока до этого далеко. Вам нужно научиться терпению.

В первый раз на лице Нэша отразилось замешательство.

— Что вы об этом знаете?

Осберт не сдержал улыбки. Как ни ловко Нэш втерся в доверие к королю, он, по-видимому, не подумал о том, что к тому же стремятся и другие.

— Не думаю, чтобы вы так быстро заслужили право на высокомерие, Нэш. Может быть, вы и достигли высокого положения, но еще не такого высокого, чтобы вам не грозило падение.

— Вы мне угрожаете? — Нэш, нахмурясь, отошел от окна и скрестил руки на груди.

— И в мыслях не было. Я просто сообщаю вам свое мнение. Я уже двадцать лет при дворе и видел, как люди и возвышались, и теряли влияние. Люди не менее способные, чем вы. Селар доверял только одному человеку.

— Данлорну. Да, Селар говорил мне об этом.

— А говорил он вам, почему изгнал Данлорна из совета?

— Я слышал, тот бросил вызов Гильдии, стал противиться проктору.

— Именно. Данлорн позволил пропасти между собой и Гильдией углубиться, потому что не понял, кому в Люсаре принадлежит истинная власть. — Осберт сделал еще один глоток и переплел пальцы вокруг кубка. — Он позволил гордости затуманить рассудок.

Нэш рассмеялся, подошел к столу и тоже наполнил кубок.

— И вы еще обвиняете меня в высокомерии! Я благодарен вам за предупреждение, господин, но не могу не гадать: почему вы его высказали?

— По очевидным причинам, мне кажется. Когда Вогн уйдет, я хочу занять его место. Для этого мне не нужна помощь Селара, но потом я хочу пользоваться его поддержкой. Хотелось бы надеяться, что вы побудите короля оказать ее мне. При дворе не много людей, способных влиять на Селара, и вы, один из них.

На секунду глаза Нэша вспыхнули огнем, которого Осберт никогда раньше не видел. Причина не могла крыться в преданности Вогну никто не сомневался, что Нэш считает проктора идиотом. Такая реакция была, по меньшей мере, странной… Впрочем, пока Нэш соглашается поддерживать его, какое дело Осберту до того, что в душе молодого человека полыхает адское пламя?

— Вы всегда пользовались моей поддержкой, милорд, — ответил Нэш, и в его голосе прозвучала теплота. — Я окажу вам всю помощь, на какую способен.

Осберт улыбнулся:

— Прекрасно. А теперь не отдать ли вам необходимые распоряжения вашим людям? Я хочу выехать в Данлорн завтра утром.

— Конечно, легат.

Вблизи Килфедира тайную встречу устроить было бы невозможно: слишком многие узнавали Нэша, глазели на него и уступали дорогу на улицах деревни. Плащ гильдийца всегда оказывал такое действие, однако теперь атмосфера ожидания драматических событий особенно сгустилась.

Поэтому Нэшу пришлось отправиться на лесную поляну, озаренную лунным светом, туда, где уже не были видны деревенские огни. Это было удачно выбранное место. Если бы Паско и в остальном проявлял такую же осмотрительность!

— Я же тебе говорил! — рявкнул Нэш, раздраженно глядя на подручного. — Я велел тебе убраться оттуда! Ты не послушался, и теперь я потерял целый отряд. Что ты за глупец!

Паско попятился, но уперся спиной в ствол дерева.

— Мне очень жаль, хозяин. Я ведь предупреждал вас, что такое может случиться. Я сколько раз говорил, что золота нужно больше, иначе мои люди займутся грабежами. Вы же знаете, времена тяжелые и в деревнях и на фермах немногим поживишься. Там по большей части живут бедняки, у которых ничего нет.

— Это я знаю! — бросил Нэш, делая несколько шагов вперед, так что оказался угрожающе близко к прижавшемуся к дереву человеку. — Нападения и должны совершаться на бедных и беззащитных, в этом их смысл. Ты знал об этом, когда брался за дело! Так почему же, во имя всех богов, позволил ты отряду оказаться так близко к Данлорну? Разве ты не знал, что герцог опытный воин, знаменитый заботой о своих людях? Тебе что, и в голову не пришло, что он найдет способ положить конец нападениям на свои земли? Клянусь дыханием Бролеха, Данлорн чуть не единственный человек в этой несчастной стране, которому не безразличны страдания народа!

— Я… Простите, хозяин, я… Нэш ничего не желал слушать.

— Так, значит, твоих людей обуревает жадность! Если желаешь получить больше денег, заработай их! Передай всем главарям: я желаю немедленно узнать, если где-нибудь объявится Финлей Дуглас. Где именно он объявится, куда направится и с кем. А тем временем держи своих парней в узде и подальше от таких, как Данлорн. Ты меня понял?

Нэш умолк, услышав хруст ветки в чаще. Он обернулся и увидел приближающегося Лиссона.

— Простите, хозяин, но у меня для вас известие.

— Известие? От Осберта? Лиссон покачал головой:

— Нет, хозяин. От барона де Массе. Де Массе? Здесь? О боги!

Нэш со свистом втянул воздух.

— Паско! Ты слышал мой приказ. Позаботься, чтобы больше мне не пришлось тревожиться из-за твоих людей, иначе я проучу их сам!

— Да, хозяин.

Нэш подождал, пока Паско не отошел подальше, пока уже даже шагов его не стало слышно. За это время гнев его улегся, мысли прояснились. Только тогда повернулся он к Лиссону:

— Где он?

— Ждет вас на кладбище у церкви, хозяин. Он один.

— На кладбище у церкви? Подходящее место! Полностью взяв себя в руки, Нэш пошел впереди Лиссона к деревне. Там он отправил Лиссона вперед, приказав тому стоять на часах, потом по безлюдной улице быстро двинулся к низкой стене, окружающей прилегающее к церкви кладбище. Да, де Массе здесь, невидимый в темноте, но легко обнаруживаемый колдовским зрением. Уж слишком он рискует…

— Я ценю честь, которую вы мне оказали своим приходом, — раздался мягкий голос. — Как я понимаю, вы сейчас ужасно заняты: как всегда, услужаете какому-нибудь королю. Хлопотное и утомительное дело.

Нэш перелез через стену и присоединился к де Массе, скрытому черной тенью церкви.

— Что вам нужно, Люк?

В темноте блеснули белые зубы. Де Массе улыбался.

— А как вы думаете?

— Ваша помощь мне не требуется. Я ведь говорил вам об этом.

— Если бы вы нуждались в нашей помощи, не сомневайтесь, я бы ее предложил.

— Этого я не желаю.

Де Массе тихо рассмеялся и подошел чуть ближе; теперь Нэш видел знакомое невероятно красивое лицо.

— Уверены ли вы, мой старый друг? Я знаю, наши ребята вам помогают, но ведь никто из них не умеет думать, и это, должно быть, отнимает у вас много сил, не говоря уже о ваших собственных делах. Возня с наложением Уз требует изрядного напряжения.

— И вы решили, что поэтому мне требуется вмешательство малахи? Мы с вами обсуждали это еще много лет назад. Вам известны мои условия. Или вы хотите сказать, что теперь ваши братья передумали? Феленор или даже сам Гилберт? Они готовы подчиниться мне?

Де Массе неловко пожал широкими плечами:

— Подчиниться, присоединиться какая разница? Я хочу знать одно: вы все еще считаете, что справитесь в одиночку?

Неожиданно все части головоломки стали занимать свои места. Это ночное свидание, неожиданное появление де Массе в глухой деревеньке… Следовало догадаться обо всем раньше.

— Я так и знал, что рано или поздно вы вмешаетесь, хотя мне и удивительно, что вы взялись за дело лично. Человек вашего положения? Владыка Даззира? Можете ничего мне не говорить до вас дошли слухи, что здесь поймали колдуна, и вы решили прибрать его к рукам. Бросьте, Люк! Неужели вы думали, что опередите меня?

— На самом деле… — де Массе помолчал, и в его синих глазах мелькнул отблеск лунного света, — я был неподалеку, а Гилберт находился здесь, в Килфедире, в ту самую ночь, когда сбежал колдун. Что вы на это скажете? Так вы все-таки захватили его?

— Если бы! — рассмеялся де Массе. — Уж не думаете ли вы, что я стал бы терять время на разговоры, окажись в моих руках один из салтипазар? Клянусь Ключом, и не подумал бы! Я вырвал бы его сердце из груди собственными руками!

— Но вы только предполагаете, что он салтипазар. Вполне можно ожидать, что это просто самородок, ни в чем не повинный, которого поймали случайно.

— Ну, тогда он должен быть очень могущественным самородком, — отмахнулся де Массе. — Настолько могущественным, что ради него вы бросили свой уютный дом в Марсэе и кинулись сюда.

Нэш покачал головой:

— Так чего же вы все-таки хотите? Я не могу болтать тут с вами всю ночь. Если я скоро не вернусь, меня хватятся.

Де Массе обвел взглядом погруженное в темноту кладбище, потом снова посмотрел на Нэша. Луна поднялась уже достаточно высоко, чтобы оба они рисковали оказаться на свету. Де Массе, никогда не отличавшийся скромностью, был облачен в легкий плащ царственного пурпура с золотой отделкой в цвет белокурых кудрей. Его белая рубашка из тончайшего полотна была вышита по вороту и манжетам символами, которые смогли бы понять лишь малахи.

Да, барон очень рискует, однако не пренебрегает защитой: де Массе был, вероятно, самым могущественным из малахи.

— Ну, так что? — поторопил его Нэш. — У меня мало времени.

— Когда к нам вернется Валена?

Ну конечно. Малахи очень не любят терять своих людей, особенно лучших. Хорошо еще, де Массе не знает о том, что в окрестностях Данлорна месяц назад был убит малахи-перебежчик.

Нэш пожал плечами:

— Валена сама решит, когда ей расстаться со мной. Пока она вполне счастлива. Впрочем, уверен, что как только ее чувства переменятся, она побежит к вам.

Любезность де Массе наконец-то дала трещину; он посмотрел в глаза Нэшу ледяным взглядом.

— Что вы с ней сделали? Вы ведь не превратили ее в одну из своих рабынь?

Теперь была очередь Нэша усмехнуться.

— Как мог бы я так поступить со столь прекрасной женщиной!

Де Массе запахнул свой роскошный плащ.

— Если за все эти годы я что-то и узнал о вас, мой друг, так только одно: вы ни перед чем не остановитесь ради вашего так называемого предназначения. Я просто хочу, чтобы вы запомнили: если с Валеной что-то случится, вы будете иметь дело со мной лично.

Нэш молча ждал, пока де Массе отойдет достаточно далеко, чтобы счесть, что последнее слово осталось за ним, и тем потешить свою гордость. Потом он протянул:

— Она не скучает по вам, знаете ли. Ни по кому из вас. И уж подавно она не вспоминает вас в постели.

Де Массе помедлил, обернулся к Нэшу и бросил:

— Все же запомните мои слова. — Сказав это, он исчез в темноте.

Какая дерзость: явиться сюда и пытаться узнать что-то о колдуне! Ну и что, если Финлей Дуглас салтипазар? Уж не полагает ли де Массе, что каждый салтипазар на континенте его законная добыча? Он просто глупец и к тому же слепой глупец!

Ну и ночка выдалась! Сначала Осберт со своим удивительным предложением, потом Паско и вот теперь де Массе! Что еще его ожидает?

Со вздохом Нэш снова перелез через стену, позвал Лиссона и двинулся к таверне. Общий зал был почти пуст; не разошлись еще только самые закоренелые пьяницы. Они расположились вокруг еле тлеющего в очаге огня, как мокрые крысы, и проводили Нэша глазами, когда он пересек помещение и подошел к ведущей наверх лестнице. Все местные жители вздохнут с облегчением, когда гильдийцы покинут их деревню; во взглядах не было доверия, только страх.

Нэш собирался сразу улечься спать, но на площадке лестницы его ждал Осберт.

— Надеюсь, вы не таскались по местным шлюхам, Нэш, — с кривой улыбкой протянул он. — Вогн такого не одобрил бы.

— Нет, господин, — коротко ответил Нэш; он слишком устал, чтобы поддержать шутливый разговор. — Я просто прогуливался.

— Что ж, хорошо, что я вас повстречал. Ко мне только что явился королевский гонец. Похоже, на юг я поеду в одиночестве. Селар желает, чтобы вы вернулись ко двору. Ему требуется полный отчет обо всем, что мы тут обнаружили.

— Что?! — Нэш резко остановился. Проклятие! Почему именно сейчас? Ему обязательно нужно самому побывать в Данлорне! Осберт не настолько ловок, чтобы распознать ложь, если герцог начнет вилять. Если Нэш не попадет в Данлорн сейчас, он может никогда не дознаться правды насчет Финлея!

— Он желает видеть вас при дворе, Нэш. Немедленно. Вы можете, конечно, подождать до утра, но на вашем месте я не стал бы раздражать короля. К тому же он явно по вам скучает. Разве это вас не радует?

Нэш стиснул зубы и постарался не показать разочарования.

— Хорошо, милорд. Я выеду на рассвете. — Он сделал глубокий вдох и подошел вплотную к Осберту. — И я был бы весьма признателен, если бы мы с вами обсудили результаты расследования — прежде чем вы подадите отчет проктору.

Осберт усмехнулся и двинулся к двери своей комнаты.

— Конечно, Нэш. Мы ведь союзники, не так ли?

ГЛАВА 3

В глубинах Голета Финлей расхаживал по коридорам Анклава. Его терзало беспокойство и мучило одиночество.

Он бродил по темным проходам час за часом, углубляясь в пещеры, в которых никогда раньше не бывал, кладовые, где хранилось зерно, одежда и топливо; коптильни, где с балок свешивались говяжьи туши, похожие на висельников. Финлей долго просидел около Огненного озера, следя за струйками пара, поднимающимися от горячей воды, словно молитвы, возносящиеся к небесам. Даже душный воздух, полный испарений и запаха серы, не мог заставить его отвлечься от грустных мыслей.

Во всем виноват он сам, виноват из-за собственной глупости и непредусмотрительности. Если бы он не отвлекся, может быть, ему удалось бы предотвратить падение Роберта со скалы; если бы был более внимательным, заметил бы дровосеков и не стал пользоваться аярном для поиска пропавшего брата. Будь у него хоть немного ума, он спрятал бы фамильный перстень где-нибудь в камере, так что стражникам никогда не удалось бы узнать, кто такой схваченный ими колдун. И уж наверняка было что-то, что он мог бы сделать, чтобы не дать Роберту предстать перед Ключом.

И вот теперь Роберт изгнан из Анклава, а он сам навсегда стал его узником, потому что стоит ему покинуть убежище, как за ним начнется охота по всей Люсаре.

Финлей медленно двинулся по проходам наверх, рассчитывая оставить уныние в глубине горы, но мрачное настроение было неотступным, как болезнь, оно тяжело давило ему на плечи, окрашивало темными красками мысли, не давало почувствовать умиротворение раннего утра.

Рассеянный, нерешительный, он вошел в столовую, налил себе в кружку горячего чая и уселся на скамью в дальнем углу. В этот час здесь было немного народа; все старались держаться подальше от Финлея. Тот оперся локтем о стол и мрачно уставился в свою кружку.

Блюдо с черствым хлебом и сыром, появившееся перед ним, показалось ему спасением. Потом кто-то, Патрик, уселся рядом за стол и принялся за еду. Патрик не смотрел на Финлея, сосредоточенно поглощая завтрак. Только подобрав последнюю крошку, он заговорил:

— Если так пойдет и дальше, ты свихнешься еще до конца месяца.

— Что?

Патрик помахал в воздухе ножом.

— Послушай моего совета, Финлей. Найди себе дело. Все эти бесцельные блуждания сведут тебя с ума. Ты это знаешь, я знаю, да знают все.

— Неужто? — протянул Финлей. — И чем же ты предлагаешь мне заняться, а? Сделаться пахарем? Или пастухом? Не думаешь же, ты, что мне хочется здесь оставаться! Проклятие, я всю жизнь ездил по стране или жил дома, в Данлорне. Я всегда был свободен, а теперь я пленник, пленник собственной глупости!

Патрик пожал плечами и отбросил со лба волосы.

— Ты мог бы учить детей, но сомневаюсь, что такое занятие будет тебе по душе. Много работы в библиотеке: Аселин всегда будет рад, если кто-то поможет ему с переводами.

— К черту, Пат! — Финлей с такой силой ударил кулаком по столу, что блюдо подпрыгнуло и зазвенело. Разговоры в столовой стихли, все глаза обратились на Финлея. Тот ответил яростным взглядом, и люди поспешно стали отворачиваться.

— Им же все известно, Финлей, — тихо пробормотал Патрик, и в его светлых глазах блеснуло отражение свечи. — Все знают, что случилось с тобой, с Робертом, Дженн и Ключом. Некоторые слышали слова Ключа, другие узнали о них позднее.

— К чему ты клонишь? — Финлей повернулся к Патрику, но теперь ему хватило самообладания говорить тихо.

— Ты много раз говорил Роберту… Говорил о том, что, нравится это ему или нет, люди ждут от него руководства. Теперь, когда он изгнан, они ждут того же от тебя. Не спрашивай меня, на что они рассчитывают, но тебе прекрасно известно: для каждого из них нет ничего важнее надежды, что когда-нибудь, хоть в далеком будущем, мы все освободимся из нашей темницы. — Патрик поднялся и взял свою кружку и блюдо. — Найди себе, чем заняться. Чем-нибудь полезным, Финлей. Не ты один живешь в клетке.

Уилф всю ночь прождал, пока ум его прояснится, а чувства успокоятся, чтобы не отвлекать от дела. Когда он вышел из своих комнат, уже почти рассвело. Он совсем не испытывал усталости, хотя и не сомневался: стоит ему лечь, и он тут же уснет.

Коридоры были пусты, и лишь изредка до слуха Уилфа доносился легкий шум: из столовой или тех помещений, где люди начинали готовиться к дневным трудам. Приятное, знакомое теплое ощущение…

Уилф бесшумно и целенаправленно спустился в главную пещеру. Выйдя на галерею, откуда можно было окинуть взглядом все огромное пространство, он на мгновение положил руку на холодные перила, потом спустился по лестнице. Справа от него лежал зал совета с его обшитыми панелями стенами, а справа высилась кованая опора с висящим на ней невзрачным колоколом. Уилф всегда чувствовал себя здесь маленьким и ничтожным; высота купола и сила Ключа заставляли его казаться себе карликом.

Уилфу не удалось бы сделать задуманное в одиночестве, даже в столь ранний час. Проклятие, Ключ слишком доступен для всех! Уилф не осмеливался закрыть главную пещеру для остальных членов Анклава — это вызвало бы слишком много вопросов. Что ж, раз он не может остаться здесь один, по крайней мере, молчание никто не нарушит.

Руки Уилфа начали дрожать, и он крепко стиснул их, молясь в душе о ниспослании ему мужества. Решительно выпятив подбородок, он в упор посмотрел на черный колокол. Ближе к Ключу подойти он не рискнул, боясь полностью пробудить: тогда колокол вспыхнул бы и превратился в темную туманную сферу. Если бы это случилось, сбежался бы народ; люди толпились бы за спиной Уилфа, смотрели бы с галереи. Так бывало всегда, каждый колдун Анклава всегда знал, когда Ключ пробуждался.

Уилф приходил сюда каждый день с тех пор, как изгнал Роберта, приходил и задавал одни и те же вопросы. Ответом ему была тишина. Только упрямство заставляло его снова и снова молить Ключ просветить его.

Уилф осторожно потянулся разумом к спящей сфере и ощутил чье-то присутствие в своем сознании, присутствие, удивившее и испугавшее его, когда он стал избранником Ключа. Теперь до конца жизни ему предстояло чувствовать в себе другого. Всегда ободряющее, никогда не оставляющее его в одиночестве присутствие… И всегда безмолвное.

Уилф сделал глубокий вдох и сосредоточился на колоколе, на Другом в своей душе, силой воли пытаясь установить более прочную связь. Каждый мускул его напрягся, все его существо было полно жажды понимания.

«Что оно значит, то пророчество, которое ты изрек Роберту? И зачем тебе эта девчонка, Дженн? Почему связана она Узами с твоим врагом? »

Поняв, что его снова постигла неудача, Уилф закрыл глаза.

«Зачем ты так терзаешь меня? Те двое обладают даром мысленной речи; они имеют предназначение, которое ты не пожелал раскрыть. Если мне следует помочь тебе, ты должен открыть мне, каким образом. Хочешь ли ты, чтобы я привел сюда Дженн? Нужно ли, чтобы она заняла мое место? »

Напрягая слух, с колотящимся сердцем Уилф ждал ответа. Следует ли ему уйти из пещеры? Или пробудить Ключ и заставить его дать ответ? Только ответит ли он?

Ведь если не ответит, все будут знать, что Ключ больше не говорит с Уилфом. Все будут знать, что Ключ больше полагается на тех двух чужаков, а ему, Уилфу, не доверяет. Неужели Ключ избрал тех двоих, не питающих преданности к Анклаву, колдунов, чью силу испуганное воображение Уилфа даже представить себе отказывалось?

«Они — моя погибель».

Была ли это собственная мысль Уилфа или ее навеял ему Ключ?

«Ради всех богов, — взмолился Уилф, — открой мне свою волю! »

— Не страшись. Она придет.

Уилф вздрогнул, услышав тихий шепот. Его глаза широко раскрылись и уставились на колокол.

Опять загадки? И никаких объяснений!

Да, ничего больше, только молчание. Хоть Ключ и заговорил с ним, ни утешения, ни указаний в этом призрачном шепоте не было. Уилфу оставалось только ждать.

Хотя и позже, чем ожидал Патрик, но все же Финлей явился к нему. Он не сразу вошел в комнату: сначала лишь прислонился к притолоке двери, мрачно глядя на Патрика. В свои двадцать четыре года Финлей уже выглядел внушительно, как и все мужчины семейства Дугласов. Он был высоким и тонким, с пронзительным взглядом, и даже незаживший шрам на правой щеке не делал его уродливым. В последнее время Финлей стал одеваться в черное; некоторые говорили, что в этом он подражает брату, другие, менее милосердные, что выбор одежды связан с трауром по его будто бы случившейся кончине. Патрик, конечно, не верил ни в то, ни в другое: Финлей был слишком серьезен для подобных вольностей. Жаль, кстати…

Когда появился Финлей, Патрик не поднял головы и продолжал писать, склонившись над столом. Хотя он и переводил по-прежнему лежащий перед ним манускрипт, большая часть его внимания сосредоточилась на темной фигуре у двери.

— Понимаешь, я сам во всем виноват, — наконец заговорил Финлей. — Мне следовало больше прислушиваться к тому, что говорил Роберт.

— Не ты один совершал такую ошибку, — ответил Патрик, обмакивая перо в чернила. Краем глаза он видел, что Финлей вошел в комнату и бродит по ней, рассеянно разглядывая кипы книг.

— Ну так вот. — Финлей остановился, уперев руки в бока. Его глаза блестели не только от отражающегося в них света свечи. — Ты хочешь, чтобы я чем-нибудь занялся? Я готов, но мне нужна твоя помощь. Предупреждаю: мой замысел может тебе не слишком понравиться.

Патрик отложил перо и взглянул на Финлея сквозь упавшие на лицо светлые волосы.

— Он имеет отношение к пророчеству или к Роберту?

— Только по ассоциации. Я хочу с твоей помощью проделать один опыт… Ты готов помочь?

— Не знаю, — пробормотал Патрик. — Я думал, ты собираешься поговорить об Узах или о чем-то подобном.

— Меня уже тошнит от разговоров об Узах, Патрик, — бросил Финлей, потом виновато покачал головой. — Прости меня, но они же бессмысленны. Узы… Роберт и Дженн никогда не поженятся: Якоб никогда не даст согласия, даже если Роберт захочет. Так что толку снова это обсуждать?

— Ну, может быть, мы смогли бы лучше понять…

— Послушай, собираешься ты помочь мне или нет? Патрик мгновение смотрел на Финлея, потом поднялся, взял с полки флягу и два кубка, наполнил их душистым красным вином и протянул один Финлею. Снова усевшись и пригубив вино, он начал:

— Знаешь, в первый раз, когда мы повстречались с Робертом, он все никак не мог поверить, что я никогда не покидал горы. Ему тогда было девять, мне на год меньше. Его родители думали, будто он отправился в какой-то монастырь. Он тогда мчался по коридору, убегая от чего-то, а я вышел из-за поворота со стопкой книг, и он на меня налетел. Мой учитель этого не видел, но разбросанные по полу книги, одна из которых очень пострадала, заметил. Он уже собрался высечь меня, когда Роберт подошел, поклонился и со своей знаменитой улыбкой извинился. Мой учитель, а он был в главной пещере накануне, когда Ключ говорил с Робертом узнал его и велел убираться, а меня отругал и строго-настрого запретил впредь разговаривать с Робертом. — Патрик заметил, что Финлей улыбается. — Только выбора у меня не было. С того дня Роберт не давал мне прохода: ему хотелось узнать, каково это родиться в Анклаве и никогда не покидать его. Чего он только не придумывал… — Патрик покачал головой и осушил кубок. — Вот уже двадцать лет кто-нибудь из Дугласов все время втравливает меня в неприятности. Так с какой стати мне теперь менять привычки? Что я должен сделать?

— Не очень-то мне это нравится, — пробормотал Арли, помогая Марте устроиться в кресле в комнате Финлея. Она была уже на последнем месяце беременности, так что озабоченность мужа можно было понять. Впрочем, Марта сама вызвалась помочь, и она лучше всех подходила для этого.

Арли выпрямился и повернулся к Финлею:

— Ты точно представляешь себе, что собираешься сделать?

— Насколько это мне доступно. Я ведь тебе говорил: мы с Робертом отправились в горы, чтобы проверить указание на то, где находится Калике.

— А пещеру вы нашли до или после того, как обнаружили стержень?

— До того. Роберт в пещере прибег к умениям искателя, сосредоточившись на свойствах Ключа. Тогда-то он и обнаружил серебряный стержень, выглядевший как разбитый кувшин.

Арли с сомнением взглянул на Финлея, но тут заговорил Патрик:

— Я видел стержень. Он изготовлен не в наши времена и не в нашей стране. Понятия не имею, что он может делать или для чего предназначен, но не сомневаюсь, что какое-то отношение к Каликсу он имеет.

Арли только слегка смягчился от этих слов, и Финлей похлопал его по плечу:

— Не тревожься. С ребенком ничего не случится, Арли. Марта ведь только поможет мне впасть в транс. Да и вы с Патриком рядом на случай осложнений. Ты опытный целитель, ты прекратишь все это, если захочешь.

— Я не очень подготовлен к такому, но твои доводы меня убедили. — Арли улыбнулся, чтобы успокоить жену.

— Так можем мы начинать? — Патрик чуть не подпрыгивал на месте от волнения. — Ты знаешь, что нужно искать? И учти: у тебя может ничего не получиться. Роберт искал Калике в ограниченном пространстве. Я знаю, что как искатель ты сильнее его, но это не значит, что ты не можешь погибнуть, если перенапряжешься.

— Потому-то мне и нужна ваша помощь. — Финлей улегся на постель и взял Марту за руку. — Я собираюсь просто побродить вокруг. Если в радиусе сотни лиг от Голета есть что-то, по свойствам сходное с Ключом, я это найду. Если у кого-нибудь есть лучшее предложение, как найти Калике, скажите мне. Если нет, то оставьте споры до тех пор, пока я вернусь.

Патрик придвинул табурет и уселся с другой стороны постели. Арли остался на страже у двери. Когда он складывал руки на груди, его увечье не было заметно. Всю затею нужно было держать в секрете от членов совета: они все еще ничего не знали о серебряном стержне.

Теперь, приготовившись начать, Финлей неожиданно почувствовал ужас. Действительно ли он достаточно силен, чтобы охватить колдовским зрением такое огромное пространство? Не попытается ли Ключ помешать ему? Такая попытка, даже при том, что Марта следит за ним вполне могла его убить.

— Дыши глубоко, Финлей, — тихо сказала Марта. — Вслушивайся в мой голос. Не напрягайся. Мы не знаем, как на тебе отразится такое усилие, поэтому береги силы.

Полночь была, безусловно, лучшим временем для их затеи. Большинство жителей Анклава уже улеглись спать, на гору опустилась тишина, небо очистилось от туч. Лежа в темной комнате, Финлей постарался расслабиться, сжал в левой руке свой новый аярн и протянул правую Марте.

Ему пришлось сделать усилие, чтобы побороть панику. Все получится. Обязательно получится.

По совету Марты он начал глубоко дышать, прислушиваясь к ее голосу и под ее руководством все глубже погружаясь в транс. Скоро он перестал видеть комнату, собравшихся вокруг него людей, даже свою постель. Потом исчезло и ощущение собственного тела.

Освободившись от всех физических ограничений, Финлей скользнул в ночь. Это было делом легким и знакомым. Тысячи раз он проделывал подобное, позволяя своему разуму свободно плыть над землей. Когда его сознание покинуло Анклав, он на мгновение заметил стражей, охраняющих подступы к горе; их ауры были ему знакомы, действия предсказуемы.

Полный ощущения силы, Финлей с высоты обвел взглядом долины, удаляясь, все дальше на восток от Анклава. Он не видел ничего, кроме тьмы, но так бывало всегда, и иного он и не ожидал. Заметна, оказалась бы лишь аура знакомого ему колдуна. Однако Финлей высматривал не колдунов, он сосредоточился на Ключе, как будто искал его, а не Калике; теперь, после того как Ключ говорил с ним, Финлей лучше представлял себе сущность того, что пытается найти. Постепенно возникшее чувство, будто что-то тянет его назад, сказало Финлею, что он на правильном пути: это Ключ пытался воздействовать на него, пытался помешать. Однако Финлей высвободился и окинул колдовским взглядом еще большие просторы. Все дальше, дальше, в поисках ауры, похожей на ауру Ключа. Может быть, он смог бы дотянуться до Данлорна. Может быть, смог бы даже коснуться стержня, скрытого в замке. Если это ему удастся, тогда не останется сомнений.

Что это?

Словно попав в сильное течение, Финлей почувствовал рывок; его отбросило на запад, обратно к Голету. Он попытался высвободиться, но обнаружил, что прикован к ауре, которую обнаружил. Ему ничего не оставалось, кроме как сосредоточиться на находке, на этой единственной точке в ночи. Аура была ему знакома, да, и так сильна, что оторваться от нее Финлей не мог. Знакомая аура и все же полная чего-то еще, о чем он мог только догадываться, чего-то бездонного и в то же время имеющего отношение к нему, Финлею. Какая мощь!

Дженн! Она приближается к Анклаву. Но ведь Роберт заверил его, что такого не случится, потому что для нее Анклав таит огромную опасность: завладеть девушкой по какой-то причине желает Ключ. Роберт поручил Финлею позаботиться о безопасности Дженн, если она когда-нибудь вернется сюда. Девушка явно очень много значила для Роберта, и Финлей без колебаний пообещал это брату.

И вот теперь Дженн едет в Анклав. Рядом с ее аурой виднелась еще одна, бледная и незаметная в сравнении с могучей колдовской силой девушки. Фиона! Значит, и она возвращается? Дженн ехала на гнедом мерине, и ее синий плащ развевался на ветру. О боги, Финлей способен видеть ее! Не просто ее ауру, а саму девушку, ясно и отчетливо. Тонкое лицо, блестящие голубые глаза, длинные темные волосы… Невероятно!

Финлей сделал глубокий вдох и рывком вернулся в собственное тело. Вздрогнув, Марта наклонилась вперед, вглядываясь ему в лицо:

— С тобой все в порядке? Что случилось?

Финлей сел и помотал головой. Его охватила ужасная слабость, и на мгновение ему показалось, что он лишится сознания. Затем неожиданно голова прояснилась.

— Не уверен, но думаю… думаю, что каким-то образом преодолел барьеры, ограничивающие силу искателя. Я только что видел Дженн, поднимающуюся в горы. Сейчас, этой ночью.

Финлей помолчал и снова сделал глубокий вдох. Глядя на Патрика, он прошептал:

— Дженн приближается к Анклаву. Приближается к месту, где попадет под власть Ключа. Мы должны остановить ее.

С вечера погода была пасмурной, однако к тому времени, когда они достигли врат, на небо высыпали звезды. Дженн пыталась смотреть на тропу, но великолепие небес все время заставляло ее поднимать глаза. Почему с вершины горы звездное небо кажется гораздо красивее, чем из долины?

Фиона ничего этого не замечала. Впрочем, она же много раз видела звездное сияние в чистом горном воздухе. Фиона рассказала Дженн все о себе: о том, как она росла в Анклаве, о том, что ее отцом был Маркус, джабир, глава совета, а матерью Айн, наделенная даром искательницы.

Айн. Это она нашла Роберта и впервые привела в Анклав, еще когда тот был ребенком.

Снова это чувство… Девушка ощутила знакомое замирание сердца при одной мысли о Роберте. Дженн знала, что это такое, но отказывалась признаться даже самой себе. В конце концов, что проку бояться? Как может она побороть свое отчаяние, свое незнание, кроме как отправившись в Анклав?

Почему он закрылся от нее? Они стали так близки, так успешно действовали совместно, чтобы вызволить Финлея из темницы, обнаружили, что способны мысленно разговаривать друг с другом… А потом Роберт отправился в Анклав и неожиданно порвал все связи. Почему?

Чернота врат поглотила ее, давящая и пугающая. К тому времени, когда они миновали туннель, Дженн была готова повернуть и обратиться в бегство.

— Что он здесь делает? — пробормотала из темноты Фиона.

Дженн вздрогнула, но тут же узнала знакомое лицо — через травянистую равнину к ним навстречу спешил Арли. У него в руках был фонарь, и он приветствовал путешественниц улыбкой.

— Добрый вечер, дамы. Как мило с вашей стороны навестить нас. Вы позволите мне предложить вам ужин?

Марта стелила постель для гостьи в кабинете Арли. Двигаться ей было трудно — мешал огромный живот, — но она кое-как справлялась. Патрик предложил свою помощь, но во всем, что касалось практических дел, он был совершенно беспомощен. Финлею это удавалось лучше: он нарезал хлеб и сыр и поставил на огонь чайник. Марта понимала: оба они стараются чем-то себя занять, чтобы только не думать о том, что случится, если Арли не встретит Дженн первым, до того, как о ее прибытии узнает Уилф.

А еще важнее было обстоятельство, которое никому из них не хотелось упоминать. Почему в поисках Каликса, аура которого должна была бы быть сходной с аурой Ключа, Финлей увидел — по-настоящему увидел — Дженн? Почему между Ключом и Дженн возникла эта невозможная связь?

— Идут, — прошептал Патрик от двери.

Марта вернулась в общую комнату и расправила фартук на выпирающем животе. Опытным взглядом она окинула накрытый Финлеем стол: со времени их возвращения прошлой осенью Марта потратила много сил на то, чтобы сделать помещения по-настоящему уютными. Здесь был их дом, с тех пор как Арли по милости мясников-гильдийцев лишился руки, покидать Анклав они не могли. Теперь комната выглядела теплой и гостеприимной — на полу лежали ковры, по обе стороны от очага стены были завешены гобеленами, по углам высились корзины с охапками сухих трав и цветов. Даже старый дубовый комод у двери Марта украсила бело-голубой дорожкой, которую сама соткала за зиму.

— Добро пожаловать! — Патрик приветствовал сначала Фиону, потом Дженн. Следом за ними вошел Арли. Он явно был очень доволен собой: как и прежде, до его несчастья, голубые глаза сверкали интересом к происходящему. Быстро поцеловав жену, он сразу начал ухаживать за гостьями, угощая их горячим чаем.

Марта с широкой улыбкой повернулась к Дженн:

— Как поживаешь, моя дорогая? Да ты выросла! Дженн тоже улыбнулась и обняла Марту:

— Ты тоже.

— Арли уверен, что у меня родятся близнецы, хоть я и уверяю его, что так выглядят все беременные женщины.

Фиона остановилась у двери и обвела взглядом всех собравшихся в комнате. Не показывая виду, что наблюдает за ней, Марта отметила ее смущение; впрочем, Фионе никогда не удавалось легко сходиться с людьми. У нее были резкие манеры, прямой характер и привычка всегда говорить то, что думает. В результате у нее не было друзей, и Марта предполагала, что поэтому-то Фиона и предпочитает не задерживаться в Анклаве. С тех пор как она стала взрослой, Фиона обычно поступала учительницей в знатные семьи в тех краях, которые интересовали ее как искательницу. Последние несколько месяцев она провела с Дженн в Элайте, обучая девушку пользоваться ее недавно обнаружившейся колдовской силой.

С ласковой улыбкой Марта подошла к Фионе, намереваясь снова попытаться пробиться сквозь ее броню.

— Проходи и садись, милая. Должно быть, путешествуя ночью через горы, ты замерзла. И проголодалась.

Фиона немного оттаяла и позволила Марте подвести себя к креслу. Объяснить все прибывшим должен был Финлей, но присутствие Фионы его смутило; впрочем, их отношения всегда были напряженными.

Когда все расселись, Марта толкнула Финлея локтем; тот, наконец, собравшись с мыслями, заговорил. Он сразу завладел общим вниманием, как обычно случалось с его братом, но если Роберт в таких случаях держался свободно, Финлею это не удавалось. Ему не хватало прирожденной уверенности в себе, и в результате его голос звучал отрывисто, а речь была сбивчивой.

Начал он с того, что спросил Дженн:

— Как вам удалось уехать из Элайты?

— Я… я сказала отцу, что если мы хотим притвориться, будто я собираюсь постричься в монахини, мне следует отправиться на богомолье в монастырь.

— А тебя не хватятся?

— Отец считает, что я буду отсутствовать месяц или около того.

— Когда мы с Робертом оставили тебя в Элайте, у тебя не было неприятностей?

— Ну, не то чтобы… — нахмурилась Дженн. Она обвела глазами всех по очереди, обдумывая более подробный ответ. Да, она изменилась. Теперь у огня сидела не та бездомная Девчонка, что попала в пещеры почти год назад, ничего не зная о своей колдовской силе и о столкновении интересов вокруг себя. Дженн повзрослела. Это проглядывало в каждом ее жесте, в каждом слове. И еще было что-то особое в том, как она смотрела на Финлея и как он смотрел на нее. Даже Фиона это заметила. — Что-то случилось? Что-то, о чем я не знаю?

Во внезапно наступившей тишине Марта посмотрела на Финлея, ожидая, что тот ответит. Он кивнул, поняв ее безмолвную просьбу, и сложил руки на груди.

— Что ж, поскольку кто-то должен обо всем рассказать, придется мне. Фиона, твоя мать отправилась в Марсэй. А Роберта изгнали из Анклава.

— Что?! — воскликнули одновременно обе девушки. Финлей продолжал:

— Когда мы с Робертом вернулись сюда, собрался совет, чтобы обсудить присутствие при дворе колдуна, которое ты почувствовала в прошлом году, Дженн. Они сочли, что это кто-то неизвестный, но наделенный большой силой, а потому следует приложить все усилия, чтобы привлечь его в Анклав. Вы знаете, что все здесь уверены: стоит найти кого-то, обладающего достаточной силой, чтобы должным образом управлять Ключом, и Ключ сообщит, где находится Калике, а это, в свою очередь, позволит нам жить открыто, на свободе, вне Анклава. Роберт пытался отговорить Айн от путешествия в Марсэй и предлагал предпринять попытку самому, но ни Уилф, ни Генри не пожелали доверить дело ему.

— Почему? — спросила Фиона, опередив Дженн.

— Они считали, будто Роберт что-то скрывает — еще с тех пор, как двадцать лет назад Ключ говорил с ним. Роберт никогда ничего об этом не рассказывал, и поэтому они перестали ему доверять. А Роберт был так обеспокоен намерением Айн отправиться в Марсэй, что согласился предстать перед Ключом и позволить тому принять решение.

— О боги на небесах и на земле! — прошептала Дженн. Финлей сглотнул.

— В присутствии всех членов совета и половины жителей Анклава Ключ снова говорил с Робертом — но на этот раз мы все слышали его слова. Ключ рассказал о том, что вы с Робертом можете мысленно разговаривать друг с другом, Дженн, и повторил часть пророчества, которое сообщил Роберту много лет назад. У меня здесь все точно записано… Потом, — Финлей запнулся, глядя на руки, — Ключ разбил аярн Роберта и велел ему не возвращаться в Анклав без тебя, Дженн. Уилф так рассвирепел от того, что Роберт обманул его насчет мысленной речи и пророчества, что изгнал из Анклава. Уезжая, брат предупредил меня, что Ключу доверять не следует. Возвращаться сюда он не собирается.

Марта не могла отвести глаз от лица Дженн. Удивительно, как хорошо научилась девушка скрывать свои мысли, даже от тех, кто хорошо ее знает. Дженн сидела напротив Финлея и, не отрываясь, смотрела на него, словно надеялась, что все сказанное просто его выдумка. Фиона тоже смотрела на Финлея, и обычная мрачная гримаса искажала ее красивое лицо. Наконец Дженн поднялась и сочувственно положила руку на плечо Финлея, но Фиона тут же выпалила:

— Так моя мать отправилась в Марсэй искать того колдуна, чье присутствие почувствовала Дженн? О боги, о чем только мать думала!

— Прелестная сценка!

Подняв глаза, Марта обнаружила, что в дверях стоит Уилф. Глаза его слезились и опухли.

— Мне следовало знать, что ты попробуешь выкинуть что-нибудь подобное, Финлей. Однако тебе следовало предвидеть, что стражи разбудят меня, как только увидят девушек. Жаль, что я не появился здесь раньше. Впрочем, как видно, ты уже рассказал все, что нужно знать Фионе и Дженн.

Марта сделала движение в его сторону, но Уилф жестом остановил ее:

— Я не собирался вас тревожить. Я пришел только сказать Дженн, что она должна поклясться в верности Анклаву или завтра утром уехать отсюда.

Финлей вскочил на ноги:

— Нет! Я не допущу такого!

— Тебя, Финлей, это не касается. Ну, так что, Дженн? Роберт был изгнан из Анклава по приказу Ключа. Мы больше не можем ему доверять, Ключ сам назвал его нашим врагом. Понимаешь, Дженн? Что скажешь?

Дженн медленно повернулась к Уилфу, но Финлей не дал ей заговорить.

— Я сказал нет, Уилф. Дженн не предстанет перед Ключом и не даст клятвы. Если ты попробуешь ее заставить, познакомишься с моим мечом.

О милостивый Серинлет, что же это такое? Финлей стоял перед Уилфом, глаза его сверкали решительностью, какую Дженн видела раньше, только когда он спорил с Робертом. Почему он так непреклонен?

Наконец Дженн заговорила:

— Все в порядке, Финлей. — Она подошла к нему и взяла за руку. — Правда, не из-за чего беспокоиться.

— Это не так. Поверь мне, Дженн. — Он пристально посмотрел в глаза девушке. Дженн повернулась к Уилфу:

— Мне очень жаль, Уилф, но мой ответ «нет». Если ты настаиваешь, тогда я должна говорить с советом в полном составе.

— Вот как! — бросил Уилф, и глаза его стали ледяными. — Ну, так ты можешь предстать перед советом прямо сейчас. Все уже собрались в зале и ждут. Что же касается тебя, Финлей… Не думай, что грозящая тебе опасность хоть на мгновение остановит меня. Один шаг за черту — и тебя постигнет та же судьба, что и твоего брата. Мне нет дела до того, что тебя поймает Гильдия и замучит до смерти. — С этими словами Уилф повернулся и вышел.

— Финлей, — выдохнула Марта, — нужно ли доводить его до такого?

Финлей молча глядел вслед Уилфу, решительно расправив плечи. Он медленно покачал головой и снова повернулся к Дженн:

— У меня нет выбора. Я дал Роберту слово.

Все члены совета, как и сказал Уилф, уже собрались в зале. На этот раз многие лица, бледные от постоянной жизни в пещерах, были Дженн знакомы. Жизнь под землей… что за существование! Разве им знакома прелесть летнего дня или ярость зимней бури? Этим людям чужды нормальные удовольствия; для них, полных апатии, времена года меняются незаметно. Представляют ли они себе, что, значит, жить в мире за пределами Анклава? И хотят ли знать?

Дженн не стала садиться: она не намеревалась здесь долго задерживаться. Финлей закрыл дверь и встал рядом с девушкой. В профиль он так походил на своего брата, что Дженн почти могла поверить, что около нее стоит Роберт, как это было, когда она впервые оказалась в этом зале. Однако сейчас Дженн чувствовала и различия, скрытые так глубоко, что она лишь теперь начинала их понимать. Например, готовность Финлея верить в то, чего он не мог ни видеть, ни понять. Он полностью полагался на Роберта, как Роберт — на Дженн.

А в кого же должна верить она сама?

— Ты передумала? — сразу бросился в бой Уилф. — Или все же позволила этому мятежнику сбить себя с толку?

Гнев сразу вспыхнул в Дженн ярким пламенем.

— О, я всегда позволяю другим принимать за себя решения.

Уилфа ее слова не позабавили.

— Не смей так разговаривать со мной, дитя, или я тебя заставлю пожалеть об этом.

— Чего ты от меня хочешь?

Уилф поднялся с места и уперся руками в стол.

— Я хочу, чтобы ты дала клятву, — ответил он. — Если ты откажешься, ты покинешь Анклав и не вернешься сюда, пока не поклянешься в верности.

— Почему?

— Потому что я больше не потерплю неповиновения! — Уилф стукнул кулаком по столу с такой силой, что звездообразный подсвечник подпрыгнул. Генри бросил на него недовольный взгляд, но, как и остальные члены совета, промолчал. — Есть вещи, понять которых ты не можешь. Надеюсь, ты прислушаешься к мудрому совету и поклянешься в верности.

Глядя ему в глаза, Дженн ощутила холодную ярость. Уж не думает ли он и в самом деле, что она позволит кому-то принимать решения за нее? Финлей не сказал ничего, кроме правды. Способны ли на такое и члены совета?

— Вы изгнали Роберта, не так ли? — ровным голосом начала Дженн, подходя вплотную к столу и обводя взглядом членов совета. Морщинистое лицо сидевшего на противоположном конце Уилфа выражало непреклонность. Он уже все решил — и только потому, что Роберт отстаивал свое право думать собственной головой. — Вы изгнали его, потому что так велел Ключ. Ключ сказал, что он враг. А сказал ли он, что и я враг тоже? Сказал ли, что и меня следует изгнать? Ответом было молчание.

— Сказал ли Ключ хотя бы, что от меня нужно требовать клятвы? — Снова ни единого ответа. — Как посмотрит Ключ на то, что вы подобным образом приписываете ему собственные желания?

— Как ты смеешь! — рявкнул Уилф. — Я джабир, избранный Ключом, и нравится это тебе или нет, ты сделаешь то, что я велю!

Сердце Дженн отчаянно колотилось. Она медленно покачала головой и наклонилась вперед, опираясь о стол. Слова, которые она произнесла, были, казалось, чьими-то чужими:

— Я ведь могу испепелить этот зал, Уилф. Этого ты хочешь?

Лицо Уилфа исказила гневная гримаса. На мгновение Дженн захотелось сделать так, чтобы ее угроза не прозвучала… захотелось сделать что угодно, лишь бы не видеть ненависть в глазах старика. Однако было поздно… Она воспользовалась возможностью — может быть, единственной, какая ей когда-либо представится.

— Предлагаю тебе сделку, Уилф. Ты позволишь мне свободно навещать Анклав и не станешь больше заводить разговоры о клятве. Ты также оставишь в покое Финлея. Если ты вышвырнешь его отсюда, он немедленно явится ко мне в Элайту, и я сочту, что слово ты нарушил. Со своей стороны я обещаю, что, когда придет время, встану в Круг и дам Ключу возможность избрать меня джабиром.

Дженн скорее почувствовала, чем увидела, как поморщился при этих ее словах Финлей, но продолжала пристально смотреть на Уилфа. Душа ее трепетала, но внешне Дженн оставалась неколебимой как скала. Незаметно переведя дух, девушка продолжала:

— Нет, конечно, никакой гарантии, что Ключ меня выберет, но, по крайней мере, вопрос будет решен окончательно. Что скажешь?

Генри не смог больше молчать:

— Она должна предстать перед Ключом!..

— Нет, — оборвала его Дженн, прежде чем он успел сказать что-то еще. Она сама не знала, что делает, но остановиться уже не могла. — Вы или примете, или отвергнете мое предложение. Впрочем, прежде чем вы решитесь на что-то, должна вам напомнить, что теперь, когда вы изгнали Роберта, я единственный человек, который мог бы должным образом управлять Ключом. Подумайте, хотите ли вы избавиться и от меня тоже? Даю слово: если вы изгоните меня сейчас, я никогда не вернусь в Анклав.

На Генри это не произвело впечатления.

— Откуда мы можем знать, что ты выполнишь свою часть сделки? — фыркнул он.

— Даю руку в свидетельство, — ответила Дженн, не задумываясь. Весь ее гнев и огорчение слились в единой ослепительной вспышке. Пламя пробежало по ее левой руке и выплеснулось в ладонь. Когда Дженн оторвала руку от стола, на дереве остался выжженный отпечаток. Какой-то дальней частью разума Дженн услышала отклик Роберта: ядовитый, насмешливый, испуганный.

Однако ведь Роберта здесь нет!

— Это единственная клятва, которую я вам дам, Уилф. Старик вскочил на ноги и разинул рот, пораженный решительностью девушки.

— Ты сама себя перехитришь, девчонка! Делай, как знаешь, только убирайся с глаз моих!

Они с Финлеем немедленно покинули зал; Дженн бегом кинулась по коридору — подальше от членов совета. Финлей смеялся, а Дженн трясло так, что скоро ей пришлось прислониться к каменной стене. Роберт убьет ее, если только они еще когда-нибудь встретятся… Финлей сочувственно обхватил Дженн за плечи, и они вместе побрели в покои Марты.

— Клянусь богами, видели бы вы ее! — Финлей, чуть ли не приплясывая, обходил комнату, наполняя кубки. Арли, Марта, Фиона и Патрик были захвачены его рассказом, хотя Дженн, тихо сидевшей у очага, это и не очень нравилось. — Уилф просто не знал, что сказать! Как будто она уже встала в Круг и была избрана!

— А отпечаток руки? — поинтересовался Патрик. — Он останется навсегда?

— К несчастью, да, — пробормотала Дженн. Она осушила кубок и протянула его Финлею снова. — Минея только знает, что это на меня нашло.

— Ну, больше Уилф своей ошибки не повторит, — рассмеялся Финлей.

— Вот как? — спросила Дженн, холодно глядя на него. — Тебе кажется, что бросить ему вызов так открыто было удачной мыслью? Разве ты не понимаешь, что я совершила тот же промах, что и Роберт? Уилф чувствует угрозу со стороны нас обоих и только пытается заставить нас признать его верховенство, на что, если подумать, имеет полное право. А теперь я вызвала его вражду и к тому же запятнала и всех вас. Можешь сколько угодно радоваться, Финлей, но расплачиваться то, в конце концов, придется мне. Я дала обещание, которое должна буду выполнить. Остается только надеяться, что Уилф проживет долго.

Улыбка сбежала с лица Финлея. Вздохнув, он подошел к Дженн и медленно налил вина в ее кубок.

— Прости меня. Я должен был помочь тебе… Если бы я сказал что-нибудь, тебе не пришлось бы заходить так далеко.

— Тут нет твоей вины. — Дженн подняла на него глаза, и устало улыбнулась. — И мне непонятно, о чем ты жалеешь. Ты ведь однажды пытался убедить меня встать в Круг. Тебе следовало бы радоваться и надеяться, что в один прекрасный день мне удастся найти Калике.

Финлей не нашелся что ответить. Вместо него заговорила Марта:

— Думаю, ты скоро увидишь, что взгляды Финлея несколько изменились. К тому же его гордость пострадает, если Калике обнаружит не он.

— Ох, Марта, я никогда такого не говорил! И потом, если повезет, я найду Калике задолго до того, как придет черед Дженн встать в Круг.

Фиона выбрала именно этот момент, чтобы уйти. Подойдя к двери, она обвела всех настороженным взглядом, постаравшись при этом не смотреть на Финлея.

— Что ж, все это хорошо, но уже очень поздно, и я отправляюсь спать.

Когда она двинулась, прочь по коридору, Финлей поднялся, словно хотел за ней последовать, но дошел только до двери. Помолчав, он уныло обратился к Дженн:

— И что же ты теперь собираешься делать?

— Ты ждешь ответа немедленно? — Дженн покачала головой и тоже встала. — Клянусь кровью Серинлета, Финлей, разве ты совершил не достаточно для одной ночи?

Не дожидаясь ответа, девушка вышла из комнаты. Она была уже не в состоянии думать. Сейчас ей нужно было только одно: выспаться.

ГЛАВА 4

Мика дожидался на вершине надвратной башни. Оттуда хорошо была видна приближающаяся к Данлорну процессия. Деверин и десяток его лучших воинов в цветах графского дома окружали Роберта и лошадь с повозкой. Когда они подъехали ближе, стал, виден длинный гроб на повозке.

Во дворе замка собрались все его обитатели; к ним присоединились жители близлежащих деревень. Люди, почти пять сотен человек, пришли, чтобы выразить сочувствие. Они, как и Мика, молча стояли в ожидании.

Ворота были открыты. Когда появился Роберт, стража выстроилась по обеим сторонам прохода. Молодой хозяин бросил на Мику пристальный взгляд. Было ли это предостережение?

Мика кинулся вниз по ступеням, чтобы встретить господина. Заранее был отдан приказ о том, что гроб следует поместить в семейной часовне и выставить около него почетный караул, и чтобы никто не пытался поднять крышку.

Роберт начал подниматься по ступням, ведущим в главный зал замка. Лицо его было бесстрастным, на нем ничего нельзя было прочесть о случившемся. Только темные круги вокруг глаз и плотно сжатые губы… Черная одежда графа была в грязи, плащ падал с его плеч как саван. Оглянувшись на повозку, Роберт тихо спросил:

— Где моя мать?

— У себя, милорд.

Сначала Роберт ничего не сказал, потом все же повернулся к Мике:

— Как она?

Что мог сказать Мика сейчас, когда все услышат его слова?

— Она много времени проводит в молитвах, милорд. Роберт склонил голову, потом оглянулся на собравшихся, поклоном поблагодарил их за молчаливое сочувствие и стал подниматься, перепрыгивая через две ступеньки. Так же быстро он пересек и зал. Мике пришлось почти бежать, чтобы не отстать от хозяина.

— Милорд, — пропыхтел Мика, поднимаясь следом за Робертом по лестнице, — в гостиной собрались гости. Господин Дэниел и другие.

— Да, знаю, — бросил Роберт, минуя дверь своего кабинета. — Придется им подождать.

Они прошли дальше в спальню Роберта. Впустив Мику в комнату, Роберт быстро огляделся, потом закрыл и запер дверь. Поспешно сбросив плащ, он подошел к умывальнику, где был приготовлен таз с водой и полотенца.

— Сколько у меня времени?

— Времени, милорд? — растерянно пробормотал Мика.

— До появления гильдийцев. Скоро они будут здесь? Упоминание о Гильдии вернуло Мику к реальности. Судорожно вздохнув, он ответил:

— Через час, может быть, чуть больше. Мы следим за ними с вершины башни.

— Проклятие! — выругался Роберт, умываясь. Поспешно вытерев лицо, он вытащил из-под заляпанной грязью рубашки какой-то предмет, завернутый в красную ткань. Когда он разделся до пояса, Мика увидел у него на спине синяки и едва затянувшиеся ссадины.

Слуга нахмурился, но сообразил, что сейчас заниматься увечьями хозяина не время. Подав Роберту чистую рубашку, Мика достал из шкафа ничем не украшенный черный камзол, потом, пока Роберт одевался, налил ему вина.

Роберт пригладил волосы и подошел к окну.

— Ведь мы никак не сможем их задержать? Нет, конечно. Всего час! Не успеть. Похоронить Финлея до их прибытия мы не успеем. И мне еще нужно поговорить с матушкой.

— Должен предупредить вас, милорд, — позволил себе заметить Мика, — сегодня она вас не примет.

Роберт, нахмурившись, отвернулся от окна.

— Она винит меня, да? Что ж, у нее скоро будет еще больше оснований меня ненавидеть. И все же мне нужно с ней поговорить до того, как явятся гильдийцы. Я не могу рисковать.

— Господин, — поднял руки Мика, совершенно не понимавший, о чем говорит Роберт. — Вы не расскажете мне, что случилось?

Роберт подошел к слуге, взял у него кубок с вином, осушил одним глотком и вернул кубок Мике. К удивлению Мики, он улыбнулся и ответил:

— Обязательно, но не сейчас. А пока тебе достаточно знать, что Финлей не погиб.

— Что?! — выдохнул Мика, и его сердце бешено заколотилось. — Тогда каким образом…

— Расскажу все потом. А сейчас мне нужно сообщить правду матушке. Она должна быть готова к тому моменту, когда явятся гильдийцы. Вопросы, которые они будут задавать, очень для нас опасны.

Мика резко втянул воздух и медленно его выдохнул. Ну почему? Почему подобные вещи всегда застают его врасплох? После всех лет, проведенных с Робертом, можно бы уже и привыкнуть к сюрпризам. Так ведь нет: опять Роберт умудрился огорошить его… Еще немного, и…

— С тобой все в порядке, Мика? — озабоченно наклонился к нему Роберт.

— Со мной-то? — Мика сделал еще один глубокий вдох и понемногу пришел в себя. — Так Финлей жив?

— Да, но мне обязательно нужно убедить гильдийцев в том, что он мертв. Они догадываются, что Финлей, колдун, и торопятся сюда, чтобы в этом убедиться. Беда еще и в том, что у меня больше нет аярна. Его уничтожил Ключ. Каждую ночь с тех пор, как я покинул Анклав, я пытался изготовить новый, но ничего не получается. Я могу использовать свою колдовскую силу без аярна, но если перестараюсь, могу погибнуть.

— Ох, зубки Минеи!

— Вот именно. А теперь скажи, где мне найти мать. Потом я повидаюсь с Дэниелом и остальными. Передай им, что я скоро буду, а потом иди в часовню и оставайся там, пока я не приду. Никого — абсолютно никого, кроме меня — туда не впускай.

— Слушаюсь, милорд. — Мике пришлось согнать с лица улыбку, выходя из комнаты, но внутри, где никто этого не мог увидеть, он ликовал.

Маргарет была в покоях на вершине башни, как и сказал Мика. Войдя, Роберт постарался, не дрогнув встретить взгляд матери. Как только он появился в дверях, три прислужницы, окружавшие Маргарет, встали, сложив руки и потупив глаза.

— Пожалуйста, оставьте нас. — Голос Роберта прозвучал более резко, чем ему хотелось бы, но исправлять это было поздно. Женщины медленно вышли, и Роберт закрыл за ними дверь.

Маргарет была облачена в черные траурные одежды и стискивала в руках триум, который Тревор подарил ей на день рождения перед самым нашествием Селара. Даже не выражение лица матери, а именно этот жест заставил Роберта заколебаться.

— Рада видеть, что ты вернулся невредимым, Роберт, — тихо и холодно сказала Маргарет, — но если не возражаешь, я предпочла бы не разговаривать с тобой сегодня, ведь ты только что привез домой Финлея.

— Мне очень жаль, матушка, — начал он, делая шаг к матери и протягивая ей руку. Маргарет попятилась, и Роберт поспешил объяснить: — Однако то, что мне нужно тебе сказать, не может ждать до завтра.

— Нет, Роберт. — Голос Маргарет превратился в шепот. — Я не желаю знать, что произошло или чем вы занимались в горах. В письме леди Дженнифер говорится, что он упал… — Маргарет решительно подняла голову. — Но все, что имеет значение, — это что мой сын мертв. И ты должен был за ним присматривать.

Голос изменил, матери Роберта, но глаз она не опустила. Этот взгляд вонзился ему в сердце, как нож. Если бы она знала, насколько он виноват на самом деле, насколько он подвел своих родителей… Со времени смерти отца единственным утешением матери была церковь. Один намек на то, что ее сыновья колдуны, заставит Маргарет возненавидеть его.

Роберт медленно, чтобы снова не оскорбить мать, двинулся вперед и остановился так близко, чтобы сказанные шепотом слова не были слышны прислужницам, дожидающимся за дверью.

— Я знаю, что ты винишь меня, матушка. Я и, правда, виноват. Но я не могу позволить тебе страдать и дальше. Финлей…

— Нет! — выкрикнула Маргарет, отворачиваясь, но Роберт схватил ее за руки и крепко сжал.

— Матушка, Финлей жив.

Долгое мгновение она просто смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными недоверия и ужаса. Сначала она не поняла… Когда же поняла, то медленно склонилась на плечо Роберта. Он крепко ее обнял. Когда Маргарет снова подняла глаза на сына, в них читался вопрос.

— Где он?

— В безопасности, матушка. В безопасности.

— Тогда почему… Почему сказали, что он погиб? Я… — Голос Маргарет оборвался. Она неожиданно почувствовала сомнение, сомнение в том, что может верить Роберту, и сделала шаг назад. — Расскажи мне, что случилось.

— Мне очень жаль, но больше я не могу тебе ничего сказать. Я просто не мог вынести твоих страданий, зная, что Финлей жив.

— Значит, все это нужно сохранить в тайне? От всех? Навсегда?

— Да. По крайней мере, до тех пор, пока вернуться не станет безопасно.

— И когда же это случится?

— Не знаю. Возможно, никогда.

Губы Маргарет сжались, гнев вытеснил остальные чувства.

— Почему ты не рассказываешь мне всего? Твой отец доверял мне полностью. Почему я не заслужила такого же уважения от собственного сына?

Она точно знала, где его самое уязвимое место, знала, как нанести рану такую же болезненную, как ее собственная. Она ждала ответа, полная решимости не сдвинуться с места, пока его не услышит.

— Я… — начал Роберт, потом покачал головой. Признание давалось ему тяжелее, чем он ожидал. Даже если бы он мог открыть матери всю правду, даже если бы смог после этого наложить на нее Печать и защитить при помощи аярна, что она скажет ему, узнав о колдовстве? Все ее верования обратятся против сына. Часть души Маргарет все еще оставалась в монастыре Святой Хилари, все еще стремилась к монашеству. Сможет ли он жить, зная, что мать его ненавидит?

И все время, пока они разговаривают, гильдийцы приближаются к Данлорну, готовые раздавить гнездо колдунов.

— Сядь, матушка. — Роберт подвел Маргарет к скамье у окна и сам сел рядом. — Я понимаю, какой кажется тебе вся эта история, но умоляю: доверься мне. Я не открываю тебе всей правды, потому что знать ее тебе опасно.

Не этот ли довод он приводил и Дженн?

— Мне не хочется причинять тебе боль, матушка, и это вовсе не значит, что я тебе не доверяю. Ты заслуживаешь доверия, но я не желаю рисковать твоей жизнью, открыв тебе тайну. Я просто хочу, чтобы ты знала: Финлей жив и находится в безопасности может быть, в большей безопасности, чем когда-либо раньше. Умоляю тебя: не расспрашивай меня больше.

Маргарет ответила ему твердым взглядом.

— Я верю тому, что ты сказал. Но этого недостаточно.

— Матушка, если бы я мог…

— То рассказал бы? Сомневаюсь, — с горечью перебила его Маргарет. — Ты всегда слишком хорошо умел держать свои дела в секрете, не считаясь с вредом, который тем самым причинял себе. Но не тревожься: я никому ничего не скажу. Ты же мой сын.

Что он мог на это ответить? Веру матери в себя он разрушил…

Роберт встал и отдернул занавеси. Окно смотрело на юг, и отсюда не было видно приближающихся гильдийцев. Перед Робертом расстилалась бескрайняя зеленая равнина.

— Не думаю, что кому-нибудь из нас станет легче, если я пообещаю со временем все тебе рассказать. Боюсь, мне не удалось бы сдержать обещание.

— А ты свое слово никогда не нарушаешь, верно? — ответила Маргарет, уже полностью овладевшая собой.

Нарушить слово? Нет… только в том, чего никто никогда не заметит.

— Ты должна притвориться, что по-прежнему скорбишь, матушка.

— Это не будет притворством.

Роберт отвернулся от окна и отодвинулся от матери, понимая, что лишается возникшей только что между ними близости.

— Сюда очень скоро пожалуют гильдийцы расследовать слухи о колдовстве, возникшие в связи со смертью Финлея. Хотя правды в них и нет, мы должны по-прежнему делать вид, что Финлей погиб, не только ради его безопасности, но и нашей собственной. Должно быть, они захотят поговорить с тобой. Я попытаюсь этому воспрепятствовать, но у меня может не оказаться выбора.

— Они ничего от меня не добьются, Роберт. Уж это-то я могу тебе обещать. Наверное, нам придется сделать вид, что мы хороним Финлея? Когда все закончится, я на несколько дней вернусь в монастырь.

Роберт уже двинулся к двери, но помедлил.

— Но ты потом приедешь обратно?

Маргарет не ответила. Она повернулась спиной к сыну и, глядя в окно, сжала в руках триум.

* * *

Роберт спустился по лестнице, стараясь, чтобы его шаги звучали мерно и уверенно. Он должен забыть о боли, забыть о демоне. Сейчас ему нужно сосредоточиться.

Лишь минуты отделяли его от прибытия в Данлорн его самого опасного врага. Гильдии, жаждущей крови. Чтобы выпутаться, понадобится все его умение. Ложь, обман вот самые лучшие его орудия, единственное оставшееся ему средство защиты.

Дэниел и остальные ждали его в гостиной. Дэниел, Харольд, Уолтер Мауни, Кем Раскелл и Хэл Тэлбот. Все они смотрели на Роберта со странной смесью печали и предвкушения. Харольд, как всегда, хмурился и молчал; но выступил вперед и заговорил Дэниел:

— Ты выглядишь измученным, Роберт. Трудный был путь?

— Дожди его не облегчали. К тому же мои собственные раны не давали ехать быстро, — ответил Роберт, следя за тем, чтобы на лице его ничего не отразилось. — Хорошо, что вы приехали.

Дэниел кивнул:

— Мы хотели, чтобы ты знал: мы тоже скорбим по Финлею. Какая ужасная трагедия!

— И еще мы хотели, — добавил Харольд, оглянувшись на остальных, — чтобы ты знал: если тебе понадобится… помощь, мы с тобой. Все мы.

— Помощь? — нахмурился Роберт. Что они имеют в виду?

— Он хочет сказать, — пробормотал Дэниел, — что мы тебя поддержим. Несмотря ни на что.

Несмотря ни на что?

Ах да. Должно быть, до них дошли слухи. Однако… насколько на них можно положиться? Верят ли они в то, что Финлей колдун? И действительно ли поддержат Роберта, если узнают правду?

Да. Именно поэтому они и явились дать ему понять, что им нет дела, даже если подтвердится худшее. Искренне тронутый, Роберт мягко сказал:

— Благодарю вас и за сочувствие, и за предложение помощи. Я передам ваши добрые слова матушке. Что же до остального… — Роберт пожал плечами. Если повезет, они окажутся свидетелями лишь его отказа всерьез рассматривать обвинения, основанные на слухах.

Провести друзей ему не удалось.

— Ты в беде, Роберт, — проворчал Харольд, проницательно глядя на него. — Мы здесь, чтобы тебе помочь. Помни об этом.

У двери произошло какое-то движение, и, обернувшись, Роберт увидел Северина и позади него, взволнованного Аларда Бейна.

— Простите меня, ваша светлость, но вас желают видеть представители Гильдии.

— Спасибо.

Ну вот, его время истекло. Роберт обвел взглядом друзей. Все они смотрели на него, ожидая распоряжений. Имелся лишь один выход, но риск был так велик, что Роберту не хотелось и думать о нем.

— Дэниел, не сделаешь ли ты кое-что для меня?

— Конечно! — Глаза молодого человека вспыхнули.

— Не займешь ли ты моих друзей на несколько минут? Деверин проводит гильдийцев сюда. Скажи им, что я скоро явлюсь.

— С удовольствием! — Дэниел усмехнулся, и, как ни странно, остальные заулыбались тоже.

— Мне нужно пойти увидеться с матушкой, — тихо объяснил Роберт. Откуда у них такой энтузиазм? Почему все кажутся такими… довольными?

— Да не тревожься ты из-за этих гильдийцев, — с ухмылкой сказал Харольд. — Уж мы за ними присмотрим, пока ты не вернешься.

— Благодарю, — кивнул все еще озадаченный Роберт. Впрочем, времени разгадывать эту загадку у него сейчас не было. Ему обязательно нужно было попасть в часовню до гильдийцев. Жестом, приказав Деверину и Аларду следовать за собой, Роберт прошел по коридору в комнату стражи. Оттуда по узкой винтовой лестнице они спустились в часовню.

Двери были открыты, солнечные лучи тускнели в полном курений воздухе. Длинный деревянный гроб на носилках был накрыт знаменем Дугласов и окружен высокими свечами. У носилок стояли, опустив глаза, суровые вооруженные часовые, а у дверей сторожил Мика.

Роберт бросил взгляд на доверенного слугу, потом обернулся к сопровождавшим его воинам:

— Алард, я хочу, чтобы ты присматривал за солдатами-гильдийцами. Дай мне знать, если они вздумают тут что-то разнюхивать.

— Мне следует их в этом случае остановить?

— Нет, — с улыбкой ответил Роберт. — Просто сообщи мне, что они увидят.

— Слушаюсь, милорд.

Алард поспешил уйти, и Роберт обратился к Деверину, показав на почетный караул:

— Пусть часовые несут стражу по обоим концам коридора. Сам ты вернись в зал и по прошествии десяти минут приведи дознавателя сюда. Позаботься, чтобы с ним был еще один гильдиец — но не больше.

Деверин заколебался на мгновение, потом кивнул:

— Как прикажете, милорд.

Как только часовые вышли, Роберт закрыл двери и подозвал Мику.

— Времени у нас мало, так что придется поторопиться. Помоги-ка мне снять покров.

Они сняли и отложили в сторону знамя, затем Роберт вытащил кинжал и осторожно поддел крышку гроба. Внутри оказались камни и старые мешки. Сняв крышку, Роберт взглянул на Мику:

— Мне нужна твоя помощь: никого больше о таком попросить я не могу.

— Я лягу в гроб, милорд, — сказал Мика, — но ведь я совсем не похож на вашего брата.

— Совсем не похож, — усмехнулся Роберт. — Но Дженн сделала кое-что, когда мы вызволяли Финлея из темницы. Я не очень представляю себе, как она это сделала, и точно знаю, что не смогу повторить ее трюк. Но единственный способ развеять слухи о колдовстве доказать гильдийцам, что Финлей и в самом деле погиб, и что его тело находится здесь, как и положено. Если повезет, они сочтут, что все разговоры были рождены суеверием.

— Но что вы можете сделать? К тому же без своего аярна?

— Думаю, мне удастся сделать так, что ты некоторое время будешь выглядеть как Финлей. Пожалуй, используя наведение иллюзии, можно не сделать тебя невидимым, а придать твоему лицу черты Финлея. Надеюсь, этого хватит, чтобы их убедить.

— Вы думаете… — пробормотал Мика, забираясь в гроб и осторожно укладываясь поверх камней. Ему еле хватило места. — Значит ли это, что вы не уверены?

— Именно так. — Роберт положил крышку гроба на место. Сквозь деревянную обшивку голос Мики едва доносился, но все же Роберт разобрал:

— А если от напряжения вы упадете в обморок, все подумают, что это от горя, верно?

— Верно. — Роберт накинул на фоб знамя. Из коридора донеслись шаги, и Роберт наклонился к изголовью. — Главное, не пошевелись, когда я открою крышку, умоляю тебя.

Дверь приоткрылась, огни свечей затрепетали от сквозняка. Роберт дождался, пока Деверин введет гильдийцев, потом повернул к ним суровое сосредоточенное лицо. Осберт! Слава богам! На мгновение Роберту показалось, что вошел сам Вогн.

— Добрый день, легат.

— Добрый день, ваша светлость. Какое печальное событие! Я вам очень сочувствую, конечно. — Осберт обошел вокруг гроба, разглядывая знамя с изображенным на нем черным орлом. Гильдиец за последние годы раздобрел, но все же не сделался неуклюжим. За лицом жизнелюбца скрывался острый ум и несгибаемая приверженность к традициям. Тусклые серые глаза и редеющие волосы заставляли некоторых думать, будто Осберт начал сдавать, но сорокалетний гильдиец прекрасно знал, что находится в расцвете сил.

— Для меня честь, что вы соблаговолили проделать весь этот путь, легат. Вы вполне могли бы ограничиться соболезнующим посланием. Да еще в такую погоду… — Роберт стоял рядом с гробом, переводя взгляд со спутника Осберта на оставшегося у дверей Деверина. Борода почти скрывала лицо воина и не давала возможности прочесть его мысли.

— Да, погода ненастная не по сезону, надо признать. Вам, должно быть, пришлось преодолеть немало трудностей с таким грузом? — Осберт внимательно следил за Робертом, хоть и пытался это скрыть.

Да, он, несомненно, полон подозрений.

— Я вернулся только сегодня, — ровным голосом ответил Роберт. — Пришлось несколько раз останавливаться, да и мои собственные раны не давали ехать особенно быстро.

— Конечно, — с выражением сочувствия кивнул гильдиец. — Не расскажете ли вы мне, ваша светлость, что же все-таки случилось? Что за несчастье привело к безвременной кончине вашего брата?

Роберт позволил взгляду задержаться на фобе, потом снова взглянул на Осберта:

— Для этого вы и приехали? Чтобы меня допросить? И именно теперь! Клянусь богами, легат, я уже почти год как вернулся в Люсару, а вы не нашли лучшего момента, чтобы удостовериться в моей преданности королю!

Обвинение застало Осберта врасплох, как и рассчитывал Роберт. Гильдиец, направляясь сюда, не думал ни о чем, кроме колдовства. А ведь если никакого колдовства нет и если Роберт действительно, только что привез в родной замок тело брата, а в окрестностях Килфедира не бывал, откуда ему знать о слухах?

Ах, так, значит, он в неведении… Какая радость!

— Я приехал сюда по повелению короля, ваша светлость, но не для того, чтобы убедиться в вашей преданности монарху, уверяю вас. Моя задача только выяснить обстоятельства смерти вашего брата. Ходят слухи, ваша светлость… Единственное, чего я ищу, истина.

— Истина? — поднял бровь Роберт. — Я сам очень хотел бы ее узнать. Все, что мне известно, это что я упал со скалы. Когда я пришел в себя в Элайте, я ничего не помнил о несчастье. Когда на следующий день я все вспомнил, я отправился в лес, в окрестности той скалы, и попытался найти брата. Я решил, что он должен быть где-то поблизости, должен меня искать, возможно, опасаясь, что я погиб при падении. Нашел же я его переломанное тело, застрявшее среди камней в реке.

В голосе Роберта прозвучала горечь, лишь частично наигранная. Не дав гильдийцу сказать ни слова, он продолжал:

— Может быть, он упал во время поисков? Или пытаясь меня спасти? Если бы память вернулась ко мне скорее, сумел бы я спасти ему жизнь? Я не знаю этого, легат. Вы ищете истину, но я не могу вам ее сообщить. Хотел бы я, чтобы было иначе.

Он смотрел в глаза Осберту, сколько посмел, потом намеренно отвел взгляд, чтобы дать тому время задать следующий неизбежный вопрос.

— Простите меня, ваша светлость, но эти слухи… боюсь, они многим подтверждаются.

— Что за слухи? — спросил Роберт, не оборачиваясь.

— Двое лесорубов утверждают, что видели вашего брата в лесу у реки. Они говорят, что он занимался колдовством. Его схватили, но пленник бежал. Я явился сюда, чтобы…

— Колдовство! В Люсаре! — Роберт резко повернулся. — Уж не сошли ли вы с ума? Что за глупости! Снова какая-то затея проктора? Я же вам сказал, Финлей погиб! Я вытащил его тело из реки собственными руками… Или вы обвиняете меня во лжи?

— Нет, ваша светлость… — заикаясь, выдавил Осберт, пытаясь вставить хоть слово.

— Вы не оставите меня в покое, пока своими глазами не увидите доказательств, не так ли? Доказательств, которые могли бы отвезти проктору! Слову каких-то лесорубов вы верите больше, чем моему?

Осберт глубоко вздохнул, сложил руки на груди и кивнул:

— Я смогу отмести слухи, если вы позволите мне взглянуть на тело, ваша светлость. Это ведь будет лучше для всех!

Роберт медленно покачал головой:

— Для вас — может быть, но не для меня. Это не принесет блага моему дому. Я уже отдал приказание, чтобы гроб не открывали. Я не хочу, чтобы тело брата кто-то видел. Его раны ужасны. Если уж я не позволяю видеть Финлея моим собственным людям, то почему должен позволить это вам? Вы явились сюда всего лишь с подозрениями, основанными на слухах.

— Я явился еще и с этим. — С видом триумфатора Осберт протянул руку и раскрыл ладонь. Там оказался перстень Финлея. Роберт потянулся к нему, но Осберт отступил на шаг. — Мне очень жаль, ваша светлость, но боюсь, что должен настаивать на расследовании.

Роберт еще мгновение смотрел на перстень, потом почувствовал, что с ним рядом кто-то стоит: Деверин.

— Милорд, будет лучше, если вы сделаете уступку легату. Потом мы сможем с миром упокоить лорда Финлея.

— Да, Деверин, — прошептал Роберт, — ты прав. Деверин счел своим долгом снять полотнище знамени и вынуть скрепы из крышки гроба. Роберт воспользовался этими мгновениями, чтобы сосредоточиться. Его ожидало невероятно трудное дело. Пытаться сделать что-то, чего он никогда раньше не делал, без помощи аярна, в присутствии таких опасных свидетелей… Что, если у него ничего не получится?

Роберт потянулся в самые глубины своего существа, вызвал перед умственным взором образ Финлея. Крепко удерживая его под своим контролем, он начал вносить изменения: убрал недавно появившийся шрам, добавил синяки, раны, засохшую кровь. Так, теперь торчащие переломанные кости, ужасную рану на горле, бледную посиневшую кожу… Наложить все это на Мику, лежащего в гробу.

И еще — да простят его боги — запах… запах разложившегося за две недели трупа.

Деверин со скрежетом сдвинул крышку. Роберт отвернулся. Одновременно и поддерживать иллюзию, и следить за выражением своего лица он не мог.

Кто-то охнул, потом раздался скрип кожи по камню. Крышка гроба опустилась на место. Деверин не стал заколачивать гвозди; он подошел к Роберту и встал рядом. Только тогда Роберт перестал поддерживать иллюзию, вздохнул и повернулся к Осберту.

— Простите меня, ваша светлость, — поклонился ему потрясенный гильдиец. Должно быть, подозрения его глубоко укоренились или же он не переносил вида крови. — Мы позволили себе величайшее вторжение в ваши семейные дела. Я знаю, что вас ждут друзья. Я немедленно возвращаюсь в Марсэй. Благодарю вас за проявленное терпение.

Роберт дождался, пока гильдиец, пятясь, не достиг двери.

— Осберт!

— Да, ваша светлость?

Подойдя вплотную к легату, Роберт бросил:

— Я хочу, чтобы перстень брата был мне возвращен. Его следует положить в гроб вместе с телом.

Осберт заколебался, но что он мог поделать?

— Конечно, ваша светлость. — Отдав перстень Роберту, он вместе со своим спутником покинул часовню. Как раз в этот момент солнце выглянуло из-за тучи и озарило коридор.

— Проследи, чтобы они убрались отсюда, Деверин.

— С радостью, милорд!

Прежде чем выпустить Мику из гроба, Роберт плотно закрыл дверь. Ему нужно было сразу же вернуться к друзьям и уверить их, что помощь не требуется. Потом, после погребальной церемонии, он отправит их по домам… Чем меньше людей окажется причастие к этому безумию, тем лучше.

Мика с улыбкой выпрыгнул из гроба:

— Сработало!

— Да, как ни странно. Мне, хоть и ненамеренно, помог Деверин.

— Да я не об этом! Вы не упали в обморок. Я же вижу, даже особого напряжения не потребовалось.

Роберт замер на месте, глядя на Мику.

— Не потребовалось… Совсем не потребовалось.

Мика, неожиданно почувствовав необыкновенное облегчение, довольно потер руки.

— Вам никакой аярн больше не нужен, господин! Вы теперь совсем как Дженн. Вот поэтому Ключ его и разбил! А может быть, вы и никогда в аярне не нуждались.

Глядя на перстень у себя в руке, Роберт не смог сдержать улыбки.

— И почему это ты всегда обо всем догадываешься раньше меня? Что мне мешает?

— Потому что я не колдун, милорд.

— Остается только поблагодарить за это богов, — рассмеялся Роберт. — Будь ты колдуном, ты был бы абсолютно несносен.

ГЛАВА 5

— Вы только посмотрите на него! — прошипел Хильдерик. — Прыгает вокруг короля, как голодная собачонка в надежде на объедки. МакКоули все еще томится в тюрьме, а Брому и дела мало. Меня просто тошнит от него!

Годфри отошел от окна, из которого был виден недавно воздвигнутый эшафот, и обвел взглядом зал, чтобы проверить: не слышал ли кто полных яда слов старика. К счастью, на этот раз рядом никого не было. Несмотря на это, Годфри понизил голос:

— Будьте осторожны в том, что говорите, брат мой. Среди собравшихся есть такие, кто готов донести королю о любой мелочи, лишь бы укрепить собственное положение при дворе.

Хильдерик хмыкнул и сцепил пальцы под нагрудником. Лицо его, впрочем, оставалось хмурым. Годфри обеспокоенно посмотрел на старика, потом стал разглядывать остальных. Зал был наполовину заполнен придворными, богатыми купцами, гильдийцами и церковниками. Все они собирались выйти и наблюдать за казнью, как пожиратели падали, готовые терзать останки своего менее удачливого собрата. В дальнем конце зала рядом с троном стоял Селар, величественный в пурпуре и золоте. Его окружали высшие сановники, в их числе Вогн и Бром, жаждущие подхватить любое слово владыки и кинуться его исполнять. Советник Нэш выделялся в этой толпе скромной одеждой и сосредоточенным взглядом. Он молчал, ни с кем не разговаривал, но Селар все время помнил, что тот рядом. Это было заметно по быстрым взглядам, которые бросал король, и по легкому движению бровей Нэша в ответ.

— Они стали очень близки, эти двое, — пробормотал Годфри. Если повезет, удастся отвлечь внимание Хильдерика от Брома. — Правда, пока трудно судить, оказывает Нэш хорошее влияние или дурное.

— Кто, гильдиец? — яростно бросил Хильдерик, сведя белые брови. — Как может его влияние быть хорошим?

— Вы слышали его отчет совету. Он сказал, что не обнаружено достоверных свидетельств, что в Люсаре вновь оживает колдовство. Будь на его месте Вогн, он уже скликал бы отряды для священной войны. Только представьте себе, сколько людей было бы схвачено и сожжено, сколько оклеветано.

— Осберт еще не вернулся из Данлорна и даже не прислал донесения. Он может привезти настоящие доказательства.

Годфри медленно покачал головой:

— Сомневаюсь. Даже если и было что-то, Роберт слишком умен, чтобы попасться. Будь он неосторожен, он не выжил бы.

Хильдерик с подозрением посмотрел на Годфри:

— Значит, вы верите, что слухи не беспочвенны?

— Я верю в богов, брат мой, — поспешил ответить Годфри. — Все остальное только предположения.

— Предположения или нет, — проворчал Хильдерик, поворачиваясь к дверям, в которые входила королева со своими дамами, — в одном сомнений быть не может: Селар намерен идти до конца барон Блэр умрет сегодня как предатель, и ни боги, ни слухи о колдовстве не спасут его.

Джордж, граф Кандар, занял обычное место справа от короля. На возвышении напротив эшафота были и другие придворные, но он не обращал на них внимания. На площади толпились горожане, толкаясь и споря из-за мест, откуда будет лучше видно казнь. Шум стоял ужасный; в жарком воздухе воняло помоями.

Кандар бросил взгляд на короля. Селар выглядел усталым, но ничуть не утратившим решительности. Во дворце шептались, что он в последнее время плохо спит и слишком часто напивается. Но это длилось всего неделю, и Кандар не видел причин тревожиться. О настроении Селара часто бывало трудно догадаться, и в этом была одна из причин того, что все, жившие во дворце, так его боялись. Никогда нельзя было предвидеть, что придет в голову королю.

Только одно никогда не менялось: отношение Селара к Розалинде, его супруге.

Зная, что за ним наверняка наблюдают, Джордж кинул на королеву, сидящую рядом с королем, лишь беглый взгляд. Он видел прелестное лицо в профиль; губы Розалинды были сжаты, щеки горели. В карих глазах отражалась преодолевающая страх решительность. Не замечая криков толпы, королева прижимала к себе детей, словно боясь, что их у нее отнимут. Кенрик с безразличным видом сидел у ног матери, а Галиену она держала за руку. Так тихо, что ее могли слышать только те, кто стоял совсем рядом, Розалинда обратилась к Селару:

— Умоляю вас, господин мой, перемените решение. Ваши дети не должны быть свидетелями казни. Они еще слишком малы.

Селар почти не обратил на нее внимания.

— Перестаньте, мадам. Мне было четыре года от роду, когда я впервые увидел, как четвертуют человека. Мне это не принесло вреда.

— И в последующие годы вас не мучили кошмары, сир? — Теперь Селар взглянул ей в лицо; Розалинда смутилась, но дрожащим голосом продолжала: — Сир, эта толпа научит ваших детей видеть в страдании игрушку, развлечение. Неужели вы хотите, чтобы именно этому они научились?

Джордж сглотнул, еле осмеливаясь дышать. Королева бросила королю вызов, вызов, какой только Данлорн в прошлом осмеливался ему бросать.

И только ему это сходило с рук.

Селар стиснул запястье Розалинды, с силой прижав его к подлокотнику кресла. Розалинда охнула, но высвободить руку не смогла. Селар наклонился к королеве, глаза его пылали еле сдерживаемым гневом.

— Не забывайтесь, мадам. Предатель покушался на трон, который ваш сын в один прекрасный день унаследует. Кенрик должен увидеть казнь. Они оба останутся здесь, а от вас я не желаю больше слышать ни слова. Ослушаетесь меня — и вы разделите эшафот с Блэром.

Селар отпустил Розалинду и отвернулся, а Джордж с трудом подавил желание утешить бедняжку. Она сидела, выпрямившись и глядя прямо перед собой, и казалась такой одинокой и испуганной… После всех тех лет, что Селар подобным образом обращался со своей королевой, она все же находила мужество противостоять ему, хотя оружием ее были лишь слова, а наказание всегда бывало жестоким.

Ради детей Розалинда постаралась справиться с собой. Внимание Джорджа привлекло движение, начавшееся на противоположной стороне площади. Стражники вели Блэра. Руки его были связаны, но голову пленник держал высоко. Впереди шел священник, бормоча молитву о милосердии к проклятым:

— О благословенные боги, посылающие молнию и гром, молим вас простить нам наши гнусные грехи. Мы совершили величайшие преступления против установленных вами законов, но да смилуетесь вы над нами и примете наши души…

Судя по выражению его лица, Блэр ни о чем молить, не собирался. Его не задевали издевательства и проклятия толпы. Когда осужденного поставили на вершине помоста под виселицей, Селар встал и поднял руки, призывая к тишине:

— Руперт, барон Блэр, вы признаны виновным в измене. Самое тяжкое преступление должно повлечь самое суровое наказание. Измена вдвойне мерзкое преступление, потому что является не только нарушением клятвы, данной перед лицом богов, но и покушением на права вашего сюзерена. Такое предательство обнаружить нам было очень горько. Мы предпочли бы остаться вашим другом, а не стать палачом. С тяжелым сердцем объявляем мы приговор и молим богов быть милостивыми к вашей душе.

С этими словами Селар кивнул стоящему рядом с Блэром палачу в черном капюшоне. Тот накинул на шею старому барону петлю и отошел в сторону. Снова начал молитву священник, и толпа подхватила ее. Потом подпорка была выбита, и Блэр задергался в воздухе. Толпа издала рев.

Взгляд Джорджа обратился на Розалинду. Она была бледна и напряжена, руки ее были стиснуты так, что ногти вонзились в ладони. Сидящие рядом с ней дети не сводили глаз с разыгрывающейся перед ними сцены.

Палач перерезал веревку, не дав Блэру задохнуться. Толпа снова разразилась воплями и издевательствами, когда Блэра растянули на помосте для следующей части казни. Палач поднял тяжелый топор и показал его зрителям, потом вонзил в живот Блэру. Из огромной раны брызнула кровь. Крики стали истерическими, когда палач принялся вырывать внутренности и показывать их толпе. И тут раздался пронзительный крик ребенка.

Никто, кроме окружавших королевскую семью придворных, его не услышал, а если бы и услышал, то не обратил бы внимания. Джордж кинулся к Розалинде. В ее объятиях, пытаясь спрятаться от кошмарного зрелища, билась Галиена. Она снова и снова вскрикивала, умоляя отца остановить казнь, пощадить Блэра, и Розалинда ничего не могла сделать, чтобы заставить девочку замолчать.

— Уберите ее отсюда! — прошипел Селар, но когда Розалинда поднялась, бросил на нее угрожающий взгляд. — Нет, не вы, мадам. Вы останетесь вместе с моим сыном.

Розалинда хотела возразить, но Джордж мягко коснулся ее плеча. Королева обратила на него полные слез глаза.

— Позвольте мне забрать ее.

Розалинда с благодарностью передала девочку графу, и Галиена тут же вцепилась в него. Джордж поспешно спустился с возвышения, торопясь унести ребенка туда, где не было бы ничего видно. Рыдания девочки стали хриплыми, она судорожно глотала воздух и внезапно, прежде чем Джордж внес ее во дворец, обмякла у него на руках. Он остановился, чтобы удостовериться: Галиена еще дышит, и поспешил дальше.

К тому времени, когда он добрался до покоев королевы, нянька уже ждала его. Однако Джордж не торопился отдавать Галиену. Он придвинул ногой к камину удобное кресло и опустился в него, положив голову девочки себе на плечо. Нянька молча ждала в углу. Так Джордж и просидел, держа в объятиях Галиену, пока, наконец, не вернулась Розалинда.

Ее сопровождал Селар и чуть ли не половина придворных. И все же Джордж продолжал укачивать Галиену, пока сама Розалинда не забрала ее. Только потом он встал с кресла, размял затекшие руки, поклонился и вышел из комнаты. Он долго стоял в одиночестве на площадке лестницы, глядя в забранное решеткой окно. Неожиданно его руки начали дрожать, и Джордж с изумленной улыбкой взглянул на них, как будто видя в первый раз. Крепко переплетя пальцы, чтобы унять дрожь, Джордж продолжал ждать.

Вскоре из покоев королевы вышел Селар в сопровождении Вогна, Ичерна и Нэша, выражавших радость по поводу того, что Галиена пришла в себя. Джордж не сказал ничего, только твердо посмотрел в глаза королю.

Через мгновение Селар отвел взгляд и прошел мимо, отвечая на какие-то слова Вогна. Не обращая больше внимания на Джорджа, он вместе с придворными удалился прочь. Джордж медленно повернулся к двери, ведущей в покои Розалинды. Он долго рассматривал эту дверь, запоминая каждую трещинку на дубовой панели, каждый гвоздь. Потом с глубоким вздохом побрел по длинному коридору к собственным апартаментам.

— Ты шутишь! — воскликнула Валена. — А что случится, если Осберт, когда вернется, привезет доказательства? Что ты скажешь Селару, если Осберт донесет о твоей попытке скрыть истинное положение вещей? Ты отправишься на эшафот следом за Блэром!

Нэш сидел за столом напротив нее, сложив руки перед собой. В маленьком домике было тихо: толпа, наконец, разошлась. Шум празднества длился долго, терзая уши тех, кто жаждал тишины. Теперь, перед самым рассветом, лишь церковные колокола сзывали на утреннюю молитву благочестивых прихожан.

— Дело не в доказательствах, моя дорогая, — спокойно ответил Нэш. — Главное в том, удастся ли мне убедить Осберта не представлять их королю. Мне кажется, я смогу этого добиться. Осберт жаждет моей поддержки, и, думаю, подыграет мне. В стране уже было несколько арестов по обвинению в колдовстве. После произнесенной Вогном на прошлой неделе подстрекательской речи можно ожидать начала священной войны против колдунов. Нельзя позволить делу зайти так далеко, чтобы оно стало неподвластно мне. Если Вогну, удастся добиться своего, все мы окажемся в опасности. Нам придется затаиться, мы лишимся, возможности действовать: ведь за каждым нашим шагом будут следить. Нет. Никакие доказательства не должны быть представлены. Если потребуется, я наложу на Осберта Печать, каковы бы ни были последствия.

— А если Осберт вернется без доказательств?

— Что ты имеешь в виду?

— Что, если Данлорн говорил правду и его брат вовсе не колдун? Предположим, что Финлей и, правда, погиб: тогда, должно быть, лесорубы поймали совсем другого человека — колдуна достаточно могучего, чтобы бесследно исчезнуть из тюрьмы. Финлей это или нет, все равно нам предстоит иметь дело со зловредным колдуном, сила которого нам неизвестна; теперь, когда он скрылся, у нас нет никаких указаний на то, кто это такой. Как же нам его поймать? И как мы можем продолжать свое дело, пока сомнение не разрешится? Как можем мы быть уверены, что Враг не появится рядом, и готовый, и способный нас остановить?

— Ни в чем мы не можем быть уверены, — рассеянно ответил Нэш. Очень трудно мыслить четко, когда Валена вот так наклоняется над столом… Уж слишком к лицу ей черное платье, подчеркивавшее белизну нежной кожи, блеск несравненных глаз. Даже теперь, после всех этих лет, Валена была способна отвлечь его от самых важных дел. Нэш всегда гордился своей победой над человеческой слабостью: ему удавалось держать в узде свои чувства и в то же время позволять себе чувственные наслаждения. Для этого требовалось поддерживать ненадежное равновесие, балансировать на краю…

Да, выбор, чреватый опасностью.

— Долго ли еще все это продлится? — Валена встала, подошла к окну и распахнула ставни. Небо за окном хранило унылый синевато-серый оттенок. — Когда ты привез меня сюда, ты уверял, что тебе понадобится всего лишь год для того, чтобы получить нужное. Год давно прошел, а ты так же далек от того, чтобы проникнуть в тайную библиотеку Вогна, как и раньше. Разве можешь ты надеяться найти Ключ, если доступа к книгам так и не получил? Что даст тебе поддержка Селара и даже всей его армии, если ты и представления не имеешь, где искать?

Нэш спокойно улыбнулся.

— Времени на поиски библиотеки еще вполне достаточно. Сначала нужно заняться более важными вещами. Ты, моя прелесть, слишком быстро отчаиваешься. Да, возможно, нам потребуется больше времени, чем я думал, но мы уже многого достигли. Вогн нуждается во мне: я шпионю для него за Селаром. Селар нуждается во мне: я шпионю для него за Вогном. Ни один из них не знает, что же происходит на самом деле. Когда я буду готов нанести удар, никто из них не сможет мне помешать. К тому же, возможно, мне удастся устранить Вогна и поставить на его место Осберта. Тогда все станет гораздо проще.

— Но когда же все это произойдет? — бросила Валена, оборачиваясь к Нэшу. — Меня уже тошнит от этого дома и его жителей. Ты не разрешаешь мне видеться ни с кем, кроме твоих мальчиков, — да и их ты мне не позволяешь тронуть. До чего же я ненавижу этот дом, куда ты можешь приходить лишь тайно, под покровом ночи! Когда мы, наконец, начнем действовать, Нэш? Когда?

— Что ты предлагаешь? В нашем деле нельзя торопиться, тебе это известно.

— Позволь мне хоть что-то делать. Если ты сам не можешь подобраться к библиотеке, разреши мне заняться Вогном.

Нэш усмехнулся и покачал головой:

— Он, знаешь ли, принес обет безбрачия и не подпустит тебя к себе так близко, чтобы тебе удалось его соблазнить.

Валена огорченно махнула рукой.

— Тогда позволь мне отправиться в Элайту. Ты сам говорил много раз, что нужно многое подготовить, прежде чем девочка сможет занять подобающее ей место. Я могла бы заняться этим. Она никогда раньше меня не видела и ничего не заподозрит. Я могла бы с ней подружиться.

— Нет… — начал Нэш и замер, почувствовав неожиданное прикосновение к своему рассудку, незнакомое и пугающее.

— Что случилось? — прошептала Валена.

Нэш поднялся и подошел к окну. Сосредоточившись, он окинул колдовским взглядом умытый утренней росой город, пытаясь найти источник ощущения… Прикосновение возникло вновь, то более настойчивое, то ускользающее разведка, только и всего. Где-то рядом был искатель, знавший, что именно ищет.

— Мне кажется, мы нашли того самого зловредного колдуна, о котором говорили, — улыбнулся Нэш. Прикосновение неожиданно прекратилось — скользнуло прочь, продолжая поиск. — Ты что-нибудь почувствовала?

— Нет.

— Значит, это не был один из твоих братьев-малахи. Замечательно! — Нэш удовлетворенно усмехнулся. — Он облегчил нам задачу. Теперь не придется его искать, он здесь, в Марсэе.

— Но ведь тебе не удалось точно определить место?

— Точно не удалось. Но я знаю, откуда начать поиски, и к тому же нет нужды куда-то мчаться. Я просто дождусь, когда он попытается еще раз. — Нэш снова рассмеялся и обнял Валену. — Думаю, он снова возьмется за свое в сумерки. Тут-то я его и поймаю!

Розалинда сидела у постели дочери и держала ее за руку. Только теперь, когда в окна уже заглядывал рассвет, девочка, наконец, уснула спокойно. Лоб ее был покрыт потом, но, по крайней мере, она не металась больше от мучительных кошмаров. Светлые волосы, разметавшиеся по подушке, спутались; утром Розалинда расчешет их, а пока нужно дать ребенку отдохнуть.

Сама Розалинда не ощущала усталости. Она рассеянно смотрела на встающее за дальними холмами солнце. Разве можно так обращаться с чувствительной, робкой девятилетней девочкой! Впрочем, Кенрик, которому было всего семь, не испытывал никаких неприятных последствий оттого, что видел казнь. Он спокойно наблюдал за мучениями жертвы, а потом радовался похвалам отца. Чем больше Селар превозносил стойкость Кенрика, тем более самодовольным становился мальчик. Скоро отец и сын станут неразлучны…

В дверь тихо постучали, и в спальню скользнула Самах. Покрывало, обычно скрывавшее ее длинные русые волосы, было откинуто, а милое лицо разрумянилось.

— Уснула, наконец? — прошептала Самах, подходя ближе.

— Спит уже час. Как Кенрик?

— С ним все прекрасно. Думаю, он уже скоро проснется и примется за обычные шалости.

Розалинда вздохнула:

— Как жаль, что тебе придется уехать. Я понимаю, что твое призвание монашеская жизнь, но я эгоистична и предпочла бы, чтобы ты осталась здесь, со мной. Как было бы хорошо, если бы ты помогла мне с детьми! Им так нужны твоя любовь и доброта…

Самах опустилась на колени рядом с Розалиндой и взяла ее за руку.

— У них есть ты, сестрица, любящая мать.

— О боги, — вздохнула Розалинда. — Долго ли еще так будет? Через несколько лет он выдаст Галиену замуж и отошлет прочь. Кенрик покинет детскую, и мое влияние на него прекратится; Селар превратит его в собственное подобие. Что станется с нашей любимой Люсарой, когда на троне окажется еще один король, которому нет дела до народа?

— Но ведь в Кенрике течет кровь люсарца. Может быть, он не станет, похож на отца.

— Селар позаботится об этом, поверь, так повелось еще со времен его отца. Злобный тиран всегда вырастит себе на смену такого же сына. Селар копия своего отца, так что ждет моего мальчика? — Розалинда помолчала и отвела со лба Галиены прядь волос. — Мне, наверное, следовало бы больше стараться завоевать благосклонность Селара тогда, давно, когда я еще имела такую возможность. Данлорн прекрасный пример того, чего можно добиться таким способом. Будь я посообразительнее, я действовала бы так же. Но я была тогда молода и наивна, понятия не имела о том, как нужно бороться за выживание. Теперь слишком поздно мне пытаться остановить Селара.

— Может быть, это от тебя и не потребуется, — ответила Самах, пытаясь утешить сестру и дать ей надежду. — Может быть, народ поднимется против него. Так и случится, если только во главе встанет человек, которому народ верит.

Розалинда покачала головой:

— Есть только один человек, за которым пошли бы люди, — а он никогда не нарушит клятвы. И даже если Селар будет, свергнут, что тогда ждет моего ненаглядного сына? — Стиснув руку Самах, Розалинда вздохнула. — Нет. Боюсь, что ни для кого из нас надежды нет.

Годфри вышел из кельи и ступил на нагретую солнцем траву. Медленно подойдя к каменной скамье, он опустился на нее, по привычке спрятав руки в рукавах сутаны.

С Хильдериком все труднее иметь дело. Даже сейчас, по прошествии времени, в ушах Годфри все еще звучали гневные крики старика по поводу проповеди, произнесенной Бромом. На следующий же день после казни Блэра епископ выбрал темой проповеди греховность измены, и этого было достаточно, чтобы Хильдерик впал в неукротимую ярость. Многие священнослужители слышали его громогласные проклятия и угрозы. Теперь уже арест старика был неминуем и весьма скорый арест. Когда-то могучий разум был ослеплен ненавистью, и ненависть неизбежно должна была погубить Хильдерика.

Годфри чувствовал, что бессилен остановить архидьякона. Чем больше он старался успокоить Хильдерика, тем большая пропасть разверзалась между ними. После сегодняшнего разговора старик, наверное, и слушать его больше не захочет.

Годфри вздохнул и, запрокинув голову, стал смотреть на легкие облачка, скользящие по небу. Если бы только был какой-то способ освободить МакКоули, но до сих пор от Пейна не было никаких вестей. Да если бы они и появились, доверять Хильдерику теперь уже было нельзя.

Будь он проклят! Почему, после всех этих лет совместной с Даунхоллом борьбы против тирании Селара Хильдерик выбрал именно этот момент, чтобы сломаться?

— Простите меня, отец мой. Мне жаль, что приходится вас тревожить.

Годфри обернулся и обнаружил, что позади скамьи стоит отец Джон.

— Что-нибудь случилось? — пробормотал Годфри, жестом подзывая его ближе.

Джон обошел скамью и встал перед Годфри, стиснув перед собой руки. Прежде чем заговорить, он помялся, словно выбирая подходящие слова.

— Нет, дьякон… но отец Хильдерик… О нем тревожатся многие братья. Я тоже обеспокоен.

Годфри кивнул:

— И я. Вы ведь знаете: я пытался его остановить, но он не желает меня слушать, да и никого другого тоже. Мне кажется, что он в определенном смысле намеренно навлекает на себя опасность. Иногда такое действие на человека оказывает чувство вины.

Джон нахмурился.

— Разве не возможно, чтобы Селар освободил МакКоули? Прошло ведь столько времени, и никакие обвинения против него так и не были выдвинуты. Селар может счесть, что положению Брома уже ничто не угрожает, и не станет опасаться противодействия со стороны МакКоули.

— Дело не в противодействии, Джон. Есть неоспоримый факт: МакКоули помазанный епископ и останется им до самой смерти. С этим Селар ничего поделать не может. Самое большее, на что он может рассчитывать, это что МакКоули добровольно сложит с себя священнический сан, а оба мы знаем, что такого он никогда не сделает.

— Тогда почему же Селар до сих пор ничего не предпринял?

— Потому что в этом нет нужды, — пожал плечами Годфри. — Зачем подбрасывать дрова, если котелок и так кипит?

Джон молча обдумал услышанное, потом с загадочным выражением лица сел рядом с Годфри на скамью.

— Дьякон, будет ли мне позволено со всем смирением сделать предложение?

— Если у вас есть хоть какая-нибудь идея о том, как заставить Хильдерика молчать, буду, счастлив ее услышать.

Джон твердо взглянул в глаза Годфри; его обычная кротость на мгновение исчезла.

— Прошло много лет с тех пор, как Хильдерик совершал паломничество.

Сердце Годфри на мгновение замерло. Он с трудом удержался от того, чтобы не вскочить на ноги.

— Архидьякон Френсис, — продолжал Джон, — провел шесть месяцев в уединенном монастыре в прошлом году и появился только на похоронах Даунхолла. Архидьякон Олер за год до того отсутствовал четыре месяца. Хильдерик отказывался от паломничества, ссылаясь на то, что из-за болезни Даунхолла у него слишком много работы. Теперь же…

— Бром с каждым днем передает все больше дел, которыми занимался Хильдерик, другим. Клянусь сердцем Минеи, вы гений, отец Джон! — Годфри выпрямился на скамье. — Скажите, куда в последний раз совершал паломничество Хильдерик?

— В монастырь Святого Аустелла, в западных краях.

Годфри медленно наклонил голову и даже улыбнулся:

— Чудесно. Я совершенно согласен с вашим планом, отец Джон. Хильдерику давно пора и отдохнуть, и предаться размышлениям. Думаю, что после стольких лет трудов ему понадобится не меньше шести месяцев… по крайней мере… — Нет. Лучше ничего не говорить Джону о планах Пейна.

Поднявшись на ноги, Годфри одобрительно улыбнулся молодому священнику.

— Я шепну словечко Олеру. Он сумеет предложить Хильдерику паломничество так, что старик не сможет отказаться. Если вы нам поможете, через две недели Хильдерика не будет в столице.

Отец Джон тоже встал, и Годфри добавил:

— Думаю, вы спасли жизнь нашему общему другу.

Мердок подал Айн плащ, и женщина закуталась в его теплые складки. Лето шло к концу, и ее старые кости требовали защиты от холода. Затянув завязки под подбородком, Айн повернулась к Мердоку:

— Я не особенно долго буду отсутствовать. В городе все еще неспокойно после вчерашней казни. На улицах слишком много зевак, а это затруднит мою работу.

— Лучше бы тебе отдохнуть пару денечков, прежде чем браться за дело, — ответил ей Мердок. — Я знаю, ты могучая искательница, но даже тебе требуется сон. Бен все еще не пришел в себя, а ведь он на тридцать лет тебя моложе.

— Бен не пришел в себя потому, что вчера вечером шатался по тавернам и пил, — с лукавой улыбкой пробормотала Айн. — Я его не виню — ведь это его первая поездка в Марсэй, — но пока он развлекался, я спала. Признаю: встала я рано, но потом целый день отдыхала; так что не тревожься, Мердок. Сегодня утром я ничего не обнаружила, так что следует попытаться еще раз. Я вернусь через пару часов, не больше.

Мердок открыл перед Айн дверь, и она вышла из теплой и уютной лавки портного. Свернув налево, колдунья пошла вниз по переулку в сторону главной площади. Сейчас, когда наступили сумерки, улицы, были почти пусты. Позже, когда горожане начнут искать развлечений, народу станет больше.

Айн пересекла широкую площадь и двинулась по гораздо более людной улице, тянувшейся вдоль городской стены. Здесь селились купцы и ремесленники, и по обеим сторонам теснились лавки. Именно в таком окружении стал бы скрываться неизвестный колдун: в человеческом водовороте ему легко было бы остаться незамеченным. Хотя Дженн ощутила соприкосновение с чужой колдовской силой в замке, не было никаких оснований считать, что там и живет тот, кого ищет Айн. К тому же спешить ей было некуда. Ведь всем известно, что обследовать такой большой город от стены до стены быстро невозможно.

Улица стала круто спускаться к одним из ворот в городской стене, потом повернула к замку. Справа открылся проход во дворик, посередине которого виднелся колодец, а с обеих сторон — двери таверн. Ни в одной из них не было особенно много посетителей, хотя по улице и сновали горожане. Да, вполне подходящее место.

Айн вошла во двор и помедлила около колодца. Повернувшись спиной к домам, она опустила левую руку и позволила аярну выскользнуть из пальцев, а потом ногой подвинула камешек к колодцу: там никто не обратит на него внимания. Потом она вошла в ближайшую таверну и за серебряную монетку получила в свое распоряжение единственную в заведении отдельную комнату, окна которой выходили во двор. Хозяин принес ей кувшин эля и миску похлебки, но еда Айн не интересовала. Как только за хозяином закрылась дверь, Айн села у окна и сосредоточилась на аярне.

Сколько лет она этим занимается! Сколько новичков она, таким образом, обнаружила! Айн было всегда так легко дотянуться до камушка и направить через него свои чувства, создать вибрацию, которую только колдун способен ощутить. Под этим искусным воздействием колдун отправится искать источник вибрации и ничего не найдет; однако поиск покажет его тому, кто наблюдает. Сейчас, когда Айн прибегла к знакомому приему, перед ней одно за другим промелькнули лица тех, кого она нашла. Больше полусотни… Только Роберт нашел ее сам, без ее участия, и то лишь из-за случившегося с ним несчастного случая.

Милый Роберт! Если бы только он послушал ее, если бы поверил ее словам, доверился ей! Тогда ему не пришлось бы нести ужасную тяжесть в одиночку. Она так рада была бы помочь ему, поддержать…

А теперь вряд ли она еще когда-нибудь с ним увидится. Конечно, Роберт едва ли обратит внимание на изгнание из Анклава, если ради достижения своей цели захочет вернуться. Уилф джабир, но на самом деле он бессилен помешать Роберту явиться в Анклав. На ворота могут быть наложены чары, не дающие войти определенному колдуну, но только не Роберту.

Нет, единственное препятствие его возвращению Ключ. В нем Роберт видит врага. Он уверен, что Ключ противостоит ему еще с тех пор, как он явился в Анклав девятилетним мальчиком. Роберт не пожелает вновь к нему приблизиться.

Айн вздохнула и потянулась к кувшину с элем, одновременно с помощью аярна продолжая поиск. Сделав большой глоток, она снова оглядела темный двор. К колодцу приближалась мать с двумя детишками. Они наполнили водой ведра и исчезли в доме напротив. Потом к колодцу подошел мужчина. Стянув с правой руки перчатку, он поднял бадейку и глотнул воды; потом бадейка с плеском упала обратно в колодец.

Прежде чем снова надеть перчатку, человек наклонился и поднял с земли маленький камешек.

Айн вскочила на ноги. Откуда он мог знать, что это такое? Человек пристально смотрел на аярн, поворачивая его в руках. Теперь Айн почувствовала его силу, подавлявшую ее, заставлявшую ее сердце бешено колотиться, а голову — кружиться. Должно быть, это тот, кого она ищет!

Человек повернулся и оглядел дом, в котором располагалась таверна. Совсем ничем не выделяющееся лицо с аккуратно подстриженной бородкой и черными провалами глаз. Синий плащ не позволял разглядеть подробно высокую худую фигуру. Человек улыбнулся.

Айн отшатнулась от окна. Дыхание зла, коснувшееся ее, было почти невыносимым. Роберт предостерегал ее, но она не послушала… Что ж, теперь это не имеет значения. Теперь она знает, как выглядит этот человек. С помощью Мердока она сможет выяснить, кто он такой, и тогда совет решит, как поступить. В любом случае сейчас ей нужно исчезнуть. Если этот колдун достаточно могуществен, чтобы точно определить, где спрятан аярн, значит, он много сильнее Айн, может быть, даже сильнее, чем Роберт.

Айн завернулась в плащ и двинулась к двери. Однако, распахнув ее, она обнаружила, что там кто-то стоит, загораживая проход. Молодой человек, белокурый, красивый, но с абсолютно ничего не выражающим лицом. Он сделал шаг вперед, заставив Айн попятиться. Женщина наткнулась на стол и чуть не упала, но молодой человек ничего не сказал. Он просто ждал.

Мгновением позже к двери подошел темноволосый незнакомец. Он остановился у притолоки, и его издевательская улыбка заставила сердце Айн болезненно сжаться. Человек осторожно прикрыл дверь, потом повернулся к Айн и медленно пересек комнату. Айн пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в стену; грудь ее вздымалась, воздуха не хватало. Темноволосый незнакомец перестал улыбаться и поднял руку: между пальцами был зажат ее аярн.

Айн в панике оглянулась на окно. Если бы ей удалось выброситься, может быть, она могла бы спастись… однако взгляд незнакомца приковал ее к месту, как взгляд змеи птичку. И тут этот ужасный человек снова улыбнулся, стиснул пальцы, и неожиданно аярн треснул и рассыпался в пыль.

Айн вскрикнула. Все ее тело, словно молния, пронзила ужасная боль. Айн отчаянно пыталась удержать ускользающее сознание, но все заволокла непроницаемая тьма, и женщина без чувств рухнула на пол.

ГЛАВА 6

Дженн сидела на склоне холма и смотрела на коров, щипавших траву на залитом солнцем пастбище. Над головой девушки проплывали пухлые облака и исчезали за острыми скалами, окружающими плато на вершине Голета. Кое-где в сером камне виднелись черные дыры туннелей, в каждый из которых вели двойные деревянные двери.

Дженн обхватила руками колени. Камень, к которому она прислонилась, был холодным, и даже теплые солнечные лучи не могли согреть девушку.

Дженн оглянулась и увидела приближающегося Финлея; молодой человек был полон энергии и целеустремленности.

— Ты избегаешь меня, — сказал он Дженн.

— Разве?

Вялый ответ заставил Финлея помедлить. Он опустился на траву рядом с Дженн и стал смотреть на коров.

— Хорошо ли ты спала?

— Не особенно.

Финлей помолчал, все еще не глядя на Дженн. Потом он заговорил:

— Знаешь, Дженн, мне очень жаль… Жаль, что я втянул тебя в это, но на самом деле у меня не было выбора. Роберт…

— Роберт сказал тебе, что мне можно доверять, да, я знаю, — нахмурясь, пробормотала Дженн. Долгая ночная дорога, жестокая схватка с Уилфом, беспокойный сон совсем лишили ее сил. Последнее, чего она сейчас хотела бы, было препирательство с Финлеем.

Последовало еще одно долгое молчание. Однако Финлей, по-видимому, был твердо намерен добиться своего.

— Дженн, может быть, мне и не следовало бы спрашивать, но… Что происходит между тобой и Фионой? Есть что-то, что мне следовало бы знать?

— Что, например?

На этот раз Финлей промолчал; он просто повернулся к Дженн и стал ждать ответа. Ну что ж…

— Да. Кое-что происходит, но не думаю, что тебе приятно будет об этом услышать.

— И все-таки?

Теперь уже Дженн пришлось посмотреть на Финлея. Откуда у него неожиданно появилось такое терпение? Дар небес?

— Я нисколько не сомневаюсь, что Фиона превосходная учительница и по-своему очень умелая, но, по правде сказать, она доводит меня до бешенства.

Финлей улыбнулся в ответ на эти слова:

— Меня тоже. Но ведь дело в чем-то еще? Дженн пожала плечами:

— Она показала мне, как налагать предупреждающее заклинание, и немного улучшила мои умения искательницы, но ничему важному — вроде наложения Печати или создания иллюзии — научить меня она не в состоянии. А события развиваются так, что мне обязательно нужно знать, как это делается.

Финлей спокойно кивнул:

— Я поговорю с Патриком. Он лучший из известных мне учителей. Или я мог бы попробовать и сам… Но разве… разве нет какой-то другой причины, заставившей тебя приехать сюда сейчас?

— Есть. — Дженн почувствовала, что не в силах смотреть в глаза Финлею, и снова отвернулась, подставив лицо прохладному ветерку.

— Нам нужно все обсудить, Дженн.

— Какой смысл? Разве от этого что-нибудь изменится? Ключ сказал свое слово. Какая разница, что теперь могу сказать я?

— Ты винишь в случившемся меня? — Голос Финлея был так тих, что сначала Дженн показалось, что она ослышалась.

— Виню тебя? — Дженн повернулась и взглянула на Финлея; в первый раз она прочла на его лице неуверенность в себе и уважение к ней, Дженн. Девушка растерялась.

— С какой стати я должна тебя в чем-то винить? Я явилась сюда по собственной воле. Конечно, я поверила твоему предостережению о том, что мне не следует приближаться к Ключу, но никто не заставлял меня давать Уилфу ту глупую клятву.

— Так почему ты ее дала?

— Ох, Финлей, я и сама не знаю. Чего ты от меня хочешь? Я ведь уже сказала, что встану в Круг. Почему ты не можешь оставить меня в покое?

— Ты хочешь именно этого?

— Проклятие, Финлей! — неожиданно взорвалась Дженн. — Я просто хочу понять! Я не знаю, что здесь творится! Все за мной следят… Что я такое? Я чувствую себя куском мяса, который рвут на части все, кто только может дотянуться!

— Прости меня.

— Ну да, конечно, простить! Твой братец говорил то же самое! — Дженн отвернулась, испугавшись, что не выдержит и расплачется. Не сдастся она так легко! — Похоже, обо мне говорится в пророчестве, которого никто не понимает, а твой брат, который знает больше других, предпочитает держать все в секрете. Я — Союзница? Он — Враг? Но кому? И что такое Узы? Ваши мудрецы здесь только о них и говорят, но разве кто-нибудь из них знает ответ?

— Я…

Дженн не обратила внимания на попытку Финлея ее перебить.

— И есть еще что-то, что Ключ сообщил одному Роберту. Что-то настолько опасное, что он, даже если бы мог, никому об этом не сказал бы. Однако, судя по его поведению, тут все, чего ни коснись, полно опасности.

— Может быть, так и есть.

— Вот как? — Дженн сделала глубокий вдох и пристально взглянула на Финлея. По его лицу промелькнуло выражение смущения и исчезло так же быстро, как тень от облачка.

— Если Роберту, девятилетнему мальчику, было сказано, что его с кем-то связывают узы, он наверняка поверил в это. И мне кажется, он до сих пор верил, что узы связывали его с Береникой. А она умерла.

Нет, бесполезный разговор…

— Ну да, ее погубила лихорадка. Но какое отношение это имеет ко мне?

Снова на лице Финлея отразилось странное чувство, на сей раз боль.

— Тебе что-то известно, не так ли? — требовательно спросила Дженн; ей не давало покоя какое-то смутное воспоминание. — Только не пересказывай мне ту глупую сплетню, будто бы Роберт убил Беренику.

Финлей отвел взгляд и стал смотреть на мирно пасущихся коров. Потом он слегка покачал головой:

— Роберт убежден, что своим пророчеством Ключ хочет навредить нам: твоей жизни может даже угрожать опасность.

Толком я ничего не знаю. У всех нас слишком много вопросов, на которые нет ответов. Единственное, что мне известно наверняка, это что мы должны трудиться вместе: ты и я. Если мы этого не сделаем, все пропадем. Дженн против воли улыбнулась:

— Знаешь, Финлей, иногда ты очень меня удивляешь. Я не забыла, что раньше мы не очень ладили, но если ты и дальше будешь говорить такие вещи, я, того и гляди, сумею разговаривать с тобой вежливо чаше, чем раз в год.

Финлей тоже постарался скрыть улыбку. Опустив голову, он искоса почти застенчиво взглянул на Дженн.

— Я все утро, пока ты спала, тренировался.

— Ах, не пытайся испортить впечатление, — покачала головой Дженн. Она вытянулась на мягкой траве; в первый раз с тех пор, как она покинула Элайту — и с тех пор, как Роберт прислал ей ту последнюю весть, — напряжение немного отпустило ее. Может быть, на нее повлияла честность Финлея, может быть, теплые солнечные лучи и вид безмятежно жующих рыжих коров, — значения это не имело.

Дженн скрестила руки на груди.

— Дело в том, Финлей, что я понятия не имею, чем могу помочь. Мне неизвестно, почему Роберт велел тебе полагаться на меня. — Если Роберт доверяет ей, то почему не отвечает на ее зов? Разве может мысленная речь на таком огромном расстоянии быть опасной?

Финлей пожал плечами, но не сказал того, что сразу же пришло ему на ум, это Дженн сразу заметила.

— Может быть, он думает, что ты способна по-новому взглянуть на наши проблемы.

— О да, — со смехом, в котором прозвучала нотка горечи, ответила Дженн. — Только тебе это удается гораздо лучше. И раз уж ты добился такого успеха, может быть, ты ответишь мне на некоторые очень важные вопросы. Например: почему, сосредоточившись на свойствах Ключа, Роберт сумел найти тот серебряный стержень? Не связаны ли каким-то образом Ключ и Калике между собой? Может быть, они были сотворены одним и тем же человеком и в одно и то же время?

— Они, конечно, связаны, но я не знаю, как именно. Считается, что Ключ знает, где скрыт Калике, поэтому-то, мне кажется, Роберт и предположил, будто они могут иметь какие-то сходные качества. Ключ был создан незадолго до основания Анклава, а Калике на несколько столетий древнее.

— Откуда ты знаешь?

— История Ключа и Каликса описывается в двух книгах. Одна из них — «Флайлан Феер», манускрипт, которому почти тысяча лет. Изначально существовало несколько копий книги, но я видел только те две, которые хранятся в здешней библиотеке. Вторая книга что-то вроде сборника мистических вопросов и ответов на тему о том, откуда вообще берется колдовская сила. Она называется «Поучение Карастикана», и некоторые думают, что она еще древнее «Флайл ан Феер». В обоих манускриптах масса сентиментальной чепухи, но есть и кое-что интересное. И ни в одной нет описания Каликса и указаний на то, как его найти. Только в позднейших трудах появляются упоминания о том, что Ключ откроет нам, где скрыт Калике.

— Но в книгах и на самом деле говорится, что Калике очень важен?

— Несомненно. В «Флайл ан Феер» написано: «Калике — средоточие всего, что мы считаем могуществом». «Поучение» содержит другое указание: там говорится о нашем священном праве на сокровища Каликса. Самое же важное другое: обе книги недвусмысленно утверждают, что Калике даст нам возможность жить среди людей и покинуть эту горную тюрьму.

— Но… — Дженн оборвала себя, нахмурилась и обвиняюще ткнула в Финлея пальцем. — Если обе книги были написаны до возникновения Анклава, то как может Калике указать вам путь освобождения из тюрьмы, которая тогда еще не существовала?

— Ну, это просто… — начал Финлей и неожиданно умолк, затряс головой и откинулся назад, опираясь на локти. — Не имею ни малейшего представления.

— Может быть, в книгах шла речь о тюрьме совсем иного рода. Впрочем, не вижу в этом особой важности. В конце концов, в пророчестве Ключа Калике даже не упоминается. Что мне хотелось бы узнать, это почему вообще Ключ произнес пророчество. Разве не должна за этим скрываться какая-то цель?

— Не обязательно, — улыбнулся Финлей. — Считается, что пророчество слепое предсказание того, что нечто свершится. Если это нечто в любом случае должно свершиться, не обязательно нас об этом предупреждать.

— Но ведь мы были предупреждены, не так ли? — Улыбка сбежала с лица Финлея, и Дженн медленно покачала головой. — Не знаю, как ты, а я умираю от голода. Где тут можно раздобыть что-нибудь вкусное?

— Ну, на этот вопрос ответить легко: вкусного ты не найдешь нигде. Впрочем, я могу показать тебе, где можно раздобыть сытную еду. А после этого советую тебе еще немного поспать.

— Почему? Разве я так плохо выгляжу?

— Вовсе нет. Просто мне кажется, что усталость может ослабить твою защиту: ты ведь уже начала вежливо со мной разговаривать.

Дженн размахнулась и ударила Финлея в плечо. С шутливым стоном тот поднялся на ноги и протянул Дженн руку, чтобы помочь встать. Девушка снизу вверх смотрела на него, поражаясь сходству между братьями. Даже разговор с Финлеем чем-то напоминал ее разговоры с Робертом… за тем исключением, что Финлей не избегал трудных вопросов. Однако оставался еще один вопрос, ответ на который она должна была получить.

Дженн ухватилась за руку Финлея, поднялась с травы и отряхнула юбку.

— Может быть, я не должны была бы спрашивать об этом, но не происходит ли между тобой и Фионой чего-то, о чем мне следовало бы знать?

Финлей вытаращил глаза и покраснел.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе не было необходимости рассказывать все при ней прошлой ночью. Ты мог дождаться, пока она уйдет в свои покои. Но нет, ты хотел, чтобы она присутствовала, чтобы приняла во всем участие. И первый твой вопрос ко мне был о ней. Так что происходит, Финлей? Ну-ка рассказывай — Ничего не происходит. Абсолютно ничего. Ты все не поняла. Фиона уже много лет влюблена в Роберта. Ох, он никогда и не подозревал об этом. Ты же знаешь, какой он, обходится со всеми одинаково. Но меня Фиона ненавидит. Она всегда винила меня в том, что я отпугиваю Роберта от Анклава. Потом Роберт женился на Беренике. Для Фионы не имело значения, что этот брак был устроен родителями, когда и Роберт, и Береника были еще детьми. А теперь, я уверен, Фиона винит меня в том, что Роберта изгнали из Анклава. Уж можешь поверить: на меня она никогда и не взглянет, она считает меня бледной тенью моего великолепного братца.

— Да неужели? — протянула Дженн. — Поэтому-то, должно быть, она и не сводит с тебя глаз, стоит вам оказаться в одном помещении. Кстати, это заметила не только я. Впрочем, ты, вероятно, прав. Ну, я отправляюсь завтракать. Пока, Финлей.

Новая библиотека нравилась Финлею уже только потому, что совсем не походила на старую. Прежняя была темной и сырой; эта же находилась в просторном помещении, освещенном несколькими лампами и хорошо проветриваемом. Потолок пещеры круто уходил вверх, напоминая арку церкви Святого Бастиана в Баллохфорде. В нем еще несколько столетий назад пробили вентиляционные шахты такие широкие, что по ним мог бы пролезть человек; теперь отверстия шахт были забраны решетками. Вдоль стен стояли столы, большие и маленькие, окруженные самыми разнообразными стульями и табуретами. Посередине по всей длине пещеры тянулись две огромные книжные полки. В помещение вели три двери — две по концам и еще одна в южной стене. За этой дверью находилась комната, где хранились карты предмет увлечения старого Аселина. Карт было не особенно много, но библиотекарь продолжал надеяться на пополнение своей драгоценной коллекции.

Как и ожидал Финлей, Аселин оказался на месте вскарабкавшись на высокую лестницу, он менял фитиль в масляной лампе, подвешенной к потолку на длинной цепи. Финлей остановился рядом с лестницей и, прищурившись, вгляделся в сумрак.

— Почему бы тебе не воспользоваться тем чертежом, который для тебя сделал Патрик? Если пропустить цепь через блок, ты смог бы опускать лампу вниз, чтобы менять в ней фитиль.

Аселин едва удостоил его взгляда.

— Все прекрасно работает так, как есть. — Большие руки Аселина были покрыты застарелыми чернильными пятнами. Он кончил возиться с лампой, зажег ее от свечи и, балансируя на верхушке лестницы, осторожно поставил на место стеклянный колпак. Задув свечу, библиотекарь медленно спустился по лестнице. Его жилистое длинное тело, было, казалось, специально приспособлено для таких дел: Аселин напоминал большого седого паука.

— Чего ты хочешь, Финлей, — кроме, конечно, того, чтобы поучить меня, как мне выполнять свою работу?

Финлей попятился к стене: Аселин принялся складывать лестницу.

— Я… — начал он, но библиотекарь только крякнул, взвалил лестницу на плечо и исчез в комнате, где хранились карты. Что ж, когда-нибудь ему придется оттуда выйти: другого выхода не существовало.

Пожав плечами, Финлей повернулся к двойному ряду книжных полок. Бесшумно двигаясь вдоль него, он дошел до конца и уже собрался повернуть обратно, когда его внимание привлекло какое-то движение. Финлей остановился и присмотрелся. Это оказалась Фиона, устроившаяся в большом кресле с тремя книгами.

Финлей оглянулся через плечо: Аселина все еще не было видно. Откашлявшись, Финлей спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Фиона не подняла глаз от страницы:

— Читаю.

— Что читаешь? — Финлей подошел на шаг ближе.

— Книги. Глупый разговор…

— Послушай, Фиона, — снова начал Финлей, — я хочу извиниться за случившееся прошлой ночью…

Фиона резко захлопнула книгу, подхватила остальные и опустила ноги на пол.

— Клянусь богами! Финлей Дуглас, приносящий извинения? Я так и знала: прийти в библиотеку в это время, когда все приличные люди заняты делом, было удачной мыслью. Я, правда, рассчитывала только почитать в тишине и покое — я и представить себе не могла, какая мне выпадет честь.

Фиона собрала книги и двинулась прочь прежде, чем Финлей сообразил что сказать. Все же он попытался ее догнать:

— Фиона!

Она остановилась:

— Да?

Финлей растерялся, и Фиона воспользовалась этим.

— Брось, Финлей. — Голос ее звучал ровно и бесстрастно. — Дженн здесь нет, так что можешь не притворяться, будто мы друзья.

— Да нет, я… — окончательно смутился Финлей; Фиона уже шла прочь, и он не мог ничего сделать, чтобы задержать ее.

— Ну? — раздался голос сзади. Финлей обернулся и обнаружил, что рядом стоит, протирая очки тряпицей, Аселин. — Так чего ты хотел? Или ты просто явился распугивать моих читателей?

— Патрик твердит, что я должен использовать время с толком. Он говорил, что тебе требуется помощь в переводе некоторых старинных книг, потому что их теперь никто не может читать.

Аселин бросил на Финлея недоверчивый взгляд:

— Так ты явился сюда как доброволец?

— Ну да.

— И сколько же это продлится? — Аселин отвернулся и двинулся вдоль книжных полок. Финлею пришлось почти бежать, чтобы не отстать. — Ты и в самом деле думаешь, что я соглашусь дать тебе самые драгоценные манускрипты, ты ведь просто поиграешь в перевод, пока тебе не надоест. Ты в жизни ничем не занимался серьезно, я ведь тебя знаю.

— Послушай, остановись! — Финлей ухватил высокого старика за рукав. — Решать, конечно, тебе, но я хотел бы, чтобы ты дал мне работу. Я ее закончу, обещаю.

Секунду Аселин смотрел на Финлея, потом кивнул:

— Ладно. Как у тебя с сэльским?

— Ну…

Уилф добрел до своей комнаты и сбросил на пол унылую серую мантию. Старик так устал, что даже не снял рубашку; откинув с кровати, покрывало, он бессильно рухнул на подушки. Уилф чувствовал себя гораздо старше своих шестидесяти пяти лет; поражение заставляло болеть каждую косточку. После происшествий прошлой ночи ему был необходим сон. Хоть какой-нибудь отдых…

Слишком многое на него свалилось. Да, он, конечно, джабир, но Ключ выбрал не того человека. Ему не вынести ответственности. Он все делал неправильно, накинулся на бедную девушку, словно она была закоренелой преступницей, и в результате ничего не добился.

Может быть, если бы он просто ласково попросил ее, все сложилось бы иначе? Согласилась бы она дать клятву?

Наверное, нет, ведь Финлей уже успел с ней поговорить. Будь он проклят! Будь они все прокляты!

И в первую очередь будь, проклят Роберт Дуглас.

Двадцать лет Роберт лгал им. Каждый раз, когда он появлялся в Анклаве, само его присутствие было ложью. Не имело никакого значения, если Ключ и, правда, запретил ему говорить о давнем пророчестве. Дело заключалось в другом: все эти двадцать лет Роберт утверждал, будто пророчество касается его одного и только ему и предназначено, а к Анклаву не имеет никакого отношения.

И его еще считали человеком чести! Так, по крайней мере, все о нем говорили. Ах, Роберт Дуглас он не может заставить себя нарушить клятву, данную королю! Никак не может прийти на помощь любимой родине, поскольку это бросило бы тень на его честь! Ну а лгать людям, которые считались его друзьями, людям, которые доверяли ему и полагались на него, это он мог. Вот и видно, что честь Роберта Дугласа всего лишь абстракция. Когда дошло до дела, он, не колеблясь, нарушил собственные же правила.

Уилф вертелся на постели, никак не находя удобного положения, матрас сбился комками, а подушки так и норовили выскользнуть из-под его головы. Куда бы он ни обратил взгляд, нигде не находилось того прохладного темного местечка, где обитает сон. Единственным утешением ему оставалось безразличное прикосновение Ключа.

— Я все сделал не так? — спросил Уилф пустоту, спросил Ключ. Он знал, что Ключ его не услышит, но все равно продолжал: — Как бы мне хотелось понять, чего ты от меня хочешь. Должен ли я возглавить людей в Анклаве или просто наблюдать, как эти двое выполнят пророчество, которого я даже не в состоянии понять?

Уилф долго пролежал так, стараясь прогнать все мысли; потом, чувствуя, что разум его не успокоится, хоть тело и требует отдыха, снова поднялся и оделся. Выйдя из своих покоев, он двинулся по коридору и шел не останавливаясь, пока не добрался до главной пещеры.

Пещера не была безлюдной: двое его коллег, членов совета, о чем-то тихо беседовали на скамье в дальнем углу; по балкону и лестницам все время сновали люди, и даже двое мальчишек играли около дальней двери. Им не полагалось здесь быть, но на сей раз Уилф удержался от замечания. Он прошел прямиком к Ключу и остановился, пристально глядя на него. Мысли старика разбегались. Почти против воли он заговорил вслух:

— Ну, так что? Если ты не можешь дать мне того, чего я хочу, что вообще можешь ты мне дать?

Двое в углу умолкли и взглянули на Уилфа как на безумца. Старик не обратил на них внимания. Он просто стоял перед Ключом, ожидая ответа. Да, именно так он и поступит: не оставит Ключу другого выбора.

И тут это случилось.

Вся пещера погрузилась в темноту, словно луну скрыло облако. Темнота не была непроницаемой; серый сумрак казался зачарованным, словно пригрезившимся во сне ребенку. Уилф почувствовал, как на его плечи опустилась тяжесть. Она не была неподъемной, но все же причиняла боль. И еще: Уилф услышал какой-то звук. Нет, множество звуков, словно чьи-то голоса сплелись в песнопении. Слов Уилф разобрать не мог просто непонятный речитатив, долетающий из мрака.

Неожиданно темноту прорезал нестерпимо яркий свет. Уилф, задыхаясь, упал на колени. Жара была невыносимой, удушающей. Воздух, казалось, выжигал ему глаза, опалял горло, испепелял плоть на костях. Уилф охнул, не в силах сделать ни вдоха. Потом все неожиданно кончилось.

Теперь старик смотрел сверху на какую-то комнату. Помещение было круглым, его стены такими высокими, что стоящие внизу люди представлялись муравьями, образовавшими круг на земляном полу. Они пели. Сам Уилф находился где-то наверху, словно висящий на стене портрет. Потом все начало двигаться, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, так что, в конце концов, все поплыло перед глазами Уилфа. На полу в середине круга людей возникло нечто. Оно было круглым и черным, но прежде чем Уилф сумел дотянуться и коснуться предмета, он исчез вместе с комнатой. Снова на Уилфа обрушился невыносимый жар; солнечные лучи были такими обжигающими, что могли бы за секунды обратить его в пепел. Снова перед глазами старика проносились картины, которых он не успевал понять. Внезапно все поглотила тьма, на смену жаре пришла прохлада и тишина; осталось лишь безмолвное присутствие Ключа в сознании Уилфа.

Таково было наше начало. Мы показали тебе свое рождение. Удовлетворись этим, мой избранник.

Это был Ключ.

Уилф открыл глаза и обнаружил, что все еще стоит в главной пещере. Мальчишки продолжали играть, члены совета вновь вернулись к беседе. Уилф открыл уже рот, чтобы рассказать им об увиденном, но стоило ему пошевелиться, как его захлестнула волна дурноты, и он рухнул на пол. Раздались встревоженные крики, люди склонились над стариком. Уилф улыбнулся им, закрыл глаза и позволил себе провалиться в сон.

О боги, что за смертельная скука! Финлей вышел из библиотеки совсем сонным, но, по крайней мере, Аселин с ворчанием признал, что молодой человек был искренен в своем желании помочь. Теперь Финлей мог в любое время вернуться в библиотеку и начать собственные поиски, не вызывая подозрений Аселина.

Финлей прошел несколько коридоров и остановился у скромной двери в самой древней части пещер, постучал и окликнул:

— Дженн!

— Входи, Финлей.

Он открыл дверь и застыл на пороге. Дженн сидела на постели, привалившись спиной к стене. Девушка закуталась в одеяло, ее спутанные волосы лежали на плече, она спала — и приход Финлея, казалось, не разбудил ее. Она глядела пустыми глазами в пол так, словно высматривала что-то на огромном расстоянии.

— Что случилось?

Дженн слегка повернула голову:

— Не знаю. Мне… приснился очень странный сон. По крайней мере, я думаю, что это был сон.

Финлей придвинул стул и сел.

— Расскажи мне о нем.

— Не уверена, что смогу. Что-то было совсем смутным, хотя другие вещи я видела с пугающей отчетливостью. Не знаю… — Голос Дженн оборвался; она вздохнула и начала снова: — Я оказалась в каком-то незнакомом месте, очень светлом, во всех стенах там были окна — огромные, гораздо выше человеческого роста. Стены из красного камня казались угловатыми, хотя комната и была круглой. Оттуда, где я находилась, двери не было видно. Рядом со мной стояли люди, образуя круг.

— Сколько их было?

— То ли десять, то ли пятнадцать. Некоторые стояли с закрытыми глазами, другие смотрели на меня. Знаешь, очень странно… Я чувствовала себя совершенно онемелой. — Дженн повернулась и вопросительно посмотрела на Финлея, словно ожидала от него ответа на вопрос. Девушка несколько раз моргнула, и глаза ее стали не такими пустыми. — Все это так трудно описать… Сначала я была онемелой, потом понемногу начала что-то чувствовать — сухую жару в комнате и холод пола. Через некоторое время я стала чувствовать… нет, воспринимать и другие вещи. Вот тогда-то я и стала слышать голоса. Что-то вроде песнопения. Слов я понять не могла.

Финлей поднялся, взял с полки кувшин, налил вина в кружку и протянул Дженн. Девушка выпила вино и стала рассказывать дальше. Теперь ее глаза прояснились; казалось, она видит перед собой то, о чем говорит, так же отчетливо, как стену пещеры.

— Это, конечно, звучит глупо, но я могла бы поклясться, что эти люди вокруг наседали на меня, совсем как члены совета в ту первую ночь, когда я появилась в Анклаве. Я не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Я просто находилась там — не сидела, не лежала, не стояла… Я просто присутствовала. Но чем дольше я там была, тем больше я чувствовала и понимала. Уверена, вскоре я поняла бы, что означает песнопение. Я хочу сказать — поняла бы та я, какой я была во сне. А потом…

— Что потом?

Дженн бросила взгляд на Финлея и тут же опустила глаза.

— Я помню, что один из тех людей начал задыхаться. Лицо его побагровело, но остальные ничего не предприняли. Впрочем, наверное, они и не могли… Человек упал передо мной на колени, протянул руки, словно хотел меня коснуться, и умер. Знаешь, Финлей… — Дженн нахмурилась, лицо ее побледнело. — Мне кажется, я убила того человека.

Дженн была так захвачена воспоминанием, так уязвлена приснившейся реальностью, что на ее глазах появились слезы, а рука задрожала и вино расплескалось. Финлей забрал у Дженн кружку, опустился на колени перед постелью и взял девушку за руку.

— Это всего лишь сон, Дженн. Ты на самом деле никого не убила.

— Но тогда казалось, что я это сделала. И тут же все переменилось: люди перестали петь, а кто-то подошел и поднял меня. Я только тогда поняла, какая я маленькая. Но, глаза Дженн вспыхнули, я чувствовала себя такой могущественной! И еще я знала окруживших меня людей, каждого из них. Они, пока пели, сообщили мне многое, и теперь я знала все, что было известно им: не только каждому в отдельности, но всем пятнадцати, а до них еще и сотням других — даже тому, который умер. — Дженн неожиданно умолкла, затаив дыхание.

Финлей ждал. Наконец Дженн взглянула на их сплетенные руки, потом подняла глаза на Финлея.

Когда она заговорила вновь, голос ее звучал тверже, а на лицо вернулись краски.

— Есть еще одна вещь, которую я только что вспомнила. Финлей, не думаю, что это был просто сон.

— Почему?

— Под конец, когда меня выносили из комнаты, я услышала голос, но этот голос не принадлежал той, привидевшейся мне реальности. Больше было похоже на то, что это говорил кто-то за дверью.

— И что же этот голос сказал?

Таково было наше начало. Мы показали тебе свое рождение. Скоро ты покажешь нам нашу смерть.

Дженн смотрела на Финлея широко раскрытыми глазами, и впервые с тех пор, как они повстречались, девушка показалась ему совершенно беззащитной.

— Финлей, это ко мне обратился Ключ.

Веселое потрескивание огня, танец теней на стене разогнали призраков, рожденных рассказом Дженн, но все же Финлея, казалось, преследовало нечто, чему он не мог найти имени. К ним с Дженн присоединились Патрик и Арли; они все еще задавали девушке вопросы. Фиона тоже должна была бы прийти, но после сцены в библиотеке Финлею не хватило мужества обратиться к ней снова. Через некоторое время Патрик и Арли, оставив в покое Дженн, оглянулись на Финлея, ожидая от него ответа на свой безмолвный вопрос.

Его отклик был однозначным:

— Похоже на то, что между тобой, Дженн, и Ключом уже существует связь. Могу только порадоваться, что Роберта здесь нет.

— Ох, Финлей, — застонал Арли, — должен же ты понимать, как важно то, что случилось? Дженн никогда не вставала в Круг, и все же Ключ навевает ей сны, как если бы она была джабиром. Более того: мы впервые услышали рассказ очевидца о том, как был создан Ключ. До сих пор существовали лишь легенды, передаваемые из поколения в поколение, да и то неполные. Например, я никогда не слышал, будто во время процедуры кто-то умер, а из того, что говорит Дженн, следует, что Ключ несет ответственность за эту смерть.

— Ну, следует отметить, что рассказ Дженн дает ответы на некоторые важные вопросы, — сказал Патрик. — Например, каким образом Ключ оказался связан с Каликсом. Можете назвать меня глупцом, но держу пари: человек, которого Ключ убил, сообщил ему, где спрятан Калике.

— Но почему он должен был умереть? — пробормотала Дженн.

— Чтобы секрет никто не мог выдать. Подумайте хорошенько. Из слов Дженн следует, что Ключ был создан совместными усилиями тех людей, что они вложили в него все свои мысли и воспоминания. Этот процесс должен был не только наделить Ключ огромной силой, но и предоставить в его распоряжение множество деталей, которые до того никогда не собирались воедино. Так Ключ получил знание о местонахождении Каликса. Что я хотел бы знать это что еще было тогда сообщено Ключу.

— Ты имеешь в виду пророчество? — прошептал Арли.

— Именно. Из той части пророчества, которая нам известна, следует, что Роберта и Дженн связывают Узы, — но там ничего не говорится о том, что это значит. Благодаря пророчеству открылось, что они могут мысленно разговаривать друг с другом факт, который они от нас скрывали. — Патрик виновато взглянул на Дженн, прежде чем продолжил: — Пророчество назвало Дженн Союзницей, Роберта Врагом, а кого-то еще Ангелом Тьмы. Каждому из них, похоже, отведена роль в том предначертании, осуществления которого, по словам Ключа, Роберт всю жизнь старается не допустить. После сна, который видела Дженн, я склонен думать, что пророчество Ключу сообщили его создатели.

— Но было ли оно передано Ключу по частям или как единое целое? — спросил Арли. — Тут есть большая разница. За столетия мы слышали множество разных пророчеств, но никогда ничего похожего на это. Я был в пещере, когда Ключ заговорил. Его слова не показались мне похожими на пророчество. К тому же ни в одной книге его нет, может быть, дело в этом…

Дженн потянулась к Арли и коснулась его руки.

— Ты хочешь сказать, что Ключ самостоятельно выдумал это пророчество?

Арли пожал плечами:

— Не знаю. Такова просто одна из возможностей.

— А другая возможность, — тихо сказал Финлей, — что Ключу сообщил целиком пророчество тот человек, которого он убил. Может быть, пророчество хранилось в тайне из-за того… из-за того…

— Из-за чего же? — сухо спросил Патрик.

— Проклятие, откуда мне знать? Существует ведь множество пророчеств и почти во всех говорится о каком-то порождении зла.

Дженн кивнула:

— Помните пророчество, которое разнеслось год назад? Которое сделал отшельник из Шан-Мосса? Он предрек, что явится Ангел Тьмы и разорвет церковь надвое.

Финлей пристально взглянул на девушку. Она, казалось, совершенно не понимала значения того, что только что произнесла. Дженн спокойно повернулась к огню и принялась греть руки.

— Ангел Тьмы и в самом деле явился в Люсару и разорвал церковь надвое.

— Ох, кто же это?

— Мой брат. — Дженн замерла, потом медленно повернулась к Финлею. Он продолжал, зная, что теперь уже все смотрят на него: — Все совпадает. Мы знаем, что Ключ сообщил Роберту что-то очень опасное. Что, если он сказал ему: он и есть Ангел Тьмы? В конце концов, как только Селар услышал о возвращении Роберта, он бросил МакКоули в темницу и тем вызвал раскол церкви. А если задуматься… может быть, здесь кроется истинная причина того, что Роберт никогда не соглашался встать в Круг. Если Ключ и в самом деле сказал ему что-то подобное, Роберт никогда не стал бы претендовать на положение, дающее ему так много власти. Это даже могло бы объяснить и его отказ выступить против Селара.

— Ты забываешь только об одном, — сказала Дженн. — Ключ назвал трех человек: Ангела Тьмы, меня Союзницу и Роберта Врага. Теперь я готова признать, что Роберт и в самом деле может оказаться врагом Анклава, но гарантии этого мы не имеем. В любом случае Роберт не может быть и Врагом, и Ангелом Тьмы одновременно, по крайней мере, на основании одного и того же пророчества.

Финлей попробовал спорить, но Патрик вскочил на ноги и встал между ним и Дженн.

— Нет, это не Роберт. Ангел Тьмы кто-то другой, и он и в самом деле существует.

— Что ты имеешь в виду?

— Ангел Тьмы… Разве ты не видишь? Если Союзница и Враг люди, живущие сейчас, то и Ангел Тьмы должен существовать здесь и сейчас. Мне кажется… думаю, это тот, чье присутствие Дженн почувствовала, когда была при дворе. Помнишь, ты говорила, что ощутила абсолютное зло?

Дженн с ужасом втянула в себя воздух:

— А Айн отправилась туда, чтобы его найти!

На этот раз сумерки еще только начали сгущаться, но это не имело никакого значения. Рядом с постелью Финлея сидела, держа его за руку, Дженн: она заботилась о том, чтобы транс не стал для него опасен. Остальные держались поодаль, наблюдая и выжидая. Финлей почти физически ощущал их страх. Он не мог бы сказать, чего они боялись больше его успеха или его неудачи. Он вышел за все обычные границы, удерживающие искателя, когда обнаружил приближающуюся к Анклаву Дженн, но никак нельзя было гарантировать, что он узнает что-то полезное, попытавшись дотянуться до Марсэя. Если бы ему удалось хотя бы заметить ауру Айн…

Финлей закрыл глаза и заставил тело расслабиться. Его разум уходил все глубже и глубже; Финлей предоставил процессу развиваться самостоятельно. На этот раз все давалось легче то ли потому, что рядом была Дженн, то ли потому, что однажды Финлей уже что-то подобное проделывал.

Финлей словно летел по темнеющему небу, над землей, которую теперь мог посещать только таким образом. Он летел, парил, скользил, не обращая внимания на то, насколько удалился от Голета. Для такого путешествия не существовало карт, ориентиров, правил. Здесь, в этом призрачном мире, Финлей был совершенно свободен.

Там, вдалеке, что это? Чье-то присутствие? Да. Финлей ринулся вниз, по спирали приближаясь к невидимой цели. Айн!

Айн в Марсэе. Она стоит в комнате, прижимая к себе что-то… плащ? Но ее лицо! На нем написан невыразимый ужас. О боги! Что там происходит?

Айн открыла рот в беззвучном вопле… все погрузилось в туман, когда она рухнула на пол — и Финлей был с такой силой отброшен в собственное тело, что едва не потерял сознания.

— Финлей! — вскрикнула Дженн, наклоняясь над ним. — Что случилось?

— Я видел… — Финлей судорожно хватал ртом воздух. Потом у его губ оказалась чашка, и он с благодарностью глотнул холодной воды. Голова его снова упала на подушку.

Потом он рассказал им обо всем, что видел.

— Думаю, кто-то уничтожил ее аярн. Дженн оглянулась на остальных:

— Ты можешь точно сказать, где она была?

— В какой-то комнате, похоже, в таверне, хотя я могу и ошибаться. Позади Айн виднелось окно, но снаружи было темно. Дженн, — Финлей стиснул руку девушки, — мы должны ей помочь! Этот человек, этот колдун, на поиски которого была послана Айн… Он ее захватил. Я знаю, что это так. И он очень силен. Кто еще смог бы уничтожить аярн?

— Я, ты хочешь сказать? — Дженн покачала головой. — Мне следует отправиться в Марсэй.

— Это невозможно! — выступил вперед Арли. — Слишком опасно! Твое обучение еще не завершено, ты еще только учишься создавать иллюзию. Кроме того, ты ничего не знаешь о том, как сражаться, и, прости меня, совсем никудышная искательница. Если этот человек настолько силен, он, скорее всего эксперт и в том, и в другом. К тому же тебя дома ждет отец. На поиски Айн у тебя могут уйти многие недели!

— И к этому времени она погибнет! — бросила Дженн, поднимаясь на ноги.

— Существует и другой кандидат, — предложил Патрик. — Роберт.

— Да! — Финлей вскочил с постели, охваченный лихорадочным возбуждением. — Можешь ты мысленно сообщить ему обо всем, Дженн? Сообщить ему, что Айн в беде? Он сумеет добраться до Марсэя гораздо быстрее, чем мы.

Дженн несколько секунд смотрела на Финлея, потом медленно кивнула:

— Я попытаюсь. — Она снова села, и все молча окружили ее. Вскоре, однако, девушка покачала головой. — Мне очень жаль… Я не могу к нему пробиться. Я знаю, что он там, — но то ли не хочет, то ли не может меня слушать. Наверное, это как-то связано с тем, что он лишился аярна.

Дженн опустила голову, но Финлею все стало ясно. Роберт отгородился от нее. Откуда ему знать, как важно то, что хочет сообщить ему Дженн? Если бы только Роберт не был таким упрямым…

— Что ж, ничего другого не остается, — пробормотал Патрик, странно улыбнувшись. — Придется мне отправиться в Данлорн и предупредить его. Лично.

Все как один повернулись к Патрику. Он смущенно усмехнулся:

— Я ведь всегда обещал ему побывать в Данлорне. Вот и подвернулся прекрасный повод.

— Но ты же никогда не покидал горы, — возразил Финлей.

— Ну и что! Ты не можешь ехать, верно? Дженн не может тоже. Арли схватят сразу же, как только кто-нибудь заметит его руку. Не можем же мы допустить, чтобы Марта в ее состоянии провела несколько дней в седле? Мне определенно не хотелось бы пока ничего говорить Фионе, мы не имеем доказательств того, что Айн грозит опасность. Так что выбора у нас нет, если только вы не хотите рассказать обо всем еще кому-нибудь в Анклаве.

Все молчали. Потом Финлей, откашлявшись, сказал:

— Мне не очень нравится, что мы скрываем новость от Фионы. Ведь дело касается ее матери. Она имеет право знать.

Дженн посмотрела на него, но ничего не сказала. Стараясь, чтобы в его голосе не прозвучали виноватые нотки, Финлей продолжал:

— Мы ведь уже вовлекли Фиону в наши дела. Несправедливо исключать ее теперь.

— Я уверена, что она примет новость мужественно и не будет действовать сгоряча против человека, оказавшегося достаточно могущественным, чтобы захватить ее мать, — мягко сказала Дженн, и Финлею не оставалось ничего, кроме как согласно кивнуть.

Дженн поднялась и скрестила руки на груди.

— Фиона не вернется со мной в Элайту, так что я могу выехать сегодня же и проводить Патрика до подножия горы. Оказавшись в долине, он справится уже и сам. Финлей, можешь ли ты раздобыть карту и показать Патрику, как ею пользоваться? Ему также понадобится лошадь. Ты ведь умеешь держаться в седле, Патрик?

— Я немного практиковался, но только на ровной лужайке. Боюсь, я не очень хороший наездник.

— Придется с этим примириться. И еще мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас дал мне книги по истории колдовства. Мне ужасно надоело действовать в темноте.

— Предоставь это мне, — кивнул Арли. — Я попрошу Марту прислать тебе с гонцом все, что тебе нужно, а до того, как ты уедешь, покажу, как расшифровывать рукописи.

— Спасибо, — поблагодарила его Дженн. — А теперь давайте собираться.

Остальные вышли из комнаты, оставив Дженн наедине с Финлеем. Он задержался у двери, положив руку на ручку.

— Ты уверена, что тебе следует уезжать так быстро? Проводить Патрика до равнины мог бы кто-нибудь другой.

Дженн уже начала собирать вещи и укладывать их в седельные сумки. Плечи ее были напряжены, голос звучал устало.

— Я беспокоюсь о Фионе. Если до нее что-нибудь дойдет, она будет ужасно переживать.

— Дженн! — проворчал Финлей.

Она отложила сумку и повернулась к нему лицом. В свете свечей ее глаза казались темными провалами. Дженн не смотрела на Финлея, ее взгляд был устремлен на пылающие угли. Снова девушка показалась Финлею хрупкой и уязвимой и совершенно растерянной.

— Я не знаю, что делать, Финлей. Он не желает со мной говорить, даже когда нас разделяет такое расстояние, даже когда это так ужасно важно. Он просто не желает со мной разговаривать.

— Были времена, когда он не желал разговаривать со мной тоже, — ответил Финлей. — Не тревожься, Дженн, он к тебе вернется.

— А что мне делать пока?

— Надеяться.

ГЛАВА 7

Мика высоко поднял топор и ударил им со всей силой, которая еще оставалась в его усталых мускулах. Топор глубоко ушел в дерево и там застрял.

Мика с кряхтением принялся раскачивать его, пока не освободил, а потом попробовал ногтем большого пальца, не затупилось ли лезвие. Тяжело вздохнув, он прошел в сарай, зачерпнул из ведра воды и плеснул на точильный круг. Однако прежде, чем он успел наточить топор, раздался оглушительный детский веселый визг, в сарай ворвались двое мальчишек и принялись гоняться друг за другом.

— Дядя Мика, — пропищал Перон, младший из мальчиков, — скажи Савину, чтобы он перестал за мной гоняться! — В ответ раздался новый вопль, и Савин, налетев на колено Мики, попытался ухватить брата за волосы.

— А ну-ка прекратите, вы оба! — Мика бросил топор и поймал мальчишек. Зажав их под мышками, он вынес обоих из сарая, не обращая внимания на сопротивление. Дойдя до колодца, Мика положил племянников на бортик так, что головы их свешивались в колодец. — Чем больше будете брыкаться, тем больше шанс, что вы свалитесь вниз. И не рассчитывайте, что я полезу в колодец, чтобы вас вытащить. На такое я не отважусь: колодец глубокий и темный. Вы лишитесь обеда, а ваша матушка не будет знать, куда вы делись.

— Что это ты творишь с моими сыночками?

Мика обернулся к Ланетте, которая шла через двор фермы, держа в руках глиняный кувшин. Яркое солнце заставляло ее русые волосы сиять и заливало румянцем бледную кожу. Женщина с усмешкой покачала головой, и Мика ответил ей заговорщицкой улыбкой. Наклонившись к мальчишкам, он прошептал:

— Видите, что вы наделали? Теперь и меня накажут тоже.

Племянники тут же перестали брыкаться, и Мика опустил их на землю. Оглянувшись на мать, оба бегом кинулись со двора.

— Я послала их загнать коров на дойку, — сказала Ланетта, протягивая Мике кувшин. — Но в такой денек им больше хочется играть, как и тебе, наверное.

Мика поставил кувшин на бортик колодца и начал крутить ворот. Опрокинув себе на голову полную бадейку, Мика охнул от холода воды, а Ланетта рассмеялась:

— Сегодня слишком жарко, чтобы рубить дрова, Мика. Наверняка найдется ведь и другая работа, благодаря которой ты мог бы искупать свои грехи.

Мика, ухмыльнувшись, потянулся к кувшину и сел на бортик колодца.

— Отец не разрешает мне заниматься ничем другим, да и на это он согласился только ради матушки.

Ланетта вздохнула и уселась рядом.

— Будь, благодарен, что он хоть такое тебе позволил.

— Быть благодарным? Ты же знаешь, он ни слова не сказал мне с тех пор, как я вернулся. Ни единого словечка даже не поздоровался.

— А чего ты ожидал? Ласкового приема? Угощения блудному сыну? Тебя долго не было, Мика. Тебя не было, когда отец в тебе нуждался. Ты отправился с герцогом в дальние страны по непонятной отцу причине. Еще более ему непонятно, почему ты вернулся.

— Он ведь не дал мне возможности ничего объяснить, — проворчал Мика, допивая пиво из кувшина. — Каждый раз, когда я вхожу в комнату, он уходит. Каждый раз, когда я пытаюсь с ним заговорить, он бросает на меня яростный взгляд и отворачивается. Как, интересно, могу я попросить у него прощения?

Ланетта ласково коснулась щеки Мики, потом взяла его руку в свои.

— Я не уверена, что он простит тебя, братец. Я знаю, как ты старался все эти месяцы, но, боюсь, ничего у тебя не выйдет. Ты ведь всегда был его любимцем, Мика, он всегда с такой гордостью смотрел на тебя. Так было до того самого дня, когда герцог принес присягу королю. С тех пор ты служишь предателю, а простить этого отец не может. Твой отказ уйти от герцога только подлил масла в огонь.

Ох, почему все так запуталось? Почему родные не хотят просто смириться с его решением?

— Ты хочешь сказать, что отец простит меня, только если я уйду от Данлорна?

— Это могло бы быть первым шагом, — неуверенно улыбнулась Ланетта. — Тогда он, наверное, выслушал бы тебя.

— Он хотел бы, чтобы я нарушил клятву для его удовольствия? Такого я не сделаю.

— Я уверена, что герцог бы все понял.

— Конечно, понял бы, — проворчал Мика. — Он сразу же отпустил бы меня, но дело не в этом. Я не хочу бросать свою службу. Я-то верю в Данлорна.

— В этом-то и проблема. Отец не может понять, почему ты так предан герцогу, а не собственной семье. Народ любит герцога, даже теперь. У него много могущественных друзей, которые в случае чего встанут на его сторону. Ты можешь считать, что он стоит твоей преданности, но ведь и мы, наверное, ее заслуживаем?

— Почему, как ты думаешь, я сейчас здесь? — Мика заслонил глаза от ярких лучей полуденного солнца. — Именно это я и стараюсь показать вам.

— Однако сегодня вечером, как только солнце сядет, ты опять оставишь нас и вернешься в замок. Каждый раз, когда ты поворачиваешься спиной к нашей ферме, ты предаешь отца. — Ланетта стиснула руку Мики. — Я хочу, чтобы вы помирились. Разногласия разрывают семью на части. Наши братья того и гляди встанут на чью-то сторону, а тогда мира не жди. Неужели ты действительно хочешь, чтобы так случилось? Наверняка было бы лучше всего, если бы ты оставил герцогскую службу.

Мика осторожно высвободил руку и встал. Он мог дать лишь один ответ, но сестра его никогда не поймет.

— Мне очень жаль, сестренка. Сделать этого я просто не могу.

Ланетта собиралась возразить, но в это время из дома вышел ее муж Ян.

— Ланетта! Не знаешь, где Мика? Ах, вот ты где! Иди-ка в дом там тебя кто-то спрашивает. Судя по виду, нищий.

Ланетта бросила на Мику странный взгляд, но Мика только молча натянул рубашку и двинулся к дому. Его глаза не сразу привыкли к сумраку, и когда он снова смог все отчетливо видеть, то обнаружил, что его родители ждут, стоя у очага. Перед ними на табурете сгорбилось само олицетворение нищеты. Человек был закутан в толстый заплатанный плащ, весь покрытый грязью. Судя по поникшим плечам и кровоточащим босым ногам, странник был совершенно измучен.

— Чем я могу тебе помочь? — спросил Мика, делая шаг вперед.

В этот момент человек поднял голову и взглянул на Мику.

— Патрик! — ахнул тот. — Но что…

Патрик бросил ему предостерегающий взгляд. Мика опустился на колени перед ним, бросив через плечо:

— Все в порядке, отец. Я знаю этого человека. Дэвид Маклин покачал головой и отвернулся.

— Ланетта, подай, пожалуйста, эля и еды. Путник, должно быть, голоден.

— Сейчас, батюшка.

— Не нужно, — пробормотал Мика, внимательно глядя на Патрика. Синяки на лице, ссадины на ногах были неподдельными вовсе не маскировкой. Существовала лишь одна причина, по которой Патрик покинул бы безопасность Анклава. Мика поднялся на ноги. Мне все равно нужно вернуться в замок. Герцог собирает совет, и я должен на нем присутствовать. Я заберу своего друга с собой.

Еще не договорив, Мика понял, какой вред причинили эти слова. Отец сделал первый шаг, ему навстречу, предложив свое гостеприимство, странному другу сына, дав тому возможность разделить с семьей какую-то часть своей жизни. И все, чем сумел ответить на это Мика, отказаться от предоставленной ему возможности, захлопнуть дверь перед носом отца. Забирая Патрика в Данлорн, Мика только потревожил рану, которая начинала затягиваться.

Со вздохом он помог Патрику подняться. Ян открыл перед ними дверь и придержал коня Мики, чтобы Патрик смог на него влезть. Уезжая с фермы, Мика не смог заставить себя оглянуться: он и так знал, что увидит.

Отблески солнечных лучей на полу зала совета становились все менее яркими: небо затягивали облака. Жара, тем не менее, ничуть не ослабла; от приближающейся грозы сделалось лишь еще более душно.

Роберт сидел во главе стола, положив руки на стопку бумаг. Сегодня здесь собрались все его советники, предстоял важный разговор, но вид знакомой комнаты отвлек внимание Роберта. Когда-то это была королевская опочивальня: шестьдесят лет назад дед последнего короля Эдварда провел лето в Данлорне. Роберт давно уже распорядился, чтобы вместо кровати здесь разместили длинный стол из черного дерева.

На стенах из серого камня висели гобелены. На одном из них изображалась случившаяся триста лет назад битва, победителем в которой стал один из Дугласов. Около двойного окна стоял резной дубовый сундук, потемневший от времени. Пол был застлан сине-золотым ковром свадебным подарком Роберту от Оливера. А над камином, к вырезанному из дуба гербу Дугласов крепились ножны из украшенной серебром черной кожи. В них находился меч тот самый, который до смерти не выпустил из руки Тревор. Этим мечом сражался и Роберт в битве при Садлани; этот меч рукоятью вперед, протянул он Селару, когда приносил присягу на верность. А после свадьбы с Береникой он поместил его над камином и поклялся, что не прикоснется к нему иначе, как для битвы за родину или чтобы вложить в руку сына.

— Как все запуталось… — прошептал Роберт.

— Милорд? — переспросил Деверин, нахмурясь: он как раз говорил о преследовании разбойников. Роберт обнаружил, что вслух высказал свои мысли, не имеющие никакого отношения к совету; более того, он даже не мог сразу вспомнить, что собравшиеся обсуждают. Но лоб Деверина внезапно разгладился, и воин кивнул:

— Согласен, милорд, все и вправду запуталось. За последний месяц разбойников видели всего дважды первый раз на северном нагорье, а две недели назад на юге. Если это одна и та же банда, уж очень быстро она перемещается.

— Есть жертвы? Велик ли урон? — Роберт мысленно дал себе оплеуху и постарался сосредоточиться на предмете разговора: все оно, в конце концов, было чрезвычайно важным. В этот момент дверь отворилась, и в зал бесшумно проскользнул Мика. Он ничего не сказал просто остановился у двери, сложив руки на груди. По его лицу, обычно такому выразительному, на сей раз ничего нельзя было прочесть.

Что-то случилось.

— Ни о чем таком мне не докладывали, милорд, — ответил Роберту Деверин, искоса взглянув на Мику. — Похоже, разбойники просто проезжали мимо. Да только до меня доходят слухи из других мест там негодяи продолжают жечь деревни и фермы, хоть ни одно из ваших владений больше не подвергалось нападениям. В целом, как мне кажется, положение становится хуже, а не лучше. Только мы сумели однажды разделаться с разбойниками. Никому больше не удавалось и приблизиться к ним, так что неизвестно, где они прячутся и откуда нападают. Может, это обычные воры и грабители, которые рыщут вдали от городов, но только лучше организованные. Ума не приложу, что тут можно предпринять.

— Я тоже, — мрачно сказал Роберт. — Если только они не нападут снова, мы не будем знать, где их искать. Продолжай рассылать патрули, Деверин, и дай мне знать, если появятся новости.

— Конечно, милорд.

— Есть еще какие-нибудь дела? — Роберт оглядел сидящих за столом, но все они как один покачали головами. — Тогда благодарю вас за участие в совете.

Ножки стульев заскрипели по каменному полу; советники поднимались и выходили из зала, продолжая тихо обсуждать между собой текущие дела. Когда за последним закрылась дверь, Роберт повернулся к Мике, вопросительно подняв брови. Мика поманил хозяина за собой.

Они прошли по коридору к винтовой лестнице, ведущей в кабинет Роберта. Мика все еще продолжал хранить молчание. Что все-таки стряслось?

Открыв дверь, Мика посторонился, пропуская Роберта, и только тогда заговорил:

— Мне очень не хотелось так поступать с вами, господин, но это было необходимо.

— Что было необходимо? Мика слабо улыбнулся.

— У вас гость. — С этими словами он показал на кресло у камина. В нем сидел…

— Патрик?! — Роберт кинулся к другу. — Клянусь богами, что ты здесь делаешь?

Патрик сделал попытку подняться, но явно испытывал боль, и Роберт поспешно усадил его снова.

— Всего лишь выполняю обещание, друг мой, — с улыбкой ответил Патрик — Впрочем, могу поклясться: судя по выражению твоего лица, ты не верил, что я сдержу слово.

Изумление прогнало прочь печальные мысли Роберта.

— Должен признаться, и правда не верил. Но… как ты оказался здесь? И что с тобой случилось? Неужели ты даже не ехал на лошади?

Патрик поднял руки.

— Сначала-то я ехал, да только вчера на меня напали разбойники. Они отняли у меня почти все, включая карту, которую мне дал твой брат. Пришлось мне дальше идти пешком; к тому же я заблудился. Все, что я смог вспомнить, был твой рассказ о ферме Мики. Я стал спрашивать дорогу и, к счастью, ферму нашел. Расспрашивать, как пройти в замок Данлорн, я не рискнул.

Усевшись в кресло напротив, Роберт глубоко вздохнул. Было так странно видеть в этой комнате лицо Патрика. Замок и Анклав были всегда так далеко друг от друга, а теперь эти две части его жизни неожиданно переплелись, как пасмы веревки.

— Стоило ли дело таких усилий? Патрик рассмеялся:

— В каком же странном мире ты живешь, Роберт! Тут так много людей, страна такая огромная… Я и подумать не мог…

— Мика, позаботься о еде и ванне для Патрика. И о чистой одежде тоже.

— Будет исполнено, милорд.

Но Патрик еще не договорил; он снова поднял руки, теперь уже не улыбаясь.

— Подожди. Мне очень жаль, Роберт, но я не просто явился в гости. У меня есть для тебя новости, и я должен просить тебя о помощи.

— О помощи?

Патрик, нахмурившись, кивнул:

— Из-за Айн, Роберт. Ее схватили.

— Айн? — Радость Роберта мгновенно поблекла. Ох, только не это…

— Финлей опробовал новый способ поиска, рассчитывая найти Калике. Вместо этого он получил очень ясное видение. Он видел Айн в ужасе, видел, как ее аярн был уничтожен. Под коней Айн упала, потеряв сознание. Финлей уверен, что сделал все это тот, на поиски кого Айн и отправилась. Когда я уезжал из Анклава, Айн, по словам Финлея, была еще жива.

Роберт вскочил на ноги, по привычке взмахнув левой рукой, чтобы воспользоваться аярном, но аярна у него больше не было. Роберт метнулся к окну, распахнул ставни и бросил колдовской взгляд вдаль. Где она? Айн должна быть жива. Должна…

— Я… не знаю… Раз она лишилась аярна, я, возможно, даже не смогу ее найти. — Роберт отвернулся от окна и приказал: — Мика, пусть Деверин приготовит мне коня и припасы в дорогу. Я еду в Марсэй.

Мика нахмурился, но понял, что спорить бесполезно. Когда дверь за слугой закрылась, Роберт снова повернулся к Патрику:

— Так, с этим ясно. Что еще ты должен мне сообщить?

— Да вроде больше ничего, — сказал Патрик, стягивая с себя грязный плащ.

— Вот как? — поднял бровь Роберт. — Дружок, ты всегда был ужасным вруном. Ну-ка выкладывай остальное. Что это за новый способ поиска, который пробовал Финлей? Как ему удалось видеть все так отчетливо? И почему он уверен, будто не ошибается?

— Потому что… — начал Патрик, виновато взглянул на Роберта и умолк.

— Ну?

— Он… он пробовал то же самое накануне ночью и увидел Дженн, приближающуюся к Анклаву.

— Дженн? Она явилась в Анклав? — Роберт задохнулся и упал в ближайшее кресло.

— Не тревожься, Роберт. Близко к Ключу она не подходила, Финлей сдержал обещание. Она уехала вместе со мной и показала мне дорогу до предгорий. Через несколько дней она уже будет дома. Все это время она была в полной безопасности, тебе не о чем беспокоиться.

— Не о чем беспокоиться? Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Каждый раз, когда она оказывается поблизости от Ключа, ей грозит опасность. Чего она пыталась добиться, явившись в Анклав?

Патрик забился глубже в кресло и громко сглотнул.

— Она нуждалась в помощи. По-видимому, Фиона не могла научить ее некоторым важным вещам: наложению Печати, созданию иллюзии. Финлей все показал Дженн, прежде чем мы уехали. Ему это удалось легко, и…

— И что? — поторопил Патрика Роберт. Только действительно ли он хочет слышать остальное?

— Клянусь богами, Роберт. — Патрик покачал головой и неуклюже наклонился вперед. — Хотел бы я знать, что происходит. Финлею удалось научить Дженн всему так быстро, словно он учил мастера-колдуна. Поразительная девушка! Заткнула рот членам совета, когда ее пытались заставить дать клятву. Я должен все тебе рассказать, предостеречь… Финлей не хотел, чтобы я тебе рассказывал, но Дженн велела… Она сказала, что если нам предстоит работать вместе, тебе всегда нужно говорить правду. Конечно, я согласен с ней, но, с другой стороны, и Финлей в чем-то прав. И к тому же я не знаю, хочешь ли ты все узнать…

Патрик говорил сбивчиво возможно, потому, что до смерти устал, но еще и явно пытаясь, что-то скрыть. Роберт не стал гадать, в чем там может быть дело. Три потрясения за день достаточно для любого человека. И все же знать ему нужно.

— Продолжай. Расскажи мне все. Сделав глубокий вдох, Патрик начал:

— Уилф грозил вышвырнуть из Анклава Финлея и изгнать Дженн, если она не поклянется в верности. Девушка вела себя как мужественная воительница, не позволила себя запугать. Вот только… в обмен на помощь Уилфа она пообещала в следующий раз встать в Круг.

Нет!

Казалось, Роберт ощутил первое ледяное дыхание зимы. Он почувствовал, как в нем встрепенулся демон. Если она встанет в Круг… если она сделает это… О да, она окажется избрана. И тогда… тогда он должен будет выступить против нее.

— Клянусь кровью Серинлета! — Все шло не так. Его жертвы, его изгнание все напрасно. Он отказался от Анклава именно ради того, чтобы такое никогда не случилось. Он был единственной нитью, связывающей Дженн с Анклавом, он был так уверен, что без него она никогда туда не вернется.

Он должен увидеть Дженн, поговорить с ней, найти какой-то способ аннулировать ее клятву.

Но как может он именно он! пытаться уговорить кого-то нарушить слово?

Тогда как еще можно ее остановить?

Раздался стук в дверь, и в кабинет следом за Микой вошел Деверин. Роберт поднялся, ободряюще похлопал Патрика по плечу и повернулся к пришедшим.

— Конь оседлан, милорд, — тихо сказал Мика. — Только позвольте посоветовать: лучше вам выехать, когда стемнеет.

— Согласен. Деверин, проводи моего друга в комнату рядом с моей спальней и хорошо о нем позаботься: путешествие его было нелегким.

Деверин кивнул и помог Патрику подняться. Мика закрыл за ними дверь и стал терпеливо ждать распоряжений хозяина. Роберт снова подошел к окну и выглянул наружу.

Так многое в этой комнате осталось неизменным со времен его отца. Дубовые панели на стенах, удобные мягкие кресла у камина, книжные полки рядом с дверью. Четыре окна образовывали что-то вроде эркера, из них открывался вид на двор замка и тянущуюся до горизонта покрытую вереском равнину. Ясными ночами часто можно было даже разглядеть огни Лох-Фира города, до которого было не меньше полулиги, а когда дул южный ветер, из деревни в базарные дни доносился запах свежевыпеченного хлеба и коптящейся рыбы.

Роберт закрыл глаза, заставил себя успокоиться и окинул колдовским взглядом окрестности. Он чувствовал пустое пространство за одной из панелей из расположенной в башне комнаты вел секретный проход, по которому можно было выбраться из замка. Роберт случайно обнаружил его лет шестнадцать назад, забредя в кабинет отца, когда тот отсутствовал. Мальчик стал забавляться своей колдовской силой и почувствовал пустоту в стене за камином. Ему потребовалось три дня, чтобы разгадать, с помощью Финлея, как работает механизм, поворачивающий панель. Обнаруженное ими помещение было полно паутины и обломков мебели. Окон в нем не было, зато узкая дверь вела на темную и сырую винтовую лестницу. А, спустившись по ней, можно было попасть в туннель.

Роберт однажды воспользовался подземным ходом, нужно было незаметно переправить в Анклав Финлея после того, как в юноше пробудилась колдовская сила. Они тогда вернулись в замок всего за неделю до приезда Селара. Что случилось бы, если бы король, явившись в Данлорн, не обнаружил там Роберта?

— Вы говорили, что никогда не вернетесь в Марсэй. Роберт вздрогнул. Он совсем забыл о присутствии Мики.

— Нет, тебе со мной ехать нельзя. На этот раз нельзя. Мика пожал плечами, подошел к окну и прислонился плечом к камню стены.

— Я просто подумал… Вы полагаете, что сможете ее найти?

— Не знаю. Я только надеюсь, что она будет еще жива, когда я доберусь до Марсэя.

— А если Финлей прав? Если ее захватил злой колдун? Что вы тогда будете делать?

Роберт нахмурился и взглянул на Мику:

— Если он так полон зла, как говорила Дженн, если он уничтожил аярн Айн тогда это он враг Анклаву, а не я.

Мика снова пожал плечами:

— Ну, мы не можем точно знать, что имел в виду Ключ, когда говорил о Враге. Если вы его найдете, вы с ним сразитесь, так? Лучше бы я поехал с вами.

— Тебе нельзя. Это слишком опасно. Кроме того, ты нужен здесь. Пришло известие, что матушка завтра возвращается. Тебе придется придумать какое-то объяснение моему отсутствию. Кроме того, ты единственный, кому я могу доверить Патрика. Проследи, чтобы он не попал в беду. Ты выше и сильнее его, так что он будет тебя слушаться. Если же нет…

— Я брошу его в темницу.

Роберт невольно рассмеялся:

— Но у нас же нет темниц.

— Я что-нибудь для него найду, — улыбнулся Мика. Однако улыбка быстро сбежала с его лица. Мика рассеянно смотрел в окно; мысли его явно были далеко.

Да, что-то его тревожило, и это было не только неожиданное появление Патрика. Роберт подошел к столу и налил вина им обоим.

— Нелады с отцом?

— Да, — вздохнул Мика, беря у Роберта кружку. — Нелады. Ланетта думает, что если я перестану вам служить, отец, по крайней мере, согласится меня выслушать.

— Тогда, — Роберт заколебался всего на мгновение, — ты должен от меня уйти.

— Да, отца умилостивит или это, или ваше выступление против Селара.

— Чего, как ты знаешь, я никогда не совершу.

— Как и вы знаете, что я от вас никогда не уйду. — Мика сложил руки на груди, продолжая встревоженно смотреть в окно. — Не вы один упрямец, милорд. Со временем отец все поймет, я уверен. Он просто хочет проверить, насколько я решительно настроен.

— Тогда он проиграет. Пожалуй, мне стоит написать ему и сообщить, какой ты в этом отношении невозможный.

Мика невольно улыбнулся. Однако прежде чем он смог ответить, в дверь робко постучали. Это оказался Деверин.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, господин. Я… я просто хотел кое о чем спросить, — начал Деверин. — Кое о чем личном.

Было ясно видно, что воин чем-то встревожен. Роберт взглянул на Мику, но тот тоже ничего не понимал. Роберт кивнул и закрыл за Деверином дверь.

— Говори.

— Я хотел бы узнать, господин, — тихо начал Деверин, старательно выбирая слова, — в чем я подвел вас, так что вы перестали мне доверять.

Роберт нахмурился, совершенно сбитый с толку.

— Подвел меня?

— Да, господин. Я служил вам, как только мог, да с разбойниками у меня плохо выходит. Дело в этом?

— Не понимаю, Деверин, — покачал головой Роберт. — Почему ты решил, будто я тебе не доверяю?

Деверин неожиданно смутился и бросил на Мику красноречивый взгляд, прежде чем ответить:

— Я знаю, что вы сделали, господин. Когда здесь был легат Осберт… В гробу лежал Мика, а не лорд Финлей. Я не понимаю, как вы это сделали, хоть и прекрасно понимаю почему.

— Вот как? — слабым голосом спросил Роберт. Почему весь мир вдруг покачнулся, словно все законы природы утратили силу?

— Да, господин, — кивнул Деверин, к которому отчасти вернулась уверенность в себе. — Вы колдун.

Неудачник, невежда… а теперь, как выясняется, еще и глупец! Должен же был Роберт заметить, что к этому идет! Должен же был догадаться, что Деверин сложит два и два. О боги, что за идиот!

Роберт подошел к столу и оперся на него.

— Это я подвел тебя, Деверин. Я не должен был допустить, чтобы ты понял, что к чему. Мое единственное оправдание, что мне тогда некогда было подумать. Если бы у меня было время подготовиться к приезду гильдийцев, мы бы уже похоронили гроб до того, как Осберт начал задавать вопросы, а тогда закон не позволил бы Гильдии потревожить могилу. Мне очень жаль.

— Да что там, господин, — проворчал Деверин. — Вы сделали то, что должны были сделать. По мне, так гораздо лучше, чем считать лорда Финлея мертвым. А теперь я знаю, что он в безопасности.

— Откуда тебе это известно? — с улыбкой спросил Роберт.

— Будь оно не так, вы бы его не оставили. Роберт кивнул и посмотрел на Мику:

— И что же мне теперь делать? Деверин слишком здоровенный, чтобы можно было избить его до беспамятства.

— Ну, — Мика с самодовольным видом сложил руки на груди, — ничего не могу вам посоветовать, милорд. Вы же знаете, я ничего не могу сказать в его присутствии. И вы знаете почему.

— А это и есть совет, верно? Только не знаю, смогу ли я наложить на него Печать. Без аярна…

— Позвольте почтительно напомнить вам, милорд, ваши же собственные слова: не все на свете вам известно.

Деверин смотрел на них вытаращив глаза, ничего не понимая в этом разговоре; непочтительность Мики тоже изрядно его озадачила. Нужно было все объяснить бедняге.

— Только сначала я должен спросить тебя, Деверин: хочешь ли ты этого?

— Хочу чего, господин?

— Есть способ, которым я могу защитить тебя от твоего опасного знания. Это называется наложением Печати, Мика только что продемонстрировал, насколько оно действенно. Он никак не может сказать ничего про мою колдовскую силу в присутствии человека, на которого не наложена Печать. Тот, кто защищен таким образом, не сможет случайно проговориться, его нельзя принудить силой выдать колдуна. Конечно, это защита и для меня, но если меня когда-нибудь разоблачат, ты всегда сможешь сказать, что ничего не знал.

— Прекрасно, господин.

Роберт сделал шаг к Деверину, нахмурив брови.

— Хочу спросить тебя ты не обеспокоен? Ты ведь давно меня знаешь. Ты не стал относиться ко мне иначе, когда узнал, что я колдун?

— Почему бы это, господин? Вы достойный человек. Эта ваша сила ничем не лучше и не хуже другого оружия. Вы ведь никогда не обнажали меч для злых дел доказательством тому служат шрамы на моем теле. Вот я и думаю, что тайное свое оружие вы будете использовать так же.

Если бы все в Люсаре придерживались подобных взглядов! Тогда Анклав мог бы объявить о себе, Финлей мог бы вернуться домой, а колдуны жили бы между людей, не опасаясь неизбежной смерти. Все это стало бы доступно без всякого Каликса. Проклятие, вот бы порадовался Финлей!

— Предупреждаю тебя: служить колдуну нелегко спроси Мику. Да нет, ничего не выйдет он же не может тебе ответить. — Роберт протянул Деверину руку, надеясь, что сумеет сделать необходимое и без аярна. Деверин бросил взгляд на Мику, потом решительно коснулся руки Роберта.

Роберт ощутил то же самое, что и всегда при наложении Печати, — однако это еще не было доказательством успеха.

— Мика! Ты мой лучший инструмент для проверки. Ну-ка, скажи магическое слово!

— А? Это какое же? — Мика попытался придать себе невинный вид. — Может быть, вы имеете в виду Анклав?

— Получилось! — Роберт хлопнул по плечу растерянного Деверина. — Поздравляю. Теперь ты — один из проклятых. Деверин ухмыльнулся и затряс головой:

— Да вряд ли, господин. Только должен предупредить: вам, верно, придется скоро снова прибегнуть к этому… способу. Сдается мне, что старый Оуэн тоже догадался.

— Он говорил об этом?

— Прямо нет. Могу прощупать его, если хотите.

— Давай, Деверин. — Когда воин двинулся к двери, Роберт добавил: — И раз уж ты об этом заговорил… Я всегда тебе доверял.

Деверин поклонился:

— Благодарю вас, господин. Если позволите, скажу: я вам тоже. Буду ждать вас с конем. Поедете вместе с обычным патрулем — никто и не подумает, что тут есть что-то странное.

ГЛАВА 8

Селар расхаживал по комнате, и полы халата волочились по полу. Свечи, горевшие всю ночь на столе рядом с постелью, превратились в желтые наплывы воска. Каждый раз, когда король поворачивал их, пламя трепетало, но возразить они не смели. Совсем как его придворные. Селар двигался так размеренно, что точно мог предсказать, когда свечи мигнут. До чего же они жалкие… Один удар и они упадут на пол. Одно дуновение воздуха и они погаснут навсегда. Его власть над ними была абсолютной, превосходство неоспоримым.

Осберт сообщил, что Финлей мертв. Он собственными глазами видел тело. Никакого колдовства в Люсаре нет. Те дровосеки были просто пьяны, а крестьяне трусливы, потому им и поверили. Селару не о чем беспокоиться. Камешек, который передали гильдийцам стражники, ничего собой не представляет, он совершенно безвреден. Даже кольцо Осберт вернул Роберту, оно теперь в гробу, вместе с телом Финлея, в глубокой могиле под камнями красивой часовни в Данлорне. Никакого колдовства…

Так почему же Селар не может уснуть? Почему его сны полны образов, которые он так хотел бы забыть? Почему перед ним все время возникает лицо Кардана? Старый предатель мертв. Должен быть мертв, ведь прошло четырнадцать лет. Никто его не видел, никто о нем не слышал с той ночи, когда завершилась битва. Он исчез. Ему и тогда уже было много лет должно быть, за восемьдесят. Как же он может быть еще жив?

Конечно, он мертв. Селару не о чем беспокоиться. Его сны просто трюк памяти, разбуженной этими слухами о колдовстве. Теперь, когда Осберт доложил, что никаких колдунов нет, уснуть удастся. Может быть, еще не этой ночью, но скоро, как только полученные известия успокоят взбудораженную душу. Да, так и будет.

Селар перестал метаться и сел на постель. Нужно позвать Нэша пусть приготовит одно из тех снадобий, что так хорошо помогают уснуть. Уж они-то действуют… Но сколько еще можно прибегать к снотворным? Что останется от его авторитета, если придворные узнают, как близко он подошел к тому, чтобы сломаться? И как сможет он сохранить самообладание, если каждой ночью боится смежить веки?

Нужно, наконец, разделаться с призраком Кардана. Нужно убедиться, что старый колдун мертв и не строит против него козни. А если он все же жив, он вполне мог переметнуться к Тирону, и теперь они вместе натравливают тех разбойников, что сеют страх, готовя почву для вторжения…

Но ведь у границ нет войск Тирона. Нет никаких проявлений враждебности, шпионы не могут добыть доказательств того, что Тирон замышляет нападение.

Все дело просто в этих ночных кошмарах. Ему все время снится та ночь победоносной битвы, когда его воспитатель, Кардан, исчез. Селар нашел его у реки, и старик признался, что он колдун. Какая издевательская улыбка была на его морщинистом лице! Селар должен был стать орудием Кардана, зомби, безмозглым и послушным. Король сразу это понял. Аура зла была так ужасна, что он попятился, и его ноги заскользили по глине речного берега.

А потом Кардан столкнул его в воду.

И он уже почти совсем захлебнулся.

И Роберт, совсем еще мальчишка, вытащил его, не подозревая, что спасенный им человек…

Кошмар был всегда одним и тем же. Наяву Роберт спас Селару жизнь, но в ночной темноте лицо юноши превращалось в гнусную копию лица Кардана. От этого Селар не освободится никогда. Никогда…

Селар поднялся, подошел к шкафу и распахнул инкрустированные слоновой костью дверцы. Взяв с полки две фляги с вином, он вернулся на постель. Другого способа уснуть этой ночью у него не было.

Прошлое, как взбесившийся зверь, преследовало его на каждом шагу от вересковых пустошей Данлорна, через равнину, где на полях был уже убран урожай, через холмы. С каждой лигой Марсэй становился все ближе. Когда его конь поднялся на последнее взгорье, откуда начинался спуск к реке Витале, Роберт почувствовал: ему трудно поверить в то, что в его жизни были эти последние четыре года. Через три недели годовщина смерти Береники, еще через несколько дней годовщина того дня, когда он покинул Люсару, не собираясь возвращаться.

И вот теперь он снова здесь и пробирается в город так же тайно, как когда-то его покинул, под покровом темноты, переодетый, никем не замеченный.

Можно было бы посмеяться такой иронии судьбы…

* * *

Годфри торопливо шел по освещенному светом факелов двору, стараясь не отстать от Пейна.

— Вы уверены? — пробормотал он, кивая встречному священнику.

— Абсолютно, — ответил Пейн, не замедляя шага. — К нему почти невозможно попасть без разрешения Селара, не говоря уже о том, чтобы устроить побег. Вы же были в его камере, сами видели. Вся затея безнадежна, если только Селар не решит перевести его в другое место. Слишком опасно, слишком много препятствий пришлось бы преодолеть.

Годфри распахнул дверь и отступил, пропуская Пейна.

— Значит, помочь вы не можете.

— Этого я не говорил. Просто дайте нам время. Раз Хильдерик через неделю отправляется в паломничество, спешности нет.

Годфри со вздохом покачал головой.

— Если считать, что я сумею заставить Хильдерика на самом деле уехать. Вы и представить себе не можете, сколько сил нам понадобилось, чтобы его уговорить. К счастью, другие архидьяконы полны решимости и не обращают внимания на все его доводы против паломничества, а уж чего только он не придумывал.

— Он упрям, спору нет. — Пейн ободряюще улыбнулся Годфри. — Но не тревожьтесь. Мы найдем способ решить нашу проблему, даже если для этого мне придется подделать приказ.

— Ну и что?

Нэш искоса взглянул на Валену, наливавшую для него воду в таз умывальника. Брови женщины были вопросительно подняты, пухлые губы недовольно надуты. Несмотря на то что за дом платил он, Валена вела себя так, будто это ее собственный замок, где Нэш всего лишь гость.

— Он будет меня искать. Придется пойти, — ответил Нэш, опуская руки в ледяную воду. На поверхности воды сразу же появились пятна, но Нэш не обратил на это внимания.

— Неужели тебе никогда не надоедает изображать верного слугу? — пробормотала Валена, протягивая ему льняное полотенце.

— А тебе?

— Я тебе не служанка, Нэш, — бросила Валена, потом неожиданно улыбнулась. — Ну да, понятно: ты и в самом деле наслаждаешься этим. Тебе нравится бегать туда-сюда по его команде, ты машешь хвостом, как щенок, стоит ему только взглянуть в твою сторону. Как, должно быть, приятно чувствовать себя таким необходимым для короля, таким любимым… Большинство его подданных мечтают лишь бросить на Селара взгляд, самое большее удостоиться аудиенции. Но моему Сэмнону этого мало. Нет, ты хочешь быть его…

— Хватит! — Нэш схватил Валену за руку и привлек смеющуюся женщину в объятия. — Почему тебе так нравится меня дразнить? Или ты наслаждаешься опасностью?

— Да нет, — мило улыбнулась Валена, — просто тебя так легко задеть… Ты так чувствителен к любому упоминанию о Селаре в последнее время особенно. Я не могу не гадать…

— Тогда и не гадай. Ты знаешь, зачем мне нужен Селар.

— Да, да. Все это я уже слышала. Но это ведь не делает нас ближе друг к другу! Даже сейчас. — Валена игриво коснулась пальцем его губ. — Конечно, приручить Осберта большое достижение, но после того, как он собственными глазами видел тело Финлея, вряд ли было так уж трудно убедить его преуменьшить значение случившегося в Килфедире.

Нэш нахмурился и отвел руки Валены.

— Перед нами все еще стоят проблемы. Селар медленно угасает, Вогну не терпится начать охоту на ведьм, а Осберт не ближе к посту проктора, чем был год назад.

— Но разве в Гильдии не видят, насколько Вогн неуравновешен?

— Может быть, и видят, но не меньше его боятся колдовства. Гильдийцы впадают в панику при одном намеке на что-либо подобное. Они жаждут начать погромы, и в своем теперешнем состоянии Селар может просто махнуть рукой и сказать «да».

Валена сделала шаг назад.

— Но ты должен остановить его!

Нэш протянул к женщине руки, чтобы успокоить, прежде чем Кейт внизу услышит ее возбужденный голос.

— Донесение Осберта дает нам несколько лишних дней, но это также означает, что в отношении Селара я должен сделать следующий шаг. Я откладывал его, сколько мог, но не думаю, что проволочки и дальше возможны. Необходимо заставить Селара понять, какие последствия будет иметь охота на колдунов.

Все было бесполезно. Скольких бы горожан Джон ни расспрашивал, в каких бы укромных уголках города ни искал, не удавалось обнаружить никаких следов женщины, похожей по описанию на Айн. Джон расспросил всех своих знакомых, обошел все приюты и таверны, но Айн исчезла бесследно. После двух недель поисков было уже невозможно надеяться, что ему удастся найти ее, живой или мертвой. За это время даже не похоронили ни одной нищенки, похожей на Айн.

Безутешный, Джон вернулся в маленькую лавку Мердока. На улице было уже темно. Никем не замеченный, Джон проскользнул в лавку и поднялся по лестнице в жилые комнаты. Постучав, он открыл дверь…

— Джон! — воскликнул стоявший посреди комнаты Мердок. — Я не ждал тебя сегодня!

Джон заметил, что его друг испуган, но понял причину этого, только когда закрыл за собой дверь и прошел в комнату. Мердок был не один. У окна стоял какой-то человек, глядя на улицу сквозь щель в ставне.

Джон открыл уже рот, чтобы извиниться… но внезапно остолбенел. Этот незнакомец… его лицо… знакомое, и все же…

— Во имя милостивого Серинлета!.. — выдохнул Джон, стиснув руки.

При этих словах незнакомец отвернулся от окна, улыбнулся и покачал головой:

— Боюсь, вы принимаете меня за кого-то другого, святой отец. Прошу прощения, если испугал вас. Пусть вас утешит тот факт, что Мердок тоже побледнел, когда я сегодня вошел в его лавку. Удивительно: ведь вы живете в столице и должны бы привыкнуть, что иногда случаются неожиданности.

Мердок взял отца Джона за руку, подвел к креслу и вручил кубок с подогретым вином.

— Мне, пожалуй, следует вас познакомить. Отец Джон Бал-лан, Роберт Дуглас, граф…

— Данлорн, герцог Хаддон, — резко закончил за него Джон, чуть не расплескав вино. — Прошу прощения. Никак не думал, что встречу…

Данлорн поднял брови; на его лице отразились смешанные чувства ирония, насмешка над собой. Но было и еще что-то. Джон попытался собраться с мыслями. Кого бы он ни ожидал встретить здесь, Роберта Дугласа среди этих людей определенно не должно было быть.

— Джон, — поинтересовался Мердок, — ты занимался поисками? Что-нибудь удалось найти?

— Что? — пробормотал Джон, не в силах отвести взгляд от Роберта. Почему-то ему думалось, что Роберт должен быть больше похож на брата, но различия оказались и более заметными, и более тонкими, чем он ожидал. Фамильные черты были у братьев общими, но Роберт был на полголовы выше и шире в плечах. Однако не только… В лице Роберта читалось больше твердости, больше зрелости, больше… нет, найти этому названия Джон не мог.

Больше всего обращали на себя внимание глаза такие зеленые, каких Джон ни у кого не видел, искрящиеся в свете свечи. Роберт смотрел на отца Джона со смесью любопытства и настороженности.

Как будто уловив смущение священника, Данлорн снова улыбнулся, отошел от окна и пересек комнату. Ласково хлопнув Мердока по плечу, он придвинул себе кресло и уселся лицом к отцу Джону.

— Я приехал, чтобы найти Айн, святой отец. Думаю, она все еще жива. Удалось ли вам увидеть глазами или колдовским зрением хоть что-то, что могло бы помочь мне в поисках?

Данлорн все это время смотрел на священника, но теперь выражение его глаз изменилось, в них читалась глубокая сосредоточенность.

— Нет, к сожалению. Я искал почти каждую ночь, но я и понятия не имею, где она могла бы находиться. Я уже был почти готов счесть Айн погибшей. Откуда вы знаете, что она еще жива?

Неожиданно отец Джон почувствовал себя полным идиотом. Ведь он оказался в одной комнате с самым могущественным колдуном, какого только рождала Люсара, с непобедимым воителем, почитаемым народом героем, бывшим советником короля и миротворцем и надо же ему начать задавать глупые вопросы!

Отец Джон покраснел и отвел глаза. К счастью, ему на выручку пришел Мердок:

— Не понимаю, Роберт. Мы ведь послали молодого Бена в Анклав всего два дня назад. Он не мог еще туда добраться, так как же вы узнали насчет Айн?

Данлорн пожал плечами и протянул руку к кувшину с вином.

— Тут другое. И вот еще что: на вашем месте я бы не распространялся о моем появлении здесь. Я теперь не очень на хорошем счету в Анклаве.

Мердок медленно покивал:

— Да, Айн рассказала нам, что произошло. Но ты приехал сюда, чтобы ее спасти. Разве это не меняет дело?

— Сначала нужно найти Айн. а там будет видно. Пока же расскажите мне обо всем подробно. Ей удалось уже что-то обнаружить? Того человека, ради которого она отправилась в Марсэй? Она знала, где искать?

Роберт говорил тихо, но решительно. Отцу Джону не терпелось расспросить его, задать множество вопросов — но сейчас было не до того. Он рассказал все, что знал, а Мердок дополнил его рассказ некоторыми подробностями. Данлорн откинулся в кресле, осушил кубок до дна и поставил его на стол.

Поскольку он продолжал молчать, отец Джон не выдержал, сделал глубокий вдох и спросил:

— Вы знаете о бароне Блэре?

— Он знает, Джон, знает, — вмешался Мердок. — Ох…

Роберт не сказал ничего, он задумчиво водил пальцем по краешку кубка. Мердок взглянул на отца Джона, нахмурился и снова перевел глаза на Роберта.

— Ну так что ты думаешь? Есть еще надежда? Сумеешь ты ее найти?

— О, найти я ее найду, не сомневайтесь, — ответил Роберт, поднимаясь. Вернувшись к окну, он приоткрыл ставень. — Однако сейчас меня больше занимает то, что еще я смогу обнаружить. В конце концов, Айн не просто исчезла по собственной воле, верно? Кто-то ее захватил, и этот кто-то не хочет ее отпускать. Сколько таких людей может найтись в городе?

Селар быстро шел по двору; Вогн, старше и ниже ростом, был вынужден, пыхтя, почти бежать за ним, но король не сбавлял шага. Сегодня он не станет больше выслушивать доводы проктора. Непрестанное бормотание за завтраком и позже, когда Селар одевался для верховой прогулки, истощили его терпение. Пожалуй, несколько часов, проведенных в темнице по соседству с МакКоули, немного охладят пыл Вогна.

Проктор желал разоблачить, выследить и уничтожить колдунов всех до одного.

Несмотря на доклад Осберта, Вогн был уверен, что их множество, они кишат повсюду. Этот идиот не понимал, на что нарывается. Все его доводы основывались на суевериях, слухах и ничем не подтверждающихся россказнях.

Но Селар-то знал, как все обстоит на самом деле.

Разве возможно, чтобы Осберт не сумел докопаться до истины? Неужели даже Нэш, самый проницательный из гильдийцев, прозевал важнейшие доказательства? Вся эта история с Килфедиром была совершенно фантастической и в то же время очень показательной. После всех этих лет, как раз когда Селар начал готовиться к войне, начались разговоры о колдовстве в Люсаре.

Что, если за всем этим стоит Карлан? Что, если его злая сила позволяет ему жить много дольше обычного человека? Что, если все эти годы он скрывался, ждал своего часа, строил планы?

Что ж, может быть, пришло время дать Вогну то, чего он так желает… Впрочем, не сегодня. Сейчас Селар хотел одного покоя.

Селар потрепал по шее коня, приветливо кивнул Нэшу и вскочил в седло. Он намеренно дал Вогну приблизиться; когда тот оказался совсем рядом, король пришпорил коня и галопом поскакал к воротам. Нэш и королевская охрана последовали за ним.

Стоял еще один жаркий и душный день конца лета; солнце сочилось зноем, как зрелое яблоко соком. Город источал зловоние, словно выброшенная на берег Виталы разлагающаяся туша. Селар был рад выбраться оттуда, хотя бы и всего на несколько часов.

В холмах, умиротворенных после жатвы, было прохладнее. Выбравшись на простор, Селар почувствовал, как свежий воздух омывает все его существо. По привычке, появившейся у него за последние недели, король представил себе, что развевающий его волосы ветер и ровный стук конских копыт освобождают его от липкой паутины бессонных ночей, выпитого вина и кошмаров.

Добравшись до узкой лощины, где несколько деревьев зеленели на берегу извилистого ручья, Селар придержал коня. Приказав солдатам остаться на склоне, он спешился; к нему присоединился Нэш верный и покладистый спутник.

— Вогн так легко не отступится, сир.

Селар, спустившийся к воде, через плечо глянул на Нэша. Молодой человек был одет скромно в коричневые штаны и темно-зеленую куртку. Он никогда не стремился привлечь к себе внимание яркими цветами или роскошными тканями. Впрочем, простая одежда шла ему. Узкое треугольное лицо, полускрытое бородой, бесстрастные черные глаза всегда настороженные… немного было такого, чего не заметил бы этот человек.

— Мне приятно разочаровывать его, — пожал плечами Селар. — Он сам виноват, слишком уж возбуждается. Отказывать ему одно из немногих оставшихся мне удовольствий. Теперь ему придется несколько часов ждать моего возвращения. За это время он как следует поджарится.

— Так вы намерены дать ему разрешение? Черные глаза внимательно смотрели на короля.

— Вогн говорит, что знает… имеет способ определить, не колдун ли перед ним. Может быть, он и преувеличивает, но все же не думаю, чтобы он делал подобные заявления, если бы ему нечем было их подкрепить. Как бы то ни было, я не желаю, чтобы по моей стране разгуливали колдуны! — Селар одернул себя и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Если бы все было так просто! Может быть, он излечится, спустив с поводка Вогна? Если тот сожжет всех, кого сумеет поймать, не сгорит ли вместе с ними и память о Карлане?

— Сир. — Голос Нэша звучал так тихо, что Селар не сразу отвлекся от своих мыслей. — Что, если я скажу вам: у вас при дворе уже есть колдун?

О чем он говорит?

— Что вам известно? Говорите! Немедленно! — потребовал Селар.

Нэш выглядел совершенно спокойным, но это лишь означало, что он что-то скрывает.

— Прошу вас, сир, успокойтесь. Я все вам расскажу.

— Я спокоен, — процедил Селар сквозь стиснутые зубы.

— Существует человек, обладающий силой, о которой вы говорите, — продолжал Нэш. — Но он вам не враг. Он рядом с вами уже давно и доказал свою преданность.

— Проклятие, кто он?

Лицо Нэша было совершенно бесстрастно. Он встал, повернувшись спиной к солдатам охраны, и соединил руки. Когда он развел их в стороны, между ладонями сверкнула молния.

— Я колдун, сир, но я не несу в себе зла.

Селар разинул рот; сердце его бешено колотилось. Он стоял, словно прирос к месту, и был не в силах отвести взгляд от этих черных бездонных глаз.

— Вы… колдун?

Нэш ничего не сказал и опустил руки. Он не сделал попытки подойти к Селару, он просто ждал. Чего? Во имя всех богов, чего?!

— Что вам от меня нужно? — выдохнул Селар. Может быть, ему кликнуть стражу? Достаточно ли Нэш силен, чтобы справиться с солдатами? О милосердный Серинлет, Нэш ведь может убить его на месте!

— Мое единственное желание, служить вам, сир.

— Разве это ответ? — бросил Селар; гнев постепенно вытеснил страх. Король сделал шаг вперед и взглянул на солдат на склоне холма. Они ничего не заметили. Придут ли они ему на помощь, если он позовет? Селар снова повернулся к Нэшу. В лице молодого человека по-прежнему не было угрозы только терпение. Должно быть, он думает, что Селар просто проглотит новость и позволит ему остаться при дворе! Сделав глубокий вдох, Селар насмешливо протянул:

— А что вы будете делать, если я брошу вас в тюрьму, а?

— Я отправлюсь туда, куда вам будет угодно меня послать, сир.

— Тогда убирайтесь с глаз моих! Вон из моего города, из моей страны! Вы мне лгали! Вы предали меня, как и все друзья, которые у меня были! Вы притворялись, будто вы лучше других, а были хуже, много хуже. Даже Данлорн не скрывал от меня ничего подобного! Если вы и, правда, думаете то, что говорите, вы выполните мой приказ, покинете Марсэй и никогда не вернетесь.

Да, это был тот самый город, который он помнил. Столица совсем не изменилась. Конечно, какие-то перемены Роберт заметил, целый день, проблуждав по улицам в чужой одежде, добытой для него Мердоком, но в целом четыре года прошли для Марсэя незаметно. Кого перемены коснулись, так это людей. Смеялись они теперь визгливо, в любой момент были готовы вступить в ссору, а мимо ворот замка проходили, чуть ли не на цыпочках.

В торговых кварталах были заметны признаки растущего процветания, но имена на вывесках принадлежали теперь не люсарцам. Город заполонили торговцы, прибывшие в обозе армий Селара; они быстро прибрали к рукам всю деловую жизнь, в полной мере пользуясь благоприятными для них новыми законами. Поблизости от городских стен, в старых кварталах расслоение было особенно заметно. Нищие дрались за место на узких улочках, их пинали торопящиеся по своим делам купцы, придворные и гильдийцы. Сохранилось еще какое-то число старых таверн и лавок, но многие дома стояли заброшенными, с выбитыми окнами и обрушившимися крышами. На некоторых даже были заметны следы пожара. Роберт прошел мимо кузницы, где раньше часто подковывал коня; она была закрыта, окна заколочены. Мясник, державший лавку по соседству, торговал теперь жалкими обрезками. В этих бедных, заброшенных кварталах выжить можно было лишь по милости богов: на земную помощь рассчитывать не приходилось.

Роберт не прибегал к искусству искателя, чтобы найти Айн. Ему нужно было сначала снова познакомиться с городом, почувствовать его теплоту, заметить слабости. Лучшим местом для этого был старый сенной рынок. Проливные дожди, погубившие урожай, сделали цены на зерно очень высокими, и люди отчаянно торговались. Чуть ли не каждую минуту вспыхивали драки, но городские стражники не торопились вмешиваться. Роберт старался держаться в стороне, сгорбившись под зеленым плащом и надвинув на лицо капюшон. Ходил он, сильно хромая, а лицо вымазал сажей и грязью. Вряд ли кто-нибудь мог его узнать — даже если бы он рискнул приблизиться к замку, — но рисковать не было смысла.

Роберт обошел рынок, прислушиваясь к разговорам, — точно так же, как он делал это раньше, в давно прошедшие годы. Так лучше всего можно было узнать, о чем люди думают, что их заботит. Однако теперь даже на рынке горожане разговаривали, постоянно озираясь, словно боялись, что каждое слово может быть услышано гильдийцами.

Роберт уже собрался покинуть рынок, когда из узкого проулка показался всадник. Он ехал быстро, и толпа не сразу расступилась перед ним. Конь фыркнул и взвился на дыбы, чуть не прижав Роберта к стене. Кто-то предостерегающе закричал, конь испугался еще больше и сбросил всадника.

Человек рухнул к ногам Роберта, и тому ничего не оставалось, как помочь ему подняться на ноги.

Гнев кипел в нем, как расплавленный металл в тигле, обжигающий, застилающий глаза. Сначала Селар, изгнавший его, теперь эта проклятая давка на рынке… Как бы ему хотелось испепелить их всех! Нэш дал коню шпоры, но тому никак не удавалось продвинуться вперед. Глупое животное начало брыкаться, расшвыривая в стороны людей. Нэш натянул поводья, но вышло только хуже. Нэш почувствовал, что ноги его выскальзывают из стремян, и не удержался в седле. Упав на землю, он инстинктивно откатился в сторону; чьи-то руки подхватили его и помогли подняться на ноги.

— С вами все в порядке, господин? — спросил пришедший ему на помощь человек.

— Да, — бросил Нэш, даже не взглянув на него. Он поспешно схватил поводья и стал успокаивать коня своей колдовской силой, давно следовало это сделать… Нэш повернулся, чтобы поблагодарить незнакомца, но тот исчез, только мелькнул в толпе зеленый плащ. Выругавшись, Нэш вывел коня в переулок и поехал к своему домику кружным путем. Когда он, наконец, туда добрался, настроение его было еще более мрачным.

Демон снова приближался. Она могла чувствовать его приход. Он заполонял ее, наглухо отсекая окружающий мир. Остальные ни женщина, ни молодой человек еще ничего не знали: они не ощущали близости демона. Для Айн же его приближение было пыткой казалось, вся ее плоть разрывается на части. Теперь уже в любой момент он окажется совсем рядом, сможет ее коснуться, начнет снова ее мучить.

Где-то наверху хлопнула дверь. Раздались шаги на лестнице. Еще одна дверь ударилась о стену.

— Он изгнал меня! — сказал демон.

— Почему? — раздался женский голос. — Что ты сделал?

— Я раскрыл свою тайну. Теперь он хочет, чтобы я покинул страну. Проклятый глупец! — Обжигающий гнев демона отдался болью в костях Айн. Ничего не видя, она могла полагаться только на слух и свои чересчур обострившиеся колдовские чувства. Почему демон не позволит ей просто умереть?

— Но ты же говорил, что знаешь, как с ним управиться! — в ужасе воскликнула женщина. — Как мог ты все погубить во второй раз! О чем ты только думал!

Раздался звук, словно дерево царапало дерево, и голос демона зазвучал громче:

— Он хочет спустить Вогна с цепи и позволить ему устроить охоту на колдунов. Я пытался его остановить. Он думает, что Карлан все еще жив.

— Но так оно и есть.

— Селар этого не знает и не узнает до тех пор, пока не будет слишком поздно. Нет… — Демон помолчал, а потом заговорил так тихо, что, будь слух Айн нормальным, она бы его не услышала. Теперь же каждое слово долетало до нее отчетливо слишком отчетливо. — Нет, он просто перепуган. Впрочем, он боится не колдовства, он боится только одного Карлана. Чем больше Селаром завладевает ужас, тем более одиноким он себя чувствует. В конце концов, он вспомнит, что я был ему другом. Он позовет меня обратно.

— А что, если не позовет?

— Он во мне нуждается, точно так же, как нуждался в Карлане. Он не из тех, кто может жить в одиночестве. Такая черта всегда его отличала, потому-то я его и выбрал.

Женщина рассмеялась, в темноте это прозвучало жутко.

— И он все еще ничего не знает, верно? Что человек, которого он так боится, и его самый близкий друг одно и то же лицо? Ты ведь ему об этом не сказал, надеюсь? Ты не сказал ему, что ты Карлан?

— Конечно, нет! Но хватит. У меня мало времени может быть, всего час: потом он пришлет солдат, чтобы удостовериться в моем отъезде. И мне еще нужно добиться правды от той старухи. Кейт сможет избавиться от нее сегодня ночью, после того как мы оба уедем отсюда. Распорядись, чтобы он занялся ею попозже, отвез вниз по реке и утопил. Я не хочу, чтобы в городе узнали, что она убита. Тебе какое-то время придется скрываться. Мальчиков отошли. Я буду поддерживать с тобой связь обычным способом.

Снова раздался тот же смех, тихий и ужасный.

— Ты так уверен в себе! Почему бы это? Как сможешь ты наложить Узы на Селара теперь, когда он тебя изгнал?

Узы? Что она имеет в виду?..

Сердце Айн заколотилось, во рту пересохло. Она стала биться и тянуть веревки, привязывающие ее к матрацу, но сил ей не хватило, — она была слишком стара и слаба, чтобы освободиться и предупредить остальных. Айн не могла даже молиться.

— Поторопись, — прорычал демон. — Передай Кейту приказ. У меня еще много дел.

И теперь он подошел к ней… Подошел так близко, что она ощутила на своем избитом лице его дыхание. Ослепшая, слабая, беспомощная, она даже не могла отстраниться.

— На этот раз, старуха, ты все мне расскажешь. Ты мне скажешь, есть ли еще колдуны в этой вашей нищей стране. Ты скажешь мне все о салтипазар. А главное, ты скажешь мне, кто такой Враг и где вы спрятали мой Ключ.

— Вы уверены, что вас не хватятся? Что потом не придется отвечать на неприятные вопросы? — спросил Роберт.

Отец Джон покачал головой и бросил на Роберта странный взгляд:

— У меня много разнообразных обязанностей. Мне часто приходится отлучаться из монастыря. Как иначе я смог бы служить не только церкви, но и моему народу?

Роберт кивнул и двинулся дальше вверх по улице, направляясь к рыночной площади. Разносчики укладывали свой товар и расходились по домам. Уже почти стемнело, пора было браться за дело. Роберт помедлил на углу, чтобы дать молодому священнику последние инструкции.

— Помните, что бы ни случилось, вы не должны вмешиваться, даже если меня схватят гильдийцы и я буду разоблачен. Не делайте ничего. Вы должны только стоять на часах и следить, чтобы мне не помешали.

— Но…

— — Поймите, если меня схватят, вы не сможете ничем мне помочь. Мне будет гораздо легче, если не придется беспокоиться ни о ком, кроме себя самого. Запомнили?

— Да, — печально откликнулся отец Джон. — Где вы хотите, чтобы я ждал?

Роберт оглядел рыночную площадь:

— Держитесь все время не ближе чем в тридцати ярдах от меня. Я буду прогуливаться и останавливаться. Постарайтесь, чтобы не было заметно, что вы идете за мной следом.

Молодой человек откинул со лба светлые волосы жестом, напомнившим Роберту о Патрике, и надвинул на лицо капюшон. Может ли быть, что они в родстве? Маловероятно. Семьи, из которых происходил бы не один колдун, редкость.

Роберт жестом показал отцу Джону, чтобы тот шел дальше по улице, а сам двинулся к своей цели. Прохожие не обращали на него внимания. Хромота его не бросалась в глаза, голова была опущена, как и у большинства горожан. Никто его не узнает просто потому, что никто не поверит, будто Роберт Дуглас вернулся в Марсэй.

Он окинул городскую сутолоку колдовским взглядом. Сосредоточенный, полный энергии, Роберт не обращал внимания на бледные туманные ауры, ни одна из которых не говорила о. силе. Он метил высоко, стараясь обнаружить одну-единственную ауру.

Ничего.

Роберт чувствовал присутствие отца Джона позади себя; молодой человек, притворяясь бесцельно прогуливающимся, следовал за ним, как ему и было велено. Однако впереди лежал лишь пустой город, где не было даже тех друзей, которых он когда-то любил.

Вздохнув, Роберт решил сменить тактику и свернул в ближайшую таверну. Он выбрал стол около двери, куда долетал свежий вечерний ветерок, заказал кувшин эля, отхлебнул из кружки и сгорбился, опираясь локтями на стол и закрыв глаза. Вот теперь отец Джон должен сыграть свою роль, наступил момент, когда Роберт стал наиболее уязвим.

Все еще чувствуя во рту вкус кислого эля, Роберт сосредоточился, отгородившись от всего, кроме единственной цели. Аура Айн… Роберт отмахнулся от ощущения близости отца Джона, Мердока, даже…

Что это?!

Едва смея дышать, Роберт собрал всю свою энергию в единственной точке. Не дожидаясь больше ничего, даже забыв, что нужно хромать, он кинулся бежать по улице, миновал один проулок и свернул в другой. Резко остановившись на углу, он осторожно выглянул из-за здания.

На другой стороне узкой улицы он увидел маленький домик. Два окна на первом этаже, два — на втором. Дверь немного покосилась, но сейчас ее тщательно старалась закрыть необыкновенно красивая женщина.

Валена!

ГЛАВА 9

— Прости меня, Роберт, но я не понимаю. — Мердок закрыл ставни и поспешно зажег лампу. — Уж не хочешь ли ты сказать, что в прошлом году обнаружил малахи в самом Данлорне и не уничтожил ее?

Роберт кивнул и заставил себя перестать мерить шагами маленькую комнатку на чердаке. Отец Джон ждал у двери; по сравнению с бьющей через край энергией Роберта его беспомощность была особенно заметна.

— В то время вокруг было слишком много народа, слишком много возможностей влипнуть в неприятности. Если бы я напал на нее, она с легкостью могла бы сделать так, что свидетелями схватки оказались бы несколько сотен человек. Вот вы же наверняка чувствуете, когда в Марсэе оказывается кто-то из малахи, но вы не кидаетесь на них, верно? Впрочем, можете не говорить мне, что тогда я совершил ошибку. Я и сам это знаю. Я не уничтожил Валену, когда имел такую возможность, а теперь, я уверен, она захватила Айн и держит ее в своем доме.

— Но мне казалось, ты говорил, что не можешь найти Айн с помощью умений искателя.

— Впрямую я этого и не смог. Аярн всегда делает ауру более заметной, а ее аярн уничтожен. К тому же Айн сильно пострадала, она без сознания, а чем слабее она становится, тем труднее ее найти. Я смог почувствовать, что она в Марсэе и в той же части города, что и тот дом, но не более.

— Роберт. — Мердок постарался, чтобы в его голосе не отразились обуревающие его чувства. — Только трое или четверо колдунов были способны видеть ауру человека, лишившегося сознания. Ты уверен, что Айн все еще жива?

— Абсолютно уверен. Только боги знают, что с ней сделали… Ясно одно: мы должны спасти ее. Этой ночью.

Мердок провел рукой по взлохмаченной бороде и оглянулся на отца Джона.

— Это будет нелегко. Нам потребуется помощь.

— Нет, — возразил Роберт. — Больше никого не нужно мы и так подвергаем опасности слишком многих. Пойдем только мы с тобой, а отец Джон сможет постоять на часах. Если нас постигнет неудача, нужно, чтобы кто-то предупредил Анклав.

Отец Джон огорченно вздохнул:

— И что же мне сообщить им в таком случае?

Роберт задумался. Действительно, что? Предупредить, чтобы никто из колдунов ни в коем случае не показывался в Марсэе? Но что это даст? И к тому же есть один человек, который не обратит на предостережение никакого внимания…

— Что ты знаешь о Валене?

— Ничего, — признал Мердок. — Не могу сказать, что узнал бы ее по твоему описанию. Может быть, если я ее увижу, то смогу сообщить тебе что-нибудь.

— Будем надеяться, что ты ее не увидишь, — проворчал Роберт. — Я совсем не хочу, чтобы началась потасовка. Нам нужно только освободить Айн. Если мы обнаружим себя перед малахи, нам не выбраться из города живыми.

— Это все прекрасно, — ответил Мердок, открывая шкаф у двери, — только в Марсэе не может быть много малахи. Одного человека я мог не заметить, но не более. — Он выразительно взглянул на отца Джона.

Мердок опоясался мечом. Роберт вооружился тоже. Когда он засовывал за голенище сапога тонкий кинжал, рука его так тряслась, что ему пришлось стиснуть кулак, чтобы подавить дрожь.

Опять!

Он снова чувствовал это где-то в самой глубине своего существа. Беспокойство, предчувствие… Почему совет Анклава не послушал его! И зачем Айн вызвалась отправиться в Марсэй! Должна же она была понимать, как это опасно, должна была понимать, что его предостережения справедливы. Неужели он настолько лишился ее доверия, что она просто не захотела прислушаться?

Да, вот снова: глухой рокот внутри него, кипение… чего? Гнева?

Роберт на негнущихся ногах подошел к окну, но не стал открывать ставни. Вместо этого он зажмурился и несколько раз глубоко вздохнул. Спокойно. Спокойно. Нужно схватить демона и удержать. Демона можно держать в повиновении, Роберт знал это, знал наверняка. Он делал это уже почти двадцать лет, значит, сможет и теперь. Обязательно сможет. Он будет держать демона в подчинении до самой своей смерти.

— Ты так и не сказал, что Джон должен передать совету, — прервал его размышления Мердок, — если нас убьют.

Роберт невольно рассмеялся. До чего же все глупо! Чем больше он старался оставаться в стороне, тем глубже увязал в делах Анклава. Что может он передать совету? Какая разница, раз они все равно ему не поверят?

— Скажи им… что единственный, кто сможет явиться в Марсэй, это тот из них, кто сумеет в полной мере овладеть Ключом. В противном случае любого ожидает участь Айн.

Отец Джон смотрел на него, разинув рот:

— Но на это могут понадобиться столетия! Роберт накинул на плечи длинный черный плащ.

— Надеюсь.

Солнце медленно садилось за рекой. Яркие отблески качались на волнах, как корабли из дальних стран, постепенно угасая. Закат оставил на небе лишь слабое сияние — пурпурное и золотое. Кровь и пламя…

Нэш не мог отвести глаз от освещенного последними лучами солнца города, пока совсем не стемнело. Он был не в силах заставить себя повернуть коня и скакать на запад, все дальше от столицы.

Селар должен позвать его обратно. Должен.

Ведь все было уже готово. Он добился видного положения в Гильдии, подобрался совсем близко к тайнам ее библиотеки; его отношения с королем стали близкими и доверительными; Союзница была там, где он в любой момент мог ее найти. Даже несгибаемая воля старухи не помешала бы ему, она не сказала своим мучителям ничего, даже своего имени. Это не имело значения. Теперь уже ничто не имело значения, если Селар не призовет его обратно.

Какая жалость, что наложение Уз возможно лишь по доброй воле участников! Если бы не это, Нэш мог бы сегодня ночью проскользнуть во дворец и воспользоваться тем, что Селар спит… или пьян. Никто не смог бы его остановить.

Но думать о таком бесполезно. Селар изгнал его, и не остается ничего, кроме как отправиться домой. Нэш посетит Бэйрденскот в первый раз за многие месяцы.

Послав скрытому тьмой городу мрачную улыбку, Нэш повернул коня и поскакал вниз с холма.

— Ты его видишь? — прошептал Мердок, скрытый ночными тенями. — Если он уже добрался, он должен быть где-то недалеко от угла.

Роберт не стал прибегать к колдовскому зрению. Он и так вполне отчетливо видел отца Джона, хотя большинству людей подобное было бы недоступно.

— Да, он там. Ты готов?

Мердок обеспокоенно покачал головой.

— Ты и представить себе не можешь, как давно я не пользовался мечом.

Роберт улыбнулся, хоть в темноте Мердок и не мог этого видеть. Он внимательно смотрел на маленький домик, от которого его отделяло всего несколько ярдов.

— Не беспокойся, друг мой. Ты сам удивишься, как быстро все вспомнишь.

Мердок тоже ухмыльнулся:

— О, я помню очень многое — например, тот случай на границе Салдани. Ты не забыл, что тогда случилось?

— Там все было иначе, — ответил Роберт. — Нам не противостояло колдовство.

— Что не помешало тебе им воспользоваться.

— Не помешало. — Роберт взглянул на Мердока и снова улыбнулся. — Уж не мучит ли это тебя до сих пор?

— Если и мучит, то гораздо меньше, чем салданийцев, — проворчал Мердок. — Послушай, ты уверен, что Айн там, в этом доме?

— Нет. Но скажи мне, где еще она может быть? Роберт подождал еще несколько минут, пока часы на базилике не пробили полночь. Квартал, в котором они находились, ночью был совершенно безлюден. Таверны, располагавшиеся у городской стены, все еще были открыты, и если кому-то и не спалось, гуляки стекались именно туда. Помогало и отсутствие луны она спряталась за плотными облаками.

Что они обнаружат внутри дома? Жива ли еще Айн?

Если бы с ними была Дженн! Ее дар целительницы мог бы оказаться бесценным. Что касается других ее дарований…

Роберт резко втянул воздух. Что он делает!

— В чем дело? — насторожился Мердок.

— Ни в чем, — проворчал Роберт. — Пошли.

Розалинда выпрямилась, услышав, как открылась и закрылась дверь, ведущая в ее апартаменты. Ее руки все еще были сложены перед грудью, глаза устремлены на скромный триум, укрепленный высоко на стене, но сердце и мысли королевы были далеки от молитвы.

Селар приказал начать поиски колдунов. Как раз в этот момент Вогн науськивает своих приспешников, собирает солдат, которые должны прочесывать каждое селение, хватать и сжигать любого, заподозренного в причастности к сверхъестественному. Вогн говорит, будто знает, как распознавать колдунов, только что еще он может сказать? Сколько невинных, не угодивших Гильдии, пойдет на костер по обвинению в колдовстве?

Розалинда услышала, как в комнату вошла Самах, и медленно поднялась с колен. Она старалась казаться спокойной, но скрыть горе и тревогу от собственной сестры не могла.

— Что случилось? — быстро спросила та, подбегая к Розалинде и хватая ее за руки.

— Король снова не разрешил мне посетить МакКоули.

— Но почему?

— Селар вернулся сегодня в ужасном гневе. А теперь еще и приказ гильдийцам…

— Я знаю, — пробормотала Самах, вместе с сестрой подходя к окну. — Меня чуть не затоптала толпа, когда я возвращалась из базилики. Его светлость герцог Эйр по доброте своей проводил меня в твои покои.

Розалинда кивнула, постаравшись не выдать тревожных мыслей.

— Может быть, тебе лучше вернуться в свою обитель. Боюсь, что в городе станет небезопасно.

Самах нежно улыбнулась и сжала руку королевы:

— Сестричка, я не покину тебя, пока все это не закончится. Мое пострижение можно отложить. А теперь позволь мне уложить тебя в постель. Тебе нужно отдохнуть и выспаться.

В доме не было света, и стояла полная тишина. Роберт внимательно осмотрел улицу, прежде чем коснулся дверной ручки. К его удивлению, дверь не была заперта, и они с Мердоком быстро проскользнули внутрь.

В помещении было совершенно темно, но Роберт не решался зажечь колдовской огонь, не убедившись, что дом пуст. Мердок начал подниматься по лестнице; его ноги почти бесшумно касались деревянных ступеней. Роберт вошел в гостиную и огляделся. Никого. В комнате было мало мебели только несколько дорогих и изысканных предметов… Роберт окинул колдовским взглядом весь дом, но, кроме Мердока этажом выше, никого не обнаружил; он не чувствовал присутствия Айн и, к счастью, никого другого тоже.

Неужели они опоздали?

Роберт замер на месте и затаил дыхание. Да, Мердок знал свое дело. Годы тайной охоты за информацией в столице научили его двигаться абсолютно бесшумно иначе его давно разоблачили бы.

Роберт продолжал прислушиваться.

Вот! Еле слышный звук… Из подвала!

Не заботясь больше о том, чтобы соблюдать тишину, Роберт кинулся в заднюю часть дома и откинул крышку люка, ведущего в подвал. Уходящая вниз лестница освещалась подвешенной к стене лампой. Да, теперь доносящиеся снизу звуки были отчетливо различимы; сверху тоже послышался шум — это Мердок спускался ему на помощь.

Роберт, обнажив меч, двинулся вниз по лестнице. Подойдя к двери, ведущей в подвал, он помедлил: колдовское зрение все еще ничего ему не показывало. Резко втянув в себя воздух, он распахнул дверь.

Кто-то нанес ему удар сбоку, заставив Роберта прижаться к стене. Мгновенно вскинув меч, он отбросил в сторону клинок, оказавшийся в опасной близости от его горла, и сам сделал выпад. Его противник споткнулся, но снова кинулся в атаку. Сталь зазвенела о сталь. Однако у Роберта оказалось преимущество — он был выше и тяжелее врага. С каждым ударом он теснил его все дальше в глубь подвала. Роберт слышал, как Мердок бежит вниз по лестнице, но не ослабил напора: он внимательно следил за противником, чтобы воспользоваться малейшим промахом того.

И такой момент наступил: сильным ударом Роберт выбил клинок из руки противника. Тот наклонился, пытаясь подобрать меч, но Мердок прыгнул вперед и нанес ему рукоятью кинжала удар по голове. Молодой человек рухнул на колени, а потом растянулся на полу, лишившись сознания.

— Очень вовремя, — пробормотал Роберт. — Давай найдем Айн. Допросить его можно и потом.

Роберт взмахом руки зажег яркий белый свет. Помещение, в котором они находились, было крохотным, но в стене обнаружилась еще одна дверь. Преодолевая страх перед тем, что может найти, Роберт распахнул ее.

— Айн! — Роберт кинулся к женщине, отбросив меч. Айн неподвижно лежала на старом жестком матраце; ее глаза были закрыты, лицо распухло от побоев, кровь запеклась на губах, вокруг носа и ушей.

— Она жива? — шепотом спросил Мердок опустившегося на колени перед Айн Роберта.

— Да, но очень плоха. — Роберт коснулся бледного лица, пытаясь привлечь внимание женщины. — Айн, ты меня слышишь?

Айн шевельнулась, кивнув так слабо, что Роберт с трудом заметил это движение. Мердок нашел лампу и зажег ее. Роберт, погасив колдовской огонь, принялся перерезать веревки, которыми Айн была привязана к матрацу, и снова попытался привести ее в чувство.

— Айн, скажи мне что-нибудь. Ты в состоянии двигаться?

— Роберт… — Голос Айн был еле слышен.

— Да, я здесь. Все в порядке. Теперь тебе никто не угрожает.

— Нет… — Шепот Айн стал чуть громче. — Слишком поздно. Он вернется, чтобы убить меня. Уходите… Зло…

— Нужно забрать ее отсюда, Роберт. Неизвестно, когда вернется Валена. Пока нам везло, но долго на такое рассчитывать нельзя.

— Согласен. — Роберт все еще не сводил глаз с лица Айн. Она что-то бормотала, но теперь в ее словах не было смысла. Роберт нежно погладил ее по щеке, и женщина умолкла.

Мужчины осторожно подняли Айн с матраца. Она была такой легкой и хрупкой, что Роберт испугался: как бы не причинить ей вреда.

— Я ее понесу, — прошептал Мердок, подхватывая одной рукой Айн под плечи, а другой под колени. — Ты займись нашим противником в соседней комнате. Тебе это лучше удастся.

Роберт кивнул, но когда они достигли двери, оказалось, что молодой человек пришел в себя и готов сражаться. Он кинулся вперед и замахнулся мечом на Айн.

Демон в Роберте проснулся, полный сил и ненависти, и вырвался из-под контроля. Рука Роберта взметнулась вверх, из нее вырвался язык ослепительно белого пламени. Молодого человека отшвырнуло к стене; когда он упал на пол, он был мертв.

— Клянусь богами, Роберт! — прошипел Мердок. — Как это тебе удалось?

Роберт в ужасе, шатаясь, пересек комнату и опустился на колени у неподвижного тела. Он судорожно глотал воздух, руки его тряслись. Демон исчез , унося жизнь юноши…

— Роберт, не медли: нам нужно идти.

— Да… — Молодой человек, без всяких сомнений, был мертв, в его груди зияла рана с обожженными почерневшими краями. Голубые глаза смотрели в потолок, светлые волосы растрепались… Ему было никак не больше семнадцати…

— Мердок, подойди сюда. Он не кажется тебе знакомым? — Роберту юноша чем-то напомнил Дженн, когда они впервые встретились. Он рванул рубашку на плече мертвеца. На коже, словно начертанный кровью, виднелся знак. Знак Дома. Дома Кемпбеллов.

— Ради всего святого, что я наделал!

— Роберт, прошу тебя! — взмолился Мердок. — Я не могу держать ее долго. Нам нужно уходить.

— Да, да. — Подавив ужас, Роберт поднялся на ноги. Отвернувшись от мертвого Кейта Кемпбелла, он повел Мердока вверх по лестнице. Оказавшись на улице, они стали подниматься на холм туда, где их ждал отец Джон.

— Она жива?

— Да, но очень слаба. Мы должны доставить ее к целителю. — Роберт оглянулся через плечо и свернул за угол: нужно было как можно скорее уйти подальше от этого дома…

— Нам не удастся пересечь весь город, нас заметят, — нахмурившись, сказал Джон. — До дома Мердока слишком далеко. Я знаю подходящее место рядом.

— Там безопасно?

— Более безопасно, чем на улице.

Отец Джон повел их вверх по улице, потом свернул в короткий проход, кончающийся стеной — стеной, которая показалась Роберту странно знакомой. В стене была дверь. Отец Джон поспешно достал из кармана ключ и открыл ее. По темному коридору священник провел своих спутников в пустую келью.

— Подождите здесь, — прошептал он. — Вас не должны видеть. Эта часть монастыря предназначена для приезжих из других обителей. Мне нужно сходить за ключом от одной из комнат. Я быстро.

Как раз в тот момент, когда отец Джон исчез в коридоре, часы на базилике пробили половину первого. Неужели им понадобилось так мало времени, чтобы проникнуть в дом, найти Айн и вынести ее оттуда? Неужели за такой короткий промежуток времени демон сумел вырваться из-под контроля?

Кейт Кемпбелл. Мертвый. Внук Латама Кемпбелла, похищенный во время Смуты, как и наследник МакГлашена, убитый во время схватки с разбойниками. Как и Дженн.

Мердок настороженно смотрел на Роберта:

— Тебе часто случалось делать это?

— Что делать? Убивать? — сухо поинтересовался Роберт.

— Нет, — хмуро ответил Мердок. — Использовать… силу. Роберт покачал головой и отвел глаза.

— Слишком часто. — Да, слишком часто… Но раньше всегда хозяином бывал он сам. Никогда прежде сила не выплескивалась из него помимо воли, никогда он не наносил удара в слепом гневе.

Так, может быть, Ключ был прав и Роберту придется подчиниться собственной ярости? Неужели демон так силен, что Роберт никогда не будет знать покоя? И скольких еще человек убьет он, прежде чем Ключ окажется удовлетворен?

Неожиданно из темноты появился отец Джон; на лице его сияла победная улыбка. Он открыл одну из комнат, ввел в нее друзей и запер за ними дверь. Мердок опустил Айн на постель, а отец Джон стал доставать из шкафа бинты и корпию. Роберт, опустившись на колени, поднес к губам Айн чашу с водой. Она с трудом проглотила несколько капель.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил старую женщину Роберт, с тревогой вглядываясь в нее колдовским зрением.

— Не имеет значения, — прошептала Айн, не открывая глаз. — Вы должны бежать из города, Роберт. Все вы. Здесь опасно. Он снова придет за мной. Он меня найдет. Он теперь знает меня и найдет.

— Кто? Кто тебя схватил? Малахи?

— Нет. Он не малахи. Женщина да, но не демон. Демон? О ком она говорит? И почему она так его называет?

— Расскажи мне о нем, Айн. Ты знаешь его имя? Как он выглядит?

— Зло. Он олицетворенное зло. — Айн заметалась на постели, дыхание ее стало тяжелым. — Прошу вас, бегите. Он придет за мной. Вы должны оставить меня и бежать.

— Здесь мы в безопасности, Айн. Я не позволю ничему плохому случиться с тобой.

Айн неожиданно схватила Роберта за рукав. Несмотря на все увечья, в ее руке все еще была сила.

— Прошу тебя, Роберт… Ты должен меня послушать. Ему нужен ты.

— Все будет в порядке, — попытался успокоить ее Роберт.

— Нет! Ты не понимаешь… Я не могу вспомнить его лица, не могу даже вспомнить, что он говорил мне, но точно знаю: он дух злого Бролеха и он ищет тебя.

— Но почему? — Роберт оглянулся на Мердока и отца Джона. Оба они были озадачены не менее него.

Айн откинула голову на подушку, на ее губах мелькнула печальная улыбка.

— Ты, мой дорогой, мой милый Роберт, его враг. Помнишь? Об этом говорил Ключ… Ты Враг. Но только ты Враг не Анклаву. Ты Враг демону, и он знает это. Он просто пока еще не знает, кто ты такой. До тех пор, пока он этого не выяснит, ты в безопасности.

Айн обессиленно умолкла, и Роберту удалось влить ей в рот еще несколько капель воды.

— Джон, сколько времени мы можем оставаться тут?

— Нужно уйти перед рассветом. Вы могли бы остаться здесь и на день, но мне не удастся незаметно привести сюда целителя. А я думаю, что Айн очень нуждается в помощи.

— Согласен. Мердок, ты сможешь раздобыть лошадей и портшез? Если нам удастся переправить Айн на ферму Парли, там она сможет поправляться в безопасности. Ферма всего в лиге от городских стен. Если мы поедем медленно, дорога не повредит Айн.

— Нет, Роберт! — Айн снова схватила его за руку и с усилием открыла слепые глаза. — Ты должен послушаться меня. Демон найдет меня всюду, куда бы я ни отправилась. Я не смогу укрыться даже в Анклаве. Если ты останешься со мной, он найдет и тебя тоже. Я умираю, Роберт, я знаю это. Пожалуйста, оставь меня и беги. Я не вынесу вины за твою гибель, ты слишком нужен нам всем. Только у тебя хватит силы противостоять ему. — Айн умолкла и с трудом перевела дыхание. — Даруй мне Избавление.

Роберт отдернул руку:

— Нет! Никогда!

— Ты должен, Роберт. Ты не можешь мне отказать. Хотя ты и не связан с Анклавом клятвой, ты все же один из нас и подчиняешься тем же законам. У тебя нет выбора. Это единственный способ нам всем защититься от демона. Даруй мне Избавление, прояви милосердие и любовь. Это должна быть твоя рука, и ничья больше.

Она была права. У него не было выбора. Если человек просит об Избавлении, оно должно быть даровано. Понурив голову, Роберт кивнул и мягко сжал ее холодные пальцы:

— Хорошо. Я дарую тебе Избавление со всей любовью и почтением, которых ты заслуживаешь. Да воздастся тебе милостью богов за все твои страдания.

— Благодарю тебя, Роберт, — выдохнула Айн, и на ее измученном лице отразилось облегчение. — Да пошлют боги мир твоей душе.

Роберт наклонился и поцеловал Айн в лоб, потом сложил ее руки на груди. Он слышал, как позади него отец Джон тихо читает молитву. Мердок подошел к постели, коснулся губами покрытой кровоподтеками щеки Айн и отступил к стене, скрестив руки на груди.

Роберт левой рукой начертил на лбу Айн знак триума, потом коснулся пальцем ее закрытых глаз и собрал в себе силу, силу, совсем не похожую на ту, что убила Кейта Кемпбелла. Усилием воли он направил силу в кончики пальцев и подождал, пока она преодолеет невольное сопротивление старой женщины. Прозрачное голубое сияние окутало его и растеклось по плечам Айн. Когда рука Роберта, чертившая знак триума, замкнула фигуру, Айн улыбнулась. Пальцы Роберта снова коснулись ее лба, и призрачный триум заколебался в воздухе и вспыхнул. Айн застыла, вздохнула, и исчезла.

Роберт долго смотрел на опустевшую постель. От Айн осталась лишь горстка пепла на чистой простыне невесомый след долгой и богатой жизни.

На плечо Роберта опустилась рука, и голос отца Джона произнес:

— Это был ее выбор, Роберт. Теперь она ушла к богам, ушла к Маркусу. Этот пепел всего лишь останки ее тела, и я развею его под дубом в монастырском дворе, на освященной земле.

— Спасибо, — хрипло прошептал Роберт. Чувствуя себя совершенно опустошенным, он поднялся на ноги, но не смог заставить себя взглянуть на Мердока.

— Джон прав. Она сама выбрала избавление. Ей был приятнее такой конец, чем гибель от рук демона.

Не одного демона, так другого… Есть ли разница? Роберт не стал спорить, да это и было бы бесполезно. Они просто не поняли бы, о чем он говорит.

— Нам лучше уйти отсюда, Роберт.

Он услышал, как отец Джон подошел к двери, отпер ее и ахнул.

— Надеюсь, у вас были очень веские основания взять ключи от этих апартаментов, отец.

Этот голос, такой знакомый… Роберт застыл на месте, не смея обернуться. И все же обернуться пришлось. Он увидел стоящего в проеме двери человека; его сутана выглядела как сложенные крылья ангела мщения. Да, это был Годфри. Он хмурился, происходящее ему явно очень не нравилось. Годфри взглянул на Роберта, не узнавая его, потом на Мердока и снова на отца Джона.

— Ну, так что?.. — Голос Годфри оборвался, когда он снова медленно перевел взгляд на Роберта. Рот его изумленно приоткрылся, дьякон нахмурился еще сильнее и сделал шаг вперед. — Роберт! Это вы?

Было так приятно вновь увидеть друга! Роберт не смог сдержать улыбки. Он откинул капюшон и кивнул:

— Боюсь, что так оно и есть.

Годфри кинулся к нему и крепко обнял. От потрясения голос его дрожал, но разум работал четко, как всегда.

— Я понимаю, что мне, наверное, не следовало бы спрашивать, но что вы здесь делаете? И не где-нибудь, а в монастыре?

— Вы поверили бы мне, если бы я ответил, что собираюсь принять сан?

— Тогда мне пора расстаться с монашеством. И, как я понимаю, отец Джон давал вам наставления?

— Не по доброй воле. — Роберт посмотрел в глаза Годфри. — Жаль, что вы нас обнаружили.

— И, как я понимаю, вы предпочли бы, чтобы я никому ничего не говорил о вашем тайном возвращении в Марсэй?

— Боюсь, что так.

— По-видимому, вы также не собираетесь сказать мне, что тут делаете. Вы намерены остаться в столице?

— Нет. Я покину город, как только на рассвете откроются ворота.

— Понятно. — Годфри взглянул на отца Джона, потом снова посмотрел на Роберта. — Может быть, мне все же удастся уговорить вас задержаться хотя бы на один день?

— Сами боги не заставили бы меня провести здесь еще одну ночь, мой друг.

— Ну что ж, — кивнул Годфри. — Тогда я вас отпускаю, но должен предупредить: в следующий раз я не буду таким покладистым. Нам очень о многом нужно поговорить. Я слышал о Финлее… Поверьте, мне искренне жаль. Как ваша матушка?

Роберт сглотнул:

— Она держится.

— Может быть, я вскоре навещу вас, — сказал Годфри, посторонившись. — Я по вам соскучился.

Роберт с изумлением услышал собственный смех.

— Возраст делает вас сентиментальным, дьякон. Скучать по мне легко, труднее вернуть меня ко двору.

ГЛАВА 10

Удвоенные наряды стражи стояли у королевских покоев и обходили стены замка. Солдаты нервничали, пугались собственной тени, да и как иначе? Разве сам проктор Гильдии не объявил им, что страна наводнена колдунами?

Селар вздохнул, глядя из окна спальни во двор замка. В этот час бодрствовала лишь ночная стража и король. Еще одна бессонная ночь. Еще одна ночь бесплодной борьбы с тенью, которую он не мог ни забыть, ни простить.

А теперь он лишился еще и Нэша. Изгнать его из страны оказалось легче, чем изгнать старика колдуна из снов.

И ведь сам признался! С полным спокойствием! Даже не принеся извинений! Ни малейших колебаний: «Я — колдун, сир», — только и всего, словно он обсуждал достоинства и недостатки коня!

Ложь. Кругом ложь. Вечные уловки и предательство и порождены они вездесущим злом.

Вернется ли Нэш?

Да и уехал ли он?

Нет, беспокоиться не о чем. Вогн найдет его, найдет и уничтожит, даже не догадываясь, что святые законы Гильдии своей адской силой нарушил один из его собственных помощников. Так им обоим и надо!

Селар отвернулся от окна и снова принялся мерить шагами комнату, как делал это на протяжении уже очень многих ночей. О боги, зачем вы заточили короля в этот ад, рожденный бессонницей?

Карлан… Селару никогда и в голову не приходило, что старик может оказаться колдуном. Совсем как с Нэшем… Никаких подозрений до того ужасного момента у реки только тогда правда вышла наружу. Только тогда Селар понял, что Карлан его использовал, обманывал, делал из него дурака чуть не превратил в послушную марионетку. Поступил бы Нэш так же? Стал бы Нэш…

Селар в изнеможении упал на колени. Роскошный ковер на полу казался ему колкой соломой, шелковые одежды грубой дерюгой. Никогда ни один кающийся грешник не страдал так, как он, преследуемый безжалостными мыслями, от которых он не мог убежать, над которыми был не властен. Придворные и народ скоро заметят, что с ним творится, и тогда власть начнет ускользать из его рук.

О боги, почему он бессилен стряхнуть с себя эту неотступную тень?

Со стоном Селар потянулся к столу, на котором был приготовлен кувшин с водой и таз для умывания. Он вылил воду себе на голову, но не почувствовал облегчения.

— Форбес! — рявкнул Селар.

Дверь немедленно отворилась, и появился слуга. Белые волосы, как у призрака, бесцветные глаза, сосредоточенное лицо…

— Что прикажете, сир?

Селар бессмысленно смотрел на него несколько секунд, потом прохрипел:

— Принеси вина. Не кислятину из Бандерина, а чего-нибудь покрепче. То красное, что ты подавал прошлой ночью.

— Слушаюсь, сир.

Форбес ушел, и Селар снова остался в одиночестве, один на один с давними воспоминаниями и с угрожающим настоящим. Похоже, этой ночью сна ему снова не дождаться одни лишь кошмары, и даже нет снадобий Нэша, помогающих забыться…

— Милосердные боги, почему он бросил меня, когда я больше всего в нем нуждаюсь? — простонал Селар. — Почему заставил меня примкнуть к его врагам? Что мешает ему проглотить свою проклятую гордость и вернуться в Марсэй?

Однако ночная тьма не давала ответа. Лишь безмолвие окружало Селара.

Он сказал, что никогда не вернется. Там, в зале совета, он взглянул на Селара и сказал, что никогда не вернется в Марсэй. И с тех пор его нет…

Селар его не остановил, не поверил ему. А ведь должен был знать: Роберт никогда не обещает того, чего не намерен выполнить.

Так прошли годы, и даже теперь, вернувшись в Люсару, Роберт не делал попыток появиться при дворе хотя бы тайно. Неужели его приговор так суров, что он не желает увидеться со старым другом? Или ему мешает что-то еще? Может быть, страх?

Нет. Дело в другом. Роберт ведь никогда не испытывал страха перед Селаром, не страшился его власти, той самой власти, с помощью которой Селар держал за горло так нежно любимую Робертом страну. Страну, ради которой он был готов пожертвовать честью…

Страха не было в его глазах даже на поле битвы при Селуте, когда стало ясно, что Селар победил. На лице Роберта отразилось лишь удивление, когда он увидел перед собой человека, которого только недавно вытащил из реки. Он стоял, окровавленный и измученный, над телом своего отца, с кучкой уцелевших воинов Данлорна. Оуэн Фитцсаллен, тяжело раненный, скорчился рядом, а позади стоял огромный и грозный Александер Деверин. Роберт сжимал в руке покрытый кровью меч отца.

Селар молчал, но зеленые глаза твердо смотрели на него, Роберт спокойно ожидал, что сделает победитель. Потом, словно такая мысль неожиданно пришла ему в голову, Роберт преклонил колено перед Селаром и протянул ему свой меч рукоятью вперед. Своего рода признание поражения… Но только каждым свои жестом, гордой осанкой Роберт Дуглас, только что ставший графом Данлорном, подчеркивал: перед Селаром человек, не надеющийся на помилование.

Оба они понимали, что блефуют. Селар не мог казнить побежденного врага юношу, почти мальчика, только что спасшего ему жизнь у реки.

И Роберту это было известно.

Так что Селар отослал его и его людей в Данлорн, даже дал им эскорт. А потом два года Роберт был пленником в собственном замке, пока Селар решал, как с ним поступить.

Может быть, все же следовало его казнить. Тогда Селар никогда бы не узнал, как мучительно может быть одиночество.

Стук в дверь отвлек Селара от воспоминаний. Подняв глаза, он увидел Форбеса, принесшего вино. Слуга поклонился и вышел. Селар долго смотрел на бутылки, потом, чувствуя себя дряхлым и бессильным, протянул руку за первой.

Сначала до Розалинды донеслись голоса из коридора. Прежде чем она успела выбраться из постели, в соседней комнате раздался грохот, звон разбитого стекла и чей-то яростный рев. Розалинда откинула одеяло и соскочила на холодные доски пола. В тот же момент дверь с треском распахнулась, и появился Селар. Глаза его остекленели, залитая вином рубашка была распахнута. За спиной короля стояли два стражника. Селар махнул рукой, отсылая их, прочь, и пинком ноги захлопнул дверь. Его горящий взгляд вперился в Розалинду.

— Добрый вечер, мадам. — Селар, шатаясь, двинулся вперед, по пути наткнувшись на столик. Король с удивлением взглянул на него, потом отшвырнул в сторону.

Розалинда съежилась и отступила на шаг.

— Что не так, жена? — презрительно бросил Селар. — Вы ведь не боитесь меня, правда? Я думаю, подобное чувство было бы оскорбительно для вашей гордости.

Розалинда не посмела ответить ему. Она просто застыла на месте и настороженно смотрела на Селара.

— Что стоите? Подайте мне вина, женщина!

Да, конечно, вина. Если дать ему еще вина, то, если повезет, он просто свалится и уснет. Розалинда схватила со стола графин и протянула Селару. Тот вырвал его из ее рук, сделал большой глоток, вытер рот рукавом и подошел ближе к королеве. Глаза Селара шарили по еле прикрытому рубашкой телу Розалинды. С гнусной усмешкой он спросил:

— Где ваша сестра?

— В постели, господин мой. — Розалинда старалась, чтобы голос ее звучал твердо, но не сумела этого добиться. Сначала у нее затряслись колени, потом дрожь охватила ее всю.

— Одна? — с той же издевкой проговорил Селар и расхохотался. — Ваша семейка вся одинакова. Такое благородство, такое благочестие… Вы так всегда гордились древностью своего проклятого рода, и чем же дело кончилось, а? Взять хоть вашего братца, вечно хнычущего герцога тоший, слабосильный, типичный неудачник, или его близнеца, прелестную Самах, чье предназначение монашество… или, по крайней мере, она так думает.

Розалинда попятилась, когда Селар подошел еще ближе и уселся на постель.

— Вы даже не спрашиваете, что я имею в виду? А спросить следовало бы. — Селар глотнул еще вина и икнул. — Да, милая сестрица, прелестная Самах… Я мог бы овладеть ею и сам, но у меня другие планы.

— Другие планы, господин? — Розалинда дрожала все сильнее.

— Она собирается покинуть столицу и принять постриг, да? Ну, так могу сообщить вам, дорогая супруга, что я потребовал от епископа Брома, чтобы он освободил ее от обета послушницы теперь она может вступить в брак.

— Что…

Селар вскочил на ноги:

— Не скулите, женщина! Уж не думаете ли вы, что я позволю ей похоронить себя в обители? Она сестра королевы, тетка наследника престола. Она слишком большая ценность, чтобы ускользнуть от меня. Да за ее красоту я могу купить верность целой армии! Радуйтесь, что ею я расплачиваюсь всего с одним мужчиной. Он женится на ней как положено, не сомневайтесь! Я полагал, что вы будете этому рады, ваша сестра останется с вами рядом. Но нет, вы недовольны?

— Сир, умоляю, не делайте этого!

— Все уже решено. Она обвенчается с Ичерном через две недели. — Селар махнул рукой, отметая все возражения.

Розалинда упала на колени и протянула руки к Селару:

— Прошу вас, господин мой! Призвание моей сестры монашество, боги призвали ее. Она не должна сочетаться браком со смертным человеком. Вы не должны ее принуждать.

— Я могу делать, что пожелаю, и пусть боги будут прокляты! — Селар оттолкнул Розалинду. — Лучше посмотрите на себя со своим слезливым благочестием! Вы так же никчемны, как и эта ваша страна! Лежите тут, плача и причитая, и не делаете ничего!

— Но что я могу делать, сир?

Однако Селар ее не слушал. Он отшвырнул графин и приблизил лицо к лицу королевы.

— Ничего. Такова ваша участь не делать ничего. Только на это вы и годитесь. Клянусь кровью Серина, я женился на вас с единственной целью получить наследника. И что же вы родили девчонку! На что мне она? Целых два года мне пришлось дожидаться появления сына! Два года! Но какая кровь течет в его жилах, а? Слабая, бесполезная, вечно ноющая мать, представительница слабой, бесполезной, вечно ноющей семьи! Да что там, даже ваш отец поспешил избавиться от вас. Но я вас хорошо знаю, мадам. Я знаю, как вы пытаетесь избаловать моего мальчика, чего стоило ваше поведение во время казни Блэра! Вы хотели бы вырастить из него слабого, безвольного человека, покорного вам, а не мне. Вы хотели бы, чтобы он был добр, щедр и милосерден к вашей никчемной стране! Но вы ошиблись! Ничего у вас не выйдет!

Розалинда отвернулась, боясь встретиться с ним взглядом. Селар схватил ее за руки и рывком поднял. Чувствуя леденящий страх, королева теперь была вынуждена смотреть на мужа.

Селар медленно покивал головой; на его лице играла издевательская усмешка.

— Вы думаете, я не знаю? Насчет красавчика Джорджа? Как же, он так к вам внимателен! Мой кузен обходится с вами как с леди, восхищается вашим благородством. Вы, должно быть, в его присутствии чувствуете, что достойны короны. Да, мне все известно. Да только он ведь не смеет к вам и прикоснуться! В этом растяпе храбрости ни на грош! Впрочем, чему удивляться: ведь его воспитал не мой отец.

Розалинда не смогла удержать отчаянного протеста:

— Нет, господин, ваш отец…

— Действовал не так, как надо? Проклятие, мне ли не знать! — Селар притянул Розалинду еще ближе, так что теперь она задыхалась от винных паров и запаха пота. — Мой отец был чудовищем. Всю жизнь он заставлял меня верить в то, что я его избранник. Все думали, что мой болезненный братец Тирон не выживет, и двадцать лет отец учил меня, делал из меня воина, чтобы иметь преемника. Тут-то Тирон и начал поправляться, и отец отбросил меня, как ненужную игрушку. Ему было все равно, что Тирон не способен править Майенной, что он еле может держать в руках меч, что ничего не смыслит в военной тактике, в дипломатии, в политике. Нет. Значение имело только одно: Тирон старший сын, а значит, он унаследует трон. Меня отстранили от всех дел. Но мой отец все же оказался умелым учителем и сделал из меня собственного двойника безжалостного, честолюбивого, целеустремленного. Разве это не прекрасно получить от отца такие дары? Разве можно желать большего? А вот я желал. Я желал корону, ту корону, что была моей по праву.

Селар мгновение пристально смотрел на Розалинду, потом встряхнул ее, как тряпичную куклу.

— Нечего так на меня смотреть, жена! Я сделаю это, и вам меня не остановить! Я отниму корону у брата, даже если война с ним будет стоить мне жизни. И корону я передам сыну, тому самому сыну, которого родили мне вы, моя невинная голубка. Не думаете ли вы, что я хоть в грош ставлю эту вашу никчемную страну? Вам следует понимать: мне нужны лишь ее армия и ее богатства, чтобы получить принадлежащее мне по праву. Не смотрите на меня с таким ужасом. Вы ведь все прекрасно знаете потому и пытаетесь воспрепятствовать каждому моему шагу. Но больше я этого не потерплю!

Розалинда попыталась вырваться из железных пальцев:

— Господин мой, я ничего не делала во вред вам! Я всегда выполняла все ваши желания, я родила вам двоих детей, которыми вы можете гордиться.

— Вы родили мне девчонку, которая только на то и годится, чтобы с выгодой выдать ее замуж, и сына, которого пытаетесь испортить. Ну, от девчонки я к концу года избавлюсь. Я уже нашел ей жениха, через месяц состоится обручение. Да. Подальше от вашего влияния, мадам.

— Но, сир… — Слезы текли по лицу Розалинды, теснили ей грудь, так что она с трудом могла дышать. Селар еще сильнее стиснул ее руки и широко улыбнулся.

— Что же касается сына… Ему пора проститься с детской и начать, как следует готовиться к роли моего наследника. В конце концов, от меня он получит две короны. Вам следует гордиться. Не бойтесь, время от времени он будет вас навещать, но только в присутствии придворных, чтобы вам не удалось склонить его на свою сторону. Можете не сомневаться: я знаю, как сделать из него настоящего короля. Мальчишка уже преклоняется передо мной.

Розалинда продолжала вырываться, и пьяный Селар ее не удержал. Королева отскочила от него и стала озираться в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить оружием. Глаза Селара вспыхнули яростью, он размахнулся и сильно ударил Розалинду по голове. Она упала на кровать, едва не потеряв сознание, и прежде чем она успела прийти в себя, Селар ударил ее снова по лицу. Губа Розалинды начала кровоточить, и она попыталась отползти подальше. Ей хотелось позвать на помощь, хотя она и понимала, что ничего хорошего из этого не получится. Селар расхохотался, наслаждаясь ее беспомощностью и своей силой.

— Никуда вы от меня не денетесь, вы, люсарская шлюшка! Любой человек в замке, да и во всем городе тоже, проткнет вас мечом, стоит мне только приказать. — Селар схватил Розалинду и с рычанием повалил на постель, зажав ей рот рукой. — Впрочем, кое, на что вы все же годитесь. У меня всего один наследник, так что стоит позаботиться о втором, на случай, если что-нибудь случится с мальчишкой.

Розалинда снова начала вырываться, но только получила еще один удар в лицо. Как сквозь туман она чувствовала руки Селара, срывающие с нее рубашку. Потом он всей тяжестью навалился на нее. Задыхаясь, Розалинда зажмурилась и беззвучно застонала.

Никто не мог услышать этого стона никто, кроме богов.

— Мне очень жаль, милорд, но королева сегодня никого не принимает.

Джордж, нахмурившись, посмотрел на загородившую ему дорогу девушку и попытался сквозь слегка приоткрытую дверь разглядеть, что происходит в покоях королевы.

— Ее величество здорова, я надеюсь?

— Здорова, милорд, но никого сегодня не хочет видеть. Я скажу ей, что вы приходили. — Девушка была смущена, хоть и пыталась это скрыть. Что-то было не в порядке. Розалинда никогда не отказывалась принимать посетителей они слишком редко у нее бывали.

— Тогда я загляну к ней всего на минуту — просто чтобы заверить потом придворных, что королева здорова. — Не дожидаясь ответа, Джордж отстранил девушку и распахнул дверь. Прежде чем фрейлина успела его остановить, он вошел в комнату и огляделся.

Розалинда сидела у окна — так далеко от двери, как только могла в этом тесном покое. Увидев Джорджа, она вздрогнула, быстро взглянула на него, но тут же отвела глаза. Однако Джордж увидел достаточно. Он кинулся к королеве и опустился перед ней на колени.

— Госпожа, что случилось? Кто вас так…

Стиснув руки на коленях, Розалинда отвернулась, но решительно, хотя и тихо, ответила:

— Это не имеет значения, милорд. Пожалуйста, уйдите и оставьте меня в покое.

— Я уйду, конечно, но не прежде, чем удостоверюсь, что с вами все в порядке. — Розалинда ничего не ответила, но Джордж догадался, что произошло. Только один человек мог безнаказанно ударить королеву. — Король? Это сделал король?

В ответ Розалинда опустила голову.

— Пожалуйста, уходите. Быть здесь вам небезопасно. Джордж оглянулся через плечо, но девушки в комнате не оказалось, хотя она не могла быть далеко и даже, скорее всего, слушала их разговор. Джордж шепотом сказал:

— Умоляю вас, Розалинда, позвольте мне помочь вам. Мне не важно, что это может быть опасно. Нельзя позволить ему так над вами издеваться.

Теперь Розалинда повернулась к нему, и Джордж увидел синяки и царапины на ее лице, красные отметины на запястьях. Ее глаза были решительны. Никаких слез, никакой слабости. Но от этого спокойствия у Джорджа перехватило дыхание.

— Вы действительно готовы мне помочь? Даже зная, что это сделал король?

Собрав все свое мужество, Джордж коснулся руки Розалинды.

— Вы должны знать, что я люблю вас, госпожа. А значит, у меня нет выбора я помогу вам.

Розалинда взглянула на его руку, сжимающую ее пальцы, потом посмотрела Джорджу в глаза, словно искала в них чего-то.

— Даже если это будет стоить вам жизни?

— Моя жизнь принадлежит вам, госпожа. Я сделаю для вас все что угодно.

Розалинда улыбнулась, и ее покрытое синяками лицо стало прекрасно.

— Что ж, хорошо, милорд. Я принимаю ваше предложение.

Осберт вместе с остальными придворными ждал в зале совета. Съеденное за ужином тяжело давило его желудок: когда приходилось, есть наспех, это всегда кончалось болью. Однако когда Селар созывает совет, никто не может медлить. Жаль, конечно, что теперь Селар не в силах, как раньше, проводить советы по утрам.

Осберт взглянул на разговаривающего с канцлером Ингремом Вогна. Проктор выглядел почти счастливым, да почему бы и нет? Разве Селар не пообещал ему разрешить погромы?

Да, но все-таки где Нэш?

Незаметно повернув голову, Осберт посмотрел на короля. Тот выглядел ужасно, еще хуже, чем обычно: черные круги под глазами были особенно заметны на бледной коже. Только боги знают, чем король занимался прошлой ночью, но проснулся он лишь после полудня и в отвратительном настроении. Никто не мог ему угодить; одного из пажей он даже приказал высечь за то, что воды в ванне ему показалось недостаточно.

Что его грызет? Нэш намекал, что короля преследуют ночные кошмары… Если их последствия заметны Осберту, то наверняка скоро об этом прослышат и враги. Варварам на садланийской границе немного нужно: тут же начнутся набеги. В своем теперешнем состоянии Селару трудно будет организовать вооруженный отпор.

Ожидание продолжалось. Совет не мог начаться, пока не явятся все его члены. Селар хмуро кивнул, Вогну, но прежде чем проктор успел подняться на ноги, дверь зала с шумом распахнулась, и вбежал легат Льюис. Он тяжело дышал, лицо его было белее мела.

— Сир, я принес тревожные новости. Селар вскочил на ноги:

— В чем дело?

— Я отправился за графом Кандаром, как вы приказали, но не мог нигде его найти. Я побывал в его покоях и разослал на поиски стражу, но…

— Так что же?

— Королева, сир Она бежала.

— Бежала? — не веря своим ушам, переспросил Селар.

— Да, сир, вместе с детьми. Ее сестра и несколько воинов Кандара исчезли тоже. Никто их не видел. Боюсь…

— Ичерн! — рявкнул король. — Соберите моих гвардейцев! Через десять минут они должны быть на конях. Вогн, поднимите гильдийцев. Беглецы не должны скрыться! Делайте что хотите, но верните их! Мне не важно, кто при этом будет убит, но моего сына верните живым!

* * *

Только отдав все приказания, Вогн заметил, что Льюис все еще стоит с ним рядом. Зал здания Гильдии был полон народа, шум стоял оглушительный. Бросив на Льюиса пристальный взгляд, проктор распахнул дверь в маленькую темную приемную и знаком позвал туда легата. Закрыв за ним дверь, он подошел к единственному маленькому окошку в стене.

— Вы хотите сообщить мне что-то насчет королевы?

— Нет, милорд, — нервно пробормотал Льюис. — Вы велели мне следить за Нэшем… Я делал все возможное, но…

— И что? — рявкнул Вогн.

— Я никак не ожидал узнать то, что узнал, милорд. Дважды я видел его с некой женщиной необычайной красоты. Мне донесли, что она часто посещает его покои в замке.

— Женщина! — Вогн стиснул зубы. Этого еще не хватало! — Кто она?

— Мне не удалось пока узнать ее имени, милорд, но я узнаю. Я обнаружил дом, в котором она живет, и… — Голос Льюиса задрожал, и он умолк.

— Договаривайте! — приказал Вогн. Времени разбираться с переживаниями подчиненных у него не было.

— Прошлой ночью, когда я возвращался в замок, я проходил мимо этого дома. Я видел, как в него вошли двое, и готов поклясться, что один из них был герцог Хаддон. Он надвинул на лицо капюшон, наверное, чтобы его не узнали, но я слишком хорошо его помню, милорд.

Льюис ожидал от Вогна яростной вспышки, но тот просто долго смотрел на него, словно не в силах поверить услышанному. Нэш, женщина, Хаддон… И все связаны друг с другом.

— Почему вы не сообщили мне об этом сразу же? — прошептал проктор.

— Сначала я не мог вас найти, а потом… Я начал думать, не обманули ли меня глаза.

— Ну а теперь вы уверены?

— Да, милорд, — кивнул Льюис.

Вогн молча смотрел на него еще несколько секунд, потом отвернулся к окну и неожиданно расхохотался.

ГЛАВА 11

Финлей вздрогнул и проснулся; оказалось, что голова его лежит на кипе бумаг на столе.

— Предполагается, что ты здесь для того, чтобы работать, а не спать!

Рядом стоял Аселин с лампой в руке. В другой его руке была кружка с чем-то горячим. Лампа Аселина единственная освещала библиотеку, все свечи давно уже погасли.

— Я просто… — Рот Финлея был словно набит сырой глиной, голова казалась неподъемной. От того, что молодой человек так поспешно выпрямился, у него на мгновение потемнело в глазах.

— Вот выпей-ка. — Аселин сунул кружку в руку Финлея и отпустил ее, только когда убедился, что кружка не выскользнет из пальцев молодого человека. — Сколько времени ты тут сидишь? Всю ночь?

Финлей сделал глоток и обжегся. Мгновение он сидел неподвижно, безнадежно пытаясь унять боль в языке, потом с гримасой взглянул на библиотекаря:

— Сколько сейчас времени?

— Прошел примерно час после восхода.

— Тогда я и, правда, пробыл здесь всю ночь.

— И как же продвигается перевод?

Финлей зажмурился. Аселин настоящий надсмотрщик над рабами, он никогда не бывает, удовлетворен тем, что делает Финлей. Хорошо еще, библиотекарь не знает, над, чем тот работал всю ночь, как и предыдущую.

— Я же сразу тебе сказал, я не особенно силен в сэльском. Мне понадобится много времени. Чего ты хочешь, чтобы я закончил перевод быстро или чтобы он был точным?

Аселин со стуком поставил лампу на стол.

— Задирать нос ты был горазд, а сам, похоже, полный невежда в сэльском. Ты уже, сколько дней возишься с манускриптом, а показать мне плоды своих трудов все не желаешь.

Финлей сгорбился над кружкой, обхватив ее обеими руками, и снова поморщился.

— И ничего удивительного ты же все время стоишь у меня над душой. Я ведь, в конце концов, только предложил тебе свою помощь.

— Можешь не рассчитывать на мою благодарность, Финлей Дуглас, — проворчал Аселин. — Тебе придется еще изрядно потрудиться, прежде чем я прощу тебе то, что ты сделал с джабиром.

Финлей долго смотрел в спину старику, ковылявшему к хранилищу своих драгоценных карт. Скоро золотое сияние разлилось по помещению, выплеснулось в дверь и легло на холодный камень пола, Аселин зажег заранее приготовленную лампу и взялся за работу.

Финлей со вздохом взглянул на беспорядок на столе. Последние несколько записей, которые он сделал, было невозможно разобрать, и к тому же он умудрился закапать воском два рисунка Патрика. Впрочем, ночные труды того стоили. Теперь Финлей был уверен: прецедента не было, никому еще не удавалось во время поиска достичь ясного видения; однако на один интересный факт в старинных книгах он наткнулся. Когда-то, еще до возникновения Анклава, искатели работали парами, чтобы увеличить дальность поиска. Предполагалось, что существовал способ объединить силы. Хотя Финлей не нашел указаний на то, как это делалось, ему стало ясно: он на верном пути и может в конце концов найти объяснение тому, что сумел увидеть сначала Дженн, а потом Айн.

Проблема была в том, как развить этот успех.

— Финлей!

Молодой человек поднял глаза. В дверь вошла Фиона. Пламя свечи, которую она несла, отражалось в ее глазах. Вопреки обыкновению, сейчас на ее лице не было хмурой гримасы, Фиона улыбалась.

— Смотри, чтобы Аселин не поймал тебя здесь со свечой без подсвечника.

— Я уйду прежде, чем он меня увидит. Я просто зашла сказать тебе про Марту.

Финлей вскочил бы на ноги, если бы все тело его не затекло.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего плохого, — рассмеялась Фиона. — У нее девочка. Они обе чувствуют себя хорошо.

— Замечательно! Как там Арли?

Фиона бросила взгляд на раскиданные по столу бумаги.

— Почему бы тебе не пойти и не узнать самому? Другого приглашения Финлею не требовалось. Он сгреб книги и бумаги, сунул всю кипу под мышку, задул лампу и последовал за Фионой.

Уилф спустился в столовую, рассеянно помахал рукой повару и взял поднос с завтраком миской густой овсянки со сливками, двумя ломтями ржаного хлеба, плошкой меда и огромной кружкой лимонного напитка. Кивая направо и налево, он пробрался между столами и уселся на скамью напротив Генри. С жадностью набросившись на еду, Уилф с набитым ртом пробормотал:

— Докладывай.

— Купцы прошлым вечером добрались до перевала еще до темноты, но утром двинулись дальше на запад. Каллум следил за ними некоторое время, пока не удостоверился, что назад они не повернут. Больше никто к Голету вчера не приближался. Генри выглядел усталым. Хотя он явно кончил завтракать, на его тарелке оставалось еще много еды.

— Что-нибудь еще?

— Себастьян прочистил обогревательные трубы в ожидании холодов. Думаю, он в этом году хочет открыть их пораньше, чтобы разобраться с проблемами подачи воды из Огненного озера до того, как отопление нам действительно понадобится.

— Хорошая идея. Я помню, что случилось в прошлом году. Трубы старые и изношенные. Пожалуй, нам пора подумать о том, чтобы их заменить.

Генри вздохнул и провел рукой по лицу.

— Гроленди стало хуже. Ночью даже посылали за целителем. Он думает, что еще одного дня она не протянет.

— Ох… Я зайду к ней после завтрака. — Уилф зачерпнул ложку овсянки. — А какие сегодня хорошие новости?

— Прошу прощения?

— Ты всегда заканчиваешь свои доклады хорошими новостями. Так что на сегодня?

Генри улыбнулся, хотя и с усилием:

— У Марты сразу после полуночи родилась девочка. Мне сообщили, что роды были легкими, только я не уверен, что это всегда к добру.

Уилф улыбнулся и чокнулся с Генри.

— Такие вещи всегда случаются в твое дежурство. Девочке уже дали имя?

— Мне о том ничего не известно. Впрочем, Арли, по-моему, уже поговорил с отцом Верноном. Представление состоится сегодня в полдень, так что позаботься о том, чтобы присутствовать. Я-то лягу спать.

Генри забрал тарелку и кружку и поднялся из-за стола. Он отвернулся от Уилфа, и его глаза изумленно раскрылись.

— О боги!

— Что случилось? — Уилф повернулся на скамье, но не увидел ничего необычного. — В чем дело?

Генри бросил тарелку и кинулся бежать, расталкивая входящих в столовую людей. Когда Уилф догнал его, он тоже, наконец, увидел то, на что все смотрели: на скамье у стены скорчился бледный как мел Бен.

— Я видел, как он вошел, — пробормотал Генри, с которого слетела вся сонливость. Наклонившись над юношей, он поднес к его губам чашу с водой, которую кто-то догадался принести. — Бен! Что случилось? Мы не ожидали, что ты вернешься раньше чем через несколько недель. Плохие новости?

Парень поднял голову. Глаза его остекленели, но говорить он мог.

— С Айн беда, почтенный Генри. Меня послал Мердок, чтобы сообщить вам… Она исчезла.

Часовня Анклава не могла вместить всех его членов; однако, хоть и небольшая, она была прелестна. Ожидая, пока начнется церемония, Финлей разглядывал роспись на потолке. Один из сюжетов повествовал о рождении Минеи и Серинлета из пламени, другой о том, как в Начале времен боги нашли свое место в мироздании. Ближе к алтарю находилось самое почитаемое изображение: Минея и Серинлет совместными усилиями изгоняли злого Бролеха и гасили разожженный им на земле адский пламень.

Стены украшали фрески с эпизодами из легенд о воплощении богини в смертную женщину. Теперь, по прошествии стольких веков, многие из них считались всего лишь мифами, но их главная тема не устарела: Минея всегда оставалась с людьми. Символ веры сохранял всю свою привлекательность: в самых тяжких испытаниях богиня никогда не покинет верящих в нее.

В четырех углах часовни горели свечи: в Анклаве почитали всего четырех святых — тех, кто в силу каких-то обстоятельств оказался связан с колдунами. Посередине помещения стояло единственное кресло то, которым во время службы пользовался отец Верной: старый священник сидел, пока хор пел литургию; он был настолько дряхл, что ноги еле его держали.

Да, часовня была прелестна, какой ей и следовало быть для Арли, Марты и их новорожденной дочери. Финлей слышал, как они приближаются: малышка заплакала, когда ее вынесли из комнаты Марты. Счастливая мать вошла в часовню, крепко прижимая к себе девочку. Следом за ней спешил Арли с глупой улыбкой на лице, а за ним шел отец Верной с остальными свидетелями.

Ласково улыбнувшись пастве, отец Верной повернулся к алтарю и начал первую молитву. Церемония Представления была единственным известным Финлею религиозным ритуалом, при котором не соблюдались строгие формальности. Она к тому же была и самой важной Минея и Серинлет теперь узнали, что появилась новая душа, нуждающаяся в их любви и милосердии. Совершенно необходимо было совершить Представление в первый же день жизни ребенка. Поэтому присутствие священника не считалось обязательным; Представление мог совершить отец новорожденного или любой родич-мужчина, однако совершение религиозного обряда добавляло торжественности.

Отец Верной закончил молитвы и повернулся к гордым и счастливым родителям. Марта с улыбкой передала малышку Арли. Лицо его стало серьезным, когда дрожащими руками он протянул крошечный сверток к триуму над алтарем.

— Благословенная Минея, божественный Серинлет, призываю вас: взгляните на новую душу, прибавившуюся к вашей пастве. Этот ребенок принадлежит вам. Он также принадлежит мне и моей возлюбленной Марте. Я представляю вам мою дочь, Дамарис. Молю вас: даруйте ей свою любовь и защиту, будьте к ней милосердны, как милосердны вы ко всем нашим душам.

Потом, держа малышку здоровой рукой, Арли обрубком другой начертил над девочкой знак триума. Дамарис перестала плакать и только иногда издавала тихое сопение. Когда Арли повернулся к Марте, у обоих на глазах были слезы.

Финлей первым поздравил их; потом счастливых родителей окружили друзья, целуя Марту и хлопая по плечу Арли. Финлей внимательно рассмотрел новорожденную. Она мирно спала на руках у отца, ее сморщенное личико походило на сушеный абрикос.

— Ты уверена, что это твоя дочь? — шепнул Финлей Марте. — Она такая уродливая!

— Ничего подобного! — рассмеялась Марта, шутливо шлепнула его по руке. — Она хорошенькая и к тому же очень талантливая.

— Откуда ты знаешь? Ей же всего несколько часов от роду.

— Мать всегда знает, — с мудрой улыбкой ответила Марта.

Все следом за Арли и Мартой вышли из часовни и отправились в столовую, где Представление следовало отпраздновать миндальными пирожными и вином с пряностями. Финлей двинулся следом за остальными, но тут из бокового прохода протянулась рука и ухватила его за рукав. Финлей остановился, увидев Фиону.

— Куда отправился Патрик? Финлей нахмурился:

— Ты о чем?

— Патрик покинул Анклав две недели назад. Куда он отправился? В Марсэй?

— Не понимаю. — Финлей оглянулся на удаляющихся друзей, потом потянул Фиону в боковой проход. Что он мог ей сказать? У нее явно возникли подозрения…

— Не притворяйся простачком, Финлей Дуглас! — прошипела Фиона. — Моя мать исчезла, и я думаю, тебе что-то известно. Я думаю, поэтому и Патрик уехал. Не может быть никакой другой причины, почему бы именно он покинул Анклав. Да помилуют нас боги! Финлей, Патрик родился и вырос здесь, он никогда не удалялся от ворот больше чем на сотню шагов. Так что скажи мне: куда он отправился? Финлей сглотнул:

— В Данлорн.

— Зачем?

— Я… я видел твою мать… так же, как видел тебя и Дженн на пути сюда. Айн попала в беду.

— И поэтому ты послал Патрика к своему брату, чтобы он ей помог? — Фиона мгновение смотрела на Финлея, потом, прошипев проклятие, отвернулась. — Почему ты ничего мне не сказал?

— Мы не хотели тебя тревожить.

— Когда раньше тебя такое волновало, а? — Фиона закрыла глаза, на ее лице была написана боль.

Финлей нерешительно коснулся ее плеча, но Фиона резко отстранилась.

— Ты мог бы снова это сделать?

— Что именно?

— Увидеть мою мать. Смог бы ты вызвать такое же видение, как и раньше? Можешь ты узнать, жива ли она?

Финлей сделал шаг назад, несколько испуганный необходимостью отвечать.

— Тебе следовало бы попробовать сделать это самой.

— Финлей, — простонала Фиона, — ты гораздо сильнее, чем любой искатель в Анклаве. Скажи мне: ты это сделаешь?

— Ничего не получится, если она без сознания…

— Или мертва?

— И если я тогда все правильно понял, — продолжал Финлей, не отвечая на ее слова, ее аярн уничтожен. Может быть, мне и удастся найти Айн, но вполне возможно, что без аярна, на который можно было бы настроиться, у меня на таком расстоянии ничего не получится.

Фиона улыбнулась, но улыбка тут же превратилась в гримасу.

— Тогда нужно будет сделать так, чтобы ты оказался ближе к ней, не так ли?

* * *

— Это безумие, Финлей, — прошептал Арли, затягивая подпругу. — Когда Уилф узнает о твоей поездке, он тебя убьет.

Финлей оглянулся через плечо на Фиону, привязывавшую сумку к седлу.

— Разве у меня есть выбор? Фиона права. Мы должны были ей сказать. Сначала мы привлекли ее к делу, а потом приняли решение за нее.

— Но что, если тебя кто-нибудь узнает?

— Да кто меня увидит? Мы только собираемся подобраться поближе к Марсэю, чтобы попробовать совместный поиск с использованием аярна Фионы. Она может находиться гораздо ближе к столице, чем я; я останусь на расстоянии многих лиг от города. Мы будем избегать деревень, да и вообще людей. Тут нет опасности, Арли, уверяю тебя.

Арли выпрямился и придержал коня, чтобы Финлею было удобнее сесть в седло.

— Будь осторожен, Финлей. Мне совсем не хочется сообщать твоему брату, что слухи о твоей смерти, в конце концов, оказались правдивы.

— Не беспокойся, Арли, — ответил Финлей, усаживаясь в седло. — Все будет в порядке. Мы вернемся не позже чем через неделю. К тому времени ты, может быть, получишь весточку от Роберта или Патрика. Передай Марте, что я ее люблю.

С этими словами Финлей направил коня к вратам.

Спуститься с горного плато было нетрудно. Преодолеть болота, лежащие к северу от перевала, оказалось не так легко. Всю вторую половину лета шли проливные дожди, и почва превратилась в трясину. Путники пытались ехать верхом, но по большей части им приходилось идти, ощупывая дорогу длинными палками и ведя в поводу упирающихся коней. Всю дорогу Фиона молчала и обрывала Финлея, если тот пытался завести разговор.

С другой стороны, было так приятно выбраться из Анклава, даже и всего на несколько дней. Финлей обнаружил, что с наслаждением вдыхает влажный воздух и подолгу смотрит на равнину, где не росло ни единого дерева, а из земли кое-где торчали странной формы скалы. Хотя он провел в Анклаве всего несколько недель, его сердцу бродяги они казались нескончаемыми месяцами. Несколько дней свободы были для Финлея как бальзам на раны, и он твердо намеревался в полной мере насладиться каждой минутой.

К тому времени, когда наиболее трудная часть пути осталась позади, путники устали и обессилели. Финлей нашел для привала место, где скалы нависали над речушкой притоком Виталы. Марсэй лежал в трех днях пути на восток, но Финлей не собирался приближаться к столице. Он останется здесь; единственным признаком присутствия человека в этих краях была крошечная деревушка Бэйрденскот в двух лигах вверх по течению.

— Кое-где проехать будет нелегко, — сказал Финлей, взобравшись на утес и оглядывая окрестности, — но зато ты можешь держаться этой речки до самого ее впадения в Виталу. Если ты выедешь на рассвете и к вечеру найдешь укромное местечко, мы сможем попробовать найти Айн.

Фиона стояла с ним рядом, хмуро глядя на темнеющее небо. Она зачесала волосы назад, отчего ее лицо казалось решительным и непреклонным, по-видимому, из опасения, что иначе Финлей не воспримет ее всерьез.

— Прекрасно. Но как я узнаю, что нам это удалось? Финлей поднял брови.

— Хороший вопрос… Не знаю. Когда я попробовал в первый раз, я держал Марту за руку. Марта хорошая искательница, но, по ее словам, она не ощутила ничего необычного. Во второй раз мне помогала Дженн.

— Но Дженн как искательница не видит дальше собственного носа.

— Но у нее есть связь с Ключом, — возразил Финлей, стараясь сдержать раздражение. — Хоть она и не пользуется аярном, она оказала большое влияние на поиск. Она тоже не заметила ничего необычного, но, возможно, из-за того, что, будучи плохой искательницей, не знала, на что обращать внимание.

— А я замечу?

Фиона пристально смотрела на Финлея, явно рассчитывая, что он выкажет неуверенность. Финлей выпятил подбородок.

— Если у тебя есть сомнения, зачем мы все это затеяли?

— Затем, что из-за ваших глупых проделок моя мать находится в опасности, и я рассчитываю, что ты поможешь мне ее вызволить. — С этими словами Фиона отвернулась, спустилась вниз и занялась костром, вечер был холодным.

Финлей вздохнул. С этой женщиной просто невозможно разговаривать. Сколько он ни старался, ему никак не удавалось пробиться сквозь стену упрямой неприязни — даже теперь, когда он рисковал жизнью, чтобы ей помочь. Вот снова она нашла причину для ненависти. Хоть тут и не было прямой связи, но его знакомство с Дженн, которая почувствовала присутствие в столице могучего колдуна, привело к тому, что Айн оказалась в опасности. Для Фионы не имело значения, что Финлей вместе с Робертом изо всех сил противился поездке Айн в Марсэй. Нет. Фиона никогда не испытывала сомнений. Для нее все было либо черным, либо белым. Оттенков для нее не существовало.

Они молча поужинали. Темнота спустилась, как заглушающее все звуки одеяло. Вымыв и уложив в седельные сумы миски, Финлей сгреб угли костра и уселся у огня, привалившись спиной к скале. Фиона сидела напротив, закрыв глаза и явно не собираясь принимать участия в разговоре.

Почему он не может оставить попыток завоевать ее расположение? Что пытается доказать? Что он ни в чем не уступает Роберту?

Однако это было не так, и Финлей прекрасно знал, что не может тягаться с братом. Роберт был выше, сильнее, обладал большей колдовской силой с самого детства. Финлей ничего не имел против. Он никогда не стремился быть копией брата, не мог даже представить себе такой возможности.

Так почему же Фиона постоянно сравнивает их? Она что, все еще влюблена в Роберта?

Впрочем, сам Роберт ни о чем не догадывался. Он никогда не верил в то, что кто-то может быть о нем достаточно высокого мнения. Зато все вокруг знали о влюбленности Фионы может быть, поэтому-то она была такой обидчивой. Должно быть, несладко жить, когда всем окружающим известно, что твое самое заветное желание никогда не сбудется.

— Ты спишь?

Фиона открыла глаза и настороженно посмотрела на Финлея:

— Нет. А в чем дело?

Финлей поднялся на ноги и ответил:

— Думаю, нам стоит попробовать совместный поиск. Посмотрим, сможешь ли ты увидеть что-то сейчас, когда мы еще рядом. Пытаться найти Роберта бесполезно у него тоже нет аярна. Мы могли бы попробовать отыскать Мердока.

Фиона кивнула:

— Хорошо. Что мне делать?

Выдавив из себя небрежную улыбку, Финлей уселся на камень рядом с Фионой и протянул ей руку.

— Ну, ты должна просто следить, чтобы все было в порядке, когда я впаду в транс, — чтобы я, например, не выронил аярн. И постарайся сосредоточиться.

Не дожидаясь ответа Фионы, Финлей закрыл глаза и стал делать медленные равномерные вдохи. Потом он почувствовал, как Фиона сжала его руку холодными пальцами. На мгновение ее прикосновение отвлекло его, но потом он вернул себе контроль и направил колдовской взгляд в ночь.

Финлей не пытался проникнуть далеко, не напрягал все силы. Он просто блуждал в темноте, стараясь запомнить все отличительные черты ауры Фионы. В следующий раз ему предстоит сосредоточиться именно на ней, чтобы направить свой поиск с помощью ее аярна. Чем лучше он запомнит ауру Фионы, тем прочнее будет их связь.

Через некоторое время Финлей решил расширить поиск, но это оказалось нелегко. Он двинулся на восток, все дальше и дальше, но не обнаружил присутствия Мердока, да и Роберта тоже. Наконец, разочарованный, Финлей прекратил поиск и открыл глаза.

— Мне очень жаль. Я не смог его найти. Фиона склонила голову к плечу.

— Настолько хорошо ты знаешь Мердока?

— Достаточно хорошо, чтобы найти колдовским взглядом.

— Тогда, может быть, тебе это и удалось бы.

Финлей нахмурился, не понимая, что она имеет в виду. Фиона все еще держала его за руку, и ему не хотелось двигаться, чтобы не нарушить контакт.

— Не понимаю.

Со слабой улыбкой Фиона пояснила:

— Я Мердока никогда не видела. Ты пытался установить связь через мой аярн, может быть, поэтому-то ты Мердока и не нашел.

Она была права. Если бы он вел поиск самостоятельно, даже на таком расстоянии он, скорее всего, уловил бы ауру Мердока. Очевидно, и искателю, и его помощнику нужно знать объект поиска, по крайней мере, Финлей молился богам, чтобы причина неудачи оказалась именно в этом.

— Будем надеяться, что так оно и есть.

Снова став нелюдимой, Фиона отдернула руку и поднялась:

— Что ж, завтра вечером узнаем. Я отправляюсь спать.

Нэш судорожно втянул в себя воздух и открыл глаза. Откуда пришло это ощущение? Был ли его источник действительно так близко, как ему показалось? И такая сила! Должно быть, это Враг. Никто больше не мог бы оказаться таким могучим искателем. И в каком направлении был направлен тот колдовской взгляд? В сторону Марсэя, да, определенно. Кого же он ищет?

Ту старуху? Значит, она знала Врага!

Нэш с улыбкой поднялся на ноги и стал мерить шагами свою комнату в башне, потом остановился около заваленного картами стола. Некоторые карты были тщательно раскрашены, другие просто наброски. Из-под всей кипы Нэш вытащил нужную, расправил на столе и провел пальцем по пергаменту, прослеживая течение Виталы. Ближе к истоку река принимала в себя несколько небольших речек. Деревня Бэйрденскот стояла на берегу самой западной из них, а дом Нэша находился с ней рядом.

Враг не мог быть отсюда дальше, чем в нескольких лигах. Его поиск был направлен в сторону Марсэя в противоположную от Нэша сторону. Только сама сила этого колдовского взгляда и привлекла его внимание.

Да, Враг здесь, совсем рядом.

Нэш повернулся к двери и крикнул:

— Стинзали!

Через мгновение в проеме появилась маленькая сгорбленная фигура; лысина человечка заблестела в свете яркой лампы.

— Принеси мне ужин сюда. Я буду работать всю ночь.

День тянулся бесконечно, вечер никак не наступал. Финлей занимался тем, что читал, плавал в речке и гулял по берегу. Ближе к закату набежали тучи, скрыв солнце и грозя дождем. Всю вторую половину дня Финлей потратил на поиски чего-то, из чего можно соорудить укрытие. Ему удалось найти всего несколько веток и прутьев, так что навес получился хлипкий: если налетит буря, все сооружение развалится.

Ливень начался за час до заката. Финлей залез в укрытие и завернулся в плащ. Стало холодно. Через несколько недель наступит глубокая осень, а там горные проходы на многие месяцы станут непроходимы. Снег сделает его узником Анклава так же, как и всех остальных его жителей.

Вернется ли к этому времени Патрик? Сколько времени он намерен оставаться в Данлорне, если, конечно, он туда добрался…

Раздался раскат грома, но молнии Финлей не увидел. Он съежился под своим навесом, который совсем не защищал его от влаги. Если начнутся дожди, вернуться в Анклав будет еще труднее, а то и вообще невозможно.

Боги, должно быть, услышали его безмолвную мольбу: всего через полчаса ливень прекратился; воздух после грозы стал свежим и бодрящим. Финлей раздул угли, прикрытые золой, и расположился у костра, готовый откликнуться на зов Фионы.

Она, должно быть, уже устроила привал. Теперь ее от Марсэя отделяет всего день пути. Финлей шепотом воззвал к Серинлету и закрыл глаза.

У него ушло несколько минут на то, чтобы пробиться сквозь уходящую грозу; потом Финлей почувствовал, что движется свободно, и устремился на восток. Он не спешил, окидывая колдовским взглядом берега реки, пробуя силу на всех бледных встречных аурах. Дальше, еще дальше, и вот…

Да. Это она. В ночи горела яркая и теплая знакомая аура. На мгновение Финлей позволил себе обвиться вокруг нее, потом сосредоточился снова и направил поиск сквозь аярн Фионы. Впереди лежал еще далекий путь.

Только удалившись от Фионы, он заметил различие: теперь он знал, чего ждать. Да, он мог распоряжаться большей силой, мог видеть дальше. Изменилось и что-то еще… цвет? Что это?..

Финлей не мог больше дышать.

Внезапно вся его сила исчезла, словно захлопнулась дверь и оставила его в темноте. Финлей, задыхаясь, попытался сопротивляться этому, но сияние ауры Фионы начало гаснуть. Он зашел слишком далеко… Нужно было захватить с собой кого-то еще, кто помог бы ему выйти из транса.

— Ко мне, мальчишка!

Скрежещущий голос пробился сквозь беспамятство и вернул Финлея в его тело. Когда он открыл глаза, его разрывала нестерпимая боль. Финлей не видел ничего, кроме тлеющих углей костра, а когда попытался шевельнуться, в горло ему уперлась холодная сталь клинка.

— Вот именно, — снова раздался голос. — Ты все понял. Одно движение — и я перережу тебе горло. Ты умрешь прежде, чем твоя кровь успеет впитаться в землю.

Финлей замер, отчаянно пытаясь сделать вдох. Зрение его все еще не полностью восстановилось, сердце бешено колотилось. В ужасе он попытался собраться с мыслями, вспомнить боевые приемы, но почему-то разум отказывался повиноваться.

— Все оказалось так просто, — лениво и удовлетворенно продолжал голос. — Ты удивил меня. Должен же ты был сообразить, что не следует заниматься такими делами, когда еще не улегся шум после твоего ареста и безвременной кончины. Ты ведь Финлей Дуглас, верно? И ты совсем не погиб, свалившись с утеса. — Клинок сильнее прижался к горлу Финлея, рассек кожу. Финлей почувствовал, как на грудь ему течет кровь. — Скажи, твой брат знает о том, что ты колдун? Он помог тебе разыграть трюк, заставивший Осберта поверить, будто он видел твое мертвое тело? Или бедный герцог на самом деле думает, что его братец покинул этот мир? Трудно поверить, чтобы он, если обо всем знает, позволил тебе продолжать твои фокусы. Благородный Данлорн никогда не мог бы опуститься до колдовства.

Финлей почувствовал, что теряет способность двигаться. Издевательский голос лишал его воли, зло проникало во все закоулки его души. Да, это и имела в виду Дженн… Если бы только он понял вовремя!

— Да, ты очень ловко провел Осберта. Жаль, что слишком многие видели тебя в Килфедире. Будь ты поскромнее, я мог бы даже подумать, что вся история выдумка. А так ты только еще больше растравил мое любопытство. А теперь поднимайся.

Финлей с усилием заставил свои ноги шевельнуться. Ему хотелось обернуться и увидеть лицо Ангела Тьмы, но он был совершенно обессилен; казалось, жизнь покидает его с каждой секундой.

Голос раздался снова, на этот раз тихий и внушающий ужас:

— Как раз когда я думал, что все пропало, ты попал в мои руки. Так легко, по собственной глупости! Посмотри в последний раз на небо, Враг: больше ты его не увидишь.

Все тело Финлея пронизала жгучая боль, он словно одеревенел, потом его поглотила тьма.

ГЛАВА 12

Дженн пробиралась по лесу Элайты, внимательно глядя себе под ноги. Толстый ковер опавших листьев скрывал зеленые побеги, которые она искала, ветки и сучья цеплялись за платье. Земля была влажной, однако осенний дождь, прошедший накануне, еще не превратил ее в жидкую грязь. Наступившее утро было холодным и хмурым, знаменуя собой ранний приход осени и обещая суровую зиму впереди.

Из-за деревьев до Дженн доносились голоса; она помедлила, прислушиваясь, но так и не смогла разобрать слов. Киган и Шейн, двое из людей ее отца, деловито копали мягкую землю, препираясь о чем-то. Копал в основном Шейн; его выгоревшие на солнце волосы выделялись светлым пятном даже в сумраке еще не совсем сбросившего листву леса. Киган обеими руками держал мешок и складывал в него выкопанные Шейном корни. Дженн целый час пришлось объяснять им, что нужно искать, но хотя мужчины работали охотно, девушка знала, что они так и не поняли, для чего все это нужно.

Однако ни на кого больше, кроме них и Адди, преданной служанки, ей рассчитывать не приходилось; только на них осмелилась она наложить Печать, когда, вернувшись из Анклава, узнала печальные новости о приюте в расположенном неподалеку Фенлоке. Несколько месяцев назад церковь передала лечебницы и приюты в ведение Гильдии, лишив тем самым бедняков бесплатной помощи целителей. Перемены происходили медленно, и в Фенлоке гильдийцы появились еще позже, чем в других местах, но Дженн не сомневалась, что скоро солдаты Гильдии заставят брата Бенедикта отказать в помощи даже наиболее в ней нуждающимся.

Однако сама Дженн не желала сидеть, сложа руки. Убедить Бенедикта оказалось трудно, а ее отца еще труднее, но, в конце концов, Дженн удалось получить их согласие на то, чтобы организовать тайную помощь страждущим: целители по ночам стали посещать больных. В садах Элайты с помощью Кигана и Шейна Дженн стала выращивать необходимые целебные травы, и Бенедикт смог помогать беднякам, не навлекая на себя гонений Гильдии.

Дженн часто сопровождала его отчасти для того, чтобы учиться, отчасти чтобы скрыть священника от гильдийцев при помощи своей колдовской силы. Пока ей всего однажды пришлось прибегнуть к созданию иллюзии, чтобы избежать разоблачения, но наверняка это потребуется еще не раз. Дженн не знала, долго ли им удастся продолжать свое тайное дело, но считала, что в помощи немощным даже самая малость лучше, чем ничего.

Дженн со вздохом повернулась к скальному дубу, росшему неподалеку. Этот дуб был выше и тоньше своих собратьев, он еще сохранил листву и даже несколько коричневых желудей на ветвях. Бросив быстрый взгляд на выкапывающих корни мужчин, Дженн подобрала юбки и ухватилась за нижнюю ветку. Через несколько секунд она вскарабкалась достаточно высоко, чтобы увидеть замок.

Даже в этот пасмурный день на фоне осеннего пейзажа замок сиял золотом. Неожиданно Дженн охватило огромное чувство любви и привязанности. Только подумать: было время, когда она и не подозревала, что это ее дом!

Воспоминание о ее прежней жизни вызвало и другие мысли: о Финлее и об Анклаве. О том сновидении, посланном, несомненно, Ключом…

И о пророчестве.

Смешно было думать, что она, именно она избрана из всех… И, тем не менее, речь шла, несомненно, о ней и о Роберте.

Только Роберт знает заключительную часть пророчества и с детства хранит ее в тайне по его словам, она относится только к нему и не касается никого больше. Роберт также утверждал, что открыть все ему не дает Ключ, — так он сказал Финлею. А еще он сказал, что, даже если бы мог, не раскрыл бы тайны из-за того, что это опасно.

В результате Роберт оказался изгнан из Анклава, отторгнут от всех из-за опасений, которые вызывало в нем пророчество. Но что могло пугать человека, подобного Роберту, до такой степени, что он отвернулся от собственного брата, от друзей в Анклаве, от своей страны? От Дженн?

Был ли… был ли страх сердцевиной той тьмы, которую Дженн разглядела в нем? Однажды Роберт дал ему имя: демон. Похоже, только она одна может видеть его, только она одна вообще знает о его существовании; Дженн понимала, что именно демон причина очень многих решений Роберта.

Роберт держал демона железной хваткой, но что случится, если однажды он потеряет контроль над ним? Ах, если бы только Роберт не был так упрям! Если бы только он согласился поговорить с Дженн, дать ей возможность помочь…

— Госпожа!

Дженн, вздрогнув, посмотрела вниз. По склону холма поднимались Шейн и Киган, неся полный мешок корней. Девушка поспешно слезла с дерева, не обращая внимания на вызванный ее неподобающим даме поведением неодобрительный взгляд Кигана. Подобрав с земли сумку для сбора растений, Дженн улыбнулась своим помощникам:

— Все закончили?

— Да, госпожа, — кивнул Шейн.

Дженн в сопровождении мужчин двинулась вниз по склону, в направлении реки. Шейн и Киган молчали. Дженн знала, что они хотели бы расспросить ее о колдовстве, но решила подождать, пока они не начнут задавать вопросы. Впрочем, ей и самой было нужно время для того, чтобы вспомнить, что она чувствовала, когда впервые ощутила в себе силу. Для тех же, кто колдовской силы лишен, понять ее еще труднее: им на помощь не приходит опыт.

Внимание Дженн привлек донесшийся сверху крик, и девушка замедлила шаг. В небе описывал круги орел, падал вниз и снова взмывал. Для его жертвы голубя это была смертельная игра. Маленькая птичка отчаянно хлопала крыльями, кидаясь из стороны в сторону, чтобы увернуться от острых когтей. Несколько белых перышек упали на землю недалеко от Дженн.

Орел, снова крикнув, ринулся вниз, и обе птицы исчезли за стеной деревьев. Опять стало тихо, но Дженн еще какое-то время смотрела в небо, надеясь еще раз увидеть смелого маленького голубя.

— Орлу тоже нужно есть, госпожа.

— Я знаю, Шейн, но только не уверена, что хищник действительно голоден. Это молодой орел, он просто пробует силы и умение охотиться. А бедный голубь знает только, что на кон поставлена его жизнь и что как бы он ни сопротивлялся, от орла ему не спастись.

— Что ж, я понимаю ваше сочувствие, госпожа.

Птицы больше не появились, и Дженн взглянула на Шейна:

— И кому же, по-твоему, я сочувствую?

— Голубю, госпожа. Вы чувствуете, что ваших сил недостаточно, чтобы противостоять могучему орлу, но намерены сопротивляться, несмотря ни на что. — Шейн был, кажется, доволен этим, но Киган только хмыкнул.

Дженн подкинула в руках сумку с травами.

— А может быть, я могучий орел, пробующий свои охотничьи умения в схватке с увертливой добычей, готовящийся к тому дню, когда такое умение на самом деле понадобится.

Шейн надул губы и выпятил подбородок, стараясь удержать улыбку, но не смог.

— Я думаю, что вы, госпожа, скорее испытываете мою увертливость, а не силу гильдийцев. Я ведь давно перед ними дрожу.

— Не будь таким ослом, парень! — проворчал Киган. Дженн добродушно посмеялась над приятелями.

— Ладно, отправляйтесь со своим мешком в замок. Я скоро вас догоню.

Мужчины, мгновение, поколебавшись, двинулись в сторону замка. Оставшись одна, Дженн спустилась по тропинке к реке. Деревья вокруг нее расступились, зеленый мох сменился пожухлой травой, и девушка оказалась на своем любимом месте возле разрушенной мельницы. Именно здесь она играла в тот день, когда ее похитили, в день, перевернувший всю ее жизнь. По какой-то причине это место все еще было для Дженн притягательным, словно оставалось таинственным, как в детстве. Она прошла сквозь арку в комнату, не имевшую крыши. Стены сохранились, хотя покрытый мхом темный камень теперь казался скорее частью природы. В один прекрасный день лес совсем поглотит мельницу, и тайны не останется.

Почему Дженн чувствовала себя здесь как дома? Единственное детское воспоминание об Элайте, которое у нее сохранилось, касалось как раз этого места, всадников, скакавших к ней, вселяя в сердце девочки ужас. И все же Дженн ощущала здесь какое-то тепло, а в воздухе особенную свежесть; несмотря на воспоминание о пережитом страхе, она находила на старой мельнице покой и радость. Как будто только в этом месте могла Дженн быть самой собой…

Это, конечно, было детской привязанностью, но именно о развалинах мельницы больше, чем о какой-нибудь другой части Элайты Дженн на самом деле думала как о своем доме.

* * *

Когда она вернулась в замок, ее дожидался Нейл. Он открыл перед ней садовую калитку и взял из рук девушки сумку с травами.

— Простите, госпожа, но ваш отец спрашивал о вас.

— Что-нибудь случилось?

— До нас целый день доходят слухи, что по окрестностям рыщут солдаты. Они останавливают повозки, расспрашивают торговцев и дровосеков. Похоже, они кого-то ищут.

Дженн сглотнула, почувствовав, что говорить ей трудно. Отправился ли Роберт в Марсэй на поиски Айн? Не случилось ли чего ужасного?

Бросив на Шейна предостерегающий взгляд, девушка поспешила в башню. Когда она вошла в кабинет отца, Якоб поднял на нее взгляд:

— Нейл предупредил тебя?

— Да, батюшка. Много ли солдат? Ты знаешь, кого они ищут?

— Понятия не имею. Я отправил Кигана, чтобы он поразнюхал, что и как. Впрочем, это не вражеское нашествие, если ты так подумала. По большей части на солдатах королевские мундиры, хотя среди них видели и многих гильдийцев.

Дженн сделала глубокий вдох, но это не помогло ей успокоиться. Роберт не может быть в опасности. Ведь если бы солдаты искали его, они бы отправились прямиком в Данлорн.

— Я хочу, чтобы вы с Бенедиктом прекратили всякие дела, пока солдаты здесь, — продолжал Якоб. — Конечно, мы не знаем, что они ищут, но спрашивать об этом небезопасно.

— Конечно, батюшка, — пробормотала Дженн, подходя к окну.

Якоб развернул кресло так, чтобы видеть дочь, и взял ее за руку.

— А знаешь, уже почти год, как ты вернулась домой. Дженн покачала головой:

— Неужели прошло так много времени? Якоб рассмеялся:

— Год это совсем не много времени, дитя, особенно после стольких лет без тебя. Я собираюсь устроить празднество, чтобы отметить годовщину.

— Празднество? — Дженн не могла не улыбнуться воодушевлению отца. — Ты уверен, батюшка, что это удачная мысль?

Якоб решительно кивнул, внезапно став серьезным:

— Ты же знаешь, у тебя остается очень мало времени. До сих пор Селар предоставлял тебе свободу, рассчитывая, верно, что ты пострижешься в монахини. И хотя я был рад видеть тебя, когда ты так быстро вернулась из монастыря, я опасаюсь, что король об этом уже прослышал. У него всюду шпионы. Он оставил тебя в покое, потому что все еще считает свое положение устойчивым. Случись что-нибудь, и тебя снова у меня отнимут.

— Не обязательно, батюшка, — сказала Дженн. Нет, вовсе не обязательно. Она ведь всегда может убежать и, как Финлей, скрыться в пещерах… Провести там всю жизнь, лишившись солнечного света и всего, что она так любит… Что хуже нежеланное супружество или добровольное заточение?

— Ну, — протянул Якоб, — я мог бы найти для тебя мужа сам, но если это не окажется кто-нибудь из приближенных Селара, он найдет способ расстроить свадьбу. Даже если бы нам удалось держать все в секрете, он счел бы это заговором, и нам не поздоровилось бы.

— Может быть, мне все же следует принять постриг, — кивнула Дженн. — Я совсем не уверена, что хочу замуж.

— Ты еще совсем дитя, дорогая, и голова у тебя полна романтических мечтаний, — мягко сказал Якоб. — Я уверен, что замужество и дети придутся тебе больше по сердцу, чем жизнь в обители. Едва ли ты найдешь настоятельницу, которая была бы так же снисходительна, как я.

— Вдруг Селар найдет мне такого же снисходительного супруга. В конце концов, не годится совсем лишать тебя возможности тревожиться, — улыбнулась Дженн.

Якоб хрипло рассмеялся:

— Ну вот, учили тебя, учили и что же: ты только и умеешь, что противоречить собственному отцу!

— Я однажды слышала песенку о девице из Фенлока, — хихикнула Дженн, — но не думаю, что она тебе понравилась бы.

— Определенно нет и особенно из твоих уст.

Дженн наклонилась, поцеловала отца и поспешно вышла из его кабинета. Ей все же удалось не дать обещания никуда не выходить с Бенедиктом этой ночью…

Солнце незаметно опустилось за холмы, окружающие озеро, так что Дженн даже удивилась, обнаружив, что читать без свечи уже не может. Девушка поднялась со скамьи у окна, но прежде чем она сделала хоть шаг, в комнату вошла Адди с горящей свечой в руках.

— Мне подумалось, что вам понадобится свет, госпожа, — начала служанка с улыбкой. — Ваш отец как раз распорядился принести свечи в кабинет. Вы с ним столько читаете, что я все гадаю: и что вы будете делать со всей своей ученостью?

— И все равно этого мало. — Дженн взяла свечу и поставила на круглый стол, который недавно распорядилась принести в комнату. Стол был уже завален книгами, свитками пергамента и перьями. К счастью, Адди не умела читать, да если бы и умела, ничего не поняла бы в текстах, занимавших Дженн. — Ты знаешь, что делать сегодня ночью?

— Да, госпожа. Я уже повидалась с Шейном. Я приготовила вам одежду в гардеробной — и даже не забыла на этот раз запереть дверь.

— Хорошо, — рассмеялась Дженн. Бедная девушка совсем потеряла голову из-за Шейна и была смертельно сражена две ночи назад, когда тот обнаружил, что она забыла такую важную вещь. — Я позову тебя, когда придет время.

— Будьте осторожны, госпожа, — уже от двери сказала Адди; на ее простом некрасивом лице была написана озабоченность. — Я слышала о стражниках. Не попадитесь им.

Когда за служанкой закрылась дверь, Дженн вернулась к столу, придвинула стул и уселась. Перед ней лежало несколько книг труды по истории, по управлению поместьями, а также редкое издание «Битва пламени», хроника завоевания Люсары, написанная люсарцем. Якоб собственными руками вручил книгу дочери; лишь немногие представители великих родов осмеливались хранить у себя этот манускрипт.

Однако внимание Дженн было сосредоточено на листах, покрытых мелкими затейливыми значками. Обещанное Мартой послание… Пока Дженн не прикоснулась к листам, символы и буквы прочесть было невозможно, казалось, перед ней текст на языке, не известном никому из самых ученых книжников. Когда же девушка взяла первый из листов, буквы изменились, и теперь Дженн с легкостью могла прочесть написанное.

… Конечно, к тому времени, когда в Империи дела пошли совсем плохо, наши предки-колдуны, Великая Каббала, уже обзавелись многими последователями. По всему южному континенту были разбросаны дворцы Каббалы, при каждом дворе был ее представитель, у каждого принца опытный учитель. Колдовства боялись, но его и почитали не меньше, чем боевое искусство воина. Ни для кого не было секретом, что любой мелкий правитель, любой честолюбивый барон старался обзавестись собственным колдуном, а еще лучше, развить колдовские силы в себе или в сыне и наследнике. Однако такое никогда не удавалось. В те дни еще не произошло разделения Каббалы на салтипазар Анклав и малахи. Несомненно, среди колдунов были и хорошие, и дурные люди, но структура Каббалы поддерживала равновесие, а преступления наказывались по нашим собственным законам.

К несчастью, сохранилось очень мало работ, объясняющих глубинные причины того, что Империя ополчилась на Каббалу. Да, я знаю, принято считать, что именно Каббала предала Империю, но имеются неоспоримые факты, не проясняющие ситуации, но вызывающие сомнения. Во время мелкой стычки сгорел дворец Каббалы, потому что Империя в помощи отказала. Неожиданно некоторые книги и инструменты, которыми пользовались только колдуны, были обложены высокими пошлинами. Есть и другие мелкие, но красноречивые факты, и все это случилось еще до того, как Каббала хоть пальцем пошевелила в свою защиту.

Остальное тебе, несомненно, известно, хотя я уверена, что некоторые детали при твоем обучении не были упомянуты. Например, все дворцы Каббалы, все, что было построено колдунами, было разрушено, за исключением дворца Бу. Мы не знаем, почему он остался нетронутым; до самого недавнего времени мы даже не могли быть уверены, что он, в свое время, принадлежа Каббале.

Война с Империей длилась несколько лет. По-видимому, в Каббале начались споры, стоит ли продолжать борьбу, в которой противник имеет такое огромное численное преимущество: меньше половины колдунов могли сражаться, а потому вероятность победы была очень мала. В Анклаве многие считают, что колдуны Каббалы были гораздо могущественнее, чем мы теперь, но доказать это невозможно.

Недовольные втайне готовились действовать по-своему, и самые светлые умы из них, объединив усилия, создали Ключ. Эта группа собрала своих приверженцев и покинула дворец Бу, направившись за море, в Майенну, которая в те времена была разделена на множество мелких герцогств. Именно тогда и произошел раскол. Наши предки основали Анклав, а другие колдуны стали малахи.

Большинство из нас никогда в жизни малахи не встречали, поэтому ты можешь удивиться: с какой стати мы их убиваем. Дело в том, что малахи стремятся завладеть Ключом. Им больше известно о его силе, и, может быть, они даже сумели бы должным образом им воспользоваться. Каждая стычка с малахи показывает: они намерены силой захватить Ключ, а нас перебить. Малахи хотят узнать от Ключа Слово Уничтожения. Им нужна только власть, чтобы отомстить миру за истребление колдунов пять столетий назад. При допросах малахи всегда признаются в этом. Мы не предпринимаем попыток их уничтожить, но не можем себе позволить оставить в живых хоть одного из тех, кому удается что-то о нас узнать. Если они выследят, где находится Анклав, мы все погибнем.

Я понимаю, что мой рассказ очень неполон, однако я стремилась для начала показать тебе общую картину. Пожалуйста, сообщи мне, что тебе неясно, и я попытаюсь ответить на все твои вопросы. Сегодня мне больше ничего не удастся тебе написать, малыш брыкается и не дает мне сосредоточиться. Арли ходит вокруг и ворчит, что я слишком мало отдыхаю. Мужчины такие беспокойные! Прилагаю список супружеских пар в нескольких первых поколениях жителей Анклава; я отметила те, которые были соединены Узами. Как ты увидишь, через три поколения наложение Уз прекращается вовсе. Можно только гадать о причине этого: то ли оностало невозможным, то ли было сочтено несущественным. А может быть, по прошествии времени люди просто утратили необходимые знания.

Возможно, это письмо дойдет до тебя только через несколько недель: наши гонцы должны соблюдать величайшую осторожность. Я молю богов, чтобы к этому времени мой беспокойный младенец уже родился. Будь осторожна, Дженн, береги себя.

Любящая тебя Марта.

Так, значит, в третьем поколении уже никаких Уз? Наверняка должен быть кто-то, кто знает об Узах и о том, почему они так важны. А что они важны, несомненно, иначе Ключ не стал бы…

Дженн отложила письмо Марты и обхватила голову руками.

Все это так трудно, почти невозможно понять… Если бы старик не был так упрям, если бы она могла побыть в Анклаве подольше, если бы смогла поговорить с Патриком, с Филеем, с…

Проклятие, да ответь же мне, Роберт!

Дженн в ярости стукнула кулаком по столу, опрокинув стопку книг. Отклика, конечно, не последовало. Нет, он не станет обременять себя ответами на ее детские вопросы. Он просто будет верен своим принципам, каковы бы ни были последствия. Он ведь так убежден в своей правоте!

И никогда не объяснит почему…

Но что, если он ошибается? Что, если у Ключа имеется план и совершенно необходимо, чтобы они его выполнили? Что, если Ключу известно, как найти Калике, что, если выживание Анклава зависит от того, чтобы она или Роберт встали в Круг?

Ключ назвал Дженн Союзницей, а Роберта Врагом. Он знал, что они могут мысленно разговаривать друг с другом, и сказал, что они связаны Узами. Что еще было ему известно?

Так что же такое Узы?

Дженн медленно поднялась и подошла к окну. Звезды еще не показались на безоблачном небе, но воздух был холодным, а врывавшийся в комнату ветер заставлял пламя свечи мигать.

Патрик считает, что Узы как-то связаны с супружеством, что они способ подобрать партнеров. Но вдруг они что-то другое? В конце концов, Ключ сказал, что они с Робертом связаны Узами, уже связаны, а не будут связаны в будущем. Значит, чем бы ни было Наложение Уз, оно уже свершилось. Они с Робертом ведь не супруги, так что Узы не могут означать только этого… Если, конечно, Ключу можно верить.

Что же остается?

Мысленная речь.

Как тогда сказал Роберт? Ей удалось добиться того, о чем колдуны только мечтали. Если мечтали, то давно ли? Может быть, раньше они умели мысленно разговаривать, а потом утратили такую способность? И почему они мечтали о мысленной речи, если прежде такого никогда не бывало? Может быть, именно в этом все дело: те, кто может разговаривать друг с другом мысленно, и соединены Узами? И вступали они между собой в брак как раз по этой причине в надежде, что способность передастся по наследству? Если мысленная речь так важна и желанна, разве не сделали бы колдуны все от них зависящее, чтобы увеличить число обладающих драгоценным даром?

Дженн вернулась к столу, придвинула к себе чистый лист бумаги и начала письмо Марте.

«Дорогая моя, — с лукавой улыбкой писала девушка, — сообщи мне все известные тебе легенды о мысленной речи… »

Шейн старался держаться поближе к Дженн всю дорогу до фермы Маркаллена. Впереди в одиночестве шагал отец Бенедикт. Старик знал, что Дженн едет следом, но и не подозревал, как бдительно она охраняет его от любой опасности. Бенедикт давно уже перестал возражать против ее участия в ночных вылазках: он видел, что горячее стремление девушки помочь страждущим не может быть удовлетворено несколькими монетами или корзиной с провизией. Священнику не очень нравилось ее присутствие, но он видел в нем проявление растущего желания посвятить себя церкви, а не поощрять подобное стремление, даже если оно принимало странные, на его взгляд, формы, он не мог.

Ночь была темной, но вовсе не безопасной. Дважды путникам попадались дозоры, и им приходилось прятаться и ждать, пока можно будет продолжить путь в безопасности. Наконец незадолго до полуночи в чернильной черноте ночи стал, виден огонек лампы. Ферма Маркаллена…

Расположенная в глуши, на каменистом склоне, ферма едва обеспечивала пропитание своему хозяину, владельцу нескольких коз и свиней. Курам приходилось клевать семена диких трав, но каким-то чудом некоторым из них все же удавалось выжить. Когда-то у Маркаллена их было одиннадцать, но голод, нищета и суровые зимы уменьшили поголовье… Маркаллен, человек удивительной живучести, умудрялся прокормить мать, двух дочерей и маленького сына исключительно благодаря необыкновенному трудолюбию и слепой решимости не сдаваться.

Жена Маркаллена умерла при родах, и его матери пришлось заменить ее во всех домашних делах. Она была стара, а в последнее время много болела. Дженн сразу заметила признаки этого, спешиваясь у дома: теперь здесь не было того же порядка, что раньше.

Маркаллен ждал их у двери.

— Спасибо, что выбрался к нам, брат Бенедикт. — Крестьянин посторонился и только тут заметил Дженн. На его лице отразилось удивление и еще какое-то чувство… Удовлетворение?

— Госпожа! Это честь для нас!

Дженн улыбнулась ему и распахнула плащ, чтобы показать старое поношенное платье. Ее присутствие следовало держать в секрете. Маркаллен кивнул, но все же явно был чем-то встревожен. Шейн тоже заметил это. Когда фермер повел брата Бенедикта в дом, Шейн наклонился к уху Дженн и прошептал:

— Надеюсь, что парень нервничает только из-за болезни матери.

Дженн покачала головой:

— Он честный человек, Шейн. Если бы не Бенедикт, его мать уже давно умерла бы. Он нас не предаст.

Не дожидаясь ответа, Дженн прошла в комнату и замерла на месте. Бенедикт стоял на коленях около соломенного тюфяка, на котором лежала вовсе не больная старуха, а молодой человек лет двадцати, и к тому же явно раненный в схватке.

— Простите меня, госпожа, — заикаясь, выдавил Маркаллен. — У меня не было выхода. Только так мы могли оказать помощь этому… этому…

— Нет смысла скрывать правду, раздался от двери тихий голос. В жилах Дженнифер Росс течет кровь королей Люсары, и она нас не выдаст.

Дженн и Шейн одновременно резко повернулись. Перед ними стояла женщина. Дженн поражение раскрыла рот, но не смогла произнести ни звука.

— Простите меня, — прошептала Розалинда, делая шаг вперед. Ее глаза были окружены темными тенями усталости, портившими ее хрупкую красоту. — Я обратилась бы к вам напрямик, но не могла сделать это иначе, не рискуя быть обнаруженной. Я знаю, что подвергаю и вашу жизнь, и всех этих добрых людей ужасной опасности, но все равно молю вас о помощи.

— Простите меня, ваше величество, но… не лишились ли вы рассудка?

Розалинда сидела на табурете у очага, в котором еле тлел огонь, сложив руки на груди. Она подняла голову и взглянула на стоящую перед ней девушку. Они перешли в гостиную, чтобы не мешать священнику перевязывать раненого, и теперь Розалинда была готова ответить на вопросы, которыми ее засыпала Дженн. У двери стоял воин, сопровождавший Дженнифер, держа руку на рукояти меча, словно в ожидании нападения.

Нужно было отвечать. Дженнифер стояла перед Розалиндой, опустив руки, на ее лице все еще было написано изумление. Сияющие голубые глаза девушки, казалось, озаряли всю комнату.

— Может быть, я лишилась рассудка, а может быть, у меня не было выбора. Факт заключается в том, что я здесь и нуждаюсь в вашей помощи.

Глаза Дженнифер сузились, она оглянулась через плечо:

— Шейн, обойди вокруг дома, посмотри, все ли спокойно.

— Хорошо, госпожа.

Воин неслышно вышел, хотя был явно недоволен приказанием Дженн. Дженнифер вновь повернулась к королеве; теперь ее глаза смотрели внимательно и настороженно.

— Вы приехали одна?

— Нет. Мои дети и сестра наверху, они спят. Граф Кандар помог нам бежать и теперь охраняет их.

— А этот молодой человек, раненый? Что с ним случилось?

Розалинда сглотнула:

— Нас обнаружили два дня назад. Кандару и его людям удалось перебить стражников, но Диен погиб, а Хью был ранен. Мы бежали, но скоро стало ясно, что Хью нуждается в помощи. Мы добрались до этой фермы, и Маркаллен сказал, что сможет позвать целителя не связанного с Гильдией. Я расспросила его и узнала, что вы в этом тоже участвуете. Когда я услышала такое, то поняла, что боги вняли моим молитвам.

Дженнифер нахмурилась, ее тонкие брови сошлись на переносице. «Она действительно красива, эта странная девушка», — подумала Розалинда. Огромных глаз, милой улыбки, черных как смоль волос достаточно, чтобы любой потерял голову. Но Дженнифер обладала еще одним редким достоинством: она вся светилась неугасимым внутренним пламенем. Именно это заставляло ее так ужасно рисковать ради собственных принципов. Нужна была нешуточная смелость, чтобы воспротивиться Гильдии и помогать брату Бенедикту, не говоря уже о том, чтобы ночью тайно посетить больную мать Маркаллена. Будь она мужчиной, как наследница Россов, она была бы серьезной соперницей Селару.

Дженнифер сделала несколько шагов по тесной комнатке, потом остановилась, погруженная в размышления.

— Маркаллен знает, кто вы такая?

— Да.

— И вы хотите бежать из страны? Не боитесь быть схваченной? Вы же знаете, что случится, если вы попадетесь.

— Да. — У Розалинды была целая неделя, чтобы во всех деталях представить себе такой исход. — Поэтому я и обращаюсь к вам. Только вы можете мне помочь.

Дженнифер покачала головой:

— Каким образом? Что я могу для вас сделать?

Как можно объяснить то, что невозможно выразить словами? Смутное ощущение, инстинкт…

Нет, невозможно. Здесь нужны веские доводы.

— Я знаю о вашем прошлом. Вы не были воспитаны как изнеженная аристократка, подобно другим девушкам вашего круга. Вы сумели выжить в одиночестве и без поддержки. Вам удавалось преодолевать трудности раньше, и я уверена, что вы сможете сделать это снова. В ваших жилах к тому же течет королевская кровь, ваш отец один из немногих оставшихся в живых противников моего мужа, сражавшихся с ним с оружием в руках, единственный, кто продолжает отвергать все его установления. Я не посмела приблизиться к границе, ближайшей к Марсэю. Она будет охраняться особенно бдительно. Моя единственная надежда скрыться на юге, может быть, даже добраться до берега и нанять корабль. Когда я услышала, что вы помогаете целителям, я почувствовала уверенность, что вы можете мне помочь. Единственный вопрос: захотите ли? Дженнифер посмотрела на Розалинду.

— Тут нет вопроса. — Она повернулась к двери и слегка повысила голос: — Шейн!

Красивый молодой человек появился немедленно.

— Нам понадобятся лошади и припасы на неделю. Воспользоваться конями моего отца мы не сможем, иначе он узнает. Нужна также будет помощь Кигана… и еще Алл и придется придумать какое-то оправдание моему отсутствию. Как только выяснится, скоро ли Хью сможет сесть в седло, мы вернемся домой.

Дженнифер снова повернулась к Розалинде. Удивление и шок на ее лице сменились спокойной решимостью.

— Мы выедем завтра вечером. Я вернусь сюда за вами. Будьте готовы отправиться в дорогу через час после того, как стемнеет. До того даже и не думайте выходить из дому. Ох, а как себя чувствует мать Маркаллена?

Розалинда облегченно улыбнулась:

— Она наверху, спит. За последние дни ей стало гораздо лучше, как мне говорили. Она еще всех нас переживет.

— Учитывая нашу затею, это вполне возможно.

День был совершенно безумным. Дженн пришлось тайно заниматься приготовлениями, рассчитывая, что Шейн сделает все, что ему поручено, направлять Адди и к тому же еще не давать воли собственному беспокойству. Труднее всего было написать письмо, но оно дало бы ей единственную правдоподобную отговорку, позволявшую покинуть Элайту, единственный способ исчезнуть так, чтобы это ни у кого не вызвало вопросов.

Как поведет себя Белла? В последние несколько месяцев она стала относиться к сестре мягче настолько, что Дженн стала свободно чувствовать себя в ее присутствии и не стесняться задавать вопросы. Но поддержит ли Белла ее ложь? Согласится ли притвориться, будто Дженн отправилась погостить в Мейтленд?

«Прошу тебя, прояви ко мне доверие в этом деле. Я ничего не могу объяснить, и все нужно скрыть даже от отца. При встрече я отвечу на твои вопросы, обещаю. От твоего доверия ко мне зависят человеческие жизни. Пожалуйста, не подведи меня».

Что ж, может быть, и получится. У Дженн не было времени, чтобы лично проделать весь далекий путь в поместье Беллы и все ей объяснить. Адди отвезет письмо и расскажет старшей сестре подробности, которые Дженн не осмеливалась доверить бумаге.

Еще до полудня девушки в сопровождении Кигана двинулись по северной дороге. Как только они перевалили за гряду холмов, Адди продолжила путь в Мейтленд, а Дженн с Киганом свернули в лес. У реки их встретил Шейн с лошадьми в поводу, и вместе они направились к ферме Маркаллена. Шейн выбирал самые извилистые и нехоженые тропы, так что ни один патруль их не остановил, хотя они несколько раз видели солдат. К наступлению сумерек Дженн была уже вне себя от беспокойства, и только Шейн и Киган оставались, спокойны и невозмутимы.

Наконец показалась ферма; стороживший у двери Маркаллен помахал путникам, показывая, что все спокойно.

Должно быть, этой ночью боги прислушивались к молитвам. Беглецы скакали, пока на горизонте не стала разгораться заря. Им никто не повстречался. На рассвете начал моросить дождик; лагерь разбили в узкой лощине, немного защищавшей от ветра. Измученные дети сразу же уснули, а Киган вызвался первым нести дозор. Однако Дженн не могла полностью положиться на него; стоя у выхода из лощины, она попыталась окинуть окрестности колдовским взглядом. Если бы только она была более умелой искательницей!

— Вы смелы, госпожа. — Дженн вздрогнула и обернулась. По крутому склону спускался Кандар. — Мало кто в этой стране стал бы так рисковать ради королевы.

— Вы же рискнули.

Кандар пожал плечами и плотнее закутался в плащ. С наступлением осени ночи стали холодными.

— Я солдат и привык к опасности. Мне легко пожертвовать жизнью за то, во что я верю.

— Ваш кузен не помилует вас, если поймает, и смерть ваша будет особенно ужасной.

Кандар ответил Дженн улыбкой.

— Всякая смерть ужасна. К тому же он меня не поймает. Теперь ему это не удастся.

Слова его звучали так уверенно, что Дженн поежилась. В чем источник его веры? Он отрекся от собственного родича, от своего народа, чтобы помочь королеве, которая никогда не ответит на его любовь. Дженн замечала, как смотрит Кандар на Розалинду, как оказывает ей всевозможные знаки внимания, как даже держится иначе в ее присутствии. И все же казалось, он ничего не ждет от королевы кроме разрешения помочь ей.

— Вы можете объяснить мне почему?.. — Взгляд девушки упал на фигуры спящих у костра. По небу плыли тяжелые тучи, дождь с каждой минутой становился сильнее. — Почему она бежала?

Дженн посмотрела на Кандара, но тот только покачал головой.

— Вам придется спросить ее величество самой. Я не могу выдавать ее секреты. Впрочем, думаю, она скажет, если вы спросите.

— Селар ни перед чем не остановится, чтобы вернуть сына. Кандар снова улыбнулся:

— А мы не остановимся ни перед чем, чтобы ему в этом воспрепятствовать. — Он повернулся и двинулся в глубь лощины.

Слепая вера… Больше ничего. Простая, бесхитростная, глубокая вера. Откуда она берется? И дело не только в Кандаре.

Розалинда тоже верит. И Шейн, и все остальные. Финлей, Марта, Патрик. Чем это кончится? Почему они так уверены, будто ей известно, что делать? Разве они не понимают, что она действует из необходимости? Нет в ее поступках ни храбрости, ни предвидения просто скорее детское неумение отказать в помощи, когда случается беда.

Да, Якоб был по-своему прав. Она на самом деле не понимает, что такое опасность, по крайней мере, до тех пор, пока что-то ужасное не случится.

— Осторожно! — крикнул Киган, перекрывая шум бури. Дженн отскочила, чтобы не попасть под копыта взвившейся на дыбы лошади, и поскользнулась в грязи. Она не удержалась на ногах, упала на колени и стала скользить по крутому склону. Остановить падение она не могла, хоть и пыталась ухватиться хоть за что-нибудь. Было совершенно темно, дна ущелья Дженн не видела. Она скользила все вниз и вниз, пока со всплеском не упала в ручей. Дженн попыталась встать, отряхивая вереск и сучья, зацепившиеся за ее платье.

Тут же рядом оказался кто-то еще, сильные руки подхватили девушку.

— Госпожа! Вы не ушиблись?

— Ничего, — сквозь зубы ответила Дженн, чувствуя, как болит подвернувшаяся лодыжка. — Что с остальными?

— Благополучно выбрались наверх, — ответил Шейн.

— А солдаты? Они нас догоняют? Они нас видели?

— Не знаю.

— А должен бы знать! — рявкнула Дженн, злясь скорее на себя, чем на него. — Ладно, помолчи минутку.

Осенняя буря с каждой минутой свирепствовала все сильнее. Шумел дождь, выл ветер, вспышки молний сопровождались раскатами грома. Дженн попыталась сосредоточиться, воспользоваться колдовским зрением, но это оказалось невозможно. Слишком много было вокруг хаоса, слишком много шума.

Ну почему ей сейчас ничего не удается? Разве не скрывала она беглецов от преследователей всю последнюю неделю с помощью простых иллюзий? И разве не удержала мост в отчаянной ситуации задолго до того, как научилась пользоваться своей силой?

Проклятие!

Дженн потянулась к Шейну. Его рука поддержала девушку, и она снова закрыла глаза. Сосредоточиться! Только сосредоточиться! Забыть про бурю. Окинуть окрестности колдовским взглядом. Да, вот они — ее спутники на вершине холма. Теперь дальше, да, вот так. Еще дальше…

Будь она более опытной искательницей, она бы знала, могла бы определить, поднимается ли на холм отряд солдат. Однако она не видела ничего. Только прибитый ветром и дождем к земле вереск, низкое грозовое небо. Может быть, дозор проскакал мимо?

— Больше я ничего не могу сделать, — выдохнула Дженн, открывая глаза. — Если они нас найдут, придется сражаться. Пошли.

Им пришлось искать путь, по которому бы можно было подняться, и последние несколько ярдов Шейн почти нес Дженн, ее лодыжка опухла и болела. Шейн посадил Дженн на лошадь и вел ее в поводу, пока они не достигли вершины холма. На открытом месте ветер ударил в лицо Дженн, словно пытаясь вернуть ее обратно, в Марсэй. Гроза шла следом за путниками с севера, мешая им днем отсыпаться, делая ночную дорогу особенно трудной.

— Так не может продолжаться! — прокричала Дженн, наклоняясь к Шейну, чтобы тот ее услышал. Остальные тащились за ними, пригнувшись к шеям лошадей. Кандар закутал в свой плащ маленькую принцессу, Киган вез на своем седле мальчика. Раны Хью заживали плохо, а у Галиены от ночлегов в сыром холодном лесу началась лихорадка. Самах ухаживала за ней, пока сама не простудилась. Девушка была, конечно, старше и сильнее, но два дня назад она упала с лошади и повредила руку. Необходимо остановиться и отдохнуть, прежде чем усталость и болезни окажутся более смертельной опасностью, чем королевские солдаты.

И почему только Дженн думала, что сможет со всем справиться? Каждый раз, когда они останавливались на отдых, девушка бодрствовала, чтобы быть готовой создать иллюзию, если кто-нибудь появится поблизости. Только дважды, когда путники останавливались в заброшенных шалашах, ей удавалось поспать несколько часов, поручив Шейну, Кигану и Кандару нести охрану. И все равно каждая ночь была такой же, как эта: холодной, мрачной, полной опасностей. Дженн приходилось часами напрягать колдовское зрение, чтобы беглецы могли свернуть в сторону, когда она обнаруживала хотя бы бледный отсвет человеческой ауры… Эти бесконечные усилия изматывали ее и без того не особенно умелую искательницу.

До сих пор им везло, но еще несколько таких ночей и Дженн не выдержит.

— Там, впереди, какое-то укрытие, — сквозь шум бури прокричал Шейн. — Видите, госпожа? Темное пятно, должно быть, лес.

— Да, вижу. Там все равно будет мокро, но деревья хоть защитят нас от ветра. Поехали.

Розалинда неподвижно сидела, прижав к себе Галиену, и наблюдала за деловитой суматохой на полянке. После ужасной бури наступило затишье такое желанное, хоть и ненадежное. Посреди лагеря Киган держал за узду лошадь, пока Шейн чистил ее и седлал. Каждое движение мужчин было точным, четким, хорошо знакомым королеве.

Лес, окружавший полянку, тонул в тумане, деревья казались серыми призраками. Кенрик развлекался тем, что совал палку в костер и отпрыгивал от летящих искр. Мальчик со смехом оглянулся на Розалинду, ожидая от нее похвалы, и королева улыбнулась и кивнула сыну. Кенрик подбросил в огонь еще несколько веточек. Галиена продолжала спать, прижавшись к Розалинде; ее дыхание теперь было еле слышным хрипом.

Кандар соорудил что-то вроде навеса из молодых деревьев, связав их веревкой. Под навесом метался в бреду Хью. Кандар держал его, пока Самах пыталась влить в рот раненому жидкую похлебку, а стоящая рядом Дженнифер бормотала что-то успокоительное. Наконец Кандар огорченно покачал головой, выпрямился, и они с Самах и Дженнифер подошли к Розалинде.

— Боюсь, что у нас нет выбора, ваше величество, — начала Дженнифер, поднимая с земли свой плащ. — Или мы оставляем Хью и вашу дочь умирать здесь, или обращаемся за помощью. Судя по карте Кандара, за прошлую ночь мы проехали всего несколько лиг, а в это время года погода будет только ухудшаться. Так дальше дело не пойдет: нас наверняка поймают.

Розалинда сделала глубокий вдох.

— Я предпочту умереть в этом лесу, чем заставлять других людей расплачиваться за мою глупость. Вам и вашим спутникам следует оставить нас и вернуться домой. Вы и так уже слишком рисковали.

Дженнифер огорченно вздохнула:

— Мы еще не побеждены. Получить помощь можно. Если мы найдем место, где удалось бы в безопасности отдохнуть несколько дней, потом мы сможем продолжить путь.

— Но знаете ли вы кого-нибудь, кому можно было бы доверять?

— Доверять? — Дженнифер нахмурилась и плотнее закуталась в плащ. — Боюсь, я не знаю, что это значит. С другой стороны, вы удивились бы, узнав, сколько людей в этой стране готовы вам помочь. Я поеду одна — так быстрее, да и мои расспросы вызовут меньше подозрений. Если придется сражаться, от Кигана и Шейна вам будет больше пользы, чем от меня. Если к закату я не вернусь, рассчитывайте на худшее. Отправляйтесь в тот монастырь, который мы видели вчера, и просите там убежища. Больше не на что надеяться.

Когда Дженнифер двинулась к оседланному коню, Розалинда передала дочь Кандару и подошла к девушке. Взяв ее за руку, она тихо прошептала:

— Если вы вернетесь и не найдете нас здесь — или обнаружите наши мертвые тела, — помните о том, что я вам рассказала насчет планов короля. Сообщите о них своему отцу. Он должен знать, что предпринять. Я сделала все, что могла, чтобы остановить Селара; теперь дело за вами.

Больше Розалинда не сказала ничего. Дженнифер вскочила в седло, Шейн подал ей поводья, не сводя с девушки преданных глаз:

— Будьте осторожны, госпожа.

Дженнифер кивнула и направила коня в лес. Через несколько мгновений топота копыт уже не стало слышно.

— Не тревожься, Шейн, — в наступившей тишине пробормотала Розалинда. — Она вернется. Твоя госпожа очень смелая и сильная. Будь она мужчиной, моему супругу следовало бы поостеречься.

Шейн посмотрел на королеву долгим взглядом, потом кивнул:

— Королю уже нанесла чувствительный удар одна мужественная женщина. Две наверняка его прикончат. Я соберу еще хвороста и приготовлю завтрак. Если повезет, может быть, удастся поймать кролика на обед.

ГЛАВА 13

До чего же больно! Болит все голова, живот… Финлея рвало, он кашлял и давился, но не мог шевельнуться, не мог поднять голову, не мог даже повернуть ее. Ужасно хотелось пить. Пересохшие губы потрескались, во рту ощущался привкус крови. Глаза Финлея были открыты, но все, что он мог разглядеть, были лишь смутные тени на сводчатом потолке, темные и зловещие.

Сколько времени он тут лежит? Часы? Недели? Бесполезно гадать. Не было никакой зацепки, с помощью которой он мог бы определить время. Здесь не становилось ни холоднее, ни темнее; светлее тоже не становилось. Только те же тени на потолке и неизбывная боль.

Ангел Тьмы поймал его. Это было все, что знал Финлей. Кто-то, о ком гласило непонятное пророчество, захватил его и поместил сюда. Но почему он еще жив? Почему его бросили здесь медленно умирать от голода?

Наконец послышались какие-то звуки. Где-то справа… Медленные, тяжелые шаги. Свет свечи заставил тени на своде потолка затанцевать. Финлей снова попытался повернуть голову, но этому мешала веревка, привязанная к чему-то, чего увидеть он не мог. Шаги приблизились, пламя свечи ослепило Финлея. Он увидел склонившееся над ним морщинистое лицо старика. Это и есть его мучитель?

— Наконец-то ты пришел в себя! — воскликнул старик. Его глаза были подернуты пленкой, голос напоминал карканье. Нет, это не Ангел Тьмы.

Неожиданно старик засеменил прочь с криком:

— Господин, господин! Он пришел в себя! Враг проснулся! Финлей задержал дыхание и попытался сосредоточиться.

Его руки были привязаны к кровати, на которой он лежал, ноги тоже. Ему удалось немного изогнуться и пошевелить левой рукой. Аярна не было! Должно быть, его забрал Ангел Тьмы.

— Да, Стинзали, он пришел в себя. — Снова тот голос, холодный, властный, наводящий ужас. — Только означает ли это, что он готов?

— Принести шар, господин?

Финлей не мог видеть никого из разговаривающих, но он ощущал их присутствие. Они были рядом. Он снова, собрав остатки сил, забился в своих узах, но ничего не достиг.

— Смотри-ка, он еще не угомонился. Нет, Стинзали, пока не беспокойся о шаре. Сначала мы с молодым Дугласом должны кое-что обсудить.

Старый слуга зашаркал прочь, оставив Финлея наедине с его могущественным противником. Его снова затошнило от голода и страха. Он готов был сделать что угодно ради нескольких капель воды… Что угодно, но только не сдаваться.

О боги! Фиона! Ее тоже схватили?

Нет. Это невозможно. Она была слишком далеко. Теперь уже она, должно быть, вернулась в лагерь у речки и обнаружила, что Финлей исчез. Она, наверное, возвращается в Анклав. С ней ничего не должно случиться, она никогда не узнает о его участи… Впрочем, ей было бы все равно.

— Как ты себя чувствуешь?

Голос раздался совсем рядом, но говоривший позаботился о том, чтобы оставаться вне поля зрения Финлея. Тот ничего не ответил, потому что не мог: его горло слишком пересохло.

— Наверное, хочешь пить? Вот тут есть водичка.

Краем глаза Финлей заметил какое-то движение, и его тут же окатили ведром ледяной воды. Он отчаянно начал слизывать воду с губ, стараясь хоть как-то утолить жажду. Резкий холод помог его голове проясниться. Хотел этого его мучитель или нет, но пленник почувствовал себя немного лучше.

— Первым делом расскажи мне, каким образом тебе удалось бежать из темницы в Килфедире так, что тебя не заметила стража. Я догадываюсь, что ты прибег к какой-то иллюзии, но мне непонятно, как ты мог этого добиться без своего камушка и почему дожидался второй ночи. Ты сделал все сам или у тебя есть отряд, помогающий тебе в таких проделках?

Финлей сглотнул, и, насколько позволяли веревки, сделал глубокий вдох. Когда он заговорил, голос его прозвучал хрипло:

— Под моей командой сотня тысяч отрядов.

Ответом ему был смех. Ангел Тьмы, кажется, гордился своим чувством юмора.

— Забавно. Я не думал, что ты мне об этом скажешь, но решил начать с легкого вопроса. А теперь учти: я долго ждал этого момента, дольше, чем ты можешь вообразить.

Неужели страдания могут еще усилиться? Финлей ожидал смерти, это была единственная оставшаяся ему участь. Все, что сможет сделать это чудовище, это убить его медленно и мучительно. Что ж, другого удовольствия пленник ему не доставит. Финлей, насколько мог, расслабил мускулы и сосредоточился на наложенной, на него Печати. Впервые в жизни он был рад ей одному из многих даров, полученных им от Роберта.

— Как я понимаю, ты был занят поиском той старухи, когда я тебя поймал, — снова деловито заговорил невидимый мучитель. — Рад сообщить тебе, что к настоящему моменту она давно подохла. Если тебе интересно, могу также добавить: мои люди кинули ее тело в Виталу. Она была упряма и ничего мне не рассказала ну да такое случается со стариками. Ты хорошо ее знал? Она была твоей помощницей?

— Провались ты в ад!

Снова раздался смех, и тут же правый бок Финлея пронзила жгучая боль. На несколько долгих секунд все его тело скрутила судорога. Хватая ртом воздух, Финлей зажмурился и снова сосредоточился на Печати.

— Я ведь тебя предупреждал.

Чудовище начало зажигать свечи вокруг тюфяка, на котором лежал Финлей. Теперь он мог лучше разглядеть помещение. Гобелены на каменных стенах, книжные полки, копья и мечи. Справа у окна стояло нечто, напоминающее часть осадной катапульты. С потолка свешивались знамена, которые Финлей не мог узнать. Все здесь было древним и богатым. Тайник награбленных сокровищ.

— Кто ты? Ты малахи? — выдавил из себя Финлей, напрягая глаза, чтобы разглядеть своего мучителя.

— Кто я? — Голос Ангела Тьмы прозвучал легкомысленно. Он снова вернулся на прежнее место справа от Финлея и по-прежнему вне его поля зрения. — Меня зовут Карлан. Я сын Система, который был сыном Эйны, сына Эдассы, создателя Ключа. Его отец, великий Баязит Едикальский, был тем колдуном, который узнал Слово Уничтожения. Я последний представитель рода великих колдунов и я не малахи.

Ключ… Слово Уничтожения… Но… всего несколько поколений! Пять столетий. Неужели этот человек говорит правду? Мог ли он прожить так долго?

— Чего ты от меня хочешь? — Финлей постарался, чтобы голос его прозвучал твердо, хотя сердце отчаянно колотилось.

— Мне кажется, это очевидно. Мне нужна твоя кровь. Ты умрешь здесь, Финлей Дуглас, и даже не позовешь на помощь. Когда Враг будет мертв, не останется никого, кто мог бы меня остановить.

Враг? Но Ключ сказал, что Враг это Роберт… Благодарение богам! Пока Карлан думает, что Враг это Финлей, не все потеряно. Роберт, не задумываясь, раздавит эту гадину. Роберт…

— Должен сказать, впрочем, я никак не думал, что тебя будет так легко поймать. Ты был немного неосторожен, не так ли? Ну да это теперь не имеет значения. У меня мало времени, а поэтому я предлагаю тебе начать отвечать на вопросы, если, конечно, ты не предпочитаешь боль.

Ужасный голос раздался совсем близко.

— Расскажи мне, как ты познакомился с Союзницей. Финлей постарался ничем себя не выдать.

— Союзницей? Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Твой брат ее знает. Он помог вернуть ее этому ее проклятому отцу. Что ты с ней сделал? Ты помог пробудиться ее силе? Ну же, отвечай.

Собрав все силы, чтобы выдержать неизбежную боль, Финлей ответил:

— Я не знаю, о ком ты говоришь.

Снова его словно поразила молния. Когда боль отпустила, Финлей уже еле мог разглядеть свисающие с потолка знамена.

— Мое терпение на исходе, Враг. Я желаю получить ответ. Можешь сколько угодно пытаться ее защитить, но я все равно узнаю, что вас связывает.

Снова нахлынула боль, и на этот раз Финлей позволил ей поглотить сознание. Он рухнул в такую глубину, что все вокруг стало черным, и он перестал что-либо ощущать.

Нэш распахнул дверь и двинулся по винтовой лестнице, ведущей на вершину Круглой башни. Сквозь узкие бойницы врывались солнечные лучи, но Нэш не обращал на них внимания. На первом этаже в своей комнате у стола сидел Стинзали, хлебая из миски отвратительного вида варево.

— Ну что? Пришел он в себя?

— Да, господин. Только что. Принести шар? Нэш покачал головой, снимая плащ:

— Я же сказал тебе еще рано. Он не готов.

Нэш кинул плащ в угол комнаты, схватил флягу с вином и сделал большой глоток.

— Его сила велика, господин? Достаточно велика, чтобы позволить ему не отвечать на вопросы?

— Воля его еще не совсем сломлена. Ну да это ненадолго. Беда в том, что он не представляет себе своей судьбы, точнее, судьбы, которая ждала бы его, не будь он таким глупцом.

Должен сказать, я ожидал большего сопротивления с его стороны.

— Но он же не ответил…

— Да не в этом дело, идиот! Речь о колдовстве. Он ведь должен быть очень, очень силен, но силу он проявил только как искатель, а потом, чтобы остановить меня, не сделал ничего.

Стинзали усмехнулся беззубым ртом.

— Значит, тебе нечего бояться неудачи, господин. Для меня честь служить тебе.

— Да, да, — проворчал Нэш, усаживаясь за стол. — Хватит подлизываться, подай-ка мне поесть. Возиться с этим мальчишкой на голодный желудок не по мне.

Когда Финлей пришел в себя, его поразила мертвая тишина.

Все-таки он не сдался. Наложенная на него Печать не дала бы ему проговориться против воли, но если бы он пожелал, то смог бы рассказать Карлану обо всем, что знал.

И все же он молчал, и будет молчать. Если та боль, которую он испытал, самое худшее, на что способен Ангел Тьмы, тогда Финлей выдержит. Он знал, что пытка убьет его, и быстро, но смерть, пожалуй, предпочтительна в этом мире, где властвует такое зло.

О, если бы только он мог сообщить о Кардане им всем Анклаву, Роберту, Дженн… Они бы нашли злобного колдуна. Они бы выследили Карлана и уничтожили.

Однако знание умрет вместе с ним. Бежать он не сможет. Его ждет только боль и, наконец, смерть.

Что-то шевельнулось на границе его сознания. Опять он явился! Карлан. Милосердная Минея, опять!

— Что ж, начал тот, усаживаясь на прежнее место — так, что Финлей его слышал, но не мог увидеть, — я облегчу твою задачу. Сегодня я задам тебе всего один вопрос. Если ты мне на него ответишь, обещаю: твоя смерть будет легкой. Жизнь я тебе, конечно, сохранить не могу, ты и сам это понимаешь. Но если ты ответишь на вопрос, ты и не заметишь, как расстанешься с жизнью. Поверь, лучшего предложения ты от меня не дождешься.

— Нельзя ли мне… глоток воды? — прохрипел Финлей, приподняв голову, но тут же снова уронил ее, притворяясь обессиленным.

— Хорошо. Думаю, ты на этот раз предпочел бы напиться… Ладно, но только немного иначе ты перестанешь подходить для моих целей.

Финлей дождался, когда кружка коснется его губ, сделал глоток и нанес удар всей еще остававшейся у него колдовской силой. Вспышка оказалась безнадежно слабой и только вызвала смех Карлана.

— Ах, как трогательно! Если это все, на что ты способен, то мне не стоило тратить силы на то, чтобы тебя поймать. А теперь хватит героизма. Отвечай на мой вопрос.

— Какой? — прошептал Финлей, не притворяясь больше умирающим. То немногое, что он мог совершить, он совершил. Его постигла неудача, и теперь ничего больше не оставалось, как ждать конца.

— Скажи мне, где находится Ключ.

Финлею было уже все равно. Он рассеянно пробормотал:

— Ключ? Какой ключ?

Снова боль, такая долгая, что Финлей снова едва не лишился чувств.

Голос раздался так близко, что Финлей ощутил на щеке дыхание Карлана.

— Проклятие, ты прекрасно знаешь, о каком Ключе я говорю! Ты салтипазар, ты должен знать. Твои предки украли Ключ у моего прадеда и бежали с ним. Малахи многие столетия охотятся за вами в надежде получить Ключ обратно, но они такие недотепы, что раз за разом садятся в лужу. Они слишком кровожадны, их цель перебить всех салтипазар. Будь у них достаточно ума, они сначала завладели бы Ключом, узнали Слово Уничтожения, а уж тогда одним ударом разделались бы с вами. А теперь… — Карлан умолк, его душил такой гнев, что ярость колдуна отдавалась болью в каждой косточке Финлея, — теперь ты скажешь мне, где находится Ключ. Мне все равно, будет ли твоя смерть быстрой или медленной и мучительной. Мне спешить некуда. Тебя ждут не часы, не дни, а недели и месяцы пытки. Каждый день будет таким же, как сегодняшний, полным бесконечной боли. Я не пощажу тебя, поверь. Моя семья ждала этого момента пять столетий. Тебе меня не остановить. Где Ключ?

На этот раз Финлей потерял сознание от боли, но всего на несколько мгновений. Когда он снова открыл глаза, в комнате стало светлее, а рядом с ним возился старик, накрывая чем-то его ноги.

— Когда закончишь, Стинзали, принеси мне шар.

— Да, господин.

Финлей почувствовал любопытство, только оно одно ему теперь и оставалось. Все его тело онемело, даже тюфяк, на котором он лежал, стал казаться чем-то нематериальным.

Старый слуга вернулся и подошел к Финлею с безумной улыбкой на морщинистом лице, поднимая что-то так, чтобы пленник мог увидеть. Черная сфера шар… Почти точно такой же, как Ключ, только меньше и с тусклой поверхностью, словно источенной временем. Старик с благоговением опустил шар на подставку.

— Наверное, тебе хочется узнать, что это такое, — любезно проговорил Карлан. — И ты, конечно, гадаешь, как мне удалось прожить так долго и моему отцу и деду тоже. Что ж, это на самом деле просто. Обряд придумали еще даззиры. Впрочем, ты же о них тоже ничего не знаешь. Вот что, значит, быть салтипазар вы утратили так много знаний своих предшественников! Так или иначе, даззиры научились лечить раны кровью своих умирающих врагов. Мой предок, Эйна, усовершенствовал их умение. Ты представить себе не можешь, чего можно добиться, используя кровь могущественного мага.

Острая боль пронизала правую руку Финлея. Он почувствовал, как рана начала кровоточить. Старик переместил шар на пол, так, чтобы на него капала кровь пленника. Снова мерзко ухмыльнувшись, он отошел в сторону. Карлан наклонился к уху Финлея:

— Ты будешь истекать кровью очень медленно, Враг. Я совсем не хочу убить тебя слишком рано. Чем дольше ты будешь страдать, тем сильнее будет сопротивляться твое тело и тем больше я получу твоей крови для своих целей. Чистой крови, не замутненной пищей или питьем. Я сохраню ее и буду использовать, когда мне потребуется омолодиться. Думай об этом, Финлей Дуглас, думай, пока жизнь по капле будет вытекать из тебя. Твоя кровь подарит мне еще семьдесят лет. Ты поможешь мне стать бессмертным.

К тому времени, когда Нэш добрался до верхней ступеньки лестницы, дождь прекратился. Когда колдун открыл последнюю дверь, о непогоде напоминали лишь лужи на площадке башни. Свежий ветер даже разогнал тучи, скрывавшие солнце.

Нэш вытер воду с каменной скамьи, уселся и задумался. Финлей Дуглас не сдастся. Хоть его сила оказалась не так велика, как ожидал Нэш, но воля была несгибаема. Даже более несгибаема, чем у той старухи. Нэш не применил к ней и малой доли того принуждения, что к Финлею, но и это чуть не убило колдунью.

Значит, Враг ничего ему не скажет. Что ж, по крайней мере, Нэшу достанется его кровь и еще удовлетворение от сознания, что теперь остановить его некому. Придется использовать для поисков Ключа единственное остающееся средство хранимую в потайном месте библиотеку Вогна.

Проктор фактически признался в ее существовании Селару тогда-то Нэш о ней впервые и услышал. Вогн сказал, что у него есть средство находить и опознавать колдунов. Существовал только один способ, благодаря которому Вогн мог это узнать. В его распоряжении должны быть записи, сделанные много столетий назад, книги, написанные колдунами для колдунов. Где-нибудь в этих томах найдется красноречивая фраза, зацепка, которой Нэш сможет воспользоваться. Благодаря библиотеке Вогна он откроет, где спрятан Ключ. Недостающее звено цепи найти будет нелегко. Запись, конечно, окажется, зашифрована, с ней придется долго возиться. На это могут уйти годы.

Нэш поднялся со скамьи и, хмурясь, взглянул в сторону деревни. Дождь прибил траву; по дороге, разбрызгивая лужи, галопом скакал небольшой военный отряд. Он явно направлялся к башне Нэша. Солдаты не носили никаких знаков отличия, но у скакавшего впереди человека были самые белые волосы из известных Нэшу.

Колдун поспешно сбежал по лестнице и вышел во двор как раз в тот момент, когда первые всадники въехали в ворота.

Да, Нэш не ошибся: перед ним был Форбес, доверенный слуга Селара, самый хладнокровный убийца при дворе. Форбес натянул поводья, но не спешился.

— Добрый день, советник, — поклонился он, глядя на Нэша холодными и колючими, как осколки кремня, глазами.

Нэш оглядел выстроившихся за спиной командира солдат, потом снова повернулся к Форбесу:

— Ну? Какие новости вы привезли хорошие или плохие?

— Вы отправитесь с нами, советник.

— Да? И куда же?

— Нас послал король. Он приказывает вам вернуться. Приказывает! Гром и молния! Нэш едва не рассмеялся.

Так, значит, Селар все-таки не может без него обойтись, он не ошибся. Что ж, теперь Валене придется прикусить язычок, не так ли?

— У нас мало времени, советник, — продолжал Форбес. — Произошли некоторые… события. Король требует вас к себе немедленно. Вы должны быть доставлены к нему под вооруженной охраной.

Нэш кивнул, стараясь, чтобы на его лице ничего не отразилось. Не годится, чтобы этот мрачный придворный понял, как Нэш доволен услышанным.

— Король в Марсэе?

— Нет. Если мы выедем немедленно, мы доберемся до него завтра к вечеру.

Нэш повернулся к двери, намереваясь заняться сборами… но что делать с Дугласом? Нэш помедлил. Врага забрать отсюда нельзя, шар уже приведен в действие. Впрочем, Стинзали сможет присмотреть за пленником, пока тот не умрет. Жаль, конечно, что Нэшу не удастся насладиться этим зрелищем. Однако приказ Селара слишком важен. Если у короля какие-то трудности, он нуждается в Нэше, а это значит, тому может представиться возможность, которой он ждал четырнадцать лет.

— Я буду готов через минуту. Пусть кто-нибудь из ваших ребят оседлает мне коня.

* * *

Финлей не мог бы сказать, что вокруг переменилось. Помешение все еще освещалось свечами, занавеси на окнах все еще были задернуты. И все же, пожалуй, уже наступил рассвет: сквозь щели кое-где пробивались солнечные лучи, бросая кровавые отблески на стены и множество предметов, заполнявших комнату.

Должно быть, он на какое-то время терял сознание от потери крови. Как давно был сделан надрез на его руке? Час назад? Два? Пальцы Финлея уже онемели, ноги стали ледяными, однако сердце билось с бешеной скоростью, а лоб был покрыт испариной. Сколько еще пройдет времени, прежде чем он лишится способности видеть?

Сколько пройдет времени, прежде чем он умрет?

Финлей в первый раз позволил себе подумать об этом. Смерть, его смерть… Здесь, на этом тюфяке, вдали от всех, кого он любил. Они никогда не узнают, какая ему выпала судьба, никогда не узнают о зле, которое его убило.

Финлею стало страшно.

— Клянусь богами, Роберт, я так виноват… — выдохнул Финлей в пустоту. — Мне следовало больше помогать тебе. Если бы я вел себя иначе, этого бы не случилось. Ты бы не покинул Люсару и смог бы обнаружить это зло, пока оно еще не приняло таких размеров. Прости меня, Роберт. Мне так жаль… Так жаль, что я называл тебя предателем.

Теперь уже ноги Финлея ничего не чувствовали тоже. Вернется ли Карлан, чтобы посмеяться над ним, когда он будет умирать?

Финлей сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Карлан не вернется сюда, потому что его нет в башне.

Так вот в чем было отличие! Тень зла, все время маячившая в его сознании, исчезла.

Нет! Сейчас не время гадать, что, как и почему. Нужно думать! Думать быстро, иначе будет поздно!

Финлей сосредоточился. Он мог, конечно, обойтись без аярна это мог любой колдун. Однако при этом всегда присутствовала опасность перейти границы, израсходовать энергию так быстро, что тело не успело бы ее восполнить.

Что ж, если он ничего сейчас не предпримет, он все равно погибнет. Стариком можно будет заняться потом, когда удастся освободиться от веревок, удерживающих его на этом проклятом тюфяке.

Финлей собрал воедино всю оставшуюся силу и нацелил ее на единственный предмет; потом, так же, как и при использовании аярна, выбросил силу, пытаясь уничтожить веревку, удерживающую его левую руку. Сначала он даже не мог бы сказать, сработала ли уловка, но скоро почувствовал запах горящей пеньки. Финлей резко натянул веревку, и неожиданно она лопнула. Удалось!

Финлей пошевелил онемевшими пальцами, стараясь восстановить кровообращение; когда пальцы стали слушаться, он избавился от веревки вокруг головы и сел, но тут же чуть не лишился сознания.

Осторожнее, Финлей. Делай все медленно. Торопиться нельзя: ты потерял слишком много крови.

Не поднимая головы, он отвязал веревку, удерживающую его правую руку, потом дотянулся до простыни, которой старик прикрыл его ноги, и сделал из нее повязку, чтобы остановить кровотечение. После можно будет позаботиться о настоящих бинтах…

Очень медленно и осторожно, ухватившись за края тюфяка, Финлей приподнялся. В глазах у него потемнело, потом головокружение сменилось пульсирующей болью в висках. На следующее действие понадобилось много времени, но, в конце концов, Финлею удалось развязать ноги. Теперь предстояло самое трудное: попытаться встать.

Финлей спустил ноги с постели и подождал, пока они немного согрелись и он смог ими двигать. Наконец, стиснув зубы, он заставил себя подняться.

Дрожащие ноги подкосились, и Финлей с грохотом растянулся на полу, ударившись подбородком и прикусив до крови язык. Здорово! Только новой потери крови ему и не хватало! После нескольких попыток Финлей все же смог встать на ноги. Он был так слаб, что еле мог двигаться, но времени терять было нельзя. Неизвестно, когда вернется чудовище или когда старик вздумает взглянуть на пленника.

Держась за мебель, преодолевая головокружение, Финлей подкрался к двери, стараясь производить как можно меньше шума, и выглянул в прихожую. Старик сидел за столом спиной к двери в комнату.

Финлей протянул руку к глиняному кувшину, стоявшему на полу. Затаив дыхание, он поднял свое единственное оружие и, собрав все силы, обрушил его на голову старика. Стиннали рухнул на пол, не издав ни звука.

Мгновение Финлей стоял неподвижно, потом вернулся в комнату и стал искать свой аярн. Камешек целый и невредимый нашелся на письменном столе у окна. Когда Финлей снова повернулся к двери, его взгляд упал на кое-что еще.

Шар.

Спотыкаясь, Финлей вернулся к тюфяку, поднял над головой найденную на столе бутылку и изо всех сил ударил по мерзкому предмету. Шар треснул. Финлей снова поднял бутылку и на этот раз расколол шар надвое. Темная кровь вылилась на ковер. Его собственная кровь чуть не ставшая причиной его гибели.

Теперь оставалось только выбраться из этого страшного места.

Замок стоял в стороне от деревни. Он состоял всего из одной башни и небольшого окруженного стеной двора, защищавшего подходы к двери. Казалось, здесь жил только старик и еще Ангел Тьмы, которому тот служил. В загоне не оказалось скота, в крошечном огороде не росли овощи. В кладовке нашлась какая-то еда, но почти ничего такого, что мог бы употребить в пишу Финлей. Что еще хуже, в конюшне не оказалось коней. Должно быть, Карлан оставил лошадь Финлея в его лагере у реки. Придется уходить пешком.

Шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, Финлей двинулся прочь от деревни. Сначала он заколебался, но решил, что появляться в селении слишком опасно. Кто-нибудь, находящийся в услужении у Карлана, мог его увидеть. Лучше надеяться на собственные силы.

Все еще испытывая слабость и головокружение, Финлей побрел вперед, но скоро потерял всякое представление о направлении. Местность вокруг, казалось, качалась, то, поднимаясь вверх, то, падая вниз, и каждый раз, когда Финлей пытался сосредоточить на чем-то взгляд, его начинало тошнить. Наступил вечер, и холод, от которого почти не защищала рубашка, заставил Финлея поежиться. К тому же пошел дождь; удары капель словно вбивали обессиленного путника в землю. Финлей поскользнулся в грязи, упал, попытался подняться и упал снова. И все же, глядя на небо, он торжествовал: Карлан сказал, что его ждет смерть, и, возможно, он и умрет, но умрет свободным, а мерзкое чудовище не сможет воспользоваться его кровью.

Должно быть, Финлей уснул, потому что разбудила его вода, начавшая заливать ему рот. Финлей закашлялся и сел. Было совершенно темно, дождь не прекращался. Оказалось, что спал он в небольшом ручейке, стекавшем с вершины холма. Да, силы окончательно покинули его… Если удастся продержаться эту ночь, может быть, он и выживет. Если же нет…

— Финлей!

Опять голос из его снов, снова и снова окликающий его из неведомой дали. Должно быть, это голос Фионы, который будет мерещиться ему до последних секунд жизни, любимый голос, звучный и выразительный, тот самый голос, который всегда лишал его воли…

— Финлей!

Голос доносился из такой дали… Впрочем, она никогда не приблизится, всегда будет держать его на расстоянии, даже если он когда-нибудь наберется храбрости сказать ей о своих чувствах. О боги, это только еще больше все ухудшило бы. Она и так ненавидит его, а его любовь стала бы самым страшным оскорблением: любовь презираемого брата, в то время как другой брат, возлюбленный, ее отверг…

— Финлей!

Что-то толкнуло его в плечо. Должно быть, разлившийся ручей или оползень. Нужно уйти отсюда. Нужно встать и найти какое-нибудь укрытие, где можно было бы отдохнуть.

— Финлей! Да ответь же мне! Открой глаза и посмотри на меня. Не смей притворяться мертвым!

Кто-то сильно тряс его, и Финлей, наконец, собрался с силами и открыл глаза. Перед ним было видение из его снов: милое лицо, зеленые глаза. Фиона хмурилась, но это была тревога за него. Она держала его лицо в ладонях, пристально всматриваясь в него. Что за прекрасный сон…

— Где ты был? — требовательно спросила Фиона. Конечно, она будет требовать от него ответа. Разве она когда-нибудь разговаривала с ним иначе? — Я ищу тебя уже несколько дней. Я думала, что тебя схватили. Ох, Финлей! Скажи мне что-нибудь.

Она снова встряхнула его, и ему показалось, что кости его загремели.

— Эй, перестань, — заплетающимся языком пробормотал он. — Я и так скажу. Я был у Ангела Тьмы.

Прелестное видение нахмурилось еще сильнее, то ли не поверив, то ли ужаснувшись. Потом Фиона взяла его за руки и потянула, помогая подняться:

— Пойдем, тут недалеко есть навес.

Видение наполовину тащило, наполовину несло его. Идти пришлось недалеко всего до конца склона, где выступающая скала, окруженная кустами, давала защиту от дождя. Фиона опустила Финлея на сухую землю, сгребла в кучу, хворост и одним движением руки зажгла его. Пламя взвилось вверх, дохнув на Финлея жаром.

Так все-таки это не сон?

Финлей, моргая, посмотрел на огонь и попытался сесть. Фиона склонилась над ним, ее руки осторожно обмыли ссадины и синяки у него на лице. Никогда еще не казалась она Финлею такой прекрасной.

— Что с тобой случилось? — прошептала Фиона; теперь в ее голосе отчетливо звучал страх.

Финлей ничего не сказал. Он просто наклонился и поцеловал Фиону. Для нее это оказалось неожиданностью, она не сразу отстранилась. Когда же она все же оттолкнула его, на лице ее он прочел растерянность… и что-то еще. Что?

— Финлей Дуглас, не будь ты на грани смерти, я бы дала тебе за это пощечину! — Фиона отвернулась к костру, но было слишком поздно. Финлей откинул голову и засмеялся. Слабыми руками он потянулся к Фионе, и на этот раз она не стала противиться, а позволила обнять себя. Когда голова Фионы легла на плечо Финлея, он закрыл глаза и, наконец, погрузился в сон.

ГЛАВА 14

— Да нет же, дурачок, не наклоняйся вперед и не вставай на стременах, — рассмеялся Роберт. — Откинься. Вперед нужно наклоняться, только когда лошадь поднимается в гору.

Патрик заерзал на жесткой коже седла, стараясь одновременно поймать повод. Уроки верховой езды и так были сомнительным удовольствием, а тут еще Роберт выбрал для него этого невоспитанного злобного жеребца. Да, конечно, он был красив издали; попытки управлять серым конем, сидя у него на спине, больше походили на кошмар.

— Вот в Анклаве у меня не возникало таких проблем, — пожаловался Патрик, наконец, крепко ухватив поводья. — А оттуда я доехал почти до твоего дома. Судя по тому, как ты со мной разговариваешь, можно подумать, будто я совсем ничего не умею.

Роберт снова рассмеялся и поехал рядом с Патриком. Пустив лошадей шагом, всадники выехали на поляну, укрытую со всех сторон начинающим желтеть от первого прикосновения осени лесом.

— Если под тобой спокойная лошадка, от которой не требуется ничего, кроме как идти прямо, — тогда да, ты умеешь ездить верхом. Но Колли недаром говорил тебе, что не все лошади одинаковы. Кто знает, когда тебе придется вскочить на первого попавшегося коня и удирать ради спасения собственной жизни? Такое случается, знаешь ли. Если ты собираешься еще выезжать из Анклава, то лучше позаботиться о том, чтобы ты и в самом деле кое-что умел.

— Тебе легко говорить. — Патрик судорожно вцепился в поводья, когда его конь взмахнул головой. — У тебя за спиной годы тренировок, и мышцы у тебя как камень. А мне просто не хватает силы справиться с таким огромным конем.

— Дело не в силе. Конем управляет одна только твоя воля. Как только он поймет, что ты сообразительнее его, станет как шелковый. Не натягивай так поводья. Это действительно большое животное, ему нужен простор. Так пусть конь его получит. Он знает, что нужно делать. Управляй им, только когда хочешь что-то изменить. Вы с конем должны сотрудничать. Но когда ты, в самом деле, захочешь что-то изменить, позаботься, чтобы конь понял: решения принимаешь ты. Все очень просто.

Патрик искоса взглянул на Роберта и заметил, что тот еле сдерживает улыбку.

— Просто, да? Если все так просто, почему у меня ничего не получается?

— Потому что ты пытаешься ускорить события. Все дело в этом. Не спеши. Практикуйся. Иногда ты бываешь таким же нетерпеливым, как Финлей.

— И сколько же времени ему потребовалось, чтобы научиться ездить верхом?

Роберт поднял брови и надул губы.

— Не меньше часа. Но не отчаивайся. Рано или поздно ты научишься.

— Ясное дело, после того как еще десяток раз свалюсь на землю.

Роберт снова рассмеялся. Всадники ехали теперь вдоль извилистого ручья, который вывел их на поросшую вереском равнину. Солнце пригревало, но резкий ветер тут же уносил тепло. Вереск, который осень превратила в лилово-золотой ковер, шептал свою нескончаемую мелодию. Вокруг не было ни души.

— Думаю, мне пора возвращаться в Анклав, — сказал Патрик, остановив коня. Открывшийся путникам вид пустая и одновременно полная жизни равнина — был потрясающим; он сурово напомнил Патрику о его прежней затворнической жизни. — У меня там есть работа, а если я скоро не двинусь в дорогу, погода сделает путешествие трудным.

Роберт ничего не ответил, и когда Патрик повернулся и взглянул на друга, то увидел совершенно непроницаемое лицо. Такое выражение он все чаще замечал на лице Роберта с тех пор, как тот вернулся из Марсэя с новостями об Айн. Для не очень внимательного наблюдателя Роберт выглядел все тем же, но на самом деле в нем появилась жесткость, которой не было раньше.

— Что тебе известно о пророчестве? — Голос Роберта был таким тихим, что его едва не заглушил шелест ветра в вереске.

— Не больше того, что известно тебе, — спокойно ответил Патрик, не сводя с Роберта глаз. — За тысячелетие появились сотни пророчеств о погоде, о богах, великих битвах, святых да о чем угодно. Они редко сбываются, а даже если это и случается, нет никаких доказательств, что в пророчестве говорилось именно об этом событии.

— А как насчет пророчеств, которые изрекал Ключ? Много ли раз такое случалось?

Патрик не знал, что ответить. Роберт впервые заговорил на эту тему, но было ясно по его тону, даже по тому, как он расправил плечи, что для себя он все уже решил, а теперь просто ждет возражений Патрика, чтобы увериться в собственной правоте.

— Ну, так что?

Патрик, наконец, заговорил:

— Насколько мне известно, Ключ никогда не пророчествовал. Но ведь я не прочел все древние книги в библиотеке. Вполне можно предположить, что когда-то такое случалось ежедневно.

— Не виляй, Патрик. Я хочу услышать правду.

— Ну что ж. Я однажды читал об одном пророчестве. Других указаний нет, по крайней мере, в сохранившихся книгах.

— И о чем же там говорилось?

— Текст был очень туманный такой туманный, что я даже не могу процитировать его тебе. Там шла речь о том, что определенное событие произойдет в определенный момент. Когда именно, не говорилось, но, судя по времени, когда была написана книга, по некоторым ссылкам на нее позднее и моим собственным вычислениям, предсказанное событие должно было случиться два столетия назад.

— Так оно случилось или нет?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Патрик. — Я же тебе говорю: я нашел одну-единственную запись. Чего ты от меня хочешь, Роберт? Я не оракул.

— А жаль, — с лукавой улыбкой протянул Роберт. — Скажи мне, что ты думаешь о недавнем пророчестве. Только скажи честно, не опасаясь задеть мои чувства.

Патрик долго смотрел на друга и, наконец, покачал головой. Настроение Роберта менялось быстрее, чем люсарская погода. Патрик перекинул ногу через луку седла и соскользнул на землю. Роберт присоединился к нему, и они двинулись к вершине холма, не обращая внимания на холодный осенний ветер.

— Мне неизвестно, что оно означает. Пока мы не узнаем больше, гадать бесполезно. Ключ никогда ничего во вред Анклаву не делал, он всегда только защищал его. Ты единственный, кто думает иначе. — Патрик помолчал. — Мне кажется, Ключ хочет, чтобы ты сделал что-то, для чего тебе нужно быть подальше от Анклава.

— Да, в этом ты прав, — проворчал Роберт, заставив Патрика удивленно взглянуть на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Роберт ничего не ответил, только горько улыбнулся. Такого Патрик снести не мог. Пора, в конце концов, выбить эту загадочную печаль из старого отступника.

— Если бы ты остался в Анклаве и даже встал в Круг, это означало бы, что ты отказываешься от мирской жизни, покидаешь обычный мир. Если же тебя не будет здесь, Наложение Уз никогда не свершится.

Эти слова стерли улыбку с лица Роберта. Он выпятил подбородок, глаза его блеснули холодной сталью.

— Наложение Уз и так никогда не свершится, Патрик, независимо от того, что говорит Ключ.

— Да почему? — не сдавался Патрик.

— Если бы я предложил тебе поехать в ближайший город и объявить там, что ты колдун, ты бы это сделал? Если бы я велел тебе кричать на каждом углу о существовании Анклава в горах Голета, ты бы так и поступил?

— Но какое отношение…

— Так сделал бы ты это? — рявкнул Роберт. — Нет.

— А почему нет? Ты говоришь, что доверяешь мне, говоришь, что в меня веришь. Если ты говоришь правду, тебе следовало бы именно так и поступить. Готов ли ты сделать то, что я тебе велю, не полагаясь на собственное мнение? Не задавая вопросов, просто веря в то, что мои слова истина в последней инстанции?

Ответить на это было нечего. Патрик опустил голову и принялся теребить поводья. Роберт, стоявший рядом, несколько секунд смотрел на него, потом отвернулся и окинул взглядом горизонт.

— Как Финлею живется в Анклаве?

— Не особенно хорошо. Он не так томился бы, если бы заточение не было ему навязано.

Роберт слабо улыбнулся:

— Бедняга Финлей. Теперешняя его жизнь так отличается от всего, что он всегда любил и к чему всегда стремился.

Патрик внимательно посмотрел на друга:

— Но, Роберт, как насчет…

— Нет, Патрик, хватит разговоров о пророчестве. Я по-прежнему буду противостоять Ключу. Бороться приходится с многими демонами, и с меня хватает моего собственного.

Роберт обошел коня и вскочил в седло. Когда и Патрик вскарабкался на своего скакуна, Роберт добавил:

— Уилф оказал мне услугу, изгнав меня. Так лучше. Лучше мне порвать все связи с Анклавом. Да, я знаю, там мой брат, и я очень хотел бы, чтобы все сложилось иначе, но одними желаниями ничего не изменишь. То, что я делаю, единственный способ уменьшить риск… — Роберт оборвал себя и посмотрел в лицо Патрику. — Мне жаль, что тебе приходится уехать, Патрик. Мне будет тебя не хватать. Но если ты уедешь, не возвращайся сюда. Не возвращайся никогда.

Запах свежего сена и овса наполнял конюшню. Кони в стойлах радовались теплу, не озабоченные ничем, кроме физического благоденствия, покоя и тишины.

Патрик сидел на приступке, сунув ноги в охапку благоуханного сена, дожидаясь, когда Мика освободится.

Парень кончил чистить серого жеребца и вышел из стойла, перекинув через руку седло и повесив на шею узду. Патрик спрыгнул с приступки и двинулся за Микой.

— Говорю тебе, он отмежевывается от всех. От меня, от Финлея даже от своей матери. Уверен, он найдет предлог избавиться и от тебя тоже.

Мика повесил седло и узду на место и повернулся к Патрику:

— Он однажды уже пытался это сделать.

— Вот как? — Патрик замер на месте. — Так ты согласен со мной?

— Как тут не согласиться! Но что мы можем поделать? Патрик скрестил руки на груди и прислонился к стене.

— Боюсь, не особенно много. Но я не могу спокойно смотреть на то, что с ним творится. Мне нужно вернуться в пещеры, да только страшно оставлять его в одиночестве.

— Ну, один-то он не останется, Патрик, — пробормотал Мика. — Но нам ничего не остается, кроме как молиться: пусть случится что-нибудь, что облегчит… облегчит тот груз, что давит на него.

— Ты ведь не считаешь, что он прав? И что это за разговоры о том, что существует не один демон? Единственный демон, который мне известен, тот, который захватил Айн. Роберт должен быть врагом ему, а не нам. Так о каком другом демоне он говорит?

— Не знаю.

— Но ты вроде не особенно встревожен. Ты знаешь что-нибудь?

— Только то, о чем вы с ним мне рассказали, — пожал плечами Мика. — Так что я просто сторонний наблюдатель. Одно я знаю наверняка он никогда не дает слова, если не уверен, что сможет его сдержать.

— Ну и что тогда остается делать мне? — спросил Патрик, которого слова Мики не особенно успокоили.

— Не опаздывать к ужину, — усмехнулся Мика. — Если ты хочешь, чтобы госпожа Маргарет осталась о тебе хорошего мнения, ты бы лучше пошел умылся.

Патрик кивнул и вышел из конюшни. В его комнатах были приготовлены и горячая вода для мытья, и чистая одежда, но в спешке Патрик, уже переодевшись, опрокинул на себя кувшин с водой, так что пришлось переодеваться снова. В результате, когда он, запыхавшись, сбежал по лестнице, леди Маргарет и Роберт уже ждали его в гостиной. Еще не стемнело, поэтому на столе горело всего две свечи. Роберт отвел глаза, когда появился Патрик, но леди Маргарет пристально посмотрела на него.

— Надеюсь, вы не спешили так потому, что боялись заставить нас ждать?

— Нет, госпожа… то есть да. Роберт всегда говорит, что у меня ужасные манеры. Мне очень жаль, что вам пришлось меня ждать.

— Пожалуйста, садитесь, Патрик. Вы наш гость, так что позвольте нам за вами поухаживать. — Маргарет с улыбкой налила ему вина. Слуги внесли блюда с исходящей ароматным паром рыбой в соусе из базилика и тимьяна. Внезапно Патрик почувствовал, что ужасно голоден. После целого дня, проведенного на свежем воздухе, у него оказался волчий аппетит.

— Этим утром я получил письмо из Фланхара, — сообщил Роберт.

— От Гранта Каванаха? — переспросила Маргарет. — Что же ты мне раньше не сказал?

— Ты была занята. Он просит меня передать тебе его почтение и надежду, что ты в добром здравии.

— Да? — На Маргарет это не произвело особого впечатления. — И чего же он хочет?

— Узнать новости, ничего больше. Он все еще обижается, что я не посетил его, вернувшись в Люсару.

— Так почему бы тебе и не съездить? Он живет всего в трех-четырех днях пути. Теперь, когда старый герцог умер, я уверена, вы хорошо провели бы время вдвоем без помех.

Не было ли скрытого значения в любезных словах, которыми обменивались мать и сын? Кто такой Грант Каванах и почему смерть старого герцога должна была что-то изменить? И почему госпожа Маргарет хочет, чтобы Роберт на какое-то время уехал?

Возможности спросить об этом у Патрика не оказалось. Маргарет сама обратилась к нему:

— Извините нас, Патрик. Роберт никогда не говорил вам о своем старом друге из соседнего герцогства? Они одно время были неразлучны. Отец прислал Гранта Каванаха сюда на год предположительно для усовершенствования в делах управления. Как наследник титула, Грант должен был сидеть рядом с моим мужем и запоминать все, что сможет, о придворных обычаях, судопроизводстве и управлении землями.

Маргарет умолкла, словно ожидая от Патрика какого-то отклика. Тот взглянул на Роберта, который продолжал, есть, словно не слыша разговора.

— Как я догадываюсь, обучение не пошло ему впрок?

— О, я не сомневаюсь, что научился он очень многому, пока был здесь, — лукаво ответила леди Маргарет. — Чем он занимался в другое время, мне неизвестно. Думаю, что мой сын может сообщить вам об этом больше, чем я. Не так ли, Роберт?

Не поднимая глаз, Роберт ответил:

— Последние семь лет Грант правил своим независимым герцогством умело и мудро. Не вижу, как год, проведенный в Данлорне, мог чем-то ему повредить. Пожалуй, я поеду и проведаю его, как ты советуешь, матушка. По крайней мере, привезу свежие новости о его проделках.

Если Роберт хотел уколоть леди Маргарет, то она не обратила на его попытку никакого внимания. Она снова обратилась к Патрику:

— В последнее время Роберт мало видится со своими друзьями детства. Я очень рада, что хоть вы поддерживаете с ним связь. Правда, вы никогда не рассказывали мне, как познакомились.

Патрик замешкался с ответом: слуга поставил перед ним блюдо с говядиной с жареным луком в ореховом соусе.

— Мы повстречались много лет назад, матушка. Не уверен, что Патрик даже помнит, при каких именно обстоятельствах.

Патрик не обратил внимания на вмешательство Роберта.

— Еще бы я это забыл, госпожа! Ваш сын сбил меня с ног.

— Сбил с ног?

— Совершенно случайно, как он утверждает. Мой учитель, отец Бонифас, этому не поверил. Насколько я помню, нас обоих наказали. К счастью, ваш сын недолго пробыл в аббатстве, иначе мы могли стать врагами. Теперь же…

Маргарет, даже если и не поверила рассказу, любезно улыбнулась.

— Вам тогда было лет девять? Должно быть, все произошло, когда Роберт посетил монастырь Святого Марка.

— Совершенно верно.

— Но вы ведь не остались в аббатстве и не приняли постриг?

Патрик пожал плечами, отрезая ломоть сочного мяса.

— У меня не оказалось призвания. Теперь я брат мирянин, учу детей.

— Вам нравится это занятие?

— Предпочитаю приносить посильную пользу, — кивнул Патрик, — чем служить богам, не чувствуя должного благочестия. То немногое, что мне по силам, тоже служит достижению духовного богатства. Мне кажется, мой долг отдать то, что я в свое время получил. Кто знает, развитию, какого великого ума я могу оказать помощь?

— Превосходный принцип, — сказала леди Маргарет. — Но если все же окажется, что призвание у вас есть? Вы тогда дадите обет?

— Без малейшего колебания.

Маргарет улыбнулась, а Роберт положил нож и вилку и поднялся из-за стола:

— Извините меня. Матушка, меня ждут дела. — Не глядя на Патрика, он молча вышел из комнаты.

Маргарет со вздохом опустила голову.

— Я все время молюсь за него, — прошептала она, — но боги, кажется, меня не слышат.

Патрик наполнил ее кубок сладким вином и сказал с самым уверенным видом, какой только мог изобразить:

— Не прекращайте молитв, и боги помогут вам.

Перепрыгивая через две ступени, Роберт поднялся на крепостную стену. Еще не совсем стемнело. Кивнув часовому, он двинулся по каменной дорожке, придерживаясь рукой за парапет.

— Вот ты где! — окликнул Роберт Мику, который стоял, перегнувшись через стену. — Не вздумай прыгнуть. Здесь высоко.

Мика выпрямился и заставил себя улыбнуться.

— Вы же сами всегда говорите мне, что нужно пробовать себя в новых занятиях, господин. А вдруг окажется, что я умею летать?

— Если окажется, что все же не умеешь, то ты не сможешь потратить ту серебряную монету, которую я тебе должен. — Роберт встал рядом с Микой у парапета угловой башни. — Да и птицам серебро ни к чему.

Мика поднял брови:

— Так я был прав?

— Да, и выиграл пари. Вот послушай. — Роберт сунул руку за пазуху и достал письмо от Гранта. Пользуясь последними лучами заката, он прочел: — «Роберт, дорогой друг! Прими мои искренние соболезнования в связи с безвременной и трагической гибелью твоего брата. Он будет жить в нашей памяти жить как страстно стремящийся к самосовершенствованию, но неумелый колдун, павший под гнетом законов Гильдии. Боюсь, что случай с Финлеем гильдийцы используют как предлог для нового погрома, чтобы очистить вашу страну от скверны. Дай знать, мой Ангел Тьмы, если тебе понадобится поддержка армии, никому, кроме меня, не подчиняющейся. Есть определенные удобства в том, чтобы быть правителем собственного государства. Не думаешь ли ты присоединиться ко мне в этом качестве? Если мы вместе будем охранять общие границы, никакой король или Гильдия не посмеет на нас напасть, и мы сможем без помех наслаждаться развлечениями по собственному вкусу».

Брови Мики взлетели еще выше.

— Он что-то знает, господин?

— Нет. Он просто закидывает удочку, заверяя меня, что ему можно доверить любой секрет, который я скрываю от всех. Он догадался, что такой секрет есть, как ты совершенно точно предсказал. Так что вот твоя монета.

Мика взял серебряную монету, внимательно осмотрел и даже попробовал на зуб, заставив Роберта рассмеяться.

— Ну, господин, в теперешние времена ничему нельзя верить. Больше ничто не свято. — Монета исчезла в кармане Мики, и он снова перегнулся через стену.

— Что ты там высматриваешь?

— В прошлый раз, когда я был на башне, я уронил нож, который мне подарил Деверин. Я попытался его сегодня найти, но не смог. Деверин спросил меня про нож, вот я и подумал, что, может быть, увижу его сверху. Деверин меня убьет, если узнает, что я потерял его подарок.

— И не просто убьет, а сначала подвергнет пыткам, — согласился Роберт, тоже всматриваясь вниз. — Ну-ка попробую я его найти.

— Я и не знал, что вы способны искать предметы. Я думал, что искатели находят только людей.

— Так и есть, — проворчал Роберт, всматриваясь в сгущающихся сумерках в густую траву внизу.

— Что это? — внезапно прошептал Мика, выпрямляясь. — Что? Где?

Мика положил руку на плечо Роберту и указал на всадника, приближающегося к замку.

— Кто может явиться в такой час? Вы кого-нибудь ждете?

— Нет, — нахмурился Роберт. Всадник приближался с запада, и на фоне заката невозможно было разглядеть, кто это.

— Клянусь богами! — выдохнул Мика, побледнев и невольно делая шаг назад.

— В чем дело, Мика? Ты узнаешь его?

— А вы разве не узнаете?

Роберт присмотрелся внимательнее. В незнакомце было что-то смутно знакомое, но определить, что именно, он не мог.

— Не узнаю. Кто он?

Мика взглянул на господина широко раскрытыми глазами, в которых проглядывало что-то похожее на страх.

— Мой отец.

О боги! Дэвид Маклин? Едущий в Данлорн? Это было невозможно — и, тем не менее, вот он, решительно направляющийся к воротам.

— Мне это не нравится, — прошептал Мика. — Пойду встречу его.

— Я с тобой… — начал Роберт, но Мика вскинул руки и помедлил на ступенях лестницы.

— Пожалуйста, господин! Умоляю вас, подождите здесь. Вы же знаете его чувства к вам.

— Конечно, — согласился Роберт. Мика сбежал по крутой лестнице вниз, а его господин остался на площадке, провожая Мику взглядом, пока тот не скрылся за углом. Потом Мика появился снова у ворот, где Дэвид Маклин как раз собирался спешиться. Отец и сын обменялись несколькими словами, и Мика внезапно застыл на месте. Потом он сделал шаг назад и посмотрел вверх, на Роберта.

Мика повел отца через двор, и скоро Роберт услышал, как они поднимаются по лестнице на крепостную стену. Что привело сюда старого упрямца? Он фактически лишил Мику наследства из-за того, что тот отказался оставить службу у Роберта. И все же он здесь!

— Господин… — задыхаясь, пробормотал Мика, вытирая со лба пот. — Это мой отец, Дэвид Маклин. Он хочет с вами поговорить.

Роберт остро чувствовал смущение Мики и постарался смягчить неловкость.

— Добрый вечер, мастер Маклин. Старик слегка поклонился.

— Добрый вечер, ваша светлость.

Да, это отец Мики сходство между отцом и сыном не вызывало сомнений. Старый Маклин ростом не уступал самому Роберту, плечи его были широкими, а руки сильными таким его сделали годы крестьянского труда. Волосы отца оказались не такими огненно-рыжими, как у сына, но форма лба и глаза у них были совершенно одинаковыми. И сейчас эти знакомые глаза смотрели на Роберта без особого тепла.

— Чем могу служить, мастер Маклин? — как можно любезнее спросил Роберт.

Старик посмотрел на сына, потом оглянулся на ближайшего часового; тот был слишком далеко, чтобы услышать разговор. Сделав глубокий вдох, старший Маклин сказал:

— Должен просить вас отправиться со мной, ваша светлость.

— Куда?

— Этого я не могу сказать.

— Понятно. — На самом деле Роберт ничего не понял, но значения это не имело. — Сейчас?

Дэвид Маклин кивнул:

— И привлекая к себе как можно меньше внимания.

Что могло заставить старика явиться сюда с таким требованием? Только что-то чрезвычайно важное ведь ему пришлось не только заговорить с сыном, но и обратиться с просьбой к Роберту. Разве после такого ему можно отказать?

— Мика, пусть Деверин оседлает нам коней. Я пока предупрежу матушку. Встречаемся у ворот через десять минут.

Солнце скрылось за горизонтом; только облака на западе еще хранили его отблеск. Роберт, хмурясь, взглянул на небо и повернулся к Мике:

— Ночью снова будет дождь. Напомни мне завтра послать кого-нибудь укрепить мост через реку, иначе его смоет еще до наступления зимы.

— Хорошо, господин. — В голосе Мики отразилось напряжение, которое он испытывал. Парень ехал между своим отцом и Робертом и явно разрывался между ними. Старший Маклин хранил мрачное молчание.

— Сколько нам ехать до нужного места? — любезно обратился к нему Роберт.

Маклин огляделся:

— Еще час, может быть, побольше.

— Значит, нам предстоит промокнуть? Неохотно кивнув, Маклин пробормотал:

— Раз ваша светлость так считает.

— Моя светлость охотно услышит мнение человека, лучше разбирающегося в погоде, — тут же возразил Роберт. — Например, опытного в таких делах крестьянина.

— Откуда бедному крестьянину знать больше, чем знает человек образованный, такой, как ваша светлость.

Роберт усмехнулся:

— Ну, тогда дождя не избежать. Вот и хорошо. Мне нравится промокать до костей. Сразу начинаешь чувствовать себя молодым и беззаботным.

Маклин мрачно взглянул на Роберта. Мика вертел головой, переводя взгляд с одного на другого; на лице его отражалась безмолвная мольба.

Старший Маклин не обратил на это никакого внимания.

— Зачем вы со мной поехали? Чтобы насмехаться над стариком?

Роберт перестал улыбаться и поднял руку:

— Я смеюсь только над собой, мастер Маклин. В отношении других это было бы несправедливо. Давайте подхлестнем коней.

Дождь и в самом деле начался, хотя и не сильный, скорее похожий на легкую изморось. Шкуры лошадей заблестели, а влага на лице действительно заставила Роберта почувствовать себя освеженным. Когда всадники достигли вершины холма, слабый дождь прекратился, облака разошлись, все вокруг озарил лунный свет. Стало очень холодно.

— Вот это место, — буркнул Маклин, — в низине.

— И что же нас ждет? — спросил Мика, разворачивая коня так, чтобы оказаться лицом к лицу с отцом. — В его голосе прозвучал вызов. — Скажи нам, в чем дело.

Маклин взглянул на сына без гнева и горечи и только покачал головой:

— Я не знаю.

— Не знаешь? Тогда зачем мы сюда явились?

— Меня попросили привести его светлость в этот лес. Больше я ничего не могу сказать.

— Но…

— Все в порядке, Мика, — вмешался Роберт. — Я доверяю твоему отцу. Как бы он меня ни презирал, сомневаюсь, чтобы он заманил нас в западню. Будь это иначе, он не взял бы с собой тебя.

Маклин объехал преграждающего ему дорогу Мику.

— Я не смог бы помешать ему ехать с нами. Роберт ободряюще кивнул парню:

— Значит, в случае чего нас будет двое.

Они двинулись в чащу, полную отбрасываемых луной теней и мокрых кустов. Было очень тихо; только редкий шорох выдавал присутствие лесных зверей. Роберт ехал рядом с Маклином, внимательно высматривая, несмотря на сказанное старику, признаки опасности. Никак не годилось позволить себе беспечность.

Спустившись по пологому склону, всадники выехали на поляну. Справа виднелся шалаш; в нем под охраной высокого белокурого воина кто-то лежал. Вокруг еле тлеющего костра сгорбилось еще несколько человек. Когда Роберт спрыгнул с коня, все они поднялись на ноги.

Роберт сделал шаг вперед, всматриваясь в лица в надежде понять, что происходит. Потом взгляд его упал на одну из женщин, и Роберт поспешно преклонил колено:

— Ваше величество! Что вы здесь делаете?

— Прошу вас, милорд… — Розалинда подошла к нему и подняла на ноги. — Мы очень нуждаемся в вашей помощи. Я боялась, что вы не приедете.

Роберт нахмурился. Трудно было поверить в реальность происходящего. Он через плечо оглянулся на Маклина. На мрачном лице старика не было удивления, он просто смотрел на Роберта все тем же ничего не выражающим взглядом. Он, конечно, не мог не знать, что в лесу их ждет королева, но так ничего и не сказал. Типичный Маклин.

Роберт снова повернулся к Розалинде:

— Какая помощь вам нужна? И почему вы здесь? Розалинда стиснула руки, но на лице ее была написана полная умиротворенность.

— Мне пришлось бежать, милорд. Я покинула короля как в свое время и вы. Я прошу вас помочь мне покинуть Люсару. Мы очень устали, больны и нуждаемся в приюте. Я отдаюсь на вашу милость и надеюсь на вашу доброту.

Бежала? Вот как? Разве она не понимает… Да нет, понимает, конечно. Никто лучше королевы не знает, каков может быть гнев Селара. Розалинда следила за Робертом, стараясь скрыть страх.

Роберт оглядел остальных людей у костра. Дети! Они тоже здесь? А это, кажется, Самах? И еще…

— Привет, Кандар.

— Ваша светлость… — поклонился Джордж.

— Вы оказались в хорошей компании.

— В самой лучшей, друг мой.

— А кто раненый?

— Один из моих воинов пострадал в схватке с отрядом, высланным на поиски королевы.

— Понятно. — Роберт подошел к шалашу и взглянул на спящего юношу. Тот выглядел умирающим. — И давно вы разбили здесь лагерь?

— Прошлой ночью, — ответил Кандар, подходя к Роберту.

— Удивительно, как вас не обнаружили… — Голос Роберта оборвался, когда он увидел еще одну безмолвную фигуру, закутанную в плащ. Маленькая рука откинула капюшон…

— Здравствуй, Роберт.

О боги! Как он мог ее не заметить? Как мог не почувствовать ее ауры? Ну да, конечно: поэтому-то Дэвид Маклин и оказался во всем этом замешан. Дженн знала, куда обратиться за помощью. Маклин найдет Мику, Мика позовет Роберта… О да, теперь все стало понятно.

И вот она перед ним, смотрит на него твердым взглядом и ждет, каково будет его решение.

— Что ты здесь делаешь? — пробормотал Роберт.

— Помогаю королеве, так же, как и ты.

— Что за глупость? — прошипел Роберт. — Тебя могли убить! О чем только, черт побери, ты думала!

Глаза Дженн вспыхнули.

— А ты о чем думал? Я, по крайней мере, знала, с чем имею дело. Каким идиотом нужно быть, чтобы оставить свой надежный замок и последовать за человеком, который не скрывает своего презрения к тебе!

— Этого человека послала за мной ты.

— Ну да, и все получилось, разве не так? Я знала, что ты не устоишь. — Дженн сделала глубокий вдох, и лицо ее приняло сосредоточенное выражение, хотя глаза все еще пылали гневом. — Теперь тебе остается только решить, кому ты предан. Так что делай выбор.

Роберт придвинулся к ней и с высоты своего роста посмотрел ей в глаза:

— А что, если я решу не оказывать помощи?

— Я предпочла бы, чтобы ты принял другое решение.

Роберт не выдержал и рассмеялся иначе он мог потерять над собой контроль и ударить ее.

— Тогда так мне и придется поступить. Разве могу я отказать в столь любезной просьбе? Жаль, конечно, что мне не было оставлено выбора. Ты теперь никогда не узнаешь, что я мог бы сказать.

Смущение и растерянность пробежали по лицу Дженн, как тени облаков в грозовую ночь.

— Почему ты так легко сдался? Ты же знаешь, что у меня нет власти над тобой.

— Тогда зачем ты мне угрожала? — Роберт наклонился к девушке и прошептал так тихо, чтобы никто, кроме нее, не мог его услышать: — Или это просто доставило тебе удовольствие?

Ответа ждать он не стал. Быстро повернувшись, он двинулся обратно к костру.

— Собирайте вещи. Чем быстрее мы доберемся до Данлорна, тем скорее согреемся. Мика, вы с отцом проводите графа Кандара к воротам. Он наденет мой плащ и поедет на моем коне. Если повезет, все решат, что это я вернулся. Я вместе с остальными двинусь другой дорогой.

Кандар с вызовом заслонил собой королеву:

— Я не покину ее величество. Пошлите кого-нибудь другого со своими людьми. Я остаюсь здесь.

— Джордж, — прошептала Розалинда, — прошу вас, делайте то, что он говорит. Он теперь наша единственная надежда.

— Простите, ваше величество, но я ему не доверяю.

— Ничего страшного, — махнул рукой Роберт. — Я сам себе не доверяю. Тем не менее…

— Мое решение твердо, — повторил Кандар.

Роберт сделал шаг к нему и решительно посмотрел в глаза.

— Вы сделаете именно то, что я сказал, — тихо и отчетливо выговаривая слова, бросил он.

Кандар долго не отводил взгляда; никто на поляне не пошевелился. Потом Кандар резко повернулся и кивнул:

— Хорошо. Я поеду. Но если…

— Не нужно угроз, — покачал головой Роберт. — В этом вас опередили. А теперь в путь, нужно спешить.

ГЛАВА 15

К тому времени, когда они добрались до ворот замка, руки Мики совсем окоченели, хотя вызвано это было скорее не ночным холодом, а тем, как стискивал он поводья. Никто не остановил всадников, никто не заметил, что человек, которого сопровождают отец и сын Маклины, не Роберт. Дэвид Маклин молча прошел следом за Кандаром и Микой через весь замок в кабинет Роберта.

Мика закрыл дверь, но не рискнул запереть ее. Было бы, конечно, много проще, если бы можно было позвать Патрика, чтобы тот наложил на дверь предупреждающее заклятие, но Мике не было известно, собирается ли Роберт посвящать Патрика во все это дело. К тому же что сказал бы Патрик, узнав не только о бегстве королевы, но и о присутствии Дженн?..

Войдя в комнату, Кандар сбросил плащ Роберта, словно это был вцепившийся ему в спину дьявол, и начал метаться, как дикий зверь в клетке. Дэвид Маклин спокойно ждал у окна, сцепив руки за спиной.

— Так что мы должны теперь предпринять? — резко спросил Кандар.

— Ждать, — ответил Мика, раздувая огонь в камине.

— Чего ждать?

— Возвращения хозяина.

Кандар перестал вышагивать по комнате.

— А что, если он не приведет с собой остальных?

— Приведет, — ответил ему от окна старший Маклин. Ответом ему была изумленная тишина. Маклин посмотрел через плечо на Кандара не на Мику. — Герцог вернется и приведет королеву. В целости и сохранности.

— Откуда вы знаете?

— У него не будет выбора, — ответил Дэвид, снова отворачиваясь к окну. — Об этом позаботится девушка.

* * *

Можно было предвидеть, какова будет его реакция… Гнев, нежелание выслушать, упрямая гордость и убеждение, что он прав, а все остальные ошибаются. Да как она посмела ввязаться в такое опасное предприятие? Разве не понятно, что она всего лишь глупый ребенок, не умеющий ничего сделать, как следует?

Дженн жгла взглядом спину ехавшего впереди Роберта. Ей едва удавалось хранить молчание. К тому же соблюдать тишину все равно было невозможно: дети плакали, раненый стонал, а Розалинда и Самах шепотом утешали их.

Как он мог? Как он мог унизить ее перед всеми, перед королевой? Она ведь справилась, разве не так? Она благополучно доставила беглецов в Данлорн, а он обращается с ней, как с деревенской дурочкой! Неразумный, бесчувственный упрямец!

— Сейчас начнется спуск, постарайтесь двигаться тихо, — раздался из темноты голос Роберта. Рука, которой он показывал дорогу, казалась лишь более черной тенью среди других теней. Путники начали спускаться по склону, но когда Дженн приблизилась к нему, Роберт остановил ее:

— Впереди их ждет кое-что неожиданное: они столкнутся с этим, но не поймут механизма.

— Зачем ты говоришь об этом мне? — бросила Дженн.

— По-моему, причина должна бы быть очевидна даже тебе: в лощине начинается тайный подземный ход, ведущий в Данлорн.

— Ну и что? — перебила его Дженн.

— Вход в туннель может быть открыт только с помощью колдовства.

— Так в чем трудность, Роберт? Ты лишился своей силы? Только не говори мне, что нуждаешься в моей слабой помощи. Ах, так проходит слава мирская!

— Перестань, — прорычал Роберт. — Или ты хочешь провести остаток жизни здесь, на открытом месте?

— Ну, такая участь может оказаться лучше, чем войти в замок вместе с тобой.

Роберт втянул воздух сквозь зубы.

— Чтобы открыть дверь, нужны усилия двоих. Я пользовался ею только вместе с Финлеем. Тебе придется занять его место. И еще постарайся не забывать, что ты дочь графа, а не хнычущая служанка из таверны в Шан-Моссе.

Роберт развернул коня и направился вниз по откосу. Кипя гневом, Дженн двинулась следом. Нога ее болела, когда приходилось упираться в стремя, но она закусила губу и промолчала. К тому времени, когда они добрались до дна лощины, ей даже удалось взять себя в руки. У нее еще будет случай сказать Роберту все, что она о нем думает.

Путь по туннелю был ужасным. Непроглядная тьма, покрытые слизью стены… А запах! По крайней мере, хоть лошадей оставили у входа: за ними можно послать позднее, перед рассветом. Роберт показывал дорогу, следом за ним шла Дженн, держа за руку Кенрика. Все это давно уже не было похоже на веселое приключение, которое обещала мальчику мать; Кенрик устал и продрог, что не улучшило его настроения. Принц все время резко останавливался, так что Дженн натыкалась на него в темноте. Один раз она даже упала; мальчик молча ждал, пока она поднимется, даже не подумав извиниться.

Казалось, они уже целую вечность пробираются по узкому проходу, спотыкаясь и шлепая по жидкой грязи; наконец они достигли поворота, и Роберт остановился и прислушался.

— В чем дело? — спросила Дженн.

— Ш-ш! По-моему, где-то течет вода. Слышишь?

— Откуда она течет?

— Там дальше есть еще один коридор. У нас могут возникнуть проблемы, если придется поспешно отступать. — Роберт свернул направо.

— Сколько лет этим туннелям? — не выдержала Дженн. Каждый звук здесь подхватывало эхо, так что он, отражаясь от стен, возвращался, обретя зловещие интонации.

— Понятия не имею. Я обнаружил их случайно.

— А почему дверь запирается… таким способом?

— Тихо! Мы сейчас проходим под стеной замка, и нас могут услышать из кухонь.

Дженн умолкла. Как раз в этот момент Кенрик поскользнулся и уже открыл рот, чтобы завопить… Принц он там или не принц, Дженн без стеснения зажала ему рот рукой. Мальчишка попытался укусить ее, но с такими уловками Дженн была знакома и быстро успокоила брыкающегося ребенка. Роберт тем временем остановился перед еще одной дверью.

— Дженн!

Девушка передала Кенрика под присмотр Самах и подошла к Роберту.

— Здесь тоже требуется колдовство? — прошептала она, опасаясь, что он снова ее оборвет.

— Нет, — насмешливо ответил Роберт. — Просто я подумал, что тебе стоит познакомиться с механизмом на случай будущей надобности. — Он схватил ее за руку и прижал ладонь Дженн к скользкому камню. — Не отпускай, пока я не скажу.

Выпустив руку Дженн, Роберт потянулся куда-то вверх так высоко, что даже колдовским зрением девушка ничего не смогла разглядеть. Она услышала щелчок, но не могла бы сказать, откуда он донесся. Потом Роберт толкнул дверь, и перед ними оказалась узкая винтовая лестница — слава богам, хоть и слабо, но освещенная.

— Проводи всех наверх, но не позволяй шуметь. Ничего не предпринимайте, пока я не приду.

Дженн начала подниматься по лестнице. Остальные шли за ней настолько измученные, что ни у кого уже не оставалось сил на разговоры. Лестница кончилась еще одной дверью. Дженн толкнула ее и оказалась в комнате без окон. Что это, темница?

Из-под двери справа пробивался слабый луч света. Дженн не рискнула подойти к ней, просто знаком позвала в комнату остальных. Скоро появились Роберт и Киган: они несли Хью, которого и опустили на пол у холодного камина.

— Не приближайтесь к той двери и соблюдайте тишину. Дженн, пойдем со мной, — распорядился Роберт.

Роберт положил руку на ручку двери жестом, который напомнил Дженн о той ночи, когда они вызволили Финлея. Роберт был тогда совсем другим… Что изменило его? Почему он стал так жесток?

Однако смысл его жеста был Дженн понятен: Роберт проверял, кто находится по другую сторону двери. Он кивнул, показывая, что опасности нет, повернул ручку и распахнул дверь. Дженн проскользнула следом за Робертом и застыла на месте, поняв, где находится.

— Кандар, вам лучше присоединиться к остальным, — без предисловий начал Роберт. — Мастер Маклин, спасибо за помощь. Если хотите, я пошлю Мику сообщить вам, когда удастся благополучно отправить путников дальше.

Маклин кивнул; казалось, он хочет что-то сказать… но, кинув на Мику свирепый взгляд, он просто повернулся к двери. Не дожидаясь, пока старик уйдет, Кандар проскользнул в потайную комнату. Роберт взглянул на Мику:

— Пора за дело. Возьми в помощь Деверина и Оуэна. Нужны одеяла, чистая одежда, вода, дрова. И конечно, еда, желательно горячая. Принесите всего понемногу, только чтобы хватило на эту ночь. И не шумите. Объясни остальным, что нужно сохранить все в тайне.

— Конечно, господин, — поклонился Мика. Направляясь к двери, он помедлил и улыбнулся Дженн.

— До чего же приятно видеть хоть кого-то, кто мне рад. — Дженн, хромая, подошла к камину и рухнула в кресло у огня.

Роберт закрыл дверь в деревянной обшивке стены; теперь совершенно не было заметно, что в этом месте имеется проход.

— Ты ранена?

— Нет, — покачала головой Дженн.

— Тогда почему ты хромаешь?

Дженн предпочла не отвечать: она прекрасно знала, что скажет Роберт, если узнает о ее падении. К несчастью, молчание девушки Роберт воспринял как признание вины.

— О чем ты только думаешь? — Он медленно подошел к ней, но Дженн отвела глаза. — Или ты видишь во всем только игру? Ты хоть представляешь, чего мне стоило тебя защитить? И что будет с твоим отцом, если он лишится тебя? А ты взяла и поклялась встать в Круг! Почему? Ради всех богов, почему после всего, что случилось?

Дженн, стиснув руки, смотрела на свои грязные пальцы. Ах, как нужна ей ванна, но только не похоже, что на нее можно рассчитывать в ближайшем будущем.

— Ну? Ответь мне, Дженн.

Роберт не повысил голоса, теперь его тон не был даже резким. Он и в самом деле хотел знать, хотел услышать ее ответ. Дженн подняла на него глаза. В лице Роберта не было гнева только недоумение. Эти глаза, зеленые, как лесная чаща, и такие же непроницаемые… Почему он стал таким? Почему не хочет просто поговорить с ней, как раньше? Даже находясь рядом, Дженн не могла коснуться его разума, он наглухо отгородился от нее. Девушка вздохнула:

— Я не хочу выслушать очередную лекцию, Роберт. Ты выбрал свой путь, но мной ты не управляешь.

Медленно, словно с трудом, Роберт покачал головой. Глаза его потемнели от тревоги.

— Ты не представляешь себе, во что вмешиваешься. Нет, это уж чересчур! Ведь есть люди, готовые по одному ее слову кинуться в ад, а этот… этот отступник говорит, что она не знает азбучных истин! Дженн вскочила на ноги и мимо Роберта рванулась к потайной двери.

— Думаю, я знаю, что делаю, — а если нет, то виноват в этом только ты, Роберт. В конце концов, ты так ничего мне и не объяснил. И делать этого не собираешься, верно? Ах, это слишком опасно! Так позволь тебе сказать: я не нуждаюсь в твоей защите. Я могу сама позаботиться о себе. Мне это удавалось до сих пор, удастся и впредь. Отныне можешь держать свое мнение при себе! — Дженн протянула руку к двери, и, к ее удивлению, створка послушно отворилась.

Дженн резко обернулась, готовая обвинить Роберта в неосторожности, но в этот момент в кабинет вошла пожилая дама.

— Роберт, я… — Голос ее оборвался, когда она увидела Дженн. Глаза женщины широко раскрылись, она застыла на месте.

Роберт вздохнул и жестом предложил Дженн пройти в потайную комнату. Однако она этого не сделала. В стоящей перед ней женщине было что-то удивительно привлекательное, что-то, полностью завладевшее вниманием девушки.

— Что ж, Роберт, — резко заговорила дама, — я была терпелива, но мне кажется, тебе пора объяснить мне, что происходит.

— Тебе это не понравится, — пробормотал Роберт.

— Это не имеет значения. Ложь не нравится мне гораздо больше.

Роберт поднял голову, словно моля богов послать ему терпение.

— Хорошо, матушка, я все тебе расскажу, но не сейчас. В настоящий момент мне нужна твоя помощь. Эти люди нуждаются в нас. Как только они получат все необходимое, я честно отвечу на твои вопросы.

— А эта девушка?

Роберт повернулся к Дженн. Он выглядел таким несчастным, что она почти простила его. Почти…

— Матушка, позволь представить тебе леди Дженнифер Росс. Дженн, это моя мать, леди Маргарет.

Маргарет сделала несколько шагов вперед; ее острый взгляд заметил грязь и дыры на платье Дженн. В Роберте было мало сходства с этой величественной дамой, за исключением, может быть, грации движений. Ситуация была ужасной, Дженн чувствовала себя именно такой идиоткой, какой считал ее Роберт. Однако через несколько мгновений Маргарет тепло ей улыбнулась, но на сына бросила суровый взгляд:

— Я пойду помогу Мике, дорогой. И заодно потороплю его мне не терпится услышать все объяснения.

Было уже изрядно за полночь, когда беглецов, наконец, устроили и они уснули в наспех сооруженных в потайной комнате постелях. Роберт стоял в двери, глядя, как Маргарет переходит от одного к другому, проверяя, все ли в порядке. Дженн давно уже спала, и Роберт мог немного расслабиться постоянное раздражение, вызванное ее присутствием, покинуло его. Теперь можно было не вразумлять ее и не выслушивать, как она огрызается. Как будто бед не хватает и без того!

Маргарет погасила все свечи, кроме одной, и подбросила дров в камин; потом она присоединилась к сыну. Роберт посторонился, пропуская мать в свой кабинет, и закрыл дверь в обивке стены. Здесь было теплее, и Мика принес поднос с долгожданным ужином. Освободив для него место на заваленном книгами столе, слуга налил подогретого вина госпоже Маргарет и Роберту, потом, ни слова не говоря, вышел. Для него день тоже выдался нелегким.

Маргарет с кубком в руках отошла к окну. Тучи разошлись, вокруг луны сиял туманный нимб. Роберт накинулся на еду, но предстоящий разговор быстро лишил его аппетита.

— Хью спокойно проспит до утра, — начала Маргарет, дуя на горячее вино, — но я все равно проведаю его через несколько часов. Отвар, который я дала девочке, помог ей уснуть, так что она проснется не раньше полудня.

— Скоро ли они смогут снова двинуться в путь?

— Я не целительница, но в такую погоду не советовала бы им покидать замок раньше чем через три дня. Девочка совсем больна, а Хью, хоть он и молод и силен, нуждается в покое, пока его раны не затянутся. Трудно будет скрыть их присутствие от слуг, но, я думаю, мы справимся. — Маргарет пригубила вино, продолжая смотреть в окно. — Эта девушка, Дженнифер Росс… Ведь это ее ты нашел в Шан-Моссе? Дочь старого Якоба…

— Да.

— Она красива. Но как она оказалась замешанной во всем этом?

— Это долгая история.

— Не сомневаюсь. — Маргарет повернулась лицом к Роберту и ждала, грея руки о кубок.

В лунном свете она выглядела настоящей красавицей, серебряные пряди волос блестели, кожа казалась нежной и прозрачной. Однако темные глаза смотрели настороженно. Мать больше не доверяла Роберту; она даже не была уверена, что он скажет ей правду, хоть и обещал.

Роберт поставил свой кубок на стол, отошел к камину и встал там, сплетя пальцы. Разговор обещал быть нелегким.

— Что ты хотела бы знать?

— Где Финлей?

Великолепно! Надо же ей начать с вопроса, на который он не может ответить! Роберт со вздохом покачал головой:

— Прости, матушка, но дать тебе прямой ответ я не могу, по крайней мере, пока. Сначала я должен тебе многое объяснить. Но то, что я говорил тебе раньше, правда: Финлей в безопасности у друзей.

— И ты ничего больше не можешь сказать мне, чтобы не подвергнуть опасности этих друзей?

— Я оберегаю в первую очередь тебя… и Финлея.

— Конечно. — Напряжение, написанное на лице Маргарет, не уменьшилось. Она снова повернулась к окну, словно испытывая страх перед сыном, перед тем, что еще он может ей сказать. Ей хотелось узнать правду, но вдруг Роберт признается, что запутался так же, как и она сама? Даже теперь, когда он так уверен в своих действиях, он явно все время задает себе вопросы. Не грозит ли ему опасность совершить самую большую в жизни ошибку?

— Матушка, — тихо, но твердо сказал Роберт, — я колдун.

Маргарет вздрогнула так сильно, что пролила вино. Опустив голову, она прерывисто вздохнула. Роберт не смел шевельнуться. Порыв ветра затряс ставни, через щели в комнату ворвался холодный сквозняк.

— Я боялась, что ты мне не признаешься. — Голос Маргарет превратился в шепот, такой же холодный, как ночной воздух. Когда она подняла голову, на щеках ее блестели слезы.

— Ты знала?

— Я не была уверена, — покачала головой Маргарет. — Все эти слухи насчет Финлея, твои секреты… да и многое еще за эти годы… Думаю, что я догадывалась, но не хотела себе признаться. Должно быть… должно быть, поэтому я так хотела остаться в монастыре Святой Хилари.

— Матушка! — воскликнул Роберт, одновременно шокированный и опечаленный.

— После того как здесь побывали гильдийцы, все изменилось. Я наблюдала за Деверином и Оуэном они явно знали, что происходит. И они не были смущены. Я гадала, как подобные люди могут быть тебе преданы, если ты замешан в чем-то ужасном.

— Но так оно и есть.

— А теперь беглецы… Роберт, какое отношение в колдовству имеет королева?

— Напрямую никакого. Но только колдовство помогло ей оставаться на свободе так долго. — Роберт пересек комнату и встал рядом с матерью. Он осторожно стер слезы с ее лица. — Мне очень жаль, матушка.

Маргарет пристально смотрела на него темными глазами, в которых лунный свет рождал сапфировые отблески. Роберт знал, что она впервые думает о нем и о колдовстве как о едином целом. Так раньше на него уже смотрели другие. Предсказать реакцию невозможно… А ведь он лгал ей так много лет! Сумеет ли она его простить?

— Давно ли? — Казалось, слова вырываются у нее помимо воли. — Давно ли ты стал колдуном?

— С рождения, — мягко ответил Роберт. — Я узнал об этом вскоре после того, как мне исполнилось девять. Я понимаю, как тебе тяжело, матушка…

— Ох, Роберт… — Маргарет поставила кубок и снова отвернулась к окну. — Конечно, мне тяжело. Мой собственный сын…

— Оба твои сына.

Эти слова заставили Маргарет задрожать.

— Оба! Оба мои сына осквернены злом, какого я и представить себе не могу! Не хочешь ли ты сказать, что церковь ошибается, а ты прав?

Роберт взял ее за руки и повернул к себе, стараясь заставить поверить себе пламенностью своего убеждения.

— В колдовстве нет скверны, матушка, и никогда не было. Это просто оружие, которое злые и жестокие могут употребить себе на пользу. Однако оно может быть использовано и во благо. Я именно так всегда и поступал. Ты верила в меня так долго, умоляю тебя, не отворачивайся от меня теперь. Пожалуйста, поверь мне! В колдовстве нет скверны.

— Нет скверны? Откуда ты можешь знать? Ты не можешь судить оно внутри тебя. — Ее глаза с сомнением впились в его лицо. — Но… я ведь никогда не считала тебя греховным до того, как узнала… Я никогда не замечала, чтобы ты действовал дурно. Так как можешь ты быть отмечен скверной? — Маргарет покачала головой, не в силах ответить на собственный вопрос. — И неужели тебе так трудно было сказать мне правду?

— Я боялся, что ты меня возненавидишь. Я не хотел причинять тебе боль.

— Ох, Роберт! Ты мой сын. Как могу я тебя возненавидеть? — На лице Маргарет появилась нежная улыбка, которую Роберт так любил. — Жизнь нам всем причиняет боль. Тебе нет нужды быть единственным сильным из нас всех.

Роберт вздохнул и прижал ее к себе, одновременно наложив Печать. Волосы Маргарет пахли розами; Роберту этот запах напомнил сад, в котором он играл ребенком.

— Финлей не вернется домой, да?

— Сейчас ему никак нельзя. Будет чудом, если Гильдия не устроит охоты на колдунов. Ты же знаешь, каков их священный долг.

Медленно кивнув, Маргарет коснулась щеки Роберта.

— Мои сыновья, оба колдуны. Как такое может быть? Прости меня, Роберт, но ты должен понять… Мне, чтобы привыкнуть к этой мысли, нужно время и много молитв.

Роберт поцеловал руку матери:

— Я знаю. А теперь тебе нужно отдохнуть. Завтра будет трудный день.

— А ты? Ты сейчас ляжешь спать?

— Нет, я посторожу здесь, подремлю у огня. Маргарет улыбнулась ему и открыла дверь.

— Знаешь, ты не сможешь никому рассказать, матушка…

— Кому я могла бы рассказать?

— Своему исповеднику.

Маргарет лукаво улыбнулась:

— Понятно. Что ж… Доброй ночи, Роберт.

— Доброй ночи, матушка.

Дверь бесшумно закрылась за Маргарет. Роберт придвинул к огню два кресла, в одно уселся, на другое положил ноги и собрался задремать, хоть сидеть ему было неудобно и холодно.

Одна женщина, уверенная в возможности невозможного. Другая невозможное осуществляющая. Третья, способная на все, что только придет ей в голову. И все под одной крышей.

Что за кошмар!

Часовых этой ночью что-то тревожило. Каждый шорох, каждое шевеление вызывали подозрение. Мика слышал, как они перешептываются, проходя по стене под его окнами. Может быть, они что-то подозревают? Или Деверин предупредил их насчет патрулей, мимо замка уже проскакало не менее трех… Теперь лишь вопрос времени, когда один из них потребует допуска в Данлорн.

Мика отошел от окна и уселся на постели, прислонившись спиной к стене. Уснуть он не мог. Сегодня отец заговорил с ним по необходимости, но все-таки заговорил. И еще старик впервые встретился с Робертом.

Да только все равно ничего не изменилось. Ничто в мире не заставит отца принять его обратно в свою семью; если бы не Дженн, даже того, что произошло, не случилось бы.

И все же разница была! Отец явился в замок, заговорил с Микой, значит, необходимость могла его к этому принудить! Значит, не все пути к сердцу отца отрезаны. Примирение возможно!

Мика зевнул, вытянулся на постели и накрылся одеялом. Тонкий лучик лунного света лег поперек кровати. Согретый одеялом и приятными мыслями, Мика, наконец, уснул.

Когда Дженн проснулась, комнату без окон озарял лишь неровный отблеск углей в камине. Несколько минут девушка неподвижно лежала, прислушиваясь к дыханию спящих вокруг нее. Бесконечно усталые, измученные болезнями и страхом, эти люди спокойно спали в первый раз за две недели.

Дженн откинула одеяло, встала и натянула чистое платье, приготовленное для нее Маргарет. Одежда была ей впору, хотя оказалась чуть длинновата. Дженн бесшумно приблизилась к камину и осторожно положила на угли новые поленья. Как только огонь разгорелся, она повернулась к потайной двери и слегка приоткрыла ее.

Кабинет оказался пустым. В окна лился лунный свет, в камине тлел огонь. Затаив дыхание, Дженн на цыпочках проскользнула в дверь и закрыла ее за собой. Так вот какова рабочая комната Роберта! Где могут быть его книги? Должно быть, убраны куда-то на время, пока в замке посторонние. Но куда он мог их спрятать? В сундук под окном?

Неслышно передвигаясь босиком по толстому ковру, Дженн подошла к сундуку, но что-то заставило ее замереть на месте. Какое-то чуть заметное движение привлекло ее внимание. Роберт! Спит в кресле у камина…

Стараясь не произвести ни малейшего звука, Дженн подошла к креслу и опустилась рядом с ним на пол. Сейчас лицо Роберта не казалось суровым. Темная прядь упала на глаза, но Дженн не отважилась ее отвести. Она просто сидела рядом и смотрела на Роберта.

Дженн впервые видела его лицо безмятежным. Что же за жизнь он ведет, если заботы покидают его только во сне?

Сейчас, когда Дженн смотрела на него с такого близкого расстояния, перед ней был совсем другой человек, непохожий на того, кто спас ее от гильдийцев ненастной ночью в Шан-Моссе. Тогда он был внушающим трепет воином, привыкшим командовать и вполне довольным и собой, и всем миром. По крайней мере, таким он казался. Однако даже тогда Дженн чувствовала за этой внешностью что-то еще. То, на что он намекал, но так и не произнес вслух… Теперь же все стало много хуже. Теперь он вовсе не желал с ней разговаривать. А Дженн так многое нужно было у него спросить, так многое обсудить! Были вещи, которые понял бы только он. Все остальные могли только полагаться на ее слово. Роберт же… Он спорил с ней, ловил на противоречиях, заставлял думать. Всего, чего она достигла, она достигла благодаря ему, а теперь, когда она так нуждается в нем, он полностью отгородился, полностью изгнал ее из своей жизни.

И все же ответственность за то, чем стала Дженн, целиком лежит на Роберте. Он спас ей жизнь, обнаружил ее колдовскую силу, вернул к отцу, которого она никогда не знала. Ее жизнь до этого казалась Дженн теперь лишь смутным сном, историей, которую ей кто-то рассказал, историей вроде тех, что она когда-то так любила собирать. Да случилось ли все это на самом деле? Если бы он тогда не встретился ей в лесу, была бы она теперь бродячей сказительницей, повествующей случайным слушателям о приключениях графа Данлорна, вместо того чтобы хранить его секреты?

Если бы он только поговорил с ней, улыбнулся, засмеялся… Ведь она может ему помочь, в этом Дженн не сомневалась. Однако Роберт ее помощи не хочет. Он просто желает, чтобы его оставили в покое, чтобы ему не приходилось постоянно натыкаться на это назойливое напоминание…

Дженн вздохнула и переменила позу. Хотя ее движение было легким, его оказалось достаточно, чтобы разбудить Роберта. Его глаза открылись и сразу уставились на Дженн, хоть он и не пошевелился.

Сердце Дженн бешено заколотилось. Сейчас он снова начнет ее отчитывать, заставит ее почувствовать себя идиоткой. Но… но на этот раз в его глазах не было раздражения. Дженн показалось, что она падает в бездонную зелень его глаз. Роберт ничего не сказал. Он просто смотрел на Дженн, словно впервые ее увидел.

Дженн судорожно сглотнула, заставляя себя заговорить. Нужно сказать что-нибудь безразлично, что именно. Молча выносить этот пригвоздивший ее к месту взгляд было слишком трудно.

— Я как раз думала, — прошептала она, — о тех историях, которые я раньше рассказывала про графа Данлорна. Мне больше всего нравился рассказ о битве на садланийской границе. Твой отряд в узкой долине окружили превосходящие силы врага. Воины отступали и уже были готовы обратиться в бегство, когда ты повернул коня и повел их в атаку. Воодушевленные твоей отвагой, они кинулись в бой. Враг был разбит, а ты превратился в героя.

— Это было случайностью, — рассеянно пробормотал Роберт, все еще не отводя глаз от Дженн. — Просто конь понес, а я не смог его остановить.

— Это не важно. — Сердце Дженн все еще продолжало колотиться. — Да я тебе и не верю.

— Почему? — В голосе Роберта прозвучала грустная насмешка над собой. — Потому что это именно такая глупость, которой от меня и следовало ожидать?

Дженн хотела улыбнуться, но мускулы не слушались ее. Что это на нее нашло?

— Ты выиграл битву, разбил садланийцев на их собственной земле. Только это и имеет значение. Все же остальное…

— Соответствует действительности. — Роберт медленно протянул руку и коснулся щеки Дженн. Прикосновение было легким, как дуновение летнего ветерка. Дженн замерла, внезапно охваченная ужасом. Словно почувствовав ее страх, Роберт наклонился вперед и сжал ее лицо в ладонях.

— Почему ты оказалась здесь?

— Я… — выдохнула Дженн, и Роберт поспешно выпустил ее и поднялся с кресла.

— Тебе не следовало тут появляться, и ты это знаешь. Вовсе не было необходимости помогать Розалинде лично. Твои воины достаточно умелые. Тебе не следовало рисковать жизнью даже ради помощи королеве.

— Ты на моем месте сделал бы то же самое. — Дженн втянула в себя воздух, ее страх неожиданно превратился в гнев. Девушка поднялась на ноги. — Да ты и сделал не меньше.

— Но я солдат, Дженн. Ты же, как предполагается, леди. — Роберт отвернулся к камину и, опустив голову, стал греть руки у огня. — Ты уедешь отсюда завтра, как только стемнеет. Мика проводит тебя домой.

— А что насчет королевы?

— Я отправлю ее за пределы Люсары. Я ведь обещал помочь ей, не так ли? В конце концов, выбора ты мне не оставила.

Резкий ответ уже вертелся у Дженн на языке, но она сдержалась. Так вот в чем дело? Поэтому он и ведет себя так жестоко?

— Прости меня, Роберт.

Его глаза блеснули в лунном свете.

— Простить? За что? За то, что ты вынудила меня нарушить клятву, данную королю? Ох, об этом можешь не беспокоиться. В конце концов, из-за этой клятвы я позволил умереть своему дяде, позволил Селару растерзать мою страну. Так что ты не сделала ничего такого, из-за чего следовало бы тревожиться.

Роберт отошел от камина, взял со стола кувшин с вином, наполнил кубок и осушил его одним глотком.

— Я хочу, чтобы завтра к вечеру тебя не было в Данлорне. Ты меня слышишь?

Дженн ничего не ответила. Какой-то голос в глубине души говорил ей, что следовало бы рассердиться, но она не прислушалась. Вместо этого Дженн широко раскрыла глаза, взглянула на Роберта колдовским зрением и увидела то, что однажды уже видела в Элайте. Да, тварь была на месте и все так же грызла Роберта. Только теперь она стала гораздо больше, гораздо сильнее и злее. Сгусток тьмы, полный скверны и пожирающий Роберта изнутри. Неужели он все еще ее не видит? Не осознает, что с ним происходит?

Дженн сглотнула и тихо заговорила, стараясь не раздражать Роберта:

— Что произошло в Марсэе? Нашел ты Айн?

— Айн мертва. Я не смог ее спасти. — Слова падали в тишине комнаты, как камни, отдаваясь эхом от резных панелей.

— Мне очень жаль.

Роберт поднял на Дженн глаза:

— Мне тоже. Я ее убил. Она попросила меня об Избавлении, и я не мог отказать.

Дженн подошла к столу и встала рядом с Робертом.

— Мне действительно жаль. Я знаю, что она для тебя значила.

— Ее кое-кто стерег. Еще один из тех, кто был похищен одновременно с тобой.

— Кто?

— Кейт Кемпбелл. — В тихом голосе Роберта прозвучала горечь, только теперь она была вызвана не Дженн, а им самим.

— Где он теперь?

— На небесах, надеюсь. Его я тоже убил. Удачный получился денек.

— Ох, Роберт, пожалуйста, не надо! — Дженн коснулась его руки, но Роберт отстранился.

— Если подумать, то я мог бы спасти десятка два жизней, если бы не вернулся в Люсару. Забавно, правда? Так многие видят во мне надежду страны. Действительность говорит о том, что они просто слепы.

— Прекрати! — Дженн снова взяла его за руку, на этот раз более решительно. Роберт мог высвободиться, но не сделал этого. Когда через мгновение он заговорил снова, в его голосе не было горечи. Его словно окутало спокойствие такое же затишье, какое бывает в оке урагана. Дженн почувствовала дурноту.

— Разве ты не замечаешь закономерности? Все эти похищения… Ты, Кейт Кемпбелл, племянник МакГлашена. У Кейта тоже была колдовская сила. Все похищенные дети из знатных родов, наделенные силой; похоже, в них было что-то особенное, что-то, что их выделяло. И в похищениях была замешана Валена. Айн говорила о демоне, который захватил ее и мучил. И то несущее зло присутствие, которое ты ощутила весной. Демон. Айн сказала, что я его враг, Дженн. А чем оказываешься ты? Его союзницей? Почему он просто оставил тебя в Шан-Моссе? Он должен был знать о твоих способностях, как знал обо всех вас. Я думаю, что поэтому вы и были похищены. А тебя он искал специально, наверное, знал, что ты станешь его союзницей.

— Тогда, — задыхаясь, прошептала Дженн, — он знал бы и о том, что ты его враг. Только… ты старше меня, старше всех, кто был похищен, так что…

— Он или не мог захватить меня, потому что я был старше, или не ожидал, что я окажусь… мною. Может быть, он похитил остальных мальчиков, надеясь, что среди них окажется его враг? Как же тогда он должен быть разочарован! А мы оказываемся в очень интересной позиции, не так ли? Он знает о пророчестве. Он знает, кто ты и чем ты являешься, но ничего не предпринял в отношении тебя пока. С другой стороны, он должен знать, что я существую, — кто иначе мог вырвать Айн из его когтей? — и все же ему неизвестно, кто я такой. А теперь ты еще и пообещала встать в Круг… Как бы то ни было, все оказывается именно так, как сказал Ключ. Ты Союзнца, я Враг. Мы противники. Тебе не кажется это забавным?

— Да, чрезвычайно! — бросила Дженн и вырвала руку. — И что же ты собираешься делать?

— Ничего. Разве от меня что-то требуется? В конце концов, я ничего не предпринимал весь последний год, а события происходили все равно. Если я нужен демону, он может найти меня сам. А в остальном? Мне теперь все равно.

Дженн стояла на прежнем месте; взгляд Роберта больше не завораживал ее. Ей хотелось снова коснуться его, попытаться смягчить эту глубоко укоренившуюся боль — но ведь он никогда ей ничего подобного не позволит, это она прочла в его взгляде. Роберт влек к себе девушку и одновременно отталкивал. Упрямство до конца…

Дженн мягко сказала:

— Ты не мог не помочь Розалинде. Клятва на верность королю это и клятва королеве и наследнику. Ты поклялся защищать их всех. То, что тебе придется защищать одних от других, ничего не меняет. Ты поступил бы точно так же, если бы меня здесь не было.

— Да, — кивнул Роберт.

— Тогда почему я вызываю такой твой гнев?

— Гнев? — Роберт коротко и невесело рассмеялся и снова налил себе вина. — О, я вовсе не гневаюсь, Дженн. Поверь, в гневе я выгляжу совсем не так.

— Но чего ты боишься? — Вопрос вырвался у Дженн невольно, и она тут же пожалела о сказанном.

Когда Роберт снова взглянул на девушку, на его лице были написаны горечь и отвращение к себе; черты его так исказились, что Дженн снова захотелось утешить его. Но потом Роберт улыбнулся отвратительной злобной улыбкой.

— Чего, черт возьми, я, по твоему мнению, могу бояться, ты, дура?

Дженн отступила на шаг, дрожа как лист. Разговаривать с ним бесполезно. Он не хочет видеть ее здесь. Она заноза в его плоти, она вовлекает его в события, от которых он предпочел бы остаться в стороне. Теперь, даже невозможно поделиться с ним догадкой о том, что Узы это способность к мысленной речи на расстоянии. Он и слушать не станет. Он захлопнул дверь перед ее носом и никогда ее не откроет.

— Мне жаль, Роберт, — пробормотала Дженн, продолжая пятиться и с трудом сдерживая слезы. Нет, такого удовольствия она ему не доставит! — Мне действительно жаль жаль, что я повстречала тебя в Шан-Моссе, что я оказалась колдуньей, что причинила тебе так много беспокойства. Мне жаль, что я явилась сюда и все тебе испортила. Мне… мне жаль!

С этими словами Дженн кинулась к потайной двери. Роберт окликнул ее, но девушка не остановилась. Ничего больше слышать она не желала. Дженн упала на свою постель, зажмурилась и сделала несколько судорожных вдохов. Нет, дать себе волю она не могла. Еще столько предстоит сделать… Позже да, она выплачется, но это будет позже, много позже. А сейчас нужно уснуть. Забыть Роберта и уснуть.

* * *

Почему он пытался остановить ее, после того как потратил целый час, чтобы наверняка избавиться?

Когда дверь захлопнулась за Дженн, Роберт опустил голову и глубоко вздохнул. Ничего хорошего разговор ему не принес. Нож все еще оставался в ране и только вонзился глубже, когда Роберт увидел выражение лица убегающей девушки. Рана была не менее болезненна, чем та, которую он сам нанес Дженн.

Роберт отошел от стола и открыл сундук у окна. Перед ним лежал все еще завернутый в ткань руками Дженн серебряный стержень, который он нашел в пещере. Роберт вынул его, развернул ткань и поднес стержень к свету.

Со вздохом, вернув его в сундук, Роберт вытащил две карты и развернул их на столе. Одним взмахом руки он зажег еще три свечи и в их свете принялся рассматривать карты.

Работа. Вот единственное лекарство, единственное спасение. Нужно продолжать работать. Итак, сейчас перед ним одна задача: как легче всего спрятать королеву?

ГЛАВА 16

К тому времени, когда Нэш в сопровождении Форбеса добрался до ставки короля, лагерь был уже полностью оборудован. Дюжина шатров окружала один самый большой; в темноту уходили ряды лагерных костров, и в их неровном свете были видны солдаты, занятые едой или приготовлениями к ночлегу. Дым облаком стоял над лагерем; раздавались команды офицеров, ругань, смех. Нэш разглядел значки, по крайней мере, двух десятков владетельных лордов, не говоря уже о большом отряде гильдийцев.

Охота на колдунов? Для этого Селар призвал его обратно? Значит, все уже началось?

Форбес по дороге сказал, что произошли некоторые события, но отказался сообщить подробности. Сейчас, спешившись перед одним из шатров, Нэш не мог не заметить, с какой опаской смотрят на него придворные и какая тяжелая тишина повисла при его появлении.

— Вам приказано ждать внутри, советник. — Форбес откинул полотнище у входа и жестом предложил Нэшу войти. Тот оказался в шатре, служившем, по-видимому, приемной; никакой мебели тут не было, лишь посередине заляпанного грязью ковра чадила жаровня. Никого больше в помещении не оказалось.

Все было совсем не так, как ожидал Нэш. А если Селар приказал привезти его, только чтобы арестовать за колдовство, то почему его до сих пор не заковали в цепи?

Что ж, раз надо ждать, пока все прояснится, значит, он будет ждать.

Северный ветер хлопал полотнищем шатра все громче. Давно наступила ночь. Нэш мог слышать только далекие голоса и изредка топот стражи, обходившей лагерь. Наконец, как раз когда в полночь сменились часовые, снова появился Форбес. Повинуясь его повелительному жесту, Нэш последовал за ним к другому, большему шатру. Слуга открыл перед ним дверь, но сам остался снаружи.

Селар ждал Нэша.

Он развалился в высоком кресле, похожем на трон. На короле была парадная одежда, мантия спадала с его плеч и лежала на полу синим озером. Светловолосую голову охватывал золотой обруч короны, в руке Селар держал усыпанный драгоценными камнями кубок. В сиянии свечи кровавыми огнями вспыхивал рубин перстня на большом пальце правой руки. Казалось, король готов к торжественному приему чужеземного посла.

Но даже вся эта роскошь не могла скрыть от Нэша темные круги под глазами, посиневшие губы и болезненную бледность Селара. Он был нездоров, но его мучила болезнь духа, а не тела. Селар все еще обладал абсолютной властью, но лишился воли, необходимой для ее применения. Перемена была такой неуловимой, что окружающим понадобились бы недели, а то и месяцы, чтобы ее заметить. Селар подошел близко очень близко к краю пропасти.

Не беспокоясь о соблюдении этикета, Нэш просто поклонился и, опустив голову, стал ждать.

Селар наверняка намеренно так долго томил его в пустом шатре, чтобы заставить почувствовать всю неопределенность будущего.

— Мне следовало казнить вас.

Слова прозвучали тихо, но отчетливо. Может быть, Селар и подошел к краю пропасти, но ум его работал все так же ясно.

Нэш выпрямился и скрестил руки на груди.

— Зачем? — Губы Селара еле двигались. — Зачем вы признались мне?

— Чтобы лучше служить вам, сир.

Селар взмахнул рукой, и содержимое кубка выплеснулось на ковер.

— Меня вы этим не купите, Нэш, — прошипел он. — Мне нужна, правда, будьте вы прокляты, правда, иначе я прикажу вас казнить. Стража ждет за дверью. Одно мое слово и ваша голова слетит с плеч прежде, чем вы успеете произнести любое свое мерзкое заклинание!

Нэш не пошевелился, не посмел. Положение было таково, что Селар вполне мог с успехом осуществить свою угрозу.

— Что мне сказать?

— Зачем вы мне признались? Чего хотели от меня? — Селар повысил голос, но в его глазах Нэш прочел старательно скрываемый страх.

— Сир, — твердо произнес Нэш, — я уже сказал вам правду. Однако вы не хотите слышать ее, и поэтому я умолкаю.

— Правду? — бросил Селар. — Вы действительно думаете, что я поверю, будто вы открыли мне секрет, который хранили всю жизнь, чтобы лучше мне служить? Я не дурак, Нэш. Не обращайтесь со мной как с глупцом.

— Если бы я считал вас глупцом, сир, я не стремился бы так служить вам. — Нэш постарался, чтобы в голосе его не было дрожи, а дыхание не ускорилось, и продолжал смотреть в лицо Селару. Нужно казаться искренним, покорным, услужливым…

Селар долго смотрел на него, потом медленно поднялся на ноги. Нэш разглядывал его профиль, пока король наливал себе вина и жадными глотками пил. Что последует теперь, когда первая вспышка гнева миновала?

— Так вы хотите мне служить?

— Да, сир.

— Так же, как служили раньше?

— Да, сир.

— И только?

— Это все, на что я способен, сир. Селар хрипло рассмеялся:

— Ах, до чего же вы смиренны! Но не думайте, что меня так легко одурачить. Я не удержался бы на троне, если бы позволял людям, подобным вам, водить меня за нос. Разве вы признались мне не из-за того, что не хотите позволить людям Вогна схватить всех ваших дружков? Вы рассчитываете привлечь меня на свою сторону, чтобы защитить ваших сообщников-колдунов. Ведь все дело в этом, не так ли?

Нет, Селар далеко не глуп.

— Сир, мое желание ограничить рвение Вогна касается только тех, кто был бы обвинен напрасно. Насколько мне известно, в Люсаре нет других колдунов.

— Это, — бросил Селар, — наглая ложь! С чего это вы вдруг стали так заботиться о людях! Колдуны существуют. История в Килфедире доказывает это.

— Но Осберт клянется, что все это чепуха.

— Вы могли уговорить его так сказать в обмен на какую-то услугу.

— Сир, Осберт, как вы, несомненно, знаете, очень предан долгу. Его долг, как и долг любого гильдийца, священный долг избавить страну от колдунов. Гильдия занимается этим со времен битвы при Алузии.

На лице Селара заиграла лицемерная улыбка.

— Тогда что делаете в рядах Гильдии вы, колдун, признавшийся в своем грехе?

— Где еще я смог бы лучше служить своему королю, сир? Селар расхохотался, осушил кубок и снова его наполнил.

Потом он пересек шатер и остановился перед Нэшем.

— Ваши ответы заготовлены заранее, ведь верно? Вы знали, что такой вопрос я вам задам, как и все остальные. Я дал вам достаточно времени, чтобы все обдумать. И мой гнев оставляет вас таким спокойным… Любой другой человек в стране трясся бы от ужаса, но только не вы. В чем причина? В вашей колдовской силе? Или вы просто так высокомерны, что не считаете нужным бояться?

Нэш сделал глубокий вдох. События развивались не так уж благоприятно.

— Сир, я знаю, что мое признание было для вас ужасным потрясением, но клянусь вам: я сказал правду. Мое единственное желание служить вам всеми силами.

Селар поднял брови.

— Так вы твердите. Однако мне интересно: как далеко вы готовы зайти в своем служении? Будете ли вы служить мне в любом деле, невзирая на последствия?

— Если только в этом не будет угрозы вам лично, сир.

— Даже если то, чего я потребую, пойдет вразрез с вашей присягой Гильдии?

Ах, вот она, ловушка! Селар тоже имел время подготовиться к этому разговору. Если Нэш ответит «да», Селар скажет, что не может доверять клятвопреступнику. Если ответит «нет», тем более Селар не станет ему доверять. В любом случае Нэш проигрывает.

Он должен рискнуть. У него есть единственный шанс, от которого все зависит. Нэш опустился на колени и протянул к Селару руки:

— Сир, умоляю вас, поверьте мне. Я происхожу из бедной, незнатной семьи. Я стремился служить моему королю, и вступление в Гильдию давало мне лучшую возможность для этого. Моя присяга Гильдии всегда была, по сути, присягой вам. Я изучал историю и знаю, что когда-то, в дни старой Империи, волшебники были опорой могучим владыкам. Я ничего другого не хотел, кроме как служить вам таким же образом. Так было вначале. За последний же год я начал любить вас как друга и гордиться той дружбой, которой вы меня удостоили. Я ваш слуга и всегда им останусь, я готов служить вам во всем, чего вам будет угодно пожелать.

Селар ничего не ответил. Нэш не выдержал и поднял глаза, чтобы увидеть, какое впечатление произвели его слова. Лицо Селара было непроницаемым. Король долго молчал, потом поставил кубок и сделал шаг вперед.

— Мою дружбу нельзя купить так дешево. Вся ваша жизнь была полна лжи, в которую вы заставили меня поверить. Я не могу так легко вернуть вам свое доверие. Я позволю вам занять прежнее положение, но свою верность мне вам придется доказать. У меня есть для вас поручение, которое не должно быть затруднительным для человека с такими уникальными талантами. Если вы потерпите неудачу, вы умрете. Таково мое решение.

Нэш с трудом сдержал улыбку. Ирония ситуации, по-видимому, совершенно ускользнула от Селара. Нэш был изгнан потому, что оказался колдуном, и по той же причине призван обратно.

— Скажите мне, что я должен сделать, сир.

— Королева бежала, захватив с собой моего сына. Ни ее, ни тех предателей, которые ей помогают, мои люди выследить не смогли. Я хочу, чтобы вы их обнаружили и вернули мне сына живым.

Нэш невольно широко раскрыл глаза. Селар насмешливо поднял брови:

— Да, колдун, я хочу, чтобы вы при помощи своей силы вернули мне моего наследника. Мне нет дела до того, что вы сделаете с той шлюхой, на которой я женат. Мне нет дела до того, какие средства вы примените. Мне даже безразлично, сколько своих друзей вы привлечете к этому делу. Я просто хочу вернуть сына. Беретесь ли вы выполнить мое поручение, колдун?

Нэш почувствовал, что несколько мгновений не дышал. Селар требовал невозможного и знал это. Но раз другого пути нет…

— Да, сир, я берусь. Но вы должны будете отозвать гончих Вогна.

— Это я уже сделал. Все гильдийцы заняты поисками королевы. Но позвольте вас предостеречь, охота за королевой легко может превратиться в охоту на колдуна, если окажется, что вы снова мне солгали.

Взгляд, голос все напоминало прежнего Селара. За одним исключением: за угрозой скрывалась не обычная безжалостность, а страх. До ужаса реальный, леденящий, убийственный страх.

Нэш поднялся на ноги и поклонился:

— Я ваш слуга, сир. Если позволите, я вас покину и займусь приготовлениями.

Селар, будь он проклят, знал, что Нэш согласится. Как только Нэш покинул королевский шатер, его встретил Форбес и проводил в приготовленное для него жилище сооруженный в стороне от остальных шатер, богато обставленный, с удобной постелью. Нэш обошел его, стягивая перчатки. Форбес спокойно ждал в сторонке; он явно знал, что произошло между королем и Нэшем. Что ж, этого следовало ожидать.

— Могу я чем-нибудь быть вам полезен, советник?

— Да. — Нэш бросил перчатки на стол. Там для него были приготовлены бумага и чернила. Он сел, взял перо, написал два слова на листе бумаги, сложил, запечатал, надписал адрес — название деревни, и протянул записку Форбесу. — Отправьте это с курьером. Он не должен никому говорить, куда направляется. Он должен к утру вернуться и привезти с собой двоих.

— Будет исполнено, советник, — поклонился Форбес; лицо его, когда он взял записку, осталось бесстрастным.

Когда он ушел, Нэш снял плащ и кинул его на кресло, потом, взяв флягу вина, приготовленную у постели, уселся.

Значит, тихоня Розалинда сбежала и прихватила с собой мальчишку. Очень смело с ее стороны. И чрезвычайно кстати. Селар именно поэтому и призвал Нэша обратно. Что ж, случай на его стороне, в какое бы обличье ни рядился.

Но только так ли уж благосклонен случай? Найти Розалинду будет дьявольски трудно. Нэш не мог прибегнуть к искусству искателя. Розалинда была обычной женщиной, а значит, ее аура ничем не отличается от тысяч других такая же бледная и расплывчатая. Нет, этот путь не годится.

Нельзя и вернуться в Марсэй, чтобы допросить свидетелей. Теперь королева может быть где угодно, ей наверняка помогают простые люди, которых так презирает ее супруг. На ее побег будут смотреть как на открытый вызов королю, а значит, у нее найдется достаточно сторонников, достаточно людей, готовых рискнуть жизнью, чтобы скрыть ее от преследователей. Чтобы найти Розалинду, потребуется время и все его ресурсы.

Ну, поиски он, конечно, начнет; тем временем, может быть, ему удастся сделаться настолько близким к Селару, чтобы успех дела перестал быть таким уж важным. Да, все может еще обернуться к лучшему.

С довольной улыбкой Нэш разделся и улегся спать.

— Говорю вам, легат, король непременно захочет об этом узнать.

Осберт взглянул на советника Ингрема, спокойно доел десерт и вытер губы кружевной салфеткой.

— Чего вы от меня хотите? Чтобы я ворвался в спальню короля и сообщил ему, что враги готовятся напасть?

Ингрем беспомощно развел руками и упал в кресло.

— Вы единственный, к кому я могу обратиться, Осберт. Я пытался поговорить с Бромом, но он слишком боится короля, чтобы явиться к нему с подобным известием. Ичерн слишком туп, да к тому же он рвет и мечет по поводу того, что вместе с королевой сбежала обещанная ему невеста. Вогн в Марсэе зализывает раны. Вы единственный сановник, способный понять, как важно сообщить все королю.

Осберт положил салфетку на стол и жестом отослал слугу. Ингрем был похожий на мышку человечек, редко раскрывавший рот, если к нему не обращались, так что как член королевского совета он был бесценен. Когда-то он был мелким судейским чиновником при дворе Тирона, но Селар оценил его по достоинству и сманил к себе после завоевания Люсары. С тех пор уже много лет Ингрем служил ему верой и правдой. Воином он не был, но его административные таланты оказались необыкновенными. Он с равным успехом мог организовать снабжение огромной армии, пышную придворную церемонию или самые щекотливые переговоры. Ингрем не был государственным деятелем, но знал всех нужных людей, а потому занимал при дворе завидное положение. Осберт выпятил губы.

— Вы уверены, что сведения точны?

Ингрем вскочил и наклонился вперед, опершись руками о стол.

— Я знаю, что у вас всюду шпионы, Осберт, но они могут не заметить того, что видят мои люди. От каждого события по отдельности можно отмахнуться. Если же взять все вместе… Должен сказать, мне страшно представить себе, что случится, если король немедленно не примет мер.

Осберт откинулся в кресле и сцепил руки на животе.

— Если Бром в курсе дела, он может пойти с нами. Где сейчас король?

— Вы же знаете, он теперь никогда не встает раньше полудня. Его пажи несли в его шатер воду для умывания, когда я проходил мимо.

— Прекрасно, — кивнул Осберт. — Нашего благочестивого епископа мы захватим по пути.

Нэш откинул полотнище, закрывавшее вход в шатер, и выглянул наружу. Никто не обратил на него внимания. Тем лучше. Он повернулся к двоим мужчинам, стоящим посередине шатра: Лиссон и Таймар, братья, его лучшие помощники. Чтобы справиться с поручением короля, потребуются самые умелые шпионы.

— Госпожа Валена получит ваше письмо завтра к вечеру, господин. Однако должен вас предупредить: найти Паско в это время года будет нелегко. — Лиссон оглянулся на своего молчаливого брата. Они были погодками и так походили друг на друга, что их часто принимали за близнецов. И еще: каждый из братьев обладал сверхъестественной способностью знать, что думает другой. Говорил за обоих обычно Лиссон.

Нэш кивнул и прошел в глубь шатра, чтобы одеться. Беря с кресла камзол, он обратился к Таймару:

— Паско, скорее всего где-нибудь на юге. Последний приказ, который я ему дал, был убраться из владений Данлорна.

Теперь, когда я убил Врага, его ребята там не нужны. Я хочу, чтобы его банда расположилась не дальше чем в миле от этого лагеря. Дай мне знать, когда они прибудут, и я сам поговорю с Паско. А тем временем узнайте все, что сможете, о побеге королевы. Должно быть, ей кто-то помогает, кто-то очень ловкий.

Лиссон поднял с кресла перевязь с мечом и подал Нэшу.

— Не может ли быть, господин, что ей помогает этот предатель герцог Хаддон?

Нэш холодно усмехнулся:

— Не думаю. Данлорн слишком далеко на юге. Если бы Розалинда направлялась туда, ее уже схватили бы. Кроме того, герцог принес Селару присягу. Он не нарушит ее ради женщины. Таймар, отправляйся. Тебе до вечера предстоит проделать немалый путь.

Первым в королевский шатер вошел Ингрем. Следом шел Осберт, не спуская глаз с Брома. Епископ попытался отмахнуться от настояний Осберта, но в конце концов, сдался. Впрочем, сомнений не было: говорить с королем он предоставит легату.

Селар закончил туалет и завтракал в два часа пополудни. Казалось, сон не принес ему отдыха, но, глядя на покрасневшие глаза и серую кожу, Осберт подумал, что король скорее страдает от лихорадки, чем, как шептались при дворе, сражается каждую ночь с терзающим его демоном.

Вид короля не оставлял сомнений: грозная сила Селара изменила ему. Осберт взглянул на слуг; если те и заметили ухудшение здоровья короля, виду не подавали.

— Ну? — рявкнул Селар, отрывая крылышко от жареного цыпленка. — Сколько патрулей мы потеряли этой ночью?

Разведкой заведовал Осберт. Покорно сложив руки, он ответил:

— Пока нет донесений о возвращении пяти отрядов.

— Откуда?

— По всем окрестностям. Никакой закономерности нет, мы не знаем, куда ударить. Можно лишь гадать, что с ними случилось.

— Гадать? — бросил Селар. — Разве я разрешал вам заниматься гаданием, легат?

— Простите меня, сир, я просто…

— Не юлите, Осберт! — Селар отодвинул от себя тарелку. Не юлить? Осберту многое приходилось делать в жизни, но до того, чтобы юлить, он никогда не опускался. И не станет делать этого впредь, чтобы ни думал этот свихнувшийся призрак!

— Сир… — Ингрем выступил вперед и бросил на Осберта предостерегающий взгляд. Так, значит, он, в конце концов, набрался храбрости? — Мне кажется, я должен сообщить вам некоторые известия, которые получил сегодня утром.

— Уж не нашел ли кто-нибудь эту шлюху?

Осберт на мгновение прикрыл глаза. Говорить так о королеве было недостойно даже после всего, что она совершила. Прежде чем Ингрем успел вызвать еще большее раздражение короля, Осберт мягко взял его за локоть и потянул назад. Потом легат повернулся к королю и постарался придать своему лицу самое убедительное выражение. В этот-то момент он и заметил Нэша. Тот, как всегда незаметный, стоял в углу.

Так Селар простил преступление, в котором обвинил гильдийца? Так быстро? Интересно, в чем все-таки провинился Нэш и почему он снова здесь, рядом с королем?

— Вы так и собираетесь, весь день стоять столбом, Осберт? — снова привлек внимание легата голос короля. Осберт сделал глубокий вдох и заговорил:

— Мы получаем донесения отовсюду, даже из Садлана и Тузины. Каким-то образом известие о похищении королевы разнеслось за пределы наших границ. Соседи быстро сообразили, что к чему, и начали прикидывать, насколько это ослабляет вашу власть. Они также гадают о причине, вызвавшей такое чудовищное преступление. Должен также добавить, что все полагают: принц был захвачен вместе с королевой. Это особенно раздразнило аппетиты врагов. Мне стало известно, что Бораллайн Садланский стягивает войска к нашей границе.

— Не смешите меня! Как он мог так быстро зашевелиться? Или у него есть шпионы при моем дворе?

— Насколько нам известно, нет, сир.

— Тогда хорошенько думайте о том, что говорите! — Селар стукнул кулаком по столу и бросил на Осберта яростный взгляд. — Что там у вас еще? Новости из Майенны?

Осберт быстро взглянул на Ингрема. Советник слегка покачал головой:

— Ни слова, сир. Впрочем, должен сказать, что такое молчание может оказаться скверным знаком.

— Когда дело касается моего проклятого братца, молчания можно не опасаться.

— Э-э… конечно, сир.

Заблестевшие сталью глаза короля обратились на Нэша.

— Где Ичерн?

— Примерно в трех часах пути отсюда на запад, сир.

— Верните его сюда.

— Но, сир, — Осберт вскинул руки, — его светлость там необходим. Очень возможно, что королева…

— Королева никогда не сунется в горы Голета, — бросил король. — Она слишком суеверна. Я хочу, чтобы Ичерн был там, где я могу за ним присматривать.

Осберт не усомнился в зловещем смысле этого приказа. Достаточно было одного неосторожного слова во время заседания королевского совета, и человек мог оказаться в темнице. Легат прекрасно помнил, что случилось с МакКоули. Однако молчать он не мог.

— Простите меня, сир, но не подозреваете же вы Ичерна в похищении королевы?

— Я никогда не трачу время на подозрения, Осберт. Я просто наблюдаю и делаю выводы. Планы Ичерна были разрушены в самом начале. Я вовсе не желаю, чтобы ему в голову пришла мысль переметнуться к моему братцу. Один мой кузен меня уже предал. Я не собираюсь рисковать тем, чтобы так же поступил и второй. Самому Ичерну может не хватить для этого мозгов, но теперь, когда он лишился своей девки, подтолкнуть его к такому легко. — Селар поднялся на ноги и оперся руками о стол. — У вас есть что-нибудь еще?

Осберт зашел уже так далеко, что отступать было нельзя.

— Сир, похищение вашего наследника, и враждебность соседей могут привести к тому, что люди усомнятся в вашем праве на престол.

— Моем праве на престол? — Селар оборвал себя и нахмурился. После долгого молчания он бросил: — Ладно, выкладывайте все до конца.

— Обезопасьте себя, сир. Прикажите солдатам прочесывать все фермы и хутора подряд. А все остающиеся войска отправьте к границам.

Бром выбрал этот момент, чтобы вмешаться в разговор.

— Нужно также схватить всех ваших противников, сир. Любой претендент на трон, оставаясь на свободе, может извлечь немалую выгоду из ваших бед. Не должно остаться никого, кто мог бы сменить вас на престоле. Теперь, когда вы лишились наследника, ваши соперники будут искать именно такую возможность. Если разделаться с ними сейчас, то перед нами останется всего одна проблема.

Селар обвел придворных взглядом, потом опустил голову и закрыл глаза.

— Хорошо, поступайте, как сочтете нужным. Составьте список тех, кого, по вашему мнению, мне следует схватить. Однако я хочу увидеть список до того, как что-нибудь будет предпринято. — Он жестом велел Осберту и остальным покинуть шатер.

— Будет исполнено, сир. — Осберт начал подталкивать Брома и Ингрема к выходу. Селар бросил им вслед:

— Предупреждаю: пусть никому и в голову не придет первым в списке назвать Роберта Дугласа!

Льюис окунул перо в чернильницу в последний раз и нацарапал в конце страницы свое имя, потом сложил письмо, капнул на сгиб воском, прижал к нему перстень и подождал, пока воск застынет.

Нэш снова был рядом с королем; никто так и не узнал, почему он был выслан. Эти двое не разговаривали друг с другом при посторонних, держались так, словно охраняют общий секрет.

А теперь еще Селар отказался признать, что со стороны Данлорна ему может грозить опасность. Неужели Вогн прав?

С каждым днем Льюис находил все больше свидетельств того, что между молчаливым гильдийцем и бывшим членом королевского совета существует какая-то связь.

Что они могли затевать?

Взяв письмо, Льюис вышел из шатра, поманил ближайшего часового и распорядился, чтобы почту без промедления доставили в Марсэй, Вогну.

Какая-то суета рядом с шатром пробудила Нэша от глубокого сна. Снаружи было темно, как в аду, в этот час обычно все крепко спали. Кто-то яростно, хотя и шепотом, чего-то требовал, Лиссон возражал…

— Что там такое?

— Простите, хозяин. — Появился Лиссон с фонарем в руке. За ним по пятам шел Осберт в накинутой поверх ночной рубашки мантии.

— Вы нужны немедленно, Нэш, — прошипел легат, моргая спросонья. — Король… Он напился и разносит свой шатер в клочья. Мы не можем с ним справиться, а успокоить его необходимо. Если слух об этом разнесется…

Нэш вскочил с постели. Поспешно натянув одежду, он кинулся к королевскому шатру. Оттуда доносился треск ломаемой мебели, достаточно громкий, чтобы разбудить весь лагерь.

Внутри Форбес пытался хоть что-то спасти от слепой ярости рычащего пьяного Селара, мечущегося по спальне, как раненый медведь. Нэш бросил один взгляд на короля и жестом отослал Осберта и Лиссона. Он встал так, чтобы Селар мог его видеть, а сам он мог смотреть королю в глаза.

Да. Все было ясно. Воспоминания, ужас, ночные кошмары… Селара гнала не пьяная жажда разрушения. Этот человек был на грани безумия, потому что неделями месяцами боялся уснуть.

Время пришло.

— Вы можете вернуться в постель, — бросил Нэш Форбесу, не сводя глаз с Селара. — Я сам им займусь.

Форбес заколебался, и Нэш добавил:

— Если хотите, подождите снаружи. Королю нужен отдых. Я приготовлю ему питье и посижу с ним, пока он не уснет.

Слуга медленно вышел, и Нэш остался наедине с Селаром, который шатался, как подрубленное дерево, готовое рухнуть. Нэш подошел поближе, чтобы в случае необходимости подхватить короля.

— Позвольте мне помочь вам, сир. Я умею это делать, вы же знаете.

— Никто не поможет, — заплетающимся языком пробормотал Селар, глаза которого никак не могли сфокусироваться на Нэше. — Вы просто колдун, а никакая магия на свете меня не излечит.

Нэш положил руку на плечо Селара:

— Магии тут нет, сир. Вы страдаете. Я здесь для того, чтобы облегчить вашу боль.

Селар поднял брови, как озадаченный ребенок.

— Моя боль слишком стара. Он должен был давно уйти, но он все возвращается и возвращается, вы знаете это? На мне его проклятие. Он является, даже когда я напиваюсь до бесчувствия. Почему он возвращается, когда я этого не хочу? Почему не возвращается, когда он мне нужен?

Бессмыслица какая-то…

— Кто, сир?

— Мой друг, — пробормотал Селар и покачнулся. Он хотел сесть в кресло, но промахнулся и рухнул на колени. Нэш кинулся к королю, но тот словно не заметил его присутствия.

— Мой друг. Так никогда и не вернулся. Меня он не предал, но и не вернулся. А это худшее предательство бросить меня одного, когда я так в нем нуждаюсь. Ему… честь не позволяет. Вы знаете, что он спас мне жизнь? Я убил его отца, а он меня спас. Должен так меня ненавидеть… но не предал. А теперь он рядом, но позволил мне все испортить… Вот все и пошло прахом. Все. А теперь даже во сне я не могу забыть… Он преследует меня.

— Данлорн?

— Нет. — Селар отчаянно затряс головой, совершенно запутавшись. — Карлан. Он само зло. Хочет высосать из меня Душу. Тогда ничего не останется. Ничего от меня не останется. Не останется моего королевства. Мне нечего будет оставить сыну. Да и сына у меня больше нет.

Нэш сел, опираясь на пятки. Селар плохо соображал, что говорит, но смысл его слов был совершенно понятен. С того самого момента, как до него дошли известия о происшествии в Килфедире, Селара стали мучить кошмары, в которых ему являлся Карлан. Достаточно оказалось одного слуха о появлении колдуна. И все же, как много времени ни прошло, образ Данлорна являл собой свет надежды для Селара. Все было хорошо, пока он был рядом, но как только граф отправился в изгнание, удача изменила королю. Нужно срочно что-то делать, иначе Селар может сам отправиться к Данлорну и на коленях умолять отступника-герцога о прощении.

Однако, даже наложив на Селара Узы, Нэш не сможет вернуть тому прежнюю силу. Лишившись сына и наследника, без которого все его надежды пойдут прахом, этот лев окажется беззубым. Но что ждет Нэша, если и принц, и Данлорн вернутся к королю?

— Сир, — пробормотал Нэш, понизив голос. — Я могу вам помочь. Я могу прогнать кошмары, и вы будете спать спокойно каждую ночь. Для этого только нужно, чтобы вы доверяли мне. — «Благодаря доверию я смогу привязать вас к себе Узами, которые вы никогда не сможете разорвать. Положитесь на меня, и вы никогда больше не будете одиноки, вам никогда не потребуется никто, кроме меня», — думал Нэш. — Доверьтесь мне, сир!

Селар смотрел на Нэша налитыми кровью глазами, рот его безвольно приоткрылся. Однако все же король медленно покачал головой:

— Не доверяю. Вы такой же, каким был он Карлан, колдун.

— Карлан был злом. Я не таков. Я ни разу в отличие от него не поднял на вас руки. Вы же знаете, возможность у меня была много раз. Но мое единственное желание помочь вам. Я могу прогнать кошмары, вы о них больше и не вспомните. Вы навсегда забудете Карлана. Вы больше не станете меня бояться. Мы с вами будем работать бок о бок, как раньше. Вы больше не будете одиноки, мой король. — Да, такова будет первая стадия, первый уровень. Потом, когда Селар созреет, можно будет окончательно наложить Узы. Тогда король будет слушаться каждого слова Нэша. — А теперь пойдемте, сир.

Бормоча успокоительные слова, Нэш помог королю подняться и в обход сломанной мебели добраться до постели.

— Вам только нужно мне доверять. Вы ведь верите мне? — Продолжая говорить, Нэш вытащил из сапога кинжал.

Селар следил за ним, проявляя меньше признаков опьянения, чем раньше. Казалось, он догадывался, что должно произойти.

— Похоже, у меня нет выбора.

— Просто скажите, что доверяете мне, сир, и все будет хорошо. — Нэш засучил рукав сорочки Селара и приставил клинок к запястью. Сделать надрез без согласия Селара он не мог. Сколько раз он уже это делал? Сколько раз его сердце так же колотилось от предвкушения? — Сир!

Словно отдавая душу адским силам, Селар закрыл глаза и кивнул:

— Согласен.

Нэш провел острием кинжала по коже, и из разреза выступила кровь. Селар поморщился. Прежде чем хоть капля крови успела упасть на постель, Нэш коснулся раны своим гранатовым перстнем. Кровь забурлила, раздалось шипение, и алая влага влилась в сердце камня, грани которого только сильнее заблестели. Селар попытался закричать, но лишился чувств.

Нэш поспешно оторвал лоскут от простыни и перевязал рану. К утру от нее не останется даже шрама. Ничто не напомнит Селару, на что он согласился.

Нэш вытер клинок и снова спрятал его в сапог. Теперь Селар будет спокойно спать — по крайней мере, часов двенадцать. Когда же он проснется, никаких воспоминаний о Кардане, о том, что произошло у реки, у него не останется. Воспоминания о Данлорне тоже претерпят изменения. Селар, может быть, никогда этого не осознает, но жизнь его изменилась навсегда. Навеки.

— Глупец, — пробормотал Нэш. — Тебя ведь мучил один и тот же сон. Ты снова и снова истязал себя воспоминаниями о том, какую совершил ошибку, поверив мне. А теперь ты никогда не узнаешь правды. На самом деле я не сталкивал тебя в реку. Ты поскользнулся, и я пытался не дать тебе упасть. Я никогда не позволил бы случиться с тобой чему-то плохому. Если бы ты тогда так не перепугался, то, что мы сделали сегодня, произошло бы четырнадцать лет назад. На самом деле твоя прелестная королева, сбежав, оказала мне огромную услугу. Пожалуй, в благодарность я окажу услугу тебе.

Нэш поднялся и выглянул из шатра. У входа вместе с Лиссоном дожидался Форбес. Судя по всему, они не слышали ни слова из сказанного Нэшем Селару.

— Теперь можете войти, Форбес, и прибраться. Король проспит до полудня. Надеюсь, он проснется освеженным. Тогда можете сказать ему, что я отправился по его поручению. Он обо всем знает. Как только у меня будут новости, я пришлю известие.

Форбес кивнул:

— Хорошо, советник.

Нэш знаком велел Лиссону следовать за собой и направился к своему шатру. Войдя внутрь, Нэш рухнул в ближайшее же кресло. Первая стадия Наложения Уз всегда лишала его сил. Как ни усовершенствовал он эту пародию на священный ритуал, результат всегда бывал одним и тем же: полное изнеможение. Теперь Нэш мог позволить себе несколько часов сна, но отправиться в путь он должен еще до рассвета. Он потянулся к перу, оставленному на столе. Из всего, что ему приходилось совершать за долгую и полную приключений жизнь, то, что было необходимо сделать теперь, вызывало у него наибольшее отвращение. Но выбора не было. Кенрика вернуть нужно, а от одного Паско толку мало.

— Лиссон, утром я встречусь с Паско. Потребуется время на то, чтобы собрать всех разбойников и узнать, не видели ли и не слышали ли они чего-то для нас интересного. А тем временем ты оседлаешь коня и поскачешь к барону де Массе.

— Куда, хозяин? — Лиссон наклонился вперед, не поняв приказа.

— Ты же знаешь, где его найти?

— Да, хозяин.

— Ты передашь ему, что он должен встретиться со мной в Бэйрденскоте через неделю. — Нэш помедлил, слова, которые ему предстояло произнести, горечью жгли ему язык. — Скажи ему, что мне нужна его помощь.

ГЛАВА 17

Розалинда сидела в уголке и наблюдала за происходящим. Хотя все приготовления совершались ради нее, ей трудно было почувствовать себя частью событий, а тем более заговорщицей.

Длинный стол был завален картами и записями; кое-где между бумагами виднелись кубки с вином. У стола сидели самые бесстрашные воины, которых Розалинде когда-либо приходилось встречать. Александр Деверин из Анкара, чьи отец и дед служили Дугласам и чьи сыновья, несомненно, в один прекрасный день встанут с ним рядом. Оуэн Фитцзаллен, управлявший Данлорном в отсутствие хозяина, который, пытаясь спасти жизнь отца теперешнего графа в битве при Селуте, получил тяжелые раны. Алард Бейн, юный и неопытный, но несгибаемо мужественный. Не уступали ему в этом Шейн Адайр и суровый сержант Киган. Хотя они должны были этой ночью вернуться в Элайту, их участие в совещании было необходимо, и они честно старались помочь советом.

Кандар тоже был здесь. Прежнее недоверие и рожденный усталостью страх покинули его, и теперь Кандар в полной мере оценил этих людей и научился прислушиваться к их словам.

Среди молодых людей ярче всех выделялась огненно-рыжая голова Мики Маклина, благодаря отцу которого они нашли это убежище. Острый ум парня проявлялся в том, какие вопросы он задавал и какие предложения делал. Не раз собравшиеся смеялись его шуткам и обманчиво простодушным замечаниям.

Однако направлял их всех Роберт Дуглас со своим решительным голосом, острым вниманием к мелочам и непреклонным желанием выработать безупречную стратегию. В его глазах читался вызов. Остальные могли этого не замечать, но именно Роберт своим вниманием к каждому сплотил их в единую силу. Сейчас Роберт Дуглас проявлял свои лучшие качества, а потому был грозой для любого врага.

Картина была так знакома Розалинде… В ней ожили воспоминания о прошедших годах, когда Роберт находился при дворе. То же пламя, которое горело в нем сейчас и заставляло окружающих ясно мыслить, когда-то она видела в нем каждый день.

И как же любил его Селар…

Последствия отъезда Роберта ощутили все при дворе, хотя и по-разному. Гильдия почти открыто торжествовала. Сраженная известием церковь отчаянно молила монарха даровать изгнаннику прощение. Затаив дыхание, придворные, столица, вся страна смотрели на то, как пало казавшееся незыблемым могущество. Всех без исключения поразило одно: как быстро все свершилось.

Селар, казалось, совсем не переменился. На поверхности было заметно лишь его желание доказать, что он может обойтись без Роберта, без его дружбы, что совсем не чувствует образовавшейся пустоты.

Конечно, все полагали, что, раз Роберт покинул Марсэй, пройдет несколько месяцев, самое большее год, прежде чем они с Селаром помирятся. Но недели шли за неделями, а потом до двора дошли известия о смерти прекрасной Береники, и опасения усилились. Когда же, наконец, подтвердилось, что Роберт уехал из Люсары, не собираясь никогда возвращаться, на всех словно опустилось великое безмолвие.

Странно, что один человек мог оказывать такое сильное влияние на столь многих. Народ чувствовал: последняя надежда для Люсары потеряна, унесена тем же ветром, что наполнял паруса корабля Роберта. О нем вспоминали как о последнем солнечном луче на закате, за которым следует непроглядная ночь.

Однако любой ночи приходит конец наступает рассвет. Не станет ли для Люсары рассветом эта тайная встреча в высокой башне замка, замка, который объезжали стороной те, у кого теперь была власть в стране? Готов ли этот человек, единственный, на кого еще надеялись жители Люсары, восстать против правителя, открыто попирающего законы богов, против короля, бесчувственно и легкомысленно разрушавшего ту самую страну, которую он поклялся беречь и охранять?

Забудет ли теперь Роберт свою присягу и восстанет ли против Селара?

— Не все на свете таково, каким кажется.

Розалинда вздрогнула, услышав рядом с собой тихий голос. В комнату проскользнула Дженнифер и присела на скамеечку рядом с королевой. Она была одета в платье из мягкой синей шерсти, которое дала ей госпожа Маргарет. Теперь ее черные волосы были расчесаны, толстая коса лежала на плече. Дженнифер откинулась к стене и переплела пальцы. На ее лице были написаны спокойствие и терпение.

— Вы говорите так, словно прочли мои мысли, — тихо прошептала Розалинда, чтобы не мешать обсуждению за столом.

— Я ведь тоже наблюдаю за ним. Невозможно не гадать: не станет ли ваше неожиданное появление здесь поворотным пунктом в судьбе Люсары. В конце концов, вы по рождению люсарка, и к тому же из одного из самых знатных семейств. После стольких лет, когда вы служили залогом мира в стране, ваши действия теперь в глазах многих могут означать только одно… если найдется человек, готовый беззаветно вас поддержать.

— В ваших словах звучит сомнение. Вы так хорошо его знаете?

— Я совсем его не знаю, — ровным голосом ответила Дженн.

Что-то в тоне девушки заставило Розалинду повернуться и внимательно посмотреть на нее. Однако лицо Дженн, такое юное и серьезное, ничего не выдавало.

— Если кого и можно назвать человеком чести, так это Роберта. Он любит Люсару так преданно, что ради нее подвергался смертельной опасности. Его род всегда был близок к престолу; почти в каждой битве за последние пять сотен лет рядом с королем сражался Дуглас. Его собственный отец погиб, защищая Люсару от Селара. Если забыть о его клятве, нет никаких причин, мешающих Роберту подняться против захватчика, так мерзко марающего нашу землю. — Розалинда старалась, чтобы в ее голосе не прозвучала горечь, но это ей плохо удавалось. Новая встреча с Робертом только углубила ее чувства.

— Но от принесенной Робертом присяги нельзя отмахнуться, ваше величество, — почти неслышно проговорила Дженн. — Если он, как вы говорите, человек чести, то честь обязывает его быть верным клятве. Он не сможет остаться таким, каким мы его знаем, человеком, способным спасти Люсару, если станет клятвопреступником.

— Однако если у него окажется веская причина… Если я расскажу ему о планах Селара начать войну с Майенной, Роберт наверняка тогда что-то предпримет. Если только клятва мешает ему действовать, ведь бывало, что люди нарушали клятвы. Нарушение Селаром присяги стране, которую он принес при вступлении на трон, освобождает от данного слова и Роберта. Если…

— Нарушение одной клятвы не означает освобождения от другой. Собирается Селар или нет разрушить Люсару, это еще предстоит увидеть, но Роберт своего слова не нарушит. Хоть совесть не позволяет ему поддерживать Селара, он твердо решил не выступать против него. — Дженнифер помолчала. — В жизни есть вещи, которые остаются нерушимыми. Боюсь, это одна из них.

— Значит, вы согласны со мной? — продолжала цепляться за надежду Розалинда. — Вы думаете, что Роберту следует что-то предпринять?

— Мне и в голову не придет говорить ему, как следует поступить, ваше величество.

— Но что вы сами думаете? Пожалуйста… — Розалинда коснулась руки девушки. Пальцы ее были холодны, хотя комнату согревал ярко пылающий в камине огонь. — Я не могу покинуть Люсару, зная, что оставляю ее обреченной.

Дженнифер долго смотрела на их соединенные руки, потом со вздохом ответила:

— Я думаю, ваше величество, что до решения еще далеко. Уезжайте спокойно. То, что совершили вы, не причинило вреда вашей стране. Вы нанесли удар только злу, проникшему в ее сердце. Когда-нибудь мы будем свободны.

— Только когда Селар будет мертв.

— Да, — со смущенной улыбкой согласилась Дженнифер, — но независимо от того, что еще случится, когда-нибудь он умрет и тогда мы будем свободны.

Розалинда еще мгновение смотрела на Дженн, потом выпустила ее руку и снова повернулась к столу. В этот момент разговор там затих, и Роберт взглянул на королеву:

— Ваше величество, не угодно ли вам выслушать наш план?

— Ну… я… — Розалинда заколебалась, чувствуя себя неуверенно. Чего он от нее ждет?

— Прошу вас. — Роберт жестом пригласил ее к столу. — Мы нуждаемся в вашем одобрении.

Розалинда бросила взгляд на Дженн; девушка улыбнулась ей. Королева поднялась, расправила платье, обошла стол и встала рядом с Робертом. Он развернул перед ней карту и коснулся пальцем чернильного кружка.

— Это Данлорн, а та синяя линия берег океана. Как вы знаете, их разделяют горы, и в это время года путь до любой гавани займет не менее трех недель. Более того, к этому времени большинство кораблей уже уйдут на зимние стоянки. Ваш отряд наверняка будет обнаружен, и вы, простите меня, едва ли доживете до весны.

Розалинда не сводила глаз с Роберта, но не заметила в нем беспокойства. Скорее он сдерживал улыбку, его зеленые глаза озорно блестели.

— У вас есть какой-то хитроумный план? Роберт усмехнулся:

— Да, план у нас есть вам решать, насколько он хитроумен. Через две ночи мы покинем Данлорн тем же путем, что и пришли. Нас никто не увидит это я могу обеспечить. Отъехав от замка, мы разделимся. Ваша сестра с принцессой в сопровождении Аларда Бейна и еще одного воина отправится на север, а потом на восток к границе Фланхара. Второй отряд вы, Кандар, принц и Деверин проедет немного на юг и свернет на восток. Патрули, высланные на поиски, будут высматривать даму в сопровождении двоих детей. Мы изменим вашу внешность, так что маловероятно, что кто-нибудь что-нибудь заподозрит. Я уже послал письмо герцогу, чтобы он встретил вас на границе. После этого вам не о чем будет тревожиться, он о вас позаботится, могу вас заверить.

— Но что насчет королевских войск?

— Ко мне пока не обращались с требованием помочь в поисках. Случится это или нет, зависит от того, насколько нетерпеливым окажется король. Однако мы сами можем кое-что предпринять, чтобы предупредить нежелательное развитие событий. Во-первых, я разошлю собственные дозоры я уже делаю это, чтобы защитить крестьян от разбойников. Во-вторых, я пошлю отряд, который будет следовать за вами на безопасном расстоянии, конечно. Воины будут одеты в форму гильдийцев и королевских гвардейцев. Если только настоящий патруль окажется достаточно близко, мой отряд остановит вас у них на виду и разрешит продолжать путешествие. Если повезет, вы доберетесь дня за четыре, в крайнем случае, за пять. Самое удачное вы сможете ехать днем и ночевать в гостиницах. Если же вам будет грозить настоящая опасность, мои люди защитят нас при бегстве к границе. Как только вы окажетесь в пределах Фланхара, Грант Каванах придет на помощь.

Роберт умолк и ждал, пока Розалинда рассматривала карту. Потом она подняла глаза, взглянула по очереди на всех собравшихся и, наконец, снова посмотрела на Роберта.

— Вы сказали «нас». Означает ли это, что вы собираетесь отправиться с нами?

— Конечно.

Розалинда покачала головой:

— Я не могу этого позволить. — Чувствуя, что все смотрят на нее, она покраснела и повернулась к Дженнифер за поддержкой. Однако та промолчала. Эту битву Розалинде предстояло выиграть в одиночку. — Вы должны остаться здесь, Роберт. Если король обратится к вам за помощью в поисках, будет выглядеть очень подозрительно, если вас не окажется на месте, да еще и большинства ваших воинов тоже.

Роберт нахмурил брови:

— Мое отсутствие не докажет моей вины. Поверьте, очень важно, чтобы я был с вами. Я могу обеспечить вашу безопасность.

— Речь идет не только о моей безопасности, но и о безопасности Люсары. Вы слишком ценны для своей страны. Если выяснится, что вы помогали моему бегству через границу, для Люсары все будет потеряно. Я запрещаю вам ехать с нами той властью, которая у меня еще осталась. — Розалинда помолчала. Она сама не подозревала до этого момента, насколько сильны ее чувства. — Если вы не послушаетесь меня, тогда я вынуждена просить, чтобы вы позволили нам уехать без вашей помощи и без сопровождения ваших воинов. Роберт медленно покачал головой и пробормотал:

— О боги, только не снова!

В углу произошло какое-то движение: Дженнифер поднялась на ноги и, ни на кого не глядя, тихо вышла через потайную дверь. Роберт, словно ничего не заметив, повернулся к Розалинде:

— Как угодно, моя королева. Я останусь здесь. А теперь нам нужно поторопиться. Нам предстоит очень многое сделать за короткое время. — Он вышел из кабинета, резко захлопнув за собой дверь.

Патрик услышал шаги на лестнице, но прежде чем он успел подняться с кресла, дверь распахнулась. На пороге стоял Роберт; зеленые глаза его метали молнии. Патрик вскочил, все еще сжимая в руках раскрытую книгу:

— Что случилось?

Роберт сделал глубокий вдох и тщательно закрыл за собой дверь.

— Ты не поверишь, если я тебе расскажу. — Все еще хмурясь, он сел на постель Патрика, словно не замечая кресла у окна.

— Она здесь, да?

— Кто?

— Дженн.

Роберт скрестил руки на груди.

— Да, она здесь.

— Ну и что?

— Ты о чем?

— Не будь таким тупицей, Роберт. Ты же знаешь, о чем я говорю. — Патрик встал перед ним, сунув книгу под мышку. — Ты с ней говорил? Пытался ты заставить ее отказаться от обещания Уилфу?

— Это как мне кажется, было бы чересчур. Ведь она дала такое обещание, чтобы защитить моего брата.

— Не морочь мне голову. Ты говорил с ней о.. ?

— Патрик. — Роберт резко поднялся; его тон совершенно переменился. — Я знаю, что ты собирался скоро уезжать.

Патрик отвернулся от друга и положил книгу на маленький столик.

— Пытаешься поскорее от меня избавиться?

— Не совсем так. — На лице Роберта появилась слабая улыбка. — Я понимаю, что ты еще недостаточно отдохнул от пещер, да и твое боевое умение не подверглось проверке… но не окажешь ли ты мне небольшую услугу?

— Да? Какую же?

— Это займет не больше недели, и к тому же ты сможешь применить свое новое умение ездить верхом. Тебе может также выпасть шанс раз-другой сотворить иллюзию перед очень благородным обществом.

— В чем ты пытаешься меня убедить, Роберт? Нечего играть в прятки я слишком давно тебя знаю. Что я должен сделать?

Роберт помолчал, потом с совершенно невинным выражением протянул:

— Как бы ты посмотрел на то, чтобы стать гильдийцем?

Сад совсем утратил прежнюю красоту. Начав от южной стены, садовники убирали увядшие растения; там, где раньше были яркие клумбы, оставались голые пятна вскопанной земли. Только фруктовые деревья и подстриженные кусты боярышника еще кое-где ласкали глаз зеленью.

Маргарет бродила по дорожкам, радуясь скупым солнечным лучам, и старалась не думать о тревожных новостях, которые узнала от Роберта. Однако его появление у калитки вернуло ее мысли в прежнее русло.

— Наслаждаешься покоем, матушка?

Леди Маргарет посмотрела на сына и взяла его под руку.

— На первый взгляд в саду теперь ничего не происходит, но если заглянуть глубже, то окажется, что насекомые и черви продолжают работу. Существует ли вообще такая вещь, как покой?

— Для ответа на такой вопрос ты выбрала неподходящего человека.

Маргарет искоса бросила взгляд на Роберта:

— Они будут в безопасности, когда уедут отсюда?

— Настолько, насколько это возможно. Все зависит от того, по-прежнему ли Селар не видит во мне угрозы. Можно только надеяться на то, что мое постоянное пребывание в Данлорне дало ему уверенность в моей непричастности к случившемуся. Он ни на мгновение не должен заподозрить, что я стану помогать Розалинде.

— Он верит в то, что ты не нарушишь клятвы.

— Да.

— Прости меня, Роберт, — нахмурив брови, спросила Маргарет, — но почему ты не выступишь против него? Тебе было бы нетрудно найти сторонников.

Роберт ответил не сразу. Глаза его стали суровыми, на щеках заходили желваки.

— Почему никто мне не верит?

— Не верит в чем?

— В том, что дело не в моем желании я просто не могу нарушить клятву. Из этого ничего хорошего не получилось бы. Мне никогда не удалось бы собрать достаточно большое войско, чтобы свергнуть Селара, и я категорически отказываюсь претендовать на корону. Да, я знаю, что многие ненавидят меня за то, что я присягнул Селару, взять хоть Дэвида Маклина, не говоря уже о Финлее.

— Но он же понял…

— Нет, он просто смирился. Простить меня он так и не простил.

Они дошли до каменной скамьи под лимонным деревом, и Маргарет опустилась на нее. Роберт стоял рядом; Маргарет видела по его лицу, что сын встревожен. Почему, даже открыв ей свою тайну, он все еще так много от нее скрывает? О том, что кроется за бесстрастной внешностью, она могла только догадываться.

— Тебе его не хватает, да? — мягко прошептала Маргарет. Роберт никак не откликнулся, и она продолжала: — Ты тоскуешь по возможности быть при дворе Селара, по власти, благодаря которой ты мог многого добиться. Иногда мне кажется, что больше всего ты жалеешь об утраченной дружбе с Селаром. По-моему, поэтому-то ты никогда о нем не говоришь, а может быть, стараешься даже не думать. Не ожидал же ты, что он вернет тебя, когда ты покинул Марсэй? Роберт невесело усмехнулся и понурил голову.

— Послушать тебя, матушка, так я просто чудовище. Почему должен я был ожидать, что король за мной пошлет?

— Ты был единственным, кто оказывал на него благотворное влияние, — пожала плечами Маргарет.

— Неужели все так думают?

— История подтвердила это, мой дорогой. Роберт отвернулся и слегка покачал головой:

— Значит, история ошиблась. Мы были друзьями, только и всего. Никаким влиянием я не пользовался, иначе смог бы… — Роберт умолк, тоже опустился на скамью и оперся локтем о колено. — Правда заключается в том, что я вовсе не хотел уезжать из Марсэя. Мне пришлось это сделать. Оставаться там было невозможно; объяснить тебе причину я не могу.

Маргарет взяла сына за руку.

— Тебе вовсе не нужно оправдывать передо мной свои поступки. Я просто хочу удостовериться, что ты сам себя понимаешь. В конце концов, все случившееся дело твоей совести, а не моей.

Роберт поднял на Маргарет мрачный взгляд:

— Значит, ты считаешь, что я поступил неправильно, когда уехал?

— Ты любил Селара, был ему предан той преданностью, которой знаменит род Дугласов. Не имеет никакого значения, что я думаю. Важно лишь, чтобы ты верил в истину. Ты сделал все, что мог.

— Сделал ли? — На мгновение глаза Роберта вспыхнули холодным блеском. Он прижал руку Маргарет к губам. — Знаешь, я думаю, матушка, что Финлей был прав. Только никогда не говори ему об этом.

Дженн стояла у окна и смотрела, как солнце садится в туманную дымку. Ветерок доносил сладкий запах вереска и далекое блеяние овец. У протекавшей в низине реки шелестели деревья, роняя золотые и алые листья. Год шел к концу, скоро наступит зима.

Когда на небе остался лишь оранжевый отблеск, Дженн закрыла ставни. Время пришло. Кто-то вошел в комнату, но это не был Роберт. И не королева тоже с ней Дженн уже простилась.

К Дженн неслышными шагами приблизилась Маргарет и взяла ее за руки.

— Я хотела поблагодарить вас. Роберт рассказал мне, что вы сделали для Финлея.

— Рассказал? — нахмурилась Дженн.

— Да, а что? Что в этом плохого?

— Ничего. — Дженн не могла отвести глаз от стоящей перед ней женщины. В темных глазах отражалась решимость, спокойная вера во что-то, чего не могли поколебать недавние открытия. — Значит, вам все известно.

— Моя душа разрывается теперь надвое, — мягко улыбнулась Маргарет.

Дженн опустила глаза:

— Простите меня.

— За что? — Дженн только покачала головой, не находя нужных слов. — Будьте осторожны в дороге, — продолжала Маргарет. — Мика и ваши люди будут ждать вас у конца туннеля. Может быть, мы скоро снова встретимся.

Дженн хотела уйти, приказывала ногам двигаться, но они отказались повиноваться. Ей так хотелось побыть еще в тепле, излучаемом старшей женщиной, в безопасности, которую обещала ее спокойная уверенность в себе. Как будто догадавшись о чувствах девушки, Маргарет улыбнулась и протянула к ней руки. Дженн обняла ее, потом неохотно отстранилась, вышла из комнаты и начала спускаться по холодному камню ступеней.

Оказавшись в туннеле, Дженн помедлила, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Удушливая тьма давила на нее почти невыносимо. Не беспокоясь больше о том, что может себя выдать, Дженн вскинула руку и зажгла колдовской огонь. Язычок пламени был крохотным и слабым, но его было достаточно, чтобы видеть дорогу. Осторожно пробираясь по скользким камням, Дженн шла по длинному туннелю, и мысли ее казались ей такими же ограниченными и однообразными, как этот подземный ход.

— Главное, Мика, не старайся, во что бы то ни стало избегать дозоров. Они не могут знать ни кто ты такой, ни почему отправился в путь. Только не признавайся, что едешь из Данлорна.

Мика кивнул и в последний раз проверил, хорошо ли застегнута подпруга у коня Дженн. Остальные были готовы и только ждали, когда она появится из туннеля. Патрик ходил вокруг темного отверстия, готовый помочь Роберту закрыть его, как только путники уедут. Он был необычно молчалив и насторожен.

Кончив возиться с подпругой, Мика направился к собственному коню. Рядом с ним, как часовой, стоял Роберт, закутанный в черный плащ; длинные волосы падали ему на плечи, как капюшон. Он явно ждал, когда же все кончится.

— Еще одно, Мика, — тихо сказал он слуге. — Хорошенько присматривай за ней. Ты единственный, кому я могу доверять. Тебя она послушается, а если бы я послал кого-то другого, она могла бы настоять на своем. У тебя одна задача: благополучно доставить ее домой.

Мика посмотрел на своего господина, но тот намеренно встал так, чтобы его лицо оставалось в тени.

— Хорошо, милорд. Обещаю вам это.

Мика вскочил на коня. Через мгновение из темного туннеля появилась Дженн и погасила свой колдовской огонь. Подойдя к Патрику, она быстро обняла его на прощание, потом, не обращая внимания на темную фигуру Роберта, направилась к своему коню. Только сидя в седле, она повернулась к Роберту.

Ни один из них не произнес ни слова. Ни жеста, ни прощальной улыбки ничего. Тишину нарушали лишь беспокойные движения лошадей и вой ветра в лощине. Легкое облачко, набежавшее на луну, скользнуло прочь, все вокруг снова залило холодное голубое сияние.

Роберт медленно поднял руку и погладил по шее коня Дженн, повернулся и, даже не оглянувшись, исчез в отверстии туннеля.

Первой дала шпоры коню Дженн. Она поскакала вверх по склону, следом за ней двинулись Шейн и Киган. Последним ехал Мика. Выбравшись из лощины, всадники повернули на север.

— Когда ты вернешься, — неожиданно заговорила Дженн, придержав коня, чтобы оказаться рядом с парнем, — я хотела бы, чтобы ты выполнил одну мою просьбу. Это может оказаться нелегко: я не знаю, как он все воспримет.

— Конечно, я попытаюсь. Что нужно сделать?

— Не поблагодаришь ли ты от моего имени своего отца? Он тогда оказал мне доверие, хоть и видел в первый раз. Не знаю, что бы я делала, скажи он «нет».

Мика бросил на Дженн любопытный взгляд, но только голос выдал его чувства:

— Хотел бы я знать, как вам удалось убедить его отправиться в замок.

— Все было просто. Я сказала ему, кто я такая. Должно быть, он решил, что я не стала бы просить о помощи, не будь положение действительно отчаянным.

Мика кивнул:

— Он очень уважает ваше семейство. Ваш батюшка решительно выступил против Селара и не поклялся ему в верности. Такие вещи очень важны для моего отца.

— Да? — пробормотала Дженн. — Тогда лучше не говори ему, что, по моему мнению, Роберт поступил совершенно правильно. Не стоит разбивать иллюзии твоего отца, правда?

Казалось, земля разворачивается перед ними, как нарисованная на пергаменте карта: сначала коричневая, потом, ближе к Элайте, зеленая. Погода их не подвела: даже ночами не было особенно холодно. Когда на второй день пути пошел дождь, они переждали его в придорожной таверне. Там-то Мика и стал расспрашивать Дженн о жизни в Элайте. Сидя напротив следившего за каждым ее движением блестящими озорными глазами Мики, не ответить ему, девушка не могла. Она откровенно рассказала ему о приюте, о брате Бенедикте и даже о том, как повстречала Розалинду. Было так приятно говорить свободно, не следя за каждым своим словом. Радовало Дженн и то, как подружились Мика, Китай и Шейн. Почти полные противоположности по характеру, Мика и Шейн все время подшучивали друг над другом, заставляя Кигана то ворчать, то смеяться. Только это и делало обратный путь в Элайту выносимым для Дженн. Пока ее спутники болтали между собой, она могла отдаться собственным мыслям. Мужчины ни о чем ее не спрашивали, только Мика иногда бросал на Дженн внимательный взгляд.

Наконец в сумерки, когда на небе появилась полная луна, они поднялись на холм, откуда открывался вид на Элайту. Отсюда Мика должен был повернуть обратно.

— Надеюсь, вы не обратитесь в бегство, как только я повернусь спиной? — лукаво спросил Мика.

— Куда же мне бежать? — Дженн кивнула в сторону Кигана и Шейна. — Эти двое не отстанут от меня ни на шаг.

Мика, подняв руку в прощальном приветствии, поскакал вниз по склону, и только ветер донес его смех. Дженн снова почувствовала одиночество.

Стража замка заметила их приближение издалека. Ворота оказались распахнуты, во дворе ждал Нейл. Не успела Дженн спешиться, как он отвел ее в сторону.

— Добро пожаловать домой, госпожа. Ваш батюшка ожидает вас в кабинете.

Управляющий ничего больше не добавил, но предчувствие тяжким камнем легло на сердце Дженн. Она собиралась умыться и сменить дорожное платье, прежде чем подняться к Якобу, но слова Нейла заставили ее передумать. Если отец ждет ее, нужно идти немедленно.

Якоб в одиночестве сидел, как обычно, в кресле у камина. На коленях у него лежало письмо со свешивающейся на шнуре восковой печатью. Когда Дженн вошла, старик не поднял глаз.

— Закрой дверь.

Дженн сделала, как ей было сказано. Ей хотелось обнять отца, хотелось согреть руки у огня, но она не осмелилась.

— Я и сказать не могу, как в тебе разочарован, — начал Якоб, все еще не глядя на Дженн. — Нет нужды говорить, что ты причинила мне боль. Я принял тебя обратно, несмотря на твое прошлое, принял, надеясь и веря, что ты, урожденная Росс, сможешь научиться всему, что нужно, чтобы занять подобающее место. Вместо этого ты навлекла на нас бесчестье.

Сердце Дженн оборвалось, руки ее начали дрожать. Она хотела что-то сказать, но не решилась, понимая, что как только она откроет рот, ледяной тон Якоба сменится яростью.

В наступившей тишине Якоб, наконец, поднял голову. Глаза его блестели холодной сталью.

— Где ты была? — Дженн все еще не могла вымолвить ни слова, и старик продолжал: — Я послал тебе письмо в Мейтленд, чтобы напомнить: нужно вернуться к празднованию годовщины твоего возвращения. Но тебя там не было, ты там и не появлялась. Ты виделась с Данлорном, не так ли? Твое обещание никогда с ним больше не встречаться было просто ложью!

Этого Дженн не выдержала. Упав на колени, она протянула к отцу руки:

— Батюшка, пожалуйста, выслушай меня! Ты не понимаешь…

— Слушать, пока ты будешь изобретать новые отговорки? Я надеялся, что у Данлорна сохранились хоть остатки чести!

Дженн хотелось убежать не только из этой комнаты, а вообще от всего и всех. Однако этого позволить себе она не могла. Стиснув дрожащие руки, она попыталась придать своему голосу твердость.

— Я не собиралась обманывать тебя, батюшка, но все произошло так быстро… Роберт не имел никакого отношения к моему отъезду…

— Ты, в самом деле, рассчитываешь, что я этому поверю? — бросил Якоб. — О подлом предателе я слышать ничего не желаю!

— Но ты должен выслушать, батюшка, — прошептала Дженн, пытаясь проглотить комок в горле, — если хочешь услышать от меня правду.

Она выложила все, как ни хотела скрыть, чтобы не вовлечь отца в опасное дело, с того момента, как оказалась на ферме Маркаллена, и до своего отъезда из Данлорна. Со всеми подробностями она описала, как принял ее Роберт, как настаивал он, чтобы она уехала следующей же ночью, как отчитывал ее за участие в побеге королевы. Дженн не стала скрывать ничего за исключением колдовства. Она рассказала отцу обо всем, что ей поведала Розалинда: об издевательствах Селара, о его насилии над королевой, о его военных планах.

Начав говорить, Дженн почувствовала, что сами боги не могли бы заставить ее умолкнуть. Только полностью все, рассказав Якобу, она в изнеможении присела.

— Прошу тебя, не вини Адди, Шейна и Кигана. Накажи меня, я заслужила, а они только старались присмотреть за мной, уверяю тебя. — Дженн опустила голову, не смея взглянуть на отца.

— Ты… ты решила помочь королеве в таких ужасных обстоятельствах и даже не подумала сказать мне! — пробормотал Якоб в ужасе. — Ты рисковала жизнью!.. — Голос старика оборвался, он отвел глаза. — Ради всех богов, Дженнифер! Почему? Разве ты не доверяешь мне? Разве думаешь, что я не пришел бы на помощь королеве? Что я мог бы отдать ее в руки солдат короля?

— Нет, батюшка, — с жаром ответила Дженн, сердце которой все еще бешено, колотилось, — но так, если бы меня схватили, никто не смог бы ни в чем обвинить тебя. Всем известно, что я непослушная, своевольная. Все можно было бы свалить на мое прошлое. И ты, и Белла были бы в безопасности. Раз вы с ней ничего не знали, вас ни в чем нельзя было бы обвинить.

— Так ты хотела меня защитить? Твоего собственного отца! И как же ложью и готовностью подвергнуть свою жизнь опасности! — Якоб наклонился вперед и стиснул руку Дженн. — А не пришло тебе в голову, что это моя обязанность защищать тебя?

— Прости меня, батюшка, — поникла Дженн, и Якоб выпустил ее руку.

— Данлорн был прав, ты вела себя глупо, — наконец проворчал Якоб. — Наказывать твоих помощников я не стану я слишком хорошо знаю, как ты умеешь обвести человека вокруг пальца. Вот и меня ты снова приручила. Как ни возмущен я твоими замашками, не могу не восхититься мужеством, с которым ты пришла на помощь королеве. Ну что там, — ворчливо продолжал он, — придется признать, что Данлорна я недооценивал. Помощь Розалинде очко в его пользу, хоть и нельзя сказать, что это искупает его прежние грехи. Какая-то честь у него осталась достаточно, чтобы встать на сторону преследуемой королевы. Жаль, что он не сделал этого гораздо раньше, прежде чем ей пришлось обратиться в бегство.

Якоб, хмурясь, взглянул на Дженн; лоб его прорезали глубокие морщины.

— Что же касается тебя, Дженнифер… Как я тебя ни люблю, доверять тебе не могу. Ты мне солгала. Это отчасти и моя вина нужно было внимательнее следить за твоим воспитанием. Нужно было с самого начала быть бдительнее тогда бы тебя не похитили! Но больше я твоего своеволия не потерплю: без моего прямого разрешения ты не будешь покидать замок, да и то только чтобы побывать в деревне. Никаких больше дел с отцом Бенедиктом! Пусть вместо тебя ему помогает Шейн это послужит ему наказанием. И еще…

Якоб умолк, его взгляд снова обратился к лежащему у него на коленях письму.

— Что ж, скоро твое своеволие перестанет быть моей проблемой. После бегства королевы Селар старается избавиться от всякой угрозы своему трону, и с этой целью решил выдать тебя замуж. Через две недели он прибудет сюда с твоим нареченным и с сильным войском. Он ожидает встретить с твоей стороны готовность выполнить его волю.

Дженн, охнув, поднялась на ноги:

— Всего через две недели? Якоб против воли смягчился:

— Да. Всего через две недели. Мало времени даже для того, чтобы приготовить свадебный наряд. Однако таков королевский приказ, и я не могу ему противиться. — Он помолчал, и лицо его утратило суровость. Якоб протянул руку к Дженн, но не коснулся ее. — Мы ведь знали, что рано или поздно такое случится. Мне очень жаль: я ничего не могу сделать, чтобы избавить тебя от этого.

Так, значит, действительно все кончено… Прощай свобода, приключения, опасности… Через две недели она выйдет замуж, и ее жизнь снова полностью переменится.

— Говорится ли… — Дженн сглотнула и начала снова: — Говорится ли в письме, за кого я должна выйти замуж?

Якоб кивнул; его лицо исказила гримаса отвращения.

— Тебе, моя дорогая, предназначен не какой-нибудь простолюдин, а очень высокородный супруг. Тьеж Ичерн, герцог Эйр, кузен Селара. Кровожадный солдафон, не обладающий ни изяществом, ни воображением, не говоря уже об уме. Говоря по правде, Дженнифер, ты выиграла бы, если бы постриглась в монахини.

Дженн медленно кивнула; руки ее все еще дрожали. Срывающимся голосом она пообещала:

— Я буду, готова, батюшка. Тебе больше не придется за меня краснеть.

— Не придется краснеть, — повторил Якоб тоном, которого Дженн раньше не слышала, — и чтобы доказать это всем, я устрою тебе такую свадьбу, какой еще не было в нашем роду. Я приглашу всех своих друзей быть свидетелями жертвоприношения, которого требует Селар. Ему не удастся провернуть это дело тихо и трусливо. Хотя бы это для тебя я сделаю.

Опустив голову, Дженн пробормотала что-то о необходимости умыться и отдохнуть с дороги. Она не могла больше оставаться в кабинете отца. Проходя по короткому коридору в зал, она не в силах была даже ответить на приветствия слуг, зажигавших свечи. Добравшись до лестницы, она поднялась на самый верх и, наконец, оказалась в своей комнате. Здесь все было так, как и до ее отъезда две недели назад. В камине пылал огонь, на столе дожидался ужин.

Дженн повернула ключ в замке и, шатаясь, подошла к столу. Горшочек меда, хлеб, мягкий желтый сыр… Одним движением она смахнула все на пол, потом, поднатужившись, опрокинула стол. Хватая ртом воздух, Дженн кинулась к постели, сгребла одеяла и простыни и расшвыряла по комнате. Гнев, отчаяние, злость, которые она сдерживала так долго, наконец, вырвались на свободу. Разгромив все, что могла, Дженн рухнула на пол и неудержимо зарыдала. Сжавшись в комок, крепко зажмурив глаза, она забилась в угол и долго всхлипывала, лелея свою боль и одновременно страстно желая, чтобы она прошла.

* * *

Так, значит, война.

Селар собрался начать войну с Майенной, вознамерился завладеть короной своего брата. Люсарские войска нужны ему, чтобы завладеть тем, что никогда по праву ему не принадлежало. Для этого все средства хороши нападения разбойников, раскол церкви, потакание Гильдии, лишь бы утолить жажду мести, жажду крови.

Якоб подвинул кресло ближе к окну. Колесики заскрежетали по камню, но он не обратил на это внимания. Распахнув окно, старик оперся локтями на подоконник. Рассвет еще только занимался, чистый и свежий, полный новых надежд и обещаний.

Однако на самом деле единственное обещание война. Что же касается надежды…

Впрочем, один луч надежды все же оставался тонкий, слабый, но такой же ясный, как этот рассвет. Эту надежду рождал бунт королевы, давнее похищение ребенка, зреющая в стране гражданская война.

Якоб вздохнул и развернул кресло, оказавшись у стола. Хватаясь за него руками, он придвинулся так, чтобы было удобно писать. Чувствуя тепло утреннего солнца на спине, граф Росс положил перед собой лист бумаги, окунул перо в чернильницу и начал писать письмо. Это было первое письмо из многих но, несомненно, самое важное.

ГЛАВА 18

Финлей вздрогнул и проснулся, обливаясь холодным потом. Он не сразу вспомнил, где находится. Сердце его бешено колотилось, он всецело был захвачен приснившимся ему сном мучительным кошмаром.

— С тобой все в порядке? — наклонилась к нему Марта, лицо которой в профиль мягко освещала свеча. Позади нее виднелся знакомый серый камень пещеры Голета и открытая дверь, в которую обеспокоенно заглядывал Арли.

— Который час? — пробормотал Финлей. Ему казалось, что рот его полон песка, а в голове перекатываются камни.

— Солнце взошло час назад, — ответил Арли, подходя к постели. Он посмотрел на Марту, потом снова взглянул на Финлея.

— Ты проспал почти сутки. Как себя чувствуешь?

С трудом, приподнявшись, Финлей ответил:

— Бывало и хуже. Послушайте, у вас нет чего-нибудь поесть? Я умираю с голоду.

Марта улыбнулась, вышла из комнаты и тут же вернулась с миской похлебки, запах которой показался Финлею самым приятным на свете. Не успела Марта поставить миску перед Финлеем, как он накинулся на еду. Марта ходила по комнате, убирая на место всякие мелочи, а Арли просто смотрел на Финлея; оба они, казалось, чего-то от него ждали. Однако Финлей поднял глаза только после того, как доел все до капли; он сразу почувствовал себя бодрее.

— Ну? В чем дело?

Марта подошла к нему и присела на край постели, забрала миску, но не унесла ее сразу.

— Ты кричал во сне. Это было… ужасно. Финлей потряс головой и провел руками по лицу.

— Опять тот же самый кошмар. Ничего, постепенно пройдет. — Он помолчал и повернулся к Арли. — Как ты считаешь, я достаточно поправился, чтобы встать?

Арли пожал плечами:

— Раз спрашиваешь, то, пожалуй, так и есть.

Обойдя кровать, он помог Финлею подняться. Однако стоило ему выпустить руку Финлея, как ноги у того подкосились, и он упал на постель. Усмехнувшись, он снова протянул Арли руку.

— Тебе, дружок, следовало бы все-таки окончить обучение на целителя.

— Я знаю, знаю! Просто на это почему-то никогда не хватает времени.

Марта вышла, и Арли помог Финлею умыться и одеться. Того очень смущала необходимость принимать помощь, но постепенно силы понемногу стали к нему возвращаться. Еще бы одну миску этой замечательной похлебки, и он был бы как новенький.

Марта как будто прочла мысли Финлея. Когда он вышел в соседнюю комнату, оказалось, что она уже накрыла на стол: его ожидали хлеб, кувшин с пивом и та же похлебка. Усаживаясь, Финлей бросил взгляд на колыбель в углу. Малышка спала, ее лобик был сосредоточенно нахмурен. Какие сны посылают ей боги?

— Она все еще страшненькая.

Марта со смехом шлепнула Финлея по спине и поставила перед ним огромное блюдо.

— Вот какова твоя благодарность! Мы тебя приютили, выходили, а ты только и умеешь, что оскорблять нашего ребенка! Вот подожди: обзаведешься собственным, тогда иначе запоешь.

— Кстати, о тех, кто запоет иначе, — с полным ртом поинтересовался Финлей, — ничего больше не слышно от Уилфа или совета?

Арли уселся напротив него и налил себе пива.

— Я, по крайней мере, ничего не слышал. Наверняка они захотят поговорить с тобой еще раз: вчера, добравшись до Анклава, ты не особенно вдавался в подробности своего приключения. Когда ты расскажешь все подробно, думаю, они отнесутся к твоим словам с большим вниманием.

— Не понимаю, почему в случившееся со мной так трудно поверить. Как будто я мог все выдумать! — с горечью сказал Финлей. После всех страданий, после ужасной дороги обратно в Анклав, после тяжкого испытания доклада совету нежелание колдунов действовать выводило его из себя.

— Ну, ты же знаешь чувства Уилфа к тебе и к Роберту. Вы заноза у него под кожей. Конечно, он верит тебе ему просто нужно немного успокоиться. Вот увидишь: сегодня он отнесется к случившемуся с тобой не так, как вчера.

Раздался стук в дверь, и Арли распахнул ее.

— О Фиона! Заходи.

Финлей уронил вилку и вскочил на ноги. Он еще не проглотил последний кусок, а потому приветствовал Фиону лишь смущенной улыбкой.

— Привет, Финлей.

— Привет.

— Дело идет на поправку? Выглядишь ты лучше.

— Правда? — Поверить в это было трудно. Все же он проковылял вокруг стола и подвинул Фионе кресло, чувствуя себя полным идиотом. Арли и Марта наблюдали за ними со странным выражением, однако без усмешки; впрочем, эта парочка всегда умела себя вести.

— Вот, — ласково проворковала Марта, — выпей-ка с нами. Пиво недавно сварили.

Марта от природы отличалась материнским характером даже еще до того, как обзавелась дочкой. Ей всегда удавалось заставить людей почувствовать, что им рады. Может быть, поэтому Финлею было так уютно с ней и с Арли.

— Как поживает маленькая Дамарис? — Не глядя на Финлея, Фиона склонилась над колыбелью. — Ох, да она успела подрасти!

— Ну, как же, — с улыбкой согласилась Марта. — А вот Финлей все время говорит, что она страшненькая. Ну, если он еще раз скажет такое, я велю Арли отвести его в темный уголок и поучить хорошим манерам.

Фиона посмотрела на Финлея, но взгляд ее не был так суров, как тот опасался. Финлей с облегчением перевел дух. Если бы только ему удалось, как следует поговорить с ней на обратном пути! Если бы только удалось сказать ей… ну, обо всем. Тогда… ах, да что толку! Она заботилась о нем, перевязывала его раны, довезла до Анклава, но делала это скорее потому, что считала себя за него в ответе, а вовсе не из любви… И все-таки что-то было в ее глазах той ночью, когда она его нашла…

Снова раздался стук в дверь. Финлей сидел ближе всех к входу, поэтому он и открыл. Это оказался Уилф.

— Ах, ты уже на ногах. Прекрасно. — Уилф кивнул Финлею, потом обвел взглядом остальных. Сегодня джабир выглядел странно присмиревшим.

Уилф держал в руках сложенный лист бумаги. Он посмотрел на Марту, словно ища поддержки, потом повернулся к Фионе:

— Я только что получил… э-э… письмо. Прибыл гонец из Марсэя.

Улыбка Фионы немедленно погасла, и Финлей невольно сделал шаг в ее сторону.

— Гонцу долго пришлось добираться сюда. По всей стране рышут отряды солдат. Говорят, началась охота на колдунов из-за того, что случилось с Финлеем в Килфедире несколько недель назад.

— А есть, — Фиона судорожно втянула воздух, — какие-нибудь новости о моей матери?

— Да, — ответил Уилф, опуская глаза на стиснутое в руках письмо. — Мердок прислал полный отчет. Мне так жаль, Фиона: Айн мертва. — Они с Айн были друзьями больше тридцати лет, и старику, должно быть, нелегко оказалось сообщить эту новость. — Патрику удалось отправить Роберта ей на выручку. Тот с помощью Мердока сумел вырвать Айн из рук негодяя, который ее схватил, но Айн была слишком изранена, чтобы ей можно было помочь. Айн попросила у Роберта Избавления.

— О боги! — прошептала Марта.

Фиона не произнесла ни слова. После долгого молчания Уилф положил письмо на стол.

— Мне действительно очень жаль, Фиона. Мы все любили твою мать. Мне будет очень недоставать ее дружбы, ее мудрости. Пожалуйста, прочти письмо, когда будешь в силах. Мердок пишет, что она умерла, проявив великое мужество: она выбрала Избавление, чтобы не быть им в тягость. Он пишет, что она уже умирала, когда они ее освободили, и спасти ее могло бы только чудо.

Фиона рассеянно кивнула. Уилф еще раз обвел всех взглядом, повернулся и медленно побрел прочь.

Несколько мгновений никто не двигался. Потом Арли подошел к столу и взял письмо, но не развернул его.

— Матушка… — прошептала Фиона. — О Минея! — С этими словами она кинулась в объятия Финлея. Он прижал к себе сотрясавшуюся от рыданий Фиону, но молчал, не зная, что сказать. В конце концов, чем он мог ее утешить? Он знал о смерти Айн, Ангел Тьмы сказал ему о ней, но Финлей не пожелал передать Фионе это мерзкое хвастовство, ведь они как раз и отправились к Марсэю, чтобы найти хоть какие-то следы Айн.

Айн была мертва, мертва, как и Маркус; и Фиона, безутешно плакавшая, уткнувшись ему в плечо, осталась теперь совсем одна на свете.

Уилф сидел, уставившись в тарелку, но, хотя политый ароматным соусом кусок жареной говядины выглядел весьма соблазнительно, заставить себя начать есть не мог. В столовой он был один, все уже давно закончили вечернюю трапезу. Уилф намеренно задержался, частично ради того, чтобы избежать разговоров, частично в смутной надежде, что аппетит к нему вернется. Расчет не оправдался ни в том, ни в другом.

— Наверное, это и есть цена привилегий джабира. — К Уилфу сзади подошел Генри, обогнул стол и уселся на краешек скамьи. — Впрочем, тебя в любом случае не оставили бы в покое. Весь Анклав в шоке. Сначала мы услышали невероятный рассказ Финлея, а теперь эта новость насчет Айн. Нельзя сказать, что год для нас выдался удачный.

— Никак нельзя. — Уилф еще какое-то время смотрел в тарелку, потом положил нож, отодвинул нетронутый ужин и налил себе вина. — Я не хотел верить Финлею, признаюсь, но теперь…

Генри хмуро посмотрел на него:

— И что теперь? Уилф вздохнул:

— Я был с ним излишне суров, он этого не заслужил. Я просто не мог заставить себя поверить в то, что он и впрямь столкнулся с Ангелом Тьмы, но ему удалось бежать. А все эти подробности! Четыре поколения с момента создания Ключа? Неужели возможно, чтобы Карлан говорил правду?

Краем глаза Уилф заметил какое-то движение и умолк. В пещеру вошел Финлей. Еда его явно не интересовала: заметив сидящих вместе Уилфа и Генри, он через всю длинную и низкую комнату направился к ним. Молодой человек выглядел гораздо лучше, чем накануне, когда они с Фионой добрались до врат. На щеках появился слабый румянец, глаза начали блестеть. Пройдет неделя, и физически ничто в нем не будет напоминать о пережитом недавно приключении. Даже рубец на щеке уже почти зажил, оставив лишь красную полоску от скулы до подбородка.

Финлей потянулся за кувшином, взял кружку и налил себе вина, потом, присев на край стола и опершись ногой на скамью, спросил:

— Ну, так каков же приговор?

— Как всегда, переходишь прямо к делу, — пробормотал Генри.

— Ладно, Генри, — поднял руку Уилф. — В данном случае тон Финлея вполне оправдан. Хоть ему и не следовало покидать Анклав, признаю: сделал он это только ради Фионы. Как она, кстати?

Финлей пожал плечами; его глаза потемнели от какого-то чувства.

— Чего можно ожидать? Она за один год потеряла отца и мать и обоих совершенно неожиданно. Она убита, растеряна, скорбит как, впрочем, и все остальные.

Он опустил глаза на кружку, которую сжимал в руках, и стал ее вертеть.

— Что вы собираетесь делать?

— Мы ничего не можем предпринять. Ты ведь не знаешь, как этот Карлан выглядит, а он едва ли станет говорить на каждом углу, что он и есть Ангел Тьмы.

— Нет, конечно, но мы могли бы схватить малахи, Валену. Уверен, она знает, где его найти.

— А дальше что? — Уилф наклонился вперед и пристально посмотрел на нахмурившегося Финлея. — Не сомневаюсь, у всех нас есть определенные сомнения насчет пророчества, но с каждым днем оно все больше и больше сбывается. Если человек, с которым ты столкнулся, и, правда, Ангел Тьмы, тогда нам с ним не справиться. Да, признаю: посылать Айн в Марсэй было опасно; может быть, нужно было действительно прислушаться к предостережениям Роберта. Но на самом-то деле это ведь ничего не меняет. Ключ не дал нам никаких указаний, что нам следует делать.

— С каких это пор мы превратились в покорных рабов Ключа? — простонал Финлей. — Разве мы сами не способны думать? На свободе рыщет невероятно могущественный колдун само олицетворение зла. Он упомянул Союзницу и Врага, он пытал меня, чтобы узнать, где спрятан Ключ. А мы должны сидеть и ждать, пока он явится сюда, просто потому, что Ключ ничего не сказал о такой мелочи? Нам необходимо что-то предпринять, хотя бы для того, чтобы побороть страх, который охватил Анклав. Мы не можем просто дожидаться, когда нас всех перебьют.

— Финлей. — Генри взглянул ему в глаза. — Мы ничего не можем сделать. У нас нет оружия, которым можно было бы отразить такую угрозу.

— У нас есть Роберт. По крайней мере, был, — нахмурился Финлей. — Ты должен позвать его обратно, Уилф. Карлан боится его, боится Врага. Карлан думал, что я и есть тот, кого он ищет, а значит, он никогда не заподозрит Роберта. Это ведь наше преимущество, и нужно им воспользоваться, пока еще возможно.

— Что?! — прорычал Уилф. — Ты, в самом деле, думаешь, что твой брат справился бы с Карланом? Он поклялся, что ни во что не вмешается, каковы бы ни были обстоятельства!

Финлей наклонился вперед:

— Он ведь отправился в Марсэй, так? Он рисковал жизнью ради слабой надежды спасти Айн. Разве это ничего не значит?

— Значит, конечно, — кивнул Уилф. — Но этого недостаточно. Что бы ты ни говорил, сынок, я не могу доверять твоему брату. Ключ сказал, что он Враг; может быть, он и правда наша единственная надежда победить Ангела Тьмы, но одно остается неизменным: пока Роберт не желает ни в чем участвовать, пока он отказывается сообщить нам о сказанном ему Ключом, он нам не друг. Если он не передумает, я не могу рисковать, не могу отменить его изгнание.

Финлей долго смотрел на него, потом поднялся, одернул куртку и сложил руки на груди.

— Что ж, не зови его обратно. Но даже если ты не желаешь использовать единственное оружие, которое дал нам Ключ, ты все равно должен принять меры.

— Что ты предлагаешь?

— Прикажи начать обучение военному делу.

— Что? — Кустистые брови Генри полезли на лоб. — Ты это серьезно?

— Абсолютно. Ох, я знаю: все мы чему-то учились, но этого недостаточно, особенно теперь. Сейчас мы в беде в такой беде, какой еще никогда не бывало. Мы должны быть готовы это чудовище и вправду может нас найти, в противном случае мы погибли. — Финлей допил вино и поставил кружку на стол, кивнул обоим членам совета и вышел из столовой.

— Ну и наглец! — выдохнул Генри.

— Нет, — покачал головой Уилф, — он прав. Мы не должны сидеть, сложа руки. Жаль только, что я сам не додумался без того, чтобы меня тыкал носом в необходимость один из братьев Дугласов. Ох, Серинлет послал нам суровое испытание, создав их!

— Да, но если Карлан Ангел Тьмы, а Роберт — Враг, то кто такая Дженн?

— Может быть, Союзница? — Уилф поднялся на ноги и взял со стола тарелку с нетронутым ужином. — Не знаю… Судя по тому, как развиваются события, не удивлюсь, если она окажется Союзницей Ангела Тьмы. А ведь она пообещала встать в Круг ты не забыл? На свое счастье, я к этому времени умру и мне не придется слышать, как кто-нибудь из Дугласов скажет: «Я вас предупреждал! »

— О боги, как бы я хотел, чтобы Патрик был здесь! — Финлей метался по комнате, словно пол жег ему ноги.

Арли, державший на руках Дамарис, поднял на него глаза:

— Почему?

— Потому что он всегда кипит энергией, а когда его нет, я чувствую, что обязан его заменить.

— Попробуй присесть. Это обычно помогает.

Финлей обвел взглядом длинное помещение, которое Фиона обставила на собственный вкус. Один конец целиком оказался занят книжными полками, но в остальном мебели здесь почти не было. Стены украшали пять гобеленов гордость Фионы, подарок семьи, в которой она целую зиму пробыла наставницей. В одном кресле расположился Арли, другое было придвинуто к камину, в нем всегда сидела Айн, и Финлей не позволил себе воспользоваться им.

— Прошу тебя, Финлей, — взмолился Арли, — перестань метаться, ты разбудишь малышку.

Финлей неохотно присел на приземистый деревянный комод у двери спальни. Там Марта пыталась успокоить Фиону, и Финлею приходилось делать над собой огромное усилие, чтобы не заглянуть в соседнюю комнату.

— С Фионой все будет в порядке, Финлей.

— Да? А с нами остальными тоже все будет в порядке? — Финлей уперся локтями в колени. — Разве ты не понимаешь, что происходит? Карлан похитил Дженн и остальных, потому что знал о пророчестве. Он искал и Врага, и Союзницу.

— Ты не можешь знать наверняка, что Карлан это Ангел Тьмы.

— Тогда почему Айн стерег Кейт Кемпбелл, а? Как он оказался сообщником Карлана — ведь он исчез пятнадцать лет назад? Айн говорила о демоне, так что мы наверняка столкнулись с одним и тем же человеком. О боги, почему никто не желает понять очевидного!

— Финлей, не нужно кричать! Если уж ты не заботишься о моей дочери, то подумай о Фионе. Мне кажется, ей хватает своих печалей.

Арли был прав. Не стоит накручивать себя это ничему не поможет. Но так трудно все знать и быть не в силах сделать хоть что-нибудь так же трудно, как видеть страдания Фионы и не сметь подойти и утешить.

— Я собираюсь написать Роберту, — наконец сказал Финлей. — Он должен знать о том, что случилось.

— Ты думаешь, это разумно?

— Его нужно предостеречь, Арли. Нельзя, чтобы он не знал об опасности: он ведь мой брат. Уилф, конечно, и пальцем не пошевелит и станет дожидаться, пока пророчество сбудется, но я отказываюсь бросить Роберта на произвол судьбы. Ставки слишком высоки.

— Милосердная Минея, ты так шумишь, что перебудишь весь Анклав! — Марта вышла из спальни и плотно притворила за собой дверь.

— Как она? — выдохнул Финлей, вскочив на ноги.

— Немного успокоилась, — ответила Марта, раздувая огонь и вешая на крюк чайник. — Сюда заглядывал кое-кто из ее друзей, но пока Фиона никого не хочет видеть. Может быть, завтра…

— Ох…

Марта выпрямилась и взглянула на Финлея:

— Нет, я имею в виду никого из них. О тебе она спрашивала.

— Обо мне?

Марта с улыбкой подошла к двери и положила руку на ручку.

— Финлей, ведь ты?.. Впрочем, конечно. Так или иначе, сейчас никто лучше тебя, ее не утешит. Так что иди к ней. Я скоро принесу вам чай.

В комнате было темно. Единственная еле горящая лампа стояла на столике у дальней стены. Фиона лежала на постели, обхватив себя руками. Услышав шаги Финлея, она открыла глаза:

— Финлей, это ты?

— Да. — Он подошел и опустился в кресло, в котором еще недавно сидела Марта.

Фиона несколько мгновений смотрела на него, потом снова устремила глаза в потолок.

— Что сказал Уилф?

— Да ничего особенного. Он только признал, что было ошибкой посылать Айн в Марсэй. — Слишком поздно он это понял слишком поздно и для Айн, и для Фионы.

— Но он не желает звать Роберта обратно? Даже после того, как тот попытался спасти мою мать?

— Нет.

У Фионы вырвался глубокий вздох, но слезы у нее уже иссякли.

— Как же тяжело было Роберту дать ей Избавление… Я знаю, он ее любил, они были очень близки. Мне кажется, Дело было в том, что это матушка его нашла: в таких случаях всегда возникает связь, которая сохраняется на многие годы.

Я помню, как он приезжал сюда, когда мог отлучиться из Марсэя. Они с отцом часами разговаривали, спорили, обсуждали возможности… Матушка их слушала и иногда вставляла словечко, когда у тех пересыхало в горле. Мои родители любили Роберта, а он всегда приходил им на помощь, даже если это означало рисковать собственной жизнью. Даже если он знал…

Голос Фионы оборвался, и она на мгновение зажмурилась. Только теперь, когда она не видела лица Финлея, осмелилась она прошептать:

— Финлей, ты и в самом деле?.. Той ночью, когда я тебя нашла?..

О боги! Ему придется что-то сказать, что-то объяснить… Как посмеет он признаться ей сейчас, когда она так несчастна?

— Ты и правда так чувствуешь?

Финлей был не в силах выдавить из себя ни звука, как ни хотелось ему облегчить душу. Его молчание заставило Фиону посмотреть на него, и взгляд этих прозрачных глаз сделал его страдания еще более невыносимыми.

— Ты думал, что я влюблена в твоего брата, да?

— Ох, проклятие! — выдохнул Финлей, пристально глядя на собственные руки. — Прости меня, Фиона. Я был болен той ночью, измучен, изранен. Мне казалось, что ты мне снишься, когда ты меня нашла. Я сам не знаю, что я…

— Ну так вот это неправда. — Финлей медленно поднял глаза на Фиону. — Я никогда не была в него влюблена.

Глядя в глаза Фионе, Финлей почувствовал, как замерло его сердце. Что ему сказать? Оставалось только позволить инстинкту руководить его поступками… Финлей схватил руки Фионы и стиснул их. Наградой ему была еле заметная улыбка, поразившая его словно удар молнии.

— Ох, Финлей Дуглас, — ласково прошептала Фиона, — какой же ты глупец! Почему ты так долго ничего не понимал?

— Я боялся. Мне казалось, что ты меня ненавидишь. — Финлей улыбнулся и пересел из кресла на постель. Когда, наклонившись, он поцеловал Фиону, сердце его начало колотиться, как молот. Руки Фионы обвились вокруг его шеи. Почти не веря себе, Финлей прижал ее к себе и снова поцеловал.

Прошло немало времени, прежде чем они разомкнули объятия. Финлей сел, опираясь на изголовье, Фиона свернулась клубочком рядом.

— Я знаю, сейчас неподходящий момент, но я не могу не спросить… Не отвечай сразу, сделаешь это, когда все обдумаешь…

— Что? — прошептала Фиона, которая, казалось, нашла в его близости опору и утешение.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Фиона не произнесла ни слова, достаточно было слабого кивка. Финлей скорее почувствовал его, чем увидел, и лицо его расплылось в улыбке. Ну вот, теперь обязательно нужно написать Роберту для этого появился прекрасный повод.

Самый лучший повод на свете!

ГЛАВА 19

Дождя не было, но повисший в воздухе густой туман причинял еще больше неудобств. Иногда он становился таким непроглядным, что Нэшу приходилось использовать колдовское зрение, чтобы не провалиться в глубокие расщелины, пересекавшие тропу. Это было очень утомительно особенно после Наложения Уз на Селара. Нэшу не удалось отдохнуть и восстановить силы, а неделя, потребовавшаяся на то, чтобы собрать и организовать людей Паско, довела его до полного изнеможения. Впрочем, результат окупал все: Нэшу, наконец, удалось сделать первый шаг к подчинению себе Селара, Враг погиб, а его кровь, когда она потребуется Нэшу, теперь в его распоряжении.

Оставалось только закончить дело с де Массе.

Барон добрался до места раньше Нэша и теперь с дюжиной своих людей дожидался его на въезде в Бэйрденскот. В туманной дымке невдалеке проступали мрачные контуры башни.

— Я так и подумал, что это вы скачете за нами, — начал де Массе, небрежно помахав рукой. Улыбка на его лице немедленно вызвала у Нэша глухое раздражение. Как же де Массе не улыбаться: у него были все основания испытывать удовлетворение.

— Странно, что вы стали меня дожидаться, — проворчал Нэш, натягивая поводья.

— Ну, было бы невежливо явиться в ваш замок, зная, что вы не можете там нас встретить. Мы, малахи, знаем все тонкости вежливого обхождения. Так делать не принято. — Нэш стерпел насмешку. Не годится обрывать наглеца, раз предстоит обратиться к нему с просьбой. — Ваш посланец сообщил мне, что дело срочное и важное, — продолжал де Массе, явно весьма довольный собой. — Как это он сказал?..

— Нет надобности вспоминать мелочи.

— Но я должен быть уверен, что все правильно понял. Ему действительно было поручено сообщить мне, что вы нуждаетесь в моей помощи?

— У меня нет настроения для словесных игр, — ответил Нэш; их отряд приближался к башне. — У меня есть для вас работа, если пожелаете взяться за такое дело. Вы, пожалуй, перестанете улыбаться, когда узнаете, о чем идет речь.

Де Массе широко раскрыл глаза, изображая полное неведение.

— И о чем же?

— Королева бежала вместе с наследником престола. Никто не видел ее уже почти месяц. Я хочу, чтобы вы нашли их и привезли мне мальчишку живым.

— Что… Что вы хотите, чтобы я сделал?!

Въезжая в ворота, Нэш позволил себе скупо улыбнуться в ответ на изумление де Массе. Он, конечно, могущественный малахи, но ведь женщина может скрываться где угодно и иметь весьма влиятельных друзей. Даже для человека с возможностями де Массе такая задача было нелегкой.

— Нужно найти королеву и вернуть принца живым только и всего. Что вы сделаете с остальными, значения не имеет. Короля это не интересует, хотя он, несомненно, хорошо вас наградит, если вы привезете ему в мешке голову Кандара.

Нэш спрыгнул с коня и огляделся. Стинзали не было видно, но он наверняка где-нибудь поблизости. Ворота были распахнуты, дверь в башню приоткрыта. Оставив остальных во дворе, Нэш поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и позвал старика. Ответа не последовало. На первом этаже никого не оказалось. К тому времени, когда Нэш добрался до следующей площадки, де Массе догнал его. Нэш вбежал в прихожую и застыл на месте.

Именно там и оказался Стинзали. На полу. Мертвый. Голова старика лежала в луже высохшей крови. В воздухе стоял густой запах разложения. Однако сейчас не это интересовало Нэша. Он одним прыжком оказался у двери во внутреннее помещение и распахнул ее в ужасе от того, что может найти в комнате. То, что он увидел, подтвердило его самые худшие опасения.

Постель была пуста. Финлею Дугласу удалось бежать. Каким-то чудом обескровленный, измученный пытками, умирающий Враг сумел ускользнуть. И у ног Нэша лежал шар, расколотый пополам; те капли крови, что в нем еще оставались, превратились в пыль.

— Проклятие на его голову! — взревел Нэш и пнул ногой половинку шара так, что она отлетела к противоположной стене. Этого Нэшу показалось мало: он вцепился в кровать и опрокинул ее. — Я отплачу ему, даже если придется перевернуть вверх дном всю страну, чтобы его найти!

Кипя гневом, Нэш повернулся к де Массе, готовый испепелить его за очередную насмешку. Однако тот неподвижно стоял у двери, и улыбки на его лице не было.

Нэш с усилием взял себя в руки. Де Массе медленно двинулся по комнате, внимательно все оглядывая.

— У вас здесь и в самом деле хранилось много секретов. И все эти сокровища, накопленные за столетия… Любопытное наследство получили вы от отца. Однако Эдасса так и не передал вам… Не эту рухлядь, но самое важное: Слово Уничтожения? — Де Массе с расчетливым выражением смотрел на Нэша. — Интересно, что бы вы сделали, если бы им обладали? Уничтожили бы все на лигу вокруг? И продолжали бы разрушать, глядя, как сила Слова растет? А может быть, практиковались бы, наслаждаясь своей властью, пока не сумели бы уничтожить весь мир?

— Я не знаю Слова Уничтожения, Люк, так что бессмысленно задавать вопросы.

— Мои вопросы станут не такими уж бессмысленными, если вам удастся найти Ключ.

Нэш отвернулся и стал бродить по комнате.

— Знаете, когда мой великий предок, могущественный Баязит Едикальский, создал Слово, он передал его обоим своим сыновьям. Как вам известно, Халиэль участвовал в битве при Алузии, но погиб прежде, чем сумел воспользоваться Словом. Баязита убил сам Эдасса в ту ночь, когда создал Ключ. Единственный, кроме Эдассы, остававшийся в живых человек, знавший Слово, сообщил его Ключу и был тут же им уничтожен.

— Эдасса погиб несколькими месяцами позже, когда пытался отнять Ключ у салтипазар.

— Ваш предок разделил его участь, так что можете не смотреть на меня свысока.

— Ладно, переходите к делу!

— Слово никогда не было употреблено, — сказал Нэш. — Мы даже не имеем доказательств того, что оно сработало бы, так что не особенно рассчитывайте на него.

— Вот как? — усмехнулся де Массе. — Тогда почему же вы так отчаянно стремитесь завладеть Ключом?

— А почему к этому стремитесь вы?

— Я никогда такого не утверждал.

— Но вы же малахи, разве не так?

— И как бы вы ни пытались забыть о своей природе, вы тоже где-то глубоко внутри.

Нэш снова пересек комнату и остановился перед де Массе:

— Чего вы хотите?

— Выполнения одного условия, только и всего.

— За ваши услуги вам будет заплачено.

— Надеюсь. Но мое условие в другом. Никто из моих людей и пальцем не шевельнет — более того, вы не получите ни капли крови малахи до того, как выполните мое условие.

Де Массе стоял перед Нэшем, заложив руки за спину, готовый, казалось, терпеливо ждать хоть до тех пор, пока не высохнут моря, а ветер не унесет песок пустынь.

Нэш вздохнул:

— Хорошо. В чем оно заключается?

— Я должен повидаться с Валеной.

— Ее здесь нет.

Де Массе рассмеялся:

— Ах! Он наконец-то сказал правду! Мне следует быть благодарным за такую редкую драгоценность. Нет, я имею в виду кое-что иное. Я помогу вам, предоставлю в ваше распоряжение все, что имею, но увижусь с Валеной наедине, и вы не сделаете ничего, чтобы этому помешать.

— А что, если она не захочет встречаться с вами?

— Об этом она может сказать мне сама. У меня есть средства узнать, действительно ли таково ее собственное желание.

Интересно, что выберет Валена? Узнав о неудаче с Врагом, не начнет ли она сомневаться в силе Нэша, его способности дать ей обещанное? Не рискует ли он потерять ее, если согласится на условие де Массе?

Придется пойти на такой риск. Селара не удастся использовать, если не вернуть ему Кенрика. Появление мальчишки поможет сломить остатки сопротивления короля и даст Нэшу единственную возможность завершить Наложение Уз.

— Хорошо. Я согласен. Де Массе улыбнулся:

— Да. Я этого и ожидал. А теперь я распоряжусь, чтобы мои люди навели порядок. Мы переночуем здесь, а завтра утром выступим. Однако не ждите чудес: поиски мальчика потребуют времени. Я не хочу, чтобы вы слали мне гневные письма с обвинениями в лени. Я также не хочу, чтобы вы подвергали сомнению мои мотивы.

Да, этот человек опасный противник. Нэшу придется внимательно за ним следить.

— Главное найдите мальчишку.

Де Массе улыбнулся и отвесил насмешливый поклон. Бросив на беспорядок в комнате последний брезгливый взгляд, он вышел и закрыл за собой дверь.

Осенняя ночь была холодной. Сырой воздух с болот пропитал, казалось, сами стены башни. Нэш согрел на колдовском огне воды, умылся и растирался полотенцем до тех пор, пока кожа не покраснела. Завернувшись в толстое шерстяное одеяло, Нэш встал на середину ковра, созданного его прадедом; на ковре были вытканы шесть концентрических окружностей.

Нэш несколько мгновений стоял неподвижно, потом отбросил одеяло и опустился на колени в центральном круге. Сняв с левой руки гранатовый перстень, он поднес его к глазам.

— Что ж, Финлей Дуглас, мой Враг! Может быть, ты и скрылся от меня, но я тебя найду. Теперь я знаю, кто ты такой, и где бы ты ни был, что бы ни делал, я тебя найду.

Нэш сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и сосредоточился. Сжимая обеими руками перстень, он закрыл глаза. Перед его умственным взором круги на ковре начали светиться — сначала внутренний, потом все остальные. Нэш следил за сиянием; выпущенная им на волю сила подхватила и понесла его прочь, в темноту ночи.

Он бродил по земле как свободный дух, не скованный более телом. Его передвижения были стремительными, он взмывал ввысь и нырял в глубины; многие часы его наполняла энергия, с которой не могли бы сравниться громы и молнии сотен гроз. Наконец, когда в окна башни начал сочиться рассвет, Нэш вернулся к своему телу и вдохнул жизнь в древнюю плоть.

Нигде! Финлея Дугласа не было нигде!

Однако где-то он все-таки находился там же, где и Ключ, и Ключ, могущественный и все еще полный жизни, скрыл от Нэша ауру, которую тот искал.

Нэш открыл глаза, рассеянно надел перстень на палец и уставился на круг цвета крови, озаренный светом нового дня.

Враг действительно владеет Ключом, и скрываются они где-то не более чем в неделе пути от Бэйрденскота. Значит, Нэш не ошибался: это место в Люсаре или на восточных окраинах Майенны. Где именно, не имеет значения.

Когда-нибудь Финлею Дугласу придется покинуть убежище, и тогда Нэш его найдет, Враг не сможет ему противиться. И Враг приведет его к Ключу.

Нэш, улыбнувшись, закутался в одеяло и растянулся на ковре. Теперь он мог позволить себе погрузиться в глубокий сон.

ГЛАВА 20

Ничто так не бодрит, как умывание ледяной водой, особенно морозным утром. Мика решительно вылил на себя целый кувшин, встряхнулся и крякнул. Дрожа, он схватил полотенце и начал растираться им, пока не почувствовал, что согрелся. Одевшись и не обращая внимания на гостеприимно ожидающую его постель, а выспаться ему и, правда, не помешало бы, Мика прошел из своей комнаты в зал.

В зале Роберт о чем-то тихо переговаривался с Оуэном и поднял глаза, когда Мика, перепрыгивая через две ступени, спустился с лестницы.

— По-моему, я сказал тебе, чтобы ты отдохнул.

— Обязательно, милорд, только позже. — Мика посмотрел на Оуэна и снова на Роберта. — Есть новости?

— Новости? С тех пор как ты вернулся полчаса назад? — Роберт покачал головой. — По-моему, ты еще и не завтракал, ведь так?

— Э-э… нет еще.

— Оуэн!

— Я прикажу подать что-нибудь в гостиную, господин. Заодно и снотворный отвар приготовлю, пожалуй.

Роберт расхохотался:

— Вот видишь, Мика! Не только я думаю, что ты ведешь себя безответственно.

— Я, милорд? — с невинным видом переспросил Мика. Даже если последние четыре дня он почти не слезал с седла, это же не значит, что его немедленно нужно укладывать в постель! Конечно, до того было еще дней пять… но они не считаются. Он в прекрасной форме. — Не знаю, о чем вы говорите.

Роберт покачал головой, все еще улыбаясь.

— Все ты прекрасно понимаешь. И поверь мне: за свои проделки ты еще поплатишься.

— Господин! — перебил его Оуэн, показывая в дальний конец зала. В дверях стоял Деверин, пошатывающийся от усталости, в покрытой дорожной грязью одежде.

Роберт рванулся к нему навстречу. Великан с широкой улыбкой на лице сказал одно только слово:

— Порядок!

Роберт со смехом хлопнул его по плечу:

— Молодец, Деверин! Какие-нибудь сложности были? А где Патрик?

— Здесь.

Все повернулись к двери. В зал, хромая, вошел Патрик, выглядевший, если такое возможно еще более усталым и грязным, чем Деверин. Мика немедленно кинулся ему на помощь: поддержал под локоть, чтобы не дать ногам молодого колдуна подкоситься.

Роберт ухмыльнулся, глядя на друга.

— Давайте отправим их наверх. Оуэн, позаботься об угощении. Не сомневаюсь, что наши воины-победители не откажутся от того, что может им предложить Данлорн.

— Слушаюсь, господин.

Для Патрика оказалась приготовлена теплая вода для умывания, но Мика не стал ему завидовать. И так бедняге несладко пришлось: чтобы привыкнуть к скачке целыми днями, требовались годы. Патрик, неопытный наездник, весь был покрыт синяками. Мика помог ему раздеться и промыл ссадины. Тем временем Деверин, не обращая внимания на покрывающую его с ног до головы грязь, набросился на принесенную Оуэном еду. Патрик, несмотря на усталость и ушибы, говорил, не закрывая рта:

— Все получилось просто удивительно, Роберт. Жаль, что тебя там не было. Каждый божий день навстречу попадались отряды солдат, но, к счастью, нам удавалось первыми оказаться рядом с Розалиндой. С одним дозором мы даже пили пиво в придорожной таверне. Скажу тебе, я чуть не помер от страха, а Деверин, как ни в чем не бывало, рассказал им парочку солдатских баек, стражники посмеялись да и поехали себе дальше. Хуже всего было под конец, когда мы оказались совсем близко от границы. Деверин сказал, что нам не следует останавливаться на ночлег… Ой!

— Извини, — пробормотал Мика, смазавший мазью ссадину на плече Патрика. Запах горячей еды дразнил его, в пустом животе начало бурчать. Патрик все вертелся, не давая ему наложить повязку, и Мика просто натянул на него шерстяную рубашку, а сам уселся за стол.

— Так что было дальше? — поторопил рассказчика Роберт, стоявший прислонившись к шкафу. — Когда вы добрались до границы?

— Ну, — Патрик потянулся за куском мясного пирога и дальше говорил уже с набитым ртом, — темно было, хоть глаз выколи, а нам нужно было пробраться через лес. Королева колебалась, но Деверин настоял, чтобы мы двигались дальше. И тут, не проехали мы и лиги, как нас остановили.

— Что?

— Его светлость владетель Фланхара, — буркнул Деверин, отправляя в рот кусок сыра.

— Да. — Патрик размахивал руками, глаза его сияли восторгом. — Твой старый приятель выслал вперед отряд на случай, если нам понадобится помощь. Ну и эти разведчики сообщили, что пограничный дозор совсем рядом в трехстах ярдах. Мы были уже так близко от границы, что не рискнули сворачивать с дороги.

— Мастер Патрик что-то сделал, милорд, — проворчал Деверин. — Хоть он и трясся как лист, но сжал в руке свой камешек, и что вы думаете: дозор нас не увидел, и мы благополучно перебрались через границу. — Деверин налил себе вина, поднялся на ноги и подошел к Роберту, отряхивая с бороды крошки. — Хорошо, что вы отправили его с нами, милорд.

— Правда?

— Да, — кивнул Деверин. — Останься он здесь, он бы свел вас с ума.

Мика низко наклонился над столом, чтобы скрыть улыбку.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — с интересом сказал Роберт, — мне почему-то кажется, что мой друг получил большое удовольствие от поездки.

Деверин мрачно кивнул:

— Вы точно обрисовали ситуацию, милорд. И он совсем не жаловался?

— Ну, жаловаться-то он жаловался…

— Неужели без перерыва?

— Да, милорд, без перерыва.

— Надо же, как интересно!

Патрик поспешно жевал, чтобы получить возможность высказать доводы в свою защиту.

— Более того, милорд. — Деверин наклонился к Роберту и заговорил таинственным шепотом: — Поклясться могу, когда он создавал иллюзию, он улыбался.

Больше Мика не выдержал и расхохотался.

— Отстаньте от меня! — завопил Патрик. — Я усталый и пораненный. Как не стыдно так надо мной измываться!

— Измываться над тобой? — Роберт с невинным видом развел руками. — Да ничего подобного! Я просто выслушиваю подробный доклад о вашей поездке. Это мой долг.

— Ах, так! — обиженно протянул Патрик. — Вот и оказывай тебе услуги!

Деверин засмеялся, вернулся к столу и хлопнул Патрика по плечу. Когда дверь за ним закрылась, Патрик поморщился и потер плечо:

— Этот человек грубиян! Не знаю, как ты его терпишь, Роберт. Да и вообще ты со своими приятелями чуть меня не угробил. А уж твой герцог…

— Кто? Грант Каванах? Да он же совершенно безвредный!

— Безвредный! Настоящий бык и никакого чувства меры! Он вел себя так, словно его старый верный друг Роберт Дуглас устроил роскошное представление для его удовольствия. Клянусь, мы бы вернулись еще два дня назад, если бы не он! Он потребовал, чтобы мы остались еще на ночь ради выпивки. Даже Деверин с трудом выдержал, а уж он может пропустить через себя не одну бочку пива. К тому же я почему-то приглянулся Гранту: он все время подливал мне и следил, чтобы я пил до дна. Половину следующего дня я провалялся совсем больной, так что мы задержались с отъездом. Могу поспорить: он сделал это нарочно!

— Но ведь вы, в конце концов, все-таки уехали.

— Единственный способ заставить его, нас отпустить был уверить, что ты тут сходишь с ума от беспокойства за королеву. Я даже намекнул, что ты можешь нагрянуть к нему, если мы быстренько не вернемся.

— И это помогло?

— Еще как. Он трепещет перед тобой и даже признает это, хотя и неохотно.

Роберт усмехнулся, подошел к столу, отодвинул стул и уселся на него верхом, положив руки на спинку.

— Итак, королева теперь в безопасности. Как насчет Самах и Галиены?

— Они добрались на второй день нашего пребывания во Фланхаре. У них не возникло никаких трудностей. Их остановили всего один раз, для порядка расспросили и разрешили ехать дальше. Когда я в последний раз ее видел, принцесса уже совсем поправилась. Да, должен тебя предупредить: Грант рассчитывает, что ты скоро его навестишь. Ему не терпится узнать, что все это значило. Мне только одно непонятно: почему он взялся помогать? Я знаю, Фланхар независимое герцогство, но если Селар заподозрит, что его сын там, он тут же бросит армию в бой, да и захватить этот богатый край его приспешники будут только рады. Почему Грант пошел на такой риск?

— Он благородный и великодушный человек.

— Чепуха! Роберт рассмеялся:

— И еще он мой должник.

— Должно быть, ты оказал ему очень большую услугу, — пробормотал Патрик, запивая вином последний ломоть хлеба.

— Так оно и было.

Патрик озадаченно посмотрел на Роберта, потом оглянулся на Мику, ожидая разъяснений. Тот только пожал плечами: он понятия не имел, о чем говорит Роберт.

Патрик откинулся на стуле и довольно похлопал по полному животу.

— Он знает, что ты колдун?

Роберт мотнул головой и налил себе пива.

— Нет, но думаю, подозревает что-то. Он что-нибудь на эту тему говорил?

— Нет… Точнее, не напрямую. Просто дело в том, что за всем его хвастовством и шутками скрывается страх. Не из-за оказанной ли ему услуги он так тебя боится?

Мика заинтересованно посмотрел на хозяина. Должно быть, поведение Каванаха объяснялось какой-то давней историей, но Роберт, похоже, не собирался ничего рассказывать. Он просто махнул рукой и сказал:

— Не думаю, что он и в самом деле меня боится. Скорее он хотел произвести на вас впечатление. У Гранта богатое воображение, как ты, должно быть, заметил. Впрочем, главное, что мы теперь можем успокоиться: Розалинда и ее дети пока в безопасности. Единственная проблема, которая остается…

Его прервал стук в дверь. Это оказался Оуэн; в руках у него была кожаная сумка.

— Простите, милорд, но только что прибыл гонец. Ему велели дождаться ответа.

Роберт взял сумку, открыл и вынул единственное послание. Взглянув на печать, он нахмурился и бросил взгляд на Мику:

— Из Элайты. Спасибо, Оуэн. Я скоро спущусь и принесу ответ.

Оуэн вышел, и Роберт взломал печать. Несколько мгновений он был погружен в чтение; лицо его оставалось суровым и неподвижным. Патрик переглянулся с Микой, но ни один из них не нарушил молчания. Наконец Роберт поднялся на ноги и бросил письмо на стол:

— Меня приглашают на свадьбу Дженн. Матушку тоже.

В комнате повисла тишина; Роберт отошел к окну. Мика проводил его взглядом, потом повернулся к Патрику. Тот заговорил первым:

— Когда?

— Чуть больше чем через неделю. Она должна обвенчаться с Ичерном по приказанию Селара. Теперь, когда его сын похищен, король торопится избавиться от всех возможных претендентов на корону.

Мика долго смотрел на письмо. Он мог просто взять его со стола и прочесть, но не хотел делать этого. Случившееся было слишком страшным. Однако… что-то тут не так.

— Почему вам прислали приглашение, господин? Якоб ведь считает вас предателем.

— Каковым я и являюсь теперь. — Голос Роберта ничего не выражал, он говорил, отвернувшись к окну. — Ирония ситуации заключается в том, что, похоже, мои недавние… действия изменили взгляды Якоба. Он также разгневан тем, как бесцеремонно король распоряжается рукой его дочери. И кроме всего прочего, поскольку это я вернул Дженн в Элайту, Якоб полагает, что мне следует присутствовать на свадьбе и принять участие в торжествах.

С Патрика этого оказалось довольно. Он вскочил, опрокинув стул, и закричал:

— Но ты должен помешать свадьбе, Роберт! Если не вмешаешься ты, то вмешаюсь я! Мы не можем допустить, чтобы она вышла за Ичерна! Он же просто мясник! После Селара его в Люсаре ненавидят больше, всех во время войны его солдаты сровняли с землей три деревни. И представить себе невозможно, чтобы Дженн стала его женой. Она должна получить возможность следовать собственному…

— Предназначению? — Роберт повернулся к Патрику, глаза его сверкали. — Неужели ты думаешь, что я хочу этой свадьбы! — Однако огонь в его взгляде неожиданно погас. — Я не могу ничему помешать, Патрик, и ты тоже не можешь. Не похищать же нам ее на такое Дженн едва ли согласится.

— Но разве она захочет такого супруга! Дженн не должна выйти замуж за подобное чудовище!

Роберт вернулся к столу, его пальцы легко коснулись письма.

— Свой выбор она сделала год назад, Патрик. Теперь слишком поздно что-то менять. Она выйдет за Ичерна ради своего отца, ради своего Дома. И давай смотреть на вещи здраво: с Ичерном она будет в большей безопасности, чем с кем-нибудь еще. Он оградит ее от опасностей.

Роберт взял со стола письмо и двинулся к двери, однако помедлил, положив руку на ручку.

— Советую тебе отдохнуть, Мика, если не хочешь остаться дома.

— Что? — Мика неуклюже вскочил, чуть не опрокинув стол. — Вы туда едете?

— Как же я могу не поехать? Но матушку в это втягивать я не стану, ей уже и так пришлось нелегко. Будь готов: выезжаем на рассвете.

Высоко в холмах гулял ледяной ветер, но когда Роберт спустился ниже, в зеленую еще долину, лишь легкое дуновение колыхало ветви деревьев. К самой ферме Роберт не стал приближаться. Он остановил коня на склоне, спешился и уселся на густую зеленую траву, приготовившись ждать, если понадобится, целый день.

Внизу по строениям фермы скользили тени облаков, все было мирно и спокойно. Во дворе дети гонялись за гусями, и трудно было сказать, кто кричит громче ребятишки или потревоженные птицы. Роберт долго следил за ними; рядом с ним конь умиротворенно щипал сочную траву. Потом облака разошлись, стало пригревать солнце. Из дома вышел человек и начал подниматься на холм. Решительно приблизившись к Роберту, старик остановился на некотором расстоянии и сказал:

— Я думал, вы пришлете моего сына сообщить новости. Не было нужды приезжать вам самому. Случилось несчастье?

Роберт поднялся на ноги и сделал несколько шагов навстречу Дэвиду Маклину.

— Нет, напротив: новости хорошие. Мика отдыхает: он провел несколько дней в седле. Я подумал, что вы захотите узнать обо всем поскорее.

Дэвид смотрел на него с плохо скрытой подозрительностью:

— Так королева в безопасности? — Да.

— И где же она?

— Этого я не могу сказать. Будет безопаснее, если вы не будете знать, где королева нашла убежище: безопаснее не только для вас, но и для нее.

Дэвид упрямо выставил вперед подбородок, но спорить не стал. Старик повернул голову и взглянул на свою процветающую ферму наследство детям, ради которого он всю жизнь трудился.

Роберт понимал, что ему следовало бы уехать; понимал, что даже и касаться этой темы не следует… Но Дэвид не спешил уходить, и Роберт почувствовал, что не в силах отказаться от представившейся возможности.

— Неужели вы, в самом деле, не можете простить Мику?

— Ха! — бросил старик, не глядя на Роберта. — Как я могу его простить, раз больше не могу ему доверять?

Роберт от удивления даже открыл рот.

— Не можете доверять? Мике? Да ведь он же самый надежный человек из всех, кого я знаю! Как же вы можете не доверять ему?

Дэвид бросил на него тяжелый взгляд.

— Когда мой сын стал служить в замке, я счел это честью. Вашего отца все любили, он был великий человек, восстал против узурпатора и погиб, сражаясь с ним. Я гордился тем, что мой сын служит таким господам, до того самого дня, когда вы принесли присягу узурпатору. Я умолял Мику уйти со службы, но он был тогда просто мальчишка и боготворил вас. Я надеялся, что, став старше, он поймет то, что понимал я: что в тот день вы предали свой народ и свою страну, не говоря уже о вашем собственном отце. Но сынок мой, когда дело касалось вас, был всегда слеп. Вот тогда-то я и перестал ему доверять. Я перестал верить его словам, потому что знал: его слова это ваши слова, а ваше предательство стало его предательством. Теперь, когда он стал взрослым человеком, извинений этому нет. Он был с вами достаточно долго, чтобы понять, что вы собой представляете. Так как же я могу доверять сыну, который остается слепцом не по случайности или неведению, а по своему собственному выбору? Роберт твердо посмотрел в глаза Дэвиду.

— Вы его отец, он вас любит. Да, Мика остается со мной по собственному желанию. Свои поступки оправдывать перед вами я не буду.

— Даже и попытки не сделаете?

— Какой в этом был бы смысл? Вы ведь приняли решение приняли его в тот момент, когда я присягнул Селару, до того, как у меня появилась возможность принести пользу своей стране. Вы отвергаете меня, мастер Маклин, потому что я предал мой народ и мою страну. Но мне непонятно, почему вы распространяете это чувство на сына, который остался верен тем ценностям, которым вы же сами его учили, чести, верности, дружбе. Для Мики они так же естественны, как для нас с вами дыхание. Он так же не может изменить мне, как не может перерезать себе горло. Вы когда-то гордились тем, что он служит нашему Дому. У вас нет оснований не испытывать такой же гордости за то, как он служит мне теперь зная, что это стоит ему вашей любви и доверия.

Дэвид нахмурился:

— Вы не имеете никакого права говорить мне, как следует обходиться с сыном, ведь вы и виноваты в том положении, в котором он оказался.

— Может, и так. — Роберт взялся за повод коня. — Но Мика мой друг, и это самое малое, что я могу сделать для него.

Когда Роберт уже вскочил в седло, старик, медленно покачав головой, спросил:

— Почему вы вернулись в Люсару?

Роберт окинул взглядом раскинувшуюся перед ними привольную долину:

— Знаете, я сам теперь не уверен в причине… Иногда мне кажется, что этого делать не следовало.

Во второй раз за две недели Мика ехал на север, в Элайту, но если тогда разговоров в пути было немного, то теперь их не было вовсе. Благодаря многолетнему опыту Мика знал, когда Роберт решит остановиться на ночлег, когда они утром поднимутся, на какую дорогу свернут. Все решения господина Мика чуял нутром, и это сослужило ему хорошую службу, потому что за всю дорогу до Элайты Роберт не проронил ни единого слова.

Из-за молчания Роберта дни казались Мике очень длинными. Он не раз пытался заговорить не важно о чем, лишь бы вовлечь Роберта в беседу, но каждый раз, стоило ему открыть рот или поднять на того глаза, как Роберт предостерегающе качал головой. В конце концов, Мика решил, что и пытаться не стоит.

В первый раз Роберт нарушил молчание, когда они уже ехали по берегу озера у подножия сияющих золотом в лучах заката стен замка.

— Надеюсь, мы не опоздали. — Мика чуть не свалился с коня. Он вытаращил на Роберта глаза и не нашелся что ответить. Роберт с улыбкой взглянул на слугу, как будто этих дней глухого молчания и не было. — Флаги еще не спущены. Наверняка ими украсили замок по случаю венчания, так что мы, похоже, прибыли вовремя.

— Клянусь кровью Серина, милорд, — выдавил Мика, — иногда мне кажется…

— Да, — перебил его Роберт, въезжая в ворота. — Я знаю, Мика.

Двор был полон суетящихся слуг. Роберт и Мика оказались не единственными только что прибывшими гостями. Некоторые лица Мика узнавал с трудом, других встречных хорошо помнил. Было похоже на то, что Якоб не только Роберта пригласил в свидетели безрассудного решения Селара. Другое дело, многие ли из гостей разделяют чувства хозяина… Пока они дожидались, чтобы об их приезде доложили, Мика заметил, что многие замирают на месте и таращат на Роберта глаза, словно увидев перед собой призрак. К счастью, приветствовать их вышел сам Нейл, и его спокойствие несколько усмирило бушевавшую вокруг неразбериху.

— Добро пожаловать в Элайту, ваша светлость. Позвольте проводить вас в ваши покои.

— Нет, Нейл, просто скажите нам, куда идти, — улыбнулся Роберт. — Вам и так хватает дел.

— Это так, сознаюсь. Сегодня и завтра замок будет полон гостей. Наш господин решил, что празднества по случаю свадьбы продлятся четыре дня. Те, кого не удастся разместить в Элайте, приедут завтра и будут присутствовать только на церемонии. Вечером состоится пиршество, на которое приглашены все, кто уже прибыл. — Нейл сглотнул и понизил голос: — Леди Дженнифер должна сегодня впервые встретиться с будущим супругом.

— Сегодня? — ахнул Мика, но Роберт предостерегающе стиснул его руку:

— Где наши комнаты, Нейл?

— В Соколиной башне, ваша светлость. Вам нет нужды проходить через зал. Мне подумалось, что так вам будет удобнее.

Роберт тепло улыбнулся:

— Вы всегда хорошо разбирались в ситуации, Нейл. Спасибо.

— Служить вам для меня удовольствие, ваша светлость. — Нейл поклонился и отправился встречать других гостей.

Роберт показал Мике на Соколиную башню, окна которой смотрели на лес.

— Пошли, здесь лучше не задерживаться. Я привлекаю к себе слишком много внимания.

Путники протолкались сквозь толпу и свернули в маленький дворик. Слуг здесь суетилось не меньше, но, по крайней мере, отсутствовали лошади и не было риска попасть под копыта. Роберт провел Мику по каменному мостику в следующий дворик, отделенный решеткой от сада. Напротив садовой калитки, примыкая к замковой стене, высилась Соколиная башня. Барельеф высоко над дверью изображал расправившего крылья хищника.

— Отец Якоба очень любил охоту с ловчими птицами, — объяснил Мике Роберт. — У него был сокол, с которым в те годы ни один другой не мог сравниться. К несчастью, покойный граф в старости уже не мог ездить верхом, а потому выпускал своего сокола с вершины этой башни.

— Но это же очень опасно!

— Для сокола тут опасности нет, — пробормотал Роберт, останавливаясь перед дверью верхнего этажа. Комната, куда они вошли, была круглой, просторной и светлой. Узкая лесенка слева вела в другие помещения. Судя по тому, какими глубокими оказались оконные проемы, стены башни были футов двенадцати толщиной.

— Построено так, чтобы выдержать осаду.

— Верно, — кивнул Роберт, пересекая комнату. — Напомни мне поблагодарить Нейла хорошо?

— За что?

— За хорошую память. Это те самые покои, в которых останавливались мы с отцом, когда я впервые гостил в Элайте еще до рождения Дженн. Я кидал из этого окна бумажные стрелы в Беллу, когда она гуляла в саду. Клянусь богами, ну и злила же она меня! К счастью, с годами она заметно исправилась.

— Не сомневаюсь: то же самое она сказала бы и про вас. Роберт взглянул на Мику через плечо и усмехнулся:

— Надеюсь. Да поможет мне Серинлет, если она решит, что это не так. Как ты думаешь, смогу я улизнуть с сегодняшнего пиршества?

Мика, стоя у двери, с сомнением покачал головой:

— Нет. К тому же, думаю, если вы не появитесь до завтрашней церемонии, найдутся такие, кто скажет, что вы боитесь показаться людям на глаза.

Роберт повернулся лицом к Мике и спросил:

— А что сказал бы ты?

— Ничего, милорд. Роберт улыбнулся:

— Чем только я заслужил такого слугу, как ты?

— Не знаю, — пожал плечами Мика, — но, должно быть, вы совершили что-то ужасное.

Ответом ему был смех Роберта. Хлопнув Мику по плечу, он сказал:

— Ладно, давай распакуем вещи. Раз уж мы здесь, можем, по крайней мере, повеселиться.

Он протянул руку за рубашкой, разложенной на постели. Роскошная вышитая одежда пахла лавандой. Сначала один рукав, потом другой… теперь зашнуровать спереди… Он медленно пропустил шнуры между пальцами. Шелк никогда еще не казался таким тонким, а сам он таким полным жизни. Селар чувствовал прикосновение к телу каждой нитки, ткань ласкала его кожу. Лаванда и шелк, невесомость и благоухание… Словно плавное скольжение в небытие.

Как во сне он взял свой меч и вложил в ножны на боку. Теперь он был готов.

Дженн старалась стоять смирно, но бесконечная процедура сооружения прически сводила ее с ума. Наконец она не выдержала и отстранила Адди:

— Пожалуйста, оставь. И так хорошо.

Адди, руки, которой были полны шпилек и гребней, растерянно посмотрела на свою госпожу:

— Но я еще не кончила, миледи. Нужно уложить локоны на затылке.

На выручку Дженн пришла Белла:

— Дай мне шпильки. Я заколю локоны потом. Времени еще много. — Белла спокойно отобрала у служанки гребни и выпроводила ее из комнаты.

Дженн немедленно начала расхаживать по комнате, заваленной нарядами и туалетными принадлежностями; на столе остывал легкий ужин, к которому она не притронулась. Снаружи доносились голоса гостей, собиравшихся в зале и радостно приветствовавших друг друга. Сумерки опустились час назад, и только факелы на стенах замка рассеивали темноту. Однако и, не видя собравшихся, Дженн знала, что ее ожидает.

Гости приготовились к ее выходу. Все будут смотреть на нее, следить за каждым ее движением, строго судить, гадать, окажется ли она достойна кузена самого короля. Научилась ли эта случайно нашедшаяся девчонка за один короткий год вести себя, как приличествует знатной даме? Не наделает ли она ошибок? Сумеет ли скрыть свои дурные манеры? Ее платье, ее прическа будет ли все как положено?

Воспоминание о болтовне тех дам в Марсэе, язвительной и самодовольной, заставило Дженн поежиться. Они все ждут ее внизу, жены и дочери друзей Ичерна, и готовятся всласть посплетничать. Уж конечно, они найдут в ней массу недостатков!

— Тебе следовало бы перекусить, — сказала Белла, наливая в серебряный кубок — свадебный подарок Лоренса сладкого золотистого вина. — Ты сразу почувствуешь себя лучше.

— Лучше? — бросила Дженн. — Как я могу почувствовать себя лучше?

Она продолжала метаться по комнате, стиснув руки так сильно, что у нее, в конце концов, заболели пальцы.

— Дженн, — увещевала ее Белла, — ты должна постараться успокоиться.

— Но я не желаю в этом участвовать! Не желаю, чтобы меня выставляли напоказ! Клянусь богами, хотела бы я оказаться где-нибудь в другом месте!

— Я знаю. — Белла мягко взяла Дженн за руку, заставив остановиться.

— Я пообещала батюшке, что не опозорю его и выполню обещание, но как же мне не хочется появляться перед ними! Я просто не могу! Я скажу или сделаю что-нибудь не так, и батюшка возненавидит меня! Я всегда все порчу, как бы ни старалась! Ох, Белла, что же мне делать?

Дженн судорожно втянула воздух и, не пытаясь остановить льющиеся из глаз слезы. Белла спокойно смотрела на сестру:

— Ты просто все вытерпишь. Ты и сама это знаешь, и я знаю, и отец знает. Никто из нас не хочет этого брака.

Дженн продолжала дрожать и, как ни старалась, унять дрожь не могла. Высвободив руку, она отошла к окну и подставила пылающее лицо прохладному ветерку. Как все глупо! Она же держалась до сих пор! Вытерпела все приготовления, делала все, что положено. Так почему же теперь?..

— Он здесь, да? — еле слышным голосом спросила она Беллу.

— Да, — спокойно подтвердила та. — Нейл сказал, что они приехали часа два назад.

— Ему не следовало приезжать!

— Может быть. Но он здесь, и с этим ничего не поделаешь. Нейл разместил их в Соколиной башне. Если повезет, их там никто не потревожит.

— Белла… — Дженн сделала шаг к сестре, не в силах скрыть ужасной растерянности. — Я… Ты будешь рядом? Ты не позволишь мне опозориться?

Взгляд Беллы смягчился. Она подошла к Дженн и положила руки ей на плечи.

— Где же мне еще быть? Я знаю, как ты трусишь: это только естественно.

— Я не трушу, — пробормотала Дженн, — я только… Мне кажется… Я просто не хочу выходить за него замуж. Ничего не могу с этим поделать.

В ответ Белла прижала ее к себе. Дженн вцепилась в сестру, стараясь унять дрожь, исходившую, казалось, из самых глубин ее сердца.

— Ты проделала такой путь, — мягко прошептала Белла. — Теперь ты не можешь отступить. Мне не нужно говорить тебе, что выбора нет. Но не бойся: я буду рядом, что бы ни случилось. Я же твоя сестра.

Дженн отстранилась и посмотрела в лицо, такое похожее на ее собственное. С тех пор как пришло распоряжение Селара о замужестве Дженн, Белла была такой отстраненной… И все-таки она всем распоряжалась, заботилась о сестре и вот теперь стоит рядом и старается ее ободрить. Разве их мать не сказала бы те же слова? Не попыталась бы утешить Дженн, зная, что выхода из ужасной ситуации нет?

А кто успокаивал саму Беллу? Кто стоял с ней рядом в день ее свадьбы?

— Ты ведь любила Лоренса, когда выходила за него, правда?

— Да. Я полюбила его не сразу, но он был таким терпеливым! Мне повезло: он замечательный человек.

— Да, повезло, — прошептала Дженн. — Прости меня, Белла. Я была для тебя нелегким испытанием.

— Уж не извиняешься ли ты? — рассмеялась Белла. — Да, ты нелегкое испытание, но это больше не имеет значения. А теперь постарайся успокоиться, от всех этих переживаний ты только зря страдаешь. Мы обе знаем, что ты выдержишь. За последние две недели ты много раз могла бы сбежать, но ведь не сбежала же. Перестань плакать, Дженнифер. Ты же не хочешь показаться ему с красными опухшими глазами?

Дженн хмыкнула и стала вытирать руками лицо.

— По сравнению с той, кого на самом деле выбрал Ичерн, я уродина. Самах красивее меня в десять раз. Он посватался ко мне только потому, что она сбежала. На ее месте я сделала бы то же самое! Какое мне дело, найдет Ичерн меня привлекательной или нет!

Белла улыбнулась, взяла кубок со сладким вином и вложила его в руку Дженн. Еле слышным шепотом она ответила:

— Я совсем не Ичерна имела в виду.

ГЛАВА 21

Уж если чем Роберт и обладал, так это тонким чувством того, что приличествует торжественному событию. Приказав Мике надеть лучший наряд на торжество, сам он тоже позаботился об этом. Его камзол из черного бархата украшали великолепные черные жемчужины; остальная одежда тоже была черной, на плече ярко блестела пряжка тонкой работы с изображением орла Дугласов, считалось, что ей больше пяти сотен лет. Высокая стройная фигура Роберта не могла не привлечь к себе внимания. Даже если бы целью Роберта было произвести впечатление, добавить к его внешности было бы нечего. В огромном зале замка Элайты не было ни одного человека, который не повернул бы головы в его сторону.

— Остается только надеяться, что никому из присутствующих я не должен, — легкомысленно заметил Роберт, пересекая зал. На галерее играли музыканты, но их почти не было слышно за смехом и разговорами гостей.

Мика старался не отставать от своего господина, но это было нелегко. Многие, заметив Роберта, устремлялись к нему, хотя некоторые и останавливались на полпути. Если так будет продолжаться, им потребуется полночи, чтобы добраться до столов с угощением.

— Смотри, какая красотка, Мика, — прошептал Роберт на ухо слуге. — Она с тебя не сводит глаз.

— Правда, милорд? — рассеянно ответил тот, глядя в другую сторону. — А вон там сидит еще одна, с которой никто в зале не сравнится.

Роберт проследил за его взглядом. Дженн сидела на возвышении, окруженная дамами. Из высокой прически выбивались локоны, падая на плечи; платье, синее, как вечернее небо, подчеркивало изящество фигуры; белая кожа в сиянии свечей наводила на мысли о луне в морозную ночь. Глаза девушки сверкали ярче, чем всегда.

— Подойди к ней, Мика. Она наверняка захочет с тобой поговорить.

— Но…

— Прошу тебя, друг мой. — Роберт отвернулся и двинулся в другой конец зала. Оставленному в одиночестве Мике не оставалось ничего другого, кроме как подойти к возвышению. Дженн заметила его и приветливо насколько осмелилась в таком окружении — улыбнулась.

— Леди Дженнифер, — проговорил Мика в самой светской манере, — вы выглядите прекрасно. И вы, леди Белла.

— Очень любезно с вашей стороны приехать, — с легкой запинкой ответила Дженн.

— Да, — подтвердила Белла с улыбкой. Она тоже, казалось, нервничала, но при таком количестве гостей это было неудивительно.

— Мика. — Дженн приподнялась и, оглянувшись по сторонам, прошептала: — Предупреди его! Тут не все так, как… Прошу тебя, не отходи от него. Я не хочу, чтобы он оставался в одиночестве.

Бросив быстрый взгляд на Беллу, Мика кивнул. Что бы Дженн ни имела в виду, Белла не сделала попытки ни остановить ее, ни пуститься в объяснения. Мика прошептал так тихо, что только Дженн могла его услышать:

— Если захотите избавиться от всего этого, только скажите. Будет достаточно одного слова.

Дженн улыбнулась ему с такой теплотой, что сердце Мики перевернулось.

— Спасибо за предложение, Мика. Но ответ будет «нет», и ты знаешь почему. А теперь, пожалуйста, отправляйся к нему. У нас позже еще будет время поговорить.

С новым поклоном Мика отступил назад. Оглянувшись, он обнаружил, что Роберт в дальнем конце зала тихо с кем-то беседует; собеседника его Мика не разглядел, но заметил, что прислушиваются к разговору многие. Пробираясь между группами гостей, Мика старался поймать словечко-другое, но странное дело: как только он приближался, все умолкали. Единственная фраза, которую он уловил, была: «Это Ангел Тьмы».

Да, Роберт прекрасно разбирался, как следует одеваться для подобной церемонии. Жаль, что при этом ему в черном облачении, с черными, как вороново крыло волосами не хватало чувства самосохранения…

Роберт заметил приближающегося Мику и отошел от своего собеседника.

— Никаких подробностей?

— Похоже, она не захотела со мной откровенничать. Впрочем, есть кое-кто, жаждущий с вами поговорить, лорд Якоб.

Сидевший в кресле у камина старик призывно махал им рукой. Окружавшие его друзья при приближении Роберта и Мики начали исчезать в толпе. Старый граф оглядел зал, заполненный блестящими придворными и влиятельными аристократами со всей страны. В отличие от Дженн Якоб сидел не на возвышении как если бы этой ночью он не хотел смотреть на своих гостей сверху, а стремился оказаться одним из них.

— Я рад, что вы приняли мое приглашение, Роберт. Если кому и следует быть сегодня здесь, то это вам.

Роберт лукаво улыбнулся:

— Благодарю вас. Должен признаться: я был удивлен.

— Поступки и друзей, и врагов часто нас удивляют. Все дело в том, как мы на них реагируем.

Роберт приветствовал друзей Якоба со своим обычным обаянием, однако все они как один, казалось, чего-то ждали, словно приехали сюда не на свадебные торжества, а для чего-то другого. Мика уже начал чувствовать себя очень неловко, когда в зале вдруг воцарилась полная тишина. Впервые стали ясно слышны звуки музыки, но от этого стало только хуже. Мика резко обернулся, ожидая увидеть перед собой врага, но обнаружил совсем другое: толпа расступилась, и к ним приближались двое мужчин.

Инстинктивно Мика сделал шаг вперед, заслонив собой Роберта, однако тот ласково положил руку ему на плечо и отодвинул в сторону. Те двое приближались, и мужчины низко им кланялись, а женщины приседали, так что скоро в зале осталось всего трое, не склонивших головы, — Роберт, Тьеж Ичерн и Селар.

— Добро пожаловать в Люсару, — громко, чтобы слышали все в зале, сказал Селар. — Жаль, что вам не удалось до сих пор побывать при дворе, но после такого долгого отсутствия вас, должно быть, ждали дома многие важные и срочные дела.

После едва заметной паузы Роберт поклонился. В зале царило напряжение, но он держался совершенно свободно. Он подошел к Селару и заговорил так непринужденно, словно расстался с ним всего неделю, а не четыре года назад. Это был редкий талант, которому Мика всегда завидовал.

— Благодарю вас, сир. Вы совершенно правы недавняя смерть брата лишь увеличила мою ответственность перед моими людьми.

— Не говоря уже о смерти вашего дяди, — проворчал Ичерн. Селар бросил рассеянный взгляд на собравшихся в зале.

Придворные тут же попятились, так что перед Селаром остался только Якоб в своем кресле. Барон Кемпбелл, заметив это, подошел и встал рядом со старым другом. Оба они молчали, но смотрели на короля с вызовом. Они явно знали о предстоящем противостоянии. Что они задумали?

Мика почувствовал, что дрожит. Так вот о чем пыталась предупредить его Дженн! Селар, возможно, прикажет Мике убираться, но теперь не было на свете такой силы, которая заставила бы его покинуть Роберта.

Король еще раз обвел зал рассеянным и презрительным, как всегда, взглядом. За эти четыре года он, казалось, совсем не постарел и выглядел здоровым и бодрым. Его светлые волосы блестели, серые глаза смотрели твердо и решительно. Светлая туника Селара была расшита рубинами и изумрудами, на боку сверкал меч.

— Смерть вашего брата оказалась, должно быть, тяжким ударом для вашей матушки, — ровным голосом продолжал Селар. — Несомненно, потерять юного сына — ужасная трагедия для нее.

Роберт выслушал это, не поморщившись.

— Да, она очень тяжело переживает свою потерю, сир. Однако она в добром здравии. Матушка всегда находила утешение и поддержку у церкви, как вы, несомненно, помните.

Теперь была очередь Селара услышать, не поморщившись, намек на те гонения, которые он обрушил на церковь. Он взглянул на Ичерна, потом на Якоба. Мику он, казалось, не замечал. Разговоры и смех в зале звучали теперь, как и раньше. Краем глаза Мика заметил, что Дженн и Белла стоят на возвышении, неподвижные и напряженные, всего в двадцати футах от короля.

— Я думал, Данлорн, что весной вы, может быть, все же явитесь ко двору. Входит это в ваши планы?

— У меня нет совсем никаких планов, сир. — Роберт с невинным видом развел руками. — Как видите, я явился сюда только по настоянию Якоба.

— Конечно. — Теперь Селар улыбался. Улыбка была зловещей; немногие, увидев ее, спокойно спали бы ночью. — На самом деле мне следовало бы поблагодарить вас за отсутствие. Вы оказали трону больше услуг, оставаясь вдали от столицы, чем когда были при дворе. Я не хочу, конечно, сказать, что не рад вашему возвращению в Люсару. Однако, оглядываясь на прошлое, я не смог бы назвать лорда более преданного короне. Думаю, что так же считает и весь мой народ.

Селар откровенно насмехался над Робертом это понял даже Якоб. Ичерн качался на пятках, не скрывая надежды на то, что Роберт ответит резкостью. И он, и Селар оказались в этом разочарованы: тот лишь любезно улыбнулся:

— Я не хотел бы себе лучшей эпитафии, сир. Быть добрым и верным слугой короны — разве это не самое сокровенное желание любого человека?

— Вот как? — усмехнулся Селар. — А я-то думал, что желанием мужчины было бы иметь мужественное сердце.

— Но как может служить трону человек, не обладающий мужеством, сир?

Селар сделал шаг вперед.

— Не знаю, Данлорн. Может быть, вы сами могли бы ответить на этот вопрос. Да, может быть, мне следует теперь, когда ваш предатель-дядюшка мертв, называть вас Хаддоном? Должен сказать, что мне не много встречалось людей, осмеливавшихся вставать на моем пути, но еще меньше так откровенно помогавших мне своим бездействием.

Селар с презрением бросал слова в лицо Роберту, выпрямившись во весь рост и повысив голос, чтобы его слышали во всех концах зала. Музыканты в страхе перестали играть.

— Да, — со смехом продолжал Селар, — великое имя Дугласов теперь путают с прозванием «трус». Знали бы вы, сколько раз мои люди советовали мне схватить вас, обвинить в чем-нибудь. Хаддон это угроза, говорили они. Но вот видите, я оставил вас в покое, позволил забиться в норку, которую вы для себя выкопали. Я знал, что вы не восстанете против меня, знал, что вы выдохлись. Клянусь богами, даже в вашем дяде было больше храбрости! Я знал, что вы не пикнете, даже когда я приказал его уничтожить! А все почему? Потому что вы — трус. Поэтому-то вы и сбежали из Марсэя, поэтому сейчас стоите передо мной, не смея слова сказать в свою защиту. Ну же, Хаддон! Попробуйте отрицать! Вот Ичерн посмеется!

Роберт молчал, лицо его оставалось совершенно неподвижным, руки были опущены.

— Вот как? Вам нечего сказать? Какая жалость я надеялся, что вы поразвлечете гостей. Вогн будет очень разочарован, когда узнает, что вы проделали такой путь и ничего не смогли мне ответить. Мы столько лет были рядом, но только теперь я понял, как мало давала мне ваша дружба. А все-таки порадуйте собравшихся, попробуйте мне ответить! Вы, последняя надежда Люсары, единственный, кто противостоял узурпатору! Вам так-таки нечего сказать? Почему вы не обнажите меч, почему не убьете меня на месте? Почему не освободите от меня свою любимую страну?

— Не могу, сир, — спокойно ответил Роберт. — Если помните, я принес вам присягу.

Селар отбросил всякое притворство и угрожающе надвинулся на Роберта. Глядя ему в глаза, он бросил с такой яростью, что она одна, казалось, могла сокрушить человека:

— Ну, если вас останавливает только это, Роберт, вперед! Я совсем не хочу, чтобы потом говорили, будто я дал оправдание вашей трусости. Да в таком оправдании вы никогда и не нуждались! Доказательство тому ваше поведение при Селуте. Зачем мне присяга труса, когда у моих ног вся эта страна рабов! Клятва, которую вы мне дали, имела цену, пока вы были народным героем, но теперь ваша трусливая осмотрительность и бездействие сделали ее ненужной. Я освобождаю вас от клятвы!

Роберт, глаза которого вспыхнули опасным огнем, повернулся к Якобу:

— Мне кажется, милорд, что мое присутствие не доставляет удовольствия гостям. С вашего разрешения, я удалюсь.

Якоб смог только кивнуть; глаза его были холодны как лед. Роберт повернулся на каблуках и вышел из зала, толпа расступалась перед ним, как перед прокаженным.

— Я же говорил вам, Ичерн, — снова вернулся к своему издевательскому тону Селар, что он ни на что не осмелится.

— Да, сир, говорили. И все равно жалко: хорошая потасовка всех развлекла бы.

— Ну, проливать кровь накануне вашей свадьбы было бы плохой приметой и нарушением благочестия. Правда, это послужило бы актом очищения. Ладно, кузен. Думаю, пора вам познакомиться с вашей прелестной будущей супругой.

Король и Ичерн двинулись к возвышению, а Якоб дернул за рукав Мику:

— Скорее, мальчик, иди за ним. Ему сейчас нужен друг.

Дженн следила, как Мика пробирается сквозь толпу, не замечая, что Белла дергает ее за руку и шепчет: «Пора».

Дженн только рассеянно кивнула. Мика исчез в дальнем проходе, но это не принесло облегчения. Они сейчас уедут? Он покинет замок? Выедет в ворота Элайты, чтобы никогда больше сюда не вернуться?

— Пойдем, Дженн. Они ждут.

Дженн подняла глаза, но по-прежнему ничего перед собой не видела. В ее душе все еще звучали сказанные Селаром слова.

Трус.

Так он назвал Роберта.

Трус.

Но… Роберт ведь не был трусом. Он был Врагом.

Врагом… всего этого.

— Если время пришло, — выдохнула Дженн, чувствуя, что ярость вот-вот прорвет все сдерживающие ее плотины, — то, пожалуй, нам следует идти.

Вместе с Беллой она спустилась с возвышения. Глаза Дженн самой кротости и скромности были опущены, она двигалась со всей грацией, которой ее научила сестра.

Лицо Дженн было спокойно, руки не дрожали, дышала она ровно.

Она была готова убивать.

Левая ладонь Дженн начала чесаться, напомнив о клятве, данной Уилфу. Клятва была выжжена в памяти девушки так же неизгладимо, как отпечаток ее руки на столе совета. Дженн тогда сказала Уилфу, что могла бы сжечь Анклав. Может быть, придет день, когда она и сделает это. Но сегодня ее действия будут иными. Иными и гораздо более смертоносными.

Белла подвела Дженн к креслу Якоба. Девушка присела в низком реверансе, потом Якоб взял ее за руку своей морщинистой холодной рукой и заговорил. Дженн не слышала этих тихих вежливых слов: их уносил прочь ураган ее гнева. Только когда Якоб умолк, она поняла, что пришло ее время.

Якоб вложил ее правую руку в руку Ичерна. Герцог склонился и коснулся губами ее пальцев. Лишь бушевавшая в Дженн ярость не дала ей вздрогнуть от этого прикосновения и выдернуть руку. Гнев помог ей сохранить холодную голову и самообладание. Никогда еще не бывала Дженн такой совершенно спокойной.

Она подняла глаза, но не на Ичерна, а на Селара.

Он наблюдал за ней со смесью любопытства и насмешки, с презрительной снисходительностью типичный тиран.

Тиран, обреченный на смерть.

Дженн чувствовала, как растет в ней смертоносная сила; она наслаждалась даруемым ею ощущением власти разрушать. Он так и не поймет, что с ним случилось, никогда не догадается, что сам обрек себя на смерть.

Дженн подняла левую руку, чтобы точнее направить колдовской удар, который она сейчас нанесет, сделала глубокий вдох…

На ее плечо легла чья-то рука.

Белла. Дженн услышала ее шепот:

— Ты должна приветствовать своего будущего мужа, сестра. Он ждет.

Сила, как огонек свечи, дрогнула и погасла. Разочарованная и огорченная, Дженн уронила руку и пробормотала положенные слова. Она даже заставила себя взглянуть на Ичерна. Он ничего не заметил. Никто из них ничего не заметил.

Дженн снова посмотрела на Селара, но внимание короля было уже направлено не на нее. Откуда-то в уме Дженн возникли слова: «В один прекрасный день, король, будешь ли ты тогда могуществен или впадешь в ничтожество, я уничтожу тебя».

— Ну, как, по-вашему, кузен, — обратился Селар к Ичерну, совершенно не подозревая, что ему только что был вынесен приговор, — эта прелестная малютка вас устроит?

Легким усилием Дженн, воспользовавшись тем, что ее рука все еще касалась руки Ичерна, наложила на него Печать. Союзником ей он, конечно, никогда не станет, но все, что возможно, кузен тирана для ее защиты сделает.

— Да, сир, — склонил свою толстую шею Ичерн. Он все еще сжимал руку Дженн, и хотя от его прикосновения по ее коже бежали мурашки, девушка не отстранилась. — Она очаровательна. Графу Якобу, должно быть, жаль расставаться с такой драгоценностью.

— Ваша светлость сама доброта, — буркнул Якоб, потом, неожиданно улыбнувшись, разъединил руки Дженн и Ичерна. — Прошу вас, господа, вас ждут угощение и развлечения. Надеюсь, гостеприимство Элайты не посрамит мой дом.

Селар рассмеялся и хлопнул Ичерна по плечу:

— Он хочет, чтобы вы пока оставили его дочь в покое, Ичерн. Ничего, завтра вечером она станет вашей. Пойдем промочим горло.

Ичерн кивнул, по-прежнему не сводя глаз с Дженн. Медленно и нехотя, только повинуясь Селару, он повернулся и последовал за королем. Голова Дженн от облегчения на мгновение закружилась.

Якоб, Белла и Дженн остались одни. Только Лоренс и Кемпбелл стояли рядом, как часовые, охраняя последние мирные минуты этой семьи. Якоб притянул к себе Дженн, до нее донеслись его слова, похожие на покаянную молитву:

— Прости меня, дитя. Я очень виноват. Я ошибался насчет Данлорна.

Дженн рассеянно коснулась губами его морщинистой щеки, потом, выпрямившись, посмотрела отцу в глаза.

— Зло уже свершилось, батюшка, и сожаления ничего не изменят. Скорее всего, тебе никогда не выпадет возможность принести ему извинения лично. — Якоб нахмурился, но Дженн продолжала, тихо и холодно: — Чего ты ожидал, батюшка? Неужели думал, что Селар обрадуется возвращению Роберта? Что они снова станут друзьями? Или ты рассчитывал, что Роберт убьет короля? Здесь? Сейчас? Ты должен был знать, что случится именно то, что случилось. Не ноги твои отказываются тебе служить, а глаза. Ты всегда говоришь мне, батюшка, что я не предвижу возможной опасности. Теперь, мне кажется, ясно, от кого я унаследовала такую черту.

Прежде чем Якоб смог ответить, Дженн резко повернулась и отошла от него. Это было необходимо: иначе она наговорила бы такого, о чем потом пожалела бы.

Мика проталкивался сквозь толпу, стараясь догнать Роберта. Зал был полон опасностей, он чувствовал их кожей. С отчаянно колотящимся сердцем Мика выбежал в дверь, но Роберта не увидел. В панике Мика помчался через двор. Где может быть Роберт? Собирается, чтобы покинуть Элайту?

Мика добежал до Соколиной башни и задрал голову. Ни в одном окне не мелькал свет, ничто не выдавало присутствия человека. Все же, повинуясь инстинкту, Мика бросился вверх по лестнице. Комнаты были пусты, но дверь, ведущая на верхнюю площадку башни, оказалась открыта. Задыхаясь, Мика выглянул и увидел Роберта, стоящего к нему спиной. Руки его лежали на холодном камне перил, взгляд был устремлен на темный лес вдалеке. Совершенная неподвижность его была пугающей.

Все еще пытаясь отдышаться, Мика пропыхтел:

— Не могу поверить, что Селар решился на такое! И при всех! Ведь все слышали его слова! Он что, рассчитывал, что вы его ударите? Назвать вас трусом! После всего, что вы для него сделали! Нет, просто не могу поверить!

Роберт не пошевелился. Он никогда не показывал своих чувств, но после такого!..

Только теперь начал Мика догадываться…

— Все было подстроено, да? Поэтому Якоб и пригласил вас. Он рассчитывал, что вы выступите против Селара. А Селар… Селар постарался лишить вас поддержки, опорочить, назвав трусом! О боги! Вам следовало его убить.

Мика судорожно вздохнул, в ужасе от того, что только что произнес. Роберт не сразу откликнулся; он медленно повернул голову, и когда Мика увидел его глаза, то окаменел.

Во взгляде Роберта было что-то настолько зловещее, такая темная бездна, что Мика замер на месте и затаил дыхание. Когда Роберт, наконец, заговорил, голос его прозвучал как скрежет камня, падающего в пропасть.

— Мне не следовало сюда приезжать. Я знал, что совершаю ошибку, но не мог удержаться.

Мика сглотнул и стиснул кулаки, чтобы руки не дрожали.

— Может быть… Но ведь нет причины, почему бы Селар…

— Ты прав. — Роберт слегка переменил позу, и теперь, хоть его глаза и горели по-прежнему мрачным огнем, в них не было больше слепой ярости. — Но что я мог сделать, она ведь была рядом!

Мика, хмурясь, придвинулся к хозяину, в темноте тот не мог видеть выражения его лица, да это и не имело значения. Неожиданно Мика почувствовал, что расстояние, всегда разделявшее их господина и слугу, тоже не имеет значения. Он опустился на холодный камень скамьи и прошептал:

— Вы ее любите.

Ответа не последовало — лишь слабое пожатие плеч.

— Роберт! — Мика протянул руку и развернул Роберта к себе лицом. — Ответьте мне. Ведь вы ее любите?

Роберт неохотно взглянул на Мику и после долгой паузы прошептал:

— Какая разница?

— Но еще не поздно все остановить… Если бы вы сказали ей об этом, вы могли бы ее увезти.

— Ох, едва ли Селар позволит мне подобное. Да и что я стал бы делать потом? Обречь ее на жизнь беглянки? Разве могу я причинить ей такое зло! И как насчет матушки и всех, кто от меня зависит? Могу ли я бросить их всех на растерзание хищникам Селара только потому, что питаю к Дженн какие-то чувства? — Роберт горько усмехнулся. — Да и скажи я ей о своей любви, ничего бы не изменилось. Она меня ненавидит.

— Откуда вы знаете?

— Ну, об этом я позаботился.

Мика, ничего не понимая, развел руками:

— Но зачем? Вы решили, что и она может испытывать к вам те же чувства?

— Не знаю. Я просто не мог рисковать.

— Но если вы ее любите…

Роберт отвернулся и обреченно склонил голову:

— Не важно, люблю я ее или нет. Я не могу доверять никаким своим чувствам. Да к тому же тут просто действуют те проклятые Узы…

Мика ничего не мог понять.

— Откуда вы знаете, что тут просто действие Уз? И какое имеет значение, если это и так?

— Дело в том, — Роберт выпрямился во весь рост и повернулся к Мике, — что Ключ ошибается. Пророчество ложно. Иначе не может быть. И у меня нет выбора: я должен противиться… Мика, я должен противиться всему! Если я этого не сделаю…

— Что? Что случится, если вы не будете противиться?

— Тебе незачем это знать. — Роберт твердо посмотрел Мике в глаза. — Не настаивай, друг мой. Поверь, ты ничем не можешь мне помочь. Хотел бы я, чтобы все было иначе.

ГЛАВА 22

Он лениво снял рубашку, подержал в руке и уронил на пол. Лихорадка заставляла его то гореть в огне, то дрожать от леденящего холода. Здорово он осадил этого труса!

Кинул ему в лицо все его жалкие уловки, и что же? в ответ лишь полная покорность…

Значит, все эти годы он боялся того, чего на самом деле не существовало! Все эти годы он помнил об угрозе, да и выслушивал напоминания о ней тоже. И вот теперь доказал: придворные ошибались. Теперь они не могут не видеть этого. Никогда больше никто не посмеет усомниться в проницательности короля! Не будет больше вопросов о том, почему он защищает Хаддона. Впрочем, и защиты не будет тоже.

Долг заплачен. Только слабость могла тогда заставить Хаддона спасти жизнь незнакомцу. Именно слабость хоть он всегда и считал этого человека сильным. Хаддон слаб. Поэтому он и бежал — и тогда, и сейчас, снова и снова. Вечное бегство, никакого мужества. Трус.

Хаддон заслужил то, что получил.

Закинув руки за голову, Селар потянулся. Лунный свет призрачной лужей растекся по полу. Селар улегся в постель, и некоторое время лежал неподвижно. Теперь его ничто не тревожило, и скоро он уснул.

В ее комнате было так холодно! Слишком холодно, чтобы оставаться неподвижной даже под одеялами. Воздух казался сырым и промозглым. Дженн расстелила одеяло у камина и уселась на него, обхватив руками колени. Пламя вспыхивало и потрескивало, угли сияли золотом, но тепла почти не чувствовалось. Закутавшись в одеяло, Дженн продолжала дрожать.

В замке все стихло. Последние пирующие разошлись по своим комнатам: сегодня нужно было отдохнуть, набраться сил перед завтрашними торжествами. Даже Белла уснула в кресле в гардеробной Дженн. Слуги убрали зал, собаки угомонились. Часовня, полная цветов, блистала убранством. Не было ничего, что могло бы помешать будущей церемонии, разве что начнется война…

Удивительно: как могла самая большая ее драгоценность так медленно, так незаметно растаять, что Дженн заметила это, только когда ее лишилась? Где теперь ее свобода? Развеяна временем, обстоятельствами, желанием выжить, а не жить…

Неужели свобода всегда была такой хрупкой, такой призрачной? Неужели ее всегда было так легко потерять?

Нет, не может быть! Дженн всегда чувствовала ее как нечто реальное, как надежную опору. Свободолюбие направляло ее поступки почти всю жизнь.

И вот теперь совсем скоро, всего через несколько часов она лишится последних остатков свободы…

Дженн протянула руки к огню, но так и не почувствовала тепла. Тогда она встала и начала ходить по комнате, чтобы разогнать кровь по телу. Однако и это не помогло. Беспокойство было похоже на ледяной сквозняк.

Где он теперь?

Уехал ли? Посмеет ли она воспользоваться своим умением искательницы? Да, конечно, после издевательств Селара он должен был уехать…

Заставив себя успокоиться, Дженн остановилась и закрыла глаза. Искательница она была неумелая, но все же, если Роберт в замке, она узнает об этом.

Ничего. Уехал…

Но…

Что это там? Что он делает? Не в замке, но рядом, в лесу у старой мельницы… Он стоит неподвижно…

Дженн широко открыла глаза. Ее охватила нерешительность, но всего на мгновение. Отбросив одеяло, она неслышно подошла к сундуку у двери и вытащила старую поношенную одежду ту, в которой отправлялась в свои ночные походы. Дженн натянула платье, закуталась в плащ и низко надвинула капюшон. Бесшумно отперев дверь, она выскользнула в коридор. Винтовая лестница была погружена во мрак, но Дженн не замедлила шагов: в последнее время у нее было достаточно практики в том, чтобы находить дорогу в темноте.

С опаской, делая каждый шаг, Дженн выбралась во двор, сразу свернула в сад и двинулась к калитке в стене. Близость свободы наполняла легкостью ее тело, звала вперед. Мимо прошли двое стражников, но тень скрывала Дженн, и они ее не заметили. Огромные дубовые створки ворот были распахнуты, но железная решетка опущена. Замок тихо щелкнул под пальцами Дженн, она чуть отвела решетку, потом вернула ее на место.

Всю дорогу до озера Дженн держалась как можно ближе к стене замка, зная, что так ее нельзя увидеть. Только оказавшись на берегу, она стремглав кинулась бежать по траве к деревьям. Кочки, о которые она спотыкалась, не замедляли ее бега. Дженн чувствовала непреодолимую потребность двигаться, из нее била энергия. Казалось, ее помимо воли несет ураган мщения. Запыхавшись, она добежала до леса и только там упала на колени.

Как же все запуталось! Все эти заговоры, тайны, интриги… И вот теперь Роберту причинена такая нестерпимая боль!

Что с ним будет? Начнет ли та тьма внутри, которую разглядела Дженн, расти, питаясь унижением, бессилием, гневом?

Дженн поднялась на ноги и начала пробираться сквозь кусты.

Ей не следовало допускать, чтобы дело дошло до такого. Теперь поздно. Завтра она окажется навсегда прикована к этому чудовищу, Ичерну. Стоя в часовне, она произнесет слова, в которые не верит. Но произнесет их она все равно. Она не опозорит Якоба никогда и ни за что. Пусть обет, который она даст, будет ложью, но ведь потом… потом… ей придется отдаться этому… этому человеку…

Неужели только это ей и суждено? Неужели в ее жизни не будет ничего другого?

Глупая девчонка! Какой идиотизм думать, мечтать о чем-то другом! Почему должна ее судьба быть иной, почему страдание должно ее миновать? Как может она мечтать о праве выбора, когда другие люди такие, как ее отец, как Роберт этого права лишены?

Да, слишком поздно…

В лесу не было тишины, но все же здесь было спокойнее, чем в замке, не было постоянно снующих вокруг людей, голосов, мыслей, которые непрошеными врывались в сознание Роберта. Большего покоя, чем здесь, ему нигде не найти.

Роберт прислонился к стволу могучей сосны, сложив на груди руки. Уснуть он не мог — ему не позволял демон.

Как же он запутался!

Бедный Мика… Вечно разрывающийся между людьми, которых любит, вечно пытающийся помочь, не понимая, насколько это безнадежно. Пожертвовавший доверием своего отца ради такого безнадежного неудачника, как он…

И теперь даже от своей клятвы он освобожден…

О боги! Как близко он подошел к тому, чтобы уступить демону!

Нужно было уехать, пока не поздно, но нет, он останется и закончит то, что начал. Он будет рядом с ней, чего бы это ни стоило. Дженн предстоит войти в мир, который она ненавидит, который может вызвать лишь отвращение в ее свободолюбивой душе. Лучшее, да и единственное, что он может сделать, это проследить, чтобы она безопасно переступила последний порог. Потом он повернется и уйдет, окончательно и бесповоротно закрыв за собой дверь.

Роберт отошел от дерева и двинулся вниз по склону холма. Шуршали мертвые листья, легкий ветерок срывал их с деревьев и кидал под ноги. Даже безлунной ночью Роберт видел мириады оттенков, зрение у него всегда было острым, хотя он и не сразу понял, что видит в темноте благодаря колдовской силе. Жаль, что теперь все это ни к чему.

Роберт приближался к реке, к развалинам мельницы на берегу. Он помедлил и огляделся. Да, это то самое место. Здесь она впервые заговорила с ним, произнесла первые слова мысленной речи. О боги, как же он был изумлен! Но ведь все, что она делала, изумляло его, ни в чем она не следовала общепринятому, ни в чем не была предсказуема. Милосердная Минея, как сможет она выжить, отданная этому чудовищу Ичерну?

Роберт шел, раздвигая высохшие сорняки, пока не добрался до старой разрушенной мельницы. Две стены все еще стояли, поросшие мхом, увитые плющом. Неровные каменные зубцы уходили высоко в ночную тьму. Стена справа, более низкая, спускалась к воде. Внутри развалин царил такой мрак, что даже зрение Роберта было бессильно. Лишившаяся крыши постройка смотрела в небо, словно молила о покое, смутно грезя о несбывшихся надеждах.

Отсюда ее похитили, здесь все началось много лет назад…

Утром, как только венчание совершится, он сядет на коня и уедет. Вернется домой, посвятит себя делам. Забудет про Анклав. Забудет Селара. Забудет все, по крайней мере, попытается.

Другого выхода нет.

Роберт шел вперед, пока не оказался у арки, когда-то служившей входом. Его рука коснулась мха, покрывавшего кладку, потрескавшуюся от непогоды. Только замковый камень, венчавший арку, сохранил еще четкие линии, одновременно и не давая ей рухнуть, и гнетя своей тяжестью к земле. Стоит ему упасть, и посыплются все остальные камни, арка перестанет существовать.

Похожее на пещеру внутреннее помещение манило, как обещающая покой могила, но Роберт не переступил порог. Он повернулся, чтобы уйти, и в этот самый момент из-за облаков вынырнула луна, залив все призрачным белым сиянием.

— Роберт!

О боги! Она здесь! Стоит у оконного проема, выходящего на реку. Как мог он быть так слеп! Роберт сделал шаг назад.

— Прошу тебя, Роберт, подожди, не уходи.

После мгновения нерешительности он повернулся к Дженн. Она по-прежнему стояла на другом конце комнаты, тень среди теней, бесплотный призрак. Дженн медленно подняла руку и откинула капюшон, но не посмотрела на Роберта. Взгляд ее не отрывался от пола.

— Я не могу здесь оставаться, — прошептал Роберт, чувствуя, как болезненно начало колотиться его сердце. Стоит ему здесь задержаться, и он обрушит на себя древние камни. — Я должен вернуться. Мне очень жаль.

— Роберт, не надо! — Теперь Дженн подняла глаза, и Роберт увидел, что по щекам ее текут слезы. — Ты только скажи мне… Что я сделала не так? Почему ты отстранился от меня? Потому, что я пыталась тебе помочь и не смогла? Или из-за Розалинды? Мне не следовало просить тебя о помощи? Почему ты сделал все, чтобы я считала себя идиоткой? Прошу тебя, Роберт, скажи мне, в чем я виновата.

Роберт почувствовал, что ему трудно дышать. Нужно уйти. Просто повернуться и уйти. Сейчас же. Немедленно. Этот разговор никогда не должен был состояться.

Но как сможет он снова причинить ей боль? Все, что ей нужно, просто объяснение. Разве не заслуживает она хотя бы этого?

Да, нужно уйти. Однако ноги понесли Роберта не прочь, а вперед, так близко к Дженн, что теперь он ясно видел ее в лунном свете, но все же не настолько близко, чтобы он лишился всякой способности бежать.

Она ждала, не сводя с него глаз. Роберт постарался заставить свой голос звучать твердо.

— Прости меня, Дженни. У меня не было выбора, пожалуйста, поверь. Когда-нибудь ты поймешь.

— Когда-нибудь? — Дженн сделала шаг вперед. — И когда же? Завтра, когда я обвенчаюсь с Ичерном? Или через год? Или через двадцать лет, когда все уже забудется? Только пойму ли я тогда?

— Я тебя люблю.

Слова вырвались помимо воли, он даже не сразу понял, что произнес их. Они упали в тишину, как камень в воду.

Дженн смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых блестели слезы.

— Ты…

Когда Роберт заговорил снова, он уже точно знал, что хочет сказать:

— Да, Дженни. Я тебя люблю. Теперь ты понимаешь?

— Нет. Нет, не понимаю. Если бы ты меня любил, ты не был бы так жесток.

— Но причина именно в этом. — Боги, за что такое мучение! Нужно уйти, пока это еще возможно. Двигайтесь же, ноги! Уносите прочь! Нужно уйти от Дженн, пока не поздно!

Но ноги не слушались команды. Снова они сделали шаг к Дженн, а не прочь от нее, словно тело Роберта подчинялось теперь какому-то новому закону, возникшему только этой ночью. Стиснув кулаки, он заставил себя остановиться, пока их разделяло еще несколько футов. Дженн казалась такой хрупкой и все же такой сильной. Сердце дуба в теле гибкой ивы. Если бы он мог коснуться ее, прижать к себе хоть на мгновение… Только чтобы унять ее боль, ту самую боль, которую он намеренно ей причинял. Хоть на мгновение…

Но коснуться ее он не смел. Слишком опасно… Однако до чего же трудно бороться! Еще никогда не было так трудно. Никогда раньше не терял Роберт власти над собственным телом. Часть его души рвалась к Дженн, и одновременно внутренний голос отчаянно требовал, чтобы он немедленно бежал отсюда. Если он это сделает, он заставит Дженн страдать, но если останется, ее страдание будет во много раз больше.

— Ты всегда отталкивал меня, Роберт, даже когда я просто пыталась помочь, — прошептала Дженн, нахмурив брови. — В ответ на каждый вопрос я слышала колкость. Даже теперь, когда мы можем говорить друг с другом мысленно, ты закрылся от меня. Разве ты ничего не понимаешь, Роберт? Разве не видишь, как мне нужен? Ты был нужен мне всегда. А завтра ты уедешь.

— Дженни, прошу тебя! Ничего больше не говори. — Если бы только удалось заставить ее понять! — Ключ сказал, что нас соединяют Узы. В этом все дело. Твои чувства, мои чувства… Ключ навязывает нам их.

— Ключ? — Дженн сделала еще один шаг вперед. — Так ты думаешь, что это Ключ заставил тебя полюбить меня? Неужели он настолько могуществен?

— Я… — Ее голос, ее глаза, ее близость лишали Роберта воли. — Я знаю, насколько Ключ могуществен, Дженни. Я был его рабом всю жизнь. Я пытался положить этому конец… ограничить…

— Ты уверен, что Узы именно то, о чем ты думаешь? Разве не могут они оказаться чем-то еще? Например, способностью разговаривать мысленно? Может быть, в наших Узах — объяснение моей силы? Ты же не знаешь, не можешь знать наверняка! Ты можешь ошибаться.

Она смотрела на него с таким доверием! Она была так прекрасна в лунном свете! Роберт почувствовал, что у него перехватило дыхание. И она была так близко…

— Если я не прав, то почему я не в силах просто повернуться и уйти? — запротестовал Роберт, хотя и знал, что проигрывает. — Почему ноги меня не слушаются? И почему ты остаешься здесь?

— Не знаю, Роберт, — прошептала Дженн. На мгновение она отвела взгляд, но потом снова посмотрела ему в глаза. — Может быть, дело в том, что ты действительно меня любишь.

— Прошу тебя, Дженни!.. — Больше он сопротивляться не мог. Сопротивление требует усилия воли, а воли у него не осталось ни капли. — Ты понимаешь, что говоришь?

— Да, Роберт. Понимаю.

Теперь уже и рука не слушалась Роберта, он протянул ее вперед и коснулся пальцев Дженн. В тот же миг между ними вспыхнула крохотная молния точно так, как было, когда Дженн восстановила его аярн. Роберт вздрогнул и попытался отдернуть руку, но не смог.

Теперь это не имело значения. Роберт нежно коснулся лица Дженн, вытер слезы с ее щек, потом наклонился и поцеловал ее. Мучительная дрожь сотрясала его тело. Против воли он снова поцеловал Дженн, и она ответила ему с глубокой, всеобъемлющей страстью. Неужели это всего лишь действие Уз? Или она хочет его так же, как и он ее?

Словно проснувшись от глубокого сна, Роберт привлек девушку к себе. Ее руки обвились вокруг его шеи. Роберт держал Дженн в объятиях, боясь пошевелиться: вдруг милый призрак исчезнет, и он снова окажется в одиночестве. Он ощущал тепло ее тела, вдыхал аромат ее волос. Неужели все это происходит на самом деле?

Нет, не может быть… И все же она здесь, в его объятиях, и ее губы нежны и сладки, как мед. Дженн увлекала его в неведомые глубины, и, наконец, он увидел ее стоящей рядом с демоном… Но теперь в этом не было опасности. И не было боли.

Своими руками, как ангельскими крыльями, она обхватила демона, и тот начал съеживаться. Скоро он стал невидим всего лишь тень воспоминания. В один момент она совершила чудо, вернула Роберту целостность. Еще мгновение и даже намека на прошлое не останется. Только теперь видел Роберт, какое же черное облако, какую бездну тьмы создавал в его душе демон.

«Нет, Роберт, — казалось, говорила ему Дженн. — Я не могу заставить демона умереть на это способен только ты сам. Теперь ты это знаешь».

Покой. Вот что это было. Просто покой. Образ Дженн растаял. Однако когда Роберт открыл глаза, он ясно увидел перед собой ее лицо. Вокруг стало гораздо светлее, они были окружены сиянием. Голубой ореол окутывал их тела, не отбрасывая теней, не выдавая самого их присутствия на старой мельнице. Что же это?

Но Роберт знал. Он всегда знал, что это. С девяти лет он не сомневался, что такой день настанет. И только теперь, когда было слишком поздно отступать, он, наконец, понял, что означали все последние события.

Дженн все поняла тоже. Она улыбнулась Роберту и коснулась пальцами его губ.

Ключ заставил их стремиться друг к другу. Если бы Роберт теперь и мог положить этому конец, такого желания у него не возникало. С улыбкой он снова поцеловал Дженн.

«Я люблю тебя, Дженни. Всегда помни: ничто и никогда этого не изменит».

Голубое сияние вспыхнуло ярче, и Роберт закрыл глаза. На этот раз он и не пытался сопротивляться.

Мика подпрыгнул на постели, когда дверь распахнулась. Путаясь в одеяле, он попытался вскочить, потянулся к свече, но уронил ее. Мика слышал чье-то дыхание, видел какую-то темную фигуру.

Заставив себя успокоиться, Мика сунул руку под подушку и вытащил кинжал. Откинув, наконец, одеяло, он спустил ноги на пол. Однако в тот же момент фигура у двери начала двигаться. Один шаг. Другой…

— Мика!

Голос звучал резко, но Мика узнал Роберта.

— Милорд! Что случилось? Произошло несчастье?

— Несчастье? Нет, все в порядке.

Мика поднялся и отдернул штору на окне. Лунный луч протянулся в комнату, озарив все призрачным сиянием. Роберт поспешно отошел в тень.

— Мне… мне нужно уехать, Мика. Немедленно.

— Так что все-таки случилось? — Мика сглотнул, но не посмел пошевельнуться. — Из-за Селара? Или из-за Дженн?

Роберт сделал шаг к двери.

— Я должен ехать. Оставаться здесь я не могу. Теперь не могу. — Он замер на месте; даже и дыхания его не было слышно. Эта неожиданная тишина была пугающей. — Я поклялся, что буду ей защитой.

Мика начал натягивать одежду, не сводя глаз с Роберта. Однако когда он потянулся за дорожными сумами, Роберт остановил его, положив руку на плечо.

— Ты сделаешь для меня еще одно? Останешься с ней? Никому больше я не могу доверять. Сделаешь?

— Да. — Слово вырвалось из самой глубины души Мики. — Но вы?..

— Не думай обо мне, — покачал головой Роберт. Роберт повернулся и вышел из комнаты; только шаги его отдались эхом в темноте лестницы. Пораженный Мика не мог сдвинуться с места. Только ощутив ночной холод, он стряхнул оцепенение, схватил плащ и кинулся следом за Робертом. Он с грохотом сбежал по ступеням и выбежал во двор, но Роберт был уже далеко, направляясь в конюшню. Кругом никого не было, только высоко на стенах расхаживали часовые. Никто не остановил Роберта, не окликнул. Кругом царила тишина.

Мика бежал сломя голову. Его сапоги стучали по камням так громко, что могли, казалось, разбудить весь замок. Когда он добрался до конюшни, Роберт уже оседлал коня и выводил его из ворот. Мика оказался уже достаточно близко, чтобы увидеть: створки бесшумно растворились без прикосновения человеческой руки. Вцепившись в узду, Мика заставил Роберта остановиться.

— Вам обязательно уезжать? Вот так ночью?

— Будь осторожен, когда будешь возвращаться. — Голос Роберта звучал мягко, как легкое дуновение после бури. — Как только я уеду, иллюзия исчезнет.

— Роберт! — Мика дернул того за плащ, заставив, наконец, взглянуть на себя. Луна садилась, но одно Мика все же увидел: глаза Роберта не выражали ничего, кроме бесконечной печали.

— Присмотри за ней, Мика. Позаботься о ее безопасности. Мика почувствовал, что успокаивается, и кивнул:

— Что мне ей сказать?

— Ничего. Она уже знает. — Роберт наклонился с седла и коснулся щеки Мики. — Прощай, друг.

Роберт выехал из ворот Элайты; первые лучи рассвета должны были озарить небо еще не скоро. Створки ворот так же беззвучно закрылись за ним. Мика не сразу смог сдвинуться с места: в его глазах все еще стояло лицо Роберта, уезжающего из Элайты.

Мика еще долго стоял, невидящими глазами глядя на ворота. Потом, чувствуя боль во всем теле, он медленно побрел в Соколиную башню. Впервые в жизни он почувствовал одиночество.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Пусть близок момент долгожданной победы,

Однако ужасна победы цена!

И бой не окончен: хоть враг и повержен,

Не сложит оружия грозный тиран

И плачет страна, истекая кровью,

Невинные жертвы к отмщенью зовут.

Скорбит Люсара, скорбит по павшим,

Свободу купив дорогой ценой.

Томас МакКинли, «Битва у Шанох-Анара»

ГЛАВА 23

Осберт вошел в часовню Гильдии через западную дверь и поспешно закрыл ее за собой: снаружи бушевала весенняя гроза. Плащ его промок, башмаки были в грязи. Хотя день не был холодным, из-за влажной одежды и обычной для часовни промозглости Осберта начал бить озноб. Войдя в неф, он прижал к лицу платок, чтобы не чихнуть.

На плитах пола лежали серые тени, которые не мог разогнать слабый свет, падающий из окон под потолком. Грани камней казались нечеткими, и даже алтарь из черного мрамора выглядел как повисшее в воздухе облако пыли. Только золотые сосуды на алтаре сияли отраженным светом лампады, горящей перед триумом.

Как Осберт и ожидал, Вогн был уже в часовне; он, стоя у северной стены, разговаривал с человеком в одежде мастера цеха ремесленников. Двое подмастерьев, разобрав леса, выносили из часовни деревянные брусья. Осберт дождался, пока Вогн отпустит мастера, и только тогда обратился к нему:

— Вы посылали за мной, проктор? — Осберт обхватил себя руками на груди в тщетной попытке согреться. Его кости ломило от не желавшего сдаваться весне зимнего холода.

Вогн оглядел его с ног до головы и запахнулся в свою белую мантию, прежде чем двинуться навстречу легату.

— Судя по состоянию ваших башмаков, боги послали нам еще один весенний ливень. Остается только надеяться, что нас не затопит.

Осберт пожал плечами: здание Гильдии, выстроенное на холме посередине Марсэя, едва ли могло пострадать от наводнения.

Вогн повернулся и подошел к алтарю. Когда он заговорил снова, голос его прозвучал почти весело.

— Как я понимаю, вашим шпионам так и не удалось разнюхать, где уже восемь месяцев скрывается королева.

— Господин мой, зимой трудно узнавать хоть что-нибудь. Даже еще и теперь, когда весна давно началась, мне доносят о снежных бурях в горах Голета. Я уверен…

— Не нужно оправдываться. — Вогн махнул рукой, но не взглянул на Осберта. — Такого результата следовало ожидать, как это ни огорчительно. Что думает король насчет своего сына?

Осберт помолчал, прежде чем ответить. Заданный Вогном вопрос говорил о большем, чем просто любопытство. С тех пор как Селар приказал прекратить охоту на колдунов, Вогн почти не разговаривал с королем. Разрыв между ними предотвратило лишь публичное унижение, которому Селар подверг этого бунтовщика Хаддона. Осберт оказался теперь для Вогна единственным надежным источником дворцовых новостей.

— Селар все еще печалится и полон решимости вернуть сына, милорд, — ровным голосом ответил Осберт. — Он верит в то, что рано или поздно принц Кенрик найдется.

— Но до тех пор ему придется забыть о своих военных планах, э? В конце концов, не может же он вторгнуться в Майенну, не имея наследника, которому мог бы передать корону. Ни армия, ни знать не поддержат подобную авантюру.

Такая поддержка была бы сомнительной даже при наличии наследника, по крайней мере, именно об этом в последнее время шептались при дворе, как знал Осберт. Однако вводить в курс дела Вогна Осберт не собирался.

— Итак, мы ждем появления мальчишки, которого, может быть, уже даже нет в живых. Скажите, — Вогн наконец повернулся к Осберту, — сообщали ли ваши шпионы что-нибудь новое насчет колдунов?

Вопрос заставил Осберта поперхнуться, но все же он сумел ответить:

— Нет, господин.

Вогн кивнул, словно ожидал именно этих слов.

— Пойдемте, я покажу вам мое новое окно. — Вогн увлек Осберта на середину часовни, откуда лучше всего было видно выходящее на север окно, сияющее новым витражом. Даже в такой пасмурный день многоцветные стекла искрились и переливались.

— Нравится вам? Я заказал витраж еще в прошлом году, но пришлось ждать, пока его установят. Видите гору слева? Это то место, где теперь стоит Алузийский храм. На переднем плане тела, поверженные величественной фигурой вверху. Это, конечно, реинкарнация Минеи, торжествующей над злом колдовства. — Вогн помолчал, наслаждаясь зрелищем, потом добавил: — Очень подходящая тема для нашего времени, вы не находите? — Не дожидаясь ответа, Вогн пристально взглянул на Осберта и спросил: — Вы совершенно уверены, что, когда вы были в Данлорне прошлым летом, вы не обнаружили никаких свидетельств колдовства? Не было ли заметно вины со стороны герцога? И его люди тоже не колебались, когда вы их допрашивали?

Осберт нахмурился. Почему вдруг теперь все эти вопросы? К чему клонит Вогн?

— Нет, господин. Я ведь представил вам полный отчет. Тело Финлея я видел собственными глазами. Хаддон, конечно, был взволнован и огорчен гибелью брата, но никакой неискренности ни в нем, ни в его людях я не почувствовал.

— Где, по-вашему, герцог находится теперь?

— Не имею ни малейшего представления. — Это, в конце концов, становилось смешно! С какой стати Осберту следить за…

— Не кажется ли вам странным, Осберт, что как только королева покинула двор и, по-видимому, бежала из страны, тут же исчезает великий герцог Хаддон? Вы не думаете, что два эти события могут быть связаны между собой? — Прежде чем Осберт успел хотя бы сделать вдох, Вогн добавил: — Особенно если учесть, что незадолго перед этим брат Хаддона был обвинен в колдовстве.

— Милорд, — тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть Вогна, начал Осберт, — Хаддон покинул Элайту той ночью, когда претерпел ужасное унижение от Селара. Тут нет секрета. И как я уже говорил, брат его мертв и никак не может быть замешан в колдовстве.

Вогн насмешливо улыбнулся:

— Все это так, но только мне доподлинно известно: Финлей Дуглас колдун.

На мгновение Осбертом овладело искушение отмахнуться от слов Вогна, но тот смотрел на него так спокойно и уверенно, что было ясно: за этим обвинением что-то кроется.

— Откуда вы знаете?

— Это не важно. Я желаю, чтобы вы довели все до сведения короля. Раз Селар теперь не оказывает покровительства Роберту Дугласу, может быть, он прикажет начать расследование того, не связан ли изменник герцог с исчезновением королевы и наследника. И вот еще что: пожалуй, вам не следует даже упоминать о том, что идея исходит от меня. Селар с подозрением смотрит на мои мотивы и может не отнестись с достаточным вниманием к грозящей опасности. Сделаете вы это для меня, Осберт?

Как можно было отказаться? Но с другой стороны, как можно выполнить такую просьбу? Селар давно запретил все разговоры о колдовстве. Он не станет даже притворяться, будто прислушивается к подобным советам. Что же касается Роберта Дугласа…

— Я сделаю все, что смогу, господин. — Осберт поклонился и попятился к двери, но, прежде чем ему удалось улизнуть, Вогн бросил ему:

— Не забудьте явиться на завтрашнюю службу, Осберт. Я приказал дьякону Годфри по случаю появления нового витража произнести проповедь, обличающую колдовство.

Когда Осберт выскользнул из часовни и остановился под портиком, дождь уже почти прекратился. Менее приятным оказалось другое обстоятельство: встреча с человеком, ожидавшим его в нескольких шагах от двери.

Нэш был, как всегда, одет в серый плащ; выражение его лица не сулило легату ничего приятного. Осберт сглотнул и постарался скрыть свое раздражение. Да, день никак нельзя было назвать удачным…

— Нам нужно поговорить, — только и промолвил Нэш. Осберт провел его по мокрым плитам двора, заблестевшим в лучах неожиданно выглянувшего солнца, в сад. На клумбах распускались яркие цветы, листва подстриженных деревьев была свежей, еще не пожухлой от летней жары.

Осберт заложил руки за спину и искоса бросил взгляд на Нэша. Принадлежность того к Гильдии была заметна только по новой бляхе легата на правом плече. Нэш теперь редко носил желтый плащ гильдийца, предпочитая, чтобы заметнее был не его пост в Гильдии, а гораздо более высокое положение при дворе. Через неделю ожидалось его утверждение членом королевского совета. Да, несомненно, молодой Сэмдон Нэш высоко поднялся за последние три года; слишком быстро для человека, проявлявшего весьма средние способности…

Осберт постарался отогнать такие мысли. Он уже не в первый раз задумывался о роли Нэша при дворе, и каждый раз приходил к неизбежному и неутешительному заключению. Хоть между ними и существовал своего рода союз, Осберт ни на грош не доверял Нэшу.

— Когда вы вернулись? — небрежно спросил Осберт, обводя взглядом сад. Они были одни.

— У меня нет времени для болтовни, Осберт, — бросил Нэш. — Вы сказали мне еще полгода назад, что обладаете достаточной поддержкой, чтобы отстранить Вогна на следующих выборах. А теперь я обнаруживаю, что неделю назад вы не потрудились даже выставить свою кандидатуру. Почему?

— Потому что, — со вздохом ответил Осберт, — такая попытка была бы напрасной. Из-за несгибаемости Вогна в том, что касается колдовства, его популярность в Гильдии сильно выросла. Большинство рядовых гильдийцев считают, что король был не прав, когда распорядился прекратить охоту, и восхищаются мужеством Вогна, осмеливавшегося возражать Селару. Если бы вы чаще бывали в столице, вы почувствовали бы это сами.

— Но разве вы…

Осберт твердо взглянул в гневные глаза Нэша, хотя подобное проявление независимости далось ему нелегко: — Что? Нэш с усилием взял себя в руки.

— Я провел последние восемь месяцев в поисках нашей беглой королевы, как вам прекрасно известно. Когда я не выезжал с отрядами солдат прочесывать глушь в самую суровую зиму на последние сто лет, я запирался с королем, пытаясь отговорить его от того, чтобы растерзать всю страну в клочья в поисках сына. А что делали вы?

Осберту удивительно легко удавалось пока сохранять спокойствие перед лицом опасности, хоть он и не мог отрицать, что боится этого человека. Теперь, поднявшись так высоко, Нэш все чаще позволял себе наказывать не угодивших ему. Однако, как бы Нэш ни гневался, он все еще нуждался в Осберте.

— Если хотите знать… — Осберт остановился перед кустом едва распустившихся белых роз и наклонился, чтобы вдохнуть их аромат; он не сомневался, что этот ленивый жест разозлит Нэша. — Я был занят тем, что пытался разузнать побольше о вашей тайной библиотеке.

— Вот как? — Нэш ничем не показал, что испытывает интерес.

— При этом мне в основном приходилось задаваться вопросом: существует ли она?

— Конечно, существует.

— И о том, что в библиотеке содержится.

— Это вас не касается.

Осберт снова повернулся к розам.

— Просто мне легче было бы определить, где знаменитая тайная библиотека находится, если бы я знал, какого рода книги в ней хранятся.

— Старые книги, — ответил Нэш, — древние книги. Некоторые из них были написаны в первые годы существования Гильдии.

— Книги по истории? — задумчиво протянул Осберт, наполовину надеясь, наполовину опасаясь услышать отрицательный ответ.

Но Нэшу уже надоела эта игра.

— Конечно, по истории. Чем еще могут они быть! Мне интересно другое: что вы собираетесь делать с Вогном? Или мне найти кого-нибудь, кто разрешит проблему для нас обоих?

Сердце Осберта пропустило удар; он незаметно огляделся, чтобы удостовериться: поблизости нет никого, кто мог бы услышать опасные слова.

— Вы готовы одобрить?..

— Я уже говорил вам, Осберт, — голос Нэша скрежетал, как гравий у него под ногами, — библиотека мне необходима. Я знаю, что Вогну известно, где она находится: он как-то намекнул на ее существование. Должно быть, она спрятана где-то в здании Гильдии, но заняться поисками мы не можем, пока Вогн остается проктором. Он скорее сожжет библиотеку, чем позволит кому-нибудь ее найти. Выбор за вами. Найдите для меня библиотеку или вы лишитесь проктора.

Нэш резко повернулся на каблуках и ушел, оставив Осберта дрожать от страха.

Да, другого объяснения нет. Его выводы, похоже, правильны, и к тому же не приходится сомневаться, что свою угрозу Нэш выполнит. Но… Если Осберт найдет библиотеку, что дальше? Проживет ли он достаточно долго, чтобы хотя бы заглянуть в книги? Или его ждет та же судьба, которую Нэш только что посулил Вогну?

Именно так. Как только Осберт найдет библиотеку, от него потребуется избавиться. Есть лишь один способ предотвратить это: найти библиотеку и узнать, что за книги в ней хранятся, прежде чем ее найдет Нэш. Нужно придумать способ заставить Вогна открыть секрет.

Осберт отошел от розового куста и направился в свой кабинет. Пора открыть ту бутылку, что он купил в прошлом году… Да, сейчас самый подходящий случай выяснить, действует ли зелье…

Таверна, в которой они с Пейном тайно встречались почти год назад, была все такой же отвратительной, какой ее помнил Годфри. Тогда он чувствовал себя без своей сутаны священника ужасно неловко; теперь же обноски, в которые он был облачен, стали его второй кожей, скрывая не только его самого, но и его предательство. Бродяги, пившие в таверне, не обратили на него никакого внимания; Годфри проскользнул в угол, где за столом сидели уже Пейн и МакГлашен. Только Руки заговорщиков грязные, но без мозолей и шрамов могли выдать их истинное положение.

МакГлашен хорошо замаскировался, сменив роскошное придворное одеяние на кожаную куртку и брезентовые штаны кузнеца. Он был здоровяком, высоким и широкоплечим, и такая одежда хорошо ему подходила.

Пейн, притворявшийся бродячим торговцем, выглядел не так убедительно; чтобы его знаменитая красота меньше бросалась в глаза, он перемазал лицо грязью и глиной. Только он один и улыбнулся, завидев Годфри.

— Что-нибудь случилось, отец? — поинтересовался Пейн, наливая себе эля.

— Да уж надо полагать, — буркнул МакГлашен. — Не могу сказать, что буду, счастлив, если окажется, что меня вытащили сюда из-за ерунды. Вы же знаете, как неустойчиво наше положение.

— Вскоре оно может стать еще более неустойчивым. — Под хмурыми взглядами обоих мужчин Годфри похлопал себя по карману. — Сегодня утром я получил письмо. После того как я удостоверился в его подлинности, я пришел к неожиданному, но неизбежному заключению.

— От кого письмо? — тихо прошептал Пейн, хотя вблизи не было никого, кто мог бы их услышать.

— От архидьякона Хильдерика. — Годфри потянулся к кувшину с элем и сделал вид, будто пьет.

— Но он же с Рождества совершает паломничество, живет в дальних монастырях и ни с кем не видится!

Годфри кивнул:

— Верно, но только все это в прошлом. Проведя месяцы в размышлениях, молитвах и посте, мой старый друг, похоже, решил, что слишком полагался на других и что ему пора самому предпринять что-то для освобождения МакКоули.

— О боги! — выдохнул МакГлашен.

— Только молиться и остается, — вздохнул Годфри. — Хильдерик отправился в Майенну и собирается искать помощи у короля Тирона. Он полагает, что только старший брат Селара имеет достаточно влияния, чтобы заставить того освободить МакКоули.

— Зная Хильдерика, — добавил Пейн, — думаю, он наверняка найдет способ сообщить Тирону о военных планах Селара.

МакГлашен вздрогнул, услышав это, и пристально посмотрел на Годфри:

— Способен он на такое? Неужели он осмелится? Годфри кивнул:

— Вы и представить себе не можете, какие бурные чувства он испытывает. Тут сказались годы вынужденного подчинения Селару. Хильдерик очень сильно переменился со времени смерти Даунхолла.

Некоторое время все молчали; двое придворных обдумывали, как новости могут отразиться на их положении при дворе. Наконец МакГлашен задал неизбежный вопрос:

— И к какому выводу вы пришли? Годфри сделал глубокий вдох.

— Мы не можем терять времени. Епископ МакКоули так давно находится в темнице, что люди уже стали забывать, что заточен он безвинно. Селар никогда не пытался обвинить его в измене, потому что знал: так он только превратит его в мученика. Согласен: мы ничего не предпринимали зимой, потому что вся страна была наводнена солдатами из-за бегства королевы. Да, не спорю выступить, было небезопасно. Но скоро стражники, заглянув в камеру МакКоули, обнаружат, что он умер… от какой-то внезапной болезни. И кому будет до этого дело? Кто хотя бы заметит смерть МакКоули? Не знаю, когда этот день наступит, но одно могу утверждать точно: в тот момент, когда Селар узнает, что кто-то попросил Тирона заступиться за МакКоули, он немедленно отдаст приказ с ним расправиться.

— Но… — начал Пейн, оглядываясь на МакГлашена за поддержкой, — мы не смеем ничего предпринять до…

— Мы не можем ждать, пока Селар решит устранить МакКоули, — прошипел МакГлашен. — Годфри прав. Мы должны выступить немедленно, иначе МакКоули умрет.

Годфри почувствовал, что в горле у него пересохло, как будто его храбрости хватило только на то, чтобы получить согласие сообщников. Он заставил себя отхлебнуть скверного эля и поднялся.

— Удастся вам его освободить? МакГлашен посмотрел на свои руки.

— В его камеру почти невозможно проникнуть… Проклятие, отец, если бы дело было легким, мы бы освободили МакКоули месяцы назад! Я просто не знаю, что сказать.

— Ждать мы не можем. Сделайте все, что от вас зависит, а тем временем я хоть и не могу твердо ничего обещать постараюсь обеспечить помощь. Когда вы можете выступить?

МакГлашен нахмурился, но не стал задавать вопросов.

— Самое раннее, когда я смогу собрать людей, это через два дня. К тому времени, если повезет, я также смогу приготовить убежище, где его никто не найдет.

— Уж не то ли, где находится королева? — сделал попытку пошутить Пейн.

— Надеюсь, нет, — проворчал МакГлашен. — Им обоим это не понравилось бы.

Селар играл в мяч в саду со своими оруженосцами. Там его и нашел Нэш, но подходить не стал; он остался в тени только что распустившихся дубов и дождался, пока Валена обратит на него внимание. Он жестом позвал ее, и когда та отошла от других дам, следивших за игрой, увлек в гущу кустов.

— У меня мало времени, — вместо объяснения сказал он, — и я вовсе не хочу, чтобы Селар снова мучил меня разговорами о своем проклятом мальчишке.

— Ах, бедняжечка Нэш, — промурлыкала Валена, проводя пальцами по его шее.

Нэш отбросил ее руку.

— Я же говорил тебе: никогда не прикасайся ко мне при посторонних. Пока Селар будет считать тебя милой невинной девочкой, он не оставит попыток затащить тебя к себе в постель. Если же он хоть на мгновение заподозрит, что мы с тобой…

— Ну, хорошо, хорошо. — Валена надулась и отступила на шаг. — Так куда ты направляешься теперь? Опять гоняться за королевой? Де Массе так до сих пор и не выполнил задания?

— В последний раз он сообщил, что идет по многообещающему следу, но не уточнил, где именно. Хотел бы я, чтобы он поторопился. Я не могу окончательно наложить Узы на Селара, пока не верну ему Кенрика. А пока приходится заниматься всякой рутиной.

— Так куда же ты отправляешься?

— В этот унылый замок Ичерна. Он должен подписать некоторые решения королевского совета.

Валена замерла на месте, приоткрыв рот. Бросив быстрый взгляд через плечо, она прошептала:

— Ты увидишь ее? Союзницу? Она ведь не покидала замка со дня венчания.

Нэш покачал головой и усталым жестом пригладил подстриженную бородку.

— Мне следовало внимательнее приглядывать за ней, пока она еще жила в Шан-Моссе. И уж тем более нельзя было допускать этой проклятой свадьбы.

— Теперь слишком поздно… да и вообще…

— Все это не имеет значения, — проворчал Нэш, снова кидая обеспокоенный взгляд в сторону Селара. Король был все еще поглощен игрой и стоял спиной к деревьям, в тени которых укрылись Нэш и Валена. — Пока она в когтях Ичерна, Враг до нее не доберется. Впрочем, пришло время, когда мне следует ею заняться. Полагаю, скоро в мои руки попадет библиотека, а уж тогда нас ничто не остановит.

— Даже Враг? — спросила Валена, и глаза ее сверкнули.

— Даже Враг. — Где теперь находится Финлей Дуглас, Нэш не знал; насколько он мог судить, со времени своего бегства из Бэйрденскота тот ни разу не покинул убежища, которое ему обеспечивал Ключ. Однако одно Нэшу было известно точно: нигде поблизости от Союзницы Финлей не появлялся, и этого ему было довольно: к тому времени, когда Финлей обнаружится, все уже будет решено. Союзница встанет на сторону Нэша, и Враг лишится последней надежды на победу.

— Я хочу, чтобы ты известила меня сразу же, как получишь известия от де Массе, — продолжал Нэш. — Пошли Лиссона он всегда может меня найти, где бы я ни был. Тем временем продолжай подогревать в Селаре желание захватить Майенну. Если книги из тайной библиотеки опровергнут мое мнение, что, Ключ хранится в Люсаре, для пересечения границы нужно, чтобы Селар вторгся в королевство брата.

— Как пожелаешь, любовь моя, — протянула Валена, посылая ему воздушный поцелуй, грациозно повернулась и смешалась с придворными дамами, гулявшими по саду.

Как ни прелестна была Валена, Союзница не она. Это место могла занять лишь одна женщина Дженнифер Росс, ставшая теперь герцогиней Ичерн.

Нэш вышел из сада и поспешил в конюшню: его гнало нетерпеливое желание увидеться с Союзницей.

Осберт отступил на шаг от поникшей фигуры Вогна и рухнул в ближайшее кресло. Проктор сидел на своем любимом месте у камина; глаза его остекленели, челюсть отвалилась. Лицо, на котором Осберт так часто видел презрительную гримасу, теперь обмякло и не выражало ничего. На столике рядом с креслом стоял пустой кубок из-под вина, в которое Осберт добавил несколько капель зелья из своей заветной бутылки.

В камине потрескивали поленья, и Осберт долго смотрел в огонь. Он все еще не мог поверить в те поразительные вещи, которые Вогн сообщил ему под влиянием снадобья.

Утром Вогн проснется свежим и бодрым, забыв обо всем, что произошло этим вечером.

Запутанная паутина лжи и тайн, подозрения и страхи, заставлявшие проктора решаться на самые отчаянные поступки… Снадобье подействовало, да, но Осберту удалось узнать не все. Добиваться от Вогна большего он боялся: вдруг тот, проснувшись, что-то вспомнит…

Неожиданно ощутив острое беспокойство, Осберт вскочил и подошел к стене, у которой стоял стол Вогна. Коснувшись самой дальней каменной плиты, легат почувствовал, как отчаянно заколотилось его сердце: что его ждет успех или неудача? Пальцы Осберта нащупали острый металлический стержень в углублении камня, и он без колебаний нажал на него; раздался тихий щелчок. Упершись обеими руками в плиту, Осберт изо всех сил толкнул ее. Раздался стон металла, рожденный, казалось, в безднах ада, и плита и несколько соседних повернулись: перед Осбертом была дверь в точности такая, как описал Вогн.

Осберт, схватив со стола свечу, протиснулся в щель, как только она стала достаточно широкой. Из крохотной комнатки на него дохнуло ледяным холодом, сыростью, запахом плесени. Помещение было таким же древним, как и само здание, и явно предназначалось для хранения самых сокровенных тайн Гильдии. Потолок уходил высоко вверх, вдоль стен тянулись полки.

Однако полки были пусты тоже в точности так, как сказал Вогн.

Со вздохом, в котором смешались облегчение и разочарование, Осберт прислонился к стене и попытался разобраться в том, что узнал от Вогна.

Трижды проктор намекал на то, что знает какой-то способ обнаружить колдуна, но, как признался он сегодня, даже при всей своей ненависти к этой нечисти он боялся воспользоваться этим знанием. В любом случае источником знания могла быть только древняя библиотека; значит, Вогн, опасаясь Нэша, куда-то перепрятал книги.

— «Туда, где никто не станет искать, туда, где никто никогда не найдет», — вслух повторил Осберт слова проктора. Он, конечно, попытался узнать, где книги находятся теперь, но Вогн не поддался нажиму.

Стряхнув задумчивость, Осберт выбрался из потайной комнаты и вернул плиту на место. Вогн никогда не узнает, что тайник обнаружен. Но что теперь делать? Что сказать Нэшу?

Не убьет же Нэш Вогна, чтобы найти книги! Ведь абсолютно ясно, что проктор единственный, кому известно местонахождение библиотеки; значит, пока его жизнь вне опасности. Нэш покинул столицу, и необходимости давать немедленный отчет нет, но скоро он вернется, и тогда нужно будет ему что-то сказать…

Существует единственный способ защитить и библиотеку, и Вогна: состряпать фальшивку, достаточно убедительную, чтобы обмануть острый взгляд Нэша. Осберт должен сам принести сюда книги. Несколько старинных пыльных томов, никому не нужных, и еще много других. Придется их сжечь и показать Нэшу пепел — пепел и несколько будто бы уцелевших страниц как доказательство того, что Вогн предпочел уничтожить библиотеку, лишь бы она не попала в чужие руки. Конечно, Нэшу нужно будет сказать, что Осберт опоздал и не смог предотвратить несчастья.

Да. Не очень тонкая уловка, но ее будет достаточно.

Достаточно ли, чтобы остановить Нэша?

Пожалуй. Нужно сделать все сегодня же ночью, пока Вогн спит под действием зелья. Осберт выплеснул в камин содержимое кубка и налил в него вина, потом, опустившись на колени, расправил мантию спящего проктора. Теперь все было в порядке. Бросив на Вогна последний взгляд, Осберт направился в свои покои.

Наконец-то он точно знал, что следует предпринять.

Отец Джон забрал у переплетчика две книги и вышел под яркие лучи утреннего солнца. С каждым днем становилось все теплее: лето приближалось, долгая зима уходила все дальше в прошлое, и Джон чувствовал, что оживает. Он пересек город и поднялся на холм, к воротам монастыря; однако не успел он войти, как обнаружил, что за ним кто-то идет. Джон остановился и оглянулся. В полумраке древней арки, на которой многие столетия назад каменотес высек дубовые листья, стоял Годфри.

— Что это у вас?

Джон взглянул на сверток, который держал в руках.

— Некоторые из книг Хильдерика. Переплеты порвались, так что я решил привести их в порядок, пока хозяин отсутствует. Я как раз несу их обратно в его кабинет.

Годфри медленно склонил голову:

— Я провожу вас, отец.

Что-то в тихом голосе дьякона заставило Джона насторожиться. Они оба молчали, пока не дошли до кабинета Хильдерика. Окна комнаты были распахнуты, занавеси сняты и отправлены в стирку. На полу и на столах громоздились стопки книг на полках по случаю уборки их почти не осталось.

— Вы хорошо потрудились, как я посмотрю, — заметил Годфри, расхаживая по комнате. — Даже пыль вытерли. Вот это трудолюбие!

Отец Джон положил принесенные книги на один из столов и притворился, что собирается продолжать работу: двинулся с тряпкой к ближайшей полке, но помедлил, услышав, как щелкнул замок в двери. Оглянувшись через плечо, он обнаружил, что Годфри внимательно на него смотрит.

— Нам нужно поговорить, Джон.

— О… о чем? — заикаясь, выдавил из себя отец Джон. Годфри подошел ближе и остановился перед священником.

— Я ведь никогда вас ни о чем не спрашивал, верно? Я не задал вам ни единого вопроса о том, что делали вы с Робертом той ночью. Я счел, что вы не делаете ничего, что шло бы вразрез с вашим обетом. Скажите мне, был ли я прав?

— Я… Простите меня, дьякон, но я не понимаю…

— Все очень просто. Однажды вы спросили меня, не можете ли помочь. Вот теперь я и хочу знать, по-прежнему ли вы предлагаете свою помощь.

Во рту отца Джона внезапно пересохло, сердце начало биться где-то в горле. Он не мог выдавить из себя ни единого слова.

— Не нужно так переживать, Джон, — мягко сказал Годфри; лицо его утратило суровость. — Мне, правда, удивительно, что вы сумели выжить, будучи не в силах скрыть страх перед разоблачением. Или вы так боитесь только меня? — Отец Джон сглотнул и затряс головой. — О, поверьте, вашей вины тут нет. Вы ничем себя не выдали, если вас беспокоит именно это. Насчет Роберта я начал кое-что подозревать много лет назад. Когда-то мы были близкими друзьями, да и сейчас остаемся, я надеюсь. Давайте говорить начистоту: неужели после всего, что случилось в последнее время, вас удивляет, что мне известна правда?

— Вы и представления не имеете, какая беда мне грозит, — выпалил отец Джон. — Что бы вы ни говорили, вина ляжет на меня.

Годфри отодвинул стопку книг и присел на край стола.

— Вы священник, Джон. Как же вы разрешили теологический конфликт в себе?

Отец Джон сделал глубокий вдох и почувствовал, что руки у него перестали трястись. Он пододвинул кресло и опустился в него, обдумывая ответ.

— Не уверен, что мне удалось его разрешить. Все еще бывают времена, когда я задаю себе вопрос: что же я творю?

— Как и все мы, — кивнул Годфри. — Я просто думал, что вы сможете поделиться со мной какими-то своими выводами. Видите ли, я не могу найти в душе решимости проклясть вас или Роберта, если уж на то пошло. А раз я не осуждаю вас, мне нужно найти этому какое-то оправдание.

— Вы собираетесь освободить МакКоули, верно?

— Да.

— И хотите, чтобы я вам помог?

— Да.

Отец Джон откинулся в кресле и долго смотрел на свои стиснутые руки. Много месяцев назад, когда МакКоули еще только схватили, он послал в Анклав письмо с просьбой помочь в освобождении епископа. Тогда он получил отказ. Что скажет совет, если теперь он согласится на предложение Годфри?

— Будет ли кому-нибудь еще известно о моем участии?

— Это зависит от вас и от ваших действий. Конечно, я предпочел бы, чтобы все осталось нашим секретом. Мне совсем не хочется потерять вас.

Отец Джон поднял глаза на Годфри; тот смотрел на него, не скрывая озабоченности.

— Хорошо. Я буду рад помочь. Годфри улыбнулся и поднялся на ноги:

— Значит, я все-таки был прав, отец. Мы сражаемся на одной стороне. Вечером, после ужина, посетите графа Пейна. Скажите ему, что вас прислал я.

ГЛАВА 24

Северо-восточное побережье Люсары было, пожалуй, единственной частью страны, не отличавшейся живописностью. Плоская и низменная долина Виталы, где островки искривленных деревьев перемежались зловонными топями, раскинулась на многие лиги; на морском берегу древние утесы, и дюны красноватого песка кое-где поросли жесткой травой. Замок Клоннет, резиденция герцога Эйра, высилась на одном из прибрежных утесов. Из окон его открывался вид на холодные зеленые волны и на торговый порт Джарди вдалеке. Как упрямый старик, замок отгораживался от окружающего простора и оставался унылым, какая бы яркая весна ни цвела за его стенами.

Нэш раньше бывал здесь всего однажды, много лет назад. Тогда Клоннет показался ему отвратительным, но теперь его мрачность и неприветливость искупались одним: он стал домом Дженнифер Росс, герцогине Эйр, и Нэш намеревался часто бывать здесь, чтобы видеться с ней.

Встретили его в замке приветливо, но все же Нэшу пришлось дожидаться почти час, пока Ичерн не вернется с охоты. Неохотно прихлебывая посредственное вино, Нэш посвятил это время размышлениям о том, какие прекрасные гавани найдет на этом побережье флот любого захватчика.

Когда Ичерн, наконец, появился, он не стал притворяться, будто рад видеть нового члена королевского совета.

— Я думал, вы все еще на западе, выслеживаете мальчишку моего кузена. — Ичерн бросил плащ на стол и одним глотком осушил кубок вина.

Нэш поднялся из кресла.

— У меня есть и другие обязанности.

— Ну да, вы страшно занятой человек. Как вам нравятся знаки вашего нового положения? Они вам к лицу, верно?

Нэш слишком устал с дороги, чтобы обращать внимание на колкости. Он просто придвинул к себе кожаную сумку и развязал ремешки.

— Король прислал вам на подпись бумаги, однако не путайте меня с мальчишкой-посыльным. Вы можете пожалеть об этом, когда в следующий раз окажетесь на королевском совете.

Ичерн был слишком туп, чтобы понять, что это не пустая угроза. Он с ворчанием придвинул к себе бумаги и принялся, шевеля губами, медленно читать каждую. Нэш принес с соседнего стола чернильницу и перо и стал молча наблюдать за герцогом.

Между Ичерном и Селаром было очень мало сходства. Будучи в родстве по материнской линии, они воспитывались при одном и том же дворе, под одним и тем же жестоким руководством. Однако если живой ум Селара позволял ему схватывать новые идеи, мысли Ичерна никогда не простирались дальше острия клинка в его руке. В определенном смысле и Майенне, и Люсаре повезло, что не Тьеж Ичерн оказался королевским сыном.

Повезло и Нэшу: не слишком сообразительному герцогу было легко подсказывать некоторые поступки, не налагая на него Узы, что Союзница, без сомнения, заметила бы.

— Как вы поохотились? — спросил Нэш для поддержания разговора, продолжая внимательно наблюдать за Ичерном.

— А? О, отлично — надо же чем-то занять время между выездами в дозор. — Ичерн разложил на столе бумаги и стал царапать свое имя на каждом листе, часто окуная перо в чернильницу. Закончив, он посыпал бумаги песком, стряхнул его и протянул документы Нэшу. — Это все?

— Не совсем. — Нэш поймал взгляд Ичерна и уже не позволял тому отвести глаза. Теперь у него был в этом определенный опыт: с того дня, как Ичерн женился на Дженнифер, при каждой встрече Нэш мысленно отдавал ему одно и то же приказание: «Хорошенько присматривай за своей женой». Вслух же он сказал: — Как поживает молодая герцогиня? Весь двор только и говорит о ней и гадает, почему вы заперли ее в Клоннете. Она здорова, я надеюсь?

Ичерн попытался отвернуться, и на сей раз Нэш ему это позволил.

— Конечно, здорова. Что ей сделается! А на любопытство двора мне наплевать: она моя жена и будет жить там, где я велю.

Нэш подавил улыбку.

— Но может быть, мне будет позволено с ней увидеться? Нам с ней есть, что вспомнить после ее прошлогоднего приезда в Марсэй.

Ичерн открыл рот, но некоторое время не произносил ни звука. Он явно боролся с желанием отказать, искал какую-нибудь отговорку. Однако в конце концов, ему пришлось кивнуть:

— Я провожу вас к ней.

Увидев замок Клоннет, никто не заподозрил бы Ичерна в тайной любви к произведениям искусства. Мебель была удобной, практичной и сделанной, казалось, подмастерьем. Только второй этаж башни был обставлен с настоящим вкусом: его украшали прекрасные столы и кресла, гобелены, ковры и серебро.

Должно быть, все это она привезла с собой из Элайты.

Ичерн протопал по галерее к двери в ее конце. На мгновение его рука повисла в воздухе, словно Ичерн привык стучать, прежде чем войти, однако он тут же передумал и яростным толчком распахнул дверь:

— Миледи, я привел к вам гостя.

В комнате было светло, гораздо светлее, чем в других помещениях замка. Стены из красного песчаника украшал единственный гобелен, вытканный из тончайшего шелка пейзаж в зеленых и золотых тонах. Четыре высоких окна смотрели на юг и восток, так что длинный стол, заваленный тканями и нитками, купался в лучах солнца. Служанка, увидев вошедших, поспешно вскочила; прежде чем ее лицо приняло обычный испуганный вид, на нем промелькнуло удивление появлением у госпожи гостей. А у дальнего конца стола, одетая в платье цвета морской волны, сидела женщина, появления которой Нэш дожидался столько столетий.

Она была восхитительна. Длинные блестящие волосы лежали на ее плечах, словно она по-прежнему была девицей, а не замужней дамой. Глаза чистейшей синевы взглянули на Нэша, и ему показалось, что душу его пронзил кинжал.

Впрочем, какое это имело значение… Нэш ведь всегда знал, что ему судьбой назначено ее любить.

Ичерн ввел его в комнату и настороженно огляделся, словно ожидая, что где-нибудь в углу могут прятаться грабители, потом повернулся к жене:

— Полагаю, миледи, вы уже знакомы с советником Нэшем новым легатом Гильдии.

Когда Нэш выступил вперед, Дженн любезно улыбнулась, но улыбались лишь ее губы, а не глаза. Встав, она обогнула стол и протянула Нэшу руку для поцелуя.

«О кровь и сердце Бролеха! Она же… »

— Добрый день, легат, — сказала Дженн.

— И теперь, должно быть, вы понимаете, почему моя жена не появляется при дворе. — Ичерн еще раз обошел комнату и встал рядом с Нэшем. — Она не склонна путешествовать в таком состоянии, да и вращаться в обществе не имеет желания.

Нэш отчаянно старался скрыть потрясение, которое испытал. С глупым смешком он пробормотал:

— Умоляю, простите мою оплошность, ваша светлость, я не знал… Никто ничего мне не сказал… Иначе я не осмелился бы…

Ичерн махнул рукой:

— Моя жена очень суеверна, Нэш, и не желает, чтобы было заранее объявлено об ожидающемся появлении моего наследника. Знают только ее родные и те, кто живет в этом замке. Надеюсь, вы тоже не станете болтать.

Все еще не вполне придя в себя, Нэш кивнул:

— Конечно. Но, ваша светлость, вы ведь в добром здравии? На мой взгляд, ваша красота необычайно расцвела. Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?

Дженнифер слегка покачала головой, и улыбка ее стала более искренней.

— Да, я вполне здорова. Как видите, младенец растет так быстро, что, надеюсь, будет отличаться неукротимым жизнелюбием. Дженн не положила руки на живот, как это обычно делают гордые будущие матери; вместо этого она взяла со стола белую ткань.

— Можно спросить, когда ожидается счастливое событие? — Нэш затаил дыхание, стараясь не выдать охватившее его страшное напряжение. Если ребенок появится до истечения месяца…

— Через четыре недели, легат, — спокойно ответила Дженн.

— Моя жена хочет, чтобы ребенок появился в ее родительском доме. Она собирается вопреки моему совету выехать через два дня в Элайту. Ичерн был явно смущен этим решением Дженн и искал у Нэша поддержки. У того, однако, были собственные цели, и в них совсем не входило потакать герцогу.

— Уверен, что ее светлость будет ехать медленно и соблюдая величайшую осторожность. Проявив столько заботы о младенце, едва ли она сделает что-либо, что представляло бы для него опасность. Кроме того, ребенок станет, возможно, наследником земель Элайты, и будет очень хорошо, если он и родится там.

Ичерн только буркнул что-то себе под нос, но Дженн наградила Нэша теплой улыбкой.

— Вы пробудете у нас долго, легат? Вы с моим господином могли бы поохотиться с соколами в дюнах. Здешние края предоставляют мало возможностей для других развлечений.

— К несчастью, я сегодня же вечером должен отбыть обратно в столицу, ваша светлость. Однако, с вашего позволения, я вернусь сюда позже, когда вы уже сможете скакать верхом, и тогда посмотрим, что за охота у вас в дюнах.

Снова та же теплая улыбка.

— Я предвкушаю это удовольствие.

Нэш покинул Дженн, но ее образ еще долго стоял у него перед глазами.

Ребенок… но он может быть только ребенком Ичерна. Иное невозможно. Когда младенец был зачат, Финлей Дуглас, истекающий кровью, был далеко от Дженн.

Нет, с этой стороны опасность не грозит. К тому же… к тому же ребенок может и не выжить, несмотря на все ее предосторожности. Возможно, путешествие в Элайту причинит младенцу достаточно вреда.

Да и не важно все это. Младенец никак не может быть ребенком Врага, а значит, не представляет угрозы для Нэша.

По дороге из Клоннета Нэша посетила еще одна приятная мысль: в ближайшие несколько месяцев Союзница не сможет убежать далеко. У него будет достаточно времени…

Да, времени достаточно. Так же, как ему судьбой назначено любить ее, так и ей суждено ответить ему любовью на любовь.

Ему повезло, еще, как повезло! Если бы Ичерн и гильдиец прошли через галерею чуть позже, Мика попался бы. Впрочем, он теперь так ловко научился избегать герцога… и вот сегодня это умение пригодилось ему, как никогда.

Когда топот сапог затих вдали, Мика приоткрыл дверь, выходящую на винтовую лестницу, и выглянул. Ичерн и гильдиец ушли, и его подопечные были в безопасности. Знаком предложив им следовать за собой, Мика повел их в верхние покои. Тихо постучавшись, чтобы предупредить Дженн, он распахнул перед ними дверь.

— Миледи, — прошептал он, — к вам гости!

Дженн обернулась на его голос и радостно вскрикнула:

— Оуэн! Леди Маргарет!

Несколько мгновений в ярко освещенной комнате царила веселая неразбериха: все одновременно удивленно восклицали и обменивались приветствиями. Потом Дженн усадила вновь прибывших и отправила Адди за едой и напитками.

— Мы не можем оставаться долго, моя дорогая, — начала Маргарет. — Деверин будет биться в истерике, если я не вернусь домой к назначенному дню. Но не повидать вас я не могла.

— Как же я рада вас видеть! — воскликнула Дженн, не сводившая глаз со старой дамы.

Маргарет ласково улыбнулась и похлопала ее по руке:

— Как и я вас. Примите мои поздравления. Я не слышала о том, что вы в положении. Как вы себя чувствуете? Выглядите вы хорошо.

— О да, я чувствую себя настолько хорошо, что иногда даже забываю о том, что беременна. Я столько раз просыпалась утром и начинала планировать прогулку верхом! — Маргарет улыбнулась, услышав это признание. — И я все еще пытаюсь многое делать, забывая, что с таким животом это невозможно. Как дела в Данлорне?

— Все хорошо. Весна в этом году нас порадовала: была совсем не такая холодная, как прошлая. Правда, как я слышала, в горах выпал снег. — Маргарет помолчала и стиснула руки. — Вы получали какие-нибудь известия от Финлея?

— Только те, о которых я вам писала. Патрик все еще в Данлорне?

Маргарет покачала головой:

— Нет. Он уехал… туда, куда должен был. Как я понимаю, к Финлею?

Дженн кивнула.

— Никогда я не привыкну ко всем этим секретам, — нахмурилась Маргарет. — То я хочу что-то сказать, но не могу, то вдруг не могу вспомнить слова, которые хорошо знаю. Как вы такое терпите!

— В жизни есть худшие вещи, чем колдовство.

— Да, действительно. — Маргарет опустила глаза. — Вы должны понять, почему я явилась к вам в таком виде. Если бы ваш муж узнал, что я здесь… — Ее голос оборвался, глаз она не подняла. — Вы и, правда, ничего не слышали о моем сыне? Совершенно не представляете, где может быть Роберт? Где он пропадает все это время?

На лице Дженн не отразилось ничего, кроме озабоченности.

— Нет, к сожалению. Хотела бы я иметь для вас новости, но я… мы ничего не слышали.

Маргарет оглянулась на Мику.

— Но его нет уже так давно! Когда в прошлый раз он уехал из Люсары, он, по крайней мере, послал нам известие. Мы знали, куда он отправился, и догадывались почему. Теперь же нет ничего. Я знаю: Селар обошелся с ним ужасно, но неужели этого достаточно, чтобы вот так оставить нас в неизвестности? Вы уверены, что не случилось больше ничего, что заставило бы его исчезнуть?

Мика старался не показать, как ранят его эти вопросы, но как только он узнал о тайном прибытии Маргарет и Оуэна, он понял, что произойдет: ведь они, как и все остальные, не видели Роберта и ничего не слышали о нем со дня свадьбы Дженн.

— Простите меня, моя дорогая, — снова заговорила Маргарет. — Мне не следовало бы беспокоить вас в таком состоянии. Просто я очень беспокоюсь за Роберта. С ним столько всего случилось за последние годы, что я удивляюсь, как у него хватало силы выносить это. И я боюсь, что…

— Его светлость достаточно силен, чтобы пережить что угодно, миледи. — Мика обнаружил, что произносит слова утешения без всякого усилия. — Вы же знаете: ему всегда нужно было время, чтобы разобраться в своих мыслях и чувствах. Издевки Селара нанесли ему ужасный удар. Думаю, что в иных обстоятельствах он убил бы короля.

Маргарет поднялась на ноги:

— Значит, ему следовало его убить! Я сама убила бы его, будь я в силах. Это чудовище посмело порочить имя моего сына, назвав его трусом! Всю свою жизнь Роберт делал все возможное, чтобы ничем не запятнать свою верность, свою честь, и вот он оказался публично опозорен! — Не обращая внимания на Оуэна, пытавшегося ее успокоить, Маргарет заметалась по комнате. — О, мы все прекрасно понимаем, зачем Селар это сделал! Он знал, что в Элайте Роберт ничего не предпримет. Он рассчитывал, что ему удастся оскорбить его безнаказанно и что люди сочтут Роберта трусом, потому что он спустил королю оскорбление. Селар пытался лишить Роберта поддержки, которой он всегда пользовался у народа. Я знаю, это неправильно, но не могу не жалеть о том, что Роберт не убил его на месте.

Маргарет отвернулась, пряча слезы гнева и отчаяния, но прежде чем Мика успел подойти к ней, рядом оказалась Дженн и взяла руки Маргарет в свои.

— Пожалуйста, — мягко сказала она, — не горюйте так. Я знаю, как вам больно, знаю, как трудно ждать, не имея представления о том, чего в конце концов, дождешься. Но поверьте мне: это именно ожидание, а вовсе не конец.

— Так вы верите, что он вернется?

Дженн подняла голову и посмотрела в глаза Маргарет.

— Я не знаю.

— Зато я знаю, — решительно заявил Мика. — Роберт вернется обратно.

Маргарет бросила на него вопросительный и неуверенный взгляд:

— Ты говоришь так уверенно… Ты должен очень хорошо знать Роберта.

— Я согласен с Микой, миледи, — вступил в разговор Оуэн. — Роберт все последние годы пытался избежать схватки, которая всегда была неизбежна. В один прекрасный день сражение все же будет ему навязано, и тогда он не посрамит нас. Спросите свое сердце, оно скажет вам, что это так.

Маргарет медленно склонила голову:

— Простите меня. Мне не следовало позволять себе…

Дженн улыбнулась и сжала ее руки:

— Не извиняйтесь. Роберт вам этого не позволил бы. И он был бы очень недоволен вашим беспокойством.

Оуэн сделал шаг вперед:

— Мне очень жаль, миледи, но нам пора в путь. Нужно отъехать подальше отсюда, прежде чем останавливаться на ночлег.

Маргарет обняла Дженн и Мику и молча последовала за мужчинами. Мика скрытно провел их в конюшню, и путники покинули замок, никем не замеченные. Глядя им вслед, Мика только позволил себе вздохнуть, сожалея, что не едет с ними вместе.

Только привычка, обычные ежедневные дела и делали жизнь выносимой. Дженн поужинала в своей комнате, умылась и с трудом улеглась в постель. Обычно она отпускала Адди и позволяла себе почитать перед сном при свете толстой желтой свечи, всегда стоявшей на столике у кровати. Но даже и привычка иногда не выручала.

Этот гильдиец… И Ичерн оказался беспомощным, не смог найти отговорку, которая позволила бы Дженн избежать встречи с ним. Теперь все при дворе узнают, она станет объектом бесконечных пересудов.

И где-нибудь когда-нибудь о беременности Дженн услышит Ангел Тьмы. Что он предпримет? Воспользуется ли он возможностью осуществить собственный замысел?

Продолжает ли он считать Врагом Финлея?

Что, если он уже столкнулся с Робертом? Не поэтому ли ни об одном из них давно ничего не слышно? Что, если Роберт проиграл?

Нет!

Не мог он погибнуть! Она бы знала. Она бы знала!

О боги, Маргарет так рисковала, приезжая сюда! Зачем? Чтобы самой убедиться, что и Дженн, и Мике известно только то, о чем уже ей сообщили? Впрочем, если бы не беременность, она сама поступила бы точно так же и отправилась бы в Данлорн…

Дженн была не в силах оставаться в постели. Измученная беспокойством, она поднялась и попыталась походить по комнате, но младенец ей этого не позволил. Дженн снова легла, натянула на себя одеяла и обхватила руками живот. Закрыв глаза, она попыталась представить себе новую жизнь, зародившуюся в ней. Дженн заставила себя успокоиться, сделала несколько глубоких ровных вдохов и расслабила мышцы.

И тогда она его услышала! Что-то мягко и нежно, как легкий ветерок, коснулось ее сознания. Не голос, но ощущение присутствия, которое становилось все сильнее в последние месяцы. Колдовское присутствие, аура, не похожая ни на какую другую и все же имеющая так много знакомых черт…

Дженн не могла сказать, мальчик или девочка в ее чреве. Она даже не могла бы утверждать, что младенец чувствует и думает. Единственное, что Дженн знала наверняка, — это что ребенок успокаивал ее, когда беспокойство становилось невыносимым, усмирял ее возбуждение, не давал метаться по комнате.

— Еще четыре недели, любовь моя, — тихо прошептала она. — Еще четыре недели, и мы встретимся.

Нэш вернулся в ту же гостиницу, где провел прошлую ночь. Для придорожного постоялого двора она была вполне удобна и к тому же находилась на главной дороге, ведущей в Марсэй. Если выехать на рассвете, к вечеру он доберется до столицы.

Окна комнаты Нэша выходили на дорогу, по которой тащились телеги, сновали всадники и пешеходы. Столько народу, и все настолько погружены в собственную жизнь, что редко кто поднимал глаза и замечал, что творится вокруг. Если бы люди начали присматриваться…

Да, именно потому, что они не обращали никакого внимания на происходящее, задача Нэша и была такой легкой. Встречаясь с мелкими препятствиями, люди или преодолевали их, или обходили стороной. Лишь единицы принимали вызов судьбы. Еще реже случалось, чтобы кто-то заботился не только о себе.

Поэтому-то Нэш и мог делать, что ему вздумается, с каждым шагом приближаться к своей цели, и никто не догадывался о том, что он задумал.

Нэш с улыбкой сбросил одежду и умылся. Он как раз потянулся за чистой рубашкой, когда раздался знакомый тихий стук в дверь.

— Входи, Лиссон.

В комнату вошел усталый, покрытый дорожной пылью посланец.

— Я привез вам письмо, хозяин.

Нэш запер дверь за Лиссоном и взял у него кожаную сумку.

— Надеюсь, что это новости от де Массе.

Еле справляясь с нетерпением, Нэш подошел к окну, вытащил письмо и сломал печать. Послание было, как всегда, зашифровано, но Нэшу было достаточно прикоснуться к бумаге гранатовым перстнем, и значки тут же превратились в обычные буквы.

Не представляю себе, как вы сможете расплатиться со мной за такую услугу. Будьте уверены: достойного вознаграждения я от вас потребую, о чем и сообщаю сейчас.

Мальчишка у меня. Если вы проявите достаточную благодарность, когда я его вам доставлю, я, может быть, даже открою вам, где я его нашел. Поскольку вы не проявляли интереса к судьбе остальных, я заставлю вас дождаться нашей встречи, прежде чем вы о ней узнаете. Достаточно сказать, что я совершил вам на пользу деяния гораздо большие, чем вы могли бы рассчитывать.

Посылаю это письмо со всей возможной поспешностью. Чтобы добраться до окрестностей Марсэя, мне понадобится неделя или около того. С дороги я дам вам знать, где мы можем встретиться. До того советую вам держать новости в секрете. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь снова попытался похитить мальчишку.

Де Массе.

Наконец-то!

Нэш чуть не рассмеялся от радости. Какой триумф! Он лично вернет Кенрика Селару и тут же завершит Наложение Уз. Конец близок! Совсем близок!

ГЛАВА 25

— Надеюсь, вы совершенно уверены в своих сведениях, Гилберт…

— Так и есть.

Де Массе искоса взглянул на сообщника и продолжал:

— Потому что, если вы ошибаетесь, нам нелегко будет выпутаться.

— Не беспокойтесь.

— Мы никогда еще не рисковали забираться так далеко на восток. Нам есть чего опасаться в этих краях.

— Говорю же вам, не беспокойтесь, Люк. Все будет хорошо. Я знаю, что делаю, — самоуверенно ответил Гилберт.

Де Массе высвободил ноги из стремян и потянулся. Гилберт сидел в седле, перекинув одну ногу через луку, само олицетворение спокойствия. Они были ровесниками, но Гилберт всегда и по отношению ко всем держался как старший и более мудрый, раздражая тем большинство своих знакомых. Это не было притворством: Гилберт был таким с самого детства. Его непропорциональное тело было лишено силы, лицо, никогда не блиставшее красотой, с годами стало еще более отталкивающим: густые черные брови нависли над маленькими рыжими глазами, нос стал выдаваться так сильно, что казалось, зажил собственной жизнью, из кривого рта торчали вперед кривые зубы (одного из них не хватало еще со времен детской драки). Словно подчеркивая свое нежелание скрывать уродство лица, Гилберт заплетал рыжие волосы в длинную косу; вся его внешность говорила о нем как о человеке злобном и опасном.

На самом деле он таким не был.

Де Массе вздохнул и посмотрел сквозь ветви деревьев вверх, чтобы по солнцу определить время:

— Где же они? Неужели Фелен не способен ничего сделать в назначенный срок?

— Если вы считаете, что ему нельзя доверять, зачем вообще вы его взяли с собой? В вашем распоряжении весь Даззир. Так почему нужно было выбрать Фелена?

— Мне кажется, это очевидно: из него получится прекрасный козел отпущения, если нас постигнет неудача.

Гилберт рассмеялся, но тут же показал на лесную чащу:

— Вон он.

Де Массе обернулся. Сквозь кусты пробирался небольшой отряд воинов из Карахама с Феленором Каллендери во главе.

— Прекрасно, — бросил де Массе, — давайте заканчивать дело.

Ручей был полноводным, но чистым; солнечные лучи пронизывали его до самого дна. Розалинда прогуливалась по берегу, внимательно следя за Кенриком, который босиком бегал по мелководью. День был прекрасный, и королева радовалась возможности покинуть помещение. Герцог Каванах был очень щедр и подарил ей прекрасный дом, но все равно любое жилище, стен которого она не смела, покинуть, казалось Розалинде тюрьмой. Хоть ненадолго почувствовать себя свободной! Предложение Джорджа провести несколько часов у ручья было приятным сюрпризом; граф даже привез с собой корзину с завтраком, когда рано утром заехал за ними. Воинам охраны это не очень понравилось, но разве могли они возражать?

— Матушка!

— Да, Кенрик?

Мальчик стоял по колено в воде, уперев руки в боки.

— Когда же граф Джордж научит меня ездить верхом? Он говорил, нужно подождать, пока сойдет снег. Снега давно нет, а он так ничего и не сделал.

— Разве ты не спрашивал его, в чем дело?

— Я просто сказал ему, что такова его обязанность, а он в ответ рассмеялся. Он мне не нравится. Отец не позволил бы никому надо мной смеяться.

— Конечно, — пробормотала Розалинда. — Уж в этом можно не сомневаться.

Она оглянулась через плечо на Джорджа, который сидел на поляне с Галиеной и Самах и читал им книгу. Он так старался заменить им всем Селара! Галиена всегда его любила и охотно откликалась на внимание Джорджа, даже Самах, все еще горюющая о своем несостоявшемся монашестве, прониклась духом их новой жизни. Только Кенрик отвергал все попытки графа сблизиться с ним. Мальчик боготворил отца, и все еще слишком часто о нем вспоминал. Впрочем, прошло совсем мало времени… Может быть, через несколько лет Кенрик научится тому, чему не смог бы его научить Селар.

Что же касается самой Розалинды… Джордж оставался ее преданнейшим союзником, и все же иногда в его глазах она видела боль. Розалинда хотела полюбить его, да и любила, но знала, что никогда не позволит себе в полной мере разделить его чувство, по крайней мере, до тех пор, пока остается женой Селара, пока дети так в ней нуждаются. Джордж не предъявлял никаких прав на нее, и Розалинда иногда почти жалела, что он так сдержан.

— Я поговорю с графом Джорджем, милый, — улыбнулась она Кенрику. — Если ты будешь себя хорошо вести, может быть, удастся устроить тебе урок завтра.

Розалинда видела по лицу сына, что в нем борется преданность Селару со стремлением получить желанное удовольствие. Наконец Кенрик кивнул:

— Спасибо, матушка.

Розалинда протянула руку, чтобы помочь мальчику выбраться из воды. В этот момент ее внимание привлек внезапный шум. Обернувшись, она увидела, что на противоположном берегу сквозь кусты ломятся всадники. Королева инстинктивно схватила сына и прижала к себе.

Потом все было как в кошмарном сне: конные воины в странной одежде мчались к ним, разбрызгивая воду; через мгновение они окружили Розалинду и Кенрика, угрожая им мечами. Розалинда завизжала, попыталась заслонить собой сына и попятилась, но бежать им было некуда. Двое всадников спешились и стали оттаскивать Кенрика. Розалинда отбивалась от них, но впустую: один из воинов, уродливый и злобный, так сильно рванул Кенрика за руку, что Розалинда споткнулась.

— Кенрик! Кенрик! — вскрикнула она.

Уродливый воин кинул мальчика на седло одного из всадников. Розалинда, не думая об опасности, кинулась к нему, но ее схватили и швырнули на землю. Похититель принца вскочил на коня, а другой угрожающе наклонился над королевой.

— Ладно, Фелен, брось ее! Мы получили, что хотели. Розалинда ударила воина ногой, так что тот упал; королева попыталась подняться на ноги и броситься к сыну, но не смогла.

Боль… Что-то как иглой укололо ее в спину. Ноги не желали повиноваться, подгибались, и Розалинда вновь упала на землю. Кенрик визжал и звал мать, но всадники уже развернулись и скакали обратно через ручей. Через мгновение их не стало видно; лишь колыхание ветвей отмечало путь отряда.

Розалинда перевернулась на живот. Дышать ей было трудно, ноги немели, голову поднять не удавалось. Словно откуда-то издалека до нее донеслись крики и топот бегущих ног.

Чьи-то руки подняли Розалинду, к ней склонился Джордж, с отчаянием шепча ее имя. Розалинда моргнула, но сказать ничего не смогла.

Королева медленно теряла ощущение своего тела, зрение ее угасало. Ей казалось, что она погружается во тьму все глубже и глубже; потом все исчезло окончательно.

Наконец костер разгорелся. Де Массе поднялся на ноги и потянулся всем усталым телом. В лагере царила тишина: мальчишке дали снотворное, и он утихомирился. Большую часть дня им пришлось держать его связанным не хватало еще, чтобы он сбежал.

— Быстро ваш посланец доберется до Нэша? — спросил Гилберт, сидевший по другую сторону костра.

— Через пару дней.

— Вы собираетесь открыть ему, где мы нашли Кенрика?

— С какой стати? Да и сомневаюсь, что он заинтересовался бы: вы же знаете, как он ограничен. — Гилберт кивнул, но ничего больше не сказал. С тех пор как они расположились на ночлег, он был необычно молчалив. — Ладно, — зевая и потягиваясь, пробормотал де Массе, — я отправляюсь спать.

— Подождите.

Де Массе, нахмурившись, взглянул на Гилберта:

— В чем дело?

Тот поднялся на ноги и пнул ногой Фелена, растянувшегося на земле, как спящий лев:

— Поднимайтесь.

Фелен посмотрел на Гилберта сонными глазами:

— Что случилось?

— Поднимайтесь, поднимайтесь.

Фелен недовольно вздохнул и медленно поднялся на ноги. В то же мгновение Гилберт с молниеносной скоростью нанес ему удар в челюсть, и Фелен растянулся на земле. Гилберт со сверкающими глазами стоял над ним, словно в ожидании ответного удара.

Фелен пролежал достаточно долго, чтобы показать: давать сдачи он не собирается, — потом поднялся и скрылся в темноте.

— Что, дьявол вас побери, это значит? — потребовал объяснений де Массе.

Гилберт на него даже не взглянул:

— Он убил женщину без всякой надобности.

— Нет никакой надобности и делать из Фелена врага. Вот подождите, пока он залижет раны, с унижением он не смирится, попытается отомстить.

Гилберт ответил де Массе мрачной улыбкой:

— Я знаю. Не беспокойтесь насчет Фелена. Он ничего мне не сделает. А теперь я иду спать. Доброй ночи.

Джордж сидел в углу и следил, как Каванах расхаживает по залу, отдавая распоряжения и выслушивая донесения. Он, казалось, заполнял собой все помещение и в то же время проявлял удивительное спокойствие, которое Джордж научился ценить по достоинству. Через некоторое время, отпустив адъютантов, герцог подошел к Джорджу, придвинул кресло и опустился в него; массивное кресло застонало под его весом.

— Не могу и выразить, как я огорчен, — начал Грант, в отчаянии качая головой. — Понятия не имею, как им удалось незамеченными пересечь границу и уж тем более добраться до вас так, что стража ничего не заметила. Клянусь, я отобрал для охраны лучших своих людей.

Джордж кивнул и поднес к губам кубок. Вино, казалось, царапало ему горло, как песок, но все же он заставил себя пить.

Грант некоторое время молча смотрел на него, потом добавил:

— Я приказал приготовить все, что нужно вам для путешествия. Вам лучше отправиться на юг. Завтра Галиена и Самах, должно быть, будут уже в силах ехать верхом. Нужно, чтобы вы добрались до побережья и отплыли прежде, чем о случившемся станет известно. Кто знает, что предпримет Селар, чтобы вернуть дочь или захватить вас.

— Мы ему безразличны, — пробормотал Джордж. — Галиену он всегда считал бесполезной для себя, Самах собирался использовать как пешку в своих политических играх, а что касается Розалинды… — Сделав глубокий вдох, Джордж заставил себя продолжать: — Розалинда была для него лишь средством отомстить стране, которая осмелилась противиться ему. Я знаю своего кузена, Грант: он даже не поморщится, узнав о смерти королевы.

Грант не мог не заметить горечи в голосе Джорджа; он протянул руку и положил ее на плечо графу.

— Вы ведь не наделаете глупостей, верно?

— Я? — Джордж посмотрел на герцога. — Пока, во всяком случае, нет. Я отправлюсь с девушками и позабочусь об их безопасности. Но придет время, и я вернусь. Есть кое-что, чем нужно будет заняться.

— Мне тоже. — Грант вздохнул и поднялся на ноги. — Роберт ведь убьет меня!

ГЛАВА 26

Невозможно было отличить, где кончается крутой склон горы и начинается небо: все было затянуто призрачной белизной, переливающейся и непроницаемой для взгляда.

Финлею было бы гораздо легче осмотреть окрестности колдовским зрением, чтобы определить, далеко ли до вершины, но это было бы нечестно.

Собравшись с силами для следующего рывка, он вытянул левую руку и погрузил ее глубоко в снег. Ветер бросал ему в лицо снежную пыль, слепя глаза; Финлей тряхнул головой и стал на ощупь искать опору. Наконец он ухватился за скалу, скрытую под снегом, и только удостоверившись, что она выдержит его вес, подтянулся выше. Новая порция потревоженного им снега рухнула вниз. Перчатки Финлея обледенели, пальцы утратили чувствительность, кожаная куртка превратилась в ледяные латы, онемевшее от холода лицо уже не чувствовало уколов колючих снежных кристаллов, облако пара от дыхания мешало видеть.

Финлей упорно продвигался вперед, погружаясь по колено в снежные заносы; он так замерз, что уже не ощущал острых граней камней, по которым ступал. Небо над ним начало темнеть.

— Проклятие! — выдохнул он, всматриваясь в туманную муть. — Только не новый снегопад! Еще хоть несколько минут!

Небо ответило ему раскатом грома. Финлея окутала свинцовая грозовая туча. Однако во вспышке молнии он смог теперь разглядеть впереди уступ. Его отделяло от цели всего несколько футов.

Подавив желание преодолеть последнее препятствие одним броском, Финлей ощупывал скалу, пока не нашел надежную опору. Здесь камень был покрыт лишь тонким слоем снега, но зато опасно обледенел. Финлей вполз на уступ и несколько секунд лежал, ловя воздух открытым ртом. Потом он почувствовал порывы ветра.

Испуганный Финлей сел и заглянул за край скалы. Это было ошибкой. Снежный заряд ударил ему в лицо, залепив глаза. Финлей отпрянул и поспешно поднялся на ноги, чуть не соскользнув вниз. Оставаться здесь было очень опасно, но, оказавшись уже так близко от вершины, сдаваться Финлей не собирался; по крайней мере, дальше можно будет идти, а не карабкаться.

Наклонив голову и щурясь, чтобы защитить глаза, он двинулся вперед. Все, что он мог теперь видеть, это слепящая белизна снега и серые полосы обледенелого камня там, где злой ветер обнажил склон. Финлей шел, согнувшись пополам, сопротивляясь старающемуся сбросить его вниз ветру.

Финлей поскользнулся и упал на колени. Серая мгла окружала его со всех сторон, и он не решался сделать хоть одно движение. Казалось, это мгновение опасности длилось вечно. Потом неожиданно порыв ветра на долю секунды разорвал тучу, и перед Финлеем открылся самый потрясающий вид, какой он только когда-либо видел.

Прямо перед ним скала обрывалась в бездонную пропасть, но Финлей не мог оторвать глаз от безбрежного простора покрытых снегом гор, черных провалов, глубоких долин. Суровая красота Голета открылась ему на мгновение и тут же исчезла за снежной завесой. Финлея опять окутала туча, ветер ударил с новой силой. Но он достиг вершины! Достиг вершины самой высокой горы в Люсаре, и более того: сделал это в снегопад.

Нужно было возвращаться; Финлей не рискнул подняться на ноги, боясь, что ветер сбросит его в пропасть. На четвереньках он то полз, то скользил вниз, пока не добрался до места, где скала защитила его от порывов бури. Финлей очень устал, все тело его болело, но нужно было продолжать спуск по крутому склону. Двигался он медленно: стоило поддаться соблазну побыстрее преодолеть самую трудную часть пути, и он мог достичь подножия с переломанными костями.

С каждым шагом идти становилось все труднее. Скала была почти отвесной и такой скользкой, что Финлей чудом сохранял равновесие. Наконец он выбрался из тучи и теперь, по крайней мере, видел, куда ставит ногу. Склон защищал его от ветра, но только постоянное движение могло помочь не замерзнуть до смерти. Добравшись до ровной площадки, Финлей споткнулся и упал; ему показалось, что теперь он может позволить себе небольшой отдых: ведь он добился своего.

— Финлей!

Голос исходил словно отовсюду. Мертвое эхо в снежной круговерти…

— Финлей! Где ты, черт возьми?

Голос приближался; теперь был слышен и скрип снега под ногами.

— Проклятие! Финлей Дуглас! Ответь! Здесь слишком холодно, чтобы играть в прятки. Где ты?

Финлей попытался поднять голову, но это оказалось слишком трудно. Все, что ему удалось, это вяло помахать рукой.

Тяжелые шаги затихли рядом. Финлей поднял глаза, увидел ноги, потом туловище, потом лицо. Темные волосы, на которые натянута покрытая снегом шерстяная шапка, холодные голубые глаза, длинный нос, неодобрительно сжатые губы…

— Каким нужно быть идиотом, чтобы полезть на Голет после недели снегопада! Ты же сказал, что отправляешься только на короткую прогулку!

Арли протянул руку и схватил Финлея за плечо. С трудом, цепляясь друг за друга, им, наконец, удалось выбраться из сугроба.

— Что случилось, Арли? Ты что, беспокоился обо мне? — Губы Финлея настолько закоченели, что слова получались неотчетливыми; чтобы вернуть мышцам подвижность, ему пришлось несколько раз подвигать нижней челюстью.

— Я мог бы и догадаться, что ты выкинешь какой-нибудь номер, — проворчал Арли, обхватывая Финлея, чтобы не дать тому упасть. — Уж не думал ли ты, что мы вышлем спасательную экспедицию только потому, что сегодня день твоего рождения, а тебе вздумалось свалиться со скалы!

— Тогда что ты тут делаешь? — Перед глазами Финлея все еще плыло, но он начал приходить в себя. Вон, например, черное отверстие впереди: это туннель, ведущий туда, где тепло и сухо. — Почему ты отправился меня искать?

— Я просто подумал, что ты, наверное, захочешь узнать новости. — Теперь, когда они добрались до входа в туннель, Арли отпустил Финлея. Здесь не было ветра и снегопада, и на них обрушилась неожиданная тишина. — Только что вернулся Патрик. Я по своей глупости решил, что ты захочешь с ним поговорить. Я не предвидел, что ты так целенаправленно будешь стараться положить конец своему бесполезному существованию.

— Ох, да это же здорово! — Финлей склонил голову набок, разглядывая ледяную корку, покрывавшую его куртку. Похоже, одежду он испортил. Нет, есть средство: гусиный жир! Правда, придется долго его втирать, чтобы кожа снова стала мягкой; может быть, понадобятся целых два дня, но он своего добьется.

— Иногда, Финлей, ты испытываешь мое терпение! Пошли. — Арли ухватил Финлея за локоть и потащил по туннелю. После слепящей белизны снега здесь казалось ужасно темно. Укрепленные на стенах факелы были всего лишь светлыми точками, слабыми голосами в могучем хоре теней. — Что ты там делал? Кровь Серина, ты даже никому не сказал, что уходишь! Что было бы, если бы ты упал со скалы, а? И какой во всем этом смысл? Почему ты не мог дождаться лета, чтобы взобраться на вершину, как делают это все разумные люди? Даже день ты выбрал сумрачный, так что никаких красот не увидел!

— О, вид был прекрасный. — В голове у Финлея несколько прояснилось, да и вообще силы начали к нему возвращаться. Здесь, в туннеле, было тепло и даже душно. От тепла начали болеть замерзшие пальцы, с Финлея на пол текла вода.

— Но ты не видел приближающегося Патрика?

— Патрика? — Финлей остановился и помотал головой. Мокрые волосы облепили голову Арли, как перья… — Патрик вернулся? Когда?

— Часа два назад. Я с тех пор всюду тебя ищу. Ради милости богов, Финлей, слушай, что я тебе говорю!

— Я и слушаю, — бросил Финлей. Туман в голове внезапно рассеялся. — Только ты говоришь какую-то ерунду. Как мог Патрик преодолеть перевал в такую погоду?

Арли, не останавливаясь, шел вперед, и Финлею пришлось, чуть ли не бежать, чтобы не отстать от широко шагавшего друга.

— Похоже на то, что неположенный по времени года снегопад обрушился только на окрестности Анклава. К востоку горы вполне проходимы. Ему пришлось трудно только в самом конце пути.

— Ладно, где он?

— Скажу, только когда переоденешься. Не хватало еще, чтобы ты свалился с простудой. Марта меня убьет, а уж о том, что со мной сделает Фиона, и думать не хочется.

Финлей медленно покивал головой:

— Зачем так кричать, Арли? Я же вернулся целым, так в чем дело?

— До вершины ты добрался? — ворчливо поинтересовался Арли.

— Да, — не смог сдержать улыбки Финлей.

Если боль в обмороженных пальцах и была ужасной, она не шла ни в какое сравнение с тем, что испытал Финлей, когда, по настоянию Арли, залез в ванну. Он вопил и ругался, обвинял Арли в издевательствах, но тот невозмутимо подливал горячей воды, и только когда счел, что сделал все необходимое, оставил Финлея в покое. Колени и локти Финлея разламывались, но через некоторое время он не выдержал и начал смеяться.

После ванны, стоя на ковре перед пылающим в камине огнем, Финлей растерся полотенцем и по случаю своего дня рождения надел рубашку тонкого полотна, отделанную кружевом, коричневые штаны, безрукавку цвета весенней листвы и сапоги из мягкой кожи. Расчесав мокрые волосы, отчего во все стороны разлетелись брызги, Финлей почувствовал себя наконец-то совсем хорошо и вышел из своей комнаты. Он знал, что такой подъем продлится недолго, но сейчас он был полон сил и торопился этим воспользоваться.

Патрик оказался, конечно, не один. Рядом сидела Марта, прижимая к себе малютку дочь. Дамарис мирно спала, но даже во сне ее лицо говорило о сильном характере. Финлей часто подолгу смотрел на малышку, стараясь поймать момент ее пробуждения. Марта однажды застала его у колыбели, но ничего не сказала.

— Я-то думал, что ты отказался от своих опасных замашек, Финлей, — вместо приветствия сказал Патрик.

— Рад, что ты вернулся, — рассмеялся тот, обнимая друга. — Уж молчал бы: сам-то в какую погоду путешествуешь! Ты же ведь не мог быть уверен, что перевал окажется проходимым.

— Ну, — Патрик указал ему на кресло и налил в кубок горячего вина с пряностями, — тут не было особой смелости. Я ничего не знал о снегопаде, а потом уже заехал так далеко, что останавливаться уже не имело смысла. По всей стране давно наступила весна, только вы тут все мерзнете. Я мог, конечно, переждать непогоду, но мне не хотелось пропустить твой день рождения. И вот тебе от меня подарок. — Патрик водрузил на стол седельную суму, порылся в ней и вытащил маленький узелок. С неуверенной улыбкой на загорелом лице он вручил его Финлею. — Надеюсь, ты не будешь разочарован.

Финлей развернул ткань. У него в руке оказался серебряный перстень с черным эмалевым орлом Дугласов.

— Мне его передала твоя матушка. Она хочет, чтобы он снова был у тебя.

Финлей поднес перстень к свету. Ему казалось, что к нему после долгого отсутствия вернулся старый верный друг. С улыбкой он надел перстень на палец и потер о тонкую ткань рубашки.

— Это ты здорово придумал, Финлей, — фыркнула Марта. — Ведь этим старьем ты испачкаешь прекрасную новую рубашку!

— И почему все сегодня говорят мне гадости? — печально проговорил Финлей. Потом он серьезно взглянул на Патрика. — Спасибо. Ты и представить себе не можешь, чем была для меня потеря перстня. Я уже думал, что никогда его больше не увижу.

Патрик допил вино из кубка.

— Твоя матушка особенно настаивала, чтобы я тебя предостерег: не потеряй его снова. Она говорит, что в следующий раз так не повезет.

— Как матушка живет, как ее здоровье?

— Она в полном здравии, друг мой. — Патрик взглянул на Арли, который вернулся в комнату с блюдом сыра и свежих лепешек и стал разливать вино. — Она потрясающая женщина, твоя матушка. Клянусь, в Данлорне перед ней все дрожат, никто не смеет ей противоречить. Стоит ей приказать, и все бросаются выполнять ее желание все, кроме Оуэна. Он хмурится, качает головой хоть и делает, в конце концов, то, что она говорит. Держу пари: владения никогда не управлялись так хорошо, когда этим занимался ты.

В Патрике чувствовалось что-то неуловимое, чего Финлей никак не мог определить. Что-то новое. Да, он все еще бегал по комнате, как испуганный заяц, все еще тараторил и размахивал руками, его волосы все еще падали на глаза и он резким жестом их отбрасывал, но все же он стал совсем другим. Внутренне другим.

— Ты изменился, Патрик.

— Я как раз об этом подумала, — пробормотала Марта, протягивая малышку Арли и направляясь к двери. — И мне эти перемены нравятся. Думаю, что тебе, Патрик, давно следовало побывать за пределами Анклава. Более того, мне кажется, что, когда погода улучшится, тебе нужно вернуться обратно. А пока мы тебя ждем к ужину.

Когда Марта и Арли вышли из комнаты, Финлей опустился в кресло, чувствуя, как тепло комнаты и выпитое вино несут покой его измученному телу. Он уже начал дремать, когда какое-то движение Патрика снова привлекло его внимание.

— Почему бы тебе просто не отправиться в постель?

— Я так и сделаю, но попозже.

Патрик кивнул и придвинул свое кресло к камину.

— Так ты получил мое последнее письмо?

— Несколько недель назад.

— Ну, так вот: известие от Мики пришло перед самым моим отъездом из Данлорна. Ему не нравится то, что происходит, но иного и нельзя было ожидать.

— А Ичерн? С ним по-прежнему трудно?

— Ты сможешь судить сам, я принесу тебе письмо, и ты его прочтешь. Правда, трудно разобраться, о чем Мика говорит и о чем умалчивает. Я, понятно, с Ичерном незнаком, но вполне могу предположить, что ему не нравится присутствие Мики. Возможно, он думает, что парень слишком предан Дженн, но это только мое предположение. Мика предупреждает, что мы какое-то время ничего о них не услышим. Дженн считает, что часто посылать письма опасно, даже пользуясь шифром. Впрочем, это не важно. Я собираюсь летом вернуться в Данлорн, тогда и узнаю новости. Если же нет, я сам отправлюсь в Эйр проведать Дженн.

Финлей кивнул, не поднимая отяжелевших век. После всех его сегодняшних приключений аромат вина кружил голову, и с каждой минутой он чувствовал себя все более усталым. Пожалуй, все-таки следует отправиться спать…

— Ты тоже не получил никаких известий от Роберта? Последняя фраза прогнала сонливость Финлея. Патрик пристально смотрел на него, словно ожидал услышать худшее.

— Нет. А ты разве ожидал другого?

— Финлей, — прошептал Патрик, глядя другу в глаза, не приходила ли тебе мысль, что Роберт мог не уехать… а погибнуть?

— Он жив.

— Но ведь могло случиться…

— Он жив, Патрик. Роберт мой брат. Если бы с ним что-то случилось, я бы знал.

— Однако ты же думал, что он погиб, после того падения со скалы в окрестностях Килфедира. Ты сам говорил…

— Все было не так! — поднял руки Финлей. Продолжать этот разговор ему не хотелось. — Я решил, что он мертв, потому что не сумел обнаружить его при всем своем умении искателя, а после того, как лишился аярна, продолжать поиск я не мог. Сейчас все иначе. Да, я знаю, что ты хочешь сказать. Не думаю, что Ангел Тьмы узнал, что Враг это Роберт, а не я, и не думаю, что Роберт вступил с ним в схватку и проиграл.

— Почему?

— Потому что Роберт не может быть побежден. Патрик медленно склонил голову и подошел к Финлею, задумчивый и серьезный.

— Вижу, что ты действительно в это веришь, Финлей. Только скажи мне: почему в последние недели сон твой так беспокоен?

— Марта наболтала, как я вижу, — поморщился Финлей.

— Кошмары, которыми ты страдал после встречи с Карланом, вернулись?

— Нет. — Финлей провел рукой по уже почти высохшим волосам. — Послушай, моя бессонница и исчезновение Роберта никак между собой не связаны. — Финлей поднялся и, направляясь к двери, добавил: — Пожалуй, я пойду к себе и посплю. Вечером по случаю моего дня рождения будет праздничный ужин, так что мы еще увидимся. Добро пожаловать домой.

* * *

По случаю торжества столовая была ярко украшена; Фиона, правда, предпочла бы, чтобы день рождения Финлея был отпразднован без шума, в узком кругу, а не всем Анклавом. Финлей, конечно, наслаждался вниманием, проявленным к нему и его друзьями, и его учениками. Все уже знали о его необыкновенном приключении на Голете, и общей реакцией было изумление.

Фиона была в ужасе от выходки Финлея, но ничуть не удивилась ей. Весь вечер он ходил по просторной столовой, разговаривая с друзьями, но постоянно оглядывался на нее с особенной, предназначенной только ей улыбкой. Щеки Фионы горели: наверняка все замечали эти взгляды. Наверное, жители Анклава удивляются, почему он уделяет ей так много внимания, почему выбрал ее, резкую, нелюдимую, совсем не похожую на него самого, милого и общительного, многому научившегося у брата.

Впрочем, Фионе было безразлично, что думают другие. Она знала, что она вызывает к себе уважение, но не симпатию. Все это было ей не важно. Имело значение только одно: Финлей любит ее. Фионе пришлось так долго ждать, чтобы он, наконец, понял: она любит его тоже. Пока их любовь жива, совершенно не важно, что думают окружающие.

Приезд Патрика и отсутствие известий о Роберте обеспокоили Фиону гораздо сильнее, чем она показывала. Она молча сидела в углу, не желая в такой день тревожить Финлея, однако как ни старалась она скрыть свое беспокойство, Финлей его заметил. Провожая после ужина Фиону в ее покои, он постарался рассеять ее мрачные мысли:

— Не стоит принимать так близко к сердцу все, что говорит Патрик. Ты же знаешь: он всегда все видит в черном цвете.

— Ему следовало бы держать свои опасения за судьбу Роберта при себе. Должен же он понимать, что только перепугает всех разговорами о смерти Роберта, особенно если учесть, что сама идея ни на чем не основанное предположение.

Финлей улыбнулся:

— Да, я слышал, как ты его отчитала, и был, тронут твоей заботой о том, чтобы он не ранил мои чувства.

Когда они свернули в коридор, ведущий к комнатам Фионы, Финлей обнял ее за талию. У двери Фиона помедлила и оглянулась. Они были одни.

— Финлей, как я понимаю, ты собираешься отыскать Роберта. Я знаю: он твой брат и ты о нем тревожишься. Да и все мы тревожимся.

— Но тебя что-то смущает?

— Что, если он не вернется? — Фиона сделала глубокий вдох и продолжала, не давая Финлею себя перебить: — Я понимаю, что говорить об этом очень эгоистично с моей стороны, но что будет, если он не вернется? А если вернется, то ведь он… вдруг он не пожелает…

Договорить Фиона не смогла. Произнести такое вслух было слишком трудно. Она так давно думала об этом, что мысль стала напоминать паразита, поселившегося в ее воображении и не дающего ей покоя.

Финлей обнял ее, прижал к себе и нежно поцеловал в лоб. Он серьезно смотрел на Фиону, терпеливо ожидая, когда она преодолеет волнение.

— Я знаю, он твой старший брат, но обязательно ли тебе получать его разрешение на то, чтобы жениться? — Теперь Фиона говорила так быстро, что чуть не задохнулась. Втянув в себя воздух, она продолжала, чувствуя, что должна договорить, прежде чем храбрость ей изменит: — Ты взрослый человек. Самостоятельный. Ты годами управлял Данлорном. Ты умелый искатель. Ты в одиночку организовал здесь школу для обучения боевому искусству, вложил в нее много сил и времени, хоть и знаешь, что самому тебе это пользы не принесет и только настроит против тебя некоторых, например Генри. Прости меня, но я просто не понимаю, почему тебе нужно разрешение Роберта на женитьбу.

Финлей долго смотрел на нее, прежде чем ответить, потом взял ее руки в свои.

— Роберт мой брат, но он также и глава Дома Дугласов. Я понимаю, что теперь, когда я постоянно живу в Анклаве, ты об этом забываешь, но для меня наше родство остается важным. Если не произойдут какие-то новые события, я наследник Роберта. Мне известно, что он никогда не женится и У него не будет сына, который унаследовал бы…

— Откуда ты это знаешь?

— Просто знаю, любимая. Дело в том, что хоть сейчас я не могу вернуться домой, когда-нибудь это может оказаться возможным. Наши дети унаследуют Данлорн. Да, признаю, получить от Роберта разрешение жениться всего лишь традиция; но я еще хочу иметь и его благословение. Мне очень жаль, что это вынуждает нас ждать, однако Роберт слишком много для меня значит, чтобы просто отмахнуться от него только потому, что его нет под рукой, когда он нужен. В конце концов, его жизнь не определяется моими потребностями.

Фиона опустила глаза на их соединенные руки, чувствуя комок в горле.

— А если… если он скажет «нет»? Финлей расхохотался:

— Так вот что тебя тревожит! Что на свете может заставить его сказать «нет»? А даже если такое и случится, неужели ты думаешь, что я отстану от него, пока не получу согласия? Неужели думаешь, что я позволю ему разрушить мое счастье? Клянусь богами, он снова обнял Фиону, — я найду его на краю земли, и он об этом знает. Не беспокойся, любимая: мы поженимся, и скоро.

Финлей лишил Фиону возможности спорить, закрыв ей рот поцелуем; потом он распахнул перед ней дверь и, послав возлюбленной воздушный поцелуй, исчез в коридоре. Фионе осталось только молиться о том, чтобы он оказался прав.

Тьма окутала его комнату, распространившись до самых дальних ее уголков. Единственный свет, который он видел, существовал только в его воображении как воспоминание о залитой светом свечей столовой и масляных лампах в коридорах. Никто и ничто не нарушало блаженного покоя, но уснуть все равно не удавалось.

Финлей перевернулся на спину и попытался во всех деталях представить себе потолок комнаты, не прибегая к помощи колдовского зрения, потом начал обдумывать воинские упражнения, которые собирался назавтра показать своим ученикам. Он даже начал планировать занятия на следующий год; но ничто не помогало. Стоило ему начать засыпать, как его снова и снова будил всплеск энергии: казалось, он должен оставаться бдительным, готовым в любой момент защищаться.

Может ли быть, что это Карлан пытается добраться до него, завладеть им во сне?

Нет. Карлан ведь ищет не только Врага, но и Ключ. Если бы у него был какой-то способ найти Финлея, он был бы уже здесь. Более того, попытку обнаружить Финлея Карлан предпринимал бы каждую ночь со времени его бегства; Финлей ощутил бы его давление много месяцев назад, а не в эти последние недели.

Может быть, Патрик прав и его тревожит судьба Роберта?

Финлей вздохнул и снова закрыл глаза, сосредоточившись на этот раз не на загадке исчезновения брата, а на нем самом. Сильный, упрямый, чуткий, умный, требовательный, несгибаемый… Так многое было даровано одному человеку, и именно этого Финлею теперь не хватало. Финлей сделал несколько глубоких вдохов, как если бы готовился к поиску, и представил себе лицо исчезнувшего брата…

«Финлей! »

Снова что-то его разбудило! На это раз он сел, чувствуя, как колотится сердце; во рту у него внезапно пересохло.

Действительно ли он что-то слышал или воображение шутит с ним жестокие шутки?

Сильно обеспокоенный, Финлей снова начал размеренно и глубоко дышать, потом улегся, закрыл глаза и начал думать о Роберте.

«Финлей! Ты меня слышишь? »

О боги!

«Проклятие, Финлей, я же знаю, что ты меня слышишь! Ответь! Я знаю, что ты можешь это сделать. Ты должен иметь достаточно силы».

Ответить? Как? Он же не обладает даром мысленной речи. Так как же может он ответить?

«Клянусь богами, Финлей, если ты не ответишь, я с тебя шкуру спущу! »

Голос… Он слышал его все более отчетливо… Но это не Роберт, это… Дженн?

«Ну, наконец-то! Только напрягись, как следует, Финлей. Я-то могу поддерживать разговор со своей стороны. Сосредоточься на мне, вспомни, что ты искатель. Ты просто должен отвечать мне более громко».

«Дженн!»

«Замечательно, только не так же громко! Ты молодец».

«Не могу поверить, что мне это удалось! Как ты сумела?.. »

«Просто я трудолюбива. Я уже многие недели пытаюсь к тебе пробиться. Пришлось ловить момент, когда ты будешь засыпать и окажешься более восприимчивым. Мика все время меня упрекает, говорит, что я трачу слишком много сил… но я же знала, что, в конце концов, ты меня услышишь! »

«Я и пошевелиться боюсь, чтобы не разрушить связь».

«О, теперь, когда я до тебя докричалась, можешь шевелиться сколько угодно. Трудно только установить связь в первый раз. Какое развлечение, а? »

Развлечение?

«Ну, пожалуй».

«Так как там у вас дела? Как я понимаю, вас с Фионой можно поздравить? »

«Ох, не надо! Я и слышать от тебя не хочу… »

«Я сказала что-то не то? Ладно, больше не буду. Послушай, Финлей, я не смогу продолжать долго… Как бы я ни спорила с Микой, сил действительно требуется много. Мика следит за мной, как сторожевой пес, с тех пор как… Так вот: у меня есть для тебя новости. Я сама узнала всего несколько дней назад… »

Что за новости? И что она скрывает? Почему Дженн оборвала себя?

«Новости и радостные, и ужасные. Епископа МакКоули освободили. Не знаю, кто и как, но он бежал из темницы. Где он теперь, мне неизвестно. Селар рвет и мечет, вызвал к себе Ичерна, чтобы тот поймал МакКоули. К несчастью, я ничего не могу сделать, чтобы этому помешать».

«Но ты же наверняка можешь влиять на Ичерна? »

«Только слегка, и мне приходится тратить большую часть усилий на то, чтобы не дать ему вышвырнуть Мику. К тому же я сейчас вернулась в Элайту, а Ичерн с отрядом солдат прочесывает окрестности Марсэя. Но это не единственная новость».

С чего это Дженн возвращаться в Элайту?

«Расскажи мне обо всем».

«Кенрик нашелся. Через пару дней он воссоединится с Селаром».

«О милосердные боги! »

«О королеве я ничего не слышала, но опасаюсь худшего».

«А что слышно о принцессе, Самах и Кандаре? »

«Ничего. Я не осмелилась расспрашивать. Надеюсь, что-нибудь узнать от твоей матушки: она, наверное, получит известие от Каванаха о том, что случилось. К счастью, никто пока не знает, где нашли Кенрика, так что, может быть, это еще удастся сохранить в тайне».

Финлей осторожно приподнялся, оперся о спинку кровати и в темноте протянул руку за свечой. Достаточно было щелкнуть пальцами, и свеча зажглась. Финлей уселся поудобнее, сложил руки на груди и сделал глубокий вдох.

«Ты здорова? »

«Я? Да, конечно. Почему бы мне и не быть в добром здравии? »

«Ну, я просто удивился, когда ты сказала, что тебе нужно беречь силы. Ты же не менее могущественна, чем Роберт. Не понимаю, почему мысленная речь даже на таком расстоянии должна тебя утомлять. Судя по твоим рассказам, тут все не так, как с обычной колдовской силой. Помнится, ты говорила, что мысленная речь требует совсем других усилий. Ответом ему было молчание. Удивительное дело: Финлей почти мог слышать, как напряженно размышляет Дженн. — Ну, так что? »

Голос Дженн прозвучал тихо, но отчетливо:

«Со мной все в порядке, Финлей, уверяю тебя. Уж не сомневаешься ли ты в способности Мики за мной присмотреть? »

«Как бы я осмелился: я же знаю, что он собой представляет! »

«Тогда ты не должен сомневаться… »

«Ты беременна! » — Финлей закусил губу и затаил дыхание, ожидая ответа.

«Да. Только, пожалуйста, никому пока ничего не говори».

«Почему? И когда должен появиться младенец? » «Примерно через две недели». — Ее голос все еще звучал тихо, но Финлей догадался, в чем дело. Если только… О боги!

«Это ребенок Роберта, да? »

«Финлей! Как ты можешь предполагать такое! — Неожиданно тихий голос прервался. Потом Дженн взволнованно продолжала: — Я же не знаю… »

«Тогда ребенок и, правда, Роберта! Милосердная Минея! Узы! Значит, все это правда. Роберт знает? И знает ли хоть кто-нибудь? »

Молчание длилось так долго, что Финлей подумал, не оборвала ли Дженн связь. Потом он услышал:

«Думаю, Мика знает, хоть и не говорит ни слова. Он человек скромный не то, что некоторые и не позволит себе заявить подобное мне в лицо».

«Скромный! Да о чем ты говоришь, Дженн! Разве ты не понимаешь, что это — первый шаг к осуществлению пророчества! Ты же знаешь, что это означает! Если Роберт оказался не в силах воспротивиться Наложению Уз, тогда он… »

«Клянусь богами, Финлей Дуглас, мне дела нет до пророчества! Я говорю о человеческих жизнях! Ты должен дать мне клятву, что никогда никому не скажешь! »

«Ну конечно, никто, кроме жителей Анклава, от меня ничего не узнает… »

«Нет, Финлей. Никто и никогда. — После короткого молчания Дженн добавила: — Особенно Роберт».

«Но он обязательно должен узнать! Ты и представить себе не можешь, как он всегда хотел сына! После смерти Береники он убедил себя, что никогда… »

«Финлей! Я хочу, чтобы ты выслушал меня внимательно. Ты не должен никогда говорить Роберту, что этот ребенок его. Во-первых, ты подвергнешь опасности саму жизнь малыша, если Роберт когда-нибудь проговорится Ичерну. Во-вторых, ты даже вообразить не можешь, какой удар нанесешь этим Роберту. Он никогда не сможет себе простить, что оставил меня и позволил Ичерну на мне жениться. Ты должен дать мне слово, Финлей. Прошу тебя, не заставляй меня прибегать к угрозам».

«Но ты уверена, что ребенок Роберта? Я хочу сказать тут нельзя полагаться на догадки… »

После долгой паузы донесся ответ:

«Я чувствую его ауру, Финлей. Она очень сильна, и в ней есть что-то знакомое. Я все время надеялась… но… это невозможно описать. Тебе придется поверить мне на слово».

«Но ты скажешь Роберту? Когда-нибудь? »

«Не знаю. Может быть. Я ведь даже не уверена, что у меня когда-нибудь будет такая возможность».

Тяжесть понимания обрушилась на Финлея. Теперь все стало ясно. Не из-за Селара Роберт уехал и не из-за того, что ему не удалось, как он ни старался, избежать Уз. Он исчез из-за того, что произошло между ним и Дженн; и он, конечно, не вернется.

Финлей нерешительно сказал:

«Ты ведь знаешь, что он тебя любит? »

«Дело не в этом. Но откуда ты узнал? »

«Оттуда же, откуда ты узнала насчет нас с Фионой. Не такой уж я тупой. Прости меня, Дженн. Мне действительно жаль, что все так сложилось».

«Что толку жалеть о вещах, над которыми мы не властны! Но ты должен обещать никогда никому не раскрывать тайны».

«Хорошо, обещаю. Только я все-таки надеюсь: когда-нибудь у тебя будет возможность сообщить Роберту, что ребенок — его».

«Мне нужно идти. Я слышу, как Мика нетерпеливо переминается с ноги на ногу перед дверью. Если я не кончу разговора с тобой, мне достанется. Я попробую связаться с тобой завтра ночью, после того как ты сообщишь совету новости насчет МакКоули и Кенрика».

«Наверное, мне самому не удастся вызвать тебя? »

«Думаю, что какое-то время это у тебя не будет выходить. Здесь требуется практика даже у Роберта не сразу получилось. Честно сказать, я не была уверена, что мне вообще удастся с тобой связаться. Впрочем, думаю, что тут играют роль Узы: благодаря им я смогла мысленно разговаривать с Робертом, да и с тобой в тюрьме в Килфедире. Трудность главным образом в расстоянии. Будь осторожен, Финлей, и помни о своем обещании. Поговорим следующей ночью». Ощущение присутствия Дженн исчезло. Так МакКоули, наконец, на свободе! Кенрик вернулся к отцу, об остальных ничего не известно…

Через две недели Роберт станет отцом и никогда об этом не узнает… А сам Финлей дядей, Маргарет бабушкой! О боги, если бы только можно было им сказать!

Ах, что за новости!

Финлей быстрыми шагами пересек комнату, подбросил дров в камин и уже поднял руку, чтобы разжечь огонь, но застыл на месте.

Раз ребенок Роберта, он будет принадлежать к Дому Дугласов. И также к Дому Россов. Если это окажется мальчик — Милосердная Минея! Если это окажется мальчик!..

Финлей не посмел закончить фразу даже мысленно. Все слишком неустойчиво и слишком полно опасностей. Ребенок родится еще только через две недели, до этого момента всякое может случиться. Даже мысль о некоторых возможностях может оказаться проклятием. Особенно…

Что, если Карлан знает о беременности Дженн? Не сочтет ли он, что как раз сейчас она слаба? Не в этом ли причина возвращения Дженн в Элайту? Там она, конечно, окажется в большей безопасности, чем в Клоннете.

Проклятие!

Дженн грозит опасность, и она об этом знает! А он, Финлей, бессилен ее защитить. Есть только один человек, способный победить Ангела Тьмы.

Ад и все его демоны! Почему Роберт исчез именно сейчас, когда он так нужен!

Дело, конечно, в Узах. Роберт, должно быть, очень огорчен тем, что ему не удалось их избежать. Как он тогда сказал? Он не желает иметь никакого касательства к пророчеству, потому что знает, чем все кончится. Да, он действительно знал…

Но откуда? Ключ открыл ему что-то двадцать лет назад; сказал ли Ключ Роберту, что у него будет ребенок? Наверное, нет. Определенно нет. Ведь Роберт снова и снова повторял, что сказанное Ключом таит в себе опасность. Но что опасного может быть в Узах? Какую роль во всем этом играет ребенок? А если тут нет опасности, то, что скрывает Роберт? Не скрылся ли он теперь потому, что решил: он не в силах воспрепятствовать осуществлению не только какой-то части пророчества, но всего целиком, и опасной части тоже? Но ведь он же достаточно силен, чтобы выстоять!

Глаза Финлея полезли на лоб, на какое-то время он перестал дышать. Нет…

— Клянусь всем святым, не может быть, чтобы я оказался прав, — прошептал он. Финлей опустился на пол: ноги его не держали. — Ох, Роберт, я знаю, что сказал тебе Ключ! Как мы могли быть так слепы!

Но было так легко не заметить главного во всей той суматохе по поводу пророчества! Они ведь только и гадали, почему пророчество было произнесено и от кого исходило. Вся эта глупая суета по поводу Знаков Дома и колдовской силы, споров, скажет ли им Ключ, где находится Калике, опасений, что Карлан уничтожит их всех, чтобы получить что-то, обещанное ему много столетий назад…

И никто не догадался, что же скрывает Роберт! Не пророчество, конечно; что-то неизмеримо более опасное и ужасное.

И вот, пытаясь избежать судьбы, Роберт невольно подверг Дженн опасности со стороны противника, с которым только он и может справиться!

Финлей выпрямился.

— Роберт, дорогой мой братец, думаю, пора тебе перестать убегать от своей судьбы!

Финлей хлопнул в ладоши, и в камине вспыхнул огонь. С лукавой улыбкой Финлей подошел к столу и придвинул к себе лист бумаги. По крайней мере, теперь он знал, почему его в последнее время мучила бессонница.

ГЛАВА 27

Дженн открыла глаза и обнаружила, что Мика, хмурясь, наклонился к ней, держа в руках чашку крепкого сладкого чая.

— Как вы себя чувствуете?

Дженн взяла чашку и жадно выпила чай. Горячая жидкость обожгла ей горло; лучше, конечно, было бы вино, но Мика наложил на него запрет. Он как-то сказал, что его мать не пила ни вина, ни эля, когда бывала, беременна, и потому ей удалось произвести на свет целый выводок, не потеряв ни одного ребенка. Дженн ничего не оставалось, как подчиниться диктату.

— Я прекрасно себя чувствую, Мика, уверяю тебя.

Он придвинул табурет и сел, но взгляд его по-прежнему был полон озабоченности.

— Вы так долго отсутствовали… Как я понимаю, вам удалось пробиться к Финлею?

— Да. Я сообщила ему о МакКоули и Кенрике. — Обо всем остальном Финлей догадался сам. Интересно, что еще удалось ему понять без ее помощи? Хватит ли у него здравого смысла держать свои умозаключения при себе, пока они все не обсудят? Следующей ночью нужно будет попросить его молчать.

Дженн вернула Мике чашку и с трудом поднялась на ноги. Ее тело с каждым днем становилось все более неуклюжим. Что ж, по крайней мере, до Элайты она добралась без всяких неприятностей. А завтра приезжает Белла… и, наверное, начнет суетиться еще больше, чем Мика. Может быть, пришла пора наложить на Беллу Печать? Она ведь будет помогать при родах. Наверное, так будет безопаснее: кто знает, что может случиться, пока младенец будет прокладывать себе дорогу в жизнь.

Вид из окна спальни Дженн не изменился: все то же живописное озеро, холмы и лес, скрывающий развалины старой мельницы то самое место, где она в последний раз видела Роберта.

— Мика, — осторожно начала Дженн, — Финлей знает правду. Он догадался, и я не смогла ничего отрицать. — Дженн предпочла не смотреть на Мику так им обоим будет легче. — Я должна попросить тебя… хоть и не имею права просить, особенно после всего, что ты для меня сделал. Ты остался со мной, когда предпочел бы уехать с Робертом, — я знаю, что ты этого хотел.

— Он попросил меня остаться с вами. Я был счастлив, сделать это.

— Я знаю… но теперь и я должна тебя кое о чем попросить.

Мика подошел и остановился у нее за спиной; Дженн все еще не оборачивалась.

— О чем же?

— Обещай мне, что никогда не откроешь Роберту правды. — Мика ничего не ответил ни звука. Дженн медленно повернулась и посмотрела ему в глаза. — Уж ты-то должен понимать, почему я об этом прошу.

— А вы должны понимать, почему я не хотел бы давать слова.

Голос его прозвучал резко; такого тона от него она никогда еще не слышала.

Дженн с трудом сглотнула. Продолжать ей не хотелось, но выбора у нее не оставалось.

— Поверь, Мика, я хорошо понимаю твои чувства. Неужели ты думаешь, что я потребовала бы от тебя чего-то, что может причинить ему зло? Что я хотела бы скрыть от него такое? Что это мое желание? Я понимаю: ты служишь ему и я не имею права просить тебя, но я должна!

Мика мгновение смотрел на Дженн, потом отвел глаза, всем своим видом выражая неодобрение. Наконец он ответил:

— Я уже давно усвоил, что служить ему значит служить вам. Я надеялся, что ни один из вас никогда не попросит меня предать другого.

— Я этого и не сделаю. Я знаю, как тебе его не хватает. Я не прошу тебя об этом ради себя только ради него. Он никогда не должен узнать…

— Но почему?

— Потому что… — Дженн запнулась, все еще сомневаясь в ответе, но в то же время понимая его неизбежность. — Этого я сказать не могу. По крайней мере, пока. Я должна быть совершенно уверена, что не ошибаюсь. Обещаю: я все объясню тебе, когда смогу.

Мика повернулся к камину, где дрова были приготовлены, но огонь еще не горел.

— А если я скажу «нет»? Вы наложите на меня Печать, как на Ичерна? Вы заставите меня подчиниться?

Глаза Дженн неожиданно, к ужасу Мики, наполнились слезами. Она прекрасно видела, как тяжело приходилось Мике все эти месяцы: ведь он знал настоящую причину отсутствия Роберта. И все же он всегда был такой надежной опорой! Уж от нее-то он не заслужил подобного обращения!

— Нет, Мика. — Дженн подошла и коснулась его рукава. — Я никогда не заставлю тебя делать что-то против воли. Если ты не хочешь ничего мне обещать, что ж, действуй по собственному разумению, если Роберт когда-нибудь вернется.

— От Финлея вы добились такого обещания?

— Да. Мне пришлось… Иначе он все разболтал бы при первой возможности.

— Но мне вы позволяете самому принимать решение?

— Мика, — Дженн потянула его за руку, заставив повернуться к ней лицом, — я доверяю тебе так же, как доверял Роберт.

Мика зажмурился и медленно кивнул:

— Да, я знаю. Простите меня. Я просто… но это не имеет значения. Решать вам, Дженн, не мне. Но, пожалуйста, не ждите от меня, что я когда-нибудь ему солгу, я всегда говорю господину правду, и ради него самого, и ради вас. — Мика стиснул плечо Дженн и вышел, оставив ее наедине с ее мыслями.

— Положение в стране делается все более неустойчивым. Вот уже почти год по стране рыщут солдатские банды, то ловят колдунов, то ищут королеву, а теперь беглого епископа МакКоули. Бестолковое управление Селара стоит казне очень дорого.

— Батюшка, пожалуйста, — начала Белла, бросив встревоженный взгляд на Дженн, — соблюдай сдержанность в словах!

Якоб обвел взглядом собравшихся за столом и фыркнул:

— Что? Уж не хочешь ли ты сказать, что в моем собственном доме завелись шпионы? Ха! Будь это так, меня, как тебе прекрасно известно, давным-давно схватили бы. И с чего ты вдруг стала такой осторожной? Ты не лучше моего относишься к нашему повелителю.

Дженн положила нож и вилку. Есть ей не хотелось; к тому же позже она собиралась связаться с Финлеем, а делать это на полный желудок было бы трудно.

— Мне кажется, Белла имеет в виду, батюшка, что нельзя предвидеть, когда рядом окажется кто-то из людей Ичерна, а слышать такие разговоры им ни к чему.

Якоб сегодня ужинал явно с большим аппетитом, чем обычно.

— Черт возьми, Маклин держит их в ежовых рукавицах, да и вообще их тут всего шестеро. А вообще-то я никак не могу понять, как случилось, что человек Данлорна теперь служит тебе. Я всегда считал, что эти двое неразлучны.

— Я говорила тебе об этом раньше, батюшка, — ответила Дженн, прихлебывая ежевичный отвар. — Я пригласила его к себе на службу, и он согласился. Мне с ним очень повезло. — И еще больше повезет, если Мика останется после вчерашнего разговора. Он был удивительно молчалив и большую часть дня провел с Шейном в конюшне. О чем они могли так долго разговаривать, осталось для Дженн загадкой, но, по крайней мере, Мика вернулся с намеком на прежнее лукавство в глазах.

— Дело в том, — продолжал Якоб, — что постоянные дозоры, разъезжающие по дорогам, пугают людей. Никто никому больше не доверяет. Все боятся, что сначала им в вину будет поставлена какая-нибудь малость, а потом все кончится обвинением в измене.

— Значит, тем труднее будет скрыться епископу, — прошептала Белла. Она поднялась и наполнила кубок отца сладким белым вином, которое Дженн так любила.

— Ничего подобного. МакКоули все всегда верили. В этом-то и была трудность для Селара. Чем дольше МакКоули оставался в темнице, тем больше людей проникалось к нему доверием. Теперь, когда он на свободе, народу есть вокруг, кого объединиться.

— Ты считаешь МакКоули как раз таким человеком, который может возглавить вооруженную борьбу против Селара?

Якоб задумчиво вертел в руках кубок.

— Вооруженную борьбу нет. Он не воин. Он кроток, но и очень умен. Я ведь хорошо его знаю. Он венчал нас с вашей матушкой.

Дженн и Белла обменялись удивленными взглядами и одновременно переспросили:

— Правда?

— Да, — с улыбкой подтвердил Якоб. — Он тогда был только что рукоположен и как раз закончил одну из своих знаменитых теологических книг. Уже в те годы его считали одним из самых светлых умов церкви что удивительно, если вспомнить о его низком происхождении. После завоевания он вел затворническую жизнь в монастыре в Кеан-Айрде. Он написал еще несколько книг, но, кроме церковников, о них мало кто знает. Одно могу сказать вам об Эйдене МакКоули: он крепкий орешек. Я никогда не беспокоился о том, что в тюрьме он может сломаться, и совершенно не удивлен тем, что даже после долгого заключения ему хватило сил на побег. — Якоб допил вино и продолжал: — Однако я обнаружил, что все это меня теперь гораздо меньше интересует: ведь вот-вот родится мой внук.

— Ах, батюшка, — рассмеялась Белла, — вы же не можете быть уверены, что это окажется мальчик.

— Конечно, это будет мальчик! — Якоб улыбнулся Дженн. — Кого еще может родить моя Дженнифер! И когда он родится, я намерен сам совершить Представление, явится сюда Ичерн или нет. Кем бы ни был его отец, твой ребенок, Дженнифер, — Росс, потомок королей и наследник моих земель. Тьежу Ичерну титул и земли были пожалованы только как награда за усердие при завоевании нашей страны, он обрел их ценой крови тысяч люсарцев. Так пусть же лба моего внука коснется рука человека королевского рода, а не рука убийцы.

— А если все-таки родится девочка? — нахмурилась Белла. — Ты все равно будешь настаивать на том, чтобы самому совершить Представление?

— Конечно! — рассмеялся Якоб. — Пока мне это удавалось не так уж плохо и с девочками моими дочерьми.

Дженн не сдержала улыбки. Якоб был такой неугомонный, так предвкушал предстоящее событие… Она хотела задать отцу какой-то вопрос, но внезапно почувствовала ужасную усталость и сделала глубокий вдох, чтобы не зевнуть. Однако Беллу ей обмануть не удалось.

— Мне кажется, тебе пора в постель. Пойдем, я тебя уложу.

Дженн поцеловала отца и позволила Белле проводить ее в комнату в башне. Белла решительно выставила Адди и сама принялась, пока Дженн переодевалась, раздувать огонь в камине и готовить постель, ворча при этом, что все в доме делается не так, как следует. Однако Дженн не видела, на что можно было бы пожаловаться. Она с облегчением улеглась в постель, но Белла, вместо того чтобы уйти, уселась в кресло, держа в руках свечу.

Через несколько минут Дженн, покорно сложив руки, спросила:

— В чем дело?

— Этот же вопрос я хотела бы задать тебе.

— Что ты имеешь в виду?

Белла стала теребить уголок одеяла.

— Ты что-то чересчур молчалива. Даже батюшка заметил. Ты хорошо себя чувствуешь?

Дженн закрыла глаза и отвернулась лицом к стене.

— Почему все так тревожатся об этом ребенке? Я здоровее, чем раньше! Как бы мне хотелось, чтобы прекратились бесконечные вопросы!

— Я спрашивала тебя не о ребенке, — мягко сказала Белла. — Я спрашивала тебя о тебе самой.

Ах, ну конечно… Белле не терпится узнать, как ей живется с Ичерном, как ей нравится жить в Эйре, что она чувствует насчет…

— У меня все прекрасно, Белла. Я просто устала. Завтра все будет в порядке.

Белла ничего не ответила. Поднявшись, она поцеловала сестру в лоб:

— Я буду рядом, если тебе что-нибудь понадобится.

Долго еще после того, как за Беллой закрылась дверь, Дженн лежала неподвижно. Почему не рассказала она сестре правду? Почему не воспользовалась возможностью наложить на нее Печать? Белла ведь сама пришла к ней, стараясь утешить, а Дженн отвернулась от нее.

Что с ней случилось?

Молча, ругая себя, Дженн села на постели, потом, поднявшись, накинула на плечи шаль и прошла к двери гардеробной. Стукнув в нее, Дженн уселась у камина. Через мгновение в комнату вошел Мика.

— Разве ты не наложила на дверь заклятие?

— Нет. В этом нет смысла. Когда я буду разговаривать с Финлеем, я все равно не почувствую, если кто-нибудь приблизится. Поэтому-то ты и нужен мне здесь.

Мика не стал садиться; он встал рядом с креслом Дженн и протянул ей письмо:

— Оно пришло, пока вы сидели за ужином. По-моему, вам следует прочесть его до разговора с Финлеем. Письмо из Данлорна.

Дженн резко подняла голову и дрожащими руками взяла письмо, однако не сумела развернуть. Вернув лист Мике, она прошептала:

— Я не силах читать. О чем там говорится?

Мика опустился в кресло напротив; читать письмо ему не было необходимости.

— Леди Маргарет получила известия от Каванаха из Фланхара. Нападение, благодаря которому принц был освобожден, кончилось гибелью королевы.

Дженн закрыла лицо руками:

— О милосердная Минея!

— Принцесса, Самах и Кандар не пострадали. Каванах отправляет их на корабле на южный континент. Он полагает, что там они будут в безопасности.

Дженн закусила губу, потом несколько раз глубоко вздохнула, чтобы удержать слезы. Мужественная королева мертва. Все ее жертвы оказались напрасными. Теперь Селар воспитает из принца собственное подобие, именно этого всегда боялась Розалинда. Ничто теперь не помешает сыну стать таким же чудовищем, как и отец.

— Есть еще кое-что. Судя по описанию Каванаха, нападавшими были малахи.

Дженн, приоткрыв рот, посмотрела на Мику:

— Но как это возможно… малахи? Тогда тут замешан он Карлан! Но что может быть ему нужно? С какой стати ему беспокоиться о том, чтобы принц вернулся к Селару? Непонятно…

— И все же Каванах клянется, что только с помощью колдовства отряд мог миновать его дозоры. Он, конечно, ничего про колдовство не знает, но я встречал герцога, он не мнителен.

Мика умолк, однако выражение его лица говорило красноречивее слов. Ах, если бы Роберт был рядом!

Дженн зажмурилась, ощутив острую боль в груди. Нет, она не должна поддаваться слабости, ее еще ждет работа…

Не дав себе передышки, она послала мысль вдаль — в поисках Финлея.

«Дженн! Это ты? »

«Да, Финлей. Это я. Как ты меня слышишь? »

«Прекрасно. Но что случилось? У тебя совсем больной голос».

«Со мной все в порядке. Я только что получила известия о королеве. Она погибла, Финлей, и Каванах полагает, что Кенрика захватили малахи. Ты должен заставить совет послать кого-нибудь на разведку. Не думаю, что мы можем позволить себе не обратить на такое внимания. Если за возвращением принца стоит Карлан, мы должны узнать и узнать, почему он это сделал».

«Согласен. Только мне придется посылать им известие… Я покинул Анклав».

Сердце Дженн на мгновение остановилось.

«Что?! Финлей, ты сошел с ума! Где ты? Что делаешь? »

«Как много вопросов! Клянусь, ты ничуть не изменилась с нашей первой встречи». — В долетевшем до Дженн голосе Финлея звучал смех, как будто он специально старался ее успокоить; однако Дженн не поддалась на уловку.

«Финлей, ты же не наделаешь глупостей? »

«Каких еще глупостей? Я просто решил немного прогуляться. Я много думал после нашего разговора, и мне на ум пришло кое-что. Знаю, о чем ты хочешь спросить: я был предусмотрителен и ничего никому не сказал. Я просто почувствовал: хватит мне сидеть на месте и только наблюдать за событиями.

«Что ты затеял? »

«Я ищу Роберта».

Дженн не сразу смогла откликнуться, но, наконец, выдавила:

«Где ты сейчас? »

«Я остановился на ночлег у подножия Голета. На спуск ушел целый день. Завтра двинусь к Данлорну, хочется по пути повидаться с матушкой. Долго я там не задержусь, чтобы найти братца еще в этом месяце. После того как я пошарю по окрестностям, я могу и к тебе в Элайту заглянуть, если ты все еще будешь там. Скажи Мике, чтобы он был начеку на случай моего приезда».

Дженн не нашлась что сказать. Все происходило так быстро, что она не успевала за событиями.

«Финлей… Пожалуйста, будь осторожен».

«Конечно. К тому же со мной Фиона она за мной присмотрит. Не тревожься. Если повезет, я явлюсь к тебе как раз вовремя, чтобы присутствовать при рождении моего племянника. Что-нибудь еще ты хочешь мне сказать? »

«Нет. Просто… будь осторожен. Я вызову тебя через неделю в это же время. По мере того как ты будешь приближаться, может быть, и тебе удастся со мной связаться. Я буду прислушиваться».

«Спокойной ночи, Дженн».

«Спокойной ночи, Финлей».

В наступившей тишине Дженн сделала глубокий вдох и медленно открыла глаза. Мика вопросительно смотрел на нее. Почему-то Дженн почувствовала, что говорить ей трудно. Она открыла рот, но вместо слов разразилась рыданиями. Мика мгновенно опустился перед ней на колени и сжал ее руку:

— Что случилось?

— Финлей уехал из Анклава, чтобы найти Роберта, — всхлипывая, прошептала Дженн. — О боги, как же я надеюсь, что это ему удастся!

ГЛАВА 28

Ночь была такой темной, что не представлялось никакой возможности определить, приближается ли гроза; только гром перекатывался вдалеке. Финлей слышал, как шумит дождь в лесу, но в маленьком шалаше, который он соорудил, было пока сухо. Дождь его не тревожил в отличие от необходимости ждать. Фионы не было уже несколько часов; не то чтобы она опаздывала, но могла бы и поторопиться…

Финлею не сиделось на месте. Он в который раз принялся поправлять ветки, которыми прикрыл огромную кучу хвороста, собранного за день: все равно больше ему заняться было нечем. Всматриваясь во тьму, он пытался разглядеть, не возвращается ли Фиона. Прибегнуть к колдовскому зрению Финлей не решался: ведь именно так его в прошлый раз выследил Карлан.

Карлан. Неужели Дженн права? Действительно ли возвращение Кенрика его рук дело? Вся страна только и говорит о том, что принц нашелся, хотя о судьбе Розалинды никто ничего не знает. Ну, это-то понятно: не станет же Селар кричать на всех перекрестках, что по его приказу его супругу убили. В последний раз, когда он мысленно разговаривал с Дженн, она ничего больше не могла ему сообщить. Вызывать его впредь Финлей ей запретил: время родов было уже совсем близко.

— Ты всегда плохо ориентировался, Финлей Дуглас! Финлей резко обернулся; Фиона приближалась совсем не оттуда, откуда он ждал. Она промокла до нитки; через плечо у нее были перекинуты какие-то узлы.

— Я мог бы поклясться… Да не важно! Давай их мне. Финлей отвел Фиону в шалаш, бросил на пол поклажу и поспешно развел огонь, чтобы Фиона могла согреться. Сняв с нее мокрый плащ, он закутал ее в свой, сухой.

— Не вижу большого смысла высыхать. Дождь усиливается, и к рассвету нас наверняка зальет.

— Ничего подобного! — Финлей улыбнулся и уселся около костра. — Шалаш у нас очень надежный.

— Что ж, посмотрим. — Фиона порылась в одном из узелков и протянула Финлею ломоть ржаного хлеба и кусок овечьего сыра. — Жаль, что больше ничего не удалось раздобыть. В городе уже несколько недель как размещен гарнизон, и солдаты вымели все подчистую.

— Гарнизон? И ты, несмотря на это, провела там целый день!

— Успокойся, Финлей. Мне ничто не грозило. Кто мог меня узнать?

— Ладно. Удалось тебе что-нибудь разведать?

— И да, и нет. — Фиона сделала глоток чая, который приготовил Финлей, потом продолжала: — Главная новость, конечно, это чудесное возвращение Кенрика, но потихоньку все обсуждают бегство МакКоули.

— И что о нем говорят?

— По большей части все просто радуются, что он на свободе. Народ надеется, что теперь жизнь переменится к лучшему, хотя как это может произойти, для меня остается загадкой. Но одно известие очень меня встревожило. Если оно правдиво, у нас будут неприятности.

— Что такое?

— Я слышала об этом дважды правда, пришлось спрятаться и подслушивать. Шепотом передают слух, будто освобождение МакКоули каким-то образом связано с твоим братом.

— О боги!

— Именно так я и подумала, — вздохнула Фиона. — Как тебе кажется, такое возможно?

Финлей покачал головой:

— Не знаю. Не похоже. Я имею в виду вот что: помочь МакКоули Роберт мог бы давным-давно. Правда, он всегда винил себя в том, что МакКоули схватили.

— И еще все время ходят слухи, что Роберт помог скрыться Розалинде. Люди думают, что Кенрика удалось вернуть потому, что Роберт был занят другим вызволял МакКоули из темницы.

Выпятив губы, Финлей смотрел в огонь.

— Наверное, всегда был шанс, что Роберт что-то предпримет, но мне казалось, что сейчас у него другие заботы.

— Так ты думаешь, нам все-таки удастся его найти? Фиона внимательно смотрела на Финлея, и тот ответил, тщательно подбирая слова:

— Да. На это может потребоваться много времени, но все же, думаю, он где-то в Люсаре. Мне кажется, он наложил на себя определенное наказание.

— Наказание? За что?

Финлей понял, что проговорился, и виновато улыбнулся:

— Мало ли в чем он считает себя виновным! Мы сейчас так близко к Элайте, что, мне кажется, тебе нет смысла искать его колдовским зрением. Лучше отдохни, а поиски мы начнем после того, как повидаемся с Дженн.

Фиона сложила руки на груди.

— Не знаю, почему ты рассчитываешь, что Роберта найду именно я. Как искатель ты гораздо сильнее, а если он еще и установил щит, то мне нечего и надеяться на успех. Не забудь: многие месяцами пытаются его найти, Финлей. Так почему ты считаешь, что мне повезет?

Финлей с улыбкой придвинулся и обнял Фиону за плечи.

— У меня просто такое предчувствие, вот и все.

— Ну, предчувствие или нет, а скрываться становится все труднее. Из-за бегства МакКоули всюду кишат солдаты, как это было после исчезновения королевы. Долго нам не продержаться. Рано или поздно кто-нибудь тебя узнает, и что тогда делать? Проклятие, теперь даже священникам небезопасно путешествовать.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Финлей.

— В городе гильдийцы схватили какого-то священника. Я, когда выбиралась оттуда, видела, как его вели в лагерь. Бедный старик!

— Ты его видела? Как он выглядел?

В ответ на его внезапный интерес Фиона нахмурила брови.

— Низенький, почти совсем лысый, с добрым круглым лицом.

Финлей вскочил на ноги и стал смотреть в чащу, словно мог увидеть, что происходит в городе.

— Это Хильдерик.

— Да. Откуда ты узнал его имя?

— Архидьякон Хильдерик. Помнишь, несколько недель назад отец Джон прислал гонца с известием о безумном предприятии Хильдерика в Майенне? Должно быть, Гильдия разнюхала и теперь его арестовали за измену. Фиона, мы должны что-то предпринять!

Фиона вцепилась ему в руку и повернула к себе лицом.

— Что мы можем сделать? Ты не смеешь показаться людям, даже переодетым.

Финлей несколько мгновений смотрел на нее, лихорадочно размышляя, потом выскочил из шалаша и начал седлать коней.

— Мы оставим лошадей на опушке. На всякий случай на вьючную лошадь я положу одеяло. Если что-нибудь пойдет не так, скачи прямо в Данлорн. Моя мать тебе поможет. Не останавливайся ни на минуту. Скажи ей, что Хильдерика нужно спрятать. Деверин знает, как это сделать. Можешь ему во всем доверять: он славный воин, бывший учитель Роберта. Если станет слишком опасно, может быть, тебе придется увезти Хильдерика в Анклав.

— Финлей, опомнись! — Фиона оказалась с ним рядом и вырвала у него из рук седло. — Это же безумие! Как можешь ты освободить священника? Тебя самого схватят. Я тебе не позволю!

Финлей перестал возиться с подпругой и взял руки Фионы в свои.

— Любовь моя, у меня нет выбора. Если мы его немедленно не освободим, Хильдерик умрет. Нет времени ждать. Мы больше не можем себе позволить бездействия. Нужно что-то предпринять и немедленно. Хильдерика легче освободить здесь, чем, если его заточат в казематы Марсэя. Ты это знаешь.

Взгляд Фионы стал жестким как кремень.

— Я не могу остановить тебя, верно?

— Нет. Но ты можешь помочь. Подожди на опушке с конями, а потом позаботься о Хильдерике. Если все пройдет гладко, мы позавтракаем все вместе.

— А если не пройдет?

Фиона хорошо скрывала свой страх, но обмануть Финлея не могла. Он наклонился и нежно поцеловал ее в щеку:

— Я же выжил, попавшись Карлану. Моя жизнь заколдована. Если нам придется разделиться, я сначала побываю в Элайте, а потом отвезу тебя в Анклав. А теперь нам лучше заняться сборами.

Нэш откинулся в кресле и переплел пальцы. Шатер был хорошо освещен, но от четырех масляных ламп, установленных в каждом углу, становилось душно и чадно. Стражники у входа обливались потом, и даже де Массе, стоявший рядом с Нэшем, все время вытирал лоб.

Нэш не чувствовал никаких неудобств, а если бы даже и чувствовал, не показал бы этого пленнику. Старый священник стоял перед ним на коленях, руки его были связаны. Воины следили, чтобы он смотрел прямо вперед, не поворачивая головы ни направо, ни налево.

— Вы глупец, архидьякон, — выдохнул Нэш. — Как вам со всем вашим придворным опытом могло прийти в голову, будто вам удастся отправиться посланником церкви к Тирону так, что никто об этом не узнает? А? Вы и, правда, думали, что после этого сможете, как ни в чем не бывало вернуться домой?

Хильдерик ничего не ответил. Челюсть его была упрямо выпячена вперед, он явно решил не уступать искушению сказать Нэшу все, что думает.

— Я мог бы заставить вас говорить, отец мой, это вполне в моих силах, но чего ради? Разве скажете вы мне что-то, чего я еще не знаю? Мои шпионы при дворе Тирона давно доложили мне, как вы умоляли брата нашего повелителя освободить предателя МакКоули. Мне также сообщили о ваших неуклюжих намеках на желание Селара завоевать Майенну. Я даже знаю о вашем разочаровании, когда Тирон от вас отмахнулся. — Нэш наклонился вперед, глядя в глаза Хильдерику. — Вы же представляете себе, как недоволен будет король, когда узнает о ваших провинностях и том, что теперь делает Тирон. А вот представляете ли вы себе, как недоволен всем этим я?

— Какое мне дело до какого-то гильдийца! — не выдержал Хильдерик.

Нэш резким движением поднялся с кресла и подошел вплотную к старику.

— Я не просто какой-то гильдиец, священник. Вы очень скоро хорошо это поймете — как только я прикажу вас казнить. — Нэш сделал знак стражникам. — Уведите его. Привяжите к столбу в его шатре за шею и за ноги. Если ему захочется ночью пошевелиться, пусть он сам себя удавит.

Воины вытащили Хильдерика из шатра. Старик не сопротивлялся. Нэш повернулся к де Массе.

— Вы же не собираетесь позволить ему умереть? — спросил тот. — Что скажет на это ваш драгоценный король?

— Мне это безразлично, — протянул Нэш. — Не думаю, впрочем, что Селар так уж расстроится. Он всегда презирал Хильдерика, а теперь, когда этот пронырливый дурак предупредил Тирона о грядущей войне, возненавидит еще сильнее. Клянусь дыханием Бролеха! Как можем мы теперь напасть на Майенну, раз Тирон стягивает к границе войска!

Де Массе прошелся по шатру, скинул с себя плащ гильдийца и расправил богато расшитый камзол. На пальцах его сверкнули перстни.

— Такие препятствия можно преодолеть. Просто вам придется немного подождать. Мои люди вам помогут.

— Вы имеете в виду тех, кто не входит в Гильдию? Я удивлен: у вас здесь так много помощников! У вас дома осталось достаточно сил?

Де Массе усмехнулся:

— Вполне достаточно столько, сколько мне нужно. Но что все-таки вы собираетесь делать с этим священником?

— Что ж, живой или мертвый, свою роль он уже сыграл. Я очень рад, что мои люди догадались сообщить мне, как только поймали его на границе. Теперь уже полстраны знает о его аресте. Хильдерику такое очень не понравилось бы, но он послужит приманкой при поимке МакКоули. Впрочем, сейчас у меня другие заботы.

— Вот как? Более неотложные?

Нэш бросил взгляд на красивого молодого малахи. В глазах того мелькнуло предвкушение, и Нэш почувствовал, что ему почти жаль разочаровывать сообщника.

— Король может прибыть в любой момент. Он на пути в Марсэй. Показав возвращенного наследника всей стране, он теперь жаждет проделать то же самое в столице.

— Ах, вот оно что, — улыбнулся де Массе. — Да, у вас есть более неотложные заботы. Значит, все свершится сегодня ночью?

— Да. Другого случая у меня долго не будет. Пока я буду заниматься Селаром, я хочу, чтобы вы присмотрели за мальчишкой. Он тот инструмент, с помощью которого я управляю его отцом, так что позаботьтесь, чтобы с ним ничего не случилось.

— Конечно, — кивнул де Массе, — как прикажете, легат.

Финлею удавалось прятаться в тени, хотя лагерь освещали факелы. Луны не было, и это благоприятствовало его планам. Ливень, кончившийся всего час назад, промочил его до нитки. Мокрый и замерзший, Финлей не был теперь уже так уверен в том, что замысел его удачен.

Финлей оглядел ту небольшую часть лагеря, которую мог видеть, не покидая своего убежища. Свой аярн он держал наготове на случай, если придется прибегнуть к иллюзии, но мало кто сейчас ходил по лагерю. В такую погоду из сотни гильдийцев, находившихся в лагере, несколько человек отправились с ночным дозором, а остальные спокойно спали в своих теплых и сухих постелях. Лучшей возможности вызволить Хильдерика представиться не могло. Нужно только еще немного подождать и удостовериться: в шатре нет никого, кроме старого священника. А тогда всего-то и нужно будет, что проскользнуть внутрь, перерезать веревки и скрыться вместе с Хильдериком. Лагерь отделяло от леса не больше сотни ярдов; если понадобится, Финлей донесет туда старика. Если же начнутся неприятности, он покажет Хильдерику, где его ждет Фиона, а сам скроет беглецов от преследования при помощи иллюзии.

Да. Все должно получиться.

Финлей притаился в темноте и крепко сжал аярн, чтобы побороть дрожь.

Несмотря на полученные вечером плохие новости, Нэш улыбался. Селар лежал на постели, глаза его были закрыты, из неглубокой раны на запястье сочилась кровь, и каждая капля приближала короля к полному и окончательному Наложению Уз. Теперь он сделает все, что ему велит Нэш. После этой ночи, даже если Осберту не удастся узнать, где искать библиотеку, Нэш сможет воспользоваться властью короля: если понадобится, он прикажет разобрать здание Гильдии по камешку.

Нэш сел на пятки и закрыл глаза, стараясь экономить силы. Обряд потребует от него многого. Впрочем, у него будет достаточно времени, чтобы прийти в себя. Он отдохнет здесь, а потом соберет своих людей и не спеша двинется к Марсэю. Можно дать Селару неделю спокойно радоваться возвращению сына, а потом уж Нэш возьмется за работу. Очень великодушно с его стороны.

Что… что такое?!

Очень знакомое… и совсем рядом.

Нэш открыл глаза. Враг! Здесь, в лагере! Проклятие, что он здесь делает? Нужно бежать! Нужно его найти и схватить! Но если он сейчас оставит Селара…

Нет. Он зашел слишком далеко. Узы необходимо наложить, они должны продержаться столько, сколько Нэш пожелает.

Нэш поймал последнюю каплю крови перстнем и поспешно забинтовал рану на руке Селара, потом вскочил, накинул плащ и выбежал из шатра в непроглядную тьму ночи. Только несколько часовых расхаживали по лагерю; увидев Нэша, они отсалютовали.

Приказав двум воинам следовать за ним, Нэш кинулся через весь лагерь к шатру, где содержался Хильдерик. Стражники, несшие охрану снаружи, вытянулись перед Нэшем, но он, не обращая на них внимания, откинул полотнище и ворвался в шатер. Как он и думал, шатер был пуст.

Но Враг все еще где-то близко! Нэш чувствовал его присутствие.

Он кинулся к задней стенке шатра; да, конечно, — огромная дыра и отпечатавшиеся в грязи следы двух человек. Приказав стражникам следовать за собой, Нэш нырнул в темноту. На этот раз Дуглас от него не уйдет. Он наверняка один, а старик не даст ему двигаться быстро. И теперь Нэш убьет его.

* * *

Финлей изо всех сил старался заставить Хильдерика идти быстрее, но после часов, проведенных у столба, ноги старика онемели. Когда они были всего на полпути к лесу, Финлей услышал крик. Побег был обнаружен.

— Вперед, — прошипел Финлей, — как можно быстрее. Там ждет Фиона. Она о вас позаботится.

Хильдерик схватил его за руку:

— А вы?

— Да идите же! — Финлей почти оттолкнул старика и повернулся к лагерю. Нужно заставить стражников искать не там, где прячется Фиона. Финлей отбежал в сторону; теперь он уже видел очертания приближающихся фигур. Снова раздался крик. Финлей понял, что преследователи гонятся за ним, а не за Хильдериком.

Финлей бежал вниз по склону, путаясь в высокой траве. Вдали виднелись огни Калонбурка. Если ему удастся туда добраться, может быть, он сможет скрыться от стражников в переулках городской окраины.

Чувствуя, что его легкие готовы разорваться, Финлей прислонился к стене первого же строения. Судя по запахам, это была конюшня. Только теперь он позволил себе оглянуться. Четверо… нет, пятеро преследователей. Финлей не стал ждать, пока они приблизятся. Распахнув ворота, он побежал вдоль стойл, пока не увидел огромного сильного жеребца. Седлать его времени не было. Ухватив коня за узду, Финлей вывел его из стойла.

— Наконец-то, Враг! — раздался голос из темноты. — Ты, как глупец, явился прямиком ко мне и на этот раз не уйдешь!

В тот же момент Финлей почувствовал знакомое зловоние абсолютного зла — то самое зловоние, которого он научился бояться. Карлан.

Да, он был глупцом, но размышлять об этом было некогда. Нужно бежать, иначе чудовище снова подчинит его своей власти. Финлей молча выпустил повод коня и обнажил меч.

— Сомневаюсь, что даже тебе удастся пробиться, Финлей Дуглас. Вперед! — приказал Нэш стражникам. — Убейте его!

Финлей почти ничего не видел в темноте только какие-то движущиеся тени. Почувствовав колебание воздуха, он вскинул меч, чтобы отразить удар, потом наклонился, уворачиваясь от другого противника, и полоснул его клинком по боку. Однако тут же перед ним вырос еще один воин, и Финлей не успел парировать удар. Боль пронзила его левое плечо, и он пошатнулся.

— Вперед, добейте его!

Одного голоса Кардана было достаточно, чтобы придать Финлею сил. Он выпрямился и ударил мечом справа налево, поразив одним ударом обоих противников. Один из них рухнул на колени, но другой продолжал наносить удары. Новая рана в бедро; потом клинок рассек кожу на лбу как раз над глазом. Кровь залила лицо. Шатаясь, Финлей вслепую наносил удары. Конь, почуяв запах крови, заржал и взвился на дыбы. Финлею удалось рубануть по руке стражника, сжимавшей меч, и его противник с воплем рухнул на пол, но ведь оставался еще один и позади него стоял Ангел Тьмы.

Финлей с трудом переводил дыхание… каждое мгновение, на которое он задержит врагов, даст Фионе и Хильдерику больше надежды на спасение. Если Фиона сделала, как он велел, они уже на пути в Данлорн, а там это чудовище до них не дотянется.

Сталь зазвенела о сталь. Финлей из последних сил отражал натиск четвертого стражника. Тот теснил его все дальше, туда, где в ужасе бил копытами конь. Если не поостеречься, обезумевшее животное закончит то, что начали гильдийцы. Финлей увернулся от коня, но меч противника полоснул его по правому плечу. Боль была невыносимой. Все, ему конец. Оставался единственный шанс…

Собрав остатки сил, Финлей нанес мощный удар, не обращая внимания на боль от ран. Солдат пошатнулся, и тут же клинок Финлея вонзился ему в горло. Финлей вскочил на спину коню и сильно ударил его каблуками. Жеребец взвился на дыбы, потом рванулся вперед. В воротах перед ним вырос Карлан и конь снова заплясал на задних ногах.

Ангел Тьмы вскрикнул и вскинул руки, чтобы защитить лицо; копыта ударили его в грудь, и он рухнул на землю. Финлей, припав к шее коня, промчался по улице пригорода и исчез в темноте.

— Вы уверены, что все так и было? — спросил де Массе. — Не могу поверить, что он достаточно глуп, чтобы покинуть свое убежище ради какого-то священника.

Нэш не стал ничего объяснять. Он содрал с себя окровавленную рубашку и знаком велел Лиссону подать чистую. Голова у него раскалывалась, и он был совсем не в настроении о чем-то спорить. Если бы он не задержался, налагая на Селара Узы, он бы уже растерзал Финлея Дугласа так, что того родная мать не узнала бы.

— Послушайте, мне некогда. Я должен его догнать. Созовите воинов, но прикажите королевской страже оставаться на месте. Скажите им, что это дело Гильдии, я совсем не хочу, чтобы они путались под ногами. Большинство моих людей здесь малахи. Прикажите им седлать коней и быть готовыми выступить на рассвете. Враг опережает нас всего на несколько часов. Тем временем мне нужно подкрепиться, чтобы иметь возможность искать его колдовским зрением, пока он не слишком далеко. Как только я узнаю, в каком направлении он движется, я смогу найти его где угодно. Нэш остановился посередине шатра, сжимая в руке чистый камзол. — Да шевелитесь же! Отправляйтесь. И поторопите солдат. Вы останетесь с королем. Поезжайте с ним в Марсэй и даже не думайте ничего предпринять до того, как я вернусь.

Финлей не знал, куда едет. Конь, напуганный и возбужденный запахом крови, мчался галопом. Боль была ужасной, не давала ни о чем думать. Финлею никак не удавалось остановить кровь. Левый глаз совсем закрылся, а правый видел все как сквозь дымку. Цепляясь за ускользающее сознание, Финлей сосредоточился на одном: направлять коня подальше от города. Если удастся найти какое-нибудь укрытие, все будет хорошо.

Но еще одна мысль не давала ему покоя. Когда конь взвился на дыбы, он увидел лицо Кардана. Всего на краткое мгновение лицо его мучителя, искаженное яростью, мелькнуло перед ним в свете факела. Это лицо он никогда не забудет: он знал его лучше, чем свое собственное.

Лицо Роберта. Совсем как в кошмарах, мучивших его многие недели после бегства от Карлана.

Финлей скакал, из последних сил подгоняя коня, когда тот пытался замедлить бег. Через поля, вброд через потоки… Наконец впереди показался лес на склоне холма. Что-то было в нем знакомое, и это дало Финлею надежду, а надежда вызвала слабый всплеск энергии. Ее хватило, чтобы добраться до озера, на берегу которого высился замок.

Последние минуты Финлей ехал, уже ничего не видя. Он был в силах лишь цепляться за гриву коня, чувствуя, что может и не удержаться.

«Дженн! Ради всех богов, Дженн, услышь меня! »

«Финлей? Где ты? »

А потом он оказался около калитки в стене сада. Финлей соскользнул с шатающегося от усталости коня и растянулся на земле. Он не знал, сколько там пролежал, но через какое-то время над ним склонились чьи-то лица… одно из них принадлежало Мике.

Никто не задавал вопросов. Его просто подняли и внесли внутрь. Несколько раз Финлея поглощала тьма такая глубокая и теплая, что ему хотелось окончательно утонуть в ней. Потом правым глазом, который еще мог видеть, он заметил какой-то свет; то, что его окружало, показалось ему похожим на зал в Элайте. Потом к нему склонилось лицо Дженн.

— Во имя всех богов, Финлей, что случилось?

— Финлей? Это еще что такое? — Резкий голос принадлежал старику. — Ради всего святого, дочь моя, что здесь происходит?

— Батюшка…

Это был Якоб, и он не дал Дженн ничего объяснить.

— Так, значит, все это было ложью? Он не погиб, и ты об этом прекрасно знала! Выходит, рассказы о колдовстве правдивы, не пытайся отрицать! Вся твоя жизнь здесь сплошная ложь, и с меня хватит! — Якоб сделал паузу только для того, чтобы набрать воздуха, и продолжал ледяным голосом: Ты останешься здесь до того дня, когда родится твой ребенок. После этого ты уедешь. С этого дня ты мне не дочь.

— Батюшка…

Но Якоба уже не было рядом. Дженн с полными слез глазами снова наклонилась над Финлеем:

— Ты должен сказать мне, что случилось! Собрав все силы, Финлей сумел прошептать:

— Ангел Тьмы, Дженн… Прости меня. Тебе придется…

Как ни старался он предостеречь ее, рассказать о случившемся, больше он ничего не смог произнести; темнота сомкнулась вокруг и поглотила его.

ГЛАВА 29

Неужели мир всегда был так велик?

И какую часть этого бесконечного мира объехал он с тех пор, как за ним пришли? И давно ли это было четыре дня назад, неделю? Краткие часы отдыха то ночью, то днем, бесконечная бешеная скачка совершенно лишили его чувства времени. Нет: это сделали два года, проведенные в тюрьме. И не только это. Вокруг темно, но разве можно понять — — полночь сейчас или уже близится рассвет?

Два его спутника молча скакали рядом, иногда бросая в его сторону взгляды, чтобы убедиться: епископ не уснул в седле. Лица этих незнакомых ему людей были мрачны и сосредоточенны. Они были всего лишь проводниками. Тех же, кто его освободил, МакКоули знал; самую опасную часть дела Пейн и МакГлашен и помогавший им молодой священник не поручили другим. Даже теперь МакКоули все еще переживал ужас, который испытал, когда его вывели из камеры… их громкие шаги по каменным коридорам, дерзость побега, не имевшего, казалось, никакой надежды на успех, и все же удача! Несомненно, случилось чудо. С тех пор МакКоули непрерывно молил богов, чтобы его спасители не были изобличены.

— Теперь уже недалеко, епископ. — Человек, скакавший слева, показал в сторону горного склона.

Путники ехали вдоль колеи, оставленной колесами телеги. Тропа местами была очень крутой, местами покрытой льдом и скользкой. Со всех сторон всадников окружали смутные тени; лишь кое-где белели снежные сугробы, до которых горная весна еще не добралась.

— Где мы?

— В северо-восточных предгорьях Голета. Приближаемся к монастырю Святого Германуса. Вы знаете такой?

— Нет. То есть знаю о нем, но никогда раньше не бывал.

— Это хорошо, — кивнул проводник. — На это мой господин и рассчитывал. Он сказал, что там вы будете в хороших руках.

Добравшись до вершины холма, путники увидели перед собой манящие огни. Спутники МакКоули остановились перед открытыми воротами, подождали, пока епископ спешится, и ускакали, забрав с собой его коня. МакКоули даже не успел их поблагодарить. Ему осталось лишь вознести краткую молитву за их благополучие.

— Епископ МакКоули! — МакКоули вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял человек примерно его возраста, держа в руках фонарь. Он был один. — Я отец Честер, аббат этой обители. Добро пожаловать! Пойдемте внутрь, там хоть тепло. И не бойтесь: солдат здесь нет, они обыскали монастырь вчера. Уверяю, здесь вы будете в безопасности, ваше преосвященство.

На какое-то мгновение Эйден замер в нерешительности. После стольких дней бегства трудно было доверять своим чувствам… Можно ли положиться на монаха? Действительно ли тут безопасно?

Честер ласково взял его за руку и улыбнулся:

— Пожалуйста, пойдемте. Здесь вы у друзей.

— Отец аббат, я… — Эйден сделал глубокий вдох и стиснул окоченевшие руки. — Спасибо. Только умоляю: не называйте меня епископом.

Честер снова улыбнулся:

— Конечно, святой отец. Пойдемте.

Брат Дамиен переложил сверток из одной руки в другую и двинулся дальше по краю сада. Только здесь, между рядами яблонь и груш, и виднелась земля, да и вообще были заметны признаки весны. На склонах над монастырем, в виноградниках, все еще лежал снег. Если тепло не придет скоро, то в этом году на хороший урожай нечего рассчитывать.

Брат Дамиен помахал Хобу, садовнику, и свернул в сторону огорода. Приподняв рясу, он ловко перепрыгнул через низкую каменную стенку и пошел меж свежевскопанных грядок, ожидающих посева. Полагалось бы обойти огород стороной, чтобы добраться до келий, но брат Дамиен предпочитал чувствовать под своими сандалиями мягкую землю, а не камень дорожки.

— Доброе утро, Мартин, — весело окликнул он работника, хотя и знал, что тот его не видит.

— Доброе утро, брат Дамиен. — Мартин копал землю, сняв рубашку, хотя утро было морозным, от усилий он даже вспотел.

Дамиен дошел до квадратного двора, окруженного корпусами келий, отряхнул с сандалий грязь, прежде чем войти, и поднялся по лестнице. Покои аббата были на втором этаже, дверь в них была открыта.

— Вы посылали за мной, отец настоятель?

— Войдите.

Дамиен положил сверток на стол аббата:

— Я нашел те книги, которые вам нужны. Они оказались в дальнем углу кладовой, под старыми амбарными книгами. Понятия не имею, как они туда попали.

— Доброго вам утра, брат, — мягко сказал стоявший спиной к окну аббат и благосклонно улыбнулся.

Дамиен хлопнул себя рукой по губам:

— Простите меня, отец настоятель! Я не хотел быть невежливым.

— Не сомневаюсь. — Честер повернулся к окну. — Я видел, как вы шли через сад. Юный Мартин не обругал вас?

Дамиен чуть не рассмеялся. Мартин не был способен обругать даже улиток, объедавших листья у капусты.

— Нет, отец настоятель.

Аббат помолчал, потом, оглянувшись по сторонам, продолжал:

— Брат Ормонд думает, что Мартин дурачок. А что скажете вы? Похоже, вы единственный из братии, кому удается добиться от Мартина хоть слова.

— Мартин со мной только здоровается.

— Все равно это больше, чем перепадает другим, даже мне. Брат Ормонд опасается, не является ли Мартин шпионом Гильдии.

Дамиен разинул рот:

— В нашей-то глуши? Вы же сами часто говорите, что весь мир о нас забыл. С какой стати Гильдии держать здесь шпиона?

— Я же не говорю, что верю в такое сам, — тихо рассмеялся Честер. Он отошел от окна и наклонился над столом. — Брат Дамиен, я должен просить вас поклясться в том, что вы будете хранить молчание… Ваши таланты таковы, что я хочу поручить вам одно очень деликатное дело.

— Конечно, святой отец. — Дамиен сглотнул. — Что я должен сделать?

— Пойдемте со мной.

Аббат провел Дамиена в самую старую часть монастыря. Пройдя по узкому темному коридору, они поднялись на несколько ступеней и оказались у двери. Честер постучался и вошел в маленькую комнатку, единственное окно которой было завешено плотной занавеской.

На кровати в углу сидел какой-то человек, лица которого в полумраке Дамиен не разглядел.

— Это брат Дамиен, — обратился к человеку аббат. — Он присмотрит за вами. — Потом Честер с улыбкой повернулся к молодому монаху. — Когда наш гость отдохнет, покажите ему наш монастырь, расскажите обо всем, что его заинтересует.

— Хорошо, святой отец.

* * *

Только через четыре дня Дамиен смог вывести своего подопечного из кельи. К тому времени снег в основном растаял, земля превратилась в жидкую грязь, так что ходить стало трудно. Странный священник был молчалив и задумчив, но все же задавал вопросы, и не только об устройстве монастыря Святого Германуса, но и о других монахах, работниках-мирянах и тех немногочисленных богомольцах из лежащего в долине города, которые добирались до горной обители.

После первого раза Дамиен стал выводить гостя в сад каждый день. Тот явно наслаждался природой, часто останавливался и смотрел в небо, какова бы ни была погода. Возвращаясь в келью, странный священник всякий раз задерживался в огороде и с интересом следил за работами. Дамиен решил, что тот так же заворожен чудом рождения изобилия из крошечных семян, как и он сам.

Через две недели после своего появления в монастыре незнакомец перелез через каменную стенку и подошел к Мартину, вскапывающему очередную грядку. Работник словно не заметил его, как не замечал остальных.

Потом Мартин отложил лопату, чтобы напиться из фляги, лежащей у конца грядки, но прежде чем он до нее дотянулся, его опередил священник. Вынув пробку, он протянул флягу Мартину. Садовник взял флягу, и тут священник заговорил:

— Мое имя Эйден МакКоули.

Сердце Дамиена затрепетало, как пойманная птичка. Мартин ничего не сказал; он просто напился и снова положил флягу на землю, а потом вернулся к своей работе.

Священник еще какое-то время стоял рядом, спокойно глядя на Мартина, потом снова перелез через стенку и присоединился к Дамиену. Похлопав его по плечу, он повел его в келью.

— Ну вот, теперь вы знаете, кто я такой. Не тревожьтесь: аббат, я уверен, потому и поручил меня вашим заботам, что не сомневался: вам можно доверять.

Дамиен не решился заговорить до тех пор, пока за ними не закрылась дверь кельи. Епископ-беглец уселся за стол и стал составлять список книг, которые ему должен был принести Дамиен.

МакКоули был невысок; тонзуры он не имел, русые с проседью волосы лежали на плечах. Епископ отличался худобой и неудивительно, учитывая, сколько времени он провел в темнице, но лицо у него было приветливым, он часто улыбался. Глубокие серые глаза замечали многое, тонкие руки были обычно сложены на груди.

Он совершенно не походил на епископа, каким его себе представлял Дамиен, да и вообще молодой монах никогда и подумать не мог, что повстречает МакКоули.

Дамиен взял список, но не заглянул в него.

— Простите меня, святой отец, можно задать вопрос?

— Конечно.

— Почему… почему вы открыли свое имя садовнику?

— Почему бы и нет?

— Но ведь это опасно!

— Я хотел увидеть его реакцию.

— Зачем?

МакКоули спрятал руки под нагрудником и совершенно спокойно ответил:

— Я хотел узнать, помнит ли еще меня кто-нибудь помимо церковников. Вы разбудите меня к вечерне, брат Дамиен? Прошло так много времени с тех пор, как я бывал на службе…

МакКоули снова повернулся к столу, но помедлил.

— Работники-миряне обычно присутствуют на мессе?

— Большинство присутствует.

— Но есть и такие, кто не приходит?

— Ну, Мартин, например, никогда не приходит. Он даже в часовню не заглядывает.

— Почему?

— Не знаю. Он никогда ничего не говорит. МакКоули улыбнулся и кивнул:

— Буду, благодарен, если вы найдете эти книги.

Эйден не покидал часовни еще долго после того, как из нее ушел последний монах. Молиться ему не хотелось — хотя боги свидетели, просить их ему было о чем; он просто наслаждался возможностью снова находиться в священной обители. Скоро ли он сможет делать это, не таясь? Проведя на свободе несколько недель, он все еще настороженно следил за каждым, кто переступал порог монастыря, всматривался в лица, а звук захлопнувшейся двери заставлял его сердце замирать от страха. Некоторые помещения древней обители так же пахли затхлой сыростью, как и его камера, и МакКоули старался никогда в них не заходить.

Такая крошечная порция свободы и такая сладостная! Иметь возможность снова разговаривать с монахами и священниками, читать книги… есть нормальную пищу, есть с аппетитом, не боясь яда… Тепло солнечного луча на щеке казалось ему поцелуем богов.

И обитель монастырь Святого Германуса была хороша. В ней жили добрые монахи и добрый аббат. Выбор МакГлашена был удачен. Эйден мог бы быть вполне доволен жизнью по крайней мере, насколько это было возможно без уверенности в безопасности его спасителей, если бы не преследовавшие его страшные сны. Но ведь если бы что-то случилось с Пейном и МакГлашеном, известие об этом дошло бы…

— Я не помешаю вам? — К МакКоули подошел аббат Честер и уселся рядом.

— Я любуюсь вашей часовней. Честер довольно кивнул:

— Вы освоились у нас? Вы получаете все, в чем нуждаетесь? Брат Дамиен хорошо присматривает за вами?

— Очень хорошо особенно учитывая, как он молод, — улыбнулся Эйден.

— А как вы? Вы хорошо себя чувствуете? Эйден отвел глаза.

— Если под этим вы понимаете оправился ли я после лет, проведенных в темнице, — то ответ будет неутешительным. Я жив и оживаю с каждым днем, благодаря вам, конечно.

— Дамиен говорит, что вы проводите много времени в огороде, наблюдая за Мартином.

— Мне интересно смотреть, как он работает.

— Да? Почему?

— Каждый взмах мотыги и каждый удар лопаты он совершает с полной отдачей сил. Он полностью уходит в работу, и так день за днем, как будто единственная цель его жизни достичь совершенства в уходе за садом. В определенном смысле это похоже на жизнь монаха, хоть Мартин никогда и не ходит на мессу: просто он поклоняется богам не так, как это делаем мы.

Честер коротко рассмеялся:

— Я никогда не смотрел на работу садовника с этой точки зрения. А ведь, знаете, брат Ормонд подозревает, что Мартин может быть шпионом Гильдии.

— Вы сами думаете так же?

— Вы назвали Мартину свое имя. Было ли это мудро? Эйден поднялся на ноги.

— Если бы Мартин хотел что-то сообщить Гильдии, он кинулся бы доносить на меня, как только я ему назвался. Покидал ли он в последние дни монастырь?

— Нет.

— Ну, вот вам и ответ.

Честер тоже поднялся, и они вдвоем прошли через неф к дверям. Прежде чем отправиться к себе, Честер помедлил:

— Боюсь, что ваша вера крепче моей, святой отец.

— Вера? — рассеянно пробормотал Эйден, глядя на видный в дверь кусочек голубого неба. — Интересно, что вы об этом заговорили. Да, я должен поблагодарить вас за то, что вы приставили ко мне брата Дамиена. Впрочем, мне кажется, что ему пора вернуться к собственным занятиям. Прошу вас, поблагодарите его от моего имени и скажите, что он прекрасно справился с делом.

— Хорошо, святой отец.

Проснувшись и умывшись, Эйден, как всегда, помолился в часовне, поздоровался с аббатом, позавтракал и отправился в сад в первый раз один. Брата Дамиена никак нельзя было считать стражником, но в его отсутствие Эйден особенно остро почувствовал свободу.

Второй день сильно припекало солнце, и снег теперь сохранился только на горных вершинах. Как бы было хорошо, если теплая погода дала, наконец, угнетенным зимой деревьям возможность расцвести!

В огороде никого не оказалось.

Нахмурившись, Эйден огляделся, но Мартина так и не увидел. Повинуясь какому-то неясному устремлению, священник двинулся вдоль рядов яблонь, но и здесь не было ни души; однако, остановившись и прислушавшись, Эйден услышал стук топора. На самом краю сада он обнаружил того, кого искал.

— Доброе утро, Мартин, — улыбнулся Эйден садовнику, который вырубал побеги вишни, разросшиеся прошлым летом.

Как всегда, Мартин не обратил на него никакого внимания. Эйден нашел полено и уселся, грея ноги на солнце.

— Будь осторожен с терновником, — через некоторое время заговорил священник. — Он хоть и засох, но руки поцарапать может. — Никакого ответа. Мартин даже не взглянул в сторону Эйдена. Да, задача оказалась труднее, чем представлялось. — Ты хорошо придумал вырубить эту поросль сейчас. Она, если ей позволить, может заполонить весь сад. Когда я был парнишкой, я часто помогал отцу. Он очень любил возиться с землей совсем как ты.

Топор ритмично взлетал и опускался; Мартин останавливался, только чтобы убрать вырубленные побеги. Куча хвороста слева от Эйдена росла с каждой минутой.

— Я, конечно, тогда еще и не догадывался, что мое призвание церковь. Меня часто спрашивали об этом, но, честно говоря, я и сам не знаю, когда у меня появилась такая мысль. Сначала я от нее отмахнулся и ничего не сказал отцу: он бы такого не одобрил. Кончилось тем, что я сбежал из дома и сел на первый попавшийся корабль. Следующие три года я драил палубу, лазил на мачту и ставил паруса на купеческом судне, плававшем вдоль побережья. Потом однажды, когда мы стояли в Анкаре, я увидел в толпе на рынке девушку и безумно влюбился. Она была прелестна, и я ухаживал за ней со всем пылом юности. Я даже опоздал на свой корабль, когда он отчаливал. Я пошел в подмастерья к кузнецу, и год ковал железо, наращивая мускулы, и копя деньги иначе моя любимая не согласилась бы, выйти за меня замуж.

Эйден помолчал и скрестил руки на груди.

— Но по мере того как шло время, я обнаружил, что мне достаточно просто ее любить. Я так никогда и не сделал ей предложения. Я забрал у кузнеца все, что заработал, и отправился домой. Должно быть, где-то по дороге я и принял решение, потому что первое, что я сказал отцу, когда, наконец, его увидел, было: «Я хочу стать священником».

Вздохнув, Эйден продолжал:

— Моему отцу, конечно, никакого божественного откровения не было. Он месяц держал меня взаперти, чтобы заставить одуматься. А потом отпер дверь, выпустил меня и сказал, что я могу, если хочу, стать священником. Забавно, как иногда все происходит совсем не так, как ты рассчитываешь.

Мартин кончил вырубать побеги и принялся косой срезать сорняки.

— Знаешь, — продолжал Эйден, — сделаться священником оказалось гораздо труднее, чем я думал. Мне пришлось много лет учиться, много лет быть послушником и служить членам моего ордена, и все-таки все время меня не покидало чувство, что я на правильном пути, что я рожден для церкви. Я просыпался каждое утро, ожидая, что возненавижу работу в холодные предрассветные часы, возненавижу бесконечные молитвы, а вышло наоборот. Я обожал все это. Я наслаждался каждой минутой служения богам до того самого момента, когда меня сделали епископом и заточили за это в темницу.

Мартин взмахнул косой, и острие застряло, вонзившись в ветку. Садовник повернулся и подошел вплотную к Эйдену. Наклонившись к нему, он посмотрел ему в глаза со своей обычной невозмутимостью, но на этот раз взгляд его был жестким. Потом Мартин заговорил, и голос его был таким же режущим, как и коса, которой орудовал:

— Оставьте меня в покое.

С этими словами он повернулся и исчез в чаще кустов, оставив Эйдена сидеть на бревне.

* * *

Сначала Эйден не мог понять, что его разбудило. Потом он услышал звон колокола и вскочил так поспешно, что чуть не упал с постели. Натянув на себя первую попавшуюся одежду и сунув ноги в сандалии, он выскочил в коридор. Его чуть не сбили с ног пробегавшие мимо монахи. Он побежал следом, не обращая внимания на то, что в легкой одежде сразу замерз.

Он добежал только до дорожки, ведущей в сад, когда понял, в чем дело. Ночную тьму разогнало оранжевое сияние. Пожар! Горела кладовая.

Охнув от ужаса, Эйден побежал туда, где разбуженные звоном колокола монахи торопливо черпали воду из ручья и передавали ведра по цепочке, пытаясь залить огонь. Эйден присоединился к ним.

— Лейте туда! — показал в сторону аббат, стараясь перекричать рев пламени. От жара каменные стены здания начали потрескивать. Все усилия монахов были, казалось, напрасными.

Передавая соседу очередное ведро, Эйден бросил взгляд в сторону двери горящей постройки. Оттуда вынырнул Мартин с охапкой старинных манускриптов в руках. Он отбежал в сторону, кашляя и хватая воздух ртом, бросил книги на землю, повернулся и снова кинулся в огонь.

— Что он делает! — вскрикнул Эйден. — Он же погибнет! Мартин долго не появлялся. Потом он все-таки выскочил из клубов дыма, еле увернувшись от рухнувшей балки, с новой кипой книг. Опять он кинул их в кучу — совсем как вырубленные побеги вишни — и снова устремился к горящей кладовой. Монахи кричали ему, чтобы он остановился, но он то ли не слышал, то ли не обратил внимания.

Эйден не мог с этим смириться. Он передал очередное ведро, потом кинулся туда, где должен был появиться Мартин. Языки пламени взвивались высоко вверх, освещая монастырь так ярко, словно над ним взошло его собственное солнце. Жар был нестерпимый, и монахи отступили; теперь они уже не могли лить воду на горящее здание, но следили, чтобы искры не летели на другие строения.

Мартина все не было. Стены опять затрещали, рухнула еще одна балка. Потом Мартин показался, и Эйден с облегчением перевел дыхание. Он успел подбежать к куче книг как раз в тот момент, когда Мартин кинул туда следующую охапку, и схватил того за руку:

— Не ходи туда больше! Ты сгоришь заживо.

Мартин попытался вырвать руку, но Эйден не собирался его отпускать.

— Я же вам сказал: оставьте меня в покое!

Эйден, хватая ртом воздух, вцепился в Мартина так, словно от этого зависела его жизнь.

— Роберт! Не смейте! — На мгновение в глазах молодого человека что-то промелькнуло, потом, словно отмахиваясь от мухи, он стряхнул руку священника и снова повернулся к горящему зданию. Эйден сделал шаг ему вслед. — Если вы решили там погибнуть, я не позволю вам умереть одному.

В этот момент рухнуло перекрытие, осыпав их обоих горящими углями. Роберт не пошевелился; он, словно не заметил ожогов. Эйден заслонился от искр, но сквозь пальцы следил за Робертом. Тот продолжал стоять на месте. Рубашка его, черная от копоти, была во многих местах прожжена. Эйден ждал и наблюдал. Оба они долго не двигались, несмотря на испепеляющий жар. Потом, даже не взглянув в сторону священника, Роберт повернулся и пошел прочь от пожарища.

Эйден смотрел ему вслед, пока аббат не оттащил его подальше от огня.

— Благодарение богам, что вы его остановили. Не могу поверить, что он рисковал жизнью ради каких-то книг. Что вы ему сказали?

Внезапно почувствовав, что силы покинули его, Эйден провел рукой по лицу:

— Я назвал его дураком. Он, наверное, никогда мне этого не простит.

Только когда рассвело, монахи смогли оценить весь понесенный монастырем ущерб. На месте кладовой остались лишь четыре каменные стены; все остальное представляло собой лишь кучу дымящейся золы. Эйден и брат Дамиен бродили по пожарищу; молодой монах иногда наклонялся к какому-то казавшемуся уцелевшим предмету, но каждый раз терпел разочарование.

Работники-миряне уже принялись расчищать остатки кладовой, но Эйдену не хотелось уходить. Он видел горе на лицах монахов: почти весь архив обители Святого Германуса хранился в сгоревшем здании.

— Скажите мне, — обратился Эйден к брату Дамиену, перешагивая через еще дымящееся бревно, когда Мартин впервые появился здесь?

— Пожалуй, прошлой осенью. Во всяком случае, он уже был здесь, когда выпал первый снег.

— Вы знаете, откуда он приехал?

— Нет. Я однажды спросил его, но он не ответил. Эйден нахмурился и пристально взглянул на молодого монаха:

— Разве это не показалось вам странным?

— Нет ничего необычного в том, что человек, пришедший в монастырь, хочет забыть свое прошлое.

— И что же пытается забыть Мартин? Дамиен пожал плечами:

— Я и не пытался догадаться. — Он остановился, поднял глаза на священника, потом оглянулся через плечо на других монахов. — Нас здесь почти сотня братьев, святой отец, но никому и слова из Мартина не удалось вытянуть. Он просто целые дни работает, это и есть его покаяние. — Дамиен приподнял край рясы, чтобы не перепачкаться в золе, и осторожно провел Эйдена между обгорелыми обломками. — Обычно именно так и бывает с мирянами, помогающими братьям. Некоторые из них охотно говорят о своих грехах, другие нет. Ни тем, ни другим мы не препятствуем в их желании искупить прошлые прегрешения.

Эйден глубоко вздохнул. Из этого молодого монаха когда-нибудь получится прекрасный пастырь.

— Благодарю вас за вашу проницательность, брат мой. Уже уходя, Дамиен обернулся и спросил:

— Как вы думаете, вам удастся помочь Мартину, святой отец?

— Боюсь, он мне этого не позволит.

Эйден двинулся в сторону келий. Он не удивился, обнаружив, что Мартина, точнее, Роберта в саду не видно. После этой ночи не было бы странным, если бы молодой лорд вообще покинул обитель. Если так и случилось, то вся вина лежит на нем, на епископе МакКоули. Но разве мог он поступить иначе? Разве мог позволить Роберту погибнуть?

Бесполезно пытаться что-то от себя скрыть. Он действовал неловко. Долгие месяцы, проведенные в темнице, притупили его восприимчивость. Слишком много было бессонных ночей в сырой камере, слишком много бесплодных размышлений. Он забыл, как разговаривать с людьми, забыл, как слушать.

По привычке Эйден стал искать успокоения в часовне. Как всегда, он молил богов послать ему терпение и мудрость. Он так долго стоял на коленях, что все его кости начали болеть. Все еще не находя ответа на мучившие его вопросы, он наконец вышел из часовни и вдалеке увидел знакомую фигуру. Садовник копался в земле, сажая что-то. Эйден испытал огромное облегчение, но на этот раз не остановился и не заговорил. На этот раз он оставил Роберта в покое.

Он сделал короткий вдох, перехватил рукоять топора, размахнулся и обрушил лезвие на полено. Потом высвободил его, снова втянул воздух, размахнулся и ударил — точно так же, как и в первый раз.

Замах — удар, замах — удар… Снова и снова, одни и те же движения, одни и те же усилия. Он не обращал внимания на усталость, на палящие лучи солнца, на пот, текущий со лба. Он смотрел только на полено и на то место, куда должно вонзиться лезвие.

Он не думал ни о чем, кроме работы, ни о чем, кроме силы и точности удара. Он не думал ни о чем вообще именно к этому он и стремился.

Заставив свой разум умолкнуть, он упрямо продолжал работать. Постепенно рядом росла груда наколотых дров; потом его мозолистые руки уложат их в аккуратную поленницу. Он работал, пока мышцы не стали отвечать дрожью на каждое движение, а дыхание не начало со свистом вылетать из груди. Только когда тело совершенно обессилело, он остановился, но даже и теперь не поднимал глаз и смотрел лишь на поленья. Потом, со вздохом отбросив топор, он направился туда, где его ждала постель.

* * *

Эйден взял книгу и обвел взглядом свою комнату. Хотя она была вполне уютна и у двери не стояла стража, одно только пребывание в четырех каменных стенах все еще заставляло его ежиться. Да, ничто не помешало бы ему уйти из обители, но разве выжил бы он в стране, власти которой стремились его казнить?

Эйден вздохнул и вышел во двор, где солнце, выглядывая из-за облаков, согревало склоны гор. Он постоял рядом с низкой стеной сгоревшей кладовой. Аббат решил, что сохранившаяся часть здания может рухнуть, и приказал разобрать стены. Последние три дня работа здесь кипела: кто-то, стоя на лесах, разбивал киркой скрепляющий камни раствор, кто-то оттаскивал каменные блоки, которые можно было использовать при строительстве новой кладовой.

Усевшись на камень, Эйден не сразу раскрыл книгу; некоторое время он наблюдал за работающими. Среди них был и Роберт; он в одиночку относил больше чем на двадцать футов в сторону тяжелые камни.

Не следовало ли Эйдену найти себе другое место для чтения? Не смутит ли его присутствие Роберта? Эйден заколебался, но тут Роберт взглянул в его сторону и как ни в чем не бывало, продолжил работу. С облегчением, переведя дух, Эйден склонился над книгой.

Легкий ветерок шевелил страницы. Монастырский колокол зазвонил, сзывая монахов на полуденную трапезу, однако Эйден не был голоден, а потому продолжал читать.

— Вы смелый человек.

Эйден вздрогнул, когда совсем рядом раздались эти слова, и медленно поднял глаза. Перед ним стоял Роберт, вытирая руки тряпкой. Эйден сглотнул и попытался найти подходящий ответ такой, который не заставит молодого человека снова замкнуться в себе.

— Я поступаю так не нарочно.

Роберт не сводил с него глаз. Кончив вытирать руки, он сунул тряпку в карман. Только теперь Эйден заметил, что остальные работники отправились в трапезную, и они остались одни.

— Как вы узнали?

Эйден нерешительно посмотрел на Роберта. Узнал? О чем? О том, что Роберт хотел погибнуть в огне?

— Как вы узнали, кто я такой?

Эйден вздохнул и сложил руки поверх книги.

— Я знал вашего отца. Сходство между вами слишком велико, чтобы быть просто совпадением.

— Сходство только внешнее. Что это могло значить?

Роберт, впрочем, не ждал ответа. Он подошел к стене и уселся на камень вполоборота к Эйдену. Какое-то время они сидели в молчании. Теперь, когда такая возможность представилась, Эйден не мог придумать, о чем говорить. Он пять недель ждал подходящего момента, а теперь язык его словно отнялся.

Как глупо!

— Вашей вины тут не было, знаете ли.

Роберт безразлично поинтересовался, не глядя на священника:

— В чем?

— В том, что меня арестовали. Как только меня избрали, у меня возникло чувство, что этого не миновать если не в тот же день, то очень скоро. Члены Синода и не подозревали, как хотелось мне отказаться от епископства.

Снова молчание. Роберт смотрел в сторону пожарища и дальше на свой сад. Казалось, разговаривать ему не хочется, но если так, то почему он сидит здесь? Почему не уходит?

— Вам не следовало говорить мне, кто вы такой.

Эйден поднял глаза и обнаружил, что Роберт смотрит на него в упор. Он в первый раз обратил внимание на цвет этих глаз ярко-зеленых, холодных и жестких. В них не отражалось готовности пойти на компромисс.

— Мое имя принадлежит мне, и я называю его, кому захочу, — не задумываясь, ответил Эйден. — Не пытайтесь ограничивать мою свободу решать, кому можно и кому нельзя доверять. Такие попытки предпринимали и более сильные люди, чем вы, без успеха.

— Не сомневаюсь. — Роберт снова стал смотреть на сад. — Но те, кому вы доверились бы, с легкостью могли оказаться предателями. Ваше положение не настолько прочно, чтобы вы могли позволить себе неосторожность.

— Я доверяю тем, кого мне указывает сердце.

— А разве оно никогда не ошибается? Эйден помолчал, прежде чем ответить:

— Иногда случается и такое. Но должен же я кому-то доверять, иначе жизнь была бы невыносима.

— Вы когда-нибудь пытались жить, не доверяя никому?

— Нет. И не хотел бы и пробовать. Да, я позволяю сердцу направлять меня, и изредка случаются разочарования.

— Предательства!

— Ну, хорошо, предательства. Но на каждого человека, обманувшего доверие, приходится сотня, доверие оправдавшая. Знакомство и дружба с верными людьми стоит риска быть преданным. Только это и делает жизнь богатой.

Брови Роберта поползли вверх, словно подобная мысль его позабавила. Поднявшись на ноги, он взглянул на книгу, лежащую у Эйдена на коленях:

— Вам следовало бы больше ценить собственную безопасность, а не богатство жизни, епископ. Вы напрасно послушались своего сердца. Вы доверили свой секрет человеку, о котором ничего не знали, человеку, в котором вы ошиблись, сравнив его с его отцом, человеку, которому ничего нельзя доверить.

ГЛАВА 30

Нет, все бесполезно… Эйден вертелся и метался в постели, но разум его не собирался поддаваться сну. Лунный свет пробивался сквозь занавеску; в призрачном сиянии Эйден мог разглядеть грубый камень стены, сложенной два столетия назад.

Что имел в виду Роберт, когда говорил, что доверять ему нельзя? Не пытался ли он заставить Эйдена поверить, будто он покинет монастырь и донесет Селару, где скрывается Мак-Коули? От чего мог бежать такой человек, как Роберт?

Эйденом неожиданно овладело нетерпение. Он отбросил одеяло, встал и начал расхаживать между дверью и окном. Не в первый раз он мучился бессонницей в камере, но ведь сейчас он свободен! Настолько свободен, насколько это теперь возможно, и до чего же свобода восхитительна!

Так почему же Роберт сам намеренно себя заточил?

Эйден снова сидел на том же камне с книгой на коленях. На этот раз, услышав полуденный звон колокола, он отложил книгу и стал ждать. Сначала Роберт не обращал на него внимания, заканчивая начатую работу. Потом он посмотрел в сторону Эйдена, подошел к нему, но не сел.

— Почему вы назвали меня смелым человеком? — без всякого вступления спросил Эйден.

— Может быть, вам понравится больше, чем я назову вас глупым человеком?

— Я задал вам вопрос не для того, чтобы услышать что-то, что мне понравится. — Эйден постарался сдержаться: ему необходимо было сохранять спокойствие.

— Вы сказали мне, кто вы такой, не будучи уверенным, что я не сообщу о вас кому-нибудь еще. Вы вели себя то ли смело, то ли глупо выбирайте сами.

— Вот как? Значит, вы говорили не о том, что я помешал вам снова войти в горящее здание?

— Нет, — прозвучал короткий равнодушный ответ. Эйдену захотелось ударить Роберта.

— Обречь себя на смерть грех. Роберт пожал плечами и сел на камень.

— Всего лишь еще один.

— А на вас уже так много грехов?

— Как и у каждого человека, разве не так?

— У кого-то больше, у кого-то меньше. Никто не может прожить совершенно безгрешную жизнь. Как бы силен человек ни был, всегда случаются моменты, когда плоть оказывается слаба. — Роберт медленно повернул голову и в упор посмотрел на Эйдена; тот почувствовал, что не в силах пошевелиться. Потом взгляд скользнул в сторону, и к священнику вернулась свобода. Прежде чем Роберт успел снова отвернуться, Эйден сказал: Такими нас создали боги, и нам надлежит смириться.

— Ах, боги… — пробормотал Роберт. — Конечно.

— Не хотите же вы сказать мне, что не верите в богов.

— Не вижу, как богов можно винить в том, что человек слаб.

— Их винить нельзя. Если человек слаб, то это его собственная вина, однако даже в слабости есть сила.

— Вот как? — сухо проговорил Роберт. Уж не смеется ли он над Эйденом?

— Каждая слабость рождает возможность проявить силу, если человек готов ею воспользоваться. Слабость следует обдумать, понять и сделать выводы. Если у меня слабость к грушам, но от них у меня болит живот, я научусь не есть много груш, верно?

— Не знаю.

— Я найду в себе силу побороть обжорство. Таким образом, я из слабости извлеку новую силу.

— Как все просто. — Эйден ожидал, что Роберт улыбнется, но лицо того осталось неподвижным. Поднявшись, чтобы вернуться к работе, Роберт добавил: — У меня всего одна слабость, епископ. Я считал себя сильным.

В субботу полагалось отдыхать, и работы на пожарище не велись. Эйден знал, что бесполезно искать Роберта в часовне, поэтому нашел укромное местечко под яблонями и расположился там, подстелив одеяло. Ему хотелось написать некоторым своим друзьям и родным, чтобы сообщить, что он находится на свободе и пребывает в добром здравии, но это, конечно, было невозможно. Эйден наслаждался покоем, царившим в саду, но тишина скоро была нарушена.

— Так как же вы примиряете человеческую слабость и веру в богов? — К Эйдену по-кошачьи неслышно подошел Роберт.

— Что?

— Зачем они создали нас слабыми? Для развлечения? — Сегодня в Роберте что-то переменилось. Только что? На Роберте была рубашка из грубого полотна и поношенная черная куртка. В руках он держал глиняный кувшин и две кружки. — Брат Дамиен думает, что вы захотите попробовать местное вино, хоть обитель Святого Германуса им и не славится. — Роберт уселся на траву и разлил по кружкам розовое вино, слегка пахнущее розами. — Вы не ответили на мой вопрос.

Эйден неожиданно почувствовал смущение. Голос Роберта стал совсем другим, как будто теперь диспут со священником вел не Мартин, а сам Роберт.

— Вы спрашиваете меня о том, почему нам была дарована свобода воли?

— Да, почему? Или человек слаб по собственной воле?

— Нет, — насупился Эйден. Придется хорошенько сосредоточиться, чтобы убедить Роберта: тот явно пришел уже к каким-то собственным выводам. — Я говорю, что человек слаб от природы. Если он хочет поддаться слабости, так и случится. Однако он обладает свободой выбора между добром и злом.

— То есть человек волен, выбирать, быть ли ему на стороне добра или зла?

— Конечно.

— Но что, если человек греховен от природы, но слишком слаб, чтобы преодолеть свою греховность? Куда лежит его путь? В объятия Бролеха?

— Не произносите этого имени даже в шутку. — В голосе Эйдена прозвучала сталь. — Не знаю, что вы совершили, Роберт, но вы не греховны от природы. Вы человек чести. Будь это не так, вы позволили бы мне броситься следом за вами в огонь.

— Человек чести? Я? — Роберт поднял брови, и Эйден впервые заметил проблеск усмешки в его глазах. Встав с земли, Роберт наклонился вперед. — Интересно! И как же вы пришли к такому заключению?

Эйден, словно в ответ на вызов, тоже поднялся.

— Не нужно говорить со мной таким тоном. — Не успели прозвучать эти слова, как Эйден пожалел о них, но было уже поздно.

— Неподходящий тон вот в чем дело! Я думал, мы с вами обсуждаем, почему вы решили, будто я человек чести. — Голос Роберта был веселым, почти игривым, но в нем звучали неприятные резкие нотки. — Вы ничего об этом не знаете. Вы ничего не знаете обо мне. Вы слышали разговоры, вы встречали моего отца, вы доверяете своему сердцу, но вы не знаете ровным счетом ничего. Вы видите перед собой оболочку, напоминающую вам о великом человеке, и потому заключаете, что я должен быть таким же, как мой отец. Это не так. Я никогда не был им и, уверяю вас, никогда не буду.

Эйден попытался подавить раздражение. Такое высокомерие в совсем еще молодом человеке! Такое…

— Не считайте меня идиотом, Роберт, — бросил он, наконец, потеряв терпение. — Я не основываю своих мнений только на том, что мне говорят другие люди, и я вовсе не сужу о вас по вашему отцу. Я вижу его в вас, вижу его в ваших поступках, и хоть я не встречался с вами при дворе, я знаю, что вам удалось совершить, пока вы были членом королевского совета. Мне известно, что вы снова и снова останавливали руку Селара, занесенную над нашей несчастной страной. Я видел, как вы не позволили заставить себя нарушить данную королю клятву. Редкий человек чести сумел бы проявить такую силу.

Роберт отступил на шаг и покачал головой:

— Человек чести, для начала, не дал бы такой клятвы. Человек чести не покинул бы свою гибнущую страну. Человек чести никогда не позволил бы своему дяде принять участие в бесплодном мятеже и уж наверняка отомстил бы за его смерть. Человек чести не стоял бы в стороне, когда его родину губит человек, когда-то называвший себя его другом, и не проглотил бы молча оскорбление, когда этот друг от него отвернулся. Человек чести не бросил бы вас гнить в темнице… — Голос Роберта оборвался, но он продолжал смотреть на Эйдена, и тот снова почувствовал, что не в силах пошевелиться. Потом Роберт отвернулся и сорвал веточку ближайшего куста.

Эйден дал Роберту время немного успокоиться, потом приблизился к нему и мягко спросил:

— Что вы совершили?

Роберт резко обернулся, и в голосе его снова прозвучала насмешка над собой.

— Я предал ее. Она мне доверяла. Я поклялся, что буду ее защищать, я считал себя сильным и все же предал ее. И все потому, что, как человек чести, не мог покинуть ее в те последние дни. — Когда Эйден не ответил ему сразу, Роберт продолжал: — Вы шокированы, епископ, не так ли? Или все еще думаете, что я человек чести? Вам следовало оставить меня в покое.

— Ну, хватит! — рявкнул Эйден. — Никогда еще не встречал я человека, так упорно цепляющегося за самообвинения! Вы считаете, будто совершили ошибку, сделали что-то неправильно! Но на самом-то деле вы ничего не совершили! Именно поэтому вы здесь. События пошли не так, как надо, и вы теперь прячетесь вместо того, чтобы противостоять им. Вы себя предали, Роберт Дуглас, никого больше. Неужели вам никогда не приходила мысль, что бездействие не лучший для вас путь? Нет, вы не отважились действовать, потому что боялись рискнуть своей драгоценной честью. Вместо этого вы скрылись здесь и попытались утопить себя…

— В жалости к себе? Как ново! Я жалею не себя, епископ, а тех бедняг, кому пришлось со мной столкнуться. — На лице Роберта промелькнула кривая улыбка. — Вам ведь не важно, что я совершил, верно? Что бы я ни сделал, ваш приговор был бы тем же самым. Как и все вокруг, вы решили, будто знаете обо мне достаточно, чтобы судить. Ну а если бы я признался вам, епископ, что я вор? — Роберт развел руками и отступил на шаг. — Что я — убийца?

— Ну, это Роберт наклонился к Эйдену и прошептал:

— Что я — колдун?

Эйден резко поднял голову, но прежде чем он успел сказать хоть слово, Роберт повернулся и двинулся прочь.

— Это привлекло ваше внимание, а, епископ? Вот я и говорю: не все вам известно.

Дамиену давно следовало бы быть в постели; вместо этого он оставался в часовне, каменный пол которой жадно высасывал из него последние крохи тепла. Немногим больше чем через час колокол начнет сзывать монахов ко всенощной, и Дамиен скорее всего, будет неприлично зевать во время службы. Однако уйти он не мог: епископ был в таком отчаянии…

Дамиен решил, что ему лучше держаться на расстоянии, и уселся недалеко от двери. Епископ молился перед алтарем, иногда опускаясь на колени, иногда просто молча, глядя на триум, а иногда в задумчивости меряя шагами проход.

Эйден заговорил, но слова его не были обращены к Дамиену; не были они и обычной молитвой. Отрывочные фразы, казалось, вообще не имели смысла. Дамиен почувствовал, что не может бесконечно сидеть в углу. Он поднялся и немного приблизился к МакКоули, хоть и не решился подойти совсем близко.

— Простите меня, святой отец, но скоро зазвонят ко всенощной.

МакКоули поднял голову, остановился и рассеянно потер лоб:

— Что? Всенощная? Неужели уже так поздно?

— Полночь миновала, святой отец.

— Полночь, говорите?

— Святой отец, не нужно ли вам чего-то? Могу я чем-нибудь помочь?

МакКоули пожал плечами:

— Хорошо бы исповедника… — Он тяжело опустился на скамью. — Действительно ли мне нужен исповедник? Как это он сказал… «Что, если человек греховен от природы? »

Дамиен просто стоял рядом, сложив руки перед собой.

— Как вы думаете, брат, возможно ли, чтобы человек был от рождения носителем зла? Не имея выбора? Конечно, такое возможно, но ведь мы бы заметили… Я хочу сказать, что был бы какой-то знак… Вор и убийца! Нет. Невозможно, чтобы в одной душе уживалось два человека. Как вы думаете? — МакКоули поднял на Дамиена глаза, ожидая ответа.

— Простите меня, святой отец, но я понятия не имею, о чем вы говорите, — пробормотал тот.

МакКоули мягко улыбнулся и с трудом поднялся на ноги:

— Да и откуда вам знать. Простите меня, брат Дамиен. Я задержал вас до такого позднего часа… Только не могли бы вы оказать мне еще одну, последнюю услугу?

— Что угодно, святой отец.

— Не могли бы вы показать мне комнату Мартина?

— Сейчас? Но вам же необходим отдых!

— Да, конечно, но отдохну я потом. Сначала нужно кое-что сделать. Так вы проводите меня?

— Конечно, только позвольте мне сначала принести вам плащ. Идет дождь, а каморка Мартина далеко над конюшней, за садом.

— Хорошо, только побыстрее: нужно добраться туда, прежде чем мне изменит мужество.

Дорожку покрывали лужи и скользкая грязь. Дамиен неоднократно пытался уговорить МакКоули вернуться, но тот был несгибаем. Ему было необходимо увидеть Роберта этой же ночью; он не мог остаться в стороне. Может быть, им двигала гордость, может быть нет. Так или иначе, выбора не оставалось.

Дамиен провел Эйдена через сад и по мостику над разлившимся ручьем. В горах уже несколько часов шел дождь, и мирный ручей быстро превращался в бурный поток.

— Осторожно! — вскрикнул Дамиен, когда Эйден поскользнулся и чуть не упал.

Епископ почти не видел, куда ступает. Капли дождя стучали по капюшону его плаща, заливали лицо. Он снова поскользнулся и оказался по колено в воде. Дамиен схватил его за руку, другой рукой Эйден вцепился в ветку куста, но размытая земля подалась у них под ногами. Дамиен упал на колени, а Эйден, все еще цепляясь за вырванный с корнем куст, оказался в самой стремнине.

— Держитесь! — крикнул Дамиен. — Я сейчас вас вытащу! Однако с потоком было не так легко справиться. Эйден почувствовал, что от холода у него немеют ноги. Он все глубже погружался в жидкую грязь, и единственной опорой оставалась рука Дамиена.

Потом в темноте мелькнула какая-то тень, и епископа ухватила еще одна рука. Роберт вытащил его на берег, и как раз вовремя: Дамиен еле удерживал равновесие, и помочь Эйдену не смог бы. Оказавшись на берегу, тот только дрожал, не в силах пошевелиться.

— Отправляйтесь за помощью, брат Дамиен, — распорядился Роберт. Монах поспешил к кельям, а Роберт поднял Эйдена на ноги.

— Что, черт возьми, вы придумали? — прорычал он. — Хотите погибнуть?

Эйден попытался стряхнуть его руку, но Роберт был гораздо сильнее; даже в темноте было заметно, какой яростью пылают его глаза. Эйден почувствовал себя как попавший в капкан зверек.

— Мне нужно было с вами поговорить.

— Чего ради? Чтобы снова свысока поучать меня? — Эйден видел совсем близко перед собой залитое дождем гневное лицо. — Мудрый священник! Вы такой же, как остальные, — даже хуже! — Резким движением Роберт оттолкнул Эйдена, словно борясь с демоном. Стиснув кулаки, и с трудом переводя дыхание, он мгновение смотрел на него, потом простонал: — Зачем вы заставили меня вспомнить!

Роберт исчез в темноте, и Эйден попятился, пораженно глядя ему вслед. Потом, вспомнив о бурлящем рядом потоке, он повернулся, с трудом высмотрел мостик и перебрался на другой берег. К нему уже спешили Дамиен и Честер, но он отмахнулся от их взволнованных вопросов:

— Со мной все в порядке. Я просто промок и замерз.

С заботливостью наседок, чуть не лишившихся птенца, монахи проводили его в келью, принесли сухую одежду и горячей воды для умывания. Дождь, казалось, счел, что свою роль выполнил: в окна теперь уже стучали лишь отдельные капли, принесенные разгулявшимся ветром.

Эйден знал, что выбора у него нет. Нужно идти туда снова, пока не поздно. Он не мог исправить то, что сломал, но должен же быть какой-то способ помочь этому несчастному!

Ручей все еще бурлил, но на этот раз у Эйдена был с собой фонарь, и шел он медленно, выбирая, куда поставить ногу. У подножия холма монастырская стена подходила к самому берегу. Перед Эйденом оказалась конюшня, просторное строение с ведущей на верхний этаж лестницей. Поднявшись по ней, Эйден собрал все свое мужество и постучал в дверь. Внутри послышался какой-то шум, и дверь резко распахнулась.

Перед Эйденом стоял Роберт. Лицо его было белым, как мел, темные провалы глаз, казалось, вобрали в себя всю ночную тьму. Это было лицо человека, живущего в постоянном кошмаре.

— О боги! — выдохнул Эйден. — Что я наделал!

Роберт медленно отодвинулся назад, оставив дверь открытой. Эйден вошел в комнату и при свете своего фонаря стал всматриваться в стоящего перед ним человека, стараясь понять, что скрывается за внешностью загнанного зверя. Наконец он прошептал:

— Вас привела сюда не жалость к себе. Вы действительно боитесь.

Роберт ничего не ответил. В полумраке Эйден даже не мог быть уверен в том, что тот на него смотрит. Стараясь унять дрожь, он начал:

— Роберт, я…

Выражение лица Роберта слегка изменилось.

— Что вам нужно, епископ? Эйден, наконец, взял себя в руки.

— Я пришел просить прощения. — Последовало долгое молчание. Должен ли он продолжать? О чем думает Роберт? Почему молчит? Чувствуя, как в нем растет отчаяние, Эйден сказал: — Я ошибался. У меня нет права вас судить. Я пытался выяснить… я хочу сказать, мне нужно было… нет, я просто хотел узнать, почему вы здесь. Можете видеть в этом мою гордыню, если хотите, но я думал, что смогу вам помочь. Я не хотел еще больше увеличить лежащую у вас на душе тяжесть.

Снова молчание; Роберт медленно поднял руку, и неожиданно свеча на столе вспыхнула. Эйден следил за его движением и ожидал чего-то подобного, но все равно испытал шок. Он громко сглотнул и посмотрел Роберту в лицо. Мало-помалу смертельная бледность покидала его, взгляд прояснился. Роберт вновь стал таким, каким его обычно видели окружающие, однако Эйден понимал, какого усилия ему это стоило.

— Сядьте.

Эйден нашарил в полумраке стул, сел и оглядел комнату. Она была тесной, но все же просторнее той камеры, в которой он провел два года. На стене на крюках висела конская сбруя. Справа, у двери, стояли умывальник и небольшой шкаф. Кроме постели, стола и стула, на котором он сейчас сидел, другой мебели не было.

Роберт уселся на широкий подоконник, обхватил руками колено и, глядя в залитое дождем окно, начал говорить. В голосе его звучало холодное безразличие, как если бы он рассказывал историю жизни другого человека. Это не была усталость, скорее просто полное отсутствие интереса.

— Вам не следовало настаивать. Я предупреждал вас, но вы приходили снова и снова, уверенный в своей правоте, уверенный, что сможете уличить меня в ошибках. Вам так хотелось победить! Вы ничуть не лучше других, епископ. — Эйден не пошевелился; Роберт сделал глубокий вдох и продолжал: — Существует древнее пророчество, о котором вы и ваши братья ничего не знаете. Мне оно было открыто больше двадцати лет назад, и с тех пор все мои поступки определяются им. Я боролся с судьбой, пытался управлять ею, пытался понять пророчество, сопротивлялся, как только мог. Но все было бесполезно. Демон живет во мне и становится сильнее с каждой моей неудачной попыткой ему противиться. Придет день, когда я окончательно проиграю, и тогда пророчество исполнится. Часть его уже осуществилась.

Эйден нахмурился. Как может человек, подобный Роберту Дугласу, оказаться рабом… Нет. Такую ошибку он уже совершал, решив, будто знает Роберта. Теперь у него появился шанс понять его так надо слушать.

— Чем кончается пророчество? Роберт помолчал.

— Какое это имеет значение? — Эйден молча ждал. — Катастрофой.

Эйден покачал головой. Чего-то Роберт недоговаривал.

— И это все?

— Чего еще вы хотите?

— Правды. Всей правды целиком.

Роберт смотрел на Эйдена не моргая; казалось, он все еще не уверен, что ему следует открыть тайну. Он еще какое-то время молчал, потом заговорил голосом, в котором звучала безнадежность:

— «Твоими собственными усилиями, деяниями собственных рук станешь ты орудием разрушения. Спасая, принесешь ты гибель, предашь то, что больше всего любишь».

Долгое мгновение Эйден не мог пошевелиться, не мог даже дышать, не мог думать. Потом он взял себя в руки.

— Милосердная Минея! Вы уверены, что пророчество было именно таково? Что оно относится к вам?

— Да.

Эйден резко вскочил и заметался по комнате. Проклятие? Проклятие, длящееся двадцать лет? Но Роберт сказал, что знает: пророчество истинно и оно уже начало сбываться. Если так…

— Вы любите ее? — Да.

— Любите свою страну, свой народ? Любите свою семью и друзей? — Эйден круто развернулся. — Тогда я был все-таки прав: вы человек чести.

Роберт покачал головой:

— Все это бессмысленно. Ту честь, что у меня была, я снова и снова выбрасывал на ветер. То немногое, что осталось, и держит меня здесь, где я не могу творить зло.

Глаза Эйдена сузились.

— Вы так отчаянно сопротивляетесь, верно? И вы так умны… Вы всегда знаете, какой вопрос я задам, прежде чем я открою рот. Вы уже все обдумали, вы знаете все ответы. — Роберт соскочил с подоконника, прошел мимо Эйдена к шкафу, достал оттуда маленькую жаровню, чайник и чашки. Одним движением руки он разжег жаровню и поставил на нее кипятиться чайник. — Но вы действительно знаете, что делаете, — продолжал Эйден. Он, качая головой, снова уселся на стул. — Безумием с моей стороны было думать, будто я смогу вам помочь. Опять гордыня, признаю. Проклятие, а теперь я еще каюсь перед вами, колдуном! Клянусь богами, мой отец перевернулся бы в гробу, если бы знал, что я сижу тут и разговариваю с вами, вместо того чтобы обличать во всеуслышание! Сам не понимаю, почему я все еще здесь. Гордыня не иначе.

— О, вы вовсе не горды, епископ, — пробормотал Роберт, не оборачиваясь. — Вы просто заблудшая душа.

— Что ж, слышать это большое утешение, особенно от вас!

— Вы думаете, что заблудшая душа это я? — Роберт налил Эйдену чашку чая и сел на край постели, грея ладони о собственную чашку.

Эйден отпил обжигающей жидкости.

— Да. И более того: я думаю, что вы ошибаетесь. Можно задать вам вопрос, не рискуя головой?

Легкая улыбка скользнула по лицу Роберта.

— Попробуйте.

— Что произошло между вами и Селаром? Почему вы покинули Люсару?

Вздохнув, Роберт опустил глаза на свою чашку.

— Селар не желал установить контроль над Гильдией. Она становилось слишком сильной, а он ей это позволял. Возник спор из-за земель, на которые зарился Вогн, и решение Селара в его пользу было бы ужасно несправедливым. Тогда я решил вмешаться, потребовал, чтобы земли были переданы мне, а потом продал их законному владельцу за одну медную монету. Вогн возненавидел меня, особенно после того, как я открыл ему, что я колдун, но сделал так, что он никому не мог об этом сказать. Он потребовал, чтобы я расторг сделку, и пригрозил, если я откажусь, выгнать меня из королевского совета. Я отказался, и он отправился к Селару.

— Я слышал, что у вас с королем вышел ожесточенный спор.

— Я сказал Селару, что, если он вышвырнет меня из совета за то, что я противлюсь Гильдии, я покину Люсару и никогда не вернусь.

— И вы уехали.

— А через три года меня начали преследовать сны о родине. Мой спутник покинул из-за меня свой дом и должен был вернуться. Наверное, я не слишком хорошо все обдумал; в противном случае я просто высадил бы Мику на берег одного.

— Вы не выдержали бы расставания с родиной.

— Возможно, — пожал плечами Роберт.

— А эта дама? Она вам не жена?

— И никогда ею не будет.

— Что она говорит обо всем этом? Роберт бросил на Эйдена быстрый взгляд:

— Примерно то же, что и вы, только не так грубо. Она твердила, что пророчество убивает меня.

Эйден чуть не рассмеялся ситуация была полна жестокой иронии.

— Хорошо, признаю: перед вами стоит дилемма. Но у меня есть к вам один вопрос.

— Еще один, хотите вы сказать.

— Ах, Роберт, не будьте таким педантом! С тех пор как мы с вами разговорились, я почти не спал, и это начинает сказываться на ясности моих мыслей.

И тут это случилось: Роберт улыбнулся. Улыбка на сей раз, настоящая улыбка изменила лицо Роберта так, что Эйден не поверил собственным глазам. Даже темные круги под глазами, казалось, исчезли. Роберт послушно склонил голову:

— Вы укротили меня. Прошу вас, продолжайте.

Эйден с изумлением посмотрел на него. Даже у святого не хватило бы терпения разговаривать с этим человеком! Только что он был на краю пропасти отчаяния, и вот, пожалуйста, — готов шутить. Какое же устрашающее у него самообладание!

— Все, о чем вы говорили мне о вашем дяде, о Селаре и остальном, случилось из-за вашего бездействия?

— Верно.

— И вы выбрали бездействие, потому что боялись оказаться не в силах справиться с предсказанной вам ролью разрушителя?

— Верно.

— Но что случилось бы, если бы вы решили действовать? Роберт вздохнул и резко поднялся на ноги:

— Что ж, приятно было с вами побеседовать, епископ. Эйден вскинул руки, так что чуть не пролил чай из чашки:

— Подождите минутку! Я говорю серьезно.

— Я тоже.

— Хватит играть в игры! Просто ответьте мне! Сделайте вид, что разговариваете с тупицей. Что случилось бы?

Роберт поставил свою чашку на стол и воздел руки в мольбе:

— Почему никто никогда не принимает меня всерьез? Почему никто мне не верит?

— Возможно, потому, что вы ведете себя как осел.

К изумлению Эйдена, Роберт расхохотался так, что упал на колени посреди комнаты. Наконец, успокоившись, он сделал глубокий вдох и взглянул на Эйдена:

— Ах, епископ, вы неподражаемы! Ну, так позвольте мне сказать вам, что случилось бы. Выйдя за ворота этого монастыря, я очень скоро столкнусь с каким-нибудь беззаконием. Решившись действовать, я, конечно, стану… действовать. При этом, если меня сразу не схватят и не убьют, я окажусь вне закона, потеряю все, чем владею, так что даже мать мою враги выгонят из дому. Потом король и Гильдия бросят против меня множество солдат с острыми мечами, и мне придется с ними сражаться. К тому времени я, конечно, буду уже не одинок: ведь в этой стране есть множество людей, которые только и мечтают ввязаться в подобную драку. В результате мы получим гражданскую войну, и не просто гражданскую войну, а нечто гораздо худшее, потому что я колдун и располагаю такими силами, о которых мои враги и не подозревают. Когда это станет всем известно, люди вроде вас, епископ, впадут в ужасную растерянность. Кроме того, возникнет вопрос о том, кто взойдет на престол: я такого желания не имею и не знаю никого, кто обладал бы законными правами претендовать на корону. И наступит день наступит так же неизбежно, как солнечный восход через несколько часов, когда я не смогу побеждать только силой оружия. Я не знаю, — продолжал Роберт, поднимаясь на ноги, когда этот день наступит: может быть, завтра, может быть, через неделю, но уверяю вас, вам не захотелось бы быть рядом со мной, когда это случится.

— Но вы так и не скажете мне, что же именно случится?

— Никогда. — Роберт безнадежно покачал головой и снова сел на постель. — Ну так что вы можете предложить?

Эйден вздохнул и пожал плечами:

— Знаете, я все же был прав насчет вас. Мы с вами оба в темнице, только темницы у нас разные. Вы обладаете силой и можете действовать, но лишены воли. У меня воля есть, но нет силы. Вы и представить себе не можете, как бы я хотел поменяться с вами местами.

— Так вы все-таки мне не верите, — нахмурился Роберт.

— Ох, я верю вам. Во что я не верю так это в то, что выхода нет.

— Выход есть. Если я буду действовать, погибнут многие. Если не буду, тогда погибну только я один. Мне кажется, такой выход должен импонировать вашей душе священника, епископ.

— Ради всего святого, Роберт, перестаньте называть меня епископом! Зовите меня Эйденом или святым отцом при посторонних, но никогда не произносите титул, который бессмыслен для меня вот уже два года.

Роберт выпрямился и серьезно посмотрел на МакКоули:

— В этом вы ошибаетесь. То, что вас арестовали, тоже моя вина. Я не хотел заводить речи об этом раньше, чтобы не было бесплодных споров.

Эйден застонал и поднял глаза к потолку, но не выдержал и рассмеялся. Последние недели оставили его опустошенным, как миска с овсянкой под конец завтрака.

— Надеюсь, это следует понимать в том смысле, что вы теперь оставите меня в покое, как я и просил.

Взглянув на собеседника, Эйден с радостью отметил мягкую иронию в голосе молодого человека.

— Нет. Простите, мне следовало вас предупредить: иногда меня нелегко бывает стряхнуть. Кроме того, вы не просили вы приказали.

— А вы, как я вижу, всегда делаете то, что вам приказывали. Эйден уже был готов ответить шуткой на шутку, но на лице Роберта появилось странное выражение; он поднял руку, призывая к молчанию:

— Кто-то приближается к конюшне.

Не успел он произнести эти слова, как Эйден услышал топот бегущих ног. Роберт быстро подошел к двери и распахнул ее. По лестнице поднимался запыхавшийся и промокший под дождем брат Дамиен.

— Простите меня, святой отец, но меня послал за вами аббат. Он только что получил какие-то известия и просит вас прийти немедленно.

— Я пойду с вами. — Роберт потянулся за курткой.

Они поспешно пересекли сад, скользя в грязи и спотыкаясь о корни деревьев. Когда впереди показались здания монастыря, все снова успели промокнуть. Аббат Честер ждал в своем кабинете.

Аббат в накинутом поверх ночной рубашки плаще начал говорить, но умолк, заметив Роберта. Эйден закрыл дверь кабинета и повернулся к аббату:

— Все в порядке, Честер. Он ведь знает, кто я такой. Что за новости? Что случилось?

На лице аббата было написано глубокое горе.

— Ужасное известие! Принца Кенрика вернули отцу, а королева… говорят, королева погибла, защищая сына.

— Милосердная Минея! — Эйден на мгновение закрыл глаза, потом бросил быстрый взгляд на Роберта. Из всех новостей, которые они могли бы получить, эта была, пожалуй, наихудшей.

Стоявший рядом с ним Роберт побледнел. Оживление, проглядывавшее в нем раньше, исчезло, и лицо его стало деревянным и неподвижным.

— Но это еще не все, святой отец. — Честер подошел поближе к МакКоули, сжимая в руке небольшой лист бумаги. — Одного из наших братьев, архидьякона Хильдерика, схватили по обвинению в измене. Похоже, он отправился к Тирону, чтобы просить того помочь в вашем освобождении. И теперь король объявил, что если вы не сдадитесь на его милость, он казнит Хильдерика.

— Не может быть! — выдохнул Эйден; жизнь, казалось, покинула его тело. Он рухнул в кресло, не в силах примириться еще и с этой ужасной новостью. Сначала несчастная королева, теперь Хильдерик…

— Вам известно, где они держат Хильдерика?

Эйден растерянно посмотрел на Роберта. Аббат заглянул в письмо и ответил:

— Они отвезли его в Калонбурк.

— Неподалеку от замка Пейна, — пробормотал себе под нос Роберт, потом резко повернулся к Эйдену. — Что вы собираетесь делать?

— Вы еще спрашиваете? Конечно, я еду.

— Да, я так и думал, что вы это скажете. Что ж, пошли. Нечего сидеть тут и жалеть себя. Я помогу вам собраться. — Роберт наклонился и бесцеремонно поднял Эйдена на ноги. Месяцы, проведенные за перекапыванием земли и переноской камней, сделали его и так не слабые мышцы железными, так что Эйден почувствовал себя в его руках бессильным.

— Но вам нельзя ехать, святой отец, — запротестовал аббат. — Хильдерик для того и ездил к Тирону, чтобы вас спасти.

— Именно поэтому я и должен ехать. — Но…

— Не пытайтесь остановить меня, Честер. Мне очень жаль. Но я должен так поступить. Спасибо за предоставленное мне убежище. Лучше несколько недель свободы, чем ничего.

МакКоули едва успел благословить аббата, как Роберт потащил его к двери. Они поспешно направились к келье Эйдена. Роберт каким-то образом заставил дверь распахнуться перед ними, потом, втолкнув Эйдена внутрь, закрыл дверь и сделал какой-то непонятный знак.

— Скорее собирайтесь, не стойте на месте.

— Но… я не понимаю. — Эйден нахмурился и не двинулся с места. — Если бы я так хорошо не знал вас, я бы решил, будто вы хотите, чтобы я ехал в Калонбурк.

— Хоть вы хорошо меня знаете, я все-таки хочу, чтобы вы туда ехали. Поторопитесь. По моим предположениям, времени у нас немного. Нужно добраться до Калонбурка прежде, чем они решат перевезти Хильдерика в Марсэй. — Эйден пораженно следил за тем, как Роберт снует по комнате, укладывая вещи в кожаную суму. — Можете вы ехать верхом?

— Конечно. Как иначе я бы сюда добрался?

— Но хорошо ли вы ездите верхом?

— Раньше я часто охотился.

— Что ж, надеюсь, справитесь. — Роберт оглянулся и обнаружил, что Эйден все еще стоит на месте. — Чего вы ждете?

— Роберт… Подождите секунду и объясните мне, что происходит. Что вы имеете в виду, когда говорите, что нам нужно ехать в Калонбурк?

Роберт вытаращил на него глаза, потом зажмурился и глубоко вздохнул. Сунув в руки Эйдену суму, он заговорил медленно и раздельно, словно объясняя что-то ребенку:

— Ведь не думаете же, вы, что Селар отпустит Хильдерика, если вы приползете обратно? Он просто казнит вас обоих, скорее всего, одновременно. Единственная надежда для Хильдерика, что мы его выручим, я и вы. Отсюда до Калонбурка два дня езды, а значит, отправляться нужно немедленно. Прямо сейчас.

— Но подождите… — Эйден прижал к себе суму и попытался вернуть себе хотя бы видимость авторитета. — Неужели вы, великий герой бездействия, собираетесь поступить вопреки собственному кредо?

Услышав это, Роберт замер, хотя все его тело было устремлено вперед.

— Я помог Розалинде бежать из Люсары, Эйден. Я отправил ее туда, где, как я считал, она будет в безопасности, и вот теперь она мертва, а ребенок, которого она надеялась спасти, возвращен отцу. Уверяю вас: сейчас вы нигде не будете в такой безопасности, как рядом со мной.

Эйден еще мгновение смотрел на Роберта:

— Вы уверены в своем решении?

— Только то, что я собираюсь сделать, и я умею делать хорошо.

— А пророчество?

На лице Роберта отразилось грустное лукавство.

— Ах, святой отец, не будьте таким педантом! За последний год я почти не спал, и это начинает сказываться на ясности моих мыслей. А теперь собирайте то, что еще не собрано. Я жду вас в конюшне. — Роберт распахнул дверь. — И в этот раз не свалитесь в ручей!

ГЛАВА 31

Остаток ночи они скакали вниз по горным склонам с такой скоростью, что Эйден не сомневался: в любой момент он может упасть с лошади и сломать себе шею. Роберт не замечал опасений спутника или оставался к ним равнодушен. Когда они добрались до равнины, он погнал своего коня еще более бешеным аллюром. Путники избегали городов и деревень; даже фермы они старались объезжать незамеченными. Дорога их по большей части пролегала долинами, но иногда Роберт въезжал на вершину холма, чтобы оглядеться и определить направление. Вынослив он был необыкновенно: задолго до того, как начало смеркаться, Эйден почувствовал, что готов уснуть в седле, Роберт же оставался, бодр и деятелен. Священник молча терпел, пока, наконец, измученные лошади не начали спотыкаться. Место для ночлега Роберт выбрал в небольшой роще у чистого ручья.

— Ну вот, теперь можете свалиться с коня. — Роберт спрыгнул с седла и подошел к Эйдену. — Помочь вам в этом или справитесь сами?

— Я знаю, в чем дело, — пробормотал Эйден, опираясь на руку Роберта. — Я наказан провидением за какой-то ужасный грех, о котором я позабыл.

Он стонал и ругался, пока Роберт снимал его с седла, потом, обнаружив, что колени его подгибаются, просто рухнул на влажную траву и стал смотреть в темнеющее небо.

Роберт с усмешкой взглянул на Эйдена:

— Давно ли вы стали священником?

— Я дал обет, когда мне исполнилось девятнадцать. Через шесть лет меня рукоположили.

— И сколько вам сейчас?

— Сорок восемь. Похоже, что до сорока девяти я не доживу.

— Доживете, доживете! Полагаю, проведя всю жизнь в монастыре, вы ничему важному — например, как собирать хворост в лесу или варить похлебку из солонины не научились?

— Нет, — ворчливо ответил Эйден. Голова у него болела, спина болела, руки и ноги онемели. Идти за хворостом он был совершенно не в настроении: уж лучше замерзнуть.

— Не важно, — махнул рукой Роберт и принялся разбивать лагерь; он даже костер развел рядом с тем местом, где сидел Эйден.

Когда запахло едой, Эйден немного ожил. Тело его было вымотано, но ум не притупился. Эйден все еще обдумывал те странные вещи, о которых Роберт рассказал ему по дороге.

— Ладно, — начал он, — я понял все о наложении Печати, о поиске колдовским взглядом, но почему вы думаете, что смерть королевы дело рук этих малахи?

Роберт уселся с другой стороны костра, помешивая варево в котелке, который он позаимствовал на кухне обители Святого Германуса.

— Конечно, я не могу знать наверняка, что именно малахи вернули Кенрика, но они единственные, кому это было бы по силам. Если я прав, то человек, отдавший приказ, находится при дворе, обладает значительным влиянием на короля и, возможно, в союзе с колдуном, которого я надеюсь никогда не повстречать.

— Почему? Он имеет какое-то отношение к пророчеству?

— Боюсь, что так. Он… на самом деле я не знаю, что он такое, и узнавать не хочу. Мне известно, что он виноват в смерти очень дорогого мне человека, не говоря уже о бесчисленных других смертях.

Обо всем этом Роберт говорил очень по-деловому, почти отстраненно. Голос его звучал жестко. Может быть, он и отошел на шаг от края пропасти, но все еще видел разверзшуюся у ног бездну. Роберт был так непредсказуем, так переменчив, что Эйдену с трудом удавалось уследить за его настроениями. Протянув ноги к огню, Эйден обратил на Роберта внимательный взгляд:

— А эта ваша дама…

— Она не моя.

— Ей угрожают малахи? Или тот человек, которого вы надеетесь никогда не повстречать?

Взгляд Роберта метнулся от котелка к Эйдену; было ясно, что тот затронул мучительную для Роберта тему.

— Сейчас едва ли. Он знает ее с детства и никогда особенно ею не интересовался.

— Так, значит, не эта дама истинная виновница того, что вы прекратили свое… отшельничество?

Роберт разлил похлебку по мискам и протянул одну Эйдену:

— Ешьте свой ужин.

Месиво было отвратительным, но Эйден счел невежливым жаловаться. Он съел, сколько смог, потом отставил миску и завернулся в плащ; глаза его слипались. Однако сначала все же нужно было кое-что выяснить.

— Что мы будем делать, когда доберемся до Калонбурка?

— Об этом сейчас нечего беспокоиться, — с необычной для себя мягкостью ответил Роберт. — Мы все обсудим завтра. Постарайтесь выспаться. Мы отправимся в путь на рассвете.

— Разве вы не собираетесь отдохнуть?

— Нет, я посторожу.

— Но ведь и вы нуждаетесь в сне!

— Нет. Я теперь совсем не сплю, Эйден. А теперь закрывайте глаза, и хватит разговоров.

Эйден с усилием приподнял голову и бросил на Роберта сердитый, по крайней мере, он так надеялся взгляд.

— Вы всегда так разговариваете?

— Нет, — небрежно бросил Роберт. — Иногда я еще даю волю рукам. Известно также, что я надменен, эгоистичен, туп и упрям… но я не хочу хвалиться. А теперь спите.

Весь следующий день они скакали не останавливаясь, хотя каждый шаг коня отдавался в измученном теле Эйдена болью. Он, стиснув зубы, терпел, не желая показывать слабости. В конце дня путники сделали привал и двинулись дальше, только когда совсем стемнело. Наконец они оказались на вершине поросшего деревьями холма; в долине перед ними замерцали огни небольшого городка. На южной его окраине ровными рядами выстроились шатры лагеря гильдийцев.

— Я знаю, что вы устали, Эйден, но, боюсь, останавливаться нам нельзя. Если Хильдерик все еще здесь, мы должны освободить его сегодня ночью.

— И куда потом? Кто спрячет двух священников-изменников?

Роберт лукаво улыбнулся:

— Изменник-лорд, вот кто. Я могу, как угодно долго прятать вас в Данлорне. А потом, когда это станет безопасно, переправить через границу.

— Но что, если Хильдерика уже увезли в Марсэй?

— Тогда нам придется отправиться следом и молить богов о том, чтобы я не потерял терпение. Поехали. Прежде чем что-то предпринять, нужно сменить коней.

Когда до города было уже совсем близко, Роберт велел Эйдену спешиться; дальше они двинулись, ведя коней в поводу. Несколько таверн было еще открыто, но, судя по пустынным улицам, большинство горожан давно улеглось спать. Лишь иногда навстречу попадался поздний гуляка, добирающийся, пошатываясь, до дому. Роберт шел рядом с Эйденом, низко надвинув капюшон плаща; священнику он велел сделать то же. Никак не годилось, чтобы кого-то из них узнали.

— Я не бывал здесь уже несколько лет, но где-то неподалеку должна быть почтовая станция. Если мы будем любезны и щедры, смотритель, может быть, согласится поменять нам коней. Заодно стоит купить и вьючную лошадку.

Эйден промолчал. Вся затея с организацией побега очень его смущала. Он ведь священнослужитель, а не солдат. Во время бегства он окажется только помехой. О чем только думает Роберт!

— Вот мы и на месте.

Роберт остановился перед воротами большой конюшни на окраине городка. Они не были заперты, как он того ожидал. С шеста у входа свисал фонарь, а рядом конюх вилами кидал в ясли сено.

— Добрый вечер, приятель, — окликнул его Роберт. Конюх оглянулся:

— Да, господин? Чем могу служить?

— Мы хотим сменить коней. Нам предстоит еще дальний путь.

— Конечно. — Конюх прислонил вилы к стене и окинул усталых коней опытным взглядом. — Славные животинки. Вы захотите потом их забрать?

— К сожалению, мы будем возвращаться другой дорогой.

— Тогда можете взять вон тех — вороного и серого. Пара обойдется вам в серебряную монету.

— Что так дорого? — протянул Роберт.

— Что ж делать! — ответил конюх. — У меня и так сегодня ночью увели одного коня. Нужно же мне покрыть убытки.

— Ладно. — Роберт бросил ему монету, потом, кивнув Эйдену, принялся расседлывать их измученных коней. Конюх вывел из стойл свежих на замену. Эйден взялся за поводья, а Роберт начал седлать. Наклонившись, чтобы затянуть подпругу, он прошептал: — Что-то здесь нечисто.

— Что вы имеете в виду? — Эйден встревоженно оглянулся.

— Разве вы не чувствуете запах? — Чего?

— Крови. Однако конюх сказал, что лошадь украли, — так что это не может быть кровь вора. — Роберт ничего больше не сказал, но когда оба коня были оседланы, подошел к конюху и с любопытством спросил: — Часто ли у вас крадут коней?

— У всех такое иногда приключается, тут уж ничего не поделаешь. Только на этот раз вор пожалеет, что позарился на моего коня.

— Почему?

— Потому что за него взялись гильдийцы, вот почему, — со злорадной усмешкой сообщил конюх. — Он уложил троих из них и чуть не отправил на тот свет еще двоих — даже самого легата!

— Да ну? Должно быть, лихой рубака.

Конюх с видом заговорщика оглянулся, наклонился к Роберту и прошептал:

— Не обыкновенный то вор был, господин, а колдун. Гильдийцы говорили, тот самый, которого было, поймали в Килфедире в прошлом году. Они помчались за ним, хоть тот их на несколько часов и опередил. Да только не уйти ему: говорят, изранен весь, да еще с ним какой-то священник, которого схватили гильдийцы, а колдун освободил.

— Ну, в таком случае разве они его поймают!

— А вот и поймают: гильдийцы знают, куда он поскакал. Я сам слышал: они все только о том и говорили. Они ведь совсем недавно поскакали на восток.

— На восток?

— Ну да к замку графа Якоба, Элайте.

— Спасибо тебе, добрый человек. — Роберт поклонился, одной рукой ухватил поводья обоих коней, другой локоть Эйдена и быстро двинулся по улице к выезду из города. — Идите медленно и не оглядывайтесь, — прошептал он священнику.

— Как? Почему?

— Потому что конюх доложит о моих расспросах первому же гильдийцу, которого увидит. Как только выберемся из города, вскакивайте на коня и скачите за мной, что бы ни случилось. Не обращайте внимания, если лошади устанут: я дам им силу доскакать до Элайты.

— Но… я не понимаю. Разве тот человек не сказал, что кто-то уже освободил Хильдерика?

— Да. — Оказавшись на дороге, ведущей прочь от города, Роберт откинул капюшон. — А колдун, о котором он рассказывал, мой брат. Поехали, нужно спешить. Нужно добраться до Элайты раньше гильдийцев.

«Нужно добраться до Элайты… »

Во имя всех богов, что делает Финлей за пределами Анклава? Не лишился ли он рассудка? А уж организовать Хильдерику побег из лагеря, где кишат гильдийцы!..

И как тяжело он ранен? Удалось ли ему благополучно увезти старика священника? Должно быть, удалось. Конюх ничего не сказал о том, что того снова схватили. По крайней мере, это успех, но…

Что, во имя Серина, нашло на Финлея скакать в Элайту? Почему не в Данлорн? Неужели он думал, будто Якоб спрячет его? Но ведь Якоб уверен, что Финлей мертв. Какая-то бессмыслица!

Роберт скакал в лучах занимающегося рассвета, низко пригнувшись к шее коня и стараясь двигаться в одном ритме с животным. Какая-то часть его рассудка следила за епископом; измученный до предела, Эйден скакал за ним, хоть и не понимал на самом деле, что происходит. Да, он по-настоящему смелый человек! Роберт испытывал к нему тем большее уважение, что видел: священник все еще не примирился с известием о том, что Роберт колдун. Что ж, все еще впереди: несомненно, Эйден достаточно умен, чтобы разобраться, что к чему.

Лес вокруг них сливался в полосу весенней зелени и серого тумана. Роберт не мог увидеть колдовским зрением гильдийцев впереди и не мог позволить себе остановиться и прибегнуть к искусству искателя. Он просто выбрал самую короткую и легкую дорогу в Элайту и старался не поддаваться паническим мыслям о том, что случится, если гильдийцы окажутся там раньше него.

Они скакали почти без остановок уже целый день и ночь; наступившее утро было пасмурным, собирался дождь. Роберт собрал вокруг себя туман и завернулся в него, радуясь тому, что серое одеяло скрывает их с Эйденом. И все же боязнь опоздать стала почти невыносимой, когда, наконец, они выехали на берег озера. На другой стороне высился замок, его золотые башни сияли в предрассветном сумраке. Гильдийцев поблизости видно не было.

Роберт не замедлил бега коня. Подбодрив криком Эйдена, он поскакал прямо к воротам. Привратник уже распахнул их, и всадники влетели во двор. Роберт спрыгнул с коня и кинулся к башне, выкрикивая имя Нейла. Тремя прыжками преодолев лестницу, он ворвался в зал и замер на месте.

Нейл был там, и Мика тоже. Они склонились над кем-то уложенным на длинный стол. При появлении Роберта оба мужчины резко обернулись.

— Милорд! — вскрикнул Мика, и его лицо осветила радостная улыбка. Роберт, а следом за ним и Эйден двинулись вперед. Только теперь Роберт понял, чье тело лежит на столе…

— Финлей! — Раны были ужасны, лицо молодого человека почти неузнаваемо. Над глазом запекся глубокий порез, лоб и щека опухли. И еще… Рана на боку, не опасная, но продолжающая кровоточить; раны на плече и спине… — Финлей! Ты меня слышишь?

— Он еще какое-то время не придет в себя, Роберт. Я дала ему снотворный настой, чтобы он не мешал нам обрабатывать раны.

Роберт замер на месте, услышав этот голос. Сердце его перестало биться, разум помутился. Потом медленно, не имея сил воспротивиться этому, он обернулся и увидел ее.

Дженн стояла всего в десяти футах от него. Ее волосы были собраны на затылке, но отдельные пряди выбились и вились вокруг лица. Она держала чашу с водой, передник, надетый поверх платья, был в крови. Крови Финлея.

И она была беременна.

Дженн сосредоточенно смотрела на Роберта; ее первые сдержанные слова, казалось, лишили ее сил.

Ребенок…

Его ребенок?!

Руки Дженн, державшие чашу, задрожали, но сдвинуться с места ни один из них все еще не мог. Потом внезапно рядом с Дженн оказался Эйден, взял чашу у нее из рук и поставил на стол.

… Как может она оставаться все такой же прекрасной!

— Роберт, — буркнул Эйден, — вы забыли, зачем мы здесь?

— Проклятие! — выругался Роберт, приходя в себя. — Где Якоб? Он должен собрать воинов. Нейл, предоставьте Финлея заботам Эйдена и прикажите запереть ворота.

— Но зачем? — Дженн подошла ближе. — Что случилось?

— Сюда скачут больше сотни гильдийцев. По-моему, у нас остается не больше часа на приготовления. Они гонятся за Финлеем, а когда схватят его, казнят по обвинению в колдовстве.

Мика как безумный метался по замку, передавая распоряжения, и не он один был занят приготовлениями к отражению нападения. Впрочем, при разговоре Роберта с Якобом присутствовал только он. Старик в ледяном молчании выслушал рассказ Роберта и сообщение о том, что тот привез с собой МакКоули. На какое-то мгновение Мика решил, что Якоб выставит их из замка. В конце концов, с какой стати рисковать ему всем ради спасения колдуна? Мика почти мог прочесть эту мысль на лице старика… Однако если это было ясно Мике, то было ясно и Роберту.

— Если вы хотите, чтобы мы уехали, скажите сразу, Якоб, пока у нас еще есть время. Не знаю, можно ли перевозить Финлея в его состоянии, но мы покинем замок, если вы этого хотите.

— Какой в этом толк? — бросил Якоб. — Гильдия воспользуется любым предлогом, чтобы проникнуть в стены замка. Никто мне не поверит, если я скажу, что вы уехали.

Роберт сглотнул и оглянулся на Мику:

— Если мы сможем продержаться достаточно долго, чтобы подоспела помощь, мы все окажемся в безопасности.

Якоб в отчаянии покачал головой:

— Ваш брат повел себя как идиот, явившись сюда и поставив под удар мою дочь.

— Согласен, и если он выживет, он дорого заплатит за свою глупость.

Якоб хмуро посмотрел Роберту в лицо:

— Вы тоже один из них, верно? Колдун?

— Да.

Несколько долгих секунд Якоб молчал, отвернувшись к окну.

— Я слишком стар для этого. Слишком стар и бессилен. Я причинил вам зло, Роберт, и не могу винить вас, если все, что вы совершили, вы совершили в отместку. Дженн пыталась предостеречь меня, но я, глупец, не слушал. Понимаете, мне никогда не приходило в голову, что девочка, которую я почти не знал, может лучше разбираться в людях, чем я. Когда я, к своему стыду, отказался от борьбы, она встала на мое место вместо меня.

Роберт подошел и положил руку на плечо Якобу:

— Она ваша дочь, Якоб.

— Так ли? — Якоб поднял глаза и неуверенно посмотрел на Роберта. — Я думаю, что она дочь нашей несчастной страны, и, подобно нашему тирану-королю, я держал ее в оковах моего невежества и страха.

Якоб покачал головой, и его лицо осветила слабая улыбка.

— Отправляйтесь. Примите команду над моими воинами и позаботьтесь о том, чтобы никто из этих мерзких свиней гильдийцев не ворвался в мой замок.

Роберт сразу же распорядился, чтобы стража у ворот была удвоена, а на башнях выставлены наблюдатели. Обитатели замка были явно напуганы, но Роберт так спокойно и властно разговаривал с ними, так решительно отдавал приказы, что на некоторое время страх отступил. Конечно, стоит гильдийцам появиться у стен замка, и люди снова испугаются… Только когда все приготовления к отражению нападения были закончены, Роберт позволил Мике отвести себя в комнату, где лежал Финлей, за которым ухаживали Белла и епископ МакКоули. Дженн тоже была там; она молча стояла рядом с постелью.

Роберт, не глядя на нее, подошел к постели, опустился на колени и прошептал:

— Останется он в живых?

— Он… очень слаб, — тихо ответила Дженн.

— Но он выживет?

— Не знаю. Все, что я могла сделать, это перевязать его раны и надеяться, что он потерял не слишком много крови. Через несколько часов снотворное перестанет действовать, и тогда он будет страдать от боли.

— Дай мне знать, когда он проснется, и тогда я кое-что предприму. — От поднявшегося на ноги Роберта повеяло такой силой, что даже Мика отступил на шаг. Роберт повернулся к Дженн. — Прошу тебя, позаботься о нем. Я не хочу, чтобы из-за меня умирали люди. — Роберт двинулся к двери, но замер на полпути и ткнул пальцем в Эйдена. — Ни слова, епископ, помните, вы должны хранить молчание.

МакКоули озадаченно развел руками, но, когда Роберт вышел, обнадеживающе улыбнулся Дженн:

— Мы с ним немного поспорили ничего серьезного.

* * *

Роберт обошел крепостные стены, проверяя, хорошо ли укреплены башни. При его приближении солдаты вытягивались и с готовностью отвечали на его вопросы. Якоб позаботился о том, чтобы его воины были хорошо обучены, признал Роберт. И сами они, и оружие были в полной готовности. Другое дело, как поведут они себя в бою…

Закончив обход, Роберт вернулся в главную башню, где его ждал сержант.

— Вы ведь Киган, верно?

— Так точно, ваша светлость. Приятно снова вас увидеть!

— Отряд еще не показался? — Нет.

Роберт кивнул и двинулся к лестнице. Там его уже ждал Мика.

— Я знал, что вы вернетесь.

Роберт повел его на верхнюю площадку башни, подальше от часовых.

— Ну, тогда ты провидец. — С улыбкой, оглядев Мику, Роберт добавил: — А знаешь, дружище, я очень по тебе скучал.

Мика широко улыбнулся:

— Ясное дело. Где вы были?

— Прятался. — Роберт стал смотреть на далекие холмы. Мика выглянул во двор замка.

— Вы, в самом деле, думаете, что мы получим помощь, прежде чем гильдийцы нас одолеют?

— Нет. Я послал человека в Данлорн, но оттуда раньше чем через неделю Деверин не доберется. Я сомневаюсь, чтобы мы смогли отбиваться больше чем три дня. Боюсь, что на этот раз нам удастся выкрутиться только хитростью.

Они долго молчали. Потом Мика спросил:

— Вы совсем вернулись или исчезнете снова?

— Ну, все зависит от того, выберусь ли я из этой заварушки живым. — Роберт выпрямился и расправил плечи. Посмотреть на Мику он все еще не решался. — Я не знал…

— Она хотела сохранить беременность в секрете, боялась, что окажется уязвимой. После того, что случилось с Финлеем, я не мог с ней не согласиться.

Да, конечно. Карлан. Мика уже успел все ему рассказать. Просто чудо, что Финлей выжил. Что ж, по крайней мере, теперь Ангел Тьмы имеет имя. Все они имеют имена — Ангел Тьмы, Враг и Союзница.

— А… как с ней обращался Ичерн?

— Вполне хорошо — когда он бывал в замке, а это случалось нечасто. Она сумела найти к нему подход и добивалась своего — например, когда решила рожать в Элайте.

Роберт кивнул. Спросить он не мог… уж никак не Мику… И все же знать ему было необходимо. Ребенок! Может ли быть, что ребенок — его?

Могли ли боги быть так жестоки к Дженн!

— Ваша светлость! — К ним бежал сержант Киган. — Вон, смотрите!

Роберт посмотрел туда, куда тот показывал. Вдалеке солнце вспыхивало на стальных шлемах, желтые плащи выделялись на фоне деревьев. Сотня всадников приближалась к Элайте. Нет, больше…

— Они где-то задержались, чтобы собрать подкрепления! — Роберт резко повернулся к Кигану и стал отдавать приказания.

— Но их слишком мало для осады! — пробормотал Мика.

— Им и не нужно осаждать замок. Если мы не сдадимся в ближайшие часы, держу пари: здесь через несколько дней будет вся королевская армия. Проклятие! Если бы тут существовал подземный ход, как в Данлорне! И почему это Финлей всегда оказывается, ранен, когда он мне больше всего нужен!

Отряд приблизился к Элайте и сразу же окружил замок. Солдаты без спешки заняли позиции, готовые и к нападению, и к обороне. К воротам приблизился единственный всадник с белым флагом. Роберт хотел спуститься вниз, но помедлил. Что-то в происходящем было не так. Что-то тревожило его почти до боли.

— Дыхание Серина, не может быть!

— В чем дело? — подошел к нему Мика.

— Там не только гильдийцы. Среди них малахи много малахи. Что, черт возьми, происходит? — Больше Роберт ждать не стал. Он сбежал по лестнице во двор как раз вовремя, чтобы получить послание, которое передал герольд.

«Завтра на рассвете выдайте Финлея Дугласа, колдуна». Только и всего. Ни угроз, ни обещаний. Простой приказ. Приказ, отданный малахи. Роберт повернулся и прошел в зал, где его ждал Якоб.

— Думаю, вполне можно считать, что они имеют серьезные намерения.

Якоб взял послание:

— А разве были сомнения?

— Что ж, по крайней мере, они не знают, что здесь и МакКоули тоже, иначе у нас были бы настоящие неприятности.

— Что вы называете настоящими неприятностями? — К ним присоединился Эйден. — Леди Дженнифер как раз попросила меня предупредить вас, что замок осаждают малахи.

— Я уже знаю, — кивнул Роберт. — Якоб, существует ли тайный ход из замка? Такой, о котором бы никто не знал?

— Если и есть, я о таком никогда не слышал. В замке действительно существует глубокий подвал, но мы никогда не пользуемся им из-за сырости.

Роберт оглянулся на остальных собравшихся в зале: Нейла, Кигана, второго командира воинов Якоба, Шейна Адайра. Все они ждали от него решения, все ждали, что он найдет выход из безнадежной ситуации.

Но что он мог им сказать? Что он не знает, что делать? Что как только он понял, что у стен замка малахи, все его планы рассыпались?

— Нейл, перенесите все запасы продовольствия в главную башню, но сделайте это скрытно. Туда же соберите женщин и детей. Думаю, Белла вам поможет. Я хочу, чтобы снаружи остались только воины.

— Слушаюсь, милорд. А как быть с людьми Ичерна, которые сопровождали ее светлость?

— Где они сейчас?

— Мика запер их в караульной, — ухмыльнулся Нейл. — Чтобы с ними чего не приключилось, сказал он.

— Ну, не стоит подвергать их жизни опасности, так что пусть остаются там. Отнесите им воды и хлеба. Да, кстати, сделайте в главной башне запас воды на неделю, а колодец засыпьте.

Нейл кинулся выполнять распоряжения, а Роберт повернулся к Якобу:

— Я пойду к брату. Если эти твари снаружи зашевелятся, дайте мне знать.

Дженн зажгла свечу и поставила ее у изголовья постели. Солнце садилось, и комнату заполнили сумерки. Дженн услышала, как позади нее открылась дверь, но не обернулась. Она знала, кто это. Знала, где Роберт успел побывать, знала о каждом его шаге. Для этого ей не нужно было прибегать к умениям искательницы. Вот и сейчас она знала, что Роберт пришел проведать Финлея.

Дженн слышала, как заскрипела кожа сапог, когда Роберт опустился на колени с другой стороны постели. Потом он придвинул табурет и уселся. Теперь Дженн отважилась взглянуть на Роберта, но тот был всецело занят братом. Дженн смотрела на освещенное свечой лицо, на золотые отсветы в зеленых глазах. Длинные волосы падали на плечи и были отброшены со лба, который прорезали морщины, рожденные не только тревогами последних часов. Лицо и руки Роберта покрывал густой загар, и даже оттуда, где она сидела, Дженн могла разглядеть жесткие мозоли на его ладонях. Роберт похудел, но двигался с той же плавной грацией, что и всегда.

Если бы только она осмелилась с ним поговорить… Однако в первый же момент после прибытия Роберта в Элайту Дженн заметила в нем сгусток тьмы, почти целиком его заполонивший. Он в десятки раз вырос с тех пор, как она в последний раз видела Роберта; если раньше это вызывало у Дженн тревогу, то теперь повергало ее в ужас. Она не могла предостеречь Роберта, не могла даже прошептать его имя. Единственное, что ей оставалось, это сидеть и смотреть на него.

— Твой взгляд целительницы ничего больше не замечает? — тихо спросил Роберт, все еще не глядя на Дженн. — Можешь ты определить, как тяжелы его раны? Выживет ли он?

— Его раны не смертельны. Если нам суждено жить, будет жить и он, — мягко ответила Дженн.

— Ты почувствовала присутствие малахи у замка?

— Да.

— Чувствуешь ли ты что-то еще? Он Карлан тоже там? Не улавливаешь ли ты ту же силу, которую чувствовала раньше, когда была при дворе? Не ждет ли она за стенами замка, готовя нам гибель?

— Я… — начала Дженн, но продолжать не смогла. Роберт так и не поднял глаз. Наконец Дженн прошептала: — Я не в силах воспринимать ничего, что происходит за пределами этой комнаты.

— Не в силах или не хочешь? Не кажется ли тебе, что нам следует знать, если он там?

— Я физически не могу. — Дженн закусила губу и отвела взгляд. — Я должна думать о своем ребенке.

— О своем ребенке?

Дженн не посмела даже пошевелиться. Она знала, что Роберт смотрит на нее, знала о вопросе в его глазах. Сможет ли она ему солгать и поверит ли он ей?

Но Роберт отвернулся, ни о чем больше не спросив, и Дженн снова смогла дышать.

— Мне кажется, он просыпается. Финлей! Ты меня слышишь?

Дженн поднялась, подошла к постели и наклонилась над Финлеем. Каждое движение теперь давалось ей с трудом.

— Роберт? — Финлей едва шевелил языком, приходя в себя после сна. — Должно быть, ты мне снишься.

— Тебя мучит кошмар, хочешь ты сказать. Как ты себя чувствуешь?

Финлей попытался открыть глаза, но смог приоткрыть только один. Постепенно взгляд его стал более осмысленным.

— Пришел посидеть у моего смертного ложа, Роберт? Впервые после его приезда в Элайту Дженн увидела на лице Роберта улыбку.

— Ну, я вижу, твоя плоть, может быть, и слаба, но дух все такой же зловредный. Что с тобой случилось?

— Что случилось? Разве я не рассказал Дженн? — Голос Финлея оборвался, когда он заметил, что она сидит с ним рядом. Дженн ласково улыбнулась ему, но ничего не сказала. Должно быть, я отключился. Давно я здесь?

— С рассвета. За тобой последовали некоторые твои друзья, как я вижу. — Роберт покачал головой. — И когда только ты научишься избегать неприятностей?

Но шутливое настроение Финлея улетучилось. Он слабыми пальцами сжал руку Роберта:

— Я его встретил, Роберт. Встретил Ангела Тьмы.

— Да, я обо всем этом слышал.

— Нет, ты не понимаешь. Он здесь. Он чуть не завладел мной в Калонбурке.

Роберт вскочил:

— Ты знаешь, как он выглядит?

— Нет.

Отойдя к окну, Роберт задумчиво проговорил:

— Но он думает, что Враг это ты, и знает, что Союзница в Элайте. Он должен это знать. Значит, он не может предпринять ничего особенно опасного, чтобы не повредить Дженн. Если только…

Роберту не удалось закончить фразу. В дверь вошел Мика.

— Простите меня, но лорд Якоб велел мне сообщить вам: они требуют ответа. Немедленно.

— Но они же сами предложили: завтра на рассвете!

— Верно. Якоб отправляется разговаривать с герольдом.

— Что ж, посмотрим, чего они хотят. — Роберт и Мика вышли из комнаты, а Дженн снова наклонилась над Финлеем.

Он оглядел ее с ног до головы:

— Как поживает мой племянник?

— Пожалуйста, Финлей, не надо: сейчас и без того тяжело.

— Знаю. — Он взял Дженн за руку. — Прости меня. Ты все еще не хочешь ему говорить?

— Есть только одно, что могло бы заставить меня ему сказать, и об этой возможности я даже думать не хочу. Как твои раны?

— Болят, чего же еще ожидать?

Дженн подошла к окну и выглянула во двор. Роберт и Шейн катили по камням кресло Якоба. Достигнув опущенной решетки ворот, они остановились. Шейн взял Якоба на руки и с помощью еще одного воина отнес на площадку надвратной башни. Там Якоб встал на ноги; его поддерживали спутники, а сильными руками он опирался на стену. Роберт подошел к створке ворот, до боли знакомым Дженн жестом приложил к ней ладонь и прислушался.

Дженн не могла расслышать, что кричал герольд Якобу. Она разобрала только ответ; голос Якоба был сильным и чистым, полным решимости:

— Ваше требование оскорбление богов. Финлей Дуглас не колдун, и вы не имеете никакого права его арестовывать. Вы явились в мои земли без приглашения, и я требую, чтобы вы немедленно их покинули.

Герольд что-то ответил, и голос Якоба зазвучал вновь:

— Нет. Я вам его не выдам. Убирайтесь.

Дженн улыбнулась, но в этот момент Якоб неожиданно выпрямился, потом завалился назад. Поддерживавшие его воины не смогли удержать его, и Якоб рухнул со стены на камни двора. Только тогда Дженн увидела торчащую из его груди стрелу. Роберт бросился к Якобу, а Дженн завизжала.

ГЛАВА 32

Эйден держал дверь открытой, пока Роберт вносил Якоба в зал. Они уложили его на длинный стол у огня, и Эйден приложил пальцы к шее старика, потом наклонился, надеясь уловить дыхание. Ничего — ни пульса, ни вздоха. Только три стрелы в груди.

Воины собрались вокруг, молчаливые и подавленные. Сквозь толпу протолкалась старшая дочь Якоба, увидела отца и застыла на месте.

— Батюшка! — По лестнице спускалась Дженн — спускалась слишком быстро для женщины в ее положении. Однако она не споткнулась; на помощь ей готов был броситься Роберт, но его опередила Белла.

— Они убили его, — прошептала Дженн, и глаза ее наполнились слезами. — Он им отказал, и они убили его. Белла…

Две сестры прильнули друг к другу, Дженн положила голову на плечо Беллы и разрыдалась. Эйден медленно протянул руку и начертил триум на лбу Якоба, потом взглянул на Роберта. Они долго смотрели друг на друга, и Эйден легко мог прочесть мысли Роберта. Потом совсем как раньше тот отвел глаза:

— Ох, проклятие!

В следующее мгновение Эйден тоже услышал шум, заставивший его задрожать. Это были звуки боя: солдаты атаковали замок.

— Присмотрите за ними, — кивнул на Дженн и Беллу Роберт и во главе воинов кинулся на стену.

Стараясь задушить в себе страх, Эйден стал распоряжаться слугами, обряжавшими Якоба. Стрелы выдернули, тело обмыли и одели в лучшие одежды. Что бы ни случилось, Якоб Росс, последний мужчина в древнем королевском роду, должен получить все почести.

Потом с тяжелым сердцем Эйден обнял за плечи осиротевших сестер и мягко подтолкнул их к лестнице. Однако прежде чем они добрались до верхней площадки, Дженн остановилась с недоуменным выражением на лице. Она попыталась сделать еще шаг, но неожиданно согнулась и застонала.

— Скорее, святой отец, — прошептала Белла. — Помогите мне уложить ее в постель.

Поддерживая Дженн с обеих сторон, они медленно одолели последние ступени. По коридору идти было легче, но Дженн испытывала слишком сильные схватки, чтобы двигаться быстро. На каждом шагу она стонала, зажмурившись от боли. Белла позвала служанку. Та испуганно выскочила из комнаты, кинулась к Дженн, и втроем они внесли ее в комнату и уложили на постель. Эйден двинулся к двери, собираясь спуститься в зал, но Белла умоляюще посмотрела на него:

— Прошу вас, пойдите к Финлею. Все сейчас на стенах, и ему некому помочь. Его комната напротив.

* * *

Ночное небо озаряли костры, разложенные вокруг замка. Воздух наполнился гудением стрел и криками воинов на стенах и под ними. Казалось, воцарился полный хаос.

Однако такое впечатление было обманчивым. Как только Роберт занял командный пост на вершине башни, картина стала ему ясна. Воины на стенах успешно отражали попытки врага проникнуть в замок. Настоящей угрозой были лучники. Они выстроились вдоль берега озера и осыпали стрелами защитников. Стрелы дождем сыпались на камни двора, но ни одна из них не долетала до вершины башни. Защитники Элайты отстреливались, пока Роберт не приказал им поберечь стрелы.

Нападение не было серьезным. Две сотни воинов не могли рассчитывать захватить такой укрепленный замок. Правда, если это были две сотни обычных людей… Нет, хотя среди нападающих и оказалось много малахи, это все-таки всего лишь попытка убедиться в решимости защитников. Воины Элайты только что потеряли своего вождя. Станут ли они противиться Гильдии, когда Якоба, который мог бы защитить их от гнева короля, нет в живых?

— Киган!

— Да, милорд?

— Пусть ваши люди погасят все факелы. Так им будет виднее, куда целиться.

— Слушаюсь, милорд.

Роберт подошел к Мике, и они вместе стали смотреть на кольцо огней, окружившее замок. Костры разделяло всего футов пятьдесят, и у каждого виднелось, по крайней мере, три фигуры в плащах гильдийцев. Из ближнего леса, перекрывая свист стрел, долетал стук топоров.

— Мика… — Роберт помолчал и оглянулся, чтобы удостовериться: их никто не слышит. — У меня может оказаться единственный выход.

Мика повернулся и посмотрел в глаза своему господину:

— Я слушаю.

— Мне может понадобиться твоя помощь. Если дело дойдет до худшего, спасай епископа. Отвези его в Данлорн. Деверин сумеет переправить его через границу к Каванаху.

Мика с трудом выдавил из себя, как будто ему было страшно задать вопрос:

— Что вы собираетесь сделать?

— Держаться, сколько сумеем. Может быть, мои воины успеют нам на помощь. Если же окажется, что нам не выстоять, если станет ясно, что замок падет, тогда мы с Финлеем сдадимся гильдийцам.

— Что! Но вы же не можете… Ведь есть еще Дженн и Белла…

— Они могут сказать, что их отец был зачарован колдунами, а сами они ни в чем не виноваты. За ними, конечно, будут следить, но муж Дженн защитит их. С другой стороны, у меня есть шанс спасти Финлея, если нам с ним удастся покинуть замок.

— Вы думаете, будто они не убьют вас, стоит вам только выйти за ворота?

— Меня сразу убить они не посмеют, а что касается Финлея, то соблазн устроить публичную казнь настоящего колдуна должен оказаться слишком велик. Нет, по крайней мере несколько дней нам ничто не будет грозить, а несколько дней это все, что мне нужно.

Мика медленно покачал головой:

— Вы не правы. Совершенно не правы. Вы рассуждаете так, словно там одни только гильдийцы. Но среди них слишком много малахи, а малахи немедленно убивают любого салтипазар. Вы же это знаете. Более того, среди них Кардан, а он считает, что Финлей Враг. Неужели вы всерьез думаете, что он оставит вас в живых? Клянусь Серином, Роберт, Финлей уже дважды от него ускользнул!

— Ты хочешь сказать, что отказываешься мне помочь?

— Разве вы оставляете мне выбор?

Положив руку на плечо Мике, Роберт мягко сказал:

— Я всегда предоставлял тебе выбор, Мика.

С необычным для него гневом Мика стряхнул с плеча его руку:

— Это неправда, как вам прекрасно известно! Все эти годы я следовал за вами, служил вам всеми силами, а теперь, когда я больше всего вам нужен, вы опять отодвигаете меня в сторону. Нет, Роберт. Я не стану помогать вам. Не стану помогать вам сунуть голову в петлю. Если свой безумный план вы можете осуществить только с моей помощью, придумайте что-нибудь другое, потому что я не стану спокойно смотреть, как вы идете на смерть.

Мика стоял перед Робертом, задыхаясь после своей яростной вспышки. Тот ни на минуту не усомнился, что Мика сделает так, как говорит.

Отпор! И со стороны человека, на которого он больше всего рассчитывал!

Роберт сделал шаг назад, приготовившись бороться с демоном в своей душе… но ничего не случилось. Никакой вспышки, никакого знака, словно демон исчез сам по себе. Точно так же все было, когда погиб Якоб.

Роберт не чувствовал абсолютно ничего. Более того, он вспомнил, что ничего не почувствовал и когда узнал о смерти Розалинды. Тогда ему только стало понятно, что нужно немедленно покинуть монастырь.

Что же это?

— Мика, я… — Роберт пытался заговорить, но внезапно ему стало не хватать воздуха. Крики сражающихся словно растворились вдалеке, даже Мика, казалось, отодвинулся куда-то…

Неожиданная вспышка света привела его в чувство. Роберт быстро обернулся и увидел, что одна из конюшен заполыхала. Горящие стрелы попали в соломенную крышу, и пламя разгоралось очень быстро. К конюшне со всех сторон сбегались люди, безуспешно пытаясь залить огонь, пока кто-то опытный не приказал обрушить крышу. Когда солому разметали по земле, перед умственным взором Роберта предстал пожар в обители Святого Германуса: влекущее оранжевое сияние, обжигающий жар… Было так легко снова и снова возвращаться в горящее здание. Возвращаться до тех пор…

Неужели он убил их всех — и Розалинду, и Якоба? Это и есть его судьба?

«И уничтожишь ты тех, кого больше всего любишь… »

Он рядом, Ангел Тьмы. Он знает, что Враг перед ним, и не остановится, пока его не убьет.

«Найдите другой путь, — говорил Мика. — Должен же быть другой путь! »

Когда Финлей проснулся снова, приснившийся кошмар не сразу отпустил его. Ангел Тьмы, его голос, его источающая зло аура все это было отвратительно, но, как и раньше, самым страшным казалось его лицо. Почему?! Почему Ангел Тьмы во сне явился ему с лицом Роберта? Не могли же они на самом деле быть так похожи, иначе кто-нибудь уже обратил бы внимание на то, что по стране рыщет двойник его брата!

Было и что-то еще… сила Карлана вызывала в душе Финлея какой-то еще более глубокий отклик, зловещее значение которого ему необходимо было расшифровать. Конечно, Финлей скорее умер бы, чем хоть словом намекнул на это Роберту. Если разум Финлея шутит подобные шутки, Роберту совсем ни к чему о них знать.

Чтобы отвлечься, Финлей начал рассматривать комнату, в которой находился. Сначала ему показалось, будто он в ней один, но потом он заметил пожилого мужчину, серые глаза которого с беспокойством смотрели на него.

— Кто вы?

— Я Эйден МакКоули. — Незнакомец стоял у постели, сложив руки перед собой.

— Не следует так шутить. — Финлей попробовал сесть, но боль вонзилась ему в бок, а голова, казалось, собралась отвалиться. По какой-то непонятной причине Финлею почти захотелось, чтобы именно это и произошло.

— Шутник, скорее вы, — пробормотал незнакомец, не делая попытки помочь раненому.

Финлей бросил на него вызывающий взгляд:

— Вы что, долго находились в обществе моего братца?

— Почему вы спрашиваете? Разве это так заметно?

— Нет, вовсе нет. — Финлей снова попытался сесть, и на этот раз МакКоули помог ему. Со стонами и ругательствами Финлей, наконец, сел, привалившись к спинке кровати. Боль была ужасной, но после нескольких глубоких вдохов немного унялась. Финлей из своей комнаты, конечно, ничего видеть не мог, но слышал достаточно.

— Что там происходит?

— Гильдийцы напали на замок, но опасности, что они прорвутся, нет. Обороной командует Роберт.

Спокойствие священника удивило Финлея. На лице Мак-Коули была написана озабоченность, но вовсе не страх.

— А что с Дженн? И с Беллой?

— Дженнифер… — МакКоули, казалось, трудно было подобрать слова. — Как я понимаю, срок ее наступил. Она в своей комнате, с ней ее сестра.

— Срок? — Финлей почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. — Уже?

— Думаю, что потрясение смертью отца…

— Вот что, помогите-ка мне. — Финлей не стал ждать дальнейших объяснений. Он должен был видеть все сам — слишком важные события происходили в замке. Финлей попытался подняться на ноги, но не смог: тело просто не желало подчиняться, а боль…

— Что вы делаете! Вы никуда не можете идти!

— Вы лучше помогите мне. — Финлей продолжал попытки встать, так что у священника не осталось выбора. Финлей медленно выпрямился, чувствуя ужасное головокружение. Боги, до чего же трудно!..

Повиснув на МакКоули, Финлей доковылял до двери. Священник помог ему пересечь коридор и распахнул дверь комнаты напротив.

Белла не обратила на них внимания, только Адди бросила быстрый взгляд на Финлея. Внимание обеих женщин было сосредоточено на Дженн. Когда Финлей сделал попытку приблизиться к постели, Белла прошипела:

— Что вам здесь нужно?

— Как она? — Впрочем, можно было и не спрашивать. Лежавшая на постели Дженн была бледной как мел, ее губы посинели, дыхания почти не было слышно. Вырывавшиеся у нее стоны говорили об ужасном страдании. — Что-то не так, да?

Белла пыталась влить что-то в рот Дженн, но безуспешно. Роженица лежала с закрытыми глазами, не обращая внимания на окружающих.

Финлей обратился к ней мысленно:

«Дженн! Ты меня слышишь? »

Никакого ответа.

«Дженн! »

«Не могу… нужно бороться… не могу ничего сделать… »

— Что с ней? — спросил Финлей. Колени его дрожали, стоять было невероятно трудно, но он не дал МакКоули усадить себя: сначала нужно было…

— Проклятие, откуда я знаю? — бросила Белла. — Ей больно. Слишком больно. Так ребенок никогда не сможет появиться на свет.

— Но разве нельзя дать ей какое-то снадобье?

— Я пыталась, дьявол тебя побери! Она ничего не глотает даже воду, и с каждой минутой слабеет. Боюсь, она… — Белла снова склонилась к сестре, когда новый приступ боли заставил ту закричать.

Финлей собрал остатки сил и повернулся к МакКоули.

— Помогите мне сесть в кресло в углу, где я не буду мешать. — Когда священник выполнил его просьбу, Финлей не смог сдержать стона. — А теперь идите и найдите моего брата. Делайте, что хотите, говорите ему, что хотите, но приведите сюда. Немедленно.

— Но он же не покинет поля битвы!

— Вы говорили, что особой опасности нет. Ему не потребуется отлучаться надолго. Пожалуйста, пойдите за ним!

Когда растерянный МакКоули вышел из комнаты, Финлей перевел взгляд на лежащую на постели Дженн:

«Дженн, послушай меня. Держись. Все будет хорошо. Ты только держись».

«Не знаю… больно… что-то не так… а он там… »

«Держись, Дженн! Не тревожься. Я помогу тебе».

Мысленный голос Дженн слабел с каждой секундой; когти, терзающие живот Финлея, не имели никакого отношения к его собственным ранам. Что происходит с Дженн?

Невозможно поверить в то, что Карлан желает ей смерти теперь ведь он мог убить ее когда угодно раньше. Нет, она нужна ему живой… Так зачем он вмешивается? Как он может?..

Конечно! Он хочет через ребенка подчинить ее себе!

На лестнице раздались шаги, и в дверном проеме возник Роберт. Его взгляд лишь скользнул по постели и уперся в Финлея, пылающий и гневный.

— Что тебе нужно?

Финлею хотелось встряхнуть брата и подтащить его к Дженн, но сил на такое у него не было.

— Подойди ко мне. Я должен с тобой поговорить — и не начинай препирательств о том, что тебе нужно быть на стенах. Чем дольше ты будешь спорить, тем дольше туда не вернешься.

Глаза Роберта сверкнули, но он все же подошел к Финлею. МакКоули остался у двери, настороже, но ни во что не вмешиваясь.

Финлей подождал, пока Роберт не оказался так близко, что их разговора никто больше не услышал бы, — его заглушали звуки битвы, долетавшие через окно, стоны Дженн, уговоры Беллы. Однако, даже, несмотря на это, Финлей заговорил шепотом:

— У Дженн слишком сильные боли, Роберт. Она сопротивляется… Тут каким-то образом замешан Карлан. Чем дольше она будет бороться, тем больше опасность. Даже Белла заметила, что все идет неправильно.

Роберт ничуть не смягчился, лицо его по-прежнему казалось высеченным из камня.

— Зачем ты говоришь об этом мне?

Финлей собрал все свое мужество, чтобы ответить:

— Ты должен помочь ей, облегчить боль.

В первый раз в жизни Финлей увидел на лице брата откровенный страх.

— Нет!

— Ты должен. Если ты этого не сделаешь, ребенок погибнет и Дженн умрет, пытаясь его спасти.

— Они умрут, если я вмешаюсь! — прошипел Роберт. — Или ты думаешь, судьба Береники ничему меня не научила? Я убил ее, мать моего ребенка. Они оба погибли только потому, что я попытался облегчить боль. Я не хочу… не могу подвергнуть Дженн такой опасности. Я… я не могу, Финлей, и говорить тут не о чем.

— Но у меня для такого нет сил, и ты это знаешь. — Финлей ухватил Роберта за рукав, стараясь вложить в свой голос как можно больше убедительности. Совершенно необходимо заставить Роберта поверить… — Роберт, Береника умерла, потому что твоя сила схлестнулась с растущей силой младенца, даже еще не родившегося. Береника умерла из-за того, что носила под сердцем твоего ребенка.

Роберт посмотрел на брата расширившимися глазами и покачал головой, явно раздираемый противоречиями.

— Ты не понимаешь, Финлей… Я не могу рисковать как раз потому, что есть шанс… шанс…

— Что ребенок Дженн твой? — прошептал Финлей, чтобы избавить брата от мучений.

Роберт замер на месте.

— Ну, пожалуйста, Роберт! Ты должен попробовать. Если ты не предпримешь ничего, Дженн умрет. Если ты все же попытаешься, у нее появится хотя бы надежда выжить. Если ребенок Ичерна, ей ничто не будет угрожать. Должна же ее жизнь быть для тебя важна!

— Важна? Важна? — Медленно, преодолевая мучительные сомнения, Роберт повернулся к постели. Он так крепко стиснул кулаки, что костяшки побелели. Роберт обошел постель и опустился на колени. Теперь Финлей мог видеть его лицо; когда тот взял в свои руки руку Дженн, перед ним, казалось, разверзлась бездонная пропасть. Роберт резко втянул воздух и задержал дыхание.

Финлей почувствовал поток силы, изливающейся из Роберта. Теплой, нежной, ласкающей, как материнская любовь, Роберт направил его на Дженн, но сила была так велика, что Финлея боль отпустила тоже.

Через несколько секунд Дженн стала дышать глубже, постепенно румянец вернулся на ее щеки, она перестала походить на умирающую. И самое главное она перестала стонать. Потом она открыла глаза и посмотрела на Роберта.

Словно получив сокрушительный удар в грудь, он выпустил ее руку, вскочил на ноги и попятился; потом, не сказав никому ни слова, повернулся и кинулся вон из комнаты, оставив позади себя ощущение внезапно возникшей пустоты.

— Финлей, — заговорила Белла, — мне кажется, вам теперь следует уйти.

Финлей кивнул, поманил к себе МакКоули, и они вдвоем покинули комнату. Если боги будут благосклонны, подумал Финлей, он проживет достаточно долго, чтобы расплатиться за свою ложь.

В своем шатре далеко от стен Элайты Нэш открыл глаза и выругался:

— Проклятие! Не так уж Враг тяжело ранен, оказывается. Лиссон подошел к нему с кубком вина в руке:

— Что случилось?

— Я не могу к ней пробиться. Что-то стоит у меня на пути. Я был уже так близок к цели, и тут… все исчезло.

Нэш схватил кубок и жадно выпил. Вскочив на ноги, он с сердцем швырнул кубок на стол.

— Так ребенок не погибнет?

— Если и погибнет, то по какой-то случайности. Впрочем, особого значения это не имеет. Ребенок Ичерна, а не Врага. И все же необходимо проникнуть в замок. Враг, может быть, ранен и не смертельно, но сейчас он слаб. Я должен добраться до него, пока сила к нему не вернулась.

Нэш пересек шатер и откинул полотнище у входа. Перед ним высился замок, окруженный кольцом костров. У Нэша было слишком мало воинов для настоящей осады; времени на нее у него не было тоже. Гибель графа Якоба не поколебала решимости защитников Элайты. Ворота оставались, закрыты, и Враг был в безопасности. Если не добиться успеха быстро, шанс окажется упущен. На помощь осажденным подойдут подкрепления, а король, думая, что Нэш нуждается в помощи, пришлет своих солдат…

Но Нэшу они ни к чему. Ему нужны малахи и они у него есть, скрытые под плащами обыкновенных гильдийцев. Пока что они выполняли все его приказы, как и распорядился де Массе. Теперь от них требовалось большее и если умело взяться за дело, никто и не догадается, что для захвата Элайты Нэш использовал колдовство.

Ночь была темной и холодной. Пора!

Мика не хотел бы ходить за Робертом по замку, но ничего не мог с собой поделать. Сначала он пытался держаться на расстоянии, но это оказалось невозможным: в первый раз в жизни он не доверял своему господину, не доверял настолько, что старался не выпускать из виду.

Роберт обходил стены, разговаривая с воинами со своим обычным обаянием. Лучники Гильдии прекратили обстрел, и ночь стала странно тихой. Кого-то Роберт подбадривал, с кем-то шутил, внимательно выслушивал все, что ему говорили, проявлял понимание и заботу. Он показывал защитникам замка, что он один из них. Роберт был полон сил и уверенности, и только хорошо знающий его человек мог уловить опасность.

Роберт был напряжен, так напряжен, что Мика не осмеливался заговорить с ним. Он прекрасно понимал, что его неотступное присутствие лишь еще больше раздражает Роберта, но что ему оставалось делать?

Они почти закончили обход, когда началась новая атака. Залп за залпом… Горящие стрелы летели непрерывной волной. Воины кинулись в укрытия, но не все успели, рядом с Микой один из солдат схватился за грудь, из которой торчало оперенное древко. Мика подхватил его, но тут его внимание привлекло новое бедствие. Почти все строения во дворе замка пылали: солома, дранка, старые сухие доски загорались от вражеских стрел, превращая ночную тьму в пугающий неестественный рассвет. Потом раздался звук… низкий, вибрирующий, исходящий, словно из-под земли.

— Ворота! — закричал Роберт на бегу. — Малахи штурмуют ворота! Назад! Всем укрыться в главной башне!

Мика увернулся от бегущих солдат, которые чуть не скинули его со стены, и помчался следом за Робертом по лестнице во двор. Когда его сапоги загрохотали по булыжнику, он выхватил из ножен меч. Кругом царила неразбериха: воины спешили укрыться в башне, озаренной пламенем пожара. Рядом с Микой на землю рухнула горящая балка, но он продолжал бежать, пока не увидел, наконец, Роберта, стоящего перед опущенной решеткой ворот. В стене над ней зияла огромная трещина; какая-то невероятная сила разрушала кладку. Камни сыпались дождем, земля дрожала. Роберт поднял руки, словно заслоняясь от жара пламени, но не отступил ни на шаг.

— Назад! — завопил Мика.

— Долго мне их не удержать, — сквозь зубы бросил Роберт. — Отправь всех в башню!

Мика немного отошел назад, чтобы видеть отступающих. Все уже были внутри, только Нейл и Шейн задержались у двери.

— Бежим! — крикнул Мика Роберту. — Все уже в башне! Однако Роберт не двинулся с места, и Мика не стал ждать.

Он кинулся к своему господину и схватил его за руку. Изо всех сил он потащил его прочь от рушащейся стены, через двор к башне. Роберт попытался вырваться, но Мика держал его крепко. Вместе они добежали до двери башни, Мика втолкнул Роберта внутрь, и Нейл и Шейн тут же захлопнули за ними дверь и заперли ее на засовы. Дверь выдержит напор врага хоть и всего несколько минут.

Мика быстро повернулся и увидел, что Роберт проталкивается через толпу в зале. Он больше не отдавал приказов, не распоряжался воинами. Он просто бежал к лестнице, словно по пятам за ним гналась смерть.

Мика в ужасе кинулся следом.

Финлей, услышав, как вскрикнула Дженн, поднялся на ноги и, не слушая протестов МакКоули, заковылял к двери. Когда он оказался в коридоре, раздался ужасный грохот совсем близко. Стены башни содрогнулись, из зала внизу донеслись испуганные крики. В этот же момент Финлей увидел Роберта, бегущего к лестнице, ведущей на крышу.

— Что происходит? — окликнул его Финлей.

Роберт двигался как сомнамбула и был, по-видимому, не в силах говорить. Как раз в этот момент дверь напротив отворилась, и из нее выглянула Адди.

— Милорд, — начала она, — госпожа Белла велела сказать… Мальчик! Ее светлость родила сына. Она чувствует себя хорошо. — Девушка широко улыбнулась. — Они оба хорошо себя чувствуют.

— Мальчик! — пробормотал Финлей, на мгновение, забыв обо всем. — Роберт, ты слышал?

Роберт на мгновение замер и выпрямился во весь рост, потом повернулся на каблуках и кинулся обратно по коридору. Мика как раз в этот момент показался из-за угла. Рука Роберта взметнулась, прижала того к стене… Роберт удерживал Мику на месте ровно столько времени, сколько понадобилось на несколько слов, потом снова кинулся к лестнице. На этот раз Мика за ним не последовал.

Как черный зверь, скользил он по лестнице. Каждый шаг делал его ближе, выше… Каждый мускул, каждая жила в его теле напряглись и действовали по своей воле. Ноги поднимались по ступеням, словно движимые черным пламенем, грозившим поглотить его целиком.

Ум его был пуст. Ни единый звук, отсвет, образ не отвлекали его от цели. Чуждая сила росла в нем, ничем более не сдерживаемая. Она гнала его все выше, в ночь, во тьму, которая была чернее ночи.

Твари вокруг него попятились, превращенные в тени, ослепленные исходящим от него черным сиянием. Теперь он стоял на вершине башни в одиночестве.

И в одиночестве он рос вширь и ввысь, его душа стала теперь лишь вместилищем демона, вскормленного пророчеством и проклятием, судьбой и бессилием.

Не осталось никакой надежды. В одиночестве, ужасном одиночестве смотрел он в небо в бездонную пропасть.

С грозным гулом поток ярости прорвал последнюю плотину, хлынул в его жилы ядовитой волной, выплеснулся изо рта, ушей, глаз. Древняя, зловонная, кипящая тьма, обжигающая, испепеляющая…

Извержение вулкана гнева и ненависти стало неудержимым; Враг воздел к черному небу стиснутые кулаки…

… и произнес Слово.

ГЛАВА 33

Глядя, как Роберт исчезает на лестнице, ведущей на вершину башни, Эйден протянул руку, чтобы поддержать Финлея. Молодой человек был бледен и обливался потом; ему, конечно, не следовало покидать постель. Эйден обхватил его за талию, но Финлей попытался оттолкнуть священника.

— Я должен его догнать, — пробормотал он, не сводя глаз с Мики. — Роберт! — Эйден не убрал руки, а Финлей был слишком слаб, чтобы бороться. Задыхаясь, он сумел только прошептать: — Мика, за ним! Нужно его остановить!

Может быть, Финлей и сказал бы что-то еще, но в этот момент пол у них под ногами дрогнул, окна и двери захлопали, откуда-то донесся звон разбитого стекла. Снизу снова донеслись испуганные крики; Эйдену пришлось ухватиться за стену, чтобы не дать им с Финлеем упасть.

— О боги! — выдохнул Финлей; голос его дрожал от ужаса. — Он все же сделал это! Клянусь кровью Серина, он произнес Слово!

Башня сотрясалась все сильнее и сильнее. Какая-то неведомая сила заставляла сам камень стонать, тучи пыли заполнили воздух.

— Держитесь! — вскрикнул Финлей, и в ту же секунду нестерпимо яркая вспышка света ворвалась в окна, слепя людей, сметая все на своем пути. Не успела она померкнуть, как замок задрожал от ужасного воя: по всем помещениям пронесся такой сильный порыв ветра, что Эйдена и Финлея отбросило к стене, мебель сдвинулась с мест, а посуда взлетела в воздух.

Эйден прижал Финлея к полу и закрыл голову руками. Вокруг них бушевал ураган, разнося все в мелкие осколки. Это, казалось, длилось целую вечность. Ярость ветра грозила оторвать людей от пола, размазать по стене. Потом неожиданно все кончилось.

Тишина. Тишина и тьма.

Еще не придя в себя от пережитого ужаса, Эйден осторожно приподнял голову и открыл глаза. Сначала он ничего не мог разглядеть, потом в чернильной темноте стало заметно какое-то движение.

— Мика!

Молодой человек неуверенно поднялся на ноги и, шатаясь, приблизился к Эйдену. Тот привстал и стал ощупывать Финлея.

— Вы уцелели? — Однако Мика тут же рванулся мимо них в комнату напротив. — Дженн!

— Все в порядке, — откликнулась Белла; голос ее был слабым и дрожащим. — Мы не пострадали.

Эйден снова повернулся к Финлею:

— Что случилось? Что это было?

Финлей, цепляясь за стену, приподнялся, морщась от боли.

— Мой брат…

— Но что?.. Это… это колдовство?

— Нет. — Финлей, кряхтя, продолжал попытки встать на ноги. — Это было нечто, всегда считавшееся не более чем легендой. Помогите мне! Я должен добраться до него.

— Нет, — решительно возразил Эйден, хоть руки его все еще дрожали. — Вы останетесь здесь. Пойду я.

— Вы не сумеете… вы не понимаете…

Эйден высвободил руку из слабых пальцев Финлея.

— А мне и не нужно. — Пробираясь через обломки, он добрался до лестницы, ведущей наверх. Снизу доносились крики обезумевших от страха людей, но священник не обратил на них внимания. На первой площадке он обнаружил троих скорчившихся на полу мужчин. Они онемело, смотрели на него, но Эйден, не останавливаясь, двинулся дальше.

Дверь, ведущая на крышу, была сорвана с петель. Эйден осторожно выглянул в казавшуюся бесконечной тьму. Ни луча света, ни малейшего звука… Он мог бы быть единственным живым человеком во всем мире.

Сердце его колотилось в груди, как пойманная птица, но все же Эйден, ничего не видя, пополз вперед. Наконец колени его коснулись холодного камня. Парапет, окружающий площадку на вершине башни. Он огляделся, но не увидел ничего. Больше не было пожаров, больше не было нападающих. Ничего.

Загнав страх поглубже, Эйден повернулся налево. Постепенно его глаза привыкали к темноте, и он стал осматривать площадку в поисках хоть кого-то… Ни малейшего движения, никаких признаков жизни… но в дальнем углу он заметил тень, более материальную, чем просто сгусток тьмы.

Эйден медленно подобрался поближе и, наконец, разглядел Роберта. Тот сидел у стены, подняв колени, обхватив их руками и опустив на них голову. Волосы упали ему на лицо, так что Эйден не мог даже сказать, жив Роберт или мертв.

Эйден осторожно опустился на колени рядом с неподвижной фигурой.

— Роберт! Роберт, ответьте мне… С вами все в порядке?

Никакого ответа. Только когда Эйден коснулся его руки, Роберт медленно поднял голову, взял руку священника в свои и стал рассматривать, как если бы никак не ожидал увидеть. Потом он боязливо поднял глаза и посмотрел Эйдену в лицо. Несмотря на темноту, Эйден каким-то образом мог отчетливо видеть Роберта. Вот и теперь он заметил, что глаза его расширились, а челюсть отвисла.

— Разве вы…

— Что с вами? Скажите мне, что случилось!

Роберт потряс головой; на лице его было написано недоверие.

— Я… я думал, что убил всех. Демон… я не мог его остановить.

Эйден сжал руку Роберта.

— Все кончилось, Роберт. Мы все в безопасности ваш брат, Мика, все, кто в башне, — даже Дженнифер.

— В безопасности? Дженни? — Роберт снова в растерянности покачал головой. — Как может она быть в безопасности? Я же произнес его! Слово! Как же могла она остаться в живых? Да и все остальные тоже?

— Не знаю. Должно быть, вы ошибались. Может быть, лгало пророчество. Но мы все живы. Пойдемте. Давайте спустимся, и вы сами убедитесь. Финлей и Мика тревожатся о вас. Финлей сразу догадался, что вы сделали.

— Он догадался? — Взгляд Роберта медленно стал проясняться. Он приподнялся, но тут же крепко вцепился в руку Эйдена. — Гильдийцы! Малахи!

На четвереньках он подполз к краю площадки и глянул вниз.

— Не знаю, как вам это удалось, но все они исчезли. Нигде никто не шевелится. Дождемся рассвета и тогда увидим, что с ними случилось. — Эйден мягко поднял Роберта на ноги. Тот потер ладонями лицо, словно просыпаясь от глубокого сна. — Пойдемте, — повторил Эйден, — нужно спуститься вниз.

Только первые лучи рассвета, коснувшиеся лица Нэша, привели его в чувство. Тело его оставалось непослушным, онемевшим; открыв глаза, он увидел над головой бесцветное небо и облачка на нем, окрашенные пурпуром и золотом. Наступил новый день.

Нэш знал, что должен сдвинуться с места, но тело его не слушалось. Какая-то тяжесть вдавливала в землю его ноги, не давая пошевелиться, боль разливалась от колена по бедру до спины. Рот был, похоже, полон крови.

Всю свою жизнь Нэш с абсолютным презрением относился к другим людям, неспособным увидеть то, что у них прямо перед глазами; он проклинал своих отца и деда за неспособность добиться победы, когда так много стоит на кону; он ни во что не ставил малахи с их ограниченностью и тупым стремлением к уничтожению.

А оказалось, что самым большим глупцом из всех был он сам, Нэш.

Он так упорно отказывался видеть правду! Ту самую правду, которая все время была перед ним. А потом, когда настал момент и Нэш, наконец, прозрел, когда почувствовал грозный шквал силы и увидел человека на вершине башни, было уже поздно; он только и сумел поспешно установить защиту.

Роберт Дуглас. Именно он и был тем, кого Нэш искал так долго. Он ведь был еще ребенком во время Смуты и сумел остаться в живых и обрести ту силу, уничтожить которую Нэш так стремился.

И ему было известно Слово Уничтожения.

Враг. Живой. Живой и более могущественный, чем Нэш мог себе вообразить. Более устрашающий, чем предрекало пророчество.

Должно быть, Ключ открыл ему Слово. Ключ должен был его узнать. Да, это все Ключ…

Нэш втянул воздух и снова попытался заставить свое тело повиноваться. На этот раз по левому боку пробежала дрожь, слабая тень прежней силы. Не обращая внимания на боль, Нэш приподнялся, опираясь на локоть. Ноги его оставались пригвожденными к земле: на них лежал огромный сук дерева, поваленного ураганом. Нэш собрал всю оставшуюся колдовскую силу и попытался сдвинуть его. Ничего не получилось.

Слово Разрушения… Самое могучее оружие из всего когда-либо созданного. Открытое, усовершенствованное, отточенное его прадедом и вот теперь едва его не убившее. И дело было не только в этом тяжелом суке, Нэш лишился всех своих сверхъестественных сил. Впервые в жизни он был просто человеком, беспомощным и беззащитным.

Взревев от ярости, Нэш начал извиваться, цепляясь руками за землю. Постепенно он начал выползать из-под дерева, вытаскивать окровавленные израненные ноги. Только оказавшись на свободе, позволил он себе оглядеться.

Ничего и никого. Ни единого человека, который мог бы ему помочь. Даже Лиссон исчез.

Отчаяние грозило поглотить его целиком, но Нэш вовремя взял себя в руки и пополз к берегу озера. Руки повиновались ему, хоть ноги и оставались неподвижными и бесполезными. Нужно покинуть это место, скрыться прежде, чем враги начнут осматривать окрестности и заметят движение. В воде передвигаться будет легче, чем на суше. Если бы удалось добраться до противоположного берега, возможно, удалось бы найти помощь хоть какую-нибудь, любую помощь.

Он непременно спасется. Он обязательно выживет. Он найдет человека, чья кровь возродит его угасшую силу. Сотню людей, если понадобится.

Это займет много времени, но он вернется. Когда тело Нэша скользнуло, наконец, в воду, он бросил последний взгляд на замок:

— Ах, Враг, теперь я тебя знаю.

Ледяная вода сомкнулась вокруг него, облегчив боль и не много охладив гнев. Единственный выживший, Нэш беззвучно отплыл от берега.

Проснувшись, Дженн увидела переливающуюся дымку пыли, висящей в воздухе; казалось, наступили сумерки. Неужели и вправду так поздно? Повернув голову, она разглядела в кресле у постели знакомую фигуру… Однако в этом приглушенном свете видно было так плохо… Дженн нахмурилась и прошептала:

— Роберт!

— Извини, — ответил голос Финлея, — но это всего лишь я. Как ты себя чувствуешь?

— Как я себя чувствую? Да прекрасно! А вот ты, почему не в постели? Я… — Дженн попыталась сесть, но все ее тело пронизала боль, и она застонала. Только теперь она заметила крошечный сверток рядом с собой. Внезапно задохнувшись, Дженн осторожно приподняла одним пальцем ткань, прикрывающую личико ее сына. Он спал, сжав кулачки. Тонкие черные волосики вились вокруг розовых щечек. Дженн в безмолвном изумлении коснулась его ручек, его лобика. Неужели это ее дитя?

«Здравствуй, любовь моя! »

— Ты уже выбрала ему имя? — мягко спросил Финлей. Дженн кивнула, но не произнесла имени вслух. Еще рано.

Она сделает это позже, на Представлении. Мысль о предстоящем событии принесла острую боль. Дженн поспешно отвернулась от младенца, чтобы не побеспокоить его, и посмотрела на Финлея.

Его лицо все еще выглядело ужасно. Вокруг воспаленного глаза расплылся огромный лиловый синяк. Сидел Финлей, неловко выпрямившись, словно от любого движения мог потерять сознание.

— Тебе следует лежать в постели, Финлей. Ты тратишь слишком много сил, разгуливая по комнатам. Если у тебя снова начнется кровотечение, оно может тебя убить.

— О, для такого я слишком живучий. — Финлей помахал рукой в воздухе. — Я все еще цел, несмотря на все усилия Ангела Тьмы и Врага. Сомневаюсь, чтобы я был по зубам даже самому Бролеху.

— Ох, Финлей, — не сдержала улыбки Дженн. В Финлее всегда было заметно озорство, которого не могли подавить никакие испытания. — А где Белла? И отец МакКоули?

— Заняты уборкой, я думаю. Я слышал разговоры о том, что нужно найти какую-нибудь еду, но, признаюсь, не обратил на них особого внимания. Должен тебя предостеречь, сестрица твоя не очень-то довольна. Впрочем, этого следовало ожидать.

— Где Мика?

— С Робертом.

Дженн опустила глаза и принялась разглядывать собственные руки.

— Как он?

— В расстройстве. Разве ты ожидала иного?

Дженн резко вскинула голову, но в глазах Финлея не было упрека.

— Но… с ним все в порядке? Я имею в виду…

— Он жив и здоров, если ты это имеешь в виду. Он осматривает разрушения, вызванные его проделками этой ночи, и выглядит почти совсем как раньше. Я всегда изумлялся, как его маска, предназначенная для посторонних, отличается от его истинного лица и как легко он ее натягивает. Только среди нас есть такие, кого теперь уже не так легко обмануть. — Финлей вздохнул и переплел пальцы. — Думаю, впрочем, что худшее позади. Он все еще не может поверить, что, в самом деле, произнес Слово и не убил нас всех. И он… все еще страдает. МакКоули пытался ему помочь. Похоже, он лучше нас всех разбирается в том, что творится у Роберта в голове. Только…

— Что?

Финлей покачал головой:

— Да не знаю я. Роберту нужна ты. Уж прости, но это так.

— Тебе удалось… каким-то образом убедить его, что мой сын — не…

— Да.

— Как?

Финлей с трудом выбрался из кресла, присел на край постели и взял Дженн за руку.

— Я прибег к единственному средству, которое у меня было. И что забавно за доказательство того, что ребенок не его, он принял доказательство прямо противоположного. Однако больше вопросов задавать он не станет. У него не возникнет такого желания.

Дженн долго смотрела на Финлея. Она понимала, что большего от него не добьется, и снова повернулась к спящему младенцу.

— Можно мне?

— Конечно. — Дженн подвинулась, чтобы позволить Финлею как следует рассмотреть племянника. Финлей развернул пеленку, чтобы увидеть левое плечо мальчика.

— У него нет Знака Дома!

— Действительно.

Финлей пристально посмотрел на молодую мать:

— Но такое невозможно! Если только не Роберт его отец…

— Ты сам доказал это.

Финлей открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут же закрыл его. Поразмыслив, он снова покачал головой:

— Какая-то бессмыслица. Ты же сама видишь, каков он. Дженн сглотнула, но твердо выдержала взгляд Финлея.

— Он мой сын, и на данный момент этого достаточно. До Представления он даже богам неизвестен. Он младенец, дитя, ничего больше. Я не хочу, чтобы ты или кто-нибудь другой сказали ему хоть слово о Знаке Дома до тех пор, пока он не будет достаточно взрослым, чтобы все понять.

Финлей продолжал пристально смотреть на Дженн, но все же согласно кивнул:

— Как пожелаешь. Однако ты знаешь не хуже меня, что молчание, в конце концов, ничего не меняет. Кроме того, найдутся другие люди, которые придут к тому же выводу, что и мы, задолго до того, как мальчик повзрослеет.

— Да, но до тех пор, пока все будут считать его сыном Ичерна, он будет в безопасности.

— Будет ли это лучше, чем считаться сыном героя-колдуна? — Финлей с трудом поднялся на ноги. — Или сыном колдуна и колдуньи? Не стану спорить, Дженн. Я с тобой согласен. Я ухожу, чтобы дать тебе одеться. Если повезет, Белла раздобудет еды для нас всех.

— Клянусь всеми святыми, — развел руками Мика, — вблизи это выглядит еще ужаснее.

Они вместе с Робертом осматривали остатки того, что было еще вчера двором замка. Кругом высились груды обгоревших досок, камней и пыли. Не уцелело ни единого строения. Древние стены Элайты, три столетия противостоявшие нападениям армий, лежали в руинах у ног Роберта. Ничто теперь не мешало видеть лес на противоположном берегу озера. Линия деревьев обозначала границу разрушений. Выжженная трава и прибитые к земле кусты только и оставались там, где пронесся смертоносный ураган. От вражеских солдат не осталось и следа, как будто ужасный ветер сдул их с лица земли.

Неповрежденной осталась лишь главная башня замка. Она стояла на прежнем месте, почерневшая от дыма пожаров, но превозмогшая выпавшее ей несчастье. Однако сказать того же о людях было нельзя. Хотя все они остались в живых, теперь жители замка разбредались прочь, в ужасе от той страшной силы, которая вырвалась на свободу, чтобы их спасти, и от человека, этой силой распоряжавшегося. Нейл и его жена, Шейн, Киган и Адди никого больше не осталось из жителей еще недавно богатого замка. Как ни трагична была смерть Якоба, он, по крайней мере, не увидел разрушения своего любимого родового гнезда.

— Это выглядит странно, — сказал Роберт, — но не так ужасно, как я ожидал.

— Во имя всех богов, милорд, — ахнул Мика, — что могло бы быть еще хуже?

Роберт бросил на него выразительный взгляд:

— Ну, ты ведь никогда не щадил мои чувства, верно?

— А что в том было бы хорошего? Роберт коротко рассмеялся:

— Ничего, согласен. — Он подошел к куче обугленных бревен и пнул ее носком сапога. — Я должен перед тобой извиниться, Мика. Ты много из-за меня вынес. Не только прошлой ночью, но и за все эти годы. Понимаешь, я всегда думал, что раз ты по доброй воле остаешься со мной, то все в порядке. Я убедил себя, что так оно и есть. — Мика молчал, и Роберт повернулся так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. — Однако твой отец открыл мне глаза.

— Вы разговаривали с моим отцом? Обо мне?

— Он сказал, что, будучи взрослым человеком, ты должен был понять свою ошибку и больше мне не служить. Он сказал, что ты намеренно закрыл глаза на правду, и именно этого он тебе не может простить. Но только тебя, мой друг, нельзя винить. Виноват я. Я ослепил тебя, я никогда не позволял тебе видеть, что на самом деле происходит. Я подпустил тебя достаточно близко, чтобы ты стал мне предан, но все же не настолько близко, чтобы ты точно понимал, частью чего делаешься.

Ах, вот как? Мика решительно подошел к Роберту и встал прямо перед ним.

— Никакой ошибки я не совершил, господин мой, — отчетливо произнося слова, начал он. — Что бы вы ни говорили, мое мнение неизменно, и я ни о чем не жалею — ни о последних месяцах, ни о проведенных с вами годах. Так что никакой ошибки тут нет, и ваше извинение я принимаю с одним условием: чтобы отныне и впредь вы перестали себя винить.

Роберт озадаченно свел брови:

— Как это, Мика? Стоило мне уехать на несколько месяцев, и что же: вернувшись, я обнаруживаю, что ты стал своевольным?

— Понимайте как хотите, милорд, — упрямо стоял на своем Мика. — Я знаю, что делаю, даже если вам того не понять.

Эта отповедь снова вызвала у Роберта короткий смешок. На этот раз улыбка появилась и в его глазах.

— Похоже, мне никогда не удастся от тебя избавиться, а?

— Ну, пытаться-то вы все время пытаетесь.

— Да. Будет ли мне позволено признаться еще в одном своем упущении?

— Нет.

— Ах, — Роберт отвел глаза, — я так и думал. Ладно. У нас есть несколько коней, их хватит всем, чтобы убраться отсюда. Если мой братец будет в силах, думаю, лучше всего выехать завтра на рассвете. Не стоит оставаться здесь: ведь король скоро прослышит о случившемся. Уверен: слухи уже бегут по стране, как огонь по сухой траве.

Мика некоторое время молчал; молчал и Роберт, но его молчание было красноречивее слов.

— Я не могу вернуться домой, — проговорил, наконец, Мика. — После всего, что тут было… Даже в Клоннет вместе с Дженн мне нельзя возвращаться.

— Если бы ты попался, они выместили бы на тебе весь страх и ненависть, которые питают ко мне. В лучшем случае тебя упрятали бы в темницу до конца твоих дней, а скорее казнили бы, сначала подвергнув истязаниям. Хоть на тебя и наложена Печать и у тебя ничего не удалось бы выпытать, никто не поверит, будто ты не знал, что я колдун: слишком долго пробыл ты в моем услужении.

— Но ведь поверили же гильдийцы тому, что вы ничего не знали про Финлея.

Роберт покачал головой:

— Тогда все было не так: я убедил их, что Роберт мертв, а значит, не может быть колдуном. Теперь же все иначе. Они тебя убьют. Прости меня. — Голос Роберта был, тих, но тверд. — Что ты собираешься предпринять? — Мика почувствовал, что по какой-то непонятной ему причине у него пересохло горло. Он с трудом сглотнул. — Да, друг мой, я предоставляю тебе выбор. — Роберт, не моргая, смотрел Мике в глаза. — Что ты собираешься делать?

Мика чуть не рассмеялся:

— Чего я хотел бы так это вдвоем с вами отправиться домой, в Данлорн. Раз такое невозможно, придется мне отправиться с вами куда-нибудь еще.

Роберт невольно улыбнулся:

— Но ты же не знаешь, куда я поеду. Мика усмехнулся и двинулся к башне.

— Ну, это-то я знаю, — бросил он через плечо.

ГЛАВА 34

— Это безумие, Роберт! — вскричал Финлей, размахивая руками над обеденным столом. Как можешь ты подумать хоть на минуту, что Белла и Дженн смогут просто вернуться к своей обычной жизни после всего, что случилось? Будет ведь расследование! Их же подвергнут допросу и не поверят ни одному их невинному ответу!

Роберт взял еще один ломтик мяса с блюда, которое ему протянула Белла.

— Нет ничего могущественнее в этом мире, братец, чем притворная невинность. — Роберт оглядел сидящих за столом — Нейла, Шейна, Кигана, Мику, Эйдена МакКоули и остановил взгляд на Белле. — По какой-то причине, которой я никогда не понимал, женщины всегда умели с видом оскорбленного достоинства отметать все обвинения гораздо лучше, чем мужчины. При надлежащей подготовке и Белла, и ее сестра смогут снова и снова твердить, что они были просто заложницами в наших с тобой руках, а до того, если они пойдут на такое, жертвами гордыни Якоба. Ведь ни для кого не секрет, как он презирал Гильдию. На Нейла, если он согласится, мы можем наложить Печать. Тебе придется вернуться в горы. — Роберт отпил вина из кубка. — Мы оба знаем, что я сопровождать тебя туда не могу.

Финлей пристально посмотрел на брата и уже не в первый раз поразился его врожденной выносливости. Несмотря на все, через что тот прошел, несмотря на победу демона, c которым всю жизнь боролся, Роберт сейчас спокойно сидел за столом, обсуждая положение и строя планы спасения. Просто невероятно!

— А куда отправишься ты?

— Еще не знаю. Нужно же что-то еще предпринять в отношении этого назойливого священника…

— Не оскорбляйте церковь, — перебил его МакКоули. — Да и вообще, я могу подумать, будто не нравлюсь вам.

— Правда, можно просто бросить его здесь пусть выкручивается, как умеет, — невозмутимо закончил Роберт.

Финлей оглядел сидящих за столом и заметил, что все прячут улыбки. Людей радовала возможность посмеяться шутке: хотя они остались в замке, колдовство, свидетелями и в какой-то мере участниками которого они стали, все еще их пугало.

Однако Финлею все же необходимо было выяснить, что собирается предпринять его брат.

— Ты вернешься когда-нибудь в Люсару?

— Пожалуйста, Финлей, не задавай мне такого вопроса! Каждый раз, когда я заявляю, что никогда не вернусь, дело кончается тем, что я нарушаю свое слово.

— Да, я знаю, но это для меня важно по особой причине.

— Да? Какой же?

Финлей с трудом отодвинул стул и поднялся на ноги. Стоять ему было трудно, пришлось опереться о стол. Со всей торжественностью, на какую он в данных обстоятельствах был способен, Финлей произнес:

— Я хотел бы получить твое согласие на мой брак. Брови Роберта поползли вверх.

— Прошу прощения?

— Я хотел бы получить твое согласие…

— Да, это я слышал. — Роберт тоже поднялся на ноги, на лице его играла озорная улыбка. — Я просто не могу поверить своим ушам. Это ведь какой-то розыгрыш, верно? Чтобы меня развеселить!

— Нет, конечно…

— Я просто не могу поверить, что, даже обшарив нашу страну вдоль и поперек, тебе удалось найти единственную безмозглую бедняжку, которая согласилась взять в мужья такую развалину. — Роберт с трудом сдерживал смех, глядя на побагровевшего от смущения Финлея.

— Все совсем не так, Роберт!

— Не так? Ну, так скажи мне, кто она, и я с радостью объясню ей, какую ужасную ошибку она собирается совершить.

— Роберт, прошу тебя! — Финлей поднял руку, стараясь не замечать смеха сидящих за столом. Он знал, что покраснел как рак, но не собирался сдаваться. — Только посмей сказать ей что-нибудь! Мне и так долго пришлось ее уговаривать. Я не позволю тебе разрушить мое счастье!

— Я ее знаю? — Роберт перестал смеяться и внимательно посмотрел на Финлея.

— Это Фиона.

Сначала Роберт никак не откликнулся на услышанное. Потом улыбка осветила его лицо, прогнав даже тьму, затаившуюся в глубине его глаз.

— Конечно, я дам согласие! Брат, я горжусь тем, что ты счел нужным меня спросить. И вот еще что: придумай, как сделать, чтобы матушка присутствовала на свадьбе. Она тебе никогда не простит, если пропустит такое… Проклятие! — Глаза Роберта расширились, и Финлею не было нужды спрашивать, в чем дело. — Матушка! Она же теперь станет мишенью мести Гильдии и короля! Нужно ее предупредить. К тому же в Данлорне сейчас и Фиона вместе с Хильдериком!

— Я поеду туда, — сказал в наступившей тишине Шейн. — Будет лучше, милорд, если вы прямиком отправитесь туда, куда собирались. Я передам ваше послание и помогу, чем смогу.

— Спасибо, Шейн, — пробормотал Роберт. — А теперь я хочу провозгласить тост за моего брата и его будущую супругу. Да дарует им судьба все счастье, которого они заслуживают!

— Ты уверена, что так надо?

Дженн наклонилась над кроваткой и подняла крошечный сверток, потом обернулась к Белле:

— Да, уверена. Представление богам должно состояться, как положено, иначе они не узнают, кто он такой. Если я соглашусь на отсрочку сейчас, потом меня заставят сделать все так, как захотят другие. Нужно идти сейчас, пока все еще сидят за ужином. Адди!

— Да, миледи!

— Возьми его и иди за мной в часовню. Нужно, чтобы ты подержала малыша за дверью, но когда я у тебя, его заберу, возвращайся сюда. Если кто-нибудь станет мной интересоваться, отвечай, что я почувствовала себя усталой и рано легла.

Дженн открыла перед Адди дверь, но тут Белла встала у них на дороге:

— Как ты можешь так поступать после всего, что случилось? Разве тебе все равно… разве ты…

Бросив на Адди предостерегающий взгляд, Дженн прикрыла дверь и повернулась к Белле. Скрестив руки на груди, она сделала глубокий вдох и сказала:

— Я тоже колдунья, Белла.

Ее сестра невольно отступила на шаг.

— Как ты можешь быть колдуньей? В нашей семье никогда ничего такого не было!

— В роду Дугласов тоже, и, тем не менее, и Роберт, и Финлей колдуны. — Дженн хотелось бы осторожно подготовить сестру к подобной новости, но на это не было времени. — Я знаю, что ты должна чувствовать. Я сама…

— Откуда тебе знать, что я чувствую! — бросила Белла. — Наш замок разрушен, наш отец убит и все из-за колдовства! Ты навлекла на нас все несчастья, сестра! А теперь Роберт хочет, чтобы мы просто отправились по домам и жили там, как ни в чем не бывало! Уж не лишился ли он рассудка? И ты тоже?

— Белла, прошу тебя! — Дженн подошла и взяла сестру за руку. Стиснув ее пальцы, она заставила Беллу посмотреть себе в лицо. — Нам все удастся, поверь мне! Мы можем вернуться каждая к себе домой, но только позволь мне сначала все тебе объяснить, позволь рассказать всю правду. Я и в самом деле знаю, что ты чувствуешь. Ты испытываешь гнев, боль, страх. Обещаю тебе: я отвечу на все твои вопросы. Пожалуйста, прояви терпение — хотя бы ради своего племянника.

Белла выдернула руку.

— Как это жестоко использовать собственного сына, чтобы заставить меня покориться! Тебе должно быть стыдно! Хорошо, я подожду, но не рассчитывай, что я переменю свое мнение. Да, я сделаю это ради твоего сына, но вовсе не потому, что ты меня заставила. Малышу нужен кто-то, кто не станет лгать ради собственного удобства, не станет манипулировать людьми ради своих целей. — С этими словами Белла прошла мимо Дженн, распахнула дверь и исчезла в коридоре.

Постаравшись заглушить свою боль, Дженн присоединилась к Адди и стала думать только о том, что ей предстоит. Со временем Белла узнает всю правду и тогда поймет Дженн; но все равно услышать от собственной сестры обвинение в том, что она использует других вопреки их воле, было тяжело.

Все уцелевшие защитники замка собрались в зале за трапезой; остальные помещения казались странно покинутыми. Из-под дверей не пробивались отсветы огней, нигде не топились, несмотря на холод весенней ночи, камины. Осторожно и бесшумно Дженн провела Адди к узкой лестнице. Достаточно подняться всего на один пролет, и можно обогнуть зал и пробраться в часовню так, что их никто не увидит. Впереди чернела высокая дверь. Дженн помедлила, беря себя в руки и собирая воедино все свое мужество.

Оглянувшись на Адди, она проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь. Она могла бы одним жестом зажечь свечи, но не стала этого делать. Дженн медленно двинулась вперед; лунный свет, льющийся в окна, делал часовню призрачной и незнакомой. Дженн остановилась, не дойдя нескольких шагов до катафалка.

Якоб был облачен в соответствующее его рангу одеяние, часовня торжественно украшена для прощания, об этом позаботился МакКоули. Неподвижность придавала холодному телу Якоба, накрытому знаменем с фамильным гербом, особое величие. Знамя и герб… Дом Россов.

— Ты не увидел, — дрожащим голосом начала Дженн, — не увидел, как мужественно сражались твои люди. Ты не увидел, какую преданность проявили Нейл и Шейн, Киган и Адди. Ты был бы так горд за них… Ты гордился бы и Беллой: она старалась ободрить слуг, пока они не разбежались. С тех пор она заботится обо всех нас, как всегда заботилась о тебе и обо мне. — Дженн сглотнула, сделала несколько шагов вперед и коснулась знамени Россов. — Но я горжусь и тобой тоже: ты так решительно отверг наглые притязания Гильдии, твой голос звучал так твердо и властно! И еще я горжусь, что ты позволил мне помогать целителям, горжусь тем, как ты признал свою неправоту в отношении Роберта.

Дженн хотела продолжать, но у нее перехватило горло, так что стало трудно дышать. Она с усилием сглотнула, твердо решив закончить начатое.

— Я всегда гордилась тем, что я твоя дочь. Мне так жаль, что мне пришлось тебе лгать, жаль, что я не сказала тебе всей правды. Я не хотела, чтобы ты разочаровался во мне. Я мечтала, что, и ты тоже будешь мной гордиться. Я не хотела причинить тебе боль, не хотела причинить боль Белле. Я знаю, что это ничего не оправдывает…

Дженн помолчала, собираясь с мыслями. У нее никогда не будет другой возможности сказать все, что она хочет.

— Как бы я хотела, чтобы ты успел увидеть своего внука! Я знаю, ты любил бы его и простил ради него грехи его матери. Да, я хотела бы, чтобы ты бросил на него хоть один взгляд, чтобы ты знал: в нем продолжится род Россов.

Дженн не могла говорить дальше. Сердце ее было полно свинцовой тяжести, из глаз лились слезы. Она закрыла лицо руками, безнадежно пытаясь заслониться от боли.

И тут ее крепко обхватили чьи-то руки. Дженн не обернулась: она узнала это прикосновение. Роберт не сказал ни слова; он просто крепко обнимал ее, позволяя ей выплакаться. Наконец Дженн перестала всхлипывать и подняла глаза.

Что-то в выражении лица Роберта говорило ей: он считает себя человеком, совершающим преступление. Зеленые глаза смотрели на нее так, что Дженн поняла: достаточно одного ее слова, чтобы Роберт навеки исчез из ее жизни.

Однако ей вовсе не хотелось его терять ни на день, ни на час, ни на минуту. Дженн хотела, чтобы он всегда был рядом так, как сейчас.

Она протянула руку и нежно коснулась его щеки. Роберт остался неподвижен. Дженн поднялась на цыпочки и притянула к себе его голову. Едва осмеливаясь дышать, она прижалась губами к его губам и почувствовала, как он задрожал. Дженн поцеловала Роберта снова, и его руки стиснули ее так крепко, что ей показалось, она сломается в этом объятии.

Слезы Дженн высохли; она, не отрываясь, смотрела в глаза Роберту. Почти неслышно она прошептала:

— Я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя.

— Я не могу просить тебя уехать со мной, ты и сама это понимаешь.

— Да. И ты понимаешь, что я отказалась бы.

— Да.

Роберт еще какое-то время смотрел на Дженн, потом выпустил ее и отступил на шаг.

— Я не знала, что ты здесь, — прошептала Дженн.

— Я так и понял. Прости за вторжение. Я пришел сюда, чтобы все обдумать вдали от любопытных взглядов. Иногда мне кажется, что все за мной постоянно наблюдают. — Роберт взмахнул рукой, и свечи на алтаре загорелись, залив часовню мягким золотым сиянием. — Я, конечно, знаю почему, но иногда…

— С тобой все будет в порядке?

— Со мной? — Глаза Роберта, казалось, светятся зеленым огнем. — Почему бы и нет?

На какое-то мгновение Дженн сама не могла понять, что заставило ее задать такой вопрос. Потом она внимательнее присмотрелась к Роберту и изумленно ахнула: того сгустка тьмы, который все больше поглощал душу Роберта, больше не было.

— Он исчез, да? Демон…

— Нет. Просто успокоился на какое-то время.

— Он больше не пожирает тебя.

В Роберте на долю секунды стала заметна такая не свойственная ему уязвимость… Все всегда считали его совершенно не поддающимся внутренним конфликтам, которые на самом деле раздирали ему душу. Никто никогда не догадывался о том уроне, который он терпит в этой борьбе, об истинной цене кажущейся непобедимости. Только очень редко истина приоткрывалась в выражении лица, взгляде, горьком замечании. Демон в нем рос на протяжении двадцати лет, питаясь всем тем злом, с которым приходилось сталкиваться Роберту. Сейчас демон лишился силы, но как долго это продлится?

— Что ты собираешься делать теперь, когда весь мир узнал о том, что ты колдун?

Роберт подошел к алтарю и расправил складку покрова.

— Сам не знаю. Хочешь, верь, хочешь, нет, я пришел сюда, чтобы посоветоваться с твоим отцом.

Дженн взглянула на неподвижную фигуру на катафалке. Странно, что Роберт вздумал прийти сюда, к Якобу, человеку, много лет считавшему его предателем собственной страны. Она снова повернулась к Роберту; тот внимательно смотрел на витраж над головой.

— Что ты чувствуешь?

Роберт продолжал стоять неподвижно; потом он перевел взгляд на сияющую в окне луну.

— Двадцать лет я убегал от соблазна использовать Слово Уничтожения. Я верил, что для этого достаточно силен. Однако, в конце концов демон победил, и хотя все, кто был в башне, остались живы, я все еще переживаю свое поражение: ведь оно сулит мне мрачное будущее.

— Но может быть, ты вовсе и не проиграл. Может быть, ты каким-то образом управлял силой, так что она не…

Роберт повернулся к Дженн и заложил руки за спину. В его глазах промелькнул странный блеск, почти веселье.

— Ничем я не управлял, Дженни. Ничем. Именно так действует Слово Уничтожения. Мне не удалось даже убить Ангела Тьмы.

— Он уцелел?

— На рассвете Финлей увидел его колдовским зрением. Всего на мгновение, прежде чем тот установил щит. Мне, может быть, следовало погнаться за ним, но после прошлой ночи… — Роберт обошел вокруг алтаря, и после паузы закончил: — Я боялся оставлять тебя.

Дженн тоже боялась отпустить его от себя — но что она могла сказать? Что мог сказать ей он? Только бледные слова, не несущие на самом деле утешения.

— Я выживу, Роберт.

Она увидела, как Роберт протянул к ней руки, но тут же одернул себя и отступил, позволяя себе только смотреть на нее. Дженн чувствовала, что может стоять здесь, глядя Роберту в глаза, вечно, но тихий звук за дверью напомнил ей, ради чего она тайно прокралась в часовню. Страх заставил ее сердце отчаянно заколотиться. Сделав Роберту, знак не двигаться, Дженн попятилась к двери и приоткрыла ее. Адди стояла снаружи, ее внимание было целиком поглощено младенцем. Увидев Дженн, она протянула его ей. Дженн с улыбкой взяла сына:

— Теперь возвращайся в мою комнату, Адди. Я не задержусь.

Дженн вернулась в часовню и закрыла за собой дверь. Когда она прошла к алтарю, Роберт увидел младенца в ее руках.

— Хочешь познакомиться с моим сыном? — чуть дрогнувшим голосом спросила она.

На секунду Дженн показалось, что он откажется, но тут Роберт подошел к ним. Смотрел он, впрочем, не на малыша, а на Дженн.

— Ты собираешься сама совершить Представление? Дженн почувствовала, что слезы душат ее и грозят лишить решимости, однако ей удалось взять себя в руки.

— Совершить обряд хотел отец. Я тоже этого хотела. Какая разница, присутствует здесь Ичерн или нет!

— Что ж, хорошо, что его здесь нет.

— Раз нет никого из родственников-мужчин, все, что мне остается, совершить Представление самой, и пусть дух моего отца будет свидетелем.

— Дженни, я был бы… — Голос Роберта прервался, на лице отразилось какое-то сильное чувство. — Я счел бы за честь, если позволишь, совершить Представление твоего сына от имени его отца… нет, его деда. Такое разрешается, ты же знаешь.

Едва позволяя себе надеяться, что это и в самом деле свершится, Дженн кивнула:

— Ты уверен, что можно?..

— Какое имя ты хочешь ему дать?

— То имя, которое носили многие члены моей семьи, начиная с первого Росса, представителя королевского рода.

Роберт улыбнулся:

— Очень подходит. Хорошо, давай совершим обряд, пока никто не узнал, что мы здесь.

Сердце Дженн, когда она последовала за Робертом к алтарю, отчаянно колотилось. Роберт протянул руки, взял у нее младенца и откинул одеяльце, чтобы видеть личико.

— Он похож на тебя. Я рад. — Роберт высоко поднял мальчика; как настоящий Росс — и настоящий Дуглас малыш не издал ни звука, когда его отец начал обряд Представления.

— Благословенная Минея, божественный Серинлет, взываю к вам: взгляните на новую душу среди вашей паствы. Это ваше дитя и дитя моей возлюбленной Дженни. Представляю вам ее сына, Эндрю. Молю вас: храните его своей любовью, и да будет она защитой его душе, как и душам всех нас. — С этими словами Роберт начертил знак триума на лобике младенца и повернулся к Дженн.

Она уже не могла сдерживать слезы, хоть и не посмела бы объяснить Роберту, почему плачет. Роберт передал ей сына, потом нежно вытер слезы с ее щеки.

— Он простил тебя, Дженни. Якоб простил тебя.

— Ох, Роберт…

— Пойдем, — мягко потянул он ее к двери, ласково обняв за плечи. — Я отведу вас обратно. Ты совершенно измучена, да и юному Эндрю, похоже, здесь не очень нравится.

Словно в подтверждение его слов Эндрю начал дрыгать ножками и, не успели они дойти до комнаты Дженн, издал громкий вопль, разнесшийся по всему опустевшему замку. Дженн не пыталась успокоить сына. Не скоро теперь у него появится возможность огласить криком свой родной дом.

Эйден потянулся к легкому летнему плащу, перекинутому через седло его коня. Плащ своего отца дала ему госпожа Белла; он был слишком длинный и плохо защищал от легкого утреннего морозца.

Все же Эйден завернулся в него и оглядел остальных; все они готовились отправиться в путь кто куда. Мощные стены замка лежали вокруг в руинах, немногие оставшиеся в Элайте слуги седлали коней и вьючили на них припасы. Неподалеку израненный Финлей опирался на плечо Шейна, выслушивая какие-то указания Дженнифер.

— На что это вы таращитесь?

Эйден оглянулся через плечо и увидел Роберта, поправляющего повод своего коня. Смертельная бледность, покрывавшая лицо молодого человека накануне, теперь исчезла. На лице Роберта было написано спокойствие, которого никогда раньше Эйден не видел.

— Я все думаю о том, что вы сказали вчера вечером. О своем возвращении в Люсару.

— Ни о каком возвращении я не говорил.

— Вот именно это я и имею в виду.

Роберт выпрямился и ткнул пальцем в грудь Эйдену:

— Не вздумайте начать все сначала!

Позади, незамеченный хозяином, терпеливо ждал, держа под уздцы собственную лошадь, Мика; на лице его было такое невинное выражение, что Эйдену даже стало теплее, несмотря на мороз.

— Сказали вы остальным, что собираетесь делать? — продолжал Эйден.

— Как я мог? Я этого еще и сам не знаю. — Роберт с деланным равнодушием снова занялся сбруей коня.

Эйден улыбнулся. Роберт, конечно, все уже решил, даже если предпочитает пока хранить молчание. Как будто догадавшись о его мыслях, Роберт бросил на священника лукавый взгляд:

— Вы ведь сами говорили, что раз мое бездействие не принесло желаемых результатов, стоит попробовать что-то еще. Признайтесь: мы с вами оба очень удивимся, если окажется, что вы были правы.

— Так что же вы намерены предпринять?

Роберт оставил в покое своего коня и положил руку на плечо Эйдену:

— Сейчас я собираюсь попрощаться с друзьями. Пойдемте.

Большинство путников уже сидели в седлах; лишь Финлей и Дженнифер ждали Роберта и МакКоули. Эйден с мягкой улыбкой обратился к Дженн:

— Будьте осторожны, дитя мое, в ближайшие недели. Должен признать: если бы я был человеком суеверным и верил во всевозможные предзнаменования, то сказал бы, то ваш сын явился в этот мир в мрачную минуту. — Он поцеловал Дженн в лоб и положил руку на головку Эндрю. — Я буду молиться за вас обоих.

— Благодарю вас, святой отец. Желаю вам всего наилучшего.

В этот момент рядом с ними оказался Роберт. Эйден хотел отойти, но Роберт, коснувшись его руки, удержал священника.

— Мне не удастся послать вам весточку, — начал Роберт, не понижая голоса, — и мы долго не увидимся. Но главное ты держись своего и вини во всем меня.

— Но…

— Дженни, я не потерплю от тебя возражений, — поднял руку Роберт. — Моей репутации тому, что от нее еще осталось терять нечего. Ты должна ради того, чтобы выжить, принести в жертву все остальное. Ты поняла меня?

Не сводя с него глаз, Дженн закусила губу и молча кивнула: она явно не настолько доверяла себе, чтобы заговорить. Роберт двинулся к своему коню, но помедлил.

— Ты только помни о том, что я тебе говорил. Там, на старой мельнице. — Он сделал глубокий вдох. — Всегда помни.

Роберт резко повернулся и подтолкнул Эйдена и Мику к их коням. Вскоре все уже сидели в седлах. Роберт поднял руку в прощальном приветствии и пустил коня галопом по черному выжженному полю. Когда они уже приближались к лесу, Эйден взглянул на Роберта. Тот улыбался.

— Что вас обрадовало?

Роберт придержал коня, когда они свернули на тропу между деревьями.

— Я испытываю ужасно странное чувство. Очень странное. Никогда раньше я ничего подобного не чувствовал.

— Опишите мне, что вы чувствуете.

— Сомневаюсь, что смогу. — Роберт посмотрел на Эйдена, потом на Мику, и улыбка его стала еще шире. — Однако если бы мне это удалось, не сомневаюсь, что вы сумели бы найти название моему чувству.

Выражение его лица не оставляло места сомнениям. Эйден охотно проглотил наживку:

— И какое же название, по-вашему, я дал бы тому чувству, которое вы испытываете?

— Думаю, — рассмеялся Роберт, — что вы назвали бы его чувством свободы.

* * *

Когда Роберт и его спутники скрылись в лесу, Финлей повернулся к Дженн. Ее глаза не отрываясь, смотрели на опустевшую дорогу. Финлей оглянулся на остальных и прошептал:

— Ты так и не сказала ему?

— Нет.

— Иначе он не уехал бы, верно?

— Да.

— И ты думаешь, что он никогда не вернется.

Дженн повернулась и посмотрела в глаза Финлею, но ничего не сказала.

— Нужно ехать. — Финлей, хромая, подошел поближе. — Дай мне малыша, а Шейн поможет тебе сесть на лошадь. Пора в путь.

— Ты знаешь, как нужно держать младенца? — спросила Дженн.

— Конечно! За кого ты меня принимаешь? — Он протянул руки к ребенку и поспешно добавил: — На последний вопрос можешь не отвечать.

Дженн с улыбкой отдала Эндрю Финлею и собралась сесть в седло. Финлей отошел в сторонку, чтобы не мешать ей, и стал рассматривать племянника. Мальчик не спал и смотрел на Финлея глазами такой яркой голубизны, что с ними не могло сравниться утреннее небо. Говоря по правде, Финлей впервые в жизни держал на руках ребенка и уж тем более собственного племянника. Как ни мал был Эндрю, невозможно было не заметить сходства, о котором Дженн отказывалась говорить.

Эндрю Росс Дуглас, граф Элайты по рождению, в будущем герцог Ичерн. Этот ребенок был единственным истинным наследником трона Люсары.

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

Реклама на сайте