«На полпути к себе»

Вероника Иванова На полпути к себе

С БЛАГОДАРНОСТЬЮ

Моему отцу, который научил меня разжигать Очаг Познания.

Казалось, жизни ход отлажен — Знакомы скучные пути, Но грянул гром: пришлось идти Искать нелепую пропажу. Безделица. Пустяк. Игрушка. Я потерял себя. Так странно... Растяпа! Но — когда и где? Кто незаметно завладел клочком никчёмного тумана? Ищу. Надеюсь, не напрасно. И начинаю понимать, Что отражения печать В стеклянной мгле — всего лишь маска. Где я? Вдали? А может, рядом? Ту тень, к которой я привык, Мне возвращают каждый миг, Как зеркало, чужие взгляды. Я соберу свои потери. Когда-нибудь... Вопрос — когда: Мгновенья сложатся в года, И... Сколько глаз за каждой дверью!... Вернул пропажу? Не успел? Часы отсчитывают встречи. Дорога ждёт. Мой поиск вечен: Я — лишь на полпути к себе.

Часть первая Острые уши

Хрусть. Хрусть. Хрусть. Свежевыпавший снег хрустит под ногами — это доктор шлёпает из одной дворовой пристройки в другую. И за каким фрэллом его понесло, спрашивается? Погода-то вовсе не для прогулок — сыро и зябко. Подумать только, ещё полтора месяца назад солнышко так пригревало спину, что хотелось снять с себя всё лишнее, а сейчас... Впрочем, недавно посетившие дом Гизариуса сельские старожилы, беседу которых я имел мучение слышать, степенно заявляли, что осень — вполне... осенняя. То есть, раз в десятилетие или чуть реже случаются ранние заморозки. Ну, снежок выпал — ну и что? К полудню растает! Впрочем, в справедливости последнего предположения я сомневался — небо было хмурым с самого рассвета, а ветер даже и не думал дуть. Так что белая крупа, основательно припорошившая двор, не исчезнет не только до обеда, но и... Хотя, зарекаться не буду: с доктора станется выгнать меня на свежий воздух и заставить убирать снег. Ой, кажется он собирается посмотреть сюда...

Я со всей возможной скоростью захлопнул окно, беспочвенно надеясь, что стук не привлечёт внимания. Потому что если дядя Гиззи поймёт, насколько моё состояние пришло в норму... Свободных минуток не будет.

Вы спрашиваете, кто такой дядя Гиззи? Лекарь. Хороший. Да и человек — неплохой. Если не считать некоторого пристрастия к выпивке... Впрочем, как особа искушённая в вопросах сохранения здоровья, свою и чужую меры знает чётко и вовсю старается соблюдать. К неудовольствию тех, кто этой самой меры придерживаться не желает...

Итак, с первым вопросом разобрались. А теперь вы наверняка хотите узнать, с кем ведёте беседу? Хотите? Нет? Всё равно узнаете. Правда, объяснять будет сложновато, но... Обо всём по порядку.

Жил под лунами этого мира... я. Добра не нажил (что вовсе неудивительно), зато и зла не творил (что как раз странно — при моём-то таланте всё портить). Жил себе тихо и мирно... Правда, кто-нибудь сравнил бы мою тогдашнюю жизнь с прозябанием на кочке посреди болота. Ну и что? Была кочка — любимая, до последней травиночки изученная и тщательно обихаживаемая. Была... Пока меня не попросили с этой самой кочки убраться. Да-да, прямо так и сказали: пошёл вон. За дальнейшей ненадобностью. И охотно рассказали, почему я стал не нужен. Разве что маршрута дальнейшего движения не указали...

В общем, расплевались мы с коллегой по работе на благо некоего южного купца, носящего достойное имя Заффани из рода иль-Руади. Расплевались и, поскольку коллега этот одновременно являлся и моим начальником, оставалось только отправиться восвояси. Что я и сделал, находясь в несколько расстроенном состоянии, потому что погряз в заблуждении касательно того, что между мной и Сахимом отношения сложились не только деловые, но и дружеские... Из города размолвки Дулэма я двинулся на север и...

Не надо было заходить в тот трактир. Не надо было в нём задерживаться. И уж тем более — не надо было обращать внимание на просьбу сумасбродной гномки о помощи... С неё-то всё и началось. Помощь таки я оказал. Угробив троих парней, волокших эту самую гномку в какое-то ужасное место. Или не ужасное? Фрэлл его знает, не важно. Но пигалица, освободившаяся от конвоя, потащила меня за собой. В Улларэд — город, который, наверное, навсегда останется в моей памяти. Город, отнявший у меня свободу. То есть, на моё единственное к тому времени сокровище покусился вполне определённый человек — некий Мастер некой Академии. Человек с грозным именем Рогар. Р-р-р-р-р!... Да, именно так. Что особенно занятно: сам меня продавцу сдал, сам же и купил. За очень большую сумму.

Из Улларэда я отправился на новое место жительства в составе небольшого обоза, вместе с двумя учениками того самого Мастера и... младшим наследником престола Западного Шема. Правда, моя ладонь успела познакомиться с пятой точкой принца ещё до того, как мне стал известен его титул... Ну да, отшлёпал. Потому что счёл манеры мальчика недопустимыми. Но несколько часов спустя, кстати, его же и спас! От оборотня. Впрочем, поскольку свидетель убиения шадды оказался в единственном числе и в моём лице, сию заслугу перед королевским домом мне не зачли, а напротив — усугубили мою неприязнь к коронованным особам. Каким образом? Этот образ в настоящий момент украшает мою правую щёку. Клеймо «королевской милости». «Погасивший не зажжённую свечу». Для тех, кто в этом деле не сведущ, поясняю: такое клеймо ставится убийце беременной женщины. Особую пикантность действу придал его исполнитель — странная эльфийка, показавшаяся мне попросту сумасшедшей. В тот вечер я был на грани смерти, но Вечная Странница повременила с визитом, а мой новоявленный хозяин — с призванием меня на службу, одолжив своё приобретение приятелю. Сельскому доктору по имени Гизариус.

Впрочем, это я думал, что доктор — сельский, но обнаружив, что в его усадьбе имеет удовольствие проживать принц всё того же Западного Шема (только на сей раз старший) в компании и под защитой умелого телохранителя, понял: судьба свела меня совсем не с простыми людьми. И не в самых простых обстоятельствах. Так, наследник престола Дэриен страдал слепотой, которая не поддавалась излечению — ни обычному, ни магическому. Точнее, маги, приглашённые ко двору, не смогли установить причину болезни. Зато я — смог. И не только установить, но и уничтожить эту причину... Спросите, зачем влез не в своё дело? А из благодарности. Потому что принц спас мою жизнь, когда селяне горели желанием забить меня камнями. За что? За то, что я напугал своим клеймом дочку местного старосты. Хотя на самом деле я пытался ей помочь... И помог, но уже гораздо позже — во время самих родов. Помог и был торжественно провозглашён «Мастером», к своему огромному неудовольствию. Так и прошла половина лета — в сельских работах, попытках разобраться с загадкой болезни принца и... встречах с прошлым — приёму посланцев из дома. Сначала меня навестила Лэни, а потом удостоил визита шадд’а-раф. Кто такая Лэни? Волчица. А шадд’а-раф — кот. Только не думайте, что я живу в зверинце! Хотя... в некотором смысле... Оборотни они. Оба. Но дело не в этом, а в том, что посыльный, который доставил мне книги по магии (один из учеников Рогара, молодой маг по имени Мэтт, который, надо сказать, помог мне тогда справиться с шаддой), увидел, как легко я справляюсь с метаморфами и... доложил о сем казусе своей наставнице, коя не преминула заполучить в свои жадные руки столь ценный для изучения объект. Мою тушку. И ведь, изучала! За что поплатилась жизнью. Но я не жалею о случившемся, потому что алчность магички позволила мне свести знакомство с сестрой уже встреченных мною принцев. И не только свести, а ещё и провести. Провести Инициацию юного Моста во имя спасения целого города...

Ещё не запутались? А я вот, почти...

Ненавижу болеть, но в этот раз простуда подвернулась на моём пути весьма и весьма удачно. Что самое смешное, с лёгкой руки доктора, который, внимательнейшим образом подсчитав количество скучающих в сарае дров, решил, что их не хватит для обогрева на оставшиеся до отъезда три недели. Кто бы сомневался — так топить! В течение часа ваш покорный слуга уже успел не раз проветрить кухню, чтобы не задохнуться от становящегося невыносимым в тёплом воздухе аромата сушёных трав...

Так вот, разумеется, первым делом Гизариус постарался заинтересовать колкой дров меня, на что пришлось высказать вполне справедливое сомнение относительно моей привлекательности с топором в черепе. Не то, чтобы я совсем уж не знаю, с какой стороны подходить к топору, но махать тем увесистым инструментом, которым располагал доктор, мне не хотелось — пришлось живописать возможный результат моих взаимоотношений с рубящими предметами. Доктор долго смеялся, но, в конце концов, сжалился над ленивым работником и нашёл дюжего парня в деревне. Зато складирование поленьев целиком и полностью легло на меня. Я и не протестовал, хотя пришлось пару часов сновать между поленницей и полем боя с дровами, вот только... Сначала был одет вполне по погоде, но с каждой перенесённой охапкой палок мне становилось всё теплее и теплее, пока... Я не остался в одной рубашке. Как назло, солнце лишь делало вид, что греет, чем окончательно ввело меня в заблуждение. Заблуждение, вылившееся в простуду, прихватившую меня на следующий же день...

Кашель, сопли и раздираемое болью горло — мой организм не оставила без внимания ни одна из этих пакостей. В результате я несколько дней валялся в постели, закутанный в одеяла и поглощал лекарства в неимоверных количествах. Самым безобидным из зелий был настой малины, но, к моему величайшему огорчению, ягоды в него не попали. Зато листьев, плодоножек и ещё какой-то трухи я наглотался достаточно для того, чтобы горько пожалеть о своей беспечности...

В болезни был только один очевидный плюс: масса свободного времени, кое я употребил с пользой для себя и с некоторым уроном для докторского имущества.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается: не сегодня — завтра Гизариус объявит мне о полном и безоговорочном выздоровлении, и тогда придётся оставить моё любимое занятие до лучших времён. Какое занятие? Составление логических цепочек, конечно. Причём — в отсутствие необходимого количества информации, поскольку я, как водится, не удосужился задать «важные» вопросы, когда имел шанс получить ответ. Правда, не очень-то и хотелось...

Я вернулся за стол и сдвинул в сторону исписанные корявым докторским почерком листы бумаги, дабы освободить место для собственных заметок. Да, дядя Гиззи, решив, что жар и головная боль — позади, усадил меня разбирать каракули, которые, по его мнению, описывали, сколько и каких корешков он заготовил в течение лета. Я, на свою беду, не догадался, в чём фокус, когда бойко прочитал несколько строк на подсунутом под нос листке... Ну, а раз уж почерк был мне понятен, доктор довольно потёр руки и вывалил на кухонный стол (предмет мебели с самой большой горизонтальной поверхностью во всём доме, а потому — самый удобный для работы) ворох бумажных клочков...

Я честно нырял в сплетения букв и приводил неудобоваримые сокращения в пристойный вид, а также... Улучал минутки, чтобы заняться своими делами. Тем более, что мне были доверены чистые листы, баночка с чернилами и связка гусиных перьев...

Ну-с, что у нас получилось? Раскладываю столе свои клочки, кстати, изрисованные не менее странными, чем у доктора, значками.

Сплошные зигзаги. И все — с разрывами. Это так плохо, что... даже хорошо: если сейчас неправильно соединить все сюжетные линии, придуманные жизнью, можно будет переиграть назад...

Кое-что было ясно, как день. Кое-что представлялось необъяснимым только на первый взгляд, а во втором приближении приобретало знакомые черты. Некоторые детали я не знал и не горел желанием узнавать, зато мог реконструировать ход событий и без выяснения подробностей. Ну а кое-что... Или, вернее, кое-кто оставался совершеннейшей загадкой. Загадкой, которую не хотелось разгадывать. Ни за что и никогда. Однако мерзопакостность положения вашего покорного слуги заключается в том, что рано или поздно мне приходится браться за «грязную» работу, и, следовательно... Эта загадка от меня не убежит. Как бы я ни умолял...

С чего же всё началось? Разумеется, с трактира. Вообще, постоялые дворы и гостиницы — это места, в которых странности и нелепости так и норовят произойти. Почему? Да просто потому, что человек останавливает здесь повозку своей Судьбы на крохотный вдох Времени. А чем короче мгновение, тем меньше внимания мы ему уделяем, не так ли? Путники, заглянувшие на огонёк, редко разглядывают хозяина и слуг гостеприимного крова, но, плотно перекусив и расслабившись под благотворным влиянием горячительных напитков, спешат излить душу случайному собеседнику, оказавшемуся за их столом. Наутро дороги уносят людей в разные стороны, быть может, чтобы больше не позволить им свидеться, но... Случается и по-другому. И глупая встреча в захудалом трактире способна взбаламутить самую спокойную и ленивую воду... Так вышло и со мной.

Малолетняя гнома ухватилась за меня, как за соломинку, стремясь решить личные проблемы. Что она углядела в нескладном парне с отсутствующим выражением лица? Не знаю. Может быть, ещё удастся спросить у неё самой... Впрочем, не уверен, что Миррима знает ответ на этот вопрос. Зато, раз вцепившись, малявка долго меня не отпускала, а я... Начинал делать глупости только потому, что не мог разочаровать ту, которая оказала мне доверие...

В Улларэде мне пришлось взять в руки лук, чтобы, выиграв дурацкое пари, потерять свободу — я с чистой совестью могу винить гному во всех своих бедах. Могу. Но — не буду. Потому, что она если и была участником «охоты на Джерона», то лишь косвенным и не преднамеренным. А вот главным «загонщиком» я назначил... Кого бы вы думали? Правильно, Рогара! Воскрешая в памяти унылые трактирные посиделки, я с удивлением отметил, что ещё тогда первый раз увидел своего будущего хозяина. Да-да, тот самый старик, посапывающий в углу! По здравому размышлению и подробному анализу внешнего вида, он оказался до боли похож на приснопамятного Мастера...

Итак, Рогар стал свидетелем чудесного побоища, устроенного гномой, со мной на первых ролях. Возможно, Мастеру было интересно — лично я уверен, что он вряд ли оценивал технику и тактику боя, скорее его занимал вполне закономерный и азартный вопрос: кто кого. Я бы на себя не поставил... Ну, разве только с перепоя! В тот раз мне повезло. Повезло, что участники «красного трина» полагались больше на свои амулеты, чем на твёрдость руки. Правда, в пылу схватки мне некогда было обращать внимание на отклонения потоков Силы, поэтому всё было списано на случайную удачливость.

А вот Рогар, могу поклясться, заметил, что амулеты наёмников не сработали. Заметил и сделал себе зарубку. На будущее. А заодно — оценил меня, как подходящую замену малолетнему принцу в предстоящем аукционе. Кстати, факт участия в этом не слишком обычном действе малолетнего Моста говорит о многом. Например, о проблемах, возникших у «заказчика»: проблемах, которые не позволили ему вовремя уплатить деньги, в результате чего контракт обычно считается расторгнутым, и сам «заказ» поступает в полное распоряжение торговца...

Наверняка, Мастер последовал за мной и гномой, когда Миррима приняла судьбоносное решение покинуть трактир. Последовал и, выяснив, куда мы направились, сам поспешил к стенам Улларэда. Как он туда добрался и насколько быстрее — понятия не имею, да и не в этом суть. Самое интересное начинается дальше: Рогар привлёк к делу двух своих подопечных, мага и лучника. Пока Мэтт заговаривал мне зубы и угощал обедом, а Бэр разыгрывал спор у стрельбища, сам Мастер спокойненько отправился к Лакусу и предложил обмен. Уж не знаю, насколько были сгущены краски, но хозяин почившего с миром «красного трина» согласился. Правда, предварительно захотел взглянуть на «товар». Для этой цели были устроены показательные стрельбы, существенно осложнённые чудачествами гномы. Хорошо ещё, что я умудрился попасть в яблоко, а не в её голову...

Любопытно, Мастер сразу планировал меня покупать или ему потом стало жаль отдавать такую полезную вещь в чужие руки? Ответ на сей вопрос не особенно нужен, но, пожалуй, я бы хотел его узнать. В сугубо исследовательских целях, конечно...

Ай-вэй, мне же ещё нужно следить за очередным варевом милейшего доктора. Чтобы не выкипело. А кипит бурно: крышка так и подпрыгивает! Чем бы её сдвинуть?... Использование руки оказалось плохой идеей. Даже через тряпку, сложенную в несколько слоёв — всё равно обжёгся. Хорошо, что кожа на подушечках пальцев куда грубее, чем на тыльной стороне ладони: ожог, полученный давеча при неудачной попытке подбросить дрова в печь, застыл на пальцах тёмной полоской огрубевшей кожи. Одна надежда, что через несколько дней это уродство сойдёт (особенно, если приложить усилия), и останется только розоватый шрамик. А потом и его, скорее всего, не останется, потому что не так уж и сильно я приложился к горячей стали печной дверцы...

Так, крышку сдвинули, бурление унялось, можно вернуться за стол. К размышлениям.

Путешествие в одном обозе с упомянутыми парнями и принцем закончилось для вашего покорного слуги более, чем печально — встречей с палачом. Точнее, такую роль странная эльфка выполнила в отношении меня, а кем она служила в свите Рикаарда, осталось невыясненным. Состояние духа и тела, в котором я оказался после незавершённой Нэгарры, требовало вмешательства доктора, и доктор нашёлся. Старый знакомый Рогара, Гизариус мирно выращивал травки и копал корешки, попутно пытаясь вылечить от слепоты старшего из наследников престола Западного Шема. Лечение результата не давало. По очень простой причине: болезнь Дэриена была вызвана и усугублена магическим вмешательством. И тогда за дело взялся я. Взялся не сразу, а только после долгих споров с самим собой и своей ехидной подружкой, а также — после того, как проштудировал необходимую литературу, доставленную в усадьбу доктора всё тем же незадачливым Мэттом...

Ещё одно отступление. Немаловажное. Кое-что во мне изменилось. В лучшую или худшую сторону — решать другим, но... Пожалуй, теперь я понимаю, что подразумевалось под Ступенями, по которым можно подняться или спуститься. Понимаю, почему никто не счёл нужным рассказать об их воздействии на мои возможности. Понимаю, что по-прежнему могу очень мало, зато — всё дальше и дальше. То есть, Периметр влияния расширяется. Правда, расширение это происходит исключительно за счёт полюбовного партнёрства с Мантией, но на безрыбье...

Что было дальше? Маг-недоучка притащил на своём хвосте целый выводок оборотней во главе с самим шадд’а-рафом, который, по знакомству, не преминул навязать мне поиски своего, как потом выяснилось, сына. Толком не понимая, что делать, я начал с борьбы за здоровье Дэриена, но, как только выиграл этот раунд (точнее, получил все основания считать, что выиграл), наставница Мэтта, заинтригованная его рассказами о моих милых «особенностях», явилась по мою душу. И забрала с собой. Правда не душу, а лишь бесчувственное тело...

Я открыл глаза через сорок дней в одном из глухих уголков Россонской долины. Пробуждение послужило причиной гибели двух магов (один из которых помог — в качестве жертвы, разумеется! — провести старинный ритуал), но позволило мне познакомиться с Её Высочеством принцессой Рианной, как две капли воды похожей на того пацана, из-за которого я получил клеймо на щёку. Дальше было много всего забавного и не очень. Из забавностей могу вспомнить новую встречу с гномой. Из неприятностей — Инициацию принцессы и пробуждение артефакта, предназначенного для защиты славного города Мирак от опасностей и катастроф. Явление Мастера я оставил без знаков «плюс» и «минус». Просто — явление.

Потом я вернулся. К доктору. Правда, по пути мне пришлось воспользоваться Зовом — первый и, возможно, последний раз в своей жизни — в результате чего я выудил из Складок Пространства того самого «потерянного» оборотня. Вспоминать то, что происходило потом, у меня нет ни малейшего желания, хотя эта рана давно уже зарубцевалась. Впрочем, и не нужно. Помогая шадду прийти в нормальное состояние, я разглядел под слоем сомнительных догадок один из ключевых фрагментов мозаичного пола Судьбы, по которому ступали наследники престола Западного Шема. И, надо сказать, узор меня не порадовал.

Чётко было ясно одно: кому-то позарез понадобился Мост, причём — послушный[1]. Если не сломленный. Так уж получилось, что все отпрыски местного короля обладали искомым Даром, но... Дэриен отпал сразу. Сначала я полагал, что причиной тому стала слишком давно проведённая Инициация, но всё оказалось куда как проще: старший принц не может полноценно соединять артефакт с Источником. Возможно, Его Высочество намеренно лишили такой возможности, но если и так — печальное событие произошло слишком давно, чтобы принимать его в расчёт.

Итак, одна фигура выбыла из игры. Остались ещё две. Одинаковые, но только — на первый взгляд, потому что юная принцесса не подлежала участию в ритуале Инициации. Тот, кто её похитил, то ли не знал о сем крохотном дефекте, то ли рассчитывал перехитрить природу, но сделал всё, от него зависящее. Даже нашёл оборотня. Правда, оборотень не пожелал помочь установить контроль над девочкой. Почему? Не понимал всей опасности отказа, дурашка: если бы он взглянул на происходящее моими глазами... Я имел счастье во время Единения воспользоваться его памятью и был удивлён. Очень. Разумеется, молодость и отсутствие опыта — лучшая почва для произрастания глупого благородства, но лично я бы на месте магички поступил иначе. Не заставлял «раздумывать над поведением», а попросту надавал оплеух, самых болезненных, на какие способен: это отрезвило бы юного рыцаря! Могу поспорить, что смял бы его упрямство проще и быстрее. Правда, мои методы основывались бы на моём знании особенностей метаморфов, а не общечеловеческих принципах... Впрочем, за то, что котёнок не струсил, его следует похвалить. Даже если благородство на поверку оказалось всего лишь наивным желанием следовать примерам легендарных героев. Ведь, пройди совсем немного времени, и Кружева распались бы окончательно... Ладно, не будем о грустном, тем более что грустного и не случилось.

Котёнок жестоко наказан за несговорчивость, но тут, по каким-то причинам, злодею становится ясно: принцесса для дела не подойдёт. А не подойдёт по очень простой причине: не готова. То есть, не созрела, как женщина. Да, пожалуй, именно это препятствие было непреодолимым, хотя с трудом могу себе представить, каким образом можно было устранить врождённый дефект Кружева без божественного вмешательства... Если способы есть, очень хочется узнать их механику...

Как поступает наш хитрец? Изыскивает возможность для доступа к телу последнего из Мостов, Рикаарда. Собственно говоря, принц должен был попасть в сети заговора прямиком из рук Лакуса, но Мастер спутал карты, и злодею пришлось посылать на перехват ещё одного оборотня. О, этот — точнее, эта была согласна на всё! Ещё бы: она искала своего племянника, и ей было обещано... Алмазные Горы, в общем. Опытная шадда действовала умело, не отступая от заданного плана, но тут на сцене появился ваш покорный слуга и лишил кошку жизни. Злодей остался ни с чем. Рикаард оказался недоступен. Дэриен... Вот со старшеньким всё сложнее, чем кажется, однако об этом — позже.

Худо-бедно, но заговор, фактически, рухнул. Однако недоучившийся маг, склонный к откровениям со своей любимой наставницей, разбалтывает последней то, о чём ему следовало бы забыть, и я оказываюсь в одной комнате с Рианной. Дальше... Магичка и её дом уничтожены, Мирак спасён от разрушения, отпрыск шадд’а-рафа возвращён в объятия отца, принцесса вместе с выздоровевшим, но не спешащим поделиться этой новостью с придворными, братом отправилась во дворец, один я... Как был ни с чем, так и остался. Добро бы, ничего не потерял, но нет: погас последний светлый лучик из детства...

Я перевернул очередной листок. А это у нас кто? Ах, да: тот неизвестный чародей, который проходит в моих заметках под кодовой буквой «Г». И вовсе не то, что вы подумали! «Г» — значит «гений». То, что он сотворил с Дэриеном и котёнком, заслуживает восхищения. Самого искреннего и самого глубокого. Но если накры, вживлённые в плоть оборотня (правда, я узнал только принцип построения, а само исполнение принадлежало руке убиенной магички), ещё поддавались включению в мою стройную теорию заговора, то вот старшенький принц... Его «отлучение от двора» попахивало местью. Отвергнутой любовницы? Или человека, отвергнутого Селией ради принца? Очень может быть. В принципе, я легко его вычислю, если окажусь во дворце... Если — окажусь...

Это ещё что? Ой, совсем забыл! А неплохие стихи получились. От души.

«...Даря другим безоблачное утро, Мы умираем каждый день и час...»

Надо будет переписать начисто ещё раз и куда-нибудь припрятать. Вдруг удастся продать бродячему певцу?... Шучу. Никому не отдам. Моё. Написано исключительно для личного употребления. И — для Рианны. Правда, она не всё поймёт в сих сумрачных размышлениях, но...

Надеюсь, во дворце всё идёт без особых проблем. Может, стоило поехать с ними? Да нет, куда бы прятал клеймо... И кто знает: вполне возможно, что Дэриен распутал клубок интриг без моего участия. Я — не лучшая кандидатура для руководства расследованием. Да и для проведения — тоже. Хотя... Меня пытались учить. Помнится, точно также сидел за столом...

...Я сижу за столом, теребя лохматый край страницы старой хроники. Житие короля по имени Тыр-Пыр-Дыр-надцатый меня не занимает. Не вдохновляет на подвиги. Сволочной был король. И родственники его были сволочными. И придворные... Жестокие нравы почивших во тьме веков и людей, несомненно, являют собой интерес. Для книжных червей. Или для извращенцев, которым доставляет наслаждение описание пыток, душевных и физических. Правда, я мало что могу себе вообразить — опыта нет. А если учесть, что вид крови вызывает у меня... стойкое неприятие ввиду того, что сия жидкость слишком драгоценна, чтобы её проливать... Вряд ли буду осчастливлен подобным опытом в скором времени, поэтому на полях книги появлялись заметки исключительно двух видов: «Повреждения, несовместимые с жизнью» и «Повреждения, несовместимые с сохранением рассудка». К завершению предложенной моему вниманию хроники без таких «характеристик» остался буквально пяток персонажей, судьбу которых мне и надлежало решить, дабы выполнить очередное задание Магрит. Зачем я должен копаться в старом хламе? Кто знает... Впрочем, за двадцать лет жизни можно было привыкнуть к любым, даже самым странным пожеланиям сестры, что я и сделал. Привык. И раз уж она велела «разобраться», кто из давно истлевших мерзавцев виноватее других, что ж... Попытаюсь разобраться.

— Как идут дела? — Магрит сделала вид, что искренне интересуется моими успехами.

Ага, как же! Судя по роскошному платью, усыпанному голубыми жемчужинами, сестрёнка куда-то собралась. На бал? Вроде бы, время балов давно прошло: зима близится к завершению, а первый грандиозный праздник случится только летом...

Я так углубился в размышления относительно планов Магрит (которые, признаюсь честно, представлялись мне куда более интригующими, чем события давно минувших веков), что опомнился только, когда длинные пальцы звонко щёлкнули перед моим лицом.

— Я задала вопрос, — голос сестры стал чуть холоднее. Такое случалось, если она считала мою рассеянность чрезмерной. А поскольку я довольно часто блуждаю в бурьяне собственных мыслей...

— Да, dou Магрит.

— Что — да?

— Я слышал Ваш вопрос.

— И?

— Что? — парировал я.

— Сегодня ты мне совсем не нравишься, — вздохнула сестра, присаживаясь на край стола.

Я промолчал.

«Не нравишься...» Эти слова звучали в мой адрес если не каждый день, то раз в неделю — обязательно. Как правило, означали они примерно одно и тоже, но с некоторыми вариациями. От «просто дурак» до «ленивый дурак». Насчёт своих умственных способностей я не питал иллюзий. С тех самых пор, как увидел, насколько быстро и изящно справляются мои... сверстники с задачками, которые кажутся мне неразрешимыми. А ещё спустя несколько лет понял, что любые старания будут расценены, как «недостаточные»... К чему все эти выводы? А вот, к чему: мне чужд дух соревновательности. Абсолютно чужд. Если знаешь, что ни при каких условиях не сможешь быть первым среди равных тебе, зачем прилагать усилия? Зачем лезть из кожи вон? Да и не будет со мной никто соревноваться... Это ж — стыд один...

— Не желаешь разговаривать? — прищурились синие глаза.

— Почему же... О чём Вы хотите беседовать, dou Магрит?

— Ты закончил?

Я с сожалением посмотрел на потрёпанный том.

— Можно сказать, да.

— Итак?

Пожимаю плечами.

— Каков вердикт?

— Если честно... Не вижу смысла копаться в этих мутных хрониках.

— Вот как? — усмехнулась сестра. — Аргументы?

— Мммм... Моё мнение по этому поводу никому не нужно, — привёл я свой самый убийственный довод, но на Магрит он не подействовал:

— Неверно.

Озадаченно поднимаю левую бровь.

— Если я задала тебе прочесть и проанализировать текст, это значит, что твоё мнение интересует хотя бы меня... И уж, конечно, ты сам должен быть заинтересован.

— Представьте себе, нисколечко.

— Печально слышать, — Магрит пододвинула том поближе и перелистнула несколько страниц, разглядывая мои пометки. — Кстати, получишь по пальцам, если будешь и дальше портить книги. Лень взять бумагу для заметок — держи всё в голове.

— А стоит ли? — сомневаюсь. Как мне кажется, вполне обоснованно.

Сестра фыркнула и что-то пробормотала себе под нос. Так тихо, что я мог только догадываться по движениям губ, каким эпитетом награждён на сей раз.

— Так кто же — главный виновник? — ласково спросила Магрит, захлопнув книгу.

— Никто, — я невинно улыбнулся.

Глаза сестры стали совсем серьёзными. Неоправданно серьёзными — я же ляпнул очередную глупость, не более...

— Любопытно... Совсем никто не виноват?

— Вы спросили о главном виновнике, dou Магрит. Так вот, его нет. Зато есть куча второстепенных и косвенных.

— Вот как? — взгляд оставался серьёзным и чуть напряжённым, будто мои слова имели жизненно важное значение. — И что бы сделал ты?

— Добил тех, кто находится при смерти тела и духа, и повесил всех остальных, — почти в шутку ответил я. Ну что она так на меня уставилась?!

С минуту сестра молчала. Потом встала и прошлась вокруг стола. Медленно. Задумчиво. Я немного испугался: всякий раз, когда на Магрит находит такое настроение, мне достаётся нешуточный нагоняй.

— Что ж... — наконец произнесла она. — Такое решение имеет право на жизнь, тем более, что... Когда-то давно он именно так и поступил...

— Кто — он? — я давно уже научился находить ключевые слова в откровениях сестры.

Магрит не успела ответить, потому что в дверях возникла высокая, сильная и не менее роскошно наряженная фигура нашего общего брата.

— Драгоценная, ты готова? — Низкий, с мягкой хрипотцой голос Майрона взлетел под своды библиотеки.

— Да, нетерпеливый! — сестра улыбнулась, и я невольно позавидовал мужчинам, которые будут окружать её на празднике: перед такой улыбкой невозможно устоять, да и не нужно — лучше сразу признать поражение и сдаться на милость победителя...

— Всё тратишь время на этого... — брат не договорил, но я прекрасно знал, что он может сказать обо мне. Ничего лестного.

— Не дуйся, — Магрит нежно провела пальцами по его щеке. — Он отнимает не так уж много...

— О, да: всё, что мог, он уже отнял! — не сдержался Майрон: в его глазах полыхнуло такое пламя, что я невольно съёжился, стараясь казаться маленьким и незаметным.

— Не надо об этом... — шепнула сестра.

— Почему? Он уже не ребёнок, и должен знать!

— Он узнает. Скоро. Слишком скоро... — мне показалось, или ей, и в самом деле, больно?

— Слишком?! — взвился брат. — Прошло уже...

— Он младше тебя. Помнишь, насколько?

Майрон осёкся и помрачнел.

— Я не собираюсь быть снисходительным только потому, что...

— Тебя никто об этом не просит, — спокойно, но твёрдо заметила сестра.

Он не ответил, лишь презрительно скривился. Я сделал вид, что увлечённо изучаю поверхность стола.

— Я жду, драгоценная, — брат развернулся на каблуках и оставил нас вдвоём.

— Одну минуту! — крикнула Магрит ему вслед, потом подошла ко мне. — Можешь считать, что сегодня я довольна.

— А на самом деле? — съязвил я.

— Что — на самом деле?

— Вы сказали: «можешь считать». Но это не означает, что Вы довольны, не так ли? — грустно заключил я.

Магрит рассмеялась.

— Ты взрослеешь!

— Это Вас радует?

— Не огорчает, — уклончиво ответила сестра.

— Ну что ж, хоть чем-то могу доставить Вам удовольствие... — с каждой фразой моё настроение стремительно ухудшалось.

Магрит укоризненно покачала головой и направилась к дверям.

— Вы идёте на праздник? — не удержался я от вопроса.

— Да, — коротко и ясно. Что, доволен?

— Там будет... весело?

— Кому как.

— А Вам?

— Вполне, — ей не составило труда догадаться, по какому руслу потекла река моих мыслей. — Тебе нечего там делать.

— Как всегда.

— Дома так плохо?

— Нет.

— Так что тебя не устраивает?

Что... Ей не понять. Единственный праздник в году, которого я удостаивался, приходился на день моего рождения. Собственно, ничего радостного в этом событии не было и быть не могло, поскольку одновременно весь Дом скорбел о смерти моей матери. Впрочем, скорбел отдельно. От меня. А я, в полном одиночестве, гонял по тарелке тот или иной деликатес, вкуса которого всё равно не чувствовал. Ежегодный траур затягивался дня на три, в течение которых мне настоятельно не рекомендовалось покидать комнату. Во избежание неприятных встреч. Разумеется, подарков мне никто не дарил — об этой милой традиции я узнал совершенно случайно и вовсе не от родственников... Фрэлл, а ведь скоро день рождения! Сколько же мне исполнится? Двадцать один. Совершеннолетие, вроде бы...

— Меня всё устраивает, — а что ещё можно ответить?

— Ты снова солгал, но эта ложь намного опаснее для тебя, чем для всех остальных, — нравоучительно заметила Магрит.

— Как всегда, — согласился я.

— Когда-нибудь ты поймёшь: для того, чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, — печально улыбнулась сестра. — Не скучай!

Угу. Постараюсь. В конце концов, скука — моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём, чем заняться...

— Ты что делаешь, негодник?! — завопил у меня над ухом Гизариус.

Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчирканные листки.

— Р-работаю...

— Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую!... Что всё это значит?!

Он выхватил у меня один клочок.

— «Д», «Г», «Р», «Р-не Р»... Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!

Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:

— Да ладно, стоила... Не самое высокое качество, кстати. И если уж Вас так печалит, что я истратил несколько...

— Несколько?!

— Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.

— Какому ещё знакомому? — Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.

— Есть один... Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растёт в верховьях Сина.

Глаза Гизариуса хитро сощурились.

— Ну-ка, рассказывай: откуда у тебя такие знакомые?

— Откуда... Я же не всю жизнь нахожусь у Вас в услужении, — буркнул я, порядком устав от повышенных тонов беседы.

— Хорошо... Пиши!

— Что?

— Ты же сказал: пару слов знакомому...

— Ах, это... Даже писать не надо: найдёте в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность... Вроде того.

— Вот сам и скажешь! — довольно заявил доктор.

— Почему это сам? — неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива немедленно последующего за оной встречей отбора невест меня не особенно радовала.

— А мы будем в Виллериме в середине зимы! — победно провозгласил Гизариус.

— Зачем?

— По делам!

Хороший ответ. Вот только, по чьим делам? По его или по моим? Сдаётся мне, что наши дела существенно рознятся...

— Ну и скажу! — надулся я. — Думаете, испугаюсь?

— Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, — заметил доктор.

Фыркаю:

— Неправильный вывод! Я — отъявленный трус. И всего боюсь.

— Один мудрый человек сказал: «Бояться — не значит трусить. Бояться — значит быть осторожным», — усмехнулся Гизариус.

Поднимаю руки:

— Сдаюсь!

— Покажи горло, — велел доктор.

Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.

— Вполне здоров, — удовлетворённо кивнул дядя Гиззи.

Мой печальный вздох по этому поводу не остался незамеченным:

— Нравится болеть?

— Не-а.

— Тогда что?

— Не нравится работать.

Он хмыкнул:

— А не скучно без работы-то?

— Мне никогда не бывает скучно.

— Даже одному?

— А кто Вам сказал, что я — один?

Глаза Гизариуса округлились:

— Но...

— Я всегда с самим собой!

Доктор ошарашено выдохнул и качнул головой:

— Всё, зарекаюсь с тобой спорить!

— Почему? — искренне удивился я.

— Потому что спор постоянно выходит из-под контроля!

Довольно ухмыляюсь, сгребая свои заметки в кучу.

— Ты составил опись?

— Почти.

— Почти?

— Осталось совсем немного, — изображаю на лице невинную уверенность.

— Учти, пора заканчивать! Нам нужно готовиться к отъезду...

— Нам?

— А ты предпочтёшь остаться здесь? — подколол меня доктор.

— Нет, конечно. Но я думал, что мой хозяин...

— У него много забот и без тебя, — сообщил Гизариус.

— Значит, я — забота? — наигранно обижаюсь.

— В некотором роде... — он увильнул от прямого ответа.

— Ну, если так... — я сузил глаза, подбирая слова подходящей к случаю обвинительной речи, но мои планы были грубо нарушены.

В дверном проёме возникла раскрасневшаяся от долгого бега мальчишеская физиономия. Кажется, я знаю этого пацана — один из тех, кто потащил гнома на рыбалку... Светлые ресницы хлопнули несколько раз друг о друга, и мальчишка срывающимся голосом возвестил:

— Вас ведунья зовёт!

Мы с доктором переглянулись, потом хором спросили:

— Кого?

— Вас!

— Кого из нас? — уточнил Гизариус, сообразив, что иным способом внятного ответа не добиться.

— Мастера!

Ситуация прояснилась. Чуть-чуть.

— Зачем?

— Она не сказала... — растерялся мальчик. — Но просила поторопиться!

Я вздохнул. Вылезать на холод не хотелось. Совсем. Только-только избавился от простуды, и снова появился шанс улечься в постель.

— Знаешь, я, конечно, уважаю желание сей достойной женщины...

Доктор нахмурился:

— Не пойдёшь?

— Н-у-у-у... — энтузиазма в моём голосе не наблюдалось.

— Собирайся и отваливай! — непреклонно велел Гизариус.

— Но...

— Кому говорят?!

— Я ещё не совсем...

— Обленился? Хочется верить... Поторопись!

— Ну куда она убежит? — простонал я, и Гизариус возвёл очи к потолку:

— Будь любезен, уважь просьбу старой женщины!

— Кто бы меня уважил... — проворчал ваш покорный слуга и поплёлся за верхней одеждой.

Мне не понадобилось много времени, чтобы подготовиться к прогулке на свежем воздухе, и за это я был несказанно благодарен дочке деревенского старосты. Рина, ещё летом снявшая мерки, взялась за дело серьёзно и ответственно, обеспечив меня комплектом одежды если и не особенно элегантной, но добротной и тёплой. Так что я был экипирован с ног до головы: под доггетами — толстые вязаные носки, выше — штаны из шерстяного полотна, рубашка с короткими рукавами, вязаная же фуфайка, варежки, колючий, но невозможно жаркий шарф и куртка из плотного сукна, подбитая мехом и имеющая очень важный элемент — капюшон. Посмотрев на меня, доктор усомнился, что я смогу передвигаться «в таких доспехах», на что в ответ получил высунутый язык и гордое:

— Зато не замёрзну!

Гизариус махнул рукой, признав бесполезность споров касательно одежды, а я направил свои стопы к домику ведуньи...

Заворачивать в деревню показалось лишней тратой времени, и я двинулся по тропинке вдоль опушки леса, увязая в кашице снега и не успевшей застыть ледяной коркой земли.

Трава пожухла после первого же утреннего мороза, превратившись в бурую склизкую массу. Листья торопились облететь и добавить гнилостных миазмов к уже имеющимся ароматам вялой предзимней природы. Яркими пятнами оставались только золотые улыбки кустов огнянки, да брызги алеющих гроздей рябины. Скоро снег накроет всё своим белым плащом, и сверкающий волшебной чистотой сон продлится до самой весны...

Мокрый клочок замёрзшей воды плюхнулся мне на нос, заставив недовольно сморщиться. Нет, зима — не моё время года. Слишком холодно. Слишком грустно. Слишком...

О, почти пришёл. И даже помощь Мантии не понадобилась, чтобы почувствовать знакомый, чуть угрожающий ореол Силы, окутывающий дом ведуньи. Вуаль привычно скользнула по моему телу, но в этот раз что-то было не так.

Опасность?

«Не больше, чем прежде...» — неуверенно ответила моя подружка.

Сомневаешься?

«Немного...»

Но Вуаль нужна?

«Я бы сказала — необходима...»

Что-то ещё?

«Будь осторожен...»

Насколько?

«Как обычно...»

Хм. Как обычно... Обычно я попадаю в такие... Ладно, постараюсь.

Я постучал в дверь. Шагов не услышал, но откуда-то из глубины дома донеслось:

— Заходите, открыто...

Шагнув через порог, рассеянно отмечаю, что в сенях слишком темно. Ну, да это личное дело хозяйки...

Движение. За спиной, чуть слева. Я повернулся, но лишь для того, чтобы удар, предназначавшийся моему затылку, угодил в висок...

Кто-то зло хлестнул меня по лицу. Сначала по одной щеке, потом — по другой. Я охнул и открыл глаза. В поле зрения сразу же попал доселе никогда не виденный мною субъект неприятной наружности. Мужчина. Взрослый — за сорок. Слегка оплывшая фигура под тёмной замшей дорожного костюма. Цепочка, выглядывающая из распахнутой на груди куртки, похожа на чернёное серебро. Лицо... Не внушающее доверия. Постойте-ка! Вуаль никуда не делась, но от этого типа так разит магией, что к горлу покатывает тошнота. Как же можно было не заметить?

«Он закрылся Сферой Отрицания[2]...» — услужливо подсказывает Мантия.

И ты не могла...

«Извини, не успела...» — буркает она то ли смущённо, то ли обиженно.

Ну и ладно. Будем ориентироваться на местности самостоятельно.

Висок ноет, а кожа кажется неприятно стянутой. До крови, что ли, разбил? Ну и гад!...

Я бы ответил на столь грубое вмешательство в собственное тело, но... Не могу. Я вообще не в состоянии шевелиться: руки притянуты к подлокотникам массивного и жутко неудобного кресла, в которое ваш покорный слуга заботливо усажен. Тугая петля, соединённая со связанными вместе щиколотками (это я понял сразу, попробовав двинуть ногами), впивается в шею. Нет, ну надо же так попасться! Похоже, Джерон, в этот раз ты влип по самые... И даже выше.

Тёмный взгляд, лишённый всякого намёка на сострадание, обжёг моё лицо. Тонкие губы недоверчиво изогнулись:

— И ты уверяла, что он обладает Силой? Я ничего не чувствую!

— Господин, так и есть... — о, вот и ведунья, собственной персоной. Только что-то она неважно выглядит... Можно сказать, совсем никак не выглядит. Боится этого мужичка? Значит, есть основания: лично мне старуха с первой же встречи показалась весьма здравомыслящим и взвешенно действующим человеком.

— Сдаётся, ты меня обманула, старая, — наигранно огорчённо заявил неприятный тип.

— Нет, господин! — ведунья рухнула на колени, протягивая руки к хозяину положения. — Я сказала правду! Он силён, очень силён! Просто его Сила проявляется лишь изредка...

— Неужели? — Маг наклонился, дыша мне в лицо какой-то кислятиной. — Что же должно произойти, чтобы он открылся?

Зачем я тебе нужен? Не узнать, если... Если не забросить крючок с наживкой.

Прысни на него Силой! У меня ведь что-то осталось?

«Немного... Ты уверен?...»

А что прикажешь делать?

«Не вижу причин для такого риска...»

Сомневается, поганка. И я тоже. Сомневаюсь, и ещё как!

Но тут, словно для того, чтобы отмести любые возражения, мужчина обращается к ведунье:

— Впрочем, у меня есть запасной вариант, так? Твоя воспитанница! Да и из тебя найдётся, что вытянуть...

Вытянуть? Он собирается выпить их Силу? Ай-вэй, как дурно! Меня угораздило попасть в лапы к «отступнику»[3]...

А старуха, значит, как только сей охотник за чужим добром ступил на порог, попыталась откупиться, подсунув мою тушку вместо своей? Не по-людски это, бабуля, не по-людски... Хотя, что я говорю? Очень даже в духе людей: кинуть на съедение волку того, кто тебе безразличен...

Что же предпринять? Если сидеть тихо, маг, скорее всего, закончив с женщинами, перережет моё несчастное горло. Да, так и будет: зачем ему свидетель бесчестного поступка? Всё очень плохо. Так не будем усугублять...

Прыскай, немедленно!

«Тебе их жаль?...» — удивляется Мантия.

Мне жаль себя, стерва! Кому говорят?!

В спину бродячего мага полетел сгусток Силы, замаскированный под обрывки заклинания. Почему именно в таком виде? Вокруг меня явственно прощупываются заградительные чары, через которые не смог бы пройти ни один выпад, даже если бы таковой последовал — любая недостаточно сильная волшба разрушилась бы, столкнувшись с этим барьером, и Мантия симулировала неудачно применённое заклинание, за что ей от меня будет отдельное «спасибо», но чуть позже...

Мужчина вздрогнул и резко повернулся в мою сторону. Мрачный взгляд слегка потеплел — от предвкушаемого удовольствия.

— Надеялся меня задеть? Зря, зря... — ой, какие мы самодовольные и гордые! Было бы, чем гордиться, дяденька... Ну, давай, протяни ко мне свои жадные ручки и узнаешь...

— Иди сюда, сынок, — позвал маг. — Пора приниматься за дело.

Я увидел, кому предназначалась моя несуществующая Сила, и едва не взвыл.

Мальчик лет десяти. Худенький, бледный, такой же тёмноглазый, как поймавший меня маг. Жиденькие пепельные локоны обрамляют слегка испуганное личико с упрямо насупленными бровями.

Он хочет, чтобы меня выпил ребёнок? Только не это! И я не могу ничего сделать... Не отговаривать же их, право слово! Даже если попробую...

— Ты помнишь, что нужно делать? — ласково спросил мужчина. — Всё, как в прошлый раз.

— Да, папа, только...

— Что?

— В прошлый раз была тётенька, — простодушно объяснил мальчик.

— Увидишь, никакой разницы нет, сынок, — успокоил его маг.

— Да, папа, — кивнул ребёнок и двинулся ко мне.

Я задрожал. От ужаса. Потому что, в отличие от остальных персон, присутствующих в уютном пространстве комнаты, знал, чем всё закончится.

— Не надо, малыш, пожалуйста!

Мальчик остановился и неуверенно посмотрел на отца.

— Я прошу: подумай хорошенько! То, что тебя заставляют совершать... Это очень и очень плохо!

— Если ты не заткнёшься сам, я заткну тебе рот, — пообещал маг и бросил сыну: — Не слушай, он просто не хочет умирать, вот и придумывает отговорки, чтобы тянуть время... А мы торопимся. Начинай, сынок.

Мальчик зашёл мне за спину, и спустя мгновения я почувствовал его холодные маленькие ладошки на своих висках.

— Не надо, малыш... — в моём голосе уже стояли слёзы.

— Заткнись!

«Он начинает Проникновение[4]...»

Знаю, милая.

«Как поступим?...»

По обстоятельствам. Снимай Вуаль ...

Не знаю, какие ощущения испытывают другие в момент Проникновения, а мне... Мне было грустно. Покойно и грустно. Ход событий уже нельзя было изменить, да и, честно говоря, не следовало менять. Он ещё так юн, скажете вы, так невинен... Отнюдь. Да, он может до конца не понимать смысл проводимого ритуала, но он — раз уж ваш покорный слуга не первый в послужном списке мальца — не мог не почувствовать, что такое смерть. Я лишь допускаю, что отец оберегал ребёнка от ПОЛНОГО соединения Кружев и мягко замещал Нити мальчика своими, когда приближался момент разрушения... Но это не оправдывает ни того, ни другого. Трупы-то он видел, а зрелище сие, как могу догадываться, весьма неприглядно...

С каждого из маленьких пальчиков стекала волшба, вязкими маслянистыми ручейками пробивая дорогу через моё тело. Для того, чтобы пить чужую Силу, нужна немалая своя. В данном случае мальчика страховал отец, установивший плотный слой заклинаний, долженствовавших исключить отпор с моей стороны. Глупец... Зачем же он втравил сына в свои гнусные дела? Зачем уготовил ему бродячую жизнь? Разве только... Ребёнок слишком слаб, чтобы развить свой Дар обычными способами, и папа решил ему помочь. Как умеет. Фрэлл! Я не хочу его убивать, но... Не могу поступить иначе...

Вуаль исчезала постепенно, слой за слоем, увлекая мальчика вглубь, туда, где он надеялся найти моё Кружево. Вот ниточки ещё несмелых, невыверенных заклинаний возводят шаткие мостки, по которым должна течь Сила... Ближе, ещё ближе... Тошнота становится почти невыносимой. Прости меня, если сможешь... Чары изгибаются, делают последний шажок, цепляясь за...

Вуаль растаяла, и Кружево ребёнка оказалось один на один с Пустотой...

Даже самый опытный и одарённый маг не успел бы разрушить связь. Разве только... Безжалостно обрывая собственные Нити. С чем это можно сравнить? С тем, как дикий зверь, попав в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы освободиться. Вы на такое способны? Возможно. Но только — по долгому и отчаянному размышлению. То есть, через некоторое время. А у мальчика этого самого времени и не было...

Вся Сила, накопленная слабеньким Кружевом ребёнка, в мгновение ока исчезла, слизанная вечно голодной Пустотой — я даже не успел ощутить ни вкуса, ни цвета... Маленький маг задрожал. Сначала — мелко, потом — всё крупнее, но оторвать ладони от моих висков не смог. Я видел только лицо его отца и, с некоторым злорадством, отметил, что мужчина растерян. Ещё бы: защитные заклинания исчезли едва ли не скорее, чем был опустошён его сын...

Отец мог бы спасти своего отпрыска. Наверное. Если бы предполагал нечто подобное. Но представить то, чего нет и быть не может, под силу далеко не каждому. Даже сумасшедшему. Маг опоздал. То единственное мгновение, когда ему удалось бы разорвать сети Захвата, прошло. И Пустота, утробно урча, ринулась в атаку на Нити мальчика...

Мои уши заложило от пронзительного крика. Крика, переполненного болью, жалобного, даже немного обиженного. Маг, наконец-то, опомнился и бросился к сыну. Бросился, чтобы подхватить уже бездыханное тело. Вместе с криком с губ мальчика вспорхнула и его душа...

Прошло минуты две прежде, чем маг снова оказался передо мной. На его руках лежала холодная кукла, изломанная последней судорогой. Взгляд мужчины не отражал ни одной связной мысли, кроме: «Почему?»

— Ты... ты убил его... — голосом, потерявшим эмоции, сообщил «отступник».

— Я знаю, — очевидный лично для меня факт, не требующий подтверждения. — Я просил остановиться.

— Ты...

Наверное, он любил сына. Чем иначе объяснить горе, медленно, но верно, проступавшее в безумном взгляде? Что ж, у любого, даже самого отъявленного злодея, есть уязвимое место. Но далеко не у всех это — любовь к своим детям...

— Ты... — вены на его лбу вздулись. — Я уничтожу тебя!

Да пожалуйста. Взял бы палку поувесистее, и я оказался бы совершенно бессилен... К сожалению для мага — и к огромному счастью для меня — тот, кто с детства привыкает пользоваться чарами, даже не задумывается о том, чтобы хоть раз обратиться к иному оружию...

Он, наверняка, выбрал самое сильное и испытанное из доступных заклинаний. Точно не вспомню, как оно называется в Анналах[5], а я в своё время узнал его, как «давилку». Если вкратце, эти чары действуют примерно так: ближайший к жертве обособленный слой Пространства насильно уплотняется до состояния, когда его практически можно резать ножом (разумеется, если найдёте подходящий нож), и схлопывается в одной точке. Что-то в этом роде... Не знаю, на какой результат рассчитывал маг, а я получил возможность наблюдать Фокусирующий Щит в действии...

Мантия перехватила поток заклинания не то что на подходе, а в тот самый миг, когда он только-только покинул Кружево «отступника», не дав чарам занять необходимый для нападения Периметр. Нити волшбы уткнулись в прогнувшуюся поверхность Щита, увязая в его верхнем — пористом — слое, стекли в точку фокуса, где были заботливо скатаны моей подружкой в клубок, и... Прянули обратно. К тому, кто вызвал их из небытия.

Обычный зритель заметил бы лишь, как воздух передо мной задрожал летним маревом, по зеркалу которого — от краёв к центру — побежали капли мутной росы. Вот из них образовалось целое сферическое озерцо, размером не больше яблока. Вместе с последними каплями оно втянуло в себя дрожащие волны воздуха и, помедлив чуть дольше вдоха, стремительным виражом вонзилось в грудь мага...

Хорошо, что я сообразил закрыть глаза и задержать дыхание, потому что в следующий момент тело мужчины взорвалось, рассыпая по всей комнате брызги крови, ошмётки мяса, крошево костей и прах одежды. На вашего покорного слугу попало изрядно, но, поскольку ещё до того, как привязать к креслу, маг снял с меня всю одежду (а как же иначе — надо же было убедиться в отсутствии амулетов и тому подобной ерунды), урон был признан незначительным. Кем признан? Мной, конечно же. Но глотать стекающую по лицу кровь не особенно приятно, и я попросил:

— Почтенная, Вы не могли бы... меня освободить?

Молчание.

— Почтенная!

Наконец, я слышу неуверенные шаги. Ведунья подходит к тому месту, где минуту назад стоял полный сил и такой страшный для неё маг. В синих глазах старухи пленённой птахой бьётся страх.

— Что... ты... такое?...

— Оставьте эти глупости, почтенная! Мне холодно и... грязно!

— Я ничего не могла поделать с этим магом...

— Почтенная! Он полжизни совершенствовал умение нападать и отнимать, а Вы учились оберегать и сохранять! Прошу, поторопитесь, а то я задохнусь!

Ведунья взяла со стола нож и, задумчиво трогая лезвие пальцем, сказала:

— Ты опасен... Очень опасен... Почему я должна тебя освобождать? Мне следует завершить то, что не удалось магу...

Вот и объясните мне, что такое людская благодарность!

— Почтенная! — Я начинал холодеть не только от отсутствия одежды. — Вы производите впечатление разумной женщины... Не совершайте ошибку, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь!

Вру, конечно. Не о чем ей будет жалеть. Можно подумать, моя тушка нужна кому-то целой и невредимой, и этот кто-то сурово накажет убийцу...

— А ты испугался, — меланхолично констатировала старуха.

Кто бы отрицал... Я не хочу умирать, как правильно отметил неудавшийся похититель чужих сокровищ.

— Почтенная, одумайтесь! Нида, да хоть Вы ей скажите!... — я использовал последнюю надежду на спасение.

— Нида... — ведунья вздрогнула. Взгляд женщины мгновенно заволокло пеленой слёз, и я услышал горестный всхлип: — Девочка моя...

— Что с ней? — невольно подаюсь вперёд и плачу за это больно впившейся в горло верёвкой.

— Он зачаровал мою девочку... — руки женщины бессильно обвисли.

— Как именно?

— Не знаю... Воткнул что-то в грудь, она и затихла...

— Почтенная! — строго сказал я. — Немедленно освободите меня, если хотите, чтобы Ваша воспитанница вернулась к вам живой и невредимой!

— Ты... сможешь...

— Если время не упущено, смогу, — обещаю так твёрдо, как только получается.

— Хорошо, но... Тебе хватит одной руки?

— Одной руки? Наверное... — ответил я прежде, чем понял, какой опасностью грозит этот ответ.

Ведунья перерезала верёвку, проходящую за спинкой кресла и под сиденьем — соединяющую петлю на моей шее и связанные щиколотки. Потом на свободе оказалась моя левая рука, но лишь для того, чтобы тут же быть заломленной за спину: хвост удавки обхватил запястье, вздёргивая его к загривку. Далее пришла очередь ног — старуха стреножила меня, как лошадь, оставив возможность совершать лишь крохотные шажки, и только тогда разрезала путы, удерживающие на подлокотнике мою правую руку.

— Я буду следить за каждым твоим движением, — хмуро сообщила ведунья. — И если увижу, что ты...

— Где Нида? — не то чтобы я торопился спасать девушку, но от печальных угроз старухи становится не по себе. Очень не по себе.

— В соседней комнате...

Путаясь в затёкших ногах, я поплёлся в указанном направлении, неестественно выпрямив спину, чтобы дать шее хоть немного отдыха.

Собственно, не составляло труда догадаться, что предстоит обнаружить в теле юной ведуньи. Разумеется, маг не остановился бы после того, как его сын выпил бы меня: участь старухи и её преемницы была предрешена. Уверен, ведунья прекрасно это понимала... Любопытно, зачем она послала деревенского пацана за мной? Надеялась, что моё появление что-то изменит? Чувствовала, что я смогу справиться там, где струсила сама?...

Как заявил сам «отступник», у него было мало времени. А что делает человек, вынужденный считать каждую минуту? Правильно, старается не делать лишних движений! Можно выпить Силу самолично, а можно... Заготовить впрок. Правда, для этого нужен некий специфический инструмент. Кридда. Или, как её ещё называют, «Жало Пустоты». Откровенно говоря, сие поэтическое название мало соответствует истинной механике действия кридды[6]. Она не жалит. Она высасывает...

Золотистый стержень, утопленный в девичье тело на треть своей длины, подмигнул мне. Или это дрогнувшее пламя свечи тронуло его бликом? Скорее второе, но я наморщил отчаянно зачесавшийся нос, против воли отвечая на иллюзорный вызов...

Лёгкое жжение в глазах, сопровождавшее переход на Внутреннее Зрение, подсказало, что неплохо бы спрятаться от внимательного взгляда ведуньи. Так я и поступил, склонившись над отрывисто дышавшей девушкой.

И ранее не отличавшаяся яркими красками, сейчас Нида была похожа на труп: щёки ввалились внутрь, кожа обтянула скулы так, что казалось: ещё чуть-чуть и — лопнет. Мерзавец, вознамерившийся украсть Силу Дщери, был опытным магом: «жало» вошло точнёхонько в Изначальный Узел. Я, например, далеко не сразу смог бы найти место, с которого начинает сплетаться Кружево, но, видя кобальтовый очаг, окружённый ярко-жёлтой короной, ни мгновения не сомневался — это он. Тот самый. Что же касается кридды... Она была почти полна. Время безвозвратно ушло. Девушка должна была умереть сразу после того, как сын мага закончит с вашим покорным слугой...

Я опоздал?

«Почти...» — коротенькое слово оставляло щёлочку для надежды.

Её... можно спасти?

«Попробуй...» — то ли предложение, то ли равнодушное пожатие плечами.

Я не желаю ей смерти!

«Какая тебе-то разница?...»

Какая... В тот момент, когда её сердце перестанет биться, я рискую получить удар ножом. Не думаю, что ладонь стали в спине позволит мне продолжать радоваться жизни!

«Весомая причина...» — грустно ухмыляется.

Что мне делать?

«Ну, раз уж ты твёрдо решил...» — ухмылка становится ещё шире.

Не тяни время!

«Придётся немного поработать с Пространством...»

Как?

«Успокойся... расслабься... Очисти разум от страха... И — командуй!... Ты отлично знаешь, что нужно делать...»

Почему сама не...

«Помнишь?... Мне всё равно, живёшь ты или нет...» — в её словах нет ни малейшего оттенка чувств. НИ-ЧЕ-ГО.

Что ж... Если так... Я постараюсь выжить!

«Умница...» — тихо-тихо, на самой грани восприятия.

Приступим!

Нужно отметить, что работать с «неодушевлёнными» предметами куда проще, нежели вламываться в живое чужое Кружево. Допускаю, что большинство магов не признают различий между этими понятиями, но я, к моему глубочайшему сожалению, воспринимаю магические энергии совсем иначе, и при встрече с Созданием или Сущностью, попросту робею и вынужден уговаривать самого себя решиться на легчайшее прикосновение... Почему? Могу объяснить, но поймёт ли кто-нибудь мои чувства?...

Любое существо, пришедшее в мир, чтобы жить, имеет право оставаться живым и неизменным — в тех пределах, что определены ему при его рождении. Одно неверное движение сил, способных изменять, и существо перестанет быть самим собой. Возможно, погибнет. В некоторых случаях, впрочем, гибель — не самый худший выход из ситуации... Представьте, хоть на мгновение, что вы облечены СИЛОЙ, но не абстрактной — допускающей любое приложение, а СИЛОЙ РАЗРУШЕНИЯ. Представили? Ну как, нравится? В самом деле? Что ж, не буду спорить. Просто — подожду. До тех пор, пока вы не сломаете свою первую игрушку — вот тогда и вернёмся к разговору. Обстоятельному, долгому, за бокалом вина, подогретого с мёдом и россыпью ароматных трав. Обещаю: я буду слушать внимательно, не перебивая. И к концу беседы, не услышав от меня ни слова, вы поймёте всё, что я хотел вам сказать...

Сначала нужно разрушить стенки, удерживающие Силу Ниды. Нет, не разрушить, что я говорю?! Изменить. К фрэллу незыблемость! Мне нужна податливая и мягкая структура... Посмотрим. Ага, три слоя — их вполне хватит, чтобы выдержать нажатие. Но только — одно... Какие из ниточек формируют каркас? Эти? Нет, слишком густо переплетены... Нашёл! Разумеется, самые жёсткие — самые блеклые, но когда у вас перед глазами маячит целый пучок, поди разбери, какая из волосинок ярче, а какая бледнее! Приходится ориентироваться на другие ощущения...

Хорошо, первый шаг сделан. Теперь... Я провёл пальцами по стержню, размыкая направляющие чары, обрывки которых Мантия, следующая за мной по пятам, складывала в обратном порядке. Отток Силы из Кружева Ниды прекратился. Застыл в шатком равновесии шарика на вершине горки. Этого я и добивался...

Моя ладонь обхватила кридду, сплющивая «проплешины», выталкивая отобранную Силу назад, к истинной владелице... Движение получилось судорожным — я боялся замешкаться и выдернул стержень в тот же момент, как стенки карманов рассыпались под воздействием моего прикосновения...

Робкой струёй Сила хлынула в Кружево девушки. И из-за такой малости маг хотел пресечь юную жизнь? Да это... Просто кощунство!

Нида открыла глаза и... Закричала. А что бы сделали вы, увидев склонившегося над собой человека, совершенно голого и с ног до головы забрызганного кровью?...

Я отпрянул, не удержался на ногах и рухнул на пол, немилосердно отбивая то самое место, которое находится аккурат пониже спины...

— Простите, ради Всеблагой Матери, простите, — жалобно приговаривала Нида, оттирая с моих ног корку засохшей крови. — Я испугалась... Простите, Мастер!...

...Услышав крик девушки, ведунья, забыв обо всём на свете, бросилась к постели и сжала очнувшуюся Ниду в своих объятьях. Но нож из руки не выпустила, и я вынужден был дожидаться того момента, когда старуха убедится: всё закончилось, и закончилось весьма удачно. Только тогда ваш покорный слуга был признан «спасителем», и удостоен свободы и кое-чего ещё... В частности — трогательной заботы юной девушки, которая, борясь со слабостью и головокружением, бойко побежала греть воду. Старуха не принимала участия в омовении, потому что ей нашлась другая, но не менее нужная работа — зашить мою, порванную в нескольких местах одежду: «отступник» так торопился, что не удосужился быть аккуратным...

— Да стойте, пожалуйста! — я невольно постарался отодвинуться от уверенных рук девушки, и она лукаво хихикнула.

— Я вполне могу сам...

— Уж позвольте нам делать то, что мы умеем, Мастер! — моя стеснительность казалась Ниде чрезвычайно забавной, а вот мне самому было совсем не до смеха. Я как-то привык сам следить за чистотой своего тела...

— Когда вы прекратите меня так именовать? Сколько раз уже было сказано: я не претендую на этот титул!

Старуха на мгновение оторвалась от шитья и многозначительно заметила:

— Но никто не поручится, что этот титул не претендует на Вас...

Я поперхнулся.

— Это даже не смешно!

— А я и не смеюсь, — подтвердила ведунья.

— Вы... принимаете желаемое за действительное!

— Это наше право, Мастер.

— Да уж... — на слова женщины мне нечего было возразить. Их право, на самом деле. Спорить бесполезно. Не только потому, что я отчаянно искал и никак не мог подобрать аргументы, свидетельствующие в мою пользу, но и в силу того, что глупо возражать той, которая опирается в своей жизни не только на доводы разума...

— Я не такая умелица, как Рина, но не бежать же за ней по морозу? — ведунья вручила мне приведённую в относительный порядок одежду, которую я и поспешил натянуть, чем вызвал новый приступ тихого смеха у Ниды.

— Можно подумать, мы мужчин никогда не видели... — вполголоса фыркнула девушка, рассчитывая, что я всё услышу.

— Это не повод пялиться на меня! — недовольно хмурюсь.

— Простите... — она закашлялась, чтобы хоть как-то скрыть хихиканье.

Я почувствовал, что подошёл к злости так близко, что скоро не смогу противиться её жестокому очарованию. Надо сменить тему беседы... Но каким образом?

— Почтенная, я могу задать Вам несколько вопросов?

— Как можно отказать Мастеру?

— Хотя бы на пять минут перестаньте упоминать это слово! Иначе... Иначе...

— Зачем защищаться от того, что не принесёт вреда? — задумчиво спросила ведунья.

— Это моё личное дело!

— Как будет угодно Мастеру...

— Я же просил!

— Хорошо, я выполню Вашу просьбу, юноша. Так о чём Вы хотели спросить?

Я куснул губу.

— Зачем Вы послали за мной? Только честно!

Она отвела глаза, но я успел увидеть то, что и предполагал найти в корне всех своих сегодняшних бед.

— Я хотела спасти Ниду и себя.

— За мой счёт?

Старуха горестно вздохнула, но не посмела что-то сказать в своё оправдание.

— А Вы понимаете, почтенная: если бы я знал, что именно меня ожидает, всё прошло бы мирно и гладко!

— Да, я понимаю... Теперь, — призналась ведунья.

— А раньше? Раньше Вы считали меня лакомым кусочком для «отступника»?

— Простите старую... Я ошиблась...

— Ошиблась? — я хмыкнул. — И на миг не поверю, что Вы не расспрашивали обо мне водяника.

Она смутилась, и тем самым подтвердила: моя догадка верна.

— Расспрашивали, ведь так?

— Да, Мастер...

На очередной «титул» у меня уже не было сил реагировать, и я мысленно махнул рукой: нравится так ко мне обращаться, и фрэлл с ней!

— И что сказал водяник? Или Вы беседовали с кем-то из его свиты?

— Речная нежить называет Вас «dan-nah»... Большего мне не открылось.

— Но Вы знаете, что это означает? — я сдвинул брови.

— Знаю... «Хозяин».

— Вы поступили опрометчиво, решив пожертвовать тем, кому не смеют перечить даже водяные духи, — сурово объявил я. — Ваш поступок может иметь неприятные последствия.

Ведунья побледнела и, не успел я даже подумать о протесте, опустилась на колени.

— Я приму любое наказание, только... Пощадите мою девочку...

— Не устраивайте балаган, почтенная! Никто никого не собирается наказывать... Я всего лишь хочу, чтобы Вы впредь думали, что творите!

— Я не понимаю... — Старуха растерянно подняла на меня глаза.

— А и нечего понимать! — почти простонал я. — Вашим заботам вверено столько людей, а Вы... До сих пор не научились жить для них, а не для себя. Страх потерять собственную жизнь и жизнь преемницы затмил Ваш разум, почтенная, и чуть было не привёл к... К очень нехорошему концу. Неужели Вы поверили, что убив меня, «отступник» сжалится над вами обеими? Какая глупость! Нида уже была при смерти, разве Вы этого не заметили? Изъятие зашло слишком далеко, и я сам не понимаю, каким чудом удалось справиться с криддой!

Тут я немного слукавил: никакого чуда не было. Обычная рутинная процедура — подобные ей упражнения в иное время приходилось проделывать по несколько раз за урок. Правда, практика проходила не на «живых моделях»...

Ведунья пристыженно молчала, а мне становилось всё хуже и хуже. Думаете, я хотел обидеть и унизить эту старую женщину? Если бы... Я злился. Злился и никак не мог простить — то ли себе, то ли судьбе — что обстоятельства заставили меня убивать. Наверное, потому, что каждая смерть, виновником которой мне доводится стать, тягостно звенит в моём сознании порванной струной. Недолго, конечно: я бы сошёл с ума, слушая это надрывный вой. Недолго... Но не получается привыкнуть к тому опустошению, которое накатывает на меня в тот миг, когда из Серых Пределов в наш мир заглядывает Вечная Странница. Иногда она улыбается мне — и от хищно-понимающей улыбки сжимается сердце. Иногда приветственно кивает — и я киваю в ответ... Можно познакомиться поближе, но не спешу подать ей руку. Не сейчас. Позже. Когда совсем устану. Когда чувства затупятся, как старый, натруженный клинок. Когда... Может быть, очень скоро.

Я злился, и моя злость изливалась на первый же попавшийся под руку предмет. На старуху-ведунью. На Ниду. На варежки, которые я остервенело мял в пальцах. Надо успокоиться... Успокоиться... Успокоиться... Глубокий вдох. Медленный выдох. Ещё разок. Ну вот, пульс начинает походить на самого себя, а не на взбесившуюся лошадь...

— Впрочем, Вы вправе не слушать всю эту ерунду. Живите, как жили. Я не могу судить ни себя, ни Вас, — направляюсь к выходу.

— Не держите зла, Мастер... — робко попросила девушка.

— Зла? — я обернулся. — О нет, не буду. Но и добра вспомнить не смогу. Может быть, потому, что его и не было?

Нида хотела что-то сказать, но, встретив мой взгляд, осеклась и опустила голову.

— Прощайте, почтенные!

И я хлопнул дверью, устав находиться среди тех, кто без малейших угрызений совести был готов принести в жертву чужую жизнь...

Злость не желала уходить — только сменила цвет своей шкурки. По мере приближения к дому доктора, я начинал злиться именно на дядю Гиззи. Ведь как чувствовал: не хотел никуда идти, а он... Выпихал меня за порог. То же мне, радетель за старых женщин! Да она не стоит и волоска на моей голове!...

«Ты, правда, так думаешь?...» — удивлённо спросила Мантия.

Да, именно так я и думаю!

«Непохоже на тебя...» — неуверенное замечание.

Очень даже похоже! В конце концов, я имею право...

«Имеешь ли?...» — ехидно-осторожный укол.

Ты сомневаешься в моих правах?!

«Я не составляла перечень, мой милый, но... Не припомню, чтобы ты заслужил Право Карать...»

Я никого не карал!

«А что ты сотворил с этой несчастной деревенской колдуньей?...»

О чём ты?

«Бедная женщина получила в награду за свои намерения самое страшное наказание: ты обвинил её в желании выжить... И привёл приговор в исполнение...»

Что ты несёшь?!

«Лучше скажи, что нёс ты, когда заявил, что не видел от неё добра?...»

А разве видел?

«Оно тебе было нужно, это добро?...»

Старуха подставила меня под удар!

«Ей ничего не оставалось...»

Это не повод расшвыриваться чужими жизнями!

«На её месте ты бы...»

Поступил также, хочешь сказать? Ну уж нет! Я бы не стал закрываться телами других!

«А если придётся?...» — неожиданно грустно спросила Мантия.

Что значит — придётся?

Разговор плавно смещался в непонятную мне сторону, но даже ощущение опасности знаний, скрывающихся за следующим поворотом, не могло остановить боевую колесницу моей злости.

«А то и значит... Представь, что тебе нужно добраться до... ну, скажем, сильного мага, который приносит много боли тысячам людей... Но он окружил себя плотным кольцом отнюдь не магической охраны... Ты сможешь пройти — если возьмёшь с собой преданных друзей... Ты будешь знать, что почти все они погибнут, прокладывая безопасный путь для тебя... И как же ты поступишь?...» — она что, издевается?!

Я никогда не окажусь в такой ситуации!

«Почему?...»

У меня нет друзей.

«Хорошо, пусть это будут слуги... Которые обязаны выполнить приказ... Так легче?...»

Мои приказы никто и никогда не выполняет!

«Какой ты строптивый... Ладно, они пойдут с тобой по собственному желанию... И будут умирать ради того, чтобы ты жил, даже если на самом деле ненавидят тебя...»

К чему эти дурацкие фантазии?

«Мне любопытно... »

Любопытно?!

«Я хочу предложить тебе поменяться местами с ведуньей...»

Придумывая странную историю?

«Конструируя схожую по эмоциональной напряжённости ситуацию, глупый...»

В чём же схожесть?

«Она всё же думала о тех, кто нуждается в ней...»

Ага, и поэтому выбрала меня в качестве подачки «отступнику»?

«Ты был для неё неизвестной величиной... Опасной... Непонятной... Непредсказуемой...»

Теперь ты хочешь сказать, что она нарочно послала за мной, потому что рассчитывала, что я смогу справиться с магом?

«Очень может быть...»

Я не верю!

«А в глубине?...» — вкрадчивый шёпот.

В глубине чего?

«Души, дурачок... »

Да ну тебя, в самом деле!...

Я со всей дури ударил кулаком по стволу ближайшей сосны. Костяшки пальцев тут же заныли, но боль не отвлекла от грустных размышлений.

Значит, ваш покорный слуга снова что-то сделал не так? И на каком же основании Мантия обвиняет меня в дурном поступке? Да ещё рассказывает странные истории из разряда «если бы, да кабы»... Задуматься или пропустить мимо ушей? Второй вариант предпочтительнее, но... Зная склочный нрав своей подружки, не решусь оставить без внимания её упрёк. Тем более что...

Она, как всегда, права.

Пусть ведунья до конца сама не осознавала, почему предложила «отступнику» меня. Пусть. Но, надо признать, сделала удачный выбор. Кроме того: что значу я по сравнению с благополучием деревни? Ровным счётом ничего. Меня, в лучшем случае, остерегаются. Пожалуй, из всех селян одна только Рина испытывает ко мне нечто, более всего похожее на благодарность, щедро приправленную осторожным непониманием...

Старуха сделала то, что ей надлежало сделать, и забудем об этом. Мне теперь на поклон к ней идти и просить прощения? За что? За несколько слов правды, сорвавшихся с моего языка? У меня есть основание злиться, и не одно. Ну да, люблю себя любимого, что в этом странного? Если никто больше не любит...

Я ведь испугался. Сильно испугался. Можно сказать, был на волосок от гибели... А всё из-за чего? Из-за того, что не ожидал подлянки от ведуньи. Из-за того, что всегда и везде даю тем, кого встречаю на своём пути, шанс. Глупо? Согласен. Но иначе... Не умею. Даже если стараюсь быть холодно-расчётливым, рано или поздно самого начинает воротить от такого подхода к жизни. Наверное, потому, что с детства в меня вдалбливали одну простую истину: любое существо имеет право на существование. ЛЮ-БО-Е. Плохое ли, хорошее — неважно. И не мне решать, когда чьё-то такое право вступает в противоречие с правами других. Не мне. Потому что...

Всё, ты меня добила. Довольна?

«Я всего лишь хотела, чтобы ты задумался... Раз уж другим это советуешь, то сам хоть однажды попробуй...» — довольна, чувствую. Втоптала в грязь, и светится от счастья. Поганка...

Скажи, к чему ты придумала эту странную историю... Про мага, которого я должен извести?

«Просто так...» — увиливает она, и я огорчённо вздыхаю. Если Мантия решила прервать беседу, значит, настала пора помолчать. Но я чувствую: что-то кроется за этими гипотетическими рассуждениями... Что-то очень важное... Что-то очень знакомое, но забытое...

Оказавшись во дворе усадьбы, я хотел было собраться с силами, чтобы высказать доктору все свои впечатления от маленькой прогулки, но вместо этого настороженно прислушался к голосам, раздававшимся из распахнутой двери. Кто это почтил Гизариуса визитом? Известия из дворца? А может, Рогар объявился? Нет, не похоже: морозный воздух мутнеет от фырканья двух лошадей, спокойно дожидающихся своих хозяев. Даже не привязаны... Впрочем, сбруя — форменная, так что вышколенные животинки принадлежат какой-то регулярной службе... А это что за вышивка? Корона? Так они, всё-таки, имеют отношение к...

— А вот и он сам, господа! — услышал я возглас доктора. Почему-то интонации показались мне напряжёнными. Да что происходит?

На террасу вышли двое. Плотные фигуры, жёсткие лица. Одежда, как я и предполагал, вполне достойная солдат на службе Его Величества. То есть, с оглядкой на некий единый образец, но приведённая в соответствие со вкусом владельца. Так, например, даже мой скромный опыт позволял определить, что крепыш слева — блондин, окинувший меня презрительным взглядом человека, считающего, что знает себе цену — больше полагался на скорость реакции, потому что не был обременён доспехами. А вот второй солдат — угрюмый воин средних лет, на лице которого явственно читалось: «Как вы мне все надоели...» — щеголял курткой с нашитыми стальными лепестками — если мне не изменяет память, такой фасон особенно любят северяне, потому что приятное в нём сочетается с полезным: и тепло, и сравнительно безопасно. У каждого из воинов, за спинами которых бледным пятном мелькало лицо доктора, имелось главное. То, что позволяет мужчине думать, что он — мужчина. Оружие и умение им владеть. Или — уверенность в умении им владеть. С одной стороны, это почти одно и тоже, но... Не совсем. Тот, кто, на самом деле, хорошо умеет сражаться, никогда этим не бравирует и не выставляет напоказ свой любимый клинок. Клинок — это больше, чем орудие убийства и защиты, это...

— Сними капюшон! — коротко и ясно приказал угрюмый.

А вот такой поворот мне не нравится. Очень не нравится...

Я поднял руку и медленно стащил капюшон с головы.

Угрюмый подошёл ко мне вплотную, грубо сжал мой подбородок пальцами, затянутыми в шершавую кожу перчатки, и внимательно всмотрелся в клеймо. Должно быть, проверял его подлинность. Хотя, кому бы пришло в голову имитировать «королевскую милость»?

— Всё в порядке, — кивнул он блондину.

— Господа, господа... — засуетился Гизариус. — Вы должны учесть, что этот человек является собственностью...

— Не волнуйся, дядя, твоё добро вернётся к тебе целым и невредимым, — хохотнул блондин, но его веселье отдавало поминками.

Доктор не видел их лиц, а вот я имел удовольствие встретить взгляд угрюмого воина. Никуда я не вернусь. По очень простой причине: для каких бы целей ваш покорный слуга не понадобился этой грозной парочке, живым не отпустят — это я понял. И угрюмый понял, что планируемая участь не стала для меня секретом. Понял и улыбнулся. Не тепло, или холодно, а как-то... мёртво. Нет, лучше бы ему не изгибать губы: жуткое зрелище получается...

— Эти господа хотят, чтобы ты проследовал с ними, — немного виновато сообщил Гизариус.

— Для чего?

— Там... узнаешь! — блондин прямо-таки лучился искренней радостью. Так бывает счастлив человек, когда ему удаётся отвертеться от чего-то очень неприятного.

— Как пожелаете, — я пожал плечами.

Солдаты привычным, хорошо отработанным движением взлетели в сёдла, и угрюмый бросил мне:

— Шагай вперёд!...

...Я мрачно смотрел себе под ноги, топая по тропе, на которой уже отпечатались следы лошадей. Должно быть, этой же дорогой солдаты добирались до дома Гизариуса. Фрэлл! Пакостно-то как на душе... Два раза за один день оказаться на Пороге — это слишком даже для меня и моей удачливости. Но страшно... страшно не было. Отбоялся ещё час назад, когда ведунья поигрывала ножом перед моим горлом. И как всякий раз, когда ситуация доходит до характеристики «ничего сделать нельзя», рассудок и чувства затопило равнодушное спокойствие. Я бы даже сказал: безразличное. Сами подумайте: если за вами приходят два человека, профессионально занимающихся душегубством, да при этом на лицах сих молодчиков ясно читается приговор, волноваться и переживать по этому поводу глупо. И — опасно. Лучше успокоиться и взвесить все «за» и «против», дабы не упустить тот единственный шанс, который поможет выкарабкаться из ловушки. Честно говоря, я на такие «спокойные» рассуждения способен удручающе редко, но сегодня... Сегодня повезло: «отступник», а вслед за ним и старуха, изрядно потрепали нервы, тем самым снижая мою чувствительность до предела. Проще говоря, я знал, что меня собираются убить, но нисколько не оплакивал этот неоспоримый факт. И даже не мучился вопросом: «Почему?» Зачем торопить события? Скоро и так всё узнаю...

Мои конвоиры не упускали случая повеселиться, пиная меня в спину носками своих тяжёлых сапог. Я честно падал на четвереньки, вставал, отряхивался и продолжал движение. Огрызаться или ещё каким-либо образом выказывать неудовольствие по поводу извоженных в грязи штанов и варежек я не считал нужным. Хотят люди развлечься — пусть развлекаются, пальцем не шевельну. Не то настроение, чтобы дурачиться. Вялое и апатичное настроение. Так и вижу: стоит за ближайшей сосенкой Вечная Странница и довольно улыбается. Мол, допрыгался, наконец-то, сынок? А я подожду, подожду: совсем уж недолго осталось...

В паузах между пинками и грубым гоготом солдаты вполголоса перебрасывались фразами, которые прояснили ситуацию, но не настолько полно, как хотелось бы мне. В частности, я услышал, что «кэп будет доволен», что обо мне они узнали в трактире на торговом тракте, куда нечаянно забрёл один из деревенских мужиков, и что «надо поскорее покончить с делами и возвращаться». Из интонации, с которой было произнесено слово «делами», следовало, что одним делом являлся я, а вот с кем или с чем ещё нужно было «покончить»?...

Хорошо, что не ломал голову над вопросом, зачем солдатам понадобился именно я и никто иной. Не угадал бы, хотя ответ стал совершенно очевиден, когда два всадника и один пеший путник ступили на просторную поляну...

Первое, что бросилось мне в глаза — женщина, обессиленно ссутулившаяся у кромки зарослей. Платье — добротное и даже богатое — вздымалось в районе живота холмом. Пока ещё очень пологим, но свидетельствующим о том, что женщина... Беременна?! Так вот почему меня сюда притащили... Ишь, чего удумали, стервецы: свои ручки, значит, марать неохота, а мне, мол, терять нечего — и так уже отмечен. А потом меня быстренько повесят рядом с несчастной, которую я же и должен лишить жизни... Блестящий план. Я даже хотел поаплодировать отряду, состоящему из пяти человек: те двое, которые ездили за мной, арбалетчик, верхом маячивший на краю поляны, ещё один воин — умелый и грозный на вид, и, собственно, командир. Так вот, поаплодировать хотел, но передумал, встретившись взглядом со старшим офицером отряда.

В глазах сухощавого мужчины, чья борода была обильно тронута сединой, плескалось напряжение. Как будто он не мог решить, что и как ему нужно делать. Это напряжение не исчезло и при моём появлении, наоборот: офицер посмотрел на меня, словно спрашивая: «Кого они мне притащили?», а вслух разочарованно пробормотал:

— Мальчишка?

Я обиделся. Если ваш покорный слуга выглядит не слишком солидно, это вовсе не значит, что с ним следует обращаться, как с ребёнком. Не спорю: иногда такое положение весьма удобно. Но сейчас мне почему-то стало горько. Значит, я — мальчишка, но для вашего грязного дела сойду?

Угрюмый солдат пожал плечами:

— В чём проблема, кэп? Тут силы много не надо...

— Да нет, ничего... Просто подумал... — капитан ещё раз взглянул в мою сторону. Что-то во мне ему, определённо, не нравилось. И я даже знаю, что. Моё спокойствие. Но беззащитный внешний вид смыл с сердца офицера налёт справедливых сомнений.

— Вот что, парень... — начал он. — Видишь эту женщину?

— Угу, — кивнул я.

— Она преступила закон и подлежит казни... Приговор в исполнение приведёшь ты.

Милое предложение. Впрочем, вру: это приказ, и приказ, не терпящий возражений. Спасибо, дяденька! Хочешь сделать из меня палача?

— А потом? — невинно поинтересовался я.

— Потом пойдёшь домой, — нарочито равнодушно ответил офицер.

Я поджал губу и хмуро посмотрел на него, не скрывая, что не особенно уверен в озвученном исходе дела. Капитан отвёл глаза. Что ж, толика совести у него, похоже, осталась. Но она не поможет нарушить указания вышестоящих чинов, верно?

— А... что она сделала?

— Тебе не надо знать, — отрезал угрюмый.

Ну, не надо, так не надо. Я посмотрел на женщину.

Высокая. Стройная. Руки связаны за спиной. Лицо закрыто капюшоном длинного плаща. Кислое яблоко...

ЧТО?!

Эльфка?!

Не может быть!...

«Почему же?...» — ехидно осведомляется Мантия.

Эльфка... Поэтому её и приволокли в эту глушь — не оставлять следов, избежать лишних глаз... Мерзавцы...

«Ты против?...»

Против чего?

«Её смерти?...»

Я... Я не хочу становиться палачом.

«Но убить — не против?...» — продолжает допытываться Мантия.

Против, не против... Какая разница? Она же не окажет сопротивления...

«А если бы оказала?... Убил бы?...»

Да. Чтобы сохранить собственную жизнь.

«Так в чём же дело?... Убив, ты проживёшь несколько лишних минут... Отказавшись — умрёшь вместе с ней...»

Великолепный выбор! И что тебе кажется более симпатичным — поиграть в палача или благородного, но глупого героя?

«Выбирать всё равно будешь ты...» — ухмыляется Мантия.

Поганка!

«От поганца слышу!...»

Что это мы сегодня такие игривые?

«А разве тебя Бег-По-Лезвию не радует?... Не заставляет сердце биться чаще?... Не горячит кровь?...»

Ты прекрасно знаешь: не радует!

«Какой ты скучный...» — вздыхает она.

Я знаю! Скажи лучше, что делает эльфка?

«Ты же сам видишь: колдует...»

Это называется «колдует»? Да таким количеством Силы костёр не разжечь!

«А ты пробовал?...» — подкалывает.

Ты не просто поганка... Ты... Ты...

«Я — само совершенство!...»

Тьфу на тебя! Что это за чары?

«Понятия не имею...»

Не ври!

«Сам сказал: Силы — чуть...»

Так... давай, добавим!

«Совсем мальчик плохой стал...» — сокрушается, стерва.

Ты не можешь или не хочешь?

«Лениво что-то...»

Ах, лениво? И ты позволишь мне погибнуть?

«Это ещё почему?...»

Потому что заклинание эльфки может... может, например, вызвать подмогу.

«Интересно, как ты догадался, что это — Зов?...» — интонации Мантии засверкали азартом.

Зов? Никак я не догадывался...

«Прости, забыла: ты ведь пробовал Звать...»

Пробовал... Что получилось — лучше не вспоминать. Так эльфка тоже пытается...

«Разумеется... Но у неё совсем нет на это Силы...»

В чём причина?

«Её опустошили... Не до конца, но очень существенно... Чтобы не трепыхалась...»

Логично. Ну так, поможем?

«С каких это пор ты стал защитником эльфов?... А, наверное, с тех самых, как тот милый ребёнок всучил тебе...»

Оставь его в покое!

«Бука...» — она еле сдерживается, чтобы не захихикать.

Потом будешь смеяться! Плесни ей Силы!

«Как будет угодно Мастеру...»

Я едва не задохнулся от возмущения. Что за привычка — оставлять за собой последнее слово? Я тоже так хочу...

Наш диалог длился считанные мгновения: не успели солдаты насторожиться из-за медлительности бедолаги, назначенного палачом, как Мантия подтолкнула навстречу слабым попыткам эльфки Силу, собранную из моего шлейфа...

Хоть и не к месту, но надо пояснить следующее: когда я принимаю непосредственное участие в разрушении чар, высвобожденная Сила рассеивается в Пространстве, но происходит это отнюдь не сразу, а с некоторым запозданием, в течение которого всё, что я не поглотил, тащится следом. Очень похоже на шлейф платья. А поскольку сегодня мне повезло наглотаться вдоволь, шлейф был полнёхонек: Мантии оставалось только выхватить из него изрядный кусок и впрыснуть в Нити, заготовленные эльфкой...

Поляну накрыла волна Зова.

Не знаю, почувствовали ли солдаты хоть что-то. Если среди них не было магов (а магов не было — это я бы заметил) — отчаянный призыв о помощи лишь скользнул порывом ветра по плохо выбритым щекам. А вот я... Я получил сполна.

Эльфийский Зов мало походил на тот вопль, который удался вашему покорному слуге. Тонкий. Изящный. Ажурный и хрупкий, как сплетение покрытых инеем веток. Не менее властный, чем мой, но... Во мне кричала кровь, в эльфке — разум[7]. Я задыхался, разрывая на клочки душу, она... Она всего лишь творила волшбу. Последнюю в своей жизни, но такую... бесстрастную. И это можно было понять: у эльфки просто не осталось сил. Даже на то, чтобы любить или ненавидеть...

Мне почудилось, что в холодном воздухе разлился аромат цветущего яблоневого сада. Нити волшбы незримыми лучами рванулись во все стороны, и стоило труда удержаться от рефлекторного желания уйти с их дороги. Метание по поляне выглядело бы странно, не находите? И всё же одному из лучей, пролетавшему рядом, я шепнул: «Пусть придёт... хоть кто-нибудь...»

Миг — и плотный ореол заклинания, окружившего эльфку, дрогнул и рассеялся, оставив тем, кто мог это почувствовать, лёгкое, светлое сожаление о мимолётном чуде...

— Ты бы поторопился, что ли... — угрюмый толкнул меня в плечо.

Поторопился? Ах, это... Я же должен кого-то убивать...

— И как прикажете? Голыми руками?

— Оружия не получишь, и не надейся, — отрезал капитан.

Я так и подумал. Кто же мне даст хоть завалящий ножик? Дураков нет. Рассчитывают, что сейчас устрою «злостное удушение»? Бр-р-р-р... Ещё чего. Да и не надо душить, можно шею сломать...

Декорации, на фоне которых мне предстояло умирать, не располагали к патетическим предсмертным речам. Вообще ни к чему не располагали. Плешь посреди леса, отороченная чёрноствольными соснами и увядшими в отчаянной мольбе ржаво-серыми кистями можжевельника. Выпавший снег втоптан людьми и лошадьми в бурый ковёр подгнившей травы и бледного мха. Клочок бесцветного неба над головой. Тоскливая картина. Впрочем, если закончить жизнь, то почему бы и не здесь? По крайней мере, селяне набредут на труп и похоронят, честь по чести — на большее и не надеюсь...

Я двинулся к эльфке, задумчиво перебирая в мыслях свои возможные действия. Ничего разумного в голову не приходило. Либо убить, либо... получить удар в спину: за мной по пятам следовали конвоиры. Блондин — слева, угрюмый — справа. И оба вытащили свои мечи из ножен. Я такой страшный? Никогда бы не подумал...

Когда до эльфки мне оставалось сделать лишь десяток шагов, серая тень качнулась в морозном воздухе, преграждая путь.

Девушка? Женщина? Возраст определению не поддавался. Болезненно-худая, бледная, как... как смерть. Черты лица резкие, даже острые, но странно очаровательные. Глаза... Наверное, серые: так блестят, что затмевают любой цвет сиянием гнева. Длинная, толстая коса взметнулась над прямыми плечами жемчужной змеёй. Одежда какая-то... старомодная, что ли. Сейчас такую редко встретишь: отложной воротник камзола слишком большой — свисает, как тряпка, рукава с таким разрезом, что острые локотки девушки, затянутые в пепельно-серое полупрозрачное полотно, из них вываливаются, сам камзол — короткий до неприличия, выставляющий напоказ узкие бёдра фигуры, более подходящей мальчику, чем девочке. Длинные ноги упрятаны в узкие штаны и высокие, но вряд ли удобные сапоги: это вам не ленточные голенища форменной одежды моей знакомой йисини, а целые шматы жёсткой кожи. Откуда вообще такое чудо вылезло, из какой берлоги? И сколько зим оно проспало?

— Не двигаться! — хлестнул по ушам приказ, последовавший от неожиданно возникшей на поляне девицы.

Мы и не двигались. Мы стояли и смотрели, слегка ошарашенные. Даже — остолбеневшие.

— Что значит: «не двигаться»? — капитан опомнился первым.

— Вы не тронете эту женщину и пальцем, — со спокойной угрозой в голосе разъяснила девица.

Откуда она взялась? Возникла прямо из воздуха... Из воздуха?! Нет, я не верю...

«Ты второй раз совершил одну и ту же ошибку...» — подсказала Мантия.

Какую?

«Превратил Зов в Вызывание...»

Но я же ничего не делал!

«Шлейф всегда хранит след твоей Сущности...»

И что с того?

«У тебя появился удачный опыт... И твоя Сущность впитала его...»

Всё равно, не понимаю...

«От Зова не было бы никакого толку — рядом нет никого стоящего... Ты, осознанно или нет, изменил чары эльфки...»

На таком расстоянии?

«Глупый...» — хихикнула Мантия и замолчала, а я снова уставился на вызванную.

Кто же ответил мне на сей раз? Точнее, кто ответил эльфке — звала-то она... Эта девица на представителя расы листоухих не похожа. Но и на человека, в полном смысле этого слова, не тянет. Что-то в ней странное есть... А впрочем, к чему эти рассуждения? Она пришла на помощь? Да. Так примем её услуги с распростёртыми объятиями!

Я подмигнул воинственно настроенной пришелице и, чуть ли не одними губами, спросил:

— Возьмёшь среднюю линию, g’haya[8]?

Она моргнула. Сузила глаза, подарив мне изучающий взгляд. Мгновение — и маленький рот расцвёл хищной улыбкой:

— О чём речь?

И события пустились вскачь.

Девица оттолкнулась от земли, как от натянутой тетивы, и не хуже стрелы взмыла над нашими головами, проделав в воздухе изумительной красоты кувырок. Впрочем, мне некогда было восхищаться ловкостью: как только серая тень покинула земную твердь, угрюмый солдат, стоявший сзади и чуть справа, подался вперёд, почти поравнявшись со мной, словно надеясь достать девицу ещё в самом начале полёта. А я... Я метнулся назад, пальцами цепляясь за предплечье руки, в которой подрагивал меч. Пока угрюмый осознавал, что происходит, ваш покорный слуга, краем глаза отметив, что блондин взмахнул оружием где-то вверху, подстроился под ритм движения правого конвоира и потащил руку солдата влево. Вонзая меч прямо в бок блондину. Тот хлопнул ресницами, растерянно перевёл взгляд в нашу сторону, а мой правый локоть уже летел в лицо угрюмому. Похоже, удалось сломать нос...

Пару мгновений, в течение которых угрюмый старался справиться с болью и выдернуть меч из рёбер своего сослуживца, я употребил на то, чтобы, рухнув на одно колено, подобрать клинок, выпавший из пальцев блондина, и нанести оставшемуся в относительной неприкосновенности противнику удар. Снизу. Под полы расшитой сталью куртки. Куда-то между ног, если быть точным.

Угрюмый взвыл, но я уже откатился в сторону, избегая слепых взмахов клинка...

Со своими «врагами» мне удалось разобраться достаточно быстро. Но девица... Девица была ещё быстрее. Когда я обернулся, чтобы посмотреть, как обстоят дела с другими членами отряда, моему взгляду предстали два трупа, в неудобных позах лежащие на притоптанном снегу.

Фрэлл, я совсем забыл! Арбалетчик... Вот сейчас получу в спину...

Но он тоже был мёртв. Девица не успела бы до него добраться... Тогда — кто?

Неожиданная помощница оценивающе взглянула на результат моих усилий и кивнула:

— Неплохо. Стиль есть.

Я хотел спросить, кто она такая, но девица поспешила к той, ради кого, собственно, и затевалась вся эта свистопляска. Одним быстрым движением разорвав путы эльфки, воительница бережно взяла её под локоть:

— Как ты, милая?

— Благодарю тебя... g’haya, — эльфка тряхнула головой, сбрасывая капюшон, и я... до боли сжал кулак.

Это лицо я никогда не забуду. Полускрытое локонами цвета старой бронзы, оно ещё хранило следы шрамов. Невозможно-тёмные — глубже всякой морской пучины — глаза встретились с моими...

Если бы я знал... Если бы я знал... Я бы придушил тебя, lohassy!

Мантия надрывается от хохота.

Чего ржёшь?

«Ты восхитительно везуч...»

Да уж, так везёт только дуракам...

«Ещё — пьяницам... А ты у нас кто?...»

Лучше бы был пьяницей! Не могла сказать... Ты же знала, поганка!

«Я не считаю себя вправе давить благородные порывы твоей души...»

Ах, благородные? Ну, я тебе...

«Что сделаешь?...» — искреннее любопытство.

Придумаю! — мрачно пообещал я, отвечая на взгляд эльфки.

— Здесь поблизости живут люди? — о, вопрос к вашему покорному слуге.

— Да, сколько угодно.

— Этой женщине нужен покой и отдых. И присмотр — тоже, — заявила воительница.

— Если идти по следам, — я махнул рукой в направлении, которым следовал от дома Гизариуса, — придёте к обиталищу доктора. Уверен, он будет счастлив оказать посильную помощь.

— А ты? — сияющие глаза девицы чуть расширились.

— Какая разница?

— Останешься здесь?

— С трупами что-то надо делать, разве нет? — огрызнулся я. — Поторопитесь, девочки: не ровен час, ещё кто-нибудь заглянет на эту милую полянку...

— Ты прав, — усмехнулась девица. — Мы поедем!

Она помогла эльфке сесть в седло одной из лошадей — самой смирной на вид, а сама легко вспорхнула на коня, судя по богатой сбруе, принадлежавшего самому капитану. Не прошло и вдоха, как, взметнув за собой клочки снега и вязкой земли, всадницы растаяли за частоколом деревьев.

Я сплюнул и выругался. От души. Не слишком витиевато, но горячо.

Как всё мерзко складывается! Своими собственными руками... Рискуя жизнью... Выбиваясь из сил, можно сказать! И что я сделал? Спас от смерти ту, которую имею полное право распять на том самом дереве, где мог качаться мой труп. Что теперь? Теперь я даже и помыслить не могу о причинении вреда эльфке! Теперь я для неё — seyri, если не сказать хуже... Думаете, тот, кто сберёг чью-то жизнь, может ей свободно распоряжаться? Если бы! Спасённая чужая жизнь ручейком вливается в реку вашей собственной, растворяясь в бурном потоке...

Я ненавижу эльфку. Но даже пальцем не трону. Потому как, дурной это будет поступок: забирать свой подарок обратно. Я и не буду. Но только и объятий не раскрою. Не заслужила, листоухая...

Оставив на время споры с совестью, окидываю взглядом поле недавней битвы.

Итак, что мы имеем? Пять трупов. Ну, поскольку два из них я сотворил лично, вопросом меньше. Идём дальше... Капитан и воин рядом с ним явно заколоты. Но чем? Не припомню оружия в руках спасительницы, явившейся по Зову эльфки... Прятала под одеждой? Всё может быть, но я не уверен. Разве только в рукавах... Тонкие прямые лезвия длиной с ладонь... Да, не длиннее. Ладно, приду — спрошу.

О, арбалетная стрела! Воткнута в землю недалеко от тела угрюмого воина. Похоже, стрелок целился во вновь прибывшую воительницу. Но не попал. Девица отбила её в полёте? Ну, сильна! Пожалуй, не буду с ней ссориться. Ещё порежет на ленточки между делом...

Второго выстрела не было, потому что кто-то прикрыл нам спину. Кто?

Я присел рядом с трупом и провёл пальцами по рассечённому горлу арбалетчика. Кто бы это ни сделал, он постарался не оставлять лишних следов. По крайней мере, на теле жертвы. Магией не пахнет. Птица? Я поднял голову, прикидывая траекторию полёта. Возможно... Кто-то где-то пролетал... Если моим спасителем был некто пернатый, то он сделал это «на ходу» — ни на одной близлежащей ветке, откуда мог бы спикировать крылатый убийца подходящего размера, снег не был потревожен. Из ниоткуда в никуда. Птичка, значит? Быстро густеющая на морозе кровь плёнкой облепила пальцы. Птичка... Я бы поверил, если бы... Если бы не странный всплеск Пространства, погладивший мой висок во время схватки. Словно занавеска на окне приподнялась, пропустив чей-то любопытный взгляд, и снова вернулась на место...

Выпрямляюсь и грозно спрашиваю:

— Чья Тропа нарушила покой этого места и мой покой? Покажись!

Пауза. Небольшая, но какая-то... укоризненно-насмешливая. Только не...

Гладь морозного воздуха помутнела, поросла белоснежными кружевами, похожими на узоры инея, вздрогнула и разлетелась в стороны радужными искрами. Ничего, не скажешь, эффектно! Впрочем, та, что ступила на поляну, когда последняя крупица замороженного Пространства исчезла в недрах сворачивающейся Тропы, не нуждалась в излишнем украшательстве своих действий. И вообще в украшательстве не нуждалась...

Ростом примерно с меня, но на этом сходство и заканчивается. Лазурь бесконечно мудрых и лукавых глаз обрамлена веерами длинных белоснежных ресниц, на кончиках которых подрагивают кристаллики снежинок, но не тех, что сыплются с неба по три месяца в году (а бывает — и дольше), а созданных ювелирной магией. Последний «всхлип моды» в Домах? Когда я уходил, сие украшение категорически не принималось тамошним обществом... Ореол белых — до голубизны — мелко завитых локонов. Кожа жемчужно-розовая, гладкая, как полированная сталь: кажется, что на ней ни единая капля воды не удержится. На губах, подчёркнутых помадой цвета самой спелой вишни, с отливом в синь, небрежно расположилась вежливо-вызывающая улыбка. Черты лица настолько сообразны друг другу, что ничего нельзя отнять и не хочется прибавить. Королева снегов и крови... Очень горячих снегов, надо сказать: хотя она зябко скрестила руки на груди под накидкой из шкурок полуночных лис, во всей позе чувствуется напряжение сжатой пружины: вот-вот взорвётся невероятным движением, и тот, кто не успеет отскочить... Рискует быть уничтоженным. Окончательно и бесповоротно. Но такая участь покажется ему желанной...

Вы думаете, я влюблён в свою старшую сестру? Ошибаетесь. Любовь — это слишком простое определение моего чувства. Я боготворю Магрит. И не я один, кстати.

Величественное совершенство. И напротив: ободранное, запыхавшееся ничтожество, судорожно вцепившееся пальцами в полы куртки. Что я могу сказать? Да и нужны ли слова?...

Сколько лет мы не виделись? Если учесть, что я покинул Дом вскоре после совершеннолетия, то... Целое море времени. Ваш покорный слуга ничего не старался забыть, но нарочно из памяти ничего и не выуживал. Придётся к месту — так придётся...

А она совсем не изменилась, даже помолодела. Взгляд стал менее усталым, словно с плеч наконец-то сброшен тяжкий груз. А, знаю, какой: я, кто же ещё? Магрит, наверняка, вздохнула с облегчением, когда на паркете Дома остыли мои следы... Она тратила на меня много сил. Учила. Направляла. Контролировала. Надеялась... Нет, вру: не на что было надеяться. Но она не сдавалась. Мне бы такое упорство...

Лазурные глаза методично изучают каждую точку моего лица. Фрэлл, она же видит!... Впрочем, натягивать капюшон поздно. Не поможет. Клеймо — во всей красе, а на холодном воздухе (как я успел убедиться), синий узор наливается фиолетовыми тонами...

Всё, сейчас буду стёрт в порошок. Хуже всего, если Магрит так же молча развернётся и исчезнет, оставив меня наедине со стыдом. Пусть ударит, пусть обругает, только не молчит! Боги, если Вы слышите вашего недостойного слугу, хоть раз — помогите! Я не вынесу этого молчания...

Не знаю, какое мнение о ситуации сложилось у Властителей Судеб, но моя сестра не отступила от своего единственного правила: «Если мир не желает преклонить передо мной колени, я просто взлечу над его головой!» Проще говоря, Магрит сделала то, чего не ожидал ни я, ни духи леса, ни осиротевшие лошади, разбредшиеся по поляне...

Она сделала шаг в мою сторону, взметнув волну бордового бархата, приподняла тонкую бровь, качнула головой и... Самым невинным тоном поинтересовалась:

— Как дела?

Ничего себе! Будто вчера расстались... Или это — новая уловка? Прелюдия к жестокой трагедии? Не узнаю, пока не отвечу...

— Вашими молитвами, dou Магрит, — пробурчал я.

— Прости, сестринского поцелуя придётся избежать: зря я что ли, прихорашивалась? — она кокетливо провела пальцами по кончикам ресниц.

— Как Вам будет угодно, — я упорно не желал понимать, что происходит. Поцелуй? Да она и в лучшие времена не была столь тепло ко мне настроена... Я бы решил, что это морок, если бы не чувствовал каждой клеточкой тела властную Силу, исходящую от гибкой фигуры Магрит.

— Ну, не дуйся! — сестрёнка подозрительно улыбчива... Не к добру это. Совсем не к добру.

— У меня немного поводов для веселья, — констатирую. Довольно уныло.

— Разве? — я награждён нарочито наивным взглядом. — Остался жив, и не рад? Я тебя не узнаю... Насколько могу припомнить, ты умереть боялся... до смерти!

— Это было давно, — Магрит ведёт себя совершенно, как девчонка. Как озорная девчонка. Может, подыграть ей? Пошутить? Нет, не рискну: вдруг она только этого и ждёт, чтобы начать убийственную атаку.

— Всего лишь несколько лет назад. Да что там! Ещё весной ты вёл себя предельно осторожно.

— Откуда Вы знаете? — я не удержал любопытство в узде.

— Слухами земля полнится, — загадочно промурлыкала Магрит. — Однако ты и разошёлся...

— Куда? — не совсем понимаю иронию сестры.

— На все четыре стороны! Чего стоит одна только картинка на твоём лице... Опять попал кому-то под горячую руку? Или играл в героя? А может, и в самом деле, убил?

— Я поступаю, как хочу! — отрезал я.

Смех звонкими колокольчиками взлетел над ободранными кронами деревьев.

— «Как хочу»! И насколько эти слова сочетаются с предметом, столь нежно обнимающим твою шею?

Фрэлл! Шарф предательски размотался, пока я принимал участие в побоище, и ошейник оказался на виду... Что делать? Покраснеть от стыда или побледнеть от гнева? Неприемлемо ни то, ни другое: сестра всегда ухитряется проникнуть в мои мысли без помощи магических уловок, и сразу поймёт, что я притворяюсь. И стыдясь, и негодуя. Потому что... Потому что сейчас я всего лишь растерян и сбит с толку.

Шаг. Другой. Шелест лент на подоле платья. Лазурные глаза оказались совсем рядом. Так близко, что, заглянув в них, я понял: она и раньше знала об ошейнике. И о клейме. А ведь я просил Лэни...

Просил... Интересно, она доложила сразу или приберегла пикантную новость на десерт? Ну, волчица, только пересеки тропинку моей судьбы! Мало не покажется!

— А где же Ваш верный прихвостень? Или, точнее будет сказать: прихвостня? — вплёскиваю в голос как можно больше горечи.

Магрит укоризненно насупилась:

— Именно из-за этого я и отказала кузену Ксо.

Кузену? Ах, да: он же признавался ей в любви...

— Из-за чего?

— Из-за манеры так выражаться!

— О, значит ли это, что мы бы с ним отлично спелись? — я не удержался от заманчивой мысли.

— Надеюсь, этого не произойдёт! — совершенно искренне возразила сестра.

— Почему же?

— Если два невыносимых существа найдут общий язык, невыносимой станет жизнь всех остальных, — Магрит улыбнулась, и сразу стало ясно: ей подобная перспектива кажется чрезвычайно любопытной. По крайней мере, для того, чтобы воплотить в жизнь: играть на чужих нервах — излюбленное занятие в Домах. А уж если сестра поставила меня на один «горизонт» с кузеном Ксо... Обязательно надо попробовать. Вот только время выберу... А сейчас мне нужно знать совсем другое.

— Она всё же рассказала Вам? — настаиваю на прямом ответе.

— Разумеется, — кивнула сестра. — В любом случае, Лэни трудно было бы утаить случившееся от своей половинки по cy’rihn. Слишком сильный всплеск эмоций.

— Всплеск? Эмоций? — я оторопел. — Да, она показалась мне немного растерянной, но... Не более горячей, чем обычно.

— Ты удивительно ненаблюдателен! — Магрит покачала головой. — Довёл бедную женщину до слёз...

— До каких слёз?! — мой крик разрезал застывшую гладь холодного воздуха, и сестра сморщилась:

— Не ори. Я не глухая... До самых обычных слёз.

— Да это она... — договорить мне не позволили. Острый вишнёвый ноготок воткнулся в мою грудь:

— От твоих выходок можно не только расплакаться, но и сойти с ума! Что ты делал?

— А что? — непонимающе поднимаю брови.

— ПРОСИЛ!

— Что в этом странного?

— Ты понимаешь, что самим фактом просьбы поставил её на один уровень иерархии с собой?

— Ну... — такая трактовка собственного поступка не приходила мне в голову.

А ведь Магрит права: даже «разделив жизнь», Лэни осталась частью Внешнего Круга Стражи, частью прислуги. Обладающей исключительными правами, могущей при случае возразить господам, но — прислуги. Так заведено издревле. Так сотканы Гобелены Крови. Ничего нельзя изменить. Ничего не нужно менять. Да, я поступил непростительно глупо... Даже хуже: то, что совершил без всякой задней мысли, было (да и не могло не быть!) воспринято, как утончённая издёвка. Неудивительно, что Лэни рыдала — я унизил и оскорбил её, предлагая выполнить мою ПРОСЬБУ... Оскорбил сильнее, чем мог бы мечтать. Обвинил в том, что она не справляется со своими обязанностями, и предложил исполнить свою роль. Роль господина...

Я по-детски спрятал лицо в ладонях. Вот теперь мне стыдно, и ещё как.

А Магрит продолжала, каждым словом загоняя иглы под ногти моей совести:

— А потом закрылся Вуалью, намекнув, что она не в состоянии сама справиться с болью! Элрон будет рыдать и биться в истерике, узнав, какое чудовищное оскорбление ты нанёс Смотрительнице: ему до таких высот расти и расти!...

Дожил: меня сравнили с другим кузеном — самым ехидным из мерзавцев и самым смертоносным из домашних остроумцев. Лестно, ничего не скажешь. Проще было произнести всего два слова: «Ты — сволочь». Коротко и доходчиво. И возразить нечего: сначала унизил, показав, что Лэни не достойна повелевать (как будто она претендовала на власть?!), потом указал на слабость и невыдержанность, что для воина — хуже смертного приговора...

— Мне пришлось бросать все дела и мчаться, сломя голову, чтобы найти забившуюся в угол и дрожащую, как щенок, волчицу...

— Вы же сказали, что она плакала? — сквозь пальцы напомнил ваш покорный слуга, потому что слабо представлял себе слёзы на волчьей морде.

— Плакала. Потом. Когда мне удалось через Единение вернуть её в человеческий облик, — с нажимом объяснила сестра.

— Через... Единение? — неужели я довёл Лэни до Последней Черты?... Боги, да что же я за урод!

— Ты хоть помнишь, что число вмешательств в Обращение конечно и очень невелико[9]? — лазурные глаза прищурились.

— Да...

— Что — да?

— Помню.

— Можешь теперь представить моё состояние, когда она кинулась мне на грудь, захлёбываясь слезами? Кстати, я не смогла придумать, с какого фланга зайти, чтобы хоть немного успокоить Смотрительницу. Хорошо ещё, подвернулся молоденький волчок, только-только после Клятвы... — при этих словах Магрит усмехнулась ТАК, что я отнял руки от лица и посмотрел на сестру округлившимися глазами. Если из-за моей глупой выходки поплатился жизнью ещё и...

Наверное, мой ужас выглядел бесконечно забавно, потому что Магрит поперхнулась смехом:

— Успокойся, ничего с ним не случилось! Ну, помяли бока немного... в жаркой любовной игре...

— Даже если так... — недоверчиво протянул я.

— Всё хорошо, Джерон! — она сделала акцент на слове «хорошо».

— Как скажете...

— Но впредь... Впредь думай, что творишь, а то ряды нашей доблестной Стражи могут сильно поредеть! — если она и говорила серьёзно, то я этого не заметил. — Ради Пресветлой Владычицы, скажи: зачем ты всё это затеял?

— Я боялся... что Вы... узнаете...

— Если имеешь в виду картинку и прочее — забудь.

— Но...

— Это твоё личное дело.

— Я думал, что Вы... будете...

— Переживать? — усмехнулась она. — Вот уж нет!

— Значит, Вам всё равно... — огорчённо вздыхаю. Почему-то безразличие на вкус оказалось куда солонее неприятия.

Магрит фыркнула:

— Не всё равно. Но вмешиваться в твои поступки я не буду. И вообще: когда ты начнёшь жить без оглядки на всех остальных? Не спорю, это замечательное качество — думать о ближних, но... На всех не угодишь. Запомни. Затверди наизусть. Ты не должен ни перед кем оправдываться — это выглядит просто неприлично!

— Значит... — тяжёлые жернова моего соображения, наконец-то, добрались до зерна истины. — Значит... Вы на меня не сердитесь?

— Конечно, нет, — и сестра улыбнулась мне той самой улыбкой, которая всегда повергала меня в счастливый трепет.

— Спасибо! — я не смог погасить костёр облегчения, и быстро коснулся губами розового жемчуга щеки сестрёнки.

— Дурак! — взвизгнула она, и звон её голоса почти заглушил отчаянные всхлипы прыснувших во все стороны «снежинок». — Что ты наделал?! Да ты знаешь, сколько времени я потратила, чтобы подобрать эти украшения, не говоря уже о...

— Простите, dou Магрит... — я сконфуженно опустил голову. Ну вот, испортил такой хороший разговор...

— Я теперь похожа на помело! — сестра тряхнула выпрямившимися волосами. — Да Крадущиеся меня засмеют!...

— Уверен, кузен Ксо с радостью придёт Вам на помощь, — я не удержался от того, чтобы подколоть Магрит. Уж так забавно она выглядела! Наверное, у женщин это общая черта: придавать внешнему виду такое значение... Только не знаю, какому больше: своему или чужому?

— Придёт!... — сестра презрительно сморщила свой точёный носик. — А потом потребует за свою «помощь»...

— Он настолько неблагороден?

— Он — ещё большая зараза, чем ты!

— Я? — растерянно хлопаю ресницами.

Значит, по степени «заразности» я всё же проигрываю кузену? Хм. Почему же этот факт меня не радует, а наоборот: заставляет обиженно надуться? Очень странно...

— Кто же ещё? — Магрит оставила попытки вернуть в свой облик прежнюю утончённость.

С огнём на щеках и во взгляде она стала похожа на совсем юную девушку. Которой любящий брат подложил лягушку в постель... Я во все глаза смотрел на сестру, только сейчас, пожалуй, впервые догадываясь, насколько юна её душа. Как Магрит удалось выдержать битву со временем? Нет, даже не со временем — с тем зыбучим песком забот, который засосал её после смерти матери? Как?...

Очень просто. Истинное могущество не нуждается в костылях заклинаний, злата и хладной стали, оно само лежит в основе. Оно создаёт мир вокруг себя...

Магрит поймала мой восхищённый взгляд и забавно скривилась:

— Только не смей падать ниц и возносить мне хвалу!

Я тряхнул головой, избавляясь от наваждения:

— П-почему? Какую хвалу?

— Надо было пристроить тебя в компанию жрецов: ты бы у них был самым... блаженным.

— Жрецов? — отчаянно не поспеваю за шутками сестры.

— Такими тарелками смотрят только на то, чего нет! Любой бог был бы горд, заимев молельщика вроде тебя...

В небесной лазури взгляда всполохами молний метался смех, и я невольно улыбнулся в ответ, хотя не понял до конца, что же так развеселило сестру. Магрит грозно сжала губы, но мгновением позже передумала устраивать мне выволочку:

— У меня много неотложных дел, Джерон, поэтому будем говорить о главном и серьёзно.

— Согласен, — кивнул я и перехватил нить беседы: — Как Вы здесь очутились?

— Услышала Зов, — плечики сестры устало скользнули вверх-вниз.

— Но...

— Да, построение фраз было чисто эльфийским, но акцент... — Магрит фыркнула. — Твой След очень легко почувствовать. Если, конечно, знать, что он из себя представляет.

— И Вы...

— Ринулась на помощь? Скажем так: решила взглянуть, как обстоят дела. Оказалось, не зря: за тылом нужно следить, а не на чудеса надеяться!

— Да я и не надеялся... — смущённо пробормотал ваш покорный слуга.

— Это хорошо, — похвалила Магрит. — Во всём нужно рассчитывать на свои силы. Но... — тут она хитро прищурилась, — и от чужих отказываться не следует!

— Dou Магрит... — я запнулся, подбирая слова. — Как мне загладить свою вину перед Лэни?

Сестра нахмурилась и погрозила мне пальцем:

— И думать не смей! Мало мне одного раза... Нет, к волчице я тебя не подпущу.

Не подпустит? Мне же легче!

— Хорошо, тогда... Передайте ей, что я... не хотел...

— Не буду ничего передавать, — отрезала Магрит. — С шадд’а-рафом ты же нашёл верный тон? Вот и с Лэни нужно придерживаться схожей манеры поведения.

— Какой манеры? — обескураженно переспросил я. — Верный тон?

— Ещё какой верный! — неожиданно подмигнула сестра. — Старик поспешил выразить своё почтение Дому и едва не принёс Клятву... Признаться, я с трудом удержалась от искушения присоединить к Страже Песчаное Племя! Однако принимая во внимание обстоятельства, решение этого вопроса было отложено на более позднее время и передано другому лицу.

— Какому лицу?

— Тебе, конечно! Всё, что касается кошек, будешь решать именно ты. В конце концов, ты всегда любил этих пушистых царапок!

Я? Кошек? Принимать Клятву? Или — отказать, публично унизив всё Племя?... Голова привычно пошла кругом. Сестра, заметив мою растерянность, поспешила успокоить:

— Не волнуйся, это ещё не скоро! Кстати, тебе всё равно придётся посетить Дом.

— Зачем? — тупо промямлил я.

— Потом узнаешь, — отговорилась она.

— Всё же... Скажите Лэни, что я... мне стыдно.

— Чтобы ещё больше её запутать? — прищурилась Магрит.

— Запутать? — каждая фраза сестры успешно повергала меня в состояние, близкое к шоковому.

— Она и так не знает, чего от тебя ожидать, дурачок... Ты теперь для волчицы — самый опасный противник, потому как, абсолютно непредсказуем.

Я смутился. Да уж, непредсказуем... А мне кажется, что излишне прямолинеен и прост.

— Впрочем, может, тебе удастся придумать что-нибудь... Но до тех пор к Лэни не подпущу! Для меня твои чудачества — дело привычное, а она, бедняжка, уже на грани помешательства!

— Простите... — я отвёл глаза.

— За что? За то, что ты такой, какой есть? — усмехнулась сестра. — Извиняться нужно только за то, что противно твоей природе!

— Как это? — я окончательно потерялся в поучениях Магрит.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — насторожилась она.

— Вполне... Учитывая обстоятельства, — отвечаю совершенно честно.

— Не похоже... — недоверчиво протянула сестра. — Если не понимаешь простых вещей... Впрочем, у тебя всегда наблюдались проблемы с усвоением уроков.

Я вздохнул. Да, мозги работают со скрипом. Знать бы, чем их можно смазать...

— Пусть размышления над моими словами станут твоим домашним заданием! — тоном строгой наставницы возвестила Магрит. — Всё равно бездельничаешь...

— Я не... — обижаюсь. Мало ли у кого какие дела.

— Пожалуй, сегодня ты кое-что сделал, — оборвала меня сестра. — Я бы даже сказала: наделал... Поосторожнее с эльфами, Джерон: не делай им больно. Это моя ЛИЧНАЯ просьба.

Я заглянул в лазурные глаза. Серьёзные, как никогда. Нужно прислушаться...

— Да, dou Магрит.

— Что — да?

— Не буду делать им больно. Если больно не сделают мне, — я внёс необходимое уточнение.

— Согласна, — кивнула она. — По счетам нужно платить.

Сестра прислушалась к чему-то, оставшемуся для меня неведомым, и огорчённо выдохнула:

— Настала пора для прощальных слов.

— Уже уходите? — как всегда, в тот момент, когда расставание особенно остро колет сердце.

— Да. О чём подумать, у тебя есть. Чем заняться — тоже. Советовать ничего не буду. Просить?... Уже. Достаточно на сегодня.

Магрит оказалась совсем рядом, подхватила концы болтающегося шарфа и обмотала их вокруг моей шеи.

— Простудишься... — тонкие пальцы коснулись клейма. — Нэгарра была вызвана этим?

Я предпочёл не отвечать, но сестра прочла ответ в моих глазах.

— Бедный мальчик...

Она повернулась, собираясь ступить на Тропу, и я окликнул, запоздало вспомнив о деле:

— Dou Магрит!

— Что-то ещё? — недовольно спросила та, чьи мысли были уже за сотни миль от лесной поляны.

— Эти трупы... С ними нужно что-то сделать...

— Не маленький, придумаешь!

Воздух вокруг Магрит взметнулся снежным вихрем. Вдох. Сверкающие прозрачные осколки Пространства, тая, печальной позёмкой скользнули по бурой траве. Сестра ушла. Ушла, оставив вопросы и ответы. Вот только они никак не хотели выстраиваться парами...

Фрэлл с загадками — у меня есть заботы поважнее. Например, ещё раз пройтись по телам с целью выяснения подробностей...

Так я и сделал. Порылся в кошельках, ощупал одежду на предмет потайных карманов, заглянул в седельные сумки... Ничего. Немного монет (который с чистой совестью позаимствовал), но ни клочка бумаги, проливающего свет на личность и исток намерений того, кто замыслил расправиться с эльфийкой. Единственная вещь, которая могла бы что-то рассказать о причинах несостоявшегося преступления, пряталась от меня на груди капитана.

Простой медальон, размером с большой орех и такого же цвета, как ореховая скорлупа. Металл? Я повертел в пальцах найденное украшение. Хотя, красоты от него примерно столько же, сколько и от... Ноготь царапнул гладкую — без узоров и надписей — поверхность. Не поддаётся, но... Это не металл. Дерево. Твёрдое, тщательно отполированное дерево. Уже интересно... Если учесть, что оно, к тому же, хранит обрывки чар... Кто у нас любит работать с деревом? Листоухие, кто же ещё! Есть небольшая вероятность, конечно, что сей медальон принадлежит моей знакомой эльфке, но я не уверен. Ни одного значка. Кожаный шнурок продет в широкое плоское отверстие. Эльфы не носят такие безделушки — не их стиль. Эта штучка была изготовлена с определённым умыслом... Если я правильно определил по щекочущим пальцы фрагментам волшбы, в тот миг, когда капитан попрощался со своей душой, медальон исторг из себя послание. Но — какого рода? И — кому? Адресата уже не определить — маг, поднаторевший в заклинаниях сообщений, возможно, уловил бы направление, а я... Даже пробовать не буду. Поскольку Сила, впрыснутая Мантией в Зов эльфийки, привела к столь... занятным результатам, то, пожалуй, вашему покорному слуге надо впредь осторожнее использовать сию способность. Не так уж она безобидна, как казалось на первый взгляд...

Однако с трупами надо что-то делать. И с лошадьми — тоже. Вести в деревню? Чтобы потом стражники, посланные установить, что случилось с их сослуживцами, обнаружили, например, форменную сбрую у беспечных селян? Да и лошадки будут узнаны за милю! По той же причине нет смысла идти за лопатой, чтобы прикопать тела в лесу: кто-то подсмотрит, кто-то запомнит, слово за слово, и... Плакала моя головушка.

Нет, будем действовать иначе.

Я подошёл к краю поляны, туда, где можжевельник утопал в блёкло-зелёном мху. Закрыл глаза, спускаясь на другой Пласт мироздания, погружаясь в путаницу серебристых лучиков Силы, снующих по лесу.

Один из бесплотных огоньков оказался рядом — я поймал его в замок ладоней, отсёк от искристой дорожки и поднёс к губам:

— Хозяин Леса, мне нужна твоя помощь... — шепчу так тихо, что и сам не слышу своего голоса, но пленённый огонёк заметался в пальцах и стремительно упорхнул прочь, едва ладони разжались...

А спустя вдох чешуйки на стволах сосен прошелестели:

— Чего желает dan-nah?

— Я немного... насорил, — улыбаюсь чуть смущённо. — Надо бы прибраться...

— Всё, что будет угодно dan-nah... — пообещал тихий хруст веток.

— Лошадей — тоже... Они не должны покинуть лес. И эти, и другие — что прошли по тропе к дому доктора. Это возможно?

— Желание dan-nah — закон для нас...

Я поморщился, но спорить не стал. Не ко времени.

— Благодарю, Хозяин Леса.

Поворачиваюсь и ухожу с поляны навстречу своим мыслям, не оставаясь смотреть, как коченеющие тела медленно, но верно, погружаются в землю, а лошади взбрыкивают и уносятся в чащу...

Вот и свиделись, сестрёнка. Из-за нежелания умирать — вспышки упрямства, которая заставила меня поучаствовать в эльфийском Зове. О чём я только думал? О чём... О спасении, конечно. Но даже не предполагал, с каких неожиданных сторон это самое спасение прибудет. Непонятная девица, вытащенная из Сундука Времени, и... Старшая сестра, разговаривающая таким тоном, будто мы расстались вчера вечером. Возможно, для неё несколько лет идут за одну ночь, но я-то их ПРОЖИВАЮ, а не пролетаю!

Как неуклюже я себя вёл... Стыдоба, и всё тут. Надо было отвесить элегантный поклон и первым делом осведомиться о здоровье родственников, хотя... Магрит подняла бы меня на смех. Такой, какой есть... Как она сказала? «Извиняться нужно только за то, что противно твоей природе.» Ну да, конечно. Вздумал бы волк извиняться перед оленёнком, которого собирается загрызть! Или лекарь вдруг сказал бы больному: «Вы уж извините, но я сейчас буду Вас исцелять...» Несусветная глупость. Сестра права. Впрочем, мне не припомнить ни одного случая, чтобы она в чём-то ошиблась. Такого просто не бывает. Не может быть. Любопытно, Магрит уже родилась мудрой или где-то нашла это сокровище — способность проникать в суть вещей и объяснять эту суть окружающим? Объяснять даже против их воли и желаний...

Я понял, что ты сказала, сестрёнка. Но, фрэлл меня подери, я не знаю, как применить это высказывание к себе! Какова моя природа — кто бы мне объяснил?!

Когда я был настоящим?

В тот момент, когда, дождавшись погружения солдат в пучину агонии, добил их скупыми и бесстрастными ударами?

Когда рискнул и отправил Зов, намереваясь помочь бродячим артистам?

Когда подминал под себя хрупкое тело Рианны?

Когда похоронил последнюю надежду на доверие?

Кто я? Убийца? Слюнтяй? Благородный рыцарь? Торгаш? Наставник? Палач? Поэт? Кто я?

КТО Я?...

Крик разнёсся по глади остывшей реки. Фрэлл, каким ветром меня сюда принесло? Почему ноги из десятка тропинок выбрали именно эту?

Я оторопело уставился на тёмную воду, вязким зеркалом растёкшуюся в шаге передо мной. Едва не влез ведь... Только не хватало искупаться в ледяной воде! Ну, не совсем ледяной, преувеличиваю, конечно, но... Я и в жару ухитряюсь простудиться, так что ближе к зиме — сами боги велели...

Рябь хрусталиками всколыхнула поверхность реки. За сотню гребков от меня. За полсотни. Совсем близко...

— Светлых ночей, dan-nah! — озорные лужицы глаз, прозрачная кожа, волосы, ручейками стекающие на обнажённые плечи.

Водяничка.

— Тёплой зимы, милая, — улыбнулся ваш покорный слуга.

— Вы знаете, что пожелать, dan-nah, — бледные губы изогнулись в довольной гримаске. — Пришли попрощаться?

— С чего ты взяла? — удивился я.

— Люди, которые приходят к реке парами, редко хранят молчание, — невинно пояснила водяничка. — Вы скоро уедете...

— Не буду отрицать, — киваю. — Пожалуй, стоит попрощаться. На всякий случай...

— Прощаются не на «случай», а на «время»! — мудро заметила малышка.

— И как долго ты не хочешь меня видеть? — нарочито небрежно осведомился я.

— Да век бы... то есть, нет... то есть... — струсила водяничка.

— Не бойся, милая: если я и вернусь к твоей реке, то очень нескоро.

— Это хорошо, — обрадовалась она.

— Надоело рыбу таскать? — грозно нахмурился я.

— Да как Вы такое подумали?! — оскорбилась водяничка. — Да я хоть каждый день... Я...

Она осыпалась сотнями капель. Я удивлённо поднял бровь. Это ещё что за выходки? Обиделась? Я же только пошутил...

— Вот, возьмите! — когда внучка Хозяина Реки снова приняла подобие человеческого облика, в её руках затрепыхалась крупная рыбина. Россыпь пятен по тёмному серебру чешуи. Ольмский лосось? Здесь? Откуда? А впрочем, река берёт своё начало в предгорьях, и вполне...

— Прощальный подарок? — мой взгляд последовал за стремительным полётом рыбы. Вплоть до его завершения у кромки тростника.

— Всё бы Вам смеяться... — надула губы водяничка.

— Извини, я не хотел тебя обидеть... — привычно смущаюсь.

В сознание колокольным звоном ударили слова Магрит. «Извиняться нужно только за то...» Знаю, знаю, сестрёнка! Но позволь мне — пока я ещё не решил, кем являюсь — позволь ошибаться и делать глупости... Я исправлюсь, обещаю! Как только пойму, в чём состоит моя природа. Но, фрэлл подери, почему мне так не хочется это понимать?!...

— Как dan-nah может обидеть? — изумилась водяничка.

Правильно, милая. Любое слово хозяина — закон. Но я не хочу быть «законом». Ни для кого. Даже для мелкой речной нежити... Не хочу. Приказывать? О, нет! Я не чувствую в себе ЭТОЙ силы... Да, мне не дадено умение ни исполнять чужие приказы, ни раздавать свои. Слишком тонкое искусство: приказ должен быть поставлен так, чтобы непременно оказаться выполненным. Слишком опасное: приказывая, берёшь на себя ответственность за судьбу тех, кто выполняет твою прихоть...

— Забудь, — я махнул рукой. — Лучше ответь на вопрос: о чём ведунья говорила с Рекой?

Водяничка провела ладонью по воде. Прозрачные пальцы прошли сквозь хрусталь речного зеркала, не потревожив ни капельки.

— Она хотела знать о Вас.

— Узнала?

Малышка недоумённо посмотрела на меня:

— Как Вы могли так подумать?!

— «Как» подумать?

— Если мы живём в реке, это не значит, что мы не чтим Старших! — вздёрнула носик водяничка.

— Я не это имел в виду... Что вы сказали ведунье?

— Правду.

— Какую? — продолжил допытываться я.

— Вы — dan-nah, — она бесхитростно улыбнулась.

Верно, милая. «Хозяин» — что ещё можно сказать? Всё равно, что, услышав в ответ — «солнце», переспрашивать: а что это такое? Речная нежить и не думала изворачиваться. Вся беда в том, что даже самую правдивую правду способен понять только тот, кому ведома истина...

— Спасибо.

— За что, dan-nah? — удивилась водяничка.

— За рыбу! — фыркнул я.

— Да не за что... — она немного растерялась.

— Вот что, милая... Ведунья, конечно, поступила дурно... Это ведь она приказала твоему деду перевернуть лодку? — водяничка энергично закивала. — Я так и думал. Не сердитесь на неё, малыши. Она — женщина добрая, хоть и глупая. Не чините ей хлопот, хорошо?

— Не будем, — согласилась водяничка. — А если спросит?

— О чём?

— Ну... кто за неё вступился?

— Скажите, что я. Впрочем, она и так догадается.

Я прошёлся вдоль берегового ивняка, подыскивая подходящую ветку. Наконец, выбрал, отломил и просунул рогатинку под жабры лосося.

— Попрощаемся, милая?

— Попрощаемся! — очень серьёзно кивнула водяничка.

— Что же ты на сей раз не желаешь мне Высокого Полёта? — язвлю напоследок.

Малышка посмотрела на меня своими глубокими, как омут, глазами древней старухи.

— Вы уже нашли своё Небо, dan-nah, и высота полёта теперь зависит только от размаха крыльев Вашей души, а не от пустых пожеланий малых духов...

Я застыл, не зная, возразить или отшутиться, а она улыбнулась.

Так могла бы улыбнуться река. Так мог бы улыбнуться заснеженный лес. Такая улыбка могла бы скользнуть по сизым облакам... Она улыбнулась так, как улыбается Познавший Истину. Мудро. Горько. Печально. Светло. Ободряюще. Словно говоря: «Ты уже рядом, осталось сделать один крохотный шаг... И ты сделаешь его, я знаю. Сделаешь и окажешься там, где моя мудрость встанет на колени перед твоей невинной простотой...»

Круги поплыли по тёмной глади воды. Один. Второй. Третий. Водяничка вернулась в свои владения. Бесконечно юная и ужасающе древняя, как и весь этот мир.

Кланяюсь реке, как не кланялся ещё никогда и никому. Искренне признавая поражение.

— Я буду стараться, милая... — уверен, она слышала мои слова.

Плюхаю рыбину на кухонный стол. Здоровущий лосось — не поскупилась водяничка! Надо будет почистить и запечь целиком, но для начала неплохо бы раздеться... С этой мыслью я поднялся по лестнице и распахнул дверь своей комнаты, чтобы...

Оказаться лицом к лицу с долговязой девицей.

Наверное, она стояла у стола, рассматривая мои заметки, но, услышав шаги, медленно и лениво повернулась, качнув своей роскошной косой. Так могла бы двигаться змея... Я мигнул, прогоняя видение извивающейся живой ленты, и нахмурился: на воительнице красовалась моя лучшая рубашка! Лучшая из всего, сшитого старостиной дочкой. Ваш покорный слуга приберегал эту одёжку для особых случаев...

— Ты... Почему... Кто тебе позволил надеть?!... — я, и в самом деле, уязвлён.

— Этот чернявый... Доктор, кажется? — без малейшего оттенка чувств на лице и в голосе пояснила девица. — Ты почти такой же тощий, так что пришлось впору.

Да уж, впору! Но не драться же теперь с ней из-за куска ткани?... Я стащил куртку и зло швырнул на постель. Следом отправился шарф. Воительница проводила взглядом доггеты, нашедшие приют под кроватью, и спросила невпопад:

— Тебя как зовут?

— Какая разница? — я сунул ноги в короткие войлочные сапожки.

— Да так... — она равнодушно пожала плечами. — Из вежливости спрашиваю.

— А тебя?

Девица помолчала, словно раздумывая, достоин ли я быть допущенным к столь сокровенной тайне.

— Мин.

— Мин? Странное имя...

— Ничего странного. А твоё?

— Джерон.

Она склонила голову к плечу, что-то вспоминая.

— Знавала я одного Джерона...

— Да? — оживился я. — И?

— Гад был тот ещё, — закончила свою мысль воительница, равнодушно следя за моей реакцией.

— В чём именно? — уточняю, потакая своему любопытству.

— А ни в чём. Просто — гад. Но ты на него не похож.

Я усмехнулся:

— Не торопись делать выводы. Из Имени рождается Путь.

— Но не каждый, кто с рождения назван храбрецом, по-настоящему смел, — сияющие глаза воткнулись в моё лицо, как клинки.

— В моём случае ничего не изменится, — возвращаю ей колючий взгляд.

— Возможно, — она расслабилась, шагнула к дверям и уже на пороге бросила, не оборачиваясь: — А ты уверен, что твоё Имя можно прочитать только одним-единственным способом?

Я остался стоять на месте, тупо глядя в стенку. Прошло почти три минуты, прежде чем досада нашла выход на волю в череде грубых ругательств. С ума сойти, как же мне везёт на женщин! Одна другой краше и умнее! Если бы ещё научиться выигрывать хотя бы одну партию из десяти...

Втайне ваш покорный слуга надеялся, что на кухне проведёт время за чисткой рыбы, но — в полном одиночестве. Не получилось: едва я успел сбрызнуть водой чешуйчатые бока лосося и взялся за нож, в дверях возникла Мин. Бесстрастная донельзя. Я сделал вид, что не заметил её появления, она сделала вид, что ей всё равно. Впрочем, ей, похоже, и впрямь было наплевать на мои чувства и мысли: девица прошлась по кухне, понюхала свисающие с потолка связки трав, щёлкнула пальцами по кастрюле (с некоторым интересом прослушав раздавшийся заунывный звон), потрогала лезвия валяющихся на столе ножей, плюхнулась на лавку и авторитетно заявила:

— Скучно тут у вас!

— Мы не жалуемся, — возразил я, проводя ножом по серебристой спине рыбины.

Фрррр! Чешуя полетела во все стороны. Как обычно. Не стоило и пытаться действовать аккуратнее — только вывозил себя и мебель. Печально оценив нанесённый ущерб, я решил удвоить скорость и усилия. Странно, но чистка пошла веселее, а серебряные блёстки норовили теперь упасть совсем рядом с полем боя...

Мин смотрела, как я играюсь с ножом. Внимательно смотрела. Я бы даже сказал, что она пыталась увидеть то, чего нет. По крайней мере, ровно мерцающий взгляд девицы следовал за моей рукой с настойчивостью, которой позавидовала бы иная гончая. Признаться, повышенный интерес к моей скромной персоне всегда вгонял меня в ступор и заставлял смущаться, краснеть, спотыкаться и делать массу глупостей, но на сей раз я был слишком зол, чтобы обращать внимание на бесцеремонную наблюдательницу. Тем более, что под руку она ни с советами, ни с замечаниями не лезла...

Шлёп! Лосось с моей помощью перевернулся на другой бок, и работа пошла дальше. Минута, другая — и рыба окончательно избавилась от своей кольчуги. А заодно — и от внутренностей. Я плеснул в тазик воды и погрузил туда свежевычищенную тушку. Получится замечательный ужин! Правда, вместо двух едоков за столом будут четыре, но, думаю, на всех хватит. Так, сколько времени займёт готовка? Пожалуй, не меньше часа — уж больно толстая рыбина. Можно будет малость побездельничать.

Я почувствовал, что немного устал, когда стряхнул с пальцев комья налипшей чешуи, вымыл руки и ополоснул нож. Несколько минут медитативного бдения над источающей свежий аромат рыбой привели меня в умиротворённое состояние, вновь отодвинув завесу обиды, через которую мне так нравится смотреть на окружающий мир. Наверное, именно поэтому я и обратил внимание на презрительное «С-с-с-с!...», раздавшееся со стороны Мин, когда нож опустился в воду. Я ещё хотел спросить, не имеет ли она что-то против мытья посуды, но чудное видение, представшее перед нашими очами, заставило отложить любые вопросы «на потом».

Гизариус (а этим видением был именно гостеприимный доктор) сиял. Нет, даже не так: он светился изнутри, как будто в его венах вместо крови тёк солнечный свет. Никогда не видел, чтобы человек выглядел настолько довольным. Интересно, почему? Может быть... А, чего гадать — спрошу:

— Вам было явлено чудо, дядя Гиззи?

— А? — он перевёл взгляд на меня, но вряд ли увидел лицо вашего покорного слуги: тёмные глаза источали неземное блаженство.

— Вы сами на себя не похожи. Что-то произошло?

— Да, произошло! — нет, он то ли пьян, то ли злоупотребил собственными травками.

— И что же? Поведайте нам, недостойным, сделайте милость!

Доктор, наконец-то, высунул голову из панциря наслаждения:

— Неужели сам не понимаешь? Ты же... У меня дома... Настоящая эльфийка!

— А бывают ненастоящие? — невинно спросил я. Гизариус оставил мою иронию без внимания.

— Эльфийка... да ещё и...

— Беременная. Знаю. И поэтому Вы ведёте себя, как кот, нализавшийся сметаны?

— Какой ты грубый! — отметил доктор. Привычно, но без всегдашнего укора. Да, видно, мои жалкие потуги привлечь внимание меркнут перед той, что совсем недавно не надеялась на спасение... Обидно, фрэлл подери!

— Всё равно не понимаю Ваших восторгов.

— Да ты представить себе не можешь!... Я же... я смог... осмотреть... — Гизариусу явно не хватало слов.

— Могу поспорить, Вы воспользовались этой возможностью по полной! Ну и как она? В плане осмотра? — я провёл ладонью по воздуху, рисуя предполагаемые округлости.

Доктор покачал головой, глядя на меня, как на безнадёжного больного:

— Куда тебе понять... Ты и эльфов-то, наверное, никогда не видел...

Я хмыкнул, но промолчал. Видел, дядя Гиззи. Поверь, насмотрелся вдоволь. И эльфов, и эльфок. Вместе. Отдельно. Может быть, их было и не так уж много, но я прекрасно помню, как долго — несколько лет — вообще не мог видеть никого из листоухих. Потом успокоился. Смирился. Даже смог признаться самому себе, насколько они прекрасны...

— Не видел, говорите? Так могу прямо сейчас пойти и посмотреть! — весело заявил я.

Взгляд доктора остановился, немного потоптался на одном месте, потом существенно прояснился:

— Совсем забыл! Она просила тебя позвать!

— Просила позвать? — я слегка опешил. Зачем это я понадобился эльфке? Решила выяснить, узнана она или нет? И если узнана — прикончить меня на месте?

— Не заставляй её ждать! — Гизариус махнул рукой. — Она в соседней комнате... Моется.

— Что?! — я должен присутствовать при омовении? Ни в какие ворота не лезет...

— Иди, иди, — подтолкнул меня доктор.

— И не подумаю! — упираюсь.

— Это ещё почему? — удивился Гизариус.

— С какой стати я... мужчина должен смотреть, как женщина моется?

— Ну... — похоже, дядю Гиззи вид голого женского тела никогда не смущал. Как, впрочем, и не вызывал вожделения. — Поможешь ей... Спинку потрёшь.

— Спинку?! — поперхнулся я. — Ну Вы и придумали... Пусть лучше она пойдёт!

— Кто? — не понял доктор.

— Мин!

— Мин?

— Девушка, которой вы ссудили мою рубашку! — вскипел я.

— Ах, Мин... — рассеянно повторил доктор. — Она не пойдёт.

— Почему?

— Потому что не хочет.

Вы пробовали объясняться с глухой стеной? Я, занимаясь упомянутым неблагодарным делом на протяжении последних минут, уже готов был на эту самую стену влезть.

— Почему ты не хочешь? — пробую обратиться к той, что не подверглась одурманивающему влиянию эльфьих прелестей.

— Я не люблю воду, — флегматично пояснила Мин, закидывая ноги на стол и углубляясь в изучение потолка.

— Да иди уж! — прикрикнул доктор, когда, обведя вполне разумным взглядом кухню, обнаружил, что я всё ещё стою на своём месте.

Кручу пальцем у виска (своего, а хотелось бы — докторского) и выхожу в коридор, душевно хлопнув дверью. Так, что стена задрожала.

Какой-то бред... Может быть, я болен, и всё происходящее — нелепая галлюцинация? Есть только один способ в этом убедиться... Я нерешительно провёл ладонью по растрескавшейся доске косяка. Войти? Наверное, нужно. Вот только... Откуда взялась эта странная робость? Чего я боюсь? Эльфки? Себя? Нас обоих? Пожалуй. Я думаю одно. Она думает другое. Но когда наши взгляды встретятся, что произойдёт с нашими мыслями? Как они изменятся? В какую сторону потекут? Никогда и не узнаю, если... Если останусь стоять в коридоре.

Я вздохнул, толкнул дверь и вошёл в комнату.

Посередине наспех расчищенной кладовой была поставлена внушительных размеров лохань (откуда доктор её притащил — уж не со двора ли?), заполненная горячей водой и... Эльфийкой. Должно быть, она сидела, подогнув ноги под себя — я мог видеть только голову, сильную шею, прямые плечи и часть спины.

— Что Вам угодно? — интересуюсь так холодно, как только могу.

Бронзовые кудри дрогнули.

— Мне угодно видеть тебя, — такой узнаваемый, и такой новый голос разрезал облачко пара, поднимающееся над водой.

Всё те же бархатистые тона, но... Они стали мягче? Не верится... Как можно смягчить стальной клинок? Согнуть, сломать — да. Но — смягчить? Что-то случилось, и если я тому виной... Голова кружится. Наверное, здесь слишком душно...

— Зачем же Вы хотели видеть меня?

— Тебе нужны объяснения? Или довольно моего желания?

— Меня не занимают Ваши желания и... мне не нужны Ваши объяснения. Посмотрели? Я могу идти?

— Я даже не начинала... — она взялась руками за края лохани и... встала, выпрямившись во весь свой немаленький рост.

Струйки воды, мгновение помедлив — словно удивляясь случившемуся, заскользили вниз. По ложбинке между гладкими холмами лопаток, пересекая некогда тонкую, а теперь мило расплывшуюся талию, стекая по крутым изгибам стройных бёдер... Да, эльфка красива — нечего и спорить. Тело воина — не страшащегося смерти и не щадящего себя — но... На эльфийский манер. Обладая физическими возможностями, намного превышающими те, которыми наделён обычный человек, листоухим удалось договориться с богами и уместить удивительную мощь в хрупком до странности теле. С чем можно сравнить эльфа? Со стрелой, отправленной в полёт. Недаром лучшие лучники — эльфы: каждая чёрточка изящной фигуры, каждое движение — пальцев, губ, ресниц — устремлены вперёд. Вверх или вниз — спросите вы? Какая разница? — отвечу я. Полёт всегда заставляет задержать дыхание и смотреть, смотреть, смотреть... Веря, что он никогда не прервётся.

Росчерки бледных шрамов на золотистой коже обняли эльфку кружевной накидкой, когда она одним плавным движением повернулась ко мне.

М-да... На каком же месяце будущая мать? Не на последнем — купол храма, хранящий покой нерожденного до поры до времени эльфа, ещё не возведён на нужную высоту. А вот грудь выглядит так, будто готова слиться в поцелуе с маленькими губами... Могу поклясться: в нашу первую встречу ничего подобного не было! Хотя... Мы виделись почти четыре... или даже пять месяцев назад. За это время можно нагулять и тройню... И всё же, тогда она уже должна была быть... Я запутался.

Тёмные глаза улыбнулись: похоже, эльфка поняла, какими вычислениями занят ваш покорный слуга.

— Ребёнок уже был в моём чреве, если ты это хочешь знать.

Я тряхнул головой.

— И вовсе не хочу... Это не моё дело.

— Отнюдь, — длинные ресницы кокетливо смежились. — Твоё и только твоё.

— Объяснитесь, — нахмурился я.

— Минуту назад ты отказывался от моих объяснений, — напомнила эльфка.

— Минуту назад... Минуту назад мир был совсем другим, а сейчас он изменился, и в этом новом мире... Отвечайте!

— Ты приказываешь? — по бархату голоса пробежали волны смеха.

— Если Вы думаете, что мне доставляет удовольствие смотреть на Ваше... на Ваш живот, то Вы заблуждаетесь. Хотите поговорить? Извольте! Но играть в прятки со словами я не намерен, — поясняю. Строго и недовольно.

— В тот раз ты не показался мне смелым... — задумчиво протянула эльфка. — Ты испугался... Почему же теперь я вижу перед собой совсем другого юношу — жёсткого и решительного?

— Вас так заинтересовал мой характер? Зря: в нём нет ничего привлекательного. Как и в моём лице после Ваших стараний, — не требовалось прилагать особых усилий, чтобы подпустить в голос льда: я давно уже заблудился в холодных пустошах Сарказма.

— Да, работа удалась на славу, — кивнула эльфка, искоса подглядывая за мной. Рассчитывает разозлить? Не получится: я, конечно, могу покричать, потопать ногами, скорчить страшную гримасу, но... этим и придётся ограничиться. До рукоприкладства дойти не могу. Не дозволено. Самим собой и не дозволено. Так зачем напрасно тратить силы?

— Если Вы и вправду гордитесь собой, поздравляю, — едко улыбаюсь. — Вы многого добились.

— О да! — усмехнулась эльфка, проводя ладонями по животу. — Я даже не сразу поняла, НАСКОЛЬКО многого... Однако...

— Есть сомнения? — слегка удивился я.

— Только не в результатах содеянного, — качнула головой эльфка. — Тот день... Был странным.

— Чем же?

— Разыгралась буря. Сильная буря, возникшая из ниоткуда... — взгляд эльфки стал чуть отрешённее. — Лошади не слушались поводьев и шпор, собаки поджимали хвосты, люди... Люди почувствовали неизъяснимую тревогу.

— А Вы?

— Я... Я вновь родилась на свет, — бездонный океан глаз опять возжелал поглотить меня целиком.

Что она имеет в виду? Слишком мало данных для проведения всестороннего анализа... Фрэлл, как меня это бесит!

— А сегодня, — продолжала эльфка, — сегодня я родилась в третий раз. Я получила три Дара Жизни[10], и два были приняты из твоих ладоней.

— Не приписывайте мне излишние заслуги! — возразил я. — С солдатами воевала Мин, а я... Пытался не путаться под ногами.

— Скромность хороша, но не всегда, — поучительно заметила эльфка. — От твоей руки пали двое. Столько же — от рук Мин. Но если бы не ты, никто бы не пришёл на помощь.

— Вы считаете... — осторожно пытаюсь прощупать почву. Неужели она... Поняла?

— Я знаю, — отрезала моя собеседница.

— Что Вы знаете? — согласен, прикидываться дурачком поздно, но никак не могу смириться с мыслью, что мои действия не остались тайной. Ведь то, что не проходит незамеченным, не остаётся безнаказанным.

— Ты насытил мой Зов Силой. Будешь отрицать?

— Не буду, — мрачно признаю поражение. В этой конкретной схватке.

Эльфка скрестила руки на груди и странно на меня посмотрела:

— Я не могу понять... Ты ничего не забыл, ты был потрясён, увидев моё лицо, но... Ты ничего не требуешь.

— А должен? — горько спросил я.

— Тот, кто дарит жизнь, вправе в ней участвовать.

— В качестве кого? Поводыря? Надсмотрщика? Спутника?

— Выбирай сам, — разрешила она.

На самом деле, разрешила. Что творится в этом мире? Кто сошёл с ума — я или она?

— Даритель не ломает свой подарок и не забирает обратно, разве Вы не знаете? Занятно: столько лет прожили, а до сих пор не усвоили такой простой истины...

— То, что очевидно для тебя, многие другие сочли бы глупостью, — улыбнулась эльфка.

— Значит, я — дурак.

— Только очень мудрый человек не считает себя знатоком жизни.

— Это комплимент? — съязвил ваш покорный слуга.

— Наблюдение, — поправила она.

— Вы позвали меня только за тем, чтобы узнать, буду ли я требовать плату за свои услуги?

— Да, — эльфка с вызовом выпрямила спину.

— И что же Вы можете предложить?

— Всё, что ты захочешь.

— Даже... Ваше тело?

Она на мгновение застыла статуей, но ответила. Твёрдо и спокойно:

— Даже моё тело.

Я рассмеялся:

— Как это много... И как мало! Меня больше устроило бы не тело, хотя, признаюсь, — я окинул эльфку взглядом работорговца, оценивающего товар, и с удовлетворением отметил, что та задержала дыхание, — это тело кажется мне совершенным. Но такому глупцу, как я, дороже не Ваша точёная грудь, а то, что в ней бьётся. И зная, что Ваше сердце никогда не станет моим, хочу ли я владеть драгоценным, но пустым сосудом? Не хочу.

К концу сей поэтической тирады взгляд женщины разгорелся непонятным пламенем. Или... Это блестят слёзы? Ещё чего не хватало! Я же обещал Магрит, что не буду делать больно...

— Ты сказал то, что думаешь? — срывающимся голосом спросила эльфка.

— Н-у-у-у-у... — немного смущаюсь. — Большей частью. Мои мысли не так красивы, как мои слова.

— Но ты искусно их украшаешь... Я и в самом деле, не могу отдать тебе своё сердце. Зачем дарить одно и то же дважды?

— Д-дважды? — я расширил глаза.

— Помнишь, я сказала, что получила три Дара Жизни? Я забыла добавить: для себя. Но ещё один Дар... был передан мне, как хранительнице. Дар Жизни моего ребёнка. Вскоре после... встречи с тобой я почувствовала, как бьётся его сердечко... Именно тогда я родилась во второй раз.

Отвожу взгляд. Ну ничего себе! Значит, капли крови, которые она слизнула с моей щеки, ухитрились... Как всё запутано! Успел я отличиться...

— Вы хотите сказать...

— Моё сердце стало твоим с той самой минуты, ma’ resayi[11], — тёплый бархат женского голоса накрыл меня с головой.

Твоё сердце, lohassy... А вот куда делось моё? Рухнуло к пяткам? Провалилось сквозь пол и исчезло в недрах земли? Не думал, что буду приведён в состояние полнейшей прострации так легко... И так приятно. Несколько незаслуженно, конечно...

— Если бы я знал, кого солдаты собираются казнить, я бы не стал вмешиваться. Возможно, я бы убил Вас, — слова слетали с языка, как звенья каторжной цепи. Тяжёлые. Уродливые. Но — неизбежные.

— И я бы не винила тебя в этом, — улыбнулась эльфка. — И одного Дара было много для меня...

— Я...

— Не нужно слов, — тёмно-бирюзовые глаза смеялись. — Не зная ничего о несчастной женщине, ты всё же поспешил ей на помощь... Трудно найти лучший способ явить миру своё благородство.

Я почувствовал, что начинаю краснеть, и поспешил отвернуться.

— Вы бы оделись, что ли... Замёрзнете... — выскакиваю за дверь под перелив искреннего и безудержно весёлого смеха...

Заплетающимися ногами я пересчитал ступеньки, ввалился в свою комнату и рухнул на постель.

Мальчишка! Где твоё совершеннолетие? Давно пройдено, оставлено позади и забыто! Так какого фрэлла ты не хочешь понять, что должен вести себя по-взрослому?!

Эльфка смеялась над тобой, понимаешь? Смеялась! Вместо того, чтобы испытывать почтение к своему «творцу», она хохотала... Что это может означать? Шутку? О, нет, такими титулами не разбрасываются. Жизнь настолько редко позволяет произнести «ma’ resayi», что смысл этих слов поистине драгоценнее злата и алмазов самой чистой воды. Эльфка не шутила. Она признала, что я трижды подарил Жизнь: два раза ей и один раз — ребёнку в её чреве. Признала... Но, фрэлл меня подери, почему она смеялась? Я настолько забавен в своих мыслях и поступках? Как больно... Не хочу быть посмешищем для всех и каждого — достаточно того, что ваш покорный слуга даже в своём собственном Доме не чувствует душевного тепла...

А у неё красивая улыбка — такая же, как и в тот день, но засверкавшая новыми гранями. Говорят, что материнство меняет женщину. Ерунда! Не меняет. Только углубляет русла тех рек, что уже давно текут через её душу. Принявшая из моих рук Дары Жизни эльфка осталась той же самой безжалостной фурией, изуродовавшей моё лицо. Той же самой... С одной небольшой поправкой: я теперь не входил в число противников. Впрочем, и другом не стал. Быть resayi — не значит заслужить симпатию. Любить того, кому трижды обязан? Какая глупость! Эльфка смеялась надо мной...

Я стиснул в кулаках уголки подушки.

Стерва листоухая! Ничего, я найду способ... Исхитрюсь... И ты проглотишь свой смех!

Ну что за день?!

Сначала ведунья — со скромным желанием спасти свою шкуру за счёт моей. Потом борьба не на жизнь, а насмерть с королевскими солдатами. В довершение всего объявляют «творцом» и при этом гогочут вслед. Рубашку, и ту отняли... Лет десять назад впору было бы хныкать, а сейчас... Несолидно как-то. Но с обидой нужно справляться. Попробуем зайти с другой стороны...

Я спас деревенских колдуний от ненасытного «отступника». Дело праведное и заслуживающее всяческих похвал. Правда, успел наговорить старухе столько горячих «комплиментов», что даже Мантия пристыдила... Ладно, проехали.

Поспешил на помощь женщине, оказавшейся в затруднительном положении. М-да, в положении... Потом четверть часа раскаивался в содеянном, поскольку опознал в спасённой одного из своих врагов.

Поговорил с сестрой, которая по-семейному оказала любезность, прикрыв мою многострадальную спину. Разговор оказался не только познавательным в плане прошлого, но и заставил задуматься о будущем. Во-первых, придётся разбираться с Лэни: что же придумать, чтобы подобрать ключик к её сердцу?... Во-вторых, мёртвым грузом на плечах висит шадд’а-раф с его жгучим желанием присягнуть на верность Дому. А я даже видеть этого старого кота не могу... Ох, чувствую: переступлю через себя и не единожды... Впрочем, всё это — чепуха. Хлопоты, не стоящие долгих приготовлений. Но зачем я должен посетить Дом?... В груди неприятно похолодело. Магрит имеет виды на меня? Уже страшно. А если не она, а... кто-то другой? Ещё страшнее становится. Не хочу возвращаться, но... Это предложение из разряда тех, которые невозможно отклонить. Значит, у меня осталось совсем немного времени... Успею ли сделать всё, что должен? Да и что я должен, и кому? Ох, мысли путаются...

Эльфийка, опять же. Со своим смехом и величанием меня «творцом». Рассказать кому — не поверят...

Пожалуй, и не буду рассказывать. И её попрошу молчать. Мало ли что...

Барахтаясь в Море Размышлений, я не сразу уловил аппетитные запахи с кухни. А когда уловил — подскочил на постели и кубарем скатился по лестнице, пока чудесно пахнущую рыбу не съели без меня...

Вся компания уже восседала за кухонным столом. Эльфийка, в простом деревенском платье (наверняка, снова Рина постаралась) выглядящая мило и уютно. Гизариус, не сводящий с неё взгляда учёного, стоящего на пороге великого открытия. Мин, лениво ковыряющая вилкой выщербленную деревянную поверхность. Лосось — истекающая соком тушка на длинном противне — готов принять свою незавидную участь: исчезнуть в умильно урчащих животах. Не знаю, как все остальные, а я успел проголодаться и переволноваться так, что даже начал забывать о голоде. Впрочем, поймав ноздрями манящий дух запечённой рыбы, скоренько удалось вспомнить об одной из самых насущных потребностей — потребности вкусно и сытно поесть...

Я уселся за стол и вопросительно взглянул на доктора. В смысле: «Приступим?» Гизариус, хоть и был увлечён мечтами о совсем иных сферах существования, возражать не стал и занёс нож над лососем. Молчаливым согласием всех присутствующих разделка рыбы была доверена именно доктору, как человеку, сведущему в устройстве тел.

Ваш покорный слуга проглотил слюну, уговаривая желудок потерпеть ещё пару мгновений, и...

Звука удара мы не услышали, как не услышали и свистящего полёта стрелы. Но все сразу поняли: что-то произошло. Неуловимо изменился даже воздух: ранее наполненный только предвкушением обильной трапезы, сейчас он зазвенел от напряжения.

Доктор растерянно переводил взгляд с одной из наших гостий на другую. И посмотреть было, на что!

Мин подобралась, как шадда перед прыжком, стальные глаза искали только одно — цель. Эльфийка... Эльфийка выпрямилась так, словно позвоночник в мгновение ока стал раскалённым стержнем, а тёмно-бирюзовый взгляд утратил все оттенки чувств, кроме убийственного спокойствия в ожидании атаки.

Минута прошла в гробовом молчании, а потом...

Со двора донеслось певучее:

— Преступившая! Не прячься за стенами чужого дома! Или ты хочешь взвалить тяжесть своего греха на плечи людей?

Я едва заметил движение — так быстро эльфка метнулась к двери. Пришлось уныло вздохнуть, откладывая свидание с лососем, и, вслед за Мин и доктором, поспешить на свежий воздух. Туда, где разыгрывалась нешуточная драма.

Посреди двора стоял эльф. Самый натуральный, без мороков и иной маскировки. Собственно говоря, появление листоухого в этих краях, если и считалось редчайшим событием, то после несостоявшейся казни эльфки расценивалось мной, как закономерное совпадение. Хуже было другое: я знаком с этим эльфом. Как там бишь, его называл младший родственник? Кэл?...

Лиловые глаза полыхают гневом. Таким жарким, что я невольно удивился: и как снег под этим взглядом не закипает?... Серебристые пряди волос свободно падают на плечи: ни заколок, ни шнурков. Странно... Что-то напоминает... Одежда — даже в наступающих сумерках — слепит глаза своей белизной: от мягких сапожек, отороченных мехом, до последнего ремешка на куртке и длинного свёртка за спиной, перетянутого шёлковыми шнурами — нигде ни единого пятнышка. Ай-вэй, как дурно! Этот парень собирается...

— Я пришёл за отмщением! Примешь ли ты вызов vyenna’h-ry[12]? — в голосе эльфа звучали нотки напряжённого ожидания.

Vyenna’h-ry? «Чистый поединок»? Да, надо было сразу догадаться — достаточно взглянуть на стрелу, вонзившуюся в дверь докторского дома. Белее снега: и древко, и оперение, и (могу спорить, на что угодно) наконечник. Он, кстати, изготавливается из очень специфического материала... Кости того, за чью смерть и требуют возмездия. Очень серьёзная традиция. Очень. А если дела становятся официально-скучными, меня неудержимо тянет пошутить...

— Одумайся, Кэл! — строго, но очень спокойно ответила эльфка. — Не делай то, о чём будут скорбеть твои близкие!

— Я получил их благословение, не волнуйся! — тонкие губы язвительно дрогнули.

— Получил? — эльфка слегка удивилась: похоже, она была слишком хорошо знакома с упомянутыми родичами, чтобы поверить в столь безрассудный поступок с их стороны.

Безрассудный... Почему мне так кажется? Да, vyenna’h-ry обычно заканчивается кровью, но далеко не всегда — гибелью кого-то из поединщиков... Или... Эльфка чувствует дыхание смерти? Только не это...

— Я жду, Преступившая! — Кэл сузил глаза. Костяшки изящных пальцев, сжимающих плечи длинного лука, начали наливаться синевой.

Эльфка медлила. Смотрела на бросившего вызов, но никак не могла найти верные слова для ответа — мне с моего места были хорошо видны её лицо и лицо Мин. Глаза воительницы меня и поразили: совсем недавно полыхавшие огнём, они словно потухли. Омертвели. Девица наблюдала за происходящим с отрешённостью отшельника, далёкого от мирских забот. Понимающего, что близится буря, и признающего своё бессилие перед ней. Вот это самая покорность судьбе меня и взбесила...

Ах, так? Нет, Слепая Пряха, ты слишком рано решила закончить этот фрагмент Гобелена! Все смирились и опустили руки? Хорошо. Но у меня есть на этот счёт своё мнение. Пусть глупое и ошибочное, но — своё.

Дважды за сегодняшний день я беспрекословно исполнял прихоти Судьбы. Дважды оказывался на Пороге — без надежды на спасение. Дважды выходил из воды твоих объятий, стерва... Нет, не сухим. Увы. Но на этот — третий — раз я не буду ждать, пока всё решится само собой. Надоело.

Пришло время доиграть прерванную партию. Появление Кэла — случайное или нет — пришлось как нельзя кстати. Я не любитель драк, но, пожалуй... Иногда только близкий контакт с противником позволяет понять самого себя. Понять и принять. А мне так не достаёт именно понимания...

Ваш покорный слуга вернулся к двери и протянул руку к древку стрелы. Тонкие иглы уз крови кольнули подушечки моих пальцев. Разумеется, «глашатай» создаётся с использованием магии, поскольку должен возвестить о причине мести... Невидимые крючки, удерживающие наконечник стрелы в дверной доске, печально вздохнули, втягиваясь в белую кость: приручить «глашатая» может только тот, кто способен принять вызов, но в моём случае некоторые правила не работают. К сожалению... Я дёрнул древко, вытаскивая стрелу из двери.

Глухой «чпок» заставил эльфку обернуться. Бирюза глаз испуганно спросила: «Зачем?...», но я лишь усмехнулся своим мыслям. Усмехнулся, спустился по ступенькам террасы и прошёл по двору, останавливаясь в пяти шагах от насторожившегося эльфа.

— И кто только учил тебя хорошим манерам, lohassy? — начинаю. Тоном уставшего от детских выходок старика. — Пришёл в чужой дом, попортил дверь... А из-за чего, спрашивается? Из-за нелепого желания умереть раньше срока... И ведь вроде не маленький, а творишь непотребство, свойственное капризному ребёнку...

— По какому праву ты вмешиваешься? — он даже проглотил «lohassy», заворожённо следя взглядом за движениями стрелы в моих руках.

— По праву того, кому «глашатай» позволил себя взять, — медленно, с нажимом на каждое слово, пояснил я.

Лиловые глаза сверкнули.

— Ты хочешь принять вызов вместо неё?

— Разве хочу? Я уже его принял. Или тебе недостаточно?... — делаю вид, что обиделся.

Намерен соблюсти все традиции? С превеликим удовольствием! И я сложил стрелу пополам...

Просто так сломать древко «глашатая», как и любой другой эльфийской стрелы, невозможно. Если не знать одного небольшого секрета... Складывать нужно, одновременно разводя концы в стороны, тогда древко, изгибаясь и скручиваясь, не выдерживает напряжения и легко ломается. Что и демонстрирую...

Две половинки «глашатая» полетели под ноги эльфу. Тот посвятил несколько вдохов изучению обломков стрелы, потом поднял взгляд на меня:

— Надеюсь, ты понимаешь, что только что сделал...

— Я-то понимаю, не беспокойся! — широко улыбаюсь. — Но помимо твоих игр в мстителей есть ещё одна вещь, которую, уверен, понимают все здесь присутствующие, — я сделал многозначительную паузу, добился того, что все взгляды переместились на мою скромную персону и продолжил: — Пока мы морозим сопли, ужин благополучно остывает! Не знаю, как вы, а я люблю есть горячую рыбу! Ну-ка, быстро, в дом! Кто последний — моет посуду!

Моя хулиганская выходка имела успех: даже Мин согласно кивнула головой, направляясь на кухню. Эльфка, правда, слегка нахмурилась (наверное, не хотела оставлять меня наедине с Кэлом), но скрылась в дверях. Доктор вежливо пропустил дам вперёд, оглянулся, словно говоря: «Не задерживайся!», и тоже прошёл в дом.

Я выжидательно посмотрел на эльфа. Тот ответил недоумённо-надменным взглядом.

— Ну а тебе что, нужно отдельное приглашение?

— Куда?

— На ужин! Или ты не любишь рыбу? — осведомляюсь, как можно невиннее.

— Ты хочешь, чтобы я, разделив пищу... — эльф искал подводные камни там, где их нет. Осторожный, зараза! Ну, ничего, не с такими справлялись... Мерзопакостнее вашего покорного слуги вряд ли кто найдётся в этих краях.

— Я хочу, чтобы ты прежде всего поел. Или предпочитаешь сражаться «на голодный желудок»?

В тёмно-лиловых глазах лёгкой тенью скользнуло удивление.

— Ты предлагаешь — просто поесть?

— Я не предлагаю. Я — настаиваю! Учти: нас никто ждать не станет, сожрут всё за милую душу!

Он колебался, и я нанёс завершающий удар:

— А завтра, только, умоляю: не на рассвете — слишком холодно, мы с тобой займёмся делами. Плотно перекусив и хорошенько выспавшись. Против такого развития событий не возражаешь?

Губы эльфа дрогнули, но я так и не дождался ответа. Листоухий кивнул — не мне, а, скорее, самому себе — и проследовал в предложенном направлении...

Разумеется, посуду мыл я. И не только потому, что последним пришёл на кухню: можно подумать, были другие кандидаты!

Ужин прошёл в молчании, зато — быстро. Эльф, закончив со своей порцией, спросил у доктора, где можно расположиться на ночлег, на что Гизариус пробормотал что-то вроде: «Дом в Вашем распоряжении...» Дядю Гиззи мне было искренне жаль: не каждый день к тебе на двор ступает нога листоухого. А если сразу двух... Тут и у человека, начисто лишённого веры в чудеса, голова начнёт пошаливать.

Мин проглотила от силы пять кусочков рыбы, заявив, что не голодна. Слышать такие слова из уст изрядно потрудившейся воительницы было странно, но я подавил удивление, старающееся пробиться на свет в виде шуточек и ехидных расспросов. Ну, не хочет есть — и ладно. Мне больше достанется...

Впрочем, я и сам съел рыбы ровно столько, сколько хватило для притупления голода. Если завтра мне предстоит поединок, негоже набивать желудок под завязку... Эльфка тоже ела плохо и большей частью смотрела на меня, а не в тарелку. Я даже пожалел, что сел напротив — надо было улизнуть на другой конец стола и наслаждаться одиночеством...

Когда рыба и грязная посуда закончились, в кухне остались только я и эльфка, причём бирюзовый взгляд красноречиво намекал на необходимость обстоятельной и долгой беседы. Что ж, поговорим...

Я налил в кружки немного осеннего эля и вернулся за стол. Женщина пригубила предложенный мной напиток, покатала приторную горечь на языке и спросила:

— Зачем ты влез в чужие дела?

— Чужие? — я притворно оскорбился. — Помнится, Вы нарекли меня своим resayi... Это ли не причина принимать участие в Вашей судьбе?

— Ты настолько глуп или настолько хитёр? — сузила глаза эльфка. — Судя по твоим действиям, ты прекрасно осведомлён о смысле «чистого поединка» и о его возможных последствиях... Тогда — почему? Надеешься устоять против чистокровного эльфа?

— Не надеюсь, — признался я. — Но как-то не хотелось позволять ему...

— Обижать беременную женщину? — усмехнулась она, проводя пальцами по гладкому боку кружки.

— Примерно.

— Глупый... Если кому и грозила опасность, то только Кэлу... При равных условиях я всегда была сильнее его.

— А при «неравных»? — не могу удержаться от вопроса.

— Тем более! — хохотнула она. — Мне не составило бы труда победить... Но ты решил поиграть в «благородство», чем, признаться, немного меня напугал.

Так вот, почему она тянула с принятием вызова! Прекрасно зная, что возьмёт верх в поединке, эльфка не хотела доводить дело до смертоубийства... А я-то хорош! Как всегда, по уши в дерьме очутился... Хотя... Зачем я вру? Мне нужен был поединок. Очень нужен. Если я сейчас не убью в себе неприязнь к листоухим, то в дальнейшем удобного случая может и не представиться... Тем более теперь, когда та, смерти которой я искренне желал, назвала меня своим «творцом»... Мне просто необходима драка. С самим собой, прежде всего. Грубая, жёсткая, бескомпромиссная драка. А тут подвернулся такой замечательный противник! Умный, опытный, расчётливый... Да, бросая вызов эльфке, он был охвачен эмоциями, но ответил-то ваш покорный слуга! А это значит, что завтра эльф будет сражаться рассудком, а не сердцем, и это — вдвойне интереснее!

Эльфка наблюдала за тенями, бегущими по моему лицу, и в какой-то момент догадалась, о чём я думаю:

— Ты нарочно вмешался, да?

— Нарочно? — растерянно поднимаю брови.

— Разумеется! — неожиданно горячо воскликнула женщина. — Ты решил умереть и ухватился за первый подходящий случай!

— Позвольте возразить: я и не думал о смерти. По крайней мере, о смерти тела... — задумчиво добавил я.

— Неужели? — в бархате голоса прорезалось ехидство. — Ты принял вызов слишком опасного противника, понимаешь? Один из вас не доживёт до следующего вечера, и я боюсь, что закат встретишь вовсе не ты!

— Боитесь? — удивляюсь. — Почему же? Вам удобнее будет раз и навсегда избавиться от такого кредитора, как я...

— Вот уж, действительно, много ума — тоже горе... — пробормотала эльфка. — Я запрещаю тебе умирать!

— На каком основании?

— Ты обязан услышать первый крик моего ребёнка и убедиться, что Дар Жизни не потрачен впустую! — отрезала она, и я судорожно вцепился пальцами в кружку.

О таком варианте и не подумал... Даже не предполагал...

Ответственность, будь она проклята! Эльфка права: если моё нечаянное вмешательство в Узор Судьбы отразилось на... А собственно, почему отразилось? И я попросил:

— Отложим прения по этому вопросу... на некоторое время. Лучше расскажите, из-за чего на Вас так зол этот... Кэл.

Эльфка куснула губу. Совсем по-человечески.

— Ты имеешь право знать... История давняя и... не очень-то приглядная. Случилось так, что мой последний возлюбленный оказался таковым и для сестры Кэла. Мийа сгорала от неразделённой страсти, а счастье улыбалось мне. Какое-то время верилось, что она смирилась и постаралась забыть, однако нелепая случайность унесла мою любовь в Серые Пределы, и Мийа... Обвинила в этом меня. Конечно, обвинения были вызваны помутившимся от горя рассудком, а не истинными обстоятельствами, но её это не смущало. Мийа настояла на сборе Совета Кланов — только для того, чтобы её претензии были сурово отклонены. Возможно, она сумела бы успокоить чувства, если бы... Если бы я не сказала, что жду ребёнка, плоть от плоти моего возлюбленного... Мийа окончательно обезумела и атаковала меня каскадом самых сильных чар, на какие только была способна... Я лучше обращаюсь с клинком, чем с заклинаниями, но сумела устоять. Под первым натиском...

— Был и второй?

— Был... — вспоминая, эльфка мрачнела. — Ещё сильнее. Ещё смертоноснее. Не знаю, как ей удалось достичь таких высот, ведь она никогда не считалась искусной заклинательницей...

— «Рубиновая роса», — подсказал я.

— «Роса»? — она обдумала эту мысль, затем согласно кивнула. — Очень похоже... Так вот, натиск усилился вдвое...

Эльфка скупилась на подробности. Возможно, не хотела воскрешать в памяти столь болезненные события, а возможно... Не могла это сделать. И не потому, что откровенничать с человеком — постыдно для эльфа, а потому, что... И у людей, и у эльфов есть одно чудесное свойство — забывать. Заглаживать острые углы обид и разочарований. Закрывать чехлами отслужившую своё мебель. Ни в коем случае не выкидывать, нет! Любая мелочь навеки остаётся в памяти, но... Лишь для того, чтобы иногда — под стук осеннего дождя или в алых лучах заката — вынуть старую безделушку из шкатулки, согреть своей ладонью, снова почувствовать печаль или радость... Они не будут слишком яркими, эти чувства — с течением времени меркнут любые краски — но, утратив свежесть, настоятся, словно вино, и в самом простом событии появится глубина, которую ты не мог заметить... Не хотел замечать...

Люди забывают быстрее. Как и живут — быстрее. Тоска эльфов может длиться столетиями — пока не случится что-нибудь настолько светлое и радостное, что места для страданий останется слишком мало, и эти самые страдания, поворчав, уснут в одной из дальних кладовых...

Я слушал неторопливый рассказ эльфки, поглаживая пальцами тёплое дерево столешницы, а перед глазами... О, перед глазами метались тени...

«Это ты, ты во всём виновата, только ты!...» Фиолетовая бездна безумных глаз чернеет с каждой минутой. Прекрасное лицо искажается под умелыми ласками злобы. «Если бы он остался со мной, был бы жив и по сей день!...» «Успокойся, Мийа... Тебе нужно отдохнуть, послушать музыку...» «Какая музыка?! Не тебе решать, что мне нужно!... Убийца!...» В бирюзе ответного взгляда плещется сожаление. Искреннее сожаление. «Не обвиняй меня, Мийа... Он продолжает жить, что бы ты ни думала...» Тонкие черты кривятся и текут. «Да! Жить! Где?!...» Спокойная и мудрая улыбка. «Во мне... У меня будет ребёнок, Мийа...» Твердь сознания разверзается окончательно. Ребёнок... Последняя капля, подточившая скалу духа. «Этому не бывать!...» Молния срывается со скрюченных пальцев...

— Я бы не смогла справиться, но... Должно быть, моя любовь проложила дорожку в Серые Пределы — на один короткий вдох возлюбленный вернулся ко мне. Вернулся, чтобы защитить свой последний Дар... Возникшая где-то в глубине Сила смыла атакующие и защитные чары Мийи... Она умирала и, зная это, ударила всем, что смогла собрать... Не знаю, что именно произошло — я не слишком сведуща в магических материях — но... Что-то нарушилось. Позже, когда лучшие лекари и заклинатели осматривали меня, выяснилось: ребёнок... Нет, не умер: скорее, застыл на границе между жизнью и смертью. Не исчез, и не остался... Когда я перестала его чувствовать, мир рухнул. И никто не мог предложить помощь. Никто не знал, как вернуть его душу...

Она говорила ровно и достаточно спокойно, но жилка на виске выступала всё заметнее. Выдержка воина, запирающего боль в груди. Это достойно восхищения, однако временами — очень и очень вредно.

— Скорее всего, душа ребёнка была вытеснена в один из Межпластовых Карманов. Неудивительно, что ваши чародеи не знали решения задачи. Следовало бы обратиться к более сведущим...

— Я обращалась ко всем! — почти выкрикнула она, но тут же опомнилась, понижая тон голоса: — Ко многим... Меня раздирала тоска. Такая глубокая, такая горькая, что я не замечала смены дня и ночи... Я не чувствовала своего ребёнка, своего единственного ребёнка, первого и последнего...

— Почему же — последнего? — странно и удивительно. Надо уточнить.

— Один из магов... Человеческих магов... Пообещал помочь. Но предупредил, что я больше не смогу иметь детей, — в бирюзовых глазах промелькнула тень. Очень печальная. Очень страшная.

— Но он не помог? — уточнил я.

— Он обещал... Говорил, что нужно выждать время... Потребовал, чтобы я заняла место в свите маленького принца.

— В качестве личного палача? — поверьте, я не хотел причинять лишнюю боль и без того настрадавшейся женщине, но прятать ЭТУ горечь не считал нужным.

— Не только. Я делала много... всего. Убивала... Я не помню всех мёртвых лиц, и к лучшему: иначе не удалось бы ни разу сомкнуть глаз... — признание далось эльфке с трудом. Потому что она признавалась, в первую очередь, самой себе.

— Вы так легко забирали чужие жизни? — мои представления о листоухих не имели ничего общего с образом жестокого убийцы. Высокомерные? Сколько угодно! Гордые? О, да! Прекрасные? Несомненно! Но — мясники?...

— Не легко, — она помолчала и продолжила медленно, словно пробуя слова на вкус: — Я не могла избавиться от боли, и маг... Сделал для меня порошок...

— На основе «росы», разумеется! — кивнул я.

— Очень может быть, — согласилась эльфка. — Только не скажу, какой именно. Просто не знаю. Я... забывалась. Я отпускала себя, и освобождавшееся место занимал кто-то... чужой. Грубый. Мерзкий. Беспощадный. Бесчувственный. Я видела эту тварь, дышала вместе с ней, но... не могла противиться. Да и не хотела. Нанюхавшись порошка, я забывала о ребёнке, забывала о той боли, которая терзала сердце... И не желала вспоминать.

Ай-вэй, дорогуша! Чужой... Ишь, чего придумала! Зелье мага открывало двери Тёмного Храма твоей души, выпуская то, что обычно прячется во мраке. Не понравилась встреча со своей тёмной половинкой? То-то! Хорошо ещё, что ты не осознала, насколько этот «чужой» неразрывно с тобой связан... Вот когда поймёшь, ужаснёшься по-настоящему — как ужаснулся в своё время я.

— Сколько же всё это продолжалось?

— Год. Может, два. Не знаю... Время меня не волновало. Я металась от одной мерзости к другой, пока... Пока не столкнулась с тобой.

— Хм... — я невольно напрягся. Ну вот, опять ожидается гимн чудесному избавлению!

— Как тебе удалось сделать то, перед чем оказались бессильны лучшие маги? — бирюза взгляда настойчивой кошкой ткнулась в моё лицо.

— Я ничего не делал.

— Но...

— Клянусь, я даже не мыслил что-либо делать! Если честно: в тот момент я был до смерти напуган... — признаюсь, скрепя сердце.

Эльфка рассеянно нахмурилась.

— И всё же, что-то было... Но что? Никаких чар... Ты до меня даже не дотрагивался... Я только...

Ай-вэй, сейчас она догадается... Я вжался в лавку.

— На твоей щеке выступила кровь, и я... лизнула...

Ваш покорный слуга сидел ни жив, ни мёртв, но изо всех старался выглядеть спокойно-безразличным. Только бы она не начала расспрашивать... Придётся много лгать, а это так неприятно, так... недостойно...

Но эльфка так и не начала задавать вопросы. Напротив, она о чём-то задумалась. Очень и очень глубоко задумалась. А когда бирюзовый взгляд вновь прояснился, я увидел в его глубине то, чего больше всего боялся. Сверкающий след встречи с мечтой.

— Твоя кровь сотворила настоящее чудо... — голос эльфки дрогнул от плохо скрываемого волнения. — Исполнила самое сильное и самое заветное желание... Есть одна старая легенда, в которой упоминается нечто похожее...

— Вы верите легендам? Зря: во многих из них нет и слова правды! — язвлю, но эльфка не обращает никакого внимания на мою попытку разрушить хрустальный замок грёз.

— Эта легенда всегда меня зачаровывала, — на лице женщины не было и тени улыбки. — А теперь... Теперь я в неё верю. И понимаю, что означают слова: «простота бесценного дара»... В самом деле, как просто... Нужно только повстречать на своём пути...

Я вскочил, перегнулся через стол и накрыл её губы своей ладонью:

— Давайте оставим в покое легенды и их героев! Всё не так, как Вам кажется!

— Но в главном я, похоже, не ошиблась, — глаза засияли ещё ярче. — И если ради этого мне суждено было оказаться на краю бездны, я... Я благодарю свою судьбу!

Опускаюсь на лавку и страдальчески возвожу очи к потолку:

— Я же прошу: забудьте...

— Это невозможно, — качнула головой эльфка.

— Ну, хоть молчите! Это Вам по силам?

— Если ты желаешь... Но почему?

— Я так хочу! Достаточно причин?

Она пожала плечами. Усмехнулась.

— Может быть, ты, в свою очередь, тоже кое-что сделаешь?

— А именно? — насторожился я.

— Перестанешь обращаться ко мне на «Вы»! Кэла ты, почему-то, таким вежливым обхождением не баловал!

— Кэл... Во-первых, он — мужчина. А во-вторых... Вас же двое, — бесхитростно пояснил своё поведение ваш покорный слуга.

Несколько вдохов эльфка смотрела на меня удивлённо расширенными глазами, потом не выдержала и расхохоталась:

— Двое... Духи Вечного Леса... А ведь, и правда...

— Вообще-то, я не шутил, — хмурюсь.

— Даааа... — простонала женщина. — Но шутка удалась!

— Рад, что повеселил... тебя. Кстати, раз уж ты назвала меня своим resayi... Как мне-то тебя величать, дитя моё? — я поставил локти на стол и опустил подбородок на сплетённые пальцы.

Эльфка зашлась в новом приступе хохота. Того и гляди, весь дом сбежится: ещё решат, что женщине плохо...

— И?

— Саа... Саа-Кайа, — она справилась со смехом и, сделав странно неловкую паузу, добавила: — Хами’н. Хами’н Саа-Кайа.

— «Дуновение Тёмного Ветра»? — я мысленно примерил имя его владелице. — Красиво.

— Справедливо, — процедила эльфка сквозь зубы.

— Тебе не нравится? — спрашиваю растерянно и удивлённо.

— Я бы обошлась без... — она осеклась.

— Без «Тёмного», да? — догадался я. — Ну и напрасно!

— Ты не понимаешь... Имя приходит вслед за делами[13]. Я бы хотела всё исправить, но... Эту страницу из книги Судьбы не вырвать.

— И не надо! — заверяю. Наверное, излишне бодро. — Можно припомнить на эту тему множество высокоумных рассуждений, только... Ты любишь стихи?

— Стихи? Конечно! — она слегка оживилась.

Разумеется! Какой же листоухий не любит стихи? Правда, это утверждение верно только в отношении ХОРОШИХ стихов, а те, которые просятся на язык... А, будь, что будет!

Я сдул свежую пыль с одного из листов своей памяти и прочитал — без особого выражения, стараясь передать смысл, а не чувство:

Плох. Недостоин. Растоптан и проклят. В сердце — осколки невинной мечты, Горы страданий, поля пустоты. Между никчёмных друзей, одинок ли — Будь. Всем назло. Пусть сомнения лучик В полночь тоски улыбнётся тебе: Чистые слёзы пресветлых небес Льются на землю из сумрачной тучи...

Кайа слушала очень внимательно. Я должен был быть польщён, но вместо этого ужасно смутился. Наверное, потому, что первый раз встретил искренне благодарного слушателя.

— Красиво, — оценила женщина и, когда я уже собирался облегчённо перевести дух, добавила: — И очень точно. Ничего лишнего, чуть суховато, но... Замечательно. Однако не припомню похожих строк ни у кого из... Где ты это раскопал?

— Нигде, — буркнул я, но небрежный тон эльфку не обманул.

Бирюза взгляда дрогнула:

— Не хочешь ли ты сказать... — начала Кайа, и тут же удивлённо смолкла.

— Всё, что хотел, уже сказал! — обречённо выдохнул я. — Забудь!

— Это... ты написал? — эльфка наконец выразила своё подозрение словами.

— И что? — вскидываюсь.

— Почему ты так странно воспринимаешь похвалу? — удивилась Кайа. — Злишься, ворчишь, смущаешься... Как будто... Как будто тебя никто и никогда не хвалил!

Я промолчал, но молчание в данном случае было красноречивее всяких слов.

Ты права, Ке. Никто и никогда. Потому как, не за что было хвалить: поводов для насмешек и укоров я подавал куда больше... А уж стихи... Вообще никому не показывал. Впрочем, подозреваю, что весь Дом тайком изучал мои каракули. Хорошо хоть, мнение держали при себе... Детские «пробы пера» были ужасны, потому что не содержали в себе ничего выстраданного и пережитого — это я понимал и сам. Собственно говоря, поэтому и забросил рифмоплётство. Чтобы месяц назад вновь взяться за перо. И меня удивила лёгкость, с которой на бумагу легли ровные строки. Наверное потому, что теперь мне было, что сказать...

— Хорошие стихи. Очень хорошие, — серьёзно сказала эльфка. — А вот мне не удаётся срифмовать и пары строк... Зато, — она весело подмигнула, — я умею понимать гармонию чужого творения! Это, знаешь ли, не каждому дано... А... ещё можешь что-нибудь прочесть?

— Ну уж нет! — горячо возразил я. — Хватит на сегодня! Мне ещё нужно выспаться и подумать о предстоящем поединке.

Как только разговор вернулся к vyenna’h-ry, Кайа нахмурилась:

— Я вижу, что ты уверен в себе, но опасаюсь исхода боя. Кэл может...

— Убить меня? — позволяю себе улыбнуться. — О, нет, он не станет меня убивать!

— И почему же я не стану тебя убивать? — в дверном проёме возникла белоснежная фигура.

— Всегда вам завидовал: уши большие, слышно далеко... — до крайности ехидным голосом протянул я. — И так трудно удержаться от...

— Я не подслушивал, — надменно обронил эльф, подходя к столу. — Я просто зашёл за стаканом воды, а вы... так громко разговаривали, что ваша беседа не могла остаться тайной.

Кэл был так забавен в своём высокомерном величии, что я с огромным трудом подавил ухмылку. А вместе с ней — десяток шуток, подходящих к случаю.

Разжившись водой, листоухий вновь обратился ко мне:

— Так почему же я не стану тебя убивать?

Есть! Попался! Заглотил крючок так глубоко, что и не вытащить.

Я встал и изобразил самую наивную изо всех отрепетированных за долгую жизнь улыбок:

— Если я умру, ты до конца своих дней будешь бродить в поисках ответов!

— На какие же вопросы? — он пытался не давать волю любопытству, но тонкие ноздри возбуждённо дрогнули: ищейка взяла след.

— Например, где и при каких обстоятельствах мы встречались.

Наверное, не следовало этого говорить... Наверное. Если бы я хотел играть честно. Однако чего греха таить: в схватке с эльфом у меня почти не было шансов. Один-два, не более. Если противник слишком силён, необходимо — что? Правильно, ослабить оного противника! А что лучше разжижает решимость, чем сомнение? Достаточно бросить всего одно семечко в благодатную почву, и плоды удивят вас самих.

Если до этого момента Кэл не считал важным изучение моего внешнего облика, то сейчас просто впился взглядом. И в тёмно-лиловых глазах начало проступать...

— Ты?! Трактир «На пятидесятой миле»... Это был ты! — от неожиданного открытия эльф забыл о приличиях, предписывающих в отношении иноплеменников холодно-презрительный тон.

— «На пятидесятой миле»? — небрежно переспрашиваю. — Прости, я никогда и не знал, как называется та дыра...

— Я чувствовал: что-то не так, что-то неправильно... — продолжал удивляться Кэл.

— Но был больше занят Игрой, нежели оценкой ситуации, — припечатал я.

— Да кто ты такой, чтобы... — он был близок к тому, чтобы задохнуться от возмущения.

— Тот, кому удалось обвести эльфа вокруг... лорги! — я ухмыльнулся во весь рот.

Кайа слушала наши препирательства с некоторым не то, чтобы удивлением, скорее — растерянным недоумением.

— Зачем ты устроил этот маскарад? — эльф оказался так близко, что я не видел почти ничего, кроме яростного лилового огня его глаз. Яростного из-за проигранной партии. И кому? Какому-то презренному... О, как же разозлился мой противник! Впрочем, этого я и добивался. Закрепим успех?

— Устраивал не я, но... я не был против. Признаться, не ожидал, что ты купишься на...

— Куплюсь?! — с силой выдохнул он. — Что тебе было нужно?

— Весело провести время, водя тебя за нос... А вот зачем ты приобрёл несколько листочков «Рубиновой росы»?

Мой выпад был безупречен: Кэл напрягся, а Кайа... Кайа выскочила из-за стола и менее, чем через вдох, уже стояла между нами.

— Ты покупал «росу»? — я бы на месте эльфа, заслужив такой взгляд, пошёл бы и повесился на ближайшем дереве. Чтобы не мучиться.

— Это не имеет отношения...

— А мне кажется, что имеет! — отрезала Кайа. — И ты всё-всё расскажешь... После поединка.

— Может быть, — сузил глаза эльф.

— Безо всяких «может быть»! — тоном, не терпящим возражений, заявила эльфка. — Воду нашёл? Ещё что-то нужно? Нет? Тогда будь любезен избавить нас от своего общества!

Кэл проглотил оскорбление и, гордо вздёрнув подбородок, удалился. Я укоризненно покачал головой:

— Ты так жёстко с ним разговаривала... Словно...

— Я учила его обращаться с оружием, — нехотя призналась эльфка.

— Так вот почему ты говорила, что «всегда была сильнее»... Что же, ученик попался не слишком способный и не смог превзойти учителя?

Миг она вслушивалась в эхо моих слов. Потом уверенно заявила:

— Сейчас ты точно шутишь!

— Шучу, — сдался я.

— Он умеет фехтовать. А ты?

— Меня учили, — отвечаю предельно уклончиво.

— Этого недостаточно! Хочешь, чтобы тебя проткнули первым же выпадом?

— Не хочу. Давай, подождём до завтра? — я двинулся к двери.

— Что изменится с рассветом? — недоверчиво спросила Кайа.

— Может быть, всё. Может быть, ничего, — улыбнулся я.

Эльфка помолчала, внимательно глядя на меня. Нет, не на меня. Внутрь меня. Что она увидела? Не знаю. Но увиденное заставило её сказать:

— Прости.

— За что? — опешил ваш покорный слуга.

— Ты, наверное, решил тогда: я смеюсь над тобой? Решил... — она вздохнула, заметив моё замешательство. — А я... Я смеялась от счастья. Просто — от счастья. Хотя, не спорю: ты выглядел так забавно, смутившись... Кстати, почему?

— Что — почему?

— Обнажённое тело не вызвало у тебя сильных чувств, а признание заслуг заставило покраснеть. Почему? Ты равнодушен к женской красоте?

Я молчал, не зная, что сказать, и царапал ногтём дверной наличник.

И Кайа сжалилась:

— Хорошо. Забираю свой вопрос назад... А Кэл... Если уж ты один раз смог его переиграть, то — кто знает?

— Доброй ночи! — пожелал я, ступая на лестницу.

— Доброй ночи! — ответила она, кутаясь в пушистый платок.

Я вздрогнул, как от удара, и открыл глаза. Спать не было больше никакой возможности.

За окном — темень. Ну разумеется, ночь ещё не закончилась! Сколько же времени мне удалось провести в объятьях сна? Два часа? Три? Пять? Фрэлл его знает... Самое удивительное: я выспался и чувствовал себя даже не бодро, а как-то... возбуждённо. Конечно, поединок и всё такое... Нет, вру. Причины моей странной оживлённости кроются гораздо глубже...

Слишком много мыслей в голове. Слишком. Сталкиваются одна с другой, набивают шишки и — нет, чтоб извиниться! — обзывают друг друга такими грязными словами, что трудно удержать смех. Мысленный, но такой реальный...

Во-первых, после слов эльфки я успокоился. Немного. Значит, она относится ко мне вполне лояльно и дружелюбно... Отрадный факт. Тем легче будет отражать эти чувства на саму Ке. Зеркало, помните? И потом: я стал папочкой! Пусть дочка — слегка великовозрастная, но, судя по всему, достойная. А весной я стану папочкой во второй раз... Уф-ф-ф, голова приятно кружится. Не ожидал от себя такой прыти... Впрочем, изнанка у моей смешливости очень даже серьёзная.

Кровь, исполняющая желания? Отнюдь, Ке: всё происходит совсем иначе. Но я, пожалуй, не буду разрушать твою веру в чудо. Кровь... По скупому рассказу можно предположить, что душа ребёнка была закрыта в одной из складок Пространства. Уж каким образом Мийе удалось раздвинуть, а потом задвинуть Полог, гадать не буду. Есть великое множество способов и подходов, одно перечисление которых займёт всё время до рассвета... Наверняка, сестричка Кэла рассчитывала оборвать тоненькую нить, связывающую душу с начинающим сплетаться Кружевом, но не смогла. Зато дверь закрылась плотно, непреодолимо... Для всех, кроме меня. И капельки крови, слизанные эльфкой, разнесли эту самую дверь на щепочки... Однако риск был слишком велик: я никогда бы не решился по доброй воле сорить своей кровью направо и налево. Особенно без тщательной подготовки. Шадд — не в счёт: в том случае ваш покорный слуга всё продумал... Повезло и мне, и Кайе. Кровь выбрала самый сильный очаг магии в её теле и уничтожила чары Мийи. Но страшно подумать, что могло бы произойти, окажись капельки чуть больше, а заклинания — чуть слабее... И дело даже не в возможности cy’rohn: есть вещи и посерьёзнее...

Теперь понятно, почему эльфка выбрала именно ЭТО клеймо! Подсознательно она всегда думала только о своём нерождённом и неумершем ребёнке...

Значит, она обучала Кэла фехтованию? Забавно... Мастер Клинка? Кто бы мог подумать... Впрочем, почему бы и нет? Женщины умеют сражаться, просто... Не считают эту забаву самой интересной из существующих. Та же Магрит легко справлялась с Майроном в семи схватках из десяти, но, к моему глубокому сожалению, редко устраивала показательные бои — а ведь гораздо интереснее наблюдать за фехтовальным поединком, чем самому...

...Выпад. Укол. Шаг назад. Выпад. Укол. Шаг назад. Выпад...

Думаете, урок фехтования — это интересно? Отнюдь! Жуткая скука череды повторений одного и того же движения — что в этом может быть занимательного? Учитель даже не отсчитывает ритм вслух — отвернулся к окну. Только длинные уши недовольно вздрагивают, когда моё дыхание сбивается. Зачем эльфу смотреть, если он всё прекрасно слышит?...

Да, моим образованием в сфере холодного, и не только, оружия занимается эльф. Старый. Опытный. Суровый. Бесстрастный. Я даже не знаю его имени и ограничиваюсь вежливым d’hess... Вообще, когда мы впервые увидели друг друга, из его резко очерченных губ вылетело: «И Вы желаете, чтобы я ЭТО учил?...» Помню, я сначала не понял, о чём идёт речь, но по шушуканью и смешкам слуг догадался. И немного обиделся. Чем я хуже других?... Потом выяснилось, что эльф большей частью имел в виду мой слишком «зрелый» для начала обучения возраст. Вкупе со всем прочим, разумеется. Но мне от этого легче не стало. Особенно, когда занятия всё же начались...

Он приходил примерно раз в неделю, иногда реже. Показывал упражнение — сначала без оружия, через пару лет — с применением оного, а я... Я должен был научиться повторять предписанные движения. Впрочем, нет, не повторять...

— Нет никакого смысла в том, чтобы заучивать чужие движения, юноша, — он медленно, скрестив руки на груди, прогуливался по залу, а длинная — не доходящая всего ладонь до пола — медно-рыжая коса плавно колыхалась в такт. Ох, как мне хочется за неё дёрнуть! С самой первой минуты, как осознал, что этот высокий жилистый мужчина носит такую странную причёску. Но, увы: моим желаниям не суждено сбыться хотя бы по следующей причине: я вообще не могу подобраться к нему на необходимое расстояние. Во время занятий. А в остальное время... Я его просто не встречаю.

— Никакого смысла, — повторил учитель. — Чужие движения содержат в себе чужие ошибки, а старательно учить то, что заведомо может быть неправильно и опасно... Впрочем, многие так и поступают. Приёмы, которые я Вам показываю, юноша, лишь иллюстрация того, как МОЖНО действовать. Запомните, и запомните крепко: важны только цель и правильная оценка собственных возможностей, а способ всегда можно подобрать... Положим, если Вам понравилось яблоко, висящее слишком высоко, но Вы понимаете, что сил залезть на дерево не хватает, Вы можете воспользоваться подручными средствами и попытаться сбить плод на землю. Это — уже два способа достижения цели. А ведь ещё можно попросить, поручить, приказать, заставить... И далее, далее, далее... Я не в состоянии сделать из Вас отменного бойца, но, надеюсь, моих усилий Вам будет достаточно для того, чтобы привести теорию в соответствие с практикой...

Пошёл третий круг по залу. Вынужденная пауза — я же не мог одновременно колоть стену и внимать мудрым наставлениям! — расслабила меня и настроила на мечтательный лад. А всё эта фрэллова коса!... Нет, ну как притягательно выглядит!...

— Любопытно, почему Вы никак не можете научиться попадать в одно и то же место? — эльф с искренним разочарованием посмотрел на истыканные шпагой деревянные панели. М-да... И куда я только не колол... Стало немного стыдно. А он продолжил: — Мне представляется очень простой ответ: Вы не хотите сосредоточиться на своих действиях. Именно, не хотите. И даже не пытайтесь возражать, юноша: руки у Вас достаточно крепкие, чтобы работать с этим клинком... Но Вы ухитряетесь нанести укол... Даже не знаю, куда. Уже не говоря об односторонних лезвиях...

Я уткнулся взглядом в пол. Да, с рубкой дела у меня обстояли особенно неважно. Деревянная кукла, предназначенная для отработки ударов, была похожа на измочаленное пугало, когда в идеале я давно должен был перерубить её в отмеченных местах... Ну не получается у меня каждый раз действовать одинаково, и всё тут! Я стараюсь, но без толку. Он думает, что я над ним издеваюсь... Если бы он знал, как страстно мне хочется хоть однажды успешно парировать его атаку!... Глупая и невыполнимая мечта. Наверное, вредная. Его высот мне никогда не достичь, а он до моего уровня снисходить не будет... Замкнутый круг.

— Я бы не уделял столько внимания Вашей точности, юноша, если бы в защите сей недостаток не играл очень серьёзной роли... Поскольку удары наносятся на трёх «горизонтах», то и парируются они примерно из тех же положений, а Вы не можете два раза поставить шпагу в одну позицию... Надеюсь, Вы помните, каких ранений следует особенно опасаться? Не помните, по глазам вижу... А Вам следует затвердить мои слова... В первую очередь, нельзя допускать уколы в ноги, потому что как только скорость и уверенность перемещений изменятся, Вы не сможете справиться с простейшими атаками... Так же важно беречь лицо, юноша, поскольку эти ранения: во-первых — болезненны, а во-вторых — из-за обильного кровотечения может существенно уменьшиться периметр восприятия. Что касается кистей рук, то тут, сами понимаете...

Всё я помнил. Но твёрдая уверенность в том, что мне лично для впадения в панику хватит и одного укола, мешала применять усвоенные знания.

— Отдохнули? — осведомился учитель. — Тогда продолжайте упражнение. И постарайтесь попасть... Не в одну точку — я не требую от Вас невозможного — но хотя бы не дальше, чем на два пальца от метки...

Я усмехнулся, вспомнив свои неуклюжие попытки стать воином. Учитель был совершенно прав: не следует повторять чужие ошибки. Каждое движение нужно подгонять под себя. Есть только две точки: исходная позиция — там, где находитесь вы, и цель — то место, в которое необходимо нанести удар. Но расстояние между этими точками отнюдь не обязано быть кратчайшим и представлять собой прямую линию! Хотя бы потому, что на вашем пути обязательно появится клинок противника, и вот тут главное: двигаться к цели, подстраиваясь под конкретные обстоятельства. Цель терять из виду — смерти подобно. Атакуете? Завершайте атаку, чего бы это ни стоило! Защищаетесь? Парируйте, отводите чужой клинок из любого, даже самого неудобного положения! Главное — завершение. Кстати: если в учебных поединках никогда не доводить атаку до укола, оказавшись в реальном бою, вы тоже не сможете это сделать. В силу привычки.

Скажете: слишком просто? А в фехтовании нет ничего сложного. Всего два понятия: защита — ответ. Вычурные названия вязи путанных приёмов придумывают те, кто хочет казаться умнее, чем есть на самом деле. Выпад — укол — отход. Тщательный контроль клинка противника. И — всё, господа! Но как любую простую вещь, эту истину нужно понять, принять и прожить, дабы уметь ею пользоваться...

Ох, как мне нужен поединок! Пусть эльф исколет меня с ног до головы — нужен! Ваш покорный слуга должен справиться со своими мыслями, должен если не победить, то хотя бы померяться силами... К тому же, я отлично себя чувствую, а перенасыщенный событиями прошедший день заставил встряхнуться и осмотреться по сторонам.

Нет, не могу лежать! Сон всё равно не придёт, а спина затекает... Хорошо, что вечером я не потушил свечу — можно без боязни навернуться на лестнице спуститься в кухню, затопить плиту и... Скажем, чего-нибудь выпить и перекусить!

Пока вода в ковшике закипала, я порылся в докторских запасах и выбрал один из травяных сборов. Кажется, то, что надо: бодрящий горьковатый аромат. Сейчас заварим...

Ай-вэй, какой запах! Я блаженно вдохнул густой пар, поднимающийся над кружкой и пододвинул миску с печеньем поближе — так, чтобы не надо было тянуться. Хорошо: тишина, темно и покойно, можно наслаждаться минутами неспешного одиночества... Вот только это самое одиночество капризничает и не желает сидеть рядом...

Он стоял в дверях и смотрел на меня.

— Не спится? — спрашиваю, засовывая в рот печенинку.

— Тебе, как видно, тоже, — холодно заметил Кэл.

— Есть немного, — я мирно улыбнулся. — Хочешь свежего отвара? Только-только настоялся...

— Не откажусь, — кивнул эльф. — Я... хочу пить.

Листоухий выглядел немного усталым. Ах да, ему же надо было провести очищение[14]!... То бишь, освободиться от малейших следов волшбы, чтобы соблюсти условия поединка. Надо сказать, это довольно муторно — насильственно изгонять наведённую магию из собственного тела. Мне в этом смысле повезло: не нужно трепыхаться. Всё равно ничего нет...

Я нацедил эльфу порцию отвара. Кэл припал к кружке и целую минуту посвятил утолению жажды, потом перевёл взгляд на меня:

— Почему ты ввязался в наш спор?

— Ке сама тебе расскажет. Если сочтёт нужным.

— Ке?! — он расширил глаза. — Что вас связывает, если ты ТАК её называешь?

— Не моя тайна, — отрезал ваш покорный слуга. — Лучше поговорим о более насущных делах, идёт?

— О каких? — Кэл чуть нахмурился.

— Ты очень любил Мийу?

Лиловый взгляд потемнел до черноты.

— Это имеет значение?

— Мне... хотелось бы знать, — я постарался произнести эти слова как можно дружелюбнее, но не слишком надеялся на ответ.

Эльф некоторое время смотрел в кружку, словно гадая на плавающих по поверхности отвара лепестках.

— Мы — близняшки.

— О!

Его ответ многое прояснил. Собственно, больше я ничего и не хотел спрашивать.

Близнецы[15]... Представляю, насколько сильна была между ними эмоциональная связь! Все переживания сестры оставляли шрамы и на сердце брата... Наверное, это очень тяжело: чувствовать чужую боль, как свою собственную, и не знать, не уметь, не мочь её прогнать. Наверное, тяжело. По счастью, я от такой участи избавлен. Со старшими родственниками тёплых отношений не получилось... Да что там, тёплых! Хотя бы — уважительных... Однако...

Я внимательно всмотрелся в сидящего напротив листоухого.

Очень серьёзный. Напряжённый. Но напряжение идёт откуда-то из глубины и не имеет отношения ни ко мне, ни к... Кайе. Эльф борется с самим собой. Всё верно! Кэл не похож на дурачка, а, следовательно, осознаёт, что причин для недовольства у Мийи не было. Справедливых причин, я имею в виду. Любовь — такая штука... Не ты её выбираешь, а она выбирает тебя. Спросите, откуда я это знаю? Ха! Меня-то никто ни разу не выбрал...

Теперь понятно, почему от листоухого веяло Смертью! И до сих пор веет. Сколько же он пробудет в плену у Вечной Странницы? Вряд ли даже боги дадут ответ... Владычица Серых Пределов не любит расставаться с ТАКИМИ подарками... Любящая оказалась сестричка, ничего не скажешь!

Если они были близнецами, часть души сестры всё ещё живёт в его груди, и я боюсь, что — худшая часть... Потому он так рвётся в бой! Ему, как и мне, нужно справиться со своими чувствами. Как и мне...

Я широко улыбнулся:

— По-другому не пробовал?

— Что? — он недоумённо поднял глаза.

— Победить себя.

— Что ты имеешь... — начал он и осёкся. — Как ты догадался?!

Пожимаю плечами:

— Потому что попал в ту же яму. Только она малость помельче, чем твоя.

— Ты хочешь сказать, что нарочно выдернул стрелу?

— Вроде того, — согласился я.

Тёмно-лиловый взгляд отразил некоторое замешательство.

— И ты...

— Я тоже не собираюсь тебя убивать.

— Но тогда...

— Зачем драться? Ты это хочешь спросить? Потому что нужно. И мне, и тебе. Возможно, мы сможем оказать друг другу услугу... Скрестив клинки. Кстати, какие?

— Рикты[16].

Я мгновение подумал, потом согласно кивнул:

— Годится. Правила?

— Обычные, — пожал плечами Кэл.

— Например? — настоял на уточнении ваш покорный слуга.

— Не допускаются удары в лицо, по ногам...

— Значит, используем только «рассветный горизонт»?

— Хочешь изменить условия? — эльф слегка удивился.

— Нет, не стоит... Меня всё устраивает.

— Хорошо, — кивнул он и замолчал, постукивая длинными пальцами по кружке.

Знаю, о чём ты думаешь, lohassy: каков должен быть исход поединка, чтобы я ответил на твои вопросы. Хм, вот уж не думал, что моя попытка уравнять шансы поставит тебя в заведомо невыгодное положение... Нехорошо как-то получилось. Ты мечешься между двух огней, один из которых — чёрное пламя гнева, зажжённое сестрой. Кстати, её следовало бы осудить за одно это: негоже рассыпать свою боль по полям чужих сердец. Она могла справиться с собой и оградить брата от переживаний — на такую волшбу способен любой листоухий, независимо от степени одарённости... Могла, но не захотела. Возможно, забыла. Возможно, не посчитала необходимым. Объяснений сего неблаговидного поступка — уйма, но выбрать верное — непосильная задача. Да и зачем выбирать?...

А второй огонь... Он ничуть не слабее, а в чём-то — даже опаснее, чем первый. Любопытство. Это странное чувство заставляет забыть об осторожности и тащит за собой, тащит... Пока не будет полностью удовлетворено или не приведёт к гибели. Однако, хочу заметить: есть чудное средство от любопытства — всесторонний анализ известных данных. Поверьте, стоит вам разложить все факты, слухи и наблюдения по полочкам, как любопытство недовольно наморщит свой длинный нос и поспешит спрятаться в глубокой норе. Потому что вы поймёте, что знаете... Нет, не всё, но достаточно для того, чтобы более-менее правдоподобно предположить причины произошедшего. Да, жить становится немного скучнее, но зато — гораздо безопаснее! Я вынужденно давил в себе любопытство, пока не научился подчинять сего своевольного зверя, и теперь до конца осознал общеизвестную истину: чем больше знаешь, тем хуже спишь. Правда, существует опасность напридумывать то, чего нет, но и с ней можно успешно бороться...

— Пожалуй, я поступил некрасиво, — вздохнул ваш покорный слуга, сцеживая остатки травяного отвара в свою кружку и кружку Кэла. Последний не протестовал, лишь недоумённо нахмурился в ответ на мои слова.

— В чём именно?

— Незачем ждать поединка, чтобы ответить на твои вопросы.

— Ты хочешь...

— Спрашивай, — разрешающе улыбнулся я.

— Но...

— Мои преждевременные признания позволят тебе действовать свободнее? Конечно! Этого я и хочу. Ты же рассказал то, что интересовало меня.

— Я сказал лишь, что мы с Мийей...

— Этого достаточно.

— И больше ничего не нужно? — лиловые глаза просчитали ситуацию и презрительно сузились: — А, ты уже успел расспросить Кайю, и она, наверняка, рассказала о моих слабых местах!...

Я хмыкнул:

— Слабое место у тебя одно — излишняя подозрительность. Видишь угрозу там, где её никогда и не было. Между прочим, это очень опасно: придуманные вещи могут возникнуть в Реальности, и оказаться ужаснее, чем виделись...

— Будешь утверждать, что ничего не узнал? — эльф продолжал сомневаться, и я прекрасно его понимал: с любой точки зрения мой добровольный отход с завоёванных позиций выглядел странно и наводил на неприятные размышления. Если я собираюсь уступить здесь, не значит ли это, что у меня в запасе есть кое-что более эффективное? Правильная позиция. Разумная. Полезная. Но если не давать шанс другому, рано или поздно ты забудешь, каково это — доверять... А потом перестанешь верить...

— И не пытался узнавать, — я сделал глоток. — Во-первых, Ке сама не стала ничего говорить, а во-вторых... Чужой опыт может оказаться вредной и опасной штукой, хотя и заманчив. Я не Мастер Клинка — чем мне помогут её наблюдения? Лучше буду ковыряться сам...

Кэл недоверчиво качнул головой:

— Ты странно себя ведёшь.

— Неужели? — чуть наигранно удивился я, подталкивая эльфа к новым вопросам. А что такого? За окном пока темно, почему бы не провести время за познавательной беседой?

— Сначала заставил сомневаться, а потом решил избавить от сомнений... Не вижу логики.

— Логика! — шумно фыркаю. — У каждого она своя. А есть вещи, которые... Например: простейшая пара «причина-следствие». Пока не разобрался в причинах, следствия кажутся нелепыми, верно? Ты видишь «что», но не знаешь «почему», и это пугает. Могу успокоить: я и сам временами не понимаю своих поступков. Но желание их совершать от этого не пропадает!... Значит, ты искал продавца «росы», который удружил твоей сестре, я прав?

Листоухий поджал губу, но не ответил. Впрочем, ответ был ясен и так.

— Надеюсь, Сахима не ты убил? — вкрадчиво осведомился я.

— Какого Сахима? — непонимающе нахмурился Кэл.

— Молодого купца из Южного Шема.

— Я никого не убивал! — было мне объявлено с гордым презрением. Нашёл время оскорбляться...

— Отрадно слышать! Тем более, что он вряд ли причастен к безумию твоей сестры.

— Что ты можешь об этом знать? — дыхание эльфа на миг прервалось, словно мои слова кулаком врезались ему под рёбра.

— Одно я знаю точно: Сахим начал промышлять поставками «росы» только с начала весны. Он не мог продать Мийе запрещённый товар.

Кэл помолчал, потом вздохнул. С сожалением.

— Да, я тоже об этом думал... Почему и встретился с ним только однажды.

— А старый иль-Руади заслужил трёх встреч, — усмехаюсь. — Его ты подозревал?

— Почему спрашиваешь?

— Личная заинтересованность, — я улыбнулся ещё шире.

— В чём? — прищурился эльф.

— В благополучии сего достойного человека.

— Откуда ты можешь знать...

— Что человек — достойный? Я некоторое время работал на его семью. Кстати, бок о бок с Сахимом. Он, конечно, был вспыльчив, хитёр и нетерпелив, но согласись: этих преступлений маловато для смертного приговора!

— А ты сам... — мысли эльфа свернули на опасную для меня тропку.

— Хочешь обвинить меня? — я укоризненно покачал головой. — Твоё право. Если сомнений нет — обвиняй. Но я бы на твоём месте лучше выяснил, почему молодого купца, только-только попробовавшего вкус контрабанды, убили вскоре после встречи с тобой.

— И почему же?

— Вполне возможно, что он соприкоснулся с тем, кто имел отношение к несчастью твоей сестры. Обычная практика: случайных свидетелей убирают.

Я говорил очевидные вещи, но думалось, не зря: если склад ума этого листоухого хоть отдалённо напоминает хаос, царящий в моей больной голове, ему настоятельно требуется внешнее подтверждение внутренних рассуждений. Временами такой подход бывает оправдан. Особенно если рядом есть кто-то, способный думать так же, как и вы, но — лучше.

Однако уточним:

— А как давно Мийа стала баловаться «росой»?

— Откуда... — он осёкся. — Почему ты об этом спрашиваешь?

— Я сам такими вещами не увлекаюсь, но, судя по рассказам, это зелье в малых количествах создаёт ощущение счастья. Пустого счастья. И когда действие «росы» ослабевает, образовавшуюся пустоту спешит заполнить всяческая грязь... Скорее всего, Мийа начала принимать зелье за некоторое время до гибели, почему и не справилась с эмоциями... Как же ты не уследил?

Эльфы умеют краснеть? Никогда бы не подумал. Как мило!

— Я редко бываю дома...

— Понимаю: служба, — подмигнул я, и Кэл взвился:

— Да что ты понимаешь?! Что ты можешь знать о...

Я промолчал, ожидая, пока разум возьмёт верх над чувствами. Эльф успокоился на редкость быстро: для этого ему оказалось достаточно поймать мой взгляд.

— А может, и знаешь... — очень тихо и очень грустно сказал Кэл.

Я позволил себе усмехнуться.

— Ты слишком хорошо осведомлён, — лиловый огонь стал строже и внимательнее.

— А ты — умный парень, но с одним опасным недостатком: поспешностью выводов, — искренне вздыхаю.

— Разве? — изящная дуга серебристой брови стала ещё круче.

— В моих словах не было ни следа откровений, только немного рассуждений, основанных на простых и понятных фактах. Мне немногое известно, но недостаток знаний всегда можно скрасить умением работать с тем, что имеешь.

— Ты напоминаешь... — задумчиво пробормотал эльф.

— Кого? — встрепенулся я.

— Одного из... моих знакомых, — отговорился Кэл, но я прекрасно понял: речь идёт о его наставнике. Причём, судя по тону, с которым были произнесены слова, очень уважаемом наставнике.

— Чем же? — спросил ваш покорный слуга, с трудом сдерживая смех.

— Происходящее становится понятным только после твоих пояснений, а до того...

— А до того кажется странным и нелогичным? Что ж... Рад, если смог чуть-чуть тебе помочь. Остальное распутывай сам.

— Но если ты работал на... ту семью... то...

— Я РАБОТАЛ, — делаю очень сильное ударение на втором слове. — А в том трактире оказался совершенно случайно. Проездом, так сказать... Старик был до смерти напуган приближающейся встречей с тобой и нуждался в помощи и поддержке, хотя... Я бы не принял его предложение, зная, с кем доведётся вступить в Игру.

— Почему? — во взгляде Кэла вновь вспыхнуло любопытство, смешанное с гордостью. Ага, надеешься услышать, что эльфы — слишком опасные противники? Не дождёшься!

— Я не люблю листоухих, — в моём голосе не было ни тени улыбки, ни следа ехидства, лишь слегка стыдливое признание существующего положения дел.

Эльф нахмурился, но не смог не оценить прямоту:

— Есть причины?

— Увы, — кивнул я. — Но, пожалуй, их влияние становится всё слабее... По мере того, как ширится круг тех, с чьими путями пересекается мой. Проще говоря: нет абсолютного добра и нет абсолютного зла, а вот рецептов, соединяющих эти компоненты в разных пропорциях — великое множество! Знакомая истина? Да. Но такая... трудная к применению, верно?

Я улыбнулся и встал из-за стола.

За окнами начинался рассвет: белёсые пятнышки света лениво раздвигали ночную мглу.

— Надо заняться приготовлениями... Во дворе — устроит?

— Более чем, — согласно кивнул эльф.

— Ну и славно!

Пришлось заскочить в комнату, чтобы переодеть обувку и накинуть меховую безрукавку. Высунув нос за дверь, я поёжился, но не стал возвращаться с целью дальнейшего утепления, поскольку в ближайшее время предстояло серьёзно разогреть мышцы...

Для начала я выбрал самую жёсткую из мётел и принялся соскребать подмёрзший снег. Сухой и рыхлый, он легко уступал натиску прутьев, и вскоре основная часть двора избавилась от рваного белого плаща, но обнажилась другая проблема. Земля оказалась изрядно застывшей — лукаво поблёскивала ледяными зеркальцами и топорщилась каменно-твёрдыми гребешками.

Скакать по неровной скользкой поверхности никоим образом не входило в мои скромные планы. С тяжёлым вздохом ваш покорный слуга выкатил из сарая тачку и спустился к реке, туда, где крутой берег щеголял песчаными откосами. Пропотел я изрядно — особенно возвращаясь, но притащил внушительное количество песка и, передохнув несколько минут, зачерпнул лопатой первую порцию, предназначенную для посыпки двора...

Даже хмурое осеннее утро не могло испортить моё странно покойное и умиротворённое настроение, приправленное необъяснимым предвкушением чего-то светлого и прекрасного. Веер песка, слетевшего с лопаты, накрыл пядь мёрзлой земли, а мне вспомнилась старая солдатская песенка, кою и затянул, нимало не заботясь о попадании в ритм:

Солнце гарью давится На столе небес. За Порог отправиться — Мне или тебе?

Нырок за песком. Ещё один.

На судьбу, сердешную, Злобы не держу: Повезёт сильнейшему — Слова не скажу.

Я придирчиво осмотрел результат своих трудов. Хорошо, но... медленно. Надо бы ускориться...

Песчинки встретили сталь радостным шелестом, и я растерянно посмотрел вниз. Нет, моя лопата здесь, со мной, тогда кто...

Я обернулся и от удивления едва не открыл рот.

Уж не знаю, где и когда Кэл успел разжиться лопатой, но факт оставался фактом: листоухий подмигнул мне и, рассыпая песок, подхватил:

Страх со мной не справится, Если рядом друг. Грозно улыбается За спиною лук, И к ладони ластится Рукоять меча... Голова не скатится, Если — на плечах!

Завершая работу, мы переглянулись и дружно грянули:

Я не воин — труженик В жизни и в бою. Я люблю оружие, Драться — не люблю!

Кайа, закутанная в плащ, удивлённо заметила с крыльца:

— Что-то вы не похожи на тех, кому предстоит скрестить клинки...

— Почему же? — притворно обижаюсь. — Мы выполнили изначальное требование vyenna’h-ry: очистили души от беспочвенной ненависти друг к другу. Теперь осталось только справиться с самым опасным противником!

— Каким же? — поинтересовалась эльфка.

— Своими страхами и обидами! Но для этого и нужен поединок, — улыбнулся я.

Мы не завтракали, ограничившись несколькими глотками очередного травяного отвара, но голодны не были. Волнение и желание одержать маленькую победу в долгом споре с самим собой оказались сильнее голода и усталости.

Кэл оставил на своём гибком торсе только белоснежную рубашку, а ваш покорный слуга — поскольку не отличался морозоустойчивостью — не отказался от фуфайки. И я, и он тщательно проверили и перестегнули застёжки своей обуви, дабы в самый неподходящий момент не запутаться в собственных ногах.

У vyenna’h-ry обычно не бывает наблюдателей: они попросту не нужны, ведь участники поединка, бросая и принимая вызов, по умолчанию обязуются следовать правилам чистой и честной борьбы, но сегодня... Никто не вышел на двор, зато все прильнули к окнам. Вообще-то, я не люблю, когда на меня смотрят, но не ругаться же с доктором и Ке? А уж Мин я и подавно не рисковал прекословить...

Эльф распустил шёлковые петли и развернул снежно-белое полотно, являя миру и моему взгляду изящные формы рикт. Совершенно одинаковых и... одинаково неприспособленных для нас обоих: ритуальное оружие куётся под среднюю, «обезличенную» руку. Впрочем, грех было жаловаться — рукоять учитывала большую часть привычек и особенностей боя «на один укол». Да и рикта — не кайра[17]: здесь для удержания достаточно большого и указательного пальцев, а остальные только направляют клинок...

Рассеянно бродя по двору, я покатал рукоять в ладони, изучая баланс клинка. Может быть, плохой, может быть — великолепный, не знаю. Я делю оружие на «удобное» и «неудобное» лично для меня, не углубляясь в подробности. ЭТО было вполне удобным. Плетёная корзина гарды надёжно прикрывает кисть руки, оставляя пространство для манёвра. Лёгкая штучка, но... Каким бы лёгким не казался поначалу кусок металла, рано или поздно устаёшь им размахивать, верно? Поединки вообще не бывают долгими, что бы вам по этому поводу не рассказывали мнимые «ветераны» дуэлей. Достаточно одного укола, чтобы победить — для Мастера Клинка это правило работает безошибочно, для всех прочих... По обстоятельствам. Я, например, отлично знаю, что сил и дыхания мне хватит минуты на три-четыре полноценного боя, поэтому затягивать дуэль не стоит. Попросту — «сгорю». Конечно, при условии, что мой противник окажется не слишком искусен, чтобы уложить меня первым же выпадом...

Мы одновременно кивнули и двинулись навстречу друг другу. Не знаю, придерживался ли Кэл правила «одного укола», но положение его корпуса и рук — почти зеркальное отражение моих собственных — заверяло: эльф, как и я, большей частью тренировался с парным оружием. Разница состояла лишь в том, что он мог себе позволить одинаковые клинки, а я — только «старший» и «младший», потому что моё левое запястье хоть и сильнее правого, но не настолько подвижно...

Десять шагов. Девять. Восемь. Расстояние удара — не более четырёх шагов. Мы не торопимся оказаться близко. На наших лицах нет ничего, кроме спокойствия, но сталь в наших руках подрагивает, словно живёт собственной жизнью...

Первое касание. Звонкий поцелуй рикт. Клинки скользят, норовя сжать друг друга в объятиях... Кэл не бросается в молниеносную атаку, предпочитая выяснить, насколько противник силён. Ну как, получается? Знаю, что нет: я мало двигаюсь — почти не схожу с места, которое облюбовал ещё во время подготовки двора...

Ни я, ни он не желаем пользоваться длинными выпадами, вытягиваясь вслед за риктой — зачем? Мы рефлекторно парируем змеиные укусы клинков, но думаем... Думаем о своём. И в этом смысле Кэлу труднее: я давно уже научился тонуть в придуманных сомнениях и одновременно держаться на плаву в Океане Реальности, потому мне не составляет особенного труда следить за снующим в опасной близости от груди кончиком рикты. Кстати, не только снующим: один укол я всё же пропускаю — спустя четверть минуты после начала поединка клинок Кэла, хитро подмигнув бликом прорвавшегося сквозь хмарь облаков солнца, оттолкнулся от моей рикты и ткнулся мне в грудь. Точнее, туда, где была моя грудь... Я успел отшатнуться и взмахнуть клинком, отбивая в сторону дотронувшееся до кожи жало. Не очень удачно отбивая: остриё прочерчивает полосу, путаясь в фуфайке, и я чувствую, как начинает загораться неприятной болью прорезанная кожа...

Царапина, конечно, но она ещё раз убеждает меня не тянуть. Я ухожу в глухую защиту, и клинок Кэла не расстаётся с моим ни на взмах ресниц. Сталь звонко и надрывно шелестит, глухо позвякивает, когда контакт становится плотнее, шипит, когда острия рикт скользят навстречу гардам...

Как и любой ритуальный поединок, vyenna’h-ry ведётся до определённого момента. Как правило, пока бросивший вызов не посчитает свой гнев удовлетворённым. Однако существует опасность, что к этому времени тот, кто принял вызов, обретёт свою причину для гнева, и тогда... Всё начинается сначала. Так что понятие «первой крови» ни мной, ни эльфом не принималось в расчёт. Мы сражались со своими чувствами: каждый из нас видел сидящих на кончике рикты противника обиду, злобу, ненависть... В этом и состоит смысл: одержать победу над собой. Но как это бывает трудно!...

Никогда не смотрите в глаза своему противнику: то, что вы там увидите, может сбить вас с темпа. Смотрите на ноги или на плечи — удар рождается там, а не в глазах... Я твёрдо усвоил это правило, но сейчас не удержался: на одном из отступлений, когда рикты почти оторвались друг от друга, ваш покорный слуга, мельком проведя взглядом по лицу Кэла, понял, что дело плохо. Эльф мертвел всё больше и больше, словно наш поединок помогал тени сестры взять верх над ещё живой душой... Конечно, а как же иначе — ведь именно её кость вонзилась в дверь!...

Кэл умирал. Умирал духом, а не телом — я почти чувствовал, как слабеет связь листоухого с собственной душой, и, надо сказать, совсем этому не радовался. Хотя бы потому, что, переродившись, он может легко решиться на быстрое и безжалостное убийство. Чьё? Моё, разумеется! Да, вот такие мы эгоисты...

Надо что-то делать... Надо что-то делать... Надо... Я тщательно держу Кэла на безопасной дистанции, стараясь не расплетать клинки. Если не смогу контролировать его рикту, это будет означать неотвратимую гибель. Нашу общую гибель. И неизвестно, кому будет больнее. Есть маленькая надежда, что Кайа или Мин вмешаются, но... Это произойдёт не раньше, чем они поймут, насколько осложнилась ситуация. А они не поймут, потому что не видят то, что вижу я...

Мысли проносятся в сознании вспышками в такт бликам солнца на светлой стали. Небо разъяснивается, вот только... Холод становится сильнее. Нужно рисковать...

«Хочешь умереть?...»

Какая разница?

«Не делай того, о чём подумал!...» — взвизгнула Мантия.

Ты не можешь запретить!

«Я... прошу!...»

Прости, но я должен...

Под звонкий ритм ударов и предписанных движений так легко сосредоточиться — гораздо легче, чем в состоянии безмятежного покоя. И почему я раньше не пробовал так делать?...

Уровни Зрения легли друг на друга, и виски протестующе заныли от такого кощунственного отношения к хрупкому здоровью. Пласт Реальности чуть потускнел, и это очень мешало следить за нырками рикт, но зато я смог подробно рассмотреть, что же творится с Кэлом.

Фрэлл! Ну как же так... Почему никто раньше не помог тебе, парень?... Как дурно...

Больше всего это напоминало паука, цепко охватившего эльфа мохнатыми тёмными лапками. Тельце — пульсирующий сгусток тени — располагалось симметрично сердцу на правой стороне груди. И — росло на глазах...

Я рывком выдернул себя из ловушки Внутреннего Зрения, пропуская очередной удар, царапнувший кожу на плече. Есть всего один способ... Не очень честный — придётся каяться и замаливать грехи — но единственный... Мои пальцы на рукояти рикты напряглись, проводя через сталь клинка тоненький язычок Пустоты. Только так...

Я поймал остриё оружия Кэла и позволил стальным полоскам сплестись друг с другом — ровно настолько, чтобы эльф решил: атака захлебнулась. И как только его рикта пошла назад, я сделал быстрый и широкий шаг. Почти прыгнул...

Мой клинок недовольно звякнул, разрывая объятия, и со змеиным шипением ринулся вперёд, вдоль рикты Кэла. И когда до гарды, означавшей конец путешествия, оставались считанные дюймы, остриё моего оружия приподнялось, чтобы миновать плетёный щит, а тыльная сторона ладони, ссаживая кожу, оттолкнулась от лезвия противника...

Жало рикты вонзилось в то самое место, где сидел паук. Вонзилось, проникая внутрь слишком глубоко, потому что я поздновато начал гасить свой выпад...

Кэл вздрогнул, застывая на месте и недоумённо переводя взгляд на алый цветок, распускающийся на белом поле рубашки, а я держал рикту в ране. Держал до тех пор, пока слабый толчок рукояти не подсказал: тёмная Сущность сгинула между Складками. И только тогда я рванул клинок к себе.

Эльф покачнулся, роняя рикту, но устоял на ногах. Спустя миг (а может, ещё быстрее) выбежавшая во двор Кайа, подхватила раненого Кэла и повела в дом. Я поднял с земли полотно, в которое были завёрнуты рикты, и вытер свой клинок. Потом добрался до клинка Кэла, дабы оказать те же почести. Поморщился, посмотрев на разодранную ладонь. Потрогал пальцами грудь. Да, порезы есть, но совсем не страшные... Жить буду. И что самое важное: он тоже будет ЖИТЬ. Своей жизнью...

Я не слышал шагов. Голос Мин, тихий и чуть звенящий — почти как рикты минуту назад — прогнал мои сумбурные, но донельзя довольные мысли:

— Почему ты сразу так не ударил?

— Не мог, — честно признался я.

— Не мог? Врёшь! Мне показалось, что до последнего момента ты просто не знал, в какую точку нужно бить! — уверенно заявила Мин.

Ваш покорный слуга куснул губу. Вот ведь, мерзавка, почуяла! Впрочем, на то она и воин, чтобы видеть изнанку поединка...

— А если так? Это имеет значение?

— Для меня — нет. Для тебя — не знаю. Для эльфа — наверняка, — серая сталь глаз блеснула чуть-чуть лукаво. Или мне просто почудилось?

— Вот у него и спрашивай: ему виднее!

Она не обиделась.

— Спрошу. Непременно. Кстати... Ты достойно сражался. Тебя учил настоящий Мастер... Знавший, когда нужно остановиться и позволить ученику продолжать работать самостоятельно.

Я не сдержал нервного смешка, вспомнив свои «уроки». Ох, милая, ты даже не представляешь себе, насколько права! Мой учитель предпочитал не вмешиваться в процесс, предоставляя мне возможность теряться в хаосе ошибок и заблуждений. Наверное, так и следовало поступать...

— Я сказала что-то смешное? — Мин слегка наклонила голову, словно прислушиваясь.

— Вовсе нет! — я поспешил её успокоить, а то вдруг всё же решит обидеться?

— Ты любишь оружие? — после небольшой паузы спросила воительница, следя за риктами, которые я рассеянно перекладывал из руки в руку.

— Люблю? — хороший вопрос. Вопрос, на который я никогда не искал ответа. — Наверное, нет. Уважаю. Восхищаюсь. Ценю. Но любить... Любят обычно не тело, а душу.

— Ты отказываешь клинку в наличии души? — а вот теперь она слегка обиделась. На что, интересно?

— Ну, в какой-то мере...

— Мастер, выковавший оружие, оставляет в нём частичку себя. Иногда даже не частичку... Мастер, владеющий оружием, вкладывает свою душу в каждый удар. И ты считаешь, что сталь не имеет права на любовь?

— Имеет! Ты спросила — я ответил. Охотно допускаю, что тысячи людей ЛЮБЯТ своё оружие! А я...

— Ты просто не нашёл СВОЁ, — Мин посмотрела мне в глаза. Печально и... Заискивающе?!

— Очень может быть, — поспешно соглашаюсь, потому что следует заняться ранами, а не продолжать странную болтовню на холодном воздухе.

— В каждом клинке есть душа, — гнула свою линию воительница. — Даже в этих... юных и неопытных...

Она сдвинула брови, вновь переводя взгляд на рикты.

— Но... Этого не может быть... Дай сюда!

Клинки были бесцеремонно выхвачены из моих рук. Мин впилась глазами в сталь той рикты, которой мне довелось фехтовать. Поднесла к лицу так близко, словно хотела понюхать, и оцепенела, поглощённая непонятной медитацией над гибким стержнем. Но когда я двинулся с места, резко помутневшие серые глаза тоскливо взглянули на меня:

— Она... мертва?

Я растерянно хлопнул ресницами. Мертва? Что за глупости?!... Впрочем, если принять во внимание утверждение Мин о том, что в каждый клинок так или иначе вкладывается частица души... Очень может быть, что именно «мертва». Через полоску стали ваш покорный слуга потянулся своей внутренней Пустотой к безобразному захватчику, претендующему на место в теле Кэла... Магии в оружии не было — я не мог ничего уничтожить, но если оно, и в самом деле, обладало зачатками Сущности... Вместе с vere’mii[18] между Складками Пространства исчезла и тень души рикты...

Я присмотрелся к цвету стали, лежащей на руках Мин, и виновато поджал губу. Очень похоже на правду. Если, конечно, весь этот бред...

«Это не бред...»

Хочешь сказать...

«Девочка права...»

Девочка?!

«Сам взгляни...» — Мантия поощрительно усмехнулась.

Я моргнул, вглядываясь в переполненное скорбью лицо женщины, стоящей передо мной. Полно, да женщины ли?!

Ни единой морщинки на гладком лбу. Дрожащие губы обиженно припухли. Брови выгнулись жалобным домиком. Глаза... нет, она не плачет, но от боли этих вмиг пересохших серых озёр сердце почему-то судорожно сжалось... Я сделал вдох, и прошедшего мгновения вполне хватило, чтобы вспомнить...

Я видел нечто похожее. Не помню, где, да это и неважно... Маленькая девочка точно так же стояла, держа в руках мёртвого то ли щенка, то ли котёнка и не могла поверить, что пушистый комочек, бессильно обмякший в маленьких пальчиках, больше никогда не согреет ласковым и преданным теплом щёку своей хозяйки...

Сколько же ей лет? По виду — очень даже взрослая, а по сути... Ребёнок. Форменный ребёнок. И я — причина её потрясения. Как всегда. Из-за какой-то железки... Что же делать? Ну почему она не заплачет, фрэлл меня подери?! Слёзы — такой хороший помощник, когда требуется притушить костёр боли... И бледная какая... Замёрзла, что ли? Нет, тогда бы на щеках появился румянец...

— Милая, не расстраивайся... — Я положил свою ладонь на её пальцы, сжимающие рикту. — Она вовсе не умерла.

— Не... умерла? — в серых глазах к боли добавилась мольба.

— Конечно, нет! Она ждёт рождения... — я нёс такую чушь, что и самому становилось не по себе. — Видишь ли, так уж получилось, что её юная душа не удержалась — сталь ведь такая скользкая! — соскользнула с кончика клинка и потерялась... И теперь оружие готово принять новую душу. Лучшую. Душу, которую никто не будет заставлять платить за чужие обиды... Я попрошу, чтобы этот клинок больше не использовали в поединках мщения, согласна? Можешь забрать рикту себе и позаботиться о ней... Вложи в неё частичку своей души!

— Я... у меня не получится... — Мин с сожалением посмотрела на тусклую сталь, потом снова подняла взгляд на меня. Фрэлл! Да о чём она думает?!

В глазах взрослой девочки мерцали язычки пламени. Не гневного, как раньше, а... Мне бы радоваться, что её скорбь тает, но я испугался. Как будто вот-вот должно произойти что-то очень важное, непоправимое и странное. Что-то, чего я никогда не видел и не знал... Но перья крыльев страха разметало во все стороны непреодолимое стремление узнать, что же всё-таки произойдёт... Не любопытство, о нет! Я должен знать. Просто — должен. Потому что если не узнаю...

Ваш покорный слуга не успел разобраться в собственных мыслях.

Мин прижала рикту к своей груди, мгновение помедлила, а потом... Сделала шаг вперёд. Уткнувшись в меня.

Какая же она высокая! Выше меня на полголовы, а то и больше... И — холодная. Очень холодная. Человек не может походить на кусочек льда, не так ли? А если и походит, то, как правило, уже не в состоянии жить...

Воительница прижалась ко мне всем телом, но в этом прикосновении не было ничего похожего на притворную игру Лэни.

— Обними меня... пожалуйста... — шепнули губы Мин, ветерком слов студя мой лоб.

Я не посмел отказать столь странной, но невероятно искренней просьбе и замкнул кольцо своих рук за спиной женщины.

Мир содрогнулся. Мигнул. Контуры предметов, которые можно было разглядеть из-за плеча Мин, раздвоились, потом сделали это ещё раз, и ещё... Фрэлл! Что происходит?! Это всё... из-за неё?! Да кто она такая? Может быть, другой Уровень Зрения поможет разобраться...

«Неправильное решение!...» — Мантия отвесила мне ментальный подзатыльник.

Почему? В ней присутствует магия, и я...

«Что?...»

Я хочу выяснить, кто или что такое отозвалось на усилия эльфки!

«Её ли усилия?...» — ехидно вопросила Мантия.

Можно подумать, она здесь ни при чём, и во всех грехах снова виноват я!

«В этом отдельно взятом грехе — да... И ты даже не представляешь себе, насколько...»

Прекрати пугать! Пуганый уже, и неоднократно... Лучше объясни, почему...

«Сейчас не время...»

А когда оно наступит, это ВРЕМЯ? Я вообще доживу до того дня, когда услышу ответы на свои вопросы?!

«Разумеется... Только ты не будешь знать, что с ними делать...»

Ничего, разберусь!

«Может, довольно тискать ребёнка?...» — как всегда, последнее слово осталось за Мантией.

Я выругался — на сей раз не мысленно, а вслух — и разжал объятия. Мин покачнулась, и мои пальцы обеспокоенно сжали её плечо:

— С тобой всё хорошо?

— Да... Теперь — да... — серые глаза снова заволокло пеленой, но не боли, а покоя, словно воительница обрела то, что долго и безуспешно искала.

Почему я чувствую себя неуютно, скажите на милость? Ей-то, похоже, и в самом деле, полегчало: вон, даже лицо порозовело...

— Вот что, милая: ты погуляй, подыши, а у меня есть неотложное дело, — быстрым шагом направляюсь в сторону кухни, не забыв прихватить заляпанную кровью ткань.

Для начала посмотрим, что мы имеем... Я стащил с себя фуфайку и рубашку.

Хм, всего два пореза — на плече и на груди, оба с ровными краями и не слишком глубокие. Доктор, несомненно, подскажет, как наилучшим образом их заживлять, а пока... Пока приму меры самостоятельно.

Я смочил водой кусок ткани, отрезанный от «чехла», некогда укрывавшего рикты. Кровь на ранах начала запекаться, а мне эта корка вовсе не была нужна: несколько энергичных движений, вода и аккомпанемент в виде ругани сделали своё дело — порезы начали сочиться тёмными каплями. Хорошо... Где у нас та гадость, на которой дядя Гиззи настаивает свои травки? Кажется, здесь!

Я наугад взял одну из бутылей, выдернул плотно вбитую пробку и принюхался. Бррр! Пакость редкостная, но для моих скромных целей — лучше и не придумаешь. Невольно задерживая дыхание, наклоняя сосуд над плечом...

— Ф-ф-ф-ф-с-с-с-с-с-с-с!...

Больно. Но ничего не поделаешь.

С грудью я справился лучше: даже не забыл подставить скомканную ткань, чтобы струйки горячительного, смешанные с кровью, не потекли вниз, на штаны. Ладонью занимался в последнюю очередь — плеснул так щедро, что тут же отчаянно замахал рукой в надежде порывами воздуха хоть немного унять едкое пламя сего варварского способа промывания ран..

Когда жжение поуменьшилось, я подбросил в печь несколько поленьев, выждал, пока они весело затрещат, охваченные огнём, и отправил вслед тряпку, которой промывал раны, и ткань, хранившую следы крови, стёртой с рикт. Незачем оставлять улики — глупо и опасно. Следовало бы и рубашку сжечь, однако...

Во-первых, у меня не настолько богатый гардероб. Во-вторых, принимая во внимание щедрость доктора (за мой скудный счёт!) разбрасываться одеждой становится и вовсе невозможно... Ладно, попробую постирать и заштопать на скорую руку. Вот прямо сейчас и займусь!

Свежая кровь сходила в холодной воде легко и быстро: не прошло и пары минут, как рубашка обрела если и не первозданную чистоту, то, по крайней мере, выглядела прохудившейся от более мирных причин, нежели махание сталью. Слегка помутневшее содержимое тазика окропило двор, а я поспешил вернуться в натопленные объятья кухни. С фуфайкой буду возиться потом — не так уж заметны бурые пятнышки на пёстрой пряже... Пучки трав, сохнущие над плитой, разъехались в стороны, освобождая место для мокрой рубашки. Вот и славненько! У меня есть несколько минут, чтобы...

Эй, дорогуша, ты ещё со мной?

«Да-да?...» — кокетливо отзывается Мантия.

Есть вопрос.

«Как обычно: глупый и несвоевременный?...»

Почему же, очень своевременный!

Обижаюсь. Чуть-чуть.

«Сомнительно...» — недоверчиво замечает Мантия.

И очень важный!

«Задавай уж, беспокойный мой...»

Почему ты пыталась отговорить меня от перехода на другой Уровень Зрения?

«Когда это?...» — невинный хлопок несуществующими ресницами.

Во время поединка.

«М-м-м-м...»

Так — почему?

«А тебя разве не учили тому, что опасно совмещать смену восприятия с активными физическими действиями?...» — справедливо укоряет она.

Ну, учили. И ты только поэтому визжала?

«Я — визжала?!...» — оскорбляется. Очень громко.

Угу. Ухмыляюсь.

«Я просто повысила тон!...»

Конечно-конечно! Ухмыляюсь ещё шире.

«И вообще: с чего мне волноваться?...» — немного спокойнее, но, всё равно, неуверенно. Темнишь, милая!

Вот именно! С чего бы? Помнится, сохранность моей жизни не беспокоила тебя... да даже до вчерашнего вечера!

«То было вчера...» — недовольно, но признаёт.

Что же изменилось сегодня?

«Ничего... Или — всё... В любом случае, тебе нужно знать одно: в ближайшее время лучше избегать свиданий со смертью...»

Объяснись!

«Ты не имеешь права умирать...»

Не ты первая сообщаешь мне об этом! Но, думается, твои причины слегка отличаются от причин эльфки...

«Прислушайся хотя бы к её словам...»

Прислушаюсь, не волнуйся! Но от Ке я дождался объяснений, теперь очередь за тобой!

«Поверь на слово... Есть причина...»

Какая?

«Неважно...»

Ну уж нет, хватит уклоняться от ответа! Отказываешь мне в свободе выбора и не желаешь представить основания... Так не пойдёт!

«Поверь, тебе не нужно знать ВСЁ... Чем больше фактов известно, тем труднее выбирать...»

ЧТО выбирать?

«Жить или умереть...»

Да что произошло?!

«Ничего сверхъестественного... Обычное явление природы...»

Явление природы, запретившее мне уходить в Серые Пределы? Чушь!

«Ты можешь уйти, но... Это будет жестоко...»

Жестоко? По отношению к кому? К себе или...

На краешке сознания мигнул слабый огонёк сомнения. Она права, я это чувствую. Но, фрэлл побери, в чём именно она права?!

Я не успел усилить натиск и вынудить Мантию ответить, потому что в кухню вошла эльфка.

Кайа выглядела необычно, и мне не сразу удалось сообразить, в чём именно заключалась необычность. А когда сообразил, грудь тихонько заныла. Ке — в первый раз на моей памяти — выглядела неуверенной. То ли в себе, то ли во мне, то ли... Во всём сразу. По глубокой бирюзе взгляда перекатывались тяжёлые волны раздумий.

— Как Кэл? — поспешил спросить я, но вежливый интерес вышел неубедительным, потому что ваш покорный слуга прекрасно знал: эльф вне опасности.

— Отдыхает, — коротко ответила Ке, не отвлекаясь от своих мыслей.

— Боюсь, рана будет заживать долго... — продолжаю никчёмную беседу.

— Да, пока не восстановятся все Связи, — в тон мне подтвердила эльфка.

Мы замолчали, думая каждый о своём. Впрочем, я-то как раз пытался угадать, какие тревоги мучают Кайю... Не угадал.

— Скажи, как мне поступить, ma’ resayi! — наконец-то решилась на просьбу эльфка, и я растерянно моргнул:

— По поводу?

— Разум кричит об опасности, а сердце... Сердце уверено в обратном. К чьему голосу мне следует прислушаться? — мучительно выдохнула Ке, а я опять ничего не понял.

— Какой опасности?

— Исходящей от тебя, ma’ resayi.

Ай-вэй, милая, немного же тебе понадобилось времени, чтобы прочувствовать... Как жаль...

— Поступай, как сочтёшь возможным, — разрешил я.

— Я не могу понять, как! — почти выкрикнула она. — Я ужасаюсь лёгкости, с которой ты наносишь удар, но ребёнок внутри меня блаженно замирает, когда ты — рядом... Что же мне делать?

— Возможно, просто уйти и забыть, — мягко предлагаю возможный вариант. Неудачно.

— Забыть? — она покатала слово на языке. — Забыть? О таком не забывают. Никогда. Уйти? Рано или поздно я уйду, но почему мне так не хочется это делать? Как будто что-то держит и не позволяет...

Кайа ещё не договорила, а я уже соскальзывал по Уровням Зрения. Без подготовки. Без настройки. Без помощи Мантии. Задыхаясь от боли. Слова эльфки заставили меня серьёзно задуматься над последствиями неосмотрительного разбрасывания кровью. Только бы не...

Самая умелая плеть, подгоняющая нас, находится в чутких и безжалостных пальцах страха. Но страха отнюдь не за свою потёртую шкурку, а за не менее изношенную душу. Не понимаете? Я тоже долго не мог осознать сей истины, пока... Пока жизнь не сказала, просто, прямо и грубо: ты кое-что можешь, но посмотри, как твои действия вмешиваются в узор чужих судеб! Посмотри внимательнее! Любое существо — даже самое сильное и живучее — можно сломать, словно куклу. Одним неумелым прикосновением. А ты всегда был неуклюж, но старателен — понимаешь, чем могут обернуться твои шаги по чужим Путям? Ты просто растопчешь мечты и надежды! Да, чужие, а не свои, но поверь: когда на твоих глазах умирает чужая надежда, ты умираешь вместе с ней. Если, конечно, способен увидеть эту светлую тень во взгляде того, в чью жизнь вмешался...

Я погружался. Внутрь. Себя? Быть может... Каждый из нас — всего лишь концентрированный сгусток Пространства в ладонях Времени. Если вам нужно проникнуть в суть вещей — начинайте с себя. Только помните: то, что вы увидите, может оказаться настолько неприемлемым, что навсегда отобьёт охоту копаться в причинах. Ну, а если вы всё же примете познанное... Добро пожаловать в сообщество таких же уродов, как я! Нам будет весело, не сомневайтесь! Хотя бы потому, что в какой-то момент слёзы перестают принимать ваше приглашение...

Даже Третьего Уровня оказалось недостаточно — пришлось нырнуть глубже, туда, где текут Изначальные Потоки. Туда, где глухими толчками движется по Сосудам Мироздания Кровь Бытия...

«Не увлекайся!...» — предупреждает Мантия, зябко съёживая Крылья.

Прости, милая, но я должен понять...

«А что тут понимать?... Если наследил — нужно прибирать за собой...»

Вот я и хочу... А-а-а-а-ах!

Занавес ощущений приподнялся, пропуская меня... Куда?

Невесомая паутина Изнанки ласково обнимает мои плечи. Не тепло и не холодно, но как-то... уютно. Привычно. Словно мы знакомы не первый день, и я зашёл в гости после долгого отсутствия. Словно... Мне рады? Ничего не понимаю, но... И не хочу понимать. Здесь всё такое... правильное, что дыхание захватывает. И почему мне раньше об этом не говорили? Я бы почаще сюда наведывался...

Светящийся пух разлетается под сочными всплесками. Нет, это уже не Нити, а их Истоки. То, с чего всё начинается. Или — заканчивается. То, что не имеет воплощённой формы, подобно мечте, потому что, как только мечта становится реальностью, её очарование безвозвратно уходит... Где-то там умелые руки Слепой Пряхи разматывают Клубок Жизни. Где-то далеко... Но мне нужно то, что совсем рядом...

Прозрачные косы Прядей Пространства усыпаны огоньками в том месте, где, по моему разумению, должна находиться эльфка. Бирюза, синь, кармин. Яркие созвездия в небе Изнанки. Ровная медленная пульсация. Наверное, так и должно быть — не знаю, не могу знать — но что-то подсказывает: угадал...

Тревога оказалась напрасной? Собираюсь возвращаться, но в последний момент останавливаюсь. Это крохотное скопление огней... почему оно кажется мне нечётким? Даже — размытым... Делаю шаг. Ещё один. Приближаюсь, пока не начинаю замечать... Замечать — что? Огоньки... словно припорошены. Чем? Больше всего эти невесомые пылинки похожи на пепел, но... Разве бывает пепел таких цветов? Безмятежно-белый. Грозно-чёрный. Неистово-зелёный. Разноцветные крупинки рассыпаны по созвездию, ожидающему окончательного воплощения в Кружеве будущего эльфа. Чаще, реже... Словно кто-то зачерпнул горсть и швырнул, не глядя... Неужели... Я?!

«Этого следовало ожидать...» — голос Мантии звучит очень глухо, с необъяснимым трудом, будто ей тяжело и больно пробиваться ко мне.

Что случилось? Почему этот пепел...

«Пепел...» — она на мгновение умолкает. Совсем как человек, у которого перехватывает дыхание.

Что я наделал?

«Узы Крови не прислушиваются к доводам разума и порывам чувств... Они возникают или пропадают по собственной воле...»

Это значит...

Холодею.

«Ты не виноват...» — слова Мантии должны успокаивать, но я пугаюсь ещё больше.

Что ЭТО?

«Очень редкое и очень занятное явление... То, из чего родились ритуалы «Разделения»...»

Но ведь... Я же не привязал ребёнка к себе?

«Нет... Ты привязал его к крови Дома...»

Как?!

«Не переживай... Ничего дурного не произошло... Возможно, ты оказал ему великую честь...»

Что-то не верится!

«Преданность Дому — не самое дурное свойство...»

Преданность! Приданность — звучало бы правильнее, да?

«Иногда не нужно искать разницу...» — с мягким укором замечает она.

Я сглатываю горечь, выступившую на нёбе. Узы крови... Самое последнее, во что мне хотелось бы вмешиваться. Слишком большая ответственность. Перед самим собой, прежде всего.

Надеюсь, ничего не успело... измениться?

«Я же сказала: не переживай... Подумаешь — ещё один верный слуга...»

Это нечестно!

«Это — разумно... Это — рационально... Это — удобно...»

И наверняка — запрещено!

«Как догадался?...» — искреннее удивление.

Как... Разве сразу не понятно? Насильно толкнуть чужую жизнь на новый Путь — такие действия не могут поощряться никакими законами!

«Ох... Твоя несуразная тяга к справедливости когда-нибудь станет совершенно невыносимой...» — сокрушается. Словно и в самом деле переживает.

Невыносимой для кого?

«Для тебя, дурной ты мой!... Надо быть проще...»

Хочешь сказать: бесстрастнее? Безжалостнее?

«Ну, хоть это ты понимаешь!...» — вздыхает с некоторым облегчением.

Я попробую. Но — потом!

«Снова — здорово!... Остынь!...»

Расскажи мне, откуда возникли «Разделения». Пожалуйста!

«Тебя интересуют сплетни или механика?...»

Меня интересуют Знания!

«Как пожелаешь... Изначально «разделение» вообще не практиковалось, потому что само понятие налагает ограничения... Понимаешь, что имеется в виду?...»

Думаю, да. «Разделять» приходится не только приятное, но и неприятное.

«Попал в точку... Поэтому существовало «подчинение», а не «разделение»... Ty’rohn... Во времена ожесточённых войн тысячи проходили через этот ритуал... Тысячи тысяч... И их потомки вплоть до третьего поколения несли в своей душе тень «подчинения»...»

Как жестоко!

«Как мудро... Благодаря ty’rohn в Долгой Войне победила не та сторона, которая устилала свой Путь трупами, а та, которая крепко держала в руках Нити чужих жизней... Так было нужно... Потом надобность жёсткой Связи потеряла смысл, и на смену «подчинению» пришло «разделение» — добровольное принятие обязательств...»

Понятно... Но если ty’rohn давно уже не осуществляется, почему моя кровь...

«Не осуществляется — не значит невозможно... Ты не умеешь созидать Узы Крови, малыш... И никогда не будешь уметь, увы... Так что твоя кровь сама решает, как действовать...»

Но почему именно «подчинение»?

«Чтобы защитить... Чтобы уберечь... Чтобы сохранить... Иначе и быть не могло...»

Я не хочу!

«Твои желания не могут изменить Гобелен Крови...» — грустно напоминает Мантия.

Что же делать?

«А надо ли?...» — сомневается она.

Я не имею права решать за того, кто даже не появился на свет!

«Позволь возразить!... Как раз — имеешь... Ребёнок родится только потому, что ты принёс Дар...»

Я ничего не приносил! Всё произошло совершенно случайно!

«Не бывает ничего случайного, как не бывает ничего предопределённого...» — туманно провозглашает Мантия. А мне сейчас не до философских изысканий. Я не желаю распоряжаться чужой жизнь, потому что... Я и своей распорядиться толком не могу!

Помоги, пожалуйста!

«В чём?...» — хмурится она.

Как разорвать узы ty’rohn?

Неясный звук больше всего похож на смущённое покашливание.

Ну же!

«Такие УЗЫ не рвутся...»

Совсем?!

«А ты чего ожидал?... Я же сказала: вплоть до третьего поколения...»

Не может быть! Должен же существовать выход!...

«Ну, ты и наглец!...» — возмущение. Искреннее.

Почему?

«Всюду ищешь Пути, удобные тебе... Самое забавное, что — находишь...»

О чём ты?

«Если уж решил, что выход есть — ищи!...» — и она замолкает. Совсем. Оставив меня наедине с мерцающими огнями, потрескивающими, как поленья в очаге...

Как поленья...

Пепел...

А что, если?...

Я склонился над созвездием неродившегося эльфа.

Всего лишь пепел... Он должен быть лёгким... Он...

Я набрал побольше воздуха в грудь и... Дунул.

Крупинки угольно-снежно-изумрудной пыли взметнулись облаком, теряя контакт с Изнанкой Кружева.

Кыш отсюда!

Я дул ещё и ещё — пока ни единой пылинки не осталось. Куда улетел этот странный пепел? Не знаю. Но он не осел обратно, а это значит... Это значит... Это значит...

Мой затылок впечатался в дощатый пол.

Возвращение оказалось неожиданным и... насильным. Но кто помог мне всплыть? Не Мантия, это точно! Кто же? Кто?...

Лихорадочно вспоминая, я только теперь мог дать оценку неприятному ощущению, тревожившему меня на всём протяжении пребывания в Изнанке. Будто кто-то подглядывал за мной. Кто-то, готовый вмешаться, если... Если — что? Что-то пойдёт не так? Для сих действий необходимо обладать невероятным могуществом... Да, я помню: внимательный, чуть любопытный взгляд. И длинная тень, заставившая огоньки мигнуть. Не потускнеть, не погаснуть, а именно мигнуть, словно стремительно прошла сквозь них...

— Что с тобой? — море отчаяния в бирюзовых глазах Ке, склонившейся надо мной.

— Ничего... — губы двигаются, но так, словно я их у кого-то одолжил.

— Раны настолько серьёзны?

— Какие раны?... — что-то запамятовал.

— На тебе лица нет!

— А где же оно? — пытаюсь улыбнуться, но не получается: мышцы словно одеревенели.

— Да что же такое?! — эльфка испугана не на шутку.

— Не волнуйся, всё хорошо... Вот только...

— Что?!

И я понимаю, что именно кажется мне неправильным во всём происходящем.

Я не могу пошевелиться. Совсем. Это не паралич — ни одна пядь тела не утратила чувствительности — однако...

«А чего ты ожидал?...» — голос Мантии звучит так громко, что почти оглушает, и я мысленно морщусь.

Потише, пожалуйста...

«Хорошо, что в шлейфе ещё оставались крохи Силы, иначе...» — негодует она.

Иначе?

«Могло начаться отмирание тканей!...» — хм, очень пугающе.

Но почему?

«Чем глубже погружение сознания, тем слабее становится его связь с телом, разве не помнишь?...»

Но ведь...

Это-то я помню. Но есть и кое-что другое, верно?

«Без руководства тело перестаёт функционировать...»

Умирает?

«Не всегда...» — признаётся, поганка. Но признаётся вовсе не в том, что нужно мне. Попробуем зайти с тыла...

Но я же погружался в Саван — сознание отлучалось и дальше, чем в этот раз, так почему же...

«Ты думаешь, что Саван — это просто нагромождение Щитов?...» — взвивается Мантия.

Да. А что?

Совершенно искренне недоумеваю.

«За каждым Щитом остаётся Страж ...»

Это ещё что такое?

«Если коротко... Псевдо-Сущность... Подобие разума, но не отдельно существующее, а... Часть мозаики, которая при снятии Щита возвращается на своё место...»

И где же это место?

«В тебе, олух!...»

Ну и ну, как всё запутано... Так вот почему Саван требует столько Силы: шутка ли — сначала сформировать бесчисленное количество Подобий, а потом развоплотить их в строго определённом порядке и поместить останки в строго определённое место... Та ещё работёнка!

«А ты нырнул невесть куда, не озаботившись Стражами, хотя бы по одному на Уровень!...» — злится. И правильно делает.

Прости...

«Хорошо ещё, что тебе помогли вовремя вернуться...»

Кто?!

«Тот, кто умеет и может...»

Конкретнее!

«Восстанавливай силы!...» — коротко буркает Мантия и лишает меня своего общества.

Зато Кайа остаётся рядом.

— Что я делал? — спрашиваю не из любопытства, а из страха: не было ли чего лишнего, не обязательного к наблюдению сторонними лицами.

— Не знаю! — чуть ли не со слезами в голосе отвечает эльфка. — Ты стоял и смотрел куда-то... И не на меня, и не в сторону, а потом... Твои глаза начали белеть, пока на стали похожими на бельма, только не мутные, а блестящие. Я хотела позвать кого-нибудь, но не смогла. Словно кто-то приказал стоять и ждать... А ты... Ты вдруг подошёл совсем близко. Так близко, что я чувствовала твоё дыхание на своей коже. Очень горячее дыхание — мне даже показалось, что оно обжигает... Потом ты наклонился и зачем-то дунул на мой живот. Несколько раз. И... упал. Что всё это значит?! — она сорвалась на крик.

— Я исправил допущенную ошибку, — кажется, так оно и есть. Нет, я уверен, что исправил. Вот только ошибку ли?

— Ошибку? — Ке ничего не понимает. Да я и сам с трудом продираюсь сквозь дебри знаний, полученных так быстро и так... тяжело.

— Я очень устал... Пожалуйста, Ке, позови доктора и ещё кого-нибудь... На полу слишком неудобно лежать... — губы всё же складываются в улыбку. Вымученную, но довольную. — Только сама, прошу, не дотрагивайся до меня...

— Как самочувствие? — в дверном проёме возникло личико Мин, и я в который раз подивился контрасту бесстрастно-неподвижных черт, искристых глаз и звенящего эмоциями голоса. Впрочем, поначалу воительница не проявляла особых чувств — ни ко мне, ни вообще к кому или чему либо. Поначалу... Зато после скорби о нечаянной жертве vyennah’ry Мин, можно сказать, ожила.

— Лучше, чем вчера, — стараюсь ответить как можно бодрее, но не могу никого обмануть. Даже себя.

Сутки лежал, не помышляя о том, чтобы шевельнуться. Сегодня пошёл день второй, и, наконец-то, в безвольно распластавшееся на постели тело начали возвращаться силы. Впрочем, если верить Мантии (к сожалению, подробно поговорить нам не удалось: из-за её обиды и из-за чрезмерного внимания к моей скромной персоне со стороны доктора и гостей дома), это сознание укрепило цепочки, связывающие его с бренной материей...

— Но встать ещё не можешь? — продолжала допрос Мин.

— Не могу, — признаю и гордо добавляю: — Зато уже могу поднять руку.

Взгляд воительницы недоверчиво вспыхивает. Приходится подтвердить слова делом: приподнявшаяся на несколько дюймов над постелью ладонь привела Мин в совершенно детский восторг. Разве что, визжать, хлопать руками и топать ногами она не стала, а ограничилась широкой улыбкой.

— Значит, можешь принять посетителя?

— Кого ещё? — она не ответила, отходя в сторону и пропуская в дверь не менее высокую фигуру.

— А, это ты... — вздыхаю, а Кэл пододвигает к кровати стул и усаживается, неловко опираясь на жёсткую спинку. — Сильно болит?

— Иногда, — признаёт эльф. — Но это всего лишь рана. Она заживёт.

— Конечно! Жаль, что ты пока не можешь воспользоваться иными лекарствами: выздоровление шло бы гораздо быстрее...

— Действительно, жаль, — кивает Кэл. — Возможно, в этом случае я мог бы помочь и тебе.

— Даже не думай! — я бы погрозил пальцем, если бы мог. — Это бессмысленно.

— Почему?

— Потому! — отвечаю, как невоспитанный ребёнок. — Только зря потратишься...

— Как хочешь, — он рефлекторно пожимает плечами и морщится от боли. — Собственно, я пришёл не за этим.

— А за чем? — настораживаюсь.

— Я много размышлял... — начинает Кэл, и я не удерживаюсь, чтобы не съязвить:

— Это правильно! Размышлять — крайне полезное занятие!

— Не перебивай! — на мгновение в голосе листоухого прорезается привычная надменность, но исчезает чуть ли не быстрее, чем появилась.

— Ладно, не буду, — согласно вздыхаю. Кэл полыхнул глазами, но оставил моё ехидство без надлежащего ответа.

— Я размышлял о поединке. Долго. Пока не понял, что всё происходило... неправильно.

— Неужели? — стараюсь казаться спокойным, но голос дрожит.

— Сначала ты не казался опасным противником: стандартные ответы, простые выпады — ничего, заслуживающего внимания. Именно это меня и усыпило.

— Усыпило? — кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, lohassy!

— Да, усыпило. Я словно начал отделяться от собственного тела и... таять. Как на огне тает лёд. Было совсем не больно, но очень... мерзко.

— Конечно. Умирать всегда мерзко, — охотно подтверждаю.

— Умирать? — он непонимающе смотрит на меня.

— Твою душу пожирал vere’mii сестры. Знаешь, что это такое?

— Да... — прошептал Кэл, бледнея.

— Странно, что никто раньше не заметил и не помог тебе справиться с «призраком»...

— Я чаще бываю в компании воинов, а не магов, — поясняет Кэл. Чуть смущённо.

— Ну, для того, чтобы почувствовать неладное, не обязательно чародействовать направо и налево! Достаточно просто... А твоя возлюбленная тоже ничего не замечала?

— У меня нет возлюбленной, — тихо и печально ответил эльф.

— Как это? — были бы силы, подскочил бы на кровати. — Чтобы у листоухого и не было возлюбленной? Да вы же ни минуты не можете без влюблённости!

Тёмно-лиловые глаза лукаво суживаются:

— Больно много ты знаешь об эльфах! Откуда?

— Была возможность, я и узнавал, — огрызаюсь. Ну не рассказывать же ему о том, что, в десятилетнем возрасте определив для себя эльфов одними из главных врагов, я проштудировал всю имеющуюся в домашней библиотеке литературу и попытался получить ответы на те вопросы, о которых в книжках не было ни слова!

— Почему я тебе не верю? — вздыхает Кэл.

— Потому что ещё не научился!

— Этому нужно учиться? — удивляется. Странно: вроде мой ровесник, а такой ерунды не знает... Опять читать лекцию? Что ж, прочту.

— А как же? Сначала нужно воспитывать в себе доверие, и не просто к избранным вещам и личностям, а доверие ВООБЩЕ. Ко всему. По крайней мере, доверие «первого взгляда». А когда научишься доверять, можно попробовать верить. Это уже сложнее, но гораздо приятнее..

— Верить? — хмыкнул эльф. — А если тот, кому ты хочешь доверять, обманывает твоё доверие?

— Значит, он не выдержал испытание «второго взгляда» и дальше с ним не о чем говорить, — улыбаюсь.

Кэл морщит лоб, обдумывая мои слова.

— Смотрю я на тебя и не понимаю...

— Чего именно?

— Сколько тебе лет, если ты временами выглядишь и ведёшь себя, как мальчишка, а мыслишь, как древний старик?

— Ну уж и древний... — дуюсь.

— И всё же?

— Мне пришлось взрослеть быстрее, чем полагается, — уклончиво отвечаю я, умалчивая о том, что детства у меня попросту не было. Детства в классическом понимании: с нежной заботой родителей, с весёлыми праздниками, с ватагой приятелей-сверстников... Наверное, он заметил тень в моём взгляде, потому что спросил:

— Жалеешь?

— Иногда. Лучше ответь, почему у тебя нет возлюбленной, — перевожу разговор на другую, менее болезненную для себя тему.

— Она была... До того, как Мийа заболела своей любовью. А потом...

— Вы поссорились. Понятно: кто же выдержит истерики без малейшего повода!

— Да, примерно так и было, — Кэл отворачивается, чтобы лишний раз не демонстрировать свои эмоции. Всё ещё не доверяешь? Твоё право... — Мы расстались. А после смерти сестры у меня не возникало желания любить.

— Как выяснилось, зря. Поэтому vere’mii и получил над тобой такую власть!

— Я ещё не успеваю сказать, а ты уже знаешь, о чём пойдёт речь! — эльф удивлённо хмурится. — Это так странно...

— Не буду больше тебя расстраивать, — улыбаюсь. — Есть ещё вопросы?

— Есть.

— Валяй!

— Как ты узнал о «призраке» и... Как ты справился с ним? — вот уж не думаю, lohassy, что тебя интересуют мои ответы. Ты хочешь узнать, КАК я отвечу, а не ЧТО.

— Узнал? Посмотрел под другим углом. И изъял, — с трудом удерживаюсь от соблазна показать язык. Не поймёт.

— Так просто? — пожалуй, он разочарован.

— Кто говорил о простоте? Мне повезло, что ты уже плохо контролировал своё тело, а тень твоей сестры не слишком замечательно фехтовала, иначе я не сумел бы нанести удар и...

— Даже представлять не хочу, что могло произойти! — эльфа передёргивает.

— И правильно! — хвалю. — Но позволь извиниться..

— За что? — тёмно-лиловые глаза изумлённо расширяются.

— Вместе с «призраком» могла исчезнуть и другая память о твоей сестре. К сожалению.

— Да. Исчезла, — подтверждает эльф, и я кусаю губу. — Исчезла вся боль, остались только светлые дни.

— Хорошо, если так, — сомнительно, конечно, но у меня нет причин не верить. — В любом случае, прости. Не моё это было дело...

— А чьё же? — о, теперь нас захлестнуло лукавство!

— Твоих друзей, близких, родителей, наконец!

— У меня нет родителей. Они... погибли, — он говорит грустно, но очень спокойно, как о давно свершившемся и принятом факте.

— Сожалею, — звучит пошло, но больше сказать нечего. Утешать я умею плохо, да и... Не нуждается он в моём утешении.

— Ке рассказала, что ты сделал для неё, — после небольшой паузы сообщает эльф. — Но... получается, что и для меня ты сделал не меньше.

Сердце остановилось. Немного потопталось на месте, но всё же решило продолжить путь.

— Получается, что ты подарил Жизнь и мне...

— Ну-у-у-у-у, не будем усугублять... — пробую отшутиться. Не выходит.

— И я тоже должен назвать тебя...

— Умоляю!

— ... ma’ resayi! — торжественно заканчивает фразу эльф, а я жалею, что не могу шевелиться. Встать бы и закатить ему оплеуху — живо бы поумнел! Право слово, дети... Но почему, почему именно я в этой компании должен быть взрослым?!

— Тебе плохо? — искренняя забота в голосе Кэла заставляет меня скрипнуть зубами:

— Нет, мне замечательно! Если не считать кучки lohassy, путающихся под ногами и величающих меня «творцом», у меня вообще нет ни единой проблемы!

Он даже не пытается обидеться. Ещё бы: для Кэла я перешёл в категорию непререкаемых авторитетов, с которыми интересно и полезно играть, но у которых невозможно выиграть...

— Наверное, я должен представиться, — извиняющимся тоном сообщает эльф. — Мы знакомы уже несколько дней, но так и не...

— Думаю, моё имя ты уже слышал не раз.

— Да, и поэтому считаю необходимым назвать своё.

— Ну, так называй! — церемонность начинает меня бесить.

— Кэлаэ’хэль, Клан Стражей Сумерек, — он встал и коротко, но очень почтительно поклонился. Впрочем, в данном случае почтение адресовалось прозвучавшему имени, а не тому, для кого оно было произнесено. В другое время я бы обиделся, уловив подобные оттенки в голосе листоухого, но сейчас... Сейчас меня занимало совсем иное.

Кэлаэ’хэль. «Серебряное...» Нет, не подобрать точный перевод для этого слова из Старшего Языка!

Узор? Плетение? Вязь? И да, и нет. «Кэлаэ» — так называют то, что от начала и до конца создано разумом и усердным трудом. Искусственное от первого до последнего вздоха, но... Не менее прекрасное и удивительное, чем совершенные творения природы. Почему же тебя так назвали, lohassy? И кто — мать или отец? Скорее, отец: для женщины важнее ощущения, которым совершенно ни к чему давать имена...

— Ну и как? — ехидно осведомляюсь.

— Что? — вздрагивает Кэл.

— Твоё имя тебе подходит?

— Наверное... Я не думал об этом.

— Зря. Оно ко многому обязывает. Например, к постоянному самосовершенствованию.

— С тобой опасно вести спор, — очень серьёзно замечает эльф.

— Почему это? — невинно хлопаю ресницами.

— Ты меняешь уровни погружения так же естественно, как... как дышишь.

— М-да? Не замечал... — честно признаюсь я, а листоухий качает головой:

— Трудно представить, чем вызвана твоя обида на нас, если ты так легко избегаешь...

— И не представляй, — он заставляет меня смутиться. Немного, но неприятно. — Это было давно. Очень давно. В другой жизни. С другим... человеком. Я не хотел бы возвращаться туда.

— Но вернуться придётся, — вздыхает Кэл. Вздыхает так, что сразу становится понятно: он имеет в виду не только меня...

Когда эльф ушёл, я недовольно ударил кулаком по постели. События, сгустившиеся вокруг, как вечерний туман, не только не радовали, но даже пугали. По крайней мере, заставляли насторожиться...

Всю свою недолгую жизнь ваш покорный слуга старался убежать от ответственности. Почему? Да потому, что прекрасно с ней знаком! Лестно, конечно, обзавестись высоким титулом и парой-тройкой звучных Прав, но, дорогие мои, задумайтесь над крохотной булавкой в пышных одеждах Соблазна: чем шире становится твоя тень, тем больше песчинок может в ней уместиться. Можно не обращать внимания на мелочи, но рано или поздно они сами обратят внимание на вас. И — потребуют участия. В чём? В чём угодно! Мало-помалу трясина незаметных и приятных обязанностей станет глубже, настойчивее и беспощаднее. И, в конце концов, вы захлебнётесь в том, что поначалу казалось лишь милым дополнением к вашим достижениям.

Я не против ответственности, ни в коем разе! Но достаточно хорошо изучил пределы своих возможностей, чтобы соглашаться на сделку с судьбой...

Я знаю, в чём состоит моя основная ошибка. Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Если мне становятся ясны причины той или иной неприятности и способ её устранения, удержаться от вмешательства в происходящее я не способен. Словно что-то направляет мою руку, заставляя схватить угли из Очага Познания... Как это больно!

«Напрасно отказался от помощи...» — укоряет Мантия.

Какой?

«Той, что предлагал эльф...»

Ты имеешь в виду магическую? Вот ещё!

«Несколько расплетённых заклинаний тебе бы не помешали...» — облизывается, поганка.

Ага, так он и станет кидаться в меня атакующими чарами!

«Ну почему же сразу — атакующими?...» — дуется.

Потому что их уничтожение высвобождает гораздо больше Силы! Корпеть над чем-нибудь бытовым — значит, больше потратить, чем получить!

«Временами ты — такой умница... Жаль, что редко...» — умиляется.

Представляешь, мне тоже... Жаль.

Улыбаюсь в ответ.

«Ладно, тогда терпи...»

И как долго?

«День, два, неделю... Как пойдёт...»

Успокоила, нечего сказать!

«Сам виноват: нечего было устраивать самодеятельность!...» — слегка огрызается.

Извини, не смог удержаться... Мне показалось, что нужно как можно скорее...

«В принципе, ты прав: время играет существенную роль...» — соглашается Мантия.

Скажи: если бы я не развеял пепел ty’rohn сразу, а отложил бы вмешательство... ну, скажем, на месяц — что бы произошло?

«Трудно сказать наверняка... Но «пепел», как ты его называешь, увеличивался бы вместе с Кружевом, делая Узы крепче...»

Значит, я поступил правильно?

«Тебе от этого легче?...» — язвит.

Чуть-чуть. Хотя, на самом деле... Только хуже.

«Разумеется... Если работа приносит удовлетворение, она перестаёт быть работой, и ты не можешь относиться к ней с прежним усердием...»

Какая работа? Ты о чём?

«Отдыхай...» — и она снова убегает.

Отдыхай! Легко сказать, но трудно сделать. Когда тело пребывает в относительном покое, сознание трудится за двоих...

Какая-то сволочь (и я даже знаю, какая: долговязая, с длиннющей косой и жуткой смесью манер, составленной из «крутого парня» и «маленького ребёнка») вечером не задвинула занавеску на окне, в результате чего солнце, неуверенно взбирающееся на небо (в самом деле, а зачем это делать? Может быть, лучше разок передохнуть...)... Так вот, солнце заставляло небо светлеть. Вы умеете спать, когда светло? Если да — искренне завидую, потому что я сим талантом не наделён, и постепенно бледнеющая серая дымка за окном заставила меня проснуться.

Можно было попробовать встать и вернуть занавеску на положенное ей место, но что-то не хотелось. Знаете, иногда возникает такая странная лень: трясёшься над каждой крупицей сил, словно через некоторое время тебе придётся долго и нудно работать, и вот уж тогда эти самые силы понадобятся! Все — до последней крохи.

Я ни о чём не думал — созерцал узоры, которые природа сплела, созидая дерево, в конце концов, распиленное на потолочные доски. Мало есть вещей, столь же прекрасных, как слои древесины, изгибающиеся, сталкивающиеся, обнимающие друг друга... Приятные глазу, чуть приглушённые краски. Тепло уюта и душевного покоя. Тепло вековой мудрости. Тепло понимания и примирения со своей судьбой. Скажете, спорно? Отнюдь. Если бы дерево не было согласно принять вмешательство человеческих рук, оно не сохраняло бы в себе столько доброты...

Размеренно текущие по тёмно-медовой поверхности линии помогали мироощущению приобрести прозрачность и чёткость. Наверное, именно поэтому я и почувствовал эти всплески...

Нет, даже не всплески — колебания Пространства. Будто кто-то плывёт, размеренно и энергично раздвигая толщу несуществующей воды... Кто-то или что-то. Целеустремлённое, а значит — опасное.

Эй, милая, ты не спишь?

«Я никогда не сплю...» — скучно отвечает Мантия.

Мне почудилось...

«Главное, чтобы сам не чудил...» — парирует она.

Да не об этом речь! Что-то приближается... Что?

«Ты прогрессируешь не по дням, а по часам...» — интересно, это похвала или упрёк? Не понимаю.

Будешь отвечать?

«Вообще-то, ты и сам мог ответить на этот вопрос, если...» — Мантия вдруг растерянно замолкает.

И?

«Забыла: ты же не штудировал Магию Крови...»

Конечно, не штудировал! Почему-то мои наставники тщательно обходили этот предмет стороной в своих наставлениях...

«Придётся пояснить...» — вздыхает, как учитель, повторяющий один и тот же урок в сотый раз.

Уж поясни, пожалуйста!

«Это graah... Гончая Крови...»

«Гончая»? Мне не нравится это название!

«Это не название, а суть...» — поправляет она.

Тем более! Так что же представляет собой сие создание?

«Это не Создание, а недоделанная Сущность...»

Конкретнее!

«Её пускают по Следу...»

С целью?

«Найти и захватить или уничтожить преследуемый объект...»

Мне что, по капле из тебя сведения выдавливать? Кого она гонит?

«Угадай с трёх раз...» — обижается.

Кого... Из всех нас интерес представляет, пожалуй, только... Неужели — Ке?

«Правильно...»

Эта «гончая»... должна захватить или уничтожить?

«Пока не приблизится на достаточное для анализа расстояние, не узнаешь...»

Успокоила! Что я могу сделать?

«А почему ты вообще должен что-то делать?...» — искренне недоумевает.

Почему?! Потому что... В конце концов, я ответственен за жизнь и здоровье эльфки. По крайней мере, пока она не разродится...

«Плюнь и разотри...» — грубо усмехается.

М-да?

«Ты ей в «творцы» не навязывался, насколько я помню... И доходчиво объяснил, что всё произошло по чистой случайности... Кроме того, ты разорвал «подчинение»: за такой щедрый дар ей вовеки не расплатиться...»

Ты права.

«Но?..» — она слышит в моём ответе сомнение.

Я не хочу пренебрегать её доверием.

«Это не доверие, дурачок!... Она склоняется перед твоим...» — испуганно осекается.

Перед чем?

«Неважно... Зачем тебе вступать в схватку с graah?...»

А если...

В голову приходит парадоксальный, но совершенно правильный ответ.

Если я хочу использовать ситуацию для совершенствования своих навыков? Тогда как запоёшь?

«Наглец...» — удовлетворённо улыбается.

Итак?

«Не могу отказать в столь благородном и заслуживающем всяческого поощрения желании... Хотя ты, конечно, хитришь...»

Вовсе нет.

«Хитришь... Не любишь ты учиться — это я хорошо знаю...»

Не люблю. Но приходится. Хорошо, что не слишком часто... И вообще: ты заметила, что мне всё легче удаётся применять свои знания на практике?

«Заметила... Только в этом нет ничего удивительного: щедрее прочих оплачиваются именно бескорыстные жертвы...»

Ты о чём?

«Потом, на досуге, подумаешь и поймёшь... Сейчас времени нет...»

Вот именно!

«Слушай внимательно... «Гончая» не имеет материального воплощения: она — чистый Поток и поэтому её можно обнаружить только на Изнанке...»

Это нетрудно!

«Угу... Если учесть то, как неудачно ты совершил первое погружение...»

Но на этот раз ты мне поможешь?

Клянчу. Беззастенчиво клянчу.

Поможешь?

«Помогу...» — сдаётся Мантия.

Отлично! С этого и начнём?

«Как пожелаешь...»

И она приступает к созданию Стражей, позволяя мне подробно познакомиться с сим завораживающим процессом...

В принципе, я бы назвал эти псевдо-Сущности «слепками»[19], поскольку они являлись достаточно точными копиями основных внешних слоёв сознания. Признаться, зрелище немного пугающее: когда вы видите возникновение своего двойника, появляется некоторая тревожная настороженность... Как Мантия оперировала хрупкой материей чувств, мыслей и образов? Не знаю. Можно почитать соответствующую литературу и расспросить практиков, но... Я сам никогда не смогу это сделать — так зачем же тратить время на усвоение лишних знаний, если не успеваешь разобраться с насущными вещами?...

Погружение происходило медленно и плавно, предоставляя возможность наблюдать мельчайшие изменения мира за пределами собственного сознания. Сначала краски начинают выцветать... Нет, не так: цвета становятся прозрачными. Картина мироздания тает, как лёд, но когда последние оттенки уже готовы исчезнуть, я словно проваливаюсь на следующий этаж — и сущее снова расцвечивается сочными тонами. Другими, но не менее красивыми, чем те, что доступны обычному глазу...

Второй Уровень — это уровень наведённой магии, уровень внешних магических полей, мне сюда не нужно, и Мантия заботливо толкает меня в глубину...

Третий Уровень — уровень Кружев. Уже привычный и хорошо изученный. Дальше!

А-а-а-ах! А вот и Изнанка!

Пряди и Искры. Изначальное и глубинное. Она совсем не изменилась со времени моего первого посещения, но теперь я чувствую слабые колебания, заставляющие Пряди Пространства волноваться, словно листву под порывами ветра.

«Гончая» скоро будет здесь...»

Но мне же нужно подготовиться... А кстати, каким образом? Как вообще она действует?

«Graah состоит из примитивных уз крови... Узы помогают ей найти объект и взаимодействовать с ним...»

Хм, очень опасно звучит.

«Так уж обстоят дела...» — вздыхает, а мне опять приходится напрягаться, чтобы слышать ответы.

Скажи-ка... А что случится, если «гончая» обнаружит два одинаковых объекта?

«Я даже не хочу понимать, куда потекли твои мысли!...» — настораживается.

И всё же?

«Она захватит первый по порядку следования...»

И?

«Выполнит своё предназначение...»

То есть, второй объект будет в безопасности?

«Да... Но даже не думай!...»

Почему бы и нет?

«У тебя слишком мало сил...»

Я знаю.

«Это слишком трудоёмкое занятие...»

Но — возможное для меня?

«Оперирование чистыми энергиями тебе доступно...» — нехотя признаёт Мантия.

Подскажешь, если что?

«Ничего другого не остаётся... Но помни: ты делаешь слишком большое одолжение!...»

Мне любопытно попробовать!

«Тебе придётся кое-что и отдать...» — осторожное напоминание.

Отдать то, что вполне по силам?

«Может быть... А может быть, и не по силам...» — сомневается.

Будем верить в лучшее!

Непонятный и ранее неизведанный азарт захватил меня целиком и полностью. Я намеревался вмешаться в Изнанку, и тихо млел от собственной наглости. Если у меня получится...

Спросите: почему бы просто не развеять «гончую» по ветру? Слишком опрометчивый поступок. Если тот, кто её послал, узнает, что труды пропали втуне, он убедится сразу в нескольких вещах. Во-первых, в том, что эльфка жива. А поскольку лица, сопровождавшие её, не выходят на связь для отчёта, возникает вопрос: кто помог преступнице?... Во-вторых, узнать, что рядом с эльфкой находится некто, способный справиться с graah — это, я вам скажу, то ещё открытие! Гораздо лучше, когда недруги не имеют представления о твоих истинных возможностях. Больше шансов их удивить. Удивлённый враг — враг, стоящий на шатком мостке, и достаточно лёгкого пинка, чтобы... Однако, пора работать.

Я подхватил пальцами ближайшие ко мне свободные Пряди, осторожно перебирая их. Как струны, из которых собираюсь извлечь мелодию... Жаль, что игра на музыкальных инструментах никогда мне не давалась! Жаль... Зато лепка и живопись входили в число моих занятий ввиду благотворного влияния на крепость и проворство рук. Сейчас и слепим... Из того, что есть, то, чего нет... То есть, то, чего только что не было!

Вы умеете делать соломенных кукол? Я тоже не умею, но видел, как работают мастера. Пучок соломы складывается пополам и перетягивается верёвочками. Одна перетяжка — шея. Потом пучок раскладывается на три части: две потоньше — руки, одна толстая — тело, которое, в свою очередь, даёт начало ногам... Очень просто. Я поступил примерно также, только ничего не складывал и не перетягивал, потому что Пряди очень легко принимали предписываемую форму...

Несколько косичек, приблизительно похожих на паутинку, представляющую на Изнанке физическое тело Ке, получились слегка неровными, но покорно подчинились моим пальцам, застывая пока ещё бездушным каркасом. Пришлось даже встать, дабы соблюсти пропорции скелета...

Что ж, заготовка создана. Но для того, чтобы привлечь «гончую», необходимо наполнить сгусток Пространства жизнью. Или её подобием... Хотя ни один здравомыслящий маг никогда не делал ТАКИЕ подобия...

Где мне найти Искры?

«В самом себе...»

В самом себе?

Устало хмурюсь, проводя взглядом по собственным рукам. Да, даже здесь я не могу видеть, из чего состою! Издержки искусства, как говорится... Или — гримасы проклятия, возведшего непреодолимую преграду между мной и всем остальным миром. Разницы — никакой. Значит, придётся закрыть глаза. Совсем. И работать только по ощущениям.

Из чего состоит странное тело, которое я имею несчастье занимать? Кости, мышцы, сухожилия и что-то ещё в этом же роде, но всё перечисленное — вещи, неохотно и трудно принимающие вмешательство извне. А ведь есть нечто более пластичное... Кровь, конечно же. Вот от крови и будем танцевать...

Как она течёт? Не откуда и куда, но — как? Плавно. Уверенно. Величаво. Бесстрастно. Не принимая в расчёт чужие суждения и не подчиняясь приказам. Просто — течёт. Как текут реки. Но реку можно повернуть вспять, а моя кровь не позволит свершиться такому надругательству — она слишком своевольна...

Если не можешь заставить, нужно — что? Правильно! Попросить. Смиренно и искренне. Иногда даже необходимо предложить ответную услугу... Вот только что я могу предложить своей крови?...

Не спрашиваю, но ответ приходит. Странный ответ: словно кто-то старательно и размашисто выводит буквы прямо внутри меня...

...Ты можешь обещать не разбрасываться мной...

Ты... слышишь?!

...Конечно... Я всегда рядом... Я — часть тебя...

Ты знаешь, в чём заключается моя просьба?

...Да...

Ты можешь её выполнить?

...Могу... Если это необходимо...

Мне нужны Искры, чтобы сформировать Изнанку Кружева. Даже двух Кружев.

...Это будет больно...

Догадываюсь.

...Если ты решился...

Действуй!

И было больно. В самом деле. Очень больно. Больше всего формирование Искр походило на извержение. Только извергалась не вулканическая лава, а кровь. Из моего тела. Десятками капелек и — сразу. Она просачивалась сквозь крохотные поры кожи, и расставание тела с каждой каплей заставляло пожалеть о принятом решении. Я жалел. Но останавливаться — поздно...

Когда необходимое количество прозрачных, как осколки льда, безликих Искр повисло рядом со мной, мучения прекратились.

Странно, на вид — совсем немного, но почему я так ослабел?

«Потому что не надо делать глупости...» — укоряет Мантия.

Сколько у меня ещё времени?

«Несколько минут... Разве сам не чувствуешь?...»

Мне некогда обращать внимание на этот сквозняк! Надо успеть...

Искры мягко мерцают, маня сознание... Какие же мне нужны? Бирюзовые. Синие. Густо-алые. И как же добиться изменения цвета? Изменить Сущность.

Проще всего с красным: достаточно представить потерянную мной кровь, чтобы огоньки помутнели и налились соком, как спелые ягодинки. Нет, чуть-чуть светлее... Вот так — совсем хорошо!

Бирюза... Бескрайняя гладь моря, в которой отражается тяжёлое небо. Когда-то — всего несколько раз — я обнимал неспешно крадущиеся к берегу волны, и это воспоминание ничуть не потускнело: нужно только смахнуть с него пыль...

Синь... Что бы вспомнить на эту тему? Глаза? Точно! Ох, не хотелось бы тебя трогать, сестрёнка, но придётся... Только твои огромные, наполненные магией глаза способны помочь мне вдохнуть сапфировый огонь в бесцветные бусинки...

Получилось! Трудно, больно, мерзко, но... Получилось!

Осталось совсем немного — украсить сплетённые косы россыпью разноцветных Искр. Как там выглядело Кружево эльфки и её ребёнка?..

Когда последний огонёк занял своё место в Прядях, я перевёл дух. Да, именно такую картинку мне посчастливилось наблюдать в предыдущий раз. Надеюсь, моё «творение» обманет «гончую»... Кстати, а где она?

«На подходе...»

Поставь Щит рядом с Ке. На всякий случай.

«Уже...»

Наконец-то я вижу причину своей неблагодарной и утомительной работы.

Между Прядями, неловко изгибаясь, пробирается... нечто. Кособокое, мутно-грязное и неуклюжее.

И эта несуразица — «гончая»?!

«Согласна: маг, сотворивший её, не слишком искусен...» — посмеивается Мантия.

Да эту, с позволения сказать, недоделку даже следовало бы развоплотить! Почему ты сразу не сказала, что...

«Тогда ты не стал бы совершенствоваться в управлении энергиями...» — скалится.

Ах, ты!...

Слов нет. Посему снова уделяю пристальное внимание чужаку, ступившему в Периметр, за который я назначил себя ответственным.

Наверное, чародей исподволь желал получить что-то, похожее на материальный аналог. То есть — собаку. А вышло... Уродство. Во-первых, лап было не четыре, а всего две — одна передняя и одна задняя, что заставляло «гончую» перемещаться умилительно нелепыми прыжками. Во-вторых, вместо головы была... пасть. Прямо из шеи (только не заставляйте меня описывать, на что походило тело — не могу, стошнит!) торчали зубья. Именно зубья, а не зубы! И они беззвучно клацали в бесполезных попытках поживиться Прядями. Жалкое создание...

Впрочем, чувство жалости у вашего покорного слуги исчезло в мгновение ока, когда «гончая» увидела цель и прыгнула. То, что творилось дальше, можно описать примерно так: непотребство. Преследователь грубо и жестоко рвал на части то, чего недавно касались мои руки. Омерзительное зрелище: обрывки Прядей, брызнувшие в стороны Искры и бурый призрак, алчно вгрызающийся в уцелевшие фрагменты созданного мной подобия...

Но я старательно загоняю тошноту и гадливость обратно, потому что мне необходимо изучить стиль того, кто пустил по Следу эльфки сие чудовище. М-м-м-м... Та-а-а-ак... Любопытно... Несколько примитивно... Без особого полёта фантазии, но надёжно... Очень характерный почерк... Пожалуй, достаточно.

Тем временем «гончая» разодрала последние клочки «куклы» и довольно облизнулась. Б-р-р-р-р-р! Кыш отсюда, псина! Словно уловив моё презрение, чудовище развернулось и, грузно покачиваясь, последовало туда, откуда пришло.

Гадость какая...

Гадость. Но слепая жестокость, к счастью, не смогла нанести вред Изнанке: клочья Прядей текучими струями притягивались друг к другу, восстанавливая прорехи, а Искры таяли, вливая свои Сущности в единый океан мироздания.

«Пора возвращаться...»

Я готов.

Краски ринулись в обратный полёт, но перед тем, как Изнанка кивнула мне на прощанье, длинная тень снова взмахнула хвостом...

Я совсем забыл, что стою: как только сознание вернулось, оказалось, что тело хоть и допускает контроль над собой, но, к сожалению, не располагает силами, способными исполнять приказы сознания. Проще говоря, я начал падать. Но не упал. То есть, упал, но вовсе не на пол или на постель. Я упал в чьи-то сильные объятия. Жёсткие, прохладные, настойчивые, надёжные. И первый вдох, сделанный мной после возвращения с Изнанки, произошёл совсем не так, как можно было бы предположить...

Я вдохнул чужое дыхание.

Уверенно-властные губы накрыли мой рот, принуждая дышать в чуждом, но вовсе не противном природе ритме. А ещё спустя мгновение я понял, что не просто дышу.

В меня текла Сила. Не чистая Сила Источников, а Сила, высвобожденная из плена заклятий, высвобожденная не до конца — я даже могу проследить некоторые фрагменты, и то, что чувствую... О, это заставляет меня задуматься.

Очень знакомая волшба. Я имел удовольствие расплетать её дальних родственниц. Когда одного учителя привёл в негодность, а другого взамен не получил. Когда моим образованием в сфере магии занялась Магрит.

Правда, то, что вливалось в меня сейчас, было старым. Даже — древним. Оно возникло задолго до моего рождения. Возможно, даже Майрон не видел сотворения этой волшбы. А вот сестра... Она вполне могла присутствовать. Мой отец и моя мать — вне всяких сомнений...

Боги, как же хорошо! Кажется, что я знаю каждую цепочку, каждый завиток, каждую ниточку заклинания. Знаю наизусть. Не нужно напрягаться и думать, с какой стороны подойти к чарам — я просто поглощаю их, не замечая, как клетка волшбы тает, выпуская на свободу пленённую некогда Силу... Пью и никак не хочу напиться.

Тот, кто держит меня в своих руках, не заботится об удобстве, но острые углы тела, прижатого к моему, кажутся мягче и желанней любой пуховой перины...

Сила прорастает во мне стальными иглами, и каждый укол заставляет блаженно вздрагивать. ТАКУЮ боль я готов испытывать вечно!

Наслаждение, тонкое и изысканное, как вкус выдержанного вина. Смакую щедро рушащиеся потоки. Придирчиво оцениваю самые трудноразличимые оттенки... Несомненно, работа Созидающих. Несомненно. Следовательно: я имею дело с предметом. Каким? Об этом рано говорить... Построения в целом изящные, но очень и очень строгие, не похожие на прямолинейную мощь Фонтана... Постойте-ка! А это что? Кончик языка ловит крохотный фрагмент чар, чудом избежавший разрушительного влияния моей Сущности... Впрочем, ошибка мигом исправляется, и я глотаю уже полностью очищенную от следов заклятий Силу. Глотаю, но Знание... остаётся. В этом предмете участвовали Дарующие. Ничего себе! Я держу в руках... Точнее: меня держит в руках настоящее чудо! Предмет, наделённый душой. Нет, неверно: душа, воплощённая в предмете. Любопытно... Это, скорее всего, артефакт, но весьма своеобразный. Наверное, в чём-то своевольный. Своенравный. Капризный. Кажется, я знаю, кто ты...

Опьяняющая сладость Силы становится настолько приторной, что в ней начинает проступать горечь. Что-то не так... Что-то неправильно... Почему мне кажется: с каждым глотком я краду у моего спасителя минуту... час... день... год?! Довольно!

Вуаль опускается со скрежетом, как забрало помятого шлема. Губы, отпустившие меня, удивлённо шепчут:

— Почему? Тебе нужно ещё...

— Хватит, — заявляю твёрдо и непреклонно, снизу вверх глядя на растерянное лицо Мин.

— Не упрямься... — она вновь наклоняется, но я отворачиваюсь. — Учти: сейчас с тобой справиться — легче лёгкого! Лучше веди себя, как послушный мальчик...

— Зачем ты это сделала, g’haya? — продолжаю смотреть в сторону, хотя безумно хочу видеть её глаза.

— Ты разбудил меня, — вот и весь ответ.

— Только поэтому?

— Это больше, чем я смела просить, — признаётся Мин, и я всё же отпускаю свой взгляд на встречу со взглядом воительницы.

Никогда, ни в чьих глазах мне не доводилось заметить такой нежности. Неумелой. Неуклюжей. По-детски нелепой и старательной. Забавной. Но самое главное — эта нежность была предназначена только одному существу на свете. Вашему покорному слуге. За что, милая?

— Меня ты не просила... — смущённо лепечу, не в силах оторваться от созерцания чуда, мягко мерцающего в сером взгляде.

— Я просила многих, но ответил ТЫ, — она улыбается уголками губ, потому что ей совсем не смешно. Мин предельно серьёзна.

— Ответил? — непонятно, на что и кому я ответил. А впрочем...

— Неважно! — воительница небрежным кивком отгоняет ненужный вопрос.

— Но... Как ты оказалась в моей комнате? — наконец-то вспоминаю о деталях, требующих пояснения.

— Я почувствовала, как ты забрёл за Пределы, и решила посмотреть, что ты задумал. Признаться, не считала тебя способным на Договор и не сразу сообразила, что происходит. А когда догадалась... Поняла, что тебя нужно встретить.

Вот так. Просто и ясно. Откуда у неё способность разбираться в том, что мне, например, пока представляется туманным, несмотря на внушительную теоретическую подготовку?... Впрочем, знаю, откуда. Если её тело сотворили Созидающие, а Дарующие наделили мёртвый каркас тем, что нельзя потрогать и увидеть... О да, Мин — сложнейшая сеть чар, сплетённая знаниями и умениями, древними, как мир: нося в себе такую мощь, невозможно не стать её осмысленной частью...

И всё же, кто она? И — что она? В какой хладный комок материи была перемещена душа, лишённая прежнего пристанища? Я очень хочу спросить. Очень. Но — никогда не спрошу. Никогда. Потому что драгоценность Знания меркнет перед волшебной простотой чувства в глазах женщины, сжимающей меня в объятиях. Мне всё равно, кто ты! Слышите, боги? Мне — всё равно! Я хочу вечно быть рядом с той, которая, не задумываясь, отдала годы своей жизни ради того, чтобы несчастному уродцу стало чуточку легче!... И я клянусь больше не брать у неё ни минуты!...

— Мне нужно переговорить с Ке. Как можно быстрее, — говорю одно, а думаю совсем о другом.

Умеет ли Мин целоваться? И как получить ответ на этот, самый важный для меня последние несколько мгновений вопрос?

— Хорошо, — согласно кивает она. — Ты сможешь идти сам?

Идти? Да я готов взлететь! Только ноги почему-то подворачиваются... Видя мою неуверенность, Мин усмехается:

— Мой рыцарь не при оружии... Ладно, поменяемся ролями.

И она... Поднимает меня вверх.

Вас когда-нибудь носили на руках? Непередаваемое ощущение: освобождённый от оков земли, плавно парящий в качелях сильных рук... И наши лица оказываются на одной высоте. Совсем рядом...

Три вдоха спорю с самим собой. Жёстко спорю. Привожу убийственные аргументы. Ничего не могу предъявить в своё оправдание. Но полураскрытый бутон губ манит, и я не могу противиться...

...Кажется, мы целовались и спускаясь по лестнице, и входя в комнату Ке.

Эльфка не спала и, увидев странную во всех отношениях парочку, ехидно заметила:

— Обычно мужчины носят женщин на руках, но вы только что переписали законы природы заново...

С сожалением оставив губы Мин в покое, возражаю:

— У меня есть оправдание: слабое здоровье!

А воительница подхватывает:

— Мне вовсе не тяжело...

— Я вижу, — Ке почти давится смехом. — Могу поспорить: сейчас ты вообще его веса не чувствуешь...

И вот тут Мин покраснела. Как самая обычная девушка. Покраснела и поспешила опустить меня на пол. Собравшись с силами, я сделал несколько шагов и плюхнулся на наскоро прибранную постель. Эльфка присела рядом.

— Чему обязана столь ранним визитом?

— Почему ты не спала? — бросаюсь с места в карьер.

Ке хмурится:

— Меня что-то разбудило... Неясная тревога, исчезнувшая только совсем недавно. Не могу сказать точно, но мне показалось: кто-то хочет дотянуться...

— За тобой шла graah, — объяснил я, и тут же пожалел о легкомысленной прямоте: эльфка побледнела так сильно, словно в любую минуту готова была потерять сознание.

— И... где она? — тихий-тихий вопрос. Даже не вопрос, а вздох.

— Вернулась к хозяину.

— Как?!

— Съела подсунутую приманку и ушла, — пожимаю плечами.

— Приманку? — в бирюзовом взгляде проступает понимание, граничащее с потрясением.

— Я немного пошалил... Только Кэлу об этом незачем знать, — спешу предупредить. На всякий случай. — В общем, «гончую» удалось обмануть.

— Но...

— Все вопросы — потом! Кто-то очень хочет твоей смерти, Ке, и, боюсь, не успокоится, даже когда псина отрапортует о достигнутом. Бесследно исчезли пятеро твоих конвоиров — это не может не вызвать вопросы! Уже вызвало: иначе не было бы «гончей»! Псарь знает, где ты находилась, и вскоре здесь появятся другие ищейки. Вряд ли они будут спешить, ведь формально ты — мертва, но это не значит, что мы должны медлить. Нужно убираться, как можно дальше отсюда. Возвращайся домой, милая!

— Домой? Но они могут перехватить...

— «Они», зная, как испорчены твои отношения с родными... Испорчены, я прав? Так вот, «они» даже не подумают, что ты решишь вернуться. И первой же оказией...

— Сегодня, — кивает эльфка.

— Что — сегодня? — не понимаю сразу.

— За доктором должна прибыть карета. Думаю, он не откажет, если мы попросим...

— Удачная мысль! — киваю в ответ. — Ни тебе, ни Кэлу не следует трястись верхом. Так и поступим!

— Тебе тоже будет удобнее в карете, — улыбается Ке, и я растерянно встряхиваю головой:

— А при чём тут...

— Ты поедешь с нами! И доктору легче, и... Мне спокойнее. Во всех смыслах.

— Я вовсе не собирался... — пытаюсь отвертеться, но эльфку горячо поддерживает Мин:

— Тебе нужен уход и забота, пока не поправишь силы, и мы этим займёмся!

— К тому же, тебя стоило бы взять только на случай таких неожиданностей, как graah, — подмигивает Ке.

— Ну знаете, девочки... — я в замешательстве. Но — невероятно приятном.

— Знаем! — хором отвечают заговорщицы...

Под плавное покачивание кареты так хорошо спать! Или — хорошо притворяться, что спишь. Я занимался как раз вторым. Смежив веки, обдумывая своё положение и дальнейшие действия, изредка переговариваясь с Мантией...

Доктор, разумеется, был счастлив ссудить эльфов средством передвижения. Возница — взрослый молчаливый мужчина — не выказал вслух ни протеста, ни одобрения, но по гордому огоньку, время от времени навещавшему блёклый взгляд, было понятно: он польщён оказанной честью. В результате, там, где должен был располагаться один дядя Гиззи, уместились четверо. И уместились с достаточным комфортом, потому что, в отличие от доктора, мы были обременены только съестными припасами, некоторым количеством тёплой одежды и толикой лекарственных снадобий, а не мешками сушёной травы...

Все были довольны. Все. Кроме вашего покорного слуги. Когда я понял, что почти всё время вынужденного путешествия мне придётся не расставаться с Вуалью, мой энтузиазм резко поубавился. Судите сами: без Вуали мне нельзя находиться рядом ни с кем из них (возницу я не считаю, потому что не испытывал ни малейшего желания мёрзнуть на козлах). С Кэлом нельзя, потому что он и так должен судорожно восстанавливать разорванные связи, а заодно — залечивать рану. С Ке нельзя, потому что она в данный момент весьма ослаблена и, кроме своего собственного благополучия, вынуждена уделять внимание ребёнку. С Мин... С Мин нельзя, потому что я не могу красть её время. Пусть воительнице отпущено больше дней, чем мне — всё равно! Отнимать жизнь по щепотке... Одна женщина уже умерла в ходе такой процедуры, хватит! Если я могу принять меры, я их приму, чего бы мне это ни стоило!...

А вообще, есть, чем гордиться. Правда, есть. Я кое-чему научился. Точнее, наконец-то, смог применить на практике часть полученных некогда знаний. Кто бы мог подумать, что меня учили нужным вещам? Кто угодно... Только не я сам. Ни за что и никогда. Как вспомню ворох запутанных истин и излишне подробных сведений, вываленных на мою бедную голову... Неужели весь этот хлам начал раскладываться по полочкам? Не верится. Но факты говорят об обратном. Постоянная (хоть и нежеланная) практика дала свои результаты: перестав (в силу элементарного привыкания) затрачивать чрезмерные усилия на простейшие действия, я смог уделить внимание новому уровню вмешательства в структуру мироздания. И это пугало. Пугало, потому что... Туман, скрывающий возможные достижения, становится всё прозрачнее, а в некоторых местах уже растаял совсем. Да, мне нужно учиться. Того, что я знаю, достаточно для нырка, но чтобы куда-то двигаться сквозь толщу событий, необходимо... Как это ни парадоксально звучит, необходимо именно ДВИГАТЬСЯ. Куда? Как? С каким напором? Напролом или осторожными шажками? Всегда есть риск не справиться с неожиданно доступной силой. Да и сила ли это? Теперь есть повод усомниться...

Но на Изнанке... На Изнанке я почувствовал себя почти... полноценным. Я смог творить. Боюсь, вам не понять всего восторга этого божественного акта. Восторга, который приходит потом — спустя очень продолжительное время после завершения трудной и неблагодарной работы. Восторга, смешанного с болью потери. Нет, даже не так: с болью прощания, потому что держаться за результаты своего труда — эгоистично и неправильно. Высшее наслаждение — творить для других. Видеть радость в чужих глазах — пусть, адресованную не лично тебе, а тому, что ты сделал, но всё же... Слышать восхищённые возгласы... Самое главное — вовремя остановиться и отпустить то, что сотворил. Если не отпускать, не сможешь покорить новую вершину, потому что груз прежних достижений будет висеть на твоих ногах тяжёлыми цепями... Не верите? Я не заставляю вас принять мою точку зрения. Некоторые вещи вы должны понять самостоятельно, иначе... Иначе никакие мудрые советы вам не помогут.

Худо-бедно, но, кажется, мне удалось нащупать тропинку через Топь Обретения. Куда меня выведет? Хм. Не знаю. Но стоять на месте или, того хуже, идти назад... Не получается. Словно Путь вдруг наклонился, увлекая меня под горку... Хотя, где вы такое видели: спускаться вниз, уставая так, словно карабкаешься вверх? Непонятно, но, пожалуй, не стоит воровато заглядывать туда, где меня спустя некоторое время вполне могут принять с распростёртыми объятиями. Не к спеху. Я поднялся на очередную Ступень и, чтобы уверенно шагать дальше, нужно тщательно изучить плиту под своими ногами. А чтобы изучать, непременно нужны двое. Догадались? Конечно, учитель и ученик. Ученик — в наличии. Что же касается учителя...

Дорогуша, ты подозрительно молчалива последние дни!

«Пока ты не делаешь глупостей, мне можно дышать свободно...» — горделиво сообщает Мантия.

Глупостей... Я же не нарочно!

«Это и подкупает...»

Ты у нас всё знаешь, верно?

«Всё — не всё, но... А что тебе надо?...» — слегка настораживается.

Скажи, почему у меня получилось?

«Что?»

Подобие.

«Спешу разочаровать: это было вовсе не подобие...»

А что же?

«Всего лишь заготовка, существующая только на Изнанке...»

Да-а-а-а-а? Жаль. А я-то думал...

«Думал, что способен таки плести чары?... Хе-хе...»

Но почему — нет? Ведь получилось же...

«Ты можешь управлять своей кровью... отчасти... Но только там, где кровь течёт повсюду, и только тогда, когда получаешь её согласие...»

Обидно!

«Неужели?...» — подначивает.

Обидно сознавать, что сам по себе ни на что не способен.

«О, ещё как способен!...» — рот — до ушей. Ну, если бы у неё был рот...

И на что же?

«Ты рождён для того, чтобы разрушать — это у тебя получается просто замечательно!...»

Но я не хочу разрушать. Я хочу создавать!

«Вон как заговорил...» — вздыхает. С искренним сожалением.

Это... совсем невозможно?

«Совсем...»

Но на Изнанке... Я же смог...

«Во-первых, какой ценой?... А во-вторых... Не хотелось читать тебе лекцию, но, вижу, что необходимо... Иначе натворишь, на свою голову...»

Несколько вдохов Мантия молчит, словно собираясь с мыслями, а потом начинает рассказывать, и, надо отметить, её изложение трудного для понимания предмета проникает в моё сознание гораздо глубже и легче, чем старания других учителей. Может быть, потому, что она говорит моими словами и мыслит хорошо знакомыми мне образами?...

«У тебя, и в самом деле, получилось... кое-что... Не буду умалять твоих достижений: они великолепны... Не ожидала, что всё пойдёт так быстро и успешно... Но, милый мой, кукла — это ещё не живое существо... Ты сплёл каркас и прикрепил к нему Искры, которые соответствуют узлам Кружева... на другом уровне... Поработал на славу, это верно... Но если бы graah жила не только на Изнанке, у тебя и эльфки возникли бы немалые трудности...»

Поясни.

«А я чем занимаюсь?... Не перебивай!... Так вот, чтобы грамотно сотворить жизнь, создав Изнаночную Сущность, нужно переходить выше — плести Кружево, а эта работа тебе не под силу, потому что требует именно СОЗИДАНИЯ... Изнанка — уровень Сущностей, и на нём ты способен... взаимодействовать с Сущностями, но... Любая Сущность имеет материальное воплощение, чтобы быть полноправным участником материального мира... Ты же не хотел сотворить призрак эльфки?...»

Ещё чего не хватало!

С трудом подавляю дрожь.

«То-то... Итак, на Третьем Уровне необходимо сплести Кружево, для чего приходится заимствовать Силу у Источников... Не буду подробно останавливаться — всё равно тебе эти знания ничем не помогут, а расплетать... Давно уже научился... Но и это ещё не всё!... Нужно поработать и на Втором Уровне...»

А это ещё зачем?

Удивляюсь. Ведь там же почти ничего...

«Глупый... Любое Создание, вмещающее в себя Сущность, должно обрести своё место в мире, а для этого именно на Втором Уровне устанавливаются все его связи с внешними магическими проявлениями... И только позже — через долгое время и долгие труды — можно вывести Создание на Первый Уровень, озаботиться его плотью и правильно разместить в ней сознание...»

Как сложно!

«Сложно... А ты думал: тяп-ляп и всё?... Э, нет, дорогой, творение — очень сложный и длинный путь...»

Поэтому Созидающие пользуются таким уважением?

«Конечно... Но в первую очередь, уважение заслуживается тогда, когда обдуманно выбираешь Путь и идёшь по нему, не сворачивая, чтобы ни случилось...»

У меня так не получится.

«Ну, если только твой личный Путь не состоит из зигзагов...» — подмигивает?

Значит, если бы graah существовала сразу на нескольких уровнях, мне пришлось бы её уничтожить?

«Скорее всего... Скажем, хотя бы отогнать...»

Ты заставила меня задуматься.

«Для этого я и разговариваю с тобой...» — улыбается. Неожиданно тепло.

М-да?

«Если ты не будешь задумываться, ты не сможешь понять, куда идти... Или хуже: пойдёшь не в ту сторону...»

Это опасно?

«Жить — вообще опасно...»

О, это я знаю!

«Надеюсь, впредь ты будешь действовать осмотрительнее...»

Может быть... Ты знаешь, кто такая Мин?

«Конечно...»

Но не скажешь?

«Нет...»

Почему?

«Некоторые вещи... Ведь тебе это не важно, я права? Твоё отношение к девочке не изменится, даже если я расскажу все подробности, верно?...»

Откуда ты знаешь?

«Я чувствую то же, что и ты, не забывай... Ты ещё не понимаешь всей глубины возникшей между вами связи, а я... я уже знаю, что ты влюблён...»

Что?! Влюблён?! Нет, я...

«Это не так уж плохо... Она — хорошая девочка... Да и твоя любовь — ТАКАЯ любовь — не причинит вреда никому из вас...»

Точно?

«Не волнуйся... Но будь осторожен: женщины в любви не имеют привычки останавливаться, и тебе самому придётся контролировать происходящее...»

Звучит пугающе.

«Ты справишься... Хотя бы потому, что твои чувства никогда не смогут надолго взять верх над твоим разумом...»

Ну а это-то почему?

«Потому что ты подсознательно удерживаешь в равновесном состоянии... Себя и то, что вокруг...»

Разве? Не очень-то похоже на правду...

«Ты просто не хочешь принимать Истину к сведению, но от этого она не теряет свою силу, ведь так?...»

Я надулся и прекратил разговор.

Зыбкая тема чувств всегда казалась мне сложной для понимания, и остановимся на этом. А вот, что касается равновесия... Большую часть своих глупостей я совершаю, ни о чём не думая. Раскаяние и осмысление приходят много позже, увы. Если приходят... Хотя, лучше бы в некоторых случаях и вовсе не приходили... Надо бороться с порывами души, надо. Но как? Просчитывать каждый шаг? Попросту некогда. Заготовить план действий впрок? Ха! Вы когда-нибудь видели планы, от первой до последней буквы претворённые в жизнь? И я не видел. Зато точно знаю: стоит что-то запланировать — хоть мельчайшую из мелочей — как судьба гнусно ухмыляется и перетасовывает колоду гадальных карт. Я собирался вместе с Гизариусом отбыть на север — в столицу или куда-то там ещё — а вместо этого... Вместо этого в удивительно быстром темпе перемещаюсь на юго-запад, в сторону эльфийских владений. По Регенскому тракту вниз, на Ольмский тракт и далее до развилки, где начинается Королевский Путь, и где цветёт пышным цветом блистательная вольная Вайарда — город посредников и сделок...

С Кэлом вышло некрасиво. Даже дурно. Я, как обычно, обуреваемый желанием помочь, натворил попутно кучу ошибок, чреватых очень серьёзными последствиями.

Зачем вообще нужно было доводить до кровопролития? Первая и самая страшная оплошность, как я теперь понимал. Пустота не пожелала следовать предписанному мной пути и вместо того, чтобы, стелясь по поверхности клинка, пожрать vere’mii, вмешалась в структуру стали и, захватив тело рикты, пронзила несколько слоёв Кружева эльфа. Пронзила, попутно доказав очевидную истину: невозможно повелевать тем, что подчинению не поддаётся. На будущее — прекрасный урок, но что делать в настоящем? Осторожно — можно сказать, издали — я осмотрел результаты своих «благих намерений» и ужаснулся. Если физическое тело листоухого мало помалу заживало, то всё остальное до сих пор пребывало в нарушенном состоянии. Единственное, что не могло не радовать: Пустота не успела добраться до Изнанки Кэла. Утешение, конечно, небольшое, но мне что-то не хотелось ещё раз душевно беседовать с Прядями...

Наверное, я смог бы восстановить потери Искр. Даже наверняка смог бы. Однако не всё так просто в подлунном мире. Искры, вышедшие из моего тела, не могут не нести дыхания моей Сущности, как бы я не старался очистить их от тлетворного влияния Пустоты. Увы, увы, увы. Да, можно было подсадить Кэлу парочку капель моей крови, но возникает закономерный вопрос: к чему бы это привело? Вряд ли к хорошему и благостному результату. Мало того, что вмешательство в кровь все здравомыслящие расы, облечённые могуществом, считают недопустимым и опасным действием, жидкость, текущая по моим сосудам, не предназначена для созидания жизни. Скорее всего, получив от меня Искру, эльф был бы приговорён к смерти. Или — к разрушению. И не знаешь, что лучше: самому тихо умереть, либо принести боль и страдания сотням душ...

Вмешательство на том уровне, который был мне подвластен, не требовалось, а на других я помочь и не мог. Оставалось надеяться, что мы без проблем и потерь сможем добраться до земель, граничащих с эльфийскими лесами, и соплеменники окажут Кэлу надлежащую помощь. Впрочем, надежда — вредное чувство. Если она не оправдывает наивных ожиданий, полученный от судьбы удар способен расшатать душевное здоровье сильнее, чем любая ожидаемая тягость. Собственно говоря, поэтому я не шибко надеялся избежать неприятностей в пути, хотя и рассчитывал на пару дней временного преимущества перед преследователями. А в том, что преследование не заставит себя ждать, ваш покорный слуга и не сомневался.

В самом деле: пусть «гончая» вернулась к своему хозяину, сыто облизываясь. Пусть. Но вопрос о том, что случилось с пятёркой солдат, остался открытым. Не думаю, что злодей, стоящий за происходящими событиями, отправил по следу своих коллег: мало кто из нежного племени чародеев согласится в предзимней сырости бродить по негостеприимным городам и весям. Значит, опять снаряжён «летучий отряд», к которому, для некоторой надёжности, приписан маг, натасканный на построение Порталов и примитивные заградительные чары. В конце концов, могли на пути солдат встретиться разбойники, превосходящие людей на королевской службе числом и умением, как вы думаете? Вполне могли... Так, о чём я? Ах, да: отряд послан на разведку с предписанием не вступать в открытый конфликт без необходимости. А если таковая всё же возникнет, что ж... «Вырезать всех» — короткий и недвусмысленный приказ.

Мы опережаем преследователей на день-два, не больше, к тому же вынуждены придерживаться накатанной дороги, потому как, по глухому лесу карета не в состоянии проехать. Ищейки, скорее всего, верхами и чередуют конные переходы с нырянием в Портал. В этом случае они обязательно должны давать своим животинкам время на отдых: лошади тяжело переносят прыжки сквозь Пространство. Впрочем, по мере приближения к цели, солдаты прекратят пользоваться помощью мага, целиком и полностью положившись на остроту шпор... Значит, нам нужно преодолеть как можно большее расстояние, пока преследователи вынуждены устраивать продолжительные привалы. Надеюсь, дядя Гиззи смог отвертеться от расспросов... Впрочем, если я правильно оценил положение доктора в иерархии Орлиного Гнезда, Королевская Стража не будет для него серьёзной проблемой. И солдаты в «свободном поиске» — тоже. Некоторые персоны неприкосновенны в силу своей значимости даже для тех, кто вправе пресекать жизни. Можно, конечно, вступить в спор с могущественными силами, но зачем? Тут мало быть «не робкого десятка» — нужно нечто иное. Думаю, солдаты (а тем паче — наёмники) больше дорожат своей шкурой, чем склонностью к импровизации... В любом случае, за доктора я не волновался. Может быть, зря, потому что, помимо угрозы со стороны неизвестных заговорщиков, поселившихся в королевском дворце и не брезгующих убийством эльфа, над Гизариусом нависала тень Мастера. Даже если Рогар не против постоянных отлучек своей собственности фрэлл знает куда, рано или поздно подобная самодеятельность с моей стороны станет совершенно неприличной... Доктор получит по шее, это факт: отпустил, неизвестно на какое время, неизвестно с кем, неизвестно зачем, да ещё в состоянии, мягко говоря, «не-стояния» — на что это похоже? На пренебрежение своими обязанностями и обязательствами (что, как полагаю, гораздо хуже). Ох, не завидую дяде Гиззи...

Беседы с Ке (кроме приятного времяпрепровождения) ничего не дали. Как я и полагал, зелье, основным компонентом коего являлась «роса» неизвестного пока вида, существенно затуманила сознание эльфки. Смутные воспоминания об учинённых расправах меня не интересовали в силу своей неоправданной жестокости и отсутствия смысла, а подробно рассказать о маге, вовлёкшем её в столь неприглядные дела, Ке не могла. Ну, смуглый. Ну, маленького роста. Кажется, занимает не последнее место при дворе, но это я и сам мог бы предположить: если уж он без труда подсунул в свиту малолетнего принца безумную эльфку, то да — он таки имеет влияние! О мотивах неизвестно ровным счётом ничего. Кое-какие догадки, разумеется, можно высказать, но, право, поостерегусь: поспешные выводы не доводят до добра, какими бы ни казались правдоподобными и подходящими к случаю. Нет, такие проблемы нужно рассматривать только по месту их появления и при участии всех действующих лиц! А мне следовать своему же решению было затруднительно — хотя бы потому, что карета, в которой сладко посапывало моё бренное тело, ехала по Регенскому тракту не на север, а на юг, а потом плавно переместилась на основательно расквашенный осенней распутицей Ольмский тракт...

Мы редко останавливались на постоялых дворах. Чтобы не привлекать внимания, разумеется: слишком уж пёстрая и странная компания. Тем более, эльфы были не в состоянии наводить морок с целью маскировки. Так что, большая часть ночёвок и привалов проходила на природе. Не без ущерба для здоровья: я, например, подозревал, что насморк, появившийся примерно на третий день пути, никогда меня не покинет... Доктор снабдил нас не одной фляжкой согревающих снадобий, но мы старались экономить: неизвестно, что и когда пригодится...

Силы возвращались быстро, но не настолько, чтобы я с удовольствием двигался. Помощь Мин была как нельзя кстати, не отрицаю, но одно дело — проглотить лекарство, и совсем другое — дождаться, пока оно договорится с организмом о взаимодействии. У меня получалось плохо: слишком маленький перерыв между визитами на Изнанку. В таких случаях под рукой неплохо иметь Мост, а не странный артефакт... Рианна здорово бы могла меня выручить. Могла бы... Интересно, как она там? Заботится о брате? А впрочем, что я задаю сам себе глупые вопросы? Конечно, заботится! Если ей хватает сил, чтобы выдержать натиск придворных магов: скрыть Могущество не так-то просто, а принцесса... Могущественна. Смею надеяться, что она не будет разменивать приобретённое сокровище по мелочам. Фрэлл! Ей же надо учиться... но будут ли её УЧИТЬ? Велик соблазн поэкспериментировать с чудесными свойствами девочки, а не помочь ей овладеть тонкостями самоконтроля. Очень опасная ситуация... Хотя, на первых порах Ри вполне может строить из себя дурочку (если она внимательно наблюдала за вашим покорным слугой, то сему искусству успела обучиться!), а потом... Потом я найду ей учителя. Мудрого. Рассудительного. Спокойного. Опытного. Снисходительного. Терпеливого. Надо будет спросить Рогара: вдруг такой, и в самом деле, имеется?...

Вопрос с Дэриеном остаётся открытым. Что там напутали маги при Инициации и из каких соображений — даже гадать не хочу. А ведь пообещал сдуру... Подумать. Если бы принц мог знать, что «подумать» для меня означает влезть в дерьмо по уши, вряд ли настаивал бы на моём участии в своих проблемах... Но я всё-таки подумаю. Сам помочь не смогу, ну так что же? Мир не без добрых людей. И не без успешно действующих негодяев, как мне скоро пришлось убедиться...

По расчётам возницы, до Вайарды оставалось не более трёх суток пути, и эльфы заметно повеселели, а я, напротив, начал впадать в некоторое уныние. Ну, хорошо, доедем до города — и что дальше? Листоухие встретят соплеменников и отправятся домой, а мы с Мин? Останемся на месте или поспешим за доктором, который, насколько вообще можно быть уверенным, отправился в северном направлении — то ли в столицу, то ли в пресловутую Академию? Есть, над чем подумать... Возвращаться, конечно, нужно, но не особенно хочется. Дядя Гиззи начнёт таскать по лавкам и выяснять, с кем из заезжих купцов кроме семейства иль-Руади мне довелось свести знакомство... Слава богам, что я мало участия принимал в торговых операциях! Иначе... Иначе у меня возникли бы серьёзные проблемы. Не хочу развлекать доктора. Надоело. Дурацкое и бессмысленное занятие. Мы оба, конечно, получаем удовольствие, но результат-то — нулевой! Смеяться тоже следует с пользой...

Погружённый в такие невесёлые раздумья, я качался на кочках вместе с каретой. Следовало бы думать о серьёзных и насущных вещах, но собственные переживания всегда кажутся более значимыми, чем происходящее вокруг, не так ли? Вот и мне такая позиция ближе к телу! И неожиданно резкая остановка, основательно встряхнувшая меня и моих спутников (встряхнувшая в прямом смысле этого слова) поначалу была воспринята недовольным разумом, как досадная помеха на Пути Познания. Но только до тех пор, пока тишину, нарушаемую лишь шумным дыханием лошадей и скрипом мокрого снега, не прорезал властный, и как мне почудилось, довольный голос:

— Именем короля!

Я поймал встревоженный взгляд Ке и качнул головой. Похоже, мы попались. Каким образом? Да что проку сейчас рассуждать об этом? Нужно срочно продумывать защитные действия... Хотя, что тут можно придумать? Из меня боец — посредственный, годный только к поединку «один на один», либо к массовой свалке, но лишь щедро приправленной неожиданностью. Эльфка, скорее всего, может за себя постоять, но не думаю, что её умений и сил хватит хотя бы на половину противников, к тому же, из оружия у нас — только две рикты, которые хороши для уколов, но совершенно не подходят для парирования ударов тяжёлых клинков... У Кэла есть лук, но, во-первых, из кареты стрелять несподручно, а во-вторых, стрелок сейчас не в состоянии натягивать тетиву. Мин... Она-то всегда готова к схватке — вон, как подобралась и напружинилась! За воительницу можно быть спокойным: в крайнем случае, всегда сможет уйти. М-да, неудачный расклад. Если бы мы были рассредоточены, оставалась бы некоторая надежда на благоприятный исход, а так... Карета — великолепная мишень. Если с атакующим заклинанием я справлюсь, шутя, то от арбалетных стрел укрыть и укрыться не могу. Да как же, фрэлл подери, они нас нашли?...

...Потом, по прошествии времени, мне стала совершенно ясна причина — если не быстрого, то весьма успешного — обнаружения беглянки и всех нас заодно. Во всём была виновата моя беспечность: заглянул на Изнанку, но не удосужился проверить самый доступный и самый понятный уровень — уровень наведённой магии. Сглупил, признаю. Но мне (кому вообще нет нужды заботиться о магической чистоте тела) и в голову не могло прийти «почистить» Периметр Второго Уровня... Как я потом понял, вольно или невольно, но за время, которое эльфка провела в обществе капитана своих конвоиров, на её внешнем Кружеве отпечатался рисунок заклинания, долженствовавшего помогать магу следить за перемещениями отряда. В результате, даже после гибели основного носителя чар слежения оные чары не распались окончательно, оставив почти законченный узор на Ке. И новым ищейкам не составило особого труда найти нас... Мне же было трудно предположить такую возможность, поскольку хорошо заметна лишь активно действующая магия, а подвернувшаяся в этот раз волшба работала совсем по другим принципам[20]...

— Господа, покиньте карету!

Кэл презрительно скривил губы. Лицо Кайи стало похожим на маску. Мин зло сощурилась. Я положил руку на задвижку дверцы. Если уж выходить, то первым лучше быть мне — есть маленькая вероятность, что маг, присутствующий в отряде, начнёт действовать, независимо от того, кто ступит на снег, и тогда ваш покорный слуга окажется как нельзя кстати...

Привстаю, собираясь выходить, но в этот момент сдавленный возглас возницы заставляет волосы на загривке встать дыбом:

— Всеблагая Мать...

Не в силах более пребывать в неизвестности, вываливаюсь из кареты как раз вовремя, чтобы стать зрителем красочного, но очень странного действа.

Солдат оказалось больше, чем в прошлый раз: на глаза попался по меньшей мере десяток, из которого у половины в руках можно было заметить взведённые арбалеты. На периферии маячил хлипкий и, судя по виду, сопливый парнишка, путающийся в необъятных складках излюбленного чародейского одеяния. Интересно, к какому возрасту маги начинают понимать, что одежда совершенно не важна: если ты способен творить волшбу, то хоть в драный коврик закутайся, а всё равно будешь иметь уважение?... Наверное, он собирался оглушить беглую эльфку (и всех её спутников заодно) чем-нибудь простым и действенным, но не успел. По очень понятной причине: от изумления. Полного и всепоглощающего. Я тоже открыл рот, потому что...

Тело представителя королевской власти (уж не знаю, каким чином он был удостоен на настоящий момент) — того самого, что приказал нам покинуть карету, висело в воздухе, на расстоянии трёх локтей от утоптанного снега. Висело вместе с лошадью, причём последняя судорожно дёргала конечностями во всех доступных направлениях, безнадёжно пытаясь обрести свободу. Всадник не дёргался. Он вообще вряд ли уже чувствовал, что с ним происходит.

Тело сминалось и с чавкающим звуком исчезало... прямо в воздухе. На снег текли струйки крови и испражнения — как седока, так и лошадки. Когда невидимая пасть добралась до бедного животного, хрипящего из последних сил, я невольно отвёл взгляд в сторону, потому что чувствовал: ещё немного, и меня вырвет. Остальные участники сцены были примерно того же мнения, потому что на их лицах явственно читалось отвращение, с большой охотой уступающее место паническому ужасу. Задние ряды солдат дрогнули: вот один молодой человек, не выдержав душераздирающего зрелища, пришпорил свою лошадь и понёсся напролом через лес — куда угодно, лишь бы подальше от невидимого ужаса. Ещё один... К чести мага следует сказать, что он попробовал хотя бы выяснить, что за чудовище пожирает командира отряда. Попробовал. Но лучше бы этого не делал... Почему? Во-первых, результата всё равно не получил. Никакого, кроме того, что посланное им заклинание, способное уничтожить пяток реальных монстров, просто кануло в никуда. В пустоту. В пустоту?...

Я нахмурился, следя за тем, как волна Пространства, поднявшаяся от волшбы молодого чародея возвращается к нему самому, чтобы... Чтобы подарить вечную юность, смяв и расплющив хрупкое тело. Пустота... Оч-ч-чень знакомо. Прямо-таки, до боли знакомо. Но та Пустота, что живёт во мне, никогда не действует сама по себе, а это значит, что и теперь она пользуется чужими руками. Или — лапами. Что за зверь или человек нагнал жути на наших противников? Третий Уровень Зрения не поможет, но погружаться глубже я всё равно сейчас не могу... Пробую подобраться к грани, не заступая на Изнанку, и убеждаюсь: кто бы или что бы ни расправлялось на моих глазах с живыми существами, его природу не определить. Пока он/она/оно того не пожелает...

Пустота сыто срыгнула, выплюнув на окровавленный снег несколько мелких кусочков — должно быть, застряли в зубах. Наконец-то скинувшие с себя оцепенение арбалетчики дали дружный, хотя и несколько судорожный залп по врагу. Стрелы пролетели насквозь через то место, где прятался невидимый монстр, что лишний раз подтверждало: ничего у вас, парни, не выйдет. Парни поняли и — пока ещё оставшиеся в живых — резво развернули лошадей. Уйти удалось не всем: ближайший к месту кровавой расправы всадник был пойман пустотой в тот самый момент, когда его лошадь, повинуясь поводьям и нещадному удару шпорами, совершала прыжок. Картинка, надо сказать, получилась впечатляющая: так и не коснувшись копытами земли, животное на короткий вдох повисло в воздухе, а потом... треснуло и разорвалось пополам. Вместе со всадником. Орошая кровью снег и тех, кто, не в силах оторвать взгляд от происходящего, находился поблизости. То есть, попало и на возницу, и на меня, и на эльфов. Одна Мин ухитрилась увернуться от веера горячих капель.

Истошный вопль, исполнителями которого стали слившиеся в агонии человек и животное, подстегнул солдат ещё надёжнее и сильнее, чем прежний ужас. Спустя несколько секунд только удалявшийся хруст веток и чавканье копыт свидетельствовали о том, что на дороге всё же были люди кроме нас пятерых. Когда же последний из звуков скоропостижного бегства стих, Ке медленно повернула ко мне голову и одними губами спросила:

— А что делать нам?

Действительно, что? Бежать — поздно, да и пока мы погрузимся в карету, пройдёт достаточно времени, чтобы неизвестное чудовище отловило нас по одному. Честно говоря, я пребывал в глубочайшей растерянности. Не зная природы монстра — да что там, природы! — не зная даже, где именно он находится... Куда бежать от неведомой опасности? Тем более, что... В отличие от всех остальных мне почему-то не было страшно. Даже любопытно не было. Наверное, потому что в следующий же момент, последовавший за вопросом эльфки, чудовище решило явиться нашим взорам.

Воздух над дорогой задрожал — легко-легко, как слабенькое летнее марево — и начал раздвигаться. Словно перед нами располагалось зеркальное стекло, отражающее то, что находится ЗА НИМ, и сейчас это самое стекло узенькими полосками складывалось, как ширма, открывая... Я ахнул от удивления.

Она выглядела самим совершенством. От кончика мельчайшей чешуйки на длинном — невероятно длинном — хвосте до матово мерцающих когтей. Инеистая ящерица, собственной персоной. Чудо из чудес. Скажете: чего же тут удивительного? Ничего. И — всё. На расстоянии двух десятков шагов от меня, изящно изогнув гибкое тело, парил над землёй зверь, который не существует. В нашем Пласте Реальности. Вообще — в Пластах. Единственное животное (да и животное ли?), избравшее местом своего обитания Межпластовый Лабиринт. Я видел изображение этой ящерицы только на гравюрах, обычно сопровождавшихся подписью: «Встреча и личное общение не рекомендуются». Но почему? Ведь она... Она прекрасна.

Чешуйки меняют свой цвет в зависимости от того, под каким углом на них падает солнечный луч: вот они кажутся почти чёрными, а вот, встопорщившись, становятся прозрачными... Наверное, именно так красавица и скрывала своё местонахождение — играла наклоном чешуек. Да, пожалуй, именно так. Просто и эффективно. Кто бы мог предположить, что мне посчастливится наяву увидеть волшебный сон? Охваченный непонятным счастливым возбуждением, я двинулся по направлению к ящерице.

Что тянуло меня? Не знаю. Не могу объяснить. Но даже самые убедительные доводы не смогли бы заставить передумать и прогнать желание прикоснуться к призывно мерцающей чешуе...

Шаг. Второй. Третий. Громада гибкого тела нависает надо мной, и я поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза одного из прекраснейших созданий в мире. Точнее, за пределами мира...

Эти глаза не имеют цвета. Или — состоят из всех возможных цветов и их оттенков. Вертикальные зрачки похожи на ночное небо: в них точно так же вспыхивают и гаснут... звёзды? Пасть приоткрывается, узкий язык зеленовато-жемчужного цвета на мгновение показывается мне и тут же снова втягивается внутрь. От ящерицы веет... домом. Не тем, который я когда-то покинул, чтобы (как полагал до недавнего времени) не возвращаться, а тем ДОМОМ, который живёт только в самой потаённой мечте, в самой сокровенной фантазии умирающей души. Это не объяснить словами, да и образы не помогут. Это надо чувствовать, а не осмысливать или наблюдать... Я знал, что на меня с ужасом и непониманием смотрят те, кто мне небезразличен, но не мог противиться мечте, раскрывающей объятия...

Зрачки распахиваются широко-широко, заполняя собой всю радужную оболочку. Кто может устоять перед ТАКИМ приглашением? Я — не могу. И падаю в бездонный колодец бесстрастных глаз. Падаю, в последний момент понимая, ЧТО меня толкнуло: комок слизи, разлетевшийся брызгами по моему лицу. Такой холодной слизи, что её прикосновение обжигает жарче любого огня... Я слышу только горький вздох Мантии:

«Как рано...»

И опускается тишина.

Здесь нет никого и ничего. Пространство заполнено взвесью мягко и ровно светящихся пылинок и из-за этого кажется белым. Но если бы подул ветер и прогнал призрачный полог, повисший в том, у чего нет названия, осталась бы чистейшая Пустота.

Здесь нет расстояний. Если сделать несколько шагов — хоть в каком-нибудь направлении — место, которое покинул, исчезнет, как будто его и не было...

Как я оказался здесь? Наверное, меня привела ящерица. Но где она сама?...

Пусто. Светло. Скучно.

Больно.

Я поворачиваю голову и смотрю на правую руку. Под кожей отчётливо ощущается движение. Что-то неприятное, но не чужеродное пробивает себе дорогу наружу. Вспухает бугорок. Сначала маленький, он становится всё выше и выше, странно вытягиваясь. Последний рывок невидимого червяка — и кожа лопается, выпуская из тела тонкую... нить? Но разве бывают нити такого густого и такого живого алого цвета? Она устремляется куда-то вдаль, в конце концов теряясь в хороводе белых пятнышек. Ещё одна нить, пришившая моё тело к... К чему?

По счёту она то ли пятьдесят первая, то ли пятьдесят третья. Да, считаю — а что ещё делать? ЭТО началось со ступней и кистей рук, а теперь, потихоньку, помаленьку, двигается дальше. Последняя нить вылезла совсем рядом с локтём, но я знаю, что как минимум десяток её сестриц прорвёт мою плоть, прежде чем будут пройдены локти и колени. Кстати, когда эти странные образования выходят из суставов, ощущения особенно неприятны. На несколько минут. А потом клочок тела, породивший нить, немеет. Или — отмирает? Любой вариант объяснения имеет право на существование. Пальцев не чувствую уже давно, а запястья и щиколотки пока ещё ноют. Пока. Ненадолго, конечно.

Нити рождаются медленно и мучительно, но это не та боль, которую невозможно терпеть. Омерзительнее другое: каждый раз я чувствую, как что-то теряю. Какую-то малость, незаметную уму и сердцу, но все эти малости и составляют меня...

Вешу? Лежу? Стою? Невозможно сказать. Веса не ощущается, и даже если бы я вдруг перевернулся вниз головой относительно того положения, в котором нахожусь...

А-а-а-а-х!...

Напросился.

— Так-тебе-больше-нравится-больше-нравится-больше-нравится?...

Рой голосов всколыхнул нити, распявшие меня в пустоте, и каждый звук заставил вздрогнуть частично онемевшее тело.

— Кто здесь?

— Здесь-здесь-здесь-здесь...

Эхо кружит между пылинками, не удаляясь и не приближаясь. Повторяю попытку:

— Кто вы?

— Мы-мы-мы-мы-мы?

Ехидное изумление пробивается сквозь слаженный хор.

— Вы!

— Мы-это-мы-это-мы-это-мы-это-мы...

С ними больно разговаривать, потому что каждое слово колышет нити, движения которых отдаются в голове противнее, чем зубная боль. Но я не отступаю:

— Зачем я здесь?

— Затем-затем-затем-затем-затем!

Хор торжествует, заставляя меня скривиться.

— Я требую ответа!

Пауза. Насмешливая. Недоумённая. И — мне отвечают:

— ПРАВО ТРЕБОВАТЬ ЕЩЁ НУЖНО ЗАСЛУЖИТЬ.

На сей раз я слышу один единственный голос. Абсолютно безликий. Так мог бы говорить мужчина. Или женщина. Или ребёнок. Или все сразу, но эти звуки издаёт явно кто-то один.

— Где я нахожусь?

— ТАМ ЖЕ, ГДЕ И БЫЛ.

— Я не помню такого места!

— ТЫ НЕ ПОМНИШЬ, ЧТО ТВОРИТСЯ В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ?

Чуть-чуть сожаления, чуть-чуть насмешки.

— Это место — не моя голова!

— ОТКУДА ТЕБЕ ЗНАТЬ?

Резонное замечание. И я бы с ним согласился, но в этот момент очередная нить выползает из моего левого локтя.

— Ты можешь это остановить?

— ПОЛАГАЕШЬ НАС РАВНЫМИ, ОБРАЩАЯСЬ ПОДОБНЫМ ОБРАЗОМ?

Скучное замечание. Мой собеседник даже не злится и не удивляется, всего лишь констатирует очевидный факт.

— Нет, то есть... ВЫ можете ЭТО остановить?

— ЗАЧЕМ?

И правда — зачем? Что же ответить?

— Мне... больно.

— В САМОМ ДЕЛЕ?

Я куснул губу. Больно, но это только кончик ответа, пробивающегося из земли, а сколько ещё спрятано в глубине? Боль можно терпеть, терпеть беспомощность — гораздо сложнее. Я и не хочу.

— Мне... неприятно.

— А ЕСЛИ ПОДУМАТЬ ПОЛУЧШЕ?

Он с лёгкостью читает мысли, но требует прямого ответа из моих уст. Почему? С какой целью невидимый палач заставляет меня тщательно подбирать слова?

— Я чувствую себя полностью в чужой власти, и... меня это бесит!

Выкрикиваю свой ответ навстречу молчащей Пустоте. Проходит ещё минута — и ещё одна нить уносится вдаль, а онемение взбирается всё выше. Но мой собеседник молчит. Вероятно, обдумывая услышанное. И я начинаю дрожать, только не пойму, от чего: от страха неминуемой расправы за неправильный ответ или от обиды, что НЕ УГАДАЛ...

— ТЕПЕРЬ ТЫ БОЛЕЕ ИСКРЕНЕН, ЧЕМ РАНЬШЕ.

Ни одобрения, ни порицания. Так, сухая отметка о выполнении. Галочка, поставленная напротив очередного запланированного пункта в расписании действий. И это бесстрастие раздражает сильнее всего. Раздражает, потому что я не понимаю, чего от меня хотят. Я знал в общих чертах, чего хочет Магрит. Намерения Мантии вообще никогда не были секретом. Даже планы Рогара в моём отношении можно предположить. Но этот безликий голос... Что нужно ему?

— Скажите, зачем я оказался здесь?

— ТЕБЕ ВАЖЕН ОТВЕТ ИМЕННО НА ЭТОТ ВОПРОС?

— Да!

— НЕВЕРНО. ДУМАЙ.

Невидимый собеседник умолкает, но его молчание почти осязаемо наполнено ожиданием.

— Кто Вы?

— А КТО — ТЫ?

И я понимаю, что ничего не могу сказать в ответ. Просто потому, что не знаю ответа на такой простой и такой сложный вопрос. Молчу, слушая, как новая нить пробивается через моё тело.

— Я ЖДУ.

— Чего же?

— ОТВЕТА.

— На какой вопрос?

— КТО — ТЫ?

— А если я отвечу... Что тогда?

— ТОГДА ТЫ СМОЖЕШЬ САМ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ.

Заманчиво. Но — неосуществимо. Даже за ТАКОЙ приз бороться не стану. Не могу. Не знаю, в какую сторону шагать, чтобы прийти к Истине.

— НАПРАВЛЕНИЕ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ.

Всё-таки, мои мысли для него — не секрет. Обидно. Значит, в этом странном месте у меня нет ничего ЛИЧНОГО... И обнажённость души жжёт сильнее, чем обнажённость тела. Казалось, мне давно уже наплевать на чужое мнение, ан нет, не наплевать. Почему, зная, что невидимый палач способен отловить в путанном лабиринте моего сознания самую завалящую мыслишку, я сгораю от стыда? Может быть, потому, что мне есть, чего стыдиться?

Попробуем расставить оценки. Что я знаю о самом себе? С одной стороны, очень много, с другой... крайне мало. Если я не могу заранее сказать, как поступлю в той или иной ситуации, значит, вообще ничего о себе не знаю. Ни капельки...

Слабый. Упрямый. Ленивый. Наивный. Охотно заблуждающийся по поводу и без оного. Временами — совершенно бесчувственный, временами — слезливо-ранимый. Такое впечатление, что во мне живут сразу несколько разных Джеронов, которые никак не могут договориться между собой и действовать сообща...

Умный? Очень отдельными местами. Хитрый? Вот уж чего нет, того нет. Любитель посмеяться, в том числе — за чужой счёт? Этого не отнимешь. Азартный? Разве только в отношении применения вдолблённых в мою голову знаний, да и то, когда побеждаю лень и загоняю подальше угрюмую тень вечного невмешательства. Добрый? Да, но не всегда и не со всеми. Честный? Угу. Только меня постоянно обвиняют во лжи...

Справедливый? Ох... Этот вопрос — самый щекотливый. Хотя бы потому, что справедливость у каждого своя. Я пытаюсь привести свои поступки в соответствие с надеждами и чаяниями других людей, но всё чаще замечаю, что зря это делаю. Магрит хотела видеть меня прилежным учеником? Похоже на то. Я, кстати, старался. Добросовестно изучал вещи, в которых так ни фрэлла и не понял... Только сейчас, спустя почти десяток лет со времени последнего урока, ценность знаний становится очевидной. Пока — не всех, но прогресс налицо. Что ещё успел натворить? Старался дружить с шадд’а-рафом — и увидел очень хороший пример того, как следует обманывать чужое доверие. Не нужно было раскрывать своё сердце кому ни попадя... Впрочем, жалею ли я об этом по-настоящему? Наверное, нет. Помимо мрачных дней были и солнечные, не стоит притворяться, что не замечал тёплых лучей — глупо...

Кому ещё я показался лучше, чем на самом деле? А, королевская семейка!... Теперь вот, эльфы. И зачем только притворяюсь? Зачем ввожу всех их в заблуждение? Ведь на самом деле я...

— КАКОЙ ЖЕ?

— Себялюбивый мерзавец.

— ЭТО ТОЛЬКО ОДНО ИЗ ОТРАЖЕНИЙ.

— Неужели? А какие ещё есть?

— ТЕБЕ ЛУЧШЕ ЗНАТЬ.

— О, да! Их не так уж много...

Я перечислил всё? Нет, кое-кого забыл. Чудовище, которое живёт Разрушением. Монстр, дремлющий в глубинах души и открывающий глаза только затем, чтобы поглощать...

— А ДАЛЬШЕ?

— Что — дальше?

— ТЫ НЕ ЗАКОНЧИЛ.

— Не понимаю...

— У ТЕБЯ ЕЩЁ ЕСТЬ ВРЕМЯ, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ВЫВОД.

— Какой?

— ТЕБЕ РЕШАТЬ.

Вновь наступает тишина. Она подкрадывается со всех сторон и кладёт бесчисленные головы мне на плечи. Тишина, нарушаемая только звонким рождением новой нити...

Они подбираются всё ближе к голове — последняя вынырнула рядом с левой ключицей. У меня есть всего несколько минут, прежде чем мозг прорастёт в пустоту алыми ростками. Всего несколько минут... Но кто сказал, что на этом всё закончится? Кто поклянётся мне, что, когда нити разорвут мои глаза, я перестану ВИДЕТЬ? Кто?

Улыбаюсь, и тихо говорю тому, кто ждёт моих слов:

— Никакого вывода не будет. Мне нечего и не из чего выводить. Я не знаю, кем являюсь. Имя и титул — всего лишь пустые звуки, придуманные и произнесённые теми, кто не более сведущ в тайнах мироздания, чем я... Если Вы хотите знать, кто я, спросите у людей, которые встречали меня на своём пути. Может быть, они ответят Вам. А если промолчат... Что ж, значит, я не заслужил того, чтобы быть... И давайте закончим: если Вы вознамерились убивать, я готов принять Ваш приговор. Если собираетесь терзать моё тело и дальше — придумайте новый вопрос!

Тишина усмехается. Светящиеся пылинки порскают в стороны, на мгновение — такое краткое, что глаза не могут понять, было ли оно на самом деле или только почудилось — отступая перед длинной тенью... А голос — усталый, но довольный — в последний раз раздвигает полог тишины:

— ХОТЕЛОСЬ БЫ ВЕРИТЬ, ЧТО ТЫ НЕ ГАДАЛ, А ОТВЕЧАЛ ТО, ЧТО ЧУВСТВУЕШЬ... Я НЕ СУДИЯ И НЕ ПАЛАЧ: БОЛЬ МЫ ПРИЧИНЯЕМ СЕБЕ САМИ, ЗАПОМНИ ЭТО... ЗАПОМНИ И СТУПАЙ... А КУДА — НАЗАД ИЛИ ВПЕРЁД — РЕШАТЬ ВСЁ РАВНО ТЕБЕ!

Последние слова интонациями странно напоминают Мантию, но я знаю, что не она задавала вопросы. Хотя бы потому, что здесь, в мире танцующих белых светлячков, у меня нет ничего и никого. Кроме меня самого. И этого вполне достаточно, как выясняется... В некоторых случаях.

С диким, совершенно невыносимым рёвом нити лопаются, роняя моё неподвижное тело. Сознание падает следом. Вниз? Наверх? Одно знаю точно: Я УХОЖУ. Покидаю клочок Пространства, оставляя... Что? Не могу понять. Но что-то, определённо, остаётся в круговерти мерцающих пылинок, вьюгой вздымающихся за спиной...

Тепло. Даже очень тепло. Трудно дышать, и вообще... Как-то тяжело. Словно на мне лежит груда...

Собственно говоря, она самая и лежит. Груда шкур. На кой фрэлл, скажите, пожалуйста? Я что, так сильно замёрз? В любом случае, сейчас мне невыносимо жарко и душно, и стоило бы...

Пытаюсь выпростать руку из-под вороха жёстких покрывал, и тут же слышу:

— Ты как?

Звенящий голос Мин сливается с отчаянным воплем Мантии:

«Ты вернулся!...»

Устало щурюсь:

— Не все сразу, девочки...

— С кем ты разговариваешь? — хмурится Мин. — Здесь нет никого, кроме меня и тебя...

— Да? — прикусываю язык и спешно ищу оправдание своей оговорке. — Знаешь, у меня в глазах... двоится.

— Это плохо, — обеспокоенно замечает воительница. — Я позову доктора!

— Не надо, милая. Я просто полежу... Всё само собой наладится.

— Само собой ничего никогда не налаживается! Всё равно схожу... Лежи спокойно! — Мин оставляет меня на растерзание моей любимой подружке.

Теперь можем поговорить.

«Я так рада, что ты вернулся!...»

Могло быть иначе?

«Должно было быть...» — осторожно отвечает Мантия.

Куда я попал?

«Тебе виднее...»

Даже предположить не могу! А вот ты, похоже, в курсе происходящего... Ну-ка, рассказывай!

«Что я могу рассказать, если меня там не было?...» — резонно куксится она.

И что с того? Ты рада, что я «вернулся», следовательно, имеешь представление о том, откуда именно нужно было возвращаться. Я прав?

«Возвращаться... Оттуда нельзя уйти по собственному желанию... и попасть туда — тоже, хотя многие пытались и отдали бы полжизни, чтобы однажды, хоть на несколько вдохов, заглянуть ЗА ИЗНАНКУ...»

Было бы, на что смотреть! Унылое и пустое место. Дальше десятка шагов ничего не видно...

«У каждого оно — своё... Почему, «не видно»?...»

Там такие тучи пыли кружатся, что даже нити сразу терялись из виду!

«Нити?...» — осторожный до робости вопрос.

Ну да, нити, которые каким-то образом прорастали прямо из моего тела... Очень неприятное ощущение, кстати!

«И... много их было?...» — Мантия задумчива и будто слегка напугана.

Много! Больше двух сотен. Собственно говоря, почти под горлышко...

«Однако...» — реплика, не говорящая ни о чём.

Что ты об этом знаешь?

«Кое-что знаю... Но не рассчитывала на такое развитие событий...»

А именно?

«Не так скоро...»

Что?

«Слишком мало времени и слишком много дел...»

Подробнее!

«Тебе предстоит новый цикл обучения...»

Опять?!

«Некоторые философы считают, что вся жизнь — это череда уроков, но хороших учеников прискорбно мало... Кто-то пропускает наставления мимо ушей, кто-то прогуливает, кто-то слушает, но не слышит...»

Мне надоело учиться!

«И я тебя понимаю...» — мерзкое хихиканье.

Хоть скажи, какой предмет стоит в расписании занятий следующим?

«Если по-простому, то его можно назвать: «Искать. Находить. Использовать»... Если изъясняться более... умными словами, то: «Первичная балансировка»...»

Балансировка чего?

«А это уже зависит от обстоятельств...»

Почему ты решила, что настала пора для обучения?

«Потому что ты принял одно из изменений...»

Какого фрэлла?! Я не мог измениться!

«Ещё не понимаешь?... Впрочем, тебе требуется время на осознание...» — сочувственный вздох.

Какое осознание?!

Я не мог измениться, потому что есть вещи, которые невозможны в подлунном мире! Абсурд! Но... ехидная мысль постучалась в висок: какому миру принадлежит Изнанка? В самом деле, какому? Уже не говоря о том странном месте, которое Мантия определила, как «за Изнанкой»... Возможно, там действуют совсем другие законы, нежели здесь, и тогда...

Я высвободил из-под шкур правую руку и поднёс ладонь к лицу. Всё, как всегда: хаотично разбегающиеся линии, светлые волоски, ноготь на указательном пальце обломан. А это что? Или мне просто кажется?

Бледные пятнышки — чуть светлее, чем цвет кожи. Очень похожи на чьи-то укусы, только не чешутся. Взгляд пополз дальше по предплечью. Не может быть!...

Значит, я не спал и не переживал очередной кошмар? Всё случилось наяву? Надеюсь, в этом Пласте зрелище было более пристойным... Но почему я плохо вижу? Как будто что-то мешает...

Мешает. Пальцы касаются слоёв ткани, обмотанных вокруг головы. Почему...

Я не успеваю обдумать очередное ошеломляющее открытие, потому что Мин возвращается в сопровождении эльфки. Ке, чья округлившаяся талия скрыта водопадом шерстяного, но мягкого и гладкого, как шёлк, платья неистово-жёлтого цвета, выглядит настоящей королевой. Властной, могущественной и... невероятно радостной.

Признаться, чувствую себя неожиданно неловко, хотя и понимаю, что радуется эльфка больше тому, что её «защитник» в скором времени сможет приступить к своим непосредственным обязанностям, нежели моему пробуждению. Раньше я бы охотно принял в качестве объяснения именно второй вариант, но теперь... не спешу обманываться. В конце концов, это никогда не поздно сделать, верно?

— Как ты себя чувствуешь? — и голос ведь дрожит так искренне, так взволнованно... Нет, всё равно не хочу верить.

— Хорошо.

— Насколько хорошо? — бирюзовые глаза смотрят очень внимательно и строго.

— В пляс, конечно, бросаться не буду... Ничего не болит и, вроде бы, даже усталости нет. А по какому поводу на моей голове столько всего намотано? Чтобы было теплее? — подношу руку к повязкам, но Ке запрещающе качает головой:

— Не трогай, пожалуйста...

— Почему?

— Видишь ли... Как тебе сказать... — она мнётся по совершенно непонятной мне причине.

— Скажи, как есть!

— Новость тебя не обрадует.

— Ничего, рано или поздно всё равно узнаю... Итак?

— Когда ты подошёл к этой... ящерице... она чем-то плюнула в тебя.

— Припоминаю что-то в этом роде... А дальше?

— Дальше ничего не было. Ты упал лицом вниз, а она... исчезла.

— И всё?

— Да, — обескураженно подтвердила эльфка. — Ты рассчитывал ещё на что-то?

— Нет, просто...

Хорошо, если так. Значит, нити существовали преимущественно в моём воображении, но, тем не менее, оставили след на теле. Любопытственно... Продолжим задавать вопросы:

— Я был без сознания?

— Скорее, в бреду, — нехотя ответила Ке. — Бормотал, совершенно неразборчиво... Вздрагивал... Тебя лихорадило.

— Могу себе представить!

Лихорадило? Мягко сказано, милая! Впрочем, даже если бы ты разобрала мои слова, вряд ли поняла, о чём идёт речь...

— Мы постарались добраться до города, как можно скорее, чтобы показать тебя лекарям... — продолжала эльфка.

— И? Лекари установили причину моей... болезни?

— Нет. Они сказали, что ты... вовсе и не болеешь.

— А что же я делаю?

— Умираешь.

Ай-вэй! Ну и вывод... Не спорю, внешне всё могло выглядеть более, чем грустно, но вот так прямо заявить о приближении смерти? То ли доктора нынче пошли недоученные, то ли дела обстояли серьёзнее, чем мне представляется.

— И почему же было решено, что я одной ногой в могиле?

— Ты... ни на что не реагировал. Вообще ничего не чувствовал.

— Совсем-совсем?

— К тому моменту, когда тебя осматривали, да. Доктор сказал, что чувствительность отсутствует, даже демонстрировал нам...

— Как?

— Несколько раз уколол... — Ке отчего-то застеснялась: судя по всему, места уколов были выбраны неслучайно.

— И что?

— Ты ничего не почувствовал.

— Ну вам-то всем откуда это было знать, если я был без сознания? — ехидно ухмыляюсь.

— Но доктор сказал...

— Мало ли что он сказал! Ты когда-нибудь была в обмороке?

— Несколько раз... — смущённо призналась эльфка.

— Что-нибудь помнишь из тех моментов?

— Нет, ничего...

— Так какого фрэлла вы слушали учёного чудака, протыкавшего бесчувственное тело?

— Но... Кровь же не текла! — выпаливает Ке, и только теперь становится ясна причина её настороженности.

— Кровь не текла... Вообще-то, если кровь не течёт, значит, перед вами — труп не первой свежести, — съязвил я.

— А ты и был похож на труп, — заявляет Мин. — Только дышащий.

Замолкаю, обдумывая услышанное.

Кровь, говорите, не текла? Разумеется! Она уходила из меня другими путями в неизвестных направлениях — можно было даже резать, и всё равно вы бы ни капельки не увидели... То, что я дышал и сердце билось — понятно: а как бы ещё кровь двигалась по телу? Кровь... Надеюсь, это странное действо посреди ничего не обидело сию алую жидкость? А то обвинит меня в очередном «разбрасывании»...

Но они так и не ответили:

— Так что с моей головой?

— С лицом, — мягко поправила Ке.

— С лицом!

— Может, потом поговорим? — предложила Мин. — Отдохнёшь, успокоишься...

— Наотдыхался! Сколько времени я «отсутствовал»?

— Около недели.

— Вполне достаточно! Так что случилось?

— Строго говоря... — эльфка мялась, и воительница закончила за неё:

— У тебя и лица-то не было.

— ЧТО?!

— Ну вот, просили же: потом, позже... — вздохнула Мин.

— Рассказывай!

— Когда мы тебя подняли, всё твоё лицо было покрыто какой-то гадостью, похожей на студень, только не прозрачный, а какой-то пятнистый. Отчистить не получилось — всё равно тонкий слой остался. А потом... Потом он как бы начал гноиться.

— Студень?

— Ну, не знаю... — сморщилась Мин. — И он, и лицо, наверное... В общем, гной тёк, не переставая — мы не успевали повязки менять... И доктор сказал, что ничего сделать не может: либо само прекратится, либо нет. Не прекращалось. Пока... Пока не стали видны язвы.

— Язвы? — я был близок к тому, чтобы опорожнить собственный желудок. Вот только вопрос: насколько этот самый желудок был наполнен? До начала разговора меня посещало чувство голода: в конце концов, неделю плотно не обедал...

— Вроде того... — воительница замолчала окончательно, и нить беседы взяла в свои тонкие руки эльфка:

— Они выглядели неприятно, но кое-как рубцевались, и, возможно, скоро повязки можно будет снимать...

— Зачем?

— Как это — зачем? — опешила Ке.

— Если всё так ужасно, как вы рассказали, есть ли мне смысл открывать лицо?

Я шутил, конечно. Горько и чёрно, но, поверьте, над бедами лучше шутить, чем рыдать. Конечно, даже от самой удачной шутки проблемы не исчезнут, но вам-то станет существенно легче, а это — целое дело! Учитесь шутить, господа! Это сложное и неблагодарное занятие, но однажды наступит момент, и вы поймёте, что та жизнь, в которой вы ни разу не улыбнулись, была скучнее и серее новой, пронизанной молниями улыбок. Пусть эти молнии не могут разогнать мрачную пелену грозовых туч действительности, но они так удачно оттеняют лиловый лик беспощадной стихии... Красоту можно найти в любом предмете и любом явлении, нужно только захотеть. И когда научишься восхищаться тем, что причиняет тебе боль, задумаешься: а боль ли это? Может быть, это не наказание, а награда? Сложно для понимания? Согласен. Скажу больше: у каждого из нас оригинальное восприятие происходящего, и навязывать кому-то свою точку зрения не стоит. Бесполезно. Напрасная трата времени и сил. Но бывает и так, что совершенно разные личности, в совершенно разных условиях приходят к одному и тому же решению. Оно не единственно верное, но если сие решение верно не для одного, а, как минимум, для двоих — случается маленькое чудо, меняющее мир. Не замечали? Ещё заметите!...

Как ни странно это прозвучит, но язвы на лице устраивают меня куда больше, чем клеймо. Думаю, понятно, почему. В худшем случае решат, что я болен какой-то ужасной болезнью, но недуг — не всегда повод к немедленному убийству. Да, так будет гораздо спокойнее жить. Особенно теперь, когда точно знаю, что Магрит не будет меня ругать!

Забавно: раньше я панически боялся самой крохотной царапины, и из-за этого тщательно взлелеянного страха подолгу раздумывал над тем, стоит или нет что-то делать. Мудрые люди говорят: «Не ошибается тот, кто ничего не делает». Возможно. Но на своём личном опыте я убедился кое в чём другом. Кто ничего не делает, тоже ошибается! Невозможно стоять на месте, нужно двигаться. Хотя бы в собственных мыслях, если ноги не желают слушаться. Я слишком долго находился в «застывшем» состоянии — жил, не понимая, зачем, и удивлялся: почему это жизнь так равнодушно ко мне относится, забывая о том, что сам смотрю на неё, как на неизбежное до поры до времени зло. Сначала меня раздражала моя «ненужность», потом — после выяснения отношений со старым котом — я жалел, что всё закончилось. Да-да, жалел! Только признался себе в этом много позже, копаясь на огороде Гизариуса. Честно говоря, в отдельные минуты был готов просить богов, чтобы время повернулось вспять — уж во второй раз я бы не сделал такой вопиюще грубой ошибки! Мной желают пользоваться? На здоровье! Я хотя бы буду знать, что от меня что-то зависит, что моё участие необходимо каким-нибудь делам и событиям. Это так приятно — ощущение сопричастности... Пусть по мелочи, вскользь, без надежды на достойную благодарность — неважно! Я просто хочу БЫТЬ. Видеть в обращённых ко мне глазах своё отражение. Нелепое? Глупое? Жалкое? Не беда! Зато — ЖИВОЕ...

Эльфка и воительница буравили меня взглядами.

— Я пошутил, девочки! Будем надеяться на лучшее!

— Твои шутки всегда такие странные... — недоверчиво кивнула Кайа. — Но, похоже, ты в добром здравии...

— И в трезвом уме! — подсказал я. — Кстати, как насчёт того, чтобы воздать должные почести пустому желудку и соскучившемуся по влаге горлу?

Мин хмыкнула.

— Пойду распоряжусь, что ли... — и выскользнула за дверь. Она была донельзя довольна: если уж мужчина заговорил о еде, он на верном пути к выздоровлению.

Эльфка задумчиво прошлась по комнате. Очень милой комнате, кстати: небольшая, зато с огромным окном, она до наступления темноты вряд ли нуждалась в искусственном освещении. Кровать, на которой я имел удовольствие располагаться, могла с лёгкостью подарить сон сразу двоим людям. У окна стояли массивный стол из тёмной лакированной древесины да два кресла в схожем стиле: ножки, увитые резьбой, изображающей цветы и травы, подлокотники с мягкими подушечками и спинка — с первого взгляда видно, что удобная. Вот встану и непременно опробую... В углу, справа от двери по стене шла изразцовая шкурка печи. Слева от двери — высокий, почти задевающий потолочные балки, шкаф. Наверняка, там я найду что-нибудь из одежды... Навощённый паркет прикрыт ковром скромной расцветки, но даже по виду — мягким и уютным. Замечательная комната! Здесь вполне можно жить...

Пальцы Кайи выбили дробь по столешнице, и эльфка снова повернулась ко мне:

— Зачем ты это сделал?

— Что? — невинно хлопаю ресницами.

— Не притворяйся, ты прекрасно понимаешь, о чём идёт речь! — к концу фразы тон голоса опасно повысился.

— Прости, милая, но на сей раз я в недоумении. Честное слово!

— Зачем ты пошёл к этой... этому чудовищу?

— Чудовищу? Это одно из самых прекрасных существ, которых я знаю, — качаю головой, словно учитель, делающий заслуженный, но неприятный выговор ученику.

— Для меня оно — чудовище! — горячо возражает эльфка, с которой мигом слетает маска властной уверенности, и я вижу перед собой просто испуганную женщину. Чего она боится? Ведь всё уже позади...

— Милая, не волнуйся... Подумай о ребёнке...

— Я не забываю о нём ни на минуту! — она почти кричит. — И ты делаешь всё, чтобы помешать мне успокоиться!

— Полно, Ке, не приписывай мне большего, чем я могу вынести...

— Не смей так больше делать!

— Как?

— Не смей безрассудно идти навстречу опасности!

Ну и заявление! Кем она себя понимает — наседкой, заботящейся о сохранности яиц? Никто и никогда не приказывал мне избегать рискованных ситуаций. Да и не исполнил бы я такой приказ... Из чистого упрямства. И вот теперь та, которая однажды уже признала мою власть над своей жизнью, пытается мной командовать? Самое смешное, что эльфка имеет на это право: сделав её частью своей судьбы, я, в свою очередь, занял определённое место в судьбе беременной женщины. Может быть, незначительное. Может быть, одно из главных. В любом случае, она знает, о чём просит, и знает, почему. Я тоже... Догадываюсь. И раздражение протягивает руку гордости. Всё же, как приятно, когда тебя опекают!...

— Я не иду.

— Ты мог погибнуть! Ты почти умер...

— Почти, но не совсем, Ке. Я жив. Я здесь, с тобой. Чем ещё ты недовольна?

Она отворачивается, но я успеваю заметить подозрительный блеск в бирюзовых глазах.

— Ничем... — её голос садится до шёпота.

Ох... Пора принимать меры, иначе эльфка совсем расстроится, а это может плохо отразится на малыше, который готовится к появлению на свет. Я сполз с кровати (хорошо хоть, мои заботливые девочки оставили на мне штаны) и подошёл к Кайе, по ходу дела велев Мантии соорудить Вуаль.

— Не плачь, милая... Не надо. Всё хорошо. И всё будет хорошо. Я обещаю...

Эльфка повернулась ко мне. Так и есть, почти зарёванная мордашка. Ласково провожу пальцами по мокрой дорожке на щеке:

— Помнишь? Ты же запретила мне умирать... Как я могу ослушаться?

Она всхлипывает и утыкается лицом в мою грудь. Точнее, хочет уткнуться, но не очень-то получается: мы слишком разного роста. И я снова вздыхаю по поводу своих скромных физических качеств...

— Ты... правда, не умрёшь?

— Пока не услышу первый крик твоего ребёнка, не умру.

— А потом?

— Так далеко я не могу загадывать. Да и никто не может.

— Я... я не знаю, почему, но... рядом с тобой... я чувствую себя совсем маленькой. Как рядом с отцом...

— Ну, милая, не надо нас сравнивать! Отец — это отец, а я...

— Ты тоже подарил мне жизнь!

— Неосознанно и ненамеренно, — считаю нужным напомнить обстоятельства нашей первой встречи.

— Ну и что? — она хмурит брови. — Ты жалеешь об этом?

Выдерживаю паузу, к концу которой эльфка начинает заметно волноваться.

— Я жалею о том, что слишком маленького роста и невеликой силы и не могу поднять тебя на руки.

Несколько вдохов Кайа смотрит мне в глаза, пытаясь понять, шучу я или говорю серьёзно.

— Ты... ты уходишь от ответа!

— Разве? А по-моему, я сказал именно то, что нужно.

— Ты всегда поступаешь по-своему! — обвиняюще замечает эльфка.

— Как и все остальные, — пожимаю плечами.

— Надо думать и о других! — ну вот, только таких нравоучений мне и не хватает... Картина проясняется, но всё же, скрытая туманом, она была гораздо проще и приятнее...

— Я думаю, милая. Чаще, чем ты можешь себе представить, — на самом деле ведь, думаю. Даже в тех случаях, когда это неразумно и несвоевременно.

— Тогда какого... — в последнее мгновение она осекается, чтобы не выругаться. Интересно, почему? Только не из стеснительности: уж чего-чего, а этого чувства эльфам при сотворении отсыпали очень мало! — Почему ты ТАК себя ведёшь?

— Милая, — непроизвольно суживаю глаза, как и всякий раз, когда начинаю злиться. — Ты считаешь меня своей собственностью? Так вот, позволь напомнить: дела обстоят несколько иначе. Скорее я имею некоторое право влиять на твои решения, верно? Пользоваться сим правом или нет — вопрос спорный, но не срочный, поэтому пока оставлю всё, как есть. Твоё заявление меня тронуло, не буду скрывать, но хотелось бы знать его истинную причину. Могу признать свои достоинства в плане защиты от нежелательных магических проявлений, но это не повод держать меня на коротком поводке и не давать сделать и шага в сторону... Поэтому прошу: либо смени тон, либо объясни, чем вызвано горячее желание ограничить свободу моих действий!

В течение моего скромного монолога Кайа сначала слегка побледнела, потом начала розоветь и опускать взгляд. Пока оный взгляд окончательно не вонзился в пол. А затем... Первый раз в жизни я удостоился невиданного зрелища. Знаете, как по-настоящему краснеют эльфы? А я теперь знаю. Ушами. Острые кончики, выглядывающие из бронзовых локонов, стали совершенно пунцовыми. И именно в этот момент ваш покорный слуга понял главное и единственное, что с лихвой объясняло поступки листоухих — и давние, и ещё несовершённые. Да они же — просто дети!

Маленькие дети, запертые в совершенных, практически бессмертных и, самое обидное — взрослых телах. Отсюда и их вечные Игры, и заносчивость, и вспыльчивость, и излишняя церемонность в отношениях с другими расами. Они всего лишь пытаются КАЗАТЬСЯ ВЗРОСЛЫМИ, но ребёнок никогда не сможет понять поступки того, кто неизмеримо старше. Не скажу «умнее» — не мне судить, но старше именно по уму...

Сколько ей лет? Двести? Триста? Ох, милая... Тот маг был просто счастлив заполучить тебя: истинная жестокость доступна только детям. Чем он и воспользовался, мерзавец... Любопытно, он действовал осознанно или просто угадал?...

Дети, будь они прокляты! Никогда не умел себя вести с детьми. Наверное, потому, что детство у меня было несколько странное и мрачноватое, хотя... Кое в чём всё-таки повезло — не каждому достаётся такой наставник, как Магрит. Наставник, твёрдо знающий, чего добивается. Умница, сестрёнка! Ты так умело не давала мне почувствовать себя ребёнком, что я не заметил, как повзрослел... Уф-ф-ф-ф-ф! Не хочу быть взрослым! Но здесь и сейчас — придётся.

Теперь я понимаю, почему ты просила «не делать им больно»... Намекала. Давала пищу для размышлений. Браво, Магрит! Никто не сумел бы так быстро и просто заставить осознать простейшую, но такую невероятную истину...

— Ке, милая... — она несмело подняла взгляд. — Я не считаю возможным вмешиваться в твою жизнь больше, чем уже успел, и, надеюсь, в моём отношении ты придёшь к схожей линии поведения... Постарайся запомнить и понять одно: если я делаю что-то непонятное, значит, это необходимо МНЕ. Пусть происходящее выглядит глупо, опасно, нелепо, безрассудно, ошибочно — неважно! Некоторые шишки просто нужно набить, и всё...

— Я попробую... понять, — эльфка улыбнулась. Всё ещё обиженно, но с надеждой.

— Вот и договорились!

— Но всё же... не пугай меня больше!

— Постараюсь... Но твёрдо обещать не могу!

— О, ты уже на ногах! — из-за дверного косяка выглянул Кэл.

— Как видишь. Обед готов?

— Готовится. Я тут привёл доктора, так что...

— Поняла, поняла! — усмехнулась Кайа. — Мальчикам нужно посекретничать!

В лучших традициях моей подружки — оставив последнее слово за собой — эльфка величаво выплыла из комнаты, не забыв, впрочем, прикрыть за собой дверь.

Доктор, как и ожидалось, тоже оказался эльфом, но из какого-то иного клана, чем те, с представителями которых мне довелось последнее время общаться. Волосы цвета белого золота и внимательный тёмный взгляд придавали его облику большую зрелость, чем он, возможно, заслуживал. Но всем остальным... Всем остальным он ничуть не отличался от своих иноплеменных собратьев по ремеслу, потому что его первым вопросом было:

— Как Вы себя чувствуете, молодой человек?

— Великолепно! Вашими стараниями, не так ли?

— Не думаю, — без тени улыбки на лице ответил эльф. — Моё искусство оказалось бессильно в данном случае.

— А не в данном?

— Что Вы имеете в виду?

— Хочется верить, что вот этому господину, — кивок в сторону Кэла, — Вы уделили гораздо большее внимание, чем мне.

— В некотором роде... А почему Вы об этом упомянули?

— Видите ли, доктор... Физическое повреждение его тела не столь велико, как нарушение внутренних структур. Надеюсь, Вы уже выправили порванное Кружево?

Листоухий стал ещё серьёзнее, хотя, казалось, дальше некуда.

— Вы говорите...

— Кружево было нарушено, как минимум, в трёх слоях, и больше всего пострадал, разумеется, внешний. Правда, требовалась всего лишь тщательная штопка, но следовало действовать аккуратно, во избежание появления избыточных цепочек. Всего нужно было поправить не более семи штук, верно?

— На внешнем слое — семь, на внутренних — от трёх до пяти цепочек, — подхватил эльф. — Процесс занял некоторое время, но, смею надеяться, что входил в контакт с Кружевом даже реже, чем это предписывается...

Ту он спохватился и сузил глаза, насторожeнно глядя на вашего покорного слугу.

— Вы сведущи в строении Кружев, молодой человек?

— Отчасти.

— По крайней мере, Вы совершенно правильно предположили количество и глубину повреждений... Какой техникой диагностики Вы пользовались?

— Своей собственной, доктор. Если она отличается от Вашей, то очень незначительно.

— Возможно... — он задумчиво качнул головой. — Но, собственно, я пришёл затем, чтобы проверить Ваше самочувствие.

— Я совершенно здоров!

— Очень похоже... Впрочем, повязку всё равно надо сменить.

Он подошёл ко мне и начал ловкими, уверенными движениями разматывать полосы ткани. На всё действо ушло не более полуминуты, по завершении которых...

Глаза Кэла стали круглыми. Совершенно круглыми, и я даже испугался, что прежний разрез к ним больше не вернётся.

Доктор остался безучастным: только склонил голову набок и вперил в меня слегка затуманенный взгляд.

Я хихикнул: до того забавно выглядели листоухие. Хихикнул, но задумался о причине их, скажем так, потрясения. Освобождённая от повязки голова казалась легче, чем раньше, но это и понятно. А вот лицо... Не знаю, на что оно было похоже, но я не чувствовал ни малейшего неудобства: если на нём и были рубцы или язвы, то они совершенно не ощущались.

А ещё спустя мгновение, потрогав пальцами щёку, я понял, что никаких язв и в помине не было.

— Как тебе это удалось? — нарушил молчание Кэл.

— Что именно?

— Избавиться от...

— От ран?

— От клейма!

Я зажмурился. Тряхнул головой. Снова открыл глаза. Эльфы с недоумением на лицах никуда не делись. Комната — тоже. Всё, как всегда, и всё... не так. Что там они сказали? У меня больше нет клейма на лице? Не верю...

Кэл понял, какие сомнения меня обуревают, и потянул из набедренных ножен широкий кинжал.

— Сам посмотри!

Я и посмотрел. Посмотрел на полосу полированной стали. Зеркало клинка искажало пропорции и слегка меняло оттенки, но главные детали не упустило. Правая щека была девственно чиста.

Вернув Кэлу кинжал, я сел на постель и задумался. Наверное, призраки мыслей, сталкивающихся то друг с другом, то с реальностью, отразились на моём лице, потому что эльф удивлённо заметил:

— Кажется, ты разочарован...

Ошеломлён — было бы вернее. Произошло нечто большее, чем чудо. Всё перевернулось с ног на голову. Я считал, что никаким образом не могу исцелить своё тело, но сейчас стал свидетелем неоспоримого доказательства обратного. Как?! Кто?! Когда?! И память ехидно подсказывает: один маленький плевок из пасти инеистой ящерицы. Так просто? Нет, здесь есть какой-то подвох, я это не просто чувствую, а почти ЗНАЮ! Но в чём он состоит? Только бы не ещё один аванс, который надлежит отрабатывать...

«Можешь считать ЭТО подарком... К Празднику Середины Зимы...» — тоненьким детским голоском тянет Мантия.

Не рановато ли? Ещё больше месяца...

Осекаюсь, потому что понимаю: в её фразе важна первая половина.

Подарком от кого?

«Тебе виднее... Помнишь: я же не присутствовала при твоём разговоре с...» — умолкает.

Я не упоминал о разговоре!

«Разве?...» — деланно изумляется.

Ни словечка!

«А мне почему-то подумалось...»

Ты всё знаешь, стерва! Кто задавал мне вопросы?

«Твоё больное воображение!...» — обиженно огрызается Мантия.

Неправда!

«Ты о чём?... О том, что воображение — не больное?... Позволь не согласиться: ещё какое нездоровое...»

Не переиначивай!

«Научись сначала выражать свои мысли правильно!...» — ну вот, теперь она зло иронизирует.

Ты всё прекрасно поняла!

«И что?...»

Я хочу знать...

«А я — не хочу...» — и что мне с ней делать?

Как меня исцелили?

«А ты болел?... Ах да, на голову ты у нас слабоват... Но это, мой милый, не лечится...» — мурлычет, довольно поигрывая коготками.

Ты... ты... ты...

«Дама, замечательная во всех отношениях...»

Фрэлл!

«Поскольку твоя речь становится всё более нечленораздельной, пожалуй, оставлю тебя на несколько минут — вдруг пауза пойдёт тебе на пользу?...» — она захлопывает Дверь.

Т-а-а-а-ак... Знает все подробности, но не скажет. Ни при каких условиях. То ли из вредности, то ли потому, что мне нельзя это знать. И тут уж неважно, какая из причин — истинная: и в том, и в другом случае я останусь в неведении, что весьма прискорбно, поскольу мне и так слишком редко удаётся блеснуть интеллектом, а при недостатке сведений ваш покорный слуга и вовсе... круглый дурак. Хочется ругнуться и что-нибудь сломать. Правда, под рукой ничего подходящего нет, а мебель в комнате добротная — её и человек вдвое сильнее, чем я, не попортил бы... Разве ножиком поковырять, так ножика мне для этих целей не дадут...

— Эй, ты слушаешь?

Кэл склонился надо мной, а доктор, смирившись с тем, что на его глазах свершилось нечто из ряда вон выходящее, осторожно ощупывал тонкими пальцами моё лицо.

— Да. Ты что-то сказал?

— Я спросил, связано ли это с тем зверем...

— Наверное... — пожимаю плечами. — Точно сказать не могу. Не знаю.

— Откуда в этих краях взялась инеистая ящерица?

— Это вопрос ко мне?

— Да нет, просто вопрос... Тебе не показалось, что она намеренно отпугнула солдат?

Я немного подумал и ответил:

— Сто пять шансов из ста.

— Уверен?

— Если она хотела поживиться человечинкой, начала бы с нашей кареты и задолго до встречи с солдатами.

— Логично... — Кэл смешно сморщил нос. — Значит, кто-то специально направил ящерицу нам на помощь... Или — не нам? — лиловые глаза подозрительно блеснули.

— Хочешь сказать...

— И так всё ясно! — гордо заявил эльф. — Она приходила из-за тебя!

— Да, вот так сразу и только из-за меня! — фыркаю, но в глубине души не могу не признать: голова у листоухого работает, что надо. Чётко отлаженный механизм, в отличие от... сами знаете, кого.

— Ты же пошёл ей навстречу!

— Что с того?

— Она тебя ждала!

— Ты-то почему в этом так уверен?

— Да и слепому было бы ясно!

— Господа... — вежливое покашливание доктора напомнило, что мы с Кэлом не одни в комнате. — Вы говорите об инеистой ящерице, я правильно понял?

— Да, — недовольный тем, что его прерывают, кивнул сереброволосый спорщик.

— Вы не могли бы описать, как она выглядела... Мне было бы любопытно получить свидетельства очевидцев...

— Ой, можно не сейчас? — взмолился я. — Кушать очень хочется!

— Разумеется, молодой человек, когда Вам будет угодно... Жаль, что субстанция, снятая с Вашего лица, не поддалась анализу, — с сожалением добавил эльф, и я еле удержался, чтобы не сплюнуть на пол.

Все учёные одинаковы: думают прежде всего о научной ценности любого явления. Могу поспорить, что он был бы донельзя рад каждый день копаться в моих язвах и всём прочем... Если бы ему позволили. Да и если бы НЕ позволили...

— Не смею более отягощать вас своим присутствием, — откланялся доктор, и я остался наедине с очень опасным собеседником, по горящим глазам которого можно было понять: в рукавах пепельно-серого камзола спрятано немало сюрпризов...

Впрочем, снова ошибаюсь. Сюрприз появился отнюдь не из рукава, а из-за пазухи: рука Кэла, на вдох задержавшаяся в складках одежды, вынырнув, подлетела мне под самый нос.

— Что это значит?

Я растерянно уставился на покачивающиеся на одной цепочке вещицы, отягощённые замысловатой историей обретения. Медальон Юджи и... «искра» молодого эльфа.

— Как к тебе попала ky-inn[21]?

— Об этом тебе следует расспросить своего тогдашнего спутника... Брата, полагаю?

— Расспрошу непременно! — лиловые глаза полыхнули гневом. — Но ты...

— Я сделал всё возможное, чтобы избежать такого казуса, клянусь! Разве что до рукоприкладства не дошёл... А надо было? — лукаво щурюсь.

— Он же совсем ребёнок!

— Ребёнок, которому доверяют гизору, уже вышел из детства.

— Он тоже так считает! А на деле...

— Не волнуйся, он, наверное, уже всё забыл... — я виновато улыбнулся.

— Когда я видел его в последний раз, он пребывал в расстроенных чувствах, но не признался, из-за чего или кого. Зато когда я нашёл ЭТО в твоей одежде и понял... Ну ты и...

— Кто? — спрашиваю с искренним интересом. Ещё один эпитет в мою коллекцию? Милости просим!

— Ты хоть знаешь, насколько это серьёзно?

— Брось! У него просто времени не было, чтобы...

— Влюбиться? Для этого нужно одно мгновение!

Я вздохнул. Пожалуй... В самом деле, достаточно мгновения, взгляда, слова, чтобы упасть в бездну чувства.

— Я не хотел... Кстати, дорогуша, ты сам виноват!

— Я? — он хлопнул ресницами.

— А кто же? Завёл с незнакомой женщиной интересный спор, в котором отнюдь не стал победителем... Могу поспорить, твой брат очень внимательно следит за всеми твоими поступками, потому что считает тебя образцом для подражания! И тут такой провал... Разумеется, он не мог устоять перед той, которая оказала достойный отпор его старшему брату!

Кэл куснул губу, и я понял, что, хоть стрелял наугад, попал точно в цель.

— И тогда ему в голову пришла мысль тебя опередить... Первый раз в жизни. Как можно отказаться от соблазна натянуть нос ранее недостижимому идеалу? Я бы не упустил этот шанс...

— Чем дольше я тебя знаю, тем больше понимаю, что ты не такой, каким кажешься, — процедил сквозь зубы эльф.

— Да неужели? — улыбаюсь, но предполагаю, что со стороны выражение моего лица удивительно похоже на оскал. Кэл тоже чувствует возникшее напряжение и пытается его снять:

— Я хотел сказать...

— То, что сказал. Что я — страшный и ужасный. Поверишь или нет, но сие открытие лично для меня — не новость! Скажу больше: глубины моей «ужасности» до сих пор не исследованы... Хочешь этим заняться?

Он поднимает брови, а я с трудом удерживаю уголки губ, не давая им расплыться в хулиганской улыбке.

— Это... шутка?

— Решай сам.

Проходит минута, и я, не в силах больше притворяться серьёзным, сгибаюсь пополам в приступе дикого хохота. Эльф дуется несколько вдохов, но всё же присоединяется ко моему веселью.

— Обед стынет! — кричит откуда-то из-за двери Мин.

— Идём? — пофыркивая, спрашивает Кэл.

— С превеликим удовольствием! — я встаю и лезу в шкаф в поисках хоть какого-нибудь платья...

«Подъём!...» — командирским басом ревёт Мантия в моей голове.

Что? Куда? Зачем? Кто?

«Пора вставать!...» — чуть тише, но всё равно: я так и вижу, как эхо гуляет внутри черепа, натыкаясь на стенки, падая и снова поднимаясь на ноги.

ЗАЧЕМ?!

«Чтобы приступить к обучению!...»

Ладно, встаю...

Я рывком сел на постели и только потом решился открыть глаза.

Голова гудела — и от стараний Мантии, и оттого, что и я сам вчера... слегка погудел. Нет, количество пития было более, чем умеренным, но в сочетании с потрясением, настигшим меня ещё до обеда, выпивка произвела неожиданно сильный эффект. Скажу проще: хватило двух кружек эля, чтобы почувствовать непреодолимое желание забраться в постельку... Нет, в свою собственную, а не в ту, о которой мечтается! Я и забрался. Выспался, кстати, недурно, но это не повод, чтобы продирать глаза ни свет, ни заря...

За окном было темно.

Который час?

«Скоро рассветёт...»

Нельзя было подождать, пока солнце встанет?

«Нам нужна спокойная обстановка...»

М-да? И из-за этого нелепого требования ты подняла меня на ноги? Поганка!

«Одевайся, олух... Только не слишком тяжело и тепло — тебе предстоит много двигаться...»

Ну, это мы ещё посмотрим!

Сползаю с кровати и плетусь к шкафу...

Роясь в ворохе разнообразных предметов одежды, я вспоминал торжественный обед по случаю собственного выздоровления, и те речи, которые произносились в перерывах между другими, более полезными забавами челюстей. Половина беседы прошла мимо моих ушей, заглушённая треском поглощаемой еды, но кое-что в памяти всё же осталось. Например, слова Кэла о том, что он ждёт прибытия своего брата в течение нескольких ближайших дней и очень недоволен задержкой, потому что наставник, занимающийся обучением молодого эльфа, не хочет отпускать ученика. Кайа, как ни странно, оказалась на стороне оного наставника и заявила, что и самому Кэлу неплохо было бы поработать над собой под руководством сведущего в применении оружия Мастера. Эльф обиделся и напомнил, что его образованием в боевых искусствах занималась как раз она, и если недовольна результатом, то рассуждать о неудаче может сколько угодно, но винить — саму себя. Эльфка приторно-сладким голосом пропела нечто вроде: «сначала зарасти дырку в груди, а потом посмотрим, кто кого». Конечно, фраза была куда изящнее и обладала несколькими уровнями подтекста, но даже общий смысл вызвал у меня смех, похожий на приступ кашля, а Мин тяжело вздохнула и объявила всем присутствующим за столом, что если они не угомонятся, то она тоже начнёт подумывать о небольшой разминке с применением колюще-режущих предметов. Эльфы чуть остыли, но до самого десерта продолжали отпускать колкости в адрес друг друга. В основном, это были переходы на личности, но помимо обсуждения свойств характера каждой из сторон я узнал, что Кэлу поручено некое важное задание, которое он, судя по теперешнему состоянию здоровья, выполнить не способен, и сие обстоятельство его самого очень огорчает. Особенно потому, что не знает, кем его заменят. Более внимательно к разговору ваш покорный слуга не прислушивался, благо было чем заняться: Мин без устали подкладывала мне на тарелку самые лакомые (по её мнению) кусочки и умерила рвение только после того, как я, взглянув на увесистый шмат мяса, сделал грозное лицо и пообещал съесть всё, что вижу перед собой, но только в том случае, если воительница съест столько же. Мин скривилась и, уныло кивнув, углубилась в изучение своей тарелки... Наевшись и напившись я откланялся, выцарапав у Кэла свои любимые побрякушки. Эльф с большой неохотой вложил цепочку с висюльками в мою ладонь и взял с меня обещание серьёзного и обстоятельного разговора. Кажется, я согласился...

«Ты будешь шевелиться или нет?...» — окрик Мантии заставил меня испуганно вздрогнуть.

Не ори!

«Ты уже целую минуту смотришь на эту рубашку...»

Всё, одеваюсь! Достала!

Куртку я напяливать не стал, зато нашёл совершенно чудную вещь — вязаный подшлемник: и голове тепло, и шея прикрыта.

«Ну, готов?...»

К чему?

«К ма-а-аленькой пробежке!...»

К ЧЕМУ?! Мы так не договаривались!

«Ничего, не рассыплешься... Только разомнись для начала...»

В разминку вошли приседания, наклоны и отжимания — в не слишком большом количестве, но достаточном, чтобы в голову закралась крамольная мысль: какая пробежка, и так уже еле двигаюсь... Но Мантия была непреклонна, и я выполз из дома на улицу, путано объяснив встреченной служанке, что мне позарез нужно прогуляться. Женщина смерила меня критическим взглядом, но удивляться не стала: видимо, по моему лицу поняла, что я способен и на более дурацкие поступки, чем шатание по предрассветному морозцу даже без тёплого плаща...

И куда мы пойдём?

«Побежим!...» — поправила Мантия.

Хорошо... Куда побежим?

«Вокруг этого квартала...»

С целью?

«Потом узнаешь...»

Я вздохнул, посмотрев на льдисто посвёркивающую в мертвенном свете луны мостовую: буду уповать на то, что не поскользнусь, иначе костей не соберу — вон, какая брусчатка... неаппетитная. Вздохнул и перешёл на бег.

Некоторые дома выходили окнами прямо на улицу, но больше попадались глухие заборы с калитками и воротами. Кое-где горели масляные фонари, соперничающие с луной за право разбить ночной мрак на как можно большее количество теней — рассеянного света вполне хватало, чтобы видеть, что творится под ногами, но более отдалённые окрестности совершенно терялись в темноте. Разумеется, людей на первом круге своей пробежки я не встретил, и вовсе не потому, что кроме меня ни у кого не было важных дел: просто гостиница, которую выбрали эльфы, располагалась среди подобных себе заведений, а где вы видели постояльцев, отправляющихся по делам до восхода солнца?...

И сколько я пробежал?

«Не больше мили...»

Знаешь, больше и не хочется...

«Есть такое слово...»

Ага. Слово «НАДО».

«Какой же ты умница!...»

Ум силы ногам не добавляет.

«Но и не мешает эту самую силу развивать...» — мудро заметила Мантия и скомандовала: «Бегом — марш!...»

Я сменил быстрый шаг на вялую трусцу, впрочем, мою наставницу устроил и такой темп, а на третьем круге мне удалось заслужить право устраивать короткие передышки по всему маршруту следования.

Бездумно плюхать по каменной мостовой было скучнейшим занятием, и я, естественно, начал присматриваться к окружающим меня зданиям, хотя ночь — не самое подходящее время для осмотра городских и иных достопримечательностей.

Вот здесь ограда высокая, а дальше по улице — низенькая, чуть выше человеческого роста. О чём это может говорить? Например, о страхе хозяина перед вторжением нежеланных гостей. В частности, грабителей. Правда, это вовсе не значит, что тот, кто окружил себя менее мощным забором, никого и ничего не боится — скорее, рассчитывает на совершенно другие способы защиты жизни и имущества... Да, так и есть: пробегая мимо, я поймал волну одного из простых охранных заклинаний. Вор забрался? Нет, наверное, кошка бродит по внутреннему дворику или саду (смотря, что скрывается за стеной): чары всего лишь отметили движение, а не нарушение Периметра...

За этими затейливо переплетёнными прутьями — ещё одна гостиница. Тихая и сонная. О, простите: на первом этаже в окнах горит свет, и ощутимо тянет ароматом свежей выпечки, значит, кухарка уже приступила к выполнению своих обязанностей... А здесь какая-то лавка, но вывеску не рассмотреть — тоже тихо и темно... На втором этаже наверняка кто-то живёт: может, сам владелец лавки, а может, и люди, никак с ним не связанные... Интересно, какие сны они видят?...

Ну, лавочник, скорее всего, и во сне мечтает о том, чтобы с выгодой продать свой товар, а постояльцы гостиниц — чтобы выгодно товар приобрести или заключить удачную сделку: в Вайарду приезжают именно за этим. Город торговцев, в котором не проводится ни единой ярмарки, кроме сугубо местных распродаж продуктов труда близлежащих крестьянских хозяйств. Город, в котором встречаются представители продавцов и покупателей, показывают и оценивают тот или иной товар и подписывают контракт на его поставку. Лично я в Вайарде был один раз, и то проездом — оформлял какие-то бумаги, касающиеся то ли партии шёлка, то ли самоцветной руды... А, неважно! У меня не было времени глазеть по сторонам, но характер города, я, пожалуй, уловил, и теперь, неспешно труся по подмороженной, но сухой мостовой, с удивлением понимал: ничего не забывается...

У каждого места в мире есть свои неповторимые черты. Свои краски. Свой темперамент. Своя... душа. Я остановился, делая глубокий вдох, и душа хитроумной Вайарды хлынула в моё сознание...

Суета. Нервозность. Лукавство. Холодный расчёт. Деньги. Договоры. Споры до хрипоты. Надежда успеть к сроку. Обязательства. Обман. Усталая, но довольная улыбка... Несколько мгновений я был целым городом... Я был всеми теми людьми, которые спят в своих постелях или, позёвывая, занимаются неотложными утренними делами... Тени и мысли пролетали сквозь меня, оставляя невесомые ощущения... Вот кто-то переживает, что продешевил, подписав контракт... Кто-то радостно потирает руки, нагревшись на неопытном поставщике... Муж зол на жену за то, что она, сказавшись больной, не пришла к нему вечером... Какой-то ребёнок обижен на своих малолетних соседей, потому что у него отобрали новёхонький мячик... Пелена чужих настроений становилась всё гуще — вот она уже ощутимо давит на виски, и я, не в силах удержаться на ногах, подгибаю колени, садясь прямо на мостовую, но гул неизречённых слов набирает силу...

Эй, может быть, хватит?!

«Для начала — достаточно...» — кивает Мантия и хлопает Дверью. Я снова один. Один... Но отнюдь не одинок. Мне даже жаль расставаться с многословной Вайардой, но — хорошенького понемножку.

«Понравилось?...»

Как сказать... Это было интересно.

«Конечно... Так примерно и выглядит первичная балансировка сознания на объекте...»

Чего?

«Не притворяйся, что плохо понимаешь мои слова!... Позже я поясню, чего можно добиться, проникая в душу того или иного места, а сейчас... Пора завтракать, ты не против?...»

Всегда — за! И что, мне теперь каждый раз придётся бегать?

«Нет...» — еле сдерживаемый смех.

Как это?

«Основной принцип ты уяснил... Теперь сможешь без особой подготовки устанавливать контакт...»

М-да? Сидя на месте?

«Хоть лёжа...»

А бегать-то зачем было нужно?

«А чтобы не замёрзнуть!...» — если бы у Мантии был рот и всё остальное, думаю, он сейчас растянулся бы в довольной улыбке до ушей.

Ну ты и...

И кто она после этого? Последняя сволочь. Впрочем, по степени стервозности, всё же — первая...

Я, слегка пошатываясь, поднимаюсь и поворачиваюсь, но вместо того, чтобы идти в гостиницу, растерянно смотрю на остриё алебарды, покачивающееся в нескольких дюймах от моей груди.

Городская Стража, будь она неладна! Угораздило нарваться на патруль... И что я им скажу?

Старший офицер патруля, состоящего из трёх персон — мужчина средних лет с аккуратно постриженной чёрной бородкой и лицом человека, не чуждого чувству юмора — сверкнул глазами из-под начищенного до блеска форменного шлема:

— Ты чем тут занимаешься?

— Я? Бегаю...

— От кого?

— Просто — бегаю...

— Среди ночи? — удивился он.

— Чтобы никому не мешать, — ляпнул я, рискуя показаться идиотом.

— А зачем бегаешь-то?

— Понимаете... Моя подружка считает меня недостаточно сильным, и настояла, чтобы я занялся...

— Бегом?

— В том числе... — сокрушённо пожимаю плечами.

Офицер не то, чтобы не верит, но мои объяснения не кажутся ему убедительными. Я уже начинаю придумывать другие причины моей прогулки под лучами луны, постепенно бледнеющей в дымке рассвета, но помощь приходит без приглашения: за моей спиной раздаётся спокойный звонкий голос:

— Вашим подчинённым тоже не мешало бы делать пробежки хоть изредка, а то жиром заплывут!

Мин, собственной персоной, одетая не теплее, чем ваш покорный слуга. Большие пальцы обеих рук засунуты за широкий ремень, с которого спускаются ножны кинжалов — по одному на бедро. Серые глаза насмешливы, но внушают уважение. И мне, и командиру патруля, потому что он отвешивает короткий поклон:

— Вы совершенно правы, почтенная! Надо будет этим заняться... — он поворачивает голову ко мне, подмигивает и бросает вполголоса: — Ради такой подружки я бы и сам весь город из конца в конец пробежал!...

Позвякивая оружием и бляхами, патруль удаляется, а Мин подходит ко мне, сверля моё лицо укоризненным взглядом.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, стараясь скрыть колючее удивление, свернувшееся комочком где-то под горлом.

— Наблюдаю за тобой.

— По причине?

— Вдруг какую глупость затеял... — она язвит, но по глазам видно: дело вовсе не в этом.

— А если честно?

Шумно выдыхает облачко пара в морозный воздух.

— Я жду ответа.

— Я испугалась, что ты... ушёл.

— Куда?

— Мало ли... — она неопределённо качает головой.

— И ты решила вернуть меня?

— Нет.

— Нет? — удивлён, не скрою. Попёрлась за мной в ночь, но не затем, чтобы возвращать, а...

— Я не могу запретить тебе уйти, но...

— Но?

— Зато могу пойти следом.

— Милая...

— Откажешься от такого попутчика, как я? — лукаво склоняет голову набок.

— Что ты, я... Я буду только рад!

— Хорошо, — она наклоняется и трётся носом о мою щёку. — Не уходи больше... Или хотя бы предупреждай. Мне нравится, когда ты... рядом.

Я начинаю неудержимо краснеть. Как-то не привык, чтобы мне признавались... если не в любви, то в весьма нежной симпатии. Мин видит моё смущение и заливисто хохочет:

— Какой ты смешной!

— Смотри: обижусь!

— Не обидишься... — она внезапно хлопает по моему плечу своей сильной ладонью. — Бег, это, конечно, хорошо, но надо и силу рук развивать... Хозяйка вроде стирку затевает — воды уйдёт... Не хочешь помочь носить?

— Не хочу, — совершенно искренне отвечаю я, но разве её интересует мой ответ?

— Тогда будешь носить через «не хочу», — ладонь на плече сжимается мёртвым захватом, и я вынужден следовать за воительницей...

Ближе к концу дня, когда я с отвращением прислушивался к дрожи в натруженных руках, в комнату бесцеремонно проник Кэл с внушительной корзинкой, прикрытой салфеткой. Из-под салфетки доносились тревожащие нос запахи сырокопчёного мяса, сыра и свежего хлеба. Я недовольно нахмурился:

— Это подкуп?

— Скорее, взятка, — в тон мне ответил эльф.

— По какому поводу?

— Ты обещал разговор, — напомнил Кэл, расставляя на столе аппетитную снедь и украшая полученный натюрморт пузатой бутылкой.

— Обещал, — подтверждаю, всё ещё не понимая, чем обязан щедрости листоухого.

— Беседовать лучше в добром настроении, — продолжил свою мысль Кэл. — А самое доброе настроение появляется после сытной, но не обильной трапезы, сдобренной вином!

— Вообще-то, я не голоден... — звучит немного неуверенно, и эльф усмехается:

— Я могу и один всё это съесть.

— Ну уж нет! Живот болеть будет, — я устраиваюсь в одном из кресел, а Кэл занимает другое и разливает по бокалам тёмно-розовую жидкость, источающую божественный аромат.

— Гэльское?

— Оно самое.

Минуты две-три мы катаем на языках терпкие сладковатые капли, потом дружно тянемся за ломтиками сыра.

— Итак? Я — весь внимание.

— Помнишь, я говорил, что мне поручено некое дело... — задумчиво глядя в бокал, начал эльф. — Оно имеет особое значение для Совета Кланов, и моя кандидатура для его выполнения долго обсуждалась и была, в конце концов, утверждена, но... Ближайший месяц я не приду к нужной форме, увы.

— Сожалею... Я виноват...

— В какой-то мере, — кивает он, пригубливая вино. — Но не смею тебя в чём-то обвинять... Я хочу кое-что обсудить.

— Давай попробуем.

— Утром стало известно, что вместо меня делом займётся мой младший брат. Ты его знаешь...

— Хм, а он не слишком молод?

— Совет посчитал, что Хиэмайэ вполне подходит. Не спорю, он хорошо обучен и получил все необходимые инструкции, но...

— Но ты опасаешься, что мальчик не справится?

— Не совсем... Я боюсь, что он может попасть в сложную ситуацию, из которой в силу скромного опыта просто не найдёт выход.

— Возможно. Но как иначе он сможет чему-то научиться?

— Согласен... Но пойми: я тревожусь за него... После смерти Мийи он — всё, что осталось от моей семьи. И потерять его... — лиловые глаза на мгновение подёрнула скорбная тень.

— Понимаю.

— Ему нужен напарник, который, не прямо, а украдкой будет ему помогать.

— В чём же проблема? У Совета нет подходящих идей?

— Совет рассержен... моим поведением и не пойдёт на то, чтобы наделить брата сопровождающим, — сконфуженно признался Кэл.

— Это уже точно известно?

— Да.

Я помолчал, пережёвывая кусочек ветчины.

— М-да... А почему ты завёл этот разговор со мной? — не думайте, я не так уж туп, как кажется, но мне не хотелось самому делать вывод, который может озвучить другой человек... то есть, эльф.

Кэл посмотрел сначала в наполовину опустошённый бокал, потом — на стол, в конце концов, остановив сосредоточенный взгляд на вашем покорном слуге:

— Здесь нужен не просто наёмник, который отрабатывает уплаченную сумму, потому что...

— Потому что платы попросту не будет? — усмехаюсь и тянусь за новым куском ветчины.

Эльф недовольно дёргает плечом:

— И это — тоже... То есть, я могу оплатить услуги... из своих личных средств, но вряд ли кто-нибудь согласится на мои условия...

Я сдерживаю понимающий смешок — исключительно, чтобы не обидеть своего собеседника. Всё с тобой ясно, lohassy! В силу нежного возраста и давней утраты родителей ты и твой брат пока подлежат опеке, а высокородные эльфы, исполняющие сей долг, не будут расшвыриваться семейной казной, финансируя сомнительные приключения[22]... Обидно, конечно, но в данном случае я ничем не могу помочь. Разве только...

— Но ты, похоже, нашёл выход? — щурюсь, стараясь не подпускать в голос ехидства.

— Мне думается, да, — кивает Кэл.

— Когда думается — это хорошо, это правильно... Поделишься соображениями?

— Без этого никак, — притворно вздыхает эльф.

Я подливаю вина в бокалы и откидываюсь на спинку кресла.

— Готов выслушать.

— Я вижу, — тонко улыбается Кэл.

— Тогда зачем тянешь время?

— Думаю, какова будет твоя реакция на мои слова.

— А в некоторых случаях думать — вредно! — глубокомысленно изрекаю я. — Скажи, и узнаешь.

— Тоже верно... — соглашается он, но выдерживает паузу. Мне надоедает ходить вокруг да около, и я излагаю суть дела вместо листоухого:

— Ты полагаешь, что брату нужен МОЙ присмотр.

— Умгум, — эльф прикладывается к бокалу.

— Аргументация?

— У тебя получится, — лиловые глаза хитро щурятся из-под серебристой чёлки.

— И всё?

— Разве недостаточно?

— Как посмотреть... — я, на несколько глотков, задумываюсь. — У меня есть некоторые сомнения... Даже возражения.

— Излагай, — с готовностью разрешает Кэл.

— Во-первых, у меня слабое здоровье.

— А вёдра с водой ты таскал на удивление бодро! — замечает эльф.

— Ага. К завтрашнему утру я буду еле жив от боли во всём теле...

— Отклонено, — листоухий непоколебим, как скала. — Дальше!

— Я не слишком хорошо владею оружием.

Он фыркает:

— Ну и заявление! Из уст того, кто насквозь пробил мне грудь!...

— Насквозь? — растерянно приподнимаю левую бровь.

— Ну... почти, — исправляется эльф. — Второе возражение также отклоняется.

— Почему? Мне просто повезло!

— Не скажи, не скажи... Я фехтую — что бы ни утверждала в запале Кайа — лучше среднего, и то, что ты прошёл мою защиту, говорит о...

— Ни о чём! В тот момент ты почти подпал под влияние vere’mii сестры и плохо управлял своим телом!

— Не так уж и плохо... — обижается Кэл. — К тому же, до ранения я кое-что соображал и могу сказать точно: тебя учил кто-то из наших Мастеров!

Я прикусил губу. Ай-вэй, как нехорошо! Он в двух шагах от совершенно ненужного мне открытия... Очень плохо. Собственно, а на что я надеялся, вступая в поединок с эльфом?

— Значит, это возражение не кажется тебе заслуживающим внимания? — спешу сменить тему.

— Именно!

— Хорошо. Я не умею колдовать, — предпоследний довод. Если и он не подействует... Впору вешаться. Хоть на потолочной балке, хоть на шее у Мин.

— И не надо! — Кэл улыбается во весь рот, демонстрируя жемчуг идеально ровных зубов. — Мэй сам может о себе позаботиться в этом смысле... Хотя ты опять чего-то недоговариваешь: с «призраком» ведь справился!

— Изъятие результата чародейства может быть полезным, но не всегда способно помочь, — мрачно буркаю, запихивая в рот кусок сыра.

— Нужно просто не доводить ситуацию до крайности! — советует эльф, и я понимаю, что настало время для завершающего удара:

— Я очень невезучий человек. Можно сказать, неудачник. В моём обществе твой брат рискует многим, начиная от здоровья и...

— Заканчивая честью? — лиловые глаза переполнены смехом.

— За чужой честью не охочусь! — вздёргиваю подбородок. Хочется думать, что выглядит сей жест гордо, а не судорожно.

— Сама в руки идёт! — весело добавляет эльф.

— Я тебя не убедил? — вздыхаю.

— Нисколечко.

— Жаль...

— Скажи, зачем ты стараешься отказаться, если, на самом деле, хочешь помочь? — вопрос Кэла застаёт меня врасплох.

— Как это, хочу? И вовсе даже...

— Ну, не хочешь, но, по крайней мере, не исключаешь такую возможность, — он перефразировал свою уверенность.

М-да, эту партию я проиграл. Подчистую. И дело даже не в тщательно скрываемом мною (правда, от самого себя, в основном) желании принять некоторое участие в жизни молодого эльфа... Нет. Мне просто очень хочется наставить его на путь истинный, позаботившись о том, чтобы образ загадочной йисини остался приятным воспоминанием, не более... А к вопросу о «помогать»... Не помешал бы — вот, что опасно!

— Не боишься совершить ошибку? — спрашиваю без обиняков.

— В случае с тобой? Нет, — слишком поспешно, на мой скромный взгляд, отвечает эльф. Ах так, lohassy? Ну, держись!

— А в случае с братом?

— Ты не причинишь ему вреда, — уверенно заявляет Кэл, и я суживаю глаза:

— Ой ли? А что, если я поведаю мальчику о подробностях той случайной встречи в трактире... предъявлю доказательства, кстати! Буду насмехаться и шантажировать. Я могу, не смотри, что выгляжу безобидным!

В мгновение ока эльф оказывается на ногах и нависает надо мной, впиваясь побелевшими пальцами в подлокотники кресла, которое занимает ваш покорный слуга:

— Ты так не поступишь!

— Почему? — улыбаюсь самой мерзкой из своих улыбок, и Кэл невольно отшатывается.

— Нет... это невозможно... я...

— Не мог так обмануться? Будет уроком впредь: не следует целиком и полностью доверяться первому впечатлению. Да и второму — тоже. А вообще-то... Ты не обманулся. Я не могу сделать больно никому из вас.

— Почему? — жалобно спрашивает эльф, чьи представления о добре и зле в людских душах только что подверглись жестокому испытанию.

— Потому что обещал. Обещал тому, чья просьба для меня... скажем так: священна. Так что, в этом смысле можешь меня не опасаться!

Кэл садится обратно в кресло, но прежней уверенности на прекрасном лице уже нет. И это совершенно замечательно! Лучшая новость на сегодня! Нельзя жить без сомнений. Скучно. Хотя... Я сам предпочёл бы поскучать!

— Сейчас ты откровенен?

— Как никогда! — говорю серьёзно и искренне, но Кэл недоверчиво качает головой:

— И как теперь верить...

— Не верь, — великодушно разрешаю я, с сожалением глядя на остатки выпивки. Быстро кончилась, как и всё хорошее...

— К сожалению, у меня нет выбора, — продолжает сокрушаться листоухий.

Хм... Всего лишь хотел заставить сомневаться, а чего добился? Гнусных моральных терзаний. Будем исправлять ситуацию? Попробуем:

— Иногда отсутствие выбора лучше, чем наличие нескольких равноценных альтернатив. И даже знакомое зло временами удобнее, чем впервые встреченное добро... Однако, в твоём плане есть слабый момент. Знаешь, какой? В качестве кого я буду сопровождать твоего брата? Как слуга? Ерунда: эльфы не пользуются услугами людей. А рабов и вовсе не держат... Об этом ты думал?

— Да, — признаётся Кэл, и я понимаю: действительно, думал. И отсутствие решения, по-видимому, очень угнетает среброволосого красавца. А между тем...

Я, не глядя, щёлкаю замком и кладу расстёгнутый ошейник на стол.

— Так будет легче думаться? — даже не улыбаюсь, потому как, ничего смешного в происходящем нет. Особенно если подметить нездоровый блеск, ворвавшийся в лиловый взгляд эльфа.

— Гораздо! — подтверждает он и углубляется в раздумья, время от времени посматривая на меня так, будто снимает мерки для гроба.

В конце концов мне надоедает опустившийся полог молчания, и я спускаюсь в кухню, чтобы разжиться куском ягодного пирога и поболтать со стряпухами, а когда возвращаюсь, эльфа в моей комнате уже нет. И следов трапезы на столе — тоже.

Какой же он глупый, право слово... Если его смущала только одна деталь в начерно составленном плане... Важная деталь, кстати: ошейник предполагает не только и не столько «несвободу» в действиях, сколько подчинённость желаниям и указаниям одного, строго определённого лица. А когда многие дни подряд выполняешь только то, что тебе скажут, отвыкаешь мыслить и действовать самостоятельно. Ты об этом подумал, lohassy? Конечно же, нет! Ребёнок, он и есть ребёнок...

Взрослый человек вёл бы себя иначе. Тот же Борг: как бы он поступил? Для начала втравил бы меня в разноплановые ситуации с целью установления типовых реакций, и только потом — много позже — начал бы разговор о «добровольном» участии в важном, но совершенно не оплачиваемом деле... Хе-хе-хе. А ведь так и было: правда, ситуации я устраивал себе сам, но пищи для размышлений рыжему верзиле дал очень много. Можно сказать, перекормил... Борг... Мой первый серьёзный опыт общения с представителем Тайной Стражи. Да ещё каким представителем! Даже не принимая в расчёт внушительные физические данные, одно то, что рыжему великану доверили обеспечение безопасности первого наследника престола Западного Шема... Это таки внушает уважение!...

В случае с Кэлом удивляюсь, как мало времени понадобилось листоухому, чтобы твёрдо увериться в моих «достоинствах». Впрочем, на свете он живёт гораздо дольше королевского телохранителя, так что и опыта в оценке личности у него поболее... Только здорового скепсиса мало. Ничего, наберётся! Если не сложит голову в очередном нелепом vyenna’h-ry. Сколько же ему лет? За двести или ещё до двухсот? Средствами семьи не распоряжается, но уже облечён некоторым доверием. Наверное, лет двести двадцать или двести тридцать. Знать бы, как скоро он станет наполовину взрослым... А впрочем, ЭТОТ срок предсказать нельзя...

Глупый-глупый-глупый... Ошейник — всего лишь символ. Настоящее рабство рождается и гнездится в недрах черепа, там, где многие предполагают местонахождение ума. Если рассуждать грубо, то и Кайа, и Кэл — рабы. Мои. Смешно? А мне — не очень... Тем более, что они сами признали мою власть над своими жизнями. Подаренными жизнями. Новыми жизнями... Такое добровольное рабство — хуже прочих. Для хозяина, а не для тех, кто ему подчиняется. И самое главное: никто этого самого хозяина не спрашивает, хочет ли он ВЛАДЕТЬ. Нет! Ставят перед фактом и умильно заглядывают в глаза: вот мы, здесь, перед тобой, в полном твоём распоряжении, возьми нас!... Тьфу. Никому не пожелаю оказаться в схожей ситуации...

Кстати, отношения «учитель-ученик» тоже во многом подобны рабству. Умственному и, нередко, даже физическому. Плохой наставник получает неописуемое наслаждение, владея умами своих учеников, внушая им выстраданные собой, а не настоящие истины, заставляя действовать по своему образу и подобию... В некотором роде, учителя — те же творцы, но, как не каждая женщина (и не в каждом случае) может родить здорового, сильного, в потенциале — умного ребёнка, так и не каждый учитель способен создать из сырого материала вверенного ему юного сознания то, что превзойдёт его самого. Некоторые и не хотят, чтобы ученики были умнее — вполне понятное желание. Нехорошее. Эгоистичное. Вредное. Вполне человеческое. Зачем я буду делиться тем, что добывал потом и кровью, только для того, чтобы юный нахал через несколько лет стал умнее меня? Ни за что!... Такие вот учителя плодят «рабов» недалёкого ума...

Есть ещё одна опасность, о которой никто не хочет думать, пока она не возьмёт за горло: стать рабом собственных привычек. О, это сладостное рабство! Но оно чуть ли не опаснее других, потому что от привычного удобства мыслить и поступать наработанным образом труднее всего отказаться... Проверял на себе. И до сих пор проверяю...

Ах, Кэл, Кэл... Конечно, я попробую помочь твоему брату. В основном, из чувства вины. Ну, ещё из капельки сумасшествия и глотка предвидения, которое настойчиво стучит в висок: неспроста ты повстречался с листоухими, ой, неспроста... Особенно после столь проникновенной просьбы Магрит «не делать им больно». Есть, над чем задуматься...

Следующие два дня я не имел удовольствия общаться с Кэлом: за те несколько мгновений, которые мы в течение указанного промежутка времени находились в пределах досягаемости друг друга, мне удавалось только кивнуть, а ему — ответить на кивок рассеянным взглядом. Где он пропадал, по каким делам уходил рано утром — для меня оставалось загадкой, не мешавшей, впрочем, ожидать дальнейшего витка пакостей в своей личной жизни.

Мин, всерьёз озаботившаяся моей физической формой, не пропускала «утренних пробежек» и подыскивала любую работу, способную добавить нагрузки ленивому телу. Правда, ноющие мышцы удостаивались потом такого приятного массажа, что... Грех было жаловаться на судьбу. Я и не жаловался. Пока не наступил день четвёртый от моего исцеления...

Не буду подробно описывать, в каком настроении я встретил утро, хотя бы потому, что оное утро наступило для меня аккурат в полдень. По какой причине? Девочки веселились. С подачи Кэла. Скажу только одно: оценив масштаб «надругательства» над своим телом, я вытолкал хохочущую троицу за дверь и заперся, чтобы успокоить нервы.

Кэл, надо отдать ему должное, придумал совершенно замечательный план с оригинальной, но весьма правдоподобной и удобной легендой. Ему бы ещё со мной посоветоваться перед тем, как... Но обо всём — по порядку.

Как уже упоминалось не раз, эльфы не слишком жалуют людей и, соответственно, не балуют последних своим обществом, особенно в путешествиях. Если и удаётся встретить листоухого в сопровождении иноплеменника, то будьте уверены: надобность в таком «напарнике» была крайней. И всё же, как в любом правиле, здесь есть исключение. Я, признаться, о нём и не вспомнил, а вот Кэл (это и понятно, кто, в конце концов, из нас — эльф?!) пришёл к необходимому решению практически сразу и два дня потратил на разработку и обеспечение внешних деталей. Решив сделать из меня лэрра[23] Горькой Земли.

Я был бы против, но вовсе не из ложной скромности или грозящей опасности. Попробую объяснить...

Владения эльфов окаймлены с юго-востока узкой полоской территории, которая никогда не блистала богатой растительностью и большим населением. Проще говоря, Горькая Земля полностью оправдывала своё название: на ней могли жить только невыносимо упрямые, угрюмые люди, каждый миг своей жизни боровшиеся за существование. Местами — пустыня, местами — степь с чахлой растительностью, не обременённая полезными ископаемыми и иными природными богатствами, эта территория славилась только одним: свободой. То есть, если вам хотелось умереть, не платя налоги — добро пожаловать на Горькую Землю! Впрочем, в те времена налоги ещё не так прочно вошли в государственный уклад, поэтому свобода воспринималась несколько иначе. Романтичнее, что ли... Так вот, на неприспособленной для нормального обитания территории кое-как рождались, жили и умирали люди, чей характер закалялся от поколения к поколению. А потом началась война. Долгая Война. И в один прекрасный (если кому больше нравится — ужасный) день вражеские армии подошли к Горькой Земле. Воевать за эти хилые клочки никто не собирался — планировалось пройти их маршем и начать жечь эльфийские леса, но... Не знаю точно, какое чувство взяло верх в душах жителей Горькой Земли, только они встали стеной на пути врага. По здравому рассуждению могу предположить следующее: им просто стало обидно, что их никто не замечает и не принимает в расчёт, как достойного противника. Но дело не в этом, а в том, что люди, привыкшие к каждодневной борьбе, легко приняли на себя тяготы военного времени и сумели оказать такой отпор, что вражеские армии вынуждены были остановить своё продвижение — на тот срок, который понадобился эльфам, чтобы подготовиться к войне... В общем, когда в Четырёх Шемах воцарился мир, эти самые эльфы в знак благодарности взяли на себя заботы по приведению Горькой Земли в состояние, схожее с самыми благодатными местностями. Статус «свободной территории» никто не потревожил. Правда, лэрры (в теперешнем значении — хозяева поместий) официально приняли протекторат Западного Шема, но с огромным количеством оговорок, чтобы в случае необходимости действовать исключительно по своему усмотрению. А с эльфами потомков тех, давних защитников Горькой Земли, связывают вполне дружеские отношения. И эльф, вынужденный покинуть привычные для себя места обитания, вполне мог отправиться в путешествие в компании с лэрром...

Это — краткая выдержка из исторических хроник. Скорее, даже выжимка с минимумом подробностей. Общий вывод таков: лэрры — гордые, сильные люди, за годы благоденствия научившиеся владеть не только оружием, но и своим умом, воины и труженики, достойные во всех отношениях. Если коротко: лично я на лэрра не тяну. Кэл посчитал иначе и...

У жителей Горькой Земли своё понятие о красоте, как тела, так и всего остального, и они вполне заслужили это право, но... Начнём с того, что мужчины-лэрры бреют свои головы с малолетства и до седин (которые очень трудно обнаружить именно из-за отсутствия волос). А на смуглом теле (и мужчины, и женщины) рисуют всяческие картинки, рассказывающие о вершинах, достигнутых в течение прошедшей жизни. Иногда картинок много, иногда — всего одна, но многозначная, если можно так выразиться. В общем и целом, ход моих рассуждения понятен? Думаю, более чем. Ах, да: если касаться масти лэрров, то и тут я на них никак не похожу — смуглая кожа сочетается с тёмными глазами и иссиня-чёрными волосами (предположительно, конечно, ибо мало кто видел на теле лэрра растительность, по которой можно судить о цвете волос), да и физические характеристики у этих людей более впечатляющие, чем у вашего покорного слуги...

Я проснулся (от сна, вызванного подсыпанным накануне снотворным), когда эльфийский доктор заканчивал натирать моё тело неким составом, который мерзко пах и неприятно щипал кожу, поэтому теперь, с сожалением глядя на заметно потемневшего себя, перебирал в уме ругательства, подходящие к случаю...

Бритая голова меня особенно не радовала ввиду скорого наступления зимы. Лэрры-то живут в тёплом климате, им можно и без шапки ходить, а я? Морозиться должен? Но больше всего раздражало то, что никак не посмотреть, что за «красоту» девчонки изобразили на моей спине: доподлинно известно только: это — зверь, и верхние части рисунка своими ответвлениями доходят до уровня середины ушей. Впрочем, зная характер что Мин, что Кайи, можно предположить: легко отделаться не удалось.

И одежду ведь, паршивцы, где-то раздобыли... типично лэррскую.

В принципе, жители Горькой Земли одеваются, как и их соседи, просто эти самые соседи уж больно разные: эльфы, народы Южного и Западного Шемов, а также... Кое-кто ещё, оказавший влияние на формирование местной моды. Например, лэрры признают застёжки камзолов не посередине груди, а только по правой её половине (даже воротники-стойки застёгиваются сбоку) — такая особенность берёт своё начало от чего-то там, связанного с креплением доспехов... В качестве верхней одежды служит накидка-плащ с рукавами, называемая маади — широкая, можно даже сказать, просторная, под ней можно спрятать очень большое количество оружия. Иногда оборудуется капюшоном — по крайней мере, на том экземпляре, который достался мне, капюшон имелся. Отдельно имелся и головной убор, отчасти похожий на то, чем женщины любят покрывать свои косы: широкий шарф, который набрасывается на голову и удерживается обручем или замкнутой в кольцо полоской ткани (меха, шнурком и чем хотите ещё — зависит от фантазии). С первого раза красиво (и тем более — правильно) такое сооружение не наденешь, но я в своё время с удовольствием носил нечто подобное, и управился с полосой тонкой шерсти так быстро, что сам себя удивил. Закинув концы этой самой сахьи за спину, я пожалел, что в комнате нет даже самого крохотного зеркала — должно быть, вид у меня весьма впечатляющий, разве что, немного хрупкий для настоящего лэрра. Стоило бы узнать реакцию моих «обидчиков»...

Я прислушался к звукам за дверью. Тихо. Даже дыхания не слышно. Ругался я и одевался долго, могли ведь и устать ждать...

Так и есть: никого. Ни за дверью, ни дальше по коридору. Придётся искать самому...

Вниз спускаться не стал: слишком большая вероятность нарваться на прислугу, не уведомлённую о появлении в гостинице лэрра. Комната Мин в правом крыле, рядом с апартаментами Кайи. Туда тоже не пойду. Обиделся. Пойду налево, в сторону обиталища Кэла: поскольку он — главный затейник всего этого недоразумения, ему первому и надаю по ушам, благо, эти самые уши временами так и просят «Дотронься!»...

Потирая руки, я подкрался к дверям, ведущим в комнату моего знакомого эльфа и... Застыл на месте, пытаясь разделить в водопаде спора, слышного даже в коридоре, истинные и ложные струи.

Спорили двое. Кэл, что было совершенно логично: комната же его, и... Его младший брат. Хиэмайэ, если не ошибаюсь? Я не люблю подслушивать чужие разговоры — хотя бы потому, что, став свидетелем того, что не предназначено для тебя, можно взвалить на себя груз не только чужих секретов, но и чужих проблем.

— Как ты мог?! Ты вообще о чём-нибудь думал, когда сорвался с места, даже не сказав никому ни слова?! Совет не знал, что и предположить...

— Я уже объяснил, что произошло, Мэй, не будем...

— Не будем — что? Говорить о твоей безответственности? Хочешь, чтобы я принял на себя обязанности старшего? Ты этого хочешь, эгоист?

— Мэй... У меня были причины действовать без промедления, и я буду молиться всем богам, чтобы с тобой в жизни не случилось того, что произошло со мной...

— Конечно! Теперь умыл руки, а я должен разгребать сор? Да ты меня просто ненавидишь, если так поступил! И как я раньше не...

Я покачал головой и пинком распахнул дверь. Спор приблизился к очень опасной точке: ещё чуть-чуть, и отношения между братьями будут непоправимо испорчены — в голосе младшего всеми цветами радуги переливалась настоящая истерика, а старший был совершенно обессилен нелепыми обвинениями. А ведь, в сущности, им не из-за чего ссориться, только они пока этого не поняли...

— Поберегите чужие уши, господа! — я обворожительно улыбнулся и понизил голос до последнего из доступных мне пределов: в результате получилось нечто вроде басовитого мурлыканья большой кошки. То, что надо, в общем.

Две пары похожих, но всё-таки, неуловимо разных глаз уставились на меня. Кэл моргнул раза три, прежде, чем понял, кто именно вошёл к нему в комнату. Мэй поджал нижнюю губу:

— Даже лэрра уговорил... Ну ты, братец, и...

Договаривать младший эльф не стал — выскочил за дверь. Я проводил его взглядом, убедился, что в коридоре никого нет, сдвинул дверные створки и насмешливо посмотрел на Кэла.

— Иногда близкие родственники становятся сущим наказанием, верно?

Эльф скривился, не отвечая на вопрос, который сотней голосов из ста можно было признать риторическим.

— Какая между вами разница, если не секрет? — продолжаю допытываться.

— Разница? — он не слушает меня, а жаль.

— В возрасте, — вынужден уточнить.

— Тебе-то что за дело?

О, мы ещё и огрызаемся? Прости, но вовсе не я виноват в твоём дурном настроении, lohassy!

— Если я должен буду провести некоторое время в обществе твоего брата, неплохо было бы узнать кое-какие подробности его личной жизни, — присаживаюсь на краешек стола.

— Сто десять лет, — нехотя сообщает Кэл.

— Так много? А ведёте себя совершенно одинаково, — откровенно потешаюсь, потому что имею на это право. Маленькое такое. После всего, что со мной сделали без моего ведома.

— Ты сравниваешь меня с этим юнцом? — тонкие ноздри точёного носа гневно раздуваются.

— Сам виноват: мало того, что начал с ним спорить, так ещё и не привёл убедительных доводов в свою пользу!

— Ты-то откуда знаешь? Подслушивал? — настораживается эльф.

— Очень надо! — фыркаю я. — Вы орали так, что и глухой бы услышал. По счастью, кроме меня на этаже никого не было, иначе... Можно было мило погреть уши.

— Если не слышал, о чём шла речь, не поймёшь! — высокомерно заявляет Кэл, и я презрительно морщусь. То же мне, загадка...

— Несколько фраз, долетевших до моего слуха, рассказали главное: мальчик обижен на тебя.

— Конечно! Кому хочется исправлять чужие ошибки!

— Не угадал, — качаю головой. — Он обижен совсем по другой причине. Уязвлена гордость.

— Каким образом? — эльф, наконец-то, возвращается в разумное состояние.

— Не знаю, в каких красках Совет поведал ему о твоём проступке, но мальчик понял одно: ты пренебрёг долгом и тем самым бросил тень на честь семьи. А это очень трудно простить. Особенно тому, кого считаешь лучшим из лучших...

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я вижу. Твой брат очень тобой гордится, отсюда и его горячее неприятие того, что у тебя могут быть свои проблемы. Ты для него — идеал. Точнее, был идеалом, а теперь... Кумир оказался глиняной статуэткой, рассыпавшейся в пыль при первом же соприкосновении с действительностью. Похоже, твой брат находится в том возрасте, когда настоятельно нужно на кого-то равняться и сверять свои поступки по чужим... Глупо, конечно, но такова юность. Впрочем, это лучше, чем считать себя непогрешимым и всемогущим.

Кэл слушал, опустив ресницы, но когда последний звук моего голоса смолк, лиловые глаза распахнулись, загораясь странно знакомым и очень опасным огнём. Примерно так смотрел Борг, когда счёл вашего покорного слугу достойным государственных тайн. Так смотрела Матушка, тронутая моей мольбой. Так... Нет, Рианна смотрела иначе.

— Тебе не надоело всегда быть правым? — вопрос эльфа заставляет меня печально улыбнуться.

— Надоело. Тем более, что обычно я прав только в отношении других, а разобраться в самом себе не могу.

— Я догадывался, что его обидело, но только после твоих слов понял, насколько... — задумчиво продолжает Кэл. — И не знаю, как объяснить брату, что никто в случившемся не виноват...

— Если хочешь, я могу попробовать. Надо же налаживать отношения!

— Попробуй, — он окинул меня изучающим взглядом. — Странно... Этот наряд не выглядит на тебе чем-то...

— Чужеродным?

— Да. Как и в тот раз, почему, собственно, я и решил...

— Идея неплоха, но... Не слишком удачна. Кстати, ты не собираешься пояснить, куда и зачем меня отправляешь?

— Зачем — и так понятно, а куда... В Виллерим.

Я процедил сквозь зубы нелестную оценку умственных способностей своего собеседника.

— Что-то не так? — невинно осведомился эльф.

— Всё не так. Ехать в столицу, притворяясь лэрром, всё равно, что лезть голышом в змеиное гнездо!

— Почему?

— Дразнить всех идиотов на пути? Уволь! Я на такое не соглашался!

— А мне кажется, что будет наоборот: мало кто рискнёт задирать настоящего лэрра...

— Но я-то — не настоящий!

— А кто поймёт? — хихикнул Кэл. — Я и сам с трудом сообразил, что это ты, а не один из наших доблестных соседей.

— Тот, кому надо, поймёт! — отрезал я.

— Ну, тебе же не придётся ходить по великосветским приёмам, — продолжал веселиться эльф. — А на улицах даже воришки в карман не полезут...

— Твои бы слова, да...

— Псу под хвост? — настроение Кэла стремительно улучшалось.

— Вот что, умник: о внешности и одежде ты позаботился, а как насчёт самого главного?

— Чего? — хлопнул ресницами эльф.

— Оружия! Лэрру полагается нечто... серьёзное, не находишь?

— Оружие... — Кэл наморщил лоб. — Есть идея... Я сейчас соберусь, и сходим в одно место!

— Если не буду удовлетворён результатом, лично отправлю тебя в такое место, откуда ты не скоро вернёшься! — грозно пообещал я и подхватил плащ, небрежно кинутый на кресло: — Это твоего брата вещь?

— Да. А зачем?...

— Если я правильно понимаю его состояние, сейчас он мёрзнет где-нибудь во дворе или на улице, и самое время поговорить с ним по душам.

— Когда вернёшься?

— Как получится, — пожимаю плечами и оставляю Кэла погружённым в сборы.

...Старания Мантии не прошли даром: убедившись, что в пределах гостиницы обиженного на весь свет эльфа не наблюдается, я вышел за ворота и, неспешно направившись вниз по улице, прислушался к гомону города.

Жизнь кипела ключом, и счастье, что я мог воспринимать настроение очень ограниченного количества людей и участка земли, иначе легко было бы сойти с ума, заблудившись в дебрях чужих мыслей, внезапно ставших твоими. Рассуждения о сделках и иные практичные вещи сразу отошли на задний план (уверен, что без помощи Мантии не обошлось, потому что мне самому для углубления навыков в балансировке потребовался бы не один год непрерывных занятий), и я сосредоточился на эмоциональном фоне города. В принципе, работать с эмоциями гораздо легче, чем с рассудочными проявлениями, но есть одно маленькое неудобство: нужно совершенно точно знать, что ищешь. А мне нужна была... даже не обида, а что-то более тонкое и простое одновременно. Мне нужен был эльф на пороге разочарования в жизни. Именно на пороге: листоухие в очень редких случаях решаются на то, чтобы добровольно умереть, но вот всё время ходить по этой острой грани — пожалуйста! Тоже Игра, в своём роде...

Как ни странно, Вайарда в пределах досягаемости моего сознания была городом вполне довольным собой — ни тебе ссор, ни тебе обид, даже завалященькой злобы не нашлось, поэтому пепельные следы грусти, которые Мэй оставлял за собой, были найдены почти сразу, и через квартал я догнал ребёнка, который не желал становиться взрослым.

Эльфы слабо чувствительны к холоду и теплу в том смысле, что могут регулировать жар собственного тела по своему усмотрению, но Мэй, находясь в расстроенных чувствах и мучительных раздумьях, пожалуй, меньше всего думал о здоровье, и я поспешил накинуть плащ на тонкие плечи, пока кончики ушей оставались розовыми.

Он вздрогнул и обернулся, готовый к атаке, но встретив вместо врага мой спокойный взгляд, только уныло вздохнул.

— Рассчитывал, что придёт брат?

Эльф не ответил, но по глазам было понятно: именно об этом и мечтал. А мечта опять не сбылась...

— Я испросил разрешения прийти вместо него.

— Зачем? — в мелодичном голосе столько горького льда, что я поёживаюсь, хотя маади греет на совесть.

— Поговорить.

— О чём нам говорить?

— Есть одна тема.

— Какая же?

— Давай, направим стопы в сторону гостиницы, потому что у меня и твоего брата есть неотложное дело... Ты не против?

— Мне всё равно, куда идти, — он старается казаться безразличным.

— Хорошо, — киваю, пряча улыбку в пушистом воротнике.

— Так что ты хочешь мне сказать? — ну зачем так церемонно себя вести, малыш? Как это... по-детски.

— Много. И — мало. Только то, что ты способен услышать и понять... Ты обижен на своего брата, верно?

Он гордо отворачивается.

— Обижен... Ты считаешь, что он поступил недостойно, подвергая риску не столько свою жизнь, сколько выполнение важного поручения Совета. Я прав?

Ответ не звучит, но я, по крайней мере, не слышу и возражений. Уже славно.

— Не буду ни в чём тебя убеждать, потому что рано или поздно ты сам придёшь к тому, что я скажу... Есть случаи, в которых обязательства — даже самые почётные — отступают назад. Иногда речь идёт о сохранении жизни, но в данном случае... Кэлаэ’хэль рассказал тебе, почему бросил вызов vyenna’h-ry, несмотря на поручение Совета?

— Рассказал, — буркнул эльф. — Он услышал Зов Саа-Кайи и не смог удержаться...

— А что было дальше?

— Поединок, — пожал плечами листоухий.

— И?

— Никто не пострадал, кроме него самого.

— Это всё, что ты знаешь?

— Было что-то ещё?

— Ты слышал что-нибудь о vere’mii?

Мэй замедлил шаг и нехорошо сузил глаза.

— Причём здесь «призрак»?

— Твой брат не казался тебе странным в последнее время?

— Кэл? Ну, он... Может быть, иногда... — неуверенно признал эльф.

— Ему приходилось бороться с vere’mii погибшей сестры.

— Что?! — в лиловом серебре взгляда плеснулось потрясение.

— Если он не рассказал тебе о главной причине брошенного вызова, что ж, могу только позавидовать: у тебя замечательный брат. Он был готов, хоть и сам не понимал этого, умереть, но не впустить зло в себя и свою семью.

— Кэл... — мигом растеряв всё высокомерие, Мэй стал похож на растерянного маленького мальчика.

— Он не хотел тебя тревожить, и это очень... по-братски. Тебе не за что обижаться на него. Согласен?

— Но...

— Есть ещё одна причина, верно? Ты боишься взяться за то, что поручалось ему, потому что считаешь себя недостаточно умелым? О, прости, я неточно выразился: недостаточно взрослым?

— Может быть... — он ещё не признаёт, но уже не гонит прочь истину.

— А вот это совсем глупо! Если Совет заинтересован в выполнении поручения, они не стали бы выбирать того, кто не способен с ним справиться. Логично?

— Да...

— Идём дальше. Я более, чем уверен, что члены Совета выбрали тебя именно потому, что успех младшего поможет старшему снова поверить в себя.

— Но разве Кэл...

— Если едва не проиграл тени собственной сестры — как можно по-прежнему считать себя сильным? О нет, Кэлаэ’хэль полон сомнений на свой счёт, и ранение пойдёт ему на пользу: даст время и пищу для размышлений, по завершении которых твой брат снова станет таким, каким ты его любишь — сильным, отважным и мудрым!

— Ты думаешь... — в лиловом серебре появляются робкие огоньки надежды.

— Я уверен! Время врачует раны души лучше любого лекаря... И тебе стоило бы не обвинять брата во всех грехах, а с пониманием отнестись к его трудностям и помочь преодолеть имеющиеся препятствия.

— Я... не знаю... что делать...

— Научиться понимать, что ошибаются все. Даже боги. И не стоит обвинять, пока не представил себя в схожей ситуации!

— Ты... Откуда ты столько знаешь?

Пытливый ум — их семейная черта? В таком случае мне стоит опасаться «разговоров по душам» с представителями Клана Стражей Сумерек.

— Учусь.

— У кого?

— У любого, кто способен учить. И тебе советую делать то же самое. Пригодится! — подмигиваю.

— Можно попробовать... — решает эльф.

— Ты совсем белый! — раздаётся взволнованный голос Кэла, и спустя мгновение я становлюсь свидетелем трогательного примирения.

— Вовсе нет! — упрямо возражает младший, а старший укоризненно щёлкает его по уху:

— Почти звенишь! Сейчас же иди в дом!

— А ты?

— У меня есть дело.

— Когда ты вернёшься?

— Часа через два, не раньше, — подумав, отвечает Кэл.

— Такое долгое дело? — считаю нужным осведомиться я, и эльф поясняет:

— С гномами никогда не знаешь, сколько времени понадобится на уговоры: может и минуты хватить, а можно и неделей не отделаться!

— Вы пойдёте к гному? — оживляется Мэй.

— И тебе там делать совершенно нечего! — отрезает старший брат.

— Но, Кэл...

— Иди и согрейся для начала, а когда я вернусь...

— Мы поговорим! — заканчивает за него Мэй.

— О чём? — Кэл искоса поглядывает на меня, но я делаю вид, что совершенно ни при чём.

— О нужных и ненужных секретах! — язвит младший эльф и, недовольно вздохнув, идёт в гостиницу, а мы двигаемся в другом направлении. На сей раз, для разнообразия, вверх по улице.

Вы хотели бы быть добрым и мудрым? А всё время? Хотели бы?! Тогда нам с вами не по пути. Впрочем, попробуйте как-нибудь выступить в роли всепонимающего и опытного наставника, а потом поговорим. Видеть во взгляде, обращённом к тебе, восхищение и преклонение перед твоей мудростью, приятно, не спорю. Но только — первый раз. Максимум — два, три раза. А на четвёртый раз (если, конечно, не играть роль, а попытаться стать тем самым советчиком) вам станет тошно. Нет, не от собственной мудрости! Хотя и от этого можно повеситься... Вам станет противно по иной причине. Давать советы — нелегко, следовать им — ещё сложнее. Но вся беда состоит в том, что, примеряя на себя чужую проблему, вы начинаете ею жить: от рождения до разрешения этой самой проблемы. Но если жить за других, времени для себя практически не остаётся... Поняли, к чему я клоню? Борьба за души эльфов ввела меня в мерзейшее из настроений, проходящее под девизом: «На кой фрэлл я помогаю тем, кто не может ничего сделать для меня самого?» Нет, не считайте вашего покорного слугу существом, во всём ищущем выгоду, тем более, что я этим и не занимаюсь... Но так хочется порой, чтобы позаботились о тебе самом...

— Что за гном-то? — спросил я у Кэла, который напряжённо изучал вывески гостиниц по ходу следования.

— Один из лучших Мастеров, которых рождали Горы.

— М-да? И зачем мы к нему идём?

— Ты же говорил, что тебе нужно оружие? Вот за ним и идём! — недовольно отмахнулся эльф.

— Хочешь сказать, что у тебя хватит денег на гномий клинок? — хохотнул я.

— Не на всякий, — со вздохом признал Кэл. — Но нам изыски и не нужны: достаточно, чтобы на клинке стояла подпись Горного Мастера!

— Ну-ну, — поощряю его энтузиазм. — Любопытно будет взглянуть, как ты торгуешься... Умеешь торговаться-то?

— Не вчера родился! — огрызается листоухий и резко останавливается. — Пришли!

Я провожу взглядом по добротной каменной кладке очень человеческого здания.

— Здесь останавливаются гномы?

— Вообще-то, нет, но Мастера Гедрина с радостью принимают в любой гостинице, — сообщает Кэл, переступая порог.

— Гедрина? — я невольно закашлялся. Конечно, есть шанс встретить просто ещё одного гнома с таким же именем, но... Вряд ли. — Говоришь, один из лучших Мастеров?

— Ну что ты прицепился к словам? Пошли, он уже ждёт!

И я пошёл... Боюсь, у меня начинает развиваться опасная болезнь, основной симптом которой — не покидающая сознание мысль: «Это где-то уже было». Так недолго и с ума сойти, между прочим! Хотя... Если ума нет, то и терять нечего!

...Гедрин принимал нас не в общем зале, а в своей комнате — чистенькой, светлой и очень серьёзной: все вещи занимали строго отведённые им места, и я невольно позавидовал упорядоченности мыслей своего старого знакомца. У меня (если взглянуть, на что становится похоже место моего обитания спустя неделю) можно предположить в голове всё, что угодно, за исключением порядка...

С момента последней встречи гном ничуть не изменился, но сейчас передо мной был не кузнец, увлечённый работой, и не весёлый выпивоха, а персона степенная и солидная. Одним словом, дипломат, прибывший на переговоры, а не дядя Гедди, как его зовёт Миррима — да-да, та самая, из-за которой весь этот сыр-бор и разгорелся. Помните? Низкорослый и весьма капризный ураган, который втравил меня в глупую и опасную ситуацию и заставил первый раз в жизни забыть о страхе за собственную шкуру. Я вряд ли её забуду...

Гедрин выглядит внушительно: одежда добротная, даже дорогая, на груди — медальон Мастера, в косичках бороды — скромные, но невероятной изящности заколки.

Предложив занять места за пустым столом, гном начал разговор:

— Что привело Вас, почтенный эльф, в мою скромную обитель?

— Я бы не хотел изъясняться в столь... высоком стиле, Мастер, — поморщился Кэл. — У меня есть к Вам дело, очень простое и не требующее высокопарных фраз.

— Изложите, — велел гном. — А я сам решу, какой стиль подходит для обсуждения!

Насколько я изучил характер Гедрина, сейчас мой знакомец был слегка рассержен бесцеремонностью эльфа: в самом деле, все купцы на свете начинают издалека — и продавая, и покупая товар. Зачем же нарушать традиции?

— Нам нужен клинок, — просто и прямо заявил листоухий.

— Нам? — с еле заметной ехидцей переспросил гном.

— Точнее, моему спутнику.

— Какой?

— Любой, — беспечно ответил Кэл, а я недовольно качнул головой. Гедрин заметил мою реакцию и усмехнулся:

— Выбор клинка — целое дело, почтенный эльф... Ваш спутник, похоже, понимает это лучше Вас.

В общем-то, в воздухе беседы запахло оскорблением, но эльф усилием воли проглотил обиду и ответил:

— Клинок для него, ему и выбирать!

— Какую сумму Вы рассчитываете потратить? — гном задал основополагающий вопрос.

— Не слишком большую, — Кэл старался держаться гордо и независимо, но то ли дядя Гедди хорошо разбирался в особенностях эльфийского «взросления», то ли попросту понимал, что, имея на руках внушительную сумму, эльф вёл бы себя иначе... Широкий рот гнома расплылся в чуточку презрительной улыбке:

— Я привёз в Вайарду только образцы и оружие, выполненное на заказ... Не знаю, чем могу вам помочь.

— Мы хотели бы посмотреть... образцы, — я решил вступить в разговор.

— Извольте, только... Не следует тратить такую драгоценность, как время, попусту, — заявил Гедрин. — Позвольте взглянуть на Вашу руку, и я сам скажу, смогу ли что-то предложить.

— Как Вам будет угодно, — я встал из-за стола, подошёл к гному, медленно, палец за пальцем, стащил тесную перчатку с правой руки, и протянул ладонь Мастеру.

Сначала дядя Гедди просто смотрел, и морщины на его лбу становились всё глубже и глубже. Потом он посчитал нужным измерить пальцами пропорции моей кисти. По окончании долгой и какой-то неуверенной процедуры, гном, пожевав губами, попросил:

— Не могли бы Вы показать и вторую руку?

Я выполнил просьбу и подвергся новому этапу осмотра.

Наконец, Гедрин задумчиво откинулся на спинку кресла и сообщил:

— Как ни странно, у меня есть при себе оружие, сделанное для очень похожей руки.

— Так это же замечательно! — расцвёл эльф. — Уступите его нам! Я обещаю заплатить, сколько попросите...

— Оно не продаётся, — отрезал гном.

— Всё продаётся, — уверенно заявил Кэл. — Сколько Вы хотите?

— Вы не поняли, почтенный: ОНО НЕ ПРОДАЁТСЯ, — с ледяным спокойствием повторил Гедрин. — Я сделал его для... друга.

— Ну, тогда ссудите нам... на некоторое время? Или друг обидится?

— Тот, о ком я говорю, спас мне жизнь, господа, а такие долги не платят подержанными вещами! — гордо выпрямил спину гном.

— Но, почтенный Мастер, если уж Вы упомянули... — продолжал ныть эльф, а Гедрин нахмурился:

— Я просто не ожидал увидеть руку, столь похожую на... Нет, мне, наверно, просто почудилось...

— Не рановато ли для Вашего возраста? — я потихоньку возвращаю своему голосу прежнее звучание. — Смотрите: как только станет известно, что Вы выживаете из ума, Миррима останется без летнего отдыха в доме любимого дядюшки!

Гном вскочил на ноги и уставился на меня снизу вверх, грозно хмуря брови:

— Откуда ты знаешь...

— О девочке, которая на лето приезжает в Мирак и задаёт дел милейшей Кароле?

— Немедленно говори, кто ты такой! — участки круглых щёк, не скрытые бородой и усами, начали наливаться краской.

— Медленно или немедленно... Удивляюсь я Вам, дядя Гедди: руку узнали, а лицо припомнить не можете... Или «уголёк» после купания слишком крепким показался?

Гном всмотрелся в мою довольную улыбку и едва не рухнул обратно в кресло.

— Ты... здесь... да как такое возможно...

— А где я должен быть? В столице? Так туда я ещё попаду! — оставив опешившего Гедрина и ничего не понимающего Кэла, выхожу в коридор и ловлю первого попавшегося мальчонку:

— Ты здесь служишь?

— Да, господин!

— Кувшин лучшего эля Мастеру Гедрину, и живо!

Спустя минуту, не более, в кружках уже шипит заказанная мной выпивка. Судя по терпкому аромату, мальчонка не обманул: эль, и в самом деле, хорош. Гном мочит усы в пенящейся жидкости, да и эльф (в основном, чтобы чем-то заняться), тоже не брезгует пригубить хмельной влаги.

— Я не собирался посещать Вайарду, если Вы это хотели спросить... Так получилось.

— А где эльфов нашёл?

— Нарочно не искал, — усмехаюсь, искоса поглядывая на растерянного Кэла.

— Не то, чтобы компания дурная, но... Зачем ты с ними связался?

— Знаете ли, гномов на пути не встретилось, уж тогда я бы не искал лучших попутчиков! — шучу, конечно, и Гедрин вполне это понимает.

— Миррима ведь рассказывала, что ты был в Мираке... И как я сразу не понял...

— Если Вы обманулись на мой счёт, есть надежда, что обманутся и другие! Я не горю желанием мелькать в столице своим настоящим лицом.

— Ну, тот, кто тебя раньше не видел, и не подумает, что лэрр — поддельный, — успокаивает меня гном. — Да и те, кто видел...

— Я постараюсь не попадаться им на глаза.

— И то верно... — он задумчиво прикладывается к кружке. На один долгий и внушительный глоток.

— Так что насчёт оружия? — мягко напоминаю, памятуя о любви Гедрина к питию и о том, чем обычно заканчиваются попойки в его обществе.

— Ах, да... — гном встаёт и идёт к дорожным сумкам, аккуратно разложенным на сундуке. А через несколько вдохов на столе оказываются настолько великолепные клинки, что даже Кэл шепчет:

— Бывают же чудеса...

Впрочем, если судить непредвзято и строго, клинки, как клинки. Кайры. Парные. Для двух «разных» рук. «Младшая» выкована из более толстой полосы стали, потому что предназначена большей частью для отвода чужих атак и длительного контакта с клинком противника. «Старшая» длиннее и изящнее, но ничуть не слабее: хрупкость лезвия с почти незаметным изгибом — обманчива. Гарды небольшие, но на «младшей» есть «отводящий лепесток», чтобы защищать пальцы. Ого, да он ещё и подвижный! Есть пружина, позволяющая превратить «лепесток» из средства защиты в захват для чужого меча... В самом деле, работа Мастера! Рукояти отделаны пластинками полированной кости, почти мгновенно нагревающейся от тепла пальцев. Украшений — минимум, хотя... Постойте-ка... Это... С какой же такой радости?

С наверший рукоятей на меня смотрят драконьи морды.

Ох, сказал бы я тебе пару ласковых, дядя Гедди... Ну кто ж так себе дракона представляет! Срам один... Нет, согласен: те, кто никогда не видел, или видел, но перепугался до смерти, воспринимают сей звериный лик исключительно, как лик смерти, когда на самом деле... Впрочем, всё равно красиво. Только не драконы получились, а, скорее... найо[24]. Ничего, сойдёт.

Сталь хорошая, даже замечательная: отражения даёт чистые, почти идеальные, но не бликует, что очень удобно, если не хочешь обнаружить себя перед противником раньше времени. С виду клинки — скромные, но если приглядеться... Не буду никому позволять приглядываться. Ещё надумают украсть...

Словно читая мои мысли, Гедрин спешит прогнать сомнения:

— Они будут слушаться только тебя.

— Это ещё почему?

— Э-э-э-э... — он слегка замялся, словно попался с поличным прямо на месте преступления. — Есть такой ритуал: добавлять в сталь при выплавке частичку того, кто будет владеть оружием... Вот я и добавил...

— ЧТО?!

— Да крови немножко...

— Откуда?!

— Было дело... — гном довольно ухмыльнулся. — Когда моё «второе рождение» отмечали, помнишь? Ты хотел кусок мяса отрезать, а мы не успели вовремя нож отобрать... Да и немного крови-то было! Доктор ещё перевязать хотел, а ты сказал, что сам кому что хочешь перевяжешь, если от тебя не отстанут... Вспомнил?

М-да-а-а-а-а... Совершенно не контролирую себя, когда напьюсь. «Перевязать»... Хорошо, что «отрезать» не обещал... Впрочем, поскольку рядом был такой крепкий и опытный выпивоха, как Борг, до намеренного членовредительства дело бы всё равно не дошло.

— А я ножичек под шумок-то и припрятал! — торжествующе закончил Гедрин, сияющий, как ребёнок, которому удалась дерзкая проделка.

— Угу...

Хм. Ты, конечно, старый и умный Мастер, дядя Гедди, но, право, иногда не следует доверяться традициям... Кровь мою подмешал, говоришь? Я прислушался к ощущениям, взвешивая клинки в руках. Сначала один, потом другой. Потом — оба вместе.

Что-то есть, но что именно — предстоит разбираться. Не думаю, что они будут «слушаться» только меня, скорее вероятен другой вариант: чужака отпугнут или... поглотят. Ох, мало мне проблем с эльфами, теперь и гномы норовят неприятностей подкинуть...

— Это очень щедрый Дар, Мастер.

— Не Дар, а всего лишь благодарность за то, что ты сделал для моей семьи, — поправляет меня гном.

Улыбаюсь:

— А что с жемчугом? Ювелира уже нашли?

— Ой, забыл совсем! — Гедрин хлопает себя по лбу и снова начинает рыться в сумках. А когда заботливо перевязанный и упакованный свёрток разворачивается, я восхищённо щёлкаю языком:

— Браво!

Больше всего этот головной убор похож на венок, который сызмальства умеет плести каждая девушка, только вот сделан он не из полевых цветов, а из того, что в природе не имеет души, но под умелыми пальцами Мастера Драгоценностей, обрело новую жизнь.

Тонкая серебряная сетка усыпана мелкими серебряными же полураскрывшимися цветками, в сердце каждого из которых, как капля молочной росы, сияет жемчужина. Боязно даже дотронуться до этой красоты: вдруг «росинки» осыплются?...

— Лучшего и представить нельзя, — вот и всё, что могу сказать по поводу подарка Мирриме.

— Согласен, — кивает эльф. — Он совершенен!...

...От Гедрина мы ушли сразу же после того, как эль в кувшине закончился. При этом мне пришлось клятвенно пообещать навестить Мирриму, которая (вот это новость!) до сих пор опечалена нашей, так и не пришедшей к окончательному устранению обоюдных претензий, размолвкой. Я попытался выудить из гнома причину появления его племянницы рядом с Улларэдом в компании, мягко говоря, не самых приятных попутчиков. Попытка успехом не увенчалась: дядя Гедди нахмурился, буркнул в бороду что-то вроде «это дело семейное, и виновники получили по заслугам». Ну и ладушки, если хоть здесь обошлось без меня! Влезать в чужую личную жизнь чревато осложнениями в своей собственной...

О цели визита в Вайарду гном тоже распространяться не стал — заметил только, что встречался с высокопоставленным заказчиком, чтобы вручить готовое изделие. Эльф, находящийся под впечатлением результатов моего знакомства с «одним из лучших горных Мастеров», вообще принимал участие в беседе в качестве фона: изредка вставлял замечания, не имеющие отношения к теме беседы. Типа: «О!», «А!», «Конечно!», «Разумеется!», «Неужели?». А я сам... Не менее потрясённый неожиданно приятной встречей и роскошным подарком, ваш покорный слуга не знал, что и думать по поводу очередной проделки судьбы. Если всё идёт гладко, не ведёт ли дорога к обрыву?...

Поскольку листоухие братья примирились каждый со своими обязанностями, причин медлить с отъездом больше не было, и в гостинице закипели сборы в дальнюю дорогу. Я деятельного участия в сем утомительном процессе не принимал, поскольку меня практически в самом начале оных сборов поймал за рукав доктор, с требованием рассказать об инеистой ящерице. Попытка пошутить, излагая отрывок прочитанного некогда описания, успеха не имела. «Зверь ужасный и невиданный, сиречь ящерица, называемая инеистой, что по земле не ходит и по воздуху не летает...» — не дав мне закончить фразу, эльф скорбно поджал губу и попросил «не издеваться». Пришлось вспоминать, как всё обстояло на самом деле. И я вспомнил.

Ростом в холке с полторы лошади. Тело длинное, изящное, судя по характерной гибкости, позвоночник вовсе не такой, как, например, у зверя — больше на змею похоже... Хвост чрезмерно длинный (и как она сама в нём не путается?) по всей длине расположены твёрдые наросты, напоминающие коготки и проходящие тремя параллельными рядами. В целом сия конструкция навевает на мысль: то ли ящерица своим хвостом за что-то держится (вряд ли, конечно, по деревьям лазает, хотя... чем фрэлл не шутит?), то ли наоборот — кого-то хватает и держит... Бр-р-р-р-р! Пожалуй, из такого «захвата» не сразу выберешься. Если выберешься... Лапы... Кажется, четыре. Собственно говоря, я на лапы и не смотрел, потому как, то, что находилось выше, было гораздо интереснее... Толщина шеи соразмерна с толщиной тела. Морда слегка вытянута, пасть большая, оснащённая в передней части внушительными клыками, по два сверху и снизу — глубже не заглядывал. Глаза широко расставлены, находятся на боковых частях морды, но смотрят не только вбок, а и вперёд. Всё тело покрыто серо-зелёной чешуёй заострённой формы, которая может изменять свой наклон и благодаря этому позволяет ящерице «пропадать из виду»... Кстати, похоже, глаза таким же образом могут менять «угол зрения». А что, очень даже удобно! Я тоже иногда ловлю себя на мысли: «Неплохо бы посмотреть назад»...

Эти «свидетельства из первых рук» я обменял на подробную инструкцию и рецепты составов, которыми надлежало наносить на кожу и капать в глаза, дабы сохранить облик лэрра в правдоподобной целостности. За время увлекательной беседы с доктором, сборы успешно завершились, и немногочисленные, надо сказать, пожитки были размещены в карете, на козлах которой обнаружился тот самый возница, что доставил нас в Вайарду. В ответ на мой изумлённый взгляд, Кэл объяснил, что этому человеку всё равно нужно возвращаться в окрестности Виллерима, так что всё складывается наилучшим образом: он будет управлять средством передвижения, а мы можем ни о чём не волноваться. Ну, что касается волнений, тут он грешил против истины: я бы лучше переживал по поводу того, кто будет трясти вожжами, чем вынимать эти самые вожжи из-под своего хвоста, не менее длинного, чем у упомянутой выше ящерицы...

Мин ожидала меня в зале гостиницы, у самых дверей.

— И всё-таки, уходишь, — серые глаза смотрели укоризненно и печально.

— Не надолго, милая...

— Откуда тебе знать, — она вздохнула так горько, что моё сердце кольнуло неожиданно сильная боль.

— Конечно, откуда?... Но я обязательно вернусь. Я не имею права умереть в ближайшее время, так что не волнуйся! — пробую казаться бодрым и уверенным в себе. Получается, правда, не слишком убедительно.

— Я буду ждать, — отвечает Мин, и по тону голоса ясно: будет. Сколько понадобится. Хоть всю оставшуюся жизнь.

— Не скучай, милая! Кайа нуждается в твоей заботе, да и Кэл — пока не вернутся домой... Обещаешь?

— Обещаю.

— Ну, только плакать не смей!

— Не буду. Я не умею плакать...

— Совсем-совсем?

— Совсем-совсем, — равнодушно подтверждает она.

— Почему?

— Недостойна, наверное...

— Милая, — кладу ладони на её талию. — Это совершенно неважно. Не умеешь плакать, и не надо! Тебе можно только позавидовать... Вот я, например...

— Ты очень хорошо умеешь говорить глупости — так, что в них хочется верить, — тонкие губы наконец-то трогает улыбка.

— Видишь, и я на что-то сгодился!

Мы умолкаем, глядя в глаза друг другу. Сколько проходит времени? Минута? Больше? Не знаю, но Кэл недовольно окрикивает меня:

— Эй, нельзя ли поторопиться? А то вцепился в девушку, как мальчишка — в рукоять меча!...

Рукоять... Меча?

Мир вздрогнул. Ещё раз. Затрясся, словно в припадке. Пласты Реальности налетели друг на друга, с грохотом сшиблись и отскочили назад, оставляя после себя медленно тающие осколки...

Рукоять меча. Теперь я знаю, кто ты, моя милая!

Кайрис. Строгая, длинная, смертоносно изящная. Только такая и никакая более! Серые глаза горят сталью клинка, и каждая из жемчужно-пепельных прядей волос — острее самого отточенного в мире лезвия...

Я не могу себя контролировать, а Мантия... Наверное, потешается над нами, потому что Вуаль вдруг рвётся на тысячи клочков, и я остаюсь без защиты. Без защиты для Мин...

Она чувствует. Чувствует и властно приникает к моим губам. На очень долгую минуту. А я не силах разорвать поцелуй, потому что... Да, через него утекают годы жизни, но мне почему-то кажется, что Мин с радостью жертвует ими, потому что взамен получает неизмеримо больше. Взамен она получает часть самой себя...

— Побереги силы, g’haya... — говорю я, когда воительница всё же отпускает меня на волю.

— Зачем? Я ни о чём не жалею, — она улыбается светло и тепло.

— Зато я жалею!

— Не надо... Ты даришь мне жизнь.

— Отнимая время?

— Иногда это вполне равноценная замена... — Мин усмехается и щёлкает меня по носу: — У тебя на боку достойные «девочки», но помни: я ревнива!

— Да? Тогда не буду давать повод для ревности...

— Тебе пора, — она отходит в сторону.

— Иду, — киваю, но вовремя вспоминаю о важном вопросе: — Как тебя зовут, милая?

— Нэмин’на-ари, — нараспев произносит она.

«Нэмин’на-ари». «Последняя Песнь Души». Как красиво и как... подходяще.

— Я вернусь к тебе, милая.

— Вернёшься, — соглашается она. — Но вот ты ли?

— Приложу все усилия, — говорю совершенно серьёзно, но Мин качает головой:

— Пути Судьбы так запутаны... Ты можешь свернуть не на ту дорогу.

— Не сверну. Потому, что ты будешь меня ждать.

— Прощай...

— До встречи.

...Она не вышла меня проводить, да и не нуждался я в таких проводах.

Всё, что требуется, это доставить молодого эльфа без приключений в столицу, а потом мы будем предоставлены сами себе, и вот тогда... Тогда мы продолжим разговор, милая.

Чем раньше начнёшь, тем быстрее закончишь, верно? Осталось только придумать, как ускорить ход событий, не особенно вмешиваясь в то, что вмешательству не подлежит...

Я поплотнее закутался в маади и надвинул капюшон на глаза, готовясь уснуть под мерное покачивание кареты...

Часть вторая Игра в снежки на жизнь

Нет ничего хуже дремоты — этого странного танца сознания на зыбкой грани между бездной сна и трясиной бодрствования. Глаза закрыты, мышцы расслаблены, но не получаешь той малости, которую дарует действо, обычно совершаемое в ночные часы, когда все дела переделаны либо отложены «на завтра», и несколько часов до рассвета принадлежат тебе и только тебе... Нет покоя, который тело обретает лишь в отсутствие сознания. Я думал, что благополучно просплю ближайшие мили до первого «приютного дома»[25], но благонамеренный план, как и водится, не смог претвориться в жизнь. Сон не шёл, несмотря на все посулы и увещевания. Впрочем, не удивительно: слишком много событий произошло за день, постепенно клонившийся к вечеру. Слишком много...

Правда, не скажу, что чем-то расстроен. Отнюдь. Во-первых, еду в том же направлении, в котором меня и собирался тащить вместе с собой дядя Гиззи, разве только спутника сменил. Во-вторых, в Виллериме у меня есть свои небольшие дела, по поводу которых можно немного озаботиться. Разумеется, во дворец идти не собираюсь, но при случае вполне смогу найти Борга и выяснить подробности придворной суеты по возвращению старшего наследника домой. В-третьих, облегчил душу милейшего (временами) гнома, забрав предназначенный мне подарок и одобрив то чудо, в которое превратился жемчуг. И то, что Миррима на меня не сердится (не меньшее чудо, кстати), а, напротив, огорчена тем, как мы расстались... Очень приятное известие, скинувшее увесистый камень с моего сердца. В четвёртых...

Нэмин’на-ари... Какое красивое имя. И как будто, знакомое... Но где я мог его слышать? Никак не припомню. Может быть, читал? Но где? В исторических хрониках? Уф-ф-ф-ф... Не спорю, в памяти толкутся тысячи нужных и ненужных сведений, но большей частью эти мерзкие твари повёрнуты ко мне спиной, и совершенно невозможно понять, кого из них дёрнуть за плечо...

Я вернусь, милая. Умирать не собираюсь. Пока. Да и запретили мне умирать-то... И Кайа, и Мантия. Придётся исполнять желания женщин, потому что спорить — себе дороже...

Любопытно всё же, зачем эльфам понадобился визит в столицу? Причём, неофициальный визит... Ой, что-то вы темните, листоухие! Трудно было отправить посольство со всеми регалиями, охраной и протоколом? Не думаю. Дело настолько важное, что вы предпочли взвалить его на плечи совсем юного паренька, мало сведущего в людской жизни вообще и столичной — в частности? Не нравится мне это, очень не нравится... Нет, я не против присматривать за малолетним lohassy, вот только... Как он сам отнесётся к оному присмотру? Не посчитает ли оскорблением? Кэл говорил только о сопровождении в пути, а о действиях по прибытии в Виллерим речь не шла. И можно с чистой совестью распрощаться у городских ворот, бросая все силы на собственные нужды... Наверное, так и поступим. Мэй не горит желанием наладить отношения, и я не буду пытаться. Если понадобится — само получится, если нет... Не очень-то и хотелось...

Сладко посапывает в две дырочки, красавец. Мне бы так... И надо что-то делать с ky-inn. Может, просто подбросить, когда выпадет удобный момент? А что, идея ничем не хуже других. Может быть...

«Я так понимаю: ты не спишь?...» — осторожно интересуется Мантия.

Не спится.

«Что предпочитаешь: потерять время в пустых раздумьях или немного поработать над собой?...»

Почему это, в пустых? Я, между прочим...

«Топчешься на одном и том же месте...»

Вовсе нет!

«Разве?... Всё равно не знаешь ничего о цели эльфа, так зачем забивать голову предположениями, которые окажутся неверными?...»

Милая, кто сказал, что они будут неверными? А вдруг я угадаю?

«И часто тебе удавалось угадывать?...» — ехидно вздыхает Мантия.

Ну-у-у-у-у...

Нечасто, признаю. Я же не листоухий — в Игры не играю, и не рассматриваю ситуацию со всех сторон по сотне раз, чтобы найти новые, ранее незамеченные детали... Времени нет. И сил — не шибко.

«Так что, бросай свои глупости — будем продолжать обучение!...» — жизнерадостное заявление.

Именно сейчас?

«А чем плох момент?... Тебя везут, думать ни о чём не нужно, заботиться — тем более...»

Тоже верно. И чем ты собираешься мучить меня на сей раз?

«Тем, что тебе так понравилось...»

А именно?

«Углубим балансировку...»

В этом безлюдье?

Я даже отодвинул шторку и выглянул в окно кареты.

Первые мили Королевского Пути по выезду из Вайарды проходили через поля близлежащих деревень, а сейчас мы приближались к лесному массиву, очертания которого в надвигающихся сумерках уже не выглядели такими чёткими, как в разгар дня. Да, сделали глупость: выехали, можно сказать, на ночь глядя, по поводу чего удостоились недоумённого покачивания головой от капитана Городской Стражи, возглавлявшего пост у ворот. Помнится, я ещё спросил в своей обычной — придурковато-вежливой — манере, чем доблестный защитник города недоволен. Вопрос был расценен, как издевательство, но капитан не посмел словами изложить то, что полыхало во взгляде, потому что не считал возможным грубить лэрру. Кстати, это происшествие (по счастью, не имевшее никаких последствий), напомнило мне об изменившемся внешнем виде и заставило задуматься над дальнейшим поведением. Оплошности, проходившие «мимо» в обычное время, теперь могут вызвать неприятности, если я срочно не приведу в соответствие свои форму и содержание... Так вот, столь поздний (по мнению стражников) отъезд был чреват вероятностью не добраться до «приютного дома» до наступления темноты, а ночевать в лесу — не самое безопасное времяпрепровождение. Радовало только одно: Королевский Путь был практически очищен от «дорожных» разбойников, и примерно два раза в сутки конные разъезды удостоверялись, что дорога проходима и безобидна...

«Чем тебе не подходит природа?...» — искреннее удивление.

Прости, но... К чему здесь прислушиваться? К мыслям зверей?

«Я уже говорила тебе, какой ты дурак?...» — сокрушённый вздох.

Неоднократно.

«Тогда не буду повторяться... Придётся подойти с другого фланга...»

К чему?

«К твоему ленивому уму!... «Зверей»... Ох, насмешил...»

Я на самом деле не понимаю, чего ты от меня хочешь.

«Объясню... Сначала — отпусти сознание...»

Совсем?

«Нет, всего лишь — на длинном поводке... Немного погулять...»

Как скажешь...

Отпустить сознание. Сложно? Не так, как кажется. Но делать это можно только, если уверен в поддержке более сведущего Мастера, чем ты сам, иначе... Можно остаться без сознания. Лично у меня такая «прогулка» всегда вызывала стойкое неприятие и крупную дрожь во всех конечностях, потому что искусственное ослабление связей, которые никогда и не были прочными, очень рискованно. Причём, в опасности окажется не только покинутое пристанище души, но и новое[26]...

Сначала — выровнять дыхание. Войти в ритм того, что тебя окружает. В который раз пожалев о том, что не можешь правильно слышать музыку — было бы гораздо проще...

К собственному дыханию не прислушиваюсь: оно не имеет значения. Важно лишь то, что происходит вовне...

Воздух, снующий по сумрачному пространству кареты, тонкими струйками просачивается наружу, меняясь местами со свежим дуновением подступающей зимы... Эльф спит тихо-тихо, совсем неслышно, только невидимые облачка тёплых выдохов иногда долетают до моего лица... Поскрипывают колёсные оси, а сами колёса чавкают, черпая кашицу грязи. Надо признать: Королевский Путь содержится в великолепном состоянии — даже сейчас, в распутицу, дорога остаётся твёрдой и быстрой, а слой опавших листьев и подтаявшего за день снега совсем не мешает движению. Пусть не каждый день, но пару раз в неделю дорогу чистят, подсыпая выбоины: на тот случай, если королю вздумается проехать по Пути Имени Себя... Бодро рысят лошадки: знают, хитрюги, что долго им трудиться не придётся — начинает вечереть, а темнеющее небо сулит скорый отдых... Кучер кнутом не пользуется: лишь изредка слышен шлепок вожжей... Тихо. Птицы уже не поют, потому что снялись с насиженных гнёзд и отправились в более тёплые и гостеприимные места, чем Западный Шем в преддверии зимы...

Успокоенное сознание туманом окутывает безвольное тело. Уже снаружи, но всё ещё внутри. Так и нужно...

«Умница, справился!...» — одобряет Мантия.

И что дальше?

«Дальше — повторение и углубление пройденного...»

Что же я должен повторять?

«Закидывай сети...»

Сети? Не понимаю...

«Ты же рыбачил... Помнишь, как рыбу ловят?...»

Примерно. Но откуда я эти самые сети возьму?

«Сплети...»

Из чего?

«Из своего сознания...» — недоумённое покачивание несуществующей головой.

Как?! Я устал от загадок!

«Всё очень просто... Сначала прядутся нити, потом из них сплетается сеть... Как заклинание...»

Нашла, что привести в пример!

«Попробуй... Всего лишь — попробуй...»

Только ради тебя!

Туман сознания, окутывающий меня — на что он похож? Например, на... Клочки шерсти, которые с помощью прялки и веретена превращаются в пряжу... А что, если...

Один из язычков рваного края мыслей и чувств уплотнился, скручиваясь, и начал вытягиваться, постепенно истончаясь. Фут. Два. Вот нить выскользнула за пределы кареты, прошла насквозь через что-то... Ствол дерева? Похоже. Неторопливое течение соков, готовящихся уснуть, когда снежные покровы упадут на лес...

«Не отвлекайся!... Зафиксируй её окончание и продолжай... Одной нити мало...» — торопит Мантия.

Фиксирую. То есть, думаю, что фиксирую: как в реальности ведёт себя нить сознания — неизвестно. По крайней мере, она прекращает вытягиваться и покорно плывёт вслед за каретой...

Делать что-то без помощи рук — непривычно и трудно, но вскоре уже больше десятка туманных лучиков разбегаются в стороны.

Но ведь это же ещё не сети, верно?

«Только начало... Теперь их нужно соединить между собой...»

Как?

«Сам выбери способ...»

Хм... Проще всего протянуть поперечные ниточки концентрическими окружностями, и тогда... Фрэлл! Да какие же это сети? Типичная паутина!

«У каждого своя схема балансировки... Кому как нравится...»

Что значит: «у каждого»? У кого?

«То, чему ты научился в Вайарде, всего лишь первый шаг... Чувствовать настроение может и самый обычный человек — нужно всего лишь открыть душу... Второй шаг сложнее: он требует навыков управления сознанием... Хотя сознание только притворяется послушным, и невозможно с уверенностью сказать, кто и кем управляет...» — Мантия углубляется в философские измышления, потому спешу окликнуть:

Хорошо, я сплёл «паутинку». Но зачем?

«Ещё не понял?... Прислушайся... Присмотрись... Почувствуй... Твоё сознание накрыло несколько сотен пядей Пространства... Скользи по нитям, наблюдая...»

За чем?

«Попробуй, и узнаешь...» — тихий смешок.

Ну, хорошо!

Скользить по нитям. Сразу всё мне не охватить — опыта маловато — буду двигаться от одной клеточки к другой, как по ступенькам лестницы, ведущей и не вверх, и не вниз...

Это... Странно. Качаться на переплетениях собственного сознания, то удаляясь, то снова приближаясь к тому месту, где всё началось. К самому себе. Нити мягко шипят от каждого прикосновения. Как снег под полозьями саней. Тихо и убаюкивающе. Везде... Везде? Нет! Здесь звук становится похожим на скрежет. Что это значит?

«Локальное напряжение... Нарушение порядка...»

Конкретнее!

«Сам смотри!...» — обиженно буркает Мантия и одним быстрым рывком втягивает раскинутые нити сознания обратно. В меня. Очень неприятное, хотя и не болезненное ощущение. Похоже на то, как всплываешь из-под толщи воды за миг до того, как лёгкие начинают гореть, и глоток долгожданного воздуха кажется слишком большим... невозможно большим...

Открываю глаза и, привстав, стучу костяшками пальцев в окошечко, располагающееся (если смотреть снаружи) у возницы за спиной. Спустя несколько секунд карета останавливается. Распахиваю дверцу, собираясь выходить, и слышу сонное:

— Ты куда?

— В кустики! — универсальное объяснение неожиданной остановки, правда?

Предупредив, что буду отсутствовать несколько минут, я присмотрелся к обстановке. Вокруг — лес. Не такой густой, как летом, зато неприветливо ощетинившийся полуголыми ветками. Через несколько сот футов дорога делает крутой поворот, за которым ничего не видно, и именно там... Да, там что-то происходит. Что-то, нарушающее порядок вещей. Посмотрим? Не очень-то хочется, но... Я должен знать, чем вызван скрежет «паутинки» — хотя бы для того, чтобы в дальнейшем уметь сопоставлять оттенки ощущений и реальные события. Пойдём по дороге? Вот ещё! Будем красться через лес — так безопаснее... Хотя и грязнее.

На моё счастье подмораживать ещё не начинало, и ковёр лесной подложки был мокрым — не трещит и не хрустит под ногами, а всего лишь хлюпает. Но с чмокающими звуками можно успешно бороться, если правильно выбирать место для «приземления» стопы... Чёрные от влаги пальцы кустов пытаются зацепиться за бестолково болтающиеся полы моей накидки, и вполне удачно: пару раз приходится останавливаться и, ругаясь сквозь зубы, высвобождать одежду из жадных крючковатых лап. Да, не в таком облачении по местным лесам шляться... Сапоги вывозились в грязи по щиколотку, если не выше, а левая рука устала придерживать ножны кайр (не хватало ещё ими задевать за ветки!), но я всё же добрался туда, куда планировал. К придорожным кустам с той стороны поворота.

Могу понять, почему многие, не слишком одарённые иными талантами люди, предпочитают получать средства для существования даром, а не за честно и добросовестно выполненную работу. Могу. Но сам не приемлю таких забав, как ограбление. Особенно в ситуации «пятеро против одного», как здесь и сейчас...

Должно быть, кучера сняли выстрелом — неподвижный куль тела темнеет в нескольких шагах от стоящего возка с распахнутой настежь дверцей. Сундуки и дорожные сумки выволочены наружу, и один из «лихих людей» лениво в них роется. Ищет что-то определённое? Может быть... Хозяин имущества, подвергнутого грубому досмотру, стоит неподалёку — среднего роста, плотненький, можно даже сказать, кругленький мужчина. Немолодой. Насколько можно видеть в мягком мерцании надвигающихся сумерек, он испуган, но выражение лица скорее брезгливое, чем жалобное. То есть, человек предполагает, что скоро встретит свою смерть, но опечален не её приближением, а убогостью исполнителей, услугами которых собирается воспользоваться Вечная Странница...

Разбойников пятеро. Как я уже сказал, один роется в вещах... купца. Да, наверное, купец — кто же ещё может выехать из Вайарды? Точно! Капитан Стражи бормотал о таком же сумасшедшем, как мы, но опередившем нашу карету на четверть часа...

Ещё один разбойник стоит между купцом и кромкой дороги, отрезая путь в кусты. За спиной у несчастной жертвы возок, а слева — арбалетчик. Кажется, не один... Так и есть, их двое, только второго трудно разглядеть — уж очень неудобно они стоят, почти на одной линии с тем мужиком, который ближе всего ко мне... Поодаль — рядом с лошадьми — последний участник ограбления, неумолимо приближающегося к душегубству.

Странно... Неужели на Королевском Пути вот так запросто орудуют «лихие люди»? Или это случайные гости? Однако... Знать бы раньше — остались бы ночевать в городе. От греха подальше.

Только я собираюсь повернуться и отправиться в обратный путь, как сзади раздаётся ехидный шёпот:

— А поближе кустиков не нашлось?

Листоухий, будь он проклят! На кой фрэлл за мной попёрся, спрашивается? Да ещё и не один, а в обществе громадного лука. Если вы видели это чудовищное сооружение, то сразу поймёте, почему эльфийские лучники пользуются заслуженным уважением в любых армиях: даже для того, чтобы натянуть тетиву, нужно приложить изрядное усилие. Зато стрела летит далеко и... всегда попадает в цель. О, и колчан захватил! Запасливый и предусмотрительный мне спутник попался, ничего не скажешь...

— Как видишь! — огрызаюсь, но тихо.

— Что будем делать? — Мэй внимательно смотрит через кружево голых веток на дорогу.

— Вернёмся и переждём, пока эти люди закончат свои дела.

Удостаиваюсь растерянно-недоумённого взгляда:

— Шутишь, да?

Вообще-то, я проникновенно серьёзен. И озвученный вариант действий — наилучший в сложившейся ситуации. Но в глазах эльфа уже разгорелся азарт. Мальчик хочет немного потренироваться, да? Освежить навыки? Прекрасно! Но почему опять за мой счёт?

— А если не шучу?

— Точно, шутишь! — уверенно заявляет эльф. Собственно, сейчас его больше интересует происходящее перед нами, чем внутри нас, и я вынужден смириться с уготованной мне ролью:

— Ты сможешь их снять?

— Да. Но не всех сразу. Их бы рассредоточить малость, да купца пригнуть... — мечтательно протягивает Мэй.

— Тогда снимешь?

— В два счёта!

— Смотри только, чтобы не дольше!

Ох, какую глупость я собираюсь сейчас сотворить... Самому стыдно. Можно, конечно, остудить пыл листоухого и тихо-мирно убраться восвояси, но... Противники не выглядят особо грозными. И оружия-то у них практически нет — арбалеты, да ножи на поясах — не регулярная армия. Можно и попытаться. Чтобы не ударить в грязь лицом. К тому же, надо соответствовать выбранной манере поведения, даже если выбирал не сам. Не знаю, просчитал ли Кэл все последствия своего гениального озарения, но меня он подставил крупно. Дело в том, что лэрры... очень своеобразно понимают честь и совесть. Встречая на пути то, что кажется несправедливым (разумеется, только если оно идёт в разрез с законами), дети Горькой Земли норовят вмешаться. Особенно, когда их об этом не просят. Последствия таких вмешательств бывают разными, но чаще всего лэррам везёт, и удачливость становится поводом для распространения очередной легенды о справедливых и благородных рыцарях... Тьфу!

Мысленно костеря Кэла, на чём свет стоит, я выдернул шнурки из боковых и рукавных швов маади, в результате чего накидка стала ещё бесформеннее и страннее. Перчатки, пояс с ножнами и «старшей» кайрой остались лежать у ног эльфа, а «младшая» прильнула лезвием к моему предплечью — негоже светить оружием перед разбойниками, верно? А так кажется, что ничего и нет: навершие рукояти — вровень с большим и указательным пальцем, сам клинок прижат к руке.

— Не пропусти момент! — с таким напутствием прокладываю новый путь между стволами деревьев, чтобы выйти почти к повороту.

Когда становятся слышны неясные звуки беседы переговаривающихся между собой разбойников, начинаю громко шлёпать по грязи и жизнерадостно картавить:

— Господа, господа! Как я ‘ад вас вст’етить! Вы даже не п’едставляете себе, насколько я ‘ад! Даже когда самая завидная из невест Маона согласилась стать моей женой, мне не было так ‘адостно!...

Текст несуразный, зато интонации переполнены идиотской искренностью. Размахивая руками (от избытка эмоций и чтобы сохранять равновесие), вываливаюсь из-за поворота. Предупреждённые моими криками о новом участнике спектакля разбойники косо смотрят на нелепо жестикулирующее существо в странной накидке, но слова и действия вашего покорного слуги их не столько настораживают, сколько заставляют задуматься. «Ещё один купец? Какая удача! Может, и его распотрошим?» — примерно такие мысли читаются, по крайней мере, на паре лиц, обернувшихся в мою сторону. А больше и не надо!

— Господа, такая беда, такая беда! — продолжая горестно всплёскивать руками, приближаюсь к купцу. — Куче’, бездельник, за до’огой не смот’ел, ка’ета и пе’еве’нулась!

Очень удачное объяснение потрёпанной и грязноватой одежде. Похоже, мне верят. На всякий случай, углубляю роль:

— П’остите, почтенный, не Вас ли я вст’ечал в гостинице достославной госпожи Леены? Вы ещё подсказали, где можно найти честного оценщика?

Разумеется, нигде и никогда мы не встречались, и купец слегка хмурится, слушая мой бред, но и возражать не спешит: кем бы я ни был, моё появление оттягивает печальную развязку, а это значит...

— Вы бы не торопились, дядя... — ладонь разбойника тяжело опускается на моё левое плечо.

Так, оценим обстановку. Один — на шаг сзади и шаг слева от меня — отлично! Купец — впереди, чуть справа. Остальные «лихие люди» — гораздо правее и дальше — если и бросятся ко мне, то пара прыжков в запасе есть... Начнём?

Мои руки разведены в стороны, словно я собираюсь обнять нежданно встреченного знакомца. Очень удачное положение — сбоку движение будет совсем незаметным...

Левая рука быстро сгибается в локте, лезвие кайры, скользя вдоль предплечья, прорывает накидку и, встречая лишь мягкое сопротивление незащищённой сталью плоти, входит в грудь разбойника, ухватившего меня за плечо. Если повезло — прямо в сердце. Если не повезло... Но мне везёт. Пальцы на плече судорожно сжимаются, комкая маади. Кайра возвращается назад. Проходит один короткий вдох, и...

Дальше всё происходит практически одновременно. Разбойник валится назад, стягивая с меня расстёгнутую накидку. Я громким шёпотом командую купцу: «Вниз!», отталкиваясь левой ногой, делаю широкий шаг правой, приседаю, поворачиваясь на носках вокруг своей оси, и опираюсь напружиненными пальцами правой руки о землю: левая рука поднята, лезвие кайры отведено чуть в сторону, готовое принять на себя удар. Но удара не следует.

Первая стрела просвистела между мной и разбойником, как только образовался достаточный просвет. Следом за ней (а может, и вместе — умеют же некоторые пускать сразу несколько стрел), полетела вторая. В общем, к тому моменту как мои пальцы коснулись земли, стрелки уже умирали, а остальные негодяи готовились к смерти... Ушёл только один — тот, который был ближе всего к лошадям: ему удалось вскочить в седло и прикрыться телом животного, свесившись на бок, а улететь за поворот было лишь делом техники и нескольких мгновений...

Вытирая испачканную руку и лезвие кайры о плащ первого же попавшегося покойника, я удручённо смотрел на испорченную накидку. Мало того, что продырявил, так теперь она наполовину в крови, наполовину в грязи... Отчистить, конечно, можно, но запасной-то у меня нет...

— Господа, право, не знаю, как вас благодарить... — спасённый купец поднялся с земли, куда ничком рухнул по моей команде, и обратился ко мне и Мэю, который к тому времени уже выбрался из кустов на дорогу и собирал стрелы.

— Не благодарите, — разрешил я, хмуро, двумя пальцами, поднимая маади с трупа.

— Вы спасли мне жизнь...

— Бывает.

— Вы даже не представляете, что совершили...

— Да ничего особенного, — перекидываю накидку через локоть. — Немного повеселились, и всё.

— Вы рисковали собой...

— Чуть-чуть.

— Мне необыкновенно повезло встретить вас...

— Вот тут Вы попали в точку, почтенный! Если бы мы послушались совета стражников у ворот и остались ночевать в Вайарде, Ваша жизнь была бы сегодня окончена. И весьма бесславно...

— Вы совершенно правы, благородный лэрр! — горячо подтверждает купец, и я повнимательнее присматриваюсь к открытому, круглому лицу.

А может, и не купец он вовсе... Слишком жёсткий взгляд. Взгляд человека, торгующего не безучастными к своей участи предметами, а, скажем... чужими жизнями. Собственно, какая мне-то разница? Дяденька счастлив и полон желанием отблагодарить нежданных спасителей — стоит воспользоваться случаем.

— Вижу, Вы огорчены состоянием своей одежды? — замечает «купец» и бодро ныряет в один из раскрытых сундуков. — Не побрезгуйте, примите...

Побрезговать? Шутишь, дяденька... Длинный — почти до пят (если принять во внимание мой рост, конечно) — плащ с рукавами. В плечах должен сидеть плотно, а полы — широкие. Двойное шерстяное сукно, подбитое коротко стриженым мехом и отороченное лисьими шкурками. Замечательная вещь. Тёплая. Ноская. В чём-то очень стильная.

— Почту за честь!

Он передаёт мне плащ, потом, немного помявшись, достаёт из-за пазухи туго набитый кошель.

— Знаю, что жизнь стоит гораздо дороже, но... Не сочтите оскорблением...

Усмехаюсь. Так выразительно, что «купец» улыбается в ответ.

— Следовало бы гордо отказаться, но, пожалуй, не буду лукавить: деньги никогда не бывают лишними.

— Вот это правильный подход! — одобряет спасённый нами путешественник. — Вот это я понимаю! Мы могли бы найти общий язык, благородный лэрр!

— Всегда к Вашим услугам, почтенный! — отвешиваю короткий поклон.

— Будете в столице, заходите на улицу Проигранной Зари, третий дом от пересечения с Аллеей Шипов и спросите на воротах дядюшку Хака! А уж я найду, чем вас приветить! — он хитро подмигивает, подбирает с земли одну из сумок и с неожиданной прытью вскакивает в седло разбойничьей лошадки: — Я, с вашего позволения, вернусь в город... Ещё успею к закрытию ворот, если скотинка не подведёт... И дождусь ближайшего обоза, чтобы больше не попадать впросак. Заодно сообщу Страже о происшествии.

— Как пожелаете, — пожимаю плечами. — А мы двинемся дальше... То, что Вы здесь оставляете, может, собрать и довезти до «приютного дома»?

— Буду премного благодарен! А сейчас позвольте откланяться! — он лихо ударил пятками по бокам лошади и покинул поле боя местного значения.

Отправив эльфа за каретой, я прошёлся по трупам разбойников. Ничего особенного не нашёл, и даже обрадовался этому: когда нет причин для беспокойства, и само беспокойство не спешит с визитом.

К «приютному дому» мы подъехали уже в совершеннейшей ночи: пришлось даже факел зажечь, чтобы заехать во двор и распрячь лошадей. Впрочем, и не теряя времени на водружение имущества «купца» и тела убиенного слуги в возок, трудно было бы успеть добраться до места ночлега засветло, а поскольку мы добросовестно собирали все раскиданные вещи... Утомились, одним словом. Кучер, едва перекусив кашей с вяленым мясом, отправился спать, а вот эльф «на боковую» не торопился. Сидел напротив и буравил меня своим лилово-серебряным взглядом. Но первые слова он произнёс только, когда прерывистое дыхание нашего возницы стало спокойным и начало перемежаться похрапыванием.

— Я всё думаю... Ты сказал, что собираешься переждать, пока разбойники расправятся с купцом... Я решил, что это шутка, но... Ты был так серьёзен...

— Вообще-то, самые глупые вещи говорят с самыми серьёзными лицами, не замечал? Правда, не в этом случае. Я говорил то, что думал.

Эльф нахмурился.

— То есть...

— То есть, я не собирался вмешиваться.

— Но...

— Этого человека мы видели впервые в жизни, верно? Так на кой фрэлл рисковать ради него собственной шкурой? — стараюсь говорить резко и грубо: если сейчас не удастся прогнать туман идеалистичного отношения к событиям, никогда не удастся.

— Но его могли убить...

— И убили бы, разумеется! Только ты-то здесь причём?

— Это... неправильно. Недостойно — позволить погибнуть невинному!

Охохонюшки... Тяжёлый случай. Едва ли не столь же тяжёлый, как с котёнком. Боги, как я завидую этим детям! Их светлой наивности... Да этот же самый купец, который, скорее всего, и не купец вовсе, проехал бы мимо с чистой совестью и закрытыми глазами, поменяйся мы местами!

— Угу. Первое предупреждение!

— Какое ещё предупреждение? — растерянно хлопнули серебристые ресницы.

— Поручение Совета имеет отношение к этому человеку?

— Нет...

— Ты отвечаешь за своевременное выполнение этого поручения своей честью?

Он молчит, но тут ответ и не нужен. Продолжаю разнос:

— Встревая в чужие дела, ты рисковал не только своей жизнью, но и тем, что порученное задание останется невыполненным, либо будет выполнено не в срок или недостаточно тщательно!

Эльф съёжился, втягивая голову в плечи.

— Своими необдуманными действиями ты поставил под удар успешное выполнение задания и подверг риску мою жизнь!

— Ну да, и чем ты рисковал?

— Я совершенно ничего не знаю ни о скорости твоей реакции, ни об остроте твоего глаза, ни о твёрдости твоей руки! Что бы я делал, опоздай ты с выстрелами на несколько вдохов?

— Думаю, и без меня бы справился! — обиженно буркнул эльф. — Того ведь уложил... Без малейших сомнений и угрызений совести, между прочим!

— Откуда тебе знать? Моя совесть отчитывается только передо мной!

— Что-то я не заметил на твоём лице раскаяния... — обида постепенно уступает место ехидству, но за ней всё же прячется осознание непростительного проступка, и это хорошо: есть шанс донести здравую мысль до восторженного юного разума.

— А в чём мне раскаиваться? — удивлённо расширяю глаза. — В том, что старался сохранить свою жизнь в целости и сохранности? По меньшей мере, глупо. Раскаиваться следовало бы тебе... Впредь старайся не принимать участия в сомнительных приключениях. Особенно, если на карту поставлено нечто большее, чем твоё личное желание развлечься!

Мэй пристыженно молчит. И правильно: нельзя поддаваться первому же порыву чувств, какими бы благими намерениями не руководствовался!

— Вот что... Иди спать, а я посижу и присмотрю за очагом. Идёт?

— Ладно... — он встаёт и направляется к одной из свободных лежанок. Но прежде, чем закрыть глаза, интересуется: — А сколько всего предупреждений?

— Три!

— А что будет потом?

— Потом ты будешь предоставлен самому себе, l’hassy! — он что-то недовольно отвечает, но слова запутываются в натянутом на голову одеяле и я остаюсь в счастливом неведении относительно своего очередного «прозвища».

Как всё сложно в этой жизни! Стоит на мгновение пожелать спокойствия и уюта, как судьба хватает за шкирку и бросает в самую гущу событий, что характерно, совсем не требующих твоего участия. Зато, как только в эти самые события вляпываешься, воронка вихря начинает закручиваться именно вокруг тебя...

Даже допустив, что ничем ни рисковал, принимая участие в спасении жертвы разбойников, не могу не стукнуть себя же по затылку. Самонадеянно и безрассудно увлечься совершенно неприемлемой в некоторых ситуациях ролью — на что это похоже?! Тем более, что лэрры (не хочу говорить ничего дурного, но надо смотреть правде в глаза!) в большинстве своём — довольно ограниченные люди, воспринимающие шутку, как вызов, а критическое замечание, как оскорбление. И что мне теперь делать? Выставлять себя на посмешище, влезая в любую ссору и драку? Так я рискую не добраться до столицы с целой шкуркой... Да и Мэй поступил опрометчиво: пусть и не светил перед «купцом» своими длинными ушами, но мало у кого останется сомнение в расовой принадлежности стрелка, уложившего в течение одного вдоха пятерых человек... Как же всё запуталось... И тащиться нам ещё столько времени...

Кстати, а можно ли ускорить процесс? Мне думается, что можно.

Я подошёл к ярко горящему очагу. На каминной полке — массивной каменной плите, нависающей над огнём — располагался непременный атрибут любого «приютного дома». Алтарь Хозяина Дорог. Как на самом деле именовали этого древнего бога, неизвестно: сии знания утонули в бездне промчавшихся веков, а в памяти осталось только прозвище. На Старшем Языке оно звучит примерно так: Вейнаадис, что, собственно и означает: «Тот, кто стелет под ноги Дорогу». Имеется в виду, под ноги молящимся, конечно же. Ну, и под свои тоже...

Статуэтка, как заведено, изображала путника, закутанного в плащ и примостившегося у костра. Полагаю, что на всём протяжении Королевского Пути алтари оснащены совершенно одинаковыми деревянными фигурками. Да, Хозяина Дорог делают из дерева или из камня, а сталь считается запретной. Зато монету любого достоинства можно и нужно складывать туда, где расходятся в стороны язычки «костра». Наша дань богу уже весело поблёскивала серебром, но я, поразмыслив, добавил ещё одну монету из щедро подаренного «купцом» кошеля. Как не бывает лишних денег, так не бывает и лишним уважение, оказанное тому, кто выше тебя. Во всех смыслах...

— Спасибо, конечно, но, право, и тех монет было достаточно! — хриплый, словно слегка простуженный голос ехидно замечает откуда-то снизу.

Оборачиваюсь.

Рядом с камином, протянув ноги в стоптанных сапогах поближе к огню, уселся на низкой скамеечке человек, закутанный в потрёпанный плащ. Руки скрещены на груди. Длинный посох со сбитым наконечником прислонён к плечу. Под капюшоном не видно лица, да и ни к чему: только одно существо могло оказаться здесь и сейчас, не прибегая к помощи магии. Сам Хозяин Дорог.

— В ногах правды нет! — мудро замечает он и приглашающе машет рукой: — Присаживайся!

Пододвигаю к огню ещё одну скамеечку и сажусь рядом. Нежданный собеседник некоторое время смотрит на язычки пламени, весело облизывающего поленья, потом поворачивается ко мне:

— Есть просьба?

— В некотором роде, — киваю.

— Для себя или для других? — допрос продолжается, но я ничего не имею против: если потребуется, отвечу на любой вопрос. Даже самый личный. Хотя бы потому, что бог всё равно знает все ответы и просто проверяет мою искренность.

— Наполовину то, наполовину другое.

— Подробнее!

— Мне нужно добраться до Виллерима быстрее, чем это возможно без чар и иных ухищрений.

— Что за спешка?

— Видите ли, мой спутник... весьма горячий молодой человек, и, если путешествие продлится не одну неделю, есть опасность, что он ввяжется в сотню разных неприятных историй, а я хочу доставить его в столицу в целости и сохранности... Так что, ускорение событий полезно и мне, и ему.

— А кому нужнее?

— Наверное, мне. Поскольку я ничего не знаю о его целях, не могу предполагать. Но, думаю, против он не будет...

— А хочешь узнать? — даже не видя его лица, могу поспорить: сейчас он улыбается. Хитро-хитро.

— Хочу, — нет смысла притворяться.

— Рассказать?

— Нет.

— Почему? — некоторое удивление в голосе.

— Это будет нечестно.

— А если рассказ поможет тебе принять верное решение? — искушение усиливается.

— Верное — для кого?

— Для тебя.

— А для других? Каким оно будет?

— Разным, — честно признаёт бог.

— Тогда тем более, не стоит! То, что я считаю нужным и правильным, всеми остальными обычно воспринимается, как глупость, так что... Не надо. Буду до всего доходить сам.

— Правильный ответ! — он откровенно радуется, и я запоздало понимаю, что, сам того не ожидая, выдержал испытание. Ответил именно то, что хочет услышать Хозяин Дорог. Ответил без уловок и хитростей. И как мне это удалось?

— Просто ты был самим собой, — подсказывает бог. — Запомни это ощущение! Пригодится...

— Вы поможете?

— Почему бы и нет? — он пожимает плечами. — Помогу. И даже сделаю больше: попрошу свою жёнушку, чтобы она на время обходила тебя стороной.

— Жёнушку?

— Конечно! Кто может ждать дома Хозяина Дорог, если не та, к которой приходят, независимо от желания? Рано или поздно она привечает всех...

— Хозяйка Серых Пределов — Ваша жена?

— Её ещё зовут Вечной Странницей, помнишь? Отличная из нас пара вышла, верно?

— Да уж... — честно говоря, никогда не задумывался над родственными связями небожителей. Что ж, в самом деле: они друг другу подходят. Более чем.

— И как... семейная жизнь?

— Да как у всех! — хохочет бог. — Ссоримся, миримся... Ворчит, конечно, старая, что меня дома не застать — но что поделать? Работа такая, по Дорогам ходить... Вот к тебе с радостью заглянул на огонёк — хоть косточки погрел. Теперь надолго тепла хватит...

— И часто Вы так... «на огонёк» заходите?

— А ты сам подумай!

— Я думаю, что не очень.

— Правильно! Я, знаешь ли, рад с любым поговорить, да вот только не каждый меня услышать может... Тебе проще: даже имя помогает!

— Имя? Оно значит всего лишь «обречённый»...

— А ещё оно значит: «Тот, кто следует предписанному Пути», неужто не задумывался над этим?

Ну да, конечно... «Rohn» и значит — «Путь»... Но с этого ракурса я никогда не присматривался к короткому слову, которым меня нарекли...

— То-то! — он грозит пальцем. — Чем больше у слова значений, тем больше выходов можно найти из Лабиринта.

— Но ведь это одно и то же!

— Разве? Ты играл в игры, да? И что уяснил? Если следовать правилам, невозможно выиграть? А старый и глупый бог считает иначе...

Пламя в камине на миг вспыхнуло ярче, чем прежде, заставив испуганно зажмуриться. А когда я открыл глаза, скамеечка слева от меня была пуста. Только на полу неспешно таяли влажные следы разношенных сапог...

Хозяин Дорог сдержал обещание: в середине следующего дня наша карета остановилась перед воротами Виллерима. Воротами Первого Луча[27]...

Бог работал виртуознее лешака — я не чувствовал «стыков» разномастного Пространства, только догадывался по скачкообразному изменению вкуса и теплоты воздуха, что мы движемся на север. Движемся быстрее, чем можно себе представить. В какой-то мере, даже Порталы действуют медленнее[28], чем прямое божественное вмешательство в Ткань Мироздания. Но, в отличие от магов, Хозяин Дорог ничего не потревожил и не испортил — всего лишь соткал более короткий Путь из кусочков длинного...

Возница почуял неладное только, когда мы въехали в предместья столицы. Сначала раздалось сдавленное ругательство. Потом карета остановилась, а в окошечке появилось донельзя растерянное, можно даже сказать, испуганное лицо:

— Господа хорошие... Не знаю, как и сказать...

— Скажи, как есть, — посоветовал я.

— То ли я с ума сошёл за ночь, то ли... Кажется, мы подъезжаем к Виллериму, — виновато сообщил он.

— Что?! — Мэй высунулся в окно кареты. — Не может быть!

— И я говорю: не может... — продолжал сокрушаться возница. — А ведь есть...

— Да ладно вам причитать, — ухмыльнулся я. — Считайте, что Хозяин Дорог решил нам подсобить и доставил в пункт назначения раньше, чем мы рассчитывали!

— Так не бывает! — авторитетно заявил эльф.

— Почему?

— Ну... потому что!

— Не веришь в чудеса? — растягиваю рот в ехидной улыбке. — Мы ведь оставили подношение на его алтаре... Почему бы богу на минутку не прислушаться к нашим желаниям?

— Я вовсе и не желал!... — начинает листоухий, но тут же осекается. Желал, значит. Конечно, чем раньше, тем лучше! Раньше попадёшь в яму, раньше и выберешься... Если повезёт.

— Ладно, будем считать случившееся чудом, и хватит об этом!

...У Ворот Первого Луча нам пришлось вылезти из кареты. Хамоватый стражник заявил, что «нонеча в город проезд во всяческих повозках открыт только через другие ворота, так что господам придётся ножки потрудить, если хотят здесь войти, а если не хотят, так дорога открыта — милости просим, да придётся весь город за стеной объехать...» Я ответил ему в тон, что «господа не боятся трудностей» и, откидывая капюшон, одарил наглость на королевской службе такой хищной улыбкой, что стражник поперхнулся очередной нелюбезной фразой, заготовленной для тех, кто не может достойно ответить.

Умеете «хищно» улыбаться? Нет? Хотите, научу? Это совсем не сложно, особенно если ваши клыки на верхней челюсти слегка выступают вперёд — тогда вообще проблем нет! Приподнимаете губу, обнажая все передние зубы разом — эффект сногсшибательный, потому что больше всего это похоже на звериный оскал. Хорошо ещё сопроводить такую «улыбку» соответствующим взглядом — тяжёлым, немигающим. Тут уже неважно, в каком положении застыли черты лица: поймав выражение ваших глаз, жертва долго не сможет унять дрожь...

Заплатив пошлину (лично я, вкладывая монету в ладонь стражника, надавил на кругляшок как можно сильнее), мы с эльфом, наконец-то, получили возможность войти в город, предварительно указав кучеру, где нас ждать. На первом же перекрёстке Мэй сказал, что ему нужно найти некоего человека, который должен помочь в осуществлении поручения Совета, и мы условились встретиться через пару часов в близлежащем заведении, из которого доносились аппетитные ароматы горячей еды и не менее горячих напитков. Эльф быстрым шагом, пряча уши под капюшоном, двинулся по одной из боковых улочек, а я, никуда не торопясь, толкнул дверь харчевни, которая носила гордое название «Золотые пески».

Как всегда, мне повезло. По принципу «дуракам везёт». Харчевня оказалась очень уютным и милым заведением, в котором подавали напиток, так давно мной не пробованный...

Не успел я снять плащ и поудобнее устроиться на обитой мягким сукном скамье, рядом со столиком уже сгибался в вежливом, но не подобострастном поклоне хозяин харчевни.

— Что закажет благородный господин?

— Сущую малость, милейший! Порцию taaleh[29], хрустящее печенье — знаете, его ещё «ушками» называют — и... познавательную беседу.

Хозяин — полный, добродушного вида мужчина — внимательно и серьёзно выслушал мои пожелания и поспешил уточнить:

— «Ушки» обычные или эльфийские?

— На Ваш вкус, милейший!

— Касательно же беседы... Довольно ли будет Вам моего скромного участия?

— Вполне, милейший, вполне! Принесите и себе порцию... За мой счёт, разумеется!

— Эй, Зимен, принеси заказ, да встань за стойку! — крикнул хозяин долговязому юнцу, снующему между столиками, а сам присел напротив меня.

И минуты не прошло, как на столе перед нами возникли ваза с «ушками», крохотные чашки и фарфоровый сосуд с длинным носиком, из которого поднимались к потолку тонкие пряди ароматного пара. Уделив должное внимание великолепному «солнечному» taaleh и смягчив терпкий привкус нежным рассыпчатым печеньем, можно и поговорить:

— Я редкий гость в столице, милейший хозяин, вот и сейчас заглянул случайно, а дома от меня потребуют обстоятельного рассказа обо всех сторонах столичной жизни, даже о тех, которые неизвестны и самим жителям славного Виллерима, — я старался улыбаться как можно бесхитростнее и наивнее. — Надеюсь, Вы подскажете, что за прошедший год случилось и не случилось?

— Право, Вы ставите меня в тупик, господин... Много всякого было, но ведь Вас интересуют важные события, не так ли? — задумался хозяин харчевни. — Хоть скажите, с чего лучше начать, а то мы успеем выпить все запасы taaleh, а до сути дел и не дойдём!

— С чего начать... — я наморщил лоб. — Всякому верноподданному следует первым делом осведомиться о здоровье короля и его семьи, как Вы считаете?

— Совершенно с Вами согласен! — кивнул мой собеседник. — Да вот только... Неважно со здоровьем-то...

— До наших земель доходили слухи о том, что кто-то из наследников болен... Но кто и насколько серьёзно?

— К несчастью, старший из наследников, принц Дэриен захворал. Аккурат ещё в прошлую зиму, сразу после праздника.

— И что за болезнь?

— Ослеп Его Высочество... — вздохнул Хозяин. — Совсем ослеп...

— Неужели нельзя вылечить? Есть же лекари... Да и маги — уж король нашёл бы денег на лечение!

— Есть-то есть, да толку... Никто его вылечить не смог. Ни свои чародеи, ни заезжие... А ведь, если к первому утру после Праздника Середины Зимы принц не выздоровеет, то потеряет право наследовать престол.

— Даже так? — ничего себе, новость. Надеюсь, Дэриен знает, что делает.

— Так законом положено, никуда не деться...

— У короля есть же ещё дети, верно?

— А как же! — мой собеседник оживился. — Есть! Близняшки, мальчик и девочка.

— Значит, первым наследником будет объявлен кто-то из них?

— Да, вот только незнамо кто: принцесса вроде раньше по времени родилась, да беда с ней...

— Какая же беда? — я невольно напрягся. Неужели что-то случилось помимо моих шалостей?

— Вообще-то, об этом говорить не принято... — голос хозяина понизился до шёпота. — Но всё равно все знают. Принцесса, бедняжка, увечная.

— То есть?

— Ну... это самое... по женской линии... детей иметь не может...

— Это ещё почему?

— Так все её сверстницы уже давненько ноги кровью окропили, а она, горемычная...

Я подавил усмешку. Сможет, милейший, да ещё как! И детей, и всё остальное... Вполне возможно, что дефект Кружева Рианны имел упомянутые последствия в её физическом теле, но раз уж по моей просьбе Владычица исправила одно, мимоходом изменилось и другое... Уж что касается крови, то тут я — первый свидетель! И это значит... Ох, как же я рад за тебя, девочка! Но о моей радости не следует знать лицу постороннему:

— Печально, если так... А по какому случаю Ворота Первого Луча закрыты для экипажей?

— А, это Его Величество собирается вскорости отбыть в загородную резиденцию, вот ворота заранее и закрыли! Дабы на Нижней площади повозки не скапливались, а то не проехать будет...

— Не рановато ли? До празднеств почти месяц...

— Так дело-то долгое, — махнул рукой хозяин. — Пока королевские вещи соберут, да пока придворные решат, кому ехать, а кому оставаться... Ух, и перегрызутся!

— Почему же?

— А кому охота в столице в пустом дворце сидеть, когда весь двор на природе забавляется?

— Почему же все не едут?

— Так ведь старший-то принц здесь остаётся: ему свита какая никакая, а положена!

— Вот как... — отрадная новость. Если Дэриен будет один во дворце, это значительно упростит доступ к его телу.

— Разве ещё принцесса останется, а вот младший принц с отцом уедет, это точно! Уж больно развлечения любит...

— Развлечения? Не те ли, в которых никто не примет участия добровольно? — не могу удержаться от колкости.

Хозяин испуганно оглядывается.

— Вы бы поостереглись так говорить... Неровен час, услышат, да вопросы задавать начнут, и не здесь, а там, где беседы «добрыми» не бывают...

— Спасибо за предупреждение, милейший! — я положил на стол серебряного «быка».

— Это слишком большая плата за Ваш заказ... — возникшие было возражения пришлось строго и непреклонно пресечь:

— Я просил познавательную беседу и получил её. Позвольте мне самому оценить полученные знания!

— Как угодно благородному господину... — я остался в одиночестве. Но ненадолго: в дверях харчевни мелькнуло бледное лицо моего спутника.

Мэй даже не сел, а тяжело рухнул на скамью, словно из его тела разом ушли все силы. Губы закушены до синевы, глаза тревожные, пальцы дрожат.

— Что случилось?

— Тот... человек, который должен был мне помочь...

— Что с ним?

— Он не сможет.

— По причине?

— Его положение... изменилось.

— Та-а-а-а-ак! Скажи чётко и ясно, в чём именно он должен был тебе помочь.

— Попасть во дворец, — Мэй признаётся с неохотой, но другого выхода у него нет.

— И только-то? — простодушно удивляюсь, чем вызываю взгляд, говорящий: «Ну вот, ещё и издевается...»

— Этого мало?

— Ну... Не мало. Но и не много. Каждое дело можно выполнить несколькими разными способами. Невозможным стал лишь один — так зачем переживать, если остались другие?

— Ты не понимаешь!... Как я теперь смогу...

— Пораскинь мозгами! Небо ещё не упало на землю, а ты уже похоронил всех и вся... Рановато!

— Я даже не знаю, с чего начать...

— Зато я знаю! Начать нужно с того, где мы поселимся!

— Мы? — переспрашивает эльф.

— Ты против?

— Н-нет... я... Ты останешься со мной? — искреннее недоумение в начинающем светлеть взгляде.

— А куда я денусь?

— Но Кэл сказал, что...

— Кэл понятия не имел, что случится! Если бы имел... А, ладно! Бери ноги в руки, и пойдём!

— Куда?

— Искать ночлег, конечно же! Думаю, цены в столице выше, чем в Вайарде, а денег у нас немного... Стало быть, жильё требуется недорогое, но приличное... Будем думать на ходу. В крайнем случае, первый раз переночуем в карете...

Я изо всех сил старался выглядеть весело и бодро, хотя на деле был не менее растерян, чем эльф. У меня в Виллериме знакомых не то, чтобы нет, просто... Своеобразные знакомые. Можно заглянуть в лавку иль-Руади, но где вероятность, что старый Акамар успел предупредить всех родственников на мой счёт?... Можно прямиком отправиться к Боргу, но тогда... Во-первых, придётся поглотить невероятное количество горячительного по поводу встречи, а во-вторых, мне будет не отвертеться от обстоятельной (и совсем не «доброй») беседы о моём прошлом, настоящем и будущем... Нет, к Боргу в гости торопиться не будем! Куда ещё податься? Есть ещё и дядя Хак, но он, судя по всему, находится в пределах Вайарды, значит, раньше наступления недели празднеств в дом на улице Проигранной Зари идти незачем...

В таких невесёлых раздумьях ваш покорный слуга неспешно брёл по улице, краем глаза следя за тем, чтобы расстроенный эльф не потерялся в толпе горожан, спешащих по личным, господским и иным неотложным делам. Уворачиваясь от норовящих воткнуться прямо в меня людей (где бы ни оказался, всегда получается, что кому-то мешаю пройти), я отрабатывал навык забрасывания недавно разученной «паутинки» — выпускал несколько лучиков, переплетал параллельными ниточками, быстренько пробегал мыслями по полученным клеточкам и втягивал всю конструкцию обратно. Очень помогает сосредоточиться. И не только сосредоточиться, как выяснилось...

Очередная заброшенная «сеть» противно заскрипела где-то по ходу движения, на удалении примерно двадцати шагов от того места, где находились мы с эльфом. Скрип мне не понравился, и я невольно повнимательнее всмотрелся в мельтешение лиц впереди. А спустя вдох звонкий женский голос жалобно вскрикнул:

— Помогите, люди добрые!... Да держите же его...

Искусно лавируя между крутобёдрыми горожанками и их дородными спутниками, прямо на нас нёсся по улочке сорванец лет пятнадцати от силы, на ходу пряча за пазухой небольшой свёрток. Или кошелёк? Очень возможно... Так вот, почему кричала женщина! Мальчишка попросту её обворовал. Должно быть, она только собралась расплачиваться за покупку, а воришка выхватил из рук кошелёк и дал дёру... Нехорошо.

Я сделал шаг вправо и вытянутой вперёд рукой поймал шею сорванца. Надавил на ямки у закруглений челюстей, заставив мальчишку судорожно дёрнуться, и ласково спросил:

— Куда торопимся?

— Я... господин... я ничего... не делал... — по себе знаю, как трудно говорить, когда горло сжато немилосердным захватом, но парень оказался не робкого десятка, раз нашёл силы для оправданий.

— А это где взял? — моя левая рука пошарила за отворотом драненькой куртки и вытащила на свет маленький, типично женский кошелёк. Подозрительно лёгкий, кстати.

— Ой, не знаю, господин! — заныл воришка, когда я чуть ослабил хватку. — Само как-то завалилось...

— Само? — позволяю себе улыбнуться. Ещё не «хищно», но уже и не ласково. Парень начинает резко бледнеть.

— Ах, Вы его поймали, сударь! — через толпу зевак протискивается молодая женщина. — Я Вам так благодарна!

— Не утруждайтесь, сударыня...

Было бы за что благодарить! В кошельке, похоже, от силы — пара монет. Да и сама владелица выглядит, прямо скажем, не роскошно: одета чистенько, но отнюдь не по последней моде. Да и не по погоде даже: накидка совсем лёгкая, такую носят осенью, а не зимой... А девушка не из простых — покрой платья дворянский, а ткань хоть и старая, но из дорогих. Представительница обедневшего рода? Какая удача... У неё наверняка есть собственный дом в городе...

Да, мыслю слишком практично, но куда денешься? Не спорю, по отношению к девушке — невежливо и некрасиво, но я же не собираюсь причинять ей вред? Всего-то и надо, что переночевать...

— Сударь, я, право, не знаю, что и сказать... — она смущённо улыбнулась, сжимая хрупкими пальцами (по морозу и без перчаток?) возвращённый кошелёк. — Мои средства не позволяют...

— Кто-то говорил о плате? — улыбаюсь, как прирождённый покоритель женских сердец. — Вы, в самом деле, можете оказать мне услугу... Если сочтёте возможным.

— Какую же, сударь? — девушка слегка насторожилась.

— Видите ли, я и мой приятель, — кивок в сторону Мэя, — только что прибыли в город и не успели определиться с ночлегом... Не подскажете ли, где здесь можно за умеренную плату найти гостеприимный кров?

— Если вы не посчитаете моё предложение непристойным... — прозрачные голубые глаза смотрели смело, но как-то... жалобно, что ли. — Я посчитала бы за честь пригласить вас в свой дом!

— Не смел и надеяться на столь великодушный приём в столице! — я подмигнул девушке, от чего она растерянно моргнула и чуть порозовела, а сам перевёл взгляд на воришку, ожидавшего решения своей участи в обществе моих пальцев, крепко держащих тощую шею.

— Тебя родители учили, что воровать нехорошо?

— Нет у меня родителей, господин, и не было никогда! — жалобно затянул парень.

— Так уж и никогда? Насколько я понимаю, люди не возникают из ниоткуда, и если ты не знаешь своих родителей в лицо, это ещё не значит, что их не было вовсе... Хорошо, кто тебя воспитывал?

— Никто и не воспитывал... — он гнул свою линию.

— Интересно, как в Воровской Гильдии Виллерима отнесутся к твоим словам? — задумчиво усмехнулся я.

— А что? — парень сразу набычился. — Ничего я такого не сказал...

— Ничего! — лукаво подтвердил я. — Кроме того, что не признаёшь никого из них своим воспитателем...

Видели когда-нибудь смертельно испуганного ребёнка? Я даже решил, что парень забыл, как нужно дышать, и отпустил его горло, чтобы хлестнуть ладонью по белым щекам. Справа налево и обратно. Потом вернул пальцы на место.

— Господин... Вы же не скажете...

— Всё будет зависеть от тебя. Если дашь слово, что не будешь воровать у тех, кто беднее тебя, не скажу.

— Да, чем хотите, поклянусь! — воришка чуть ожил.

— Клясться не надо, достаточно твоего слова. Если, конечно, ты уважаешь себя и свои слова, — на сей раз улыбаюсь по-доброму и разжимаю пальцы.

Парень некоторое время смотрит на меня странным взглядом, словно не может понять, что мне вообще было нужно, потом важно сообщает:

— Я своё слово сдержу.

— Надеюсь! — достаю из своего кошелька серебряную монету и кидаю незадачливому воришке. Он оторопело ловит серый кругляшок и раскрывает рот, намереваясь спросить: «Почему?», но я машу рукой:

— Считай это моим вкладом в твою будущую карьеру!

Парень остаётся стоять посреди улицы, не обращая внимания на недовольные комментарии прохожих, вынужденных его обходить, а мы с эльфом следуем за девушкой, столь любезно и просто решившей проблему нашего проживания в столице.

Роду Агрио графский титул был дарован исключительно за военную доблесть и верность престолу: в каком-то лохматом году молодой офицер оказал Его Величеству неоценимые услуги и получил взамен сомнительную радость считаться дворянином. Впрочем, и он сам, и его наследники верой и правдой служили своим королям до тех пор, пока более пронырливые и менее благородные соперники не оттеснили бравых, но недальновидных вояк подальше от трона. Сейчас — спустя несколько веков после возвышения — род Агрио медленно умирал. Конечно, старая графиня была ещё жива и здорова, к тому же растила дочь, но... Графское имение, полуразорённое ещё во время последней гражданской войны, давало доход, позволяющий лишь не протягивать ноги с голоду да с неимоверным трудом содержать в относительном порядке столичный дом. Графиня и рада была бы жить на природе, но тамошнее «гнездо» было давно разобрано на камни и продано, чтобы расплатиться с кредиторами, так что приходилось ютиться в мрачном особняке, располагавшемся на Третьем Луче. Место престижное, участок земли — большой, позволяющий разбить целый парк, но ведь, чем больше размер имущества, тем больше нужно вкладывать средств, чтобы оное имущество не теряло своей привлекательности... Впрочем, парк был. Нерегулярный, конечно, потому что старик-садовник, приехавший из имения, был уже не в состоянии тщательно следить за клумбами и героически бороться с сорняками. Вечером нагромождение деревьев и лабиринт тропинок показались мне неприглядными, однако, наступило утро, и россыпь инея, нарядным узором украсившая чёрный бархат веток, смягчила впечатление. Очень милый парк. Особенно из окна...

М-да, как много совершенно бесполезной информации можно узнать у камина за бокалом слегка горчащего вина... Я на миг отвлёкся от созерцания красот природы, чтобы проверить, как греется вода. Предстояло выполнить ряд процедур, заранее вызывающих у меня зевоту и раздражение... Поганец листоухий, сам бы себе такое придумал!...

В кухне было тихо и пустынно. Причём, пустынно — в прямом смысле слова. То есть, посуда имелась, но, пожалуй, её разнообразие (не говоря о количестве) заметно уступало той горе, которую я имел счастье наблюдать в доме Гизариуса. Оно и понятно: на двух человек готовить — много плошек не нужно, поэтому всё лишнее, наверняка, было продано даже раньше, чем родилась Равель.

Равель... Милая, но совершенно не интересная девочка. Впрочем, ей уже за двадцать, так что именование «девочкой» неуместно. Бывают такие люди: и не уроды, и умные, и здоровые, а... никому не нужны. Нет, себя в виду не имею, потому что не удовлетворяю ни одному пункту в полном объёме! Так вот, Равель — очень милая девушка. Ниже среднего роста, с хорошим костяком (что и не удивительно — при таком-то боевом прошлом пращуров!), но прискорбно худенькая и бледная. Последняя деталь, кстати, очень её портит: от природы тёмноволосая, но со странно светлыми глазами, Равель при своей бледности (вызванной, скорее всего, недоеданием) выглядит больной и невзрачной. Ей бы мяса и фруктов каждый день, да энергичного ухажёра — и волосы заблестят, и румянец появится, и вообще, станет настоящей красавицей... Хотя, и так очаровательна. На мой непредвзятый взгляд. С детства привыкшая к скромному существованию, не гнушающаяся работой по дому, терпеливая, немного робкая (ну, тут мама виновата — просто генерал в юбке!) — находка для любого жениха. Приданого бы побогаче... Жаль девушку — никто ведь из равных не позарится, а выходить замуж за купца или ремесленника, значит, прервать славный род. Уж этого мамочка не позволит!

Возвращаюсь к плите. Вот так всегда: если ждать, то вода кипеть попросту не желает. А вот если отвлечёшься...

— О чём задумался? — в дверном проёме возник Мэй, плавными движениями расчёски разбирающий серебристые пряди после сна. Милашка, однако...

— Да вот, размышляю, каким образом заработать средства на пропитание... — я внимательно посмотрел на эльфа и равнодушно продолжил: — Пожалуй, нужно найти где-нибудь крепкий поводок...

— Зачем? — листоухий попался на уловку, как самый настоящий ребёнок.

— А тебя буду по улицам водить и за деньги показывать!

На мгновение он поверил. Поверил и густо покраснел, потому что представил себе описанную картинку во всех подробностях, добавив и тех, которые я даже не подразумевал. Впрочем, смущение длилось не больше трёх вдохов: уловив в моём взгляде сочувственную улыбку, Мэй недовольно морщится.

— В следующий раз, пожалуйста, предупреждай, что шутишь!

— Но тогда настоящего веселья не получится, — резонно возражаю и снимаю с огня ковш с закипевшей водой.

— Да уж, веселье... — он качает головой. — Особенно для меня.

— А почему, собственно, ты решил, что я шучу?

— Так это не... — лилово-серебряные глаза округлились.

— Меня за деньги показывать бессмысленно: ничего из себя не представляю, а вот эльф...

— Ты не посмеешь!

— Если поймаю, то посмею!

— Сначала поймай!

— Очень надо... Сам прибежишь. За советом, — злорадно ухмыляюсь, и листоухий кусает губу, понимая, что в данном случае я совершенно прав.

— И ты хочешь... в самом деле...

На бедняжку больно смотреть: можно с натуры лепить статую «Покорность судьбе». Нет, скульптурную группу — с моим непременным участием!

— Ещё можно в клетку посадить. Голенького, — я не улыбаюсь только потому, что проблема добывания денег успешно мучает меня со вчерашнего вечера.

— Ты... — эльф близок к тому, чтобы потерять дар речи. — Лэрры так себя не ведут...

— А кто тебе сказал, что я — лэрр? — настала пора удивлённо изгибать брови.

— Разве...

— Я называл только имя, а титул ты додумал сам, исходя из моего внешнего вида, не так ли?

— Ну... — плечи Мэя поднимаются и опускаются.

— Кэл, кстати, тоже не уточнял моих данных... Так что, спешу известить: я вовсе не лэрр.

— И зовут тебя иначе? — эльф правильно продолжил логическую цепочку.

— Иначе. Но для тебя здесь и сейчас моё имя останется тем же. Лэрр Ивэйн, если угодно. Хотя, лучше просто Ив.

— Но зачем ты всё это рассказал?

— Мне нужен помощник в сугубо интимном деле, — подмигиваю, и Мэй испуганно моргает, не представляя, чего ещё от меня можно ожидать. — Поскольку настоящим лэрром я не являюсь, то должен заботиться о сохранении сей маски в целости и сохранности, а для этого необходимо раз в несколько дней наносить на кожу мазь, да и... Голову брить надо, фрэлл меня подери! А я, знаешь ли, не силён в обращении с бритвой...

— Угу, — буркает эльф. — Как одним ударом в Серые Пределы отправлять, так это пожалуйста, а как побриться... Слушай, а может, ты сам деньги заработаешь?

— Каким же образом?

— Подрядишься кого-нибудь убить, например? А что, у тебя получится!

— Да. Если не клинком, то языком... Насмерть зашучу.

Мэй расплывается в довольной улыбке, а я грожу пальцем:

— Не радуйся раньше времени! От работы не отвертишься! На лютне бренчать умеешь?

— А что? — подозрительный прищур.

— А ничего! Умеешь или нет?

— Немного...

Если эльф столь же скромен, как некоторые мои знакомые...

— Сойдёт! А петь?

— Ещё и петь? — ужасается эльф.

— Разумеется! Кому нужна музыка без слов?

— Я лучше на флейте играю...

— А по-моему, ты и твой брат — непревзойдённые игроки на моих бедных нервах... Будешь петь и дёргать струны! Сегодня же раздобуду тебе инструмент... А вечером устроим прослушивание. Песен много знаешь?

— Кое-что...

— Учти: нужны только любовные и самые трогательные, какие только есть.

— Ну, у тебя и запросы...

— Это не запросы, это — стратегия! Если всё получится должным образом, дворец сам тебя позовёт.

— Так вот, что ты придумал... — глаза Мэя, наконец-то, загораются давно забытым огнём.

— Принимаешь мой план?

— Ну, другого-то нет... — ехидничает эльф.

— Я не навязываюсь, между прочим...

— Принимаю, конечно!

— Тогда изволь помочь мне с бритвой и всем остальным!

— И всё-таки... Может, поищешь заказчиков?

— На что?

— На убийство!

— Только если ты будешь аккомпанировать!

— Запросто! Представляешь, как это будет выглядеть... — Мэй мечтательно жмурится.

— Представляю! Два умалишённых без присмотра... Проще было сразу попроситься в королевскую тюрьму: и кормят, и поят, и над головой не каплет...

...С шутками и руганью (шутил эльф, ругался, по большей части, ваш покорный слуга), спустя почти полчаса утренний туалет всё же состоялся. Дожидаться завтрака было бессмысленно, потому как продукты в доме отсутствовали, а Равель только отправилась на рынок — и ваш покорный слуга расположился в кабинете покойного графа, чтобы, стараясь не обращать внимания на бурчание в животе, изучить карту Виллерима.

Карта была роскошная — на нескольких листах, красочная и подробная. Целое сокровище, не покинувшее дом по очень простой причине: первый граф Агрио был комендантом столицы, и сие произведение искусства почиталось одной из самых ценных семейных реликвий. Хорошо ещё воры не догадывались, какой раритет пылится в стенах обветшалого дома, иначе давно бы уже позаимствовали...

Итак, что из себя представляет милый городок, в который меня забросила судьба? В то единственное посещение, которое состоялось несколько лет назад, я не успел ни осмотреть, ни изучить достопримечательности Виллерима, но сейчас... Сейчас выпадала удобнейшая возможность пополнить мои знания о столице.

Большой город. Большой, но не настолько, чтобы перемещаться по нему верхом или в карете — да и узкие улочки больше располагают к прогулкам на своих двоих... Конечно, Лучи достаточно широки — на некоторых участках и два экипажа разъедутся, даже не задев прохожих, но если принять во внимание, насколько заковыристо эти самые Лучи изогнуты, сразу можно догадаться: планировку утверждал человек военный. То есть, пробраться напрямки от ворот до площади перед дворцом практически невозможно, поскольку на поворотах улиц очень удобно строить заградительные укрепления... Да и площадь — излюбленное место проведения праздничных торжеств — неспроста отделяет королевскую резиденцию от городских построек. Не даёт, так сказать, подобраться на расстояние выстрела, укрываясь стенами домов. Очень разумно... Впрочем, дворец, построенный в излучине полноводной Сейнари, окружён водой со всех сторон — специально прокопали канал с южной стороны и расширили естественное русло с северной. Да, королю удобно обороняться, буде возникнет необходимость, а в крайнем случае можно уйти по реке... Так, куда у нас отправилась Равель? На рынок. Не на Дворцовую же площадь... А, есть ещё Мозаичная — в северо-восточной части города, Ремесленная — в западной и Сытная — в южной. Наверное, рынок располагается как раз на Сытной площади... Далековато отсюда, зато рядом с кварталом, где торгуют мои знакомые купцы. Надо будет к ним заглянуть... Что ж, расположение улиц вполне понятно, заблудиться, при всём желании, трудно, хотя... С моими способностями можно затеряться и в весьма скромном количестве комнат.

Выйдя за ворота (кованые и ажурные, как и вся остальная ограда), я остановился, задумавшись, куда именно направить свои стопы. Мне нужна лютня, причём недорогая, но качественная. Раскинуть «паутинку»? Можно, но вряд ли она будет полезной: в музыкальных инструментах ваш покорный слуга совершенно не разбирается, следовательно, придётся действовать наугад, а это грозит потерей времени и сил без малейшей надежды на успех...

Раздумья не помешали мне заметить на некотором отдалении от ворот знакомую фигуру в потёртой одежонке. Парень делал вид, что вовсе не смотрит в мою сторону, но даже совсем тупой селянин понял бы: на случайность это не похоже. Я хмыкнул и двинулся в сторону незадачливого воришки. Тот по мере моего приближения старательно поворачивался, пока не оказался ко мне спиной. Пришлось окликнуть:

— Выбираешь жертву или просто гуляешь?

Воришка передёрнул плечами и обречённо обернулся:

— Да вот, шёл мимо...

— И надолго остановился аккурат у графского дома. Должно быть, о чём-то крепко задумался? — поведение парня вызывает у меня невольную улыбку: раз уж не поспешил сбежать или спрятаться, зачем делать такой виноватый вид?

— Да прямо... — он решил перестать хитрить. — Хотел Вам «спасибо» сказать.

— За что же это? Я думал, что наши товарно-денежные отношения благополучно исчерпали себя ещё вчера!

— Ох и мудрёно Вы выражаетесь... — парень хмурит густые брови. — Я... это... в общем, монеты той как раз хватило, чтобы долги в Гильдию заплатить.

— Членские взносы? Да, дело нужное... И в чём же здесь моя заслуга?

— Я ведь решил, что Вы меня ближайшему патрулю сдадите, — признался воришка. — А тогда...

— Вот ещё! Зачем заполнять тюрьму безобидными голодранцами?

— Да не повели бы меня в тюрьму, — он шмыгнул носом. Замёрз, бедолага: хоть солнце уже высоко, жара от него, как летом не дождёшься. А одет парень, прямо скажем, легко. Впрочем, при его профессии живость движений куда важнее, чем сохранение тела в сухости и тепле. А вот шапку-то мог и приобрести: короткие русые вихры от холода не защитят.

— А что бы сделали?

— Пальцы отрубили, и все дела! — беспечно сообщил воришка.

— А, ты уже попадался! — значит, Городская Стража хорошо знакома с моим собеседником, если даже тюремное заключение ему не грозит.

— И не раз, — подтверждает парень.

— Что так? Плохо учат в Гильдии?

— Учат хорошо, — он ёжится, видимо, вспоминая уроки. — Да из меня ученик плохой... Поздно учиться начал.

— Понятно... — скорее всего, он рос в семье ремесленника или крестьянина, а потом вынужден был искать счастья в городе. В каком-то смысле парню повезло: прибился к Воровской Гильдии, но, судя по всему, не даётся ему охота за чужими кошельками... — Значит, не прочь сменить род деятельности?

— Вроде того...

— А зачем меня ждал? В услужение проситься надумал?

Парень молчит, но смущённо опущенный взгляд красноречивее слов. Вздыхаю:

— Я бы с радостью, но... Не так уж богат, чтобы держать слуг.

— А по виду-то не скажешь, — хитро замечает воришка.

По виду... М-да, вид тот ещё. Сахья нежнейшего цвета топлёных сливок удерживается на голове широкой полоской ворсистого меха — то ли степная лиса, то ли что-то из шакальих, но выглядит эффектно: волоски у корней совсем белые, в середине — жёлтые, а на самых кончиках переходят в багрянец. Плащ, подаренный дядюшкой Хаком, при свете дня оказался почти чёрным, но с отливом в красноту, и меховая оторочка была выкрашена в тон шерстяной ткани. Из оружия я взял с собой только «младшую» кайру. По двум причинам. Во-первых, ходить по столице вооружённым с ног до головы позволялось только Страже (а другие профессиональные душегубы в позволениях и не нуждаются), а во-вторых, под плащом на спине было место только для одних ножен, которые и так пришлось закрепить вверх ногами, то есть, кайра висела рукоятью вниз. По крайней мере, из такого положения я вполне смогу её выхватить, нужно только откинуть полу плаща...

— И кошелёк с герцогской короной, — продолжал наблюдательный отрок.

— Какой кошелёк?

— Из которого Вы меня монетой одарили.

— С короной, говоришь... — да, признаться, была там вышивка, но я как-то не присматривался... — А скажи-ка, мой юный следопыт, кто живёт на улице Проигранной Зари в третьем доме от пересечения с Аллеей Шипов?

— Поверяете, да? — ухмыльнулся воришка. — Герцог там живёт.

— Какой?

— Герцог Магайон, конечно!

Хм. Занятно. Впрочем, всё может объясняться очень просто: дядюшка Хак — всего лишь доверенное лицо упомянутого герцога, а всем известно, что родовитые люди обожают помечать своё имущество гербами, коронами и иже с ними... Ну не мог герцог самолично ездить в Вайарду, да ещё и без сопровождения! Даже я, с моими невеликими познаниями в геральдике и политической ситуации, знаю, что род Магайон особо приближён к королю и обладает массой привилегий... и массой врагов. Поверить, что глава рода отправился в дальнюю поездку в одиночку... Бред. Нужна очень веская причина, но я такой даже предположить не могу.

— Спасибо за информацию! Вот что, подскажешь ещё идею, получишь за труды. Только не серебро, увы: у меня каждая монета на учёте!

— Чего надо-то?

— Мне требуется лютня. Недорогая, но достойная самого лучшего музыканта в Западном Шеме.

— Сами играть будете? — он недоверчиво хмурится.

— Я похож на менестреля?

— А кто Вас знает... — совершенно справедливое замечание.

— Нет, играть буду не я. Играть будет... — а, что я, собственно, теряю? Нужно же продвигать товар на рынок? — Играть будет эльф.

— Настоящий? — парнишка не верит своим ушам.

— Самый настоящий.

— А... послушать можно?

— Если осторожно, — щёлкаю его по носу. — Задача ясна?

— Есть один мастер...

Мастер оказался достойным человеком, и, принимая во внимание моё чистосердечное признание в скромных финансовых возможностях, торговаться не стал, сразу указав нижнюю планку цены, по которой готов уступить инструмент. Я уплатил требуемую сумму без возражений, хотя покупка лютни облегчила кошелёк дядюшки Хака более, чем наполовину. Дела у мастера (судя по обстановке лавки) шли не блестяще, но товар, похоже, был отменный. Курт (мой новоявленный знакомый воришка) клялся и божился, что лютня будет звучать лучше, чем творения поставщика двора Его Величества.

Неся перед собой инструмент, закутанный в несколько слоёв ткани и упрятанный в жёсткий кожаный чехол, укреплённый деревянными пластинками, я двинулся в сторону Сытной площади, благо лавка музыкальных дел мастера находилась совсем рядом. День перевалил за середину, прилавки селян, с раннего утра зазывающих «подходить и налетать», вот-вот должны были опустеть, а это значит, что Равель как раз ходит сейчас между торговыми рядами в надежде прикупить за бесценок непроданные или слегка потерявшие товарный вид продукты...

Я оказался прав: девушка обнаружилась у самого выхода с рынка: стояла и напряжённо пересчитывала медные монетки, с трудом удерживая на сгибе руки корзинку. Какие-то вялые овощи и несколько кульков — вот и весь графский обед на сегодня. Или ужин: смутно подозреваю, что Равель и её матушка питаются раз в сутки.

— Позвольте помочь Вам, красавица! — галантно подхватываю корзину, и девушка изумлённо смотрит на меня, не понимая, почему столь блестящий господин утруждает себя переноской вещей.

— Ну зачем же, благородный лэрр... Она вовсе не тяжёлая...

— Тяжёлая или нет, а идти до дома далеко, так что не спорьте, милая Равель! И потом, мы же договорились: называйте меня просто — Ив. От постоянного титулования по спине мурашки бегут!

— Но, благородный... — светлый взгляд натыкается на мою укоризненную улыбку, и девушка поправляется: — Ив! Правила этикета требуют...

— Правила этикета запрещают графине самой ходить на рынок, но Вы же ходите? Так позвольте и мне слегка отступить от правил!

— Если Вы настаиваете...

Я настаиваю, и, с грузом в обеих руках, сопровождаю юную хозяйку гостеприимного дома. Большую часть дороги она молчит, то ли не зная, о чём со мной можно говорить, то ли потому, что тот же самый этикет запрещает девушке разговоры с малознакомым мужчиной, даже если оный мужчина занимает соседнюю комнату на этаже...

Народу на улицах немного, и это понятно: торговый день закончился, а вечер развлечений ещё не начинался, так что попадающиеся нам навстречу прохожие были либо ремесленными людьми, либо слугами, либо иными порученцами, выполняющими волю своих господ, однако... Встречались и сами господа.

— Вы только посмотрите! Бедняжка Вэлли, наконец-то, нашла себе спутника!

Белокурая головка, показавшаяся в окне паланкина, принадлежала очень красивой юной женщине. Васильковые глаза, пухлый маленький ротик, искусно подчёркнутая румянами молочная белизна кожи. Просто куколка. Причём, и в прямом, и в переносном смысле, потому что пустой взгляд расцвечен только желанием повеселиться, предпочтительно, за счёт унижения других. Тех, кто не сможет ответить. Ай-вэй, дорогуша, на этот раз ты выбрала не ту жертву для своей атаки!

Не обращая внимания на воркующие переливы голоса блондиночки, я обратился к Равель со спокойным замечанием:

— Некоторые знакомства не делают нам чести, не правда ли?

Девушка испуганно перевела взгляд на меня, словно спрашивая: «К чему Вы клоните? Не подвергайте себя опасности!».

— А жалеть поздно, потому что самые недостойные люди цепляются хуже всякого репья... — продолжаю, меланхолично улыбаясь уже блондиночке. Та розовеет, причём, без помощи красок и притираний.

— Да кто Вы такой...

— Знаете, милая Равель, я хотел подарить Вам болонку, но сейчас передумал: проку с такой собачки никакого, красота — на любителя, ума — не слишком, а лает... И по поводу, и без повода. Лучше куплю волкодава.

Я не намеревался оскорблять придворную красотку — само собой получилось. Обида за несчастную девушку уксусом разлилась по моему языку, добавив мыслям и словам остроты.

— Граф! — прошипела блондинка в сторону всадника, сопровождавшего паланкин. — Вы ослепли и оглохли разом? Слышите, Вашу даму оскорбляют! Проучите нахала!

— Точно, куплю волкодава, хотя... Шавок обычно окружают не волки, а овцы в волчьих шкурах, — глубокомысленно изрёк ваш покорный слуга.

Люди, волей случая оказавшиеся свидетелями моего невинного развлечения, были, по большей части, простыми горожанами, не питающими благоговения к высоким титулам без веской причины. Когда я закончил говорить, долгий вдох над улицей висело напряжённое молчание, а потом... Хохотнул один, другой, и вскоре все вокруг весело передавали друг другу мои слова. Блондинка предпочла побыстрее удалиться, а вот её «рыцарь» остался. Спешился и подошёл ко мне.

— Сударь... Я хотел бы с Вами переговорить.

Молодой человек с невыразительным лицом и тоскливым взглядом. Длинные каштановые волосы стянуты в «хвост». Плащ без капюшона — видно прогулка предполагалась недолгой, а может быть, он просто мёрзнет меньше, например, чем я... Одет без особой вычурности, но за модой, наверное, следит: складки на утеплённом камзоле выглядят очень интересно и свежо.

— К Вашим услугам! — киваю незнакомому пока графу и прошу Равель: — Идите, я Вас нагоню. Минут через десять, не больше!

Тревога в светлых глазах не уменьшается, но девушка покорно кивает и нарочито медленно уходит, а я возвращаюсь к отложенному разговору:

— Итак, что Вам угодно? Хотя, прежде всего, следует представиться друг другу, верно? Лэрр Ивэйн, — коротко, но предельно вежливо кланяюсь.

— Шэрол, граф Галеари, — ответный поклон не менее учтив.

— Рад познакомиться, граф! Впрочем, обстоятельства нашего знакомства, смею предположить, не столь уж приятны...

Граф печально вздыхает в ответ.

— Ваша дама посчитала мои слова оскорблением, не так ли?

— Не буду отрицать.

— И Вы, полагаю, считаете своим долгом... — умолкаю, потому что на лице молодого человека отражается такая безысходность, что становится его жаль.

— Видите ли, лично я не считаю.

— Даже мои слова об овцах не вызвали протест? Они вполне могли оскорбить именно Вас, если Вы относите себя к окружению этой белокурой болонки.

— Я не отношу себя к волкам, сударь, — честно и спокойно признал Шэрол.

— Тогда в чём состоит цель нашей беседы? — непонимающе поднимаю левую бровь.

— Я хотел... принести извинения Вам и Вашей даме.

— Извинения?

— Роллена вела себя... непозволительно грубо. Ей не следовало задевать графиню Агрио. И Вы... Вас невозможно ни в чём обвинить: Вы всего лишь вступились за честь девушки.

— Вам легко жить, граф? — не могу удержаться от вопроса, и Шэрол изумлённо хлопает ресницами.

— Что Вы имеете в виду?

— С такими удивительными понятиями о чести и благородстве Вы, должно быть, успели нажить целую армию врагов! Или нет?

— Лэрр... — он печально качает головой. — Врагов наживают те, кто смел, силён и ярок, а мои достоинства... Вызывают лишь насмешки.

— Зря вы так полагаете, сударь! Оскорбить Вас невозможно, поэтому всё, что остаётся — смеяться над Вами, чтобы заглушить голос зависти. Поверьте, насмешники попросту бесятся оттого, что не могут быть хоть капельку похожи на Вас!

— Вы думаете? — он морщит лоб.

— Я уверен! Кстати, граф... Я хотел бы продолжить нашу беседу... Скажем, за ужином. Конечно, стол в доме Агрио не так изобилен, как королевский, но графини по-прежнему гостеприимны и с радостью примут Вас. А бутылочку хорошего вина я постараюсь найти.

— О, не утруждайтесь! — оживляется Шэрол. — Я возьму что-нибудь из отцовских кладовых.

— Отлично! В семь — Вас устроит?

— Вполне!

— Тогда позвольте откланяться!

...Когда я догнал не слишком торопившуюся домой Равель, мне удалось одновременно успокоить её и привести в состояние, близкое к шоковому. Первый эффект был достигнут рассказом о примирении с графом, а второй — известием, что оный граф вечером посетит скромное жилище рода Агрио.

Графиня-мать были изумлена моей наглостью не меньше дочери и удостоила вашего покорного слугу взгляда, неприятно напомнившего настроение Магрит, когда я делал совсем не то, что предписывалось, а проявлял инициативу, в итоге приводящую к неожиданным последствиям. Затем было произнесено скорбное:

— Нам нечем даже растопить камин в гостиной! — и dou Алаисса поднялась на второй этаж, укоризненно шурша юбками.

— Нечем растопить? — я повернулся к Равель, и та печально вздохнула:

— Подводу с дровами из имения мы ждём только послезавтра...

— А почему же... — к счастью, не успеваю сморозить очередную глупость, вовремя понимая: запасы женщин были тщательно рассчитаны, а появление непредвиденных жильцов потребовало, как минимум, вдвое большего расхода дров.

Равель ничего не сказала — не посмела упрекнуть меня в том, что изничтожил горстку палок, которой хватило бы ещё на два дня. Милая девочка! И ведь даже во взгляде не видно осуждения, только извечно-вежливое: «Прошу простить за неудобства...»

Качаю головой:

— Надо было предупредить... В конце концов, мы могли бы немного помёрзнуть.

— Ну что Вы! — она всплеснула руками. — В доме так сыро, что наутро спина заболела бы от холодной постели!

— В крайнем случае, спали бы вдвоём, — беспечно предположил я.

Девушка испуганно расширила глаза, а потом очень мило покраснела.

— Я имел в виду... — пытаюсь исправить положение, но Равель поспешно кивает:

— Личные привязанности лэрра не полежат обсуждению, особенно с моей стороны!

— Почему же? Вы, как хозяйка дома, вправе... — тут только до меня доходит, о чём подумала Равель, и я невольно фыркаю. Неужели, представила меня с эльфом? И, полагаю, вовсе не за сном... Какая испорченность!

...Кстати, узнав, что один из нежданных постояльцев принадлежит к расе листоухих, графини были поражены, польщены и оскорблены одновременно. Поражены тем, что эльф прибыл в столицу без своих соплеменников, в сопровождении человека. Виллерим, всё-таки, не Вайарда, где lohassy можно встретить и несколько раз за день, сюда эльфы выбираются крайне редко и, как правило, не в одиночестве. А уж говорить о том, чтобы листоухий поселился там, где обитают только люди... По этой причине графини были чрезвычайно польщены оказанной им честью. Лично я не считал соседство с эльфом чем-то завидным, но оставил своё мнение при себе, потому что... Пришлось выдержать кавалерийскую атаку dou Алаиссы, в течение получаса выговаривавшей мне, как провинившемуся пажу. Чего я только не наслушался! Упрёков было очень много, но суть их сводилась к одному: как я мог без предварительной договорённости привести в дом Агрио столь высокородного гостя. Поскольку мне не удалось и слова вставить в обвинительную речь, пришлось только кивать и всеми силами удерживать на лице выражение полного согласия со словами графини. Хотя, признаюсь: если в самом начале ещё подхихикивал, то к концу нотаций был готов высказать всё, что думаю об этикете, старых склочных женщинах и правилах гостеприимства. К счастью, Равель немного утихомирила бурю, сказав, что всю жизнь мечтала увидеть эльфа, и настоящее чудо — в преддверии праздника получить ТАКОЙ подарок...

— Дрова, дрова... — я постучал пальцами по мраморному подоконнику. Рассеянный взгляд упёрся в корявые веера деревьев. — Дрова... А скажите, милая Равель, давно ли садовник обрезал сухие ветки?

— Ветки? — она растерянно задумалась. — Не знаю... Надо спросить...

Оказалось, что старый Плисс вообще в этом году не обихаживал своих питомцев, потому как пытался разбить огород, чтобы обеспечить графиням хоть какое-то подспорье по части пропитания. И вроде бы, что-то даже удалось вырастить... Но овощи отнимали слишком много времени и сил: парк остался неухоженным.

— Отлично! Дрова у нас будут, и не позднее, чем через пару часов! — самонадеянно объявил я, не догадываясь, какое сражение мне предстоит...

Садовник был человеком до жути обстоятельным и абы какое дерево пустить на отопление не мог. Собственно, мне даже не доверили единственную в доме пилу: поглядев на меня слезящимися, но весьма колючими глазами, Плисс заявил: «Он вам, сударыни, такого напилит, что потом век жалеть будете...» Уговоры не помогли: садовник согласился с моей помощью только в подсобных работах: таскать лестницу, помогать старику взбираться на неё и собирать отпиленные сучья.

Разумеется, процесс заготовки дров занял куда большее время, чем я рассчитывал: уже начинало темнеть, а мы всё ещё ругались под очередным деревом. За спором о том, какую ветку пилить первой (мне хотелось закончить поскорее, а Плисс придерживался только одному ему известного плана декорирования парковой растительности), нас и застал Шэрол.

— Скажите, где я могу найти лэрра, именующего себя Ивэйн? Он должен гостить в этом доме...

— Доброго вечера, граф! — я прекратил препирательства с садовником и повернулся к молодому человеку. — Простите, совсем потерял представление о времени! Всё в делах...

Физиономия Шэрола, и без того не круглая, вытянулась ещё больше, когда он понял, что пригласивший его дворянин и парень в неказистой клочковатой куртке из поеденного молью меха — одно и то же лицо. Правда, когда граф осознал занятный факт несоответствия моих происхождения и нынешнего занятия, его глаза стали чуть веселее, чем раньше.

— Может быть, пригодится и моя помощь?

— О, что Вы! Осталось совсем немного... К тому же, — я смерил взглядом увесистую корзинку, висящую на локте Шэрола, — Вы и так постарались на славу. Надеюсь, винный погреб пострадал не сильно?

— Нет, увы, — он подхватил мой шутливый тон. — Вот кухарка была недовольна!

— Прошу в дом, граф! Вы займёте приятной беседой хозяек, а я закончу с дровами...

По случаю прихода гостей графини постарались выглядеть, как можно лучше. И, надо сказать, им это вполне удалось: пусть наряды не блистали новомодным покроем, да и вообще — не блистали, но внутреннее достоинство подчас куда внушительнее и привлекательнее достоинств внешних... И dou Алаисса — в тёмном облачении, приличествующем вдове, и Равель — в простом, очень домашнем и уютном шерстяном платье, выглядели весьма благородно. Девушка, к тому же, заплела свои длинные волосы в косу и уложила вокруг головы, открыв взглядам неожиданно хрупкую и прелестную шею...

Встретив графа вежливым поклоном, а его ношу смущённым румянцем, Равель почти минуту не могла найти слов. Не знаю, хотела ли она благодарить или, напротив, корить Шэрола за принесённую снедь, но я поспешил уволочь корзинку в кухню и быстренько разобраться, какими деликатесами нас собрался угостить молодой граф.

Всё было примерно так, как и ожидалось: приторно сладкое вино (дань уважения дамам), несколько головок сыра и кусок ветчины. Набор небогатый, но вполне приемлемый. Оставив девушку в заботах по сервировке стола, ваш покорный слуга поплёлся в парк за последней охапкой сучьев, которые ещё предстояло порубить, чтобы уложить в камин. Каюсь: сначала попробовал ломать их об колено, но нога немилосердно заныла от такого неуважительного обращения, так что топор оказался во всех смыслах предпочтительнее...

Когда я, скинув любезно одолженные садовником лохмотья и малость умыв лицо и руки, наконец-то, добрался до гостиной, в камине уже весело потрескивали дрова, а вокруг изящного столика с бокалами и лёгкими закусками витал призрак беседы. Да-да, именно призрак, поскольку Шэрол совершенно не знал, о чём говорить с дамами, выбирающимися ко двору раз в год по случаю, Равель откровенно робела и смущалась общества молодого человека, а старая графиня предпочитала молчать, лишь изредка глубокомысленно замечая что-то вроде: «А вот в наше время...» Унылая картина, представшая моему взору, никуда не годилась. Нет, так дело не пойдёт! Извинившись перед присутствующими, я поднялся наверх — позвать главного участника импровизированного светского вечера.

Мэй сидел на постели, теребя струны лютни, и всем своим видом показывал, как он относится к моей затее и ко мне. Очень отрицательно.

— Пора спускаться!

— Куда? — хмурый взгляд из-под чёлки.

— С небес на землю! Тебя все ждут.

— Я не пойду.

— Ну-у-у-у-у... Хочешь обидеть хозяек? Нехорошо!

— Ты же притащил какого-то придворного хлыща...

— «Хлыща»! И где только нахватался?... Между прочим, Шэрол — молодой человек с приятными манерами и, что самое главное, с правильным отношением к жизни. А судя по детскому блеску в глазах, он будет и благодарным слушателем того, что ты исполнишь.

— Ну вот, вы с ним уже на короткой ноге! — съязвил эльф, и я неприятно удивился тону мелодичного голоса: можно подумать, стараюсь для себя, а его заставляю делать что-то неприличное и отвратительное!

— На короткой или на длинной — какая разница? Граф может познакомить тебя с высокопоставленными персонами, которые обеспечат проход во дворец... Тебе же это нужно?

— Нужно, — нехотя подтвердил Мэй.

— Конечно, всё произойдёт не за один миг — придётся потерпеть, но усилия того стоят. Спускайся! Если через пять минут не появишься, притащу за ухо!

— Сам тогда играть будешь! — он ещё и огрызается?

— Сыграю, отчего же не сыграть... Хворостиной по твоему белому заду!

— Это с чего ты взял, что... — он вовремя осёкся, но я уловил мысль:

— Ах, он у тебя другого цвета? Не ожидал... В общем, поторопись, иначе пунцовый зад я тебе обеспечу!

Мне вслед что-то полетело, но наткнулось на захлопнувшуюся дверь и, жалобно звякнув, прервало свой полёт...

Не знаю, угроза ли подействовала, или же доводы разума взяли верх, но не прошло и двух минут, как Мэй осчастливил всех нас своим присутствием. Графини, как зрители подготовленные, не выказали особенного потрясения, хотя эльф постарался произвести впечатление, выбрав из своего скудного гардероба шёлковый костюм цвета осеннего неба и позволив серебристым локонам небрежными волнами падать на плечи и спину... Так вот, графини удержали своё восхищение в узде, а на Шэрола смотреть было и смешно, и грустно: молодой человек растерянно подался вперёд, а потом совершенно обмяк в кресле, хлопая ресницами. Хорошо хоть, рот от удивления не слишком широко раскрыл... Насладившись произведённым эффектом, эльф галантно поблагодарил хозяек дома за предоставленный кров и предложил немного скрасить холодный вечер приятной музыкой, если, конечно, присутствующий кавалер не будет против. Кавалер против, разумеется, не был, и Мэй с отрешённым видом непризнанного гения извлёк из лютни первые звуки...

Наверное, он играл и пел замечательно. Не знаю. Не могу ничего сказать. По двум причинам: во-первых, музыка всегда была для меня камнем преткновения — по крайней мере, правильно воспроизвести услышанную мелодию мне не удавалось ни разу, а во-вторых... Я гадал, насколько полезен окажется Шэрол для выполнения поручения Совета эльфийских Кланов. Правильно ли я поступил, устраивая первое «представление» перед этим зрителем?...

Тягучий ритм старинных баллад заставлял расслабить сознание и позволить мечтам хоть ненадолго поверить в своё осуществление. Судя по мягкому мерцанию глаз молодых людей и затуманенному взгляду старой графини, Мэй оказался великолепным менестрелем, о чём я не преминул ему сообщить, когда одевался, чтобы проводить графа домой: Шэрол пришёл пешком, и мне не хотелось отпускать его одного. Тем более, что нужно было кое-что обсудить.

— Лэрр, Вы даже не представляете, какой праздник подарили всем нам! — поделился со мной своим восторгом молодой человек.

— Праздник? — я деланно удивился. — Насколько знаю, до Середины Зимы ещё слишком далеко, так что...

— Бросьте лукавить, Вы прекрасно меня поняли! — укоризненно вздохнул Шэрол, сворачивая на узкую улочку, ведущую напрямик к Четвёртому Лучу. — Встретить здесь эльфа, да ещё услышать, как он поёт... Это настоящее чудо!

— Ну, уж и чудо, граф!... Пение, как пение...

— Вы не понимаете! Я много читал о красоте и талантах этого народа, но увидеть собственными глазами... О таком и не мечтал!

— Не собирались путешествовать на юг?

— Путешествовать? О нет, лэрр, я не принадлежу к числу тех, кто лёгок на подъём...

— А Вы пробовали? Один раз сделайте над собой усилие — вдруг понравится?

— Может быть, я и последую Вашему совету... — задумчиво кивнул граф. — И всё же... Как это было замечательно!

— Рад, что смог угодить такому искушённому в развлечениях человеку, как Вы.

— Искушённому... — он криво усмехнулся. — Куда уж мне... Вот Роллена... Кстати, лэрр, как Вы думаете: уместно ли будет пригласить её?

— Куда?

— В дом Агрио, — граф смущённо отвёл глаза.

— Вряд ли. В любом случае, Вам стоит обсуждать это с хозяйками дома, а не со мной.

— Но эльф прибыл вместе с Вами и... — он осёкся, не решаясь продолжить.

— Хотите сказать, что я могу влиять на него? Увольте! Эльфы не подчиняются людям.

— Но он может прислушаться к Вашей просьбе... — робко предположил Шэрол, и я устало нахмурился:

— Если он не захочет петь, я не смогу его заставить. Вы это хотели узнать?

— Я надеялся...

— Вот что, дорогой граф: возможно, Хиэмайэ согласится немного развлечь меня и моих гостей. Не очень многочисленных, конечно... Вы можете пригласить тех, кого сочтёте нужным, прошу только об одном: никаких склок и ссор в доме Агрио возникнуть не должно. Ну и, конечно, графини не могут нести убытки от своего гостеприимства... Я понятно изъясняюсь?

— Вполне, — он потрясённо склонил голову чуть набок. — Я и не подумал... Конечно, нужно будет каким-то образом отблагодарить хозяек...

— Положим, Вы уже внесли свою долю, — успокаивающе улыбаюсь. — А все остальные... Надеюсь, Вы сможете им объяснить? Ненавязчиво, но доступно?

— Постараюсь, лэрр. Если Вы обещаете упросить эльфа...

Во дворе дома Галеари, несмотря на поздний час, кипела жизнь. Факелы, собаки на сворках, дюжие лакеи в ливреях и обеспокоенный сухонький мужчина лет пятидесяти, нервно кутающийся в просторный плащ, создавали невероятный шум.

— Шэрол, мальчик мой, где ты был? Ушёл, ничего не сказав...

— Отец, я же предупредил, что проведу вечер с друзьями, — молодой человек старался говорить, как можно мягче, но первая попытка умиротворить старого графа не удалась:

— Недавно приехала Роллена и рассказала, что ты поссорился с неким кровожадным лэрром... Я позволил себе усомниться, потому что, как следует из свидетельств очевидцев, обитатели Горькой Земли вовсе не склонны к выяснению отношений по пустякам, но... Она была так убедительна, что я начал волноваться и...

— И поднял весь дом на ноги! — тяжело вздохнул Шэрол. Чувствовалось, что забота отца была ему в тягость. А вот я... Почувствовал укол зависти. Моё времяпрепровождение, например, интересовало Магрит только в том случае, если уроки не были выполнены либо надлежало привести себя в порядок к визиту родственников, дабы не ударить в грязь лицом... Хотя, чего греха таить: ваш покорный слуга постоянно это делал. Ударял в грязь, то есть.

— Значит, я показался dou Роллене кровожадным? — насмешливо кланяюсь белокурой прелестнице, прячущейся за спиной старого графа. — Отчего же? Неужели, слова и действия дали повод считать неотёсанного провинциала опасным?

Она молчит, кусая пухлую губу. Отвечает отец Шэрола:

— Прошу простить юное воображение, благородный лэрр! Дама была обеспокоена участью своего кавалера... Да и меня, старика, заставила поволноваться... Ну, слава богам, всё разрешилось благополучно, и я могу спокойно отправиться в постель... Доброй ночи, господа!

Когда старый граф в окружении слуг и сопровождении Роллены, на прощание подарившей мне весьма грозный взгляд, ушёл в дом, Шэрол усмехнулся:

— В постель, как же! С книгами своими будет возиться, знаю я его...

— С книгами?

— На службе ему мало, можно подумать!

— А кем у нас служит папа? — любопытство высунуло нос из норки.

— Хранителем Королевской Библиотеки, — с тщательно скрываемой гордостью проворчал Шэрол.

Ай-вэй, какая удача! Мне несказанно повезло...

— Как Вы думаете, граф, Ваш отец не будет против моего визита?

— С какой стати? — пожал плечами молодой человек. — Думаю, он даже будет рад поговорить с живым лэрром... О, простите!

— Ничего... — я задумчиво пожевал губами. — Скажем, завтра во второй половине дня... Предупредите, что я загляну к нему по месту службы.

— С удовольствием! Со своей стороны хочу спросить: когда будет возможна новая встреча с эльфом? Для меня и... ещё для кого-нибудь?

— Не раньше, чем послезавтра. Или нет, лучше — через два дня. Он слишком устал с дороги...

— Тогда, через два дня в это же время? — настойчиво уточнил Шэрол.

— Именно так! Будем ждать Вас и уповать на Ваш талант в выборе приглашённых, — подмигиваю.

— Постараюсь не обмануть Ваше доверие, — он совершенно серьёзно и уважительно поклонился. — Может быть, отправить с Вами слуг? Уже темно, и на улицах неспокойно...

— В столице? — хохотнул я. — По сравнению с иными краями у Вас тут тишь, да гладь! Не тревожьтесь, граф, со мной ничего не случится... До встречи!

...Шарахнувшись в сторону от неожиданно пересёкшей мой путь тени, я пожалел, что отказался от щедрого предложения Шэрола, но в следующий момент облегчённо вздохнул, потому что напугавшим меня сгустком мрака оказался не кто иной, как Курт.

— А ты что тут делаешь? Кошельки срезаешь? Так ведь все уже давно спят... — удивляюсь, а паренёк, довольный тем, что заставил вздрогнуть лэрра, ухмыляется:

— Да вот, за Вами шёл...

— Для чего? Опять сказать «спасибо»?

— Ну да!

— За что на этот раз?

— Вы же мне разрешили послушать, как эльф поёт, — пояснил воришка.

— Ах, это... Но как же ты слушал?

— Под окном сидел, — улыбка Курта становится ещё шире.

— Под окном, значит... И сильно замёрз?

— Ну, есть маленько... — соглашается парень.

— Мог бы и в дом зайти!

— Кто б меня пустил? Разве что... — он хитро прищурил один глаз.

— Нужно было просто постучаться и попросить, — нравоучительно заметил я. — Открыть дверь легче, чем распахнуть сердце, правда, кто не умеет делать первое, не обучится и второму... А тот, кто предпочитает прокрадываться в дом тайком, не достоин ни второго, ни первого!

— Да не крался я... — обижается воришка. — Постоял в саду немного, делов-то...

— Ладно, я не сержусь... Просто в следующий раз приходи открыто. Просто позови меня... Понял?

— Что ж не понять? — шмыгнул носом Курт. — Только я б лучше в дом Книжника наведался, он побогаче будет...

— Книжника? А, ты имеешь в виду Галеари... Ну уж нет, и не думай! Не нужно доставлять неприятности этим милым людям.

— Да не буду я!... Вы уж меня совсем за негодяя держите!

— Прости, но среди воровской братии у меня знакомых нет, так что понятия не имею, можно ли вам доверять или лучше спрятать кошелёк понадёжнее.

Парень было надулся, но сообразил, что я всего лишь хочу его поддразнить, и махнул рукой:

— Всё бы Вам смеяться...

...Курт плёлся за мной почти всю дорогу, стараясь, впрочем, не попадаться на глаза редким патрулям. Я, в свою очередь, делал вид, что не замечаю тощей фигуры, мелькающей на границе зрения. Зачем воришка шатался по ночному городу? Хотел меня ограбить? Ерунда! Он прекрасно знает, что взять с лэрра нечего... Тогда в чём причина? Не мог же парень волноваться о моей безопасности, рискуя собственным благополучием? Городской Страже, боюсь, он не смог бы доказать, что всего лишь прогуливался в ночи со своим приятелем... Забавно. Хочет выслужиться? Но я ясно дал понять, что не могу обзавестись слугой. Так почему же...

В таких нелепых раздумьях я поднялся на второй этаж особняка Агрио, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить женщин. Но предвкушение мирного сна в тёплой постели позорно сбежало, стоило мне переступить порог своей комнаты: в кресле, развёрнутом к двери, вечным укором восседал эльф.

— Почему не спишь? — я бросил плащ на соседнее кресло и слегка озябшими, несмотря на перчатки, пальцами начал стаскивать со спины перевязь с кайрой.

— Жду тебя, — холодно ответил Мэй.

— Зачем? — сажусь на кровать и стаскиваю сапоги.

— Чтобы удостовериться, что ты вернёшься.

— Могло быть иначе? — поднимаю бровь.

— Ты волен поступать, как вздумается, — голос эльфа с каждым словом становится всё холоднее, и я морщусь:

— Выпил бы вина, а то совсем, как... ледышка.

— По-твоему, я должен веселиться или падать на колени со словами благодарности? После того, как, поддавшись на твои уговоры... — листоухий старается казаться оскорблённым. И у него неплохо получается.

— Подарил благодарным слушателям чудесный вечер, — блаженно растягиваюсь на постели.

— Чудесный... Ты вообще не слушал, ЧТО я пою и КАК играю, — язвит Мэй.

Ах вот, в чём дело! Он просто обиделся.

— Видишь ли, мой милый мальчик... — раздавшееся из кресла шипение заставило меня улыбнуться ещё довольнее. — У меня слишком много забот, чтобы наслаждаться музыкой. Я думал, правильно ли поступил, заводя знакомство с графом Галеари. И потом... В том, что касается музыки, я не могу считаться ни ценителем, ни любителем, увы. Этим талантом не наделён, каюсь. Так что, не дуйся: ты очень хорошо играешь и очень красиво поёшь. Только я — не тот человек, от которого тебе нужна похвала...

— Дурак ты... — доносится из кресла, и я удивлённо сажусь, поворачиваясь в сторону Мэя.

— Дурак? Ну зачем же так категорично... Я не семи пядей во лбу, это очевидно, но и до той крайности, о которой ты упомянул, пожалуй, ещё не дошёл.

— Учёный дурак... — фырканье стало насмешливее.

— Вот что, l’hassy! Я устал бегать по улицам и надрываться, чтобы обеспечить тебе беспрепятственный доступ в королевский дворец! Если что-то не устраивает, могу отойти в сторону и предоставить полную свободу действий!

Вдох в комнате висит тишина, потом слышу:

— Тебе совсем не понравилось?

— ЧТО?!

— Как я пою?

Наивно-детский тон вопроса вызвал к жизни витиеватое ругательство, окончание которого я проглотил, когда заметил заинтересованно высунувшиеся из-под серебристых волос уши.

— Я уже сказал: ты хорошо поёшь! Особенно о несчастной любви...

— Правда?

— Правда! Продолжай в том же духе, и вся столица будет у твоих ног!

— Ты так думаешь? — теперь он горделиво задирает нос.

— Да! Иди спать!

— Хочешь, я сыграю... для тебя?

Подушкой, что ли, в него кинуть? Нет, не поможет... Вздыхаю:

— Играй! Куда уж мне деться?...

Он обрадованно подносит к губам флейту.

...Чистый, чуть низковатый звук инструмента, поплыл по комнате. Старая мелодия. Очень старая. Ровная. Сильная. Спокойная. Невыразимо-печальная и столь же светлая. Незаметно для самого себя шепчу в такт музыке:

Счастье — песок в дрожащих руках:

Мимо мечты проплыли.

Лоно души накрыла тоска

Тенью драконьих крыльев...

Мелодия обрывается. Эльф задумчиво опускает флейту и спрашивает:

— Интересно, какие они?

— Кто?

— Драконы.

Я поперхнулся.

— Разве ты их ещё не видел? Ты же...

— Моё обучение не закончено, — горестно вздыхает Мэй. — А так хочется поскорее...

— Насмотришься ещё!

— А ты... видел? — лиловые глаза серебрятся любопытством.

— Видел, — признаюсь. А зачем лгать? Чем шире паутина лжи, тем больше шансов у тебя самого же в ней и запутаться.

— Расскажи... — робкая просьба.

— Не буду.

— Почему? — лёгкая обида в голосе.

— Чтобы не создавать ложное впечатление. Сам всё увидишь. В своё время.

— Скажи хоть... они красивые?

Задумываюсь, вспоминая. Красивые ли? Грозные. Сильные. Стремительные. Уверенные. Мудрые. Язвительные. Хитрые. Вредные. Могущественные. Ребячливые. Очаровательные...

— Да. Иди спать уже!...

Утром, позавтракав недоеденным накануне куском сыра и удостоверившись, что рецепт притираний эльфийского доктора позволяет брить голову не каждый день, я направился в южную часть города — квартал Медных Закатов, где располагалась лавка купцов иль-Руади. Мне позарез нужны были две вещи, достать которые можно было только при участии моих знакомцев из Южного Шема. Вот только, кто из них будет в лавке за хозяина? Успел ли старый Акамар поведать об оказанной мной услуге и наказать сыновьям уплатить отцовский долг?...

Открывая дверь, я услышал знакомый перезвон колокольчиков. Ай-вэй, как давно это было! Вон они, малыши, прямо над порогом... Не удержавшись, щёлкаю по голосистым кусочкам металла, добавляя к хозяйской мелодии своё излюбленное окончание, и, не успевает затихнуть испорченная песня, слышу:

— Ах ты, рыжий негодник! Опять дорвался!... Вот погоди, поймаю и...

Из задней комнаты, шаркая остроносыми туфлями без задника, с удивительным для своего возраста и веса проворством выскакивает грузный старик. Чёрные, как угли, глаза подслеповато щурятся, но я более, чем уверен: Мерави всё так же зорок, как и в последнюю нашу встречу.

— О, простите, господин, я...

— Приняли меня за кого-то другого, почтенный?

— Да, служил в лавке один... негодник, вот я и...

— Бывает, — сочувственно пожимаю плечами. — Я не в обиде.

— Вот и славно, господин... — старик запахивает узорчатый мекиль поплотнее. — Чем могу быть полезен?

— Вы — не знаю, почтенный, а вот Ваш хозяин... Я хотел бы с ним переговорить. Это возможно?

— Разумеется, господин! Подождите минутку... — он, кряхтя и прихрамывая, исчезает за занавеской, а я улыбаюсь.

Эх ты, старый лис! Вон, как бежал, когда по привычке хотел обругать своего незадачливого помощника...

Правая рука Заффани — моего тогдашнего нанимателя — толстяк Мерави считал меня совершенно неподходящим для работы, несерьёзным и безответственным юнцом. Я довольно скоро устал доказывать обратное и начал вести себя в полном соответствии с его фантазиями. Только в общении с ним, разумеется... В частности, моё вольное обращение с колокольчиками — предметом гордости всей семьи, поскольку их отливали по заказу ещё прадеда Акамара — раздражало Мерави необыкновенно. Уж не знаю, почему...

— Что Вам угодно, благородный лэрр? — голос, вырвавший меня из забавных воспоминаний, принадлежал именно тому человеку, которого я мечтал, но не надеялся застать в Виллериме.

Со времени достопамятной встречи в трактире Акамар даже слегка помолодел, если таковое возможно: глаза блестят, уголки рта довольно подняты, и образующиеся при этом морщинки ясно говорят об одном: старик счастлив. Интересно, по какой причине? Белоснежный мекиль слегка помят... Забавлялся с наложницей? А что, дедушка ещё ого-го!

— У меня к Вам дело, h’assary. Важное и личное.

Он понимающе кивает и отсылает Мерави прочь, а сам подходит ближе.

— Я Вас слушаю.

— В конце лета Вы путешествовали по Ольмскому тракту, — начинаю издалека. — Останавливались в одном месте для встречи с... покупателем, который желал сохранить свою покупку в тайне. Ваш телохранитель занемог, и Вы упросили некоего молодого человека занять его место... Он был не в восторге, но помог Вам. Помните?

Тёмные щёлочки глаз совсем сжимаются. Левая рука старика медленно тонет в складках мекиля.

— Вы обещали оплатить свой долг, верно? Настало время.

— Кто Вас послал? — Акамар выговаривает слова тщательнее, чем пережёвывают пищу.

— Вообще-то, никто, кроме моей дурной головы.

Рука купца начинает прокладывать путь из вороха ткани наружу, а я, догадываясь, с каким «гостинцем» она предстанет передо мной, нарочито небрежно откидываю полу плаща и демонстрирую старику рукоять висящей за спиной кайры. Движение замирает, но, уверен: сухие пальцы только крепче сжимаются на кривом кинжале.

— Ай-вэй, дедушка! В Вашем возрасте — и в драку лезть... Нехорошо! Никого помоложе не нашлось? А как же прекрасные внучки, которых Вы так охотно прочили мне в жёны? Или они не могут защитить честь семьи лучше, чем её глава? Вот расскажу Юдже, чем Вы забавляетесь: она Вас не похвалит!

Проходит очень долгая минута прежде, чем морщинистые губы шепчут:

— Не может быть... Это... Вы? Но...

— Хотите сказать: мой внешний вид претерпел значительные изменения? Увы, увы... Время не стоит на месте, значит, и нам негоже от него отставать!

Старик беззвучно шевелит губами, но по характерному движению пальцев, будто перебирающих нанизанные на нитку бусины, можно понять: он возносит богам молитву. Благодарственную? Хотелось бы верить...

Пожалуй, поверю: тёмный взгляд Акамара теплеет, как раздутые угли, и раздаётся повелительное:

— Мерави, старый плут! Хватит подслушивать! Живо вели накрыть стол!

— У меня неотложное дело, h’assary... — пытаюсь напомнить о цели своего визита, но радушие купца из Южного Шема беспощадней песчаной бури:

— Даже самые важные дела не стоят удовольствия мудрой беседы за чашечкой taaleh!

— Разве что, за одной... — приходится смириться с участью гостя.

...Разумеется, пришлось поглотить упомянутого бодрящего напитка куда как больше. Хорошо, что Акамар, помня о времени суток, велел заварить «хрустальный» taaleh, но всё равно, я напился на год вперёд. И даже вынужден был дважды встать с низенькой кушетки, с трудом выбравшись из вороха подушек, чтобы... Ну, да речь не об этом.

Обычаи родины моего должника устанавливали непреложное правило: за трапезой можно говорить о чём угодно, кроме дел. Поэтому обсуждалась, преимущественно, погода, непредсказуемая, как женский нрав. Сравнение поздней осени с капризной красавицей, не желающей обнажаться перед законным супругом, навело старика на пристальное внимание к моей скромной персоне. Под оценивающим взглядом тёмных угольков я почувствовал себя неуютно и попробовал сменить тему:

— Каким ветром Вас занесло в Виллерим, дедушка?

— Надеюсь, попутным, — Акамар вынырнул из своих мыслей. — И встретив Вас, молодой человек, я вижу: боги были милостивы к моим старым костям...

— Вы говорили, что уже не водите караваны, — напоминаю.

— На счастье или на беду, нет. Я приехал из-за моей любимой малышки... Сола хотела увидеть снег.

— Сола? Ещё одна внучка?

Он гордо улыбнулся:

— Моя младшая дочь.

— О! — восхищённо качаю головой. — Вы меня поражаете, дедушка... Сколько ей лет?

— Скоро исполнится пятнадцать.

— Невеста на выданье...

— Она пока не думает о замужестве, — вздохнул старик, и я попытался его утешить:

— И впрямь: куда торопиться? Пусть увидит свет... Узнав, каковы обычаи других народов, начинаешь бережнее относиться к своим.

— Ваши бы слова, молодой человек, да в её сердце! — он снова уткнулся в меня изучающим взглядом.

— Надеюсь, Юджи поблизости не наблюдается? — осторожно осведомляюсь, памятуя об истовом желании купца породниться.

— Кто произнёс моё имя? — занавеска, заменяющая дверь, отодвинулась, пропуская в комнату мою знакомую йисини.

Должно быть, женщина только вернулась с улицы: смуглые щёки кажутся темнее из-за румянца, на чёрных волосах тают хрусталики снежинок. Короткая шубка из меха горного волка падает на одну из придверных кушеток, и женщина, оставшись в своём «форменном» одеянии, грозно спрашивает:

— Ты назвал моё имя, чужестранец. Что тебе нужно от меня?

Йисини чужды условности этикета, она признаёт только силу. Силу тела или силу духа — тут особой разницы нет. Но сила должна присутствовать, потому что только сильный человек заслуживает того, чтобы его выслушали. Слабый достоин лишь быстрой смерти в поединке. Таковы правила Дочерей Йисиры, и не мне их менять. Я и не буду.

Встаю и насмешливо улыбаюсь воительнице:

— Да вот, зашёл подарок вернуть.

— Какой? И — кому? — крылья бровей сдвигаются к переносице.

— Твой — тебе, разумеется! Помнишь? Такая ладошка-растопырка...

— Растопырка?! — мгновение Юджа охвачена негодованием по поводу столь неуважительного отзыва о своём медальоне, но...

Крик, который я слышу, заставил бы Мирриму умереть от зависти. Это даже не боевой клич и не выражение радости, это... Наверное, так встречают друга, с которым долго не виделись, или человека, который дороже, чем друг.

Проходит миг, и она уже сжимает меня в объятиях. Слишком крепких, чтобы быть до конца искренними, поэтому я вовремя ловлю пальцы, подбирающиеся к рукояти кайры:

— Э нет, милая, эта игрушка не для тебя!

— Ну, посмотреть-то можно? — не хуже маленького ребёнка канючит она.

— Только из моих рук!

— Ладно... — унылое согласие.

Вынимаю оружие, провожу пару простых перехватов вверх-вниз. Юджа следит за сталью в моей руке, как заворожённая.

— Где взял?

— Почему — взял? Мне подарили! — обиженно оправдываюсь, и йисини восхищённо цокает языком:

— Ну, если тебе такие подарки дарят... Кстати, она ведь не одинока, да? И где же «сестричка»?

— Дома.

— Пошли, покажешь!

— Непременно, милая, но не сейчас. У меня дело к твоему дедушке.

Только сейчас замечаю, что старик совершенно масляным взглядом смотрит на меня и Юджу.

— Дедушка, давайте, всё же, займёмся...

— Ах, какая пара... — вздыхает Акамар, а йисини, пользуясь моментом растерянности, заглядывает мне за спину:

— Ой! Прелесть! А что там дальше? — шаловливые пальчики пытаются отогнуть воротник, и я судорожно отмахиваюсь:

— Потом! Всё — потом!

— Зануда! — женщина плюхается на кушетку, изобразив смертельную обиду на лукавом личике.

— Дедушка, мне нужна Ваша помощь, если можно так выразиться...

— Какая пара!... — купец продолжает витать в облаках: только с третьей попытки удаётся вернуть его на грешную землю.

— Прежде всего, могу я просить Вас доставить в Академию, лекарю по имени Гизариус, несколько десятков листов бумаги?

— Хоть сотен! — кивает старик. — Какая малость...

— А во-вторых... Лично для моих надобностей, но в качестве подарка, мне нужна бутылка хорошего вина.

— Насколько хорошего? — щурятся тёмные глаза.

— Такого, что молодым добавляет мудрости, а старым — огня в крови.

— Хм... Я понимаю, о чём Вы говорите... Дорогое, правда, но... Для Вас, молодой человек, и луны с неба не жалко!

— Луну я не прошу, дедушка... Зачем мне луна, когда рядом есть луноликая! — подмигиваю йисини, чем вызываю у Акамара очередной приступ умилённого бормотания: «Какая пара!...»

Пока Мерави копается в винном погребе (судя по времени отсутствия старика, оный погреб три раза обегает весь квартал), в мою голову приходит дурацкая мысль:

— Дедушка, а как Вы относитесь к музыке?

— Музыка бывает разной, молодой человек, — мудро замечает старик.

— В исполнении эльфа, например?

Купец замолкает, тщательно обдумывая услышанное.

— Я только один раз в жизни имел удовольствие насладиться... Но это было так давно, что и сам не верю в случившееся.

— Есть возможность освежить воспоминания!

— Каким же образом?

— Видите ли... Вместе со мной в столицу прибыл эльф...

Даже щёлочки стариковских глаз расширились, что уж говорить о внучке!

— И он иногда... поигрывает. Если Вы найдёте немного времени, то я бы предложил посетить дом графини Агрио, в котором мы остановились и... Насладиться, так сказать. Только еду и напитки прошу принести с собой: графиня, знаете ли, не в состоянии устраивать пиршества...

— Даже если бы у меня осталась крохотная горсть мгновений, я бы потратил их на то, чтобы услышать пение эльфа вновь... — мечтательно ответил на мою путаную тираду Акамар. — Разумеется, я приду! С девочками, если это возможно...

— Буду совершенно счастлив!

...Откланяться мне удалось только через полчаса, и в дом на Третьем Луче я возвращался в очень быстром темпе, потому что день предстоял долгий — с посещением Королевской библиотеки. Но сцена, развернувшаяся перед моими глазами на кухне, едва не заставила забыть о загодя составленных планах.

Равель занималась приготовлением чего-то мясного, а рядом... Рядом на столе болтал ногами мой знакомый воришка! Я поставил корзину с дарами Юга на пол у двери и ласково поинтересовался:

— Что ОН здесь делает?

По моему тону оба поняли: сгодится только правдивый ответ. Девушка бесхитростно улыбнулась:

— Юноша назвался Вашим другом, Ив, к тому же...

Я подошёл к парнишке. Тот, справедливо полагая нападение лучшей защитой, набычился:

— Вы же сами сказали, что я могу...

— Мои слова касались прослушивания музыки, а не шастанья по дому!

— Я не шастал... — он было огрызнулся, но оставил попытки спорить, уставившись на мою руку с вытянутым пальцем, кончик которого остановился точно между испуганных глаз, на дюйм не дойдя до переносицы.

— Если из этого дома пропадёт хоть одна — самая завалящая — паркетина, я... Слышишь? Я найду тебя, где угодно, и сам — медленно и печально — отпилю твои пальцы. Один за другим. Понял?

Парень ошарашено молчал, зато Равель не выдержала:

— Ну зачем Вы так? Юноша не сделал ничего дурного...

— Этого Вы знать не можете! — отрезал я, выходя с кухни, но девушка не угомонилась: догнав меня через десяток шагов, Равель вцепилась в мой рукав:

— Почему Вы так грубо с ним разговаривали, Ив? Он ведь предложил помочь по хозяйству... даже принёс замечательный окорок...

— Окорок?! А полгорода за ним не бежало с криком: «Держи вора!»?

— Как это? — опешила она.

— Милая Равель, этот юноша — обыкновенный воришка, и если его поймают с поличным, ему грозит потеря руки, а то и двух разом! А Ваше тёплое отношение только поощрит его на новые кражи... Ведь не на свои же деньги он мясо покупал?!

Девушка молчит, видимо, потрясённая услышанным, но когда я уже собираюсь извиниться за жёсткость, светло-голубые глаза наполняются чем-то, подозрительно похожим на восхищение:

— Как же я сразу не поняла... Вас волнует его судьба, и поэтому Вы так строги... для его же блага... Простите, что я усомнилась в Вашем благородстве, Ив!

— Милая Равель... — подбираю слова, чтобы объяснить: не в благородстве дело, просто я устал и вспылил, увидев воришку в доме без моего согласия, хотя сам же и разрешил... В общем, хочу признаться, что думал вовсе не о парне, да и вообще, особенно не думал, но в этот момент вижу в дверях кухни Курта, который, несомненно, отчётливо слышал всё до единой реплики, и теперь смотрит на меня странно поблёскивающим взглядом человека, увидевшего чудо сразу после того, как ему доказали: чудес не бывает.

— Да ну вас всех... В самом деле! — скрывая смущение, спешу подняться наверх, чтобы, под аккомпанемент лютни за стеной, хоть несколько минут посидеть и подумать о том, как причудливо и опасно воплощаются в жизнь мои обещания. Опасно — для меня же самого...

Установив себе срок — пока тень от ветки, похожей на рыболовный крючок, доберётся до выщербленной ножки кресла — я вытянулся на постели. Подводить промежуточный итог потерям и обретениям.

Сколько времени нахожусь в столице? Три дня, не больше. А сколько всего уже имело наглость произойти? Во-первых, подвернулось под руку очень удобное для проживания, хотя и не слишком богатое место... Впрочем, деньги — дело наживное. Что-нибудь придумаем... Во-вторых, заведено дважды нужное и полезное знакомство. Почему дважды? Потому что поможет достичь поставленных целей и мне, и эльфу. Мэй добьётся внимания высокопоставленных придворных особ, а я... Я получу доступ к тому, что никогда не бывает лишним, хотя зачастую приносит одни неприятности. К знаниям. Королевская Библиотека, разумеется, уступает моей домашней, но, скорее всего, хранит несколько книг, интересующих вашего покорного слугу. Осталось только обаять Хранителя... В-третьих, я взвалил на себя обузу в лице юного вора. Совершил непростительную ошибку? Создал ступеньку для будущего успеха? Пока не знаю. Может быть, не узнаю никогда... Курт. Не плохой и не хороший. Обыкновенный. Но боюсь, моя беспечность нарушила равновесие его души. Если парень утвердится в мысли, что я имею намерение позаботиться о его судьбе... Ох, вот тогда придётся туго! А если... Акамар не откажет, но имею ли я право просить его? Попробую. Получится — хорошо. Не получится... Головная боль продлится несколько дольше, чем хотелось бы. И ещё одно. Равель.

Чем больше я на неё смотрю, тем больше мне становится жаль девушку. Но как можно помочь? Чем? Она умна, достаточно сильна, чтобы жить, даже привлекательна... Но бедна и, в силу отсутствия средств, отвержена людьми своего круга. Знакомая ситуация. Не имеющая пока решения... А может, и вообще не решаемая. Посему займёмся насущными делами!...

А всё-таки, зачем Мэю нужно попасть во дворец?...

Для посещения Королевской Библиотеки я оделся именно так, как и подобает настоящему лэрру: нацепил и сахью, и маади, которую Равель искусно заштопала и отчистила от грязи — совершенно без просьб и намёков с моей стороны, за что девушке от меня будет вечный почёт и уважение... В общем, вырядившись, как провинциальное пугало, и подхватив корзинку с любезно подобранными Мерави вкусностями, я, изучив на всякий случай, маршрут движения, направился в гости к отцу Шэрола.

Библиотека располагалась в северной части города, в непосредственной близости от дворца (полагаю, для того, чтобы успеть спрятать за высокими укреплениями наиболее ценные фолианты), но на Дворцовую площадь не выходила, пряча свои глухие стены в переулке между Первым и Вторым Лучами. Стражник на входе был предупреждён: окинув меня скучающим взглядом, разрешил пройти внутрь, в холл, где пришлось дожидаться провожатого. Молодой человек с бледным от недостаточного времени пребывания на свежем воздухе лицом вежливо поклонился и предложил проследовать в святая святых. В книжные залы...

Тут и выяснилось, что я совсем забыл, на что похожа библиотека.

Шкафы, уходящие ввысь к потолку, и теряющиеся во мраке, ибо где напастись свечей, чтобы представить книжное собрание во всём блеске?... Характерный, ни с чем не сравнимый аромат пыли, несмотря на все старания уборщиков, оседающей на книжных переплётах, как на бутылках выдержанного вина в погребе... Лоснящаяся кожа корешков, расставленных не по цвету или иному внешнему признаку, о нет! Каждый библиотекарь использует свою, никому не раскрываемую систему ориентирования в лабиринте книжищ, книг, книжонок и книжулечек...

Затаённое дыхание прошедших лет доносится с каждой полки. Свидетели. Участники. Дети и родители целых эпох. Книги. Каждая из них хранит Знание. Да, не всегда нужное. Не всегда истинно верное. Очень часто — вредное. Но ведь текст тем и хорош, что каждый читатель видит в нём что-то своё... Пусть поймёт превратно или вообще не поймёт, но... В это можно не верить. Над этим можно смеяться. Это можно презирать. Смейтесь! Но я знаю совершенно точно: ни одно прочитанное слово никогда не исчезает из памяти. Рано или поздно оно прорастёт откровением или лёгкой улыбкой: вы даже не вспомните, где прочли всплывшую в океане памяти фразу, но она окажется именно той, которая так необходима в этот момент... Необходима не для того, чтобы понять основы мироздания, а чтобы добавить восприятию мира чуть-чуть остроты...

Я люблю книги. И они меня... любят. Не в силах удержаться, провожу пальцами по пыльным корешкам. Мягкие. Жёсткие. Ломкие. Колючие. Потрескавшиеся. Тёплые... Беру одну из книг в руки. Тоненькая, судя по переплёту — пользующаяся спросом: кожа на сгибах совсем залохматилась. Кто ты у нас, милая? О, сборник мудрых высказываний одного из легендарных героев Восточного Шема! К счастью, не на языке оригинала: вязь размашистых рисунков, которой изъясняются на шёлковых свитках народы по ту сторону гномьей вотчины, мне прочитать не под силу. Хотя она также восходит к Старшему Языку, и очень легко переводится в удобоваримое написание, если применить определённые чары... Занятная книга. Надо будет почитать...

— Вижу, Вы уже освоились в моём логове, благородный лэрр! — приветствие застаёт меня врасплох, и я поспешно ставлю книгу на полку. Туда, откуда она мне подмигнула.

Граф Галеари провожает моё движение взглядом и удивлённо качает головой:

— Надо же... Шалунья сама попросилась в Ваши руки...

— Шалунья?

— Раз уж так случилось... Видите ли, лэрр... только не сочтите мои слова обычными стариковскими бреднями... Я уверен, что книги обладают разумом.

— Ну, конечно, если принять во внимание...

— Особенным разумом, лэрр! — тоном, не терпящим возражений повторяет старик. Хотя, какой же он старик? Мужчина в самом соку... Если пьёт настойку из воггского корня, разумеется... — Я не говорю о мудрости, заключённой в строчках букв... Я говорю об их собственном разуме.

— Любопытная теория... Поясните, в чём она находит выражение на практике.

— Я много наблюдал... — граф, нашедший внимательного слушателя, перешёл на тон изложения, весьма напоминавший учительский. — И заметил, что люди, которые пренебрежительно относятся к книгам, в свою очередь, вызывают у книг похожее отношение.

— А именно?

— Например, искусно прячутся на полках... Вам смешно? — он заметил мою улыбку и слегка обиделся.

— Нет, граф, нисколько! Скорее, я улыбнулся своим мыслям... Почему же никто не обращает внимания на то, что каждая книга обладает... Давайте, назовём это всё же душой, а не разумом, потому что разум холоден и практичен, а страницы книг согревают сердца...

Галеари растерянно моргнул.

— Не ожидал...

— Чего Вы не ожидали?

— Найти в лице лэрра столь тонкого ценителя... Признаться, я полагал, что Вы не много времени уделяете...

— Почему же? Я пришёл именно сюда, граф, не просто так, а чтобы выразить своё уважение Вам и Вашим питомцам.

Он сжимает и разжимает пальцы, обдумывая мои слова. Довольно долгая, но наполненная смыслом пауза. Наконец, взгляд Галеари проясняется:

— Да, именно так... Вы, и в самом деле, любите книги: они это почувствовали... Даже Шалунья не стала прятаться за спинами других.

— Да что же это за Шалунья, объясните, прошу Вас!

— Собственно, просто книга, но с характером... Редко кому удаётся взять её в руки и открыть... Например, даже моему сыну она далась только на третий раз, а уж Шэрол просто обожает находиться в библиотеке!

— Ревнуя Вас к книгам? — мягко шучу. Граф понимает шутку и устало вздыхает:

— Отчасти... Он делает это совершенно зря: я не приравниваю книги к своим детям и люблю их одинаково сильно, но, всё же, по-разному. А ему не помешало бы на какое-то время забросить чтение и развлечься в кругу сверстников, как Вы считаете?

— Следует спросить самого Шэрола о том, что ему ближе — мудрые тексты или бессмысленное пьяное веселье, граф. Возможно, он сделал правильный выбор... Кстати, если говорить о развлечениях: прекрасная Роллена — не одно из них?

— О, если бы... — он горько вздыхает. — Боюсь, здесь всё гораздо серьёзнее. Мальчик влюблён.

— Вы не одобряете этот выбор, верно?

— Как Вам сказать... Она из знатной, уважаемой семьи, красива, но...

— Недостаточно умна?

— Я этого не говорил! — граф грозит мне пальцем.

— А я — не слышал... — принимаю игру. — И всё же... Если жена и муж одинаково умны, это может стать проблемой — уж Вам ли с Вашим жизненным опытом этого не знать! Пара равновесна, только дополняя друг друга, а не соревнуясь... Так что, если Шэрол, действительно, находит Роллену достойной себя, почему бы и нет? Дети должны получиться очень недурные. Особенно, если возьмут от отца ум и благородство, а от матери небесную красоту!

— Ах, лэрр, смотрю я на Вас и удивляюсь: как в глуши мог появиться столь блестящий ум?... Да ещё в столь юном возрасте.

— Не такая уж у нас глушь, дорогой граф! Да и возраст у меня совсем уже не юный... Право, Вы меня смущаете!

— Правда не должна вызывать смущение, лэрр, и Вы это понимаете лучше многих других... Однако, я Вас совсем заговорил! Вы пришли с определённым делом?

— Честно говоря, я хотел заслужить Ваше расположение, — открываю карты. — И с этой целью...

Откидываю с корзинки салфетку. Граф внимательно изучает содержимое плетёной чаши и заметно оживляется:

— С этого и надо было начинать, дорогой лэрр! Не пройти ли нам...

...Спустя четверть часа мы уже сидим в рабочем кабинете Хранителя Королевской Библиотеки — комнате, заставленной книжными шкафами. Каким чудом здесь уместился письменный стол и два кресла, я так и не смог понять. Зато в уютном полумраке зашторенного окна так приятно потягивать из пузатого бокала, согретого пальцами, терпкое, приторное, с чуть горьковатым ореховым привкусом вино. Вино, которое в Южном Шеме подают лишь самому дорогому гостю. Самому себе, то есть. Его пьют в одиночку, закрывшись от мира, в тепле тлеющих углей очага воспоминаний о прошедшем и несбывшемся... Всё это я и сказал графу, когда разливал тёмно-золотую влагу по бокалам. Галеари согласно кивнул, сделал крохотный глоток и прислушался к ощущениям. А потом странно посмотрел на меня:

— Если не ошибаюсь, лэрр... Это может быть только «Кровь времени». Я прав?

— Целиком и полностью!

— Но... Где... Как Вам удалось разыскать этот чудесный напиток? Насколько знаю, он стоит невероятных денег...

— Не скажу, что бутылка обошлась мне дёшево, дорогой граф, однако... Не всё в мире измеряется деньгами. Есть вещи гораздо более дорогие. Вы со мной согласны?

— Более чем! Вы позволите? — он взял с блюда кусочек истинно южной сладости: орехи, вывалянные в меду и куче пряностей. Очень подходящая закуска к тому, что мы имели удовольствие пить.

— Надеюсь, сей скромный подарок искупил мою вину, граф?

— Вину? Не совсем понимаю... — он немного растерялся.

— Я имею в виду Ваше волнение по поводу отсутствия сына вчерашним вечером.

— Ах, Вы об этом... Признаться, я и в самом деле, немного испугался. Видите ли, Шэрол — умный мальчик, но вряд ли это помогло бы ему при встрече с грабителями.

— Собственно говоря, именно поэтому я и взял на себя смелость проводить его домой.

— И за это я весьма Вам благодарен, лэрр! Что бы ни думал Шэрол, я не хочу его потерять...

— Дорогой граф, — я решил слегка изменить течение беседы. — Вы, должно быть, очень занятой человек, а я нагло отнимаю у Вас драгоценные минуты... Вы же и до моего прихода были чем-то заняты, не так ли?

— О, не волнуйтесь! Всего лишь моё личное увлечение, если можно так выразиться... Я обожаю возиться с редкими записями, особенно, принадлежащими перу известных людей... В частности, сейчас я просматривал дневник одного, весьма уважаемого человека... Ныне покойного, к сожалению.

Я изобразил на лице крайнюю заинтересованность, и граф продолжил:

— Вы, наверное, и не слышали, но лет двадцать назад его имя произносили с придыханием... Лара. Известно Вам такое имя?

— Вы не поверите, граф... Я кое-что слышал о сем человеке. Он был магом, если не ошибаюсь? — нет, дыхание у меня не перехватило, отнюдь. Грудь свело совсем иной болью. D’hess Лара...

— Да, он был магом, но скорее теоретиком, нежели практиком... Очень сведущим в своём деле теоретиком. Ему даже предлагали место Королевского Мага, но он отказался, предпочитая учить, а не почивать на лаврах. Правда, Лара принимал участие в жизни двора... Изредка. Кстати, теперешний придворный чародей — его старший ученик. И когда учитель бесследно пропал — это произошло лет пятнадцать тому — подозрения пали прежде всего на Гериса... Хорошо, что молодому человеку удалось доказать свою непричастность к исчезновению... Ему и так было несладко: не прошло и нескольких лет, как на его плечи пала тяжесть забот о королевской семье... Но что-то я отвлёкся! Так вот, мне в руки попал этот замечательный дневник — последние заметки Лара, которые он записывал буквально перед своей гибелью. Наверняка, там есть нечто, способное пролить свет на причины его исчезновения, вот только...

— Что?

— Никто не в силах прочитать, что же именно там написано.

— Неужели? Быть такого не может!

— К сожалению... Может. И — есть. Лара делал записи на каком-то странном языке, возможно, с применением магии, потому что даже его ученик не смог разобраться в написанном. Всё, что ему удалось — прочитать пару фраз в начале.

— Занятно... Разрешите взглянуть?

— Пожалуйста!

Придвигаю к себе книжицу в простом деревянном, обтянутом тканью переплёте. Нет, магии в ней нет. По крайней мере, такой, которую я могу разрушить. А могу я... Впрочем, не будем уходить в сторону от темы.

Открываю дневник примерно посередине. Б-р-р-р-р-р-р! Ну и почерк... Неудивительно, что никто не сумел ЭТО прочитать. Вообще-то, не вижу сложностей: Старший Язык, просто буквы кривоваты и стремительны... Словно старик боялся не успеть записать нечто важное. Наверное, боялся — в таких-то почтенных летах!...

А, понял, в чём загвоздка! Дело в том, что Старший Язык, как язык-предтеча всех ныне применяемых вербальных магических техник, видоизменяет начертание букв в соответствии с характером и склонностями того, кто им пользуется. То есть, почерк в данном случае меняет даже не вид написанного, а укореняется в сути изложенных слов... Сложно для понимания? Увы. Но есть правила, которые установлены изначально, и не могут быть изменены. К счастью.

— Знаете что, дорогой граф... Я, пожалуй, мог бы попробовать перевести эти записи в более читаемый вид.

— Вы... шутите?

— Нисколько! Мне... немного знаком этот способ написания.

— И Вы сможете...

— Не всё, но какие-то части, несомненно.

— Если Вам удастся... — граф смотрел на меня, как на жреца, уже явившего одно чудо и замахнувшегося на второе, более грандиозное. — Я буду вечно признателен...

— Ну, вечно — не нужно! Но если королевская казна располагает статьёй расходов, из которой можно было бы оплатить мою попытку — разумеется, только в случае успеха! — я бы не отказался.

— О чём речь! Если понадобится, из моих личных средств...

— Что Вы, граф! Не хотелось бы вводить Вас в разорение...

Посидев ещё час (или два?), мы всё-таки распрощались. Граф остался пребывать в самом радужном настроении, а я — отягощённый кошелем с книгой и пачкой не слишком хорошей, но вполне подходящей для черновиков переводов бумаги — отбыл восвояси.

За милой беседой пролетело полдня: выйдя на улицу, ваш покорный слуга с неприятным удивлением отметил для себя, что пока вино согревало умы и сердца, наступил вечер. Не слишком поздний, но очень даже безлюдный: небо затянули тяжёлые сине-пепельные тучи, из которых мелкими хлопьями начинал сыпаться пушистый снег. Накинув капюшон, я запахнул маади поверх своей ноши, из удобства повешенной на грудь, и задумчиво двинулся в сторону дома Агрио.

Вот как пересеклись наши пути, учитель. Ты, наверное, и не мечтал достать меня из Серых Пределов? Не мечтал... Но снова заставил сердце сжаться. Как мне заслужить прощение? Прощение за то, что сделал по глупости и невнимательности... И по своей, и по твоей. Я раскаивался. Правда. Особенно, когда моим обучением вплотную занялась сестра — вот уж кто не знал жалости и снисхождения к моим ошибкам! И кого невозможно было застать врасплох... Я жалел, что стал причиной твоей смерти. Недолго, но искренне. И вот теперь... Теперь могу оказать тебе почести. Посмертные. Если погребение в саду тебя не удовлетворило... Я прочитаю твой дневник, можно? Обещаю, что ничего личного оттуда переводить не буду. Незачем. А всё остальное... Граф был так любезен, что хочется отплатить ему той же монетой. Тем более, если есть шанс немного монет подзаработать... Наши отношения никогда не были дружескими, но как бывший (хоть и не слишком прилежный) ученик, постараюсь не посрамить память учителя...

Я всегда иду туда и обратно одной и той же дорогой. Чтобы не заблудиться. Вот и сейчас свернул со Второго Луча на Аллею Гроз. Только при свете дня здесь было гораздо уютнее.

Примерно во второй трети аллеи друг напротив друга располагались два обширных парка. То есть, дома знати, но за плотным кружевом деревьев трудно было предположить наличие каких-либо строений. Тем более, что и днём здесь не наблюдалось особого оживления... Разве что, ворота слева были открыты. В мутном воздухе зимнего вечера, собирающегося разродиться метелью, простирающиеся за массивными прутьями кованой ограды парки выглядели угрюмо, поневоле заставляя ускорить шаг. Я и ускорил. Чтобы остановиться, когда...

Когда навстречу мне из-за каменного столба решётки шагнула тёмная фигура.

Первым делом я, конечно, испугался: возможность уронить сердце в пятки никогда не упускаю. Через три вдоха страх слегка поутих, но его место заняла тревога, что гораздо неприятнее. В частности, тревожные мысли касались книги, которую я нёс с собой вместе с ответственностью за её сохранность, и того, что я... как бы помягче выразиться?... не взял с собой оружия.

То есть, кое-что имелось, но длинный нож, позаимствованный на кухне, не был способен произвести впечатление на ночных прохожих, хотя и годился для разделки... людей. Вы спросите, почему я оставил дома кайры? Объясню.

В черте кварталов, располагающихся в непосредственной близости от дворца, запрещено носить оружие. Совсем. Провинившегося ждёт немедленная смертная казнь. Впрочем, если у вас полно при себе денег или имеются высокопоставленные друзья... Можно добиться у коменданта города право на ношение клинков и иных инструментов, призванных отнимать жизни, даже в тронном зале. У меня, сами понимаете, ни денег, ни подходящих друзей не имелось, так что...

Я попал в очень неприятную ситуацию.

Фигура двигалась медленно, ничуть не сомневаясь в собственном превосходстве. Тёмная неброская одежда, уверенные, чуть тяжеловатые движения выдавали в поджидавшем меня человеке известную сноровку. Такие не режут кошельки, они режут... При мысли о определённых частях тела к горлу подкатила тошнота, и я поспешил отвлечься на другие размышления.

Зачем я ему понадобился? О, простите... НЕ ЕМУ, а ИМ: слева виднелась ещё одна тень, а чуть впереди — третья, не покинувшая окончательно укрытия за следующим столбом. Значит, их трое. Ещё хуже, чем я предполагал. Грабители? Отнюдь. У меня взять нечего, кроме книги, но сомневаюсь, что эти парни или их наниматель заинтересованы в дневнике. Тогда... Им нужна моя жизнь. Встаёт вопрос: по какой причине. Вроде бы, я не успел никого в Виллериме обидеть...

Ага, как же! А милейшая Роллена? Она-то не в восторге от знакомства со мной! И богатой барышне ничего не стоило нанять пару-тройку головорезов, чтобы отомстить дерзкому выскочке за поруганную честь... Точно! Она, вне всякого сомнения, могла узнать, что я собираюсь к отцу Шэрола и... Правильно, зачем медлить? Лучше сразу, чем потом, хоть и считается, что месть надо подавать холодной... М-да, и что же предпринять?

Пока я метался в поисках способа борьбы с глупой, но очень реальной опасностью, которой сам себя неосторожно подверг, мужчина остановился, не дойдя до меня пяти шагов.

— Что Вам угодно, любезный? — стараюсь говорить спокойно и чуть пренебрежительно.

— Словечко передать.

— От кого?

— Тебе виднее... — даже в сумраке видно, как злорадно он ухмыляется.

— Ума не приложу... Вы не могли бы быть точнее?

— Коли не догадаешься, я тебе напомню... Но не сразу, — душегуб смакует мою растерянность.

Всё понятно. Приказано сначала меня измордовать, а потом, завершающим ударом, назвать имя заказчика. Умно, вот только... Имя я, пожалуй, и так знаю. Гораздо больше меня интересует возможность избежать столь печального развития событий.

— Что, трясёшься, крыса пограничная? — вопрошает мой палач.

Трясусь? Разве что, от холода. Обшариваю взглядом окрестности: неужели нет ни единой лазейки для спасения?

Хм. Кажется, есть.

Изваяние на верху одного из столбов с противоположной стороны улицы подозрительно громоздко выглядит. Рук у каменного зверя, уж точно, скульптор не намечал... Да и эта странная дуга...

Спешу отвести глаза, чтобы наткнуться на растянутую в довольной улыбке физиономию. Рано радуешься, дорогуша! Имеется, чем тебя удивить.

— Крыса, говорите? Вам не нравится это животное, любезный? А по мне — очень умный зверёк... И очень опасный. Особенно, когда загнан в угол. Вы об этом не догадывались?

— Поговори ещё! — зло каркает он. — Мне тебя слушать не велено...

— Что ж... Тогда — до встречи, любезный! В Серых Пределах.

Мужчина тянет руку из складок плаща, но я так и не узнаю, каким оружием он хотел меня ударить, потому что душегуб замирает, чтобы через мгновение повалиться на мостовую. Прямо на меня. Со стрелой, торчащей из шеи. Его напарники не избежали той же участи: тень слева беззвучно осела в снег, а тень впереди осталась стоять, но совершенно неподвижно — видно, стрела так удачно подпёрла несостоявшегося убийцу.

Мэй легко спрыгнул со столба и отправился собирать орудия своего труда. Из горла того, кто при жизни любил поговорить, я вынул стрелу сам, а у тела слева мы встретились. Этому Мэй выстрелил в бок, и человек пока ещё дышал. Я склонился над умирающим:

— Кто приказал вам убить меня, любезный?

— Какая разница? — хрипло выплюнул убийца.

— Большая, — возразил я. — Если ответишь, умрёшь быстро и относительно безболезненно. Если промолчишь... приход смерти несколько затянется. Выбирай!

Он медлил лишь несколько мгновений:

— Белобрысая сучка! Она щедро заплатила...

— Спасибо. Так я и думал... — больше спрашивать было не о чем. Тут и пригодился нож с кухни графинь Агрио: одно быстрое движение, и душегуб затих навсегда. Мэй с видимым отвращением вытащил стрелу из неподвижного тела и убрал в колчан.

— Откуда ты здесь взялся? — глупо начинать с такого вопроса, но надо же с чего-то начать!

— Гулял.

— Именно здесь?

— А чем тут плохо? — он насмешливо обвёл взглядом окрестности. — Почти лес...

— Я спрашиваю вполне серьёзно.

— Да неужели? — ухмыляется он.

— Так трудно ответить?

— А тебе нужен ответ?

— Нужен!

— В самом деле?

Разговор ни о чём меня раздражает, но ничего поделать нельзя: пока эльф не посчитает, что вдоволь наигрался, не успокоится. Правда, есть один способ справиться и с этой напастью...

— Ну, как знаешь... — поворачиваюсь. Иду прочь. Проходит полминуты, и он нагоняет меня.

— Да ладно, не ворчи...

— Я могу получить ответ на свой вопрос?

— Вот пристал... Можешь, — наконец, уступает Мэй.

— Итак? Что ты здесь делал?

— Ждал тебя.

— В каком смысле?

— Во всех. Заодно рассмотрел получше, где спрятались эти молодчики...

— Стоп! Ты о них знал?

— Разумеется!

— Откуда?

Он хитро щурится.

— Мир не без добрых людей.

— Не темни!

— Юноша рассказал. Тот, которого ты поймал на воровстве, помнишь? Он случайно услышал, как убийцы обсуждали очередной заказ и понял, что речь идёт о тебе... Ты в это время уже сидел в своей библиотеке. В общем, Курт предупредил меня, в каких местах тебя собираются встретить, и...

— И ты, конечно, поспешил сюда?

— А что? Я же угадал!

— Угадал... Если учесть, что ты знал, по каким улицам я буду возвращаться, о гадании речь уже не идёт.

— Но ведь ты мог пойти другим путём...

— Вот это вряд ли! Я не так хорошо знаю столицу...

— И я о том же подумал! — победно провозглашает эльф.

— Подумал... А зачем ты всё-таки поплёлся по такой погоде за мной? — спрашиваю даже не из любопытства: никак не могу понять поступок листоухого, и меня это бесит.

— Как это — зачем? Чтобы тебе помочь, конечно! — лиловые глаза смотрят совершенно невинно.

— Помочь?

— Ты бы, конечно, справился с ними, но опять испортил бы одежду... — с трудом пряча улыбку, объясняет эльф. — Вот я и решил... подсобить немного...

— Спасибо. Только...

— Что? — он обиженно переспрашивает.

— Я бы с ними не справился, — буркаю и ускоряю шаг, а Мэй удивлённо останавливается.

...Добравшись до дома первым, я поспешил закрыться в комнате и подпереть дверь креслом. Во избежание задушевных бесед.

Иль-Руади воспринял моё пожелание насчёт еды слишком серьёзно и привёл в дом Агрио целый караван.

Повозка с сыпучими продуктами, повозка с овощами, повозка с... чем-то булькающим и, в довершение, маленькое стадо козочек и клетки с домашней птицей. Пожалуй, я хлопал ресницами не менее ошарашено, чем графини. Равель вообще всплакнула и убежала к себе в комнату, а мне пришлось битый час сидеть у неё под дверью и клятвенно заверять, что ничем не хотел обидеть столь славную семью, просто... Просто мой знакомый купец — человек очень широкой души, и, превратно истолковав мои слова, сам того не желая, поставил в затруднительное положение прежде всего меня... Наконец, девушка сменила гнев на милость и, насухо вытерев заплаканные глаза, спустилась в гостиную, чтобы приветствовать гостей. А гостей было много...

Прежде всего, сам Акамар в очередном белоснежном мекиле. Потом Юджа, блистающая, как никогда, причём лицо сияло даже больше, чем стальные детали доспехов. Сола — юное создание невероятной прелести, которую только оттенял совершенно отцовский огонь взгляда. И, наконец, толстяк Мерави, озабоченный внезапными тратами неизвестно, на что. Особенно его удручал тот факт, что в размеренной стариковской жизни вновь объявилась заноза по имени Джерон, которая вечно доставляла одно беспокойство...

Мэй, увидев йисини, растерялся настолько, что едва не забыл, с какой стороны браться за лютню. К счастью, привычка взяла верх, и он смог порадовать гостей очень милыми песенками. Которые лично я не слушал, потому что успокоительно шептал на ухо Равель всяческую чушь о том, как приятно не только получать, но и дарить подарки, и пытался одновременно отбить настойчивые атаки Юджи, требующей немедленного досмотра имеющегося у меня арсенала. Сами понимаете, какая тут музыка?! Впрочем, все остальные были в восторге от исполнения и исполнителя.

Если эльф и узнал в убелённом сединами старце того самого купца, что встречался с Кэлом на Ольмском тракте, то никак этого не показал, из чего можно было заключить: в памяти листоухого запечатлелся всего один образ того вечера. Образ йисини, которая отказала юному красавчику в поцелуе и во всём остальном...

...Спал я без задних ног — так намаялся за прошедшие дни, что не было сил даже думать. В голове крутились обрывки разговоров, щедро приправленные музыкой, впопад и невпопад встревающей в течение мыслей. Продрав глаза и решив, что час — ранний, и никто не помешает понежиться в тёплой воде, ваш покорный слуга спустился вниз, чтобы принять ванну.

Упомянутое сооружение представляло собой потемневший от времени бронзовый чан, покоящийся на массивных когтистых лапах. Я бы даже до обеда не успел наполнить его водой, но на моё счастье в дом графини вода из Сейнари поступала самотёком, и усилия потребовало только, собственно, нагревание её до нужной степени тепла.

Пока вода пыталась разогреться на раскалённой плите, можно было несколько минут посвятить воспоминаниям. Самым юным воспоминаниям.

Разговор с Акамаром прошёл на удивление легко и доброжелательно: купец согласился посмотреть, что из себя представляет юноша по имени Курт, и, при удачном стечении обстоятельств, наделить упомянутого юношу работой в соответствии с его способностями. Разумеется, о воровстве и слова не было сказано — в Южном Шеме, этом крае бессовестных торгашей, готовых содрать с вас последнюю рубашку за никчёмный товар, к ворам «незаконным» относились, пожалуй, ещё строже, чем здесь. Я намекнул старику, что Курт имеет отношение к Воровской Гильдии Виллерима, и получил твёрдое заверение в непременном выкупе парня, если тот придётся ко двору иль-Руади. Тем же вечером воришка, отловленный поблизости от ворот, получил необходимые инструкции по манере поведения при общении с почтенным купцом. Проще говоря, было сказано: «Никаких хитростей и уловок! Вежливость, но не подобострастность. Не скрывай истинных чувств и не увлекайся мнимыми. В общем, будь самим собой!» Надеюсь, Курт последует (или уже последовал?) моим советам, и у него всё сложится замечательно...

М-да, не слишком горячо, но комната нагрелась от плиты, и можно удовлетвориться достигнутым... Я скинул одежду и блаженно погрузился в воду. Как хорошо! С ума сойти, но именно такой малости, как тёплая ванна, мне, оказывается, и не хватало на протяжении прошедшего года!... Прислоняться к не слишком тёплым стенкам чана было немного неприятно, поэтому я сидел, чуть отодвинувшись, согнув колени и обхватив их руками. Тянуло закрыть глаза, раствориться в ленивом покачивании воды — полностью, от кончиков пальцев до кончиков волос, хотя этих самых волос на моей голове давно уже не наблюдалось... А может, и правда — соснуть часок? Пока ванна совсем не остынет?

Я всерьёз задумался над этим вариантом дальнейших действий и не заметил, как в комнате появился ещё один человек.

Уверенные, чуть жестковатые ладони скользнули по моим плечам, вызвав незнакомые, но очень милые ощущения. Тело само собой подалось навстречу неожиданной нежности, и только сообразив, что Мэй никогда в жизни не стал бы ТАК ко мне прикасаться, я вздрогнул, открывая глаза.

Да, смуглые пальцы, переместившиеся на грудь, принадлежали вовсе не эльфу. И даже не мужчине...

— Юджа?! Что ты здесь делаешь?

Хрипловатый смешок сквозняком прошёлся по моему затылку.

— Ты же обещал показать мне... своего зверя...

Фраза прозвучала весьма двусмысленно — даже для такого тугодума, как я. Конечно, речь шла о картинке на моей спине, но слушая мурлыкающие переливы голоса йисини, можно было предположить, что речь идёт не только о рисованных животных.

— Как ты попала в дом? — пытаюсь отвлечься от фантазий и справиться с дрожью.

— Через дверь, разумеется! — пальцы Юджи двигаются всё дальше. Вниз. Ещё немного, и...

— Прекрати!

— Что? — детская обида в голосе.

— Прекрати меня трогать!

— Почему? — обида перетекает в усмешку.

— Почему, почему... Я не расположен...

— А мне думается...

Решительно останавливаю атаку умелых рук и прошу:

— Хватит прятаться за моей спиной! Иди сюда!

— Ты предлагаешь мне... А что, места здесь хватит на двоих... — Юджа, наконец, оказавшаяся в поле моего зрения, касается шнурка, стягивающего корсет, и через мгновение доспех, с шуршанием, напоминающим бег змеи по барханам, сползает на пол.

— С ума сошла?!

— Даже не начинала... — настаёт черёд рубашки. Вдох — и маленькие, но невероятно упругие даже на взгляд, полусферы грудей освобождаются от плена белого шёлка.

— Юджа, я не это имел в виду...

— Хитрец...

Она присаживается на край ванны и внимательно смотрит вниз, туда, где в прозрачной воде...

— Да, места достаточно, — смеются тёмные глаза. — И кажется, ты вовсе не против...

Йисини медленно расстёгивает ремешки сапог. Очень медленно. Наслаждаясь моим смущением. Ну почему женщины так любят потешаться над мужчинами? И почему мы позволяем им так с нами поступать?... Невесомый пушок волосков на гладкой коже, обрисовывающей не слишком рельефные, но сильные и длинные мышцы, поднимается от соприкосновения с воздухом. Что же ты делаешь, милая? Зачем? Хочешь поиграть? Но почему ты выбрала именно ЭТУ игру?...

— Похоже, тебе уже не требуется моя помощь.

Голос, раздавшийся со стороны дверей, мог принадлежать только одному созданию на свете. Но интонация... Можно было подумать, что эльф похоронил всю свою семью прежде, чем переступить порог ванной комнаты.

Я обернулся.

Мэй стоял, опираясь рукой о дверной косяк, и смотрел на нас с Юджей. Должно быть, он застал лишь окончание представления, устроенного йисини для собственного развлечения, но это самое окончание и нанесло удар, который невозможно парировать. Лиловые глаза даже не потемнели — напротив, они стали невероятно светлыми, совсем похожими на серебро. Но если локоны листоухого своим цветом заслуживали сравнения с металлом, то взгляд... Я бы сказал, что глаза Мэя стали совершенно седыми. Мёртвыми. И кажется, понимаю, почему...

Он не стал дожидаться ответа — ни моего, ни женщины. Качнул головой, повернулся и тихо пошёл прочь. А я выскочил из ванны и, наскоро вытершись первым попавшимся куском ткани, принялся натягивать одежду.

Юджа недоумённо наблюдала за моей нервной спешкой.

— Что с тобой?

— Не мешай!

— Это... из-за него?

— Да!

— Но в чём дело? Или...

— Я потом всё объясню! — надевать доггеты уже не было времени, и я, сунув обувь под мышку, босиком взлетел на второй этаж.

Дверь в комнату Мэя не была заперта. К чему? Думаю, в эти минуты он вообще не осознавал надобности. Ни в чём.

Эльф сидел в кресле и задумчиво гладил хрупкими пальцами флейту.

Я начал прямо с порога:

— Всё совсем не так, как ты думаешь!

— Разве я в чём-то тебя обвинил? — безжизненный голос похоронной песни. Тьфу! Надо же было такому случиться...

— Речь не об этом! Между мной и Юджей... нет никаких отношений, кроме дружеских!

— Я видел, — спокойное подтверждение.

— Пойми, она просто пошутила!

— Возможно.

— Видишь ли, я и сам иногда люблю подурачиться, и...

— Я знаю.

— Перестань!

Ну и что прикажете делать? Я-то понимаю, чем именно обижен эльф. А вы понимаете? Думаю, догадываетесь.

Только что Мэй стал свидетелем, мягко говоря, развязного поведения йисини. Конечно, это её и моё личное дело, но... У листоухого-то сложилось совершенно иное представление о воительницах из Южного Шема! По моей вине, признаю. Вёл себя несколько... строго и нравоучительно, вот Мэй и решил, что все йисини похожи на ту, которая... Отказалась от его любви. Похожи, как же! Сомневаюсь, что вообще найдётся хотя бы одна Дочь Йисиры с таким поведением, которое продемонстрировал ваш покорный слуга, играя предложенную роль... Очень сомневаюсь. Скорее, всё происходило бы совсем иначе и гораздо... примитивнее.

Эльф обижен. Нет, неправильно: он раздавлен полученным оскорблением. Сломлен и растерзан. Получив вежливый и аргументированный лучшими побуждениями отказ, Мэй смирился с тем, что его «отвергли». Но теперь... Теперь, собственным глазами увидев, насколько свободны йисини в своих отношениях с мужчинами, он решил, что... Ему отказали, потому что он не представляет для женщин интереса. Каково бы вам было в самом романтичном из возрастов получить такую оплеуху, а? Вот и эльфу несладко... Не думаю, что он считал себя неотразимым красавцем, но по сравнению со мной именно таковым и являлся. И что же получается? Ничем не примечательный (ни с какой стороны) парень может заполучить йисини в свои объятия по первому зову, а прекрасный эльф получает от ворот поворот? Почему? Тут и более крепкий череп от напряжения треснет... Будь Мэй чуточку старше и мудрее, он бы не так близко принял к сердцу свою «неудачу», но сейчас... Эльф просто убит. Убит осознанием собственной ничтожности, что хуже всего. По себе знаю...

Фрэлл, что же мне делать? Я не могу объяснить ему ВСЁ! Это означало бы признаться в вынужденном маскараде... Как мне сказать, что йисини просто не хотела его разочаровать?... Если уж на то пошло, жаль, что не могу менять пол по собственному желанию, как мои родственники — не было бы никаких проблем! Разве что, радости эльфу такая близость ни капли бы не доставила... Тьфу!

— Ты неправильно понял...

— То, что я видел, невозможно было понять или не понять, — холодно возразил Мэй, всё больше погружаясь в отчаяние.

— И всё же...

— Зачем ты пытаешься оправдаться? — горький вздох. — Я не прошу извинений... С какой стати?

— Я не оправдываюсь! Я хочу объяснить... — умолкаю на полуслове. ЧТО объяснить? КАК объяснить? Ох, Юджа, зачем ты так со мной поступила?

Но беда никогда не приходит в одиночку, верно? Пока я мучаюсь, подбирая слова, на пороге комнаты появляется йисини, прикрывшая свою наготу. Смотрит на бескровное лицо эльфа, растёкшегося по креслу, на мои судорожно сжатые пальцы, и... Произносит всего несколько слов. Несколько слов...

— Прости... Я не знала, что он — твой любовник.

Вы когда-нибудь испытывали ощущение, что земля разверзается под ногами? Нет? Завидую... А вот я испытал. Когда последнее слово повисло в тишине комнаты. Как ты могла?!... Ну кто тянул тебя за язык?!...

— Лю-бов-ник? — прозвенели из кресла ледяные колокольчики. — Лю-бов-ник?... Ты так меня всем представляешь?

— Мэй, я...

— Выйди вон. Пожалуйста, — в мелодичном голосе плещется крошево из ярости и скорби.

Фрэлл! Вот теперь, пожалуй, всё кончено. Совсем. Навсегда. Этого он не простит... И я бы не простил. Наверное... Хотя, меня, например, совершенно не волнует, что обо мне говорят и думают. Если только... Если только эти люди не важны для меня.

Иду в свою комнату и, сидя на постели, долго прислушиваюсь к звукам за стеной. Ни единого. Юджа рвётся поговорить, но, натыкаясь на мой взгляд, испуганно осекается и прекращает любые попытки завести беседу. В тягостном молчании проходит весь оставшийся день. Я несколько раз спускался вниз, но даже кусок не мог запихнуть в рот, как бы аппетитно ни выглядели блюда, приготовленные Равелью. Эльф из комнаты не вышел ни разу. Зато на следующее утро...

Он начал боевые действия прямо за завтраком.

Появившись на кухне («неофициальные» приёмы пищи проходили именно там, с согласия хозяек и постояльцев), Мэй состроил на бледном личике обиженную мину, надул губы и нараспев поинтересовался:

— Почему ты вчера так и не пришёл ко мне? Без тебя было так холодно...

Я закашлялся. Графини переглянулись. Равель покраснела, но всеми силами постаралась скрыть своё смущение. Алаисса сделала вид, что за столом, кроме неё, больше никого нет.

Эльф, наслаждаясь произведённым впечатлением, продолжил:

— Неужели, я тебе так скоро надоел?

Терпеть выходки юного хулигана не было больше никакой возможности. Я встал из-за стола, подошёл к Мэю, с ласковой улыбкой наклонился над ним и... Потащил за длинное ухо вверх. Эльф взвизгнул, но вырваться не попытался: чувствовал, что в лучшем случае ухо просто оторвётся.

— Прошу простить моё поведение, сударыни... Позволю себе на несколько минут лишить вас своего общества и общества этого... молодого человека.

Волоча эльфа за собой, я вышел в холл, где нас никто не мог услышать, и только тогда отпустил налившееся краской ухо.

— Что ты себе позволяешь?! — оскорблённый эльф отчаянно растирал помятую часть тела пальцами.

— Нет, это что ТЫ себе позволяешь! Не нашёл лучшего места и времени для своей детской мести?

— А что такого? Ты и так всем рассказываешь, что мы — любовники, почему же теперь это тебя уязвляет? — он старался казаться сильным и ехидным, но выходило наоборот: бессильная ярость вперемешку с наивной обидой.

— Во-первых, я никому ничего подобного не говорил...

— Значит, намекал! — эльф не сдаётся.

— Не намекал. Потому что намекать не на что и незачем. Если кто-то увидел наши отношения в таком свете, это ещё не повод...

— Спорим, все видят именно в ТАКОМ свете! — почти выкрикнул он. Я сморщился.

— Положим, не все... Нечего обращать внимание на недалёких людей, думающих только об удовлетворении потребностей!

— Что делать, если они — повсюду?!

— Ничего не делай. Прежде всего, успокойся!

— Тебе легко говорить... — Мэй зло выдохнул.

— Нелегко. Но я стараюсь. И тебе того же советую.

— Мне не нужны твои советы!

— Ты ошибаешься...

— Занимайся своими делами, а я займусь своими!

— Да на здоровье!

— И займусь!

— Да пожалуйста!

— Не бойся, я возмещу все твои расходы!

— Я и не боюсь... — препирательство с эльфом начало горячить и меня самого. А если под мой хвост попадает вожжа... — Тоже мне, вообразил себя неотразимым... Да таких, как ты, если б я захотел, у меня было бы... И пальцев не хватит сосчитать!

— Можно подумать! Красавец нашёлся!

— В этих делах красота не особенно важна, мой милый! Но ты, по неопытности, ещё не знаешь всех деталей... — ох, что я несу? В чём обвиняю? Ведь, если задуматься, у меня опыта может оказаться куда меньше, чем у этого мальчишки...

— Ах, вот как? Ну, за мой счёт ты свой список не пополнишь, и не мечтай!

— Мечтать? О таком-то ничтожном «удовольствии»? Увольте! У меня, слава богам, выбор есть!

— Вот и выбирай! Только учти: женщины на тебя с сегодняшнего дня и не посмотрят!

— Это ещё почему? Ты постараешься? Не получится!

— Увидишь!

— Ты получаешь второе предупреждение! — с этими словами я вернулся к прерванному завтраку.

...Горя желанием отомстить, Мэй начал жеманничать и «строить глазки» в этот же вечер. Правда, на поцелуи он так и не решился, но, наверное, потому, что целовать было некого: ваш покорный слуга сбежал наверх при первой же удобной возможности и погрузился в неровные строчки дневника Лара.

Обида не хотела меня покидать. Никак не хотела. И очень мешала заниматься делом.

Фрэлл! Надо было просто взять ремень и выдрать мальчишку, как... как... ну, как полагается! Мигом бы прекратил кривляться... Может, всё-таки... Нет, не буду. Любое посягательство на его тело будет теперь трактоваться в строго определённом смысле и принесёт неприятности, по большей части, мне.

Кретин длинноухий! Из-за какой-то ерунды так осложнить жизнь! Куда смотрел Совет, отправляя с поручением этого капризного ребёнка?! Я бы сказал, «куда», но... Не пристало под одной крышей с дамами выражаться подобным образом.

Главная мерзость заключается в том, что он чувствует себя абсолютно правым и, в силу этого, считает, что победил в текущей партии Игры. Нет, не подумайте плохого, я вовсе не завидую и не грызу собственные локти от того, что проиграл! Собственно, в том, что произошло, не могло быть победителей и побеждённых. Мы оба оказались в совершенно идиотском положении: Мэй сам себя приговорил к неприемлемой роли и навязал мне схожее поведение. Ну да, можно заявить, что всё это — шутка, но... Скажите, вы бы поверили? И я бы не поверил... Зачем вникать в то, о чём можно пошептаться и над чем можно похихикать? Незачем! Ну, Юджа, ты и натворила дел!...

Хотя, я её понимаю. Люди, привыкшие к свободным отношениям с обществом, переносят ощущение свободы и на межличностные отношения. Это правильно, кстати: какая разница, кто согревает твою постель, если вам хорошо вдвоём? Никакой. То, что творится за закрытыми дверьми, никого не должно волновать. Но этот кретин распахнул двери настежь!

Тьфу! Надо сосредоточиться и выкинуть из головы все мысли об эльфах. И хорошие, и плохие. Кыш отсюда!...

Но мысли не уходят. Рассаживаются полукругом на полу и начинают злорадно мурлыкать.

Это просто невозможно! Зачем Кэл подсунул мне мальчишку с чрезмерно выраженной способностью чувствовать эмоциональные грани чужого разума? Не предполагал, чем всё обернётся? Ну, разумеется! А я-то, я-то как опростоволосился... Сразу не догадался, что Мэй воспринимает не только и не столько обращённые к нему слова, сколько окраску сопровождающих их мыслей... Как глупо! Не надо было вести себя с ним, как с ребёнком! Надо было сразу расставить все ударения...

Почему я не насторожился ещё в тот, первый раз, когда пытался успокоить его после разговора с Кэлом в Вайарде? Эльф СЛИШКОМ быстро успокоился. Потому что не вдумывался в слова, а СЛУШАЛ то, что стоит за ними... Слушал, что говорит моё сердце... Надо избавляться от дурацкой привычки жалеть всех и вся... Доигрался уже. Хватит. Нежность, которую я неосознанно испытывал при общении с Мэем, привела к очень неприятным последствиям... И хуже всего то, что ничего нельзя переделать! Я не могу перестать относиться к эльфу, как к... младшему брату, которого у меня никогда не было. Как к существу, отчаянно нуждающемуся в защите и опеке...

Впрочем, это самое «существо» оказалось весьма вредным.

И я ещё, по тупости своей, полагал, что качественно испортить жизнь могут только гномы... Ха! Да даже десяток Миррим не нанёс бы такого урона моей репутации... Репутации, на которую мне, собственно, наплевать. Но вот каким местом думал Мэй? Или он не догадывался, что лицемерные правила придворной жизни Западного Шема не одобряют связи между... Фрэлл! И говорить с ним почему-то не хочется... На людях — невозможно, потому что он сразу начинает кокетничать, а наедине... Наедине мне его почти не застать: пошёл уже четвёртый день, эльф, благодаря добросовестности Шэрола, обзавёлся знакомыми, и днём пропадает в городе, а вечером... Вечером строит из себя неизвестно что. С бантиком.

Зато свободного времени у меня — хоть залейся, хоть закопайся! Сижу, читаю. Пишу — когда надоедает переживать из-за глупостей одного lohassy...

Кстати, дневник оказался весьма познавательным. Со всех точек зрения.

Лара — по моим воспоминаниям, сухой и вечно недовольный старик — в изложении мыслей на бумаге оказался совсем другим человеком. Умным. Наблюдательным. Умеющим оставаться в стороне. Допускающим возможность придти на помощь, если таковая, действительно, нужна. Не слишком большого чувства юмора, это точно, но к другим своим ученикам он относился куда теплее, чем ко мне... В частности, к этому, как бишь, его? Герису...

Не зря меня потянуло спросить, чем занимается Книжник на досуге, ох не зря! В дневнике Лара очень много внимания было уделено такому любопытному ритуалу, как... Догадались? Правильно, Инициации! Пожалуй, даже нарочно я бы не нашёл в Королевской Библиотеке то, что само собой попало в руки. Конечно, описываемые процедуры ничего не могли мне дать в смысле техники, но всё-таки приоткрывали завесу над тайнами механики процесса. А больше мне ничего и не требовалось.

«...Как ни странно, кровь Мостов передаётся исключительно по материнской линии, но при этом девочки, как правило, не обладают полноценным рисунком Кружева и не могут быть инициированы. Пока нельзя сказать совершенно точно, но, думаю, если у Его Величества появится наследник женского пола, то принцесса также будет лишена возможности работать с артефактами... Печально, что описанный дефект Кружева в большинстве случаев вызывает у женщины бесплодие, именно поэтому Мосты настолько редко появляются на свет...»

Бедная девочка. Какая участь была тебе уготована? Вечно оставаться в тени престола? Ни замуж выйти, ни облагодетельствовать государство... Действительно, печально. Впрочем, с этой бедой мы уже справились, верно, Рианна? Точнее, я справился. Ценой... Не знаю, насколько дорогой, но, думается, Владычица не стала бы пытать меня какой-нибудь мелочью.

Так, что у нас дальше?

«...Кружево в его изначальном состоянии, является замкнутой совокупностью Нитей, расположенных в строго заданном порядке, как всем известно. Однако, чтобы получить возможность взаимодействовать с полями Силы, необходимо разомкнуть оконечные узлы и высвободить концы Нитей. И тут возникает несколько вариантов. Человек, лишённый Дара, всю жизнь остаётся с замкнутым Кружевом, и, благодаря этому, отличается большой устойчивостью к внешним не магическим воздействиям, а именно — обладает физической выносливостью, которой позавидует любой маг... Для того, чтобы сплетать заклинания, нужно уметь касаться Силы, а это умение требует способности размыкать Кружево. Собственно, обучение мага сводится именно к этому. Размыканию собственного Кружева. И чем искуснее Одарённый может это проделать, тем большее могущество он приобретает, как маг. Конечно, приходится платить другими вещами, но, право, обладание Силой стоит того!...»

Ах вот оно что... Надо было раньше догадаться. Впрочем, проблемы магов всегда были мне непонятны и неприятны. А ведь я что-то читал похожее... Но не обратил внимания. Что ж, судьба исправила свою ошибку, снова подсунув мне под нос не пройденный урок. Спасибо, Слепая Пряха! На сей раз я буду внимательнее.

«...Подходя к описанию непосредственно Мостов, необходимо заметить следующее. Поддержание Кружева в разомкнутом состоянии требует очень большого мастерства и не меньшего приложения сил. Душевных и физических. Поэтому невозможно творить волшбу постоянно, и даже самый опытный маг вынужден делать перерывы в своих занятиях. А вот Мосту не нужно прикладывать ни малейшего усилия — его Кружево создано для того, чтобы постоянно существовать в разомкнутом состоянии. Однако, рождаются эти люди такими же, как и все остальные, и сопряжено это, по-видимому, с опасностью, которую несёт неуправляемое Кружево существа, чьё сознание не сформировано до конца. Поэтому и возникает необходимость в проведении Инициации, то есть, размыкания Кружева...»

Ну вот, добрались до самого главного. Наконец-то!

«...Поскольку Мосты связаны с Источниками Силы, может показаться, что достаточно просто расплести определённые оконечные узлы и предоставить Нитям свободу. Вовсе нет! Кроме того, что концы Нитей не должны скрещиваться между собой, они также должны быть расщеплены на как можно большее число составляющих, дабы Кружево имело возможность черпать Силу наиболее полно и успешно...»

Угу. Если бы я ещё помнил зелёный рисунок в теле Дэриена...

«...Для начала необходимо совершенно точно установить, какому из Источников Силы принадлежит Мост, потому что нельзя инициировать для обращения к Лютне того, кто предназначен Чаше...»

Логично. Предрасположенность всегда нужно учитывать. Правда, уважаемый Лара не знал, что любое предначертание можно чуточку исправить... Там подтереть, тут подрисовать... Заручившись согласием и поддержкой тех, кто в этом сведущ, конечно же... Правда, я сам убедился в возможности подобного «исправления ошибок» сравнительно недавно, и урок был очень и очень болезненным, хотя и... Полезным. Во избежание проблем в будущем.

«...Ни в коем случае нельзя рвать Нити! Это приведёт к нежелательным последствиям — повреждённое Кружево может оказаться нежизнеспособным, и его обладатель погибнет. В процессе Инициации главное — терпение, выдержка и тщательность, поскольку особого мастерства для размыкания не требуется. Однако Размыкающий должен привести свои мысли и чувства в состояние полного и неколебимого покоя, чтобы целиком сосредоточиться на Инициируемом. Если должной концентрации достигнуть не удаётся, следует отказаться от проведения ритуала и перенести его на другое время...»

Понятно. Главное — спокойствие!

Ага, дальше идут схематичные изображения вариантов размыкания...

Что ж, всё понятно.

Лара должен был проводить Инициацию принца Дэриена. Скрупулёзно к этому готовился. И — не провёл. Потому что к нужному времени был уже похоронен. Вашим покорным слугой. И почему меня не удивляет, что я опять во всём виноват?...

Если мои предположения верны, вина (и моя, и Инициирующего) очевидна и не требует доказательств. Единственное, что остаётся под вопросом: наличие умысла. Охотно допускаю, что Герис по неопытности мог сделать что-то не так, но нельзя исключать и другой вариант. Он что-то «не сделал» нарочно. По просьбе. По приказу. За щедрую мзду. Из личной неприязни. Лелея месть... Например, как «нежно любимый» мною эльф.

Можно ли исправить нарушенное? Не знаю. В любом случае, если затронуто Кружево, я ничего сделать не смогу. То есть, разомкнуть-то способен, но — «с чистого листа», а не по уже имеющемуся черновику. Если бы пригодились мои путешествия на Изнанку, тогда — да. Хотя... Вмешиваться в кровь нельзя. Особенно в уже некогда изменённую кровь[30]...

Какое счастье, что я был осторожен в те минуты, когда пытался уничтожить источник болезни принца! Страшно подумать, что бы произошло при малейшей оплошности... Ведь Рианну я почти убил своим вмешательством в естественный ход вещей. С Дэриеном такой номер не пройдёт. Хотя бы потому, что платить мне больше нечем. В его случае нечем. Впрочем, кто знает? Спросить Владычицу? О, нет! Она может решить, что я согласен заплатить, и придумает такую цену... Оставим пока всё, как есть. Для начала мне нужно узнать, насколько повреждено Кружево принца. Но как это сделать? Сперва — попасть во дворец. Потом — остаться с принцем наедине. И...

Да, так мне это и удастся! С полтычка. Или полпинка... Нет, пинок будет, когда меня выгонят взашей за непочтительное отношение к коронованной особе. Я даже не знаю, с каким Источником он связан... Мне необходим способ... Приспособление... Инструмент...

Витой ободок на среднем пальце левой руки — как я мог забыть?! Подарок Сил, освобождённых из плена в Россонской долине! Что, если... Дело за малым — надеть кольцо. И мы опять упираемся в проблему: как добраться до принца...

Я устало откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из гостиной.

Веселье в самом разгаре. Очередное выступление «по нижайшей просьбе»... Тьфу! А как поёт, стервец... Заслушаться можно.

День осыпался искрами слёз,

приближая осень души.

Я откину полог бессильных грёз

и тебя попрошу: «Не спеши...»

Недовольно нахмуришься: «Что-то случилось?...»

А я не смогу солгать.

Как возможно потребовать плату от сердца

за то, что оно даже в дар

не желало принять?...

Перелив струн, смена ритма, и... Плач печальной надежды:

За закатом снова придёт рассвет,

но не греют солнца лучи...

Мольба о любви затерялась в листве —

я умру, если ты промолчишь

в ответ...

Я поймал себя на том, что шёпотом подпеваю. Фрэлл! Мне-то о чём жалеть? Меня же ждут...

Осторожный стук в дверь.

— Войдите!

Оборачиваюсь, встречаясь взглядом со светло-голубыми озёрами глаз Равели.

— Что-то случилось? — цитирую песню? Как странно...

— О нет, Ив, не волнуйтесь! Я зашла... просто так.

— Не лгите, милая Равель. Вам это не к лицу, — улыбаюсь, как записной сердцеед, смущая девушку. К счастью, она уже привыкла к моим шуткам и розовеет совсем чуть-чуть. Только из уважения ко мне.

— Я хотела спросить...

— К Вашим услугам.

— Вы... Почему Вы больше не спускаетесь вниз?

— Хм... — не самый приятный вопрос за последние дни. Но когда-то мне всё равно придётся ответить... Почему бы не сейчас?

— Милая Равель! Я не хочу бросать тень на честь Вашего рода.

— Мы не имеем права осуждать Вас, Ив. Ни я, ни матушка, хотя она и не одобряет...

— Вот видите!

— Ваши отношения с...

— Никаких отношений нет.

— Вы так говорите потому, что поссорились, да?

Вздыхаю. Ну вот, приехали... Вполне разумная девушка, и увязла в болоте заблуждений. Мэю надо отрезать за это уши. Совсем. Одни пеньки оставить. А что, так даже удобнее: прятать не придётся... Чудный полевой агент получится!

Очевидно, Равель заметила отражение кровожадных мыслей на моём лице, потому что слегка побледнела.

— Вам... тяжело?

— Что?... А, Вы всё о том же... Нет. Мне очень легко. Гораздо легче, чем раньше.

— Теперь лжёте Вы, Ив, — она качает головой. — Зачем? Я же сказала, что ни в коем разе не собираюсь осуждать...

Из гостиной донёсся взрыв хохота, и я невольно нахмурился. Что могло произойти, чтобы возник такой злорадный смех?

— Он ведь... поёт для Вас, — неизвестно к чему продолжила девушка.

— Он поёт, прежде всего, для самого себя! — отвечаю, невольно ужесточая тон.

— Как Вы можете так говорить? Он очень огорчён...

— Огорчён?! Не верьте этому гнусному притворщику, милая Равель! Ему нет до меня никакого дела.

Новая волна смеха внизу. Да что там творится?

Равель смотрит на меня осуждающе:

— Не надо шутить с чувствами, Ив. Они не простят...

— Какие чувства, о чём Вы?! Повторяю последний раз: между нами ничего нет. НИ-ЧЕ-ГО. И не было никогда. И не будет. Мы и знакомы-то без году неделя...

Она собирается возразить, но не успевает, потому что...

Дверь распахивается настежь, вплетая в шаль нашей беседы гомон возбуждённых голосов. На мгновение. А спустя вдох воцаряется гробовая тишина, тяжёлым молотом ударяющая по голове.

На пороге комнаты стоит Мэй.

Левая рука держится за дверной косяк, правая... Понятия не имею, где находится, потому что эльф вознамерился научиться носить мекиль, преподнесённый в благодарность за прекрасное пение главой рода иль-Руади. Роскошный, кстати, подарок: ткань прокрашена насквозь, но с каждой из сторон наносился свой цвет, и результат превзошёл самые отчаянные фантазии — на густо-синем фоне позёмкой танцуют пепельные снежинки. Потрясающий эффект! Правда, Мэй, судя по всему, основательно запутался в складках: всё вкривь и вкось, грудь почти голая, зато передние полы одежды обвиваются вокруг ног... Не умеешь — не берись, верно говорят! Но лично я его учить не буду. Не заслужил...

Э, парень, что-то мне не нравится, как ты выглядишь! Дыхание прерывистое, жилка на виске набухла, глаза...

Я присмотрелся повнимательнее.

Нет... Нет. Нет! Не-е-е-е-е-е-ет!...

Расширенные до предела зрачки — радужной оболочки совсем не видно, а белки... Испещрены алыми крапинками лопнувших сосудов. Фрэлл! Какая сволочь посмела?...

— Ив... — рассеянный взгляд останавливается на мне. — Ты один?

— Нет, как видишь, — встаю из кресла, стараясь двигаться очень медленно и плавно.

— Нет? — он делает шаг вперёд и морщит лоб, словно это поможет лучше рассмотреть, кто, кроме меня, находится в комнате.

— Со мной Равель, — осторожно иду навстречу.

— Равель? Кто это?

— Наша хозяйка.

— Хозяйка? Почему я не помню... — Мэй подносит руку к лицу. Близко-близко. — Тебе не кажется, что здесь слишком темно?

— Немного... Не волнуйся, всё будет в порядке.

— Обещаешь? — взгляд теряет последние искры разума.

— Обещаю.

— Ив, что всё это... — раздаётся робкий вопрос Равели, и я недовольно поднимаю ладонь: «Не сейчас!».

— Ты кто? — эльф мгновенно поворачивается на звук голоса, правда, без обычной грации, потому что мекиль окончательно берёт в плен его ноги.

— Это Равель, наша хозяйка, я уже говорил... — обращаюсь к нему, как к маленькому ребёнку или животному, переполняя голос нежностью. Мне остаётся всего ничего: уже почти могу дотянуться до листоухого... Почти...

— Я не помню! — настойчиво повторяет эльф, и в следующий миг грозно сдвигает брови: — Она хочет нам помешать!

В яблоневом саду распускается первый бутон.

Всё, больше ждать нельзя. Мой кулак врезается в челюсть Мэя — снизу вверх и слегка наискосок. Эльф падает, успевая выпустить в пространство комнаты какую-то из «стрел». Нет времени различать нюансы, и Мантия, без малейшего напоминания с моей стороны, раскидывает ловчую сеть, прикрывая до смерти перепуганную девушку. Боевое заклинание вязнет и рассыпается мокрыми бусинами, которые хрустят под ногами прежде, чем исчезнуть навсегда...

Эльф пытается встать, но подарок купца надёжно стесняет движения.

— Прости... — ещё один удар. В височную кость. Голова Мэя обречённо дёргается, и он, наконец, расстаётся с сознанием. Надеюсь, на время, достаточное для того, чтобы схлынула горячка первого приступа.

А он лёгкий. Надо же.. Водружаю обмякшее тело на свою кровать. Щупаю пульс: слишком учащённый. Конечно! Хорошо ещё, что lohassy успел соорудить лишь одну «стрелу»... Хорошо не столько для нас, сколько для него самого: «рубиновая роса» вытягивает из тела все соки так незаметно и мощно, что можно умереть от физического истощения раньше, чем иссякнет запас Силы в Кружеве...

— Ив... Что... что это?... Почему?...

— Кое-кто поступил подло, милая Равель. Очень подло, — направляюсь к двери.

— Куда Вы?

— Меня укоряли в том, что не спускаюсь вниз? Извольте! Я не хотел, но придётся... опуститься до тех, кто полагает случившееся весёлой шуткой.

— Ив... — она пытается меня удержать, но взгляда оказывается достаточно, чтобы девушка отшатнулась.

— Побудьте здесь. Я скоро вернусь.

...Когда я показался на верху лестницы, тишина уже почти звенела.

Все люди, находящиеся в гостиной, посмотрели на меня. Все, без исключения. Кто-то с удивлением. Кто-то с испугом. Кто-то с интересом. Кто-то с усмешкой. Но мне нужен был только один-единственный взгляд. И я его нашёл.

Шэрол таки приволок с собой эту белокурую тварь... Что ж, кажется, сейчас она не досчитается некоторых частей тела...

Васильки глаз горят наслаждением. Удовольствием от причинённой боли. Но по мере того, как количество ступенек между нами уменьшается, во взгляде Роллены проступает... Нет, не страх. Скорее, недоумение. Наверное, она ожидала другого: истерики с руганью, оскорблениями и битьём посуды и лиц. Наверное. Но моё спокойствие заставляет красотку тревожно нахмуриться. А я... Я улыбаюсь. Ласково-ласково. Только, похоже, в моих глазах отражается слабая тень того, что творится в душе. И хорошо, что слабая: будь она посильнее, Роллена сбежала бы раньше, чем под моими ногами закончились ступени... Я уже иду, дорогуша... Очень хочется посмотреть, что у тебя внутри...

Моё плечо натыкается на стену. Больно, фрэлл подери! Туман перед глазами тает, и этому весьма способствует ехидная ленца в незнакомом голосе:

— Куда это Вы так торопитесь, сударь, что хотите пройти сквозь меня?

Медленно поворачиваю голову. Так вот, что помешало мне добраться до Роллены!

Молодой человек лет двадцати пяти. Чуть выше ростом, чем я. Кость широкая, пока мало обросшая мясом, но уже внушающая уважение. Тёмно-русые волосы пострижены коротко — в отличие от других молодых щёголей, собравшихся в гостиной дома Агрио... Одет дорого, почти роскошно: ткань костюма вышита золотом, камзол и брюки скроены по фигуре так идеально, что нет ни единой лишней складочки, но... Выглядит на этом человеке придворное платье до невозможности чужеродно. Словно встречаются они не чаще, чем раз в месяц, да и то по необходимости...

Профиль породистый, горбоносый. Кожа на лице обветрена. Глаза полуприкрыты и смотрят не на меня, а... Фрэлл!

Молодой человек держит в пальцах правой руки бокал. Похоже, до нашего столкновения тёмной жидкости в хрустале было куда больше, потому что сейчас... Сейчас на белом шёлке рубашки, виднеющейся из расстёгнутого на груди камзола, расплываются уродливые пятна.

Тонкие губы обиженно-насмешливо кривятся:

— Странно... Я же не успел отпить... Куда делся целый глоток?

Взгляд перемещается дальше. На залитую вином грудь.

Я знаю, что произойдёт: не надо быть провидцем, чтобы угадать ответ слегка затуманенного выпивкой сознания...

Оставшееся в бокале вино выплёскивается на меня.

Успеваю зажмуриться и задержать дыхание. Мокрая пощёчина растекается по лицу. В нос ударяет аромат, от знакомства с которым я бы отказался: тошнотворная сладость «рубиновой росы». Так вот, как они заставили Мэя совершить глупость! Но и он тоже хорош: неужели не знает, на что похож запах этого зелья? Впрочем... Очень может быть, что не знает. Кэл, скорее всего, оберегал своего младшего брата от излишней осведомлённости на этот счёт. К тому же, его обучение пока не закончено... Тьфу! Сплёвываю капли, ухитрившиеся удержаться на губах, и открываю глаза, встречая изучающий тёмно-серый взгляд.

Молодой вельможа смотрит на меня. Внимательно. Ожидающе. Чего? Хм...

Из Залы Вызова есть только один достойный выход. В Зал Поединка. Мне глубоко наплевать на липкую плёнку, покрывшую лицо, на испорченную одежду: он всего лишь равноценно ответил на мою неуклюжесть. Ну, почти равноценно... Однако столичные нравы почитают только что сыгранную сценку не просто достаточной для дуэли, а даже неизбежно влекущей за собой бездумное кровопролитие. Да и лэрр, которым мне приходится представляться, не может снести полученное оскорбление беспрекословно... Что ж, Роллена, придётся ненадолго отложить наш разговор.

Приклеившаяся к губам улыбка становится ещё ласковее.

Из-за отворота манжета моего обидчика свисает край платка. Это-то мне и нужно! Делая вид, что отряхиваюсь, подцепляю белое кружево и тяну на себя. Мгновение, и затейливо вышитая безделушка покидает своего истинного владельца, оказываясь в полном моём распоряжении. Провожу платком по лицу, вытирая винные потёки. Не торопясь. Так, будто я один в этой гостиной.

Тёмно-серые глаза наполняются злостью, но черты молодого, по большому счёту — очень приятного лица остаются совершенно неподвижными. Великолепная выдержка, браво!

Скомканный платок, сплошь покрытый пятнами, падает на пол. Нам под ноги. Слов здесь не нужно: для того, чтобы бросить вызов, достаточно порой одного только взгляда.

— Где и когда? — цедят тонкие губы.

— На Ваш выбор, — унижаю противника ещё больше, отказываясь от положенного преимущества.

Это немного глупо, конечно... Да нет, просто идиотизм: в таких случаях нужно использовать любую фору! Нужно... Но хоть раз в жизни я могу побыть безрассудным? Тем более, что с трудом удерживаю разум в узде, задыхаясь от аромата «росы», пропитавшего кожу и одежду...

— Как угодно, — он пожимает плечами, делая вид, что никоим образом не заметил нанесённого удара. Ага, как же! Глаза щурятся, словно сдвинутые поближе веки способны спрятать разгорающийся огонь, но я вижу: ни единого оттенка голоса, которым была произнесена моя фраза, не упущено. Сила привычки? Похоже на то. Думается, этот вельможа поднаторел в выяснении отношений с помощью стали... А может быть, ему просто очень хочется с кем-нибудь подраться. Ещё один милый пустячок, вызванный влиянием «росы».

— Полагаю, мы обсудим условия наедине?

— Разумеется, — короткий кивок.

Небрежное движение послужило сигналом для всех присутствующих: гости поспешили откланяться. Я поймал за рукав Шэрола:

— Вино, которое... пролилось... Кто его принёс?

— Не знаю... Правда, не знаю! — горячо восклицает он, и эта неожиданная вспышка меня неприятно удивляет. Жаль, нет времени расспросить графа Галеари поподробнее...

Не проходит и пяти минут, как в гостиной, ещё хранящей тепло многочисленных выдохов и свет улыбок, остаются только двое.

— Итак? — склонив голову набок, обращаюсь к своему обидчику.

— Сегодня уже поздновато... — задумчиво замечает молодой человек. — Утром. Вас устроит?

— Вполне. Место?

— Аллея Гроз. Ограда со столбами из красного гранита. Место тихое, неприметное. Я буду ждать в парке — три сотни шагов по дорожке направо от ворот.

Аллея Гроз... Та самая улица, где меня уже пытались убить. Мурашки дружно маршируют по спине.

— Какое оружие предпочитаете? — он задал последний вопрос. Последний по порядку, но первый по значимости.

— Мои предпочтения не играют особой роли, сударь... Я располагаю только парными кайрами.

Крылья густых бровей чуть сдвигаются к переносице.

— Кайры... Не самый приятный выбор, но не смею возражать. Есть ещё вопросы или пожелания?

— Один вопрос.

— И? — он недовольно морщится.

— Зачем Вы вообще бросили мне вызов?

Зрачки тёмно-серых глаз на мгновение расширяются.

— Что значит «зачем»? — в голосе слабой нотой пробивается растерянность.

— Пролитое вино — самый глупый повод для дуэли. Особенно такое дрянное вино...

— А мне понравилось! — возражает он. — Шэрол вообще умеет выбирать вина, и это...

— Вино принёс граф Галеари?!

— Что Вас так удивило? — теперь он настораживается.

— Нет, ничего... Я немного взволнован, простите.

— Конечно! — тонкие губы изгибаются в усмешке. — Ваш... друг... как он себя чувствует?

— Почему Вы спрашиваете?

— Он показался всем нам... несколько возбуждённым, — ухмылка становится шире, и я понимаю, о чём идёт речь. Понимаю, но не хочу ни развивать, ни убивать предложенную тему в зародыше. Просто отставляю в сторону. На время.

— Хиэмайэ отдыхает, если хотите знать. Думаю, и Вам, и мне следует последовать его примеру: хорошенько выспаться.

— Как угодно... Лично я предпочитаю другие виды отдыха, — заявляет молодой человек, всё ещё не теряющий надежды меня подразнить.

— Итак, утром?

— Через час после рассвета.

— Постараюсь не опаздывать.

— Я подожду.

Удостоверившись, что мой завтрашний противник ушёл, я отыскал бутылку, в которой на самом донышке ещё оставалась гнусная отрава. Хм... На тёмно-коричневом стекле ни единого намёка на владельца винокурни. Опытный маг мог бы установить, чьи пальцы и в какой очерёдности касались бутылки — конечно, не позднее, чем через пару часов, пока следы не остыли. Я — в лучшем случае — уловил бы только само наличие следов. Но мне не нужно напрягаться. Всё и так ясно. Молодой вельможа не лгал — у него просто не было времени подготовиться: я и сам не знаю, почему завёл разговор о вине. Итак, Шэрол...

Шэрол, который на безобидный вопрос не нашёл лучшего ответа, чем поспешное отрицание любой осведомлённости. Ай-вэй, парень, как неосторожно! Недаром в народе говорят, что виноватый кричит в свою защиту громче невиновного... Но зачем ему это понадобилось? Неужели граф не понимал, чем рискует? Что, если бы Мэй начал швыряться «стрелами» прямо в гостиной? Кто бы его остановил? Я, при всём желании, не успел бы блокировать первые выпады... Хотя бы потому, что возмущения Силы можно уловить лишь на строго определённом расстоянии от очага. Если, разумеется, не быть всё время настороже...

Лестница закончилась — я и не заметил, как оказался на втором этаже. Равель находилась там же, где мы расстались. В моей комнате, рядом с кроватью, на которой тяжело дышит эльф. Пока я отсутствовал, сознание к Мэю не вернулось, и этот факт донельзя радовал: есть шанс, что бесчувствие плавно перетечёт в сон — то, что листоухому сейчас особенно необходимо.

— Ив... — робко, но с оттенком требовательности.

— Да, милая?

— Что... что там было?

— Один брошенный и принятый вызов, — отвечаю, потому что не считаю правильным скрывать такую важную вещь.

Девушка сжимает хрупкие кулачки добела.

— Вы... Вы будете драться?

— Полагаю, да.

— С кем?

Ох... Я ведь даже не спросил его имя. А впрочем, какая разница?

— Неважно, милая.

— Но... Вы можете погибнуть!

Могу. Молодой человек выглядел внушительно. А судя по спокойствию, с которым обсуждались условия поединка, дуэли ему не внове.

— Не волнуйтесь, милая Равель, не стоит это Ваших переживаний.

— Ив, так нельзя!...

— Почему?

— Вы рискуете жизнью... Вы оставляете...

— Кого? — удивлённо моргаю.

Девушка смущённо осекается и мнёт беспокойными пальцами ленты платья.

— Милая Равель! — усаживаю её в кресло и опускаюсь на колени. Беру тонкие ладони в свои. — Милая Равель... Никто из нас не вечен. Судьбе было угодно, чтобы случилось то, что случилось. Завтра утром я вынужден буду обнажить клинки и поступить иначе, пожалуй, не могу. Обещаю: приложу все усилия, чтобы остаться в живых. Поверьте, я буду стараться, потому что... Потому что мне запретили умирать.

— Кто? — спрашивает она одними губами.

— Две милые женщины, которые... дороги мне.

«Я польщена...» — тонкая усмешка.

— Женщины? — растерянный взгляд.

— Это так странно? — не могу удержаться от улыбки.

— Они... любят Вас?

— Не поручусь.

«Нахал!...»

— Но... тогда... а тот, кто... любит... — она никак не может спросить то, что имеет значение.

— Та, которую я люблю, не запрещала мне ничего. И ни о чём не просила. Она всего лишь обещала ждать, и этого достаточно, чтобы я хотел жить. Понимаете?

— Да... — Равель несмело улыбнулась. — А я думала, что...

Щёлкаю её по носу:

— Думать и заблуждаться — две большие разницы! Я хоть немножко Вас успокоил?

Она серьёзно кивает.

— Ну и славно!... А теперь прошу Вашей помощи. Мэй... несколько болен.

— Болен? — девушка вздрагивает.

— Это совершенно не заразно, не волнуйтесь! Своего рода... нервное расстройство. Он придёт в себя, и всё будет хорошо... Проблема в том, что я вряд ли буду рядом в тот момент, когда мальчик откроет глаза... У меня к Вам убедительная просьба, милая Равель: когда Мэй проснётся, позаботьтесь о том, чтобы некоторое время он не покидал постель и... напоите его чем-нибудь... О, придумал! Разогрейте молоко и разведите в нём пару ложек мёда — замечательное средство и для того, чтобы согреться, и для того, чтобы успокоиться... Вам это по силам?

— Конечно!... Ив...

— Да?

— Вы не умрёте, — это не приказ, не просьба, не надежда. Это... твёрдая уверенность.

— Ну, если Вы так говорите... Не умру. А сейчас... Позвольте мне немного побыть одному, ладно?

Она кивнула и встала, но ещё три долгих вдоха не хотела отпускать мои пальцы...

...Когда Равель закрыла за собой дверь, я присел на постель рядом с эльфом, вглядываясь в бледное личико с заострившимися чертами.

Нам всем несказанно повезло. В первую очередь, виновнику происшествия. С «рубиновой росой» нельзя шутить. Если, конечно, вам не дорога жизнь. Я не шибко разбираюсь в травах и отравах, но главу, посвящённую этой пакости, проштудировал настолько тщательно, насколько был способен. Спросите, почему? Отвечу, хоть и стыдно вспоминать.

Я был зол на эльфов. Конкретно — на одного-единственного, а фактически... На всё листоухое племя. Потому что, когда тебе всего десять лет, ты не делаешь разницы между целым народом и его отдельно взятым и не самым сдержанным в проявлении чувств представителем... Так вот, я был зол. А чем занимается озлобленная душа? Правильно, ищет способ отомстить! И находит, как правило. В моём случае источником информации стали книги. Книги, в которых бесстрастно и подробно излагались секреты жизни и смерти... Несмотря на молодость, я понимал, что убить обидчика в честном поединке не удастся: не хватит сил и умений, потому искал нечто, не требующее выдающихся физических качеств от мстителя. То бишь, яд. Кстати, Магрит даже не ругала меня за столь пристальный интерес к «росе», хотя прекрасно поняла, чем он вызван и на что направлен: она просто предложила мне самому на себе испытать последствия... Но несколько позже — когда я стал способен правильно понять и запомнить урок...

Так вот, «рубиновая роса» — одно из немногих совершенно не магических растений, которое влияет на мироощущение. У эльфов — наиболее сильно. У людей... Скажем так: человек, пригубивший «росы», некоторое время не способен сомневаться и давать правильную оценку событиям, происходящим вокруг него. Чем больше концентрация отравы, тем больше дурман. В сочетании с вином эффект немного усиливается. Но то — люди, а вот, что касается листоухих...

Для эльфов «роса» губительна даже в малых дозах. Сначала возникает беспричинное веселье и тают рамки внутренних ограничений. Потом, по мере растворения яда в крови, на смену беспечности приходит подозрительность, граничащая с манией преследования. Соответственно, можете себе представить, чем закончилось бы невинная (как он сам, может быть, полагал) шутка Шэрола, если бы Мэй не был одержим последние дни только одной идеей: насолить вашему покорному слуге... Трупы можно было бы закапывать в саду всю ночь. Если бы трупы, конечно, остались...

Я убрал с холодного лба прядь серебристых волос. Эх ты, дурашка... Вдвойне ребёнок, если можно так выразиться. Надо было с тобой поговорить, надо было... Теперь поздно. До утра ты, по-видимому, не придёшь в сознание, а что будет со мной самим завтра пополудни, вообще неизвестно... На всякий случай, нужно вернуть то, что никогда по праву мне и не принадлежало.

Тоненькая цепочка несколько раз обвилась вокруг запястья, а золотистую каплю хрустального кулона я вложил в бессильно разжатую ладонь. Когда ты проснёшься, Мэй, ты увидишь это и всё поймёшь. Надеюсь, поймёшь правильно. Если нет — не страшно, переживу. Главное, чтобы ты не делал больше глупостей, поскорее попал туда, куда тебе нужно попасть, и выполнил поручение Совета. А я буду делать то, что...

Не должен. Не хочу. Не умею. «НЕ», «НЕ», «НЕ» — тройное отрицание не помогает избежать неизбежного. Как обычно.

С каждым шагом нога погружается в рыхлый снег почти по щиколотку. В Виллерим пришла настоящая зима: обжигающие холодным прикосновением пушинки из перины хмурых небес перестали таять. Белый ковёр накрыл землю и всё, что попалось по пути — крыши домов и голые ветви уснувших до весны деревьев. Странно, что совсем нет ветра: снег падает строго сверху вниз. Медленно. Завораживающе. Непреклонно. Хороня под собой следы, которые я оставляю на дорожке. Рассвело совсем недавно, но сияние наступающего дня надёжно спрятано за густыми прядями снегопада. Очень тихо. Очень спокойно. Люблю такую погоду: и снег, и дождь равно помогают мне собраться с мыслями. А сейчас здравый смысл как нельзя кстати...

Тёмная фигура, припорошенная снегом. Он уже ждёт?

— Неужели я опоздал? — спрашиваю, слегка смущаясь.

— Нет, это я пришёл рано... Что-то не спалось, — отвечает человек, вызвавший меня на дуэль.

Могу понять: самому было трудно сомкнуть веки. Правда, сон всё же отвоевал для себя несколько часов моего времени. А потом... Было много разных дел. Нужно было привести в порядок внешний вид, что, без помощи Мэя, оказалось весьма трудоёмким занятием. Нужно было закончить перевод дневника Лара, дабы отчитаться перед Хранителем Королевской Библиотеки. Нужно было, наконец, написать несколько строк для эльфа... Я ничего не просил и не советовал, только вкратце обрисовал происшедшие события и их возможные последствия. В том числе, и свою безвременную кончину, хотя умирать не только не хотел, но и не мог себе позволить...

— Вы готовы начать? — вежливо поинтересовался молодой человек.

— Вполне, — ответил я, снимая маади и отстёгивая от пояса перевязь с кайрами.

Сахью снимать не стал — холодно же! — только завязал её концы сзади, чтобы не мешали. Мой противник тоже освободился от тёплого плаща, оставшись в простом костюме, напоминающем солдатскую форму. Надо сказать, этот покрой подходил ему куда больше, чем роскошества придворного платья. И не просто подходил: в нём молодой человек выглядел тем, кем, похоже, и являлся. Воином. Парных клинков в его арсенале не нашлось, и он взял с собой простую дуэльную шпагу и длинный кинжал. Не лучший подбор оружия против кайр, но и не худший: если умеешь держать в руках прямые клинки, нет особого значения, чем вооружён противник.

Вынув кайры из ножен, я занял своё место посреди небольшой поляны, где и была назначена дуэль. Молодой человек встал напротив меня, шагах в пяти. И воцарилась тишина, в которой можно было расслышать полёт каждой белой мухи.

Кто первым бросится в атаку? Кто рискнёт разорвать безмятежность утра смертоносным выпадом?

Мохнатые снежинки неспешно ползут по щеке утреннего воздуха, заканчивая движение, где придётся: на брошенной на землю одежде, на тусклой стали обнажённых клинков, на русых вихрах человека, который может не встретить новый рассвет...

«Ты выбрал не лучшее время и место для развлечения...» — как всегда, в самый ответственный момент, появляется моя подружка.

Давненько не слышал твой прекрасный голосок, милая! Как дела?

«Не дурачься... У тебя мало времени...»

На что?

«Или ты по быстрому прирежешь этого парня, или...»

Или?

«Он умрёт по чужой воле...»

О чём ты?

«Плетётся заклинание...»

Где?

«Слишком далеко, чтобы ты мог видеть и чувствовать... Но ближе, чем бы этого хотелось мне ...»

Какого рода заклинание?

«Не могу сказать ничего определённого... Впрочем, тебе-то что за дело?... Для тебя оно не опасно... Как и все остальные...» — ехидный смешок.

Оно направлено на парня?

«Возможно, что и на вас обоих, но, разумеется, достанется ему, а не тебе...»

Как скоро?

«Вот-вот...»

С какой хоть стороны?

«Только не вздумай делать глупости!...» — вскидывается Мантия.

Глупости?

Мысленно улыбаюсь.

«Не лезь, куда не нужно!...» — уточняет.

Позволь мне самому выбирать Путь!

«Выбирать... Если бы ты ещё видел альтернативы, а не хватался за первое же попавшееся решение...» — вздох, полный искреннего сожаления.

По спине пробегает дрожь. Мелкая, почти незаметная, но очень тревожная.

Оно начало движение! Где?

«Сзади... У тебя всего несколько вдохов, чтобы уйти с дороги...»

Ну уж нет!

— Сударь, спустя минуту я буду полностью в Вашем распоряжении! — коротко кланяюсь и поворачиваюсь спиной к своему противнику. Самый нелепый поступок за последние дни: если молодой человек хочет моей смерти, ему ничто не помешает добиться желаемого. Будем надеяться, что остатки чести не позволят ему ударить в спину...

«Дурак!...» — Мантия ставит мне обычный диагноз и готовится к отражению атаки. А куда ей деться, сердешной?...

Успеваю увидеть, как выглядит заклинание в материальном воплощении, и восхищённо цокаю языком: экономно, расчётливо, просто — горсть снежков. Словно притаившаяся за деревьями ватага озорных мальчишек решила нас обстрелять... Правда, комочки снега летят в несколько раз быстрее, чем настоящие, слепленные детскими руками, и летят по очень занятным траекториям...

Ныряю на Второй Уровень зрения, и белоснежные шары, стремительно приближающиеся ко мне, наливаются синевой. Те, которые подлетели поближе, вздрагивают, стремясь изменить направление движения, чтобы... Обойти меня? Так и есть! Они предназначены моему противнику, а не мне. Должно быть, неизвестный чародей просто не смог достать ничего, принадлежащего вашему покорному слуге, чтобы установить для своих питомцев двойную цель... Ну да, если учесть, что для этого обычно используются пряди волос, понимаю, почему избежал участи быть обречённым на попадание «снежка».

Фрэлл! Как жаль, что заклинание спущено с поводка[31], и я не смогу узнать, кто его сплёл...

Нет, мои милые, так дело не пойдёт!

Раскрываюсь, позволяя Пустоте на несколько кратких мгновений разделить со мной один Пласт Реальности. Бесстрастные язычки слизывают белый пух, оказавшийся в воздухе, разделяющем меня и неумолимо приближающиеся сгустки чар. Слизывают, занимая их место и возводя стены, непреодолимые для волшбы. Узкий коридор, который не позволит «снежкам» разлететься, вот только... Успею ли я все их уничтожить?

По полым венам кайр течёт та же Пустота, что прокладывает тропки сквозь моё, звенящее от напряжения тело, и сталь тускло смеётся, взлетая навстречу чарам...

Первую порцию я успеваю достать в полёте: как только клинок рассекает сапфировые сплетения, синь рассыпается брызгами, теряя цвет быстрее, чем это может быть заметно глазу. Первую порцию... Но оставшиеся... До них кайрами уже не дотянуться. И я принимаю удар своим телом.

Один. Второй. Третий... Твёрдые, как камни, комки снега ударяют в грудь, заставляя пошатнуться. Четвёртый-пятый-шестой... Слишком вас много и сразу! Не могу устоять на ногах, делаю шаг назад, поскальзываюсь и... Повисаю на вовремя подставленных крепких руках.

Он не выпустил из пальцев оружие, но кулаки сжимают рукояти обратным хватом, лезвиями вниз.

Благодарно киваю и пытаюсь вернуться в вертикальное положение. Ох, как больно! Грудь ноет, словно я снова болтаюсь на воротах дома дочки деревенского старосты... Фрэлл! Опять будут синяки...

— Что это было? — в голосе моего противника разлито тревожное удивление.

— Полагаю, покушение на убийство.

— Снежками? — он недоверчиво поднимает бровь.

— Почему бы и нет? — зажав кайры под мышкой, стягиваю перчатку с правой руки и легонько провожу пальцами по скуле своего противника. — Даже снежком можно убить...

Он смотрит на капельки крови на моей руке, потом сам дотрагивается до рассечённой кожи и морщится. Не от боли, конечно, а от неприятного открытия: узнавать, что миг назад был на волосок от смерти, всегда мерзко.

Ничего, теперь можешь хоть облизать пальцы! Если в царапину и попали клочки магии, моё прикосновение успешно их уничтожило... По крайней мере, я имею основания так думать.

— К счастью, Ваш недруг смог добиться только того, что вывел из строя меня... Боюсь, что не смогу продолжить...

— Чем это вы занимаетесь, господа? — через снегопад до нас доносится спокойный, чуть насмешливый басок человека, привыкшего командовать.

Оборачиваемся. Так и есть, Городская Стража. Если принять во внимание, что в черте города дуэли запрещены, можно легко понять злорадное удовольствие старшего офицера патруля, вразвалочку направляющегося к нам, пока его подчинённые берут место несостоявшегося поединка в кольцо.

— Разговариваем, сударь, — огрызается мой противник. — Не вижу причин, чтобы двум взрослым мужчинам нельзя было уединиться для беседы!

— Беседы на языке стали? — хохотнул офицер. — Ай, как нехорошо, господа! Думаю, вам известно, что Его Величество прохладно относиться к нарушителям правил...

— Мы ничего не нарушали! — попытка избежать конфликта проваливается, потому что представитель власти хитро щурит глаза:

— И кровь на Вашем личике, сударь, появилась от неосторожно брошенной фразы?... Хватит строить из себя невинность! Если уж попались с поличным, имейте гордость отвечать за проступок... Извольте добровольно следовать за мной, господа, если не хотите, чтобы мои парни вам помогли!...

Когда дверь камеры захлопнулась за последним из конвоиров, молодой вельможа зло плюнул им вслед.

— Дорвались, гады... Знать бы, кто их навёл...

— Кто угодно, полагаю. Слишком многие стали свидетелями вызова.

— Может, Вы и правы, но мне почему-то кажется, что всё это дело рук одного и того же подонка!

— Не буду спорить, — я присел на голый деревянный топчан у одной из стен. — Есть предположения, кто бы это мог быть?

— Пока нет... — он взъерошил пятернёй волосы на затылке.

— А я, признаться, имею некоторые идеи на сей счёт.

— Какие именно? — глаза блеснули в свете коптящего факела.

— Сначала скажите, как Вы себя чувствуете?

— В каком это смысле? — опешил он.

— В физическом. По моим подсчётам, сейчас у Вас должен начинаться озноб, сопровождающийся сладкой сухостью во рту.

— Откуда ты знаешь?! — молодой человек подскочил ко мне и вцепился руками в мои плечи. От резкого толчка грудь заныла сильнее, чем раньше, и я болезненно охнул:

— Не могли бы Вы... быть чуть сдержаннее...

— О! Извини... — он разжал пальцы. — Так больно?

— Ну, не очень, конечно, но...

Я не успел закончить фразу, а он уже расстёгивал мой камзол и задирал вверх рубашку.

— Однако... Уверен, что это были снежки?

— А что такое?

— М-м-м-м... Я бы сказал, что больше похоже на удары чем-то тяжёлым и железным. Либо каменным...

— Так плохо? — я посмотрел сам.

Да... Желваки начинают вспухать и темнеть. Хорошо ещё, что моя кожа сейчас на несколько тонов темнее, чем обычно, но зрелище, всё равно, неприглядное.

Молодой человек нажимает в месте одного из ударов. Понимаю, что он делает это не из желания причинить мне боль, но не могу удержаться от обиженного возгласа, потому что дыхание вдруг перехватывает, а в следующий миг грудь занимается огнём.

— Похоже, у тебя рёбра сломаны... — извиняющимся тоном сообщает он.

— Всего лишь треснуло одно... или два. Ерунда.

— И никакая не ерунда! — он подскакивает к двери и начинает колотить в неё каблуком. Должно быть, его обувь оснащена железными подковками, потому что шум получается изрядный. — Эй, уроды! Позовите лекаря!

— С какой радости? — сипло спрашивают из коридора.

— Человеку плохо!

— Это кому? Тебе, что ли?

— Какая разница?! Лекаря, немедленно!

— Не велено, — с нескрываемым удовольствием сообщает охранник. — И вообще: будете шуметь, останетесь без еды!

— Сволочи! — последний удар в дверь наносится уже кулаком, и я спешу остановить порыв молодого человека:

— Не стоит беспокоиться... Если, конечно, Вы не хотите, чтобы я как можно скорее поправился для продолжения поединка...

— Продолжения? Тьфу ты! Какого поединка? А я только подумал, что ты — нормальный мужик...

— Да-а-а-а-а-а? — не могу скрыть ни удивления, ни ехидства. — На каком же основании?

Он хмуро поворачивается ко мне:

— На таком! Сначала закрыл меня собой, а потом предлагаешь драться? Ты правда этого хочешь?

— Конечно же, нет, — улыбаюсь. — Да и не могу сейчас... Вот, когда всё заживёт...

— Ты надо мной издеваешься, да? — понимает он.

— Чуть-чуть, — соглашаюсь.

Проходит вдох, другой, и лицо молодого человека неожиданно светлеет, утрачивая последнюю тень злости и недовольства.

— Точно, издеваешься! Совсем, как Льюс, только... Мне почему-то не обидно.

— Льюс?

— Мой брат... Кстати, мы так и не представились... Меня зовут Кьез, — он протянул мне ладонь.

— Ивэйн. Для друзей — просто Ив, — с удовольствием пожимаю жёсткие пальцы.

— Не против, если перейдём на «ты»? А то от «выканья» меня дома тошнит...

— Ты ведь уже перешёл! — подмигиваю.

— А и верно... — он рассеянно тряхнул головой. — Вот что, давай-ка я тебя замотаю!

— Зачем?

— Даже если рёбра всего лишь треснули, стоит их слегка сжать, как ты считаешь?

— Ну-у-у-у-у...

...Тугая повязка не облегчила моих страданий, но отказать в принятии столь великодушной помощи я не мог. Пришлось натягивать камзол на нагромождение слоёв ткани, в которые меня запеленал Кьез. Очень умело, кстати, запеленал: наверняка сам не раз получал схожие повреждения.

— Так откуда ты знаешь, как я должен себя чувствовать?

— О, это долгая история...

— А нам спешить некуда, — он улёгся на соседний топчан. — Раньше окончания празднеств нас отсюда не выпустят.

— Это ещё почему? — я невольно похолодел.

— Очень просто: все случаи дуэли король рассматривает лично, а Его Наисправедливейшее Величество уже отбыло в загородный замок для подготовки к Празднику Середины Зимы. Конечно, есть ещё ослепший наследник, но вряд ли его интересуют такие незадачливые преступники, как мы.

— Печально... — ну я и влип. И что теперь подумает Мэй? Особенно, после прочтения оставленного мной письма?... Ох... Как плохо...

— Так что, времени у нас — хоть отбавляй!

— Ну что ж... Всё очень просто: ты вчера вечером выпил вино, в котором была растворена «рубиновая роса».

— Что?! — он ошарашено сел и уставился на меня. — Не может быть...

— Это такая редкость в твоих краях?

— Да нет... — он прислонился спиной к стене. — Просто, в столицу ввоз этой гадости запрещён...

— Отрадно слышать! Впрочем, кто-то всё же сумел достать малую толику отравы, чтобы напакостить.

— Кто?

— Об этом позже... Так вот, когда человек принимает раствор «росы», он, в отличие от эльфа, не веселится, а, как бы это сказать... Начинает искать повод для веселья. Например, задираться со всеми подряд.

— Ты имеешь в виду, что... — в тёмно-серых глазах мелькнуло понимание.

— Да, твой вызов был брошен не без влияния «росы». Ну и моего скромного участия, разумеется! Извини, что позаимствовал платок, но... Не мог побороть искушение.

— Да ладно... — Кьез махнул рукой. — Ерунда! А что происходит дальше? Ну, после того, как повод повеселиться найден?

— Да ничего особенного, — собираюсь пожать плечами, но вовремя одумываюсь. — Зависит от количества выпитого. На тебя пришлось сколько?

— Пара бокалов... — неуверенно вспоминает он. — Ну, может быть, три...

— Самое большее — полбутылки, потому что Мэй выпил не меньше, это я могу утверждать... В общем, некоторое время тебя будет знобить. Не так уж обременительно, но неприятно. И будет хотеться пить. Очень. Но думаю, ты справишься с жаждой... Вряд ли те, кто нас охраняет, ответят на просьбу принести воды, так что придётся потерпеть.

— Ты знаешь столько подробностей... — Кьез сузил глаза, вглядываясь в моё лицо. — Откуда?

— Видишь ли... Когда-то я сам через это прошёл.

— Зачем?

— Хм... Чтобы приобрести опыт.

— Он был тебе так нужен?

— У меня не было возможности отказаться.

В самом деле, не было. Магрит пришла в мою комнату и сказала: «Сейчас ты получишь ещё один урок... Запомни его хорошенько: нельзя желать другим того, что губительно для тебя самого!»... Я мог бы попытаться оказать сопротивление, но заранее знал: любая попытка обречена на неудачу. Хотя бы потому, что мне тогда было всего лет тринадцать, а сестра пришла не одна, а в сопровождении двух слуг, которым не составило бы никакого труда меня скрутить. Так что, принесённый флакончик «росы» я выпил сам, без чужой помощи. Помощь потребовалась потом, когда... Когда «роса» стала требовать подчинения. Я бился в судорогах, до крови стирая связанные запястья и щиколотки, но не мог ни потерять сознание, ни просить об избавлении, потому что выгнать яд из тела можно либо применением магии, либо... Дождаться, пока он сам утратит силу...

— Это было больно? — спросил Кьез, заметивший мою гримасу, сопроводившую старые воспоминания.

— Достаточно, чтобы понять: лучше этим зельем не увлекаться. Хотя в небольших количествах оно способно на полезное действие. Подавить страх, например... Как и любой яд, впрочем, может использоваться в лечебных целях.

— М-да... Но зачем кому-то было приносить «росу»?

— Не «кому-то», а Шэролу.

— Шэролу?

— Ты же сам сказал, что бутылка была из его запасов!

— Верно... — он озадаченно кивнул. — Но из-за чего тихоня Шэрол пошёл на преступление?

— Из-за чего... Из-за любви, полагаю.

— Любви?

— Похоже, он питает к белокурой Роллене очень сильные чувства.

— А она-то здесь каким боком?

Я рассказал Кьезу причину моей ссоры с возлюбленной графа Галеари. Молодой человек от души посмеялся над ситуацией, но потом помрачнел, снова растягиваясь на топчане:

— С твоей стороны неосторожно было связываться с Ролленой.

— Почему?

— Она — сводная сестра придворного мага. Ей многое может сойти с рук...

— Придворного мага?

— Да, Гериса. Знаешь такого?

— Пока нет.

— Ах, да, ты же недавно в столице, как я слышал... В общем-то, Герис — не такой уж плохой мужик, но с юмором у него... туго. Если сестричка представила ему случившееся в выгодном для неё свете, у тебя могут быть крупные неприятности.

— Посмотрим... Буду уповать на здравый рассудок.

— Чей?

— Того, кто будет рассматривать наш с тобой... проступок.

— А, не забивай голову! Я же сказал: не раньше, чем через три недели... Пока придётся поскучать здесь.

— А твои родственники?

— Что?

— Они... не будут тебя искать?

Кьез зашёлся в приступе хохота.

— Ну ты и придумал!... Льюс вознесёт молитвы всем богам, что избавлен от младшего брата хотя бы на несколько дней!

— Почему? Вы не ладите?

— Не то, чтобы... Понимаешь, он — старший. Но порядок наследования ещё не утверждён. Доступно излагаю?

— Угу. Твой брат не против того, чтобы слегка опустить тебя в глазах отца, да?

— Не против? Двумя руками «ЗА»!

— А что думает отец?

— Думает... Ничего он не думает. По-моему, ему нравится смотреть на наши ссоры. У него такой принцип: пусть приз достанется сильнейшему.

— Разумно, — не могу не признать прозорливость родителя Кьеза.

— Ещё бы! Только мне, сам понимаешь, от этого не легче...

— Понимаю, — я осторожно лёг на топчан, надеясь, что смена положения тела поможет утихомирить нытьё в груди. — Значит, отец не будет тебя вызволять?

— Его нет в городе, — нехотя сообщил Кьез.

— Но он же вернётся? Так что, у тебя есть шанс встретить праздники дома. В отличие от меня...

— Ну уж нет! — Он приподнялся на локтях. — Я тебя здесь бросать не собираюсь!

— Честно говоря, не вижу причины, по которой ты должен принимать участие в моей судьбе.

— Я, может, и не подхожу на роль папулиного преёмника, но никому не дал повода сказать, что Кьез Магайон — неблагодарный подлец!

Фраза упала и растворилась в тишине камеры. Я мысленно произнёс её последнюю часть. Один раз. Второй. Третий. Пока не понял, что именно меня смутило.

— Можно спросить?

— Валяй!

— Кого в твоём доме называют «дядюшка Хак»?

Он повернулся ко мне и настороженно нахмурился:

— Где ты слышал это имя?

— Да так... Подвернулся случай. Ответишь?

— Сначала скажи, где!

— На Королевском Пути недалеко от Вайарды.

— И кто тебе его назвал?

— Мужчина. Немолодой. Толстенький такой... Лицо круглое, но какое-то... значительное, что ли.

— И почему он назвал это имя?

— Откуда я знаю? Я оказал ему услугу, а он пригласил навестить его в столице... И указал, кого позвать на воротах.

Кьез снова лёг и некоторое время молчал. А когда я уже решил, что не дождусь ответа, раздалось хмурое:

— И что он, скажите на милость, делал в такой дали?

— Кто?

— Папуля мой...

— Так этот человек — твой отец?

— Только он сам себя называет «дядюшка Хак», если хочешь знать.

— Забавно.

— Что именно?

— Похоже, на твою семью объявлена охота.

— Это почему? — он снова сел.

— Я встретил твоего отца в тот момент, когда его жизнь была в опасности.

— Что?! Как?!

— Кажется, его хотели ограбить... И убить, пожалуй.

— Кто?!

— Ему виднее. По мне — обычные головорезы были...

— Были? А куда же они делись?

— Умерли. Правда, одному удалось спастись...

— И кто их убил? Ты?

— Хотелось бы присвоить себе всю славу, но не буду... На моём счету только один, а ещё троих снял из лука эльф, которого так же, как и тебя, опоили «росой».

— Ну и дела!... — он присвистнул. — Не врёшь?

— А зачем?

— Мало ли... Может, тебе это выгодно?

— Врать?

— Влезть ко мне в доверие.

— Может быть.

— Не отрицаешь?

— Нет.

— Почему? — Кьез искренне удивился.

— Потому что пока тебе не станут известны детали произошедшего со слов всех участников, ты всё равно не сможешь окончательно обвинить или оправдать меня. Ведь так? Зачем же тратить время и силы на доказательства того, что и так будет доказано, только по прошествии некоторого времени?

— Хм... Не боишься, что я тебе придушу ночью?

— По причине?

— А вдруг это ты подстроил нападение на моего отца и меня?

— Ну-у-у-у-у-у...

— Скажешь, такого быть не может?

— Может. Но не в этой жизни.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что хотел, я уже сказал, и даже больше, чем нужно... Сделай милость: если будешь душить, то не буди меня, ладно?

С этими словами я закрыл глаза, намереваясь немного поспать. Кьез тоже замолчал, обдумывая услышанное. Пусть думает: ему мысленные усилия только на пользу пойдут...

Мне, кстати, тоже есть о чём подумать.

Итак, «росу» принёс Шэрол. Вряд ли он сам её раздобывал, конечно, но идея, наверняка, принадлежала ему, как самому начитанному из компании молодых вельмож... Достать зелье могла Роллена. У братца-мага. Очаровала, слёзно попросила или попросту — стянула. Почему влюблённая парочка решила действовать именно так? Наверное, потому что «силовые» методы успеха не принесли: представляю себе лицо девушки, когда она узнала о бесславной гибели нанятых ею душегубов... Наверняка, ей рассказали и то, что на телах всех троих были отметины от стрел — вот и повод взъесться на эльфа! Впрочем, Мэй сам по себе не особенно интересовал Роллену: ей хотелось уязвить меня и только меня. За чужой счёт? С лёгким сердцем! Шэрол, как галантный кавалер, предложил своей даме элегантный ход: подсунуть эльфу «росу» и посмотреть, как я буду на это реагировать. Ожидать, что Кьез Магайон вылакает полбутылки отравленного вина, он не мог, но наше столкновение оказалось ещё более удачным выходом из положения: назначена дуэль. Дуэль, за которую участники непременно будут наказаны... А что, если один из дуэлянтов умрёт наверняка? Нельзя же надеяться, что лэрр доведёт поединок до смертоубийства? Тем более, Шэрол знает, что я очень спокойный человек с хорошо подвешенным языком — есть шанс, что заболтаю своего противника и дуэль вообще не состоится... Значит, необходимо принять меры и обеспечить явление стражников в тот самый момент, когда молодой Магайон будет убит. Убит с помощью заклинания, наверняка: хотя «роса», плещущаяся в крови Кьеза, замедляет реакцию, и он не смог бы драться так, как умеет, нет никакой гарантии, что я воспользуюсь подвернувшимся преимуществом... Я ведь знаю, как и на кого влияет применённый яд, верно? Если уж понял, что происходит с эльфом...

Ну и ну, Шэрол! А я посчитал тебя благородным человеком... Забыв о том, насколько любовь может изменить сущность как падшей, так и самой прекрасной души. Непростительная ошибка. Впрочем, у меня есть смягчающее обстоятельство: я совсем недавно понял, на что может быть похожа любовь...

Мин, интересно, что ты сейчас делаешь? Чем может заниматься меч, запертый в человеческом теле? Даже вообразить трудно... Жаль, что я не видел твой истинный облик наяву, не держал в руках изогнутую сверкающую полосу стали... Хотя... Лучше касаться прохладной кожи, мгновенно перенимающей тепло моей руки... Проводить пальцами по шелковисто-острым волосам... Чувствовать твоё дыхание на шее, когда ты разминаешь мои уставшие плечи... И, может быть... На мгновение... Накрыть твои губы своими...

Скрежет засова ворвался в сон и бесцеремонно прогнал сладкие видения. Дверь заскрипела на петлях, и в камере вдруг стало раза в три светлее, чем раньше. Я зажмурился, а Кьез недовольно пробурчал, отворачиваясь к стене:

— Хоть бы поспать дали, уроды... Что вам неймётся?

— Подъём, господа! — кажется, это был тот же самый офицер Стражи. — Вас желают видеть во дворце, так что советую не задерживаться!

— Какой дворец? Не пошли бы вы все... Я хочу спать!

— Отказ предстать перед Его Высочеством принцем Дэриеном будет расценен, как государственная измена! — довольно осклабясь, сообщил наш мучитель.

— Перед принцем? — Кьез сел, растерянно моргая. — С какого это перепугу принц хочет нас видеть?

— Будем считать, что я не слышал Вашего неуважительного высказывания в адрес Его Высочества, — офицер неожиданно подобрел, но спустя мгновение стало ясно, почему: — Принц установит меру вашей вины и вынесет приговор! И не стоит затягивать его ожидание, если не хотите огрести по полной!

Мы не хотели, посему покинули свои лежаки и вяло поплелись за офицером...

Вопреки робким ожиданиям, неба мы так и не увидели: оказалось, что тюрьма соединяется с королевским дворцом подземным ходом, довольно широким, хорошо проветриваемым и сносно освещённым. Правда, топать нам пришлось не менее мили, и к концу пути мы с Кьезом уже с неохотой переставляли ноги, потому что несмотря на наше «примерное» поведение в камере, еды так и не дождались...

Когда перед нами распахнулись двери комнаты, где полагалось выслушать приговор, в глаза ударил ослепительный свет. Свет солнечного зимнего дня, лившийся из высоких окон на сидящих в комнате людей.

Их было всего трое. Дэриен, Борг — неподвижной тенью за его спиной и высокий мужчина с измождённым лицом человека, на которого взвалили кучу обязанностей, необходимых, но тягостных для исполнения. Единственного незнакомого мне из этой троицы человека не нужно представлять — я чувствую напряжение Пластов, касающихся его кожи. Он — маг. Судя по нарочито простой мантии снежно-белого цвета и прячущемуся в её складках медальону, это и есть Его Магичество Герис. Сколько же ему сейчас должно быть лет? Около сорока. А выглядит... На все семьдесят, хотя протянет ещё, пожалуй, не одно столетие в таком же состоянии. Но это — как получится, потому что далеко не все маги уделяют время и внимание поддержанию физических сил в ущерб могуществу иного рода: на вкус и цвет, как говорится... Мне пока волноваться не о чем: Вуаль наброшена, а сам придворный маг разведывательных действий не предпринимает, хотя... Не нравятся мне эти крохотные завихрения воздуха у кончиков его пальцев...

— Ваше Высочество! По высочайшему поведению, преступники доставлены!

— Любезный капитан, не будем так именовать молодых людей, пока приговор не вынесен, — мягко советует Дэриен.

А он неплохо выглядит... Для своей роли, я имею в виду. Надо признать, облачение принца очень ему идёт — делает более внушительным и утончённым одновременно. А мерцающий тёмно-золотой шёлк так чудесно сочетался бы с цветом его глаз... А не с этими уродливыми бельмами, которые Его Высочество всё ещё таскает! Значит, личность злодея до сих пор не установлена... Жаль.

Борг тоже хорош в камзоле цветов королевского дома Западного Шема. Чёрный, багряный и золотой — шикарная оправа для его рыжей шевелюры... Постригся, никак? А что, очень даже мило... Но до моего преображения ему далеко.

Карие глаза плавно перемещаются с Кьеза на мою скромную персону. Останавливаются. Чуть щурятся, словно удивляясь, но потом взгляд снова устало рассеивается по всей комнате. Не узнал... Обидно. Хотя, я же и не хотел, чтобы меня узнавали, верно?

— Представьте мне нарушителей спокойствия... ещё раз, — попросил принц.

— Младший сын герцога Магайон, именующий себя Кьез, и лэрр Горькой Земли, именующий себя Ивэйн, — торжественно объявил доставивший нас офицер.

К моему несказанному удивлению, стражники остались за дверьми комнаты. Наверное, считается, что в присутствии придворного мага жизни наследника престола ничто не угрожает... То же мне, нашли на что надеяться! Да мы этого мага в два счёта скрутим, он и вякнуть не успеет.

— Что же заставило столь разных людей встретиться в пустынном месте для выяснения отношений? — поинтересовался Дэриен. Чувствовалось, что для него эта беседа — один из немногих способов развлечься, и он не хочет упускать свой шанс на занятное времяпрепровождение.

— Как сообщили свидетели ссоры, причиной послужило вино, которое пролилось на одежду одного молодого человека из-за невнимательности второго, — бодро рапортовал офицер.

— И всё? — принц позволил себе удивиться. — Как мало нужно, чтобы принять решение уйти из жизни... Но, возможно, было и нечто другое? Более серьёзное?

— Возможно, Ваше Высочество! — бодро рапортовал капитан. — Свидетели также утверждают, что лэрр был расстроен недугом, поразившим его... м-м-м-м... друга.

— Друга?

— Это только слухи, Ваше Высочество...

— Продолжайте!

— Говорят, что лэрр и его друг находятся... в весьма близких отношениях.

Брови Дэриена лукаво поползли вверх.

— А конкретнее?

— Говорят, что они... любовники, — наконец, выдавил из себя капитан.

— Вот как? — принц откинулся на спинку кресла. — Что ж, могу понять беспокойство лэрра в этом случае.

Спокойное отношение королевского наследника к вольным нравам чужеземцев не понравилось ни капитану Стражи, ни Герису, который презрительно скривился. Борг остался совершенно равнодушен. Как и положено телохранителю.

— И что же произошло с этим... другом?

— По словам свидетелей... — начал было офицер, но принц поднял вверх руку, останавливая словоизвержение:

— Пусть лэрр сам расскажет. Думаю, никто, кроме него, не сможет считаться наиболее осведомлённым о причинах болезни.

Капитан ткнул меня в бок кулаком, и я не смог подавить стон. Дэриен, очень чутко воспринимавший все без исключения звуки, нахмурился:

— В чём дело?

— Простите мою невыдержанность, Ваше Высочество... — я попытался извиниться, но Кьез бесцеремонно перехватил инициативу:

— Ваше Высочество! Лэрр пострадал, когда закрыл меня от удара негодяя, покушавшегося на мою жизнь, и теперь... немного нездоров, но Ваши стражники отказались предоставить лекаря!

— Насколько нездоров? — брови принца сдвинулись ещё строже.

— У него... — я дотронулся до плеча Кьеза, и молодой человек кивнул, умолкая.

— Возможно, треснули несколько рёбер, Ваше Высочество, но поверьте, боль не настолько сильна, чтобы я не мог выслушать Ваше решение.

— Гордость не всегда оправдана, благородный лэрр, — заметил Дэриен. — Но, если Вы уверяете... Однако после разбирательства я позабочусь о том, чтобы Вам оказали помощь.

— Благодарю Вас, Ваше Высочество, — я коротко поклонился, хотя принц и не мог этого видеть. Зато глаза Борга одобрительно блеснули.

— Итак, лэрр, Кьез Магайон уверяет, что Вы спасли ему жизнь... От чего?

— От подлого удара, мой принц.

— Подлого?

— Убийца не пожелал показать нам своё лицо.

— А! — Дэриен понимающе кивнул. — Но Вы, определённо, видели орудие, которым наносился удар, не так ли?

— Да, мой принц.

— И что же это было?

— Снежки.

— Снежки? — он растерялся.

— Комки снега.

— Я знаю, что такое «снежок», лэрр! — Дэриен недовольно поморщился. — Но я не совсем понимаю, как снег в столь ничтожном количестве может быть опасен для жизни.

— Это был не простой снег, Ваше Высочество.

— А именно?

— Это был зачарованный снег.

Серо-синие глаза Гериса сузились и полыхнули опасным огнём. Принц подался вперёд, а лицо Борга совсем окаменело.

— И как же именно он был зачарован?

— Об этом Вам лучше спросить у сведущих людей, мой принц. Я не умею творить чары.

— Но Вы же определили их наличие...

— Для того чтобы узнать о присутствии магии, достаточно владеть соответствующими амулетами, Ваше Высочество.

— Судя по всему, Вы не только узнали, но и уничтожили чары, лэрр. Как Вы это объясните?

— Я воспользовался имеющимися у меня инструментами.

— Инструментами?

— Моим оружием, Ваше Высочество.

— Он лжёт, Ваше Высочество! — не выдержал придворный маг. — Его клинки не обладают способностью справляться с магией!

— О, Вы уже успели их осмотреть? Они остались в целости и сохранности? — наши взгляды скрещиваются.

— Надеетесь получить их назад? — зло целит маг.

— Очень надеюсь, — раздвигаю губы в улыбке.

— Ваше Магичество, у Вас есть вопросы к молодому человеку? — Дэриен напоминает, что допрос в этой комнате ведёт он, и Герис смиряется. Но не признаёт поражение:

— Да, Ваше Высочество... Есть.

— Извольте задать, но не в прежнем тоне.

— Слушаюсь, Ваше Высочество, — маг подходит ближе, и я почти вижу на кончиках его пальцев рождение заклинания. Вот только не знаю, какого. — Скажите, лэрр, как Вам удалось разрушить строй «снежных пчёл»?

— Простите, но я не знаю, о чём Вы говорите.

Вру, конечно. «Пчёлы», значит? Угу. Только не совсем «снежные», мой милый волшебник. И не совсем «пчёлы». Это были «осколки ледяного зеркала», упакованные в снежное одеяние. Но ты или не знаешь Истину, или хочешь подловить меня. Не выйдет.

— Применённое заклинание восходит к Третьему Уровню Посвящения, то есть доступно только магам, закончившим обучение... Дознаватель установил, что оно было полностью разрушено. «Разорвано на клочки», если в точности повторить его слова... Как лэрр, по его собственному заверению, не владеющий магией, сумел сделать то, что не под силу даже ученику на пороге Последнего Экзамена?

— Я уже сказал, сударь! Мои клинки...

— Ничем не отличаются от всех прочих! Не спорю, они вышли из-под молота искусного мастера, но в них нет ни капли магии!

— Это ещё не значит...

— Не значит — чего?

Обстановка накалялась. Ещё немного, и Герис сорвётся. Точнее, с его пальцев сорвётся что-то, очень неприятное, и тогда... Я ведь даже не могу предугадать, как поступит Мантия: отразит удар, позволит мне полностью поглотить волошбу или отпустит в свободный полёт по комнате её видоизменённые останки? Я не могу ничего сделать... НИЧЕГО. Любая моя реакция на чародейство приведёт к осложнениям. Как только маг поймёт, что заклинания на меня не действуют, боюсь даже думать, что случится.

А время бежит так быстро и так неумолимо...

— Мы даже не знаем, тот ли он, за кого себя выдаёт! — обвиняюще бросает Герис.

Это точно. Кажется, я попался...

Дверь за моей спиной открывается. Так тихо, что только движение воздуха свидетельствует: кто-то вошёл.

— Так-так-так... Что за шум, господа? Никак, скоро грянет буря, любезный Герис? На кого это Вы ополчились, если не секрет? — мягкий, как растопленное масло, голос растекается по комнате, усмиряя волны бушующего моря.

Не может быть...

Низенький толстячок в просторной то ли мантии, то ли накидке, щедро отороченной мехом. Раскрасневшиеся с мороза щёки, складка двойного подбородка и блестящая лысина. Маленькие глазки, спрятавшиеся в расщелине тяжёлых век. Мясистый нос, красный, как можно предположить, не только от холода. И широкая, совершенно искренняя, хотя и неуловимо лукавая улыбка.

Только не это...

— Любезный Ректор, Его Высочество разбирает дело, не входящее в Вашу компетенцию, — ядовито улыбается маг, но толстяка, без приглашения ворвавшегося в комнату, не так-то легко остановить:

— Почему же? Всё, что касается молодых людей и выяснения, кто из них сильнее с применением холодного оружия, имеет прямое отношение ко мне, — парирует он. — Кстати, мой дорогой Кьез, почему я давно не видел Вас в фехтовальных залах Академии? Помнится, Вы так и не освоили бой с противником, использующим в качестве основной левую руку...

— Милорд Ректор, я... — молодой вельможа заметно смущается, а толстячок уже поворачивается ко мне:

— Нет, Вы предпочитаете обнажать оружие в совершенно неподходящих условиях, без присмотра, с первым встречным...

Я смотрю в сторону, но не потому, что мне не любопытен человек, которого Кьез только что назвал «милорд Ректор». Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы выругаться, потому что... Потому что прекрасно знаю этого... толстяка.

— Малыш Ив! Какими судьбами?! И давно ты в столице? А почему не зашёл проведать своего старого дядюшку? — «милорд Ректор» сжимает меня в объятиях, и кажется, хруст рёбер становится слышен всем.

— Потише... дядюшка! Я не в лучшей своей форме.

— Что случилось? — он, совершенно не смущаясь и не обращая внимания на удивление присутствующих, распахивает мой камзол, являя взглядам повязку. — Чем это ты занимался?

— Играл в снежки, — позволяю себе улыбнуться и получаю в ответ укоризненный щелчок по лбу.

— Ах, молодость, молодость... Помнится, я в твои годы тоже был беспечен и отважен... Но, почему, собственно, ты здесь?

— В столице?

— В этом кабинете!

— Видите ли, дядюшка...

— Он и господин Магайон обвиняются в нарушении запрета на проведение дуэлей, — встревает Герис.

Толстячок отмахивается:

— Какая дуэль, о чём Вы?! Мой племянник всего лишь хотел показать своему приятелю несколько приёмов, и только!

— На рассвете, в пустынном парке? — язвит маг.

— Чтобы никто не мешал, — пожимает плечами «милорд Ректор». — Я сам ненавижу, когда меня отвлекают от занятий...

Герис что-то шепчет под нос, но не находит больше возражений и, испросив позволения Дэриена, гордо удаляется, бормоча страшные проклятия в наш адрес.

— Этот человек — Ваш родственник, господин Ректор? — переспрашивает принц.

— Да, Ваше Высочество! Мой младший племянник... Пренебрегающий родственными обязанностями! — толстячок грозит мне пальцем.

— Это меняет дело... — Дэриен задумчиво трёт пальцами подбородок. — Пожалуй, мне не о чем более допрашивать этих молодых людей... Разве что... Какой недуг поразил Вашего друга, лэрр?

— Его напоили «рубиновой росой», Ваше Высочество.

— Как такое возможно?! — принц даже немного побледнел. — Разве ввоз этого растения не запрещён? Под страхом смерти?

— Всегда есть способ обойти запрет, мой принц, — вздыхает толстячок.

— Кто посмел?!

— Доставить «росу» в столицу? Не знаю, Ваше Высочество. Со слов присутствующего здесь молодого человека я знаю только, кто принёс отраву в дом Агрио.

— Мне очень жаль, лэрр... Виновные будут наказаны со всей строгостью. А Ваш друг... Надеюсь, он поправится.

— Думаю, да, Ваше Высочество, хотя в случае с эльфом следует быть особенно осторожным...

— Ваш друг — эльф?! — Дэриен едва не вывалился из кресла.

— Да, Ваше Высочество.

— Это... это очень любопытно... я бы хотел... С ним познакомиться.

— Вам достаточно только приказать! — подаёт голос капитан Стражи, и его рвение вызывает у принца усталую усмешку:

— Зачем унижать себя и других приказами, если можно просто... попросить? Лэрр, Вы не откажетесь посетить дворец ещё раз... вместе с Вашим другом?

— Почту за честь, Ваше Высочество! — снова кланяюсь, хотя каждое движение отзывается тупой болью в груди.

— За Вами пришлют... Скажем, послезавтра?

— Как Вам будет угодно.

— Замечательно! Думаю, незачем более Вас задерживать... — принц встал и, сопровождаемый Боргом, покинул кабинет, не пытаясь скрывать ликование в предвкушении близкого знакомства с листоухим.

— А Вам нужно особое распоряжение, милейший? — толстячок обратился к капитану. В ласковом голосе неожиданно прорезалась сталь, и офицер, переменившись в лице и что-то невнятно буркнув, поспешил откланяться.

— Кстати, Магайон, Вам тоже следует направить стопы к дому... Батюшка, наверное, уже заждался своего непутёвого отпрыска!

— Отец... в столице? Когда он вернулся? — изумлению Кьеза нет предела.

— Вчера вечером. И скажите спасибо милейшему эльфу за то, что он нашёл в себе силы и смелость отправиться к герцогу с просьбой о помощи! — «милорд Ректор» продолжил делиться новостями, а молодой человек оторопело уставился на меня.

— Так это из-за него нас так быстро... Из-за твоего друга?

— Признаться, я удивлён... Не думал, что Мэй так быстро сообразит, что можно сделать... Да и кто ожидал, что твой отец вовремя вернётся?

— И верно! — Кьез вздохнул, предчувствуя выволочку, но всё равно радостно. — Ладно, пойду, брошусь в отцовские объятия... Надеюсь, он не сразу меня прибьёт...

— Мой дорогой Кьез, нехорошо так отзываться о родном отце! — покачал головой толстячок. — Тем более, об отце, который со всей возможной поспешностью уведомил меня о происшедшей неприятности и попросил заступничества перед Его Высочеством... Извольте предстать перед ним и извиниться за доставленное беспокойство. Тогда сможете рассчитывать на подарок к празднику!

— Подарок? — тёмно-серые глаза сверкнули совершенно по-мальчишески.

— Идите, идите! — «милорд Ректор» почти вытолкал его за дверь и, скрестив руки на груди, вперил в меня внимательно-лукавый взгляд.

— Рад видеть тебя в здравии, кузен Джи... Хотя и не полном.

— Не могу сказать то же самое, кузен Ксо... Впрочем, мне, наверное, следует поблагодарить тебя за вмешательство?

— Поблагодари, — великодушно разрешил он, усаживаясь в кресло, ранее занимаемое принцем. — Мне любопытно будет взглянуть, как именно ты будешь это делать.

— Просто скажу: «Спасибо».

— И всё? — он надул губы, как обиженный ребёнок. — Не будет уверений в вечной преданности? Ползаний вокруг на коленях? Лобзаний сапог?

Я сузил глаза, борясь с подступающим к горлу смехом, потому что твёрдо помнил первую заповедь: «На кузена Ксо нельзя обижаться: любой всплеск эмоций будет использован им против тебя самого».

— Ты хочешь именно такой благодарности?

— А что? Занятно было бы увидеть представление вроде того, что ты устроил для Смотрительницы!

Приподнимаю левую бровь. Ах, вот как... Он тоже знает? Быстро же распространяются сплетни и слухи. Куда быстрее, чем правдивые слова.

— Будет настроение, покажу.

— Ловлю на слове! — он одним быстрым движением снова оказался на ногах и потащил меня за локоть к дверям. — Но об этом поговорим позже... Завтра жду тебя с визитом. Официальным!

— А почему завтра?

— Потому что сегодня у тебя другие дела!

— И где же именно ты расположился?

— Спросишь у своего эльфа: он знает! — небрежно бросил толстячок, увлекая меня в лабиринт тайных и не очень, но весьма немноголюдных переходов.

— Эльф вовсе не «мой»!

— Тебе виднее...

От скачки по лестницам и коридором я отошёл, только вдохнув чистый морозный воздух: Ксо вывел меня в город за пределами дворца — в одном из закутков рядом с Дворцовой площадью, где... Меня уже ждали.

Мэй. С плащом — подарком «дядюшки Хака» в руках.

Целый вдох эльф смотрел на меня с совершенно необъяснимым выражением, потом сделал шаг вперёд и... Залепил мне пощёчину. Очень сильную. Хлёсткую. Обжёгшую лицо. А ещё спустя вдох всхлипнул и повис у меня на шее, обхватив руками так крепко, будто боялся, что я растаю под лучами смеющегося над нами солнца.

— Не буду мешать, — хихикнул Ксо, исчезая за дверцей потайного хода.

— Мэй... Отпусти меня, пожалуйста... Мне больно...

— Больно? — он чуть отстранился, но рук не разжал.

— У меня треснули рёбра...

— Из-за меня? — пугливое смущение.

— Нет, благодарение богам! По другой причине... Хотя, и из-за тебя — тоже.

— Тебе надо поскорее лечь в постель!...

— Когда ты был настоящим? — спросил эльф, удобно расположившись в глубоком кресле.

— Настоящим? — я недоумённо сдвинул брови.

...К счастью, участи быть прикованным к постели на ближайшее время удалось избежать: мне милостиво позволили передвигаться по дому в своё удовольствие, но выходить без сопровождения на улицу — ни-ни! Как заявил сам Мэй: «Стоило оставить без присмотра на пять минут, и он успел ввязаться во все возможные неприятности!...» Сказано было, конечно, в шутку, но кто поручится, что Истина не любит смеяться?...

— Ну да, настоящим! Тогда или сейчас? — настаивал эльф.

— Уточни, что именно ты хочешь узнать.

— Зачем? Боишься рассказать лишнее? — лиловые глаза насмешливо сощурились.

Боюсь? Нет, мой милый ребёнок. Если только... Бояться стоит за тебя. То, о чём я могу невзначай проговориться, способно навсегда изменить отношения между нами. И не в лучшую сторону, к сожалению... Не хотелось бы усложнять и без того запутанную жизнь.

— Лишнее потому и называется лишним, что не требует необходимости быть узнанным, — строго заметил я. — Так что, выражайся точнее: что тебя интересует?

— Экий ты... — притворно обиженно вздохнул Мэй. — Скучный.

— Помнится, я не подряжался быть шутом, l’hassy, — пришлось слегка охладить тон голоса, чтобы настроить собеседника на серьёзный лад. Помогло: эльф немного помолчал и спросил уже конкретно:

— Как ты по-настоящему выглядишь?

Ох... И что же ответить? По-настоящему... Ты ударил в самое уязвимое место, мальчик. Придётся отшучиваться и громоздить горы недомолвок.

— Примерно так же, как и сейчас.

— Так же? Хочешь сказать, что всё время бреешь голову?

— Нет, конечно!

— И какого цвета у тебя волосы?

— Тёмные. Относительно.

— А глаза?

— Ты же их видел!

— Зелёные?

Разговор двух полоумных, не находите?

— Зелёные, зелёные... — я подошёл к окну и тоскливо взглянул на заснеженный парк.

И почему мне так грустно? Всё ведь идёт — лучше некуда: никто не умер, кузен Ксо взял меня под своё покровительство, эльф окажется во дворце... Кстати, зачем?

— Моя внешность, конечно, тема весьма интересная, но есть вопросы позанимательнее. Зачем тебе нужно попасть во дворец?

— Почему ты спрашиваешь? — насторожился эльф.

— Во-первых, из любопытства...

— Врёшь!

— Неужели?

— Если бы тебя мучило именно это чувство, ты бы давно прижал меня к стенке и заставил ответить... Я прав?

Не отвечаю, но по невольно тронувшей мои губы улыбке Мэй понимает, что угадал, и это ему льстит.

— Во-вторых, — продолжаю, — потому что несу ответственность за тебя перед твоим братом...

— Ну, Кэл, может, и считает, что я ещё ребёнок, однако Совет решил иначе. Мной не нужно командовать, — эльф громит мои оборонительные порядки.

— В-третьих... Ты отправишься во дворец только благодаря мне, и на этом основании я имею право требовать отчёта. Хотя бы в целом, если детали представляют собой страшную тайну.

— Ну-у-у-у... Тут возразить не могу, — кивает Мэй. — Имеешь право.

— Итак?

— Из поколения в поколение в семье потомственных властителей Западного Шема передаётся способность управлять артефактами. Иногда она проявляется сильнее, иногда — почти незаметна... Старший принц тоже отмечен этой способностью, но существуют некоторые... сомнения, что он сможет принять то, что ему предназначено.

— И?

— Я должен установить, готов ли Мост полноценно работать с... Ну, с тем, чем нужно.

— Каким же образом ты намереваешься это узнать?

— Есть способы... — неопределённо протянул Мэй.

— Хорошо... Но почему Совет Кланов так озабочен на сей счёт? Насколько я знаю, эльфы не вмешиваются в дела людей...

— Мы храним артефакт, созданный для королей Западного Шема, — нехотя признаётся эльф.

Ничего себе... Кто бы мог подумать? Странноватая история.

— Почему? Неужели никто, кроме вас, не смог бы обеспечить его сохранность?

— Лучше нас — никто! — в мелодичном голосе звенит гордость.

— Но причина не только в этом, верно?

— Возможно... Я не знаю всех подробностей, поэтому не могу утверждать... Считается, что этот артефакт очень хрупок и требует к себе особенного обращения... Нежного. Заботливого. Поэтому Старшие поручили нам хранить его покой. Пока не наступит время пробуждения...

— Пробуждения? И с чем оно связано? С пророчествами или тому подобной чепухой?

— Да нет! — отмахнулся эльф. — Артефакт дожидается своего часа в другом Пласте Реальности, но, поскольку вечно находиться там он не может, время от времени должен возвращаться в наш мир. Просыпаться, так сказать.

— Надолго?

— Как получится.

— И он... опять проснулся?

— Ну да.

— Как давно?

— Осенью.

Осенью... Что-то здесь не так... Почему мне не нравится то, что я слышу? Пока не могу понять. И, самое печальное, не знаю, хочу ли ПОНИМАТЬ...

— И вы бросились искать, куда бы его пристроить?

— Вроде того, — согласился Мэй, хмуро глядя на меня из-под серебристой чёлки.

— Хм... Значит, ты попадаешь во дворец, устанавливаешь готовность принца и...

— И возвращаюсь с сообщением к Совету.

— А если... Если принц не может принять артефакт?

— Тогда будем искать другого. У него же есть брат?

— Ещё и сестра имеется.

— Женщина здесь не подойдёт, — категорично заявляет эльф.

— Почему?

— Ну... есть причины.

— Это тайна? — усмехаюсь.

— Не то, чтобы... Но принцесса всё равно не способна управлять артефактами, это всем известно!

— Ой ли? — вырывается у меня, и Мэй удивлённо распахивает глаза:

— Сомневаешься? Ну-ка, признавайся, что ты об этом знаешь?

— О чём? — невинно хлопаю ресницами.

— О принцессе! Твой взгляд... Ты так смотрел, будто я несу совершеннейшую чушь!

— Вовсе нет, я... — и как теперь оправдываться? Конечно, чушь! Рианна давно уже способна управлять всем, что подвернётся ей под руку... Но эльфу об этом незачем знать, верно? — Просто подумал: вдруг она излечится?

— Это невозможно! — отрезал эльф.

— Ну, если ты так говоришь... Куда уж мне с моим недалёким умом!

— Опять шутишь?

— Нет.

— Шутишь!

— Нет.

— А я говорю: шутишь!

— Это для тебя важно?

— Я всё тебе рассказал, а ты... — он обиженно отворачивается.

— Положим, не всё, — мягко поправляю. — Но в связи с рассказанным... У меня есть к тебе одна просьба.

— Какая? — лиловый взгляд снова смотрит на меня.

— Когда ты будешь во дворце... Обещай, что не будешь сразу проверять принца, ладно?

— Это ещё почему?

— Потому! Видишь ли... Может получиться так, что ты поторопишься и решишь, что он не может принять артефакт, а на самом деле...

— Что-то ты темнишь... — Мэй хмурится, и вполне справедливо. Темню, конечно. Но не хочу открывать карты раньше срока.

— Мне нужно кое-что узнать. Кое-что важное. Обещаю, это не займёт много времени, только... Прошу: дай мне это самое время!

— Право, не знаю... — он ненадолго задумывается. — Впрочем, несколько дней ничего не изменят, верно?

— Конечно!

Не изменят? Самое распространённое заблуждение в этом мире. Иногда хватает и одного мига, чтобы всё встало с ног на голову, да ещё так, что вернуть это «всё» обратно нет никакой возможности... Несколько дней мне хватит. Надеюсь. Чтобы установить, насколько повреждено Кружево Дэриена, мне достаточно и двух минут, зато понятия не имею, где и как искать кудесника, который сможет исправить давнюю ошибку придворного мага.

Особняк Ректора Академии стоял в глубине парка между Седьмым и Шестым Лучами, на расстоянии трёх сотен шагов от Дворцовой площади — немного неуклюжее строение, появившееся, судя по стилю исполнения, в те самые времена, когда был положен первый камень в основание теперешнего пристанища королей Западного Шема. Окна, преимущественно, узкие. Двери большей частью двухстворчатые. Потолки... Довольно низкие, и верзила вроде Борга чувствовал бы себя здесь не особенно уютно. А я... Со своим ростом и, что важнее, с удобной чертой характера — не требовать то, что не является жизненно необходимым, был всем доволен. Тем более, что обстановка в доме оказалась очень уютной, почти домашней. Имею в виду свой Дом, конечно...

Поскольку Ксо настаивал на «официальном» визите, я не знал, как себя вести до той самой минуты, как передо мной распахнулась входная дверь. Зато при виде постной мины на лице Киана, личного слуги моего кузена, нужный настрой возник сразу. Окончательно и бесповоротно.

— Dou Джерон! — поклон, которым меня удостоили, был похож на приступ боли в спине, но заподозрить сравнительно молодого волка в столь плачевном состоянии здоровья было невозможно, поэтому я совершенно точно знал: на большую почтительность рассчитывать не стоит. Ну и не надо!

— Где Ксаррон? — я скинул плащ с плеч и со злорадным удовольствием удостоверился, что моя одежда поймана в дюйме от пола. Поймана исключительно потому, что если Киан позволит себе неуважительное отношение к гостю, его может ждать... скажем так, наказание. Ослабление Связи.

— Извольте следовать за мной, — сухое предложение, тону которого мог бы позавидовать любой смертный приговор.

Мой ответ его не интересует: Киан поворачивается ко мне спиной и нарочито медленно направляется к месту пребывания кузена Ксо.

Всё это было бы смешно, когда бы... Когда бы молодой мужчина, идущий впереди меня, не был сколько-то-юродным братом Лэни. Родственные отношения между Низшими оборотнями почитаются если не свято, то очень и очень уважительно, посему боль, причинённая одному из Семьи, всеми остальными принимается как личное оскорбление. Без исключения. Раз уж Ксо знает подробности о моей встрече со Смотрительницей, то и его слуга осведомлён о случившемся, даже если Лэни и не поведала родственникам о своём позоре. Кстати, а где кузен услышал эту историю и от кого? Не от Магрит же... Хотя... Нет, в последнюю встречу она снова вспомнила свою неприязнь к Ксаррону, так что... Или, всё-таки, рассказала? Но зачем? Ничего не понимаю... Ладно, посмотрим, что будет дальше.

Чем-то они похожи... Правда, Киан выше и мощнее, чем Смотрительница, и масть у него совершенно обыкновенная, серенькая. Но размах плеч внушительный, ничего не скажешь! Интересно, какую роль он исполняет в окружении «милорда Ректора»? Прислуживает? Охраняет? Является кем-то вроде советника? От Ксо всего можно ожидать, если он таскает за собой метаморфа в самые людные места... Впрочем, талантов кузена более, чем достаточно, чтобы скрывать сущность Киана хоть от всех магов Западного Шема сразу.

— Ну, наконец-то! — толстячок, склонившийся над столом, заваленным бумагами, поднял голову и расплылся в довольной улыбке. — Где ты так задержался?

— Твой... лакей не слишком торопился указать дорогу, — я позволил себе напомнить волку его место. Киан скривился, но не посмел ничего возразить.

— Это правда? — изучающий взгляд переместились на смуглое лицо оборотня.

— Dan-nah, dou Джерон...

— Не имеет обыкновения лгать по пустякам, — строго заметил толстячок. — Поскольку его отучали от вредных привычек... Можешь идти. И приготовь нам что-нибудь перекусить!

— Как будет угодно dan-nah... — поклон, предназначавшийся кузену, был вполне искренним, и я невольно улыбнулся. Ничего не изменилось... Совсем ничего.

Когда волк оставил нас вдвоём, Ксо блаженно потянулся и подмигнул мне:

— Ничего не имеешь против маленького превращения?

— Спрашиваешь из вежливости?

— Угу.

— Валяй! — я опустился в кресло, потому что знал, чем заканчиваются для меня «маленькие превращения». Головокружением.

Можно накинуть Вуаль, но от этого разумного с любой точки зрения поступка меня удерживает жадность, потирающая маленькие липкие ладошки. Да, я скряга. Не хочу разбрасываться мгновениями, которые... Которые позволяют хоть чуть-чуть прикоснуться к тому, что никогда не дастся мне в руки...

Я не могу измениться. Но, фрэлл подери, зачем отнимать у себя даже отблеск далёкого чуда?! Нет, ни за что! Пока могу, я буду наслаждаться чужими чудесами. Платя за это СВОЕЙ болью...

Представьте себе, что идёт дождь. Но капли падают не с неба, а из невидимой тучки, расположившейся прямо над головой моего кузена. И капли эти, в противовес дождевым густые и маслянистые, увеличиваясь в размерах и количестве, постепенно сливаются в единый полупрозрачный занавес, окутывающий приземистую полную фигуру. Марево смещающихся Пластов искажает очертания, но мне не нужно видеть. Я — чувствую...

Чувствую, как непреклонной волей плоть переплавляется из одной формы в другую, принимая тот вид, который более подобает Ксаррону из Дома Крадущихся...

Ф-р-р-р-р-р! Остатки Пространства, не принявшие участия в Изменении, брызгами разлетаются в стороны. Часть их попадает на меня, и я морщусь от холодного прикосновения лужиц, растекающихся по коже. Лужиц, которые испарятся быстрее, чем смогут меня намочить.

— От своего блохастого прислужника перенял эту мерзкую привычку отряхиваться, да? — считаю необходимым пошутить, чтобы справиться с восхищением, каждый раз возникающим у меня при встрече с родственниками.

— Посмотрим, какими странностями обзаведёшься ты, когда поживёшь с моё! — весело предвкушает юноша, вынырнувший из скопления капель.

Сказать, что он красив — значит, ничего не сказать. Он ослепителен. Изящен настолько, что эльфы рядом с ним покажутся неуклюжими. Матово-белая кожа усыпана крохотными рыжеватыми пятнышками: у людей они именуются веснушками, но сомневаюсь, чтобы Ксо допустил такой дефект своей внешности, если бы не считал, что они ему безумно идут. И он прав, кстати. Действительно, идут...

Глаза могли бы поспорить своим цветом с изумрудами, но, думаю, самоцветы заранее признали бы своё поражение в этом споре. Хотя бы потому, что глаза Ксаррона полны жизни, а никакому камню не дано быть лукавым... Золотистые ресницы дрогнули, пряча улыбку: кузена всегда потешает нелепо-восторженное выражение моего лица в таких случаях, но он давно уже считает дурным тоном откалывать шутки по этому поводу... Водопад волос — не отчаянно-рыжих, как у Борга, например, а похожих на текучий цветочный мёд — струится по хрупким плечам вниз, почти до самого пола. И как он справляется с такой копной? Впрочем, это мне пришлось бы тратить полдня на расчёсывание, а к услугам кузена несколько десятков подходящих случаю заклинаний...

Одежда осталась той же — простой чёрный домашний костюм, без изысков и претензий — но приведена в полное соответствие с фигурой восемнадцатилетнего юноши, каковым мой кузен, конечно, являлся только внешне. Если посчитать, сколько веков назад он осчастливил мир своим рождением, получится... А, всё равно, точно не вспомню!

— Ну и что ты сидишь? — обманчиво тонкие руки скрестились на груди.

— Я должен вскочить и забегать вокруг?

— Раздевайся!

— Совсем?

Ксо склонил голову набок, одаривая меня сожалеющим взглядом:

— Никогда бы не заподозрил тебя в предрасположенности к шуткам, если бы ты не был моим кузеном... Разумеется, до пояса! Твои нижние конечности и то, что болтается между ними, меня совершенно не интересуют!

— И на том спасибо... — я поднялся, пошатываясь от набегающих волнами колебаний потревоженного Ксарроном Пространства, и начал расстёгивать камзол...

Может показаться, что мы — ближайшие и добрые друзья, но это не так. Совсем не так. Просто в первую же нашу встречу (не имею в виду те разы, когда я получал удовольствие от наблюдения за Ксарроном издали) кузен строго посмотрел мне в глаза и сказал, что если я попробую обращаться к нему с надоедливой приставкой «dou», то буду бит. И бит нещадно. Пока не пойму, как должны общаться между собой родственники. До рукоприкладства не дошло, но мне стоило больших усилий привыкнуть к тому стилю общения, который приветствовался кузеном...

Каждый синяк удостоился самого пристального изучения и ощупывания. На моё счастье, кузен оказался осторожнее, чем Кьез, и не доставил мне неприятных ощущений. Хотя с Ксаррона сталось бы полюбопытствовать, как громко я могу кричать.

— Мнэ-э-э-э-э-э... Заживать будет долго. Вот что, помимо фиксации рёбер надо ещё поделать примочки... Или растирания. Скажем, утром и вечером, при смене повязки... Согласен?

— У меня есть выбор?

— Выбор всегда есть, — улыбается Ксо. — Неужели у тебя не было случая это заметить?

— Был, и неоднократно. Но, знаешь ли, каждый раз получалось так, что я выбирал не то, что нужно.

— Охотно верю! Кстати, не ожидал, что ты вдруг решишь ТАК изменить свой внешний вид.

— А что?

— Да ничего, конечно... Твоё личное дело. И я, кажется, догадываюсь, почему именно «лэрр», но...

— Что?

— Ты хоть видел, что у тебя на спине нарисовано? — уголки губ Ксаррона изгибаются так ехидно, что мне становится жутковато.

— Представь себе, не видел! У меня даже времени на это не было.

— Хочешь, покажу? — изумрудные глаза вспыхивают совершенно мерзопакостным огнём.

— Покажи, — не думайте, я не прошу! Если Ксо решил над кем-то поиздеваться, он доведёт свои шуточки до победного конца, независимо от пожеланий или запретов самой жертвы — попросту проигнорирует любые возражения. Даже просьбы.

Мгновение подумав, кузен щёлкает пальцами. Эхо щелчка не успевает стихнуть в недрах кабинета, как из вихря, собравшего в свою воронку осколки Пространства, формируется самое настоящее зеркало. Во весь рост. Только без рамы и всего прочего: просто лист в несколько волосков толщиной, висящий в воздухе посреди комнаты.

— Повернись! — командует Ксо, и я подставляю требовательному взгляду мерцающей поверхности свою спину.

Проходит вдох или два.

— Готово! Только учти, долго картинка не удержится!

Разворачиваюсь лицом к нерукотворному зеркалу и...

Не знаю, что уместнее воскликнуть: «Фрэлл!» или «Пресветлая Владычица!», потому что... Потому что девочки, надругавшиеся над моим телом, позволили себе перейти все границы.

Почему они выбрали именно это? Я же просил Ке... И при встрече... Я ей задам трёпку!

На смуглой коже свивает свои кольца янтарный дракон.

Не спорю, качество исполнения великолепное, выше всяких похвал, и всё же... Ну зачем вы так со мной поступили? Чем я вас обидел?

Тьфу!

Изображение вздрагивает и начинает гаснуть, оплывая по краям и увлекая в процесс разложения слои замутнённого Пространства, а Ксо недовольно вздыхает:

— Ну вот, всё испортил... Надо было закрепить «мираж»[32] и послать Мэг в подарок — вот бы она повеселилась!

— Мне достаточно твоего веселья, — хмуро огрызаюсь.

— Да ну?

— Ну да!

— Зануда!

— Заноза!

Нашу перебранку останавливает появление Киана, докладывающего:

— Обед подан, dan-nah!

Не знаю, кто помогал волку готовить, но предложенные к вкушению блюда порадовали и глаз, и желудок. Правда, Ксо категорически отказался угощать меня вином, предоставив только чистую воду. Затребованные объяснения свелись к тому, что «тебе ещё нужно идти домой» и «грудь у тебя и так не в порядке, нечего на неё лишнее принимать». Я обиделся, о чём не преминул сообщить. В самых невежливых выражениях. Кузен умильно улыбался, слушая, что я о нём думаю, но остался при своём мнении. Впрочем, споры касательно того, что можно и нельзя пить, не помешали нам вполне мирно продолжить беседу после того, как основная часть снеди была уничтожена.

— Почему, всё-таки, ты примчался на выручку? Ты же не мог знать, что...

— Что один из несостоявшихся дуэлянтов — ты? — Ксо сузил глаза. — Допустим, не мог. Но очень и очень порадовался, что именно «примчался», когда увидел в кабинете принца тебя!

— Почему?

— Потому что, опоздай я на минуту, этот самоуверенный выскочка Герис решил бы выпустить одну из своих «ищеек»! Даже не хочу предполагать, что бы ты учудил в ответ...

— Да ничего, наверное... — бормочу себе под нос.

— НИЧЕГО осталось бы в комнате! Я, конечно, не уверен, но, вспоминая, как ты уделал бедного старика-учителя простым размыканием... Что-то не хочется доводить до греха!

— Я уже сказал: «Спасибо!» — участь Лара была ужасной, в этом кузен совершенно прав.

— Помню, помню... Но, благодарение богам, всё завершилось вполне приемлемо, за исключением... Так кто подсунул твоему эльфу «росу»?

— Он не «мой» эльф!

— Не цепляйся к словам, я жду ответа!

— Тебе-то зачем это знать?

— А так. Для общего развития, — подмигивает. — Вообще-то, я занимаюсь расследованием этого происшествия.

— Ты? С какого...

— С того самого. Неофициально, конечно.

Тьфу ты! Совсем забыл: кузен Ксо ведь у нас руководит Тайной Стражей, если сия забава ему ещё не наскучила... Похоже, я влип. Попытаемся выйти из воды если не в первозданной сухости, то хотя бы с одними только промоченными ногами.

— Тогда ты наверное и сам всё уже знаешь.

— В любом случае, горю желанием услышать твою версию событий, — это отнюдь не пожелание. Это приказ.

Пришлось снова излагать уже порядком опостылевшую историю. Правда, в отличие от Кьеза, Ксаррон не стал смеяться: всего лишь шевельнул бровью, услышав о моей стычке с Ролленой.

— Ты мало меняешься, и это радует.

— Чем же?

— Тем, что твои ошибки пока поддаются исправлению! — устало качнул головой Ксо.

— И много их было?

— Перечислить по порядку?

— Хотя бы основные.

— Не нужно встревать в девичьи беседы.

— И всё?

— Этого мало?

— Ну... — как-то несерьёзно. Хотя... С этого-то всё и началось. Кузен совершенно прав: нельзя вмешиваться в дела женщин. Взять, к примеру, мою сестру... Или Ке. А уж Мин... Нет, её лучше не брать. Как пример, я имею в виду. Брать её нужно осторожно, а то можно порезаться.

— Остальное — ерунда, не стоящая упоминания... Правда, лезть грудью на «осколки» — тот ещё фокус с твоей стороны!

— А что?

— Тебе повезло, что они были в оболочке... Могли ведь и раскромсать на лоскуты.

— Ну, я бы не стал в таком случае...

— Ушёл бы, оставив парня без защиты? — Ксо задал вопрос таким тоном, как будто ответ ему совершенно не интересен.

— Я...

А что бы я сделал? Ни один Щит, доступный мне, не смог бы преградить путь отточенным, как бритва, ледяным лезвиям... Да, магическая начинка канула бы в небытие, но замёрзшая вода никуда бы не делась. Хороший вопрос. Только я не знаю ответа.

— Не напрягайся! — разрешил Ксо, закидывая ноги на стол. — В следующий раз узнаешь!

— В следующий раз? — я содрогнулся, а он довольно расхохотался:

— Когда снова попадёшь в такую же ситуацию... Если бы ты знал, насколько смешно сейчас выглядишь!

— Рад, что смог тебя развлечь.

— Ну, не дуйся! Я не такой уж мерзавец, как обо мне говорят...

— Ага. Ещё хуже.

— Есть ведь ещё и Элрон... А ты, в самом деле, научился шутить! Браво!

— Не так уж это здорово — уметь шутить, — неожиданный восторг кузена смущает и настораживает одновременно.

— Почему же? Это очень полезно — видеть мир с его самой занимательной стороны, — нравоучительно заметил Ксо, погружаясь в размышления.

Я не хочу его отвлекать, потому сижу молча, созерцая игру света в гранях хрустального бокала. Вода почти кончилась, а звать Киана мне не с руки... Он, конечно, придёт и выполнит повеление, но при этом будет каждым волоском на теле выражать мне своё презрение. Не хочу. Надоело. Если кому-то нравятся такие игры — на здоровье! Я предпочитаю более простые и понятные отношения.

— О чём задумался? Готовишь очередную каверзу? — усмешка Ксо вытаскивает меня из хоровода мыслей.

— Каверзу?

— Опять кого-нибудь под топор подведёшь? — изумрудный взгляд переливается золотыми искрами.

— Топор? О чём ты?

— Как это, о чём?! О твоём приятеле! Галеари, кажется? Ему светит смертная казнь. Которой он уже и дожидается в подходящем месте.

— Хм...

Глупо притворяться, что такой поворот судьбы Шэрола для меня неожидан. Нет, всё вполне соответствует законам государства, на территории которого совершено преступление. Всё правильно и логично. Да и... Нет у меня причин сожалеть о случившемся. Кроме одной: я верил в его благородство. Верил...

Одна и та же ошибка который раз подряд. Нельзя поддаваться порывам чувств, как бы соблазнительны они ни были! В первую очередь, это опасно. Во вторую — глупо. В третью... Бессмысленно. Дрожь сердца разрушает и тело, и разум, мешая принять необходимое решение. Не зря ведь в небесном пантеоне чувствами и рассудком управляют совершенно разные боги! Всплеск эмоций ослабляет даже зрение: я ринулся искать обидчика эльфа, ни мгновения не подумав, каким образом требовать расплаты, и уместна ли будет кровь на паркете гостеприимного дома Агрио... Да, пожалуй, я вообще ни о чём не думал, потому что ярость отгородила меня от всего остального мира. Как же, кто-то посмел причинить вред «моему» эльфу! Я был готов убить мерзавца, но... Не мог даже предположить, что им окажется сын Хранителя Королевской Библиотеки. Слепая Пряха вовремя поставила на моём Пути крепкое плечо Кьеза, не давая свершиться неправедному суду.

А ведь корень зла кроется там, куда я направлялся! Белокурая Роллена, будь она неладна... Жаль, что из-за необъяснимой страсти к девушке, не примечательной ничем, кроме своей внешности, может погибнуть человек, подающий надежды... Очень жаль.

— Ксо... Ты можешь устроить нам встречу?

— Зачем? — кузен слегка нахмурился.

— Мне нужно задать ему несколько вопросов.

— О чём?

— Сам пока не знаю.

— Знаешь, — Ксо вздохнул и потянулся за графином вина. — Только не хочешь себе же, в первую очередь, в этом признаваться...

— Экий ты прозорливый и мудрый!

— Что есть, то есть, — совершенно серьёзно кивнул он. — А вот тебе не помешало бы немного успокоиться и расставить оценки всем, у кого принял экзамен.

— Что ты имеешь в виду? — я опешил, ощутив, насколько похожи кузен и моя сестра. Не внешне, конечно, а самим отношением к жизни.

— Ты узнал достаточно, чтобы принять решение, или я ошибаюсь? Думается, что нет... Так вот, милый кузен, хватит искать в других то, чего не пытаешься найти в самом себе! Такое стремление чревато смертельным риском.

— Неужели? — я понимаю, что Ксаррон прав. Прав, как никогда. Подобное осмысление происходящего для кузена не позёрство и не игра — он просто так живёт. В конце концов, шутки ради создав когда-то Тайную Стражу, Ксо, обдумав возможные последствия своей «забавы», принял на себя полную ответственность за содеянное.

— Догадываюсь, что случится! Ты пойдёшь к этому парню, битый час будешь слушать, как он жалуется на несправедливый приговор и сетует, что оставляет отца без наследника, разжалобит твоё сердце и... Ты, как законченный кретин, ему поверишь, оправдаешь в своих глазах и постараешься спасти от наказания? Верно? Можешь не отвечать: у тебя всё на лице написано!

— Ксо... А что, если...

— Если он невиновен? — изумруд взгляда вспыхнул недовольным огнём. — Поверь, виновен! И в намерениях, и в действиях! Не стоит жалеть того, кто сам выкопал себе яму, прекрасно сознавая, что делает!

— Я не так уверен, как ты.

— И это самая большая проблема! Твои вечные сомнения мешают тебе наслаждаться жизнью, Джерон... Ещё не надоело? Знаешь, у меня возникает желание запереть тебя здесь. Во избежание неприятностей.

— Ты этого не сделаешь.

— Почему? — он улыбается, но изгиб губ, похожий на плечи натянутого лука, лишён искреннего веселья. — Могу и сделаю. По крайней мере, вздохну спокойно!

— Ксо, это не смешная шутка.

— А я не смеюсь.

Мы смотрели в глаза друг друга. Пристально. Не мигая. Не знаю, что видел Ксаррон в моих мутных лужицах, но я, погружаясь в изумрудные переливы распахнутой бездны, чувствовал, что могу утонуть. Умереть? Быть может... Но гибель в этом море почему-то не казалась ужасной или болезненной: я всего лишь растворюсь в ласковом шёпоте Могущества, золотыми искрами бегущего по прозрачным волнам, надёжно скрывающим под собой недостижимое дно...

— Ну уж нет! — он тряхнул головой, разбивая покой Единения. — Не дождёшься!

— Чего?

— Ничего! Я с тобой в гляделки играть не буду.

— Почему?

— А на кой? Ничего нового не узнаю, только время зря потрачу... — он говорил небрежно-лениво, но на мгновение под маской уставшего от напрасных забот вельможи мне почудился страх. Затаённый. Неистребимый. Липкий, как медовый сироп. Ксаррон... боится? Меня? Что за чушь! Я же не представляю для него опасности. Или... Нет, здесь что-то иное.

— Так ты поможешь мне встретиться с Шэролом? — усиливаю натиск.

— Помогу, раз уж просишь... Только потом не хнычь!

— И не собираюсь!

...Выбив из кузена обещание устроить мне визит к осуждённому (и когда только успели вынести приговор? Не больше суток ведь прошло), я вернулся домой. К графиням Агрио и эльфу, который нервно мерил шагами гостиную в ожидании моего прихода. Мэя не успокоило даже то, что меня во время передвижения по городу негласно сопровождал Курт, по такому случаю отпросившийся (или присланный?) с нового места службы. Да-да, иль-Руади счёл мальчика небезнадёжным и принял в обучение. Хотелось бы верить, что никто из нас не совершил ошибку. Ни я, вмешиваясь в чужую жизнь. Ни купец, принимая на себя навязанную мной заботу. Ни воришка, подчиняясь обстоятельствам...

И очень не хотелось думать, что Курт плетётся за мной только на случай моей безвременной кончины, чтобы стянуть так приглянувшиеся Юдже кайры. Но, скорее всего, эта версия его поведения и была единственно верной. Посему я был предельно осторожен, и уходил с чужих путей заранее.

С детства приученный к всестороннему разбору событий (свойство полезное, но отнимающее неоправданно большое количество времени и сил), я решил для начала заглянуть к отцу Шэрола. Поскольку встречи мне не назначили, пришлось смиренно ожидать ответа у входной двери Королевской Библиотеки. Честно говоря, не думал, что Хранитель захочет меня видеть, однако получил приглашение войти. Только следуя за провожатым по уже знакомой галерее, я догадался, чем объясняется уступчивость Книжника: должен же он получить назад дневник, которым несомненно дорожил...

Граф ждал меня в том кабинете, где мы так славно разговаривали за бокалом вина, но в этот раз даже воздух комнаты был напитан скорбью.

Я положил принесённый дневник на стол. Книжник, за два дня постаревший лет на двадцать, скользнул безжизненным взглядом по потёртой обложке.

— Я сделал перевод, граф. Если это Вас ещё интересует... — пачка исписанных листов легла рядом с книгой.

Ответом мне было молчание. Я стоял напротив сидящего за рабочим столом графа и не мог придумать, что делать. Прекрасно понимаю чувства, мятущиеся в душе несчастного отца, но скажите: есть ли в их возникновении моя вина?

Пауза, затянувшаяся минуты на две, мне не понравилась. Ждать, когда в Книжнике проснутся хоть какие-то эмоции, я не мог, посему собрался уходить, когда он всё же проскрипел:

— Вы, верно, пришли за обещанной платой?... Получите!

Мне под ноги полетел кожаный комок. Слабо затянутые завязки не смогли удержать содержимое кошелька: серебряные монеты, жалобно звеня, раскатились по паркету. Зачем ты так, дяденька?

— Благодарю, что столь щедро оценили мои скромные усилия.

— Если бы мог, я бы заплатил Вам иначе, лэрр! — поднятый от бумаг взгляд обжёг меня ненавистью. Ненавистью, мгновенно залившей ледяным холодом мою душу. Вот значит, как... Хорошо.

— И как же именно, граф? Вызвали бы меня на дуэль? Не думаю, что это хорошая затея... Впрочем, Вы можете нанять убийц, как поступила возлюбленная Вашего сына...

— Убийц? — взгляд дрогнул.

— Ну да. Молодые люди не поделились с Вами своими изобретениями? Странно... Я бы на их месте похвастался. Хотя, понимаю, почему они промолчали: первый удар ведь не достиг цели. А жаль: если бы меня убили на Аллее Гроз, Шэролу не пришлось бы стараться заслужить благосклонность Роллены, идя на преступление...

— Он не совершал!... — начал было граф, но от моей усмешки осёкся и пристыженно умолк.

— Не совершал? Полноте, сударь! Шэрол — мальчик начитанный, и хорошо знал, как «рубиновая роса» действует на эльфов. Более того, он знал, насколько меня ЭТО не обрадует. Единственная вещь, ускользнувшая от его внимания — вероятность того, что кто-то ещё попробует отраву... И не просто попробует, но и обольёт ей меня, чтобы не осталось ни малейшего сомнения. Если бы Магайон не выпил половину отравленного вина, могло бы произойти много неприятных вещей, граф. Думаю, Вы догадываетесь хотя бы о некоторых из них... Догадываетесь?

Он молчал, позволяя мне продолжать.

— Шэрол заслужил наказание. И тем, что избрал для мести столь некрасивый способ, и тем, что претворил его в жизнь. Я хотел бы его оправдать, но... не могу.

— Мой мальчик... — всхлипнул граф. Так, дело пошло...

— Понимаю, как Вам тяжело, сударь, но не могу не напомнить: в случившемся есть и Ваша вина. Возможно, Шэролу не хватило одного-единственного часа, который Вы провели не с ним, а в окружении своих любимых книг... Подумайте об этом. Чтобы впредь не совершать подобных ошибок.

— Их и не будет... — в голосе Галеари раненым зверем билось горе. — Моего мальчика казнят... Очень скоро... Других детей у меня нет — я не смогу ОШИБИТЬСЯ ещё раз...

— Мне очень жаль, граф. Но жизнь учит нас принимать и боль, и радость с одинаковым почтением... Желаю Вам никогда об этом не забывать.

Я наклонился, собрал рассыпавшиеся монеты обратно в кошель. Нет, возвращать не стал: во-первых, потому, что выполнил порученную работу, а во-вторых, глупо отказываться от честно заработанных денег, даже если на них алеет чья-то кровь...

...В камеру к осуждённому меня пропустили без проблем и возражений: ранг Ректора Академии вкупе с негласным руководством Тайной Стражей открывал перед Ксарроном и его приближёнными любые двери. А тюремные ничем не отличаются от всех прочих, кроме одного: в них очень легко войти, но крайне трудно выйти.

Укоризненно покачав головой, офицер охраны всё же оставил меня наедине с Шэролом, хотя даже кайры, покачивающиеся в ножнах на боку, не казались достаточным аргументом, чтобы доказать: заключённый не сможет причинить мне никакого вреда. Кстати, совсем забыл сказать: Ксо снабдил меня разрешением на ношение оружия в любом месте столицы, не исключая королевскую спальню. Когда я спросил, зачем ТАМ может понадобиться клинок, кузен долго и заливисто ржал, не желая объяснять, что в моих словах показалось ему особенно смешным...

Охранник волновался напрасно: граф Галеари не смог бы напасть на меня, даже если бы страстно этого желал. Не позволили бы цепи, которыми молодой человек был скован.

Я прислонился к стене рядом с дверью и взглянул на незадачливого мстителя.

Держится неплохо, хотя... Это уже не гордость и не сила — лишь усталое принятие неизбежного. Помнится, у меня схожее состояние возникало дома по десять раз на дню. Особенно при визитах родственников.

— Зачем Вы пришли? — тихий, очень спокойный, но совершенно отчаявшийся голос.

— Чтобы задать один вопрос.

— Только один? — попытка усмехнуться. Неудачная.

— Вопрос всегда один, граф... Просто иногда он состоит из тысяч предположений, требующих подтверждения.

— И что же Вы хотите узнать?

— Почему Вы сделали то, что сделали?

В тоскливом взгляде на мгновение вспыхивает свет, но тут же гаснет, скрытый тяжёлыми тучами отчаяния.

— Зачем Вам знать?

— Я любопытен от природы.

— Если я скажу... Вы оставите меня в покое?

— Вам так ненавистно моё общество, граф?

— А Вам было бы приятно беседовать с человеком, из-за которого Вы должны умереть? — наверное, он хотел меня уязвить или обидеть. Глупый... После общения с кузеном Ксо я обидам не поддаюсь. Временно.

— Ай-вэй, граф! Вы сказали всего несколько слов, но умудрились ошибиться дважды, и ошибиться серьёзно! Хотя, настоящую ошибку Вы совершили в другое время и в другом месте.

— Хотите сказать: когда появился на свет? — Шэрол попробовал пошутить.

— Мой дорогой граф, не беритесь за то, чего не умеете! Например, не примеряйте на себя роль шута, пока не привыкнете к оплеухам... Но речь не об этом. Вы сказали: «должен умереть» и уточнили: «из-за Вас». Верно?

— У Вас плохо со слухом?

— Не так, как порой хотелось бы... Давайте рассмотрим обе Ваших ошибки. По очереди. Да, я вижу, насколько неприятен Вам, но, поверьте: не уйду, пока не сделаю то, что намерен!

Шэрол скривился, однако промолчал, рассчитывая, что отсутствие реакции охладит мой пыл. Логичный поступок, не так ли? Но не в случае общения с вашим покорным слугой, у которого под хвостом оказалась очередная вожжа.

— Итак, начнём с первой. «Из-за меня». Почему, дорогой граф? Помнится, я отнёсся к Вам со всем возможным почтением и не давал повода для того, чтобы Вы искали способ досадить мне... Или нет? Только не говорите, что я оскорбил Вашу возлюбленную! Фу! Она оскорбила и унизила себя сама и без моей скромной помощи, потому что негоже благовоспитанной девице опускаться до насмешек, более подобающих черни... Вы со мной не согласны?

— Вы переворачиваете всё с ног на голову, — нехотя пробурчал Шэрол.

— Разве? Отнюдь! Зачем милейшая Роллена решила испортить настроение графине Агрио? По какой причине? Думается, делить им нечего и некого, встречаются они редко, да и Равель не принадлежит к числу людей, нарывающихся на зряшную ссору... Так почему же было просто не проехать мимо? Потому, что она узрела мою персону рядом с девушкой и... возможно, её самолюбие было уязвлено.

— Вы ещё скажите, что она приревновала! — фыркнул молодой человек.

— Почему бы и нет? — я от души веселился. — У меня больше шансов завоевать расположение женщины, чем у Вас, дорогой граф. О нет, я не хвастаюсь и не стремлюсь Вас унизить, просто таково теперешнее положение вещей... Очень редкие люди обращают внимание на содержание, не ослеплённые формой...

А форма, в самом деле, получилась — загляденье! То, что обычно не привлекало взгляд, вдруг приобрело значительность... Хотя, всё объясняется даже проще, чем требуется: я играл роль. Человек, который выходил на улицу... Да нет, который открывал глаза утром в доме Агрио, не имел ничего общего с Джероном. Ну, совершенно НИЧЕГО. Это был вполне уверенный в себе мужчина, хорошо изучивший не только свои собственные возможности, но и место, которое занимал в мире. Спокойный, позволяющий себе ответить ударом на удар, а не спешащий уйти в сторону, только бы не столкнуться с кем-то интересами... В общем, сильный мужчина. Сильный не столько физически, сколько... да, наверное, духовно. И вспышка интереса у Роллены, и нелепая страсть Юджи тому подтверждение. Но боги, как это больно — понимать, что люди вокруг очарованы не тобой самим, а маской, которую... ты даже не выбрал сам. Которую тебе навязали. Удачно, не спорю, но... А ведь потом её придётся снимать. И что произойдёт, когда лэрр Ивэйн исчезнет? Кто останется?

Нет, сейчас мне некогда переживать по этому поводу. У меня есть дело. И я хочу довести его до логического завершения. Продолжим задавать вопросы:

— Впрочем, мне нет никакого дела до истинных мотивов вспышки ярости у Вашей возлюбленной. Важно другое: она втянула в свою месть Вас. Почему Вы позволили ей это сделать?

— Я не позволял...

— Вас заставили?

Он отвернулся.

— Что же, граф? Что послужило достаточным поводом для Вашего отчаянного поступка?

— Вам этого не понять...

— Позвольте мне судить самому.

— Я... я люблю Роллену.

— И почему же Вы считаете, что я не смогу этого понять? Думаете, что любовь мне недоступна?

Шэрол болезненно вздохнул.

— Сначала Вы показались мне простым и открытым человеком, не носящим камня за пазухой... Но теперь я убеждаюсь, что первое впечатление было неверным.

— Это открытие для Вас? Если да, то мне жаль того времени, что Вы провели в библиотеке! Первое впечатление почти всегда ошибочно, потому что человек — самое загадочное явление природы!

— Да, наверное, так и есть... На Вашем примере это особенно хорошо видно.

— Польщён услышанным, хотя и подозреваю, что это не комплимент, — я подмигнул графу, и он растерянно расширил глаза. — Но почему я не должен понимать любовь?

— Такие люди, как Вы, никого не пускают внутрь... Не открываются перед чувствами.

— Вы так много знаете о природе отношений, и так глупо себя ведёте... Нехорошо, граф. Нужно использовать полученные знания, а не складывать их в сундук... Далеко не всегда нужно «пускать»: наступает миг, когда стены любой крепости падают. Перед завоевателем, пришедшим покорять. Можно противиться, бороться, убегать, но... Не поможет. Любовь подстерегает нас в самых неожиданных местах и, как правило, бьёт без промаха... Всего один удар, и уже невозможно вспомнить, как выглядел мир, в котором ты не пробовал вкус ЕЁ губ...

Я говорил, а передо мной, на расстоянии вытянутой руки, лениво потягивалась Мин, улыбаясь той самой странноватой улыбкой полу-женщины, полу-ребёнка, полу-меча... Улыбкой, которая предназначалась мне одному...

Шэрол вздрогнул, как от удара, когда последнее слово растворилось в воздухе камеры.

— Ну так что, граф? Вы ошиблись и на этот раз!

— Да... — признаёт он. — С Вами опасно спорить.

— Опасно? Просто необходимо! Как же иначе можно узнать, прав я или нет?... Итак, Вы действовали во имя любви. Ваша страсть к Роллене настолько сильна?

— Я... не знаю. Но я не могу жить без её взгляда.

— А что она? Разделяет Ваши чувства?

— Я очень на это надеюсь...

— Но не уверены? Вы... были близки?

— О таких вещах не спрашивают!

— Почему? — я искренне удивился. — Это очень важно. Так были или нет?

Шэрол, определённо, смутился. Наверное, и покраснел, но свет факела не позволял разглядеть всех подробностей.

— Похоже, были... Не стоит на меня обижаться, граф! Я бываю бесцеремонным, но никогда не переступаю черту... Просто я хотел уточнить, как близко она допустила Вас к телу. Следующий закономерный вопрос: Вы у неё один?

— Ну, знаете! — он возмущённо дёрнулся, зазвенев оковами.

— Это тоже немаловажно, поймите! Мной руководит не праздное любопытство, а желание докопаться до Истины.

— Можно подумать, что Вы — дознаватель, — осторожно заметил Шэрол.

— В каком-то смысле, в каком-то смысле... Вы у неё один?

— Я был у Роллены первым! — почти выкрикнул он, и я недовольно покачал головой:

— Орать совершенно незачем...

— Ваши вопросы не закончились? Я устал.

— Отниму ещё немного Вашего драгоценного времени, граф... Меня откровенно радует, что между Вами и Вашей возлюбленной такие нежные отношения, но они — не повод разрушать чужие жизни. Вы знали, чем грозит эльфу употребление «росы»?

— Да!

— ВСЕ детали?

— Что Вы имеете в виду? — молодой человек насторожился.

— Видите ли, граф, сие зелье оказывает потрясающий эффект на магические способности листоухих. Проще говоря, наделяет Могуществом самого заурядного заклинателя.

— И что?

— А то! Но кроме усиления способностей к волшбе, «роса» внушает эльфам ярость и страх, и они не могут контролировать своё отношение к окружающим... Они начинают видеть во всём угрозу. Если Вы пока не догадались, поясняю: Мэй мог убить всех присутствующих в доме. И убить весьма жестоким способом.

— Не может быть... — глаза Шэрола округлились.

— Так и было бы, если бы он задержался в гостиной, а не поднялся ко мне в комнату... В этом Вам и всем остальным повезло.

— Но... Я не мог подумать...

— Верю. Однако недостаточная осведомлённость не освобождает от ответственности, дорогой граф. У Вас есть время: посидите и подумайте над тем, что натворили... И над тем, что, к счастью, не случилось. Дабы ошибок осталось только две.

— Две?

— Помните? «Должен умереть» и «из-за Вас»?

— Да, но...

— Со второй мы, худо-бедно, разобрались. А что касается первой...

— Где же там ошибка?

— А с чего Вы взяли, что «должны умереть»? — ухмыльнулся я и постучал в окошечко на двери, вызывая охранника.

Шэрол уставился на меня, как на идиота.

— Вы, должно быть, не знаете... Приговор уже подписан.

— Вот как? — дверь камеры распахнулась. — Подписан? Вы когда-нибудь делали ошибки при письме? Наверняка, делали... Но такую ошибку очень легко исправить, не так ли? Хотя бы просто зачеркнуть...

И я шагнул в коридор, оставляя молодого человека наедине с ватагой сомнений.

Хорошо, что удержался и не ляпнул... Первый, как же! Если учесть, что братец Роллены — придворный маг, вопрос о девственности не имеет смысла. В общем-то, даже магии нужно не особенно, чтобы из прожжённой шлюхи сделать невинную девицу накануне первой брачной ночи. Другое дело, что можно установить сам факт вмешательства в естественный ход вещей. Если задаться целью. Но милейший Шэрол вряд ли мог помыслить о таком коварстве юной прелестницы...

Нет, я никого ни в чём не обвиняю. Просто... Она не похожа на саму целомудренность. Впрочем, я могу и ошибаться. А поскольку вижу так много ошибок в поступках и помыслах других, не имею права отрицать, что и сам способен заблуждаться...

И всё-таки, что со мной случилось? Почему я так странно себя чувствую? Хочется, с одной стороны, раскинуть руки крыльями и взлететь, а с другой... Погрузиться в толщу земли и неисчислимую тьму мгновений смотреть, как пробивается к свету бесконечно хрупкий, но невероятно сильный росток... Что со мной?

Почему даже сырой воздух тюрьмы, пропитанный зловонием умирающих тел и разлагающихся рассудков, кажется мне ПРАВИЛЬНЫМ? Не единственно возможным, но отвоевавшим право на существование? Как будто окружающий мир встряхнулся, подобно мокрому псу, и ворсинки Сущего, сбросившие с себя капельки иллюзий, заняли предписанное испокон веков место... Какое странное ощущение... Словно я пытался разобраться в сложной задачке и... Нет, пока не нашёл решения, но понял, каким путём нужно к нему идти, и усталый, но довольный учитель ободряюще похлопал меня рукой по плечу...

Фрэлл! Меня, и в самом деле, кто-то коснулся!

— Только не проси теперь свести тебя с Ролленой! — запричитал у моего уха Ксо, и я едва не оступился.

— Подслушивал?

— Куда же без этого? Тонкий нюх и чуткий слух — главные добродетели начальника сыска! — хитро прищурился толстячок, поджидавший меня у двери камеры Шэрола.

— Зачем ты ходишь за мной? — я почти разозлился.

— Забочусь о твоей безопасности, любезный племянник! — мимо нас прошагал караул.

— Со мной ничего не случится!

— Мне бы такую уверенность... — мечтает Ксо.

— Хорошо, раз уж ты здесь...

— И не проси! — лысая голова судорожно дёргается из стороны в сторону.

— Ну что тебе стоит?

— Не позволю!

— Ты не понимаешь... Мне нужно...

— Это-то меня и пугает, — вздохнул кузен. — То, что тебя тянет на подвиги неизвестно, во имя чего.

— Какие подвиги? — хлопаю ресницами.

— Ну, поговорил с этим парнем, и что? Он сразу превратился в невинную жертву обстоятельств?

— Я не утверждаю...

— Но пребываю в полнейшей уверенности — это хочешь сказать? Тьфу на тебя! И слушать ничего не хочу!

— Ксо... Я же не прошу тебя творить чудеса...

— Поверь, это было бы безопаснее!

— Ну, пожалуйста... — жалобно заглядываю в маленькие глазки, на дне которых плещется знакомое изумрудное море.

Ксаррон недовольно отворачивается.

— Я прошу...

— Только не думай, что уговорил!

— Не буду, — стараюсь удержаться от торжествующей улыбки.

— Она сейчас в приёмной коменданта тюрьмы, — мрачно сообщает кузен.

— Что же ты сразу не сказал?!

— Чтобы ты не мчался туда, сломя голову! Пойдёшь, как все нормальные раненые люди — медленно и гордо...

— Спасибо! — чмокаю толстячка в блестящую лысину. Разумеется, после происшествия с Магрит, я принимал меры предосторожности, и не приближался к активным чарам без Вуали. Если в тот раз урон был нанесён всего лишь искусно созданным украшениям и причёске, то сейчас моя излишняя «открытость» могла вызвать весьма нежелательные последствия... Не думаю, что Ксаррон не сумел бы с ними справиться, но очки, заработанные в таком зигзаге Игры, были бы записаны вовсе не на мой личный счёт.

— Тьфу на тебя ещё раз! — он ожесточённо потёр клочок кожи, которого коснулись мои губы.

— Идёмте, дорогой дядюшка, а не то... Я Вас до смерти зацелую!

Перспектива столь ужасной кончины подстегнула кузена, и к приёмной мы шли наикратчайшим путём...

Она не пожелала сесть ни на одно из кресел у мрачно-чёрного и совершенно чистого стола.

Стройная фигурка в простом белом платье. Ни следа украшений — одно тонкое полотно, в котором, наверняка, холодно: я вижу, как дрожат хрупкие плечи...

Роллена обернулась на звук шагов, и несколько мгновений — пока вошедший не был узнан — васильковые глаза сияли надеждой. Но недолго. Моё появление вызвало на прекрасном, но чрезмерно бледном лице презрительную гримаску, и белокурая голова снова продемонстрировала мне свой затылок.

Я хмыкнул, пересёк комнату и присел на край стола, оказавшись с Ролленой лицом к лицу.

— Что Вам угодно, сударь? Я жду коменданта и не намерена... — надменно начинает девушка.

— Терпеть моё присутствие? Понимаю.

— Как Вы вообще сюда попали? — запоздалое удивление. — А, благодаря своему дяде! Конечно, с такими связями...

— Насколько я знаю, Ваш брат — придворный маг, так что Ваши возможности столь же широки, любезная сударыня!

Она поджала губы.

— Могу я узнать, что привело Вас в эти унылые стены?

— Я не обязана отвечать! Тем более — Вам! — подбородок гордо взлетает вверх.

— Разумеется. Но я и так знаю: Вы пришли добиваться свидания с Шэролом.

Васильки глаз вспыхнули.

— Вам-то что до этого?

— Ровным счётом ничего, сударыня. Только ведь, Вас не пускают, верно? Да и я бы, на Вашем месте, не рвался: кандалы графа Галеари не украшают...

— Сволочь! — тонкие пальцы сжимаются в кулачки.

— Простите, но не я отдавал приказ об аресте, любезная сударыня!

— Это всё из-за тебя! — на бледной коже начинают выступать пятна гнева.

— А вот здесь Вы не правы. Полностью. Я не тянул Вас за язык. Не заставлял оскорблять графиню Агрио. Случившееся — целиком Ваша заслуга, и только Ваша.

Стараюсь говорить спокойно, ровно, не выделяя слова, а придавая одинаковое значение каждому из них.

— Мерзавец!... — тонкая ткань мнётся от яростных движений пальцев, вцепившихся в платье.

— Ответьте на мой вопрос, и я оставлю Вас наедине с Вашим горем, сударыня... Зачем Вы задели Равель? Она Вам не ровня, особенно по красоте, так почему Вы просто не прошли мимо?

— Какая разница?! — она чуть не плачет от злости.

— Мне любопытно.

— Возьмите Ваше любопытство и засуньте... — Роллена подробно описала, что и как я должен сделать, чтобы доставить себе удовольствие.

Восхищённо аплодирую:

— Браво, сударыня! Вас этому научил Шэрол? Сомневаюсь... Значит, кто-то из предыдущих гостей Вашей спальни?

— Да как Вы... — пунцовая краска залила щёки.

— Признаться, я так и думал. Девственность Вы потеряли задолго до знакомства с графом Галеари.

— Да! Довольны? Это всё, что Вы хотели знать?

— Нет, не всё. Вы оскорбили Равель, потому что хотели привлечь моё внимание, верно? Зачем?

— Зачем женщина привлекает внимание мужчины? — красавица облизнула верхнюю губу. — Вы прекрасно знаете, зачем.

— Вас сопровождал Шэрол, но его присутствие нисколько не помешало... — мозаика начала складываться. К сожалению. — Вы кидаетесь на любого встречного?

— А если и так? — вызов на грани истерики.

— И Шэрол это терпит? Только не говорите, что он не знает о Вашей... слабости! — подпускаю в голос участливости.

— Шэрол... — васильковые глаза набухли слезами.

— Должно быть, ему очень больно наблюдать за всем этим... — ещё один крохотный укол. Ну же, дорогуша! Реагируй!

— Не смейте о нём говорить!

— Почему же?

— Вы не стоите даже его мизинца!

Вот как? Неужели, чувство взаимно? А почему бы и нет, собственно?... Продолжим.

— Очень может быть, — киваю. — Жаль, что такой великодушный молодой человек обречён расстаться с жизнью.

— Вы... Вы могли бы его спасти, да? Снять обвинение? — в голосе Роллены проскальзывает надежда.

— Возможно.

— Сделайте это! Прошу Вас! — она падает на колени. — Всё, что хотите, только сохраните ему жизнь!

— Всё, что хочу? — насмешливо приподнимаю бровь, и девушка трактует сей жест превратно.

— Всё, без исключения! Вам... нравится моё тело? Возьмите его!

— Щедрое предложение, — делаю вид, что задумываюсь. — Очень щедрое... Самое любопытное, что совсем недавно женщина, не менее прекрасная, чем Вы, также предложила себя в качестве платы за услугу, но...

— Но? — взгляд Роллены готов померкнуть или воссиять.

— Я отказался. И был прав, отвергая то, что предлагают ВЗАМЕН. Потому как... Настоящий Дар приносится не ЗА, а ДЛЯ... Не стоит торговать телом, сударыня. Даже во благо. Спасённый не поймёт такую жертву и не примет её.

По мертвенному перламутру щёк ручейками потекли слёзы. Я нагнулся и, закусив губу от боли в груди, поднял Роллену с колен.

— А вот плакать не нужно, милая... От рыданий глаза краснеют, а личико опухает, и красота меркнет... Обещайте, что не будете плакать!

— Мне нечему радоваться... — всхлипнула девушка.

— Но и грустить пока рано! Подумайте о чистоте своей души, раз уж тело Вам не удалось сохранить в первозданной невинности...

— Я... я не хотела... я не могла... он был сильнее... он всегда был старше и сильнее...

— Кто?

— Герис...

Занятно.

— Мне жаль, что заставил Вас вспомнить...

— То, что я никогда не забывала? Не жалейте, сударь! Он раскаялся... потом. И даже сделал так, чтобы Шэрол решил... — заплаканное лицо скривилось от старой боли.

— Не продолжайте, — я взял Роллену пальцами за подбородок. — Оставьте то, что прошло, спать глубоким сном в дальней комнате Вашей памяти и думайте о будущем.

— У меня нет будущего, — прошептала она. — Когда голова Шэрола отделится от плеч, я перестану быть... Спасибо Вам, сударь.

— За что? — я удивился. Очень сильно.

— Вы не дали мне совершить ещё одно падение. И не стали смеяться надо мной...

— Я никогда не смеюсь над тем, кто попал в беду.

— И это делает Вам честь... Простите, мне нужно уйти.

— Разумеется...

— Прощайте!

Роллена тихо покинула комнату, а я задумчиво царапнул ногтём полированную столешницу.

Была ли она искренна со мной? Фрэлл её знает... Хотя, эмоциональный фон казался очень даже правдоподобным. Здесь и сейчас. Вдох спустя всё изменится, и место несчастного ребёнка вновь займёт холодная и расчётливая придворная красавица. Да, так и будет. И она возненавидит меня. Возненавидит за то, что я смог на несколько минут приподнять маску с её души... Роллене не нравится то, что прячется в глубинах. Мне... в принципе, всё равно. Честно говоря, если бы всё это происходило год назад, я бы со спокойной совестью оставил события, как есть. Но сейчас... Наверное, во всём виновато волшебное слово «любовь». Прикоснувшись к этому странному чувству, нельзя сохранить в первозданной целостности тщательно взлелеянный цинизм. Не получается. Никак. Они любят друг друга? Очень похоже. И пусть в случае Шэрола любовь смешана с благодарностью за то, что «его сочли достойным внимания», а в случае Роллены — за то, что «её приняли со всеми недостатками»... Я не хочу рвать ниточку, которую они протянули между своими сердцами. Она и так до невозможности тонка...

Как же поступить?

Из коридора заглянул Ксо. Удостоверившись, что девица ушла, кузен тщательно прикрыл дверь и укоризненно цокнул языком:

— И что ты будешь делать ТЕПЕРЬ?

— Теперь? — рассеянно поднимаю взгляд.

— Когда утонул в чужих проблемах.

— Каких проблемах?

— Две исповеди за один день — не многовато ли? — забота выглядит почти искренней.

— В самый раз.

— Только не оправдывай их обоих!

— Не буду... Скажи, её слова правдивы?

— Понятия не имею.

— Я серьёзно спрашиваю!

— Ну что ты привязался?!

— Ответь! — сам удивляюсь своей смелости. Требовать что-то у Ксо... Абсурд! Но кузен уступает моей атаке:

— Зануда... Да, её изнасиловал брат. Лет семь назад. Одержимый приступом страсти.

— Какая гадость!

— Не спорю. Хуже всего, что он не удержал Дар под контролем, и нарушил равновесие, вплетя в её тело своё стремление к удовлетворению похоти...

— Заклинание?

— Неполноценное... Так, ошмётки. Но девочка пострадала.

— Почему же никто...

— Сначала не заметили, а Герису стыдно было сознаваться. Собственно, это до сих пор скрывается. Странно, что Роллена проболталась тебе, — испытующий взгляд исподлобья.

— А потом?

— Потом... Изменения зашли слишком далеко. Стали её частью.

— И ничего нельзя сделать? Не верю!

— Наверное, можно. Однако, это сложное занятие, требующее врачевания не только тела, но и души. И думать забудь! Ты для этого не годишься!

— Я и не...

— По глазам вижу: уже готов осчастливить весь мир! Так вот, я запрещаю, слышишь?!

Он сжал мои плечи тисками пальцев и безжалостно встряхнул меня, заставив взвыть от боли.

— Отпусти...

Хватка стала ещё твёрже.

— Мне больно!

— Я знаю, — ледяным тоном сообщил кузен. — Я хочу донести до твоего беспечного сознания очень простую мысль: не вмешивайся!

— Во что?

— Ни во что!

— Почему?

— Потому! Не прикидывайся глупее, чем на самом деле! Не надо помогать людям, если они сами не желают себе помочь!

— Ксо... Отпусти. Пожалуйста...

Пальцы разжались, но выражение лица стало мягче не стало:

— Что с тобой происходит, Джерон? Куда подевалась твоя извечная осторожность? Ты, часом, не влюбился?

Я вздрогнул, отводя взгляд в сторону. Ксаррон нахмурился.

— Угадал? Только не это... — горький вздох. — Выкинь из головы сейчас же!

— Что?

— Любовь!

— Какую любовь?

— Кто она? — маленькие глазки воткнулись в моё лицо, как иглы.

— Да нет никого... — лепечу, понимая, что ещё глубже вязну в расставленной ловушке.

— Тебе нельзя любить!

— Почему?

— Почему, почему... Потому что это опасно для тебя, в первую очередь! Ты и в здравом уме ухитряешься попасть в самые нелепые ситуации, а уж, одурманенный чувствами... Даже боюсь себе представить, что натворишь!

— Ксо... Я не нарочно...

— А как же! Разумеется, не нарочно! Забудь, прошу тебя! ЗАБУДЬ!

— Я не могу.

— Можешь!

— Как?

— Просто прикажи себе, и всё... Хотя... Ты же не умеешь приказывать, — сожалеет. Почти убедительно.

— Ксо, я буду осторожен...

— Да? — он грустно усмехнулся. — Я наблюдал твою осторожность сегодня. Дважды. Ты поступил глупо и безрассудно, вмешиваясь в чужие дела, однако... Мне понравилось, как ты вёл допросы. И я даже подумываю устроить тебя на работу в... своё ведомство.

— Ты серьёзно? — чувствую, как мои глаза сами собой округляются.

— А что? Будет у нас маленькое семейное дело... Прибыльное, кстати.

— Ксо... Видишь ли... Я, в некотором роде, несвободен...

— Знаю, — он откровенно ухмыляется.

— Магрит проговорилась? — спрашиваю и боюсь услышать подтверждение своих предположений.

— Зачем же? Рогар доложил.

— О чём доложил? — переспрашиваю, думая: уже пора краснеть или ещё подождать?

— О приобретении кой-какого имущества... За казённые средства, между прочим! Так что, в какой-то мере, ты теперь и моя собственность! — ухмылка становится до невозможности довольной.

— Ты... всё знаешь?

— Полагаю, интимные подробности прошли мимо старого больного Ректора, но я узнал достаточно.

— Если ты об этом заговорил... — тщательно подбираю слова. — Скажи, зачем он втянул меня во всю эту историю с наследниками?

— Зачем? Ему ничего не оставалось. Сам посуди: увидев, как легко ты справился в трактире с обученными и не особенно хилыми бойцами, Рогар взял это себе на заметку, и, по прибытии в Улларэд живенько договорился с Лакусом о замене.

— Замене... А почему меня поменяли на Рикаарда? Что он там вообще делал?

— Это такая запутанная история... Она мне не очень-то интересна, потому я не вникал.

— Но кое-что, всё-таки, знаешь! Рассказывай!

— Малолетнего хулигана выкрали из дворца. Не спрашивай, кто — всё равно это не имеет отношения к делу!... В общем, исполнителями были подручные Лакуса, но заказчик не объявился в указанный срок, и наш барышник решил: не пропадать же добру! Разослал приглашения заинтересованным лицам и назначил аукцион. Сам понимаешь, за неинициированный Мост можно пободаться, если есть средства и желание... Рогар старался не доводить дело до торгов, но Лакус побоялся, что покупатели будут недовольны, зря совершив столь долгий путь, и... Тогда старикану пришла в голову светлая мысль. Предложить твою кандидатуру.

— Да уж, светлая...

— Своего он добился, надо признать... Правда, ты его здорово напугал, когда обычное сонное зелье вызвало едва ли не агонию.

— Обычное? Да оно наполовину состояло из чар!

— Как водится... На ТЕБЯ не рассчитывали, — рот Ксо ехидно кривится. — Ну а потом... Потом он решил тебя купить.

— Зачем?

— У него спроси! — пожал покатыми плечами кузен. — Жалко, наверное, стало такой товар из рук упускать.

— А почему он не купил принца? На кой фрэлл нужна была такая сложная комбинация?

— Хм... Допустить публичную продажу? Заявить всему миру, что наследник престола похищен? Это как-то... самонадеянно. Я так понял, что на аукционе собрались люди, сведущие в своём деле, и легко установили бы личность принца, а дальше... Слухи разнеслись бы по всем Шемам в мгновение ока! Думаешь, соседи упустили бы такую возможность? То-то! Так что, твоё вынужденное участие в этом деле предотвратило осложнение политических игр.

Я слушал Ксаррона внимательно, хотя и понимал: он не скажет того, что мне необходимо. Итак, поступок Рогара получил объяснение, и вполне допустимое, но... Но. Но. Но. Кто был тот таинственный заказчик? И почему не явился за товаром? Возможно, Ксо знает... Да нет, знает наверняка! Но не желает углубляться в детали. И самое неприятное... Как он сказал? Я являюсь и его собственностью? Фрэлл! Вот что, действительно, важно!

— Слушай, Ксо... Мне сейчас не до...

— Рогара? Догадываюсь!

— Мне нужно немножко времени...

— По-моему, он не шибко настаивал на твоём скором прибытии, я прав? Так что, не волнуйся: праздники — в твоём полном распоряжении!

— А... потом?

— А потом мы с тобой кое-куда наведаемся, — он хитро подмигнул, а у меня сердце провалилось в пятки.

— Куда?

— Магрит тебе ещё не сказала? У Созидающих ожидается Пробуждение.

— А я-то здесь причём?

— Положено присутствовать всем, кого пригласят. Или ты хочешь огорчить Танарит отказом?

— Н-нет... Это... очень лестно... Но я не понимаю, почему...

— Она так пожелала. Этого достаточно?

— Для неё — да.

— А для тебя?

— Тоже... наверное.

— Отвертеться не удастся! Хорошо ещё, что есть несколько недель... Как раз успеешь выздороветь.

— М-да-а-а-а-а... Тебе легко говорить!

— Если не будешь увлекаться глупостями, а займёшься самим собой, всё пойдёт куда проще! — авторитетно заявляет Ксаррон.

— Я, всё же...

— Да оставь ты эту парочку в покое! — возмущённо воскликнул он. — Послезавтра голову отрубят, и все дела!

— Мне не нравится это решение.

— Тебя не спросили! — презрительное фырканье.

— Он... не заслуживает смерти.

— А чего он заслуживает? Восхищения? — кузен, определённо, злится. — «Роса» — не самый благородный способ сведения счётов! Галеари виновен, и точка.

— Виновен. Но благодаря ему я познакомился с очень симпатичным молодым человеком... и спас ему жизнь. Этого мало для того, чтобы дать преступнику шанс?

— Симпатичным? Это ты Кьеза имеешь в виду? Я бы не сказал... Впрочем, дело твоё.

— Кстати, о птичках... Кто бросил в него «осколки»?

— Не скажу.

— Почему? — я обиделся.

— Ты же любишь сам до всего докапываться, верно? Вот и докапывайся, — меланхоличное предложение.

— Ага, сначала запрещаешь что-либо делать, а потом... — то ли удивляюсь, то ли негодую. Сам не понимаю. Совсем кузен меня запутал...

— К тебе случившееся отношения не имеет, успокойся! Это... местные придворные дрязги.

— А кто автор заклинания?

— Слушай, ты мне надоел! Столько вопросов сразу... Я что, всеведущий?

— По крайней мере, всемогущий, — нагло и беззастенчиво льщу.

— Да уж... Если бы был таким, нашёл бы способ тебя приструнить, — уже почти беззлобно ворчит Ксо.

— Я — само послушание!

— Угу. Особенно это было заметно, когда ты ушёл.

Напоминание о прошлом заставило сердце сжаться. На один миг.

— Я не мог оставаться.

— Ты сбежал.

— Мне нужно было подумать.

— Ты просто струсил и решил спрятаться от действительности! И как, получилось?

Я промолчал, но Ксаррону не нужны слова подтверждения или опровержения. Он и так всё знает.

— Получилось? Нет, нет и нет! Поэтому я и прошу тебя: успокойся. Остановись. Остуди чувства. Вспомни: сталь может не выдержать закалки...

— К чему ты это говоришь?

— К тому же самому... Ты не собираешься вернуться к своим любимым графиням? Кажется, сегодня твоего эльфа ждут во дворце...

— Он не «мой» эльф!

Я шёл по улицам Виллерима, но мои мысли затерялись в таких далях, что если бы кто-то смог оные дали обозреть, то несказанно бы удивился. Мир не так велик, как безгранична пропасть разума...

Почему мне встретился Ксаррон? Да, его помощь неоценима и своевременна, но почему — он? Мне стыдно принимать от него что-либо. Да, стыдно! Из-за того, что... Ему совершенно наплевать на меня: всё, что делает, он делает, желая угодить Магрит. Это её заботит моя безопасность. Её беспокоят мои ошибки. Её пугают мои поступки. Насколько сильно? Не знаю. Не смею предполагать. Возможно, всего лишь в силу привычки. Возможно, потому, что ей жаль потраченного на меня времени, чтобы дать результату своих усилий бесславно и бессмысленно пропасть... Но даже за это я благодарен сестре. Даже за такую малость. Потому что не заслужил и этого...

Ксаррон всегда был влюблён, сколько себя помню. Конечно, по его меркам (и уж, конечно, по меркам Магрит), несколько десятилетий — не срок, но... Он не оставляет надежду. Могу понять кузена: моя сестра — само совершенство. Она легко могла бы получить место в Зале Свершений. Если бы хотела. Но почему-то возня с младшим братом привлекала её больше, чем возможность держать в своих руках судьбы мира... И теперь Ксо пытается выслужиться, оберегая меня? Возможно, в этом есть смысл... Но помогать ему я не намерен! Вот ещё! У меня своих дел по горло...

У парадного входа дома Агрио стояла карета с королевским гербом, а в холле меня ждал разъярённый Мэй.

— Где ты пропадаешь?! Нас хочет видеть принц!

— На ночь глядя? — пока я наносил визиты, день опасно приблизился к вечеру.

— Ты бы ещё задержался! Пошли скорей! — он потащил меня за рукав.

— Я бы переоделся... и пообедал...

— Нет уж, времени и так мало!...

Карета катилась довольно плавно, но отдельные неровности брусчатки заставляли морщиться от боли. Эльф возбуждённо тискал чехол лютни, а лиловые глаза вспыхивали лихорадочным огнём.

— Держи себя в руках, — советую, не в силах больше выносить его ёрзание по сиденью кареты.

— А? — он вынырнул из облака своих мыслей.

— Дырку протрёшь.

— Где? — Мэй растерянно оглянулся по сторонам. — А, ты снова шутишь!...

— Не шучу. Ты так волнуешься, словно к невесте едешь...

— Вот ещё! — он обиженно насупился.

— А что, невестой пока не обзавёлся?

— Твои шутки... — эльф, видимо, собирался выразиться покрепче, но вовремя спохватился.

— Я слушаю.

— Как ты вообще можешь об этом говорить после того...

— После чего? — лукаво щурюсь.

— Сам знаешь! — Мэй делает вид, что разглядывает улицу, неспешно шествующую за окном.

— Не знаю. Расскажи, сделай милость!

— И почему ты такой? — тихий вздох.

— Какой?

— Насмешник.

— Ой ли? Большей частью, я смеюсь над собой. Над другими — только, если они успешно на это напрашиваются... Что ж, если я такой плохой, как ты говоришь... Почему ky-inn вернулась к тебе?

Он молчит.

— Не можешь придумать ответ? Жаль. Я же такой бесчувственный шутник, как ты говоришь... Что мне помешало посмеяться над тобой? Была и возможность, и повод имелся, но стрелы насмешек не ранили сердце...

— Что ты сказал? — лиловые глаза сверкнули. — Повтори!

— Я спросил, почему не...

— Я не об этом! Повтори... те стихи, которые только что произнёс!

— Стихи?

— Да, две строчки, рифмованные!

— Где же там рифма? — искренне удивляюсь. — Оч-ч-чень приблизительные стихи...

— Самые настоящие! Ты их прочёл или услышал? — вопросы становятся всё утомительнее.

— Какая разница? Пришлось к случаю, я и сказал.

— Ничего ты не понимаешь в искусстве! — заключил Мэй, расстроенно прислоняясь к стенке.

— Помнится, об этом я уже говорил. Сам. Честно. Тоже мне, новость... Лучше думай, чем будешь развлекать принца!

— Есть кое-что... Не волнуйся.

— Я и не волнуюсь... Ну так, почему же я упустил шанс поиздеваться над тобой, а?

— Дурак ты... И вопросы у тебя...

— Дурацкие. И всё-таки?

— Хочешь, чтобы я воспел твоё благородство? — проворчал эльф.

— Зачем? Просто не хочу, чтобы ты считал меня тем, кем я не являюсь.

— Я и не считаю... А кем ты являешься? — он снова перешёл в наступление.

— Сам придумай!

— Лениво...

— Тогда зачем завёл этот разговор?

— Затем, что ты напомнил... — Мэй смущённо осекается.

— О том, что ты хочешь забыть?

— Я не говорил, что хочу.

— Вот как? Почему? На твоём месте я бы...

— На моём месте ты бы не оказался! — неожиданный всплеск эмоций.

— Не уверен. Ошибиться может каждый. Я, например, уже столько раз ошибался...

— Ты же не принимал мужчину за женщину! — выпаливает эльф.

— Почему же? Принимал... Только не так близко «к сердцу», как ты... Вовремя остановился. И потом, у меня был случай гораздо забавнее: я принял женщину за мужчину. И чуть не наделал непоправимых глупостей в связи с этим прискорбным событием.

— Правда? А что с тобой произошло?

— Я переписал свою судьбу. И её судьбу заодно...

— Как это? — он ничегошеньки не понял из моих слов, но мгновенно загорелся желанием выяснить, о чём идёт речь.

— А вот так! Может быть, расскажу. Потом. Если будет время и желание.

— У-у-у-у-у-у! — заныл эльф. — Как всегда! Что ты, что Кэл: никогда не хотите рассказать самое интересное!

— Тебе ещё рано слушать такие рассказы.

— И совсем не рано! Как стрелы пускать, так я взрослый, а как...

— Ты уже влюблялся?

— М-м-м-м-м? — он непонимающе смотрит на меня.

— Влюблялся?

Длинные уши начинают краснеть. Всё понятно.

— Ладно, снимаю вопрос, как невежливый... Не буду больше тебя отвлекать, готовься к выступлению.

— Я...

— Только не забудь, что обещал подарить мне несколько дней, прежде чем приступишь к выполнению поручения Совета.

— Помню, — буркнул Мэй. — Но я хотел сказать...

— Вот что, малыш. Что бы ты ни думал, в том трактире я не собирался никого обманывать или разыгрывать. Меня попросили о помощи. Я согласился. Да, для этого понадобилось ввести вас в некоторое заблуждение, но старик был до смерти напуган... Я не мог оставить его наедине со страхом. Думаю, ты не обратил бы на меня никакого внимания, если бы Кэл не начал Игру, верно? Прости, что так получилось... Я не мог уступить. Не имел права проиграть. Потому что отвечал не только за свою жизнь, но и за жизнь иль-Руади. Твоё... влечение меня обеспокоило. На самом деле, обеспокоило! И я сделал всё, что мог, пытаясь погасить этот нелепый огонь... Не получилось сразу? Очень жаль. Но теперь, надеюсь, всё в порядке? Всё встало на свои места?

— И всё-таки, ты дурак... — на губы эльфа бочком заползает улыбка.

— Мне так часто об этом говорят, что я и сам начинаю в это верить... Я не прав?

— Всё, что ты говоришь, правильно, но... Ты зря вернул мне ky-inn. Она твоя.

— Что?!

Мэй протянул мне золотистый кулон, покачивающийся на тонкой цепочке.

— Возьми.

— Я не могу.

— Я прошу. Ты уберёг меня от смерти и... кое-чего похуже. Это всё, что я могу тебе подарить, — лиловые глаза торжественно серьёзны.

— Идея несколько неудачна...

— Возьми и надень.

— С ума сошёл?

— Поверх камзола.

— Мэй, ты хорошо себя чувствуешь? Понимаешь, что будут говорить?

— Мне всё равно. Мы с тобой знаем, что она означает, а остальные... Пусть давятся завистью!

— Хорошо, но... Если это осложнит твою задачу...

— Я справлюсь.

— Как хочешь...

Хрустальная капля прильнула к моей груди, и на мгновение мне показалось, что её прикосновение было тёплым... Даже через несколько слоёв ткани.

Ксаррон не ошибся. Я начинаю совершать немыслимые глупости. Неужели в этом виновата Мин? Её сухие гладкие губы? Её сильные пальцы на моих плечах? Её...

Эй, Джерон, проснись! Так недолго додуматься до совершеннейшего непотребства!

А мне нравится ход моих мыслей...

Извращенец!

Это ещё почему?

Почему?! А как ты себе представляешь... с мечом?

Очень просто: берёшь меч и...

Я прикусил пальцы, чтобы не расхохотаться, но фырканье долетело до ушей лакея, показывающего нам дорогу в покои принца, и меня удостоили взгляда, полного снисходительного укора. Мол, конечно, что взять с дикаря, прибывшего из такого медвежьего угла?...

Я прыснул ещё громче, и лакей уже собирался сделать устное предупреждение, но анфилада залов внезапно закончилась высокими створками тяжёлой двери.

Комнаты, в которых обитал Дэриен, были обставлены не слишком роскошно, зато мебель была по возможности лишена острых углов и сильно выступающих частей. Во избежание увечий. Сам хозяин ждал в кресле, но, когда о нашем приходе было громогласно доложено, поднялся и вежливо кивнул, чем несказанно удивил Мэя и меня. Или в Западном Шеме такие порядки, что коронованная особа раскланивается... с кем ни попадя? Нет, не похоже. Значит, одни мы удостоились такой чести... Браво, Дэрри, ты сильно вырос в моих глазах!

Борг, заметив золотистый отблеск на моей груди, что-то шепнул на ухо принцу. Тот улыбнулся:

— Не будь таким предубеждённым... Располагайтесь, господа!

Мне, как болящему, было выделено сидение с жёсткой спинкой. Пока эльф освобождал лютню от вороха одёжек, я уселся поудобнее, потому что примерно представляя репертуар Мэя, знал, насколько представление затянется.

— Ваше Высочество, позвольте обратиться с небольшой просьбой! — звонкий голос листоухого заставил меня вздрогнуть. Ещё не начал, а уже смеет о чём-то просить! Ну и нахал!

Но принц не обиделся:

— Конечно... Что Вам нужно?

— Мой друг ввиду неотложных дел не успел отобедать... Не могли бы Вы приказать подать что-нибудь съестное? — Мэй прямо-таки лучился от злорадного удовольствия.

Маленький стервец! Позорит меня перед таким обществом... Уши надеру!

— С радостью! — Дэриен кивнул своему телохранителю.

Рыжий распахнул дверь, отловил за ней лакея и оглушил его коротким приказом: «Вино и закуски Его Высочеству!» Лакея сорвало с места: не прошло и пяти минут, как передо мной на столике уже громоздилось всё, что нужно для утоления голода. Я показал Мэю кулак (что вызвало у Борга ухмылку), и шлёпнул на хлеб ломоть копчёного мяса. Эльф тем временем подтянул струны и извлёк из инструмента первые звуки прелестной мелодии...

Говорят, что музыка способствует усвоению пищи. Брешут! Лично у меня куски вставали поперёк горла, потому что листоухий, пользуясь тем, что кроме телохранителя никто ничего не увидит, строил рожи, передразнивая каждое движение моих челюстей. Рыжий, кстати сказать, давился от смеха, и даже Дэриен начал настороженно прислушиваться к сдавленному хрюканью Борга, но, не желая прерывать музыку, молчал, лишь недоумённо хмурясь.

Четверть часа изощрённой пытки довела меня до белого каления. Осознав, что ещё чуть-чуть, и перед принцем разгорится самая натуральная грубая перепалка с моим непосредственным участием, я кашлянул. Струны взвизгнули и замолчали.

— Что-то не так? — встревожился Дэриен.

— Ваше Высочество... я прошу позволения ненадолго оставить Вас.

— Да, конечно, лэрр... — понимающий кивок.

Гримаса Мэя превзошла по насмешливости все предыдущие, и я поспешил выскочить за дверь, пока ещё держал себя в руках.

И кто из нас шутник, скажите на милость?! Уж точно не я!

В первой зале никого не было. Тишина. Ореолы тёплого воздуха вокруг язычков свечного пламени. Окна, закрытые плотными шторами. Редкие диванчики у стен. Всё правильно, нечего рассиживаться: это же дворец, а не трактир!... Хотя в трактире было бы куда уютнее...

«И пьянее...» — поддакивает Мантия.

Думаешь? Пожалуй... А может, потихоньку уйти? Как раз к ближайшему трактиру? Что скажешь?

«Во-первых, это невежливо — тебя же пригласила такая высокопоставленная особа...»

Ну и что? Приглашали, по большей части, эльфа, а не меня. Не обидятся.

«А во-вторых... Твоё нетрезвое состояние — не предел моих мечтаний...»

Это почему?

«Потому что мутный разум не поддаётся контролю...»

А ты желаешь контролировать меня всегда и везде?

«Очень надо!... Ну, раз уж больше некому...» — притворный вздох.

Заботливая моя! Чем же мне отблагодарить тебя за столь трепетное участие?

«Уроки вовремя учи, олух...»

Какие?

«Например, ты уже очень давно не занимался балансировкой...»

Уговорила!

Я сделал самый глубокий вдох, на который согласились ноющие рёбра, и застыл посреди зала, рискуя вызвать неприятные толки. Если бы, конечно, поблизости околачивалась хоть одна живая душа. Но видно, покои принца не пользовались популярностью: даже лакей, снабдивший меня ужином, поспешил спрятаться подальше от зычного голоса Борга...

Щупальца «паутинки» привычно разбежались в стороны — сегодня мне даже не потребовалось успокаивать сознание. Может быть, помогала золотистая капелька хрусталя? Уж не мешала, это точно...

От центра к краям спиралью побежала ниточка мыслей. Впрочем, нет. Не мыслей. И даже не чувств. Ощущения — вот, как это можно назвать. Я ведь не анализирую, не пытаюсь понять, не ищу что-то определённое — просто скольжу по упругим клеткам «паутинки». Просто скольжу...

Бр-р-р-р-р! Хочется встряхнуться, как это делает кузен Ксо после изменения. Сколько же здесь грязи... Хотя, надо было быть к этому готовым — к власти всегда тянутся не тот, кого ОНА считает достойным, а тот, кто считает таковым себя сам. Хорошо ещё, что половина двора съехала из города вслед за королём... В противном случае головная боль была бы куда сильнее и неприятнее...

Прямо по ходу движения, совсем рядом! Фрэлл! Что ЭТО?

«Зарождение бури...»

А точнее?

«Что именно ты почувствовал?...» — строгий вопрос наставницы.

Что... Сразу и не опишешь словами... Ниточки «паутинки» словно провисли, а потом вздыбились, как парус на ветру... И зазвенели. Что это означает?

«Первая стадия жизненного пути заклинания... Формирование остова... Потом оно будет насыщено Силой и отправится в полёт...»

Куда?

«Какая разница?...» Равнодушный вздох.

В королевском дворце разрешена волшба? Не верю!

«Заклинание очень слабенькое... Почти незаметное... Присмотрись...»

Присматриваюсь. «Паутинка» тает, уступая место Второму Уровню. Я погружаюсь и...

Этого не может быть!

«Чем ты так взволнован?...»

Это же... Это же... Это...

«Не мямли, а выражайся чётко и кратко!...»

Я знаю этот почерк!

«В самом деле?...» — смешок.

Это тот самый гений, который доставил столько неприятностей Дэриену!

«Неужели?...» — ехидное удивление.

Ты же узнала, да?

«Я не ставила перед собой такой цели...»

Это — ОН?

«Решай сам...» — Мантия зевнула и свернула Крылья.

Опять — сам? Ну, хорошо...

Я тряхнул головой, останавливая зрение между Уровнями, и быстрым шагом двинулся к месту, где моя «паутинка» соизволила зазвенеть.

Источник напряжённости находился в соседнем зале. В окружении молодых людей. Собственно, и он сам был молодым человеком. Очень молодым. Лет семнадцати. И очень рассерженным. Правда, его злость была скорее отчаянной, нежели угрожающей — внушать страх сей юноша вряд ли был способен ввиду скромных физических качеств: худенький, бледный, с запавшими тёмными глазами на миловидном, но почти бесхарактерном лице. Не боец, одним словом. И похоже, сверстники, стоявшие вокруг него, прекрасно знали все качества юноши, потому что позволяли себе довольно грубо смеяться. Над ним? Наверное... Я же не слышал, с чего всё началось. Насмешники перекидывали друг другу какой-то предмет... А, книга! Отняли у этого несчастного? Скорее всего. Зачем? Чтобы повеселиться, полагаю. Хотя не могу понять, что здесь может быть весёлого... Разве только — видеть бессильное отчаяние на лице жертвы? Нехорошо, мальчики. Очень нехорошо.

Стоит ли вмешиваться? Как сказать... До членовредительства дело вряд ли дойдёт, потому что действия насмешников выглядят, как давно придуманное и любимое развлечение, а не случайный экспромт. То есть, жертву они бить не будут. А вот, что касается жертвы... Не поручусь. Особенно, если принять во внимание попытку парня соорудить из подручных средств миленький такой ураганчик... Именно, что миленький: Сила почти не задействована — намёк, не более. Зато построение каркаса самого заклинания... Браво! Три степени влияния на... двух Периметрах? Ни себе чего... И с фронта, и с тыла? Ну ты, даёшь... гений. Только не учитываешь одной малости: с такой слабой подпиткой волшбы получится только головная боль. У тебя, а не у них. А это значит...

Всё-таки, вмешаюсь.

— Позвольте узнать, любезные судари, чем вызвано ваше веселье? Я тоже не прочь развлечься.

Мой голос, раздавшийся в момент очередного перепархивания книги из рук в руки, привёл к плачевному результату: книга упала на пол. Мне под ноги. Стараясь не слишком морщиться от боли, я нагнулся, поднял предмет насмешек и бросил взгляд на обложку. «Основы управления стихиями». Занятная вещь. С массой фактических ошибок, кстати. Как сейчас помню... Впрочем, не время предаваться воспоминаниям.

— Полагаю, вы смеялись именно над этим? Или же ваш смех был вызван не книгой, а её владельцем?

Молодые люди слегка напряглись, не понимая, чего от меня ожидать. Но, видимо, все они были осведомлены о причине моего нахождения во дворце, потому что не посмели высказать вслух, что думают о моём вмешательстве в их излюбленную забаву. Хотя, по неуловимому дрожанию черт можно было определить совершенно точно: я не вызываю восторга. Это так меня развеселило, что презрительная улыбка не удержалась и коснулась моих губ. Тем самым подав сигнал к атаке тому, кто в этой компании был особенно смелым. Или особенно глупым — тут уж как посмотреть...

В любом случае, упомянутый юный вельможа постарался придать своей позе некую горделивость, а лицу выражение умудрённости, и вкрадчиво поинтересовался:

— Вы — тот самый лэрр, который спит с эльфом?

Я еле удержался от того, чтобы расхохотаться. Ну надо же! Совсем никого не пугаю своим грозным видом... Непорядок. Попробовать? Не-а, бесполезно. Если сразу не получилось, нечего и пытаться произвести в корне иное впечатление. Хотя... Можно его несколько видоизменить:

— Право, господа, время, которое мы проводим вместе, грешно тратить на сон! — улыбаюсь так многозначительно, что юный выскочка начинает розоветь и, не дожидаясь «развития темы», спешит откланяться. То есть, убегает. Вместе со своими приятелями. А я остаюсь один на один с жертвой чужих развлечений. Жертвой, которая приостановила свои опыты со стихийной магией, но до конца заклинание не расплела, справедливо рассудив, что от перемены действующих лиц сцена совсем не обязательно изменит свою суть. И откуда только в столь юном существе враждебность по отношению к незнакомцам?

Хм, как же я сразу не заметил... Теперь понятно, почему он не пытался использовать физические способы отъёма книги. Попросту не мог. Ай-вэй, как же тебе не повезло, парень... Я ещё ни разу не видел подобных дефектов конечностей воочию, но читал о чём-то похожем. Как называется болезнь, не скажу. Не помню. В голове остались только обрывочные сведения о том, что сей недуг связан с изменениями на уровне крови и вполне поддаётся лечению, если... Если не затягивать и обратиться к сведущим людям ещё на стадии формирования плода в материнском чреве. Судя по всему, родители несчастного не предполагали, что его может постигнуть такая... неприятность.

Левая рука юноши казалась высохшей, как ветка плодового дерева, чью кору за зиму с аппетитом обгрызли зайцы. Размеры пальцев и ладони соответствовали кисти ребёнка, причём очень маленького, запястье тоже не отличалось крепостью. Такая печальная картина, похоже, простиралась до локтя, потому что плечо выглядело уже вполне приемлемо, хотя и не слишком внушительно.

Наверное, на моём лице отразилась жалость, которую я невольно испытал, глядя на искалеченного природой (или злым умыслом кудесника, но на сей счёт уверенности не было) молодого человека, потому что его лицо накрыла привычная маска мрачной бесстрастности:

— Незачем рассыпаться в соболезнованиях!

— Я и не собирался...

— Да, а смотрите так, как будто я при смерти... Спасибо за то, что отогнали этих... но я бы и сам справился.

— Охотно верю, сударь, однако... Если Вы замахнулись на управление стихиями, было бы неплохо для начала набраться сил... Иначе стихии будут управлять Вами, а это, поверьте, не только неприятно, но и опасно.

— Откуда Вы знаете? А... прочитали название... — на миг согревшая карие глаза надежда найти в моём лице достойного собеседника, скоропостижно растаяла. И напрасно. Нет, милая, тебе рано уходить!

— Прочитал. И книгу эту... листал когда-то. Из любопытства. Она, кстати говоря, не поможет Вам найти подход к управлению. Всего лишь опишет основы, причём, весьма и весьма поверхностно. Если будете следовать её указаниям, рискуете попасть впросак.

Юноша задумчиво провёл здоровой рукой по светло-каштановым волосам.

— Вы... думаете...

— Я уверен.

— Вы... — он мучительно нахмурился, стараясь подобрать слова. — Вы изучаете магию?

— Прежде всего скажите, с какой целью задаёте этот вопрос, — мои слова лишь усугубили странность ситуации, когда совершенно незнакомые друг другу люди вдруг, ни с того, ни с сего начинают вести интимные беседы о тонких материях.

— Почему Вам нужно это знать? — в голосе отчётливо проступила хрипотца настороженности.

— Потому что от этого будет зависеть степень искренности моего ответа, — я попытался улыбнуться, как можно дружелюбнее. Зря. Проявление тёплых чувств заставило моего собеседника ещё глубже спрятаться в раковину отчуждённости.

— То есть, Вы всё равно солжёте, но, по крайней мере, не обидно для меня? — насмешливо отметил юноша.

Браво! Ты умён, парень. Очень умён. Либо... Либо имеешь богатый опыт общения, который трудно заподозрить, глядя на твоё юное лицо. Опасный противник. Ну, да встречались и такие... Справлюсь.

— Дело в том, сударь, что я не тороплюсь давать советы, пока не пойму, насколько вопрошающий в них нуждается. Ваш вопрос мог быть продиктован желанием либо убедиться, что я подхожу для разрешения мучающих Вас проблем, либо... Вы хотели узнать, представляю ли я угрозу и какую. Какой вариант правильный?

— Вообще-то, оба... — бледные губы тронула улыбка. Вот так, господа! Честность — лучший помощник в деле завоевания чужого доверия. Однако необходимо помнить, что однажды использовав это оружие, уже не стоит обращаться ко лжи. Даже во благо. Эффект будет... разрушительный. И для отношений, и для людей.

— О, Вы очень разумный молодой человек! Не стоит более вводить Вас в заблуждение... Видите ли, лично я магом не являюсь. Талантом не вышел. Но ввиду того, что много времени в детстве и юности вынужден был проводить в обществе книг, неплохо разбираюсь в теории. Если это Вам интересно.

— В обществе книг? — он недоверчиво качнул головой. — Простите, но Вы не похожи на книжного червя. Скорее на...

— Прошу, не будем упоминать о червяках и иных тварях, ползающих по земле и под ней! — я вскинул руки в притворной мольбе. — Не люблю этих гадов... Лучше поговорим о Вас. Вы интересуетесь магией?

— Это слишком личный вопрос, — карие глаза холодно сверкнули.

— Согласен. Приношу извинения, — коротко киваю. — Сменим тему. Мне показалось... на мгновение... что Вы испытываете некоторые затруднения... В общении со сверстниками.

— Вы наблюдательны! — саркастичная ухмылка.

— Возможно... да нет, наверняка, я вмешиваюсь не в своё дело, но... Вас недолюбливают. За что?

Тонкие черты перекосила болезненная гримаса.

— Вы ещё спрашиваете!... Этого мало? — он сунул мне под нос искалеченную руку.

— Думаю, что мало, — совершенно спокойно ответил я. — Думаю, что Вы сами отталкиваете от себя окружающих, пользуясь своим недугом, как оправданием на все случаи жизни.

Очень правильное замечание. Очень выстраданное. Я сам совершаю такую ошибку. И что характерно, почти всегда.

Бледные щёки стали ещё белее.

— Да по какому праву...

— Я не собираюсь Вас ни в чём укорять, сударь, но замечу: есть много способов выиграть поединок. И первый из них — вообще не вступать в бой. А пользоваться запрещёнными приёмами... не к лицу такому одарённому человеку, как Вы.

— Что... о чём Вы говорите? — ярость уступила место тревожной заинтересованности.

— Вы знаете. Хотели ударить своих обидчиков исподтишка? А зачем? Во-первых, у Вас ничего бы не вышло. Или вышло вовсе не так, как рассчитывали. А во-вторых... Когда перед Вами склоняются, не признавая истинную силу, а лишь под давлением обстоятельств, это не приносит удовлетворения. Никакого.

И это проверял на личном опыте. Неоднократно.

— Вы... Вы же говорили, что не являетесь магом!

— И что?

— Откуда же Вы узнали, что я хочу... хочу...

— Есть великое множество приспособлений для наблюдения за магическими полями, сударь, и далеко не все из них требуют Дара для использования.

— То есть... Вы просто...

— Подсмотрел.

— И определили, что именно я хочу сделать? — он прищурился, но уже без прежней враждебности.

— Скажем так, предположил.

— И что же Вы предположили?

— Что если тотчас же не вмешаюсь в происходящее, кому-то придётся очень и очень несладко... И совсем не обязательно, что Вашим обидчикам.

— Да? Может быть... — юноша вздохнул.

— Возьмите и больше не выпускайте из рук, — я протянул ему книгу.

— Постараюсь... Ещё раз, спасибо.

— Рад, что мои услуги Вам пригодились.

— Вы... хорошо их отпугнули, — он улыбнулся совсем по-мальчишески. Разве что, с ноткой непонятной мне печали.

— Отпугнул? Вообще-то, я пошутил.

— Да, шутка удалась! Пятки сверкали!...

— Но Вы же не испугались?

— А чего мне бояться? — голос снова накрыла тень боли. — Вряд ли могу вызвать у кого-то... романтические чувства. Особенно у человека, который... дружен с эльфом.

— Не торопите события, сударь! Романтика — такая вещь... Иногда её становится слишком много. И, кстати об эльфе: не желаете послушать в его исполнении несколько песен?

— Вы серьёзно? — карие глаза широко распахнулись.

— Весьма! Он сейчас играет перед Его Высочеством, и, думаю, никто не будет против ещё одного слушателя...

— Я... не знаю... — юноша почему-то смутился.

— Идёмте, идёмте! — я, в лучших традициях моей знакомой гномы — то есть бесцеремонно и энергично, подхватил его под локоть и потащил в покои принца.

Когда мы появились на пороге комнаты вдвоём, Борг быстро нагнулся к Дэриену и что-то шепнул на ухо. Его Высочество растерянно приподнял правую бровь, но в этом жесте не было неудовольствия, скорее недоумение:

— Мэвин?

— Да, Ваше Высочество, — еле слышно пробормотал юноша.

— Я не предполагал, что Вы находитесь во дворце, ведь Ваша сестра...

— Селия посчитала, что я буду только мешать в поездке, — усмешка, оттенённая горечью.

— Жаль... Но это её право. В любом случае, я рад Вашему визиту. Вы заглянули сюда по собственному желанию или...

— Ваше Высочество, я взял на себя смелость пригласить молодого человека послушать музыку и пение. Мне показалось, что ему было одиноко и грустно...

— О, лэрр, Вы так внимательны... — Дэриен усмехнулся. — Право, я даже начинаю завидовать Вашему другу.

— Не вижу в своих действиях ничего предосудительного, мой принц! Напротив, удивляюсь, что Вас так поразило моё желание немного развеселить этого молодого человека... Простите, мы не представлены...

— Мэвин Кер-Талион, — юноша вежливо поклонился.

— Лэрр Ивэйн, — пришлось ответить наклоном корпуса, вызвавшим очередное нытьё в груди.

— Прошу Вас, Мэвин, выберите себе место и устраивайтесь со всем возможным удобством, — пригласил принц. — Господин Хиэмайэ играет так чудесно, что невозможно оторваться!

Угу. Невозможно. Если ни о чём не думать, а просто внимать музыке. А вот если у вас в голове целый рой мыслей совершенно не безоблачного характера... Даже самая красивая мелодия способна вызвать скрежет зубов. Ибо — отвлекает.

Итак, этот юноша — брат возлюбленной Дэриена, баронессы Кер-Талион. Занятно... И он же — маг, ухитрившийся подарить принцу неизлечимую слепоту. Какая прелесть! Кажется, я начинаю догадываться о причинах, подвигнувших Мэвина на такой неблаговидный поступок... Конечно, детали могут слегка отличаться от того, что успело пышным цветом расцвести в моём воображении, но они мне и не нужны. Всё просто, как один плюс один. Хотя, пример неудачный... Всё просто, как правда. И как правда, совершенно неочевидно. Для всех, кроме меня, что ли? Неужели никто не догадался?

Он просто приревновал сестру к принцу. Когда Селия влюбилась? За полгода до болезни Дэриена, если я правильно помню рассказ доктора. Всё сходится! Мэвин почувствовал себя брошенным. Наверняка, сестра проводила с ним много времени — и из-за его... м-м-м... уродства, и, возможно, просто из родственной привязанности, а мальчик считал, что так будет вечно. Увы, Селия нашла иной объект приложения своих чувств. Это, разумеется, не значит, что она стала меньше любить своего младшего брата, но он, к сожалению, посчитал именно так. И я его понимаю даже лучше, чем он может догадываться.

Да, понимаю. Я тоже испытал шок, когда узнал, что Магрит вовсе не обязана проводить со мной всё своё время. И очень обиделся, надо сказать. Практически, оскорбился. Но мне вымещать обиду было не на ком, кроме себя самого, так что пришлось смириться. Смириться и осознать: каждый человек имеет право на личное время, личные пристрастия, личные дела. И если он при этом ухитряется удерживать равновесие между «личным» и «не-личным», то ему можно только позавидовать. Самой искренней и чистой завистью, какая только есть на этом свете. Я, например, всё время скатываюсь в одну из крайностей: то не хочу и слышать о чужих проблемах, то... влипаю в них, как муха в мёд. Всеми лапками, крылышками, усиками... Или у мух нет усиков? А у кого есть? У жуков... кажется. Ну куда меня опять понесло?!...

Итак, страшная тайна на поверку оказалась всего лишь обидой маленького ребёнка. С одной стороны, это замечательно, а с другой... Вдруг этот ребёнок — отъявленный злодей?

Бросаю взгляд сквозь полуопущенные ресницы.

Нет, не похож на злодея. Не станет довольный виновник чужого горя старательно избегать смотреть на свою жертву. Не станет. Напротив, будет с самым невинным видом разглядывать, сочувствующе вздыхать, выражать искреннее соболезнование и желать скорейшего выздоровления. Примерно так. По крайней мере, я бы вёл себя в таком духе. Если бы был злодеем... А Мэвин, похоже, тяготится тем, что сделал. Ещё бы! Расположения сестры это ему не вернуло, потому что занемогший принц потребовал от Селии ещё больше времени и нежности... Представляю, как юноша злился, когда понял, что совершил ошибку! Ошибку, которую сам исправить не в состоянии, поскольку... Поскольку не может создавать полноценные чары — только наметить рисунок, а наполнять его Силой должен уже кто-то другой... Любопытно, с чем это связано? С физическим дефектом? Возможно... Да, очень вероятно. Ну-ка, посмотрим внимательнее...

Веки сдвинулись плотнее, закрывая глаза, готовые взглянуть на Третий Уровень.

Всё-таки, я здорово устал за последние дни — эти постоянные накидывания Вуали меня добьют... Рано или поздно. Уже до жжения в носу допрыгался: ещё немного, и придётся беспардонно и беззастенчиво присосаться к магии Мэя... И при этом, незаметно для него самого, иначе... Иначе мы опять поссоримся.

Так, что мы имеем? Ага. Угу. Гы. Или я чего-то не понимаю, или матушка Мэвина понесла своё второе дитя от чародея, который сильно не хотел появления на свет потомства: Кружево по левой стороне тела словно смято. Скомкано. Изжёвано. В общем, деформировано. А задатки были самые, что ни на есть... Любопытственные. Из мальчика мог получиться очень неплохой маг. Универсальный. Не великой Силы, но обширных возможностей. Нити трёхцветные: синий, золотой и белый — отличительные знаки чародея-предметника. Сведущего в очень большом количестве предметов, если вы понимаете, о чём я...

М-да... Жаль. Мэвину никогда не подчинить себе стихии. Как бы он ни мечтал. Ему вообще противопоказано работать с мощной магией — не удержит. Кружево не сможет ни наполнить каркас волшбы Силой, ни поглотить излишки, неизбежно образующиеся при попытке чем-то управлять. Интересно, он сам об этом знает? Очень может быть: те два подобия были воплощены кем-то другим... По эскизу Мэвина и, возможно, под его непосредственным руководством. И женщина, сотворившая столь гениально придуманные чары, погибла. Вот только, из-за чего? Неправильно оценила свои возможности? Скорее всего. А куда же смотрел парень? Полагаю, совсем не туда, куда было нужно...

А что у нас с Дэриеном, кстати? Раз уж я всё равно торчу на Третьем Уровне...

О, дело гораздо проще. Хотя... Как посмотреть. Ну, Герис и напутал! Ничего толком не расплёл, только Оконечные Узлы взлохматил... Редкостная халтура. И как его из Гильдии после этого не исключили? Впрочем, знаю, как: некому было подхватить падающее знамя. Желающих не нашлось. Самоубийц, так сказать. Но что же так расстроило придворного мага, если... Если он не справился с таким простым заданием?

А! О! Э! Знаю. И по времени всё сходится... Лет семь назад. Могу поклясться, примерно в это же время проходила Инициация Дэриена. В это же, да не совсем. ПОСЛЕ того, как Его Магичество посетил свою малолетнюю сводную сестричку. Разумеется, Герис был в расстроенных чувствах, приступая к размыканию Кружева принца. И разомкнул... О-хо-хонюшки.

И что же делать с этой путаницей Нитей? Кто приведёт их хотя бы в подобие порядка? Только не придворный маг! И не потому, что не способен, а потому что... Не сможет. Психологически. Вина перед Ролленой, вкупе с виной перед принцем, придавленные грузом прошедших лет и наблюдаемых страданий молодых людей, это, знаете ли... Похуже кандалов. А тяжёлые цепи на руках и ногах не способствуют ювелирной точности движений. Фрэлл! Что же делать?

И надо ли что-то делать?

Надо ли?...

Не знаю. С одной стороны, принца жалко. Не до слёз, конечно, но близко к тому. Артефакт эльфийский ему не достанется. А с другой стороны, у Дэриена есть много других вещей. Корона, например. Ну, без магических цацок, зато с любимой женщиной! А артефактами пусть... Рианна занимается.

Любопытно, как она?

Мысли обрадовано скользнули с перекрёстка на тропинку, увитую колючими розами самых светлых воспоминаний.

Как ты живёшь, милая?

Музыка, воспользовавшись сменой моего настроения, уверенно ворвалась в сознание. Ворвалась и... Я едва не задохнулся от злости. Где он ЭТО взял?

Мы умираем каждый день и час,

Нам это ощущение не ново.

И, как ни странно, быть убитым словом —

Больнее, чем погибнуть от меча:

За поцелуем простодушной стали

Не прячется обиды трупный яд,

А стрелы, что из нежных губ летят,

Отравлены. Мы это испытали.

Ах ты, гадёныш! Это не предназначено для... Ни для кого! Это — моё! Только моё! А ты... Как ты мог?!

Однажды. Навсегда... Солёный дождь

Пролитой крови коротко ответит:

Удар — и нет души на этом свете!

Но, будучи оболган, ты... живёшь,

Скрывая боль за каменным лицом

И задыхаясь по ночам от плача.

Короткая пауза и смена ритма на более строгий. Может быть, более требовательный:

Но всё же, не получится иначе,

Когда тебя назначили бойцом,

И вытолкнули на пустую сцену...

Пора платить? Выписывайте счёт!..

И снова жизнью отвечает тот,

Кто знает жизни истинную цену.

Неизбежность сменяется мягкой просьбой:

Сегодня — я. А завтра... Завтра — ты.

Мне не под силу защитить весь мир.

Пусть больно быть отвергнутым людьми,

Спасая их надежды и мечты,

Не бойся. Умирать — совсем не страшно.

Со временем привыкнешь и поймёшь:

Чтоб укрощать волнение и дрожь,

Не нужно быть безудержно отважным,

Достаточно — принять свою судьбу,

Всего один лишь раз. Принять — и точка!

Оковы страха разлетятся в клочья,

Когда бесстрастный Долг начнёт борьбу...

И снова ритм меняется. Мелодия становится печальной, но и в голосе, и в звуках музыки отчётливо разгораются огни надежды.

Не бойтесь ошибаться многократно —

Ошибки тоже можно исправлять.

Пусть только равнодушная земля

Согреет сердце, не прося оплаты,

Наивные обиды не для нас —

Невинных, грешных, молодых и мудрых.

Даря другим безоблачное утро,

Мы умираем каждый день и час...

Ну всё, Мэй, сейчас я доберусь до твоих ушей и...

Не успеваю даже встать, потому что... Потому что на пороге комнаты стоит хрупкая фигурка, закутанная в тяжёлые складки золотистого бархата. Тёмные локоны, спрятанные под тоненькую сетку с россыпью янтаря. Ореховые глаза, отрешённые и прекрасные, как никогда. Полураскрытые губы, готовые то ли к поцелую, то ли к жестокой отповеди. Её Высочество принцесса Рианна почтила своим присутствием наш маленький концерт.

— Я вижу, ты неплохо проводишь время, брат! — вслед стихнувшей музыке раздался не менее мелодичный голос. Разве только, излишне ехидный. И сожалеющий. Наверное, о том, что его обладательницу не поставили в известность о готовящемся развлечении.

— Ри... — принц, определённо смутился. А принцесса, строго сощурив глаза, продолжила:

— Приглашение дам не планировалось?

— Рианна, я...

— Ты всегда прячешь от меня самое интересное! Я обижена! — нежные губы надулись, и принцесса, наконец-то, стала похожа на того, кем и являлась. На капризного ребёнка.

— Ри, всё совсем не так...

— У вас здесь собралось чисто мужское общество, да? Боюсь и думать, почему... — она притворно ужаснулась. — Но то, что я имела удовольствие слышать... Разве эта песня предназначена только для мужчин?

— С Вашего позволения, моя госпожа, я спою для Вас всё, что пожелаете, — встрял в разговор эльф. Встрял с таким жаром, что я невольно насторожился. Не может быть... Да что он творит?!

Яблони в цвету. Вязкая кислятина на языке. Мэй, что с тобой происходит?!

— Мне понравилась эта. Вы сами её написали?

— Прискорбно сознаваться, но... Нет, моя госпожа: я всего лишь подобрал музыку к этим строкам.

— Но... кто автор слов?

— Право, я... не осведомлён, — сконфуженно опустил голову эльф.

— Как жаль... — в глазах Рианны мелькнула печальная тень. — Мне показалось... что я знаю того, кто мог сказать те же слова...

— Знаете? — Мэй оживился.

— Возможно... Но не буду утверждать. Мы... давно не виделись.

— Должно быть, это прекрасный человек, — осторожно заметил эльф. — Заслуживающий самого глубокого почтения...

Тьфу на тебя, lohassy! Откуда эта сухость в выражении чувств? Ты... Ты... Ревнуешь?! К тому, кого никогда не видел? Только потому, что ореховое золото глаз Рианны наполнилось нежностью, когда она упомянула о своём знакомом? Стервец! Ты, часом, не влюбился? Это моя женщина! Моя! В конце концов, я и только я сделал её... женщиной! Как бы двусмысленно это ни звучало.

— Прекрасный? Вряд ли. Мрачный. Занудный. Неуверенный в себе эгоист, — я не старался смягчать акценты. Просто сказал то, что есть.

— Вы можете заявить это только на основании стихов? — нахмурилась Рианна.

— Их достаточно, не находите? Только очень обиженный на судьбу человек мог написать такие строки.

— А я считаю, что он, как раз, преодолел обиду и разочарование, если смог сказать то, что сказал! — осанка принцессы исполнилась по-настоящему царственного величия.

Я покинул кресло и подошёл к Рианне.

— Преодолел ли? Есть стены, которые невозможно разрушить, моя принцесса.

— Так говорят те, кто боится борьбы!

— Так говорят те, кто падал и больно расшибался о камни действительности.

Ореховый взгляд дрогнул. Подёрнулся пеленой. Вновь прояснился. А, к фрэллу всё! И я убрал Щиты.

Ей понадобился один лишь вдох, чтобы вспомнить. Чтобы узнать. Чтобы на следующем вдохе начать мягко оседать вниз... И оказаться на моих руках. Боль от резкого движения пронзила грудь, но она была ничем по сравнению с...

Жар костра, пламя которого взлетает к ночным небесам, превращаясь в звёзды. Манящие и недоступные. Жар, которому я позволю всё. Жар близости самого дорогого, что у меня есть. Моей... мечты...

— Что с Вами, Ваше Высочество? — Борг на миг покинул свой пост за спиной у принца, и во взгляде великана плескалась искренняя тревога за благополучие девочки.

— Н-ничего... Всё в порядке. Наверное, я просто устала... — она подняла взгляд. Подняла и едва не утопила меня в золотом океане счастья.

— Простите, если чем-то вызвал Ваше негодование, моя принцесса... — я усадил Рианну в кресло и уже собрался занять своё место, но тонкие пальчики принцессы мягко легли на мою руку:

— Прошу Вас... лэрр, — она заговорщицки усмехнулась, — Сядьте рядом со мной.

— Если Вам угодно...

— Мне угодно. Борг, будьте так любезны, подвиньте кресло лэрра к моему!

Рыжий выполнил пожелание принцессы, непонимающе хмурясь. В самом деле, чем странный незнакомец заслужил такое внимание со стороны Её Высочества? Ерунда какая-то...

— Пожалуйста, продолжайте, господин эльф! — Рианна улыбнулась так обворожительно, что Мэй на время забыл о растерянности, посетившей его прекрасное лицо в тот момент, когда принцесса упала в мои объятия, а я... Я оставил зарубку на память по поводу усиления осторожности при общении с малолетней кокеткой.

Стоило переливам очередной мелодии окутать слушателей кружевом чуда, меня потянули за рукав. Я нагнулся к Рианне и услышал вкрадчивый шёпот:

— Никогда бы не подумала, что ты можешь быть таким красивым!

— Так вот, почему Вы упали в обморок, моя принцесса? От моей неземной красоты!

— Нахал! — она прыснула и зажала рот ладошкой.

— Моя принцесса, я и не думал...

— Нахальничать?

— Вызывать у Вас столь сильные переживания в моём отношении...

— Зануда!

— Я сам в этом признался. Только что.

— Я так скучала...

— Было бы, по кому.

— Правда, скучала!

— Не утешайте меня, Ваше Высочество, всё равно не поверю...

— Ну и не верь!... Только... Называй меня «моя принцесса»!

— Зачем?

— Мне так... приятнее...

— Лэрр и... Рианна! — не выдержал принц. — Ваша беседа мешает исполнителю — разве не понятно?

— Дэрри, не будь таким скучным! — Рианна укоризненно покачала головой.

— Ты хотела послушать эльфа, а теперь ведёшь себя... неуважительно по отношению ко всем нам! Как это понимать?

— Я неважно себя чувствую... Пожалуй, вернусь к себе. Лэрр, Вы проводите меня?

— Почту за честь, моя принцесса!

Я встал и подал Рианне руку. Со всем возможным изяществом. Она оперлась — как пушинка — поднялась из кресла и, победно улыбаясь, направилась к дверям. В моём скромном сопровождении.

Как только дверь за нами закрылась, принцесса бросилась мне на шею. И я взвыл. Очень натурально и очень недовольно. Рианна тут же отпрянула:

— Что с тобой?

— Видите ли, несколько дней назад я неудачно поиграл в снежки... Кажется, сломал ребро. Или два. Так что пока не смогу носить Вас на руках, моя принцесса...

— Прости... — она жалобно улыбнулась.

— За что?

— Тебе, наверное, было очень больно... когда ты меня поймал?

— Больно? Пожалуй. Но я не променял бы эту боль на все наслаждения мира! — говорю совершенно искренне и серьёзно, но Рианна, разумеется, воспринимает мои слова, как комплимент.

— А ты изменился...

— Нисколько, моя принцесса.

— Изменился! — упрямый удар ногой об пол. — Ты стал... взрослее.

— Скорее, стал вести себя соответственно возрасту.

— Сильнее.

— И много уязвимее, к сожалению.

— Красивее.

— Это напускное, моя принцесса. Я всё тот же невзрачный мыш, каким и был...

— Но, по крайней мере, на твоём лице больше нет...

Я приложил палец к губам:

— Тише, моя принцесса! Не следует доверять словам то, что должно остаться только в памяти.

— Да... — тёплый ветерок шёпота.

Рианна протянула руку, я поймал изящную ладошку и прижал к своей щеке. Фрэлл, как хорошо! Все прорехи в моих запасах затягиваются быстрее, чем можно вообразить... Полезно, всё-таки, иметь под рукой Мост. Особенно работающий со всеми Источниками разом.

— Ты так долго не приходил... — голос принцессы прогнал блаженное опьянение дармовой Силой.

— Долго?

— Ты же обещал! — укоризненное напоминание.

— Ах, да... Я не мог прийти, пока не избавился от... Вы знаете, от чего.

— Хочешь сказать, что потом сразу поспешил отправиться в Виллерим? — она лукаво улыбнулась.

— Вы не поверите, но так оно и было, моя принцесса. Именно так.

— Не поверю, — Рианна смешно наморщила нос. — Но больше спрашивать не буду.

— Очень верное решение! — похвалил я, и поторопился с признанием заслуг, потому что девочка тут же нарушила обещание:

— Ты теперь будешь жить в столице? — причём, несмотря на отчасти вопросительную интонацию, фраза в целом выглядела, как типичный приказ.

— Нет, моя принцесса.

— Почему? — ореховое золото сверкнуло разочарованием.

— У меня есть обязательства не только перед Вами и Вашим братом.

— А перед кем ещё? — невинное любопытство.

— Перед... семьёй, например.

— У тебя есть семья? — глаза принцессы восторженно распахнулись. — Как здорово! А ты нас познакомишь?

— А... Э... Видите ли, моя принцесса...

— Познакомишь?

— Мои родственники... такие жуткие домоседы, что вряд ли выберутся сюда... Но если выпадет случай — непременно познакомлю!

Вру, как самый отъявленный лгун. «Познакомить»... Она себе плохо представляет... То есть, вообще никак не представляет! Счастье, что Ксаррона рядом нет: уж этот насмешник не упустил бы случай поиздеваться над моими терзаниями.

— Хорошо, — кивнула Рианна. — Учти: я запомню твоё обещание!

— Не сомневаюсь... — я совершенно не наигранно содрогнулся.

Принцесса собиралась задать мне ещё пару сотен вопросов обо всём на свете, но скрипнула дверь, и в зал из покоев принца вышел Мэвин. Он слегка удивился, увидев нас с Рианной, но воспитание взяло верх, и юноша сделал вид, что не заметил, насколько близко мы стоим друг к другу.

— А что, концерт уже завершился? — прощебетала девочка, делая шаг в сторону.

— Да, Ваше Высочество... Господин эльф сказал, что немного устал и должен отдохнуть.

— Значит, нам пора отправляться! — выдохнул я. С облегчением.

— Куда же Вы поедете, лэрр? За окнами совсем стемнело! — заботливый голос принцессы в сочетании с озорным блеском взгляда наводил на неприятные размышления.

— Я тоже так подумал, — сообщил появившийся на пороге комнаты Дэриен, — и предложил господину Хиэмайэ воспользоваться одной из гостевых комнат... И Вам, разумеется. Если сочтёте возможным.

— Вы невероятно щедры, Ваше Высочество! — я поклонился, и на этот раз поклон удался почти безболезненно. Может быть, благодаря усилиям принцессы, пополнившей моё рваное Кружево?

— Вас проводят, господа... Ри, ты не хочешь пожелать мне спокойной ночи?

Девочка фыркнула, не слишком довольная тем, что ей придётся покинуть свою любимую игрушку (то есть, вашего покорного слугу), но не смогла отказать старшему брату в милой просьбе и взяла его под руку. А за мной и эльфом явился ливрейный лакей.

Смежные комнаты, выделенные для ночлега, были очень недурно убраны, а в той, что предназначалась мне, весело потрескивал поленьями большой камин. Но отойти ко сну сразу же не получилось.

Не успели шаги лакея стихнуть за дверью, как Мэй сделал самое страшное лицо, на какое был способен:

— Ты... ты... ты наглый... злобный... бессовестный... вор!

Я зажмурился и мотнул головой. Снова открыл глаза. Разъярённое видение никуда не исчезло.

— Вор? Опасно бросаться такими обвинениями... И что же я украл у тебя?

— Внимание принцессы! — выпалил эльф и отчаянно покраснел.

— Ах, вот как!... А на каком основании ты полагал, что принцесса уделит тебе какое-то особенное внимание, а? Надеялся на свою музыку? Не вышло? Что ж поделать, если девочка оказалась равнодушна к твоим талантам!

Издеваюсь, конечно. Но он сам напросился!

— Ты... ты... ты бесчувственный... ты...

— Оскорбления закончились? Слава богам! — я воздел руки к потолку. — Малыш, сядь и успокойся. Мне нужно услышать ответы на вопросы, а я предпочитаю, чтобы ты отвечал разумом, а не уязвлённым самолюбием...

— Самолюбием?! — он снова взорвался. — Ты... ворковал с принцессой... а я...

— Что — ты?

— Я...

— Кстати, какие чары ты пустил в ход?

И тут он побледнел. Очень резко. Сравнявшись белизной кожи с мраморной облицовкой камина.

— Я... Что же я наделал?... — тонкие губы задрожали, как в лихорадке, и я испугался:

— Не волнуйся! Скажи толком: что это было за заклинание?

— Заклинание... которое... которое... — взгляд Мэя расплывался, и я, вздохнув, залепил эльфу пощёчину. Помогло. Лиловое серебро глаз брызнуло слезами.

— Я всё испортил! — колени листоухого подогнулись, и он сел на пол, спрятав лицо в ладонях.

— Что испортил?

— Я выпустил[33]... заклинание... которое... — через всхлипы всё-таки пробивалась относительно связная речь. — Которым... надо было проверить... принца...

Так вот, в чём дело! Могу понять трагизм ситуации. И комизм — тоже. Эх, малыш, если бы мои проблемы решались так же легко и просто...

— Значит, так, — я строго посмотрел на эльфа. Сверху вниз. — Ты сейчас встанешь, умоешься, выпьешь на ночь подогретого молока и ляжешь спать. И будешь смотреть замечательные сны... Не спорь! Ты всё сделал правильно.

— П-правильно? — из сплетения пальцев выглянул озадаченный лиловый глаз.

— Тебе нужно было установить, имеется ли в королевской семье наследник, который способен владеть артефактом. Верно?

— Да...

— И ты установил! Есть. Ну и что, что принцесса, а не принц? Какая разница?

— В общем-то... — он отнял руки от лица и задумался. — Почти никакой, разве только... Её придётся учить...

— Научат! Она девочка умная и достаточно молода, чтобы впитать любые знания... Всё хорошо. Но, ради богов, скажи: как ты утратил контроль над заклинанием?

Лиловое серебро переливалось мукой и восторгом.

— Когда она... вошла, я не сразу почувствовал... она так тихо слушала... Но на одной из строчек... Это было, как удар! Как молния... Она словно вспыхнула изнутри... И я увидел... она... она совершенна! Она — воплощение божества!

— Э... Не будем торопиться с выводами. Просто Рианна — очень... сильный Мост.

— Да, и это тоже... — отмахнулся Мэй, снова погружаясь в своё восхищение. — Она такая... Она сияет. Ярче солнца. Но не ослепляет... Она... тёплая.

— Я бы сказал, горячая.

— Ты тоже это заметил? — он подозрительно поджал губы.

— А что? Не имею права?

— Этого я не говорил... — всё-таки, эльф обиделся. Обиделся на то, что кто-то, кроме него, мог прикоснуться к чуду... Интересно, листоухий понимает, что видел всего лишь воплощённые Источники, а вовсе не богиню?

— Итак, мы всё выяснили?

Неуверенный кивок.

— А я считаю, что не всё.

— К-как это?

— Где ты взял стихи, которые пел, когда вошла принцесса?

— Мин подарила, — пожал плечами эльф.

— ЧТО?! Мерзавка...

И когда она успела стянуть листок?... Вспомнил. В самый первый день. Я же застал её у стола в своей комнате...

— Ты-то из-за чего так расстроился? — непонимающе тряхнул чёлкой Мэй.

— Почему... Есть причина.

— И сидел, как на иголках, пока я пел...

— И как ты успел это заметить, скажи на милость?! Ты же с принцессы глаз не сводил!

— А мне не надо на тебя смотреть, чтобы знать, что с тобой происходит... — смущённо признался эльф.

— Это ещё почему? — я напрягся, и было, от чего. Такая... зависимость меня не радует. Совсем.

— Наверное, я виноват... — длинные уши стыдливо прижались к голове, совершенно исчезая под серебристыми прядями. — Прости, пожалуйста...

— Что ты ещё натворил? — от волнения начинаю хрипеть.

— Помнишь, когда я вернулся в харчевню, где ты меня ждал? В день приезда? Я был очень... расстроен... Помнишь?

— Ну... да. И что?

— Я... неосознанно... потерял контроль.

— Над чем?

— Не над чем, а над кем! — поправил Мэй. — Над... собой. Мне было так плохо, и я... позволил своему syyt’h[34] раскрыться...

Фрэлл! Кажется, я... пропал.

— Ты был такой спокойный... такой уверенный... такой... надёжный... Я сам не понимаю, как ЭТО получилось! — с отчаянием воскликнул эльф.

И не поймёшь. Зато я... Понимаю. Ты соприкоснулся с одной из ниточек моей «паутинки». То есть, с моим «я». И уцепился за неё, как за последнюю надежду на спасение...

Я подошёл к огню и зло стукнул кулаком по каминной полке. Только такого счастья мне и не доставало! Стать «якорем» для взбалмошного малолетнего эльфа! За что, боги?! Мне нельзя так... сближаться. С кем бы то ни было! Я не имею права!

Теперь становится понятным многое... Слишком многое.

И внезапный интерес к поддельной йисини. И необыкновенно быстрое «привыкание» ко мне. Да и вообще... Если бы я мог догадаться сразу, что Мэй — из «открытых сердец», я бы не допустил... Наверное. Не могу поручиться. В конце концов, влиять на сферу чувств мне не дано. И никаким чарам не дано. К счастью? К сожалению? О, это каждый решает для себя сам! Многие мечтают найти управу на чувства — любым способом. Но сим мечтам не суждено сбыться, потому что... Чувства подчиняются только своим собственным законам, не понятным разуму. А если не ясны ни исходные данные, ни способы преобразования, ни конечный результат — как можно контролировать процесс? Никак. И не пытайтесь!

— Ты... злишься?

— Да. Разве не чувствуешь? — огрызаюсь, но Мэй качает головой:

— Немного есть, только... Ты больше испуган, чем разозлён.

— Вот как? И чем же я испуган?

— Ну, этого я не могу знать! — с явным облегчением заявляет эльф. Радуйся, пока можешь... Хотя, лучше бы ты ЗНАЛ.

— Ты поступил... безрассудно. Так оставлять нельзя... Можешь вернуть всё обратно?

— Пока не могу, — признался листоухий. — Я... не очень хорошо справляюсь с syyt’h.

— Вот и учился бы вместо того, чтобы распевать ворованные стихи! — не выдержал я.

— Ворованные? — лиловые глаза оторопело уставились на меня. — Ты знаешь того, кто их написал?

— Я знаю, что автор не позволял их исполнять! Особенно в таком... обществе.

— Почему? Они хорошие...

— Они — для личного употребления, разве не понятно? Может быть у человека что-то, укрытое от чужих глаз?

— Ты-то откуда знаешь, что для «личного»... — Мэй подозрительно прищурился. — Или... Это... Они... твои?

— Да, мои!

— И ты писал их для принцессы? Или... о принцессе?

— С чего ты взял? — теперь опешил я.

— Мне так думается... — эльф говорил совершенно серьёзно. — Когда я пел... И ты, и Рианна испытывали настолько похожие переживания, что мне даже стало не по себе... Я ведь не подозревал, что вы знакомы.

— Не напрягает? — холодно цежу сквозь зубы.

— Что?

— Ощущать чужие чувства?

— Не-а, — лицо Мэя осветила улыбка. — Мне нравится. И потом, я же не всех слышу... В основном, только тебя.

— Хорошо... А теперь признавайся, менестрель недоделанный, почему ты прервал своё выступление?

— А сам не догадываешься?

— Даже предполагать не хочу!

— Я просто... почувствовал, как ты относишься к принцессе.

— И? Как?

— Почему ты спрашиваешь? — он удивился.

— Потому! Мне любопытны... наблюдения со стороны.

— Ты её любишь, — довольно заявил эльф, глядя на меня снизу вверх, но с таким видом, словно парит над моей головой.

— Неужели?

— И очень даже сильно. Только она нужна тебе, не как... женщина, а как что-то ещё. Я не понял до конца...

— И не надо! Иди спать, олух...

— А я не хочу!

— Зато я хочу побыть в тишине и спокойствии! Марш в свою комнату!

Мэй обиженно надулся, но всё же соизволил встать с пола и гордо удалиться в указанном направлении.

Ты прав, lohassy... Сам того не понимая. Рианна нужна мне. Очень. Как... голодному нужна пища. И мне стыдно относиться к ней подобным образом. Даже не представляешь, насколько стыдно... Да, я люблю принцессу. Если можно любить то, что необходимо для выживания. Фрэлл! Ненавижу! Ну почему всё случилось именно ТАК?...

Я разделся по пояс и расшнуровал корсет, любезно отданный (читай: всученный) мне в пользование неугомонным кузеном. Удобная вещь, надо признать, хотя больше всего она похожа на... если так можно выразиться, «потайной» доспех. Не знаю, что именно зашито между слоями тонкой плотной кожи, но ограниченная (и всё же, определённо, имеющаяся в наличии!) гибкость наводит на мысль о стальных если не пластинках, то тонкой проволоке — наподобие той, из которой плетутся кольчужные кольца... Занятное изделие. Неизвестно, чьей работы. Где Ксо откопал такую странную одёжку? Думаю, даже богам неизвестно...

Так, синяки никуда не делись. Обидно. А как замечательно было бы обнаружить, что участие принцессы помогло залечить мои раны... Глупый. На что надеюсь? Должен быть доволен хотя бы тем, что восстановил равновесие Сил и пополнил запасы... на крайний случай. Но вот кто поможет вернуть в приемлемое состояние моё душевное равновесие?...

Мазь, которую мне вместе с корсетом всучил Ксаррон, приятно холодила кожу, но совершенно не желала впитываться. Я старался и так, и эдак, но энергично тереть кожу было больно, а мягким прикосновениям студенистая зеленоватая масса не желала поддаваться. В конце концов, в дело пошла салфетка, уничтожившая остатки мази. Наверное, зря, но мне, право слово, надоело! Никогда не отличался терпением. Особенно в лечебных процедурах. Да и во всём остальном... Впрочем, я, худо-бедно, становлюсь терпеливым. Или — терпимым? Никогда не задумывались над этой загадкой: слова несут в себе один и тот же смысловой корень, но вот означают... Абсолютно разные вещи.

Терпеть — значит, смириться. Смириться с неудобствами и неприятностями. Ни в коем случае не признавать их победы над собой, а всего лишь до поры, до времени отложить партию. Чтобы вернуться к ней, накопив достаточно сил. И — победить. Конечно, так должно происходить в идеале, а жизнь всячески противится тому, чтобы соответствовать оному идеалу, но... Нужно стремиться. Смириться и стремиться. Почти стихи... Я, кстати, смиряться по-настоящему не умею. В любой сложной ситуации первым делом впадаю в панику — какое уж тут стремление!... Нет, я не терплю. Я стараюсь не обращать внимания на проблему. В идиотской надежде, что проблема устанет от моего равнодушия и исчезнет... Наивный детский подход. Пора его менять... О чём шла речь-то?

Ах, да, ещё и о терпимости! И таким быть не могу. Не получается. Особенно к тем, кто мне небезразличен. А все остальные... просто не существуют. Быть терпимым — значит, признавать за кем-либо право поступать, как он считает нужным и правильным. Это очень трудно, между прочим! Особенно, когда знаешь, как лучше... Ну, хотя бы предполагаешь... Нет, до терпимости мне далеко!

На этой оптимистичной ноте я направился к кровати. Ленивые слуги даже не удосужились откинуть одеяло, чтобы постель хоть немного нагрелась... Гады. Она ведь... Ладонь отдёрнулась от гладкой, как лёд, и почти такой же холодной простыни. Теперь придётся ждать... Сообщить принцу о том, как нерадивы его лакеи? Наверное, нужно. Пусть займётся воспитанием слуг. Тем более, что у него есть такое действенный метод внушения, как Борг. Рыжему только в радость будет бездельников погонять...

Возвращаюсь к камину. Пододвинуть кресло поближе? Лениво. И напрягаться лишний раз мне ни к чему. Так постою. Погреюсь...

Я не услышал, как скрипнула дверь. Наверное, потому, что скрипа не было. И необутые ступни касались паркета совершенно бесшумно. Зато восторженный возглас пронзил меня дрожью с головы до пят:

— Как красиво!

Принцесса. Спрятавшаяся в складки волочащегося по полу халата. Довольная до такой степени, что хочется выдрать её пониже спины тем, что попадётся под руку.

— Моя принцесса, что Вы здесь делаете? — спросил я, когда справился с приступом бессильной ярости.

— Зашла посмотреть, как ты устроился, — без тени лукавства ответила девочка.

— Посмотрели? Извольте вернуться к себе.

— Я тебя чем-то обидела?

— Могли бы постучать прежде, чем входить... Вас учили хорошим манерам?

— Это так скучно... — призналась Рианна. — И потом, если бы я постучала, я бы не увидела... Он та-а-а-а-акой красивый!

— Кто?

— Зверь у тебя на спине.

— Ничего особенного.

— А мне очень понравилось... Можно, я ещё посмотрю?

Глотая ругательство, снова поворачиваюсь к принцессе спиной. Чувствую, как тёплые пальчики касаются кожи и...

— Ай! — испуганный визг.

— Что такое?

— Он... он живой!

— Не говорите глупостей, моя принцесса! Это всего лишь рисунок!

— Он... подмигнул!

— Вам показалось... Здесь не слишком жарко, и самые обыкновенные мурашки...

— А теперь он зевнул!

— Рианна, Вы принимаете желаемое за...

Осекаюсь, потому что лёгкое покалывание на спине отчётливо и недвусмысленно сообщает о распаде заклинания. Откуда, фрэлл побери?!...

Спустя вдох приходит ответ. Ответ, которому я, честно говоря, не рад. Нужно было ожидать чего-то в этом роде... Я же знаю, что Ксаррон не может удержаться от розыгрышей! И на сей раз... Но как он мог догадаться, что Рианна коснётся рисунка? Или... Ему было совершенно всё равно, кто активирует заклинание? Нет, здесь явно виден расчёт на вмешательство Моста! Ну, Ксо, ты и сволочь... А если бы девочка испугалась?

Впрочем, спасибо. Ты наглядно продемонстрировал мне ещё одну грань моей уязвимости. Запомню. Очень неприятное открытие, но очень полезное. И ведь как просто: всего лишь уподобить верхний слой заклинания Пустому Пространству и усыпить всё остальное! Конечно, чары распались бы рано или поздно, но своё предназначение выполнили. Полностью. Значит, параллельно с «миражом» кузен сотворил ещё и это маленький сюрприз? Умелец фрэллов...

— Больше не двигается! — разочарованно сообщила принцесса, пристально вглядываясь в мою спину.

— И очень хорошо! — радуюсь. В надежде, что новых неожиданностей не предвидится. — Теперь Вы можете совершенно спокойно идти спать.

— Не хочу, — ответила Рианна. Просто, без надрыва и кокетства.

— Вам не следует задерживаться в моей комнате — это может быть воспринято...

— Никто не знает, что я здесь.

— Ой ли? Позвольте усомниться! Думаю, за перемещениями Вашего Королевского Высочества ведётся весьма пристальное наблюдение...

— Трусишь?

— Когда есть возможность — да.

— А когда нет возможности? — загадочный взгляд через вуаль ресниц.

— Тогда — тем более! Идите спать, моя принцесса!

Она, недолго думая, плюхнулась на постель.

— А Вы, часом, не ошиблись комнатой?

— Такой ты мне не нравишься, — сообщила Рианна. — Я люблю, когда ты что-нибудь рассказываешь... Расскажи мне... об эльфах!

— Что именно рассказать?

— Ну... ты же приехал с одним из них — о нём и расскажи!

— Вот что, моя принцесса... — я крепко ухватил девочку за руку и потащил с собой. — Пусть он сам и рассказывает!

Дверь в комнату Мэя открылась от моего злобного пинка. Эльф, по счастью ещё не ложившийся, недоумённо вытаращился на нас, но растерянность тут же сменилась восторгом: ещё бы, поблизости оказалась принцесса!

— Надеюсь, вам двоим будет не скучно! — с этими словами я втолкнул Рианну в комнату и закрыл дверь за её спиной, а сам, накинув плащ, вышел побродить в коридор.

На освещении во дворце экономили: перемещаться по залам приходилось почти вслепую, ориентируясь на редкие размытые пятна огоньков свечей, зажжённых совершенно невпопад. Несколько раз ноги со всего маху натыкались на предметы мебели (хотя, кто поручится, что это была именно мебель?), и мне самому было удивительно сознавать, что до покоев принца я добрался в относительной целости.

Спросите, зачем я туда пошёл? И сам не знаю толком. Что-то потянуло. С таким своевольным чувством, как интуиция, лучше не спорить — я и не пытался. Просто подчинился настойчивому требованию. В конце концов, ей виднее...

Скромничать не стал: распахнул дверь смело, не таясь и не заботясь о том, какой эффект произведёт моё появление. Вошёл, по-хозяйски уселся в кресло, закинул ногу на ногу и бросил насторожившемуся Боргу как можно небрежнее:

— Докладывайте!

Великан вытянулся в струнку, слегка согнув локти и прижав кулаки к бёдрам.

— Вверенный моей опеке объект... — рефлекторно начал рыжий, но тут, наконец, до него дошла несуразица происходящего, и карие глаза полыхнули опасным огнём:

— По какому праву Вы требуете от меня отчёт?

Я вздохнул. Как наставник, расстроенный недостаточным прилежанием своего подопечного.

— Не слишком ли запоздал этот вопрос? Ай-вэй, дяденька, неужели в тебе так сильна привычка выполнять приказы того, кто умеет их отдавать?

— Что Вам угодно этим сказать? — к активным действиям телохранитель принца не перешёл по одной простой причине: излишне любопытен. Другой на его месте сразу же меня прирезал и выкинул из окна, например. А этому интересно разобраться... И благодаря каким талантам его взяли в Тайную Стражу?

— Ничего, дяденька, совсем ничего... Вообще-то, я ожидал совсем другого приёма! Где окорок? Вино? В крайнем случае — кувшин эля?

— А почему, собственно... — он всё ещё не хотел соображать.

— Так звали с собой в столицу, что я, дурак, думал: и впрямь нужен буду... Приехал. И что? Мне не рады!

— Я не совсем... — на лице рыжего великана отразились отчаянные поиски ответов.

— Ладно, не напрягайся! Подсказываю: в один из жарких летних дней мы выпивали в компании с одним доктором и одним гномом. Отмечая чудесное спасение последнего из лап водной стихии...

Карие глаза сузились. Расширились. Сузились снова.

— Ты?!

— Не похож?

— Как сказать... Теперь вижу, что похож, но когда вошёл и потребовал докладывать... Я немного растерялся.

— И могу объяснить, почему. Ты, всё-таки, не полевой агент, а штатный, привыкший представлять начальству отчёт о проделанной работе впопад и невпопад. Вот и попался на мою шутку... Не сердишься?

— Пожалуй, не буду... Хотя стоило бы!

— Конечно, стоило! Я бы обязательно рассердился! — подмигиваю.

— Это точно! — Борг окончательно пришёл в себя. — Надо бы отметить встречу...

— А что принц? Спит?

— Лёг недавно. Вроде уснул...

— Будить не надо. У меня есть несколько вопросов к тебе, а ему лучше пока оставаться в неведении относительно моего появления. Согласен?

— Он нам не простит, — заметил рыжий.

— Разумеется, не простит! Но с этим я разберусь... Мы можем поговорить здесь или нужно искать местечко поуютнее?

— Мне не хотелось бы его оставлять одного.

— И не оставляй! Хорошо, останемся в этой комнате... Времени маловато, так что буду предельно краток: как дела с расследованием?

— Никак.

— Совсем?

— Ни единого предположения, — вздохнул Борг.

— Плохо... Впрочем, можете больше не беспокоиться на сей счёт.

— Есть идеи? — рыжий оживился.

— Я знаю виновника. Осталось определить тяжесть вины и подобающее наказание.

— Кто он? — гневно раздутые ноздри.

— Потом скажу. Не к спеху... Он пока ничем не угрожает принцу. Думаю, Дэриену пора расставаться со своей «слепотой». Чтобы не потерять право на наследование.

— Разрешаешь? — лукавая ухмылка.

— Не возражаю, — отвечаю в том же духе.

— Второй вопрос. Какую информацию ты можешь сообщить мне о Шэроле Галеари?

— Его скоро казнят.

— И всё?

— Этого мало? — искреннее удивление.

— Мне — да. Что он за человек? С кем имеет отношения? Какой пользуется славой?

— Зачем спрашиваешь?

— Нужно. Мне. Личный интерес.

— Ну, если личный... — он на несколько вдохов задумался. — Тихий. Не обделён умом. Из хорошей семьи. Не воин. Потенциально способен быть преданным сюзерену. В любой ситуации. Склонен порой тщательно обдумывать свои поступки, из-за чего многие считают его тугодумом. Друзей почти нет. Увлечение: сестра придворного мага.

— А она?

— И на неё характеристику хочешь? Не пропускает ни одного мужика. Себялюбивая стерва. Пакостница и дрянь.

— Она любит Шэрола?

— Никого она не любит! — покачал головой Борг.

— Вот как? Забавно... Спасибо за информацию. Пойду, пожалуй...

— А по бокалу вина? — набычился рыжий.

— Мне сейчас нельзя... Болею. А вот когда ты станешь посвободнее... С радостью. Только свистни!

— Не забудь!

— Как можно?...

Я заснул под неясные завывания и бренчание лютни за стеной: эльф развлекал юную принцессу своими песнями. Надеюсь, оба получили удовольствие. Лично мне нужно было выспаться, чем я и занялся. Полностью отдаваясь избранному делу.

Утром, сбежав из дворца при первой же возможности, я отправил эльфа домой, а сам решил прогуляться по морозцу. Ни о чём не думая. Разглядывая дома и прохожих. В конце концов, можно мне хотя бы изредка давать отдых своему разуму? Дабы не рассыпался от перенапряжения.

На одном из перекрёстков, когда очередная волна люда, спешащего по делам, схлынула, я заметил знакомое лицо. На противоположной стороне улицы стоял Кьез, о чём-то напряжённо и недовольно беседовавший с неприметным человеком в буром плаще. Почувствовав мой взгляд, Магайон повернул голову. Увидел меня. Узнал. Я радостно помахал рукой. По лицу молодого человека пронеслась непонятная тень: он коротко распрощался со своим собеседником и двинулся в мою сторону. А незнакомец быстро слился с толпой и исчез за спинами. Что-то в его движениях показалось мне недавно виденным... Может быть, сухая эффективность? Или поспешность? Где и когда я мог наблюдать нечто похожее?...

— Как здоровье? — широко улыбнулся Кьез, добираясь, наконец, до меня.

— Твоими молитвами!

— Гуляешь?

— Да, решил подышать немного... Скоро ведь праздник? Наверное, не протолкнуться будет на улицах...

— Это точно! — подтвердил молодой человек. — Давай, отойдём в сторонку, а то нас затопчут и не заметят!

Мы облюбовали нишу в стене одного из домов, надёжно защищённую от потока людей массивными выступами каменной кладки. Кьез почему-то несколько раз оглянулся по сторонам, словно хотел убедиться, что за ним никто не подсматривает, потом вынул из-под плаща кинжал.

— Смотри, что мне привёз отец! — странно, но в его голосе мне не удалось расслышать гордости или радости. Одно только напряжение.

— Хороший клинок! — похвалил я. — Гномья работа?

— А то чья? Клеймо не узнаёшь?

Я пригляделся. Фрэлл! Точно такое же украшает лезвия моих кайр...

— Говорят, один из лучших мастеров, — продолжал Кьез.

— Могу подтвердить, — киваю.

— Надёжный... Острый... Режет всё, что пожелаешь... — я не успел охнуть, как кончик кинжала упёрся мне в живот.

— Что ты делаешь?

— Сколько тебе заплатил мой отец?

— За что?

— За услуги!

— Какие?

— Тебе виднее! — в тёмно-серых глазах сверкнуло безумие. И тут я испугался, потому что противник, потерявший способность здраво оценивать события, очень опасен. В первую очередь, тем, что не считается с риском.

— Кьез... Я не понимаю...

— Это он тебе клинки купил, да? Какому-то бездельнику — такое сокровище, а родному сыну — жалкий кинжальчик?!

— Он вовсе не покупал...

— Ну не сам же ты их приобрёл? На ТАКОЕ денег не у всякого герцога найдётся!

— Кьез... пожалуйста, успокойся... Ты что-то напутал...

— Я всё знаю! Отец послал тебя, чтобы выяснить мою причастность к нападению, да?

— Какая чушь! Меня вообще не волнует...

— Не верю ни единому слову! Сколько он тебе заплатил?

— Хочешь перекупить? — не удержавшись, вступаю в Игру.

— А ты согласишься?

— Смотря, сколько отсыплешь!

Он удовлетворённо улыбнулся:

— Вот ты себя и выдал... Нет, мне перебежчики не нужны. Сейчас сдохнешь, и ничего не успеешь рассказать своему хозяину!

— О чём?

— О том, как я желал, чтобы папуля вернулся домой! Только в виде трупа.

Ай-вэй, ну и дела... Значит, заказчиком нападения был Кьез? Как печально... Так вот, почему Ксаррон скривился, когда я назвал своего нового знакомого «симпатичным»... Знал, зараза, и ни словом не намекнул... Ничего, вот получит бездыханное тело родственника и будет знать, как опасно скрывать от меня информацию... Правда, сие знание мне уже помочь не сможет. Начинаю дрожать... Неужели, от страха? Нет, как ни странно, я не боюсь. От холода? Тоже рано... Чем же вызвана эта липкая дрожь?

Чем-чем... И я ещё спрашиваю? Где-то в глубине тела свихнувшегося от злобы вельможи прячется штучка, имеющая непосредственное отношение к волшбе. Крохотная. Почти незаметная. Неровно пульсирующая. Угрожающая? Понятия не имею. Впрочем, мне и не должно быть никакого дела до намерений клочка чар, а это значит...

Жаль, что нет времени на познавательную беседу с Мантией. Попробовать дотянуться самому? Но как? Двигаться — нежелательно, потому что кинжал, неуютно подрагивающий под рёбрами, может в любой момент проткнуть... Кинжал! Я чувствую его холод, и этого достаточно, чтобы...

Позволить Пустоте ворваться в сталь.

Проскользнуть по венам лезвия.

Сотнями голодных пастей впиться в пальцы, мёртво сжимающие рукоять.

Двинуться дальше — туда, где заходится в агонии неминуемой гибели волшба...

Это совсем не сложно. Я даже могу поддерживать беседу в прежнем тоне:

— Зачем ты хотел смерти отца? Ведь ему наследовал бы старший брат, а не ты...

— Льюс единственный знал, куда уехал отец, и подозрение пало бы на него!

— А ты... Откуда ты узнал?

— Есть добрые люди среди магов, которые...

Он не успел договорить. Вздрогнул. Открыл рот. И рухнул, харкая кровью. На меня. То есть, на меня полетела и кровь, и сам Кьез. Всей тяжестью придавливая к стене. Кинжал скользнул по планкам корсета и каким-то чудом запутался в складках маади, даже не задев кожу. Я оттолкнул от себя тело, по которому проходили волны судорог, но это усилие почему-то оказалось чрезмерным: к горлу подступила тошнота, а ноги начали безвольно подгибаться — пришлось сползти на землю, скользя спиной по каменной кладке. На землю, которая вдруг встала на дыбы и задёргалась в сумасшедшей пляске. Глаза зажмурились раньше, чем разум подтвердил: это наилучший способ борьбы с приступом головокружения...

Представляю, как всё происходящее выглядит со стороны: двое мужчин, застывших в нелепых позах. Пятна крови и какие-то ошмётки, подозрительно напоминающие лёгкое — на одежде и покрытых инеем камнях мостовой. И расползающаяся во все стороны немота потрясённых зрителей. Что же никто не спешит прийти на помощь? Или я тоже похож на мертвеца?...

Душа Кьеза вскрикнула в последний раз — отчаянно и обиженно — и растворилась в клочьях снежных облаков.

Плохо мне, ой, как плохо... Нет, не физически, хотя... Чего греха таить? Проталкивание Пустоты через живую плоть оказалось слишком неприятным делом. Гадливым. Мерзким. Почти непристойным. Впрочем, гадливость — не боль. Если понадобится, Пустота пройдёт этот город вдоль и поперёк, но... Но что делать, когда всё внутри тебя кажется грязным, словно наглотался болотной тины? Какая пакость...

Кровь отчётливо пахнет мёртвой магией. И заклинание не пришло извне — я бы заметил... Очень похоже на взрыв «звёздной пыли», а эти чары достаточно легко получить, видоизменив... Фрэлл!

Когда я дотронулся до царапины на его щеке — тогда, в утро несостоявшейся дуэли — моё прикосновение заставило «осколок», попавший в рану, углубиться в тело. Бежать, чтобы не быть уничтоженной — так поступает любая магия при столкновении с «проплешиной»... Я убил Кьеза в тот самый момент. Не несколько мгновений назад, а именно тогда... В то утро, когда легкомысленно решил, что нашёл друга. И тут же приговорил этого самого друга к смерти. Чудовище...

Я сидел на корточках, опираясь спиной на стену и прикрыв глаза, но вовсе не «уходил в себя», поэтому вовремя заметил тянущиеся к рукоятям кайр, выглядывающим из складок накидки, дрожащие пальчики...

Достаточно было одного быстрого движения, и Курт замер на месте, затравленно глядя в сторону и не смея пошевелиться, чтобы моя рука на его горле не усилила захват.

— Пришёл поживиться?

— Г-господин... я...

— Нет, чтобы позвать на помощь... Решил обокрасть умирающего? — я разогнул колени, поднимаясь.

— Я не...

— Только не говори, что хотел нащупать пульс! Сам сообразил за мной шпионить или кто подучил?

— Господин...

— Клинки мои заинтересовали? Внезапно? Раньше ты на них и внимания не обращал... Сведущие люди вразумили?

Парень чуть не плакал, а я был зол, как тысяча... Нет, как тысяча и один фрэлл!

— И кому ты их надеялся продать? А? Отвечай!

— Я... никому... мне...

— Кто заказчик?

— Мне не заказывали... Госпожа Юджа... ей так понравилось Ваше оружие... я и...

— Поспешил услужить при первой же подвернувшейся возможности? А ты не подумал, что моя жизнь нравится ей куда больше, чем мёртвая сталь? Не подумал?!

— Я...

— Вот что, парень... Помнится, я обещал отрезать тебе пальцы, если ты хоть что-нибудь вынесешь из дома Агрио... Было дело?

Он судорожно сглотнул.

— За то, что ты пытался обворовать меня, тебя также ждёт наказание...

— Вы тяжело ранены, сударь?

В спокойном голосе слышалось почти искреннее участие. Я повернулся и оказался лицом к лицу с молодым человеком примерно моего возраста. Светловолосым. Серьёзным. Выражение лица — слегка задумчивое и, в то же время, очень решительное. Глаза серые. Черты кажутся немного знакомыми... Знакомыми... Перевожу взгляд на лежащее рядом тело Кьеза. Так и есть!

— Вы — Льюс? — отвечаю вопросом на вопрос и тут же, понимая, что поступил не слишком вежливо, начинаю оправдываться: — Простите за резкость, я... Кьез упоминал, что у него есть старший брат... Вы достаточно похожи, чтобы я решил...

— Не извиняйтесь, — кивнул он. — Лучше скажите, как Вам помочь?

— Помочь?

— Эта кровь...

— Вся принадлежит Вашему брату. Я не ранен, сударь.

— Благодарение богам! — неожиданно удовлетворённо воскликнул Льюс Магайон. — Я не смог бы оправдаться перед отцом, если бы представил два трупа... Прошу последовать за мной!

— Куда?

— В наш дом, сударь! Герцог хочет Вас видеть и... принести извинения.

— За что же?

— За то, что невольно подверг Вас опасности.

— Вы имеете в виду...

— Мы подозревали участие Кьеза в покушении, но не могли раньше времени поделиться своими выводами... — почти извиняясь, объяснил Льюс. — Мы не ожидали, что он нападёт на Вас.

— Ничего... Всё завершилось благополучно. Я с удовольствием принимаю приглашение, только...

— Какие-то трудности? — в серых глазах мелькнула озабоченность.

— У Вас, случаем, нет при себе хлыста?

— Да, конечно... Сейчас! — он затейливо щёлкнул пальцами, и бросил подбежавшему человеку в неприметной одежде без знаков принадлежности к какому-либо дому: — Позаботься о теле и... Принеси хлыст господину!

Слуга кивнул, на минуту растворяясь в толпе зевак, успевшей собраться вокруг нас, как вороны на падаль.

— А зачем Вам хлыст, если не секрет? — полюбопытствовал Льюс.

— Видите этого паренька? — я подтянул Курта поближе.

— Да. И что?

— Он нуждается в порке.

Молодой герцог озадаченно поднял бровь, но ничего не сказал.

Вернувшийся слуга торжественно вручил мне не хлыст, а целый арапник, который так и остался в сложенном состоянии: чтобы несколько раз протянуть Курта по спине и пониже спины, мне было бы достаточно и обыкновенной хворостины. Я же не ставил себе целью уродовать парня — всего лишь хотел закрепить в его памяти одну простую вещь: не стоит кусать руку, которая протягивает тебе пищу...

...Слуги дома Магайон суетились, закутывая в плащ уже начинающее коченеть тело младшего наследника, а я стоял, рассеянно глядя на происходящее, как на бег мурашей по осыпавшейся жёлтой хвое.

Судьба что-то хотела мне сказать. Что-то очень важное. Маски снова перевернулись, и я уже не знаю, кто рядом со мной друг, а кто враг. Кто прикроет спину, а кто вонзит в неё же голодную сталь меча... Ясно одно: мне так и не удалось научиться разбираться в людях. Да и не только в людях... Я обманулся трижды, и дважды оказался на волосок от смерти. Один убийца мёртв, другого ожидает смерть. Я могу спасти Шэрола, но теперь... Теперь не знаю, нужно ли его спасать. Сомневаюсь. И это меня бесит...

Хорошо хоть, третья ошибка оказалась со знаком «плюс». Впрочем... Что я знаю о Мэвине кроме того, что юноша раздавлен своим уродством? А что, если и он...

Захотелось завыть, вцепившись в волосы. Так бы и сделал, только волос в данный момент на голове не наблюдается.

— Прошу Вас, сударь! — дверца остановившейся передо мной кареты приглашающе распахнулась.

Дом на улице Проигранной Зари встретил хладное тело Кьеза чопорным безмолвием жены, волей случая избавившейся от опостылевшего мужа. Безмолвием, в котором явственно читалось осуждение. От разлитой в воздухе злорадной скорби захотелось крикнуть: «Да что же вы за люди, в самом деле?! Вы позволили парню запутаться в паутине ложных страстей и мнимых ценностей, и спокойно смотрели, как его душу пожирают демоны... Как вы могли? Почему не захотели ему помочь? Почему отошли в сторону? Вам не стыдно?...»

Им не было стыдно. Мёртвое тело получило свою долю уважения и почестей, водружённое на мраморное ложе в молельне, но искреннего участия в глазах плакальщиков, оставшихся с Кьезом, я не заметил. Пожалуй, даже в горьком сожалении отца было не больше чувства, чем в камне, испещрённом красноватыми прожилками, казавшимися мне в тот день похожими на кровь и только на кровь...

Слуги накрыли стол в большом зале, стены которого были наспех завешены чёрными полотнищами. Скинув с плеч маади и сдав оружие одному из камердинеров, я занял место напротив хозяина дома. Дядюшка Хак, отказавшийся на сей раз от маски купца-авантюриста, был мрачен и строг сообразно обстоятельствам. Льюс, сидевший справа от отца, выглядел безучастным, но его пальцы нервно поглаживали тусклую вышивку на скатерти. Спустя почти пять минут молчание стало настолько тягостным, что я собрался нарушить и его, и правила приличия, но мне не пришлось утруждаться: в зал, неспешным шагом человека, уверенного в своей значимости, вошёл невысокий чернявый мужчина, появление которого вырвало из уст герцога невольный возглас:

— И?

Новоприбывший вежливо, но несколько сухо поклонился и ответил на невнятный вопрос:

— Я закончил и готов посвятить Вас в результаты. Если пожелаете.

— Разумеется, почтенный Лаймар! Присаживайтесь и поведайте нам о том, что Вы узнали! — любезно предложил хозяин дома.

Остроносый маг (в том, что мужчина принадлежал к племени чародеев, я не сомневался: весь его личный Периметр был заполнен остаточными следами совсем недавно отпущенных заклинаний) сел в кресло и принялся поправлять полы длинного кафтана прежде, чем приступить к рассказу. Почему-то такое поведение резануло мне взгляд. В самом деле: жалкий чародей не испытывает ни малейшего пиетета в присутствии представителей одного из древнейших родов Западного Шема — не странно ли? Есть две подходящих версии, объясняющие столь беспечное поведение: либо род Магайон стремительно теряет влияние, либо маг чувствует своё преимущество. Здесь и сейчас. Любопытно.

— Ваш сын умер по вполне естественной причине, — приведя, наконец, в порядок одежду, вкрадчивым голосом поведал Лаймар. — По собственной неосторожности.

— В чём же она заключалась? — нахмурился герцог.

— В то памятное утро, когда он собирался драться на дуэли, на него было совершено покушение, не так ли? Убийца воспользовался заклинанием, которое сохраняет свою силу, даже будучи разделённым на фрагменты... Один из таких фрагментов и попал в тело Вашего сына, — глаза мага, скрытые насмешливо смеженными ресницами неприятно блеснули.

— Но Кьез, судя по всему, не чувствовал никаких... — начал было герцог.

Лаймар досадливо махнул рукой:

— Так бывает. Довольно часто. «Осколок» мог жить очень долго, не причиняя вреда Вашему сыну, но достаточно было одного толчка извне, чтобы орудие убийства выполнило свою задачу.

— И что же это был за толчок? — поинтересовался Льюс.

— Не могу сказать точно, — легко признался маг. — Возможно, Ваш сын попал в поле действия защитного амулета, и это спровоцировало... Да, скорее всего.

— Почтенный Лаймар прав? — герцог посмотрел на меня в упор. Очень серьёзно и чуть напряжённее, чем хотелось бы мне.

Я неопределённо качнул головой:

— Будем считать так. У меня, и в самом деле, есть нечто, помогающее справиться с магической угрозой. На всякий случай.

Маг повернулся ко мне:

— Можно ли узнать, какого рода это... нечто?

— Нельзя, — отвечаю очень спокойно и очень ласково. Так, чтобы снять все последующие вопросы. Лаймар понимает намёк и делает вид, что ничуть не расстроен отказом, хотя дёрнувшийся уголок рта заявляет об обратном.

Слуги разливают по чашкам из замутнённого стекла taaleh, причём редкого сорта, с медным оттенком. Но красота благородного напитка отходит на второй план, потому что... Маг берёт чашку в левую руку, а мизинцем правой быстро проводит по тонкому ободку. Движение, на которое не всякий обратит внимание. Я бы и сам не заметил, если бы... Если бы чернявый Лаймар не будил во мне смутное беспокойство.

— Почтенный, позвольте задать Вам вопрос!

— Разумеется, благородный лэрр! — язвишь, значит? Ну, ничего, мы ещё посмотрим, на чьей половине игральной доски больше фигур.

— Откуда Вы родом?

Он промедлил. Меньше вдоха, но промедлил с ответом.

— Хассия.

— Вот как... — странно. Эта провинция слишком далеко на Западе, чтобы... — А мне показалось, что Вы — уроженец Юга.

— Почему же? — он оставался расслабленным, но жилка на смуглом виске стала чуть заметнее, чем прежде. Чуть зеленее.

— Ваш жест... очень похож на тот, которым кочевники Южного Шема отгоняют демона К’хашша.

— Да? Не знал, — Лаймар удивился. Слишком естественно, на мой взгляд. — Вы, должно быть, часто там бываете, если столь хорошо знакомы с тамошними обычаями?

— Где?

— В Южном Шеме.

— Пожалуй. Я провёл много дней вдали от дома.

— Однако в Вашей речи не слышно влияния дальних земель, лэрр... — масляно улыбнулся маг. — Неужели странствия совсем не оставили отпечатка на Ваших привычках?

— Видите ли, почтенный, я разговариваю с каждым на том языке, который ему понятен. По-вашему, это неправильно?

— Это делает Вам честь, лэрр, — мёда в голосе Лаймара становится всё больше. Очень нехороший признак.

— Рад, что Вы так высоко оценили мои скромные старания, — улыбаюсь в ответ. Обнажая клыки.

На мгновение ноздри мага раздуваются, но эта смена настроения мимолётна и не привлекает особого внимания. А в следующее мгновение Лаймар резко встаёт и отвешивает поклон хозяину дома. Столь же презрительный, как и в первый раз.

— Простите, но вынужден откланяться... Дела, дела! Если Вам понадобится моё участие — всегда к Вашим услугам!

— Конечно, почтенный Лаймар, всенепременно! Вас сопроводят со всем возможным почтением! — герцог так оживлённо воспринял известие об уходе мага, что сразу становится ясно: не мне одному этот чернявый наглец встал поперёк горла.

Когда последние отголоски присутствия кудесника растаяли в воздухе зала, я спросил:

— Стоило ли пользоваться услугами того, кто не вызывает доверия?

Дядюшка Хак настороженно нахмурился, а Льюс вдруг улыбнулся, разом помолодев на пяток лет:

— Вы тоже заметили?

— Что именно?

— Некоторую... скользкость почтенного мага.

— Я бы назвал это склизкостью, если позволите.

— Да, так гораздо вернее! — подтвердил герцог. — Мне не нравится этот человек.

— Тогда зачем...

— Он лучший дознаватель Виллерима и правая рука придворного мага.

— То есть, с ним не стоит портить отношения? — уточняю. Из любви к порядку.

— Можно и так сказать, — кивнул дядюшка Хак. — Но Вы, похоже, заставили его понервничать...

— Почему Вы так считаете? — наблюдательность старого герцога не стала для меня ошеломляющим открытием, но всё же немного и неприятно удивила.

— Он даже не остался на обед, а всем известно, как сильно почтенный Лаймар любит дармовое угощение! — пояснил Льюс. — Ваше упоминание о демоне... Как его зовут?

— Его не зовут, — устало вздыхаю. — Он приходит сам. К тем, кто не замыкает кольцо вокруг стоячей воды. Демон К’хашш.

— И чем он опасен?

— Да ничем особенным... Детская страшилка, не более.

Я не стал объяснять, что именно поэтому все дети Южного Шема, как только становятся способны удержать в пальцах чашку, учатся отгонять упомянутого демона. А изжить детскую привычку — ой, как трудно...

— И они все... там, на Юге... так делают? — продолжал допытываться Льюс.

— Все. Без исключения.

— Интересно... Значит, Вы полагаете, что Лаймар родился в Южном Шеме?

— Вероятность велика. Либо его семья чтила традиции и на чужбине... Впрочем, оставим в покое происхождение сего, вне всякого сомнения, достойного человека, — позволяю себе улыбнуться. — С какой целью Вы пригласили в дом нас обоих в одно и то же время?

— В основном, чтобы удостовериться, что Вы не имеете отношения к гибели моего сына.

— Как раз имею! Если он умер только из-за того, что приблизился ко мне...

— В этом виноват он сам, верно?

— Вынужден согласиться... Итак, Вы удостоверились в моей невиновности?

— Вполне.

— И... Ваши дальнейшие действия?

— Пока что я приказал стрелкам ослабить тетиву, — без тени улыбки сообщил герцог. — Это Вас устраивает?

Усмехаюсь. Как всё просто... и как привычно. Люблю таких людей — рациональных и предсказуемых.

— На какое-то время... Вы подозревали меня? Почему?

— Вы поразительно вовремя оказались в том самом месте, где на меня напали разбойники. Вы вызвали Кьеза на дуэль...

— О, тут вынужден протестовать: Кьез вызвал меня. Я, знаете ли, не люблю зря проливать кровь.

— Это я видел, — подтверждающе кивнул дядюшка Хак.

— А насчёт разбойников... Я очень часто оказываюсь в нужное время в нужном месте. Врождённое умение. Хотя лично я полагаю это проклятием.

Несколько вдохов герцог внимательно смотрел на меня. Прямо в глаза. Потом довольно сощурился:

— Я Вам верю, лэрр. Собственно, я верил Вам и раньше... Всё-таки, Вы спасли и мою жизнь, и жизнь моего младшего сына, только он не воспользовался Вашим Даром.

— Почему он задумал убийство?

— Он хотел выйти из тени на свет, забыв о том, что солнечные лучи могут и обжечь, — сухо ответил дядюшка Хак, и я в первый раз заметил, насколько глубоко его ранило предательство сына.

— Он действовал не в одиночку. У Вас есть какие-нибудь предположения?

— Пока нет... Но обязательно будут. Я не отставлю смерть Кьеза не отомщённой! — на мгновение усталые глаза полыхнули огнём.

— Если в моих силах чем-то помочь...

— Не смею просить о большем, лэрр — наша семья и так в неоплатном долгу перед Вами... Если не сочтёте моё предложение непристойным... Я хотел бы пригласить Вас помянуть моего сына. Вместе с нами.

— Не откажусь. Он достоин поминовения...

Да, достоин. Вы считаете иначе? Ваше право. Спорить не буду. Не место и не время. Кьез уйдёт за Порог не один — ему составит компанию моя тоска. Проводит до места и махнёт рукой на прощание...

Думаете, тяжело хоронить только друзей? Нет. Гораздо труднее расставаться навеки с теми, кто мог бы стать вашим другом. Мог бы, но не стал... Почему-то всегда больнее провожать в последний путь несбывшиеся надежды. Больнее, чем умирать самому.

Я почти раздавлен грузом забот, который, что характерно, взвалил на себя сам. По собственной воле. И вовсе не потому, что не умею отказывать. Хотя... Наверное, не умею. Или, точнее, умею, но не хочу в этом признаваться, в первую очередь, самому себе.

Ну почему не оставить всё, как есть? Кто мешает? Кто цепляется кривыми коготками за полы плаща и противным голоском нудит откуда-то снизу: «Не отворачивайся от меня... Не забывай... Не ускоряй шаг — я бегу уже из последних сил...». Я знаю, кто. Многократно проклятая всеми и вся совесть. Именно она в самый неподходящий момент разворачивает перед усталыми глазами свитки с изображениями тех, кто пока ещё идёт параллельно моему Пути, а не остался на обочине...

Дэриен. Шэрол. Мэвин. Мэй. В таком порядке или в ином? Какая разница?! Я изучил их лица до самой мельчайшей из черт. Но лицо — это даже не зеркало, это всего лишь занавеска, которую ветер жизни иногда приподнимает, помогая увидеть, что скрывается в сумерках комнаты, которую лично я называю душой. Ветер... Где бы его взять, когда вокруг — полный штиль? Опять тратить собственное дыхание? Так недолго и растаять вместе с очередным сквозняком. Растаять в чужих сердцах...

А может быть, так и следует поступить? Или...

В какую сторону текут мои мысли? Что за бред?!

Всё, хватит! Мне нужна передышка! Я устал. И буду отдыхать. Кто бы что по этому поводу ни думал. Запрусь на все праздники в доме графинь... Ещё лучше — в доме у Ксаррона. Буду бить посуду, донимать глупыми приказами Киана, и уничтожать запасы вина моего гостеприимного кузена... Решено!

Я кивнул самому себе.

Жизнь — это бой. Без надежд и без правил.

Счастье — обман. Беззастенчиво глупый.

Вестник богов снова крылья расправил:

Рок наготове. А ты? Точишь зубы?

Приходится начинать. Я буду готов. Какой бы узор на Гобелене не выткала Слепая Пряха... Буду.

Но сегодня...

Сегодня власть надо мной будет принадлежать иной госпоже.

И я потянулся за бокалом, из которого мне кареглазо подмигнуло забвение...

Примечания

1

«...Секреция, выделяемая железами половозрелого метаморфа, весьма ценятся практикующими магами из-за своих необычайно полезных качеств. В частности, она, применённая, как основное компонент заклинания подавления личности, позволяет установить абсолютный контроль над созданиями низкого и среднего уровня организации. Например, можно подчинить любую человеческую особь — вне зависимости от физических и душевных качеств, с тем только условием, что объект подчинения должен перейти рубеж полового созревания, иначе контакт с чуждой структурой может изменить неоформленное Кружево в совершенно ненужном, а зачастую — опасном направлении, хотя использование секреций является более безобидным, чем магия крови...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

2

«Дабы временно скрыть от окружающих свою Сущность, маги иногда прибегают к использованию такого защитного заклинания, как Сфера Отрицания... Сфера выглядит особенно привлекательной для использования в юном возрасте, когда начинающий маг не осознаёт самого главного её недостатка: воздвигая стену между ним и миром, Сфера действует на обе стороны, не только закрывая прячущегося от обнаружения другими магами, но и не позволяя ему самому производить магические действия, начиная с самых простых и заканчивая заклинаниями высших порядков...»

«Советы и предостережения находящемуся в начале Пути», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Читальный Зал (обратно)

3

«Отступник» — бродячий маг, отказавшийся от принесения клятвы Кодексу, либо по каким-то причинам расторгнувший эту клятву. Не имеет права (да и не рвётся сам) вступать в городские Гильдии магов, вследствие чего единственным способом получения новых знаний и умений для него является поглощение Силы, накопленной и трансформированной чужим Кружевом.

(обратно)

4

«В отдельных случаях (в частности, магами, не принёсшими клятву при вступлении в сан) для получения Силы в своё распоряжение практикуется уничтожение чужого Кружева. Такой вариант совершенствования Дара представляется наиболее лёгким и приемлемым, но требует либо Уровня, достаточного, чтобы нейтрализовать и удерживать противника, либо поддержки со стороны... Собственно процесс заимствования Силы выполняется в три этапа, требующие определённых усилий. Продолжительность каждого этапа зависит от степени подготовленности мага... Во время Проникновения устанавливается контакт с Кружевом жертвы, затем производится Захват оконечных узлов и соединение их с собственными Нитями. Наконец, во время Изъятия Сила перекачивается из одного Кружева в другое путём создания в пункте назначения подобия разреженного Пространства...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

5

Анналы — обиходное название многотомного труда, содержащего описания всех основных и части производных видов заклинаний

(обратно)

6

«...Создание такого инструмента, как кридда, требует участия больше чародея, сведущего в механике Пластов, нежели мастера-кузнеца, хотя от чистоты выплавки металла зависит эффективность Изъятия... В теле стержня формируются двойные каналы, внешние стенки которых представляют собой материальное воплощение, а внутренний слой — кокон направляющих чар... Главная часть кридды находится между Пластами — искусственно созданные карманы Пустого Пространства, отгороженные плотными барьерами, способны вместить и удержать Силу, извлечённую из Кружева мага средней руки...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

7

«...Процедура поиска среди мириад существ того, кто в данный момент времени способен оказать существенное влияние на течение событий, как вы уже знаете, именуется Зовом. Подробно о механике Призывания и Вызывания, а также об их отличиях писали многие достойные теоретики и практики, мы же ставим себе совсем иную цель: не научиться, а понять... При всей кажущейся похожести, Зов Создания и Зов Сущности — действия, протекающие по совершенно разным законам. Создание зовёт, используя механику вмешательства в Пространство, механику построения искусственных и противных Природе конструкций — то есть, пользуется чарами. Сущность же не стремится изменять. Сущность сливается с Пространством и Временем, что гораздо сложнее, чем возвести хрупкие мостки волшбы, и требует куда более глубокого проникновения в самоё себя: не каждый может выдержать собственный взгляд...»

«Создания и Сущности. Сравнительное описание», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив; на титульном листе надпись: «Да будет отвечено вопрошающему» (обратно)

8

g’haya — дословно, «подруга». Так именовали воительниц, наравне сражавшихся рядом с мужчинами в битвах Долгой Войны.

(обратно)

9

«...Проведение контролируемого Обращения допускается только в исключительных случаях: в Начале Пути или когда возникает серьёзная угроза расслоения Кружев... Поскольку руководство процессом осуществляется через Единение Сознаний, образ Направляющего запечатлевается в глубинных слоях памяти Обращающегося, а ведь само прикосновение к этим слоям чревато изменениями Гобелена Крови с изнаночной стороны. Говоря простым языком, метаморф, число контролируемых Обращений которого превысит число месяцев, предшествовавших Первому Обращению, рискует потерять себя: его Сущность, впитав эманации Направляющих, перестанет откликаться своему исконному владельцу... Посему необходимо не только тщательно подходить к выбору Направляющего (который должен быть способен на время Обращения отказаться от своей Сущности), но и стараться, чтобы в каждом контролируемом Обращении состав участников оставался неизменным...»

«Вверх по Ступеням Обращения», Большая Библиотека Дома Дремлющих, раздел практических пособий (обратно)

10

«...Для эльфов — как для расы существ, чьё пребывание в подлунном мире длится столетиями — понятие Дара Жизни является одним из самых значительных. В эльфийских семьях дети рождаются очень редко — не в силу каких-либо проблем, а потому, что одновременно Клан может вмещать в себя ограниченное количество членов, обеспеченных полноценной связью с Источниками Силы Клана. Впрочем, это вовсе не означает, что для рождения одного другой должен умереть: наполненность Источников изменяется с течением времени, и периодически наступают моменты, когда появление на свет нового представителя Клана становится не только возможным, но и желательным... Разумеется, каждый ребёнок — выстраданный или подаренный случаем — окружается любовью и заботой, намного превышающей сходные чувства других рас...»

«Гобелены Древней Крови», том 2 — «Эльфийские Кланы», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

11

ma’ resayi — дословно, «мой творец». Употребляется по отношению к тому, кто принял значительное участие в жизни: если спас, то не просто отняв законную добычу у Вечной Странницы, а направив отнятую жизнь в новое, лучшее русло. Заслужить подобное обращение — особенно от эльфов — практически невозможно, потому что «творец» — больше, чем тот, кто привёл в мир, больше, чем родители, и трудно представить ситуацию, которая заслуженно наградила бы кого-то этим титулом.

(обратно)

12

vyenna’h-ry — широко известная, но крайне редко применяющаяся разновидность отмщения, практикуется в среде эльфийских кланов. Для того, чтобы пригласить противника на «чистый поединок» — то есть, поединок духа и тела, а не заклинаний и иных искусственных уловок — необходимо иметь веские основания. В частности — смерть близкого. Однако эта смерть должна восприниматься бросающим вызов, как событие необычайной важности и чрезвычайно тягостных последствий, в противном случае ему просто не удастся вложить свой «вызов» в стрелу-глашатая vyenna’h-ry. Поскольку для создания такой стрелы необходимо нарушить целостность телесного облика (изъять необходимую кость), эльфы весьма редко находят в себе силы для объявления «чистого поединка».

(обратно)

13

«...Эльфы — одна из немногих рас, уделяющих именованию огромное значение... Как правило, основное имя даётся эльфу один раз и на всю жизнь — иногда при появлении на свет, реже — ещё в материнской утробе. В течение жизни имя — изначально простое и однозначное — дополняется оттенками, свойственными сущности эльфа... Имя можно созидать преднамеренно, однако это чревато скрытой опасностью утратить контроль над самим собой. Если при рождении тебя нарекли «ветром», подумай: стоит ли превращаться в «ураган»...»

«Гобелены Древней Крови», том 2 — «Эльфийские Кланы», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

14

«...vyenna’h-ry требует от своих участников добровольного расставания с теми вещами, которые могут обеспечить преимущество, пускай — только чисто теоретическое... Поскольку эльфы, как и некоторые схожие расы, с момента зачатия напитаны магией, для проведения «чистого поединка» им приходится осуществлять блокировку естественных каналов, посредством которых происходит наполнение Кружева. Дети Леса, однако, могут проделать очищение без сколько-нибудь заметного вреда для себя, так как оконечные узлы эльфьего Кружева легко переходят из замкнутого состояния (когда связь с природными Силами оборвана) в открытое (когда Кружево в любой момент времени готово к сплетению с природными Нитями)... Единственная опасность очищения состоит в том, что процесс, обратный блокировке, занимает существенно большее время, в течение которого эльф не способен воспользоваться природной магией...»

«Гобелены Древней Крови», том 2 — «Эльфийские Кланы», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

15

«...Феномен близнецов являет собой интересную, но проблематичную для изучения вещь, поскольку рождение двух и более особей, разделивших между собой одну Искру, случается огорчительно редко... Впрочем, помимо очевидных преимуществ существования столь тесной связи, необходимо упомянуть и о немалой опасности, довлеющей над близнецами в течение всей жизни. Жёсткий и постоянный контакт эмоциональных сфер способен нанести вред в том случае, если душевное спокойствие одного из близнецов нарушено. Мы не говорим о таких всплесках эмоций, как любовь — сие чувство, в силу своей изначальной чистоты, благотворно влияет на влюблённого, не избавляя, впрочем от некоторого «сна» разума... Беда приходит, если любовь переплавляется в обиду и далее — в ненависть. Особенно опасен душевный разлад, если близнецы — разнополые, поскольку восприятие одного и того же события у мужчин и женщин основывается на совершенно разных подходах... Чтобы уметь справляться со своими проблемами, необходимо прежде всего их видеть и понимать, что не настолько уж они «свои», а вовсе даже — общие. Однако подобное понимание приходит либо с возрастом, либо с тяжёлыми испытаниями, либо... Не приходит никогда...»

«Вечерние беседы у Очага Познания», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

16

Рикта — ryykitaah — разновидность шпаги, более предназначенная для колющих, нежели рубящих ударов. Тонкий, длинный и гибкий клинок с закрывающей кисть гардой. Используется для различных ритуальных поединков и показательных фехтовальных боёв. Требует очень хорошо отработанных навыков.

(обратно)

17

Кайра — kayraah — оружие сабельного типа, с небольшим изгибом достаточно широкого — в полтора пальца — лезвия. Заточка по одной стороне — полностью, по второй — на длину ладони. Гарда может быть разных размеров, но с непременным условием: она не должна мешать перехвату клинка лезвием вниз или вверх. Длина клинка — около двух локтей, рукояти — чуть больше, чем для обычного «одноручного» оружия. Удары — предпочтительно рубящие, но можно и колоть. Более длинный тип этого оружия, предназначенный для двух рук, носит название «кайрис» (kayrahiss).

(обратно)

18

«...В многообразной череде Сущностей vere’mii — «призрак души» — стоит особняком, поскольку не является в полной мере самостоятельным образованием, получая окончательное воплощение лишь за счёт вытеснения (а в некоторых случаях и пожирания) души, уже находящейся в намеченном vere’mii теле. Вторым признаком, выделяющим «призрак души» из основного ряда Сущностей, является причина возникновения. Как правило, в vere’mii перерождается погибающая душа Создания, которое способно управлять своим Кружевом, то есть — потенциального или развитого мага, и происходит это по ряду причин, на первый взгляд кажущихся очень простыми... Чем чаще то или иное Создание обращается в своём существовании к искусственному воздействию на Реальность — то есть, чем чаще колдует — тем большее количество остаточных Нитей будет его окружать. С течением времени весь Тактильный Периметр будет заполнен обрывками выполненных заклинаний, которые, при определённом стечении обстоятельств, становятся фрагментами будущего vere’mii. Чем искуснее маг, тем сильнее будет «призрак». С какого же момента начинается его формирование — ведь мы знаем, что «призрак» окончательно является в мир, на последнем вздохе своего невольного «создателя»? С уверенностью можно сказать только одно: толчком к зарождению vere’mii служит сильное эмоциональное потрясение. Если Создание справится со своими чувствами, «призрак» никогда не прорвётся в нужный Пласт. Но если Создание лелеет свою боль, vere’mii с каждым мгновением набирается сил... Объект, который старается захватить «призрак», может быть любым Созданием, с выполнением необходимого требования: тесной ментальной связи с погибающим. Чаще всего vere’mii обращают своё внимание на обидчика своего «создателя», но у этого правила, разумеется, бывают исключения...»

«Создания и Сущности. Сравнительное описание», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив; на титульном листе надпись: «Да будет отвечено вопрошающему» (обратно)

19

«...При переводе сознания на другие уровни восприятия маг обязан озаботиться установкой специальных вешек, дабы не заблудиться на обратном пути... Общепринятый термин, соответствующий искомому действию, носит название «страж», однако это (как и в большинстве случаев) хоть и красиво, но не совсем верно. «Страж» не охраняет, а всего лишь хранит. Хранит слепок слоя сознания, оставленного позади, ибо невозможно, не меняя ощущений, изменить уровень восприятия... Сам процесс расстановки вешек сложен только скрупулёзностью исполнения, поскольку необходимо правильно выбрать место и озаботиться точным копированием верхнего (на текущий момент) слоя сознания. Чем чаще повторяешь эти простые по сути, но сложные по техническому исполнению действия, тем проще становится погружаться в следующий раз...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

20

«...Заклинания подразделяются на несколько основных типов в зависимости от механики действия. Неверно думать, что эти типы: атака, защита, восстановление и разрушение. В действительности всё гораздо проще. Магия может быть активного характера — в том случае, если чары постоянно получают Силу из любых доступных Источников и непрерывно преобразуют её в то или иное действие, состояние или предмет — и не-активного. В последнем случае чары работают только в определённые моменты времени и в определённых точках пространства, что весьма затрудняет их обнаружение. Как правило, такие заклинания не отличаются большой действенностью, однако с честью выполняют своё предназначение. Ярким примером может служить постановка «отражающего маяка» — данная волшба успешно используется для слежения за объектом. Суть этого «маяка» заключается в том, что он посылает сигнал только в том случае, когда чародей, поставивший его, запрашивает о местонахождении объекта. Оказываясь в рассеянном магическом поле — весьма слабом и сходным с природным полем — такой «маяк» отражает импульс по заданной траектории, но обнаружить сей «ответный сигнал» может лишь тот, кто постоянно ведёт наблюдение или тот, кто сам составлял заклинание...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

21

Кy-inn — «искра разума», один из ряда любимых эльфийских талисманов, в который входят также ela-inn — «искра чувства» и fyu-inn — «искра жизни». Считается, что эти талисманы несут в себе частичку своего владельца и неразрывно с ним связаны, но это вовсе не означает, что потеря одного из них приведёт к неприятным последствиям, поскольку эльфы часто дарят эти хрустальные капельки тем, кто занимает их мысли.

(обратно)

22

«...Как и любая долгоживущая раса, эльфы не приемлют единичного понятия «совершеннолетия», поскольку для них невозможно установить чёткую границу между сугубо подростковым периодом ошибок и упрямых заблуждений и взрослой, продуманной и нередко из-за этого скучной жизнью... Эльфы проходят три этапа взросления. Первое совершеннолетие празднуется в тот период, когда организм по своим характеристикам и возможностям максимально приближается к пределу, за которым начинается всестороннее развитие заложенного при рождении, но резких чисто физических изменений произойти уже не может. Ни в коем случае нельзя считать, что этот период совпадает с половым созреванием: как правило, установившаяся способность к деторождению у эльфов только знаменует собой начало формирования «взрослого» тела... Второе «совершеннолетие» может произойти и через год после первого, и через несколько сотен лет, поскольку связано с моральными качествами личности. До этого момента эльф считается неспособным отвечать за свои поступки и целиком и полностью зависит от родителей или опекунов... Третье «совершеннолетие» означает право отвечать не только за себя, но и за тех, кто по каким-либо причинам оказался зависим от взрослеющего эльфа. Соответственно, промежуток времени между вторым и третьим этапом взросления может растянуться на всю жизнь, и, как это ни прискорбно, эльф так и останется под официальной опёкой Клана, либо — в отдельных случаях — лиц, назначенных Советом...»

«Гобелены Древней Крови», том 2 — «Эльфийские Кланы», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

23

Лэрр (отla’err) — дословно, «защитник», реже используется в значении «хранитель», и только в отношении одной группы людей употребляется, как указание титула — лэрры Горькой Земли.

(обратно)

24

Найо (отnai-jour) — разновидность метаморфов — подкласс оборотней, способных принимать несколько разных обликов. Составляют Внутренний Круг Стражи Драконьих Домов.

(обратно)

25

На крупных торговых трактах и дорогах «государственного значения», таких, как Королевский Путь, существует система так называемых «приютных домов», предназначенных для ночлега путешественников. Содержанием этих домов в надлежащем состоянии занимаются люди, служащие в Городской Страже близлежащих городов, причём средства на поддержание должного состояния лишь частично заимствуются из городской казны, поскольку принято, чтобы каждый путник, воспользовавшийся «приютным домом», оставлял некоторую сумму на алтаре Хозяина Дорог. Как правило, путники не скупятся, ибо обидеть Хозяина — значит, заслужить его немилость, и тогда «не будет тебе Дороги ни в жизни, ни в смерти».

(обратно)

26

«...Техника отделения сознания от тела — материального якоря — широко используется в случаях, когда требуется провести подробное, но аккуратное исследование нематериальных сфер... Как правило, данная процедура выполняется не в одиночку, поскольку необходимо тщательно следить за тем, чтобы ниточка, связывающая тело и сознание, сохраняла нужное «натяжение». Если связь оборвётся, нарушится локальное равновесие структур мироздания, поскольку в материальном плане бытия останется тело (неизбежно погибающее в отсутствии естественного контроля и управления), а в высоких сферах появляется грубое подобие Сущности, не имеющей цели и не располагающей средствами... С течением времени разделённые части некогда единого объекта поглощаются Тканью Мироздания, но до того момента близлежащие участки Пространства остаются нестабильными, и существует опасность их временной поляризации, что в свою очередь приводит к изменению направлений движения потоков Силы...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

27

Виллерим, как и любой крупный город Западного Шема, окружён крепостной стеной, в которой — для затруднения доступа внутрь — прорезано очень ограниченное число проходов. В частности, въезд в столицу осуществляется через Ворота Первого Луча и Ворота Последнего Луча, чьи названия возникли не только от того, что первые ворота встречают солнце утром, а вторые — провожают вечером, но и от внутренней планировки Виллерима, центром которой является королевский дворец, от стен которого лучами расходятся наиболее крупные улицы столицы.

(обратно)

28

«...Перемещение в Пространстве с помощью так называемых Порталов, считается самым быстрым из известных и доступных способов, однако на деле это не так. Портал не соединяет области Пространства, как многие ошибочно полагают — он всего лишь является входом/выходом Межпластового Коридора в Реальность, но сам Коридор обычно является весьма протяжённым, поскольку не может соединять две точки кратчайшим расстоянием в силу того, что является структурой искусственной — в отличие от Тропы, и путешествие по нему занимает определённое время, зачастую гораздо большее, чем тот отрезок, что проходит между вступлением на Тропу и сходом с неё... Существует возможность уменьшить протяжённость Коридора, но для этого необходимо проходить Пласты насквозь, что под силу далеко не каждому, даже весьма одарённому и обеспеченному избытком Силы магу, поскольку требует вполне определённых свойств организма. Проще говоря, если ты рождён червём, взлететь под облака ты сможешь только в клюве птицы...»

«Вечерние беседы у Очага Познания», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

29

Taaleh — напиток родом из Восточного Шема. Изготавливается следующим образом: сушёные листочки кустарника с одноимённым названием заливаются кипятком и настаиваются в течение строго определённого количества минут (ни в коем случае нельзя передержать — вкус напитка станет очень неприятным), потом листья тщательно удаляются из настоя, и полученную жидкость оставляют «доходить» в плотно закрытой посуде. Готовят taaleh впрок, на день или несколько, разводя свежим кипятком в необходимой пропорции, когда возникнет потребность. В зависимости от цвета и степени созревания листьев кустарника различают разные сорта напитка, например: «чёрный», «солнечный», «хрустальный».

(обратно)

30

«...Происхождение описываемого в сем томе Рода было обусловлено непреклонной волей, а не постепенными изменениями, случавшимися в течение многих веков. Считается, что первые Мосты были созданы ещё до Долгой Войны, в тёмные времена, ознаменованные непрекращающейся борьбой за такую нелепую вещь, как свобода... Первоначально их было семеро — три мужчины, три женщины и один найо, о поле которого невозможно сказать ничего определённого, кроме того, что он предполагался в наличии... Изменения крови всегда мучительны и опасны, но избранным повезло, если можно считать везением не умереть от невыносимых мук, но не забывать о них до конца своей жизни... Первые Мосты были не более, чем инструментами для работы с могущественнейшими артефактами, но их многочисленные потомки получили возможность обрести собственную волю...»

«Гобелены Древней Крови», том 5 — «Род Соединяющих», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

31

«...По степени связи с заклинателем чары делятся на свободные и контролируемые. Как правило, если маг желает удостовериться, что волшба выполнила своё назначение, он не отпускает заклинание, оставляя протянутой между ним и собой тоненькую ниточку обратной связи. Разумеется, такая практика опасна контратакой противника, поскольку в данном случае очень легко установить направление и место истечения чар, однако, очень часто важнее убедиться в удачном завершении дела, нежели неоправданно опасаться возможного риска...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

32

«...Если нужно запомнить изображение того или иного предмета, проще всего воспользоваться «миражом». Это заклинание не требует глубоких познаний и большого приложения Силы — необходимы всего лишь внимание, сосредоточенность и тщательность исполнения... «Мираж» можно создать в любом Пласте Реальности, однако наименьших усилий он будет требовать именно на Первом Уровне восприятия, поскольку трудности возникают только с закреплением изображения на должным образом подготовленном слое Пространства. Само получение картинки целиком и полностью осуществляется за счёт любопытного свойства лучей света отражаться от искомой поверхности и возвращаться к источнику, унося с собой знание не только о внешнем виде предмета, но и о его физических качествах — нужно только уметь получить эти знания...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

33

«...При разветвлённом в достаточной степени рисунке Нитей собственного Кружева, маг может запасать заклинания впрок. Причём, как в совершенно готовой к употреблению форме, так и в виде разрозненных фрагментов. Заклинание удерживается в определённом месте Кружева, как его продолжение, до того момента, когда требуется применить заготовленные чары. Как правило, время активации выбирается магом на основании анализа ситуации, то есть — осознанно. Но нередки случаи, когда волшба вырывалась из-под контроля, если её владелец испытывал потрясение, равно чувственное и физическое...»

«Практики магические и не-магические, или Инструментарий Хранителя», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

34

«...Такая интересная особенность, как syyt’h — способность объединять сферу чувственного восприятия с любым Созданием, чаще всего присуща эльфам, нежели остальным Расам. Но и среди листоухих подобный Дар — достаточно большая редкость, требующая тщательного развития и постоянного контроля. Самое любопытное, что в самом процессе нет, ровным счётом, ничего магического, поскольку механика передачи и приёма чувств относится исключительно к природным техникам, доступным даже тем, кто далёк от магических искусств... Как правило, обладателя syyt’h выделяют ещё в раннем детстве и, при благоприятном стечении обстоятельств, опытные наставники обучают его прежде всего контролю Дара, ибо хаотичные расширения сферы чувственного восприятия приводят к очень печальным последствиям... Основная опасность при неконтролируемом выбросе syyt’h — остаться без «якоря», на котором сфера сможет замкнуться, чтобы обрести стабильность. Выбор «якоря», кстати говоря, очень серьёзный вопрос, потому что придётся разделять не только «свои», но и «его» чувства и ощущения...»

«Вечерние беседы у Очага Познания», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив (обратно)

Оглавление

Часть первая . Острые уши

Часть вторая . Игра в снежки на жизнь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте