«Ангел по контракту»

Наталия Ипатова Ангел по контракту

Приношу благодарность студентке Уральской архитектурно-художественной академии Татьяне Тремасовой за помощь в проектировании Тримальхиара, а также моей маме и моему злому цензору, моему бесценному другу Третьяковой Светлане, без поддержки и одобрения которых не было бы ничего.

Пролог

— И ты решилась? — с сомнением в голосе спросила смуглая брюнетка в домашнем платье. — Ведь это непросто, Сэсс. Дом, крошечная дочь, высокооплачиваемая работа и безупречная репутация. Неужели вы рискнете все это потерять? Ты, наверное, даже и не представляешь, какой крохотный шажок в сторону от общепринятых правил достаточно сделать хотя бы одному из вас, чтобы обрушить на себя лавину неприятностей. Санди — романтик, но ведь у тебя-то трезвая голова.

Она замолчала, чувствуя тщету слов. Произнесенные вслух, казались они неловкими, скучными, тяжелыми, и их недостаточно было, чтобы притушить яркий нетерпеливый блеск глаз сидевшей напротив рыжеволосой подруги.

Было поздно, наверху крепко спали трое детей, тьма заглядывала в наполовину затянутые узорами инея окна утопавшего в снегу уютного каменного домика, но камин ровно и уверенно гудел, согревая и освещая их маленький дамский клуб.

Смуглые изящные руки хозяйки вновь подняли с коленей крохотный, на секунду оставленный без внимания чепчик. Темное платье свободными складками стекало на пол, уютно окутывая полнеющую фигуру, блики танцевали на высокой прическе в форме короны. Только лишь эта горделивая прическа и напоминала, что скромная миссис Готорн звалась когда-то принцессой Эгерхаши.

Во время речи хозяйки гостья сплетала и расплетала длинные нервные пальцы. В отличие от подруги, бывшей, кажется, прелестной и неотъемлемой частью этой кухни, этого дома, этого пейзажа, она напоминала явившуюся невзначай жар-птицу, розу, расцветшую посреди зимы, сапфир на грязной руке цыганенка. Дигэ-хозяйка — знала ее давно и порою затруднялась предположить о ней что-то определенное. Сэсс шила для себя сама, сочетая свои запросы и вкусы с бюджетом семьи, и сейчас на ней было светло-голубое платье, густо усеянное синими васильками, сшитое из теплой, соответствующей сезону зимней шерсти, но всей расцветкой своей взывающее к лету. Вшитый в плечевые швы шарф перекрещивался на груди и туго затягивался на безупречной талии.

В отличие от Дигэ Сэсс не тяготела к аккуратной прическе, предпочитая там, где это только возможно, распущенную гриву своих огненных кудрей, и медные кольца локонов свободно вились вокруг лица, румяного от каминного жара. «Я твердо знаю, — думала Дигэ, — что она всего лишь безродная деревенская ведьма, не без успеха справляющаяся с прозаической ролью молодой профессорши. Но…» Откуда в ней эта мимолетная горделивая грация, что, сверкнув раз, превращает ее из милашки в красавицу, и уже ни глаз отвести, ни мимо пройти. Конечно, она тут же простым оборотом речи или легким смехом разрушит тайну мгновения, но вот-вот — и оно придет снова, скажется в наклоне головы, в движении пальцев, в чуть заметном искривлении губ на реплику собеседника. Такая веселая, легкая и простая, она никогда не рассказывала о том, что было с ними в Волшебной Стране, и почему они вернулись, и почему Сэсс с непонятной страстью предалась устройству семейной жизни в том ее аспекте, в коем ей и должно проистекать. Она впилась бульдожьей хваткой в обыденность и повседневность, как будто… как будто искала в них якорь или что-то вроде точки опоры, не подозревая, что тайное Нечто накрепко засело в ней самой.

Санди — он оставался Санди лишь для ближайших друзей, прочие же обитатели Бычьего Брода церемонно именовали его мэтром или сэром Александром — ничуть ей не препятствовал, на первый взгляд, беспрекословно подчинившись утвержденному женою семейному ладу. Вполне возможно, что эта покорность объяснялась его великолепными способностями к мимикрии. Из них двоих — Дигэ знала — он был существом куда более необыкновенным. Но он был другим. В нем виделись Дигэ холодноватое спокойствие, ясность и чистота, полная уверенность в несовершении недопустимых поступков, способность рассмотреть предмет или явление с различных точек, безукоризненная объективность и небезуспешное стремление к совершенству. Мимолетного притягательного очарования в нем не было. Он был человеком для второго взгляда. Дигэ восхищалась и удивлялась ему, но любить его она бы, пожалуй, не смогла — очень уж неразрешимой казалась ей проблема несоответствия. А вот Сэсс, куда более простенькая, пожалуйста — любит, души не чает, и, судя по всему, вполне его устраивает. Но все же… Откуда в ней это? Когда они улетали в Волшебную Страну, она была всего лишь Золушкой: без платья, туфель и кареты из тыквы. Прошло совсем немного времени — и вернулась леди, соизволяющая прикидываться скромной профессоршей, но каждым движением, каждой тенью, пробегающей в глазах, намекающая: что-то было, и было непросто. В этой элегантности, в безупречном вкусе, в волшебной поволоке было что-то… или кто-то… помимо Санди.

— Мне двадцать лет, — сказала Саския. — А Санди — двадцать три. Да, Диг, я предпочла бы иметь то, что у меня есть, но я не настолько глупа, чтобы рискнуть поставить на это и потерять все. Я удержала бы его, если бы могла, видит Бог, я старалась, но есть дела, в которых мне нельзя вставать на его пути.

— Это не тайна?

— Тайна для всех, кроме тебя и Брика. Это его место в том мире.

Его Белый город. И Солли. Она — принцесса Волшебной Страны, и Санди никогда об этом не забывает. Он сделает из нее то, что нужно ему. Мы не ревнуем ни друг друга к дочери, ни дочь друг к другу, но знаешь, Диг, мне страшно. Среди тех вещей, что мне дано было понять, я узнала, что Могущество — это проклятие. Не дай мне Бог пережить еще один день, подобный тому, когда я потеряла и вновь обрела Санди. Они, герои, смеются над смертью, говоря, что пока они есть — нет ее, а когда приходит она — уже нет их. Они лицемерно забывают, что есть на свете смерть близкого человека. Когда он — падает, а ты — бессилен его удержать. А если… если ты косвенно виновен в его падении?

— Сэсс, мне трудно понять тебя.

— Видишь ли, жизнь здесь похожа на дорогу: где-то пошире, где-то поуже, где-то поухабистее, и канава сбоку, куда можно свалиться в потемках или спьяна. А там… там не дорога, а какое-то лезвие меча, струна, натянутая над пропастью. И чем более ты заметен, тем больший груз ты тащишь на плечах над этой бездной.

— Санди пройдет, — спокойно сказала Дигэ.

Сэсс горестно вздохнула.

— Прошел бы. Но следом за ним по этой дорожке тащусь я. И Солли.

Иногда я думаю о том, что он был прав, опасаясь связывать себя небезразличием, любовью, семьей. Он хочет творить, Диг. Его переполняют силы. По вечерам он пишет сказки, которые Солли сможет прочесть, когда выучится грамоте, но разве ж это сказки? Это же истории Волшебной Страны! Он жаждет творить. А желание творить, оно, Диг, сильнее любой любви, и если я встану здесь поперек, от нашей любви ничего не останется. Я не хочу, чтобы он сам себя ломал: мне-то тогда одни уголечки от моего Санди останутся. Я попыталась недавно посмотреть вокруг его глазами: боже, Диг, какие вокруг изношенные лица! А там… там его Белый город. Нет, Диг, мне его не остановить.

— Тогда отпусти его, — тихо сказала Дигэ и обкусила нитку. — Поверь, что он едет читать лекции в столицу и через семестр вернется, соскучившийся без вас.

— А что делаешь ты, когда Брик тебе лжет? — вскинулась Сэсс.

Улыбка тронула губы ее собеседницы.

— Ты можешь не поверить, но Брик мне не лжет.

Сэсс нахмурилась, осознав собственный промах. Верность Брика Готорна жене и его стремление к домашнему очагу служили предметом насмешек всего гарнизона, пока остряки не догадались, что расходуют остроумие впустую, и не переключились на другой, столь же достойный предмет. Досадно также Сэсс было и оттого, что Диг властвовала семьей и домом, тогда как сама она не была столь уж уверена в своих полномочиях.

— Санди не умеет и не любит врать, — сказала она. — И когда он делает это, мне становится грустно, хотя я понимаю, что он делает это для моего же спокойствия. Конечно, он и сам говорит себе: «Да, я слетаю ненадолго, осмотрюсь, выясню обстановку, влезу в парочку приключений и вернусь так, что никто и не заметит». Я опасаюсь непредвиденных обстоятельств. А они будут. В сказке непредвиденные обстоятельства — самое что ни на есть предвиденное дело. Они удержат его, Диг. Они скажут ему: останься с нами, помоги нам, защити нас, умри за нас! — ее голос сорвался. — Он мой, Диг! По мне, так пусть весь мир провалится в тартарары, лишь бы он остался со мной, но он-то думает не так! Он непременно вцепится в этот мир и либо вытащит, либо уж вместе…

— Он очень свободный, Сэсс…

— О да, он свободен впрягаться по собственному выбору. И, Диг… он нравится женщинам. Тянет их к нему, я замечала. Нет, я не имею в виду, что он мне неверен, он любит меня, но… Я не владею им полностью, Диг. У меня свое место. Я чувствую, что есть в нем какой-то резерв душевных сил, который он не собирается расходовать на меня. Пробейся я туда, и я была бы счастливейшим из всех созданий божьих, даже если бы через секунду заплатила жизнью.

— Не много ли ты хочешь от уравновешенного Санди?

— Диг, я боюсь, что пробьется кто-то другой. Знала бы ты, какие девушки в Волшебной Стране! Красивые, гордые, умные, отважные, через одну — принцессы… как ты.

Дигэ усмехнулась.

— Все это было… когда-то.

Она обвела взглядом кухню и опустила глаза на свое скромное платье и изменившуюся фигуру.

— Я ни о чем не жалею, — тихо молвила она. — Всего этого за деньги не купить. Сэсс, если ты передумала, иди, ложись спать, утром Брик вернется с дежурства и отвезет тебя и Солли домой.

Сэсс покачала огненной головой.

— Нет, дорогая. Спасибо, что согласилась приглядеть за дочкой, не позволяй ей слишком терроризировать вашу семью, иначе она мигом возомнит себя королевой. Время к полуночи, а значит, мне пора.

Она встала. Дигэ встала тоже, чувствуя, как по коже пронеслась стайка мелких мурашек. Сэсс обулась в оставленные в сенях высокие ботики, тщательно зашнуровала их, затянула широким поясом меховой жакет и спрятала голову под капор. Подруги поцеловались. Скрипнув, дверь отворилась в морозную ночь.

— Не стой на пороге — простынешь, — заметила Сэсс, вытаскивая из сугроба воткнутую черенком в снег метлу.

— Мне интересно посмотреть, как ты взлетаешь.

— Ты же видела, как я швыряюсь посудой? Принцип тот же, как сказал бы мой благоверный.

Сэсс грациозно примостилась на помеле боком, оно мелко задрожало, налетевший порыв ветра разметал сугроб, колючие снежинки ударили в лицо Дигэ, и стремительная черная тень перечеркнула яркий квадрат света, падающего из кухонного окна.

Сэсс нравилось летать на помеле, хотя она и не сказала бы, что это легкое дело. Лавируя меж разновысокими дымовыми трубами, она выбралась на более или менее свободное пространство и грозно прикрикнула на воронью стаю, поперву замедлившую дать ей дорогу. Сообразив, кто перед ними, воронье суматошно рассыпалось в стороны, не преминув, правда, сдавленно буркнуть ей в спину что-то не весьма лестное. Сэсс только усмехнулась: правила воздушного движения определялись только иерархией. Ловко подхватив падающую звезду, она приколола ее на лацкан жакета: из эстетических соображений и потому, что это считалось престижным. Потом к ней попытался присоседиться какой-то мелкий черт, левитирующий без помощи какого бы то ни было транспортного средства, но, во-первых, она была ведьмой, тщательно следившей за своей репутацией, а во-вторых, ни на что, кроме пошлостей, такая компания не годилась. Она шлепнула его разрядом небольшой силы, когда он попытался фамильярно обнять ее за талию, и, прибавив скорость, покинула пределы слышимости его возмущенных воплей.

Она летела на полной скорости — она любила быстрый лет, хотя и рисковала обморозить при этом свои румяные щечки. Вот внизу уже зачернели кварталы Университетского городка и загорелись огни Бычьего Брода, сложившись в знакомые ей сочетания. Она сделала круг над крышей своего погруженного в темноту дома и приметила отходящую от порога цепочку следов. Она скатала мячик из света своей брошки и бросила его вниз. Крошечная искорка, коснувшись снега, бодро заскакала по оставленному Александром Оксенфордом и тянущемуся к ближайшей лесной опушке следу. Таким образом Сэсс могла преследовать его, не снижая полета. Было бы крайне губительно для ее репутации, если бы кто-то из респектабельных соседей увидел ее в столь поздний час одну на улице… не говоря уже о помеле. Однако в лесу ей пришлось снизиться и сбросить скорость: метла петляла меж тяжелыми заснеженными елями, следуя за неутомимым мячиком.

След оборвался на широкой поляне, похожей на выжженную прогалину. Но это всего лишь начисто стаял снег. Еще бы — здесь, послушный зову свистка, приземлялся огнедышащий дракон с раскаленным брюхом. И было это — Сэсс потянула воздух ноздрями — совсем недавно. Стойкий запах нагретого металла все еще висел над полянкой. Из полученных урывками магических знаний Сэсс помнила, что движущееся инородное тело оставляет за собой след в ткани реальности. Дракон — волшебное существо — без сомнения был инородным телом в этой реальности. Взмыв в небо, она сделала несколько кругов над поляной, пока не уловила дыхание одного из воздушных потоков — оно было горячим, жарким, как ветер в дневной пустыне. Конечно, каждое волшебное существо должно оставлять специфический след: за баньши — привидением-плакальщицей — тянулась бы, к примеру, полоса промозглой могильной сырости, но она-то собиралась преследовать дракона.

— Нам сюда, — она шлепнула помело рукой в месте, соответствующем лошадиному крупу. — Может быть, — прошептала она, — я делаю глупость, и она приведет к печальным или даже катастрофическим последствиям. Но если я не сделаю это, я буду до конца дней жалеть о том, что его приключение прошло мимо меня. И что кто-то другой мог разделить его с ним.

Помело дернулось вперед, назад и рванулось за драконом, погрузившись в иссушающий жар его кильватерного следа и педантично повторяя все причуды его траектории.

ЧАСТЬ I ХОЗЯИН ОБЛАЧНОЙ ЦИТАДЕЛИ

ГЛАВА 1 АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО «ТРИМАЛЬХИАР»

Она шла путем, исхоженным тысячи раз; ей казалось, и не без оснований, что ей известна каждая щербина в устилавшем горбатые переулки булыжнике, каждая трещина в гранитных плитах тротуаров: она с детства избегала наступать на них, считая это дурной приметой. Стоял холодный ясный весенний день, ветер с моря просвистывал город насквозь. Это была третья весна ее одиночества, но все же это была весна, и она бежала вприпрыжку, машинально перескакивая опасные ступеньки крутых уличных лестниц и удивляясь отчаянно-тревожному звону внутри себя. Ее не страшил этот резкий ветер, она была крепче, чем казалась, да и воле ветра испокон веку доверяли свое имущество и саму жизнь все ее предки, и она плотно кутала плечи в большую полосатую шаль совсем не из боязни простуды, а скорее из чувства внутренней грации. Колючие силуэты черепичных крыш почти сплошь заслонили небо над узкими улочками, но там, где стены неожиданно расступались, ее цепкий взгляд выхватывал взметнувшиеся над портом золотистые спицы мачт. Она знала наперечет все суда, стоявшие в этот день в гавани, она могла отличить одно от другого по какой-то мелочи оснастки. Там были и «Чайка», и «Пересмешник», и «Жемчужина», и «Абигайль». А вот «Баркаролы» не было. Но была весна, а весна-это всегда надежда, и надежда трепыхалась в ней ненароком проглоченной птицей, и должна же быть причина тому, что кровь гремела бравурным маршем в ее висках.

Возле ее дома тепло одетые дети играли в пристенок и, увидев ее, поздоровались:

— Доброе утро, леди Джейн!

Она рассеянно кивнула; нетерпение, заставившее ее пробежать весь путь от конторы до порога собственного дома, должно же было иметь какую-то причину… В сенях она немного задержалась, решая: в гостиную, в комнаты?.. В кухню!

Она шагнула туда и прислонилась к дверному косяку, шаль устремилась вниз, и ее синяя бахрома ласково легла на самые плиты пола. Она стояла, расплываясь в смущенной и неудержимо радостной улыбке, глядя на гостя, сидящего вполоборота к окну, с золотой от солнца щекой и эхом ее ликования на губах. Кого, как не его, мог принести на своих крыльях этот полный ветра и света день!

— Александр… — сказала она. — Прилетел!

Через полчаса они сидели все в той же кухне и, не замечая истерики кипящего чайника, обсуждали свои новости. Им было о чем поговорить. И пока длилась их первая, еще сбивчивая беседа, Джейн внимательно вглядывалась в лицо своего гостя, пытаясь понять, чем этот человек отличается от того, кто покинул дом ее матери три года назад.

Он стал старше, и беззаботная юность его была выпита бытом, но безнадежно опечаленным он казался ей и в тот, прошлый раз, когда приходил здесь в себя после болезни и предательства. Теперь же он глядел вокруг, словно жадно ожидая утоления давнишней тоски. Дом его был здесь, а там — постылая чужбина. Она опустила глаза на его левую руку с золотым ободком на тонком пальце: окольцован, прикован, повязан, — и потом с трудом смогла оторвать взгляд от этого символа его неволи. Его, Повелителя Драконов, принца Белого трона, какая-то самонадеянная дуреха рассчитывала закупорить в халат и тапочки, запереть где-то в захолустье и удержать вдали от Приключения, считая, видимо, как все обычные люди, что сказкам и подвигам — свое время, и что их непременно должно сменить тихое семейное счастье. Думала ли она, что конец сказки для героя, одаренного неистовой душой, хуже ножа в сердце? Это так, и лучше нее, Джейн, никто не сможет понять этого. Они были одного цвета и понимали друг друга с полуслова, с выражения глаз, с поворота или наклона головы. У них был один и тот же ассоциативный набор. Она, Джейн, была его вторым "Я", его полной копией: одного возраста, одного характера, одного душевного строя. Это сходство повергало ее в глубокий и полный восторг.

— А ты там счастлив? — задала она провокационный вопрос. С первой их встречи они были естественно откровенны друг с другом. Она, разумеется, не ждала, что он ответит сходу: никто из них не был прост.

— У меня есть все, — помедлив, ответил Санди, — что нужно обычному человеку для счастья. Любящая жена, здоровая дочь, дом, работа, друзья…

Он не хуже ее играл паузами и умолчаниями.

— А как насчет необычного? — тихо спросила Джейн.

Ей не составило труда найти его больное место.

— Мне не хватает знаний о моей необычности, Джейн, — откликнулся он, и она была единственным человеком, кому он мог бы признаться, что ему чего-то не хватает. — Вытолкнув меня в тот мир, Артур Клайгель, — Джейн отметила, что он не сказал «отец», — спас меня физически, но я расплачиваюсь за это полным неведением. Я не знаю ничего ни о себе, ни о природе заложенной в меня силы. Ничего, что сама ты знаешь с детства. Не представляю своих обязанностей, возможностей и их пределов.

Джейн тихонько рассмеялась.

— Он летает на драконе, — сказала она о нем в третьем лице, — он победил в честном поединке принца Черного трона с его волшебным мечом, был воскрешен из мертвых и женился на Королеве эльфов. Его подвиги гремят по всей Волшебной Стране, а он заявляет, что не может найти своего места в жизни!

— Тут ты меня не проведешь, Джейн, — заметил он.

Она примолкла.

— Вот почему — филология, — промолвила, наконец, она. — Ты уловил связь Могущества со словом, произнесенным вслух. Ты исследуешь слова, их происхождение, их исходный смысл и тайные связи меж ними: то, что составляет суть заклинания. А заклинания — явная сторона Могущества.

— И ты удивилась бы, узнав, какие мельчайшие крохи удается мне собрать, — пожаловался он.

— Мы говорили уже о разнице меж словом и мыслью, — отозвалась Джейн. — Слово несравненно могущественнее, но мысль — свободнее. У тебя дар сильной мысли, Александр. Мыслью ты вызываешь энергию большую, чем иной усердный ученик после десятка лет упорных занятий. Тебя щедро одарили родители.

— Это всего лишь грубая сила, не так ли?

Она покачала головой. В своем стремлении к совершенству он всегда был на шаг впереди нее и на шаг опережал ее аргументы.

— Да, ты весьма несведущ в истинном Искусстве, — согласилась она. — Но… на то есть Учителя, книги. Ты тонко чувствуешь и умеешь быстро учиться. Могущество у тебя уже есть, тебе не нужно его достигать, тебе нужен всего лишь опыт в его накоплении и распределении. Некое чувство равновесия.

— Мне хотя бы понять, в каком направлении двигаться! Джейн, ты поможешь мне?

Она ощутила самую постыдную слабость в коленях.

— Ты вернулся, — спросила она, — навсегда?

Он не ответил сразу, не отрывая от ее лица странного, серебристо-серого светящегося взгляда.

«Скажи же, — молили ее глаза, — признай то, что очевидно. Что мы с тобой одно. Я — это второе „ты“. И мы — друг для друга. И я помогу. Я сделаю для тебя все. Я возьму тебя за руку и поведу по самым заковыристым лабиринтам Могущества. Но не уходи. Не оставляй и ты меня наедине с собой, с моим Могуществом и моим одиночеством».

Но он не сказал. Он молчал, глядя в ее глаза, и безмолвная речь его глаз была совсем о другом. «Ты лучше, — думал он. — Ты сильнее, честнее, чище и беспощаднее. В тебе нет внутреннего надлома, чужой смерти, пятнающей твою безупречную белизну, и коварного сожаления о содеянном. И я завидую твоей яростной юности. Завидую, как домашний гусь дикой стае. Ты полетишь выше меня. Ты настоящий друг, уважаемый и равный, без нежности и сердечной боли. И большего я не скажу… потому что, если мы будем думать о том, что могло бы быть при иных обстоятельствах, я могу договориться до того, что… любил бы тебя».

«Проклятая Королева эльфов», — горестно вздохнула Джейн.

Но Санди покачал головой.

— Там остались все, кто придает смысл моей жизни.

Она глубоко вздохнула и проделала пару интеллектуальных упражнений, чтобы прийти в себя, ибо любое Могущество начинается с власти над собой.

— Ты и твоя мать спасли мне жизнь, и я рад был бы помочь вам.

«Это изящный способ задать вопрос о том, чего ради было написано то письмо», — догадалась Джейн.

— Это письмо, — сказала она, — написано в миг слабости. Просто женской слабости. Я осталась одна, Александр, и я не знаю, что мне делать и как. Три года назад «Баркарола» покинула порт, и у меня нет вестей ни от матери, ни от Эдвина. По-бухгалтерски я уже внесла судно в графу «Убытки». Но, ты понимаешь… Они не вернулись!

— Хочешь, чтобы я помог разыскать их? Можешь рассчитывать на меня, Джейн.

— Нет, — сказала Джейн. — Я морячка, Санди. Я дочь двух капитанов. Я лучше, чем кто-то другой, понимаю, как велик океан и насколько безнадежна идея отыскать на его просторе двух дорогих тебе людей. За право владеть им он требует всю жизнь. Я не могу позволить, чтобы ты тратил свою жизнь на воплощение чужой мечты. Ты и так достаточно работал на чужие сказки. Согласно законам морской сказки я имею право только ждать. Что я могу возразить? Что я — не хочу? Что я слишком сильна для пассивной роли? Да и не в этом мои трудности. Дело в тебе. Ты нашумел, проявил массу достоинств, совершил свой подвиг и… исчез! А Светлый Совет, отчаявшись вернуть тебя, своего законного главу, вынуждает меня принять Белый трон! Я более чем уверена, что это идея Амальрика.

— А ему-то зачем это нужно?

Она усмехнулась. Подобно матери, она не слишком жаловала Амальрика.

— Политиканствует. Ему нужен заведомо слабый глава Совета. Еще мать говорила, что этот тип любит сидеть в тени и дергать за ниточки. А я не обладаю ни силой матери, ни твоим авторитетом. Я его устраиваю. Санди, это твое дело!

Он неопределенно пожал плечами.

— Джейн… я могу говорить откровенно?

Сокровище откровенности — вот что реально связывало их.

— Я солгал жене и сбежал сюда не для того, чтобы утратить свободу и взвалить на себя административные обязанности. Заседания Совета и грызня с Амальриком — не то, о чем я мечтал всю свою жизнь.

— Но это — твое дело, Санди! Им должен кто-то заниматься. Ты — принц Белого трона!

Она почти кричала.

— Принц Белого трона — должность выборная, — возразил Санди. — Меня не интересует власть, даже самая белая. Почему бы Амальрику самому не занять это почетное место?

Джейн фыркнула.

— Упаси нас духи земли и неба! Всегда удобнее подставить кого-то, чем самому рисковать шкурой, отправляясь на подвиг. Иногда я думаю, что не будь он эльфом, — а эльфы искони Добрый Народ, — он мог бы занять Черный трон, и неизвестно, кто был бы хуже: он, Райан или Бертран. Так что, прости меня, если считаешь, что потревожила тебя напрасно.

Он положил руку на ее вздрогнувшие пальцы.

— Не напрасно, Джейн. Я рвался сюда. Но не потому, что меня ожидали должности и наследство. Я хотел помочь тебе. И… понимаешь, я знаю, что сказка моя кончилась, и подвиг мой позади… Но жизнь-то продолжается, и будущее неясно. Я хотел помочь тебе. Чем, если не моим везением?

«Придай моей жизни смысл!»

— А чего хочешь ты сам?

Ему не надо было даже задумываться.

— Тримальхиар, — сказал он. — Мой Белый Город. Я хочу оживить его.

Она встала и отвернулась к окну. Чего же еще мог хотеть молодой Клайгель? Тримальхиар. Она прошептала это слово, произнесла медленно, чувствуя его вкус во рту. Оно звучало, как хлопанье крыльев лебедя… белого лебедя, снимающегося с поверхности воды. Белый Город его отца, его сокровенная мечта. Что ж, если иного не будет, пускай их свяжет Тримальхиар.

— Я помогу тебе, — сказала она и рассмеялась. — Невесть откуда появляется некий молодой человек и заявляет, что, ни много ни мало, желал бы восстановить и заселить людьми один из крупнейших городов Волшебной Страны! И вот мы сидим на кухне и всерьез обсуждаем это.

— А чем плоха кухня? — возразил Санди, вспыхнув, наконец, азартом былой юности. — Все достойнейшие планы зарождаются именно здесь.

— Ты хоть представляешь, с чем тебе придется столкнуться?

— Несколько лет я изучал градостроение и теорию управления. И потом… я же начинаю не на пустом месте.

— Ясно, — сказала Джейн. — Но без людей ты ничего не сделаешь.

— Почему только людей? — удивился Санди. — А как насчет волшебных существ? Мы могли бы обратиться за помощью к эльфам.

Джейн сделала протестующий жест.

— Не советую. Они слишком легкомысленны для такого долгосрочного проекта. Да и… Амальрик, конечно, еще не весь народ, но беда в том, что он говорит от имени народа. Мне кажется, что он не очень-то благодушно настроен в отношении тебя.

— Пожалуй, — согласился Санди. — А мы не могли бы в обход него выйти на Королеву эльфов?

Джейн странно поглядела на него, но тут же спохватилась.

— Ты ведь и вправду ничего не знаешь! У эльфов нет Королевы с того самого дня, когда твоя будущая супруга хватила венцом оземь. Она ведь не умерла, а стало быть, новая не появилась.

— Погоди, — запротестовал Санди, — но Знак исчез. Не хочешь же ты сказать, что Сэсс, несмотря ни на что, остается Королевой?

Джейн пожала плечами.

— Формально ее можно рассматривать двояко, но нельзя отрицать тот факт, что зримый признак ее права на власть исчез. Ей будет трудновато добиться признания своих прав, однако новую Королеву эльфы так и не нашли.

— Как удачно, что на этот раз она осталась дома, — заметно обрадовался Санди. — Само ее существование приводит к тому, что вокруг нее завязывается узел каких-то политических противоречий.

— Я сведу тебя с гномами, — решила Джейн. — Если хочешь сказок, тогда, конечно, к эльфам, но в отношении масштабного и долговременного творчества я куда больше склонна доверять гномам. Завтра же я приглашу к нам Вальдора и Иштвана-это главы здешней общины. Я думаю, у вас найдется о чем поговорить.

— Расскажи мне о Тримальхиаре, Джейн, — попросил ее Санди. — Чем жил этот город? Какими искусствами славился? Кто захочет там жить?

Джейн сцепила пальцы на столе перед собой. Это уже была работа. Александр Клайгель умел быстро определить, с какой стороны удобнее брать быка за рога.

— Тримальхиар находится на торном торговом пути: он стоит на ранее судоходной реке Дайре и является крупным речным портом. Со времени его падения русло было засорено, река как транспортная артерия потеряла свое значение, и торговля теперь с большой осторожностью ищет обходные пути через близлежащие дикие леса, терпя при этом большие убытки. Так что первое, что ты должен сделать, чтобы в Тримальхиар потекли люди и деньги, это привести в порядок русло, порт, пакгаузы и рыночную площадь.

— Что там есть в земле?

— Гномы скажут тебе наверняка, но, кажется, руд там нет. Во всяком случае, таких, что предполагают разработку в промышленных масштабах. Тримальхиар славился своими ремесленниками: кузнецами, гончарами, ювелирами, граверами, строителями, ткачами, гобеленщиками и сапожниками. Ну и, конечно, благодаря Артуру Клайгелю, Тримальхиар считался научным центром и столицей белой магии. Там был Университет.

По мере ее рассказа лицо Санди становилось все несчастнее.

— Как же мне привлечь в пустой и разрушенный город представителей всех этих художественных профессий? Ведь прежние жители если не погибли во время штурма Бертрана и последующего разграбления города его войсками, то уж наверняка бежали со всех ног куда глаза глядят, осели на новых местах, и им и в кошмарном сне не приснится мысль вернуться на то пепелище. А из новых… Да кто, имея ценную профессию, рискнет сняться с места и терпеть неустроенность и прочие лишения ради даже самой красивой мечты?

— Одного такого я уже знаю, — засмеялась Джейн.

— Но я же… Это же моя собственная сказка!

— Я не советовала бы тебе недооценивать романтическую сторону натуры даже самых обыкновенных людей. А мы говорим об обитателях Волшебной Страны. Тримальхиар — один из самых значимых символов. Жить в Тримальхиаре, строить Тримальхиар — это что-то значит. Это самое счастливое место нашего мира.

— Но строительство, Джейн! Это огромный тяжелый труд, ради которого на много лет придется забыть о создании тонких, радующих глаз вещей, в работе над которыми весь смысл существования мастера.

— Если бы ход твоих рассуждений был верен, на земле никто и никогда не построил бы ни одного города.

— Это ход твоих мыслей неверен, Джейн. История всех известных мне городов — это история рабства и подневольного труда. В Тримальхиаре не будет кандального звона!

— Есть много людей, — сказала Джейн, опуская глаза, — которым кажется, что их жизнь пуста. Они хотели бы изменить ее и наполнить смыслом. Увидеть перед собой прекрасную цель и осознать, что она достижима.

— Я слыхал где-то, — съязвил Санди, — что каждый приличный человек должен в своей жизни переболеть коммунизмом. Это в конце концов цинично, Джейн.

— Я же говорю о достижимых целях, — Джейн слегка обиделась. — Даже чудеса должен кто-то делать. Если ты так щепетилен, можешь отправляться туда в одиночку и пытаться восстановить город с помощью Могущества, но проку в этом не будет. В лучшем случае у тебя выйдет лишь иллюзия. Построенное колдовством — уязвимее всего со стороны колдовства, а потому тебе нужны квалифицированные рабочие руки. Что же касается меня, то я намерена развернуть рекламную кампанию и дать понять людям, одаренным… или, быть может, проклятым мятежной творческой душой, что есть дело, требующее приложения их сил. А на твоей совести сделать так, чтобы моя реклама не осталась пустым звоном. В любом случае твоя задача куда тяжелее. Итак, я беру на себя рекламу, переговоры с гномами, составление смет, речные перевозки и общую координацию действий.

— И что бы я без тебя делал!

— Предавался бы бесплодным сокрушениям. А теперь подумаем, что я могу получить от всего этого предприятия.

Санди задумался.

— Бухгалтерия никогда не была моим сильным местом, — признался он. — Разумеется, право беспошлинной торговли на протяжении контролируемого Тримальхиаром русла Дайре и бесплатные стоянки в порту для твоих кораблей. Любой ремонт и оснастка.

— Если бы ты знал, сколько я вынуждена отстегивать муниципалитету за пользование портовыми сооружениями, ты не был бы и вполовину столь щедр! Да я же все корабли буду оснащать у тебя!

— А если я сооружу в Тримальхиаре верфь, ты доверишь мне строительство кораблей для тебя?

В их встречном смехе прозвучало глубокое удовлетворение друг другом.

— Я помогла бы тебе и просто так, — сказала Джейн. — Мне нужно чем-то заполнять жизнь, а подобная авантюра столь же по плечу мне, как и тебе. Похоже, после четвертьвекового торжества Черного трона наступают наши денечки. Ты краше прежнего отстроишь Тримальхиар.

Санди бледно улыбнулся.

— Мы, кажется, забыли о твоей семье, — спохватилась Джейн. — Когда ты собираешься обратно? Не намерен же ты проводить полгода здесь, полгода — там? Какой тогда от тебя прок?

— Я лелею надежду, что Сэсс, увидев Тримальхиар, будет очарована им, и тогда я смогу уговорить ее перебраться сюда навсегда. Но сначала здесь надо хоть немного прибраться. Я не хочу сразу отпугнуть ее этой разрухой. Она очень домашний человек и имеет к Волшебной Стране стойкое предубеждение.

— Она же отреклась от своей сказки, — пробормотала Джейн. — Да и ее можно понять: сперва ее сажают в тюрьму, потом пытаются принести в жертву, а в результате на ее глазах гибнет любимый человек. И ты всерьез надеешься ее сюда затащить?

— Солли будет на моей стороне, — сообщил Санди, — а вдвоем мы маму уломаем. Да и войны-то ведь уже нет, чего же ей опасаться?

Говоря все это, он был убежден, что Сэсс и Солли мирно поживают в Бычьем Броде.

ГЛАВА 2 ЛЕКЦИЯ ПО НАЧАЛЬНОЙ МАГИИ

Косые лучи раннего утра вонзались в кухонное окно, и каменные плиты пола там, где на них ложились золотистые полосы, ощутимо теплели. Пылинки кружились, танцуя в ярком солнечном свете, и духи воздуха резвились вместе с ними, вполуха внимая лекции по основам магии. Читала ее Джейн, небрежно опершись на каминную полку, а Санди сидел на табурете посреди кухни, и верхняя часть его лица была скрыта плотной черной повязкой. Исключая из способов восприятия информации зрение, он тем самым сознательно обострял слух, память и, как заметила Джейн, кое-что еще, к чему, собственно, она и адресовалась.

— Из всех данных от сотворения чувств маг менее всего должен полагаться на зрение, — доносился до Санди ее голос, чуточку сдобренный менторскими интонациями. — Парадоксально, но шире всего человеком используется именно этот, самый несовершенный инструмент. Всего же чувств у обычного человека, к коим мы с некоторой оглядкой можем причислить начинающего мага или мага, не получившего должного образования, — она поклонилась в его сторону, шесть. Зрение — как уже упоминалось, самое ненадежное, слух, вкус, осязание, обоняние и интуиция. Истинный же маг отличается от простого человека тем, что имеет развитое и хорошо тренированное седьмое чувство: способность чувствовать энергию. Оно наверняка знакомо тебе по его грубым проявлениям: усталости, когда ты ощущаешь недостаток энергии, и, напротив, избытка, когда говорят, что ты «полон сил».

Санди кивнул. Он был одним воплощенным слухом.

— Энергия имеет различные формы и способы проявления, — продолжала Джейн. — Кто-то работает со светом, кто-то — с ветрами. В силу специфики моей сказки я ассоциирую ее с жидкостями. Поэтому я буду использовать соответствующую терминологию, прибегая в описаниях к сравнениям вроде «потока» или «волны». Сперва мы выясним, какие возможности имеются у мага для приобретения энергии. Во-первых, способность вырабатывать энергию имеется у каждого смертного существа, поддерживающего свою жизнь обычными способами. В энергию могут быть преобразованы пища, питье, тепло, положительные, а в некоторых случаях — и отрицательные эмоции.

— Выходит так, что сытый маг сильнее голодного, а счастливый — сильнее равнодушного?

— Выходит так. Но во всем, видишь ли, хороша мера. Могущество — изящная, хитрая, диалектически двойственная вещь. Его можно сравнить с известной тебе оптимизационной задачкой о колебаниях поголовья волков и зайцев. Излишество вредно. То, что в достаточной дозе питает Могущество, в избыточной начинает его пожирать. Так, извиняюсь, обожравшийся маг рискует потратить всю энергию на переваривание употребленной пищи и ликвидацию пагубных для желудка последствий. Бурная страсть также истощает магические силы, потому что безумно влюбленный расточает драгоценные запасы бессмысленно и с вулканической щедростью. Энергия бешеной ненависти находит выход в эпилептическом припадке или опасном для жизни мага катаклизме, оставляя его вообще без каких-либо сил. Таким образом я подвожу тебя к выводу, что первым и единственным регулятором Могущества является личное чувство меры мага, или, извини за набившее оскомину слово,

— Равновесие.

— Так что магу лучше всего существовать немного впроголодь, поддерживая в крови определенный благоприятный процент адреналина? А не является ли процесс выработки энергии обратимым? В том смысле, если у мага нет ни крошки еды, но зато он полон энергии… Что он будет делать?

— Умрет от голода. Процесс необратим, иначе я с помощью коротенькой цепочки следствий берусь доказать тебе возможность бессмертия. Маг может создать иллюзию пищи, но в иллюзорной магии воздействие направлено не на предмет, а на сенсоры того, для кого предназначается иллюзия. Это будет самообман. В самообмане можно найти кое-какую пользу, но это не та вещь, что способна спасти от голодной смерти.

— От чего зависит масштаб Могущества?

— От коэффициента полезного действия организма и личной умеренности. Предлагаю рассмотреть в качестве примера Александра Клайгеля.

— Мне кажется, — пошутил Санди, — я его немного знаю.

— Не будь так самоуверен. Вышеупомянутый Клайгель, являясь сыном принца Белого трона и белой леди Харбенкс, с обеих сторон получил в наследство определенные, взаимно усиливающие друг друга способности. В то же время, воспитываясь в прозаической среде, он был лишен возможности, с одной стороны — развиваться так, как этого требовали его задатки, а с другой — тратить энергию на достойные объекты. Дар проявлялся в легкой подстраховке владельца от мелких неприятностей, главным образом таких, каких интуитивно желал избежать сам владелец. Предположительно в этом и заключается феномен счастливчика Санди. Первое явное проявление Могущества связано с легким испугом и выразилось в разбитии носа огнедышащему дракону. Встреча прирожденного мага и волшебного существа не могла, разумеется, не повлечь за собой дальнейшего развития первого. Засветившись, он начал притягивать к себе внимание обитателей Волшебной Страны. Нерастраченный потенциал мага вызывает почтительное восхищение, но даже при поверхностном наблюдении очевидно, что маг не тренирован. Хотя бы потому, что все три его известные попытки сходны по манере: ты вызываешь сущее цунами и обрушиваешь его на противника. От этого уже пострадали два дракона и большое скопление нечисти на жертвоприношении у Райана. Картина, безусловно, весьма впечатляющая, но лишь за счет внешнего эффекта. Как признал ты сам, это грубо. Тебе повезло, что против тебя стоял не истинный принц Черного трона, а бездарь и недоучка Райан с конденсатором в руках. Ты победил его не за счет искусства. Ты его просто передавил, сконцентрировав всю силу в одном достигшем цели ударе. Настоящий мастер способен добиться и большего результата с использованием меньших затрат. На самом деле, Санди, умирать во время каждого подвига вовсе не обязательно.

Плечи Санди резко ссутулились. Джейн замолкла, а он сорвал с лица повязку и резко заговорил:

— У меня не было иного выхода! Я меньше всего хотел его убивать. Я же… начал считать его настоящим другом к концу Приключения. Он несколько раз спасал мне жизнь. Он не был воплощенным Злом, Джейн! Он был симпатичным парнем, пятьдесят на пятьдесят, и чем дольше мы общались, тем больше он открывался в хорошую сторону… Это все Меч. Когда я вызывал его на бой, и мы перебросились парой реплик, мне показалось… В общем, что передо мною прежний Райан. А вдруг я мог превозмочь влияние Меча без убийства? Если я мог уничтожить только Меч?

Легкая тучка печали коснулась и ее лица: ведь им дано было понимать друг друга.

— Думаю, что выбора не было, — глухо сказала она. — Есть вещи, в которых нельзя выбирать. По закону сказки ты должен был столкнуться с ним. Я тоже считаю, что эти законы предопределенности жестоки. Ну, подумай сам: ты должен был постоянно помнить о Королеве эльфов. И я не думаю, что ты смог бы одолеть Меч. Магические артефакты делаются с таким запасом прочности, что их не способен превозмочь неопытный маг, даже сколь угодно талантливый. Это вещь того рода, в столкновении с которыми мы, как правило, терпим поражение и становимся их могущественными слугами. Ты ведь не уничтожил Меч, Александр. Ты лишь заставил Райана выпустить его. Лучше ты сделать не мог. Королева висела на кресте, она не могла ждать исхода твоей сомнительной борьбы с артефактом.

— Тогда я думал только о ней.

— Не забывай, Меч уже однажды отнял у тебя энергию.

— Я тогда не защищался, — вспышка отчаяния вновь уступила место искреннему интересу. — Я вообще не понимал, что происходит. Энергию, значит, можно отнять?

— Да, и это-второй способ ее приобретения. Энергию можно получить из источника. Способностью к выработке энергии обладают не только смертные живые существа. Кстати, волшебные существа энергию не вырабатывают. Они способны только потреблять. Так что, скажем, эльфу нечем было бы с тобой поделиться. Источники есть и в земле, и настоящий маг, руководствуясь своим седьмым чувством, должен уметь находить их и пополнять свои силы. Посмотри на наш пример: ты разом выхлестываешь все и остаешься ни с чем, лишь со временем восполняя потери. Но маг, ведущий насыщенную приключениями жизнь, не может позволить себе подобной неосторожности, а потому на способность подкачиваться следует обратить особое внимание. Меч, вероятно, рассматривал тебя как ближайший источник энергии.

— И как же находить эти источники?

— Ты должен чувствовать их присутствие и направление их течения. Попробуем сейчас. Надень повязку.

Санди послушно вернул повязку на место.

— Расслабься и попытайся прислушаться к себе. Заэкранируйся, чтобы твоя собственная энергетика не мешала тебе чувствовать мою.

Несколько секунд его окружала только тьма, а потом мощным толчком его чуть не сбросило на пол. Пытаясь удержаться на месте, он вцепился руками в табурет, да так, что побелели и стали стремительно неметь пальцы. В первую секунду ему почудилось, что в кухню ворвался ураган. Тугие петли невидимой силы захлестнулись вокруг него и вертели, швыряли так, что он терял ощущение пространства. Он был ошеломлен и сбит с толку, но он не был бы собой, если бы позволил этому урагану унести себя куда тому заблагорассудится. Он набрал полную грудь воздуха и представил, что покрепче и пошире расставляет ноги и упрямо склоняет голову навстречу этой давящей силе. Своя собственная мощь набухала за его плечами, и он ощущал ее, как грозу, как несокрушимую стену, на которую он смог теперь опереться и от которой сможет оттолкнуться, а если надо — спустить эту силу с цепи. Ураган по-прежнему бушевал вокруг него, но Санди чувствовал, что, если придется, он сам сможет стать щитом, а будет в том нужда — и мечом, и это чувство было знакомо ему по тому воспоминанию, когда он летел на Райана и знал, что убьет его. Во всяком случае, отрезвил он себя, теперь он был в безопасности и мог разобраться в природе силы.

Упругий, круглый, с локоть в поперечном сечении, усложненный многочисленными петлями, это был, тем не менее, один поток пульсирующей силы, и проследив его ток, он обнаружил, что источником его была Джейн. Итак, не волна, не стена, не молот, а извивающееся, питонообразное… Его озадачила ее способность придать Могуществу такую форму.

Внезапно он ощутил вокруг себя тишину и пустоту. Джейн заэкранировалась.

— Вот так, — сказала она. — Это был один поток. Я могу сделать два…

Сплетаясь, вокруг него заплясали два нетолстых быстрых жгута.

— Четыре…

Жгуты раздвоились, став вполовину тоньше, и завертелись вдвое быстрее, сами себя развлекая причудливым танцем.

— Восемь…

Санди поймал себя на том, что в принципе способен уследить за каждой змейкой в отдельности.

— А каков предел?

— У меня только десять пальцев на руках, — засмеялась Джейн. — Чтобы управлять каждой ниточкой в отдельности, надо нанизать их по одной на каждый палец. Это нетрудно. Это игрушки. Это я действительно знаю с детства. Сними повязку.

Санди увидел, что она неподвижно стоит возле камина, в причудливом ритме постукивая пальцами по его верхней доске. У самых его ног, подхваченные непонятно чем, в десяти разных потоках переливались подсвеченные солнцем пылинки.

— До сих пор на тебя не обращали Могущество? — лукаво спросила она. — Вот, драконы с таким не справляются. Я не ожидала, что ты придешь в себя так быстро. Уж с табурета-то я точно рассчитывала тебя сбросить.

Санди хмыкнул.

— В боевой магии есть раздел обороны, — продолжила она уже более серьезным тоном. — Он учит отражать такие атаки. Задача в том, чтобы с той или иной степенью эффективности использовать поток чужой энергии: сбить его с направления, зациклить или рассечь в слабом месте, а может быть, завязать какой-нибудь хитрой петлей. Хочешь, я поставлю чайник на плиту?

Тяжелый чайник взмыл над их головами и легко спланировал на плиту.

— Это не впечатляет, — заметил Санди. — Сэсс тоже швыряется посудой.

— А так она умеет?

Джейн обежала кухню глазами и едва заметным движением нацелила каждый палец на определенный предмет. Санди смог выдохнуть только через секунду: вся кухня в мгновение ока пришла в движение. Заработала маслобойка, деловито заплясал по полу веник, нож на разделочной доске принялся размеренно повторять шинкующие движения, со двора в распахнувшуюся дверь ввалились два полных воды ведра, чугунки поскакали в гостеприимно распахнутый зев печи, а в довершение всего из чулана со старческим дребезжанием приковыляло огромное жестяное корыто и ухнуло на середину к их ногам. Закрыв глаза, Санди ощутил присутствие множества переплетающихся нитей, приводящих в движение всю эту утварь.

— Силе можно придать нужную форму, — пояснила Джейн. — Я предпочитаю нить. Она наиболее универсальна и позволяет одновременно выполнять несколько разных функций. Если мне придется защищаться… или даже нападать, я не зарекаюсь, я прежде всего попытаюсь связать противника, тогда как ты, вероятно, судя по прежним твоим замашкам, сразу будешь его глушить.

— Умнее буду, — согласился Санди.

— Магия бывает разная, — сказала девушка. — Иллюзорная, боевая, информативная, погодная… Много и такой, какой я не знаю. Иллюзорная направлена на обман шести первых чувств: зрение обмануть проще всего, а интуицию — труднее. С моей точки зрения она годится только для того, чтобы развлекать детей, а если чародей занимается ею всерьез, то он, скорее всего, надеется каким-то обманом удовлетворить свою корысть и честолюбие. Это не наш человек. Погодная… Ну, это понятно. Вызвать, к примеру, дождь или попутный ветер. Тут простор для сельских колдунов и для нас, морских волшебников. Боевая… Никуда от нее не денешься, всем нам приходится сражаться, а потому этот раздел потихонечку подминает под себя все остальные. Все открытия других областей оценивают с позиции их применимости именно в этом плане. Мечи заколдовывают, броню, монстров всяких выводят. Информативная связана с методами познания и широко используется в разведке.

— Мы не собираемся воевать, Джейн, — сказал Санди. — Мы будем строить. Мы будем помогать людям жить. Я искренне надеюсь, что больше никогда никого не лишу жизни. Войны нет, и пришли наши дни. Я собираюсь быть счастливым.

Он осекся. В долю секунды на ее лице промелькнуло столько муки и боли, сколько он не видел за всю свою жизнь. Такое лицо могло быть у человека, который понял, что счастливым не будет никогда.

— Будь, — с ласковой твердостью согласилась она.

— Прости, — сказал он. — Я бестактен. Я слишком увлекся собой.

— Надо же и о себе когда-то подумать.

— Ты во всем помогаешь мне.

— Я делаю это только для себя. Я тоже хочу строить Тримальхиар и не заинтересована в том, чтобы кто-нибудь тебя ненароком пришиб. Будь другом, надень повязку.

Следующий час они посвятили тренировке на обнаружение источника. Джейн прятала в шкафы, чуланы и печку туго скатанные шарики энергии, а Санди пытался определить их число и местонахождение и извлечь из тайников с помощью нити. В случае успеха он получал найденное в свое пользование. Они прекратили эти колдовские жмурки, когда он озадачился вопросом: больше ли он потерял энергии на всех этих упражнениях, сколько он приобрел в качестве призов за успехи?

— А что дальше? — поинтересовался он, когда они с Джейн уселись за второй завтрак.

— Все, — сказала она. — Тебе не пять лет, и ты сам сообразишь, как использовать то, чему научился. Теперь тебе нужен только опыт и, быть может, знания о том, что — именно что, а не как — делал когда-то тот или иной колдун. Наращивать Могущество тебе уже не нужно — оно есть и является по приказу. А научить чему-то… Повторить чужое волшебство в точности невозможно, оно индивидуально, как любая творческая манера.

— Ты ничего не сказала мне о запретах.

Она кивнула.

— Их два. Да не сотвори волшебство в гневе — во избежание печальных и непредсказуемых последствий. И… не применяй волшебство в любви. У черной магии запретов нет.

— А все такие вещи, как «не убий», «не укради» и прочие?

— Жизнь мага сложна, и мы часто попадаем в двойственные ситуации. Я могу представить себе случай, когда мне пришлось бы украсть или убить. Наша этическая система это допускает.

Санди смотрел на худенькую девушку с волосами, как золотой дождь, утверждавшую, что принимает убийство, и думал, что обитатели Волшебной Страны не только романтичнее его, но и жесточе.

ГЛАВА 3 В ДЕЛО ВХОДЯТ ГНОМЫ

Стук в дверь отвлек его от этих размышлений. Он выскочил в переднюю и, на ходу разбираясь в сложной системе старинных запоров, распахнул тяжелую дубовую дверь, способную выдержать несколько ударов тараном среднего веса.

На пороге стояли два существа, явно не относящиеся к людской породе. Жизнь еще не сталкивала Санди с гномами, но деликатность и врожденный такт не позволили ему проявить неподобающее случаю и попросту невежливое любопытство.

— Прошу вас, входите, уважаемые, — он учтиво поклонился, и ответный поклон гномов был именно той же степени и ни на дюйм глубже. Санди почувствовал, как острые внимательные глаза, похожие на гематитовые бусины, изучающе впились в него, и с некоторым неудовольствием подумал, что причиной этому — его имя и статус. Приходилось, однако, терпеть, если он хотел, чтобы они вложили в Тримальхиар труд и золото. Рассчитывать на романтическую составляющую их натуры, пожалуй, не стоило.

Дети, игравшие на улице и в почтительном отдалении столпившиеся поглазеть на гостей леди Джейн, разошлись со слегка разочарованным видом: судя по всему, эти две персоны были именитыми и хорошо известными в городе.

Эту пару Джейн принимала в гостиной — визит был официальный. На середину выдвинули круглый столик, вокруг которого появились высокие кресла со скамеечками для ног, такие, чтобы четырехфутовые гости смогли забраться в них, не теряя чувства собственного достоинства, и чтобы их глаза оказались на уровне глаз более высоких хозяев.

Пока гости чинно пробовали поднесенный им расторопной Джейн слабоалкогольный напиток, Санди исподтишка рассматривал их. Конечно, в детстве он много слышал сказок, описывающих их внешность и повадки, но реальность оказалась более впечатляющей.

Тут были, конечно, и бороды до колен, опрятные и тщательно расчесанные, и драгоценные пояса, туго затянутые на упитанных животиках, лица, похожие друг на друга, как два старых башмака, и широкие темные ладошки. Но прежде всего это были уважаемые деловые люди, прекрасно осознающие свое место в общественной иерархии. Санди слыхал, разумеется, что гномы жадны, но, сказать по правде, его первое впечатление от них было более благоприятно, чем от Амальрика: они, по крайней мере, были материалистами, а Санди давно заподозрил, что эта порода деятелей менее опасна.

После того, как гости, отдав должное этикету, насладились напитками, пришло время переговоров, и тут гномы продемонстрировали, что их деловая внешность отнюдь не была обманчива. Кстати, после десятиминутной паузы Санди научился их различать: у старшего, Вальдора, борода была белее, и ни руки его, ни брови не имели следов свежих ожогов. У Иштвана, почтительно помалкивавшего, когда говорил его отец, седина в смоляной шевелюре еще только пробивалась, и его борода и ладони свидетельствовали о том, что он стаивает у горна. Видимо, Вальдор по старшинству и мудрости был насовсем переведен на административную работу.

— Мы, разумеется, предполагаем, о чем пойдет речь, — степенно заявил Вальдор. — Раз уж здесь находится принц, — последовал легкий поклон в сторону Санди, — значит речь пойдет о восстановлении Тримальхиара, не так ли?

— Мы не собирались недооценивать твою проницательность, уважаемый Вальдор, — согласилась Джейн.

— О серьезности ваших намерений я могу судить по тому, что вы обратились к нам, и я считаю это похвальным и умным шагом. Прежде всего я хотел бы заявить, что считаю данный проект вполне уважаемым и своевременным. Благодаря принцу, нам удалось на какой-то срок отстранить Темных от активной деятельности, коей суть-разрушение, и время войны сменилось временем мира. Подходящая пора для восстановления разрушенного и расцвета ремесел. Как член Светлого Совета я одобряю ваш план, но я должен рассмотреть его и с деловой точки зрения. Что вкладываете в Тримальхиар вы?

— Все мои силы, — сказал Санди.

— И все мои средства, — добавила Джейн.

Вальдор некоторое время переводил взгляд с одного на другого. Иштван сидел неподвижно, и его рабочие руки были спокойно сложены на коленях.

— Вы очень молоды, — сказал наконец Вальдор. — Вы молоды даже по человеческим меркам. Города строятся долго, и у меня нет гарантии, что вас не унесет прочь новым Приключением. А потом… потом может быть поздно. Вы женаты, сэр Александр?

— Да, — сказал Санди. — Я женат, у меня растет дочь. Я хотел бы, чтобы она росла в Тримальхиаре. Такая гарантия вас устроит?

— Но сейчас принцесса не здесь?

— Она будет здесь, как только мне будет куда привезти ее и ее мать. Это мой город, уважаемый Вальдор, и даже если мне придется отправиться туда одному, я это сделаю. Вы называете мою молодость недостатком, но в трудах я быстро от него избавлюсь. И даже если мне не суждено увидеть Тримальхиар вновь расцветшим, я все равно буду его расчищать.

— Ведь это собственная сказка принца, уважаемый отец, — вполголоса заметил Иштван. — Я склонен доверять силе его стремлений.

— Какова мера вашего участия, леди? — обратился Вальдор к Джейн.

— Мой цвет — моя гарантия, — ответила Джейн. — И у меня нет иного дела. Если вы мне обеспечите русло, я вам обеспечу перевозки.

— А теперь я хотел бы узнать, — промолвил гном, — какова цена, какую вы НЕ будете платить. Какой ценой Тримальхиар НЕ будет восстановлен?

Санди вздохнул, едкая возможность отказа от белой мечты выжгла его горло, будто он невзначай хлебнул уксусной эссенции.

— Тримальхиар НЕ будет восстановлен ценой войны, — хрипло сказал он. — Я не хочу быть причиной смертей.

Кустистые брови гнома шевельнулись, и черные глаза закрылись на миг, словно он откладывал данный пункт договора в кладовой своей памяти.

— Община гномов в Тримальхиаре была сильной, — сказал он. — Двадцать три года — не срок, и многие из нас еще помнят свои дома. Многое, что там есть или было когда-то, построено нашими руками или руками наших сородичей. Наши знания и мастерство, несомненно, необходимы вам. Я не спорю, это чрезвычайно интересное, творчески насыщенное и почетное дело. Но вот чего оно стоит с точки зрения выгоды?

— Сейчас эпоха мира, уважаемый Вальдор, — сказала Джейн, и растерявшийся было Санди по острому взблеску его глаз догадался, что у нее прибережен прекрасный аргумент. — Не секрет, что благосостояние гномов в значительной степени зиждется на военных поставках. Но сейчас военный заказ потерял актуальность, и ваши мастера остались без работы. Да, этот проект долгосрочный, но вы же не хуже меня умеете считать деньги.

— Вы будете строить Тримальхиар для себя, — добавил Санди. — Вы будете там жить. Каждый, кто строил Тримальхиар, имеет право на его гражданство. Кроме того, это ярмарочный город на судоходной реке. Его расположение гарантирует проживающей там общине мастеров избежать путевых расходов и способствует распространению товаров не только на запад, морскими путями, как это происходит сейчас, но и на восток, вглубь Волшебной Страны. Не говоря уже о том, что вам предоставляется полная свобода творчества: мне хотелось бы сделать Тримальхиар произведением искусства.

— Этот парень таки научится маркетингу, — пробормотала Джейн.

— Уже сейчас я знаю трех мастеров, — заметил Иштван, — которые готовы взяться за это дело. Я думаю, вам стоит сперва провести разведочную экспедицию.

— Ты имеешь в виду Рольфа, Рууда и Ренти? — спросил сына Вальдор. — Это придется им по нраву. Это молодые мастера, — пояснил он для собеседников-людей. — Им пришла пора представить на суд старейшин свой шедевр, чтобы они могли получить категорию и право вести работы от имени нашего треста.

— Я тоже хотел бы поехать, — неожиданно сказал Иштван. — Я с легкой душой доверил бы ребятам строительство замка любого короля, но они молоды и излишне склонны к подвигам. В азарте они могут недооценить ждущие их трудности. Я поеду как финансовый эксперт.

Вальдор взглянул на него с некоторым сомнением.

— Но помни — никакой романтики!

— Когда вы будете готовы? — спросил Санди.

— Завтра на рассвете мы с мастерами будем стоять у ваших ворот, — заверил Иштван. — Ребята от нетерпения готовы грызть базальт зубами. У них руки чешутся мир поразить.

— По Дайре лучше всего идти на плоскодонных лодках, — вмешалась Джейн. — Вверх по течению на веслах и шестах, на стремнине придется немного побурлачить, а то и проволочь суда сушей там, где русло обвалено и образовались пороги.

— А мы не могли бы пройти Путем Мечей? — спросил Санди. — Если им, так там всего около суток пешего ходу. Пещера сразу за городом, потом тоннель, Арденн и немного вверх по реке.

Джейн усмехнулась.

— Пути Могущества, — сказала она, — открыты только в одну сторону, и доподлинно известно, что никому не удавалось пройти их дважды. Не говоря уже о том, что каждый раз они идут по-иному. Это нечто вроде проколов, соединяющих сказки. Лучше не рисковать, не то может занести туда, откуда будешь выбираться годами. Я останусь здесь, — добавила она, — и организую бюро по регистрации колонистов. Должен же кто-то отсюда их отправлять.

— Я чувствую, уважаемый отец, что в тебе таится опасение, — сказал Иштван Вальдору. — С чем оно связано? Проект кажется мне привлекательным.

— Люди, — сказал Вальдор. — Я больше доверял бы им, будь они парой. Они оба — могущественные волшебники. Они честны, насколько может быть честной эта краткоживущая порода, не наученная, подобно гномам, в терпении и честности уподобляться камню. Но… несчастливая одинокая женщина и мужчина, который чем дальше, тем больше будет разрываться меж семьей и своим городом… Они не принимают во внимание одну немаловажную персону.

— Юную принцессу?

— Нет. Бывшую Королеву эльфов. От титула можно отречься, но, единожды быв ею, нельзя утратить глубинной сути этого образа. А суть в том, что, даже ничего не делая, она будет создавать вокруг себя хаос и бестолковщину, и чудовищно осложнит даже самые простые отношения.

— Полно, уважаемый отец. Ты переносишь на нее свою неприязнь к легкомысленным эльфам. Она всего лишь простая смертная.

Тонкая улыбка пошевелила усы Вальдора.

— Я не рекомендовал бы тебе недооценивать смертных, сынок.

ГЛАВА 4 ВВЕРХ ПО РЕКЕ

Небо только лишь начало сереть, песок пляжа, видимого из окна кухни, был по-утреннему холодным и тяжелым от впитанной влаги, и волны меланхолично и размеренно лизали пологий берег. Пройдет по меньшей мере час, прежде чем розовые лучи восхода расцветят эту величавую картину.

Но этим утром никто не смотрел из окна кухни, и некому было предаваться философским размышлениям о Бытии, Вечности, Роке и путях Могущества в виду лениво дремлющего океана. Без малейшего скрипа отворилась тяжелая дверь, ведшая не на берег, а напротив, на мощеную улочку, и принц Белого трона шагнул за порог. Его лицо было свежим и отдохнувшим. На лице Джейн, смутно белевшем в сумраке темной передней, лежал отпечаток бессонной ночи. Она зябко обхватила себя за плечи. Ей слишком хорошо знакома была эта роль провожать. Они обменялись прощальным рукопожатием, и огромная дверь тихонько закрылась. Санди остался один на тихой сонной улочке.

Он огляделся, чувствуя, как каждая его клеточка полнится божественной легкостью. Дорога тянула свою протяжную песню в его крови, и он не мог и не хотел противиться ее нежному и страстному зову. Это был знак, подаваемый ему Приключением. Он поправил на плече лямку походного мешка и сделал три мягких шага вниз с крыльца.

Он ощутил чье-то присутствие и чуть заметное движение на периферии зрения. Он обернулся в ту сторону и оказался лицом к лицу — если так можно выразиться, когда нос визави находится где-то на уровне ваших ребер — с Иштваном.

— Доброе утро, уважаемый, — приветствовал его Санди.

— Доброе и вам, принц, — ответствовал гном.

Внешность его резко изменилась: сегодня на нем были поношенная кожаная куртка, подпоясанная простым ремнем, украшенным, правда, коваными чугунными пряжками тонкой работы, брюки, составлявшие с курткой пару, вязаные чулки до колен и грубые, подбитые железом башмаки. Бороду он заплел в косичку и заткнул за пояс. Рядом с бородой торчала аккуратная секира с тяжелым обушком. Сейчас он был проще, решительнее, деловитее, и Санди очень этому порадовался: его финансовый эксперт явно настроен был работать.

— Позвольте представить вам мастеров, принц, — сказал гном, и Санди, следуя его взгляду, обернулся туда, где на корточках в густой тени дома сидели три новых для него лица.

Лицо, впрочем, оказалось практически одно. От Иштвана они отличались только полным отсутствием седины в смоляных кудрях, да и морщин не было — кожа на щеках была гладкая, глянцевая, румяная. Санди вспомнил о том, что мастера молоды. «Господи, — ужаснулся он, — да как же я буду их различать?» Мастера поднялись и подошли ближе, с достоинством кланяясь. Пусть у них еще не было категории, цену они себе знали.

— Это Рольф, — сказал Иштван. — Это Рууд, а это — Ренти.

— Я мастер по стали, — сказал Рольф. — Раньше я ковал оружие и брони. Сейчас я могу работать над инструментами и машинами.

— Я каменщик, — сказал Рууд. — Я знаю все о крепостях, замках, дворцах и подземельях.

Ренти смущенно улыбнулся.

— Я художник, — тихо сказал он. — Я ювелир, гравер, чеканщик. Я работал раньше с малыми формами. Я служу красоте, сэр.

— Я счастлив от того, что такие мастера, как вы, одарили мой проект своим вниманием, — ответил Санди. — Если вы решите, что Тримальхиар стоит ваших трудов, я с радостью доверю его вашему таланту.

После этих любезных слов они почувствовали, что теперь объединены общим делом. Узкие улочки городских окраин разматывались перед ними, когда они шли мимо спящих домов, и в непроглядной тьме дверных ниш и подворотен не чудилось им дыханья мрачных и злых тайн. Город спокойно спал, не подозревая, что его улочками пробираются герои.

Дайре впадала в море недалеко за городом, гномы уверенно шли по хорошо утоптанной лесной тропке, и пятерка путников оказалась на плоском, заросшем высокой травой берегу в тот миг, когда край солнца вынырнул над горизонтом, и его самые первые, самые дерзкие лучи прыгнули в гладкую безмятежную воду. Плеснула большая рыба, робко прозвучала птичья трель. Стояла самая чудная тишина, и камыши были неподвижны.

Гномы отвалили несколько охапок свежескошенной травы, и под ними обнаружилась плоскодонная лодка, груженная припасами, инструментом и небольшим, герметически закрывавшимся сундучком, в котором, как пояснил Иштван, хранились карты и схемы Тримальхиара. Без лишних ритуалов и словес лодка была столкнута на воду, путешественники расселись по местам, а Рольф и Рууд немедленно завладели веслами. И лодка двинулась вверх по реке.

Санди сосредоточился и через минуту с удовлетворением отметил про себя, что все-таки в состоянии различить гномов. Даже своим еще нетренированным внутреним зрением он определил, что у всех трех мастеров разный энергетический рисунок. Потоки личной энергетики вели себя по-разному. У Рольфа преобладали прямые и угловатые конструкции, Рууд «насквозь» представлял собой сплетение восходящих шпилей и правильных арок, а когда он попробовал обратить внутренний взор на Ренти, то чуть не ослеп от рябящей пляски свивающихся среди диковинных трав и цветов огненных драконов. В этом он уловил прямую связь со специализацией мастеров, и подумал, что у этого племени отлично поставлена профориентация.

Дайре в своем нижнем течении была спокойна, как стоячий пруд, уклон практически не улавливался глазом, и лодка стремительно летела вперед. Здесь, в этом широком русле, вполне мог маневрировать большой корабль, но Санди припомнил, что выше по течению была стремнина, куда им с Райаном во время прошлого Приключения не посчастливилось свалиться. Там они вряд ли могли выгрести на веслах. Пожалуй, и впрямь им придется либо бросить там лодку и добираться пешком, либо тащить ее берегом.

Но дотуда было еще изрядно, и он вновь переключил внимание на своих спутников. Иштван обмолвился, что они в нетерпении приняться за дело готовы грызть базальт зубами, и он согласился, что эти зубы, изредка мелькавшие в черноусой улыбке, вполне способны с тем базальтом управиться. Тугие мышцы бугрились на их плечах и спинах, как если бы под куртки были вложены булыжники, да и сами они были округлыми и совершенными в своей утилитарной форме, как тысячи лет назад обкатанные ледником валуны. Впоследствии Санди узнал, что гном считается молодым до двухсот лет. Это у них период накопления мудрости, и лишь по прошествии этого срока и по сдаче множества экзаменов гном имеет право зарабатывать на жизнь с помощью ремесла — вот почему столь велика их слава. В силу какой-то генетической шутки девочек у гномов рождается в несколько раз меньше, чем мальчиков, и численность народа оттого постоянно находится под вопросом. Браки их моногамны, и мастера, оставшиеся холостыми, ведут монашескую жизнь и целиком посвящают себя выбранной профессии. Разрешение жениться — это для гнома одна из высочайших оценок его достижений, и, вероятно, именно поэтому те, кто его получают, делают это уже в очень зрелом возрасте.

Весь этот день они двигались неспешно, то и дело промеряя русло. Санди и Ренти сменили на веслах Рольфа и Рууда, и принц вполне смог убедиться, что, несмотря на малый рост, гном значительно превосходит его физической силой.

Об этом отрезке их пути практически нечего рассказать, кроме того, что он был истинным наслаждением. В воздухе был разлит пряный аромат цветущих полей, и он весь гудел от медоносных пчел. Волшебная Страна! Родной дом. Санди закрыл глаза и на минуточку представил, что едет не с гномами по делу, а с Солли и Сэсс на воскресную прогулку. В восторженном согласии дочери перебраться в Волшебную Страну на постоянное жительство он ничуть не сомневался, а вот с Сэсс будут проблемы, он уже убедился, что его супруга немного более упряма, чем это было бы удобно. И все же он был бы очень рад открыть сейчас глаза и увидеть ее, полулежащую на носу лодки в одной из тех изящных поз, что были ей так органически присущи, с рыжими кудрями, свесившимися до самой воды и задевающими кувшинки. Это было бы счастьем даже в Бычьем Броде. В эту минуту он решил, что притащит ее сюда даже насильно. Потом. Попозже. Нельзя вытаскивать ее из уютного домика на руины.

На ночь они остановились в укромной бухточке, на суше переходившей в довольно глубокую, заросшую ракитником балку. Развели огонь и, пренебрегая консервированными путевыми запасами, поужинали свежепойманной рыбой, после чего, выставив караульного, завалились спать.

Караульный сменялся через каждые два часа, но Санди заметил, что гномы относятся к этой вахте не как к насущной необходимости, а как к ритуалу, непременному в подобном путешествии. Мир вокруг дышал покоем, и в нем не было ни малейшего намека не присутствие какой-либо злобной нечисти.

Едва рассвело, они продолжили свой путь. Характер русла стал меняться, уклон казался теперь более ощутимым, и они часто задерживались, измеряя глубину и нащупывая фарватер для судна с более глубокой осадкой. На берегах, немного сблизившихся, появились выходы скальных пород. Все чаще к самой воде подбирались рослые статные сосны, предвещая скорое попадание путников в Арденн. Дайре лилась, надвое рассекая строптивый волшебный лес, по прихоти задержавшийся в этих краях. Добрым Арденн не был, но в нем, как и во всем вокруг, чувствовался мирный настрой. Прибрежные ивы полоскали в реке свои узкие серебристые листья, и Санди показалось, что он узнал ту тихую заводь, куда их с Райаном и Земляничкой вынесла Дайре после их нелепой стычки с одноглазым чудищем. Сегодня никто не рычал на них из кустов.

Течение становилось все беспокойнее, дно повышалось, русло было здесь забито полуутопленными гниющими бревнами и глыбами, обвалившимися со ставших почти отвесными берегов, и Иштван, чуточку нахмурившись, принялся делать пометки в своей записной книжке. Санди, напрягшись, изобразил из своей энергии нечто вроде дельфина — этакий упругий мячик — набросил на него невидимую упряжь, пустил вперед, и тот бойко потащил лодку против стремнины. Гномы побросали весла и радовались волшебной забаве, как дети.

Этот народ умел ценить чужие таланты.

— Здесь надо расчистить и углубить русло, — заметил Иштван. — Тогда течение будет спокойнее. Сейчас этот район не судоходен, а пока Дайре не будет проходима для больших судов от устья до… ну, как минимум, до следующего за Тримальхиаром большого города, экономически проект не окупится.

Ап! В этот момент лодку подбросило. Санди, летя со скамьи на дно, успел обрезать постромки, и «дельфин» вернулся к нему, присоединившись к основной питавшей его энергетической массе Могущества.

Они сидели на мели, а бешеное встречное течение било лодку в нос и грозило развернуть и снести обратно. Пассажиры дружно решили, что не склонны доверять воле стремнины.

Санди, оглядываясь, вскинул голову. Кромка обрыва была далеко вверху, над ней слегка шевелилась под ветром зеленая дымка растительности.

— Не понимаю, — сказал он растерянно. — Валуны, бревна, прочий мусор-это объяснимо, но откуда взялась здесь мель? Ведь Дайре была судоходна, а этот район отнюдь не склонен к вулканической активности.

Он шагнул из лодки и ощутил под ногой что-то твердое. Гномы оставались в суденышке, дотошно изучая берега. Рууд достал из тюка с инструментами тонкий канат с узлами и стальной «кошкой» и теперь задумчиво раскручивал его, примеряясь к весу. Санди пошел вокруг, пытаясь оценить масштабы вставшей перед ними задачи.

Внезапно при следующем шаге нога его не встретила опоры, а с другой вес уже был легкомысленно снят. Санди ухнул под воду, угодив во власть холода, тьмы и головокружительного течения. Приключение началось.

Ох, кажется, еще не раз придется ему благодарить Джейн за науку! Вслепую, почти интуитивно, он выбросил вверх захлестнувшуюся за нос лодки энергетическую нить и повис на ней, в то время как течение бешено молотило его о… в подводном мраке ему удалось все же рассмотреть, на что напоролась их легкая лодочка. В краткие секунды, пока он частью всплывал, частью вытягивал себя, перебирая руками услужливую нить, перед его изумленными глазами прошли выбеленные, начисто объеденные рыбами кости, провалы глазниц с торчащими из них осколками, костные шипы и наросты, шишковатые щитки брони, похожей на хитиновую, пасть, полная оскаленных зубов.

Он вынырнул, махнул гномам, столпившимся у правого борта и озабоченно пытавшимся рассмотреть его под водой. Восемь могучих рук немедля вцепились в его ворот и плечи, и в одно мгновение втащили его в лодку. Тут же на его плечах оказалось одеяло, а у губ — фляжка с чем-то, по запаху и вкусу напомнившим бренди.

— Я знаю, на что мы сели, — виновато сказал он. — Три года назад мы с Райаном утопили здесь чудовище. Оно и заклинило русло. Мы на черепе сидим.

Иштван невозмутимо сделал пометку в своей книжечке.

— Подумаешь, — сказал Рольф. — Одним скелетом больше!

Рууд забросил, наконец, свой крюк, и Ренти, бывший самым легким, вскарабкался по веревке без всякой страховки, цепляясь пальцами за микроскопические трещины скальной стены.

— Гномы камню родня, — со смешком сказал Иштван в ответ на немую тревогу в глазах Санди. — Камень нас не подведет.

Ренти закрепил веревку наверху, и они постепенно подняли всю кладь, а затем взобрались и сами. Здесь, среди густого кустарника они встретили свою вторую ночь. Санди не суждено было сомкнуть глаз: близость Тримальхиара будоражила его. Он помнил, что здесь от силы часа два ходу, и ранним утром Тримальхиар будет перед ними, как в пригоршне.

Наутро они разобрали поклажу, и хотя гномы явно смошенничали: принцу Белого трона досталась ее мизерная и наилегчайшая часть, поскольку человеческая порода считается одной из наименее выносливых — двигаться под ее грузом ему было весьма непросто. Он все еще пытался выяснить, как и с какой стороны удобнее в данной ситуации применить Могущество, а гномы уже молчаливой неторопливой вереницей неспешно направились вдоль берега. Его отношение к собственным способностям начало приобретать юмористическую окраску.

А двигаться с грузом на самом деле оказалось проще, чем стоять. Они спустились вниз с этого скалистого гребня; как заметил Санди, Волшебная Страна совершенно не подчинялась не только климатическим, но и географическим закономерностям: лес мог расти посреди степи, кряж — воздвигнуться в центре болота. И весь этот путь уже был памятен ему, уже был пройден однажды, и его характерные приметы, то и дело попадаясь на глаза, всплывали в его памяти.

Вот тихая заводь и зеленый отлогий бережок, где они с Райаном пили кофе, и где Райан посвятил Земляничку в Рыцари Серебряной Вилки. Темная спокойная вода, заставляющая задуматься о наличии торфа в этих землях, и сливочного цвета кувшинки на ней среди широких глянцево зеленых листьев. А вот и старая знакомая!

На плоском прибрежном камне в ленивой истоме загорала русалка Лорелей. Белые волосы шелковисто полоскались в воде, невероятно соблазнительная грудь, подставленная солнцу с безмятежностью существа, не имеющего понятия об эротике, чуть вздымалась, темные ресницы были сомкнуты, жаберные щели закрыты, ящерично-зеленый мелкочешуйчатый хвост вился по камню прихотливыми кольцами, и пока она дремала, никому не пришло бы в голову, что при раздаче интеллекта эта бедняжка была позабыта. Три года никак не отразились на ее внешности.

«Интересно, — подумал Санди, — останется ли она здесь, когда Тримальхиар оживет? Тогда здесь будет куда как более шумно».

Они не стали тревожить ее сладкий покой, а бесшумно шмыгнули мимо, мигом взобрались на пригорок и… вот он! Среди зелени, разросшейся тем более бурно в этом мире, не знающем зимы — как один большой парк, как сказка, ревниво хранимая в самом сердце поэта. Как заблестели глаза мастеров, как яростно и страстно раздулись их ноздри. Иштван потянулся было за книжечкой, но его молодые соратники с фырканьем, достойным жеребцов, обрушились в заросли и после некоторой борьбы с ними выбрались на то, что в прежние времена было городской улицей, а теперь напоминало по прихоти мощеную звериную тропу. Санди последовал за ними, а Иштван что-то прошипел, сунул книжку в карман и, по-видимому, просто не рискнул оставаться в одиночестве.

Они шли долго, и Санди в самом деле начал опасаться, что у гномов открутятся головы. «О, сколько дела!» — поминутно, в крайней степени восторга восклицали они.

Он вел их целенаправленно и вывел к Замку Клайгель, доминирующему над городом. И пока гномы взмахивали руками и восторженно ахали при виде Замка и распахнувшейся панорамы, он вскарабкался по груде щебня, шагнул в провал и, приложив руки ко рту, крикнул:

— Марги!

Эхо подхватило и размножило его зов.

— Кто там? — буднично поинтересовался голос с интонацией, заставлявшей предположить во рту наличие еще чего-то помимо звука, и через несколько секунд, показавшихся Санди вполне приличной паузой, шествуя важной, но чуточку нетвердой походкой, под лучами утреннего солнца, зажав в одной руке полупустую бутылку с рубиновой жидкостью, а в другой — цыплячью ножку, неспешно появился домовой Замка Клайгель. Новый яркий костюмчик натягивался на его круглом животике. Несколько секунд он ошалело моргал на свет, а потом с истошным визгом бросился вперед и, оскальзываясь на битом камне, обхватил ручками колено Санди.

— Сэр Артур… ик! простите… Александр! Вы вернулись!

Санди подхватил его на руки, Марги уткнулся ему носом в грудь и самым бессовестным образом разрыдался. И Санди заподозрил, что отсюда уже никогда не сможет уйти.

ГЛАВА 5 ИХ НЕ ЖДАЛИ

Джейн поймала себя на том, что нервно постукивает по полу носком туфли, и это открытие раздосадовало ее еще больше. Волшебник должен держать себя в руках, у Санди в этом плане совершенно идеальная нервная организация. Но, похоже, она ничего не могла с собою поделать: ей опять досталась самая невыигрышная роль. Санди отправился в экспедицию, а ей, как обычно, пришлось заниматься сметами, переговорами, контрактами… Еще и люди вдобавок.

Она немного растерянно оглядела комнату, полную людьми, желающими стать колонистами. Сейчас, надо сказать, ей очень пригодился бы дар Санди находить общий язык со всякой тварью Волшебной Страны, так как она в легкой панике осознавала, что самой ей недостает подобных талантов.

Нескладные женщины сидели на расставленных вдоль стен жестких диванчиках, чопорно выпрямив спины и сложив на коленях руки, уже узловатые, морщинистые и потрескавшиеся, хотя многие из них были еще молоды. Их мужчины стояли за спинами жен, комкая в руках шапки, и, судя по отчаянно-неловкому виду, готовились страстно и бессвязно доказывать, почему именно они необходимы Тримальхиару. Джейн остро ощутила свою несостоятельность в столкновении с живыми людьми. Рациональный подход гномов к проекту казался ей наиболее удачным: Вальдор отправил в Тримальхиар уже несколько отрядов, груженных инструментами, и счел вежливым проинформировать партнершу об их количественном и профессиональном составах. Там не было никаких эмоций, рабочие гномы шли туда, куда было приказано старейшиной; не связанные семьями, они существовали только лишь для того, чтобы делать свое дело, чтобы потом гордо говорить: «Да, это построили гномы!» Люди, напротив, были сплошным клубком чувств. Она искренне не хотела посылать к Санди кого попало. Здесь было несколько, как она знала, многодетных семей рыбаков, чьи дела пошатнулись по какой-либо несчастной случайности, группка беженцев из далекой южной страны, где кипела война — не меж Добром и Злом, а самая обыкновенная, но им от того не было легче, и тройка темнокожих бездельников, что зарабатывали себе на жизнь, показывая на улице фокусы и сопровождая их танцами, которые добродетельными обывателями Волшебной Страны — там тоже обыватели добродетельны единодушно были признаны неприличными. Н-да, люди явно непредсказуемы и далеки от совершенства.

Взгляд ее скользнул по спокойно стоявшему в углу мужчине богатырского роста. В отличие от прочих он явно был спокоен, руки его, скрещенные на груди, не совершали множества суетливых движений, а лицо, до самых глаз заросшее черной густой бородой, хранило выражение каменной невозмутимости. Кудри под стать бороде свободно падали на плечи, в простых потертых ножнах на поясе висел меч. Даже под объемной грубой курткой заметны были его завидные мускулы. На фоне прочего табора он вызывал некоторую симпатию. Джейн вовсе не хотелось отправлять в Тримальхиар бездельников, смутьянов и пьяниц. Будничным голосом она сообщила, что платить на строительстве Тримальхиара не будут.

— Гномам платят! — робко возразил кто-то.

— Это дело гномов, — не моргнув глазом, отвечала она. — Несколько лет, пока не оживет торговля по Дайре, Тримальхиар будет существовать на всем натуральном. Среди вас много женщин, у многих из вас большие семьи. Я хочу, чтобы вы реально представляли себе, во что ввязываетесь. Город разнесен вдребезги. В окрестных лесах нет живности. Все надо начинать с пустого места.

— Не совсем так, леди.

Это бородач прервал ее. Она могла бы, конечно, одернуть его и указать ему его место, но вдруг почуяла, что он собирается сыграть ей на руку.

— Я был в Тримальхиаре, — сказал он.

Это могло быть правдой. Его внешность была внешностью человека, который может себе позволить не остерегаться проклятых мест.

— А вы, судя по вашим последним словам, нет, — закончил он.

— Я-то нет, но Александр Клайгель был, а я склонна ему верить, — ее голос звучал нейтрально, но в его глубину она спрятала нотку дружелюбия, предлагавшую продолжить разговор. Бородач усмехнулся.

— Он, вероятно, видел только центр города, — примирительно сказал он. — Я утверждаю, что окраинные кварталы пострадали значительно меньше, и при желании, если успеть, там можно отыскать пригодные к жилью четыре стены и крышу, причем все это добротного качества. Ценностей там, конечно, нет… Но при определенных обстоятельствах дом с огородом — уже ценность.

А ведь этот человек был культурным.

— Но женщины и дети, — возразила она, — будут отчаянно нуждаться во многом, чего мы на первых порах не можем им дать.

— Бросьте, леди, — ее собеседник, кажется, не отличался терпением. — Как будто сейчас они не нуждаются! Там они смогут, наконец, найти себе пристойное жилье вместо, в лучшем случае, рыбачьей хижины. Уровень благоустройства Тримальхиара высок… был высок. Если они будут первыми, они смогут занять свое место в общественном разделении труда и не будут лишними, как сейчас. А женщины и дети… Должен же кто-то кормить строителей, кто-то должен возиться со скотом и огородами. А если им еще и предоставить налоговые льготы..

— Как вас зовут? — спросила Джейн.

— Мое имя — Бар, и оно ни о чем вам не скажет, леди.

Он был не просто культурным. Он был умен и умел просчитывать ситуацию. Если она полагала, что по совести должна предупредить людей, то он тряхнул перед их носами их насущными проблемами, мечтами о собственном доме. С его информированностью, способностью моментально находить аргументы и умением манипулировать сознанием он вполне мог бы быть коммивояжером, вербовщиком солдат или баллотироваться в президенты. Она еще раз смерила его взглядом. Помощь этого человека могла оказаться неоценимой, если только…

Если только здесь нет подвоха, — кольнуло ее мгновенное опасение. Почему он вмешался? Он хотел обратить на себя внимание, чтобы добиться в будущем права руководить?

— У вас есть какая-нибудь строительная специальность? — спросила Джейн.

— Нет, — ответил он.

— Что же вы можете делать?

— Все. Я вольный охотник, леди.

В нем явно было что-то от героя. Джейн мельком пробежалась по списку, с ходу отбрасывая тех, кто заведомо был далеко или совершал где-либо громкий подвиг и не мог ускользнуть с арены своего действия незамеченным. Потом она отсекла тех, кто не подходил по внешности и комплекции. Конан? Гм… Этот, пожалуй, слишком умен для Конана, да и не стал бы тот связываться с проектом, не сулящим быстрого обогащения. Вкусы этого бродяги были достаточно хорошо известны: мешок драгоценностей и девица поаппетитнее, ради этого он был способен стереть с лица земли любое порождение Мрака. Сказать по правде, ей отчаянно не хотелось пускать Конана в Тримальхиар. Этого авантюриста вечно сопровождали разрушительные последствия. В его присутствии оживали статуи чудовищных плотоядных богов из зеленого жадеита, самые невинные витые дверные ручки имели обыкновение превращаться в страшно ядовитых змей, а покинутые мегалитические города на шаг позади него рушились в прах, а из оседающих облаков пыли, закопченный, но невредимый, появлялся этот, с позволения сказать, герой, одной рукой ощупывающий карманы, а другой — прижимающий к себе очередную безмозглую красотку. Но в Тримальхиаре нечего было красть, а потому на внимание Конана они могли не рассчитывать.

Озорная мысль пришла ей в голову, она сосредоточилась, ощутив легкое покалывание в кончиках пальцев — туда устремилась Сила. Незаметно, тихонько и осторожно, чуть дыша, поскольку с точки зрения этики подобные фокусы не поощрялись, она запустила в его сторону щуп и коснулась его ауры. Она не была драконом, а потому могла ощутить только ее присутствие и форму, но не цвет.

Дальше все произошло так быстро, что ей не пришлось даже вздохнуть. Узкая ленточка щупа, куда вливалась энергия ее любопытства, была схвачена, сжата в железном кулаке чужого возмущения и швырнута назад с такой силой, что если бы Бар не придержал рукой спинку ее стула, стремительно нагнувшись вперед, то Джейн непременно полетела бы кувырком.

— Маленькая девочка, — сказал Бар очень тихо, наклоняясь к самому ее уху, пока она, собрав все силы, пыталась как можно быстрее восстановить равновесие, — хочет знать то, что ей знать не положено?

Итак, он, без сомнения, был Могущественным. Она подняла взгляд к нему, возмущенному и насмешливому одновременно, и сказала, принуждая видеть в своих глазах лед и слышать в голосе сталь:

— Не уверена, что вы желанны в Тримальхиаре.

Возможно, ей показалось, что он раздраженно дернул уголком рта; будь он выбрит, она сказала бы наверное.

— Александр Клайгель — мой друг, — с тихой яростью продолжала она. — И я не собираюсь подкладывать ему такую мину замедленного действия, как вы.

— Дело только в этом? — Бар ухмыльнулся. — Хочешь, поклянусь, что не причиню вреда ни городу, ни его законному хозяину?

— Ни его законному хозяину Александру Клайгелю, — скрупулезно уточнила Джейн, пытаясь засечь все возможности уклонения от клятвы, когда под одними и теми же словами подразумевается разный смысл. Кто его знает, может, он себя считает законным хозяином, неизвестно по какому кодексу.

— Согласен на Александра Клайгеля, — буркнул Бар. — Я собираюсь поддержать и прикрыть его, если что, а по каким причинам я делаю это, тебе знать необязательно. И пойми, твое разрешение или запрещение ничего не значат. Если ты одобришь мою кандидатуру, это стадо, — он кивнул на остальных колонистов, — отправится в путь под защитой опытного пса. А если нет — я пойду один и все равно буду там.

Да, ей уже приходилось признать, что в жизни Санди есть многое, что совершенно ее не касается. Например, жена.

— Думаешь, я назначу тебя командовать партией?

— Это было бы разумно, но ты еще слишком маленькая девочка, чтобы поступать разумно.

Она думала недолго. Она была дочерью двух капитанов, а значит кровь в ее жилах была погуще, чем у любой из местных принцесс. Может быть, эти люди действительно найдут и построят свой город, свой Тримальхиар. Может быть, для любого из них он значит не меньше, чем для нее самой. Строить Тримальхиар, не значит ли это — строить самого себя? Пусть идут, а Тримальхиар и Санди им не солгут.

Она заперла опустевшую контору на ключ и, спустившись с крыльца, ступила на мостовую. И та зазвенела. Знакомая с самого детства забава — извлекать из улочек, тупиков, лесенок города слышимые лишь тебе мелодии. Вот эта, горбатая, стиснутая боками приземистых пакгаузов, гудит валторной, а эта, прямая, с готической церковью и узенькой полоской голубизны высоко над головой — свищет флейтой, и звон, непрерывный тревожный звон. Звук предчувствия. Что-то произошло, и ждет лишь случая ей открыться. Джейн остановилась, запахнувшись в шаль. Откуда? Порт? Сердце сжалось, мучительно желая насытить эту тревожную паузу словами «Баркарола», «мама»… Или Санди? Нет, рассудок подсказал ей со своей всегдашней неумолимой трезвостью, что раз уж Санди дорвался до дела, то здесь его не скоро увидят.

Она развернулась и пошла к дому, но чем ближе, тем все более невыносимым становился грохот в ее висках, и, бессознательно стремясь попасть с ним в такт, все чаще, все быстрее били в булыжник ее каблучки.

Она подошла к дому, чувствуя себя почти оглохшей. Днем, уходя в контору, она не запирала дверей, оставляя этот ритуал для ночи как традиционного времени зла. Ведь несмотря на все, чем она пыталась заполнить жизнь, ее сказка ограничивалась ожиданием, и она меньше всего хотела, чтобы те, кого она ждала, оказались перед наглухо закрытой дверью.

На этот раз гость был там, где ему и положено: чужая эманация доносилась из гостиной. Прикосновение этой ауры было для Джейн незнакомо, но интуитивно она почуяла важность этой встречи. Если бы она не была важна, она не дала бы о себе знать с такой интенсивностью. Собравшись с духом, Джейн шагнула в комнату.

При ее появлении навстречу ей с кресла упругим движением поднялась гостья. Это был абсолютно незнакомый человек, может быть, чуточку моложе ее самой, высокая, с водопадом рыжих вьющихся кудрей и пронзительно зелеными глазами, в первый миг показавшимися Джейн недобрыми. Бесспорная красавица. Во вторую секунду Джейн отметила, что платье незнакомки, голубое, густо усыпанное синими васильками, носит следы продолжительного путешествия. Принцесса? Тоже ищет свой Тримальхиар?

— Здравствуйте, — сказала Джейн. — Я могу вам чем-то помочь?

В уголке рта гостьи мелькнула улыбка, и Джейн поняла, что она не злая, а просто уставшая и нервная. И настороженная.

— Да, — сказала та без обиняков. — Я ищу сбежавшего мужа.

Брови Джейн поползли вверх.

— Мое имя — Саския Оксенфорд, — и, заметив в лице хозяйки явное непонимание, с усмешкой поправилась: — Или здесь, кажется, уместнее фамилия Клайгель?..

ГЛАВА 6 ТРИМАЛЬХИАР ИЗНУТРИ И СНАРУЖИ

Санди не хотелось уходить отсюда, от подножия разрушенного Замка, откуда открывался лучший вид на город, которым он никак не мог налюбоваться, но гномам явно не терпелось спуститься в деловые кварталы города, осмотреть порт, склады, рынок. Они разбили здесь временный лагерь, сложили в нем провизию и инструменты и оставили все это под присмотром возбужденного Марги. Домовой с огромным желанием отправился бы с ними, но порода эта так устроена, что не может сколько-нибудь продолжительное время существовать вдали от места своей прописки. Но он жаждал быть полезным и с гордостью принял на себя символические обязанности по охране поклажи.

От Замка отходили три луча больших дорог, три широких пространственных коридора, в былые дни застроенных по нитке. Их очертания, несмотря на разруху — сюда пришелся главный удар — прослеживались вполне определенно. Одна вела в порт, другая — к холмам (по ней они пришли), третья — к стоящему на втором ярусе зданию Ратуши. В этот солнечный день Тримальхиар искрился, как сахарный, и вообще Санди отметил, что здесь царит дух второй половины мая.

Четверка гномов и человек пустились по направлению к порту, примечая по пути все, что могло иметь хоть какое-то значение. Судя по всему, именно здесь прокатился ролштайн Бертрана: те дома, что еще в силах были стоять, взирали на свет проваленными внутрь фасадами, из-под обломков кое-где торчала в щепки измочаленная обожженная мебель, на слабом ветерке колыхались какие-то истлевшие тряпки. Санди подумалось, что, вероятно, под обломками погибло много людей, и их останки все еще лежат в разрушенных домах. Эта мысль встряхнула его, прозвучав в этот веселый день диссонирующей нотой скорби, и он расстроился, но вскоре клайгелевская рассудочная сторона его натуры отодвинула чувствительную харбенксовскую на второй план, и он целиком отдался исследованию своего наследства.

Тримальхиар, несомненно, принадлежал к числу городов, втиснутых в рамки строгого плана, и располагался на четырех — частью естественных, частью насыпанных — террасах. Переходя с одной на другую, Санди и гномы спускались все ниже. Когда-то террасы были соединены между собой множеством лесенок, связывавших уровни города воедино; где-то они были шириною в несколько ярдов, где-то не превышали и двух футов, но все были надежно обнесены перильцами, обломки которых сейчас трагически обвеховывали их осыпающиеся ступеньки. Главная же лестница, являющаяся, собственно, частью проспекта, была такой ширины, что двадцать человек могли бы пройти по ней плечом к плечу, и никому из них не было бы тесно.

Прямой путь от Замка в порт занял не менее часа, но вот, наконец, они спустились на первый ярус. В гневе Бертран, очевидно, был все-таки расчетлив. Первый удар он постарался нанести так, чтобы надолго подорвать благосостояние Тримальхиара. Крыши пакгаузов провалились, сами они, разумеется, были разграблены, причал обрушился, его облицовка была стерта в щебень, и казалось, что во всем порту не осталось ни одного целого сооружения. Снова на свет божий появилась книжечка Иштвана. Санди смотрел на все это, и в его мозг вползала мысль о том, что на восстановление Тримальхиара в той красе, что была ему присуща, потребуются не годы, а десятки лет. Это будет его последнее Приключение.

— Ничего, сэр, — вполголоса сказал ему Рууд. — Это выглядит страшно, но на самом деле все поправимо. Одно могу обещать: в одиночку вы здесь не останетесь. Я берусь за это.

— И мы, — подтвердили Рольф и Ренти.

Лицо Иштвана выразило приличествующее положению финансового эксперта сомнение.

— Авантюристы! — фыркнул он, но прозвучало это дружелюбно, так, словно он и себя зачислил в этот разряд. — Вы сперва план составьте.

Это был разумный совет, и компания отправилась в путь, огибая первый ярус вдоль излучины Дайре. Здесь по самому берегу сплошной стеной стояли пакгаузы, которые в случае обычной войны можно было бы использовать в качестве оборонительных сооружений. Сейчас там и сям в них зияли черные дыры провалов. На первом ярусе практически не было жилых домов, только порт, склады и просторная рыночная площадь, устроенная с таким расчетом, чтобы купцам не приходилось таскать свои товары вверх и вниз по лестницам. Это было то, с чего необходимо начинать, и теперь вместо цифр листки книжечки Иштвана покрывались рисунками, чертежами и планами.

Второй и третий ярус оказались похожими. Там умещались жилые и ремесленные кварталы, сложенные, словно из кубиков, из небольших одно-двухэтажных коттеджей того же сахарного искрящегося цвета, но украшенных на вкус прежних жильцов цветной черепицей и мозаикой из голубой глазури. Можно было остановиться на многие часы, следуя прихотливой фантазии авторов рисунков на фасадах этих, на первый взгляд, рядовых домиков, возле каждого из которых был разбит небольшой, совершенно одичавший теперь садик.

— Сколько народу жило здесь? — спросил Санди, почти не ожидая ответа, но тот последовал незамедлительно:

— В период расцвета Тримальхиар насчитывал до ста тысяч жителей без учета приезжего торгового люда, матросов и туристов.

Это было куда как немало. По численности населения его Белый город мог, оказывается, поспорить и с Койрой.

То тут, то там им попадались изрядно пострадавшие общественные здания: изувеченный амфитеатр, Ратуша с круглым, надвое расколотым куполом, астрономическая обсерватория с бесчисленным количеством ступеней, ведущих когда-то на смотровую площадку, а теперь — в никуда. И еще какое-то странное, почти нетронутое сооружение в виде минарета, увенчанного луковицей, чья витая форма подчеркивалась закручивающимися по спирали лентами из лепных роз, а уходящие вверх отвесные стены, прорезанные узкими стрельчатыми окнами, были испещрены не то резьбой в виде арабских письмен, не то просто узором, напоминавшим густо набросанные мелкие черничные листочки. Дверей у башни не было. Как Санди ни старался, он не смог представить себе назначение этого здания.

— Это жар-птичник, — буднично объяснил Иштван. — Еще одна доходная статья Тримальхиара. Жар-птица, видите ли, сэр, считается индикатором счастливости места. В Тримальхиаре они не только жили, но и размножались, что позволяло экспортировать их ко дворам царей и князей Волшебной Страны. Это на самом деле очень престижно — иметь у себя в клетке настоящую жар-птицу.

— Их лишают свободы? — Санди нахмурился.

— Сказать по правде, — доверительно шепнул ему Ренти, — это довольно-таки безмозглые твари, к тому же еще и с отвратительным голосом. Но сказочно красивые, и вот, поди ж ты, обладающие каким-то чутьем на счастливые места.

— А сейчас их здесь нет?

— Очевидно, разлетелись. Но они вернутся. Тримальхиар — хорошее место.

На втором и третьем ярусах, в стороне, ближайшей к холмам, было обособленное поселение гномской общины. Домики стояли здесь более тесно: гномы не признавали возни с огородами, зато жилища их, помимо двух наземных этажей, уходили вглубь на несколько ярдов, и квартал этот представлял собою нечто, похожее в лучшие времена на настоящий гудящий улей: гномы, работая, создавали изрядный шум. Несколько минут гномы постояли здесь в трагическом скорбном молчании, поминая сгинувших родичей, потом встряхнулись и двинулись дальше, обходя квартал по одной из его кольцевых улочек.

Солнце клонилось к западу, когда они вновь выбрались к Замку на почти целиком занимаемый им четвертый ярус. Когда-то по краю яруса шла мощная крепостная стена, теперь же из куч щебня едва-едва кое-где торчал уголок белокаменной плиты. Тут же колоссальным упавшим деревом лежал рухнувший с высоты шпиль. Сюда пришелся главный удар, что было нетрудно понять, учитывая, что Артур Клайгель ждал врага, стоя на крепостной стене.

— Нам вряд ли стоит ночевать здесь, под открытым небом. Я думаю, принц, нам следует отыскать себе жилье соответственно нашему образу жизни. Раз уж мы решили остаться здесь надолго, нам надо приметить себе постоянное местечко.

Санди догадался, что во время прогулки по своему кварталу гномы не преминули выбрать себе подходящие домики. Ему стало грустно.

— Вот мой родной дом, — он кивнул на кучу мусора, сплошь скрывавшую первые три этажа Замка. Марги, полусонный, подпирая голову слабой ручкой, сочувственно смотрел на него.

— И до Замка руки мои дойдут нескоро. Слишком много более неотложных дел.

Иштван покачал головой.

— Вам нужен дом, принц, куда вы смогли бы привести свою семью, не требующий особого ремонта, чтобы не отпугнуть и не сделать несчастной вашу супругу. Я уверен, что на втором ярусе непременно отыщется что-то подходящее.

— А я? — пискнул обиженный Марги, считавший, что принц непременно должен поселиться в Замке и быть у него под постоянным присмотром.

— Гномы дело говорят, Марги, — обернулся к нему Санди. — Сперва порт, русло, склады. Затем город. И уж в последнюю очередь — представительские функции. А ты, — он поспешил отвлечь Марги от расстройств, — должен помочь мне вот в чем. Ты лучше всех знаешь, в каком состоянии библиотека Замка. Проверь, нельзя ли туда забраться и есть ли там что-нибудь по архитектуре города. Мне пригодится любая информация.

Марги был польщен, во всей полноте осознав ответственность задания, и тут же исчез в развалинах. Гномы оставили тяжелую часть поклажи на месте, забрав только провизию и одеяла, и двинулись вниз, ко второму ярусу.

В одном из кварталов, почти вплотную прилегавших к гномскому, отыскался подходящий домик почти тех же размеров, что коттедж Оксенфордов в Бычьем Броде. Сумерки окрасили его стены легкой голубизной, под крышей из красной черепицы виднелись следы ласточкиных гнезд. Стекол в окнах, разумеется, не было, не хватало нескольких черепиц, опасно истлели деревянные лесенки и буйно разросся прилегавший к домику сад, в глубине которого просматривалась круглая чаша небольшого бассейна. В саду лежали густые темные тени, и Санди заметил, что гномы косятся в ту сторону неодобрительно. Он вспомнил, что их порода очень настороженно относится к всякого рода растительности и чуть ли не напрямую враждует с Лесным Царем. Он взял себе это на заметку и вошел в дом.

Там было просторно и пусто. Очевидно, хозяева не погибли здесь под обломками и не были убиты злобной бертрановой нечистью, а успели бежать, прихватив свой домашний скарб. Это его порадовало: во всяком случае, от назойливого внимания недружелюбных призраков прежних хозяев он был избавлен. В Бычьем Броде подобные соображения его ничуть бы не взволновали, но здесь, в Волшебной Стране, имело место все, где и когда-либо созданное воображением, так что призраки вполне могли появиться. Прежние хозяева, если им повезло добраться до безопасных мест, скорее всего осели где-нибудь в одном из ближайших городов, и уже вторым поколением живут там, занимаясь своим делом и не помышляя о Тримальхиаре.

Он обошел дом. Внизу холл, гостиная и просторная кухня, наверху — три комнатки произвольного назначения. Несколько чуланчиков и уютный подвал. И настоящая ванная — в Тримальхиаре был водопровод, секретами которого он решил заняться наутро.

Гномы ждали его на улице. Он вышел на крыльцо и сказал, что домик вполне его устраивает. Они кивнули, явно обрадованные, и, сообщив, что зайдут утром, отправились в свой квартал. Санди проводил их взглядом и вернулся в дом.

Становилось темно. Он вызвал несколько шариков света, развесил их так, чтобы не видно было потеков и дыр на обоях, нарвал в саду несколько охапок травы, благо там она росла в избытке, свалил ее в уголке гостиной, накрыл сверху одеялами и остался вполне доволен своим пристанищем на сегодняшнюю ночь. Он изрядно устал за день и теперь, растянувшись на мягком сене и слегка перекусив всухомятку, строил планы на завтрашний день. Разумеется, от темна до темна он будет трудиться на строительстве и ремонте города, но, если прикинуть, он вполне способен еще часика два прихватить у ночи, чтобы понемногу приводить в порядок этот дом. Ей-богу, он ничем не хуже того, в Бычьем Броде, и у Сэсс не должно бы быть причин для недовольства.

В эту ночь ему снились добрые сны.

Наутро он едва успел умыться и позавтракать, как перед его крыльцом появились веселые гномы. Экскурсия кончилась, и начиналась работа.

Они вновь поднялись на четвертый ярус, к Замку, и им пришлось изрядно покричать, чтобы разбудить Марги. Сейчас внимание строителей привлек гигантский акведук, тянувшийся со стороны чуть видимых в ясном утреннем небе остроконечных заснеженных гор. Чистейшая талая вода обильным потоком, настоящей горной рекой неслась по его ложу и водопадом низвергалась в пролом там, где прокатился ролштайн. Таким образом, в водоводы, отходящие от акведука, вода не поступала.

Марги с грустью сообщил, что библиотека завалена, расчищены только входы в подвалы, да и то в том месте, откуда Бертран вывез ценное оборудование.

— Будем раскапывать, — сообщил Иштван то ли в упоении разбуженного романтизма, то ли подвергнутый ночью яростной психологической обработке со стороны младших коллег. — Но попозже. Я бы хотел выяснить, в каком состоянии катакомбы Тримальхиара.

— Почему это в первую очередь? — поинтересовался Санди.

— Через катакомбы проходит канализационная сеть города, — пояснил гном. — Это его здоровье. И там еще есть кое-что… что лично я назвал бы главной ценностью Тримальхиара, которую нельзя вывезти.

Санди был заинтригован, младшие гномы — не меньше, и после недолгих поисков на заднем дворе Замка обнаружилась решетчатая плита, прикрывающая вход в шахту. Усилиями четверых гномов и волшебника, использовавшего свои способности, плита была поднята, и от их ног вниз зазмеилась винтовая лестница, верхние ступени которой были изрядно замусорены, но чем ниже спускались путники, тем темнее и чище становилась дорога. Санди засветил волшебные шарики, поместив их на концы гномьих посохов, и те время от времени поднимали их вверх, освещая не только ступени, но и пространство над головами.

Лестница шла вниз по центральному вертикальному каналу, и на уровне третьего яруса от нее в противоположные стороны отошли два горизонтальных коридора. Это чем-то напомнило Санди его Путь Могущества. Путники переглянулись и свернули в один из них.

Тримальхиар стоял на пещерах. Вкрапленные в гранит известняковые пласты были вымыты подземными водами, образовав сложную пространственную ячеистую структуру, которой искусные руки мастеров придали ту же радиально-кольцевую форму, что была характерна для наземной части города. Стены коридоров были сглажены, полы выровнены, своды закруглены. По центру коридора была выдолблена пересохшая теперь канава для стока нечистот — ничто не было чуждо Белому городу, по краю ее пролегал довольно широкий тротуар. Все было светлого, почти больничного цвета, стены покрывал род штукатурки все из той же белой субстанции, напоминавшей окаменевшую пену.

— Как это называется? — поинтересовался Санди, постучав в стену.

— Пенолит, — лаконично ответил Рууд.

— А из чего делается?

— Известняковая крошка, вода и волшебство.

Разруха наземной части никак не отразилась на состоянии канализации. Здесь было чисто и тихо. Исследователи вернулись к лестнице и спустились на второй, а затем и на первый ярус. Здесь, во избежание просачивания грунтовых вод, поскольку уровень подземелий был уже ниже уровня реки, пенолитовая облицовка была более плотной.

— Колдовство покрепче, — сообщил Рууд в ответ на вопросительный взгляд Санди. Ему очень нравился внимательный принц.

Еще ниже, под первым ярусом, располагались просторные пещеры, отведенные под отстойники. Здесь тоже все пересохло, и за годы выветрился даже специфический для подобных мест запах. Очищенная комбинацией химических и волшебных средств вода сливалась в реку через перекрытые частыми решетками каналы, «чтобы всякая злобная нечисть не могла проникнуть в нутро города», а нечистоты — тоже по трубам — направлялись в качестве удобрений на поля, окружающие город и находящиеся главным образом за рекой.

Санди уже пару часов назад впервые ощутил странное чувство, давшее о себе знать спустя несколько минут после начала их спуска — какое-то дразнящее покалывание во всем теле и необыкновенную легкость в ногах. В кончиках пальцев копилась Сила. Увлеченный устройством подземных коммуникаций, он старался не обращать внимания на эти странности, но заметил, что гномы с некоторым любопытством поглядывают на него.

— Что происходит? — спросил он.

— Энергия, сэр. Подземные источники. Гордость Тримальхиара. Здесь можно много взять.

Вот оно что! Вот почему Тримальхиар считался счастливым местом. Волшебные существа сами не вырабатывают энергию, они могут только брать. Здесь для них раздолье. А гномы-то, оказывается, куда как заинтересованы в здешних видах на жительство, ведь энергия города будет питать их мастеров.

Он сосредоточился, отключив первые шесть чувств, и уловил направление излучения, идущего, казалось, из толщи камня. Приложив ладони к пенолитовой стене, он наощупь двинулся вдоль нее, пока ощущение потока силы не стало вполне отчетливым, пульсирующим, кажется, под самыми его пальцами.

— Тут, — почти не размыкая губ, шепнул он.

Рольф и Рууд молча взялись за кирки. Несколько минут по гулким кольцевым тоннелям металось перепуганное эхо, потом стена подалась, посыпались крупные обломки, и мастера, отступив, явили взорам коллег неровную брешь в стене замурованной пещеры.

По одному они пролезли туда, и ощущение Силы, охватившее Санди, было похоже на погружение в блаженно горячую ванну. Здесь было больше, чем в нем самом.

Он осветил пещеру и позволил спутникам осмотреться. Все здесь было покрыто слоем окаменевшего пенолита: не затертым старательно, до ровной поверхности, а налипшем кусками, потеками, сталактитами. Из отверстия в стене сочился тоненький ручеек, он заполнял резервуар устройства, стоявшего в центре пещеры и занимавшего почти всю полезную площадь, и, переливаясь наружу, исчезал в зарешеченном сливном люке.

Рууд пошел вокруг устройства с выражением кота, гуляющего около кувшина со сметаной.

— Пенолит, — прошептал он. — Мечта строителя. Братья, набейте-ка щебня!

В несколько секунд изрядная гора пенолитовой пыли, щебня и мусора оказалась загруженной в резервуар, вытеснив оттуда небольшой водопад. Гномы сосредоточенно сбивали окаменелости с металлических частей машины и смазывали их.

— Теперь дело за вами, сэр, — сказал Рууд. — Крутите, — и кивнул на торчащую из корпуса рукоятку.

Рука Санди потянулась было к механизму, но тут он заметил, что усы гномов шевельнулись улыбками: если бы речь шла о мускульном усилии, они превосходно обошлись бы без него. Он взял Силу источника, вытянул из нее нить и захлестнул петлей на рукоятке. Та дрогнула. Пристывший пенолит пошел трещинами, затем стал отлетать, подчиняясь вибрации корпуса, в резервуаре пришли в движение тяжелые жернова, размалывавшие загруженные в него обломки в мелкую пыль, тут же обильно пропитываемую водой. Прошла всего пара минут, и в резервуаре уже была кашица белого цвета, по спирали закручиваемая взбивалками. Она начинала пениться.

— Нужно ли мое присутствие постоянно, — спросил Санди, — или достаточно энергии источника?

— Управиться с энергией может только Могущественный, — ответил Иштван. — Но цвет… Сама по себе энергия бесцветна. Если бы этим занимался Бертран, у него пенолит вышел бы черным. Это зримое воплощение вашего цвета, сэр. Белый город белым можете сделать только вы. Правда, достаточно лишь запустить взбивалки, а дальнейшее предоставить нам. Рууд, мне кажется, смесь уже готова.

Рууд снял с плеч скатку и разобрал ее на полу. Это оказался набор эластичных полотнищ из неизвестного Санди материала. С помощью гибкого каркаса Рууд натянул их в форме узкого полого параллелепипеда и открыл кран, устроенный в нижней части резервуара. Жидкий пенолит потек в форму и очень быстро ее наполнил. Рууд проворно завернул кран.

— Десять минут надо подождать.

Они облокотились на стены и принялись ждать, пожирая глазами пенолит, застывающий в форме.

— С помощью такой переносной формы, — объяснил Рууд, — я берусь изготовить блок любой конфигурации. Видите, она наращивается и вытягивается в любом направлении. Готово!

Он кинулся к форме, как сова на кролика, в момент ободрал полотнища, обнажив сверкающие белые грани. Гномы улыбнулись в сторону Санди: экзамен на белизну был сдан.

— Твоя очередь, брат Ренти!

Ренти опустился перед плитой на одно колено, пробежал по ее поверхности чуткими пальцами, расстегнул свой пояс и положил перед собой. Шарики света приблизились и зависли у него над головой, освещая его работу. К поясу с внутренней стороны оказался прикреплен целый набор стамесок, резцов, шпателей и стеков. Поверхность плиты была еще чуточку сырой.

Только что Санди наблюдал, как работает гном-каменщик. Теперь ему предстояло увидеть работу резчика. Пальцы Ренти, быстрые и неуловимые, как язык жабы, мелькали по поверхности, изредка отбрасывая один инструмент, падавший на пояс точно на свое место, и хватая другой. Они могли следить лишь за стремительным появлением на плите рисунка — без эскиза, без поправок, с одного вдохновения.

— Мы не вырабатываем энергию, — сказал Иштван на ухо Санди, — но мы, взяв ее из источника, возвращаем ее в нашем труде, придавая ей зримые формы. Может быть, поэтому вещи, сделанные гномами, считаются чуточку волшебными. Тем более волшебными, чем больше отдал им мастер.

На плите возник кусочек озера, заросшего клонящимся под ветром камышом. Над ним с воды снималась стая лебедей, а под картиной стояла надпись, выполненная угловатыми гномскими рунами: «Отсюда был возрожден Тримальхиар» и подписи: Александр Клайгель, мастера Иштван, Рольф, Рууд, Ренти.

— Можно было работать и медленнее, — смущенно признался Ренти, вытирая со лба пот, — но мне хотелось показать вам, сэр, как это может быть. Теперь вы верите в свои и наши силы?

— Да, — сказал Санди. — Теперь верю. Есть ли еще пещеры?

— Есть, — ответил Иштван. — Но они не обозначены ни на одной из карт. Это стратегические секретные сведения, и искать их вам придется одному.

— Я понял так, что пенолит может изготавливаться не только из исходной известняковой пыли, но и из щебня, крошева и пыли.

— Да, вторсырье идет не хуже. Бертран, прах его забери, позаботился о строительном материале.

Санди погрустнел. Тот человек убил его родителей и лишил его права расти в Волшебной Стране. Он был Черным, а стало быть, его магия не имела запретов. Он сотворил волшебство в гневе. Но мстить ему не хотелось. Он видел этого человека, говорил с ним и не мог назвать его своим врагом. Может быть, потому, что и на его совести лежала смерть, а может, это просто было особенностью белизны. Бертран был прощен.

ГЛАВА 7 ЗЕМЛЯ МИРАЖЕЙ

— А его здесь нет, — сказала Джейн немного растерянно. — Он уже неделю как в Тримальхиаре.

— Как жаль, — расстроилась гостья. — Я сюда-то насилу добралась. Нелегко, знаете ли, угнаться на метле за драконом. А в Волшебной Стране я и вовсе след потеряла: здесь дракон не является чужеродным телом. Пришлось расспрашивать всякую нечисть, спасибо еще — эльфиянка знакомая попалась, она и рассказала об акционерном обществе.

— Слухом земля полнится, — согласилась Джейн. — Я постаралась, чтобы о проекте узнало побольше народу. Нам нужна поддержка общественности.

Пару минут они молчали, разглядывая друг друга, и у Джейн сложилось впечатление, что Сэсс не прониклась к ней дружескими чувствами. Проанализировав свои реплики, она догадалась, что покинутой супруге явно не могло понравиться словечко «мы». Ревнует? Джейн стало смешно. Ревновать при том, что ничегошеньки не было! И, кляня себя за неистребимое любопытство, презрев полученный утром шлепок по рукам, она не удержалась от того, чтобы тут же не прозондировать ауру Сэсс. Когда дело было сделано, Джейн сообразила, что с волшебным существом — а Королева эльфов, пусть даже и бывшая, несомненно, в какой-то степени имела право так называться — шутки могли бы оказаться и плохи. Но ничего подобного! Она оказалась самой обыкновенной, самой прозаической молодой женщиной, разрываемой тревогой за мужа и обидой на него же. Тут не было и намека на Могущество, и вообще, Могущество Санди было для нее лишь досадной помехой в личной жизни. Простая женщина, не имеющая и не желающая иметь ничего общего с Волшебной Страной. Джейн, лицемерно упрекая себя за самую пошлую женскую стервозность, с сожалением решила, что они с Саскией Оксенфорд принадлежат к разным кастам. Она, Джейн, была могущественной волшебницей и стояла в очереди на Белый трон. Временами ее пугали его неоглядные перспективы и ответственность, но именно сейчас она скрупулезно, по-бухгалтерски, подсчитала свои преимущества. Саския Оксенфорд, простая смертная, была товаром массового производства, она же — авторским экземпляром. У этой деревенской дурехи с Санди не было ничего общего.

— Как мне быстрее всего попасть в Тримальхиар? — спросила Сэсс.

«Садись на метлу и жарь на восток», — вертелось на языке у Джейн, внезапно ощутившем вкус к колкостям. Но тут пришло время отрезвления. Она третья, и она лишняя, во всяком случае, если сам Санди не решит иначе. А он не решит. Похоже, он вообще чувствует себя несколько неуютно, становясь объектом всех этих пылких дамских чувств. И если уж жена Санди оказалась в ее доме, то она, Джейн, хотя бы только в силу своей белизны должна нести ответственность за нее и за все то, что той вздумается совершить. У миссис Оксенфорд очевидный дар попадать в неприятности.

— Партия колонистов выйдет через пару дней, — вслух начала рассуждать Джейн. — Они будут добираться пешком, берегом Дайре. Я могла бы отправить вас с ними…

Она осеклась. На горизонте ее сознания забрезжила другая, более существенная мысль. Партию поведет Бар. Чем бы он ни клялся, она не собиралась ему доверять. В любом волшебнике неотъемлемо, как естество, сидит страсть соваться не в свое дело. Бару нельзя поручать Сэсс. Нельзя верить человеку, чьи побуждения неизвестны. Сэсс дорога для Александра Клайгеля, к тому же она — экс-Королева эльфов. Это открывает широкие возможности для использования ее в качестве сильной карты в грязной игре. С его Могуществом и ее простотой Бару не составит труда разобраться в ее статусе, и он, несомненно, будет как-то учитывать полученную информацию. Бар склонен манипулировать. Она разрешила ему вести партию в Тримальхиар, но Санди непременно должен быть предупрежден, а чтобы предупредить его, Джейн нужно попасть в Тримальхиар раньше.

Она мельком оглядела Сэсс, оценивая ее состояние.

— Вы устали, — сказала она. — Сегодня вам следует отдохнуть, помыться и как следует поесть. Завтра рано поутру мы отправимся в Тримальхиар.

— Вы хотите поехать со мной? — Сэсс была слегка обескуражена.

— Я должна доставить вас в целости, — Джейн позволила себе улыбнуться. — Кроме того, у меня там дела.

— Я вам крайне признательна, — церемонно начала Сэсс, впадая в роль профессорши, — и мне, право, неловко доставлять вам такие хлопоты…

— Я собираюсь обедать, — прервала ее Джейн. — Пойдемте на кухню.

Это был верный шаг. В гостиной женщины — всегда соперницы, а приглашение на свою кухню-это знак доброй воли и отличный предлог к сближению. Джейн всегда предпочитала кухню.

На рассвете Джейн уже стучала в двери комнаты Сэсс, явно предпочитавшей еще немного понежиться, благо почетная обязанность готовить завтрак принадлежала хозяйке. Со вчерашнего дня они были на «ты».

— Поднимайся, засоня, — потребовала Джейн, распахивая окно. — Традиция требует, чтобы герои отправлялись в путь на рассвете. Одевайся! — она бросила в руки Сэсс ворох одежды. Сама она уже была готова.

— Я буду выглядеть, как ты? — взъерошенная, розовая со сна Сэсс, такая хорошенькая, что у Джейн при взгляде на нее сердце защемило от отчаяния, насилу выбралась из-под заваливших ее тряпок. — Спасибо, что сапогом не бросила!

— Еще лучше будешь выглядеть, если это тебя так заботит. — Джейн всю жизнь подбирала одежду не с точки зрения эстетики, а из целесообразности.

Уловив колкость, Сэсс поджала губы.

— Там, где я выросла, женщинам считалось неприличным носить мужскую одежду. Как, впрочем, и мужчинам — женскую.

Джейн пожала плечами, но все же бросила мимолетный взгляд в зеркало. То послушно отразило невысокую, мальчишески стройную фигуру в кожаных бриджах для верховой езды, плотной замшевой куртке, освеженной простым сорочечным воротником без кружев, и высоких сапогах. Волосы Джейн собрала в пучок на затылке, а за плечами на кожаном шнуре болталась широкополая шляпа. Ничего неприличного здесь не было, а когда шляпа займет положенное ей место, то не останется и ничего примечательного.

— Когда приедем в Тримальхиар, — сказала она, оборачиваясь к Сэсс, можешь сколько угодно мести подолом его мостовые, а путешествовать удобнее так. К двум вооруженным мужчинам, — она положила руку на эфес легкого меча, висевшего на ее левом боку, — многие побоятся сунуться. Драться из-за тебя на дуэли я тоже не мечтала с детства. У нас тут — чем ты красивее, тем больше шансов угодить в замок людоеда или в логово дракона.

Сэсс вспомнила Дигэ.

— Так что, если уж нам вздумалось в дремучем лесу погуляти, то изволь играть по правилам, — закончила Джейн.

— Уговорила, — вздохнула Сэсс. — Ну, свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду расскажи, кто на свете всех милее…

Трюмо в комнатке для гостей не было волшебным, а потому с традиционным для вещей этого рода подхалимажем отразило ее собственное озорное лицо. Сэсс смотрела на себя с удовлетворением, а Джейн подумала, что ее придется от шеи до пяток закутать в плащ, чтобы скрыть-таки эту круглящуюся под курткой грудь и плавно, но неумолимо расходящиеся вниз от талии бедра — пройдя через материнство, фигура Сэсс приобрела женственность, коей раньше ей недоставало. Но даже и закутанная с ног до головы, она сохраняла изысканную, чуть угловатую ломкую грацию, ни в коей мере не присущую мужчине. Чтобы спрятать всю эту невероятную массу волос — Джейн подумала было о ножницах, но побоялась высказать эту мысль вслух, — пришлось до слез туго заплести косу и пришпилить ее на темени. Но даже честь по чести надетая шляпа не превратила Сэсс в юношу. Это было самое большее, на что она оказалась способна, и Джейн пришлось с этим смириться.

Спутницы легко перекусили, Джейн заперла входную дверь и оставила ключи соседке. У подъезда их ждали две скромного вида лошадки, взятые напрокат. Средства Джейн позволяли не моргнув глазом нанять хоть царских рысаков, но в такой роскоши не было необходимости. Они не собирались искать приключений, им надо было всего-навсего проскользнуть из пункта А в пункт Б. Вот только между пунктами лежала территория Волшебной Страны.

Путь их начался удачно, и ничто не предвещало Приключения. Спутницы неторопливо ехали берегом реки, изредка огибая груды валежника, и пытались найти общие темы для разговора. Но были они настолько разными, образ жизни одной был совершенно чужд другой… Джейн, например, совершенно безразличны секреты приготовления сладких блюд с минимальными затратами, а Сэсс и слышать не хотела о разного рода Могуществах. Последние сплетни Волшебной Страны тоже не слишком ее интересовали: она же почти никого здесь не знала, и похоже было на то, что путь их так и останется хрестоматийным путешествием из пункта А в пункт Б…

Приключение сидело в засаде и обрушилось на них настолько внезапно, что даже Джейн не успела ничего сообразить. Никто не рычал из кустов, и ничто не предвещало грозы. Она услышала лишь слабый, полузадушенный ужасом вскрик Сэсс, и тут же что-то потащило ее с седла. Сила рванулась с кончиков ее пальцев, паника придала ей масштаб абсолютного личного рекорда, но даже этого оказалось недостаточно. Перед ее распахнутыми глазами мелькнули ветви колючего кустарника, затем — метелки высокой травы, но удара о землю не последовало. Где-то на самой границе слышимости испуганно заржали, но тут же смолкли лошади, и она увидела, как перед ней пронесся срез толстого дерна, затем гранитный пояс. Она падала в какую-то чудовищную шахту, и ее стены, живописующие всю местную геологию, неслись назад со скоростью, заведомо превышающей скорость свободного падения. Подумалось, что если сейчас тут появятся Гусеница с кальяном, Белый Кролик, Безумный Шляпник, Чеширский Кот и Шалтай-Болтай, то это будет значить, что они просто-напросто провалились в чужую сказку. Но падение было слишком уж долгим даже для «Алисы».

— Что ты тут вытворяешь? — срываясь на визг, крикнула рядом Сэсс. — Бросай свои штучки, иначе…

А «иначе» она все равно не могла сделать. Ее, как и Джейн, стремительно волокло куда-то, закручивая по часовой стрелке и хлеща встречным воздушным потоком, слезы от которого заливали их глаза, и каждый следующий вдох казался почти невозможным.

— Это не мои штучки! — крикнула в ответ Джейн. — Держись! Сейчас я попробую нас остановить!

Она метнула Сэсс нить, и та вскрикнула от боли, когда волшебная веревка захлестнула ее запястье. Джейн потянула, и девушки сблизились настолько, что смогли вцепиться друг в друга. Руки Сэсс тряслись.

— Что, ради всего святого, происходит?!

Как ни странно, теперь, сжимая руки Сэсс, Джейн почувствовала себя увереннее. От той, разумеется, не могло быть никакого проку, и выкручиваться приходилось ей самой. Она отказалась от нити и сформировала из Силы мягкий неупругий шар, все разбухавший по мере их падения. Джейн рассчитывала, что, находясь в нем, как в коконе, они смогут замедлить, а то и вовсе остановить свое малоприятное путешествие.

Несколько минут казалось, что хитрость ее удается, падение становилось медленнее. Вот уж поистине бездонная пропасть.

— Так это не твои проделки? — дыхание Сэсс стало заметно ровнее.

— Нет, но это кто-то Могущественный. Не Санди, потому что я не могу найти причину, зачем бы это ему понадобилось. Если это Бар… то он гораздо сильнее, чем я могла подозревать. Ах!

Их спасительный кокон лопнул, как мыльный пузырь, словно кто-то обнаружил, что для его забавы возникло препятствие, и устранил его единым махом.

— Держись за меня что есть сил! — успела выкрикнуть Джейн. — Может быть, это твой единственный шанс выкарабкаться из этой переделки. Я поняла — это Путь Могущества! Черт бы побрал того, кто вздумал его здесь открыть!

Джейн чувствовала, что через минуту начнет ругаться, как боцман.

— Мы не разобьемся? — спросила практичная Сэсс.

— Нет, — у Джейн вырвался горький смешок. — Но о ближайших планах придется забыть. Нас куда-то тащат, и моих силенок не хватает, чтобы вырваться из этой сети. Одно успокаивает — такие хлопоты не нужны для того, чтобы просто прикончить.

— Тогда, может быть, — неуверенно посоветовала Сэсс, — тебе перестать сопротивляться? Не трать силы зря, разберемся, чего от нас хотят, а там, если получится, шарахнешь его по голове, и были таковы?

Джейн вынуждена была признать, что мысль здравая.

— Кто бы это ни был, — мрачно сказала она, — делает он это по-свински. Ни тебе приглашения, ни свободы воли. Будто сеть наугад забросил, и чувствуешь себя какой-то дурацкой Золотой рыбкой.

— А может быть, нами просто играют в кегли, — меланхоличным голосом выдвинула свою версию Сэсс.

Потом, на протяжении всего дальнейшего Пути, им не пришлось сказать друг другу ни слова. Каменная труба шахты расцветилась взрывами разноцветных фейерверков, и каждый из них был, как удар по голове. Через полчаса такой канители Джейн стало казаться, что труба состоит из цветного пламени, расчерченного зигзагами мириадов молний. «Бедная Сэсс, — пронеслось в ее гаснущем сознании, — каково-то простой смертной в этом колдовском кошмаре? Как я вручу Санди спятившую жену?» Их выбросило в ночь. Не какую-нибудь там самую волшебную ночь с ее соловьями, теплыми звездами и майскими ароматами, блеском луны в темной заводи и шепотом камыша. Это была поистине космическая ночь, пустая, черная, непроглядная, как нищета. Обе они, накрепко связанные друг с другом энергетической нитью, лежали на холодном металле круглой площадки футов десяти в диаметре, висящей, как показалось Джейн, свесившей руку за край, в абсолютной пустоте. Металл не нагревался от тепла их тел.

— Не понимаю, — буркнула Джейн. — Путь не может кончаться здесь. Должно быть какое-то испытание и какая-то цель. Мы что-то должны сделать, как-то себя проявить. А так, похоже, про нас забыли.

— В картах Таро это называется «промедление в делах», — простонала Сэсс, и Джейн вполне оценила ее чувство юмора.

— Если можешь спать — спи, — распорядилась она.

— Я не хочу спать, — отозвалась Сэсс. — Я не хочу показаться капризной, но я хочу пить.

Увы, фляга с самой замечательной на свете колодезной водой, заботливо наполненная в кухне, осталась в седельной сумке одной из лошадей.

— Спи, — рявкнула Джейн. — Спи, а не то обездвижу!

Очнулись они уже совсем в другом месте. Вокруг, сколько хватало глаз, лежала пустошь, покрытая спекшейся лавой. В воздухе висела мелкая серая пыль, забивавшаяся в нос и попадавшая из него в горло и легкие. Джейн убрала нить, полагая, что теперь, когда их никуда не тащат, Сэсс не потеряется. Она посмотрела в лицо своей спутницы, отчаянно тершей глаза грязными кулачками, и невольно рассмеялась.

— Я тоже так выгляжу? — спросила она.

Сэсс хотела ответить, но жестоко закашлялась. Ее трагический страдающий взгляд сказал все и без слов. Ее мучила жажда. Рыжие волосы растрепались и, обильно припорошенные пылью, висели вдоль лица.

— Ну, — хрипло поинтересовалась она, — и чего же от нас хотят?

Джейн поднялась на ноги, и ее шатнуло. Сэсс не сводила с нее вопросительного взгляда. Признаться, Джейн не ожидала от нее такого самообладания. Что и сказать, Королева эльфов — это всегда шкатулка с сюрпризами. Домашней клуше, без сомнения, впору было бы тут забиться в истерике.

— Знаешь, — сказала вдруг та, — с тобой мне не страшно. Все, что тут происходит, — она обвела рукой вокруг, — это, скорее всего, затеяно для тебя. Ты очень похожа на Санди, Джейн.

Джейн задумчиво рассматривала ее. Что же все-таки в ней есть такое? Она понимала, что Сэсс рассчитывает на нее, на ее Силу, но это ее не раздражало. Напротив, ее вера оживляла приунывшее было Могущество.

— Я думаю, — решила она, — нам стоит куда-нибудь пойти.

Сэсс, постанывая, встала. Равнина не была плоской и удобной для прогулок юных леди. Иссеченная многочисленными трещинами, изрытая причудливыми кратерами, густо припорошенная двухдюймовым слоем не то пыли, не то пепла, во всех направлениях она была примерно одинакова. Над кратерами курился дымок, принимая по временам прихотливые формы. Солнца не было, облаков тоже.

— Мой Путь Могущества, — сказала Джейн. — Что же делать?

— Смотри! — Сэсс схватила ее за рукав. — Что это?

В указанном направлении над одним из кратеров выросла башенка причудливых очертаний, изящная, бело-розовая, закрученная подобно морской раковине, без малейшего признака швов в кладке, как будто отлитая в одной безумно сложной форме. Но она явно не была закончена: часть ее стены просвечивала, и внутри, ажурная, не опирающаяся ни на что, в пустоте висела винтовая лестница, не ведущая никуда. Джейн обернулась на мимолетное движение на периферии зрения: там из ничего воздвигся круглый, на первый взгляд какой-то полуразрушенный цирк, похожий на множество нагроможденных по кольцу и друг на друга арок. Рядом в небо устремилась толстая колонна с безжалостно обломанной капителью. Потом капитель отросла, поколебавшись, снова исчезла, сменилась другой, но та тоже ее не удовлетворила, и кончилось все тем же, с чего и началось — неровным мраморным сколом. Вокруг возникали здания невероятных форм, сюрреалистичные, как орхидеи, но в каждом из них что-то казалось или неправильным, не принадлежащим трем измерениям, или недоделанным, как будто набросанным второпях небрежной рукой. Но эти формы! Это был самый изысканный модерн, по сравнению с которым гирлянды железных цветов гномской работы, украшавшие подземный чертог Райана, казались грубой кустарщиной.

— Иллюзия? — нерешительно предположила Джейн и коснулась рукой стены ближайшего павильона. Рука встретила гладкую, будто глазурованную поверхность. Это, впрочем, ничего не доказывало: осязание не хуже прочих чувств подверженно обману.

— Стройплощадка, — сказала Сэсс. — Не поберечься ли?

Они взялись за руки и двинулись наугад, пробираясь среди заслоняющих горизонт шедевров.

— У меня нет везения Санди, — заметила Джейн.

Пока они шли, архитектура кругом менялась, что-то исчезало, медленно истаивая струйками белесого дыма, что-то плавно перетекало в иную форму, столь же бессмысленно прекрасную, как и предыдущая, словно здесь резвился безумный архитектор.

Они шли, и Сэсс спотыкалась все чаще, все тяжелее налегая на поддерживающую ее руку Джейн. Волшебница заподозрила, что ее спутница натерла ноги: навряд ли ей доводилось раньше бродить в кавалерийских сапогах.

— Вон тот замок, кажется, настоящий, — заметила она, чтобы хоть как-то поддержать ее морально. До замка оставалось не более мили, и он возвышался над равниной серой пасмурной глыбой, уходя заостренными вершинами башен в пепельную дымку, затянувшую небо. Здесь не было инфернально прекрасного модерна, а только лишь одна оскаленная готика. Как они тащились, как ползли к его воротам! Джейн с содроганьем думала, что если догадка ее неверна, то, кажется, взять другое направление и испытать новую версию им уже не удастся.

Там был ров — глубокая трещина в лаве, исходящая белым удушливым дымом, и могучий приземистый арочный мост над нею. Средний поднимающийся пролет его, из толстых досок, был, по счастью, опущен, массивные чугунные цепи провисли в неподвижности, в башенках обслуги не было, по-видимому, ни души.

На мосту Сэсс упала. Джейн вздернула ее на ноги и закинула ее руку себе на шею. Если бы понадобилось, она дала бы ей пинка.

Они подошли к воротам. Те были приоткрыты, но огромная чудовищная решетка с вертикальными, оканчивающимися копьями прутьями, казалось, приржавела, и ее нижний край был надежно утоплен в щели вымощенной плитами подворотной площадки. Сэсс без сил опустилась на камень, а Джейн исступленно ударила в дверь кулаками. Загремели об металлическую обшивку ее добротные походные сапоги. Она закричала гневно и умоляюще, понимая, что Сэсс поднимет на ноги только глоток воды, взывая к совести и состраданию. Ни звука не раздалось в ответ. Вот уж поистине глас вопиющего в пустыне. Решетка не дрогнула, и Джейн, осознавая все отчаяние и ужас их положения, сползла вдоль нее на каменные плиты. Ей было наплевать, как она выглядит со стороны, и какое ей дано Могущество. Она не могла спасти жизнь доверенного ей человека, и все остальное не имело ни малейшего значения.

Решетка дрогнула и с отвратительным скрипом, словно превозмогая себя, поползла вверх. Чьи-то руки подхватили ее и поставили на ноги.

— Там… — она махнула рукой. — Там еще Сэсс…

Ее прислонили спиной к воротам, и высокий худощавый мужчина прошел к Сэсс, разметавшей свои кудри по граниту. Без видимого усилия он вскинул ее на руки.

— Вы-то можете идти?

Джейн кивнула. На несколько шагов ее еще хватит.

— Эй, Люитен, кто там? — из щели окна свесился другой человек.

— Женщины какие-то, — отозвался тот, кого звали Люитен. — Ловушка ошиблась, Фалк. Я бы отправил их обратно, но одна из них чуть жива.

ГЛАВА 8 НАЗОЙЛИВАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ

Санди стоял посреди одной из бывших площадей, теперь более напоминавшей лужайку. Вокруг него колыхалось настоящее море свежей зелени, и трава поднималась по пояс. Могло показаться, что он увильнул со стройплощадки, чтобы в одиночестве насладиться всей прелестью майского утра, но на самом деле он назначил здесь дипломатическую встречу. Он хотел повидать Лесного Царя. Сложные отношения Его Величества с гномами, первейшими союзниками молодого волшебника, весьма беспокоили Санди, беспокоили тем более, чем более он знакомился с масштабами наступления подданных Царя на Тримальхиар. Толстым слоем дерна затянулись поля, беспорядочный колючий кустарник местами практически скрыл очертания кварталов, и даже в оставленных без присмотра домах сквозь трещины пола тут и там прорастали деревья. Санди по природе был лоялен, но сейчас его интересы вошли в противоречие с интересами Царя, и ему очень хотелось решить дело миром. Царь славился изрядным самодурством, и буде он узнает, что гномы начали рубить его деревья, им не миновать войны. А враждовать с лесом при тех скромных силах, какими они пока располагали, было чистейшим самоубийством. Нет, этого надо было избежать любой ценой.

Санди потянулся мыслью, пытаясь пробиться к Царю сквозь изменчивую волнующуюся ауру леса и передать ему приглашение увидеться. Он был готов к тому, что опять придется идти куда-то, повинуясь его прихоти, и совсем не ожидал того, что увидел, когда открыл глаза, а именно — самого Царя, возвышавшегося над ним и стоявшего, пошире раздвинув на мощеной поверхности площади корнеобразные ноги. Н-да, статус Санди явно изменился со времени их последней встречи, раз сам Лесной Царь ради его приглашения сдвинулся с места.

— Молодой учтивый волшебник, — прогудел Царь, давая понять Санди, что узнал его. — Наслышан о твоих начинаниях. Смело.

— Рад видеть вас в здравии, — отозвался Санди, поддерживая свою репутацию. — Как чувствует себя в здешних местах ваша супруга — Пальма?

Царь махнул веткой.

— Развелись мы, — сказал он с грубоватой иронией. — Не климат ей здесь. Да и характерами, надо сказать, не сошлись. Она дама утонченная. Осинка вот вся в хлопотах с молодой порослью, да и зятем я доволен, Орешник парень дельный, одна беда — большим спросом пользуется у тварей не нашей породы. Кто орехи любит, кто метлы из него вяжет, а кто на стрелы норовит пустить. Приятно тебя увидеть, волшебник, однако, слыхал я, ты с гномами связался.

— Не любите вы их?

— Не люблю, — согласился Царь. — У нас в Волшебной Стране непременно кто-то кого-то не любит. Твердолобые они. Каменные какие-то. Сколько они нашего брата повывели на уголь для горнов да на строительные леса — и сказать-то страшно. Я понимаю, мастера они знатные, но ведь за наш счет! Я — дерево, молодой волшебник, и я не люблю топоров.

— И кто вас за это осудит? — грустно сказал Санди. — А ведь и я к вам с тем же, Царь. Подданные ваши заполонили мой город. Это мой город, Царь.

— А как насчет права силы? — хитро прищурился тот. — Не огорчайся, поспешил добавить он, — я пошутил. Так гномов не прогонишь?

— Нет, не прогоню. Мне без них здесь делать нечего.

— Охо-хо! Видно, и вправду настало время мира. Ладно, руби то, что проросло самочинно. Я отдам приказ дриадам возвращаться в старые пределы, и считай это знаком моей доброй воли и личной симпатии.

— Это еще не все, — Санди было очень трудно не опустить глаза. Тримальхиару нужны все те же дрова и строительные леса. Кроме того, я планирую заложить верфь и строить корабли. Как мы сможем договориться об этом?

Ветки Царя зашевелились, выражая гневное недовольство.

— Как много нужно этим людям! — возмущенно заявил он. — Почему ваша порода никогда не довольствуется тем, что имеет?

— Есть те, кто довольствуется, — возразил Санди, — но это не лучшие из нас.

— Есть вариант, — сказал Царь, — но хлопотный для тебя. Ты предупреждаешь о сроках и месте вырубки заранее и делаешь посадки молодых растений. Я отдаю приказ, и дриады перебираются на новые делянки. Таким способом ты сможешь уберечь моих подданных от гибели. Идет?

— Я принимаю все хлопоты, если они способствуют спасению жизни.

— И удержишь гномов от самовольной порубщины? Ну-ну. Я вижу, когда говорят правду. Что поделать, мы и впрямь влезли в твой город без спроса, так ведь и спросить-то было некого. Так ты что же, хочешь совсем оставить Тримальхиар без зелени?

— Нет! Пусть будут парки и сады, пусть дома утопают в плюще и цветах, и над улицами поднимаются каштаны. Но, прошу тебя, соблюдай меру.

— Ага! Нет ничего хуже назойливого гостя. Я помогу тебе. Спасибо, что хоть догадался спросить. Мне нравится иметь дело со Светлыми, они опираются не на силу, топоры и огонь, а на здравый смысл и общее благо. Я тоже хочу строить Тримальхиар.

Гномы сплели широкую сеть из канатов, крепленых металлической нитью, Санди запряг в нее тройку «дельфинов», направлявших все устройство, и пятерка строителей вовсю занималась глубоким тралением реки. Они не спешили. Сеть быстро наполнялась разного рода мусором, ее вытягивали на берег с помощью небольшой переносной лебедки и Могущества, опорожняли и вновь пускали вниз по реке. За двадцать три года дно Дайре оказалось сильно заилено, и после трала гномы планировали пустить драгу. Их было еще слишком мало, и потому Санди вовсю компенсировал нехватку рабочих рук Могуществом, расходуя нерасчетливо и щедро. Когда начинало темнеть, они возвращались в город, неся с собою то, что давали им по части провизии лес и река: грибы, орехи, рыбу. Ужин поручался Марги, коего до сих пор, верные обещанию Амальрика, подкармливали (и подпаивали) эльфы, гномы усаживались у подножия Замка, любуясь панорамой города, и их воображение рисовало им его будущее, куда более отдаленное, чем завтрашний день. Санди, совершенно обессиленный, со смехом объявлял: «Кто куда, а я — в подвал», нырял в шахту, добирался до ближайшего источника энергии, окунался в него и позволял себе несколько минут блаженства, наслаждаясь текущей через него Силой. Затем он возвращался наверх, при свете костра рассматривал извлеченные из заветного сундучка схемы, они планировали работы на завтра и расходились по домам.

Что касается его пристанища, то в первый же вечер Санди решительно ободрал старые обои, сломал обветшавшие лесенки и рамы, употребив весь этот хлам на дрова. Урывая часы у ночи, он под руководством навещавшего его Рууда оштукатурил стены пенолитовым раствором и даже воссоздал в ванной прежние мозаичные украшения из голубой глазури, основой для которой служил все тот же пенолит, но с добавлением красителей и не вспененный, а напротив, сильно сгущенный, образующий при застывании тяжелую гладкую массу. Так на стене его ванной возникли гуляющие по мелководью цапли. Когда он делал все эти работы по дому, он думал о Сэсс и Солли. До мебели его руки пока не дошли: он не имел плотницких навыков, да и гномы тут ничем помочь не могли. Работой по дереву испокон веку славились эльфы, а их со времени появления в Тримальхиаре принца не было видно, к вящему огорчению Марги: среди них у него завелись приятели, не раз помогавшие ему осушить бутылочку. Санди заподозрил, что, очевидно, эльфы перестали посещать Тримальхиар в связи с его появлением, а значит, во-первых, у них превосходно налажена разведка, а во-вторых, они имеют ко всему этому делу какой-то интерес и выжидают. Санди было совершенно непонятно, что этот лесной народец рассчитывает получить с Тримальхиара, но, очевидно, опасаться Доброго Народа не стоило, ведь их бывшая Королева была его женой, да и сам он оказал им большую услугу, избавив их от Райана. Политические интриги Амальрика его совсем не волновали, как и того — его собственные планы и интересы. Важным для него был сейчас только Белый город.

Наконец они выбрались к тому месту, где в центре стремнины накрепко засел скелет чудовища, перекрывший русло. Течение уже давно снесло их легкую лодочку, лишенную всякой поклажи. Готовый применить Могущество там и тогда, когда и где это будет указано опытными гномами, Санди сидел на обрывистом берегу, увлеченно наблюдая, как его товарищи крепят на окружающих деревьях сложную систему блоков, перекидывают через них сверхпрочные металлизированные тросы, завершающиеся внушительными стальными крючьями. Скелет нужно было не просто извлечь из воды, а поднять на обрывистый берег. Наконец приготовления были закончены, канаты спущены, а крюки прочно засели где-то меж ребер страшилища. К концу каждого каната Санди прицепил энергетическую нить, а затем сплел их все в один толстый упругий поток, подобный тому, что когда-то натравила на него Джейн в целях обучения.

— Давай, — сказал Иштван. — Вира!

Санди потянул, заставляя жгут сворачиваться в клубок. Канаты натянулись, и ветер запел в них, как в струнах. Скелет, однако, засел крепко, и Санди заподозрил, что ему придется напрячься. Несколько минут он примеривался, вычисляя силу рывка и соотнося ее с прочностью канатов. Нет, резкий рывок, который должен был выдрать скелет, как пробку из бутылки, явно был ему не по вкусу. Он уже начинал обретать собственный стиль волшебства. Санди потянул настойчивее, упорнее, делая до мути монотонное усилие, заставившее его на минуту перестать дышать. Зеленый мир вокруг поблек, потемнел и скрылся из виду. Санди стремительно погружался в недра своего усилия. «Интересно, магические силы тоже можно надорвать?» Он чуть не упал навзничь, когда груз поддался, неожиданное ослабление сопротивления едва не заставило его выронить жгут и утратить власть над Силой. Он выровнял дыхание, не прекращая медлительное усилие, грозившее выпить его до дна. Потоки вспененной воды обрушивались с поднимавшегося чудища, и гномы рядом тоже стояли не дыша. Сейчас он не мог позволить себе что-то видеть, слышать, ощущать. Жуткой тяжести туша плыла вверх. Вот череп показался над краем обрыва. Неспокойная Дайре с ревом ринулась в освобожденное русло. Александр Клайгель был единственным деятелем Волшебной Страны, который сам прибирался после совершенных подвигов.

Рольф забросил на скелет еще один канат, чей конец был закреплен на лебедке. Сейчас следовало отклонить груз в сторону берега и осторожно опустить. Вероятно, если бы Санди оценивал эту картину со стороны, он задумался бы о нереальности и грандиозности совершаемого, но сейчас оно существовало где-то в ином мире, не там, где жило его усилие.

Гномы вчетвером вцепились в рукоять лебедки и бешено завертели ее. Каждый оборот давался им со все большим трудом. Еще бы, они спорили с самим тяготением. Они, в отличие от Санди, отчетливо слышали треск деревьев. Если хоть одно из них сломается, все придется начинать сначала. И неизвестно, что может случиться с их волшебником, напряженным, как натянутый канат, если груз внезапно рухнет. Гномы опасались за его магические силы, неведомые по природе, а оттого казавшиеся ненадежными.

— Опускайте помаленьку, сэр! — сказал Иштван. — Майна!

Санди почти не видел и не слышал его, но какое-то чутье ему все-таки подсказало, чего от него хотят. Тихо-тихо туша поплыла вниз и осторожно коснулась земли. Санди боялся резко сбрасывать напряжение, так как не знал, чем это может кончиться. Чувства понемногу возвращались к нему, и он подумал, что в этот раз был близок к своему пределу. Вокруг стояла тревожная тишина, и не слышно было привычного делового гномского говорка. Санди оглянулся.

Вокруг стояли люди. Судя по скарбу, это была партия колонистов, и выражение их обращенных к нему глаз заставило его поежиться. Они оказались свидетелями настоящего волшебства, и теперь смотрели на него с глубоким благоговением. Почти все они несли на себе отпечаток нужды и тяжелого бесплодного труда. Санди вспомнил слова Лесного Царя: «Люди не бывают удовлетворены тем, что имеют». Господи, он поманил их Тримальхиаром, и они пришли, бросив прежнюю жизнь, и первым, что предстало их глазам, был волшебник. Он понял, что влип. Теперь он принадлежал им. Вот так Могущественные и теряют свободу. Он мог совершать чудесные вещи, а пределы его возможностей и его собственные желания их не интересовали. Он становился гарантом их существования. Бросить их и уйти на поиски Приключения он не мог. Теперь он был прикован к Тримальхиару. Немного некстати возникла мысль, что раньше ему не предоставлялось случая полюбить человечество.

В партии были женщины и множество детей: мужчины не могли позволить себе роскошь оставить их в уютном местечке, пока они обустраиваются на новом. Этим детям предстояло расти в Тримальхиаре. Кто-то тащил скарб в тачке, впрягшись в нее вдвоем с женой, немногие счастливцы гнали навьюченный скот, которому, вероятно, предстояло стать прародителем тучных стад города. Он подумал, что сейчас придется бросить все дела и заняться водопроводом.

Вожак партии был совсем в другом роде. Высокий мускулистый бородач явно не производил впечатления человека, которого сменить место обитания заставила нужда. Он сам был властелином своей судьбы. Спокойный, чуточку отрешенный, он был способен сам позаботиться о себе и ни от кого не ждал никаких милостей. Вполне возможно, что для него Тримальхиар — не тихая гавань, а место приложения сил.

Санди подумал, что этот богатырь, должно быть, умеет воевать: такую безмятежную ленивую грацию в движениях он видел у Брика… и Райана. Он мог быть даже затесавшимся в компанию от безделья героем. Эманации Могущества от него не исходило, но это не говорило ни о чем: не все герои, во-первых, должны быть волшебниками, а во-вторых, отсутствие признаков мощного энергетического поля могло проистекать из-за хорошо поставленной блокады.

— Как ваше имя? — спросил Санди.

— Бар, — лаконично сказал тот. — Мне понравилось, сэр, то, что вы сделали с этим чучелом.

Шок от состояния города оказался для колонистов не так силен, как они предполагали вначале, он был смягчен возможностью выбрать себе дом. Целый день семьи бродили по жилым ярусам, окруженные стайками мальчишек, наперебой сообщавших родителям, где, что и в каком состоянии им удалось обнаружить. Особенно ошеломленный вид был у женщин: впервые в жизни они могли выбирать.

Бара проблема выбора гнездышка не волновала. Он забрался вместе с Санди и гномами на четвертый ярус, с деловитой основательностью поставил там палатку и сел на ее пороге, обозревая город. Внимание его привлек акведук.

— Я извиняюсь, если вмешиваюсь в планы, — сказал он, — но, по-моему, сперва надо дать в город воду.

— Вы совершенно правы, — согласился Санди. — Но дело в том, что если и есть здесь схемы городского водопровода, то они находятся в библиотеке Замка, а она, по моим сведениям, завалена. Мы же не можем ковырять мостовые наобум. Дыру в акведуке мы, разумеется, заделаем, дело за этим не станет, но могут быть повреждены и трубы водоводов. Мне очень нужна эта библиотека.

На следующее утро вооруженные лопатами, ломами и кирками люди собрались у подножия Замка. Вчера вечером случилось еще одно радостное событие: подоспела прекрасно снаряженная партия гномов, настроенных на самую серьезную работу. Они немедленно расселились в своем компактном квартале, и всю ночь оттуда доносились возня, стук и низкие звуки стройного многоголосого пения, которым гномы сопровождали как свои труды, так и попойки.

Сидя на пенолитовом блоке у подножия Замка, Санди наблюдал, как рабочие стекаются к назначенному месту сбора. Он был все еще под впечатлением обряда, проведенного женщинами на рассвете по собственной инициативе. Перед восходом солнца они поднялись сюда и поблагодарили ушедших прежних жителей Тримальхиара за оставленное им жилье. Они обещали духам покойных, что извлеченные из-под обломков останки будут с честью захоронены в красивом и тихом месте на холмах. Видно, местные уроженки тоже предпочитали жить в мире с привидениями. Перед Санди прошла череда лиц, схожих между собой отпечатками лишений и несмелым выражением ожидания чуда. Это были лица тех, кто начнет дело его жизни вместе с ним, и он запомнил каждое из них. После торжественной части дамы отправились приводить в порядок избранные жилища, а их мужчины, собранные расторопным Баром, приготовились раскапывать библиотеку.

И в прежней жизни их уделом была сезонная неквалифицированная работа, а потому они довольно уверенно чувствовали себя среди всех этих куч щебня. Очевидно, за время перехода Бар успел завоевать у них авторитет, и теперь они собирались возле него и ждали его указаний. Санди прекрасно знал, что, невзирая на Могущество, ни его внешность, ни спокойный голос не способствуют обращению на него особого внимания, да и было бы оно ему в тягость. Бар, напротив, был зримым воплощением силы. Приглядевшись к энергичному пришельцу, Санди решил, что из него выйдет вполне удачный прораб. Бар явно умел заставить людей работать. В самом деле, люди вряд ли с большой охотой подчинились бы гномам: каждая порода тяготела сама к себе — Санди не обманывался насчет людских недостатков.

Марги трясущимися-то ли от давних потрясений, то ли от вчерашних возлияний — ручками набросал план второго этажа, где находилась библиотека. Глыбы там, по его словам, висели одна на другой столь ненадежно, что даже ему было рискованно пробираться теми местами. Санди в замешательстве оглянулся на Рууда.

— Да, это опасно, — согласился гном. — Но делать-то надо.

Кучка людей, стоявших перед руинами, была очень немногочисленна, и, сказать по правде, Санди куда большие надежды возлагал на опыт и силу гномов, столпившихся в отдалении.

Бар подошел к Рууду.

— Разгребать сразу все нет смысла, — сказал он. — Расчищая все эти завалы, мы провозимся не один месяц. Что, если пробить вертикальную шахту сверху до коридора, ведущего к дверям библиотеки, по мере погружения крепя его деревом?

Рууд кивнул, поглаживая густую бороду.

— Глыбы держатся одна на другой, — заметил он. — Массы велики. Те, кто будет работать в шахте, здорово рискуют. Если крепь не выдержит, их расплющит в лепешку.

— Снимай все, что подозрительно, — пожал плечами Бар, пожирая завал прищуренными глазами.

— Если бы у меня были одни только гномы, — тихо вздохнул Рууд.

— Мы чувствуем камень, а эти… — он махнул рукой. — От них только хлопот больше. А попробуй скажи им, чтобы не путались под ногами, в один момент получишь национальный конфликт.

— Я думаю, — сказал Бар, — надо начать. Текущие задачи будем решать по ходу дела. Это только глаза боятся.

Рууд внес в план Бара свои коррективы. Так, например, он предложил бить шахту не сверху, а с фронта, чтобы в случае обвала крепи дать рабочим шанс к отступлению. В итоге это была уже не шахта, а щель, рассекающая надвое весь завал и в поперечном разрезе напоминающая равнобедренную трапецию, поставленную на меньшее основание. Свода не было. Сговорились так: гномы работают наверху, высвобождая тяжелые обломки, с помощью своих хитроумных механизмов скатывая их вниз по склону и тут же распирая стенки крепью, а люди снизу лопатами выгребают щебень.

— Куда вы, принц?

Санди обернулся на возглас Иштвана и махнул рукой в сторону щели.

— Право, я не уверен, есть ли в этом необходимость… — начал гном.

— Это, в конце концов, мой дом, — сообщил ему Санди. — А кроме того, там опасно, и если уж я здесь единственный волшебник, то кому, как не мне, подстраховать людей.

Иштван подумал, что голытьбы можно было бы набрать сколько угодно, а волшебник у них и в самом деле единственный, но это была не та мысль, что стоит высказывать принцу Белого трона. Во всяком случае, Санди собирался работать наравне со всеми, что бы по этому поводу ни думали гномы.

Гномы работали расчетливо, неторопливо и дружно, а люди искупали недостаток прочих полезных качеств азартом. Им сказали, что они принимают участие в сотворении волшебства, которое приведет воду прямо в их дома. Как — это были недоступные их пониманию секреты, да они ими не очень-то интересовались. Санди больше удивлялся Бару. Этот отнюдь не простак вкалывал так, как будто… как будто работал на себя. Санди даже отвлекся на минуту, пристально наблюдая за ним. Те, прочие, рассчитывали получить что-то для себя и своих семей. Бару не для кого было стараться. Он отдавал, и делал это с редкой, почти паталогической страстью. Что бы ни оказалось в его руках — кирка, лом, лопата, — он всем орудовал с одинаковой сноровкой. Он сбросил рубашку, и праздный зритель мог теперь любоваться игрой его мышц под бронзовой от загара влажной кожей. Он, кстати, оказался стройнее, чем это можно было предположить, когда его фигура скрывалась грубой бесформенной курткой: здесь явно было больше жил, чем мяса, и еще у нарочито дикообразного богатыря была аристократически тонкая талия. Таких не бывает у силачей из простонародья. Шли часы, работающие в щели — а их здесь умещалось не более десяти — сменялись, а он был, как таинственный гномский механизм, не выказывающий ни малейших признаков усталости. Санди был готов всерьез задаться вопросом о том, каковы должны быть личные планы этого человека, если он так яростно тратит себя на их достижение.

Его внимание перебило испуганное восклицание сверху, со стороны бригады гномов, и Сила рванулась из него раньше, чем он успел перевести туда взгляд.

— Назад! — взревел рядом с ним Бар, и люди, спотыкаясь, заспешили мимо них к устью щели.

То ли гномы дали какую-то промашку, то ли не выдержала крепь, то ли они потревожили опоры этого наименее надежного блока: момент для выяснения вопроса «кто виноват?» явно был неподходящим. Щербатая изломанная плита, нависавшая над щелью в ее фронтальном направлении, не выдержала груза мусора и, дрогнув, поползла вниз, грозя завалить весь до сих пор проделанный тоннель. Она была уже на полпути, когда ее встретило препятствие в виде волшебника и его Могущества.

— Они вышли, парень, — сказал Бар, касаясь его рукава. — Давай назад, позволь глыбе упасть.

Санди покачал головой. Это было куда покруче скелета. Плита нависала над самой его головой, словно он стоял в готовой захлопнуться пасти чудовища, и лишь его Сила хранила ему жизнь. Он не мог сдвинуться с места. Десятки встревоженных и испуганных глаз следили за тем, как плита, нагруженная впридачу к собственному весу целой горой разнокалиберного мусора, балансирует в самом неестественном для себя положении, и за тем, как замер в неподвижности волшебник. Любое мускульное усилие со стороны Санди привело бы к разрушению этого баланса и, следовательно, к падению плиты. Он понимал это, как никто другой. Это был предел. Это была та черта, за которую он ступить не мог. Мир вокруг помутился, не осталось ничего, кроме черной тени, откусившей половину голубого неба. И пенолит, оказывается, может выглядеть черным. Погасли звуки. У него работала только мысль, и согласно ее безжалостно трезвому расчету он никак не мог снять удерживающую плиту Силу, чтобы использовать ее для прыжка назад. Да это какой должен быть прыжок! Потом ослабела и мысль, и осталось одно лишь нескончаемое, вынимающее душу усилие. А потом на него обрушился смерч. Вырвавшийся неведомо откуда, он скрутил его, рванул назад, в тоннель, и грянул с размаху оземь. В момент полета Санди услышал позади себя грохот падения многих тонн камня, а потом провалился в расцвеченную снопом искр черноту.

Это было еще чуднее, чем пробуждение в пещере Сверчка, еще в той жизни, что теперь казалась ему детством. Смягченный зеленеющим садом свет лился в окна и дразнил его оживающее зрение. Вокруг было ощущение дома. Блики и зайчики, отскакивая от пенолитовых стен, сплетались в сложную сеть и маскировали собою знакомый потолок. Потом они сблизились, закрутились волчком, превратившимся от быстроты мелькания в шар света, а в нем возникло не виденное доселе мужское лицо: худощавое, с костистой нижней челюстью, крупным горбатым носом, полными губами и голубыми глазами. Волосы были острижены в кружок, темные, с легкой проседью.

— Добрый день, Клайгель, — сказал этот человек. — Я давно вас ищу. Меня зовут Люитен. Мне хотелось бы обсудить с вами кое-какие вопросы, а поэтому я был бы весьма признателен, если бы вы поторопились приехать ко мне. Сейчас объясню, как ко мне добраться…

При любых обстоятельствах Санди оставался вежливым.

— Прошу прощения, сэр… — выдавил он. — Сейчас мне немного недосуг. Вашим делам придется подождать.

Он отмахнулся неуверенной рукой и, кажется, потратил последнюю каплю еще остававшегося в нем Могущества, чтобы вдребезги разнести и этот иллюзорный шар, и ошеломленную, разгневанную физиономию в нем. В эту минуту для него не существовало никаких важных дел. Он чувствовал себя лягушкой, которой играли в футбол.

Вместо галлюцинации над ним тотчас нависло вполне реальное исцарапанное лицо Бара. Сам он вряд ли выглядел лучше.

— Ты в себе, парень?

Санди попробовал приподняться на локте, и стон, который у него вырвался, можно было истолковать как ответ на вопрос.

— Кости у тебя целы, — сообщил бородач.

Санди огляделся. Он действительно был дома, в коттедже, который привык считать своим, и рядом был только этот загадочный Бар. Он что, на себе его сюда притащил?..

— Что там, у Замка?

— Там сошел целый пласт, — сообщил Бар, безмятежно и белозубо улыбаясь. — Он открыл галерею третьего и второго этажей. Щель нашу, правда, завалило, но это теперь неважно. Гномы уже роются в библиотеке, часа два назад забегал один, сказал, что нашли что-то о водопроводе. Есть хочешь? А то я, ожидаючи, пока ты очухаешься, уже пообедал.

— Бар, — спросил Санди, — что это было?

— Ты о чем?

— Что выбросило меня из тоннеля?

Если Бар и прикидывался, то делал это артистически.

— Ты меня, что ли, о своих волшебных штучках спрашиваешь?

Санди замолчал. Ему казалось, что это была НЕ ЕГО волшебная штучка. По действию, вырвавшему его из опасной зоны, как морковку с грядки, он вполне мог заподозрить в ней энергетическую природу. Но она пришла извне, как будто рядом открылся источник, и кто-то направил Силу. Он мог бы, пожалуй, проделать такой фокус… если бы стоял сам рядом с собой. Это было бы даже довольно просто: захлестнуть арканом и что есть силы дернуть. Стиль был не его. Еще Джейн могла бы проделать подобное, если бы стояла рядом и немного сзади, так, чтобы обваливающиеся стены не задели ее. Но сзади… сзади-то стоял Бар! За спиною готовившего бутерброды бородача замаячила узнаваемая тень Приключения. Что, в самом деле, означает эта дремучая борода? Способ, каким любой мужчина может почти до неузнаваемости изменить свою внешность… как куртка меняла его фигуру. Обидно, однако, что сейчас у него совсем нет сил на решение этой загадки. Очевидно одно: человек этот был здесь инкогнито и не планировал в отношении его никакого зла, иначе ничто не могло помешать ему без всяких изысков придушить Санди, пока тот валялся без сознания в полной его власти. Да и просто предоставить его собственной судьбе под плитой… Инкогнито друга требует уважения. Если он желает оставаться Баром, пусть так и будет.

— Бар, — спросил он, — кто такой Люитен?

Бар шевельнул густой бровью.

— Почему именно сейчас тебя это заинтересовало? — перекинул он вопрос, словно шарик от пинг-понга.

— Таким именем представилась одна крайне назойливая галлюцинация, посетившая меня четверть часа назад и вознамерившаяся дать мне директивы.

Бровь поднялась выше.

— И куда она делась?

— Я сказал, что не расположен участвовать в чужих играх… И, по-моему, я эту штуку распылил.

У Бара был такой вид, будто он только что проглотил нечто неожиданное, а потом в его глазах заплясали бесы.

— То есть, говоря по-человечески, ты послал его в… подальше?

— Что-то вроде, — признался Санди, принимая бутерброд из неожиданно изящной, хотя и крупной руки. — А кто он?

— Парень, — сказал Бар, — у тебя могут быть неприятности. Я не знаю, кто это придумал… В общем, это тот тип, что дергает за ниточки.

— Он что, лучше всех?

— Да нет. Я встречал многих людей и волшебных тварей, что были куда лучше него. Ты же знаешь… хотя, пожалуй, ты еще не знаешь, как портит абсолютная власть. Но, если быть справедливым, за все то время, что он валяет дурака, можно было бы куда больше испортиться.

— А он справедлив?

— Это понятие — для нас, — отрезал Бар. — Ему оно без надобности. Его пути неисповедимы. Сказать по правде, я всегда мечтал ему нахамить.

— Сделано, — грустно сообщил Санди. — Послушай, друг, не проводишь ли ты меня до одного подвала?

Потом, пока Бар с непроницаемым лицом стоял у стены, скрестив на груди руки и наблюдая, как Санди нежится в потоке хлещущей из источника энергии, сам молодой волшебник размышлял о нем самом и его загадке, и о том существе, что им заинтересовалось, и о Приключении, которым вновь резко запахло в воздухе. А потом горячий блаженный поток снес прочь все посторонние мысли, и Санди вновь остался со своим Белым городом, сказкой, принадлежащей только ему.

ГЛАВА 9 МУЗА СОЗДАТЕЛЯ

Спотыкаясь на каждой ступеньке, Джейн проследовала за несшим Сэсс Люитеном в темноватый зал и рухнула на вовремя подставленное Фалком кресло. Сэсс застонала, когда ее опускали на кушетку, обитую грязным полосатым тиком. Пристальным взглядом Джейн обежала просторное, но неуютное помещение, носившее явные следы депрессии хозяев: узкие зарешеченные окна, толстый слой пыли, сметаемый лишь сквозняками, множество банок из-под пива, валяющихся в самых неожиданных местах, полная окурков пепельница на испещренной трещинами и пятнами лакированной крышке клавесина. Кое-где нагло распространялась паутина. И вместе с этим… высокомерно нескрываемая эманация Могущества такой силы, что ей трудно было стоять рядом с Люитеном. У нее было такое чувство, что порывы его Силы гнут ее к земле. У нее не было особого опыта в общении с другими волшебниками, исключая разве что мать, в чьей тени она долго находилась, и Санди, и она интуитивно опасалась каждого незнакомца, обладавшего Силой.

— Если вас не затруднит, — сказала она, оглядываясь на второго обитателя мрачной Цитадели, невысокого, немного тщедушного Фалка, — глоток воды для моей подруги…

— Может быть, она предпочтет что-нибудь повкуснее, — отозвался Люитен, закончивший устраивать свою полубесчувственную гостью.

— Что вы можете предложить? Пиво?

— Чай, кофе, йогурт, джин, тоник, лимонад… Или пиво.

— Минеральную воду, Люитен, — вполголоса сказал Фалк. — Она потеряла много соли.

Люитен сделал неопределенный жест, и прямо из воздуха на столике возле кушетки возник холодный влажный графин и пара стеклянных бокалов. Сэсс подозрительно покосилась на пузырящуюся бесцветную жидкость.

— Это вода с добавлением солей натрия, калия и магния, — начал было Фалк, но Люитен перебил его:

— Это волшебная вода, леди, она да вот еще горячая ванна вернут вам силы.

— Ах, волшебная… — Сэсс, явно успокоившись, доверчиво осушила бокал, наполненный заботливой рукой хозяина. Джейн, для которой бокал принес Фалк, последовала ее примеру.

Обе они отвлеклись, смакуя незнакомый напиток, и потому быстрый тихий разговор хозяев прошел для них незамеченным.

— Ты что, — почти свирепо шептал Фалк, — намерен пригласить их в нашу ванную? Ладно уж, для нас там, может, и подходящие условия, но эти женщины заслуживают чего-нибудь получше. Не знаю, как тебе, а мне ужасно стыдно за всю эту… богему.

Люитен с сомнением огляделся вокруг.

— Это тот редкий случай, когда ты прав, — нехотя признал он. — Займи их, а я пока приготовлю ванную. А пока они там расслабляются, я позабочусь об остальном интерьере. Проклятье, надо же им было свалиться так неожиданно.

— Если они нарушили твое священное уединение, — съязвил его собеседник, — сотри им память и отправь обратно. Нет ничего проще.

— Ну уж нет, — отрезал Люитен. — Если уж нас посетили дамы, я намерен, во всяком случае, пригласить их поужинать. Рыженькая очень хорошенькая.

Фалк хмыкнул.

— Ты очень хорошо превратился, — заметил он. — Не забывай, ты все-таки не совсем человек.

— Если мне захочется, я могу и человеком стать. А вот ты станешь тем, чем я захочу тебя сделать.

— Ты очень часто мне об этом напоминаешь.

Они отошли друг от друга. Перепалка не была ни первой, ни последней. Люитен скрылся, а Фалк подошел к девушкам.

— Это ваших рук дело? — Джейн указала в окно, и Фалк бросил на архитектурные излишества небрежный взгляд.

— Это Люитен пытается себя развлечь, — сказал он. — У него творческая депрессия, и он ничем не удовлетворен. Я постараюсь заставить его прибраться хотя бы в связи с вашим появлением.

— А из чего он это делает?

Фалк пожал плечами.

— Из ничего, как мне кажется. Как вот эту воду, — он кивнул на графин. — Хотя, может быть, из Хаоса, что, в сущности, одно и то же?

— Как интересно, — сказала Джейн. — А мы тоже так можем? Одному моему знакомому очень пригодились бы навыки работы напрямую с Хаосом.

— Он бы очень удивился, — усмехнулся Фалк, — если бы вы и это сумели. До сих пор не может понять, как это вы вдруг начали работать с энергиями. В первоначальный проект человечества он это не закладывал.

Джейн медленно огляделась.

— До меня начинает доходить, куда мы угодили, — наконец сказала она. — Я немного не так это себе представляла.

— А как? — Фалк казался заинтересованным.

— Ну… космическую пустоту, вихри Хаоса… Твердую руку, лепящую из них мироздание, — она махнула рукой и нервно рассмеялась. — Я не ожидала в этой жизни попасть сюда, и уж тем более не ожидала увидеть здесь людей.

— Мы и не являемся людьми, — честно признался Фалк. — Это я ему посоветовал, что раз уж он намерен принимать гостей, то было бы в высшей степени гостеприимно приобрести привычный для них облик. Это был редкий случай, когда он со мною согласился. Обликом, разумеется, он не ограничился: мы обзавелись привычками, в том числе и дурными, — он кивнул на банки и окурки. — Наш настоящий внешний вид был бы для вас немного неудобен. Вообще-то мы существуем в виде энергетических полей.

Люитен появился на верхней площадке винтовой лестницы, поднимавшейся из зала. Он улыбался, и его глаза блестели.

— Леди, ванная комната ждет вас. Никакого лимита на горячую воду и время вашего пребывания там. Вы также сможете переодеться. Я буду рад пригласить вас на банкет, который устрою вечером в вашу честь.

Джейн неуверенно оглянулась на Фалка. Он почему-то вызывал у нее большую симпатию, нежели его взбалмошный приятель.

— Соглашайтесь, — шепнул тот, почти не разжимая губ. — С вами ничего страшного не случится, а я уже давно отчаялся сам вывести его из депрессии и сопутствующего ей творческого запоя. В хорошем настроении он вполне сносен.

Но Джейн запоздала. Она не поручилась бы, что в улыбке Сэсс не было кокетства.

— Конечно, — сказала миссис Оксенфорд, — мы с удовольствием примем участие в вечеринке, особенно если вы будете настолько любезны, что позволите нам привести себя в порядок.

И она без тени сомнения направилась к лестнице. Люитен проводил ее взглядом, полным восхищения. Совершенно растерявшаяся Джейн поплелась следом.

Даже она была ошеломлена безудержной роскошью этой ванной комнаты. Язык не поворачивался назвать это помещение с панелями из кроваво-красного мрамора предбанником. Каменный пол был подогрет. Вдоль стен тянулись порфировые скамьи, широкие, отделанные сверкающей бронзой, возле зеркала в витой раме стоял столик со всевозможного рода ароматными снадобьями, гребнями, щетками и безделушками. На скамьях покоились груды разноцветного шелка. Несмотря на безупречный вкус, роскошь эта показалась скромной морской волшебнице чрезмерной. «Все это сделано из ничего, — напомнила она себе, — и в любую минуту может быть возвращено обратно в Хаос. Как, впрочем, и все сущее». Люитену достаточно было лишь придумать все это, и все появилось на радость простодушной Сэсс, торопливо освобождающейся от грязной одежды. Джейн не спешила, по привычке пытаясь оценить ситуацию.

Ванная была зрительно отделена от предбанника рядом арок, опирающихся на белые колонны. Проемы арок, словно белой непрозрачной вуалью, были затянуты густым, вкусно пахнущим паром. Высокая гибкая фигура Сэсс нырнула в него и почти скрылась из глаз. Джейн поторопилась за ней, опасаясь потерять ее из виду.

В самой ванной пар, как ни странно, отнюдь не был столь густ — возможно, по прихоти Люитена, желавшего, чтобы его старания были вполне оценены. Это была просторная круглая комната с преобладанием мрамора светлых оттенков, опоясанная по периметру колоннадой предбанника, что предполагало наличие нескольких дверей. Посредине располагался бассейн с бившей ключом прохладной минеральной водой, по обе стороны от него на трехступенчатых возвышениях стояли ванны в виде раковин-жемчужниц из белого мрамора с кровавыми прожилками. Вода в них оказалась так горяча, что тело едва терпело ее, а над ней, подобно сугробу, громоздилась бело-розовая пена. Разные мысли мешали Джейн спокойно расслабиться, в то время как Сэсс в упоении полнейшего блаженства забавлялась с пеной и кранами, как малолетнее дитя. Или как Королева эльфов. Она очень быстро разобралась во всех этих предназначенных для удобств и удовольствия безделушках, и Джейн невольно показалась себе дикаркой рядом с ней. Самой бы ей и в голову не пришло, что температуру воды можно изменить по своему вкусу, ее всегда интересовали вопросы более глобальные. Без сомнения, Сэсс решила, что раз уж Санди ее не ждет, то не будет большой беды, если по дороге к нему она задержится на денек там, где так интересно и весело. А Джейн лезла из кожи вон, пытаясь воссоздать поведенческую схему Люитена.

— Если, несмотря на уверения Фалка, — задумчиво сказала она, — все это всего лишь иллюзия, которую у меня не хватает опыта распознать, то, вполне возможно, мы плаваем в дерьме.

— Не говори таких гадостей, — возмутилась Сэсс и добавила, лукаво блеснув глазами: — Все это напоминает мне один период в жизни, когда меня на несколько дней окружили роскошью. Только теперешний хозяин помогущественнее того.

— Это ведь был не Санди, да? — немного более резко, чем стоило, отреагировала Джейн.

— Это был Райан.

— Ты была с ним?

Сэсс развернулась в ванне.

— Нет, раз уж это тебе так интересно. Санди был первым и единственным моим мужчиной. И, между прочим, я всегда была его единственной женщиной. И впредь не собираюсь уступать его кому бы то ни было.

Это был уже укол, причем жестокий. Вполне достойный Королевы эльфов. Сэсс явно давала понять, что она не певчая птичка. Джейн сочла за лучшее замолчать, пока они совсем не разругались: это было бы крайне неумно, учитывая окружение, где в любую минуту им могла потребоваться взаимная поддержка.

После горячей ванны они вволю понежились в прохладном бассейне, потом обсушили волосы под струей горячего воздуха, бившей из отверстия в стене; Сэсс вволю наигралась с притираниями и помадой, а Джейн тем временем выстирала в ванне свою одежду, усмехаясь мысли, что Люитен вряд ли был бы доволен подобному утилитарному использованию своего творения, и высушила ее под струей воздуха. Она не собиралась играть на условиях Люитена. Его Могущество и всевластие были для нее вызовом, даже если они заведомо не были равны. Если ему нужен кто-то, чтобы восхищаться, пусть это будет Сэсс.

Бывшая Королева эльфов тем временем переворошила все наряды и остановила свой выбор на платье из льющегося бледно-зеленого шелка с большим декольте, из которого ее белые плечи выступали, словно выточенные из слоновой кости, и высоким разрезом сбоку.

— А что, о существовании нижнего белья наш хозяин не имеет представления? — ядовито поинтересовалась Джейн.

— Под платья такого рода оно не положено, — просветила ее Сэсс, и Джейн задумалась, не скучает ли это очаровательное создание по Райану — не тому, разумеется, кто чуть не принес ее в жертву, а по тому, что забавлял ее и удовлетворял любую ее прихоть.

— Не позорься, — возмутилась Сэсс, обнаружив, что Джейн пренебрегла всей этой царской роскошью и оделась в свои брюки, сорочку и куртку. — Ты выглядишь глупо!

— Зато это моя собственная глупость, — парировала Джейн. — Я бы на твоем месте не старалась выглядеть столь соблазнительно — мало ли что придет в голову Люитену…

— Да он, может, миллион лет не видел красивой женщины! Раз уж он такой Могущественный, лучше быть с ним в хороших отношениях.

Сэсс подняла волосы в высокую прическу, перевив ее золоченым шнуром, и небрежно сунула босые ножки в золоченые же туфельки без задников на высоком тонком каблуке. Еще раз фыркнув в сторону Джейн, она встала от зеркала.

— Ну, теперь можно и показаться Господу на глаза.

Люитен довольно огляделся. Витую чугунную лесенку заменила широкая мраморная, одну стену он убрал совсем, сделав вместо нее выходящую в сад террасу с колоннадой и цветами в низких вазах. Множество зелени в белых глазурованных горшках образовывало уютный полусумрачный уголок, клавесин преобразился в белый концертный рояль, полы сверкали, зеркала в простенках создавали иллюзию расширяющегося пространства, волшебным способом освещенная галерея вела в столовую, ломившуюся от хрусталя, серебра и цветов. Драгоценная люстра низко нависала над столом, в золотом ведерке среди кубиков льда остывало шампанское. Потолки взметнулись ввысь. Со стороны террасы вздыхало южное море, звенели цикады. Пахло жасмином.

— Ну? — спросил автор.

Фалк сидел среди зелени в уютном кресле и поглаживал большого черного кота. На шее у кота висела толстая золотая цепочка.

— Немного претенциозно на мой вкус, — отозвался он. — Напоминает «Титаник». Но для бала-маскарада сойдет. Давно бы так. Надеюсь, сейчас ты сработал лучше, чем с этой ловушкой. Какого дьявола, она, кстати, захлопнулась?

— Ну, ловушка-то, положим, известно почему захлопнулась, — ответил Люитен, стоя посреди сверкающего великолепия преображенного зала. — Она была настроена на мутанта и сработала, когда поблизости оказалась блондинка.

— Блондинка-волшебница?

— Развелось их! — Люитен взмахнул руками. — В глухом лесу поставил, на тропе — так нет, Клайгель, оказывается, по реке ее обошел, а нам вместо него двух девиц подбросило. Но я не жалею.

— Я вижу.

— Оставь свои колкости при себе.

Ради торжества Люитен побрился и облачился в стальные и малиновые шелка. Светловолосый Фалк предпочел скромный смокинг, безукоризненно отутюженные брюки и лакированные туфли: Люитен заявил, что не потерпит на своем паркете грязных сапог.

— Рыженькая очень мила, — заметил Люитен.

— Архетип — «возлюбленная», — классифицировал Фалк. — Самостоятельного значения не имеет, существует только в связи с героем. Тебе не кажется, Люитен, что ты неравномерно делишь свое внимание? У нас ведь две гостьи.

— Меня интересует рыженькая, — упрямо повторил Люитен. — Ну и пусть «возлюбленная». Она красивая, веселая и обаятельная. Мне вторая не нравится.

— Твоя нелюбовь к сильным женщинам общеизвестна, — заметил Фалк.

— Блондинка-то — «героиня». Перед ней особенно не покрасуешься. Она вопросы задает. Собственное мнение имеет. Она еще, чего доброго, умнее окажется.

— Заткнись, — рявкнул Люитен. — А не то превращу во что-нибудь бессловесное. Что ты скажешь насчет такой большой, симпатичной, бородавчатой жабы?

— Не превратишь. С кем ты тогда будешь перебраниваться? С котом?

Последняя парфянская стрела Фалка не достигла цели, потому что на лестнице появились гостьи. Люитен взглянул на Сэсс с откровенным обожанием и поспешил навстречу. Не доходя нескольких ступенек, он поклонился и церемонно предложил ей руку. Сэсс оперлась на нее, и он повел ее вниз, искренне наслаждаясь ее изумлением по поводу изменившегося интерьера. Уж она-то была благодарной зрительницей. Выходка Джейн с одеждой не прошла для него незамеченной, и он мимоходом поджал губы, досадуя на ее упрямство. Восторг Сэсс, однако, все искупал. Фалк составил компанию волшебнице, и их пара оказалась дружественно настроенной.

Компания расселась за столом, блюда поплыли по воздуху, предлагая себя едокам, Фалк умело открыл шампанское, Люитен, не сводя глаз с прекрасной гостьи, оживленно, много и интересно говорил. После ужина Джейн взяла кота, который, кстати сказать, оказался ученым, и забралась в сад. Фалк сел за рояль и показал себя и то искусство, ради которого Люитен держал его возле себя. Из-под его неутомимых пальцев разлетались фокстроты и вальсы, блюзы и рэгтаймы, задумчивые композиции и синкопированные ритмы. Танцующая пара смеялась, Сэсс несла какой-то глубокомысленный вздор о райских садах и о том, как она себе их представляет. «Кокетка, — зло думала Джейн, — ох, какая же кокетка!» Усталость и нервная реакция давали себя знать, ей казалось, что она уже не сможет подняться с этого кресла. Пара в центре зала могла бы, наверное, протанцевать всю ночь напролет, но Фалк опустил крышку.

— Дамам пора отдыхать, — сообщил он в ответ на раздосадованный взгляд Люитена поверх плеча Сэсс. — Кое-кому не мешало бы позаботиться о комнатах для гостей.

Сэсс мило подавила зевок и признала правоту пианиста. Гостьи распрощались с хозяевами и отправились в свои комнаты, откуда уже вернулся Люитен. Хозяин не удержался от мелкой пакости и обставил спальню Джейн в благопристойном пуританском духе, совершенно безликом на фоне шика и уюта жемчужно-розового гнездышка Сэсс. Джейн всю ночь не смыкала глаз, готовая в случае, если Люитен вознамерится сунуться к ее спутнице, спустить его с лестницы, будь он хоть трижды бог. Но ночь прошла спокойно, медлительная и величавая, шелестело придуманное море, а в залитом лунным светом зале Фалк в обществе кота грезил смутными импровизациями.

— Такого невыгодного фрахта в моей жизни еще не было, — признала Джейн, глядя в окно. — И такого хлопотного груза тоже.

Фалк смотрел на нее улыбающимися глазами, в то время как его пальцы играли с клавишами рояля, придавая каждой минуте особое настроение. Утренний кофе остывал на столе, забросанном апельсиновыми шкурками и фантиками от конфет. Черный кот сладко, как это умеют только коты, спал в плетеном дачном кресле. Мелодии летели из-под пальцев Фалка, как быстрые радостные ручейки, перемывая камешки мгновений. «Интересно, можно ли испытывать теплые чувства к энергетическому полю?»

— Я, по крайней мере, — отозвался он, — получил с этого дела приличный инструмент. Последние две-три тысячи лет у нас тут царила депрессия. Люитен приводит окружающую среду в соответствие со своим настроением.

— Бр-р! — Джейн передернуло. — И давно ты живешь в его компании?

Аккорд упал, как камень, или как оборвавшееся сердце.

— Давно, — коротко ответил Фалк. — Я не помню, чтобы когда-то было по-другому.

— И тебя это устраивает?

Фалк с комичной тщательностью сыграл гамму.

— Нет, а что поделать?

— Бежать.

— Да он меня найдет. В одиночку здесь ему будет совсем паршиво. Он, в общем-то, раб идеи.

— Кошмар, — с чувством сказала Джейн. — Здесь же от тоски можно в петлю полезть.

Фалк усмехнулся.

— Да пробовал я, — признался он. — Но, право же, не представляю, как энергетическое поле может совершить самоубийство. А потом привык. В его обществе можно находить определенные светлые стороны.

— Это мазохизм.

— Возможно. Он талантлив, Джейн. А талант имеет право на придурь и скверный характер. Во всяком случае, когда он работает, он многого стоит. Иногда, под настроение, его можно заставить сделать что-то полезное. Я, наверное, привык довольствоваться немногим.

Джейн остановилась у окна, обхватив себя за локти. Оттуда доносился звонкий счастливый и чуточку кокетливый смех Сэсс. Муза создателя сидела на садовой скамеечке, выполненной в стиле, который позже и не здесь назовут викторианским, в белой античной тунике, окутанная струящимися по легкому ветерку рыжими неубранными кудрями, и самым непосредственным образом участвовала в акте творения.

Все прежние архитектурные изыскания Люитен распылил, и сейчас, следуя указаниям миссис Оксенфорд, разбивал на обширном освободившемся пространстве райские сады. Он проложил дорожки, посыпанные красным песком, насадил уйму пальм и ливанских кедров, изредка добавляя от себя что-нибудь экзотическое, о чем Сэсс не имела представления. Слой плодородной почвы скрыл лаву и пепел, среди зеленой травы распустились цветы всех пород сразу, на лианах закачались маленькие пушистые обезьянки. В полном и самозабвенном восторге Сэсс требовала павлинов. Люитен возражал: он терпеть не мог павлинов, да и кому, как не ему было знать, что он сочинил их в пьяном бреду; он этого страшно стыдился. После яростного спора оба сошлись на лирохвостах.

Когда общие очертания садов были намечены, Сэсс взялась за мелкие штрихи. Вот здесь, указывала она, необходима альпийская горка с выбивающимися из-под камней первоцветами, здесь — бассейн неправильной формы с втекающим и вытекающим ручейком, облицованный природным камнем, там — горбатый замшелый мостик или таинственный грот с прячущейся в нем статуей нимфы или фавна.

— Это будет называться английским классическим парком, — сказал Люитен.

— Почему?

— Потому что французский классический парк я уже делал, — с великолепной логикой ответил он.

Люитен немедленно выполнял все прихоти своей гостьи. По тихому пруду среди кувшинок поплыли черные лебеди, величавые, как восьмидесятипушечные фрегаты, под магнолиями бродили лани с удивленными глазами. Единодушно решили, что пресмыкающихся в райских садах не будет, и сделали исключение лишь для большой пятнистой лягушки ввиду ее исключительных способностей к пению. На ланч они в Цитадель не пошли, устроили на траве пикничок на двоих.

— Приручен, — констатировал Фалк. — С руки, можно сказать, ест.

— Дела! — вздохнула Джейн. — Ну кто бы мог подумать, что Творец самым пошлым образом будет волочиться за домохозяйкой из Бычьего Брода? Ума не приложу, как мне оторвать ее от всех этих увеселений и вручить мужу?

— Она замужем? — Фалк казался ошарашенным.

— Да, и они, кстати, очень любят друг друга.

— Это совсем некстати. Теперь ничего не выйдет, — прошептал Фалк и, повесив голову, вернулся к роялю. Две клавиши вздохнули под его рукой.

— Что не выйдет? — Джейн взглянула на него недоуменно. — Что ты затевал?

— Я рассчитывал под шумок получить свободу, — грустно объяснил Фалк. — Если бы она захотела остаться, я Люитену был бы уже не нужен. Она восторгается им куда искреннее, чем я, а ему так нужны похвала и лесть. Он любит, когда ему улыбаются, когда его просят, когда на него обращают внимание. Я кажусь ему занудой, да так оно, вероятно, и есть.

Джейн пристально посмотрела на него. На вид ему можно было дать лет тридцать, лицо казалось худым, уставшим и немного бесцветным, и ростом он превосходил ее саму разве что на дюйм, взъерошенные светлые волосы придавали ему невыспавшийся вид. Вот так, под боком, оказывается, жила трагедия. «А если он вновь вернется в состояние поля, он перестанет испытывать человеческие чувства?»

— Во всяком случае, — сказал Фалк, — я уже два дня не слышал от него жалоб на творческую импотенцию и угроз в адрес человечества.

— Угроз?

— Случается с ним, повторяет в пьяных слезах: сотру, мол, все в Хаос!.. Это так, от депрессии и безнадежности. Хочешь, я поиграю для тебя?

— Хочу, — сказала Джейн.

Люитен и Сэсс вернулись к полднику, страшно усталые и довольные. Миссис Оксенфорд тут же убежала переодеваться на вечер: где еще ей предоставилась бы возможность сменить за день столько платьев? Люитен отправился в свои комнаты и сел к палантиру, согнав с кресла перед ним кота, которого оставлял в качестве автоответчика: ведь бог не может лично выслушивать все претензии. Джейн вновь погрузилась в медитацию: для Люитена ее Путь Могущества был всего лишь ловушкой на волшебника, но она должна была извлечь из него свой урок. Прохождение этого Пути обязывает волшебника осознать свое место в мире. Благорасположением бога она явно не могла похвастать. Приходилось рассчитывать на себя.

Возмущенный, разгневанный вопль из комнаты, где сидел Люитен, подбросил их всех в воздух. Фалк опрокинул стул, из дверей спальни, запахивая халатик, выглянула Сэсс.

— Тридцать пять тысяч чертей и тапок в зубы! — ругался создатель. — Что позволяют себе эти мутанты? Их проклятая наглость переходит все границы!

Он шарахнул кулаком по клавиатуре.

— Я ему — виртуальный палантир, прямую, можно сказать, связь, а он его — р-раз! — и вдребезги! Я столько лет делал к нему звук! Я эту сеть мастерил пятьсот лет! Она, между прочим, к «Интернет» подключена. Ну… будет подключена. А он, даже не глядя…

— Непослушный оказался экспонат? — сострил Фалк. Он, похоже, знал, о чем речь. — Может, ты не вовремя?

— А когда? — ярость Люитена не имела пределов. По стенам Цитадели прошла легкая дрожь. Фалк на всякий случай уцепился за оконную решетку. — Ты знаешь, какая у него блокада? Я смог пробиться только тогда, когда его как следует шарахнуло по голове.

— И ты еще обижаешься?

— Не-ет, я этого так не оставлю… — руки Люитена забегали по клавиатуре. — Он у меня сам приползет. На брюхе! Что там у него? Жена, ребенок? Чем бы его шантажнуть? Ах, он город строит? Ну, так я ему сейчас устрою маленькое землетрясение с наводнением. Наглых нужно ломать.

— Погодите, — сказала Сэсс. — Вы о ком?

Ее вопрос Люитен не мог оставить без внимания.

— Есть один деятель по фамилии Клайгель, — хмуро сказал он. — Я, собственно, охотился именно за ним, когда мне выпало счастье принять вас. Он мне нужен. А он отказывается встретиться. Недосуг, мол, ему.

— Одну минуту, — Сэсс улыбнулась той из своих улыбок, что могла растопить лед в Гималаях, а не только сердце влюбленного бога, и поправила прическу. — Позвольте мне. Будьте любезны, покажите, на что нажимать.

Шар осветился, и в нем показалось хмурое лицо Санди с ссадиной во всю щеку.

— К царапине я не имею никакого отношения, — буркнул Люитен. — Пока.

— Он меня видит?

— Да.

Брови Санди в палантире изумленно вздыбились.

— Сэсс?..

— Здравствуй, Санди. Извини, что так немного неожиданно. Я присоединяюсь к предложению Люитена, и мы очень тебя ждем. Здесь собралась неплохая компания, и нам тебя очень не хватает. Прилетай, а?

— Ты заложница? — быстро спросил Санди.

— Боже упаси! Я в гостях, и мне ничто не угрожает. Ты будешь скоро?

— Уже вылетаю, — выражение лица Санди было далеко от радостного.

— Напомни только, сколько лет нашему сыну.

— Нашей дочери, — процедила сквозь зубы Сэсс, — скоро исполнится три, и я оставила ее в Бычьем Броде под присмотром Дигэ и Брика. А если ты вознамерился проверять, я ли это или мое привидение, то, может быть, ты Джейн поверишь больше?

— Темперамент точно твой, — согласился Санди. — Дай мне леди Джейн.

— Это в самом деле Сэсс, Санди, — виновато сказала Джейн, склоняясь к палантиру. — Я везла ее в Тримальхиар, но по дороге мы попали немного не туда. В самом деле, будет лучше, если ты приедешь.

— Буду, — сказал Санди. — Давайте координаты.

Люитен, все еще кипя от негодования, указал, как добраться до Облачной Цитадели. Палантир погас, и хозяин обернулся к гостьям.

— Что означает ваше участие в этом деле?

— Александр Клайгель — мой муж, — сообщила Сэсс.

Фалк засмеялся.

Реакция Люитена была неожиданной. Преодолев расстояние одним поистине тигриным прыжком, он вцепился пианисту в ворот и принялся неистово трясти его.

— Это твоих лап дело? — рычал он. — Я давно подозревал, что ты подобрал пароль и вмешиваешься в мои дела на свой вкус!

Фалк слабо отбивался, все еще продолжая хохотать.

— Не в этом случае, — задыхаясь, пояснил он. — Мне невыгодно…

Люитен выпустил его, вспомнив о сохранении лица. Фалк пригладил волосы… и подмигнул Джейн.

ГЛАВА 10 СЕРЫЕ ЛЕБЕДИ

Для официального приема Люитен заменил террасу длинной анфиладой, убранной с нарочитой монотонностью в стиле русского барокко с преобладанием золотистых и янтарных тонов. Фалк и Джейн уселись на диванчике с изысканно выгнутой спинкой, Сэсс убежала переодеваться, а Люитен, подумав, сотворил в противоположной от входа стороне приемного зала возвышение с троном.

— Клайгель не тот человек, — заметил Фалк, — чтобы брать его на показуху.

Белый рояль тут же растаял в воздухе — «как вещь громоздкая и неуместная». Фалк проводил его затравленным взглядом и замолчал, Джейн в утешение принесла ему коктейль. Зелень исчезла, сменившись грандиозной роскошью убранства. Люитен только-только приготовился распылить мраморную лестницу, ведущую к галерее, как на ней появилась Сэсс в умопомрачительном белом платье из кружев, с голыми плечами и в белых же перчатках выше локтя. Люитен прицелился взглядом, и ее шейку окружило бриллиантовое колье. Не подозревая, что секунду назад рисковала сломать себе шею, Сэсс лебедем спустилась вниз. Лестница осталась нетронутой, а Люитен предложил Сэсс занять трон. Она отказалась отчасти потому, что у Санди была тенденция сбегать, когда оказывалось, что его супруга намерена царствовать, а отчасти, как предположила Джейн, потому, что в этом платье невозможно было сидеть. Она замерла у его подножия — не женщина, а сплошной восхищенный «ах!». Джейн показалось, что она заметно нервничает. Люитен поднялся на трон, сцепил пальцы в замок, и все четверо погрузились в ожидание.

Ждать не пришлось долго. За отворенными окнами послышался резкий пронзительный свист, от которого у всей компании заложило уши. Воздух стремительно рассекало что-то большое. Джейн, которой не было нужды сохранять позу и складки платья, встала и подошла к окну в тот самый момент, когда дракон, в коем она узнала все того же бессменного Сверчка, брюхнулся на подъездную аллею, ведущую от райских садов к изысканной витой чугунной решетке Цитадели. Наездник с привычной легкостью соскочил с драконьей шеи, потрепал бархатистый розовый драконий нос полутора футов в диаметре и подошел к решетке, в тот же миг услужливо распахнувшейся перед ним.

— Идет, — сказала она, возвращаясь на свое место.

— Я слышу, — отозвался азартно прищурившийся Люитен.

И в самом деле, даже сама Джейн чувствовала движение своего друга по этой нескончаемой анфиладе похожих, как близнецы, комнат. Он шел легко и веско, пропечатывая каждый шаг и звеня от еле сдерживаемой ярости. О, она вполне могла понять эту ярость: их, волшебников, привыкших гордиться своей белизной и вовсе не праздных, хватали поперек важного дела и заставляли менять на ходу все планы. Джейн сжала кулачки. Какова бы ни была расстановка сил, она будет держать сторону Санди, даже если Фалк нарушит нейтралитет и присоединится к Люитену, хотя это была бы катастрофа. На Сэсс рассчитывать не приходилось.

— Не беспокойся, — шепнул Фалк. — Я контролирую.

— Почему ты решил, что я беспокоюсь больше, чем она?

— Она не беспокоится. Она полагает, что он безгранично милосерден, а я не знаю, до каких пределов он намерен потакать ее представлению о миропорядке.

— Справедливости нет, Фалк?

— Нет. Есть божье милосердие, но это не одно и то же. Оно, как ты понимаешь, избирательно.

Высокие двустворчатые двери, белые, отделанные золотом, открывались перед идущим принцем с методической очередностью. Наконец распахнулась последняя, и Санди остановился на пороге. Нет, это был уже не Санди. Это был Александр Клайгель, принц Белого трона по праву крови, явившийся с официальным визитом, и если бы Джейн не знала его природного дружелюбия ко всякого рода мелкой и средней нечисти, она подумала бы, что это другой человек: столько холодной надменности, дерзости и вызова было в этом хрупком молодом человеке. Она заметила, как расширились глаза Сэсс, как затрепетала ее грудь. Казалось, что она не сдержится и бросится к нему, но холодный, равнодушный, неузнающий взгляд приковал ее к месту. «Не приведи бог, — поежилась Джейн, — чтобы когда-нибудь так взглянули на меня». А вместо этого произнесла вслух:

— Вот что делает должность с человеком! Кто теперь скажет, что это не принц?

Сэсс тоже никогда не видела Санди таким. Раньше это было лицо, по которому взгляд скользил, не останавливаясь, и мало кто обращал на него внимание дважды. Сейчас же в нем высветилось внутреннее содержание, вполне способное заменить и саму красоту; и Джейн почувствовала гордость за своего друга и даже некоторое тщеславие перед Люитеном: смотри, мол, какими можем быть мы, люди. Он явно знал, к кому направлялся в гости: причесан — волосок к волоску, в сорочке, искрящейся тримальхиарской белизной, в узком камзоле черной тонкой шерсти — без рукавов, но со шнуровкой, в брюках, заправленных в зеркально начищенные сапоги, с серебряным кинжалом у пояса и мощной блокадой на Могуществе; на расстоянии нескольких десятков ярдов он мог показаться воплощенным архетипом юного принца Волшебной Страны. Но у юных принцев не бывает такой строгости в складке рта, такого осознания своего места. Мастер-Строитель Тримальхиара оставил позади свой юношеской возраст, за его спиной стояли теперь город, люди, их труд и сама жизнь. Его ошибки были бы теперь фатальны не только для него самого. Это был взрослый и мудрый человек. Джейн пришла в голову шалая мысль, что если бы на должность создателя был объявлен конкурс, Санди был бы куда более ответственным богом.

— Здравствуйте, Клайгель, — сухо сказал Люитен. — Рад вас видеть. Устали? Голодны? Прошу вас… — он встал и кивнул на видимый в проеме арки стол, накрытый а-ля фуршет. — Наша беседа может оказаться трудной… для вас.

— Благодарю, — еще суше прозвучало в ответ. — Не устал и не голоден. Чем могу быть полезен, Люитен?

Люитен спустился с возвышения, но даже и так он был на полголовы выше своего гостя.

— Тогда прошу вас для переговоров, — он сделал приглашающий жест в сторону лестницы, ведущей прочь из зала. — Дамы нас, надеюсь, простят.

Джейн залилась краской. Впервые в жизни ее так дискриминировали. Она была Джейн, а не салонная пустышка в кружевах, и не считала, что где-то в мире есть тема не по ее мозгам.

— Я буду секундантом, — шепнул ей Фалк и последовал за ушедшими.

Сэсс, растерянная, сжала веер, которым до сих пор во внезапном приступе застенчивости прикрывала декольте.

— Что происходит? — спросила она. — Почему он со мною так?..

— Подумай, — отозвалась Джейн, ощутившая потребность вскочить с места и расхаживать по залу. — Ты же поставила его в идиотское положение. Люитен не тот человек… не то существо, с которым приятно встречаться нашему брату.

Они сели за небольшой столик друг напротив друга в крохотной комнатке на самом верху башни, откуда открывался роскошный вид поверх райских садов на все ту же выжженную пустошь. Фалк опустился на маленький диванчик в стороне и даже не пытался сделать вид, будто происходящее его не интересует.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Люитен.

— Шантажист, первым делом, — немедленно отозвался Санди.

Люитен хмыкнул. Разговор грозил получиться острым.

— Ко мне неприменимы обычные человеческие мерки.

— Человеческие мерки достаточно высоки, чтобы применять из ко всему на свете.

— Так не пойдет, — сказал хозяин. — Расслабься.

— Не могу. Я всю жизнь считал, что тебя либо нет, либо вас много. Признаться, до сих пор я прекрасно без тебя обходился.

— Типичные издержки высшего образования, — фыркнул Люитен. — А ведь не болел, не нуждался, даже не был как следует бит. Я есть, и ты ничего с этим поделать не можешь. Неужели тебе не о чем меня спросить? Не упускай шанс, другие ученые могли бы только мечтать о такой возможности.

— Почему вымерли динозавры? — наобум брякнул Санди.

— Потому что у них были ограниченные возможности для развития, и я их распылил. А какое тебе дело до динозавров? Или ничего серьезного в голову не приходит?

— А Иисус Христос на самом деле был твоим сыном?

— Все вы в некотором роде мои дети, — осторожно ответил Люитен.

Санди задумался.

— Берешь ли ты на себя ответственность за все, что происходит в мире?

Люитен поднял брови.

— Другая крайность, парень. Никоим образом! Я художник. Я создаю образы и выпускаю их в мир. Жизнеспособные укрепляются. Я ж дал вам свободу воли, иначе чем бы я отличался от ваших ремесленников! Так что не надо сваливать на меня ответственность за вашу отсебятину. Разумеется, я во что-то вмешиваюсь, когда мне кажется, что сюжет развивается нелепо. Я могу добавить два-три ярких пятна. Я намечаю правила игры, принципы развития, выбираю персонажей — и позволяю им импровизировать. И делаю я это из соображений эстетики. Кто сказал, что меня интересует фон? Всякая мелочевка явно преувеличивает свое значение, если полагает, что я возьму на себя труд возиться с их жалкими судьбишками.

— Но ты все-таки вмешиваешься?

— Да, но только когда это мне самому интересно.

— Почему ты создал Зло?

— Вот так, по-крупному, — пробормотал Фалк.

— Для развития сюжета, — немедленно отозвался Люитен. Разговор становился увлекательным.

— В чем секрет его силы? Его все ненавидят, так почему же оно процветает?

— Зло привлекательно, — ответил Люитен. — Оно обаятельно, остро, щекочет нервы. Добро проще, у него более дешевая упаковка. За весь период моей деятельности я не создал ничего лучше Зла. Вот разве что моих серых лебедей…

Санди встал и подошел к окну, скрестив на груди руки. Мягкий серый свет будил в нем непонятную тоску.

— Мне кажется, — будто не вслух сказал он, — я когда-то был в этих местах. Или мне это снилось? Люитен, почему большинство волшебных тварей бессмертны, а люди — нет?

— Так задумано. Закон сохранения энергии. Смертность есть плата за способность вырабатывать энергию.

— А почему умершего нельзя воскресить?

— Да почему нельзя? Тебя же воскресили. Другое дело… ну, нельзя один и тот же шедевр повторить дважды. Да и неинтересно, поэтому я и не пытаюсь. За редким исключением. Никогда не получалось, чтобы человек встал и пошел прежним. Неужели по себе не заметил?

— Да, — сказал Санди. — Я стал… уязвимее. Я пролетал тогда над этими местами, верно?

— Верно, — ответил Люитен. — Вы все летите сюда, когда кончаете земной путь. Тогда тебе пришлось вернуться, но я понял достаточно, чтобы распознать тебя.

Фалк сделал вид, будто рассматривает ногти.

— И что же ты насчет меня понял? — довольно равнодушно спросил Санди. Этот пронзительный хмурый день непонятно растревожил его.

— Ты — один из них. Один из стаи.

— Нельзя ли выражаться понятнее?

— Я придумал стаю серых лебедей. Время от времени я посылаю в мир кого-то из них с приказом совершить что-то. Они идут и делают то, что велю я.

— Какие это, должно быть, уставшие и задерганные создания, эти твои ангелы, — пробормотал Санди. — На самом деле я что-то слыхал о них. Белые и черные лебеди-птицы, серые же — ангелы господни. И что, ты посылаешь их на подвиг для развития сюжета?

— Не обязательно на подвиг, — обиделся Люитен. — Как ты стараешься меня низвести! Иногда нужно подать совет, поддержать, помочь там, где Добро дает слабину. Они близнецы, все семеро, у них нет имен, и даже я не могу различить их. Когда кончается их земное существование, они возвращаются сюда, отдыхают и ждут нового задания. Они не знают друг друга и никогда не собирались все вместе. А если они невзначай соберутся, я, пожалуй, устрою конец света.

— Отряд особого назначения, — пробормотал Фалк.

— Они играют за команду Добра?

— Да, потому что Зло и так цельно и технически совершенно.

— Допустим, что все это-правда. Какова же цель твоей откровенности?

— Моя прихоть — достаточная причина.

— А не может быть так, что ты теряешь контроль над своими ангелами?

— Я потерял не контроль, а связь. Ты единственный, кого мне удалось засечь за последние столетья. Возможно, один из вас лучше сумел бы отыскать и вернуть остальных.

— А ты не думаешь, что я захочу немедленно расторгнуть этот контракт?

— Это было бы неумно с твоей стороны, и я не вижу для этого причин.

— Причины для этого две: неравноправие сторон и личные планы. Мне недосуг, Люитен, предаваться твоим изысканиям. За мною город и люди. Я человек, хотя бы только в этой жизни, а не бесплотный дух, у меня есть собственная, весьма короткая жизнь, и я собираюсь прожить ее по-своему, а не по указке начальника с палкой. Этот контракт не по мне.

— А кто сказал, что ты ее проживешь? — насмешливо спросил Люитен. — А даже если бы и так, кто оценит твои труды? Люди? Ты построишь им город, а они загадят его, они будут склочничать, воровать, лгать, мошенничать, убивать и желать друг другу зла. Они будут льстить тебе в лицо и издеваться за твоей спиной. Разве это — благородное племя? Ты готов умереть за них, а кто из них отдаст за тебя свою никчемную мелкую жизнешку? Это был один из самых интересных моих опытов, но, боюсь, совершенно неудачный. Их поступки не выдерживают никакой критики с точки зрения эстетики. Я всерьез подумываю о том, чтобы стереть все это в Хаос. У меня есть прелестный экземпляр, вокруг которого я мог бы построить все заново и гораздо лучше. Что ты имел от этого человечества, кроме детского страха, что тебя сожгут? Копошащееся, мелочное, лживое, жадное, злобное, себялюбивое…

— Я — человек, — вполголоса напомнил Санди.

— Да? А вот несколько других лебедей предпочли форму мечей. Ты, может, слыхал когда-нибудь о волшебных мечах?

— А Черный — это тоже лебедь?

— Нет. Это Зло.

— Забавно. Выходит, я родной брат брикова меча? Не потому ли Чайка позволила мне выиграть ее в карты? Что ж, они не прогадали, в таком обличье дольше век. Но, извини, Люитен, я не хотел бы быть штукой, хотя бы и беззаветно служащей Добру.

— В первый раз встречаю лебедя, который оказался таким паршивым эгоистом! — вспылил Люитен. — Ты должен!

— Мы поговорим о моем долге, когда я вернусь сюда на бесплотных серых крыльях. А сейчас у меня иные долги.

— Парень, — проникновенно сказал бог. — Ты заблуждаешься относительно своей самостоятельности.

— А ты?

— То есть?

— Ты существуешь в Волшебной Стране, — сказал Санди, на минутку надевая личину профессора Оксенфорда. — Предположим, что ты, к моему глубокому прискорбию, являешься хозяином моей сказки, и еще некоторого их числа. Но я не вижу доказательств того, что сам ты не создан чьим-то воображением. Причем, судя по моим впечатлениям, придумывал тебя кто-то… хм… с ограниченным представлением о высшем промысле и путях Провидения. Самодурствующий феодал средней руки. Если бы я взялся сочинять Бога, я придумал бы что-нибудь покруче. Уж не то ли самое темное и нелюбимое тобою человечество приложило здесь руку? Уж очень близок ты, Господи, к их образу и подобию.

Люитен, не отрываясь, смотрел на Санди, и глаза его были льдом.

— Может быть, — процедил он. — Может быть, и я чей-то, но ты — мой, и я тебе это докажу.

И он набычился, погружая взгляд в упрямые серые глаза напротив. Вмиг защитные барьеры Санди были атакованы и взломаны, и что-то ледяное проникло в него, оставляя за собою обмороженный след. Будто холодная рука шарила в его теряющем чувствительность сознании, нашла что-то наощупь, сгребла в кулак и потянула наружу. Изо всех сил стараясь не поддаться панике, Санди вцепился в то, что принадлежало ему. Завязалась ожесточенная молчаливая борьба.

Кресло с грохотом опрокинулось набок. Люитен с проклятьем вскочил на ноги, а Фалк во вратарском броске на пол успел подхватить невесть откуда выпавший хрустальный шарик величиной с мячик от пинг-понга, в котором среди игольчато взблескивающих искр металась какая-то неясная серая тень.

— Люитен, — сказал Фалк с гневной дрожью в голосе, — ты зашел слишком далеко!

— Черт! — Люитен наклонился над лежащим на полу телом.

Полуприкрытые глаза Санди с невыразимой надменностью смотрели куда-то мимо него. — Неудобно как-то получилось. Ну до чего несовершенный и хрупкий материал! Сперва ведет себя так, будто он тебе по меньшей мере ровня, а стоит нажать и — бац… сломался.

— На кой дьявол ты это сделал?

— Он вывел меня из себя. Я же не знал, что жизнь сломается раньше, чем воля. И что теперь делать?

— Оживляй! — сухо сказал Фалк, протягивая шарик на раскрытой ладони.

— Что, опять? — Люитен опасливо оглянулся на дверь. — А может… разбей шарик, выпусти лебедя, и начнем все с начала. Этот был очень хлопотный.

Фалк зло рассмеялся.

— А что ты скажешь его жене? Поцапались, мол, и ты его ненароком укокошил? Нечего сказать, в гости пригласил.

— А я ее себе оставлю.

Фалк сокрушенно покачал головой.

— Ты сам не захочешь, чтобы она оставалась здесь такая, какой станет, если узнает, что произошло. Я же тебе говорил: ее архетип «возлюбленная». Это блондинка могла бы оклематься, а твоя муза попросту сойдет с ума. Оживляй!

Люитен безропотно принял на ладонь шарик, встал на одно колено возле распростертого тела и приложил хрустальную безделушку ко лбу Санди. Под нажимом его пальцев шарик вошел в тело, и судорожный вдох и последовавший за ним кашель сообщили им, что гость ожил. Люитен сразу вскочил и отодвинулся, Фалк занял его место и помог Санди сесть.

— Что это было? — хрипло поинтересовался Санди.

— Люитен сгоряча слегка переборщил, — пояснил Фалк. — Он сожалеет. Не так ли?

— Сожалею, — не оборачиваясь, буркнул от окна Люитен. — Гордыня, между прочим, смертный грех.

— А как насчет «не убий»? — поинтересовался Санди, ощупывая лоб.

— В этих заповедях вы столько отсебятины наворотили, что я уже начал сомневаться в своем первоначальном авторстве, — заметил Люитен. — Ну, «не убий», это понятно, терпеть не могу, когда шутя ломают то, что я делал, старался. А вот откуда «не прелюбодействуй» взялось, так я до сих пор понять не могу…

— Сэсс, ты поставила меня в глупое положение, — это было сказано устало и так, будто уже не имело значения.

— А ты мне наврал!

Семейная сцена имела место быть в спальных апартаментах Сэсс, среди белой мебели, зеркал и розового атласа.

— Да, я сказал тебе неправду, но только потому, что ты и слышать не хотела о Волшебной Стране, а я не мог оставить Тримальхиар в руинах.

— Санди, — сказала Сэсс, — я должна была поехать за тобой хотя бы для того, чтобы спросить: нужна ли я тебе вообще, или ты предпочитаешь эту высокомерную зануду Джейн?

Санди против воли улыбнулся разгневанной красавице в невероятном платье.

— Я ведь и сам не что иное, как высокомерный зануда. А если и я начну ревновать? — спросил он. — Наверняка у меня не меньше оснований. Такой одинокий, изголодавшийся по дамскому обществу бог… И ты в бриллиантах, как рождественская елка.

— Ах, если бы ты хотя бы ревновал, я, наверное, была бы счастливее. Ну почему ты не хочешь быть со мною столь же откровенным, как с Джейн?

— А я тебе нужен? — спросил Санди. — Не такой, каким я должен быть, чтобы семья жила счастливо, а такой, какой есть? Я же не виноват, Сэсс, что у меня есть обязанности, которые я просто должен выполнять, потому что они составляют смысл моего существования.

— А смысл моего существования — ты, — шепнула она почти беззвучно, но он понял.

— А как же все это? — он обвел глазами комнату. — Со мною у тебя никогда не будет таких игрушек.

Сэсс потупилась.

— Вот поэтому ты и не должен упрекать меня за то, что я немного ими позабавилась, а Люитену это ничего не стоило. Смотри… — она, подхватив подол, подбежала к кровати и схватила с нее узкую дощечку с кнопками. — Ты какое небо предпочитаешь?

Р-раз! Потолок исчез, и спальню накрыло ночное небо с яркими, по-осеннему крупными звездами. Два! Восток понемногу стал выцветать и слегка порозовел. Хмуря брови и закусив от волнения губу, Сэсс затолкала солнце обратно за восточный горизонт и подняла его на западе, но уже в закатных тонах, исчерченное черными тенями облаков.

— Здорово, правда? А еще я могу наполнить ванну, не выходя из комнаты.

— Что это за штука? — спросил Санди.

— Панель… какого-то управления. Короче, «лентяйка». Какое небо ты хочешь?

— Никакое. Верни потолок. И, пожалуйста, сделай стены непрозрачными. Знаешь, я насмотрелся в Тримальхиаре домов без стен и крыш.

Сэсс надула губы, бросила «лентяйку» на кровать и, сложив руки, застыла посреди комнаты.

— Тебе что, совсем ничего здесь не интересно?

— Я битых два часа пытаюсь понять, — признался Санди, — как держится это платье? У него же нет лямок, и по всем законам физики…

— Ну… — Сэсс была разочарована. — Это-то как раз сущий пустяк. Два шва, пяток булавок и полдюжины заклинаний. Я это и без Люитена могу.

Санди уронил голову на руки и начал беззвучно смеяться. Сэсс с опаской подошла к нему.

— Мир? — спросила она. — Хочешь, я разомну тебе плечи?

Это был давний приемчик, с помощью которого она в Бычьем Броде подлизывалась к нему, когда он возвращался из Университета уставший и раздраженный.

— В этом платье?

Сэсс бросила на себя взгляд в ближайшее зеркало.

— Ты прав, — призналась она. — В нем ничего путного не сделаешь, и даже ходить приходится с опаской. Чур, рассыпься!

— Духи земли и неба! — пробормотал Санди, искоса взглянув в зеркало. Сэсс с великолепным безразличием вышагнула из платья, словно из сугроба, и занялась шнурками его камзола.

— Снимай сорочку, — велела она, — и носом — в подушку.

Санди безмолвно подчинился, и горячие сильные ручки вцепились в его плечи.

— Ты похудел, — услышал он над своим ухом. — И загорел. И жилы у тебя на руках набухли. Неужели нельзя было обойтись одним Могуществом, а надо было еще и надрываться? Тебе приятно?

Он промычал в подушку что-то невнятное, но с утвердительной интонацией, а когда спустя некоторое время Сэсс выпустила его и в изнеможении растянулась рядом, заметил с ехидцей:

— Как ты можешь здесь спать? Это же не кровать, а какое-то облако.

— Будешь исследовать, из чего она сделана, — лукаво спросила Сэсс, или наконец займемся любовью?

— Любо-овью? — протянул Санди с интонацией опытного змея. — Здесь? В раю? А ты знаешь, что за это бывает?

Ожидающая улыбка ее полураскрытых губ яснее слов говорила, что она знать этого не хочет. Но когда он ласково и уверенно провел рукой вдоль ее нежного тела, она вскрикнула и перехватила его запястье.

— Что с твоими руками? О… господи. Ты же в жизни не держал ничего, тяжелее пера!

— Тебе неприятно? — он чуть заметно отстранился.

— Нет… нет! — она покрыла жаркими поцелуями его смозоленную ободранную ладонь. — Но, Санди, мне так жаль нашу прежнюю жизнь.

— Не пойду в ангелы, — пробормотал Санди.

Завтрак состоялся довольно поздно, и Люитен к нему не вышел. Фалк заменил его и весьма успешно справился с созданием атмосферы непринужденности. Его заслуги были тем более высоки, учитывая, что Сэсс помалкивала и старалась держаться поближе к Санди, а Джейн явно чувствовала себя не в своей тарелке. Между волшебником из Тримальхиара и пианистом Господа явно намечалось что-то вроде дружбы. Фалку это делало честь, ведь существование Санди развеяло в прах его сокровенные надежды.

— Я не хочу задерживаться, — сказал Санди Фалку. — Мне не очень-то хочется, чтобы повторилось что-нибудь вроде вчерашнего. Женщин я заберу.

Фалк согласно кивнул, но тут дверь распахнулась, и в столовую размашистым шагом ворвался Люитен, взъерошенный, со следами бессонной ночи и отчаяния на лице.

— На два слова, Клайгель, — бросил он. Санди и Фалк переглянулись и последовали за ним. Люитен недовольно оглянулся на своего компаньона.

— Тебя не приглашали!

— Я все же останусь, — тихим голосом сказал тот.

— Бунт?

— Да называй, как хочешь, — всплеснул руками Фалк и опустился на скамеечку во вновь возрожденном зимнем саду. Над райскими садами за окном крупными хлопьями валил придуманный снег.

— Я тебя отпускаю, — резко сказал Люитен Санди. — Пока. Потом ты все равно вернешься сюда… И не надейся, что это будет нескоро. В следующей жизни я постараюсь найти для тебя применение поинтереснее.

— Я буду весьма признателен, если мы с Сэсс и Джейн отправимся сию минуту.

— Нет, — сказал Люитен. — Забирай блондинку, если хочешь. Я хочу, чтобы Сэсс осталась. Она мне нужна.

— Ты хочешь отнять у меня не только свободу, но и женщину? — тихо спросил Санди. — Но я не отдам ее, даже если ты снова примешься вытряхивать из меня душу. Без нее в моем Тримальхиаре не будет радости.

— Не глупи, — так же тихо и внушительно прошипел Люитен. — Куда ты ее поведешь? На солому? Видел я твою конуру. А ты видел, как она тут живет у меня? Все эти безделушки доставляют ей уйму удовольствия. Я придумаю для нее столько забав, что она очень скоро тебя забудет.

— У нее слишком короткий век, чтобы его хватило хотя бы на долю твоих выдумок.

— Кто говорит о коротком веке? — громко удивился Люитен. — Разумеется, я дам ей бессмертие.

Санди сделал шаг назад, и его глаза потухли.

— Тут я пас, — глухо сказал он. — Что бы я ни предложил в этом торге со своей стороны, бессмертия мне не перебить. Даже любовь…

— А я думаю наоборот, — раздвигая плющ, заявила Сэсс, и спорящие разом сообразили, что уже несколько минут Фалка не было на прежнем месте. Он, должно быть, и позвал ее. — Санди, я знаю, что ты постоянно норовишь устроить мою судьбу в обход заинтересованной стороны. Люитен… ну, как не стыдно?

— А если я не отпущу тебя? — с мольбой в глазах и голосе спросил Люитен. — Вспомни, что здесь было до тебя! Ты-то самое совершенство, к которому я стремился с тех пор, пока существует мир. Ведь ты не такая глупенькая, чтобы отказываться от бессмертия?

— Да ведь для меня две недели без него — кошмар, — опустив глаза и настойчиво взяв Санди под руку, — призналась Сэсс. — Что уж там говорить о вечности! А если ты меня не отпустишь… Прости, Люитен, но тогда я возненавижу тебя.

Он отступил на шаг.

— Тогда улетай, — сдавленно сказал он… и не удержался, окинул придирчивым взглядом ее плохо сидящий костюм для путешествий. — Позволь мне хотя бы подарить тебе дюжину платьев!

Сэсс оглянулась на Санди.

— Говорят, — застенчиво объяснила она, — там негде их носить. Мне бы не хотелось истрепать их попусту.

— Да они же не снашиваются и не выходят из моды.

Санди отвернулся, чтобы не видеть на ее лице мук внутренней борьбы.

— А я могу отдать их дочке? — спросила Сэсс. — Когда Солли вырастет, Тримальхиар, наверное, будет большим и цветущим. Пусть щеголяет, а?

— Ну, — Люитен засмеялся, — если она рыженькая…

Сэсс закивала, Создатель уставился в окно и через десять секунд сообщил:

— Сундучок уже на шее у дракона. А сады я оставлю на память о тебе. Хотя надо кое-что подправить. Для классического английского парка там многовато пальм и обезьян.

— А то прилетайте в гости, — предложил Фалк. — Под это дело я из него синтезатор музыки выбью…

Смутная листва зимнего сада нависала над белым роялем, и ленивая музыка плыла в сумерках над Облачной Цитаделью. Люитен, скрестив руки, стоял у зарешеченного окна.

— Вот мы и снова там, откуда начали, — сам себе сообщил он. — Было? Или не было? Ах, как мимолетное виденье…

— Займись чем-нибудь, — посоветовал из-за рояля суховатый, чуточку насмешливый голос невидимого в темноте собеседника. — Ну вот хоть звездами, например. Запылились они у нас.

— В Хаос старье, — отозвался Люитен. — Я новые зажгу. Сыграй мне… ну… «падэм», что ли.

Фалк кивнул и бросил руки в белозубую пасть рояля, закружив Цитадель в смерче страстного повторяющегося рефрена. Люитен зажег робкий лохматый огонек в ладонях, немного обкатал его и, размахнувшись, зашвырнул в ночь. Потом еще и еще, и улыбка воспоминания окрасила его лицо, словно небо-рассвет.

Конец I части

ЧАСТЬ II МАЛЬЧИК-НОЖ

ГЛАВА 11 ЛЕКАРСТВО ОТ МЕЛАНХОЛИИ

В Тримальхиаре шел дождь. Нудные тяжелые струи секли город уже две недели без малейшей надежды на просвет, и даже у тех, кто поначалу радовался ливню, на душе становилось тягостно и промозгло.

По темным ночным улицам, перепрыгивая через пузырящиеся лужи и неразборчиво бранясь сквозь зубы, когда прыжок оказывался неудачным, пробирался высокий сильный человек, чье лицо украшала, а точнее, скрывала дремучая черная борода. Улицы были безлюдны, граждане Тримальхиара в этот ненастный вечер предпочитали находиться под крышей, в кругу семьи, обсуждая сплетни и похождения знакомых духов или просто благоустраивая изнутри новоприобретенное жилье. Радовались только хозяйки, посадившие капусту-этой культуре воды никогда не бывает много.

Маяком, манившим презревшего простые радости бродягу, служили освещенные окна ничем не примечательного коттеджа на одной из улочек второго яруса. Он постучал в дверь, и когда та распахнулась и на пороге возникла стройная фигура высокой молодой женщины, обведенная по контуру золотистым светом от оставленной позади лампы, спросил:

— Александр дома?

— Входи, — женщина посторонилась. — Он ждет тебя.

Он шагнул в прихожую, и хозяйка критически оглядела его сапоги, оставлявшие за собой если не грязь, то уж во всяком случае настоящие озерца воды.

— Снимай сапоги и куртку, — распорядилась она. — Я повешу все это у огня.

Он попробовал возражать, но в этом доме командовала она. Через минуту его мокрая одежда уже исходила густым белым паром, а сам он, с согретым у огня одеялом на плечах, прошел в комнатку, где, уставившись на тлеющие угли, ждал его хозяин.

— Одно безусловно хорошо, — начал Бар. — Дожди показали, что дренажная система города в порядке. Канализация ревет и клокочет, но ничего не затопило. Уровень воды в реке повысился, но для складов первого яруса опасности пока нет.

— Что бы я без тебя делал! — усмехнулся хозяин.

— Сам влезал бы во все это. — Бар сел рядом и огляделся. Кабинет выглядел пустовато. Из мебели здесь был только грубой работы стол, заваленный картами, схемами и книгами, извлеченными из раскопанной библиотеки, да пара табуретов, оба из которых были на данный момент заняты. Бар отметил, что бумаги сложены так, будто к ним некоторое время никто не подходил. Одного этого достаточно было, чтобы встревожить его, но он замечал и прочие беспокоящие симптомы.

— Что, черт возьми, с тобой происходит? — понизив голос, спросил он. — После этого твоего визита к богу ты завял, как маргаритка. Думаешь, это не заметно?

— А что тебе заметно? — лицо Санди совсем не изменило выражения.

— К моему огромному сожалению, твое состояние заметно не только мне. Выглядит так, будто ты потерял интерес к Тримальхиару.

— Не городи вздор! — Но этой репликой, в момент которой у Бара ожидающе взблеснули глаза, вспышка негодования и завершилась. Бар, не мудрствуя лукаво, соорудил себе кресло, пододвинув табурет к стене и откинувшись на эту прочную спинку.

— Ты работаешь, как бешеный, — продолжил Бар, — но это не от удовольствия, а от какого-то отчаяния, как будто ты чего-то боишься. Тримальхиар будто стал для тебя обязанностью, причем тягостной. Мне не нравится этот надрыв. В самом деле, чем лучше дела у города, тем хуже выглядишь ты. А между прочим, состояние твоего духа прямо влияет на состояние духа тех, кто с тобою работает. Поговаривают, что ты знаешь нечто такое, о чем не догадывается никто, и это что-то — очень плохого свойства.

Санди пожал плечами.

— Это плохое ничуть не касается никого из них. Просто после того визита к Люитену… у меня, выражаясь студенческим жаргоном, крыша поехала. Я всю жизнь считал, что все, что со мною может произойти, зависит только от меня. От моего ума, от порядочности, от правильности моих решений. И вдруг выходит, что все это ничего не значит, если вмешивается прихоть праздного бога. Я строю Тримальхиар, полагая, что это моя единственная сказка и моя сокровенная мечта, а может быть, это вовсе и не я? А я — всего лишь оловянный солдатик из коробки Люитена? Чего на самом деле хочет он, и чего на самом деле хочу я? Что я делаю потому, что хочу, а что — потому, что должен? Кто я, человек или птица? Держишь в руках меч, а он, оказывается, вовсе и не меч, а ангел, и он еще тобою распоряжается. И Могущество, которое на поверку вышло жалкими крохами со стола Люитена. Понимаешь… Я полностью утратил представление о собственной личности. И еще Люитен сказал, что мне не увидеть расцвета Тримальхиара. Он не даст мне много времени, вот почему я так стараюсь, чтобы процесс стал необратимым. Чтобы город не опустел, когда мне придется уйти; чтобы он стал самодостаточным. И все же… это ужасное чувство, Бар, когда знаешь, что работаешь не для себя. Может, Люитен кому-то и нужен, но не таким, как я. Его существование лишает меня свободы.

— Парень, — сказал Бар, — самое лучшее, что ты можешь сделать, это выбросить все это из головы. Все, что от тебя требуется, это глядеть веселее. Ведь ничего же не изменилось, разве что в лучшую сторону. Водопровод пустили, порт функционирует, леди Джейн оснастила здесь уже три корабля и платит по-царски.

— В ущерб себе.

— Зато какая реклама! И в городе, если считать с гномами, уже тысяч пять взрослых жителей. А будет больше. И торговля по реке пошла. И это все — ты.

— Центр города в кошмарном состоянии, — сказал Санди. — Я же не могу заставлять людей работать на строительстве общественных и культурных сооружений, пока бюджет как следует не сформирован, и я не могу с ними расплатиться. Они должны работать, чтобы выжить. Да и… я не могу себе представить, как вести работы на такой высоте. Пенолит хоть и легче камня, но все равно достаточно тяжел.

— Вот об этом и думай, — посоветовал Бар. — А Люитен… Хорошо бы стравить его с каким-нибудь равномогучим конкурентом из другой сказки. Только непонятно, что из этого для всех нас может получиться. Могу порекомендовать привлечь к делу драконов. Я думаю, штук пятьдесят будет достаточно.

— Пятьдесят? — ахнул Санди. — У меня есть только один, и я вовсе не хочу, чтобы он жертвовал для нас здоровьем и личной жизнью.

Бар сидел за пределами освещенного лампой круга, и Санди не мог видеть его легкой хитрой улыбки, отлично маскируемой густой растительностью.

— У Райана, — сказал он, — помнится, были драконьи питомники. После твоей победы нечисть разбежалась, драконы улетели к своим диким сородичам на Драконьи Холмы, а их свистки… Как ты думаешь, где они?

— А куда они могли деться? Наверное, все там же, в Черном Замке.

— Наверное. По праву силы имущество побежденного принадлежит тебе.

— Ох, как не люблю я это право силы!

— Парень, а ты знаешь лучшее лекарство от меланхолии?

— Ну?

— Добротное, полновесное Приключение.

— Путешествие за драконами?

— А почему бы и нет? Со стаей в пятьдесят голов ты тут все отгрохаешь и расчистишь за пару месяцев, они даже проголодаться как следует не успеют. Знай отливай пенолитовые блоки.

— Заманчиво, — сказал Санди. — Ах, как заманчиво. Но что я скажу Сэсс? Она терпеть не может отпускать меня, а я не хочу ввязывать ее в переделки. Люитен настолько изломал меня, что я, наверное, не сумею настоять на своем.

— Я переговорю с ней, — предложил Бар. — Это дело, разумеется, не для хрупких дам.

— Был бы тебе признателен.

Они обменялись тонкими улыбками, и Бар, встав бесшумно и легко, направился к выходу.

Саския уже встречала его у дверей кухни.

— Я не хотела подслушивать… — начала она с некоторой агрессивной ноткой.

— Ага, но это получилось само собой, — поддразнил ее Бар. — Это всегда выходит случайно.

— Ты хотя бы вечером оставил его в покое. Он возвращается совершенно измочаленный, ест не глядя, недосыпает…

— Законные претензии любящей жены. Послушай, Сэсс, покой-это именно то, что абсолютно ему противопоказано. Он урабатывается до полусмерти именно потому, что работа не позволяет ему оставаться наедине с невеселыми мыслями, выпивающими из него жизнь.

— Какими такими мыслями? — не на шутку разозлилась Сэсс.

— Сэсс, ему нужно прогуляться.

— Та затея, что вы обсуждали, — спросила Сэсс, — она опасна?

Бар помолчал, разглядывая ее.

— Абсолютно безопасных Приключений не бывает, — наконец сказал он. — Но это же Санди. Он выкарабкается.

— Бар, ты должен понять меня. Не знаю, почему ты помогаешь Санди, но, по-видимому, ты искренне желаешь ему добра. Он не в том состоянии, когда за него можно не беспокоиться. Когда он веселый, азартный, уверенный в себе — да, конечно, тогда я тоже беспокоюсь, но беспокойство мое жутковатое и радостное, потому что тогда я верю в него, в его Силу и его везение. Тогда он — как стрела в полете. А теперь… я не понимаю, что с ним происходит, мне его страшно жаль, и я боюсь, что счастье может изменить ему.

— Предпочитаешь, чтобы он зачах на твоих глазах?

— Что ты несешь?! Я просто не уверена, что ты придумал верное лекарство.

— Хорошо, — сказал Бар с преувеличенным спокойствием. — У кого, как не у тебя, больше всего средств, чтобы заставить его повеселеть? Или ты не очень стараешься?

Сэсс мгновенно покраснела до самых локтей.

— Постараешься тут, — с вызовом ответила она, — когда ты на строительстве выжимаешь его, как тряпку.

— Что для тебя важнее: его душевное, а значит, и физическое здоровье на всю оставшуюся жизнь, или твое душевное спокойствие в течение нескольких недель?

Сэсс, видимо, истощила запасы своего гнева.

— Ты что, — спросила она, видя, как Бар берется за сапоги, собираешься возвращаться в свою палатку? Она же, наверное, мокрая насквозь. Оставайся!

Бар, усмехаясь, отрицательно покачал головой.

— Я этого не понимаю, — сказала Сэсс. — Зачем так издеваться над собой?

— Для меня это не имеет особого значения, — сказал он. — А может, я грехи замаливаю?

Сэсс недоверчиво улыбнулась.

— Палатка не промокает, — сжалившись, объяснил Бар. — И потом, вдруг мне у вас понравится?

Он выскочил за дверь и рысцой, пригибаясь под дождем, побежал обратно, на самый верх, на четвертый ярус, к подножию Замка Клайгель.

— Ты не хочешь, — спросила Сэсс у Санди, паковавшего вещевой мешок, чтобы на этот раз я сопровождала тебя?

Санди покачал головой, не отрываясь от своего занятия.

— Из всех моих знакомых, — пояснил он, — ты наиболее способна рассеять мое внимание.

— Это упрек или комплимент?

Санди поцелуем объяснил смысл сказанного.

— У нас в семье очень интересно получается, — продолжила через минуту неумолимая Сэсс. — Ты — в одном месте, я — в другом, Солли — в третьем. Случись что-нибудь, и некому прийти на помощь.

Санди, только было вновь склонившийся над мешком, снова поднял голову.

— Разве когда-нибудь я не пришел тебе на выручку? Если у меня получится кое-что из того, что я затеваю, я вернусь вместе с Солли. Я страшно по ней соскучился и считаю, что с нами ей будет и лучше, и веселее. При всей моей привязанности к Брику и Дигэ, она не получит у них воспитания и образования, положенных ей как принцессе Волшебной Страны.

— Эй, — обиделась Сэсс, — она и моя дочь.

— Я помню. Сэсс, я очень хочу собрать все, что мне дорого, в одном месте. Это Тримальхиар, ты и Солли. Если позволишь, я сделаю это.

Поутру дождь кончился, и проглянуло несмелое солнышко. Санди сошел с крыльца, заспанная Сэсс проводила его взглядом, пока он не скрылся за поворотом, и только после этого закрыла дверь. Она знала, что он выйдет за город, выберет просторную лужайку и позовет Сверчка, уже несколько лет обитавшего на своей исторической родине, на Драконьих Холмах. Кое-кто из горожан, привыкших просыпаться рано, заметит, как принц покинул город, но никто по этому поводу не обеспокоится: идет-значит так надо по его волшебным причинам. Люди охотно пользовались плодами его волшебства, но избегали вникать в его суть.

Никто, однако, не заметил другой отлучки. На рассвете Бар скатал свою палатку, уложил мешок, прицепил к поясу меч и быстрым шагом исчез в обращенной к холмам части города. Некоторое время он решительно продирался сквозь непролазные заросли, стремясь уйти как можно дальше. Через час он достиг заводи Лорелей и опустился на колени перед омутком, неодобрительно разглядывая свое отражение.

— Что ты собираешься делать? — спросила русалка, всплывая из глубины белым лицом вверх, что было, надо сказать, жутковатым зрелищем, но бородач имел завидные нервы.

— Бриться, — коротко ответил он, доставая из мешка соответствующий инструмент и без лишних разговоров принимаясь за дело. Русалка, устроившись на камне, с неподдельным интересом следила за преображением его лица. С каждым следующим движением оно становилось выразительнее и тоньше.

— Почему ты уходишь из города? — спросила она.

— У меня не тот цвет, рыбка, какой там приветствуется, — объяснил человек, которого уже никак нельзя было назвать Баром. — Стоит там появиться дракону, как меня тут же разоблачат. Я нелепость, рыбка. Я парадокс сказки. Я не могу поступать по-иному, но у меня нет достаточных моральных сил, чтобы открыто это признать. Я не хочу, чтобы они шептались за моей спиной, даже если Санди не вышвырнет меня из Тримальхиара. Вот счастливчик, он ничем не запятнан и может делать добро под собственным именем.

— Не понимаю, — губки ее надулись.

— Тебе и не нужно, — успокоил ее Бертран, заканчивая умыванием процедуру бритья. — Передай привет Санди, если увидишь.

Он вскинул на плечо мешок со своим снаряжением и исчез в ближайших кустах.

ГЛАВА 12 ЖАРКОЕ ИЗ ЕДИНОРОГА

— Здесь спускайся и ссади меня, — попросил Санди Сверчка. Дракон вопросительно повернул к нему длинную узкую морду.

— Не слишком ли рано? Тут еще придется пешком идти.

— В самый раз. Я не хотел бы афишировать свое появление. Кто знает, что творится сейчас в Черном Замке? Сперва я хотел бы наведаться к источнику живой воды и на всякий случай наполнить фляжку.

— Разумно, — согласился Сверчок, — но мне кажется, что года четыре назад это тебе не пришло бы в голову. Мне не хотелось бы тревожить тебя попусту, но… Санди, друг мой, ты меняешь цвет.

— Что? — Санди был ошарашен. — Серым, что ли, становлюсь?

— Нет-нет! Не серым. Раньше ты сверкал так, что смотреть на тебя было больно, а сейчас сияние почти исчезло, цвет стал туманным, молочным, зимним, каким-то… седым, что ли? Для меня-то эти годы — не годы, ты же знаешь, дракон живет тысячу лет, а вот ты… Санди, что с тобой?

— Я старею, Сверчок.

— Что? Но ведь четыре года — не срок и для тебя?

— Теперь я буду очень быстро стареть, потому что хозяин наших сказок хочет так. Поэтому, чтобы многое успеть, я должен много работать. Но хватит об этом, Сверчок, наша сказка еще не закончена. Скажи, где ты меня высадишь?

— Я высажу тебя в предгорьях, милях в десяти к западу от источника Жизни. Оттуда еще примерно столько же до Черного Замка. Там довольно безлюдно, эльфы объявили ту зону запретной и установили нечто вроде карантина. Я слыхал, что Амальрик опасается: вдруг какой-нибудь непоседа позарится на какие-то игрушки Черных, станет могуч и превратится в угрозу Светлым Силам. Там ведь осталось немало разных интересных штучек, которые могут принести значительный вред в умелых руках.

Дракон спланировал на небольшую укромную полянку. Санди соскользнул с его шеи.

— Сверчок, — спросил он, — ты будешь оскорблен тем, что я собираюсь привлечь на строительство драконов? Ведь фактически, если в моих руках оказываются их свистки, я лишаю их свободы. Это похоже на рабский труд.

— Нет, — сказал дракон, — если ты сумеешь дать им что-то более ценное, чем несколько недель монотонного труда. Для нас это не срок. Маленький секрет: драконы, особенно старые драконы, любят, чтобы сильные говорили с ними уважительно. Так что, Санди, имей дело со старыми драконами, потому что молодые нигилистически настроены; будь сильным и уважай мнение стариков. А если что не так, не жди развития ситуации, а сразу свисти. Я тебя откуда угодно вытащу.

Они простились, дракон взмыл в небо и растаял в нем, как воспоминание. Санди бодро зашагал по лесу.

Тут царила поздняя осень. Черные узловатые ветви уже освободились от груза листвы, пружинившей под его ногами и игравшей всеми цветами благородного увядания. Сквозь редкие стволы чахлых берез и осин проглядывало серебристое зеркало узкого озера. Несмотря на пасмурность, воздух был прозрачным, и Санди видел далеко и четко, и всюду было одно и то же: страдальчески искривленные черные ветви и роскошный упругий ковер под ногами, сплошь покрывавший коряги, похожие на изувеченных животных. Снега не было, его запретил Светлый Совет, но предзимьем пахло в воздухе; казалось, что снег должен пойти завтра. Хотя Санди знал, что не пойдет. Вдруг это решение Совета показалось ему отвратительным. Ведь если бы снег пошел, он рано или поздно стаял бы, и все эти замерзшие деревья зазеленели бы, и здесь вновь объявилась бы жизнь. Бессмертие этой поры очень напоминало смерть, и он ускорил шаг, чтобы миновать эти рощи и выйти к своей цели.

Через три часа он стоял посреди обширной поляны, покрытой бурой травой, и узнавал ее. Он узнал даже тот пригорок, на котором некогда стоял крест. Только сейчас здесь не было ни души. Понижавшийся край поляны утопал в густом тумане того цвета, какого, по утверждению Сверчка, теперь стал он сам.

Он очень быстро нашел источник, обложенный в знак почтения большими камнями. Странно, но к нему не было никакой очереди. Во всем этом опустевшем месте было нечто мистическое, жутковатое, и в то же время страшно притягательное. Ему захотелось сесть, расслабиться, закрыть глаза. Он встряхнулся, встал на колени и погрузил флягу в источник, следя, как из ее горлышка вылетают стремительные пузырьки.

— По какому праву, сударь, вы берете воду из этого источника? — раздался над его ухом голос, в котором он явственно различил нечеловеческие интонации. Без напрасной паники Санди поднял голову и встретил устремленные на себя глаза самого настоящего белого единорога.

— По праву того, кто первым пил из него, — спокойно ответил он. — А почему ты спрашиваешь? Ты охраняешь Источник?

— Да, — сказал единорог, по-лошадиному склоняя голову набок и рассматривая Санди янтарным глазом. — Я узнаю тебя, Белый принц. Ты имеешь право на эту воду, ведь она здесь лишь благодаря тебе. Пей и бери в запас. Это место твоего подвига, и я выражаю тебе свои восхищение и преданность.

Его шерсть была шелковистой, туманной и окутывала его легким тонким облаком, в котором сам единорог казался нечетким, как будто расплывающимся в ореоле. Детские мечты ожили в памяти Санди.

— Можно тебя погладить? — нерешительно спросил он.

— Ты ведь не станешь на этом настаивать? — полуутвердительно спросил единорог. — Мы же известные недотроги. Извини, нам очень тяжело находиться в обществе людей. Этот запах… Среди вашей породы очень вкусно пахнут только совсем юные девушки. Если бы у тебя была дочь, она могла бы делать с любым единорогом все, что ей заблагорассудится, хоть верхом скакать.

— У меня есть дочь, — Санди улыбнулся. — Я рад буду вас познакомить. Я вовсе не навязываю тебе свое общество и вскоре пойду своей дорогой. Ты живешь здесь совсем один?

— Не совсем, — признался единорог. — Обретается здесь один поэт-отшельник из эльфов. Говорит, мол, это место навевает на него вдохновение. Не знаю. По мне так он все сидит возле источника, закрыв глаза: то ли спит, то ли медитирует. Ни разу не видел, чтобы он что-то писал, ни разу не слышал, чтобы он что-то декламировал. Может, у него такое состояние души, а может, он наркоманит. Ох!

— Что это? — прошептал Санди, инстинктивно пригнувшись, но тут же сообразив, что это не поможет — посреди поляны он был как на ладони, особенно при обзоре сверху.

В темнеющем небе над их головами, на фоне круглой, призрачно-бледной луны кружила какая-то странная тварь. Краем уха Санди услышал легкие быстрые шаги, и скорее ощутил, нежели увидел, как к их компании присоединился бледнолицый коротышка в зеленом камзоле, с большим — выше собственного роста — луком в руках.

— Опять прилетел, — шепотом сказал эльф. Это был тот самый поэт.

Тварь, кружащая над ними, ловко ловя восходящие потоки, более всего напоминала скелет огромной летучей мыши: точно такими же были широкие перепончатые крылья; то одним, то другим она взмахивала для равновесия и поворачивалась, используя в качестве руля длинный змееподобный хвост. Она просвечивала насквозь, демонстрируя сложную конструкцию не то скелета, не то каркаса, и сама явно рассматривала их. Санди глядел, как зачарованный, уловив в этой опасной игрушке Черного Замка свойственную им инфернальную красоту модерна.

В когтях тварь держала клетку в форме тетраэдра, и Санди удалось различить в ней нечто вроде человеческой фигуры, управлявшей всем устройством. Он разглядел даже блеск металлических заклепок на одежде. То же самое увидел, должно быть, и эльф, закинувший руку за спину словно бы в намерении почесаться, а на самом деле потянувший из колчана стрелу. Та легла на тетиву, и лук был вскинут к небу.

— Сейчас я сниму его, — пробормотал стрелок.

Словно почуяв опасность, тварь начала петлять, заваливаясь на крыло и резко снижаясь. Острие стрелы в точности повторяло все ее движения, щеки стрелка от напряжения превратились в переплетение желваков.

— Не надо, — прошептал Санди. — Прошу вас. Это же настоящий мастер.

Единорог и эльф недоуменно оглянулись на него, и в ту же секунду тварь исчезла с неба, слившись с тонущим в сумерках ландшафтом.

Наступала ночь, и ее неплохо было бы провести в каком-нибудь безопасном месте. Эльф повел их к себе. В близлежащей роще у него стоял крытый листвой шалашик. Они развели костер, поужинали припасами, от которых единорог отказался, затем эльф очертил вокруг шалаша и полянки охранный круг и старательно заколдовал его.

— От злобной нечисти, — пояснил он и завалился спать в шалашике.

Санди последовал его примеру, а единорог дремал, стоя возле угасающего костра.

Их разбудило среди ночи истеричное, переходящее в визг ржание. Единорог вопил так, будто его резали. Санди вылетел из шатра и увидел мечущийся клубок тел, одно из которых было призрачно сиявшим собственным светом единорогом, а другое — тощей, угловатой, распластавшейся на единорожьей спине черной тенью. Шея единорога была стиснута локтевым сгибом нападавшего в борцовский захват, голова запрокинута, а к горлу, видимый в свете луны и шерсти единорога, шел широкий стальной нож. Его и вправду резали. Недолго думая, Санди метнул в нападавшую тень наспех скатанную в шар Силу, а следом прыгнул сам, распластавшись в воздухе и обрушившись на спину свалившегося наземь противника. Хотя Санди сразу удалось подмять его, впечатление было такое, будто он дерется с донельзя царапучим и кусачим котом. Ему приходилось все время помнить про нож, удерживая это костлявое, необыкновенно сильное для своего размера, жилистое бьющееся тело, и все равно раза два он был весьма болезненно укушен. Наконец, одержав победу лишь за счет большей силы и массы, он подтащил накрепко спеленутого энергетическими нитями противника поближе к костру, который спешно раздувал эльф. Единорог мелко дрожал и взвизгивал:

— Убейте его! Убейте! Я не могу! Этот запах!

Пленник метнул в его сторону презрительный взгляд, и когда огонь высветил его чумазое лицо, Санди невольно ахнул. Это был ребенок. Человек. Мальчишка лет тринадцати, тощий, грязный и оборванный.

— Ну, — сказал тот, как сплюнул, — убивайте. Или хотите сперва поразвлечься?

— Никто тебя не будет убивать, — ответил Санди, которому принадлежала честь победы, а стало быть, и право решать. — Зачем ты хотел перерезать ему горло?

Мальчишка зло сверкнул на него зелеными глазами.

— Я голоден, — вызывающе сказал он. — А эта скотина жирная.

Последовала краткая, но весьма весомая немая сцена, по завершении которой Санди начал хохотать и все никак не мог остановиться, невзирая на оскорбленные взгляды эльфа и единорога.

— Прошу меня извинить, — сказал он наконец, — но я впервые вижу существо, интересующееся единорогом с точки зрения гастрономии. Не убегай. Сейчас я развяжу тебя и накормлю.

— Правда, накормишь? — недоверие в мальчишке явно было сильнее голода.

— Правда.

— Убей его! — завопил единорог. — Завтра он снова проголодается!

— Прекрати истерику, — посоветовал ему Санди и вытащил свой мешок. Эльф нахмурился, но все же подвесил над костром чайник. Санди позволил мальчишке освободиться. Тот сел, потирая запястья.

— Верни нож, — хмуро потребовал он.

Санди колебался не долее секунды, потом протянул ему отобранный нож. Несколько мгновений мускулы мальчишки были напряжены, как будто он готовился одним невероятным прыжком исчезнуть в зарослях, потом он позволил себе немного расслабиться и принялся за еду. Несмотря на очевидный голод, ел он небыстро и съел немного. Знал, паршивец, что сытость отяжеляет.

— Зачем ты развязал меня и накормил? — спросил он, игнорируя единорога и эльфа, как будто их здесь и не было.

— Я хочу с тобой поговорить.

— Хм… По-моему, ты все делаешь неправильно. Тебе надо было не развязывать меня, а железо калить.

— Я так не делаю.

У мальчишки было такое лицо, будто ему нагло соврали. Потом выражение сменилось задумчивостью.

— Если бы я был дураком, — сказал он, — я бы не стал тут сидеть, а, получив обратно нож, прыгнул бы в кусты и был таков. Черта с два ты бы ночью меня нашел. Но я не хочу быть дураком. Я хочу знать, зачем сюда пришел такой, как ты. Ты сильный. Я хочу знать, в чем твоя сила.

— Ты покажешь мне Черный Замок? — спросил Санди.

— Ты шел туда?

— Да.

— Ненормальный. Тебя же одного в два счета загрызли бы.

— Положим, меня не так просто загрызть.

— Да брось ты, грызли и не таких.

— Это ты летал тут недавно?

— Ну, я. Я давно починил эту штуку, но она все равно плохо пока меня слушается. В этот раз проклятая рухлядь опять поломалась. Что тебе надо в Замке?

— Там есть кое-что мое. И кое-что, что лежит без дела, тогда как я мог бы этим воспользоваться.

— А кто сказал, что тебе это будет позволено?

— Помоги мне, и, если хочешь, я помогу тебе.

Мальчишка несколько секунд молчал.

— Не знаю, — сказал он. — Меня так не учили. Но Замком я тебе похвалюсь. И еще есть много всего, что сделали тут твои друзья эльфы и что тебе стоило бы увидеть. Я вспомнил, почему твое лицо кажется мне знакомым. Года четыре назад я был еще пацаном и, сидя на дереве в этой самой роще, страстно желал победы Райану. А ты оказался круче.

— Как твое имя?

— Меня зовут здесь Рэй.

Легкий холодок прошел по жилам Санди. Эта раскатистая согласная, единственная в своем роде, в избытке присутствовала в именах «Бертран» и «Райан». Это была буква Черного трона. Мальчишка не был прост.

ГЛАВА 13 ЭКСКУРСИЯ ПО ЦИТАДЕЛИ ЗЛА

Утром Рэй проснулся первым, огляделся сквозь полусомкнутые ресницы, не заметил вокруг ничего угрожающего и только тогда осторожно приподнял с палых листьев черноволосую голову. Странная компания. Он опасался их, но любопытство… и еще что-то, что более взрослый назвал бы нелюбовью к одиночеству, удержали его от мгновенного прыжка в кусты. Единорога он презирал, эльфа от души ненавидел, а Белый принц вызывал у него жгучий интерес. Он с удовольствием пырнул бы эльфа ножом, но это рассорило бы его с Белым, а он был достаточно умен, чтобы подчинять желания выгоде.

Белый спал рядом, беззащитный и безмятежный, и это говорило либо о его величайшей глупости, либо о неуязвимости. Рэй задумался. Он бы не чувствовал себя в такой ситуации в безопасности. Но убивший принца Черного трона не мог оказаться глупцом. Значит он был сильным. Рэй боготворил силу.

Санди проснулся, почувствовав устремленный на него взгляд, сел и стряхнул иней с волос — ночью ударил заморозок.

— Доброе утро, — улыбнувшись, сказал он.

Рэй изумленно огляделся.

— Утро как утро, — вынес он свое суждение. — Довольно-таки мерзкое, как и все здесь.

— Ну, это смотря как к нему относиться, — парировал Санди.

Они не стали тревожить эльфа, предпочитавшего, как и многие творческие люди, подниматься во второй половине дня, а единорог и сам старался держаться от них подальше. Оба, не торопясь, перекусили, Санди вскинул мешок на плечи, и они бодрым шагом двинулись на восток, пересекая поляну Источника. Единорог трусливо держал дистанцию, а потому Санди довольно нахально умылся в священном источнике, смыв, как показалось Рэю, с молодого лица не шедшую ему усталость.

Санди тоже использовал возможность рассмотреть при дневном свете своего неожиданного спутника. Как уже упоминалось, Рэй был очень тощ, он казался скелетом, крепко связанным жилами, но худоба эта не выглядела болезненной, да и этой ночью ему самому пришлось убедиться в силе мальчишки. Он был необыкновенно ловким и складным, в грации своей напоминая попеременно то дикого зверя, то Сэсс в ранней юности. Давно не стриженные черные прямые волосы достигали лопаток, и чтобы не мешались, он подвязывал их кожаным ремешком. Зеленые тигриные глаза казались на худом лице особенно большими, черты лица были крупными, но тонкими: большой рот, нос с легкой горбинкой, две резкие линии наклоненных к переносице бровей. Отмытый и подстриженный, Рэй был бы очень красивым мальчишкой. В росте он уже почти догнал Санди и явно не собирался останавливаться. Одежда была ему мала. Он выглядел ребенком, на которого уже очень давно взрослые не обращали внимания. Нож висел в ножнах на шнурке у него на шее, и, идя по лесу, Рэй машинально теребил его рукоять, иногда вынимал, пробуя лезвие, почти не глядя жонглировал им. Видно было, что рука его привыкла к ножу.

— Послушай, — спросил Санди, — как ты живешь тут один?

— Неужели ты думаешь, что я не способен убить, чтобы спасти себе жизнь или добыть еду? — обиделся Рэй.

— Вижу, что способен. Но откуда ты? Кто твои родители, что ты делал в Замке до падения Райана?

— До того, как ты его убил? — Рэй явно предпочитал называть вещи своими именами. — Сначала я не помню, я был маленьким. Потом со мною возились гоблины, они говорили, что Дракониха спрашивала обо мне. Они обучали меня грамоте, технике и владению оружием, повторяя при этом, что, если я буду сильным и умным, принц выделит меня из прочих и поставит командовать. А там… мало ли кем могу я стать. Принца я никогда не видел, а вот Дракониха раза два присылала за мной. Я ее видел, — похвастал Рэй, — еще до того, как она стала золотой. Она меня хвалила.

Санди задумался. Он давно подозревал о немалой роли Чиа в интригах Черного трона. Райан, такой, каким он был до обретения Меча, вряд ли удовлетворял ее честолюбие. Все встречные в один голос твердили, что Райан был мелочью, пустышкой, суррогатом, посаженным на трон за неимением ничего лучшего. Могло ли быть так, что Чиа за его спиной готовила ему преемника? Рэй, если уж на то пошло, по возрасту мог бы быть и сыном Райана. Другое дело, на Райана он совсем не походил, куда больше было в нем от Бертрана, но только не павшего еще жертвой роковой раздвоенности.

— Здесь в земле много хрома, — продолжал разговор Рэй, пиная ногой листву и явно безотчетно радуясь возможности поговорить с человеком. — Поэтому листья такие яркие. Сегодня в Замке праздник, будет говорить Дракониха. Я покажу тебе Ритуал. Ради него там все соберутся. Наверно, уже ждут меня.

— А без тебя они не начнут?

— Без меня не смогут. Я же там единственный человек. Без меня Дракониха не заговорит. Вот только по дороге надо бы немного подзарядиться. Пойдем, я знаю источник.

Некоторое время они пробивались сквозь густо переплетенный кустарник. То и дело Рэй носком рваного сапога подцеплял утонувший в палой листве череп какого-нибудь волшебного существа и предъявлял его Санди на опознание. Наконец Санди не выдержал:

— Откуда их тут столько? Хватило бы на целое кладбище.

— О-о! — в насмешливом тоне Рэя отчетливо прозвучала горечь. — Ты бы спросил у своего друга Амальрика.

— Амальрик мне не друг, — ответил Санди. — Он — сам по себе, а я — сам по себе. Мы только однажды сыграли на одной стороне.

Рэй искоса внимательно посмотрел на него.

— После того, как ты улетел со своей девчонкой, эльфы залили все эти леса жидким ядом, потравили всех наших. Я видел, как многие умирали. А кто не умер, те смутировали, и поголовно все посходили с ума.

Он перепрыгнул через коварную, притаившуюся под слоем листвы корягу.

— Осторожней, — предупредил он. — Еще немного, а там подзарядимся, и в Замок.

— Я не устал, — отозвался Санди. — Зачем они это сделали?

— Чтобы закрепить свое владычество на этой территории. Да сами-то не живут среди отравы. Знаешь, я никогда ни к кому из наших особенно не привязывался, у нас это не принято, но, каковы бы они ни были, они же мои. Я многих знал. На многих даже верхом катался, и они не смели меня тронуть. Может, по-своему они любили меня. Мы никогда ничего плохого друг другу не делали. Те, кто остались, уже совсем не те. И вот за это я буду мстить. Я убью Амальрика, даже если потом они меня замучают до смерти. Когда живешь так, как я, нужно какое-то сильное чувство, иначе я бы так же сошел с ума, как многие из наших. Я многое умею, и я его убью.

Санди обвел глазами мертвый лес. Мальчишка четыре года питался почти одной ненавистью. Ненавистью, которая оказалась способна сохранить ему жизнь. Сила вывернутого наизнанку чувства поразила его до глубины души, как и жалость к этому зверенышу, которому он рискнул довериться. Он всегда полагался на силу доверия, и однажды, с Райаном, оно здорово его подвело. Не наступает ли он вторично на те же грабли?

— Здесь, — сказал Рэй, выбираясь из кустов на полянку, как две капли воды похожую на любую из остальных, и придерживая хлесткие ветви перед лицом Санди. — Сам найдешь?

Санди ослабил блокаду и раскинул по полянке тонкую густую сеть щупов, без труда определив точку излучения. Он подошел к тому месту, для эффективности разгреб листья и коснулся потока кончиками пальцев. Пальцы потеплели, их начало покалывать. Блаженная горячая волна прокатилась по всему телу. Он шагнул в сторону, уступая место. Рэй глядел на него с немалым изумлением.

— Ты принимаешь прямо через пальцы? — спросил он. — Ну, ты даешь!

— Насколько я понял, все это очень индивидуально, — откликнулся Санди. — А ты?

— Мне нужно сосредоточиться. Помолчи, — попросил мальчик.

Санди для верности отошел подальше к кустам. Рэй сел перед источником на землю, скрестил ноги и поднял над головой нож, обхватив обеими руками его обмотанную кожей рукоять и устремив острие в небо. Глаза его закрылись, он замер в неподвижности. Почти против воли внимание Санди сосредоточилось на ноже. У него было короткое, широкое, почти безобразное лезвие, напоминавшее по форме березовый лист, с такими же зазубринами по краям. Варварское оружие. Откован он был отменно, из голубоватой, до зеркального блеска отполированной стали. Это было оружие, которое любило попить.

Внезапно Санди обнаружил, что на острие Листа что-то мелькнуло. Вначале ему показалось, что это искра, но она стала увеличиваться, пухнуть, выросла до размеров солнечного зайчика, потом приобрела яркость шаровой молнии. Потом ее шаровидная форма сменилась каплеобразной, и она стекла по лезвию, по рукоятке в обхватившие ее пальцы. Прошла еще минута, затем Рэй вскочил, отряхнул листья и почти бегом вернулся к Санди. Глаза его блестели.

— Я готов, — сказал он. — Теперь Ритуал состоится, и наши будут довольны. Пошли.

Они шли еще около двух часов, прежде чем на их пути выросла огромная скала, которая и содержала в себе Черный Замок, выдолбленный внутри. Вершину скрывали низкие тучи. По словам Рэя, на многие этажи город уходил и вниз, под землю.

— Там рудники, заводы, бараки рабов, — объяснил мальчик. — Все сейчас опустело, стоит, бездействует. Никто не хочет этим заниматься, не видят смысла. Ты идешь?

Они не пошли в парадные ворота, Рэй свернул в какую-то трещину, и после долгого и утомительного подъема по извивающимся каменным лестницам, бывшим, кстати, в отличном состоянии, они оказались в какой-то тесной комнатке без окон.

Рэй хотел было засветить лампу, но Санди предложил ему шарик волшебного света. Мальчишке понравилась волшебная игрушка, прикрепленная к его безымянному пальцу.

— Ну, — сказал он, присаживаясь на покрытый старыми засаленными тряпками каменный выступ, служивший, видимо, ему постелью, — что ты тут хотел взять? Расскажи, лучше меня все равно никто не знает, где что лежит.

Санди сел рядом.

— Много лет назад, — сказал он, — прекратилась жизнь еще в одном городе. Он назывался Тримальхиар. Принц Черного трона убил правителя города Артура Клайгеля и разорил и почти стер с лица земли сам город. Клайгель был моим отцом, и я унаследовал руины. Я начал возрождать город, туда пришли люди. Но там столько тяжелой работы, что без драконов никак не обойтись. Мне нужны драконьи свистки. Я знаю, у Райана были питомники, стало быть, свистки где-то здесь. Я прошу тебя помочь мне. Мне нужно всего штук пятьдесят.

— Там гораздо больше, — сказал Рэй. — А разве ты не жаждешь мстить?

— Месть города не восстановит. Она бесплодна — так, во всяком случае, я ее понимаю. Да и тот человек сам себе так отомстил, что я в этом деле был бы уже лишним. Нет, Рэй, если уж тратить силы, так лучше на что-то полезное.

— Не понимаю тебя, — сказал Рэй, наморщив лоб. — Пока. Потом я еще подумаю. Пятьдесят свистков я тебе отсыплю, все равно они валяются без дела. А ты покажешь мне свой город?

— Разумеется, если ты захочешь. Ты, кстати, меня лучше поймешь, когда его увидишь.

— Знаешь, — признался вдруг мальчишка, — при твоей-то силище ты мог бы попросту распять меня на ближайшем дереве и ломать, пока я не взвыл бы о пощаде и сам не притащил бы тебе эти свистки. А ты вместо этого пошел со мной в Замок, где оказался все-таки в моей власти. Мне это непривычно и ставит меня в тупик. Ты, правда, покажешь мне свой город? Я хочу знать, как их восстанавливают. Нет, ты, правда, не врешь?

— Я настолько не умею врать, — признался Санди, — что стоит мне начать, как всем мое вранье становится очевидно. Но дело не в этом: я предпочитаю поступить с тобой честно.

Он огляделся. В комнате было несколько дверей, и одна деталь, не замеченная прежде, бросилась ему в глаза. Все двери были снабжены мощными запорами. Он вспомнил, что Рэй сказал: «Все, кто выжили, посходили с ума». Мальчишка жил в Замке один, окруженный злобной, бесконтрольной и постоянно голодной нечистью. Поистине, Рэй не был обыкновенным человеком.

— Пойдем, — Рэй распутал цепи на одной из дверей и снял засов.

— Нам еще немного нужно подняться.

Они шли долго, под их ногами сменялись каменные и чугунные лестницы, чередовались просторные темные залы с низкими потолками, сплошь заваленные технической рухлядью. Некоторые залы они пересекали по полу, другие, расположенные в иных уровнях и дышащие затхлой нежитью темных непроглядных провалов, приходилось обходить по металлическим решетчатым галереям, проложенным по стенам в несколько ярусов.

Время от времени из-за угла на них выскакивало какое-нибудь странное создание, по большей части само страшно пугавшееся их и спешившее укрыться где-нибудь в тени. Нерасторопных или наглых Рэй без церемоний отшвыривал с дороги носком сапога. Поистине, в здешних отношениях дух нежности и уважения стоял не на первом месте. Эта нечисть и вправду была странной. У многих было по две головы, многие обладали нечетным количеством лап, попадались сиамские близнецы. Разум в них почти не проблескивал. Все это были жертвы эльфийской отравы. Да и сам Рэй в полной ли мере сохранил рассудок? Видя все окружающее, Санди всерьез засомневался в этом.

Потом убранство комнат стало роскошнее. Видимо, они миновали уровень мастерских и перебрались в подсобные помещения дворца. Сам дворец, по словам проводника, занимал верхние этажи скалы. Они добрались до просторной комнаты, как и все прочие, загроможденной сваленной в кучу на полу рухлядью.

— Это подсобка транспортных служб, — пояснил Рэй. — Тут много было упряжей, седел, ремней. Свистки тоже здесь.

Свистки висели на вбитых в стены гвоздях целыми связками. Здесь было много больше пятидесяти.

— Выбирай, — предложил Рэй, обводя все это добро хозяйским жестом.

Санди отобрал ровно пятьдесят свистков похуже видом. Рэй следил за ним с некоторым недоумением.

— Новые те, что лучше блестят, — заметил он.

— Зато старые драконы сильнее, опытнее и сговорчивее, — пояснил Санди.

По лицу Рэя видно было, что он взял это на заметку.

— Возьми побольше, — посоветовал он. — На всякий случай. Вдруг кто-то заартачится. Дракониха как-то откровенничала, что свисток свистком, а все равно какую-то силу надо иметь, чтобы общаться с драконом. Слабака они мигом раскусят, обведут вокруг пальца, завладеют свистком, а им же самим еще и позавтракают. Так что я не рисковал до сих пор. Лет через пять попробую, но только с одним.

Санди сложил все добро в мешок, раздувшийся, но почти не потяжелевший.

— Как все просто, — сказал он с улыбкой, но в душе немного был разочарован. Приключения не получалось. Пришел и забрал. Вот только мальчишка интересный.

Где-то далеко внизу ухнул колокол. Рэй тревожно оглянулся. Мимо них по полу шмыгнула какая-то неведомая тварюшка, за ней проскользнула другая, третья…

— Ритуал, — шелестели они. — Ритуал… Скорее…

— Ритуал! — спохватился Рэй. — Бежим скорее, я тебе покажу Ритуал. Будет говорить Дракониха.

Не дожидаясь ответа, он вцепился в рукав Санди и потащил его за собой вниз, по тем же (а может, похожим) лесенкам, какими они пришли. У Санди было ощущение, что он сломя голову несется по муравейнику. Спешащая разнокалиберная нечисть то и дело обгоняла их, поторапливая других и себя.

Наконец Рэй остановился. Он и Санди стояли теперь на галерее первого яруса, опоясывающей просторный подземный зал. Внизу, сколько видел глаз, колыхалось настоящее море костлявых, клыкастых, ушастых морд различного уровня безобразия, и только в центре, огражденное кольцом огромных чудищ с желтыми, свисающими из слюнявых пастей клыками, было круглое свободное место. Каждое из этих чудовищ держало в лапах какой-то ударный инструмент наподобие увешанных колокольчиками бубнов. Санди не захотелось задумываться о происхождении натянутой на них кожи.

— Стой здесь и смотри, — вполголоса сказал ему Рэй, а сам, небрежно опершись рукой о тонкие перильца галереи, бесстрашно прыгнул вниз. Его появление было встречено восторженным ревом. Нечисть расступилась, пропуская его в круг. Он встал, тонкий, хрупкий, затянутый в черное, отчетливо видимый в свете многих сотен факелов.

— Начнем, — сказал он, и нож будто сам прыгнул в его руку.

Зарокотали бубны, чудовищная стража, кривляясь, пошла по кругу. Рэй свел брови к переносице, вживаясь в ритм, пропуская его сквозь каждую клеточку напряженного тела. Грохот, казалось, сотрясал его, но это была не дрожь. Это был танец. Неправильный, жуткий, ломавший его в странных, почти невозможных позах, где он каким-то чудом ухитрялся сохранять равновесие. Несколько раз волна грохота швыряла его на колени, раза два он упал ничком, немедленно вновь оказываясь на ногах и не выпуская ножа. И вот на острие ножа возникла давешняя шаровая молния. Санди понял. Суть Ритуала заключалась в том, что Рэй, будучи здесь единственным человеком, отдавал энергию для своей нечисти. Можно сказать, он кормил ее. Зрители (а точнее, потребители) в экстазе выли, рычали, визжали, хохотали, катались по земле и кусали друг друга за уши и лапы. Молния сорвалась с кончика ножа и устремилась к дальней стене, гладкой, с отблесками огней на поверхности. Но тут, когда молния коснулась ее, огней стало больше, они принялись перебегать, заиграли разными цветами. Это уже не были отражения. Стена играла собственным светом, и это Ритуал вызвал ее к жизни.

— Здравствуйте во веки веков, дети Зла! — произнес приятный высокий голос с нотками металла, легко перекрывший все шумы зала. Санди огляделся, но самой Драконихи нигде не было. Здесь присутствовал только ее голос, сохраненный с помощью какого-то волшебства и возрожденный к жизни собственной энергией Рэя, остановившегося в круге и мелко дрожавшего от слабости. — Приветствую вас! Не забывайте, мир принадлежит вам! По праву силы! Да здравствует право силы!

— Слава праву силы! — завопила нечисть. — Слава Золотой Чиа!

— Жалости, — продолжал мурлыкающий голос, — нет. Сострадания, любви, прочих глупых выдумок — нет! Их нельзя попробовать на зуб. Есть только голод и его утоление. Возьмите этот мир и сожрите его. Только весь он, целиком, способен утолить ваш безмерный вековечный голод. Жрите, дети мои!

Рэй бессильно опустился на каменный пол и тяжело дышал открытым ртом. Над ним в экстазе щелкали пасти, способные запросто перекусить его пополам, клыки почти касались его. Санди страстно хотел, чтобы мальчишка оказался где-нибудь вне этой жуткой арены. Он приготовился разблокироваться, готовый в любую минуту оказать ему помощь. И тут кто-то из тех, кому наскучил Ритуал и кому не хватало мозгов, чтобы следить за его тонкостями, заметил его.

— Эй! — сказали снизу. — А это кто?

— Человек? Что он тут делает?

— Заткнитесь! — крикнул Рэй. — Он со мной. Это я привел его.

— Ты? Ты привел этого? Да как ты смел?!

Рэй приподнялся на трясущейся от напряжения руке. Пасти нависали над ним.

— Я здесь Хозяин, — сказал он. — Привожу, кого хочу. Я командую вами, потому что кормлю вас.

В ответ понеслись хохот и улюлюканье. Его слабость была так очевидна, что на ее фоне претензии казались смехотворными. Они уже забыли, как несколько минут назад жаждали его энергии. Что ж, короткая память на благодеяния свойственна не только нечисти.

— Покажите ему, кто здесь Хозяин, — науськивал кто-то невидимый.

— Покажите ему право силы!

— Смерть предателю! — пискнул кто-то из толпы. Эта идея оказалась заразительной.

— Предателю? — свирепо крикнул Рэй. — Да я вам все отдал!

— Так зачем ты теперь нам сдался? — резонно заметил кто-то.

И тогда Санди ударил. Однажды вся эта нечисть уже видела этот прием и испытала его на своей шкуре. Это был шквал светящегося белого ветра, который смел их всех, визжащих от негодования и страха, к дальней стене. Затем Санди швырнул Рэю невидимую нить. Лишь человек, обладающий Могуществом, способен ею воспользоваться. Рэй поймал ее на лету, Санди дернул что было сил, тонкая фигура в черном взмыла над залом, застонавшим от разочарования, и рухнула прямо в руки Белого волшебника.

Санди схватил мальчика за запястье.

— Бери, — сказал он. — Бери, сколько успеешь.

Он вкачивал в него энергию почти насильно, вспомнив, что Рэй не умеет принимать через пальцы, а на манипуляции с ножом у них не было времени.

— А теперь — бежим, — скомандовал повеселевший Рэй. — И побыстрее. Сейчас за нами будет погоня.

И вовремя. Нечисть, клацая когтями по металлу, уже взбиралась на лесенку, ведущую к галерее. Рэй побежал вперед, Санди последовал за ним.

Они долго петляли, порою проделывая чуть ли не акробатические трюки, и шум погони позади стал затихать, но еще долго от сводчатых потолков отражалось аукающее эхо. По расчетам Санди, они были уже глубоко под землей. Наконец Рэй позволил ему остановиться, обернулся и тщательно запер дверь.

— Мы сумеем отсюда выбраться? — поинтересовался Санди.

— В два счета, — ответил мальчик. — Здесь полно потайных ходов, а у этих никогда не хватит мозгов запомнить их все. Дня через два они все забудут, да и я тогда снова стану сильным. Передохнем, и я тебя выведу.

Санди скинул с плеч мешок, достал оттуда хлеб и колбасу, отдал Рэю, а сам огляделся.

Место было странным, а еще страннее было то, что здесь находилось. Здесь был полный порядок, на столе лежали книги, заложенные закладками. Посреди комнаты стояла машина, которая явно не была изделием местных мастеров, потому что в ее очертаниях ничто не напоминало о модерне. Напротив, все линии были строги, классичны, выверены и плавны. Множество зеркальных плоскостей и шаров из белого стекла, никелированные поручни и удобное кресло в центре. На всех шарах стояла выплавленная в стекле печать в виде вензеля «АК».

— «Артур Клайгель»! — догадался Санди. — Рэй, это же машина Перехода. Ее сделал мой отец.

— А как она работает? — поинтересовался практичный мальчишка.

— Сейчас узнаю.

Санди сел за стол, не подозревая, что в точности занимает бертраново место, и раскрыл книгу там, где она была заложена. Рассудив логически, он догадался, что тому, кто увлекался экспериментами, стоило отметить в книгах те места, которые относились к непосредственной эксплуатации. Рэй жевал бутерброд с колбасой и не сводил с него внимательных глаз.

ГЛАВА 14 ПОТЕШНАЯ МАЛЯВКА

Подчиняясь направленному излучению, матовые шары засветились молочно-белым огнем. Санди, усевшийся в кресло, бывшее центром всего устройства, немного неуверенно положил руки на рычаги. В одном из зеркал, развернутом так, что оно было практически перед его глазами, возникла координатная сетка. Крутя верньеры, он стал смещать сетку, и после нескольких неудачных попыток вполне приладился. В сетке высветился ландшафт. Санди сперва выбрал самый мелкий масштаб, затем постепенно укрупнял его, создавая эффект снижающегося полета. Материк на экране сменился страной, страна районом, район — населенным пунктом.

— Где это? — спросил Рэй, затаивший дыхание от восторга.

— Не здесь. Это место называется Бычьим Бродом. Сейчас мы с тобою оттуда кое-кого заберем.

Он еще немного сместил ландшафт в рамке видоискателя, выводя его на близлежащую северную границу и укрупняя масштаб так, что всю рамку занял один-единственный дом.

— Прицелились, — пробормотал он. — Теперь большое зеркало.

Он потянул за массивный никелированный рычаг с круглой шишкой на конце. Повинуясь его усилию, за ним и перед ним опустились два больших зеркала, отразивших его лицо и затылок. По бокам горели два белых шара на высоких подставках. Многократно отразившись одно в другом, они создали иллюзию бесконечного коридора. Санди задержал дыхание и нажал большую черную кнопку. Она со скрипом утонула в панели поверхности, и Рэй вскрикнул от неожиданности. Бесчисленные отражения Санди в коридоре зеркал исчезли, будто он и не сидел перед зеркалом. Вместо него в самом дальнем конце — он стал конечным, этот коридор! — высветилась массивная дубовая дверь. Санди укрупнил масштаб, дверь приблизилась и распахнулась. За ней открылась темная прихожая и лестница из мореного дуба, ведущая наверх. Едва прикасаясь к верньерам, Санди заставил зеркальный коридор подняться по лестнице и упереться в одну из дверей второго этажа. Он открыл эту дверь, и Рэй, чуть дышащий за его плечом, увидел слабо освещенную ночником комнату, где стояли четыре детские кроватки. В трех из них виднелись черные кудрявые головки, на подушке четвертой покоилась пламенно-рыжая.

— Солли, — позвал Санди, увеличивая изображение в зеркале почти до натуральной величины. — Проснись.

Уютное сопение из кроватки прекратилось, спящая повернулась на бок и приоткрыла разбойничий серый глаз.

— Ой! — сказала она. — Папа!

Санди приложил палец к губам, призывая ее к тишине.

— Я хочу тебя забрать, — сказал он.

— В Волшебную Страну? — заговорщически уточнила Солли. — Мама с тобой?

— Мама ждет нас. Собирайся, только не разбуди мальчишек.

— Еще бы. А то они тут же запросятся со мной.

Дите деловито вылезло из кроватки, продемонстрировав длинную батистовую сорочку и выглядывающие из-под нее крепкие розовые пятки, и начало торопливо собирать в узелок дневную одежду.

— Там поблизости водится опасная нечисть? — со знанием дела спросила она.

— Немного больше, чем хотелось бы.

— Ага. Тогда я вооружусь.

Она подкралась к кроватке старшего из мальчиков, привычным жестом засунула руку под его подушку и вытащила оттуда рогатку.

— У меня есть серебряная крона, — объяснила она шепотом. — Я в кого хочешь попаду, а Конрад сделает себе другую. Ну, теперь я готова.

Рэй прыснул, глядя на щекастую кроху с охапкой одежек и рогаткой в зубах.

— До чего потешная малявка, — сообщил он.

— Слушай, Солли, — спохватился Санди, — некрасиво получится, если ты исчезнешь, никого не предупредив. Разбуди тихонько дядю Брика, только очень тихо, чтобы тетя Дигэ не проснулась. Я сейчас отсюда исчезну, а ждать буду в кухне.

Солли понимающе кивнула и, немного путаясь в сорочке, протопала к дверям. Санди перебазировал зеркальный коридор в кухню.

Минуту спустя там появился взъерошенный заспанный Брик, изрядно возмущенный настойчивостью, с которой Солли тянула его за руку. Увидев на своей рядовой кухне сверкающее великолепие зеркального коридора и улыбающуюся физиономию старого друга на его противоположном конце, он и думать позабыл про сон.

— Чудеса! — только и сказал он. — Санди, ты в тех местах крупная шишка.

— Места очень ровные, — пошутил Санди. — Дочку хочу забрать.

— Ага. Так вы туда насовсем перебираетесь?

Санди кивнул.

— Поня-атно, — протянул Брик. — А дом? Ты бы его хоть в аренду сдал. Все же деньги.

— Сдай от моего имени, — предложил Санди. — Присмотри, кстати, чтобы люди приличные попались, там у меня домовой симпатичный.

— Пиши доверенность, — сказал Брик.

— Бумаги под рукой нет, — пожаловался его могущественный друг.

Брик исчез на несколько секунд, вернулся с бумагой, пером и чернильницей и, секунду поколебавшись, сунул все это добро в зеркальный коридор. Спустя мгновение письменные принадлежности оказались в руках Санди. Он склонился над бумагой, покрывая ее ровными рядами строк, внизу красиво расписался, перечитал, смущенно улыбнулся, скомкал лист и принялся за второй.

— Что не так? — поинтересовался Брик.

— По рассеянности расписался настоящим именем, — пояснил Санди. — У вас же Клайгелей не знают.

Наконец содержание удовлетворило его, и документ перешел из рук в руки.

— Какие у тебя новости? — спросил Санди.

— Дочка родилась, — отчитался Брик. — Два месяца уже. Назвали, кстати, именем твоей жены. Диг с тестем меня помирила. Я, оказывается, недооценил стратегический дар этой интриганки. Они списались за моей спиной, старика растрогало, что старшего мы его именем назвали, и на той неделе герцог был у нас в гостях. Сперва изрядно пыжился, а к вечеру уже вовсю травил байки о своих приключениях. Ты же знаешь, он в трех войнах участвовал. Ну, а потом мы с ним сыграли в «кто кого перепьет».

— Ну?

— Он теперь меня уважает, — вздохнул Брик. — Я свалил его под стол. Но, черт возьми, следующее утро было самым паршивым в моей жизни. Крепкий старик.

Слушая его, Санди вдруг подумал, что это совершенно замечательно, что Брик — обыкновенный человек, без всяких колдовских прибамбасов, никакого отношения к Волшебной Стране не имеющий и с похвальной стойкостью не верящий ни в какую нечисть, несмотря на то, что с появлением в его жизни Санди означенная нечисть полезла, фигурально выражаясь, из всех щелей. Брику, например, и в голову не пришло, что за Солли мог бы явиться и не он, Санди, а какой-нибудь злонамеренный оборотень, принявший его обличье. И Рэй тоже во все глаза таращился на впервые увиденного homo vulgaris.

— Ладно, Брик, — сказал Санди. — Бог знает, когда увидимся. — Хотя ни черта толкового он не знает, этот бог. Давай дочку.

Брик с недоверием посмотрел на зеркальный коридор. Все-таки отправить туда чернильницу-это одно, а ребенка — совсем другое.

— Не бойся, — подбодрил его Санди. — Я точно знаю по меньшей мере двоих людей, которые этим путем прошли в еще более нежном возрасте. Я, как видишь, жив.

Брик, решившись, приподнял Солли, гарцевавшую от нетерпения, и погрузил ее прямо в зеркальный коридор. Силы, действовавшие там, подхватили ее, протащили сквозь слепящий блеск и бесчисленные отражения, и через несколько мгновений Солли, швырнув на пол всю свою поклажу, повисла на шее у отца. Санди расцеловал упругие розовые щечки, махнул на прощание Брику и отключил машину. Пока он с ней возился, Солли разглядывала Рэя.

— А ты кто? — спросила она.

— Я — Рэй. Помогаю твоему отцу выпутаться из небольшой заварушки.

Это была не вся правда, но Рэй нуждался именно в такой формулировке, чтобы сохранить самоуважение. Санди не стал напоминать ему о неприятном.

— Помогай как следует, — указала Солли и протянула руку для рукопожатия.

Рэй ухмыльнулся, но руку пожал.

— Она привыкла командовать мальчишками, — объяснил Санди, торопливо одевая дочку. — Ну вот, мы готовы. Ты пойдешь с нами?

Рэй кивнул.

— Пусть перебесятся, — он указал на дверь, имея в виду тех, кому надлежало перебеситься. — Понадобится энергия, так еще вспомнят меня. А я и без них в любом лесу проживу.

— В лесу? Ты же хотел повидать Тримальхиар?

Рэй поджал губы.

— А где гарантия, что я там не буду пленником? Мы оба знаем, кто ты и кто — я.

— Мое слово.

— И мое, — встряла Солли, явно претендовавшая на главную роль в этой сказке.

— А кто этот тип, с которым ты разговаривал?

— Брик? Это мой старый друг. Я ему доверяю.

— А что он умеет делать?

— Он Мастер Клинка. Профессиональный военный, пограничник. Я не знаю никого, кто лучше его владел бы мечом. А однажды мне пришлось видеть, как он орудует пивной кружкой, и это тоже было весьма примечательное зрелище.

На лице Рэя отразились восхищение и зависть.

— Вот это мужик! — сказал он.

— Много ты понимаешь, — тут же обиделась за отца Солли.

Рэй покосился на нее, но связываться не стал.

— Ну, пойдемте, что ли, — предложил он. — Так уж и быть, пойду с тобой в Тримальхиар. Мне все равно здесь надоело.

— Сделай одолжение, — вновь поддел его ехидный голосок.

— Сперва мне нужно на Драконьи Холмы, — напомнил Санди.

У Рэя явно перехватило дух.

— Я с тобой!

— И я!

— Ничуть не бывало, — отрезал Санди. — Ты, маленькая принцесса, останешься в гостях у Осинки.

— Ну, папа!

— Я сказал, ты услышала.

— Ну, а меня-то возьмешь? Я могу тебе пригодиться.

— Это опасно, Рэй.

Неверный ход. Если он хотел отделаться от Рэя, напоминать об опасности не следовало.

— Я же Могущественный, — напомнил Рэй. — Или ты забыл? Я подкачаюсь по дороге. Послушай, я всю жизнь мечтал увидеть Драконьи Холмы!

Оказалось, что Санди не в состоянии видеть мольбу в этих тигриных глазах. Это было неестественно, и он подумал, что через несколько лет Рэй, возможно, вообще забудет, что такое мольба.

— С одним условием, — сказал он. — Пока рядом с нами будут драконы, ты не произнесешь ни слова. Считай, что ты онемел. Я мог бы заколдовать тебя соответствующим образом, но предпочитаю договориться.

Очевидно, Рэй был не тот человек, которого можно безнаказанно унижать.

— Так что же, — сварливо спросил мальчишка, — если они тебя будут жрать, мне и пикнуть нельзя?

— Если они меня будут, как ты изысканно выразился, жрать, тебе твои голосовые связки уже не помогут.

— Ладно, — буркнул Рэй. — Считай, что я онемел.

Изрядно поплутав по темным низким коридорам, они выбрались в лес, и Санди позвал Осинку. Дриада немедленно откликнулась на его зов, явившись перед детьми, изумленно разинувшими на нее рты. Здешнее ее воплощение смотрелось невесело: без рябящего желто-красного убора, в одном лишь серебристом платье, выглядевшем поношенным и старым, она казалась нездоровой, но заметно обрадовалась ему.

— Если я не вернусь через три дня, — попросил ее Санди, — доставь девочку в Тримальхиар. Солли, прошу тебя, побудь послушной хотя бы эти три дня.

Солли кивнула и позволила дриаде взять себя за руку. Ее грустный вид произвел сильное впечатление на ребенка. Простившись, Санди и Рэй вновь зашагали по мертвому лесу.

— Бедняжка, — скрипнул зубами мальчишка. — Ее я тоже поставлю Амальрику в счет. В моем лесу живет, значит, моя. Значит, я должен о ней позаботиться. Что бы ты там ни говорил, я упьюсь этой местью. Она станет смыслом моей жизни, когда я буду обладать всей положенной мне силой.

ГЛАВА 15 ДРАКОНЬИ ХОЛМЫ

— Санди, — недовольно сказал Сверчок, — у тебя маниакальная страсть связываться не с теми людьми. Мальчишка черен, как отчаяние.

— Разумеется, я догадался, — ответил ему Санди. — Иначе стала бы небезызвестная тебе Чиа так с ним носиться.

— Возня Чиа с ним понятна, — не отступался дракон. — А вот почему ты решил принять у нее эстафету? Или тебе мало было Райана?

— Это другой случай, Сверчок. Райан, положим, меня использовал. У него для этого было достаточно ума, а мне решительно не хватало опыта. Я не мог оставить мальчишку там, чтобы он дальше озлоблялся, не говоря уже о том, что местная нечисть запросто могла его растерзать. Послушай, Сверчок, если уж Зло непременно должно быть, пусть оно будет под контролем.

— Санди, ты хочешь перебежать дорожку самому Люитену? Ты путаешь ему всю диалектику и слишком много на себя берешь. По закону сказки вы должны противостоять. Если же ты нарушаешь закон, сюжет может обернуться наихудшим для тебя образом, и я вижу опасность, исходящую от этого мальчика. Зло остается Злом, даже если оно движимо хорошими побуждениями. Его удел — приносить страдание. Он подставит тебя, Санди, даже если сделает это невольно.

— Сверчок, — сказал Санди, — есть вопросы, которые я буду решать сам. Рэй должен покинуть Черный Замок, чтобы увидеть, что в мире есть не только голод, ненависть, презрение и право силы. А теперь я хочу прекратить этот разговор, потому что он закончил подзаряжаться и уже идет.

— Наскребешь ты с ним неприятностей на свой хребет, — буркнул дракон, чтобы оставить за собой последнее слово. — Ну, садитесь, что ли.

Драконьи Холмы представляли собою довольно-таки изгаженное место. Однообразное серое пространство, с высоты драконьего полета казавшееся тесно уставленным разновысокими кочками, во всех направлениях изрытыми норами. И всюду — драконы, вползавшие и выползавшие из своих обиталищ, взлетающие и садящиеся с пронзительным свистом, кружащие низко над землей и парами танцующие высоко в небе. Лязг от бронированных шкур стоял невообразимый; местами в низинах, где скапливалось особенно большое количество особей, не было видно ни зги из-за выпускаемого множеством глоток удушливого белого дыма, от которого Рэй с непривычки раскашлялся.

— Предупреждаю обоих, — развернулся к седокам Сверчок. — Я вас сюда привел, я за вас отвечаю. От меня прошу не отходить ни на шаг, и ни в коем случае не задерживаться здесь дольше, чем это необходимо.

— Боишься? — спросил Санди.

— Каждая минута вашего пребывания здесь укорачивает вашу жизнь.

— Что можно, собственно, сказать о любой минуте жизни.

— Не остри, умник. Ты слыхал когда-нибудь о проклятии драконьего золота? Ни один герой, убивший дракона и завладевший его сокровищами, не прожил достаточно долгую жизнь. Наше золото, места нашего обитания, вода, земля, воздух-все заражено этим проклятием. Места смерти и разложения драконов становятся зонами экологического бедствия. Да, друг мой, я не знал этого раньше, иначе не позволил бы тебе проводить со мной столько времени. Проклятие это связано с тем волшебством, которому мы обязаны своей силой, долголетием и способностью летать. Ведь я говорил тебе, что мы наполовину машины. Со времени нашей первой встречи, когда ты интересовался анатомией драконов, я успел выяснить, что у нас внутри. Мы существуем благодаря энергии распада атомного ядра, а вместо желудка у нас — реактор. В принципе, — Сверчок застенчиво улыбнулся, — если бы не вкусовые пупырышки, я мог бы и дровами питаться. А в результате всего этого метаболизма выделяются такие маленькие частички, так называемое излучение, которые разрушают организм живого смертного существа, попавшего под их действие.

— Ты должен непременно рассказать мне об этом подробнее, — попросил его Санди. — Я никогда не слышал ни о чем подобном.

— Быстро делай то, за чем пришел, — посоветовал ему дракон, снижаясь над лощиной, расположенной на самом краю пустоши, где не было видно пока ни одного дракона. — Ну, вызывайте.

Санди и Рэй спрыгнули с дракона, Сверчок лег на землю и обвил их покровительственным полукругом гибкого длинного тела, оба человека зачерпнули из мешка по горсти свистков.

— Поехали, — распорядился Санди, и Рэй, зажмурившись, что есть силы дунул в первый. Могучим порывом ультразвука его швырнуло на горячий драконий бок, но он, очумело покрутив головой, тут же пришел в себя и взялся за следующий. Санди, убедившись, что питомец неплохо справляется, присоединил к делу и свои усилия.

На Драконьих Холмах возник и ширился переполох. Свисток, настроенный на волну приема одного дракона, не был, разумеется, слышен остальным, но когда пятьдесят крупных, почтенных драконов беспокойно завозились в своих норах и, повинуясь приказу, поползли к выходам, недовольно щурясь на свет и громыхая броней, это не могло остаться незамеченным.

По одной громоздкие туши шлепались рядом с волшебником, его драконом и его спутником, недоуменно разглядывая невиданно дерзкого пришельца и принимая причудливые и живописные позы, напоминающие слегка уменьшенные горные массивы. Их броня была позеленевшей, шишковатой, местами сильно исцарапанной, и носила следы долгого, насыщенного Приключениями века. Они не были очень уж недовольны, но, признаться, были весьма ошарашены.

— Что угодно от нас Белому волшебнику? — спросил наконец один, видимо, по молчаливому уговору признанный старшим. — Зачем ему власть сразу над полусотней наших братьев? И справится ли он с бременем этой власти?

— Я пришел не заявлять право на власть, — отозвался Санди, взглядом напомнив Рэю его обещание молчать. — Я предлагаю сделку. В обмен на два месяца службы — вашу свободу. Ваши свистки.

Драконы запереглядывались.

— Зачем нам платить за то, что у нас уже есть? — продолжил старый софист. — Мы уже свободны, живем со своим народом, копим свои богатства. Отлучись мы, и кто-нибудь немедленно займет наши пещеры и завладеет нашими сокровищами. Волшебник, нам проще и выгоднее сейчас убить тебя и завладеть ключами свободы, чем поступать к тебе на службу и доверять твоему слову.

— В отличие от твоих слов, моим доверять можно, — возразил Санди. — Ты видишь мой цвет. Насчет сокровищ и нор ты блефуешь. Твоей свободе всего четыре года, старый дракон. Твой свисток находился в Черном Замке среди прочих, а значит — ты пришелец и новичок на Драконьих Холмах. Нет у тебя здесь ни кладов, ни престижа, кроме как среди таких же, как ты сам, ни уважения диких сородичей. У тебя нет при себе твоего свистка, ключа твоей свободы, а значит любой, в чьих руках он окажется, обретет власть над тобой, и он уже не будет спрашивать, хочешь ли ты, чтобы тебя отпустили. Ты изгой среди диких. Получив же свободу, ты сможешь заняться устройством своего гнезда, накоплением своего клада. Беспрепятственно. Что такое шестьдесят дней по сравнению с долгой предыдущей жизнью в рабстве питомника и бессрочной свободой?

Сто глаз разглядывали его с высокомерным, но снисходительным любопытством. Санди ощутил острую благодарность Сверчку за совет иметь дело со старыми драконами. Они много видели и не во всем полагались на право силы. Они умели ценить ум и словесную игру. Они уже пережили свою вспыльчивость, свойственную юному возрасту.

И они уже познали века скуки.

— Прошу также оценить мою добрую волю, — продолжил Санди. — Мне было бы безопаснее уйти со свистками в Тримальхиар, вызывать вас по одному и ставить перед фактом рабства. Я же пришел к вам. Если мои условия вас не устраивают, я верну свистки в Черный Замок, и пусть они достанутся тому, кто не будет столь щепетилен. Свистков там много, я попробую другие, возможно, что кому-то этот договор покажется более привлекательным. И тогда кто-то другой обретет свободу на вечные времена.

— Ты не коснулся одного моего аргумента, — напомнил старый дракон. — Что, если ты не уйдешь с этого места?

— Не коснулся потому, что он того не стоил, — сказал Санди, позволяя Силе двумя белыми крыльями раскинуться за своими плечами.

— Ты недостаточно могуч.

Тихий ропоток переговоров среди драконьей вольницы погас.

— Недостаток Могущества, волшебник, мы могли бы компенсировать количеством, — задумчиво произнес дракон.

— Попробуй, — предложил Санди, обращая взгляд в драконьи глаза, то есть делая то, что отчаянно не рекомендуют все волшебные сказки. Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы пренебречь этим запретом. А кроме того, он заподозрил, что дракон опять скатился к блефу: драконы никогда в жизни не доверяли друг другу настолько, чтобы действовать сообща. Этому племени совершенно несвойственно поддерживать друг друга, и их естественные взаимные чувства — это неприязнь и подозрительность. Никто из них, видевших его Силу, добровольно не подставится под удар. Они не способны поддержать друг друга и спланировать маневр более чем для одной особи. Даже если они и навалятся на него всей кучей, ему удастся несколькими ударами проложить себе дорогу в их кишащей и без толку толкающейся массе. А там легкий и быстрый Сверчок, имея на спине сразу двух волшебников, запросто оторвется от преследователей. Один дракон опаснее стаи драконов. Но доводить до драки не хотелось: ведь тогда придется весь план перетряхивать заново.

— Твоя компания больше говорит о твоем Могуществе, чем твои слова, заметил дракон. — Признаться, я еще не видел такой чудной пары. Почему бы и нет? Речь идет о строительстве Тримальхиара, верно?

— Разумеется.

— Тогда я лечу. Отсчет шестидесяти дней начнется с этой минуты?

Санди кивнул.

— Разбейтесь на пятерки, — приказал он. — И взлетайте по моему сигналу. Рэй, можешь говорить. Прошу тебя, рассчитай их по пять.

Рэй отсчитывал пятерки, Санди давал отмашку, и бронированные тяжелые эскадрильи со свистом и гулом взмывали в небо.

— Ничего не понимаю, мэтр, — крикнул мальчик, — хоть убей, их пятьдесят одна штука!

— Так то ж Сверчок! Он не в счет.

— Сам знаю! — страшно обиделся Рэй. — Эй, ты, кажется, брал только старые свистки? А это кто приблудился?

Все пятьдесят законных драконов уже кружили в небе, а на земле с донельзя сконфуженным видом остался совсем небольшой дракончик, переливавшийся в своей еще неокрепшей броне из циркония всеми цветами спектра.

— А что? — захныкал он. — И посмотреть уже нельзя? Вы все куда-то отправились, мне тоже интересно…

— «Заяц» увязался! — догадался Рэй. — Этого не звали, он сам пришел. Эй, ты, а у тебя есть свисток?

— Есть, — гордо ответил малыш. — Я родилась свободной. Он у меня в ухе. Я с вами хочу, мне здесь скучно.

Сверчок внимательно посмотрел на любопытную драконичку.

— Возьмите малышку с собой, — попросил он. — Ей будет интересно, а вреда она не принесет, я прослежу. Мне кажется, драконам в юности полезно немного пообщаться с Белыми волшебниками. Это расширяет кругозор и формирует мировоззрение.

— Как тебя зовут, крошка? — спросил Рэй, бесстрашно останавливаясь возле самой морды возвышавшейся над ним «крошки».

— Радуга, — представилась драконичка с видом хитрым и одновременно простодушным. Санди она почему-то напомнила Солли.

— Будешь моя, — решил Рэй и вскарабкался ей на шею. Санди не стал вмешиваться.

— Ох, какая! — Сверчок зажмурился. — Аж в глазах зарябило. Усыпи ее перед полетом, еще напугается.

— Птеродактилям слова не давали, — огрызнулась Солли, о которой шла речь. — Не придумали еще ту нечисть, что способна нагнать на меня страху.

Сверчок фыркнул и уткнулся мордой в задымившуюся от его жаркого смеха землю.

— Береги девочку, волшебник, — сказала Осинка, стоя в разумном отдалении от огнедышащего дракона. — Это сущий клад для Волшебной Страны.

Дриада выглядела поздоровее, чем в прошлый раз. Санди заподозрил, что Солли каким-то образом отдала ей часть энергии, и встревоженно посмотрел на дочь: она была еще слишком мала для подобных манипуляций и не умела контролировать себя. Но Солли выглядела ничуть не менее бодрой и агрессивной, чем обычно. Он благодарно распрощался с дриадой и вместе с дочерью забрался на Сверчка. Глаза Солли сверкали от предвкушения первого в жизни полета на драконе, и потом, когда они неслись высоко над землей, в самой гуще железного клина, устремленного на запад, к ожидающему их Белому городу, в ней происходила та необратимая перемена, после которой, собственно, волшебник и становится волшебником и теряет страх и комплексы, наслаждаясь головокружительным чувством власти. Было еще не известно, обладает ли Солли собственным Могуществом, но чувство Могущества, жажду его и упоение им она познала вполне.

ГЛАВА 16 МАССА ПОВСЕДНЕВНЫХ МЕЛОЧЕЙ

Тримальхиар плавился от жары. Цветники и огороды разрастались, как в джунглях, горожане истово искали тень. Строительство не прекращалось, потому что Александр Клайгель спешил завершить высотные работы в два месяца. Все пенолитовые взбивалки были запущены на полную мощность, гномы под предводительством Рууда денно и нощно отливали блоки, весь световой день над городом висели драконы, поднимавшие стройматериалы на головокружительную высоту, и стропальщики, принимавшие грузы, казались с земли хрупкими, эфемерными и до безумия бесстрашными. Тримальхиар взметнулся ввысь. Его башни, соединенные арочными мостиками, его резные минареты, его каменное кружево радостно тревожили сердца. Пенолит, вобравший в себя энергию источников города и близкое к волшебству мастерство гномов, испускал, должно быть, какое-то излучение добра, внушавшее горожанам чувство душевного подъема. В Тримальхиаре люди меньше ссорились и чаще улыбались. И было заметно, как похорошели измученные до того женщины, как окрепли и выросли дети, какая уверенность и даже лихость появились в движениях и речах мужчин. Тримальхиар не солгал. А к своему волшебнику горожане прониклись благоговейной любовью. По слухам, он сказал: «Раз нужны драконы — будут драконы».

Санди не правил своим городом. Ему некогда было вникать в административные и правовые дела, да и особенно не хотелось. Для этого был создан городской магистрат, разместившийся в Ратуше, решавший насущные вопросы и ведавший городской казной. Сам Александр Клайгель предпочел почетную должность Мастера-Строителя Тримальхиара, и, разумеется, никто не забыл, что он — принц Белого трона. Ему положено было заниматься разными волшебными делами, и народ быстро понял, что докучать повседневными хлопотами ему не стоит. Сейчас, конечно, все строительство со всеми его драконами и белым пенолитом висело на нем, но когда — а теперь уже скоро — Тримальхиар прихорошится, он мечтал погрузиться в книги из замковой библиотеки, чтобы самому научиться делать волшебные механизмы вроде машины Перехода, разобраться в тайнах драконьего метаболизма и… кто знает, может быть, взять да и отправиться в путешествие за моря, поискать на свою голову новых Приключений. Грозным напоминанием на периферии его сознания все еще маячил Люитен, но после дела с драконами, после появления в его жизни Рэя и особенно Солли Санди научился относиться к этому персонажу своей сказки более или менее равнодушно.

Сэсс, разумеется, удивилась, когда он появился на пороге дома с дочерью на руках и незнакомым хмурым подростком диковатого вида, но Солли тут же превратила встречу в бурю восторгов и шквал поцелуев, и Сэсс хватило лишь на то, чтобы поздороваться и отправить путешественников в ванную. Судя по выражению ее лица, она очень сомневалась, что Санди удастся загнать этого покрытого многолетней грязью звереныша в воду. Но Рэй был не столь дик, как казался. Очутившись в ванной, он очень быстро и тщательно вымылся, не забыв при этом ни шеи, ни ушей, как то часто случается с мальчишками, и вполне заслужил одобрение Сэсс, из всех чужих детей предпочитавшей красивых и послушных. Он не позволил ей прикоснуться к своим волосам, а, собрав их в пучок, решительно хватанул ножом и, зная толк в ворожбе, старательно сжег все до единого волоска на заднем дворе. И еще он решительно отказался надеть общепринятый по этой жаре в Тримальхиаре наряд — белые холщовые брюки и сорочку, предпочтя свою старую и рваную одежду из кожи, в которой почти задыхался. Дело, как предположил Санди, было в цвете.

— Над тобою же будут смеяться, — попыталась увещевать его Сэсс.

— Покажите мне того, кто посмеет хотя бы улыбнуться в мою сторону, — твердо заявил Рэй и положил руку на рукоять своего ножа. За его спиной Санди сделал Сэсс знак не настаивать.

Но Сэсс не могла позволить, чтобы ребенок, живущий в ее доме, был плохо одет. Она расстаралась, достала где-то отрез черного шелка (Санди заподозрил, что ради этого был вскрыт заветный сундучок с подарками Люитена, но он не имел к нему никакого доступа, а потому не знал наверняка), просидела ночь, и наутро Рэю была предложена пара брюк и туника без рукавов, позволившая обнаружить на его левом бицепсе замысловатую татуировку в виде грифона, терзающего единорога. Солли была очарована.

— Это ты сам сделал?

И, получив утвердительный ответ, отныне смотрела на него глазами, полными искреннего обожания.

В Тримальхиаре дикость, необузданный нрав и чернота Рэя бросались в глаза куда сильнее, нежели в мертвом лесу вокруг Черного Замка. Идя по улицам города рядом с Санди, он перехватывал направленные на себя недоуменные, враждебные и настороженные взгляды и возвращал их едва ли не злобно. Санди от души посочувствовал ему: мальчишка, как магнит, тянул на себя негативные эмоции, и похоже было на то, что в Тримальхиаре он не будет пользоваться любовью. Для обывателей он был слишком экстравагантен. И эта его демонстративно выставленная напоказ татуировка, недвусмысленно говорящая о его принадлежности к Темным Силам! На молчаливое неодобрение он отвечал молчаливым же презрением, но рука его на протяжении всей прогулки стискивала рукоять ножа, и Санди прекрасно понимал, что стоит кому-то задеть Рэя, — может произойти непоправимое. Он явно был камнем, брошенным в тримальхиарскую благодать. Это почему-то напомнило ему Бычий Брод и подростка, боявшегося, что его сожгут.

Рэй предпочел находиться рядом с ним, в обществе драконов и гномов, там, где непосредственно шли восстановительные работы. Он мог часами вникать в устройство механизмов, и Рольф, более других пользовавшийся его вниманием, хмурясь и довольно нехотя хвалил его.

— Мозги и руки замечательные, — сказал он Санди. — Но страсть — не строителя. Он Черный, принц.

— Проводили тест на пенолите? — догадался Санди.

Рууд кивнул.

— Как антрацит. Где вы только нашли такого?!

— В самом деле, — добавил Рольф, — лучше бы вам было его прогнать. Он впитывает знания, как губка воду. Он может стать опасен. Вы так беззаботно раскрываете ему секреты Тримальхиара…

— А ты? — Санди обернулся к Ренти, более других гномов близкого ему по натуре. — Тоже посоветуешь прогнать мальчишку?

Ренти поднял на него виноватые глаза.

— У него другое восприятие красоты, принц, — сказал он. — Но оно у него есть. Модерн, инферно. А в наслаждении красотой его душа неистова. И сам он воплощает какую-то чуждую Тримальхиару красоту.

Санди вспомнил, как, впервые увидев Сэсс, Рэй вполголоса спросил:

«Это твоя женщина?» — и когда Санди ответил утвердительно, кивнул: «Красивая». Он ведь помнил жертвоприношение, и Санди несколько раз ловил его устремленный на Сэсс взгляд, задумчивый и по-своему выразительный, однако абсолютно неподдающийся истолкованию. Женская красота его определенно волновала, но вот в характере этого волнения можно было ошибиться.

— Он мне нужен, — сказал Санди гномам, и Рольф с Руудом пожали плечами, словно снимая с себя ответственность. С ними ему почему-то не хотелось говорить о Рэе. Ему нужен был более интеллектуальный собеседник. Например, Джейн.

Они стояли у окна в здании портовой конторы, и легкая занавеска почти скрывала их очертания. Санди тревожно наблюдал за Джейн, зондировавшей ауру Рэя, остававшегося снаружи и сидевшего на пристани, опершись спиной о кнехт. Ее опыту и суждениям он доверял более, чем чьим-либо, потому что ее шкала ценностей практически совпадала с его собственной. Наконец она закончила и обернулась к нему.

— Санди, — спросила она, — ты в полной мере осознаешь, кого ты притащил в Тримальхиар?

— Я знаю, что он — Черный.

— Это не простая чернота. Это принц. Воплощение нового Зла. О масштабе его говорить пока рано, полное представление можно получить не раньше, чем ему исполнится восемнадцать. Но, исходя из того, что ты рассказал мне о его воспитании и способностях, я заключаю, что он опасен.

— А мы с тобою разве не опасны?

— Опасны все, наделенные Могуществом, но мы с тобою не используем его во зло. Санди, Черный принц — это война. Ты делаешь ошибку, вводя его в свой город, в свою семью. Привязываясь к нему. Тем тяжелее тебе будет потом, когда вы окажетесь по разные стороны.

— Джейн, — сказал Санди, — я не успею оказаться с ним по разные стороны.

— Значит ты оставишь нам порожденные тобою проблемы. Санди, человек, который выиграл войну, достоин почестей и славы, но тысячекратно достоин их тот, кто войну предотвратил. Однажды ты сделал это… с Райаном, и за то тебя славит Волшебная Страна. Неужели сегодня ты выпестуешь и вырастишь волка?

— Что ты предлагаешь с ним сделать? Отослать обратно в Черный Замок копить яд и ненависть?

Джейн помолчала.

— Помнишь, — с трудом сказала она, — я как-то сказала тебе, что могу представить ситуацию, когда оправдала бы убийство. Мы чертовски близки к такой ситуации.

— Опомнись, — Санди встряхнул ее за руку. — Это ребенок.

— Это Зло. Это голод, страдания и война.

— Джейн, — сказал Санди, — убийство ребенка несовместимо с нашей белизной. Если один из нас сделает это, следующим шагом будет самоубийство, потому что жить с этим нельзя.

— Это так, — глухо отозвалась Джейн. — Это проклятье совести. Одно дело — убить злодея, совершившего свое злодеяние, и совсем другое — убить того, кто только гипотетически может его совершить. Санди, пойми, после прошлой твоей победы Зло только затаилось, потому что сейчас его некому возглавить. Но оно непременно созреет где-то, и этот нарыв прорвется. Это закон Волшебной Страны. И именно этот мальчик, или он уже перестанет быть мальчиком, будет вознесен на гребне этой волны. И тогда ситуация будет куда хуже, чем сейчас, пока он представляет еще смутную, неопределенную угрозу. Санди, если бы это была только моя подозрительность! Посмотри, Тримальхиар его не принимает! Люди инстинктивно чувствуют, что он враг.

— А теперь посмотри ты, — Санди крепко взял ее за рукав и развернул к окну. — Посмотри, и может быть, ты поймешь, где настоящая жестокость.

Мальчишки, которых в порту всегда было множество, играли на пристани в футбол. Точнее, это была какая-то игра без правил, с драками и хватанием мяча руками, доставлявшая уйму удовольствия, невзирая на разбитые колени, ободранные руки и то, что мяч поминутно падал в воду, и кому-нибудь приходилось нырять за ним. И Санди, и Джейн было прекрасно видно, что Рэй, сидя в одиночестве у своего кнехта, тем не менее косит глазом в ту сторону. Он был ловчее и сильнее любого из них, и мог бы показать себя в этой достойной его забаве. Но бесовская гордость не позволяла ему проситься в игру, а мальчишки, тоже явно поглядывавшие в его сторону, и не собирались его звать.

— Заэкранируйся, — попросил Санди, — и погляди на него непредвзято. Не обращая внимания на его роль в сюжете. Без призмы Люитена, через которую он норовит прогнать нас всех. Что ты скажешь?

Джейн прищурилась.

— Вот девичья гроза будет, — сказала она со смешком. — Посмотри, профиль какой чеканный… Ох, это еще что за явление!

На пристани появилось коренастенькое рыжеволосое создание, деловито огляделось и направилось прямиком к скучавшему мальчишке, ловко пробираясь среди портовой сутолоки.

— Сэсс же ее обыщется! — встревожилась Джейн, но Санди удержал ее за рукав.

Солли подошла к Рэю, они переговорили, Рэй вынул из ножен Лист. Джейн дико посмотрела на своего друга, но тот лишь улыбнулся. Рэй очертил ножом круг и принялся обучать Солли знаменитой игре в «ножички», не выказывая при этом ни малейшего превосходства из-за сумасшедшей разницы в возрасте. Теперь уже он демонстративно не обращал внимания на мальчишек, позабывших про свой футбол ввиду его виртуозного владения Листом и истекавших слюной от зависти.

— Пока он с Солли, я не боюсь за дочь, — пояснил Санди. — Пока он в Тримальхиаре, я не боюсь за Тримальхиар.

— Хотела бы я услышать от тебя то же лет через десять.

— Жестокость порождает только жестокость, Джейн, и ничего кроме нее. Но любовь порождает любовь. Если вы сейчас его оттолкнете, я могу его уже не спасти.

— Санди, что ты хочешь сделать из него? Шизофреника, не знающего, какое из его лиц истинное?

— А если он станет тем орешком, на котором Люитен обломает себе зубы? Джейн, я не позволю причинить ему вред.

Она пристально посмотрела на него.

— Тогда ты полностью отвечаешь за последствия, друг мой. Я тоже не люблю Люитена, но дразнить его было бы глупо.

— Пока я жив, — процедил Санди, — пока я не серый лебедь, у меня есть свобода выбора, свобода навлекать на себя неприятности. Если я должен выбирать между Люитеном и Рэем, я выбираю мальчишку, и будь что будет.

Паре на пристани явно наскучили «ножички», Лист был спрятан, Рэй взял Солли на руки и двинулся по направлению к дому. От наблюдателей не укрылся жест, которым Солли незаметно, как ей казалось, поправила оборки и растрепавшиеся кудряшки.

— Маленькая кокетка, — прошептала Джейн, обнаружив, что улыбается.

Сэсс привела в порядок садик и теперь, изнемогая от жары, лежала, едва прикрытая полотняным покрывалом, на краю бассейна с кувшинками. От нескромных соседских глаз ее прятала буйно разросшаяся зелень, Рэй пропадал где-то с гномами, а Солли спала. Время от времени Сэсс окуналась в бассейн, выбиралась на бортик и снова погружалась в тяжелую полудремоту, навеянную жарой. Обед давно был готов, дети накормлены, от Санди пунктуальности в трапезах ждать не приходилось, и Сэсс маялась от безделья.

Она очнулась от целой пригоршни воды, щедро плеснутой ей в лицо. Санди сидел рядом, в свободных холщовых брюках и такой же сорочке, распахнутой на шее и забрызганной капельками раствора. Бисеринки пота украшали его лоб.

— Блаженствуешь? — поинтересовался он. — Сейчас я тебя разбужу.

Она успела только взвизгнуть, и в момент оказалась в воде, с трудом выпуталась из облепившего ее мокрого покрывала и швырнула его в Санди. Зеленые глаза сверкали яростным азартом. Вода доходила ей до пояса.

— Ах так! — сказала она, медленно приближаясь к бортику и сгибая пальцы наподобие когтей. — О, я отомщу!

— Ты похожа на русалку, — сообщил ей Санди.

— Сейчас я стану похожа на гарпию! — Она сделала молниеносный бросок, достойный опытного регбиста, схватила его за щиколотку и что есть силы дернула на себя. Вероятно, добрая половина всей содержавшейся в бассейне воды взметнулась вверх и благодатным дождем обрушилась на цветы и зелень, когда Мастер-Строитель Тримальхиара ухнул в каменную чашу. Потом произошла небольшая драка, перешедшая в любовь, а потом мокрые супруги удалились в спальню, благоразумно выбросив сушиться на балкон пострадавшие в инциденте вещи.

— Санди, — заявила Сэсс, — я недовольна своей жизнью.

— Да ну? — Это было откровение. — Послушай, пять минут назад, как мне показалось…

— Послушай, Санди… и будь со мной хоть капельку серьезен.

— Не-а.

— Санди, мне нечего делать. Мне скучно. Моя жизнь состоит в том, чтобы кормить и обшивать тебя и Солли. Этого мало. Я все делаю быстро и целый день жду, когда ты вернешься. Возвращаешься ты заполночь, я тебя почти не вижу, и моя молодая жизнь проходит бездарно.

— Любовника заведи, — посоветовал Санди, пребольно получил кулаком по ребрам и смиренно согласился, что заслужил.

— Я же не могу носиться по улицам, как Солли, и искать себе развлечений. У всех есть дело, кроме меня.

— А почему бы тебе не обучиться грамоте? Разве тебе не стыдно, что трехлетняя Солли умеет читать и писать, а ты — нет? Грамотность откроет перед тобой мир книг… Своего рода мир Могущества.

— Мне это не нужно, — заявила Сэсс. — Я хочу заниматься тем же, что и ты. Хочу приносить какую-то пользу. Может быть, увидев, что я на что-то способна, ты будешь относиться ко мне с большим уважением, чем сейчас.

— Сэсс, дорогая, я очень тебя уважаю. Честное слово, мне совершенно не дано летать на метле.

Она отвернулась от него.

— Ладно, — услышала она за своей спиной. — Завтра я отведу тебя к Ренти. Может быть, он что-нибудь для тебя придумает. Только… Сэсс, это же строительство, понимаешь? Там нужно быть очень осторожной. Там драконы летают. А строительные леса — это такие очень узенькие досочки, и на них очень легко потерять равновесие. Там все время приходится бегать по лесенкам вверх и вниз. И в юбке тебе там будет очень неудобно.

— Санди, — Сэсс снова развернулась к нему, — ты с кем говоришь сейчас, со мной или с Солли? Разумеется, я что-нибудь придумаю.

Она «придумывала» всю ночь, а на рассвете предстала перед Санди в брюках из грубой упаковочной ткани, таких узких, что он немедленно задался вопросом: как она в них дышит? Признаться, они наилучшим образом демонстрировали ее длинные стройные ноги. Кроме брюк она надела его старую сорочку и завязала ее узлом на талии. Волосы были убраны в «хвост».

— Так сойдет? — небрежно спросила она.

Санди обошел вокруг нее.

— Сегодня никто работать не будет, — сообщил он. — Мимо тебя невозможно пройти. Представляешь, какой уровень травматизма будет, когда все примутся на тебя оглядываться. Нет-нет, тебе придется работать с гномами. По крайней мере они-то будут оценивать тебя с эстетической, а не с эротической точки зрения.

— Ревность! — восторженно взвыла Сэсс.

— Ничего подобного, я просто стремлюсь избежать несчастных случаев на производстве!

Обедать Санди, Солли и Рэю пришлось без Сэсс, она со стройки не пришла. Они изрядно нашутились на этот счет, но после обеда Санди отправился разыскивать жену. Он нашел ее у подножия Замка, на четвертом ярусе, сидящей на пенолитовой плите и увлеченно колдующей над листом бумаги с помощью угольного карандаша. Тут же копошились Ренти и добрых два десятка его подручных и учеников из молодых гномов. Сэсс не заметила мужа.

— Чем это вы ее так увлекли? — шепотом поинтересовался Санди, глядя на склоненную рыжекудрую голову на высокой гибкой шее. Тонкая кисть Сэсс летала по бумаге.

— А вот… — Ренти нагнулся и наугад подобрал с десяток валявшихся вокруг листов. — Взгляните, принц. Дело пошло с той минуты, как леди узнала, что уголь, если провести им по бумаге, оставляет след.

Санди поднял глаза и посмотрел на Сэсс, как на незнакомого человека. Потом снова опустил взгляд к рисункам.

— Это сделала она? — недоверчиво спросил он. — Это точно не ты?

Ренти улыбнулся. Санди принялся просматривать листы. Это было нечто новое, нечто такое, чего он в Сэсс и не подозревал. Колос, сопротивляющийся шквальному ветру, уже смявшему его собратьев. Лист, трепещущий под дождем. Невероятной красоты инфернальные ирисы, похожие на умирающих бабочек. Травы, травы, травы… Камыши и вьюнки. Небрежный летящий штрих, лишь обозначающий контуры предметов, стремительный и колкий, словно взгляд через плечо, и вместе с тем сообщающий им узнаваемость. «Королева эльфов», — чуть слышно выдохнул он. Да, это было дыхание ее магии.

— У леди в голове то же, что и у меня, — сказал Ренти. — Я хотел бы работать с ней. Вот, посмотрите, как это выглядит в камне.

Для воплощения гном выбрал колос, воспроизведя эскиз скрупулезно точно и не поддавшись искушению прибавить что-то от себя.

— Вы позволите ее вкусу диктовать убранство Замка, принц?

Санди кивнул.

— Непременно.

Он мягко подошел к Сэсс и заглянул через ее плечо. Она вздрогнула и непроизвольно заслонила рисунок. Взглянула на солнце, ойкнула и вскочила.

— Господи, Санди, я совсем потеряла счет времени. Вы же у меня голодные.

— Ничуть не бывало. Мы пообедали. Сэсс, — Санди заглянул в ее смущенное лицо, — Сэсс, если это делает тебя счастливой, занимайся только этим.

— Тебе нравится?

— Безусловно. Бери Замок и делай с ним все, что тебе захочется. Это же наш дом, тебе и карты в руки.

Сэсс вспыхнула и из-под руки окинула взглядом сверкающую громаду Замка, над которым завис с грузами добрый десяток драконов.

— Правда? — недоверчиво переспросила она.

— Правда.

Она потянулась к нему, чтобы поцеловать, но застеснялась, собрала рисунки, вручила их Ренти, «потому что он знает, что с ними делать дальше», и побежала вниз, домой.

Санди пошел к Замку. Площадь перед ним практически была уже расчищена стараниями Сверчка и Радуги. Остальные драконы с негодованием отвергли позорную, по их мнению, обязанность возить мусор, а драконья молодежь охотно превратила это дело в увлекательную забаву.

Рууд со своей командой уже заделал чудовищный пролом в стене, и теперь парадная дверь Замка открывалась в просторный холл.

— Чем ты занимаешься сегодня? — спросил Санди.

— Монтируем лестницу, — объяснил гном, не прерывая жестов, которыми подавал команды своей артели и видимому благодаря снятой крыше дракону, нависшему над дворцом металлическим брюхом.

Лестница, как вертикальная ось, пронизывала весь Замок по центру, располагаясь в его центральном стволе. Пролеты извивались зигзагами, с квадратными площадками на поворотах, достаточными, чтобы резко развернулась дама в широких юбках. Каменные перильца были резными, а угловые столбы выполнены в виде витых колонн. Всюду шел паутинно-тонкий цветочный орнамент, и все это изысканное и невероятно сложное сооружение казалось кружевным и невесомым. Санди встряхнул головой и протер глаза. Его воображение сыграло с ним шутку, показав мелькнувшую на долю мгновения на лестнице светлую тень.

— Она крепкая? — задал он Рууду вопрос. — Прости. Я верю твоему мастерству. Моя мать погибла, когда оборвалась лестница, бывшая здесь до твоей…

ГЛАВА 17 СМЕРТЬ, ТАЯЩАЯСЯ В НОЧИ

Была ночь, гномский квартал затих, огни его погасли, лишь кое-где раздавался звон одиночного молоточка: там мастер в упоении труда создавал свой шедевр, боясь прерваться, чтобы не упустить вдохновение.

В полупустой келье Рольфа собрались сам хозяин, Рууд и молчаливый Ренти.

— Завтра драконы улетают, — сказал Рольф. — Через неделю принц с семьей въедет в Замок, и я вызнал, что люди хотят устроить по этому поводу карнавал. Они будут жечь высокие костры, петь, танцевать и веселиться. Что мы вложим в этот праздник, братья?

— Но ведь это праздник людей, — слабо возразил Рууд.

— Это праздник Тримальхиара и всех его граждан, — вмешался вдруг Ренти. — Принц никогда не делал различия меж нами. Он построил Тримальхиар для всех свободных народов Волшебной Страны. И сегодня я видел над Замком жар-птицу.

Гномы помолчали, переваривая последнее известие.

— Я хочу сделать подарок, — сказал Рольф. — Я выкую для принца меч. Нет-нет, я знаю, что он больше полагается на Могущество, чем на добрую сталь, и что он не собирается вести войн. Но это будет символ крепости и несокрушимости Тримальхиара впредь. Знак того, что он не рухнет более перед супостатом. Я оружейник, братья. Я хочу показать принцу все свое мастерство, и в этот меч я вложу душу.

— Я каменщик, — задумчиво произнес Рууд. — Я знаю все об архитектуре. Но драгоценные камни тоже мне подвластны. Я сделаю серьги для его леди. Я так подберу самоцветы, так свяжу их серебряной нитью, что и сама Королева эльфов не постыдится надеть их.

— Ты украл мою идею, брат, — улыбнулся Ренти. — Что ж, тогда я сделаю подарок для леди Джейн. Я отчеканю для нее гадальную чашу. Ведь леди Джейн вложила в город немало. И она — волшебница. Думаю, ей понравится то, что я придумал.

— Тогда приступим, братья, — Рольф поднялся. — Днем мы нужны Тримальхиару, так что для наших друзей нам придется поработать ночью.

Они встали, степенно огладили бороды и по узкой каменной лестнице спустились вниз, в глубокие подземелья квартала, где располагались тайные кузницы гномов. Рольф раздул горн, его глаза сумрачно блестели под тяжелыми бровями, и весь он был — предвкушение любимой работы. Раскалив на углях полосу стали, он ухватил ее щипцами и бросил на наковальню.

— Бейте, братья!

Карнавал, карнавал! Весть о нем разлетелась по городу, вмиг заполнившемуся суетливыми приготовлениями. Карнавалу в честь заселения Замка предстояло стать первым общегородским праздником, и всю неделю с лиц горожан не сходило таинственное и многозначительное выражение. Санди и его семья, главные виновники торжества, были изолированы от всех приготовлений, и с острым любопытством наблюдали, как устроители со страусиной тщательностью маскируют свои труды.

Сэсс, впрочем, было не до праздников. Она денно и нощно носилась по Замку, приводя в порядок комнаты, отведенные ею для семьи. Конечно, там еще было очень много работы, пустующими оставались многочисленные помещения для научных занятий, комнаты обслуги и стражи, которой было полно в прежние времена и которую сейчас они не могли себе позволить, а также большие официальные приемные залы. Но несколько комнат Сэсс удалось привести в достойный вид, обставить и даже украсить. Ветер колебал тонкие занавеси, в коридоре экс-Королева посадила бурно разросшийся плющ, и несмотря на то, что снаружи Замок выглядел величественно, грандиозно и даже шикарно, те пять комнат на третьем этаже, что должно было занять их семейство, были достаточно, а может быть, даже излишне скромны для высокого титула принца Белого трона. Сэсс решила, что им будет достаточно детской, спальни, гостиной, кабинета для Санди и комнаты для Рэя, весьма недоверчиво отнесшегося ко всей этой сверкающей белизне. Никто из семьи не был допущен Сэсс в апартаменты до официального новоселья, ей очень хотелось представить плоды своих трудов сюрпризом. Так что карнавальные хлопоты благополучно миновали ее, и лишь утром в день праздника, увидев, как на площадь перед дворцом въезжают возы с дровами, она довольно равнодушно поинтересовалась у Санди, что он тут затевает.

Потрясенный ее искренним неведением, Санди, который, разумеется, знал все скрываемые от него секреты с самого начала, честно рассказал ей о празднике. Из опустившихся рук Сэсс вывалились все эскизы, и она, не сказав ни слова, бегом бросилась на второй ярус, домой.

Санди потратил некоторое время на то, чтобы собрать бумаги (он очень дорожил проснувшимся невзначай даром жены), а потом отправился за нею следом. Сэсс сообщила ему, что не ожидала, что он так ее подставит, что она ума не приложит, что ей сейчас делать, что обед он будет готовить сам… Потом она ухватила Солли поперек живота, потащила ее в ванную, где дамы провели очень много времени и вышли сияющие розовым блеском. Затем Сэсс заперлась в спальне, и Санди предположил, что она вскрыла заветный сундучок, а значит до вечера, пока она не перемеряет все платья, он ее не увидит. Он уложил Солли отсыпаться перед праздничной ночью, сам преспокойно оккупировал ванную, вымылся и вычистил одежду, ту самую, в которой являлся по вызову к Люитену. Вид у него во всем этом был весьма достойный, но ожидалось, что Сэсс полностью его затмит. Что касается Рэя, то он забежал в дом на минутку, узнав, по какому поводу суматоха, фыркнул и наотрез отказался предпринять что-либо в отношении своей внешности, схватил пару бутербродов и снова исчез.

В ожидании вечера Санди взял книгу и уселся с нею у окна. Его немного тревожило то, что в последние месяцы он как будто стал хуже видеть. Возможно, скоро ему понадобятся очки. Но не успел он перевернуть и десяти страниц, как в доме появилась смущенная Джейн. Она тоже ничего особенного с собою не делала, на ней была обычная ее юбка в синюю и белую полоску, чуть укороченная, чтобы не мести пыль подолом, и позволявшая видеть кожаные туфли на низком каблуке, с крупными пряжками. Она одевалась по моде своего портового города, и хотя была крупной судовладелицей, издали ее вполне можно было принять за нарядившуюся к празднику девчонку-рыбачку. Очень красивую рыбачку. Помимо всего вышеупомянутого на ней была сорочка тонкого полотна и туго зашнурованный корсаж. Плечи она кутала в кружевную шаль с большими кистями, а в молодом лице Санди с сочувствием и тревогой уловил легший навечно отпечаток отчаяния и стойкого ему сопротивления. Она всегда была и оставалась его лучшим другом, и посвятила жизнь воплощению его Мечты.

— Гномы сказали мне, что сегодня вечером они имеют насчет всех нас какие-то планы, — сообщила она, — и настояли, чтобы я отправилась к вам, объяснив, что так нас легче будет собрать вместе. Где Сэсс?

Санди кивнул наверх.

— Наряжается.

— Н-да… Первое украшение Тримальхиара, — признала Джейн.

— Послушай, ты больше не видела Бара?

Она отрицательно покачала головой.

— В нашем городе он больше не появлялся. У тебя были к нему какие-то претензии?

— У меня есть основания полагать, что он спас мне жизнь. И он мне здорово помог на первых порах. Там, где я раздумывал, он брался и делал. У него была потрясающая самоотдача. По чести, стоять бы ему сегодня рядом с нами. И исчез он как-то странно.

— Я опасалась его, — призналась Джейн. — Ты знаешь, мы с тобою шарахаемся от любого куста, если подозреваем, что там скрывается Могущество. А он обладал Могуществом.

— Ты ничего определенного не знаешь насчет него?

— Не могу даже предположить. Я ожидала от него какой-нибудь пакости.

— Он исчез тогда, — сказал Санди, — когда я вызвал Сверчка. А потом здесь должны были появиться драконы. На какую мысль тебя это наводит?

— Черный?

— Какой смысл Черному отдавать время и силы строительству Тримальхиара вместо того, чтобы попытаться восстановить Черный трон?

— Весьма дорогостоящая прихоть.

Санди шевельнул бровью.

— Сэсс сказала, что он обмолвился о чем-то вроде искупления грехов. Джейн, ты могла бы его мысленно побрить?

Джейн выпрямилась и смотрела на него, не дыша и не моргая.

— Это могла быть и шутка, — медленно произнесла она.

— А если нет?

— Тогда это сводит круг подозреваемых к одному лицу. Не могу поверить, что я говорила… и даже цапнулась с…

— С Бертраном?

— А если бы ты узнал его? Ты позволил бы ему находиться здесь?

— Не знаю. Я не желаю ему зла, но между нами была бы тягостная напряженность. Хотя он более симпатичен мне, чем Люитен. Джейн, я уверен, что он не хотел убивать мою мать.

Джейн молча хлопнула его по руке. В этот момент на лестнице появилась Сэсс.

Сегодня она была в длинном облегающем платье цвета меда, с тонкими бретелями и высоким разрезом на юбке — Люитен явно предпочитал этот фасон. В сундучке, видимо, были не только тряпки, потому что скулы и плечи леди Клайгель оказались припудрены золотыми блестками, смешавшимися с ее собственными веснушками. На кисти правой руки висел сложенный веер.

— Ей улыбается бог, — сказала Джейн.

— Санди, — взмолилась блистательная Сэсс, — если ты сию минуту не подашь мне руку, я сломаю ногу. По этой лестнице невозможно ходить на каблуках.

Вошедший в эту минуту Рэй попытался проскользнуть мимо Сэсс по лестнице, но не тут-то было. Она поймала его за плечо.

— Немедленно причешись, — потребовала она. — С тобой рядом стыдно стоять.

— Ну так и не стой, — огрызнулся он. — Я вообще туда не собираюсь. Я вам весь праздник испорчу.

Он метнул злой взгляд в сторону Джейн. Кожей он, что ли, чувствовал ее неприязнь.

— Ты пойдешь, — не повышая голоса, сказал ему Санди. — Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, и чтобы все это видели.

— А весь остальной город, он что, тоже этого хочет?

— Это тот случай, когда недовольным придется потерпеть.

Рэй подавил выползающую на губы усмешку.

— Разве что в пику им, — согласился он, и во взгляде его на Джейн молнией сверкнуло торжество. — Ладно, мэтр, ради этого причешусь.

Когда начало темнеть, у их дома собралась празднично одетая толпа, вооруженная извлеченными из тайников музыкальными инструментами. Виновников торжества, появившихся на крыльце и очень смущенных, встретил бравурный марш, их засыпали цветами — «как покойников», по меткому выражению Солли, единственной, кто испытывал от всеобщего внимания истинное блаженство. На взгляд искушенного Рэя, помнившего роскошные дорогие церемонии Райана, факельное шествие было просто нищенским: ни тебе драконов, ни флагов, ни военного парада, ни раззолоченных колесниц. Но для всех прочих нехватка средств вполне компенсировалась искренним восторгом по поводу их собственного праздника, и даже Черный принц на этом фоне казался не таким зловещим. Просто хмурый мальчик, отчаянно борющийся с желанием хохотать и танцевать вместе со всеми.

Шествие поднялось на четвертый ярус и остановилось в парке, разбитом по сторонам аллеи, ведущей к воротам Замка. Вспыхнули сложенные в пирамиды дрова, осветив предзамковую площадь, жаровни загорелись на ступенях высокой лестницы, придав ей совершенно неожиданный волшебный вид. В фиолетовое небо взвились фонтаны фейерверков, изготовленных местными искусниками. Граждане Тримальхиара вопили от восторга, хохотали и хлопали в ладоши. На эту ночь все они стали детьми. Все, кроме двух принцев, один из которых наблюдал церемонию, с комичной покорностью подчиняясь разработанному для него сценарию, и слабо улыбался, а другой стоял рядом с ним, скрестив на груди руки, — воплощенное сохранение собственного "я".

Их проводили на самый верх лестницы, туда, где стояли три деревянных кресла, сплошь увитые розами.

— Без шипов, надеюсь, — прошептала встревоженная Сэсс, и Солли хихикнула.

Под аплодисменты горожан Санди и Джейн направились к крайним тронам, предоставляя Сэсс, как самой красивой, почетную середину. Рожки захлебнулись собственным воем, изрядно хмельной ударник остервенело избивал свой инструмент. Рэй встал за спинкой кресла Санди, почти утонув в тени, а Солли забралась к отцу на колени. Она-то, конечно, нацелилась на колени мамочки, поскольку та была в центре внимания, но Санди шепотом убедил ее пожалеть платье, на которое было потрачено столько времени.

— А теперь, принц, мы просим вас принять дары города, — сказал распорядитель праздника, бывший в обычной жизни мэром Тримальхиара. — Прошу вас, мастера!

Горожане расступились, и по образовавшемуся живому коридору неспешно прошел Рольф, неся перед собой на вытянутых руках подушку алого бархата. Светящимся крестом ее пересекал меч, и Санди услышал, как за его спиной Рэй затаил дыхание. Это был Меч! Лезвие отливало серебром и голубизной, а рукоять была выполнена в виде склоненных пик и свернутых знамен, перевитых кручеными шнурами. Густая синяя тень таилась в центральном желобе. Санди вздрогнул от легкого озноба. Если судить по внешнему виду, этот Меч вполне мог оказаться серым лебедем. Но Санди уже был достаточно опытен, чтобы не полагаться на внешний вид.

Рольф опустился перед ним на колено и протянул Меч. Санди почти неохотно, с нежданной робостью положил руку на его рукоять. Выдержал паузу, во время которой все стихли, и сжал пальцы. Какие бы сюрпризы ни таил в себе этот Меч, Санди не посмел отказаться от этого дара.

— Это Доблесть Тримальхиара, — сказал Рольф. — Я сделал это сам.

Санди встал, поцеловал клинок и снова опустился в кресло. Его ладонь покалывало Могуществом. Этот Меч был все же со своим подвохом: в той же мере, что и ему, он принадлежал Тримальхиару.

По живому коридору зрителей шел другой гном, и Санди узнал в нем Рууда. Он нес подушечку меньшего размера, сшитую из бархата опалового цвета. На ней лежали серьги. Рууд опустился на колено перед Сэсс.

— Это Красота Тримальхиара, — сказал он. — Я сделал это сам.

Это было кружево, сплетенное из серебряных нитей толщиной в паутинку, узкое у мочки и с изгибом расширяющееся к нижнему концу, достигавшему плеч, совершенно невесомое, затканное мельчайшими пылинками драгоценных камней, и когда Сэсс, покрасневшая от удовольствия и смущения, вынула из ушей свои простенькие золотые колечки и вдела эти, парадные, ее шея и плечи как будто утонули в искристом, почти прозрачном тумане, придав ей волнующий и колдовской вид. Среди зрителей пронесся очарованный «ах!». Сэсс повернулась к Санди, и его глаза и улыбка сказали ей, как она хороша.

По коридору шел третий гном, разумеется, это был Ренти. Он преклонил колено перед Джейн. На подушечке из бархата цвета морской волны лежал сверток, задрапированный тонкой белой вуалью, расположенной художественными складками. Джейн с внутренним трепетом потянула за край вуали, и взорам присутствующих открылась широкая низкая чаша с двумя ручками в форме изящных драконов и опоясывавшим ее орнаментом из трав. Чаша была отчеканена из серебра.

— Это Мудрость Тримальхиара, — объяснил Ренти. — Я сделал это сам.

— Доблесть, Красота и Мудрость вместе создают Славу Тримальхиара, громко провозгласил распорядитель.

Санди спустил Солли с колен и встал. Как и всегда, его движение не было замечено сразу, а потому ему пришлось немного подождать, пока внимание обратится на него.

— Я хочу сделать ответный дар, — сказал он негромко, но его речь всегда обладала достаточной вескостью. — Я дарю вам этот город. Живите в нем для себя, так, чтобы вы были счастливы. То, что смог, я сделал. И спасибо вам, потому что без вас я не сделал бы ничего.

Распорядитель взмахнул жезлом, грянула залихватская музыка, над Замком встали огненные столбы фейерверка, и начался праздник. Кто хотел, танцевал на дорожках парка при свете костров, а кто не хотел танцевать — те сидели и полулежали на газонах под увитыми серпантином каштанами, и в свете небес, осыпающихся золотыми и малиновыми огнями, потягивали что-то из бутылочек. Глаза Солли стали слипаться, и она заснула на руках у Санди, с бледной, но счастливой улыбкой наблюдавшего, что он тут натворил. Джейн посмотрела на него и подумала, что он чем-то очень напоминает Фалка. Это воспоминание заставило ее мысли потечь по неожиданному руслу и задуматься о том, насколько необоснованны были обвинения Люитена в том, что Фалк вмешивается в Бытие на свой вкус, и о том, лучше ей от этого или хуже.

Перед ними вышел заезжий трубадур, прибывший в Тримальхиар с купеческим судном и очарованный равно как его красотой, так и великим трудом его строителей. Он подарил им песню, в которой сперва пел о городе, а потом — об одной лишь Сэсс, не знавшей, куда ей деть глаза от смущения, от всех тех слов, что раньше никогда не звучали в честь ее красоты. Он сам захлебнулся собственным восторгом, перевел дух, поклонился Джейн и запел в ее честь, сравнивая ее руки с ручьями, а волосы-с золотым дождем, но волшебница встала и знаком попросила его замолчать.

— Прости меня, — попросила она изумленного певца, — но не тревожь раны. Не делай мне больно.

И тот взглянул на нее по-новому, на ее благородную трагическую красоту, очевидную даже в споре с красотой счастливой и радостной, выбор меж которыми был бы делом не столько вкуса, сколько случая, смолк и поклонился в глубоком почтении к ее одиночеству.

Но сегодня пауза не могла длиться долго. Джейн отступила в тень, а на площади вновь загрохотали барабаны, и гибкий темнокожий бездельник, веселый и хмельной, склонился перед Сэсс в приглашающем поклоне.

— Леди, — взмолился он, — помогите мне реабилитировать вабакку! Тут ее не умеют танцевать.

— Но ведь и я не умею, — слабо возразила Сэсс, бросая молниеносный взгляд на мужа и получая в ответ легкий кивок согласия.

— Я научу вас, это легко… — он продолжал протягивать к ней руки, и все теперь смотрели на нее.

— Ладно, — она встала, сбросила туфли и подала ему руку.

Свободной рукой танцор подал знак, и его приятели ударили в свои диковинные варварские инструменты.

Сэсс умела танцевать, это было в ней от рождения. Ритм вабакки, неровный, дикий, заставлял ее и партнера извиваться в бешеном темпе, работая бедрами и плечами, не оставляя в покое ни единого дюйма их тел и заставляя проявлять все обычно скрытые за будничной пластикой возможности. Увидев лишь первые движения, Сэсс уловила смысл и эстетику вабакки, угадала другие и добавила новые, от которых танец лишь выиграл. Вабакка была танцем, вполне отвечавшем темпераменту Сэсс. Танцоры оставались практически на местах, но руки их взлетали и кружились с почти неуловимой для глаза быстротой, полуприседы различной высоты сменяли друг друга, талии изгибались так, что жутко было смотреть, и ладони Сэсс, как две чайки, порхали вокруг нее, и каждый палец в отдельности тоже танцевал вабакку. Танец, несомненно, имел эротический смысл и при неумелом исполнении или при недостаточных физических данных грозил скатиться к самому пошлому кривлянию. Но никакой пошлости не было в вабакке этой ночью. Заграничная, обиженная, непризнанная, она была исполнена и озарена красотой и мастерством Королевы эльфов и полностью реабилитирована — как того и хотел танцор, чьи волосы взмокли, а рубашка в этом состязании с первой плясуньей Волшебной Страны покрылась пятнами пота.

Как и все вокруг, Санди не сводил глаз со своей жены, в очередной раз приоткрывшей свою шкатулку с сюрпризами, как вдруг с его зрением что-то произошло. Нет, он не очень удивился, такое бывало с ним и раньше, например, тогда, когда на берегу Дайре они в шутку подрались с Райаном. Все вокруг словно замерло. Листва почти не колыхалась, люди двигались еле-еле, как оживающие каменные статуи, и даже движения освещенной кострами Сэсс, еще секунду назад казавшиеся неуловимыми для глаза, теперь были отчетливы и замедленны, словно она объясняла непонятливым ученикам, что и как она делает. Он видел, и все, что он видел, надежно и точно откладывалось в его памяти. Точно так же он тогда видел все движения и даже только намерения движений Райана. «Просто я вижу», — объяснил он тогда, да и сейчас не мог найти этому иного объяснения. Но вместе с танцем Сэсс, отдаленной, дразнящей и непрестанно желанной, он просто увидел мрачную, темную, неподвижную массу темно-зеленых, почти черных кустов и медленно, но неотвратимо выдвигающееся из их стены двухфутовое жало с блестящим наконечником.

— Сэсс, ложись! — крикнул он, второй раз в жизни используя Голос — сочетание тонов, бьющих в слепое пятно интеллекта и воли человека и заставляющее его мышцы подчиняться раньше, чем смысл возгласа осознается мозгом. Тогда, в первый раз, еще в первом Приключении, этом Голосом он разнимал драку, теперь же только так он мог спасти жизнь Сэсс.

Она рухнула там, где стояла, расшибла себе колено, и кровь окрасила ее чудесное платье, но это было уже после. Одновременно с ней на пенолитовую брусчатку площади упала стрела, вонзилась меж плитами и дрожала там, будто от злости. И в тот же миг все вновь обрело свою обычную скорость. Кто-то попадал наземь, решив, что напал неведомый враг, и ожидая, что за первой стрелой посыплются следующие, кто-то бросился поднимать леди, еще ничего не понявшую, а только морщащуюся от обиды и боли, а Санди прыгнул в кусты, в то самое место, откуда вылетела стрела. Но там было темно и тихо… и пусто. Секунду спустя его окружили решительные и встревоженные мужчины, горожане, разом протрезвев, немедля обшарили парк, но не нашли и следов лучника.

— Какой надо обладать ловкостью, чтобы удрать в течение доли секунды? вслух задумался Санди. — Ведь я был здесь в тот же миг, как стрела упала. Значит он бросился бежать еще тогда, когда стрела была в полете. Это либо трус…

— Либо профессионал, — продолжил Рэй, выныривая из кустов со стрелой в руках и внимательно ее рассматривая. — Он знал результат и без того, чтобы дожидаться, пока стрела поразит цель. Он убежден, что попал.

— Что ты скажешь? — спросил его Санди. Рэй здесь, пожалуй, мог считаться лучшим экспертом по убийствам.

— Профи, — повторил Рэй. — Вот, посмотри.

Он показал стрелу.

— На ней нет никаких опознавательных знаков. Ореховый прут и стальной наконечник. Наконечник гномской работы, но это ни о чем не говорит: их использует вся Волшебная Страна. И это не псих, потому что наконечник тяжелый, острый и без зубцов. Это орудие убийства, а не пытки. Если хотят причинить страдания, никогда не возьмут такую стрелу. Он шел убивать. Это мастер. Если бы это делал я, я делал бы точно так же. Без разговоров, поз и самолюбования. Удар — и исчезновение. Быстро и чисто. Маньяк бы не исчез. Он был бы прикован к месту зрелищем боли, крови, ужаса и страдания. Они от этого оторваться не могут. Западают на это. Похоже на заказное убийство, мэтр. Если бы не ты, эта стрела была бы в горле твоей леди.

Все это следовало принять к сведению. Мальчишка знал, о чем говорит.

— Значит, — сказал Санди, — у меня появился некий невидимый могущественный враг. Но почему он стрелял в Сэсс, а не в меня?

— Умирать не больно, — сказал Рэй. — Не так больно.

— Располагайте нами, принц, — предложил мэр. За его спиной, да и вообще вокруг столпились взволнованные, побледневшие от угрозы мужчины. Там, на площади, среди догоравших костров всхлипывала Сэсс, окруженная женщинами. — Приказывайте.

— Я прошу охрану для Солли… Стражу на третьем этаже. И на пандусе, с него можно попасть в окна. Особенно для Солли, о Сэсс я постараюсь позаботиться сам. Если это заказное убийство, следует ждать повторного покушения.

— Личная охрана для вас, принц?

Санди угрюмо усмехнулся.

— У меня есть средства для защиты. Это ему понадобится охрана, если я доберусь до него.

— Я для тебя кого хочешь убью, — сказал Рэй.

Их глаза встретились.

— А где был ты сам?

Все резко обернулись. Этот обвиняющий вопрос громко задала Джейн, неслышно подошедшая к Рэю сзади.

— Готова присягнуть, что, когда Сэсс танцевала, тебя не было за спинкой кресла Санди.

Тигриные глаза расширились, рука потянулась к груди, и все никак не могла нашарить рукоять Листа.

— Ты хочешь сказать… — Рэй внезапно потерял голос. — Это сделал я?

ГЛАВА 18 ДОЗНАНИЕ

Люди, теснясь, отходили прочь, оставляя в центре круга лишь Санди, ошарашенного, потерянного Рэя и бледную, обвиняющую Джейн.

— Тогда где ты был?

— Я ушел еще раньше, почти сразу после того, как ты заполучила эту свою кастрюлю, потому что все вы мне надоели. И, если честно, я спал вон в той беседке.

— Это не алиби, — сказала Джейн. — Санди, я требую, чтобы мальчишку посадили под замок до выяснения обстоятельств дела.

Санди поглядел на нее, потом на Рэя.

— Послушай, — сказал мальчик, — я этого не делал. Я никогда в жизни не подниму руки на тебя, твою женщину и твою дочь.

Санди положил руку на его плечо, почувствовал, как оно напряглось, но Рэй не сбросил его руки.

— Нет, — сказал он.

— Ты сошел с ума!

— Джейн, я не хочу его потерять.

— Тогда ты потеряешь жену, болван! Или дочь.

— Я не верю. Рэй, — сказал Санди, — ты, разумеется, свободен. Это я сказал! — он оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что слышали все. — Но я прошу тебя остаться в Тримальхиаре, потому что я хочу поймать этого типа… и допросить его. Лучше нас с тобой с этим делом не справится никто.

— Это уж точно, — угрюмо буркнул Рэй.

— А теперь мы пойдем домой… В Замок.

— Ждать нового покушения? — съязвила Джейн.

— Нет. Пока спать. А потом нормально жить. Если меня хотят запугать, нарвутся на драку.

— Санди, ты знаешь, я всегда на твоей стороне.

— Да. Спасибо, Джейн. Но сейчас, я думаю, ты ошиблась.

На следующее утро Санди с Рэем и еще кучкой добровольно вызвавшихся помогать горожан добросовестно обшарили парк, но, как и ожидалось, не обнаружили там никаких следов. Рэй, оскорбленный подозрением, не произносил ни звука, но Санди заметил, что он разве что землю не роет носом в страстном желании поднять след. А люди старались держаться от него подальше. Санди, пронаблюдав за этим, пришел к огорчительному выводу: общественное мнение сочло Рэя виновным.

Прошло несколько дней, не принесших ничего нового. Положение узниц страшно тяготило Солли и Сэсс, особенно негодовала на ограничение своей свободы девочка. Сэсс вела себя более благоразумно, но и она слишком быстро перестала вздрагивать от звука шагов. Происшедшее случилось так быстро и в таком чаду, что начало казаться ей сумбурным сном. Она никак не могла поверить, что для кого-то имела значение ее смерть, и вопреки озабоченным и хмурым лицам, окружавшим ее, в ней росла стойкая убежденность, что все они ошиблись, что стрела просто откуда-то упала или с самого начала была там. Взбалмошный нрав Королевы эльфов заставлял ее отвергать очевидные вещи, а кроме того, у нее в Замке было столько работы, что у нее попросту не оставалось времени на страхи. Надо сказать, она ничуть не чуралась Рэя, она даже и не знала, что его объявили подозреваемым номер один. Ее спокойствие самым расхолаживающим образом подействовало на стражу, не привыкшую находиться в состоянии постоянной тревоги, а потому частенько оставлявшую оружие, чтобы выполнить различные поручения леди, и понемногу превращенную ею в бригаду маляров, штукатуров и обойщиков. Все они были мирными людьми, и им не очень-то верилось, что вокруг этого красивого нарядного города на своих мягких лапах кружит смерть.

— Послушай, Джейн, — сказал Санди, сидя в отведенной для волшебницы комнате на четвертом этаже Замка, — а не могли бы мы каким-то образом использовать при дознании наши способности? Ты говорила что-то об информационной магии.

— Если бы у нас был палантир, — вздохнула Джейн.

— Сгонять до Черного Замка? — Санди даже привстал.

— Не думаю, что тебе стоит сейчас отлучаться из Тримальхиара, — осадила она его. — Без тебя мы все здесь беспомощны.

— Может ли быть так, что нас попросту запугивают и запирают здесь?

— Быть может все, что угодно. Если хочешь, я могу попытаться снять со стрелы отпечатки пальцев.

— Не думаю, что это приведет к чему-то путному, — вздохнул Санди. — Ты получишь полный набор пальчиков Рэя, поскольку он держал эту стрелу, да еще, наверное, мои отпечатки. Я уверен, что стрелявший просчитал эту возможность и наверняка был в перчатках.

— Или имел возможность объяснить присутствие своих отпечатков, отрубила неумолимая Джейн. — Давай все же попробуем.

Она достала из шкатулки хранившуюся там стрелу и, перерыв свой сундучок, нашла в нем мешочек с проявляющим порошком. Вообще-то она использовала его для полировки пряжек на туфлях, но Риз как-то говорила ей, что у него есть и другие функции. Она щедро обсыпала им стрелу, обернула ее бумагой, старательно прокатала руками, сняла бумагу и развернула ее перед глазами Санди. На бумаге четко прослеживались папиллярные линии. Санди вымазал пальцы порошком и оставил на бумаге свои отпечатки.

— Так и есть, — сказал он. — Эти три — мои. Остальные, надо полагать, Рэя. Попозже я принесу его образцы.

— Санди, — сказала Джейн, — я снова и снова повторяю, что самым разумным было бы арестовать мальчишку, даже если он ни в чем не виноват. Если мы раскрутим это дело, и он окажется здесь не при чем, ты спокойно перед ним извинишься. Но он единственный, кто МОГ это сделать.

— Скажи по чести, какие замки в состоянии удержать таких, как мы?

Джейн потупилась, но не стала отказываться от своих слов.

— Давай лучше подумаем, кому НАДО было это сделать, — предложил Санди. — Начнем с того, кому может быть выгодна смерть Сэсс.

— Ну?

— Ни-ко-му, — отчеканил Санди. — Во всем свете у нее нет ни единого врага.

— Хорошо, — ровным голосом продолжила Джейн. — Значит таким образом пытались добраться до тебя. У тебя враги есть?

Санди глубоко и крепко задумался.

— Бертрану нет смысла делать это, — наконец сказал он. — Да и расстались мы не врагами. К Сэсс он ничего не имеет. Она ведь даже не Королева эльфов, а так, частное лицо. Райан мертв.

— Ты, однако, в разговоре о врагах тоже пробежался по списку принцев Черного трона, — поддела его Джейн.

— Джейн, мне не нравится, что вы уже обвинили мальчишку. Это самый легкий и, надо сказать, очень подлый путь. Вы жаждете наказать Зло в его основном лице, и у вас под рукой такой удобный объект! Ну, чья же еще вина может быть столь очевидна! Вам нужен подходящий кандидат в убийцы, и вы его нашли. Но даже если вы с ним разделаетесь, настоящий-то убийца все равно будет представлять непосредственную опасность.

— Санди, — Джейн выглядела уставшей, — он и есть настоящий.

— Почему ты в этом так уверена?

— Потому что мать еще в детстве натаскала меня по психологии Черного трона. Да и сам ты слышал речи Чиа, ее накрутку всей этой нечисти. Хочешь, я разложу твоего Рэя по полочкам? Но предупреждаю, это может оказаться клоака.

Санди кивнул.

— Если я занимаюсь этим делом, я хочу знать все версии.

— Итак, Санди, с самого рождения мальчишка предназначен Злу. Мы не знаем, какая у него наследственность. Возможно, он выведен специально, с соответствующим подбором генов.

— Это возможно, — признал Санди. — Но не доказано.

— Имея дело с Черным троном, не стоит недооценивать его представителей. Они умные твари, не связанные никакими принципами и моралью. Для них нет вещей, которые нельзя делать. К тринадцати годам личность уже сформирована полностью. Вспомни их Ритуал. Вспомни, Чиа с младенчества вбивала в его голову, что мир принадлежит ему, надо только вцепиться зубами покрепче. Вспомни, как он жил там в течение четырех лет. Ты уверен в том, что он не безумен?

— Я уверен, — сказал Санди, не поднимая, однако, глаз. — Он жил в моем доме, и я утверждаю, что он нормален. Дай мне мотив!

— Зависть, — сказала Джейн. — Вполне подходящий мотив. Мир принадлежит ему, так уверяла Золотая Чиа. А на самом деле? Разваливающийся Замок, отравленные окрестности, нечисть, с которой он не сумел совладать и из-за которой ему пришлось бежать из единственного места, которое он считал своим. И для сравнения — ты. Твой город воскресает, тебе покорны драконы, люди охотно служат тебе, у тебя красивая и любящая жена. Ты — победитель, и у тебя есть все. Ты присвоил себе все то, что было обещано ему. Тебя боготворят, а его отторгают. Он неприятен здесь.

— У него была масса возможностей до этого дня, — возразил Санди.

— Ты забыл о пристрастии Черного трона к церемониям, — напомнила Джейн. — Вспомни Райана и его жертвоприношение. Вполне возможно, что для Рэя жизнь Сэсс символизирует унижение Черного трона. Кроме того, парень прекрасно чувствует, что город его не принимает. Ты знаешь лучший способ отомстить, чем испортить большой праздник?

— Мне кажется, Рэй не способен вынашивать такие планы незаметно для окружающих. Я знаю его страсти.

— Думаешь, что знаешь.

— Он ударит сгоряча или от голода. Он пылкий. Он не способен замышлять и таиться.

— Санди, — в ее голосе зазвучало сострадание, заставившее его поднять голову, — как ты думаешь, ему нравится Сэсс? Как женщина?

— Ты можешь назвать мужчину, которому бы она не нравилась?

— Санди, мне не хотелось говорить это тебе, но у этого дела может быть и сексуальная подоплека. Я надеялась убедить тебя без этих аргументов. Мальчишка взрослеет. Он не из тех, кто долго остается мальчиком в отношении женщин. Сэсс старше его на каких-нибудь восемь лет, и лет через десять эта разница уже не будет существенной. Но ни через десять лет, ни через сто она не будет ему принадлежать. Ты не думал, что он может страстно желать ее? Синдром Райана, Санди. Не мне, значит — никому. Он действительно может ее убить.

Санди сидел потерянный и несчастный. Джейн ласково коснулась его руки.

— Бедный маленький Санди, — сказала она. — Ты что, совсем не подозревал о подобных возможностях?

— Это и в самом деле клоака, — вымученно улыбнулся Санди. — Джейн, но это же все только предположения. Если мы двинемся по этому пути, то договоримся до того, что ее мог бы убить любой гражданин Тримальхиара, включая нас с тобой.

— Да, интересно было бы поискать у меня мотив избавиться от Сэсс, — нервно хохотнула Джейн.

— Точно те же основания я могу привести в пользу кандидатуры Люитена, продолжил Санди. — Может, он все же решил, что она ему необходима.

— Ты ведь сам не веришь в свои слова. Я полагаю, он не стал бы убивать ее. У него, несмотря на нашу с тобою к нему неприязнь, все же не такой дурной вкус. Он предпочел бы ее во плоти.

— А может, это его способ разнообразить сюжет?

— Вздор, Санди. Только не за счет Сэсс.

— Хорошо. Предположим, он заподозрил в ней серого лебедя и решил убедиться наверняка. Ведь лебедь только после смерти возвращается к нему.

— Несколько варварский способ, ты не находишь? Сэсс не похожа на нечто, имеющее своей единственной целью служение Добру. Санди… это просто не может быть Люитен. Не тот объект.

— Сам знаю, — вздохнул Санди. — Но кто?

— Я тебе сказала.

— Послушай, Джейн, а не могла бы ты как-то использовать свою новую гадальную чашу?

Она задумалась.

— Теоретически я знаю, как это делается, — неуверенно сказала она. — Я могу попробовать. Но это делается ночью, и перед тем я должна очень долго медитировать, чтобы настроиться на вопрос. Там используются наркотики и длительный пост. И ничего конкретного и связного чаша не даст. Только намеки, версии, каждая из которых может оказаться ложной… В самом их сочетании и порядке может быть смысл… А может и не быть. А еще она может показать нечто совсем другое, не имеющее никакого отношения к вопросу, но не менее важное. Вода неверна. Из всех гадальных стихий она — самая лживая.

— Ренти вложил в твою чашу столько труда! Она должна помочь, ведь она почти волшебная.

— Ах, Санди, мы так мало знаем о самой природе волшебства. Мы знаем, что если сделать то или это, то выйдет то или это. Но почему получается именно это, мы не знаем. Если ты просишь, я прямо сейчас начну пост.

— Я очень тебя прошу.

Она кивнула.

— А ты тем временем можешь расспросить дриад, живущих в парке.

Может быть, они подбросят нам какую-то идею.

— Ты когда вернешься? — спросила Сэсс. — Мне тебя ждать?

— Ложись, — Санди поцеловал ее. — Не знаю, когда. На сегодняшний вечер намечается чрезвычайно важное совещание.

— Ты все об этом? — Сэсс сделала пренебрежительный жест. — Я все же подожду, но не слишком долго.

Санди вышел, затворив за собою дверь, и она услышала, как он в коридоре что-то сказал охране. Она поморщилась. Присутствие посторонних людей перед дверями спальни, их невольное внимание к их с Санди личной жизни раздражало ее. Она высунулась в окно, перекинулась с теми, кто охранял пандус, какой-то натянутой шуткой, выслушала их пожелание доброй ночи, задернула занавески, разделась и забралась в постель. Сперва она добросовестно спланировала завтрашний день, потом позволила себе немного помечтать о будущем, грезы затянули ее в себя, и несколько минут спустя она уже сладко спала.

Санди постучал в запертую дверь, и после небольшой паузы Джейн отворила ему. Ее глаза и щеки ввалились, лицо было исхудавшим и бледным, пальцы дрожали. В комнате, куда она пропустила его, стоял тяжелый сладкий наркотический запах. Блеск ее глаз был почти невменяемым.

— Садись, и начнем, — отрывисто приказала она.

Санди подчинился.

— Дриады видели лишь, как кто-то стремительно несся через парк.

Они не обратили на эту тень внимания, потому что она не ассоциировалась в их понимании со Злом. Они воспринимают Зло только как огонь или топор. Кто-то небольшого роста.

— Волшебная Страна полна невысоких народов, — скрипнула зубами Джейн. — Это мог быть пригнувшийся человек?

— Я спросил об этом. Разумеется, мог. Могло это быть и какое-либо безвинное животное.

— Ну вот это уже навряд ли. Ни одно животное не осталось бы той ночью в парке, мы там очень громко гуляли. Теперь садись рядом со мной и смотри в чашу. Постарайся запомнить все, что она покажет, потом из этих обрывков ты должен сложить свою головоломку.

Санди кивнул и придвинулся к столу.

— Это не опасно для тебя? — спросил он.

— Это опасно для нас обоих. Тем опаснее, чем сильнее концентрация мысли. Именно поэтому я хочу, чтобы ты был рядом и прервал сеанс, если увидишь, что опасность становится непосредственной.

Оба замолчали. Джейн открыла коробочку с травами, предварительно размолотыми в порошок, и поочередно высыпала разноцветное содержимое пакетиков в чашу, заранее предусмотрительно наполненную водой, стараясь, чтобы струйка порошка шла точно по часовой стрелке. Вода в чаше взвихрилась радужной спиралью. Джейн положила руки на драконов чаши, вместе с нею заглядывавших вглубь. Глаза ее остекленели, но Санди уже не смотрел на нее. Он тоже сосредоточил свое внимание на водной поверхности. Радуга многоцветья слилась и поблекла.

— Кто пытался убить Саскию Клайгель неделю назад? — ровным, но каким-то неживым, не своим голосом спросила Джейн, стараясь сформулировать вопрос предельно четко, так, чтобы не оставалось пространства для двойственного толкования.

В зеркале чаши колыхнулись тени, и Санди вновь, как и тогда, в ночь праздника, увидел перед собою застывшие в смутной угрозе кусты и слабое их движение в том месте, откуда очень медленно появился тускло светящийся наконечник стрелы. Потом кусты взволновались, всколыхнулись, темная тень стремительно мчалась меж ними, но рядом не было ничего такого, сравнительно с чем можно было бы установить ее истинную величину. А потом картинка резко сменилась, и Санди не сразу понял, что тут к чему. На него дохнуло ревущим штормом, в лицо полетели брызги соленой воды, моментально сменились видения мокрого выпуклого деревянного борта, бледное лицо Риз, хлопающее, спешно убираемое полотнище паруса, Эдвин, всей массой повисший на штурвале и мокрый с головы до ног. А потом — выдвигающееся из пучины длинное тело, блестящий бок, покрытый красной чешуей и свесившейся на него седой вздыбленной гривой. Джейн коротко вскрикнула и упала лицом на стол, в тот же миг вода выплеснулась из чаши. Ее оказалось на полу куда больше, чем могло поместиться в этой сравнительно маленькой емкости, но она продолжала бить в потолок бешеной струей. Санди понял, что дело плохо, и рубанул своей Силой, придав ей наспех форму топора, по столу меж Джейн и чашей. Связь меж видением и сознанием девушки разорвалась, попутно развалился пополам массивный стол. Очевидно, сама обессиленная Джейн уже не могла управиться с вызванной ею к жизни магией. Его вмешательство оказалось весьма своевременным. Джейн была в обмороке, а в комнате по щиколотку стояла вода.

Он перенес ее на постель и похлопал по щекам.

Ее глаза открылись.

— Что это было? — спросил он. — Последнее?

— Прости. — Она села. Ее дыхание все еще не могло выровняться.

По мелководью их комнаты задумчиво бродил крупный омар, весьма обескураженный на вид. — Должно быть, мое подсознание больше хотело получить ответ на другой вопрос. Прости, я подвела тебя.

— О чем ты говоришь! Ты подвергала себя опасности.

— Я очень хотела знать, куда подевалась «Баркарола». Знаешь, я никогда раньше не верила в морских змеев.

— Один из моих знакомых и в драконов продолжал не верить, даже когда со Сверчком повстречался, — заметил Санди, чтобы разрядить обстановку. — Мы ведь не видели, что они погибли.

— Нет. Но морского змея мне вполне достаточно.

Она огляделась.

— Да… Ты вмешался вовремя. Если хочешь, попробуем еще раз.

— Только когда ты придешь в себя. Очень прошу тебя не испытывать судьбу.

Она кивнула.

— Сейчас я не в состоянии, — призналась она. — Я чувствую себя совершенно избитой и пустой.

— Поспи. Дай мне слово, что сейчас же заснешь.

— Я все равно ничего другого и не смогу сделать, Санди. Но не уверена, что во сне ко мне не придет морской змей. Санди, уже поздно?

— Уже глубокая ночь.

— Тогда иди. Сэсс тебя ждет.

Он похлопал ее по руке, встал и направился к выходу.

Сэсс ворочалась в беспокойном сне, обрывки грез метались вокруг нее, и просыпаясь, она думала, что этот Замок Клайгель — странное место. Не зловещее, нет, не плохое, не страшное, но именно странное. В какой-то момент она ощутила чье-то присутствие, но оно не было пугающим, просто где-то рядом с ней, на периферии ее зрения сгустился белесый туман. А может, это просто ветер вздул занавеску. Ей было лень повернуть голову и проверить, и не было у нее никаких сил, такая вдруг на нее накатила истома разнеженности и тепла.

Дверь приоткрылась, из коридора пробилась в спальню полоска света.

— Санди, — пробормотала Сэсс, — я тебя ждала, а теперь я уже сплю.

В тот же миг дремота ее исчезла. Черный силуэт вошедшего, долю секунды отчетливо вырисовывавшийся на фоне светлой щели дверного проема, не был силуэтом Санди. Он был малорослый, гибкий, в обтягивающей одежде. Это не был человек. Сэсс вскинулась во внезапной тревоге, белая тень из угла метнулась меж ней и ночным гостем, тот на мгновение задержался в своем движении к постели, будто охваченный секундной растерянностью, и Сэсс успела пронзительно закричать. И одновременно с ее криком воздух рассек свист металла, на этот раз безошибочно нашедшего свою цель, и отчаянный женский вопль в темноте спальни оборвался коротким стоном и булькающим хрипом.

По коридору пронесся быстрый топот многих ног, дверь распахнулась, ее гаснущего слуха коснулся отчаянный крик Санди:

— Сэсс!

Ее подхватили, она билась в держащих ее руках, мыча от нестерпимой боли в груди, из которой торчала метательная звезда, двумя своими шипами вонзившаяся в ее тело.

Оторопевших от ужаса, со света ничего не видящих людей, столпившихся у входа, стремительно расталкивали двое. Один, малорослый, проскальзывал меж хватавших его рук, и преследователи, сталкиваясь и путаясь друг у друга в ногах, хватали пустоту.

Другим был Санди, успевший только крикнуть на бегу:

— В кабинете за третьим томом «Ботаники» — фляга с живой водой! — и метнулся за дверь.

Коридор был полон народа, столпившегося и не знавшего, что делать. Весть о том, что леди все же достал убийца, уже облетела Замок, и люди высыпали в коридор, растерянные и неуклюжие, в пижамах и простынях. Кто-то самоотверженно попытался встать на пути убегавшего, крошечного, почти в две трети человеческого роста, но тот выворачивался, не применяя, однако, против нападавших никакого оружия.

— Да этот гад намылен! — догадался кто-то. — Скользкий, как жаба!

Люди толкались и мешали друг другу, но при виде принца, несшегося вдогонку, замирали и прижимались к стенам, сознавая, что если кто и способен сейчас схватить неуловимого убийцу, так это будет он. Санди мчался так, как никогда не смог бы бежать обычный человек. Могущество, разогретое неудержимым бешенством, несло его на своих крыльях, он стал светиться и даже слегка размазываться по краям силуэта, его ноги едва касались пола, и расстояние меж ним и убийцей неуклонно сокращалось. Белые коридоры Замка разматывались перед ними, но цель убегавшего была очевидна: он несся к окну, выходившему на пандус. Там, за окном, его никто не ждал. Там были безнаказанность и свобода. Если у него достанет секунд, он уйдет. Принц Белого трона мчался за ним со скоростью пущенного вдогонку копья с добела раскаленным наконечником, копья, которое видело свою жертву.

Но жертва была неостановима, как намыленный кот. Еще поворот, и вот оно, спасительное для него окно.

Но за поворотом стоял Рэй. Он собирался спать и, видимо, только что снял тунику. Его обнаженную смуглую грудь покрывало переплетение мышц и сухожилий, и грифон, терзающий единорога, пластался в свете факелов, как живой, и единорог казался в этом неверном свете бьющимся в последней агонии. Талию мальчишки перетягивал широкий кожаный ремень, и на полу тримальхиарского Замка он стоял босиком, сжимая и разжимая кулаки и слегка напружинив полусогнутые ноги.

Белый принц, ставший Белым копьем, пущенным вслед убийце, был уже в нескольких шагах, но взвившийся в воздух Черный бич гибкого мальчишеского тела опередил его. Презрев боль падения, Рэй рухнул в ноги бегущему убийце, и его пальцы стальными браслетами сковали щиколотки преследуемого. Оба покатились по полу, перепутав руки и ноги, сверкнула сталь, раздался короткий злой вскрик боли, и Санди обрушился на них третьим, крича то единственное, что могло удержать Рэя от расправы:

— Он мой!

Нож звякнул о плиты пола. Санди держал свою жертву за горло, впившись взглядом в скрытое повязкой с прорезями для глаз лицо. Теперь не уйдет. Рэй, прижимавший к плечу окровавленную ладонь, пытался, опираясь на здоровую руку, отползти к стене. Санди огляделся. Люди стояли вокруг, и никто не шевельнулся помочь мальчишке.

— Он ударил меня ножом, — почти удивленно сказал Рэй.

Он таки добрался до стены, и теперь, страдальчески морщась, поднимался, опираясь на нее. Санди пихнул пойманную дичь в руки людей и бросился к нему. Тот уже стоял на ногах. Даже умирая, он пытался бы встать. Издевательский взгляд Рэя выделил из толпы стоявшую в ее центре смертельно бледную Джейн.

— Сожалею, мэм, — он шутовски, неуклюже поклонился и скривился от боли, которую причинило ему это движение. — Невиновен. Я в порядке, мэтр. Тугая повязка-это все, что мне нужно. Разве ты не хочешь взглянуть ему в лицо?

— Джейн, — сказал Санди, — мне кажется, ты должна извиниться.

— Разумеется. — Она могла похвастать самообладанием, а сам Санди старался чуточку отдалить момент разбирательства с пойманным убийцей, чтобы не уничтожить его тут же, на месте. Могущество клокотало в нем, и он пытался хоть как-то выиграть время, чтобы успокоиться. Джейн невозмутимо оторвала от своей нижней юбки широкую полотняную ленту.

— Пойдем в твою комнату, я перевяжу тебя, — сказала она Рэю, но тот покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Здесь. Я хочу видеть.

Дальше откладывать не стоило. Повязка виток за витком ложилась на его рассеченное плечо, и кровавое пятно тут же проступало на новом слое полотна. Санди прошел меж толпы свидетелей, его рука сгребла ворот убийцы у самого горла, мышцы напряглись, и он вздернул его на уровень своих глаз. Он сам не заметил усилия, а по толпе пронесся недоверчивый растерянный «ах!» — настолько несовместимым казалось это небрежное действие с общей фактурой изящного, хрупкого Александра Клайгеля. Могущество, утратившее сдерживающий его контроль, играло в его жилах, и тело не чувствовало усилия.

— Как леди? — не обращая внимания на конвульсии извивавшегося, но не пытавшегося сопротивляться пленника, спросил он через головы толпы у пробивавшегося к нему человека, чьи познания в медицине были больше, нежели у других, и которому он доверял.

— Она рыдает от страха и боли, но она жива. Нам удалось извлечь звезду, а эта ваша вода просто спасла ей жизнь.

Санди кивнул и одним движением сорвал с лица убийцы повязку. Он готов был увидеть какое угодно чудовище, но от растерянности чуть не выпустил его из рук. Зеленая повязка с маскировочными пятнами и прорезями для глаз скрывала лицо эльфа.

— Вы видели, принц, что я не причинял вреда вашим подданным, когда они хватали меня, — сказал тот, нарушая хранимое до сих пор молчание.

Санди мрачно усмехнулся и указал на Рэя.

— Этот? — губы эльфа гневно искривились. — Этого ударил бы всякий, кто служит Светлым Силам. Вы можете убить меня, я к этому готов. Ваша леди должна умереть, а больше никому здесь мы не желаем зла. Мы не желаем зла и ей. Принц, я не имею права говорить дальше, — он поклонился и опустил голову.

Никто ничего не понял, и Санди в том числе, но он-то уж во всяком случае не собирался ограничиваться этими сведениями.

— Подготовьте подвал, — бросил он. — И оставьте меня с этим один на один.

— Нет, — громко сказал Рэй. — Я должен там быть. У меня, как ты понимаешь, есть личный интерес в этом деле. Ведь эта сволочь меня подставляла.

Санди кивнул, швырнул пленника в руки страшно сконфуженной стражи и подал Рэю руку.

ГЛАВА 19 ВОЛШЕБСТВО, СОТВОРЕННОЕ В ГНЕВЕ

В сопровождении толпы заинтересованных Санди, Рэй и пленник спустились на первый этаж Замка, а затем ниже, в подвалы, где ранее находилось лабораторное оборудование. Мусор из одной камеры уже был убран, чьи-то быстрые руки разожгли камин, и кто-то позаботился принести туда три табурета. Уходить, разумеется, никто не хотел, всем было любопытно узнать, как принц заставит говорить эльфа, прибегнет ли он для этого к помощи магии или же просто возьмется его пытать. О последнем избегали говорить вслух, пытка как-то не вязалась с культурным, обходительным и порядочным Санди, но ведь речь-то шла о жизни его леди. Рэй, стоявший рядом, был смертельно бледен и непривычно возбужден, его усмешка казалась мрачной и зловеще удовлетворенной. Уж он-то даст себе волю, когда дорвется до пленника. Тот шел спокойно, не выказывая никакой враждебности ни к Александру Клайгелю, ни к его людям, и лишь когда его взгляд падал на Рэя, лицо его выражало явное омерзение, и он спешил отвернуться. Очевидно, он сознавал, что эти люди имеют право судить его, но считал, что делал то, что должен был делать. Он был готов ко всему, и нестерпимой была для него лишь обязанность выносить общество принца Темных сил.

Он первым шагнул в приготовленную для него камеру, следом Санди пропустил Рэя, а затем вошел сам и запер дверь прямо перед носом всех тех, кто его сопровождал, не сделав исключения даже для леди Джейн. Было еще неизвестно, какого свойства информацию ему удастся извлечь из эльфа, и как ею лучше распорядиться, а кроме того Джейн слишком хорошо знала, что должен и чего не должен делать принц Белого трона. Сейчас Санди меньше, чем когда-либо, был настроен выполнять ее предписания.

Итак, тяжелая дверь захлопнулась, засов лег на место, желающие остались ждать под дверью, прочие разбрелись по своим комнатам, и мало кто спокойно досыпал в эту ночь.

Рэй толкнул эльфа к табурету, тот вздрогнул от его прикосновения, его всего передернуло, но, понимая, что попался и будет отвечать по всей строгости, он смиренно шагнул и сел там, где ему было указано. Санди расположился напротив него, а Рэй, несмотря на рану, все продолжал нетерпеливо кружить по камере.

— С чего ты начнешь? — спросил он.

— С того, что попрошу тебя сесть и помолчать, если ты вообще желаешь оставаться здесь. От твоих метаний у меня мельтешит в глазах. Не забывай, он мой.

Рэй со вздохом недовольства сел. Эльф был печален, но страха не выражал, будто был не преступником, а мучеником; взятый им тон страшно мешал Санди начать то, что, по идее, надо было сделать. И еще это совершенно несправедливое соотношение в росте! Причинить ему какую-либо боль казалось страшным грехом.

— Чем я мог обидеть эльфов? — спросил он. — Почему вы ополчились против меня? Как вообще ваш народ относится ко мне?

Эльф удивленно посмотрел на него, он не ожидал такого вопроса.

— На это я, наверное, имею право ответить, принц, — неуверенно сказал он. — Вы ничем нас не обидели, и эльфы первые из свободных народов славят ваш подвиг и ваши труды по восстановлению Тримальхиара. Мы не только ничего не имеем против вас, сэр, но мы поддержим вас всемерно, если вы обратитесь к нам за какой-либо помощью. Ведь вы по закону и совести глава всех Светлых Сил.

— Твоими бы устами да мед пить, — фыркнул Рэй. — Мастера они поговорить, эти эльфы, и черное у них станет белым.

— Не станет, — отрезал эльф, сверкнув глазами в его сторону.

— Я хочу знать, — сказал Санди, — почему? Неужели ты полагаешь, что я не стану добиваться ответа на этот вопрос?

— Я вам сочувствую, принц, — прозвучало в ответ. — Но у меня нет права ответить вам, потому что моя откровенность нанесет ущерб интересам моего народа. А интересы эльфов для эльфа превыше всего.

Это уже походило на формулу, на лозунг. Санди не любил лозунгов со времен Ритуала Золотой Чиа.

— Ты слишком много с ним разговариваешь, — вмешался Рэй. — В камине полно подходящих углей, да и решетка уже раскалилась. Отдай его мне, и он рад будет, если найдется кому выслушать все, что он знает.

— Я готов к боли, сэр, — с достоинством сказал эльф, даже не взглянув в сторону Рэя. — Если вы хотите пытать меня, можете начинать, и примите мое сочувствие, потому что вам пытка принесет куда больше страданий, чем мне. Поверьте, я знаю, чем чревата белизна. Разумеется, принц, вы вправе защищать свою леди всеми доступными способами.

Его сострадание походило на издевательство, тем более, что он, кажется, действительно знал, что пытки не выдержит прежде всего сам Санди. Но правда была жизненно необходима для Сэсс, рыдавшей и бившейся от невыносимой боли где-то там, на третьем этаже его Замка, а значит он не имел права отступить. Рэй вопросительно смотрел на него. И Санди решился.

— Сейчас, — сказал он тихо, — ты будешь неподвижен. Ты сможешь только думать и говорить. Я должен спросить тебя снова, согласен ли ты говорить по доброй воле?

— Нет, сэр. Я не буду говорить.

Санди сотворил заклинание неподвижности. Эльф оцепенел, и Санди погрузил взгляд в его серые глаза, так странно напоминавшие его собственные. Однажды, еще не имея никакого представления о собственной силе, а только лишь страстно желая узнать правду, он набрался наглости попытаться заставить говорить самого Бертрана, и тот, хоть и выстоял, признался, что пришлось ему несладко. Теперь же Санди знал, что делает.

— Говори, — глухо сказал он.

— Сэр, — сказал эльф, — что вы делаете?! — Его изумленный испуганный голос странно звучал в сочетании с лишенным мимики лицом. — Сэр!

— Я защищаю свою жену доступными мне способами. Говори!

— Сэр, нет, не так! Отдайте меня ему! Пытайте меня, но только уйдите… уйдите отсюда… Это нельзя!

Санди усмехнулся. Рэй застыл на месте, глядя на происходящее во все глаза.

— Прошу вас, сэр! Даже если вы узнаете правду, она не поможет вам защитить вашу леди. Даже если вы сломаете меня, придет другой, и так или этак она все равно умрет, потому что это в интересах эльфов. Сэр, уйдите из меня!

Санди покачал головой. Власть расправляла в нем свои крылья. Он вторгся в "я" этого существа, осквернив его душу, и он должен был заставить его говорить. Ради безопасности Сэсс.

— Говори, — сказал он почти безразлично.

— Нет, — прошептал эльф. — Это — нельзя! Вы не можете делать такое, ведь вы же Белый! Ведь вы же волшебство творите в гневе! Убейте меня, пытайте меня, но уйдите из меня!

Санди неторопливо огляделся. Его "я" находилось внутри какого-то помещения, полного сложно переплетенными, туго, до звона натянутыми струнами принципов. Стоило разобраться, где здесь что. Он коснулся одной… другой… Эльф закричал, но это был крик не боли, а смертельного ужаса.

— Ты можешь говорить, — сказал ему Санди.

— Нет, сэр! Прошу вас, уйдите…

Санди отсоединил одну струну и захлестнул ее вокруг другой, завязав скользящим узлом. Затем причудливо переплел несколько других.

— Что вы делаете со мною, сэр?!

Ап! Это была струна совести. Санди дернул за нее, заставив звенеть, звук повис в воздухе и неохотно замер. Ее он решил не трогать. Наконец он нашел то, что было ему нужно. Струну воли. Он сжал ее в кулаке, потянул на себя. Она слегка ослабла, и тогда он повернул кулак, скручивая струну.

Эльф закричал в смертной муке полного разрушения души. И начал говорить.

Сэсс была приговорена к смерти по политическим причинам. После ее отречения у эльфов не стало Королевы. Сэсс не умерла, а стало быть, новая не могла появиться. Значит, решили эльфы, она должна умереть. Все очень просто, и Санди только удивлялся, почему не догадался об этом раньше. Должно быть, его сбила Джейн… Да еще привычка считать эльфов Добрым Народом. Они и были Добрым, но, как однажды обмолвился Амальрик, не в ущерб своим интересам. Им нужна была Королева, а если ради ее обретения должна была умереть какая-то все равно смертная женщина, то, решили они, пусть так и будет.

— Кто отвечает за это решение? — спросил Санди.

— В отсутствие Королевы обязанности регента возложены на Амальрика, покорно отвечал сломленный эльф. — Это его распоряжение.

Рэй не сдержал ликующего возгласа.

— Почему? — продолжал вопросы Санди. — В отсутствие Королевы Амальрик обладает всей полнотой власти, зачем же ему отказываться от нее? Ведь появление Королевы отодвинет его на второй план.

— Королевы приходят и уходят, Амальрик остается. Вместо нее он заседает в Совете, но когда за его словами не стоит ее воля, другие члены Совета имеют право обвинять его в использовании своего поста в личных целях. Обретенная Королева будет младенцем, и до пятнадцати лет за Амальриком останется регентство. И впоследствии, привыкнув доверять его суждениям, она не сможет без него обходиться. Королевы сменяются, Амальрик остается.

— Другими словами, ему нужна марионетка, камуфлирующая его правление?

— Труды Амальрика продиктованы его заботой о благе эльфов. У него нет другой страсти, кроме благоденствия его народа.

— Почему покушения начались не сразу после прибытия Сэсс в Волшебную Страну?

— Решение о ее смерти не было простым ни для кого. Ведь она была нашей Королевой и, несмотря на отречение, продолжала пользоваться почтением и любовью. Сам Амальрик тоже долго колебался, прежде чем вынести это тягостное для него решение. И потом… раньше мы не могли и мечтать о такой удаче-подставить под удар Черного принца.

— Добрый Народ! — пробормотал Рэй.

— Разве Амальрик не понимает, — вспылил Санди, — что я не оставлю этого дела?!

— Сэр, — сказал эльф, — решение принято, и леди умрет. Мне не составило труда пройти сегодня через вашу охрану. Завтра придет другой эльф. Мы будем всюду, и вам не спасти ее, разве что вы запрете ее в камере без окон и дверей. Но и тогда мы найдем способ достать ее через мышиные норы или как-нибудь иначе. Я сожалею лишь об одном: что мне не удалось убить ее сразу, на празднике, не причиняя ей никаких страданий.

— Неужели вам не жаль ее?

— Жалость — человеческое чувство. Мы не вполне чужды ему, но наши интересы требуют ее смерти. Решение принято.

Санди вздохнул, покинул сознание эльфа и снял обездвиживающее заклятье. Пленник мешком свалился с табурета, подняться на ноги не смог, отполз в угол и прижал руки к груди.

— Что вы сделали со мною, принц?! Я же… это же теперь не я! Убейте меня теперь, прошу вас, таким я не смогу жить.

Санди, не отрывая взгляда, смотрел на жалкое хнычущее существо, час назад бывшее полным мрачноватого гордого достоинства, и ужас постепенно завладевал всем его существом. На самом деле, что он сделал с ним? Ведь он даже не переделал его, он просто похозяйничал в его сознании, как ребенок, разломавший свою игрушку, чтобы узнать, как она устроена. Он ни за что не смог бы вернуть все на прежнее место, да и не было у него на это ни сил, ни желания. Но это, однако, было похуже убийства Райана. Несколько секунд он сидел неподвижно, обдумывая перспективы. Очевидно, за содеянное в гневе волшебство ему предстоит расплачиваться, тем паче, что жертвой его пал эльф. Но это будет после. Завтра. Или это уже сегодня? Чем придется платить? Авторитетом, троном, белизной, Могуществом? Ему захотелось оказаться сейчас рядом с Сэсс. Он поднялся.

— Пойдем, — сказал он Рэю.

Мальчик указал глазами на то, что уже не было эльфом.

— Я знаю все, — устало сказал Санди. — Пусть его выбросят за ворота.

— С целым горлом?

— Мне не нужна его смерть. Он только исполнитель.

Рэй понимающе кивнул и положил ладонь на его плечо.

— Хочешь, — сказал он, — я убью для тебя Амальрика? Он ведь теперь наш общий враг.

— Поговорим об этом завтра, — попросил его Санди. — Я должен пойти к Сэсс.

Они поднялись на третий этаж. Взволнованная стража сидела у самых дверей спальни Сэсс.

— Как могло случиться, что он прошел мимо вас? — Санди казалось, что он спросил достаточно спокойно, но люди опустили глаза, побледнели и попятились. Это был тревожный симптом.

— Он, должно быть, прятался в плюще, выжидал момент. Да, сэр, мы не были достаточно бдительны.

— Впредь прошу быть осторожнее, — сухо сказал Санди, отступил на несколько шагов и окинул взглядом густую завесу плюща, рассаженного в деревянные ящики вдоль стены. Творения Сэсс было жаль. Резким движением он оборвал весь этот темно-зеленый колышащийся занавес, осевший к его ногам. Он не имел права оставлять ни одной лазейки для смерти.

— На сегодня вы все свободны, — распорядился он. — Пока она со мной, ей ничто не угрожает. Рэй, иди спать.

Он вошел в темноту спальни.

— Сэсс, — сказал он, — это я.

Две женщины, сидевшие возле постели, поклонились и прошелестели к выходу. Он успел заметить, как Сэсс метнулась на кровати в самый дальний угол и сжалась там, подтянув колени к груди. Он задержался у стола, чтобы зажечь лампу и разогнать страхи этой ночи. Затем присел на краешек кровати. Разумеется, окровавленные простыни уже сменили, но отпечаток боли и ужаса лежал на ее лице, превратив его в трагическую маску.

— Мы схватили его, — сказал он, — и он заговорил.

— Я знаю, — прошептала Сэсс, и он порадовался тому, что ее рассудок, по-видимому, устоял. — Мне сказали, это эльф. Санди, что я им сделала?

— Неважно. Они все сошли с ума.

Сэсс метнулась к нему, обхватила его шею, и ее твердый кулачок ударил его в грудь.

— Где ты был?! Где ты был так долго?! Почему ты не велел поймать его другим, почему ты не запер его до утра, почему ты сразу не пришел ко мне?!

Рыдания прервали ее слова. Санди гладил ее спину, сотрясаемую плачем, и испытывал такие пронзительные жалость и нежность, каких до сей поры еще не знал.

— Мне было так больно! Так страшно, и вокруг — чужие люди! Почему, почему ты сразу не пришел ко мне?

— Я знал, что с тобою все будет в порядке, — сказал Санди. — Я должен был его взять, чтобы он не пришел снова. И я должен был допросить его сразу, чтобы за ночь с ним ничего не случилось. Он мог покончить с собой, только чтобы не говорить.

Она продолжала плакать, уткнувшись мокрым лицом ему в грудь.

— Это все ничего не значит, — упрямо сказала она. — Эта боль, Санди, я не забуду ее до конца жизни! Как ты мог уйти, когда эту штуку тащили из меня? Твой гнев был сильнее твоей любви, не так ли?

— Нет, любовь моя, голубка моя, не так, — Санди целовал мокрые щеки, глаза, волосы. — Ничто на свете не может быть сильнее моей любви к тебе.

И кажется, впервые он осознал, насколько правдивы эти его слова, и лаская ее, говорил еще и еще, не так связно, как тот заезжий трубадур, но куда более искренне, без предусмотрительной заботы о последствиях раскрывая ей все секреты своего глубокого чувства, впервые стоя перед очевидной перспективой навсегда ее потерять и чувствуя себя так, будто любовь, наконец, настигла его и всадила свой нож в его беззащитную спину.

Сэсс, ошеломленная, притихшая, заснула в его объятиях, а он лежал без сна, глядя в эту сумасшедшую, уже понемногу рассеивающуюся ночь. Он сделал сегодня все, что мог, и нигде не дал промашки, но утро приходило, неся с собою все те же проблемы. Эльф был прав, даже знание виновников покушения и его причин не уничтожало угрозу. Легкость, с которой убийца миновал охрану, говорила о многом, арсенал их уловок был неистощим. Во что превратится жизнь Сэсс, когда она проснется? В кошмар, в шараханье от каждой тени, в постоянное ожидание смерти? Безжалостная трезвая софистика подкрадывалась к нему, как тать в ночи. Голова Сэсс доверчиво покоилась на его плече, а в его руке, обвивавшей ее шею, отдавалось биение ее пульса. Ее сонная артерия. Одно легкое нажатие-и она уйдет во сне, никогда в жизни не испытав этого выпивающего душу страха, который, право же, куда хуже самой смерти. Санди ужаснулся сам себе. Нет, разумеется, он будет защищать ее любыми способами. Нет ничего такого, чем он обладает и через что он не мог бы переступить, чтобы защитить ее жизнь.

Он обвел глазами комнату, полную уже не чернотой ночи, а серой предрассветной мутью, и обратил внимание на то, что в одном из углов скопилось нечто вроде переливающегося, струящегося белесого тумана, и ощутил чье-то благожелательное присутствие. Если он что-то понимал в здешних правилах, это был призрак.

— Ты кто? — чуть слышно, чтобы не потревожить Сэсс, спросил его Санди. Призрак шевельнулся, как будто шагнул ближе, но в нерешительности замер. Внутри была какая-то форма, но весь он был словно задрапирован в туманные покрывала, не позволявшие рассмотреть его внешность, и сказать он тоже ничего не мог. Призраки лишены речи.

Санди попробовал угадать:

— Мама?

Увитая вуалями голова склонилась в согласии, рука приложила палец к губам, призывая к молчанию, и туман рассеялся, словно из окна дохнуло на него теплым ветром. Таков был еще один секрет Замка Клайгель.

ГЛАВА 20 НОВООБРЕТЕННАЯ КОРОЛЕВА

После завтрака Санди, Джейн и Рэй заперлись в кабинете принца Белого трона для экстренного совещания. Предстояло решить, как жить дальше. Рэй выглядел совершенно больным, кровопотеря и бессонная ночь лишили его почти всех сил. Джейн пыталась настоять, чтобы он отправился в постель, не подозревая, что ее уговоры имеют лишь обратное действие. Рэй ни за что не упустил бы случая поучаствовать в вершении судеб Волшебной Страны, а потому присутствовал как Могущественный, имеющий вполне определенное собственное мнение, сидя в удобном мягком кресле, с подушкой под раненным плечом.

— Как Сэсс? — спросила Джейн. — Рана тяжелая?

— Даже шрама не осталось, — ответил Санди. — Но живая вода не лечит психические травмы. Я хочу знать, что мне теперь делать.

Рэй взмахнул здоровой рукой.

— Странный вопрос, по меньшей мере странный, мэтр. Твою женщину пытались убить, и ты знаешь, кто отдал этот приказ. Если ты не хочешь связываться сам, или желаешь остаться в стороне, или еще из-за каких-то там ваших Белых принципов, то позволь действовать мне, и я положу голову Амальрика к твоим ногам.

— Это экстремизм, — возразила Джейн. — Черным только на руку, если мы возьмемся убивать друг друга.

Рэй сделал протестующий жест, но Санди тоже жестом попросил его помолчать.

— Смерть Амальрика не решит нашей проблемы, — сказал он. — Решение принято, и оно будет выполняться. Надо отменить решение. Заставить их его отменить.

— Тогда война, — рассудил Рэй. — Заставь их захлебнуться собственной кровью и позабыть о второстепенных вопросах.

Джейн негодующе фыркнула.

— Я в безвыходном положении, — сказал Санди. — Поэтому я рассмотрю любое предложение, в том числе и это.

Он и Джейн скрестили взгляды, как шпаги.

— Ты как-то сказал, что Тримальхиар не будет восстановлен ценой войны.

— Так то Тримальхиар. Если единственным средством спасти Сэсс будет война, я буду воевать с кем угодно, вплоть до Люитена.

— Он тебе за каждым кустом мерещится, — сказала Джейн. — Это субъективно, по-моему. Если ты решишься воевать, я, разумеется, поддержу тебя. Но это безнадежно, Санди. Ты, видишь ли, плохо знаешь, что такое эльфы.

— Тогда расскажи нам, — попросил Санди, и Рэй в своем кресле тоже навострил уши.

— Эльфы — самые старые обитатели Волшебной Страны. Старше людей и всех прочих здешних тварей. Они первые осознали себя единым народом, и подчинены строгой централизованной власти. Решение, принятое главой народа, выполняется неукоснительно и безоговорочно. Эльфы абсолютно вездесущи. Практически нет места, куда они не могли бы проникнуть. За сто шагов в полной темноте эльф-лучник попадает в беличий глаз. Их способность к камуфляжу, а также к быстрому и бесшумному передвижению считается непревзойденной, я надеюсь, ты уже осознал это в результате двух предыдущих покушений. Они многочисленны, хотя заметить их трудно, так ловко они прячутся. Они всегда в курсе интересующих их событий. По определению они задуманы и созданы как Добрый Народ, и являются извечными врагами Черного трона. Они, разумеется, волшебные существа, но не вырабатывают собственную энергию, а стало быть, их магия базируется либо на чужом Могуществе, либо на энергии источников, в обнаружении которых они очень ловки. А теперь главное. Все силы Волшебной Страны делятся на Темные и Светлые именно исходя из своего отношения к эльфам и Черному трону. Исходя из стороны, занимаемой в этом конфликте. Ты являешься главой Совета и принцем Белого трона. Твой авторитет велик. Но если Амальрик, как представитель эльфов, покидает Совет, тот автоматически перестает быть Светлым. Таким образом, ты теряешь трон. Совершенно очевидно, что кроме меня тебя в Совете никто не поддержит.

— Если дело в троне, пусть его забирает, кто хочет. Сэсс важнее.

— Дело не только в троне. Ты проиграешь войну. Эльфы многочисленны, стойки и мобильны, а у тебя даже нет армии. Без сомнения, эльфов поддержат все Светлые Силы. Черному трону удавалось подавлять их сопротивление лишь за счет крайней жестокости. Крайней. Санди, я не думаю, что ты пойдешь на это, а значит ты будешь разбит и все равно потеряешь Сэсс, потому что в случае войны ее убийство из тягостной неприятной обязанности превратится для эльфов в святое правое дело. Как ты ее защитишь, и кому ты сможешь довериться? Запрешься вместе с ней в башне без дверей и окон и не будешь смыкать глаз? Сколько вы выдержите? Сутки?

— Безрадостная перспектива, — признал Санди. — Война мне, разумеется, не по вкусу, но есть другой путь. Светлый Совет. Что скажешь, если я немедленно помчусь туда и, пользуясь своим авторитетом и положением, буду убеждать весь Совет присоединиться к моему требованию отменить это жуткое решение? Разве решение Совета не обязательно для всех его членов?

— Амальрик обладает правом вето. Как я уже сказала, именно его участие в Совете делает Совет Светлым. Его решение могла бы отменить только Королева. Даже если тебя поддержат, он имеет право сказать «нет». Если он вынес это решение, значит он просчитал все возможные варианты. Поверь мне, Санди, в Волшебной Стране нет мозгов лучше, чем у Амальрика.

— Хотел бы я посмотреть, каковы они на вид, — буркнул Рэй.

— И все же эту возможность нельзя сбрасывать со счетов. Джейн, я завтра же отправляюсь в Совет, и ты поедешь со мной. Мне необходима твоя поддержка. Неплохо было бы также заручиться согласием Вальдора.

— А Сэсс ты оставишь здесь?

Санди опустил голову.

— Нет, — сказал он. — Здесь она не останется.

Он вошел в спальню, где безвылазно сидела Сэсс. Она даже не стала одеваться и сидела в постели в своей ночной сорочке с оборками, такой трогательно деревенской на фоне роскоши Замка. Сэсс была розовая и растерянная. Теперь она знала, ЧТО она для него, и это открытие вытесняло страх, потому что два сильных чувства вместе не уживаются.

— Сэсс, — сказал Санди, избегая подходить слишком близко, потому что сейчас ему предстояло приказать, настоять, и он опасался, что сегодня у него может не хватить твердости, — тебе придется на некоторое время вернуться в Бычий Брод.

— Но, Санди… Это решительно невозможно. Здесь мой дом, ты и Солли. Нет, я не хочу и не могу. У меня там нет никого. Как я там буду жить? Как брошенная жена?

— Сэсс… — Санди опустил глаза. — На некоторое время. Ненадолго. Позволь мне утрясти это дело. Только убрав тебя из Волшебной Страны, я могу обеспечить тебе настоящую безопасность.

Она опустила руки, и лицо ее стало неподвижным.

— Эльфы бессмертны, — глухо сказала она. — Они могут позволить себе ждать. А я не могу. Наша с тобой жизнь и так достаточно коротка. У нас только что все было так прекрасно, и я подумала, что сейчас самое время завести для Солли братишку. Я знала многих людей, и далеко не все они были добры ко мне, но я никогда не встречала человека жесточе тебя, любовь моя.

Она легла на бок, повернувшись к окну неподвижным лицом.

— Но что же мне делать, Сэсс?

— Давай заберем Солли и вернемся вместе в Бычий Брод. Навсегда. И позабудем про Могущество и его жестокие игры. Если ты любишь меня.

Санди подошел к окну и бросил долгий взгляд вниз, на ожившие кварталы Тримальхиара, на синюю ленту Дайре с множеством кораблей, на рыночную площадь с ее разноцветными торговыми палатками, на жар-птиц, вьющихся над своей башней, играя в солнечных лучах блеском золотого оперения… Оставить… это? Бежать от первой угрозы?

— Если ты хочешь, — сказал он, — я поеду.

Он отвернулся от окна, почуяв ее взгляд.

— Санди, — сказала она, — мне проще мучиться самой, чем видеть, как страдаешь ты. Я поеду одна.

— Сэсс! — он бросился к ней. — Это ненадолго! Я приложу все силы, чтобы убедить Амальрика прекратить этот кошмар.

Она засмеялась.

— Милый, ему полторы тысячи лет. Он старше любого дракона. Я для него всего лишь бабочка-однодневка. Тебе не переубедить его, потому что это самый старый и мудрый пройдоха Волшебной Страны. Когда?

— Завтра, — прошептал Санди. — Утром.

Сэсс кивнула.

— Побудь со мной, — попросила она.

Ручка двери, ведущей в комнату Рэя, повернулась, хозяин напрягся, его здоровая рука метнулась к ножу. Рэй опустил руку, когда на пороге возникла Солли.

— Можно? — спросила она и, не дожидаясь разрешения, вошла. — Обстановочка паршивая, — доложила она. — Мамочка плачет, на папочке нет лица, он норовит спровадить ее с глаз долой, а самому ему, наверное, еще хуже, чем ей. Так что до нас с тобой никому дела нет.

— Убить бы этого Амальрика, — мечтательно сказал Рэй, — а там посмотрели бы, что будет. Может, они бы испугались. Поняли бы, что твоим отцом вертеть не стоит. Думаю, ему все же придется воевать.

— Никто этой войны не хочет, — возразила Солли, — кроме тебя. У меня есть план получше. Мамочка останется здесь, и никто ее пальцем не тронет. Эльфам нужна Королева, так надо им ее дать.

— А где ее взять?

Солли протянула руку и коснулась Листа. На мгновение в глазах Рэя мелькнула настороженность, но потом он расслабился, снял с шеи шнурок и протянул нож девочке.

— Ты им татуировку делал? — поинтересовалась она.

Рэй кивнул.

— Значит и руну Ку ты смог бы наколоть?

— Ну… в принципе, это совсем просто.

— Тогда давай, — Солли закатала рукав.

Рэй упер в стол кончик ножа, положил на рукоять руки, а на рукиподбородок и уставился на свою решительную маленькую гостью.

— Это мужское решение, малявка, — сказал он. — Ты всерьез надумала сбежать из дома? Ведь тебе придется идти в лес, где с тобою не будет ни мамы, ни папы, а только какие-то эльфы.

— Но ты же меня проводишь?

Рэй усмехнулся.

— Представляешь, какой переполох поднимется, когда ты исчезнешь? Боюсь, что твоей мамочке будет еще хуже. Ты о ней подумала?

— Подумала. Они вполне могут завести другого ребенка, которого будут любить, а мне может не представиться другого случая стать Королевой эльфов. Кроме того, мамочка прекрасно знает, что ни один эльф не осмелится причинить вред своей Королеве, и что они вполне способны обо мне позаботиться.

— А как ты думаешь, они тебя примут? Они тебе поверят? Что Знак вот так взял и появился?

— А я ведь могу сказать, что он у меня был всегда. Просто мои родители слишком хорошо знали, что это значит, и не хотели расставаться со мной, а потому прятали. Я же в Волшебной Стране меньше трех месяцев, вот они и не нашли Королеву. Не потому, что мама не умерла, а потому, что плохо искали. Давай попробуем, Рэй! Даже если они мне не поверят, не убьют же они меня! Отправят обратно, тогда уж пусть папочка с мамочкой снова думают. Но, Рэй, я хочу быть Королевой! Я хочу получить и эту власть, и эту магию.

— Малявка, — сказал Рэй, — ты мне нравишься.

Идея была роскошной. Фальшивая Королева, сделанная его собственными руками. Это было бы шикарным розыгрышем, даже если бы здесь не таилась прямая выгода: его собственная Королева открывала ему путь к Амальрику.

— Это будет больно, — предупредил он.

— У меня есть характер, — возразила Солли. — Давай, ведь этого хочу я.

На следующее утро обстановка в Замке кардинально изменилась. Сэсс рыдала в спальне, ни о какой отправке ее в Бычий Брод не могло теперь быть и речи. Сначала в ужасе предположили, что Солли похищена в целях шантажа — чтобы обменять ее жизнь на жизнь Сэсс, но к завтраку в окно Замка влетела эльфийская стрела с привязанным к ней посланием.

«Леди, — гласило оно, — вы можете жить без опаски. Почтительно просим не держать на нас зла. Приносим свои извинения. От имени свободного народа эльфов и по поручению Королевы Соль — Амальрик».

Сэсс забилась в истерике, Джейн пыталась ее успокоить, Санди минуту подумал и припер к стене Рэя. Тот не стал скрывать своего участия в этом деле.

— Ну и что мне теперь с тобой делать? — спросил его Санди.

Тот пожал плечами. Рядом с ними возникла Джейн.

— Я же говорила, — устало сказала она. — От него жди беды.

— По-моему, — нагло заявил мальчишка, — я предотвратил войну.

— Ты мать лишил дочери. Ведь Королева эльфов — ничья дочь, ничья сестра. Все это — очевидная жестокость.

— Таково было желание Солли.

Джейн рассмеялась.

— Так тебе и поверили! Ей три года. Три! А тебе — тринадцать. И не думай валить на нее.

Санди покачал головой, он лучше других знал свою дочь.

— Сэсс кричит, что видеть тебя не может. Господи, Санди, надо же подумать, как вернуть девочку.

Санди поднял измученное лицо.

— Это бесполезно, — сказал он. — Если она захотела так, то теперь это ее собственная сказка. Я не буду ничего менять. Скажу только, что надеялся, что это произойдет попозже. Пойдем со мной, Рэй.

Он заперлись в комнате, и Рэй сказал:

— Ты очень зол на меня? Только твоя досада, если честно, имеет для меня значение. И желание Солли. Она на самом деле хотела стать Королевой. У нее же получится.

— Знаю. Только теперь стал понимать, что эта сказка для нее — самая подходящая. Она ведь у меня не Белая. Пестрая. Нет, Рэй, я не злюсь на тебя, но, согласись, тебе стоит уехать.

— Да, Тримальхиар меня не полюбил, зато, наверное, Черный Замок соскучился.

— Нет. Только не туда. Рано тебе туда, Рэй. Хочешь, я пошлю тебя к Брику в Бычий Брод? Узнаешь тот мир. Пройдешь Школу Меча.

— Искусство боя на мечах очень бы мне пригодилось, — признал Рэй. — Ты дашь мне рекомендации?

— Конечно. Я сам поговорю с Бриком. Ты очень нужен мне, Рэй. Потом, когда ты вернешься, я объясню — зачем.

— Знаешь, — сказал вдруг Рэй, — я свою жизнь доверил бы трем людям. Тебе, твоей жене и твоей дочери.

Санди засмеялся. Комплимент — так себе, но для Рэя он равносилен признанию в любви.

— Руку мне пожмешь?

— Давай.

Они крепко стиснули ладони, и Санди отправился вызывать Сверчка, который должен был отнести их в Черный Замок.

На пути к машине Перехода им попалось множество вялой, полусонной от нехватки энергии нечисти.

— Пусть пока поспят, — решил Рэй. — Вернусь-разбужу, и пусть Амальрик трепещет.

Вновь, как и тогда, зеркальный коридор соединил подвал Черного Замка с домом в Бычьем Броде.

— Как у тебя дела? — спросил Санди.

— Я в отставку вышел, — сообщил Брик. — Решил заняться собственным бизнесом, открыл фехтовальную школу. Знаешь, небезуспешно. У меня здесь репутация Мастера. Есть и ученики, и деньги.

— Возьмешь мальчишку на пансион?

— О чем речь! И не вздумай платить. Сколько лет?

— Тринадцать, но выглядит старше и уже многое умеет. Характер — не сахар. Уважает силу, не прощает оскорблений. В запале может и убить. Кстати, парень-язычник, проследи, чтобы не подставился. Заодно просвети насчет христианских ценностей.

— Нормально, — сказал Брик. — Уживемся. Ты как?

— Ничего, обычная текучка Волшебной Страны. Интриги, политика.

— Как Сэсс?

— Справляется.

— Солли?

— Очень важная персона.

— Она всегда на это претендовала. Ну ладно, давай своего протеже.

— Рэй, — обернулся Санди к мальчику, — через семь лет я тебя заберу.

Рэй рассмеялся.

— Я позаботился об отступлении, мэтр, на случай, если мне там не понравится, — и крутанул на пальце новенький свисток. — Радуга, мэтр.

Они обнялись, Рэй вспрыгнул на стол, махнул рукой и шагнул в зеркальный коридор. Санди увидел, как Брик на том конце протянул ему руку, и как Рэй подал свою.

— Бертран у вас не появлялся? — спросил Санди.

Брик отрицательно покачал головой.

— Он и из Койры исчез, оставил Гильдию Зигу. Зигфриду то есть. Тоже старый мой дружок. А что, Бертран тоже из вашей компании?

— Из нашей. Послушай, Брик, если Бертран объявится в ваших краях, познакомь с ним мальчишку. Бертрану есть о чем с ним поговорить. Ну, прощай. Привет Диг.

Он погасил машину и остался один. Некоторое время посидел в темноте, собираясь с мыслями и силами, затем поднялся и пошел по подземному тоннелю в лес, к поляне, где ждал его Сверчок. Теперь его будущее было ясно: Тримальхиар и Сэсс.

Горбатые улицы, острые крыши, ясный, холодный, ветреный день. Она шла медленно, вслушиваясь в музыку своего города. То ли он изменился за год, то ли она сама, но музыка звучала теперь величавее и спокойнее, словно флейты и скрипки сменились органом, и она полностью растворилась в ее неспешном течении. Ей вспомнился Фалк. Как жаль, что им не пришлось как следует поговорить, так много вопросов останутся теперь без ответа. И Тримальхиар — со всех сторон чужая сказка.

Встречные здоровались с ней, приподнимая шляпы и вежливо кланяясь, она машинально кивала в ответ, но все же сквозь внутреннюю самопогруженность к ней пробилось осознание того, что выражение их лиц — тревожно-ожидающее и радостное. И сквозь грустную музыку своего бывшего здесь всегда города прорвалась пронзительная нота предчувствия. Она замерла. Что-то случилось, что-то ворвалось, пробежало по тонким струнам ее волшебного восприятия, распространенным ею по ее городу. Она остановилась и огляделась, увидев, что взгляды всей улицы устремлены на нее. И кровь гремела в ее висках так, что казалось, от этого грохота город сейчас рухнет, и слово, росшее в этом крещендо, было — «Баркарола», и это была ее собственная сказка, которая настигла ее, как приливная волна, подхватила и понесла на своем гребне, и она летела по булыжным горбатым улочкам, оскальзываясь на округлых камнях, неостановимая в своем беге, и волосы, те самые, похожие на золотой дождь, вились за ее спиной и никак не могли ее догнать.

Она вылетела на пристань и увидела ее, прекрасную, как морская сказка, крутобокую, с влажными бортами и такелажем, носящим следы тяжелого плавания. Сходни были опущены, и на борту распоряжался высокий черноволосый мужчина. Словно почуяв ее взгляд, он поднял голову и увидел ее, стоявшую у причала.

— Эдвин! — закричала она и не чуя ног кинулась вперед, расталкивая грузчиков и простых прохожих, вбежала по сходням, и в тот же миг ее стан обхватили его крепкие мозолистые руки. — Эдвин! — повторила она, не сводя глаз с его лица. Чисто выбритого, ведь он входил в свой порт. Она засмеялась.

— Боже мой, Джейн, — прошептал он, — ты ждала? А я ведь даже не смел надеяться.

Она виновато улыбнулась. Она никогда не скажет ему, что не по своей вине сохранила ему верность. Никогда, потому что теперь это не имеет значения. Он вернулся, и полный народа причал счастливыми глазами следил за их встречей. Он вернулся, герой ее сказки, и она уже была другой, более взрослой и мудрой, и знала теперь, что самые простые чувства — самые сильные. Эдвин многого о ней не знал, и ему не стоило этого знать, ведь из своих дальних странствий он привез ей подарок — новую жизнь, которую они проживут вместе.

— Признавайся, бродяга, — спросила она со смехом, — много женщин было у тебя за эти годы? И не вздумай мне врать.

— Здесь порт моей приписки, — отвечал он, улыбаясь. — О, Джейн! Ты позволишь мне поцеловать тебя?

— Уже битый час стою и жду, когда ты сделаешь это.

А когда он оторвался от ее губ, спросила:

— Где мама?

Он опустил глаза.

— Умерла? — прошептала она. — Погибла? Морской змей?

— Ты знаешь о морском змее?

— Я гадала. Вы нашли Рамсея?

— Нашли, и она осталась с ним.

— Она жива? Почему они не захотели вернуться?

— Я все расскажу тебе, Джейн, но, согласись, ведь это отдельная большая сказка. Они не смогли вернуться, и Риз надеялась, что ты сумеешь ее понять.

— Да, ты все расскажешь мне. Пойдем же, мой дом открыт для тебя.

Толпа на пирсе расступалась перед ними, и они шли по этому живому коридору, взявшись за руки, и вслед им неслись пожелания счастья.

ЭПИЛОГ БЕСКОНЕЧНАЯ ИСТОРИЯ

Минуло семь лет, и вновь — зеркальный коридор, и снова на одном конце его — возмужавший и слегка поседевший Брик, на другом — он сам, тоже поймавший опечаленный взгляд друга.

— Как мой мальчишка? — спросил волшебник Клайгель.

— И где ты только нашел такого? — передернул плечами рыцарь Готорн, однако глаза его потеплели. — Берет у меня три боя из четырех, да и то только потому, что щадит мои старые кости. Первым в драку не лезет, держит лицо, но если сочтет, что его задели, вцепится — не оторвешь. Сам знаешь, у меня мальчишки, имеющие доступ к оружию. Только потому, что я имею у него некоторый авторитет, да еще не спускаю с него глаз, он никого не убил. Счастливая случайность плюс моя головная боль. Впрочем, курсанты уже образумились, с шестнадцати лет опасаются перебегать ему дорогу. Красавец вырос, не узнаешь, этакий черный лебедь. Все местные барышни по нему высохли, а гризетки, те попросту передрались. Обрати внимание, рыжая девчонка из него веревки может вить.

— Ему пора вернуться, — сказал Санди. — Скажи ему, пусть поторопится.

Брик кивнул, не сводя с лица своего друга встревоженного взгляда.

— А ведь ты моложе меня, — сказал он.

— Я думаю, Брик, мы видимся в последний раз. Я бы хотел проститься.

— Ты болен?

— Что-то вроде. Сокрушения по этому поводу уже позади. Кто знает, Брик.

— Кто знает, малыш Санди. Кстати, я отдал Рэю Чайку.

— Что?

— Скучать она у меня стала. Я человек теперь солидный, семейный.

А она к нему просилась, я чувствовал. Его рука ей нужна. Так что я ему подарил ее. Меч, он, как женщина, предпочитает молодых.

— Ох, Брик, ты сам не знаешь, как этот твой дар может обернуться. Как этот твой порыв развернет весь здешний сюжет.

— Так ведь не забирать же?

— Ты и не сможешь. Ладно, посмотрим.

— Он стоит ее, Санди. Он в этом году фехтовальный кубок выиграл в Койре. Первый меч страны, не зубочистка. Кому ее еще носить, если не ему?! А на премиальные деньги купил себе коня, черного, как ночь, в масть себе. Так что он его драконом намерен транспортировать. Завтра-послезавтра жди своего парня. Не могу поверить, Санди, что я больше не увижу тебя. Прощай.

— Спасибо за дружбу, Брик. Прощай.

С ясного неба на залитую солнцем поляну планировал разноцветный дракон, отягощенный каким-то грузом, упакованным в большой деревянный ящик, подвешенный под блестящим металлическим брюхом. После нескольких примерочных кругов дракон опустился и завис в воздухе с таким расчетом, что ящик оказался устойчиво стоящим на земле.

С шеи дракона скатился седок, немного бледный после перенесенного полета. Он прислонился спиной к ящику, бывшему выше его роста, отдышался, освободил дракона от прочных шелковых строп и дружелюбно простился с ним. Дракон поднялся над поляной, описал в воздухе прощальный круг и растаял в небе среди игры солнечных лучей.

Путешественник обошел ящик, содержавший, по-видимому, ценный для него груз, и, примерившись, ударил в нескольких местах в крепящие рейки. Те треснули, и после некоторых дополнительных усилий ящик развалился. Широко расставляя длинные тонкие ноги, из него вышел великолепный вороной конь, чьи стати явно указывали на то, что он был выведен специально для ратной потехи. Налитый кровью глаз коня подозрительно оглядел окрестности, но хозяин, подойдя, потрепал его шею, легонько пощекотал дрогнувшие ноздри и в качестве взятки предложил пучок соблазнительной зелени. Конь, поразмыслив, решил сменить гнев на милость, тем паче окружавший ландшафт того стоил. Пока он знакомился с местной флорой, хозяин извлек из-под обломков ящика седло, уздечку и прочие предметы лошадиного обихода, и коню волей-неволей пришлось вытерпеть облачение во все эти причиндалы.

— Терпи, Расти, — приговаривал хозяин. — Согласись, было бы весьма глупо, если бы я, имея тебя под боком, сам тащил все эти твои шмотки. Более того, я рассчитываю на то, что ты прекрасненько понесешь на себе и мою персону.

Означенная персона представляла собой молодого человека лет двадцати, черноволосого и зеленоглазого, чей большой рот украшала обычно высокомерная, а сейчас — ласково-ироничная усмешка. Видимо, он был очень привязан к этому своему Расти. Его рост, ширина плеч и увесистый клинок на поясе должны были отбить охоту связываться с ним у самого отъявленного забияки, а внешность была того свойства, что заставляет встречных девушек оборачиваться и долго смотреть вслед. Юноша явно знал себе цену и, уперев руки в бока, оглядел местность критическим взглядом вернувшегося из долгой отлучки хозяина. Вполне очухавшийся Расти нервно мялся на месте, ожидая, когда хозяин соберется двинуться в путь. Большая ласковая рука взъерошила его холку, призывая к терпению, но замерла на месте. Глаза юноши вмиг сощурились, уловив подозрительное шевеление кустов на противоположном краю поляны. Рука его привычным жестом нашарила рукоять ножа, висевшего на груди, и, сделав пару как будто небрежных шагов, он встал так, чтобы Расти находился меж ним и угрожающим местом.

Кусты расступились, и из их чащи вышел лишь пару раз виденный им в детстве белый единорог, плывущий в ореоле собственного волшебного света. Его крошечные острые копытца ступали так осторожно, что земля почти не отзывалась гулом на его шаги. Единорог остановился в почтительном — или брезгливом? — отдалении, глядя на Расти и его хозяина. Но волшебная тварь не была одна. На его спине — неслыханное дело! — сидел всадник, вернее, всадница, с неменьшим интересом рассматривавшая вновь прибывших. Потом она спрыгнула с единорога и пошла прямо к ним через поляну. Луговая трава расступалась перед ней.

— Брось прятаться, Рэй, — громко сказала девочка. — Неужели ты думаешь, я не узнала тебя?

Она подняла руку, украшенную подобной венку руной Ку, образованной сплетением мелких родинок. Юноша рассмеялся.

— Я узнал бы тебя и без Знака, Королева. Ну кто еще в Волшебной Стране способен оседлать единорога?

— Здравствуй, — сказала она. — Я ждала тебя, и хотела встретить тебя первой. Какой ты стал… — она смерила его оценивающим взглядом и признала:

— Красивый. И животина у тебя здоровая.

Ап! Его руки сомкнулись на ее талии и взметнули ее вверх, заставив на мгновение захлебнуться воздухом. Теперь она, сидя на спине у Расти, глядела на своего друга сверху вниз.

— Этак-то мне больше нравится, — сказала она, без тени сомнения устраиваясь в мужском седле и ничуть не заботясь о том, что исцарапанная коленка ее королевской ноги, украшенная колоритным, уже желтеющим синяком, находится теперь на уровне его глаз. Рэй взял Расти под уздцы, и все трое неторопливо двинулись к лесу, болтая о незначащих вещах, словно и не расставались на семь лет.

Солнечные лучи, пробившиеся через лесные кроны и позеленевшие на этом пути, играли в нечесанной несколько дней и явно все семь лет нестриженной шевелюре Королевы Соль, обретшей свободу и Могущество. Она самозабвенно играла в милостивую Королеву, и ее личико выражало отъявленное лукавство.

— Ты худенькая, — сказал Рэй, видя ее расплывающийся в мягком рыже-зеленом свете силуэт. — Твои эльфы плохо кормят тебя?

— Я расту, — с непоколебимым достоинством возразила она. — Рэй, я похожа на маму?

Он, смеясь, покачал головой.

— Твоя мама похожа на розу в цвету, а ты — на дикий бурьян.

— Ты ответишь за эти слова, смертный! — надменно произнесла она и прыснула, и не засмеяться вместе с ней было просто невозможно.

— Дай мне поводья, — попросила она. — Разумеется, Королева эльфов — ничья дочь, ничья сестра. Но иногда мне страшно не хватает папы и мамы. Я ведь даже не знаю, какие они люди, как живут. Я могу смотреть на Тримальхиар лишь издали. Ты ведь идешь туда, не так ли?

— Да, — признал Рэй. — Твой отец позвал меня.

— Мы ведь встретимся с тобой еще? Расскажешь мне, как они там?

— Где тебя искать?

— О, Королева найдет тебя.

Дергая поводьями, она заставила Расти танцевать на месте. Тот подчинялся, кося глазом в сторону хозяина и явно недоумевая, почему тот позволяет так с ним обращаться и, главное, почему он сам-то это делает, и какой властью над ним обладает этот невесомый, но такой хлопотный груз? Солли была удовлетворена его покорностью.

— И еще одно, — сказала она. — Ты красив. У тебя будет много женщин, и я не вижу причины, почему бы не быть так. Но — слышишь ты меня? — опасайся влюбиться, потому что тогда я сживу ее со свету. Я выбрала тебя для себя.

Рэй сощурился.

— Не рано ли ты ведешь эти разговоры, малявка? Да, я сказал однажды, что ты нравишься мне, но я — вольный человек. И ты еще слишком мало знаешь о любви.

Она склонилась к нему с седла.

— Пять лет, — сказала она, — я даю тебе на то, чтобы ты узнал цену своей воле. Сейчас ты легко говоришь о том, что я нравлюсь тебе, но через пять лет ты не сможешь без меня дышать. А о любви, — она расхохоталась и ударила Расти босыми пятками, и голос ее разнесся по чаще, — я знаю все, потому что я сама — любовь.

Конь прянул с места и понесся напрямик, без дороги, огромный, но направляемый твердой рукой маленькой всадницы, уверенно вздергивавшей его в высокие прыжки над рогатыми корягами и поваленными стволами. Рэй в тревоге следил за ее скачкой, пока Расти не остановился в отдалении. Рэй только успел моргнуть, и Королева исчезла с конской спины, да и вообще из поля зрения. Ушла. Он свистнул, и Расти с виноватым и сконфуженным видом, словно его изловили на чем-то недозволенном, вернулся к нему. Рэй мог, не задумываясь, назвать десяток девушек, более красивых, чем Соль Клайгель, но именно это худенькое личико сердечком, самоуверенный стальной взгляд и спутанные рыжие кудри, эти исцарапанные коленки были генетически записаны в книгу его желаний. Она была мудра по-своему, Владычица чувств. Девушек много, и он думал о них как о девушках, во множественном числе. Соль Клайгель, Королева эльфов, одна. Что ж, у него найдется, чем занять какие-то глупые скоротечные пять лет, а там еще посмотрим, кто без кого дышать не сможет.

Он въехал в Тримальхиар через ворота, обращенные к холмам, и неспешно поднимался к Замку, оглядываясь вокруг и оценивая, что сделано здесь за семь лет. На его практичный взгляд, красота Тримальхиара была нефункциональна. Все эти кружевные арки и мостики, фонтаны и башенки съедали пространство и отняли у строителей уйму сил. Но все это свидетельствовало о мастерстве, вкусе и любви к людям. Он покачал головой, споря со своими мыслями. Народу на улицах было столько, что Расти в толчее приходилось пробираться шагом, и если кто и обращал на них внимание, так из-за его, конской, красоты и мощи. Ну да, может быть, еще девушки. Толпа была одета наряднее, чем семь лет назад, и лица были пестрее. В городе чувствовалось уверенное биение торгового пульса. Никто, в общем, не обращал на него внимания, он не чувствовал направленных на себя боязливого любопытства и неприязни и решил, что ему нравится Тримальхиар.

На него стали оглядываться лишь тогда, когда он поднялся на четвертый ярус и направился к воротам Замка. На месте Мастера-Строителя он возвел бы здесь крепостную стену, но тот отдал предпочтение кольцу фонтанов, и это было его право. Здесь, в этом месте, по-иному, чем на шумных улицах города, смотрелись угрожающая грация его тренированного тела, чернота шелка и кожи одежды и пронзительная зелень тигриных глаз. И у тех, кто теперь глядел ему вслед, проскальзывало в памяти какое-то недоброе воспоминание.

Он шел памятными коридорами, гулкими, прохладными и пустынными, и встреченная по дороге высокая рыжая женщина, похожая на розу в цвету, остановившись и в упор посмотрев в его лицо, отвернулась и исчезла где-то в боковом коридоре, не поприветствовав и не сказав ни слова. Она все помнила и не простила, и его больно кольнула эта ее недобрая память.

Он остановился перед дверью библиотеки и негромко стукнул в нее сгибом пальца. Две темно-русые головы, склонившиеся над какими-то картами, поднялись одинаковым жестом. Одна из них принадлежала серьезному тихому мальчику шести лет, с невысказанным «почему?» на губах, другая — Мастеру-Строителю Тримальхиара. Он был почти тот же, невысокий, худощавый, прямой и строгий, вот только лицо украсили очки, и Рэй с огорчением почувствовал, что он уже очень далеко ушел прочь.

— Артур, — сказал отец мальчику, — познакомься, это мой друг. Я хотел бы, чтобы он стал и твоим другом.

Во взгляде мальчика не прочиталось обычного глубокого детского благоговения перед хорошо видимой рукоятью меча на левом боку юноши, а только вопрос: можно ли действительно считать этого человека другом? Александр подтолкнул сына к выходу, и на пороге тот оглянулся.

— Что говорит дракон? — спросил Рэй.

Александр провел пальцем по белой доске столешницы и пристукнул костяшкой, ставя акцент. Его сын был Белым.

— Похож на тебя, — согласился Рэй. — А Солли была похожа на Сэсс.

— Я очень многое хотел тебе сказать, — начал Александр, — а теперь думаю, что, может быть, не стоит. Зачем тебе горький опыт чужих сказок? Что ты намерен делать?

— У меня есть мой Черный Замок, — сказал Рэй. — Я хочу вдохнуть в него жизнь. В него и в тот мертвый лес. Я не отказался от смысла моей жизни, мэтр. Я хочу смерти Амальрика.

— И убеждать тебя оставить эту затею было бы нелепо, не так ли?

Рэй наклонил голову.

— Почему ты не убил меня тогда? — спросил он. — Это было бы гораздо проще, чем нянчиться со мной и терпеть из-за меня неприятности и раздоры. Не говоря уже о том, что я представляю немалую угрозу твоим союзникам и Совету. Убить меня тогда было бы умно, а теперь это не так легко.

— Однажды я встретил человека по имени Бертран. Согласно сюжету нашей сказки, мы должны были стать смертельными врагами. И для него тоже было бы весьма умно и выгодно убить меня, потому что я представлял для него угрозу. Он мог убить меня. Он этого не сделал. А потом я стал задумываться над тем, что расставляет нас на черные и белые клетки шахматной доски, и почему мы обязаны оставаться на той стороне, куда нас поставили. И я решил, что не обязан разыгрывать чужой сюжет и что могу смешать карты его автору. Он, без сомнения, знает, чем я занимаюсь, и мне не избежать насильственного возвращения туда, откуда я был выпущен, и новой роли. Но ты, Рэй… Я сделал все, что мог, чтобы ты не стал тем Злом, которое само вопиет о том, чтобы его уничтожили. Не тем, которое вечно обречено быть битым. Рэй, пока существует Зло, существует мир Волшебной Страны. Я бы хотел, чтобы оно было таким, каким способен сделать его ты. Разумеется, на своем пути ты обретешь собственный опыт и не будешь оглядываться назад, на мою бледную тень в твоем прошлом. Помни, пожалуйста… Нас стараются распихать в рамки. Не держись за них, это неблагородно.

— Как много ты даешь мне авансом, мэтр, — сказал ему Рэй. — Возможно, я начну понимать тебя еще очень нескоро. Кто наследует Белый трон?

— Леди Джейн. Рэй, я хотел бы попросить тебя встречаться с Артуром. Он еще мал, мать безудержно любит его. Я не успею научить его тому, что ему надо бы знать, и я боюсь торопить его развитие, чтобы не вышло, как с Солли. Очень уж она спешила обрести свою сказку.

— Да, она развивается с явным опережением, — рассмеялся Рэй. — Я продолжаю утверждать, что это была целиком и полностью ее идея.

— Заглядывай в Тримальхиар. Я думаю, ты станешь нужен Артуру. Боюсь, что, при всем уважении к ней, Джейн узковато смотрит на проблему нашего контраста. И… я не знаю твоего пути, Рэй. Но пообещай, что как бы ни было тебе тяжело, в какой бы угол ни загоняла тебя судьба, ты не станешь искать Черный Меч.

— Обещаю, — Рэй приласкал крылья Чайки.

— Чем скрепишь ты эту клятву?

Золотые бесы пустились в пляс в тигриных глазах.

— Клянусь… Чем мне поклясться, чтобы ты поверил, мэтр? Ну что ж, клянусь своей любовью к твоей дочери.

Он добродушно рассмеялся, видя, как Мастер-Строитель в растерянности потянул очки с лица.

— Я только сейчас понял, — сказал Санди, — какая это бесконечная история.

На этом я хочу проститься со своим любимым героем, пока он еще жив и стоит на последней странице своего последнего Приключения. Пришла пора его отлета. Но рядом с ним, на пороге своей сказки, стоит мой новый герой. А это —

конец последнего приключения Александра Клайгеля.

15.12.95

Оглавление

Пролог

ЧАСТЬ I . ХОЗЯИН ОБЛАЧНОЙ ЦИТАДЕЛИ

  ГЛАВА 1 . АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО «ТРИМАЛЬХИАР»

  ГЛАВА 2 . ЛЕКЦИЯ ПО НАЧАЛЬНОЙ МАГИИ

  ГЛАВА 3 . В ДЕЛО ВХОДЯТ ГНОМЫ

  ГЛАВА 4 . ВВЕРХ ПО РЕКЕ

  ГЛАВА 5 . ИХ НЕ ЖДАЛИ

  ГЛАВА 6 . ТРИМАЛЬХИАР ИЗНУТРИ И СНАРУЖИ

  ГЛАВА 7 . ЗЕМЛЯ МИРАЖЕЙ

  ГЛАВА 8 . НАЗОЙЛИВАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ

  ГЛАВА 9 . МУЗА СОЗДАТЕЛЯ

  ГЛАВА 10 . СЕРЫЕ ЛЕБЕДИ

ЧАСТЬ II . МАЛЬЧИК-НОЖ

  ГЛАВА 11 . ЛЕКАРСТВО ОТ МЕЛАНХОЛИИ

  ГЛАВА 12 . ЖАРКОЕ ИЗ ЕДИНОРОГА

  ГЛАВА 13 . ЭКСКУРСИЯ ПО ЦИТАДЕЛИ ЗЛА

  ГЛАВА 14 . ПОТЕШНАЯ МАЛЯВКА

  ГЛАВА 15 . ДРАКОНЬИ ХОЛМЫ

  ГЛАВА 16 . МАССА ПОВСЕДНЕВНЫХ МЕЛОЧЕЙ

  ГЛАВА 17 . СМЕРТЬ, ТАЯЩАЯСЯ В НОЧИ

  ГЛАВА 18 . ДОЗНАНИЕ

  ГЛАВА 19 . ВОЛШЕБСТВО, СОТВОРЕННОЕ В ГНЕВЕ

  ГЛАВА 20 . НОВООБРЕТЕННАЯ КОРОЛЕВА

ЭПИЛОГ . БЕСКОНЕЧНАЯ ИСТОРИЯ

Реклама на сайте