«Лабиринт снов»

ЛАБИРИНТ СНОВ

Всегда помни, кто ты, зачем пришел в этот сон, и не пропусти момент, когда из него нужно уходить.

Одна из заповедей инспекторов снов.

«Фиг вам!» – сказала Красная Шапочка, доедая Серого Волка.

Народное присловье.

1.

В настоящей женщине должно быть что-то от волчицы. А эта...

Ну, не важно.

Может быть, именно поэтому она и ушла.

Я вытащил из ящика письменного стола пистолет и, положив его перед собой, закурил сигарету.

Вороны за окном орали как оглашенные.

Вот и все.

Я посмотрел на пистолет. Он казался гораздо тяжелее, массивнее, чем был на самом деле. Забавно. Пистолет. «Смит-Вессон», шестьсот пятьдесят граммов весом, с магазином на десять патронов.

Мне вспомнилась барахолка и запросивший за него полторы тысячи небритый, невзрачный мужичок. Тщательно пересчитав деньги, он пожал мне руку и растворился в толпе.

Значит, все это было не зря. Сейчас эта покупка пригодится.

Сигаретный дым вяло уплывал в форточку.

Мне хотелось закрыть глаза, расслабиться. Постепенно, кусочек за кусочком, забыть все, что я когда-либо знал, до тех пор, пока вместо памяти не останется лишь полная пустота. И тогда появится ощущение небывалой, никогда до того не случавшейся свободы. Я подпрыгну и, словно воздушный шарик, взлечу, выскользну в форточку...

Если бы это было возможно!

Я вылез из-за стола, прошелся по комнате и остановился у окна. Прижавшись лицом к стеклу, стал смотреть на улицу.

Там был грязный асфальт, и по нему куда-то катил на велосипеде мальчишка в драном трико, а также стоял, неловко приткнувшись к обочине, новенький «запорожец» с наклейкой на ветровом стекле «Патроль ниссан». Вот остановились две соседки, толстые, глупые и осатаневшие от жизни. Почти сразу же одна обозвала другую дурой и сейчас же услышала в ответ, что сама «больно умная». Они вяло, словно проговаривая давно надоевшую роль, стали ругаться. А мимо них тянулась нескончаемая вереница мужиков в фуфайках. Каждый держал в руках сетку, наполненную пустыми бутылками.

Тяжело хлопая крыльями, пролетела большая, можно сказать – огромная, ворона. Кажется, она мне подмигнула.

Я вспомнил птицу-лоцмана и затосковал.

Нет, никогда я ее больше не увижу, не услышу шума ее крыльев, никогда больше она не опустится на мое плечо.

Наверное, надо было тяжело вздохнуть, но вместо этого я повернулся спиной к окну и внимательно посмотрел на пистолет.

Теперь он казался маленьким спящим зверьком, готовым в любой момент проснуться и забрать жизнь того, кто до него дотронется. Впрочем, вполне возможно, он лишь делал вид, что спит, а на самом деле просто ждал. Меня. Он знал, что я никуда от него не денусь, сколько бы ни ходил, сколько бы ни смотрел в окно.

Я вернулся к столу, и пистолет послушно лег в мою руку.

В воздухе все еще чувствовался запах духов той, что ушла. Ничего, скоро он исчезнет.

Холодный ствол ткнулся в висок. Теперь осталось только сказать себе: «А слабо?..»

Кстати, надо встать так, чтобы пуля, не дай бог, не вылетела на улицу. Еще попадет в кого-нибудь.

Ну вот, теперь, собственно, можно и начинать.

Щелкнул предохранитель.

Интересно, когда найдут мое тело? Сейчас, днем, все на работе. Выстрел никто не услышит. А если и услышит, то пойти узнать, кто в кого стрелял, просто побоится. Этот мир жесток. Излишне любопытный может запросто получить в живот пулю. Просто так, за компанию.

Получается, мое тело найдут не скоро. Может быть, только тогда, когда запах из комнаты станет нестерпимым.

Я опустил пистолет.

Передо мной по стене бежала тоненькая горизонтальная линия, потом от нее отделилась вертикальная и опять горизонтальная. Они соединились.

Не может быть.

Вот линии очертили прямоугольник, он стал темнеть, по нему, словно по экрану испорченного телевизора, побежали полосы. На секунду линии исчезли, потом возникли вновь, став четче. И наконец передо мной появилась дверь.

Оставалось лишь ее открыть и куда-нибудь войти.

Сунув пистолет в карман, я достал из шкафа старую кожаную куртку. Надев ее, я открыл дверь. За ней была черная, безграничная пустота. Правда, сразу за порогом лежал круг света, словно приглашение, напечатанное на открытке с пошлой картинкой.

Похоже, змора придумала что-то новенькое. А может, ей не понравилось, что я хотел сбежать из статичного мира? Нет, в таком случае она бы просто вытащила меня в свой мир, а там мгновенно превратила бы мой пистолет в нечто совершенно безобидное.

Я выкинул окурок в форточку. Через несколько секунд с улицы послышался истошный женский крик:

– Хулиган! Посадить тебя, козла интеллигентного, надо, чтобы в честных людей окурки не бросал. Сейчас милицию вызову! Книжки поганец читает и нос задрал! Ну выгляни, выгляни, вонючка, я тебе зенки-то выдавлю!

Пожав плечами, я подумал, что фокус с неожиданным возникновением двери больше всего походил именно на вежливое приглашение. К чему бы это?

Я шагнул на круг света, и он спружинил подо мной, как хорошо натянутый батут.

Ну и что дальше?

С сухим бумажным треском круг разорвался, и, словно Алиса в кроличью норку, я полетел вниз.

Ударивший в спину ледяной ветер едва не перевернул меня на живот, но неожиданно стих. Я падал, падал и падал вниз. Длилось это до безобразия долго. Временами мне казалось, что я вовсе и не падаю, а неподвижно завис в пустоте и это никогда не кончится.

Потом я замерз и, чтобы согреться, стал дрыгать ногами и размахивать руками. Впрочем, через некоторое время опять потеплело, и я посчитал это благоприятным знаком.

Я даже посмотрел вниз, но там была лишь непроглядная темнота. Вот мимо меня пролетела широкая, усеянная голубыми звездочками огненная лента.

Откуда-то я знал, что она живая.

Интересно, каким меня видит это существо?

Я вздохнул.

Странное равнодушие и отрешенность постепенно овладевали мной. Не хотелось ничего, даже дышать стало трудно.

Вдруг у меня под ногами полыхнуло. Мимо меня пролетело облако сверкающих искр, и я ухнул в тяжелый, вязкий, словно кисель, голубой туман. Он неохотно расступался под моей тяжестью, но постепенно стал жиже, поредел. Теперь я падал все быстрее и быстрее. Сквозь туман стали проступать какие-то неясные контуры. Я стал прикидывать, на что они похожи, но вдруг упал на наклонную поверхность и стремительно покатился вниз.

Мир кружился вокруг меня. Я отчаянно пытался остановиться, но никак не мог. А потом склон кончился. Я приложился обо что-то головой, да так, что из глаз посыпались искры, и потерял сознание...

2

...Воздух пах миндалем.

Вынырнув из беспамятства, я долго лежал, даже не пытаясь открыть глаза, и со всхлипыванием, судорожно нюхал этот запах, пропускал его сквозь ноздри, наслаждался им.

Постепенно, придя в себя окончательно, я сообразил, что все же попал в мир зморы.

Ну еще бы, какой другой мир мог так пахнуть? В какой еще другой мир я мог попасть?

Голова у меня кружилась, слегка подташнивало. Видимо, я хорошо обо что-то приложился там, на склоне. Хотелось забыться и не думать ни о чем, совсем ни о чем. Или же нет, думать, но только о чем-нибудь постороннем, не имеющем никакого отношения к зморе и ее странному миру, о чем-нибудь давнем, давно забытом и вдруг, как бы без особой причины вспомнившемся...

Да, я вспомнил.

Мне почему-то вспомнился Гунлауг-учитель.

Именно он...

Теплая осенняя ночь. Костер, в котором потрескивают сырые смолистые веточки. Рассеянно подобрав с земли длинную обожженную палку, Гунлауг вонзает ее в костер, так что к небу взлетает целый рой искр, и продолжает рассказывать:

– ...Защитники крепости один за другим умирали от голода. Кончились снаряды для больших баллист, и котлы, из которых в первые месяцы осады лили на головы штурмующих кипящий жир, опустели. Хоронить мертвых было некому. У тех, кто еще оставался в живых, не хватало на это сил.

Но никто из осажденных и не помышлял о сдаче. Все знали, что пощады не будет. А тем временем злобные тролли, предчувствуя победу, ликовали. Когда же из темных джингахарских лесов на подмогу к ним явились вооруженные кривыми тяжелыми мечами, в латах из кожи саламандр гоблины, тролли стали готовиться к последнему штурму.

Зная, что наутро их ждет неминуемая гибель, ночью, оставив на стенах лишь нескольких часовых, защитники крепости собрались на совет. На исходе ночи, когда большая кровавая луна Темисо поднялась на свой небесный трон, а маленькая – голубая, по имени Джамиран – стыдливо, как и каждую ночь, спрятала свое лицо за горизонтом, встал верховный жрец бога Гипноса.

Он сказал, что выслушал всех и понял, что никто не знает, как спастись от лютой смерти. Но он придумал, как ускользнуть из крепости и обмануть кровожадных троллей. Для этого надо уйти в странный и загадочный мир снов. Правда, добавил он, заканчивая свою речь, вернуться из мира снов обратно будет уже невозможно.

Задумались было дайны, но тут слабый ночной ветерок донес до них со стороны лагеря осаждающих скрип и стук. Это сколачивались штурмовые лестницы и щиты, чтобы защищаться от стрел.

И каждый посмотрел на небо родного мира, на стены родного города, каждый вспомнил о могилах славных предков. Но выхода не было. Мало кому хотелось умирать, и никто не желал зла своим женам и детям.

Когда же наступил рассвет и голубое солнце показалось над горизонтом, верховный жрец бога Гипноса пропел заклинание и возникла дверь в мир снов...

Через час солнце поднялось уже достаточно высоко и окрасило аквамариновым цветом покрытые жемчужными раковинами крыши домов города дайнов.

И начался штурм.

Не встретив ни малейшего сопротивления, тролли и гоблины ворвались в крепость и не обнаружили в ней ни одного человека. Все защитники исчезли неизвестно куда. Остались лишь покинутые дома и то имущество, которое дайны не смогли унести с собой.

Сообразив, что их провели, вожди гоблинов и троллей переругались. Каждый винил в неудаче другого. Наконец, собрав то, что осталось, а надо сказать, что дайны прихватили с собой наиболее ценные вещи, тролли и гоблины с позором вернулись, одни в свои джингахарские леса, другие – в мрачные теснины кромпонских гор. С тех пор отношения между этими двумя племенами испортились, и редко когда какой-нибудь гоблин, встретив на глухой лесной тропе тролля, отказывал себе в удовольствии вонзить ему кинжал в спину. Если в подобной ситуации оказывался гоблин, то тролль поступал точно так же.

Исчезновение же дайнов так и осталось великой тайной, поскольку никто в других племенах не мог определить, куда они исчезли. И только временами жрецы бога Гипноса, когда при них начинали обсуждать этот загадочный случай, понимающе переглядывались и едва заметно усмехались.

А дайны, попав в мир снов, увидели, что он странен и чужд. Многие поначалу погибли, поскольку не знали, как в этом мире жить и добывать себе пропитание. Если бы им не помогал верховный жрец бога Гипноса, они бы погибли все. А так уцелело несколько сотен самых сильных и умных.

Шло время. Народ дайнов выжил и все увеличивался. Поначалу находились безумцы, пытавшиеся искать путь обратно, в тот мир, из которого пришли. Ничего у них не вышло.

Сменялись поколения. Постепенно стерлись воспоминания о статичном мире, и мир снов стал для дайнов родным. Те, кто в нем родился, не могли уже представить, как можно жить в другом мире и каким он может быть, этот другой мир. Даже тогда, когда дайны подружились с птицами-лоцманами и научились не только путешествовать по снам, но и находить выходы в статичные миры, никто уже не мог определить, какой из них является им родным. Да и ни к чему это было. Потому что мир снов стал для них родным.

Дайны даже сменили имя. Теперь за то, что были они честны и храбры, всегда поступали по справедливости, а также не щадя живота боролись со всякой в изобилии населяющей сны нечистью – со зморами, паразитами снов, темными порождениями кошмаров и, конечно же, с черными магами, – их прозвали инспекторами снов. Неизвестно, из какого языка было взято это слово, но для многих жителей мира снов оно имело значение и воспринималось не только как имя.

Вот так в мире снов появились первые инспекторы снов.

С этого начинается их история...

Гунлауг-учитель задумался.

На мгновение из темноты вынырнула и, пролетев над костром, сгинула без следа птичка-врушка об одном крыле. Гунлауг кинул в огонь еще одну ветку. Взлетел рой золотистых ос и там, в бездонной синеве, медленно и беззвучно погас.

– Кстати, – задумчиво сказал Гунлауг, – те первые дайны, явившиеся из реального мира в мир снов, могли производить странное действие – спать. С каждым новым поколением это искусство встречалось все реже, пока и вовсе не утратилось. А жаль. Судя по всему, с помощью этого искусства первые дайны могли создавать сны. Если бы мы смогли вернуть это забытое искусство, то значительно бы увеличили свою власть.

Вздохнув, Гунлауг вытащил из костра уголек и, прикурив от него сигарету, швырнул обратно.

– Впрочем, жизнь слегка напоминает ненасытное чудовище. Больше всего она любит взимать дань, плату. И, как правило, всегда берет больше, чем дает. Так уж получается, такова жизнь, и ничего тут не поделаешь. Видимо, с дайнами произошло то же самое. За то, что попали в мир снов, они заплатили тем, что утратили дар эти сны видеть.

Иногда я спрашиваю себя, равноценный ли это обмен? Не знаю. Для того чтобы это определить, мне надо хотя бы один раз умудриться не провалиться в безвременье, а заснуть.

Кто знает, что я тогда почувствую и что со мной случится?

Да и вообще, так ли уж он неравноценен? Как это определить? Вот например: кто скажет, сколько стоят те пять минут, когда ты летом стоишь у окна, куришь и вдруг понимаешь, что вся вселенная, все окружающее вошло с тобой в странную мимолетную гармонию, и ощущаешь великий, безграничный, неописуемый покой? И стоит ли за эти пять минут заплатить несколькими седыми волосками? Кто знает? Кто определит? Кто оценит?

Он усмехнулся и добавил:

– Вот такие дела, мой нерадивый, ленивый, глупый ученик, из которого, если позволит великий Гипнос, выйдет действительно что-то стоящее...

Я открыл глаза и приподнял голову. Меня все еще слегка мутило. Я чуть было снова не рухнул на асфальт, но удержался и даже попытался сесть. Как ни странно, это мне удалось.

Через пять минут я настолько пришел в себя, что даже заметил и смахнул приставший к щеке окурок.

Ну конечно, это был мир зморы. Что же это еще могло быть? Над головой у меня висел огромный, раза в два больше, чем солнце, огненный шар. В его безжалостном свете медленно плавились унылые кирпичные трехэтажные дома с выбитыми стеклами. Они закрывали горизонт, но я знал, что в мире зморы до него недалеко – километров пять, не больше.

Неподалеку, на капоте насквозь проржавевшего автомобиля, сидел здоровенный стервятник и смотрел на меня неподвижными, похожими на оловянные пуговицы глазами. Вот он разочарованно покрутил головой и, развернув огромные крылья, с противным криком улетел.

А вдруг змора пригласила меня сюда для того, чтобы эта милая птичка не подохла от голода?

Встав, я посмотрел на свои руки и, увидев, что они почему-то испачканы мелом, вытер их о штаны.

В этот момент откуда-то из-за ближайших домов наплыл жуткий монотонный вой. Он звучал все громче и громче, пока не стал таким, что мне показалось, будто у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки. Я хотел было заткнуть уши пальцами, но тут вой смолк. На мгновение воцарилась неестественная тишина, но вот в одном из полуразрушенных домов что-то скрипнуло, потом оттуда послышался грохот, словно по паркету прокатили большой булыжник.

Я подумал, что не был в мире зморы целых три года. Кстати, он ничуть за это время не изменился.

Все же интересно, зачем я ей понадобился?

Прикинув, в каком направлении находится черная стена, я двинулся в путь.

Под ногами шуршали выцветшие на солнце бумажки от конфет. Подошвы моих ботинок гулко шлепали по потрескавшемуся асфальту.

Метров через сто был перекресток, и, свернув направо, я увидел лежавшие возле стены высокого, со множеством мраморных колонн и просевшей крышей дома кучи золота. Мне показалось, что с тех пор, как я был здесь последний раз, их стало больше.

Интересно, зачем они зморе?

Из крайней кучи торчало нечто, смахивающее на кривую полуобугленную ветку. Заинтересовавшись, я подошел ближе и всмотрелся.

Великий Гипнос!

Это оказалась мумифицированная рука. На ее безымянном пальце виднелось кольцо с печаткой в форме странного рунического знака.

Так и не сумев вспомнить, на что этот знак похож, я пожал плечами и двинулся дальше.

По мере того как я удалялся от центра мира зморы, моя тень становилась все длиннее. Солнце уже не жарило так безжалостно, и даже подул легкий ветерок. Под подошвами похрустывали черепки глиняной посуды, каменные наконечники стрел и копий, косточки каких-то мелких животных. С каждым шагом этого мусора было все больше. Дома, мимо которых я шел, становились все ниже. Большей частью это были одноэтажные развалюхи. В их стенах то и дело попадались проломы. Затянувшая их паутина, казалось, охраняла скрытую за ними жирную, наполненную странной жизнью темноту. Временами паутина с влажным чмоканьем разрывалась, из пролома высовывался кончик толстого, масляно поблескивающего щупальца и начинал слепо шарить по улице. Вот одно из них метнулось было ко мне, но на полдороге остановилось и безвольно опало.

Из-за угла дома на противоположном конце улицы вышел зомби и остановился, засунув руки в карманы потертого, с засаленными рукавами пиджачка. На голове у него была фуражка-восьмиклинка, на ногах сапоги, причем на правом позвякивала здоровенная стальная шпора, а носок левого был перевязан бечевкой, чтобы укрепить отставшую подошву. Его вздувшееся, покрытое трупными пятнами лицо было неподвижно, словно страшная маска. Мертвые, пустые глаза смотрели прямо на меня.

Я подумал, что в прошлый раз, три года назад, зомби у зморы был другой. Значит, поменяла. Или прежний пришел в негодность. Хотя скорее всего поменяла. У них, у змор, считается хорошим тоном менять зомби как можно чаще.

Зомби ухмыльнулся и вытащил из висевших на поясе ножен шашку. Правда, нападать на меня он, похоже, не собирался. Просто стоял неподвижно, как статуя, и лишь солнце вспыхивало на блестящем, видимо, отлично заточенном клинке.

Я совершенно спокойно прошел мимо него, но шагов через двадцать все же не удержался и обернулся.

Зомби уже не было. Только на том месте, где он стоял, крутился пыльный смерчик да порхала неизвестно откуда взявшаяся банкнота, похоже, трехрублевка.

Ну и ладно.

Я свернул налево и наконец-то увидел черную стену. В высоту она имела не более трех-четырех метров, была абсолютно гладкая и действительно жутко черная. Метрах в пятидесяти от нее город заканчивался, и начинался небольшой, голый, без единой травинки, пустырь. Стены крайних домов усеивали пятна жирной копоти. Как будто время от времени со стороны черной стены кто-то ради развлечения стрелял по ним из огнемета.

Я остановился шагах в десяти от черной стены и стал ждать, когда из нее появится змора.

Она не торопилась.

Я посмотрел на черную стену, и в этот момент мир перевернулся, оказался вверху, а черная стена – внизу. Я словно бы парил над огромной черной расселиной. Ее чернота манила меня к себе, притягивала. Чувствовалось, что стоит исчезнуть той неведомой, не дающей мне упасть силе, и я рухну вниз, в темноту. Воздух вокруг меня заколебался. Вот-вот он меня отпустит, и тогда...

Тут из черной стены появилась змора, и наваждение исчезло. Она остановилась от меня шагах в пяти. Глаза у нее были странного фиолетового цвета. Вот они насмешливо вспыхнули, алый, прекрасно очерченный рот округлился, словно змора увидела нечто в высшей степени занимательное, например, очень умную собачку, способную выкидывать невероятно забавные штучки.

Неторопливо, до умопомрачения изящным жестом она вскинула руки и поправила волосы. При этом ее черное, в кружевах, платье поднялось на несколько сантиметров, давая возможность лучше рассмотреть стройные длинные ноги.

Вот только на такие штучки меня было не взять.

Неторопливо, стараясь не делать резких движений, я вытащил сигарету и закурил.

– Приветствую тебя, Сверир, – сказала змора. В голосе ее чувствовалась насмешка.

Я ничего не ответил. Стоял, курил и с тоской думал о том, что она могла бы не тянуть волынку, а просто сказать, что ей на этот раз от меня нужно, – и точка. Тошно мне было. Может, из-за того, что опять вспомнилась птица-лоцман, окровавленным, бесформенным комком падающая на землю.

– Ну же, инспектор снов без птицы-лоцмана, – продолжала змора. – Похоже, дела твои в статичном мире пошли не очень хорошо. Ты даже хотел ускользнуть. Причем совершенно варварским способом. Ай-ай, нехорошо, совсем нехорошо. Что же это? Насколько я знаю, за минувшие три года ты не пробовал уйти из статичного мира, и тут вдруг такая попытка... Сдался, что ль? Жаль, когда я тебя поймала, ты, честно сказать, выглядел вполне браво. И все же не прошло и трех лет, как попытался уйти в загробный мир. Почему?

– Не твое дело, – мрачно сказал я.

– Ай-ай-ай, какие мы гордые, – засмеялась она. Смех у нее был очень звонкий и красивый. – А все же в висок себе пальнуть ты хотел. Кстати, почему именно в голову, а не в сердце?

– Ладно, хватит болтать. Лучше скажи, зачем позвала.

– Ну, это от нас не уйдет. Это потом. Все же ответь, почему ты пытался уйти именно так? Там, на цепи миров, ты уже не смог бы быть инспектором снов.

Я вздохнул.

Спору нет, она была чертовски красива, но занудлива...

– Неужели ты струсил?

Я понял, что она не отстанет, и буркнул:

– Любой дурак знает, что из статичного мира в мир снов без помощи птицы-лоцмана не уйдешь. Что же мне оставалось? Только великая цепь.

Змора всплеснула руками и снова рассмеялась:

– Значит, ты решил действовать именно так? Что ж, совсем неплохо. Вот только я не получила того удовольствия, которое ожидала. Я-то думала поразвлечься, наблюдая за твоими попытками выбраться. А ты лишил меня этого удовольствия. Поэтому я делаю тебе предложение. Ты согласен меня выслушать?

Я сделал вид, что не слышу ее вопроса.

– Ну, что же ты, отвечай! Так как, Сверир, ты согласен?

– Ладно, я тебя слушаю, – сказал я, прикидывая разделявшее нас расстояние. Между нами было шагов пять, не больше. Вот только я почему-то знал, что сейчас пытаться ее убить не стоит. Ничего не получится.

– Вот и отлично. – Змора непринужденно уселась на большой, мгновенно, словно огромный цветок, выросший из земли диван и посмотрела на меня искоса, с иронией. – Давай-ка поговорим. Давно уже я с тобой не говорила, целых три года, и поскольку поболтать здесь не с кем... Честно сказать, соскучилась...

– Врешь ты все, – сказал я.

Змора кокетливо хихикнула и с глупым видом просюсюкала:

– Значит, взрослый дяденька не хочет иметь дел с маленькой девочкой? Не хочет ее развлечь, сказать какую-нибудь чепуху типа той, что говорил в прошлый раз... Да, вспомнила, ты говорил про честный бой, по правилам... Кстати, глупость страшная. Я здорово тогда позабавилась. Давай ты мне сегодня что-нибудь такое же скажешь. Только не сейчас, а под конец, по возможности неожиданно.

Она откинулась на спинку дивана и опять поправила прическу.

– Значит, так. – На лице у нее появилось мечтательное выражение. – Поскольку ты совсем не желаешь меня развлекать, пытаясь сбежать из статичного мира, я придумала совсем другую забаву. Предлагаю сыграть в игру...

– Игру?

– Ну, если хочешь – предлагаю тебе пари, сделку... Хотя мне почему-то нравится слово «игра». Итак, я делаю тебе предложение. Принимаешь ли ты его?

– Я не ослышался? – удивился я.

– Отнюдь. У тебя даже есть шансы выиграть. Ну как, согласен?

– А что за игра?

– Да очень простая. У меня тут есть небольшой лабиринтик снов. Он такой простой, что, будь у тебя птица-лоцман, ты ускользнул бы из него в два счета. К счастью, о твоей птице-лоцмане я позаботилась еще в нашу первую встречу... Итак, я отпускаю тебя в этот лабиринт, а ты должен найти из него выход в мир снов. Если ты его найдешь, то сумеешь уйти. Правда, ставить тебе палки в колеса я буду, это уж непременно, но ведь ты не так глуп, как кажешься. Не правда ли? Ну, ты согласен?

Я усмехнулся.

– Фи, вы не умеете обращаться с дамами. – Змора хихикнула. – Кстати, предупреждаю, от моего предложения отказываться нельзя. Если не будешь играть в эту игру, мне не останется ничего другого, как вернуть тебя в статичный мир и там оставить.

– Вот так?

– Да, именно так, – подтвердила она. – Я хочу поразвлечься, и ничего предосудительного в этом нет.

Во рту у нее на секунду мелькнули острые зубки.

– Значит, ты желаешь поразвлечься? – спросил я.

– А как же. Должна же я, в конце концов, получить свое удовольствие? Впрочем, тебе эта игра тоже должна понравиться. Подумай, ты будешь свободен и сможешь сколько душе угодно разгуливать по лабиринту. Он устроен очень просто, и ты легко с помощью соединительных туннелей сможешь переходить из сна в сон даже без птицы-лоцмана. Правда, если ты до конца игры попытаешься вернуться сюда или появиться на пустыре лабиринта, тебя встретят мои люди.

– Ну-ну, – сказал я. – С таким противником, как ты, стоит играть, лишь когда шансы равные. А в этой игре мои шансы не более одного к ста. Нет, лучше уж я вернусь в статичный мир и, может быть, если будет настроение, снова попробую поэкспериментировать со своим маленьким пистолетиком.

– Подумай, – убеждала змора. На ее алебастрово-белом лице, кажется, даже появился едва заметный румянец. – Если ты проиграешь, то всего лишь жизнь, а вот я-то проиграю гораздо больше. Я проиграю целый мир. Между прочим, создать его было не фунт изюма слопать. Я не говорю уже о тех снах, что наворовала для лабиринта. А самое главное – я проиграю свое будущее. Представляешь, какое оно у меня может быть? Ведь я вполне могу даже захватить кусок статичного мира, стать в нем чем-то важным и заметным, большим человеком. Там не знают, кто такие зморы и как с ними бороться. Кстати, многим до меня это удавалось. И еще, ты же знаешь, что с помощью снов можно управлять людьми – самыми обыкновенными, не вами, инспекторами снов. Нашепчешь во сне, смотришь, и человек просыпается совсем с другими мыслями, нежели те, с которыми он засыпал... Впрочем, сейчас это не важно, сейчас меня интересуешь ты и наша игра. Заруби на носу, я предлагаю тебе самые льготные из всех возможных условия.

– Ну да, конечно, – проворчал я.

Собственно, спорить с ней не имело смысла. Я уже понял, что соглашусь. Несмотря на то что выиграть предложенную ею игру скорее всего просто невозможно. Мне не хотелось обратно в статичный мир. А игра давала пусть призрачный, но все же шанс. Чем черт не шутит, когда бог спит? Конечно, пару часов назад я хотел покончить с собой, но вот смогу ли я это сделать вновь? Сомнительно. Хотя бы потому, что сейчас у меня был выбор: смерть против мизерного, но все же шанса спастись.

Вот забавно! Придворным увеселителем я еще не был. Шутом. И у кого? У жалкой, ничтожной зморы, которую, не попади я из-за идиотской беспечности в засаду, легко бы одолел.

Я тяжело вздохнул и тоскливо сказал:

– Ведь надуешь, обязательно надуешь.

Сказано это было, конечно же, для проформы.

Змора захихикала:

– Не увиливай, говори, что согласен, и нечего терять время. В общем, так: до лабиринта дойдешь без осложнений, а там – как знаешь. Все в твоих руках.

– И в твоих, – буркнул я.

– И в моих, – согласилась она.

– Ладно. – Я выплюнул окурок. – Только учти, никаких обещаний я не давал. Если сбегу, найду себе новую птицу-лоцмана и вернусь. Ты прекрасно знаешь, чем это для тебя закончится.

– Ладно, ладно, – улыбнулась змора, и у нее во рту снова блеснули острые, длинные зубки. – Игры без риска не бывает. Значит, мы договорились, и ты согласен?

– Согласен. А теперь... скажи-ка мне, в чем тут подвох. Насколько я тебя знаю, его просто не может не быть.

– Конечно, подвох есть, – невозмутимо сообщила змора. – Дело в том, что я могу и врать. Из моего мира в мир снов выхода может и не быть. В таком случае, согласившись на эту игру, ты сделал ошибку. Еще одну ошибку ты сделал, когда согласился, не поинтересовавшись всеми правилами игры. Поэтому предупреждаю – буду использовать любую возможность, чтобы помешать. Вот видишь, ты еще не начал игру, а наделал уже столько ошибок! Но это не важно. Напоследок могу сообщить истинную цель этой игры. Я хочу знать, смогу ли я так тебе задурить голову, что ты не сможешь в конце концов с уверенностью сказать, в каком мире находишься. Я решила, что если мне это удастся, то стоит попробовать завоевать кусочек статичного мира, а там... ну, не важно. И еще, чтобы ты не задирал нос, я буду время от времени напоминать тебе о своем существовании, подавать знак, что за тобой наблюдаю, что ты все еще в моей власти. Каким образом? Придумаю.

Она радостно улыбнулась.

– Ну, теперь ты уже пожалел, что согласился?

Я сплюнул в ее сторону и закурил новую сигарету. Делая первую затяжку, я заметил, что пальцы у меня слегка подрагивают. Это меня разозлило, и я сказал:

– Все равно я от тебя убегу. А потом обязательно вернусь.

– Ах ты поросенок, – задумчиво сказала змора. – Значит, решил показать мне зубки? Надеюсь, ты понимаешь, что я с тобой сделаю, когда игра закончится?

– Только если она закончится в твою пользу.

– Уж я постараюсь, чтобы так и вышло. – Глаза зморы зловеще блеснули.

Я показал ей «нос».

– Жаль, – покачала головой змора. – Очень жаль. Хорошо, ты сам этого хотел. Итак, игра началась, и не будем зря тратить время.

– А почему ты сказала «жаль»? – поинтересовался я.

– Тебе это интересно?

– Конечно.

– Мне действительно тебя жаль. Неужели ты надеешься, что у тебя на самом деле есть хотя бы шанс? Я бы лично на твоем месте сейчас же покончила бы с собой и не ввязывалась в эту игру.

– А я вот ввязался, – решительно сказал я.

– Действительно? – усмехнулась змора.

Из ее рта вдруг вырвался огненный шар и, потрескивая, стремительно полетел ко мне. Отскочив в сторону, я оглянулся и увидел, как он врезался в стену ближайшего дома. Вспыхнуло жаркое пламя и почти мгновенно погасло. Только на стене осталось свежее пятно жирной копоти.

– Пока, мой герой, – томно пропела змора и быстро сделала шаг назад. Черная стена дрогнула, мгновенно на нее надвинулась и, поглотив, отступила обратно.

Я сплюнул себе под ноги и тихо выругался. У меня было ощущение, что меня обвели вокруг пальца. Ну ничего, мы еще встретимся. Да и отступать поздно – игра уже началась. Ничего другого не оставалось, как идти к лабиринту.

Вдруг змора высунула из черной стены голову и сказала:

– Кстати, придумала – сигналом, напоминающим о том, что я за тобой слежу, будет скрип у тебя под ногами. Оригинально, правда? Он будет звучать независимо от того, пойдешь ли ты по песку, глине или траве. Он будет особенный, ни с чем другим ты его не перепутаешь. Ну, на этот раз действительно – все. К делу, мой глупенький смельчак!

Подмигнув мне, она исчезла в стене.

Я выкурил еще одну сигарету.

Змора больше не появлялась.

Чувствуя, что во рту у меня противно горчит, поскольку последняя сигарета была уже лишней, я двинулся в сторону лабиринта снов.

3

Город был по-прежнему пустынен, только в тех домах, внутри которых виднелись щупальца, слышалось чье-то тяжелое, прерывистое дыхание.

Миновав пару улиц, я подумал, что принять предложенную зморой игру мог только полный идиот. Такой, как я.

Эх, сюда бы Гунлауга-учителя. Уж он бы нашел какой-нибудь выход. Впрочем, он бы просто в такое положение не попал.

Ладно, хватит сожалеть. Ничего не изменишь!

Я шел и шел. Купол мира зморы поднимался над моей головой все выше и выше. Опять стало жарко. На несколько секунд асфальт у меня под ногами как-то странно заскрипел, и только когда скрип смолк, я догадался, что именно о нем мне и говорила змора.

Действительно, этот скрип ни с каким другим перепутать было нельзя. Ну и черт с ним.

Я прошел мимо куч золота. Из ближайшей по-прежнему торчала мумифицированная рука. Только теперь она была крепко сжата в кулак.

Остановившись, я несколько секунд смотрел на нее. Конечно, надо было бы подойти и узнать, что это за такая странная рука. Но я этого делать не стал. Почему-то мне этого не хотелось. Очень не хотелось.

В конце концов, пожав плечами, я все же двинулся дальше.

Не доходя до того места, в котором очнулся, вернувшись из статичного мира, я свернул направо. Теперь солнце у меня было за спиной, а жара стала просто невыносимой. Впрочем, впереди уже виднелся просвет между домами. Именно к нему я и шел.

Чем ближе он становился, тем больше поднималось мое настроение. Все-таки, несмотря ни на что, я вырвался из статичного мира. Да, я мог застрять там на бесконечно долгое время, а здесь... здесь был шанс что-то придумать.

Город кончился...

Передо мной до самого конца мира зморы простирался, кое-где покрытый вереском и зарослями полыни, пустырь лабиринта снов.

Посмотрев на дальний конец мира зморы, туда, где купол смыкался с землей и лежали длинные голубые тени, я в очередной раз поразился тому, что относительно небольшой, километра два с половиной в диаметре, пустырь скрывал под собой огромный, состоящий из сотен снов лабиринт.

Впрочем, когда имеешь дело со снами, бывает и не такое.

Весело насвистывая, я пошел по пустырю.

Сейчас мне не хотелось думать ни о зморе, ни о нашей с ней игре, я радовался, что снова попал в сны. И пусть меня ждет жуткая смерть. Она будет еще не скоро. Да и будет ли? А сны – вот они, можно прикоснуться.

Где-то неподалеку пересвистывались похожие на сурков зверьки.

Я вспомнил, как три года назад меня со связанными руками вели по этому пустырю серые рыцари. Впереди них шла змора. Она была горда и довольна. Еще бы, поймать инспектора снов.

Я поежился.

Воспоминание, конечно, было неприятное.

Завидев меня, пересвистывавшиеся зверьки высоко подпрыгивали и исчезали в норах.

Через несколько десятков шагов попался первый вход в сон. Он походил на туманный шар диаметром около метра. Я хотел было в него сразу прыгнуть, но передумал. Наверняка змора рассчитывала, что я прыгну именно в этот первый сон, и приготовила для меня в нем несколько неприятных сюрпризов. За кем угодно, а уж за ней по этой части не заржавеет. Нет, сразу приканчивать меня она не станет, но вот, например, скинуть в средней паршивости кошмар – это запросто. Будь у меня птица-лоцман, я бы рискнул. А так...

Я обошел первый сон стороной, а вслед за ним и второй, третий...

У седьмого или восьмого я остановился и огляделся. Теперь вокруг меня виднелись десятки и десятки входов в сны. Какой же из них выбрать?

Я подумал, что в этот момент похож на буриданова осла.

Надо было делать выбор, и как можно скорее.

Я присел на корточки перед входом, возле которого стоял, и заглянул в него.

Вход как вход. Едва заметные голубые полоски по краям указывали на то, что он настоящий. Впрочем, иногда попадаются очень хорошо сделанные обманки. Бывают обманки, у которых в центре даже видны малиновые крапинки.

Прыгать или не прыгать в этот сон, я раздумывал минут пять и уже совсем было решил прыгать, как вдруг в траве мелькнул «сурок». Остановившись у входа, он деловито принюхался, а потом резво скакнул в сон.

Похоже, передо мной была не обманка. Животные всегда совершенно точно знают, где сон, а где его копия. Вот только уж слишком демонстративно в нее прыгнул этот зверек. Кстати.

Я решил подождать.

Если в течение ближайших пяти минут в этот сон прыгнет еще один «сурок», то можно будет не сомневаться – это штучки зморы. Зачем-то она хочет, чтобы я в этот сон попал.

Зверек появился. Так же как и первый, остановившись перед входом в сон, он принюхался, но, вместо того чтобы прыгать, стрелой бросился прочь.

Я почесал затылок.

Точно, чем это еще может быть, как не шуточками зморы?

Вот только мне-то что теперь делать?

Послышался топот копыт. Я оглянулся и вздрогнул.

Ко мне ехали пять серых рыцарей. Они были не так уж далеко и, увидев, что я их заметил, пришпорили коней.

Это мне не понравилось.

Один из рыцарей на скаку выстрелил из лука. Стрела пролетела в нескольких сантиметрах от моей головы.

Ого!

Я посмотрел на вход в сон.

Конечно, прыгнуть в него – проще пареной репы. Не слишком ли просто? Может быть, серые рыцари появились только для того, чтобы загнать меня именно в этот сон?

Вторая стрела вонзилась в землю в сантиметре от моего ботинка.

Вытащив из кармана пистолет, я неторопливо прицелился и выстрелил. В этот момент серый рыцарь уже готовился пустить третью стрелу. Пуля попала ему в грудь. Он откинулся на спину и стал медленно заваливаться набок, а стрела, поблескивая наконечником, полетела вверх.

Я подумал, что она наверняка воткнется в купол, но сейчас было не до нее. Оставались еще четыре серых рыцаря. Они по-прежнему скакали ко мне. Нас разделяло метров сорок, не больше.

Вот они словно по команде выхватили из ножен мечи и наклонились к гривам лошадей. Теперь попасть в них будет труднее.

Все же я еще два раза выстрелил и, конечно, ни в кого не попал.

Теперь оставалось рассчитывать только на быстроту ног.

Я побежал к соседнему сну.

Топот копыт за моей спиной становился все громче. Когда до входа в сон осталась всего лишь пара шагов, над моей головой свистнул меч. Резко метнувшись в сторону, я увернулся от удара и в следующую секунду прыгнул в сон. Прежде чем его стенки сомкнулись у меня над головой, я умудрился выстрелить еще раз и даже вроде бы не промахнулся.

Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения.

Я был уже в сне.

Меня подхватил нисходящий поток и осторожно, можно даже сказать – бережно, стал опускать вниз. Сунув пистолет в карман, я принюхался.

Сон, в который я попал, почему-то пах паутиной.

Это мне не понравилось. Хотя что-либо предпринимать было уже поздно. Даже если здесь меня ждала ловушка, избежать ее не было никакой возможности.

Обдумывая это, я между тем опускался все ниже и ниже. Окружавший меня туман был зеленым. Почему-то от него у меня защипало в носу. Я даже чуть не чихнул. А туман становился все гуще и гуще, собирался в струйки. Они гладили мне лицо, погружали в состояние приятной истомы. Поеживаясь от их прикосновений и, кажется, даже слегка хихикая, я подумал, что жизнь выкидывает довольно забавные штуки. Вот совсем недавно, казалось, со мной покончено, но появилась надежда. Она, безусловно, окажется ложной, и я опять решу, что со мной покончено.

Интересно, попытаюсь ли я еще когда-нибудь застрелиться? Вряд ли. Зачем повторяться? Это так неоригинально. Нет, в следующий раз надо попробовать веревку или, на худой конец, цианистый калий. Душевная, говорят, штука.

Туман поредел, потом, словно театральная кулиса, рванулся вверх, и я стукнулся ногами о пол мрачного, сырого, увешенного заплесневевшими гобеленами коридора. В конце его виднелась тяжелая, окованная железом дверь.

Кто-то за моей спиной кашлянул. Повернувшись, я увидел красноносого толстого бородача в кирасе, украшенной серебряными насечками, с алебардой в руке. Физиономия у него была жутко заспанная.

– Добрый день, – вежливо сказал я. – Мамонт здесь не пробегал?

– Что? – удивленно спросил толстяк и наморщил брови, пытаясь понять, что это я такое ему сказал. Чувствовалось, что интеллектом его не задавишь. Оставалось попробовать нечто старое, как сам мир.

– Птичка! – Я ткнул пальцем вверх.

– Где? – оживился он и задрал голову.

Я ударил его в челюсть.

Рухнув, бородач загремел так, словно уронили несколько жестяных тазов.

Теперь по крайней мере я увидел другую часть коридора. Ничего особенного в ней не было. Повернувшись, я снова посмотрел на окованную железом дверь. Очевидно, толстяк ее охранял. Взглянув на распростертое у моих ног тело, я заметил пристегнутую к поясу стражника связку ключей. Наверняка среди них был один от этой окованной железом двери, за которой скорее всего лежали несметные сокровища или же пара пустых, наполненных пылью сундуков.

Это нужно было проверить. Но только не сейчас. Попозже. Пока я падал в сон, мне пришел в голову изумительный план. Для того чтобы его претворить в жизнь, нужна была горсть-другая чего-нибудь ценного, например, бриллиантов или золота.

Вот только прежде чем пускать в ход золото, нужно было устроить небольшой переполох.

Я пошел в противоположную окованной железом двери сторону. За первым же поворотом, сладко причмокивая и пуская пузыри, спал стражник.

Некоторое время я задумчиво смотрел на его сонное, блаженное лицо. Честное слово, уж слишком сладко он спал. Грех было тревожить такой сон, но выхода не было.

Я вытащил у стражника из ножен меч и легонько уколол его острием в плечо. Тот вяло взмахнул рукой, словно отгоняя муху, но просыпаться и не думал.

Тогда я ударил по шлему стражника рукояткой меча. Это его пробудило. Он вскочил и забормотал:

– Осмелюсь доложить... что за время... хр-хр... когда проходит мое дежурство... хр... а также на вверенном мне посту...

– Вот я тебя! – гаркнул я. – Сейчас на куски разрублю и скормлю свиньям! Да я!..

Стражник подпрыгнул, повернулся и с неожиданной прытью бросился наутек. Убегая, он натыкался на стоявшие у стен покрытые плесенью большие кувшины. Они падали и с грохотом разлетались на куски.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. На бегу я методично разбивал рукояткой меча те кувшины, которые стражник пропустил.

Со следующим попавшимся мне стражником произошло то же самое. Со следующим – тоже. Короче, минут через десять впереди меня бежали уже три перепуганных, отчаянно работающих ногами, похожих друг на друга как две капли воды толстяка.

Чувствуя, как начинаю задыхаться, я подумал, что замок в этом сне очень странный. Похоже, расшевелить его обитателей не так-то просто. В любом другом месте на тот грохот, который производили я и трое моих подопечных, уже сбежалось бы уйма народу. В этом же замке никто даже не попытался открыть дверь в коридор, высунуть нос и поинтересоваться, что происходит.

Так, может, здесь никого, кроме стражников, и нет?

Я остановился и перевел дух.

Топот убегающих стражников становился все глуше и глуше.

Нет, надо узнать, живет ли здесь еще кто-нибудь, кроме этих толстяков.

Заметив неподалеку какую-то довольно узкую дверь, я распахнул ее и попал в просторную комнату с обтянутыми бархатом стенами и большой, под балдахином, кроватью. Возле нее стояла юная, одетая в платье с большим декольте девушка, судя по всему – придворная дама, может быть, даже фрейлина.

Увидев меня, она от удивления открыла рот, показав белейшие в мире зубки. Я подумал, что при большом переполохе женский визг просто необходим, и, сделав зверское лицо, гаркнул:

– А вот я тебя сейчас изнасилую!

Издав радостный вопль, она кинулась ко мне.

– Мадемуазель, – бормотал я, пытаясь освободиться от ее изящных, но удивительно сильных и цепких рук. – Нет, только не так... Что вы делаете?.. Мадемуазель, опомнитесь... Нет, нет...

Игриво хихикая, она стала подталкивать меня к кровати.

– Мадемуазель! – чувствуя, что слабею, простонал я. – Дело о жизни и смерти! Я должен спасти другую женщину, которую безумно люблю! Но если вы так уж хотите, я могу с вами поразвлечься... часок, не больше. А потом я отправлюсь спасать ту... ту... воздушную, неземную и божественно кра...

Она зашипела и, отскочив в сторону, отвесила мне звонкую пощечину. В течение нескольких секунд она вытолкала меня в коридор и с грохотом захлопнула за моей спиной дверь.

Прислушиваясь к скрежету закрываемого засова, я потер левую щеку и ошарашенно чертыхнулся.

Вот это да! Что же теперь делать?

Ничего не оставалось, как отправиться по коридору дальше.

Шагов через десять до меня дошло, что в замке почему-то тихо.

А где храбрецы-стражники?

Вытащив из кармана пистолет, я двинулся дальше. Впереди вполне могла быть засада.

Минут через пять, свернув за очередной угол казавшегося бесконечным коридора, я обнаружил всех трех стражников. Они спали как убитые. Сон, похоже, сморил их на бегу.

Чувствуя, что начинаю злиться, я закурил и посмотрел вверх.

Под самым потолком было узкое оконце. В него пробивался лучик света, в котором плясали золотистые пылинки. Я подумал, что у них своя, сложная, наполненная движением и тайным смыслом жизнь. Может быть, в ней даже имелось нечто роковое, трагическое.

Не то что у меня. Мне всего лишь было нужно разбудить трех сонных стражников.

Минуты через три окурок стал жечь мне пальцы, и я быстро сунул его за железный ворот кирасы ближайшего ко мне стражника. Через некоторое время оттуда стала подниматься тоненькая, но постепенно густеющая струйка дыма. Постучав по шлему стражника согнутым пальцем, я сказал ему в самое ухо:

– Пожар. А ну-ка вставай, соня, а то сгоришь.

Стражник беспокойно заворочался, потом открыл один глаз и спросил:

– Что, действительно пожар?

– Конечно, – сочувственно сказал я ему. – Между прочим, горишь именно ты.

– Ну и черт с ним, – пробормотал стражник.

Отцепив с пояса большую флягу, он поболтал ею возле уха. В ней явственно булькало. Отвинтив у фляги крышечку, стражник вылил ее содержимое себе за ворот. Дым исчез. Удовлетворенно хрюкнув, стражник уронил пустую фляжку на пол и, закрыв глаза, в ту же секунду захрапел.

Я тяжело вздохнул.

Действительно, устроить переполох в этом замке довольно мудрено. Может, рискнуть и попытать счастья снаружи? Только надо не забыть перед тем, как отсюда уйти, заглянуть в сокровищницу. А почему бы в нее не отправиться прямо сейчас?

Уходя, я думал об этих блаженно похрапывавших стражниках и слегка им завидовал.

Может, плюнуть на все и поступить на службу в этот замок? Хотя бы на недельку. Забыть о всяких там зморах и лабиринтах, целыми днями спать, есть и снова спать. Судя по тому, какие стражники упитанные, кормили их неплохо. И никаких забот, никаких хлопот...

Страж сокровищницы лежал в той же самой позе, в которой я его оставил. Судя по издаваемому им храпу, он тоже самым бессовестным образом спал.

Мне даже стало слегка страшно. Что-то совершенно неестественное было в этом сонном замке. Впрочем, во снах бывает еще и не такое.

Сняв с пояса стражника связку ключей, я подошел к окованной железом двери. С пятой попытки ключ подошел, замок открылся, и дверь со страшным скрипом распахнулась.

Войдя в сокровищницу, я огляделся.

Груды золотых и серебряных слитков, сундуки, набитые монетами, шкатулки с бриллиантами, кучи великолепно отделанного холодного оружия.

Да, сокровищница была что надо.

На куче платиновых слитков сидел зомби зморы и смотрел на меня неподвижными мертвыми глазами.

– Привет! – сказал я ему и направился к сундуку с золотыми монетами.

– Привет, – как эхо повторил за мной зомби. Голос у него был сиплый, словно у старого алкаша.

Я запустил руку в сундук, вытащил горсть монет и высыпал себе в карман.

– Так вот ты какой, инспектор снов Сверир. – Я мог бы поклясться, что голос у зомби был задумчивым. – А золото тебе зачем?

– Не твое собачье дело.

– Все-таки ты грубиян, – пробормотал зомби. – Одного не пойму... Зачем змора с тобой возится? Могла бы запросто шлепнуть. И все! Ни забот ни хлопот. Ну-ка, скажи мне, чем ты для нее так ценен?

– Да ты не поймешь, – сказал я, засовывая в карман вторую горсть золотых монет. – Где уж тебе...

– Ну да, где уж мне... – Зомби погладил рукоятку висевшей у него на боку шашки. – Только я ведь тоже когда-то был живым. Эх, золотое было времечко! Я тогда в доме одном жил. Там еще по ночам собака выла и колдовство всякое происходило. Странный был дом... Это я помню хорошо... А может, этого всего со мной и не было, может, это еще будет? С нами, зомби, ведь знаешь как? Мы такие чудные не только потому, что помним свою прежнюю жизнь, но также и будущую. Мы ведь не люди, мы между ними, между двумя воплощениями, предыдущим и последующим. Мы...

Он замолчал и стал, словно африканский колдун, раскачиваться из стороны в сторону, все сильнее и сильнее. Потом он издал протяжный вопль, застыл и, ткнув в мою сторону пальцем, возвестил:

– Ты, ты пришел согнать меня с моего места! Большие неприятности ждут тебя. Очень большие! Тебя живьем сварят в смоле, пронзят серебряными иглами и разрежут на тысячи кусков. Откажись от этих мыслей! Откажись!

– Это что с тобой? – удивленно спросил я, продолжая наполнять карманы золотом.

– А? – Зомби опустил руку, некоторое время смотрел на нее, словно пытаясь вспомнить, для чего эта штука служит. Наконец он пожал плечами и, переместив на меня тяжелый, мертвый взгляд, спросил:

– А вот ты, что ты будешь делать, когда умрешь?

– Ну, уж во всяком случае, не докучать живым глупыми вопросами, – буркнул я. – Буду тихо лежать в могилке и прорастать травкой, а может быть, и кустиками чертополоха.

– Прорастать, конечно, здорово, – сказал зомби. – Если тебе дают это делать. А если нет? Кстати, без дурацких шуток, на полном серьезе, заруби на носу – когда змора тебя угробит, на мое место не рассчитывай.

– Да зачем оно мне? – удивился я. – Впрочем, меня еще сначала угробить надо. Это будет сделать не так-то уж и легко.

– Гораздо легче, чем ты думаешь. Хотя, по моим сведениям, под хорошее настроение ты вполне можешь покончить с собой и сам. Взять, например, и пальнуть себе в висок из пистолета.

– А вот это уже не твое дело. – Я начал злиться. – Таких, как ты...

– Ну да, – кивнул зомби. – Кстати, кроме тебя, в гробу меня видело еще очень много народу. Ты лучше скажи мне одну вещь. Не то чтобы я жаждал ее услышать, но вот все же мне немножко интересно. Скажи, а инспектором снов быть хорошо?

– Зачем это тебе?

Не хотелось мне с ним об этом разговаривать.

– А может, я в своей следующей жизни стану инспектором снов? Хочу знать, стоит ли быть таким, как ты? Я ведь кем только не был. Даже став зомби, не сидел без дел. Одно время подрабатывал призраком. По Европе шлялся. Кому-то это было выгодно, забыл его фамилию... вроде бы фамилия у него была Парвус и еще там кто-то, такой суетливый в движениях, такой из себя... Не важно это все. Кстати, жил я тогда припеваючи, платили мне совсем неплохо.

Он задумался и вдруг, обнажив в усмешке кривые зубы, сказал:

– Ладно, все это в прошлом. Лучше расскажи мне, как ты стал инспектором снов.

– Как? Да очень просто. Я им родился. Мои отец и мать тоже были инспекторами снов. Так что, если, родившись, не обнаружишь у себя способностей инспектора снов, будь уверен, стать им тебе не грозит.

– И где ты жил, пока не вырос?

– В одном очень красивом сне. Его нашел папа. Там было здорово. Там стоял наш замок. Шпили, высокие крепостные стены, ров.

– Здорово, – сказал зомби. – Я тоже как-то в одном замке побывал. Это в прежней жизни. Мы этот замок штурмом брали. А потом, когда всех его обитателей развесили по крепостным стенам, выяснилось, что у них в подвале хранилось недурное винцо. Нам бы, прежде чем вешать хозяина замка, с ним надо было хорошо потолковать, а мы поторопились. Короче, этого вина попробовали немногие, да и то наспех. Замок-то к тому времени уже вовсю полыхал... Да, золотое времечко. Это когда я воевал под знаменем железного барона... А что, твой замок еще цел?

– Нет, – помотал головой я. – И родители погибли. Тогда было нашествие робооборотней. Они блокировали сон, в котором стоял наш замок. Отец с матерью все же умудрились выкинуть меня в другой сон, а сами прорваться уже не смогли. Так они там, в том сне, и остались, погибли.

– Вот оно что, значит, ты сирота? Побираться небось пошел?

– Нет, – сказал я. – Меня забрал к себе инспектор снов Гунлауг. Он сделал меня своим учеником и действительно многому научил, да только, как получается, зря потратил на меня время.

– Да уж, – посочувствовал зомби. – Как тебя в этот мир-то занесло? Неужели не знал, что он принадлежит зморе?

– Да откуда? Я думал, это просто такой странный сон. Поэтому в него и завернул. Хотел все получше узнать.

– Да, тут тебе, братец, не повезло. Только ты все равно запомни, заруби на носу – на мое место рассчитывать нечего.

У меня мелькнула надежда.

– А ты, чтобы избавиться от конкурента, взял бы и помог мне. Что тебе стоит помочь мне бежать? А то ведь змора спрашивать тебя не будет. Смотри, того и гляди без места останешься.

Лицо у зомби стало испуганным. Некоторое время он сидел неподвижно, потом дернулся, так что с вершины кучи, на которой он сидел, посыпались платиновые слитки, и зашептал:

– Темно, темно, ничего не вижу... темно... нельзя это делать... Я просто бедный, глупый зомби... нельзя, понимаешь... И вообще не говори больше на эту тему... я никто, я пыль под ее ногами, я прах, который она попирает... Она узнает, обязательно узнает о моем предательстве, накажет, накажет... Котлы с кипящей водой по сравнению с ее наказанием... Нет, не могу я это, не могу...

– Понятно, – сказал я. – Значит, ты боишься. А я-то думал, что мертвых напугать уже нельзя.

– Что ты знаешь о мертвых? – презрительно спросил зомби. – Нет, я лучше сделаю так, чтобы она тебя не взяла. Уж можешь мне поверить, зомби ты окажешься совсем никудышным, попросту плохим. Нет, никогда тебе не стать таким, как я. Я предан, а ты никогда преданным не будешь. Это талант, ты его лишен.

– Да, – сказал я. – Жаль, что у меня нет такого замечательного таланта.

– А! – просиял зомби. – Вот видишь, значит, ты понимаешь, что я выше и гораздо круче? Я крутой в этом, я очень крутой.

– Может быть, – согласился я. – Только сейчас мне нужно идти. Дела тут у меня. Сейчас мне надо в одном месте устроить небольшой тарарам. Думаю, на это у меня таланта хватит...

Выходя, я услышал, как зомби сказал:

– Дурак какой-то.

Может быть, он при этом даже пожал плечами.

Хотя какое это имело значение?

Я захлопнул за собой дверь сокровищницы. Шагов через двадцать мне пришло в голову, что зомби наверняка прав. Может быть, змора действительно рассчитывает сделать из меня ему замену? Вот только тут она явно ошиблась. Ни один инспектор снов, каким бы неумехой он ни был, никогда, даже под страхом нечеловеческих пыток, не станет служить ни одной зморе. Никогда. Кроме того, я знал, что выберусь, обязательно выберусь, вернусь с новой птицей-лоцманом и отомщу.

В кармане у меня масляно позвякивали монеты, и я подумал, что сейчас устрою вполне неплохой тарарам. Вот только сначала надо найти из этого замка выход...

Через час я обнаружил коридор, в котором висели гобелены поновее, стояли очень изящные кувшины, а спящие стражники валялись прямо кучами. Скорее всего это было именно то, что нужно.

Осторожно продвигаясь вперед, я попытался прикинуть, что буду делать, если фокус с золотыми монетами не получится. В конце концов, можно было, например, пальнуть в купол сна из пистолета. Да, решено, если монеты не подействуют, так и сделаю. Вот только мало патронов осталось, всего шесть штук.

Коридорчик закончился обитой тонкими серебряными листами дверью, закрытой на чудовищных размеров засов. Ничем иным, кроме как выходом, она быть не могла. С трудом отодвинув тяжелый засов, я рванул дверь. Она стала открываться, и в этот момент у меня под ногами провалился каменный пол.

Ой-ей-ей!

Падая, я все же умудрился ухватиться за край пола, то есть нижней стенки сна. Он обломился, и я, сжимая в руках его порядочный кусок, рухнул в темноту. Она была совсем не похожа на ту, в которую я падал, прежде чем попал в мир зморы. Нет, эта темнота была холодной и какой-то пустой, бесконечно пустой. Некоторое время на меня еще падал свет, сочившийся сквозь дыру, в которую я провалился. Однако постепенно он становился все слабее и слабее. Наконец исчез и вовсе. В полной кромешной темноте лишь слабо светился оставшийся у меня в руках кусок нижней стенки сна.

Великий Гипнос, куда это я провалился?

Кусок стенки сна в моей руке стал крошиться. Его осколки просачивались у меня между пальцами и светящимися каплями падали вниз, в черноту. Через некоторое время у меня в ладони не осталось ничего. Только на пальцах слабо светилось несколько голубоватых пятнышек.

Я машинально скрестил на груди руки.

Этакий падающий в черную бездну Чайльд-Гарольд.

Но все-таки куда же это я провалился?

В очередной раз посмотрев вниз, я вдруг заметил красные вспышки, словно где-то там, далеко внизу, работала электросварка. Это меня несколько приободрило. Я даже стал надеяться, что провалился все-таки в сон.

Вот только как же это получилось? Нет, то, что я угодил в хорошо подготовленную ловушку, не вызывало сомнений. Но кто же ее соорудил? Кому было нужно именно у выхода из замка так ослабить структуру нижней стенки сна, чтобы она порвалась под тяжестью первого же ступившего на нее человека? А может, это сделал сам хозяин замка, не доверявший, и правильно делавший, своей вечно спящей страже? Ну, ловушка для грабителей. Хотя, чтобы ее сделать, нужно достать травку-бессонку из статичного мира. Нет, владельцу замка в обыкновенном сне это не по зубам. Кто же тогда? Может быть, это ловушка зморы? Но зачем? Бред какой-то.

Ладно, это не главное. Гораздо важнее сейчас определить, куда это я попал. Чем может быть эта чернота, если не сном или статичным миром?

Дьявол, слишком уж долго я не был в снах. А ведь будь со мной птица-лоцман, она бы меня об этой ловушке предупредила.

Но все же куда я попал? Не лучше ли начать с самого начала?

Значит, так: материя бывает трех видов. Статичная – например, статичный мир, полувероятная – например, цепь миров и, собственно, сами сны. Даже мир зморы, несмотря на то что в нем находится лабиринт, – самый обыкновенный, просто очень большой сон. А то, куда я падаю, очевидно, сном не является, тем более оно не является статичным миром и уж ни в коем случае цепью миров. Значит, нечто четвертое...

Я должен знать. Должен знать...

И все-таки я вспомнил!

Это было давно...

Гунлауг-учитель покуривает длинную коричневую сигарету и рассказывает:

– ...И тогда он прогнал свою птицу-лоцмана. Она забыла про него и улетела туда, где за огненными горами лежат озера мира и покоя.

На берегах этих озер растут деревья познания наслаждений. Их плоды никогда не насыщают до конца. Там, в этой стране, живут лишь птицы-лоцманы. Они порхают между деревьями и пьют чудеснейший в мире нектар.

Джавин же плюнул вслед своей птице, проклял ее и поклялся никогда больше не путешествовать по снам. Он сказал, что сны ему опротивели, что он желает жить лишь в статичном мире.

И только когда птица улетела, до Джавина вдруг дошло, какую ошибку он допустил. Он поругался с птицей, находясь во сне, и теперь ему предстояло самостоятельно вернуться в статичный мир.

Впрочем, Джавин считал себя умнее всех.

Может быть, это произошло случайно, а может, так было предопределено судьбой, но, почти уже выйдя из сна, он умудрился наступить на тот его участок, где когда-то давно случайно пролили несколько капель травки-бессонки. И не было птицы-лоцмана, чтобы его предупредить. Нижняя часть сна под тяжестью Джавина провалилась, и он рухнул, но не в сон, не в статичный мир, а в пустоту, называемую безвременьем.

Очень редко, но на самых границах мира снов безвременье все еще встречается. По мере того как возникают новые сны, его становится все меньше, но оно все же есть.

Кстати, я часто спрашиваю себя, что будет, когда сны заполнят все безвременье? Оно огромно, но не бесконечно. Что будет, когда оно заполнится целиком?

Ну да ладно, давайте вернемся к Джавину.

Итак, он провалился в безвременье. А надо сказать, что в безвременье умирает всякое движение. Выбраться из него невозможно. Разве только тебе поможет кто-то из мира снов. Поэтому Джавин так и остался в нем. До сих пор он падает, падает и зовет свою птицу-лоцмана в надежде, что она вернется и его спасет.

Вот только всем известно, что из-за огненных гор птицы-лоцманы не возвращаются...

Я снова посмотрел вниз. Красные сполохи ничуть не приблизились, да и ощущение падения пропало.

Вот тут-то я испугался по-настоящему.

Будь проклят тот, кто сделал эту ловушку!

Получалось, я буду висеть в этой пустоте, пока не умру. Постепенно мой труп превратится в мумию. Она с течением времени рассыплется в прах, и через несколько веков в безвременье будет висеть лишь облачко.

Чувствуя, как от ужаса у меня на голове встали дыбом волосы, а по спине обильно потек холодный пот, я закричал. Наверное, именно так кричит попавший в трясину зверь, понимающий, что из нее уже не выбраться...

4

Через некоторое время, определить его в окружавшей темноте было трудно, я вдруг понял, что кричать бесполезно, и замолчал. Меня сковало странное оцепенение. Не хотелось ничего, совсем ничего. Мне показалось, что медленно и неуловимо темнота растворяет мое тело, размягчает мои кости, пьет из меня жизнь, не позволяя ни думать, ни чувствовать, ни даже дышать. Навалилось безразличие. Хотелось лишь покоя, тишины, забвения...

Что-то зацепилось за ворот моей куртки. Меня слегка развернуло и потащило. Осторожно подняв руку, я нащупал толстую леску. Очевидно, за воротник зацепился привязанный к ней крючок. Посмотрев вниз, я заметил, что красные сполохи постепенно тускнеют.

Потом вокруг меня вроде бы посветлело. Вот свечение усилилось, и вскоре я уже плыл в луче яркого, падающего сверху света. Через некоторое время я ударился головой обо что-то мягкое. Это оказался край дыры в нижней стенке сна, небольшой, но вполне достаточной, чтобы я в нее пролез.

Судорожно вцепившись в нее, я подтянулся и через мгновение оказался на поверхности пустыря лабиринта снов.

Великий Гипнос!

Я откатился от дыры и замер, не в силах осознать, что я спасен. Через несколько минут до меня это все же дошло.

Спасся! Вот так-то!

Но кто?..

Я сел и тут только увидел своего спасителя.

Это был зомби.

С совершенно бесстрастным лицом он отцепил от воротника моей куртки крючок и стал деловито сматывать леску спиннинга, которым, собственно, и вытащил меня из безвременья.

Спиннинга!

– Че вылупился? – спросил зомби и пробормотал: – Нет мне до тебя дела. Если бы не змора... Короче, она сказала, что в следующий раз оставит тебя там навечно. В назидание. Так что внимательно смотри себе под ноги.

– Спасибо, – ошалело пробормотал я и заглянул в быстро зараставшую дыру в нижней стенке сна. Ничего, кроме черноты, в ней разглядеть было нельзя. Меня передернуло.

– Дурак ты, – бросил зомби и, кончив сматывать леску, закинул на плечо спиннинг. Гордо вскинув голову, он пошлепал прочь.

А я смотрел ему вслед и чувствовал, что начинаю злиться. Ну хорошо, он меня вытащил. За это ему большое гран-мерси. Но зачем вести-то себя по-хамски? В конце концов, змора приказала ему спасти меня отнюдь не из жалости. Просто ей не хотелось бросать только что начатую игру.

Ладно, теперь это не имело абсолютно никакого значения. По правде сказать, сейчас мне больше всего хотелось просто полежать на травке, отдохнуть. Ноги у меня были словно ватные, а руки ощутимо подрагивали.

Я уже было хотел действительно плюхнуться на траву, как вдруг заметил скачущего ко мне во весь опор серого рыцаря.

Красивое было зрелище. Конь у него был что надо, доспехи поблескивали на солнце, на шлеме виднелись витые турьи рога. И меч у него на боку был не простой. Рукоятка и ножны так и искрились от драгоценных камней.

Когда до меня осталось шагов десять, он потянул из ножен этот свой замечательный меч и стал крутить его над головой. Делал он это мастерски.

Ну-ну. Жаль, патронов у меня осталось маловато.

Хорошо понимая, что рискую, я все же не стал вытаскивать из кармана пистолет, а пошире расставил ноги и напружинился. В итоге, когда его конь поравнялся со мной и в воздухе свистнул опускающийся на мою голову меч, я умудрился отскочить в сторону. Клинок просвистел в дюйме от моего носа.

В ту же секунду я прыгнул, уцепился за ногу рыцаря, рванул ее, и тот кубарем скатился со своего коня. Он, конечно, сейчас же попытался вскочить, но поскольку во время падения потерял шлем, получил от меня хлесткий удар в челюсть и потерял сознание.

Некоторое время я стоял над ним, разглядывая разбитые в кровь костяшки пальцев.

Ну ничего. Главное, он теперь придет в себя не очень скоро.

Вздохнув, я подобрал с земли меч серого рыцаря. Клинок у него оказался довольно паршивым. Я попробовал переломить его об колено, и мне это удалось. А ручка была действительно красивая и дорогая. Вот только... зачем?..

Швырнув на траву обломки меча, я вытащил из кармана сигарету.

Пролетавший у меня над головой здоровенный стервятник крикнул:

– Дурак!

Ну вот, еще и этот.

Сев на траву, я с наслаждением закурил.

Вообще-то сигареты у меня кончались. Значит, в одном из снов надо будет их запас пополнить.

Выкурив полсигареты, я посмотрел в сторону города и увидел, что ко мне скачут еще несколько серых рыцарей. Правда, они были пока довольно далеко. Можно было совершенно спокойно попытаться обдумать свое положение.

Блестящим его назвать было нельзя.

Теперь, после того как я попал в столь примитивную ловушку, змора наверняка считает меня полным идиотом.

Снова прилетел стервятник и, сделав над моей головой круг, сел рядом со мной, на поросший короткой травкой холмик. Некоторое время он смотрел на скакавших во весь опор серых рыцарей, потом щелкнул клювом.

Иронически хмыкнув, я стряхнул в его сторону пепел. Покачав головой, стервятник посмотрел мне в глаза и спросил:

– Ну и чего ты тут расселся?

– А твое какое дело? – удивился я.

– Да вот, спрашиваю. – Стервятник склонил голову набок и задумчиво посмотрел на меня одним глазом. – Кстати, ты мой должник.

– Это как?

– Да вот так. Если бы не я, так бы ты и сгинул в безвременье. Ловушку на тебя устроил зомби. Да только он не выдержал и проболтался об этом мне. А я шепнул об этом одному знакомому серому рыцарю. Тот доложил зморе. Она, конечно же, пришла в ярость и пообещала зомби, в случае если он тебя не вытащит, прогнать его прочь и взять на его место старого, живущего где-то в середине лабиринта суккуба. Зомби, понятно дело, перепугался... Ну и вот.

Он покрутил головой и снова щелкнул клювом. Потом ожесточенно, так что в воздух взвилось облачко пыли, поскреб землю тяжелой когтистой лапой.

– А тебе с этого какая корысть? – поинтересовался я.

– Самая прямая, – ответил стервятник. – В этом безвременье ты бы точно пропал. А между прочим, я нахожу, что ты хорош собой и даже упитан. И вообще в благодарность за спасение ты мне должен сказать, только как на духу, собираешься ли ты умирать. Если ты решил дождаться вон тех всадников, то скажи об этом сразу. Я никуда не полечу, подожду. А если ты решил от них улизнуть, тоже скажи, не стесняйся. Я тогда полечу дальше. А то они могут запросто, от огорчения, что тебя упустили, угостить меня каленой стрелой.

– А если не скажу?

– Как не скажешь? Нечестно это будет с твоей стороны. Так что давай выкладывай о своих намерениях, а то я уже третий день в клюве ничего не держал. Скоро от голодухи крыльями махать не смогу.

– Значит, ты хочешь непременно знать?

– Да, только без обмана.

– Ну хорошо. Могу сказать, что я пока еще не решил. Думаю.

– Понятно, – сочувственно сказал стервятник. – У тебя что, проблемы?

– Еще какие.

– Обидел кто?

– Хуже.

– Это как?

– Птицу я потерял. Птицу-лоцмана.

– Что значит потерял? – удивился стервятник. – Птица – не кошелек, какая бы завалящая она ни была. Вы что, разругались?

– Да нет, убили ее.

– Вот и я думаю, что не должны вы были разругаться. Человек ты хороший, только мог бы быть поупитаннее. Кто ее убил?

– Змора, – вздохнул я. – Попался я ей по-дурному. Не посмотрел толком, куда попал. А она сразу меня заметила и, выбрав подходящий момент, напала. Конечно же, первым делом она убила птицу-лоцмана. А куда я без нее?

– Вот оно что! Я давно хотел узнать одну штуку, да все никак не решался спросить. А у тебя можно, ты не серый рыцарь, и вообще, как я понял, дела твои обстоят плохо, так что ты не станешь надо мной смеяться. Скажи-ка, а как становятся такими, как змора, как получают свои собственные миры? Ну, ведь не родилась же она владелицей стольких снов? Где-то она их достала. Наверняка придумала. Я, может, тоже хочу быть таким и владеть снами. Я бы тогда целыми днями сидел на золотом насесте, ел бы только тухлых, не меньше недели назад убитых рябчиков и развлекался бы, ух как бы я развлекался. Ну так скажи, где она эти сны достала? Потом, когда обзаведусь своим миром, я тебя отблагодарю. Хочешь, будешь сидеть лишь чуть-чуть ниже меня, на серебряном насесте и каждые три дня будешь получать тухлого кролика?

Я пожал плечами.

– Нет, боюсь, к такой роскоши я не привык. А со зморой все очень просто. Она украла свои сны. Сделала она только один, но, правда, такой большой, что он смог вместить в себя все остальные, которые она, конечно же, наворовала из мира снов. Сделать это было просто. Кстати, а ты умеешь воровать сны?

– Где уж мне, – признался стервятник. – Я даже передвигаться из сна в сон не могу.

– Ну вот видишь, – с некоторой долей злорадства сказал я. – Не быть тебе владельцем собственного мира.

– А ты, ты можешь? – зло спросил стервятник.

– По крайней мере сейчас не могу, – вынужден признать я. – Понимаешь, когда змора убила птицу-лоцмана, она отняла у меня часть моего умения управлять снами. Птица-лоцман – это не просто товарищ, это часть инспектора снов. Именно часть, такая же, как рука или нога, она позволяет ему путешествовать по снам и повелевать ими. Конечно, кое-что во мне осталось, некое умение, потому что птица отвечала больше за передвижения, но, чтобы сразиться со зморой или же от нее удрать, этого недостаточно.

– Ладно, – примирительным тоном сказал стервятник. – Ты не сердись. И вообще зря я этот разговор завел. Ведь и без того знал, что ничего путного из меня не получится. Ладно, давай забудем.

Он помолчал и вдруг сказал:

– А змора, стало быть, эти сны наворовала... Вот как... А мне она даже нравилась. По крайней мере в ее мире время от времени можно поживиться. Это, знаешь ли, большое дело – иметь возможность время от времени поживиться и, таким образом, не умереть с голоду. С голоду умирать противно. Хотя у меня к ней тоже есть кое-какой счет. Понимаешь, нас тут поначалу было двое, я и мой приятель. Мы вдвоем промышляли. По правде сказать, именно он умел передвигаться по снам и меня сюда затащил. Ну так вот. Мой приятель по неосторожности оказался к городу ближе, чем нужно. Вернее, он влетел в него. Есть хотел почему-то сильнее обычного.

Стервятник медленно и важно, словно выполняя какую-то невероятно сложную работу, два раза хлопнул левым крылом и продолжил:

– А там, в городе, лежал один очень аппетитный труп человека. Кстати, удивительно походил на тебя... Да, такой, значит, симпатичный, похожий на тебя, очень аппетитный трупик. У него даже уже глаза вытекли, а пах он на целую милю. Короче, именно этот аппетитный запах моего товарища и доконал.

На секунду его глаза остановились на чем-то за моей спиной и удовлетворенно блеснули.

– Я говорил ему, чтобы он не залетал в город, но он все равно полетел, а я остался снаружи ждать, чем все кончится. И точно, словно в воду глядел. Не успел он подлететь к трупу, как из дома выскочило большое щупальце. Раз – и нет моего приятеля. Вот такие дела.

Оглянувшись, я увидел, что серые рыцари уже близко.

Похоже, стервятник просто мне заговаривает зубы, тянет время. Еще бы, кушать-то хочется.

– Прекрасно! – бодро воскликнул я. – А теперь мне пора. Время не ждет, время не терпит, оно неумолимо.

– А куда торопиться, давай еще поговорим... ну еще немного... тут я тебя хотел спросить одну забавную штуку... она давно меня интересовала... Штуку... Какую... в общем, скажи-ка мне...

Он судорожно задумался.

– Да ладно, – пожалел его я. – Чего там, давай все же я пойду.

Я сделал шаг к ближайшему сну, и вдруг стервятник встрепенулся.

– Эй! – крикнул он мне. – Вот что я хотел спросить... Может, я это... может, на место птицы-лоцмана сгожусь?

– Но ты же ничего не понимаешь в снах.

– Не понимаю, – уныло пробормотал стервятник. – Я просто подумал, что так тебе будет веселее.

– А ты знаешь, что идти со мной опасно? Змора, она ведь, если что, не пожалеет.

– Это точно, – неохотно признался стервятник. – Нет, не пойду я с тобой. Могу только сказать, что выход, который ты ищешь, он где-то есть. Мы ведь с приятелем как-то сюда попали.

Возле моей головы просвистела стрела. Пригнувшись, я бросился к ближайшему сну.

– Эй, а чем она питалась? – крикнул мне вслед стервятник.

– Кто?

Я остановился у входа в сон. Всадники были от меня в нескольких десятках метров. Вторая стрела пролетела возле моего правого плеча.

– Эта птица-лоцман.

– Энергией своего хозяина. Собственно, она действительно является как бы его частью тела... Э, да что там объяснять!

– А эта энергия, она вкуснее, чем недельной тухлости черепаха?

Я увидел, как передний рыцарь наложил на тетиву третью стрелу.

– Ничуть не вкуснее, – крикнул я стервятнику и прыгнул в сон.

Прежде чем вокруг меня сомкнулись стенки сна, я услышал, как стервятник разочарованно пробормотал:

– Ну-у-у... И нечего тогда было голову морочить. Надо было сказать сразу, что ты умирать не собираешься. Я бы сэкономил массу времени. Баламут.

Я хотел было сказать стервятнику все, что о нем думаю, но голубой туман уже сомкнулся над моей головой, а нисходящий поток мягко потащил вниз.

Этот сон пах пылью, потом, пряностями. Запахи были четкими, свежими.

Я подумал, что он наверняка совсем новый. Может быть, змора украла его всего лишь несколько дней назад. А для этого ей надо было выйти в мир снов. То есть еще несколько дней назад проход в мир снов был открыт.

Ну-ну.

Теперь снизу до меня долетал шум толпы. Прислушавшись к нему, я подумал, что попал в сон-базар.

Так оно на самом деле и оказалось.

Когда туман разошелся, а до нижней стенки оставалось совсем немного, я увидел, что весь сон занимает огромный многолюдный базар.

Мягко приземлившись, я быстро прошмыгнул между двумя оживленно торговавшимися рыжебородыми купцами, проскочил палатку, в которой продавали сладких жуков, потом лоток с веселящими улитками, за которым стояла невообразимо толстая женщина, и направился дальше, дальше, в глубь базара.

Я чувствовал: этот сон, как никакой другой, подходит для того, что я задумал. Вот и здорово! Осталось лишь найти удобное место, и можно начинать.

Мне наступили на ногу, но я даже не обратил на это внимания. Я торопился. Мне нужно было как можно скорее претворить в жизнь недавно придуманный план. Пока змора не сообразила что к чему.

Я шел мимо выставленных на лотках и прилавках седел для единорогов, старых, потерявших свою силу, но еще пригодных для обычной рукопашной схватки волшебных мечей, груд оранжевых, квадратных, покрытых нежной полосатой кожицей фруктов, отливающих чистейшим изумрудным цветом перышек Хойхо. Кроме этих диковин, на базаре также торговали и вполне обычным чаем, а также кофе, сигаретами, мясом, яблоками, рыбой, консервами. Приглядевшись, я увидел, что расплачиваются в основном серебряными и медными монетами. Золотые мелькали редко, да и то при покупке чего-то очень ценного.

Ну и прекрасно!

Теперь оставалось лишь убедиться, что этот сон придуман не шизоидом. Но нет, минут через двадцать я убедился, что сон вполне нормальный. Единственной его особенностью было то, что ближе к центру за товар платили более щедро, не торгуясь. Ничего страшного в этом не было.

Я подумал, что сон совсем неплохой, можно сказать – хороший. А значит, змора, прежде чем украсть сон, его тщательно выбирает. Наверняка она долго присматривается к понравившемуся ей сну, изучает его и лишь потом, удостоверившись, что он хорошего качества, крадет.

Между прочим, в этом сне было довольно жарко. Большое желтое солнце немилосердно жгло мою непокрытую голову. Жутко хотелось пить. Однако, вместо того чтобы остановиться и найти лоток с прохладительными напитками, я торопливо продвигался в глубь базара. Уж больно мне хотелось избавиться от слежки зморы.

То, что мне было нужно, я обнаружил лишь в самом его конце.

Это был довольно обширный загончик для скота. Сейчас он почему-то был пуст, но огораживавшая его деревянная ограда подходила для моих целей идеально. Ее высокие, толстые, крепко врытые в землю столбики меня вполне устраивали.

Я закурил новую сигарету.

Итак, три года назад первый сон, в который я попал, оказавшись в мире зморы, был шпионский. Правда, попал я в него через стенку, с помощью птицы-лоцмана. Значит, проход в мир снов запросто может быть в любом другом месте. Все это верно, если бы не одна маленькая деталь. Слишком уж быстро на меня напала змора. Причем, похоже, она засекла меня еще в том самом шпионском сне.

Я выкинул окурок и, поерзав, привалился спиной к стенке одного из ларьков.

Вот теперь можно начать сначала.

Итак, в лабиринте зморы сотни снов. Она не может следить за ними всеми одновременно. Вернее, она может следить только за одним из них. Потом переключается с него на другой и так далее, и так далее... Так почему же она следила за шпионским сном именно в тот момент, когда я в него попал? Совпадение? Слишком уж большое. Нет, объяснение может быть только одно. Змора следит за этим сном чаще, чем за всеми другими. А почему? Уж не потому ли, что в нем выход в мир снов?

Конечно, я вполне мог ошибаться. А вдруг нет?

За моей спиной за тонкой фанерной стенкой ларька о чем-то оживленно спорили покупатель и продавец. Похоже, покупателя, у которого был тонкий, визгливый голос, не устраивало качество товара, а продавец клялся и божился, что товар на самом деле отменный.

Я поморщился. Они меня отвлекали.

Итак, у меня есть догадка, где находится проход в мир снов. Это лучше, чем ничего. И потом, змора допустила еще одну ошибку.

Да, она уничтожила мою птицу-лоцмана. Но у меня осталось присущее каждому инспектору снов чувство направления. Так что в ее лабиринте я заблудиться не мог. И конечно, определить, в какую сторону мне идти, чтобы попасть в этот пресловутый шпионский сон, труда не составит.

Великий Гипнос, так что же я медлю?

Действовать нужно.

Я вытащил из пачки третью сигарету, но закуривать ее не стал, мял в пальцах. Во рту от никотина уже горчило.

Итак, госпожа змора, первый тур я проиграл. Посмотрим, кто возьмет верх во втором.

Мимо меня тек нескончаемый поток покупателей. Коренных обитателей этого сна от тех, кто явился в него из других, отличить было проще пареной репы. У коренных обитателей этого сна-базара на лицах лежала едва заметная печать усталости и скуки. И еще все, что они покупали, почти тотчас же у них из рук исчезало. Впрочем, это их не удивляло. Механически, словно роботы, они доставали и доставали из карманов деньги и снова что-то покупали, похоже, совсем не заботясь о том, что именно.

Я помотал головой.

Чем они занимаются? А что им, собственно, еще делать? Они обречены. Это их жизнь. Вечно толкаться по базару и что-то покупать, покупать, а также ждать того человека, которому этот сон приснится.

Это случается нечасто. Конечно, не каждый сон, который снится человеку из статичного мира, придуман им самим. Довольно часто он попадает в сны, придуманные кем-то другим. Но их так много! Кроме того, что каждый человек за свою жизнь создает их несколько сотен, там, в мире снов, существуют еще сны лошадей, кошек, собак, волков, медведей, медленные, тягучие, словно патока, сны деревьев и короткие, словно обрывки кинопленки, сны трав. Их много там, в стране снов.

Со мной что-то случилось, и я, на секунду став рядовым обитателем сна, всей кожей почувствовал то же, что чувствует он, понял и ощутил ту владевшую им неизбывную тоску, осознание обреченности и невозможности хоть что-то изменить. Они, эти создания снов, обречены на вечность и ничего изменить не могут.

Например, жители этого сна обречены вечно, пока этот сон существует, торговать и покупать. А ведь сны существуют очень долго. По меркам статичного мира – сотни и тысячи лет. Мне случалось попадать в сны древних египтян, а пару раз даже пещерных людей. До меня вдруг с беспощадной ясностью дошло, что я рано или поздно умру, придет время, умрут и мои потомки, а жители этого сна все так же будут без конца продавать и покупать, продавать и покупать.

Ужас!

Я очнулся.

Нет, об этом думать не стоило. Так недолго и рехнуться. И вообще надо идти, торопиться, действовать... Все же я почему-то медлил, никак не мог заставить себя хотя бы встать.

Дьявол, и угораздило же меня подумать об этих обитателях снов!

Из толпы на секунду вынырнул зомби, хотел было что-то мне сказать, но сейчас же нырнул обратно.

Что ему было нужно? Да какая разница?

Мои пальцы медленно мяли сигарету. Крошки табака сыпались на утоптанную землю.

Мне нужно было что-то сделать. Что?

Неожиданно я вспомнил.

Ну конечно... Там, в статичном мире, это не имело смысла, а здесь до сих пор не было времени. И вот оно у меня есть.

И можно...

Да, я должен попрощаться со своей птицей-лоцманом. Ее убили три года назад, но тогда попрощаться с ней я не успел, и вот сейчас, когда прошло столько времени, настал момент для прощания.

Так почему бы и нет?

Я попытался ее вспомнить, и это мне удалось. Вот она летит и, взмыв вверх, превращается в белое, слегка размытое пятно. Вот она садится ко мне на плечо, чтобы отдохнуть, и поводит при этом по сторонам круглой головкой с острым клювом. И еще... еще...

Я вспомнил ее, так было положено, я вспомнил ее и забормотал старую как мир формулу, которую когда-то давно заставил меня выучить Гунлауг-учитель, поскольку ее должен знать каждый инспектор снов, формулу прощания с птицей-лоцманом:

– ...вечность и покой. Там тебе будет хорошо. Прости, что уйду из этого мира позже тебя. Мы встретимся в новой жизни и опять будем вместе. Лети, а когда настанет срок – возвращайся.

Я говорил и говорил, пока слова прощания не кончились. Несколько секунд в соответствии с ритуалом я сидел неподвижно, чувствуя странную отрешенность и грусть. Потом это прошло, я встал, чтобы идти к переходному туннелю, и вдруг увидел зомби.

Он стоял совсем рядом, в метре, и неприятно улыбался.

– Знаешь что, – сказал я ему. – А не пошел бы ты куда-нибудь... погулять, например?

– Значит, обиделся? – спросил зомби.

Вот это уже было наглостью. Я угрюмо проговорил:

– Тут ларек я один приметил. В нем топорами торгуют. Хорошими такими, на прочной рукоятке. Сейчас куплю один, и если ты к тому времени не исчезнешь, развалю твою гнилую башку на мелкие кусочки.

– Понятно, – грустно произнес зомби. – Я тут одной птице при случае все перья из хвоста выдеру. Короче, послушай, что тебе скажет такой старик, как я. Плюнь на все. Да, сделал я на тебя ловушку. Такова жизнь, так было нужно. Кстати, лично против тебя я не имею ничего.

– Значит, уходить ты не желаешь? – устало спросил я. – Тупой, злобный, подлый кусок гниющей плоти.

– А! – радостно воскликнул он. – Так ты ненавидишь меня не за ловушку? Я понял. Ты зомбифоб. Ну скажи же, скажи, что ненавидишь всех зомби без исключения.

– Да плевать мне на всех зомби и на тебя в том числе, – заявил я. – Просто оставьте меня в покое.

– Врешь! – прокурорским тоном заявил зомби. – Ты зомбифоб. И доказать это можно запросто. Есть способ.

Он с хрустом отломил у себя на левой руке указательный палец и протянул его мне.

– Зачем это? – опешил я.

– Как зачем? Вот возьми, подержи в руках, чтобы доказать свою непричастность к зомбифобам. Не хочешь, так ведь? Да не бойся, червяков я с себя сегодня уже обобрал. В конце концов, зомби я чистоплотный. Ну же...

– Да не буду я брать этот палец, – вскипел я. – Вот еще...

Повернувшись к зомби спиной, я сделал вид, что рассматриваю базар.

– Так я и думал, – угрюмо сообщил зомби. – Значит, ты и есть...

Вот тут я взорвался и, резко к нему повернувшись, крикнул:

– Да, да, да!!! Все, доволен? Ну, доволен? А теперь, когда ты получил что хотел, я с тобой разделаюсь.

Я сделал несколько шагов в сторону палатки, в которой продавали топоры. Зомби ловко нырнул в толпу и исчез.

Я остановился.

Великий сон, что это со мной? Никогда я так не заводился. Нервишки стали пошаливать? В этот момент из-за ближайшего ларька высунул голову зомби и прошипел:

– Кстати, когда умрешь, на мою помощь и заступничество не рассчитывай. Придется тебе, братец, гнить в полном одиночестве. И никто к тебе погнить на пару не придет. Ты даже не представляешь, чего сейчас лишился, но придет время – поймешь.

Медленно, стараясь делать это как можно незаметнее, я сунул правую руку в карман.

Зомби это все же заметил и спрятался.

Я вытащил пистолет и приготовился стрелять.

Высунись, давай, еще разок высунись.

Прошло пять минут. Зомби так и не показался.

Тогда я сунул пистолет обратно в карман и пошел в сторону нужного мне соединительного туннеля.

Меня словно река подхватила толпа покупателей. Толстый неопрятный купец вцепился в полу моей куртки и попытался мне всучить старые портянки. В это время чьи-то ловкие пальцы нырнули в мой карман. Не оглядываясь, я шлепнул по ним ладонью. Пальцы сейчас же исчезли, а продавец портянок потерял ко мне всякий интерес.

Между тем толпа несла меня и несла. Как и в реке, в ней были быстрины и тихие заводи. Минуя их, я чувствовал запах жареного мяса, верблюжьей шерсти, дубленых кож, изысканных притираний и пряностей.

К счастью, несло меня в нужном направлении, и я совсем перестал трепыхаться, подчинившись ритму толпы, лишь переставлял ноги, стараясь не наступить никому на пятки.

Нельзя сказать, что это путешествие прошло для меня без инцидентов. Пару раз мне отдавили ногу и даже один раз саданули локтем под ребра. Стерпел я это вполне безропотно и вскоре был вознагражден тем, что толпа стала редеть. Еще через несколько минут я оказался на другом краю базара, совсем недалеко от соединительного туннеля, к которому, собственно, и стремился.

Передо мной была прямая, как логарифмическая линейка, улица. Метров через триста, на это указывало особенное едва заметное дрожание воздуха, она упиралась в боковую стенку сна и становилась всего лишь проекцией.

Некоторое время я стоял, привыкая после шума и сутолоки базара к тишине и покою. Жары тут в отличие от центра сна не было и воздух был попрохладнее. Улица состояла из небольших уютных коттеджей, похожих друг на друга, окруженных невысокими аккуратными заборчиками. Во дворе у каждого коттеджа виднелся небольшой фонтанчик, в центре которого обязательно стояли фигурки целующихся амуров.

Временами амуры переставали целоваться и заинтересованно поглядывали на меня.

Теперь я находился на краю сна, а поскольку любой сон к краям становится менее четким, очертания амуров временами слегка изменялись. Вдруг то у одного, то у другого откуда-то появлялись рожки или длинный коровий хвост, а то и внушительный пятачок.

Ну-ну, очень миленькие амуры. Вот только чего это они на меня так заинтересованно поглядывают? Может, приняли за человека, которому этот сон снится? Неужели у меня такое глупое лицо?

Я задумчиво посмотрел себе под ноги.

На покрывавшем улицу асфальте четко виднелись волчьи следы.

Очень мило, можно сказать – даже забавно.

Цепочка довольно свежих следов вела от базара в направлении переходного туннеля.

Я пошел вдоль по улице.

Следы тянулись точно по ее середине.

Откуда в этом сне взялся волк? И каким образом его следы отпечатались на асфальте?

Дичь какая-то.

Наконец улица кончилась, и я остановился перед стенкой сна, в которой совершенно четко виднелось отверстие переходного туннеля. Похоже, следы уходили в него.

Интересно, значит, где-то впереди меня волк, судя по всему – очень крупный. Откуда он взялся? Из кошмара? Но жители кошмаров, как правило, в другие сны выходят очень редко.

Я сделал еще несколько шагов и, остановившись почти рядом с входом в туннель, вдруг заметил одну любопытную вещь. Следы волка уходили не в туннель, а в проекцию.

Вот так уж вовсе не бывает.

Я вгляделся.

Следы уходили в проекцию всего в полуметре от входа в туннель. Но ведь все-таки уходили!

Великий Гипнос, этого еще на мою голову не хватало.

Следы уходили в проекцию так, словно она была не изображением, предназначенным для того, чтобы создавать иллюзию бесконечности сна, а самым настоящим, реальным миром.

Совершенно машинально я прикоснулся к стенке сна пальцем. Стенка как стенка. Упругая. На ней обычная проекция. Ничего особенного.

Все это было жутко загадочно.

Пожав плечами, я вошел в туннель. Он оказался не очень широким, метра три в диаметре. Шагая по нему, я все пытался сообразить, откуда могли взяться эти волчьи следы.

Фокусы зморы? Но зачем ей это?

Нет, тут что-то другое.

Примерно на середине туннеля я остановился и, опершись рукой о его стенку, задумался.

Получалось, я столкнулся с самым настоящим парадоксом. Ни с чем подобным не встречался ни один инспектор снов.

Неужели в снах существует еще одна реальность – мир проекций? Так ли уж нереальны проекции снов? Может быть, в них можно путешествовать? Но тогда получается, мы, инспекторы снов, воспринимаем сны не такими, какими они являются? И то, что кажется нам стенками сна, на самом деле является непреодолимой преградой лишь только для нас? Значит, мы в отличие от других жителей снов воспринимаем лишь небольшую их часть. А как же тогда птицы-лоцманы? Может быть, они безошибочно приводят нас в любой сон и легко проникают через его стенки лишь потому, что знают о проекциях что-то такое, о чем мы и не подозреваем? Ах если бы во всем этом можно было разобраться именно сейчас. Кто знает, может быть, это оказалось бы ключом к моей свободе? Может быть, мне и не надо было бы искать выход в мир снов?

Вот только я твердо знал, что в одиночку у меня ничего не получится. А чтобы сообщить об этом другим инспекторам снов, я должен обыграть змору.

Ну вот, еще одна причина. Как будто недостаточно других.

Пытаясь прикинуть, каким будет следующий сон, я оттолкнулся от стенки туннеля и пошел дальше.

6

Он оказался довольно большим, но не очень четким. Особенно это было заметно здесь, на краю сна, по размытым проекциям на стенках и обитателям, почти прозрачным и двигавшимся замедленно, словно они находились под водой.

Нет, этот сон явно приснился человеку со слаборазвитым воображением.

Ну и бог с ним. Может, это даже к лучшему. Особенно если учитывать, что я задумал с этим сном сделать. Вернее, что мне придется с ним сделать.

Жуть.

Я поежился.

Такое мне до сих пор проделывать не приходилось. Правда, другого выхода не было вовсе. Или проиграть какой-то зморе, или выиграть. Но какой ценой?

Ценой?

Дьявол, опять...

Я чертыхнулся.

Да какое все это имеет значение? Я должен выиграть эту игру – и все. Хватит. И больше не о чем думать.

А сон был действительно не очень удачным. Настолько, что были прозрачными даже стены некоторых домов. Сквозь них можно было без труда рассмотреть вяло, словно снулые рыбы, копошившихся в своих квартирах жильцов.

Я не спеша двинулся к центру сна.

Почти тотчас же у меня под ногами заскрипел асфальт.

Я усмехнулся.

Через минуту, как будто змора подслушала мои мысли, скрип прекратился.

Вот так-то лучше.

Итак, для начала я должен был убедиться, что в этом сне нет элементов кошмара. Со снами, которые имели элементы кошмара, работать без магического жезла невозможно. А где я его возьму?

Пройдя метров двести, я уже знал, что кошмаром здесь и не пахнет. Вообще сон оказался старым и поэтому должен был обладать большим инуа. Это меня устраивало.

Итак, похоже, никаких причин отказаться от задуманного не было.

Значит, с богом.

Морщась, поскольку из загончика довольно явственно пахло тем, что воспитанные люди называют гуано, я взобрался на один из столбиков изгороди. Выпрямившись, я повернулся лицом к заполнявшей базар толпе.

Вот, сейчас начнется!

– Эй, вы! – крикнул я. – Рожденные божьим попустительством, каракатицы безмозглые, осквернители праха своих предков!.. Вы думаете, я не смогу расстаться со своим богатством, со своим золотом, накопленным мной за многие годы? Так вот, вы ошибаетесь! Держите же его, я швыряю его вам. Можете забрать!

Я стал вытаскивать из кармана золотые монеты и яростно швырять их в толпу.

Мой план состоял в том, чтобы вызвать как можно большую суматоху и под ее прикрытием избавиться от наблюдения зморы. Чего-чего, а уж суматоху я создал довольно изрядную.

Как только в толпу полетели первые монеты, в воздух взметнулись десятки рук, пытавшиеся поймать их на лету. Пронзительно завизжали женщины. Толпа взревела и придвинулась к изгороди. Грязный конопатый мальчишка вскочил на плечи стоявшего почти у самой изгороди лысого толстяка и ловил золотые монеты, словно бабочек, соломенной шляпой. В задних рядах напиравшей на изгородь толпы шла оживленная потасовка. Какой-то худой, одетый в рваный медицинский халат воришка стал быстро опустошать прилавки зазевавшихся торговцев. Те подняли крик, подзывая стражей порядка, которые, впрочем, и не думали выполнять свои обязанности, поскольку отчаянно пробивались в передние ряды, туда, где золотой дождь был гуще.

Через пару минут большая часть базара стала напоминать кипящий котел.

Оглянувшись, я убедился, что за загончиком простирается совершенно голый пустырь. Стало быть, путь к отступлению был свободен.

Теперь только бы успеть найти соединительный туннель!

Швырнув последнюю горсть монет, я прыгнул внутрь загончика для скота и... провалился в скрывавшуюся под тоненькой корочкой нанесенного ветром песка вонючую жижу по пояс...

5

Вот так номер!

Оказывается, это был не загончик для скота, а самое настоящее болото, трясина. Чтобы никто в него не провалился, его огородили.

Очень мило. Однако мне-то сейчас что делать?

Чувствуя, как меня потихоньку начинает засасывать, я затрепыхался, пытаясь выбраться.

Тщетно. Отпускать свою жертву это болото не хотело.

Откуда же оно взялось в этом сне? Может, его сюда поместила змора? Но тогда получается, она может предвидеть будущее? Нет, это невозможно. Штучки зомби? Нет, и этого быть не может. Собственно, да какое мне сейчас до этого дело? Выбираться надо.

Я попробовал еще немного потрепыхаться и в результате глубже погрузился в жижу. Между прочим, пахла она отнюдь не райской амброзией. Более того, через пару минут в воздухе возле моего лица уже закружился десяток здоровенных, как быки, противных синих навозных мух. Они норовили усесться мне на лицо. Чем-то оно их привлекало.

Я посмотрел в сторону изгороди. Возле нее шла ожесточенная драка за золотые монеты. Вообще, похоже, желаемого эффекта я достиг. Вот только зачем он мне теперь нужен?

Кстати, именно до тех пор, пока золото не поделят, на помощь из-за ограды рассчитывать нечего. Вполне возможно, что к тому времени, когда кто-то догадается ее оказать, я уже утону.

Так что спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

И я стал спасаться.

В результате после очередной попытки дотянуться до изгороди я обнаружил, что погрузился в жижу уже по грудь.

Я понял, что сопротивление бесполезно, и перестал трепыхаться.

Все-таки у меня была надежда.

Если этот сон – не кошмар, а то, что он не кошмар, было видно невооруженным глазом, то, как и водится в таких снах, мне должен был представиться шанс спастись. Главное – его не упустить.

И шанс мне представился!

На поверхности трясины вздулся огромный пузырь. Вот он лопнул, и показалась огромная, похожая на крокодилью морда. Возле нее вынырнуло чудовищное, усеянное присосками величиной с блюдце щупальце. Оно потянулось ко мне.

– О великий Гипнос, – пробормотал я. – Ну не надо. Ну ты же хороший, монстрик, ты меня не тронешь, ты не будешь такого, как я, хорошего дяденьку... Ой!

Щупальце опустилось мне на плечи, и под его тяжестью я погрузился в трясину по самую шею. Желтые круглые немигающие глаза чудовища смотрели прямо на меня.

Это мне не понравилось.

Похоже, зверюга что-то замышляла.

Чудовище открыло усеянную похожими на малайские крисы зубами пасть и заверещало. Толпа за изгородью притихла.

Обхватившее мои плечи щупальце сжалось сильнее, дернуло меня вниз, так что я едва не хлебнул зловонной жижи, и вслед за этим резко рвануло вверх.

Отпуская меня, жижа вроде бы даже застонала. Через секунду я уже висел в воздухе. И все.

Пауза.

Все замерло.

Щупальце тоже не шевелилось. Только в почти полной тишине было слышно, как с моего тела отваливаются и с плеском падают вниз комки грязи.

А чудовище, казалось, задумчиво меня изучало. Потом до чего-то додумалось, и щупальце очень медленно потащило меня к огромной, похожей на ковш гигантского экскаватора пасти. Вот она раскрылась еще больше. В лицо мне пахнуло таким зловонием, что по сравнению с ним запах жижи показался действительно райским ароматом.

Хорошо понимая, что этому зверю мой пистолет что дробина слону, я все же попытался вытащить его из кармана. Ничего не вышло. Видимо, он за что-то там зацепился.

Огромная, похожая на пещеру пасть была теперь от меня не дальше метра. Чувствуя, как у меня по спине пробежал стремительный, словно электрический ток, холодок, я замер.

Еще секунда...

У меня за спиной послышался громкий треск изгороди. Щупальце снова остановилось.

Повернуться и посмотреть, что происходит с изгородью, я не мог. Впрочем, это мне и не было нужно. Шестым, обострившимся в минуту опасности чувством я определил, что этот треск означает. Очевидно, на изгородь наперла толпа зевак. Наверняка те, кто находился сзади, пытались пробиться вперед, чтобы лучше увидеть, как эта тварь мной позавтракает, а передним деваться было некуда. Они навалились на изгородь.

Что-нибудь предпринять я не мог. Оставалось лишь ждать.

Снова послышался скрип. Теперь он был громче.

Чувствуя в груди холод, словно вместо сердца у меня был кусок льда, я закрыл глаза. Почему-то в этот момент у меня в голове зазвучала старая идиотская песенка про Мэри и ее барашка. Не успел этот барашек в пятый раз увязаться за Мэри, как щупальце дрогнуло и закачалось.

В ужасе открыв глаза, я увидел в полуметре от своего лица кривые, покрытые желтым налетом и белыми копошащимися насекомыми клыки.

Ничего, кроме отвращения, это зрелище во мне не вызвало.

Я уже было хотел снова закрыть глаза и мысленно попрощаться со всем, что мне дорого, а также любимо, и в этот момент за моей спиной послышался ужасающий треск. Раздался многоголосый вопль ужаса и вслед за ним плеск, словно в жижу один за другим плюхнулось около десятка больших, тяжелых предметов.

Так и есть!

Очевидно, изгородь не выдержала напора толпы и рухнула. При этом несколько зевак упали в трясину.

Эта мысль меня несколько утешила. В коллективе умирать всегда веселее.

Чувствуя даже некоторое душевное умиротворение, я хотел уже было все-таки закрыть глаза, и в этот момент щупальце распрямилось и отшвырнуло меня прочь.

Падая, я подумал, что чудовище поступило совершенно логично. Видимо, оно сообразило, что, занявшись мной, может упустить упавших в жижу зевак. Кроме того, они отчаянно барахтались, а я был неподвижен. Чудовище вполне могло посчитать, будто я умер от страха, а стало быть, никуда не удеру.

Как бы то ни было, но оно меня отшвырнуло.

Я снова плюхнулся в жижу, но, к счастью, попал на твердое место и погрузился всего лишь по колено. Это было спасением. Бросив взгляд на зевак, которых хватали появлявшиеся одно за другим из жижи щупальца чудовища, я прыгнул к изгороди, до которой была всего лишь пара метров. Я не допрыгнул до нее всего лишь с полметра, но это теперь уже не имело значения. Оставалось лишь схватиться руками за один из столбиков и подтянуться.

Через секунду я поднырнул под изгородь и бросился наутек.

Пробиться через толпу было очень легко, частью из-за того, что до всех уже дошло, что происходит, частью из-за исходившего от меня жуткого запаха.

Мокрая одежда прилипала к телу, а в ботинках противно хлюпало. Оказавшись на приличном расстоянии от загона, я стал оглядываться, отыскивая что-нибудь похожее на колодец. Ничего подходящего не было видно, и я машинально сделал еще несколько шагов.

Земля под ногами у меня заскрипела. Почему-то мне показалось, что в этом скрипе слышится злорадство.

Ну еще бы.

Ах, стерва!

Впрочем, сейчас мне было вовсе не до зморы с ее садистским юмором.

Оглянувшись, я увидел, что возле загона не осталось уже никого, если не считать двух бродячих магов в высоких черных колпаках. Они горстями швыряли в сторону быстро погружавшегося в жижу монстра слегка поблескивающий сиреневый порошок. Возле рухнувшего куска изгороди в жиже плавала большая соломенная шляпа.

Вот так-то.

Я вздохнул.

Любовь к золоту до добра не доводит.

А поскольку изменить сейчас уже ничего нельзя, оставалось лишь надеяться, что мальчишке, чья шляпа плавала в трясине, удалось все же уцелеть, а шляпу он просто выронил. Тем более что такая вероятность действительно существовала.

Вот змора действительно стерва.

Ну ничего, мы с ней еще посчитаемся... Сейчас бы где-нибудь отмыться.

Я пах, как тысяча дюжин тухлых яиц.

Одетая в выцветшее сари старушка с зажатым под мышкой маленьким дракончиком махнула рукой вправо и посоветовала:

– Эй, тебе лучше туда.

Ее дракончик задумчиво посмотрел в мою сторону, потом зевнул. Когда он открыл пасть, я увидел, что на кончике его языка трепещет крохотное, словно у газовой горелки, пламя.

– Спасибо, у вас очень доброе сердце, – от души поблагодарил я старушку. – Когда зять решит вас придушить, пусть ему на голову рухнет балкон.

– А если даже и придушит, – весело воскликнула старушка и хлопнула дракончика по плоской голове, – так в будущей жизни попадет в тело старой, паршивой, блохастой собаки.

От ее шлепка дракончик, с задумчивым видом рассматривавший ученого на вид человека с толстой книгой в руках и явно собиравшийся плюнуть в него огнем, поперхнулся и обиженно заскулил.

Наверняка ему просто жутко хотелось узнать, как горит бумага. Может быть, он этого никогда не видел.

Я двинулся в указанном старушкой направлении и вскоре действительно увидел покрытую пятнами ржавчины водяную колонку.

Не раздеваясь, я обмылся холодной водой и наконец-то избавился от запаха жижи. Минут через пятнадцать жаркое солнце сна-базара высушило мою одежду.

Почувствовав, что проголодался, я обшарил карманы и обнаружил несколько завалявшихся золотых монет. Теперь оставалось только купить у торговца с бородавкой на носу завернутый в пергамент кусок жареной баранины.

В стороне от толпы, в тупичке, образованном задними стенками трех лавок, лежал здоровенный камень. На нем я и устроился. Есть хотелось просто неимоверно.

Короче, баранину я слопал почти мгновенно. Она оказалась чертовски вкусной. Вытерев руки куском пергамента, я вдруг вспомнил о пистолете и сигаретах.

Вот балда-то! Ими надо было заняться в первую очередь.

Я вынул из нагрудного кармана еще влажную пачку и разложил сигареты на камне – сушиться. Потом я испробовал газовую зажигалку и убедился, что она работает. Остался пистолет. С ним было сложнее всего. Я разобрал пистолет и тщательно протер каждую его деталь все тем же оставшимся от баранины кусочком пергамента. Больше ничего сделать я не мог. Оставалось лишь надеяться, что этого будет достаточно.

Снаряжая обойму оставшимися патронами, я подумал, что надо было прихватить и запасную, но ничего теперь уже поделать было нельзя. Разве что в каком-нибудь сне попадутся подходящие для моего пистолета патроны. Вот только вряд ли. Да и будет ли ими стрелять пистолет из статичного мира? Хотя ем же я запросто пищу как статичного мира, так и мира снов?

Ладно, когда придет время, будет видно.

Я сунул пистолет в карман, потрогал сигареты и убедился, что они уже высохли. Выбрав ту, что казалась посуше, я закурил. Дым, конечно, слегка припахивал жижей, но сейчас это для меня не имело никакого значения.

Под жарким солнцем, после сытной еды, меня слегка разморило. Чувствуя, как мной овладевает приятная истома, я вяло размышлял о том, как веселится, безусловно, видевшая, что со мной в этом сне случилось, змора. Ничего, будет и на нашей улице праздник.

А вообще интересно было бы узнать, как она умудряется следить за подвластными ей снами? Наверняка она все это делает через протянутые к каждому сну коммуникационные нити. Эх, будь у меня птица-лоцман, я бы их махом оборвал, а там ускользнуть из этого лабиринта было бы проще пареной репы. Ладно, проехали...

Выкинув окурок, я стал оглядываться, прикидывая, что бы такое сейчас предпринять. Тут со мной стала заигрывать красотка с усталым, сильно накрашенным лицом. Пришлось вежливо объяснить, что в ее услугах я в данный момент не нуждаюсь. Разочарованно покрутив головой, она с достоинством удалилась, а я решил все же прикинуть свое положение.

Итак, первый раунд игры со зморой я совершенно блестяще проиграл. Грустно, но факт. Сдаваться я не собирался. Значит, оставалось только попробовать уйти от наблюдения зморы с помощью способа номер два. Правда, мне он не очень нравился, но, великий Гипнос свидетель, выхода у меня не было.

Я хлопнул по руке рыжего воришку, пытавшегося стянуть мои сигареты, и тот, зашипев, как рассерженный кот, отпрыгнул в сторону.

Эге, да в этом сне щелкать клювом не рекомендуется.

Я собрал уже сухие сигареты в пачку и сунул ее в карман. Тотчас же несколько подозрительной внешности парней, отиравшихся поблизости от меня, разочарованно сплюнули себе под ноги и отправились восвояси.

Вот так-то вернее.

Теперь оставалось лишь прикинуть, где находится ведущий в нужном мне направлении соединительный туннель. А какое направление является для меня нужным?

Думая об этом, я шел мимо странных, похожих на готические соборы домов. На венчавших их крыши шпилях развевались голубенькие вымпелы. Окна в домах были узкими, словно бойницы. Во многих вместо обычных стекол поблескивали витражи.

Метров через триста от края сна тротуар у меня под ногами сменился на крупную брусчатку.

Потом я пересек какую-то невидимую границу, и сразу же окружающий меня мир заполнился звуками.

Теперь до меня доносился шелест листвы невысоких, стоявших почти у каждого дома раскидистых деревьев, радостные крики и смех игравших возле одного из домов детей, а также громкий лай ненадолго привязавшейся ко мне маленькой, грязной, очень агрессивной собачонки. Впрочем, вскоре это развлечение ей надоело. Она утратила ко мне всякий интерес и деловито побежала куда-то прочь.

Это был очень спокойный, удивительно мирный сон.

Может быть, он прельстил змору именно этим?

Вообще этот сон имел редкое свойство расслаблять, заставлял не думать ни о чем.

Вот только со мной этот номер не пройдет.

Интересно, переделывает ли змора украденные сны? Вряд ли. Хотя, по идее, зморы на такое способны. И еще... кому такой сон мог принадлежать? Начитавшейся сентиментальных романов четырнадцатилетней девчонке? Или же старой, уставшей от жизни шлюхе?

Обдумывая все это, я между тем постепенно приближался к центру сна.

Прохожих на улице становилось все больше. Один из них, усатый мужчина в тирольской шапочке, двинулся было ко мне, но вдруг, словно передумав, повернул в другую сторону. Вот он обнял за талию только что просочившуюся сквозь стену ближайшего дома и теперь поправлявшую шляпку девушку. Я миновал их в тот момент, когда его рука нырнула в вырез ее платья. Не моргнув глазом девчонка отвесила зарвавшемуся наглецу звонкую пощечину.

Я подумал, что она все-таки молодец, и пошел дальше.

Через пару кварталов меня остановил старик в ботфортах и шотландской клетчатой юбке. Он спросил:

– Никак человек из статичного мира? Я не ошибся? Послушайте, а вы-то хоть уверены, что живы?

– Уверен, – буркнул я.

– Точно? – не унимался старик.

– Точно. Однако почему это вас...

– Нет, – перебил он меня. – Вы лучше, если знаете, не скрывайте. Так прямо и скажите, что мертвы. И нечего мне голову морочить. А может, вы о своей смерти и не подозреваете? Это бывает, ничего страшного. Может, вы умерли во сне? Случается и так. Бедняга, теперь вы никак не сможете вернуться в статичный мир и будете жить здесь вечно.

– В чем дело? – медленно закипая, спросил я и попытался пройти мимо, но прыткий старичок загородил мне дорогу.

– Ни в чем. Просто если вы точно знаете, что живы, – моя теория не верна.

– Какая теория? – ледяным тоном поинтересовался я.

– Она состоит в том, что статичный мир давно уже погиб. А мы живем лишь потому, что находимся в мире снов. От всего статичного мира остались только сны. Скажите, вы давно из статичного мира?

Я облегченно вздохнул.

– Да успокойтесь, – заверил я старичка. – Ничего с вашим статичным миром не произошло. Я только что оттуда.

Его глаза хитро блеснули. Он схватил меня за отвороты куртки и быстро-быстро забормотал:

– Это вам только казалось. Откуда вы узнали, что были именно в статичном мире? Может быть, это был лишь большой, тщательно сделанный сон? Ах, так вы в этом уверены! Разве можно хоть в чем-то быть уверенным? Нет, нет...

Он отпустил мою куртку и, покачивая головой, побрел прочь, но, пройдя всего лишь несколько шагов, вдруг скорчился, стал бледнеть и через несколько секунд исчез.

Я ошарашенно сплюнул на мостовую, еще раз посмотрел на то место, где он только что был, и двинулся дальше.

Чудак какой-то. Таких в снах мне еще не встречалось. Хотя кого только в них не бывает.

Мимо меня проехало несколько карет. В них сидели дамы в соломенных шляпках и солидные господа в высоких цилиндрах. Пробежал мальчишка. Он размахивал пачкой газет и выкрикивал:

– Покупайте газету «Свежий кусок»! Новости о человеке-пауке! Паника на биржах Пети-гада! Крушение в одном из соседних снов. Подробности спасения малолетнего мальчика, упавшего в болото чудовища!

Брусчатка у меня под ногами опять заскрипела, через минуту перестала, снова заскрипела и опять перестала.

Похоже, змора слегка нервничает. Ну-ну, то ли еще ей предстоит!

Я зашел в сигаретную лавку, купил пачку «Мальборо» и вышел.

Теперь нужно осмотреться.

Похоже, я находился почти в самом центре сна. Да, почти.

Легкий ветерок принес откуда-то запах роз. Из табачной лавки вышел бородатый мужчина, на ходу раскуривая здоровенную сигару. Вот он выпустил огромный клуб дыма и неторопливо пошел прочь. Стоявший неподалеку морщинистый, как старая перчатка, шарманщик стал размеренно, словно робот, крутить ручку облезлой шарманки, и девушка в красном трико, расстелив потертый коврик, сделала на нем стойку на руках. Потом она стала крутить сальто. Прохожие кричали ей «Браво!» и бросали серебряные монеты. Мужчины в замшевых жилетах подкручивали завитые колечками усики и бесцеремонно разглядывали остановившихся поглазеть на циркачку дам. А те смотрели на нее в лорнеты, и их стекла полыхали на солнце, словно прицелы орудий. Куда-то деловито спешившая болонка вдруг остановилась и попробовала использовать мою ногу вместо столбика. Я пнул ее, и она убежала.

Странные собаки в этом сне, очень странные. А вообще он не так уж и плох. Жаль, что я не могу отказаться от своей затеи.

Нет, можно было, конечно, пойти дальше и попытаться найти другой сон. Но там все повторится вновь. А если у меня не хватит духу сделать что задумал в одном сне, то почему должно хватить в другом? Даже если следующий сон будет хуже этого. Ну и что? И прекрасная девушка, и беззубая старуха хотят жить одинаково. Старуха, может быть, даже больше.

Так уж получилось, что мне попался именно этот сон, и искать другой не имело смысла.

Я еще постоял, стараясь успокоиться и сосредоточиться.

Наконец это мне удалось.

И вместе со спокойствием пришло четкое осознание, что я не смогу сделать то, что задумал. Просто не смогу, и все. Не смогу, не хватит сил. Я не могу уничтожить сон. И на секунду замер, поддавшись панике, решив, что проиграл. А потом вдруг успокоился.

Прекрасно, раз я не смогу этого сделать, то это сделает мое тело. Старый, давно, очень давно известный способ. Вспомнив его, я подумал, что все-таки Гунлауг научил меня многому, очень многому. Ценой адского труда, но научил. Впрочем, думать об этом было некогда, нужно было действовать.

Медленно, очень осторожно я попытался выйти из своего тела.

На меня оборачивались прохожие, и даже стала лорнировать какая-то дама.

А у меня ничего не получалось, и когда я уже почти отчаялся, оно пришло – ощущение.

Чувствуя, как каждый удар сердца наполняет тело странным, полузабытым, похожим на слабый электрический ток покалыванием, я несколько раз глубоко и с силой вздохнул. Мое тело наполнилось странной, готовой от малейшего неверного движения взорваться мощью.

Исчезли все запахи. Воздух стал сухим, как в давно непроветриваемом помещении.

А потом случилось нечто, и я выскользнул из своего тела, повис над ним, да так, что мог его видеть сверху.

Теперь я был спокоен, чудовищно спокоен, настолько спокоен, что даже не мог вспомнить, что такое страх или удивление. Я не удивился даже тогда, когда мое тело само, поскольку я уже не мог его контролировать, двинулось в сторону небольшой площади, являвшейся центром сна.

Вот оно вышло на площадь, миновало старуху, торговавшую какими-то странными цилиндрическими фруктами. Возле нее стояла небольшая очередь озабоченных женщин с цветастыми кошелками. Потом оно прошло мимо двух мальчишек, игравших пистолетами. Вылетавшие из их стволов пули, не пролетев и десяти сантиметров, падали на землю.

Дальше был гражданин в лаптях и мятом смокинге. Взобравшись на деревянную скамеечку, он трудолюбиво писал мелом на стене «Все на учредительное сто двадцать седьмое заседание всеобщего совета по обсуждению очень важных законов. Сегодня будут обсуждать наиважнейший закон о том, в каком порядке снимать носки, перед тем как ложиться спать».

Миновав его, мое тело повернуло голову и посмотрело на противоположную сторону площади, где какой-то тип, завернутый в белую больничную простыню, увешанный добрым десятком березовых крестов, приклеивал на афишную тумбу написанное от руки на листочке в клеточку объявление «С нами Бог, Вера, Наташа, Мара и мысленно сам товарищ...»

Мое тело наконец-то остановилось и покрутило головой из стороны в сторону, видимо, отыскивая те невидимые энергетические нити, на которых держался этот сон. Вот оно, кажется, их определило.

Я подумал, что сейчас начнется.

И действительно – началось!

Мое тело вскинуло вверх руки и резко их опустило, словно рвало невидимую паутину.

По-видимому, так оно и было. Я понял, что оно порвало скреплявшие этот сон энергетические линии. Видимо, они проходили как раз в центре.

Теперь оставалось только сделать так, чтобы они не восстановились.

И мое тело не подкачало.

Рванувшись вперед, оно резким, точным движением выбило скамеечку из-под ног писавшего на стене типа. Все еще водя в воздухе мелом, тот рухнул на мостовую.

– Чтоб ты сдох! – крикнуло ему мое тело.

Все, кто находился на площади, выпучили глаза и ошарашенно застыли. И только пузатый дядька с кирпичного цвета лицом, в строгом черном пиджаке, из кармана которого выглядывала здоровенная красная книга, удовлетворенно отметил:

– Прекрасно спланированная политическая акция! Так держать!

Мое тело шагнуло к нему и крикнуло:

– Бу-у-у-у!

– Ой, – сказал пузан и упал в обморок.

Удовлетворенно хмыкнув, мое тело строевым шагом промаршировало в другой конец площади. По дороге оно сорвало с человека в больших дымчатых очках шляпу и напялило ее на седые космы стоявшей рядом с ним старухи.

В конце площади оно развернулось и крикнуло ошарашенной толпе:

– Эй вы, немедленно ущипните друг друга! Я аннулирую вас! Слышите, вас уже давно своровали и держат там, куда люди из статичного мира не могут попасть. Никогда, слышите, никогда вы никому больше не приснитесь!

Этого оказалось достаточно.

Стоявшие на площади люди буквально взревели. Несколько человек так разозлились, что мгновенно надулись, взмыли вверх, как большие надувные шары, и с треском лопнули.

Тип в больничной простыне кинул в мое тело камень и закричал:

– Мерзавец! На кол его!

Еще на лету камень превратился в сладкую ватрушку. Она попала моему телу в плечо.

Что-то затрещало, я словно бы куда-то провалился и через секунду снова был в своем теле.

И слава Гипносу!

Все, что нужно, было уже сделано.

Я почувствовал, как по всему сну прокатилась судорожная дрожь.

Неподалеку от меня разошлась мостовая, и из-под нее выглянула уродливая морда инуа – духа сна. Посмотрев в мою сторону и моментально определив, что перед ним не житель сна, он спрятался обратно.

Ничего, долго он там не просидит.

А толпа уже бушевала. Вот она двинулась на меня... И тут мостовая у меня под ногами заходила ходуном. Послышался страшный скрип. Я увидел, как на верхней стенке сна прогнулась и покрылась трещинами проекция неба.

К моим ногам рухнула наполовину ощипанная ворона и, прежде чем расползтись пятном жирной сажи, спросила:

– Сосисочек не желаете?

А сон уже разбухал, раздувался.

Я представил, как змора сейчас мечется по своему логову, пытаясь понять, что же с этим сном случилось, и захохотал. Безусловно, она уже давно потеряла меня из виду, и, конечно же, пора удирать.

Я бросился со всех ног в сторону ведущего в нужную мне сторону соединительного туннеля. Мостовая под ногами вставала дыбом, так и норовя сбить меня с ног. То и дело попадались ошарашенные, ничего не понимающие обитатели сна. А я несся сломя голову к соединительному туннелю.

А вот и он.

Я ворвался в туннель и по инерции пробежал еще несколько десятков шагов. Потом остановился и отдышался.

Великий сон, неужели все удалось так, как я и рассчитывал? Во всяком случае, для меня еще ничего не кончилось. Для меня еще все начиналось. Теперь предстояло самое главное – замести за собой следы.

Я бежал и бежал, а туннель все не кончался. Он оказался очень длинным. Это было некстати, поскольку мне позарез нужно было попасть в следующий сон как можно быстрее.

Змора – она ведь не дура. Наверняка она очень скоро сообразит, что произошло. И тогда она плюнет на погибающий сон и сосредоточится на соседних, чтобы поймать тот момент, когда я в одном из них появлюсь.

Теперь все решали секунды.

Наконец туннель кончился.

Выскочив из него, я сделал шаг в сторону от выхода из туннеля и остановился.

Оставалось лишь ждать и надеяться, что все получится так, как я и рассчитывал. Кстати, змора вполне уже может вот-вот заглянуть в этот сон. Если я буду стоять неподвижно, то она может меня и не заметить.

У меня, конечно, был соблазн рискнуть и перебежать в следующий туннель, но я не рискнул. Вдруг змора уже наблюдает за этим сном? Тогда она меня легко засечет. Нет, я уж лучше постою и подожду. Так вернее.

Между тем вибрация за моей спиной, там, где был переходной туннель, усилилась.

Ну еще бы!

Я представил, как сон, в котором я только что был, схлопывается, сминается, проваливается в безвременье, и поежился.

Великий Гипнос! Остается только надеяться, что большинство его жителей все-таки сообразят удрать в другие сны по соединительным туннелям.

Совесть мне шепнула, что во всем виноват я. Боже, да, я виноват. Но что я мог сделать без птицы-лоцмана?

Мне почему-то нестерпимо захотелось сесть.

Нет, этого делать не стоит.

Я постарался расслабиться и приготовился ждать. Все усиливающаяся пульсация за мой спиной подсказывала, что осталось совсем немного.

Конечно, будь у меня птица-лоцман, я бы все сделал по-другому. Для начала я бы оборвал энергетическую нить, соединявшую этот сон с логовом зморы. Таким образом, она утратила бы над этим сном всякую власть. Потом я бы оборвал и закупорил соединительные туннели, увеличил толщину стенок сна и превратил его в неприступный бастион. После этого мне осталось бы лишь медленно, но совершенно неотвратимо продвигать этот сон к границе мира зморы.

У меня зачесалась нога.

Ну вот, начинается.

Очень осторожно, как можно медленнее, я наклонился и почесал ее. Потом, так же медленно, я выпрямился.

Скорее бы, что ли...

Сон, в котором я оказался, был довольно шизоидным, но ничего особенного собой не представлял.

Передо мной простирались покрытые короткой травкой холмы, по которым бродили люди с квадратными головами. Они походили друг на друга, как близнецы. А может, мне это только казалось? Очень трудно отличить друг от друга людей с одинаковыми квадратными головами.

Вот один из них остановился и истошно закричал:

– Ах, где ты, мой любимый Гессе! Ночами и днями я жду, когда ты ко мне придешь! Я мечтаю о тебе! Я преклоняюсь перед тобой! Я хочу быть твоим рабом. Я буду переписывать твои произведения, я буду их заучивать и воспитаю в духе гессеизма своих детей!

Пока он кричал, все квадратноголовые уселись на травку и, достав из карманов по горсти голубого песка, стали посыпать им головы. Через некоторое время на небе вспыхнула розовая полоса, и на ней зажглась золотая надпись «Зрите!». Вскоре ее сменила другая – «Думайте!». Потом появилось «Говорите!». И наконец, как итог, вспыхнула мертвенно-бледная «Подыхайте!».

Увидев эту надпись, все квадратноголовые упали на спину и, задрав ноги вверх, истошно завопили.

Туннель за моей спиной бился и дрожал, словно живой. Он вибрировал настолько сильно, что затрясся даже сон квадратноголовых. Почувствовав опасность, они с криками бросились в дальний конец своего сна.

А я все ждал. Вот-вот из туннеля должны были повалить спасающиеся бегством обитатели погибающего сна. Я надеялся, что мне удастся проскочить этот сон вместе с ними.

Вот-вот они должны были появиться.

Я переступил с ноги на ногу.

И тут из туннеля действительно повалили обитатели сна. Впереди всех спешил пузан в черном костюме. Я уже хотел было присоединиться к их толпе, но вдруг они рассыпались в стороны, и из туннеля выскочил инуа.

Вот это везение!

Он походил на здоровенную, метров пяти длиной, гусеницу, а толщиной был не менее метра. Видимо, инуа был очень старый. К его бокам присосалось не менее десятка белых червей-паразитов.

Выскочив из туннеля, он замер, видимо, пытаясь оценить обстановку. И тут я не оплошал. Прыгнув ему на спину, я схватился за жесткие, росшие возле головы наподобие гривы волосы.

Надо сказать, вовремя.

Через мгновение инуа подпрыгнул и понесся со скоростью скаковой лошади.

Йо-хо-хо!

Вот на инуа я еще не ездил!

Йо-хо-хо!

Ничего, змора, мы с тобой еще потягаемся. Ты еще поймешь, что с инспекторами снов связываться не стоит. Ой не стоит.

Когда я вернусь с новой птицей-лоцманом, мы с тобой сразимся. Но это будет честный бой, а не нападение из засады.

А пока можно считать, что от зморы я ускользнул. Значит, все было не зря. Инуа наверняка пробежит несколько снов, и в каком-нибудь из них я спрыгну. Змора в это время все еще будет обшаривать сны рядом с тем, который я уничтожил. А я буду уже на пути к шпионскому сну.

Йо-хо-хо!

7

Инуа несся огромными скачками. Каким-то чудом я умудрялся удержаться на его спине, но меня мотало из стороны в сторону, как мешок с отрубями.

Теперь, лишившись логова, дух сна будет бежать до тех пор, пока не наткнется на такой сон, инуа которого либо умер, либо сильно ослабел от старости. Поскольку змора отбирала свои сны довольно тщательно, искать ему придется долго.

Мимо меня проносились холмы сна квадратноголовых. Иногда инуа делал просто чудовищные прыжки, и мне приходилось напрягать все силы, чтобы с него не свалиться.

Мотаясь на его спине, я думал о том, что пока мне самым настоящим образом везет. Самой большой удачей было то, что зомби вытащил меня из безвременья. Не должен был он это делать, никак не должен.

Стоп, а вдруг змора мне подыгрывает? Но зачем? Может, она не хотела, чтобы игра закончилась так быстро? Ничего, теперь захочет. Даже если она мне слегка и подыгрывала, то сейчас обеспокоится не на шутку и сделает все, чтобы меня найти и уничтожить.

Поздно, милая. Теперь это не так-то легко сделать.

Кстати, что она сделает, когда убедится, что я от нее все же ускользнул? Станет разыскивать меня по всему лабиринту? Вряд ли. Да и трудно ей будет это сделать, очень трудно. Все-таки снов несколько сотен. Осмотреть все займет слишком много времени. Да и есть риск, что, пока она будет обыскивать весь лабиринт, я найду лазейку в мир снов. Нет, скорее всего она возьмет под наблюдение тот сон, где выход, и будет меня в нем поджидать.

Вот и прекрасно.

Значит, выход в том сне, в котором я с ней встречусь.

Держу пари, это будет в шпионском сне.

А пока я должен найти место, в котором можно отдохнуть. Слишком уж много за минувшие сутки на мою долю выпало приключений. Короче, силы мои были на исходе. Сейчас бы часов на восемь уйти в небытие.

Не сбавляя скорости, инуа влетел в соединительный туннель, оказавшийся настолько высоким, что мне даже не пришлось нагибать голову.

От избытка чувств я закричал:

– Эге-гей-го!

Следующий сон оказался сном человека, мучимого угрызениями совести. Поскольку инуа бежал очень быстро, я так и не понял, за что он себя так мучил, что человек, которому этот сон приснился, натворил. Мимо меня мелькали какие-то толстые, перекошенные ужасом лица, я успел расслышать, как кто-то прокурорским голосом извещает: «И тем самым суд установил...» Перед самым соединительным туннелем мелькнуло сооружение, жутко похожее на гильотину. Вообще сон оказался довольно небольшим.

Ведущий из него туннель был очень узким, так что мне пришлось, чтобы не упасть, очень плотно прижаться к спине инуа.

Наконец туннель кончился, я облегченно выпрямился и увидел, что въехал в самый настоящий кошмар.

Честно сказать, я испугался. Чего мне меньше всего хотелось, так это оказаться в кошмаре. Я сильнее сжал коленями бока инуа и вцепился в его гриву так, что побелели пальцы.

А кошмар был самый настоящий, почти классический.

Естественно, в нем была ночь. На небе светила большая, неправдоподобно белая луна, которую то и дело закрывали темные облака. Инуа скакал через огромное, наверняка занимавшее все пространство кошмара кладбище. Я проносился мимо покрытых мхом памятников, увитых плющом здоровенных каменных крестов, облицованных потрескавшимся мрамором склепов и просто самых обыкновенных свежезарытых могил. Земля на многих из них шевелилась.

Короче, это был самый настоящий, добротный, опасный кошмар из тех, что пользовались успехом лет десять назад. Скольких людей из статичного мира такие кошмары довели до психушки – уму непостижимо.

Вдруг инуа как-то странно всхрапнул и заметно снизил ход.

Этого еще не хватало! Уж не задумал ли сразиться мой скакун с духом сна этого кошмара? А может, он просто устал?

Я отчаянно гикнул и вдавил в бока инуа каблуки ботинок.

Ну же, не спи, давай, давай ходу! Я понимаю, что ты привык мирно полеживать в своей норке в нижней стенке сна и эта скачка тебе не по нутру. Но все же вывози, вывози, хотя бы до следующего сна!

Все было напрасно. Инуа катастрофически снижал ход.

Теперь он бежал так медленно, что из некоторых могил даже успевали выбраться мертвецы.

Они совсем не походили на зомби зморы. Эти мертвецы были злобные, как гиены, и голодные, словно нищие в ненастный день. Скаля длинные острые зубы, они, как водится, тянули ко мне полугнилые руки, обтянутые усеянной белыми червями кожей.

Нет, к чистоплотным зомби они отнюдь не принадлежали.

До соединительного туннеля оставалось совсем недалеко, но и инуа теперь бежал так медленно, что один мертвец даже успел загородить дорогу. Он стоял, слегка покачиваясь, раскинув крестом руки, и что-то кричал, может быть, предлагал нам остановиться. Не знаю, вслушиваться в его слова мне было некогда. Я лихорадочно пытался придумать, как заставить инуа бежать быстрее.

Ничего особенного я не придумал и тогда, понимая, что вот-вот погибну, не своим голосом взвыл и ударил духа сна по бокам каблуками.

Словно очнувшись, тот сделал длинный прыжок.

– Гы-гы-гы! – завыл мертвец и шагнул вперед, но тут на него с размаху налетел инуа, сшиб его и снова как бешеный рванул к соединительному туннелю.

Трясясь на его спине, чувствуя, как по телу у меня бегут струйки холодного пота, я вяло чертыхался и ждал, когда кончится туннель. Нет, решено, если следующий сон приличный, останусь в нем.

Туннель кончился.

Сон-мечта. Я понял это сразу.

Великий Гипнос, то что нужно! Только бы не проскочить...

Мои пальцы разжались, я скатился со спины инуа и упал на мягкий песок.

А теперь можно и расслабиться.

Я сел и осмотрелся.

В этом сне был вечер, и большое багровое солнце висело над самым горизонтом, так что на спокойной воде большого, неправдоподобно синего озера лежала золотая дорожка. Где-то недалеко кричала озерная чайка. Мягкий теплый ветерок обдувал мне волосы.

И был покой. Не верилось, что где-то в этом сне может прятаться опасность. И куда-то ушло дикое напряжение этого невероятно длинного и насыщенного приключениями дня.

Я снял ботинки и повесил их на ближайший куст, прошелся по песку, чувствуя, как он покалывает ноги и скрипит. Нет, совсем не так, как по желанию зморы скрипел под моими ногами асфальт. Сейчас это был самый обычный скрип. Скрип песка под босыми подошвами. И слава богу.

Я посмотрел в ту сторону, куда убежал инуа. Его уже не было видно. Очевидно, он нырнул в расположенный там, на противоположном конце этого сна-мечты, соединительный туннель.

Счастливого пути, моя чудная лошадка. Желаю тебе найти подходящий сон. Прости, если это возможно, за то, что я уничтожил твой. Поверь, у меня не было выхода.

Я сплюнул на песок.

Великий Гипнос! Не хватало мне еще расчувствоваться.

У меня не было выхода. Любой другой инспектор снов на моем месте поступил бы точно так же.

А теперь я должен отдохнуть и хотя бы на время забыть обо всем. Можно даже искупаться. Кстати, почему бы и нет?

Я разделся и развесил одежду на кустах. Слабый ветерок колыхал ее, играл рукавами моей куртки, штанинами брюк. Будь моя одежда белой, получилось бы, что я развесил флаги капитуляции.

А если и так? Разве что-нибудь от этого изменится?

Вода была теплой. Она подхватила меня, понесла, словно ласковые ладони матери.

Я отплыл от берега метров на сто и, перевернувшись на спину, раскинув руки, замер, отдавшись, доверившись воде, став ее частью, растворившись в ее покое.

И тут опять закричала озерная чайка. Что-то тупое и холодное ткнулось мне в бок. Я вздрогнул, перевернулся на живот, нырнул и увидел большую рыбу с круглыми, похожими на серебряные блюдца глазами. Видимо, я ее испугал, потому что рыба ударила хвостом и ушла на глубину. Я смотрел, как медленно, грациозно она растворяется в зеленоватой, скрывавшей дно дымке. А потом у меня кончился воздух, и я вынырнул на поверхность.

Через некоторое время, выходя из воды, я подумал, что так всегда и бывает. Стоит увидеть нечто интересное, как кончается воздух и пора выныривать.

Я оделся и стал прикидывать, где бы можно было лечь. Почему-то мне не хотелось уходить далеко от воды. Может быть, потому, что где-то там, в ее глубине, плавала рыба. Чем-то она мне понравилась. А может быть, дело было вовсе и не в этом?

Наконец я решился и плюхнулся как был в одежде на песок. И только тут почувствовал, насколько устал, ощутил, что каждая клеточка моего тела ноет и просит об отдыхе. Глаза мои слипались. Медленно, но неотвратимо я соскользнул в небытие...

Вернувшись из небытия, я долго лежал на спине и смотрел в вечное, неизменное, как египетские пирамиды, вечернее небо. Наверное, целых полчаса. Потом я сел и посмотрел в сторону озера. Золотая дорожка на нем не сдвинулась ни на миллиметр.

И это было здорово. Это рождало спокойную, твердую как гранит уверенность.

В конце концов, здесь можно жить сколько угодно долго. Очень долго. Просто жить. Никуда не спешить. Ничего не делать. Вернее, не так: делать только то, что хочется.

Сколько угодно долго.

Конечно, была опасность, что меня найдет змора. Вот только уж слишком малы были на это шансы. Нет, она очень терпеливая, она будет ждать меня в том сне, где выход. День за днем, месяц за месяцем. Рано или поздно, но все же она устанет, и тогда я смогу прокрасться в шпионский сон и незамеченным ускользнуть в мир снов.

Вот так.

Чем не план?

Самое главное – не торопиться, не пороть горячку. Нужно просто остаться в этом сне на некоторое время, осмотреться и подумать. Я уверен, что рано или поздно, но я додумаюсь до чего-то лучшего. Да и чем плох тот план, который я только что придумал?

Великий Гипнос, а ведь и правда.

Я представил, как целыми днями буду лежать на песке и ничего не делать. Потому что это сон-мечта, и, по идее, он должен даже снабжать тех, кто в него попал, пищей. Я буду купаться, устраивать пикники и сам себе говорить тосты, поднимать бокалы шампанского за собственное здоровье и самому себе говорить речи. Может быть, мне даже удастся приручить большую рыбу, и, когда я захочу, она будет приплывать ко мне из глубины и брать с моих рук корм.

А кто сказал, что я должен находиться в этом сне в одиночестве? Да никто. Я вполне могу пригласить к себе кого-нибудь из соседних снов. Конечно, не из кошмара, но неужели вокруг одни только кошмары? Нет, я приглашу жительницу какого-нибудь сексуального сна, и, уверяю вас, со скуки мы с ней не помрем.

И главное, ничего мне не будет нужно. Ничего и никого. А еще тем самым я смогу обезопасить других мастеров снов. Ведь стоит мне проиграть эту игру, как змора меня уничтожит и немедленно заманит в ловушку другого инспектора снов. А так, пока я нахожусь где-то в лабиринте, попытаться поймать нового инспектора она не рискнет.

Потому что тогда в ее мире окажутся два инспектора снов. А это уже чертовски опасно. Нет, на такой риск она не пойдет. А стало быть, оставшись в этом сне, я спасу нескольких таких же, как и я, инспекторов снов.

Честь мне за это и хвала.

Я обрадовался.

Потому что это был выход, самый настоящий выход, пусть парадоксальный, но правильный и, самое главное, мудрый.

Не делать ничего. Абсолютно ничего. Так я выиграю.

Очень просто.

Принцип одной из философий статичного мира: поддаться, чтобы победить.

Я сходил к озеру и ополоснул лицо. Потом жадно закурил и, подумав о том, что неплохо бы сейчас что-нибудь съесть, лег прямо там, неподалеку от воды, сосредоточился, представил роскошный, сочащийся жиром бифштекс. На серебряной тарелке. Поскольку это сон-мечта, я согласен только на серебряную и никак не на деревянную.

Бифштекс, конечно, сейчас же передо мной возник, и тогда, обрадовавшись, поскольку все получалось как нельзя лучше, я заказал фрукты, хлеб, вилку и нож, бутылку кларенского, а также хрустальный бокал.

Расправляясь с бифштексом, я подумал, что спать на берегу все же неудобно.

А почему бы не придумать себе небольшой, очень уютный замок. Чтобы в камине трещал огонь и чтобы была необъятная кровать. И почему я должен курить сигареты? В конце концов, кто мне запрещает обзавестись длинной трубкой и ящиком самого лучшего табака. А также какой же это замок, если не будет горничных, и поваров, и этих... как его?.. лакеев. Ну да, лакеев.

А на змору плевать.

Я выпил бокал кларенского и нашел, что оно превосходно. Оно и должно было таким быть. И все было отлично, все было очень хорошо.

Я лег на бок. Закурил сигарету.

Где-то опять закричала озерная чайка, и моя рука с зажатой в ней сигаретой дрогнула. Невесомый столбик пепла упал на песок, и его тотчас же сдуло ветром. А я прислушался к крику озерной чайки. Нет, все-таки что-то в нем было тоскливое, что-то такое, берущее за душу, что-то напоминающее. Напоминающее...

Я выкинул окурок и встал.

Да, конечно. А еще было бы неплохо, чтобы в замке были канделябры. Такие старинные, тяжелые, украшенные фигурками – дриадами, наядами... не важно. Главное – никакого электричества.

Вот именно. Все зло на этом свете от электричества.

Я зачем-то очень аккуратно вымыл в озере тарелку и вилку, потом положил их поблизости от воды.

А еще в моем замке будет библиотека. Обязательно. Конечно, для этого мне придется сделать несколько экспедиций, и не только в соседние сны, а значительно дальше. В одном из них, я уверен, найдутся нужные мне книги. Что только людям не снится.

Сняв с куста куртку, я надел ее и очень аккуратно застегнул пуговицы.

Собственно говоря, а почему я не могу приступить к этому сейчас? И для начала обязательно нужно пригласить какую-нибудь девушку. Чтобы у нее было миловидное личико, длинные ноги и обязательно большой бюст. Это так возбуждает.

Чего откладывать? Прямо сейчас и приглашу.

Она придет вместе со мной, и я ее влюблю в себя. А как это можно сделать? Да очень просто. Одна из особенностей девушек, на которую их чаще всего ловят, – любопытство.

Да, так и будет.

Я приглашу ее и построю перед ней замок, а потом мы вместе с ней все обсудим и решим, где что будет лежать, и висеть, и стоять.

А иначе все равно она потом заставит все переделать.

Это тоже характерно для женщин. Они любит все переделывать.

А зачем мне этим заниматься? Так можно потерять много времени, которое иначе я бы посвятил благородному ничегонеделанью.

Я направился прочь от озера, к соединительному туннелю.

Итак, решено: первое, что я сделаю, это приведу сюда девушку. Именно с этого и стоит начать. Конечно, можно было пойти и в противоположную сторону, но там кошмар. А вот здесь, именно в соседнем сне, я это чувствовал, подходящих девушек сколько угодно...

Я успел буквально в последний момент.

Сон стал схлопываться, когда я был еще метрах в пяти от соединительного туннеля. Меня спас прыжок, которому позавидовал бы мастер спорта по легкой атлетике.

Я с размаху влетел в соединительный туннель и смог остановиться и оглянуться лишь метров через пять. И сделал это вовремя, потому что уже через секунду, метнувшись в сторону и врезавшись в мягкую стенку, сумел увернуться от чего-то, больше всего напоминающего китобойный гарпун на длинной толстой веревке.

Не обернись я, он вонзился бы мне в спину и самым тривиальным образом пронзил насквозь. Потом веревка бы натянулась, и мое тело втащили бы обратно, прямо в пасть сна-росянки, которая как раз сейчас в бессильной злобе кусала край переходного туннеля.

Ничего, злись, злись. До меня ты уже не доберешься.

Я не то чтобы присел, а просто бухнулся на мягкий пол туннеля и все смотрел и смотрел, никак не мог оторвать взгляд от этой красной, огромной, закрывающей весь вход в туннель, вооруженной острыми длинными зубами пасти.

Черт возьми, как же это я свалял такого белого медведя? Спутать росянку со сном-мечтой? Да за такое Гунлауг-учитель меня бы просто-напросто выпорол. Чтобы на всю жизнь запомнил, чем отличается сон-росянка от сна-мечты. Собственно, мелочами, но любой опытный инспектор снов видит их буквально с порога. Я же, как идиот, даже переночевал в этом сне и понял что к чему лишь в самый последний момент.

Нет, объяснить это можно лишь тем, что я был в статичном мире очень долго.

Но все-таки перепутать сон-мечту и росянку!

Я засмеялся.

Там, снаружи, совершенно взбесившаяся оттого, что от нее ускользнула добыча, росянка все еще пыталась разгрызть соединительный туннель, ее гарпун все еще был здесь, в метре от меня, и медленно втягивался обратно, чтобы вскоре снова полететь в меня и, может быть, на этот раз не промахнуться, а я хохотал. Я буквально катался от хохота по полу туннеля и даже попытался схватиться за гарпун, чтобы поддразнить, чтобы не дать ему ускользнуть, этому страшному, зазубренному оружию.

Потому что я все-таки одурачил эту росянку, ускользнул, сделав вид, что поддался ее внушению, ушел. И теперь она меня не достанет, никогда-никогда, как бы ни бушевала, как бы ни злилась. Я хохотал потому, что до конца понял – я вернулся и никогда уже больше не попаду в статичный мир, независимо от того, проиграю эту игру или выиграю. Может быть, только сейчас до меня окончательно дошло, что я нахожусь в снах и должен держать ухо востро, все время быть готовым к каверзам, неприятностям, хитрым ловушкам, многому другому.

А еще, наверное, я смеялся потому, что мир снов жесток, несправедлив и опасен, но все равно, несмотря на это, он мой, родной. В нем можно погибнуть, но никогда, никогда в нем не будет той безысходности и тоски, как в статичном мире. И кроме того, он меняется. Он все время становится другим. Как и положено. Как правильно.

Я отсмеялся. И вытер слезы. Встал. Я даже пнул этот самый пресловутый гарпун росянки туда, где его древко переходило в желтую, покрытую вязкой жидкостью веревку.

Росянка там, снаружи, возмущенно заревела и стала втягивать гарпун быстрее.

Я понял, что пора уходить. И ушел. Дальше. К новому сну на другом конце соединительного туннеля.

Он оказался хрустальным и пах йодом. Это было странно, потому что случалось мне встречать пару-другую хрустальных снов, но ни один из них йодом не пах. Правда, один из тех, встреченных мной ранее хрустальных снов, тоже пах нестандартно, а именно – гниющими персиками. Но запах йода!

Сон был очень чистым, без малейших вкраплений других снов. Я подумал, что змора, похоже, отбирала в свой лабиринт только очень чистые сны. Такие встречаются редко. Обычно средний сон включает в себя пусть не очень большую, но все же часть какого-то другого. Ориентироваться в таких снах, конечно, труднее, но зато и идти по ним интереснее. А сны из лабиринта зморы были слишком стерильны, что ли.

Ну не знаю. Короче, хрустальный сон был слишком чистым.

Все же я в него вошел.

Как и положено, он искрился и сверкал. Вообще, по-хорошему, в нем что-нибудь рассмотреть было чрезвычайно трудно, поскольку то и дело слепили глаза многочисленные блики, зайчики, тонкие жгучие лучики всех цветов радуги. Жители этого сна были, как им и положено, прозрачными. Судя по содержимому их желудков, питались они какими-то красноватыми червями, очевидно, выменивая их в одном из соседних снов. У тех, кто недавно пообедал, червяки в желудках все еще вяло шевелились.

Бр-р-р...

Впрочем, вопреки моим ожиданиям, ничего плохого в этом сне со мной не случилось.

В следующем сне жили мальбы. Состоял он из большой горы, а проекции на его стенках создавали видимость, будто она является частью огромного горного хребта. Увидев это, я насторожился. И как оказалось, не зря. К счастью, на засаду мальб я напоролся уже тогда, когда преодолел вершину и начал спуск.

Вылетевшая из ближайших кустов стрела была с медным наконечником. Она воткнулась в сосну, совсем недалеко от моей головы, а уже через мгновение из кустов, как горох, посыпались косматые, обезьяноподобные, вооруженные огромными шипастыми дубинками мальбы.

К счастью, до переходного туннеля оставалось метров триста, а мои преследователи по причине коротких ног были не ахти какие бегуны.

Вбежав в туннель, я подумал, что, если следующий сон окажется кошмаром, я довольно прилично влипну. Уж кого-кого, а мальб я знал хорошо. Можно было поставить серебряную монету против гнилого желудя, что они выставят возле входа в туннель пост и будут караулить меня не меньше недели.

Кошмаром следующий сон не был. Он оказался хуже кошмара. Это был сон про драконов.

Поразмыслив, я понял, что другого выхода у меня нет, и, проклиная все и вся, очень осторожно вошел в него.

Была в этом и выгода. Я прикинул, что даже если змора сейчас ищет меня по снам своего лабиринта, то вряд ли ей в голову придет, что я пойду таким трудным и опасным маршрутом.

Вот только драконы...

К счастью, все закончилось вполне благополучно, но без приключений не обошлось. Меня углядел один из юных дракончиков. Будь это старый и опытный дракон, живым бы мне было не уйти, а так, когда это юное, чешуйчатое, всего лишь пятиметровое создание открыло на меня сезон охоты, я умудрился спрятаться в очень кстати мне подвернувшуюся нору инуа.

В ней я просидел часа три, чувствуя, как подо мной ворочается большое, толстое, покрытое жесткими волосками тело духа сна. Когда же инуа заворочался сильнее, я решил рискнуть, выглянул и, не увидев своего преследователя, бросился со всех ног к туннелю в следующий сон.

Возле самого туннеля я все же не удержался и, поскольку погони не было, остановился полюбоваться драконами. Особенно великолепны были старые самцы. Огромные, покрытые сверкающей чешуей, они парили у самой верхней стенки сна. Ниже виднелись более мелкие, но зато и более грациозные самки. Чешуя у них переливалась всеми цветами радуги. А еще ниже, почти у самой земли, кувыркались в воздухе и резвились детеныши.

Вот именно.

Я невольно поежился. Что-то сейчас поделывает тот, который, словно лиса зайца, гонял меня по этому сну.

И вообще пора было уходить.

Следующим был, если я только не ошибся в определении, а мне кажется, что я не ошибся, сон наркомана. Его я прошел вполне спокойно. Только сильно досаждали красные крокодилы и голубые слоны. Все время приходилось от них уворачиваться.

Потом я влетел в эротический сон. К концу его у меня заболело горло, потому что приходилось все время говорить:

– Нет, мадам, вы мне не подходите... Нет, нет, вы тоже... Негритянки не в моем вкусе... Нет, и этого я с вами делать не буду... У меня другие интересы... Пардон, вас, мсье, я в виду не имел... Адью, мне пора... Нет, собачка ваша мне тоже не нравится... Нет, я не импотент... Прощайте, прощайте... Мадам, обратитесь к вон той женщине. Ей я уже все объяснил... А сейчас я тороплюсь...

Преодолев еще пять снов, я понял, что силы мои на исходе, и, свернув в сторону, попал в простой как трехлинейка сон прапорщика. Часов через десять, хорошо отдохнувший, поскольку обнаружил на огромном складе, который, собственно, и занимал весь сон, чудесный мягкий-мягкий матрац, со вкусом закусив офицерским сухпайком и набив карманы сигаретами, я двинулся дальше...

До шпионского сна оставалось перехода три...

8

Я стоял, привалившись к стенке соединительного туннеля, и курил. До шпионского сна оставался в полном смысле один шаг.

Выкинув окурок, я выглянул из туннеля.

Сон был довольно крупный. Всю его центральную часть занимал город, состоящий из узких, вытянутых вверх домов с плоскими, снабженными парапетами крышами. Вокруг города, вплоть до стенок сна, простирался обширный, поросший вереском и дроком пустырь.

Бесспорно, это был именно он, шпионский сон.

Итак, я дошел.

Очень мило...

Я сел и чисто машинально потянулся за следующей сигаретой. Может быть – пятой. Во рту немилосердно горчило.

Накурился я, конечно, до одури.

Вот так.

Дошел.

Где-то в этом сне – выход. То есть через несколько часов станет ясно, кто из нас победил. Я или змора? Почему-то теперь у меня не было никакой уверенности, что именно в этом сне выход.

Я вспомнил те сны, что миновал по дороге сюда, и тяжко вздохнул.

Все-таки эта змора слегка чокнутая.

Особенно шикарными были самые последние.

Например, кошмар о городе золотых василисков или совершенно пустой сон, в центре которого стояла гигантская статуя откуда-то смутно знакомого мне человека в кепке и с вытянутой вперед рукой. На цоколе статуи сверкали золотом корявые буквы: «Здесь был Вася». Милый сон. Всех проходивших мимо эта статуя колотила своей каменной рукой по голове. Я увернулся чудом.

Я снова потянулся за сигаретой. И опять не стал ее брать.

Нет, курить хватит. И вообще пора встать и идти. В шпионском сне день и ночь сменялись, и, судя по всему, вот-вот должен был наступить вечер. Пора идти.

Подумав об этом, я не сделал даже попытки встать. Сидел, мусолил карман рубашки, в котором лежали сигареты.

Может, еще покурить?

Если без дураков, не хотелось мне идти в этот шпионский сон. Просто не хотелось, и все. Предчувствие, что ли? Не знаю.

Да и какое это имело значение? Не хотелось, и все.

Что значит не хочется? А ну встать!

Во мне что-то лопнуло, как гитарная струна. Я вскочил и, стараясь шагать как можно спокойнее, зашел в шпионский сон.

Почти сразу же у меня под ногами заскрипела земля.

Я чуть не засмеялся. Все было именно так, как я и рассчитывал. Именно так. Даже слишком.

Не важно, все это не важно. Главное – выход именно здесь. И я его найду. А там...

Я понимал, что выход находится скорее всего где-то в стенках сна, но решил не спешить, сначала осмотреться. Кроме того, скоро должна была наступить ночь. Я сомневался, что смогу за оставшееся время найти туннель. Значит, надо было позаботиться о ночлеге. А вот завтра...

Пустырь я преодолел минут за двадцать и вошел в город.

Его население состояло из одетых в серые плащи и серые же шляпы шпионов, а также шпионок – шикарно разодетых умопомрачительных красоток. Шпионы по большей части сосредоточенно вышагивали по мощенным брусчаткой мостовым, и лишь некоторые из них разъезжали в больших черных снабженных пуленепробиваемыми стеклами автомобилях. Шпионки, наоборот, почти всегда, кидая по сторонам профессионально томные взгляды, сидели в открытых, шикарных, богато отделанных лимузинах.

Время от времени кто-нибудь из прогуливавшихся по улицам шпионов демонстративно вытаскивал из кармана портативную рацию или толстую пачку документов с большим красным грифом «Совершенно секретно» и тотчас же прятал их обратно.

Господи, древность-то какая! Интересно, где она этот сон откопала?

Поначалу на меня не обратили внимания, а когда все же заметили и осознали, что я похож на человека из статичного мира, – началось.

Передо мной остановилась одна из черных машин, и из нее выскочили три каких-то типа в кожаных куртках. Схватив под руки одного из прогуливавшихся по мостовой шпионов, они стали заталкивать его в машину. Тот отчаянно сопротивлялся и даже укусил с криком «кия!» одного из противников за палец.

Укушенный истошно завопил, но в этот момент его товарищ опустил на голову шпиона рукоять пистолета. Тот обмяк, выкатил глаза и захрипел. Бестолково суетясь и злобно ругаясь, троица запихнула его в машину. Взревел мотор, взвизгнули покрышки. Машина рванула с места и в считанные секунды исчезла за углом.

Я покачал головой.

Похоже, у них тут круто.

Вот интересно, не могла же змора не приготовить здесь для меня каких-нибудь ловушек? А может, и нет? Может, она просто выжидает? Догадаюсь я, где выход, она что-нибудь предпримет. А так будет ждать. Все-таки не исключен вариант, что я ничего особенного не найду и поползу обратно – сдаваться.

Один из шпионов, остановившись возле меня, вроде бы что-то углядел на крыше, деловито вытащил из кармана здоровенный пистолет и выстрелил вверх. Через мгновение разгорелась самая настоящая перестрелка.

Похоже, этот сон был украден зморой давно и, конечно же, с этого момента никому сниться не мог. Встречали меня воистину по-королевски.

Один из шпионов даже подбежал поближе, чтобы мне было лучше видно, и зашатался. В груди у него появилась страшная рана, как будто в нее попала пуля. Обильно текла кровь. Театрально взмахнув руками, шпион рухнул мне под ноги и, несколько раз содрогнувшись, умер.

Пожав плечами, я перешагнул через него и пошел дальше.

Шагов через двадцать я оглянулся и увидел, что минуту назад упавший к моим ногам шпион уже встал. Лицо у него было донельзя довольное, рана в груди исчезла, а на одежде не осталось и пятнышка крови.

Вот таким образом.

Все на свете не более чем иллюзия.

Я двинулся дальше. Постепенно перестрелка за моей спиной стихала. Напоследок кто-то из шпионов рванул парочку гранат. Их осколки высекли искры из стен дома, мимо которого я шел.

Ну, это уж перебор.

Я пошел быстрее, свернул за угол и почти сразу же увидел вывеску небольшой, но уютной гостиницы. Называлась она «Проваленная явка». Хозяин гостиницы, лысый жизнерадостный толстяк, был настолько вежлив и деликатен, что только один раз предложил мне купить у него чертеж «Последней сверхсекретной резиновой бомбы», а когда я отказался, даже не стал настаивать.

Учитывая это, я решил в гостинице остановиться.

Денег с меня хозяин брать не стал. Вместо платы за проживание мне пришлось подписать обязательство, что я буду работать на какую-то там разведку. Какую, я не уточнял. Подозреваю, это не имело никакого значения.

Уладив дела с жильем, я вышел на улицу осмотреться и прогуляться.

Смеркалось. Из окна соседнего дома слышался звон посуды и хриплые голоса, требовавшие от кого-то, чтобы он «раскололся». Одна за другой, образуя длинную вереницу, по улице проезжали машины с пеленгаторными антеннами на крышах.

А мне хотелось чашечку кофе. Или кружку пива. Либо того, либо другого.

Я отправился на поиски какого-нибудь кафе и почти сразу же его нашел. Называлось оно коротко и выразительно – «Удачная акция». Свободных столиков было хоть отбавляй. Редкие посетители пили пиво и вели оживленный разговор о засадах, вариантах «альфа» и «бета», планах, резидентах и прочей муре.

Ко мне подскочил официант. Я попросил принести что-нибудь типа жаркого. Он записал заказ в свой шифровальный блокнот и убежал.

Я стал без особого интереса рассматривать сидевших за соседними столиками шпионов, потом мое внимание привлекла стоявшая на столе хрустальная пепельница. Изящная штучка. Я крутанул ее пальцами.

На мое плечо опустилась рука.

Я вздрогнул.

Это оказался один из шпионов, почти ничем не отличавшийся от своих товарищей, разве что кривым рваным шрамом через левую щеку. Он по-приятельски подмигнул, непринужденно уселся за мой столик и, вынув из кармана большую черную сигару, положил ее перед собой, словно она была удостоверением, знаком тайного шифра, который я, по его мнению, должен был знать.

Ну-ну. Посмотрим.

Шпион ухмыльнулся так, как будто слегка стеснялся, и вдруг, решившись, выпалил:

– Ну так как, будем вербоваться или нет?

– Будем, – с энтузиазмом воскликнул я.

Он ошарашенно уставился на меня. Похоже, он рассчитывал, что я буду долго отнекиваться, а он, как и положено, будет меня уговаривать, подкупать, льстить, запугивать... А тут...

– Только знаешь что, – по-приятельски в свою очередь подмигнул ему я. – Вы там у себя решите, к кому из вас я завербуюсь. Чтобы раз навсегда покончить с этим делом и к нему не возвращаться. Понятно?

– Понятно, – сказал шпион. Лицо у него стало озабоченным. Выгрузившись из-за моего столика, он вернулся к своим товарищам. Тут мне принесли пиво.

Оно оказалось вполне приемлемым, и, попивая его, я стал не без интереса наблюдать за жаркой дискуссией, разгоревшейся за соседними столиками.

Похоже, задачку я им подкинул действительно непростую.

Кстати, тот, кому этот сон приснился, похоже, неплохо разбирался в пиве. Оно было необыкновенно свежим и очень вкусным.

Я уже доедал принесенное мне жаркое, когда шпион со шрамом на левой щеке снова подсел к моему столику.

– Ну?.. – спросил я.

– Мы договорились! – выпалил он.

– О?

– Мы решили, что ты завербуешься нам всем.

– Это как? – искренне удивился я.

– А вот так... – Шпион вытащил из кармана большой клетчатый носовой платок, вытер им лоб и продолжил: – Очень просто. Ты подпишешь обязательство работать с нами со всеми.

– А-а-а... – сказал я. – Вот так, значит.

– Вот так.

– Ну хорошо, – улыбнулся я. – Тащите ваши бумажки. Я подпишу их. Все.

И тут шпион взревел.

– Оба-на! – крикнул он, сорвал с головы шляпу и швырнул ее на пол. Через секунду вокруг моего столика толпились уже все посетители кафе. Они подсовывали мне одну за одной какие-то бумажки. Я не глядя их подписывал. Официант вспотел, таская к моему столику кружки с пивом, потому что каждый хотел выпить со мной. Меня хлопали по плечу, предлагали «на брудершафт», мне совали в карманы толстые и не очень толстые пачки каких-то причудливых денег. А я подписывал, пил пиво, выслушивал замечания типа: «Я сразу понял, что он отличный парень!», «Нет, это я его подкупил, когда так ловко рухнул к его ногам», «Пива, еще пива», «Пожалуйте, вот гаванские сигары», «У меня тут одна резидентка есть... глазки... а ножки-то какие... я тебя с ней обязательно познакомлю...»

Я улыбался, пожимал руки, подписывал бумаги, пока не онемели пальцы. После пятой кружки в голове у меня зашумело, и я вдруг как-то сразу понял, что попал в совершенно великолепный сон, понял, какие отличные парни эти шпионы, и вообще... вдруг понял, что жить на свете стоит.

Ко мне подсел какой-то маленький горбатый шпион и стал объяснять преимущество кайенского шифра над всеми прочими. Куда-то сбегали и привели нескольких шпионок. Они вовсю кокетничали и спорили, чья очередь сидеть у меня на коленях. А вокруг творилось такое...

Больше всего это напоминало большой мексиканский карнавал. И я забылся, мне хотелось пива и общения. Я согласен был даже обзавестись портативной рацией, чтобы передавать по ней через каждые полчаса кодовую фразу «Яд в подкладке пиджака».

Веселье продолжалось долго, очень долго. И вдруг, выпив очередную кружку пива, я понял, что это – все, мне пора уходить. Подскочил официант и торжественным голосом объявил, что в ознаменование такой большой, можно сказать, небывалой вербовки все угощение за счет заведения. А я целовал руки шпионкам, жал пятерни шпионам, все вытаскивал из кармана деньги и предлагал официанту. И уходил, уходил. Меня останавливали и не пускали, меня соблазняли и подкупали. А я уходил... и наконец-то ушел.

Снаружи была ночь. И еще – шел дождь.

Я отошел от двери кафе всего лишь на пару шагов и остановился. Струи воды текли у меня по лицу. И стоило закрыть глаза, как можно было представить, что это слезы. Они текли по моим щекам, непостижимым образом смывая возникающие в голове мысли и поэтому состоящие теперь из странных, не совсем понятных обрывков.

Вот и все... любимое сло... А завтра... ну, господи, что еще может быть это зав... ждь, самый странный дождь за все... след волка... Проекция... Выход где-то здесь... что, если он не в стенке сна, а спрятан в городе... исключено... нет, здесь слишком много шпионов... Они следят... а змора должна держать его в тайне... чтобы я не нашел... или другой...

Неожиданно у меня возникло ощущение, жутко меня напугавшее, – ощущение, что сон вокруг является реальностью. А как же иначе? Хотя бы потому, что я в нем нахожусь и могу умереть. Теперь я знал это точно. Где-то внутри меня жило еще воспоминание, страх перед происходящим, некое понимание, что если я поверю во все это до конца, то никогда уже не стану инспектором снов, превращусь в обитателя. Да, тогда все будет по-другому. Кто знает, может быть, для меня даже исчезнут границы этого сна, и он станет безбрежным, станет настоящим миром, по которому можно идти до бесконечности. Вот только в другие миры я тогда путешествовать не смогу.

Дождь сек меня по лицу, но я этого не замечал. Я брел куда-то по залитому потоками воды тротуару. Может быть, я шел к переходному туннелю. Может быть, я хотел уйти из этого мира прочь. Пока еще не поздно.

И вдруг остановился, вспомнив о проходе в мир снов, об игре, навязанной мне зморой, о том, что я...

Великий Гипнос.

Наверное, я заплакал. Хотя, кто его знает, может, это мне тогда только показалось спьяну? Как бы то ни было, но даже если я и плакал, то милосердный дождь смыл все слезы. И этим меня спас. Вернее, этим спас остатки моего самоуважения.

Кончено.

Я не поддамся.

Вместе со слезами дождь слегка смыл хмель, и, слегка протрезвев, я почувствовал гнев. И как водится, еще раз сказал себе, что не сдамся. И должен же я... Неужели я... И вообще...

Я все еще пытался спорить сам с собой, сам себе что-то доказывал, а ноги уже несли меня неизвестно куда. Мимо проплывали дома, двери, окна, окна, окна... И за каждым был по крайней мере один шпион. Они составляли идиотские, никому не нужные шифровки, чистили оружие, из которого не могли никого застрелить, обменивались кодами, воровали никому не нужные секретные документы. А я был здесь, снаружи, как и положено. Я мог сто раз завербоваться к ним и все равно остался бы по-прежнему снаружи. Потому что был инспектором снов. Вот так-то. Вот таким образом.

Мелькнула дверь, над которой висела знакомая вывеска.

Чисто машинально я остановился и долго смотрел на нее, пока до меня не дошло, что это вывеска той гостиницы, в которой я остановился.

Я вошел в вестибюль. Текло с меня немилосердно. Хозяин был за стойкой и что-то сосредоточенно выстукивал на портативной рации. Увидев меня, он моментально спрятал рацию и удивленно вздернул брови. Я прошлепал прямо к барьеру, за которым он сидел. И тут хозяин гостиницы проявил просто чудовищную ловкость. Он куда-то исчез, а через мгновение вернулся вместе с полотенцем и большим махровым халатом. Не знаю, как это получилось, но он провел меня в небольшую подсобную комнатушку, находившуюся рядом с вестибюлем, заставил раздеться и вытереться полотенцем. Через некоторое время на мне уже оказался махровый халат. Я сидел на кушетке с игривой голубой обивкой и большими глотками пил из огромной чашки горячий кофе.

Хозяин куда-то унес мою одежду, вернулся и сообщил, что к утру она высохнет. Потом я допил кофе и почувствовал, что почти протрезвел. Мне даже стало стыдно за то, что со мной так возятся. Я начал было извиняться, но хозяин гостиницы сказал, что все это «совершеннейшие пустяки, ну просто совершеннейшие пустяки». Он даже проводил меня до лифта. Я поднялся на восьмой этаж и, слегка покачиваясь, пошел к своему номеру.

Войдя в него, я увидел зомби.

Он лежал, вольготно развалившись у меня на кровати, совершенно неподвижно и в этот момент удивительно напоминал страшную восковую куклу из музея мадам Тюссо.

Я плюхнулся в стоявшее у двери кресло и спросил:

– Ну?

Зомби молчал. Он даже не шевельнулся, словно и вправду был всего лишь восковой куклой.

Я закинул ногу на ногу и стал его рассматривать.

Вид у него, конечно, был не из приятных.

Этакий вполне готовый к погребению мертвец. Мне показалось, что трупное пятно на его левой щеке слегка увеличилось. Хотя откуда? Должно быть, зомби был мертв по крайней мере уже лет пятьдесят–шестьдесят. Если бы что-то в нем действительно гнило, столько он бы не протянул. Весь этот гной, все эти сыплющиеся с него червячки на самом деле свидетельствовали не о гниении, а о том, что они вырабатываются его организмом. Он так функционировал. Вообще какой-нибудь медик из статичного мира отдал бы за возможность сделать вскрытие этого зомби правую руку. Никак не меньше.

Итак, что же ему от меня надо?

Зомби шевельнулся, повернул ко мне голову.

– Ну? – снова сказал я.

– Баранки гну, – пробормотал зомби.

Глаза у него сегодня были совсем белые, без зрачков, как у мраморной статуи.

– Значит, добрался? – спросил он.

– Да, добрался, – с вызовом сказал я. – А что, кому-то это не нравится?

Зомби молчал.

Великий Гипнос, этому-то что от меня надо?

– Теперь выход будешь искать?

– Нет, утром станцую ламбаду и отправлюсь обратно.

– Понятно.

Зомби рывком, словно марионетка, которую дернули за привязанные к конечностям веревочки, сел на кровати.

– Значит, все-таки рассчитываешь эту игру выиграть?

– Может, и рассчитываю, – сказал я.

– Это хорошо, – хихикнул зомби. – А вот скажи-ка мне, что ты будешь делать, когда найдешь выход?

– А ты как думаешь? – Я усмехнулся.

– Правильно. Я думаю, ты в мир снов уйдешь и вернешься из него как можно скорее, с подмогой. Своих товарищей, инспекторов снов приведешь. Тогда вы зморе и покажете.

– Может быть. – Я насторожился.

Удовлетворенно кивнув, зомби снова растянулся на моей кровати. Минуту спустя он пошарил по карманам, вытащил какую-то довольно толстую серую палочку и сунул ее в рот.

Я заинтересованно наблюдал.

Зомби взял со стола коробок спичек, как ни в чем не бывало поджег эту палочку и выпустил клуб зеленого дыма.

Ого, а я-то думал, что зомби не курят! Но зачем ему это, ведь зомби дышать ни к чему?

– Веточка дерева флю, – заметив мой недоуменный взгляд, объяснил зомби. – Когда-то давно я жил на великой цепи миров. Славное было времечко. Был там один мир, куда попадают те, кто умер насильственным образом в статичном мире... В общем, там я к этим палочкам и пристрастился. Иногда, когда змора в хорошем настроении, она меня ими снабжает. Иногда.

По мере того как он вдыхал дым палочки флю, движения его становились более плавными. Мне показалось даже, что на щеках у него выступило что-то похожее на легкий румянец.

Выдохнув в очередной раз зеленый дым, зомби спросил:

– Значит, ты решил не сдаваться?

Я промолчал.

– Правильно делаешь. Потому что уже поздно. Змора могла еще передумать, пока ты не ушел из-под ее наблюдения, попутно уничтожив один из снов лабиринта. Когда это случилось, она сообразила, что тебя недооценила, и слегка испугалась. А змора никогда не прощает того, кого она испугалась хоть на секунду.

Он выпустил новый клуб дыма и продолжил:

– Так что теперь ты даже не можешь сдаться. Она тебя просто уничтожит, на всякий случай.

– Ну что ж, моя игра еще не проиграна.

Я слегка разозлился. Какой-то ходячий труп лежит на моей кровати и меня же учит жизни.

– Какая игра? – крикнул зомби. – Кретин! О какой игре может идти речь? Не было никакой игры, не было! Были слова, а игры не было. Понял?

– Понял, – сказал я. – Ты только успокойся, не надо нервничать. Ну, проиграю я... Тебе-то какое дело?

– Дело... – хмыкнул он и положил палочку флю в девственно чистую пепельницу. – Дело... Есть у меня дело. Я ведь тоже здесь не по своей воле. Змора меня из мира-цепи выкрала – точно так же, как и стащила все эти сны. У меня тоже, может, своя гордость есть. Мне-то что? Ну, прикончите вы змору, я себе другого хозяина найду. Это просто. Вот только никогда тебе ее не победить. Послушай совета, плюнь на все и беги отсюда, потому что тебе ее не обыграть. Уходи. Спрячься в снах. Потом она о тебе забудет, и ты выберешься в свой мир. Но только уходи сейчас, пока она еще не отрезала этот сон от других. Если она заподозрит, что ты собрался сделать, то отрежет как пить дать. Уходи.

– Значит, – я взял со стола оставленную несколько часов назад пачку сигарет, вынул одну штуку и тоже закурил, – значит, ты советуешь мне уйти. А если я твоему совету не последую?

– Тогда ты умрешь.

– Ну да, глядя на тебя, начинаешь понимать, что это действительно не очень хороший вариант.

– Вариант? – горько усмехнулся он и вдруг, вскочив с кровати, прошел мимо меня к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся и презрительно сказал: – Я тебя предупредил. Время у тебя, чтобы убраться, – до рассвета. Потом будет поздно. Все, шутки кончились. Подумай, хорошо подумай.

– А чего думать-то? – буркнул я ему в спину. – Завтра я этот выход найду, расшибусь, но найду.

Зомби открыл дверь, шагнул прочь из номера, но на пороге все же обернулся и, смерив меня с головы до ног тяжелым взглядом, медленно, чеканя каждое слово, сказал:

– Когда попадешь в мир-цепь, передай там от меня другим зомби привет.

Дверь он закрыл со страшным грохотом.

Вот так. Стало быть, не у одного меня есть нервы. Оказывается, они есть еще и у зомби. Очень забавно.

Я медленно, неторопливо докурил сигарету, потом встал, прошел к окну и отдернул штору.

Снаружи все еще был дождь. Время от времени по мостовой с ревом проносились большие черные машины; неторопливо, съежившись под своими серыми плащами, брели по тротуару шпионы. Откуда-то с окраин, постепенно нарастая, доносились звуки перестрелки.

Интересно, а как это – чувствовать себя мертвым, быть зомби?

Я повернулся к окну спиной и потушил окурок.

Где-то под кроватью едва слышно потрескивал плохо настроенный микрофон. Я представил, какой фурор в стане шпионов вызвала эта моя беседа с зомби, и усмехнулся. Еще бы, судя по всему, этот разговор записывало не менее двух десятков замаскированных микрофонов и снимало по крайней мере, если глаза меня не обманывали, штук пять портативных кинокамер.

А все-таки зачем он приходил?

И вообще, судя по всему, он легко проходил через стенки снов, неплохо ориентировался в этом лабиринте – и все это без помощи птицы-лоцмана. Колдовство зморы? Может быть, оно сродни тому, которое позволило тому волку уйти в проекцию? Вот только ничего больше узнать сейчас не удастся. А разобраться в этом надо. Но только потом. Если выберусь.

Я подошел к кровати, внимательно ее осмотрел и огорченно вздохнул.

Мои предположения подтвердились.

Бедный хозяин гостиницы.

Теперь ему придется еще и менять постельное белье.

Конечно, оставшиеся от зомби червячки были не совсем настоящими, то есть не такими, что появляются на полуразложившемся мясе, но все же спать на усеянной ими кровати я заставить себя не мог.

Ничего не оставалось, как отправиться к хозяину гостиницы и попросить заменить постельное белье.

Что я и сделал.

Уже спускаясь в лифте, я подумал, что неплохо было бы еще попросить хозяина отрегулировать микрофон под моей кроватью. Сплю я чутко, а день мне завтра предстоял очень трудный.

9

Утром, проснувшись, я обнаружил возле кровати, на стуле, свою вычищенную и даже отглаженную одежду.

Неплохо.

Голова довольно ощутимо болела, во рту как будто справили малую нужду кошки. Ничего себе пивка попил!

Надо было встать, одеться, в конце концов, пойти опохмелиться...

Вот только я не мог себя заставить это сделать, не мог даже слезть с кровати, даже спустить ноги. Мне казалось, я буду лежать на ней вечно, пожизненно.

Великий Гипнос, а чего это я вчера?..

А еще этот дурной разговор с зомби. Тоже нашел, с кем вести душевные разговоры.

Словно солдат перед атакой, я собрал всю силу воли, рванулся и все-таки встал. Меня качнуло.

Ничего, это бывает.

Не иначе, вчера в это пиво чего-то подмешали те же шпионы. Не бывает с пива такого похмелья.

Под моей кроватью противно попискивал один из подслушивающих микрофончиков. Мне захотелось достать его и расколотить. Но для этого нужно было сначала залезть под кровать.

Нет, пусть уж лучше пищит.

Я оделся.

Казалось, моя голова стала хрустальной. Чуть сильнее наклонишь – и она разлетится на осколки.

Ну вот, а теперь надо выпить пива.

Дверь номера запирать я не стал. Во-первых, вполне могло быть, что я сегодня все же найду выход и поэтому сюда уже не вернусь, а во-вторых, тех, кто хотел осмотреть номер во время моего отсутствия, примитивный дверной замок задержать не сможет.

Лифт ехал вниз, казалось, как никогда медленно.

Но вот я все же оказался в холле. Проходя мимо хозяина гостиницы, я поблагодарил его за оказанную мне вчера помощь.

– Какая помощь! – воскликнул он и умильно прижал руки к груди. – Вы единственный постоялец за черт знает сколько времени. Если в следующий раз надумаете заглянуть в наш сон – милости просим.

Конечно, приличия требовали, чтобы я остановился и с ним немного поболтал, но голова болела просто невыносимо. Кроме того, мерзкий вкус во рту усилился.

Я поблагодарил хозяина и вышел на улицу.

Дождь кончился совсем недавно. На асфальте и мостовой блестели большие лужи, в которых плавал какой-то мусор и обрывки шифровок.

Воздух был влажным и слегка пах корицей.

Прохаживавшиеся по улицам шпионы выглядели гораздо веселее. Плащи на них были слегка мокрые. Шпионок почти не было. Видимо, они опасались за свои роскошные наряды.

Некоторые из шпионов, когда я проходил мимо, подавали мне какие-то тайные знаки. Наверняка это были именно те, с кем я вчера подписал обязательство сотрудничать.

Один из них даже подскочил ко мне и, со значением заглянув в глаза, сообщил:

– Яд в подкладке пиджака.

– Понял, – сказал я и двинулся дальше, а шпион, совершенно удовлетворенный, снова занялся разглядыванием витрины магазина, на которой были образцы новых стреляющих ядом авторучек.

Кафе приняло меня в свою прохладную, уютную утробу. Официант принес кружку пива. Я выпил ее и почувствовал, как мое нутро благодарно содрогнулось.

Через некоторое время, допивая вторую кружку, я почувствовал себя совсем уже хорошо. Голова уже не болела, во рту все было в порядке, и вообще хотелось немедленно заняться поисками выхода в мир снов.

Так в чем же дело?

Я вышел на улицу и двинулся к окраине городка. Впрочем, был он небольшой, так что минут через пять я уже вступил на пустырь.

Похоже, дождя тут не было, поскольку трава была сухой. То и дело на моем пути попадались кустики полыни, и когда я их задевал, в воздух взлетали облачка пыли.

Возле стенки сна я остановился, пощупал ее мягкую, даже слегка теплую поверхность и закурил.

Вот и все.

Я пришел.

В эту минуту я увидел себя как бы со стороны и испытал мгновенный, как удар хлыста, стыд. Наверняка у меня помятое лицо, и вообще я выгляжу неважно. Сейчас, конечно, следовало бы вернуться в гостиницу и, завалившись в постель, провести этот день в полудреме, отдыхать, готовиться и только завтра, почувствовав, как вернулись силы, взяться за поиски выхода. Только я знал, что, если уйду сейчас, в следующий раз приступить к поискам уже не смогу.

Нет, либо сейчас, либо никогда.

Я отшвырнул прочь окурок и снова положил на стену руку. Сейчас я начну этот поиск, сейчас. Именно сейчас, нужно только сосредоточиться.

Вокруг стояла неестественная тишина.

Я не сомневался, что в этот момент за мной наблюдают, обязательно наблюдают шпионы, но это не имело для меня никакого значения.

Я закрыл глаза, моя рука словно приросла к стенке сна, стала его частью, слилась с ним. Я почувствовал едва заметные подрагивания и мысленно, словно с высоты птичьего полета, увидел город, окружавший его пустырь, каждого шпиона и сон, его границы, боковые стенки сна, верхнюю и нижнюю. Шпионский сон словно лежал у меня на ладони, и я напряженно вглядывался в него, пытаясь определить, где же именно, где находится то, что я искал. Я вдруг понял, что выхода в этом сне нет. Ко мне пришло отчаяние, потому что я где-то ошибся, потому что проиграл, и там, на другом конце лабиринта, в своем логове, конечно же, сидела, наблюдая за мной в какой-нибудь магический кристалл, змора. Безусловно, в этот момент она усмехнулась. Что же еще она могла сделать?

И я хотел уже было убрать руку, чтобы успеть вернуться в гостиницу, попрощаться со шпионами и отправиться дальше по лабиринту в поисках того сна, где находится выход. Снова на меня будут охотиться чудовища или же попадется еще одна росянка. Под моими ногами будет скрипеть земля, и где-то там станет усмехаться змора. Не будет только одного – надежды. Я знал, что минуту назад она умерла и уже не возродится. Нет, я буду еще что-то делать, я буду бороться и никогда, до самого конца, не признаю себя побежденным, но все же где-то в глубине души я буду знать, что уже проиграл, именно сейчас, в это мгновение, здесь, на пустыре шпионского сна. Проиграл.

А потом до меня дошел едва заметный импульс, и я облегченно и вместе с тем обреченно вздохнул. Облегченно, потому что я ошибся и выход все-таки был, обреченно, потому что он был скрыт в толщах сна. Не просто замаскирован, а именно скрыт.

Это означало, что змора играла действительно нечестно и зомби прав. Игра кончилась, еще не начавшись. А если она посмела скрыть вход, то, значит, даже если я его найду и смогу открыть, она своих обязательств не выполнит.

Ну и пусть.

Главное было то, что выход существовал. Он был здесь, и теперь я знал, что до него доберусь.

Вот именно.

Какой ценой?

Я попробовал прикинуть, и тут меня охватил самый настоящий, липкий и противный, до дрожи в коленях, ужас.

Потому что змора, конечно, не могла уничтожить выход. Он ей мог понадобиться еще не раз. А создать новый стоило бы слишком многих усилий. Даже у змор бывает предел. Может быть, новый выход создать она не могла совсем. Поэтому старый она не уничтожила, а скрыла в толщах сна, и мне, для того чтобы до него добраться, теперь нужно было нырнуть в сон, попасть в его структуру.

Без птицы-лоцмана.

Я вспомнил, как Гунлауг-учитель говорил, что тот, кто попытается нырнуть в структуру сна без птицы-лоцмана, может вернуться обратно круглым идиотом или параноиком. Шансы выйти из этой переделки умственно нормальным не больше пятидесяти процентов.

Вот так.

Я глубоко, словно перед прыжком в воду, вздохнул.

Курить хотелось неимоверно. Вот только сейчас было не до этого. Сейчас нужно было решить... Что?.. Я еще медлил, хотя где-то в глубине души уже знал, что рискну.

Так зачем тянуть кота за хвост?

Я снова сосредоточился на стенке. Теперь я чувствовал не только ее мягкость, я ощущал всем телом каждую ее малейшую шероховатость. Потому что она и была моим телом, потому что ее поверхность была моей кожей, а мои внутренности были ее сердцевиной.

Где-то внутри меня ударил колокол. Он что-то во мне изменил. Его низкий, утробный звон прокатился по всему моему телу. Хотя глаза у меня были и закрыты, я увидел, как стенка сна выросла, превратилась в настоящую, поднимающуюся до самых небес стену. Вот она рванулась вверх, унося меня с собой, поскольку моя рука была с ней единым целым, вверх, вверх... а может, наоборот, это я уменьшался, истаивал, как реденький утренний туман?

Впрочем, это все не имело значение. Остались только я и стена, вернее всего, остался только я – сон, бывший когда-то инспектором снов по имени Сверир.

Несмотря на это, я был еще на поверхности, я был в первом слое, а каждый нормальный сон состоит из великого множества таких слоев. Мне же нужно было пройти их все и найти тот, в котором выход в мир снов.

Отступать было поздно, и я, так и не осознав, как это делаю, да меня это сейчас вовсе и не интересовало, двинулся в глубину сна, в глубину себя, проходя слой за слоем, через некоторые легко, даже не замечая, как я это делаю, через некоторые, наоборот, с величайшим трудом. Но это тоже сейчас не имело никакого значения.

Я с трудом вспоминал о том, как был ничтожен, и радовался тому, что смог стать частью сна. Потом я наткнулся на слой, через который не мог пройти. Это меня задержало, но все же в конце концов я его преодолел, прошел.

К этому времени я уже считал, что таким, как сейчас, был всегда, и мне хотелось лишь покоя. Для этого нужно было остановиться, но я не мог. Меня гнало вперед нечто, оставшееся от странного создания, которым я сотни веков назад был. Оно было как противное, зудящее под кожей лекарство. Оно заставляло меня продвигаться вперед. Был только один способ от него избавиться – выполнить.

И насладиться покоем. Стремясь к нему, я плыл через слои сна, не уставая поражаться его величию и мудрости. Да, именно мудрости, потому что навстречу мне из его глубин, где и скрывалось самое главное, самое основное знание, пришел ответ на вопрос, которого я не задавал, но тем не менее жаждал получить.

Ответ представлял собой ослепительно золотую ниточку, двигаясь вдоль которой я мог прийти к покою. Я принял этот ответ, эту золотую нить с благодарностью, почтением и достоинством, потому что, являясь частью сна, имел право и на достоинство.

А потом мне попался очередной слой, он был очень толстый по сравнению с теми, что я прошел. Правда, я к этому времени вырос и даже ощутил свое могущество. Оно помогло мне увидеть, что в следующем слое золотистая нить кончается. Она упиралась в круглое отверстие, сиявшее нестерпимым блеском. Почему-то он был мне знаком, откуда-то я знал, что означает этот свет. Он означал выполнение задания, странного задания инспектора снов и получение покоя.

Очень осторожно, как можно медленнее я просочился в слой, где было это отверстие, потянулся к нему, на секунду даже почувствовав его холод и пугающую, странную пустоту. Да, это было то, что требовалось. Я с радостным ревом устремился к этому проходу, и тут некое притаившееся возле него и до этого мирно спавшее существо пришло в движение и ударило меня.

Мое огромное тело пронзила адская боль. Оно содрогнулось и исторгло из себя вопль. Этот вопль унесся в другие слои, перемешал их и полностью уничтожил оставшийся от меня след – путь, по которому я должен был вернуться.

Я понял, что заблудился и никогда уже из этого сна не выберусь, но все же рванулся к отверстию еще раз. И опять эта темная масса – чем она является, определить я не мог, – ударила меня во второй раз. Я рухнул куда-то в глубины сна, меня понесло прочь, и не было сил вернуться к золотистому выходу.

Меня охватило отчаяние, стиснуло в своих железных объятиях и отняло все силы. Оно шепнуло мне, что нужно вернуться, что вскоре это станет невозможным. Я поверил и сдался.

Оставалось только попытаться выбраться на поверхность, передохнуть, собраться с силами и вернуться, обязательно вернуться.

Я поплыл наугад и вдруг, почувствовав нужное направление, слегка развернулся. Когда от поверхности меня отделял всего лишь один слой, та самая масса, что не пустила меня в золотистое отверстие – оказалось, она следовала за мной, – ударила меня в третий раз.

Боль от этого удара была невыносимой. Она обожгла меня, уничтожила, сокрушила. Собранная в моем теле энергия хлынула наружу. Ее принял сон, и, когда иссякла последняя капля, я умер.

Я умер и стал странным, способным дышать, нелепым существом. Но это уже не имело никакого значения, потому что...

Я отвалился от стенки сна, рухнул на колени и несколько секунд старался прийти в себя, жадно хватая полынный, показавшийся мне почему-то холодным и обжигающим воздух пустыря. А потом во мне сработало чувство самосохранения, и я отпрыгнул от стенки сна на пару метров. Этого оказалось достаточно. В следующее мгновение из сна выскользнул зомби. В руке у него была обнаженная шашка.

– Ну да, – мрачно сказал он. – Кто это еще мог быть, как не ты?

– А ты, наверное, рассчитывал встретиться с папой римским? – спросил я, вытаскивая из кармана пистолет.

– Эх, говорил я, чтобы ты уходил... – пробормотал зомби и взмахнул шашкой.

Пуля угодила ему прямо в середину груди. Зомби откачнулся назад, так что на мгновение прикоснулся спиной к стенке сна, а потом снова двинулся на меня.

Пятясь, я выпускал пулю за пулей. Они со чмоканьем вонзались в его тело, но каждый раз, откачнувшись назад, зомби лишь мрачно ухмылялся и продолжал наступать на меня.

Наконец у меня кончились патроны. Я швырнул пистолет на землю, сделал еще шаг, повернулся... зацепившись ногой о какую-то полугнилую доску, я споткнулся и рухнул. Быстро перекатившись на спину, я хотел было вскочить, но было уже поздно.

Зомби стоял надо мной. Вот он замахнулся. Блеснул клинок шашки. Я откатился в сторону, и шашка вонзилась в дерн.

– Куда ты денешься? – пробормотал зомби. – Все равно достану.

Выдернув клинок из земли, он снова замахнулся, и в этот момент грохнул выстрел. На груди зомби появилась еще одна дыра, причем побольше, чем те, что оставил мой пистолет. Выронив шашку, зомби рухнул на землю.

Впрочем, он почти тотчас же вскочил и даже опять схватился за шашку, но было поздно. Я уже стоял на ногах. Рядом со мной стояли человек десять шпионов. У каждого был в руках винчестер.

– Мотай отсюда, – сурово сказал зомби стоявший рядом со мной шпион со шрамом на левой щеке. – Застрелить тебя, конечно, нельзя, но на куски разнести пулями можно запросто.

– Вам это припомнится, – угрюмо сказал зомби и плюнул гноем себе под ноги.

– Не сомневаюсь, – произнес шпион со шрамом. – А теперь дуй по холодку. А то у моих ребят пальцы на спусковых крючках так и чешутся.

– Ладно, хорошо смеется тот... – буркнул зомби и буквально нырнул в стенку сна.

– Вот так-то, – сказал шпион мне. – А теперь – ходу.

– Куда мы торопимся? – уже на бегу спросил я.

– Хозяйка этого монстра может в любую секунду закрыть переходные туннели. Давай поспешим. Тебе нужно как можно скорее затеряться в лабиринте. Если она успеет закрыть туннели прежде, чем мы из этого сна выскользнем, ты попадешь в ловушку.

И мы побежали.

Наверное, так быстро я никогда не бегал. Даже тогда, когда удирал от дракончика.

Мы успели. Через несколько секунд после того, как мы выскочили из соединительного туннеля, он захлопнулся.

Пробежав еще метров десять, мы остановились.

– Все, – выдохнул шпион и уселся прямо на землю. – Теперь уже все. Она опоздала.

– Как ты вернешься в свой сон? – с тревогой спросил я.

– Пустяки, – махнул рукой шпион. – Вскоре она поймет, что тебя в нашем сне нет, и снова откроет туннель. Кстати, тебе к этому времени надо будет перейти в другой сон, а может, и в третий. Уходи, заметай следы. Здесь, в лабиринте, она тебя не найдет.

– Кстати, зачем вы это сделали? – спросил я. – Ну, зарубил бы меня этот зомби...

– Ты подписал обязательство на нас работать, – объяснил шпион. – Потерять нашего единственного агента? На это мы пойти не могли. И кроме того, этот зомби давным-давно уже сидит у всех в печенках.

– Понятно, – сказал я, оглядываясь. Сон был самый обыкновенный. Мечети и дворцы, пальмы, верблюд, почти что настоящий, за исключением цвета, а цвет у него был синий. Хороший, добротный восточный сон. Наверняка меня здесь пригласят отдохнуть в одном из дворцов в обществе гурий и седобородых мудрецов.

– Держи. – Шпион протянул мне длинный, отделанный серебром кинжал. – Он тебе пригодится. Семейная реликвия. Еще от дедушки остался. Жаль, плащ моль поела, а то бы я тебе подарил и его. Бери, бери... Знаешь, мы бы тебе помогли, но из лабиринта выйти не можем. Да и скрываться в нем лучше в одиночку. Группу засечь проще. Торопись. Тебе надо спешить.

Я сунул кинжал за пояс, и мы пожали друг другу руки.

Не знаю, может быть, он хотел мне сказать еще что-то, но по шпионской привычке решил оставить это в тайне.

Если даже и так, то он имел такое право. Он и так сделал для меня очень много. Спас, например, жизнь.

Шпион толкнул меня в спину, и я побежал. Метров через десять я обернулся. Он смотрел мне вслед. Он не махал рукой и даже ничего не крикнул. Он просто стоял, засунув руки в карманы своего старого серого плаща, и смотрел мне вслед.

Странный шпион.

Совсем не похожий на среднего жителя снов.

На бегу я махнул ему рукой и припустил со всей мочи. Действительно, нужно было торопиться.

Подбегая к следующему переходному туннелю, я подумал, что спешу напрасно. Может, стоило дождаться, пока не появится змора. А потом? Нет уж, дудки. Они играют нечестно. А когда со мной ведут нечестную игру, я всегда нахожу способ поквитаться.

Пусть даже ценой жизни. И никакого героизма. Все очень просто. Змора должна понять, что безнаказанно унижать инспектора снов не может никто. Рано или поздно за это придется расплачиваться.

Вбежав в следующий переходной туннель, я понял, что буду делать дальше. Вернусь в начало лабиринта.

10

Большой зеленый луг. Сочная трава, упитанные овечки, добродушные лохматые псы. Посредине луга сидел здоровенный, очень грустный сатир и наигрывал на свирели. Вокруг него, конечно же, танцевали прекрасные юноши и девушки. Они танцевали, раскланивались друг с другом, собирали цветы, плели венки...

Кретины.

Если чувство направления меня не обмануло, от этого сна до логова зморы было рукой подать.

Я вздохнул.

Все-таки не каждый сможет пройти такой лабиринт из конца в конец. Да еще без птицы-лоцмана... А я прошел.

Интересно, ищет ли меня змора? Вряд ли. Наверняка она думает, что я забился в самую глухую часть лабиринта и в ближайшее время из нее носа не высуну. Вот тут она ошибается.

Я пошел в тот угол сна, из которого дул легкий ветерок. Он указывал на то, что там находится восходящий поток.

Так оно и оказалось.

Шагнув в него, я подумал, что могу и ошибаться. Вполне возможно, змора меня ищет и ее слуги сейчас обшаривают каждый сон этого лабиринта. Нет, быть этого не может. Иначе бы я с ними уже столкнулся.

Восходящий поток подхватил меня и медленно потащил вверх. На высоте пяти метров возникла легкая туманная дымка. Постепенно, по мере того как я поднимался вверх, она становилась все гуще. Вот она закрыла от меня поляну, овец, танцующих девушек и юношей, сатира.

Ну и ладно!

Великий Гипнос, люди из статичного мира поистине странные создания. По большей части сны у них забавные и мудрые или же страшные и странные, но иногда, словно катастрофически поглупев, они создают вот такое. Я даже не мог представить человека, которому этот сон приснился.

Впрочем, мне-то какое до всего этого дело?

Восходящий поток стал слабеть. Туман был таким густым, что казалось, его можно резать ножом. Вот он кончился, и через несколько секунд я стоял уже на пустыре лабиринта.

Гей-гоп!

Дьявол...

Нет, пустырь остался таким же, как прежде. Было довольно жарко. Пахло полынью и вереском. Где-то в траве стрекотали кузнечики. У ближайшего входа в сон стоял столбиком похожий на сурка зверек.

А еще были серые рыцари.

Они стояли шеренгой шагах в двадцати от меня. Их было много, и каждый держал в руке обнаженный меч.

Очень мило. А я-то надеялся, что подкрадусь к логову зморы незамеченным. Интересно, где она меня засекла? Хотя какое это имеет значение? Вот теперь я действительно попался. Вот теперь все.

Я даже не прикоснулся к висевшему на поясе кинжалу. Чего уж там... толку от него.

Один из серых рыцарей, видимо, главный, на это указывал голубой плюмаж на его шлеме, махнул рукой. Вся шеренга взмахнула мечами. Они мне салютовали!

Великий Гипнос! Нет, эта змора просто не может без театральных эффектов.

– Привет! – Неподалеку от меня плюхнулся на землю стервятник. – Значит, ты все-таки вернулся.

– Вернулся, – подтвердил я и кивнул в сторону серых рыцарей. – Похоже, сегодня ты все же пообедаешь.

– А, эти. – Стервятник покрутил головой. – Нет, это всего лишь почетный эскорт. А жаль. Может, ты все же кого-нибудь из них ударишь ножом?

Предводитель серых рыцарей подвел ко мне оседланную лошадь. Видимо, мне надлежало на нее сесть. Забавно. А что будет дальше?

– Кстати, – спросил я у стервятника, – неужели после той заварушки, во время которой мы познакомились, ты никем из этих господ так и не пообедал?

– Этими-то... – презрительно промолвил стервятник. – Если бы ты видел, что от них остается минут через десять после того как они сдохнут... Нет, такое не ем даже я.

– А что тебе тогда за корысть, если я пырну одного из них ножом?

– Разве непонятно? – с досадой сказал стервятник. – А вдруг они забудут о приказе зморы и все-таки тебя прикончат? Кстати, тебе так уж хочется к ней ехать?

– Угу, – ответил я, вскакивая в седло.

– Черт. – Вид у стервятника был самый что ни на есть несчастный. – Но ведь она тебя там прикончит... Может, все же не поедешь?

– А если она прикончит меня там, возле своего логова, то тебе ничего не достанется?

– Ну да.

– Ладно, – сказал я. – Поговорили – и хватит. А теперь мне нужно ехать.

– Эх ты, – заканючил стервятник. – А я тебя считал другом...

– Пока! – Я махнул ему рукой и поскакал к логову зморы.

Серые рыцари за мной не последовали. В конце концов, это было их дело.

Кстати, город за то время, что я блуждал по лабиринту, ничуть не изменился.

Все те же серые полуразрушенные дома, жара и ощущение полной безысходности. Проезжая мимо куч золота, я заметил, что их стало еще на одну больше.

Ну и ладно.

Когда до черной стены оставалось совсем немного, я проехал мимо старинного, похожего на большой гроб дома. Вдруг с треском рухнул его левый угол, и из образовавшегося пролома выскочил здоровенный, метра два высотой, иссиня-черный паук. Несколько секунд он стоял неподвижно, видимо, осматриваясь, потом медленно, с достоинством, уполз внутрь.

Конь мой вдруг остановился, и я с него слез.

Дальше можно и пешком.

Я хлопнул коня ладонью по шее, и тот тотчас же умчался прочь.

Все-таки лошадью быть хорошо. Отвез кого-нибудь куда надо, а остальное тебя не касается. Можно вернуться на луг и попастись.

Неторопливо, поскольку торопиться мне было некуда, я миновал пару домов, свернул за угол и оказался перед черной стеной.

Когда до нее осталось не больше десяти шагов, я остановился и закурил.

Подождем...

Минут через пять я кинул под ноги окурок и медленно, с наслаждением, его раздавил.

Вот так.

Мне пришло в голову, что черная стена больше всего похожа на поставленное на ребро болото, и я усмехнулся. Посмотрев на свой левый ботинок, я увидел, что подошва на нем вот-вот отвалится.

Ну и пусть.

Я снова взглянул на черную стену.

Теперь она едва заметно колыхалась. Вот из нее выглянул зомби. Пиджак на груди у него был расстегнут. Я увидел несколько небрежно зашитых суровыми нитками отверстий, оставшихся от моих пуль.

– Вам чего? – противным голосом поинтересовался он.

– Пошел в баню, – сказал я ему и добавил: – Козел!

– За козла получишь, – злорадно сообщил зомби.

– Это от тебя, что ли? – спросил я. – Кстати, позови-ка сюда свою хозяйку. Некогда мне тут с тобой рассусоливать.

– Гляди-ка, какие мы сурьезные... – пробормотал зомби и исчез.

Я вздохнул. Почему-то мне было грустно и обидно. Как ребенку, которого поманили леденцом, а вместо него дали лишь фантик.

Наконец из стены появилась змора. За ней, приплясывая и кривляясь, словно паяц, следовал зомби. На лице у зморы было написано почти неподдельное изумление.

– Как? – сказала она, останавливаясь. – Это ты, мой юный герой? Ну хорошо... теперь, когда ты проиграл нашу маленькую игру, мне предстоит придумать, что же с тобой сделать.

Такой наглости я не ожидал.

– Погоди-ка, – опешил я, – но если память мне не изменяет, я должен был найти выход в мир снов?

– Именно так, – подтвердила змора.

Зомби хихикнул.

– Я его нашел.

– Да, но ты не смог сквозь него пройти, иначе тебя здесь уже не было бы.

– Мне помешал твой слуга.

Я посмотрел на зомби. Лицо у него сейчас было серьезное, задумчивое.

– Ну-ну. – Змора изящным движением поправила выбившийся из прически локон. – А откуда ты взял, что он не должен был этого делать? О том, что буду мешать, я тебя предупредила. Так какая разница, делала я это лично или через своего слугу? Ну подумай, разве ты можешь сказать, что я играла нечестно?

Это меня доконало, и я пробормотал:

– Ах вот так, да?

– Ну конечно, вот так, – ласково улыбнулась змора. Глаза у нее были холодные-холодные, словно ледышки. Вот она засмеялась. Почти тотчас же к ее нежному мелодичному смеху присоединилось гнусное ржание зомби.

И тогда у меня перед глазами поплыла краснота. В бешенстве, не осознавая, что делаю, я рванул из-за пояса кинжал и шагнул к ним.

Увидев это, зомби буквально взревел от хохота. Он хватался за живот, мотал головой, плевался гноем и все никак не мог остановиться. Хохотал, хохотал и хохотал...

А я вдруг понял, что они меня ничуть не боятся. Ни на грамм, ни на волосинку. Это была их ошибка. Они за нее должны были заплатить.

И тогда я решился, а решившись, выпустил кинжал. Он с глухим стуком упал на потрескавшийся асфальт. Змора и зомби перестали смеяться.

Лицо у зморы стало странным. Словно бы она тоже на что-то решилась. Чем-то оно завораживало, так что хотелось смотреть на него и смотреть.

И я смотрел. Я забыл о только что пережитом унижении, о днях блуждания по лабиринту, о мире снов, я забыл...

Откуда-то во мне возникло странное сосущее чувство тоски и печали. Я вдруг понял змору, понял и пожалел. Потому что ей, так же как и мне, было одиноко, и она искала... Ах как же ей было одиноко, этой могущественной несчастной зморе, владелице целого мира, мира ворованных снов.

– Да не было там никакого выхода, – вдруг сказала она. – Не было – и все. Это был обычный дефект стенки сна. Будь с тобой птица-лоцман, она бы его распознала сразу.

Теперь лицо у нее было спокойное, можно даже сказать – безмятежное.

– Если бы тебе удалось его достичь, ты просто проломил бы стенку сна и рухнул в безвременье. Кстати, ты, кажется, один раз уже в нем был. Так что прекрасно представляешь, какой конец тебя там ожидал.

– А зомби? – спросил я.

– Зомби? Он просто тебя туда не пустил. По моему приказу. Для твоего же блага.

– Ну да, и именно поэтому он хотел меня зарубить шашкой?

– Зарубить? – удивленно спросила змора и, повернувшись к зомби, холодно спросила: – Это что еще за новости?

– Бес попутал, – пробормотал тот и бросил на меня злобный взгляд. – Я хотел его лишь слегка попугать, чтобы он больше в это место не лез. Может быть, так, слегка покалечить. Думаю, отсеку ему руку, он и одумается. А без руки мастером снов он может быть вполне. Она, если честно, ему и вовсе не нужна.

– Ну а кроме того, кому нужен зомби без руки? – все тем же ледяным тоном спросила змора.

– Гм... может, и так. – Зомби явно был в замешательстве.

– Ладно, с тобой я разберусь позже, – сурово произнесла змора и снова повернулась ко мне.

Взгляд у нее был спокойный, изучающий, словно она прикидывала, что бы еще такое со мной учинить.

Под этим взглядом я замер, как-то заледенел, потому что понял – вот сейчас все станет ясно, все-все. Это доставляло мне радость и одновременно темный, необъяснимый, инстинктивный ужас. Чтобы избавиться от него, я крикнул:

– Не верю, все равно я вам не верю! И слуга из меня получится плохой. Могу под настроение сунуть в спину нож. Сзади. Подойду и воткну.

– Дурак, – сказала мне змора. – Не мог ты найти этот выход. Хотя бы потому, что его нет.

Голос у нее по-прежнему был чертовски спокойный. Он привел меня в чувство, и, уже успокаиваясь, я все же сказал:

– Ну-ну, а как же ты тогда воруешь сны для своего лабиринта?

– Да не ворую я их, – устало сказала змора. – Кто тебе сказал эту чушь?

– Откуда же ты их тогда берешь?

– Откуда?

И тут она изменилась, стала жутко красивой и даже слегка бесшабашной, словно наполнившись безудержным, злым весельем. А у меня на душе стало пусто и холодно. Как у приговоренного к смерти, когда он стоит на краю ямы, а в него целятся из винтовок пяток солдат и полупьяный хорунжий уже поднял руку. Вот сейчас он махнет и крикнет «Пли!». И вслед за этим будет лишь пустота...

Я тяжело вздохнул, и вместе с этим вздохом в меня вошло понимание. Я осознал, что никогда, никогда не смогу эту змору убить, что это просто немыслимо и что именно сейчас, в эту минуту, я и проиграл свою игру. Окончательно и бесповоротно.

Я прохрипел:

– Докажи!

Что еще я мог сказать?

– Доказать?

Змора закусила губу и взмахнула рукой.

Я повернулся и увидел, что город за моей спиной изменился. Он был прекрасен и состоял из больших сверкающих свежевымытыми стеклами домов, перед которыми росли цветы, цветы. И он был наполнен людьми, живыми, настоящими людьми.

Я взглянул на змору и увидел, как она взмахнула рукой второй раз.

Мир вокруг опять изменился.

Теперь вокруг нас простиралась обширная, без конца и края, черная пустыня. Ее жаркий воздух мгновенно иссушил мне губы.

Змора махнула рукой в третий раз, и позади нее вновь возникла черная стена. Все было как прежде. Я даже ничуть не сомневался, что за моей спиной все тот же полуразрушенный город.

– Ну, еще вопросы есть? – резко спросила она.

– Да, есть, – сказал я. – Если прохода нет, то откуда в твой мир попал я?

– Ниоткуда, – усмехнулась змора.

– Это как?

– А вот так. Тебя придумала я. Точно так же, как придумываю сны. Ты получился упрямым, глупым и самонадеянным, но таким, каким я хотела. Поверь, это именно я придумала тебя, до мельчайших деталей, наделила памятью, привычками и слабостями.

Того, что ты помнишь, не было. Не было никакого Гунлауга-учителя, не было никаких других, кроме тебя, инспекторов снов, не было даже птицы-лоцмана.

Она хрустнула пальцами.

– Вот это правда. Ты просто моя игрушка. Я создала тебя от скуки и лишь тогда, когда ничего поправить уже было нельзя, сообразила, что наделала. Потому что влюбилась в свой сон, в свое создание.

Я так и не понял, как это случилось, но она оказалась в моих объятиях. Я почувствовал щекой ее волосы. В ноздри мне ударил запах ее духов. А может быть, это были не духи, может, это был ее собственный сладкий, слегка приторный запах? Я ощущал под руками лишь слегка прикрытое тонкой материей платья ее мягкое, нежное тело.

И мне было совершенно не важно, кем я являюсь, живым, рожденным от женщины человеком или же просто выдумкой. Все это не имело сейчас абсолютно никакого значения.

Хотя бы потому, что мне не хотелось об этом думать.

Я видел, как зомби, крадучись, ушел в черную стену, и понял, что мы со зморой остались одни. Ее губы прикоснулись к моей щеке. Я чуть повернул голову, и мы поцеловались.

Этого было достаточно.

Ноги у меня подкосились, и я сел прямо на асфальт. Змора, ничуть не заботясь о своем роскошном платье, села рядом и положила мне голову на плечо. Вот она вздохнула и медленно, ласково провела ладонью по моей щеке.

Нежно и тихо она заговорила:

– ...Дурачок. Ах, дурачок... Тебе досталось... Ну ничего, мы это исправим. Ты только не бунтуй, будь со мной... мне больше ничего и не надо. Хочешь, придумаем еще какую-нибудь игру? Ты забудешь обо всем и снова спрячешься от меня в лабиринте. А я буду тебя искать и когда найду, подам знак, тот же самый...

А хочешь... мы устроим путешествие, и я буду создавать для тебя новые миры, какие только пожелаешь... А если тебе станет скучно, я придумаю тебе друзей. Хочешь, таких же, как и ты, инспекторов снов? Ты только не уходи от меня, останься. Все будет как надо, как мы захотим. И еще, не раздражай меня, а то я в запале уничтожу тебя и больше не смогу вновь создать. Ты неповторим, как и любой шедевр.

Она прижалась ко мне сильнее.

– А вообще, если хочешь, я могу рискнуть и тебя переделать. Хочешь, дам тебе другое имя? Хочешь, назову тебя Аристархом? Или Мироном? Эриком?

– Врешь ты все, – глухо сказал я. – Скажи, что врешь.

– Господи, ну какие еще тебе нужны доказательства? – вздохнула она. – Любые. Сейчас. Если хочешь.

Она сладко зевнула и закрыла глаза.

А я сидел и все пытался что-то сообразить, ухватить какую-то крутившуюся в голове мысль.

Из черной стены выглянул зомби и, подмигнув, сейчас же спрятался обратно.

И вдруг я понял.

Ну конечно, я попался, попался, словно желторотый птенец.

Потому что змора врала. Потому что она могла придумать меня, она могла придумать статичный мир, но только не мир снов. Он слишком многообразен, слишком сложен. Для того чтобы его выдумать, не хватит и ста лет. Она просто не могла – и все.

Змора снова зевнула.

Может, она все же сказала правду?

Это нужно было проверить, обязательно проверить. Только как? Как? Я знал – как. Правда, после проверки обратного пути уже не будет. Ну и пусть. Зато я узнаю...

Змора открыла глаза и спросила:

– Ты чего?

– Да ничего, – ответил я.

– Нет, все же.

Она вдруг выпрямилась. В глазах ее мелькнул страх.

– Ты такой напряжен...

И тогда я ее ударил.

Я сделал это потому, что она испугалась, потому что понял – другого такого случая больше не будет. А я должен был узнать. Иначе сошел бы с ума.

Я нанес ей точный, сильный и безжалостный удар в лоб. Именно так, как когда-то учил меня Гунлауг.

Послышался хруст, это у зморы сломались шейные позвонки. Она удивленно охнула, голова ее запрокинулась, на лице застыло странное удивленное выражение. Я знал, что оно останется навсегда, потому что змора умерла почти мгновенно. Так и должно было быть.

Время словно остановилось.

Медленно, почти незаметно, тело зморы стало заваливаться набок. Вот оно коснулось земли, но вдруг заскользило по асфальту, будто по льду, к черной стене. Словно силы притяжения на него не действовали, словно бы стена была притягивавшим его магнитом.

Вот оно коснулось стены и стало в ней исчезать, причем не всасываться, а именно исчезать, как будто стена была глубокой бездонной пропастью и тело зморы, постепенно уменьшаясь, падало в нее.

Наконец оно исчезло. Несколько секунд черная стена колыхалась, потом успокоилась, застыла.

Тогда я встал. На душе было пусто и тоскливо. Словно я сделал какую-то гадость. Но почему? Я поступил правильно. Так, как и должен был поступить. Потому что змора лгала. Она обманывала меня, чтобы сделать своим слугой, своим рабом. Еще бы, любой зморе приятно иметь своим слугой инспектора снов. Любой обычной зморе.

Все это было верно, и иначе поступить было просто нельзя. Но только откуда во мне взялись эти тяжесть и пустота? Будто я что-то потерял, о чем-то сожалел. О чем? И какой смысл это делать?

Я отвернулся от черной стены и увидел, что мир зморы изменяется. Вернее, он исчезал.

Поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее рушились стены домов, складывалась, как гармошка, и истаивала черная стена. Горизонт разворачивался, словно свиток пергамента.

Вот он развернулся окончательно, и тогда передо мной появился мир снов. Поначалу виднелись лишь яркие, всех мыслимых тонов и расцветок пятна, потом они слились в похожее на палитру художника марево. Я еще не мог разглядеть деталей, поскольку там, на границе мира зморы и мира снов, висела странная тусклая дымка, но вот она исчезла, и тогда я увидел его четко и ясно. Он предстал мне во всем своем чудовищном многообразии, во всей своей дикой, необузданной, хаотической красоте.

Мир снов.

Больше всего он походил на разноцветные, занимающие весь горизонт гигантские пчелиные соты, каждая ячейка которых была сном.

Он начинался там, где кончался мир зморы. Стало быть, до него было километра два, не больше. Рукой подать.

А что же мир зморы?

Я оглянулся.

Черной стены не было. На том месте, где она стояла, осталась лишь ровная, вымазанная чем-то серым полоса. За ней начиналась пустота безвременья.

Интересно, куда делась черная стена?

Я посмотрел на город. От него осталась лишь покрытая асфальтом площадка, усеянная черными прямоугольниками там, где стояли дома. Пустырь лабиринта почти не изменился. Только шары входов в сны, казалось, мерцали гораздо ярче, чем раньше.

Я снова взглянул на мир снов и неожиданно ощутил, как по щекам у меня покатились слезы.

Это меня удивило, потому что особой радости или печали я сейчас не чувствовал, как-то странно заледенев, может быть, потому, что еще до конца не верил в случившееся. Слишком уж быстро все произошло.

Я вытер слезы рукавом куртки, сунул руку в карман и вытащил сигарету, но прикурить не успел.

Рядом со мной кто-то стоял.

Я повернул голову.

Конечно, это оказался зомби.

– Итак, ты это сделал, – сказал он. – Значит, ты это сделал. Поздравляю, ты поступил правильно. Хотя, кто знает, может быть, тебе стоило и согласиться. Все-таки работать на нее было неплохо... Как самочувствие? Согласись, не очень хорошее? Еще бы, хладнокровно убить женщину... Знаешь, наверное, она тебя любила.

– Да пошел ты... – прошипел я. – Пошел...

– Угу, – кивнул он. – А еще, если бы ты этого не сделал, она бы тебя обязательно прикончила. А потом и еще нескольких, так же, как и ты, попавшихся ей инспекторов снов... Пока бы ей не попался кто-нибудь... скажем так, решительный...

– Насчет любви она врала, – сказал я.

– Ну еще бы, – усмехнулся зомби. – И именно поэтому позволила себя убить. Кстати, могу подсказать: ты можешь мне сказать, что на самом деле она так легко дала себя убить лишь потому, что слишком уж была уверена в своем обаянии... а ты, как настоящий мужчина... не поддался... и превозмог...

Я молчал.

Зомби неторопливо вытащил палочку дерева флю и прикурил. Я заметил, что пиджак на нем теперь абсолютно новый, да и ботинки начищены до блеска.

– В честь чего это ты так принарядился? – подозрительно спросил я у зомби.

– Теперь мне придется искать нового работодателя. А как ты знаешь, встречают по одежке... Жаль, конечно, такую хозяйку, как змора, я уже не найду.

– Как я понимаю, искусство использовать сны со смертью хозяйки у тебя пропало начисто?

– Ну, – он меланхолично выпустил клуб зеленого дыма, – мало ли дел для вполне свежего, очень услужливого и понятливого зомби? Да и не все еще зморы перевелись. Так что, может, встретимся. Кстати, по дружбе, когда ты ее убивал, ты что, действительно на сто процентов знал, что она тебя водит за нос?

– Да, – машинально ответил я и вдруг понял, что не солгал. Да, нанося удар, я был уверен, что поступаю правильно.

– Только ты не передумай, верь и дальше, – попросил зомби. – Если однажды в этом усомнишься, я тебе не завидую. Пропадешь ни за грош. Жизнь – она странная штука. Тебе может, например, прийти в голову, что все происшедшее – и то, как ты ее убил, и все предыдущее и последующее – не более чем ее очередная странная шутка. Которая вот-вот кончится.

Покуривая палочку флю, засунув руки в карманы пиджака, он не спеша двинулся в сторону страны снов. Метров через двадцать он остановился, махнул мне рукой, что-то крикнул и пошел дальше. Что он крикнул, я не расслышал. Слова отнес ветер.

Потом над моей головой пролетел стервятник. Он так спешил, что, похоже, меня не заметил.

Я порадовался за него. Уж теперь-то без пищи он не останется. В мире снов от голода умереть сложно. Даже очень привередливому стервятнику.

Мир снов манил меня к себе, притягивал, как магнитом, но я не торопился. Мне казалось, что нужно еще подождать, что-то додумать, что-то очень важное.

Я снова посмотрел на пустырь лабиринта и подумал, что змора погибла, а ее творение осталось.

Пройдет время, годы, может быть, даже века, а он будет существовать. Потом кто-нибудь придумает о нем красивую легенду. В ней не будет даже упоминаться обо мне или зморе. Вот так. Вместо нас в ней будут действовать герои, чародеи, великаны.

Может быть, это будет к лучшему.

Я все же не выдержал и медленно пошел в сторону мира снов.

Поскольку домов не было, я двинулся к пустырю по прямой, и минут через десять под моими ногами уже зашуршала трава.

Иногда мне попадались кучки черного пепла, и я вдруг сообразил, что они остались от серых рыцарей. Между кустами полыни бродили их лошади. Одна из них увязалась было за мной и некоторое время шла след в след, а потом отстала. Может быть, это была именно та лошадь, на которой я приехал к черной стене.

Мне было не до нее.

Я шел к миру снов. Медленно и размеренно, словно робот.

Шел.

Маленький человечек на ровной площадке пустыря между мерцающим великолепием мира снов и черной пустотой безвременья.

Я не торопился, потому что слегка побаивался мира снов. Три года, что я провел вне его, не прошли даром. Я изменился.

Примет ли он меня таким, каким я стал?

Наверное, примет, поскольку в нем есть место каждому, кем бы он ни был. Даже такому человеку, как я.

Вот только почему-то я был уверен, что, даже если моя жизнь пойдет по-прежнему, словно этих трех лет и не было, все равно останутся воспоминания. И долго еще потом я буду время от времени вспоминать и думать...

Я буду думать о зомби, пытаясь понять, что он собой представляет и как это, будучи мертвым, думать, действовать, говорить, чего-то хотеть, быть одновременно живым и мертвым. Почему-то мне казалось, что мы с ним еще встретимся.

Я буду думать о той уходящей в проекцию цепочке волчьих следов. Эта загадку еще предстояло решить. Если только она была не очередной шуткой зморы.

Я обязательно буду думать о статичном мире. Странном, жестоком мире людей с совершенно непостижимой логикой, при всей своей подлости, грубости, жадности умеющих делать такую прекрасную штуку, как сны.

И конечно же, я буду думать о зморе. О ней я буду думать больше всех. Наверное, она так и останется для меня загадкой. Любила ли она меня хоть немного, или же все, что она говорила, было лишь притворством и обманом? Вот в этом я, похоже, не смогу разобраться никогда. Может, и к лучшему. Если все, что она говорила, не более чем вранье, то я – дурак, если же нет – то я преступник, хладнокровно убивший полюбившее его создание.

И никак иначе.

Неторопливо, словно старясь оттянуть момент встречи с миром снов, я шел по пустырю, тщательно огибая шары снов, стараясь не спугнуть стоявших столбиком возле своих норок и ошарашенно оглядывавшихся похожих на сурков зверьков.

Я думал о том, что нам, инспекторам снов, слишком часто приходится сталкиваться с разной населяющей сны нежитью в схватках не на жизнь, а на смерть. Мы привыкли думать, что все эти зморы, черные маги, серые рыцари и еще многие-многие ничего, кроме злобы, ощущать не могут.

Только это не верно. Они, так же как и мы, думают, говорят и чувствуют. Могут ли они любить? И как выглядит их любовь?

Может, именно так, как у нас было со зморой?

Все-таки она потеряла осторожность и, в полном смысле этого слова, дала себя убить.

Почему?

Как это могло случиться? Уж она-то, с ее вечной предусмотрительностью... Неужели все-таки она меня любила, и именно поэтому... А может, она слишком верила в силу своих чар?

Ответов на эти вопросы я не знал и сильно сомневался, что когда-нибудь узнаю.

Вот так.

Я прошел уже больше половины пустыря и теперь приближался к шпионскому сну. Вот из него высунулся шпион со шрамом и помахал мне рукой. Я улыбнулся и помахал ему в ответ.

Теперь до мира снов осталось совсем немного. Я уже мог различить, как в его снах копошатся фигурки людей, животных. Там шла самая обычная жизнь, забавная, неожиданная, наполненная приключениями.

В нее мне еще предстояло вернуться.

Если только...

Я вспомнил последние слова зомби, и меня вдруг охватил дикий, до дрожи в коленях страх.

Захотелось лечь, забыть обо всем или же хотя бы остановиться, перевести дух...

Но все же я шел, несмотря на то что сердце мое стучало, как паровой молот, а по спине стекали струйки холодного пота, шел, размеренно переставляя ноги, стараясь ставить их как можно тверже, чтобы не дай бог не споткнуться, шел, несмотря на то что мне казалось, будто под подошвами моих ботинок вот-вот по-особенному заскрипит земля...

Реклама на сайте