«Империя масок»

Империя масок (fb2) - Империя масок [litres] (пер. Татьяна Николаевна Кухта) (Dragon Age - 4) 3846K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Патрик Уикс

Патрик Уикс Dragon Age. Империя масок

Patrick Weekes

Dragon Age: The Masked Empire

© 2014 by Electronic Arts, Inc

© Т. Н. Кухта, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

* * *

Благодарности

Ни одна книга, связанная с таким огромным миром, не может быть создана без объединения усилий многих людей. Данный роман, в частности, потребовал их даже больше, учитывая возникшие у меня проблемы со здоровьем, которые привели к операции на глазах в самый разгар работы.

Спасибо всем сотрудникам «BioWare» за поддержку, но в особенности: Мэри Керби за подробный рассказ об орлесианской политике и за то, что этот рассказ был повторен еще раз, медленнее и простыми словами; Бену Гелинэсу за обстоятельные консультации по миру «Dragon Age», без которых дилетант в этом мире работал бы над книгой гораздо дольше; Рамилю Санге за чудесную обложку и живое воплощение образа императрицы Селины; а также Дэвиду Гейдеру и Майку Лэйдлоу за то, что доверили новичку создание первого не гейдеровского романа по «Dragon Age».

Спасибо Стэйси Хилл из «Tor» за то, что она с одинаковым присутствием духа улаживала все мои проблемы – от стремительно ухудшавшегося зрения до чрезмерного пристрастия к эмоциональным наречиям, а также Дэвиду Хэйлу Смиту и Лизз Блэйз из «Inkwell» за то, что помогали мне сохранять здравый рассудок.

И конечно же, огромное спасибо моей жене Карин, которая целых три месяца выполняла все, для чего нужно было смотреть в монитор. Я был физически не в состоянии это сделать, и не один долгий вечер нам пришлось работать сообща, пока я не выздоровел и не вернулся к полноценному писательскому труду. Без тебя я бы никогда не смог закончить эту книгу – и наверняка бы до сих пор искал эти чертовы глазные капли.

Глава 1

Императрица Селина вступила на просторный Церковный двор Орлейского университета в сопровождении сэра Мишеля, своего рыцаря-защитника, окруженная свитой из слуг и телохранителей. Университетские профессора собрались встречать императрицу и при виде нее почтительно поклонились.

В бледном утреннем свете мраморные стены искрились, точно свежевыпавший снег. На каменных плитках двора было выложено мозаичное изображение Андрасте, гордо и непреклонно стоявшей в перламутровом доспехе на фоне тускло-алого пламени. Селина с одобрением отметила, что мозаику восстановили после того, как в предыдущий свой визит она обнаружила повреждения: часть камешков выкрошилась от воздействия времени и множества ног.

Мозаичная Андрасте взирала лазуритовыми глазами на церковь, в честь которой и был назван двор. То было самое высокое здание университета, горделиво увенчанное парой сверкающих бронзовых куполов, которые студенты в шутку прозвали «лоно Андрасте».

О чем, разумеется, ректор университета Селине не рассказывал.

Над огромными бронзовыми дверями, над фреской с изображением Андрасте и ее учеников, золотом в камне была выложена цитата из Песни Света: «УЧЕНОЕ ДИТЯ СУТЬ БЛАГОСЛОВЕНИЕ РОДИТЕЛЯМ И ВОСХВАЛЕНИЕ СОЗДАТЕЛЮ». Ректор и профессора университета стояли, учтиво склонив голову, под этой надписью и смотрели, как императрица и ее свита шествуют к ним по мозаичной фигуре Андрасте.

– Ваше императорское величество, – проговорил ректор Генри Моррак и, повинуясь знаку Селины, выпрямился; его примеру последовали и профессора. – Своим посещением вы оказали нам величайшую честь.

– В эти тревожные времена, Моррак, я нахожу утешение в знаниях и мудрости, которые ты и твой университет даете будущему Орлея.

Селина улыбнулась и подала знак слугам. Тотчас двое из них извлекли на свет причудливое изделие из искусно обработанного сильверита, которое после нескольких нехитрых манипуляций превращалось в небольшую, но на диво удобную скамеечку.

Сэр Мишель отступил на шаг, бдительно изучая проходы и окна в мраморных стенах. Он был готов отразить любую угрозу персоне императрицы, но неизменно источал безупречную уверенность, которую Селина требовала от всех, кто служил ей лично.

Моррак опешил. Он явно намеревался пригласить Селину к себе в кабинет, чтобы обсудить причину визита императрицы в его владения и, возможно, похвастаться очередным манускриптом, который обнаружил какой-нибудь многообещающий студент. Под относительно простой маской, какую ректор носил как младший сын семьи Моррак, заметно было, как он обеспокоенно поджал губы, наспех обдумывая, как построить диалог у всех на виду. Селина в душе забавлялась тем, что так рано вывела его из равновесия.

Императрица была облачена в атласное кремовое платье, отороченное нитями жемчуга и затейливо расшитое аметистами в золотой оправе, что несло цвета семьи Вальмон. То был наиболее легкий и удобный наряд среди тех, в которых императрица, следуя непреклонной воле этикета, могла появляться публично – не считая, само собой, прогулок верхом, – но тяжести этого платья было довольно, чтобы к вечеру у нее ныли спина и поясница. Селина изящно опустилась на сильверитовую скамеечку, как всегда тщательно следя за тем, чтобы ничем не выдать ни неприятных ощущений, ни облегчения.

Скрывать выражение лица ей помогала полумаска – такие носили на публике все аристократы Орлея. Маска императрицы была инкрустирована лунным камнем, линии скул и носа очерчены золотом. Крохотные лиловые сапфиры окаймляли глаза; раскрашенные павлиньи перья, плавно загибаясь назад, венчали голову Селины лилово-золотой короной. И сапфиры, и перья могли быть с легкостью заменены украшениями другого цвета, дабы привести маску в соответствие с нарядом императрицы или текущим событием. Ниже маски лицо Селины было густо напудрено, губы покрыты помадой густо-красного цвета.

– С соизволения вашего императорского величества, – начал Моррак, – профессор Дуси будет счастлив прочесть отрывок из своей диссертации об ущербности общества кунари. Это смелая попытка развить и углубить более ранние исследования брата Дженитиви, и, если мне не изменяет память, вы нашли предыдущую работу профессора весьма многообещающей.

– Звучит и впрямь заманчиво, – согласилась Селина и, выждав, пока Моррак повернется к упомянутому профессору, который стоял справа от него, невозмутимо добавила: – Однако, сдается мне, беседа о рогатых великанах, правящих Пар Волленом, может навести уныние в день, и без того уже тронутый тенью зимней стужи.

Убедившись, что ректор опять превратился в слух, она продолжала:

– Возможно, кто-нибудь из твоих профессоров сможет развлечь нас лекцией по математике. В последнее время я, по мере своих скромных сил, корпела над теоремой Вираниона и была бы крайне благодарна, если бы какой-нибудь ученый муж смог объяснить мне доказательство этой теоремы.

На мгновение в просторном внутреннем дворе стало тихо и был слышен только щебет редких пташек, которые не улетели зимовать на юг, потому что их подкармливали студенты и университетские смотрители.

Ректор Моррак судорожно сглотнул. Пускай даже он был только младшим сыном в семье, ему следовало лучше сдерживать свои чувства. Селина мимолетно задумалась, не стала ли эта чрезмерная эмоциональность причиной того, что семья отослала Генри прочь от опасностей светской жизни в сообщество ученых. Или же он, обосновавшись в университете, просто растерял придворные навыки? В любом случае эта особенность выставляла его в невыгодном свете.

– Ваше великолепие, – наконец проговорил он, – вы чересчур скромно оцениваете свои способности. Теорема Вираниона чрезвычайно сложна. Признаюсь, в то время, когда я сам изучал математику, волны моего разума неоднократно бились о ее скалистые берега, но, увы, с ничтожным результатом. Однако, если вашему величеству желательно поговорить о математике, я написал трактат о некоей особенной пропорции, которая встречается в природе так часто, что в том, безусловно, виден знак Создателя. Я почел бы честью…

– Не хочешь ли чаю? – перебила Селина и подала знак слуге.

Тот мгновенно извлек на свет изящный серебряный чайник, покрытый рунами, отчего вода внутри оставалась горячей и не нуждалась в подогревании. Другой слуга достал чашки и блюдца антиванского фарфора, настолько тонкого, что сквозь них просвечивало утреннее солнце.

– Наверняка среди твоих профессоров отыщется тот, кто освоил теорему Вираниона, – продолжала Селина. – Вряд ли Орлейский университет может считаться лучшим учебным заведением Тедаса, если мы не в состоянии постигнуть труд заурядного тевинтерского ученого.

Кажется, ректор Моррак был не на шутку оскорблен. Быть может, он все-таки не до конца растерял свою аристократическую гордость.

– Поверьте, ваше великолепие, университет Орлея не имеет равных в своем устремлении к вершинам науки и культуры, и во многом благодаря тому, что тевинтерские ученые суть лишь рабы правящих ими магов. Даровав нам свободу от религиозных притеснений, ваше величество придали нам сил и впредь успешно развивать культуру Орлея.

Да, Моррак и впрямь в достаточной степени сохранил придворную выучку, чтобы при необходимости подколоть собеседника. Селина порадовалась тому, что разговор, несмотря ни на что, может оказаться увлекательным.

– Тогда, может быть, знаток этой теоремы сыщется среди твоих студентов? Когда в прошлом году я каталась верхом с графиней Элен, она рассказала, что покровительствует некоему юноше с феноменальным, можно сказать, математическим даром. – Селина взяла чашку, поднесенную слугой, и сделала небольшой глоток. – Сейчас мне вспоминается, что он как раз изучал теорему Вираниона, и именно тот разговор вдохновил меня заняться собственным изысканием. Леннан – именно так, полагаю, звали этого юношу.

– Ах да, – сказал Моррак, и жесткое выражение появилось в его глазах, когда он понял, к чему клонит императрица. – Кажется, я помню его прошение. И хотя, разумеется, наши двери открыты для всякого, кто, обладая благородным происхождением либо достойным покровителем, докажет, что он в состоянии продолжать наши выдающиеся традиции…

– Скажи-ка, Моррак, – перебила Селина и сделала паузу, чтобы отпить еще чаю. – Ты изучаешь математику. Знакомо ли тебе число ноль?

Чай был превосходен: ривейнская смесь корицы, имбиря и гвоздики, подслащенная медом, именно так, как любила Селина.

– Да, ваше великолепие, – ответил Моррак после недолгого молчания, когда стало очевидно, что вопрос отнюдь не риторический.

Чашку, которую предложил ему слуга Селины, он принял с едва скрываемым раздражением.

– Замечательно. Именно этому числу равно количество твоих студентов, не имеющих благородного происхождения. Признаюсь, ректор Моррак, что я испытываю по этому поводу некоторое разочарование, поскольку надеялась после нашего предыдущего разговора обнаружить определенные изменения к лучшему.

– Ваше великолепие…

– Пей чай, Моррак. Я же не требовала распахнуть двери университета перед толпами селян. Я всего только просила принимать на обучение простолюдинов, у которых имеются высокородные покровители, распознавшие в подопечных ум, превосходящий обычные возможности низкого сословия, и пожелавшие еще более возвысить Орлей благодаря их грядущим ученым трудам.

Моррак стиснул чайное блюдце с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.

– Ваше императорское величество, юноша, о котором вы ведете речь, – эльф.

Селина повернулась к своему защитнику, сэру Мишелю де Шевину – величавому рыцарю в сильверитовых доспехах, украшенных гербом империи. Герб семьи, к которой принадлежал рыцарь, был врезан в нагрудник доспеха, над самым сердцем; что до маски сэра Мишеля, то она представляла собой упрощенную копию маски, которую носила императрица.

– Сэр Мишель, насколько я помню, шевалье славятся острым зрением. Скажи, разве здесь, во дворе, где мы собрались, не присутствует эльф?

– Если можно так выразиться, ваше величество, – едва заметно усмехнулся рыцарь.

С этими словами он указал на церковь, а точнее, на фреску, которая располагалась над огромными бронзовыми дверями.

– Если я не ошибаюсь, эта фреска представляет собой точную копию работы прославленного Анри де Лаидса, изображавшей Андрасте и ее учеников. В то время, когда был создан оригинал, эльфы еще считались союзниками империи – это было до их вероломного нападения на Орлей. Двадцать лет спустя, когда Верховная Жрица Рената объявила Священный поход против эльфов, она также приказала уничтожить все церковные произведения искусства с изображением эльфов. – Сэр Мишель улыбнулся. – Анри де Лаидс, однако, с таким пылом и красноречием молил пощадить его труд, что Верховная Жрица снизошла к его мольбам и только велела обрезать острые эльфийские уши отныне еретического ученика Шартана.

– Да, верно. – Селина легким кивком поблагодарила рыцаря. – И, судя по всему, университет весьма кропотливо скопировал оригинал. Моррак, ты можешь распознать Шартана? Уши были изменены, однако большие глаза недвусмысленно указывают на его происхождение.

– Безусловно, ваше великолепие. – Моррак посмотрел на фреску, затем перевел взгляд на Селину. – В отличие от Церкви, университет гордится тем, что создает точное видение истории. Это действительно тот самый эльф, которого Андрасте освободила от рабского служения гнусной империи Тевинтер.

– Как удивительно, что университет, столь ревностно выступающий против религиозных ограничений науки, в данном случае ведет себя столь же непоколебимо, как Верховная Жрица Рената.

– Это воистину загадка, – согласился сэр Мишель и оглянулся через плечо на ректора Моррака.

Тот сделал большой глоток; отставленная чашка отчетливо брякнула о фарфоровое блюдце.

– Мы, безусловно, почтем за честь повторно рассмотреть обращение графини Элен.

– Орлей высоко ценит ваш беспримерный вклад в культуру и образование империи. – Селина церемонно наклонила голову и встала. Один из слуг принялся складывать сильверитовую скамеечку, другой принял у императрицы чашку и блюдце. – Теперь, после всех этих разговоров о религии, мне хотелось бы посвятить некоторое время духовным урокам, которые могут преподать в этой церкви. Будь любезен, ректор Моррак, позаботиться о том, чтобы нас не беспокоили.

После этих слов она улыбнулась и в качестве жеста примирения добавила:

– После чего мне, безусловно, будет весьма любопытно услышать твой рассказ о той самой пропорции, в которой виден знак Создателя.

Профессора поклонились и торопливо расступились, глядя, как императрица направляется к огромным бронзовым дверям церкви. Слуги Селины также остались на месте – за исключением сэра Мишеля.

– Ваше величество, – пробормотал он, – вы могли бы и предупредить меня о том, какой поворот может принять эта беседа. Ересь Шартана известна далеко не всем и каждому.

– Я верила в тебя, о мой рыцарь. – Селина улыбнулась, не глядя на него.

– Мне сопровождать вас в церковь?

– Полагаю, в лоне Андрасте мне ничто не может угрожать, – проговорила Селина, когда сэр Мишель распахнул перед ней бронзовые двери.

Он заглянул внутрь, окинул оценивающим взглядом зал, потом повернулся к императрице, коротко кивнул – и Селина в полном одиночестве вошла в церковь.

Внутри было прохладно, но после промозглого осеннего ветра снаружи здесь казалось не в пример уютнее. Лучи алого света падали из витражных окон, рассекая ряды скамей из промасленной древесины, запахом которых пропиталась вся церковь. В дальнем конце зала пылал в золотой жаровне негасимый огонь – единственный, помимо окон, источник света.

В церкви никого не было, если не считать рыжеволосой женщины в рясе послушницы. С приближением Селины женщина встала.

– Ваше императорское величество, – негромко проговорила она, отвешивая глубокий поклон.

Препирательство с ректором Морраком об эльфах было лишь невинной прелюдией к настоящему испытанию этого утра. Селина жестом предложила рыжеволосой выпрямиться.

– Рада, что Верховная Жрица вняла моей просьбе о встрече.

Женщина улыбнулась. Она была без маски, как и большинство тех, кто служил Церкви, и, несмотря на чистый орлесианский выговор, черты лица у нее были скорее ферелденские. Маски были неотъемлемой частью Игры, безжалостного и бесконечного состязания, волей которого в Орлее зарождались и гибли династии. Настояние Церкви, чтобы ее служители не носили масок, должно было означать, что Церковь вне политики хотя верила в это лишь неизмеримо малая часть орлесианской аристократии.

– Дело, как выразился ваш посланец, весьма серьезное, и Верховная Жрица желала бы увидеть его разрешенным. Я послана сюда как изъявитель ее воли. Вы можете называть меня Соловей.

Селина изогнула скрытую маской бровь. Нечасто императрице Орлея предлагалось обращаться к собеседнику по прозвищу. Впрочем, Джустиния отправила бы на эту встречу только того, кому безоглядно доверяет.

Без особых церемоний Селина присела на ближайшую скамью. Пышные складки кремового атласа тотчас некрасиво смялись, аметисты, которыми было расшито платье, брякнули о дерево.

– Полагаю, Соловей, тебе известно о напряженности, которая существует между магами и храмовниками?

Рыжеволосая заколебалась, и императрица небрежным взмахом руки предложила ей также сесть.

– Разумеется. Ваше великолепие.

Соловей опустилась на скамью с таким непринужденным изяществом, что на ее скромной рясе не осталось ни складки. Подобная слаженность движений была признаком опытного барда, и Селина мимоходом отметила и запомнила этот факт, чтобы потом при необходимости использовать его.

– После того, что произошло в Киркволле, храмовники стали еще беспокойней прежнего, – продолжала Селина, неотрывно глядя на блистающий алым сиянием витраж, который изображал возведенную на костер Андрасте. Благодаря многолетнему опыту она и краем глаза превосходно видела сидевшую рядом женщину. – Впрочем, равно как и маги. Что Доротея собирается предпринять?

Она намеренно употребила мирское, данное при рождении имя Верховной Жрицы Джустинии и теперь, не повернув головы, наблюдала за женщиной по прозвищу Соловей. Глаза рыжеволосой едва заметно сузились, однако сама она не шелохнулась. То был признак гнева, но отнюдь не оскорбленного чувства приличия. Итак, Соловей знает мирское имя Верховной Жрицы, и вполне вероятно, что они были знакомы еще до возвышения Доротеи.

Все это уместилось в один краткий миг, а затем Соловей сказала:

– Верховная Жрица не желает допускать, что случившееся в Киркволле было чем-то большим, нежели выходка безумного мага-одиночки, которого толкнуло на губительный поступок избыточное усердие храмовников. Вам известно, что в некоторых городах Вольной Марки маги связаны куда более жесткими ограничениями, нежели в Орлее.

– Да, это мне известно. И кроме того, я знаю, что ты так и не ответила на мой вопрос. Если Доротея предлагает ничего не предпринимать ради замирения магов и храмовников, она следует дурному примеру Владычицы Церкви Эльтины, которая выжидала и молилась, пока вражда разрывала Киркволл на части.

С этими словами она повернулась и прямо взглянула в глаза Соловей.

И опять глаза рыжеволосой чуть заметно сузились при упоминании мирского имени Верховной Жрицы.

– Джустиния, ваше великолепие, желает увидеть этот мир изменившимся к лучшему. Поспешными, необдуманными действиями мы ничего не достигнем.

– Порой обстоятельства не дают нам времени на размышления, особенно если речь идет о магии.

Селина взглянула на женщину в послушнической рясе, которая держалась со спокойствием и самообладанием светской дамы, и вдруг ее осенило.

– Как я понимаю, во время последнего Мора башня Ферелденского Круга едва не погибла, когда один из старших чародеев Круга стал одержимым. После того как Герой Ферелдена перебил всех тварей, ему пришлось там же, на месте, принимать решение: надо ли убить всех прочих магов, оставшихся в башне.

Удар достиг цели – Соловей дрогнула и ответила с жаром:

– Мы не в пекле боя, ваше великолепие.

– Мы всегда в бою, – возразила Селина, – просто некоторые из нас порой этого не сознают. Так сказала мне однажды бард по имени Маржолайн. До меня дошли слухи, что ее земной путь трагически завершился в Ферелдене. – Она вздохнула. – Как печально, не правда ли, Соловей?

Женщина мгновение помедлила, глядя на Селину с настороженным уважением.

– Полагаю, – наконец ответила она, – это зависит от точки зрения. И вероятно, вы могли бы называть меня Лелианой.

– Вероятно, могла бы. – Селина улыбнулась и продолжила, понизив голос: – Вот о чем следует уведомить Верховную Жрицу Джустинию: некоторые аристократы в частных беседах высказывают горячее желание, чтобы императорская власть напрямую занялась разрешением этого вопроса.

Перехватив потрясенный взгляд Лелианы, она кивнула:

– Да, в Орлее есть люди, которые предпочли бы, чтобы мы во имя безопасности пошли войной на своих собственных подданных. Я не хочу этого. И Доротее это прекрасно известно. Однако же я должна предложить им какой-нибудь другой выход.

Лелиана поднялась со скамьи, сдвинула брови, размышляя над ее словами:

– Вы хотите, чтобы Верховная Жрица предприняла какой-то публичный шаг ради улучшения обстановки?

– По правде говоря, – Селина медленно выдохнула, – любой публичный шаг неизбежно вызовет нарекания, что-де я позволила Церкви завладеть браздами правления империей. – (Лелиана кивнула, не говоря ни слова.) – Но если Джустиния сумеет усмирить страсти прежде, чем я вынуждена буду обратить клинок империи против ее граждан, я охотно заплачу такую цену.

– Ваше великолепие, – Лелиана улыбнулась, – вы гораздо меньше думаете о себе и куда больше об Орлее, нежели я ожидала. Это воистину счастливое свойство для любого правителя, и должна признаться, мне нечасто доводилось его наблюдать.

Селина тоже встала, и на миг ее наряд окрасился алым, омытый потоком света из витражных окон.

– Скажи, Архидемон был огромен?

Лелиана засмеялась, негромко и сдержанно, точно светская дама или обученный бард, и ее церковное одеяние показалось вдруг неудачно выбранным маскарадным костюмом.

– Так огромен, ваше великолепие, что в сравнении с ним почти все проблемы кажутся досадными мелочами. – И добавила, уже посерьезнев: – Я попрошу Джустинию обдумать возможность открытых действий. Ей понадобится ваша поддержка, дабы предвосхитить обвинения в попытке узурпировать светскую власть.

– Разумеется. Что, если бы она сделала это заявление на балу, который будет устроен в ее честь? – Никто не ждет, чтобы Верховная Жрица выступила с такой речью на балу… – Лелиана задумалась.

– И потому эта идея тебе нравится, – улыбнулась Селина. – А кроме того, у тех аристократов, которые донимают меня просьбами об открытом вмешательстве, не будет иного выхода, кроме как выслушать Верховную Жрицу и осознать, что этим делом уже занялись.

– Вы тоже обучались ремеслу барда, ваше великолепие. – Лелиана усмехнулась. – Об этом так легко забыть. Я передам ваше предложение Верховной Жрице.

– Три недели, самое большее – месяц. После чего у меня не останется выбора, кроме как решать самой. Прежде чем вернуться в зимние резиденции, знать пожелает убедиться, что мы не бездействуем. – Ваше императорское величество… – Лелиана поклонилась.

С этими словами наперсница Верховной Жрицы покинула церковь через неприметную боковую дверь, а Селина вернулась на скамью. На сей раз, припомнив давние навыки, она села совершенно беззвучно и нисколько не смяв платья.

Еще три недели ей предстоит, стиснув зубы, бороться с происками великого герцога Гаспара, которому, вместе с прочей знатью, неймется развязать войну. Еще три недели она будет намеренно игнорировать нелепую свару между буйными храмовниками и магами, которые упорно не желают признавать общепринятого уклада жизни.

И наградой за стойкость ей будут вопли Гаспара о том, что она-де уступила власть Церкви – как будто власть подобна мечу, который может одновременно находиться только в одних руках. Нет, власть не такова. На самом деле она как танец, исполняемый то с одним, то с другим партнером, танец, в котором ты точно знаешь, когда надлежит вести, а когда смиренно позволить, чтобы тебя вели… и когда достаточно лишь наступить на край подола соперницы, чтобы та с позором грохнулась на пол.

В неосторожных руках такая власть может повергнуть в пыль величайшую империю Тедаса. В том и состоял долг Селины, чтобы охранить и сберечь историю и культуру всего Орлея.

Именно в такие минуты она тешилась уже тем, что сумела подчинить своей воле строптивого университетского профессора.

– Три недели, – прошептала Селина и позволила себе с минуту праздно полюбоваться прихотливой игрой багряно-алого света, лившегося сквозь витражное стекло.

Полумаски, которые носили на публике слуги орлесианских аристократов, были копией хозяйских, только попроще и однообразней, – слуга, в отличие от хозяина, не мог позволить себе неуклонного следования за модой. Если маска главы знатного дома представляла собой львиную морду, вырезанную из слоновой кости, инкрустированную ониксом и отделанную золотом, маски его прислуги также изображали львов, но были окрашены в черный цвет и окаймлены латунными полосами. Маски защищали слуг, выходивших по делам в город, предостерегая ремесленников и торговцев: всякое оскорбление, нанесенное слуге, в конечном счете оскорбляет и его господина. По маскам же слуги разных домов тотчас распознавали вероятного союзника… или возможного врага.

Маски слуг императорского дворца в Вал Руайо, чьи обязанности подразумевали появление на публике, повторяли маску самой императрицы. В тех местах, где маска Селины была инкрустирована лунным камнем, маски прислуги были просто покрыты лаком либо – у тех, кто занимал высокие должности, – выложены слоновой костью. Золотой и лиловый цвета наносились заурядной краской. Нижнюю часть лица слуги Вал Руайо окрашивали белым, что служило еще одним признаком их особенного положения.

Для стороннего наблюдателя дворцовые слуги представляли собой скопище одинаковых бледных лиц, окаймленных золотым и лиловым. Женщины носили форменные платья, мужчины щеголяли в облегающих штанах; все это было сшито по последней моде и окрашено в цвета императрицы. Никогда не прятали лиц только стражники и те из слуг, кому не положено было появляться на людях, – к примеру, кухарка и ее подручные либо дворцовые золотари.

Впрочем, полумаски слуг скорее помпезно украшали, нежели скрывали лицо. В противном случае из-под маски не были бы видны острые эльфийские уши Бриалы.

Она шла мимо парадного зала, когда вдруг услышала оклик кастелянши:

– Эй, ты! Кролик!

– Да, госпожа? – Бриала повернулась.

– Что, турнули тебя взашей? – Кастелянша оглянулась вглубь зала, где слуги, рассыпавшиеся по стремянкам, кропотливо прилаживали громадный лиловый стяг таким образом, чтобы золотой лев дома Вальмон, к которому принадлежала императрица, оказался на нужной высоте. – В обычные дни, может, и приемлемо допускать тебя к одеванию ее императорского величества, но в день бала не должно быть ни малейшей промашки. – И тут же, скосив глаза на стяг, прикрикнула: – Поднимите выше слева!

Бриала не раз видела, как кастелянша готовится к балам. В такие дни та неизменно была раздражена и брюзглива, срывая злость на всяком, кто подвернется под руку. Сегодня, однако, что-то было не так. Выпад ее был почти беззлобным, и притом все слуги знали, что Бриала хорошо ладит с девушками, которые одевали императрицу для парадных выходов. Иначе и быть не могло – ведь тогда они стали бы врагами.

Более того, из-под маски кастелянши выбивалась непослушная прядь волос – промах, совершенно недопустимый для дворцовой прислуги. Кастелянша не могла не заметить его, разве только она снимала маску и затем надевала впопыхах.

– Да, госпожа, – вслух проговорила Бриала.

Она прислуживала императрице с детских лет, с тех пор, как Селина была лишь еще одной из бесчисленных претендентов на трон. Теперь в Вал Руайо Бриала вошла в число немногих слуг-эльфов, которым дарована была привилегия прилюдно носить маску.

Кастелянша вновь повернулась к Бриале:

– Что ж, тогда можешь потрудиться. Сбегай на кухню и потолкуй с кухаркой и ее подручными девицами. Погода нынче сухая, не хватало еще и мясо пересушить. Прошлой осенью леди Монтсиммар заявила, что утка, которую подавали на стол в Круге магов, была вкуснее нашей. – Она ожгла Бриалу гневным взглядом, и в прорезях маски видно было, как глаза ее опасно сузились. – Скажи им, что, если такое случится и в этот год, я прикажу их выпороть.

– Да, госпожа, – повторила Бриала, склоняя голову, чтобы подчеркнуть свою почтительность.

Среди дворцовых слуг существовала жесткая и наглядная иерархия, и хотя Бриала, будучи личной горничной императрицы, находилась на особом положении, это не освобождало ее от необходимости подчиняться вышестоящим.

– Ах, да не пугайся ты так. – Кастелянша фамильярно похлопала Бриалу по плечу. Бриала заметила, что застежка у нее на манжете расстегнута, – еще одна оплошность, которую ни в коем случае не допустили бы служанки, одевавшие кастеляншу. – Просто этих ленивиц нужно как следует припугнуть. Тебя бы мы никогда не подвергли порке. Теперь ступай.

– Да, госпожа, – в третий раз промолвила Бриала и двинулась прочь.

Кастелянша набросилась на слуг, сердито крича им, чтобы опустили ниже левый край стяга.

Шагая по просторному коридору, где полы были выстланы изысканными неварранскими коврами, а стены украшены рядами классических полотен и прихотливыми завитками лепнины, Бриала размышляла.

Кастелянша преданно служила Селине свыше десяти лет. Она крайне дорожила своей должностью и нипочем не позволила бы себе отвлечься от приготовлений к балу – разве только кто-то или что-то принудили ее отвлечься. Застежка и выбившаяся прядь указывали на появление нового любовника, который добился благосклонности кастелянши и урвал несколько минут ее драгоценного времени.

Вполне вероятно, что только этим дело и ограничилось, однако в Вал Руайо все было частью Игры, даже тайные любовные интрижки старших слуг. Бриала с младых ногтей наблюдала за Игрой и, поскольку была одной из фигур Селины, твердо намеревалась одержать победу.

Если предполагать худшее, кастелянша, скорее всего, не принимала сознательного участия в интриге. Бесчестье императрицы означало бы то же для кастелянши, а если, не приведи Создатель, Селина умрет или лишится власти, кастелянша, все всякого сомнения, потеряет свое место. Словом, если дело не только в чрезмерно пылком любовнике, то кастелянша всего лишь орудие, невольный участник неведомо какого заговора.

Остается понять, чье она орудие.

Кухня дышала нестерпимым жаром – здесь готовились блюда по рецептам со всего мира. Кухарка по имени Рилен была дородная румяная женщина. Ее могучие руки покрывали шрамы от ожогов, оставшихся после несчастного случая в юности – если можно назвать несчастным случаем следствие того, что предыдущая кастелянша сочла поведение Рилен чрезмерно дерзким. Бриала питала симпатию к кухарке, а потому прилагала все силы, чтобы защитить эту женщину, которая управлялась со стряпней лучше, чем она сама с тонкостями Игры.

– Мисс Бриа! – просияла Рилен, увидев Бриалу. – Ее великолепие желает чем-нибудь подкрепиться до вечернего пира? У нас есть отменные пирожные из Лаидса.

– Спасибо, Рилен, не нужно.

Бриала окинула взглядом помощниц кухарки. Среди них были и люди, но большинство – эльфы, и ни одна не носила маски. Кухонным работницам не дозволялось попадаться на глаза знати.

– Кастелянша беспокоилась насчет утки. Очень беспокоилась.

– Я сама послежу за уткой. – Рилен благодарно кивнула и, стряхнув муку с покрытых шрамами рук, переместилась к котлу, где на медленном огне томилось в соусе жаркое.

– И еще, не могла бы ты послать кого-нибудь из девушек разузнать, не меняла ли кастелянша что-нибудь в расписании бала?

– Само собой, мисс Бриа, – улыбнулась Рилен. – Я потом пришлю ее к вам.

– Спасибо.

Покинув кухню, Бриала прошлась по дворцу. В парадном зале уже развесили стяги, и теперь кастелянша кричала на тех, кто расставлял столы. Изысканные карточные комнаты, примыкавшие к залу, были обставлены в стиле различных стран: от ферелденских медвежьих шкур на полу и золотых статуэток мабари до вызывающе роскошных шелков и магических светильников Тевинтера. С балконов можно было полюбоваться на парадный зал либо выбраться на свежий воздух, на веранды, которые нависали над громадным лабиринтом живых изгородей. В зелени лабиринта тут и там искрились струи мраморных фонтанов.

– Эй ты, остроухая!

В отличие от «кролика», чей приятельски-покровительственный оттенок лишь вызывал у Бриалы легкий зубовный скрежет, обращение «остроухая» всегда было откровенно оскорбительным. В устах людей это слово подразумевало помойного нищеброда, который слишком ленив, чтобы работать, и слишком глуп, чтобы красть.

Капитан дворцовой стражи не носил маски. Как и вся дворцовая стража. Иначе наемному убийце было бы чересчур легко смешаться с толпой и подобраться к императрице в доспехах и при оружии. Удлиненное лицо капитана свидетельствовало о его благородном происхождении, плащ, украшенный золотым львом дома Вальмон, не скрывал ослепительного сверкания парадных доспехов.

Впрочем, для Бриалы было гораздо важнее, что одна из застежек на сверкающем нагруднике перекошена, а под ухом у капитана припух отчетливый след страстного поцелуя.

– Что, остроухая, ищешь, как бы увильнуть от работы? – презрительно ухмыльнулся он.

– Императрица велела мне проверить приготовления к сегодняшнему пиру.

Бриала не сопроводила свой ответ поклоном, хотя по правилам и полагалось бы – должность капитана дворцовой стражи не из последних. Бриала, однако, пользовалась достаточным влиянием, чтобы обходить правила, когда ей этого хотелось, а сейчас был именно такой случай.

– Недурная отговорка, – фыркнул он, а затем оглядел Бриалу с новым, плотоядным интересом. – Хотя, если жаждешь поразвлечься, фигурка у тебя такая аппетитная, что я бы, пожалуй, даже согласился не замечать этих мерзких отростков, которые у вас зовутся ушами. – Капитан шагнул ближе, перекрывая вид на сад. – Я бы даже мог держаться за них, как за вожжи.

В лицо ударил запах мужского пота – и лаванды, любимых духов кастелянши.

Бриала отступила с балкона в зал:

– Сомневаюсь, что императрица такое одобрит.

С этими словами она развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь. И продолжала сосредоточенно размышлять.

У капитана шашни с кастеляншей, и к Бриале он приставал лишь затем, чтобы вынудить ее уйти, не дать ей посмотреть вниз с балкона… потому-то и постарался загородить обзор. Насколько ей помнилось, капитаном дворцовой стражи этот человек стал недавно, после смерти своего предшественника. До того он служил в армии. Где именно – Бриала не знала, но если вспомнить о том, как герцог Гаспар популярен среди солдат…

Теперь она знала кто и где. Осталось выяснить что.

Бриала поспешила вниз по извилистой лестнице, чьи мраморные ступени были покрыты красным бархатом. Но не успела она добраться до двери, ведущей в садовый лабиринт, как сзади громко окликнули:

– Мисс Бриа!

Бриала обернулась и увидела, что к ней бежит эльфийка, из числа девушек, которые трудились на кухне.

– Мне сказали вас разыскать.

– Спасибо, Дисирелль. – Бриала сердечно улыбнулась девушке. – Что ты узнала?

Дисирелль понизила голос, нервно теребя тонкими пальцами рукав:

– Кастелянша добавила в список сегодняшних гостей барда, женщину по имени Мельсендре.

– Спасибо, – кивнув, еще раз поблагодарила Бриала. – А теперь, если тебе не нужно тотчас возвращаться в кухню, могла бы ты разузнать для меня, чем занимался сегодня капитан дворцовой стражи?

– Конечно, мисс Бриа. Рилен сказала, что я в полном вашем распоряжении.

– Отлично. – Бриала повернулась к выходу в садовый лабиринт. – Найдешь меня там. Мне предстоит… поохотиться.

Селине доводилось видеть, как упражняются орлесианские шевалье. Одно из самых известных испытаний – во всяком случае, среди тех, что показывались широкой публике, – состояло в следующем: на больших, обнесенных оградой подмостках устанавливались столбы, а на столбах закреплялись ряды лезвий. Когда слуги раскручивали массивное, скрытое от глаз колесо, лезвия начинали вращаться, с бешеной скоростью атакуя всякого, кто попытается проскочить между столбами. Отважные юнцы на летних праздниках проходили полосу препятствий в плотных, подбитых волосом туниках, и лезвия притом были затуплены, так что единственным, чему мог быть причинен ущерб, становилось, как правило, самолюбие участников. Говорили, что на подлинном испытании лезвия остро заточены и солдаты проходят его без доспехов.

Дворцовые приемы всегда представлялись Селине именно такой полосой препятствий.

По счастью, это испытание она проходила не одна. Сэр Мишель, защитник императрицы, шел, как всегда, в шаге позади нее – без доспехов, чтобы не создать помех продвижению Селины в толпе, но тем не менее при мече. Его облегающие штаны были из дорогого золотистого шелка, камзол – из лиловой замши, выделанной из шкур зверей, которых разводили под землей гномы. Ножны меча украшал выложенный золотом лев с глазами и гривой из лиловых сапфиров, и хотя сэр Мишель, вопреки аристократической моде, не носил ни колец, ни браслетов – дабы ничто не помешало ему в случае нужды проворно орудовать мечом, – маска его была увенчана высоким желтым пером шевалье.

– Что прикажете, ваше величество? – спросил он, понижая голос так, чтобы его могла расслышать только Селина.

На подобных мероприятиях Мишель редко подавал голос, и императрица это одобряла. Будучи ее защитником, сэр Мишель являлся как бы частью ее самой, а потому привлекал внимание не к себе, а к Селине. Он не питал интереса к Игре, однако был наблюдателен и строго следовал приказам. Мишель занимал место ее защитника уже почти десять лет, с тех пор как его предшественник погиб, защищая императрицу от наемного убийцы.

– Бриала сообщила, что она обнаружила?

– Спрятанный в зарослях меч? Да, ваше величество.

Тихий голос Мишеля звучал безупречно ровно, и если судить по его жестам, они вполне могли обсуждать изящные ледяные фигурки виверн на столах с закусками.

– Следи за бардом Мельсендре. Все начнется с нее.

– Надеюсь, сегодня вечером мне не придется сдавать экзамен по религиозной иконографии.

Селина сдержала улыбку:

– Постараюсь предупредить тебя, если в этом возникнет необходимость.

Мельсендре, бард Гаспара, пела нежным голосом об ушедшем лете и потерянной любви. Под эту песню Селина шагала среди союзников и врагов, доброжелателей и вероятных соперников.

– Ваше великолепие… – Граф Шантраль, правитель Велуна, перехватив взгляд императрицы, поклонился, и нитка черного жемчуга, прикрепленная к его перламутровой маске, отозвалась дробным перестуком. – Свет, источаемый вами, удержит в наших краях перелетных птиц, поскольку они решат, что лето все еще длится.

С некоторых пор Шантраль настойчиво добивался руки Селины. Поскольку он был безусловно предан императрице и не блистал ловкостью в Игре, Селина сохраняла с ним дружеские отношения, не подпуская чересчур близко, но и не отвергая окончательно.

Платье Селины, цвета слоновой кости, было с глубоким вырезом, и на груди ее, оттеняя утонченно-светлую кожу, сверкал крупный желтый бриллиант в изысканной золотой оправе. В тон ему платье было отделано нитями янтарных слез, которые струились желтыми лентами по корсажу, обретая темно-золотистый оттенок на манжетах и подоле платья. Маска императрицы была подобием утренней, только перья сменились золотой филигранью.

– Ваша доброта согревает душу, как теплые воды озера Селестин, – ответила она, – и хотя, боюсь, птицам все же придется улететь на юг, дабы не погибнуть от зимней стужи, я знаю: грядущей весной они вновь благословят своим полетом небеса Велуна.

Двинувшись дальше, Селина встретилась взглядом с леди Монтсиммар, чья маска была украшена по бокам парой сияющих кристаллов лириума – подарком Первого Чародея орлесианского Круга.

– Косинна, – с дружелюбной фамильярностью обратилась императрица к женщине, которая присела перед ней в глубоком реверансе. – Как же давно мы не виделись! Скажи, понравилась ли тебе утка?

– Соус был божественен, ваше великолепие.

Этим летом леди Монтсиммар и ее муж принимали у себя великого герцога Гаспара. В последние годы козырем этой семьи в Игре стала близость к Кругу магов и, соответственно, возможность воздействовать на него. Мужа Селина полагала опасным, жену – скучной и подозревала, что леди Монтсиммар даже не представляет, насколько шаткой стала ситуация с магами. И сейчас, подтверждая эту догадку, собеседница добавила:

– Однако, по правде говоря, когда мы гостили в Круге магов…

– О, я бы поостереглась обедать у них, – со смешком перебила Селина. – Кажется, всякий раз, когда маги берутся за стряпню, все вокруг сгорает до угольков.

Она проследовала дальше, и леди Монтсиммар оставалось лишь натянуто улыбнуться вслед. Даже не оборачиваясь, Селина знала, что за ее спиной сэр Мишель задержал на леди Монтсиммар жесткий неодобрительный взгляд. Это было безмолвное напоминание о том, что императрица может смеяться и продолжать Игру – либо, если будет на то ее воля, приказать, чтобы голову ее собеседницы насадили на пику. Для себя Селина сделала мысленную пометку: поговорить с мадам де Фер, магом императорского двора, о чересчур тесных отношениях семьи Монтсиммар с магами.

И снова она шла через толпу, обмениваясь приветствиями и сердечными словами, насквозь пропитанными ядом. Следует ли Орлею настоять на более выгодных условиях торговли с Ферелденом, пока дерзкий сосед еще оправляется от Мора? Что надо предпринять, чтобы трагедия Киркволла не повторилась здесь, в Орлее? Неужели университет, в котором обучаются отпрыски благородных семейств, и вправду станет принимать в студенты остроухих? Челюсти затекли и ныли от неизменной улыбки – выражения, наиболее четко видного под слоем косметики на лице, наполовину скрытом маской. За всеми колкостями, звучавшими вокруг, все так же разливался дивный голос Мельсендре.

И наконец это пафосное шествие оборвал громкий хохот великого герцога Гаспара.

Этот низкий, гулко громыхающий рык отдавался эхом над многими полями сражений. Слуги и те, кто пугливей, примолкли, сжались, точно услыхав похоронный звон; иных его властная тяжесть побудила сдавленно захихикать.

Толпа раздалась перед Селиной, открывая прямой путь к великому герцогу и стоявшей перед ним темноволосой женщине-барду. Мельсендре была без маски, хотя лицо ее покрывал обильный грим, к которому прибегали простолюдины, допущенные на собрания знати. Она отвернулась, выражая смущение от только что сказанных слов Гаспара.

Ни единый мускул не дрогнул на лице императрицы, но внутренне она напряглась, ожидая принять и выдержать удар. Селина провела в Игре почти всю свою жизнь. Как бы ни была она готова к бою, как бы тщательно ни продумывала и ни определяла свою тактику, неизменно в один краткий миг она испытывала страх.

Потом этот миг миновал, и вот она уже направлялась к женщине-барду, тайком добавленной в список гостей по велению капитана дворцовой стражи, верного Гаспару. Сэр Мишель уверенно двигался в такт ее шагам, вопреки своему крупному телосложению безупречно выдерживая ритм.

А она хороша, подумала Селина, глядя на Мельсендре. Хороша, но не безупречна. Грим скрывал то, что барду не удалось порозоветь, изображая подлинное смущение, но Мельсендре не смекнула добавить чуточку румян на щеки, дабы в любом случае произвести нужное впечатление на собравшихся вокруг аристократов. Этот крохотный недочет – не ошибка даже, но мелочь, о которой непременно подумала бы сама Селина, – непостижимым образом все упрощал.

– И какой же остроумной шуткой мой кузен вынудил умолкнуть столь прелестный голос? – осведомилась Селина в выжидательной тишине.

Мельсендре неловко замялась, но Гаспар пригнул голову в легком поклоне, едва достаточном для того, чтобы не счесть его манеры оскорбительными.

– Ваше императорское величество, – проговорил он, все еще посмеиваясь, – я лишь указал, что песня этой юной дамы напоминает мотивом «Мабари короля Мегрена».

Знать, окружавшая их, возмутительно развеселилась и захихикала. Улыбка Селины не дрогнула. Первый удар оказался хорош. Песня, которую упомянул Гаспар, была популярна – и совершенно безобидна – много лет назад, когда орлесианцы оккупировали Ферелден. В ней рассказывалось о злосчастном Мегрене, которого император Флориан послал, вопреки его желанию, править Ферелденом. В каждом куплете бедолага комически раздражался из-за различных сторон примитивной ферелденской культуры, в том числе из-за слюнявого волкодава мабари, который сожрал его маску.

Песня не была под запретом, однако потеряла свою популярность после того, как Мэрик Ферелденский убил Мегрена. Придя к власти, Селина употребила все усилия на то, чтобы укрепить добрососедские отношения между двумя государствами, и оттого песня, в которой высмеивались варварские обычаи ферелденцев, навсегда вышла из моды.

Видимо, до сегодняшнего дня.

– Помню, мои солдаты распевали эту песню на марше, – продолжал Гаспар. – Она напоминала нам о том времени, когда Орлей был готов завоевать весь мир. Бедняга Мегрен, застрявший там, куда не падает взор Создателя! Как безуспешно пытался он прижиться среди собачников!

Герцог был высок и плечист, а жесткий покрой камзола и облегающих штанов, вкупе с серебряной каймой, придавал его одежде сходство с доспехами. Золотую маску Гаспара, в соответствии с цветами его герба, украшали изумруды, и к тому же она была увенчана длинным желтым пером – великий герцог, как и сэр Мишель, принадлежал к числу шевалье.

Остается добавить, что Гаспар стоял шагах в десяти от банна Тегана Геррина, ферелденского посла, чье лицо, не покрытое гримом, исказил откровенный гнев, когда его соотечественников назвали «собачниками».

– То было печальное время для всех нас, – Селина с улыбкой повернулась к послу, – и в эти нелегкие дни Орлей счастлив полагать Ферелден своим другом.

– Ферелден надеется на то же, ваше императорское величество. – Теган благодарно улыбнулся в ответ и поклонился императрице.

– Разумеется, – бросил Гаспар, широким шагом двинувшись к послу. – Что было, то было, верно, Теган? Сейчас-то мы просто два старых солдата.

Он хлопнул банна Тегана по плечу, и ферелденец заметно напрягся от такой фамильярности.

– А вы, милорд, привезли своего пса в Орлей? – невиннейшим тоном осведомилась темноволосая Мельсендре, вызвав новые смешки в толпе.

– Да, привез, – Теган повернулся к ней, стиснув прижатые к бокам кулаки, – но не стал брать на этот бал. Сомневаюсь, что ему понравилось бы угощение.

Аристократы рассмеялись. Не будучи мастером Игры, ферелденский посол оказался достаточно умен, чтобы разглядеть подвох и использовать его себе во благо.

– Надо будет мне, Теган, как-нибудь повидать твоего пса, – заметил Гаспар, целеустремленно продолжая свою игру. – Но сегодня, в честь дружбы между нашей империей и вашим… кхм… королевством, я хотел бы сделать тебе подарок.

Он щелкнул пальцами, и тут же подбежал слуга с длинным свертком, обернутым в густо-зеленый бархат.

Гаспар принял сверток и с широкой улыбкой вручил его Тегану. Неохотно, понимая, что ступает в западню, но не зная, как избежать этого, посол развернул ткань.

Внутри, как и сообщала утром Бриала, оказался меч. Ферелденской работы, предельно строгий, но с едва различимым орнаментом вокруг гарды и крестообразной рукояти – знак того, что меч принадлежал воину благородного происхождения. Видавший виды клинок был иззубрен и кое-где покрыт ржавчиной.

– Великий герцог Гаспар!

Сэр Мишель стремительно шагнул вперед, заслонив собой императрицу. Меч никоим образом не должен был попасть в зал – стражники при входе во дворец проверяли все свертки, чтобы какой-нибудь наемный убийца не пронес оружие. Вот почему Гаспар нынче утром приложил столько усилий к тому, чтобы тайно пронести этот меч во дворец и укрыть в садовом лабиринте.

– Вольно, шевалье. – Гаспар смерил взглядом клинок. – Если б мне довелось выбирать, чем проткнуть человека, кочергой или этой штуковиной, я бы предпочел кочергу. – Он кивнул банну Тегану. – Этот меч сняли с трупа некоей ферелденской дворянки, которая причинила немало хлопот бедняге Мегрену. Кажется, ее звали Мойра. – Глаза великого герцога в прорезях золотисто-зеленой маски заискрились неподдельным весельем. – Наши слуги пользовались им, чтобы бить крыс в погребах.

Теган оцепенел, глядя на лежавший в его руках меч так, как будто в огромном зале не осталось никого и ничего, кроме этого меча. Стиснутые побелевшие кулаки скомкали зеленый бархат.

– Так этот меч принадлежал особе благородной крови? – спросила Мельсендре, добавив в свой голос точно выверенную толику сомнения.

Достаточно, чтобы вызвать в толпе насмешки над иззубренным старым мечом и побудить Тегана к опрометчивым словам, которые можно будет истолковать как оскорбление.

Замысел прост, но действенен. Банна Тегана будут подначивать, пока он, сорвавшись, не скажет лишнее. Тогда Мельсендре потрясенно ахнет, дабы и последний тупица сообразил, что ему следует оскорбиться. После чего Селине придется сделать выбор: велеть сэру Мишелю вызвать банна Тегана на поединок, чтобы защитить честь Орлея, либо промолчать и допустить, чтобы Гаспар прибег к кодексу чести шевалье и бросил вызов лично. При любом исходе отношения между империей и Ферелденом неминуемо испортятся и обе страны станут ближе к очередной нелепой войне.

А ведь именно в военных делах Гаспару нет равных.

Все эти мысли пронеслись в голове Селины, пока Гаспар подливал масла в огонь.

– Что ж, она называла себя Мятежной Королевой, хотя на самом деле больше смахивала на главаря наемников или бандитов с большой дороги. Она думала, что сумеет изгнать нас из Ферелдена.

– И не ошиблась, – проговорил Теган, упорно не глядя на Гаспара. – Мэрик, ее сын, вышвырнул всех вас из пределов нашей страны.

– Жаль, что сама Мойра этого уже не увидела, – заметил Гаспар, с ухмылкой озирая толпу. – Быть может, если бы при ней был один из этих ваших громадных псов…

Среди знати раздались редкие смешки – и этого оказалось достаточно, чтобы довести Тегана до белого каления. Селина увидела, как напряглись его плечи, как он открыл рот, собираясь сказать именно то, чего добивался Гаспар.

– Банн Теган! – окликнула она.

Селина двадцать лет правила величайшей империей в мире и в совершенстве овладела искусством, не повышая голоса, заставить всех замолчать.

Ферелденский посол повернулся к ней, так и не закрыв рта.

Селина и Гаспар вели Игру так долго, что их вражда стала уже сродни старой дружбе, и потому императрица, выступив вперед, одарила кузена едва заметной улыбкой. Прекрасный ход, говорила эта улыбка, и, возможно, в следующий раз тебе хватит умения выиграть… но не сегодня.

– Ваше императорское величество, – проговорил банн Теган.

Он был все так же напряжен, и видно было, как вздулись жилы у него на шее.

– По вашему лицу я вижу, что этот меч пробудил в вас память о прошлом. Оскорбил ли вас Орлей смертью Мойры Тейрин, Мятежной Королевы? – Толпа дружно, как один человек, затаила дыхание. – Требуете ли вы удовлетворения?

Теган поглядел на клинок, затем перевел взгляд на Гаспара. И наконец, поскольку ферелденец, не будучи искушенным в Игре, тем не менее был неглуп, он посмотрел на саму императрицу, мысленно оценил ее позицию – и негромко ответил:

– Да.

Толпа взорвалась криками, и Селина улыбнулась. Гаспар закрыл глаза и покачал головой, уже сознавая, что проиграл. Мельсендре, женщина-бард, смятенно глянула на него, явно не зная, к чему ей следует теперь побуждать толпу.

Селина оглянулась через плечо на сэра Мишеля, чуть приметно кивнула – и защитник императрицы обнажил свой меч. Сильверитовый клинок сверкнул, отливая голубизной, в просторном зале, и расшумевшиеся аристократы мгновенно стихли.

– Тогда вы его получите, – в наступившей тишине сказала императрица. – Сэр Мишель!

– Ваше великолепие? – отозвался рыцарь, держа наготове меч и ни на миг не спуская глаз с банна Тегана.

– Нам бросили вызов, а вы – мой защитник. Готовы ли вы защитить честь Орлея в поединке между особами благородной крови?

– Нет, ваше великолепие, – не мешкая ни доли секунды, ответил сэр Мишель. – Вызов брошен нам, а стало быть, именно мы выбираем оружие для поединка. Пока выбор не сделан, поединок не может начаться.

– Вот как. – Селина выдержала намеренную паузу. – Понимаю. Мне не хотелось бы обагрить едва начавшую крепнуть дружбу между нашими народами благородной кровью, пролитой в защиту былых разногласий. И потому, пользуясь законным правом выбора, для этого поединка я выбираю оружием… перья!

– Превосходно, ваше великолепие. – Сэр Мишель без колебаний выдернул из своей маски длинное желтое перо.

Знать, толпившаяся вокруг, была непостоянна, тщеславна и кровожадна – но это была ее знать. Они охотно упивались бы скандальным зрелищем кровавого поединка, но с той же охотой сейчас восхищались остроумным решением императрицы. Когда сэр Мишель отточенным движением опытного рубаки вскинул над головой перо, толпа восторженно покатилась со смеху.

Банн Теган, заметно успокоившись, опустил зеленый сверток на пол и облегченно улыбнулся императрице:

– Ваше великолепие, мне, к сожалению, нечем сражаться в поединке такого рода. Как видите, мы, ферелденцы, предпочитаем украшать себя не перьями, а мехом.

Для наглядности он поднял отороченные мехом рукава и даже удостоился смешка из толпы.

– И в самом деле. – Селина обернулась к Гаспару.

На губах великого герцога играла учтивая улыбка – так улыбались, потерпев поражение в Игре, чтобы лишить врагов удовольствия созерцать злобный оскал.

– Кузен, вы сегодня уже проявили щедрость по отношению к нашим ферелденским друзьям. – Селина изобразила благодарный жест. – Не будете ли вы так любезны предложить еще один дар?

– С превеликим удовольствием. – Гаспар моргнул, затем поклонился и быстрым, уверенным движением выдернул из своей маски длинное перо.

И вручил этот почетный знак легендарных орлесианских шевалье только что оскорбленному им собачнику-ферелденцу.

Под восторженный хохот толпы сэр Мишель и банн Теган принялись картинно фехтовать перьями. Селина улыбнулась и, обратившись к Мельсендре, попросила спеть что-нибудь праздничное.

Ночью Бриала пришла в спальню императрицы Селины через потайную дверцу, укрытую за высоким настенным зеркалом.

После бала Селина приняла ванну – она часто так поступала – и облачилась в лиловую атласную сорочку. Свечи, горевшей на рабочем столе, едва хватало, чтобы осветить листы, над которыми трудилась императрица. По большей части спальню озарял свет, льющийся из окна, – холодные бледно-желтые лучи осенней луны высоко в небе и теплое оранжевое свечение огней Вал Руайо у самой земли.

– Он заговорил? – спросила Селина, не оборачиваясь и не отрываясь от работы.

Бриала улыбнулась, глядя на свою императрицу. Длинные светлые волосы Селины были еще чуточку влажны после купания и, ловя лунные блики, привольно струились по ее спине.

– Да, хотя я не думала, что ради этого стоило прерывать ваши вечерние занятия. Ваш бывший капитан дворцовой стражи уже сознался, что тайком пронес во дворец подарок Гаспара, и всецело предает себя вашей милости.

– Как трогательно, – усмехнулась Селина и, отложив перо, повернулась к Бриале.

Лицо императрицы, как было всегда, с детских лет, представляло собой более изящную копию ее маски – тонкие черты лица, нежная бледная кожа, алые, от природы прихотливо изогнутые губы.

– А кастелянша?

Бриала замялась, и Селина одарила ее заинтересованной улыбкой. Наконец эльфийка сказала:

– Глупа, влюблена до безумия, но не вероломна. – И добавила, вспомнив, что Дисирелль и Рилен могли высечь, если бы утка не пришлась по вкусу гостям: – Впрочем, умеренное наказание наверняка поможет ей с честью и достоинством претерпеть нынешнее разочарование в сердечных делах.

– Безусловно. – Все еще улыбаясь, Селина встала и шагнула ближе. – Мы сегодня одержали победу над великим герцогом Гаспаром, а победителям пристало великодушие.

Пальцы Селины невесомо скользнули сбоку по шее Бриалы – и маска с негромким щелчком соскользнула с эльфийки.

– В конце концов, Бриа, – продолжала Селина, убрав маску, – надо быть снисходительней к ошибкам, совершенным в безумстве любви.

Щека Бриалы, уже не прикрытая маской, коснулась щеки Селины, и эльфийка вдохнула благоухание роз и жимолости – нежных ароматов недавней ванны. Атласная, прохладная на ощупь сорочка, повинуясь пальцам Бриалы, соскользнула с белоснежных хрупких плеч.

– Как скажете, ваше великолепие, – прошептала Бриала и свободной рукой загасила свечу.

Глава 2

Лемет шел по освещенным факелами трущобам Халамширала, зорко следя за тем, чтобы не наткнуться на грабителей – или людей. Он слышал, что в городах Ферелдена и, быть может, даже в других провинциях Орлея эльфов держат взаперти в отдельных кварталах, называемых эльфинажами. Однако здесь, в Долах, эльфов всегда было больше, чем людей, а потому люди сами предпочли запереться в Высоком квартале.

Интересно, думал Лемет, как устроена жизнь в эльфинажах? Быть может, если эльфов в тамошних городах так мало, то люди и не трудятся посылать по ночам стражу в эльфийские кварталы, чтобы избивать каждого встречного? Быть может, в эльфинажах все улицы чистые, а не только те, что ведут от ворот в Высокий квартал?

Правду говоря, Лемет в этом сомневался.

– Ты свалял дурака, друг мой, – заявил Трен, который недвусмысленно пошатывался на ходу.

– И не говори, – вздохнул Лемет и тут же споткнулся, угодив ногой на расшатавшийся булыжник.

В этой части города жили в основном эльфийские торговцы и ремесленники, и здешние мостовые починки не видели много лет.

– Вместо того чтобы со мной на пару плестись домой, – продолжал Трен, – ты мог бы приятно провести этот вечерок с Джинет. Но нет же – тебе обязательно нужно было ее разозлить!

– Джинет слишком много болтала! – огрызнулся Лемет и вновь огляделся по сторонам. – Только и разговоров, что про давние века. Про Долы.

– Да мало ли о чем болтают в тавернах! Никто ее толком и не слушал.

Трен схватил Лемета за плечо: из проулка за ними пристально наблюдали три юнца, державшие руки на кинжалах. Дальше эльфы шли по дальней стороне улицы и ни разу не оглянулись, пока переулок не остался далеко позади.

– Джинет слишком много думает о прошлом, – первым заговорил Лемет, когда они снова оказались одни. – Это не доведет ее до добра.

– Каким образом? В таверне были только эльфы. – Трен перехватил выразительный взгляд Лемета и закатил глаза. – Ладно. Была парочка плоскоухих, но ты же знаешь, что я имею в виду. Разве Гестан и Тэйл виноваты в том, что их мамаши якшались со знатью и в итоге нарожали полукровок? Вряд ли их пустят жить в чистеньком Высоком квартале только потому, что они выглядят как люди. Нет, друг мой, никто в таверне не станет рассказывать знати, что эльфы вспоминали, как когда-то правили этим городом.

– Да знаю, – буркнул Лемет и остановился.

Впереди перебежал улицу мальчик, тенью промелькнув в маслянистом свете факелов. На вид мальчику было не больше восьми. Стемнело уже давно, так что он наверняка на подхвате у грабителей. В их сторону мальчик не оглянулся.

– Но эти разговоры только злят народ, – продолжал Лемет. – Какие-нибудь сопляки наслушаются россказней о былой славе Долов и о проклятых шемах, предавших нас, – и, глядишь, кому-то взбредет в голову натворить глупостей.

– Например, спорить с аристократом, который не хочет платить за ремонт своих карет? – посмеиваясь, спросил Трен.

– Лорд Бенкур еще не заплатил за новую ось, – Лемет покраснел, – а теперь хочет починить передние колеса. Его слуга сказал, что он за все заплатит, как только я закончу работу.

– Хорошо, наверное, было в старые времена, – мечтательно заметил Трен. – Представь только: велишь своему слуге доставить карету в трущобы к какому-нибудь жалкому человечку и говоришь тому, что расплатишься, когда сможешь.

– Людей тогда вовсе не было. Только эльфы…

Лемет осекся.

– Ты слышал?

– Лошади, – прищурился Трен.

Друзья отошли к ближайшему проулку. Ни один эльф-торговец не глуп настолько, чтобы показаться со своей повозкой на этих улицах после наступления темноты, а это означало, что лошадьми правит человек.

Всякий эльф в Халамширале знал: когда люди приезжают в трущобы, лучше не попадаться им на глаза.

– Думаешь, кто-то из таверны все-таки проболтался? – прошептал Трен.

Стук копыт и колес по булыжной мостовой становился все громче.

– Там же, кажется, были только эльфы. – Лемет одарил друга сердитым взглядом.

Затем, щурясь в темноте, заглянул в проулок. Это был тупик, перегороженный грудой мусора и высокой стеной в том месте, где кто-то попытался расширить свою лавку.

– Ни звука! – прошипел Трен, скорчившись за ящиком.

Лемет упал ничком, стараясь не замечать, что грязь – по крайней мере, он надеялся, что это именно грязь, – сочится сквозь тунику. Друзья притихли, дожидаясь, когда экипаж людей проедет мимо.

Это оказалась карета – роскошная, свежеокрашенная в белый цвет с золотой каймой, с фонариками, которые ярко горели по бокам кучерского сиденья, разгоняя темноту. Сам кучер был массивного сложения, в его кожаный жилет были вшиты ножны для кинжалов, а на подножках с обеих сторон кареты замерли вооруженные стражники. Лемет не мог разглядеть, кто сидит внутри, – красная бархатная занавеска была плотно задернута, и наружу пробивалась только узкая полоска света. Лошади выглядели совершенно одинаково – золотистой масти и с белоснежными гривами.

С грохотом колес – единственным звуком, который нарушал тишину ночной улицы, – карета проехала мимо, и Лемет позволил себе облегченно выдохнуть.

В этот миг из темноты вылетел камень и, лязгнув, отскочил от доспеха одного из стражников.

Трен, который уже было привстал, вновь проворно скорчился за ящиком, а стражник, выругавшись, постучал по стенке кареты. Лемет напряг зрение: камень вылетел из проулка, темневшего по другую сторону улицы.

Не сразу он различил мальчишку-эльфа: тот замер в темноте, занеся для броска руку с другим камнем. Лицо мальчика было искажено гневом, свободная рука сжата в кулак.

Стало быть, отметил Лемет, уже выпрямляясь, он связался с грабителями не по собственной прихоти. Когда нет семьи, которая бы о тебе заботилась, работа на шайку грабителей, быть может, единственное спасение от медленной смерти с приходом зимы.

Лошади пронзительно заржали, и карета остановилась.

Пригнувшись, Лемет перебежал через улицу. Вслед ему летел потрясенный шепот Трена. Лемет схватил мальчишку за плечо, не дав повторить бросок. Мальчик развернулся к нему, хотел ударить, но Лемет перехватил его запястье.

– Они убили мою маму! – выкрикнул мальчишка, безуспешно пытаясь выдернуть руку.

– Тише! – Лемет оглянулся на карету.

Донесся скрип креплений – стражники спрыгнули наземь. Крепления надо бы смазать, отрешенно отметил Лемет.

– Нет у них права ездить тут после того, как они убили мою маму! – упорствовал мальчик. – Нету права!

– Да тише ты! – Лемет толкнул мальчишку вглубь проулка.

Тот поскользнулся и с шумом шлепнулся в грязь. Большие глаза его округлились от страха, и Лемет порывисто шагнул к нему. Проулок сквозной, и если пробежать…

Сокрушительный удар припечатал Лемета к стене, и эльф повалился на землю. Получив безжалостный пинок в ребра, он перекатился на спину и увидел над собой взбешенного стражника – не того, в кого угодил камень.

– Нашел этих стервецов? – раздался из кареты барственно-ленивый голос.

Стражник посмотрел на Лемета, на котором была грязная, но вполне добротная одежда ремесленника, перевел взгляд на мальчишку в краденом тряпье, до сих пор сжимавшего в руке камень.

Ребра Лемета ныли от жгучей боли, по лицу, в том месте, где он ударился о стену, щекотно ползла струйка крови.

Стражник направился к мальчишке.

Лемет схватил его за ногу, обутую в сапог.

– Сколько их было? – осведомился все тот же голос из кареты.

Стражник жестко глянул на мальчишку, затем на Лемета – и наконец едва заметно кивнул.

– Только один, лорд Мансерай, – вслух ответил он и выволок Лемета из проулка.

Стражник, в которого бросили камнем, двинулся к Лемету, обнажив меч. Лемет закрыл глаза и возблагодарил Создателя за то, что не все люди законченные мерзавцы.

Селина просыпалась медленно. Обнимая Бриалу, она наблюдала за тем, как скудные лучи осеннего солнца крадучись проникают в спальню.

Она помнила, как, бывало, в детстве спала допоздна, восстанавливая силы после изнурительного обучения искусству барда либо затянувшегося за полночь светского приема. Тогда Селина, свернувшись под невесомо мягкими одеялами, просыпалась от яркого солнечного света, заливавшего Вал Руайо, и с наслаждением мешкала, постепенно сменяя утехи сновидений на взволнованное ожидание того, что принесет новый день.

Так было до того, как на ее плечи легла ответственность за весь Орлей.

Теперь она вечерами при свете лампы читала отчеты и изучала документы, пока кровь не застучит в висках, пока не станет уже слишком поздно, чтобы выпить еще одну чашку чая. Тогда Селина валилась в постель и с силой зажмуривалась, силясь усмирить свое сознание, которое все металось от одной проблемы к другой, словно песик, гоняющий крыс в винном погребе. Просыпалась она задолго до рассвета, с неистово бьющимся от пугающих снов сердцем и сражалась со своими страхами до тех пор, пока в голову не приходила какая-нибудь идея, достойная того, чтобы встать с постели и ее записать.

И лишь когда рядом спала Бриала, разум Селины обретал недолгий покой.

Сейчас эльфийка тихонько посапывала во сне. Императрица рассеянно провела рукой по волосам своей тайной любовницы. Черные кудри Бриалы, казавшиеся серыми в предрассветной тьме, сейчас, когда солнце залило своим светом спальню, обрели легкий каштановый оттенок.

Грязно-бурые – так называла их Селина, когда Бриала прислуживала ей, будучи еще маленькой девочкой. Цвета лошадиного навоза, всего лишь безобразная тень золотистых локонов Селины. Тогда они были детьми, и Селина еще не знала ценности настоящего друга, которому можно доверять и который не противостоит ей в Игре.

Она перевела взгляд на шею Бриалы, туда, где пульсировала едва заметная жилка. Кожа эльфийки была темнее, чем у Селины, хоть она и редко бывала на свежем воздухе, и вокруг ее глаз не было следов густого загара. Бриала притворялась, будто ей это безразлично, но Селина знала: ее любовница втайне стыдится цвета своей кожи. Не острых ушей, которые выдавали ее эльфийское происхождение даже под маской, не чудесных влажно блестящих глаз, но именно загорелой, усыпанной симпатичными веснушками кожи.

Селина провела пальцем по обнаженной руке Бриалы и улыбнулась, увидев, что эльфийка открыла глаза.

– Могла бы и сказать, что не можешь уснуть, – проговорила Бриала.

– Ты заслужила отдых, – улыбнулась Селина и поцеловала ее в щеку.

– Что еще происходило на балу и после бала? – осведомилась эльфийка, сладко потягиваясь.

Выскользнув из постели, она направилась к небольшому шкафчику, где стоял, наполнившись за ночь, зачарованный чайник Селины.

– Полагаю, самое интересное ты видела, – улыбнулась императрица.

Она пошарила вокруг в поисках халата; Бриала, заваривая чай, свободной рукой кинула ей халат, и Селина ловко поймала его. Затем продолжала:

– Банн Теган прислал письмо со своей искренней благодарностью и добавил, что возвращается в Ферелден, пока не влип в еще какую-нибудь неприятность. Маркиз де Монтсиммар хочет денег, чтобы нанять солдат для оказания помощи храмовникам в поисках отступников, сбежавших из Круга. После событий в Киркволле таковых немало. И разумеется, Шантраль, граф Велун, все так же считает озеро Селестин столь бесподобно райским местечком, что императрица Орлея непременно должна связать с ним – озером – свою судьбу.

Бриала рассмеялась. Шантраль не менялся с годами – все так же учтив, серьезен и неуклюж.

– Кто-нибудь еще дал о себе знать? – спросила она и, налив чай, вручила Селине чашку с блюдцем.

Селина сделала первый глоток утреннего чая, и узелок напряжения, таившийся в затылке, растаял под напором горячего пряного напитка. Она улыбнулась, вдохнула чайный аромат и отставила чашку, чтобы набросить на плечи халат.

– Спасибо.

– Я, можно сказать, действую в своих собственных интересах. – Бриала с улыбкой покачала головой. – Мне-то хорошо известно, что бывает, если утром ты не получишь свою чашечку чая.

Селина возмущенно фыркнула, взяла чашку и сделала еще один восхитительный глоток.

– Есть новости из Лаидса, – после паузы она наконец ответила на вопрос Бриалы.

– Герцог Ремаш? – Бриала, перебиравшая наряды в гардеробе, с широко раскрытыми глазами обернулась к Селине.

– Незадолго до того, как ты и сэр Мишель разнесли замысел нашего дорогого Гаспара в пух и прах, Ремаш громко заявил, что великий герцог – неотесанный грубый хам. Он сказал, что в этом году Гаспара не пригласят на зимнюю охоту в Лаидсе и что, если я благосклонно отнесусь к его прошению, Гаспар не попадет также и на охоту в Вал Фермине.

Бриала слушала ее и одновременно обдумывала наряд императрицы на день, подбирая украшения, которые наиболее подойдут для запланированных на сегодня событий.

– Это куда щедрее, чем в прошлый раз. Если Ремаш сумеет привлечь знать на свою сторону, Гаспару некого будет призывать к войне с Ферелденом.

– Но ведь я тогда не смогу принимать тебя по ночам, – с улыбкой заметила Селина. – Боюсь, этот брак обойдется мне слишком дорого.

Губы Бриалы дрогнули в усмешке.

– Ты не первая и не последняя монархиня, которая будет принимать по ночам не только законного супруга, – заметила эльфийка ровным голосом, не глядя при этом на Селину. – Время от времени. И если брак с правителем Ферелдена более невозможен…

– Боюсь, что это так.

Некогда в юности Селина надеялась заключением брака достичь того, чего не сумел добиться силой Мегрен с его пресловутым мабари. Имея за спиной добровольную поддержку Ферелдена, Орлей мог бы отразить агрессию Неварры и даже на время забыть о проблеме Тевинтера.

Увы, король Кайлан в то время уже был женат. Помня, сколько крови было пролито, чтобы возвести на трон Ферелдена нового короля, – и сколько всего Ферелдену еще предстоит восстановить после последнего Мора, – любые поползновения Орлея в эту сторону неизбежно будут восприняты как новая угроза.

Селина, конечно, могла бы взять в мужья другого ферелденского аристократа, но это привело бы к прямо противоположной проблеме. Наиболее воинственно настроенные аристократы – такие как Гаспар – хватались бы за мечи, даже если бы Селина вышла замуж за самого короля Ферелдена. Их бы возмутило то, что правительница величайшей империи унизилась до брака с повелителем собачников, предпочтя его одному из своих высокородных подданных. Стань ее мужем кто-то рангом ниже короля – и негодующих стало бы в несколько раз больше.

В глубине души Селина и сама бы к ним присоединилась.

– Это стоит обдумать. – Бриала прервала размышления Селины.

Оглянувшись, та увидела, что эльфийка уже наливает ей вторую чашку, все так же не поднимая глаз.

– Не стоит. – Селина взяла Бриалу за плечо и легонько приподняла ее подбородок, чтобы взглянуть в прекрасные глаза своей любовницы. – Если я и свяжу свою судьбу с каким-нибудь лордом, то уж, верно, не ради одних лишь отменных охотничьих угодий на низинах Довин.

Быть может, это слишком эгоистично. Быть может, это даже непростительная ошибка в Игре. Но Селина уже слишком многим пожертвовала в своей жизни ради Орлея… так же как и Бриала.

– Ваше величество… – Взгляд Бриалы смягчился.

– А теперь скажи, чего мне ждать сегодня от министра торговли?

– Он станет просить тебя одобрить изменение налогов на торговлю по всей территории Долов. – Бриала повернула Селину спиной к себе и стянула с нее халат. – Доход с этого края в последнее время снизился, а потому министр торговли предложит незначительно увеличить налог с фургона.

– Но… – выдохнула Селина, когда пальцы Бриалы принялись за ее спину, разминая уже напряженные мышцы, которым предстояло выдержать целый день в тугом корсете.

– Он метит в эльфов-торговцев.

Ловкие пальцы Бриалы пробежались по плечам Селины, затем спустились по позвоночнику – и императрица чуть откинулась назад, навстречу рукам своей возлюбленной.

– Впрочем, на самом деле худо придется всем небогатым торговцам. Они возят товары в маленьких фургонах, а вот у торговцев, которым покровительствует знать, фургоны гораздо больше. Рост налога на фургон будет для знати, скорее всего, неощутим, но многих менее зажиточных торговцев он просто разорит.

– Что, если увеличить налог на каждый стоун груза? – спросила Селина. – Этот налог будет учитывать вес любого груза, а значит, равномерно повлияет и на богачей, и на бедняков.

– Мне придется проверять все подсчеты, но, пожалуй, этот ход может принести прибыль и казне, – ответила Бриала, продолжая разминать спину императрицы.

– Спасибо.

Селина взглянула в окно. Солнце уже поднялось над горизонтом, и спальню наполнял дневной свет. Без особой охоты она вновь набросила халат и отступила от умиротворяющих пальцев Бриалы.

– Узнай, пожалуйста, что сегодня поделывает Гаспар. Если капитану стражи больше нечего сообщить нам, быть может, придется потолковать с этим бардом.

– Формально она пока еще работает на Гаспара. Мои подручные потеряли ее след. Сейчас они заняты поисками, но орлесианского барда нелегко найти, если она не хочет, чтобы ее нашли.

– О да. – Селина улыбнулась. – Что, по-твоему, выбрать: заколку с сапфирами или сеточку из антиванских бриллиантов?

Бриала сдвинула брови и, держа в руках обе безделушки, испытующе оглядела Селину:

– Сапфиры тебе больше к лицу, но для встречи с торговцами… Бриллианты из Антивы – прямое напоминание о наших торговых связях.

Селине еще раньше пришла в голову та же мысль.

– В таком случае принесем мой модный шик в жертву уместной символичности.

С улыбкой Бриала шагнула к императрице и одарила ее нежным поцелуем:

– Вы святая великомученица, ваше великолепие.

Она взяла с туалетного столика свою маску, направилась к зеркалу, за которым был спрятан проход в ее комнату, и скрылась из виду.

Селина поднесла чашку к губам и сделала глубокий вдох. Допив вторую чашку, она позовет слуг, и тогда Бриала, а с нею прочие девушки придут одевать императрицу, трудиться над ее прической, наносить на лицо дневной макияж.

И никто из них, кроме Бриалы, не будет знать о первой чашке чая, которую выпила Селина этим утром. Или о кратких тайных мгновениях, подаренных женщине, рядом с которой Селина могла заснуть по ночам.

Гаспар кивнул, отвечая на поклон Шантраля, графа Велуна, и жестом пригласил его сесть. Маркиз де Монтсиммар был уже здесь и неспешно потягивал свой бренди.

Они находились в курительной комнате дома, который Гаспар содержал в Вал Руайо. Темно-красные стены и изысканные столы из железного дерева были украшены трофеями – равно охотничьими и боевыми. В одном углу, рядом с огромным мечом порождения тьмы, красовалась оскаленная голова оборотня, а на столе перед ними в изящной хрустальной вазе стояла роза, вырезанная из цельного куска янтаря, – приз, выигранный Гаспаром на турнире в давние дни юности.

Гаспар махнул рукой слуге, который ввел в курительную Шантраля, и слуга поспешно удалился, закрыв за собой дверь.

– Хотите выпить? – спросил Гаспар.

Шантраля передернуло, отчего нелепые нити черного жемчуга на его маске отозвались сочувственным перестуком.

– Боюсь, если я позволю себе увлечься выпивкой, то вряд ли долго удержусь в седле.

Шантраль, подобно Гаспару и Монтсиммару, сменил сегодня обычный придворный наряд на кожаный костюм для верховой езды. Императрица пригласила аристократов Вал Руайо на охоту, которая ожидалась сегодня днем.

– Отчего же? – смеясь, спросил Монтсиммар.

Этот крупный мужчина в молодости был неплохим воином, но заметно расплылся с тех пор, как тяжелая рана в большом сражении лишила былой силы его правую руку и вынудила навсегда распроститься с мечом. Тем не менее он до сих пор носил длинное желтое перо, прикрепленное к лириумной маске, – отличительный знак шевалье.

– Неужели ты, Шантраль, так и не научился пить, не пьянея? Чем еще заниматься в Велуне, кроме доброй выпивки?

Шантраль мгновенно напрягся, и Гаспар примирительно вскинул руку:

– Господа, успокойтесь. Монтсиммар, не будьте ослом.

Маркиз усмехнулся и, подняв бокал, сделал изрядный глоток.

– Итак, Шантраль, – продолжал Гаспар, – как вам вчерашнее представление на балу?

Граф опустился в огромное мягкое кресло, снова брякнув своими дурацкими жемчужинами.

– Милорд, меня оно встревожило, – и добавил, обращаясь к Гаспару: – Вижу, вы вернули себе перо.

– Да у нас дюжины этих перьев, – усмехнулся Монтсиммар. – Они вечно ломаются и пачкаются, даже если носить их только на балах. Что до турниров – если перо не приходится менять после каждой стычки, считайте, что вам повезло.

– И тем не менее, – с нажимом сказал Гаспар, показав на новое перо, которое было прикреплено к его маске, – суть дела от этого не меняется. Вместо того чтобы ответить на вызов достойной дуэлью, Селина предпочла раскланяться перед Ферелденом.

– Превратив знак орлесианских шевалье в игрушку, – прибавил Монтсиммар уже без малейших признаков былого веселья. – С тем же успехом она могла бы сыграть в мяч императорской короной.

– Как вам хорошо известно, я не шевалье… – начал Шантраль.

Гаспар подумал, что это явное преуменьшение. Чопорный и щуплый граф Велун, вероятнее всего, никогда не проливал крови в бою. Все же и ему была ведома доблесть – что недвусмысленно показали его следующие слова:

– Однако и я люблю Орлей. Мой отец пал, сражаясь в Ферелдене. И я не желаю, чтобы его жертвенная гибель обернулась мимолетной забавой по прихоти императрицы.

– Вы не одиноки. – Гаспар одарил графа улыбкой, которую часто использовал на турнирах, улыбкой, которая вынуждала соперников гадать, что же такое известно великому герцогу, чего не знают они? – Нас много – мужчин, готовых спасти Орлей от женщины, которая того и гляди вручит его нашим врагам с поцелуем в придачу, да еще и помашет вослед.

Шантраль застыл:

– Милорд, вы ведете речь о государственной измене!

– Шантраль, я веду речь о благе нашей империи.

Гаспар подавил вздох. Граф прекрасно осведомлен о цели этой встречи, но его, точно нервную дворянскую барышню, надобно еще подвести к верному решению.

– Селина правит уже двадцать лет, но до сих пор не желает выходить замуж, даже сейчас, когда наша империя отчаянно нуждается в незыблемости и силе. Она заигрывает с Ферелденом и морочит голову вам, а между тем наши маги и храмовники смотрят на то, что творится в растреклятой Вольной Марке, и проникаются опаснейшими настроениями. Селина же не предпринимает ничего. – Гаспар одним большим глотком осушил свой бокал, резко выдохнув, когда бренди обжег ему горло. – И вот этим, смертельно опасным для страны бездействием она сама совершила государственную измену.

Наступило долгое молчание. Монтсиммар быстро взглянул на Гаспара, и тот едва заметно покачал головой. Да, они рисковали, но это был рассчитанный риск. Даже если Шантраль откажется к ним присоединиться, добиться его молчания наверняка можно, и не прибегая к насильственным мерам. Притом, будучи шевалье, Гаспар никогда не опустился бы до того, чтобы подло зарезать человека посреди курительной комнаты.

– Полагаю, – сказал наконец Шантраль, – что я все же выпью вашего бренди.

– Молодчина, – одобрил Монтсиммар и, наполнив бокал, передал его Шантралю.

Пальцы графа, принявшие бокал, заметно дрожали.

Гаспар улыбнулся. Селина, по всей вероятности, считает, что выиграла вчерашнюю схватку, и, возможно, в глазах придворных фатов и щеголей так оно и есть. Вот только Орлею в предстоящей войне нужны будут совсем не такие люди.

– Я намерен, – вслух сказал Гаспар, – заговорить с ней сегодня на охоте и сделать ей предложение руки. Быть может, она наконец внемлет голосу разума, и тогда этот наш разговор останется лишь праздной болтовней за бутылкой.

– Вам нелегко будет излагать свои доводы на виду у всей знати, – заметил Монтсиммар, снова наливая себе из графина. – Не говоря уж о ее проклятом защитнике.

– Я найду способ поговорить с нею с глазу на глаз, – посмеиваясь, сказал Гаспар. – Что касается защитника… полагаю, сегодня он может оказаться не у дел.

Немало лет миновало с тех пор, как сэр Мишель в последний раз дрожал от страха, – но именно это произошло, когда он увидел записку на кровати в своих покоях. Страх обрушился на него, точно удар грома, лицо окаменело, и кожу на нем стянуло так, что разом заныли все зубы.

На сложенной записке было начертано: «Сэру Мишелю де Шевину». «Сэру Мишелю» было написано изящным и четким почерком, а «де Шевину» – криво и небрежно. Сторонний человек мог бы подумать, что рука пишущего дрогнула или же сломалось перо.

Мишель развернул записку. Там были указаны только время и место – более ничего. Подпись отсутствовала.

Будучи защитником императрицы, Мишель знал ее распорядок дня наизусть. Этим утром она встречалась с министром торговли – заурядное мероприятие, которое не предполагало его присутствия. Однако во второй половине дня должна состояться охота, на которую приглашены те аристократы, что задержались в Вал Руайо после бала. К этому времени Мишель должен быть подле нее – как приличия ради, так и благодаря общеизвестной истине, что многие титулы меняли своих хозяев из-за «несчастного случая на охоте». Если постараться, чтобы встреча так или иначе оказалась короткой, он вернется вовремя.

Защитник императрицы занимал особое, отдаленное от прочих положение при дворе. Хотя имя «де Шевин» говорило о знатном происхождении, Мишелю полагалось отринуть все честолюбивые устремления и хранить преданность только императрице и кодексу шевалье. Мишель присягал защищать Селину от убийц и сражаться от ее имени на всех поединках, однако он был не только телохранителем, но и доверенным лицом; посвященный в тысячу тайн, он должен был служить глазами и ушами императрицы там, где не присутствовала она сама. В любой схватке, в любом окружении он оставался воплощением самой императрицы, точно так же, как великий герцог Гаспар, пребывая в Тевинтере или Ферелдене, воплощал собою символ могущества Орлея.

Хотя, мысленно признал Мишель, одеваясь, такое сравнение Гаспар сейчас вряд ли бы оценил.

Он оделся для прогулки верхом. Рукава куртки и наружная сторона штанов были укреплены стальными вставками. Пускай подобное облачение и не защищало Мишеля также надежно, как полный доспех, в нем было легко двигаться, и это давало определенные преимущества в вероятной схватке. Сегодня Мишель не мог облачиться в доспехи. Сегодня он был живым воплощением пустого места.

Он оставался в маске, покуда не вышел из дворца, воспользовавшись, никем не замеченный, дверью для слуг – а затем убрал маску в потайной карман куртки. Идя по Вал Руайо без маски, Мишель ничем не выделялся из толпы. Он равно мог быть и купеческим сынком, и солдатом в увольнении.

Спешить было незачем, но смятение подхлестывало его, заставляя невольно ускорять шаг. Вскоре Мишель уже покидал богатые кварталы близ дворца. Глянув налево, он различил полосу зелени, протянувшуюся ниже башни. Пару минут спустя полоса превратилась в парк, который располагался на приземистом холме, благодаря чему был виден почти со всех концов города. Башня, высившаяся на вершине холма, служила центром небольшой крепости – Академии шевалье.

К услугам посетителей академии была узкая тропа, рассекавшая парк. По траве парка, согласно древней традиции, могли ступать только шевалье и ученики, которые использовали парк для упражнений.

Подобную сцену увидел сейчас Мишель: десяток юношей – и одна-две девушки – в громоздких учебных доспехах карабкались на деревья. Кряхтя от напряжения, они добирались до самых высоких веток, хватали яркие лоскутья и неуклюже спускались вниз, подгоняемые окриками своего наставника. Едва их ноги касались земли, им совали в руки утяжеленные мечи и щиты и сержанты атаковали их с обмотанными тканью шестами. Мишель вспомнил, как горели от боли легкие, как изнуренные руки болтались, словно ветки на ветру, когда он пытался удержать перед собой щит. Когда упражнение завершалось, сержанты хватали лоскутья, забрасывали их на деревья – и все начиналось сызнова. Мишель спрятал усмешку, когда кто-то из учеников оступился и кубарем покатился наземь. Судя по лицу наставника, парнишке назавтра предстояло несколько дополнительных тренировок.

Годы, которые Мишель провел в Академии, были лучшими в его жизни. Он поступил туда, имея лишь рекомендательное письмо от графа Ги де Монфора, которое подтверждало его благородное происхождение, и набитый золотом кошелек в оплату обучения. Он упражнялся с рассвета и до заката, обучаясь правильно стоять, дышать, заставлять тело двигаться, когда мышцы отказываются подчиняться. Он научился владеть двуручным мечом, мечом и щитом, парными длинным и коротким клинками. Он узнал, как заставить обученного боевого коня двигаться так, словно ноги животного – твои собственные ноги, как вести бой на необученном коне и при этом не дать себя убить. Он сражался в пластинчатых латах, кожаном доспехе и кольчуге и научился не задумываясь использовать особенности любого вида брони, чтобы получить преимущество в бою.

А еще он узнал гордую историю шевалье. Он научился ставить долг и доблесть в сражении выше своей жизни. Научился подставлять свой щит, чтобы блокировать удар, предназначенный соратнику, принимать свою смерть как неизбежный исход жизни, прожитой во имя чести.

Когда испытания в академии завершились, Мишеля и других старших учеников вывезли в город. Их разлучили с дворцом, с книгами по истории, с повествованиями о доблести. Их загнали в кареты и после наступления темноты повезли в трущобы.

Ваши тела были испытаны и признаны сильными, сказали наставники. Ваши умы были испытаны и признаны острыми. Наставники пустили по кругу бурдюк с крепким вином, вытолкали учеников из карет и сказали: теперь испытайте свои клинки. Трижды в этом году эльфы, живущие на здешних улицах, подняли руку на орлесианского лорда и один раз – на леди. Идите же и свершите правосудие орлесианских шевалье.

Мишель знал, что, скорее всего, эта история – ложь, а если и нет, им не дано узнать, кто именно из эльфов совершил преступление. А еще он знал, что целью этого последнего испытания были отнюдь не поиски истины. В ту ночь он испил вина и испытал свой клинок.

Сэр Мишель де Шевин никогда не оглядывался назад.

Он повернул прочь от Академии шевалье и двинулся в трущобы.

Вскоре он вошел в таверну, упомянутую в записке. Это была убогая дыра, и в такую рань здесь торчали только запойные пьяницы да воры, которым больше некуда было податься.

Мельсендре, темноволосая женщина-бард, выступавшая вчера на балу, сидела одна за ветхим колченогим столом. Платье она сменила на кожаный костюм, а у бедра вместо лютни висели ножи. Увидев Мишеля, Мельсендре улыбнулась.

– Сэр Мишель, – проговорила она, и в ее медоточивом голосе зазвенело веселье. – Ваш приход оказывает этому заведению великую честь.

Мишель сел напротив:

– Зачем я здесь?

– Быть может, мне захотелось, чтобы вы вспомнили свое детство, – сладко улыбнулась Мельсендре.

Пальцы Мишеля стиснули край стола с такой силой, что ветхое дерево заскрипело.

– Ох уж эти шевалье, – продолжала она, – совершенно лишены чувства юмора. Всякий раз, когда я имею с ними дело, мне приходится заново заучивать этот урок. Таковы уж, понимаете ли, издержки свободной профессии. И кстати, о чувстве юмора. Интересно, станут ли шевалье смеяться, когда обнаружат, что благородное происхождение одного из их выучеников весьма и весьма сомнительно? Как вы полагаете, сэр Мишель?

– Думаешь, ты первая, кто пытается уязвить меня тем, что я лишь дальний родич де Шевинам, что происхожу из угасшего рода?

Мишель ожег женщину-барда неприязненным взглядом – та лишь изогнула ухоженную бровь – и твердым, уверенным голосом продолжил:

– Сомневаться в моем происхождении, бард, значит подвергать сомнению мою честь. Придется вытерпеть официальное расследование, но затем я буду оправдан, а вот ты наверняка заплатишь за оскорбление жизнью.

Мельсендре ничего не ответила.

Что ж, попытаться стоило. Мишель смягчил тон:

– Впрочем, в официальных расследованиях мало приятного, да и я не заинтересован в твоей смерти. Чего ты хочешь? Вряд ли ты позвала бы меня сюда, если бы тебе ничего от меня не требовалось.

Женщина-бард усмехнулась и щелкнула пальцами. За спиной у Мишеля все, кто был сейчас в таверне, обнажили клинки.

– Сэр Мишель, – сказала Мельсендре, – вы уже доставили все, что мне нужно.

Глава 3

Мишель вслушался в металлический шорох, с которым клинки выскользнули из ножен.

– Шестеро?

– Семеро, ну да к чему мелочиться? – Женщина-бард усмехнулась.

Мишель развернулся, пинком опрокинул стул на подбиравшихся сзади головорезов и приступил к делу.

Его клинок – не парадное оружие защитника императрицы, а обычный длинный меч из красной стали, вполне добротный в бою и достаточно заурядный, чтобы не привлекать внимания, – вылетел из ножен и тут же вошел в горло ближайшего в безупречно исполненном приеме «Дуэлянт Ловит Яблоко».

Никто из нападавших не успел еще даже двинуться с места, и когда раздался потрясенный крик, Мишель толкнул умирающего на его товарища и безукоризненно точным ударом из серии «Второй Щит» проткнул насквозь тело первого противника и поразил второго. Затем он выдернул меч, и оба повалились замертво.

Из семерых осталось пятеро. Мельсендре обнажила кинжал, но вступать в бой не спешила.

Остальные головорезы ринулись вперед, размахивая мечами, и Мишель бросился им навстречу. Одним широким взмахом клинка он отразил большинство ударов справа, принял удар слева на укрепленный рукав куртки и вырвался из круга, в котором его попытались зажать.

Второго клинка у него не было, так что большинство приемов серии «Медведь Калечит Волков» здесь не подходило. Мишель пинком отправил опрокинутый стул налево, чтобы создать помехи противникам, потом ушел вправо и, держа меч обеими руками, низким выпадом рубанул ближайшего врага по коленям. Бандит, оказавшийся перед ним, попытался блокировать его удар, но Мишель, пользуясь преимуществом двуручной хватки, изменил направление выпада и ударил снизу вверх, оставив на лице противника неглубокий, но скверный разрез.

Четверо. Мельсендре обеспокоенно поглядывала на Мишеля, держась так, чтобы их разделял стол.

Мишель сделал выпад влево, лишь на звук отразив удар, шагнул вперед и что есть силы врезал противнику эфесом в лицо. Тот оказался слишком близко, чтобы можно было проткнуть его мечом, и тогда Мишель, применив еще одну коварную уловку из «Второго Щита», сделал выпад мимо него и рассек колено тому, кто, не ожидая удара, держался позади товарища. Мишель зарычал и рванулся вперед, вынуждая обоих врагов к отступлению. Они ударились о стол и упали, и Мишель, отступив на шаг, прикончил их парой точных ударов.

Трое – нет, двое. Краем глаза Мишель заметил, что Мельсендре метнулась к наружной двери.

Он развернулся, но недостаточно быстро, и пропустил удар головореза, остававшегося сзади. Бок пронзила жгучая боль. Мишель скривился, отвел следующий удар, рубанул по запястьям нападавшего, а затем ударом крест-накрест располосовал ему горло.

Остался один. Бард.

Мишель стремглав ринулся к выходу, выскочил наружу, лихорадочно высматривая Мельсендре, пока она еще не скрылась в рыночной толпе.

Что-то мелькнуло на краю зрения, стремительно приближаясь к нему. Мишель развернулся и взмахнул мечом.

Тонкий полотняный мешочек лопнул при ударе, обдав лицо Мишеля облачком зеленой пыли.

Он зашатался, попятился, давясь кашлем. Нестерпимая боль обжигала глаза и горло. Ослепленный, мучимый удушьем, Мишель желал сейчас только скорчиться бессильным клубком на земле. Но годы обучения удержали его на ногах, принудили вскинуть меч и круговым взмахом попытаться отразить невидимую атаку…

Бесполезно. Что-то тяжелое обрушилось на затылок.

Мишель повалился наземь и, теряя сознание, успел подумать, что наставники были бы им недовольны. Ведь он забыл, что первым следует убивать барда.

Селина испытала крайнее недовольство, обнаружив исчезновение своего защитника, когда пришло время отправляться на послеобеденную охоту в ухоженные леса под стенами Вал Руайо. После победы, одержанной на вчерашнем балу, она полагала жизненно важным не останавливаться на достигнутом и удержать Гаспара на оборонительных позициях – хотя бы на те пару недель, которые необходимы Верховной Жрице Джустинии, дабы собраться с духом и решительно выступить от имени Церкви по поводу растущей вражды между храмовниками и магами. Охота должна была предоставить императрице возможность выявить среди знати тех, кто еще не определился с позицией, и подтолкнуть их в нужном направлении. А также наглядно показать сторонникам Гаспара, что любые действия, направленные против нее, приведут к неприятным последствиям.

Сэр Мишель всегда был воплощенная ответственность и пунктуальность. Он не оставил никакого сообщения, а потому было очевидно, что отсутствует он не по своей вине.

Селина отправила Бриалу на поиски. Затем, поскольку отменить охоту означало бы проявить слабость, она велела привести свою ослепительно-белую кобылку, расправила юбки костюма для верховой езды и двинулась в бой.

Знатные господа и десяток дам, прилично ездивших верхом, слуги знатных господ и дам, охранники Селины, егеря, занимавшиеся мелочами, заботиться о которых аристократы считали ниже своего достоинства, – народу набралось достаточно, чтобы обеспечить безопасность императрицы и в отсутствие ее защитника. Вся эта кавалькада ехала через лес – обихоженный тщательно, но не чрезмерно, так, чтобы и было где поохотиться, и неопытный всадник не угодил в беду. Вокруг Селины стоял неумолчный шум. Слуги грубо рявкали на своих подручных, раздавая распоряжения, аристократы болтали и смеялись, то и дело взлаивали гончие псы. Дамы облачились в платья для верховой езды, господа щеголяли кожаными костюмами того же предназначения, и все эти наряды были отделаны серебром, золотом и лентами, которые подбирались под цвета особых, предназначенных для этого случая масок. За хозяевами тянулись слуги, неизменно готовые метнуться с бокалом вина или вертелом, на который насажены ломтики мяса, сыра и вымоченных в вине фруктов к тому из всадников, кто предпочтет охоте возможность подкрепиться.

Селина ехала в ледяном молчании, на губах ее застыла учтивая улыбка. В смятении, распоряжаясь о поисках сэра Мишеля, она не стала пить чай перед отбытием на охоту и оттого чувствовала себя взвинченной и в то же время угнетенной.

Рядом с нею, там, где обычно находился сэр Мишель де Шевин, ехал великий герцог Гаспар.

– Как, Гаспар, вы не взяли с собой лук и стрелы? – окликнул маркиз де Монтсиммар, вплотную подъехав к ним на своем жеребце.

– Нет, – Гаспар обернулся, – не хотел смущать благородных господ видом крови.

– Что же вы тогда будете пить, кузен? – осведомилась Селина, не удостаивая его взглядом.

Гаспар рассмеялся.

– Без лука и стрел вам добычи не видать, – вставил лорд Шантраль.

Он был заметно взволнован и ерзал в седле.

– Если понадобится, – ответил Гаспар, все еще улыбаясь, – я прибегну к перу.

Гости императрицы тотчас притихли.

– Не самый удачный выбор, – заметила Селина, – помня то, как легко вас обезоружили вчера вечером.

Собравшиеся рассмеялись, но это был скорее нервный смешок, нежели дружный одобрительный хохот. Быть может, она переоценила вчерашнюю победу?

Далеко впереди залаяли псы, погнавшие добычу. Селина повернулась к своим спутникам.

– Вперед! – бросила она.

Кивнув охранникам, императрица пришпорила белоснежную лошадку и поскакала вглубь леса.

Эта выходка застигла гостей врасплох: обычно охота императрицы больше напоминала увеселительную прогулку, и охотники всей компанией, не разделяясь, прочесывали лес в поисках загнанного гончими зверя, чтобы добить его ударом меча или выстрелом из лука. Однако пикировка с Гаспаром выбила Селину из колеи, и ей требовалась передышка, чтобы собраться с силами для следующей стычки. Белая лошадь уверенно неслась вперед, стремительно отдаляясь от охотников – те уже рассыпались по лесу, и каждый стремился первым настигнуть добычу.

Стук копыт сзади развеял это недолгое заблуждение. Селину нагонял могучий тяжелый конь под опытным всадником, и она, решив не ударяться в притворное бегство, перешла на рысь. Мгновение спустя ее нагнал Гаспар.

– Ваше императорское величество, – проговорил он.

– Кузен, – отозвалась Селина.

В считаные секунды кавалькада охотников оказалась за пределами слышимости, и двое всадников в одиночестве ехали бок о бок по удобной ухоженной тропе.

– Так или иначе, брать с собой лук и стрелы было бы ни к чему, – после некоторого молчания заметил Гаспар.

– Вы настолько неумелый охотник? – осведомилась Селина.

– Вовсе нет. – Гаспар засмеялся. – Просто эти леса слишком мирны и безопасны. Почти что парк. Я предпочитаю охотиться в Лаидсе.

– В таком случае жаль, что этой зимой вы не сможете побывать на охоте у герцога Ремаша.

– На самом деле Ремаш прошлым вечером после бала пригласил меня принять участие в охоте. – В голосе Гаспара зазвучали жесткие нотки. – По его словам, в лесу сейчас стало так опасно, что он будет только рад обществу человека чести.

– Ах, да перестань ты! – с досадой бросила Селина. – Все равно здесь нет никого, кроме нас.

Гаспар на мгновение смолк, а потом разразился хохотом.

– Дыханье Создателя! – воскликнул он, хлопнув себя по ноге. – Надо отдать тебе должное, Селина, мужества тебе не занимать. Будь ты мужчиной, из тебя вышел бы отменный полководец.

– Именно поэтому ты и плетешь против меня заговоры? – Она оглянулась на Гаспара. – Оттого, что я не мужчина?

Великий герцог задумался, и, судя по всему, непритворно.

– Нет, – ответил он наконец, – настоящая причина в том, что ты – это не я.

– Как и весь прочий род людской. – Селина покачала головой.

Что ж, по крайней мере, он честен в своем безрассудстве.

Они выехали на прогалину, и Селина придержала лошадь.

– На твоей стороне Монтсиммар, а теперь и Шантраль, и ты утверждаешь, что Ремаш также примкнул к тебе.

– Не только он, – пожал плечами Гаспар. – Полагаю, с пером ты хватила через край.

– И ты рискнешь Орлеем, чтобы заполучить трон? Именно сейчас?

– Безусловно.

Селина сделала гневный жест:

– Уж ты-то должен понимать, что маги и храмовники вот-вот схлестнутся в открытой войне – если только мы не найдем способ это предотвратить!

– Схлестнутся наверняка, и я не вижу, чтобы ваше великолепие хоть пальчиком шевельнули, дабы их остановить.

– А я, великий герцог, не понимаю, чем нам поможет вторжение в Ферелден! – Селина одарила Гаспара испепеляющим взглядом. – Если бы вчера вечером ты убил банна Тегана, к весне из-за твоей прихоти гибли бы наши солдаты.

– Добрая война способствует единству империи. Быть может, именно так нам и следовало бы поступить – чтобы эти недоумки из Церкви и Круга проливали кровь иноземцев, а не своих сограждан.

С этими словами Гаспар поднял руку и, к изумлению Селины, снял маску.

Немало лет прошло с тех пор, как она в последний раз видела лицо великого герцога. Черты его были все так же по-ястребиному хищными и жесткими, и он явно проводил немало времени на свежем воздухе – лицо заметно загорело в тех местах, где его обычно не прикрывала маска.

Такой поступок был равносилен вызову.

Помедлив немного, Селина тоже сняла маску. Гаспар, все еще улыбаясь, едва заметно кивнул.

– Знаешь, – сказал он, – ты ведь права. Нам сейчас и вправду нужна сильная империя. Нельзя предаваться интригам в личных интересах, когда надвигается война.

– Но ты именно этим и занимаешься, накаляя наши отношения с Ферелденом и утверждая, будто я бездействую, не пытаясь предотвратить распад Церкви!

Гаспар изогнул бровь:

– Ты уступаешь власть Джустинии.

– Я даю Церкви один-единственный шанс воссоединиться, прежде чем вынуждена буду войти в историю как Безумная Императрица, утопившая Орлей в крови орлесианцев.

– Селина, – великий герцог покачал головой, – ты всегда слишком много думала о том, что скажет про тебя история.

И, вдруг подавшись к ней, добавил:

– Выходи за меня замуж.

Этот поворот застал Селину врасплох, и она знала, что выражение лица выдало ее с головой. Селина выругала себя за то, что поддалась на провокацию Гаспара и сняла маску.

– Ты слишком много позволяешь себе, кузен.

– У тебя стальная воля, Селина. – В голосе Гаспара не было ни тени иронии или веселья. – Меня это восхищает.

– Твоя жена убила мою мать.

– И за это ее убил твой отец, – отпарировал Гаспар почти равнодушно, – а потом и сам умер, скорее всего, из-за отравленного стилета, который всегда прятала в рукаве Калиенн. И это была Игра, в коей исправно принимали участие обе наши семьи. Если ты предпочитаешь цепляться за память о пролитой в прошлом крови, нежели спасти Орлей, значит я тебя переоценил.

Он медленно выдохнул, глядя на Селину, и на губах его заиграла легкая улыбка.

– Я думал, что после смерти родителей ты выбыла из Игры. Так же считали и герцог Бастьен, и герцог Жермен. Мы все ошибались.

Он повел рукой, очертив взмахом окружающий лес, словно охватывал таким образом весь Орлей.

– Тебя заботят университет, договоры, балы и празднества. Мне все это безразлично. – Гаспар усмехнулся вновь, и эта усмешка походила на оскал хищника. – Зато я могу уберечь Орлей, сколько бы крови это ни стоило. Вместе мы могли бы спасти эту империю.

То, что они находились в дальнем родстве, не имело особого значения, и, по правде говоря, такой брак действительно мог бы объединить Орлей. Селина на мгновение задумалась, непритворно взвешивая предложение Гаспара, не сводя взгляда с великого герцога, который с открытым лицом восседал перед нею на своем огромном боевом коне, горделивый и сильный.

И все же в конце концов отрицательно покачала головой:

– Гаспар, мне нужны твоя мудрость и сила для защиты империи. Но муж мне не нужен.

Гаспар тряхнул головой.

– Надо же было попытать счастья, – пожал он плечами.

И вдруг с проворством, несвойственным людям такого крупного сложения, бросил своего коня вплотную к Селине. Рука его тяжело легла на ее плечо.

– Твоя охрана сейчас далеко, Селина, – процедил Гаспар с искаженным лицом, – а твой хваленый защитник, судя по всему, выбыл из игры. Я не был причастен к смерти твоей матери, – на мой взгляд, вся эта история отвратительна, – зато я знаю, как устроить несчастный случай на охоте.

Пальцы Селины обхватили его запястье, и он, вскрикнув от боли, рывком отпрянул назад. Рука его задымилась, тонкая ткань рукава оказалась обуглена. Великий герцог судорожно прижал к груди поврежденное запястье.

– Гаспар, я взошла на трон в шестнадцать лет, после того, как твоя жена убила мою мать. – Селина подняла руку, показывая ему кольцо со сверкающим рубином, который сейчас полыхал огнем. – И нет, у меня нет ни малейшего желания говорить сейчас о кровавом прошлом нашей семьи. Я и так все прекрасно помню. – Ловким движением пальцев она вытряхнула нож из потайных ножен на рукаве, вскинула его – и лезвие ножа охватили язычки пламени. – И я правлю Орлеем вот уже двадцать лет не только с помощью балов и празднеств.

Рука Гаспара скользнула к рукояти меча, и на долю секунды оба замерли.

Затем Гаспар выхватил меч, и в тот же миг Селина, прянув вперед, полоснула пылающим ножом по его предплечью. И, припав к шее белой кобылицы, рывком послала ее вбок. Меч Гаспара был длиннее ножа, что давало великому герцогу безусловное преимущество, но если ей удалось достаточно болезненно ранить его правую руку…

И тут вдалеке снова залаяли гончие. Гаспар мимолетно оглянулся на лай, вздохнул и на миг опустил голову в коротком поклоне.

– Запомни, кузина, – проговорил он. – Всего, что бы ни произошло, ты могла бы легко избежать с помощью брачного обета.

Он убрал меч в ножны.

Селина знала, что может прямо сейчас поднять тревогу. Одни сторонники Гаспара были ему безусловно преданы, но другие ужаснулись бы тому, что он угрожал мечом императрице. Как только прибудет ее охрана, кузена закуют в кандалы.

Но если так поступить, еще до захода солнца в Орлее вспыхнет война.

Гаспар надел маску и, по-прежнему прижимая к груди обожженную руку, покинул прогалину.

Покачав головой, Селина убрала на место нож.

– Выбыл из игры, – пробормотала она. – Мы должны отыскать сэра Мишеля.

Бриала тайно покинула дворец, оставив свою маску и тонкий меховой плащ в одном из тайников, которые использовала именно для подобных целей. И, превратившись в самого заурядного эльфа, став незаметной среди десятков других эльфов, которые служили у торговцев и караванщиков рыночного квартала, принялась искать следы сэра Мишеля.

Самыми известными шпионами в Орлее были барды. Они славились умением выведывать что угодно, плести интриги и лицедействовать так искусно, что использовали аристократов в своих целях. Несмотря на это – а порой именно поэтому, – к участию бардов в Игре знать относилась благосклонно. Благородные дамы и господа полагали себя достаточно хитроумными, чтобы состязаться на равных с виртуозами лжи, а заодно и научиться в этом состязании чему-то новому.

И хотя барды обыгрывали аристократов, за ними следили. Они были знамениты. Они были легендой.

Зато Бриала была здесь, на рынке, всего лишь еще одним эльфом, а эльфы были везде.

От мальчишки-эльфа, разгружавшего специи, она узнала, что в этом году в Шюрно ожидается плохой урожай. Старая эльфийка, которая стирала промокшую во время дождя ткань, сообщила, что в крепости Адамант, по мнению торговцев Вал Фермина, творится что-то странное. Затем Бриала одарила улыбкой и парой добрых слов кучера-человека – и тот обмолвился, что нынче утром граф Шантраль ездил с визитом в поместье великого герцога Гаспара.

Она бродила по рынку, всматривалась и вслушивалась, ожидая намека, который укажет ей верное направление.

Ребенком Бриала, укладывая волосы десятилетней Селины, безмолвно прислушивалась к застольной беседе между родителями Селины и их гостями – вдовой маркизой Мантильон и герцогом Проспером, который приходился кузеном матери Селины. Речь шла об охоте и о том, как с началом сезона проявят в ней себя те или иные аристократы. Герцог Проспер заявил, что Фердинанду и его дочери вряд ли удастся что-либо добыть, поскольку Мегрен, брат Фердинанда, испортил фамильный лук. Бриале это заявление показалось тогда глупым и бессмысленным.

Затем Проспер прибавил, что леди Селине представится случай испытать себя в охоте на золотого льва. И уж это впрямь прозвучало странно, поскольку Селина только начала по совету леди Мантильон брать уроки стрельбы из лука – дабы выправить осанку. И хотя Бриала никогда не видела львов, она была уверена, что поединок с ними смертельно опасен.

Тем не менее после этих слов Селина беззвучно ахнула, а ее родители и леди Мантильон разом посмотрели на девочку. Бриала поспешно, как учил ее отец, отвела глаза, чтобы не столкнуться взглядом с благородными господами, – и увидела герб семьи Вальмон, золотого льва на пурпурном поле. Тут-то она поняла, что люди говорили вовсе не об охоте.

Бриала помнила, как ее мать повздорила с другой служанкой, тоже эльфийкой. Случилось это еще до того, как Бриала стала прислуживать Селине, и та служанка заявила, что при Селине, дескать, будет ее дочь, а Бриала отправится работать на кухню. Однако на следующее утро эта женщина бесследно исчезла, и все только и говорили, что о том, как ее застигли за кражей из кошелька принца Рейно.

Мать Бриалы при этом помалкивала, но с глазу на глаз велела дочери быть крайне осторожной, слушаться Селину во всем и стать ее подругой.

И только слушая, как аристократы толкуют об охоте за троном Орлея, Бриала поняла, как много сделала для нее мать.

– Тупая остроухая шлюха!

Отвлекшись от воспоминаний, Бриала смотрела, как некая швея кроет последними словами провинившуюся служанку – эльфийку, совсем еще девочку. Та уставилась в землю, сгорая от стыда, люди в толпе ухмылялись, а эльфы старательно делали вид, что смотрят совсем в другую сторону.

Бриала утешила себя, отметив, что среди рыночных торговцев были и один-два эльфа. Хотя и все еще нечасто, но эльфы-торговцы с редкими товарами допускались на рынки, предназначенные для знати, и Селина в последний свой визит объявила угрозы в их адрес неуместными и неугодными. Сородичи Бриалы медленно, но верно укрепляли свои позиции.

Именно Селина научила Бриалу наблюдать, поскольку девушка, в особенности эльфийка, не могла уподобляться мужчинам. Мужчину, который действует быстро и напористо, превозносили за прямоту и смелость; женщину, поступившую так же, сочли бы глупой или безрассудной. Бриала, будучи эльфийкой и вдобавок простолюдинкой, не смогла бы даже защитить себя от оскорбления, словесного или физического, – по крайней мере, когда не носила маску слуги дома Вальмон. Сила ее была в невидимости, в том, что аристократы, которым она прислуживала, говорили на своем секретном, полном иносказаний и недомолвок языке, даже не подозревая, что Бриала понимает их разговоры и каждое слово передает Селине. Наблюдая за тем, как семья Селины ведет Игру, Бриала научилась в совершенстве использовать лучшее оружие женщины – зрение и слух.

Именно Бриала утешала Селину, когда умерла ее мать – от несчастного случая на охоте, говорили аристократы, но к тому времени Бриала уже знала, что означает в их устах «охота», и герцог Проспер открыто рыдал, обещая Селине и ее отцу любую поддержку, какую он мог оказать. Именно Бриала, прокравшись в темноте под окно курительной комнаты, подслушивала для Селины разговор в ночь перед тем, как герцог Проспер и принц Рейно, отец Селины, отправились с визитом к графу Бастьену де Гислен, человеку, чья дочь подстроила тот самый «несчастный случай на охоте».

Именно Бриала заметила крохотную ранку на руке принца Рейно, когда он вернулся после того визита – визита, во время которого «несчастный случай на охоте» приключился уже с дочерью графа Бастьена. Ранку, которая неотвратимо чернела и воспалялась, и в конце концов отняла жизнь отца Селины. И хотя все слуги шептались об отравлении, официальная история гласила, что принц Рейно скончался от болезни.

И именно Бриала помогала Селине – шестнадцатилетней, словно окаменевшей после смерти обоих родителей, – когда герцога Проспера отозвал сам император Флориан.

Бриала одевала Селину для балов, выспрашивая слуг, какие наряды будут у других дам, всеми силами отвоевывая для Селины любое, даже самое крохотное преимущество. Бриала подавала напитки и закуски, когда Селина принимала у себя сына графини Жанвир, а затем и сына самой леди Мантильон. С помощью жестов, перенятых у орлесианских бардов, она незаметными подсказками помогала Селине очаровать молодых людей и заручиться их поддержкой в борьбе за трон величайшей империи мира. Бриала заметила, что, когда Селина отвернулась, на лице сына Жанвир промелькнули едва уловимые признаки скуки, и ненавязчивым жестом подсказала Селине говорить смелей и громче, дабы привлечь внимание юноши. Бриала увидела, как сын леди Мантильон все время поглядывает на меч принца Рейно, висевший на стене, и одним взглядом убедила Селину заговорить о военной истории и тем самым завоевать сердце юного лорда Мантильона.

Именно Бриалу Селина в неистовом восторге заключила в объятия, получив приглашение от леди Мантильон – впервые с тех пор, как скончались ее родители.

Сладость былой победы лишь усугубила горький привкус нынешнего разочарования. Целый час Бриала провела на рынке, но так и не обнаружила никаких следов сэра Мишеля. Где бы он сейчас ни был, отправился он туда не как защитник императрицы.

Где бы он сейчас ни был, ему грозит опасность. Мишель всегда отличался преданностью, и представить, что он мог вот так, без единого слова, бросить Селину, было невозможно. Бриала не нашла в его жизнеописании никаких сомнительных пятен, ничего, чем враги Селины могли воспользоваться, чтобы переманить Мишеля на свою сторону. Все его родные давным-давно умерли, да и происходил он из младшей ветви дома Шевин. Если уж на то пошло, нынешний глава дома Этьен Шевин был одним из ближайших союзников Селины.

Нет, здесь дело совсем в другом, и Мишель либо угодил в беду, либо, будучи мелкой сошкой, уже расстался с жизнью. Когда ставки в Игре высоки, всякий, кто приближен к знатным игрокам, но не в состоянии сам защитить себя, подвергается смертельной опасности. Бриала хорошо выучила этот урок.

– …Тише, Бриа! – почти неслышно прошептала Селина по ту сторону занавеси. – Я слышу твое дыхание, а тебе сейчас нельзя издавать никаких звуков. Это вопрос жизни и смерти.

Бриала отдернула красную бархатную занавесь. Руки ее дрожали.

На роскошном неварранском ковре, застилавшем пол библиотеки, расползлась уродливая красная лужа. Ближний край ее почти достигал занавеси.

И по ту сторону ее лежали родители Бриалы.

Селина ступила вперед, заслонив собой эту картину. Руки ее легли на плечи Бриалы. Теплые.

– Наемные убийцы. Они прикончили всех слуг и вот-вот могут вернуться.

– Но почему? – Бриала попыталась выглянуть из-за плеча Селины, но та передвинулась, вновь заслонив от нее библиотеку. – Зачем они так поступили? Ты встречалась с леди Мантильон. Мы думали, что она поможет тебе!

– Так же было с отцом и мамой. – Глаза Селины наполнились слезами. Она вытерла глаза, и на пальце ее блеснуло кольцо. – Леди Мантильон согласилась поддержать меня, но… Думаю, император Флориан этого не одобряет. Убийцы, наверное, искали меня.

– Но они знали, что тебя сегодня не будет! – Мысли ворочались тяжело, как камни. – Я спряталась и услышала их разговор. Они говорили, что надо спешить. Что ты скоро вернешься. Если это было им известно, значит… – Бриала запиналась, путаясь в словах. – Ты встречалась с леди Мантильон тайно. Никто не знал, куда ты отправляешься, кроме самой леди Мантильон. – Бриала прямо взглянула в глаза Селине. – Это она послала убийц.

– Бриа…

В библиотеке царила невыносимая духота, воздух был пропитан запахом меди.

– Гаспар понятия не имеет, что ты все еще в Игре. Он считает, что трон у него в руках. Сейчас ему незачем посылать к тебе убийц. И даже если бы послал, убийцы знали бы, что ты встречаешься с леди Мантильон, но не могли знать, когда ты вернешься домой. Если только не она сама отправила их сюда. Чтобы… чтобы сохранить вашу встречу в тайне.

По лицу Селины катились слезы.

– Если это и впрямь она… О Создатель, Бриа, мне так жаль! Я и представить не могла, что… Тебе нужно уйти. – Она вновь вытерла глаза и в смятении повертела блестевшее на пальце кольцо. – Если они найдут тебя, то убьют. Поторопись.

– Куда? – Бриала в страхе отступила назад.

И поскользнулась на струйке крови, которая доползла до нее. Чтобы не упасть, Бриала вцепилась в занавесь.

– Госпожа, я всю жизнь прожила здесь. Куда мне идти?

– К долийцам.

В голосе Селины прозвучали твердые повелительные нотки. Та часть сознания Бриалы, что еще в состоянии была мыслить здраво, отметила, что этот тон Селина явно переняла у своей матери.

– У тебя блестящий ум, и ты знаешь двор Орлея лучше, чем кто бы то ни было из ныне живущих эльфов. Глупцами будут они, если не примут тебя и не… используют твои знания.

– Ты хочешь, чтобы я попыталась отыскать долийцев? Но, госпожа, я не могу даже…

– Можешь. И сделаешь это. Ради меня, Бриа. Ты будешь жить ради меня, ясно?

С этими словами Селина резко подалась к ней. Бриала невольно вздрогнула, и тогда Селина впилась жадным поцелуем в ее губы.

На миг весь прочий мир перестал существовать. Осталось лишь жаркое тепло Селины, запах грима на ее лице, вкус ее губ.

Селина притянула Бриалу еще ближе, крепко обвила ее руками… и резко оттолкнула.

– Возьми мой плащ и старую маску, которую я носила прошлой осенью. Плащ скроет твои уши, и ты сможешь нанять экипаж. Держись так, как держалась бы я, и езжай как можно дальше. Потом… – Селина повозилась с волосами и яростно выдернула что-то из прически. – Потом продай вот это и оплати проезд до Долов.

И она сунула в руку Бриалы драгоценную заколку, подаренную леди Мантильон, с такой силой, что порезала ей ладонь…

День уже клонился к вечеру, когда осведомитель Бриалы появился в харчевне, где она его дожидалась. Они встречались каждый месяц и, как правило, просто обменивались сведениями, но сегодня, после безуспешных поисков сэра Мишеля, Бриала готова была молить об услуге.

Лицо вошедшего скрывал капюшон, движения были плавными и собранными, точно у крадущегося по лесу охотника. Он молча прошел туда, где сидела Бриала, ступая легко и бесшумно, не обращая ни малейшего внимания на любопытные взгляды посетителей харчевни.

Он уселся за стол Бриалы. В мягком предвечернем свете Бриала лишь смутно различала татуировки, которыми было покрыто его лицо. У долийцев эти узоры назывались «валласлин» – «письмо на крови».

– Фелассан, – с облегчением проговорила она.

– Анет ара, да’лен, – отозвался он на безупречном эльфийском и широко улыбнулся. – Что, во имя милостивой Силейз, с тобой стряслось?

Бриала и Фелассан вышли из харчевни. Оба молчали. Она давно уже научилась доверять этому молчанию. Эта безмятежность и это терпение были частью натуры долийцев, живущих за пределами мира шемленов, как они называли людей. Или, по крайней мере, так утверждал Фелассан.

В плаще и маске Селины, с деньгами, вырученными за продажу заколки, Бриала добралась до самого Халамширала. С давних времен этот город был пристанищем эльфов, а Долы, простиравшиеся вокруг города, в незапамятные времена дали название долийцам.

Если бы не Фелассан, Бриала пала бы жертвой разбойников, которые застигли ее одну на проезжем тракте. Все они до единого погибли от руки эльфа. Впервые в жизни Бриала стала свидетельницей того, как ее сородич поднял руку на людей.

В тот миг она увидела мир, где не нужно было ходить, опустив голову или притворно улыбаться, когда возчик лапает тебя, проходящую мимо. Она увидела жизнь, в которой не нужно было напоминать себе, что «кролик» все же лучше, чем «остроухая». Мир, где аристократы не подсылали наемных убийц к ее родителям.

А потом, за ужином, состоящим из оленины и ржаного хлеба, Фелассан выслушал историю Бриалы и сказал: если она хочет, чтобы мир стал таким, она должна вернуться к Селине.

Тогда Бриала так и не добралась до лагеря долийцев.

Фелассан остановился в парке, который был разбит посреди торгового квартала. Не удостоив взглядом скамейку, он прошел по траве и прислонился к дереву.

– Не настоящий лес, – заметил он, – но все же лучше, чем сидеть в той убогой конуре. Как ты выдерживаешь целые дни в четырех стенах?

– Привыкла. Послушай, по траве нельзя ходить. – Бриала обеспокоенно огляделась. – Если кто-нибудь тебя увидит…

– Какой позор! – Фелассан ухмыльнулся, и татуировки на его лице собрались, изогнувшись, вокруг лиловых глаз. – Как идет игра между твоей императрицей и ее… кузеном? Братом?

– Кузеном. Вернее, он близкий родственник, но…

– Мелочи, да’лен, – отмахнулся Фелассан. – Ты же знаешь, как я отношусь к мелочам.

– Знаю. – Бриала сделала глубокий вдох.

Манерами Фелассан больше напоминал придворного щеголя, нежели адепта древних знаний, которого она ожидала встретить когда-то… но за эти годы он вложил в ее обучение ничуть не меньше, чем Селина.

– Я убедила императрицу поддержать эльфийских торговцев, а она убедила университет начать принимать эльфов на учебу. Однако Селина также пытается заставить Церковь вмешаться в распрю между магами и храмовниками, и это делает ее уязвимой.

– Крайне глупо с ее стороны, – заметил Фелассан, ковыряя кору дерева. – С какой стати ей делиться властью со священнослужителями? Даже шемлен должен понимать, что так делать не следует.

– Она надеется уладить все без лишнего шума, силами самой Церкви, – пояснила Бриала. – И храмовники, и Круг магов подчиняются также и Церкви.

– И это тоже крайне глупо.

Фелассан отодрал кусочек коры и сунул его в рот.

– Что ты делаешь?

– Долийцам известны многие лекарственные средства, давно позабытые людьми, – жуя, пояснил Фелассан. – Жевание коры некоторых деревьев облегчает головную боль… Правда, не этой, – добавил он, помолчав. – Увы, это самая заурядная кора.

Бриала лишь покачала головой. Когда Фелассан впадал в такое настроение, спорить с ним было бесполезно.

– И как бы ты разрешил спор между магами и храмовниками?

– Дождался бы, пока им надоест убивать друг друга.

Фелассан извлек изо рта жеваный лоскут коры, сощурился и прилепил его на прежнее место.

– Не слишком ли долго придется ждать, почтенный учитель?

– Рано или поздно это произойдет, да’лен. – Фелассан открыл глаза. – На языке нашего народа мое имя означает «медленная стрела». Происходит оно от легенды, в которой одна деревня попросила Фен’Харела убить огромного зверя. Фен’Харел пришел к зверю на рассвете, увидел его силу и понял, что, если ввяжется в бой, зверь убьет его. А потому Фен’Харел пустил стрелу в небо. Жители деревни спросили Фен’Харела, как же он спасет их, и он ответил: «Разве я говорил, что спасу вас?» Затем он ушел. Ночью зверь явился в деревню и растерзал воинов, женщин и старейшин. Затем он приступил к детям, и, когда разинул свою громадную пасть, стрела, пущенная Фен’Харелом в небо, вонзилась прямо в глотку зверя и сразила его. Дети оплакивали родителей и старейшин деревни, но все же принесли Фен’Харелу благодарственную жертву, ибо он сделал то, о чем просили жители деревни. Он убил зверя хитростью и медленной стрелой, которую зверь даже не успел увидеть.

Бриала надолго задумалась над услышанным. Учитель не одобрил бы слишком поспешных выводов.

– Фен’Харел обманщик. Он никогда не принимает до конца ничью сторону.

– Да, – сказал Фелассан, – если верить старинным преданиям, Фен’Харел был тот еще хитроумный ублюдок.

– А ты, стало быть, и есть медленная стрела?

– Надеюсь, что так. – Эльф улыбнулся и пожал плечами. – Быть может, твоя императрица не в силах остановить эту войну. Быть может, маги и храмовники уничтожат друг друга, и, когда разразится эта глупая и неизбежная война, шемлены ослабеют настолько, что эльфы сумеют вернуть себе Долы. Когда-нибудь мы узнаем это наверняка. Сегодня ты помогаешь эльфам, живущим под властью этой империи. И пускай этого будет достаточно.

– Я беспокоюсь о защитнике Селины. – Бриала поднялась на ноги. – Он исчез, и я не могу отыскать его.

Она огляделась по сторонам и, понизив голос, добавила:

– Можешь мне помочь?

– Что ж, у меня в запасе есть пара фокусов. – Фелассан рассмеялся. – Ты прихватила с собой какую-нибудь его вещицу? То, что он носил или держал в руках?

Улыбаясь, Бриала протянула ему длинное желтое перо.

Глава 4

Мишель очнулся от жгучей боли. Пытаясь сдержать слезы, закашлялся, попробовал сесть – и охнул, когда голову словно расколола изнутри слепящая вспышка.

Тогда он закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Это был один из первых уроков, которые преподали ему шевалье. Чтобы совладать с внешним миром, нужно вначале овладеть собой. Мишель чувствовал, как легкие наполняются воздухом, как сердце гонит кровь в мышцы, которые хоть и ныли, но были все так же готовы подчиняться его приказам.

Руки и ноги Мишеля были связаны. Связаны веревкой, а не закованы в цепи. Царапина на боку – Мишель даже мысленно не желал называть такой пустяк раной – болезненно саднила, но была настолько неглубокой, что причиняла лишь мелкое неудобство. Он принялся разминать мышцы, дабы восстановить кровообращение в руках и ногах, а заодно проверить, насколько крепко он связан. Еще два глубоких вдоха и выдоха – и легкие полностью очистились от удушающей дряни, которую бросила ему в лицо бард Гаспара.

Окончательно придя в себя, Мишель снова открыл глаза.

Он находился, судя по всему, на складе и был привязан к столбу, который со всех сторон окружали ящики, образуя скрытый от посторонних глаз закуток. В пятнах света, который проникал в этот закуток через тесные, забранные решетками оконца, парили бесчисленные пылинки. Пол здесь был земляной, и от ящиков ощутимо несло гнилыми фруктами и залежалым холстом. Дробный стук колес и невнятные окрики, доносившиеся снаружи, говорили о том, что Мишель по-прежнему в Вал Руайо. Вот только в торговом квартале никто не довел бы склад до такого жалкого состояния.

Стало быть, он в трущобах.

Женщина-бард забрала его меч и кинжалы, а также содрала с него куртку, оставив Мишеля в одной нижней рубашке с окровавленной прорехой вдоль ребер. Припрятанного оружия у него не имелось: шевалье готовят воинов, а не наемных убийц.

Услыхав шаги, Мишель выпрямился. Кодекс шевалье, вопреки тому, как изображали рыцарей в глупых селянских пьесках, допускал использование внезапности и засад. Если бы раньше он сумел освободиться, то сейчас притворился бы спящим, а затем атаковал без малейших угрызений совести. Однако же этого не случилось, и Мишель не желал показывать врагу свою слабость.

В закуток, огороженный ящиками, протиснулась Мельсендре.

– Уже очнулся? – Она опустилась на одно колено, держась на безопасном расстоянии, чтобы пленник не мог ударить ее ногами. – Впечатляюще. Мои люди, что были в таверне, до сих пор без сознания – те, конечно, которые остались в живых.

– Что тебе нужно?

Горло Мишеля до сих пор саднило от предательской пыли, но он сумел произнести эти слова недрогнувшим голосом.

– Быть может, я просто хочу узнать тебя поближе. – Мельсендре сладко улыбнулась и отбросила за плечо темные кудри. – На балу у Селины нас так и не успели представить по всей форме, да и сегодня, в таверне, ты был слишком занят.

Она поднялась на ноги, оперлась изящной рукой о ящик, затем отдернула руку и тщательно отряхнула пальцы.

– Прошу прощения, что принимаю тебя в таком убогом месте. Мы в эльфийском квартале, недалеко от большого дерева на рыночной площади. Ты, даже и без маски, чересчур известная личность, чтобы оставаться там, где тебя могли бы узнать. – Она глянула на Мишеля сверху вниз и, усмехнувшись, добавила: – Впрочем, на самом деле о тебе известно не все, верно?

– Что тебе нужно? – повторил Мишель.

– Неужели тебе, истинному шевалье, неведома простая учтивость? – Мельсендре вздохнула. – С другой стороны, вряд ли в семье, из которой ты родом, обучали хорошим манерам.

Мишель промолчал, и женщина-бард снова улыбнулась:

– Ты знал, что граф Бревин де Шалон, твой покровитель, завещал свою библиотеку Орлейскому университету?

– Граф Бревин был подлинным ученым, – ответил Мишель.

Женщина заулыбалась шире, явно довольная тем, что он не отказывается поддержать разговор.

– Да, верно. Беда только, что слуги бывают порой небрежны с книгами. Так легко сунуть список денежных выплат в ученый труд о кунари или о лечебных свойствах измельченного драконьего рога. – Мельсендре кокетливо приложила палец к щеке и изобразила задумчивость. – Граф изрядно потратился на твое обучение, сэр Мишель.

– Мои родные умерли, когда я был еще ребенком, – все так же ровно ответил Мишель, – и граф Бревин дал мне приют. Также он уплатил за меня вступительный взнос в Академию шевалье.

Мельсендре покачала головой.

– В Монфоре, – сказала она, – есть один человек, которого прозвали магом крови.

Во взгляде Мишеля отразилось непонимание, и женщина, увидев это, глубокомысленно склонила голову к плечу:

– Стало быть, тебе ничего не рассказали. Твой покровитель заплатил этому человеку кругленькую сумму – исключительно ради твоего блага.

Мишель заскрежетал зубами:

– Магу крови? Ты лжешь, бард! Граф Бревин был хорошим человеком.

Настолько хорошим, что, увидев в переулке мальчика десяти лет, отбивавшегося от трех парней постарше, приказал кучеру остановиться и вмешаться в драку. Настолько хорошим, что взял этого мальчика к себе и предложил ему горячую пищу, а также шанс, как выразился сам старый аристократ, найти данной Создателем силе лучшее применение, нежели драка за объедки.

– Он нипочем не стал бы якшаться с магом крови.

– Ах, да ведь это всего лишь прозвище! – пояснила Мельсендре, снова одарив его кокетливой улыбкой. – Видишь ли, этот маг крови на самом деле писарь и великий знаток геральдики, а также юридических документов. Свое прозвище он получил за удивительный дар создавать благородную кровь из ничего.

Мишель прожил у графа Бревина уже три года, когда однажды ночью старый лорд тайно пришел в его спальню и, разбудив, показал бумагу, которая изменила все. Бревин сказал, что умение Мишеля обращаться с клинком будет потрачено без толку на должности простого стражника или наемника. Сказал, что у Мишеля редкий талант, а таланты надлежит поощрять и взращивать во благо империи. И наконец добавил, что если Академия шевалье принимает на обучение только отпрысков знати, так ведь некоторые знатные особы давно уже почили и не нуждаются больше в своих именах, а их души уж точно почтут за честь одолжить свой титул ради такого благого дела…

Лицо Мельсендре, не сводившей глаз с Мишеля, сделалось почти печальным. И он вдруг осознал, что молчанием отчасти выдал себя.

– Граф занес эту сделку в список денежных выплат, – надо сказать, он и впрямь заплатил немало. Должно быть, он чрезвычайно верил в тебя. – Женщина вздохнула. – И он был прав. Ты стал защитником Селины.

– Да. Я – защитник императрицы, а ты служишь Гаспару. Так почему же я до сих пор жив?

– Потому что мертвым ты превратился бы в жертву злодейского предательства, совершенного великим герцогом, – пояснила Мельсендре, вновь опускаясь на колено неподалеку от него. – Зато живым, да еще разоблаченным в подделке знатного происхождения, ты покрыл бы ужасным позором свою императрицу. Вообрази только: суд, публичная казнь, скандал… скандал, Мишель! Вот почему ты пока еще жив.

Удивительно, но женщина-бард, казалось, не очень-то рада своей победе. Напротив – улыбка ее поблекла, и, даже улыбаясь, она старалась не смотреть в глаза Мишелю.

– Я скорее умру, – сказал Мишель.

– Знаю, – кивнула Мельсендре и медленно вздохнула. – И это в любом случае будет большая потеря. Мне довелось повидать немало турниров, и я могу с уверенностью сказать, что ты прирожденный мечник. Аристократ ты или нет – какая разница? – Она с горечью покачала головой. – Я веду Игру лучше большинства придворных, а ведь я родилась от внебрачной дочери доярки и приехавшего на побывку солдата. Все это ложь, и лгут нам затем, чтобы мы знали свое место.

– Возможно. – Мишель с деланым равнодушием пожал плечами. – И тем не менее мы добились своего.

Мельсендре снова одарила его грустной улыбкой:

– По крайней мере, ты служишь хозяйке, которой небезразлична участь простолюдинов. Что правда, то правда. Говорят, она принудила университет принять на учебу не то что простолюдина, но и эльфа… Ах вот оно что!

Вся грусть Мельсендре вмиг испарилась бесследно, и на лице ее вновь заиграла улыбочка сытой кошки. Мишель проклял себя за то, что вздумал завести разговор с орлесианским бардом и надеяться, что сможет сыграть на ее сочувствии. Леденящая волна удушливого страха накрыла его с головой, но он сумел сохранить на лице бесстрастное выражение.

– Что именно? – ровно осведомился он.

– Я уже говорила, что выросла на сельском хуторе. – Мельсендре с непринужденной фамильярностью придвинулась уже совсем близко к Мишелю. – Тоска там была смертная, оттого я и сбежала при первом случае. Нашла себе новую жизнь и новое имя. Уж ты-то меня понимаешь. – Она игриво ткнула его локтем в бок. – И все-таки кое-что из той прошлой, сельской жизни я помню до сих пор. Если случить белую корову с черным быком, телята родятся с черными и белыми пятнами. Если серую кобылу покроет черный жеребец, жеребенок у нее будет серый… однако со временем может произвести на свет черного отпрыска. Как будто в крови у него остается толика черного цвета. Так бывает у коров, лошадей… да, в общем-то, у всех.

Она знает…

– Но, – продолжала Мельсендре все тем же светским тоном, словно обсуждала погоду, – если человек сойдется с эльфом, их потомок будет только человеком. Ни острых ушей, ни больших красивых глаз – самый обыкновенный человек. Отличить его от других людей невозможно. – Она искоса глянула на Мишеля и добавила: – Если только он сам себя не выдаст.

Мишель судорожно сглотнул.

– Гаспар хотел убрать тебя со сцены, а потому приказал раскопать все, что можно будет использовать против тебя. Но при этом велел не убивать тебя, если только не возникнет крайняя необходимость. Такой благородный. – Мельсендре ухмыльнулась. – Он был бы вне себя от восторга, узнав, что ты простолюдин с фальшивым титулом. Представляешь, что станет с придворными лизоблюдами Селины, когда я расскажу ему, что ты еще и сын остроухой шлюхи?

Она произнесла эти слова жеманно, с загадочной пикантной улыбочкой. Довольная собой, она явно позволяла Мишелю молить о милосердии либо же предложить ей сделку получше. Или же вновь играла с ним, стремясь выудить больше подробностей, как то в обычае у хорошо обученных шпионов и интриганов.

Сэр Мишель со всей силы ударил Мельсендре лбом в лицо. Когда женщина-бард завалилась набок, он перекатился на спину и, рывком подав связанные руки вниз, протащил их под согнутыми ногами. Вскинув руки над головой Мельсендре, он захлестнул веревкой ее шею и затянул петлю. Крик боли, вырвавшийся у нее, превратился в невнятное клокотание.

– Я сэр Мишель де Шевин! – процедил он, сильнее натягивая петлю.

Из последних сил Мельсендре выдернула из ножен на бедре кинжал. Но не успела она пустить оружие в ход, как Мишель дернул руки вверх, а затем резко обрушил вниз, ударив Мельсендре головой о земляной пол. Женщина обмякла, и он повторил удар, снова и снова.

– Я сэр Мишель де Шевин!

Он выдернул кинжал из ее ослабевшей руки и стремительно рассек свои путы. Миг спустя он, освободившись, уже стоял над Мельсендре.

Женщина-бард еще дышала.

– Я сэр Мишель де Шевин, – повторил он и, опустившись на колено рядом с Мельсендре, одним точным ударом кинжала прервал ее жизнь.

Когда он выпрямился, на склад уже явились люди Гаспара.

Бриала выросла, веруя в Создателя и живя согласно Песни Света. Бо́льшая часть этой веры была безвозвратно утеряна, когда кровь ее родителей пролилась на пол библиотеки, и хотя Фелассан неохотно рассказывал Бриале об эльфийских богах, она втайне стала почитать Андруил, богиню охоты.

И хотя она полагала, что давным-давно избавилась от оков мышления, навязанных Церковью, до сих пор ей становилось не по себе, когда Фелассан творил магию.

Сейчас наставник Бриалы поднес ко лбу принесенное ею перо, закрыл глаза и провел над ним ладонью. На миг перо засверкало, словно предвечернее солнце ярче высветило его, и Фелассан кивнул.

– Пойдем, – бросил он и, не говоря более ни слова, первым тронулся с места.

– На что это похоже? – спросила Бриала, шагая рядом с ним.

Они направлялись к трущобам – не самое подходящее место для защитника Селины. Бриала приветственно кивнула эльфу-торговцу, которому помогла в прошлом году, и удостоилась робкой, едва заметной улыбки.

Фелассан, казалось, не на шутку задумался над этим вопросом. Наконец он искоса глянул на Бриалу и сказал:

– На зуд.

– На зуд?! – взвилась Бриала. – Не очень-то вразумительный ответ!

– Попробуй задавать вразумительные вопросы, да’лен, – ухмыльнулся Фелассан. – Просить мага описать, на что похожа магия, – все равно что просить тебя описать слепому гному, на что похож закат.

Если бы его капюшон сейчас соскользнул на плечи, обнажив покрытое татуировками лицо, всякий эльф на рыночной площади либо повалился бы ему в ноги, либо бросился бы с ножами на это существо из древних преданий. И притом Фелассан преспокойно расхаживал босиком, а одежда его скорее подошла бы лесному дикарю, нежели ожившей легенде. Он вечно отпускал плоские шутки, и во всем мире людей не было ничего такого, что он согласился бы принимать всерьез. Не потому ли, думала Бриала, он живет так, словно мир не оказывает на него ни малейшего воздействия?

– Как поживают долийцы? – вслух спросила она. – Ты ничего не рассказывал о своих сородичах.

Лицо Фелассана, укрытое в тени капюшона, озарилось воодушевлением.

– У них родился новый, потрясающий замысел! Все закончится тем, что шемлены сами перебьют друг друга, а Долы достанутся эльфам.

– А с чего же все начнется? – Бриала выразительно вскинула бровь.

– Долийцы будут разъезжать повсюду в фургонах, запряженных оленями. Середину они еще не придумали.

– Какое счастье, что у них есть ты, – заметила Бриала.

– Бриала, – Фелассан хихикнул и покачал головой, – ты живешь среди дураков, то тут, то там, словом или жестом подчиняя их своей воле. Тебя это не утомляет?

Она начала было говорить, но осеклась, наткнувшись на взгляд Фелассана – напряженный, почти что гневный. Глаза эльфа мерцали в тени капюшона.

Бриала подумала о кастелянше и капитане дворцовой стражи. Обо всех.

Она подумала о владелице замка, капитане дворцовой стражи. О бесчисленных аристократах, которые не замечали ее или снисходительно называли «кроликом».

И о том, как Селина нежно проводит тонкими пальцами по ее руке.

– Я верю, что делаю нужное и полезное дело, – наконец ответила она.

Фелассан кивнул и отвел взгляд:

– Да, какое-то время это помогает держаться.

Они вошли в трущобы. Теперь эльфов вокруг было гораздо больше, чем людей, и все они поглядывали на Бриалу и Фелассана с настороженной неприязнью. Фелассан в своей немудреной одежке, с капюшоном, прикрывшим лицо, без труда мог бы раствориться в местной толпе. Бриала, в отличие от него, была в чистом, не знавшем заплат наряде и изящных сапожках, при каждом шаге звонко цокавших по мостовой почти не стертыми каблуками. Хоть на ней и не было маски, любой эльф, едва глянув на нее, тотчас понял бы, что она служит знати.

Что она предала свой народ.

Как часто бывало, в ней вспыхнуло жгучее желание объясниться. Сказать им правду – что у них есть союзник в императорском дворце, что эльфов уже принимают на рынках, предназначенных для знати, и в университете, – и тогда, быть может, они бы…

А потом Бриала, как всегда, затаенно вздохнула и продолжала идти, стараясь не обращать внимания на ненавидящие взгляды.

– Трудно впечатлить кого-то уменьшением привычного зла, – заметил Фелассан не оборачиваясь. – Послушай, говоришь ему, ты заметил, что сегодня никто не явился к тебе домой и не избил тебя до смерти за то, что вчера ты недостаточно быстро ему поклонился? Не стоит благодарности!

– Положение улучшается.

– Безусловно. Здесь же я. – Бриала невольно хихикнула, и Фелассан добавил: – И ты делаешь нужное, полезное дело. И в тот день, когда ты признаешь, что они никогда не поймут и не оценят этого или вообще не узнают, сколько ты всего сделала…

– Что? – перебила Бриала. – Мне станет легче?

– Клянусь грудью Митал, нет! – засмеялся Фелассан. – Правду говоря, в тот день твое сердце окончательно иссохнет и зачахнет, так что лучше постарайся оттянуть его, насколько возможно. О, твой защитник не так давно был здесь. Но уже ушел.

Он стоял у таверны – жалкого вида лачуги. Покосившиеся дощатые стены были густо покрыты непристойными рисунками и безграмотными ругательствами.

Бриала кивнула и вошла в таверну. Там не было ни души – кроме одинокого эльфа за стойкой, который свирепо уставился на нее.

– Закрыто! – рявкнул он. – Прибираемся после вчерашней потасовки.

Бриала ответила ему рассеянным кивком и огляделась. Буфетчик стискивал в руке стакан – с такой силой, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Ему либо заплатили, либо запугали, чтобы не болтал лишнего. К опилкам, которыми был посыпан пол таверны, примешались темные обломки разбитой мебели, да и сами опилки были по большей части совсем свежие, не успевшие впитать грязь и пролитое пиво. На столе у стойки виднелось смазанное красное пятно.

– А выглядит так, словно это случилось лишь пару часов назад.

– Нет, вчера ночью! – поспешно возразил эльф.

И, поставив стакан, сунул руку под стойку.

– Приходило ли тебе когда-нибудь в голову, как сильно должны нагреться ногти, чтобы они расплавились прямо на пальцах? – осведомился Фелассан, небрежно прислонившись к стойке и слегка приспустив свой капюшон. – Я вот в последнее время часто об этом думаю.

Буфетчик глянул на татуировки Фелассана и побледнел. И медленно, очень медленно вынул руку из-под стойки.

– Спасибо. – Бриала направилась к испачканному столу.

Ноздри ее уловили едва различимый, но характерный запах – едкий, кисловатый. Ей доводилось пользоваться для своих дел ядами, и она сразу распознала запах глубинного гриба, одного из ингредиентов удушливой пыли.

Бриала глянула на буфетчика, затем на Фелассана:

– Пойдем.

Фелассан кивнул, и они вышли из таверны.

– Ловушка?

– Похоже на то. Напавших было несколько, а потом они применили яд.

– Яды. – Фелассан скорчил гримасу. – Очаровательно.

– Да уж, не столь возвышенно, как расплавлять ногти прямо на пальцах.

– Ай, брось! – отмахнулся Фелассан. – Ноготь просто чернеет и отваливается, а палец обычно распухает и лопается задолго до того.

– Я это запомню, хагрен. Ты чуешь, куда потащили сэра Мишеля?

– Разумеется.

– Отлично. Тогда мне нужно будет сначала кое-куда заглянуть.

И Бриала повела своего наставника лабиринтом узких улочек и проулков, стараясь не замечать взгляды зловещих типов, которые развлекались игрой в кости или бросанием ножа, и надеясь, что уверенная походка убережет ее от неприятностей, по крайней мере при свете дня. Она проскользнула в ветхое каменное строение без единой пометки над дверью. Внутри оно ничем не отличалось от других нищенских хибар, хотя сейчас тут не было ни души.

Бриала нашарила на стене нужный камень, легонько нажала – и ощутила, как беззвучно отошла задвижка. Другой камень в стене, ничем не примечательный для постороннего взгляда, отворился, и за ним обнаружился потайной шкафчик.

Лук, который извлекла из тайника Бриала, был изготовлен из красного кедра – добротная вещь, не привлекающая особого внимания. Кинжалы были из сильверита – более приметное оружие, но только когда его обнажишь. Наконечники стрел в колчане были покрыты ядом корня смерти и запечатаны, чтобы сохранить яд свежим до тех пор, пока ей не понадобится пустить стрелы в ход.

– У тебя есть тайники во всех частях города? – ухмыльнулся Фелассан.

– Ты хорошо меня обучил. – Бриала закрыла шкафчик, восстановила прежний вид тайника и вышла наружу. – Пойдем.

Фелассан шел первым, и вскоре они оказались в одном из самых старых районов Вал Руайо. Здесь, в грязи и тесноте, когда-то начали расселять эльфов, создав подобие ферелденского эльфинажа. На кривых узких улочках никогда не бывало людей, а эльфам, жившим здесь, вряд ли когда-нибудь выпал бы случай увидеть рынок для знати.

Когда они дошли до громадного дерева на рыночной площади, Фелассан остановился. Венадаль был украшен ленточками, и в грязи, окружавшей его, торчали палки, к которым были привязаны клочки яркой ткани – подношения Древу.

– Древо Народа, – проговорила Бриала.

– Твоего народа.

– И твоего тоже, – указала она и добавила, когда Фелассан отвел взгляд: – Хотя ты так не считаешь.

– Это красивое дерево. Вот пускай и остается просто красивым деревом.

Бриала хотела ответить, но тут из-за угла донеслась тяжелая поступь ног, обутых в сапоги, и характерный звон доспехов. Не сговариваясь, оба эльфа отступили в тень и затаились.

Герба на солдатах не было, зато у них были длинные мечи и кольчуги из красной стали.

– Дороговато для простых головорезов, – прошептал Фелассан, когда солдаты гуськом вошли в склад, торчавший на краю площади. – И служат они не твоей императрице.

– Верно. Она бы послала либо своих стражников в полных доспехах, либо наемных убийц в обычной одежде. Это люди Гаспара.

– Что ж, это хорошая новость. – Фелассан кивнул.

– Ты уверен, что не шутишь? – Бриала оглянулась на него.

– Да’лен, – Фелассан выразительно закатил глаза, – разве станут посылать целый отряд, чтобы унести труп?

– Понятно. – Бриала выпрямилась. Простое платье служанки не стесняло движений, однако сражаться в нем она не планировала. – В следующий раз нужно будет оставить в тайниках еще и доспехи.

– Во всех тайниках? А если ты раздобреешь? Каково будет заменить столько брони?

Бриала сделала глубокий вдох:

– Поохотимся?

– Приступим.

Не замедляя шага, Фелассан выудил из складок плаща неприметную палочку. Вдруг она стала расти, извиваясь, как живая, и превратилась в магический посох; вкруг навершия забурлил изумрудный свет. Бок о бок эльфы вбежали в здание склада.

Даже по здешним меркам он был убог. Груды старых ящиков гнили на земляном полу, составленные такими высокими штабелями, что склад превращался в лабиринт – хотя содержимое их давным-давно испортилось и было благополучно предано забвению. Пятна засохшей крови на полу и следы рубки на боках ящиков сказали Бриале, что склад служил местом встреч контрабандистов и могильником убийц; стылый воздух был насквозь пропитан вонью немытых тел и дешевой дури.

Из недр склада донеслись лязг оружия и крики боли. Бриала глянула на лабиринт, образованный штабелями ящиков, и принялась карабкаться вверх по импровизированной стене. Прогнившая древесина крошилась в пальцах, весь штабель опасно шатался под ее весом, но вскоре она забралась достаточно высоко, чтобы разглядеть оттуда все помещение склада.

– Знаю, ты жаждешь вернуться к своим корням, – бросил ей Фелассан, углубляясь в лабиринт, – но только эльфы по деревьям не лазают. Ты опять перепутала нас с белками.

– Осел!

Глянув вниз, Бриала увидела, что сэр Мишель, без доспехов, стоит над телом барда Мельсендре с кинжалом в одной руке и длинным мечом, отобранным у кого-то, – в другой. Один солдат был убит, но сэр Мишель не в состоянии был перекрыть вход в закуток, где его держали, и оказался в окружении. По меньшей мере шесть солдат еще держались на ногах, а Мишель был ранен в бок.

– Налево, потом направо!

Следуя ее указаниям, Фелассан пробирался через лабиринт к сэру Мишелю, а Бриала подняла лук, выбрала жертву, прицелилась, выдохнула и пустила первую стрелу.

Стрелять из лука всегда было приятно. Трудно сказать, был ли то всплеск ярости, неподдельной или надуманной, либо же восторг оттого, что она от природы хороша в том, что кажется сложным даже Селине.

На краткий миг Бриала почти устремилась вслед за стрелой – та без труда прорезала вязкий воздух и легко вошла в горло солдата слева от сэра Мишеля.

Она уже целилась вновь, когда солдат упал замертво и на лице Мишеля отразилось потрясение. Впрочем, как ни удивила его нежданная помощь ниоткуда, он все же оставался лучшим из живущих бойцов-шевалье. Не колеблясь ни секунды, он шагнул на место упавшего солдата, и теперь его спину прикрывал штабель ящиков.

Пока Мишель отражал пару высоких выпадов, Бриала зорко оглядела его противников. Один повернулся, пытаясь высмотреть ее. Бриала спустила тетиву, и стрела, прицельно войдя между сочленений брони, пробила ему легкое.

Оставшиеся солдаты обернулись и наконец увидели ее. Эльфийка одарила ухмылкой самого рослого из них, поднимая лук для нового выстрела. Здоровяк отшатнулся в поисках укрытия, и тогда сэр Мишель нанес ему удар в колено, а потом вонзил кинжал в горло.

– Как, подонки, вы смеете повернуться спиной к орлесианскому шевалье? – взревел он, пинком швырнув убитого на пол. Солдаты невольно попятились. – Деритесь лицом к лицу и умрите с честью, хоть вы этого и не достойны!

– Или вовсе без чести, – сказал Фелассан, появляясь из-за угла.

Он вскинул посох – и к уцелевшим солдатам метнулось, змеясь, щупальце голубого света.

Воздух зашипел, затем треснул морозным взрывом – и солдат мгновенно сковало панцирем сверкающего льда. Один так и застыл с разинутым в крике ртом.

Фелассан указал посохом на стену ящиков, и прогнившую древесину пробил насквозь заряд зеленого огня. Весь огромный штабель содрогнулся, заколыхался – и рухнул всей тяжестью прямо на закованных в лед солдат. Звук был такой, словно изо всей силы ударили молотом по полке, заставленной фарфором.

– Я могла бы их просто перестрелять, – заметила Бриала.

Куски красной промороженной плоти катились и подпрыгивали вокруг внушительной груды обломков.

– Да, возможно, – согласился Фелассан, сноровисто вращая посохом.

Мишель, тяжело дыша, смятенно поднял взгляд на Бриалу:

– Похоже, я у вас обоих в долгу.

– Это можно будет обсудить, когда ты благополучно вернешься во дворец, – сказала Бриала, осторожно спускаясь со штабеля ящиков.

Юбку она уже порвала, но с этим ничего не поделаешь.

– Мисс Бриа? – Узнав ее голос, Мишель ошеломленно моргнул. – Горничная ее величества?

– Что? Да нет же. Это было бы безумием. – Фелассан взмахнул рукой; посох его задрожал и стал уменьшаться, пока не превратился снова в самую обычную палочку.

– Сэр Мишель, – окликнула Бриала, – нам нужно вывести тебя отсюда. Ты можешь идти?

– Конечно.

Мишель повернулся к одному из мертвецов, валявшихся на полу, и выдернул из его глазницы маленький кинжал. Затем он перешел к трупу Мельсендре. Быстро, с явной сноровкой Мишель обшарил карманы женщины-барда и выпрямился:

– Уходим.

Втроем они двинулись к выходу из склада. Фелассан и Мишель – долийский маг и орлесианский шевалье – испытующе разглядывали друг друга. Бриала старательно отводила взгляд.

– Почему тебя схватили? – спросила она, когда все трое вышли на улицу.

Если кто из местных и слышал звуки потасовки, доносившиеся из здания склада, он явно предпочел не поднимать шума. Эльфы, расположившиеся на площади вкруг венадаля, занимались своими торговыми делами и не удостоили Бриалу и ее спутников ни единым взглядом.

– Мельсендре сказала, что Гаспар попросил ее сделать так, чтобы я сегодня не смог сопровождать императрицу, и… – Мишель оглянулся на склад, – к сожалению, она преуспела.

– Как? – Бриала двинулась на Мишеля так решительно, что он невольно отступил на шаг. – Как она заманила тебя сюда?

– Это дело чести…

– Заткнись! – Мишель вздрогнул от неожиданности, и Бриала вперила в него жесткий взгляд. – Тебя одурманили не во дворце, а в таверне. Ты не пренебрег бы своими обязанностями из-за пустяка, так что Мельсендре либо угрожала тебе, либо придумала, чем выманить тебя из дворца. На теле у нее ты ничего не нашел, – стало быть, она ничего у тебя не украла. Поддельная записка от друга? Или родственника? – Мишель дрогнул, хотя сам, наверное, даже не заметил бы, как едва уловимо дернулся уголок его глаза. – Только вряд ли друг защитника императрицы стал бы посещать трущобную таверну… а все твои родственники давно уже умерли.

И опять у него дернулся уголок глаза. Родственники – вот он, ключ к разгадке!

– Не твое это дело, остроухая! – отрезал Мишель, крепко стиснув украденный кинжал, однако не спеша пустить его в ход. – Если бы наша госпожа захотела что-то узнать, она не стала бы посылать с расспросами горничную.

– Разумеется, нет, глупец. Она послала бы свою шпионку. – Бриала оглянулась на Фелассана. – Остроухую.

Фелассан подавил зевок:

– Я обиделся, а ты?

– Нисколько. Видишь ли, он ни разу прежде не называл меня так – ни когда раздавал приказы слугам, ни даже в спешке. – Бриала улыбнулась. – А значит, он что-то скрывает и пытается сбить меня со следа. Что же это, Мишель? Позорное пятно в истории вашего рода? Нет. Срочные новости не увели бы тебя из дворца… А! – Она кивнула, вполне довольная собой, и Мишель, видя ее довольство, побледнел. – Поддельное дворянство, фальшивый титул. Должно быть, граф Бревин разглядел в тебе нечто из ряда вон выходящее.

– И это явно не умение скрывать свои чувства, – заметил Фелассан.

– Привыкнув носить маску, забываешь следить за тем, чтобы лицо тебя не выдало.

– И, полагаю я, шевалье принимают к себе только аристократов? – осведомился Фелассан.

– Ты верно полагаешь. Более того, подделка титула карается смертной казнью. – Бриала мельком глянула на руки Мишеля. – Простолюдин? Нет, дело не только в этом. Слишком уж он выделил голосом «остроухая». Мать-эльфийка?

– Молчи! – едва слышно выдохнул Мишель.

И шевельнул рукой, изготовив кинжал к удару. Бриала распознала это движение, поскольку много лет упражнялась владеть ножами.

– Оставь кинжал в покое, сэр Мишель. Вряд ли тебе удастся прикончить нас обоих при свете дня, да так, чтобы никто этого не заметил, и позволь заверить тебя… – она жестко усмехнулась, – Селина непременно заметит мое исчезновение и будет крайне дотошна, расследуя его.

Мишель опустил кинжал. Рука его дрожала.

– Ты еще хуже, чем тот бард, – пробормотал он.

– Бард, не убей ты ее, обрекла бы тебя на позор и казнь. Ты и вправду думаешь, что я стану помогать воплощению этого замысла? – Бриала ткнула в него пальцем. – Гаспар угрожает нашей императрице. Я не допущу, чтобы в такой нелегкий час она осталась без защитника. Мельсендре успела сообщить Гаспару о твоем прошлом?

– Нет. – Мишель заметно обмяк и покачал головой. – Она хотела, чтобы сперва я подтвердил эти сведения.

– Отлично. Стало быть, после ее смерти нам ничто не грозит. И если Гаспар вновь предпримет нечто подобное – немедля сообщи мне.

Мишель недоверчиво посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Фелассана.

– На твоем месте я бы так и сделал, – посоветовал тот. – В одиночку ты не больно-то справился.

– И ты сохранишь все в тайне? – натянуто спросил Мишель. Он был похож на приговоренного к смерти. – Даже от Селины?

– При одном условии. – Бриала подняла палец. – Когда-нибудь я попрошу тебя о чем-то взамен. И ты выполнишь мою просьбу, в чем бы она ни заключалась, если хочешь сохранить свою тайну.

– Одна услуга, – процедил Мишель. – И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

– Да, только одна услуга, – бесстрастно ответила Бриала.

Она не могла уподобиться сэру Мишелю и выставить напоказ свои чувства. Тот, кто оказался в отчаянном положении, чья честь и жизнь поставлены под угрозу, прежде всего нуждается в доводах разума.

– Попроси я больше, и ты решил бы, что проще будет меня убить. Я видела Мельсендре там, на складе. Она была мертва еще до прихода солдат.

Лицо Мишеля исказилось, и Бриала понизила голос:

– Даю тебе свое слово – слово остроухой, – что, когда ты выполнишь свою часть сделки, твоя тайна останется тайной навсегда. Она нигде не будет записана, не будет нашептана доверенному лицу. Даже Селине. Одна услуга, быть может, нелегкая, но не более того.

Мишель колебался, и Бриала читала на его лице мысли, одна за другой мелькавшие у него в голове. Прежде всего – оскорбленная гордость, а затем один за другим – вопросы. Может ли он доверять ей? Стоит ли убить ее сейчас и тем обеспечить сохранность своей тайны? Или лучше согласиться сейчас и расправиться с ней позднее?

Наконец губы Мишеля скривила невеселая усмешка.

– Если Гаспар подошлет ко мне другого барда, – проговорил он вслух, – мне может понадобиться твоя помощь. Договорились.

– Прекрасно.

Бриала могла бы сказать, что ей можно доверять и что он не пожалеет о своем решении. Однако Мишель, несмотря на низкое происхождение, слишком долго носил маску аристократа, чтобы сейчас поверить таким словам. Потому она смолчала и обратилась к Фелассану:

– Было бы разумно позаботиться, чтобы на складе не осталось никаких улик.

– Заверяю тебя, да’лен, – кивнул Фелассан, – что не только улик – и самого склада не останется. Было, как всегда, приятно повидаться с тобой.

И он, весело насвистывая, направился назад к складу.

После неловкого молчания Мишель сделал знак Бриале:

– Пойдем?

Когда они покидали эльфийские трущобы, позади них уже занимался пламенем заброшенный склад.

– Ремаш, я буду с тобой откровенен, – сказал великий герцог Гаспар, когда экипаж остановился перед дымившимся пожарищем на месте бывшего склада. – Сегодняшняя охота превратила этот день в сплошное разочарование. Никогда бы не подумал, что отправлюсь в трущобы в надежде исправить положение.

Строение представляло собой груду хлама – как, впрочем, все в эльфийских трущобах. Жирный черный дым был хорошо виден почти во всех частях города, и сейчас, с наступлением темноты, еще не погасшие угли светились много ярче, нежели дешевые факелы, зажженные вокруг площади.

Гаспар выбрался из экипажа, здоровой рукой оправил камзол и задумчиво прищурился на большое дерево, торчавшее в центре площади.

Вслед за ним вышел Ремаш, герцог Лаидс.

– Великий герцог, – сказал он, – собственно говоря, почему мы здесь?

– Я – потому что на этом складе были защитник Селины, связанный по рукам и ногам, и Мельсендре, которая забросала меня таинственными, но в высшей степени самодовольными записками.

Гаспар хотел было указать на пожарище, но тут же сморщился и поспешил воспользоваться другой рукой – той, что сегодня не пострадала от ожогов.

– Но защитник вернулся во дворец, – продолжал он, – и мне бы хотелось узнать, как это произошло. А ты, – добавил он со смешком, – ты здесь потому, что я вдовец и ты полагаешь, что из твоей дочери выйдет славная императрица.

Ремаш улыбнулся, затем настороженно осмотрел площадь, казавшуюся на первый взгляд совершенно пустой.

– Великий герцог, я знаю, что вы не боитесь испачкать руки, однако не в силах представить вас роющимся на пепелище.

– Нет, это я поручаю другим.

Гаспар свистнул. Из темноты выступили люди в масках и ливреях, какие носила прислуга великого герцога.

– Они без доспехов? – удивился Ремаш, глядя на людей Гаспара, за которыми плелся одинокий эльф в заплатанном и грязном подобии кожаной одежды, какую обычно носили торговцы.

– Упаси Создатель! Доспехи распугали бы бедняжек остроухих, а мне нужно, чтобы сегодня они были разговорчивы.

Когда вся компания, включая эльфа, оказалась в круге света возле экипажа, Гаспар улыбнулся:

– Добрый вечер. Как твое имя, кролик?

– Силиг, милорд, – сообщил эльф, низко кланяясь Гаспару.

– Вот и молодчина. – Гаспар кивком указал на сгоревший склад. – Итак, Силиг, мои люди сказали, что щедро заплатят любому эльфу, который поведает, что же здесь произошло.

– Да, милорд. – Эльф судорожно сглотнул. – Это был мой склад. Я сдавал место в нем торговцам, которым не по карману Рыночный квартал. А потом пришла женщина – человек, певичка – и сказала, что ей нужен мой склад. Сказала, что работает на тебя, и…

– Неверно, – перебил Гаспар, все так же улыбаясь. – Она ничего подобного не говорила.

Эльф побелел как мел:

– Я, наверно, ослышался.

– Ты даже не знаешь, кто я такой.

– Не знаю, милорд. – Силиг снова нервно сглотнул. – В общем, я увидел, как два эльфа, мужчина и женщина, вошли в склад после твоих… после солдат, которые работали на ту певичку. Я слышал шум драки, а потом из склада вышел другой человек, без доспехов, и с ним эти эльфы. Они остановились на площади и завели разговор. Человек сердился на эльфийку. Она что-то сказала, и ему это пришлось не по нраву. Эльф просто смотрел на них, а потом вернулся на склад – и тогда мой склад занялся огнем, весь сразу. – Торговец помотал головой. – У этого эльфа были знаки на лице, как в старинных преданиях о долийцах.

– Долийцах? – со смехом переспросил Гаспар. – Ты же не сочиняешь, а, Силиг?

– Нет, милорд! А та эльфийка… одежда у нее была хорошая, слишком добротная. Она и человек, которого тут держали… они вышли из трущоб, и я последовал за ними. У меня есть пропуск в Рыночный квартал!

Он метнул взгляд на Гаспара, в глазах которого отражался отсвет тлеющих углей, и принялся шарить в карманах. Гаспар жестом велел ему продолжать рассказ.

– Эти двое, – покорно заговорил эльф, – прошли через Рыночный квартал. Эльфийка выбросила лук. Хороший лук, из красного кедра, стоит, наверное, целый золотой или даже больше, а она его выбросила. Потом они двинулись прямиком ко дворцу, и женщина надела маску.

– Эльфийка? – Гаспар запрокинул голову и шумно выдохнул. – Да уж, такое нечасто увидишь. Кролик в маске. Послушай, Силиг. Ты сегодня хорошо потрудился. Я не дам тебе золота, поскольку это было бы все равно что воткнуть тебе нож в спину. Ты знаешь это, и я тоже знаю. Однако вон у тех людей есть немного серебра, и этого будет более чем достаточно, чтобы ты мог построить новый склад.

– Благодарствую, милорд. – Эльф низко поклонился, и люди Гаспара увели его прочь.

– Вы и вправду намерены ему заплатить? – спросил герцог Ремаш, стоявший у экипажа.

– Да. – Гаспар с улыбкой повернулся к своему будущему великому герцогу. – Нож в спину был бы, конечно, надежнее, но ты ведь понимаешь, что на нас сейчас смотрят из темноты десятки больших блестящих глаз. Они видят все – так пусть увидят человека, который помог отстроить склад, сожженный подручными императрицы. Быть может, эти свидетели мне потом еще пригодятся.

Ремаш кивнул, и никаких чувств не отразилось на его лице, укрытом серебряно-золотой маской.

– Вы хотите использовать эльфов?

– Использовать то, что намеревалась поведать мне Мельсендре, теперь уже не удастся. – Гаспар ткнул большим пальцем в сторону тлеющего склада. – Однако долийский маг и эльф-убийца, которые работают на Селину? – пробормотал он, вновь забираясь в экипаж. – Дыхание Создателя, если я не придумаю, как использовать это, значит я не достоин трона.

Глава 5

В трущобах Халамширала молва раздувала пламя мятежа.

Жестокие выходки аристократов были не внове. Всякий эльф в городе знал, что при виде человека следует опустить взгляд. Эльфийки с юных лет узнавали, как опасно путешествовать в одиночку, да и просто выглядеть слишком привлекательно. Торговцы-эльфы быстро постигали науку торговаться со знатными клиентами так, чтобы получить хотя бы часть платы, но не довести дело до того, что их дома предадут огню.

Никому это было не по нраву, но все знали об этом и терпели, принимая подобное положение как часть мироустройства.

Однако стерпеть гибель Лемета было невозможно.

Лемет был добрый малый, твердили Трен, его друг, и другие мастера-ремесленники. Он честно трудился, содержал свой дом в чистоте и даже получал заказы от кучеров знати – благодаря низким расценкам и добродушным, обходительным манерам. Он был спокойного нрава и притом смешлив и довольно часто угощал своих друзей выпивкой. Лемет был не какая-нибудь нищая шваль, твердили ремесленники, но люди лорда Мансерая закололи его, а потом расчленили и развесили куски тела по всему городу, как поступают с наихудшими преступниками. Если такое могли сотворить с хорошим эльфом, никогда не причинявшим хлопот людям, что же тогда могут сотворить с любым другим эльфом?

Лемет погиб, защищая мальца на побегушках, шептались воры. Чем бы он там ни зарабатывал на пропитание, сердцем он был истинный эльф, а шемы, которые прирезали его как собаку, хотели показать всем трущобным эльфам, что они, шемы, хозяева этих улиц. Что ж, пора им узнать, что на местных мостовых всегда сыщется камень, пригодный для доброго броска.

Свой последний вечер Лемет провел в таверне, где говорили о старых временах Джинет и прочие поклонники старины. О чем бы ни шла тогда речь, он услышал про времена, когда Халамширал принадлежал эльфам, – до подлого вторжения людей и жестокого разорения города. Лемет слушал эти разговоры, а потом, когда аристократ, чьи предки предали дом эльфов огню, попытался убить невинное дитя, Лемет храбро встал на его защиту. Какой эльф не поступил бы так же?

Пьер, граф Халамширал, который до тех пор прощал выходки лорда Мансерая лишь потому, что они не причиняли вреда людям, приказал направить в городские трущобы побольше стражи. Компанию эльфов, возвращавшихся домой после ночной работы, стражники подвергли унижениям и побоям. Наутро тех стражников нашли на рыночной площади мертвыми, и уши у них были отрезаны – что обычно применялось к разбойникам-эльфам.

Граф Пьер послал в трущобы своих шевалье, чтобы проучить негодяев. Шевалье прикончили с десяток эльфов, которым не хватило ума засесть дома, а на следующее утро, проснувшись, обнаружили, что кто-то перебил их конюхов и перерезал глотки лошадям.

Леди Элспет уведомила лорда Мансерая, что его визиты в поместье ее семьи более нежелательны, поскольку его вызывающее поведение так взбудоражило простолюдинов, что слуги леди Элспет не сумели купить свежих ягод для ее любимых пирогов. Когда лорд, кипя от злости, возвращался домой, камень, брошенный в открытое окно кареты, разбил ему нос.

Дворяне поумнее уехали любоваться красотами осени в свои загородные владения. Дворяне поглупее усилили охрану своих городских домов.

И понемногу, без лишнего шума весть начала распространяться из Халамширала по всему Орлею.

Для Селины дни, которые последовали за двумя подряд провалами Гаспара, проходили приятно и тихо. Она подписывала дипломатические документы, изучала отчеты, принимала изобретателей и художников, ищущих покровительства, а также взялась за подготовку бала в честь Верховной Жрицы, где та могла бы обратиться к знати и внести свой вклад в дело о разрешении конфликта между храмовниками и магами.

Между тем рыжеволосая посланница Верховной Жрицы до сих пор никак не дала о себе знать. Ни отказа, ни подтверждения от нее не поступило, и эта неизвестность терзала Селину все сильнее. Вновь она лежала без сна рядом со свернувшейся в клубок Бриалой и смотрела, как подступает рассвет.

Орлею, думала Селина, нужен еще один Мор. Не то чтобы это впрямь помогло, да она и не желала бы своей империи подобных бедствий. Бороться с Морами тяжко, но, по крайней мере, просто. Собираешь всех, кто способен сражаться, бросаешь их на порождения тьмы и надеешься, что Серые Стражи сумеют уничтожить Архидемона. Политика отходит на второй план, пусть и не сразу, но постепенно история того, как во время последнего Мора Логэйн Мак Тир неразумно предал Серых Стражей и попытался захватить власть, обросла множеством туманных деталей, но даже дикие ферелденские дворяне в конце концов оказались способны объединиться.

Если порождения тьмы хлынут из Предела Бездны и начнется новый Мор, оставит ли великий герцог Гаспар борьбу за трон и употребит ли свой внушительный военный талант на битву с врагом, который того заслуживает? Обратят ли храмовники и маги свою ярость на порождения тьмы?

Селина вздохнула. Как бы просто это ни казалось, в душе она понимала, что новый Мор разорвет Орлей на части куда беспощадней, нежели любые внутренние распри или гражданская война. Более того, каждый Мор ведет к уничтожению культурных ценностей и утрате знаний. Во время войны не строят библиотек. Ее университет, ее дворяне – те, что учатся мыслить критически вместо того, чтобы бездумно следовать по стопам своих предков, простолюдины и даже эльфы, шаг за шагом пробивающиеся к знаниям… все это будет попросту отброшено ради обыкновенной борьбы за выживание.

– Тебе надо спать, – пробормотала Бриала.

– Прости, что разбудила.

– Не извиняйся. – Бриала потянулась, при этом проведя рукой по боку Селины. – Напрасно ты не сделала этого раньше.

– Бремя императрицы, – Селина улыбнулась.

Кожа ее любовницы казалась темней на фоне сливочно-белой атласной сорочки.

Бриала перекатилась на живот и, подняв голову, прямо посмотрела в глаза Селины:

– Позволь мне разделить это бремя с тобой.

– Нет, Бриа, не позволю. – Селина обвила рукой эльфийку, стремясь лаской смягчить резкость своих слов. – Хватит и того, что ты – мои глаза и уши. Я хочу… – Селина привлекла Бриалу к себе. – Хочу, чтобы это бремя было только моим. Ради нас обеих.

Бриала мягко высвободилась из ее объятий и села, все так же не сводя глаз с Селины.

– Вы же знаете, ваше величество, что это невозможно. – Она взяла Селину за руку, легонько сжала сильными теплыми пальцами. – Ты уже дала ответ Ремашу?

Глаза Бриалы были поутру такими большими, темными. Словно смотришь в бездонный омут, умиротворяющий и глубокий.

– Ты же знаешь, что он теперь поддерживает Гаспара. – Селина вздохнула.

Они уже обсудили эту новость – бурно и не стесняясь в выражениях – вечером того дня, когда Гаспар во время охотничьей прогулки сделал Селине брачное предложение, а Бриала спасла сэра Мишеля из западни, расставленной бардом Мельсендре. В обоих случаях Гаспар потерпел поражение, но Селина потеряла Ремаша – и эта потеря придавала ее победе неприятный привкус горечи.

– Но разве его нельзя вернуть? – Бриала крепче стиснула ее ладонь. – Если ты дашь ему согласие, ни словом не поминая о том, что он переметнулся на другую сторону, быть может, он сочтет более заманчивым править вместе с тобой, нежели служить Гаспару. Опасение разгневать тебя формальным отказом от сватовства может принудить его…

– Тогда я потеряю тебя, – сказала Селина, и от этих слов у нее перехватило дыхание. – Бриа, ты – все, что у меня есть. Все, что делает меня собой.

Она притянула эльфийку к себе, ощутила, как обвили ее теплые руки любовницы. Атлас ночной сорочки Бриалы скользнул по ее коже, словно кошка, выгнувшая спину в предвкушении ласки.

– Создатель, как же я иногда завидую тебе!

Селина тут же поняла, что говорить этого не следовало. Бриала застыла, будто окаменев, хотя и не разжала объятий, и голос ее прозвучал беспечно:

– Императрица Орлея завидует эльфийке-горничной?

– Ты знаешь, что я имею в виду. – Не размыкая рук, Селина погладила Бриалу по спине. – Ты можешь покинуть дворец, изменить свою жизнь…

– Но останусь эльфом. – Бриала ослепительно улыбнулась, но Селина знала, что она по-прежнему чувствует себя задетой.

– Да, знаю, но я… Я была рождена для того, чтобы взойти на трон. Ничто другое мне не доступно. После того как мои родители и леди Мантильон… – Селина запнулась, не договорив.

На сей раз Бриала решительно отстранилась:

– Ты могла бы стать прекрасным ученым. – Она поднялась и надела халат. – По крайней мере, могла быть таковым, пока император Гаспар не принял бы какого-нибудь спорного в твоих глазах решения. Полагаю, ничего хорошего из этого бы не вышло, – прибавила она, с улыбкой оглянувшись на Селину.

– Ты, наверно, права, любовь моя. – Селина тоже встала, набросила на плечи халат – как будто ничего особенного и не произошло. – И… я подумаю насчет Ремаша.

Бриала кивнула, надела маску и скрылась в потайном проходе за зеркалом. Селина вздохнула и потянулась за своим зачарованным чайничком.

Похоже, сегодня утром ей придется самой готовить себе чай.

Бриала обходила рынок, опрашивая своих осведомителей, когда вдруг заметила Фелассана.

– Не ожидала увидеть тебя так скоро, – сказала она, глядя, как эльф, обогнув кучку торговцев, спорящих из-за груза товаров, направляется к ней. – Какой приятный сюрприз.

Плащ наставника выглядел, как всегда, опрятно – ни следа пыли и грязи, неизбежных спутников странствий, – однако лицо Фелассана в тени капюшона было осунувшимся и усталым.

– Как бы я ни скучал по виду твоего, да’лен, очаровательного личика в маске, вернулся я по более прозаическим причинам. Что тебе известно о событиях в Халамширале?

Бриала последовала за Фелассаном в парк, где они разговаривали всего лишь несколько дней тому назад.

– Ничего, – ответила она.

Неподалеку компания богатых купеческих отпрысков беспечно топтала траву, с хохотом перебрасывая друг другу бурдюк с вином. Они неприязненно косились на Бриалу, но она сделала вид, что ничего не заметила, и так же вполголоса продолжала:

– Мои птицы запаздывают – осенью такое случается. Я не получила ни одной весточки с кораблей, пересекших Недремлющее море.

– Стало быть, я не напрасно утруждал свои древние косточки. – Фелассан устало улыбнулся. – Некий тупоумный шемленский лорд без всякой причины убил и расчленил торговца-эльфа. Самые непримиримые голоса в эльфинаже призывают к миен’харел.

Потрясение было так велико, что Бриала помимо воли рассмеялась:

– Из-за одного эльфа? Скольких наших сородичей каждый день убивают без малейшей жалости?

– Нам не дано знать, где в сухом лесу ударит молния, – ответил Фелассан, садясь на траву, – но я уже чую дым.

И он поведал Бриале все подробности, включая имена лорда и убитого эльфа, хоть это и не имело особого значения.

– Так эльфы готовят бунт? Его подавят. Это же… – Бриала осеклась и стала гневно расхаживать из стороны в сторону. – Неужели они полагают, что этим помогут императрице? Только бунта ей сейчас и не хватало!

– Друзья расчлененного торговца будут вне себя от горя. Об интересах императрицы они, безусловно, заботятся пуще всего.

– Отчего бы и нет? – Бриала круто развернулась к нему. – Она склоняет на свою сторону Верховную Жрицу, она борется с Гаспаром… и если этот бунт сведет на нет ее усилия, думаешь, под рукой Гаспара эльфам станет лучше?

– Если я чему-то и научился в жизни, так это тому, что серьезные политические перемены никогда – почти никогда – не основаны на том, что думаю я. – Он легкомысленно махнул рукой. – С другой стороны, то, что думаешь ты, может повлиять на то, как поступит императрица Орлея, услыхав эти новости. Могу тебя уверить, что в Вал Руайо эти новости еще никому не известны – разумеется, кроме тебя.

Один из купеческих отпрысков подбросил бурдюк слишком высоко, и тот пролетел над головой его приятеля. Не медля ни секунды, Фелассан сделал два шага, перехватил бурдюк, развернул и бросил обратно, не пролив при этом ни капли. Юнцам явно пришлось не по вкусу, что какой-то эльф принял участие в их забаве, однако бросок был настолько хорош, что у них хватило любезности рассмеяться и покивать.

– Ты прав, хагрен. – Усилием воли Бриала вынудила себя успокоиться. – Спасибо тебе. – Ступай. – Фелассан мягко улыбнулся.

И Бриала заторопилась во дворец. На ходу натягивая маску, она с неприличной поспешностью, почти бегом, пересекла торговый квартал. Вскоре она уже целеустремленно шагала по коридорам дворца. Кастелянша заметила ее и окликнула, но Бриала сделала вид, будто не услышала. Во что бы ни обошлась ей потом такая дерзость, дело того стоит.

Узнав, что Селина беседует с университетским чиновником, Бриала умыкнула у служанки поднос с чаем и с поклоном вошла к императрице. С изяществом, выработанным годами обучения, Бриала подала чай, не прервав при этом подкупающих просьб чиновника о дополнительных ассигнованиях и о высочайшем уточнении, сколько именно простолюдинов надлежит принять в университет, дабы умилостивить императрицу. Селина лишь единожды глянула на Бриалу, взяв чашку чаю, подслащенного медом, как она любила с детства.

Минуту спустя Бриала вышла наружу, не глядя сунула служанке поднос и двинулась дальше по коридорам, размышляя на ходу.

Дело должно быть улажено безупречно, без сучка и задоринки. Смертей в любом случае не избежать – этот урок Бриала усвоила много лет назад, в тот день, когда леди Мантильон убила ее родителей и всех прочих слуг, чтобы обеспечить Селине успешное восхождение к власти. Однако же верно подобранные слова могут спасти сотни жизней.

Бриала не могла позволить себе роскоши оплакивать неизбежные жертвы. Она подозревала, что в этом отношении давно уже стала больше похожа на аристократов, которым служила, нежели на эльфов с рыночной площади. Мысль эта порой терзала ее – но опять-таки меньше, чем мысль о смертях, которые она могла бы предотвратить.

Через несколько минут Селина вызвала Бриалу в Каменный зал и отпустила всех прочих слуг. Сама она стояла у открытого окна в сад. Свое название этот зал получил оттого, что одна стена его сверху донизу была покрыта разноцветными кусочками янтаря. Мозаичный узор изображал Серых Стражей, которые, оседлав своих легендарных грифонов, вылетели на бой с порождениями тьмы. Стражи и их грифоны были выложены ослепительно-золотым янтарем, небо было молочно-бледного цвета, а порождения тьмы, ведомые громадным Архидемоном, пылали исчерна-багровым оттенком.

Помимо того, зал был убран трофеями и предметами искусства, связанными с легендарным орденом, правда уже не напрямую. Огромная карта в раме относилась ко временам Второго Мора и показывала, насколько далеко распространились порождения тьмы на пике своего могущества; доспехи, хранившиеся в углу за стеклом, принадлежали, как гласила табличка, Божественному веку, когда император Драккон выслал орлесианское войско против порождений тьмы, спасая осажденных в Вейсхаупте Серых Стражей.

Селина указала на кресло с изогнутыми ножками в виде когтей грифона:

– Обычно то, что ты узнаешь на рынке, может подождать до вечера.

– Не в этот раз, ваше величество. – Бриала села. – Эльфы Халамширала в ярости. Лорд Мансерай убил без суда торговца, и эльфы призывают к миен’харел. – Селина промолчала, и она добавила: – Это слово из эльфийского языка. Когда люди заходят слишком далеко, эльфы напоминают им, что даже к короткому клинку следует относиться с опаской. Они…

– Они готовят бунт, – перебила Селина, и эти слова безжалостно рассекли стылый осенний воздух. – Против меня. Именно сейчас.

– Это не бунт, ваше величество. – Бриала склонила голову и прерывисто вздохнула, стиснув подлокотники кресла, изготовленные в виде грифоньих голов. Этого-то она и боялась. – Эльфы Халамширала никогда не видели тебя. Их недовольство направлено не против тебя лично, не против Орлея. Они лишь хотят правосудия для подданного твоей империи, который был беспричинно лишен жизни.

– Не важно, чего именно они хотят. – Селина повернулась и, тяжело ступая, отошла от окна. – Я уже веду войну на два фронта. Третий фронт мне не удержать.

– И не нужно. – Бриала встала из кресла, преградив ей путь. – Дай им то, чего они хотят, – правосудие.

– Казнить лорда за убийство эльфа? Я… да пропади оно пропадом! – Селина резким движением сорвала маску. Лицо ее пылало, глаза покраснели после очередной бессонной ночи. – Может, мне объявить эльфов полноправными гражданами перед ликом Создателя и троном, который я пока еще занимаю?

– Отчего бы и нет? – Бриала тоже сняла маску, перед тем помедлив мгновение, чтобы взять себя в руки. – Разве что ты на деле так не считаешь, а я – всего лишь возомнившая о себе кухонная шлюха, которой ты пока еще не пресытилась.

Селина отвернулась, бросила маску на мягкий диванчик и отошла к янтарной стене.

– Ты же знаешь, Бриа, что я не могу этого сделать. С тем же успехом можно выгравировать на троне вензель Гаспара.

На фоне багрянца и золота царственная любовница Бриалы выглядела бледной и изможденной. Селина, насколько могла судить эльфийка, всегда полагала сон своим заклятым врагом или по меньшей мере необходимым злом, а после событий в Киркволле растущее с каждым днем напряжение так изнуряло ее, что почти всегда она просыпалась задолго до рассвета и не могла уснуть. Порой, если позволяло время, Бриале удавалось склонить ее к любовным утехам, и затем Селина могла, погрузившись в дремотное блаженство, урвать еще пару часов целительного сна. В последнее время, однако, даже этого бывало недостаточно.

– Да, – вздохнула Бриала, – знаю.

Вместо того чтобы шагнуть к Селине, она направилась к столику, на котором стоял заварочный чайник императрицы – как всегда, закипающий. Бриала налила чаю, поднесла чашку Селине и легонько коснулась ее плеча – жалкое подобие извинения.

Селина обернулась, увидела чай и вздохнула:

– Бриа, я делаю, что могу. Я побудила дворян помогать эльфам.

Она приняла блюдце, поднесла чашку к губам и медленно сделала вдох. Бриала увидела, как ее напрягшиеся плечи едва заметно расслабились.

– Знаю. Ты сделала для нас больше, чем кто-либо другой, с тех пор как Андрасте подарила эльфам Халамширал.

– Увы, повторить этот подарок сейчас уже не в моей власти. – Губы Селины дрогнули в слабой улыбке.

Бриала улыбнулась в ответ – так же слабо, едва различимо – и взяла императрицу за руку.

– У меня есть другое предложение. – Бережно, почтительно она увлекла Селину к мягкому диванчику и усадила подле себя. – Трон не может призвать этого лорда Мансерая к суду, и оттого эльфы грозят взбунтоваться. Так позволь мне помочь тебе в этом деле. – Она сделала глубокий вдох, точно бросаясь в воду. – Отправь меня в Халамширал.

С минуту Селина молчала. Рука ее, укрытая в ладонях Бриалы, замерла.

– Ты убьешь Мансерая?

Бриала кивнула, уверенно и деловито:

– У меня есть возможность связаться с эльфами. Я дам им кровь, которую они так жаждут пролить, и усмирю их прежде, чем они задумают взяться за другую жертву. Для городской стражи это будет нераскрытое преступление, а вовсе не бунт эльфов, и если кто-то спросит твоего мнения о происшедшем, ты можешь как бы невзначай заметить, что лорд, которому хватило безрассудства жестоко убить мирного торговца, должен был бы более заботиться о своей собственной безопасности.

Селина протянула руку и ласково тронула ладонью щеку Бриалы. Эльфийка подалась вперед, и когда они поцеловались, императрица заключила любовницу в крепкие, неистовые объятия.

Затем она без единого слова поднялась, прихватив с диванчика маску и надев ее, и медленно вернулась к окну.

– Быстро и чисто, Бриа, – проговорила она.

– Ваше величество…

Бриала поклонилась и ушла собирать вещи.

Той ночью императрица Селина спала одна.

Разумеется, такое бывало и раньше. Порой Бриале приходилось трудиться допоздна, а когда Селина приезжала с визитом в поместье какого-нибудь лорда, они из благоразумия спали в разных постелях.

Вот только Бриала уже очень давно никуда не уезжала одна.

Каждое утро Селина просыпалась до зари, продрогшая и одинокая, и неотрывно вглядывалась в предрассветный мрак за окном – как будто бы, если долго не отводить взгляда, в темноте проступят все те, кто лишал ее сна. Маги, храмовники, эльфы, Гаспар и Ремаш и прочие, кто переметнулся на сторону Гаспара. Все они рыщут за стенами дворца и с каждой ночью все ближе подкрадываются к ней спящей. Ждут, когда она совершит ошибку, которая спустит их с цепи.

Каждое утро Селина заваривала себе чай, пила до тех пор, пока головная боль не сменится отдаленным гулом в затылке, и погружалась в старинные фолианты, представлявшие интерес разве что для ученых.

Первые дни после отъезда Бриалы прошли без особых происшествий: Селина только выслушивала речи и принимала подарки. Весть о бунте эльфов Халамширала наконец достигла Вал Руайо; придворные и знать, еще остававшаяся в городе, качали головами и порицали неблагодарных халамширалских эльфов, которым невдомек, насколько лучше живется им, нежели их сородичам в эльфинажах Ферелдена и прочих городов Орлея. Граф Пьер принес извинения за постыдное поведение жителей своего города и заявил, что порядок вскорости будет восстановлен, – что, впрочем, никого не успокоило. Столичные аристократы допытывались, что же намерена предпринять Селина, а императрица отделывалась учтиво-уклончивыми тирадами и втайне молилась о скорейшем возвращении Бриалы.

Три дня спустя после отъезда Бриалы она посетила представление в Большом театре Вал Руайо – и тогда-то обнаружила, насколько далеко все зашло.

Большой театр был основан почти двести лет назад. Он заслуженно считался крупнейшим театром империи, с самыми знаменитыми актерами, самыми выдающимися драматургами, самым дорогостоящим реквизитом и умопомрачительными эффектами – на некоторых спектаклях дым и пламя сотворялись не алхимическими средствами, но магом, который получал специальное разрешение применять свой дар вне пределов Круга. В итоге, однако, стремясь превзойти своих конкурентов, Большой театр также привлек внимание и Церкви, и престола постановками, граничившими со скандалом. Ремилье, Безумный Император, повелел ставить в театре только пантомимы – из страха, что иные пьесы могут разжечь мятеж против его правления, а император Флориан, дядя Селины, едва не закрыл Большой театр после некой безвкусной пьесы, изобличавшей орлесианскую оккупацию Ферелдена.

Селина сделала ставку на поддержку театра – и финансовую, и политическую. Она неизменно противилась возмущению Церкви, а когда в пьесах напрямую или в переносном смысле упоминали ее особу, публика всегда видела, что императрица смеется или, как положено, аплодирует, – просвещенная монархиня, которую не беспокоит, что о ней могут сказать на сцене. В ответ орлесианские драматурги неизменно бывали к ней доброжелательны.

Экипаж Селины остановился перед парадным входом, у пышного ковра, который всегда разворачивали в знак того, что представление почтила своим присутствием высокопоставленная особа. Снаружи на почтительном расстоянии собралась толпа.

– Что прикажете, ваше величество? – негромко спросил Мишель.

После того как Бриала помогла ему спастись из западни, устроенной Гаспаром, он был немногословен, но бдителен вдвойне, стремясь таким образом искупить свою мнимую вину. В какой-то момент Мишель, как и предвидела Бриала, попытался неловко оправдаться, но Селина без промедления прервала разговор, дав понять, что никто его в случившемся не винит.

Не те сейчас времена, чтобы позволять защитнику императрицы утратить веру в себя.

– То же, что и всегда, – наблюдай.

Сэр Мишель кивнул, вышел из кареты, затем повернулся и подал руку Селине, чтобы помочь ей. Слуги, которые до того ехали наверху кареты, проворно смели пыль с роскошного ковра, оттеснили подальше простолюдинов и мелких дворян – и императрица показалась из кареты.

В толпе что-то было не так. Селина тотчас это почувствовала. Ей, разумеется, кланялись, но шептались при этом совсем не о том, о чем обычно перешептываются в таких случаях. Направляясь в сопровождении сэра Мишеля ко входу в театр, – одни слуги несли длинный шлейф монаршего платья, другие брызгали впереди розовой водой, дабы запах толпы не оскорбил обоняния императрицы, – Селина краем глаза из-под маски зорко следила за толпой и старалась уловить каждый звук.

– Ее не видно…

– Не стоило бы сюда…

В здании Селину приветствовала почтительным поклоном нынешняя владелица Большого театра – пухленькая женщина, выгодно вложившая накопления своего купеческого семейства. Сегодня она была одета в простое, но модного покроя платье, на котором с одной стороны была вышита смеющаяся маска, а с другой – плачущая. Обильный грим, приличествующий торговому сословию, обладал известным сходством с маской императрицы – достаточным, чтобы выразить почтение высокопоставленной гостье, не пытаясь при этом ей подражать. Впрочем, под слоем грима лицо ее выражало заметное беспокойство.

Селина отдала бы что угодно, только бы здесь сейчас оказалась Бриала. Ее горничная и любовница умела быстрей даже самой Селины делать выводы на основе самых незначительных наблюдений, а кроме того, маска слуги позволяла ей без труда пройти там, где не могла появиться императрица. Сейчас же Селине оставалось лишь учтиво улыбаться, пока владелица театра провожала ее в богато украшенную императорскую ложу. Отсюда Селине и ее гостям была превосходно видна сцена, а всем прочим зрителям – превосходно видна императрица.

Служанка налила Селине чаю, другая положила на ее место бархатную лиловую подушечку: как бы роскошно ни была украшена императорская ложа, монархине все же не пристало сидеть на том, что по сути представляло собой заурядную деревянную скамью. Третья служанка усердно брызгала розовой водой, пока не изничтожила бесследно запахи пота, солений и театрального дыма.

– Думаю, сегодня я выпью вина, – сказала Селина служанке с чайником.

– Да, ваше великолепие.

– Когда пойдешь за вином, передай мадемуазель Арше мое восхищение прекрасным новым занавесом. Кроме того… – Селина задумчиво прищурилась, глядя на настенный светильник. – Возьми с собой еще одну девушку, и поищите новые свечи. Эти, по-моему, уже оплывают.

– Да, ваше великолепие, – повторила служанка.

Обе девушки вышли из ложи.

На самом деле свечи и не думали оплывать, а Селина редко пила вино в театре, и служанки прекрасно знали и то и другое. Знали они также, что Селина хочет, чтобы они прислушались к разговорам в толпе, учтиво поспрашивали о том о сем и вызнали, что происходит. Пускай этим девушкам было далеко до Бриалы, но нельзя лично служить императрице Орлея, не разбираясь в том, как вести Игру.

Вскоре началась пьеса, которая была представлена в афише как романтическое изложение истории Андрасте. Роль самой Андрасте исполняла юная светловолосая красавица. Мятеж против Тевинтера она начала с большим воодушевлением, – правда, в самой пьесе, как обнаружила Селина, чувствам уделялось гораздо больше места, нежели здравому смыслу. Ей довелось изучить немало исторических источников, в том числе и запретных, и она подозревала, что Андрасте на деле была больше политическим деятелем, нежели фанатично верующей идеалисткой, какой изображала ее Церковь. Иначе войну не выиграешь.

Раздался негромкий стук, и Селина обернулась. Мишель встал, открыл дверь и оглянулся на Селину:

– Ремаш, герцог Лаидс, ваше высочество.

– Впусти его, Мишель.

Герцог Ремаш шагнул в ложу и поклонился:

– Ваше императорское величество. Я увидел, что вы почтили своим присутствием спектакль, и посмел надеяться, что мое скромное общество вам не помешает. Если, конечно же, это не слишком дерзко с моей стороны.

Селина изящным взмахом руки пригласила его сесть:

– Ничуть, если ваше отсутствие не причинит ущерба вашим спутникам.

Герцог кивнул и сел в кресло рядом с ней. Мишель остался молча стоять в дальнем конце ложи.

– Хоть магам власть в Тевинтере дана – не править магия, служить должна! – провозгласила на сцене Андрасте.

– Странное представление, – пробормотала Селина. – Я ожидала увидеть романтическую историю или трагедию – но это?

– И что же это, ваше величество? – Ремаш искоса глянул на нее.

– Я бы сказала, скорее комедия, но даже Большой театр не обошелся бы так с историей Андрасте. – Селина улыбнулась. – Впрочем, мы могли бы стать свидетелями первого в истории Священного похода на театр.

Ремаш тихо засмеялся.

На сцене Андрасте убеждала мятежников заключить союз с эльфами:

– С подобной мощью можно ль совладать? Всех наших сил, как видно, недостанет! Но если эльфов в помощь нам призвать, свобода наша их порукой станет!

Среди зрителей пробежали нервные смешки, и в полутьме зала стало ощутимо светлее – это сотни лиц разом повернулись вверх, глядя на Селину.

На сцену вышел Шартан, эльфийский воин-еретик, чья история о присоединении к Андрасте в борьбе против древнего Тевинтера была вымарана из Песни Света.

В пьесе он оказался женщиной в платье, с недвусмысленно вихляющимися бедрами и такими огромными искусственными ушами, что даже в последних рядах зала было видно, что перед ними эльф.

Женщина-Шартан поцеловала руку Андрасте, и зрители засвистели.

Селине показалось, что весь окружающий мир внезапно застыл, словно окаменев. Затылок налился свинцовой тяжестью, и только усилием воли она сумела сохранить неподвижность.

– Герцог Ремаш, – спустя минуту проговорила она, – я размышляла над предложением, которое было сделано вами ранее.

– Ваше великолепие, – ответил он, – я не припоминаю никаких предложений, которые требовали бы дальнейшего обсуждения.

Говоря это, Ремаш не сводил глаз со сцены, и на губах его играла улыбка.

– Понимаю, – сказала Селина. – Было бы крайне неуместно мешать вам наслаждаться представлением. Часто ли вы смотрите спектакли?

– Только те, которые оплатил сам.

– Вполне вероятно, что эту пьесу оплатил Гаспар, – заметила Селина, следя за тем, чтобы никакие непрошеные чувства не отразились на ее лице, слишком хорошо видном зрителям снизу. – Пером.

– Я не шевалье, чтобы меня задела дуэль на перьях. – Ремаш так и не взглянул на нее. – Зато Гаспар весьма заинтересован охотой в Лаидсе. В то время как для вас это, по всей видимости, лишь обременительное обязательство.

На сцене гневно воздевал руки Маферат, являя собой единственный источник здравомыслия, в то время как Андрасте и Шартан вовсю кокетничали друг с другом, совершенно забыв о войне с Тевинтером.

– Когда правитель – игр сердечных раб, утехи с эльфом долгу предпочтет, ужели всякий, кто душой не слаб, клинок возмездья в руки не возьмет?

– Должна ли я понимать, – проговорила Селина, также не глядя на герцога, – что Маферат станет героем, который, предав Андрасте, пожертвовал ею ради высшего блага?

– Что ж, ваше величество, в этой постановке Андрасте, судя по всему, взяла себе любовницу-эльфийку и пренебрегла своим долгом. – Ремаш помолчал. – Впрочем, не хочу преждевременно раскрывать концовку.

– Одна концовка мне уже известна. Автор пьесы будет казнен. Вероятно, владелица театра – тоже.

– По правде говоря, – заметил герцог Ремаш, – такое изменение пьесы, внесенное в последний момент, было совершенно неожиданным для владелицы театра, равно как исчезновение сына упомянутой владелицы. Впрочем, паренек, я полагаю, после окончания спектакля будет найден живым и невредимым.

– И какие же я обнаружу улики, указывающие на вас, Ремаш?

– Никаких, ваше великолепие, однако я сделаю щедрые пожертвования Церкви в качестве извинения за то, что некий полоумный еретик испортил пьесу, которая ставилась на мои средства.

Селина встала:

– Передайте великому герцогу Маферату, что я, судя по всему, проиграла спор о том, знает ли он грамоту.

Сэр Мишель, сверля убийственным взглядом герцога, распахнул дверь, и Селина покинула ложу, не обращая внимания на поднявшийся внизу шепот.

Она держала себя в руках до того мгновения, пока Мишель не закрыл за ними дверь ложи. Тогда, оказавшись в полутьме коридора, в обществе одних только служанок и своего защитника, Селина опустила голову и сделала глубокий вдох.

Они знают. Все знают, будь они прокляты!

Оставалась еще возможность, что это лишь художественный образ, колкий намек на то, что Селина продвигала эльфов на рынки для знати и в университет. Впрочем, она так не думала. Герцог Ремаш явственно выделил голосом слова «любовницу-эльфийку», а такое, даже в качестве театрального образа, в Игре не упоминают, если только целиком не уверены в своей правоте.

Любовная связь с Бриалой, единственное в жизни Селины, что она много лет хранила от посторонних глаз, теперь может стать оружием, обращенным против нее. Гаспар и его приспешники отнимут у нее любимую женщину, чтобы развязать свою растреклятую войну.

– Вы так долго властью своей покровительствовали науке и искусству, – прозвучал из темноты негромкий мягкий голос. – Со стороны Гаспара жестоко обратить и то и другое против вас.

Селина оглянулась на рыжеволосую посланницу Верховной Жрицы с ферелденскими чертами лица, подчеркнуто не прикрытого маской.

– Театры всегда были ветрены, Лелиана. И я не думаю, что университет последует их примеру. – Селина взглянула на Мишеля. – Найди прочих служанок и узнай, что они слышали.

– Ваше величество, – поклонился Мишель и двинулся прочь.

Остальные девушки гуськом последовали за ним. Селина отступила в густую тень – туда, где стояла Лелиана.

Ферелденка достала тугой свиток:

– Нескольких профессоров попросили составить доклады об эльфах. В одном докладе будет сказано, что большие уши придают эльфам сходство с кроликами, а значит, они, по сути, животные, управляемые лишь примитивными инстинктами, и, стало быть, им нельзя доверять. Другой доклад станет утверждать, что всякий, кто прелюбодействует с эльфом, оскорбляет Создателя, как если бы он грешил скотоложством.

Двадцать лет усилий, чтобы привить варварской империи милосердие и культуру, в которых она нуждается, дабы остаться величайшей державой в мире, – и теперь те же люди, которым Селина стремилась помочь, насмехаются над ней, угрожают ей смертью и ради развлечения черни устраивают балаган из ее противостояния с Гаспаром. Двадцать лет относительного мира, просвещения и безопасности для Орлея обратятся в прах только потому, что драматурги и ученые облыжно свели их к нелепой выдумке влюбленной девицы, заведшей шашни с эльфом.

Селина зажмурилась:

– И что же думает обо всем этом Верховная Жрица?

– Ваше великолепие, – улыбнулась Лелиана, – Верховная Жрица никогда не была высокого мнения о театре.

Императрица молчала, и рыжеволосая посланница вздохнула:

– Эльфы – дети Создателя, как и мы, и точно так же достойны Его милосердия.

– Но вслух она этого не скажет, – пробормотала Селина.

Лелиана отвела взгляд. Она была бардом, а потому каждый ее жест был обдуманным, но сейчас, похоже, неловкость ее была совершенно искренней.

– Мне… довелось сражаться плечом к плечу с эльфами. Я не хотела бы, чтобы им был причинен вред. Но… поддержки Верховной Жрицы вы просили вовсе не в этом. – Она оглянулась на Селину. – Вы хотели, чтобы она помогла вам усмирить храмовников и магов.

– Верно, – кивнула Селина. – И она мне поможет?

– Да, поможет. – Лелиана выдохнула и медленно кивнула. – Но взамен ей необходимо знать, что вы уладите положение с эльфами.

Сердце Селины на миг болезненно сжалось – она уже поняла, куда поведет разговор. Императрица едва заметно выдохнула и сказала:

– Разумеется. Вряд ли я вправе просить Верховную Жрицу навести порядок в ее делах, если не в состоянии разобраться с собственными. Надеюсь, вам понравится предстоящий бал в честь Джустинии. Боюсь только, я не смогу присутствовать на нем лично.

– Верховная Жрица это понимает, – проговорила Лелиана и добавила негромким печальным голосом: – Да благословит вас Создатель.

– Ваше величество!

Селина вскинула голову и выпрямилась, сделав глубокий успокаивающий вдох. Это был сэр Мишель, позади него теснилась ее свита. Двум служанкам, которых Селина ранее отправила на разведку, явно досталось. У одной грим был размазан по губам и щеке, словно ей влепили пощечину, у второй из-под полумаски виднелись потеки туши, словно она плакала.

– Что вы узнали? – спросила императрица, украдкой глянув в темноту.

Лелианы там больше не было.

– То же, что показывали в этой пьесе, – скривившись, ответил за всех Мишель. – Люди твердят, что вы слишком… потакаете эльфам. – Селина нетерпеливо махнула рукой, и он продолжил: – Говорят, что вы снизили им налоги, что хотите дать им полную свободу от наших законов. Говорят также, что вы чрезмерно жалеете их, а некоторые предполагают, что вы втайне сговорились с долийцами отобрать землю дворян и вернуть Долы эльфам. Болтают даже о вашей горничной, Бриале. – Мишель уставился в стену. – Будто бы она… будто вы с ней…

– Любовницы, Мишель. Это называется «любовницы».

– Да, ваше величество. Именно так и говорят. – Мишель стиснул кулаки. – Если пожелаете, я буду счастлив вернуться в вестибюль и разъяснить, что подобные разговоры неприемлемы.

Селина улыбнулась и выпрямилась, расправив плечи. Сейчас слуги должны видеть ее сильной.

– Нет. Ты заткнешь рот одному сплетнику, но породишь сотню других сплетен. Если люди страшатся, что я чересчур мягко отношусь к эльфам, разубедить их можно только действием.

Возможностей было множество, но почти все их Селина отбросила сразу. Новые ограничения в торговле, отказ от ходатайства принять на обучение в университет эльфа… все эти решения убедят лишь немногих, но не воздействуют на всю империю разом, не отбросят все сомнения в силе Селины.

Здесь поможет только одно. Селина знала об этом, еще когда беседовала с Лелианой, и в мыслях заранее молила прощения за ту боль, которую причинит Бриале. Но иного пути нет.

– Собирай войска. Мы выступаем на Халамширал.

– Ваше величество?

– Я должна подавить бунт.

Глава 6

Трен многому научился у грабителей с тех пор, как ублюдок-шемлен убил его друга Лемета.

Во-первых, он узнал, что большинство законов, которые он так боялся нарушить, до смешного легко обойти. В Халамширале эльфам было запрещено иметь при себе ножи с лезвием длиннее их собственной ладони, однако половина эльфов в гильдии грабителей открыто носили кинжалы у бедра, бросая вызов всякому стражнику, у которого хватило бы отваги ввязаться в схватку.

Во-вторых, оказалось, что работа в кожевенной мастерской придает ему немалый вес в глазах мятежников. Из украденных в мастерской обрезков кожи Трен мог смастерить пращи для тех, кто в противном случае остался бы вовсе безоружен. Стрелы и арбалетные болты добыть нелегко, говорили Трену грабители, но даже треклятый шем не в состоянии помешать эльфу поднять с земли камень. Более того, когда мятежники принесли Трену большие куски кожи, он показал, как выварить ее и превратить в прочный нагрудник либо поножи. Красотой такие доспехи не отличались, зато могли отразить удар клинка или смягчить попадание стрелы.

В-третьих, он, к немалому своему изумлению, осознал, что ему и впрямь нравится убивать людей.

Фургон въехал на торговую площадь сразу после захода солнца. На здешнем рынке обосновались большей частью ремесленники да скупщики провизии, и хотя он ни в какое сравнение не шел с торговыми рядами в благополучном Высоком квартале, но выглядел намного опрятней и привлекательней, чем рыночная площадь в трущобах, где жили эльфы. Места для торговли представляли собой палатки из небеленого холста, красочно расписанные фигурами драконов и шевалье, а посреди площади высился помост, на котором бард или иной лицедей мог потешить публику за умеренную плату.

Городские стражники, недовольно бурча, осмотрели фургон, а затем предостерегли возницу, чтоб не мешкал, выгружая товары. Эльфы, сказали они, поганцы этакие, с недавних пор совсем распоясались, тащат все, что подвернется, так что даже в приличных кварталах небезопасно.

Трен следил за происходящим с крыши дома на другом конце площади. Вот подал знак связному – тому самому, которого ценой своей жизни спас Лемет. Мальчишка ухмыльнулся в ответ и опрометью умчался прочь.

Трен досчитал до ста и выпрямился. Вложил камень в пращу, раскрутил кожаный ремешок на запястье и отправил самодельный снаряд в полет. Камень просвистел через площадь и исчез из виду. Трен увидел, как стражник пошатнулся, хватаясь за плечо, прикрытое кольчугой, и в тот же миг до его слуха донесся отчетливый лязг камня о металл.

И тут камни, пущенные другими пращами, обрушились на площадь со всех сторон. Торговцы с воплями бросились врассыпную, камни сыпались градом, грохоча по булыжникам, лязгая о доспехи и с глухим звуком врезаясь в живую плоть. Стражники завертелись, вскинув арбалеты, силясь разглядеть в сумерках силуэты врагов. Лошади взвились на дыбы, пронзительно заржали, и вознице стоило немалого труда удержать их на месте. Трен раскрутил пращу, швырнул еще один камень и выругался. Он упражнялся с пращей только пару недель, но уже, едва камень сорвался в полет, мог наверняка сказать, что тот не попадет в цель.

Что-то визгливо свистнуло у самого уха, и арбалетный болт, чиркнув опасным ветерком мимо щеки Трена, бессильно ударился о стену дома позади него. Пару недель назад Трен от такого припал бы к земле, скорчившись от ужаса. Сейчас он лишь оскалил зубы в хищной ухмылке. Миг спустя стражник, который выстрелил в него, повалился на колени с залитым кровью лицом.

Площадь почти опустела. Стражники валялись на земле, если не убитые, то оглушенные, и теперь у эльфов появилось несколько драгоценных минут до прибытия вражеского подкрепления. Один из грабителей во все горло прокричал приказ, и Трен, перевалившись через край крыши, спрыгнул вниз. Приземлился он неудачно – подвернул в прыжке лодыжку. Разразившись бранью, Трен кое-как поднялся на ноги и нагнал остальных.

На ходу он сунул пращу за пояс и, выдернув нож, плечом к плечу с другими грабителями дерзко вышел на площадь.

– Пощадите! У меня дети! Пощадите!

Торговец, упавший на четвереньки, с окровавленной головой, неуклюже пополз прочь от приближавшегося Трена. Трен ударил его по макушке, ухмыльнулся одному из своих соратников и двинулся дальше.

Стражник, выстреливший в него, все так же стоял на коленях и мотал головой. Трен подошел к нему сзади, схватил за плечо, вонзил нож под челюсть и одним рывком перерезал горло. Стражник рухнул, хватаясь за горло и захлебываясь кровью.

Когда Трен впервые вот так убивал стражника, он позволил себе замешкаться. Человек успел выхватить кинжал, и бывалый грабитель пришел на выручку Трену, а потом весь оставшийся вечер громко глумился над ним. Во второй раз Трен бросился в бой с той безумной и бестолковой страстью, с какой незрелый юнец впервые бросается в объятия женщины, и воткнул нож стражнику под самым ухом. Прошло несколько минут, прежде чем бедняга испустил дух, и Трен был так взвинчен, что не решился выдернуть нож, пока стражник окончательно не затих.

В третий раз все прошло без сучка без задоринки, и с тех пор на счету Трена было уже немало служителей порядка. Одно плавное движение, без рывков, без спешки – и вот человек в доспехах, который так долго потешался над эльфами, лежит бездыханным.

Эльфы уже избивали возницу фургона, скорчившегося на земле. Не удостоив их вниманием, Трен присоединился к тем, кто обследовал фургон.

– Большей частью съестное и кухонные горшки, – сказал один, когда Трен подошел ближе. – И еще ламповое масло.

Трен кивнул. Ламповое масло хорошо горит, а из горшков выйдут недурные снаряды.

– Что возьмем? – спросил другой. – Все унести не успеем.

Трен глянул на лошадей, которые тоненько ржали и бились в упряжи.

– Возьмем все. Кто может править фургоном?

Не получив ответа, он нахмурился и повернулся к эльфам, которые избивали возницу:

– Эй, а ну-ка поставьте его на ноги!

Те зароптали, но подчинились приказу Трена и рывком подняли возницу с земли. Нос у него был расквашен до крови, и он скрючился от боли, не в силах выпрямиться, но хоть кости, судя по всему, остались целы.

– Хочешь жить, шем? – спросил Трен, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более жестко. – Доведешь фургон, куда мы скажем, и тогда уйдешь живым.

Человек сделал глубокий вдох и закашлялся.

– А как же лошади? – спросил он.

Трен засмеялся. Смех вышел громче, чем ему хотелось бы, – видно, еще не остыл от драки.

– Человек, ты не в том положении, чтобы торговаться.

– Знаю. – Возница сделал другой вдох и скривился от боли. – Но вы же не убьете лошадей, правда? Вы будете хорошо с ними обращаться?

Трен оглянулся на своих сородичей – те пожали плечами.

– Мы не собирались их убивать.

– Ладно, – сказал возница и, хромая, двинулся к фургону.

Трен помахал рукой прочим грабителям; те похватали, что могли унести, и пустились бежать. Трен с парой соратников присоединился к вознице и велел ему править к трущобам. На площади позади наступила тишина, нарушаемая только стонами торговцев, которых оставили в живых.

Повинуясь приказу Трена, возница погонял лошадей. Они доехали до баррикады, которой эльфы огородили принадлежавший им клочок Халамширала, и мятежники с шумом и криками оттащили в сторону громоздившиеся вдоль нее столы и доски, чтобы дать проехать фургону.

Лошади тревожно ржали, косясь на острые обломки досок, торчавшие из баррикады, то есть груды мусора, которая ограждала их от людей. Возница прикрикнул на лошадей, щелкнул вожжами и виновато глянул на Трена. Тот словно и не заметил этого взгляда.

За минувшие недели эльфийские трущобы разительно переменились. В каждом квартале один, а то и два дома превратились в пепелища после карательного визита стражников. Двери лавок были заколочены досками, и там, где прежде пахло лошадьми и стряпней, теперь стоял едкий запах дыма.

И все же, вопреки этим мрачным переменам, Трен замечал вокруг и приметы радости. Девочка-эльфийка с минуту бежала рядом с фургоном, и один из грабителей бросил ей украденное яблоко. Раньше от людей зависело, что́ эльфам есть и когда, и в те времена эта девочка скорей всего голодала. Теперь, когда люди в качестве наказания прекратили поставки провизии, каждая крошка съестного добывалась с боем… и эльфы ели сытнее.

Штаб-квартирой эльфийского мятежа служила таверна, где Трен и Лемет выпивали в ту роковую ночь. Теперь почти все столы выволокли из залы и, орудуя топорами, изготовили из них деревянные щиты, а опилки, присыпавшие пол, пропитались кровью раненых эльфов, которые лежали на тюфяках у старой барной стойки. На стене таверны углем нарисовали карту города, отметив вероятные цели новых налетов, пути отхода и укрытия. Трен спрыгнул с фургона, скривившись от боли в подвернутой во время схватки лодыжке. Его спутники остались разгружать добычу. Джинет, по-прежнему носившая фартук подавальщицы, призывно помахала Трену. Губы ее были обеспокоенно поджаты.

– Будь начеку, – бросила она, нервно вытирая руки о фартук, когда Трен вошел в таверну. – Они очень опасны.

Трен не нуждался в ее предостережениях. Эльфийка, сидевшая прямо перед ним на барной стойке, была облачена в такие превосходные доспехи, каких он никогда в жизни не видывал. Доспехи были из кожи, но синей, как воды Недремлющего моря, и отделаны по краям серебряными заклепками. Женщина двигалась в них так легко, словно это была не кожа, а тонкое полотно. Лук, висевший у нее на плече, был изготовлен из дерева, которое Трен не сумел распознать, вдоль изгиба тянулся витой причудливый узор, напоминавший листья. Кинжалы на поясе женщины отливали серебристо-голубым сильверитовым сиянием. Все это добро стоило больше, чем Трен заработал за всю свою жизнь.

Впрочем, куда больший трепет внушал спутник женщины. Этот эльф был одет в самый заурядный плащ, ничем не примечательные тунику и штаны, да к тому же бос. Он мог бы легко сойти за попрошайку, если б не держал в руке сияющий посох и лицо его не покрывали бы сложные татуированные узоры. Посох выдавал в незнакомце мага – не запертого в башне Круга, но стоящего прямо здесь, посреди таверны, где ни один храмовник не волен ему помешать. Татуировки же гласили, что он – ожившая легенда.

– Хагрен, – с запинкой пробормотал Трен, припомнив старинное слово. – Старейшина. Ты пришел помочь нам сражаться за свободу?

– Мы пришли, – сказала эльфийка, – не дать вам погубить себя.

Войско Селины скорым маршем двигалось к Халамширалу. Переплыв на судах Недремлющее море, оно прошло через Лаидс. Это означало, что слуги герцога Ремаша могли во всех подробностях изучить армию императрицы и доложить об увиденном своему господину, а через него, стало быть, и Гаспару – но с этим уже ничего нельзя было поделать.

И, по правде говоря, Селину это обстоятельство вполне устраивало. Гаспар толкнул ее на этот шаг, в хитроумии своем вынудив императрицу Орлея подавить бунт и показать, что с ней шутки плохи. Что ж, пускай знать увидит, на что она способна, если того требуют обстоятельства, и пускай больше не путает нежелание воевать с неспособностью охранить империю.

Между тем как армия императрицы – пара сотен всадников, вдвое больше пехотинцев и четыре десятка шевалье – верхом и пешим ходом продвигалась к цели, сама Селина сидела в императорской карете, изучала донесения разведки и жалела, что не может поехать верхом. На ней было дорожное платье, а маска ее лежала рядом на сиденье – чтобы надевать ее, если понадобится выйти из кареты.

Ехать верхом было бы, безусловно, куда менее удобно. Хотя Селина регулярно каталась на лошади, недолгая конная прогулка в парке или необременительные верховые поездки на охоте не могли сравниться с целым днем, проведенным в седле, и она это прекрасно понимала.

Зато, сидя в седле, она просто ехала бы вперед – и ничего более. Ей не пришлось бы день напролет читать донесения. Сколько трущобных кварталов уже захватили эльфы? Сколько стражников убито? Сколько аристократов поменяли свои планы из-за угрозы, которая нависла над городом?

Сидя в карете, Селина могла только читать, отдавать приказы и ждать.

Там же, вместе с ней, был и сэр Мишель, бесстрастно наблюдавший за тем, как императрица с ненавистью взирает на страницы донесений.

– Что-нибудь новое, ваше величество? – спросил он, когда Селина раздраженно скомкала листок бумаги.

– Нет, Мишель. Ничего нового.

Эльфы захватили еще пару кварталов. Теперь они вторглись на улицы, где жили люди победнее, и прогнали несчастных простолюдинов со всем скарбом, какой те могли унести в руках. В донесениях сообщалось, что эльфы Лаидса бегут из города, надеясь добраться до Халамширала и там обрести свободу, а бунтовщики в Халамширале оставили письма с требованием выдать им лорда Мансерая для правого суда. Стражники Халамширала, которым зачастую некого послать в самые горячие места, просят о подкреплении.

– Долго еще ехать?

Мишель, сощурясь, выглянул в окно:

– Если будем двигаться с той же скоростью и не тратить много времени на отдых, то меньше дня, но в этом случае мы прибудем в Халамширал выбившимися из сил.

– Мишель, – сказала Селина, – это же эльфы. Доспехи у них из железного хлама и обрезков кожи, они швыряются в стражников камнями. Мы справимся с ними без труда, если, конечно, не станем мешкать в пути.

Мишель кивнул, не говоря ни слова, и Селина увидела, что он нахмурился. Впрочем, выглядел он скорее озадаченным, чем озабоченным, и это ее успокоило. Она доверяла суждениям Мишеля в военных вопросах, и если бы он нашел повод для тревоги, ей бы тоже следовало встревожиться.

– Ты со мной не согласен?

– Согласен. Простите, ваше величество. – Мишель покачал головой. – Я просто удивляюсь глупости этих эльфов. Шнырять по городу во внеурочное время – это одно, но убивать стражников и строить баррикады… о чем только они думали?

– Они были голодны и напуганы, – пожала плечами Селина. – Иные аристократы чрезмерно жестоки с беднягами без всякой на то нужды. Даже собака, все время получая пинки, рано или поздно станет кусаться в ответ.

– Вы говорите так, будто вам их жаль! – Мишель изогнул бровь.

– Я надеялась разрешить эту проблему иным путем. – Селина невесело улыбнулась. – Эльфы – часть нашей империи. У них есть свое место в Орлее, точно так же, как у тебя и у меня, и мой долг перед Создателем состоит в том, чтобы направлять их, обеспечивать им довольство и безопасность. То, что я намерена сделать сейчас, я делаю с тяжелым сердцем. – Она с любопытством взглянула на Мишеля. – А ты?

Лицо его не дрогнуло.

– Они бросили вызов вашей власти. Я предпочту расправиться с парой сотен остроухих, нежели позволить Гаспару рисковать жизнями людей.

– Мишель, я никогда прежде не видела в тебе такой злости.

Привязанность к Бриале саднила в груди Селины болезненным шипом – она сознавала, что подавление бунта в Халамширале разобьет сердце ее возлюбленной. Ей припомнился их последний разговор перед отъездом Бриалы, припомнилась страсть в голосе эльфийки.

– И знаешь, я думаю, что это чувство недостойно тебя. Эльфы – простолюдины. Мы не можем судить о радостях и тяготах их жизни, точно так же, как они не могут судить о наших. В их представлении мы целыми днями лакомимся изысканными яствами, а ночами напролет веселимся на роскошных балах.

– Но ведь это похоже на правду, ваше величество. – Мишель усмехнулся ее словам.

– Эльфы не нанесли тебе оскорбления, подняв бунт. Тебе незачем на них злиться.

– Знаю, ваше величество, но, как я уже говорил, они… взбунтовались против вас. Нарушение закона я бы мог еще понять, хотя все законы в этой стране – ваши законы. Но выступить напрямую против вас… – Мишель пожал плечами. – Я не могу понять, как простолюдин, будь то эльф или человек, в состоянии решиться на такое по своей воле. И я не вправе бездействовать – иначе как я мог бы зваться вашим защитником?

Селина покачала головой:

– У тебя будет возможность доказать, что ты достоин этого звания. Я всем сердцем молюсь о том, чтобы мы достигли цели.

Дальше они ехали молча. Селина думала о том, что сегодня ночью опять будет спать одна. Зато Гаспар разделит ложе со страхом. Даже будучи бунтовщиками, эльфы остаются орлесианцами, и смерть их потребует расплаты.

И платить придется Гаспару.

Городской дом лорда Мансерая скорей походил на дворец – громадный особняк, укрытый за каменными стенами и зубчатыми железными воротами.

Восходил месяц, и Бриала наблюдала за особняком из тени деревьев в соседнем парке. Окна погасли, ворота заперли больше часа назад, гости, если они и были, давно разъехались. Только над одной из множества труб до сих пор еще тянулся столб дыма – в дальнем конце дома, где, по всей вероятности, находились кухни.

Кто-то из слуг мог быть еще на ногах, работая в кухне или занимаясь стиркой белья на завтра, но большинство обитателей дома явно уже отошло ко сну.

Рядом с Бриалой привалился к дереву Фелассан, невозмутимый, как всегда. Трен – судя по всему, предводитель мятежников – беспокойно расхаживал позади них.

– Ты уверена, что так и надо сделать? – спросил он уже в третий раз.

– Только так, – ответила Бриала, стараясь, чтобы голос ее прозвучал спокойно и убедительно. – Или ты считал, что вы сможете жечь дома, убивать стражников и оставаться безнаказанными?

– Нет, не считал, но…

– Императрица отправит в трущобы шевалье, и все кварталы внутри ваших баррикад сожгут дотла, – вмешался Фелассан, все так же небрежно прислонившись к дереву. – Именно так, собственно говоря, и поступают императрицы, когда кто-то возводит баррикаду и объявляет себя мятежником.

– А потому, – продолжала Бриала, – если вы хотите правосудия, если хотите смерти Мансерая – он должен умереть сейчас, пока внимание всего города отвлечено на мятежников. И как только Мансерай испустит дух, вы должны будете прекратить мятеж. Нужно, чтобы завтра утром стражники увидели безупречно мирных и законопослушных эльфов. Никто не будет устраивать налеты или бросаться камнями – только вежливая улыбка, только взгляд, опущенный долу. Ты понял?

– Но… – В темноте Трен казался лишь смутной, едва различимой тенью, однако Бриала явственно чувствовала исходивший от него запах пота. – Думаешь, люди просто найдут труп Мансерая и разведут руками – мол, что поделаешь? Что, если они поскачут в трущобы и учинят допрос?

– Почти наверняка учинят, – согласился Фелассан.

– И окажется, что никто ничего не видел, – добавила Бриала.

Трен перестал расхаживать и повернулся к ним:

– А если они в отместку убьют эльфов?

– Почти наверняка убьют, – тем же тоном подтвердил Фелассан.

– А вы будете молчать и не подымать глаз, – заключила Бриала.

– Но… но… ты же долиец! – с отчаянием обратился Трен к Фелассану. – Твой народ мог бы вернуть Халамширал эльфам!

– Да. Когда-нибудь. – Фелассан оттолкнулся от дерева. – Но не сегодня. Сегодня можно только убить лорда, а потом надеяться, что другие лорды считают его такой скотиной, что за него и мстить-то не стоит.

– Вы не понимаете! – Голос Трена окреп и зазвенел от гнева. – Эльфы примкнули к восстанию, потому что я рассказал им о смерти Лемета! Они пошли за мной! А теперь вы говорите, что кого-то из нас убьют и чьи-то дома сожгут, а ни на что иное и надеяться нечего?

– Знаю, это не то, что ты хотел услышать, – сказала Бриала.

– Заткнись! – Трен развернулся к ней. – Явилась сюда, чистенькая, холеная, в шикарных доспехах – и притворяешься, будто знаешь, каково нам живется!

Трен шумно, прерывисто втянул воздух и стремительно зашагал прочь.

Бриала не стала его останавливать. Когда эльф скрылся из виду, она медленно выдохнула и повела плечами, расслабляя напрягшиеся мышцы.

– Что ж, по-моему, все прошло недурно, – прозвучал у нее за спиной голос Фелассана. – А ты что скажешь, да’лен?

– Он прав. – Бриала пожала плечами, глядя на высоко поднявшийся над крышами месяц. – Я с детства служила Селине. Как бы ни обращались со мной, всяко это было лучше, чем если бы я росла в эльфинаже. Дыхание Создателя, да ведь в Вал Руайо я живу во дворце!

– И твоя жизнь, разумеется, бесконечный праздник. – Рука Фелассана легла на ее плечо. – А нет, погоди, ты только тем и занята, что шпионишь для императрицы и убеждаешь ее облегчить жизнь этим самым эльфам, которые даже не заметят, что им стало легче.

Бриала кивнула, ничего не ответив. Фелассан сказал сущую правду – но лучше от этого не стало.

– Или же… ах, вот как! – Долиец хохотнул и, крепче сжав плечо Бриалы, развернул ее к себе. В лунном свете глаза его казались черными бездонными дырами. – Ты не знаешь, зачем все это делаешь, так? Чтобы спасти жизни своих сородичей или чтобы защитить свою императрицу?

– То и другое неразделимо, – не колеблясь, ответила Бриала. – Я знаю, что Гаспар не будет милостив к эльфам и не станет слушать меня. – Она сняла с плеча лук и выступила из-под деревьев. Фелассан последовал за ней. – Другого способа нет.

– Что ж, ладно. – Эльф ухмыльнулся. – Тогда хватит киснуть, пойдем и убьем лорда.

Впереди, на самом краю лужайки, переминался Трен. Бриала взглянула на него, паладина, самозабвенно сражавшегося во имя своего погибшего друга, и спросила вполголоса:

– Могли бы долийцы им помочь?

Фелассан долго молчал.

– Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем, – наконец сказал он.

– Почему?

– Потому что долийцы никогда не поймут, чего ради им помогать.

– Вы готовы? – окликнул Трен прежде, чем Бриала успела задать любой другой вопрос.

– Да, если ты готов. – Она вынула из колчана стрелу. – Добьемся правосудия для твоих соплеменников.

Мерным, неторопливым шагом Фелассан пересек дорогу и подошел к каменной стене, окружавшей особняк лорда Мансерая. Стена была высотой в двенадцать футов, с железными шипами в фут длиной, торчавшими наклонно вниз, дабы отвадить воров; той же цели служило битое стекло, которым стена была утыкана сверху.

Фелассан приложил руку к стене, закрыл глаза и сделал протяжный выдох.

В животе у Бриалы зарокотало, потом этот рокот эхом отдался в ушах – и тут же их заложило. Камни в стене вокруг особняка задвигались. Металлические шипы пронзительно завизжали, осколки камней с оглушительным треском брызнули во все стороны. Часть стены вокруг Фелассана осела, точно снежная крепость под весенним солнышком, и ладонь долийца засияла бледно-зеленым светом.

Бриала вздрогнула – один из шипов, выгнувшись под тяжестью оседающего камня, вдруг вывернулся из гнезда и с лязгом рухнул на землю.

– Я думала, это будет тише, – пробормотала она.

– Ты думала, что корежить железо и камень можно тише? В самом деле? – Фелассан отнял руку от стены. По всей округе истошно залаяли собаки. – Ну что, двинулись?

В том месте, где Фелассан применил свое заклинание, каменная стена просела и образовался узкий провал почти до самой земли. Вокруг этого провала камень растянулся, и железные шипы торчали из него под разными углами, словно щербатый оскал гигантского чудовища. Подняв лук, Бриала осторожно переступила через провал.

Лужайка по ту сторону стены оказалась безупречно ухожена, живые изгороди были выстрижены в виде драконов, грифонов и прочих причудливых существ. За лужайкой высился сам особняк – изысканный, вычурно украшенный, с белоснежными колоннами, которые сияли волей магии, выхватывая из темноты бронзовую скульптурную группу: император Драккон сражается с порождениями тьмы. Бриала, а с нею Трен и Фелассан забрались в тень величественного виверна, потом стремглав проскочили лужайку и укрылись под распростертыми крылами грифона.

– Кто здесь? – донесся окрик со стороны дома.

Бриала прицелилась в стражника, когда он шагнул вперед и в смятении уставился на обезображенную стену.

– Во имя Создателя, что…

Стрела, пущенная Бриалой, вонзилась ему в горло, и он упал замертво, не успев крикнуть. В тот же миг из-за колонны вынырнул второй стражник, увидел падающего собрата и завопил что есть мочи.

Фелассан вскинул руку. Валун размером с тележное колесо вырвался из земли, полетел в крикуна и с силой впечатал его в каменную колонну. Стражник сполз наземь с неестественно вывернутой шеей и затих.

– Проклятье! – Бриала выступила из тени изгороди. – Через минуту сюда сбежится вся округа.

– Ну, это не моя вина. Я свое дело сделал.

– Бежим, скорее!

И она сломя голову рванула к дому.

Проскочив мимо прекрасного мраморного фонтана, в котором резвились бронзовые нимфы, Бриала взбежала по лестнице, где валялись два мертвых стражника. Когда она достигла верхней лестничной площадки, из-за угла выскочили еще четверо стражников с мечами и щитами наготове.

– За эльфов! – раздался позади Бриалы выкрик Трена.

Камень, просвистев мимо нее, ударил в нагрудник бежавшего первым стражника, и тот, застигнутый врасплох, отшатнулся назад.

Стражники были в доспехах и при оружии, а кроме того, вчетвером против троих эльфов. К тому же Бриала знала, что чем дольше затянется бой, тем больше внимания привлечет шум.

Мешкать нельзя.

Бриала бросилась вперед, стреляя на бегу. Стрелы одна за другой прорезали воздух и отскакивали от железных доспехов. Пущенные вполсилы, они не могли пробить доспеха, но заставляли стражников шарахаться и отскакивать. Когда Бриала уже как следует натянула тетиву, стражники еще возились со своими щитами. Стрела, пробив доспех, вонзилась в ногу первому из них, и стражник с криком упал на колено.

Другой, видя, что лучница не успела изготовить другую стрелу, счел ее легкой добычей и ринулся в атаку. Бриала отступила вбок и, выхватив из ножен кинжал, тем же плавным движением ударила противника в лицо. Человек рухнул на пол, вопя от боли, но эльфийка уже двигалась дальше.

– Ах, дурачье, – проговорил позади нее Фелассан.

Бриала вздрогнула, когда молния перехватила стражника, бежавшего на нее с другой стороны. Стражник вскрикнул, содрогнулся всем телом, цепенея в витках магии, а затем повалился с ног. Нагрудник его дымился.

– Вечно бросаетесь за тем, кто ближе всего, и забываете о том, кто позади и может сжечь вас заживо.

Бросив лук, Бриала выхватила второй кинжал и повернулась к стражнику, которому прострелила ногу. Лицо его исказилось, и он бросился с мечом на эльфийку. Она отступила на шаг, затем прянула вперед и стремительно прикончила его, располосовав сильверитовыми кинжалами горло. Затем Бриала развернулась к последнему стражнику – но увидела, что о нем уже можно не беспокоиться. Трен резал ему горло ржавым мясницким тесаком, стараясь при этом не потревожить неглубокую рану у себя на боку. Перехватив взгляд Бриалы, он коротко, мрачно кивнул.

Фелассан поднялся по лестнице. Посох его потрескивал, окутанный завитками зеленой магической силы.

– Идите, – сказал он. – Как твои собратья, Трен, отвлекли стражу в другом конце города, так я здесь отвлеку на себя людей Мансерая.

С этими словами он направил посох на стражника, ослепленного Бриалой, и прикончил его копьем изумрудного света.

Бриала подняла лук, повесила его на плечо. Вряд ли в стенах особняка ей придется часто прибегать к этому оружию. Кивнув Фелассану, она неслышно отворила огромную бронзовую дверь и с кинжалами наготове проскользнула внутрь.

Светильники в доме притушили с наступлением ночи, и Бриала щурилась, напряженно вглядываясь в темноту. Доспех из мягкой драконьей кожи, безупречно облегавший ее стройную фигурку, позволял двигаться так же бесшумно, как если бы она носила платье, да и Трен шел тихой сторожкой поступью, которая свойственна уроженцам трущоб.

Бриала не раз бывала в аристократических особняках и знала, как они устроены изнутри, а потому сейчас уверенно направилась к лестнице. Трен следовал за ней. Наверху лестницы, в темноте прихотливо мерцал лунный свет, отражаясь в изысканных украшениях стен.

Впереди с едва слышным скрипом истертого металла отворилась дверь, и в коридор шагнула служанка. Обернувшись, она увидела чужаков, и рот ее округлился в беззвучном вскрике.

Мгновение, показавшееся вечностью, никто из них не шевелился. Бриала смотрела на женщину – эльфийку по меньшей мере шестидесяти лет, в изношенном платье, которое едва ли могло защитить от зимнего холода. Костяшки пальцев ее распухли от неустанного труда, пряди седых волос, выбившись из пучка на затылке, свисали вдоль пергаментно-бледного лица.

Без единого слова женщина указала на одну из дверей дальше по коридору. Затем едва заметно кивнула Бриале и, отступив назад, скрылась в той самой комнате, откуда вышла. Бесшумно затворилась дверь, и Бриала расслышала глухой стук задвинутого засова.

– И ведь она ему служит! – прошептал Трен и покачал головой.

Бриала двинулась к указанной двери. Ноги ее в мягких кожаных башмаках беззвучно ступали по выстланному ковром полу.

Трен тихонько отворил дверь.

Судя по потрясенному виду эльфа, убранство спальни поразило его своей пышностью. Бриала, будучи более искушенной, видела лишь избыток денег, потраченных на предметы роскоши, – и полное отсутствие вкуса. Ферелденские меха соседствовали с тевинтерскими статуэтками и скульптурами из Андерфелса. Кинжал с драгоценной рукоятью, наполовину выдвинутый из ножен, небрежно валялся на ночном столике, а картина кисти самого Калиастри, насколько можно судить в неярком лунном свете, была повешена там, где ее краски за пару лет поблекнут под беспощадными солнечными лучами.

Лорд Мансерай спал, раскинувшись, один-одинешенек на пышном ложе под балдахином и тихонько похрапывал. Его лордство явно предпочитал спать нагишом.

Трен завороженно воззрился на человека, который убил его друга.

– За злодейское убийство Лемета и преступления против народа эльфов… – начал он и осекся.

Бриала, которая ни на миг не замедлила шага, уже оказалась у кровати, наклонилась над спящим и перерезала ему горло.

– Что ты наделала?! Я хотел, чтобы он знал, за что его казнят!

Бриала вытерла кинжал о простыни и мельком глянула на труп.

– Полагаю, теперь он об этом уже догадался. Пошли.

– Нечего тебе было лезть в это дело! – Трен ожег ее сердитым взглядом. – Ты тут ни при чем!

– Именно потому я вам и была здесь нужна. – Она вздохнула, наткнувшись на его непонимающий взгляд. – Я знаю, что ты чувствуешь. Когда-то я прикончила аристократку, которая убила моих родителей.

– А я думал, ты шпионишь для какого-нибудь лорда. – Трен взглянул на нее с новым интересом.

– Нет. – Бриала осторожно выглянула из спальни, осматривая коридор. Стражников поблизости не слышно, но всегда лучше знать наверняка. – Я – шпионка императрицы.

И добавила, поскольку то была не вполне ложь и поскольку Трену нужно было это услышать:

– Императрица Селина не могла арестовать лорда Мансерая, не навлекая гнева других вельмож, но она желала, чтобы правосудие свершилось.

Не убирая кинжал, Бриала выскользнула в коридор. Трен с ножом в руке последовал за ней.

– Значит, императрица посылает тебя убивать тех, кто ее прогневал?

У Трена хватило ума, оказавшись в коридоре, понизить голос до шепота.

– Да.

По большей части Бриала просто наблюдала и слушала, но за те двадцать лет, что Селина правила Орлеем, ей не раз случалось обагрить руки кровью.

– Как ту аристократку, которая убила твоих родителей?

– Нет. – Бриала замерла, когда из-за угла донесся приглушенный топоток, но тут же расслабилась, увидев, что это всего лишь кошка, вышедшая на ночную прогулку. – То было мое личное дело. И именно поэтому я понадобилась вам здесь. Когда я отправилась убивать ту аристократку, жажда мести едва не довела меня до погибели.

Они бесшумно двинулись вниз по лестнице в парадный зал.

– Тогда я, наверное, рад, что ты здесь, – сказал Трен у нее за спиной.

– И я тоже, – улыбнулась Бриала.

Дело сделано.

Бриала не позволяла себе думать об этом раньше, когда только въехала в город вместе с Фелассаном и увидела бедолаг эльфов, которые воображали себя мятежниками. Они возвели баррикаду, которую без труда перемахнул бы всякий шевалье, и облачились в доспехи из дурно выдубленной кожи, которую топор или алебарда прорубили бы насквозь, точно лоскут атласа. В своей наивности они толковали о том, что Халамширал должен снова принадлежать эльфам. Мучительно было смотреть, как они гордятся своими жалкими свершениями, не подозревая, какую бурю вызвали, не ведая, как близки они все были к тому, чтобы сгинуть от рук имперской армии.

Армии, которая сокрушила бы их за считаные часы.

Если б только Селина видела этих «мятежников», она вмиг отменила бы свое одобрение и Бриале было бы крайне нелегко ей возразить.

Бриала могла лишь гадать, чего именно хотел добиться Гаспар, разжигая страсти вокруг положения с эльфами. Он был достаточно беспринципен, чтобы ухватиться за такую возможность, и чересчур прямолинеен, чтобы изобрести нечто продуманное до мелочей. При известной доле везения он объявит нынешнюю ситуацию угрозой, требующей твердой руки, и тем глупей будет выглядеть, когда «угроза» непостижимым образом рассеется без следа.

Бронзовые двери внизу до сих пор оставались открыты, и издалека видно было, что во дворе ни души. Разобрался ли Фелассан со всеми стражниками Мансерая? Впрочем, снаружи виден отсвет огня, – быть может, он что-то поджег?

Бриала выступила во двор – и ослепла от нестерпимо яркого пламени факелов. Моргая и щурясь, она кое-как разглядела, что со всех сторон ее окружает больше десятка облаченных в доспехи всадников.

– Именем императрицы Селины, – прогремел во дворе голос сэра Мишеля, – ты арестована за убийство лорда Мансерая!

На миг Бриале показалось, будто она ослышалась. Но когда глаза привыкли к слепящему свету, она разглядела герб на плащах, которые всадники носили поверх доспехов: золотой лев на пурпурном поле.

Она увидела лицо сэра Мишеля, мрачное и непреклонное, и, перехватив ее ошеломленный взгляд, он лишь коротко кивнул.

Стало быть, она все же потерпела поражение.

Фелассана нигде было видно, хотя тут и там безупречная прежде лужайка была разворочена валунами, на мраморных колоннах чернели следы гари, и у подножия колонн валялись скорченные трупы стражников Мансерая.

– Я сдаюсь.

Сглотнув горький комок в горле, Бриала бросила кинжалы и подняла руки, показывая, что другого оружия в них нет. Сильверитовые клинки ударились о землю с отчетливым звоном бьющегося стекла, хотя, разумеется, на самих кинжалах не появилось ни царапинки. Несколько шевалье оглянулись на этот звук, явно удивленные тем, что эльфийка оказалась так превосходно вооружена. Вне сомнения, все они узнали этот характерный стеклянный звон – ведь они же аристократы. По крайней мере, все, кроме Мишеля, с недобрым смехом отметил ее внутренний голос.

Эти кинжалы Селина подарила Бриале в ночь, когда та вернулась к ней в Вал Руайо. В ту ночь они впервые занимались любовью.

– Предательница! – крикнул Трен, и Бриале нечего было сказать в свою защиту.

С бессвязным неистовым кличем эльф взмахнул ножом – и тут же более десятка арбалетных болтов пробили его насквозь. Он умер прежде, чем его тело грянулось оземь.

Сэр Мишель спешился и вышел вперед с кандалами наготове.

– Сэр Мишель, – проговорила Бриала. – Все так же судьба сводит нас в самых неожиданных местах.

Он ничего не ответил. Лицо его окаменело в угрюмой решимости – и миг спустя Бриала поняла, чего именно он так опасается.

– Нет, – едва слышно вымолвила она. – Я не растрачу этого шанса так бессмысленно.

Даже если бы сэр Мишель и сдержал слово, бой вдвоем против одиннадцати шевалье был бы коротким и совершенно безнадежным.

Он все так же молчал, однако отрывисто кивнул, и жилы, вздувшиеся у него на шее, едва заметно расслабились. Бриалу это удивило. Вряд ли кто-то из его товарищей-шевалье поверил бы словам, сказанным ею перед домом вельможи, которого она только что убила. Стало быть, если сэр Мишель и волновался, то лишь оттого, что и вправду был готов исполнить свое обещание. Он куда благородней тех, кто кичится своей благородной кровью.

Мишель развернул ее – твердо, но отнюдь не грубо – и сковал ей руки за спиной. Сопровождаемая им, Бриала беспрекословно двинулась через двор покойного лорда Мансерая. Прочие шевалье без единого слова сомкнулись строем вокруг нее. Было ли им приказано обходиться с арестованной сдержанно, или же дорогие доспехи красноречиво говорили о том, что она работает на какого-нибудь аристократа, а стало быть, просто так избивать ее не след? Бриала сильно сомневалась, что кодекс чести касательно обращения с заключенными применяется и к эльфам-убийцам.

С каждым шагом разум ее порождал все новые причудливые мысли. Эти люди явились сюда и потребовали сдаться. Речь, стало быть, не о том, чтобы остановить эльфов – иначе шевалье их бы попросту убили. Дело в самой Бриале – вот почему с нею обходятся так мягко.

Может ли быть, что они стакнулись с Гаспаром и действуют против Селины по его наущению? Вряд ли. Сэр Мишель никогда не предал бы императрицу, и хотя однажды Мельсендре удалось завлечь его в ловушку с помощью шантажа, он до сих пор слишком стыдился того случая, чтобы допустить его повторение. Нет, этих шевалье послала сама Селина. Неужели Гаспар сумел каким-то образом подчинить ее волю своей? Или Верховная Жрица выдвинула новое требование? Что толкнуло Селину изменить свое решение?

Затем факелы остались позади, и Бриала увидела, что ночное небо полыхает багряно-дымным заревом.

И почуяла запах дыма – запах горящих трущоб Халамширала.

И тогда разум ее смолк.

С наступлением утра бо́льшая часть дела была завершена.

Императрица Селина скакала со своим войском на белоснежной кобыле, блистательная в императорских доспехах, которые сверкали даже в слабом дымчатом свете зари. Она знала, что должна бы испытывать усталость. Однако даже притом, что она вопреки обыкновению бодрствовала допоздна, магия новорожденной зари бодрила ее разум и придавала ей силы.

Заслышав лязг доспехов надвигающегося войска, эльфы попытались составить строй копейщиков – палки с ножами и деревянные щиты из собранных по тавернам столов. Орлесианское войско, двигавшееся по четверо в ряд узкими кривыми улочками халамширалских трущоб, опрокинуло этот строй, даже не замедлив шага. Когда солдаты добрались до площади, с флангов двумя волнами хлынули всадники, беспощадно убивая тех, кто пытался бежать, и вселяя ужас во всякого, кому приходила в голову мысль об ответном ударе.

После этого самым серьезным опасением Селины было то, что войско забудет о дисциплине и решит отметить ночной труд разудалым празднеством. Трущобы были домом эльфов, и, будучи загнаны в угол, они вполне способны завязать ожесточенный бой. Потому Селина ехала рядом с войском, под защитой, но на виду у всех, и властно одергивала солдат всякий раз, когда они выказывали намерение удариться в мародерство.

Войско прошло через эльфийские трущобы с поистине армейской четкостью, и, когда оно двинулось обратно, позади жарко полыхали кварталы, захваченные мятежниками.

Лорды и леди Халамширала собрались на рыночной площади Высокого квартала, перед воротами, которые разделяли знать и простолюдинов, в полной тишине ожидая возвращения Селины и ее войска. Впереди стояли аристократы со своими телохранителями. Торговцы, ремесленники и слуги столпились чуть поодаль, держа наготове ведра с водой. То была мудрая предусмотрительность. Жар позади Селины был подобен опаляющей завесе, которая норовила выжечь воздух из ее легких, и раскаленные искры и угли без труда перелетали через каменные стены, которые оберегали благополучие знати.

Эти стены, мельком подумалось Селине, были построены, скорее всего, еще в те времена, когда эльфы возводили Халамширал. Могли ли древние строители представить, что когда-нибудь эти самые стены будут защищать знатных людей от эльфов, которые гибнут в огне по другую сторону стены.

Среди вельмож, собравшихся на площади, был и сэр Мишель. Хотя минувшим вечером он не принимал участия в бою, вид у него был усталый. Когда он устремил взгляд мимо императрицы, на охваченные огнем трущобы, на лице его промелькнула тень той самой печали, от которой он так горячо открещивался во время разговора в карете.

Селина выехала на простор перед рядами своего войска и сняла шлем. Маски на ней не было – вынужденная привилегия для тех, кто носит доспехи, – и ее бледное лицо, не дрогнув, приняло на себя взгляды толпы.

– Да здравствует императрица Селина! – прокричал в безмолвие площади сэр Мишель.

В тусклом свете зари тысяча голосов выкрикнула имя императрицы и тысяча людей верноподданно опустилась на колени.

Сидя в седле, Селина принимала эти почести. То была одна из причин, по которой она поехала верхом с войском, облачилась в доспехи, в которых, по сути, не нуждалась. Можно не сомневаться, что ее нарекут жестокой. Кто-то наверняка усомнится, в своем ли она уме. Зато теперь у нее есть тысяча свидетелей, которые знают с неоспоримой уверенностью, как императрица Селина поступила с мятежниками.

Момент настоятельно требовал произнести речь, однако слова, заготовленные заранее, казались неуместны сейчас, когда волосы императрицы отдавали горьким дымом пожара. Селина обратилась к Пьеру, графу Халамширал, правителю города, которому она дозволила встать во главе войска, сровнявшего с землей часть его владений.

– Граф Пьер, – проговорила она, и голос ее донесся до самых отдаленных уголков площади, – мои солдаты проделали долгий путь без отдыха, и хотя совершенное ими было необходимо, нет ни малейшей радости в том, чтобы уничтожить даже такой жалкий клочок этого прекрасного города.

Существовал лишь один приемлемый ответ на эти слова – и Пьер это знал.

– Ваше величество, мы благодарим вас за то, что вы вернули нашему городу мир и безопасность, а также чувствуем себя обязанными вновь выразить сожаление, что подобное низкое злодейство могло зародиться в гордом Халамширале.

– Вам сегодня предстоит еще немало работы, и присутствие солдат вряд ли ее ускорит. Мы отправимся на отдых в мой Зимний дворец, неподалеку от вашего прекрасного города.

До дворца, в котором ее семья традиционно укрывалась от зимних холодов, переход невелик, и его стоит совершить даже после долгой бессонной ночи. Ее солдаты устроятся там с куда большими удобствами, нежели в Халамширале… а Халамширал сможет приступить к погребению своих мертвецов.

– Ваше величество. – Пьер, сидя в седле, поклонился. – Ваши люди все как один герои, и мы позаботимся о том, чтобы их ждал достойный героев пир. С вашего разрешения, я немедля отправлюсь распорядиться, чтобы в ваш дворец доставили запасы провизии.

Селина кивнула, и граф Пьер медленно поехал прочь. Толпа расступалась перед ним. Сэр Мишель вскочил в седло, направил коня к императрице, и они бок о бок двинулись прочь из города.

– Как ваше поручение, сэр Мишель? – спросила Селина, не глядя на него.

– Исполнено, ваше величество. Простолюдин, который сопровождал ее, оказал сопротивление и был убит. Ее арестовали без боя, как вы и желали.

– Благодарю.

Светало. Городские стяги постепенно сменяли серый цвет на красный.

– В каком она состоянии?

– Она… плохо восприняла пожар, ваше величество.

– Понимаю, – кивнула Селина.

Даже без маски и грима она ничем не выдала своих чувств: кто-то может следить за ними из окон, выискивая малейшие признаки слабости.

Солнце уже взошло, когда войско Селины миновало городские ворота. Массивные, грузные, эти ворота были установлены на древнем камне, заложенном, говорят, еще во времена правления эльфов. По преданию, стены города оказались так прочны, что, когда заключительный мощный удар Священного похода вышиб городские ворота, все прочие укрепления остались нетронутыми. Это придавало городу странно диковинный вид – сторожевые башни, тянувшиеся к небу с древним возвышенным изяществом, которое, по слухам, было не вполне естественного происхождения.

– Что ж, дело сделано, – сказала Селина, когда цоканье копыт ее лошади по брусчатке сменилось глухим перестуком по грунтовой дороге. – Треклятый маневр Гаспара с треском провалился.

Чего это стоило? Пары тысяч эльфийских жизней… и Бриала.

Впереди уже виднелись первые торговые обозы, как всегда с наступлением дня направлявшиеся к городу.

– И все-таки, – сказал ехавший рядом сэр Мишель, – этот маневр не кажется мне осмысленным. Я был так поглощен поисками Бриалы, что почти не вспоминал о Гаспаре… однако он должен был понимать, как легко вы можете опровергнуть его лживые сплетни о своем сочувствии остроухим.

– Вот как? – Селина пожала плечами, отчего ее роскошные доспехи едва слышно скрипнули. – Гаспар видит, что я никогда не вела войска в бой, и полагает, что мне недостанет мужества исполнить то, что до́лжно сделать.

Или же заготовил к ее возвращению в Вал Руайо новые слухи, выпады и удары исподтишка, и ей вновь придется сражаться с Гаспаром, чтобы погасить очередной скандал.

– Нет… – Мишель сдвинул брови. – При всем уважении, ваше величество, великий герцог Гаспар, несмотря на все шутовские выходки, тем не менее шевалье. Он изучал стратегию и тактику войны. Наверняка он это предвидел.

– Ты прав. – Селина натянула поводья, принуждая лошадь замедлить ход. – Он это предвидел.

Стражники обоза, который направлялся им навстречу, сбросили коричневые плащи, обнажив сверкающие доспехи шевалье. Из травы поднимались залегшие в засаде сотни лучников.

Когда Селина развернулась, чтобы криком предостеречь свое войско, серое рассветное небо уже потемнело от стрел.

Глава 7

В глубине леса, надежно укрытый за деревьями от постороннего взгляда, Гаспар ухмыльнулся, когда его лучники открыли стрельбу.

Поблизости невозмутимо стоял подле своего коня герцог Ремаш, блистая великолепием полного пластинчатого доспеха. Сияющий сильверит был украшен цветами его дома.

– Я удивлен, что кодекс шевалье позволяет тебе использовать подобную тактику.

– Нас учат сражаться, вооружась честью, Ремаш, а не слабоумием.

Ливень стрел проредил смешавшиеся ряды войска Селины. Изнуренные долгим маршем и тягостной ночной резней, солдаты не успели заслониться щитами – и мгновения спустя над полем уже разносились крики умирающих.

– Кодекс предназначен для того, чтобы направлять нас на путь славы, а не ограничивать в тактике. Понимаешь разницу?

– Не совсем, великий герцог. – Ремаш подтянулся и забрался в седло, намеренно не обратив внимания на слугу с подставкой. – Впрочем, я ведь и не обучался на шевалье.

Гаспар тоже поднялся в седло. Его доспех сиял так же ослепительно, как пластинчатые латы Ремаша, но изображение герба на нем было соскоблено начисто, и сильверит сверкал первозданной чистотой.

– Я не стану подсылать к Селине наемных убийц, – сказал он, устраиваясь в седле. – Не стану травить ее ядом и не отправлю какого-нибудь простолюдина с арбалетом, чтобы подстрелил ее издалека.

– Но ты поднимешь против нее вооруженный мятеж.

Вторая волна стрел заслонила небо. Злосчастные солдаты Селины все еще пытались собраться в строй для оборонительных действий.

Гаспар смолк и окинул собеседника долгим внимательным взглядом:

– Не слишком тактичное замечание, если учесть, что ты, Ремаш, выступаешь на моей стороне.

– И опять-таки, великий герцог, меня интересует только кодекс.

– Ты не очень-то жалуешь шевалье, верно?

Ремаш ничего не ответил, и Гаспар вздохнул:

– Если мне бросит прямой вызов шевалье, я отвечу без промедления. Я не отступлю без приказа своего командира и не убью лорда либо леди вне горячки боя – если только это не справедливая казнь именем империи. И я не стану носить герб своего рода, пока воюю с Селиной.

– А я-то все гадал, к чему бы… – Ремаш указал на лишенный герба доспех Гаспара.

– Подняв мятеж против императрицы в цветах своего дома, я бы скомпрометировал семью Шалон. Если я сегодня потерплю поражение, не хочу, чтобы империя сочла мой дом в ответе за мои деяния. Только как великий герцог, особа императорской крови вправе я бросить вызов правящему монарху. Право носить любой другой титул я обрету лишь победой на нынешнем поле боя.

– Если ты сегодня потерпишь поражение, вряд ли Селина, решая, что делать с твоими родственниками, примет во внимание отсутствие герба на твоем доспехе, – с усмешкой заметил Ремаш.

– И то верно, – хохотнул Гаспар. – По счастью, поражение в мои планы не входит.

Он бросил взгляд между деревьев, туда, где ждала сигнала к бою его конница – шевалье, обычные аристократы, как Ремаш, и незнатные солдаты в легких доспехах.

– Кстати, о планах… они наступают?

– Да, милорд! – донесся крик разведчика, засевшего на вершине дерева.

– Превосходно. Выходят на защиту своей императрицы.

Гаспар протянул руку и взял поднесенное ему копье.

– Им следовало отступить в город. – Ремаш покачал головой и опустил забрало.

– Селина ехала в первых рядах. – Гаспар ухмыльнулся. – Ни один шевалье не отступит в укрытие, бросив свою императрицу на погибель. Так что они выйдут на поле – и станут нашей легкой добычей.

Он приподнялся в стременах:

– Трубить атаку!

Клич прокатился по строю. Гаспар опустил забрало, вновь уселся в седло и пришпорил коня.

Что его всегда удивляло, так это шум. Для Гаспара весь мир сосредоточился сейчас на вражеском строе впереди и травянистом поле, которое их разделяло, и лишь крайне смутно, на грани восприятия он сознавал, что рядом скачут, пришпорив лошадей, сотни его конников. Однако шум, топот копыт и лязг брони громовыми раскатами пробивал землю и отдавался в его плоти – точно так же, как его собственное учащенное дыхание отдавалось эхом внутри шлема. Внемля этому грохоту боя, Гаспар включился в ритм движений своего коня, ощутил его бег, увидел расстояние до вражеской цепи, рассчитал время продвижения – и безошибочно ударил копьем именно в момент столкновения с врагом.

Сотрясение от удара отшвырнуло неуклюже подставленный противником щит, и копье насквозь пробило нагрудник. Смертельный удар, отметил Гаспар с удовлетворением. Если парня не раздавят в толчее боя, он будет чахнуть в лазаретной палатке, пока не вскипит на губах кровавая пена и добросовестный лекарь не прикончит его, чтоб не мучился.

Эта мысль промелькнула и исчезла в долю секунды, а затем Гаспар, лишившись копья, выхватил меч и ворвался во вражеский строй, на скаку нанося короткие хлесткие удары и потому не рискуя, что клинок может вывернуться из руки. Он принял один удар на щит и проскакал дальше, другой удар скользнул по наплечнику, а затем Гаспар вырвался из вражеских рядов.

Он осадил коня и, отъехав немного, вынудил развернуться. Солдаты Селины никак не могли решить, отступать им или попытаться сомкнуть ряды и выставить копья, и в итоге им плохо удавалось и то и другое. Всадники, скакавшие с Гаспаром, с боем пробились через вражеские ряды, а те, кто двигался с флангов, по его приказу осадили коней, не ввязываясь в драку.

Посредине между ними царил хаос, и императрица оказалась окружена с обоих флангов.

Оглянувшись, Гаспар увидел, как Ремаш с убийственной четкостью зарубил вражеского пехотинца. Добрый вояка. Мог бы стать славным шевалье, если бы не его романтические заблуждения касательно тактики.

Хохоча во все горло, Гаспар пришпорил коня и вновь поскакал в кровавую гущу боя.

Рослый плечистый воин взмахнул огромным молотом. Удар его пробил отчаянную защиту Селины и с сокрушительной мощью впечатался в ее доспех.

Падая с лошади, Селина увидела, как все вокруг завертелось в безумном кружении, а затем второй страшный удар вышиб из ее легких остатки воздуха. Мир обрел резкие, слепяще яркие цвета, и среди них сражались и умирали люди. Утреннее небо заволокло дымом.

Сэр Мишель оказался отрезан от Селины и в оглушительном грохоте боя знаками советовал ей отступить под деревья. Селина почти добралась туда – несколько солдат прикрывали ее, пока основные силы безнадежно пытались восстановить боевой порядок, но тут их обнаружили солдаты Гаспара.

А потом все смешалось – неистовый лязг металла и бессвязные крики боли.

Солдат Гаспара стоял над Селиной – великан в великанских латах. Если он что и сказал, слова его потонули в шуме битвы. Он не отсалютовал императрице взмахом молота, не протянул руку в общепринятом жесте, требующем от нее сдаться. Развернувшись, он расколол череп солдату Селины – последнему, который еще оставался на ногах, – а затем повернулся к ней, без колебаний поднимая молот.

Именно в этот миг Селина с убийственной ясностью осознала, что может умереть.

Она попыталась отползти от солдата, но ей не хватало воздуха, и сокрушительная тяжесть сдавила бок. Она представления не имела, где упал ее парадный клинок. Наугад загребая руками землю, она увидела, как солдат Гаспара заносит молот, чтобы прикончить ее.

И тут из оглушительного рева битвы вынырнул верхом сэр Мишель. Его боевой конь врезался в солдата Гаспара, и великан грохнулся наземь. Миг спустя Мишель уже спешился, выхватил безупречно чистый сильверитовый длинный меч и поднял щит.

Солдат перекатился на ноги, вопреки тяжелым доспехам двигаясь с изяществом танцора, и, распрямляясь, уже замахнулся молотом на Мишеля. Но тот проворно шагнул вплотную, блокировал щитом рукоять молота и шлемом ударил солдата в лицо.

Селина с трудом перевалилась на живот. Грудь теснило так, что даже мелкий вдох доставался ценой неимоверных усилий, и когда Селина, превозмогая муть в глазах, поглядела вниз, то сразу поняла, в чем дело. Как ни прочен был ее доспех, удар огромного молота вмял нагрудник, и теперь изуродованная броня сдавила ее, словно стальной корсет.

Пока Мишель сражался за жизнь своей императрицы, она лихорадочно нашаривала кинжал, укрытый в потайном углублении на краю перчатки. Задыхаясь, Селина выдернула его и принялась резать застежки, державшие нагрудник.

Она слышала скрежет металла и лязг удара молота, но запретила себе оглядываться. Прикончил Мишель негодяя или сам истекает кровью на земле, от доспеха все равно нужно избавиться – а потому Селина упорно кромсала драконью кожу, целиком сосредоточившись на этом. Дышать становилось все труднее, голова раскалывалась от боли, перед глазами плясали разноцветные пятна. Но тут застежка наконец поддалась, и нагрудник опал, зависнув под косым углом. Селина с наслаждением сделала судорожный вдох и тут же набросилась на другую пряжку. Через минуту внушительная груда бесполезного металла свалилась на землю рядом с ней.

Селина сейчас отдала бы все Долы за возможность хотя бы минуту посидеть спокойно и восстановить дыхание.

Однако она была императрицей Орлея – по крайней мере, пока. Этот титул не помешал Гаспару напасть на нее, не удержал солдата от того, чтобы ударом молота искорежить ее доспехи, зато мысли о нем хватило, чтобы поднять ее на ноги. Когда Селина выпрямилась, кольцо на ее правой руке заработало – и на кинжале вспыхнули язычки пламени.

Мишель и солдат Гаспара оказались в тупиковой ситуации: щит Мишеля блокировал молот великана, и оба двигались при этом одинаково быстро и целеустремленно. Мишель был ниже ростом и лучше удерживал равновесие, но его противник был настолько громаден, что Мишель так или иначе понемногу сдавал.

Со всей быстротой, которую позволяли тяжелые поножи, Селина направилась к месту их противостояния и с ходу воткнула пылающий кинжал в подмышку великана сзади.

Солдат Гаспара завопил и дернулся, открывшись для удара. Это и было нужно Мишелю. Мощным толчком он отшвырнул противника, и Селина прянула в сторону, подняв кинжал на случай, если снова понадобится ее помощь.

Мишель выбросил руку вперед, нанеся удар сверху вниз, который солдат Гаспара кое-как отбил, затем блокировал щитом молот и, сделав рубящий выпад вниз, глубоко вонзил меч в ногу противника. Солдат упал на колено, выронив молот на траву. Завершающим ударом Мишель рассек латный нашейник врага и разрубил его горло.

– Ваше величество, – выдохнул он, когда солдат Гаспара рухнул, содрогаясь в предсмертных конвульсиях, – здесь опасно оставаться.

– Спасибо, мой защитник. – Селина закашлялась, все еще пытаясь отдышаться. – Я так и думала.

С этими словами она поглядела на могучего воина – тот дернулся в последний раз и наконец затих.

Селине уже доводилось убивать. Любая женщина, которая обучалась у леди Мантильон искусству барда, способна была не только перерезать в спальне глотку предполагаемому убийце, но и спустя две минуты как ни в чем не бывало вернуться к гостям и завести остроумную светскую беседу – с чистыми руками и безупречным макияжем. Даже во время таких испытаний леди Мантильон хвалила Селину за хладнокровие и железные нервы.

И все-таки это было давно.

– Простите меня, – проговорил Мишель. – Я вас подвел.

– Перестань, Мишель. Я жива и еще дышу, а стало быть не подвел.

Селина оглянулась на поле боя. Там безжалостно убивали ее людей. Больше не было никакого строя, лишь разрозненные группки императорских солдат вокруг воинов Гаспара, которые хладнокровно рубили их на куски. Кони, лишившиеся всадников, с жалобным ржанием носились по полю боя, и на последние островки сопротивления до сих пор сыпались дождем стрелы Гаспаровых лучников. Солдаты в плащах с императорскими цветами бежали в лес, побросав щиты.

Селина гнала их сюда изнурительным маршем и обещала скверную, но зато недолгую резню, а потом неделю отдыха в ее Зимнем дворце.

– Как думаешь – в город? – вслух спросила она.

– Выбора особо и нет, – кивнул Мишель.

Он свистом подозвал коня, ловко вскочил на него и подтянул Селину в седло позади себя.

Она хотела было настоять, что может ехать сама, но вдруг увидела свою белоснежную кобылку, лежащую неподвижно в нескольких шагах поодаль. Шея у нее была свернута, в боку торчало несколько стрел. На миг Селине вспомнился лишь тот день, когда она в последний раз каталась на ней верхом. На охоте в лесах, когда Гаспар говорил, что все случившееся будет на ее совести.

Знай она тогда, что произойдет, прирезала бы его на месте и покончила со всем этим.

Они скакали во весь опор. Мишель вращал по дуге длинным мечом, просекая путь через пеших солдат и не подпуская конных. Поначалу казалось, что в хаосе боя они ничем не отличаются от других всадников, но затем сквозь топот копыт донеслись отчетливые крики и вокруг засвистели стрелы. Одна стрела отскочила от поножей, и Селина почувствовала, как по ее спине, ничем уже не защищенной, стекает пот. Миг спустя Мишель стремительно вскинул свой щит, и о него, на расстоянии ладони от лица Селины, ударилась другая стрела.

– Спасибо, мой защитник. – Селину подбрасывало в седле за его спиной, и потому слова прозвучали с запинкой.

– Я глупец, ваше величество. Нужно было посадить вас спереди. – Мишель разрубил вражеское копье вместе с державшим его копейщиком.

Затем они вырвались из боя и опрометью поскакали вперед, под прикрытие городских стен. Сзади донесся лязг металла, и Селина, оглянувшись, увидела, что за ними гонятся всадники Гаспара.

Глянув вперед поверх плеча Мишеля, она убедилась, что ворота еще открыты. Наружу текли потоком солдаты – люди графа Пьера из Халамширала. Сердце Селины забилось чаще, и она оглянулась на остатки своего войска. Имея все эти силы, они, быть может, еще сумеют побороться с Гаспаром.

Однако, глядя на уцелевших, залитых кровью солдат императорской армии, Селина вдруг с убийственной ясностью осознала, что собственной волей предала огню добрую четверть города, которым правил Пьер, чтобы подавить бунт, с которым он не мог справиться сам. Бунт, который заманил ее в ловушку Гаспара.

– Пьер на нашей стороне? – крикнула она на ухо Мишелю.

– Сейчас узнаем, ваше величество, – бросил он не оборачиваясь.

Впереди колонны городской стражи скакал к ним граф Пьер в сопровождении своих шевалье. Доспех его был измазан сажей и пеплом, накрывшим весь город, изнуренное лицо лоснилось от пота. После утреннего выхода у него так и не нашлось времени надеть шлем.

– Ваше великолепие! – издалека крикнул граф Пьер.

Сражение не подступало к самому городу, и Пьер со своими людьми до сих пор не принял ничью сторону. Вот сейчас и захлопнется ловушка, если, конечно, Пьер к ней причастен. Граф галопом мчался к ним, и Селина ощутила, как напрягся Мишель, готовый при необходимости нанести удар.

– Спасайтесь! – прокричал Пьер, проезжая мимо них. – Укройтесь в городе или бегите, если нужно, на восток, в Джейдер! Мы задержим их, насколько хватит сил!

Селина повернулась и увидела, что сзади и справа к ним с оглушительным топотом несутся вражеские отряды. Из ее собственных людей в живых оставалось не более двадцати человек, и остановить солдат Гаспара, помешать ее окружению и плену было некому.

Пьер, граф Халамширал, и два десятка его шевалье устремились в атаку на вражеский строй, надвигавшийся на беглецов сзади.

Селина увидела, как на них дождем обрушились стрелы. Расстояние между лучниками и отрядом графа Пьера было достаточно большим, чтобы те не опасались задеть своих. Пьер был ранен стрелой в плечо, но продолжал скакать, прикрывая собой и своими людьми бегство императрицы.

И все же халамширалцев было недостаточно, чтобы перекрыть путь всему вражескому строю.

– Кто-нибудь из людей Гаспара непременно прорвется! – крикнул Мишель, словно подслушав мысли Селины.

Она не заметила, чтобы он оборачивался назад, – неужели Мишель способен судить о происходящем лишь по одному стуку копыт?

– Успеешь добраться до города?

– Возможно.

Ответ прозвучал так, словно его завершал невысказанный вопрос. Слова, которых Мишель не желал произносить вслух, даже вывозя свою императрицу из боя.

– Если мы останемся в Халамширале, сумеем ли его удержать?

– Городская стража значительно поредела из-за бунта, и я опасаюсь, что Пьер взял с собой почти всех местных шевалье.

Стрела ударила по наплечнику Мишеля и отскочила. Впереди гибли под смертоносным черным дождем пехотинцы Пьера.

– Большинство их умрет, как и наши солдаты, – добавил Мишель. – С одним только городским гарнизоном… можно добиться шанса обсудить капитуляцию, но престола не сохранить.

Селина с трудом сглотнула. Жертва Пьера и его людей не должна быть напрасной – как и гибель ее солдат.

– Что насчет Зимнего дворца?

– Он не рассчитан на осаду, ваше величество.

Селина думала так же, но хотела услышать подтверждение от своего защитника. Стало быть, остается Джейдер – в нескольких днях конного пути к востоку, где даст им приют леди Серил, давняя и безусловно преданная союзница.

– Скачи к лесу, Мишель. Мы отступим в Джейдер, спишемся с Вал Руайо и вернемся, чтобы сокрушить Гаспара всей мощью империи.

– Как прикажет ваше величество.

Боевой конь повернул налево, прочь от городских ворот и приближающихся солдат Гаспара.

Они скакали все дальше, а позади гибли орлесианские солдаты, чтобы дать Селине спастись.

Бриала очнулась в малоприятной обстановке тюремной кареты. Голова раскалывалась от боли.

Карета заметно превосходила удобством обычный зарешеченный фургон – там арестанта везли на голых досках, и негде было укрыться ни от ненастья, ни от камней, которые швыряли крестьяне. В карете было сиденье, и даже с обивкой, пускай протертой до дыр. Зарешеченные окна были задернуты занавесками, правда, сквозь ветхую красную ткань беспрепятственно проходил утренний свет. Ручки на дверце кареты не имелось, зато в гнезде у стенки торчал маленький ночной горшок. Если б не кандалы, Бриала без труда могла бы вообразить, что все еще едет в Халамширал, – доверенная служанка императрицы, посланная предотвратить огромную и бессмысленную трагедию.

Затем в ноздри ей ударил смрад горящих кварталов. Едкий дым ожег горло, сорванное прошлой ночью, когда она все кричала и не могла остановиться. Доспех на коленях пошарпан – она упала, вырвавшись из рук шевалье. Бриала смутно помнила, что Мишель ударил ее. Не в наказание, нет. Лицо его, озаренное пламенем, выражало тревогу. Другие шевалье могли счесть, что она пытается оказать сопротивление, и обойтись с ней так, как принято обходиться с остроухой, которая забыла свое место. Несильный удар Мишеля был актом милосердия.

Она попыталась припомнить, выдало ли лицо Мишеля его подлинное отношение к пожару – но оставила эти попытки, когда, сев прямо, сморщилась от нового приступа нестерпимой головной боли.

Если судить по несильным толчкам и подскокам, карета катилась сейчас по главному тракту из Халамширала. Либо ответный ход Гаспара прошел настолько гладко, что уже завершился, либо еще не успел начаться.

В том, что Гаспар замышлял ответный ход, Бриала не сомневалась. Селина покинула Вал Руайо, полагая, что этим маневром переиграет своего кузена. Ей и в голову не могло прийти, что здесь, в Халамширале, с одним только войском, взятым для подавления эльфийского бунта, она окажется уязвимой. Бриале следовало ее предостеречь.

Она надеялась, что сделать это еще не поздно.

Руки Бриалы по-прежнему были скованы за спиной и уже ныли от неудобной позы. Не облегчили положения и несколько часов обморока, которые Бриала провела затянутой в доспех. Она легла на сиденье, подняла ноги и с силой ударила ими по раздвижной панели, которая отделяла ее от возницы.

Через минуту панель сдвинулась, и на Бриалу уставился, щурясь, седобородый вояка в солдатском шлеме и кольчужной рубахе:

– Чего тебе, кролик?

– Воды. – Бриала судорожно сглотнула. – Пожалуйста.

Солдат насупился, очевидно размышляя над такой несуразной просьбой.

– Раньше полудня арестанту провизия не положена.

Бриала смотрела на него не мигая, не говоря ни слова, и наконец солдат, проворчав что-то, поднес к окошку бурдюк с водой. Взять бурдюк со скованными за спиной руками эльфийка не могла. Поэтому она вытянула шею, насколько возможно, приблизив лицо к панели, и открыла рот.

Солдат откупорил бурдюк и позволил ей пить до тех пор, пока она не отстранилась. Он не отпустил ни единой пошлой шуточки, даже не ухмыльнулся.

– Спасибо, – сказала Бриала, утолив жажду.

– Велено обходиться с тобой помягче, – вполне добродушно ответил он, – так что будь паинькой, и мы без хлопот вернемся в Вал Руайо.

С этими словами солдат закрыл окошко.

Бриала смотрела на деревянную панель. С подбородка капала тепловатая вода.

Быть может, она ошибается. Гаспар вполне обоснованно мог быть настолько застигнут врасплох походом Селины на Халамширал, что заранее не подготовил засады. Возможно, он по-прежнему хочет добиться своего дипломатическими и политическими интригами, не проливая ничьей крови, помимо эльфов Халамширала. Возможно, ему не хватит духу совершить государственную измену, открыто напав на Селину.

Вот только Бриала слишком хорошо знала Гаспара: малодушным его не назовешь.

Опасность существует на самом деле. Вопрос в том, надо ли поднимать тревогу.

Этим она доказала бы свою преданность Селине – даже сейчас, после всего, что произошло в Халамширале… вот только что в том проку? Ее преданность и прежде никогда не подвергалась сомнению, но единственное, что выиграла Бриала, – приказ обходиться с ней помягче на пути в Вал Руайо.

Она любила Селину. Любила всем сердцем. И знала, вне всяких сомнений, что эльфам Орлея при ее правлении жилось лучше, чем могло бы житься под рукой Гаспара.

И все равно ее до сих пор преследовал смрад горящих трущоб.

Время шло, а Бриала все так же сидела молча. Она собралась с духом, чтобы постучать по раздвижной панели, но еще не решалась протянуть руку – и тут снаружи раздался крик тревоги.

Минуту спустя в воздухе засвистели сотни стрел, а следом разнеслись предсмертные вопли и ржание гибнущих коней. Призывы спасать императрицу заглушил громовой топот копыт, и тюремную карету тряхнуло грохотом металла.

В оглушающем бессвязном шуме сливались лязг и хруст, перемежаемые стонами и пронзительными криками, – там, снаружи, во множестве гибли люди. Бриала зажмурилась, хотя толку в том было немного. Она слышала глухой стук – это десятки стрел осыпали снаружи карету, – а потом вдруг прямо перед ней раздался резкий треск.

Эльфийка открыла глаза и увидела стрелу, которая прорвала занавеску и вошла в сиденье в каких-то двух дюймах от ее ноги.

После этого Бриала больше не закрывала глаз.

Внезапный толчок сотряс карету, пронзительно заржала испуганная лошадь. Что-то крикнул, срывая голос, охранник Бриалы – и карета рванула вперед во весь опор. Бриала легла навзничь на сиденье и уперлась плечами и ногами в противоположные стенки кареты. На ухабах ее подбрасывало, точно камешек в пустой чашке.

Совсем рядом с каретой тяжело простучали копыта. Вновь закричал охранник – и тут же крик оборвался скрежетом металла о металл. Миг спустя карета застопорила так резко, что Бриалу сбросило с сиденья.

Она лежала на полу, и голова у нее все так же раскалывалась от боли, а снаружи не стихал бой. Кричали и гибли люди, грохотали копыта проносившихся мимо коней, и карета дребезжала от этого шума.

Бриала не могла сказать, сколько это длилось. Невозможно было собраться с мыслями, когда под ней содрогался пол кареты, молотили по стенам десятки стрел и снаружи доносились отчаянные мольбы о милосердии. Она, как могла, сжалась в комок, стуча зубами. Может быть, вечность спустя Бриала осознала, что рев сражения начинает стихать. Когда карету перестало трясти, Бриала вынудила себя подняться на колени.

То был еще не конец, но когда сквозь шум боя слышнее и ближе стали голоса, отдающие приказы, она снова забралась на сиденье.

Точно таким же привычно-раздраженным тоном кастелянша в Вал Руайо отдавала распоряжения, готовясь к малому балу: «Перенесите наших раненых вон туда. Не трать время на пряжки, просто срежь с него эту штуку, пока он не истек кровью. Пошлите людей с веревками изловить бесхозных коней. Один из лордов ранен в ногу, нужен врач. Не добивай ублюдка, в таком бардаке он может оказаться нашим».

– В карете? Эльфийка Селины, милорд.

Бриала открыла глаза.

Миг спустя дверцу кареты распахнул великий герцог Гаспар. Он был без маски и к тому же снял шлем, но Бриале доводилось видеть его лицо – на частных встречах много лет назад, когда Гаспар и Селина были еще в хороших отношениях. Волосы его слиплись от пота, лицо раскраснелось после утреннего боя, а зазубрины и вмятины на доспехе недвусмысленно говорили о том, что великий герцог не отсиживался в сторонке, предоставив другим добывать для него победу.

– Ты убрал герб Шалонов. – Бриала кивнула на его латы. – Я не сомневалась, что ты найдешь способ оправдать свои действия согласно кодексу шевалье.

– Я помню тебя. – Гаспар прищурился, испытующе вглядываясь в полумрак кареты. – Ты ее камеристка. Я был уверен, что уже видел тебя без маски. Разумеется, не в доспехах.

– Разумеется. – Бриала учтиво наклонила голову.

– Способ оправдать что-либо, – Гаспар улыбнулся, – найдется всегда. Можно выступить в защиту чести либо для противостояния пороку. Или…

Гаспар прислонился к карете, рукой в латной перчатке ухватившись за дверную раму. Другой рукой он указал на Бриалу. В тусклом утреннем свете сверкнул голубым отблеском сильверит.

– Или против безумной императрицы, которая стакнулась с эльфами.

– Стало быть, ты солгал лордам, своим соратникам…

– Солгал? – перебил Гаспар и, все еще улыбаясь, покачал головой. – В том, что я говорил, правды более чем достаточно. Не скромничай, дитя. Благородные сыны и дочери Орлея возвращались из университета Селины, толкуя об улучшении эльфинажей, а профессора пишут, что их просят обучать также и эльфов. Налоги, казалось, всегда обходили стороной торговцев победнее. Дыхание Создателя, сколько раз я просил разрешения двинуться походом против долийцев, а меня вместо того отправляли охотиться на порождения тьмы?!

– Трижды, – едва заметно улыбнулась Бриала.

– Потрясающе, – признал Гаспар, вновь покачав головой. – Вся Орлесианская империя пляшет под дудочку одной-единственной эльфийки. Так что нет, я сказал бы, что солгал только в одном – утверждая, будто ты управляешь императрицей через постельные утехи.

У Бриалы перехватило дыхание. Лишь на долю секунды, и она тут же постаралась скрыть замешательство под презрительной усмешкой, но Гаспару, вопреки всем его недостаткам, нельзя было отказать в наблюдательности.

– Создатель, так и это правда? – Он отшатнулся, словно от удара, и разразился громким хохотом. – Тогда понятно, почему она отказалась выйти за меня замуж! – Гаспар что есть силы ударил кулаком по стенке кареты.

Бриала почувствовала, что краснеет, и выпрямилась, расправив плечи, насколько позволяли скованные за спиной руки. Гаспар вновь повернулся к ней, смахивая навернувшиеся на глаза слезы.

– Я-то думал, она чересчур горда, чересчур наивна, а ее, выходит, не привлекала моя мужская стать? С тем же успехом я мог бы выйти на порождения тьмы с железным мечом… тогда как нужен был сильверит, – прибавил он, с ухмылкой глядя на Бриалу.

– Стало быть, я – сильверит? – осведомилась она, изогнув бровь.

– Ты миловидней меня, кролик.

– Значит, ты распространил слухи, которые вынудили ее подавить мятеж вместо того, чтобы дать ему угаснуть естественным путем… и поскольку ты знал, что она отправится сюда, чтобы лично показать свою силу, то и заготовил для нее западню.

Небрежная ухмылка Гаспара померкла.

– Непохоже, что ты пришла к этому выводу только сейчас, – сказал он и, когда Бриала промолчала, удовлетворенно кивнул. – Почему же тогда ты их не предупредила?

Бриала моргнула и поглядела на раздвижную панель, через которую разговаривала с возницей.

– Когда я сообразила, что к чему, было уже слишком поздно.

– В самом деле? – Гаспар нахмурился. – Экая жалость. Одно небольшое предостережение могло бы спасти жизнь многим шевалье.

– Я старалась спасти жизнь многим. – Бриала подбородком указала туда, где остался Халамширал. – Похоже, мне это не удалось.

– Вот что самое интересное, – проговорил Гаспар, задумчиво глядя на нее. – Только что ты сказала, что разгадала мой замысел: я устроил все так, чтобы Селина вынуждена была отправиться на подавление бунта. Однако вместо того, чтобы винить меня за расставленные силки, ты винишь ее за то, что она так бездумно в них угодила.

– Вы, милорд, поступили именно так, как я ожидала.

– А она – нет. – Гаспар покачал головой. – Столько лет ты неявно побуждала ее действовать во благо твоим сородичам – и постепенно начала забывать, кто она такая. Тебе и в голову не пришло, что она способна на такой поступок… но Селина – императрица Орлея. Ей наплевать на эльфов. Если понадобится, она перебьет всех эльфов империи до единого.

Бриала ожгла его ненавидящим взглядом.

– Ты лжешь! – бросила она, и голос ее дрогнул.

– Очевидно, я лгу даже меньше, чем сам полагаю. – Гаспар оскалил зубы в ухмылке.

Затем он отступил на шаг, захлопнул дверцу кареты и наклонился к зарешеченному окошку:

– Теперь сиди смирно и не суетись. Тебя доставят в Вал Руайо, и если поведешь себя умно, будешь жить в достатке и ничего дурного с тобой не случится. Если то, что ты сообщишь, поможет сокрушить остатки сопротивления Селины или ее сторонников…

– Так вот почему ты здесь! – перебила Бриала и насладилась мгновением торжества, когда рослый вельможа, опешив, смолк. Всему причиной был ее дрогнувший голос, небольшая уловка, которая ослабила бдительность Гаспара. – Я-то гадала, чего ради ты, едва одержав великую победу, решил уделить внимание какой-то остроухой служанке.

Гаспар усмехнулся:

– Я подумал, что стоит глянуть на остроухую служанку, что так важна для Селины…

– Которая от тебя ускользнула, – закончила за него Бриала. – Ты сказал, Селины или ее сторонников. Ты хотел проверить, говорила ли она со мной. Знаю ли я, где она сейчас. Потому что, несмотря на засаду, которую ты так ловко устроил, схватить Селину тебе не удалось. Твой замысел захвата власти – одним стремительным, точным ударом – сработает, только если Селина будет у тебя в руках, живая или мертвая. Пока что ты не получил ни того ни другого.

После этих слов воцарилось напряженное молчание.

– Ты опасна, – пробормотал Гаспар, задумчиво поджав губы.

Затем он отступил от окна и обратился уже к своим спутникам, ждавшим неподалеку:

– Приставить охрану к карете. С арестованной никому не разговаривать.

Бриала услышала лязг и скрежет его доспехов, когда он зашагал прочь. Минуту спустя солдаты вернулись к своим делам: обустраивать лагерь и обихаживать раненых.

Насколько ей известно, Фелассана так и не схватили. И Селина на свободе. Это означает, что у нее есть возможность действовать.

Хотя на самом деле она мало что сможет сделать. Если бы Селина была захвачена в плен или убита, это обстоятельство перекрыло бы одни возможности и открыло другие. Селина, оставшаяся на свободе, по-прежнему правящая империей, – это женщина, которая предала огню мятежных эльфов. Женщина, которую Бриала не сумела предупредить об опасности.

Настолько проще все было бы, если бы Селина погибла в сегодняшнем сражении! Бриала оплакивала бы ее и мучилась угрызениями совести оттого, что оплакивает женщину, повинную в смерти стольких эльфов… Но что бы ни случилось потом, все было бы просто.

Ну да этого придется подождать. Остается надеяться, что Фелассан, где бы он ни был, сделает то же самое.

Закрыв глаза, Бриала выдернула из сиденья позади себя стрелу – которую она, сев прямо, заслонила от взгляда Гаспара, – и принялась трудиться над кандалами.

Гаспар приказал поставить свои шатры в виду стен Халамширала.

Он стоял, скованный доспехом, покуда слуга кропотливо очищал нагрудник от следов боя, полировал царапины и замазывал вмятины пастой, которую затем предстояло покрыть краской, дабы ничто не нарушало бело-голубого сияния металла.

Эту докучную работу было бы гораздо удобнее проделывать со снятым доспехом, но Гаспар предполагал, что латы еще могут вскорости понадобиться, а ввиду предстоящих событий ему надлежало выглядеть блистательным, а не потрепанным в сражении. Посему он смирился с обстоятельствами и теперь застыл недвижно в своем шатре, дожидаясь, пока трудолюбивый слуга вернет надлежащий вид нагруднику, который спас Гаспару жизнь.

Наконец работа была завершена. Гаспар отпустил слугу и направился к палатке для пленных. Доспех ослепительно сверкал в лучах полуденного солнца. К этому времени дым над трущобами Харамширала заволок тусклой пеленой небо, десятки маслянистых клубов поменьше подымались над утренним полем боя в тех местах, где были разведены погребальные костры. Рядовые пленники, разоруженные и лишенные доспехов, были согнаны вместе под плотной охраной, и обозные целители трудились не покладая рук, чтобы спасти как можно больше солдат Гаспара.

– Битва при Халамширале, – проговорил Гаспар, откинув полог палатки, и шагнул внутрь. – Как вам такое название, господа мои?

– Правду говоря, – просипел граф Пьер, – я бы предпочел другое.

Он лежал на походных одеялах, и над ним, опустившись на колени, склонялся врач. Доспехов на нем не было, плечо и живот стянуты окровавленными повязками. Плечо заживет, мельком отметил Гаспар. Рана на животе – нет.

Герцог Ремаш, который, сидя у стола, потягивал из кружки разведенное водой вино, улыбнулся:

– Прекрасно понимаю тебя, Пьер. Я и сам не хотел бы, чтобы такое приключилось в Лаидсе, да и великий герцог не был бы счастлив битве при Вершиле.

Ремаш, в отличие от Гаспара, снял с себя латы. Что ж, подумал великий герцог, счастье уже и то, что его союзник облачился хотя бы в кожаный костюм для верховой езды, а не в пышные придворные шелка.

Гаспар сделал знак, и врач, поклонившись, без единого слова покинул палатку. Когда они остались одни, великий герцог вздохнул:

– Можешь гордиться, Пьер. Будучи втянут в неравный бой, ты все же справился лучше, чем я ожидал.

– Она бежала. – Пьер сделал долгий прерывистый вдох и содрогнулся всем телом, подавляя кашель.

– Именно так. – Гаспар опустился на колени около раненого. – Ее эльфийка – та, что прикончила Мансерая, понятия не имеет, куда могла податься Селина.

– Мансерай. – Бледное лицо Пьера исказилось. – Будь он проклят! Это он навлек все бедствия на мой город. Бунт, кровопролитие… пожар. – Граф горько усмехнулся. – Мне бы стоило поблагодарить эльфийку за то, что прикончила этого ублюдка.

– Нет, мой друг. – Гаспар покачал головой. – Боюсь, виновный во всем этом деле только один – ты сам.

Глаза Пьера расширились, и он, сделав над собой неимоверное усилие, с трудом сел.

– Ты оскорбил меня, – процедил он, задыхаясь от боли. – Я требую удовлетворения!

– Прошу прощения, Пьер. – Гаспар склонил голову. – Я не хотел оскорбить тебя, лишь неудачно подобрал слова.

Граф обессиленно опустился на одеяла.

– Но, – продолжал Гаспар, – эльфы взбунтовались потому, что ты с самого начала не подавил их волнения силой. Тебе было их жаль, верно?

– Мансерай получил по заслугам, – упрямо повторил Пьер.

Гаспар вздохнул:

– Ты полагал, будто эльфы вправе ненавидеть Мансерая, а потому вместо того, чтобы поднять солдат и раздавить мятежников, ты лишь ломал руки да посылал в трущобы побольше стражников, надеясь, что все со временем утихнет само собой. Ты научил эльфов драться, как плохой наездник учит своего скакуна лягаться и кусаться. – Великий герцог покачал головой. – Ты научил их нападать на стражу, когда оставил эти нападения безнаказанными. Ты научил их грезить о жизни вне трущоб, где их природное место. И если бы Селина не заковала свою шлюшку в кандалы и не сожгла трущобы, ты научил бы всех остроухих в Орлее выступить против нас.

– А знаешь ли ты, сколько ущерба нанесено моему городу? – резко осведомился Пьер. – Сколько денег я потеряю, сколько семей будет голодать из-за того, что Селина не позволила эльфам перебеситься?

– И тем не менее. – Гаспар усмехнулся. – А теперь, господин мой… знаешь ли ты, куда могла направиться Селина?

Пьер стиснул зубы:

– Нет, Гаспар. Не знаю. И тебе известно, что если бы и знал – не сказал бы.

Позади них поднялся на ноги Ремаш:

– Мне известны пара-тройка людей, которые смогут развязать ему язык.

Гаспар замер, затем медленно оглянулся через плечо:

– Ремаш, Пьер, граф Халамширал, – лорд Орлея. Более того, он мой пленник. Мой кодекс чести запрещает применять к нему пытки.

– Да, разумеется. – Ремаш кивнул. – Быть может, милорд, вы желаете проверить наши укрепления? Если вы употребите часа два на то, чтобы убедиться в их надежности, я бы мог узнать для вас…

– Довольно, Ремаш. – Гаспар встал и с лязгом доспехов развернулся к герцогу. – Понимаю, что ты невысокого мнения о кодексе шевалье, но я не стану нарушать его дух ради соблюдения буквы. Я не буду пытать Пьера. И не уйду, чтобы этим смог заняться ты. Если ты покусишься на моего пленника, я буду защищать его ценой собственной жизни. Или, что более вероятно, твоей.

– Конечно, милорд. – Ремаш судорожно сглотнул. – Прошу меня извинить.

– Извинения приняты. А теперь собери людей в штабном шатре. Пускай придумают, как быстрее и безопаснее всего сжечь Халамширал дотла.

– Я… слушаюсь, милорд.

Ремаш поклонился и, не сказав более ни слова, вышел.

– Гаспар… – прозвучал позади голос Пьера.

– Селина может быть в городе, Пьер, – сказал Гаспар, не обернувшись. – Мои люди утверждают, что она поскакала в леса, но они могут ошибаться. Или же ты мог показать ей какой-нибудь тайный проход. Создатель свидетель, Вал Руайо весь источен потайными ходами. Чем хуже Халамширал?

– Гаспар, ее нет в городе.

– Мне больше негде искать, друг мой. – Гаспар оглянулся на раненого. Лицо Пьера стало изжелта-бледным. – Отдыхай. Я пошлю за врачом.

– Молю тебя, – тихо проговорил Пьер. – Не сжигай мой город.

– Ты уже позволил Селине сжечь часть его. Отчего бы мне не завершить начатое ею дело?

Пьер закрыл глаза и обмяк, душевные муки исказили его лицо. Наконец он сказал:

– Джейдер.

– Ты уверен, что леди Серил предана Селине?

– Совершенно уверен. Мы обсудили это во всех подробностях. – Пьер говорил, не открывая глаз. – Я сказал Селине, если Халамширал падет, уходить в Джейдер. Если она не добралась до города, значит поехала на восток, к Джейдеру. Гонцы туда были, скорее всего, отправлены, как только ты начал атаку.

Гаспар задумчиво кивнул. Он не был уверен насчет леди Серил – эта женщина слишком хорошо вела Игру, чтобы до сих пор оставлять его в неведении, – но страдания Пьера свидетельствовали о его полной искренности.

Он пронзительно свистнул. Миг спустя в палатку вошла молодая женщина. Она была в изысканной мантии из серого атласа, пальцы ее были унизаны кольцами. За спиной она несла тонкий посох.

– Исцели его, – приказал Гаспар. – Первым делом рану в животе.

– Разумеется, милорд. – Женщина едва заметно улыбнулась, и Гаспар помимо воли улыбнулся в ответ.

Женщина опустилась на колени возле Пьера, и, когда она коснулась его, граф в замешательстве открыл глаза. Прохладный, ослепительно-белый свет хлынул с ее ладоней, невесомо омывая рану Пьера.

– Круг Магов поддержал тебя? – спросил тот.

– Круг пока что не выразил своего мнения, – ухмыльнулся Гаспар. – Это дочь Монтсиммара.

– Лиенн де Монтсиммар, мой лорд. – Женщина едва заметно наклонила голову, не отнимая рук от раны.

– Монтсиммар давно предвидел, что между магами и храмовниками назревает война, – продолжал Гаспар, с некоторым интересом наблюдая за тем, как работает магия исцеления. – И когда его юная дочка принялась наводить чары на слуг и лечить нарыв на ноге своей лошадки, он решил, что не хочет, чтобы эта война коснулась ее.

– Отступница… – Пьер посмотрел на руки, касавшиеся его тела, с таким выражением, словно они источали яд. Затем вновь перевел взгляд на Гаспара, и глаза его сузились. – Стало быть, меня все-таки убьют? Ты не можешь оставить меня в живых – ведь я видел то, за что храмовники могут казнить тебя.

– Пьер, друг мой, я позволил тебе познакомиться с милой Лиенн по той же причине, по которой велел тебя исцелить. – Гаспар осторожно обогнул Лиенн и вновь опустился на колени рядом с раненым. – Теперь ты мой.

Пьер стиснул зубы:

– Я сказал тебе о Джейдере, чтобы спасти свой город.

– Совершенно верно. И точно так же, как в случае с эльфами, которым ты позволил убивать твоих стражников, ты в тот миг кое-чему научил меня. – Гаспар оскалил в ухмылке зубы. – Ты дал мне понять, где твое уязвимое место. Если бы я послал за обычным врачом вместо этой очаровательной юной дамы, дня через три ты бы испустил дух… и кто знает, к кому бы тогда перешла власть в Халамширале. Быть может, если бы я пригрозил твоему преемнику сжечь город, он рассмеялся бы мне в лицо и сказал: поджарь живьем жалкую чернь. – Пьер побелел как смерть, и Гаспар живо подался к нему. – Но ты любишь свой город. Ты пойдешь на все, лишь бы уберечь его от беды. И тебе известно, что я это знаю. – Он выпрямился и с едва слышным смешком похлопал Пьера по ноге. – Так что, думаю, будет лучше и для тебя, и для меня, и даже для той жалкой черни, если Лиенн позаботится о твоих ранах.

– Господин мой… – печально пробормотал Пьер, закрыл глаза и кивнул.

– Да, именно так. – Гаспар поднялся на ноги.

Выйдя из палатки, он направился к огромному шатру, где его офицеры беседовали с Ремашем.

– Джейдер, – войдя внутрь, бросил Гаспар.

– Пьер выдал, куда направилась Селина? – Ремаш метнул на него изумленный взгляд.

– Весь фокус в том, Ремаш, как задавать вопросы. – Гаспар кивнул офицерам, которые уже определяли по карте расстояние до Джейдера. – Серил нерушимо верна Селине. Если мы не перехватили всех проклятых пташек, которые покинули город…

– Не перехватили, милорд, – сказал сэр Болье.

– Что ж поделать. – Гаспар улыбнулся. – Каждый вправе надеяться на лучшее. Итак, Серил будет готова нас встретить, а поскольку город ее выстроен так, чтобы при необходимости сдержать натиск половины ферелденских собачников, битва будет жестокой.

– Блокада, милорд? – спросил сэр Лагьер.

Гаспар коротко кивнул.

– Перекрыть заградительными цепями Имперский тракт и леса… здесь. – Он указал на карту, в то место, где предполагался тесный проход. – Так, чтобы я мог пройти по спинам наших солдат от Недремлющего моря до Морозных гор.

– Если вы пройдетесь по нашим спинам, милорд, – сэр Болье ухмыльнулся, – нам вряд ли уже будет до того, чтобы охотиться за императрицей.

– Тогда вместо меня отправим кого-нибудь другого, Ремаша например. – Гаспар указал на герцога. – Он и весит поменьше. Кстати, то же касается и запада. Если у Селины хватило ума солгать нашему дорогому Пьеру, она, быть может, сейчас уже во всю прыть мчится к Вал Руайо.

– Мы отрежем Селину от леди Серил на востоке, – Ремаш тонко усмехнулся, – в наших руках Халамширал и Лаидс. Ей некуда деться.

Гаспар скривился.

– Она правила Орлеем двадцать лет не только с помощью балов и празднеств, – пробормотал он, вспомнив, что сказала его кузина пару недель назад, на приснопамятной охоте. – И я соглашусь, что ей некуда деться, только когда она предстанет передо мной, закованная в цепи.

Глава 8

Бриала ударила ногой по раздвижной панели, которая отделяла внутренность тюремной кареты от сиденья возницы.

Это подействовало не сразу, но наконец охранник все же отодвинул панель.

– Какого дьявола ты тут… Дыхание Создателя!

В доспехе Бриалы торчала стрела.

– Влетела между прутьев… в самом конце боя. Передай Гаспару, что я буду говорить. Мне бы только… воды… – выдавила эльфийка, перемежая слова надрывным кашлем.

Охранник глазел на нее разинув рот. Бриала вновь закашлялась и обессиленно повалилась на сиденье.

Ей нечем было изобразить кровотечение, но на темном доспехе отсутствие крови и так не будет заметно. К тому же она надеялась, что солдат, изнуренный сегодняшним боем, не заподозрит неладное.

Вскоре снаружи зазвенели ключи, и охранник, распахнув дверцу, ворвался в карету.

Бриала подняла голову, взмахнула кандалами и ударила его по лицу. Когда солдат пошатнулся, она стремительно села и вогнала стрелу ему в горло, под самым подбородком.

Мгновение спустя он затих, и эльфийка выбралась наружу.

Лошадей выпрягли и увели, а единственного охранника она только что прикончила. Карета стояла в лагере Гаспара, слева виден был его штабной шатер. Кратчайший путь за пределы лагеря вел направо. Бриала взобралась на козлы и вздохнула с облегчением, обнаружив в ящике под сиденьем свое оружие – кинжал, лук и стрелы.

Пока что на нее еще никто не смотрел.

Один из важнейших уроков, который усваивал в жизни всякий эльф, – как не привлекать к себе внимания. В доме Селины это не имело такого значения, как в эльфинажах, однако мать Бриалы позаботилась научить дочь тому, чтобы ее замечали, только когда она сама этого хочет.

Люди – охотники, но также и крестьяне. Когда бежит олень, люди не могут не броситься в погоню. Когда цепенеет от страха кролик, люди не могут не выпустить в него стрелу. Такова их натура – похваляться своим мастерством, своими умениями.

Однако же люди почти никогда не следят за передвижениями домашнего скота. Овца, праздно и мирно бредущая от одного пучка травы к другому, вряд ли будет сочтена уместной целью для охотничьих достижений.

А стало быть, пора Бриале превратиться в безобидную ленивую овечку и среди бела дня убрести из лагеря Гаспара.

Тонкий шерстяной плащ убитого охранника так и лежал на козлах – солдат сбросил его в разгар дня, угревшись и взмокнув от пота под кольчугой. Бриала запахнулась в плащ, пряча превосходный доспех из драконьей кожи, и надела капюшон, чтобы скрыть острые уши.

Сунув лук под мышку, она некоторое время озиралась по сторонам, пока не заметила ведро. Старое, грязное – даже думать не хочется, для чего оно использовалось, но сейчас это ведро было для Бриалы дороже золота.

Потому что эльфийку в превосходном доспехе, с луком из железной коры мгновенно приметит всякий.

Зато подхватив ведро, спрыгнув с козел и ленивой шаркающей походкой направившись к границе лагеря, Бриала превратилась в заурядную служанку, которая не спеша направляется за водой для своего хозяина, а в плащ запахнулась, чтобы согреться на стылом осеннем ветерке.

Она миновала ряд палаток, где расположилось на отдых большинство солдат Гаспара и жарилась на углях всякая снедь. Солдаты сняли доспехи и остались в исподних рубахах, покрытых пятнами ржавчины, а порой и крови. Туда и сюда сновали слуги, с бинтами, провизией и всем прочим, в чем нуждается войско на марше. Среди слуг было несколько эльфов, и они поглядывали на Бриалу с удивлением, но ни один не окликнул, не попытался остановить ее.

Она едва не поддалась соблазну, увидев ряд лошадей – при них был всего один охранник да пара конюшенных мальчиков и кузнецов, – однако прошла мимо. Служанки с ведрами не ездят верхом.

Тревогу так и не подняли, и Бриала шла дальше – медленно, небрежно, иногда останавливаясь, чтобы перебросить ведро из одной руки в другую. Когда к часовым на границе лагеря вышел разведчик, струйка пота поползла по спине, но Бриала постаралась не замечать ее.

Разведчик переговорил с часовым и направился к штабному шатру. Бриала двинулась дальше.

На секунду раньше, чем следовало.

Часовой ничего не заметил – его бдительный взгляд был устремлен в другом направлении. Но разведчик, обученный все примечать, глянул в ее сторону. Всего один взгляд – но он положил конец ее уловке с ведром.

Часовой был в кольчуге и помимо арбалета вооружен коротким мечом для ближнего боя. Бриала разглядела у него на поясе бурдюк с водой – новехонький, чистый, – а также отметила, что меч подвешен слишком высоко, чтобы его мгновенно обнажить. Явно новобранец.

Разведчик выглядел намного опаснее. При нем были длинный лук – признак опытного стрелка – и пара топориков. Судя по косолапой походке, он все утро провел в седле и изрядно вымотался, но все же остался достаточно бдителен, чтобы насторожиться при виде проходящей мимо эльфийки. Может быть, мелькнул из-под плаща доспех, проступили под тонкой шерстяной тканью очертания лука или же чем-то привлекла внимание походка.

Бриала шла дальше. Шел и разведчик, направляясь к штабному шатру, который располагался справа и позади нее.

Как только он скрылся из виду, Бриала услышала, что его походка изменилась. Разведчику хватило ума постараться это скрыть, но усталость, как видно, взяла верх над выучкой, и было отчетливо слышно, что его шаги вдруг стали тише. Он описывал круг, возвращаясь к ней сзади.

Не поднимая головы, Бриала взяла самую малость вправо. Этого было недостаточно, чтобы увидеть его, но к тому моменту, когда разведчик стал ее нагонять, она уже оказалась четко на прямой линии между ним и часовым на границе лагеря.

Нужно сделать пять шагов. Всего пять.

– Эй, девица! – окликнул сзади разведчик.

Небрежным тоном, словно собирался попросить глоток воды.

Четыре шага. Три. Бриала крепче сжала ручку ведра.

– Эй, ты! – рявкнул он, уже не притворяясь.

Всякий слуга остановился бы и оглянулся на такой окрик. Часовой переступил с ноги на ногу.

Два шага. Один.

– Стража! – гаркнул разведчик.

Бриала услышала скрип дерева и кожи – он вскинул лук.

Часовой обернулся – и увидел эльфийку всего лишь в шаге от себя. Потом осознал, что на ней доспех. Глаза его округлились, и он рывком вздернул арбалет.

Бриала швырнула в него ведро и перекатилась, уворачиваясь от выстрела.

Арбалетный болт пробил насквозь дешевую древесину, брызнув щепками в лицо часового, и, вспоров капюшон плаща, пролетел у самого ее уха.

Разведчик был позади нее. Ему хватило опыта заметить, что часовой вскинул арбалет, и Бриала услышала, как он, следуя ее примеру, бросился наземь. Таким образом, от выстрела пострадало только ведро.

Однако разведчик был также измотан долгой скачкой. Вскочив, он на мгновение запутался в ногах и потерял равновесие. Это промедление оказалось для него роковым.

Бриала к тому времени уже поднялась, а еще успела натянуть тетиву и прицелиться. В миг, когда разведчик увидел ее, стрела вонзилась ему в сердце.

Эльфийка развернулась к часовому – тот неуклюже хватался за меч. Шагнув вперед, она обнажила свой кинжал и полоснула солдата по горлу прежде, чем его клинок покинул ножны.

И вновь двинулась вперед. Ей удалось пройти пять шагов, когда за спиной раздались крики. И тогда она бросилась бежать.

До деревьев оставалось полсотни ярдов. С бьющимся сердцем Бриала без оглядки неслась к лесу. В землю перед ней с глухим стуком ударил арбалетный болт. Другой угодил ей в спину – скользящим ударом, который отразила драконья кожа, но толчок был так силен, что Бриала споткнулась. Завтра на спине будет синяк.

Она достигла деревьев и продолжала бежать. Низкие ветви, пылавшие огненно-золотым багрянцем осени, хлестали ее по лицу и рвали плащ. От нестерпимой боли перехватило дух – еще один болт вонзился в плечо. Эльфийка пошатнулась, зацепилась ногой о тонкий упругий корень и грянулась оземь, взметнув ворох опавших листьев.

И услышала стук копыт.

Она полагала, что лес укроет ее от погони, что стражники не станут углубляться в лес ради поисков одной-единственной беглой эльфийки. Судя по перекликающимся голосам, она ошиблась.

Бриала кое-как поднялась на ноги и, вглядевшись в переплетение ветвей, различила по меньшей мере два десятка пеших преследователей – не считая нескольких всадников. В лесу им, конечно, будет немного проку от лошадей, особенно если она станет держаться чащи, но пытаться сбить со следа стольких охотников…

Бриала подняла лук. Убежать от погони немыслимо, и если уж ей предстоит сражаться, то пускай сражение будет на ее условиях.

Она натянула тетиву – и тут земля под ногами тяжело всколыхнулась.

На миг Бриале почудилось, что ее снова подстрелили, и она повалилась на колени. Мир вокруг извивался и корчился, земля вспучивалась и опадала, точно вода в птичьей купальне, когда бросишь в нее камень.

Деревья раскачивались и плясали, с шорохом и шелестом осыпалась листва. Багряно-золотой вихрь закружился перед Бриалой, и она уже не могла разглядеть людей, оставшихся в поле. Зато слышала их душераздирающие крики и пронзительное ржание лошадей. Эльфийка замерла, сжавшись в комок на земле, которая все так же корчилась и сотрясалась под ней. Стиснула зубы, чтобы не дать им стучать.

Когда листья осели наземь, Бриала вновь увидела поле. Люди – почти все – упали на колени, некоторые лошади сбросили седоков, одна неподвижно лежала на земле. Солдаты выхватили мечи и дико озирались в поисках врага, хотя на них ополчилась сама земная твердь.

– Анет ара, да’лен, – прозвучал голос Фелассана.

Бриала вскочила на ноги. Она могла бы поклясться, что до сих пор была совершенно одна, но сейчас рядом стоял ее наставник в безукоризненно чистом, как всегда, плаще, и посох его был направлен на ее преследователей.

– Я так рад, что ты сумела выбраться оттуда.

– Ты этого ждал? – спросила Бриала, и эльф улыбнулся.

– У меня и в мыслях не было сунуться в лагерь. – Его передернуло. – Столько солдат! Но я подозревал, что ты не упустишь своего шанса… или же ведра.

Посох Фелассана полыхнул ослепительно-зеленым сиянием, и высоко над головой дневное небо, подернутое пасмурной дымкой, вдруг почернело. Молния распорола воздух, ослепила Бриалу бело-голубой вспышкой, а следом громыхнул гром, отчего ее пронизала дрожь. Вторая молния обрушилась на поле, и лошади отчаянно заржали. Затем уже молнии хлестали одна за другой, и было их столько, что Бриала сбилась со счета.

– Что ж, я готов отправляться, как только ты скажешь, что нам пора, – проговорил Фелассан, устало улыбаясь.

Бриала вгляделась в исхлестанную вспышками молний темноту и различила поле, подпалины на земле и недвижные обугленные тела.

– Думаю, что нам пора, – сказала она и вслед за своим наставником двинулась в глубину леса.

Первая стычка произошла уже через пару часов после того, как Селина и сэр Мишель ускользнули из западни, устроенной Гаспаром.

Они поскакали на север от места битвы и въехали в лес, не настолько густой, чтобы вынудить беглецов спешиться, но все же мешавший разглядеть их издалека. Несколько минут Мишель погонял коня, но затем сбавил ход до рыси, а после и вовсе перешел на шаг.

– Прошу прощения, ваше величество, – проговорил он прежде, чем Селина успела спросить, в чем дело, – но галоп под двойной ношей очень скоро загонит Шеритенна до смерти, а нам нужно, чтобы он продержался как можно дольше.

С этими словами он похлопал коня по боку, и Шеритенн отозвался тихим согласным ржанием.

– Сэр Мишель, – сказала Селина, – я всецело доверяю твоему опыту. Делай все, что сочтешь нужным для нашего спасения.

И вот уже часа два они двигались шагом по старой охотничьей тропе. Сэр Мишель, щурясь на подернутое дымкой солнце, держал путь на северо-восток в надежде обогнуть Халамширал и вернуться на Имперский тракт по другую сторону от города. Селина помалкивала, хотя части парадного доспеха, которые еще оставались на ней, немилосердно натирали кожу. Доспеха, который вовсе не предназначался для использования в бою, при всей красоте филиграни, покрывавшей нагрудник, который теперь был смят и брошен далеко позади.

Внезапно лес ожил.

Сэр Мишель напрягся. Только это и предупредило Селину об опасности до того, как мимо них просвистел арбалетный болт. Мишель резко подался вперед, и на миг Селине показалось, что он ранен. Затем он, едва не вывалившись из седла, взмахнул мечом, раздался глухой звон, и Селина увидела, как лопнула от удара туго натянутая поперек тропы веревка.

Если бы Мишель потерял голову и послал Шеритенна в галоп, они неминуемо налетели бы на эту веревку и, скорее всего, переломали бы себе шеи. Вместо этого, когда из-за деревьев выскочили вооруженные люди, у них появился шанс отразить нападение.

Враги окружили их со всех сторон. Селина заметила, что все они в кольчугах с заурядным оружием, однако их было более десятка, да еще два-три стрелка засели поодаль с арбалетами. Справиться со всеми будет нелегко даже для такого доблестного шевалье, как Мишель, а Селина, сидящая за спиной, станет ему только помехой.

– Мы можем сбежать? – крикнула она Мишелю, который пришпорил коня и безжалостно сбил ближайшего солдата.

– Нет!

– Тогда убей их!

С этими словами Селина пригнулась и соскользнула с седла на землю.

Она услышала, как Мишель выругался, и тут же перед ней возникли двое солдат Гаспара.

Они глумливо ухмылялись, опустив щиты и небрежно покачивая мечами. Скорее всего, искали Селину уже не первый час, а значит, выбились из сил, как и она сама.

– Сдавайся, императрица, – бросил один, в то время как второй зашел ей за спину. – Ты безоружна, и ты не воин. Может, Гаспар тебя и пощадит.

Селина опустила руки, поникла с видом побежденного – и солдат, стоявший позади нее, поднял меч. Вероятно, он полагал, что проделывает это без малейшего шума.

Она развернулась, приняла удар на наручи – хоть и парадные, но все-таки изготовленные из сильверита – и воткнула кинжал в глаз противника. Магия рубинового кольца скользнула огнем по лезвию кинжала, и когда солдат, немо разинув рот в предсмертном ужасе, повалился наземь, изо рта его хлынул дым.

Селина повернулась и увидела, что солдат, который говорил с ней, поднимает щит. Кольцо на другой ее руке гудело, напоенное магией, и каждое движение солдата она видела с зоркостью опытного художника. Она ощущала мельчайшие непроизвольные жесты, говорившие о том, что он готовится внезапно атаковать, и чувствовала движения, которыми может быть отражен его удар. Старинное кольцо было подарком леди Мантильон, утверждавшей, что некогда его носил легендарный благородный разбойник по прозвищу Черный Лис.

– Совершенно верно. – Селина извлекла второй кинжал. – Я не воин. Я – твоя императрица, и, подняв на меня меч, ты обрекаешь на смерть себя и всех своих родных. Говори, что за гнусная скотина породила на свет мерзавца, способного на такое преступление?

Солдат замялся. Именно этого Селина и добивалась. Всякий человек, если он не прошел обучения, замешкается, услышав заданный в таком тоне вопрос. Замешкается, даже если не станет отвечать.

Она нанесла удар, ведомая кольцом в воспоминания о годах обучения под неусыпным взором леди Мантильон. Обойдя щит справа, она по касательной полоснула кинжалом его правое плечо и тем же стремительным движением воткнула кинжал в горло.

Солдат отшатнулся и вскинул меч.

Этого только Селина и ждала. Припав на колено позади него, она развернула кинжал и глубоко вонзила его сзади в незащищенную ногу врага. Солдат завопил от боли, и тут же Селина другим кинжалом ударила его в пах.

Оба кинжала, конечно же, до сих пор пламенели, и оттого Селина на миг испытала мстительное удовлетворение.

Когда солдат, визжа и извергая рвоту, повалился на колени, она поднялась, пригнувшись в защитной стойке, затем бессознательно извернулась, уходя от свистнувшего мимо болта. Селина бросилась на стрелка, лихорадочно пытавшегося перезарядить арбалет. Он уже крутил ворот, когда кинжалы Селины, проткнув кожаный доспех, пригвоздили его к стволу дерева.

Селина выдернула клинки и обернулась на лязг металла. Последний оставшийся в живых солдат Гаспара взмахнул секирой на длинной рукояти, пытаясь вышибить Мишеля из седла. Защитник императрицы отбил удар, а Шеритенн, взвившись на дыбы, отогнал врага ударами копыт. Миг спустя меч Мишеля рассек броню и кость, и солдат с криком повалился наземь, вцепившись в окровавленную культю обрубленной ниже локтя руки.

– Ваше величество, вы рисковали собой.

Мишель наклонился в седле и добил врага точным ударом по голове.

– Не могла же я просто сидеть у тебя за спиной, изображая мишень.

Крякнув, он свесился с седла и наскоро проверил, нет ли ран на боках фыркавшего жеребца.

– Мой долг – защищать и оберегать вас.

– А мой долг – править Орлеем. Но в нынешних обстоятельствах нам обоим не помешает отнестись к исполнению своего долга с известной гибкостью.

– И то верно, – хмыкнул Мишель, глядя на солдат, с которыми расправилась Селина. – Недурно сработано.

Селина окинула взглядом побоище.

– Это наверняка не последний наш бой, – заметила она, – и мне не помешало бы обзавестись менее громоздким доспехом.

– Большинство этих солдат в кольчугах. – Мишель искоса глянул на ее кинжалы. – Хотя я подозреваю, что вы скорее предпочли бы кожу.

– Что угодно, Мишель, лишь бы не стесняло движений.

Он указал на одного из тех, кто держал натянутую веревку поперек тропы. Солдат был в охотничьем кожаном доспехе – довольно чистом и ухоженном, судя по тому, что от него осталось.

– Этот подойдет. Правда, я повредил его на руке и ноге, и… боюсь, шлем уже непригоден.

– Да, пожалуй, ты прав. – Селина пригляделась к убитому и поспешно отвела глаза. – Сними с него доспех.

Она повернулась к арбалетчику, которого заколола кинжалами. Невидящие глаза мертвеца были широко открыты. Селина между делом прикрыла их, осматривая доспех.

– Этот цел, за исключением нагрудника.

– Отлично. Сейчас подойду. И еще…

Мишель сделал паузу. Селина обернулась – и вскинула бровь, когда он вывел из-за деревьев поджарого гнедого мерина.

– Полагаю, нам больше не придется ехать вдвоем на одной лошади.

Сэру Мишелю понадобились считаные минуты, чтобы снять доспех и подогнать ремни под хрупкую фигурку Селины. Он работал споро и ладно, а Селина меж тем избавилась от остатков парадного доспеха и свела знакомство с украденным конем. Животное было тощее, норовистое, но двигалось хорошо, и к тому времени, когда Мишель был готов помочь Селине облачиться в доспех, она уже полностью подчинила себе гнедого.

На другой отряд они наткнулись несколько часов спустя, когда сэр Мишель вел Селину на юг к Имперскому тракту.

Леса к северу от Халамширала были гораздо гуще, и Селине, пока они пробирались по звериной тропе, пришлось положиться на чутье Мишеля. Теперь, когда у них было два коня, Мишель настоял на том, чтобы снова ехать рысью, и у Селины уже с непривычки ныли ноги и поясница. Кожаный доспех сидел на ней достаточно ловко, чтобы защитить в бою, но все же скроен он был по чужим меркам, и Селина уже чувствовала, в каких местах у нее потом образуются волдыри.

Внезапно на тропу выступили четверо солдат в доспехах и с мечами наголо.

– Мы заберем коней! – крикнул главарь.

Селина незаметно вынула кинжал, другой рукой сдерживая гнедого, который, в отличие от боевого жеребца сэра Мишеля, не был обучен сражаться вместе со всадником. Под заляпанными грязью плащами все четверо носили кольчуги, а вооружены были короткими мечами, какими обычно пользуются в ближнем бою копейщики.

И тут под слоем грязи и крови на плащах Селина разглядела золотого льва на лиловом фоне.

– Вы мои солдаты! – вырвалось у нее, и тут же она сообразила, что совершила глупость.

Все четверо сощурились, вглядываясь в нее, и тот, что стоял позади прочих, пожилой ветеран с густыми усами, побледнел и попятился:

– Императрица Селина!

Главарь был моложе и злее, и доспехи его были гуще заляпаны кровью.

– Мне она не императрица! – фыркнул он.

Сэр Мишель обнажил свой длинный меч:

– Если в ваших жилах еще течет орлесианская кровь…

– Что ж она не красуется в своей щегольской броне? – словно не замечая его, обратился главарь к своим товарищам. – И куда подевались сотни блистательных шевалье, готовых исполнить любой ее приказ? Ах да, полегли геройской смертью при Халамширале… пока ты спасала свою шкуру!

Над тропой сверкнул меч сэра Мишеля.

– Если в ваших жилах еще течет орлесианская кровь, – повторил Мишель, когда смутьян замертво рухнул наземь, – и вы хотите, чтобы она там и оставалась, вы окажете императрице должное почтение!

Трое солдат поглядели на Мишеля, затем на Селину – и нерешительно склонились перед ней.

– Ваше императорское величество, – проговорил ветеран, – мы бежали только потому, что наш командир приказал отступать. Клянусь Создателем, до той минуты мы доблестно сражались.

Селина кивнула:

– Мой защитник сопровождает меня в Джейдер. Там мы собираем наши силы.

Селина хотела уже повелеть этим солдатам присоединиться к ней – возродить армию, которая сотрет подлеца Гаспара в порошок, – но, увидев лицо ветерана, прикусила язык.

– Ваше великолепие, – несмело промолвил он, – мы и шли в Джейдер, но дорогу перекрыли люди Гаспара.

– Гаспар, верно, заподозрил, что вы попытаетесь туда пробраться, – добавил второй солдат. – У них там были лучники и конные. Мы едва сумели убраться назад в лес.

– Что ж, тогда мы… – Селина на мгновение запнулась, заметив, как сэр Мишель едва уловимо качнул головой. – Мы найдем другой путь.

– А нам что же делать? – спросил третий солдат, совсем еще зеленый юнец. До сих пор он молчал, и голос его дрожал от страха. – Примут ли нас в Халамширале после того, как… – Он осекся и смолк.

– Нам надо пробираться в Вал Руайо, – сказал ветеран, но тут же глянул на Селину и поспешно добавил: – Если только императрица не отдаст нам другого приказа.

– Что?! – Казалось, молодой солдат вот-вот расплачется, как ребенок. – Нам не обойти Гаспаровы заставы! Мы и в прошлый раз едва ноги унесли! Мы же не разведчики!

Мишель искоса глянул на Селину, и во взгляде его таился невысказанный вопрос. Селина могла сделать вид, что не замечает этого вопроса, могла умыть руки и с чистой совестью предоставить Мишелю полную свободу действий… но ничем хорошим это бы не закончилось.

И кроме того, подобное решение было бы недостойно императрицы.

– Тогда как ты поступишь? – спросила она, и солдаты умолкли, испуганные сталью в ее голосе. – Что ты сделаешь, когда люди Гаспара найдут тебя? Когда они спросят, куда направилась твоя императрица, когда спросят, что тебе известно или где ты видел ее, – что ты скажешь им, чтобы спасти свою жизнь?

Молодой солдат отчаянно взглянул на нее:

– Я… я…

Селина сморщилась. Она знала ответ так же хорошо, как он сам. Это упрощало дело, хотя и ничуть не облегчало.

– Действуй, – приказала она Мишелю.

Ветеран зажмурился, когда клинок Мишеля сразил молодого солдата. Другой его товарищ вскинул меч, но Мишель вышиб у него оружие и зарубил солдата. Все произошло пугающе быстро – лишь на миг тишина наполнилась лязгом железа и вскриками.

Ветеран не шелохнулся. Он открыл глаза – и увидел меч, приставленный к его горлу.

– Я не разведчик, – сказал он, глядя на Селину, – но я солдат и не знаю другой императрицы, кроме вас. Я пойду, куда вы прикажете. Я стану биться с людьми Гаспара до последнего вздоха. И если они схватят меня живым, я им ничего не скажу.

– Даже после того, как мой защитник убил твоих друзей? – спросила Селина, глядя на три мертвых тела, лежавшие на тропе.

– Они были хорошими товарищами. – Голос ветерана дрогнул, но сам он все так же прямо и неотрывно смотрел на Селину. – Но я клялся в верности не им, а вам, ваше великолепие. Я умру не за них, а за вас. И если вам нужно быть уверенной, что ни одна живая душа не знает, куда вы направились, я готов умереть за вас прямо сейчас.

Селина взглянула на Мишеля, который не сводил глаз с ветерана. Меч его сиял серебром в пасмурном свете дня.

– Ступай, – сказала она, – и если сумеешь добраться до Вал Руайо, скажи своему командиру, что уходил копейщиком, а вернулся личным разведчиком императрицы.

Мишель убрал меч в ножны. И не удостоил взглядом Селину, когда ветеран поклонился и, судорожно сглотнув, поспешил скрыться в лесу.

– Я знаю, – сказала она, когда солдат скрылся из виду.

Даже на расстоянии в несколько шагов она ощущала безмолвное несогласие Мишеля.

– Не мое это дело, ваше величество, – он покачал головой.

Иной на месте Мишеля мог бы поставить долг выше личной преданности и прикончить солдата прежде, чем Селина успела бы возразить хоть словом, защитив ее безопасность вопреки ее собственному желанию.

В это мгновение она ценила сэра Мишеля выше, чем когда-либо.

– Твое, покуда я не отдам иного приказа. – Селина спрятала кинжал. Лишь теперь она осознала, что до сих пор сжимала его в руке. – Да, ты прав. Было бы надежней убить их всех, чтобы никто не мог выдать наше местоположение.

– Но он верен вам, не то что эти трусы. И хотя я неизменно буду требовать от вас осторожности, я все же понимаю, насколько ценен сейчас каждый верный вам человек.

Ноги у Селины немилосердно ныли после долгой езды верхом, спина разламывалась от боли. Она соскользнула с коня и, морщась, принялась разминать затекшие конечности. Тропа, на которой валяются три мертвеца, – чем не подходящее место для короткого привала? Ничуть не хуже прочих.

– Мишель, сколько их уже погибло за меня и из-за меня? Сегодня, на поле боя? – Селина завершила разминку, выругалась и, выдернув кинжал, яростным ударом вогнала его на два пальца в ствол дерева. – Или в эльфийских трущобах, где я пыталась заткнуть рты сплетникам пролитой кровью?

– Эльфы, ваше величество, погибли не из-за вас. – Мишель спешился и принялся оттаскивать убитых от тропы. – Они погибли из-за своего же слепого себялюбия. Не важно, по какой причине вы пришли в трущобы, но эльфы подняли бунт, и оттого ваши действия были полностью оправданны. Что до ваших солдат, они с честью погибли за вас, убитые изменником, который поплатится жизнью за свои преступления.

– И все же, Мишель, они погибли.

Селина выдернула кинжал, отерла его о рукав. Предательски защипало глаза, но она ни за что не унизила бы себя, прилюдно расплакавшись. Голова раскалывалась от боли, как было всегда, пока она не выпьет дневную чашку чаю.

– Не ради славы, не защищая Орлей от порождений тьмы или иноземного вторжения, а просто по воле Игры. Погибли потому, что Гаспар обыграл меня.

– Вы оказались в невыгодных условиях, ваше величество. – Мишель, занятый делом, не поднял глаз.

– Я правлю империей.

– Ну да. – Он все же мимолетно глянул на Селину и усмехнулся. – И вам известно, что это означает. Вам приходится именно править, а Гаспар лишь наблюдает за вами из толпы, словно изнеженный придворный фат на турнире, твердящий всем и всякому, что, будь он в седле, уж верно справился бы лучше. И кроме того… – Мишель снова вернулся к своему занятию. – Пока он не стал императором, вы не проиграли.

– Нет, проиграла.

Здесь, в лесу, Селина могла это признать. И именно это обстоятельство уязвляло ее сильнее всего. Ей не дано победить Гаспара в поединке или обогнать его в скачках. В то время как она льстила и очаровывала, Гаспар завоевывал сердца собственным примером, вдохновляя тех, кто следовал за ним. Остроумие, здравомыслие, знание тонкостей Игры – вот оружие, которым владела Селина, уверенная, что в схватке на таких условиях она всегда одержит верх.

И так было до сегодняшнего дня.

– Быть может, стоит отдать ему этот проклятый трон и посмотреть, много ли радости принесет ему корона, – едва слышно прошептала она.

Под глухой звон кольчуги Мишель столкнул в заросли последний труп и повернулся к Селине.

– Прошу прощения, ваше величество. Боюсь, этот шум заглушил ваши последние слова. Поскольку дорога на Джейдер перекрыта, я бы советовал поискать обратный путь в Вал Руайо.

Да, какие бы разногласия ни возникали между ними в политических делах, Селина определенно не могла бы желать себе лучшего защитника.

Она кашлянула, прочищая горло.

– Лаидс хранит верность Ремашу. Идти через этот город будет рискованно.

– Вершиль?

– Тоже рискованно, но нельзя же нам идти в обход всего Недремлющего моря. – Селина нахмурилась. – Если мы станем мешкать, Гаспар в мое отсутствие захватит Вал Руайо. У него для этого достаточно преданных сторонников среди знати.

– Согласен, – кивнул Мишель. – И будь я Гаспаром, я бы ожидал, что вы направитесь к северу от Недремлющего моря. Мои солдаты искали бы вас именно там.

– Может быть, юго-запад?

Селина сейчас отдала бы половину Серединных земель за подробную карту. В этой части Долов травянистые равнины были усеяны островками леса, в котором таились, точно разбойники, долийские эльфы. Были там также бесчисленные деревушки и огромные возделанные угодья – то и другое сейчас ей ничем не поможет.

– Обойдем Лаидс, а потом двинемся на север, к Вершилю?

– Превосходно, ваше величество. – Мишель ловко вскочил в седло. – Если вы готовы, едем.

Они пересекли Имперский тракт – после того как Мишель поклялся, что длинный отрезок старинной дороги на несколько миль в обе стороны совершенно безлюден, – и снова не мешкая съехали в лес. Далеко на востоке едва различимой полоской проступали Морозные горы, а на западе еще дымился Халамширал.

Теперь, приняв решение, Селина была почти в состоянии наслаждаться красотами Южного Орлея. Вместо того чтобы трястись в карете, глядя, как мелькает за окошком дорога, она любовалась обширными лесами и вдыхала запах золотой опадающей листвы. Втайне посмеиваясь над собой, Селина припомнила, как совсем недавно мечтала ехать верхом. Впредь надо быть поосторожней со своими невысказанными желаниями.

Время от времени Мишель поднимал руку, и тогда оба они спешивались, брали коней под уздцы и, затаившись, пережидали, пока мимо проедут люди Гаспара. При всех тонкостях, которым обучали Селину, сейчас чутье Мишеля было куда острей ее собственного. Пускай Селина способна была различить самую незначительную фальшь в голосе лиры, зато Мишель мог намного раньше нее уловить стук копыт.

Порой они перебирались на узкую звериную тропу, но когда и на этой тропе им навстречу попался вражеский отряд, тотчас укрылись в лесу, обнажив клинки. Всадники проехали так близко, что Селина различила родовой герб на плащах: люди Ремаша, подкрепление, высланное Гаспару из Лаидса.

Наконец они подъехали к опушке леса, и тут сэр Мишель едва слышно выругался. Приблизившись, Селина сразу увидела, в чем дело. Пологий холм, возвышавшийся перед ними, переходил в высокий, поросший травой гребень. Солдатам Гаспара, стоявшим на вершине, вся округа была видна как на ладони.

– Вернемся? – шепотом спросила Селина.

– Куда? – Мишель покачал головой. – Мы уже знаем, что они рыщут позади нас. Предлагаю ехать прямо на юг. – Он указал на сухое русло реки недалеко от края леса. – Если поскачем быстро и без лишнего шума, возможно, сумеем остаться незамеченными.

– В таком случае, мой защитник, – Селина кивнула, – командуй, когда будешь готов.

– Боюсь, если ждать, пока я буду готов, мы застрянем здесь до первого снегопада. Я бы предложил дождаться ночи, но не хочу рисковать лошадьми в темноте.

– Что ж, тогда вперед.

Они пустили коней шагом, стараясь не производить ни малейшего шума, хотя Селина из наблюдений за Мишелем представляла, как хорошо улавливает любой звук натренированное ухо. Мимо них проехали всадники, на сей раз ближе. Она не услышала возгласов, не уловила ни единого знака, что враги хотя бы догадываются о ее присутствии, но сердце ее все равно колотилось как безумное. Одно дело знать, сколько людей выслал на охоту Гаспар, и совсем другое – тайно пробираться между ними.

Снова они добрались до опушки леса. Мишель взял поводья и с ловкостью, поразительной для воина в тяжелых латах, свел обоих коней в сухое речное русло. Селина последовала за ним, пригибаясь в высокой траве. Ее краденый конь нервозно приплясывал, пока Шеритенн, тихонько заржав, мордой не подтолкнул его вперед. Селине все время казалось, что она чувствует на себе чей-то взгляд; она прекрасно понимала, что это лишь животный страх ее тела, но не осмеливалась оглянуться назад, на холм.

Наконец она присоединилась к Мишелю, который уже сидел в седле. Селина взобралась на гнедого, оглянулась, желая увериться, что их нельзя разглядеть с холма, и тронулась вперед.

При всех этих предосторожностях не прошло и минуты, как случилась третья за этот день встреча.

Они обогнули поворот, пустив коней рысью, и вдруг лицом к лицу столкнулись с двумя эльфами, которые явно пробирались высохшим руслом по той же причине, что Селина и Мишель.

Эльфы затаились, пригнувшись, за поваленным стволом дерева, который отчасти укрывал их от постороннего взгляда. Один из них был долиец, маг, судя по татуировкам на лице и посоху, окруженному зеленым сиянием, который он держал наготове.

Второй оказалась Бриала.

Лицо у нее было грязное от пота и пыли, на лбу виднелись царапины – явные последствия поспешного бега через густой кустарник. На ней был все тот же доспех из драконьей кожи, который дала ей Селина, сверху наброшен дешевый бурый плащ.

Изящный лук Бриалы был поднят, тетива натянута, стрела нацелена прямо в сердце Селины.

С минуту все стояли, застыв.

Селина думала обо всем, что могла бы сейчас сказать. Думала о кинжалах, которые покоились в ножнах, прикрепленных к ее плечам, и о яде, которым наверняка был смазан наконечник стрелы. О зарешеченном окне тюремной кареты и о боли в собственных ногах, изнуренных верховой ездой. Зачесалась шея, и Селина едва не засмеялась над своим неудержимым желанием ее почесать.

Потом Бриала опустила лук:

– Селина…

Императрица медленно, протяжно выдохнула:

– Как вы здесь оказались?

– Искали клан, у которого можно было бы укрыться, – ответил долиец. – Ну а вы как здесь оказались?

– Гаспар перекрыл дорогу в Джейдер, – не колеблясь, ответила Селина, – и, поскольку Лаидс тоже на его стороне, мы надеялись обогнуть заставы.

– Что ж, – Бриала кивнула, признавая разумность этого объяснения, – удачи вам на вашем пути.

Долиец, ее спутник, приподнял бровь.

– Разве ты к нам не присоединишься? – с недоверчивой улыбкой осведомился сэр Мишель.

– Прошлой ночью, – Бриала в упор глянула на него, – как ты, верно, помнишь, Селина приказала меня арестовать. Как раз перед тем, как она подожгла Халамширал.

– Да, как раз перед тем, как я подавила бунт. – Селина выпрямилась в седле. – Что я вынуждена была сделать после того, как Гаспар стал распространять слухи о моем пристрастии к эльфам.

– А что вынудило бросить меня в тюрьму? – осведомилась Бриала.

Голос ее звучал ровно, но в огромных темных глазах сверкали гнев и боль.

Селина фыркнула:

– Будь ты там, сама бы предложила этот выход – чтобы защитить мою репутацию от Гаспара, а твою жизнь – от моих сторонников, которые сочли бы разумным избавиться от тебя.

Бриала ничего не ответила на это, но долийский эльф с любопытством склонил голову к плечу.

– Своими силами вы до Вал Руайо не доберетесь, – заметил он. – Этот ваш пресловутый Гаспар уж очень жаждет вас настигнуть.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Селина. – Впрочем, если даже ему это не удастся, он повернет на Вал Руайо и в мое отсутствие захватит там власть. И уж тогда-то вы лишитесь всякой возможности получить мою милость.

– На тебе краденый доспех, шемлен, – долиец усмехнулся, – под тобой краденая лошадь. Власти у тебя сейчас нет, и все-таки лучшее, что ты можешь предложить, – это твоя милость? – Он повернулся к Бриале. – Она мне нравится!

– Доспех и лошадь принадлежали орлесианскому солдату, так что, по сути, они изначально были моими. Что касается власти… – По губам Селины скользнула тонкая улыбка. – Если долийцы поддержат меня – станут нападать на солдат Гаспара, втянут его в войну здесь, а потом доставят меня в Вал Руайо до того, как он успеет объявить свои права на трон, – вы узнаете, какова моя щедрость.

– Щедрость – это чересчур туманно. В последний раз, когда эльфы заключили подобный договор, они получили Долы. По крайней мере, до тех пор, пока твои сородичи не решили провозгласить Священный поход и забрать их обратно.

– Гаспар утопит Долы в крови, чтобы навсегда избавиться от вас. – Селина поглядела на запад, где в небе до сих пор клубился дым Халамширала. – А если и нет – молитесь, чтобы уцелеть в безумии войны между храмовниками и магами, когда не найдется твердой руки, способной удержать их в узде.

– Что ты готова предложить?

– Для вашего предводителя, – бесстрастно ответила Селина, – возможность убедить меня в том, что долийцы стоят истерики, которую закатит знать, если я прибегну к помощи эльфов. Все прочее предназначается для ушей ваших Хранителей.

Долиец молчал, глядя на нее во все глаза, словно мысленно оценивал ее вес.

Наконец Бриала кивнула:

– Пора двигаться. У Гаспара есть разведчики, а след, который вы оставляете, найдет даже слепой гном. Нам придется избегать деревень и больших хуторов – его люди могут оказаться где угодно. Фелассан, могут они оставить себе лошадей?

– Если они непривычны путешествовать пешими, то без лошадей им не обойтись. – Долиец посмотрел на сэра Мишеля. – Рад нашей новой встрече, Мишель.

С этими словами он и Бриала покинули прогалину, направляясь на юг. Селина и Мишель двинулись следом. Сухая палая листва с каждым шагом похрустывала под копытами их коней.

– Я ожидал, что она уйдет, – негромко проговорил сэр Мишель.

– И однако на сей раз твой меч остался в ножнах.

– Ваше величество, – Мишель улыбнулся, – сегодня вы уже однажды удивили меня. И я рад, что оказался не прав.

– И я тоже, – подхватила Селина, глядя на свою любовницу, шедшую впереди. – Я тоже.

Глава 9

Бриала направлялась на юг, к долийскому клану Фелассана.

В детстве она грезила о долийцах – легендарных эльфах, живущих вне власти людей. Это звучало так же фантастически и немыслимо, как рассказы о Тени. В дни, когда Селина обходилась с ней жестоко, Бриала воображала, как живет принцессой среди эльфов и заставляет Селину стирать ее одежду. В дни, когда Селина была к ней добра, она представляла, как они обе играют в волшебном краю, где нет никаких слуг и чистоту наводят сказочные духи.

Подрастая, Бриала время от времени, как и большинство эльфов, тешила себя мыслью о том, чтобы бежать и отыскать долийцев. У всякого эльфа якобы имелся друг, у которого был родственник, некогда покинувший эльфинаж либо господский дом и присоединившийся к долийскому клану. Порой он ненадолго возвращался навестить родню – нарядно одетый и с загадочными татуировками на лице. Впрочем, будучи служанкой в родовом поместье Селины, Бриала часто слышала и другие рассказы – о набегах, тайных торговых путях, разбойных нападениях и планах стереть с лица земли беззаконных эльфов, которые обитают в южных лесах. В конце концов она осознала, что долийцы – всего лишь еще одна разновидность эльфов. Не было никакого сказочного королевства духов. И принцесс тоже не было.

Затем была кровь на полу господской библиотеки и бегство в Долы. И встреча с Фелассаном.

Бриала оглянулась на своего спутника. Они шли уже больше недели, добавляя к провизии в дорожном мешке сэра Мишеля то, что ей и Фелассану удавалось добыть в лесу, и до сих пор ее наставник не выказывал ни малейших признаков утомления. Лицо Селины, ехавшей вслед за ними, осунулось от страданий, причиняемых долгими часами в седле. Даже сэр Мишель явно начинал сдавать, хотя и прятал свою слабость за стоицизмом, свойственным шевалье.

– Что они подумают о нас? – спросила Бриала, обращаясь к Фелассану, и он тотчас оглянулся на нее, вопросительно изогнув бровь. – Я имею в виду – твои сородичи.

– Долийцы? – Фелассан медленно выдохнул, обдумывая ответ на ее вопрос. – Нам придется отдельно завоевывать поддержку каждого клана. Они почти не общаются друг с другом. Не хотят, чтобы в случае нападения шемленов опасности подверглись не один, а несколько кланов. Разумеется, такая намеренная обособленность привела к тому, что кланы все больше отличаются друг от друга, теряя общие черты. Полагаю, что это олицетворение… кое-чего. – Фелассан усмехнулся. – Занятное будет зрелище.

– Занятное? – Бриала оглянулась на Селину и Мишеля, которые ехали в нескольких шагах позади и ничего не могли расслышать, если она не повысит голоса. – Я бы сказала, что это слишком легковесное слово.

– Зато точное. – Эльф улыбнулся упавшему листку, который закружился перед самым его лицом. – Гроза занятна. Пожар занятен. Я был в самом сердце и того, и другого и наблюдал за тем, как меняется окружающий мир.

– Ты не думаешь, что твои сородичи помогут Селине?

– Чего ради долийцы станут помогать шемлену?

– Селина помогла им. – Бриала вдруг обнаружила, что руки ее сами собой сжались в кулаки, и, сделав над собой усилие, разжала пальцы. – Насколько лучше стало жить эльфам Орлея при ее правлении? Дом платежом красен.

– Да’лен, – вздохнул Фелассан, – ты сделала сразу две ошибки.

– Прошу прощения, хагрен. Какие?

– Ты утверждаешь, что Селина помогла эльфам Орлея. Это неверно. Все, что за эти годы улучшило жизнь эльфам Орлея, они получили благодаря не ей, а тебе.

– Со всем уважением…

– Перестань, – Фелассан говорил терпеливо, но твердо, и не смотрел на Бриалу. – Не будь тебя, императрица не питала бы дружбы к эльфам. Даже Гаспар, ее соперник, сумел это понять.

Бриала опустила голову:

– Если жизнь эльфов стала лучше, так ли важно, что тому причиной?

– Жил некогда в дивном Арлатане молодой дворянин, – заговорил Фелассан, – и так случилось, что одна из дочерей короля эльфов умерла от укуса змеи. На поминальной церемонии юноша увидел некую эльфийскую деву, настолько прекрасную и совершенную, что тотчас без памяти полюбил ее, однако законы древнего Арлатана запрещали ему говорить с девой во время церемонии, и он не узнал, кто она такая, поэтому даже не мог попросить у ее семьи дозволения ухаживать за ней. Молодой дворянин молился богам о том, чтобы еще раз повстречать красавицу. Он молил Митал даровать ему любовь этой девы, молил Диртамен открыть ему тайну ее имени, молил Андруил послать ему удачу в поисках. Наконец он принес жертву Фен’Харелу… и Ужасный Волк стал единственным, кто откликнулся на его мольбы. Той же ночью он явился юноше во сне и сказал, что надлежит ему сделать, дабы снова увидеть свою любимую. Знаешь ли ты, что сказал ему Фен’Харел?

Бриала ненадолго задумалась… и вздохнула:

– Убить другую дочь короля.

Фелассан хохотнул:

– Ты начинаешь думать, как Фен’Харел.

– Я просто рассуждала логически, – возразила Бриала. – Снова устроили бы поминальную церемонию, и…

– Да’лен, это был комплимент. – Фелассан покачал головой. – Причина всегда важна. Чтобы постичь подлинную суть событий, ты должна понять в том числе и причины, по которым они происходят. Эльфам Орлея стало лучше жить, но причина тому – ты, а не Селина.

– Но все же им живется лучше! – Бриала снова вздохнула и переступила через выпиравший из земли корень. – Ты сказал, что я сделала две ошибки. Какова вторая?

Фелассан оглянулся, и на лице его, под узорами валласлина, проступила древняя, как мир, печаль.

– Твое представление об эльфах сродни представлению шемленов: либо ты эльф, либо человек, либо остроухий, либо плоскоухий – и все. Ты говоришь, что эльфам Орлея стало лучше жить при правлении Селины. И кто же эти «эльфы Орлея»? Обитатели эльфинажей? Долийцы? – Фелассан усмехнулся. – И с какой стати долийцев должна волновать участь эльфов, которые живут в городах?

После этих слов они долго шли молча.

Селина переносила тяготы пути верхом с угрюмой решимостью.

Нижнее белье и сапожки, которые она носила, были ее собственные, изготовленные по ее меркам, а потому сидели на ней прекрасно. Чужой доспех натирал в некоторых местах, но на второй день Селина снабдила эти места мягкой подкладкой: искусство экстренной починки наряда подручными средствами она освоила в юности на балах.

Вот только с ноющими мышцами она ничего не могла поделать, а потому молча терпела боли в ногах, бедрах и спине. Когда ей хотелось попросить спутников сделать привал и отдохнуть, она вместо этого думала о Гаспаре и проделывала десятки мускульных упражнений, которым обучила ее леди Мантильон. Эти упражнения позволяли барышне сохранять красоту и самообладание на виду у толпы соперниц, готовых провозгласить всякое неловкое движение признаком слабости.

Вечерами, когда Мишель и долиец, спутник Бриалы, объявляли привал, Селина разминала затекшие мышцы, а затем упражнялась с кинжалами. Она носила на шее, запястьях и пальцах больше магических предметов, чем иной человек, не принадлежащий к Кругу, мог увидеть за всю свою жизнь, в том числе кольцо, которое подарила ей леди Мантильон, и другое кольцо, насыщавшее пламенем любое оружие, которое Селина держала в руке. Силы и ловкости, которыми обеспечивала ее эта магия, хватило, чтобы прикончить нескольких не ожидавших подвоха солдат.

Вот только одного этого будет недостаточно, чтобы справиться с Гаспаром и его шевалье, – а Селина была уверена, что, прежде чем все это закончится, ей доведется сойтись с Гаспаром лицом к лицу.

Две недели спустя, пока Фелассан и сэр Мишель обсуждали завтрашний путь, Селина при свете костра выполняла на краю прогалины серию упражнений, которую леди Мантильон называла «Бабочка».

– Ты сбиваешься на втором ударе, – прозвучал за спиной у нее голос Бриалы.

Селина прервала свое занятие и оглянулась через плечо, пряча за сдержанной улыбкой усталость, которую удручающе быстро вызвали у нее упражнения. Бриала уже сняла доспех, вид у нее был изнуренный, неопрятный… и все равно она оставалась прекрасна, даже сейчас, когда больше походила на тень, сбрызнутую золотыми отсветами костра.

Впервые за все время Бриала заговорила с Селиной о чем-то, помимо заурядных дорожных тем: какую выбрать тропу или когда снять с огня кролика. Селина смирялась с этим, предоставив возлюбленной полную свободу действий и терпеливо ожидая знака.

– Я так не думаю, – сказала она сейчас, стараясь говорить ровно и без вызова. – Ведущая рука отражает выпад противника, а вторая рука рассекает предплечье, чтобы прервать контратаку до того, как подашься вперед и приставишь к горлу оба клинка.

Она тут же наглядно показала, как это делается; кинжалы сверкнули огненными бликами от костра, когда Селина рассекла воздух, нанося удар несуществующему противнику. Настоящего огня на клинках не было: Селина еще перед началом упражнений сняла все свои магические предметы, чтобы лучше чувствовать, насколько она потеряла хватку.

– Нет. – Бриала с безотчетным изяществом обнажила собственные кинжалы, затем отточенными движениями рассекла пустоту. – Первое движение не только отражает выпад, но и наносит рану запястью противника. Второй удар нацелен уже не на его руку с оружием. Он метит в горло. – Ее удар прошел выше, чем до того у Селины, – он представлял собой порхающий толчок запястья, изящество и обманчивая красота которого дали этому приему название «Бабочка». – Таким образом ты окажешься достаточно близко, чтобы следующим движением приставить нож к горлу.

– Ты уверена? На занятиях у леди Мантильон ты всегда предпочитала бою на ножах уроки стрельбы из лука.

– Но использовала я и то и другое. И я уверена: второй удар направлен в горло.

– Если горло у врага уже перерезано, вряд ли имеет смысл приставлять к нему кинжалы, – Селина улыбнулась.

– А как же доспех? Или магическая защита? Либо если перед тобой толстокожее порождение тьмы или тварь из Тени? Или вместо блистающего сильверитового клинка ты используешь крестьянский поясной нож, потому что лишилась трона. – Она подступила ближе, и ее прекрасное лицо явственно исказил гнев. – Реальный мир зачастую не так безупречен, как в дворцовых палатах Вал Руайо.

– Бриа… – Селина вздохнула.

– Да будь ты проклята, Селина! – Большие прекрасные глаза Бриалы вдруг наполнились слезами.

Свет костра отразился в них, и в темноте они замерцали, словно у кошки, когда Бриала шагнула вплотную к Селине. На шее у нее лихорадочно забилась жилка, но движения оставались такими же грациозными и легкими.

– Не объясняй, зачем ты это сделала. Я и так знаю зачем и почему. Мне бы только хотелось, чтобы ты проявила хоть чуточку меньше бессердечия.

– Тебя ждали бы два-три года взаперти во дворце, и только! – Селина не повышала голоса, отчетливо сознавая, что сэр Мишель и Фелассан прервали обсуждение и смотрят в их сторону. – Для нас с тобой ничего бы не изменилось!

– Твои волосы до сих пор пахнут гарью халамширалского пожара, – тихо сказала Бриала. – Вот что изменилось.

Селина шагнула вперед, и под ногой ее хрустнули сухие листья.

– Сколько войн может выдержать наша империя за такой короткий срок? Я хотела оставить после себя университет, красоту и культуру, которым завидовал бы весь мир. Вместо этого я, вероятно, войду в историю как императрица, при которой пал Орлей. Ты можешь позволить себе роскошь скорбеть по эльфам Халамширала и держать в заложниках мое сердце. Я же, сидя на троне, вижу все города своей империи. Если мне придется сжечь дотла один из них, чтобы сохранить остальные, я захлебнусь от слез – но зажгу факел!

– Насколько я вижу, – Бриала судорожно сглотнула, – ты не захлебываешься слезами. И кстати, не сидишь на своем троне.

Она порывисто отступила прочь.

– С позволения вашего великолепия, я удалюсь предаться дозволенной мне роскоши.

Селина молча смотрела, как ее возлюбленная твердым шагом возвращается к костру.

А затем, поскольку Бриала была права, Селина вернулась к упражнениям, и ее второй удар был нацелен уже гораздо выше.

На следующее утро они покинули багряно-золотой лес и двинулись по краю крестьянских угодий, уже опустевших в преддверии осенних холодов. После многих дней, проведенных под прикрытием леса, путь зигзагами по открытой местности, где их в любую минуту могли заметить солдаты Гаспара, пробудил в Селине объяснимую тревогу.

Она посмотрела на небо, затянутое высокими облаками и сулившее холодный день.

– Не рискованно ли нам оставаться на виду? – спросила она у Мишеля.

– Боюсь, ваше величество, у нас нет другого выхода. Чтобы не покидать лес, нам пришлось бы сделать слишком большой крюк на восток. Здесь Гаспару долго придется нас искать. Поля и хутора достаточно далеко от тех мест, где он в первую очередь полагает нас обнаружить. Впереди, у озера, есть небольшая деревушка, изрядно удаленная от оживленных дорог. Там можно будет без опаски пополнить припасы и разузнать новости. По крайней мере, так утверждает остроухий приятель Бриалы.

Он поморщился, помянув Фелассана, и метнул быстрый взгляд на шагавших впереди эльфов.

– Ты не доверяешь ему?

Мишель насупился:

– Пока что он не сказал ничего, что могло бы вызвать недоверие… но он долиец. Он такой же враг вам, как Гаспар и его люди. – Впрочем, – Мишель усмехнулся, – у него хотя бы хватило любезности известить нас об этом своими дурацкими татуировками.

Селине когда-то довелось прочесть не один трактат, посвященный долийцам. Университет не считал их достойными отдельного изучения, однако отвел им место в курсе истории, охватывавшем весь Тедас. Кажется, татуировки, над которыми насмехался сэр Мишель, служили знаком почитания того или иного божества эльфов. Селина находила долийскую культуру занимательной, необыкновенной и бесконечно печальной. Сколько знаний осталось недоступными ученым всего мира только потому, что долийцы не пожелали смириться с гибелью своей империи? Как долго еще они будут скрываться в дикой глуши, прежде чем признают, что мир переменился?

– И все же, насколько ты можешь судить, мы в безопасности? – вслух спросила она.

– Да, – ответил Мишель, который все это время напряженно обшаривал взглядом даль. – Фелассан сказал, что, если бы солдаты Гаспара прочесывали округу, в небе кружили бы вспугнутые ими птицы.

– Как это по-эльфийски, – усмехнулась Селина. – Что ж, если нас ничто не связывает, отчего бы не проехаться верхом? Мы можем подождать Бриалу и Фелассана в деревне.

Не дожидаясь ответа, она ударила гнедого пятками по бокам, и тот после секундного замешательства сорвался в галоп. Под стук копыт они пролетели мимо эльфов, Бриала метнула им вслед изумленный взгляд – и вот Селина уже в одиночку скакала по равнине.

Гнедой мерин изначально был пуглив и склонен дать стрекача при первом знаке опасности. Едва уяснив, что пугаться нечего и бой им не грозит, зато есть возможность размяться, он охотно пустился вскачь. Селина чувствовала его ровный ход, ощущала, как плавно перекатываются мышцы под его шкурой, стебли травы ритмично хлестали ее по ногам. Она вцепилась в поводья, пригнулась, жадно вдыхая стылый ветер и запах конского пота, позабыв в эту минуту обо всем, кроме наслаждения скачкой.

Через некоторое время, ощутив, что конь начинает уставать, Селина позволила ему перейти на быструю рысь. Этим аллюром он, судя по всему, мог бежать много часов кряду, вот только ноги Селины потом горько бы об этом пожалели. Далеко впереди блеснул серебристый отсвет небольшого озера, вокруг которого теснились крестьянские домишки. С северо-запада высокую траву равнины рассекала узкая полоска земли – проселочная дорога от Халамширала.

За спиной у Селины раздался перестук копыт, и секунду спустя Мишель, похлопав Шеритенна по боку, тоже перешел на рысь. Она почти ждала, что защитник станет порицать ее за то, что так легкомысленно ускакала прочь, но он лишь едва заметно усмехнулся и покачал головой. Чувство, которое испытала Селина, было весьма близко к разочарованию. Спор о том, вправе ли императрица своей прихотью устроить верховую прогулку, позволил бы им прекрасно скоротать время в пути.

Затем она заметила, что Мишель хмурится, пристально всматриваясь в очертания далекой деревни.

– Что-то неладно, – пробормотал он наконец.

– Что именно?

Мишель прищурился:

– К северу и к западу есть поля, но они до сих пор не сжаты. Если урожай не собрать в ближайшее время, он погибнет. А если в озере водится рыба, в такой час на воде должно быть полно рыбацких лодок.

– Что за селянская приметливость! – засмеялась Селина. – Можно подумать, сэр Мишель, что ты и сам вырос в деревне.

– Ваше величество, все примечать – мой долг. – Мишель покраснел. – Возможно, я и ошибся.

– Вряд ли, мой защитник. Будем ждать Бриалу и Фелассана?

– Появление эльфов в такой деревне… – Это предложение вызвало у него гримасу. – Может принести больше вреда, чем пользы. Возможно, местные торгуют с долийцами, но так же вероятно, что они нападут на эльфов, сочтя их долийскими разбойниками.

Селина кивнула и оглянулась на Бриалу и Фелассана, чьи фигурки были едва различимы вдалеке.

– Тогда продолжим путь сами – и со всеми предосторожностями.

Легкой рысью они выбрались на дорогу и въехали в деревню с северо-запада. Едва они миновали низкие изгороди, служившие деревне сомнительной защитой, как Селина сама увидала, что дело неладно.

В деревне царила мертвая тишина и пахло гарью. Бревенчатые домишки, неказистые, но прочные, крытые свежей соломой в ожидании скорой зимы, были целы и невредимы, но когда всадники выехали на пустырь, служивший деревенской площадью, Селина не обнаружила ни единой живой души.

– Погребальные костры, – указал Мишель.

Селина увидела посередине площади груды обугленных до черноты поленьев. Их было так много, что не счесть, – и большие, в которых сожгли по нескольку мертвецов, и поменьше, обложенные по кругу камнями, чтобы отметить место погребения по обряду Церкви.

– Близких предали церковному пламени, а тех, кто их убил, изничтожили в общих кострах, – пробормотал Мишель и, кивнув собственным словам, громко окликнул: – Эгей, люди! Есть тут кто?

Ответом ему была долгая тишина, которую нарушало лишь хлопанье ставен на ветру.

– Кто-то же должен был сжечь убитых. – Селина покачала головой.

Краем глаза она успела заметить опасность и развернулась, но копье пролетело мимо, в нескольких ярдах от нее и Мишеля. Тот, кто метнул копье, засел в какой-то из деревенских лавок, теснившихся позади.

– Я вам не враг, но я присягал защищать эту даму! – выкрикнул Мишель. – Только троньте ее – и я, слово шевалье, спалю вашу деревню дотла!

Он обнажил меч и неспешно двинул коня к селянским домам.

– Покажитесь, и я клянусь, что не причиню вам вреда!

И они показались.

Простолюдины. Крестьяне. Старик в кожаных штанах и кожаном фартуке мясника. Пожилая женщина с кое-как перевязанной рукой. Ребятишки, которые робко выглядывали из дверей и окон. Селина обвела взглядом их всех, запечатлевая в памяти каждую подробность. Одежда их была покрыта грязью, в глазах, запавших от безмерной усталости, стоял страх.

Она сделает все, чтобы Гаспар заплатил за это собственной жизнью.

– Они явились перед самым началом жатвы, – проговорил мясник. – Въехали в деревню и забрали все, что захотелось. Мы им не перечили, милорд.

– Сказали они, почему так поступают? – спросил Мишель, уже убравший меч в ножны.

– Не сразу, – ответила пожилая женщина. По следам муки на ее одежде Селина догадалась, что она работает в пекарне. – Только потом, когда упились, сказали, что их прислали следить, что затевает Джейдер.

– Джейдер! – Мясник озлобленно сплюнул. – Два дня назад прискакали солдаты леди Серил и вырезали всех мужчин и женщин, которые работали в полях. Убили наших стражников, прикончили всех, кто был на деревенской площади. Расправившись с теми, другими солдатами, они стали стрелять из луков по озеру и перебили почти всех наших рыбаков. Они забрали всю еду, какую только смогли отыскать. И остались на ночь. – Все крестьяне содрогнулись при этих словах. – Сказали, что мы пособничали врагам трона и что это будет урок всякому, кто вздумает помогать людям Гаспара. – Голос его задрожал, сорвался. – Милорд, я ведь даже не знаю, кто такой этот Гаспар!

Селина окинула взглядом площадь. Она видела крохотные подпалины, места, где кровь до конца не впиталась в землю. Солдаты из Джейдера. Преданные ей, сражающиеся за ее трон. Она судорожно сглотнула.

– Вам нужно собрать урожай, – сказала она вслух.

Мишель повернулся к ней, чуть заметно приподняв бровь.

– Я понимаю, что вы напуганы. Господа воюют друг с другом, а вы уже пострадали от этой войны. – Селина глянула на погребальные кострища. – И все же урожай следует убрать. Вы должны вернуться на озеро и наловить рыбы. Иначе вам не пережить грядущей зимы.

– Половина нашей деревни мертва, миледи, – сказал мясник.

Он не поднимал глаз, но лицо его побагровело, и кулаки были крепко стиснуты.

– Значит, вам понадобится меньше пищи. И тем не менее вы должны вернуться к делам. Если не хотите, чтобы вымерла вся деревня целиком.

– А если солдаты снова явятся к нам? – спросила булочница, безотчетно почесывая перевязанную руку.

– Встретьте их с распростертыми объятиями, – без колебаний ответила Селина. – Кланяйтесь им, какому бы знатному господину они ни служили. Дайте им столько еды, сколько они попросят, и припрячьте столько, сколько вам понадобится, чтобы пережить зиму, если они заберут слишком много. – Она взглянула на булочницу. – А если они останутся на ночь, устройте им пир, добавьте спирта в вино и, когда уснут, перережьте им глотки.

Женщина одарила ее изумленным взглядом, затем кивнула.

– А вы, милорд и миледи, чего захотите от нас? – спросил мясник. Несмотря на утренний холод, он обливался потом. – Что вам нужно?

Селина твердо встретила его боязливый взгляд:

– Только то, что вы сможете нам уделить.

Некоторое время спустя они выехали из деревни и у дороги повстречали Бриалу и Фелассана.

– Что случилось? – спросила Бриала.

Селина вздрогнула. Должно быть, она слишком привыкла прятаться под маской, если собственное лицо с такой легкостью выдало ее чувства.

– Ничего, – отрезал Мишель. – В деревне делать нечего. Едем дальше.

Селина кивнула и двинулась вслед за ним. Обогнув деревню, они направились на юг. Все это время Селина то и дело озиралась – до тех пор, пока деревня не превратилась в крохотное пятнышко, рядом с которым мерцал серебристый блик озера.

И лишь когда все это окончательно скрылось из виду, она отвернулась и вздохнула.

– Вы хорошо говорили, ваше величество, – заметил Мишель, не глядя на нее.

– Я даже не узнала, как называется эта деревня.

– Какая разница. – Лицо его исказилось. – Таких историй десятки. Каждый солдат, побывавший на войне, рано или поздно сталкивается с подобным.

– И Гаспар знал, что так будет. – Селина разжала крепко стиснутые зубы. При дворе вволю посмеялись бы над ее несдержанностью. Впрочем, двор сейчас казался таким далеким! – Он так жаждет заполучить трон, что готов обречь на страдания сотни тысяч человек.

– Вряд ли он когда-нибудь об этом задумывался, ваше величество.

– Мы положим этому конец. – Селина вцепилась в поводья с такой силой, что пальцы заныли от боли. – Мои подданные заслуживают лучшей участи.

Мишель ничего не сказал, только мрачно кивнул, и на этом разговор прекратился.

В своем лагере, к юго-востоку от Халамширала, Гаспар сидел на прочном складном стуле и, попивая гретое вино с пряностями, принимал донесения разведчиков.

– Кто бы мог подумать, что леди Серил на такое способна? – обратился он к Ремашу. – Разорять свои собственные деревни, чтобы выкурить оттуда наших солдат. Потрясающая женщина!

– Безусловно. – Ремаш нахмурился. – Касательно донесения из той деревушки… как бишь ее там? Значит, разведчики видели следы копыт?

– Лак Д’Аржан, милорд, Серебряное Озеро. – Стоявший перед ними разведчик почтительно кивнул. – Местные твердили, что не видели ни души, но мои парни нашли отпечатки копыт и готовы поклясться, что эти следы оставил добротно подкованный боевой конь, а не дряхлая селянская кляча.

– Что ж, – заметил Гаспар, кивая, – это уже кое-что. Первый, черт возьми, намек на то, что она где-то побывала!

Для продолжения поисков им требовался хоть какой-то след Селины, а не ее служанки, которая своим дерзким побегом обрекла на порку нескольких охранников.

Ремаш потянул носом и с неудовольствием подергал ворот своего кожаного костюма для верховой езды:

– Милорд, вы могли бы командовать этой войной из Вал Руайо. Вы уверены, что вам подобает лично гоняться за Селиной?

Нельзя сказать, что они выбивались из сил, объезжая наиболее вероятные места, где могла бы скрыться Селина. То была скорее прогулка верхом, нежели форсированный марш. И тем не менее Ремаш вел себя так, словно Гаспар силком тащил его по Глубинным тропам.

Гаспар кивнул командиру разведчиков; тот поклонился и отошел за пределы слышимости.

– Сидя в Вал Руайо, я буду окружен приспешниками Селины, которые ринутся в бой, утверждая, что Селина еще может найтись, а стало быть, у меня нет прав на престол. Между тем мои сторонники, – продолжал он, прихлебывая вино, – станут вопрошать, когда и как будет вознаграждена их поддержка, и туманно намекать на то, что станет, если я не пойду у них на поводу. У нас есть еще несколько дней на поиски. Если я вернусь с доказательствами смерти Селины, ни одна живая душа в империи не посмеет встать у меня на пути.

– Да, но пока что у вас на пути стоит леди Серил. Вы застали Селину врасплох и благодаря этому взяли Халамширал, однако у вас слишком мало войска. Вряд ли вы сумеете захватить Джейдер, если леди Серил начеку и каждый день мы все чаще натыкаемся на ее разведчиков.

– Ремаш, – сказал Гаспар, – ты хочешь что-то предложить или просто решил испортить мне настроение?

Герцог поджал губы:

– Возвестите, что Селина мертва. Вернитесь в Халамширал, соберите войска и в сияющих латах двиньтесь в Вал Руайо. Если Селина объявится, чтобы открыто оспорить ваши права на престол, – убейте ее. Если не объявится… – Он небрежно махнул рукой. – Когда вы займете трон, она может сколько угодно бесноваться в изгнании – это ей не поможет.

Гаспар недовольно крякнул:

– Я не стану распускать ложных слухов о ее смерти.

– Но говорил же ты, что она спит со своей служанкой, эльфийкой, – заметил Ремаш, изогнув бровь.

– Я предполагал, что такое возможно. И в любом случае то была Игра, – прибавил великий герцог, рассеянным жестом отметая слова собеседника. – Сейчас у нас – честный бой. Существуют границы, которых шевалье не преступит.

– Гаспар, – жестко бросил Ремаш, и тот обернулся, удивленный тем, что герцог способен на такой тон. – Знать примкнула к вам для того, чтобы возвести вас на трон, а не чтобы убить императрицу. Хотите подкрепить свои притязания на престол? Отправляйтесь в Вал Руайо и докажите им, что способны править.

Но не успел великий герцог ответить, как раздался сигнал. В свет костра шагнул разведчик, и Гаспар приподнялся.

– Милорд! – выдохнул разведчик. – Мы обнаружили в лесу вражеского солдата и взяли его живым. Судя по его цветам, он не из Джейдера, а из войска императрицы.

– Превосходно. Ведите его сюда.

Разведчик поклонился и рысцой умчался прочь, а Гаспар ухмыльнулся Ремашу:

– Или, может быть, нам наконец повезет.

– Вряд ли он состоял в свите Селины. – Ремаш скептически вскинул бровь. – Скорее всего, заурядный дезертир.

– Вот потому мы и собираемся его допросить.

Гаспар услыхал бряцание металла – двое солдат, ухватив за руки пленника, волокли его к костру. Это оказался поседевший в боях ветеран, и его стеганая куртка была густо покрыта засохшей и свежей кровью, говоря о том, что он не сдался без боя.

– Подведите его ближе. На свет.

Солдаты повиновались. Гаспар отставил свой кубок на землю у костра, поднялся на ноги и, сощурившись, вдумчиво оглядел пленника.

– Как тебя обнаружили? – наконец спросил он.

– Я был голоден, милорд. – Ветеран понурил голову. – Поймал в ручье рыбину, но не хотел есть ее сырой, потому рискнул развести огонь. Так твои люди меня и заметили.

– Можно упражняться годами, с честью сражаться в войнах, но так и не научиться разводить костер, который не будет заметен за милю, – усмехнулся Гаспар. – К делу. Как ты оказался здесь, в неделе пути от Халамширала?

Солдат не поднял головы, но Гаспар заметил, как он едва уловимо стиснул зубы.

– Я бежал после битвы, милорд. Думал, что сумею добраться до Джейдера.

Ремаш сделал чуть заметный знак, и Гаспар согласно кивнул:

– А вот я так не думаю. Где вы его нашли, ребята?

– У речушки, к северу отсюда.

– Держу пари, он искал лодку. – Гаспар шагнул ближе. – И беглец-одиночка, даже пеший, был бы сейчас куда ближе к Джейдеру, чем ты. Разве что наткнулся на заставы, которыми мы перекрыли дороги.

Ветеран судорожно кивнул:

– Да, милорд, я наткнулся на вашу заставу. И повернул назад, но потом увидел, что подходит ваше войско, и решил: разыщу лодку в какой-нибудь деревушке и уплыву по Недремлющему морю.

Он пробормотал все это скороговоркой, стараясь не смотреть в глаза Гаспару. Заученная речь была явно составлена на тот случай, если он попадет в плен.

Ремаш кашлянул, и Гаспар оглянулся на него с раздражением.

– Да-да, я знаю, что он лжет, – бросил он и снова повернулся к пленнику. – История недурна, солдат, вот только рассказчик из тебя никудышный. И мне невдомек, отчего в таком положении ты… утруждаешь себя враньем.

Гаспар подступил вплотную, так, что солдат наконец вынужден был поднять на него взгляд. В глазах его под набрякшими от измождения веками явственно метался страх.

– Я скорей ожидал бы, что ты сдашься добровольно и захочешь перейти на нашу сторону. Ты, в конце концов, ветеран, выживший во многих боях. Ты способен понять, когда дело проиграно и пришла пора сменить господина.

При этих словах пленника передернуло, и Гаспару все стало ясно.

– Но ты так не поступишь, верно? – выдохнул он. – Потому что видел ее. Здесь, в этих лесах. Ты ее видел. Ты знаешь, что она жива, и знаешь, куда она направляется.

– Нет, не знаю! – выпалил солдат, и это признание, хоть и вынужденное, было сущей правдой.

– Но ты мог бы рассказать мне то, что знаешь, и, возможно, эти ценные сведения побудили бы меня сохранить тебе жизнь.

– Мог бы, милорд, – с ложью было покончено, и пленник расправил плечи, прямо глядя в глаза Гаспару. – Но хоть я и не знатный лорд и не шевалье, я тоже знаю, что такое честь. – Он с достоинством выпрямился. – Волей императрицы Селины я – личный разведчик ее величества и таковым умру.

Мгновение Гаспар не сводил с него глаз, затем медленно кивнул и оглянулся туда, где в ожидании застыли его солдаты. И снова перевел взгляд на ветерана:

– Что ж, твой выбор достоин уважения. Как ты предпочтешь умереть – быстро и безболезненно или же в бою?

Солдат долго, судорожно выдохнул и тут же горделиво вскинул голову:

– В бою, милорд.

– Молодчина. – Гаспар подал знак своим людям, и они отступили от пленника.

Великий герцог был в одном кожаном костюме для верховой езды, а значит, не было нужды выдавать солдату Селины доспех, чтобы поединок проходил на равных условиях.

– Подать мечи!

– Что за чушь! – не выдержал Ремаш.

– Ремаш, – Гаспар обернулся к нему, – ты виртуоз во всем, что касается Игры, и мне, безусловно, пригодится твоя помощь, чтобы сохранить трон. Однако ты никогда не поймешь тех, кто живет и умирает с оружием в руках.

Не глядя, Гаспар протянул руку и взял меч, который подали ему солдаты. И громко проговорил:

– Клянусь честью шевалье, если личный разведчик Селины одолеет меня в поединке, он уйдет отсюда свободным, при броне и оружии и с трехдневным запасом пищи!

Солдаты великого герцога разразились одобрительными воплями, оглушительно молотя своими мечами по щитам. Разведчик Селины взял свой клинок и почтительно отсалютовал. Гаспар ответил ему таким же уважительным салютом – как воин воину.

И поединок начался.

После первых осторожных шагов Гаспар отметил, что солдат Селины хорошо двигается и держит дистанцию. Тем не менее он недостаточно крепко сжимал свой меч – и это было ошибкой. Нельзя держать с изяществом клинок, который требует крепкой хватки и резкого сильного замаха. Кроме того, защитная стойка ветерана выдавала привычку к более короткому оружию. Вероятно, прежде он был копейщиком, а в рукопашной использовал короткий меч.

Гаспар не стал затягивать бой.

За ложной атакой, которую ветеран попытался отразить со слишком большого расстояния – подвели годы упражнений с копьем, – последовал выпад, задевший его бицепс. А затем Гаспар нанес сверху вниз рубящий удар по ноге и, не промедлив ни секунды, вонзил меч ему под ребра.

– Молодчина, – повторил он, удерживая на весу солдата, в чьих глазах медленно угасала жизнь.

Ремаш все так же сидел на своем месте у костра. И сухо усмехнулся Гаспару, который вернулся к огню, предоставив слугам вычистить клинки и убрать мертвое тело.

– Милорд, – сказал он, – счастлив видеть, что вы уцелели в этом совершенно ненужном поединке.

– Это был не поединок, – возразил Гаспар и сел к костру. – Это была казнь. Тем не менее он умер с честью, сразившись один на один с человеком, который посягнул на жизнь его императрицы.

– Да, – Ремаш бегло глянул на мертвеца, – видно, что он в восторге. Мы могли бы выбить из него всю правду под пыткой. – Он перехватил взгляд великого герцога и вздохнул. – Гаспар, этот человек не принадлежал к знати. Ваш кодекс чести был бы тут неприменим.

– Он не знал ничего, стоящего таких усилий. – Гаспар жестом подозвал разведчиков и продолжил, понизив голос: – Подумай сам. Если бы этому человеку было известно, куда направляется Селина, он сейчас либо сопровождал бы ее, поскольку она ему доверяет, либо – в обратном случае – был бы давно уже мертв.

Ремаш нахмурился, затем медленно кивнул:

– То есть все, что нам известно наверняка, – он определенно видел Селину. То, как он страшился нечаянно проболтаться, говорит об этом яснее слов.

– Именно так.

К костру подошли разведчики и почтительно поклонились Гаспару:

– Да, милорд?

– Вернитесь на то место, где вы обнаружили этого человека. Найдите его след и ступайте по нему в ту сторону, откуда он пришел. Где-то там этот солдат повстречался с Селиной.

– Будет исполнено, милорд. – Разведчики снова поклонились и рысцой скрылись в темноте.

– Они и впрямь способны на такое? – спросил Ремаш. – Пройти по следу, которому несколько дней, и отыскать, где он пересекается со следами Селины?

– Будь я проклят, если я это знаю. – Гаспар взял свой кубок, заглянул в него и отшвырнул прочь. – Я уверен в одном: это лучше, чем пытаться взять Джейдер.

Глава 10

Сэр Мишель рос в трущобах Монфора, а затем в поместье аристократа. Подготовка, пройденная им в рядах шевалье, научила его, как выжить в лесу и сберечь своего коня, но Мишель так и не проникся любовью к самому лесу.

Более того – на дух его не переносил. И теперь, когда императрица Селина, следуя за Бриалой и Фелассаном, направлялась к долийцам, им предстояло покинуть равнины и вернуться в лес, что отнюдь не сулило приятного путешествия.

Мишель знал, что на равнинах они уязвимы, открыты чужому взгляду на много миль вокруг. Понимал, что треклятые долийцы обитают в дикой глуши, в лесах среди холмов. Ни одно из этих обстоятельств не помешало тошнотворной волне страха накрыть его с головой в ту минуту, когда он покинул открытую местность и углубился в царство искривленных ветвей и палой листвы.

Фелассан сказал, что цель их близка, и Мишель, хоть и был не ахти каким следопытом, примечал знаки, которые подтверждали эти слова. Тропы, которыми двигался отряд, были чересчур широки, чтобы их проложили дикие звери, а на прогалинах, где они останавливались для отдыха, под ковром опавших листьев таились остывшие угли недавних кострищ. Лес вокруг непрестанно похрустывал, подрагивал, как живой, и, казалось, недобро и пристально следил за чужаками.

Тем вечером они устроили привал на одной из таких прогалин. Бриала подстрелила небольшого оленя, и Фелассан быстро и сноровисто освежевал добычу. Селина, к величайшему изумлению Мишеля, разожгла костер и собрала близ прогалины душистых трав, чтобы приправить оленину. Мишель никогда прежде не видел, чтобы императрица Орлея разводила огонь, однако она явно знала, как это делается.

Сам Мишель занялся конями. Шеритенн, его жеребец, чувствовал себя недурно, хотя и заметно похудел. Гнедой мерин Селины до сих пор держался боязливо, и шкура его явно нуждалась в уходе. Мишель обтер его, как мог, пользуясь теми скудными средствами, которые были у него под рукой. Ему не приходилось самому заботиться о коне со времен обучения, а слуги, которые ежевечерне обихаживали коней, всегда приносили с собой нужные крючки и щетки.

– Извини, – проговорил Мишель, пользуясь запасным кожаным ремешком, чтобы обтереть пот с боков Шеритенна. – Ничего лучше у нас нет.

Шеритенн недовольно всхрапнул, затем фыркнул и поднял ногу, чтобы хозяин занялся его копытом.

– Поглядим, что можно сделать. – Мишель усмехнулся, роясь в торбочке, где хранились инструменты для ухода за доспехами.

Небольшой железный клинышек вполне мог бы сойти за крючок для чистки копыт…

– Сегодня привяжи лошадей покрепче.

Вздрогнув, Мишель обернулся и обнаружил, что на него в упор смотрит Фелассан, освещенный золотистыми отблесками костра. Эльф держал между тонких пальцев длинную, покрытую шипами ветку и пристально рассматривал ее. В свете костра казалось, что татуировки на его лице прихотливо движутся, словно живя собственной жизнью. Бриалы и Селины видно не было – скорее всего, ушли в темноту, чтобы попрактиковаться с кинжалами.

– Я знаю, как присматривать за лошадьми. – Мишель отвернулся. – Вы, остроухие, даже не ездите верхом.

– Крестьяне тоже не ездят верхом, шевалье, – хохотнул Фелассан у него за спиной.

Мишель круто развернулся. Он знал, что эльф лишь подначивает его, однако нельзя было отрицать, что подначка достигла цели: леденящий страх волной прокатился по спине Мишеля и, стиснув затылок, болью застучал в висках.

– Придержи язык, – процедил он.

– С чего бы это? – Фелассан одарил его ухмылкой. – Я-то не обещал молчать.

Сделав над собой усилие, Мишель медленно разжал кулаки. Кони обеспокоенно заржали.

– Что тебе от меня нужно? – глухо спросил Мишель.

– Для начала – ответ на вопрос. Почему ты остался с императрицей? Ее дело проиграно. Один раз ты уже совершенно изменил свою жизнь. Ты мог бы сделать это снова, продать подороже свое воинское мастерство и стать наемником в каком-нибудь городишке, где ни одна живая душа не узнает, что ты когда-то был защитником Селины.

– Я принес клятву, – вздохнул Мишель. – Не думаю, что ты способен это понять.

– Понять, что такое честь и долг? Нет, конечно. Я же эльф, а идея чести и долга доступна только вашим человеческим всадникам в тяжеленных латах.

Кровь бросилась в лицо Мишелю.

– Ты не знаешь, что такое трущобы. Моя прежняя жизнь… Академия дала мне честь – и душевный покой в осознании того, что, покуда я верен своей чести, я могу умереть с легким сердцем.

– Если только твоя тайна не раскроется. Как, должно быть, ужасно прожить свою жизнь тем, кем ты себя на самом деле не считаешь. – Теперь в голосе Фелассана не было и следа насмешки. Он говорил с тихой грустью, которая больше пристала бы поседевшему в боях ветерану. – Все эти героические битвы, юные служанки, готовые сами прыгнуть в твою постель… и невозможность по-настоящему всем этим насладиться.

Мишель проверил, надежно ли привязаны кони, отошел от них и тяжело опустился на землю у костра.

– Я был счастлив своей участью.

– В самом деле? – осведомился Фелассан, вертя в пальцах шипастую ветку. – Или что-то мешало тебе безоглядно предаваться счастью? Вынуждало следить за каждым словом, произнесенным на ложе страсти, чтобы случайно не выдать себя селянской речью? Или поминать на каждом шагу «остроухих», чтобы никто не заподозрил, будто у тебя может быть что-то общее с эльфами?

– Тебе это не грозит, – парировал Мишель. – Вся твоя суть расписана татуировками у тебя на лице.

Фелассан запрокинул голову и устремил взгляд в небо. Сквозь облака пробивался рассеянный свет полумесяца.

– Когда-то, – сказал он, – эльфы ступали по этой земле, словно боги. Мы творили магию, которая ослепила бы тебя своей красотой. Теперь же мы таимся и рыщем в лесной глуши в ожидании того часа, когда вы, шемлены, очередной своей выходкой нарушите равновесие мира. Знаешь ли ты, мальчик, кем я был в свое время?

– Долийским юнцом, который носился по лесам, слушая старинные сказки? – Мишель искоса быстро глянул на Фелассана.

Тот было вздрогнул, но тут же, вопреки своей воле, рассмеялся:

– Хорошо сказано, шевалье.

Он помолчал немного, завороженно глядя в огонь, и протяжно, едва слышно выдохнул.

– Мы ездили верхом на галлах. Они скакали с таким грациозным изяществом, что ваши лошади по сравнению с ними показались бы ферелденскими псами. И к тому же были гораздо смышленей, – со смешком добавил он, – что зачастую прибавляло им своеволия.

Мать Мишеля, эльфийка, рассказывала сыну о громадных белых оленях, на которых эльфы ездили верхом. Он был тогда совсем мал, пяти или шести лет, и помнил, что рассказы матери его напугали. Сам он видел верховых животных, лишь когда в трущобы являлись конные шевалье, чтобы убивать эльфов.

Мишель оглянулся на Шеритенна. Немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз вспоминал об этом разговоре с матерью. И с радостью не вспоминал бы вовсе.

– Я не слышу ни Селины, ни Бриалы, – сказал он вслух, желая перевести разговор на другое.

– Верно, нашли себе интересное занятие. – Фелассан многозначительно поиграл бровями.

– Это оскорбительно! – Мишель одарил его убийственным взглядом.

– Любовь не может быть оскорбительной. Странной, неразделенной, неуместной – быть может, но не оскорбительной.

– Если ты полагаешь, что твоя подопечная может завлечь Селину…

– Своими эльфийскими уловками? Шевалье, – равнодушно проговорил Фелассан, – неужели ты и впрямь думаешь, что Селину можно завлечь, не будь на то ее собственной воли?

Мишель уставился в темноту леса:

– Как могла она пожелать такого?

– Понятия не имею, – сознался Фелассан. – Да и о каком желании могла бы идти речь после того, как твоя императрица сожгла трущобы Халамширала?

– Я говорил о Селине! О том, что императрица Орлея спит с эльфийкой!

– Мог бы прокричать «с остроухой», чтобы весь мир еще раз убедился, что ты – человек! – огрызнулся Фелассан. – Ты пролил столько крови, что в трусости тебя не обвинишь, – так и не трусь.

– Ты не знаешь, что такое Орлей…

Мишель обвел взмахом руки искривленные деревья, окружавшие их со всех сторон.

– Быть может, здесь, в этих лесах, никому нет дела до того, с кем ты спишь, но при дворе… Одно дело – случайная интрижка, мимолетное развлечение с тем, на кого упал взгляд, но взять в постоянные любовницы служанку… Фавориты императора или императрицы сами по себе обладают немалым политическим влиянием. Бриала пользуется доверием императрицы.

– И надеюсь, не только доверием, – ухмыльнулся Фелассан.

Это было уже чересчур – эльф позволил себе двусмысленно подшучивать над Селиной, словно она была распутной кабацкой девкой. Мишель поднялся на ноги. Он был без доспехов, но рука его потянулась к мечу.

– Ты оскорбляешь меня и мою императрицу, – процедил он.

– Как раз наоборот. – Фелассан одним плавным движением встал с земли, и посох, который он сжал в руке, окутался изумрудно-зеленым сиянием. В другой руке эльф по-прежнему держал шипастую ветку, и Мишель мог бы поклясться, что эта ветка вздрагивает и корчится в пальцах Фелассана. – Ты мне нужен – и нужен своей императрице. Ей грозит великая опасность, и она нуждается в защитнике, который ясно сознает, кто он такой. – Он шагнул вплотную к Мишелю. – Долийцы увидят величайшего шемленского воина, и, быть может, несмышленые юнцы захотят испытать в бою с тобой свое воинское мастерство. Ты должен будешь обуздать свой нрав и не дать им такой возможности.

– Я поступлю, как сочту…

Мишель осекся. В недрах леса раздались грохот и треск. Миг спустя листья на прогалине сотряс низкий рокочущий рев, и Мишеля обдало порывом ветра, зловонного и затхлого, словно его исторгла, расколовшись до основания, подземная гробница.

– Что это было? – Мишель повернулся в ту сторону, откуда, как ему показалось, прилетел зловонный ветер.

Вновь, уже позади него, разнесся оглушительный грохот, сопровождаемый треском, словно рвали на куски невидимую ткань. Мишель лихорадочно вгляделся в деревья, ища хоть какого-то знака, мимолетного движения на границе света и тьмы, но там не было ничего, только этот пугающий, сверхъестественный шум.

– Вот поэтому я и посоветовал привязать коней покрепче. – Фелассан поднял руку, в которой сжимал странную шипастую ветку. – Это феландарис. Весьма ядовит, однако растет только там, где Завеса истончается.

– То есть?

– То есть в таких местах Завеса может быть прорвана.

– И ты мне об этом не сказал?

– Не хотел волновать. Вероятность прорыва на самом деле крайне мала.

Из темноты за пределами прогалины донесся все тот же треск, и Фелассан вздрогнул.

– Но не сейчас, – мрачно добавил он.

Мишель обнажил меч:

– Надо разыскать Селину и Бриалу.

Селина сделала обманный выпад, нанесла режущий удар сверху и перекатилась вбок, когда Бриала обрушила на нее серию быстрых ударов. И, внезапно выбросив вперед правую руку, чиркнула клинком по доспеху Бриалы – чуть выше бедра осталась крохотная царапина.

– А ты вспомнила, как надо двигаться, – переводя дух, выговорила Бриала.

Словно в танце, кружили они друг напротив друга, стремительно мелькали клинки. Света луны, едва сочившегося сквозь ветви, едва хватало, чтобы хоть что-то разглядеть. Для Селины Бриала оставалась смутным силуэтом, подвижной тенью, неутомимо скользившей на пурпурно-сером фоне леса. Когда они переместились и Бриала оказалась лицом к далекому костру, Селина стала различать блики теплого света, прихотливо игравшие на доспехе и клинках эльфийки.

Она вновь атаковала, чертя круги кинжалами. Бриала сделала выпад, и Селина перехватила, отвела ее удар, а затем метнулась вперед. Верхний клинок ее замер у горла Бриалы, нижний скользнул за спину эльфийки, не давая той шанса уйти из захвата.

Бриала сделала долгий выдох.

– Хорошо, – ровным голосом одобрила она. – Полагаю, ты восстановила утраченную сноровку.

Селина отступила на шаг и убрала кинжалы в ножны.

– Раньше ты была не прочь оказаться у меня в руках, – заметила она.

– Но не на острие твоего кинжала.

Клинки Бриалы на мгновение блеснули в лунном свете и скрылись в ножнах. Эльфийка повернулась, чтобы уйти.

– Бриа, прошу тебя…

И она остановилась, замерла неразличимо-темным силуэтом. Свет костра очертил ее спутанные волосы и длинные изящные уши.

– Что ты хочешь от меня услышать? – Селина шагнула к ней. – Что я сожалею о случившемся? Ты знаешь, что сожалею, и обе мы знаем, что это ничего не меняет.

– Ты могла бы по крайней мере признать, что хоть капельку раскаиваешься в содеянном.

– Ты так же, как и я, слушала наставления леди Мантильон, – отпарировала Селина. – Если бы я признала, что раскаиваюсь, ты бы тотчас ухватилась за это и напомнила, что раскаяние мертвецам не поможет. Тогда я спросила бы, что поможет, а ты бы ответила – ничего. Я не стану в угоду тебе терзаться муками совести только потому, что ты винишь меня в смерти этих эльфов!

– Виню?! Селина, ты их убила!

– Да, убила. – Селина говорила ровно, хотя и сама не ожидала, что ей придется сдерживать дрожь в голосе. – Когда разошлись слухи, пущенные Гаспаром, я должна была либо подавить бунт, либо казнить тебя, чтобы опровергнуть его домыслы и сохранить трон.

– И ты выбрала пощадить меня? – Бриала круто развернулась к ней. – Думаешь, мне от этого станет легче? Ты убила сотни эльфов-бедняков ради того, чтобы сохранить жизнь мне?

– Я убила сотни эльфов-бедняков, потому что они восстали против моей власти и угрожали благополучию империи, – проговорила Селина тихим, умоляющим голосом. – Скажи, как еще я должна была поступить? Представь, что убивали стражников и строили баррикады на улицах какой-нибудь знатный дом или торговая гильдия, и скажи – как я должна была поступить?

– Ты могла бы найти другой выход!

– Бриа, ты и в самом деле злишься на меня? Или злишься на саму себя, в глубине души понимая, что я поступила как должно?

Селина сделала еще один шаг. Теперь она была так близко, что могла дотронуться до Бриалы.

– Клянусь тебе, если бы только был способ уладить дело, не трогая этих эльфов, я бы именно так и поступила. – Селина медленно, крайне осторожно протянула руку и коснулась плеча Бриалы. – Сколько лет мы были вместе, Бриа? Неужели ты думаешь, будто я не замечала, как ты внушаешь мне сострадание к эльфам? Я знаю, как они тебе дороги… и я согласна с тобой. Создатель, я видела, насколько ты умна. Сколько эльфов прозябает в эльфинажах, когда могли бы свершить немало славных дел? Сколько великих мыслителей и преданных слуг сожгла я в халамширалских трущобах, потому что не видела другого выхода?

Голос ее сорвался, и она смолкла. Лицо Бриалы оставалось все так же неразличимо в темноте.

– Селина, – сказала она, – я была с тобой не ради того, чтобы помогать эльфам.

– Знаю. – Селина вымученно улыбнулась и покачала головой. – Но если теперь ты меня покинешь, эльфы от этого не пострадают.

Рука ее до сих пор покоилась на плече Бриалы. Эльфийка вздохнула и, помедлив, накрыла своей ладонью пальцы Селины. И придвинулась так близко, что ее теплое дыхание коснулось щеки Селины, когда Бриала заговорила:

– Я не…

Возле них с оглушительным грохотом рухнуло дерево.

Они разом отпрыгнули в сторону, и Селина скорее услышала, чем увидела, как ветка с хрустом ударилась о землю в том самом месте, где они только что стояли. Она моргнула, напряженно всматриваясь в темноту, где как будто двигались неразличимые тени. И тогда в земле, прямо перед ней, родился оглушительный треск.

Бриала выхватила из ножен клинки.

– Создатель! – выдохнула она. – Дерево!

И, внезапно бросившись на Селину, тяжестью своего тела сбила ее с ног и придавила к земле.

Кое-как Селина поднялась на ноги. Вокруг нее падали, с хрустом рушась наземь, все новые ветки. Моргая, чтобы освоиться с темнотой после отблесков костра, она огляделась, и от увиденного у нее гулко заколотилось сердце.

Деревья ожили.

Всюду, куда ни глянь, громадные, покрытые золотой листвой ветви скручивались, становились тощими, жилистыми руками. Стволы с жутким треском раскалывались надвое, превращаясь в корявые узловатые ноги. Там, где ствол венчала крона верхних ветвей, выступали омерзительные бугры, искривленные древесные наросты, которые складывались в фантасмагорическое подобие лица. Тулова великанских тварей скрипели и потрескивали, источая густой запах свежесрубленной древесины. У Селины при каждом движении слезились глаза, и разум ее лихорадочно метался, силясь осознать и принять то, что было, по сути, совершенно немыслимо.

Она разглядела троих древесных великанов, хотя, судя по шуму со всех сторон, их было намного больше.

Одно из гигантских чудовищ, оторвав от земли Бриалу, стискивало шишковатыми пальцами ее горло.

Селина застыла, леденящая волна страха окатила ее, накрыв с головой. Годы обучения, однако, не прошли даром, и, пока она цепенела от ужаса, пальцы ее сами собой сноровисто открывали потайные кошели, надевали кольца и застегивали на шее амулет.

Великан, схвативший Бриалу, шагнул вперед. Нога его поднялась, с треском рвущейся ткани выдернув из земли корни. Чудовище занесло свободную руку над Селиной.

– Создатель тебя побери! – прошипела она, стремительно обнажив кинжалы. – Она моя!

Древесный великан с силой опустил руку, и Селина прянула вбок, а затем проворно вспрыгнула на ветвь, с грохотом ударившуюся оземь. В два шага она пробежала вверх по толстой искривленной ветви и, прыгнув, вонзила оба кинжала, охваченные пламенем, в чудовищную руку, которая держала Бриалу.

Великан взревел, хотя у него и не было рта. Оглушительный гулкий рев исходил из коры, покрывавшей его ствол, и от этого звука у Селины сердце подпрыгнуло к горлу. Чудовище неистово замахало раненой ветвью, по которой бежали языки пламени, пальцы его разжались, и Бриала упала наземь. Когда другая ветвь качнулась к Селине, она с силой оттолкнулась обеими ногами от ствола и спрыгнула вниз.

– Вставай, Бриа! – кричала она, размахивая кинжалами. – Вставай!

Древесный великан снова взревел, да так, что у Селины застучали зубы. Узловатая рука его дымилась, охваченная языками пламени. Два его собрата неуклюже двинулись вперед, на каждом шагу с треском выдирая из земли корни.

– Стою! – Бриала тяжело дышала, но все же ухитрилась подняться на ноги.

– Отлично! – Селина низко пригнулась. – Не хочу тебя потерять.

Теперь все три чудовища ревели, неумолимо надвигаясь на них. Селина вновь увернулась от рухнувшей сверху ветви, полоснула ее кинжалом вдоль, оставив длинный пылающий след, а затем стремительно проскочила между двумя великанами. Враги были медлительны, но так сильны, что хватило бы и одного верного удара.

– Ну как, получается? – донесся крик Бриалы.

Селина рискнула глянуть в ее сторону: эльфийка уже вступила в бой, и ее кинжалы оставили на стволе противника не меньше десяти ран. Тошнотворный черный сок точился из этих ран, словно кровь, но древесному чудищу это явно было нипочем, и оно занесло корявые руки-ветви для нового удара.

– Что ж, они все-таки деревья, стало быть… огонь? – прозвучал позади них знакомый голос.

Горящая головешка с шипением пролетела над головами, врезалась в лиственную крону великана и полыхнула нестерпимо жарким пламенем. Чудище взревело от боли, ветви его затрещали, одна за другой лопаясь в огне, который распространялся все дальше.

Фелассан, озаренный изумрудно-зеленым свечением своего посоха, подошел к Бриале.

– Иначе бы у тебя вряд ли что-то получилось, – сказал он. – Сильваны боятся только огня и магии.

– Поделом им, – бросил сэр Мишель.

Встав рядом с Селиной, он ударом меча разрубил занесенную над ней ветвь чудовища.

Древесный великан – сильван, как назвал его эльф, – заревел от боли и замахнулся на Мишеля другой рукой. Мишель отбил удар, глубоко рассекая древесину сильверитовым клинком. Селина тут же бросилась в атаку, раз за разом кромсая ствол сильвана своими пламенеющими кинжалами.

Позади нее полыхнул огненный шар, и сильван с ревом отпрянул, беспорядочно молотя по себе ветвями. С него сыпались испепеленные огнем листья. Селина увидела, как другой сильван обрушил тяжелую узловатую руку на Фелассана, но сама земля между ними вздыбилась, образовав стену, которая отразила удар. Бриала откатилась назад и вскинула лук. Стрелы ее пробивали кору, глубоко уходя в стволы, но лесные чудовища этого словно и не замечали.

– Сюда идут другие! – крикнул Фелассан. – Так что как только будете готовы отступать…

С этими словами он вскинул посох и метнул огненный шар в сильвана, который уже был объят пламенем. Великан взревел, зашатался и рухнул, пожираемый огнем изнутри. В отсветах пламени было видно, что Фелассан обливается потом и тяжело переводит дух.

Мишель споткнулся о корень и, пятясь, отбил щитом удар громадной, похожей на дубину руки.

– Ваше величество?

– Отходим! – Селина бросилась вперед, полоснула кинжалами сильвана, который атаковал Мишеля, проскочила мимо другой огромной ветви и побежала дальше. – К лагерю!

Остальные бежали следом. Селина различала топот их ног, учащенное, как у нее самой, дыхание, но все это почти заглушал надсадный скрип рвущихся из земли корней, который издавали их преследователи.

– Фелассан, – выдохнула она, – как долго они будут за нами гнаться?

– Это духи гнева и ярости, – отдуваясь, пропыхтел у нее за спиной Фелассан. – Вот ты, к примеру, как долго можешь злиться?

Селина ворвалась в лагерь. Сильваны все еще преследовали их, но заметно отстали.

– Бриала, хватай, что сможешь унести! Мишель, займись конями! Фелассан, готовь огненные шары на случай, если…

И осеклась, вздрогнув, – впереди раздалось сдавленное, надрывное ржание. С дальней стороны лагеря, оттуда, где были привязаны кони, донеслись треск дерева и скрежет извивающихся ветвей.

Миг спустя на прогалину упал Шеритенн, великолепный боевой жеребец сэра Мишеля. Бока его были залиты кровью, ноги перебиты и скручены, будто сломанные сучья, – одна только кожа и не давала им рассыпаться. Шеритенн пронзительно кричал от нестерпимой боли.

Дикий вопль Мишеля был бессловесен и страшен. Сжимая меч в левой руке, шевалье стремглав пронесся через весь лагерь и на бегу выхватил из костра горящее полено. И, не замешкавшись ни на миг, швырнул это полено в сильвана, который торчал на краю прогалины.

Великан взревел, отшвырнув горящее полено, а сэр Мишель обрушился на него с мечом. Могучие взмахи длинного клинка кромсали древесину в щепки и разбрызгивали черный сок. Все так же страшно крича, шевалье наносил один удар за другим – пока огненный шар, взорвавшись в кроне сильвана и объяв его пламенем, не отшвырнул чудовище прочь.

Сильван повалился на землю. Мишель, с пылающим от гнева лицом, развернулся и бешено воззрился на своих спутников.

– Да-да, понимаю, честь требовала, чтобы ты одолел его в одиночку. Прими мои извинения. – Теперь Фелассан уже опирался на посох и тяжело дышал. – Избавь своего коня от мучений, шевалье, а потом нам придется бежать.

Селина увидела, что ее собственный конь, поджарый мерин, лежит недвижимо, с неестественно вывернутой шеей. Бриала поспешно схватила свой дорожный мешок, а Фелассан встал у костра, подняв посох и напряженно всматриваясь в темноту.

Сэр Мишель подошел к своему коню. Шеритенн все еще кричал, но при виде хозяина его крик сменился тихим жалобным ржанием.

Мишель открыл было рот – словно жеребец задавал вопрос и ждал на него ответа, – но лишь судорожно сглотнул. Затем опустился на колени и обнажил кинжал.

– Прости, – прошептал он и одним точным, быстрым ударом добил несчастного.

Поднявшись на ноги, он повернулся к Селине:

– Я возьму свои доспехи.

Она молча кивнула.

Хруст и треск, сопровождавшие поступь сильванов, доносились уже отовсюду. Фелассан медленно обходил прогалину по кругу, зорко следя за всем, что творилось за ее пределами.

– Сколько еще огненных шаров ты сможешь сотворить прежде, чем у тебя окончательно иссякнут силы? – спросила у него Селина.

– Я бы предпочел не выяснять этого на деле. – Эльф устало усмехнулся. – Шевалье, ты готов?

Мишель, крякнув от натуги, забросил на плечо огромный холщовый мешок.

– Готов, – кратко отозвался он.

Селина вслушалась в треск и хруст, которые доносились со всех сторон из темноты. Шум приближался, и на краю прогалины уже зловеще извивались ветки.

– В какой стороне юг? – спросила она.

Фелассан указал направление.

– Тогда освети нам дорогу, – приказала Селина и взмахнула кинжалами.

Бриала давно потеряла счет времени, а они все бежали и бежали.

Плотный полог лесной чащи не пропускал лунного света, и путь беглецам освещал только посох Фелассана. В изумрудно-зеленом свечении все вокруг обретало причудливый облик, и оттого казалось, что даже безобидные деревья хищно тянутся ветвями вслед.

Корни, укрытые под ковром палой листвы, цеплялись за ноги Бриалы, нагие безлистые сучья царапали лицо. Доспех натирал до боли в плечах и коленях – там, где пот насквозь пропитал нательную одежду.

Рядом с ней бежал Фелассан. Лицо его, покрытое татуировками, застыло в гримасе изнеможения и боли, он пошатывался на бегу и опирался на посох, чтобы сохранить равновесие. Селина обливалась потом, хоть и старалась скрыть усталость за непреклонным блеском глаз. Одному только сэру Мишелю, казалось, все было нипочем, и хотя на плече у него подпрыгивал и брякал увесистый холщовый мешок с доспехами, дышал по-прежнему легко и ровно, разве что лицо покрылось красными пятнами от слез. Шевалье, который мог, не поведя бровью, расправиться с крестьянами, оплакивал своего коня.

Позади них слышался древесный хруст и с треском выдирались из земли корни – лес оживал, пускаясь в погоню за чужаками. Бриала не знала, призывают ли те, первые сильваны на подмогу, или же лес изначально был полон древесными чудищами и сейчас их пробуждает от сна тревога, поднятая сородичами. Она не стала тратить драгоценные силы на то, чтобы задавать этот вопрос Фелассану.

– Далеко еще бежать? – выдохнула она, хватая ртом воздух, и едва не врезалась в подвернувшееся на пути дерево, но успела оттолкнуться от ствола.

– Кто знает, – ответил эльф, едва не запнувшись о корень, за который зацепился его посох, – когда сильваны охладеют к погоне. Они… – Фелассан оборвал себя, чтобы перевести дух, затем, охнув, перешагнул через низкий куст. – Они разозлены вспышкой сильных чувств. Их гонят злоба и зависть.

Сильные чувства. Между ней и Селиной произошел резкий разговор… а потом Селина заключила ее в объятия.

– Мы быстрее их, – бросил Мишель, на бегу отводя ветки и оберегая от случайного удара Селину. – Если не сбавим ход, они рано или поздно отстанут.

Бриала перехватила взгляд Селины. Глаза императрицы сверкали все той же решимостью, но в тускло-зеленом свечении посоха лицо ее выглядело изнуренным и бледным.

– Не знаю, надолго ли нас хватит.

– Ну уж нет! – фыркнула Селина и споткнулась, но тут же выпрямилась и нагнала спутников. – Не для того я столько прошла, чтобы дать себя прикончить какому-то пню с глазами!

– Похвальная решимость. Вперед! – Фелассан свободной рукой махнул в темноту. – Там вода, она их задержит.

Бриала из последних сил прибавила ходу, превозмогая слабость в подгибающихся ногах. На бегу она запрокинула голову, жадно втянула пересохшим ртом воздух – и оттого не заметила камня, который скрывался под опавшими листьями. Нога скользнула по камню, и эльфийка всей тяжестью тела рухнула наземь.

Чьи-то теплые руки ухватили ее за плечо. Бриала закашлялась, обрызгав листья у ног блестящими капельками слюны, и покорно позволила поднять себя на ноги.

– Сможешь бежать сама? – спросил сэр Мишель с образцовой галантностью шевалье.

За спиной у него маячила бледная Селины. Упершись руками в колени, она тяжело дышала и с тревогой смотрела на Бриалу.

Когда-то Бриале казалось, что она в прекрасной форме. Покуда Селина устраивала приемы для художников, ее камеристка в заброшенной кладовой упражнялась с кинжалами до седьмого пота, капавшего на изъеденный молью ферелденский коврик. И самодовольно посмеивалась над императрицей, которая за день в седле совершенно выбивалась из сил.

Сейчас же, к стыду Бриалы, она даже не в состоянии была вслух ответить на этот вопрос. Эльфийка быстро кивнула и неуклюже потрусила за Фелассаном. Мишель и Селина последовали за ней. Позади грохотал и ревел от ярости оживший лес.

Вода, которую разглядел в темноте Фелассан – или же почуял с помощью магии, или просто знал, что она там есть, поскольку жил в этих местах, – оказалась лесным ручьем. Весной, по всей вероятности, этот ручей шумел и бурлил, переполняясь вешними водами. Сейчас же, когда осенние дожди еще не начались и сухая осень больше походила на затянувшееся лето, вода в ручье опустилась намного ниже обычного уровня. Фелассан без колебаний спрыгнул со склона, опираясь на посох, чтобы сохранить равновесие, и по колено в воде с плеском двинулся вброд.

Бриала последовала его примеру. Высохшая грязь крошилась и скользила под ногами, и на последних шагах она съехала вниз, едва не свалившись в воду. И побрела дальше, скользя по камням и донной грязи. Противоположный берег был уже близко, когда что-то толкнуло ее остановиться и обернуться.

Позади нее не было слышно ничьих шагов – и нигде на темном берегу она не могла разглядеть ни Селину, ни Мишеля.

– Фелассан!

Оттого что в горле пересохло, крик Бриалы прозвучал хрипло и сорванно.

Эльф уже вскарабкался на дальний берег и стоял на коленях, вцепившись обеими руками в посох. Тяжело дыша, он сверху вниз посмотрел на Бриалу:

– Скорее!

– Где они? – Бриала тщетно вглядывалась в тени на берегу, который она только что покинула.

Не было слышно бряканья доспехов в мешке Мишеля, лишь только треск и рев разъяренного леса. В темноте ей почудилось, что деревья ритмично раскачиваются.

– Поспеши, да’лен! – позвал сверху Фелассан. – Сильваны вот-вот будут здесь!

Он сказал, что сильванов притягивают сильные чувства.

Бриала все еще злилась, все еще была уязвлена предательством Селины, хотя и признавала правоту ее слов, видела неприкрытую боль на лице ее, озаренном отсветами костра.

И однако вопреки этой злости, вопреки всему при одной только мысли, что больше она никогда не увидит Селину, в груди Бриалы рождалась леденящая пустота.

Она судорожно сглотнула, сделала глубокий вдох. И поплелась по ручью обратно. Погружая дрожащие пальцы в рыхлую почву, взобралась вверх по склону.

На этой стороне ручья почти ничего нельзя было различить. Дальний свет от посоха Фелассана лишь острее подчеркивал тени. Кое-как перевалив через гребень склона, Бриала увидела, как впереди нее с треском раздались деревья и между ними возник громадный сильван, при каждом свирепом движении рассыпавший горстями листья. Вот он замахнулся могучей ветвистой рукой – и со всей силы нанес удар.

Целью его оказался сэр Мишель. За спиной у него по-прежнему болтался холщовый мешок с доспехами, а на руках он нес свою императрицу. Даже в темноте Бриала разглядела, что лицо Селины неестественно бледно, а по виску струйкой течет кровь.

Удар сильвана пришелся по мешку с доспехами, и от толчка защитник императрицы кубарем выкатился из-под деревьев. Даже в падении он бережно прижимал к себе Селину. Затем уложил ее на землю и, освободив руки, вскочил, обнажил длинный меч, выставил вперед свой щит.

И опешил, обнаружив, что к ним подползает Бриала.

– Ты не сбежала?

– Нет, как видишь, – Бриала проверила пульс на шее Селины – жива и дышит. – Сможем отступить?

Мишель широко размахнулся мечом, срубив несколько веток с гигантской руки сильвана.

– Нас раздавят, не успеем дойти до ручья. – Надсадно ухнув, он отбил удар лесного великана. – Сумеешь унести ее отсюда?

– Вряд ли.

Одно кольцо Селины наделяло магическим огнем любое оружие, которым она сражалась. Бриала лихорадочно ощупала руки императрицы. Ее трясло от изнеможения и гулкого нечеловеческого рева деревьев.

– Ваше величество! – прокричал Мишель, прыжком уходя от очередного сокрушительного удара и срубая внушительные куски древесины со ствола сильвана. – Ваше величество, очнитесь!

В темноте Бриала не могла отличить нужное кольцо. Она сняла оба и не без труда натянула их на свои пальцы.

Затем Бриала поднялась на ноги, вскинула лук, выдернула стрелу из колчана и наложила ее на тетиву. И едва не вскрикнула, когда рубиновое кольцо у нее на пальце ярко полыхнуло и язычки пламени охватили стрелу.

– А ты сумеешь унести ее? – крикнула она Мишелю и выстрелила.

Пламенная стрела вонзилась в ствол сильвана, и древесное чудище отшатнулось, взревев от боли.

Мишель обернулся – и остолбенел, в изумлении уставившись на Бриалу. Та выхватила и пустила вторую стрелу, за ней третью, накрывая огнем ветки и листья чудовища.

– Я… Да, могу, – пробормотал он.

Деревья перед ними с треском разошлись, и еще один сильван вывалился из чащи, спеша на подмогу объятому пламенем сородичу.

Бриала выпустила в него огненную стрелу и на краткий миг позволила себе отвлечься, чтобы поглядеть на бледное прекрасное лицо Селины.

– Так иди, – бросила она, – а я…

И осеклась: десятка четыре стрел, пылающих ослепительно алым пламенем, разом прочертили ночное небо и огненным дождем хлынули на сильванов.

Бриала потрясенно обернулась – и увидела, что за ручьем, вдоль дальнего берега, протянулась цепочка огней. На мгновение они заплясали, а затем небо вновь осветилось стаей пылающих стрел, и опять карающий огонь обрушился на древесных чудовищ.

С гулким ревом боли объятые пламенем сильваны выдрали корни из земли и бросились наутек в гущу леса, круша подвернувшиеся на пути деревья. Бриала вслушивалась в затихающий шум их бегства и не сознавала, что упала на колени, покуда не почувствовала холод в ногах.

Мишель стоял рядом с ней и Селиной.

– Нам повезло, – проговорил он, но в голосе его прозвучал скорее вопрос, нежели утверждение.

Бриала оглянулась на дальний берег ручья, где стояли неведомые лучники. Ничего разглядеть не удалось – только один алый огонек пылал ярче остальных. И располагался он возле изумрудно-зеленого огня, который – Бриала знала это – принадлежал Фелассану.

Затем несколько стрелков слаженно и ловко поднялись от воды на высокий берег. На них были доспехи из мягкой кожи, безыскусные с виду, но сработанные с изяществом; вдоль клинков из железного дерева бежали алые огни, и в этих отблесках плясали, как живые, татуировки на лицах воинов.

Бриала во все глаза глядела на первых долийцев, которых увидела в жизни, если не считать Фелассана.

– Ма сераннас, – с запинкой проговорила она. – Я обязана вам жизнью, и…

– Все как он говорит! – прокричал какой-то из долийцев, повернувшись к дальнему берегу ручья. – Плоскоухая и два шемлена!

– Свяжите их, – прозвучал в ответ голос постарше, и эльф кивнул. – Станут сопротивляться – убейте.

Мишель, стоявший рядом с Бриалой, поглядел на Селину, затем на эльфов. И с негромким смешком бросил на землю меч:

– Что ж, Бриала! Вот ты и обрела сородичей.

Глава 11

С какой стати, во имя Ужасного Волка, ты их сюда притащил?

Телен, Хранитель долийского клана, был немолод. За спиной у него висел на ремнях посох с ало сияющим навершием – тот самый, которым прошлой ночью Хранитель поджигал стрелы своих соплеменников. Лицо Телена под узором татуировок было бледно от усталости и изборождено морщинами, волосы его давно посеребрила седина. Бриала могла бы счесть его добродушным старцем, если бы утром не видела, как он побагровел от ярости, когда кричал на Фелассана. Дело происходило посреди долийского лагеря, и Бриала, наблюдавшая за этой сценой, сидела со связанными за спиной руками у одного из громадных местных фургонов.

– Тебе не помешали бы новые знакомства, – ухмыльнулся Фелассан.

– Я потратил годы на то, чтобы отыскать нужное место и подготовить заклинания! – Хранитель клана раздраженно взмахнул рукой. – Чтобы раздобыть все необходимое, мне пришлось даже связаться с шемленом!

– Что ж, если ты уже имел дело с людьми, этот случай ничего не испортит.

– И теперь, – продолжал Телен с таким видом, будто собеседник не произнес ни слова, – теперь, когда я настолько близок к желанной для нас цели, ты приводишь сюда какую-то знатную шемленку и ее защитника! – Хранитель скривился от отвращения. – Клан Вирнен уже достаточно осквернил себя и без твоих нелепых идей! Да еще эта! – Он круто развернулся к Бриале.

Она вскинула голову и, не дрогнув, встретила его гневный взгляд.

– Абелас, хагрен. Я не хотела тебя оскорбить.

– Перестань, дитя.

Слова Бриалы, судя по всему, отчасти умерили злость Телена. Хранитель вздохнул и снова повернулся к Фелассану.

– Думаешь, я стану подбирать бездомных бродяжек? Если эта девочка такая важная особа, отчего бы тебе не отправить ее в свой клан? Она хотя бы маг?

При этих словах лицо Фелассана окаменело.

– Телен, долгие годы ты пользовался сведениями, которые я тебе поставлял. Все эти сведения передавала она – бескорыстно, в дар народу, который считала своим.

– Похвальное чувство. – Хранитель устало отер лицо. – Но почему она здесь?

Бриала поднялась на ноги, расправила плечи:

– Хранитель, эльфы Орлея бедствуют, терпя гнет и лишения, и, если к власти придет великий герцог Гаспар, их бедствия возрастут многократно. Помоги императрице Селине вернуться на трон, и ты спасешь жизни многих своих сородичей в эльфинажах Орлея.

Телен закрыл глаза и отвернулся от нее.

– Абелас, да’лен, – тихо проговорил он, – но у меня нет сородичей в эльфинажах Орлея.

После этих слов Бриала молча села и, прислушиваясь к продолжавшемуся спору, разглядывала лагерь. Огромные фургоны – аравели – были расставлены кругом, словно здания в небольшом городке. Можно было догадаться, для чего предназначены некоторые из них. В одном аравеле хранились луки и инструмент мастеров-лучников; неподалеку от него упражнялись в стрельбе маленькие долийцы, осыпая стрелами пеньки, разрисованные под людей. Возле другого аравеля стояли ящики с овощами, и тут же висели куски копченого мяса, а за третьим фургоном долийские воины рубили деревянными мечами учебные манекены. Последив за их движениями, Бриала обнаружила, что точно такие же упражнения с мечом она видела сотни раз в Вал Руайо или в родовом поместье Селины.

Это не ее сородичи.

Казалось, мысль об этом должна была причинить боль, но Бриала чувствовала лишь безмерную пустоту. Она смотрела, как играют и смеются эльфийские дети, как эльфийские охотники подшучивают друг над другом и бахвалятся своим мастерством, как эльфийские стряпухи поют старинные песни, а их ученики прилежно перемывают посуду после завтрака. В открытую дверь одного из фургонов Бриала разглядела пожилых супругов – те спали, негромко похрапывая во сне. Не было ни принцесс, ни духов из Тени, которые шныряют по фургонам, собирая вещи в стирку, – и все же зрелище это намного превосходило все, о чем она когда-либо мечтала. Никто здесь не ходил, покорно понурив голову, не озирался, с опаской выглядывая, не идут ли люди. Никто не страшился, что какой-нибудь человек по-хозяйски явится в лагерь и принесет беду.

И никому не было дела до эльфинажей, потому что городские эльфы им не сородичи.

Бриала снова прислушалась к спору Телена с Фелассаном. Хранитель больше не кричал. Вид у него был безмерно усталый. Фелассан, как всегда, оставался спокоен и едва заметно усмехался.

– Ладно, – наконец сказал Телен. – Твоя… ученица может свободно ходить по лагерю, но ты ручаешься за ее поведение. И она поплатится жизнью, если приблизится к эльгар’арла. Воин-шемлен останется связан, а аристократку будут охранять, пока она не придет в себя. Я поговорю со старейшинами клана и узнаю, пожелают ли они ее выслушать.

Он раздраженно махнул рукой. Молодая эльфийка, также носившая за спиной тонкий посох, подошла к ним и развязала Бриалу. Ей еще не сравнялось двадцати, и татуировки на лице ее, судя по четкости линий, были нанесены совсем недавно, от силы год назад. Пальцы у нее были ловкие, но уже загрубевшие от тяжелой работы. Ткань для туники, в которую была облачена девушка, явно выменяли у людей, однако само одеяние было расшито изящным, незнакомым Бриале узором, оторочено мехом и оплетенными проволокой кристаллами.

Бриала попыталась истолковать для себя взгляд, которым одарила ее долийка. Отвращения этот взгляд не выражал, но и приязни тоже.

Телен и девушка с посохом удалились, и Фелассан помог Бриале подняться на ноги.

– Ты никогда раньше об этом не говорил, – пробормотала она.

– «Ах да, Бриала: те, перед кем ты преклонялась почти всю свою жизнь, на самом деле напыщенные болваны!» – Фелассан покачал головой. – Стала бы ты это слушать?

– Да!

– А услышала бы?

И Фелассан все с тем же невозмутимым видом двинулся наружу из круга аравелей. Бриала поспешила за ним:

– Им ни до чего нет дела!

– Именно так. Впрочем, нет, будем справедливы. Им есть дело до прошлого. – Фелассан ткнул пальцем в одну из стряпух, которая напевала на песню на языке эльфов. При этом она размешивала тесто в дешевой жестяной миске, разрисованной снаружи изображениями Силейз Хранительницы Очага. – Долийцы, по сути, одержимы прошлым. Всю свою жизнь они рыщут в поисках осколков старины и бережно хранят найденные сокровища. Язык древности, империя древности, тайны древности – вот что их влечет. А настоящее? – Он пожал плечами. – Настоящее, очевидно, куда менее привлекательно.

– Значит, пока мы боремся и терпим лишения, пока нас жгут живьем, долийцы роются в замшелых руинах, чтобы узнать, как по-эльфийски будет «алмаз»? – очень тихо проговорила Бриала, обводя взглядом долийский лагерь.

– Ми’дурген.

– Я помогала им! – Вот теперь ее голос предательски дрогнул. – Не только городским эльфам, которых они не считают своими сородичами! Я помогала долийцам – всеми сведениями, которые передавала тебе столько лет!

– Знаю, да’лен. И Телен тоже знает, хоть и не желает признавать. – Фелассан искоса глянул вбок, и Бриала заметила, что эльфы-охотники бдительно наблюдают за тем, как она и ее наставник вышли за границу лагеря и двинулись в лес. – Только поэтому ты и твои друзья еще живы.

– Что же нам делать? – спросила Бриала, настороженно поглядывая на деревья.

В утреннем свете они выглядели как обычно, и на нагих ветвях кое-где еще держались сухие побуревшие листья. Непохоже, чтобы эти деревья готовились ожить и сокрушить жалких смертных.

– Может, попытать счастья в другом клане – твоем, например?

– Нет, не стоит. Мой клан слишком далеко отсюда. – Что-то дрогнуло в лице Фелассана при этих словах. – Видишь ли, хотя кланы и зовутся долийскими, в большинстве своем они давно покинули Долы. Рассыпались, чтобы никто не мог уничтожить их одним ударом. Если твоя императрица хочет, чтобы ей помогли попасть в Вал Руайо раньше Гаспара… – Он пожал плечами. – Будем ждать, пока ее не разбудят целители. По твоим словам, она обладает даром убеждения. Прошлой ночью ее чувства сдвинули с места деревья. – Эльф рассеянно улыбнулся. – Быть может, сегодня она сумеет сдвинуть горы.

– Шемлен.

Военный вождь долийцев, стоявший над Мишелем, проговорил это слово с презрительным смешком, а затем ухмыльнулся своим спутникам.

Мишель, спутанный по рукам и ногам, был привязан возле какого-то фургона. Неподалеку лежала на тюфяке Селина, и ею занималась молодая эльфийка – судя по посоху, ученица мага. Сейчас Селина была не так бледна, как минувшей ночью, – по крайней мере, насколько Мишель тогда сумел разглядеть в темноте. Рану на голове, полученную при падении, зашили, и сейчас эльфийка применяла целительную магию, чтобы уменьшить воспаление. Мишеля она так и не удостоила ни единым словом, а только склонялась к Селине, протянув над нею ладонь. Ладонь источала холодное белое свечение, от которого у Мишеля мурашки бежали по коже.

Долийские воины, разумеется, обращались к Мишелю, но выбор их слов был весьма ограничен.

– Шемлен, – повторил их вождь.

Он был рослый, широкоплечий, с мускулистыми руками, которые говорили о многолетней привычке орудовать мечом, и, кроме того, самый старший из воинов, окруживших Мишеля.

– Знаешь ли, как мы поступаем с такими, как ты? Что ж… – Он сделал вид, будто задумался. – По правде говоря, все зависит от того, сколько у нас времени. Если нам придется спешить, мы просто застрелим тебя из лука, точно бешеного волка. Если же у нас в запасе окажется пара дней, мы сыграем в игру, которая зовется «Зубы Фен’Харела».

Кое-кто из воинов засмеялся при этих словах, но по крайней мере один – самый молодой – оборвал смех и с неловким видом уставился на деревья.

– Тебя разденут догола и свяжут руки, – продолжал вождь, – а потом натянут на тебя узкие штаны из дубленой кожи, усаженной мелкими гвоздиками, так что с каждым шагом они будут впиваться все глубже. Мы дадим тебе фору, досчитав до ста, а потом проверим, как долго ты сумеешь ускользать от погони, если каждый шаг причиняет…

– Тебе, верно, невмоготу, что не можешь тронуть меня и пальцем, – перебил Мишель, совершенно не меняясь в лице.

Вождь моргнул, на миг опешив, но тут же овладел собой:

– Когда Хранитель Телен получит то, что ему нужно, мы пустим в ход не только пальцы… шемлен.

Каждый раз, произнося это слово, он делал крохотную паузу и смотрел на Мишеля, проверяя, уязвило ли его такое обращение. Мишель заподозрил, что то же самое эльф проделывает после удара мечом, и на всякий случай взял это на заметку.

Так или иначе, вождя ждало разочарование. Всякий раз, услышав это оскорбление, Мишель только откровеннее улыбался.

– А пока ваш предводитель не получит того, что ему нужно, ты так и будешь бахвалиться перед связанным пленником? – осведомился Мишель. – Разве что я стану слишком опасен, и тогда ты, верно, предпочтешь попугать малых детей или наорать на деревья.

– Фелассан назвал тебя шевалье. – Вождь одарил его убийственным взглядом. – И сказал, что эти шевалье – лучшие из шемленских воинов. Быть может, я покажу тебе, на что способен подлинный мастер клинка.

– Такой, как вон те ребятишки, играющие с палками у твоего фургона? – Мишель подбородком указал на упражнявшихся по соседству воинов. – Тот, кого ты приставил обучать их, мешкает, когда отступает вбок. В настоящем бою я бы в два счета отрубил ему ногу.

Военный вождь долийцев и его спутники помимо воли оглянулись.

– Тебе стоило бы уделять больше времени обучению своих воинов… или ты сам не заметил этой проблемы?

– Ты оскорбляешь мой клан, – процедил вождь, занеся руку.

Мишель пренебрежительно фыркнул:

– Ты сам оскорбляешь свой клан – тем, что не способен держать себя в руках вопреки приказу своего повелителя. Я не нанес оскорбления ни вашему народу, ни вашей истории, ни вашему образу жизни – одной лишь кичливой шавке, забывшей о хороших манерах.

– Не важно.

Жесткая мозолистая ладонь наотмашь хлестнула пленника по лицу, и когда в глазах у Мишеля прояснилось, он увидел, что эльф опять усмехается.

– Знай свое место, шемлен, – бросил он и повернулся к воинам. – Глаз с него не спускайте. Если поведет себя подозрительно – убейте.

С этими словами вождь направился к своему фургону, а воины, бывшие при нем, остались сторожить Мишеля.

Мишель устроился поудобнее и стал ждать. Через некоторое время он принялся потихоньку работать мышцами, чтобы не дать рукам и ногам окончательно онеметь. Эльфийский воин – самый молодой, тот, который раньше почувствовал неловкость от речей вождя, – заметил эти упражнения, но ничего не сказал.

Праздность, не обремененная ни заботами, ни обязанностями, действовала расслабляюще, почти как молитвенный покой в стенах Церкви. Мишель позволил своему взгляду рассеянно блуждать по сторонам, наблюдая за повседневной жизнью долийского лагеря. Стряпухи приготовили обед: жаркое из дикого кролика с овощами и специями – и подавали его с крестьянским хлебом – Мишель распознал его и в тридцати ярдах. Крестьянский хлеб пекли из почти равных долей пшеницы, соли и жира, и в худые зимы он зачастую был у селян единственной сытной снедью.

Немало лет минуло с тех пор, как Мишель в последний раз ел такой хлеб. Сейчас, глядя, как старуха-долийка поливает свою порцию медом, он вспомнил мать и кусочек сахара, который она положила ему на хлеб, – она украла сахар в таверне, где работала. У Мишеля потекли слюнки, и он поспешно отвернулся.

Молодые воины закончили упражняться с мечами и взялись за луки. Вернулись охотники с добычей – тушами оленей и кроликов. Время шло, и Мишель вынужден был признать, что быт долийского лагеря отменно налажен и упорядочен и сам лагерь напоминает скорее армейский бивак, нежели то, что рисовало ему воображение, – пещеру, битком набитую остроухими бандитами. Никто не бездельничал, всяк был занят своими обязанностями, и, в отличие от военного лагеря, к тем, кого Мишель назвал бы обслугой, не относились с большим пренебрежением, нежели к воинам или охотникам. Эльфы, вне зависимости от их места в клане, весело перекликались друг с другом, обменивались приветствиями и дружескими подначками, точно члены одной большой семьи.

Мишель не мог бы сказать, когда на него начала воздействовать музыка, – лишь почувствовал, сидя и наблюдая за жизнью лагеря, как праздная расслабленность постепенно переходит в размеренный, умиротворяющий ритм. Музыка не исходила из какого-либо источника, не было ни мелодии, ни даже звука – одно только приятное убаюкивающее чувство, как будто его укачивали под колыбельную. Часть его разума в замешательстве отмечала, что уже весь лагерь вокруг движется в такт этому невидимому ритму, однако сознание Мишеля пребывало в покое и благости.

И показалось совершенно естественным, когда воин из числа охранявших Мишеля наклонился к нему и перерезал путы. Пустые глаза эльфа умиротворенно взирали на нечто, видимое лишь ему одному. Другой воин беспричинно улыбался, праздно, в медленном ритме покачиваясь из стороны в сторону.

Мишель встал, ни о чем не задумываясь и не испытывая ни малейшего страха. Юная целительница все так же занималась Селиной и сейчас растирала в ступке травы, что-то напевая под нос. Воины похлопывали себя по бедрам в такт все той же мелодии. Никого не обеспокоило, что пленник, которого они охраняют, поднялся на ноги, да и сам Мишель не чувствовал никакого беспокойства. Голос в недрах его сознания кричал, бил тревогу, призывая схватиться за оружие, однако Мишель оставил эти призывы без внимания и преспокойно двинулся прочь от фургона, у которого он еще недавно был привязан.

Он шел, бестрепетно повернувшись спиной к своим охранникам, ступая в такт песне без слов, которую напевала целительница. Долийские разведчики на краю лагеря словно и не заметили его. Женщина-разведчица насвистывала все тот же мотив.

Тропинка уводила от лагеря вглубь леса. Мишель шел неспешно, позволяя неслышимой мелодии вести его по извивам тропы пологим уклоном вниз. Наконец деревья расступились, и за ними обнаружилась небольшая прогалина.

Как будто Создатель, творя эту прогалину, зачерпнул рукой пригоршню лесной земли – и образовалось углубление в виде чаши, впадина, вероятно, ста футов в поперечнике. Посредине этой впадины виднелся круг камней, покрытых рунами, которые едва уловимо светились в послеполуденном свете. В центре каменного круга стоял человек – не эльф, а именно человек – в темном плаще. Он был невысок, лысоват, с жиденькой черной бородкой и блестящими глазками.

Незнакомец высвистывал тот же мотив, щелкая пальцами и ногой отбивая такт.

Мишель был уже почти у самого круга, когда руны на ближайшем камне ослепительно вспыхнули.

Музыка разом оборвалась, будто паутина, сметенная резким взмахом руки, и Мишель, содрогаясь всем телом, повалился на колени. Было так, словно он очнулся от глубокого сна и обнаружил, что вокруг идет жаркий спор. Все казалось чересчур резким и ярким. Трава под руками Мишеля была холодной и скользкой, и земля, казалось, шевелится, как живая.

– Хочешь, расскажу шутку? – спросил человек в круге.

Судя по легкому акценту, он вполне мог быть захудалым нобилем при дворе Селины.

Мишеля била дрожь, зубы неистово стучали. Он напряг мускулы, принуждая свое тело исполнять упражнения, которые шевалье обычно применял, противостояв дурманящим зельям или магии.

– Что… Что за…

– Сэр Мишель де Шевин заходит в таверну, – непринужденно продолжал незнакомец. – Кабатчик смотрит на него и говорит: «У нас тут эльфов не бывает». «Мне без разницы, – отвечает сэр Мишель. – Все равно они слишком тощие».

И он шумно, заливисто расхохотался.

– Что ты со мной сделал? – Мишель с трудом поднялся на ноги и тут же, не решаясь выпрямиться, принял боевую стойку.

Земля под ногами все еще колыхалась, однако упражнения, к которым он прибегнул, оказывали свое воздействие. Мишель дышал медленно и ровно, стараясь не замечать холодной испарины, которая выступила по всему телу.

– Отвлек охрану и освободил тебя из плена у этих треклятых остроухих, – со смаком пояснил человек в круге. – И все, заметь, исключительно из милосердия. – Он склонил голову к плечу. – А… ты желаешь знать, что именно я проделал? Всего лишь небольшой трюк из Тени, благодаря которому тебя никто не замечает. Полезно, когда хочешь вывернуться из неприятного положения либо подсмотреть за раздевающимися девицами. Не то что бы я стал за ними подсматривать, – добавил он. – Это было бы нехорошо.

Мишель посмотрел на незнакомца, затем – на каменный круг:

– Ты – демон.

– Дух, – поправил тот, широко улыбаясь. – Будь добр, зови меня Имшэль.

– Зачем?

Имшэль, если таково было имя этого существа, разулыбался пуще:

– Надо же тебе хоть как-нибудь ко мне обращаться.

– Зачем ты привел меня сюда? – Мишель одарил его убийственным взглядом.

– Я привел тебя сюда, потому что у нас с тобой похожая беда. – Имшэль двинулся вперед, остановился у самой границы каменного круга и невесело усмехнулся. – Оба мы предпочли бы оказаться не там, где есть, и не тем, кто есть.

Ноги демона не оставляли следов на траве. Черный камзол его отличался отменным покроем, пряжки на черных сапогах блестели и искрились.

– Я слыхал о таких, как ты, – пробормотал Мишель, силясь припомнить старинные истории. – Ты – демон желания.

– Выбора. Дух выбора. – Улыбка Имшэля оставалась неизменной. – Неужто я и впрямь похож на демона желания? Неужто тебе хочется, чтобы я сбросил все это и облачился в соблазнительно прозрачную кисею? – Перехватив еще один убийственный взгляд Мишеля, демон вздохнул. – Мальчик, духи бывают самые разные. Есть духи любви и чести, доблести и справедливости… – Он рассеянно махнул рукой и размеренным шагом двинулся вдоль границы круга. – И да, также духи гнева, голода и гордыни. Всякий из нас обладает некоей связью с этим миром, которая и переносит нас через Завесу.

Мишель начал обходить круг снаружи, ступая шаг в шаг с демоном. Тело его уже почти оправилось от «трюка из Тени», проделанного Имшэлем, лишь в ногах и руках таилась едва различимая слабость, словно он только что завершил усердную разминку. Пожелтевшая осенняя трава мерно хрустела под его ногами.

– И что перенесло в мир тебя?

– На сей раз – ничего. Треклятые эльфы призвали меня вот сюда, в этот круг, – Имшэль на ходу постучал костяшками пальцев по одному из камней и скривился, когда искра энергии, брызнув из камня, ужалила его руку. – И поймали в ловушку. Я не могу выйти отсюда и не могу вернуться в Тень. Не могу даже прибегнуть к своей силе.

Мишель вспомнил песню, которая овладела сознанием всех, кто его окружал.

– Ты пустил ее в ход в долийском лагере.

– А, ты об этом трюке? – Имшэль самодовольно усмехнулся. – Нет, моя сила намного… значительней.

Мишель с минуту молчал, затем все же не выдержал и спросил:

– Для чего эльфы призвали тебя сюда?

– Хотят, чтобы я помог им вернуть частицу их древней истории. Ты ведь знаешь историю, сэр Мишель?

– Не особенно, демон, – бросил Мишель на ходу.

– Видишь ли, вы считаете Халамширал древней эльфийской столицей, но намного раньше, еще до того, как затеяли свои игры ребятишки в Тевинтере, эльфы звали своим домом куда более величественное место.

– Арлатан.

– Ага, – Имшэль ухмыльнулся, – стало быть, ты все-таки прислушивался к урокам, которые давала тебе в трущобах твоя ненаглядная матушка-эльфийка! – И примирительно поднял руки при виде гневно сверкнувших глаз Мишеля. – Ну, прости, прости. Вы, смертные, всегда так чувствительны к тому, что кто-то может прочесть ваши мысли. Все верно – Арлатан. Однако же это была лишь столица древней империи. Все эти края – Орлей, Ферелден, некоторые земли западнее Орлея, – все это было частью Элвенана. Если сейчас почти в любом месте Орлея выкопать достаточно глубокую яму – непременно наткнешься на древние гробницы, в которых хоронили эльфийскую знать. – Глаза Имшэля сузились. – И, как выяснилось, большинство этих гробниц соединяют элувианы.

– Глубоко под Орлеем есть потайные ходы? – Мишель остановился и развернулся к демону.

– Потайные ходы? – фыркнул Имшэль. – Нет, мальчик, сейчас ты думаешь о гномах. Эльфы не больно-то жаловали пешие прогулки. Элувианы – это магические зеркала. Входишь в такое зеркало, делаешь несколько шагов по некоему междумирью – и выходишь из зеркала в другом месте, в нескольких днях конного пути от первого. – Демон вновь постучал по покрытому рунами камню и скривился, когда искорка энергии обожгла его пальцы. – Древняя эльфийская магия! Не стоит недооценивать древнюю эльфийскую магию.

– Значит, с помощью этих элувианов можно путешествовать.

Мишель цепко вглядывался в демона. Здесь таится ловушка. В разговоре с демоном всегда таится ловушка. Во всякой истории, где юнец заключает сделку с демоном, тот всегда готовит ловушку.

Соль в том, что в некоторых историях юнцу удавалось обернуть эту ловушку себе во благо и обойти демона.

– Да, с их помощью можно путешествовать. Молодец, внимательно слушаешь. При желании ты мог бы до рассвета попасть из Джейдера в Вал Руайо. – Имшэль оборвал себя и метнул на Мишеля пронизывающий взгляд. – Придержи свою фантазию, шевалье. Это лишь прорва древней, смертельно опасной магии да манускрипты, которые ты бы, скорее всего, предал огню. Вряд ли там для тебя найдутся какие-нибудь волшебные мечи. – Он опять двинулся в обход круга, все так же не оставляя следов на траве. – Как бы то ни было, элувианы погрузились в сон с тех самых пор, как ваши доблестные предки захватили Халамширал. Наш любезный друг, Хранитель клана, пытается добиться, чтобы я пробудил их.

Мишель прибавил ходу, чтобы нагнать демона:

– Почему бы тогда не выполнить его просьбу?

– Тебя так волнует моя участь? Я, право же, тронут. – Имшэль усмехнулся, но миг спустя усмешка преобразилась в злобный оскал. – Он не может дать мне того, в чем я нуждаюсь. Демон гнева кормится злобой и яростью. Демон гордыни питается несбыточными мечтами, которые лелеют смертные, по утрам глазея на себя в зеркало. Мне же требуется выбор. Телен хочет пробудить элувианы, но не более того. Он не готов принять последствия своих поступков. Понимаешь, о чем я?

– Нет.

– Честный паренек. – Демон хихикнул. – Ну, по крайней мере, в основном честный. Вот если бы я сказал, что, доставь ты сюда любого смертного и вынуди его прижать окровавленную ладонь к одному из этих растреклятых камней, я бы сделал историю сэра Мишеля де Шевина подлинной?

– То есть как? – Мишель моргнул, опешив.

– Много надежней, чем сделал это граф Бревин, твой покровитель, подкупив мошенника-писаря. – Имшэль ухмыльнулся, и его глазки-бусинки блеснули в паутине смешливых морщинок. – Парочка духов, кое-что нашептавших в парочке снов. Парочка бумаг, подделанных писцами, которые никогда и не вспомнят об этой подделке. В следующий раз, когда очередная шлюшка-бард на службе у Гаспара вздумает копаться в твоем прошлом, она обнаружит, что Мишель де Шевин именно тот, кем он себя называет, и люди, живущие ныне, поклянутся, увы, отсутствующим Создателем, что помнят, как росли вместе с тобой – знатным, честным и абсолютно чистокровным человеком по имени Мишель де Шевин.

– И что взамен?

– Я покину этот ненавистный круг и вселюсь в смертного, который окропил кровью камень. – Имшэль глубоко, восторженно вздохнул. – Давненько мне не доводилось бродить по миру смертных. Я бы не прочь вволю на него поглазеть.

Мишель резко остановился, в бешенстве стиснув зубы:

– Ты хочешь, чтобы я предал какого-то бедолагу твоей власти?

– Ну да. – Имшэль повернулся к шевалье, и хотя на губах демона играла улыбка, глаза его словно горели огнем. – Не слишком приятно, верно? Вот почему это и есть выбор.

Мишель круто развернулся и снова двинулся вперед. И лишь увидев следы на траве, осознал, что уже целиком обошел весь каменный круг.

– Мне бы следовало уничтожить тебя, – сквозь зубы процедил он.

– Для этого хватило бы разрушить пару рун, – охотно пояснил Имшэль, не замедляя шага. – Разумеется, тогда тебе пришлось бы прожить остаток жизни в страхе, что кто-нибудь обнаружит, кто ты на самом деле.

– Я знаю, кто я на самом деле, – бросил Мишель и пустился прочь от прогалины, каменного круга и демона.

Эльфы-разведчики на краю лагеря при виде него вскочили с мест. С похвальной четкостью они вскинули луки и, уже целясь в Мишеля, закричали, поднимая тревогу. Глаза их округлились от изумления, и, держа беглеца под прицелом, они ошеломленно поглядывали себе за спину, на лагерь, где, по их разумению, шемлен и должен был находиться, связанный по рукам и ногам.

– Я сдаюсь. – Мишель поднял руки. – Отведите меня назад к моей императрице.

Мгновение казалось, что долийцы его сейчас просто пристрелят, но затем, переглянувшись, они двинулись к нему. Один эльф остался стоять поодаль, не опустив лука, а все прочие схватили Мишеля и повалили наземь.

Безропотно сносил он крики, пинки и удары кулаков. Если все это поможет ему вернуться к Селине – дело того стоит.

Теперь он знал, как Селина вернет себе Орлей.

Целительница-эльфийка пробудила Селину вскоре после полудня и сообщила, что ее спутники бродят по долийскому лагерю. Борясь с тошнотой и головокружением, Селина села, приметила воинов, стороживших ее с клинками наголо, и попросила разрешения поговорить с Хранителем клана. Она предполагала, что Мишеля и, возможно, даже Бриалу тоже будут держать связанными, но поскольку долийцы связали только ее – они явно понимали ценность Селины как возможного заложника. Это не то чтобы обнадеживало, но, по крайней мере, было хорошей основой для начала переговоров.

И вот теперь, до сих пор превозмогая головную боль, под бдительными взглядами нависших за спиной охранников Селина сидела перед Хранителем и старейшинами клана и вела разговор, ценой которого была ее жизнь. Она понятия не имела, где Бриала и Мишель, но не желала спрашивать об этом, чтобы не выказать слабости.

– Как только Гаспар будет побежден, – говорила она, – я сумею добиться, чтобы в Орлее относились к долийцам с бо́льшим уважением. Кроме того, мы с предвкушением ожидаем возможности почерпнуть у вас новые знания. В наших университетах уже учатся эльфы, и для нас было бы честью, если бы ваши соплеменники воспользовались той же возможностью.

– У тебя нет сил сразиться с этим самым Гаспаром, – указала престарелая хранительница очага, и в ее скрипучем голосе прозвучали скептические нотки, – и однако же ты хочешь предложить помощь нам?

– Власть копится и растет, как снежный ком, катящийся вниз по склону, – уверенно ответила Селина. – Мне не нужно, чтобы вы сражались для меня с Гаспаром. Мне нужно только, чтобы вы своим опытом и сноровкой помогли мне добраться до Вал Руайо раньше него. Как только я окажусь в столице, Гаспар лишится всякой возможности выстоять против меня. Я подавлю мятеж и предам его казни.

– И тогда сможешь безнаказанно нарушить все свои обещания, – вмешался военный вождь клана. – Так же как поступали раньше все другие люди.

Хранитель жестом заставил его замолчать.

– Ты хочешь, чтобы я подверг опасности свой клан, незаметно проведя тебя мимо солдат твоего врага, а что обещаешь взамен? Возможность когда-нибудь посетить ваши строения?

Селине хотелось пить, но, если она напомнит долийцам, что находится в их власти, ее позиция в переговорах неминуемо ослабнет.

– Хранитель, я не знаю, чего именно вы хотите. Если у вас есть свое предложение, я, безусловно, могу…

– Вы уничтожили величайшую империю, которую знали эти края! – Вождь шагнул вперед, воинственно взмахнув кулаком. – А когда наш народ примкнул к Андрасте, чтобы вырваться из-под власти Тевинтера, вы снова предали нас!

Селина не дрогнув переждала вспышку его гнева и повернулась к Хранителю:

– Не думаю, что этот разговор изменит прошлое. Назовите свое требование, если оно у вас есть.

– Ты не понимаешь, – сказал Хранитель. Он снова подал знак рукой, и военный вождь нехотя отступил. – Ты хочешь от нас здравых суждений, между тем как на протяжении всей нашей истории твои соплеменники предавали и принижали наших. Вы отняли нашу землю, нашу культуру и даже наше бессмертие.

– А вы, похоже, не понимаете, какая возможность вам выпала! – Селина ожгла сердитым взглядом вождя, а затем и Хранителя. – Настала пора потребовать возмещения ущерба. Чего вы хотите – лучшей жизни для эльфов в наших городах? Беспрепятственного переселения в долийские кланы? – Не видя отклика на лицах собеседников, она решила повысить ставку. – Почетного владения Халамширалом и окрестными землями?

Ставка провалилась. Селина сразу поняла это, увидев, как эльфы отшатнулись, как исказились от омерзения их татуированные лица, – но почему?

– «Почетного владения»! – презрительно фыркнул вождь.

– Близость с вами оскверняет нас, – медленно проговорил Хранитель. – Жалкие обитатели эльфинажей, которых вы почитаете эльфами, на деле лишь дальние и убогие наши родичи, навсегда потерянные для нас. Иные кланы могут принять такого, чтобы пополнить свои ряды или даже из ложной жалости, но жители эльфинажей не сородичи долийцам. Понимаешь ли ты это, императрица шемленов? Ты предлагаешь сотрудничать, предлагаешь нам право осесть в Халамширале, вести дела с шемленскими торговцами и плоскоухими селянами, напрочь позабывшими о древнем Элвенане, и раболепствовать перед тобой, восседающей на троне в Вал Руайо. – Он покачал головой. – Если бы Гаспар и ты прикончили друг друга и война уничтожила всех до последнего людей в Орлее и спалила бы дотла все эльфинажи… вот тогда, возможно, мы захотели бы вернуться в Халамширал.

Лицо Селины не дрогнуло, хотя эта речь потрясла ее до глубины души.

– Зачем же тогда мы ведем этот разговор, Хранитель?

– Потому что этот болван Фелассан привел тебя сюда, императрица шемленов. – Хранитель скривился, как от боли. – И теперь мы должны решить, какому из Пути Трех Дерев последовать. Оказать ли тебе символическую помощь и надеяться в будущем на символическое вознаграждение? Отдать ли тебя Гаспару и надеяться на то же самое? Или просто убить тебя, сжечь твой труп и надеяться, что мертвая ты принесешь клану Вирнен меньше хлопот, нежели живая?

Воцарившееся молчание нарушил крик, который донесся от края лагеря. Хранитель и старейшины разом оглянулись. Не шевелясь, Селина изо всех сил старалась сохранять невозмутимый вид и лихорадочно размышляла. Головная боль притупилась, но не отступала, и оттого Селина соображала медленнее обычного.

Она – императрица Орлея. При ней нет парадных платьев, драгоценностей, войска, но все это не должно иметь значения. Она вела Игру и побеждала в ней уже добрых двадцать лет… но эти эльфы играют по другим правилам. И если она не выучит эти правила как можно скорее, долийцы, очевидно, довершат то, что начал Гаспар.

Этого нельзя допустить.

– Что это значит? – прокричал военный вождь. – Как он сбежал?

Тогда Селина оглянулась и увидела, что разведчики волокут в лагерь сэра Мишеля, избитого и окровавленного.

– Сбежал? – переспросила она.

Селина еще раньше предположила, что сэра Мишеля и Бриалу содержат в другой части лагеря – то ли для допроса, то ли чтобы помешать пленникам сговориться и устроить побег.

Вождь окинул ее презрительным взглядом:

– А ты думала, мы позволим шемленскому воину свободно расхаживать по лагерю? Хватит и того, что разрешили шляться без присмотра Фелассановой бродяжке. Его оставили связанным рядом с тобой, до тех пор пока…

Вождь осекся, прервав себя на полуслове, и помотал головой, оторопело уставясь в пустоту рядом с Селиной.

– Когда я проснулась, его здесь уже не было. – Селина перевела взгляд на торчавших поблизости охранников. – Быть может, стоит спросить твоих воинов, как вышло, что связанный пленник сбежал и почему несколько часов никто не замечал его отсутствия?

– Я не сбегал! – выкрикнул Мишель, когда разведчики подтащили его поближе.

Голос у него был сорванный, хриплый. С ним явно не церемонились.

Вождь шагнул к нему и, ухватив за волосы, рывком задрал его голову вверх:

– Тогда как ты освободился?

– Моим разумом завладела магия. – Мишель не дрогнув встретил яростный взгляд долийца. – То же самое случилось с охранниками. Они разрезали мои путы, и я пришел в себя у каменного круга, внутри которого стоял демон.

Селина увидела, как Хранитель мгновенно побелел. Татуировки вдруг обрели синюшный оттенок на его мертвенно-бледном лице. Страх, поняла она. Это страх. Что бы ни было причиной – даже, Создатель упаси, демон, – на страхе здесь можно сыграть точно так же, как в Вал Руайо.

– Что-то случилось? – спросила она вслух с невинной улыбкой.

– Связать его! – рыкнул Хранитель. – Миирис! Ступай со мной! Нужно проверить охранные камни.

Не сказав больше ни слова, он зашагал прочь, и Миирис, юная целительница, которая ухаживала за Селиной, побежала следом.

Один выбыл.

Прочие долийцы уставились на Селину и Мишеля с отвращением и страхом – всяк на свой лад. На миг Селине почудилось, что она снова совершила ошибку и сейчас с ней расправятся.

– Я требую объяснить, что происходит! – заявила она и, искоса глянув на Мишеля, увидела, что он едва приметно кивнул. – Вы обошлись с нами непозволительно, и, не желая объяснить…

– Хватит! – Военный вождь развернулся к старейшинам клана. – Я сам с ними разберусь.

Те закивали и, озираясь со страхом и гневом на татуированных лицах, поспешили прочь от Селины и Мишеля. Теперь у них остался только один противник – правда, именно тот, кто с самого начала был готов разделаться с ней.

– Шемлен, своей мерзостной магией ты подставил под удар мой клан, – обратился вождь к Мишелю. Кулаки его сжались, лицо побагровело от гнева, и, когда он заговорил, татуировки на лице задергались, как живые. – Я убью тебя.

– Вначале дай разведчикам побить меня еще часа два-три, – процедил Мишель окровавленным ртом, – и тогда, быть может, получишь шанс победить.

Селина метнула ему предостерегающий взгляд. Но Мишель ответил ей точно таким же взглядом, и миг спустя она поняла, в чем дело. Вождь долийцев расценит любой знак подчинения как слабость, а проявление слабости для них сейчас смертельно опасно.

– Сэр Мишель, – сказала она вслух, – когда будешь сражаться с этим воином, прошу тебя, позволь ему взять в бой напарника. Чтобы уравнять силы.

Вождь сверкнул глазами, развернулся и зашагал прочь. Охранники, беспокойно поглядывая на Мишеля и Селину, отошли на несколько шагов. Они остановились достаточно близко, чтобы не спускать глаз с пленницы, но при этом достаточно далеко, чтобы чужаки не могли подслушать их разговор. Селина видела, как они нервно жестикулируют, как встревоженно переступают с ноги на ногу. В гостиной леди Мантильон этих эльфов подняли бы на смех – настолько очевиден был их страх.

– Прошу прощения за самовольство в этом разговоре, – едва слышно проговорил Мишель.

– Перестань. Ты был прав и прекрасно об этом знаешь.

– Отклонять мнение императрицы – непростительный проступок, – заметил он с улыбкой, от которой рассеченная губа вновь закровоточила.

– Нас почти наверняка убьют, – прошептала Селина. – Что бы ты там ни обнаружил, твоя находка будет стоить нам жизни.

– Вполне вероятно, ваше величество. Но точно так же она может и спасти нашу жизнь.

– Магия? – Селина вздрогнула от неожиданности.

– Именно так. – Шепот Мишеля стал едва различим. – Эльфы призвали демона. Они хотят пробудить древние магические зеркала, с помощью которых можно тайно перемещаться по всему Орлею. Эти зеркала охраняет могущественная магия, и доступ к ним сокрыт уже много веков.

Селина замерла:

– Я могла бы безопасно вернуться в Вал Руайо…

– Более того, вы могли бы втайне отправлять разведчиков или даже небольшие отряды солдат, чтобы внезапно ударить по Гаспару и безжалостно его сокрушить.

– Что ж, – Селина медленно улыбнулась, – теперь нам нужно только позаботиться о том, чтобы эльфы нас не убили.

Похоже, что поиски долийского клана все же не были напрасны.

По земле едва слышно застучали первые капли осеннего дождя.

В лесу Бриала и Фелассан разошлись, и каждый двинулся своей дорогой.

Наставник упомянул, что поблизости есть озеро, где она могла бы помыться. Также он деликатно намекнул, что для Бриалы будет пока что безопаснее держаться подальше от лагеря долийцев. Всему свое время, сказал он.

Бриала ухватилась за этот намек, поскольку он целиком и полностью совпадал с ее собственным желанием.

Озеро она отыскала без труда. Небольшое, тихое, оно питалось водами речушки, которая сбегала вниз по восточным отрогам Морозных гор. Листы водяных лилий покрывали озерную гладь, в воздухе над ними прихотливо кружились стрекозы, пользуясь последним случаем найти себе пару до наступления зимы.

Темно-серые тучи, наплывавшие с севера, несли с собой пронизывающий ветер, но Бриала все равно разделась донага, сняв с себя и доспех, и нижнюю одежду. Одежду она как следует прополоскала в воде, хорошенько отжала и разложила на берегу сушиться, а затем и сама вошла в озеро.

Вода оказалась убийственно холодной, но Бриалу это не остановило. Она зашла в озеро по щиколотки, потом по колени и наконец, сделав последний шаг, погрузилась в воду с головой. Миг спустя жгучий холод охватил ее с такой силой, что все тело онемело и она уже не ощущала ничего, кроме озерной зыби, которая размеренно покачивала ее.

И тогда нахлынули воспоминания.

…Вынырнув из воды, десятилетняя Бриала помотала головой.

– Ты забрызгаешь всю купальню! – упрекнула мать, хотя при этом не могла удержаться от смеха. – А теперь давай вымоем тебе голову. Ты должна выглядеть безупречно, ведь завтра тебе предстоит прислуживать барышне Селине.

Бриала сгребла волосы на лицо:

– Селина не хочет, чтобы леди Мантильон приезжала сюда. Она говорит, что леди Мантильон просто жуткая.

Мать улыбнулась и бросила быстрый взгляд на дверь купальни:

– Барышне Селине совсем нечего бояться, леди Мантильон в ней души не чает. – Она запустила руки в волосы дочери и принялась распутывать сбившиеся пряди. – Пусть на тебя будет приятно глянуть.

– Зачем это? – спросила Бриала, скребя ступни намыленной щеткой. – Леди Мантильон на нас даже никогда не смотрит.

– Если будешь грязной, она сразу заметит, – уверенно заявила мать, дергая непокорные прядки.

– А можно уложить волосы так, чтобы они прикрывали мне уши?

Руки матери замерли.

– Мам?

– Нет, детка. Никогда не прячь свои уши. – Голос матери на миг дрогнул, но тут же она взяла себя в руки.

– Но почему? – Бриала решительно высвободилась из рук матери, развернулась и снизу вверх заглянула в ее лицо. – Меня накажут за то, что пытаюсь выдать себя за человека?

– Возможно. – Мать опять улыбалась, но лицо ее подозрительно порозовело. – Но что гораздо важнее, Бриала, ты – моя дочь. Мы служим принцу, а ты служишь барышне Селине. Никакому долийцу и не снилась такая честь. Ты должна гордиться тем, кто ты есть…

Глубоко под водой Бриала пальцами ног ворошила придонные заросли, пытаясь нашарить твердый грунт.

…Вынырнув из воды, двадцатилетняя Бриала увидела, как кучер кареты с дротиком в горле замертво валится с козел. Вода бесследно скатилась с ее промасленной одежды, и на низкий мост она взобралась без единого звука. В темноте безлунной ночи она была лишь безликой безымянной тенью.

Кони нервно похрапывали, переступая в упряжке. Бриала успокоила их, ласково похлопав по крупу, а затем открыла ящик, которым перегородила мост и вынудила кучера остановиться.

Взяв из ящика свой лук и колчан со стрелами, она обошла карету и выстрелила в дверцу. Стрела пробила дверцу насквозь.

Помедлив секунду, Бриала рывком распахнула ее и заглянула внутрь.

Стрела угодила леди Мантильон в живот. На темно-красном платье старухи рана была почти не заметна, но лицо ее залила смертельная бледность.

– Прошу простить меня за столь неучтивое появление, – сказала Бриала, – но я опасалась, что вы ожидали нападения и приберегли какой-нибудь неприятный сюрприз на тот случай, если бы я просто открыла дверь.

Слабо улыбнувшись, леди Мантильон указала на валявшийся на полу стилет – крохотный, чуть больше вязальной спицы, и весь изукрашенный драгоценными камнями. Лезвие стилета было на всем протяжении покрыто маслянистой черной жидкостью.

– Твои опасения были обоснованны, Бриала.

Та вздрогнула от неожиданности, но тут же овладела собой.

– Значит, вы помните меня. – С волос ее, стянутых сзади и заплетенных в косу, чтобы не мешали даже мокрыми, стекала по спине ледяная вода. – Я думала, мы для вас все на одно лицо.

– Да, я помню служанку Селины, красавицу-эльфийку, которая так осторожно, исподволь наблюдала за всем происходящим. – Голос леди Мантильон шелестел едва уловимо, и Бриала наклонилась ближе, чтобы расслышать ее. – Я все гадала, не делилась ли с нею Селина искусством бардов, которому обучалась у меня.

– Делилась. – Бриала усмехнулась и вынула кинжал. – Тем проще мне отомстить за своих родителей.

– Вот как. – Леди Мантильон понимающе кивнула. – И что, Бриала, ты станешь делать после того, как я умру?

– Вернусь к Селине, – Бриала наклонилась к ней вплотную, – и сделаю ее величайшей императрицей во всей истории Орлея. И если кто-нибудь попытается использовать ее, превратить в такую, как вы, я позабочусь о том, чтобы они сгинули бесследно и безвестно.

Она ожидала, что леди Мантильон будет уязвлена этими словами, но та, казалось, испытала странное облегчение. Сделав долгий выдох, она откинулась на спинку сиденья, и тут же лицо ее исказилось от боли, перехватившей дыхание. Когда старуха заговорила вновь, голос ее звучал заметно громче.

– Бриала, я сожалею о смерти твоих родителей. – И, перехватив взгляд Бриалы, невозмутимо осведомилась: – Это все?

– Да.

Бриала ударила кинжалом так, как ее учили, снизу вверх под ребра. Леди Мантильон вздрогнула, коротко кивнула и застыла.

Тело ее обмякло, и тогда из разжавшихся пальцев выскользнул и со стуком ударился о пол кареты еще один крохотный стилет. Бриала воззрилась на него, не веря собственным глазам.

У леди Мантильон почти наверняка была возможность нанести удар. Бриала сама наклонилась к ней вплотную, чтобы лучше расслышать произнесенные шепотом слова. И тем не менее старуха ее пощадила.

Глупая аристократка.

Бриала выбралась из кареты, срезала с лошадей упряжь и от души хлопнула их по крупу. Лошади ускакали в темноту, а она повернулась и по низкому мосту двинулась назад.

В лесу, далеко от дороги и от чужих глаз, у костра растянулся Фелассан. Возле жарко горящего огня лежали стопкой одеяла. Бриала тотчас закуталась в них и так сидела, наслаждаясь теплом, рядом со своим наставником. Фелассан не шевелился, дыхание его было едва заметно. Тут же стоял заранее согретый для нее котелок с похлебкой, хотя дым костра до сих пор пахнул травами, которые Фелассан высыпал в огонь, чтобы с их ароматом погрузиться в мир грез.

Наконец Бриала согрелась настолько, что рискнула отведать похлебку. Фелассан открыл глаза и сел, задышал чаще, избавляясь от оков волшебного сна.

– Как все прошло?

– Мои родители отомщены, – кивнула Бриала и зачерпнула похлебку.

Ложка дрожала в ее пальцах, и Бриала, как ни силилась, не могла усмирить эту дрожь. Капли похлебки падали с ложки, и вид их напомнил Бриале кровавую лужу, уродливо расползшуюся по полу библиотеки. Она с силой зажмурилась. Все кончено. Теперь все кончено.

– Хорошо, – Фелассан усмехнулся. – Аристократы Орлея не бессмертны, как наши давние предки, но прикончить их отнюдь не легко. Молодец.

– Спасибо.

Бриала наконец поднесла ложку ко рту, откусила кусок мяса – и вдруг осознала, что умирает от голода. Она заставила себя жевать, и с каждым глотком внутри нее разливалось и крепло блаженное тепло.

– Ты уверена, что готова вернуться? – через какое-то время спросил Фелассан. – Совершенно уверена, что Селина примет тебя обратно и оставит при себе?

– Да, уверена. – Бриала вспомнила поцелуй Селины и помимо воли покраснела. – Примет и оставит.

– Тогда, ради блага эльфов, твое место – во дворце в Вал Руайо, – сказал он и украдкой огляделся по сторонам. – Даже не сомневайся в этом, да’лен.

– И все же мне жаль, что я так и не увидела долийцев. – Бриала поскребла ложкой по дну и отставила пустой котелок.

– Знаю, – улыбнулся Фелассан, – но ты нужна именно в Вал Руайо. Долийцы помогут тем, что в их силах, но им недоступно то, что дано тебе. Татуировки на лице не сделают тебя настоящим эльфом, – добавил он, видя, что она молчит. – Гордись тем, кто ты есть…

Вынырнув, Бриала жадно глотнула воздуха.

Когда она закончила отмывать от грязи руки и ноги и выполаскивать из волос запах дыма, тело ее окончательно перестало чувствовать холод. Ни о чем не думая, она привольно плавала в озере, но подняла голову, когда на лицо упали влажные брызги. Серые тучи, собравшиеся над лесом, разродились тяжелыми дождевыми каплями.

Бриала спешно развернулась и поплыла к берегу. Выбралась из воды, сбивая ноги о прибрежные камни, а дождь между тем полил пуще. Одежда, оставленная для просушки, уже промокла, и Бриала, торопливо одеваясь, дрожала от холода. Затем она натянула сапоги, но прочие части доспеха предпочла нести с собой, нежели надевать мокрыми.

Слишком долго пробыла она при дворе Селины.

Слишком много лет ее звали «кроликом», слишком много лет она покорно опускала голову, трудилась втайне, действовала исподтишка. Слишком много лет она гордилась тем, кто она есть, хватаясь за это чувство, как пловец в бурной реке хватается за кстати подвернувшееся бревно. Оно не даст утонуть, удержит на плаву, но и не позволит пловцу самому, по собственной воле выбрать курс.

Она будет сражаться за своих сородичей, потому что никто больше этого делать не станет, – и пускай Фен’Харел сожрет всякого, кто станет у нее на пути.

Глава 12

Дрожа всем телом, промокшая насквозь Селина смотрела, как Бриала под проливным дождем идет по лагерю долийцев. Бриала тоже вымокла, но, судя по слипшимся от дождевой воды волосам, она еще и улучила минутку, чтобы вымыться.

Охранники не дали пленным одеял, хотя сами давно уже перебрались под навес. Почти все долийцы укрылись в фургонах либо соорудили навесы из холста, чтобы уберечь от дождя свое имущество, но Селину и сэра Мишеля бросили под открытым небом, на произвол стихии.

Впрочем, лагерь притих еще до начала дождя. Возвращение Мишеля и известие о том, что в лагерь проникли чары демона, которого вызвал Хранитель, нешуточно омрачили настрой долийцев. Прекратились песни и беспечная болтовня. Молодые воины упражнялись небрежно, без обычного задора повторяя заученные движения. В этой безрадостной тишине Селина узнала о долийцах больше, чем предполагала узнать.

Лишь сейчас стало ясно, что в клане их меньше пяти десятков, и если только где-нибудь в лесу не играют удравшие из лагеря ребятишки, вряд ли численность ощутимо возрастет в ближайшие годы. Конечно, это всего лишь один долийский клан из многих, но, как поняла Селина, встречи между кланами – из соображений безопасности – случаются крайне редко. Вполне вероятно, что во всем Орлее едва ли наберется десяток таких.

Это и есть та мятежная армия, которой так страшится Гаспар, на которую тайно надеются обитатели эльфийских трущоб. Страх и надежда – не слишком ли тяжкое бремя возлагают на столь немногочисленные плечи?

Одежда промокла до нитки. Селина свернулась клубком, прижавшись к Мишелю в отчаянной попытке хоть как-то согреться. Смеркалось, хотя в туманной сырости, заволокшей все вокруг, нелегко было понять, вправду ли наступает вечер.

Бриала вошла в лагерь с таким видом, словно ей все было нипочем, и каждый шаг ее дышал уверенной грацией, свойственной аристократам. Она даже не удостоила взглядом охранников, пока они сами не заступили ей дорогу и не потребовали ответа. Бриала отмахнулась от их требований с небрежным высокомерием, которое вызвало у Селины улыбку, и прямиком направилась туда, где лежала императрица. Охранники явно не знали, кем ее считать, гостьей или еще одной пленницей. Потоптавшись в нерешительности, они вернулись под навес, где могли нести стражу, при этом оставаясь сухими.

– Вас даже не укрыли от дождя? – смятенно проговорила Бриала.

– У них сейчас другие заботы, – проворчал сэр Мишель.

Из-за рассеченной губы и вспухшей щеки слова его прозвучали невнятно, и Бриала содрогнулась, увидев, что стало с его лицом.

Понизив голос, Селина быстро пересказала то, что Мишель узнал об элувианах. Да, она хорошо обучила свою наперсницу. К тому времени, когда рассказ был окончен, та кивала, задумчиво сощурив свои большие прекрасные глаза.

– Быстрое перемещение по всему Орлею. Засады в любом месте, где пожелаешь. Линии снабжения, которые невозможно даже заметить, не то что перекрыть. Демон говорил, что элувианы заперты?

Бриала шептала едва слышно и притом сидела спиной к охранникам – на случай, если они попытаются читать по губам.

– Не уверен, – ответил Мишель. – Он сказал только, что их надо пробудить.

– Как бы то ни было, – заключила Селина, – что-то препятствует долийцам пользоваться элувианами.

– Демон может их открыть, – продолжал Мишель, – но долийцы не в состоянии дать ему то, чего он хочет. Вернее, сделать то, что он от них требует.

Он произнес эти слова жестко, сквозь зубы, и Селина почуяла, что за ними таится страх. Ее защитник не устрашился бы в бою никакого смертного врага, но совсем иное дело – чудовище из Тени.

Показать, что она заметила страх Мишеля, означало бы уязвить его гордость – и потому Селина промолчала.

– А мы можем дать демону то, чего он хочет? – спросила Бриала.

Мишель молча кивнул, и Бриала задумалась. Капли дождя стекали по ее лицу, словно слезы.

– Тогда мы оказались бы на равных с долийцами. И действуя вместе с ними…

– Бриа, – произнесла Селина все так же тихо, убрав из голоса привычные нотки властности, – долийцы никогда не согласятся действовать вместе с нами. Сегодня я это ясно поняла. Прямо сейчас, сию минуту, они решают, отдать ли нас Гаспару… или же прикончить на месте.

– Нет, они не станут… – Бриала осеклась, смолкла, и пылкий довод в защиту долийцев, каким бы он ни был, угас на ее губах.

Она узнала долийцев, подумала Селина, и на собственном опыте поняла, сколь мало они заботятся об участи ее сородичей.

– Я полдня говорила с Хранителем клана, – вслух сказала она. – Предложила помощь городским эльфам. Он ответил, что предпочел бы, чтобы все мы попросту умерли.

На миг показалось, что Бриала начнет возражать… но она сдержалась и лишь опустила голову.

– Мишель, – сказала Селина, – оставь нас ненадолго.

Мишель кивнул и перебрался к дальнему краю фургона – настолько далеко, насколько позволяла привязь. Тотчас промозглый холод нахлынул на Селину с той стороны, где только что сидел ее защитник, и ее помимо воли пробрала дрожь.

Бриала придвинулась ближе и обняла ее.

– Селина, – прошептала она.

Темные пряди насквозь промокших волос облепили ее лицо, рубашка и узкие штаны посерели, набрякнув сыростью. С кончиков острых ушей капала вода.

Селина в жизни не видела более прекрасного создания.

– Бриа, я знаю тебя. Все то время, что мы были вместе, ты боролась за облегчение жизни своих сородичей. Ты отвернулась от меня из-за того, что я совершила в Халамширале, и, видит Создатель, я не в силах винить себя за это, поскольку и сама не гордилась тем, что пожертвовала твоими сородичами, чтобы отразить удар Гаспара. – Все так же дрожа под ледяным дождем, безжалостно хлеставшим со всех сторон, Селина оглянулась на фургоны долийцев. – Но это не твои сородичи.

– Я знаю. – Руки Бриалы крепче обвили ее.

– Они не сострадают городским эльфам – как сострадаешь ты, как, по сути, должны бы сострадать и они.

Селина чувствовала, что Бриала, прильнувшая к ней, мелко дрожит всем телом.

– Я знаю, – повторила эльфийка. – И если Мишель сумеет добиться, чтобы демон пробудил элувианы, быть может, они, несмотря ни на что, согласятся помочь нам. Им самим демон помогать не станет. Мы им нужны.

– А они нам?

Селина ощутила, как Бриала замерла, затем отстранилась. И бестрепетно встретила взгляд бездонных глаз эльфийки.

– Ты хочешь, чтобы мы предали долийцев?

По голосу Бриалы невозможно было понять, что она об этом думает.

– Предательство подразумевает обманутое доверие. Нас захватили в плен, нам угрожали смертью, бросили нас под проливным дождем. – Селина рассчитанно позволила своему голосу дрогнуть от холода и увидела, как Бриалу передернуло от этих слов. – Скажи, что они приняли тебя радушно, как вновь обретенную дочь, и я более не произнесу ни слова.

Бриала закрыла глаза.

– Скажи мне это, и я порадуюсь, что моя возлюбленная обрела свой народ, хоть и сердце мое рвется от боли с каждым его ударом, прожитым без тебя.

– И мое, – прошептала Бриала.

– Тогда останься со мной. – Селина протянула связанные руки и коснулась тонко очерченного лица Бриалы. Ресницы эльфийки затрепетали, и она открыла глаза. – Помоги мне вернуться в Вал Руайо, и я отрину все законы, которые ограничивают свободу твоих соплеменников, и дам тебе титул… – Селина улыбнулась, – графини Эльфийской.

– Ты не можешь так поступить. – Бриала прерывисто вдохнула. – Твоя знать…

– Знать слишком долго тешилась мелочными склоками, плела интриги, перебегала с одной стороны на другую. Я сыта по горло теми, кто считает, будто я должна заслужить их преданность, в то время как они не предлагают ничего взамен. Твои соплеменники достойны лучшей участи. – Селина не дрогнув встретила пристальный взгляд Бриалы. – Долийцы, вопреки всем опасениям наших аристократов, не станут заступаться за городских эльфов. Те, кто живет в эльфинажах, – не эльфы Арлатана. Они – орлесианцы. Они – мои. – Обхватив Бриалу за шею, Селина нежно привлекла ее к себе. – И ты – моя.

Поцелуй их был медленным, но страстным, настолько неистовым, что пробудил чувствительность в давно онемевших от холода губах. Знакомый жар всколыхнулся внутри Селины, когда ладони Бриалы, скользнув вверх по талии, обхватили ее лицо, вспыхнувшее вопреки ледяным струйкам дождя, которые стекали по щекам.

Когда она наконец отстранилась, лицо Бриалы пылало так же жарко.

– Я разыщу Фелассана, – сказала эльфийка. – Мы отвлечем внимание долийцев, и, когда начнется суматоха, вы сможете бежать из лагеря и добраться до демона.

– Фелассану можно доверять?

– Думаю, что да. Я сумею его уломать.

Затем она поднялась с земли и обратилась к охранникам:

– Я должна поговорить с Фелассаном. Дайте им одеяло, глупцы, не то они испустят дух прежде, чем Хранитель сам с ними разберется!

И двинулась прочь, излучая уверенность, которой научилась за годы жизни в Вал Руайо. Селина, знавшая об этом, затаенно улыбнулась.

Когда Бриала скрылась из виду, она повернулась к Мишелю:

– Ты все слышал?

– Я полагал, вы хотите остаться наедине, – заметил он, уклоняясь от ответа, и окинул Селину испытующим взглядом.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ваше величество, – Мишель вымученно усмехнулся, – я готов броситься в бой по первому вашему слову.

– И победить?

Мишель неспешно расправил плечи, слегка поморщившись при этом движении.

– Было бы проще, если б вы не приказали мне позволить вождю долийцев прихватить в бой напарника, – проговорил он мрачно, – но я справлюсь.

Как и в случае с демоном, защитник императрицы не должен был почувствовать, что его гордость уязвлена. Селина улыбнулась и подыграла ему:

– Я могла бы отменить этот приказ.

– Ни в коем случае! Эльфы обо всем разболтают, а нам нужно поддерживать свою репутацию. – Он ухмыльнулся, затем мельком глянул на охранников. – Когда двинемся?

Селина вгляделась в пелену дождя:

– Вероятнее всего, когда они начнут умирать.

Бриала покинула лагерь прежде, чем охранники додумались взять ее под стражу. Руки у нее дрожали, сердце колотилось и прыгало, точно у бегущего без оглядки кролика.

Она старалась не воображать, как эльфы, свободные и счастливые, гуляют по рыночной площади, как шевалье больше не устраивают избиений всякий раз, когда эльфы смеют проявить недовольство, как Церковь рукополагает в священнический сан эльфийских женщин. Однажды во время охоты Фелассан сказал: мечтая о вкусе будущего жаркого, промахнешься по нынешней добыче. Бриала отогнала прочь неуместные мысли и целиком сосредоточилась на предстоящем деле.

Выйдя из лагеря, Бриала забрала свой доспех из драконьей кожи и вновь облачилась в него, не обращая внимания на то, что нижняя одежда промокла насквозь, а доспех, прежде идеально подогнанный, натирает в тех местах, где его покорежило дождем и холодом. И затем, готовая к любому исходу, двинулась на охоту.

Когда она обнаружила Фелассана, он направлялся из глубины леса к лагерю. Он пустил в ход какие-то хитроумные чары и почти не намок, хотя дождь сейчас, с наступлением сумерек, превратился уже в почти осязаемую стену воды.

На мгновение Бриала заколебалась… однако она уже обдумала все, что говорил ей Фелассан, обдумала еще до разговора с Селиной, а память ее никогда не подводила. Если она ошибалась, значит в ее колчане нет ни единой стрелы для предстоящей охоты, а Бриале сейчас отчаянно была нужна стрела. Ради нее самой и ради ее императрицы.

Мечтая о вкусе будущего жаркого, промахнешься по нынешней добыче. Бриала подняла руку и, когда Фелассан увидел ее и кивнул, сказала:

– Мишеля похитил из лагеря демон, которого вызвал Телен. Весь клан Вирнен перепуган до смерти.

– Клан Вирнен восхитительно высокого мнения об охранных чарах своего Хранителя, – рассмеялся Фелассан.

– Они поступили дурно.

– Отнюдь нет. – Фелассан пожал плечами. – Долийцы, в отличие от магов Круга, не считают демонов исчадиями зла, скорее дикими зверями, опасными, если обращаться с ними беспечно. – Он снова пожал плечами. – Вот если бы ты сказала, что они поступили глупо…

– Они собираются убить Селину и Мишеля.

Фелассан наклонился и сорвал небольшое растеньице с влажными, поникшими от дождя листьями.

– В этой части леса встречается маленький цветок. Если дать ему расцвести и мирно увянуть, он так и останется маленьким и ничем не примечательным, но если вырвать его с корнем – на том самом месте вырастет целый сонм цветов. – Он задумчиво растер влажные листочки между пальцев. – Мне всегда нравилась мысль о том, что жизнь произрастает из смерти.

– Это и есть тот самый цветок? – Бриала изогнула бровь.

– Нет, это… – Фелассан пригляделся, – на самом деле чемерица зеленая. – Он бросил сорванное растеньице и вытер ладони о штаны. – Никчемная травка, с которой не связано никаких захватывающих метафор.

Бриала не могла судить, считает ли он долийцев тем самым, особенным цветком, а Селину и Мишеля заурядной чемерицей – или наоборот. Капли дождя, просачиваясь сквозь волосы, леденили ее плечи, и она решила, что ей наплевать. Ей надоело быть примерной городской эльфийкой, которая всеми силами стремится познать мудрость старейшин своего народа.

Бриала уже видела этих старейшин. Они вызвали демона и равнодушно обрекли ее соплеменников на гибель.

– Я намерена спасти Селину и Мишеля из рук долийцев, – сказала она вслух, и у Фелассана вырвался сдавленный смешок. – И мне пригодилась бы твоя помощь.

– Не сомневаюсь, да’лен, что пригодилась бы. Кстати, ты обратила внимание на мои чу́дные валласлин? – Фелассан ткнул пальцем в свое лицо, которое, несмотря на дождь, оставалось практически сухим.

– Когда-то ты сказал, что татуировки на лице не сделают меня настоящим эльфом.

Фелассан поперхнулся.

– Дань вежливости, не более, – пробормотал он.

– Ах, да перестань ты! – раздраженно фыркнула Бриала. – Уже темнеет, и у меня нет чар, которые защищают от дождя. Мы оба прекрасно знаем, что ты собираешься мне помочь.

Фелассан часто бывал дурашлив, порой философичен, но крайне редко внушал Бриале страх.

И однако же в тишине, которая воцарилась после ее слов, в воздухе повисла странная гнетущая тяжесть. Фелассан учтиво улыбался, но эта улыбка, в отличие от настоящей, не оживляла татуировки вкруг его глаз. Руки его замерли, и при этом одна из них укрылась под плащом, где Фелассан хранил свой посох. Он все так же небрежно прислонялся к дереву, но при этом едва заметно переместил одну ногу так, чтобы удобнее было при прыжке оттолкнуться ею от ствола.

Только та, что всю свою жизнь оттачивала мастерство наблюдения за людьми и эльфами, та, что за годы обучения у Фелассана в совершенстве изучила его нрав и язык тела, сейчас понимала, что эльф готов, если потребуется, убивать.

– И откуда же, да’лен, мы это знаем? – все тем же беспечным и дружелюбным тоном осведомился Фелассан.

– Из того, что Вирнен – не твой клан и ты уже не раз тем или иным способом давал понять, что эти долийцы совершенно тебе безразличны и что ты совершенно не такой, как они.

Все так уже улыбаясь, Фелассан неспешно и непринужденно оттолкнулся от дерева, склонил голову к плечу и, с интересом глядя на Бриалу, медленно двинулся в обход ее по кругу.

– Продолжай.

Бриала не повернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с Фелассаном. Между лопатками неприятно зудело, но она не выдала страха. Не этому ее учили. Согнув руку в локте, она подняла палец:

– Во-первых, ты впадаешь в транс, чтобы войти в мир снов. Я думала, так поступают все долийцы, но там, в лагере, я видела спящих эльфов.

– В транс впадают только сомниари, – прозвучал у нее за спиной голос Фелассана, – и только маги бывают сомниари. И не все долийцы – маги.

– Верно.

На краткий миг Бриале почудилось, что дождь прекратился. Затем она поняла, что дождь прекратился только вокруг нее. Фелассан был так близко, что неведомые чары, защищавшие его от дождя, окутали и ее.

– Во-вторых, когда ты проходишь мимо изваяний, посвященных эльфийским богам, ты на них даже не смотришь. Большинство долийцев кланяется им или склоняет перед ними голову, но все без исключения, проходя мимо изваяний, смотрят на них. Все, кроме тебя.

– Ты не убедила меня, да’лен, – жарко выдохнул Фелассан ей на ухо.

– Мне и не требуется тебя убеждать. Если я расскажу клану Вирнен о своих подозрениях, обратится ли он против тебя? Как долийские эльфы поступают с лазутчиками?

– Судя по моему опыту, они несколько лет спорят о…

– Третье. – Бриала подняла еще один палец. – Ты только что сказал о долийцах «они», хотя всегда обычно употребляешь «мы».

На мгновение вокруг нее умерли все звуки. Не стало слышно ни шума дождя, ни шелеста деревьев на ветру, ни даже стука ее собственного сердца.

Потом Фелассан покачал головой и рассмеялся.

– Тьфу ты, пропасть, а ведь и вправду так, – сказал он и, завершив круг, встал перед Бриалой.

Тотчас дождь обрушился на нее с прежней силой, но Бриала почти обрадовалась его леденящему напору.

– Не вини меня, хагрен, – улыбаясь, проговорила она. – Это ты сотворил меня такой. Лишь себя и стоит винить, обжигая пальцы в огне, который ты сам же и разжег.

– Ничего я не разжигал. – Фелассан отмахнулся от ее слов. – Я увидел огонь, который уже пылал вовсю… и выгорел бы дотла, если б его бросили без присмотра. Я лишь предложил свое наставничество, только и всего.

Бриала поняла, что уже обыграла его, но не могла не сделать следующий ход.

– Твой собственный клан знает настолько больше, чем этот?

– Печально, не правда ли? – вздохнул Фелассан.

– Печально и более чем неправдоподобно. – Бриала склонила голову к плечу, намеренно подражая повадкам собеседника. – Да полно, долиец ли ты?

Фелассан шагнул к ней, встал лицом к лицу, и весь мир заслонили его глаза, окруженные прихотливой вязью татуировок.

– Ты хочешь услышать ответ, да’лен, или хочешь, чтобы я помог тебе?

Дождь поливал Бриалу с прежним исступлением, и, по всей видимости, это означало, что ее жизни ничто не угрожает. Фелассан не готовит смертоносное заклинание, дабы прикончить ее за неверный ответ. И все же сейчас, когда она неотрывно смотрела в его глаза, ей вдруг подумалось, что если кто и способен настолько владеть собой, настолько прочно держать в узде свой нрав, чтобы, готовясь убить, скрыть малейшие следы магических приготовлений к убийству, то это ее наставник.

Словно прочитав ее мысли, Фелассан негромко проговорил:

– Это был не риторический вопрос.

Бриала судорожно сглотнула?

– Я хочу, чтобы ты помог мне, хагрен.

– Отлично, – сказал Фелассан и вдруг порывисто заключил ее в объятия. – И поскольку я знаю, о чем ты гадала совсем недавно, скажу прямо: тот самый цветок – ты. А теперь…

Он отстранился, отступив на шаг, и сверкнул хищной улыбкой. Хищной, но все же знакомой и неопасной – по крайней мере, для Бриалы.

– Теперь избавимся от никчемной чемерицы.

Уже зашло солнце, а дождь все лил не переставая. Долийский лагерь накрыли насквозь промокшие сумерки. Сами долийцы по большей части давно спрятались в фургонах, а те, кого долг или иная потребность выгоняли под дождь, подчинялись этому с крайней неохотой и, обходя дозором лагерь либо бегая за едой в другой фургон, от души проклинали вездесущую сырость.

Сэр Мишель наблюдал за всем этим, не упуская из виду ничего – ни дозорных, ни огней, зажегшихся внутри фургонов.

Охранники выдали Мишелю и Селине одеяла. Тонкая ткань за считаные минуты промокла насквозь, облепив Мишеля ледяным саваном. Селина попыталась соорудить из своего одеяла подобие навеса, чтобы хоть как-то укрыться от дождя. Мишель предпочел завернуться в одеяло. Охранники, связывая его, были ошеломлены и разъярены случившимся и оттого сделали свое дело без должного тщания. Прячась под одеялом, Мишель неутомимо трудился над узлами и ждал, когда начнется обещанная Бриалой суматоха.

Он не стал заранее продумывать план действий, потому что лишь смутно представлял, что устроят Бриала и Фелассан, а план, основанный на таких скудных сведениях, мог только все испортить. Опытный шевалье знает, когда нужно предвосхищать события, а когда просто действовать, полагаясь на инстинкты, отточенные годами обучения.

Мешок с латами Мишеля и чужой кожаный доспех, который носила Селина, лежали сейчас у фургона долийского вождя, под холщовым навесом, который укрывал их от дождя. Там же находилось и оружие Мишеля.

В пределах видимости были трое охранников, и все они могли настигнуть Мишеля раньше, чем он добрался бы до своего меча. Шевалье вывернул руку, дернул изо всей силы, до боли обдирая о путы мокрую кожу. Теперь он наконец был свободен и готов ко всему, что там ни вздумает предпринять Фелассан.

Ливень на мгновение приутих, словно колеблясь, стоит ли продолжать. Только эта запинка и послужила предупреждением притихшему лагерю, прежде чем завесу дождя разорвали мощные разряды молний. Одна из них расколола дерево на краю лагеря. Мишель даже не успел расслышать треска лопнувшей древесины: оглушительный раскат грома сотряс фургоны с такой силой, что у него застучали зубы.

– Мишель? – окликнула Селина, глядя на бегущих с криками долийцев.

На другом конце лагеря выскочил из своего фургона Хранитель и со всех ног бросился к лесу. Посох его краснел в темноте, словно раскаленный уголь.

Снова молния с ревом ударила с небес – и один из громадных фургонов вспыхнул, объятый пламенем. Внутри него пронзительно закричали.

– Минуту, ваше величество.

Трое охранников – а у Мишеля нет ни оружия, ни доспехов. Одно только одеяло.

Он поднялся, прикрыв себя спереди одеялом, и двинулся к охранникам.

Те неотрывно смотрели на горящий фургон и оттого не замечали Мишеля, пока он не подошел почти вплотную. Тогда первый охранник оглянулся, увидел Мишеля и развернулся к нему, готовясь поднять тревогу.

Мишель швырнул ему в лицо насквозь промокшее одеяло, пнул в коленную чашечку, рывком стянул одеяло у него на затылке и от души врезал коленом в обтянутое тканью лицо.

Остались двое, и хотя Мишель двигался проворно, долийцы были опытными воинами и уже разворачивались к нему, обнажая мечи.

Он выпустил из рук обмякшее тело первого охранника и выставил перед собой одеяло, точно щит.

Шевалье предпочитают сражаться в латах. Обладание латами есть признак богатства и благородной крови, и, вопреки расхожим шуточкам бардов, обученный рыцарь и в тяжелых доспехах способен двигаться быстро и изящно – если, конечно, доспехи хорошо подогнаны.

Однако же всякое сообщество, желающее удержать за собой репутацию величайших воинов Тедаса, должно быть готово сразиться с противником, который предпочитает другой стиль боя.

Таким, например, как дуэлянты Антивы и Ривейна, которые бились легкими клинками и зачастую не имели никакой брони, кроме разве собственного плаща.

Охранник справа сделал выпад. Мишель закрутил одеяло, поймал им клинок, затем с силой ударил локтем в лицо противника, перенял меч и, полоснув долийца по горлу, отступил на шаг.

Охранник слева побелел как смерть, затем издал пронзительный вопль и ринулся на Мишеля, занеся меч для рубящего удара сверху. Мишель увернулся, взметнул одеяло так, что оно расправилось перед лицом врага, а потом ударил сквозь одеяло, проткнув доспех из железной коры и пригвоздив убитого к фургону.

Мишель высвободил меч из мертвой плоти, доспеха и одеяла. Отбросив прочь уже ненужное одеяло, он ухватил в левую руку клинок третьего охранника, вернулся к Селине и перерезал ее путы.

– Ваше величество, если вы пойдете к тропе, я нагоню вас через минуту-другую. Мне только нужно забрать наше снаряжение. – Мишель указал на фургон военного вождя.

– Ступай с Создателем, сэр Мишель, – только и сказала Селина, поднявшись на ноги.

Мишель кивнул и сквозь проливной дождь, изодранный молниями, мимо залитых дождем, чадящих костров пошел через долийский лагерь к фургону вождя, где лежали его оружие и доспехи. Запястья, содранные при освобождении от веревок, горели от боли, разбитая губа распухла, ребра ныли после побоев – но он был более чем готов драться.

Он держался вежливо. Он не злоупотреблял оскорблениями, как и просил Фелассан. В ответ долийцы напали на него, осыпали бранью и подвергли воздействию омерзительной магии вызванного ими демона.

Сэр Мишель де Шевин был готов показать долийцам, на что способен орлесианский шевалье.

Когда он подошел к фургону, оттуда выступил долийский воин – темный силуэт, неразличимый на фоне горящих внутри свечей, – и Мишель не колеблясь пронзил его мечом. Когда тот упал, из фургона раздался крик его товарища. Затем второй эльф выскочил из фургона, и Мишель успел отбить один за другим два стремительных выпада.

Это оказался тот самый воин, который занимался с детьми. В пелене дождя он выглядел не более чем смутной тенью, но Мишель признал его по манере двигаться. Атаковал он умело, быстрыми жесткими ударами, которые Мишель едва мог различить в сумерках.

Затем долийский воин нанес рубящий удар, и Мишель отступил вбок. Эльф шагнул в ту же сторону, и нога его заскользила по раскисшей грязи – точь-в-точь как Мишель уже видел днем.

Проворно прыгнув вперед, шевалье врезался в противника и заблокировал его меч своим. Долиец пошатнулся, скользя, теряя равновесие, и Мишель клинком в левой руке ударил снизу, разрубая плоть и кости. Затем рывком вздернул правый меч, рукоятью ударил воина в лицо, заглушив его крик, и, отступив на шаг, милосердно прикончил несчастного чистым ударом, рассекшим горло.

Он выждал с минуту, но больше из фургона никто не появился. Прочие долийцы метались по всему лагерю, лихорадочно пытаясь потушить пожар. Никто другой Мишеля до сих пор не заметил.

Он удостоверился, что щит и меч будут под рукой на случай, если его все-таки обнаружат, а потом, невзирая на неприятно мокрую одежду, умело и быстро облачился в доспехи. Управившись с этим делом, он прихватил также доспех и оружие Селины и двинулся со своей добычей через лагерь.

Мишель уже миновал последний фургон и почти добрался до тропы, когда слева вдруг полетел в него разряд ослепительно-голубого света. Он едва успел заметить эту вспышку и бросился вбок, но все же под ребра с треском ударил парализующий холод, пронизавший даже латы. Мишель выронил доспех Селины и развернулся в ту сторону, откуда был нанесен удар.

Ученица Хранителя, юная эльфийка, направила на него свой сияющий посох, и дождевые капли вокруг нее со стуком осыпались наземь градинами. В пульсирующем ярко-белом свечении посоха видно было, что лицо ее искажено яростью и страхом.

Неистово закричав, Мишель вскинул меч и щит и бросился к ней. Девушка вздрогнула, глянула на свой посох, затем на Мишеля – и вновь метнула в него брызжущий льдом заряд. На сей раз Мишель принял его на щит, и металл протестующе заскрежетал от нечеловеческого холода.

Он почти добежал до магички, когда справа донесся крик, и шевалье, обернувшись, едва успел отразить яростный удар. Он остановил движение вражеского клинка щитом, но сам ударить не успел – облаченный в доспехи противник врезался в него с разбегу и отшвырнул назад.

– Отлично! – выдохнул военный вождь клана, глядя, как Мишель споткнулся, но тут же восстановил равновесие. – Ты надел латы. Хочу увидеть шемленского шевалье во всем его блеске.

С этими словами он снова атаковал. Мишель принял удар на щит и пошатнулся, отступив на шаг, когда долиец ударил его ногой в колено.

– Ты оскорбил мою императрицу, – процедил Мишель, – и за это поплатишься жизнью.

Он сделал выпад, и вождь отбил удар щитом. Теперь Мишель предвидел, что за этим последует пинок, и резким движением опустил щит, ударив окованным краем по наголеннику врага.

Тот, пользуясь случаем, нанес удар выше щита, и Мишель вынужден был отбить эту атаку. И тут же зашатался, когда щит вождя со всей силы врезался ему в бок.

– А тебя я разве не оскорбил, шемлен?

Мишель хотел ответить, но тут долийка опять швырнула в него заряд леденящего холода. Удар прошел мимо щита, и словно ледяное копье вонзилось в бок Мишеля, так что от боли у него перехватило дыхание. Он отступил, шатаясь, жадно хватая ртом воздух.

– Не трать силы, Миирис! – крикнул вождь. – Я сам с ним разберусь!

Он прянул вперед, мечом отбил в сторону щит Мишеля и нанес мощный удар. Клинок скользнул по латам шевалье и, отыскав щель, вонзился под ребра.

И на долю секунды – как и предвидел Мишель – вождь долийцев замер, упиваясь своим удачным ударом.

– Вряд ли, – бросил шевалье.

Рубящим ударом сверху его меч наискось рассек правую руку вождя. Охнув от боли, долиец выронил клинок, а Мишель с силой ударил его щитом в лицо, тут же отдернул щит в сторону и сверху вниз обрушил беспощадный удар. Меч его прорубил насквозь доспех и рассек ключицу противника. Извиваясь в корчах, тот повалился наземь.

– Нет, остроухий, ты не оскорбил меня, назвав шемленом. – Последним ударом меч Мишеля проткнул доспех из железной коры и с безупречной точностью вошел в сердце долийца. – И ты сражался со мной не один, как и пожелала моя императрица.

Эльф содрогнулся всем телом и испустил дух, но Мишель не стал мешкать ни секунды вопреки жгучей боли под ребрами. За годы обучения он свел знакомство с самыми разными видами боли. Эта боль через пару дней может стать причиной его смерти, однако сегодня он не позволит ей задержать его.

Развернувшись, он ударил щитом по посоху целительницы. Заряд, который она готовилась метнуть в Мишеля, отлетел в гущу леса, оставляя за собой след из дробно сыплющихся градин. Затем Мишель ударом меча выбил посох из рук долийки.

– Пощади, – неуклюже пятясь, пролепетала девушка, – умоляю тебя, пощади…

– Ты хотела убить меня. – Мишель поднял меч.

Долийка зажмурилась:

– Там, в лагере, ты убил моего возлюбленного.

– Охранника? – Не тот ли это, что был младше всех, тот, чей меч Мишель забрал себе после того, как перерезал его хозяину горло? – Он меня бы тоже не пощадил. Кроме того, ты – отступница. Маг, не принадлежащий к Кругу.

Девушка открыла глаза. Дождевые струи текли по ее лицу, и трудно было понять, плачет она или нет.

– Я беззащитна, шемлен. Где же твоя честь шевалье?

– Здесь. – Мишель опустил меч.

Он обследовал свой бок. Латы можно зачинить, хотя до тех пор сильный удар может причинить неприятности. Рана болела. Наставники посоветовали бы ему снять доспехи и обработать рану, но также сказали бы, что долг превыше всего. Сейчас он нужен своей императрице.

Мишель ограничился тем, что выполнил ряд упражнений «Испытания клинка» – серии растяжек, с помощью которых опытный боец мог обнаружить поврежденные мышцы или сухожилия, а также травмы – отвергнутые болевой выносливостью в силу их незначительности. После нескольких движений он решил, что бок может подождать. Рана будет кровоточить, однако удар долийского вождя – ставший его предсмертным ударом – не задел никаких жизненно важных органов.

Императрицу Мишель отыскал на тропе, ведущей к каменному кругу, в котором был заключен демон. Селина внезапно выступила из-под деревьев, и только ее примечательно светлая кожа удержала Мишеля от того, чтобы, взмахнув мечом, ринуться в атаку.

– Ваше величество, – с облегчением проговорил он. – Вот ваше оружие и доспех.

– Благодарю, Мишель.

Селина вытянула руки. Шевалье сноровисто облачил ее в доспех и затянул ремешки.

Он почти закончил с этим занятием, когда из леса вышли Бриала и Фелассан. Эльф тяжело опирался на посох, Бриала несла лук в руке, изготовленный для стрельбы.

– Все прошло гладко? – спросила она.

– Более или менее. – Мишель затянул последний ремешок и встал. – А у вас?

– Мы ускользнули от нескольких разведчиков клана, а Фелассан усложнил жизнь их Хранителю.

– Тогда поспешим, – сказала Селина.

Мишель первым двинулся вниз по склону холма. Даже в темноте, когда тропа была едва различима за пеленой дождя, ноги его ступали уверенно, словно сами знали дорогу.

Каменный круг в маленькой впадине у основания холма был окутан магическим сиянием, столь нестерпимо ярким, что Мишель поневоле сощурился. Внутри круга, там, где, великолепно освещенный, стоял демон в своем черном плаще, не пролилось ни единой капли дождя.

– Сэр Мишель, – ухмыльнулся демон, когда шевалье спустился во впадину. – Ты вернулся, да еще и привел с собою друзей. Не предназначен ли кто-то из них для нашего… – он замялся и, глянув на Мишеля, деликатно закончил, – соглашения?

– Имшэль, – проговорил Фелассан.

Судя по голосу, он был изрядно впечатлен.

– Привет, Медленная Стрела, – улыбнулся демон. – Давненько не видались. Как поживаешь?

– Да так, знаешь ли, помаленьку.

– Я хочу, чтобы ты пробудил элувианы, – перебил Мишель.

– Но это же совсем не то, что я… – Имшэль оторопело моргнул.

– Пробуди элувианы, – отрезал Мишель, вскинув меч, – или я разобью все руны на этих камнях! Ты сам раньше обмолвился, что это уничтожит тебя.

– Гм… да, будет крайне больно, а потом… – Имшэль не договорил. – Но с какой стати элувианы понадобились тебе?

– Советую тебе сделать, как он говорит, демон, – бросила Селина из-за спины Мишеля.

– Дух! – раздраженно поправил Имшэль. – Сколько раз можно повторять… ну, хорошо, хорошо! Ты хочешь заполучить элувианы. – Он испытующе глянул на Мишеля. – А, для твоей императрицы, чтобы она могла разослать по всей империи наемных убийц и втихую сорвать замыслы Гаспара! А ты дашь мне то, чего хочу я?

Не колеблясь, Мишель поднял руку, до сих пор покрытую кровью из раны, которую он получил в бою с вождем долийцев.

– Я сделаю то, что надлежит.

Имшэль сощурился, затем расплылся в улыбке:

– Пойдет. Что ж, в таком случае договорились.

Он сложил ладони, крепко прижав друг к другу, и между пальцев брызнули кольца красного света. Когда Имшэль вновь развел ладони, в руках у него оказался рубин размером с детский кулачок.

– Ключ-камень, – пояснил демон. – Он пробудит ближайшее к тебе зеркало. Когда пройдешь через него, держись тропы, и так найдешь дорогу к перекрестку. Оттуда тебя поведет ключ-камень. Он направит тебя в некую палату, где ты увидишь постамент, в котором недостает именно такого камня. Вложи камень на место, прошепчи любую фразу на свой вкус – и все элувианы, сколько их есть, пробудятся, готовые исполнять свое предназначение. Но, – демон усмехнулся, – только для тех, кто произнесет точно такую же фразу. Древняя магия. Пропускает достославных Хранителей, но преграждает путь расхитителям гробниц.

– И только-то? – спросила Селина.

– И только-то. – Имшэль ухмыльнулся, глядя на нее. – Ах да, по пути к главной зале вы можете столкнуться с кое-какими неприятностями. Но, уверен я, нет ничего, с чем не смогла бы справиться императрица Орлея!

Он повертел рубин в пальцах, затем положил его на землю, отступил и сделал приглашающий жест:

– Камень твой, сэр Мишель… вернее, станет твоим, как только я получу желаемое.

– Идет, – сказал Мишель.

И, надсадно ухнув, ударил навершием рукояти меча по руне, которая сияла на ближайшем к нему камне.

– Эй! – завопил Имшэль! – Мы же заключили договор! Ты сделал выбор!

С этими словами он метнулся к рубину.

Мишель ударил снова, вложив в этот удар все силы, какие у него еще оставались. Руна треснула, зашипела, точно облитый водой уголек, и погасла. По всему кругу с треском лопались камни, осыпаясь осколками, точно разбитое стекло.

Демон испустил неописуемо страшный вопль и, хватаясь за грудь, повалился на колени. Воздух вокруг него раскалился докрасна. Тело Имшэля выгибалось и скручивалось, словно отражение в пруду, куда только что бросили камень.

– Может быть, хватит? – осведомился Фелассан, выразительно закатывая глаза.

И с едва слышным раскатом грома красное свечение погасло, словно его и не было. Демон поднялся.

На траве, где он только что стоял на коленях, видны были отпечатки ног.

– Да, пожалуй, что хватит, – сказал Имшэль и уверенно вышел из круга. – Спасибо.

Мишель стиснул зубы, чувствуя, как ползет по спине леденящая струйка страха:

– Ты должен был умереть!

Имшэль оглядел себя и снова перевел взгляд на Мишеля:

– В таком случае, полагаю, ты сильно разочарован.

– На самом деле, – сказал Фелассан, – именно эльгар’арла, ловушка духов, и связывала его, запирая в круге. К твоему сведению, это и есть тот самый камень, который ты только что уничтожил.

У Мишеля затряслись руки, и он развернулся к эльфу:

– Ты знал?

– И позволил демону освободиться? – добавила Бриала.

– Подумайте, что случилось бы, если б он этого не сделал, – проговорил Имшэль, направляясь к ним.

Воздух словно застыл, каменея в легких, и шевалье, задыхаясь, рухнул на колени. Рядом с ним упали Бриала и Селина, и лишь Фелассан остался стоять как ни в чем не бывало.

– Если бы ты, сэр Мишель, и впрямь выполнил условия сделки, я бы захватил твое тело. Селина лишилась бы своего верного защитника, и ваша славная маленькая компания, скорее всего, не смогла бы пережить путешествие через элувианы. Сейчас же все получили именно то, чего хотели.

Мишель с неимоверным трудом поднялся на ноги.

– Но ты сказал, что…

– Совершенно верно, – Имшэль выразительно поднял бровь. – Я сказал, что тебе стоит забыть об элувианах, – и ты только о них и мог думать. Я сказал, что тебе стоит выполнить мои условия и не трогать камни, и ты вернулся и уничтожил их. – Демон улыбнулся и подступил ближе. – Все, о чем бы я ни просил, ты сделал в точности наоборот. И теперь, благодаря своим абсолютно предсказуемым решениям, ты, сэр Мишель де Шевин, спустил на свою империю… духа.

Мишель поднял меч, но Имшэль лишь коротко глянул на него. Воздух вновь обратился в камень, и клинок вывернулся из онемевших пальцев шевалье.

– Где ближайший элувиан? – деловито спросил Фелассан.

– Вон там, – указал Имшэль, – в нескольких сотнях ярдов отсюда, между трех глыб кубической формы. Вы его никак не пропустите. Не забудьте ключ-камень.

– Весьма признателен, – кивнул Фелассан. – Развлекайся.

– Только тем и занимаюсь.

С этими словами Имшэль расправил плащ и двинулся вверх по тропе, к лагерю долийцев.

С минуту все четверо, оставшиеся на прогалине, молчали. Затем воздух вновь живительно хлынул в легкие Мишеля, и он, сделав несколько судорожных вдохов, кое-как поднялся на ноги.

Демон был вежлив, беспечно болтал, отпускал шутки – но все же это был демон. И он, Мишель, выпустил его в мир. Рыцарь закашлялся, силясь прогнать воспоминание об удушливых тисках, сдавивших грудь.

– Можем мы хоть как-то помешать ему? – спросила Селина, которая до сих пор стояла на коленях.

– Конечно. – Фелассан ткнул пальцем в ту сторону, куда удалился Имшэль. – Ступай, нагони его и попробуй ему помешать. И посмотри, как это у тебя получится.

Селина одарила эльфа убийственным взглядом, и он вздохнул.

– Сейчас мысли демона занимают долийцы. Если мы станем досаждать ему, он захочет проверить, кто из нас станет громче кричать, когда с него живьем сдирают кожу.

– Значит, мы это заслужили. – Мишель смотрел себе под ноги, до боли стиснув в побелевших пальцах меч. – Мы должны убить демона, или же отправить его назад в Тень, или…

– Вернуть Орлей, – закончила за него Бриала.

Селина, пошатываясь, встала с колен и неуклюже побрела к каменному кругу. Заходясь в кашле, она подняла с земли рубин – и тут же выпрямилась, словно одно прикосновение к камню придало ей сил. Когда Мишель встретился с ней взглядом, ему показалось, что лицо Селины высечено из мрамора.

– Мы вернем Орлей. Идемте. Пускай долийцы сами разбираются с демоном, которого призвали.

Покинув прогалину, четверо вновь углубились в темноту, залитую дождем.

Глава 13

Селина завороженно смотрела на три кубические глыбы. Тускло-серые, залитые дождем камни в свете посоха Фелассана отливали зеленью.

Валуны были расположены по кругу, и в самом центре этого круга зиял провал.

Селина промокла насквозь и мерзла так, что зуб на зуб не попадал. До сих пор болела голова, разбитая в ночь отчаянного бегства от сильванов. И все же сейчас, до рези в глазах вглядываясь в темноту провала, она осознала вдруг, что улыбается.

– Пройти через элувианы… – Фелассан покачал головой. В зеленом свечении посоха он показался вдруг невероятно юным. – Или, полагаю я, через те немногие элувианы, что еще уцелели.

– Это безопасно? – спросила Бриала.

Эльфийка стояла рядом с Селиной, и в тот самый миг, когда она задала свой вопрос, ладонь ее незаметно скользнула в ладонь Селины. Даже сквозь перчатки из мягкой кожи императрица ощутила тепло ее руки.

– Отнюдь нет, – улыбнулся Фелассан.

– Объясни! – потребовала Селина, убедившись, что наставник Бриалы не собирается продолжать.

– Элувианы были запечатаны много веков назад, – Фелассан направил навершие посоха к провалу в земле.

Изумрудно-зеленое сияние очертило края провала, и стало видно, что на глубине примерно в фут земля уступает место камню, что стены там гладкие, как во дворце Вал Руайо, и покрыты рунами, которые тотчас заискрились в свете посоха.

– Сеть их покрывает весь Орлей, а также земли за его пределами. Изначально элувианы были поставлены во многих местах, но сомневаюсь, чтобы до наших дней сохранились нетронутыми правительственные дворцы либо торговые палаты. Те элувианы, что еще работают ныне, расположены, скорее всего, в гробницах прославленных вождей эльфийской империи. Правителей, полководцев… магов.

– Стало быть, там ловушки, – пробормотал Мишель.

Защитник Селины по-прежнему сжимал в руке обнаженный меч и, произнося эти слова, настороженно и зорко посматривал по сторонам. Лицо его казалось высеченным из того же камня, что и стены хода.

– Ловушки для защиты от грабителей.

Фелассан кивнул, и Селина обратилась к Бриале:

– Не проверишь ли, что тебе удастся обнаружить?

– Вряд ли древние эльфы применяли те же ловушки, что и мы. – Эльфийка мрачно усмехнулась, однако выпустила руку Селины и подобралась к провалу. – Фелассан?

– Безусловно, да’лен.

Он закрыл глаза и напрягся. Посох полыхнул слепящим светом, и на поляне стало светло как днем.

Нестерпимо яркая вспышка ожгла мигом заслезившиеся глаза. Не сразу, но постепенно зрение вернулось, и тогда Селина едва смогла удержаться от гримасы отвращения. Бриала, стоявшая на коленях у края провала, походила на грязную потрепанную нищенку. Доспехи сэра Мишеля, защитника императрицы, были покрыты вмятинами и царапинами, по его бледному лицу текли струйки крови. Даже Фелассан выглядел как никогда изнуренным, хотя непостижимым образом ухитрился не промокнуть до нитки. Селина могла лишь догадываться, на кого похожа она сама – немытая, с разбитой головой, в доспехе, собранном с двоих мертвецов.

– Нажимная плита, – пробормотала Бриала, ногами вперед соскальзывая в провал.

Она скрылась из виду, и сердце Селины неистово заколотилось. Затем Бриала выглянула из хода. Вид у нее был безмерно усталый, но все же она улыбалась.

– Справилась. Похоже, древние и впрямь применяли точно такие же ловушки.

– Других быть не должно, – сказал Фелассан, – хотя проверять время от времени не повредит.

Он медленно выдохнул, и немилосердно слепящий свет посоха ослаб, вернувшись к уже привычному умеренному свечению. Не мешкая ни минуты, эльф шагнул в провал и, ухватившись за руку Бриалы, спрыгнул вниз.

Мишель кивнул Селине, и она последовала за Фелассаном, свыкаясь теперь уже со внезапной темнотой – причудливыми пятнами, плясавшими в пелене ночного дождя.

Проморгавшись, она разглядела лестницу: первая ступенька располагалась фута на четыре ниже края. Селина соскользнула в провал, морщась оттого, что голова внезапно пошла кругом, но тут на плечо ее легла знакомая рука и, уверенно поддержав, помогла встать на ступеньку.

– Спасибо, – улыбнулась Селина, и Бриала едва заметно улыбнулась в ответ.

Вслед за Фелассаном и Бриалой Селина двинулась вниз по лестнице. Позади спускался Мишель, на каждом шагу бряцая доспехами. Не прошло и минуты, как ночное небо над головой сменилось камнем.

Постепенно лестница становилась просторней, и скоро уже все четверо могли идти по ней бок о бок. Сами ступени оказались чуть шире обычных. Чтобы одолеть одну ступень, нужен был один шаг немногим длинней обычного или же два шага. Селина обнаружила, что помимо воли впала в некий странный ритм, делая два коротких шага, а затем один длинный. Все это напомнило ей о танцах, исполняемых в трехтактном ритме, и она только усилием воли удержала себя от того, чтобы не напевать под нос.

– Странного размера эти ступени, – заметила шедшая впереди нее Бриала.

– Быть может, когда-то мы были выше ростом, – со смешком предположил Фелассан.

Селина так и не смогла понять, шутит он или говорит всерьез.

– Теперь, когда у нас есть время, – на ходу обратилась Селина к Фелассану, – расскажи, как это произойдет.

– Как по волшебству, – не задумываясь ответил тот.

Селина метнула на него выразительный взгляд:

– Мы пройдем через одно из этих волшебных зеркал, как через обычную дверь, и магия перенесет нас в Вал Руайо?

– А! Нет, не так. – Фелассан пожевал губу, рассеянно проводя рукой по рунам на стене. – Элувианы – эти самые зеркала – перенесут нас в иной край. В древности были тропы, которые вели эльфов через этот край, от одного элувиана к другому. Будем надеяться, что эти тропы сохранились.

– Надеяться? – Мишель одарил эльфа убийственным взглядом.

– С тех пор миновало немало лет.

– Стало быть, – медленно проговорила Бриала, – те места, где стоят элувианы, – все равно что городские кварталы. Иной край с его тропами – улицы, соединяющие кварталы, и мы хотим отыскать центральную городскую площадь, откуда можно попасть, куда нам угодно.

– Что-то в этом духе, – усмехнулся Фелассан, – хотя и мало похоже на город. Вначале нам следует найти главную залу – ту, о которой упоминал демон. Это позволит нам пробудить любой элувиан, какой пожелаем, без помощи этого рубина. Затем, надеюсь, нам удастся отыскать элувиан близ столицы империи, и ты выйдешь там и вернешь себе трон, – добавил он, обращаясь к Селине.

Она лишь кивнула в ответ. Селина ничего не поняла, по крайней мере поняла не настолько, чтобы ее это устроило, но Фелассан явно представлял, что следует делать.

Миновало, наверное, чуть меньше часа, когда лестница вывела их к помещению размерами с небольшую трапезную залу. На последних ступеньках Фелассан остановился, подал знак Бриале, и та, выступив вперед, обследовала основание лестницы.

– Что это за место? – спросила Селина, сверху разглядывая залу.

Вдоль стен тянулись каменные полки, на которых кое-где стояли маленькие склянки и бутыли, похожие на флаконы с духами. Огромные металлические купели, покрытые, как и стены, строками рун, были вделаны в пол, рядом с каменными плитами, которые были так велики, что сгодились бы и для алтаря.

Зала внезапно заканчивалась неправильной формы стеной, и Селина не сразу поняла, что на самом деле это просто груда камней. Флаконы и склянки на той стороне залы были сброшены на пол, купели выворочены из пола, а каменные плиты растрескались, наполовину присыпанные щебнем.

– Обвал? – спросил Мишель.

– Да уж вряд ли так было изначально задумано, – хмыкнул Фелассан. – По счастью, время не уничтожило того, что мы ищем.

С этими словами он указал посохом в дальнюю часть залы, и навершие вспыхнуло сиянием, достаточно ярким, чтобы разглядеть все подробности.

Вначале Селина решила, что видит дверной проем, – настолько изысканно и богато был он украшен. Огромные каменные изваяния воинов – эльфов с заостренными ушами – были исполнены в доспехах, которые сделали бы честь шевалье. С двух сторон изваяния ограждали громадную зеркальную плиту из голубовато-серого стекла, в виде сужавшейся кверху арки. Вкруг всего зеркала вилась и сплеталась каменная резьба, образуя настолько прихотливый узор, что у Селины заболели глаза, когда она попыталась проследить его извивы.

– Это, верно, была погребальная камера, – нарушил тишину голос Фелассана. – Мертвых доставляли сюда со всей церемонной пышностью, какую только можно себе вообразить. Ложа с атласными простынями, бархатные подушки и прочее в том же духе. Потом умерших обмывали и маги выжигали у них все внутренности.

Фелассан засмотрелся вдаль, и на губах его играла улыбка.

– Тех, кто вступил в утенеру – вечный сон, – надлежало очистить и обиходить трудами слуг, дабы никакая потаенная боль не вернула бы их в этот мир; затем омыть в ароматических маслах, дабы снабдить искоркой мудрости на их вечном пути.

Бриала выпрямилась.

– Снова нажимная плита, – сообщила она. – Чрезвычайно старая и весьма чувствительная, но я уверена, что сейчас она нам не опасна.

– Славно. – Фелассан спустился в залу. – Предлагаю всем нам перед тем, как пройти через древнее магическое зеркало в иной мир, хорошенько поспать. Вряд ли нас здесь кто-нибудь побеспокоит.

Селина и Бриала последовали за ним, Мишель вошел в залу последним. Селина увидела, что Фелассан бродит от одной полки к другой, протягивая руку к флаконам, но так и не решаясь их тронуть. Бриала рассматривала какую-то купель, и Селина, подойдя к ней, легонько коснулась ладонью ее спины.

Притом что Бриала была облачена в доспех, то был скорее жест, нежели настоящее прикосновение, но на краткий миг Селине представилось, что она вновь оказалась в Вал Руайо, в своей опочивальне, и Бриала прокралась туда через потайной ход – прекрасный и бледный призрак в свете луны.

– Когда вернемся домой, – прошептала Селина ей на ухо, – мы с тобой будем долго нежиться в горячей пенной ванне.

Бриала подавила смешок и, чуть откинувшись, прильнула спиной к Селине:

– Мне так хочется… искупаться. – От нее исходил стойкий запах пота и кожи, но Селина все равно изнемогала от желания. – Правда, Фелассан сказал, что эти купели служили для погребальных церемоний. Воспользоваться ими было бы верхом бестактности.

Селина заглянула в купель, и ее охватило странное чувство неуместности. Были виной тому руны, врезанные в металл, или же острые жесткие края и углы – но нечто в облике купели яснее слов говорило: это не для нее.

– Ты права. Лучше держаться от них подальше.

– А все-таки жаль, – негромко проговорила Бриала. – Они прекрасны. Не думаю, что мне когда-либо в жизни доводилось видеть нечто подобное.

Она обернулась, и лицо ее оказалось так близко, что на миг они соприкоснулись носами.

– И когда-нибудь, ваше величество, – прошептала она, – когда эльфы будут свободны, мы, быть может, вновь обретем эту красоту.

Селина закрыла глаза, отгоняя подальше чувство неуместности, исходившее от этой купели, да и ото всей залы.

– Когда-нибудь, – шепотом повторила она и, притянув к себе Бриалу, слилась с ней в поцелуе.

– То есть как это – «на нас напали деревья»? – осведомился Гаспар с терпеливым видом, который нисколько не отражал его внутреннего состояния.

Он нещадно погонял своих разведчиков, идя по следу на юг, от мелкой деревушки к Долам. Каждый вечер он осыпал их похвалами и кормил ужином до отвала, каждый день рявкал на них, отдавая приказы, и рычал из-за малейшей проволочки. Именно так Гаспар всегда обращался с конями, собаками и людьми, и такое обращение приносило плоды.

Они выследили Селину и неуклонно настигали ее – по крайней мере, насколько могли судить разведчики. После вчерашнего ночного ливня Гаспар был готов к тому, что идти по следу станет намного труднее.

И вот сейчас в тусклом свете пасмурного утра разведчик, явно перепуганный до смерти, с исцарапанным лицом и руками, стоял перед ним и рассказывал о том, что на самом деле все обстоит гораздо хуже.

– Деревья ожили, милорд. – К чести его надобно сказать, что голос у него не дрожал. – Здесь какая-то магия. Мы шли по следу и обнаружили следы боя с какой-то тварью, а потом деревья стали двигаться. Они прикончили тех, кто шел впереди меня.

Гаспар глухо заворчал, затем развернулся в седле, лицом ко всем прочим всадникам:

– Лиенн сюда!

Вместо Лиенн подъехал Ремаш, и его жеребец приветственно заржал, остановившись рядом с конем Гаспара.

– Что случилось?

Великий герцог глянул на разведчика: по лицу у того ползла тоненькая струйка крови.

– Найди кого-нибудь, чтобы тебя залатал, – повелительно бросил он.

Разведчик поклонился и бегом бросился прочь. Гаспар развернулся к Ремашу:

– Говорит, будто на его отряд напали деревья.

– Занятно. – Ремаш поджал губы.

– Я полагал, ты просто высмеешь солдатские россказни. – Гаспар вопросительно изогнул бровь.

– Безусловно, милорд, – герцог улыбнулся, – возможно и такое, однако не забывайте, что мы не так уж далеко от Лаидса. И мне не раз доводилось слышать, как селяне умоляют моих шевалье избавить их от жутких лесных тварей. Зачастую место, которое при этом указывают, находится близ давнего поля битвы, где полно неупокоенных мертвецов.

– Мертвецы, – сказала Лиенн де Монтсиммар, – здесь совершенно ни при чем.

Она сидела на вороной кобылке, которая так тихо ступала по сырой траве, что Гаспар даже не заметил ее приближения.

– А как же истории о трупах, которые восстают из могил и нападают на живых людей? – осведомился Ремаш.

– Это духи. – Наклонившись в седле, Лиенн указала на видневшийся впереди лес. – Когда-то по всем Долам бушевали великие сражения. Представьте, сколько ярости и гнева кипело в этих боях, сколько жизней было оборвано раньше срока. Вспомните, милорд, о боевом воодушевлении, с которым вы рубите на куски врагов. О том, как их жизнь вместе с кровью проливается наземь, потому что вы оказались сильнее.

– Да, Лиенн. – Гаспар кивнул. – И что из того?

Девушка улыбнулась:

– Жестокость, насилие, кровопролитие влекут духов, как мотылька влечет яркий свет фонаря. Духи толкутся у этих мест, теснятся, напирают, стремясь рассмотреть все поближе, – до тех пор, пока Завеса между этим миром и Тенью не истончается до предела. Там, где возникает разрыв, духи тайком пробираются в наш мир, гонимые страстной жаждой вкусить то, что нам достается само собой. – Взгляд Лиенн стал отрешенным. – Духи послабее завладевают тем, что не в состоянии дать отпор, – мертвыми телами, к примеру… и в то время, как сам дух воскрешает события давно отгремевшей битвы, подражая тому, что, по его мнению, и зовется жизнью, мы, смертные, видим лишь восставшего мертвеца, который нападает на живых.

– А как же деревья? – Гаспар подбородком показал на лес. – Разведчики говорят, что деревья ожили и набросились на них.

– Сильваны, – ответила Лиенн. – В сущности, тот же случай, что с мертвецами, но вместо трупов духи завладевают деревьями.

Она спешилась, хмуря брови, вгляделась в замерший перед ними лес и взяла в руку свой посох.

– Здесь я могу помочь, но вам понадобится огонь.

Гаспар также спрыгнул с коня, мрачно глянул на мокрую траву, затем на сырую после дождя махину леса.

– С огнем будет непросто.

– Тогда придется платить кровью, – пожала плечами Лиенн и двинулась вперед. – Десятка два, не более. Иначе мы будем терять отставших… или, что хуже, находить.

Гаспар вскинул яростный взгляд на Ремаша, который все так же сидел в седле:

– Пусть лучники подготовят огненные стрелы. Скажите шевалье, что мы пойдем пешими. Возьмите по два десятка и тех и других, и только добровольцев.

– Да, милорд. – Ремаш поклонился и пришпорил коня.

Гаспар, Ремаш и четыре десятка воинов наткнулись на первых сильванов пару часов спустя, возле раздавленных и изуродованных трупов – разведчика и коня, судя по всему принадлежавшего отряду Селины. Как только дерево стало с треском корчиться и оживать, превращаясь в уродливое подобие двуногого существа, Лиенн в сияющем свете начертала на земле некий знак. Тот полыхнул слепящей белизной, отчего сильван неуклюже шарахнулся прочь, с яростным ревом выдирая из почвы собственные корни. Лучники Гаспара осыпали чудовище огненными стрелами, которые явно причиняли ему боль, а Лиенн метала заряды белого света, раздиравшие в клочья кору сильвана. Наконец он рухнул наземь, обугленный и во многих местах объятый пламенем.

– Будут и другие. – Улыбаясь, Лиенн повернулась к Гаспару.

– В таком случае, дорогая, я рад, что вы с нами, – улыбнулся в ответ Гаспар и жестом велел разведчикам идти дальше.

Лиенн двинулась с ними, но Ремаш задержался возле Гаспара:

– Милорд!

– Что тебя беспокоит, Ремаш? – Великий герцог обернулся к нему.

– Эта ваша отступница. – Герцог поморщился. – Она обладает немалым могуществом, и я никогда не позволил бы себе дурно отозваться об отпрыске Монтсиммаров…

– Она тебя пугает? – с улыбкой осведомился Гаспар. – Мы с тобой, Ремаш, люди простые. Дай нам проблему, которую можно разрешить при дворе или на поле боя – и мы знаем, как действовать. Но едва речь заходит о духах и Тени…

Ремаш покачал головой:

– Видели вы ее лицо? Эти духи говорят с ней, или она принуждает их говорить. И она не проходила Истязания в Круге.

– Не проходила, – признал Гаспар. – Ты предпочел бы сразиться с этим древесным чудищем без ее магии? – Увидев лицо Ремаша, он понимающе кивнул. – Так что пока мы вынуждены мириться с тем, что в мире, дарованном нам Создателем, существуют ужасные явления, которых нам не постичь… и Лиенн де Монтсиммар, вполне вероятно, одно из них.

– А если она станет для нас опасней, чем ходячие деревья?

– Я не храмовник, – сухо ответил Гаспар, – но уверен, что ярд доброй стали в сердце зачастую помогает в таких делах.

Ремаш, не говоря ни слова, кивнул и подал знак воинам.

Со временем они обнаружили еще нескольких сильванов, и Гаспар приучил своих людей держаться тактики, которая помогала безопасно управляться с громадными тварями. Всякий раз магия Лиенн удерживала сильванов на должном расстоянии, не позволяя приблизиться, а лучники Гаспара всаживали в них десятки пылающих стрел. Вначале воинам было не по себе, и сражение со сверхъестественными чудовищами не слишком их вдохновляло, но когда люди увидели, как сильваны валятся замертво, не успев до них добраться, они стали действовать четко и слаженно, чего и ожидал от них Гаспар.

А затем, уже после полудня, лес первым обрушился на них.

Крикнул разведчик, подзывая прочих взглянуть на его находку – клочок ткани, зацепившийся за ветку. И тут сама ветка ожила, зашевелилась и обвила его голову. Прежде чем успели поднять тревогу, огромные ветви согнулись и резко распрямились, оторвав у несчастного голову. Обезглавленное тело взмыло ввысь, крутясь в воздухе и разбрызгивая струи крови.

– Лучники! – оглушительно гаркнул Гаспар. – Стреляйте огнем! Лиенн!

– Огня больше нет, милорд! – прокричал в ответ командир лучников.

Гаспар от души выругался:

– Так стреляйте чем есть, и будь что будет!

Лиенн начертала перед собой все тот же знак, и он тут же вспыхнул, засияв белизной. Вновь сильван с бешеным ревом попятился, однако стрелы, с глухим стуком ударявшиеся о его ствол, похоже, не причиняли ему особого вреда.

– Чудища заходят с фланга, милорд!

– Шевалье, к оружию! – воззвал Ремаш, обнажая меч.

Сильван, отброшенный магией Лиенн, снова неуклонно двигался вперед, не обращая ни малейшего внимания на стрелы и грозно размахивая ветвями, словно дубинками.

Лучники отступили, и Гаспар, примкнув к строю своих шевалье, принялся, как они, рубить и сечь противника. Громадные ветви с грохотом ударяли о его щит, с такой силой, что Гаспар всякий раз валился на колени. Рядом упал сбитый с ног воин, и великий герцог, не столько увидев, сколько почуяв беду, прянул вбок и ударил щитом снизу вверх, отразив удар, который неизбежно прикончил бы шевалье. Взмахом меча Гаспар отрубил нанесшую удар ветку, и во все стороны обильно брызнул черный сок.

Он опять вскинул меч – и вдруг ощутил, как все тело его наполняется кипучей, неудержимой силой. Такого подъема Гаспар не испытывал со времен бесшабашной юности. Со всех сторон несся боевой клич шевалье, и великий герцог, оглянувшись, увидел, что их скудный строй очерчен магическим сиянием.

Стало быть, это дело рук Лиенн. Откуда бы ни исходил этот дар, Гаспар принял его не раздумывая, вскочил на ноги и принялся размахивать длинным мечом с такой легкостью, словно у него в руках был учебный шест. С каждым ударом он рассекал кору, глубоко врубаясь в древесную плоть сильвана. Бок о бок с ним неистово кричали рядовые воины, нанося не менее блистательные удары, и вот уже сильван оглушительно заревел, попятился, рухнул наземь, пыхнув напоследок дымом, и превратился в груду безжизненной древесины.

Гаспар, в котором еще кипела ниспосланная Лиенн сила, огляделся. Неподалеку Ремаш прикрывал упавшего шевалье, храбро отбивая один за другим удары огромного сильвана – такого огромного, что все прежние твари рядом с ним были сущими карликами.

Узловатый ствол великана был искривлен от долгих лет, и он не размахивал ветвями, но свел их вместе, как громадную дубину. Ремаш ростом едва доходил ему до бедра, и после очередного тяжкого удара он упал на колено, все так же прикрывая сбитого с ног солдата.

– Лиенн! – закричал Гаспар.

Оглянувшись, он увидел, что девушка стоит сзади. Лицо ее было залито потом, и на коже искрилось то самое свечение, которое пело кипучей силой в его теле.

– Мне нужна твоя помощь!

Лиенн коротко вдохнула:

– Он не тронет вас, милорд.

Гаспар кивнул.

– За мной! – прокричал он и бросился на гигантского сильвана.

Чудовище увидало его приближение и, в отличие от заурядных тварей, которых они убивали до того, проявило некоторую сообразительность. Оно развернулось навстречу Гаспару и занесло громадную дубину, махнув ему другой рукой, как будто бросало вызов.

И тут по тулову гиганта прошла волна омерзительно черной энергии. Сильван дрогнул, пошатнулся и попятился.

– Ты стар, и когда-то, много веков назад, тебя обжигало пламя, – раздался позади Гаспара голос Лиенн. Говорила она негромко, но слова ее были напоены магией и, прорезав воздух, поразили великана не хуже огненных стрел. – Вспомни.

Гигантский сильван завизжал, содрогаясь всем телом. И тогда Гаспар, бросившись вперед, нанес ему рубящий удар. Магия заискрилась вкруг него, и он ощутил, как меч в латной перчатке сам собой шевельнулся, лишь самую малость изменив направление удара. В миг, когда клинок вонзился в древесную плоть сильвана, этот крошечный сдвиг направил острие в рубец, который Гаспару был даже не виден, и из раны густо хлынул вязкий черный сок. Вокруг так же неистово бросились в атаку другие шевалье, и каждый удар их приходился в цель, под рев и визг сильвана безошибочно находя в его древесном теле скрытые уязвимые места.

Тогда великан набросился на великого герцога, но он стал уже слишком неповоротлив и слаб, и Гаспар легко ушел от удара – тот пришелся на землю рядом с ним. И тут же Гаспар ударил в ответ, широким взмахом наискось, который начисто срезал кору и обнажил бледную, сочащуюся черной кровью древесину. Не медля ни секунды, поменял хват и глубоко вонзил меч в тело сильвана.

Гигант затих – и в то же мгновение Гаспар ощутил, как леденящий порыв ветра вдруг прошел по лесу, проник сквозь доспехи и нестерпимым холодом пронизал самые его кости. Казалось, сильван испустил облегченный вздох – и вновь обратился в самое обычное дерево. Вязкий черный сок, шипя, развеялся дымом и унесся с тем самым ветром, которого Гаспар больше уже не чувствовал.

– Кончено, – прошелестел у него за спиной дрожащий голос Лиенн.

Обернувшись, великий герцог увидел, как она падает.

Он пошатнулся, обнаружив, что кипучая таинственная сила покинула его тело так же стремительно, как появилась. Вокруг него воины валились без сил на колени и ошеломленно трясли головами.

– Позаботьтесь о ней, – приказал Гаспар.

Лучники, бережно подняв Лиенн, понесли ее назад в лагерь.

– Глупая девчонка. – Ремаш, тяжело дыша, всем весом опирался на свой меч.

– Ты все еще хочешь, чтобы я прикончил ее? – осведомился великий герцог.

Ремаш засмеялся, но тут же посерьезнел, осматривая шевалье, которого с такой отвагой защищал.

– Он жив? – спросил Гаспар.

– Искренне надеюсь, что да. – Ремаш нащупывал пульс. – Я бы крайне огорчился, узнав, что так глупо рисковал своей жизнью ради покойника.

– А ведь я был несправедлив к тебе. – Гаспар похлопал его по плечу.

– Вовсе нет, милорд. – Ремаш поднял голову и окликнул солдат: – Этот человек ранен! Кто сможет заняться его ранами?

– Именно так. Честь – не привилегия одних только шевалье, и я это не сразу понял. Прими мои извинения.

– Извинения великого герцога Орлея, – пробормотал Ремаш, глядя, как лучник, сведущий в целебных травах, обихаживает раненого шевалье. – Впечатляюще… хотя и не так впечатляюще, как извинения императора.

– Что ж, надеюсь предоставить тебе и такой случай, – усмехнулся Гаспар.

Крякнув от натуги, он выдернул меч из древесины убитого сильвана. Затем они с Ремашем отправились узнать о самочувствии Лиенн.

Больше до вечера им сильваны не встречались, хотя солдаты как один с опаской вглядывались в деревья. Лиенн, уверенно, хотя и с предосторожностями ехавшая верхом позади Гаспара и Ремаша, пояснила, что убитый ими гигантский сильван, по всей видимости, управлял всеми прочими духами и после его кончины они сбежали туда, откуда явились.

Четырех убитых Гаспар предал погребальному огню, и еще десятеро были так изранены, что уже не годились для боя. В сопровождении нескольких здоровых солдат великий герцог отослал их в лагерь. Такое решение выглядело расточительством, однако разведчики утверждали, что при Селине лишь трое-четверо спутников, и Гаспар здраво рассудил, что два десятка вооруженных мужчин, половина из которых шевалье, сумеют управиться с одной императрицей.

К тому же, хотя Гаспар и не признавал этого вслух, его изводило непрошеное и в целом весьма неприятное чувство вины. Одно дело – призывать солдат на битву с такими же смертными людьми, и совсем другое – повести их в бой против колдовских тварей.

И все же Селину необходимо схватить. Ради блага Орлея.

Ближе к вечеру отряд перешел вброд разбухшую от дождя речку. Вскоре после того разведчики обнаружили первые трупы.

Услышав крик, Гаспар поначалу решил, что на его людей снова напали деревья. Лишь потом его разум, изнуренный сражением и долгой скачкой, осознал, что этот крик возвещает о неожиданной находке, а вовсе не об опасности. Гаспар двинулся по звериной тропе, которая постепенно становилась все шире и ухоженней и наконец превратилась в самую настоящую дорогу. Впереди, на прогалине, ждал разведчик, опустившись на колени возле обнаруженного мертвеца.

– Кто это?

– Эльф, милорд. Судя по железной коре, долиец.

Разведчик перевернул тело, и у Гаспара перехватило дыхание. Казалось, что эльфа выжгли изнутри, оставив только обугленную оболочку.

– Лиенн! – оглянувшись, окликнул Гаспар. – Поезжай сюда, будь добра!

Девушка медленно, держа наготове посох, приблизилась к ним и окинула взглядом находку:

– Его сожгли.

– Да, дорогая. Мы так и подумали. Кто – или что – мог это сотворить?

– Полагаю, мы это выясним. – Лиенн пожала плечами.

Гаспар вздохнул и напомнил себе, что не так давно Лиенн спасла им всем жизнь. Разведчику он сказал:

– Дальше поведу я. Следите за флангами и скажите всем, чтоб не вздумали приближаться, если заметят в лесу какое-нибудь движение.

Будь он проклят, если сегодня потеряет еще кого-то из-за происков магии.

Гаспар поехал вперед вместе с Лиенн и, к его удивлению, Ремашем. Через несколько минут они обнаружили посреди тропы еще одного мертвого эльфа, на этот раз – разорванного пополам. Третий труп висел на дереве, прибитый к стволу двумя десятками стрел. Теперь разведчики Гаспара держали луки на изготовку, а шевалье обнажили мечи. Гаспар не отдавал такого приказа, однако же вряд ли мог осуждать своих солдат.

И вот наконец они въехали в долийский лагерь.

Эльфы прожили в этой части леса немало лет – достаточно, чтобы расчистить прогалины и дороги, а также, судя по всему, наладить негласную торговлю с ближайшей деревней.

Теперь всему этому пришел конец.

Обширная поляна посреди лагеря была завалена трупами. Старики и юнцы, мужчины и женщины, воины и стряпухи – все они были зверски убиты, изуродованы, точно сломанные игрушки. Гаспару не раз доводилось видеть поля сражений, а порой и деревни наутро после традиционных разгулов шевалье, однако нынешняя картина далеко превосходила все его былые впечатления.

– Создатель милосердный, – негромко вымолвил Гаспар, натянув поводья. Боевой конь, приученный без страха рваться в битву, фыркнул и принялся бить копытом землю. – Ремаш, что же тут произошло?

Для закаленного воина и стратега всякое обычное поле боя было как открытая книга: здесь отряд попал под огонь вражеских лучников, там прорвали линию обороны, расколов войско пополам. Картина, представшая им в долийском лагере, не говорила ни о чем, кроме полного и абсолютного хаоса.

– Полагаю, милорд, вы хотели задать этот вопрос не мне, а Лиенн, – покачал головой Ремаш. – Эта резня – дело рук не простых смертных.

– Не понимаю! – Лиенн повернулась в седле, стискивая поводья с такой силой, что костяшки пальцев побелели. – Наверняка тут действовала магия, некий дух, нечто сверхъестественное, но… Глядите, вон там эльф с содранной кожей, и, когда ее сдирали, он явно был еще жив. А того, другого, сварили в кипятке, если только эти ожоги…

– К чему ты клонишь? – перебил Гаспар.

Он не отвел глаз. Императору Орлея не пристало малодушие. И все-таки даже эльфы не заслужили такой участи.

– Демоны прежде всего просты. – Голос Лиенн заметно дрожал. – Они убивают огнем, если огонь им по нраву. Убивают когтями, клинками, чарами, которые настигают жертву во сне. Словом, почти всегда демоны находят тот способ убийства, который приносит им наибольшее наслаждение, и неизменно пользуются только этим способом. У них просто не хватает ума попробовать что-то другое.

– Значит, это не демон, – подытожил Гаспар, намеренно повысив голос, чтобы не дать Лиенн продолжить в том же духе. Солдатам уже и так досталось, да и у него самого мороз по коже от ее рассуждений. – И кто бы ни совершил все это, нам нет до него дела, если только мы сами не вынуждены будем с ним расправиться. Нас интересует только одно – Селина. Забудьте об этом побоище! – распорядился он, обращаясь к разведчикам. – Это всего лишь мертвые эльфы. Все мы и не такое видали. Ищите след.

Разведчики медленно спешились, поглядывая то на Гаспара, то друг на друга.

– Шевелитесь! – гаркнул великий герцог.

Люди послушно рассыпались цепью, хотя по-прежнему держали луки на изготовку и, направляясь в лес, почти не смотрели себе под ноги.

– Думаете, они что-то найдут в такой неразберихе? – негромко спросил Ремаш.

– Уж лучше так, чем торчать тут, глазея на это месиво.

– И то верно. Никогда бы не подумал, что настанет день, когда я почувствую жалость к эльфам, которых… – Ремаш осекся. – Милорд, поглядите вон туда. Видите?

Проследив за его жестом, Гаспар увидел ничем не примечательный фургон, у которого валялись несколько убитых воинов.

– Нет, не вижу.

Ремаш спешился, и Гаспар последовал его примеру. Подойдя к фургону, герцог опустился на колени рядом с мертвецами.

– Шея сломана, – негромко, со знанием дела заметил он. – Перерезано горло. Вот этого проткнули мечом. – Ремаш оглянулся на Гаспара. – Весьма заурядная кончина, если вспомнить, что творится в лагере.

– Защитник Селины, – согласно кивнул Гаспар и одарил Ремаша ухмылкой. – Если когда-нибудь тебе надоест сидеть в Лаидсе, из тебя выйдет неплохой разведчик.

Герцог поднялся и, отряхивая с колен травинки, усмехнулся в ответ:

– Я это учту, милорд.

– Разведчики, сюда! – взмахнув рукой, крикнул Гаспар. – Здесь был защитник Селины либо она сама. Начните поиски с этого места и узнайте, куда они ушли… пока лорду Ремашу и это не пришлось сделать за вас.

– Милорд, я скажу вам, куда они ушли, – прозвучал новый, девичий голос.

Гаспар развернулся, успев выхватить и занести для удара меч. Ремаш также обнажил клинок.

Эльфийка была юна, почти подросток, на свой лад привлекательна; традиционные для долийцев татуировки сплошь покрывали ее бледное лицо. В руке она держала посох с дымно-алым навершием – просто держала, не направляя ни на кого из них, – и одежды ее были забрызганы грязью и кровью.

– И кто же ты такая? – недрогнувшим властным голосом осведомился Гаспар.

Разведчики без лишнего шума окружили их, готовые действовать по первому его слову.

– Я была Миирис, Первая клана Вирнен, – ответила девушка. Гаспар кивнул с таким видом, как будто эти слова имели для него смысл. – Вы ищете женщину, которая называет себя императрицей?

– Да, это так. А также мы хотели бы знать, что произошло с твоими сородичами, – добавил великий герцог, перехватив взгляд Ремаша.

– Воин, который служит императрице, перебил охранников и освободил ее. – Миирис не глядя указала в сторону фургона. – Затем он отправился к нашей святыне и выпустил некую тварь. Она и убила моих сородичей.

Гаспара пробрал озноб, и он заметил, что солдаты, окружавшие их, опасливо озираются по сторонам.

– Но тебя эта тварь не убила, – прозвучал у него за спиной голос Лиенн.

Все тотчас оглянулись на нее, и только Гаспар, не сводивший глаз с Миирис, заметил, как лицо эльфийки на краткий миг вспыхнуло гневом и стыдом, но тут же обрело прежнюю бесстрастность.

– Да, – кивнула Миирис, – не убила. Видите ли, воин императрицы предпочел пощадить меня, когда мог бы убить. – Она подняла ту руку, в которой не держала посох, и, откинув волосы, показала большой уродливый кровоподтек на скуле. – Это… показалось занятным чудовищу, перебившему мой клан, и оно сказало, что воин тяжко оскорбил его, а потому оно оставит мне жизнь… чтобы я могла направить вас к элувианам… и отомстить за гибель своих сородичей человеку, который их погубил.

Эльфийка протянула руку, и Гаспар увидел, что в ее раскрытой ладони сверкает огромный рубин.

– Оно даже наделило меня возможностью помочь вам пройти по следу императрицы и ее спутников.

– А как же ты, Первая клана Вирнен? – осведомился Гаспар. Слова эти по-прежнему не имели для него смысла, однако он всегда обладал хорошей памятью на имена. – Ты хочешь, чтобы мы пошли за Селиной и убили сэра Мишеля. Это я понимаю, но что ты желаешь взамен? Чтобы я дал свободно уйти эльфийке-отступнице в обмен на ее услуги?

Условного сигнала так и не было, и потому солдаты не стали хвататься за оружие. Гаспар и впрямь всего лишь задал вопрос, чтобы оценить ответ эльфийки. И не был разочарован.

– Нет. – Миирис подняла голову и прямо взглянула ему в глаза. – Чтобы ты взял меня с собой и позволил мне самой убить сэра Мишеля. Таков мой выбор.

Глава 14

Бриала понятия не имела, как долго они проспали, но когда Фелассан наконец растолкал ее, эльфийке показалось, будто давящая усталость от изнурительных боев и бессонных ночей наконец отступает. Лежа на грубых одеялах, которые разыскал в древней зале Фелассан, Бриала на мгновение притянула к себе Селину. Та, пробуждаясь от сна, беспокойно замерла, но тут же обмякла и облегченно приникла к Бриале.

Странно, подумала та. В Вал Руайо, когда им доводилось спать вместе, Бриала, просыпаясь, как правило, обнаруживала, что Селина уже сосредоточенно смотрит в окно, за которым раскинулась ее империя, и беспокойно перебирает в уме все, что ей предстоит сделать в этот новый день. Что же сейчас помогло ее императрице крепко проспать всю ночь – одна только усталость? Или то, что здесь, в погребальной камере древних эльфов, Селине ни о чем не надо беспокоиться, потому что у нее попросту нет империи?

Бриала поцеловала ее в шею, словно и не заметив привкуса застарелого пота.

– Жаль, я не могу приготовить тебе чаю, – прошептала она.

– Когда все это закончится, – Селина повернулась лицом к Бриале и протерла заспанные глаза, – у меня будет новое ложе, рядом с которым померкнут все прелести старого. Простыни будут из паутинного шелка, одеяло соткано лучшими мастерами Антивы, а матрац и подушки набиты перьями демонов желания.

– Не думаю, что на таком ложе будет удобно спать. – Бриала улыбнулась. – И потом, разве бывают демоны желаний с перьями?

– Прикажу найти – найдутся.

Селина поцеловала ее, и, хотя поцелуй был недолгий и простенький, Бриалу бросило в жар, и тело ее отозвалось сладострастной дрожью.

Селина снова с ней. И это утро ничем не отличается от прочих, которые они встречали вместе, – только без привычной чашки чаю и без необходимости надеть маску перед тем, как тайком выскользнуть из спальни. И в этом, быть может, древняя погребальная камера была даже лучше дворца в Вал Руайо. Здесь их никто не увидит, кроме Мишеля и Фелассана. И Бриале не нужно прятаться.

Сердце ее все так же мучительно сжималось при мысли о том, что произошло в Халамширале… но ведь те эльфы и вправду подняли бунт. Селина всего лишь поступила так, как до́лжно. Будь Бриала там, рядом, ей, быть может, удалось бы склонить Селину к другому решению – но ведь она ушла. Сама, по собственной воле.

И Селина не виновата в том, что вынуждена была поступить именно так, а не иначе. Точно так же как Бриала не виновата, что оставила ее без помощи и указаний. Гаспар – вот кто во всем виноват. Он все это устроил, его и надо винить.

Бриала заглушила тягостный ропот сомнений, напомнив себе, что именно этого и хотел бы от нее Гаспар – чтобы она ненавидела Селину. Она знала, что до смертного часа будет терзаться этой болью, будет мучиться оттого, что не сумела покончить с мятежом чисто и аккуратно, с меньшим ущербом для простаков, навлекшим на себя тяжкую десницу имперского правосудия. И все же она знала, что сможет простить Селину. Сможет.

И никогда больше не покинет свою императрицу.

Эльфы во всем Орлее будут свободны. Бриала сумеет освободить их с помощью Селины. Ее императрица дарует соплеменникам Бриалы так давно заслуженную свободу.

Она затянула ремешки доспеха из драконьей кожи, морщась от саднящей боли в натертых местах.

– Что теперь, хагрен?

– Теперь, – сказал Фелассан, – нам предстоит путешествие через иной мир. Чрезвычайно увлекательное. Если, конечно, мы останемся живы.

– Ты не больно-то стараешься вселить в нас уверенность, – проворчал Мишель, еще облачавшийся в латы.

Фелассан пропустил его реплику мимо ушей:

– Эти зеркала были погружены в сон многие века. Чтобы пробудить хоть одно из них, нужна могущественная магия. Я бы мог это сделать, но тогда вам всем пришлось бы до вечера нести меня на руках. Ну да тебе, императрица, должно быть проще.

Селина кивнула и извлекла из поясного кошеля подаренный демоном рубин. С камнем в руке она направилась к элувиану:

– Что я должна сделать, Фелассан?

– Понятия не имею.

– Похоже, тебе и не нужно ничего делать, – сказала Бриала, глядя на зеркало. – Пробуждение уже началось.

С приближением Селины голубовато-серая гладь зеркала стала преображаться. Вначале казалось, что элувиан лишь иначе отразил свет, и в нем, точно в заурядном тусклом зеркале, промелькнуло на миг изображение Селины. Но затем на зеркальной глади ожили и забурлили, сплетаясь, смутные тени, словно скопище грозовых туч, гонимых сильным ветром.

Рубин, который сжимала в руке Селина, вдруг ослепительно засиял, и тотчас же последовал отклик элувиана. Тени, бурлившие на его глади, ярко вспыхнули, а затем сквозь них словно прорвался прежде укрытый за пеленой красочный закат и вся поверхность зеркала оказалась залита волнами пурпура и багрянца.

– Любопытно, – пробормотал Фелассан.

Обойдя Селину, он ткнул пальцем в пылающую гладь элувиана. Пурпурная рябь, мерцая, разбежалась во все стороны от того места, где он прикоснулся к зеркалу, и эльф удовлетворенно кивнул:

– Что ж, пальца я не лишился. Похоже, элувиан и впрямь заработал.

Не колеблясь, он шагнул в зеркало – и исчез, как будто прошел сквозь завесу пурпурно-алого водопада.

Бриала подскочила.

– Стой! – запоздало крикнула она.

– Мы что же, просто пойдем за ним? – сердито осведомился Мишель, затягивая последний ремешок на доспехах.

– Видимо, да, – сказала Селина, суженными глазами всматриваясь в рубин. – Бриа, ты и Мишель идете первыми. Если магия зеркала рассеется после моего ухода, вы застрянете здесь.

Бриала кивнула и одарила Селину едва приметной улыбкой.

– Что ж, увидимся на той стороне, – сказала она и двинулась вперед.

Подойдя вплотную к элувиану, Бриала помимо воли внутренне сжалась. Затем, помня о том, что позади нее ждут своей очереди Мишель и Селина, расправила плечи, выпрямилась и продолжила путь, почти уверенная, что сейчас врежется в зеркало и почувствует себя полнейшей дурой.

Она не врезалась в зеркало.

Было так, словно и впрямь проходишь сквозь водопад – если только бывают водопады, сотканные из света. На краткий миг ее облекла прохлада, стиснула в объятьях, сдавила со всех сторон – а затем лопнула, точно мыльный пузырь, и Бриала, завершив начатый шаг уже по другую сторону зеркала, зажмурилась от ослепительного света.

– Мы не умерли! – воскликнул Фелассан и, помедлив немного, добавил: – Во всяком случае, я так думаю.

Когда в глазах прояснилось, Бриала обнаружила, что они стоят на тропе и камни, которыми вымощена эта тропа, покрыты теми же рунами, что были высечены на стенах подземного хода, вот только сами камни, в отличие от подземных стен, источали свет. Сияние казалось белым, но стоило Бриале отвести взгляд, и оно заиграло на краю зрения всеми цветами радуги. Сама тропа протянулась насколько хватало глаз и завершилась позади Бриалы, у элувиана, который и здесь выглядел точно так же, как в погребальной камере, разве что не был так прихотливо украшен.

Различить еще что-то, кроме тропы, было нелегко. Вокруг росла трава, но она была серой и тусклой, несмотря на источаемый камнями свет. Бриале показалось, что вдалеке виднеются деревья, но то были лишь размытые призрачные силуэты.

– Что это за место? – спросила она Фелассана, который размеренно раскачивался на пятках.

– Знаешь, да’лен, честно говоря, понятия не имею. – Фелассан наклонился и потрогал камни. – Определенно не Тень. Руны эльфийские… Если б можно было гадать, я сказал бы, что наши предки и впрямь создали между элувианами некий крохотный мир.

– Такое возможно?

– Очевидно, да.

Фелассан сошел с тропы и протянул руку к траве.

– Демон говорил, чтобы мы держались тропы, – напомнила Бриала.

– Демон много чего говорил. – Фелассан сосредоточил взгляд, и серая трава вкруг его пальцев наполнилась цветом – одинокий клочок сочной зелени на странно тусклом лугу. – А мы, кажется, пришлись по душе этому крошечному миру.

Бриала хотела спросить, что он имеет в виду, но тут из элувиана шагнул на тропу сэр Мишель.

– Дыхание Создателя! – выпалил он, пошатнувшись и замотав головой.

Бриала подхватила его под руку, закованную в латы, помогла устоять на ногах. Мгновение спустя на тропу ступила и Селина. И тут же застыла, схватившись обеими руками за голову, и с едва слышным вскриком упала на одно колено.

– Фелассан, в чем дело?

Новый мир встретил Селину и ее защитника гораздо враждебней, чем Бриалу. Селина дрожала всем телом, морщась от боли, и для того, чтобы кое-как выпрямиться, ей пришлось опереться на руку Бриалы.

– Видимо, в том, что этот край создан для эльфов. – Фелассан взглянул на Мишеля, который застыл на тропе, щурясь от непомерно яркого света. – А они не эльфы.

– Ваше величество! – окликнул Мишель. – Как вы себя чувствуете?

Селина сделала глубокий вдох, прикрыв козырьком ладони глаза.

– Терпимо, – пробормотала она и окинула испытующим взглядом Бриалу. – А вот тебе, Бриа, здесь, судя по всему, намного уютнее.

– Похоже на то. – Эльфийка глянула на сиявшие под ногами руны. – Мне это место кажется странным, но не более. А ты что скажешь, Мишель?

– Здесь все неправильно, не так, как должно быть. – Мишель застыл все в той же скованной позе, и лишь рука подергивалась, словно его так и тянуло выхватить меч. – На грани слуха стоит какой-то шум, и свет от этих камней искажается, едва на него глянешь. – Он помотал головой. – Не приведи Создатель, чтобы нам пришлось тут драться.

– И на этой жизнерадостной ноте предлагаю идти дальше, – заключил Фелассан. – Если наши спутники-люди готовы.

Селина кивнула, и все четверо двинулись по тропе. Фелассан и Бриала шли впереди. Тропа простиралась перед ними, все такая же сияющая, едва заметно изгибаясь то в одну, то в другую сторону, хотя путникам неизменно казалось, что они идут прямо.

– Здесь удивительно, – проговорила Бриала, стараясь идти вровень с Фелассаном. – Никогда не думала, что увижу такое зрелище, предназначенное именно для нас, эльфов.

– Да, принять такое нелегко, – согласился Фелассан, – особенно когда почти все эльфы, которые встречались тебе до сих пор, – прислуга в господских обносках или простолюдины из трущоб. – Он покачал головой. – У нас была империя. Это было… все, что ты можешь вообразить, когда слышишь это слово. Понимаешь? Представь себе самый богатый квартал Вал Руайо. Вот таким и был наш народ.

Бриала улыбнулась, вообразив то, о чем он говорил.

– Наверное, эта империя была прекрасна, если ее жителям достало могущества сотворить целый мир между элувианами.

– Так и есть – судя по тем жалким крохам, что сохранились у долийцев. – Фелассан вздохнул. – Возьми самый богатый квартал Вал Руайо и прибавь к нему магию, которая была частью нашей повседневной жизни. Всякое фонтанное изваяние могло заговорить с тобой сквозь воду, которая исторгалась из его рта. Всякая колонна сияла рунами, которые недоумки в Тевинтере срисовали на глазок, не разумея смысла, как детишки, учась грамоте, срисовывают буквы. С наступлением ночи дороги освещались вот такими же, как на этой тропе, камнями – достаточно светло, чтобы не заблудиться, но не чрезмерно ярко, чтобы не затмевать звезды.

– Могу только представить, как это было.

– Можешь? В самом деле можешь? – Фелассан вдруг полоснул ее острым взглядом. – Тогда скажи мне, да’лен: кто тогда мыл полы?

– Не знаю… – Бриала опешила. – Если камень зачаровать, он, быть может… очищается сам? Или у наших предков были големы, как у гномов…

– У нас была империя, – повторил Фелассан, и на сей раз Бриала расслышала в его голосе гнев. – Не Золотой город, не блаженное загробное бытие у ног Создателя, которое изобрели для себя люди. Возьми самый богатый квартал Вал Руайо и скажи: сколько недоумков плетет на каждом балу интриги друг против друга? Скольких слуг наказывают плетьми из-за неверно расставленного столового серебра?

– Мы были аристократами.

Мысль эта точно громом поразила Бриалу. Ей припомнилась струйка крови, медленно ползущая к ее укрытию по полу библиотеки в поместье родителей Селины, в ночь, когда по приказу леди Мантильон были убиты отец и мать Бриалы.

– Мы были всем. Не было ни людей, ни гномов, никакой иной расы, кроме эльфов. Все жестокости, совершенные с обитателями эльфинажей, за которые ты жаждешь отмстить, эльфы-аристократы совершали с эльфами-слугами.

– Зачем ты мне это говоришь? – Бриала судорожно сглотнула.

– Твоя императрица. Ты доверяешь ей. Ты веришь, что она освободит твоих сородичей.

– Да, верю, – не колеблясь, ответила Бриала.

– И кто же тогда будет мыть полы? – осведомился он и улыбнулся.

– Ты не доверяешь ей, потому что она человек.

– Нет. – Фелассан помолчал. – Ну хорошо – да, но более того, я не доверяю ей, потому что она успешно правила империей. Ни один успешный правитель не уступит власти. Даже если он мудр. Даже если это будет только к лучшему. Даже если нежелание уступить в конечном счете все погубит.

Эти слова были чересчур созвучны тому, что нашептывал едва слышный голосок в глубине сознания Бриалы. Сейчас он опять взялся за свое, и Бриала, заглушив его, ожгла сердитым взглядом Фелассана.

– Селина не такая!

– Безусловно не такая, – согласился он и остановился.

Бриала последовала его примеру. Воздух вокруг нее был все так же напоен умиротворяющим радужным светом рун, начертанных на тропе, и каждый глоток его был прохладен и живительно чист.

Оглянувшись, она увидела, как Селина и Мишель, сильно отставшие, с усилием шаг за шагом бредут по тропе и щурятся от света, который безжалостно слепит им глаза.

Бриала совершенно не чувствовала усталости, даже после всех изнурительных событий, на которые были так щедры последние дни. И она, и Фелассан шли без малейших усилий, легким прогулочным шагом. Она могла бы поклясться, что это именно так.

– К нам тропа куда благосклонней, чем к ним, – вслух заметила она.

– Так и есть. И все-таки даже бредя с их скоростью, мы за считаные часы одолеем расстояние, на которое в обычном мире понадобилось бы много дней пути. Однако здешняя магия воздействует на нас по-особенному, так, как никогда не сможет воздействовать на них. – Фелассан понизил голос. – И если ты хочешь добиться чего-то большего, нежели мытье полов, тебе понадобится именно эта магия, а не добрая воля твоей императрицы.

– Посмотрим, – сказала Бриала и издалека улыбнулась Селине.

Мишель увидел, как Бриала обернулась и послала Селине улыбку. Императрица улыбнулась в ответ.

Вид у нее был изнуренный, но улыбалась она искренне, несмотря на запавшие от усталости глаза и до сих пор не заживший кровоподтек на виске. Вопреки всем тягостным неудобствам этого странного мира, по которому Селина брела сейчас бок о бок с Мишелем, она выглядела счастливой. Как всякий, кто любит и любим.

Он и не осознал, что Селина заметила его неотрывный взгляд, пока она не сказала вслух:

– Ты меня осуждаешь.

Бриала и Фелассан уже снова ушли далеко вперед. И вроде бы шли они не быстрее Селины и Мишеля, но всякий раз, когда он поднимал взгляд, эльфы оказывались все дальше – размытые тени на фоне пурпурно-лилового искаженного сияния камней. Мишель поспешно моргнул, отвел глаза, силясь не видеть дурманящих пурпурных извивов. Впрочем, гораздо хуже было смотреть на сами камни. Стоило Мишелю устремить на них взгляд, и весь мир, окружавший его, начинал колыхаться и раскачиваться, как суденышко посреди бушующего моря.

– Не думаю, что я вправе осуждать или одобрять поведение вашего величества.

– Прекрати! – Селина ускорила шаг, пытаясь нагнать ушедших вперед эльфов, и Мишель поспешил последовать ее примеру. – Тебе незачем опасаться наказания за откровенный ответ. Быть может, он даже сумеет отвлечь меня от этого распроклятого света.

– У вас болит голова?

– Невыносимо!

Мишель понимающе кивнул:

– Признаюсь, я отчасти даже эгоистически рад, что страдаю не один.

Они шли дальше, и Мишель размышлял на ходу.

Бриала – и ее лук, и доспех из драконьей кожи, явно изготовленный на заказ, и сильверитовые кинжалы. Та сторона жизни его императрицы, о которой он никогда и не подозревал. Спали ли они вместе каждую ночь? Вряд ли – стража императорской опочивальни наверняка бы все узнала и разнесла сплетни. Слуги неспособны долго хранить секреты.

А вот Бриала, судя по всему, способна.

– Бриала показала себя дельной помощницей, – заметил Мишель после недолгой паузы.

– Почти все годы моего правления она служила моими ушами и глазами. – На губах Селины вновь мелькнула нежная затаенная улыбка. – И всегда была рядом, верная и надежная.

– И вы пообещали освободить ее сородичей.

На сей раз Селина промолчала. Мишель глянул вперед: Фелассан и Бриала остановились и дожидались их. Зыбкие силуэты в ореоле искаженного света, который так терзал его глаза.

– Бриала была нам нужна, – наконец ответила Селина, почти незаметно, самую малость замедляя шаг. – А ей нужно было знать, что я хочу добра эльфам.

– После того, что произошло в Халамширале.

– Да. – Селина произнесла это слово без малейших колебаний, но при этом понизив голос.

– Того, что вашему величеству было необходимо сделать, поскольку знать опасалась, что вы чересчур благосклонны к эльфам.

– Бриала была нам нужна, – повторила Селина, вздохнув. – Нужна мне, Мишель. Без ее помощи мы бы никогда не выбрались живыми из того долийского лагеря.

– Они всего лишь отвлекли парочку охранников, – пробормотал Мишель, упершись взглядом в свои сапоги. – Я бы мог освободить вас и без их помощи.

– Тогда, о мой защитник, мне, быть может, нужно было ее доверие. – Селина с силой потерла глаза, поморщилась. – Вокруг меня хватает придворных льстецов и знатных интриганов, но Бриала преданно служила мне с детских лет. Она была мне нужна.

– И когда вы вернетесь в Вал Руайо и соберете силы, чтобы разбить Гаспара…

– У нас благодаря элувианам будет элемент внезапности, – закончила за него Селина. – И мы обретем поддержку эльфов-простолюдинов, которые благодаря Бриале будут знать, что сражаются за свою свободу.

– И вы потеряете поддержку их хозяев, аристократов, – без обиняков заметил Мишель. – Я, ваше величество, стану драться за вас до последней капли крови, но сколько знатных господ переметнется к Гаспару, только бы сохранить свою власть над эльфами?

– Очень немного. – Селина, все так же не ускоряя шага, подалась ближе к Мишелю. – Быть может, эльфы обретут свободу только после того, как мы управимся с Гаспаром. Весть эта будет тайно распространяться среди эльфов. Господам о ней знать незачем.

– И вы полагаете, что Бриала на это согласится?

– Отчего бы ей и не согласиться?

– Ваше величество… – Он запнулся, помолчал. – Это же…

– Говори все, что пожелаешь.

– Вы сказали, что Бриала была нужна вам. Я могу лишь догадываться, что она испытывает те же чувства. – Мишель подумывал, не помянуть ли о возможности того, что Бриала использовала Селину, но это, скорее всего, лишь разгневало бы императрицу. – И вот, хотя вам нужна именно сама Бриала, вы принуждены пускать в ход щедрые посулы и двусмысленные намеки, как если бы хотели умаслить влиятельную знатную даму.

С губ Селины сорвался тяжелый вздох, и на краткий миг Мишель увидел в ней не императрицу, но самую обычную женщину, которая из последних сил бредет рядом с ним, силясь отыскать свой путь в сумрачном чужом мире.

– Да, мой защитник. Именно так мне всегда и приходится поступать.

– Здешний свет слепит мне глаза до боли, ваше величество, но для Бриалы этот край – воплотившаяся в жизнь мечта о величии эльфов. Неужели вы ждете, что она добровольно уйдет отсюда и опять наденет маску служанки?

– Да. – И на сей раз Селина произнесла это слово уверенно, но тем не менее прищурилась, вглядываясь в идущих далеко впереди Бриалу и Фелассана. – Мишель, Бриа много лет была моей верной помощницей в Игре. Сомневаюсь, что прогулка по зачарованной тропе это изменит.

Мишелю вспомнился один мальчик из трущоб Монфора. После смерти матери Мишеля он и этот мальчик примкнули к некой ребячьей шайке. Шайка представляла собой плачевное зрелище, однако Мишель и его друг прилагали все усилия, чтобы уберечь своих товарищей.

В тот день, когда Мишель повстречался с графом Бревином, он обнаружил, что его друга избивает другая шайка. Вооруженный одной лишь большой палкой, Мишель храбро бросился в бой с ребятами постарше, чтобы спасти своего друга.

Граф Бревин был впечатлен этой сценой. Высунувшись из кареты, он позвал к себе Мишеля и бросил ему туго набитый кошелек, дабы показать, что не замышляет ничего дурного.

Мишель забрался в карету.

Его друг, лишь только поднявшийся на ноги, проводил его недоумевающим взглядом, и Мишель лишь походя помахал ему.

Больше он этого мальчика не видел и теперь даже не помнил его имени.

– Ваше величество, тот, кто обретает шанс на новую жизнь, новые возможности… – Мишель вновь уставился на свои ноги, не замечая рези в глазах от пурпурного сияния камней. – Он приложит все усилия, чтобы сохранить этот шанс.

– Селина! Мишель! – донесся взволнованный оклик Бриалы.

Шевалье поднял голову. Эльфы остановились и теперь были совсем близко. Мишель мог бы поклясться именем Создателя, что еще недавно тропа была пуста на много миль вперед, но сейчас она обрывалась у другого волшебного зеркала.

Бриала и Фелассан ждали, когда спутники нагонят их. Мишель с досадой увидел, что оба эльфа выглядят свежими и спокойными, словно наслаждались прогулкой в парке, а не пробирались по мучительно-странному миру, в котором у Мишеля уже голова раскалывалась от искаженного света и звона в ушах.

Когда все они подошли к элувиану, зеркальная гладь – как и раньше, в погребальной камере, – ожила, и багряно-алый свет хлынул сквозь клубившиеся в ней тучи.

– Жду не дождусь, когда мы наконец выберемся отсюда, – пробормотала Селина, и Мишель помимо воли усмехнулся.

Без малейших колебаний прошел он через зеркало, обогнав Бриалу и Фелассана. Странное покалывание окатило его, но тут же отхлынуло – и вместе с ним бесследно исчезло все, что мучило Мишеля на тропе. В неведомой зале царил холод, темнота пахла камнем и пылью – но все это было знакомое и привычное, без всяких признаков эльфийской магии, донимавшей его и Селину в мире между элувианами.

Единственным источником света в зале было волшебное зеркало. Обернувшись, Мишель увидел, что из него выходят Бриала и Фелассан. Миг спустя к ним присоединилась Селина.

– О, повседневный мир! – проговорил Фелассан и поднял посох.

Вспыхнул яркий свет, и тогда стала хорошо видна вся зала. Она оказалась круглой и весьма просторной, ничуть не меньше тронного зала в Вал Руайо, и вся заполнена многочисленными рядами саркофагов. Руны на потолке отразили свет Фелассанова посоха и мягко засияли, не причиняя, впрочем, слепящей боли, в отличие от тех, что остались на тропе.

И вдоль стен этой огромной круглой залы на равном расстоянии друг от друга располагались элувианы.

– Это и есть главная зала? – спросил Мишель.

Если один из этих элувианов ведет в Вал Руайо, они могут оказаться во дворце еще до заката… хоть это и будет означать еще одну прогулку по треклятой тропе.

А еще – что его императрице придется с ходу решить, как управиться с Бриалой, но самого Мишеля это уже не касается.

– Не совсем, – ответил Фелассан, – хотя здесь у нас, по крайней мере, есть из чего выбирать. Каждый элувиан связан своей тропой с другим, и один из них может привести нас к зале, где можно пробудить все до единого элувианы.

Селина скорчила гримасу:

– Но ведь с камнем, который дал нам демон, мы уже сейчас можем пробудить любой нужный нам элувиан. Почему бы просто не воспользоваться этим камнем, чтобы отправиться в Вал Руайо?

– Действительно, почему бы и нет? – Фелассан обвел широким жестом залу. – И который из этих элувианов приведет тебя к желанной цели?

Селина вздохнула в ответ, и эльф усмехнулся:

– Вот видишь – ты и сама все понимаешь. Имшэль сказал, что рубин приведет тебя к главной зале. Без этого рубина тебе пришлось бы долго и вслепую бродить по зачарованным тропам, надеясь лишь на то, что не окажешься посреди Тевинтера.

– Да, знаю. – Селина досадливо кивнула. – Кое-кому из нас на тропе пришлось несладко. Надеюсь, ты простишь мне мимолетное желание ступать туда как можно реже.

С этими словами она извлекла из поясного кошеля рубин и подняла его перед собой.

– Полагаю, нам надо пройти через… вон тот элувиан, – Селина указала на зеркало в дальней стене залы. – Хотя сперва стоило бы отдохнуть, – добавила она, улыбнувшись Мишелю.

– Да, ваше величество, – согласился тот, – я бы не прочь перевести дух, прежде чем мы снова вернемся в тот мир.

Мишель покачал головой, и тут его взгляд привлекло нечто, лежавшее на полу, – нечто тусклое и неровное.

– Хотя, похоже, кому-то на той тропе пришлось даже хуже, чем нам.

Прочие, проследив за его взглядом, увидели на полу древние останки, покоившиеся в тонких шелках, которые время превратило в ветхие лохмотья. Иные скелеты лежали рядом, сплетясь друг с другом, словно эльфы перед смертью искали утешения в объятиях. Другие валялись отдельно, свернувшись, точно младенцы в утробе.

– Оружия нет, – после паузы отметил Мишель, с любопытством шагнув к одному скелету.

– Будь начеку, – бросила Бриала.

Она сидела на корточках, напряженно щурясь и легонько водя пальцами по камням, и Мишель не сразу сообразил, что она ищет ловушки.

Фелассан, невозмутимо восседавший на краю саркофага, пояснил Мишелю:

– Это не стражники, а слуги. Они застряли здесь после того, как элувианы погрузились в сон. Заметьте, что из залы нет никаких естественных выходов.

– Это… – Бриала прервала себя и вернулась к обследованию пола. – Ужасно, – добавила она через минуту и воткнула нож в тонкую щель между двумя камнями. – Думаю, я нашла срединную точку местных ловушек.

– Хотел бы я знать, как они здесь оказались, – проговорил Фелассан. – Быть может, элувианы не заснули все разом? Быть может, они бежали, надеясь отыскать комнату с выходом наружу, и в конце концов оказались… здесь.

Что-то в странном голосе эльфа было не так. Мишель испытующе оглянулся на него. Отрешенный взгляд Фелассана был устремлен в глубину залы, пальцы выстукивали на крышке саркофага причудливый ритм. Нечто похожее Мишель видел, когда долийские эльфы погрузились в транс, когда они освободили его и тотчас забыли о нем, позволив уйти.

– Фелассан…

– Представляете, как это было? – спросила Бриала, все так же трудясь над ножом, который был воткнут в щель между камнями. – Быть погребенным здесь заживо, сознавать, что обречен на смерть… ради чего? – Голос ее был так же неестественно напряжен. – Ради чести и гордости аристократов, которые запечатали тебя здесь?

– Уверена, что аристократам снаружи, на поверхности, приходилось не слаще, – негромко проговорила Селина.

– Погодите, ваше величество. – Мишель ощутил, как волосы на затылке встают дыбом.

Бриала, кажется, никого из них не слышала. Голос ее теперь зазвучал жестко:

– Они играли в свои игры, а слуги истекали кровью и умирали за них. Прятались тут, ожидая, когда их найдут, в окружении трупов, разодетых так, как им и не мечталось!

– Их последние минуты, – тихо сказал Фелассан, – верно, были исполнены гнева и неутолимого голода.

Подергиваясь и пощелкивая, мертвые кости на полу пришли в движение.

– Ваше величество! Скелеты!

Мишель шагнул вперед и хлестко, со всей силы ударил Фелассана по лицу. Эльф заморгал, мотая головой, а шевалье развернулся и влепил такую же оплеуху Бриале.

– Вижу, мой защитник. – Селина обнажила кинжалы. – Что будем делать?

Обучение в академии было в основном сосредоточено на боях с такими же смертными противниками, облаченными в доспехи, но шевалье не считались бы лучшими в мире воинами, не будь они подготовлены к схватке и с менее заурядным врагом. Мишель изучал приемы сражения с магами, используемые храмовниками, и тактику Серых Стражей в боях с порождениями тьмы.

И в суровых испытаниях на местах древних сражений Мишель, дрожа от леденящего страха под защитой лат, учился драться с восставшими мертвецами.

Их было несколько десятков, может, не меньше сотни. Казалось, в этой круглой зале собрались все злосчастные, погребенные заживо эльфийские слуги. Они неуклюже, с усилием поднимались на ноги, с хрустом и треском расправляя древние кости, раздирая в клочья давно обветшавшие лохмотья. Пустые глазницы черепов горели холодным светом.

– По крайней мере, у них нет оружия, – пробормотала Селина, медленно поворачиваясь по кругу.

Мертвецы окружали их со всех сторон.

– Это не так. – Голос Бриалы дрожал, но теперь она снова была собой. – Погляди на их руки, зубы…

Мертвые кости вытягивались, уродливо выгибаясь, мертвые пальцы казались смертоносными когтями, мертвые рты щерились острыми клыками.

– Фелассан! – окликнул Мишель, обнажив меч и подняв щит. – Можешь пустить в ход магию?

Эльф запрыгнул на крышку саркофага и вскинул посох – не как орудие магии, а как самое обыкновенное оружия рукопашного боя.

– Конечно могу. Разумеется, это еще сильней ослабит Завесу, и в зале прибудет таких тварей.

– Тогда не путайся под ногами.

Мертвецы уже брели вперед, волоча ноги, вытянув когтистые лапы. Гло́ток у них не осталось, но из мертвых клыкастых ртов доносилось зловещее хищное шипение. Мишель окинул оценивающим взглядом врагов, затем своих спутников и принял решение.

– Бриала, лезь наверх, к Фелассану. Непрерывно стреляй по задним рядам. Ваше величество, прикрывайте меня с фланга.

Не дожидаясь отклика, он выставил перед собой щит и бросился в бой.

Воин мог достичь почестей, перебив разбойников, одолев другого воина в поединке или даже затравив особенно крупного зверя. Все эти противники живые, и биться с ними значит противопоставить свою волю и силу их стремлению выжить.

Однако бой с ходячими мертвецами и порождениями тьмы есть не что иное, как самая обыкновенная бойня. Ни славы, ни почестей, только мрачная гордость оттого, что в мире стало одним чудовищем меньше.

Мишель отбросил одного мертвеца щитом, ударом сверху разрубил череп другого и врезался плечом в третьего, который пытался подобраться к нему. На следующем шаге Мишель вскинул щит, отбив замах острых, как ножи, когтей и вторым ударом сверху сокрушил плечо другого мертвеца.

Он расправился с третьим, затем с четвертым, а мертвецы все напирали. Это было просто, так же просто, как пробежать в полном доспехе с рассвета до заката. Если ему достанет силы и воли, чтоб не дать им навалиться на него всей толпой, он сокрушит в прах всех до единого. Если дрогнет, поддавшись усталости или страху, – умрет.

Блок, шаг, удар, шаг. Дыханье стеснило в груди. Вокруг шипели и рычали мертвецы. Кривые когти цеплялись за край щита. Меч в руке тяжелел, искушая дать мертвецам рвануть на себя щит, использовать этот рывок для следующего шага.

Мишель видел однажды, как его товарищ поддался этому искушению, решил, что резкий рывок даст ему секундную передышку. Миг спустя мертвецы разорвали ему горло.

Он выдернул щит из когтистых лап, отшвырнул мертвецов и все тем же, Создатель его раздери, ударом сверху раздробил очередной череп. Блок, шаг, удар, шаг.

Краем глаза он видел, как Селина орудует кинжалами. Железо или сталь были бы бессильны против мертвой кости, но сильверитовые клинки рассекали когти мертвецов, и изжелта-серые кости обугливались в стекавшем с кинжалов пламени. Повергнуть ей удалось немногих, но ее действия не давали мертвецам обойти Мишеля с фланга, и этого было более чем достаточно.

В задних рядах мертвого воинства один за другим, словно глиняные горшки на учебном стрельбище, раскалывались черепа – это Бриала сноровисто выпускала стрелу за стрелой. Как и в случае с Мишелем, никакого изящества в ее стрельбе не было – лишь обыденное, однообразное действие.

Блок, шаг, удар, шаг. Мишель споткнулся об отлетевшую на пол плечевую кость, но тут же выпрямился и широким взмахом меча отбросил ближайших мертвецов, не дав им в него вцепиться. Небрежно, слишком небрежно. Его старые наставники за такую промашку выпороли бы нерадивого ученика до крови. Усталость, медлительность, нечеткость – все это приводит к ошибкам. Длинный меч, благородный клинок из сияющего сильверита, оттягивал руку, точно каменный молот, и, как бывало всегда при особенно затяжных тренировках, на краю сознания уже зашептал знакомый назойливый голосок.

Вкладывай больше силы в каждый взмах и используй секунду передышки, покуда клинок вонзается в мишень.

Брось щит и перехвати меч обеими руками. Так его будет легче держать.

А еще лучше – просто беги. Беги, пока не совершил губительной ошибки. Пока не сорвался, не выдал, что ты – лишь подделка, безродный сопляк из трущоб.

– Я сэр Мишель де Шевин! – прорычал он сквозь стиснутые до боли зубы.

Блок, шаг, удар, шаг.

– Я сэр Мишель де Шевин!

Раскололся еще один череп. Сразу три мертвеца заскребли когтями по доспеху, и Мишель ударом щита раздробил их пальцы в прах. Оттолкнул их и встал, как должно, в боевую стойку, хотя ноги у него горели и спину ломило от боли.

– Я сэр Мишель де Шевин!

Стрела свистнула мимо его лица и проткнула череп мертвеца. Мишель поставил блок, шагнул, ударил, сделал шаг к следующей цели – и вдруг обнаружил, что огромная погребальная зала перед ним завалена отрубленными конечностями и раздробленными костями.

Мишель жадно, судорожно вдохнул и неожиданно для себя захохотал, привалившись к саркофагу. Он понятия не имел, сколько мертвецов восстало и пало здесь, но угрюмый шепоток в глубине его сознания ошибался. Старые наставники Мишеля могли бы им гордиться.

И тогда позади него прозвучал знакомый голос.

– Ты и вправду сэр Мишель де Шевин, – сказал великий герцог Гаспар, – и я с нетерпением жду возможности отомстить за смерть моего барда.

Селина, разгоряченная боем, похолодела в один миг, когда, обернувшись, увидела великого герцога.

Гаспар вышел из того же самого элувиана, которым воспользовались они. Почему-то элувиан не закрылся за ними – то ли из-за ее рубина, то ли Гаспар каким-то образом заключил собственную сделку с демоном.

Он стоял на краю залы вместе с лордом Ремашем и девушкой в серой атласной мантии. Посох в руке девушки источал неяркое белое сияние. Позади них входили через элувиан солдаты.

Соотношение сил было явно не в пользу Селины. Мишель, хотя и держался молодцом, наверняка выбился из сил.

И все же действовать надо немедля, без проволочки. Если в залу пройдут остальные солдаты Гаспара, у нее не останется ни малейшего шанса победить.

Селина открыла было рот, чтобы отдать приказ, но тут краем глаза уловила едва заметное движение. Бриала чуть различимо качнула головой.

– Великий герцог Гаспар, – как ни в чем не бывало проговорила Селина, – вы не перестаете меня удивлять. Впрочем, вы могли бы появиться несколькими минутами раньше и предложить свою помощь.

– В сражении с мертвецами? – усмехнулся Гаспар. – Да, если б вы попросили, законы чести вынудили бы меня прийти к вам на помощь. Так что даже к лучшему, что я опоздал.

Селина отступила на шаг – просто из предусмотрительности, чтобы между нею и Гаспаром оказался каменный саркофаг. Кроме того, ей теперь куда лучше было видно Бриалу. Та наложила стрелу, подняла лук, но так и не натянула тетиву. Перехватив взгляд Селины, Бриала легонько постучала по луку мизинцем. Всякому, кто не был искушен в искусстве бардов, этот жест показался бы признаком волнения не слишком умелого бойца.

Для барда жест Бриалы означал: «Подмани их поближе».

Селина не знала, к чему клонит ее наперсница, но этот неприметный жест намекал на то, что Бриала все-таки что-то задумала, а на большее Селина сейчас и не могла рассчитывать.

– Гаспар, не пора ли тебе проявить благоразумие? Скольких ты уже обрек на смерть в погоне за властью? Сколько их еще погибнет только потому, что ты не желаешь держаться правил Игры?

– Твоей игры, не моей. Многие ли еще погибнут? – Гаспар пожал плечами, ухмыльнулся. – Немало. Но моих сторонников среди них будет намного меньше.

Он слишком уверен в себе. Надо выбить его из равновесия.

– А если бы я согласилась стать твоей женой?

Ухмылка Гаспара поблекла.

– Мое предложение было сделано искренне. Твое – лишь очередная хитроумная уловка. Я не могу сравняться с тобой в словесных баталиях. Мне это никогда не удавалось.

Все больше солдат собиралось позади великого герцога, и он шагнул вперед.

Селина украдкой глянула на Бриалу, и та знаком показала «пока рано».

– Что ж, – сказала она вслух, – если ты такого невысокого мнения о своем умении играть словами, то, быть может, тебе окажется не так уж уютно на престоле Орлея. Ты обманываешь себя точно так же, как все, кто тебя окружает. Тупые вояки, которые всерьез считают, будто для сохранения империи довольно всласть помахать мечами. – Селина перевела взгляд на того, кто стоял рядом с Гаспаром. – Герцог Ремаш, который спит и видит себя следующим великим герцогом, хотя никогда не был шевалье. И… юная леди Лиенн де Монтсиммар, – продолжала Селина, догадавшись, кто перед ней, по знакомым семейным чертам. – Которая верит, что Гаспар станет защищать отступницу после того, как получит к своим услугам весь Круг. Будущие столпы империи, – Селина холодно улыбнулась, – съежились у входа, наблюдая за тем, как их императрица и ее защитник сражаются с восставшими мертвецами.

– Да, Селина, это называется тактикой, – со вздохом проговорил Гаспар. Селина отметила, что Ремаша ее выпад разъярил, в то время как Лиенн лишь безразлично пожала плечами. – Новейший подход, которому научили меня шевалье, покуда ты заискивала перед Церковью и обменивалась двусмысленными намеками с придворной шатией. Да, кстати, это сработало? Удержала ли ты храмовников и магов от того, чтобы ввергнуть нашу прекрасную империю в войну?

– Это уже не важно теперь, когда ты вверг нашу прекрасную империю в войну. – Селина покачала головой и при этом увидела, что Бриала чуть-чуть, как бы невзначай шевельнула стопой.

Она указывала на свой кинжал, до сих пор торчавший в плите на полу, которая приводила в действие местные ловушки. Теперь Селина поняла, что к чему.

– И когда вновь наши исконные земли отойдут Ферелдену либо Неварре, – продолжала она, – ты, несомненно, объявишь, что это не твоя вина. Злобствуя из-за проигранных сражений, которые тебе не следовало и затевать.

Глаза Гаспара опасно сверкнули.

– Но уж это сражение, Селина, я выиграю, – процедил он и вновь сделал шаг вперед, поскольку за спиной у него прибавлялось прошедших через элувиан солдат. – Лучники, на изготовку. Если ваша бывшая императрица пожелает принести мне клятву верности, пусть живет.

Через элувиан прошла последняя фигура. К удивлению Селины, это оказалась молодая целительница из долийского лагеря.

– Что зеркало? – отрывисто спросил у нее Гаспар.

– Закрылось за нами. – Эльфийка одарила Селину неприязненным взглядом. – Но если ты заберешь рубин, который хранится у нее, я смогу пробудить любой элувиан, какой нам понадобится.

– Ты сейчас получишь камень. Селина? – Гаспар улыбнулся и, когда она ничего не ответила, добавил, не сводя с нее глаз: – Солдаты, если она и ее спутники вздумают сопротивляться, убейте их на месте. – Он искоса глянул на Бриалу. – По крайней мере, ты будешь погребена со своими соплеменниками.

– Гаспар, помнишь, что ты сказал мне тогда, в тюремной карете? – осведомилась Бриала, неспешно спускаясь с саркофага.

Великий герцог изогнул бровь.

Бриала спрыгнула на пол и ударом ноги выбила кинжал из щели между плитами.

– Нет. Ты сказал, что я опасна.

С этими словами Бриала нырнула за саркофаг, укрываясь от засвистевших вокруг стрел, и сама сделала один-единственный выстрел из лука.

Стрела, пущенная с наполовину натянутой тетивы, не обладала убойной силой, не могла пробить броню или воткнуться в кость.

Однако и этой вяло летящей стрелы хватило, чтобы привести в действие нажимную плитку у ног Гаспара.

Затхлый воздух старинной залы сотрясло взрывом и оглушительным ревом пламени. Селину швырнуло на пол, в ушах у нее зазвенело, и поток огня вздыбился над тем самым местом, где она только что стояла. Ошеломленно хватая ртом воздух, Селина не сразу сообразила, что с ног ее сбил вовсе не взрыв. Это Мишель толкнул ее на пол и навалился сверху, прикрыв собственным телом. Затем он скатился вбок и легко, без видимых усилий вскочил на ноги, но Селина заметила, что его доспехи сочатся дымом.

Плиты, на которых стояли Гаспар и его спутники, были выжжены дочерна, и почти все солдаты оказались сметены огнем. Их обугленные трупы валялись на полу залы, среди костей и праха тех, кто принял здесь смерть много веков назад. Сам Гаспар, чьи покрытые копотью латы дымились, как и доспехи Мишеля, уже успел подняться на ноги, и лицо его было страшно. Ремаш, заходясь кашлем, стоял на коленях в двух шагах от него, Лиенн распласталась на полу и не двигалась. Долийская целительница, облеченная искрящимся щитом магической энергии, смотрела на девушку с неподдельным любопытством.

Элувиан, через который все они прошли в залу, теперь был покрыт паутинной сетью трещин, и его зеркальная гладь безжизненно потускнела.

– За императрицу! – выкрикнул Мишель и бросился на Гаспара.

Великий герцог вскинул щит. Под звон стали два шевалье сошлись в бою. Мишель напирал, и Гаспар пятился, лихорадочно отражая натиск противника.

Судя по всему, время для переговоров прошло, и Селина сама уже была безоговорочно готова убивать.

Один из уцелевших солдат Гаспара с трудом поднимался на ноги. Не колеблясь, Селина метнулась к нему, пнула под колено и перерезала ему горло. Другой солдат, сильно обожженный, но не потерявший сознания, обнажил было меч, но тут из его глотки, словно по волшебству, выросла стрела, и он без единого звука рухнул замертво.

– Как сказал сэр Мишель – за императрицу! – Бриала, уже вскочившая на ноги, снова натягивала тетиву.

Селина успела послать ей мимолетную улыбку и повернулась к Ремашу, который как раз поднимался с пола.

– Ах, дорогой мой герцог! – Селина сделала выпад, увернулась от неуклюжего рубящего удара и полоснула Ремаша кинжалом по щеке. – Право, лучше бы вы занялись написанием пьес!

– Мишель…

Столько ледяной ненависти было вложено в это коротенькое имя, что Селина невольно обернулась – и увидела, как долийская целительница поднимает посох.

Вокруг нее искаженным светом бурлила магия, и Селина похолодела от ужаса, глядя, как щупальца этого света обвиваются вкруг валявшихся рядом мертвецов. Из обугленных трупов с шипением хлынула энергия, и фигура целительницы засияла, словно подсвеченная изнутри.

– Бриа! Долийка!

Селина увернулась от Ремаша и бросилась к целительнице, но герцог, проворно переместившись, преградил ей путь. Оскалив зубы, с залитым кровью лицом, он неистово накинулся на Селину, и, хоть его удары не достигали цели, этот напор вынудил ее отступить.

Гаспар толчком щита о щит отшвырнул Мишеля и нанес широкий рубящий удар сверху. С поразительным проворством Мишель отбил этот удар и ответил увесистым пинком по ноге Гаспара. Великий герцог споткнулся и едва успел закрыться щитом от последовавшего за этим удара сверху, но тут же зашатался и вскрикнул, когда щит Мишеля обрушился на его щит.

– Мишель! – Голос долийки эхом отразился от стен залы, и на этот раз даже Мишель услышал ее. – Лучше бы ты убил меня.

Она подняла руки, обхватив ладонями воздух, а затем ее пальцы изогнулись, словно когти.

Воздух вокруг защитника Селины загудел, и Мишеля облекло дымное переливающееся облако магической энергии. Оно неуклонно сгущалось, и шевалье закричал, тщетно отбиваясь мечом от его мерцания. Затем у него вырвался надсадный стон, и Селина услышала протяжный визгливый скрип – это сминались и коробились доспехи Мишеля.

Ремаш словно окаменел, завороженно глядя на магическое сияние, медленно и неотвратимо сжимавшее Мишеля в убийственных объятиях. Селина вихрем проскочила мимо него.

– Бриала! – крикнула она и бросилась на долийку, которая все так же сияла переливчатым светом энергии, высосанной из мертвецов.

В нескольких дюймах от горла целительницы кинжалы Селины бессильно ударились о мерцание колдовской преграды. Миг спустя та же участь постигла стрелу Бриалы.

Долийка не удостоила их даже мимолетным взглядом. Она не сводила глаз с Мишеля, который упал на одно колено, из последних сил сопротивляясь сокрушительной мощи ее чар.

– Ты убил моих сородичей! – выкрикнула она, когда Мишель застонал. – Убил всех, кто был мне дорог!

– О, да мы здесь похваляемся сокровенными магическими талантами! – воскликнул Фелассан, не без труда поднимаясь на ноги. Плащ его до сих пор дымился. – Можно, я тоже поучаствую?

Посох Фелассана завибрировал, наливаясь силой. Эльф стремительно очертил им круг, и волна напористой мощи, рассекая воздух, пронеслась через залу.

Она прокатилась над Селиной – и древний чертог погрузился в непроглядную тьму.

На один пугающий миг Селине показалось, что она ослепла, но затем стало видно, что вдоль стен все так же приглушенно мерцают элувианы – за исключением того, который треснул, когда сработала ловушка. Также она различила бледное сияние вокруг коленопреклоненного Мишеля – призрачный зыбкий свет, распадавшийся в ничто, словно рисунок мелом, размытый потоками дождя.

И тогда Селина поняла, что именно сделал Фелассан. Он просто-напросто развеял всю окружавшую их магию.

Долийка пронзительно закричала, и Селина, оглянувшись, увидела, что она корчится от боли, обвитая щупальцами потрескивающей энергии. Вся ее магия, защитный барьер и неведомая сила, добытая из мертвецов, шипели, испаряясь с ее кожи. Посох, выпавший из руки, валялся на полу, дымно-алое навершие потускнело.

Посох Фелассана замерцал и снова вспыхнул, заливая залу неярким ровным светом. Долийка валялась на полу, дрожа всем телом, остальные на мгновение застыли. Ремаш прижимал ладонь к окровавленному лицу. Бриала с благоговейным трепетом взирала на Фелассана. Даже Гаспар, казалось, растерялся. Отступив на шаг, он принял защитную стойку и настороженно переводил взгляд с одного на другого. Мишель, до сих пор не поднявшийся с колен, был бледен и обливался потом, и латы его потрескались в тех местах, где призрачная сила едва не выдавила из него дух.

К удивлению Селины, лицо самого Фелассана выражало не столько ликование, сколько нешуточное беспокойство.

– Усиленные чары рассеяния, могущие весьма неприятно отразиться на том, кто окружил себя чрезмерным количеством магии, – проговорил он в полной тишине. – Могу я попросить всех присутствующих здесь магов впредь воздержаться от излишне броских заклинаний в месте, где Завеса столь тонка и с такой легкостью может быть прорвана с другой стороны?

Ответом ему был глухой рокочущий скрежет – это сдвинулись крышки трех самых больших в зале саркофагов.

Глава 15

Никогда еще в жизни сэр Мишель не испытывал такой боли. Ни в детстве, когда ожесточенно дрался в трущобах, ни в годы сурового обучения в академии.

Что бы там ни применил Фелассан, разрушая чары долийской колдуньи, это помогло и Мишелю. Остатки энергии растеклись живительным теплом по телу, облегчая жгучую боль в ребрах, которые – Мишель знал это наверняка – треснули под нечеловеческим натиском. Тем не менее краткий миг преимущества над Гаспаром был безвозвратно упущен. Мишель знал, что теперь великий герцог справится с ним без труда, – знал, но все же заставил себя подняться на ноги и изготовился к бою, стараясь унять предательскую дрожь в коленях.

Гаспар, однако, не спешил нападать. Более того – он даже не смотрел на Мишеля. Великий герцог неотрывно уставился в дальний конец залы, приняв стойку, которая именовалась «Рыбак с острогой». Эта оборонительная позиция использовалась для того, чтобы восстановить силы в изнурительной драке, и большинство шевалье относилось к ней пренебрежительно, поскольку, прибегая к «Рыбаку с острогой», боец показывал, что значительно уступает противнику. Моргая, Мишель проследил за напряженным взглядом Гаспара и тотчас понял, в чем дело.

Три громадных саркофага были открыты, и из них поднимались мертвецы. Однако, в отличие от заурядных когтистых тварей, которых Мишель десятками изничтожал несколько минут назад, обитатели саркофагов явно превосходили любую нежить, с которой его учили сражаться.

Двое из них были самыми обычными скелетами, но когда они выпрямились во весь рост, воздух вокруг них замерцал переливами магии, и мгновение спустя они оказались облачены в шипастую броню, массивную и мешавшую двигаться. Оба сжимали двуручные мечи длиной в рост Мишеля, под шипастыми шлемами горели холодным огнем пустые глазницы. Мишелю доводилось слышать предания о таких тварях – восставшие из мертвых, беспощадные воины, готовые убить всякое живое существо, какое попадется на пути.

Названия третьей твари Мишель не знал. Она взмыла в воздух, и магическая энергия завихрилась вкруг нее могучим золотистым водоворотом, соткавшись в блестящие алые с золотым одеяния. Когтистые лапы твари искрились магией, а иного оружия у нее и не было. Завиток магического вихря сгустился на голове золотой ермолкой, а под нею серая кожа обтянула уродливое подобие лица, на котором горели злобой раскаленные как угли глаза.

– Эра’харел! – прошипел Фелассан, и Мишель с удивлением услыхал в голосе эльфа присущие простым смертным ярость и страх. – Это… э-э… по сути говоря, демон-маг. Звучит красиво, но по сути – ужасная гадость.

Мишель оглянулся на остальных. Селина и Бриала были на ногах, так же как и Ремаш. Фелассан осунулся – разрушение чар явно стоило ему немалых сил. Маги Гаспара выглядели еще плачевней. Долийка все так же валялась на полу, сотрясаемая дрожью, а молодая аристократка до сих пор не пришла в себя.

Из солдат Гаспара не уцелел никто. Одних смело огненным взрывом, другим выпала худшая участь: после того как треснул элувиан, они навеки застряли на проклятой Создателем тропе между зеркалами.

– Гаспар! – резко проговорила Селина. – Полагаю, у нас появилась общая цель.

Великий герцог оглянулся на нее и снова перевел взгляд на ужасы, восставшие из гробниц.

– Согласен. – Гаспар глянул на Мишеля, и губы его дрогнули в едва заметной усмешке. – Вперед, о брат мой. Покажем этим тварям, как жестоко они промахнулись, бросив вызов орлесианским шевалье.

Гаспар наверняка знал, что Мишель едва держится на ногах. Хотел ли он подбодрить или, наоборот, задеть недавнего противника – в любом случае этих слов хватило, чтобы привести Мишеля в чувство. Он поднял меч, принимая стойку «Рыбак с острогой», крепче стиснул щит и сурово кивнул Гаспару:

– Согласен.

И неуклюже побрел вперед, морщась от боли, потому что при каждом шаге смятые доспехи впивались в плечи и бок. Гаспар двинулся рядом в том же темпе – не бегом, ибо только круглый дурак сломя голову помчится в бой с неведомыми и явно могущественными противниками, но трусцой, чтобы, разогнавшись, прибавить к первому удару вес доспехов.

– Убейте демона-мага! – крикнул вслед им Фелассан. – Да’лен, расчисти дорогу!

Молнией мелькнула стрела и пробила доспех правого меченосца, метко брошенный камень угодил в левого. Шумно, с присвистом дыша, Мишель проскочил мимо мертвых латников к мертвому магу, которого Фелассан назвал эра’харел.

Он был уже почти у цели, когда демон-маг вскинул руки. Поток магической энергии обрушился сверху на Мишеля, повалил на колени. Зала завертелась волчком перед глазами, и лишь многолетний воинский опыт не дал мечу выскользнуть из бессильно обмякших пальцев.

Так легко было бы поддаться и принять неизбежный конец. Он уже перебил десятки мертвецов. Никто не смог бы упрекнуть его в неисполнении долга. Даже шевалье не всесильны, а оживший труп эльфийского мага, безусловно, достойный противник. Где-то в непостижимой дали взревело пламя и с треском ударила молния – это Фелассан пустил в ход свою магию.

Затем пол под ногами Мишеля опять всколыхнулся, и после муторного толчка он вдруг обнаружил, что стоит не перед магом-демоном, но перед одним из мертвых меченосцев. В нагруднике и поножах мертвеца торчало с полдесятка стрел, но это ничуть не мешало ему уверенно сжимать огромный двуручный меч.

Мишель едва успел подставить щит под первый, обрушившийся сверху удар. Ни один смертный не мог бы с таким проворством орудовать двуручным мечом, и мощь удара едва не выбила у Мишеля щит. Он пошатнулся, и в тот же миг огромный клинок снова с невероятной скоростью взлетел ввысь, пробил защиту Мишеля и толчком швырнул его назад.

Мишель всей тяжестью врезался в ближайший саркофаг. Сотрясение от удара вмиг рассеяло дурман, завладевший его сознанием. Он пришел в себя – и увидел, как на него неумолимо опускается громадный меч. Мишелю, который едва держался на ногах, грузно привалившись к каменному боку саркофага, было нечем и некогда защищаться.

Удар двуручного меча пришелся на щит Гаспара.

Великий герцог и сам повалился на колени, не устояв под мощью удара, – ему, запоздало сообразил Мишель, пришлось прыгнуть, чтобы успеть, приземляясь, остановить удар, который для Мишеля наверняка оказался бы смертельным. Даже чудовищный меченосец, казалось, был застигнут врасплох этим приемом и на мгновение замешкался, отступил.

Гаспар рисковал жизнью, осознал Мишель, и если бы он проиграл, то погиб бы, защищая жизнь другого шевалье – шевалье, который был так напуган и обессилен, что не мог постоять за себя.

Сэр Мишель де Шевин, защитник императрицы Орлея, не мог оставить по себе такую память.

С неистовым ревом Мишель прыгнул на меченосца и ударом клинка, прорубив и колдовской доспех, и древнюю кость, отсек ему руку пониже локтя. Вопреки ожиданию, отрубленная рука не упала на пол, но осталась висеть на месте, и Мишель увидел, как из обрубка выползают щупальца магической энергии. Оскалясь, Мишель вогнал в рану край щита, и когда восставший мертвец в ярости зашипел, шевалье изо всей силы ударил его в лицо навершием меча.

Восставший из мертвых хрипло завыл, завертелся, тщетно пытаясь выдернуть руку из щита Мишеля и вновь пустить в ход свой устрашающий меч, а затем вскинул другую руку, и пальцы в латной перчатке изогнулись, словно когти.

Гаспар, разразившись хохотом, перерубил вторую руку мертвеца у запястья. И, перехватив взгляд Мишеля, едва приметно кивнул. Воины разом отскочили от восставшего из мертвых, одновременно развернулись и яростно атаковали с двух сторон.

Клинок Мишеля врубился в туловище мертвеца. Удар Гаспара рассек плечо. Потусторонняя тварь завалилась навзничь, струйки магии брызнули из нее, словно кровь. И тогда стрела, свистнув над самым ухом Мишеля, вонзилась под шлем восставшего из мертвых и насквозь пробила череп.

Древний скелет, весь изломанный и разбитый, повалился на пол уже без доспехов и оружия.

Мишель не позволил себе расслабиться, зная, что боевая ярость, которая сейчас помогала ему держаться на ногах, может в любое мгновение уйти бесследно. Второй меченосец стоял над поверженным телом герцога Ремаша, но и сам уже падал, скованный льдом, в котором шипели и визжали, трескаясь, даже его призрачные латы. В нагрудник его вонзилась стрела, а затем через залу с ревом пронесся огненный шар. Когда дым рассеялся, и двуручный меч, и доспехи исчезли бесследно – один лишь обугленный скелет рухнул на пол и рассыпался в прах.

Демон-маг поплыл вперед, воздев руки, между которыми потрескивала и искрилась магическая энергия.

Мишель бросился на него. Спеша сбить заклинание, которое, вне всяких сомнений, творил отвратительный монстр, он ожесточенно размахивал мечом. Но не успел он достичь цели, как из темноты позади саркофага выступила Селина и всадила в спину мертвеца свои кинжалы.

Маг дернулся, прервав зловещую волшбу, которую уже готовился обрушить на своих противников. Этого секундного замешательства Мишелю было более чем достаточно.

Его стремительный удар начисто рассек шею демона-мага. Почти одновременно рядом с Мишелем возник великий герцог Гаспар и, замахнувшись, разрубил мертвеца от ключицы до паха.

Нечестивый демон, вселившийся в мертвого мага, сгинул, и на пол залы повалился еще один древний скелет.

Селина, Гаспар и Мишель стояли над тварью, которая едва их всех не прикончила. Теперь этот грозный противник выглядел жалко – ветхий и хрупкий скелет в истлевших клочках тряпья, которое когда-то было роскошной мантией. Судя по виду – что было нелегко, поскольку большинство костей превратилось в крошево и прах, – скелет был относительно невелик. Вполне вероятно, что при жизни эльфийский маг вряд ли достал бы Мишелю до плеча.

Мишель вознес краткую молитву Создателю. Каким бы языческим божкам ни поклонялся этот маг при жизни, он уж, верно, заслужил лучшую участь, чем превратиться после смерти в скелет, одержимый демоном.

Затем Мишель перевел взгляд на Селину. Она также разглядывала скелет мага, но с таким подчеркнутым любопытством, что посвященному было очевидно: императрица что-то замышляет. Она поудобнее перехватила кинжалы и ни разу не удостоила взглядом Гаспара, даже когда великий герцог хохотнул, что в другое время непременно привлекло бы внимание Селины.

Она не хочет насторожить Гаспара.

Мишель видел, как она обдумывает свой план. Видел, как она едва заметно переместила вес тела, чтобы без малейших помех полоснуть Гаспара кинжалом по горлу, покончить с войной и вернуть себе трон ценой всего лишь нарушенного перемирия.

Никто никогда не узнает об этом – кроме Мишеля. Ему даже не нужно бросаться в бой – просто стоять и помалкивать, пока Селина не застигнет Гаспара врасплох. Мишель мог не одобрять такого поступка, но Селина – не шевалье и не связана кодексом чести, которому следуют Мишель и Гаспар.

Вот только сам Мишель – шевалье.

– Гаспар, – сказал он вслух, отступая на шаг и опуская меч. – Наше перемирие остается в силе или ты желаешь продолжить переговоры?

И притворился, будто не заметил разочарования, мелькнувшего в глазах Селины.

С высоты саркофага, стоя рядом с Фелассаном, Бриала наблюдала за Селиной, Мишелем и Гаспаром, которые стояли над останками поверженных мертвецов. Подняв лук, она держала в свободной руке стрелу, готовая ко всему, что бы ни произошло.

И дождалась разговора.

– Кровь Создателя! – Бриала опустила лук, поморщившись от людской недалекости. – Ей надо было прикончить его на месте.

– Это же люди. – Фелассан едва заметно пожал плечами.

Бриала смотрела на беседующих. Гаспар держался прямо и с достоинством, как будто, проявив доблесть в бою, перестал быть изменником, пытавшимся захватить трон. Селина сменила позу: одно крохотное движеньице, и она уже казалась чуточку меньше ростом и намного смиреннее. До того как стать императрицей, она прибегала к этой позе, чтобы побудить мальчишек вытворять ради нее всякие сумасбродства. Мишель едва стоял на ногах и держался, казалось, одной силой воли.

– Могло и не выйти наверняка, – заметила Бриала.

Почти все свои стрелы она истратила в бою, а подобрать их пока что не подвернулось возможности.

– И то верно. – Фелассан спрыгнул на пол, и Бриала последовала его примеру. – Мы столкнулись только с первой опасностью. Будут и другие. Что ни говори о людях, а им все же хватает ума сжигать своих покойников.

Бриала кивнула, соглашаясь с ним.

– Стало быть, вместо того чтобы сейчас перебить своих соперников, а потом самим стать жертвой неведомо каких тварей, охраняющих элувианы, мы заключим союз с Гаспаром, вместе доберемся до главной залы и уже там разрешим свои разногласия?

– Это вполне разумно.

– Ну да. – Бриала снова глянула на поглощенных разговором людей.

Все-таки Селина слишком много лет прожила, пряча свое лицо под маской. Затаенная, едва различимая на губах улыбка выдавала, что переговоры идут именно так, как нужно императрице.

– Вот только они соглашаются на это совсем по другой причине, – добавила Бриала.

– Возможно. – Фелассан окинул взглядом спутников Гаспара. – Скажи-ка мне, что ты заметила в Миирис?

Бриала опешила от такого резкого поворота, однако посмотрела на Первую клана Вирнен. Долийка уже пришла в себя после удара, нанесенного магией Фелассана, – правда, до сих пор стояла на коленях шагах в десяти поодаль, рядом с лежавшей без сознания магичкой из рода Монтсиммар. Посох Миирис валялся возле нее на полу.

– Раньше ее посох светился белым светом, а теперь – красным, – Бриала напряженно сощурилась. – И ведь посох тот же самый. Разве так бывает?

– Нет. Хотя, полагаю, она могла прихватить у своего ныне покойного клана какую-нибудь магическую безделушку. – Фелассан задумчиво пожевал нижнюю губу. – Быть может, это объясняет, отчего вдруг ученица Телена пустила в ход такие впечатляющие заклятия.

Которым Фелассан, отметила про себя Бриала, противостоял более чем успешно.

– До сих пор, насколько помню, ты прибегал только к стихийной магии. Я понятия не имела, что ты способен и на такое.

– В самом деле? – Фелассан склонил голову к плечу. – Думается мне, причина в том, что мы с тобой, действуя вместе, нечасто встречались с другими магами. Заклинание, которое я применил, только и годится, что для встреч такого рода. – Фелассан покачал головой, улыбаясь, но взгляд его при этом был отрешенно устремлен вдаль. – У того, кто долго живет на свете, достанет времени изучить и такие заклинания, которые крайне редко пригождаются на практике. Большинство магов-людей счастливо уже и тем, что в состоянии швыряться огнем либо молнией.

Бриала собиралась ответить, но тут Миирис кашлянула и поглядела на них.

– Мишель, – проговорила она.

Селина и Гаспар были в дальнем конце залы, а стало быть, управляться с долийкой предстояло ей.

Шагов с десяти Бриала вогнала бы стрелу в глаз Миирис в девяти случаях из десяти, однако здесь повсюду саркофаги. Одним броском долийка окажется в укрытии, и у нее хватит времени сотворить заклятие, которое погубит их всех.

– Миирис, – Бриала подняла лук и изготовилась к выстрелу, – Селина и Гаспар заключили перемирие. Возьмись только за посох, и я сочту, что ты нарушила уговор.

– Я и не жду, что ты поймешь, плоскоухая. – Миирис обожгла ее ненавидящим взглядом. – Мишель убил наш клан, всех, кто был мне дорог.

– О да, – согласилась Бриала, не опуская лук, – что может знать плоскоухая городская эльфийка о шевалье, убивающих тех, кто ей дорог?

– Каким образом Мишель убил твоих близких? – вмешался Фелассан. – Грозу и молнии вызвал я. Не то чтобы мне хотелось непременно навлечь на себя твою месть…

– Имшэль, – прошипела Миирис. – Мишель освободил Имшэля, и тот уничтожил наш клан.

– Ваш клан вызвал и заключил в ловушку древнего демона. Если уж тебе кому и пристало мстить, так это Телену – за его непроходимую глупость.

Миирис горько усмехнулась и продолжила так, словно Фелассан не произнес ни слова:

– Я жива только потому, что Мишель решил пощадить меня, и его выбор показался Имшэлю занятным… А еще потому, что демон счел достойным мой выбор – в отместку за это убить самого Мишеля.

С этими словами она вновь устремила взгляд на Мишеля, и пальцы ее, дрогнув, потянулись к посоху.

– Что ж, попробуй, – сказала Бриала, – но помни, что Мишель мне нужен. И моя стрела пробьет тебе сердце прежде, чем ты успеешь схватиться за посох.

Фелассан взглянул на Миирис с неподдельным интересом:

– И все же у тебя по-прежнему есть выбор. Ты можешь надеяться, что переживешь выстрел Бриалы, быть может, опять применишь магию духа, вытянешь остатки силы из этих бренных останков – и исцелишься. Судя по тому, какие мощные чары ты совсем недавно пустила в ход, тебе, возможно, даже повезет собственными глазами увидеть смерть Мишеля… прежде чем я сам с тобой расправлюсь.

– Ты подначиваешь ее просто так или у тебя есть свои причины? – Бриала мельком глянула на своего наставника.

– Да, есть. – Фелассан сделал приглашающий жест и другой рукой вскинул на изготовку посох. – Ну же, Миирис!

Долийка воззрилась на него со всепоглощающей ненавистью, краем глаза посматривая то на посох, то на Мишеля, то на стрелу Бриалы, уже нацеленную ей в сердце.

– Фелассан, Бриала, стойте! – прозвенел в зале оклик Селины.

– Миирис! – подхватил Гаспар. – Я заключил перемирие. Дальше мы отправимся вместе и вместе будем сражаться со всем, что спустят на нас эти проклятые Создателем гробницы.

– И когда доберемся до главной залы, разрешим наш спор честным поединком, – прибавила Селина. – Победитель получит власть над элувианами.

– Ты сказал, что я смогу убить его! – Долийка ткнула пальцем в Мишеля.

– А теперь говорю, чтобы ты обождала, не то, клянусь всеми обетами шевалье, я отрублю тебе голову и оттащу труп туда, где покоятся бренные останки твоего клана!

Миирис на мгновение с силой стиснула зубы.

– Мне не стоило тебе доверять, – процедила она. Бережно и нарочито медленно подобрала посох, пристроила его за спиной. – Вы, шемлены, держите слово только со своими.

– Вот и умница, – одобрил Гаспар. – А теперь будь любезна – позаботься о Лиенн и Ремаше.

Бриала глянула на Фелассана, и тот пожал плечами.

Как она и ожидала, они заключили перемирие. И, как раньше заметил Фелассан, это вполне разумно.

Вот только Бриала – по крайней мере, отчасти – не могла не согласиться с Миирис.

В этом долгом путешествии по тропам между мирами Селина потеряла счет времени.

Темп был изнурительный, по крайней мере для людей. Фелассан, Бриала и Миирис, хотя и шли, казалось, не быстрее Селины или Мишеля, неизменно каким-то образом оказывались далеко впереди и всегда дожидались спутников в руинах, лежавших по ту сторону очередного элувиана, пока рубин, который несла Селина, не укажет им путь и не пробудит зеркало, ведущее на новую тропу.

Ремаш был ранен в бою с восставшими мертвецами, и хотя Лиенн как могла залечила его рану, он явно до сих пор страдал от боли. Сама Лиенн еще не до конца оправилась после оглушившего ее взрыва, да к тому же, очевидно, не привыкла переносить физические тяготы. Оба они изо всех сил старались не отставать и волком смотрели на Селину, когда она предлагала идти помедленней.

Всякий раз, когда путники добирались до следующего элувиана и устраивали привал в очередной усыпальнице, позволяя себе краткий, но столь желанный отдых от истязаний зачарованной тропы, Ремаш и Лиенн уединялись в стороне от всех прочих и перешептывались, с почти одинаковой неприязнью поглядывая то на Селину, то на Гаспара. Впрочем, неприязненный взгляд Ремаша вполне мог объясняться превосходным свежим шрамом, украшавшим его лицо, – следствием близкого знакомства с кинжалами Селины.

Как бы то ни было, Селина подозревала, что, если Гаспар проиграет в поединке Мишелю, вряд ли эти двое согласятся достойно принять поражение. Кто-то из них в таком случае уж верно расстанется с жизнью – либо Ремаш и Лиенн, либо она сама.

Как же приятно оказалось иметь дело с самыми простыми врагами! С ними нет нужды притворяться, беречь их чувства или ломать голову над их намерениями. Надо будет всего лишь убить их прежде, чем они убьют ее, и дело с концом.

Гаспар между тем преодолевал потусторонние тропы четким военным шагом, да еще ухитрялся вести светские беседы.

– Поразительное зрелище сотворили эльфы, – заметил он, указывая на болезненное свечение тропы. – Правда, от него мутится в глазах. Любопытно, как справляются с этим сами эльфы?

– Для них этот свет выглядит иначе.

Правду говоря, у Селины не было особого желания разговаривать с великим герцогом, но ведь он по случаю перемирия усердно старался быть учтивым. К тому же всегда есть возможность, что в непринужденной беседе Гаспар сболтнет лишнего.

Разумеется, то же могло случиться и с самой Селиной, однако она осознанно шла на риск. Как заметил Гаспар, в словесных баталиях он никогда не мог с ней сравниться.

– Как думаешь, в чем причина? Большие глаза? Или какое-нибудь заклинание?

– Скорее всего, второе, – пожала плечами Селина.

– Изумительно! Твой маг также сказал, что мы двигались быстрее, чем казалось с виду. Подумать только! Быстрее, чем если бы ехали верхом, да притом наверху об этом никто знать не знает. О, как мог бы воспользоваться таким преимуществом опытный полководец – пускай даже здесь так нелегко уснуть! – Гаспар хохотнул. – Вот ты, сэр Мишель, куда бы послал свои войска?

Мишель искоса, настороженно глянул на Селину, и она кивнула.

– Первым делом в Вал Руайо, милорд, вероятно, как и ты.

– Что ж, – Гаспар изогнул бровь, – для меня это был бы разумный ход – удар в самое сердце власти Селины, но для тебя-то подобное решение не слишком ли осторожно?

– Милорд, – учтиво ответил Мишель, – я присягнул защищать императрицу. Главная сила элувианов в том, что с их помощью перемещаешься быстрее, чем верхом на суше или на кораблях по морю. Мы могли бы позволить себе предпринять первый шаг в оборонительных целях – не мешкая, разумеется, – дабы пресечь вздорные слухи и собрать силы для удара по вашим опорным крепостям.

– А, понимаю, – проговорил Гаспар и оглянулся на Селину. – Ты не промахнулась, выбирая себе защитника.

Селина улыбнулась:

– А тебе стоило бы помнить, что речь идет о моих войсках, хоть я согласна с суждениями своего защитника. Хочешь знать, куда бы я направила своих солдат во вторую очередь?

Герцог Ремаш – бледный, обливающийся потом – пренебрежительно фыркнул:

– Можно подумать, ты бы сказала нам правду! Дурацкая затея.

– Вовсе нет, Ремаш, – возразила Селина, одарив герцога изысканным взглядом искоса, который при дворе превратил бы его в пустое место. – Этот разговор наиприятнейшим образом отвлекает разум от тягот путешествия по тропам. И к тому же, когда мы доберемся до главной залы и поставим на место ключ-камень, нам предстоит раз и навсегда уладить наши разногласия. Проигравший вряд ли останется в живых. Я ничего не теряю, рассказывая Гаспару о своих планах, которые порождены не благородными традициями шевалье, но тем скромным пониманием жизни, которое я, смею надеяться, обрела за двадцать лет правления крупнейшей в мире империей.

– Недурно сказано, кузина! – Гаспар ухмыльнулся. – Итак, что же ты выберешь для следующего удара? Вероятно, Вершиль, мой дом?

Селина покачала головой:

– Лаидс.

Ремаш разразился бранью, неистово брызжа слюной, но Гаспар, запрокинув голову, захохотал во все горло.

– Дыхание Создателя! Селина, я и забыл, как ты хороша в Игре.

– С гибелью Вершиля тебе стало бы нечего терять…

– Нет, не продолжай, я уже все понял. Стало быть, ты уничтожишь родовые гнезда Ремаша и всех других лордов, принявших мою сторону. Запугаешь их, покажешь, какая участь ждет всякого, кто выступит против трона. – Гаспар понимающе кивнул. – Взамен доблестного героя, мстящего за гибель и разорение своего родного дома, я стану источником угрозы для всякого лорда, который решит присоединиться ко мне. Меня будут чураться, как чумного!

– Рад, что ты способен здраво оценить все хитроумие замысла Селины по уничтожению Лаидса, – ледяным голосом заметил Ремаш. – Жаль, я не в состоянии так же хладнокровно принять рассуждения об участи моего города.

– Ну признай же, что план хорош! – поддразнил его Гаспар. – А кроме того, Ремаш, я не намерен проиграть.

– И все-таки, – продолжала Селина, – есть более верный способ использовать элувианы в полную силу. Взгляните на них.

Она указала вперед, где в переливающемся пурпурном сиянии едва виднелись отдаленные силуэты эльфов. Искаженный свет тропы тут же вынудил ее отвести глаза, а когда она вновь посмотрела в ту сторону, даже эти смутные очертания уже исчезли из виду.

– Они движутся даже быстрее нас.

– Армия эльфов? – На сей раз Гаспар нахмурился.

– По крайней мере, некий боевой отряд. Стрелки, разведчики, способные быстро и незаметно оказаться в любом конце империи. – Селина улыбнулась, перехватив потрясенный взгляд Гаспара. – Считай эту мысль моим подарком, если, конечно, останешься жив и сможешь применить ее на деле.

– Ваше величество, – проговорил Мишель, – неразумно было бы вверять эльфам такое неописуемое могущество. Придать одного-двух эльфов проводниками крупной армии людей – куда ни шло, но если эльфы объединятся, соберутся в единую силу, им могут прийти в голову опасные идеи.

– Они уже объединялись, мой защитник. – Селина недовольно сдвинула брови. – И в Халамширале у них было в достатке опасных идей.

– Брось, Селина! – фыркнул Гаспар. – Загнав эльфов в трущобы, мы не даем им с собой сильверитовые доспехи и боевых коней и не тешим себя надеждой, что им никогда не придет в голову бунтовать. Что до этого… – Он вгляделся в руны, болезненно ярко пылавшие на тропе. – Такая мощь искусит кого угодно… и ты, кузина, чрезмерно высокого мнения об эльфах.

– Поживем – увидим, – с улыбкой заметила Селина.

Гаспар, однако, не улыбнулся в ответ.

– Тебе пришлось выжечь изрядную часть Халамширала, и ты по-прежнему считаешь эльфов достойными доверия? А тот долийский клан, который якшался с демонами, чтобы получить доступ к этим самым зеркалам? Нет, Селина, эльфы никогда не будут счастливы. Ни в наших трущобах, ни в наших лесах, ни… – он жестко глянул на Селину, – в наших постелях. Этому не бывать до тех пор, пока в Орлее правят люди.

Селина открыла было рот, готовясь отстаивать свою точку зрения. Эльфы заслужили возможность доказать, что им можно довериться, и Селина знала, что, когда она даст им такую возможность, они будут ей безмерно благодарны. Древний Тевинтер возвел свою империю на спинах рабов, и история наглядно показала, что рабским, подневольным трудом никогда не достигнуть того величия, какое способны создать вольные граждане, истово преданные своему делу. Эльфы, служащие Селине из любви, воодушевленные, верные ей лично и всему, что она воплощает, укрепят Орлей мощью, в которой он так нуждается, дабы устоять в грядущей буре.

Впрочем, спорить, в конце концов, бессмысленно: если в скором времени победит Селина, Гаспар умрет, а если она проиграет, то сама простится с жизнью. Кто бы ни одержал верх в том грядущем поединке, Селина сомневалась, что ей удастся переубедить Гаспара.

Она едва слышно вздохнула, смолкла и прибавила шагу, торопясь нагнать далеко ушедших вперед эльфов.

Дни мелькали неуловимо, как по волшебству.

Бриала и ее спутники неутомимо шли по тропам все то время, когда не спали. Трое эльфов неизменно опережали остальных. Как бы ни старались они придержать шаг, всякий раз обнаруживали, что люди остались далеко позади.

Когда очередная тропа обрывалась у очередного элувиана, путники обследовали лежавшие по ту сторону древние руины, дабы увериться, что, кроме них, здесь никого нет. Затем следовала скудная трапеза из армейского пайка Гаспара и тех жалких крох, которые Фелассан прихватил у долийцев, а уж вслед за тем наступало время отдыха.

И тогда Бриала вновь обретала Селину. Они падали в объятия друг друга, но успевали только наскоро обняться. А когда они засыпали, Бриале снились величавые эльфийские башни, шпилями достававшие до небес, города, возведенные на магии, где эльфы смеялись и торговали, сражались и любили. Когда Фелассан будил Бриалу по утрам, ее разум был неизменно бодр и ясен, в то время как Селина, проснувшаяся рядом с ней, нетвердо держалась на ногах и морщилась, как будто прошлым вечером выпила лишнего.

Миирис потешалась над тем, что шемлены – на языке эльфов «быстрые» – едва ползут по тропам. Бриала, не понаслышке знавшая, что такое потерять всех своих близких, не мешала юной долийке упиваться этой горькой шуткой.

Притом же так легко было не обращать на нее внимания и, привыкнув уже к волшебной красоте троп, наслаждаться ею, вслушиваться в едва уловимую песню, которой отзывался каждый шаг. Как будто Бриала наконец оказалась там, где ей надлежало быть изначально. Свет, звук, даже необычная сумеречная тусклость крохотного мира, лежавшего по обе стороны троп, которые соединяли элувианы, – все это казалось близким, родным, домом, каким никогда не было для нее родовое поместье Селины. Держа путь по сияющим тропам, Бриала всей душой отдавалась этому восхитительному чувству и грезила наяву.

Даже комнаты и залы, соединявшие элувианы, были на свой лад изумительны, хотя ни одна не могла сравниться размерами с той круглой залой, где Бриала и ее спутники сражались с восставшими из мертвых. То были погребальные камеры, тесно заставленные урнами с прахом и массивными саркофагами, и даже огромные опочивальни, где обрели нескончаемо долгий покой эльфы, которые предпочли смерти вечный сон, утенеру.

Когда путники впервые вошли в такую вот опочивальню, Фелассан остановился и взглянул на древний труп, полулежавший на ложе под атласными простынями. С точки зрения Бриалы, этот покойник ничем не отличался от тех, с которыми им довелось биться в тот первый страшный день, но лицо Фелассана исказилось глубоким горем.

– Ни к чему, – проговорил он едва слышно.

Бриала, ненадолго пробудившись от своих грез, с любопытством поглядела на мертвеца. Он лежал в расслабленной позе, под белоснежным покрывалом, аккуратно натянутым на грудь, так что открытыми оставались только голова и плечи. Он не пробудился перед самой смертью, не боролся за жизнь. Кожа его иссохла настолько, что тугим пергаментом обтянула кости, но при этом они остались нетронуты, не лишились ни единого клочка плоти.

И все же, приглядевшись, Бриала заметила один-единственный тонкий разрез на горле, а также мельчайший след капель крови, брызнувших когда-то на белоснежную подушку.

– Его убили из милосердия? Даровали быструю смерть, чтобы не умирал от голода вместе со слугами?

– Плоскоухая невежда! – презрительно рассмеялась Миирис. – Те, кто обретал покой утенеры, не нуждались в смертной пище. Они могли проспать до конца времен, ни разу не испытав голода.

– Почти, да’лен, – уточнил Фелассан. – Большинство тех, кто погрузился в утенеру, могли питаться простым снадобьем. Вода, смешанная с медом и травами, поддерживала жизнь в их телах. В полнолуние слуги мазали этой смесью губы сновидцев, а с рождением новой луны нюхали обнаженное запястье. Если они чуяли запах трав, усиленный ароматами, это означало, что смесь впиталась в тело, и тогда сновидцу продолжали давать снадобье. Если же запаха не было, значит сновидец научился получать пропитание из самой Тени и больше не нуждается в кормлении. Таких истинных сновидцев укладывали в безупречно белые постели, и эта белизна означала достижение совершенства. – Эльф улыбнулся и покачал головой. – По крайней мере, так поется в старинных песнях.

Бриала взглянула на белоснежные атласные покровы:

– Значит, это была месть.

– Такое неблагоразумие, – вздохнул Фелассан. – Этот сновидец мог бы оказаться полезным.

– Каким образом? – осведомилась Бриала. – Древняя империя гибла. Ты рассказывал, что погруженные в утенеру могли являться простым смертным во сне. Что они могли бы сказать, кроме как пожелать нам удачи в эльфинажах?

– Ничего-то ты не знаешь, – процедила Миирис. – Из Тени древним был виден весь наш мир. Они могли бы сообщать нам, где находятся наши враги и какова их численность. В тех местах, где Завеса истончилась, они могли бы высылать к нам на помощь духов, покорных их воле.

– Они могли убивать своих врагов во сне! – Лицо Фелассана просияло восторгом. – Могли исполнять желания сновидцев, чистых душой! Или, – ухмыльнувшись, добавил он, – просто лежать тут и ничего не делать, только вдохновлять чрезмерно романтическую фантазию долийских сказителей.

– Мы никогда не узнаем, что они могли бы сделать для нас! – Миирис ожесточенно сплюнула на пол. – И все потому, что какой-то безмозглый слуга больше заботился о мести, нежели о благе своего народа!

Бриала искоса глянула на нее:

– Я уверена, Миирис, что ты совсем не такая.

И улыбнулась, увидев, как татуированное лицо долийки исказилось от бешенства.

– Хоть я и знаю, что ты винишь сэра Мишеля в гибели своего клана, я твердо верю, что, поскольку императрица Селина воплощает в себе надежду эльфов, ты воздержишься от низменной мести ее защитнику.

Миирис стиснула кулаки, и на миг Бриале почудилось, что в глазах долийки промелькнули отблески огня.

– Ах ты… плоскоухая трущобная шваль!

– А ты, – ровно отозвалась Бриала, – никогда и в глаза не видела трущоб, в которых мы боремся за выживание. Ваш клан мог бы прийти на помощь городским эльфам, обманутым бродяжкам, как выразился ваш Хранитель. Вместо этого вы колесили по округе в своих фургонах и искали сокровища, оставленные нашими предками. Призывали демонов и сами обрекли себя на гибель.

Миирис бешено оскалилась и, ничего не ответив, широкими шагами ушла в дальний конец комнаты.

– Ты была с ней нелюбезна, да’лен, – заметил Фелассан.

– Так же, как она со мной. – Бриала вздохнула. – Сколько раз я передавала тебе сведения, будучи твердо уверена, что сотрудничаю с ними? И все это время они думали только о себе. – Она покачала головой. – Гаспар, по крайней мере, честен в своем эгоизме.

– А Селина разве не думает только о себе?

– Селина… – Бриала окинула взглядом мертвое тело, покоившееся на ложе. – Селина любит меня. И поможет эльфам, чтобы сделать меня счастливой.

– Вижу, честность не привилегия одного только Гаспара, – улыбнулся Фелассан.

– Селина всю свою жизнь знала только власть и роскошь. Неудивительно, что приходится открывать ей глаза на чье-то бедственное положение.

Бриала оглянулась на элувиан, через который они прошли. Люди до сих пор еще не присоединились к ним.

– Знаешь, есть одна старинная история про Фен’Харела.

– В самом деле, хагрен? Потрясающе.

– Ты уязвила меня в самое сердце, – улыбнулся эльф. – В этой истории рассказывается, что Фен’Харел угодил в плен к Андруил, богине охоты. Он разгневал ее тем, что охотился на галла без ее благословения. Богиня привязала Фен’Харела к дереву и объявила, что он должен будет год и один день ублажать ее на ложе, чтобы загладить свою вину. Однако в тот вечер, когда она разбила лагерь, их отыскал темный бог Анарис и поклялся, что убьет Фен’Харела за преступления, совершенные им против Забытых. Андруил и Анарис решили сразиться в поединке за право наказать Фен’Харела.

– И что же случилось дальше? – осведомилась Бриала.

– А ты как думаешь, да’лен? – усмехнулся Фелассан. – За все эти годы ты выслушала немало моих историй.

Бриала на минуту задумалась.

– Фен’Харел нашел способ одурачить их обоих и сбежать.

– Во время поединка, – Фелассан согласно кивнул, – он окликнул Анариса и сказал, что в доспехе Андруил, чуть повыше бедра, есть изъян, и Анарис клинком ударил Андруил в бок, и она упала. Тогда Фен’Харел заявил Анарису, что тот, дескать, обязан Ужасному Волку победой, а потому должен отпустить его на свободу. Анарис так возмутился наглостью Фен’Харела, что развернулся к нему и принялся осыпать пленника бранью, а потому не заметил, как Андруил, раненая, но безусловно живая, поднялась на ноги позади него и пустила в ход свой огромный лук. – Фелассан снова улыбнулся и глянул на Бриалу. – Золотая стрела угодила Анарису в спину. Тяжко раненный, он упал, и когда оба божества погрузились в сон, дабы исцелить свои раны, Фен’Харел перегрыз путы и сбежал. Знаешь, да’лен, ты и впрямь выслушала за эти годы немало моих историй. – Он в упор взглянул на Бриалу, и взгляд его был спокоен, но непреклонен. – Пора бы тебе уже написать свои собственные.

– Я же не богиня, – возразила Бриала и тут же сообразила, что сказала явную глупость.

Она залилась краской, услышав смешок Фелассана.

– Вот уж это решать историям, – сказал он и смолк, поскольку из элувиана появились наконец Селина, Гаспар и все прочие люди – измученные и обессиленные. – А теперь ступай к своей императрице.

К вечеру у Селины разболелась голова. Во всяком случае, она предполагала, что наступил вечер, поскольку Фелассан объявил привал. Место, в котором они остановились на ночлег, представляло собой небольшую круглую комнату, в которой располагались по кругу несколько лежанок. Посреди комнаты в большой металлической чаше ярко пылал огонь, – правда, Селина, так и не смогла обнаружить, что его питает.

– Я нашла в сундуке у стены провизию, – сообщила Бриала.

Обернувшись, Селина увидела, что ее наперсница поджаривает над огнем некий ломтик, чрезвычайно напоминающий свежий хлеб.

– Фелассан сказал, все это до сих пор пригодно в пищу – припасы сохранялись с помощью магии.

– Охотно предпочту это армейским пайкам. – Гаспар с глухим стуком сложил на пол меч и щит и принялся расстегивать ремешки доспехов.

Латы его до сих пор были в царапинах и вмятинах после схватки с восставшими мертвецами.

– Для чего служила эта комната? – спросила Селина, усаживаясь у огня.

Она не замерзла, но блики пламени, несмотря на его магическое происхождение, были блаженным отдыхом для глаз после долгих дней, когда единственным источником света были слепящее сияние тропы либо потусторонние вспышки магических посохов.

– И не нарушаем ли мы каких-нибудь древних обычаев, используя этот огонь для приготовления пищи?

– Ничего страшного, – подбодрил Фелассан.

– В этой комнате сомниари исполняли величественные ритуалы, – сообщила Миирис, неприязненно глядя на Бриалу и Фелассана. – Священные травы бросали в вечное пламя, и дым проводил эльфийских сновидцев в Тень.

– Красивая история, Миирис, – усмехнулся Фелассан, – но точно так же здесь могли готовить пищу. Или же, что более вероятно, сновидцы приходили сюда, чтобы безопасно погружаться в сон, а не доверять свое тело заботам слуг, которые могли прирезать их прямо в постели.

– Весьма благоразумно, – заметил Гаспар, с кряхтеньем стаскивая нагрудник.

Селина вспомнила свой волшебный чайничек. Ей всегда казалось, что это лишь изящная незамысловатая безделушка, мелкое удобство, доступное при ее высоком положении. Однако теперь, повидав столько усыпальниц и повстречавшись со столькими проявлениями древней эльфийской магии, она стала понимать невежественных крестьян, которых подобная безделушка напугала бы до смерти. Она и сама уже, когда вернется на трон, не станет так безоглядно доверять волшебству.

И все же сейчас Селина бесстрашно протянула руки к волшебному огню, наслаждаясь его теплом.

Затем рядом с нею присела Бриала.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

Селина подвинулась ближе и прижалась к Бриале. Обе они пропахли доспехами, повидавшими слишком много боев, потом и кровью, дымом походных костров и одежды, насквозь вымокшей под дождем. Прежде Селина и представить себе не могла, что Бриала даже и такой будет для нее желанна и прекрасна, но сейчас, после изнурительного дневного пути ей хотелось лишь свернуться калачиком под боком у Бриалы и забыть обо всем на свете.

– Я думаю об этом удивительном месте, – ответила она вслух. – Конечно, я не могу увидеть его твоими глазами, но все же хорошо представляю, сколько чудесных возможностей оно способно нам дать. – Селина, улыбаясь, искоса глянула на Бриалу. – Разумеется, после того, как мы вернем Орлей.

– Разумеется, – проворчал герцог Ремаш, одарив их убийственным взглядом.

Подобно Гаспару, он возился со своими доспехами. Тем же был занят и Мишель, выправлявший, как он поступал ежевечерне, вмятины, оставленные смертоносным заклинанием Миирис.

Селина, не удостоив мужчин вниманием, снова обратилась к Бриале:

– Только представь, Бриа, что мы можем сделать! Представь, как аристократы добираются в Вал Руайо за считаные дни вместо нескольких недель или даже месяцев! Сколько политических решений не было воплощено с должным размахом только из-за того, что мои указания распространялись не быстрее скорости конного курьера!

– К примеру, вывести эльфов из трущоб? – подхватила Бриала, неотрывно глядя на игриво потрескивающее пламя.

– О, намного, намного больше! – Перед внутренним взором Селины замелькали картины, одна увлекательнее другой. – Подумай о торговле, Бриа. О несметных сокровищах знаний, собираемых в университете. Если элувианы можно перемещать, мы могли бы поставить по элувиану в каждом городе Орлея, и тогда Вал Руайо оказался бы не более чем в дне пути из каждого уголка империи!

Бриала засмеялась, но Селина точно знала, что смех этот принужденный, поскольку перед тем она сделала короткий, едва различимый вдох. Бриала смеялась не искренне, не от души, и вокруг ее прекрасных глаз не возникли при этом смешливые морщинки. Кольцо на пальце Селины, дар леди Мантильон, который помогал различить в бою слабости врага, точно так же обострял восприимчивость ее разума, позволяя заметить мелочи, которые в ином случае ускользнули бы от внимания.

– Признаюсь, – промолвила Бриала, – я сейчас не способна думать о чем-либо, кроме освобождения моих соплеменников.

– О, твоя императрица уже придумала для них занятие. – Гаспар затянул ремешок наголенника. – Вывести эльфов из трущоб и разместить в здешних туннелях. Этакая личная шпионская сеть.

Селина пренебрежительно фыркнула:

– Проведя всю жизнь в трущобах, эльфы Орлея наверняка будут рады оказаться там, где ожила во плоти их древняя история. Взгляните только, как увлечены наши спутники. Притом насколько этот мир благоприятен для эльфов, подобное соглашение окажется выгодно для всех сторон.

С этими словами она глянула в дальний конец комнаты, где Миирис и Фелассан изучали начертанные на стене старинные руны. Позади них со скучающим видом переминалась Лиенн.

– Уж вы-то своей выгоды не упустите, не так ли, ваше великолепие? – пробормотал Ремаш, косясь на Бриалу.

– Вывести эльфов из трущоб только затем, чтобы превратить их в свой личный отряд убийц? – Гаспар усмехнулся и покачал головой. – Полагаю, такое решение приведет на мою сторону немало знати.

– Поскольку ты к тому времени уже упокоишься в руках Создателя, тебя это и вовсе не должно беспокоить, – сухо заметила Селина.

Расхохотавшись, Гаспар потянулся за хлебом. Бриала вручила ему ломтик, который поджаривала над огнем.

– Если ее императорское величество обретет любовь и поддержку всех эльфов во всех городах империи, знать не посмеет открыто выступить против нее. – Она улыбнулась Гаспару. – Нас привыкли считать жалкими насекомыми, но ведь и осы тоже насекомые, однако никто в здравом уме не станет тыкать палкой в их гнездо.

– Разумеется, нет. – Гаспар принял у нее хлеб. – Он выкурит ос дымом или просто сожжет.

Великий герцог с хрустом откусил большой кусок и удовлетворенно кивнул:

– Недурно.

– Ты полагаешь, что я забыла Халамширал, – сдавленно и зло проговорила Бриала, – и надеешься, что это упоминание отвратит меня от Селины? Я прекрасно помню, чьи интриги привели к походу на Халамширал.

– Императрица Селина не пошла бы на крайние меры, если бы ты ее к этому не принудил, – вставил Мишель и, на миг оторвавшись от работы, твердо глянул в глаза Гаспару.

– Верно, – согласился тот, откусив еще один кусок хлеба. – Однако же в тот день в тюремной карете близ города Бриала говорила совсем другое. Насколько я помню, она даже знала, что я задумал, но не сумела предостеречь Селину.

– Вряд ли я бы прислушалась к ней, – ответила Селина, хотя и взглянула на Бриалу с неподдельным удивлением. – Важно только одно: после того как мы обретем элувианы, жизнь эльфов станет лучше.

– Лучше! – скривился Ремаш. – Ты хочешь стакнуться с трущобной швалью.

– Суть вот в чем, – словно и не расслышав его, обратился к Селине Гаспар. – Возьмем большинство эльфов – не долийцев, не твою служанку, но самых обычных эльфов. Им все равно, где жить – в эльфинажах или в трущобах Халамширала. Их не заботит то, что императрица или великий герцог назовут свободой. Все, что им нужно, – крыша над головой и еда на столе. После того как ты сделаешь свое смелое заявление, знать из кожи вон вылезет, но найдет способ забыть об эльфах.

– Ну так мы им напомним! – Бриала глянула на Гаспара, затем перевела взгляд на Селину.

– Бриа, – Селина без колебаний сжала ее руку, – я дам твоим соплеменникам достойную жизнь. Обещаю.

Бриала ответила на рукопожатие, и Гаспар с Ремашем неловко отвели взгляд, когда Селина теснее прильнула к ней. Мишель вернулся к своему занятию – с таким видом, будто ничего и не произошло.

В отсветах волшебного пламени Селине виделись эльфы, лишенные пропитания, бунтующие простолюдины, разъяренные аристократы, которые шлют на расправу отряды шевалье – так быстро, что даже она не успевает их остановить. Она видела, как имперские солдаты жгут дома торговцев, восставших против эльфийской конкуренции, видела, как эльфы, отведав первый вкус свободы и возжаждав бо́льших вольностей, ударяются в разбой и бунты.

Селина видела объятую пламенем империю. Пожар уже занялся, и только одно может быть в ее силах – решить, кто именно сгинет в этом огне.

Глава 16

Согласно подсчетам сэра Мишеля, прошло четыре дня. Четырежды они ужинали сушеным мясом из пайков Гаспара или черствым хлебом, который Фелассан прихватил из лагеря долийцев. Четыре ночевки на жестком каменном полу после дневного перехода в полном доспехе, до сих пор окончательно не выправленном после урона, который нанесла Миирис. Гаспар приказал ей залечить раны Мишеля, и когда она исполняла приказ, сверля подопечного ненавидящим взглядом, ее прикосновения неизменно обжигали его холодом.

И четыре ночи подряд он оцепенело смотрел, как его императрица делит убогое ложе с Бриалой.

– Странно, не правда ли, видеть, что императрицы, как и все обычные люди, с кем-то спят? – прозвучал негромкий голос.

Мишель обернулся к сидевшему в нескольких шагах Гаспару. Тот терпеливо стачивал крохотную прореху в нагруднике, насколько это возможно было сделать при помощи походного набора инструментов. В отличие от вмятин на латах Мишеля, за такую прореху, если ее не зачинить, вполне мог зацепиться клинок противника.

Мишель, до того точивший меч, вернулся к своему занятию.

– Немного, милорд, – кратко ответил он.

– Силы небесные, Мишель, уж не питаешь ли ты сам к ней нежных чувств? – с негромким смешком осведомился Гаспар.

– Вовсе нет. – Мишель тоже засмеялся. – Я души не чаю в нашей императрице, однако никогда не позволял себе смотреть на нее как на женщину. В юности мне довелось услышать слишком много историй о шевалье, обреченных на несчастную любовь, погибших из-за ошибок, совершенных в пылу ревности или страсти.

– Я бы предпочел погибнуть от руки проклятого Создателем порождения тьмы. – Гаспар принялся протирать длинную царапину на нагруднике. – Дай знать, если тебе потребуется полировальное масло.

– Благодарю, милорд.

Мишель ощупал лезвие меча по всей длине, обнаружил крохотную зазубрину и принялся за работу. В Вал Руайо он бы избавился от меча с таким изъяном или, по крайней мере, попросил бы оружейника перековать его. Здесь же, во владениях древних эльфийских мертвецов, он не мог позволить себе подобной роскоши. Поработав с минуту, он добавил:

– Да и не мне судить. Сам я, бывало, делил ложе с первой встречной крестьянкой, так почему императрица не вправе поступать так же?

– Согласен. – Гаспар крякнул, усиленно полируя поврежденный участок доспеха, затем отстранился и критически осмотрел результат своих усилий. – Если только на этом все и закончится.

Зазубрину на клинке меч противника зацепит в первом же серьезном бою. Морщась от досады, Мишель вынул точильный камень. Сильверит – весьма твердый металл, и уж если такой меч потерял свою невероятную остроту, наточить его сызнова нелегко, а неверные действия могут безвозвратно погубить клинок.

– Теперь, милорд, мне полагается признаться в своих тайных опасениях и безоговорочно перейти на вашу сторону?

– Если б ты так поступил, я бы прикончил тебя на месте, – не колеблясь ответил Гаспар. – Мы с тобой шевалье, заложники чести и долга, а ты присягал быть защитником императрицы.

– Вы не слишком-то беспокоились о чести, когда стали распространять порочащие императрицу слухи.

– Я действовал ради блага империи. – Гаспар, хмурясь, провел пальцем по нагруднику. – Я стремился к победе. Как там говорят в Академии? Честь не исключает…

– Тактики, – закончил Мишель знакомое с незапамятных времен наставление, – а славу не завоюешь глупостью. Да, милорд.

– Селина всегда мастерски вела Игру. Дыхание Создателя, да ведь именно так она в первую очередь и заполучила трон. Мне оставалось только играть по правилам, которые устанавливала она. – Гаспар вздохнул. – Правду говоря, больше всего я сожалею о том, что наслал на тебя того барда. Знаешь, я приказал ей отыскать любые сведения, которые помогли бы опорочить твое имя.

Мишель вспомнил, как Мельсендре измывалась над ним на заброшенном складе, и при этом воспоминании кровь застыла у него в жилах. Впрочем, он слишком долго наблюдал за Игрой, а потому знал, что если попытается расспросить Гаспара, то неизбежно выдаст этот свой страх. Поэтому Мишель лишь пожал плечами:

– Как вы сами сказали, милорд, вы играли по правилам. Вся Игра основана на слухах, намеках и недомолвках. Мне, можно сказать, повезло, что моя жизнь настолько скучна и заурядна.

– И все равно то был недостойный поступок по отношению к другому шевалье, а потому, сэр Мишель, прими мои извинения. – Гаспар улыбнулся. – Когда мы найдем ту самую залу, перемирию придет конец и каждый из нас приложит все усилия, чтобы убить другого в бою. Ты знаешь, что так и будет, и я знаю, но зато мы будем сражаться с честью, не обремененные Игрой, слухами или ложью. Как подобает мужчинам, которые знают, кто они есть, и останутся собой до последнего вздоха.

Гаспару ничего не известно. Мишель и прежде считал, что великий герцог должен был бы разгласить его тайну гораздо раньше, еще до своего похода на Халамширал, и все же в глубине души сомневался в этом, ежеминутно ожидая, что Гаспар нанесет удар.

Он вспомнил, как внезапно и гулко застучала кровь в висках, как захлестнула его жаркая волна силы, властно требуя убить Мельсендре, которая угрожала раскрыть его тайну.

Крохотный тугой узелок в основании затылка, бывший там так долго, что Мишель уже и позабыл о его существовании, вдруг ослаб, и безмерное облегчение омыло живительной прохладой его душу. Теперь он свободен. Он может жить – и умереть – как сэр Мишель де Шевин.

– Да, милорд, – только и сказал он вслух и с прежним усердием принялся приводить в порядок свое оружие.

На следующий день, преодолев еще одну проклятую Создателем тропу, они прошли через элувиан и ступили в величественный круглый чертог, намного превосходивший размерами все залы, которые им довелось видеть до сих пор.

Огромные золотые жаровни освещали его, пылая нерукотворным пламенем, сродни тому огню, на котором Бриала минувшим вечером жарила хлеб. Вдоль стен зала по кругу высились громадные опорные колонны, исполненные в виде каменных фигур – эльфов в доспехах либо с посохами. Между этими колоннами располагались десятки элувианов, и в сводах потолка над их заостренными маковками также были высечены гигантские устрашающие фигуры. Мишель распознал среди них демонов и драконов, но были там и существа, которым он не знал названия.

Пол этого чертога представлял собой обширную плоскую чашу. Поверху, на пологих краях этой чаши, были расставлены изящные мраморные скамьи, развернутые к середине зала. Ниже скамей весь пол покрывали руны, соединяясь в узор, который для Мишеля остался непостижим, сплетаясь и перекрывая друг друга прихотливой паучьей вязью. Иные знаки казались упрощенными фигурками живых существ, другие походили на пламя или молнию, но большинство выглядело как бессмысленный геометрический кавардак. В целом они напоминали руны на тропе, только что не пылали ослепляющим светом, и что-то в их облике было иначе, но что именно, Мишель определить не смог.

Посреди зала, в самом центре гигантского круга рунической вязи, высился каменный постамент, совершенно гладкий, если не считать углубления посередине, имевшего точно такую же форму, как рубин, который отдал Селине Имшэль. До этой минуты Мишель в глубине души не мог отделаться от подозрений, что демон попросту отправил их на смерть.

– Впечатляюще, – проговорил Гаспар, и голос его, отразившись от стен, эхом прокатился по всему залу. – Отбить кончики ушей у этих статуй – и такими колоннами не зазорно было бы украсить Вал Руайо.

– Это не погребальная камера, – сказала Бриала, и Мишель со смутным беспокойством отметил, что ее голос не порождает эха. – Фелассан, что здесь было раньше? Зал для похоронных церемоний?

Эльфы добрались сюда намного раньше Мишеля и остальных людей, и сейчас Бриала и Миирис с благоговейным трепетом взирали на захватывающее зрелище. Один только Фелассан остался равнодушен к вычурным архитектурным красотам.

– Отчасти, – ответил он, – но верующие также могли прийти сюда помолиться.

– Кому это? – Ремаш зло ухмыльнулся, отчего шрам на его щеке задергался, как живой. – Вашим языческим божкам?

– Нашим старейшим, которые погрузились в утенеру. – Если Фелассан и был задет репликой Ремаша, то вида не подал. – Молящийся проходил через лабиринт, – продолжал он, указывая на сумбурные сплетения рун, – и песни гласят, что если он показал себя достойным, то той же ночью во сне получал ответ на свои мольбы.

– Лабиринт? – Ремаш недоуменно уставился на руны, окружавшие постамент. – Ты хочешь сказать, что здесь видно, куда идти?

– А тебе не видно? – с улыбкой осведомился Фелассан. – Что ж, наверное, ты недостоин.

Ремаш схватился было за меч, но Гаспар резким жестом принудил его сдержаться.

– Насколько я понимаю, ты видишь путь в этой неразберихе? – обратился великий герцог к Фелассану и, дождавшись утвердительного кивка, повернулся к Селине. – В таком случае, кузина, похоже, что наше перемирие близится к концу.

С этими словами он отступил на шаг и, хоть пока что не обнажил меча, уже принял боевую стойку.

– В нашем распоряжении ключ, который пробудит элувианы. Если я одержу победу, меня проведет к постаменту моя эльфийка. Выиграешь ты – тебе окажет ту же услугу один из твоих эльфов. Осталось выяснить одно: как именно ты предпочла бы разрешить наш спор? Прибегнем ли мы к магии, рискуя во время боя пробудить еще одного проклятого Создателем демона? Или мы с твоим защитником сразимся один на один, как подобает мужчинам?

Мишель встал между Селиной и Гаспаром и, не оглядываясь назад, вопросительно проговорил:

– Ваше величество?

Миирис уже стояла возле Гаспара, с алчным предвкушением уставясь на Мишеля, а Бриала отходила на позицию, где никакие препятствия не помешали бы ей выстрелить в Миирис или Лиенн.

Ремаш поглядывал то на Селину, то на Гаспара и сосредоточенно щурился, о чем-то размышляя. Заметив это, Мишель напомнил себе, что, если дело дойдет до общей схватки, нужно будет как можно скорее прикончить Ремаша. Герцог Лаидс недурно владеет мечом и к тому же не связан кодексом шевалье, так что он, без сомнений, дождется начала боя и только потом, неожиданно для всех, атакует там, где сможет нанести наибольший урон.

Однако прежде, чем Селина успела что-либо ответить, вмешалась Лиенн.

– Нет! – выдохнула она. – Дело еще не кончено, и элувианы еще не в наших руках. Нечто пробуждается… нечто древнее и злобное.

Гаспар с досадой глянул на нее:

– Лиенн, если ты хочешь что-то нам сообщить…

– Я чувствую магию, призванную к служению. Я чую ее всем своим существом, милорд. Это… – Глаза Лиенн широко раскрылись, и девушка испытующе огляделась по сторонам. И нахмурилась. – Оно вокруг нас, повсюду. Или… – Она глянула вверх.

С оглушительным грохотом камнепада на них обрушился потолок.

Едва раскатился грохот, Бриала сорвалась с места и без промедления нырнула под ближайшую мраморную скамью. И услышала, как кричат от боли те, кому недостало проворства вовремя убраться из-под сыплющихся камней.

Бриала поглубже забилась под скамью и напряженно вслушивалась.

Что-то обрушилось рядом с такой силой, что Бриалу подбросило и тяжкий рокот дрожью отозвался внутри.

Это не обвал, осознала она. Обвалы не происходят в одном определенном месте.

И не передвигаются.

Перекатившись, Бриала подняла лук. То, что она увидела, походило на громадную каменную колонну, отвалившуюся от потолка, на которой были высечены десятки фантастических тварей. Лишь когда «колонна» зашевелилась, поднимаясь из мраморного крошева раздавленной скамьи, Бриала разглядела у основания огромные когти, и тогда все стало на свои места. Перед ней была покрытая камнем нога высотой больше ее роста.

Тварь была массивной, но для своих немалых размеров довольно поджарой – узкое тулово на пяти длинных ногах, шипастых и членистых, как у насекомого. Крошечный торс с парой когтистых рук не длиннее человеческих венчался безглазой головой. Разинув пасть, усаженную каменными клыками, чудовище зашипело и жадно принюхалось.

Все это Бриала успела разглядеть в один миг – тот краткий миг, когда отпрыгнула вбок и пустила стрелу в грудь чудовища, надеясь, что в узкой части тела скорее окажется уязвимое место. Стрела сломалась о каменную шкуру.

С проворством, которое показалось бы невозможным при таких внушительных размерах, тварь развернулась к Бриале. Громадная, закованная в камень конечность, кроша мрамор, опустилась на то место, где эльфийка только что была.

– Фелассан, что это?

– Вартеррал! – откликнулся эльф, и в тот же миг Бриала увидела, что с другой стороны на тварь с мечами в руках набросились Ремаш и Мишель. – Плохо, очень плохо! Хуже быть не может!

Сам Фелассан пока не вступал в бой. Быть может, у него была на то особая причина или же он знал, что тварь чересчур сильна. Когда массивная нога вновь ударила в пол рядом с Бриалой, та отпрыгнула, развернулась и выстрелила по ближайшей ноге, метя в сочленение. И снова стрела лишь бессильно отскочила от каменной брони. Мишель и Ремаш без особого успеха рубили по ногам твари с другой стороны.

Вартеррал топнул всеми пятью ногами, и каменная плита под Бриалой всколыхнулась. Мишель и Ремаш отлетели прочь, с лязгом рухнули на пол. Миирис, чье лицо под замысловатыми татуировками стало смертельно бледным, подняв посох, выступила вперед. Рядом с ней, мотая головой, стоял Гаспар, а позади него Бриала увидела Лиенн. Посох ее сиял, облекая магической энергией не только саму Лиенн, но и Гаспара.

– Стойте! – прокричал Фелассан.

Бриала рискнула глянуть в его сторону и обнаружила, что эльф стоит на скамье.

– Забирайтесь наверх и не шевелитесь!

– Ты шутишь? – Гаспар потрясенно глянул на него.

– Живо, я сказал!

Вартеррал зашипел, клацнув челюстями в сторону Гаспара, и в воздухе брызнула струя кислоты. Гаспар вскинул щит, отразив смертоносные брызги, а затем ловко вскочил на скамью и, протянув руку, помог забраться туда же Лиенн. Щит его дымился и шипел в тех местах, куда попали кислотные брызги.

Бриала откатилась назад, подальше от неуязвимой твари, и запрыгнула на скамью. Сбоку от нее то же самое проделала Селина, и Бриала заметила, что Мишель и Ремаш также вскарабкались наверх.

С минуту никто не шевелился. Вартеррал изогнулся на месте, принюхался, еще шире разинув жуткую пасть. Затем он все с той же поразительной ловкостью развернулся на всех пяти длинных ногах и поскреб когтями пол. Казалось, чудовище сбито с толку, но о том, что оно испытывает, можно было лишь догадываться – никакие чувства не отражались на его уродливой безглазой морде.

Безглазой… Ну да, конечно!

– Он слеп, – прошептала Бриала.

– Верно, да’лен, – так же тихо прозвучал голос Фелассана. – Он, подобно змее, чувствует наши шаги по мельчайшим колебаниям пола, а также ощущает привкус виновности тех, кто оскверняет это место. Предназначение этого существа – защищать сокровенный чертог элувианов от вторжения людей. Нападать первым на эльфов он не может – только защищаться, если нападут на него.

– Чертовски удобно! – громко огрызнулся Ремаш. – Вот только не все из нас эльфы!

При звуке его голоса вартеррал весь подобрался, затем невероятно высоко подпрыгнул и стремительно, круша когтями каменные плиты, приземлился в двух-трех шагах от Ремаша. Герцог побелел и смолк, не смея шелохнуться, а громадная бестия тихонько шипела и раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь отыскать осквернителя.

– Он пытался убить Бриалу. – Гаспар, судя по его тону, вовсе не обвинял Фелассана во вранье.

Бриала видела, что великий герцог сощурился, сосредоточенно размышляя.

– Бриала первой напала на него. Веди она себя мирно, вартеррал мог бы вовсе не обратить на нее внимания.

Гаспар кивнул, все еще погруженный в размышления.

– Стало быть, если вартеррал чует эльфа, то не нападает.

– Во всяком случае, этот не нападает. Одному Фен’Харелу известно, как ведут себя другие.

Вартеррал между тем по-прежнему искал Ремаша, который так и застыл на скамье, бросая отчаянные взгляды на своих спутников. Яростно зашипев, тварь ударила огромным когтем по полу. Ремаш пошатнулся и нелепо взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие.

– Мишель, «Волки Травят Медведя»! – негромко окликнул Гаспар, и Мишель кивнул. Всем прочим он прокричал в полный голос: – Не давайте ему передышки, атакуйте и отступайте! Эльфы, отвлекайте его, пока мы будем его рубить!

Позабыв о Ремаше, вартеррал развернулся на голос Гаспара, и великий герцог радостно осклабился:

– Все верно, зверюга! Вот он я, вперед!

Вартеррал опять подпрыгнул и, дробя могучими ногами камень, вдребезги разнес скамью, на которой стоял Гаспар. Тот успел вовремя соскочить, и едва он приземлился, как Мишель уже обрушил град ударов на заднюю ногу вартеррала.

Бриала выстрелила, на этот раз метя в голову, но стрела угодила чудовищу в плечо. Тварь взревела и развернулась к эльфийке, но тут же зашипела от боли, окутанная волной леденящего холода. Миирис, чей посох снова сиял белым светом, с исказившимся лицом нанесла новый удар, и нога вартеррала покрылась тонким слоем льда. Едва чудовище повернулось к Миирис, в обледеневшую ногу с разгона врезался булыжник.

Вартеррал завизжал и, заметно припадая на раненую конечность, бросился на Фелассана. Наставник Бриалы не успел отступить. Каменная глыба, вырвавшись из пола, взмыла перед ним, точно щит, но под мощным ударом вартеррала раздробилась на куски. Фелассан рухнул наземь и остался недвижим.

Тварь нависла над ним, изготовясь добить поверженного врага.

– Эй, уродец! – взревел Гаспар. – Как ножка, болит?

И с этим криком рубанул поврежденную конечность с такой силой, что каменная броня раскололась и из раны с шипением брызнула сукровица. Ореол силы окружал великого герцога, и мощь его ударов нарастала с каждым взмахом меча. Позади него замерла Лиенн, вскинув посох и вперив в Гаспара напряженный, сосредоточенный взгляд.

Бриала увидела, как вартеррал ринулся на Гаспара, но тут же сзади его атаковали Ремаш и Мишель. И когда тварь, развернувшись к Ремашу, занесла для удара могучую шипастую конечность, перед глазами Бриалы промелькнуло не прикрытое каменной броней брюхо. Не колеблясь, эльфийка спустила тетиву.

Стрела вонзилась в подбрюшье, возле сочленения ноги с туловом, и из раны брызнула сукровица. Вартеррал снова пронзительно завизжал.

– Брюхо! – срывая голос, выкрикнула Бриала. – Бейте в брюхо!

Лишь когда тварь развернулась на ее крик, она сообразила, что наделала. Бриала успела отпрыгнуть за долю секунды до того, как скамья, где она стояла, раскололась от мощного удара, и на полу позади нее зашипел кислотный плевок разъяренного чудовища.

Мимо Бриалы вихрем пронеслась Селина и кувырком нырнула под брюхо вартеррала.

Бриала еще бежала, спасаясь от яростно щелкающих челюстей твари, но краем глаза успела заметить, как Селина, выйдя из кувырка, выпрямилась и в руках ее полыхнули пламенем кинжалы. Подпрыгнув, она с молниеносной точностью воткнула оба лезвия в брюхо твари. Бриала не могла сказать, направляло ли ее руку кольцо леди Мантильон, но вартеррал заверещал от боли.

Селина перекатилась, не дав чудовищу придавить ее своим весом, и, сжимая кинжалы, благополучно вскочила неподалеку от Ремаша. Вартеррал развернулся к ней, в бешенстве оскалив клыки и брызжа кислотной слюной, но Гаспар с тыла уже обрушил удар меча на поврежденную ногу твари.

Теперь Бриала уловила слаженный ритм боя. Ремаш, Мишель и Гаспар разместились на равном расстоянии вокруг твари. Селина наносит удары снизу, Бриала и Миирис атакуют издалека, а Лиенн посильно поддерживает сражающихся.

Безрассудная, смертельно опасная тактика, из тех, каким не учили даже хваленых шевалье, но Бриала ясно видела, что она приносит плоды.

Вартеррал, как она и ожидала, начал разворачиваться к Гаспару.

И тут, к ужасу Бриалы, герцог Ремаш с размаху ударил Селину щитом в спину.

– За Лаидс, – хладнокровно бросил он, когда Селина, вылетев вперед, всем весом врезалась в ногу вартеррала.

– Ремаш! Что ты творишь? – рявкнул Гаспар, все так же неистово рубя тварь с тыла.

Вартеррал, однако, предпочел ему более легкую добычу, которая совсем недавно причинила ему такую боль. Он наклонился, хищно протянув к Селине маленькие, длиной почти с человеческие, ручки.

Дико завопив, Бриала выпустила стрелу, за ней другую. Обе стрелы отскочили от чудовища, не причинив ему никакого вреда, и когти вартеррала сомкнулись.

На Мишеле.

Он оттолкнул Селину и сам перекатился на ее место, лихорадочно кромсая запястье твари. Клинок бессильно отскакивал от каменной шкуры, и вартеррал, ухватив когтями Мишеля, без малейших усилий оторвал его от пола.

Широко разинув клыкастую пасть, вартеррал поднес к ней страшно закричавшего Мишеля.

И замешкался, услышав донесшийся снизу крик:

– Сражайся, мой защитник!

Селина, императрица Орлея, нырнула между суставчатыми ногами вартеррала, подпрыгнула, пнула его ногой под колено и вновь вонзила кинжалы в уязвимое брюхо.

Бриала верила в Селину, любила ее всем сердцем еще с детских лет – и даже вообразить не могла, что когда-нибудь собственными глазами увидит, как ее императрица рискует жизнью ради того, кто ей служит.

Вереща от боли, вартеррал швырнул Мишеля на пол. Тот с лязгом грянулся оземь, стонущий, но, несомненно, живой, а Селина перекатилась и отскочила прочь от чудовища, которое попыталось ее раздавить. Разрумянившееся лицо ее светилось ликованием, но тут же это выражение сменилось испугом, и она отпрянула от Ремаша, который неотвратимо двинулся на нее, размахивая мечом.

– Ремаш! Где твоя честь? – Гаспар, подкрепленный чарами Лиенн, по-прежнему ожесточенно рубил заднюю ногу вартеррала.

Тварь бросилась на него, но тут же отшатнулась, получив в бок искрящийся заряд холода.

– Безмозглый урод! Он был у тебя в руках! – Миирис метнула еще один заряд и ловко перепрыгнула на другую скамью – та, на которой она только что стояла, превратилась в крошево.

Этот ход подставил вартеррала под выстрел Бриалы, и она, стоя на полу, пустила стрелу вверх, в незащищенное брюхо чудовища. Тварь снова взревела, и вновь Бриала успела отскочить, а каменная плита позади нее разлетелась на куски.

Почти все скамьи поблизости от нее вартеррал уже разнес до основания. Бриала укрылась было за остатками одной скамьи, но тут же откатилась, когда вокруг брызнуло каменное крошево. Вскочив, она обнаружила, что к ней неумолимо приближается громадная шипастая нога. Бриала крутнулась, уходя от удара, но все же увесистый толчок едва не вышиб из нее дух. Ее отшвырнуло прочь, затем проволокло по грудам щебня, и наконец она со всей силы врезалась в какую-то из немногих уцелевших скамей. Оглушенная, не в силах и вздохнуть, Бриала с минуту могла лишь бессильно лежать и смотреть, как развиваются события.

Она думала, что вартеррал погонится за ней, но струя льда, пущенная Миирис в клыкастую безглазую морду, отвлекла его внимание от Бриалы. Разъяренно шипя, гигантская тварь развернулась к эльфийской целительнице.

Сбоку от них Ремаш, обогнув место схватки, по-прежнему пытался оттеснить Селину назад к вартерралу. Бриала увидела, как он угрожающе взмахнул мечом.

В этот миг великий герцог Гаспар встал между ними, заслонив Селину, и отбил щитом выпад Ремаша.

– Я ценю твою преданность, – с грустью проговорил он, и удар кольчужного кулака впечатался в шлем герцога. – Но это… – Гаспар отбросил щит и освободившейся рукой вздернул забрало шлема, – совершенно… – Гаспар вогнал меч в прорезь забрала, и Бриала увидела, как острие клинка вышло из затылочной части шлема. – Неприемлемо.

Ремаш повалился на колени. Гаспар с силой пнул тело и рывком высвободил клинок.

– Селина, – сказал он, – я приношу извинения за бесчестный поступок моего соратника.

Ответа Селины Бриала не расслышала, поскольку наконец снова обрела способность дышать и вынудила себя подняться на колени, а затем и выпрямиться. Лук валялся рядом; Бриала схватила его и наложила стрелу. Руки у нее тряслись. Схватка чересчур затянулась, а удар и падение изрядно подкосили ее боевой дух.

Она повернулась к вартерралу – и увидела, как Миирис, сбитая с ног мощным ударом наотмашь, покатилась по засыпанному щебнем полу.

Мишель уже поднялся на ноги, правда, двигался с трудом, и его латы были во многих местах изъедены следами кислотной слюны вартеррала. С воинственным рыком он обрушил на тварь серию четких, мощных ударов. Вот только боевого запала в них не чувствовалось. Не одна только Бриала была обессилена затянувшейся схваткой.

Внезапно возле нее, не обращая внимания на вартеррала, который атаковал Мишеля, возник Гаспар. Он снова был при щите, но сейчас почему-то стаскивал с руки кольчужную рукавицу. Зачем – Бриала поняла, когда увидела у него на пальце кольцо.

– Потом вернешь, – отрывисто буркнул Гаспар и, стянув кольцо, бросил его Бриале.

Эльфийка не задумываясь поймала его.

Кольцо было великовато, явно рассчитанное на мужскую руку, но с тем же замысловатым узором, что и на кольце, которое подарила Селине леди Мантильон.

– Откуда оно у тебя? – спросила Бриала, глядя, как Селина кромсает кинжалами ноги вартеррала, отвлекая его от Мишеля.

– Подарок леди Мантильон, – ответил он, слегка удивленно выгнув бровь. – Я получил его, когда впервые впечатлил ее в Игре.

Перед ними, ревя и дробя в крошево камни, бесновался вартеррал, но в это мгновение Бриала видела только залитый кровью пол библиотеки. Селину, которая вытащила ее из укрытия. Новое кольцо на пальце Селины.

– Эй! – Гаспар обеими руками бесцеремонно хлопнул ее по плечам. – Ну же, соберись! До сих пор твои стрелы и кинжалы Селины ранили эту тварь серьезней, чем наши мечи.

Он повернулся к Селине и Мишелю, возвысил голос:

– Мишель, защищаем эльфийку! – Тот заметно вздрогнул, но кивнул. – Бриала всаживает стрелы в утробу твари, пока та не подохнет. Селина, если подвернется возможность, будь готова опять забраться к ней под брюхо. Лиенн. – Гаспар повернулся к девушке, которая так и стояла на скамье, откуда подпитывала его чарами. – Не трать силы на меня. Наведи порчу на слепого ублюдка.

Лиенн улыбнулась, глядя на вартеррала, который уже развернулся к Гаспару.

– Дух, рожденный из дерева, камня и воздуха, ты был сотворен защищать тех, кто ныне мертв. Ты не исполнил свой долг. – Она подняла руку, и посох ее занялся бледным сиянием. – Так не исполни его вновь!

Вартеррал споткнулся, на мгновение вкруг него замерцал бледный неясный свет, и Бриала надела на палец кольцо Гаспара. Воздух, окружавший ее, замер, стал недвижен, и, поднимая лук, она остро ощутила правильность своих движений. Еще даже не выстрелив, она знала, как станет двигаться вартеррал, как, подняв ногу, откроет ее взгляду крошечный клочок незащищенного брюха.

Стрела, просвистев мимо задранного когтя твари, безошибочно вошла в лишенную защиты плоть.

Вартеррал заревел и двинулся к ней, но путь ему преградили Мишель и Гаспар, заслонившись щитами от гигантских когтистых ног, и хотя толчком их отбросило назад, сами удары сейчас не достигли цели. Мишель и Гаспар споткнулись, но тут же выпрямились и вскинули щиты навстречу едкой струе кислоты, в ярости изрыгнутой вартерралом.

Бриала пустила другую стрелу, на сей раз прямо в разинутую пасть. Чудовище задергалось, завизжало, в бешенстве молотя по полу когтистыми лапами. Во все стороны брызнули осколки камней, и Гаспар с Мишелем припали на колени. В мгновение ока вартеррал пронесся мимо них и навис над Бриалой, занес две передние ноги, чтобы пригвоздить ее к месту.

Кольцо Гаспара до сих пор действовало на Бриалу. Она видела, что вартеррал еще колеблется, но уже готов с ней покончить. Видела, что он, подняв передние ноги, перенес тяжесть тела на задние и они стали уязвимы для кинжалов Селины: полоснуть сухожилия – и чудовище завалится на спину, не успев ударить Бриалу. Видела, как Селина сжимает кинжалы, рассчитывая свой ход.

И потому Бриала выстрелила, вогнав стрелу прямо в незащищенное брюхо между поднятых ног чудовища.

Вартеррал вновь заверещал от боли.

Селина заколебалась – и не тронулась с места.

Передние ноги вартеррала обрушились на Бриалу, и она метнулась вбок, уходя от удара, но опоздала. Вновь неумолимая мощь сбила ее с ног, но на сей раз удар вдавил ее в пол, и нестерпимая боль пронзила тело. Бриала задыхалась, объятая пламенем этой боли, и в глазах темнело от тщетных попыток шевельнуться, вырваться, сделать хоть что-нибудь.

Селина не шелохнулась. Она рисковала жизнью ради Мишеля – и не решалась рискнуть ради нее.

Надрывно кашляя, Бриала с неимоверным усилием подняла голову и сквозь багровую пелену увидела нависшего над ней вартеррала.

И вот тогда Селина наконец ринулась в бой, и кинжалы ее засверкали, когда она раз за разом втыкала их в брюхо чудовища. Вартеррал завопил и повалился вперед, и Бриала попыталась отползти, но не сумела превозмочь жгучей боли, раздиравшей бок. Падая, тварь всем весом обрушилась на нее.

Последнее, что она успела увидеть, – как Селина прыжком уходит из-под удара.

Казалось, прошло лишь мгновение, но Бриала сразу поняла, что потеряла сознание. Она лежала на том же месте, и рядом высилась туша вартеррала. Возле нее, тяжело дыша, стояли Мишель и Гаспар, и Бриала поняла, что именно они, судя по всему, и стащили с нее издохшую тварь.

По телу, от плеч до бедер, растеклось тепло. Опустив взгляд, Бриала увидела Лиенн, которая прижимала ладони к ее животу.

– Когда в следующий раз увидишь над собой громадную бестию, – безмятежно улыбаясь, проговорила девушка, – от души советую тебе вовремя броситься наутек.

– Я… – Бриала осеклась, не зная, что сказать.

Она была уверена, что Селина разглядит то же уязвимое место и не замедлит покалечить задние ноги чудовища. В конце концов, у нее на пальце было такое же кольцо, как у Бриалы. Кольцо, которое показывало слабости врага и благоприятные возможности.

Кольцо, которое подарила Селине леди Мантильон.

– Что Миирис и Фелассан? – спросила она вслух.

– Оба живы, – ответил Гаспар, – никаких серьезных увечий. А вот тебе придется поискать хорошего оружейника.

Лиенн помогла Бриале подняться на ноги. После удара о каменный пол ныло все тело, отзывалась тупой болью залеченная Лиенн рана на животе. Непривычно свободным казался доспех, и, оглядев себя, Бриала поняла, что имел в виду Гаспар. Превосходный синий доспех из драконьей кожи спереди превратился в лохмотья, располосованный прямо посередине могучими когтями вартеррала.

Как ни надежен был доспех, вряд ли он при таких повреждениях смог предохранить Бриалу от этого удара. Эльфийка обернулась к Лиенн:

– Спасибо тебе.

– Все мы трудимся в меру наших сил и возможностей. – Девушка снова улыбнулась.

– И то верно. – Бриала оглянулась на Мишеля. – И ты тоже невредим?

Мишель кивнул:

– Вот только не думал, что доживу до такого: императрица спасает жизнь своему защитнику.

– Да уж. – Бриала незаметно сглотнула.

Его-то Селина захотела спасти.

– Три мага и двое шевалье. – Гаспар рассмеялся, – не считая прочих, и едва одолели эту бестию! Быть может, Селина, ты и была права. Когда я получу элувианы, мне могут пригодиться эльфы. На них хотя бы не станет нападать эта проклятая Создателем тварь.

Он искоса глянул на Бриалу и добавил:

– По крайней мере, не всегда.

– Теперь это уже не важно, – сказал Фелассан, появляясь из-за туши вартеррала. Эльф едва заметно прихрамывал, и похоже было, что эта туша интересует его куда больше, нежели собеседники. – Вартеррал мертв. Вернее, почти мертв. Они во многом похожи на големов.

– Жаль, – заметил Гаспар. – Надежные стражи всегда в цене. В наши дни почти невозможно отыскать подлинную преданность.

Он глянул на труп Ремаша и вздохнул.

– Я думала, знати не положено просто так убивать друг друга, – заметила Бриала.

Великий герцог согласно кивнул.

– Ремаш присягнул мне, – пояснил он, – и нарушил перемирие, подло напав на союзника в разгар боя. Его смерть была не просто дозволена – настоятельно необходима. – На лице Гаспара отразилось искреннее сожаление. – Он мог бы оказать мне неоценимую помощь при дворе. Не следовало вовсе брать его сюда, раз он не понимал правил.

Бриала сейчас не была уверена, что она и сама понимает правила.

Она взглянула на Селину, сидевшую на скамье, которая чудом уцелела в яростном буйстве вартеррала. Селина тяжело дышала, но, судя по всему, не получила никаких повреждений, только раскраснелась и запыхалась в изнурительной схватке. Усталость придала ее лицу легкий румянец, которого Бриале почти никогда не приходилось видеть в Вал Руайо: там Селина неизменно была бледна и лицо ее скрывала маска.

Этот румянец напомнил Бриале те блаженные минуты, когда они, истомленные любовью, лежали в объятиях друг друга, когда все казалось возможным и верилось, что все обещания будут исполнены.

Перехватив взгляд Бриалы, Селина улыбнулась. Глаза ее округлились при виде того, во что превратился доспех из драконьей кожи, но все же она, кажется, была искренне рада, что Бриала осталась в живых.

– А теперь, – сказал Гаспар, помешав Бриале подумать о том, что же делать дальше, – увы, Селина, пришла пора решить, кто из нас получит элувианы… а кто навсегда останется здесь, с мертвецами.

Глава 17

Сердце неистово застучало в груди, но Селина, поднявшись со скамьи, взглянула на Гаспара с ледяным спокойствием.

– И ты намерен напасть прямо сейчас, когда мой защитник ранен, а тебя поддерживают в безукоризненном состоянии целители?

Гаспар рассмеялся, и этот низкий раскатистый хохот эхом заметался между стен огромного зала, еще хранивших следы былой красоты.

– Селина, если бы я задумал именно это, то не поручил бы Лиенн исцелить твою эльфийку. Дыхание Создателя, да я мог бы просто чуть меньше стараться, оттаскивая эту тушу, – он указал на издохшего вартеррала, – и она попросту испустила бы дух, придавленная такой тяжестью.

Селина стиснула зубы. Когда исполинская тварь обрушилась на Бриалу, у нее что-то оборвалось в груди. Она сделала все, что было в ее силах, разве что не попыталась отвлечь вартеррала ценой собственной жизни, и могла лишь бессильно смотреть, как чудовищные когти сомкнулись на ее возлюбленной. Этого мгновения ей не забыть никогда.

– Стало быть, ты не замышляешь нового предательства?

Гаспар вздохнул и покачал головой:

– Так, безусловно, было бы проще. И там, наверху, никто бы об этом никогда не узнал. – Он усмехнулся. – Но я-то знал бы, что совершил низость. И к тому же я дал слово… так что, Селина, мы уладим наш спор честно.

– Ты против моего защитника? – уточнила она. – И никакой сторонней магии, только те магические предметы, которые вы носите на себе?

С этими словами Селина выразительно глянула на Лиенн.

Дуэльный кодекс империи позволял заранее определить любые условия поединка: оружие и доспехи, дозволенные к применению чары и даже стиль боя. Выбор дуэльных клинков в этом подземном капище, мягко говоря, был небогат, так что основную надежду Селина возлагала на то, что Лиенн не сможет усилить своей магией Гаспара или навести порчу на Мишеля.

– Согласен, – кивнул Гаспар. – И более того, даю слово, что в случае победы пальцем не трону твоих эльфов.

Селина заметила, что Бриала при этих словах одарила великого герцога холодной усмешкой – и ощутила прилив того же гнева, который, судя по всему, охватил ее возлюбленную.

– В случае твоей победы я умру, и мне не верится, что ты станешь держать слово, данное покойнице, тем паче по отношению к тем, кого сам зовешь остроухими.

– Думай как хочешь, Селина. – Гаспар пожал плечами. – Сэр Мишель, если тебе нужно подлечиться у Лиенн – прошу, не стесняйся. Было бы странно, если б после того, как тебя чуть не сожрало это чудище, ты бы не нуждался в услугах целителя.

– Благодарю. Буду крайне признателен.

– А я пока потрачу некоторое время на то, чтобы очистить щит и доспехи от кислотных плевков этой мерзопакостной твари.

Кивнув Мишелю, Гаспар отошел подальше, туда, где стояла еще пара уцелевших скамей. С ним ушла Миирис, которая явно не оправилась от пережитого: она ступала с опаской и на ходу мотала головой. Лиенн задержалась ненадолго, чтобы возложить на Мишеля сиявшие целительной силой руки, а затем последовала за ними.

Едва Гаспар и его союзники оказались вне пределов слышимости, Селина без сил опустилась на скамью. В этот миг она с радостью отдала бы половину своей империи за приличную кровать.

– Итак, – пробормотала она, – все свелось к одной-единственной схватке.

Игра. Все ее труды. Годы, ушедшие на привлечение и удержание сторонников, усилия, призванные вывести величайшую империю Тедаса на путь просвещения и культуры, – все это сейчас зависит от исхода одной-единственной схватки в недрах древней эльфийской усыпальницы.

– Мишель, – негромко позвала Селина.

Он тотчас подошел к ней. Бриала и Фелассан также приблизились, но остановились в нескольких шагах, понимая, что в эту минуту императрицу надлежит оставить наедине с ее защитником.

– Ваше императорское величество, – поклонился он.

Селина постаралась взять себя в руки:

– Ты сможешь его победить?

Мишель выпрямился:

– Моя императрица, он – шевалье. Он отменно обучен, отменно снаряжен и готов драться насмерть. – Мишель сделал глубокий вдох. – Но я могу победить его – и сделаю это.

Селина лишь сейчас осознала, что до сих пор сдерживала дыхание. После этих слов она медленно выдохнула и улыбнулась:

– А если б не мог – признался бы?

– Скорее всего, нет, ваше величество, – улыбнулся Мишель. – Однако я приложу все силы, чтобы сдержать слово.

– Ты всегда был верен своему слову. И когда я верну себе трон, я буду обязана этим тебе, мой защитник.

– Нет, – все еще улыбаясь, покачал он головой. – Когда вы, ваше величество, вернете трон, вы будете обязаны этим своей собственной силе. Тот, кто увидел бы, как вы облачились в доспех, снятый с мертвеца, и резали глотки своим врагам, нипочем бы не усомнился, что вы заслужили право властвовать.

– Спасибо тебе, Мишель. Сражайся доблестно.

Мишель вновь поклонился и отошел на несколько шагов, расправляя плечи и разминая руки.

Селина повернулась и увидела, что Фелассан с Бриалой так и стоят чуть поодаль, дожидаясь ее слов.

– Фелассан, – сказала она, – Гаспар согласился на честный поединок, но ранее, при Халамширале, напав на мои войска, он показал себя вероломным предателем. Мы не можем ему доверять. Эта девушка, Лиенн, маг-отступница, которая служит ему, способна своими чарами усилить воинов в бою или ослабить их противников.

– Да, верно. – Фелассан оглянулся на Лиенн, которая сейчас занималась Гаспаром. – Это магия Созидания, в чем-то сродни ее целительным заклинаниям.

– Или свойствам твоего кольца, – вставила Бриала, – того, что подарила тебе леди Мантильон.

Голос ее звучал напряженно. Должно быть, ей до сих пор не давали покоя раны, полученные в бою с вартерралом.

– Да, полагаю, кольцо Черного Лиса использует похожие чары, – согласилась Селина, повертев старинное кольцо у себя на пальце.

– Собственно… – начал Фелассан, но тут же осекся и пожал плечами. – Скажем так: отчасти похожие. Чего на самом деле стоит опасаться, так это ее умения наводить порчу – то есть ослаблять противника. В этом она мастер.

– Если она попытается применить эти чары, сможешь ты ее остановить?

– Думаю, да. – Фелассан кивнул и склонил голову к плечу, с любопытством глядя на Селину. – Если бы я был способен прибавить сил Мишелю или навести порчу на Гаспара – ты попросила бы об этом?

– Мишель сказал, что сможет победить Гаспара. Положимся на его уверенность.

Фелассан чуть заметно усмехнулся, кивнул и отошел.

Селина и Бриала остались одни. Селина протянула руку; Бриала, мгновение поколебавшись, взяла ее и присела рядом. Доспех из драконьей кожи, исполосованный когтями вартеррала, превратился в лохмотья, и в прорехах видна была нижняя рубашка, разодранная и окровавленная.

– Когда эта тварь… – Селина оборвала себя, не договорив. – Я едва не потеряла тебя.

До сих пор она мысленным взором видела, как вартеррал вздыбился над Бриалой, готовясь нанести удар. Видела, как Бриала, не устрашенная яростью чудовища, пускала в него одну стрелу за другой, в то время как она, Селина, могла лишь бессильно, с колотящимся сердцем взирать на эту сцену, не в силах помочь, потому что тогда вартеррал мог бы рухнуть на нее и раздавить насмерть.

Бриала сильнее сжала руку Селины, хотя при этом так и не подняла глаз:

– И все же я здесь.

– Мы почти у цели, любовь моя, – прошептала Селина.

И, вынув ключ-камень, который дал ей демон, – рубин размером с детский кулачок, – на минуту сжала его в руке.

– Со смертью Гаспара элувианы будут наши. Получив элувианы, мы вернем Орлей. И тогда мы даруем твоим соплеменникам новую жизнь. Хоть и далеко не сразу – ради блага империи и самих эльфов.

Бриала опустила глаза, и по щеке ее скатилась одинокая слезинка.

– Ты преподнесешь мне этот баснословный подарок. – Она все еще сжимала руку Селины и сейчас легонько, словно забавляясь, провела пальцем по ее кольцу. – Кстати, о подарках… когда леди Мантильон дала тебе вот это колечко?

Селина высвободила руку, вернула рубин в кошель на поясе, затем подняла руку и оглядела кольцо-загадку, двойные замысловатые фигуры, смысла которых она так и не смогла разгадать.

– Знаешь, я сейчас, наверное, и не вспомню. Это случилось после того, как умер мой отец и я осталась совсем одна. Она, должно быть, пожалела меня, одинокую сироту при огромном дворе. Да, теперь припоминаю. Она сказала тогда, что это кольцо поможет мне не потерять головы, а это мне еще понадобится.

История была так себе, хорошая, и не очень. В другой жизни, быть может, она даже могла оказаться правдой.

Бриала кивнула, и еще одна слеза, блеснув на миг, упала на обтянутое синей драконьей кожей колено.

– Да, конечно. – Она взглянула на Селину и, хотя глаза ее влажно блестели от слез, улыбнулась. – Я никогда не думала, что ты способна потерять голову. Я всегда любила тебя в том числе и за это.

С этими словами она подалась к Селине, с неожиданной силой привлекла ее к себе и поцеловала. Ее нежные губы стали настойчивы и властны, жаркое дыхание обжигало кожу, когда она осыпала поцелуями лицо и шею Селины. Сильные руки Бриалы обвили Селину, сомкнулись тесней, и когда Селина ответила на поцелуй, Бриала ласково, но прочно обхватила одной ладонью ее затылок, а другой – талию.

– Я этого никогда не забуду, – прошептала Бриала и наконец отстранилась. – Надо кое-что вернуть Гаспару.

Она поднялась, неловкими движениями оправила изодранный в лоскуты доспех и пошла прочь, все еще прихрамывая после изнурительной схватки.

Минуту спустя Селина подошла к Мишелю:

– Ты готов?

– Да, моя императрица.

Он явно взбодрился, обрел всегдашнее расслабленное спокойствие и дышал размеренно и ровно, вот только доспехи по-прежнему были изрядно помяты, да еще во многих местах обожжены кислотой. Селина надеялась, что Гаспару пришлось не легче.

– Тогда возьми. – Она протянула Мишелю оба свои кольца. – Ваш с Гаспаром поединок позволяет использовать наилучшее снаряжение и зачарованные предметы. Нет бесчестья в том, чтобы применять в бою все, что тебе доступно.

Мгновение поколебавшись, Мишель кивнул.

– Наши клинки уж верно не назовешь учебными, – проговорил он и, подняв свой длинный сильверитовый меч, очертил им стремительный круг.

Затем надел рубиновое кольцо на мизинец – и вдоль клинка тотчас заплясали язычки пламени. Кольцо леди Мантильон Мишель надел на другую руку и сощурился, выверяя его вес.

И поднял свой щит, изрядно побитый и изъеденный кислотой.

– Благодарю, моя императрица. Я готов.

– Сэр Мишель, – сказала Селина, – ты – шевалье и мой защитник. Одержи для меня победу в этом бою.

И повернулась к Гаспару, готовая к поединку, которому предстояло решить судьбу Орлея.

По обоюдному согласию Мишель и Гаспар решили начать бой как можно дальше от того места, где произошла схватка с вартерралом. На обломках камня можно было ненароком оступиться, и ни один не желал, чтобы исход поединка решила такая недостойная причина, как подвернувшаяся на камне нога.

Внизу гигантской чаши, какую представлял собой зал, бо́льшую часть плоского дна занимал лабиринт прихотливо сплетенных рун. Тем не менее между внешней границей рунного круга и первым рядом мраморных скамей оставалась свободная полоса шириной примерно в десять шагов. Обследуя полосу, Мишель обнаружил, что пол в этом месте едва ощутимо идет под уклон к лабиринту – но не настолько, чтобы ему пришлось на ходу перестраивать свою привычную манеру вести бой.

Скамьи располагались по левую руку от него, край рунного круга – по правую. У самого круга стояли все, кому предстояло наблюдать за поединком: Лиенн и Миирис, Селина и Бриала, а также, чуть поодаль от прочих, Фелассан.

И наконец впереди, лицом к Мишелю, стоял великий герцог Гаспар. Щит его тоже был заметно изъеден кислотой, на доспехах по-прежнему виднелись следы царапин, которые Гаспар так усердно старался выправить. Если верно направить удар, такую царапину можно зацепить клинком, а по щиту, изрытому бороздами, меч вернее нанесет удар в полную силу.

Мишелю и прежде доводилось сражаться с другими шевалье – как в поединках чести, так и в карающем бою против тех, кто навлек на себя немилость Селины. На его памяти – по крайней мере, до того, что пришлось пережить в эльфийских гробницах, – такие схватки были самыми нелегкими, но в то же время и самыми простыми.

Всех шевалье обучали в одной академии. Все они выполняли одни и те же упражнения, осваивали одни и те же техники боя, запоминали одни и те же уроки. Бой между шевалье не сулил никаких неожиданностей. В нем побеждал тот, кто усерднее упражнялся.

И таким человеком всегда оказывался сэр Мишель.

Он обнажил меч, и язычки пламени, заплясав, тотчас растеклись по клинку. Гаспар заметил это и усмехнулся, выхватив из ножен свой меч.

– Смерть превыше позора, сэр Мишель.

– Смерть превыше позора, сэр Гаспар.

Здесь, и только здесь, звание «шевалье» значило больше, чем самый пышный титул.

Они отсалютовали друг другу.

И начали бой.

Гаспар атаковал с высоко поднятым щитом. Мишель с силой ударил по щиту и тут же отступил на шаг, когда клинок Гаспара прянул вперед в низком колющем выпаде. Мишель отбил меч ударом щита и, выставив плечо вперед, чтобы толчком увести с оборонительной позиции щит Гаспара, сделал высокий выпад.

Гаспар оказался на долю секунды быстрее, и пламя на клинке Мишеля лишь лизнуло перья на его шлеме, а сам великий герцог благополучно ускользнул от удара.

С лязгом столкнулись щиты, и тут же бойцы разошлись, хищно закружили друг перед другом.

Гаспар ухмыльнулся, встопорщив усы, и нанес сверху косой рубящий удар, который Мишель парировал без малейшего труда. Миг спустя Гаспар атаковал снова, и Мишель, уже начав защитное движение, распознал обманный выпад. Тогда он развернулся и всей площадью подставил щит под низкий удар внезапно развернувшегося клинка – удар, который мог бы насквозь проткнуть его ногу. Щит Гаспара врезался в бок, но Мишель, словно и не заметив этого, проворно пнул ногой вниз и угодил Гаспару под колено.

– Проклятье!

Великий герцог оступился, а Мишель крутнулся, сделал шаг и на развороте нанес косой низкий удар, вложив в этот выпад всю тяжесть тела. Гаспар вскинул щит, но пылающий клинок насквозь пробил ослабленный кислотой металл и врубился в нагрудник Гаспара, чуть ниже плеча.

– Ха! Как же я прозевал…

Великий герцог, кривясь от боли, неловко отступил на шаг и взмахнул мечом, вращая его перед собой, чтобы не дать Мишелю довершить начатое. Затем, морщась, опустил клинок, быстро кивнул и снова отсалютовал Мишелю.

– Воистину, ты – достойный защитник императрицы.

Мишель редко позволял себе говорить во время боя. Разговоры, считал он, лишь отвлекают от дела, а те, кто прибегает к ним, либо глупцы, стремящиеся подстегнуть уверенность в своих силах, либо хитрецы, которые пользуются словом как дополнительным оружием.

Гаспар снова атаковал, с размаху нанеся мощный рубящий удар. Мишель принял его на щит, и великий герцог оказался рядом прежде, чем Мишель сумел сделать ответный ход. Щиты их сцепились, и Гаспар, шагнув вплотную, со всей силы наступил каблуком на ногу Мишеля, а затем резко его толкнул.

Многие ученики академии после такого приема валились навзничь в пыль с приставленным к горлу клинком противника. Мишель припал на одно колено, пропуская толчок над собой, и ткнул мечом вверх. И вновь раздался металлический скрежет, когда пылающий клинок рассек доспех Гаспара, на сей раз отрубив половину наплечника.

Мишель мог побиться об заклад, что нанес Гаспару если не смертельную, то весьма серьезную рану. Великий герцог попятился, едва держась на ногах.

И тут Мишель осознал, что до этого поединка неверно судил о Гаспаре. В то время как многие лорды, пройдя самые азы обучения, забывали все уроки, едва только получали желтое перо, великий герцог, как Мишелю казалось, поддерживал себя в отменной боевой форме. Быть может, он оказался непривычен к жестким условиям долгих схваток или же чересчур положился на свои превосходные доспехи? Как бы то ни было, поединок окончен.

Мишель приготовился нанести удар милосердия и тем самым прекратить бой.

В тот же миг неуклюжая, шаткая стойка Гаспара перешла в стремительный разворот, и нога его, обутая в тяжелый сапог, с разгона впечаталась в нагрудник Мишеля.

Отшатнувшись, Мишель все же успел вскинуть щит и отвести последовавший за этим удар меча. Он ждал новой атаки, но выпад, который он изготовился отбить щитом, скользнул вбок и поднырнул под его защиту. Изящным рассчитанным движением клинок Гаспара прорезал набедренник и рассек бедро Мишеля.

Быть может, его прежнее мнение о Гаспаре было не так уж далеко от истины.

Мишель и так нетвердо держался на ногах, и жгучая боль в бедре едва не повалила его на пол. Стиснув зубы, он рубанул мечом сверху вниз, однако Гаспар уже успел отступить и уйти из-под удара. Крякнув от натуги, великий герцог вогнал иссеченный, еще дымящийся верхний край щита в забрало Мишеля.

Слепящая боль обожгла глаза, и Мишель невольно отпрянул. В тот же миг другой удар, обойдя его щит, пробил нагрудник – выше бедра, в том самом месте, куда ранил его военный вождь долийцев. Мишель стал заваливаться навзничь, и тогда еще один мощный удар ногой в нагрудник окончательно сбил его наземь.

Под надсадный лязг доспехов он со всей силы ударился спиной обо что-то твердое. Мраморная скамья. Мишель запутался, потерял ощущение местности, на которой велся бой, – в академии, в бытность учеником, его бы выпороли за такую ошибку. Усилием воли Мишель заставил себя открыть глаза и тут же зажмурился от жгучей боли, которая застлала весь мир багровой пеленой. Тем не менее он не ослеп. Забрало приняло на себя бо́льшую часть удара. Он увидел, как Гаспар направляется к нему, чтобы довершить начатое.

Мишель поднял щит, отбил выпад и взамен получил новый удар ногой в грудь – такой силы, что на миг стало нечем дышать. Следующим ударом отшвырнуло в сторону щит, и Мишель перекатился вслед за ним – за долю секунды до того, как меч Гаспара выбил осколок мрамора из скамьи, к которой он прислонялся.

Сквозь багровую муть боли Мишель различил Гаспара.

Великий герцог снова ухмылялся, уверенный в своей победе, и Мишелю нечем было оспорить его уверенность.

Бриала видела, как изменился ход поединка. Мишель, казалось, уже брал верх, но потом все его атаки перестали достигать цели, зато Гаспар наносил один жесткий удар за другим.

Ей и раньше доводилось быть свидетельницей того, как резко менялся ход боя. Она видела, как опытные дуэлянты одурачивали противника искусным притворством и показной слабостью. Видела, как воины, уже как будто обреченные потерпеть поражение, вдруг обретали силу и сметали застигнутого врасплох врага.

Сейчас все было иначе.

Мишель с трудом поднялся на ноги, и тут же еще один удар обрушился на него, отскочив от доспехов. Он отчаянно отбивался, но удары Гаспара, высекая искры, раз за разом безжалостно сыпались на него.

Селина, стоявшая рядом с Бриалой, стиснула кулаки. Дыхание ее участилось.

С другой стороны, где стояли Лиенн и Миирис, не доносилось ни малейшего звука.

И вдруг Бриале все стало ясно.

Она развернулась и шагнула к ним.

– Прекратите, – вполголоса процедила она.

– Что прекратить? – не глядя на нее, осведомилась Миирис.

– Ты наводишь на Мишеля порчу, – сказала Бриала Лиенн.

Та лишь улыбнулась, но промолчала.

– А ты, – прибавила она, обращаясь к Миирис, – скрываешь это, пряча сияние, которое обычно сопутствует магии.

– Что?! – Селина стремительно обернулась и, увидев улыбку Лиенн, закричала во весь голос: – Гаспар! Стой! Остановите бой!

Клинки противников скрестились, и Гаспар отшвырнул Мишеля, отчего тот опять со всей силы ударился о мраморную скамью.

– Они тебя не услышат, – сказала Миирис.

– Великий герцог будет свято убежден, что честно выиграл поединок, – добавила Лиенн, все так же улыбаясь. – А когда ты станешь возражать, он сочтет тебя бесчестной девкой, которая неспособна смириться с поражением.

– Фелассан, усмири их!

Губы эльфа дрогнули в хищной усмешке, но едва он поднял посох, Миирис сделала то же самое. Навершие посоха в ее руке источало дымно-багряный свет.

– Стоит ли? – вкрадчиво спросила она и усмехнулась, отчего татуировки на ее лице зашевелились, как живые. – Чтобы скрыть порчу Лиенн, я стянула в зал немалое количество внешней энергии. Попробуй только применить свой трюк с рассеянием – и получишь взрыв, который нешуточно повредит Завесу. Кто знает, что за сущность на сей раз просочится из Тени?

– Кому же это знать, как не тебе? – бросила Бриала. – Ты ведь оттуда, верно?

Миирис самодовольно усмехнулась, но ничего не ответила. Лиенн, подняв посох, краем глаза следила за стоявшей ближе всех Бриалой, но не упускала из виду и Гаспара с Мишелем.

Аристократка, подумала Бриала. Одаренная, но необученная, убереженная от Круга потворством отца и матери, непривычная ни к долгим пешим походам, ни к прочим тяготам. Вот оно – слабое звено. С нее следует начать.

– Как ты догадалась, да’лен? – прозвучал позади нее голос Фелассана.

– Догадалась? – нетерпеливо переспросила Бриала. – О чем?

Мишель с силой взмахнул мечом, но клинок скользнул по щиту Гаспара, не причинив ни малейшего вреда. Ответный удар великого герцога со скрежетом рассек доспехи и врубился в бок Мишеля.

– По множеству мелочей, – ответила Бриала. – В долийском лагере Миирис была целительницей, но совсем не походила на сильного мага, и уж верно не на мага, способного изменить природу силы в своем посохе. Он ведь раньше светился белым, верно?

Лиенн глянула на багряно светящийся посох Миирис. Не могла не глянуть – даже в миг наивысшего напряжения это было естественно после такого вопроса. И на миг, всего лишь на краткий миг отвлеклась от Бриалы. Как та и задумала.

С непринужденной, ничуть не бросавшейся в глаза грацией Бриала шагнула вперед и одним плавным движением вонзила свой кинжал в живот Лиенн.

Девушка сдавленно вскрикнула и пошатнулась, белея как смерть.

– Ты умелый целитель, Лиенн. – Бриала подхватила ее, не дав упасть, и бережно положила на пол. – Наверняка ты сумеешь исцелить и саму себя. Но выйдет ли у тебя одновременно лечить свою рану и поддерживать порчу на сэре Мишеле?

Лиенн, задыхаясь от боли, обожгла ее ненавидящим взглядом:

– Я… с тобой… разделаюсь… остроухая сука!

Привычная угроза в устах аристократа. Бриала вспомнила, как леди Монтсиммар, мать Лиенн, выражала недовольство придворными яствами, покуда кастелянша не пригрозила выпороть кухонную прислугу за нерадивость. Наверное, именно у матери Лиенн и переняла эти манеры. Говори громко, угрожай слугам, дай понять, что сделаешь с ними все, что ни пожелаешь, и без малейших последствий.

Вот только они сейчас не в Вал Руайо.

– В самом деле? Тогда с моей стороны было бы глупо тебя пощадить, верно? – осведомилась Бриала и перерезала ей горло.

Да, она поступила так ради чистоты поединка, но что-то в ее душе отозвалось торжествующим хохотом, когда лезвие кинжала полоснуло гладкую нежную кожу. Тот же хохот раскатился в душе Бриалы, когда она увидела смерть леди Мантильон и обрела в этом мире хотя бы подобие правосудия.

Бой среди мраморных скамей продолжался. Вновь Гаспар с силой опустил клинок, но на сей раз щит Мишеля без труда отразил удар, а затем его меч взвился и ударом наискось обрушился на шлем Гаспара. Великий герцог зашатался и отступил, и Мишель поднялся на ноги, окровавленный, но живой и вновь способный драться в полную силу.

– Мишель умрет! – Миирис подняла посох.

– Это будет твой выбор, – бросила Бриала и добавила: – Имшэль.

Миирис замерла, а Селина одарила Бриалу недоуменным взглядом. Фелассан кивнул.

– Как я уже говорила, – продолжала Бриала так, словно и не она только что прирезала аристократку, с поразительным спокойствием духа, чувствуя, как мысли ее неуклонно складываются в ясную картину, словно кристаллики в огромной гномьей головоломке, – твое мастерство возросло, и ты рассуждаешь о магии с пониманием, которого не могло быть у заурядной долийской целительницы. Кроме того, прямо сейчас, сию минуту, ты воздействуешь на разум Мишеля и Гаспара, не давая им увидеть нас, – точно так же, как в самом начале действовал демон, заманивая Мишеля к каменному кругу. Все это заставило меня задуматься: почему Имшэль пощадил одну-единственную долийку, если он, по твоим же словам, расправился со всем вашим кланом?

– Потому что она сделала выбор, – сказал Фелассан. – Она жаждала отомстить Мишелю за то, что он напустил на ее клан Имшэля, и ради этой мести готова была стать одержимой.

– Так она одержима демоном? – Селина взглянула на Миирис с неподдельным отвращением.

– Духом, – поправила Миирис и тут же осеклась, рассмеявшись.

Вновь она заговорила уже другим, низким голосом того, кто был заточен в каменном круге.

– Ах, какая жалость! Вы, похоже, смышленей, чем кажется с виду. Да, императрица, я предложил юной Миирис немного могущества в обмен на возможность отправиться вместе с ней. – Тварь, вселившаяся в Миирис, улыбнулась. – Впрочем, это не объясняет, почему я не должен прикончить отважного сэра Мишеля на месте и тем самым выполнить свою часть сделки.

Мишель и Гаспар были поглощены схваткой, клинки их звенели вразнобой, повинуясь отточенным движениям двух мастеров меча, но Бриалу сейчас этот бой ничуть не интересовал. Сейчас жизнь Мишеля и ее собственный план зависели от того, насколько быстро она соображает.

– Ты мог убить Мишеля и раньше, после первой же стычки. Мог, но не убил. Почему?

– Потому что решение должна была принять Миирис, – ответил Фелассан за демона, который повернулся к нему с заинтересованной улыбкой. – Он позволил Миирис сделать выбор: напасть на Мишеля, зная, что мы ее убьем, или воздержаться и соблюсти перемирие. Она выбрала второе.

– Значит, Миирис сделала выбор, – заключила Бриала, глядя на Имшэля, – и ты выполнил свою часть сделки.

– Возможно, любовь моя. – Демон пожал плечами. – Но какое мне дело, кто из вас заполучит элувианы – Гаспар или ты со своей милашкой-императрицей? Все, чего я хочу, – бродить по миру и играть с отчаявшимися, на все готовыми людьми. Что может дать мне ваша империя и чего не даст империя Гаспара?

– Я освобожу эльфов, – сказала Селина. – Вообрази, какой хаос за этим последует, какие откроются для тебя возможности. Расстановка сил…

– Будет, как всегда, под твоим неусыпным контролем. – Демон одарил Селину проницательным взглядом. – Ты освободишь эльфов, когда будешь к этому готова, когда это ничем не будет грозить. Ты предлагаешь мне парадную трапезу, – прибавил он, рассеянно покачивая посохом Миирис, – а я хочу обжорства, ненасытного, безумного чревоугодия, присущего тому, кто как следует изголодался. Эльфы, храмовники и маги… положим, они убьют две-три тысячи живых душ, но лишь огнем и мечами, а это так пресно! – Глаза демона заблестели. – В этом восхитительном мире столько увлекательных занятий, столько способов испытать, чего стоит тот или иной смертный!

– Я не позволю тебе хозяйничать в моей империи, – холодно проговорила Селина. – Если отпустить тебя на свободу означает подвергнуть опасности жизнь моих подданных, я предпочту сама броситься на меч Гаспара!

Имшэль удивленно глянул на нее:

– А ведь и вправду бросишься, верно? Надо же.

Я-то думал, для тебя нет ничего дороже трона.

– Знаешь, ты прав, – сказал Фелассан. – Огонь и мечи – это пресно… но что, если грядет нечто большее?

– Я весь внимание, Медленная Стрела, – объявил демон. – Что ты можешь совершить такого, чего я не видел уже сотню раз, когда потные смертные предавались похоти, раздорам и кровопролитию?

Фелассан ничего не ответил, лишь улыбнулся, и эта улыбка на миг оживила татуировки на его лице.

– Ух ты! – выдохнул Имшэль. – Так это обещание?

– Я бы скорее сказал – угроза.

– Императрица, – демон повернулся к Селине, глядевшей на него с сомнением, – желаю тебе удачи. Я более чем уверен, что она тебе пригодится. Что бы ни произошло, полагаю, Орлей в ближайшее время станет весьма увлекательным местечком.

Ослепительный свет окутал Миирис, и она повалилась на колени. Посох ее вновь засиял морозно-белым светом. Мгновение вокруг нее трепетал неясный зыбкий силуэт, льнувший туманной дымкой к ее телу. Затем он сорвался с места, пролетел через зал и нырнул в один из элувианов. Зеркало полыхнуло ослепительно-алым, но тут же вновь потемнело, погружаясь в привычный сон, – и демон исчез.

Мишель и Гаспар на мгновение прервали бой и разом глянули на Лиенн и Миирис. И, не проронив ни слова, опять набросились друг на друга.

Бриала бросила взгляд на рунный лабиринт. Узор был замысловат и сложен, но, хотя Мишель и Селина дружно утверждали, что не в состоянии его увидеть, для Бриалы он оставался безупречно осмысленным.

Затем она взглянула на Селину, которая благодарно кивнула ей и вновь стала следить за поединком.

И наконец она посмотрела на Фелассана, который рассказал ей историю о привязанном к дереву Фен’Хареле.

– Я уж решил, что разделался с тобой, – выдохнул Гаспар, когда они на секунду прервали бой.

Мишель промолчал. Великий герцог и прежде почти допек его своей болтовней.

Раненое бедро болело так, словно в него воткнули раскаленный кинжал, кровь сочилась из раны, постепенно скапливаясь под доспехом. Резь в глазах до сих пор напоминала об отчаянной выходке Гаспара со щитом, а раны в боку и над бедром очень скоро скажутся на его подвижности. Мучительно ныли руки, и грудь при каждом вдохе пронзала жгучая боль. Мишель надеялся, что это обычная усталость, а не рана, которая оказалась глубже, чем он предполагал.

Он проклинал свою неосторожность. Таким нескладехой он не чувствовал себя со времен академии. В те времена каждая тренировка грозила выдать его тайну, с каждым упражнением он рисковал раскрыть свое низкое происхождение.

Разоблачить ложь.

Гаспар атаковал, и Мишель, вместо того чтобы обороняться, тоже ринулся в атаку. Грохот столкновения сотряс их обоих, но Мишель устоял на ногах, вскинул руку, отбив неуклюжий короткий выпад Гаспара наручем, и с силой ударил рукоятью меча по его забралу. Великий герцог пошатнулся, и Мишель начал верхний удар, затем врезал Гаспару щитом и швырнул его на скамью.

В Академии он возмещал свой страх гневом. Во время тренировок он впадал в неистовство, дрался жестко и неукротимо, ввязывался в стычки с другими учениками. Наставники видели, что этот гнев – лишь уловка, и предположили, что Мишель скрывает за ним страх потерпеть неудачу. С годами они превратили своего ученика в отменное оружие, перековав эту агрессивность в вышколенную боевую ярость, которая обеспечила Мишелю победу во всех схватках, с тех пор выпадавших на его долю.

Гаспар поднялся на скамью и сверху вниз глянул на него:

– Ну, сэр Мишель, где же ты?

Мишель был не настолько безрассуден, чтобы атаковать противника из невыгодной позиции снизу, но если он сейчас станет мешкать, то через несколько минут обессилеет от ран. И Гаспар, ублюдок этакий, прекрасно это знал.

Мишель ступил на скамью – и тут же перепрыгнул с нее на другую. Гаспар, ухмыляясь, последовал его примеру и перескочил на соседнюю.

Расстояние между скамьями было не больше шага – вполне достаточно для того, чтобы вести бой. Они скрестили клинки, на сей раз действуя с оглядкой, помня о равновесии и рассчитывая каждый удар. Гаспар прыгнул на другую скамью, Мишель сделал то же самое, и вновь они рубились, отбивали и блокировали удары и оценивали силы друг друга.

Мишель увидел, что Гаспар изготовился к прыжку, и прыгнул сам, но уже в полете понял, что это была уловка и что Гаспар в момент его приземления нанесет удар. Извернувшись, Мишель рывком вздернул щит, приземлился и тут же, соскочив со скамьи, ринулся вперед. Удар Гаспара срезал верхушку его изрубленного щита, а затем Мишель впечатался в противника всем весом тела.

Много больше десяти лет минуло с тех пор, как он перестал быть уличным оборвышем-полуэльфом. Он – сэр Мишель де Шевин.

Все, что осталось от того нищего мальчишки, – неотвязный страх из прежней жизни. Снова стать беззащитным изгоем, прятаться в грудах мусора от шевалье, рыщущих по эльфинажу в поисках грубых забав, обшаривать взглядом лица на рыночной площади, дабы удостовериться, что никто в толпе не узнает того, давно сбежавшего оборвыша.

Страх – и гнев.

Когда Гаспар покачнулся, теряя равновесие, Мишель со всей силы ударил кулаком снизу, выбил щит и мощным пинком сшиб Гаспара со скамьи.

Тот приземлился на спину, но тут же с усилием приподнялся, и когда Мишель нанес удар, его пылающий меч врубился в щит Гаспара. Великий герцог рубанул Мишеля по ноге, но тот отбил клинок и с замахом сверху обрушил на противника новый удар, который под углом обошел щит Гаспара.

Клинок угодил в правое плечо, где уже был поврежден наплечник, смел остатки наплечника и глубоко вошел под самую ключицу. Гаспар взвыл от боли и зашатался, хватаясь за раненое плечо.

Он – сэр Мишель де Шевин, защитник императрицы Селины. Спрыгнув со скамьи, Мишель беззвучно прошептал себе эти слова и бросился на едва державшегося на ногах Гаспара.

Он ударил щитом, отбив в сторону щит Гаспара, и сделал выпад.

И Гаспар, раненный не так тяжело, как могло показаться, вскочил на скамью и, приземляясь, ударил щитом вниз по мечу Мишеля, вложив в этот удар всю тяжесть закованного в доспехи шевалье.

Он безошибочно метил в крохотную зазубрину на мече, ничтожную уязвимость, которая сулила погибель даже превосходнейшему сильверитовому клинку.

Зажатый между щитом и мраморной скамьей, меч Мишеля не выдержал напора и с треском переломился.

Гаспар, вскинув свой меч, спрыгнул со скамьи, и тогда Мишель ударил снизу вверх зазубренным обломком своего клинка.

Он угодил в длинную царапину на нагруднике Гаспара, и сильверитовый обломок, скользнув по нагруднику, зацепился за эту царапину, рассек доспех и с хрустом вошел в плоть.

Великий герцог рухнул на Мишеля, и они вместе повалились на пол, а затем раскатились в стороны.

– Создатель, – выдохнул Гаспар, – я уж опять решил, что разделался с тобой.

Говоря это, он смотрел на изувеченный меч Мишеля. Вопреки увечью, сломанный клинок вошел в бок Гаспара почти по рукоять.

– А ведь как точно я попал в ту щербинку! Будь я проклят, если ты прошлой ночью не поглядывал на мои доспехи так же зорко, как я на твой меч!

Мишель позволил себе усмехнуться:

– Как сказал мне когда-то один из величайших шевалье, честь не исключает тактики.

Гаспар выдавил смешок и скривился от этого усилия:

– И зачем только ты слушал этого старого глупца?

Мишель поднялся на колени, выдернул из раны сломанный клинок – Гаспар застонал от боли – и, выпрямившись, встал над великим герцогом.

Поглядев на обломок меча, он отбросил его прочь, отошел на несколько шагов и поднял клинок, выпавший из руки Гаспара. Великий герцог заслуживал быстрой и легкой смерти, а Мишель сомневался, что обломок сильверита сгодится для этой цели.

Гаспар проследил взглядом за его действиями и, когда Мишель вернулся к нему, встретил его благодарным кивком. Собрав остатки сил, великий герцог перевернулся на живот и, упираясь руками в пол, с трудом поднялся на колени – с высоко поднятой головой.

– Ты славно бился, шевалье.

– И ты, шевалье.

Мишель поднял меч.

– Сэр Мишель! – окликнули позади него, и он обернулся.

Это была Бриала.

– Ты у меня в долгу.

И смертельный страх стиснул ледяными когтями сердце Мишеля. Бриала окинула его взглядом и кивнула:

– Сдайся.

Воздух в зале сделался вдруг удушливо вязким. Задыхаясь, Селина обернулась к Бриале:

– Что ты творишь?!

Бриала не ответила. Она неотрывно смотрела на потрясенного, побледневшего, как смерть, Мишеля.

– Бриала! – Селина схватила эльфийку за плечи, рывком развернула к себе, но и это не помогло.

Лицо Бриалы было совершенно лишено всякого выражения. С тем же успехом она могла быть мертва.

– Почему?!

Рядом с ними в этот миг торжества Селины, безвозвратно ускользавший во тьму, вдруг захохотал Фелассан.

Селина оттолкнула Бриалу, помотала головой, собираясь с мыслями. Что за дурь нашла на Бриалу, почему – с этим можно разобраться и позже. Она повернулась к Мишелю:

– Прикончи его!

Мишель посмотрел на нее и снова перевел взгляд на Бриалу.

– Ты – мой защитник! – выкрикнула Селина.

Но еще не договорив, уже поняла, что это не так. Будь Мишель и вправду ее защитником, он уже нанес бы завершающий удар. И уж, верно, не стал бы оглядываться на Бриалу.

– Он – шевалье, – проговорила Бриала, все так же неотрывно глядя на Мишеля. – Смерть превыше бесчестья.

Гаспар, до сих пор стоявший на коленях, поглядел на Селину, затем на Бриалу и лишь затем повернулся к Мишелю.

– Мишель? – осторожно окликнул он.

Тот застыл, словно так и окаменел с занесенным над головой мечом.

– Да, – сказал он наконец, – я – сэр Мишель де Шевин… но я также и незаконнорожденный сын человека и эльфийки.

Меч со звоном упал на пол.

– Я сдаюсь.

Университетские библиотеки, ломящиеся от редких книг. Потоки фургонов с товарами на восстановленных дорогах. Эльфы на рынках, счастливые слуги величайшей в мире империи. Утренняя чашка чаю перед тем, как приняться за дела. Сильные пальчики, нежно снимающие с нее маску.

Сотни грез, уничтоженные двумя словами ее защитника.

Селина развернулась к Бриале, выхватив кинжалы. Эльфийка отступила прочь, в два шага оказавшись за пределами досягаемости. Своих кинжалов она не обнажила, но теперь уже осмысленно смотрела именно на Селину, и та в уме обругала себя за глупость, увидев гнев в глазах своей возлюбленной.

– Почему? – Селина с такой силой стиснула кинжалы, что пальцы заныли от боли.

– Расскажи мне еще раз, как ты собираешься освободить моих соплеменников.

– Я дала тебе слово! – Селина шагнула вперед, вскинув руку с кинжалом. – Я поклялась!

– И наверное, даже самой себе поверила. – Бриала судорожно сглотнула. – Но когда знать возмутилась бы твоим решением, когда недовольство аристократов ослабило бы империю – ты отступила бы и оставила все по-прежнему. И забыла бы все свои обещания, зная, что я все равно тебя прощу. Что я всегда буду рядом. – Вот сейчас и она выхватила кинжалы. – В конце концов, я верила тебе даже после того, как ты убила моих родителей.

– Их убила леди Мантильон! – Селина взмахнула рукой, отвергая ее слова. – Думай что хочешь, но…

– Гаспар! – громко окликнула Бриала. – Когда леди Мантильон подарила тебе кольцо?

Гаспар, скрючившись, обессиленно прислонился к мраморной скамье.

– Когда я доказал ей, на что способен.

– И как ты это сделал? – спросила Бриала, не сводя глаз с Селины.

Гаспар кашлянул:

– Заказал убийство одного человека в ходе Игры.

Селина взглянула на искаженное мукой лицо Бриалы и вспомнила – как вспоминала частенько в ранние предутренние часы – ту самую встречу с леди Мантильон.

– Принцесса, – лицо леди Мантильон было скрыто слоями грима, – ты меня впечатлила. Мой собственный сын свято верит, что ты, буде я дам свое согласие, благосклонно примешь его ухаживания. По странному совпадению сын графини Жанвир точно так же убежден, что вы склонны осчастливить его.

Что это – угроза? Селина не дрогнула. Обворожительно улыбнувшись, она ответила:

– Мало ли что может прийти в голову мужчинам, особенно молодым?

– Флориан угасает, но благодаря усилиям докторов со всей империи он может протянуть еще несколько лет – слабый, беспомощный, неспособный противостоять нарастающему вокруг него хаосу. Если бы я представила тебя маркизу Этьену, могла бы ты воздержаться от прочих планов до того, как Создатель призовет к себе твоего дядю?

Еще одна проверка.

– Если бы не могла, – все так же улыбаясь, проговорила Селина, – вы, маркиза Мантильон, не сделали бы мне этого щедрого предложения.

Она помедлила секунду, оценивающе глядя на аристократку, а затем добавила:

– Но ради блага империи дело надлежит решить как можно быстрее.

Ей было всего шестнадцать, она осиротела и осталась совершенно одна – и только что попросила эту женщину убить императора Орлея.

– Если нас раскроют прежде, чем мы сделаем ход, – леди Мантильон постукивала изысканно лакированным ноготком по гладкому подлокотнику кресла, – мы потерпим поражение либо будем убиты. И то и другое совершенно неприемлемо.

– В таком случае нас не должны раскрыть, – ответила Селина с уверенностью, которой в глубине души не испытывала, и присела перед леди Мантильон в реверансе. – Делайте, что надлежит. Я готова.

– В самом деле? – осведомилась леди Мантильон, с интересом глядя на нее. – Насколько осторожно ты действовала? Насколько продуманно? Есть ли те, кто мог бы в случае подкупа, угрозы или даже простого обмана раскрыть твои намерения?

Селина задумалась. Она действовала безупречно, пуская в ход все, чему научила ее леди Мантильон, для расстановки фигур в этом последнем гамбите. Все прочие игроки, все, кому доверяла Селина, в случае провала потеряли бы не меньше, чем она сама. Она припомнила, как смаковала вино в обществе сына леди Мантильон, как пила антивский кофе с лордом Жозефом Монбейяром, просчитывая каждое движение, примечая самые незначительные изменения в бессознательном языке их тел, когда они поглядывали на проходивших мимо служанок…

Вот оно! Служанки… слуги…

– В моем поместье сейчас никого нет. – Селина незаметно сглотнула. – Кроме слуг.

И не дрогнув встретила взгляд леди Мантильон.

– Нападение наемных убийц могло бы привлечь на мою сторону новых союзников… и дать нам уверенность, что ни один бард не услышит на рынке неуместных сплетен.

Леди Мантильон одарила ее долгим взглядом.

А затем на ее безупречно загримированном лице медленно проступила улыбка:

– Вы безусловно правы, ваше императорское величество…

– Бриа, если бы я не приказала убить слуг, леди Мантильон никогда бы меня не поддержала. И Гаспар расправился бы со мной.

– Так я и думала. – Бриала медленно кивнула. – И потому в поединке побеждает Гаспар.

Великий герцог, до сих пор опиравшийся на мраморную скамью, едва слышно рассмеялся:

– Я и не стал бы убивать тебя, Селина. Скорее уж выдал бы за какого-нибудь ферелденского дворянина, чтобы раз и навсегда от тебя избавиться.

– Нет, Гаспар, ты не победил в этом поединке! – Сжимая кинжалы, Селина двинулась на него. – Ты проиграл еще до того, как… – она глянула на сэра Мишеля, и тот отвел глаза, – твой противник сдался, в ту самую минуту, когда твои маги вмешались в поединок, чтобы обеспечить тебе победу!

– А я-то гадал, что случилось с Лиенн, – проговорил Гаспар, глядя мимо Селины на убитую девушку.

– С ее вероломством ты лишился права на победу. – Селина подняла кинжал, готовясь нанести удар.

– Только в том случае, – фыркнул Гаспар, – если бы она действовала по моему приказу, а я, клянусь честью шевалье, ничего подобного не приказывал.

– Какая удобная отговорка, – процедила Селина и бросилась на него.

Рука, закованная в латы, с легкостью отбила удар кинжала. Надсадно ухнув, Гаспар оттолкнулся от скамьи и локтем ударил Селину в живот. Удар отбросил ее назад.

– Я ранен, кузина, но еще жив. – Стиснув зубы, он опять привалился к скамье. – А ты отдала своему защитнику все те славные колечки, которые так ловко скрывают, что ты никогда не училась драться как следует.

С этими словами Гаспар извлек из сапога кинжал с коротким лезвием. Стальной кинжал был неказистый, но удобный, – судя по всему, Гаспар носил его при себе на всякий случай еще с тех времен, когда обучался в академии.

– Ну что, кузина? Думаешь, тебе повезет?

Селина крутнула в руке кинжал. Гаспар застиг ее врасплох, и удар, даже отчасти смягченный кожаным доспехом, причинил ей чувствительную боль.

– Безусловно, Гаспар, – бросила она. – Как ни мало подобает такое императрице, я прикончу тебя собственной рукой, а потом завладею элувианами и верну себе Орлей.

– Бриала? – воскликнул Мишель.

Селина, отступив на безопасное расстояние от Гаспара, оглянулась через плечо.

Бриала шла через рунный лабиринт, небольшими шагами, осторожно, но уверенно ступая по прихотливым сплетениям узора. Она прошла уже больше половины пути.

– Но она же ничего не сможет сделать! У нее нет…

Селина осеклась, вспомнив, как настойчиво и страстно целовала ее эльфийка совсем недавно, перед началом поединка. Одной рукой она обхватила затылок Селины, другой крепко обвила талию…

Селина схватилась за поясной кошель, в котором хранила ключ-камень. Кошель был пуст.

– Да она и впрямь опасна! – Гаспар расхохотался.

Селина развернулась и опрометью бросилась к Бриале. Теперь она видела, что та сжимает в руке рубин. Вскинув руку, Селина прыгнула к ней – и закричала от боли, когда вспышка незримой энергии отшвырнула ее прочь. Руны по краю лабиринта полыхнули гневным багряным светом.

– Бриала!

Эльфийка не оглянулась.

Селина подняла кинжал, развернула, изготовясь метнуть.

– Прошу тебя, Бриа. Не делай этого.

А затем ледяная волна ударила ее в бок, обездвижила морозным дыханием, обожгла холодом. Селина покачнулась, и кинжал выпал из ее онемевших пальцев.

– Думаю, – сказала Миирис, поднимаясь с посохом в руке, – что я опять готова сделать выбор.

Растирая застывшую руку, Селина поглядела на нее, затем на Фелассана.

– Я так опасалась Гаспара, – пробормотала она, – что даже не вспомнила о вас.

– Не огорчайся, – утешил он. – Со всяким может случиться.

У Селины не осталось в запасе ни трюков, ни хитроумных уловок. Она могла лишь смотреть, как Бриала поднимается на постамент. Эльфийка вложила рубин в углубление, предназначенное для него, наклонилась вплотную и прошептала слова, которые никто другой не мог услышать.

Затем Бриала подняла голову, встретила взгляд Селины. И, когда волна рубиново-алого света омыла зал, проговорила:

– Сим объявляю, что эти элувианы принадлежат эльфам Орлея.

Волна алого света пробудила все элувианы, по крайней мере на мгновение. Теперь они вновь дремали, но Бриала чуяла энергию, пронизавшую воздух, ощущала гул силы, когда подходила к ним вплотную. Элувианы проснутся, когда она того пожелает.

Гаспар и Мишель перевязывали свои раны и поглядывали на нее – украдкой, когда думали, что она их не замечает. Бриала не обращала на них внимания. Миирис глазела на нее не скрываясь.

Поток магии тек сквозь Бриалу, холодил ее кожу, как и в тот самый миг, когда она стояла над постаментом. Теперь все элувианы были в ее власти, готовые доставить Бриалу и ее соплеменников туда, где она захочет оказаться. Немало времени уйдет на то, чтобы исследовать этот мир, разобраться с опасностями, которые он таит, с одержимыми мертвецами или древними ловушками. Ну да это ей по плечу.

И тогда она обретет все, в чем нуждается, чтобы помочь своим соплеменникам.

– Я дала бы им свободу, Бриа.

Селина стояла в нескольких шагах от нее. Фелассан и Миирис с непринужденным видом устроились поодаль, как бы и не думая преграждать Селине путь к Бриале.

– Это ты так говоришь. Только свободу не дают. Ее завоевывают.

– И так и эдак. – Селина тряхнула головой, смахивая слезы с глаз. Сейчас она казалась такой маленькой, намного меньше, чем когда-то в Вал Руайо. – Неужели ты ничего не поняла за все те годы, что провела подле меня? Путь к переменам лежит через тщательно обдуманные планы и точные расчеты, уступки и даже жертвы.

– Ты принесла в жертву моих родителей.

Селина кивнула. В глазах ее стояли слезы, и сейчас, когда ее лицо не скрывали ни грим, ни маска, Бриала видела, что на щеках у нее проступили красные пятна.

– Мне было шестнадцать, Бриа. Игра только что убила мою мать, и отец погиб, пытаясь отомстить за нее. Меня убили бы, если б я не доказала леди Мантильон, что достойна ее покровительства… и насколько я знала, вместе со мной убили бы и всех вас!

– Вот как ты, стало быть, решила? – ровным тоном осведомилась Бриала. – Пожертвовать несколькими, чтобы спасти всех остальных?

Она знала, что было время, когда признание Селины сломило бы ее, уничтожив все, на чем держался мир Бриалы и его представления о нем. Теперь… ей, конечно же, больно, и потом она еще долго будет рыдать, вспоминая об этом дне. И все-таки ей уже довелось испытать в своей жизни и более тяжкие муки.

– Я… – Селина отвернулась. – Мои руки в крови твоих родных. И разве важно теперь, почему я приняла такое решение?

Причина всегда важна, говорил Фелассан. Бриала знала, что здесь он по большей части прав. Но не сейчас.

– Ты не просто добилась расположения леди Мантильон. Она поддерживала тебя до последнего вздоха, до той самой минуты, когда я убила ее.

Селина вздрогнула, потрясенно воззрившись на Бриалу.

– Она могла бы прихватить меня с собой, но пощадила. Я всегда считала, что она поступила так оттого, что терзалась угрызениями совести. На самом деле причина была в том, что я намеревалась и впредь верно служить тебе. Леди Мантильон поняла, что ты не сказала мне правду, и не захотела – даже ради мести за себя самое – лишить тебя такого надежного орудия.

– Ты не орудие, Бриа.

– Теперь уже нет.

Страх и восторг, пережитые с пробуждением элувианов, понемногу блекли, и перед Бриалой разверзалась бездонная тьма. Она не поддалась отчаянию и сдержала подступающие слезы.

– Мишель и Гаспар ушли, – сказал Фелассан.

Он стоял возле элувиана, и Бриала, взглянув на зеркало, увидела, как оно потемнело.

Бриала предложила всем безопасный проход. Теперь она чувствовала элувианы, как собственные руки, и жестом направила Селину к зеркалу, которое должно было увести ее из зала. Этот элувиан был целым, нетронутым, и Бриала с трепетом сознавала, что даже чует по ту сторону свежий воздух. Это означало, что Селина не окажется запертой до последнего вздоха в подземной гробнице.

– Твоя очередь, – вслух сказала она Селине. – Куда ты хочешь попасть?

– В Вал Руайо, – горько усмехнулась Селина. – Мне предстоит вернуть себе империю.

Бриала могла бы отправить ее в Вал Руайо. Она ощущала в себе натяжение магических нитей, чувствовала, как они сплетаются сообразно ее намерению. И однако Селина, оказавшись в Вал Руайо, сможет чересчур быстро и просто покончить с гражданской войной.

А Бриала больше не собиралась ей помогать.

– Тогда ступай, – сказала она, пряча за кивком неявную ложь. – Сражайся за свой университет, за цивилизацию и культуру. Я же стану сражаться за тех, у кого нет и никогда не было иного заступника.

– Я буду сражаться за то, чтобы спасти эту империю. – Селина с трудом сглотнула. – И буду радоваться тому, что моя возлюбленная обрела свой народ, пускай даже сердце мое разрывается от боли каждый миг, прожитый без тебя.

В одиночестве она подошла к элувиану, и Бриала неслышно произнесла пробудившие его слова.

– И мое, – прошептала она после того, как Селина исчезла в зеркале.

Эпилог

Бриала вышла из подземелья навстречу утреннему солнцу.

Вокруг было бело, и эта белизна искрилась, отражая скудный солнечный свет. Первый снег нынешней зимы лег на землю, пока она бродила в призрачном подземном мире между элувианами, и сейчас, верно, почти весь Орлей уже укрыт снежным покровом. Впереди нее поскрипывали на ветру деревья, чьи нагие ветви щедро укутал снег, позади протянулись обширные равнины, вдалеке подернутые белесой снежной дымкой.

Судя по деревьям, это окрестности Долов. Бриала вернулась сюда по просьбе Фелассана, хотя собиралась как можно скорее добраться до Вал Руайо. Ей предстояло много дел.

С помощью элувианов она сможет переместиться в любой уголок Орлея быстрей конного шевалье. И этот шевалье нипочем не сможет ее отыскать.

– Зима будет суровая, – проговорила позади нее Миирис, ежась от холода. – Если Гаспар и Селина затянут распрю, многие не доживут до весны.

– На войне такое случается сплошь и рядом, – заметил Фелассан, выбираясь наружу и щурясь от дневного света.

– Я имела в виду, что они умрут от голода, – резко бросила Миирис.

– Тебе-то что до того? – обернулась к ней Бриала. – Или ты опасаешься, что голодать будут и долийцы? Тебя заботит судьба других кланов?

– Да, – отрезала Миирис.

Она вглядывалась в деревья, и Бриала знала, что долийка изучает приметы местности. Клан ее немало лет прожил в этих местах. Что теперь станет делать Миирис – хоронить убитых, искать уцелевших? Или просто уйдет куда глаза глядят? Впрочем, это и не важно.

– Так же, как тебя заботит судьба твоих… эльфов.

– Да, – сказала Бриала. – Моих плоскоухих.

Она оглянулась на вход в подземелье. Даже вблизи, в двух шагах, он совершенно сливался с местностью, и разглядеть его было почти невозможно, если только не знаешь, где искать. Впрочем, Бриала точно знала, где расположен вход, чувствовала его, как чувствуют собственную руку или ногу, благодаря магии, которая пронизала все ее существо.

– Да, Миирис, они мне очень дороги. И сейчас я наконец-то могу им помочь.

– Если бы ты поделилась секретом элувианов с долийцами, – начала Миирис, – мы могли бы…

Бриала рассмеялась ей в лицо, и долийка смолкла.

– Те, кто живет в эльфинажах, представляют вас созданиями из старинных легенд, эльфами, которые не смирились с падением Халамширала. Одни боятся вас, другие вдохновляются вашим примером – вы не сдались, не сложили оружия, вам подвластна древняя магия. В эльфинажах верят, что вы сражаетесь и за их свободу, а не просто якшаетесь с демонами и рыщете в поисках древних реликвий. И если бы вы впрямь когда-то помогли им, сейчас в вашем распоряжении было бы преданное войско, готовое возродить для вас Арлатан. – Бриала усмехнулась. – Но вы этого не сделали. Вы объявили, что обитатели эльфинажей вам не родня и не ровня, и бросили их на произвол судьбы. Теперь я помогу им, я стану сражаться за их свободу, и мне, – она указала на вход в подземелье, – подвластна древняя магия.

– Я не враг тебе, Бриала. – Миирис опустила глаза. – Я помогала тебе.

– Потому что у меня было то, что тебе нужно, – все так же усмехаясь, ответила Бриала. – И потому, что вы, долийцы, тоже мои соплеменники, пускай даже и забыли об этом. Я стану сотрудничать с вами, но только если вы будете помогать всем эльфам без различия. Передай это первому же клану, который встретится тебе на пути.

Миирис, судорожно сглотнув, кивнула и повернулась к Фелассану:

– Ты примешь меня в свой клан?

– Не думаю, да’лен, что мой клан пришелся бы тебе по душе. Впрочем, желаю тебе удачи там, где тебя примут.

– К кому бы я ни присоединилась, знаю наверняка одно: то будет клан, который не якшается с демонами.

С этими словами Миирис двинулась к лесу. Посох ее искрился тем же льдистым светом, что и свежий утренний снежок.

– Думаешь, мне следовало ее убить? – спросила Бриала, когда долийка окончательно скрылась из виду.

– Полагаю, – Фелассан, стоявший рядом с ней, пожал плечами, – рано или поздно ты это узнаешь.

Бриала засмеялась, и тогда он повернулся к ней:

– Так ты не шутишь? Ты и вправду хочешь использовать тропы элувианов для того, чтобы помочь своим соплеменникам?

Бриала задумалась.

– Гаспар и Селина мечтали перемещать по тропам целые армии, но такой подход не по мне. С помощью элувианов я могла бы доставить продовольствие в голодающий эльфинаж, обогнать войско на марше и предупредить о его приближении или двинуться вслед за войском, разоряя пути снабжения.

– И которому же войску ты намерена подрезать сухожилия?

Бриала оглянулась на Фелассана, улыбаясь, хотя уже заметно продрогла на зимнем ветру:

– Тому, которое будет ближе к победе. Как там было в твоей истории? Анарис и Андруил?

Фелассан улыбнулся:

– Ты затянешь войну, и во всеобщей неразберихе твои соплеменники смогут обрести свободу?

– Думаю, это сработает. – Бриала зябко обхватила себя руками. – Халамширал взбунтовался из-за одного-единственного нобиля. Наверняка во всех городах Орлея найдутся эльфы, которые станут помогать мне в этих вылазках, а также те, что убоятся открытой схватки, но послужат мне лазутчиками, если я спасу их детей от голодной смерти.

– Это… – начал Фелассан, но оборвал себя и после недолгой паузы добавил: – В высшей степени необычное применение древних реликвий нашего народа.

– Полагаю, Фен’Харел его бы одобрил, – заметила Бриала.

Фелассан, на миг опешив, рассмеялся:

– Может, и одобрил бы, хотя я в этом сомневаюсь.

– Чуть не забыла! Тайная фраза, пароль для доступа к элувианам. На случай если мы разделимся, знай – это…

И осеклась, с удивлением глядя на наставника, который проворно прижал пальцы к ее губам.

Фелассан опять улыбнулся, но глаза его были печальны, и в них светилось невероятное пронзительное понимание.

– Не надо, – мягко сказал он.

Мгновение Бриала молча смотрела на него, и вдруг ее осенило:

– Ты уходишь!

– Так нужно.

– К долийцам?

– Ха! – Фелассан фыркнул. – Вот еще!

И тут же посерьезнел.

– Сдается мне, эльфы Орлея теперь в надежных руках. Чего не скажешь о других, так что дел мне пока еще хватит.

Бриала кивнула, хоть и чувствовала, как предательски защипало глаза. Умолять Фелассана остаться было бы бессмысленно. Робкие возражения шевельнулись было в глубине ее души: ей так многому надо научиться, ей не справиться одной, – но Бриала отогнала их прежде, чем они успели сорваться с губ. Наставник, мудрей кого она не встречала в жизни, верит, что она способна освободить своих соплеменников. И Бриала, к своему изумлению, осознала, что не сомневается в его суждении.

– Тогда позволь мне задать последний вопрос, хагрен. Всего один вопрос. Все это… – Бриала указала на вход в подземелье, на лес, за которым, в двух днях пути отсюда, навек упокоился клан Вирнен; на север, где Халамширал неотвратимо накрывала тень войны, которая, быть может, освободит ее соплеменников. – Все это ты так и задумал с самого начала?

Фелассан рассмеялся – в последний раз Бриала услышала смех своего наставника.

– Нет, да’лен. Ты все сделала сама.

Фелассан наклонился к ней и ласково поцеловал в лоб. Губы его обожгли, точно раскаленное клеймо, и Бриала на миг зажмурилась, потому что у нее закружилась голова.

Вновь открыв глаза, она обнаружила, что осталась совсем одна, и, сколько бы ни озиралась, нигде не могла различить ни малейших следов Фелассана.

Бриала оглянулась на вход в подземелье. Она больше не дрожала от холода. Быть может, Фелассан, уходя, оставил ей частицу своей магии, чтобы охранить ее от зимней стужи, или же ее согревало осознание того, что теперь ее жизнь обрела цель и смысл.

Она прошептала тайные слова, и вход сомкнулся за ней, словно никогда и не существовал.

«Фен’Харел энансал», благословение Ужасного Волка.

Она справится.

Морщась от колдовского света, Селина сделала последний шаг по тропе и прошла через элувиан.

Она просила Бриалу отправить ее в Вал Руайо. В конце концов, именно такую цель Селина ставила перед собой с самого начала, когда у нее еще были защитник и возлюбленная. Добраться до столицы раньше Гаспара, объявить, что его нападение не увенчалось успехом, и, собрав всю мощь орлесианской армии, сокрушить мятежников.

И все вышло бы так, как было задумано.

Вот только Селина видела лицо Бриалы, когда излагала ей свою просьбу. Видела, как в глазах Бриалы едва заметно блеснул расчетливый огонек. И конечно же, знала, как бы она сама поступила на месте Бриалы.

И потому нисколько не удивилась, когда, пройдя через элувиан и на краткий миг содрогнувшись от объявшей тело чуждой силы, оказалась в скромной трапезной зале, украшенной эльфийскими реликвиями.

Селина порой завтракала в этой зале, поскольку из окон открывался прекрасный вид на сады.

Она стояла в своем Зимнем дворце близ Халамширала.

Селина вздохнула и покачала головой. Что ж, могло быть и хуже. По крайней мере, у Бриалы хватило милосердия не обречь ее на медленную смерть в каком-нибудь заброшенном склепе. Обернувшись, она с ненавистью взглянула на элувиан и увидела, как багряная пелена на поверхности зеркала померкла, сменившись прежним голубовато-серым отливом.

У нее нет ни войска, ни защитника, ни главного лазутчика. Она далеко от столицы, возле города, уже наверняка захваченного Гаспаром.

Сердце ее разбито, и она еще долго будет оплакивать потерю. И все же сейчас в самой глубине ее отчаявшейся души вопреки всему раскатился торжествующий хохот. Селина вновь ощутила себя шестнадцатилетней девчонкой, одинокой сиротой в огромном Вал Руайо… и в последний раз, когда ей довелось испытывать подобное чувство, она победила.

Она подозревала, что теперь уж, хотя бы какое-то время, будет крепко спать по утрам, пускай даже в одиночестве.

Селина прикрыла глаза, напряженно вслушалась, а затем, бесшумно ступая, выбралась из трапезной в коридор. В детстве она проводила здесь все зимы, а потому наизусть знала укромные ходы, где никто не заметит ее раньше времени.

Несколько минут спустя Селина добралась до своей спальни. Взяв с ночного столика серебряный колокольчик, она громко позвонила и стала ждать.

Вскоре в спальню вошла дородная пожилая служанка и, увидев Селину, остолбенела от изумления.

Селина – в кожаном доспехе, снятом с мертвеца, вся в грязи и без маски – хладнокровно ждала.

Переведя дух, служанка торопливо присела в реверансе:

– Ваше великолепие!

Как и всегда, ключом к успеху оказалась уверенность в себе.

– Доклад по Халамширалу, ванна, чашка крепкого чаю, – распорядилась Селина и спрятала улыбку, когда служанка со всех ног бросилась выполнять повеление.

Пока наполняли ванну, Селина содрала с себя доспех и приказала сжечь его. Отмокая в горячей воде и отскребая грязь, она слушала доклад дворцового сенешаля, долговязого тощего старца, которого знала с малых лет. Сидя за ширмой, сенешаль докладывал о том, как лорд Пьер сдался Гаспару и как потом регулярно посылал страже Зимнего дворца требования последовать его примеру и сложить оружие.

– Отправьте гонца в Халамширал и попросите лорда Пьера лично явиться сюда для обсуждения условий капитуляции, – сказала Селина и жестом велела камеристкам не жалеть лавандового мыла.

Первый глоток чаю она сделала, пока служанки затягивали ее в корсет и облачали в платье. Платье было насыщенного лилового цвета и расшито по краю золотыми львами – геральдическим символом ее семьи и в то же время самого Орлея. Чай был божественен – крепкий, обжигающе горячий, и Селина допила его, вздыхая от наслаждения. Затем выпрямилась с неподвижным лицом, чтобы горничная, старуха-эльфийка, нанесла на него привычный грим.

О прибытии лорда Пьера объявили в тот самый миг, когда Селина отыскала свою старую маску. Она проворно надела маску и на миг ощутила, как чуждо лицу ее прикосновение, как ограничивают обзор узкие прорези для глаз. Немало лет минуло с тех пор, как Селина позволяла себе так долго обходиться без маски.

Стоя наверху белоснежной винтовой лестницы, что весьма кстати скрывала ее от посторонних глаз, Селина ждала появления лорда Пьера. Вот раздались его шаги, сопровождаемые мерным лязгом доспехов, – звук, который, скорее всего, исходил и от дворцовой стражи, и от спутников самого Пьера. Он приветствовал сенешаля со всей утонченной учтивостью, присущей гордому орлесианскому лорду.

– Я прибыл согласно вашей просьбе и готов отнестись со всей возможной снисходительностью равно к вам и к вашим подчиненным. Воистину, для империи настали тяжкие времена, о чем свидетельствует состояние самого Халамширала, и нет ни малейшего бесчестья в том, чтобы признать поражение перед лицом столь превосходящих сил.

С самым началом его речи Селина начала спускаться по лестнице. Многолетний опыт участия в придворных церемониях позволил ей безупречно рассчитать время – и появиться пред взорами присутствующих ровно в то мгновение, когда лорд Пьер умолк.

– Милорд, – обратилась она к остолбеневшему аристократу, – я рада слышать от вас столь благородные речи, и хотя в мрачном прошлом какой-нибудь император за столь изменнический поступок велел бы казнить своего вассала на месте, ваши слова воистину тронули мое сердце.

Селина улыбнулась, сойдя с лестницы, и дворцовые стражники тотчас же встали справа и слева от нее.

– И потому я принимаю вашу капитуляцию.

Лорд Пьер, граф Халамширал, был хорошим, добрым человеком, но никогда не отличался силой характера. Ему не хватило духу самолично подавить бунт эльфов, он не нашел в себе смелости отринуть власть Гаспара – и все это нисколько не удивляло Селину.

После долгого молчания лорд Пьер припал на одно колено – и это Селину также не удивило.

– Ваше императорское величество…

Селина вернулась лишь пару часов назад – и уже взяла свой первый город.

Пыхтя, отдуваясь, Мишель и Гаспар кое-как выбрались из руин крохотного древнего капища, куда забросил их элувиан, и снова оказались в мире людей. Они стояли посреди заснеженной, продуваемой ветром со всех сторон равнины, на которой кое-где торчали низкорослые деревца. Закат придал снежному покрову красноватый оттенок, что напомнило Мишелю поверхность элувиана. Он подумал, что не огорчится, если до конца своих дней больше не увидит этого цвета.

Тонкий плащ не спасал от стылого ветра, и Мишель зябко поежился. Впрочем, зима еще не вошла в полную силу, а он, будучи шевалье, учился выживать в самых суровых условиях.

Правда, теперь он больше не шевалье.

– Дыхание Создателя, – раздался за спиной его голос Гаспара, – я уж лучше промерзну до костей, чем соглашусь снова плестись по этим треклятым тропам.

– Согласен, милорд. – Мишель вгляделся в корявые силуэты деревьев. – Как полагаете, где мы оказались?

Гаспар прищурился, вглядываясь вдаль, и рассмеялся:

– Не узнаешь? Если память мне не изменяет, мы в одном дне конного пути от Вал Шевина.

Мишель пристыженно понурился:

– Я бывал пару раз в самом городе, после того как граф Бревин обеспечил меня титулом, но здешние края мне почти не знакомы.

– Бревин?

Мишель спохватился, что, наверно, не стоило поминать своего благородного покровителя и тем самым невольно порочить его доброе имя… но ведь этот человек давно мертв, да и сам Мишель уже устал лгать и притворяться.

– Да, он приметил меня в Монфоре, еще мальчишкой, во время уличной драки. Взял меня в свой дом, обучал вместе со своими телохранителями, а потом… кхм… добыл мне дворянский титул. Он сказал, что я далеко пойду.

– И не ошибся, – согласно кивнул Гаспар. – Да и не он один так считал.

Он оглянулся назад.

– Вход закрылся за нами. Даже не могу разглядеть, где он был.

– Колдовство, вне сомнения.

Мишель не стал озираться. От холода у него снова разнылись раны.

Они едва тащились по тропам и все же добрались от Долов до Вал Шевина за каких-то пару дней, быстрее, чем долетела бы почтовая птица. Они почти не разговаривали в пути, сберегая силы и опасаясь новых нападений, – впрочем, эти опасения не сбылись. На ночлеге они перевязывали друг другу раны.

– Экая жалость! Представь только, что было бы, знай император Драккон об элувианах? Насколько далеко простирался бы тогда Орлей? – Гаспар покачал головой. – Нам этого никогда не узнать. Разве что эльфийка Селины решит перейти на нашу сторону.

Мишель смотрел, как последний отблеск солнца, сверкнув серебром, канул за западный горизонт.

– Она больше не служит Селине, милорд.

– Да, верно. – Гаспар снова засмеялся. – Собственно говоря, как и ты.

– И что же теперь? – Мишель повернулся к нему.

– Будь я проклят, если знаю. – Гаспар, разминая мышцы, повернулся из стороны в сторону, страдальчески поморщился. – Рана, которую ты мне нанес, судя по всему, покончит с моей воинской карьерой. И ведь это было уже после того, как я сломал твой меч!

– Милорд, я имел в виду – что станет со мной?

Гаспар повернулся к Мишелю:

– Академия вычеркнет твое имя из списков шевалье и приговорит тебя к смертной казни.

Мишель кивнул. Он знал законы не хуже самого Гаспара.

– Скажи-ка мне вот что, – помолчав, проговорил Гаспар. – Почему ты просто не прикончил меня?

– Я дал слово.

Мишель покачал головой. Тогда, на заброшенном складе, он считал, что нет ничего важнее, чем сохранить свою тайну от всего мира. Поступил бы он иначе, если б знал, чего будет стоить ему данная сгоряча клятва?

– Да к чему было его держать? – не отступал Гаспар. – Сынок, ты ведь не настоящий шевалье.

Мишель потянулся за мечом, но меча не было, и он вытащил кинжал.

– Если шевалье пожелают вычеркнуть меня из списков и убить – это их право, – он в упор взглянул на Гаспара поверх лезвия кинжала, – но чести им у меня не отнять. И я не потерплю, чтобы ее оскорбляли.

– Видишь? – Гаспар улыбнулся. – Вот почему я не стану сообщать о тебе в академию.

Мишель моргнул, опешив:

– Я… не понимаю.

– Сэр Мишель. – Гаспар покачал головой. – Ты победил меня в честном поединке. Ты сдержал слово чести, хоть при этом и лишился всего, что имел. Ты просто образцовый шевалье, и наплевать, что́ за кровь течет у тебя в жилах. – Он опять оглянулся туда, где совсем недавно был вход в подземелье. – Если бы всего двести лет назад похожий поступок совершила женщина, ее казнили бы на месте… но потом появилась сэр Авелин, и Фриан изменил законы.

Слушая его, Мишель все ниже опускал свой кинжал. Наконец он вложил оружие в ножны и едва слышно проговорил:

– Так вы позволите мне остаться шевалье?

– Ты и есть шевалье. Что с этим делать дальше – тебе решать. – Гаспар усмехнулся. – Полагаю, ты вряд ли останешься защитником Селины…

– Не останусь, милорд.

Селина ясно дала понять, что его служба окончена. Мишель предал ее, и, если еще когда-нибудь попадется ей на глаза, ему не сносить головы.

– И я не стану оскорблять тебя, предлагая служить мне. – Гаспар глянул на Мишеля, и тот благодарно кивнул. – Но все же империю ждут тяжкие времена. Селина и я, храмовники и маги… Одному Создателю известно, как поступят Ферелден и Тевинтер, увидев, что Орлей ослабел. Победить-то мы победим, но какой ценой? Я пошел против Селины, потому что решил, что никто, кроме меня, не сможет провести империю через годы хаоса… – Он запнулся и со слабой улыбкой добавил: – А еще, будем откровенны, хотел заполучить трон. Но чем бы ни обернулось дело, империи, как никогда, понадобятся те, кто дорожит честью и не цепляется за титулы.

– Благодарю, милорд. – Мишель с трудом сглотнул.

– Отблагодаришь делом, когда до того дойдет. – Гаспар протянул руку.

Мишель крепко пожал ее.

Насвистывая солдатский марш, великий герцог направился в сторону Вал Шевина. Мишель провожал его взглядом, пока силуэт Гаспара не растворился в сумерках, а затем долгое время просто стоял и смотрел на звезды.

Он понятия не имел, куда податься.

Ни коня, ни доспехов, ни даже меча – ничего, что подтверждало бы звание шевалье. Кто бы ни встретился ему на дороге, его наверняка сочтут безродным бродягой.

И ведь даже будут отчасти правы. Впервые за много лет сэру Мишелю не было нужды скрывать постыдную тайну.

Если задуматься, то его сейчас обременяет лишь один долг. И не важно, что сам проступок был совершен на службе у Селины, – Мишель знал, что ответственность лежит только на нем одном.

Только по его вине сейчас вольно бродит по миру демон по имени Имшэль. Он может быть где угодно – в любом уголке Орлея, в иной стране, на краю мира, но всюду, где бы Имшэль ни оказался, он сеет хаос и губит невинные души.

Он, Мишель, не шпион и не следопыт. Быть может, на поиски у него уйдет вся жизнь – если демона вообще возможно отыскать.

Зато в этой жизни будет достойная цель.

Мишель наугад выбрал направление и отправился навстречу новому дню.

Поздней ночью эльф, который называл себя Фелассаном, развел в самой чаще леса костер. Он расставил вокруг стоянки охранные чары, тщательно разметив круг магии, которая разбудит его, если вдруг кто-то появится… и в самом деле, что для него может быть страшнее шайки разбойников? Эта мысль вызвала у него смех, и он небрежным взмахом руки смел охранный круг. Тем более что после этих чар в воздухе надолго оставался странный запашок.

Ранее, днем, он изловил кролика и сейчас зажарил тушку над огнем. Съел, не торопясь, смакуя каждый ломтик продымленного мяса. После трапезы он отер жирные руки и губы снегом, а затем призвал магию, чтобы отогреть озябшие пальцы.

Он смотрел на огонь, который с треском и шипением глодал сырые сучья. Дым, извиваясь, тянулся вверх сквозь нагие ветви деревьев и растворялся в ослепительной россыпи звезд, которые сверкали в ночном небе, словно горсти бесконечно далеких алмазов.

Вдруг ему подумалось, что ведь можно вовсе не спать. У него есть травы, с которыми можно бодрствовать почти круглые сутки, а когда действие трав ослабнет, его добросовестно оградят от Тени охранные чары. Чем не развлечение – до конца своих дней убегать, прятаться, озираться через плечо?

Но сэр Мишель сдержал свое слово, и Фелассан просто не мог допустить, чтобы его обставил какой-то упрямый молокосос.

Дольше медлить нельзя. Ни к чему.

Фелассан запустил руку в складки мантии, извлек наружу пакетик с травами. Сел, скрестив ноги, задышал расслабленно и ровно, постепенно смиряя дыхание, пока в недрах телесной оболочки не отыскал свое истинное «я», и тогда высыпал травы в огонь.

Пламя вспыхнуло, на несколько мгновений обретя зеленый цвет, и запах дыма сменился иным, резким и древним.

Фелассан сомкнул веки и погрузился в сон.

Он по-прежнему сидел в лесу у костра, но все вокруг подернулось слабым свечением Тени, и травяной аромат стал насыщенным, свежим, точно он ступал по летней, согретой солнцем лужайке.

Позади него зашуршали под чьими-то шагами сухие листья.

– Я не знаю пароля, – сказал, не оборачиваясь, Фелассан. – Бриала мне его не сказала.

Отчасти это была ложь. Бриала сказала бы, если б он сам ее не остановил. И некто, стоявший позади него, услышал и распознал эту ложь.

– Да, я знаю, – сказал Фелассан. – Она заслужила того, чтобы дать ей шанс. И что в том плохого, право? Пускай попытается, отчего бы и нет?

Позади него была тишина. Ни спора, ни рассудительных доводов, ни страстной мольбы. Фелассан, садясь у костра, знал, что так и будет.

– Прости, – он вздохнул, – я не стану отнимать у нее элувианы.

И опять зашуршали сухие листья. Некто подступил ближе.

Фелассан закрыл глаза, выпрямился и в последний раз вдохнул насыщенный травяной аромат.

– Знаешь, они сильнее, чем ты думаешь. – Он улыбнулся. – Знаешь, тебе это наверняка не понравится, но она напоминает мне…

Он не услышал удара, который отнял у него жизнь.

Угасающим взором он видел эльфийскую девочку: одинокая, лишенная магии, близких, власти, она идет по миру в поисках своего народа.

* * *

Патрик Уикс – ведущий сценарист в компании «BioWare». Он участвовал в создании всех трех игр серии «Mass Effect», которая была удостоена многочисленных премий. Его рассказы печатались в «Amazing Stories», «Realms of Fantasy» и «Strange Horisons». Кроме того, опубликован его роман в жанре фэнтези.

Эта книга посвящена ЛГБТК фанам, которые общались со всеми нами, командой «BioWare» – через панель вопросов и ответов, личные сообщения, фан-арты в Tumblr, эмоциональные видеоролики на Youtube и любыми другими способами. Спасибо вам за добрые слова, за трогательные – а порой и пронзительные – рассказы. Спасибо вам за то, что цените наши завершенные труды и побуждаете нас к новым свершениям. И все же в первую очередь спасибо за то, что достучались до нас и заставили вас услышать.

Оглавление

Благодарности

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg