«Дикий пес»

Дикий пес (fb2) - Дикий пес [=Дорога смертников] (Времена - 7) 1527K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александра Лисина

Александра Лисина ДИКИЙ ПЕС

ПРОЛОГ

На залитой солнцем опушке царило напряженное молчание, хотя там находились шестеро смертных, трое эльфов и одна нервно расхаживающая из стороны в сторону Гончая, которую появление перворожденных буквально выбило из колеи.

Наемники, едва схлынула первая оторопь, предпочли отойти в сторону и благоразумно закрыть рты. А уши, напротив, навострили, чтобы услышать каждое оброненное слово и попытаться понять, что здесь происходит, почему Белик так резко переменил свое мнение, откуда вообще знает этих остроухих и наконец почему сами эльфы ведут себя столь странно. Вместо того чтобы расспрашивать, злиться или что-то доказывать, лишь безмолвно следят за мечущимся мальчишкой, терпеливо дожидаясь, пока он успокоится.

Белка растерянно взъерошила волосы и в который раз посмотрела на заказчика. Да, он по-прежнему был скрыт под искусно наведенной личиной, выглядящей невероятно естественно. Тонкий нос, благородные брови, красивый овал лица… Черные волосы уложены в сложную прическу. Но вот глаза у него были слишком приметными. Властные, с хищным огоньком в зеленой глубине. Опасные глаза существа, привыкшего повелевать и требовать подчинения. Именно они выдавали его сейчас, потому что это были глаза великого темного мага, в котором, как и во всех мужчинах его рода, неизменно проглядывал безумный владыка Изиар.

Она нерешительно остановилась, даже сейчас с трудом различая под маской ослепительно красивое лицо, с которым не смогла бы сравниться никакая личина, и совершенную гармонию черт, свойственную всему роду Л’аэртэ. Но даже если бы из-под наведенного лика не проступила истинная суть остроухого мага, то умело скрытые иллюзией белые волосы не позволяли усомниться ни на миг — на Лиаре был только один темный эльф, имеющий белоснежную гриву.

— Ну, Тиль, — ошарашенно помотала головой Белка, — честное слово, мне просто нечего сказать. Кого угодно был готов увидеть, но не тебя!

— Ты не рад? — мягко уточнил эльф.

— Да как сказать… Ты какого Торка здесь делаешь? Спокойная жизнь надоела? Чертоги наскучили? Развлечений захотелось или решил проведать Тира?

— Всего понемногу.

— Торково племя… Но почему без свиты? В таком виде! — Белка растерянно оглянулась на молча взирающих на нее братьев. — Да еще и с ними! Ты что, решил переполох устроить в своем лесу? Что за шутки, Тиль?

— Никаких шуток, малыш, — спокойно отозвался Тирриниэль илле Л’аэртэ, владыка Темного леса. — Напротив, все очень серьезно. Ты же знаешь: я никогда и ничего не делаю просто так. И если искал именно Ходока, значит, в нем действительно возникла необходимость. В первую очередь для меня.

Белка демонстративно сложила руки на груди.

— Ну давай, рассказывай. Мне даже интересно стало. Что это за причина такая, из-за которой ты впервые за последние годы решил выбраться из леса? И что за проблема, которую ты не смог решить сам, а потащился аж в Новые земли вместо того, чтобы просто отправить зов внукам? Думаешь, Эл бы не помог? Отказал бы в проводнике, раз уж ты надумал попутешествовать? Или Тир бы заупрямился, не пожелав тратить время и силы на переход? Насчет быстрого пути бы не договорился с гномами? Наконец какого Торка тебе потребовался Ходок, когда ты можешь до Золотого леса добраться за пару-тройку дней, просто воспользовавшись нужным порталом?

— Это долгая история, — вздохнул Тирриниэль.

— Ничего. Времени у нас хватает. Так что не мнись и выкладывай, пока я еще могу себя сдерживать.

Владыка Темного леса только хмыкнул и заговорил.

ГЛАВА 1

— Думаю, нет необходимости напоминать, куда и зачем некоторое время назад исчез здешний хозяин, — осторожно начал Тирриниэль, будто ступал по тонкому весеннему льду. — Как нет нужды говорить, что именно по этой причине Проклятый лес в последние годы стал вести себя беспокойно. Золотые встали на стражу его границ, увеличили количество патрулей и до сих пор пристально следят за всем, что творится возле кордона…

Белка прищурилась:

— Продолжай.

— Полагаю, ты помнишь и то, чья это была идея и почему был усыплен Лабиринт…

Она совсем насторожилась.

— Для чего создавался известный тебе портал и отчего перед чертогами повелителей Золотого леса до сих пор стоят две весьма приметные скульптуры…

— Тиль, мне очень не нравится твое предисловие!

— Мне тоже, — признался темный эльф. — Но в некотором роде эта вина легла и на мои плечи. Увы, у меня нет силы Таррэна.

— Он не хотел рисковать, — сухо бросила Белка, снова начав мерить шагами поляну. — Ни тобой, ни Тиром, ни Элом. Поэтому и ушел один. Я, как ты знаешь, этому был не рад, но пойти следом не мог, а переубедить его не успел. Поэтому, собственно, все последнее время и стараюсь быть неподалеку. На случай… да на любой случай. Даже на тот, если его перстень окончательно погаснет.

Тирриниэль отвел взгляд:

— Прости. Я не думал, что получится так плохо.

— Ты же не извиняться сюда пришел? — прищурилась Гончая, заложив руки за спину и отвернувшись, чтобы не видеть раскаяния на его красивом лице. — Не за тем, чтобы убедиться, что я уже не злюсь? И не за тем, чтобы позвать на ваш дурацкий бал, где меня не было…

— Да, — тихо отозвался эльф. — Тебя не было в Темном лесу очень долго.

— Может, вообще больше не будет.

— Бел…

— Не смей, Тиль! — жестко оборвала она. — Я был против тогда и я против сейчас. Более того: я просил вас не рисковать понапрасну и подождать еще пару лет, когда мы бы тщательно исследовали портал и риск для Таррэна стал бы минимальным. Я просил вас быть осторожнее. Умолял пока просто усилить полог сна над нашими кошками и не лезть в неизвестность очертя голову. Так?

— Да, Бел. Я виноват…

— Нет, Тиль! Ты не просто виноват! Именно ты убедил остальных, что риска почти нет! И это ты помог открыть портал, когда меня не было рядом!

Владыка эльфов сконфуженно опустил глаза:

— Я понимаю, что ты сердишься…

— Я? — резко обернулась Белка. — Тиль, я не сержусь — я в ярости! На Тира, так как он решил управиться сам! На Эла — за то, что не остановил мальчишку! И на тебя — особенно! Потому что это ты должен был за ними присматривать! Я тебе их доверил! Тебя просил быть осмотрительнее и не позволять Таррэну скакать в портал, словно неразумному юнцу!

— Да, — неслышно вздохнул Тирриниэль. — Но Таррэн был уверен, что медлить нельзя, а в таких вещах я доверяю ему полностью. Он сильнее всех нас вместе взятых. И мудрее — тоже. Он знал, что делал, когда уходил.

— Не говори мне, что это он во всем виноват!

— Я всего лишь выполнил то, о чем он меня просил!

— И не выполнил то, о чем просил тебя я!

— Малыш…

— Не смей меня так называть! — окончательно взъярилась Белка, бешено сверкнув позеленевшими глазами. — Ты понял? Не смей!

Она резко отвернулась, сжав кулаки и до боли прикусив губу, чтобы не сорваться. Какое-то время стояла неподвижно, крепко зажмурившись и тяжело дыша в попытке унять бушующую кровь. Молчала, чтобы не наговорить в запале совсем уж страшных вещей. Тишина затянулась настолько, что эльфы заерзали, наемники начали тревожно переглядываться, а свирепый грамарец осторожно переступил ногами и вопросительно пискнул.

— Молчи, — тихо попросила Белка. — Все пока помолчите. Дайте мне время.

Она еще несколько минут постояла, успокаиваясь и приводя в порядок растревоженные мысли. Устало растерла лицо, смахнула с ресниц непрошеные слезы. Наконец глубоко вздохнула и медленно подняла голову:

— Извини, Тиль. Я все еще на тебя злюсь. Но и сделать ничего не могу, потому что исправить вашу ошибку уже нельзя, мстить за нее глупо, а простить… слишком сложно. Вы все поторопились с порталом, особенно Таррэн.

— Он хороший маг, — мягко сказал владыка Л’аэртэ, — и не наделает глупостей. А как только закончит с делами, сразу вернется. Хотя бы потому, что никогда от тебя не откажется.

Она снова прерывисто вздохнула и наконец присела напротив слегка расслабившихся эльфов.

— Ладно. Чего уж теперь… Зачем вам понадобился Ходок? Вы ведь его не просто так целый месяц искали?

— Нет, конечно, — незаметно перевел дух Картис. — Владыка Л’аэртэ посчитал, что он поможет Темному лесу избавиться от некоторых… э-э-э… проблем.

— В самом деле? — Белка быстро покосилась на Тирриниэля: забавно, что он не сказал Стрегону о своем высоком статусе. — И что же такого случилось, что он рискнул просить помощи? Насколько я помню, этот гордец даже про Уход помалкивал, пока не стало слишком поздно?

Тиль неуловимо поморщился:

— Скажем так: причина его беспокойства весома. Три месяца назад он получил зов из Золотого леса и короткое послание от владыки Тирраэля о том, что известный тебе портал стал слегка… нестабильным.

— Что?!

— Не переживай, ничего страшного не произошло, — поспешил вмешаться Ланниэль, едва не перебив своего повелителя. — Отец сказал, что там появилось некое волнение, которое пока сложно расценивать как-то определенно. Но золотые решили, что нашим магам тоже стоит на него взглянуть, поэтому мы здесь.

— Чего ж вы пешком поперлись? — мрачно осведомилась Белка. — Делать больше нечего? Явились бы через портал, пожали друг другу руки да разобрались бы на месте…

— Темный лес официально не поддерживает отношения с Золотым, — напомнил Тирриниэль. — Поэтому ни о какой делегации речи быть не может: совет взбеленится, если узнает, что на самом деле связь между нашими родами до сих пор существует.

— Ну конечно, — язвительно фыркнула Гончая. — Эти старые крысы скорее руку себе откусят, чем признают, что проиграли! И будут до скончания веков кричать, что золотые нарушили закон! Спелись со смертными и (какой ужас!) нагло выдают им ваши великие тайны!

— Что-то вроде того. Поэтому, как ты понимаешь, ни о каком портале или тем более о визите вежливости даже заикаться не стоило.

— Неужто ваш владыка утратил хватку? — вдруг усмехнулась она. — Что, не мог стукнуть кулаком по столу и велеть всем заткнуться? Или жахнуть по кому-нибудь огнем и сделать так, как решил? Кто б ему возразил? Неужели он сдает позиции?

— Нет, — спокойно отозвался Тирриниэль. — Он решил, что без шума все будет гораздо проще. Поэтому в Золотой лес мы ушли втроем: я, Картис и Ланниэль.

— Гениально! Ты у нас самый невзрачный остроухий во всем Темном лесу! Уйдешь, и об этом ни одна ушастая собака не прознает! Такой незаметный, маленький и скромный! Тень, дух и вообще, можно сказать, в глаза никому не бросаешься!

— Не совсем так, Бел. Но мы нашли способ прикрыть мой отъезд.

— Да ну? — невольно восхитилась Гончая. — И кто же остался там вместо тебя?

— Линнувиэль.

— Что-о-о?!

— Да, — спокойно кивнул Тирриниэль. — Немного магии крови, искусная личина, нужная одежда и пара дополнительных штрихов, после которых почти никто не сумеет нас отличить друг от друга. Линнувиэль согласился, что это хороший выход. Навел на меня эту маску, слегка подучил манеры и остался изображать активную деятельность, чтобы совет так и не прознал, куда подевался из леса один, как ты говоришь, «маленький и незаметный» эльф.

— А Картис? — непонимающе нахмурилась она.

— Как раз накануне отъезда бедняга Картис впал в немилость, поскольку умудрился зацепить своего лорда на тренировке. Да так неудачно, что порезал ему лицо и отдавил правую ногу.

— Левую, — флегматично поправил повелителя Картис. — На совете мы сказали, что это была левая нога.

Гончая громко присвистнула:

— Картис! Выходит, тебе прилюдно набили морду?

— Ну… Набить не набили, зато громко отчитали. И, я бы даже сказал, весьма… пылко.

— Бедняга, — посочувствовала Белка, слегка развеселившись. — Зная вашего лорда, вполне могу себе представить, как он зверствовал.

— Ничего он не зверствовал, — пробурчал владыка эльфов. — Так, штаны ему подпалил и велел дураку убираться, пока рана на лице не затянется. Потому что наш общий знакомый умудрился порезать его не простым клинком, а именным. А раны от такого лезвия даже у хороших магов подживают… кхм… плохо. И, как ты знаешь, требуют наложения особого вида чар, за которыми практически не видна настоящая аура.

— Тиль! Да вы сумасшедшие, раз рискнули так дразнить совет!

— Знаю, риск был. Но в итоге все вышло отлично, и они до сих пор любуются на разукрашенную физиономию своего владыки, тогда как мы спокойно сидим здесь и никого не раздражаем.

— Ладно, а Лан? Как вы его вывели? — невольно заинтересовалась она. — Хранителей слишком мало, чтобы даже вероятный кандидат в их ряды смог бесследно исчезнуть. Как вы это обыграли?

— Проще простого, — улыбнулся юный эльф. — Мы с отцом малость повздорили насчет наследства. Можно сказать, «опрометчиво» вынесли сор из избы и слегка погорячились. В смысле пошумели, пару рощиц в округе сожгли. Покричали, естественно, для большей достоверности. Вот меня и отправили в Ланнию в качестве второго посла — набираться, так сказать, ума-разума. С разрешения и соизволения высокого лорда.

— Верно, — кивнул владыка. — После их «разговора» чертоги три дня дымились, поскольку наши маги, как ты знаешь, бывают буйными. Владыка подумал и решил, что одного отошлет на долгое время в подземелья Иллаэра, чтобы постигал себя. Ну, чтоб хроники почитал, успокоился. Там его никто не хватится. А второго под шумок убрали из леса, дав строгий наказ не возвращаться, пока не научится контролировать эмоции. Где же этому учиться, как не в работе со смертными?

— Ага, — хитро улыбнулся Ланниэль. — Я честно добрался до Ланнии, а потом тихонечко открыл портал и умыкнул «ценного посла» (то есть себя) поближе к Драконьему хребту. Отец остался руководить, совет до сих пор скрипит зубами, большая часть вообще ни о чем не подозревает… Владыка все хорошо продумал.

— Хитрецы, — хмыкнула Гончая. — Но, Тиль, ты не боишься, что Линнувиэль не справится? У тебя ж там немало недоброжелателей накопилось. Вдруг они рискнут головы поднять? Или, чего доброго, силушку его поиспытывать?

— Нет, не боюсь: я оставил ему венец.

— Как?! — ошеломленно моргнула она, но владыка Л’аэртэ только кивнул. — Вот теперь я вижу, что тебя действительно припекло! Выходит, если что, Линии сможет жахнуть не хуже, чем ты?

— Нам пришлось потратить некоторое время на частичную передачу сил, поэтому я и ушел не сразу, как только получил зов. Но теперь если вдруг что-то пойдет не так, то Темный лес по-прежнему будет в сильных и надежных руках.

Белка неожиданно посерьезнела и со странным выражением уставилась на царственного эльфа. Странно, что Тиль решился на такой шаг, как частичная передача, и даже отдал венец с накопленной в нем немалой силой. Фактически он дал понять, что, если с ним что-то случится, Линнувиэль должен будет принять на себя всю полноту власти и продолжить династию Л’аэртэ. Более того, если старший хранитель знаний вдруг решит начать свою игру и попытается сделать это при жизни своего лорда, тому придется очень постараться, чтобы вернуть утраченное.

— Тиль? Все настолько серьезно?

— Да, Бел, — без малейшего сомнения кивнул владыка эльфов. — Я постарался предусмотреть все. Даже тот вариант, что наши недоброжелатели все же рискнут проверить мои силы.

— Совет? — быстро уточнила она, покосившись на обратившихся в слух наемников.

Тирриниэль так же быстро кивнул, но, против ожиданий, не велел братьям погулять пару часиков неподалеку.

— Плохо, — нахмурилась Гончая. — Кажется, я слишком давно не был у тебя в гостях, раз они опять зашевелились. Забылись? Или обнаглели? Тиль, ты про них что-то выяснил?

— Все, Бел. За последние десять лет я выяснил про них все, включая серьезные грехи трех старейшин. Правда, в этот год они заметно оживились. С виду вроде ничего серьезного: тут не до конца исполнили приказ повелителя, там малость сократили сроки, немного «недопоняли» слова, чуть-чуть запоздали с поклоном… сам понимаешь. Явных причин для неудовольствия нет, но тенденция настораживает.

— И ты оставил их на Линнувиэля? — совсем нахмурилась она.

— Нет, — тонко улыбнулся владыка эльфов. — Это было бы глупо — оставлять на кого-то своих преданных врагов. Поэтому я сделал лучше: позволил одному из не самых верных своих сторонников услышать немного лишнего.

— Та-а-ак… Хочешь сказать, что у вас случилась запланированная утечка?

— Именно. Те, кому надо, уже знают, где я, с кем и куда собираюсь.

— Не боишься, что Линии там станет тяжко?

— Нет, — качнул головой царственный эльф. — У них сейчас иные заботы. Ведь мои силы вдалеке от источника уменьшились. Здесь я более уязвим. Менее защищен. Никакой охраны, не считая Картиса. Никаких магов, кроме юного Ланниэля. Никакого сопровождения и дополнительной защиты. Я открыт, Бел, как никогда за полтора тысячелетия открыт для них. Думаешь, совет упустит такой шанс?

Белка прикусила губу, искоса поглядывая на владыку Л’аэртэ.

Он прямо-таки ненормально спокоен, когда говорит, что уязвим для чужой стрелы, магии и любой иной атаки. А ведь ситуация в Темном лесу наверняка более чем накалена, раз уж он несколько месяцев потратил на то, чтобы красиво уйти… постарался оставить за собой вполне различимый след, избавив тем самым Линнувиэля от лишних проблем… Раз взял для охраны лишь шестерых смертных да еще занялся поисками проводника в здешних неспокойных местах…

— Ти-и-иль? — с нескрываемым подозрением протянула Белка. — Ты хочешь сказать, что за нами скоро увяжется хвост?

— Уже увязался, — безмятежно улыбнулся Тирриниэль. — Думаешь, для чего Ланниэль был отправлен не во временное изгнание, а послом, когда его отсутствие можно так легко проверить? Или Картису прилюдно всыпали по первое число, но не пришибли на месте, а только пальчиком погрозили? Думаешь, чего я задержался на тракте? Лошадей оставил на первой заставе и сделал все, чтобы нас запомнили. Не явно, конечно, а то это было бы странно. Там — кроха оброненной магии, здесь — лоскуток плаща, а еще через сотню шагов — намеренно упавшая в траву булавка…

— То есть та армия недоброжелателей, на которую наверняка расщедрился ваш совет, уже топает за тобой?

— Точно, — кивнул темный владыка. — Я не зря им три месяца намеки делал, поэтому по нашим следам ползет немало магов и наемников…

— Ты что, спятил? — отшатнулась Белка.

— Ты же не думаешь, что я позволю им перечеркнуть свои планы или испытывать на прочность Линнувиэля? Может, считаешь, что я сволочь и пытаюсь убрать соперников чужими силами?

— Ты не сволочь, а болван, Тиль! — всплеснула она руками. — Да если у вас в лесу все так плохо, если ты действительно встал совету поперек горла, то за возможность от тебя избавиться они ничего не пожалеют! А то и сами сюда притащатся, чтобы быть уверенными!

— Я очень на это надеюсь.

— Что?!

— Бел… — внимательно посмотрел на невестку царственный эльф. — Я ведь не зря столько времени тянул. Не зря выжидал и несколько месяцев осторожно распускал слухи. На самом деле совет еще не пришел к единому мнению относительно моей персоны. Они еще не готовы выступить открыто. Пока только размышляют, прикидывают, как подобраться, чтобы были и повод, и возможность решить это одним махом. Я, как ты правильно понял, в последние годы им сильно мешаю. Ограничиваю в ряде вопросов, которые кажутся им жизненно важными. Я не даю делать то, что они хотят, пресекаю попытки изменить наш уклад. Зажимаю, ущемляю и всячески стараюсь держать линию, выбранную нашим лордом еще пятьсот лет назад, — линию на сближение со смертными. Конечно, не так резко, как это сделал Золотой лес, иначе у нас случилась бы настоящая война, но жестко, чтобы они понимали, что это не остановить. Совет, как ты знаешь, до сих пор упорствует. Они категорически возражали против обучения смертных. Они почти вышли за рамки приличий. Они также требовали отречения для тех, кто ушел следом за владыкой Тирраэлем и владыкой Элиаром. Причем требовали и темные, включая хранителей, и светлые. Столь быстрые перемены им не по нраву. И этот напор нелегко сдерживать, потому что в данном вопросе у совета есть мощная поддержка других родов. Однако до некоторого времени они еще надеялись остановить своего лорда. Пытались аргументировать. С чем-то смирились, из чего-то даже умудрились извлечь пользу. Но в последние десять лет появились намеки и на более решительные меры.

— Хочешь сказать, они планируют смену династии? — прищурилась Белка.

— Пока только в мыслях. Но, как понимаешь, от мыслей недалеко до действий. А мои сородичи любят продумывать все до мелочей и строить планы даже тогда, когда идея еще едва теплится.

— То есть кто-то начал наводить мосты и проверять, хватит ли у вашего лорда решимости уничтожить их за неповиновение?

— Причем давно. Понемногу. Я заметил первые признаки лет десять или пятнадцать назад. Но пока они действуют осторожно. Деликатно. Вроде как желают убедиться, что владыка размяк и уже не так жесток, как половину эпохи назад.

— Ага… Я даже начинаю припоминать причину такой мягкотелости!

Тирриниэль тихо вздохнул:

— Он действительно изменился, Бел. И впервые за много веков пошел на уступки, начав проявлять снисхождение…

— И совет решил, что это — плохой признак. Дескать, слабый повелитель хуже, чем бездушный тиран!

— Думаю, они пришли к мнению, что для Темного леса будет лучше, если на троне появится другой владыка. Однако к решительному рывку они пока не готовы. Все еще присматриваются, колеблются, сомневаются…

Гончая вдруг хищно прищурилась:

— И ты решил дать им толчок? Те, кто колебался, должны будут принять чью-то сторону. Кто-то решит не рисковать; кто-то, наоборот, увидит в этом шанс ослабить правящий род; а у кого-то появится возможность подняться по иерархической лестнице. Или сыночка, например, поднять повыше. Как раз до твоего уровня. А там, глядишь, и о владыке можно будет забыть… Я прав?

Тирриниэль холодно улыбнулся:

— Я дал им время принять решение. Дал возможность одуматься и отказаться. Но ты прав: это был хороший шанс все ускорить и разобраться с несогласными одним ударом. Именно сейчас, когда они станут спешить и наделают немало ошибок. Мне не нужна кровавая междоусобица, в которую так или иначе будут втянуты все эльфийские дома, если свершится задуманное советом. Я не хочу повторения, Бел. И не желаю прослыть вторым Изиаром.

— Зато ты хочешь идти через Проклятый лес, — чуть наклонила голову Белка. — Намерен уйти от них за кордон?

— Там нас никто не увидит и не помешает разрешить все эти… разногласия.

— То есть ты собираешься сунуть голову в пасть хмере и надеешься выжить? Тогда как отправленные за твоей головой «друзья» непременно пойдут следом? С магами. С отличной поддержкой. С заговоренным оружием и специальными щитами от силы Лана. Ты не можешь не понимать, что имеешь все шансы пожаловать в гости к Ледяной богине. И если они тебя все-таки достанут и укокошат быстрее, чем Проклятый лес, то семья и друзья даже знать не будут, где и кто тебя прибил.

— Ты не понимаешь, Бел, — вновь улыбнулся владыка Л’аэртэ. — Я хочу, чтобы они за мной пошли! Хочу встретить их в Проклятом лесу один на один и закрыть вопрос тем единственно верным способом, после которого ни одна тварь не посмеет даже косо глянуть в мою сторону и не рискнет даже в мыслях держать идею о смене династии Л’аэртэ. Вот почему я оказался здесь. И вот почему нам так нужен Ходок — без него через Проклятый лес не пройти.

Братья переглянулись и тихо выругались про себя.

«Значит, Проклятый лес, — хладнокровно констатировал Стрегон, разобравшись в обстановке. — Значит, мы были правы и он не просто так искал два наших ситта. Выходит, владыка эльфов собирается с нашей помощью избавиться от своих врагов? А кто тогда сам Тиль? Явно кто-то из хранителей — никому другому лорд не доверил бы такое дело. Я б на его месте вообще сам пошел, если бы, конечно, не боялся потерять голову».

— Тиль, ты спятил? — едва слышно спросила Белка в наступившей тишине. — Ты вообще в своем уме был, когда придумывал этот дурацкий план? Ты хоть представляешь, с чем столкнешься, едва переступишь кордон? И с кем тебе придется сражаться за каждую пройденную пядь земли?

— Да, — кивнул царственный эльф. — Прежде чем идти сюда, я внимательно прочитал хроники и разузнал все, что мог. Я говорил с верными хранителями. Вспомнил то, что узнал от Тира…

— Тебя там в два счета сожрут! И Лана! И Картиса, несмотря на то что он все еще лучший меч вашего дурацкого леса! Вы же для местных самая сладкая добыча! От эльфийской крови все здешние твари буквально сходят с ума! А уж если еще и маг! Отовсюду сбегутся, если учуют! На одной ноге доскачут, на зубах подтянутся… Весь Проклятый лес на уши встанет, если только узнает про такое шикарное угощение! Тебе что, жить надоело?

— Нет, — спокойно отозвался эльф. — Я ведь не зря Ходока искал: говорят, он знает, как пройти. А наши преследователи, надо думать, этого не знают. Чем не шанс?

— Сумасшедший! — едва не сплюнула Белка. — Еще один безумец во всем вашем ненормальном роду! И не смотри на меня, как хмера — на мага! Я никуда тебя не поведу! Есть гораздо более приятные способы свести счеты с жизнью, чем идти в Проклятый лес в такой компании!

— Бел…

— Нет, я сказал!

— Бел, — терпеливо повторил Тирриниэль, — ну, послушай… Я ведь не зря искал именно эти два ситта в братстве.

— Ты еще и их собрался туда тащить? — вызверилась Гончая.

— Да. Но они — именно те, кто сумеет это сделать… Бел, я давно наблюдаю за братством. Уже несколько веков слежу за тем, кого они выпускают из своих школ. Поверь, они справятся!

— Они люди!

— Ну и что? Помнится, когда-то туда спокойно входили и обычные смертные.

— Это было пять веков назад! И тогда на пятерых людей приходилось трое магов из ваших и восемь Диких псов, из которых половина была Гончими! Понимаешь? Гончими! А вас тут девять дураков, двоих из которых никакими щитами не укроешь от здешних тварей!

Тирриниэль снова вздохнул:

— Бел, но они не простые люди.

— Да плевать мне на их руны! — огрызнулась она. — Толку от них не будет никакого! И от Лана — тоже! Если он раскроется, к нам столько гостей набежит, что можно сразу удавиться, повеситься и зарыться поглубже! И ты, болван, должен все прекрасно понимать! Никакие братья не устоят! Никакие расчудесные вояки, будь они хоть трижды магистрами!

— Они не просто братья, — спокойно сообщил владыка эльфов. — Каждый из этих шестерых — дальний потомок Стражей. Понимаешь, Бел? Каждый.

Наемники вздрогнули, а она неверяще обернулась:

— Что?!

— Они не зря объединены в ситты. Не зря у них так развиты чутье, реакция, сила и скорость… даже без рун! Не зря их зрение и слух на порядок выше, чем у остальных. Они псы, Бел. Пусть ослабленные и изменившиеся, но все-таки псы. Они справятся.

Белка с недоверием оглядела непонимающе мнущихся мужчин:

— Все?!

— Да, — повторил Тиль, а потом вдруг кивнул на Стрегона. — Или ты думаешь, я бы взял его просто так? Доверил бы сразу два ситта?

— Да про него и так все ясно, — к удивлению эльфов, хмыкнула она. — Но остальные… Чтобы я — да промахнулся? Где ты их взял, Тиль?

— Я же сказал, что с некоторых пор слежу за братством. Такая сила не должна оставаться без присмотра, иначе сам знаешь… Но насчет этих шестерых нет никаких сомнений: я, когда готовился, навел справки и тщательно проследил их родословную. Так что будь уверен: все они — потомки Диких псов, хотя сами, может, и не подозревают об этом. Правда, их предки были не с Левой заставы, но все равно…

— Вот оно что, — присвистнула Гончая. — Правая и Центральная… А я-то понять не мог, чего они такие шустрые: никакими рунами этого не объяснишь! Хорошо, верю. Даже в Диких псов. Но все равно их нельзя с собой брать. Если уж решаться на дурость, то только с вами тремя. Больше Ходок просто не убережет.

— А этого и не надо. С известными тебе проблемами их хорошо учили справляться. Это раз. Второе: их специально готовили к подобным вещам и даже на испытание забрасывали туда, куда никого больше не решались. Наконец, третье: у них есть заказ, от которого они не отступятся…

— От заказа я их хоть сейчас избавлю, — мрачно предложила Белка. — Вместе с головами. Стрегон, вы действительно настолько сумасшедшие, что рискнете пойти в Проклятый лес вместе с этим остроухим безумцем?

Наемники ответили ей хмурыми взглядами. А что им оставалось? Заказ действительно не отменишь, если, конечно, наниматель сам его не снимет. И дело даже не в деньгах: братство уже три века упорно отстаивает свои принципы, среди которых одними из первых пунктов значились незапятнанная честь и верность слову.

— А если я сделаю так, что ваш заказ снимут? — словно угадала их мысли Гончая. — Если Тиль от вас откажется и велит топать обратно? Что тогда?

Лакр недовольно засопел. Если бы заказчик сделал это по собственной воле, он бы только обрадовался. Но если его об этом попросят, мотивируя тем, что они слишком слабы для настоящего дела, — это уже намек на незаслуженно полученное звание магистра. И вообще почти оскорбление.

Терг, переглянувшись с Ивером и Броном, потемнел лицом.

— У нас неснимаемый заказ, — спокойно озвучил мнение братьев Стрегон. — Если его исполнение требует идти в Проклятый лес, значит, так и будет. Тем более, Белик, ты еще не в курсе, что перворожденные привязали свои ауры к нашим. А значит, без нашего присутствия им будет нелегко.

— Оп-па. Тиль? — растерянно обернулась Белка.

— Так и есть, — кивнул владыка Тирриниэль. — Чтобы не светиться, мне пришлось поломать голову. Однако Линнувиэль предложил неплохой вариант: связав наши ауры с аурами смертных, мы почти перестали выделяться. Значит, не привлечем к себе внимания и получим неплохой шанс выбраться из Проклятого леса живыми. Люди, в свою очередь, обрели некоторые наши качества, так что на время стали еще немного выносливее и ловчее. Полагаю, это веская причина, чтобы больше не задевать их самолюбие?

Гончая озадаченно нахмурилась:

— Хочешь сказать, рядом с ними вас будет трудно почуять?

— А ты ничего странного не замечаешь?

— Ну… Магией от вас почти не пахнет, если, конечно, не подходить слишком близко.

— Поверь, мы хорошо закрыты. И я специально брал с собой шестерых, чтобы пришлось по двое на каждого из нас: Стрегон и Лакр висят на мне; южанин и второй стрелок — на Картисе, а остальные двое — на Ланниэле. Таким образом, для ваших зверушек мы будем выглядеть не отрядом из трех эльфов и шестерых смертных, а всего лишь небольшой помехой в их исконных владениях. Не говоря уж о том, что магией там никто пользоваться не собирается.

Она только головой покачала:

— Ты действительно многое предусмотрел…

— К тому же, говорят, Ходок знает безопасную тропу через лес, — уверенно добавил Тирриниэль. — Если это действительно так, то риск для нас сводится к минимуму, а шансы добраться до Золотого леса резко возрастают.

— Торк! Тиль, да зачем такие сложности? Прибил бы свой хвост где-нибудь по дороге! Зачем так мудрить?

— Нельзя, — непритворно вздохнул эльф. — У нас теперь мирный договор со всеми соседями. А враги могут привлечь на свою сторону представителей других рас. Если я приму кардинальные меры, то на нас посыплется столько проблем… Да еще если совет не погнушался связаться с гномами в поимке какого-нибудь «особо опасного преступника»… Ты же не думаешь, что они всем и каждому сообщают, на кого объявили охоту? Вот тогда у нас действительно появятся «неразрешимые противоречия», а войны рас не покажутся чем-то далеким. Пока на нас не нападают, я не должен огрызаться. А они не нападут, пока не будут полностью уверены, что никто об этом не узнает. А зов… Ну, считай, что Тир просто дал мне повод исполнить сразу две задумки вместо одной. В конце концов, проблема с порталом может подождать еще пару месяцев: они и без меня отлично справляются.

Белка покачала головой:

— Ты и меня хочешь использовать на пару с Ходоком? Ну, нахал… Башку свою в петлю засунуть ради того, чтобы за ней сунулась еще пара сотен чьих-то неумных голов, а потом спокойно увернуться и затянуть веревочку потуже… Это до того дерзко, что я даже не знаю… Попробовать, что ли?

Эльфы незаметно перевели дух.

— А что? — задумчиво продолжила Гончая. — Если у тебя все получится, то я поучаствую в славной забаве. Если нет, то хоть посмотрю, как вас будут пытать и с чавканьем раздирать на мелкие кусочки… Чем не развлечение? Да и погоня за нами будет в лучших традициях старого времени: зверушки дикие, птички злобные, цветочки ядовитые на каждом шагу. Эти типы, опять же… Надо же — псы! Дохлые и слабые, конечно, но все же стоит глянуть, на что они стали способны. Да и над кем другим я так поизмываюсь в процессе?

Тиль затаенно улыбнулся: он знал, что слова о Диких псах не оставят ее равнодушной.

Белка обреченно вздохнула:

— Ладно, уговорили. Будут вам Проклятый лес, Ходок и воз приключений в придачу. Попробуем. Только, Тиль, ответь мне на последний вопрос.

— Что ты еще не понял?

— Что ваш владыка не поделил с советом, раз тот задумал от него избавиться? Помнится, не так давно они не смели даже рта раскрыть без разрешения, а тут будто с ума сошли.

Темный эльф на мгновение замер, жутковато сверкнув побагровевшими от гнева глазами. Зло прищурился, сжал кулаки и резко бросил:

— Изменение…[1]

Белка словно окаменела.

Братья не поняли, отчего так страшно изменилось лицо Белика и запылали опасными искрами глаза. Почему мгновенно побелели от напряжения пальцы, а из груди вырвался непривычный рык, словно у сорвавшегося с привязи зверя. Когда Лакр взглянул на застывшее лицо мальчишки, то отчего-то почувствовал холодок между лопаток: кажется, эльф все-таки нашел аргумент, ради которого Ходок согласится вести чужаков за кордон. В то время как Белик… Проводник в какой-то момент вдруг показался ему гораздо более опасным существом, чем их могущественный и явно очень непростой наниматель.

ГЛАВА 2

Едва рассвело, уютно спрятавшийся среди деревьев лагерь ожил. Эльфы уже с первыми лучами солнца оказались собраны, одеты в переливающиеся на свету кольчуги. Волосы у всех были заплетены в косы. На груди висели широкие платки из плащовки, головы прикрыты плотными капюшонами. Терпеливо ждали своего часа родовые клинки, на которых любопытные взгляды смертных не сумеди углядеть ни одного клейма. А сами остроухие, как только на поляне появилась Белка, немедленно встали.

Окинув мимолетным взглядом наемников и их оседланных скакунов, она быстро кивнула:

— Тиль, что у вас за оружие? Свое?

— Да. Линнувиэль защиту сверху наложил, чтобы не светилось. Я, как понимаешь, даже в это не вмешивался, чтобы не наследить.

— Хорошо. Разумно. Кольчуги, я вижу, из того сплава, что Крикун присоветовал?

— Людям мы тоже такие отдали, — кивнул эльф. — Надеюсь, этого хватит?

— Должно. — Белка мазнула по наемникам рассеянным взглядом. — Стрегон, ты в обновке?

Полуэльф молча кивнул.

— Молодец. Старый меч оставь здесь — он тебе не понадобится. Да и тащить с собой лишний груз ни к чему. Картис, ты насчет поклажи предупредил?

— Да. Все, как ты велел.

— Прекрасно…

Лакр изумленно вскинул брови, когда вожак послушно прикрепил старый двуручник к седлу своего жеребца, а затем вытащил из-под плаща ножны эльфийской работы с торчащей оттуда рукоятью. Но еще больше братья изумились, когда он не только спокойно за них взялся, но и пристроил за спиной. Изящная рунная вязь на гарде коротко вспыхнула, признавая хозяина, и успокоенно погасла.

— Стрегон! — тихо ахнули пораженные люди.

— Бел! — удивленно воскликнули эльфы, а Тирриниэль озадаченно хмыкнул.

— Малыш? Это тот самый меч, который когда-то был у Эла?

— Да, — равнодушно отвернулась она. — Стрегону подошел, так что я ему и отдал.

— Но ведь…

— Меч его тоже признал. Да и как не услышать родную кровь?

— Там же именное клеймо!

— Верно. Но он — тот, кто он есть, так что иного и быть не могло. Хоть и времени много прошло, вот и глаза уже не красные, а почти голубые, однако эльфийская кровушка еще долго дает о себе знать. А мечу даже крохотной капельки хватит, чтобы покориться воле хозяина или его очень дальнего потомка. Меч его принял, поэтому пусть владеет, у него на это есть полное право.

— Бел! — ошарашенно повернулся к ней владыка эльфов.

Она вздохнула, искоса глянув на Стрегона, и спросила:

— Интересно, Тиль, как ты выяснил, что его предок был псом? И почему именно его выбрал прикрывать свою ауру? Все-таки смешение рас вы никогда не уважали.

Темный эльф выразительно посмотрел на невестку.

— Чего ты на меня уставился?

— Ничего, Бел, — покачал головой эльф. — Насчет Стрегона все просто: когда-то его прадед оказал нашему лесу и лично владыке Л’аэртэ большую услугу, причем специфическую. И пусть он не планировал получить нашу благодарность, я, разумеется, без внимания это не оставил. Ну, кое-что выяснил, кое-кого заставил поработать и потом не оставлял вниманием весь этот род. А когда пришло время и Стрегон вслед за отцом вступил в братство, то порадовался, потому что такая кровь не должна пропадать. Тем более что я ей в некотором роде обязан.

— Еще бы, — пробурчала Белка. — Если бы ты знал, кем был первый полуэльф в этом роду, то поклонился бы ему до земли.

Вот тогда к ней изумленно обернулись уже все.

— Не понял, — озадаченно посмотрел на Белку Тирриниэль.

— А ты думаешь, пятьсот лет назад в Серых пределах обитала толпа полукровок, способных заслужить звание вожака? Тиль, основатель этого рода когда-то оказал тебе еще более важную услугу, чем прадед Стрегона! Настолько важную, что если бы не он, то весь твой дом давно извели бы под корень!

— О чем ты говоришь?

Белка только вздохнула, а потом пристально вгляделась в полностью очистившееся от шрамов лицо полуэльфа.

— Стрегон, когда-то твой предок, чью могилу я тебе показал, спас на Тропе смертников ребенка, девочку… вместе с ее кровной сестрой… И это, как ни странно, очень сильно повлияло на будущее Диких псов. Особенно Гончих, которых некоторое время спустя она возглавила вместо него. Благодаря этому человеку (а он действительно был настоящим человеком!) та девочка сумела выжить в Серых пределах. Благодаря ему эти земли впоследствии обрели хозяина. Вот почему мы до сих пор о нем помним. Если бы не он, на Лиаре могло не быть ни меня, ни тебя, ни пределов, ни обитаемых земель… ничего вообще. Так что можно смело сказать, что это он спас наш мир, Стрегон. Дал ему возможность выжить, приведя ту девочку на свою заставу, хотя теперь об этом, конечно, мало кто помнит. А она…

Белка странно улыбнулась:

— Она и по сей день живет, ежедневно благодаря его за науку.

— Что?! — громко ахнул владыка эльфов.

— Теперь понимаешь, почему я не прошел мимо? И почему отдал ему этот меч?

Тирриниэль буквально впился глазами в нахмурившееся лицо полукровки.

— А ты не ошибаешься?

— Нет. — Белка неожиданно перешла на эльфийский. — Сар’ра всегда был именно таким — гордым и сильным. А Стрегон — просто вылитый он. Одно лицо, даже сравнивать не надо. Только выражение глаз немного другое, да повадки чуть изменились. Но в остальном… И ведь я даже не знал, что у него был ребенок!.. И кто-то из ближайших потомков Сар’ры, значит, тоже стал Диким псом, но не на нашей заставе, раз ты родословную Стрегона до псов проследил, а о родстве с Сар’рой и не подозревал. Я бы весь мир перерыл, если б знал о семье, до Лунных гор бы добрался, хоть в Ланнию или к Торку на рога бы отправился, а родных Сар’ры бы нашел! Все бы сделал, жизнь бы положил, но вместо этого… Я когда в первый раз его увидел, подумал, что с ума схожу! Потому что такого просто не бывает! Но он есть. Понимаешь, Тиль? Сар’ра все еще жив — в Стрегоне, в его прадеде, в деде, в отце…

Владыка медленно подошел, со странным выражением изучая лицо полуэльфа, чей давний предок почти пять веков назад так резко изменил судьбу его дома, особенно сыновей, Белки и его самого. Благодаря Сар’ре она выжила. Убив одного наследника Темного леса, невероятным образом помогла обрести себя второму. Тиль наконец собрал воедино свой угасающий род. Узнал, что такое любящая семья, дети, внуки. Помог многим из собратьев избавиться от проклятия Изиара… Здесь, на пороге Проклятого леса, он впервые в жизни не знал, что сказать.

Стрегон нахмурился, неожиданно припомнив, как его перепутали при первой встрече, приняв за кого-то другого. И вот теперь выясняется, что это неспроста. Что висящий у него за спиной меч не зря признал его хозяином, а крохотная примесь эльфийской крови сыграла с ним очередную шутку.

— Что у него с лицом? — вдруг полюбопытствовал Тиль. — Кто его так облагодетельствовал? Помнится, раньше он выглядел несколько иначе.

— Кхм, — громко кашлянула Белка, смущенно потупившись. — Это вышло случайно.

— Правда? — неожиданно усмехнулся эльф. — Насколько я знаю, ты никогда и ничего не делаешь случайно. И раз уж слегка подправил внешность нашему другу, то явно с умыслом, верно?

— Да как сказать… Не мог же я все время смотреть, как это лицо уродуют дурацкие шрамы? Вот и помог.

— Не извещая Стрегона, разумеется? — улыбнулся Ланниэль, а Картис понимающе хмыкнул.

— Ну… мне отчего-то показалось, что он не слишком обрадуется. — Гончая так же внезапно перешла с эльфийского на всеобщий. — Наш белобрысый друг и без того слишком бурно отреагировал, чтобы я рискнул просветить его относительно той мази. Которую, кстати, Тиль, именно ты мне когда-то заговаривал!

— Цела еще?

— А то. Видишь, как новенькая сработала, хотя столько лет прошло!

— Белик? — вдруг опасно прищурился Стрегон, которому откровенно надоело, что его обсуждают без всякого стеснения, причем в его же присутствии. — Ты что, намеренно истратил всю травку и уже тогда строил планы на мой счет?

Она тихонько хихикнула:

— Но ты же вроде не злишься?

— И про меч ты тоже знал?

— Ну, догадывался. И на могилу сводил не зря… да ты же сам узнал ту руну! Да и во всем остальном я не соврал. Клянусь.

— Белик!

— Да что опять не так? — искренне удивилась Гончая. — Чем ты недоволен, белобрысый? Морду тебе подправил, меч подарил, кольчужку отдал… Что еще надо сделать, чтобы ты перестал желать меня убить?

Стрегон, до хруста сжав кулаки, шумно выдохнул:

— Ну ты и…

— Так, все. Закончили, — внезапно посуровела Гончая. — Курш, ты где?

Грамарец немедленно показался из-за кустов.

— Берешь этих копытных за хвосты и ведешь к Браду. С рук на руки сдашь, а потом бежишь к эльфам и говоришь, что мы скоро будем. Никаких выкрутасов по дороге, никаких свар и ненужной охоты! По сторонам смотреть в оба, меня не искать и с незнакомыми зверями не драться! Ты меня понял?

Курш тоскливо вздохнул.

— Тогда забирай этих улиток и вперед, — сурово велела Белка, делано не замечая огорчения зверя. — Когда вернусь, все проверю и выясню. Тира предупредишь сам, Элу от меня копытом в лоб засветишь, если выпадет случай. А потом будешь сидеть там и ждать, пока мы появимся. Узнаю, что опять сбежал, — накажу. Вздумаешь дома ушастым рушить — накажу еще сильнее. Не говоря уж о том, что фонтан я тебе портить запрещаю. По крайней мере, до того дня, пока не вернусь. А теперь ступай и не изображай умирающего ползуна. Ступай, я сказал! У кордона тебе делать совершенно нечего!

Грамарец жалобно на нее посмотрел, надеясь на снисхождение, но хозяйка была неумолима. Никогда его внутрь не пускала. Никогда те чудеса даже мельком не показывала. Говорила: мал еще, не дорос, не справишься… И теперь — тоже! Он тихо заскулил, но ослушаться не посмел: хозяйка бывала ужасно строгой. Не исполнишь приказ — накажет. И отругает, конечно, и по бокам отлупит, но, что самое страшное, больше свистеть на дудочке не будет и никогда не покажет красивых огонечков в глазах…

Курш ласково ткнулся носом в любимую щеку и потерся, показывая, что беспокоится. Но быстро понял, что решения она не изменит, и потрусил прочь, поминутно оглядываясь и с надеждой вскидывая уши.

За ним, словно послушные куклы, двинулись оседланные кони наемников.

— Не волнуйтесь, — бросила в сторону Белка. — Брад их в Синтар переправит, к Фаргу на постой, вместе с задатком и просьбой присмотреть. Если через полгода не вернетесь, то Фарг поступит с ними так, как сочтет нужным. Если вернетесь, сами заберете. Тиль, ты планируешь уложиться в какие-то сроки? Надо нам торопиться как на пожар или можно пожалеть наших смертных друзей?

Тирриниэль задумчиво потер подбородок:

— Четких сроков нет. Но спешить все равно надо: вдруг с порталом что-то более серьезное, чем мы считали. Да и погоня, я думаю, скоро сообразит, что к чему.

— Откуда, думаешь, пойдут?

— Я бы на их месте поставил людей вдоль всего тракта — рейдеры, народ с застав, эльфов бы с собой привел… Чтобы, как только будет дан знак, с трех сторон прижать нас и оттеснить к кордону, откуда, как они считают, нам уже никуда не деться.

— Полагаешь, про лес еще никто не понял?

— Ну, — кашлянул эльф. — Если и понял, то вряд ли поверил.

— Тогда делаем так: какой темп задам, с таким и побежите. — Белка недолго помолчала. — Там, за Мертвой рекой, начинается межлесье. Это я вам уже говорил. Верю, что все вы — народ опытный, но наше зверье и травки вы не знаете. Поэтому идем в таком порядке: я на два шага впереди от остальных. За мной Тиль и Лан, потом Картис. Стрегон, своих распределяй, как считаешь нужным, но Тиль и Лан всегда должны быть вами прикрыты.

— Почему это? — возмутился Ланниэль.

— Надо! — отрезала Белка. — Еще раз услышу подобный вопль — оставлю здесь! Все ясно?

— Да, — пробурчал эльф, поджав губы.

— Все, больше никаких шуток и веселья. С этого дня смотреть в оба и постоянно нюхать воздух. Что не понравится, тут же говорите. Что-то заметите — немедленно шепните. Воду без разрешения не пить, на цветочки не заглядываться, любые ямки аккуратно обходить, а не перепрыгивать и от чересчур пышных деревьев держаться подальше. Бежим ровно. Темп обычный: пятьсот семь шагов бегом, затем двести пятьдесят три — шагом и снова — бегом, пока не скажу, что можно встать. От основной группы не отдаляться, в стороны не отбегать. Если приспичит, тут же скажите, — будем ждать неподалеку. Стеснение здесь неуместно. Рыжий, не кривись, мне совсем не хочется обнаружить твой полуобглоданный труп в соседних кустах. Помня, что где-то поблизости может быть прорвавшаяся из-за кордона тварь, ведем себя так, будто она уже за спиной, то бишь молчим, слушаем и смотрим во все глаза. Никаких разговоров и смешков. Лакр, ты понял?

— Понял, понял. Необязательно…

— Заткнись, друг мой, — неласково посоветовала Белка. — Забудь про этот лес, прежний мир и то, каким ты там был молодцом. Здесь твоя выучка стоит немного. Ивер, постарайся не навешивать на болты заклятия — потом такой след останется, что не только наш неведомый хвост почувствует, но и половина местных обитателей сообразит, где можно получить бесплатный обед. Но палец со скобы не убирай — вдруг тварь действительно рядом? Терг, следи за ним. Упустишь — головы отверчу обоим. Это не шутка. Тиль, ты выдержишь рядом со мной столько времени?

— Постараюсь.

— Хорошо. — Белка еще раз оглядела лица людей и нелюдей, убедилась, что ее поняли правильно, затем глубоко вздохнула и тихо закончила: — Тогда идемте. До темноты надо добраться до места мира.

Русло высохшей реки миновали быстро. Братья исподволь ждали, что где-то поблизости найдется указатель, полоса выжженной земли или еще какой-нибудь знак, которым рейдеры отгородили обычный лес от межлесья. Но нет — ни знаков, ни заборов, ни каких-либо иных заграждений. Просто перешли через речку и углубились в лес, неотличимый от того, что остался на той стороне. Вот и деревья вроде бы те же, и мошкара все такая же назойливая, птицы поют совершенно так, как и там, за спиной. И солнце то же — ясное да теплое, и ветерок один в один, и даже недовольное цоканье потревоженной белки так же слышится…

Однако примерно через час, в течение которого мальчишка гнал их в своем привычном темпе, начали появляться отличия. На первый взгляд, совсем незначительные, но братья сразу ощутили: межлесье действительно жило своей, заметно отличающейся от других мест жизнью. Здесь и дышалось по-другому, и воздух казался более густым, тягучим. Птицы стали провожать незваных гостей взглядами. Бабочки запорхали чересчур настойчиво… Хорошо, что путешественники вовремя надели на лица, плотные повязки, иначе в тот момент, когда одна из лесных «красавиц» вдруг выплюнула в сторону отряда прозрачную струйку, кто-нибудь мог пострадать. Но Белик был начеку — прямо на ходу высоко подскочил, выбросил руку и раздавил ядовитую дрянь в кулаке. После чего отбросил ошметки в сторону, проследил за тем, как шипит от едкой слизи трава, и равнодушно отвернулся.

— Глаза берегите, — только и услышали попутчики и снова побежали.

Вскоре Лакр приметил большого зайца, который при виде них не бросился наутек, как сделал бы обычный косой, а напротив — настороженно замер, поводя мокрой пуговкой носа и пристально наблюдая за отрядом крупными черными глазами. Сам серый, матерый, толстый. Уши почти ослиные, здоровые. И зубки в пасти оказались под стать: едва у ланнийца дернулась рука к арбалету, ушастый грызун зашипел, обнажил совсем не заячьи клыки и, сердито фыркнув, гигантскими скачками скрылся в чаще.

У братьев как-то нехорошо заныло под ложечкой.

— Не тронет, — равнодушно пояснила Гончая, даже не обернувшись. — Нас слишком много. Стаями иногда рискуют нападать на одиночек, но нас им не одолеть. Вот волки — другое дело. На них нарваться нежелательно. Тиль, как твой нос?

— Терпимо, — ровно отозвался эльф, не отставая ни на шаг.

— Если зацепит — скажешь.

Он только кивнул, но даже Стрегона поразило неподдельное беспокойство в голосе Белки, когда она на мгновение обернулась.

— Тиль, я серьезно. В последние годы мне трудно себя контролировать. Так что не геройствуй, ладно?

— Я понял, Бел. Не волнуйся.

— Да я же не за себя, — вздохнула она тихонько. — Если с тобой что-то случится, Таррэн расстроится. А я, как ты знаешь, очень этого не люблю. Потому что когда он расстраивается, нам приходится половину леса высаживать заново, а это ужасно хлопотно.

Владыка Л’аэртэ хмыкнул, и Гончая снова надолго замолчала. Братья тоже бежали молча, поражаясь тому, что юный проводник до сих пор не споткнулся, не запыхался, не сбил дыхание и по-прежнему несся по лесу ровной трусцой, будто каждый день развлекался подобным образом. Да еще с такой невероятной скоростью, что за ним было трудно угнаться даже не раз попадавшим в переделки ветеранам. Где-то Белик слегка задерживался, где-то сворачивал, не поясняя причин. Временами чуть замедлял темп, а потом внезапно ускорялся, но большую часть дня скрупулезно соблюдал свой странный ритм — пятьсот семь шагов бегом, еще двести пятьдесят три — шагом, а потом — снова бегом. При этом Стрегон совершенно точно понимал, что мальчишка способен продержаться без перерывов на шаг. Вообще. А делает это лишь ради них, улиток, чтобы чуть перевели дух и смогли мчаться в таком темпе до самой ночи.

Еще через час, когда в лесу появились незнакомые породы деревьев, а просветы между ними стали все меньше и меньше, Лакр смутно заподозрил, что никакого привала не будет. Часа через два он в этом прочно уверился. Через три начал беспокойно поглядывать на побратимов, молча спрашивая: «Вы это видали?» Но, разумеется, ответа не получил, потому как даже Терг лишь изумленно качал головой: Белик гнал их в таком сумасшедшем темпе, что братья едва справлялись. А сам при этом выглядел свежим, бодрым и полным сил. Да еще и поглядывать начал через плечо, стараясь угадать, когда увидит красные и мокрые физиономии, а шелест чужих ног станет напоминать топот сражающихся за самку носорогов.

Пока они неплохо держались: чуть вспотели, стали чаще дышать, но все же не проявляли признаков усталости. Конечно, удивлялись, непонимающе переглядывались, но пока в их глазах теплился лишь один вопрос: «Как ты это делаешь?» На это Белка лишь усмехалась и снова отворачивалась.

Ближе к полудню она вывела отряд к берегу очередной речушки. Но напиться никому не дала: вода здесь была ядовитой. Так что Гончая не только не остановилась, а велела прыгать через реку, словно дурным козлам, посоветовав постараться сделать это так, чтобы не замочить сапоги.

В какой-то момент она ткнула пальчиком куда-то в сторону, одновременно сворачивая. Стрегон добросовестно покосился на громадный медвежий след, сильно смахивающий на тот, что он видел у водопада, и откровенно задумался: а не медвежонок ли тогда был? Потому что, судя по соседнему отпечатку, каких-то два дня назад здесь стояла еще одна огромная туша, раза в два больше и тяжелее… Может, и правда мать?

— Не наступите, — снова подала голос Гончая, огибая какой-то невзрачный цветок. — Если заденете, выстрелит спорами, а эти заразы так глубоко въедаются в кожу, что потом придется всю шкуру исполосовать, чтобы достать хоть одну. А спор тут много.

Стрегон послушно свернул, мельком глянув на блекло-голубой венчик, внутри которого проглядывала формирующаяся коробочка, еще не совсем созревшая. Так что если мальчишка прав и при прикосновении она выстреливает тучами въедливых спор, то лучше проявить благоразумие, чем на собственной шкуре убедиться, что цветочек созрел немного раньше, чем кажется.

Лакр, судя по всему, тоже так решил, потому что, против ожиданий, не принялся ни о чем дотошно расспрашивать. Просто обогнул растение и подозрительно косился назад все то время, пока мог его видеть. Из-за этого, разумеется, едва не влип в какую-то паутину, потому что бежал крайним слева, между Ланниэлем и Тергом. Но последний успел вовремя среагировать и дернул зазевавшегося побратима за локоть, спасая от повторно распухшей морды. Стрегон молча погрозил раззяве кулаком, и тот сконфуженно отвел глаза.

Так и неслись: почти в полной тишине, мимо сотен и тысяч вплотную росших деревьев, мимо густой травы, от которой уже начинало рябить в глазах, мимо громадных туч надоедливой мошкары, по едва заметной тропке, которую маленькая Гончая чуяла даже с закрытыми глазами. Она упорно вела спутников строго на северо-восток, уходя ближе к кордону и лишь слегка сдвигаясь в сторону Золотого леса.

Она только в одном месте сошла с выбранного направления — когда заслышала впереди приближение семьи кабанов. К счастью, совершенно обычных, некрупных, но вставать на пути у чем-то раздраженного самца не захотела. И Стрегон этому только порадовался: кабаны — непредсказуемые звери, могут и мимо пройти, даже ухом не пошевелив, а могут с ходу налететь, целясь клыками в уязвимый живот. Лишние проблемы и шум были ни к чему, так что Белик поступил правильно: в подобной ситуации братья тоже выбрали бы разумное отступление.

По мере продвижения вглубь межлесья мужчины подметили, что постепенно стемнело, но не только из-за приближающегося вечера. Стволы деревьев здесь были заметно шире в обхвате, а кроны — гораздо более пышными. Порой листья над головами переплетались так плотно, что едва пропускали солнечный свет, а когда в них запутывался легкий ветерок, казалось, что гигантскими зелеными шапками играет невидимый великан.

— Ивер, следи за кронами, — вполголоса посоветовала Белка и почти сразу отпрыгнула назад, когда впереди невесомым облачком на землю слетел какой-то серый пух. — Вот зараза! Слишком рано для тебя!

Отряд немедленно замер, ощетинившись оружием, как многоголовый еж. Белка отстранилась от неловко замершего Тиля, которого чувствительно толкнула макушкой под подбородок, покосилась по сторонам, поворошила носком сапога пух, чем-то похожий на обрывок паутины. Затем проворно схватила с земли увесистый камешек и с силой запустила в переплетение веток. Там раздался сочный чмокающий звук, кто-то истошно заверещал и вдруг со всех ног (лап? крыльев?) кинулся прочь, оглашая окрестности плачем обиженного ребенка.

— Бегунок, — задумчиво кивнула Белка, отбрасывая серую пакость подальше. — Эту дрянь не трогайте — серый мох смертельно ядовит. Не знаю, почему мох залетел так далеко от кордона, но бегунок не придет зря: всегда знает, где можно поживиться падалью, а этот мох убивает примерно за пару-тройку минут, вот зверь за ним и следует. Тиль, ты живой?

— Вполне, — кашлянул эльф, неуверенно потерев виски.

— Задело?

— Капельку. Ничего, я в порядке.

Она на мгновение обернулась, всмотревшись в его горящие глаза, и кивнула. Потом внимательно оглядела остальных, убедилась, что народ проникся и своевольничать не будет. Строго покосилась на Ланниэля, у которого от любопытства загорелись глаза, и с удовлетворением встретила спокойный взгляд Картиса — вот уж кто не терял самообладания ни в какой ситуации. Братья послушно застыли рядом, окружив троицу эльфов своими телами, как живой броней. Дистанцию соблюдали, вперед не рвались, но и не отставали. А сейчас использовали любую возможность, чтобы перевести дух, хотя даже после целого дня утомительного бега выглядели очень и очень неплохо.

— Тут недалеко осталось, — впервые за весь их долгий забег слегка улыбнулась Гончая. — Еще часок — и остановимся, а то дальше идти опасно: ночью тут совсем иная жизнь. Так что подтяните ремни и постарайтесь, если увидите такую же гадость, не наступить: раз прицепится, потом не отдерешь. Заодно посматривайте наверх — теперь, скорее всего, нам будут стараться прыгнуть на макушки. Ивер, заметишь тень — сразу стреляй.

— Я понял, — кивнул стрелок.

— Тиль?

— Нормально, — выдохнул владыка Л’аэртэ, полностью придя в себя. — Можно идти.

Белка еще разок внимательно на него глянула, но его глаза уже погасли, так что она тоже перевела дух и снова повернула на северо-восток, про себя поблагодарив Провидение, что Тиль более устойчив к ее чарам, чем все остальные.

Примерно через час, как и обещала, Белка отыскала убежище среди бурелома, ядовитых колючек и поистине непролазных дебрей, куда они никогда не сунулись бы в здравом уме. Даже не заподозрили бы, что за множеством сучьев, шипов и подозрительно поблескивающих листочков может находиться уютное тихое место для отдыха, где из-под корней молодого ясеня бьет ледяной ключ, не гудят назойливые кровопийцы и пробиваются сквозь листву слабые лучи заходящего солнца.

— Устраивайтесь, — кивнула Гончая, открывая проход на поляну тем же способом, как перед Стрегоном недавно. — Тут вас никто не побеспокоит: хозяин запретил. Вода чистая, можете пить и наполнить фляги. Только костер не жгите.

— Ты куда? — немедленно встрепенулся Ланниэль.

— Пойду прогуляюсь по округе. Послушаю лес, посмотрю, кто чем дышит. Вдруг следы какие найду?

— Может, сперва перекусишь?

Она только покачала головой, улыбнулась и беззвучно растворилась в темноте.

ГЛАВА 3

Все время, пока отсутствовала Белка, Стрегон исподтишка наблюдал за остроухими. Спрашивать ни о чем не рискнул, однако изучать, оценивать и размышлять кодекс не запрещал, поэтому наемники могли позволить себе маленькую вольность.

Стрегон краем глаза заметил, что побратимы тоже поглядывают на эльфов с любопытством, но даже Лакр прикусил язык, памятуя о том, насколько суров их необычный заказчик. Хотя и от него не ускользнуло то, каким взглядом Тиль проводил дерзкого пацана до самых деревьев.

Однако когда хрупкая фигурка Белика исчезла вдали, глаза Тиля снова похолодели, стали жестче. Причем это произошло настолько быстро, что даже Ланниэль с Картисом не решились потревожить молчание повелителя. Ни тогда, когда лорд вяло пожевал вяленое мясо, ни когда уселся в стороне, сосредоточившись на собственных ощущениях, ни когда со вздохом поднялся, выразительным взглядом присматривая особенно густые кусты.

Стрегон давно заметил, что перворожденные предпочитают держаться от Тиля неподалеку, но все же на хорошо ощутимой дистанции. По имени, в отличие от Белика, никогда не зовут. Обращаются на «ты», но временами заметно, что такая фамильярность им непривычна. Картису, правда, лучше давалось бесстрастное выражение лица, с которым он спрашивал нанимателя о том или ином деле, а вот Ланниэлю было явно неловко. Кроме того, эти двое никогда не рисковали заступать дорогу властному собрату. Вольно или невольно, но неизменно держались позади, готовые не только закрыть его собой, но и выпустить при необходимости спрятанную до поры до времени магию.

Тиль же словно не замечал молчаливого сопровождения. Когда считал нужным, поворачивал голову и делал небрежное замечание, словно знал, что его непременно услышат. Иногда общался жестами, ничуть не заботясь о том, наблюдает ли кто за его движениями или нет. Частенько рассеянно Кивал или качал головой, но большую часть времени отдавал приказы просто взглядом. И даже братья за столь короткое время научились различать оттенки его настроения по тому, как темнеют или, наоборот, ярко блистают изумрудные радужки.

Только с Беликом Тиль вел себя по-другому. Казался теплее, мягче и гораздо больше походил на живое существо, чем когда бы то ни было. Рядом с Беликом из его глаз уходила знакомая сталь, а взамен появлялось удивительно не сочетающееся с прежним образом выражение добродушной снисходительности, какое бывает у умудренного жизнью деда при виде горячо любимого, но не слишком разумного и по-детски озорного внука.

Кажется, сегодня утром Стрегон впервые увидел, как Тиль улыбается и смеется. Впервые подметил в нем что-то живое. Нашел за внешним равнодушием искренние чувства, какую-то трепетную заботу. Но при этом Тиль умудрился не потерять прежнего ореола власти, которым так поразил братьев при первой встрече.

— Сэилле?[2] — тихо обратился к повелителю Картис. — Для малыша это неопасно?

— Нет.

— Он без брони…

— Здесь она ему не нужна, — негромко сообщил Ланниэль, присев на корточки неподалеку.

Картис зябко передернул плечами, а Тирриниэль, напротив, соизволил улыбнуться.

— Малышу пока хватает своей защиты. И мечей, разумеется.

«Мечей? — неожиданно поперхнулся Лакр, у которого конечно же уши отросли едва ли не побольше, чем у замеченного недавно кролика, благо эльфы разговаривали на общем. — Мечей, они сказали?!»

Стрегон обменялся быстрым взглядом с Тергом, и тот незаметно кивнул: тоже подумал про странную палку, которую пацан постоянно таскал с собой.

— Почему мы не пошли с ним, сэилле? — снова спросил Картис. — Насколько я понял, Бел хочет отыскать наших преследователей?

— Не исключено.

— Может, мне отправиться за ним?

— Нет, — ровно отозвался Тирриниэль. — Если бы было нужно, малыш бы сказал.

— Бел всегда делает по-своему, — тихонько вздохнул Ланниэль. — Никто не отговорит, кроме молодого лорда, да и то если повезет. А на всех остальных он просто посмотрит разок, глазищами сверкнет — и все, даже слова не вставишь. Настоящая хмера. Поди с такой поспорь.

— Мм, — странно потупился Картис. — И это при том, что спорить он очень любит.

— Точно. В тот раз, когда ты с ним повздорил…

— Нашел что вспоминать, — совсем сконфузился командир личной стражи владыки. — Да и когда это было-то?

— Не так уж давно, по нашим меркам, — хмыкнул Тирриниэль. — Помнится, малыш тебя тогда обозвал… кем?

— Кроликом, — обреченно вздохнул Картис. — Глупым ушастым кроликом, который не сможет его обезоружить при всем желании.

Ланниэль тихо хихикнул:

— Эх, как жаль, я не видел! Но отец мне пересказал подробности…

— Ланниэль, остановись, — ровно посоветовал собрату Картис. — На меня и так смотрели как на вредителя и считали, что я поддался в угоду молодому лорду и его паре.

— Зато потом коситься на тебя перестали. Как раз после того, как Бел за полчаса довел до истерики половину твоих воинов!

Тирриниэль снова хмыкнул:

— Такого позора лес еще не знал. А уж когда они принялись резвиться на пару с Траш… Боюсь, владыка мог остаться без личной стражи вообще.

— Согласен, сэилле, — уныло вздохнул Картис. — Это действительно был провал. А если бы я не выбил у него тогда из руки один меч…

— Подло, — тут же напомнил Ланниэль, хихикнув еще радостнее. — На излете, ногой…

— То можно было засчитывать нам абсолютное поражение.

— Зато теперь Бел тебя уважает: кроликом больше не кличет, а насчет ушей вспоминает, лишь когда сильно расстроится. Все-таки признание, не находишь? — съехидничал Ланниэль.

Картис недовольно покосился на мага:

— Тебе хорошо говорить.

— Конечно, — жизнерадостно оскалился он. — В отличие от некоторых я всегда знал, что с Бел спорить не только бесполезно, но и вредно для здоровья. А Траш задевать — вообще забава для законченных самоубийц. Но ты лучше о другом подумай: ведь если все получится, как надо, если Бел перестанет на нас дуться за…

Тирриниэль мимолетно поморщился, и Ланниэль поспешил заменить конец предложения на более нейтральный:

— За ту оплошность, то можно будет надеяться, что на празднике летнего равноденствия они появятся все вместе!

— О нет, — вздохнул телохранитель. — Второго такого нашествия наш лес не переживет.

— Да брось. Зато у тебя появится отличная возможность взять реванш. Или ты не для того последние десять лет так усиленно тренировался?

Картис раздраженно отвернулся:

— Не для того. Послушай лучше лес: вдруг что полезное поймешь.

— Никакого слушанья! — вдруг отрезал владыка. — Никаких амулетов и магии!

— Да, сэилле, — разом подтянулись эльфы и притихли.

Стрегон в который раз подивился про себя такой покладистости и тоже принялся ждать, знаком сообщив побратимам, что снова возьмет последнюю стражу. После чего неторопливо перекусил, прислушался к собственным ощущениям, но ничего опасного поблизости не обнаружил и, пользуясь моментом, провалился в чуткий беспокойный сон, в котором, как и наяву, все никак не мог задать Белику свои многочисленные вопросы.

Спал он недолго, но отдохнуть все же успел: ему вполне хватало трех-четырех часов сна, чтобы восстановиться. Зато очнулся мгновенно — всего лишь от легкого прикосновения к плечу. Рывком приподнялся, но тут же узнал Терга и отпустил рукоять меча. Затем поднялся, уступив нагретый плащ побратиму, отошел в сторонку, оглядывая погруженный в сон лагерь. А мгновение спустя приметил фигурку Белика возле молодого ясеня и давно проснувшегося Тиля, с которым вернувшийся проводник о чем-то тихонько беседовал по-эльфийски.

Стрегон мигом навострил уши.

— …След пока только один — с юга, — шепотом сказала Белка, рассеянно жуя сухую травинку. — Судя по всему, ты был прав: с тракта идут. Возможно, под видом охотников на тварь. Человек тридцать — сорок, не меньше, иначе юрки[3] бы не всполошились к ночи. До них примерно сутки пути, но запах я все же учуял. Думаю, по нашу душу идут, иначе не захватили бы с собой эльфийского пса.

Наемник мысленно присвистнул: эльфийский пес — весьма любопытный зверь из тех, кого вывели перворожденные за последние двести — триста лет. С виду вроде собака, небольшая — всего по колено ему будет. Но с непревзойденным нюхом, потрясающей хваткой, поистине неутомимыми лапами и умением выслеживать добычу даже посреди вонючего болота. След эти невзрачные собачки держали так уверенно, что нечего было и думать их обмануть, — против них никакие уловки не помогали. Единственное спасение — быстрые ноги, большая вода и хороший арбалет, из которого можно было попробовать их подстрелить. Сложность заключалась в том, что шкура у такого пса — под стать неуязвимым грамарцам: не всякой стрелой пробьешь и не каждым клинком поцарапаешь. Поэтому вариант с побегом был все же предпочтительнее.

— Думаешь, взяли след? — напряженно уточнил Тирриниэль.

— Похоже, пока нет, но это дело времени. Движутся в нашу сторону, завтра к вечеру будут здесь. Не исключено, что и с первой заставы кто-то идет нам навстречу, пытаясь зажать в клещи. Я бы именно так и поступил, если бы были деньги и люди и если бы предстояло срочно выловить какую-нибудь заразу на большой территории.

Владыка эльфов пожевал губами:

— Это нестрашно. Даже с псом.

— Нет, — согласилась Гончая. — Если надо, собаку я уберу.

— Пока не стоит. Нужно, чтобы они были уверены в том, куда я направился, и знали, в каком именно месте мы перешли кордон.

Она только плечами пожала:

— Хочешь, я им пару следов оставлю утром, чтобы не промахнулись?

— Обойдутся. Ты лучше передохни: совсем без сна даже тебе нельзя. А я пока посторожу.

— Идет. Только, чур, ко мне не прикасаться…

— Да помню я, Бел, — едва заметно улыбнулся эльф. — Иди отдыхай, не то завтра нам придется нести тебя на себе, а такой подвиг даже мне не осилить.

Белка фыркнула, но вредничать не стала: отползла в сторонку, свернулась калачиком и затихла, зная, что Тилю в этом деле можно довериться. Все-таки он не полный дурак, чтобы рисковать ее касаться. Да и остальным не позволит: зачем ему нужны поутру свежие трупы?

— Тиль? — неожиданно позвала Гончая, приподнявшись на локте.

— Что?

— Я хочу спросить насчет изменения…

Владыка Л’аэртэ мгновенно потемнел лицом.

— Тиль? Ты слышишь?

— Пока я жив, никаких новых изменений не будет. Никогда, Бел.

— Я знаю, — невесело улыбнулась она. — Мне просто хотелось узнать, давно ли совет снова начал сходить с ума от этих идей?

— Больше полувека назад, Бел.

Она вздрогнула, неверяще уставившись на владыку, который так и не нарушил данного ей слова. Много раз выслушивал от старейшин аргументы о вымирании расы, о былом величии, о том, что есть быстрый способ все исправить, особенно когда один образец уже пять веков бродит по Лиаре… Как хорошо она знала эти весомые и правильные слова! Не раз слышала, задыхаясь в духоте тесного подвала! Не раз просыпалась с криком и потом долго не могла уснуть, с ненавистью вспоминая лицо темного эльфа, рискнувшего сделать ее иной.

Тирриниэль хорошо знал, через что ей пришлось пройти, и в том числе поэтому все еще запрещал повторение эксперимента. Постоянно выдерживал бесконечные нападки совета. Стискивал зубы и отворачивался, когда ему пытались объяснить выгоду, которую принесли бы лесу новые измененные. Старейшины даже готовы были найти добровольцев! Десятки смертных, желающих ради таких возможностей, как у Белки, лечь под эльфийский нож. Они обещали золотые горы. Сулили возрождение народа. Рассуждали о том, что мужчины перворожденных больше никогда не вспомнят о роке под названием второе совершеннолетие… да много чего обещали. Даже предлагали создать одну такую женщину для него.

Тирриниэль сжал челюсти, которые буквально свело от ярости. Это была сладкая ловушка. Поразительно красивая ложь, которой так искусно маскировали уродливую суть! Ему предлагали власть над жизнью! Снова сулили возможность подняться над смертью! Обмануть Ледяную богиню и вершить чужие судьбы одним росчерком клинка… Как это было знакомо! Но какой же страшной в прошлый раз была плата!

Он отказался терять то, к чему так долго шел. Отказался, отлично помня о способностях хранителей. Не сомневался, разумеется, что среди смертных найдутся и добровольцы, но совершенно не горел желанием принимать этих глупцов в свой народ. Более того: был абсолютно уверен, что даже при отсутствии таковых совет найдет способ сделать так, что «добровольцы» все равно отыщутся, — заставит, уговорит, обманет… С магией эльфов это так просто! А заполучить на алтаре еще одну растерзанную девчонку он был не готов. Даже ради себя и возможности снова познать счастье отцовства.

Он отказался. И это стало последней каплей в переполненной чаше тех неразрешимых разногласий, которые поставили его и совет старейшин на грань настоящей войны. Изменение могло стать причиной такого кошмара, какого не было со времен владыки Изиара, ведь возможность отсрочить второе совершеннолетие была настолько заманчивым кушем, что вскружила головы далеко не самым глупым на Лиаре эльфам. Но Тиль все равно бы этого не сделал. Просто потому, что еще не забыл, как из-за прежней ошибки чуть не погубил собственный род. После такого он просто не смог бы смотреть в глаза младшему сыну и его удивительной паре — единственной, кто сумел преодолеть все ужасы истинного изменения.

— Спасибо, Тиль, — вдруг тихо сказала Белка, без труда поняв, что значил этот отказ для немолодого владыки.

— Да спи уже, — хмыкнул Тирриниэль, слегка опустив сведенные плечи. — Эти проблемы тебя больше не касаются.

— Неправда. Они касаются всего рода.

— Я не это хотел сказать. Просто… Помнишь, ты когда-то говорил про выбор? Что у каждого есть на него право? Как и право на ответственность, которую ты берешь на себя? Так вот, однажды я уже сделал неправильный выбор и был за него наказан. Тогда это была грань, Бел. Та самая, откуда не бывает возврата. Но мне повезло: нашлись те, кто сумел меня понять и простить. Кто принял тот выбор и помог мне его пережить. Поэтому я больше не хочу ошибаться. И я не дам им согласия на второе изменение. Никогда.

Она тепло улыбнулась:

— Я тоже им этого не позволю. Мы пройдем через лес, обещаю. А потом вернем Таррэна и заглянем к тебе на пару денечков в гости. Всей стаей. Так, чтобы ни у кого больше не возникало вопросов насчет изменения, моей семьи и рода, который они вздумали уничтожить.

Темный эльф слабо улыбнулся:

— Только не сноси там все до основания, ладно? Линнувиэль огорчится, если твоя стая с размаху разрушит священную рощу. А если с тобой придут и другие… Боюсь, от чертогов не останется ни одного корешка.

— Зато количество темных эльфов в одном отдельно взятом лесу здорово сократится. Как раз на тех, кто рискнет пойти против воли моего рода.

Тирриниэль глубоко вздохнул:

— Ох, Бел… как же ты иногда похожа на Траш!

— Знаю. Терпи.

— Терплю, — покладисто кивнул владыка. — Что мне еще остается?

Белка тихонько хихикнула.

— Вот поэтому я и отказался от изменения, — пробурчал себе под нос владыка Л’аэртэ. — Выдержать под боком вторую такую занозу просто выше моих сил!

Белка снова хихикнула, но больше испытывать его терпение не стала — отвернувшись к зеленой стене, провалилась в крепкий спокойный сон. И этому ничуть не помешало соседство царственного остроухого, а также близость Проклятого леса и внимательный взгляд со стороны, в котором светилось крайне необычное выражение.

Стрегон мысленно сделал очередную зарубку в памяти и порадовался тому, что, на свое счастье, весьма неплохо знает эльфийский.

ГЛАВА 4

Весь следующий день Белка вела их по выбранному маршруту, не останавливаясь ни на привал, ни для легкого перекуса, ни даже для того, чтобы проверить, какой растяпа наступил на волчьи экскременты, а теперь с остервенением вытирает о траву испачканный сапог.

Время от времени она кивала на какой-нибудь цветочек, советуя поберечь глаза. Порой осторожно огибала невинную с виду полянку, стараясь не потревожить вязкий и какой-то душный воздух. Однажды ненадолго исчезла, велев эльфам и братьям замереть на месте, потом в той стороне раздался раздраженный рев, быстро перешедший в истошный визг. Еще через пару минут Белка вернулась, на вопросительный взгляд Картиса задумчиво покачала головой (дескать, нет, зверь был местным и вовсе не походил на тварь, о которой беспокоился Брадорас). А потом убрала в ножны тщательно очищенный от крови нож.

— Сколько до кордона? — решился потревожить ее после полудня Тирриниэль.

Гончая, не оборачиваясь, бросила:

— Обычно до него идти дней пять. Но мы, если держать тот же темп, доберемся и за три. Правда, ближе к вечеру, так что, думаю, лучше встать лагерем заранее, а к кордону подойти на рассвете, когда он поспокойнее и когда большая часть его обитателей отсыпается после охоты.

— Там тоже есть место мира?

— Да. Хозяин специально оставил их на расстоянии дневного перехода друг от друга. Мало ли когда в жизни пригодится? Мы так и пойдем: от одного к другому, чтобы лишний раз не рисковать. И на той стороне — тоже.

— Бел…

— Ты ничего не чуешь? — вдруг встрепенулась она и резко остановилась.

Эльфы мгновенно насторожились, замерев за ее спиной, и завертели головами, стараясь уловить причину беспокойства Гончей.

— Магии нет, — беззвучно шепнул через пару секунд Ланниэль.

— Чужаков — тоже, — так же тихо отозвался Картис.

— Тварь? — первым догадался Стрегон, бесшумно потянувшись к ножнам.

Белка вытянулась струной, настороженно раздувая ноздри, даже голову запрокинула назад, чуть приподняв верхнюю губу. Какое-то время неподвижно стояла, полуприкрыв веки, но потом встряхнулась и шумно выдохнула:

— Ушло. Кажется, действительно тварь, но далеко.

— Хочешь на нее взглянуть? — осторожно уточнил Ланниэль.

— Надо бы. Но времени жаль. Если след попадется, сверну. Если нет, то оставим эльфам, пусть хоть немного поработают. Да и вдруг тварь слегка подпортит жизнь нашим преследователям? Не будем лишать их удовольствия от встречи.

Стрегон только кивнул, потому что не имел никакого желания раньше времени сталкиваться с тварью из Проклятого леса. Однако подумал, что воин на заставе говорил именно о северо-восточном направлении, где не так давно пропало несколько рейдеров. Следов полуэльф, правда, нигде не увидел, но Лакру сделал знак, чтобы тот был готов стрелять на любое движение. Вдруг Белик прав? В последние дни братья уже поняли: он всегда знает, что делает, и редко ошибается. Так что даже смутное его беспокойство было проводом, чтобы глядеть в оба и в любую секунду ждать какой-нибудь пакости.

Как ни странно, до полудня их никто не потревожил. Так, всякая мелюзга мешалась под ногами, тучами вились жадные до крови мошки да назойливо звенели над ухом многочисленные комары. Но можжевельник не подвел — надежно отваживал мерзкий гнус, и наемники в который раз вознесли благодарность обширным познаниям Белика, потому что могли себе представить, во что бы превратились их лица за время путешествия по здешним чащобам.

Нередко навстречу гостям с деревьев устремлялись крупные бабочки с бархатными крыльями, от лесных красавиц ловко уворачивались и зорко следили, чтобы гадкие твари не плюнули ядом. Местами встречались на редкость шустрые, раскрашенные во все цвета радуги стрекозы, от которых Белка посоветовала держаться еще дальше, чем от бабочек. Толстые слепни, жесткокрылые жуки… С веток то и дело падали мокрицы, которые так и норовили юркнуть за шиворот. Над головами весь день стоял неумолчный птичий гомон. Пару раз братья подмечали мелькание беличьих хвостов на ветках. Однажды под елями проскочила охотящаяся лиса, здоровая, с молодого кабанчика, да и клыки под стать, но большим отрядом не заинтересовалась. А потом приметила сверкнувшую на солнце сталь и поспешила освободить дорогу, пока чужаки не достали из мешков больно кусающееся серебро. Белка не уделила ей никакого внимания.

Потом были новые рощи и непролазные чащобы. Вырытые прямо посреди тропы ямы, частично засыпанные старыми листьями. Бесконечные коряги, поваленные стволы, буйно разросшиеся малинники…

Много чего довелось повидать опытным наемникам за свою нелегкую жизнь: и леса, и поля, и заснеженные горные склоны. Однако нигде больше, ни в одном месте на Лиаре они не встречали столь оживленного и столь опасного для чужаков места. Если бы не проводник, они бы непременно напоролись на какую-нибудь ловушку. Влипли бы в ядовитую паутину, рискнули бы сорвать с детства знакомую ягодку, глотнули холодной воды из прозрачнейшего родника. Но Белка только однажды бросила: «Ядовито!» — и они навсегда зареклись тянуть в рот то, что росло в этом странном лесу. Старались лишний раз даже не касаться подозрительно быстро опадающего с деревьев мха, тщательно следили, чтобы ни одно насекомое не приблизилось на расстояние плевка. Настороженно наблюдали за кустами, за ветками и даже за крохотными ямками, потому что еще не успели забыть, как из одной такой ямки перед самым носом у Белика вдруг высунулась огромная змеиная голова и с громким шипением метнулась прямо к горлу.

Гончая, не сбавляя хода, перехватила чешуйчатую гадину и буквально выдернула ее (а змея оказалась чуть ли не с долговязого Лана длиной) наружу. По пути небрежно свернула ей шею и отшвырнула подальше, чтобы неистово бьющийся змеиный хвост никого не задел. А когда от поднятого шума где-то наверху встрепенулась стайка зверушек наподобие безобидных и проворных юрков, неожиданно подняла голову и зашипела еще громче, чем змея недавно. После чего мохнатые падальщики испуганно пискнули и кинулись прочь, перепрыгивая с дерева на дерево настолько проворно, что даже тренированный глаз едва успевал заметить.

— Те самые бегунки, — неохотно пояснила Белка в ответ на девять вопросительных взглядов. — На них серый мох почти не действует, вот они и селятся там, где его много. Любят швырять эту дрянь сверху. Мох, коли на кожу попадет, разъест мгновенно. А если коснется глаз — все: считай, ослеп на всю оставшуюся жизнь. А бегунки, как только жертва теряет ориентацию, спокойно прыгают с веток и вцепляются в нее. Сами мелкие, конечно, но зубы у них не тупее ваших кинжалов. Зато они питонов боятся, потому как змеи любят жевать их мягкие шкурки. Да и мясо у них… ничего. Но этих гадов лучше сразу отваживать, чтобы потом не преследовали.

— Ты отвадил? — нерешительно уточнил Лакр, у которого от ее шипения еще не все мурашки пропали с кожи.

— Да. Теперь не полезут. Если бы у них нюх был потоньше, то удрали бы сразу, как меня учуяли, но поскольку они малость туповаты, пришлось объяснять. Думаю, больше с ними проблем не будет.

— Почему?

— Потому что для них мы теперь большой многоголовый питон, пришедший сюда на охоту. Я им так и сказал. А значит, теперь вся стая этих крохотуль будет сидеть в своих дуплах и носа наружу не покажет, пока мы не скроемся из виду. Они еще и другим стаям передадут, чтобы затихли.

— Ясно, — деревянным голосом отозвался ланниец. — Теперь я буду знать, что ты еще и по-змеиному умеешь.

— Я не умею, — хмыкнула Белка. — Но кое-какие звуки, вроде шипения самки питона, только-только отложившей яйца, запомнил. Для пользы дела, так сказать.

— А Ходок тоже так может?

— Он много чего может, — ответила Гончая. — Даже с хмерами разговаривать, если придется. Но его вы увидите только возле кордона.

— Почему?

— Потому, рыжий, что трудный он человек. Если рот не вовремя откроешь, он тебе его закроет навсегда. Вякнешь там, где не надо, и останешься без языка. А уж коли не сделаешь, что велено… боюсь, он бросит тебя под ближайшим деревом — ждать компании местных зверушек. А чтобы ты отказаться не смог, вырвет тебе обе ноги и положит рядом. Для симметрии.

— Он что, такое чудовище?

— Иногда, — помрачнела Белка. — Порой даже не по себе становится. Не зря в Проклятом лесу есть его личная тропа — на ней, когда он не в духе, предпочитают не задерживаться ни на секунду. Ни звери, ни птицы, ни комары. Временами бывает так тихо, что даже не знаешь, сон это или нет. Вокруг тишина, словно в пустыне, никто не вякнет, морду наружу не высунет — боятся. Только проводят глазами, убедятся, что ушел, и лишь тогда рискуют выползти обратно. Хорошо запомнили: когда он сердится, может удавить любого — быстро и без раздумий. Просто потому, что под руку попался. Но за это Ходока и боятся. Проклятый лес даже сейчас признает лишь тех, кто сильнее, а Ходок очень силен. Те дорожки, которыми он чаще всего ходит, считаются неприкосновенными. И для вас это единственный шанс пересечь Проклятый лес.

— Он знает хозяина? — следом за побратимом полюбопытствовал Терг.

— Да. Хозяин когда-то разрешил ему беспрепятственно ходить по своим владениям. Защиту дал и знак свой оставил, чтобы кордоны не трогали. Но Ходок этим правом редко пользуется — любит все делать сам. Поэтому и живет, как на войне: в сражениях, в бесконечной борьбе с самим собой, почти всегда на грани… по крайней мере — в последние годы. Говорят, переживал сильно, когда отсюда ушли Дикие псы. Тосковал, когда заставы рушились и менялись из-за новых поселенцев. Какое-то время вообще был похож на дикую хмеру, готовую броситься из-за каждого неосторожного слова, но потом смирился. Свыкся с мыслью, что Серых пределов и хранящих их Стражей больше нет. Смолчал, когда появились Новые земли и смели все, что он когда-то знал. Однако сам не ушел. Так и бродит по Проклятому лесу, словно в старые добрые времена. Слушает его. Беседует. И ждет… все время ждет, что это когда-нибудь изменится.

Наемники ошарашенно переглянулись.

— Сколько же тогда ему лет?!

— Много, — равнодушно отвернулась Белка. — Он помнит эти места еще с тех времен, когда тут не было никакого хозяина. Когда-то воевал вместе с псами, водил их за собой. Потом ушел, затерялся в веках. Некоторое время назад опять появился среди людей… Говорят, пока хозяина нет, именно он следит за тем, чтобы Проклятый лес не проснулся. Присматривает за кордонами, но лишний раз из леса не выходит — не любит чужаков, поэтому пока вам лучше идти со мной, а не с ним. Все-таки компания Белика — не такое тяжкое испытание, как компания Ходока.

Эльфы тихонько вздохнули.

— Да идемте, — тут же отреагировала она. — Примерно половину пути мы осилили, но надо пройти еще столько же. Потом переночуем, а послезавтра рванем за кордон.

Ближе к вечеру Стрегон ощутил смутное беспокойство. Что-то неявное, едва заметное… Так бывает, когда ловишь в толпе чей-то взгляд, прохожий быстро отворачивается, но ты вдруг понимаешь, что случай тут совершенно ни при чем. А потом целый день ходишь, настороженно оглядываясь и тщетно выискивая хоть какой-то признак, что тебе не померещилось. Так и здесь: вроде тихо вокруг, в лесу ничего не изменилось, птицы не умолкли, предупреждая об опасности, но что-то странное повисло в сгустившемся воздухе.

— Не нравится мне это, — беззвучно шепнул Лакр, настороженно оглядываясь.

— Правильно не нравится, — вдруг отозвалась Белка. — Мы зашли на чужую территорию, а волки всегда очень трепетно относятся к своим границам. Но скоро станет темно, поэтому придется рискнуть. На всякий случай будьте готовы: они уже собрались в стаю.

Стрегон ругнулся про себя, но их проводник не замедлил бег. По сторонам почти не смотрел, однако кончики его круглых ушей едва заметно шевелились, ноздри раздувались еще более широко, чем утром, а взгляд стал неимоверно острым, хищным, прицельным. К тому же наемнику не понравилось упоминание про волков: с учетом того, какие тут водились грызуны, легко представить зверей, которые рисковали на них охотиться. А если их здесь целая стая…

Он неожиданно увидел промелькнувшую за деревьями стремительную тень и выхватил меч. Побратимы немедля тоже ощетинились оружием. Эльфы прямо на бегу сдернули со спин тугие луки и приготовились отразить нападение. Однако Белик так и не подал знак остановиться, даже не сбился с темпа. Между тем чужое присутствие стало не просто явным, а откровенно навязчивым: то тут мелькнет чей-то смазанный силуэт, то там кто-то демонстративно клацнет зубами, то за дальним кустом чья-то лапа царапнет когтями кору…

— Пугают, — успокаивающе хмыкнула Белка. — Пока лишь предупредить хотят, чтоб не совались к норам и не тревожили самок. Окружили конечно же, но на рожон не полезут — нас слишком много, а вожак не хочет рисковать. Понимает, мохнатый, что мы ему тут всю стаю положим.

— Может, обойдем? — вполголоса предложил Ивер. — Мы их, разумеется, перестреляем, но и мечами поработать придется. Ты же сам говорил, что эльфам не стоит здесь кровь проливать.

— Говорил. Но мы попробуем обойтись без боя.

— Это как?

— А вот так. — Гончая неожиданно запрокинула голову и издала такой жуткий рык, что у перворожденных сами собой дрогнули руки, а братья едва не споткнулись.

Тирриниэль ошеломленно моргнул: много лет он не слышал рева доминирующей хмеры. С тех самых пор, когда в его лесу перестали появляться костяные кошки, а кровная сестра Белки уснула в недрах Золотого леса до того времени, пока любимый хозяин не отыщет для нее другого способа обмануть время.

От раздавшегося рыка громадные, почти с теленка ростом, волки дрогнули и отступили, не в силах преодолеть животный страх перед мимолетной тенью древнего ужаса этих земель. Костяных кошек уже не было здесь, когда самый старый из этих волков появился на свет. Они никогда не видели их вживую. Но память рода оказалась сильнее. И она отчетливо говорила серым, что сегодня на их территорию пришел крайне опасный чужак, перед которым даже их когти и зубы могут оказаться бесполезными.

Не дав им опомниться, Белка взревела снова, заставив спутников отереть выступившие на лбу капельки холодного пота. Однако в этом реве не было угрозы или желания начинать охоту — просто констатация факта своего присутствия, за которым скрывались едва уловимая нотка нетерпения и тщательно завуалированное желание избавиться от внимания серых хозяев. Она не боялась, нет. Просто предупреждала, что идет мимо, но ни на миг не задержится с наказанием, если кто-либо посмеет тронуть ее стаю.

И волки вняли: щеря огромные клыки и сверкая в темноте желтыми глазами, осторожно попятились. Просто подались в стороны, выражая готовность биться за территорию даже с хмерой, если та решит остановиться, но все же не желая начинать смертельную схватку первыми.

Лакр, подметив длину зубов хищников, зябко передернул плечами. Это ж просто монстры, а не волки! Прямо адские звери! Чудовищные! Не хотелось бы ему сразиться со всей стаей сразу. Не исключено, если на них тоже будет отвратительно действовать магия. Как на Курша. Или на Белика, который даже не предупредил, что тут водятся такие страшилы!

Терг с Броном покрепче сжали рукояти мечей, стараясь не сбиться с шага. Торос крутанул сабли, выразительно оскалившись. Держащийся рядом с ним Ивер глаз не спускал с отступающих зверей, но о предупреждении помнил и руны пока не задействовал. А вот Стрегон даже в лице не изменился, когда одна из мохнатых тварюг проворно высунулась из-за ствола — просто коротко взмахнул эльфийским клинком, едва не обрубив наглой зверюге нос. Та с невероятным проворством отпрянула, глухо зарычав в ответ, но он лишь равнодушно щелкнул клинком по толстой ветке, выражая неудовольствие. После чего молодая волчица зарычала громче и, в последний раз огрызнувшись, неохотно отступила.

Стрегон до последнего держал ее в поле зрения, рискнув на какое-то время отстать от побратимов, но стая не двинулась следом. Просто проводила чужаков до границ своей территории, а потом следила издалека, чтобы опасные гости не надумали вернуться. Спустя полчаса в глубине леса впервые подал голос невидимый вожак, отчего наемники в третий раз вздрогнули от неожиданности. Белка в ответ испустила уже знакомый рев, словно подтверждая, что уводит стаю. Мохнатые звери удовлетворенно тявкнули, зашевелились и, наконец, стремительными тенями исчезли вдали.

Убедившись, что они действительно ушли, Гончая негромко хмыкнула:

— Надо же… Еще помнят.

— Что именно? — прерывисто поинтересовался Лакр. — Что ты тут редкий гость?

— Что некоторые соседи могут быть гораздо опаснее всей их стаи. Если бы я не зарычал, они бы набросились. Как пить дать — кинулись, даже если бы я обогнул логово по дуге. А тут — ничего.

— Не погонятся? — ровно уточнил Картис.

— Теперь нет резона. Я их слишком напугал. Или ты не заметил, что вожак даже носа не высунул? Значит, матерый уже, опытный. Чует, где можно пасть открывать, а когда и поостеречься нужно. Кстати, Стрегон, ты зря волчицу пожалел: надо было ей башку снести, чтобы не лезла, тогда бы от нас сразу отстали.

— Я не убиваю просто так, — спокойно отозвался наемник.

— Ну-ну. Когда зайдешь в Проклятый лес и снова пожалеешь какую-нибудь зверушку, я тебе об этом напомню. Как раз в тот момент, когда она накинется с желанием облобызать и вонзить зубки в твое нежное горло. А то и стаю позовет, пока наивные дураки не ушли далеко.

— Там что, весь лес живет стаями? — выразил удивление Терг.

— Одиночкам просто не выжить — свои же сородичи и сожрут. А в стае у всех кровные узы… ну, как у наших ушастиков, кто в один род входит. Иначе не получается: вокруг слишком много всякого ворья, жадного до чужой плоти и крови. А в стае даже белки могут время от времени разнообразить свой рацион свежим мясом… кстати, я не говорил, что там почти все цветочки плотоядные?

— Нет, — мрачно переглянулись наемники.

Белка бодро кивнула:

— Теперь, значит, сказал. Как говорю и то, что в Проклятом лесу нельзя совать в рот ничего из того, что растет под ногами. Ни ягодку, ни травинку… Лакр, это к тебе относится… Есть и пить — только то, что взяли с собой. В межлесье поспокойнее и попроще. Ядовитых тварей почти нет; то, что едят звери, вам есть можно. Воду пить — тоже… правда, не везде. Но, что самое главное, тут крупных хищников практически не водится. Ну, может, медведя изредка встретишь. Или волков. Правда, те, от которых мы ушли, считай, единственные на много дней вокруг. Им большая территория нужна для охоты. Мы ее только краешком зацепили, по самой границе прошли, потому-то так легко и отделались. А вот если бы в центр забрались, да еще посреди ночи, когда они не в пример наглее… Вот тогда бы нам пришлось поработать ручками.

— Что ж ты их не обошел? — хмуро спросил Терг.

— А зачем? Тут напрямик до места мира — несколько минут ходу. Рядом с волками, опять же, границу никто не переступит. От этих мы заранее избавились, а других тварей поблизости нет. Так что можно быть уверенными: больше нас никто не потревожит.

— Бел… — вдруг с подозрением протянул Ланниэль. — Хочешь сказать, что ты намеренно зашел на их территорию?

— Естественно. Они бы в любом случае наш след учуяли или ночью, или к утру. И обязательно явились бы проверить, кто тут такой наглый сыскался, что рискует заходить на чужие земли. Но ночью я люблю спать, а не орать на весь лес дурной кошкой, тогда как утром у нас с вами хватит других забот. Так что пусть успокоятся и отстанут. А я спать буду. И вам это же советую.

Тирриниэль тихо вздохнул:

— Заноза… хоть бы предупредил!

— А зачем? Сейчас я вам полянку найду, и пожалуйста — дрыхните сколько влезет. — Белка насмешливо хмыкнула и умчалась вперед, к показавшемуся впереди зеленому исполину, рядом с которым начиналась уже знакомая колючая стена. Отстучав пальчиками по стволу затейливую дробь, Гончая погладила пару веточек, что-то шепнула. С удовольствием юркнула в открывшийся проход и уже оттуда радостно помахала. — Эй, улитки! Да скорее же! А то останетесь там до рассвета куковать!

— Идем, идем, — испустил мученический вздох Лакр. — Но когда-нибудь ты ошибешься и оставишь на этих колючках свою шкуру, вот тогда я тебе все припомню, дерзкая креветка!

— Как же, жди! — фыркнула Белка, про себя порадовавшись, что после утомительного дня у кого-то еще остались силы на шутки.

Она терпеливо дождалась, пока спутники выберутся на уютную полянку. Пристально оглядела усталые, но далеко не измученные лица. А потом лихо подмигнула и шагнула обратно:

— Пойду проведаю наш драгоценный хвост, а то еще потеряется.

— Осторожнее там, — пробурчал Картис.

— Я всегда осторожен. Но, если не веришь, могу взять тебя с собой.

Эльф взглядом испросил разрешения у владыки Л’аэртэ, немедленно его получил и, посветлев лицом, чуть ли не быстрее Гончей ринулся прочь.

— Пока, Тиль, — понимающе хихикнула она. — Мы ненадолго. Пару следов им оставим и тут же придем. Но имей в виду: если твой остроухий наступит не туда, то я верну его тебе в крайне необычном виде.

— Я понял, — улыбнулся Тирриниэль. — Ты, главное, руки ему оставь, чтобы без работы не сидел, и ноги, чтобы дошел до кордона. А с остальным сам решай, что делать.

— Картис, ты слышал?! Этот наглый нелюдь отдал тебя мне на растерзание! Здорово, правда?

Густая листва палисандра бесшумно сомкнулась, пряча лицо Картиса от любопытных взоров, но его слова наемники расслышать все-таки успели. До того, как шустрая Гончая уволокла попутчика в темноту.

— Здорово-то здорово… Но ты уверен, что дело не обстоит как раз наоборот?

Тирриниэль только усмехнулся, поражаясь наивности собрата, а Белка, прежде чем окончательно исчезнуть, вдруг задорно расхохоталась:

— Какой наивный кролик… Ладно, давай за мной, остряк, и поверь: скоро тебе шутить совершенно расхочется.

ГЛАВА 5

Она как в воду глядела: по возвращении Картис был удивительно мрачен и поразительно молчалив. Тогда как сама Гончая, напротив, весела и чрезмерно язвительна. На вопросительные взгляды эльфов она лишь беззаботно отмахнулась. Деликатное покашливание Тиля просто не заметила. Братьев и вовсе проигнорировала, как будто их не существовало в природе. И лишь когда недовольный телохранитель кинул на нее совсем уж мрачный взгляд, всплеснула руками:

— Картис, да ты чего? Все ж замечательно вышло!

— Неужели? — Эльф хмуро отвернулся.

— Ну вот, — расстроилась Белка. — Я его на прогулку вывел, следы показал, в кустики сходить разрешил, а он недоволен. Мы даже нашли кого хотели, признали, что я был прав и там действительно есть пара неплохих магов… Ну, подумаешь, пару волосков у тебя выдрал для того, чтобы наш хвост не промазал с направлением. Ну, клочок одежды на колючку повесил, чтобы было достовернее…

— Моей одежды, — мрачно напомнил эльф, не соизволив обернуться.

— Конечно, твоей! Да что ж я, себе враг?! У тебя ведь наверняка запасные штаны есть!

— Бел? — удивленно приподнял красивые брови владыка Л’аэртэ. — Что ты опять натворил? Отчего Картис не в себе?

— Да ничего! Абсолютно ничего плохого! — торопливо затараторила она. — Так, я разок оступился, толкнул его локтем в бок… Да случайно же… Кто ж знал, что он так неуверенно стоит? Кто ж знал, что у него нога вдруг соскользнет с обрыва? А там внизу кустики такие густые, буйные…

— Ты спихнул меня в храмовник! — наконец повернулся и обвиняюще ткнул в Гончую изящным пальцем Картис. — Бел, нельзя было поаккуратнее?

— О-о-о, прости, мой ушастый друг, — покаянно вздохнула она, словно не заметив оживленно переглянувшихся братьев. — Но разве я мог предположить, что ты такой неуклюжий? Да и надо же было нашим гостям показать, что мы совсем рядом… только догони и поймай. Вот я и подобрал лоскуты и повесил обрывки так, чтобы они точно не прошли мимо. Ты ж сам видел: там рейдеров полно! Я, пока ты в кустиках отдыхал, успел пробежаться по округе и унюхал слабый дымок. Словом, я не просто так тебя бросил выпутываться из горячих… в смысле колючих… объятий тех кустиков, а строго по делам ходил! Между прочим, совершенно один, хотя кто-то, помнится, очень стремился мне помогать!

— Бел, я тебя когда-нибудь прибью, — обреченно вздохнул Картис.

— За что?

— За все.

— Ишь какой, — неожиданно насупилась Гончая. — А чего ж ты тогда меня за рукав цапнул, а? Чего за собой в овраг поволок, как любимую девушку?

— Я поволок? — мгновенно вспыхнул эльф. — Это ты меня толкнул и прыгнул следом! Из-за тебя меня так приложило за-а… спиной, что оттуда еще полдня придется колючки вытаскивать!

— Ничего. Лан у нас неплохой лекарь, он и вытащит. Зря его, что ли, отец столько времени натаскивал?

— Бел!

— Что? — возмутилась она. — Можно подумать, я был в восторге, когда ты меня лапал!

Перворожденные поперхнулись, а Картис окончательно побагровел и едва не треснул себя по башке, потому что, оступившись на краю обрыва, действительно машинально цапнул ее за рукав и утянул за собой вниз. А потом еще долго приходил в себя. Даже сейчас не отошел, хотя времени прошло немало. А она, зараза, насмехается! Знает же, как действует ее запах! И еще лучше знает, что случается, когда ненароком ее коснешься! Ему недавно не повезло ни с тем, ни с другим. Мало того, он еще и с размаху ткнулся носом в ее шею. До сих пор уши алеют от зависти к молодому лорду, который мог безнаказанно касаться этой дивной кожи! Причем не только руками, но и…

Картис уронил взгляд в землю и отвернулся, чтобы не продолжать даже в мыслях.

— Бел? — насторожился Тирриниэль, наконец-то сообразив, отчего его верный телохранитель вернулся таким взбудораженным.

Гончая, мгновенно перестав кривляться, сердито засопела:

— Ну чего?

— Что там у вас случилось? Почему Картис такой… неадекватный?

— Ни почему. Этот неуклюжий ползун едва не напоролся на эльфийскую розочку… вот эту, если тебе интересно… — Она разжала кулак, где все еще извивался зеленый стебелек. — Наступил в темноте, раздавил семечко, а оно и высунулось наружу. Я этого дурака в бок пнул, чтобы брюхом не напоролся, так он сопротивляться начал… я едва успел, пока эта дрянь не пробуравила ему шкуру! А что еще прикажешь делать? Потом замучились бы выковыривать! Пусть уж лучше с храмовником милуется, чем с этой красавицей. Вот я и толкнул. А Картис вместо того, чтобы тихо рухнуть на колючки, меня туда утянул, ну и… в общем, вот. Пока он в себя приходил, я прошелся по округе, штаны его разодранные по кустикам развесил… ну, чтобы хоть не зря мучился. Потом вернулся, а этот неразумный кролик на меня с ходу и окрысился.

Владыка эльфов резко повернулся:

— Картис?

— Роза? — неверяще уточнил Картис, но увидел проклятый стебелек, обожавший прорастать сквозь свои жертвы, а потом приглушенно охнул. — Ты не мог сразу сказать?

— А с чего бы я стал тебя в траве валять? Развлечения ради? — огрызнулась Белка. — Может, чтоб на морду твою красную полюбоваться? Ради удовольствия в ухо дать?

— П-прости, Бел…

— Да пошел ты!

— Извини, — сконфуженно повторил Картис, а остальные дружно присвистнули. — Я… я просто не понял.

— Что ты вообще понимаешь, идиот?

— Что ты мне шкуру спас. Дважды.

— Трижды, — пробурчала Белка, слегка успокоившись. — Третий раз — когда не стал тебя ногами пинать и опять швырять в храмовник.

Эльф совсем смешался, а когда перехватил неодобрительный взгляд владыки, растерялся окончательно:

— Чего ж ты сразу не сказал?

— Ты в первый момент так забавно оторопел, потом так же красиво смутился, после чего, наконец, разозлился… что я подумал: так будет лучше. Злость, как ты знаешь, отличное средство против ненужных мыслей, вот я и дал тебе время привести себя в порядок. Надеюсь, больше таких сложностей не возникнет?

— Нет, Бел. Я все понял, — пробормотал, отводя глаза, Картис.

— Вот и славно. Тиль, оставь свои кровожадные планы в отношении этого бестолкового типа: он уже наказан. Да и я хорош: не доглядел, что его зацепило. Лан, закрой рот и перестань таращиться — тебе отлично известно, как опасна эльфийская роза. И еще лучше известно, что я намного опаснее. Поэтому помоги ему подняться и поделись опытом: он все-таки в первый раз… И вообще, собирайтесь: солнце уже высоко, а мы еще не вышли.

Перворожденные неловко прокашлялись, стараясь не смотреть на смущенного Картиса. Люди непонимающе переглянулись, пожали плечами, но послушно начали собираться. А когда увязали вещи, то еще несколько минут терпеливо ждали, пока Белик что-то тихо договаривал на ухо выбитому из колеи эльфу. Но только после этого остроухий наконец вздохнул с облегчением:

— Спасибо, Бел.

— Не за что. Но чтоб я от тебя таких финтов больше не видел!

Картис торопливо кивнул, только теперь в полной мере прочувствовав, насколько велика подаренная Белке сила. Старательно затолкал неуместные воспоминания поглубже, а потом наконец сообразил, почему даже владыка Л’аэртэ за столько веков не посмел обидеть эту маленькую, но невероятно опасную женщину. И осознал, что сделает все, чтобы никогда больше этот мир не узнал такого страшного испытания, как пережитое ею много лет назад изменение.

В то утро Белка впервые позволила им сделать привал возле родника, вода в котором в отличие от многих других была безопасной. Правда, сама пить не стала: оставив спутников под тремя громадными елями, между которыми журчал ручеек, надолго пропала в лесу. А когда вернулась, то, кажется, выглядела еще более хмурой и озабоченной, чем раньше.

— Что-то не так? — уточнил Стрегон, которому последний час тоже было не по себе.

— Мне что-то не нравится. Только не пойму, что именно. — Гончая устало растерла виски. — Такое чувство, что за нами следят, но я не нашел ни одного следа. Хвост далеко, эльфийского пса тоже не слышно, никого поблизости нет… но не покидает странное ощущение. Тиль, ты что-нибудь чуешь?

— Нет, — покачал головой владыка Л’аэртэ. — Это плохо?

— Если бы ты почуял, это значило бы, что те маги нас не только заметили, но и настолько самоуверенны, что колдуют в межлесье… Поверь, для этого нужно много мужества или глупости. Однако тогда я знал бы, в чем дело. Но раз ничего нет, то придется идти наугад, а я этого ужасно не люблю. Ладно. Поднимайтесь и доставайте оружие. Не знаю, что будет впереди, но не хочу, чтобы нас застали врасплох.

— А я? — осторожно уточнил Ланниэль.

— Главное, не высовывайся. Я бы на месте Тиля вообще не решился тебя сюда тащить.

— Отец сказал, что у меня хватит сил…

— Он так сказал, чтобы в вашем роду, если ничего не получится, остался хотя бы один наследник, — вздохнула Белка. — И чтобы у Тиля был еще один верный спутник, на которого он мог бы положиться во всем. Но если Картису, слава богу, лет девятьсот, как не нужен ничей присмотр, то ты, уж прости, слишком молод для такого похода, несмотря на всю силу, которая, между нами говоря, еще до конца не раскрылась. Твой отец прекрасно это знал, поэтому-то и оставил рядом с собой Лариэлля, а тебя, младшего, отправил сюда. Понадеялся, что нашего с Тилем присутствия хватит, чтобы тебя уберечь. Даже в том случае, если ему не удастся одурачить совет, все вскроется и им вдвоем придется защищать честь своего владыки.

У молодого мага вытянулось лицо.

— Бел!

— На месте Линнувиэля я бы тоже так поступил. Но это не значит, что мне нравится такое положение дел.

— Но отец же…

— Глупый мальчик, — неожиданно печально улыбнулась Гончая. — Он слишком тебя любит, чтобы рисковать вами обоими. Конечно, Тиль тоже рискует, а его единственный сын находится в еще большей опасности, чем все мы, вместе взятые. Но твой отец поступил мудро, разделив наследников и понадеявшись, что даже в самом плохом случае один из них уцелеет. Он сделает все, чтобы закрыть собой Лариэлля. А мы с Тилем постараемся защитить тебя.

— Сэилле? — нерешительно обернулся к своему лорду молодой маг. — Но я думал: я здесь для гарантии, что венец… чтобы вы были уверены…

Владыка Тирриниэль, обернувшись, улыбнулся еще печальнее, чем Белка.

— Неужели ты думаешь, что я ушел бы, если бы не был полностью уверен в твоем отце? Белик сказал правду, мальчик. Хотя, конечно, я надеялся, что ты до последнего этого не узнаешь.

— Глупо скрывать от него такие вещи, — фыркнула Гончая. — Он уже сейчас должен понимать, что это не игра, не веселое приключение и не шутка. Если ты хоть немного промахнулся и за нами отправили действительно достойную погоню, то всему придет конец. Если Ходок упустит момент в Проклятом лесу, нам тоже будет невесело. Если совет заподозрит, что Тиль все это спланировал заранее, то твоему отцу и брату, Лан, придется туго. А если совет решит, что игра стоит свеч, то им придется уничтожить весь Темный лес ради того, чтобы выжить. Теперь ты понимаешь, почему я был так зол, когда увидел вас вдвоем?

Ланниэль растерянно моргнул.

— Но почему отец не сказал сразу? Почему не объяснил?

— Он хотел тебя уберечь. И брата. И Мирену… Он ведь отослал ее из Темного леса?

— Да. Они поругались.

— Еще бы, — огорчилась Белка. — Я бы на ее месте тоже взвился до небес, если бы узнал, что мои дети оказались в такой опасности. А Линии, не исключено, мог даже не объяснить ей причин. И когда это вскроется… Ох, Тиль, она тебя проклянет.

— Надеюсь, ей не придется этого делать, — тяжело вздохнул владыка.

Ланниэль вдруг подозрительно прищурился и сердито сверкнул заалевшими глазами.

— Я не передумал с тобой идти, Бел, если ты это хотел узнать!

— Умный мальчик, — еще тяжелее вздохнул темный владыка. — Не волнуйся, никто тебя не гонит и не пытается спрятать от опасности. Просто ты должен знать, что на кон наш лорд поставил не только свою жизнь, но и благополучие всего леса. Если он проиграет и совет сумеет дорваться до хроник… Даже с учетом того, что твой отец здорово их подчистил и вымарал все, что касается изменения, боюсь, мирные договоры наш народ уже не спасут.

Белка криво усмехнулась:

— Ты прав, они все равно попытаются, Тиль. Даже наугад, как когда-то Иттираэль и Талларен. Но поскольку всей информации у них нет, то в результате совет получит несколько десятков свежих трупов. Зато после, когда все откроется, на Лиаре настанет еще одна эпоха расовых войн.

Молодой маг хмуро кивнул:

— Я понял, Бел, но все равно не отступлю.

— Я и не сомневался. Только очень хочу, чтобы ты не усложнял мне жизнь.

— Не буду, — твердо сказал Ланниэль. — Я все понял, Бел. Я не подведу.

Белка подавила очередной вздох, подметив во взгляде остроухого мальчишки неподдельную обиду. Мысленно покачала головой, потому что он действительно был слишком юн для таких испытаний. А потом отвернулась и повела отряд дальше, так как хорошо понимала — план Тиля хоть и опасен, но он давал им шанс остановить мятежный совет, не вовлекая в это остальной лес. Ведь старейшины, раз уж решились на такое кощунство, как смена династии, вряд ли остановятся — они тоже поставили на кон все, что имели. И давали себе отчет в том, что если владыка покинет Проклятый лес на своих ногах, то лучше им самостоятельно отыскать ближайший сук и благополучно на нем повеситься.

Мелькали огромные деревья. Белка напряженно размышляла. Старалась предусмотреть все, с чем им придется столкнуться, и сетовала на то, что осталась одна, без верных псов, по которым даже спустя пять веков отчаянно тосковала. С ними все было бы гораздо проще. Больше шансов на успешный исход. С ними можно было попробовать разобраться с погоней в любую из ночей, когда преследователи расслабятся. С Гончими она рискнула бы даже идти напрямик, минуя места мира… Но никого из старых друзей, увы, рядом не было. Тогда как братья… их она еще плохо знала, чтобы доверять в таком важном деле. К тому же они уже выбрали себе вожака. И, что бы ни случилось, в первую очередь будут подчиняться именно ему, потому что так привыкли, так их учили и так требовал долг. За последнее время она уже не раз успела в этом убедиться. И именно в этой преданности усматривала наибольшую проблему: в стае не может быть двух вожаков.

Гончая тихо вздохнула, ломая голову над этой проблемой, и едва не пропустила клочок повисшей высоко над головой паутины, которую ветер лениво раскачивал между деревьями. А когда в последний момент все же заметила неладное, то остановилась так резко, что Тиль едва успел отшатнуться.

— Тихо! — свистящим шепотом велела Гончая, пригибаясь к земле и крадущимся шагом обходя разорванную паучью сеть. — Замрите и гляньте, нет ли где еще такой паутины. Стрегон, имей в виду: от нее даже твой меч не поможет!

Спутники послушно завертели головами. Белка тем временем обошла опасное место по кругу. Потянула ноздрями воздух. Внимательно изучила густую листву на деревьях, где могло скрываться немало неприятных сюрпризов. Наконец высоко подпрыгнула, легонько дернув за обвисшую ниточку, после чего молниеносно отскочила назад и настороженно прислушалась.

Прошла секунда, другая, третья… но в лесу по-прежнему было тихо. Никто не спешил проверять ловчую сеть на предмет появления добычи. Никто даже не пришел выяснить, отчего потревожена сигнальная ниточка. Когда подул слабый ветер, стало ясно: паутина необитаема — от малейшего порыва она легко всколыхнулась, а несколько дальних нитей свободно повисли в воздухе, и по ним, против ожиданий, никто так и не спустился.

— Ушел, — сухо констатировала Белка, когда убедилась, что опасности нет.

— Кто? — настороженно спросил Лакр.

— Паук. Большой, толстый и восьминогий. Был тут несколько дней назад, но почему-то ушел. Хотя, кажется, это именно он недавно потревожил кордон.

Стрегон нахмурился: паутина была слишком велика для простого паука. Правда, само плетение выглядело каким-то незаконченным, словно прядильщику кто-то помешал или с размаху влетел в нижний уголок сети и, не заметив, жестоко порвал тонкое кружево.

— Кабанья тропа рядом, — ответила на его мысли Гончая. — Видимо, паук решил, что тут слишком беспокойно. По крайней мере, до тех пор, пока он не достигнет нужных размеров. Но чтобы вдруг обычная малышня смогла преодолеть кордон… не нравится мне это. Ой, не нравится. Тиль, глянь-ка! Да не бойся: она не ядовита.

Тирриниэль осторожно коснулся липкой нити, бессильно раскачивающейся между ветвей, и аккуратно потянул, стараясь взяться так, чтобы не приклеились пальцы. Намертво пристать не опасался: прекрасно знал, что липкие капли паук выдавливает из брюшка не сплошным слоем, а цепляет на паутину через равные промежутки, чтобы можно было ходить самому.

От его усилий одна из веток соседнего дерева заметно прогнулась, недовольно зашуршав листьями. Паутина задрожала, натянулась, как струна, но все же не порвалась, хотя эльф очень старался. А когда ему надоело испытывать ее на прочность, распрямилась так проворно, что освобожденная ветка едва не взмыла до небес.

— М-да, — многозначительно заметила Белка.

— Ну, и что это значит? — нахмурился Терг.

— Только то, что паучок был тут не больше недели назад, иначе она бы порвалась.

— Но люди с заставы пропали за пару дней до того, как мы туда подошли!

— Нет. Это эльфы оттуда ушли за пару дней до нас. Люди исчезли на несколько суток раньше. А сколько пропало бессловесного зверья, мы и вовсе не узнаем. В любом случае паук ушел, и мы совершенно не знаем, в какую сторону.

Владыка Л’аэртэ чуть нахмурился:

— Он для нас опасен?

— Нет. Но он тут может быть не один. И мне не хочется думать, что где-то поблизости притаилась его мамаша. Потому что в отличие от этой козявки она-то как раз могла бы преодолеть кордон… Ладно, я пойду вперед, чтобы успеть вернуться, если пауки недалеко, а вы топайте за мной, след в след, поглядывайте по сторонам и особенно под ноги. Эти твари любят прятать концы паутинки под листьями. Заденете, только-только сообразите, что вляпались, а они уже будут тут как тут.

Белка еще раз огляделась, но ничего подозрительного не нашла и двинулась дальше, поминутно останавливаясь и настороженно принюхиваясь. Вот миновала два крупных валуна, словно специально расположенных так, чтобы между ними образовалась узкая щелочка. Небольшую рощицу, в которой щебетали на все лады беззаботные птицы. Вот промелькнул крохотный ручеек, где наемники едва замочили сапоги. Потом вокруг немного посветлело, потому что деревья стали постепенно расступаться. Одна уютная полянка, где царила полнейшая идиллия, другая, третья…

Лакр тихонько перевел дух, но тут Белка неожиданно остановилась:

— Что-то тихо стало… Ждите-ка здесь. И ни шагу в сторону! — после чего оставила их на краю очередной поляны и быстрым шагом скрылась между деревьев.

Наемники без напоминаний сгрудились вокруг эльфов. Слегка прищурились, потому что яркое солнце било прямо в глаза, да еще так сильно играло бликами на мокрых от росы листьях, что на кроны деревьев было больно смотреть. Тирриниэль настороженно огляделся, хорошо зная, что Гончая зря не встревожится. Ланниэль и Картис старательно его прикрывали, держа ладони на рукоятях родовых клинков. В шаге от них неподвижными статуями застыли братья, которым от внезапно наступившей тишины тоже стало неуютно. Наконец Лакр тихо обронил:

— Мне не нравится, что мы торчим на виду. Может, отойдем подальше, чтобы не выглядеть, как главное блюдо на обеденном столе?

Стрегон тоже осмотрелся: они действительно стояли на самом виду. Над головой так и вились мелкие кровососы, выискивая малейшую брешь в можжевеловой защите. Деревья сомкнулись тесным полукругом и теперь словно бы наблюдали за тем, как глупые чужаки медлят с принятием решения.

— Действительно, как на лобном месте, — наконец пробурчал Терг. — Стрегон, давай-ка сдвинемся назад. Вдруг кто сверху прилетит? Говорят, тут водятся весьма крупные птахи.

— Влево отступим, — наконец принял решение вожак. — Но к деревьям вплотную не приближаться.

Ситты, привыкшие повиноваться вожаку беспрекословно, послушно качнулись в сторону, машинально увлекая за собой и эльфов. Картис и Лан не стали противиться: элементарная логика говорила, что Стрегон прав. Правда, Тирриниэль при этом ощутил смутное беспокойство, потому что Белка не могла оставить их торчать на виду, как дураков. Но ее все еще не было, на сердце становилось все тревожнее, а с доводами смертных даже он не мог не согласиться. К тому же от бликов уже начинали слезиться глаза. Даже непонятно, что это там могло так ярко…

Он вдруг замер от неожиданной догадки, а потом рывком запрокинул голову, запоздало сообразив, что солнце бликовало даже там, где не было никаких листьев! Казалось, это искрился и сиял сам воздух! Просто потому, что в нем присутствовало что-то еще! То, от чего отражались солнечные лучи и давали такой невыносимый блеск! Что-то настолько чуждое привычному миру, что даже эльф не сумел это сразу распознать!

Стрегон, последовав примеру Тирриниэля, чуть не застонал от досады, слишком поздно различив отчаянно слезящимися глазами нити огромной, невероятно прочной, но при этом почти прозрачной паутины, которая накрывала поляну гигантским колпаком. Несколько десятков этих нитей надежно крепились к верхушкам деревьев, давая хорошую опору. Между ними натянулся каркас из веером расходящихся нитей потоньше. А уже на них неведомый ткач не поленился наложить идеально повторяющие друг друга круги, на каждом из которых играли на свету сотни, тысячи липких капелек, чья поверхность так издевательски ярко отражала злорадно скалящееся солнце.

От ужасающего зрелища раскинувшейся прямо над их головами гигантской ловчей сети наемники сдавленно ругнулись и инстинктивно попятились, не отрывая от нее испуганно расширенных глаз. Шли медленно, осторожно, стараясь не потревожить покой здешних хозяев. Та ли это тварь, о которой предупреждали на заставе, или еще кто решил поселиться неподалеку от кабаньей тропы, сейчас было все равно.

Неожиданно Лакр обо что-то запнулся, но тут же выровнялся и с приглушенной руганью вернулся в строй. Вроде бы целый и невредимый, но у Стрегона в голове вдруг заверещало знаменитое эльфийское чутье. Он только мельком глянул себе под ноги и едва не взвыл, поняв, что ланниец, зачарованный зрелищем гигантской паутины, напрочь позабыл о предупреждении Белика и только что задел одну из десятков, если не сотен нитей, которые предусмотрительный и очень необычный паук пустил понизу! Под слоем листьев! Старательно укутал ими землю, словно покрывалом, и теперь только ждал, когда неразумная добыча сама потянет за веревочку, сообщая, что обед уже подан.

Следом за Лакром споткнулся Терг, а Ивер обнаружил, что его левое колено во что-то влипло.

— Стоять! — рыкнул Стрегон. — На месте стоять! Не двигаться!

Тирриниэль мелодично выругался, но сделать ничего не успел: они почти достигли деревьев, возле которых нижний ярус паутины был особенно плотным. А в ответ на слабое колебание нитей этой хитроумной и поистине гигантской сети сверху уже надвигалась чья-то массивная тень.

Лакр с воплем отшатнулся, когда ему на голову свалилось что-то увесистое, крутанулся волчком, стряхивая крупного, размером с упитанную кошку, паука. В тот же миг Стрегон полоснул по нему мечом, и поляну огласил пронзительный, отчаянно громкий визг, от которого у братьев заложило уши. Но им внезапно стало не до того, чтобы морщиться или удивляться, что у пауков, оказывается, тоже есть голос. Потому что с соседнего дерева неожиданно посыпался настоящий дождь из мохнатых тел. А следом за ними, вторя отчаянному воплю погибающего детеныша, откуда-то сверху донесся глухой утробный рык, при звуках которого у Стрегона что-то противно сжалось внутри.

— Мамаша, — звучно сглотнул Лакр, во все глаза уставившись на выскочившую из-за зеленых крон массивную тушу. — Кажется, это пришла их мамаша. И вот теперь нам точно крышка…

ГЛАВА 6

Паучиха была настолько большой, что с трудом помещалась на собственной паутине. Казалось, под ее чудовищным весом деревья вот-вот сломаются, а кружевная сеть прогнется до самой земли. Однако нет — ветки все-таки выдержали. Да и самка, как оказалось, не зря выбрала именно это место для кладки: у местных палисандров и громадных сосен запас прочности оказался таким, что пауки оказались им нипочем.

Наемники внутренне содрогнулись при виде мощного бочкообразного тела, восьми многосуставчатых лап, с чьей помощью паучиха легко скользила по деревьям. По достоинству оценили подвижность, с которой передвигалась эта огромная тварь. И успели подумать, что ее будет трудно завалить простым оружием. Впрочем, до этого дело могло и не дойти, потому что в этот же самый момент молодые пауки с такой прытью начали сыпаться им на головы, будто с появлением матери всерьез заопасались остаться без обеда. И было их настолько много, что это просто не укладывалось в голове. Хотя если учесть, что даже обычная паучиха способна отложить до сотни яиц в одной кладке, то…

От последней мысли Лакру стало нехорошо.

При виде новой напасти перворожденные выхватили клинки, оттеснив смертных в сторонку и создав между собой и тварями настоящую стальную стену. Воздух мгновенно наполнился свистом, хрустом разрубаемых тел и скрежетом, с которым хитиновые пластины неохотно поддавались эльфийской стали. Разрубленные и сброшенные наземь пауки пронзительно визжали, захлебываясь собственной слизью, безуспешно пытались подняться, а затем с остервенением устремлялись обратно, пытаясь любой ценой добраться до вожделенной добычи. Они ползли, волоча за собой вывалившиеся внутренности, упорно старались дотянуться хотя бы до забрызганных кровью сапог… погибали, естественно, потому что эльфы никому не давали второго шанса. Но сверху напирали все новые и новые твари. Причем так настойчиво, как будто их подгоняло нечто гораздо большее, чем обычный голод.

Стрегон только мельком глянул в сторону перворожденных и облегченно вздохнул: кажется, наниматель превосходно позаботится о себе сам, да еще и их прикроет, если потребуется. Не зря же говорят, что эльфы — непревзойденные бойцы. А эти трое сполна оправдывали славу изумительных мечников, поскольку без особого труда умудрялись держать на расстоянии такое количество пауков.

Успокоившись насчет тыла, Стрегон с готовностью обернулся к мамаше, ожидая от нее неприятностей, однако та, что удивительно, не спешила нападать. Просто внимательно следила, как остроухие стремительно сокращают численность ее отпрысков. И не вмешивалась все то время, пока эльфы усеивали землю визжащими, бьющимися в судорогах телами, отшвыривали прочь шевелящиеся обрубки и попутно изящно материли ее голодное, нетерпеливое и очень многочисленное потомство. А пошевелилась лишь тогда, когда на кронах соседних деревьев с тихим шелестом раздвинулась густая листва и оттуда взамен уже спустившихся с деревьев и по большей части погибших пауков начали выглядывать сотни и тысячи любопытных мордочек.

— Матерь божья… Да сколько же их тут? — приглушенно ахнул Лакр, поняв, что на ветвях, искусно скрываясь в листве, притаилась целая армия восьминогих тварей.

Стрегон беззвучно ругнулся, с тоской понимая, что они, пытаясь избежать одной напасти, вляпались в другую. И что выбраться без потерь с этой проклятой поляны, которая кишмя кишела голодными тварями, им вряд ли удастся. Торково копыто… Кажется, Белик завел их прямиком в ловушку, тогда как сам ловко ушел из-под удара, оставив их разбираться с этой напастью один на один. Интересно, он знал об этом? Или это всего лишь чудовищная ошибка?

Лакр только сплюнул, когда масса проснувшихся пауков нетерпеливо сдвинулась с места. Машинально рассек какую-то особо прыткую тварь, вздумавшую отведать его кровушки. Поморщился от истошного визга. Ногой отбросил вяло трепыхающуюся падаль, а потом расслышал повелительный рык паучихи и понял, что она не вмешивается лишь потому, что дает деткам возможность поохотиться, позволяет нападать на беспомощную, глупую, но очень удачно зашедшую в гости добычу, которой хватит далеко не всем.

Он так увлекся завораживающим зрелищем приближающейся живой лавины, до того проникся ужасающей красотой этой картины, так ярко представил себе, как эта шевелящаяся масса сейчас накроет их с головой, вонзая тысячи жвал и раздирая их тела на миллионы кусочков, что не сразу обратил внимание, как в какой-то момент вдруг дернулась и завертелась на своей паутине чудовищная мамаша. Как сухо щелкнули ее жвала, беспокойно шелохнулась передняя пара лап, задергались тонкие усики и тревожно выскочило из брюшка ядовитое жало. Но потом услышал еще один, гораздо более громкий, чем в первый раз, рев и неожиданно осознал, что ошибся в выводах, считая главной в этой большой семье громадную мамашу. А когда жуткий звук, в котором смешался волчий вой, птичий клекот и издевательский хохот гиены, раздался вновь, со всей ясностью понял, что самка не просто давала деткам славно отобедать: она ждала к накрытому столу своего чудовищного самца.

— Нам хана, — деревянным голосом сообщил Терг, подметив, как отчаянно заколыхались кроны дальних деревьев. — Теперь, когда сюда спешит папаша, нам точно хана.

— Не хочу, чтобы меня жрал и измазывал слизью какой-то здоровенный восьмилапый паук, — тихо согласился Лакр, краем глаза отметив, что у эльфов слегка поубавилось работы, а пауки, словно по сигналу, отпрянули в стороны. Кажется, мелкота решила не мешаться под ногами у родителей? — Торос, самец твой, а я возьму на себя «девушку». Все-таки женский пол в моей компании — гораздо более естественное зрелище, нежели что-то другое.

— Жаль, что этим зрелищем ты не успеешь насладиться, — огрызнулся южанин, пытаясь стряхнуть с сабель густую паучью кровь.

— Да и ты, как мне кажется, не сумеешь позлорадствовать…

Тем временем рев самца неожиданно взвился до небес, отчего самка нервно заозиралась, а ее детки совершенно отчетливо попятились, стремясь как можно скорее взобраться обратно на деревья. Мгновением спустя подозрительно громко хрустнула подломившаяся под огромным весом сосна, негодующе заскрипели столетние палисандры, застонала от натуги потревоженная паутина. Наконец откуда-то сверху с поразительной скоростью и просто фантастическим проворством спрыгнула гигантская, совершенно невероятная по размерам туша, рядом с которой даже мощная самка смотрелась как-то мелко. А потом огромный самец заметался среди натянутых по низу нитей, беспрестанно вопя и безжалостно обрывая концы любовно сплетенной сети, словно обезумев от ярости. Или же… от боли?

Терг звучно сглотнул, абсолютно не представляя, что они смогут сделать с подобной тварью, но паук, не обратив внимания ни на людей, ни на подругу, ураганом пронесся по поляне, не слыша предупреждающего ворчания самки и не замечая, что испуганно разбегающиеся в стороны детеныши гибнут под его лапами целыми десятками. Паутина в тех местах, где он умудрялся ее задеть, опасно натягивалась и ощутимо трещала, грозя вот-вот порваться. Верхушки соседних деревьев склонились чуть ли не до земли, до последнего сопротивляясь тяжелому весу. При виде неистовства самца даже воинственно настроенная самка тревожно попятилась. Однако ее это не спасло: в какой-то момент паучище неловко зацепил одну из нитей, едва не прилипнув к клейкой поверхности, не удержался на повороте и, задев подругу, едва не сшиб ее на землю. После чего получил молниеносный ответный удар жвалами в грудь и заметался по поляне с удвоенной силой, оглашая ее невнятным рычанием и подозрительными хрипами.

Лакр сперва подивился, потому что столь странное поведение, по его мнению, было нетипично для таких тварей, но потом ему стало не до размышлений — он наконец понял причину беспокойного поведения самца. Вернее, увидел крохотную, едва заметную фигурку, сидящую на его волосатой спине и остервенело вонзающую в узкую щель между хитиновыми пластинами иссиня-черный клинок, по которому то и дело пробегали зеленоватые искры.

— Белик! — дружно ахнули воины, а Тирриниэль ошеломленно поднял голову. — Ты что делаешь?!

Но Белка даже не обернулась: вцепившись в паучий загривок чуть ли не зубами, она с силой ударила снова и зло искривила губы, когда самец вздрогнул всем телом и в который раз хрипло заверещал. Затем выхватила из-за спины еще один меч, на котором ядовитым пламенем вспыхнули эльфийские руны, и, уцепившись за какой-то нарост, соскользнула вниз. Но не упала, несмотря на то что гигантский паук, обезумев от боли, начал сшибать вековые сосны. Она просто повисла на одной руке, уподобившись дерзкой пиявке. Наконец перехватила родовой клинок поудобнее и, улучив момент, с размаху вогнала в единственную по-настоящему уязвимую точку — прямо у основания головы, слева. Как всегда делала с тварями Проклятого леса.

Паук хрипло вскрикнул, споткнулся. Лапы его подогнулись, заставив толстое брюхо вспахать рыхлую землю. Почти в тот же миг он начал заваливаться, выворотив с корнем какой-то пень. Едва не затоптал ошеломленно замерших людей и нелюдей, а потом развернулся и буквально прыгнул к растерявшейся от неожиданности самке. То ли за помощью, то ли от отчаяния, то ли ища спасения в липкой, потревоженной, но все еще опасной для чужаков паутине.

Самка не успела отреагировать на этот странный маневр и не сумела увернуться, когда разогнавшийся самец влетел в нее всем телом. Мощным ударом ее буквально вынесло на край поляны, опрокинуло навзничь и отбросило далеко от незваных гостей. Однако от этого рывка и Гончая не удержалась — изрыгнув страшные проклятия, все-таки сорвалась со скользкой спины издыхающего паука и, выругавшись снова, невесомой ласточкой улетела вперед. Прямо на звучно щелкнувшую жвалами самку.

— Бел! — тихо ахнули эльфы и, позабыв обо всем на свете, в едином порыве бросились на помощь.

Стрегон, к своему немалому удивлению, тоже от них не отстал. А вместе с ним слаженно рванули и остальные, не успев даже подумать, зачем и почему это сделали. Белка же, сумев в последний момент поджать под себя ноги и извернуться, перехватила бешено щелкающие жвала одной рукой, а второй с силой оттолкнулась. Взлетела в воздух повторно и вполне удачно приземлилась. Правда, не в жадно распахнутую пасть, как подумали всполошившиеся эльфы, а точнехонько на загривок неловко упавшей самки.

Рухнув на нее плашмя, Гончая намертво вцепилась в хитиновые наросты и перевела дух, торопливо нащупывая ногами опору. Затем коротко оглянулась, ища растерявшихся спутников (не задело ли, пока она тут объезжала паучка?), но обнаружила всех девятерых бегущими навстречу и глухо застонала:

— Дураки… Назад, кому сказано!

Да только они, к несчастью, не услышали. И кажется, даже не заметили, что с Гончей все в полном порядке. А если и заметили, то не остановились, вознамерившись во что бы то ни стало отвлечь на себя внимание твари. Что уж заставило их забыть об осторожности — непонятно. Почему даже рассудительный Тиль отбросил в сторону свойственную ему разумность, непонятно вдвойне. Но факт в том, что они в тот момент как с цепи сорвались и, вопреки всем разумным доводам, дружно накинулись на пришедшую в себя паучиху.

Причем поначалу им даже везло: пока она поднималась, Тиль и Лан, проскользнув под огромными жвалами, с трудом, но смогли подрубить одну многосуставчатую ногу, заставив самку пошатнуться. Только вот паучиха от этого взъярилась еще больше. Стрегон и Лакр в это же самое время с ожесточением взялись за другую ногу. Брон, Терг и Ивер нацелились на третью, а Картис попытался достать до относительно мягкого брюха, где хитин с виду был тоньше и уязвимее, чем, скажем, на боках.

Однако, как оказалось, он жестоко ошибся, потому что громадная самка везде была защищена одинаково хорошо, за исключением нескольких точек, так что даже эльфийские клинки не причинили ей особого вреда. Зато, обезумев от ярости, она ответила на атаку настолько стремительно и точно, что замешкавшегося эльфа буквально вышвырнуло с поляны. А стоявшему рядом с ним Брону досталось так, что от сочного хруста, с которым ее жвала распороли его бедро, казалось, заложило уши. После чего паучиха еще и толкнула его в грудь, заставив пролететь добрые два десятка шагов, проломив густой куст храмовника. Наемник, потерявший сознание, со всего маха ударился о сосновый ствол, по которому беззвучно сполз на землю и подозрительно затих.

Секунду спустя от неистово мечущейся самки отпрыгнул, тряся окровавленной рукой, Лакр. Затем выпал из схватки Терг, получив скользящий удар по голове и едва с ней не расставшись. Потом чуть не попался Лан. Следом за ним некстати оступился Ивер, но Стрегон вовремя выдернул побратима из-под удара ядовитого жала, так что тот почти не пострадал.

А вот Белка из-за их вмешательства чуть не свалилась на землю. С чувством помянув про себя самоуверенных болванов, не дающих ей закончить грязную работу, она с трудом дождалась, пока самка ненадолго остановится. Выхватила из-за пояса подарок Крикуна и, мысленно возблагодарив старого друга за заботу, с силой всадила вороненый клинок в узкую щель между хитиновыми пластинами по самую рукоятку.

От боли самка пронзительно взвизгнула, но почти сразу споткнулась и буквально рухнула на неподвижное тело самца. Белка, хищно сверкнув глазами, тут же перелетела через ее голову, умудрившись прямо на ходу выдернуть из убитого паука свои парные клинки. Ловко перекувырнулась, вскочила, намереваясь добить живучую гадину. Но увидела, что та уже проворно развернулась, готовая к новой атаке, и зло оскалилась в ответ.

Гончая не учла только одного. И лишь об одном не успела подумать, когда буквально по секундам вымеряла скорость последнего рывка, потому что слишком привыкла к тому, что ее приказы исполнялись безукоризненно точно. И не сразу увидела, как под ноги раненой твари в последний момент метнулось чье-то гибкое тело, которое обозленная до предела, смертельно раненная, но еще не потерявшая сноровки паучиха с легкостью перехватила прямо в полете, играючи подбросила передними лапами, а потом раздраженно щелкнула челюстями, намереваясь перекусить пополам.

Тиль…

Белке потребовалась лишь доля секунды, чтобы осознать свой промах и глухо застонать от отчаяния, а затем сигануть с места в гигантском, просто невозможном прыжке, чтобы успеть выбить из паучьих лап остроухого дурака, а потом самой взвыть, когда на ее талии сомкнулись чудовищные челюсти.

— Бел! — горестно ахнул Стрегон, когда она в последнем усилии замахнулась мечами, которые так и не пожелала выпустить из рук. — Зачем?

Вместо ответа Гончая вонзила родовое оружие в неподатливое паучье тело и что-то сдавленно прошептала. Эльфийские клинки тонко зазвенели, а затем, распоров потемневшее небо двумя серебристыми молниями, буквально взорвали массивное тело твари изнутри, забрызгав поляну едкой слизью, едва не ослепив братьев и окатив их жгучими искрами исконно эльфийской магии. Впрочем, магия эта быстро угасла, оставив после себя лишь клочья жирного пепла, стойкий запах гари и мерзкий привкус на губах, от которого хотелось поскорее избавиться.

От удара паучью голову с зажатой в челюстях Белкой отбросило далеко в сторону. Несколько раз перекувырнуло в воздухе, затем протащило по земле, покрыв устрашающей маской из крови, обрывков ткани, иголок и прилипших листьев. Голова зацепилась о какой-то валун, с гулким стуком перевернулась и только тогда остановилась. В этот же момент обезглавленное паучье тело окончательно осело на горящую землю. Благородная эльфийская сталь погасла. Поляна погрузилась в оглушающую, какую-то мертвую тишину. А в этой тишине, словно нелепый дождь, с деревьев, как в дурном сне, посыпались моментально издохшие пауки.

На какое-то время лес пугливо притих, словно страшась нарушить воцарившееся молчание. Птицы замолчали. Звери, если кто и был поблизости, предпочли затаиться. Чудом уцелевшие люди растерянно опустили руки, глядя на неподвижное тело под ногами, а Лан и Картис оказались ошеломлены настолько, что лишь через несколько секунд смогли издать слаженный стон и, в ужасе переглянувшись, прошептать:

— Сэилле…

Владыка Л’аэртэ не двигался и, кажется, едва дышал. Паучиха зацепила его когтем, играючи распоров куртку, сорочку, кольчугу и половину груди вместе с ними. А потом его отбросила из-под смыкающихся челюстей Белка, благодаря чему царственный эльф хоть и потерял сознание, но все еще был жив.

— Темная бездна… — Ланниэль горестно застонал, когда упал возле повелителя на колени и с ужасом увидел на его груди глубокую, обильно кровоточащую рану.

Картис пошатнулся от ужасной мысли, с тревогой следя за повелителем, пока молодой маг торопливо отдавал ему свои силы. А затем подошел, со стыдом опустив голову, и обреченно протянул руку:

— Возьми мои.

— Ты еще можешь понадобиться, — мотнул головой Ланниэль. — Если я не справлюсь, ты его защитишь и поможешь. Наших сил слишком мало для него. Но я постараюсь… сделаю все, что смогу… Посмотри, как там Бел, ладно?

Стрегон стремительно повернулся в сторону паучьей головы, под которой почти не виднелась хрупкая фигурка Белика. Только испачканные и порванные сапожки выглядывали из-под тяжелой туши да неимоверно бледное, нетронутое смертью лицо: красивое, утонченное, изящное. Он уже видел: мальчишка не дышал. Вернее, вообще не шевелился, но не оттого, что мешала дикая тяжесть на животе, а потому, что острые жвала прошили его тело насквозь, после чего чудовищная голова еще и вдавила в землю так, что мальчишка буквально увяз в собственной могиле.

— Гляньте, что там с Броном, — внезапно севшим голосом велел вожак, с трудом заставив себя отвести взгляд.

Терг почти бегом кинулся к раненому. По пути сперва осторожничал, не до конца веря, что со смертью родителей остальные пауки испустили дух, однако твари никак не отреагировали на его тяжелую поступь — не пошевелились, не пискнули и даже не огрызнулись.

Добравшись до побратима, Терг нахмурился: у того оказалась скверная рана. Паучиха разодрала бедро почти до кости, мышцы были повреждены столь сильно, что вряд ли Брон когда-либо сможет нормально ходить. К тому же наемник, при всех своих способностях, до сих пор не пришел в себя и выглядел едва ли не бледнее Белика.

Терг сжал челюсти, торопливо перетягивая изувеченную ногу побратима собственным ремнем. Затем отыскал в карманах и разжевал несколько полезных травок, которые могли бы тому помочь. Аккуратно, но быстро перевязал. Наконец осторожно поднял напарника с земли и перенес на поляну, где уложил на листву под относительно целым деревом, заботливо закрыл плащом и только после этого сухо отчитался Стрегону.

Полуэльф, взглянув на раненого и убедившись, что Терг действительно сделал все, что мог, так же сухо кивнул. Одновременно с этим проследил, как Лакр торопливо перевязывает себе руку, а Ивер, болезненно морщась, осторожно вытирает окровавленный висок. При виде настороженно озирающегося и практически невредимого Тороса удовлетворенно хмыкнул. Убедился, что наниматель тоже жив и окружен заботой сородичей, на лицах которых отчаяние сменилось облегчением. Потом тяжело вздохнул и, скрепя сердце, подошел к неподвижно лежащему Белику.

Какое-то время он пристально всматривался в безусое лицо, с затаенной надеждой выискивая признаки жизни. Со странным чувством смотрел на плотно закрытые веки, за которыми не угадывалось никакого движения. Следил за упавшей на губы травинкой, стараясь уловить хоть малейшее шевеление, которое подсказало бы, что мальчишка еще дышит. Несколько ударов сердца напряженно ждал, но потом с новым вздохом опустился на корточки и протянул руку:

— Эх, Бел…

— Стой! — хриплым шепотом велели ему со спины, и Стрегон изумленно обернулся. Пришедший в себя Тирриниэль — бледный, измученный и едва живой — с немалым трудом поднялся с земли. — Не трогай его!

Наемник совсем оторопел, когда эльф, буквально умиравший минуту назад, упрямо выпрямился, а затем, пошатываясь, сделал несколько безумно тяжелых шагов и решительно оттолкнул чужую руку.

— Не трогай, — повторил устало, падая возле невестки на колени и с силой зажимая окровавленный бок. — Никогда его не трогай… если хочешь жить.

— Сэилле? — непонимающе переспросил Стрегон. — Вам надо отдохнуть и перевязать рану… Не следует рисковать.

— Я сказал: вон!

Стрегон, не смея больше перечить, послушно отошел.

— Сэилле! — вместо него горестно воскликнул Картис. — Пожалуйста, позвольте нам помочь… у вас не хватит резерва! Здесь нет источника! И вам нельзя пользоваться магией!

Но Тиль даже головы не повернул — он до рези в глазах всматривался в неподвижное лицо Гончей, как недавно Стрегон. С силой сжал гудящие виски, понимая, что снова рискует, а затем коротко велел:

— Освободите!

Лан и Картис без единого возражения взялись за паучью голову. Дружно приподняли, позволили повелителю вытянуть из-под нее бездыханное тело Белки и горестно вздохнули: на ней живого места не было — изящная курточка оказалась изодрана в клочья, от правого рукава остались одни лоскуты, рука была покрыта засохшей кровью, которая отчего-то растеклась по белоснежной коже странными, причудливыми узорами. На живот вообще было страшно смотреть — кольчуга, которую Белка все же надела, свалялась тугим комком и была порвана сразу в дюжине мест, будто ее ожесточенно жевали. А все остальное настолько вывозилось в грязи, что не представлялось возможности оценить, насколько же серьезно она пострадала.

— Ох, Бел… Сэилле, как он? — не выдержал наконец Лан.

— Сейчас узнаем, — устало отозвался Тирриниэль. — Отойдите. Я не уверен, что малыш будет в состоянии отличить друзей от врагов.

— Может, лучше мне? — робко предложил молодой маг.

— Сиди. Себя сумей на ногах удержать.

— Но вы ранены!

— Ничего. Как говорит наш малыш, авось не помру, — прошептал владыка. — Все-таки у меня шансов побольше, чем у вас двоих, так что не будем рисковать.

Он с тихим стоном наклонился, пережидая боль в сломанных ребрах, скривился, почувствовав, как по телу тоненькими струйками сбегают горячие ручейки, но все равно упорно протянул руку и бережно, самыми кончиками пальцев коснулся щеки Белки.

— Малыш…

Тирриниэль ждал этого, готовился, надеялся, что сумеет выстоять, но даже он не смог сдержать возгласа, когда от мимолетного касания его пальцы пронзила невидимая молния, заставив руку онеметь до самого плеча. На коже Гончей мгновенно вспыхнула сложная вязь узоров, и эльф отшатнулся. Больше он уже ничего не увидел, потому что мир внезапно вспыхнул изумрудным пламенем и исчез, оставив после себя лишь звенящую пустоту в душе, смутную боль от ощущения одиночества и странное чувство, что это когда-то уже было.

Никто и ахнуть не успел, как Белка распахнула глаза и вскочила с земли в неимоверно быстром, поразительно мощном прыжке. С лютым рычанием отшвырнула склонившегося эльфа, играючи опрокинув его навзничь. Придавила для верности тяжело вздымающуюся грудь и, стиснув одной рукой глотку, второй молниеносно выхватила нож. После чего хищно оскалилась и буквально вонзила лютый взгляд в его побледневшее от боли лицо.

Стрегон вздрогнул, не найдя в позеленевших радужках хотя бы проблеска разума. Краем глаза подметил, как попятились побратимы, инстинктивно пряча взгляды, а руками непроизвольно нашаривают рукояти мечей. Потому что в этот миг их юный проводник, умеющий парой слов развеселить даже самого серьезного человека, вдруг превратился в настоящего зверя.

При виде этих бешеных глаз полуэльф некстати подумал, что вполне мог бы сейчас лежать на месте Тиля. А еще через миг со всей ясностью осознал, почему в ту ночь у могилы далекого предка получил тот предательский удар. Кажется, теперь он понимал, почему задорный сорванец просил не трогать его руками… Боже, это было действительно страшно!

— Бел, это я, — хрипло прошептал Тирриниэль, чувствуя, как безвозвратно теряет себя, но не делая попыток вырваться из стальной хватки. — Это всего лишь я… Ты меня не узнаешь? Малыш, остановись, прошу тебя…

Белка тихо заурчала, подражая кровной сестре. Затем стремительным движением наклонилась ниже, обдав темного эльфа ароматом эльфийского меда, от которого его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Странно наклонила голову, всмотрелась. Наконец в изумрудных глазах промелькнула слабая тень узнавания, удивление, а потом — и первая разумная мысль.

— Тиль?!

— Я, малыш, — с невыразимым облегчением выдохнул раненый эльф. — И я рад, что с тобой все в порядке.

Белка вздрогнула и внезапно опомнилась. Осознала себя сидящей на груди бледного до синевы остроухого свекра. Затем увидела свою руку, на которой все еще полыхала зелеными огнями эльфийская магия, и с тихим проклятием отпрыгнула в сторону, лихорадочно заозиравшись в поисках хоть какого-то убежища. Наконец забилась под первый попавшийся куст, сжалась в комок, крепко зажмурилась и застыла, проклиная все на свете и упорно гася рвущуюся наружу силу, с которой никто из присутствующих был не способен совладать. Ее сотрясала крупная дрожь.

Владыка Л’аэртэ обессиленно прикрыл веки, силясь унять бешеный галоп взбунтовавшегося сердца. Пытаясь не вспоминать то, что видел, и не думать о том, что могло бы быть, если бы не сын, не его перстень, не ее нежелание… Боги, какой же был соблазн — просто коснуться, вдохнуть поглубже, замереть, наслаждаясь незаслуженной близостью! Как трудно это перебороть, как хочется потянуться навстречу, надеясь и боясь одновременно…

Он с трудом заставил себя выбросить из головы непрошеные мысли. Пинком затолкал недостойные эмоции поглубже, с силой сжал челюсти и едва не взвыл от упорного желания шагнуть за ней следом. Ведь несчастная девчонка, обретшая по вине его старшего сына ужасающую силу, ничем не хотела его задеть. И сейчас до крови кусала губы, ненавидя себя за то, что натворила в беспамятстве.

— Бел? — наконец прошептал он, когда смог нормально вздохнуть.

— Прости… Прости, Тиль, я не хотел! Ты же знаешь, что этого нельзя делать… Зачем, ну зачем ты рисковал?

— Я беспокоился.

— Проклятье! — простонала Белка, постепенно усмиряя вышедшую из-под контроля магию. Стиснула пальцами виски, уткнула нос в колени и повторила: — Проклятье! До чего мне все это надоело!

Ланниэль, спохватившись, кинулся поднимать повелителя с земли, а Картис направился к сидящей на земле Гончей, благоразумно остановившись в нескольких шагах от нее.

— Бел, все хорошо. Он сильный. И руки у тебя уже не светятся… Бел?

— Как же я ненавижу эти руны! Столько лет, столько проклятых лет…

Она на миг сжалась в крохотный комочек, словно хотела отсюда исчезнуть, напряглась, задрожала, но потом вдруг выпрямилась. Словно заметила наконец неловко переминающегося эльфа, вспомнила про остальных, кто до сих пор не мог поверить в ее неожиданное воскрешение. Решительно стряхнула мимолетную слабость и распахнула глаза, где больше не было ни намека на прежний яд. Потом так же упруго поднялась и, сбросив с себя маску озорного мальчишки, отрывисто бросила:

— Тиль, ты ранен?

— Есть немного, — хрипло отозвался владыка эльфов, осторожно перенаправляя в теле основные потоки силы.

Ему быстро удалось остановить кровотечение, уменьшить боль, заставив края раны затягиваться. Но Гончая не стала дожидаться, пока он истощит свои резервы: рывком подняв мешок, она вытащила оттуда драгоценный пузырек с «нектаром» и кинула молодому магу.

— На, хлебни. И этому ушастому герою тоже дай. Потом вотри в кожу вокруг раны и перевяжи. Кого еще задело? Картис?

— Нет. Царапина.

— Стрегон? Терг?

— Брона зацепило, — осторожно подал голос Лакр.

При виде окровавленного тела под деревом у нее опасно похолодел голос.

— Лан, оставь Тиля на Картиса и займись им. Быстро. Мы сильно наследили, поэтому надо убираться как можно скорее. Дай парням по капле «нектара», а Брона смажь так же, как и Тиля. Как придем — сам посмотрю. Рыжий, покажи ему руку. Остальным — собирать вещи и быть готовыми к тому, что до ночи придется бежать. Раненых возьмете на руки и будете сменять друга по мере необходимости. Все, за работу!

Белка окинула потемневшим взглядом разгромленную поляну, убитых пауков, поломанные деревья, щедрые брызги крови на траве, свои отброшенные мощным ударом в сторону мечи… и с трудом заставила себя смолчать. Только хлестнула злым взглядом по хваленым наемникам братства, у которых не хватило терпения просто стоять на месте, и по сконфуженно опустившим головы эльфам, которые не догадались их остановить.

— Живо! — сухо повторила Гончая, прекрасно понимая, что люди слишком ошеломлены случившимся, чтобы повиноваться беспрекословно.

Не обращая внимания ни на кого, она рывком избавилась от нижнего края бесполезной брони. Просто дернула и оторвала, не услышав изумленного вздоха за спиной. Затем сняла с ножен испачканный лоскут, потрогала отчаянно ноющие бока, по которым пришелся удар паука. Незаметно скривилась и обернула лоскутом поясницу, скрыв от посторонних глаз причудливую рунную вязь на обнажившейся коже. Потом схватила перепачканные слизью мечи, резким движением стряхнула с них зеленоватые капли и вернула на законное место. Наконец, так же молча подняла выроненные Тилем родовые клинки и ловко забросила в валяющиеся неподалеку ножны.

— Хорошие у тебя мечи, Тиль…

— Да уж не хуже твоих, — криво усмехнулся Тирриниэль, осторожно ощупывая грудь.

— Идти сможешь? До ночи потерпишь?

— Да. Но потом свалюсь.

— Ничего, — рассеянно кивнула Белка, протягивая ему родовое оружие. — Позже у нас будет время заняться твоей раной и резервом. Главное сейчас — запутать следы. Лан, как у тебя?

— Не больно хорошо, — вздохнул молодой эльф, закончив перевязывать Брона. — Крови потерял много, и нога не выдержит его веса. Но повязка сухая — «нектар» отлично сработал. Да и в себя парень уже пришел. Правда, не знаю, надолго ли его хватит.

Гончая коротко посмотрела в ту сторону, и раненый наемник невольно вздрогнул от непривычно острого, поразительно колючего взгляда.

— Ты идешь вместе со всеми, — холодно сообщила ему Белка, подбирая с земли свои вещи. — Выдержишь мой темп — выживешь. Свалишься — умрешь. Если твой ситт вынесет тебя на руках — выживешь. Бросит — умрешь. Других вариантов у тебя нет. Если дотянешь до вечера, приведем тебя в порядок, но до тех пор терпи и радуйся, что нас еще не вычислили и ты не превратился в обузу. Находись мы в Проклятом лесу, и ты был бы уже мертв.

Братья ошеломленно моргнули. Но маленькая Гончая преобразилась настолько внезапно, что они на какое-то время растерялись. Красивое лицо стало жестким и бесстрастным. Голос — ровным и тихим, с отчетливыми рычащими нотками. Тонкие пальцы, подобравшие с земли какой-то сучок, без особого труда расщепляли столетнюю древесину на отдельные волоконца. А походка из угловатой и резкой вдруг превратилась в мягкую, крадущуюся, кошачью. Белка словно стелилась по земле хищным зверем, готовая в любое мгновение развернуться и сломать чужую шею или вырвать тонкими пальчиками чей-нибудь беззащитный кадык. Она словно стала иной. Чужой. Страшной. Какой-то ужасающе великолепной, какой только может быть удачливая, смертоносная хищница.

— Бел…

— Заткнись, Лакр. У меня нет времени, чтобы препираться. Выбирайте: или вы идете со мной, или дожидаетесь смерти тут. Если предпочтете первое, то сразу предупреждаю — за первое же ослушание убью на месте. И запомните: предупреждаю я только один раз. — Она обвела их неподвижным взглядом, из которого исчезли всякие отголоски чувств. Вынудила отступить на шаг, потому что в этих помертвевших и словно выцветших глазах больше не было ни угрозы, ни прежней ярости… ничего. Только бесконечный холод и стужа. Та самая угнетающая, поистине страшная стужа, которой Гончие всегда отличались от остальных Диких псов. — Дальше вы идете молча, смертные. И вы подчиняетесь или мне, или никому. Сегодня из-за вашей ошибки могли погибнуть все. Вам было велено ждать на месте и не вмешиваться. Вам было велено не лезть туда, куда не прос-сят…

У нее в голосе проступили нехорошие шипящие ноты.

— Но вы подвели меня, люди. И совершили ошибку, за которую в прежние времена я убил бы любого из своих псов. Вы не исполнили то, что было велено. Я недоволен. И я больше не намерен этого терпеть. Тиль!

— Да, Бел, — немедленно отозвался владыка.

— В стае может быть только один вожак. Это значит, что у тебя больше нет права голоса.

— Хорошо. Я понял.

— Картис, ты делаешь только то, что скажу я. Ничто другое не имеет значения.

— Да, Бел. Я не оспариваю твое право.

— Лан, ты следишь за Броном и делаешь все, чтобы он дотянул до вечера.

— Конечно, я постараюсь…

— Ты сделаешь, а не постараешься! — бешено сверкнула глазами Гончая, на мгновение став до боли похожей на свою кровную сестру.

— Конечно, Бел. Я сделаю, — дрогнувшим голосом отозвался эльф.

— Хорош-шо. — Белка неторопливо прошлась вдоль строя оторопевших людей. Затем подчеркнуто медленно обнажила ровные белые зубы и тихо проурчала: — Если еще раз меня подведете, никогда больше не спутаете гнев Гончей с недовольством своих мастеров. Это понятно?

Стрегон замер, ощущая, как истошно вопит об опасности внутренний голос и как дрожит на коже татуировка, словно говоря, что этот странный мальчишка, превратившийся вдруг в свирепого зверя, не лжет. Даже в том, что считает себя способным справиться с двумя полными ситтами.

— Вот так, — прошептала Белка, с удовлетворением увидев промелькнувший в его глазах отголосок первобытного страха. — Почувс-ствовали, что я могу при желании разорвать вас-с на части… и это хорош-шо… Картис!

— Да, Бел, — выжидательно посмотрел на нее эльф.

— Ты поведешь их вперед. Строго на север. Темп — тот, что я показал вчера. Справа от тебя будет неширокая речка — двинешься по ней. Потом будет протока — там и свернешь. На сушу не выходить, кровью нигде не пачкать. За Тиля отвечаешь головой. Лан, на тебе Брон. Стрегон, следишь за своими подопечными, чтобы ничего не напортили. Я нагоню вас позже. Все, свободны.

Перворожденные без тени сомнений похватали вещи и почти бегом кинулись прочь. Потому что это не Белка сейчас говорила, нет. Это грозно ворчала ее кровная сестра на пару с проснувшимся от долгой спячки вожаком Гончих. И возражать этому страшноватому дуэту было не только неразумным, но и крайне опасным занятием.

Стрегон сделал своим знак собираться, но понукать никого не потребовалось: проникшись до глубины души, наемники поразительно быстро похватали все, что могли. Еще раз убедились, что ошиблись в этом скрытном пацане, и поспешили нагнать нанимателя с его притихшими спутниками. Потому что пронизывающий насквозь взгляд, которым одарила их Гончая, не мог не вызывать внутренней дрожи. Это был крайне внимательный и откровенно оценивающий взгляд голодной хмеры, которой Белка на какое-то мгновение действительно стала.

ГЛАВА 7

Речка нашлась именно там, где было сказано, и в течение нескольких часов вела людей и эльфов на северо-восток, а потом разбилась на несколько примерно одинаковых по ширине проток, одна из которых, как и предсказывала Белка, уходила строго на север. Но примерно через час весьма некстати закончилась небольшим болотцем, откуда, в свою очередь, брала начало узкая лента другой реки.

Картис прямо на бегу перепрыгнул из одного водяного рукава в другой. Прошел по краю болота, заставив следующих за ним по пятам наемников вывозиться в грязи чуть ли не до ушей. Тщательно проследил, чтобы следов после них не осталось, убедился, что повелитель пока не собирается терять сознание, и, больше не оглядываясь, упруго побежал дальше.

За Картисом следовал Тиль, по-прежнему оберегаемый Стрегоном и Лакром; за ним — Ланниэль; затем Терг и Торос, поочередно несущие на себе раненого Брона, а замыкал отряд беспрестанно оглядывающийся Ивер, который ни на миг не отнимал указательного пальца от взведенной скобы арбалета.

Они бежали на пределе сил, по щиколотку, а где-то и по колено в воде. В полном вооружении, ежесекундно готовясь встретить на своем пути еще один паучий выводок. Картис гнал безжалостно, словно позабыв про раненого Брона. Мчался так, будто его за пятки кусала свора голодных гиен.

Пока им везло — отряд никто не преследовал. Вода надежно скрывала отпечатки сапог, прятала следы, растворяла капли пота, а иногда и крови.

Примерно через час их нагнал Белик, по-прежнему злой и мрачный, как обманутый демон. Чехол с парными клинками он привычно забросил за спину. Был растрепанным, грязным, покрытым с ног до головы подсохшей слизью, паучьей кровью и Торк знает чем еще. Молчаливый, все так же сверкающий позеленевшими от ярости глазами, при виде которых Терг с содроганием вспомнил смертоносную тварь из Синтара.

Бесшумно вынырнув откуда-то из-за деревьев, Гончая заняла главенствующее положение в небольшой стае. Негромко рыкнула, предупреждая дурацкие вопросы. Убедилась, что ее услышали, и повела провинившихся спутников дальше. А сзади — там, где осталось лежать несколько сотен паучьих трупов, медленно, но верно разгорался пожар, который должен был окончательно уничтожить следы, способные привести сюда не только назойливый хвост Тиля, но и гораздо более опасных гостей, с которыми даже Белка не хотела связываться.

Она отлично понимала, что магию ее мечей Проклятый лес за прошедшие века запомнил хорошо, как запомнили ее и многие из живущих там тварей. Была бы она одна, все оказалось бы намного проще. Но сейчас с ней шли девять самоуверенных дураков, которым не хватило ума дождаться ее возвращения. Девять идиотов, двое из которых являлись изысканнейшим деликатесом для большинства здешних обитателей. И Белка не была уверена в том, что сумеет их уберечь. Но поделать ничего не могла: приходилось бежать, бежать без отдыха, путая следы, пряча малейшие отголоски магии, скрывая отпечатки сапог, растворяя в текущей воде медленно вытекающую из открывшейся раны Брона кровь. И страстно надеяться, что спутники осилят этот сумасшедший темп, который в свое время выдерживали лишь знаменитые Гончие, но которого она просто не могла не потребовать, потому что лишь в этом было их единственное спасение.

Стрегон поостерегся выяснять, зачем Белик спалил паучьи туши, дым от которых был способен привлечь еще большее внимание, нежели следы крови или вмятины от тяжелых сапог. Зачем устроил гигантское зарево, которое было видно чуть ли не от самого тракта, и явно выдал свое местоположение.

Он только взглянул на лицо внезапно преобразившегося мальчишки и прикусил язык, а потом лишь старался выдержать навязанный Гончей темп, который отличался от прошлого раза так же, как спокойный шаг лесника отличается от бега напавшего на след хищника. Как оказалось, тогда Белик бежал далеко не в полную силу. Пожалел спутников. Но теперь, когда угроза стала слишком явной, припустил так резво, что даже тренированные наемники подозрительно быстро выдыхались.

Стрегон лишь молча стискивал зубы, все с большим отчаянием поглядывая по сторонам. И со всей ясностью осознавал: если они не выдержат и отстанут, Белик их бросит; если взмолятся об отдыхе, он презрительно сплюнет и оставит их прямо на звериной тропе; если они не удержат на себе раненого товарища, он безжалостно бросит и его тоже. А если они вдруг взбунтуются или схватятся за оружие, просто остановится на мгновение и убьет. После чего равнодушно отвернется и абсолютно спокойно продолжит свой бег.

Белка же не останавливалась ни на миг. Несколько раз она зачем-то исчезала в лесу, возвращая право ведущего Картису. Затем снова появлялась, озабоченно хмуря брови и, ни слова не говоря, заставляла отряд сворачивать с намеченного пути. Ее ни о чем не спрашивали. Однако внимательные взгляды братьев не раз и не два подмечали алые брызги на ее изорванной куртке, а чуткие ноздри безошибочно распознавали острый запах смерти, идущий от хрупкой и неопасной на вид фигурки, у которой хватило смелости и сил, чтобы недавно расправиться с двумя огромными чудовищами.

Более того, в какой-то момент Стрегон справедливо заподозрил, что они производят немалый переполох среди здешних обитателей. Наверняка звери покрупнее да поудачливее испытывали желание хотя бы мельком взглянуть, что за дерзкие чужаки рискнули без спроса бродить по межлесью. Однако Белка всякий раз меняла маршрут, свирепым рыком подгоняла задыхающихся людей, а сама, если они не успевали, ненадолго задерживалась и в своей манере объясняла голодным соседям, что очень не любит, когда кто-то засматривается на ее стаю с гастрономическим интересом.

Несколько раз братья слышали звериный рев, раздававшийся оттуда, куда уходила Гончая. Иногда в ответ доносился уже знакомый рык костяной кошки, от которого бросало в дрожь. Порой вдалеке падали деревца, хрустел кустарник, кто-то жутковато хрипел и царапал когтями кору. Потом подозрительная возня стихала, неизвестный зверь или убегал, или, испустив последний вздох, вытягивался на земле, не сумев принять верного решения: Белка не щадила никого из тех, кто рисковал бросить ей вызов, — убивала быстро и уверенно, отлично зная, что с наступлением темноты все, кто сопротивлялся сейчас, непременно двинутся по следу.

После полудня она исчезла надолго, не говоря ни слова, не предупредив никого и ничего не пояснив. Просто повелительно кивнула Картису, махнула рукой, обозначив направление, в котором надо двигаться. Затем сдернула с плеч мешок, швырнула его Ланниэлю и, ни на кого больше не посмотрев, растворилась в лесу. А перворожденные только красноречиво переглянулись, прекрасно понимая, что ничего изменить здесь не в силах: Белка, когда превращалась в Ходока, даже для них становилась совершенно чужой. Им оставалось лишь терпеливо ждать, когда она успокоится и пожелает хоть что-то прояснить.

Еще через час чуткий слух Стрегона уловил неясный шум позади и гораздо восточнее выбранной ими тропы. Был бы он простым человеком, вовсе бы не услышал, однако в нем текла кровь перворожденных, да еще особые руны помогали, поэтому встрепенулся он одновременно с эльфами. А спустя несколько минут, в течение которых ни один из отряда не посмел сбавить сумасшедшего темпа, с той же самой стороны донесся истошный, полный боли и неподдельного ужаса визг эльфийского пса, который кто-то грубо оборвал на особенно высокой ноте.

Братья обменялись быстрыми взглядами, но никто не произнес ни слова, когда еще через час Белик все-таки вернулся и окунул окровавленные по самые локти руки в попавшуюся на пути очередную протоку. Брезгливо поморщился при виде безнадежно испорченной куртки, а потом опять исчез среди зелени. Наемники в очередной раз вздохнули и поспешили выровнять шаг, пока сердитый окрик не заставил их сделать это гораздо быстрее.

Ланниэль, скрупулезно исполняя волю вожака, не отходил от Брона ни на шаг. Время от времени трогал пульсирующую жилку на шее раненого, озабоченно хмурился и на вопросительные взгляды Терга все чаще качал головой: Брон слишком долго не приходил в себя. Последние четыре часа его несли на руках, словно драгоценный груз, осторожно передавая друг другу и сменяясь примерно раз в час. Он даже не стонал, не шевелился и не открывал глаз, если побратимы задевали изувеченную ногу. Одно хорошо: «нектар» сумел остановить кровотечение, и Брон больше не терял кровь, однако эликсир с такой скоростью вытягивал из него силы, что молодой маг всерьез опасался за жизнь наемника.

— Как он? — внезапно вынырнула откуда-то слева Белка.

Ланниэль, вздрогнув от неожиданности, торопливо обернулся:

— Плохо.

— До вечера дотянет?

— Не знаю, Бел. Я сделал все что мог.

Она помолчала, а потом просто кивнула и отошла. Какое-то время держалась возле Картиса, о чем-то вполголоса его расспрашивая. Потом оглянулась на Тирриниэля, уловила едва заметный ответный кивок и, коротко бросив ему что-то по-эльфийски, снова оставила их одних.

В какой-то момент небольшая протока, по которой они неслись, как дикие лоси во время гона, стала заметно шире, глубже, темнее. Затем забурлила, будто в период нереста крупной рыбы, с вызовом продемонстрировала мчащемуся по берегу отряду шумные пороги и опять успокоилась, присмирела. Наконец вольготно разлилась в обе стороны полноценной рекой, остепенилась и дальше понесла свои воды неторопливо, гордо, словно не потерявшая былой красоты зрелая женщина.

Белка, безошибочно отыскав единственный на всю округу брод, спрыгнула с невысокого обрыва и велела спутникам готовиться к переправе. В воду зашла первой, взглядом велев эльфам быть начеку, но без приказа на глубину не соваться.

Глубина там, кстати, оказалась небольшой — на середине переправы вода едва доходила Гончей до пояса. Да и течение вроде небыстрое — только закатай штаны и иди. Вот только Белка сперва дошла до присмотренного места сама, а примерно посреди реки зачем-то остановилась. Внимательно осмотрелась, сместилась немного в сторону, для большей устойчивости широко расставила ноги и, высвободив родовые клинки Л’аэртэ, зачем-то надрезала себе кожу на запястье.

В тот же миг вода вокруг нее буквально вскипела. Едва алые капельки коснулись водяной глади, как к ним устремилось такое количество рыб, что спутники ее невольно содрогнулись: от серебристых тел вода просто вскипела. Сама рыба оказалась небольшой, всего-то с детскую ладошку, но было ее так много, словно сюда приплыл целый косяк и зачем-то решил наброситься на вросшую в землю Гончую.

Белка не стала ждать, пока острые зубы вопьются в ее кожу, и с такой скоростью заработала руками, что даже перворожденные не успевали следить за стремительными росчерками эльфийской стали. Казалось, маленькая Гончая превратилась в настоящую мельницу, а ее родовые клинки с тихим пением разрубали кости и прочную чешую, в мгновение ока окрасив воду алыми кругами.

— Вперед! — внезапно рыкнула Белка, на мгновение обернувшись к мнущимся на берегу спутникам. — Живее! На ту сторону! Цепочкой!

Картис, спохватившись, первым кинулся исполнять приказ, потянув за собой Ланниэля и при этом постаравшись оказаться как можно дальше от бьющейся в судорогах рыбы. Он хорошо понимал, что Гончая в очередной раз прикрыла их и намеренно отвлекла внимание на себя.

Стрегон внутренне содрогнулся при виде бурлящей воды. А потом содрогнулся снова, рассмотрев в распахнутых рыбьих пастях острейшие зубы: такими не только кость — стальной гвоздь перекусить можно! А рыб здесь были сотни. Тысячи! Причем большая часть неистово билась внизу, на глубине, и лишь немногие сумели пробиться на поверхность. Если бы не Белик, зубастые твари, учуяв запах крови, в момент окружили бы людей. Прокусили кольчуги, разодрали куртки и жадно вгрызлись бы в живую плоть. Тогда как Бел…

Гончая каким-то чудом держалась.

Братья, выругавшись про себя, со всех ног кинулись следом за эльфами. Напрягая жилы и жутковато хрипя, с проклятьями пересекли покрасневшую реку, боясь даже представить, во что должны превратиться конечности Белика, если от клыкастых чудовищ не спасала даже броня.

Правда, как только тяжело дышащий Ивер выскочил из воды, Гончая попятилась, все еще убивая, а затем небрежно отшвыривая прочь изуродованные тела и пристально следя за рекой, в которой могли скрываться твари, гораздо более опасные, чем эта серебристая мелочь. Однако здешние обитатели не торопились высовываться наружу: то ли далековато ушли и еще не успели почуять, то ли, что вернее, решили не рисковать и, заслышав пение эльфийских мечей, поспешили укрыться на глубине.

Наконец она выбралась на сушу, тяжело дыша и сбрасывая с себя особо настойчивых преследователей. Быстро покосилась на мокрых, растрепанных попутчиков, следящих за ней огромными неверящими глазами. Отцепила от штанины неистово щелкающую челюстями рыбину. Брезгливо сморщилась, когда острый клык длиной с ее мизинец (и откуда у такой мелюзги подобная жуть?!) попытался воткнуться в ладонь, затем безжалостно смяла тварь в кулаке и кинула обратно в реку. После чего стряхнула с оружия налипшую чешую, отбросила со лба мокрые волосы и сухо велела:

— Вперед!

После такого даже Стрегон решил поторопиться, а Лакр, разинувший было рот, так же быстро его закрыл. Только Картис позволил себе беспокойный взгляд, означающий, что он действительно переживает за своего вожака, да Тирриниэль тихо вздохнул:

— Спасибо, Бел, это было очень кстати.

Гончая хмуро покосилась на свои изорванные штаны, от которых теперь остались лохмотья. Выразительно скривилась, заметив, что сквозь прорехи слишком явно просматривалась ее белая кожа, на которой весьма красноречиво выделялся алый узор. Убедилась, что куртка и сорочка выглядят не лучше. Зло сплюнула, потому что переодеваться было некогда и пока не во что. Наконец обмотала спину остатками ткани с ножен, чтобы ни одна из смертоносных рун не мелькнула на свету, и дала отмашку двигаться.

После реки Стрегон отметил, что их сумасшедший бег немного замедлился, и счел это хорошим знаком, потому как вовсе не был уверен, что дотянет до вечера. Сердце колотилось уже в ушах, воздуха постоянно не хватало, одежда намокла так, что можно выжимать, и оставшаяся позади река была здесь совершенно ни при чем. Он хорошо знал, что уже давно бежит на пределе своих возможностей. Понимал, что еще никогда в жизни так не выкладывался. И вздохнул с непередаваемым облегчением лишь тогда, когда вожак ощутимо замедлил шаг, давая спутникам время восстановиться.

О том, как эту гонку выдерживал сам Белик, братья старались не думать: после пауков, многочисленного зверья, после речки этой проклятой, наконец, мальчишка все еще выглядел как взведенная скоба арбалета. Его движения по-прежнему оставались плавными, отточенными и экономными. Грудная клетка вздымалась ровно. Сильные ноги несли его вперед легко, словно и не было этого дикого кросса, не было ран, этой бешеной спешки и отчетливого страха за жизнь более слабых спутников.

Ближе к вечеру Стрегон заметил, что Белик начал все чаще оборачиваться и все ближе держаться к их нанимателю. Незаметно присматривал, оценивал, следил и как будто ждал, когда у того закончатся силы. Брон так и не пришел в себя с тех пор, как в последний раз Ланниэль заставил его напиться. А вот Тиль по-прежнему бежал сам, с обманчивой легкостью сохраняя навязанный темп. Он ни разу не пожаловался, не попросил снисхождения или сочувствия, просто бежал так, как требовала от него маленькая Гончая, и выглядел очень неплохо для существа, которому этим утром распороли грудь. Его лицо по-прежнему оставалась бесстрастным, холодный блеск глаз мог замораживать океаны, на корню пресекая сомнения в его железной воле. Однако взгляд Белика становился все тревожнее и все дольше задерживался на его посеревшем лице. Особенно когда эльф стал дышать с перерывами и впервые задень опустил потухший взор в землю.

Знакомую зеленую стену наемники встретили с таким облегчением, словно родную мать увидели после долгой разлуки. Они с трудом остановились, хватая ртами воздух, и ни капли не удивились, когда под властным взглядом Белика колючие ветви и покрытые ядовитыми капельками шипы подались в стороны. Без тени сомнений забрались внутрь, не обращая внимания на подозрительно шевелящиеся лианы. Доползли до благословенной поляны и, едва дождавшись разрешающего кивка, в изнеможении свалились на землю, потому сил ни у кого из них больше не было.

Перворожденные тяжело рухнули рядом, не стесняясь показать, что и им этот сумасшедший кросс дался нелегко. Один только Тирриниэль не позволил себе слабости — окинув снисходительным взглядом измученных спутников, он шагнул на мягкую траву, увидел древний ясень. Как-то странно улыбнулся, словно встретил старого знакомого, глубоко вздохнул и… только тогда начал заваливаться на землю.

— Тиль! — Белка, ожидавшая этого еще два часа назад, быстрее молнии метнулась от закрывающегося прохода. Уверенно подхватила под руки, осторожно придержала. Затем бережно уложила на землю, торопливо сдернула с себя изорванные в клочья перчатки и потянулась к своему мешку. — Лан! Живо ползи сюда! Картис! Разводи огонь и вари свои травы… только чтоб без дыма! Лан, возьми у меня второй пузырек с «нектаром» и займись Броном, пока он не помер. Вотрешь в рану столько, сколько она возьмет! Потом капнешь всем во фляги и заставишь выпить до дна! Тем, кто не ранен, по две капли, Лакру — три, Брону — пять, себе и Картису — по восемь. Для Тиля в отвар, который сделает Картис, добавишь двенадцать, понял?!

Картис, позабыв про усталость, без лишних слов помчался выполнять приказ, благо котелок они не потеряли, а холодный родник в местах мира имелся всегда.

— Лан! Торк тебя возьми! Ты меня слышишь?!

— Да, — сглотнул молодой маг, запоздало сообразив, что повелитель снова качается на самом краю.

Однако ослушаться не посмел: изнемогая от усталости, все же потащился за бесценным пузырьком, достал его дрожащими пальцами. Испуганно покосился на едва дышащего лорда и торопливо пополз к Брону, чтобы дать ему крохотный шанс на выживание. Точно так же, как Гончая собиралась дать этот шанс темному владыке.

Успокоившись насчет остальных, Гончая пристально всмотрелась в лицо Тиля и покачала головой. Упрямец… И ведь не сдался. Сам бледен до синевы, наверняка все резервы исчерпал до дна, чтобы не превратиться в обузу. Молчал всю дорогу, как гном под пытками, и только теперь окончательно свалился.

— Ох, Тиль…

Белка смахнула с его лица черную прядь, стараясь не потревожить искусно наведенную личину. Тяжело вздохнула при виде резко заострившихся черт и совершенно бескровных губ. Мельком заглянула в потухшие глаза, где почти не осталось жизни. А затем ножом разрезала мокрую от крови сорочку и насквозь пропитавшуюся повязку.

Стрегон только охнул, когда увидел на теле эльфа длинную безобразную рану, протянувшуюся от грудины до самой подмышки — неровную, ужасающе глубокую, с обломками разрубленных ребер и крупными багровыми сгустками, которые от легчайшего прикосновения Гончей начали с мерзким хлюпаньем вываливаться наружу. У костра горестно застонал Картис, смертельно побледнел Ланниэль, но Белка сделала знак не вмешиваться, и они остались на своих местах. Потом она так же бережно освободила Тилю грудь, вытряхнула из пузырька щедрую россыпь янтарных капелек, которыми с ней некогда поделилась кровная сестра. Мысленно вздохнула и принялась сноровисто втирать в уродливую рану, стараясь как можно быстрее наполнить ее целительным «нектаром».

Тирриниэль вздрогнул всем телом, когда ее руки коснулись кожи, но в себя не пришел. А братья лишь сейчас окончательно осознали, насколько же сильно он рисковал ради Белика. Они не знали, чего ему стоило держаться наравне со всеми. Не догадывались, сколько усилий пришлось приложить, чтобы за весь день не издать ни единого стона и выдержать поистине безумную боль, которая от каждого движения становилась все мучительнее. Быть может, только Белка и понимала, что ему пришлось сегодня перенести. Ланниэль смутно догадывался, насколько выложился за этот день его немолодой повелитель. И сейчас молча плакал, страшась, что от этой раны он уже не оправится.

— Ты сильный, Тиль, — тихо прошептала Белка, закончив с «нектаром» и ласково погладив растрепанную шевелюру эльфа. — Я знаю, что ты сильный. Весь твой род такой, до самого последнего мужа. Ты молодец, остроухий. Справился, не подвел меня… Держись, Тиль. Я рядом и не позволю тебе умереть…

Ланниэль заметно вздрогнул, когда она стремительно нагнулась и прижалась щекой к его неподвижной скуле.

— А теперь дыши, эльф, — снова шепнула в остроконечное ухо, чуть отстранилась и тихонько выдохнула. — Дыши глубже… Забирай!

У владыки Л’аэртэ едва заметно затрепетали ноздри, с жадностью втягивая аромат эльфийского меда с примесью восхитительно чистой, буквально бьющей ключом магии, которую эта дивная женщина умела хранить в себе, как в божественном сосуде. Даже будучи без сознания, эльф нетерпеливо потянулся навстречу, всем существом чувствуя, что этот аромат сулит ему жизнь, почти мгновенное восполнение резерва, избавление от ран, новые силы, долгожданный отдых и… блаженство. Настоящее блаженство оттого, что она просто позволяла зарываться лицом в свои волосы и жадно вдыхать прятавшуюся внутри ее тела мощь.

Эльф тихо застонал, сквозь забытье чувствуя, как быстро возвращает его к жизни эта восхитительная женщина. Под ошарашенными взорами смертных выгнулся навстречу, с поразительной быстротой заживляя страшную рану. Жадно задышал, стараясь не упустить ни крохи вливающейся в него силы. Но лишь когда его дыхание выровнялось, Белка слабо улыбнулась и, переведя дух, ласково повторила:

— Дыши…

Ланниэль благодарно прикрыл глаза, хорошо понимая, как трудно ей было решиться даже на такую малость. Но при этом точно знал: Белка слишком ценит вновь обретенную семью, чтобы позволить кому-то ее разрушить. Да, она безжалостно гнала их вперед, пинками придавая ускорение, но лишь для того, чтобы сейчас, оказавшись в безопасности, вырвать из рук Ледяной богини сразу две уходящие жизни: серьезно пострадавшего Брона, который выглядел гораздо лучше, чем час назад, и погибающего от истощения мага, который все свои силы сегодня истратил на то, чтобы удержаться на этом свете хотя бы до вечера.

— Хорошо, — снова улыбнулась Белка, ненадолго приложив ладонь к бурно вздымающейся груди эльфа. Потрогала свежий шрам, проверила целостность ребер и только тогда отодвинулась, не слишком уверенная в том, что не перестаралась. А потом тихонько позвала:

— Ти-и-иль?

Эльф не пошевелился.

— Хватит прикидываться — я знаю, ты уже пришел в себя. Эй, ушастик, ты как?

Владыка Тирриниэль раскрыл внезапно заалевшие, пышущие жаром глаза и улыбнулся.

— Живой. Хотя на какой-то миг показалось… — Он глубоко вздохнул. — Спасибо, Бел.

Гончая только кивнула:

— Отдыхай. Какое-то время на восстановление понадобится даже тебе. Картис, что там с отваром?

— Почти готов, — отозвался заметно повеселевший эльф.

— Хорошо. Сделайте, как я велел, и тогда они восстановятся гораздо быстрее. Лан?

Молодой маг со вздохом поднял голову.

— Нормально. Но глянь лучше ты: вдруг я что-то упустил?

Белка подошла и на мгновение заглянула в бледное лицо Брона. Тот уже открыл глаза, с изрядным удивлением следя за тем, как под руками эльфа с помощью чудодейственного «нектара» его рана приобретает вполне сносный вид. Жглось, конечно, безумно, но за такую скорость заживления он был готов стерпеть и худшее.

— Хорошо, — хмыкнула Белка, убедившись, что все сделано правильно. — Брон, что чувствуешь?

— Щиплет, — хрипло отозвался наемник.

— Так и должно быть. Сегодня ногу больше не тревожь. Только до кустов допрыгаешь и обратно. Тогда к утру она заживет полностью, и мне не придется оставлять тебя здесь. Перевязывать тоже не надо: пленка сама сойдет, когда в ней не будет надобности.

Брон быстро огляделся, сообразив, что большую половину дня самым неприличным образом пропустил. Мельком глянул на измученных побратимов. Покосился на окровавленную сорочку Тиля, на растрепанный вид Белика, на практически выдохшихся эльфов, а потом покачал головой:

— Знаешь, Бел… если бы мне кто сказал, то я бы, наверное, не поверил.

— Ничего, — усмехнулась Гончая. — С первого раза никто не верит. Хорошо, что жив остался, а то мне бы потом не хватало твоей кислой морды.

— Да я и сам не против пожить. У меня только один вопрос: кто ты, Бел? Что за существо, раз творишь такие жуткие вещи?

Она насмешливо покосилась:

— Неужто еще не догадался?

Брон непонимающе огляделся, но по лицам побратимов понял, что те уже знают правильный ответ. Только отчего-то помалкивают и с откровенной опаской косятся в сторону мелкого сорванца.

— Нет. Стрегон?

Тот неожиданно отвел глаза.

— У меня много имен. — Белка упруго поднялась, хлопнув недоумевающего воина по плечу. Да с такой силой, что тот болезненно охнул. — И много личин, которые я ношу в зависимости от случая. Одну, кстати, вы уже видели, вторую, я надеюсь, никогда не увидите, третью я вам и сам не открою, про четвертую знают только родичи, а пятая… Стрегон, ты озвучишь или мне имеет смысл заново представиться?

— Не нужно, — покачал головой полуэльф. — Только одно существо в Новых землях могло бы сделать то, что удалось сегодня тебе. Только ему подчинились бы малые кордоны, за которыми можно чувствовать себя в безопасности. Ему могли бы доверить охрану и заботу о той могиле… старый друг… боюсь, мой дальний предок действительно был тебе другом… ты ведь долго живешь? И давно наблюдаешь за Серыми пределами? Называешь подгорных магов друзьями, запросто общаешься с хранителями знаний. Тебя хорошо знают и уважают в Золотом лесу. Ты отлично изучил эти места… они ведь твой родной дом, правда? Ты даже знаешь, как выглядят и подают голос хмеры, которых тут уже пять веков никто не встречал. Ты не эльф, не гном, не человек… пожалуй, прав был Фарг: с тобой не сравнится никто, даже перворожденные… Верно, Ходок?

Белка хищно оскалилась и согласно наклонила голову.

ГЛАВА 8

Теперь, когда главное наконец оказалось озвучено и стало понятным многое из того, что вызывало вопросы, побратимам было над чем поломать головы. Они снова и снова косились на спокойно взирающего на них мальчишку, пытаясь представить, сколько лет, вернее, веков он ходит по этим местам, не боясь ни зверей, ни людей, ни нелюдей. Неизменно молодой, полный сил, невероятно выносливый, живучий и… одинокий. Непонятное существо, помнящее времена, когда Серые пределы считались самым опасным местом на Лиаре. Видевшее живых Стражей. Помнящее те дни, когда здесь безраздельно властвовали хмеры, а им уверенно противостояли знаменитые воины прошлого, легендарные бойцы, носящие заслуженное звание непобедимых… Дикие псы, одним из которых Белик тоже когда-то был.

— Бел… — судорожно вздохнул Брон, поняв, что это действительно правда.

Гончая холодно посмотрела на смятенных мужчин.

— Фарг сказал вам правду: Ходок может выглядеть по-разному. И его действительно невозможно узнать, если он того не хочет. Фарг — мой старый друг. Его род пошел от одного проворного Сторожа, с которым я был когда-то дружен и детей которого на протяжении многих столетий стараюсь не упускать из виду. Он не солгал вам, когда говорил: даже зная о том, что я в городе, никто не может быть уверен, где именно и в каком виде меня можно отыскать. А если и слукавил, то лишь потому, что действительно верен братству и на самом деле не хотел, чтобы я убивал вас из-за заказа.

Терг неловко отвел взгляд.

— Он сказал, что знает только проводника…

— Тоже верно. Потому что Белик и Ходок — совершенно разные люди, которые сменяют один другого, когда это нужно. Не думайте, что это блажь или признак безумия. Просто так проще. Особенно когда жизнь заставляет тебя быть то диким зверем, то сопливым недорослем, то вожаком… так легче не сойти с ума от бесконечно сменяющейся череды десятилетий, которые порой мелькают слишком быстро. Однако речь сейчас не обо мне, а о вас. И о том, что произошло сегодня из-за вашей безалаберности.

Наемники мрачно переглянулись.

— Глупцы, — все так же холодно уронила Белка. — Наивные, неразумные, самоуверенные мальчишки… Из-за вас мне пришлось ломать свои планы и делать то, чего я делать совершенно не собирался. Я целую неделю потратил, чтобы вы осознали, насколько хорошо мне известны здешние места, повадки зверей и все остальное. Я показал вам вещи, которые мог бы не показывать. Дал увидеть свою силу, позволил прикоснуться к истории. Я вывел бы вас по безопасному маршруту — спокойно и без всякого шума. Я специально обошел основное логово по дуге. Оставил вас там, где без разрешения самки ни одна тварь не посмела бы к вам прикоснуться при условии, что вы не заденете нитей. Я убрал эти самые нити с вашего пути и ушел за самцом, чтобы он привел меня к ней, потому что после ее смерти ни один из детенышей бы не выжил… Я все продумал и рассчитал, учел даже то, что кто-то из младших мог не стерпеть и подкрасться ближе. Я нашел вожака этой стаи, ранил, заставил нестись сломя голову… отыскал самку и намеревался одним ударом избавить межлесье от этих тварей, а вы…

Белка с тихим шипением обернулась к эльфам:

— Тиль, куда ты полез, а? Тебе что, жить надоело?!

Тирриниэль следом за Тергом виновато отвел взор.

— Ты же знал, что меня просто так не убить и даже не ранить… Все знал вот уже пять веков… Ну что ж ты до сих пор мне не доверяешь?

— Прости, Бел, — тихо отозвался эльф.

— Что, если бы я не успел? Каким местом ты думал, когда бросился меня спасать от того, что мне в принципе навредить не может?

Перворожденные сконфуженно переглянулись.

— Я что, первый день в пределах живу? — продолжила она, явно начиная злиться. — Не умею отличить простого паука от гигантского? Следы разучился читать? Ослаб? Поглупел? Позабыл, чему меня научили Гончие? Может, считаешь, я зря столько лет был их вожаком? Тиль?

Владыка Тирриниэль тяжело вздохнул:

— Нет, Бел.

— Я просил вас только об одном: никуда не уходить. Это что, было так сложно?

— Ты ничего не объяснил…

— Проклятье! Я потратил бы два часа на то, чтобы вы поняли и прониклись! От вас только и требовалось, что не задеть нити! Остальное я бы сделал сам! Брад ведь не зря просил заглянуть меня в этот сектор! И не зря та, первая паутина, была слишком слаба! Ее мог сплести только неразумный подросток, еще не избавившийся от уз матери! А значит, и мать должна была быть где-то рядом! Я разве об этом вам не сказал? Тиль! Разве ты мог подумать, что я оставлю такую тварь на свободе? При том, что всего за пару месяцев она наводнила бы межлесье своими детками! Или забыл, почему я так упорно слежу за кордоном?

— Нет, Бел, я помню, — неслышно обронил темный эльф.

— Так какого же рожна… — Она сжала кулаки. — Какого рожна ты позволил этим неразумным соплякам нарываться и нарушать то, что велел сделать я? Не просто не остановил, а еще и сам вперед вылез!

Владыка странно на нее посмотрел:

— Я не хочу тебя потерять, Бел.

— Ты что, забыл, какие руны на мне горят, а? Почему я свободно пользуюсь кордонами и беспрепятственно прохожу даже к Лабиринту? Может, тебе напомнить, что меня даже аконит с трудом берет?

Наемники ошеломленно моргнули.

— Я не хочу тебя потерять, — твердо повторил Тирриниэль. — Меня не поняли бы мой род, мой дом и мой сын. Меня не поняли бы твои дети. Я не простил бы себя сам, если бы с тобой… тем более по моей вине, что-нибудь случилось.

Гончая опасно прищурилась:

— Я не ребенок, Тиль. И вполне могу о себе позаботиться.

— Это ничего не меняет.

— Неужели дело в Таррэне? Боишься, что он не простит? Может, за перстень его переживаешь? — Ее голос опустился до змеиного шипения. — Думаешь, не уберегу?

Белка сжала кулаки, подобралась, словно была готова в любой момент прыгнуть. И смотрела на эльфа так пристально, остро, но вместе с тем так жутко, что у братьев невольно мороз пробежал по коже.

Однако Тирриниэль выдержал этот страшный взгляд.

— Нет, Бел. Просто ты — часть моей семьи. Ты то, что дорого мне не меньше, чем Таррэну. То, ради чего мой сын отказался возвращаться из Серых пределов. Единственное существо, ради которого он живет. Поэтому я сделал то, что посчитал нужным, и сделал бы это снова. Прости, но я уже жил по-другому. Уже умирал, и не раз. Однако я все равно согласен с сыном: иногда стоит идти даже на такие жертвы.

Белка долгое мгновение изучала застывшее лицо эльфа, а потом резко отвернулась.

— Сегодня в этом не было необходимости.

— Может быть. Но эту чашу я уже испил до дна и больше не допущу повторения. Ни с сыном, ни с внуками, ни с тобой. Особенно с тобой.

Гончая плотно прикрыла веки, но Тирриниэль говорил правду. Отпуская сына в полную неизвестность и не подозревая о том, насколько затянется несложный в общем-то поход, он поклялся, что не позволит его паре страдать и мучиться. Поклялся, что поможет во всем, выручит, не оставит одну, и все равно не сумел ее удержать, когда выяснилось, что этот сговор, их общий сговор, о котором промолчал даже Тир, доставил ей столько боли.

Они искали ее почти двенадцать лет. Приглашали вернуться. Предлагали помощь. Просто звали, совершенно точно зная, что она слышит и никогда не удалится от Золотого леса, где раскрыт портал в иные миры. Но даже подумать не могли, что обман приведет ее в такую ярость. Не предполагали, что увлеченный своей идеей Таррэн исчезнет надолго. И совсем не ожидали, что, узнав о его внезапном уходе на какие-то жалкие часы, которые по неизвестной причине вдруг превратились в кажущийся бесконечным кошмар, она взорвется так, что даже Тиру станет страшно. Еще не выяснив, почему заботливый муж решил сделать все по-своему, не выслушав аргументов и оправданий, в гневе разрушит большую часть золотых чертогов, раскидает по углам выскочившую охрану, а потом бесследно исчезнет. Не на день, не на неделю или месяц — на годы! При этом надолго оборвет все связи с золотыми. Наглухо закроет от чужаков Проклятый лес. Скроется за его стенами, похоронив свое горе в недрах древнего Лабиринта. И вернется только через три года, но не к трем предателям, тщетно пытающимся вымолить прощение, а к дочери, внукам да к паре хороших знакомых, которых все же не бросила.

Тиль понимал: это была их общая вина, о чем Белка тоже прекрасно знала и поэтому намеренно избегала общения. Она заставила мужчин своего рода переживать, терзаться угрызениями совести и на протяжении целых двенадцати лет наотрез отказывалась, разговаривать на эту щекотливую тему. А по-настоящему откликнулась только сейчас. Неожиданно отозвалась на нелепое прозвище Ходок, о котором владыка узнал совсем недавно. А потом с облегчением убедился, что и невестка уже порядком остыла. Быть может, не простила его вину, но хотя бы смирилась, потому что исправить действительно ничего не могла, а разрывать отношения с родом из-за того, что Таррэн оказался убедительнее, было глупо. Он выбрал сам. Открыл портал и, испросив у нее прощения через отца, ушел. Ради детей, спящих Траш и Каррашика… ради них ушел, пытаясь отыскать способ сохранить свою стаю. Ведь хмеры, хоть и живут долго, все же не бессмертны, как эльфы. А он не хотел их потерять, поэтому и ушел туда, откуда владыка Изиар когда-то призвал своих злобных демонов. В тот самый мир, который столько времени наводил на Лиару священный ужас. И до сих пор так и не вернулся.

Владыка Тирриниэль тяжело вздохнул:

— Прости меня, Бел. Я действительно виноват.

— Да, — глухо согласилась она.

— Я…

— Помолчи. Мне надо подумать, как объяснить. Молчи… пожалуйста. — Гончая устало опустилась на траву, а потом подняла на эльфа тяжелый взгляд, и люди поежились, вздрогнули от промелькнувшей там боли. — Я не злюсь на тебя за ту глупость с порталом. Точнее, я злюсь, конечно, но не настолько, чтобы взять меч и смахнуть твою голову с плеч. Я… просто ждал, что так случится, Тиль. Ждал и боялся, что за последние годы ты изменился слишком сильно, а потому не сможешь отстраниться от чувств, когда это действительно потребуется. Я знаю, как тяжело находиться со мной в такой близости. Особенно эльфам. Особенно тебе. За Лана, как ни странно, я почти не боюсь — он давно общается со мной, поэтому уже привык и усвоил, что можно, а что нет. За Картиса — тоже, потому что я когда-то доказал, что, хоть и моложе его в два раза, неплохо владею родовыми клинками и вполне способен его одолеть. Но ты, Тиль…

Владыка Л’аэртэ изумленно округлил глаза.

— Я проверял тебя несколько раз, — вздохнула Белка. — Не думай, что я не знаю, как ты ко мне относишься. Прошлое прошлым, но ты — моя семья, ради которой я на многое готов. Не думай, что я остался прежним и держу зло за изменение. Нет, Тиль, меня это больше не тревожит. Но я… хочешь — смейся, хочешь — нет… я сделал то, на что в другой ситуации никогда бы не решился. Ради Таррэна, ради твоего леса, ради Тира и Милле, я… тебя подставил.

— Что-о-о?

— Да, — грустно улыбнулась Гончая в ответ на его искреннюю оторопь. — Мне нужно было знать, как ты поведешь себя в Проклятом лесу, если мне будет грозить опасность. Твоих друзей я проверил еще раньше — у меня было немало времени, и, надо признать, для людей они держатся весьма неплохо. В Лане и Картисе, как я уже сказал, я уверился давно, оставалось лишь дополнить кое-какие штрихи…

Картис приглушенно охнул, неожиданно сообразив, что оказался в храмовнике далеко не случайно. А когда взглянул в ее спокойное лицо, совсем сник: вот теперь он понял, для чего его в ту ночь не просто взяли с собой, но еще и подвергли сомнению его мужественность. И пристально наблюдали за вполне ожидаемой реакцией все то время, в течение которого он старательно гасил неуместные эмоции.

— Ты прав, Карт, — невесело хмыкнула Белка. — Я не просто так тебя коснулся. Но ты повел себя почти безупречно… поверь, лучше, чем большинство ваших, а это многого стоит. Прости, что это было так трудно, но теперь я могу быть уверенным, что при любом раскладе ты сумеешь совладать с моей магией и не подведешь в самый ответственный момент. Я готов взять тебя за кордон. Как Лана и остальных. А вот с тобой, Тиль, возникла проблема…

Перворожденные ошарашенно разинули рты.

— Б-бел…

— Я всегда заранее смотрю на тех, кто просит провести их тропой Ходока. Всегда выхожу навстречу. Наблюдаю, как они двигаются, как долго сносят присутствие Белика, как владеют мечом, насколько хороша их выдержка… Стрегон, у тебя в ситте подобрались хорошие воины. Немного самоуверенные, но это пройдет. Ивер слегка вспыльчив и рановато получил статус магистра, но стрелок он действительно превосходный. Лакр болтлив, не слишком заботится о последствиях своих шуток, зато необидчив, верен долгу и предан тем, кого считает друзьями. Торос надежен, как скала, но частенько медлит с принятием решений, дожидаясь, пока это сделают за него другие. Терг чересчур нахрапист и слишком уповает на руны, но он силен и умеет вовремя остановиться. Брон отлично чувствует опасность, хоть и не всегда соотносит силу рун с силой собственного духа… Поверьте, для смертных это хорошая характеристика. Поэтому к вам у меня претензий нет, кроме одной: вы уже выбрали себе вожака и привыкли исполнять исключительно его приказы. Правда, их-то вы как раз выполняете сразу и без разговоров. Лан, Картис… ваши слабые стороны я вам уже объяснил. Повторять нет смысла. А Тиль…

Белка грустно посмотрела на растерявшегося от неожиданности эльфа.

— Боюсь, ты слишком долго видел меня тем, кем я на самом деле не являюсь. И позабыл, насколько я в действительности опасен. Позабыл о том, что Серые пределы — мой дом, Лабиринт — моя колыбель, и здесь я такой же зверь, как и те, кого мне пришлось сегодня убить. Проклятый лес не то место, где можно дать волю чувствам, Тиль. Если оступишься, он больше не позволит тебе подняться. Если хоть раз подведешь стаю, она погибнет. Наш лес не даст второго шанса никому. Даже мне, если я оплошаю. Там уже не будет Белика, Белки и всего того, что ты когда-то знал. В Проклятом лесу останется лишь Ходок. Единственный вожак, которому ты должен будешь подчиниться даже в том случае, если сочтешь, что это приведет нас к гибели. Я, как уже сказал, проверял тебя неоднократно, потому что, Тиль, как ни странно, ты — самое слабое звено в нашей цепочке: ты привязан ко мне больше всех. И боишься за меня, как никто другой.

— Да, — сглотнул пораженный до глубины души эльф. — Боюсь.

— Плохо, — вздохнула она. — Я проверил тебя на стойкость, чувствительность к своей магии, на покладистость, способность отказаться от привычного статуса… ты смирился со всем, что я для тебя уготовил. Даже на оскорбления внимания не обратил, хотя всего пять веков назад вспыхнул бы, как сухая солома. Но я дал тебе шанс доказать, что ты мне все-таки веришь. Нашел эту паучью гадину, выбрал место и время, чтобы это было безопасно. Понадеялся, что ты сможешь остаться таким же хладнокровным, как раньше…

Белка покосилась на окаменевшие лица наемников:

— Стрегон, ты заметил, что твоих парней я почти не обвиняю?

Братья насупились.

— Верно, — наклонила голову Гончая в ответ на их молчаливый вопрос. — Вы поступали так, как велел ваш прежний опыт и наработанные в Интарисе навыки. Завидев паутину, вы решили, что это ловушка, и закономерно попытались выбраться. Это было глупо, но я предполагал, что так случится. Был уверен, что вы все равно устоите перед мелюзгой… хотя, конечно, не думал, что вы настолько безумцы и кинетесь врукопашную… однако это было испытание не для вас, смертные. Это было последнее испытание для Тиля, и он его, увы, не прошел.

— Я не мог тебя бросить, — резко отвернулся темный эльф.

— Плохо, — ровно повторила Гончая. — Потому что угрозы для меня не было. Я бы отлично справился без вашей помощи и без твоего геройства. Но вместо того чтобы спокойно прикончить тварь, мне пришлось вытаскивать тебя из-под ее когтей, спешно заметать следы, сжигать нашу с тобой общую кровь, по которой нас будет очень просто найти. Мне пришлось перебить кучу зверья, которое могло бы потревожить нас в то время, когда вы оказались неспособны сопротивляться. Гнать отряд так, как я гнал бы своих псов перед угрозой нападения на заставы. Бросать все дела, портить себе одежду, тратить на вас с Броном время и силы, извести почти половину «нектара»… Этого можно было избежать, понимаешь? Если бы ты поверил мне и послушался.

Тирриниэль потемнел лицом.

— Порой самое трудное, Тиль, это кого-то отпустить. Остаться в стороне. Не вмешиваться. Я проверял тебя, это правда. Я рисковал собой, это тоже правда, но я не отказываюсь вести тебя дальше.

Владыка Л’аэртэ непонимающе обернулся.

— Да, — кивнула Гончая в ответ на его недоуменный взгляд. — Завтра утром мы встанем и перейдем кордон, несмотря на все ваши недостатки. Совет нужно щелкнуть по носу, изменение не должно повториться, портал ты просто обязан осмотреть, а короче дороги, чем через Проклятый лес, здесь нет. Да и хвост наш я не обрубил до конца, так что в этом наши планы не поменялись. Но, Тиль, с этого момента я хочу быть уверенным, что больше ты не будешь тем, кем был у себя в лесу, а станешь тем, кем назначу тебя я. Ты не станешь игнорировать мои слова, как делал это дома. Потому что иначе я не смогу на тебя рассчитывать и не смогу быть уверенным в том, что доведу тебя до портала живым. Понимаешь?

— Нет, — хмуро отозвался владыка Л’аэртэ.

Тогда она быстро подошла и пристально заглянула в его пылающие гневом глаза.

— Я не хочу твоей смерти, Тиль, — тихо сказала по-эльфийски. — Не хочу причинить тебе боль, потому что мне тоже дорог мой род. И потому, что с некоторых пор один неразумный, гордый, ставший немного сентиментальным эльф каким-то чудом вошел в мою стаю. Сегодня ты впервые за много лет заставил меня испугаться, Тиль. А я этого не люблю. Но перестать бояться за тебя я смогу лишь в одном случае — если ты пойдешь со мной в качестве обычного попутчика, от которого я не потребую ничего, кроме подчинения. Потому что иначе он, этот попутчик, не зная ничего о том месте, куда нам предстоит сунуться, однажды снова сорвется там, где не надо, и погибнет. А мне придется собирать те ошметки, которые от него останутся, и тихо проклинать тот день, когда я не нашел правильных слов, чтобы объяснить ему то, что было нужно для выживания.

Темный владыка вздрогнул.

— Каким же ты иногда бываешь глупым, — удивительно тепло улыбнулась Гончая, подойдя к нему вплотную. — Хоть и живешь в несколько раз дольше. Конечно, я помогу, Тиль. И сделаю все, чтобы ты утер нос своему совету. Даже если для этого мне придется сделать тебе больно.

— Бел! — ошарашенно воскликнул Ланниэль.

— Да, — повысила она голос, снова переходя на всеобщий. — Ты прав: это было жестоко. Но в Проклятом лесу не бывает по-другому, и я хочу, чтобы вы понимали это уже сейчас, потому что времени учиться ни у кого не будет. Я хочу, чтобы именно здесь вы приняли окончательное решение: идете ли вы до конца или поворачиваете обратно. — Гончая окинула холодным взглядом растерянных спутников. — На той стороне я не стану мягче или снисходительнее. За промедление или отказ я накажу любого. Даже тебя, Тиль, потому что от этого будет зависеть моя жизнь. Сегодня я показал, что бывает за ослушание. Будь на вашем месте мои псы, я бы одного добил, чтоб не мучился, а второго покалечил, чтобы навсегда запомнил, насколько я не люблю возражений. Но вы не они. Вы не знаете того, что положено знать им. Поэтому я никого не тронул и поэтому же стою тут, как дурак, и разжевываю то, на что со следующего дня у нас не будет ни одного лишнего мгновения. Проклятый лес — это зверь, чуткий, внимательный и опасный. Он, как я уже сказал, не прощает ошибок, и ценой за каждую вашу оплошность станет чья-то жизнь. Сегодня это были бы Тиль и Брон. Завтра, быть может, Лакр или Терг… И пусть сейчас этот зверь дремлет, пусть я могу провести вас наиболее безопасной тропой, но это не значит, что кому-то станет легче. Вам придется бежать тогда, когда скажу я, прыгать туда, куда велю. Есть, спать и ковырять в носу исключительно в тот момент, когда я дам на это время. Никаких самостоятельных решений. Никаких шуток и веселья, потому что за каждый шум вам придется кем-то заплатить. Завтра вы будете бежать так, как делали это сегодня. Вы устанете, будете подыхать от жажды, станете проклинать все на свете и все равно побежите, потому что остановиться там — значит умереть. Вот для чего я дал вам возможность почувствовать то, что доведется испытать там. Вот для чего привел сегодня к паукам. И показал все последствия вашей самодеятельности. Надеюсь, претензий больше нет?

Наемники сжали кулаки, только сейчас осознав, насколько же ловко их подставили с этим логовом. Заставили отступать, теряться, почти впасть в отчаяние, а потом загнали чуть не до полусмерти и спокойно сообщили, что это ради их же блага. Все лишь проверка. Очередная и, быть может, не последняя!

Тирриниэль на долгую минуту закрыл глаза, пытаясь справиться с эмоциями.

— Хорошо, Бел, — наконец сказал он. — Возможно, ты прав: я действительно не понимал, что делаю.

— Теперь понял? — совершенно серьезно спросила Гончая.

— Не знаю. Наверное.

— Тогда прими мои извинения и постарайся не злиться, ведь тебе тоже приходилось принимать нелегкие решения и разрываться между большой и малой пользой для своего рода. Полагаю, ты все-таки предпочел бы большую пользу, даже если это значило бы в чем-то ущемить себя, любимого.

Эльф медленно кивнул:

— Я не ждал от тебя подвоха.

— Мне не оставалось ничего другого: ты должен был понять это, чтобы в следующий раз остаться на месте до того момента, пока я не разрешу вмешаться. Даже если при этом тебе будет казаться, что я вот-вот помру. Знаю, это жестоко, но, когда я водил за собой Гончих, не было случая, чтобы новички поняли все до конца и только со слов. А тобой я не мог рисковать и не мог не проверить. Хотя, конечно, не ожидал, что ты окажешься настолько… сумасшедшим.

Тирриниэль кинул быстрый взгляд на перетянутый обрывками ткани живот Белки.

— Она тебя задела?

— Немного, — отмахнулась Гончая. — Кольчуга, конечно, в клочья, но на коже — просто царапины. Плохо то, что я головой приложился и упустил несколько капелек крови. Да еще с мечами наследил — торопился. Пришлось подчищать, чтобы гости внезапно не нагрянули.

— «Нектар» возьми, что ли? — неуверенно подал голос Ланниэль. — И отвар уже поспел.

— Мне он не нужен. Лучше разделите на всех, чтобы завтра не спотыкаться на бегу. И ложитесь отдыхать: сегодня был трудный день. Даже для меня.

— Да? А погоня?

— Ты про собаку? — поморщилась Белка.

— Не боишься, что к ночи сюда прибудет наш хвост? — беспокойно привстал Картис. — От пожара такой след остался, что можно вслепую отыскать.

— Ты ж не считаешь, что я зря вас по воде все время гнал?

— Мы слышали крики, — деликатно напомнил Стрегон.

— Да, мне попался на глаза небольшой отряд агинцев,[4] а я их еще с прошлых времен недолюбливаю. С ними и пес эльфийский был, — пояснила Гончая. — Я его как выловил, так и удавил, чтобы воздух не портил. Кстати, Тиль, ты снова оказался прав: с ними шло двое магов, проводник из местных рейдеров и один эльф. Темный.

Владыка Тирриниэль нехорошо прищурился:

— Убил его?

— Разумеется. Он не был похож на неразумного мальчишку, которого держали в неведении по поводу истинной цели этой охоты. А когда я малость надавил, то он вежливо признался, что рассчитывал на изрядный куш от твоей драгоценной головы. Род Таррис, как ты помнишь, находится не в числе сильнейших, а ему, как последнему и самому непутевому отпрыску, и вовсе ничего не светило. Поэтому он решил исправить ситуацию. И он сказал, что отрядов за нами идет не два или три, а десять: четыре — с Большого тракта, еще три — с Северного, два (ну, теперь уже один) — напрямик через межлесье и последний — от первой заставы. Думаю, завтра нас нагонят, так что надо будет хорошо подгадать со временем. А еще мне этот «говорун» признался, что в каждом отряде есть по два-три неплохих мага. Правда, в основном люди. И как минимум три десятка наемников. Но тем не менее братьев… я удивлен… ни одного не прихватили!

— Правильно. Потому что я запретил им на время брать большие заказы. А что совет?

— Да этот дурак ни Торка не знал про истинное положение дел, просто ввязался по глупости и жадности. Так, приблизил его некий ллер Гиарас из старшего дома и тут же отправил от себя подальше. Ты ведь о нем уже знаешь? Ну вот. Говорю же: очередной болван, позарившийся на славу покорителя магов. Но поскольку этот хлыщ собирался тебя убить, то я от него избавился. Проводника, правда, отпустил, потому как он тут ни при чем, а вот с агинцами пришлось повозиться, чтобы их приняли за жертву нападения одной нашей знакомой паучихи. Вывозился я, конечно, как свинья, но по-другому никак: вряд ли кто-нибудь поверит, что она убила их эльфийским клинком. Вот и пришлось… мм, подражать.

Ланниэль ошарашенно разинул рот:

— Ты их что, руками?

— Не напоминай, — поморщилась Белка. — До сих пор мутит. Зато там такая красота получилась, словно на той лужайке не я, а настоящий монстр порезвился.

Стрегон неловко кашлянул:

— А по пути ты кого успел выловить?

— Лучше не спрашивай, — посоветовала она. — Не то кошмары замучают, а мне бы хотелось, чтобы хоть эту ночь ты спал спокойно.

— Спокойно? Рядом с тобой? — не поверил пришедший в себя Лакр.

Перворожденные понимающе усмехнулись, а Белка потупилась:

— Ну, по крайней мере, половину ночи я дам вам подремать. Так что пользуйтесь случаем и наслаждайтесь свободой.

— А ты куда? — обеспокоился Ланниэль.

— Мыться, — хмыкнула Гончая. — И переодеваться хоть во что-нибудь, чтобы не смущать вас видом моей… э-э-э… спины… Вы ведь со мной поделитесь одеждой, а? Заодно отдохну от ваших нескромных взглядов, которыми некоторые скоро дырку во мне просверлят!

— Я не сверлю, — пробурчал Лакр, поспешно отвернувшись. — Просто пытаюсь сообразить, чем это тебя так симпатично разрисовали.

— А вот это, рыжий, не твоего ума дело. Более того: те дураки, кто увидел этот рисуночек целиком, уже никогда о нем не расскажут. А идиоты, которые не поверили, что зелененький цвет этих линий может сжигать человеческие души, до сих пор двух слов не свяжут. Все ясно? Тогда, надеюсь, нескромные дыры в моей одежде все-таки оставят тебя равнодушным и поберегут твое здоровье для будущих подвигов.

Стрегон вдруг неожиданно нахмурился:

— К тебе из-за них нельзя прикасаться?

— Да.

— А когда…

— В ту ночь я спас тебе жизнь, — спокойно кивнула Гончая. — Если бы ты успел сделать это еще раз, мне пришлось бы волочь тебя обратно на себе. А то, может, и убить, потому что на некоторые вещи невозможно смотреть в здравом уме.

— Так ты поэтому все время сбегаешь? — догадался наконец Терг.

— Точно. И постараюсь вас и дальше поберечь. Один Тиль может более или менее это выносить, но даже ему бывает нелегко. Ну, и еще здешний хозяин да его сыновья. А больше — никто.

— А я? — насупился Ланниэль.

— Ты еще молод, — тепло улыбнулась Гончая. — Хоть и приходишься мне дальним родственником. Но поскольку кровушка Изиара в тебе все-таки здорово разбавлена, то твою выдержку мы испытывать не будем. Даже когда ты наконец обретешь полную силу и убедишь своего владыку, что достоин места младшего хранителя не меньше, чем Лариэлль. А теперь я должен вас покинуть. Но к тому времени, когда вернусь, хотел бы увидеть всех отдохнувшими, собранными и с вопросами наготове, если у кого они еще остались.

Братья озадаченно переглянулись, слегка шалея от перепадов настроения Белика, открыли было рты, собираясь задать целый ворох вопросов, но на прежнем месте уже никого не было: Гончая снова ушла. Просочилась мимо деревьев незримой тенью и растворилась в сумерках. Но, что самое главное, сделала это быстро и абсолютно бесшумно, поскольку еще в детстве хорошо освоила манеру передвижения своей кровной сестры, а со временем довела ее до совершенства.

ГЛАВА 9

Вернувшись поутру, первое, что увидела Белка, — укоризненный взгляд темного владыки, выражающий всю степень его неудовольствия по поводу того факта, что на многочисленные вопросы пришлось отвечать эльфам. А в связи с тем, что вопросов у парней накопилось много, остроухие помучились, чтобы ответить на них честно и при этом не выдать один ма-а-аленький такой секрет.

— Кхм, — кашлянула Белка, когда следом за Тилем в ее сторону обернулись Ланниэль и Картис. — Ну, по крайней мере, время на пустяки нам больше тратить не надо. Готовы?

Молодой маг только глаза закатил:

— Боже, Бел… Ты хоть знаешь, что тут вчера было?

— Представляю, — хмыкнула она. — Рыжий наверняка устроил допрос с пристрастием?

— Хуже, — мрачно отозвался Картис. — Он пытался строить догадки.

— О! Тогда я тебя понимаю! Полагаю, одним полукровкой дело не ограничилось?

Лакр возмущенно засопел:

— А что еще я должен был подумать? Особенно узнав, что ты так долго живешь, спокойно бродишь по Проклятому лесу, на эльфийском говоришь, как на родном, с эльфами на короткой ноге…

— Разукрашен их дурацкими рунами и абсолютно не поддаюсь магии, — невозмутимо закончила Белка. — Что ж, надеюсь, Тиль все объяснил и заверил, что эльфийская кровь во мне есть, что он действительно принял меня в род, что долго живу я по той же самой причине, по которой безнаказанно таскаю с собой родовые клинки темных, а Проклятый лес — это и в самом деле мой дом. Здесь я вырос, здесь нашел свою стаю, здесь встретил друзей и свою пару. Да и помру, наверное, тоже здесь.

Ланниец сердито фыркнул:

— А почему Ходок? Почему ты не придумал что-нибудь более благозвучное?

— Не люблю громких имен, — усмехнулась Гончая. — А Ходок появился от эльфийского слова, означающего: «Тот, кто свободно ходит по лесу». Кому надо знать — знают и, если понадобятся мои услуги, подскажут, где найти. А кому не надо — к тем я просто не прихожу. Гляну издалека, попугаю, чтоб не лезли…

— Как нас, например? — насупился Терг.

— Иногда я могу быть жутким. Но, как я уже сказал, «мой зеленоглазый друг» появляется нечасто. А в данном случае я только хотел вас проучить за Фарга: мне не нравится, когда с моими друзьями поступают несправедливо.

— Значит, это тоже был ты? — прикусил губу Ивер. — Очередная твоя маска? Тогда, в Синтаре?

Гончая обнажила белые зубы и, чуть наклонив голову, сверкнула позеленевшими глазами.

— А разве не похож-же? Думаеш-шь, у меня только одна лич-чина? — Братья уставились в землю, чтобы снова не попасться на крючок, но даже здоровяк Терг не смог сдержать дрожи, когда Гончая неуловимо быстро скользнула ему за спину и тихо заурчала. — Я могу быть разным, человек, и таким — тож-же… Особенно когда сержусь и плохо контролирую свою настоящ-щую суть. Так что не злите меня понапрасну, ведь Ходок — не самая страш-шная моя маска. Иногда бывает хуже, много хуж-же, и я не думаю, что вам стоит узнавать меня слиш-шком близко!

Стрегону пришлось приложить немало усилий, чтобы выдержать острый взгляд Гончей и не поддаться жутковатому очарованию. Однако именно в этот момент он понял, почему ситт, в совершенстве освоивший руны воли и разума, не сумел противостоять этому… существу. Почему побратимы Терга позорно бездействовали, позволяя творить с собой все что угодно. Как выясняется, этому действительно невозможно противиться, а Белик и впрямь больше напоминал порождение Проклятого леса. И полностью оправдывал ту страшноватую славу, которая тянулась за ним уже много веков.

Наконец Белка отвела горящий взор и сухо осведомилась:

— Полагаю, больше сомнений ни у кого нет?

Братья поспешно мотнули головами.

— Хорошо. Тогда выступаем.

— Ты что-то заметил? — немедленно поднялся Тирриниэль прежним, гибким и исполненным потрясающей грации движением, словно не умирал вчера от усталости.

— На севере юрки беспокоятся. Полагаю, наш хвост не только не отстал, но и движется с прямо-таки ненормальной прытью. Им сюда всего несколько часов добираться, так что не стоит медлить. Тиль, Брон, вам лучше?

Владыка Л’аэртэ кивнул, почти не ощущая дискомфорта в груди, а Брон вместо ответа просто встал и прошелся по поляне.

— Сойдет, — кивнула Гончая, надевая перчатки. — В полную силу, конечно, не побежишь, но сегодня и так достаточно. А вечером мы тебе раны еще разок обработаем, потому что дальше нам понадобятся все ваши умения и вся выносливость.

Стрегон пробежался глазами по преобразившейся фигурке Ходока и внезапно понял, что изменилось этим утром: Белик был одет иначе. Теперь на нем красовались сапоги с нашитыми сверху, очень плотно подогнанными чешуйками; такие же чешуйчатые перчатки, которые он уже натягивал на изящные кисти; вместо изодранной куртки надел новую — расшитую костяными пластинками и сидящую точно по фигуре. А за спиной висел капюшон все из той же чешуи черного питона…

Любопытно, но у него даже походка изменилась: стала плавной, еще более выверенной, чем прежде. Он будто по воздуху плыл или танцевал под неслышную музыку. Не зря даже эльфы следили за ним восторженными глазами, хотя, наверное, не в первый раз видели Белика таким.

— Тиль, держи. — Гончая небрежно бросила свернутую в рулон кольчугу. — Брон, и тебе — тоже, раз уж ваши пришли в негодность. Ну и остальные, разумеется: ваша броня меня совсем не устраивает. Если уж одного подвели, то и другим не поможет. А это — огненная саламандра. На нее ни яд, ни зубы, ни даже колючки не подействуют. Если лица закроете, то, авось, и выживете. Примерьте. Должны подойти.

Наемники только ахнули, когда Гончая выволокла из-за куста огромный баул и принялась деловито вытаскивать оттуда мерцающие радужными бликами кольчуги. На ощупь они оказались теплыми, удивительно легкими, но при этом абсолютно не стесняющими движений. Настолько гибкими, что в них даже танцевать было можно.

— Спасибо, Бел, — благодарно кивнули перворожденные.

— Только под куртки спрячьте, а то они блестят больно. И капюшонов нет, потому как их Сторожа носили — тем было удобнее затылки шлемами прикрывать, а капюшоны делали только для Гончих.

— Ты где их взял? — восторженно обернулся Лакр, благоговейно разглядывая обнову.

— Есть у меня поблизости один тайничок… Надевай, да поживее, пока нас не поторопили.

Ланниец поспешно разделся, скинув прежний доспех, как змея — старую кожу, проворно нырнул в новый, приладил, подтянул, потом поднял лучащиеся удовольствием глаза и пробежался пальцами по гладким чешуйкам.

— Ну, Бел… никогда в жизни подобного чуда не видел!

— И не увидишь. Теперь ни у кого таких нет. Только у эльфов пара штук сохранилась, да Крикун себе на память взял. Все, готовы? — Она окинула строгим взором изрядно растерявшихся братьев, которые торопливо затягивали пояса и осторожно ощупывали подарки. — Тогда вперед. Порядок тот же, что и вчера. Стрегон, ты последний.

Полуэльф, хорошо понимая, что идти последним значит не только поглядывать по сторонам, но и следить за тем, что находится за спиной, неожиданно не сдвинулся с места.

— Что не так? — нехорошо прищурилась Белка.

Однако Стрегон так и не отвел взгляда. А секунду помолчав, вдруг странно нахмурился.

— Вчера ты хорошо описал наши недостатки…

— Разве я в чем-то ошибся?

— Нет. Но ты кое о чем забыл и ничего не сказал обо мне, — напряженно отозвался Стрегон. — Обо всех отозвался, а мои недостатки упустил.

— Ах, это… — Белка насмешливо хмыкнула, когда на нее с нескрываемым интересом уставились сразу восемь пар глаз. — Что ж, изволь: ты слишком громко сопишь во сне и думаешь, что это никому не мешает. А теперь, если дурацких вопросов больше нет, двинулись. Тиль, ты способен выдержать еще один забег?

Темный эльф кивнул, и она тут же отвернулась, обойдя изумленно застывшего Стрегона. Сделала вид, что не заметила крякнувших от удивления братьев, и первой скрылась среди листвы, предварительно закинув на спину ножны из черного палисандра и наглухо затянув ворот своей необычной куртки.

Знаменитый кордон они увидели издалека. Да и как не заметить сплошную черно-зеленую стену, перегородившую лес до самого горизонта, словно гигантская гусеница? Чем-то эта стена напоминала естественные барьеры вокруг мест мира, но при том и отличий отыскалось немало. Если палисандры у мест мира росли небольшими островками, то кордон величественной преградой вставал на пути у любопытных путников, выставив наружу все свои шипы и колючки. Надежно оберегая и защищая межлесье от незваных гостей с той стороны, а заодно чутко следя, чтобы никакой безумец не вздумал штурмовать эти зеленые стены. Казалось, его ветви плотно переплелись друг с другом, стянулись лианами настолько тесно, что внутрь не просочился бы незамеченным ни один чужак. Могучие кроны неторопливо покачивались, поворачивая навстречу солнцу острые листья, и при этом двигались в каком-то странном ритме, из-за чего даже при резких порывах ветра между листвой не мелькало ни щелочки, ни просвета. Кордон казался несокрушимой стеной, отделяющей межлесье от Проклятого леса, суровым стражем, таким же древним, как сами эти земли.

Однако он совсем не выглядел необитаемым или мертвым. Напротив, с его ветвей то и дело слетали мелкие пичуги, на листьях лениво колыхалась изящная в своей простоте паутина. Так же, как и везде, жужжали толстые шмели, метались суетливые стрекозы, звенели вездесущие комары, распускались цветы, внизу сочным ковром стелилась безупречно зеленая трава и шевелились мелкие кустики…

Стрегон беспокойно повел плечами. Ему было не по себе рядом с границей, но еще больше тревожило смутное ощущение, что они здесь не одни. Причем, как показалось, чьи-то внимательные глаза пристально следили за ними со всех сторон. И особенно — из-за притихшего кордона.

Стрегон хорошо видел, как крупные цветки на кустах незаметно сдвигались в сторону, если рядом пролетало какое-нибудь насекомое. Иногда успевали захлопнуться, заключая незадачливого летуна в смертельную ловушку, иногда просто выпускали вдогонку легчайшую пыльцу, от которой неосторожное насекомое теряло высоту и падало вниз. Однако до земли, как правило, не долетало: парализованную добычу тут же перехватывали или лианы, или паутина, или чьи-то крючковатые лапки с острыми когтями… Странный он был, этот кордон. Почти что живое существо. Неприветливое. Опасное. Хищное. Никогда не отличавшиеся трусостью братья вдруг почувствовали, что совсем не хотят к нему подходить.

— Держитесь от меня на два шага позади, — предупредила Белка, первой шагнув на свободную от деревьев опушку перед кордоном. — Но как только открою проход, не медлить. Стрегон, тебе это уже знакомо, так что пойдешь первым. Я прикрою.

Наемники почти одновременно кивнули.

Она так же быстро осмотрела пустое пространство, отделяющее кордон от межлесья. К чему-то прислушалась и уверенно двинулась к зеленой стене. Только у самых деревьев сделала еще один предупреждающий знак и, резко замедлившись, осторожно прошлась вдоль тесно стоящих исполинов.

Лакр внутренне поежился, поняв, что следом за ней настойчиво поворачиваются гигантские цветы, похожие на маки, но отчего-то желтые; потихоньку, но весьма целеустремленно спускаются с ветвей узловатые лианы. Пару раз он подметил словно невзначай упавшие с веток клочья серого мха, от которого Гончая просто отступила. Затем среди листвы промелькнуло чье-то длинное и гибкое тело, похожее на изрядных размеров ласку. Сверкнули зеленью умные маленькие глазки, донесся сердитый клекот.

Белка сняла перчатки и, дотронувшись до одного из шипов, что-то тихонько прошептала. Или пропела? Он не разобрал. Однако в этот момент по зеленому морю словно ветер пронесся, заставив кроны зашуметь, зашелестеть руками-ветками, взъерошить заостренные на кончиках листья, заворчать сразу на сотни голосов. Откуда-то сверху вылетел целый рой диких ос, устремившихся к замершей Гончей. С одного из деревьев сорвалась стая красногрудых птиц, молчаливо закружившихся над ее головой. Откуда-то сбоку с шипением выскочила та самая ласка. Под землей что-то беспокойно зашевелилось, поднимаясь наверх ожившими корнями… оплело маленькую ногу, дотронулось до опущенной кисти, на которой просматривался алый… нет, уже позеленевший рисунок…

А потом кордон успокоился так же внезапно, как и заволновался. Его шипы проворно убрались куда-то внутрь, ярко-желтые лепестки свернулись, длинные корни перестали пытаться сдавить ноги Гончей, а вместо этого игриво пощекотали. Белка в ответ погладила настойчиво ищущие внимания ветви, потрепала по голове прильнувшую к ладони ласку, вяло отмахнулась от ос и что-то повелительно крикнула.

Кордон тихо вздохнул и расступился, открыв перед ней широкий, утопающий в зелени проход, через который легко проехал бы отряд всадников. А Гончая, довольно кивнув, обернулась к остолбеневшим спутникам.

— Теперь бегом. Я подержу, чтобы вас не накрыло. Только сперва ко мне подойдите. Стрегон, живее!

Стрегон, с некоторым трудом поборов уже знакомый ступор, покорно приблизился к Белику и позволил тонким пальчикам с силой мазнуть по левой щеке.

— Терпи, — холодно велела Белка, когда полуэльф вздрогнул от пронзившего его до самого позвоночника разряда. Потом по его лицу расползся непонятный жар, гулко стукнуло сердце, и вдруг до боли захотелось увидеть бездонные, манящие голубые глаза, в которые он однажды неосторожно заглянул. — Все, свободен! Пошел!

Стрегон снова вздрогнул, но вовремя вспомнил о предупреждении и торопливо отступил. А потом развернулся и почти бегом кинулся прочь, успев расслышать напоследок шумный вздох Картиса и глухое ворчание Ланниэля. Убедился, что даже эльфы не остались равнодушными к прикосновению Гончей. Искренне порадовался, что не один такой болван. А когда различил сзади изумленный возглас Лакра, быстро перешедший в сдавленный стон, то и вовсе ухмыльнулся, — кажется, этот дуралей впервые испытал на себе магию долгоживущего пацана.

Кто, интересно, наделил Белика такой странной властью? Ведь, судя по всему, покладистость кордона обусловлена именно этим. Его взгляд, этот странный голос… недаром же ситт оказался бессилен! Так же, как ласка, цветы, деревья… Торк возьми! Такое впечатление, что Белика специально создавали, чтобы вызывать симпатию! Может, и медведя того он сперва очаровал, а потом еще и прикоснулся, чтобы у того лапы подогнулись от удивления? Тогда понятно, отчего хрупкому малышу удалось справиться с ним так легко. Надо бы узнать, что это за штука такая и как от нее избавиться…

Стрегон пригнулся, чтобы не задеть макушкой низко повисшую лиану, и вынужденно отвлекся от беспокойных мыслей. Он уже успел понять, что в здешних местах нельзя доверять ни одной травинке. Тут каждое дерево может в любой момент протянуть корявые сучья, каждая муха так и норовит «одарить» какой-нибудь гадостью, даже маленькая ласточка не преминет злорадно клюнуть по темечку, а под обычным с виду листочком непременно найдется острый (обязательно ядовитый!) шип, которым тебя попытаются проткнуть. А здесь этих самых шипов мно-о-ого… Со всех сторон торчат: сверху, снизу, с боков… Да еще лианы тычутся в кольчугу. Какие-то жуки регулярно сыплются сверху. А смутное шевеление в соседних кустах вообще не дает спокойно идти. Такое впечатление, что там гостей поджидают зверушки побольше и позубастее ласки на входе. И все голодные, ловкие! Вон опять чей-то хвост торчит поперек дороги… Вдруг это не хвост, а чье-нибудь щупальце? В таком месте можно ожидать чего угодно, вплоть до того, что навстречу сейчас выскочит взрослая хмера да ка-а-ак рявкнет.

Кажется, Проклятый лес был специально создан, чтобы уничтожать тех, кто ему не по нраву. Кажется, он действительно живой и явно разумный, раз так ловко орудует своим немалым арсеналом и делает все, чтобы ни один чужак не проник сквозь его заслоны.

— Поторопитесь! — донесся сзади напряженный голос Белки.

Стрегон втянул голову в плечи и понесся, словно скаковой конь на призовом забеге, нутром чуя, как проход за спиной стремительно схлопывается, надежно отрезая дорогу.

Пару раз он спотыкался о невесть откуда взявшиеся коряги, раз сто чувствовал на коже чьи-то настойчиво шевелящиеся усики. Когда предплечье обжигало болью от татуировки, торопливо подставлял левую щеку, на которой еще горел след от ладошки Белика, а потом с огромным облегчением видел, что от него шарахаются прочь, словно от чумного бубона.

— Вниз! — вдруг гаркнула Белка, едва не оглушив идущего последним Ивера, и впечатленные последними событиями наемники послушно рухнули на землю, умудрившись еще в падении выдернуть из ножен оружие. Эльфы от них не отстали, и вовремя — в спины им словно дохнуло ледяным ветром, а мгновением спустя кто-то невидимый чиркнул Ивера кончиком крыла по волосам. — Ах ты, гад! Проверить меня вздумал?!

До Стрегона донеслись сочный хруст и истошный визг, быстро перешедший в жалобный стон. Кто-то умоляюще залопотал на непонятном языке, словно торопливо извиняясь, но в ответ послышалось только сердитое шипение. Затем мерзкий хруст повторился, словно неизвестному сломали не только крыло, но и хребет. Потом с отвращением сплюнула Белка, отшвырнула какой-то бесформенный комок в сторону, и все стихло.

— Поднимайтесь, — сердито пробурчала она, бесцеремонно пройдясь по чужим спинам. — Теперь не тронут. А коли тронут, я им быстро покажу, как нарушать приказы хозяина. Стрегон, не спи, все бока отлежишь! Рыжий, убери свой зад от камня, а то он не стерпит такого неуважения и цапнет тебя за мягкое место!

Лакр проворно перекатился, вскочил на ноги, стараясь не коснуться макушкой низко опущенных ветвей, с опаской отодвинулся от покрытого мхом валуна, рядом с которым только что лежал. Подозрительно всмотрелся, сжал рукоять меча покрепче, но нет: камень как камень — вроде не шевелится и признаков жизни не проявляет.

Он украдкой вытер внезапно повлажневший лоб.

— Ф-фу… Бел, не шути так больше.

Белка только фыркнула, а затем кинула в ту сторону шишку, попав точнехонько в центр камешка. Тот дрогнул от удара, шишка звонко щелкнула, однако, вопреки ожиданиям, не отлетела в сторону, а, напротив, намертво прилипла. После чего подозрительный камень вдруг открыл широкую пасть, смахнул мраморным языком досадную помеху, пожевал, разочарованно выплюнул и, коротко сверкнув в полумраке двумя изумрудами глаз, снова застыл в неподвижности.

Гончая равнодушно отвернулась, не увидев, как передернул плечами ланниец, и, стащив с ближайшей ветки какую-то любопытную змеюку, укоризненно пробурчала: «Не к чему было шалить». После чего так же равнодушно свернула ей шею и без промедления двинулась дальше. Успев, правда, перехватить по пути Ланниэля, собиравшегося перешагнуть через какую-то корягу, сорвала алый цветочек, развернувший лепестки в сторону Тороса, откинула с дороги еще один зубастый камешек и, хмуро рыкнув на вынырнувшего из-под земли большущего крота, уверенно пошла вперед.

Братья сглотнули, понимая, что не увидели и десятой доли здешних обитателей, которые явно рассчитывали полакомиться гостями. Но задерживаться не рискнули: за их спинами снова недвусмысленно зашелестели ветки, все быстрее смыкая проход и непрозрачно намекая, что тоже не прочь перекусить.

Бежать сквозь кордон им пришлось почти два часа все в том же сумасшедшем темпе, что и вчера. Однако никто даже пикнуть не посмел, потому что понимали: чем быстрее закончится этот смертоносный коридор, тем меньше вероятность, что какая-нибудь ползающая, летающая или прыгающая тварь вцепится им в глотки. Сейчас от пения Белки граница притихла, звери предпочли укрыться в норах, насекомые и птицы умчались искать более доступную добычу, но Гончей все равно регулярно приходилось оборачиваться и избавлять попутчиков от особо тупых или настойчивых тварей.

А когда впереди снова забрезжил свет, Терг покосился на Белика с нескрываемой признательностью. Лакр испустил такой вздох облегчения, что его, наверное, услышали за сто верст окрест. Остальные расслабили сведенные от напряжения плечи и запоздало почувствовали, что, кажется, в этой безумной затее у них все-таки есть шансы на успех.

Причем верили они в это ровно до тех пор, пока не вылетели на сравнительно чистый пригорок, не вздохнули полной грудью и не утерли мокрые от пота лица. После чего растерянно замерли, потому что на них уставились сотни внимательных глаз. Луки противников ощетинились старательно оперенными стрелами, а клинки вражеских мечников оказались предусмотрительно обнажены.

Чей-то мелодичный голос с нескрываемым удовлетворением произнес:

— Добро пожаловать в Проклятый лес! Признаться, мы вас уже заждались!

ГЛАВА 10

Завидев чужаков, Белка остановилась, с неприятным удивлением обнаружив, что ее в кои-то веки переиграли. Затем попятилась было назад, заозиралась, но почти сразу с досадой прикусила губу: кордон не может стоять открытым дольше определенного времени и теперь стремительно закрывался, отрезая пути к отступлению. Ей, как ни старайся, уже не успеть нырнуть обратно в спасительные заросли, эльфам — тем более, да и люди не осилят это испытание во второй раз. Тем более что сейчас все они оказались под прицелом сотен луков и нескольких десятков арбалетов.

Гончая с холодным интересом оглядела выстроившийся полукругом и перегородивший им путь отряд из почти полутора сотен темных эльфов. Нечеловечески спокойных, натянувших свои знаменитые луки, внимательно следящих за каждым движением ее стаи и готовых стрелять на поражение при малейшем признаке угрозы. За эльфами замерли обычные наемники в наглухо закрытых шлемах, знакомых доспехах из плотно подогнанных, старательно выкрашенных в черное пластин… Что ж, агинцы в такой ситуации — вполне ожидаемое зло. Да и кого еще можно уговорить пойти в Проклятый лес? С их фанатичной верностью слову можно быть уверенным, что осечки не случится. Но сколько же их здесь? Две сотни? Три? У половины в руках виднеются луки и арбалеты, другие ощетинились сталью. Хотя последнее было явно лишним: от такого количества эльфийских стрелков даже Гончей было бы сложно увернуться. Не говоря уж о том, что за ее спиной в совершеннейшем ступоре застыли шестеро смертных и трое ошеломленно озирающихся перворожденных, которых при любом раскладе было невозможно бросить. Ох, кажется, Тиль недооценил своих врагов!

Белка чуть прищурилась, пристально изучая молчаливых противников. Да, они оказались ловчее и гораздо изобретательнее, чем она рассчитывала. Не стали тратить силы на погоню по межлесью, не повелись на ее уловку. Судя по всему, кто-то очень хорошо все рассчитал, расставив по заставам своих людей и старательно наводнив рейдерами леса вдоль тракта. Позволил Тилю увериться в собственной безопасности. Длительное время держался поодаль, внимательно наблюдая за развитием событий. А затем умело забросил сеть, позволив рыбке плыть именно туда, куда нужно, после чего удовлетворенно кивнул, потому что улов оказался действительно хорош. Причем хорош настолько, что Гончая даже задумалась над столь удачным совпадением, как появление семейства пауков у границы именно в то время, когда тут оказались трое высокопоставленных перворожденных.

Белка недовольно нахмурилась: да, такой вариант был вполне возможен. Однако для этого недоброжелателю Тиля требовалось знать несколько важных вещей. Первое — что тварь готова отложить яйца. Второе — что она будет поблизости и сумеет прошмыгнуть через приоткрывшуюся границу. Третье — враг должен был суметь открыть кордон хотя бы на пару минут, а такое по силам лишь опытному магу, владеющему частичкой «Огня жизни» и кое-чем еще, что позволило бы преодолеть сопротивление Проклятого леса. Наконец четвертое — их враг должен был знать, с кем и куда пойдет Тиль для осуществления своей задумки. И вот эта-то информация вряд ли была доступна всем желающим.

Белка даже не удивилась, когда дальние ряды перворожденных расступились и вперед вышли две поразительно ладные фигуры. Темные эльфы были настолько похожи, что сразу стало понятно: они находятся в близком родстве. Более того, Гончая хорошо их знала.

— Добро пожаловать, — негромко повторил один из перворожденных, тонко улыбнувшись при виде упрямо вздернутого подбородка Гончей.

— Брегарис! — чуть не сплюнул владыка Л’аэртэ, тоже узнав говорившего. — Как же я тебя-то, змея, не заметил…

Хранитель знаний, второй советник темного трона ллер Брегарис илле Аларис улыбнулся шире и с нескрываемым удовольствием оглядел долгожданных «гостей».

— Что ж, все получилось очень удачно, — промурлыкал он. — Жаль, конечно, что вам не пришло в голову использовать подготовленный нами проход… не зря же мы гнали сюда ту милую паучиху с потомством… Однако не заметить волнение границы было сложно. И, к счастью, оно случилось не слишком далеко от нужного нам места, так что мы успели вовремя.

— Кажется, он тебя переиграл, Тиль, — вполголоса обронила Белка, хладнокровно оценив обстановку. — Похоже, ты далеко не все выяснил насчет своих врагов. Оказывается, не только совету ты встал поперек горла — среди хранителей тоже зреет бунт. Кстати, заметь: они стоят далеко, взяли нас на прицел, сами не дергаются, не сомневаются. Да и этот гаденыш держится весьма неплохо.

— Иррадэ! — процедил Тирриниэль, сжимая кулаки.

— Тихо, Тиль. Проигрывать надо уметь, а он, признай, тебя провел. Скажи, он знал обо мне?

— Нет! Только Линнувиэль.

— Кхм. — Белка, как ни странно, осталась поразительно спокойной. — Выходит, или Линии вдруг проболтался, что в принципе невозможно, или его все-таки скрутили и…

— Если бы он погиб, я бы узнал. Да и Лан бы почувствовал.

— Значит, они получили информацию из другого источника.

— Но это невозможно! — зашипел Тирриниэль, прищурив заалевшие глаза.

Брегарис с удовольствием всмотрелся в лица «гостей», подметил ощетинившихся сталью братьев, а потом вдруг сделал быстрый жест. Он словно очертил в воздухе круг, внутри которого обозначил пятилучевую звезду, при виде которой у людей невольно дрогнули руки, а у Стрегона вырвался судорожный вздох:

— Не может быть…

— Оружие опустить! — коротко велел хранитель, и побратимы, будто неживые, послушно исполнили приказ. — Отошли на два шага назад! Клинки на землю! Пояса снять!

Белка непонимающе обернулась, но наемники, словно марионетки, беспрекословно исполнили все, что от них потребовали. Причем так проворно, что Ланниэль тихо выругался себе под нос, Картис потемнел лицом и заслонил собой повелителя, а сам Тирриниэль процедил проклятие.

— Это еще что такое? — неподдельно изумилась Белка при виде подобной покорности. — Стрегон, ты спятил?! Может, еще на колени встанешь, если попросят? Или сам на меч напорешься, чтобы им было удобнее?

Наемники не шелохнулись. И ртов не раскрыли в свое оправдание. Только зубами скрипнули, мрачно буравя взглядами стоящего напротив эльфа, и шумно задышали, словно тщетно боролись с какой-то невидимой силой, сковавшей их по рукам и ногам.

— Встанет, — с удовольствием рассмеялся Брегарис. — Даже зарежется во славу своего кодекса и заказа: патриарху никто из них не рискнет возражать. Верно, Тиль? Они ведь послушные дети своего создателя? Наивные, простые и очень преданные? Но, кажется, теперь ты об этом сожалеешь?

Владыка Л’аэртэ помрачнел.

— Что это еще за новости? — с подозрением обернулась Белка, но владыка только отвел глаза и помрачнел еще больше. — Тиль, о чем это он?

— А тебе разве не сказали? — делано удивился хранитель и вдруг негромко рассмеялся. — Нет, это просто невероятно! Я, конечно, знал, что наш владыка стал в некоторых вещах наивен, но чтобы до такой степени… Открой глаза, Бел! Неужели ты думаешь, что твои спутники могли получить руны у кого-то, кроме эльфийских магов? Или сумели бы воспользоваться ими без нашего согласия и нашего же контроля?

Белка сильно вздрогнула.

Братство? Эльфы? И Тиль!

Она некстати вспомнила, как пыталась добраться до основателей так называемого братства. Как настойчиво рыскала по всему Интарису и даже Ланнии, желая найти наглеца, посмевшего замарать имя Диких псов. Столько времени потратила, столько народу измучила, но, потратив на поиски правды несколько долгих лет, лишь плюнула с досады и неохотно признала, что неведомый кукловод, собравший в один кулак такую опасную силу, остался для нее недосягаем. Он был слишком хитер. Слишком ловко прятал следы и заранее позаботился о том, чтобы никто не смог узнать его в лицо. Даже старейшие мастера не имели о нем никакого понятия! И руны… Она уже тогда подозревала, что тут замешаны остроухие гады, но чтобы все зашло так далеко?!

Гончая гневно прищурилась:

— Ти-и-иль? Брегарис не врет? Нелепое братство… школы, мастера, испытания, кодекс дурацкий… Ты имеешь к этому какое-то отношение?!

Почувствовав злые нотки в голосе Белки, Тирриниэль затравленно заозирался:

— Прости, я все тебе объясню…

— Это что, была твоя работа?!

— Конечно, его, — охотно подтвердил ее догадку Брегарис. — Кто бы еще догадался нанести самым лучшим из смертных наши руны, подобные тем, что есть у тебя?

У Белки окаменело лицо.

— Только с его подачи и с его же разрешения мы открыли людям эту тайну. И только с его позволения эти заклятия вошли в обиход обычных магов. В том числе и слабые аналоги рун подчинения, которые ты знаешь. Да и само братство было его идеей. Хотя до сегодняшнего дня я был твердо уверен, что ее осуществили именно с твоей подачи.

Тирриниэль несильно вздрогнул, а Белка, услышав о рунах, смертельно побледнела. Проклятье… Столько лет! Столько Торковых лет! А ответ, оказывается, все это время был рядом! При том, что этот ушастый гад отлично знал, что его ищут! Знал, чего ради она исчезала из Темного леса во время последних визитов! И все это время молчал!

— Тиль, как ты мог?!

— Прости, — тихо повторил эльф, упорно отводя глаза и на время едва не позабыв о довольно усмехающемся хранителе. — Но ты так долго этому сопротивлялся, что я решил немного обождать. Я хотел, чтобы это было что-то новое. Что-то, что приносило бы пользу и наглядно доказало, что даже от рун подчинения есть толк. Обычно братство не вмешивается в то, что не касается непосредственно заказа. Они не наемные убийцы, не воры, не регулярная армия. Они служат за деньги, это правда, но… Они не служат никому, кроме самого братства. И я сделал все, чтобы это осталось именно так.

— Ты хотел сделать из них Диких псов! — рыкнула Белка, сверля огорченного Тиля злым взглядом.

— Нет… То есть в каком-то смысле да, — тяжело вздохнул царственный эльф. — Мне было жаль терять такие таланты. Ведь Стражи действительно были непревзойденными бойцами. А я не хотел, чтобы все это бесследно исчезло. Поэтому и нашел тех, кто уцелел после открытия Новых земель, дал идею, которой они могли бы служить, занялся школами, мастерами… Ввел правила, татуировки, применил немного магии, чтобы она помогала в работе…

— Проклятье! Но почему ты не сказал мне?!

— А вы бы признали их? — грустно улыбнулся Тирриниэль. — Ты бы смирился? Вот так, сразу? После того как твои настойчивые поиски не увенчались успехом?

Гончая, скрипнув зубами, отвернулась:

— Мы поговорим об этом позже. И я потребую от тебя ответы на все свои вопросы.

— Боюсь, моя маленькая Гончая, что нет, — притворно огорчился Брегарис. — Не думаю, что ты сможешь отомстить. По той простой причине, что заниматься братством твой любимый родственник поставил именно меня. И именно я следил за тем, как оно растет, развивается. Я составлял кодекс, который так тебе не по нраву, вырастил не одно поколение братьев и сделал все, чтобы они были верны только одному господину — патриарху. То есть мне. Так что не надейся, что твои спутники тебе помогут, — в моей власти сделать так, чтобы они обратили свои мечи против вас. Не правда ли, мои смертные друзья? Или, может, правильнее будет назвать вас своими рабами?

Стрегон сжал зубы и, чувствуя, как неистово жжется татуировка под сорочкой, с усилием кивнул. А потом услышал, как скрипнули зубами побратимы, и со всей ясностью понял, что татуировка пса и им причиняет немилосердную боль, вынуждая склонить головы и униженно пасть на колени, задыхаясь от мучительного дара, от которого в мгновение ока воспламенилась каждая клеточка тела.

— Вы правы, — улыбнулся Брегарис в ответ на злые взгляды смертных, которых пригибала к земле невыносимая тяжесть. — Ваши узоры специально сделаны так, чтобы вы не могли сопротивляться. Разумеется, когда это нужно мне. Ничего особенного: одна лишняя руна, и вы — мои. Забавно, правда? А если я еще немного добавлю огоньку?

Гончая покосилась на тяжело дышащих наемников, у которых болезненно исказились лица, и сжала кулаки.

— Отпусти. Тебе они без надобности.

— Верно, — благосклонно кивнул эльф. — Но, видишь ли, Бел, пока они в таком состоянии и пока твои родственники находятся под прицелом, я могу требовать от вас все, что захочу. Но ты ведь уже знаешь, что мне нужно?

— Откуда ты узнал обо мне? — сухо спросила Гончая.

— Это было просто: братство подчиняется мне целиком, так что вся информация о нанимателях рано или поздно достигает моих ушей. А один наш общий знакомый был весьма неосторожен, рассказав о заказе в Аккмале, где, разумеется, есть немало верных мне людей. Как только я услышал о Ходоке и добыл кое-какие сведения касательно золотых, стало ясно, где вас искать. Так что теперь я могу спокойно убить одной стрелой двух зайцев.

— Уверен, что справишься?

— Думаю, да, — довольно хмыкнул Брегарис. — Наш владыка в последние пару веков стал непростительно слаб. Однако в паре важных вопросов он упорствует с усердием, достойным вьючного осла: изменение вовсе не так страшно, как считалось. С его помощью можно многое сделать. Возродить наши семьи, поставить на место тех, кто незаслуженно поднял голову и забрал то, что им не принадлежит…

Белка скривилась.

— Кажется, ты слишком долго общался с Иттираэлем: его яд сжег тебе мозги, которые еще оставались после того, как их впервые опалил «Огонь жизни». Правильно мне мама говорила: все мужики с ума сходят, когда им отказывают. А вы на пару с сыночком… Да, забыл поздороваться с тобой, Берралис… Надеюсь, у тебя до сих пор башка болит по ночам?

Второй эльф, поразительно похожий на Брегариса и до сих пор хранивший презрительное молчание, зло искривил губы, однако решил не отвечать на нападки Гончей. Впрочем, Белку это не остановило: гнусно ухмыльнувшись, она многозначительно потерла костяшки пальцев на правой руке и заметила:

— Жаль, что я не прибил тебя в прошлый раз: сейчас имел бы меньше проблем ровно на одну ушастую морду…

— Заткнись! — все-таки не выдержав, прошипел Берралис.

— Отчего же? — мило улыбнулась Белка. — Правда глаза колет? Порадовался, что о твоих ночных похождениях не узнал Таррэн? Осмелел, наглости набрался, а помнится, тогда ты умолял меня на коленях…

Темный эльф скрипнул зубами, но она сделала вид, что не услышала.

— Так скажи-ка мне, родной: а не для того ли твой отец приволок сюда почти весь свой дом, чтобы ты мог почувствовать себя более уверенно? Да еще игрушки колючие на меня наставил? Думаешь, они помогут?

— Довольно, — сухо велел Брегарис.

— Какой суровый мужчина! — Белка, словно не услышав, картинно всплеснула руками. — Знаешь ли, ушастый, мне отчего-то вдруг стало казаться, что за смутой в совете стоишь именно ты. Полагаю, без поддержки одного из сильнейших старших домов ни один из них не решился бы выступить против Л’аэртэ. Чем ты их сманил? Изменением? Пообещал каждого обеспечить неутомимой постельной игрушкой? Покорными рабынями, от которых будут рождаться исключительно маленькие эльфики? А?

— Много чем, — раздался еще один голос, и рядом с хранителем встали трое темных эльфов.

— Ого! Какая встреча! — фальшиво изумилась Гончая при виде новых действующих лиц. — Тиль, ты только глянь! Ллер Эналле илле Этаррас, ллер Гиарас илле Таррис и ллер Инару илле Хатарин! Потрясающе! Из десяти ваших домов сразу три представителя старших и двое младших имеют на тебя зуб! А я-то все голову ломаю, отчего у нас был такой настойчивый хвост! И каким образом эти два бездаря-мага, которым следовало уши обрубить[5] еще во младенчестве, вдруг набрали так много остроухих последователей, готовых скинуть с трона нынешнего владыку, чтобы посадить на него… Да, наверное, вон того недоумка с излишне активным… гм… самомнением.

— Шас-са, Гончая! — прошипел Берралис, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться. — Придержи свой язык, иначе твои друзья умрут прямо здесь!

Белка даже не дрогнула и не стала оборачиваться, чтобы увидеть шестерых смертных, которые медленно опустились на колени, судорожно хватаясь за горло и тщетно пытаясь избавиться от сжимающейся на нем невидимой удавки.

— Отпусти их, — недобро улыбнулась она, показав ровные, белые, подозрительно заострившиеся зубы. — Опусти, слизняк, или я вскрою тебе глотку быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Имей в виду: если кто-то из них сейчас умрет, вы меня не получите, ясно? И вся ваша затея с изменением рухнет прямо тут, у вас на глазах. Брегарис, останови своего дурака-сыночка, пока я не испортил вам все планы.

Немолодой хранитель чуть скосил глаза в сторону братьев, и сиплые вздохи за спиной Белки прекратились. После чего эльф неслышно отступил и, словно что-то заподозрив, оказался на приличном расстоянии от внезапно подобравшейся Гончей.

— Хороший эльф, — бесстрастно похвалила Белка, убедившись, что Стрегон и его люди начали приходить в себя. — А теперь сними с них удавки и прикажи своим недомеркам опустить луки.

— Луки останутся, — без улыбки отозвался Брегарис, настороженно замерев. — С тобой ни в чем нельзя быть уверенным.

— Я тебя убью! — нехорошо прищурился Тирриниэль, решительно выступив вперед и приподняв ладони.

— Нет, Тиль, — сухо возразила Гончая, не отрывая взгляда от хранителя. — Никакой магии. Это уничтожит нас быстрее, чем стрелы. За спиной кордон, не забыл? Если тут вспыхнет хоть одна искра вашего огня, даже мне вас будет не спасти.

— Зато от этих избавимся, — угрюмо процедил владыка. — Раз уж я пригрел на груди такую змею, то мне с ней и разбираться. А моих сил, я тебя уверяю, хватит даже на то, чтобы открыть тут новый вулкан…

— Вулкан под названием «Тиль — дурак», — так же сухо заметила она. — Все, остынь. Я не собираюсь сегодня умирать и тебе не позволю. Не говоря уж о том, что вон тех сине-зеленых типов надо бы привести в чувство. Лан, займись!

— Ты что задумал? — всполошился молодой маг.

Белка только усмехнулась:

— Ну, раз уж мы все в это вляпались, то постараюсь подороже продаться.

Ланниэль обреченно сжал кулаки: он слишком хорошо знал этот тон и опасался, что это не сулит им ничего хорошего.

— Эй, ушастый! — вдруг крикнула Гончая, привлекая к себе внимание не самых слабых темноэльфийских старейшин, простых эльфов и даже агинцев. — Эй, ты меня слышишь, кролик вислоухий? Я так полагаю, ты многое предусмотрел! Даже, думаю, припас какой-нибудь славный артефакт на тот случай, если у нашего Тиля вдруг взыграет оскорбленная гордость и появится желание испепелить мне половину леса. Скажи, я прав? Ты ведь не просто так такой наглый?

Брегарис нервно дернул щекой.

— Попробую угадать! — снова крикнула Белка. — Как насчет двенадцати камней бездны?

Тирриниэль неверяще прошептал:

— Нет… Он не мог…

— Выходит, мог, — вполголоса отозвалась Гончая. — Я прямо чую, как от него тянет силой. И огнем вашим заодно. К тому же мне оч-чень не нравится ожерелье на его шее. Сам глянь: по-моему, это они.

— Ого, — усмехнулся хранитель, на мгновение коснувшись груди, где поблескивала длинная нить из крупных, искусно ограненных алмазов. — Кажется, у тебя побольше ума, чем я считал, Бел. А владыка позабыл, что в сокровищницу есть доступ не только у него, но и у некоторых хранителей. В частности, у меня. Так что пусть он не мечтает воспользоваться «Огнем жизни» — камни этого не допустят, а мои люди при первой же попытке к сопротивлению превратят вас в решето.

Владыка Л’аэртэ стремительно побледнел, неожиданно осознав, насколько сильно ошибался в своем хранителе. Требуется немало времени, чтобы подчинить и обуздать силу двенадцати камней бездны. Лет пятьдесят-шестьдесят, а то и все сто, пока древний артефакт, созданный еще во времена Изиара, признает нового хозяина. Тиль в свое время не рискнул с ним связываться, а Брегарис, похоже, не погнушался.

Хранитель, вдоволь насладившись своим триумфом, отвернулся от повелителя и снова обратился к Белке:

— Ты ведь чуешь их, верно?

— Вонь я твою чую, отрыжка дохлого ползуна! А еще чую, что от сыночка твоего несет, словно из выгребной ямы, в которой неделю назад утопилась пьяная крыса!

— Фу, как грубо, — холодно отозвался эльф, и бровью не шевельнув.

— Чего ты хочешь? Раз до сих пор еще выпендриваешься, значит, чего-то тебе от нас все-таки нужно, — прищурилась Гончая. — Хотел бы убить Тиля, давно бы справился: пока у тебя камни, он без источника бессилен. Так чего ж ты хочешь?

Брегарис снова соизволил многозначительно улыбнуться.

— Немного: мне нужна ты, Гончая.

— Надеюсь, не для себя лично? А то я ужасно расстроюсь от мысли, что ко мне все время тянет какую-то гадость! То Изиар засматривался, то Талларен, то Иттираэль…

— Лорда Торриэля не забудь, — ядовито посоветовал Берралис.

— Тебя не спросили, пенек озабоченный! Так зачем тебе я, Брегарис? Уж не для этого ли ушастого болвана присматриваешь? Тогда прости, но он мерзкий и страшный. Я такими не интересуюсь. И вообще не люблю эльфов. Особенно темных.

— Нам нужен образец, — неласково сообщил один из молчаливо взирающих на ее кривляния эльфов. — Высокий лорд опрометчиво уничтожил все записи об изменении. Поэтому нам нужен единственный образец — ты. Только в этом случае мы согласны оставить жизнь твоим спутникам, иначе вы все умрете.

— А как же я? Вдруг вы меня пораните?

— Ничего, — нехорошо улыбнулся Берралис, поравнявшись с отцом. — Мы постараемся не уродовать твою дивную кожу. Правда, руны подчинения утрачивают силу после смерти носителя, так что в некотором роде нам предпочтительнее видеть тебя в мертвом виде, чем в живом. Но поскольку риск все-таки есть, то мы даем тебе шанс.

— Как заманчиво… — неопределенно протянула Белка, мысленно просчитывая варианты. — Ладно, мне надо подумать.

— Думай, — зловеще процедил хранитель. — Но не слишком долго. Мы и так потратили много времени, чтобы вас найти.

— А Тиль? Его вы прибьете?

— Если он наденет браслеты из аконита, то будет жить. Но, разумеется, о своем прежнем положении может не мечтать. И магии, само собой, его тоже лишат, заблокировав дар.

Белка удовлетворенно кивнула и обернулась к взбешенным спутникам, которые в ответ уставились на нее так, словно собирались прямо здесь разорвать на куски. Внимательно их оглядела, а потом вполголоса спросила:

— Ну что, братцы-кролики? Как вам перспектива?

Владыка Л’аэртэ побелел от ярости. При этом глаза у него запылали так страшно, что пришедшие в себя братья опасливо попятились.

— Тиль, держи себя в руках, или я тресну тебя по башке. Лан, что скажешь? Стоит нам рискнуть моей шкурой?

— Нет, — мрачно ответил молодой маг, посверкивая такими же алыми, как у Тиля, глазами.

— Решительно и твердо, — усмехнулась Белка. — Картис?

— Нет.

— Очень умно. А главное, солидарно. Тиль?

Владыка зло выдохнул и скрипнул зубами.

— Ясно — нет, — ничуть не расстроилась Гончая, которая, кажется, перестала беспокоиться о чем бы то ни было и снова натянула вроде бы неуместную среди такого напряжения личину Белика. — Стрегон? Терг? Лакр… Раз уж вы вляпались вместе с нами, то тоже имеете право голоса.

Стрегон, покосившись на готовых к стрельбе эльфов, поджал губы.

— Какие у нас варианты?

— Первый разумный вопрос, — спокойно кивнула Белка. — Но вот вариантов у нас как раз немного. Первый: мы гордо говорим: «Нет», — затем отчаянно сопротивляемся и гарантированно помираем, потому что ушастые, как ты знаешь, стреляют быстро, а от такой тучи стрел даже мне будет сложно увернуться. В итоге вон те кролики получают себе мое тело, голову Тиля и ваши теплые трупы. Они при этом жутко довольны, мы с вами оказываемся на том свете, Лана и Картиса в лучшем случае убьют, а в худшем — вернут обратно в Темный лес, где предоставят в качестве веского аргумента нынешнему «владыке», чтобы он осознал, что это — полный провал, после чего красиво уступил свое место во-о-он тому хмырю с недовольной рожей. Второй вариант — мы, опять же, гордо говорим: «Нет», — но вместо активного сопротивления сразу кидаемся бежать… и бежим куда глаза глядят, потому что кордон я открыть не успею. Но, стараясь выжать из ситуации по максимуму пользы, Тиль с Ланом пытаются прикрыть нас магией, вы с парнями прикидываетесь живыми щитами, я помчусь впереди с гордо поднятой головой, а кто-нибудь самый невезучий будет до упора прикрывать наш отход своей широкой… кхм… спиной. Исход тот же, потому что после первого же магического удара за нас возьмутся здешние зверушки. Остановить их я не смогу. Более того: вы связаны заказом, а значит, вряд ли бросите Тиля. Лан и Картис из-за клятвы верности точно не уйдут. Ну а одному мне уходить несолидно. Так что Брегарис с сыночком, у которых есть отличная защита от огня, живы и веселы, а мы наверняка помрем. Вариант третий: я все-таки пытаюсь открыть проход в кордоне, несмотря на стрелы и высокий процент неудачи; вы старательно прикрываете меня и друг друга. Потом (если у меня получится и мы все еще будем живы) пытаетесь бежать, изредка вскрикивая от удачных попаданий в голову, ноги и всякие другие места. А кто-нибудь особенно смелый останется в качестве «мальчика для битья». Исход печальный: скорее всего, мы свалимся примерно на втором шаге, попадем в плен или сдохнем на месте, потому что пленные им, судя по всему, не нужны. Тиля, разумеется, обезглавят, меня тихонько удавят, а люди с Ланом и Картисом… Ну, оставим этот вопрос на откуп больной фантазии победителей. Вариант четвертый: я соглашаюсь на все их условия, бросаю оружие и не сопротивляюсь, пока меня хорошенько вяжут. Вас, как только все будут уверены, что мне не сбежать, быстренько нашпиговывают стрелами, а потом для верности рубят в капусту, чтобы уже не воскресли. Я при этом, естественно, кричу, что так нечестно, потом рву оковы и пытаюсь отомстить, но они не теряют времени, и все заканчивается, как в предыдущих вариантах…

Стрегон мрачно посмотрел на Тирриниэля и внутренне поежился: у того в глазах бушевало такое пламя, что даже стоять рядом было неуютно. У Ланниэля зрачки выглядели чуть лучше, но лишь по причине того, что он был моложе. И только Картис смотрелся более или менее пристойно. Правда, в его глаза Стрегон заглядывать поостерегся — перекошенное лицо эльфа говорило само за себя.

— А пятого варианта не предусматривается? — наконец хрипло спросил полуэльф, поняв, что остальные, если и услышали разглагольствования Гончей, вряд ли восприняли их всерьез.

Белка широко улыбнулась:

— Я как раз до него дошел.

— Мне не нравится то, что ты задумал, — недовольно пробурчал Ланниэль.

— Ты же еще ничего не знаешь.

— Поэтому и не нравится! У тебя всегда идеи сумасшедшие! Особенно когда ты в личине Белика!

— Так предложи свою! Что, не можешь? Тогда слушай и, будь добр, сделай несчастное лицо, потому что за нами наблюдают… Тиль, у меня к тебе три вопроса!

Владыка Л’аэртэ свирепо покосился за спину Белки:

— Я им тебя не отдам!

— Да-да, я знаю, что ты меня любишь. Но все-таки ответь мне, пожалуйста, на три важных вопроса.

— Какие? — с подозрением уставился он.

— Первый: ты мне доверяешь?

Под многочисленными взглядами Тирриниэль насупился: — Да.

— Хорошо. Второй: ты помнишь, что случилось с нами вчера лишь из-за того, что ты мне помешал?

— Да, — процедил эльф.

— И третий: хочешь ли ты, чтобы это повторилось?

— Зачем спрашиваешь? — фыркнул владыка эльфов. — Но я не вижу выхода, который дал бы нам возможность уцелеть. Я могу только призвать огонь и попытаться спалить их до того, как полетят стрелы. Моей силы хватит, чтобы превратить этот пригорок в кипящую лаву!

— Камни, — совершенно спокойно напомнила Гончая. — Кое-кто опрометчиво забыл спрятать от чужих жадных ручек двенадцать камней бездны. Не забрал с собой, как следовало, не выбросил и не уничтожил один из сильнейших артефактов Темного леса, а оставил его на виду, понадеявшись на Линнувиэля, у которого и без того хлопот хватает. И это при том, что подобные безделушки умеют превосходно поглощать магию в любом виде. Особенно — твой огонь. А ты к тому же опрометчиво позабыл про Иттираэля, доверился снова, хотя я еще пятьсот лет назад предупреждал, что идея с хранителями неудачна: их слишком много для одного повелителя. И ты даже с этим согласился, но, по-видимому, решил не усугублять ситуацию с советом и отложил решение на более подходящее время. Да еще сыночка Брегариса проглядел, который в магии мало чем уступит отцу. В итоге ты ошибся дважды: когда оценивал потенциал своих врагов и когда решил, что они еще не готовы. А теперь скрипеть зубами поздно: нас действительно переиграли, они подготовились лучше, чем можно было ожидать. Сам посуди: ты остался один, ты слаб и почти беззащитен. А их много, у них луки и арбалеты. Они полны решимости избавить этот мир от твоего утомительного присутствия. Однако если сейчас ты позволишь себе сцепиться хоть с одной из этих крыс, мы получим две крайне неприятные вещи: ты опустошишь свой резерв досуха, но при этом не только не прибьешь своих главных врагов, но и отдашь им свои силы. А нас, сразу после того как тебя зашибут, охотно скушают подопечные Таррэна, которые мне не подчиняются. Вернее, подчиняются, но не все, так как многие стали забывать о хозяине, что делает наши шансы совсем уже минимальными. Тогда как Брегарису и его обожаемому сынуле в любом случае ничто не угрожает.

— Я их убью!

— Сомневаюсь. Но даже если так, то совет потом убьет нас. Просто потому, что ты будешь пуст, как корзинка из-под пирожков, а у Лана не хватит сил даже на один хороший щит: твой огонь, как ты помнишь, благодаря камням перейдет к Брегарису и сделает его способным уничтожить даже венец. А это значит, что ты и Линнувиэля подставишь. Кордон, опять же, близко. Еще варианты?

— Ты… мог бы побыть моим источником, — нерешительно предположил Тирриниэль, мельком оглянувшись на братьев. Те вежливо потупились и сделали вид, что самым неожиданным образом оглохли. — Если ты отдашь свой резерв, это поможет.

Белка вздохнула:

— Если бы на твоем месте был Таррэн, я бы так и сделал. Но, Тиль… Прости, ты очень сильный. После него, пожалуй, самый сильный. Однако даже в этом случае слишком велик риск, что твои мысли повернут не в то русло. Пойми: я не маг и интенсивность потока не контролирую. Поэтому отдам тебе сразу все, что имею. И даже если тебя не разорвет на месте, с силой будет крайне сложно управиться. Таррэн — и тот едва успевает, приходится вовне отводить и портить здешнюю растительность. А ты к этому не привык. К тому же ты в любом случае спалишь Стрегона, оттягивающего твою магию на себя, и его парней заодно. Ну и Картиса, конечно. Брегарис, разумеется, тоже останется тут лежать кучкой черного праха, но мне кажется, что это — слишком большая цена за такого урода.

— Хорошо, — обреченно вздохнул Тирриниэль. — Что ты предлагаешь?

Она улыбнулась и хитро подмигнула испуганному Ланниэлю.

— Хочу немного поразвлечься… У кого есть ненужный нож из гномьего аконита?

ГЛАВА 11

Брегарис с брезгливым интересом наблюдал, как яростно жестикулируют эльфы в отчаянной попытке что-то доказать решительно настроенной Гончей. Он видел, как исказилось лицо Ланниэля лерре Л’аэртэ — младшего отпрыска старшего хранителя. Как помрачнел учитель Лана — Картис илле Маллентэ, который в данный момент почти не имел права голоса. С каким неподдельным раздражением заспорили с ней смертные идиоты… До сих пор называют ее глупым именем «Белик» и обращаются исключительно как к мужчине. Странная причуда, которая не к лицу такой удивительной женщине, как Белка…

Бывший владыка, кажется, вот-вот взорвется от гнева. Он не хочет ее отпускать, но это вполне естественно — наследники Изиара всегда были невероятно вспыльчивы и ревнивы… Очень ревнивы. А Тирриниэль до сих пор пытался прятать свои чувства. Старый дурак. Даже слепец бы заметил, что они никогда не были по-настоящему искренними. Перед Белкой было невозможно устоять. Не зря ее образ вот уже пять веков будоражит Темный лес, а ее изысканная красота заставила не одного эльфа потерять голову. Она действительно прекрасна. Желанна до боли и опасна, как кровожадная хмера. Хотя для некоторых эта опасность не имела особого значения. Потому что угроза быть покалеченным или убитым воспринималась лишь пикантной добавкой к сладкому блюду под названием «измененная». И Брегарис многое бы отдал, чтобы попробовать его на вкус.

Зная о том, что Торриэль, он же Таррэн илле Л’аэртэ, исчез с Лиары, пожалуй, он не зря рискнул повторить его оглушительный успех. Тем более, когда пределы стали не в пример уязвимее и покладистее. Они, как оказалось, признавали власть лишь одного хозяина и лишь одну кровь, которая, кстати, была и в самом Брегарисе. Оставшись без твердой руки, Проклятый лес сперва затих в ожидании чуда. Затем, когда стало ясно, что Таррэн не вернулся, забеспокоился, что привело к ненадежности кордонов. Какое-то время еще надеялся сохранить прежний статус, но теперь наконец отчаялся, словно предчувствуя, что хозяин уже не придет, и созрел для нового претендента. И тот факт, что двенадцать камней бездны (единственный в своем роде артефакт, некогда принадлежавший Изиару) сумели пробудить Проклятый лес ото сна, — лишнее тому подтверждение.

Правда, Брегарис, даже досконально изучив чудом сохранившиеся записи Иттираэля, до которых владыка Тирриниэль в свое время не добрался, до последнего сомневался, что сумеет подчинить себе наследие Изиара. Читая вольный пересказ хроник в изложении бывшего старшего хранителя, он многое оттуда почерпнул, выяснил кое-что об изменении, осознал его жизненную необходимость. Тщательно изучил уцелевшие крохи знаний, касавшиеся самого ритуала, и в итоге пришел к выводу, что просто обязан его повторить. Точно так же, как обязан воспользоваться оставленными Иттираэлем подсказками и применить артефакты Изиара по назначению.

Камни, как ни странно, откликнулись на его зов. Узнали магию крови, поделились силой и заодно вызвали острую зависть к тем, кто мог безнаказанно прикасаться к «Огню жизни» с тех самых пор, когда владыка Изараэль нашел способ зажечь его в своей крови.

Тирриниэль, кстати, зря не рискнул воспользоваться его даром. И зря опасался непредсказуемых последствий — камни оказались на диво послушными и обладали весьма полезными свойствами. В том числе способностью подчинять себе другие артефакты создателя. Например, зеркало мира, о происхождении которого даже Иттираэль ничего не знал, или… да тот же Проклятый лес.

Возвращения Таррэна Брегарис не боялся: раз уж тот за двенадцать лет не сумел найти дорогу домой, то в течение нескольких последующих дней точно этого не сделает. Его сыновья все эти годы беззаветно тратили силы на то, чтобы удержать открытый им портал, Брегарис был об этом отлично осведомлен. А значит, сейчас они слабее, чем когда-либо раньше. А если при этом все будет сделано тихо, здесь, в Проклятом лесу, куда даже детям Белки и Таррэна не было свободного доступа, то владыки Золотого леса и вовсе не узнают правды. Следовательно, у них не будет повода для мести. К тому же Тиль, многомудрый, высокомерный, вечно предусмотрительный Тиль, как по заказу вдруг начал совершать одну ошибку за другой. Будучи в полной уверенности, что сплел красивую и безупречную интригу, он внезапно ушел из чертогов. Отдал Линнувиэлю венец силы. Оставил после себя след, искренне веря, что эту уловку не разгадают. Да еще и смертным доверился, чего никогда не сделал бы раньше. А после, напрочь позабыв об осторожности, отправился в Новые земли, рискнув искать помощи у обозленной Белки…

Даже странно, что она до сих пор его не убила. Зная о том, кто прикрывал уход Таррэна и помогал создавать портал в иной мир, зная, по чьей вине Таррэн так и не вернулся, прекрасно сознавая, что без него Проклятый лес рано или поздно начнет искать нового хозяина, она просто не могла относиться к Тилю спокойно. Однако поди же ты: все-таки стоит, что-то упорно доказывает и даже пытается убедить в том, что поступает правильно.

Заслышав за спиной недовольное фырканье, хранитель покосился на сына и в очередной раз подумал, что в стремлении Берралиса участвовать в этой авантюре виновата именно Белка. Берралису отчаянно нужна была такая же неистовая пара, какую повезло заполучить лорду Торриэлю. Пускай не именно Гончая, хотя отомстить за унижение он, конечно, захочет, однако не менее страстная и способная не только стать верной подругой, но и родить долгожданного наследника. Да, есть простые эльфийки, тоже способные родить. Но ему очень нужна была измененная. И многим из рискнувших прийти сюда эльфов она нужна была не меньше.

Однако Белка, скорее всего, станет для них лишь образцом, с которого будут рисоваться эти руны на других, более покладистых леди. А еще через несколько сотен лет, когда молодых эльфов станет наконец достаточно, можно будет попробовать изменить и остальное. Ведь пара веков — не слишком большой срок для тех, кто хочет повторить путь Изиара… В конце концов сам правитель древности ждал больше девяти эпох. И что с того, что в последний момент все-таки проиграл?

Хранитель знаний слабо улыбнулся, когда увидел, как разъяренная упрямством спутников Гончая вдруг выхватила оба родовых клинка и, рыкнув на несогласных, вырвалась из плотного кольца мужских тел. Кого-то ударила, кого-то оттолкнула, остальных просто раскидала в стороны, а потом резким движением очертила на земле широкий двойной круг.

Брегарис хорошо знал об этом негласном правиле: наружный круг Белка дозволяла переступить, чтобы принять чей-либо вызов. Это был ее первый и единственный подарок дураку, рискнувшему с ней поспорить, потому что тот, кто рисковал зайти за эту линию, всегда уходил от нее живым. Покалеченным, побитым, но все-таки живым. Что бы ни случилось, какое бы оскорбление ни нанес или гнусный намек ни сделал. Даже такой откровенный, какой умудрился сделать его неразумный сын почти пять веков назад. Но вот те, кто решался зайти во второй круг…

Темный эльф негромко хмыкнул.

Странно, что на этот раз она обвела не себя, а других. Но, вероятно, хотела быть уверенной, что никто не переступит заветной черты. В том числе Тирриниэль, который знал ее лучше всех. Так что не зря он так яростно сквернословит сквозь зубы. И не зря с таким отчаянием смотрит ей в спину — с болью, с настоящей мукой… Все-таки есть в нем и другие желания, которые он тщательно прятал все эти долгие годы. Глупец!

— Я готов, — сердито рыкнула Гончая, шагнув к заметно напрягшимся врагам. — Но у меня будет пара условий, Брегарис.

Хранитель знаний только усмехнулся (еще бы их не было!) и благосклонно кивнул:

— Слушаю.

— Первое: ты оставишь Тилю, Лану и Картису жизнь. Второе: дашь уйти смертным — наш спор их не касается. За ушастых не прошу — понимаю, что все равно не отпустите, но их жизни меня вполне устроят. Наконец третье: я не хочу, чтобы меня лапали твои нелюди. Особенно твой милый сынок. И я требую клятву рода, что все будет так, как я хочу.

— Что взамен? — вкрадчиво поинтересовался Брегарис.

— Я не буду сопротивляться, — спокойно отозвалась Гончая. — Вы сможете увидеть все, что захотите.

— Этого мало, — нехорошо улыбнулся эльф. — Ты позволишь нам без помех изучить твой рисунок, Гончая. Ты не сбежишь, не покалечишь никого из тех, кто будет с тобой работать. И не причинишь вред мне и моему сыну, если возникнут вопросы более… личного характера.

— У меня уже есть хозяин, — криво усмехнулась Белка. — Так что не льсти себе: подчинить меня не удастся. И учти: если кто-то из вас тронет меня недостаточно аккуратно, я сверну ему шею. Если посмотрит мне на спину, умрет независимо от моего желания. Если вздумает распустить руки, я их тут же вырву. Так что или убей меня сейчас, или соглашайся на то, что я могу тебе предложить.

Берралис выразительно взглянул на отца:

— Твои друзья могут пострадать от твоей несговорчивости, Бел, — вкрадчиво начал он. — Не стоит давать нам повод снова испытывать их на прочность.

Это он о Стрегоне и братьях? Решил, что сможет этим кого-то шантажировать?

— Я дам тебе возможность рассчитаться, — неожиданно кивнула Гончая. — Но только ради них и лишь тебе одному. Один на один. Сумеешь со мной справиться — получишь любую награду. Не сумеешь — не обессудь.

— Согласен, — прошипел молодой эльф, не заметив предостерегающего взгляда отца. — Мои условия ты знаешь: полная свобода во всем, что касается тебя!

Она холодно улыбнулась:

— В таком случае выходи, и мы поглядим, на что ты способен. Правда, мечей у меня под рукой нет, но я лучше рискну сейчас, чем буду потом терпеть твое мерзкое дыхание на своем горле. Кстати, я надеюсь, сегодня ты хотя бы успел вымыться? А то в прошлый раз, прости за откровенность, от тебя нещадно воняло!

— С’сош! — дернулся навстречу Берралис.

Белка насмешливо хмыкнула и, вытащив из-за пазухи короткий нож, с силой полоснула лезвием по своей ладони.

— Придурок. Пятьсот лет прошло, но ты все так же быстро выходишь из себя. А теперь, если, конечно, ты не струсил, я засвидетельствую свое почтение этой земле и перед всеми поклянусь, что если ты сумеешь меня обыграть, то я сделаю все, что ты от меня потребуешь. Даже то, до чего твой отравленный страстями мозг еще не додумался. — Щедрая россыпь алых брызг оросила мягкую траву и моментально впиталась в землю. — Так что, красавчик? Поиграем?

Темный эльф с хрустом сжал кулаки. Проклятье, это был вызов! Ему, его крови, роду и даже мужественности! Ведь в случае победы он мог получить много больше, чем когда-либо мечтал, хотя в случае поражения, конечно, вряд ли когда-нибудь сможет иметь дело с женщинами. А Белка сильна. Ох, как же она сильна… Но и заманчиво доступна — тоже… Прямо-таки нарывается, обещает несбыточное, почти поддается… Настоящая ловушка для дураков!

Берралис, смутно чуя какой-то подвох, вопросительно взглянул на отца.

— Нет, — сухо остановил сына Брегарис, и тот неохотно отступил на шаг назад. — Не здесь. И не сейчас. Брось нож, Гончая. Немедленно, или тебя нашпигуют стрелами.

Белка, ничуть не огорчившись, пожала плечами и, присев на корточки, с размаху вогнала окровавленный клинок в рыхлую землю.

— Так и знал, что твой сын — трус. Мелкий, ушастый и ничтожный.

Брегарис не обратил на оскорбление никакого внимания. Берралиса, правда, перекосило от ярости, но ослушаться отца он не посмел.

— Остальные ножи — тоже. Живее!

— Пожалуйста. — Белка без возражений отстегнула ножны с бедер. Потом сняла пояс с метательными ножами и небрежно швырнула на землю. — Раз вы такие пугливые…

— Бел, что ты делаешь?! — вскрикнули за ее спиной Ланниэль и Картис.

— Шкуры ваши спасаю. Не видно?

— Не смей! Оно того не стоит!

— А ну заткнулись, идиоты!

— В цепи эту дикую кошку, — негромко бросил Брегарис, убедившись, что Белка отошла в сторону от своего оружия. — К коже не прикасаться, в глаза не смотреть, луки держать наготове. Если дернется — стреляйте в глаза или в горло.

Белка презрительно скривила губы:

— Трусы. Я тут всего один. Один-единственный Дикий пес, а вы трясетесь, как ползуны перед хмерой… Шас-саре, иллуре, итаоле, вилаа… Как же с вами стало трудно… Сейр!

Перворожденные, заслышав, как изменился ее голос, тревожно дрогнули. Гончая же сердито сплюнула, процедив сквозь зубы непонятное ругательство, от которого эльфы, а вместе с ними и агинцы, дрогнули снова. Но лишь спустя пару секунд до них дошло, что на самом деле трясет не их, — это медленно и угрожающе содрогается холм, на котором они стоят. Вместе с заключенными в защитный круг братьями, Тилем, Гончей и всеми, кто держал ее на прицеле, отслеживая каждое неверное движение.

— Что ты творишь?! — в панике прошептал Брегарис, когда земля содрогнулась в третий раз, а он едва устоял на ногах. — Что это такое?!

Белка, упав на четвереньки, зловеще искривила губы и почти так же тихо прошептала:

— Ну что, теперь поиграем, мальчики? Только, чур, мне водить…

В этот момент взгляд хранителя непроизвольно упал на окровавленный нож, ее порезанную руку, на которой уже почти затянулась небольшая ранка, на тщательно отгороженных ее клинками братьев, Тирриниэля, его близкого родича и верного телохранителя. На то, как стремительно они распластались по земле, не нарушив очерченных границ. Внезапно понял все, уже открыл было рот, чтобы отдать приказ, но не успел: в том месте, где земли коснулась ее кровь, пригорок безобразно вспух и будто взорвался изнутри.

От мощного удара те, кто находился поблизости, не удержались на ногах и попадали на землю, инстинктивно цепляясь друг за друга. Кто-то закричал, когда что-то с силой схватило его за лодыжку; кто-то захлебнулся кровью, когда выросший прямо из-под земли толстый корень насквозь прошил грудную клетку. Кто-то, не дожидаясь команды, успел спустить тетиву, и стрелы с угрожающей скоростью метнулись в сторону проворно отскочившей Гончей. Вот одна клюнула ее в плечо, другая в бедро, третья уверенно чиркнула по щеке…

Тирриниэль, увидев несколько брызнувших в стороны алых капелек, до скрипа сжал челюсти. А Белка диковато изогнулась, опасно балансируя на вздыбленных пластах земли, увернулась от выросших прямо из-под них древесных корней, ловко перепрыгнула с одного на другой и, проскользнув между ними, стремительно исчезла из виду. К этому моменту опешившие от неожиданности эльфы уже пришли в себя, агинцы, не теряя присутствия духа, попятились от многорукого чудовища, вдруг разбушевавшегося на том месте, где пару секунд назад торчал окровавленный кинжал. Уловив на поверхности новое движение, дружно спустили тетивы, целясь в промелькнувшую там гибкую фигурку, и, кажется, даже попали, потому что показавшаяся на вершине одного из корней Белка вскрикнула и ухнула куда-то вниз. Но именно после этого возле кордона началось что-то совершенно невообразимое.

Стрегону показалось, что вся Граница неожиданно качнулась над ними, протягивая жадные ветви к тем, кто посмел пролить кровь Л’аэртэ. Лес взревел на сотни голосов, возмущенно зашумел, забился, словно в болезненных корчах. Гибкие корни с пронзительным свистом хлестали по воздуху, с одинаковой легкостью раскидывая в стороны и людей, и нелюдей. А затем начали с жутким чавканьем вонзаться в тела, закручиваться вокруг тех, до кого могли дотянуться, сдавливать их гигантскими тисками, жадно хватать и рвать, рвать, рвать на части, не щадя никого и ничего.

Братья следили, как над ними проносится все больше и больше жадных зеленых «рук». Слышали, как страшно кричат нанизываемые на ожившие корни агинцы. Видели, как отчаянно пытаются спастись перворожденные, но при всей своей ловкости далеко не всегда успевают увернуться. Кто-то из них попробовал даже рубить неподатливое дерево, но лес, внезапно выйдя из-под контроля, одним махом смел дураков и мстительно похоронил под вырванным с мясом громадным пластом дерна.

Брегарис, по счастливой случайности оказавшийся от кордона дальше всех и потому успевший отскочить на безопасное расстояние, до крови прикусил губу, понимая, что без магии тут не справиться. Но использовать «Огонь жизни» он не мог — Иттираэль в своих записях предупреждал, что при живом хозяине это будет смертельно опасно. А двенадцатькамней бездны, несмотря на всю свою силу, могли подчинить границу совсем ненадолго. И то не полностью и лишь до тех пор, пока в дело не вступит кровь прямых наследников. Таких, как Таррэн, оба его сына и, как ни странно, Белка. Поэтому остроухому магу оставалось лишь бессильно наблюдать, как бьется в корчах изуродованный холм, как хлещут по воздуху слепые корни. Как они сметают все, что только попадется на пути, переплетаются друг с другом, сталкиваются с оглушающим треском, извиваются словно голодные змеи и ищут… беспрестанно ищут, кого бы схватить.

Лакр опасливо покосился на ползущее совсем рядом щупальце, едва не задевшее его растрепанную макушку, и замер, совершенно не желая повторить участь агинцев. А щупальце, словно и правда было разумным, целеустремленно двинулось в его сторону, но наткнулось на оставленную хозяйкой защиту, попробовало обогнуть, чтобы добраться до чужаков, но вскоре неохотно отступило — ее молчаливый приказ был понятен: не трогать! На этих людях был ее запах, их защищало ее оружие, а значит, они были неприкосновенны.

Щупальце пару раз разочарованно ткнулось в родовые клинки Л’аэртэ, словно надеясь, что Ходок передумает, но за второй круг зайти не решилось. А затем почувствовало, как неподалеку подрагивает от топота земля, и рвануло дальше. После чего безошибочно отыскало какого-то мечущегося агинца, проворно обвилось вокруг его лодыжки, поднатужилось, напряглось и с довольным урчанием потянуло добычу в ближайшие кусты. Туда, где уже алчно поблескивали чьи-то глаза и слышалось негромкое урчание.

Лакр отер со лба испарину и вжался в землю еще плотнее, чтобы вылетевшие из-за кустов чужие сапоги не ударили его по голове. Он старался не слышать отвратительных чавкающих звуков, с которыми то один, то другой эльф из отряда Брегариса исчезали в густой листве. Пытался не чувствовать тошнотворный аромат свежей крови, но при этом все время настойчиво выискивал взглядом хрупкую фигурку Белика, сумевшего заварить такую страшную кашу.

Пока его не было видно ни рядом с бушующим неподалеку цветком из корней и белесых отростков, ни возле торопливо отступающих агинцев, ни среди затравленно озирающихся эльфов, многим из которых удалось уцелеть. Не оказалось его и среди бессильно наблюдающих за этим кошмаром старейшин, которые не имели ни сил, ни средств, ни возможностей вмешаться. И наблюдали они за этой агонией ровно до того момента, пока из-за ближайших деревьев не начали с бешеной скоростью выскакивать громадные звери, а с небес не ринулись в атаку неистово вопящие птицы.

Ланниэль пораженно ахнул, поняв, что Белка не просто взволновала этот участок кордона: она его буквально разбудила, заставив нападать на все, что движется в пределах досягаемости. Она вынудила сонный лес вспомнить о приказе пропавшего без вести хозяина, выбросить вперед шершавые «руки» и прихлопнуть чужаков, посмевших вторгнуться на запретную территорию. Если бы была возможность, деревья наверняка шагнули бы вперед и смяли дерзких букашек, но они, увы, не могли этого сделать. А поэтому всего лишь выплюнули то, что было способно двигаться вместо них, — ядовитых ос, тучи комаров, проворных белок, ласок, голодных змей. А еще ощетинились многими-многими сотнями острых, неуловимо быстрых шипов, от одного выстрела которых добрая четверть армии Брегариса с болезненным стоном схватилась за раны. Конечно, на них были кольчуги, шлемы, наплечники и наколенники. Конечно, часть шипов до них не долетела, но под такой массированной атакой даже перворожденные были вынуждены отступить. А агинцы, хоть и славились своей невозмутимостью, все труднее сохраняли строй и все быстрее пятились следом за нанимателями.

— Отлично, — выдохнула Белка, вынырнув рядом с Картисом чуть ли не из-под земли. — Вот теперь им некуда отсюда деться!

— Бел! — с облегчением выдохнул Ланниэль. — Тебя не ранили?

— Чем? Стрелами? Фу, как ты плохо обо мне думаешь! Правда, штаны опять порвали, но это мелочи. Главное, я сумел их щелкнуть по носу, и теперь они от нас ни в жизнь не отвяжутся. Точнее, у них просто не останется иного выхода, как последовать за нами: кордон еще с неделю будет свирепствовать и никого близко не подпустит. Камни бездны Брегарису здесь уже не помогут — пока граница снова не уснет, даже артефакты Изиара бессильны.

Гончая лихорадочно оглядела картину жутких разрушений, но неподвижных тел было не так много, как хотелось бы. Белка разочарованно вздохнула.

— Идемте, пока есть время. Они скоро опомнятся и начнут с расстройства палить по всему, что увидят. С одной стороны, это, конечно, неплохо: пополнить запасы стрел при такой границе им не удастся, но с другой — не все такие крепкие, как я. — Белка с усмешкой выдернула из бедра запутавшийся в штанине наконечник. — Ежели по вам попадет, то мы далеко не уйдем. А у меня есть неплохой план, как испортить этим гадам настроение. Тиль, ты не против? Они ведь первыми нарываться начали.

Владыка Л’аэртэ какое-то время смотрел на возбужденно раздувающую ноздри невестку, тяжело вздохнул, потому что ее ненормальное стремление к риску могло дорого обойтись, но все-таки кивнул.

— Замечательно! — просияла Гончая, сверкнув голубыми глазищами. — А теперь поползли, пока кому-нибудь из вас не прострелили что-нибудь важное…

Когда им наконец позволили остановиться, Лакр с тихим стоном рухнул в траву и закрыл глаза. Грудная клетка вздымалась так, словно это кузнечные мехи сейчас раздувались, а не легкие, которые от перенапряжения буквально жгло огнем. Рядом с ланнийцем измученно повалился Ивер, чуть поодаль с хрипами прислонился к какому-то дереву Терг, а едва держащийся на ногах Торос с нескрываемой завистью покосился на тяжело дышащих, но вполне бодрых на вид эльфов, у которых после сумасшедшей гонки еще хватило сил оглядеться и аккуратно присесть на траву вместо того, чтобы рухнуть на землю там, где стояли.

Они бежали до самой ночи, путая следы и старательно отрываясь от возможной погони. Часа три просто ползли, потому что Гончая запретила им подниматься. Потом опасность от кордона уменьшилась, но еще оставалась угроза преследователей. Разумеется, ползти пришлось долго, обогнув по хорошей дуге замешкавшихся, но отнюдь не растерявшихся эльфов. Они закономерно получили вслед солидную порцию эльфийских стрел и арбалетных болтов, после чего Тирриниэль громко вскрикнул и все-таки повалился на Стрегона. Тот так же громко и пространно выругался, помянув весь род стрелявшего до последнего колена, взвалил на себя тяжелого эльфа, внезапно решившего притвориться раненым, и, скрипя зубами, поволок на себе, мстительно задевая им о каждую встречную корягу.

По крайней мере, Тирриниэль именно так и заявил, когда Белка велела ему прекратить изображать умирающего и ползти самостоятельно. Стрегон был ей за это благодарен, а вот эльф, напротив, остался недоволен, потому как считал, что сыграл недостаточно убедительно. После чего побратимы справедливо заподозрили подвох и вполголоса сообщили Картису, что его остроухий господин, похоже, при падении ударился головой, раз изъявляет недостойное бессмертного желание кататься на чужих спинах. В ответ раздраженный телохранитель выдал несколько фраз на своем певучем языке, а потом заявил, что готов тащить Тиля на себе так долго, сколько потребуется. Более того, вообще больше не доверит столь важное дело неблагодарным, невоспитанным, хамоватым типам, которые…

Гончая, вернувшаяся после того, как в очередной раз проверяла обстановку, успела застать конец долгого, прочувствованного монолога, который слушал с искренним интересом не только Тиль, но и завороженные эльфийским красноречием наемники. Разумеется, Белка взъярилась, отвесила всем присутствующим по хорошему пинку (Ланниэль был не на шутку возмущен, за что получил дополнительный подзатыльник) и, рыком подняв людей и нелюдей на ноги, погнала на северо-восток, стремясь как можно быстрее дойти до безопасного места. Более того, из-за их спора она рассердилась настолько, что без передыха вела в этом сумасшедшем темпе до темноты. Без еды, без воды. И это при том, что Стрегона успели-таки ранить в бок, Лакр изорвал о колючки все сапоги, у Терга на одной из штанин красовалась нескромная дыра, а Торос в процессе организованного бегства умудрился повстречаться с некстати вылезшим на его пути корешком и, защищаясь, сломал об него нож.

В общем, настроение в отряде царило хуже некуда. Зато они на собственных шкурах осознали, каким способом Дикие псы когда-то выживали в этом первобытном лесу, не имея ни рун, ни татуировок и ничего вообще, кроме собственного чутья, быстрых ног и фантастического везения. А поскольку бежать пришлось по пересеченной местности, то и дело падая, распахивая собственным брюхом свежие борозды, уползая от какой-то неведомой опасности, а потом снова вскакивая и мчась вперед, не разбирая дороги, то к вечеру даже Стрегон был вынужден признать, что потерял направление. Более того: уже почти не замечал, где, каким образом и по чему именно бежит. Только видел, как сменяют друг друга удивительно могучие деревья да разбегаются из-под ног мелкие букашки. А мечтал сейчас только об одном: лечь и спокойно умереть.

— Я уж думал: не доживу, — прерывисто сообщил побратимам Лакр, когда они наконец добрались до места мира и прозвучал долгожданный приказ отдыхать. — В жизни еще так не бегал, даже от пауков… Кажется, Белик превзошел сам себя…

Брон, бревном рухнув рядом, тихо замычал в траву:

— Кому-то хорошо, а я вчера едва без ноги не остался, и сейчас она снова отваливается…

— Погоди, — устало отозвался Ланниэль. — Я скоро тобой займусь. Только дух переведу.

— Спаси-бо…

Тирриниэль, успевший прийти в себя раньше остальных, наскоро осмотрелся, пытаясь найти отличия в этом месте мира от тех, что были в межлесье, но, кроме дряхлого ясеня, существенной разницы не увидел. Кажется, все та же мягкая трава, тот же ручеек, пробивающийся между корней, та же зеленая стена из слегка измененного палисандра…

— Ясень не трогай, — предупредила от ручья Белка, зачерпывая ладонями прозрачную воду. — Он магию высасывает, как пересмешник — свежую кровь. Пару часиков под ним посидишь, и придется заново восстанавливать резерв. А если просидишь всю ночь, поутру вообще не встанешь. Кстати, еще два дня эту воду вам пить нельзя — отравитесь.

— Почему? — вяло поинтересовался Лакр, не делая, впрочем, попыток подняться.

— Новичкам требуется трое суток, чтобы привыкнуть к здешнему воздуху, и еще столько же, чтобы можно было без опаски пить из ручья. Даже если на неделю отсюда уйдете, по возвращении все равно придется привыкать заново.

— А ты?

— На меня не действуют яды. — Белка, отряхнув ладони, снова поднялась. — Кстати, вам не мешало бы помыться. Всем сидеть здесь, носа наружу не казать, костер не разводить, магией не пользоваться. Если надо будет в кусты — вон там, слева от ясеня, есть закуток. По деревьям не лазьте — они этого не любят. Можжевельником намажьте все, до чего дотянетесь: здесь комары и мошки еще злее, чем везде. Крупное зверье к вам не сунется — нельзя, но если вдруг кто в гости заглянет, не бойтесь: в местах мира запрещено проливать кровь. Если сами не подставитесь, то никто вас не тронет.

— Ты куда собрался? — мигом насторожился Тирриниэль.

— Гляну, как там наши друзья. Не потерялись ли?

— Бел, не надо…

— Я хочу знать, куда вас вести дальше, а это будет зависеть от того, сколько их осталось и как хорошо они взяли наш след. Может, успею еще кого удавить. А чтобы не оставлять вас совсем без присмотра…

Гончая быстрее молнии выхватила клинки и прочертила ими по всему периметру уже знакомый двойной круг, который не осмелилось бы переступить ни одно живое существо. После чего с усмешкой оглядела попутчиков и, на ходу убирая мечи, растворилась в темноте. Еще до того, как Стрегон успел поднять голову, а Тирриниэль сердито подскочил на месте.

— Иррадэ! Трэнш диарэ!..

— Я всегда говорил, что упрямее Бел нет никого на свете, — тяжело вздохнул Ланниэль, когда у повелителя закончился запас относительно приличных слов. — Всегда поступает по-своему.

— Точно, — опустил плечи и Картис. — Вот если бы молодой лорд был тут…

Они красноречиво переглянулись и умолкли. Но владыка Л’аэртэ не нуждался в продолжении: если бы Таррэн был здесь, она бы никуда не ушла; сам Тиль никогда не сунулся бы в Проклятый лес, не столкнулся с Брегарисом, не бежал бы сломя голову и не остался один на один с неизвестностью, не зная даже, где теперь искать невестку и что делать, если Белка поутру не вернется. Да еще если вспомнить про разбуженный кордон, настойчивых, словно эльфийские псы, агинцев, невозможность использовать магию, проклятую ночь, надоедливых мошек, назойливые мысли о возможной неудаче…

Тирриниэль закрыл глаза и мысленно проклял тот день, когда согласился с сыном и, вопреки данному Белке обещанию, все-таки помог ему открыть тот портал.

Видит небо, он не хотел для нее такой участи. Не хотел ее мучить и причинять боль. И теперь собирался сделать все, что в его силах, чтобы этот кошмар наконец закончился… Закончился хотя бы для нее.

ГЛАВА 12

Стрегон проснулся внезапно, будто кто в бок толкнул, хотя за последние двое суток по-настоящему вымотался, да и его очередь караулить еще не подошла. Вокруг по-прежнему было темно. Побратимы беспробудно дрыхли, потому что перворожденные пожалели спутников и благородно взялись нести стражу сами. К тому же поблизости никто не шумел, не урчал и не собирался попробовать кровь дерзких чужаков на вкус. Так в чем же дело?

Пытаясь понять причину, Стрегон прислушался, незаметно втянул ноздрями воздух… совсем чуть-чуть. А потом обнаружил источник беспокойства и широко распахнул глаза.

— Я убью тебя, Тиль! — злым шепотом рыкнула Белка, прижав владыку к заволновавшемуся ясеню. — И не дергайся, кролик вертлявый, иначе проткну насквозь, чтобы ты навсегда запомнил: я очень не люблю, когда мне лгут прямо в глаза! Замри, гад! А то я за себя не отвечаю!

Тирриниэль замер, послушно вжавшись спиной в кору и стараясь не слишком глубоко дышать, чтобы кончик родового клинка Л’аэртэ не пропорол ему кадык. Не совсем понимая причины ее внезапного гнева, не успев толком проснуться и даже не заметив, когда проворная и незаметная, словно тень, Гончая успела подкрасться, он сознавал только одно — не надо злить ее еще больше. Поэтому застыл, пережидая наиболее опасный момент, и на всякий случай приготовился оправдываться.

Однако ее это не удовлетворило — приперев остроухого к стенке, Белка отбросила его родовые мечи подальше, вдавила острие клинка еще сильнее, едва не надрезав нежную кожу на горле. Затем впилась в растерявшегося эльфа злым взглядом и яростно выдохнула:

— А теперь говори!

— Бел, ты чего? — осторожно спросил владыка Л’аэртэ.

— А ну говори, что за дерьмо тут творится! Почему они снова оказались так близко? Что такое ты спер из сокровищницы, что они буквально наступают нам на пятки? Говори, мерзавец! Что это за штука, на которую натасканы их псы? Амулет? Еще один артефакт? Активные узы? Что их ведет за тобой?

Тирриниэль осторожно вдохнул, внутренне поежившись: Белка была невероятно рассержена. Ее глаза сейчас горели бешеными зелеными огнями, лицо стало жестким, злым. Ноздри диковато раздувались. Но во всем виде было столько уверенности, что владыка сразу понял: она непременно убьет его, если не услышит сейчас ответа. И не поймет, почему после целого дня уверток и искусного заметания следов преследователи сумели нагнать их так быстро, будто точно знали, куда идти.

— Бел, я все объясню, — закашлялся эльф, грозя перебудить весь лагерь. — Дай мне немного времени.

Гончая хищно прищурилась и, секунду помедлив, все-таки отвела руку.

— Давай. Объясни, почему они снова висят у нас на хвосте всего в часе ходьбы отсюда!

Стрегон мысленно охнул, с ужасом вспомнив сумасшедший кросс, едва не отправивший его и побратимов на тот свет. Они-то надеялись, что опасность позади. Отчаянно пытались выиграть время — хотя бы полдня, сбить погоню со следа, завести их в ловушку, просто уйти наконец… Но, выходит, у Брегариса гораздо больше возможностей, чем предполагал Тиль? И гораздо меньше опасений насчет ночевки в Проклятом лесу, чем у некоторых? С учетом того, что поблизости имеется лишь одно место мира, а Белик петлял по лесу, надеясь затеряться, число преследователей благодаря местным зверушкам должно было уменьшиться. Однако этого, похоже, не произошло. Судя по всему, хранителю даже блуждать по округе не пришлось!

— Что ты с собой несешь? — снова приглушенно рыкнула Гончая, сверля притихшего эльфа бешеным взглядом. — Что за дрянь, по которой нас так легко вычислили? И почему я ее не чувствую?

— Это ключ, — вымученно выдавил из себя эльф, мысленно попрощавшись с ушами.

— Какой еще ключ? — непонимающе нахмурилась она. — Ты что, забыл запереть двери в собственную спальню, когда сбегал из чертогов? И прихватил его с собой, не зная, что у Брегариса есть точно такой же?

— Тот самый, Бел, — очень тихо отозвался темный эльф. — Ключ Изиара с заключенной в нем магией крови.

Белка вздрогнула.

— Что? — произнесла едва слышно, отступая на шаг.

Владыка быстро кивнул:

— Я забрал его с собой. Это один из трех артефактов, делающих власть Л’аэртэ безоговорочной.

— Но откуда ты его взял? — откровенно растерялась Белка. — Одна из трех частей покинула Лиару вместе с Таррэном, вторая навсегда затерялась в веках, а третья…

— Третья находилась в Лунных горах, — кивнул Тирриниэль, осторожно ощупывая горло. — Под надежным присмотром рода А’врас. До недавнего времени она хранилась у правителя Подгорного королевства, а теперь… Ну, можно сказать, мне ее одолжили. На время.

— Ты был у Крикуна? — тихо ахнула Гончая.

— Да, — так же спокойно ответил владыка Л’аэртэ. — Ключ — превосходная приманка для старейшин. Ты ведь помнишь, как они скрипели зубами, когда одну его часть забрал Таррэн? Чтобы завладеть второй, они пойдут на многое. А с учетом того, что третья бесследно исчезла пару веков назад… В общем, ты понимаешь, насколько я им нужен. Чтобы не рисковать, я наложил поверх защиты Крикуна еще и свою, а ту, в свою очередь, прикрыл Линнувиэль. Снаружи мы опутали его коконом отторжения, чтобы никто не почуял неладного, а потом и завесой молчания. Поэтому никто ничего не ощутил, пока мы везли его через половину Интариса и Новые земли. Даже ты. Но, чтобы совет меня все-таки не упустил, я позволил одной ниточке остаться снаружи. Именно ее-то и чувствует Брегарис. Правда, я не ожидал, что он сумеет удерживать ее так долго, да еще и в Проклятом лесу.

Белка ошеломлено моргнула:

— Тиль, ты хочешь сказать, что спокойно прогулялся в Лунные горы за артефактом огромной мощи, тихо-мирно побеседовал с Крикуном, и он сам его тебе отдал? После чего ты приволок его сюда, скрыл от меня, чем именно приманивал свой драгоценный хвост, понадеялся на авось и теперь еще удивляешься, что тебя вычислили?!

— Не сердись, пожалуйста, — осторожно попросил эльф. — Я лишь хотел убедиться, что он надежно скрыт от посторонних. А что касается Брегариса… Прости. Мне было нужно утянуть врагов за собой в Проклятый лес.

— И как, утянул? — ядовито осведомилась Белка, отступая на шажок. — Доволен, что они нас ни в жизнь с этой безделушкой из виду не выпустят? Зачем, Тиль? Неужели ты последние мозги растерял в своих чертогах, раз решил поиграть такими вещами? Может, скучно стало на старости лет? Или забыл, как за ключом гонялись в прошлый раз? Забыл, чего нам стоило его отбить? А орден Отверженных? А светлые? Считаешь, там до конца выкорчевали эту заразу? Проклятье… Ты не мог быть осторожнее?

— Пожалуйста, Бел, — кротко попросил эльф, когда она раздосадованно отвернулась. — Дай мне все объяснить.

Белка со стуком сомкнула челюсти, но мечи все-таки убрала.

— Говори.

— Спасибо, — перевел дух Тирриниэль. — Как я уже сказал, три месяца назад я отправился в Лунные горы… Не хмыкай, не под настоящим именем, а в составе рядового, можно сказать, посольства, занятого самыми обыденными проблемами леса. Точнее, сперва я отправил Крикуну послание с одним доверенным лицом, которое не вызвало бы у него подозрений, а в письме объяснил ситуацию с порталом, появление периодов нестабильности, подозрения Тира и Эла по этому поводу, свои собственные выводы… И он согласился, что ключ может нам пригодиться в качестве дополнительного источника. Через портал, как ты помнишь, не проходит ни один зов, не летят письма и сквозь него не отправишь мыслеречь. С Таррэном нет никакой связи, что, признаться, сильно меня тревожит…

Белка поджала губы, но все-таки смолчала.

— Так вот, — немного спокойнее продолжил Тирриниэль. — Этот вопрос мы уже обсуждали с Элом и многократно пытались понять, что случилось с Таррэном. Ведь он планировал потратить месяц… ну, может, пару месяцев на поиски эликсира для вашей стаи. С учетом ошибки в расчетах или вероятных сложностей с тем миром и его обитателями, быть может, год. Но не двенадцать лет! С одной стороны, если бы с ним случилась беда, мы бы уже знали. Если бы он погиб, мы бы тоже почувствовали. Но его ветвь на ясене все еще жива, перстень горит, хоть и потускнел, Лабиринт по-прежнему спокоен… Быть может, там другие временные потоки? Может, Таррэн просто не понимает, что стоит на месте? Поэтому я посоветовался с Крикуном и решил, что надо попробовать отправить еще один зов. Магия крови, к счастью, до сих пор остается самой мощной из существующих на Лиаре. И если что-то может помочь с ним связаться, то только она. Ключ нам в этом поможет.

Гончая негромко фыркнула:

— Для этого нужен источник, которого у нас нет. В прошлый раз таким источником был сам Таррэн. А поскольку он пропал неведомо где, то никого иного вы туда больше не пошлете: Эл не справится, да и Милле его не пустит; Тир не рискнет нарушить приказ отца, Тебр — тем более, да и не отправлю я их одних. А у тебя еще меньше шансов, чем у них обоих.

— Ты забываешь, что одну часть ключа Таррэн взял с собой. И я подумал: а что, если использовать артефакты как маяки? Любой хранитель способен определить местоположение других артефактов того же создателя… магия крови в них все еще жива! Бел, поверь, я никого не собирался обманывать. И кстати, подумай вот о чем: что, если мы противопоставим части ключа друг другу? Раз одна ушла на ту сторону, в иной мир, а вторая осталась у нас… что, если мы попробуем их активировать?

Гончая надолго задумалась. Какое-то время она просто стояла, изучая листья ближайшего палисандра. Нервно крутила каштановый локон, хмурилась, стараясь представить последствия такого странного, на первый взгляд, решения. Затем принялась постукивать пальцами по колючей ветке, тревожа обитающих на дереве муравьев. Пару раз тряхнула головой, нервно хрустнула пальцами…

— Не знаю, — наконец сказала Гончая, отпуская мелко подрагивающую ветку. — Это будет сложно: магия Изиара требует присутствия представителей всех рас. Так же, как и во время нашего похода в Лабиринт, опять потребуется не только мощный источник, но и твоя кровь, способная заставить узор на ключах сложиться воедино. Разумеется, согласие Подгорного королевства…

— Оно у меня есть. Вместе с частицей подгорного пламени.

— Согласие светлых…

— Эл не откажет, — кивнул Тирриниэль.

— И смертных. Без их крови ключ станет нестабильным и может уничтожить носителя. Несмотря на магию крови.

— У нас есть шестеро братьев, — так же уверенно кивнул эльф. — И из них лишь один не подходит под категорию «чистокровный человек».

— Тиль, в прошлый раз мы не рискнули связываться с Дикими псами, — нахмурилась Белка. — Необходимо, чтобы кровь была чистой, без магических примесей. Не думаю, что идея с братьями тебе поможет: вряд ли ключи примут тех, над кем уже поработали ваши руны.

— Но ведь в Золотом лесу хватает и простых смертных, — легко согласился владыка. — Неужто они откажут нам в помощи?

Гончая покачала головой, все еще напряженно размышляя над идеей Тиля. В чем-то он был прав: три части некогда единого артефакта вполне могли сработать наподобие магнитов. Изиар ведь создавал их как единое целое. Так что оказавшаяся в портале часть ключа может… вернее, она должна откликнуться на зов второй такой же, оставшейся на Лиаре. Если это случится, то Таррэн сможет понять, что за него тревожатся. Если он заблудился между мирами, она укажет ему путь. Если он ранен и обессилел после перехода, поможет восстановить резерв… Никто не знает, с чем он столкнулся по ту сторону портала. Там, где находился в заточении целых девять эпох владыка Изараэль.

Она до боли прикусила губу:

— Ты хочешь использовать часть ключа Таррэна как точку опоры? Думаешь, накопленной ею силы хватит, чтобы перебить энергию портала?

— Не знаю, — честно ответил эльф. — Но должен попробовать. Крикун хотел сам поучаствовать, но старейшины уперлись, так что ему пришлось отдать мне ключ потихоньку, пока никто не прознал.

— А внешний контур? А стабильность самого заклятия? — Белка неожиданно заходила по поляне, нервно стиснув кулаки. — Если все получится, то выброс магии будет таким, что от Золотого леса останется только горстка пыли. Я помню, на что был похож Лабиринт, когда мы нашли его в первый раз: горы костей и пустая земля, на которой не росло почти ничего, кроме колючей травы. Куда ты хотел пустить излишки?

Тирриниэль тяжко вздохнул и неожиданно признался:

— Отдать тебе.

— Ты спятил? — отшатнулась Гончая. — Да мне туда и на шаг нельзя приблизиться! Забыл, что в моем присутствии магия уходит лишь в одном направлении? В моем!

— Именно поэтому я тебя и искал…

— Но портал может захлопнуться за пару секунд! Кто его откроет во второй раз? Или ты полагаешь, я просто так брожу по лесу кругами, не смея сунуться к золотым? Думаешь, я не рискнул бы сигануть в этот дурацкий портал, если бы был уверен, что это не убьет Таррэна? — У Белки неожиданно сорвался голос и как-то обреченно поникли плечи. — Я совершенно ничего не могу сделать, Тиль. Остается только сидеть тут и ждать, надеясь на чудо. Я схожу с ума и уже не понимаю, кто я и зачем живу. Кажется, у меня снова внутри все выгорело, и теперь там только пепел… Точно такой же пепел, который остался от нашей сторожи…

— Бел, я клянусь тебе, что мы найдем выход. Мы попробуем. Все вместе. Обязательно. Как только разберемся с врагами.

— А если не получится? — горько прошептала она. — Если вы нарушите равновесие еще больше? Кто ему тогда поможет? Что, если он уже пропал, а перстень только продлевает мою агонию? Я так боюсь этого, Тиль. Боюсь, что получится, как с тем светлым в Лабиринте… целая эпоха прошла, а он один, замурованный в камне, сошедший с ума века назад, но еще умеющий чувствовать боль от собственного безумия… Что, если Таррэн останется, как Изиар, в этой «изнанке»? Что, если он не найдет дорогу домой?

Гончая медленно опустилась на траву и с силой сжала виски:

— Господи, Тиль… Если бы ты знал, как мне плохо! Я с ума схожу от одиночества! Но еще больше схожу с ума от мысли, что Таррэну может быть сейчас гораздо хуже! Он сильный, я понимаю, что он сильный, но иногда одной силы бывает недостаточно. И, что самое страшное, я не знаю, жив ли он вообще… Перстень потускнел, но не угас… Лабиринт спит, но с каждым днем все тревожнее. Кордоны слабеют, тварей появляется оттуда все больше, все труднее становится за ними уследить и все чаще приходится напоминать о том, кто их хозяин. За двенадцать лет там сменилось уже два поколения хмер, почти целиком обновились старые рода и стаи. Всякая мелочь о Таррэне вообще не помнит… да и моя «защита» скоро перестанет работать. И чем больше проходит времени, тем тяжелее с ними становится, тем чаще мне приходится убивать и все сложнее пересечь границу без боя. Только Лабиринт, пожалуй, помогает нам выжить да самые старые наши друзья, которые не успели забыть, кому обязаны жизнью. А остальной лес понемногу вспоминает прошлое, Тиль. Ты сам видел: я уже не успеваю его сдерживать. Поэтому он опять охотится на чужаков, ворочается, будто наложенные Таррэном оковы с каждым годом слабеют. И все чаще он оглядывается в поисках того, кто смог бы принять власть над его границами. Брегарису это почти удалось, на время… Если бы я не разбудил кордон, нам пришлось бы туго. Если бы я не заставил лес вспомнить вкус нашей крови, мы бы не ушли оттуда без потерь.

Белка внезапно отвела глаза и тяжело вздохнула:

— Я просто рвусь на части, Тиль! Мечусь во все стороны раненой хмерой и теряю себя! Только одно меня еще держит, ради него живу, но это так тяжело!..

Владыка Л’аэртэ осторожно присел рядом, ободряюще сжав ее плечо, но Белка вдруг не выдержала и прижалась, впервые в жизни ища у него помощи и понимания. И эльф молча обнял ее за плечи, уткнулся щекой в растрепанные каштановые волосы и тихо выругался про себя, прекрасно понимая, кто во всем этом виноват.

Белка… Она всегда была невероятно сильной. Ничего не боялась. Ни у кого не просила пощады. Но теперь, кажется, едва держалась, чтобы не закричать в голос подобно смертельно раненному зверю.

— Я все исправлю, малыш, — торопливо прошептал эльф, придерживая ее подрагивающие плечи. — Клянусь, я найду его. Я все продумал: надо только правильно активировать ключи и стабилизировать внешнее поле… Да, у нас больше нет Траш и Карраша, но твоих сил должно хватить.

— Но я не могу! — бессильно простонала Белка. — Не могу туда даже подойти, понимаешь?!

— Я тебя прикрою, малыш. Не волнуйся: я все возьму на себя. Тогда ты сможешь нам помочь, а портал не пострадает.

— Ты? — замерла она, словно только сейчас ощутив на спине сильные руки. — Ты возьмешь на себя мою магию?

— Больше это никому не выдержать, — вздохнул Тирриниэль. — Это была моя вина, так что я очень постараюсь. На самом деле это не так трудно, если не смотреть в глаза.

Гончая, опомнившись, вдруг отстранилась.

— Нет, Тиль. Я не хочу, чтобы ты так рисковал. Да и не выйдет у вас ничего: ключи слишком сильны. Даже когда их только два.

— Да, — неслышно отозвался владыка. — Но я уже думал над этим и пришел к выводу, что для обеих частей ключа нужен противовес. Нет, не ты, конечно, — у тебя будет иная задача, а, скажем так, еще один источник. Равный или почти равный им по силе.

— У нас такого нет, — тихонько шмыгнула носом Белка, старательно пряча глаза. — Третья часть ключа исчезла из Интариса несколько веков назад. Там как раз дворцовый переворот случился, помнишь? Один дурак пытался сцапать амулет, но в последний момент обнаружил, что вместо ключа в тайнике находится подделка.

Тирриниэль устало прикрыл веки.

— Жаль, что мы его упустили. Даже светлые не смогли его найти, хотя у них были все шансы.

— А когда частей только две, нечего и пытаться трогать портал — вас разорвет на месте.

— Нет, — странно улыбнулся Тирриниэль, осторожно погладив вихрастую макушку Гончей. — Потому что я не об этом противовесе говорил.

— А о чем тогда?

— О маге, в котором текла бы та же кровь, что и в Изиаре. Который сумел бы удержать эту мощь и замкнул круг. Пусть ненадолго, но пары минут нам бы хватило, чтобы перенаправить потоки от второй части ключа и объединить их в один луч.

Белка, замерев на месте, внезапно нахмурилась:

— Но это убьет твоего мага.

— Совсем необязательно.

— Нет, Тиль. Даже у Тира вряд ли хватит сил, чтобы бороться с наследием Изиара. Даже вместе с Тебром или Мелиссой… Но я никому из них не позволю вмешиваться! Даже ради Таррэна!

— Я не пущу туда ни Тира, ни Тебра, — мягко улыбнулся владыка Темного леса. — Никого не пущу, потому что ты прав: это опасно.

— Вот именно. Так что забудь о дурном маге, собравшемся себя укокошить столь неприятным обра… — У Гончей вдруг расширились глаза от внезапного понимания. — Нет! Тиль, только не говори, что хочешь сделать это сам!

Владыка Тирриниэль отвел потяжелевший взгляд, и Белка в ужасе отшатнулась:

— Сумасшедший! Это тебя убьет!

— Может, и нет, — торопливо принялся оправдываться эльф. — Никто не знает, что случится, если третий источник будет живым.

— Потоки разорвут тебя на части! Дурак! Да как ты посмел даже предложить такое?

— А как еще? — возразил эльф, в отчаянии ухватив ее за локоть. — Мальчишек я туда не отправлю. Милле рисковать не позволю. А я… По крайней мере, это лучше, чем ждать, постепенно теряя надежду. И гораздо лучше, чем смотреть, как медленно сохнет твоя ветвь…

Белка ошеломленно моргнула.

— Ты действительно умираешь, — горестно прошептал владыка Л’аэртэ. — Без Таррэна ты гибнешь, как не политое вовремя дерево. Он горел для тебя. С ним твоя кровь становится не такой яростной, как раньше, а с тобой его огонь переставал быть таким жгучим. Вы одно целое, Бел. Если что-то случится с тобой, то и он погибнет. Если исчезнет он, то тебе тоже не выжить. Узы крови никто не в силах отменить. А ты… Твоя ветвь уже начала вянуть. Ты правильно чувствуешь: без него ты сжигаешь себя заживо, слабеешь с каждым годом, и это — исключительно моя вина!

— Нет! — отшатнулась она. — Я тебе не позволю!

— Мне нужна твоя помощь, Бел, — умоляюще посмотрел на нее Тирриниэль. И было в этом взгляде что-то такое, что Гончая снова дрогнула. — Без тебя мы не сможем долго удерживать потоки!

Белка сглотнула.

— Я не буду разменивать одну жизнь на другую!

— Будешь, потому что один я не справлюсь, — печально улыбнулся Тирриниэль. — Я поэтому скрыл истинные причины: ты всегда против таких вещей. И всегда бережешь чужую жизнь гораздо больше, чем свою собственную. Но другого варианта нет: дальше тянуть опасно, а никому, кроме меня, это не под силу. Поэтому я сделал все, чтобы закончить с советом заранее. Я увел их из Темного леса. Дал им ощутить след от ключа, заранее передал венец, закончил с делами и почти завершил ритуал передачи… хотя Линнувиэль об этом не подозревает. Так что в данный момент вся моя сила сосредоточена в его руках. Осталось дать последний толчок, и можно будет спокойно уходить. В конце концов, мое время должно было наступить гораздо раньше. Если бы не ты и Таррэн, так бы и случилось. Не думай, что я забыл. Не думай, что мысли об этом не терзают мою душу. Я виноват, Бел. Очень виноват перед вами обоими. Снова. И я исправлю эту ошибку.

Гончая медленно покачала головой, не заметив, как по ее щекам сбежали две крохотные слезинки. Диковато расширенными глазами изучала лицо царственного эльфа, все еще не веря, что он действительно решился на такое безумие.

И ведь он не сомневался, когда принимал это решение. Не первый год следил за зашевелившимся советом, постепенно сплетая эту чудовищную интригу… свою последнюю и самую красивую интригу, над которой трудился, наверное, не один год. Наконец бросил на поиски пропавшей невестки все силы. Лично отправился к подгорному народу, прося (умоляя!) о помощи. А потом свел эти нити воедино и все-таки сумел избавить лес от угрозы смуты, Линнувиэля — от ненужных проблем, чертоги — от войны за власть. И теперь собирался истратить последние крохи собственной мощи на то, чтобы, наконец, отдать огромный долг единственному сыну, который после двух с половиной веков отречения все-таки нашел когда-то в себе силы его простить.

— Тиль! — Белка пораженно уставилась в горящие заботой глаза царственного эльфа. Несколько долгих секунд смотрела, не в силах осознать глубину его жертвы, а потом со вздохом прижалась, впервые в жизни позволяя себе обнять его так, как он уже даже не чаял.

— Спасибо, — тихо шепнула она, пряча лицо у него на груди. — Ты лучший отец, о котором только можно мечтать. Я, конечно, не терплю эльфов… особенно темных, но иногда… очень редко… среди них все-таки встречаются настоящие люди.

— Спасибо, малыш, — облегченно вздохнул Тирриниэль, крепко прижимая ее к себе и баюкая, словно ребенка. — Маленький наш бельчонок… Прости, я сделал тебе больно, хотя когда-то обещал, что это не повторится. Но ты и сейчас моя семья, мой род, моя стая. Поэтому я верну Таррэна, малыш.

— Забудь, — со слабой улыбкой отстранилась Белка, а потом осторожно погладила его по щеке и со странным чувством повторила: — Забудь о долгах: какие могут быть счеты в семье? И забудь о своей вине — я прощаю твою ошибку.

Он только покачал головой:

— Зато не прощаю я…

— Ты не понял, Тиль: я не позволю тебе делать глупости. И в первую очередь потому, что могу немного подправить твою идею, — спокойно закончила Белка. — Вернее, я могу дать тебе то, что позволит осуществить ее без риска. Понимаешь? Я знаю, где найти третью часть ключа, не рискуя никем из вас!

Тирриниэль пораженно замер:

— Откуда?!

— А ты как думаешь? — прошептала Гончая. — Помнишь совет в Аккмале, когда мы впервые встретились? Помнишь, что я передал тогда королю? Мирдаис доверил мне ключик от тайника, где все это время прятался твой драгоценный артефакт. Я столько веков хранил его тайну, молчал, прятал следы… Полагаешь, я не сделал себе дубликата?

У темного эльфа расширились глаза от внезапного понимания.

— Да, — шепнула Гончая. — Это я нес с собой нашу частичку ключа. Я проследил за тем, чтобы после похода она вернулась на свое законное место. И я же спустя двести лет, когда Кирдаисы окончательно отказались от трона, незаметно выкрал ее оттуда, чтобы ни у кого больше не возникло соблазна… Я спрятал ее, Тиль. Спрятал так, что никто, кроме меня, ее больше не отыщет и не сможет воспользоваться без моего разрешения.

— Темная бездна! Бел!

— Мы можем активировать все части ключа и сделать так, чтобы эта магия не уничтожила половину Лиары. Я просто никогда не думал о ключе с этой точки зрения, иначе давно бы попробовал сам! Понимаешь, Тиль? Я дам тебе противовес!

Владыка Л’аэртэ ошеломленно моргнул.

— Не знаю, как ты уговорил Крикуна, — со вздохом продолжила Белка. — Что пообещал взамен и каких уступок он от тебя потребовал, но если твой план сработает, то у нас появится шанс помочь Таррэну вернуться.

— Боги, ты ведь тоже был в Аккмале во время той смуты! — Эльф почти застонал от неожиданного прозрения. — Там еще правнук Вала затесался… разумеется, ты бы не оставил его без присмотра! Но где же тогда ключ, если в Аккмале до сих пор лежит простая фальшивка?

Белка негромко шмыгнула носом:

— Ну, не простая, конечно: одному умельцу пришлось здорово постараться, чтобы вышло похоже… Но ты прав: настоящий ключ находится в самом безопасном месте на Лиаре. Здесь, Тиль, в Проклятом лесу. Под надежной охраной из кордонов, хмер и всего того, чем прекрасен наш новый дом.

— Он все это время был у тебя? — пораженно отшатнулся эльф.

— Люди часто поддаются эмоциям, ты сам об этом говорил. Вот я и подумал, что, не имея преданного человечка в Аккмале, мы не можем быть уверены в его сохранности.

— Бел! — Тирриниэль с восторженным мычанием внезапно притянул ее к себе и крепко обнял в третий раз. — Ты чудо!

Белка снова шмыгнула носом:

— Сказал бы ты о ключах раньше, я бы вас другой дорогой повел. Забрали бы, проскользнули мимо твоего совета, и ищи потом ветра в поле. Никакие камни бы не помогли. А теперь придется поворачивать, чтобы оставить Брегариса с носом. Но я даже рад, что так вышло: все-таки это у нас в крови — решать проблемы быстро и разом. Даже у меня не получается по-другому. Согласен?

Тирриниэль смог только тихо застонать и жадно вдохнуть аромат спрятанной в ее теле силы, после чего бессовестно восполнить потраченный у ясеня резерв, а потом обнять ее еще крепче и с тихим смехом поцеловать каштановую макушку. Он искал этот ключ несколько лет! Весь Интарис вверх дном перевернул! Светлых всполошил! Свой лес прочесал чуть ли не на версту в глубину! Гномов озадачил! Братство поднял на уши! Даже решился на отчаянный шаг, потому что не видел иного пути, а она…

Тирриниэль крепко зажмурился:

— Ох, Бел…

— Да, — шепнула она. — Никуда ты от нас больше не денешься. Рано собрался на покой, подлый врун и любитель сбегать от своего дурацкого венца. В прошлый раз едва обратно усадили. Теперь опять… Нет уж, я ни за что не позволю тебе помереть и еще заставлю немало помучиться. А Таррэн по возвращении только добавит. Особенно когда я ему скажу, что это ты создал дурацкое братство, на которое мы столько лет точили зубы, да еще отдал его на растерзание Брегарису! Знаешь, что он после этого с тобой сделает?!

Тирриниэль облегченно перевел дух и наконец поверил в то, что его сумасшедшая идея осуществима. Но, что самое главное, понял причины недоверия Белки, которые, как ему казалось, даже прошедшие пять веков не смогли уменьшить. И теперь он наконец почувствовал, что полностью принят и одобрен. А Белка впервые за долгое время решилась на откровенность и сказала то, чего он с надеждой ждал столько веков.

— Я люблю тебя, Тиль, — хмыкнула суровая Гончая, подметив его отчаянно блестящие глаза и с трудом сдерживаемую улыбку. — Хотя никогда не думала, что в один прекрасный день сумею произнести это вслух. Но если ты еще раз меня обманешь, я тебя все-таки зашибу. Клянусь. Только в отличие от прошлого раза сделаю это все же с любовью.

ГЛАВА 13

Поутру отряд собирался так быстро, как никогда в жизни: едва забрезжил рассвет, люди и нелюди проворно вскочили со своих мест, молниеносно перекусили, покидали вещи в дорожные мешки. Накинули на головы капюшоны, повязали на лица маски, укутались, пряча уязвимые лица от кровососов. Брони, конечно, на ночь не снимали, поэтому поутру оставалось лишь набросить сверху плащи. Затем тщательно закопали глубокую яму за старым ясенем. Сверху, чтобы отбить запах, посыпали выданным эльфами порошком из сушеной полыни. Ланниэль, пока было время, осмотрел ногу Брона и, в последний раз смазав шрам «нектаром», сообщил, что помощь лекаря тому больше не понадобится. Тирриниэль, придирчиво изучив свою собственную рану и найдя ее вид вполне приемлемым, уже принялся нетерпеливо мерить шагами поляну, однако ушедшая ближе к рассвету Белка почему-то не торопилась возвращаться.

Причем никто не знал, куда она снова исчезла, а Стрегон, который до последнего следил за Беликом, к собственной досаде, так и не уловил момент, когда он, улучив момент, испарился, не оставив после себя ни следа, ни примяв траву, ни потревожив листья на деревьях. Полуэльф даже начал подозревать, что льстил своему чутью и умению распознавать чужое присутствие. А потом уловил краем глаза какое-то движение и ошеломленно замер: неуловимый пацан как ни в чем не бывало стоял в нескольких шагах от ясеня. Только что там никого не было! Потом мальчишка беззвучно выскользнул из-за барьера и упругой походкой направился к эльфам.

— Привет всем! Как спалось? — бодро поинтересовалась Белка, скидывая со спины ножны из палисандра. — Уже поели? Молодцы. Хвалю. Вы что-нибудь после себя оставили или мне опять придется охотиться с утра пораньше?

Ланниэль молча протянул ей эльфийскую лепешку. Гончая благодарно кивнула, плюхнулась на торчащий из земли корешок и с жадностью принялась за еду.

— Мм, спасибо, что оставил голодному ребенку пару крошек. А то я не успел: все дела, дела… Лан, а еще есть? Ура! Даже две?! У-ух, ты мне просто жизнь спасешь! Давай сюда!

Братья, полностью собранные и только ждущие команды выходить, неуверенно помялись, словно скаковые рысаки перед забегом. Но Белка не обратила внимания — с видимым удовольствием жевала мягкий хлеб, положив на него какую-то незнакомую травку. Причем если обычному человеку хватало всего половины лепешки, чтобы наесться досыта, Гончей и трех оказалось мало: с сожалением отряхнув ладони, она вытребовала у Ланниэля еще парочку, с аппетитом умяла все и лишь после этого с довольным видом потянулась.

— Мрр, хор-рошо… Еще бы подремать пару часиков, и можно считать себя человеком… Жаль, что вы вскочили ни свет ни заря, а то я бы успел еще поспать.

— Мы разве не торопимся? — осторожно уточнил Лакр, стоя в полном облачении и вместе с побратимами ожидая лишь приказа.

— Торопимся, — с готовностью кивнула Белка, небрежно закинув ногу на ногу. — Но не прямо сейчас, а чуть попозже.

— Кого-то ждем? — первым догадался Картис.

— Угу.

— И кого же?

— Сейчас увидишь… В смысле услышишь, потому что они порой бывают очень шумными. Не всегда, конечно, а только когда сердятся или забывают об осторожности. Но рассердить их как раз несложно: сунуть дулю под нос или сцапать кого-нибудь из малышни, чтобы все стадо обезумело от ярости…

Эльфы быстро переглянулись.

— Бел, ты о чем?

— Об этом, — любезно пояснила Гончая и махнула рукой в сторону барьера. Там вдруг что-то загрохотало, затряслось, будто к месту мира со всех ног неслось немаленькое оленье стадо. Потом пугливо задрожали листья на деревьях, заходила ходуном земля. Вверх взвилась противная мелкая пыль. Затем топот приблизился. Наконец прямо за зеленой стеной, где-то совсем близко, раздалось тяжелое дыхание, а после этого воздух распорол чей-то свирепый рев.

— Это кто? — благоразумно отступил от зашатавшихся деревьев Ивер, на всякий случай изготовившись стрелять по любой твари, которая рискнет сунуть сюда свою морду. — Дикие мамонты? Носороги на прогулке? Хмеры из-за кордона вырвались?

— Не, — отмахнулась Белка, ничуть не обеспокоившись. — Это кабанчики в гости пришли.

— Ты уверен? — опасливо отодвинулся Лакр. Несчастные палисандры уже дрожали так, словно их трясли великаны. На ногах было трудно устоять, так сильно вибрировала земля, а совсем недалеко во весь опор неслось что-то громадное, шумно дышащее и не боящееся никого и ничего. — А ты ничего не напутал? Действительно кабаны?

— Да точно тебе говорю! Сам у них пару часов назад поросеночка украл — вот такая тварюга! Всего неделю как родился, а уже мне по пояс. Клыки — во! Морда — во! Да еще и лапы с когтями!

— У них же копыта!

— У них есть все, — убежденно отозвалась Белка, прислушиваясь к быстро отдаляющемуся топоту. — И копыта, и пятаки, и даже когти, как у Курша.

Стрегон мысленно прикинул размеры «поросеночка», так же мысленно ужаснулся и постарался не думать о том, что будет, если такой зверь решит заглянуть к ним в гости. Как известно, кабаны имеют склочный нрав, а уж такие здоровущие, как эти… Не хотел бы он встретиться с ними на узкой тропинке. И еще больше не хотел бы оказаться у них на пути, когда взбаламученное стадо мечется в такой ярости.

— Бел, а ты зачем утащил у них поросенка? — удивленно обернулся Картис, когда топот затих вдали.

— Как зачем?! А друзей наших с утра пораньше порадовать? А компанию им подобрать достойную? Неужто я не позабочусь об их досуге? Тем более в такой чудный день, как сегодня?

— Ты что, подкинул им свинью?!

— Да еще какую, — коварно улыбнулась Белка. — Как думаешь, что случится, когда поросеночек очнется, поймет, что заблудился, а поблизости обнаружатся незнакомые дядьки с большими ножами, явно собравшиеся порезать его на холодец?

Словно в подтверждение, воздух прорезал истошный визг насмерть перепуганной свиньи: долгий, пронзительный, пробирающий до самых костей. А следом повторился уже знакомый рык, больше похожий на рев разъяренного медведя, которому вторил целый хор не менее сильных и свирепых голосов.

— Оп-па, очнулся мой малышок! — радостно оскалилась Гончая. — Я его полночи тащил через весь лес, чтобы успеть к утру, а потом очень нежно положил недалеко от того места, которое облюбовали Брегарис и его озабоченный сыночек. Как видите, удачно вышло: наши хрюшки как раз опомнились и обнаружили пропажу, только-только ринулись на поиски… Кстати, я не говорил, что в Проклятом лесу за детеныша глотку порвут любому? Зато теперь кабанчики не ошибутся с направлением и сровняют с землей все, что найдут в радиусе пары сотен шагов. Особенно если заподозрят, что их милому крохотуле (а он весит почти как я!) злые эльфы посмели подпортить розовую шкурку.

Побратимы закашлялись, силясь представить себе ярость диких свиней при виде перепуганного, привязанного за ногу «малыша», возле которого собрались двуногие звери с острыми железками в руках. И обычные-то кабаны не отличаются покладистостью, матерый самец, разозлившись, мог кинуться на любого зверя, невзирая на размеры, длину зубов, наличие когтей и всего остального. А уж эти…

Воздух снова разорвал слаженный кабаний рев, в котором почти сразу пробился повторный, полный искренней обиды визг ни в чем не повинного поросенка. Затем донесся невнятный из-за расстояния шум, новый яростный рык, как будто бы даже чьи-то крики…

— Надеюсь, эти красавцы немного сократят число наших преследователей, — кивнула Белка, поднимаясь с земли. — А пока они там заняты, предлагаю совершить утреннюю пробежку, чтобы увеличить отрыв. Потерять они нас все равно не потеряют — камни бездны укажут путь к Тилю из любой точки Лиары, да и псы у них еще остались. Плюс маги, плюс ушастые следопыты… Кабаны отвлекут их лишь на время. Ну, может, пришибут пару-тройку десятков агинцев и с пяток эльфов. А потом Брегарис сумеет их отогнать. С ранеными они тоже вряд ли станут возиться, так что у нас есть час. Максимум — два, чтобы восстановить равновесие. Тиль, ты в порядке?

Тирриниэль молча кивнул.

— Брон, как нога?

— Выдержу, — спокойно отозвался наемник. — По горам, конечно, не полазаю, но бежать могу в полную силу.

— Крови нет?

— Ланниэль даже повязку не стал накладывать.

— Тогда идемте, — отвернулась Белка, мгновенно посерьезнев. — И чтоб ни звука: впереди нас ждет оч-чень неприятное место.

— Мы уходим с твоей тропы? — настороженно уточнил Стрегон.

Гончая вдруг очень внимательно посмотрела на полуэльфа. Причем так, что тому стало неуютно под ее изучающим взором.

— Да. Дальше мы пойдем другой дорогой.

— Это связано с тем, что несет с собой Тиль? — снова рискнул уточнить Стрегон.

— Ты прав, — медленно наклонила голову Гончая и чуть прищурилась, кажется, догадавшись, что у их ночного разговора с Тилем был как минимум один свидетель. — Оказывается, друг мой, у тебя очень хороший слух.

Тирриниэль тоже покосился в сторону полуэльфа, но тот сделал вид, что не заметил. Только пожал плечами как можно небрежнее и кивнул.

— Вы шумели.

— Возможно, — еще медленнее отозвалась она. — Порой я бываю весьма раздражительным. А когда я раздражаюсь, то становлюсь неприятным собеседником. И вот тогда с теми, кто рискует меня разозлить, случаются разные нехорошие вещи. Не всегда, конечно, но бывает, бывает…

Стрегон внутренне подобрался.

— Надеюсь, ко мне это не относится?

— Пока что нет, — после недолгого раздумья обронила Гончая. — Тиль, что скажешь?

Владыка эльфов тоже задумался, искоса наблюдая за молчаливыми людьми, которые всем существом чувствовали повисшее в воздухе напряжение, но пока не понимали его причин.

— Считаешь, они должны быть в курсе? Если да, то насколько? — уточнил владыка.

— Насколько сочтешь нужным, — ответила Белка.

Тирриниэль скептически хмыкнул.

— Я бы предпочел оставить как есть.

— А я бы предпочел сообщить им хотя бы часть. Может, они все-таки умеют бояться и передумают идти дальше, — спокойно парировала Белка. — В конце концов, никто их не заставляет. А рвать жилы еще придется. И мне бы не хотелось в последний момент обнаружить, что кто-то сломался или встал в позу.

— Что именно мы должны знать? — нахмурился Терг, настороженно поглядывая на эльфов.

— Опять какая-то гадость, Белик? — мрачно предположил Лакр. — Так?

Гончая кашлянула:

— Не совсем гадость, но близко.

— Мне это не очень нравится. Но все-таки хотелось бы иметь представление о наиболее мерзких подробностях нашего путешествия, чтобы, так сказать, смириться с неизбежным заранее.

— Что? Отступать не собираешься? — хмыкнула она.

— Разве у нас есть выбор? Особенно после того, как выяснилось, что наше братство создавалось некоторыми из здесь присутствующих, а мы дали клятву на крови, что исполним все, что потребуется. — Тиль спокойно выдержал изучающие взгляды наемников, не подав виду, что его это как-то встревожило или задело. — И после того как выяснилось, что нас в любой миг могут скрутить из-за собственных татуировок, в которые вплели какую-то рунную пакость?

— То есть дело не в заказе? — уточнила Белка.

— Нет, — ответил вместо раздувающего ноздри Лакра Стрегон. — Вернее, не только в нем. Мы просто хотели уточнить детали.

— Какой ты деликатный… я бы на вашем месте сказал, что мечтаю выпустить кишки одному ушастому мерзавцу! За то, что не поставил меня в известность обо всех свойствах рун, от которых, между прочим, теперь не удастся избавиться! А еще я желал бы у него поинтересоваться: кто еще, кроме хранителей, может ими воспользоваться? Кому это вообще было нужно — ставить магистров братства в такую зависимость от патриарха? Принадлежала ли эта идея целиком и полностью Брегарису или тут замешан кто-то еще? А, Тиль?

Тирриниэль снова ощутил себя на перекрестье взглядов.

— Идея братства действительно принадлежала мне, — вздохнул он, понимая, что объяснений не избежать. Вчера ни времени, ни сил ни у кого не нашлось, чтобы задать накопившиеся вопросы, но теперь отвертеться не удастся. — Оно создавалось как независимая организация в память о Диких псах и как наглядное подтверждение тому, что человеческая раса способна конкурировать с нами на равных.

Владыка эльфов помолчал, размышляя о чем-то своем, но потом заговорил снова.

— Эта идея пришла ко мне не сразу. Пожалуй, толчком послужил наш с тобой разговор, Бел… Помнишь, когда-то ты обмолвился, что скучаешь по своим псам? Боишься, что о них забудут, а их потомки через несколько поколений потеряют все, что было накоплено за века дедами и прадедами? Что Гончие никогда больше не войдут под сень Проклятого леса и станут легендой, которая очень скоро превратится в забавную сказку, а потом и вовсе исчезнет?

— Хочешь сказать, это я во всем виноват? — нахмурилась Белка.

— В то время твои слова меня зацепили. Я пришел к выводу, что ты прав: такой удивительный потенциал не должен пропадать. Гончие — это лучшее, что когда-либо создавало человечество. И я решил, что надо сохранить то немногое, что от них осталось. А поскольку Изиар в какой-то степени имел отношение к появлению первых Стражей, то мне показалось, что будет справедливо, если мы снова поможем им выжить. Но не просто так, конечно, потому что понадобилась бы новая цель, новые идеи, задачи и способы их решения… Ведь согласись: глупо возрождать воинский орден, для которого не нашлось бы дела?

— И ты решил приспособить их в качестве наемников, — скривилась Гончая.

— А почему нет? Пускай Проклятый лес перестал быть опасным, а в Стражах не стало нужды, но разве это повод, чтобы опускать руки? Я подумал, что братство станет неплохим средством заставить кровь Диких псов разгореться с прежней силой. Позволит возрождаться в каждом новом поколении воинов и даст им возможность жить столько, сколько будет живо человечество. Да, конечно, это не те псы, которых мы знали. Но они по-прежнему помогают людям и все еще славятся, как лучшие бойцы человеческой расы.

Братья непонимающе переглянулись.

— А как же кодекс? — озвучил общий вопрос Стрегон.

— А что кодекс? — удивился Тирриниэль. — Раз уж я создавал лучших воинов, то не мог же оставить без присмотра? Да и как оставить без идейного вдохновения целую армию обученных бойцов? Как позволить им разбрестись в разные стороны и скатиться до уровня убийц, готовых за деньги избавить этот мир от любого, кто станет неугодным заказчику? Для того и нужен контроль. Для того и кодекс, и устав, и следящая руна в ваших татуировках. Даже несмотря на отбор, который устраивается в школах, все равно находятся те, кому милее зарезать безвинного прохожего, чем блюсти устав и чувствовать гордость за то, что вы делаете. Для того же мы запретили мастерам брать заказы у нелюдей. Разработали систему наказаний… Да, жестоко, не спорю, но ведь и вы не дети в песочнице! Каждый воин братства во много раз превосходит обычного солдата. И мы поощряем это, позволяем вам становиться еще сильнее и опаснее. Но и спрашиваем за ошибки, как нигде больше.

— А как насчет руны подчинения? — мрачно осведомился Лакр. — Той забавной штуки, которой вчера воспользовался Брегарис?

— Этого я не планировал. Точнее, планировал, но не так: по задумке, каждому магистру должны были нанести (разумеется, с его согласия!) арду — руну тела, позволяющую обездвижить любого из вас, если бы вы решились на бунт или применили силу против собственного народа. Такую возможность я не мог не учитывать. И вы должны были знать, что последует за нарушением кодекса и что наказание за предательство будет суровым.

— Мы знали, — так же мрачно сообщил удрученному эльфу Стрегон. — Об этом старшие мастера предупредили. Но это совсем не то, что случилось с нами вчера!

— Правильно, — пробурчала Белка. — Потому что на вас горит не только арда, но и, судя по реакции, уррда — руна духа. Верно, Тиль?

— К сожалению. И вот ее-то я на вашу кожу наносить не планировал. Брегарис сделал это без моего ведома, хотя на самом деле каждый магистр, прежде чем ему наносят руны, должен быть представлен мне. И только с моего разрешения вам позволялось получить статус мастеров.

У наемников дружно вытянулись лица.

— Да, — невесело улыбнулся Тирриниэль. — В тот день, когда вы по одному приходили к патриарху, то не знали, кому на самом деле вас представляют. Никто из смертных не видел его лица. Даже мастера. Он приходит и уходит, когда ему нужно. У него есть свой знак. Глухой голос, низкий капюшон, полная непроницаемость для магического взора… Порой это был Брегарис, иногда, когда кандидат казался особо интересным, как в твоем случае, Стрегон, я присутствовал лично. Но мне, как бы ни хотелось, все равно было не успеть повсюду, поэтому Брегарис занимался братством в гораздо большей степени, чем я. Кто же мог предположить, что он рискнет без моего ведома… К’саш! Когда вернемся, я постараюсь избавить вас от уррды…

— Зачем? — многозначительно посмотрел на эльфа Лакр, машинально поглаживая рукоять метательного ножа. — Это ведь так удобно: опытные, опасные и абсолютно послушные рабы, которых очень легко контролировать… Для чего что-то менять?

Владыка Л’аэртэ прищурился, безошибочно уловив весьма прозрачный намек. Затем оглядел мрачные лица наемников, на которых читалась та же самая мысль, а потом вдруг очертил в воздухе фигуру в виде перечеркнутого треугольника, вписанного в идеально ровный круг. И еще одну, похожую на перекошенный квадрат, у которого зачем-то обрезали острые углы.

У Стрегона при виде нее расширились глаза. Терг отшатнулся, Торос тихо охнул, Брон нахмурился, а Лакр с Ивером стремительно побледнели, непонимающе глядя на гаснущие перед глазами, словно вычерченные зеленым огнем руны. Их только одно существо умело рисовать с такой поразительной легкостью. Только один-единственный мастер мог позволить себе открывать их посвященным. Когда-то они полагали, что их последний учитель и есть тот самый патриарх. Когда-то считали, что он на самом деле человек. Но вот теперь вдруг увидели личный знак, которым он всегда приветствовал появление в братстве нового магистра.

— Думаете, я не смог бы вас заставить делать то, что мне нужно? — спокойно осведомился эльф, когда люди судорожно вздохнули. — Думаете, не нашел бы способа подчинить вас без всяких рун? Или полагаете, что ваша учеба в закрытой школе была случайной? Может, считаете, что она завершена?

— Н-нет, мастер, — дружно поклонились братья, не сумев скрыть ошеломления.

Стрегон даже зажмурился, в подробностях вспомнив последний, свой самый тяжелый год у неизвестного мастера, после которого получил алого пса. Проклятье! Он и не подозревал, что в действительности этим мастером был эльф! Ведь тот никогда не выказывал предпочтений! Говорил лишь о том, что было важно. Заставлял выкладываться на многочасовых тренировках как никогда в жизни. Много рассказывал, еще больше показывал. Просто учил своему бою! Но учил так, что даже по прошествии многих лет его уроки Стрегон вспоминал с благодарностью. А теперь наконец увидел его без маски и впал в какое-то оцепенение. Знал бы раньше, склонился бы до самой земли, потому что никогда, даже на последнем испытании, ему не удавалось обойти неизвестного мастера на мечах.

Боги… выходит, из-за этого в Аккмале перед ним так расстилались! И поэтому же нарушили запрет на предоставление заказа нелюдям!

Тирриниэль цепко оглядел смертных и тихо спросил:

— Надеюсь, теперь вы понимаете, почему каждый из вас для меня был и до сих пор остается нерадивым учеником?

— Да, мастер! — дружно выдохнули братья.

— Тиль, что это за чушь? — недовольно осведомилась Белка, не понимая причин столь резкого перехода от неприязни к почтению. — Что ты с ними сделал?

Владыка Л’аэртэ неожиданно улыбнулся:

— Я просто когда-то их учил. По целому году на них потратил, все палки о бока поломал, чтобы вместить в эти глупые головы немного знаний. Про кодекс твердил, как заведенный, чтобы начали хоть немного понимать, что это не просто свод правил для зубрежки. А теперь что я вижу? Вместо того чтобы поблагодарить меня за науку, они стоят и интересуются: почему я не использую их, как марионеток, дергая за ниточки, когда мне вздумается?

— Тебе для этого вообще никаких рун не надо, — снова проворчала Белка. — У тебя одним взглядом получается ломать спину даже самым несговорчивым, а уж улыбочка такая, что порой и мне бывает не по себе.

— В самом деле? — с интересом повернулся к ней темный эльф.

— А то. Я ж ее у тебя и подсмотрел! Целый год потом репетировал, чтоб было похоже, зато теперь… — Гончая кровожадно улыбнулась. — Ух! Как меня порой боятся!

Тиль только усмехнулся:

— Охотно верю.

— Ладно, с братством я наконец понял. Про то, что звание магистра им давал ты, тоже понял. Могу сообразить, отчего даже у Стрегона сейчас такие большие глаза и что он уже сам додумался, какую сморозил глупость… Полагаю, в этом мире больше не найдется повода, чтобы ты последовал примеру Изиара и снова взялся за руны подчинения?

— Я не для того создавал братство, чтобы уподоблять наемников марионеткам, — сухо ответил Тирриниэль. — Братство было взращено в память о Диких псах и предназначено для того, чтобы оградить наш мир от расовых войн. Наемники — новая сила, способная удержать даже моих сородичей в том случае, если наш совет все-таки сумеет свергнуть владыку, а светлые рискнут возродить орден Отверженных. В прошлый раз мы обожглись на этом, Бел, но теперь я могу быть уверен, что если подобное повторится, у нас будет чем ответить на угрозу.

Она серьезно кивнула:

— Я верю, Тиль. Хотя если бы ты спросил моего совета еще тогда… Впрочем, что сделано, то сделано. Но поясни мне, что это за чушь ты выдумал с татуировками? Откуда этот дурацкий красный цвет для мастеров? Неужели ничего другого не нашлось?

Владыка Л’аэртэ огорченно вздохнул:

— Тебе не нравится?

— Нет. А почему мне должно… — Белка неожиданно осеклась и ошеломленно уставилась на свою правую руку, где точно таким же кровавым светом горел искусно выполненный рисунок. — Господи, Тиль… Ты хотел, чтобы это было похоже на мой узор?!

— Ну да, — смущенно кивнул эльф, не заметив отвисших челюстей братьев. — Нам все равно надо было как-то отмечать достойных… Почему бы и не так? Ты ведь по праву носишь звание вожака. И узор на тебе тоже… гм… красивый. Я подумал, тебе бы понравилось.

Гончая с досадой хлопнула себя по лбу:

— Торкова лысина… Тиль! Я, конечно, все понимаю, но тебе не кажется, что это уже слишком?! Мало того что ты им псов нарисовал, да еще почти таких же, как у Стражей, мало того что обозвал Волкодавами и Сторожами… Картис, как ты это допустил? Лан, куда вы смотрели?

— Я не виноват: меня тогда еще на свете не было, — поспешил напомнить молодой маг.

— А я вообще ни о чем не знал, — мрачно сообщил командир личной стражи владыки.

— В это были посвящены единицы, — подтвердил Тирриниэль. — В том числе Линнувиэль… Кстати, насчет псов была его идея… Еще Аттарис (ну, ты же помнишь, как его впечатлил ваш рыжий), Брегарис, конечно, и я. Первых мастеров мы учили сами, втайне. Сами же разработали кодекс, устав и знаки отличий. Придумали систему поощрений и наказаний. Помогли со школами, обучением и средствами. Позволили прижиться братству сперва в Аккмале, потом в других городах. Теперь вот добрались до Новых земель…

Гончая обреченно вздохнула:

— Выходит, и пнуть тебя даже не за что, да? Вроде как из высших интересов действовал? Мир хотел сохранить, когда наши расы начали слишком быстро сближаться?

— Нам был нужен гарант стабильности и равновесия. Перворожденным не нравились такие перемены. Гномам, разумеется, тоже. Особенно когда угроза возвращения Изиара оказалась исчерпана. А люди в то время были наиболее слабым звеном, поэтому я позволил себе немного его усилить. Так что теперь все мы в некоторой степени уравнялись, а это значит, что мир, как бы ни хотелось некоторым иного, все-таки устоит. А братство, если возникнет необходимость, с готовностью выступит на той стороне, на какой будет нужно.

— Угу. На какой будет нужно тебе, — снова пробурчала Белка. — Одно хорошо: по крайней мере, теперь я знаю, кто отвечает за это безобразие, и смогу в любой момент его пристукнуть, если в этом, как ты говоришь, возникнет необходимость.

Тиль с нескрываемым облегчением перевел дух, а Картис с Ланниэлем закашлялись.

— Тьфу на вас, дураков ушастых, — тут же фыркнула Гончая. — Одни проблемы из-за вас… Ладно, хватит ржать, надо решить главное. Стрегон, вы не слишком удивитесь, узнав, что цель нашего пребывания в Проклятом лесу немного изменилась?

— Не слишком, — в тон отозвался наемник. — Если мастер позволит… — короткий почтительный поклон в сторону Тиля, — мы будем сопровождать его и дальше. Прошу прощения, сэилле, но к вам больше нет вопросов.

— Ого! Тиль, тебя уважают!

Тирриниэль тонко улыбнулся:

— Тебя бы тоже уважали, если бы довелось столько раз уложить их на обе лопатки и наглядно показать, в чем они были не нравы.

Белка, перехватив их горящие взоры, только головой покачала. Даже Стрегон смотрел на остроухого с нескрываемым почтением!

— Надо же… Тиль, я и не предполагал, что ты настолько изменишь свое отношение к людям за каких-то пять веков!

— Со временем приходится меняться, — с затаенной улыбкой отозвался эльф. — Особенно когда есть дети и особенно когда они становятся взрослыми… не ты ли это говорил?

— Агхм… ну… хм… да.

— Так чем я хуже?

— Ничем, — вздохнула Гончая и так же внезапно встрепенулась. — Стрегон? Я так полагаю, ты уже догадываешься, зачем мы сейчас повернем на север?

— Лабиринт? — ничуть не удивился наемник.

— Точно. Поскольку ты все равно слышал наш разговор, то я повторю для остальных: да, мы уходим с тропы. Но только потому, что нам крайне важно забрать из Лабиринта одну вещь. Для того чтобы это сделать, придется провести почти четыре дня в Проклятом лесу, преодолеть еще один кордон и добраться до Лабиринта. После чего снова повернуть к Золотому лесу и сделать то, ради чего Тиль, собственно, рискнул сюда выбраться, да еще и вам доверился, как собственным детям. Дорогу я знаю, от всякой гадости постараюсь уберечь. Но бежать придется так же, как накануне, потому что на том пути мест мира почти нет. А значит, придется идти и ночью, и вообще — когда скажу. Зато когда дойдем, можно будет упасть и пару суток отсыпаться: рядом с Лабиринтом никакие хмеры не страшны.

— Он тебе подчиняется? — с подозрением осведомился Лакр, спокойно восприняв весть об изменении цели путешествия.

Впрочем, и остальные не спешили паниковать.

— Нет, — пробурчала Белка. — Но признает меня за своего, и на данный момент этого хватает, чтобы чувствовать себя в безопасности. Я оставлю на вас свой запах, чтобы всякая мелочь не кидалась, а с крупными тварями разберусь сам. Они там без хозяина малость одичали. Некоторые его даже не помнят, так что пока по пятаку не получат, не отвяжутся. Но это, как я уже сказал, мои проблемы. От вас требуется только одно: не отстать.

— Что с едой?

— Обеспечу. Воду через день можно будет пить уже из местных рек.

— А хмеры? — поежился Ивер. — Ты говорил, за последним кордоном они еще остались?

— Насчет этого не волнуйтесь: я знаю способ, как их усмирить. Вы точно решили?

— Да, — задумчиво протянул Стрегон. — Но, если позволишь, я бы хотел уточнить кое-что насчет хозяина…

— Позже, — разом помрачнела Гончая. — Вечером Тиль сам расскажет то, что посчитает нужным. Насчет хозяина, наших с ним отношений, Изиара, Лабиринта и даже ключей, ради которых нам придется напрячься. А сейчас мне нужно знать: готовы ли вы свернуть с относительно безопасной тропы и шагнуть вглубь Проклятого леса? Готовы подчиняться мне так, как я того потребую?

— Веди, — просто сказал Стрегон, а остальные согласно наклонили головы.

ГЛАВА 14

Хорошо помня встречу с кордоном и то, как он умел в мгновение ока превращаться в прожорливого хищника, братья подспудно ожидали встретить и в Проклятом лесу нечто подобное. Столько слухов ходило про эту часть Новых земель, столько ужасов про нее рассказывали, что, столкнувшись лишь с малой их частью, наемники заранее приготовились к самому худшему.

И это было оправдано: еще в межлесье они почувствовали направленные на них недобрые взгляды. Всю дорогу ежились от ощущения чужого, какого-то вездесущего и всеобъемлющего присутствия. Холодели от смертельной угрозы и каждый миг ждали болезненного укола под кожу, ядовитого плевка в лицо, обрушившейся сверху тяжести чужого тела или сомкнувшихся на собственной шее острых зубов. Даже на тропе, которую показал им Белик, было откровенно неуютно.

Братья ни на мгновение не отнимали рук от рукоятей мечей. До рези в глазах всматривались в окружающие джунгли. С подозрением оглядывались в поисках еще одной гигантской паутины. То и дело старательно нюхали воздух, беспрестанно вслушивались в грозный рев невидимых зверей и каждый миг ощущали на себе такие же внимательные взгляды. У Ивера чуть пальцы не затекли на скобе арбалета. Эльфы вообще казались туго сжатыми пружинами, готовыми и прыгнуть, и побежать, если прикажут, и насмерть драться с какой-нибудь тварью. Даже в относительной безопасности в местах мира было трудно отстраниться от этого идущего со всех сторон ощущения. Как будто ты явился на чужую территорию, протопал грязными сапожищами через роскошный сад, ввалился в ухоженный дом, оставляя на белоснежном мраморе разводы грязи. Ждал, что тебя встретит робкая девица, неспособная ответить на агрессию, но наткнулся на разгневанного великана-хозяина и присел, растерявшись от неожиданности.

Однако сейчас, когда граница остались позади, все переменилось. Причем так резко, что братья не сразу в это поверили. Казалось, этот лес почти не замечал чужого присутствия. Он жил своей собственной жизнью. Тихонько напевал мелодию ветра. Неторопливо шевелил руками-ветками и блаженствовал, радуясь каждому солнечному лучику и каждой капле упавшей на землю росы. Он не излучал угрозы. Не нацеливал ядовитые шипы в глотки непрошеным гостям. А если вездесущие комары и пытались по привычке испить свежей крови, то делали это из-за врожденной необходимости, а не по причине ненависти к нарушителям.

И разница эта была настолько заметна, что наемники в глухой броне и со спрятанными под капюшонами лицами вдруг ощутили себя не в своей тарелке.

— Что это? — прошептал Лакр, больше не чувствуя всеобъемлющей ненависти, которая так давила на виски буквально с утра. — Белик? Как такое может быть?!

Белка ненадолго остановилась:

— Что? Не ожидал?

Рыжий покачал головой, растерянно оглядывая пастораль. Неужели вот это и есть Проклятый лес? Чистый, искрящийся и лучащийся на солнце, как настоящая драгоценность? Мягкий, уютный, какой-то по-домашнему приветливый? И добродушный, словно старый пес, играющий с неуклюжим щенком?

Лакр даже головой помотал, чтобы избавиться от наваждения. Но тщетно: подрагивающая на ветру листва по-прежнему отбрасывала веселые блики, легкий ветерок ласково ерошил кроны огромных деревьев, многочисленные птицы вдохновенно выводили затейливые трели, тихонько жужжала мошкара, под ногами стелился мягкий зеленый ковер, по которому хотелось во весь опор промчаться босиком, впереди мелькнула голубая лента кристально чистой реки…

— Мне казалось, нас с первого шага будут пытаться сожрать, нагадить на головы, кидаться шишками, плеваться, колоться и все такое прочее. Даже хуже, чем вчера. А это… Это что-то невероятное!

Перворожденные сдержанно удивились.

— Действительно. Почти как дома.

Владыка Л’аэртэ с наслаждением вдохнул воздух.

— Это правда: тут легко дышится, словно лес для нас и создавался. Даже жаль, что я раньше не сподобился сюда заглянуть: здешние чудеса стоят того, чтобы их так защищали. Пожалуй, я соглашусь с Таррэном: здесь действительно самое восхитительное место для дома, какое только можно вообразить.

— Не больно-то расслабляйтесь, — усмехнулась в ответ Гончая. — На самом деле и звери, и птицы одни и те же. Ничего не изменилось за этот день. Мы всего лишь удалились от кордона, а так — никакой разницы. Деревья, ветки, шипы… даже ядовитая травка под ногами. Вон та бабочка, Тиль… да-да, та красавица с рыжими крылышками… может одним касанием усиков свалить тебя с ног. А вон та, беленькая, если присядет на кожу, сожжет ее до кости. Пенек слева от тебя на самом деле не пенек, а очень даже голодный ползун. Просто ты для него чересчур велик, поэтому он и прикидывается дохлым. Зато под дальним кустом притаился зверг и весьма напряженно размышляет, успеет ли кого-то умыкнуть, пока все зевают, или же нет? Если бы не я, точно бы попробовал, но мой запах он знает — не думаю, что рискнет нарываться. А если и рискнет, то не сейчас.

Братья, опомнившись, молниеносно подобрались и только сейчас заметили под желто-зеленым кустом непонятную плотную массу, которая прежде казалась игрой света и тени, но на самом деле ею не являлась. Поняв, что его заметили, пятнистый зверь решил все-таки не рисковать: фыркнув и сердито зашипев, проворно выскочил из укрытия и быстрее молнии скрылся за деревьями.

— Их тут много, — равнодушно сообщила Белка, когда наемники ошеломленно повернулись. — А прячутся так ловко, что даже мне порой бывает трудно заметить. С учетом того, что они и окрас могут под цвет окружающей растительности менять, считайте, что вам повезло. Этот зверь, кстати, уже немолод. Годика четыре как бегает по здешним местам. Опытный, матерый, иначе бы не утерпел: вы слишком хорошо подставились.

— Все равно, — растерянно огляделся Лакр. — Это неправильно. Нет, это, конечно, лучше, чем вчера, но такое впечатление, что нас… пропускают?

— Просто кордон — это своего рода предупреждение для тех, кто рискует сюда соваться: ради палисандра, золота, камней или мягких шкур. Он наглядно показывает, что будет с теми, кто пожелает идти дальше. И внятно говорит: если не побоишься, если смел и ловок — проходи, пробуй, охоться. Не нарушишь законов — уйдешь с добычей. Но если оплошаешь — не обессудь: станешь чьим-то обедом. В кордоне сосредоточена вся сила Проклятого леса, все его стремление остаться не разграбленным. Так он защищает себя от посягательств, а самое ценное прячет за шипами и иголками, как устрица — нежное нутро в раковине.

— Но мы ведь прошли? — неуверенно подал голос Ивер.

— Вы — первые за многие годы, кто видит истинные богатства этой земли. Но на самом деле наш лес не злой. Он просто привык быть один. Ему нравится такая жизнь. Он странный, необычный, не похожий ни на что, существующее на Лиаре. Но он по-настоящему живой. И очень хорошо знает, кого хотел бы здесь видеть, а кого — нет.

— Выходит, тебя он пускает внутрь?

— Точно, — кивнула Гончая. — Большая часть зверья хорошо знает мой запах и не станет связываться с теми, кто идет под моей защитой. Правда, это не заслуга хозяина — как я уже говорил, в его отсутствие многие начали забывать, кто я такой и почему имею право тут охотиться. Но вот то, что я опасен, они помнят. Именно поэтому нам будет легче, чем Брегарису с его камнями, и поэтому же я вас сегодня… гм… коснулся.

Братья отвели глаза, стараясь не вспоминать, что им пришлось испытать, когда этим утром на их лбы ненадолго легла прохладная, но удивительно твердая ладошка.

— Это магия, — виновато улыбнулась Гончая. — Просто магия, ничего больше. На меня даже злиться трудно. Приходится кучу усилий прикладывать, чтобы вызвать хотя бы кратковременную неприязнь. Поэтому постарайтесь не думать о постороннем. Я никому не хотел сделать больно.

Стрегон почувствовал, как на нем снова взмокла сорочка. Больно, сказал Белик? Да если бы от этого стало больно, полуэльф бы только обрадовался! А это во много крат хуже! Потому что стоять неподвижно и чувствовать, как бешено колотится сердце, почти умирать под кротким взглядом голубых глаз… Нет, лучше с хмерой поцеловаться, чем испытать эту жуткую, пугающую, но дьявольски привлекательную силу.

Стрегон сжал челюсти, с трудом подавив желание коснуться щеки в том месте, где до нее недавно дотронулся Белик. Магия, это просто магия, наверняка эльфийская, иначе не смотрел бы Тиль так виновато.

— Терпите. — Голос Белки, правильно расценившей выражение их лиц, стал строгим. — Это всего на три дня, а потом можно будет смыть. Если кому станет невмоготу, скажите — уберу. Лан, ты как?

— Справлюсь, — пробормотал порозовевший эльф. — Хотя это нелегко: прав был отец. Не знаю, как тебя столько времени выносит Торриэль, и даже боюсь подумать, чего ему это стоит.

Она заметно помрачнела:

— Мне тоже нелегко, Лан. Но меня таким создали.

— Прости, я не это имел в виду. Просто твоя способность нравиться может свести с ума кого угодно.

— К сожалению, другой защиты в этом лесу для вас нет.

— Ничего, — устало растер виски Ланниэль. — Мы потерпим. А если что не так, пожалуйста, не церемонься.

Белка невесело улыбнулась:

— Не волнуйся. Двину так, что мало не покажется.

— Может, пойдем уже? Когда идешь, становится полегче.

Она без лишних слов отвернулась, сделав вид, что не заметила признательных взглядов от троицы эльфов и наемников, которым тоже приходилось несладко. Особенно от навязчивых, совсем неуместных мыслей, эмоций, желаний, догадок, коих в их головах сейчас бродило великое множество.

Конечно, им все было объяснено. Их заранее успокоили, что ничего постыдного в этом нет, потому что магию рун почти невозможно перебороть. Но люди все равно тревожно переглядывались, пытаясь узнать, что царит в душе соседа, непонимающе принюхивались, нервничали. Разумеется, стали менее внимательными, но стойкий запах эльфийского меда был способен защитить их от большинства напастей Проклятого леса. И ради этого стоило рисковать, позволяя им заглянуть под полог той тайны, которой окружила себя скрытная Гончая.

— А почему ты обустроил себе тропу недалеко от кордона? — вдруг поинтересовался Лакр. — Почему не здесь? Не напрямик через лес?

— Так короче, — ровно отозвалась Белка. — Примерно раза в два.

— Зато и опасней.

— Верно. Но мне иногда нужна опасность.

— Зачем? — изумился ланниец, незаметно втягивая ноздрями воздух, чтобы убедиться, что запах меда шел именно от Белика.

Гончая на мгновение повернула голову, одарив его ледяным взглядом, а потом тихо сказала:

— Время от времени мне нужно кого-нибудь убить, чтобы удержать свою звериную ипостась от срыва. С некоторых пор она осталась без истинной владелицы, поэтому мне приходится сдерживать ее за нас обоих. А это, знаешь ли, непросто.

— Какая владелица? — не понял он. — Имеешь в виду Проклятый лес?

— Да и нет… сложно объяснить. Но порой мне нужно побыть одному, наедине со своими мыслями и самыми голодными тварями Проклятого леса, которые не помнят, кто дал им жизнь, и не побоятся схватиться ради пары капель моей крови. Когда они кидаются на меня, я какое-то время могу побыть собой. Перестать сдерживаться и ненадолго ослабить цепи. Тогда остаются только они и я. Просто бой — до победы или до смерти. Лишь потому что с некоторых пор я стал таким же зверем, как они. И, как мне кажется, с каждым годом это сходство становится все заметнее.

Тирриниэль кинул на невестку беспокойный взгляд, но Белка не сгорбилась, не сверкнула повлажневшими глазами. Голос ее по-прежнему оставался ровным, почти мертвым. Движения были все так же невероятно точны. Однако он все-таки ощутил отголосок той боли, которую слышал недавно, и мысленно поклялся, что избавит невестку от тяжелой ноши. Кажется, кровные узы с Траш все-таки подточили ее несгибаемую волю и медленно, но неумолимо заставляли скатываться к звериным инстинктам. Да и немудрено: четыре века без кровной сестры, когда ее тело оказалось заперто в камне, а истинная сущность пряталась в душе маленькой Гончей, не могли не сказаться. И Белка, как ни старалась, все-таки начала поддаваться. Не зря Тир так встревожился, когда после ссоры она почти на три года исчезла в недрах Проклятого леса. Быть может, вторая ипостась Белки уже тогда попыталась вырваться? Захотела свободы в отсутствие хозяина?

Правда, потом Белка все-таки вернулась — исхудавшая, с лихорадочно блестящими глазами. Показалась у золотых на пару часов, успокоила Милле, проигнорировала попытку Эла извиниться и, не дождавшись Тира, снова ушла. И с тех пор от силы раз в год заглядывала в Золотой лес — видимо, неожиданное исчезновение мужа и тот обман подкосили ее гораздо больше, чем она хотела показать.

Хотя, может, за этим стояло что-то еще? Владыка Л’аэртэ не знал. Вообще ничего не знал, потому что больше десяти лет ее не видел. Но неприятно поразился произошедшим с ней переменам и безумно тревожился, понимая, что ее силы могут быть на исходе. Белка не могла без конца разрываться между домом и долгом, между собой и дремлющей в ее сознании хмерой, которая с каждым годом все чаще поднимала голову. Кажется, они не обо всем подумали, когда открывали тот проклятый портал. Кажется, даже Таррэн не подозревал, что его Гончей станет настолько трудно бороться в одиночестве. Не рассчитывал, что придется уйти так надолго. И все еще не догадывался, что сейчас творится с Белкой.

А значит, им следовало спешить, как можно скорее забрать часть ключа и отправить Таррэну зов, чтобы он немедленно вернулся. И сделал все, чтобы найти проклятое лекарство, которое позволило бы продлить жизнь его стае так надолго, как это возможно. Жаль, что на Лиаре такого не сыскалось.

До позднего вечера Белка гнала отряд на северо-восток. Причем опять стартовала так резко, что Стрегон всерьез опасался: он начнет задыхаться еще на полпути. Правда, сейчас им давали время на то, чтобы передохнуть и напиться. Пару раз вовсе оставили одних, чего Белик не рискнул бы сделать всего день назад. А после полудня пацан сбавил темп до вполне приемлемой скорости и даже расщедрился на нормальный привал.

Когда в лесу начало темнеть, Гончая отыскала еще одно место мира и открыла проход. Однако сразу за спутниками не последовала: сперва обошла окрестности, чтобы убедиться, что неожиданных визитеров к ночи не появится. Дала мужчинам время привести себя в порядок, ополоснулась в ближайшем ручье и лишь после этого нырнула в густые заросли сама.

— Выходит, вы задумали вернуть хозяина? — задумчиво произнес Терг, когда эльфы, выполняя обещание, посвятили спутников в подробности своих ближайших планов. — И для этого хотите заглянуть в Лабиринт?

Тирриниэль кивнул:

— Другого пути его позвать я пока не вижу.

— Это не опасно?

— Для кого? — фыркнула Гончая, подсаживаясь к ясеню и с облегченным вздохом вытягивая ноги. — Для вас? Для Лиары? Или для леса?

— Для всего, — серьезно ответил Терг. — Насколько я понял, хозяин — сильный маг. Да еще и темный. Не вернется ли он оттуда слегка… неадекватным?

— Он пять веков берег ваши дома от Проклятого леса и сдерживал силу Лабиринта, чтобы Новые земли возродились.

— Да, но пребывание в другом мире… Вспомни о владыке Изиаре… Может, ему это уже не нужно? Может, он нашел там что-то иное, ради чего решил забыть о нас и уйти навсегда?

— Хозяину есть ради чего возвращаться, — тихо сказала Белка, опустив глаза. — Здесь его дом, его семья и его пара. Надо только показать ему дорогу.

— А может, он ее и сам знает, только не хочет? — неожиданно заупрямился Лакр.

— Все возможно. Но пока он не скажет об этом сам, будем надеяться, что этого не случилось.

— Конечно, — согласно вздохнул Брон и вопросительно обернулся к Тирриниэлю: — Но объясните, мастер, почему вы не сказали нам сразу, кто вы? Зачем понадобился официально оформленный заказ? Да еще деньги… Для чего они, если вы могли просто приказать, и вам хоть из-под земли достали бы все что нужно?

Владыка ненадолго задумался:

— Ну, во-первых, мне не хотелось, чтобы правда о моей связи с братством выплыла наружу. Я передавал заказ на Ходока через третьи руки. Но именно я настоял на том, чтобы в составе братства были только люди… Стрегон, не вертись, тебя я тоже причисляю именно к ним.

— Благодарю, мастер, — признательно наклонил голову полуэльф.

— Не за что. Дело в том, что после окончания последнего похода обстановка и в нашем лесу, и в Светлом, и в Подгорном королевстве была напряженной. А военный конфликт мог уничтожить не только человечество, но и нас. Поэтому же никто не должен был догадаться, что лучшими из вас занимаются перворожденные. Что ваши руны — это дело наших рук, и вообще вся эта затея с братством исходит из Темного леса.

— Дальше нас эти сведения не пойдут, мастер, — дружно кивнули наемники.

— Вторая причина состоит в том, что о моем участии в вашей судьбе не знает почти никто. К тому же при моем… высоком, надо признать, положении… — услышав эти слова, Белка тихонько фыркнула, — совершенно не годится заниматься такими вещами, как обучение смертных. И попади такая информация в ненужные руки, мое положение в Темном лесу могло бы пошатнуться.

— Да у вас чертоги скоро развалятся, — снова фыркнула Гончая, прикрыв глаза. — Говорил я владыке, что к ногтю надо несогласных, так нет же — он все время тянул, выгоду выискивал, медлил, раздумывал… И что в итоге получилось?

Тирриниэль поморщился:

— Перестань, Бел. Такие вещи с наскока не решаются.

— Пяти веков тебе было мало?

— Иногда и тысячи лет не хватит, чтобы учесть все факторы. Не начинай, ладно? Я прекрасно помню, что ты не ошибаешься, но в этом случае имело смысл выждать. Думаешь, мне нужна междоусобица?

— Все равно же пришлось кого-то хоронить, — недовольно пробурчала она, не открывая глаз. — За нами почти полторы сотни молодых ушастых идиотов увязалось. Вон только стреляй и увязывай, как куропаток.

— Да, — грустно согласился Тирриниэль. — Но если бы я не вывел их оттуда, жертв было бы гораздо больше. Эти глупцы — лишь капля в море… Самые торопливые, решительные, жадные, а скорее всего, просто обманутые. Думаешь, если бы я поубивал их дома, это понравилось бы остальным? В последние годы наш лес похож на тлеющий костер — стоит ветру чуть подуть, как он тут же вспыхнет. Усиление смертных, отделение золотых, новая политика светлых, слишком явное сближение гномов с людьми… с каждым новым признаком стабильности мира недовольство совета только растет. Хватило бы одной искры, чтобы это пламя разрослось в пожар, гибельный для всего живого. А магия крови, как и магия Изиара, все еще остается в этом мире немалой силой… Так что давай не будем спорить, ладно? Что сделано, то сделано. Я принял решение и намерен его выполнить.

Гончая пробурчала что-то невнятное, но глаз так и не открыла. Только непримиримо сложила руки на груди и сделала вид, что задремала. Хотя тихонько шевелящиеся ноздри и едва уловимые движения круглых ушек наглядно показывали, что она внимательно слушает.

И Тиль продолжил:

— Третьей причиной моего молчания стал… Ходок. — Белка дернула ухом, но, против ожиданий, комментировать не стала. — Вернее, его более доступная для контакта ипостась — Белик. Найти его оказалось нелегко, потому что постоянной личины он носить никогда не любил. Удержать его рядом — задача еще более трудная. Особенно если учесть, что нанимателем стал темный эльф. Поэтому я велел вам молчать о моем происхождении и по этой же причине не дал никакого описания. Я надеялся больше на любопытство, которое заставит Ходока выбраться наружу и дотошно выяснить, кто именно желает его столь настойчиво видеть.

— Очень умно, — все-таки съязвила Белка.

— Хочешь сказать, что ты бы согласился со мной встретиться? — мягко спросил владыка Л’аэртэ. — Если бы узнал, что тебя ищут эльфы?

— Они давно меня ищут, но безуспешно. Так что я просто послал бы тебя в бездну вместе с твоими планами.

— Вот видишь.

Гончая вдруг открыла глаза и внимательно посмотрела по сторонам. Встретила сразу девять изучающих взглядов, поморщилась, без труда прочитав все, что они хотели бы спросить, но пока еще не смогли побороть неловкость. Наконец со вздохом поднялась и схватила ножны.

Стрегон и эльфы одновременно насторожились, когда по их макушкам прошелся невесть откуда взявшийся ветерок, но Белка просто отстучала по палисандру затейливую дробь, поймала выскочившие оттуда родовые клинки, а затем медленно и подчеркнуто неторопливо обвела поляну двойным кругом. Так, как поступила в прошлую ночь, когда они только-только вступили в Проклятый лес. После чего так же медленно прошлась вдоль сделанной клинками защитной полосы. Полюбовалась рядами молчаливых деревьев, за чьими кронами не было видно остального леса. Наконец остановилась у внутренней черты и словно невзначай обронила:

— И долго мне ждать, пока вы решитесь? Одер, опять ты?

— Да, Бел, — после краткой паузы прошелестела ночь, а потом бесшумно слетела с ближайшего дерева на распахнутых крыльях. — Тебя, как всегда, нелегко найти…

ГЛАВА 15

Незнакомец оказался рослым, почти на две головы выше Белки, и таким массивным, что казался глыбой из черного базальта. Лица и рук его было не видно — они искусно прятались под плащом и низко надвинутым капюшоном. Только глаза посверкивали в темноте отчетливыми изумрудными огоньками, да недобро поблескивали ослепительно-белые зубы.

Незваный гость без единого звука соскользнул с толстой ветки, на которой прятался неизвестно сколько времени, упруго приземлился, не смутившись ни высотой, ни присутствием посторонних. От резкого движения тяжелый кожаный плащ распахнулся, на мгновение показав вполне человеческую фигуру, одетую по моде прошлого века, но у Тиля, когда он попытался прощупать ауру чужака, внезапно волосы на затылке зашевелились: ее не было! Совсем! Разве что чужак… был не живым?

Незнакомец насмешливо хмыкнул, когда наемники и эльфы с поразительным проворством ощетинились сталью. Но в его усмешке не было ничего, кроме презрения к более слабым и менее удачливым соперникам. Если бы он хотел, давно разорвал бы их на куски. Вернее, он непременно сделал бы это, если бы не одно «но».

— Здравс-ствуй, Бел, — вкрадчиво, как-то по-змеиному тихо шепнул гость, незаметно пробуя на вкус ночную прохладу. — Я смотрю, ты опять с новичками?

— Не твое дело. Как жизнь, Одер?

В оглушительной тишине прозвучал неприятный смешок.

— Ничего. Спасибо за заботу.

— Ну, раз ничего, то, может, скинешь капюшон? — невозмутимо попросила Белка, небрежно поигрывая клинками. — Ты же знаешь, я люблю видеть собеседника.

Незнакомец странно наклонил голову, пристально изучая Гончую крупными изумрудами глаз. И, глядя в эти странные зрачки, Терг вдруг почувствовал, как по виску скатилась крохотная капелька пота. Чужак был опасен и очень-очень скор.

— Каким ты хочешь меня увидеть, Бел? — все тем же проникновенным шепотом осведомился наконец гость.

— Одером. Таким ты мне нравишься больше.

— Как скажешь.

Темнота под капюшоном на мгновение шевельнулась, а потом сгустилась, обозначив твердый волевой подбородок, болезненно выпирающие скулы, тонкие губы, алым цветком выделяющиеся на поразительно бледной коже. В ту же секунду чужак стремительным движением поднял руки, отчего у Ивера едва не сорвался с ложа заговоренный болт, так же быстро откинул капюшон и выжидательно посмотрел на Гончую непроницаемыми черными глазами, на самом дне которых посверкивали знакомые изумрудные искры.

— Так лучше? — спросил Одер почти нормальным голосом, в котором змеиное шипение теперь едва ощущалось.

Белка спокойно кивнула.

— Так ты хотя бы похож на настоящего. Зачем пришел?

— След ваш увидел.

— Врешь, — будничным тоном заметила Гончая, бесстрашно изучая его бледное лицо. — Запах учуял, верно?

Одер раздвинул губы в неестественной улыбке, и только тогда Стрегон подметил, насколько же сильно выделяются среди нечеловечески острых зубов верхние клыки.

— Нервные они у тебя, — скупо заметил пересмешник,[6] мельком взглянув на людей. Потом выразительно покосился на эльфов и непроизвольно облизнул алые губы. — И славные. Особенно вон те, с ушами.

— Они мои, — слегка напряглась Белка.

Одер неохотно кивнул:

— Я вижу.

— Все мои, — настойчиво повторила она, и пересмешник с сожалением отвел взгляд от Тирриниэля.

— Жаль, — прошелестел разочарованно. — Мне бы хватило их надолго. Особенно вон того, постарше. Дивный «нектар», да еще приправленный магией… Выдержка — полторы тысячи лет!

Гончая нехорошо прищурилась:

— Ты ведь знаешь: я не отдам тебе своих.

— Знаю, конечно.

— Но все равно явился?

— Да. — Пересмешник неподвижным взглядом уставился в ее красивое лицо. Какое-то время просто смотрел, а потом с видимым наслаждением потянул ноздрями воздух. — Ты пахнешь все так же хорошо, Бел.

— Еще надеешься, что когда-нибудь повезет? — хмыкнула она. — И для этого детишек с собой прихватил? Думаешь, справитесь втроем?

Стрегон заметно вздрогнул, краем глаза подметив какое-то движение сбоку. Правильно понял причину, по которой дернулся живой мертвец, и подал знак побратимам сомкнуться вокруг эльфов. После чего загородил собой мастера и вытащил из-за пояса кинжал с серебряной насечкой.

— Так как нас-счет твоих деток, Одер? — вдруг прошипела Белка, мигом уподобившись дикой кошке. — Ты ведь для этого их сюда взял? Думал, справиш-шься со мной?

— Нет. Я не велел нападать, — торопливо отступил пересмешник. — Они просто сопровождение.

— Тогда пус-сть выйдут на с-свет, чтобы я их увидел!

Одер, неотрывно наблюдая за ее руками, коротко что-то прошипел, и спустя пару секунд из темноты проступили еще две тени, закутанные в непроницаемо черные плащи. Однако приблизиться к вожаку не посмели: застыли у деревьев и алчно уставились на добычу.

— Молодые… но с-сильные, — одобрительно проурчала Белка, коротко оглядев пересмешников. — Неплохая попытка, Одер. Лучш-ше, чем в прошлый раз. Значит, все еще питаешь надежду?

У Одера на мгновение вспыхнули глаза, но почти сразу погасли. А когда он снова заговорил, в тихом голосе зазвучала неподдельная грусть:

— Нет, Бел. Ты всегда оказываешься быстрее. Тебя сложно застать врасплох.

— Тогда зачем ты явился?

Пересмешник со вздохом вытянул перед собой ладонь, на которой стальными крючьями блеснули пять неимоверно длинных и очень острых когтей. Затем разжал кулак и кивнул на арбалетный болт, на кончике которого запеклась крохотная капелька крови.

— Я нашел это прошлой ночью возле кордона. Один-единственный след… но я не мог не прийти. Ты ведь знаешь.

— О, — нахмурилась она. — Так ты не ради эльфов заглянул к нам на огонек?

— Нет, — неслышно шепнул пересмешник, с почти человеческой мукой следя за ее изменившимся лицом. — Хотя такая добыча стала бы отличным завершением дня, не спорю. Но я спешил целую ночь не за этим…

— Все еще сходишь с ума от моей крови?

— О да-а-а…

Люди невольно вздрогнули от прозвучавшей в голосе пересмешника страсти. Почти мольбы, смешанной с нетерпением. Алчно сверкнули глаза, кровожадно обнажились клыки. Впрочем, это быстро прошло: глаза Одера быстро потускнели, алые губы, словно смазанные кровью, поблекли, хищно согнувшиеся пальцы снова расслабились, а лицо стало почти спокойным. Он не сделал ни единого движения навстречу Гончей, не переступил обозначенную ею черту, не нарушил правил, которые успел хорошо запомнить. Просто стоял на расстоянии в несколько шагов и обреченно ждал. Не в силах уйти, но и напасть не смея.

— Напомни-ка мне, Одер, почему я оставил тебе жизнь? — неожиданно спросила Белка, любуясь зеленоватыми бликами на своем оружии.

— Потому что я помню расцвет и падение Стражей, — послушно отозвался пересмешник.

— А почему я тебя все-таки убил?

— Потому что… — Его голос вновь сорвался на болезненный шепот. — Я подошел слишком близко. Но постараюсь больше не совершать этой ошибки.

— Разумно, — кивнула Гончая, внезапно успокоившись. — Пять веков прошло, а ты, как ни странно, живой… Если, конечно, это можно назвать жизнью. Однако, если помнишь, я предлагал тебе выбор.

На какой-то миг глаза твари полыхнули ненавистью, но тут же снова погасли, наполнившись прежним вожделением.

— Да, Бел. Но быть пересмешником гораздо лучше, чем получить нож в сердце. Так что это оказался неплохой размен. Правда, моего первого вожака ты все-таки убил… Хотя он сам виноват: подумал, что твои раны слишком велики, и не удержался.

— Зато теперь вожак — ты. Заметь, я даже ничего не имею против. До тех пор, конечно, пока твоя неуемная страсть к моей персоне не переходит границ.

— Я соблюдаю границы, — прошелестел пересмешник, с досадой щелкнув клыками. — Но это сильнее меня, Бел. Даже после смерти. Твоя кровь… — Пересмешник алчно заурчал. — Другой такой нет. Выпить ее до дна… вот настоящее блаженство. Но знать при этом, что больше никогда не попробуешь ничего подобного… Хуже нет пытки, Бел. Мучительнее нет боли, чем метаться между ненавистью и обожанием. Это разрывает меня на части. Поэтому я прихожу каждый раз, когда слышу твой запах. Поэтому я здесь. Поэтому безумно хочу… и не могу.

Она наклонила голову, бесстрашно изучая его исказившееся лицо.

— Что ж, враг мой, по крайней мере, у тебя хватает выдержки остановиться. Другой бы давно бросился из темноты, рванул клыками и…

— И сдох! — глухо рыкнул Одер, распахнув в гневе черные крылья, которые раньше казались плащом. — А я не хочу, Бел! Даже такая жизнь лучше смерти! Пусть только ночью, пусть за счет кого-то другого… но все-таки жизнь. Ведь могло не быть даже ее.

— Кстати, раз уж ты зашел, скажи: твои ребятки сильно голодны?

— Средне. А что? — насторожился пересмешник.

— Да есть тут неподалеку компания остроухих с человеческими магами… всего-то в паре-тройке часов пути западнее. Ты, может, даже следы их видел.

У пересмешников шумно раздулись ноздри.

— Маги? Да еще эльфийские? — негромко проурчал Одер. — Они тебе мешают?

— Скажем так: я не буду против, если к утру их число уменьшится. Можешь даже стаю свою поднять, не возражаю.

— Какую стаю? — У Одера вдруг тревожно блеснули глаза.

— Одер-Одер… — укоризненно протянула Белка. — Вруном ты и при жизни был никудышным, а после смерти вообще потерял это полезное свойство. Не думай, что я не в курсе насчет вашего лежбища возле Большого утеса. И не надейся, что тебе удастся собрать армию, чтобы прорваться за кордон. Этого не будет, друг мой. Пока ты здесь и ведешь себя тихо, в отсутствие хозяина я прощаю вам некоторые вольности. И закрываю глаза на то, что охотники до чужого добра время от времени бесследно пропадают в здешних дебрях. Но учти, клыкастый: как только вступишь на путь прежнего вожака, я вернусь. И вот тогда у тебя уже не будет выбора.

Пересмешники зашипели, заставив эльфов выхватить из колчанов стрелы с серебряными наконечниками, но Белка сделала знак не вмешиваться, и они вынужденно застыли, натянув тетивы до упора. Стрегон таким же знаком удержал побратимов от опрометчивого поступка и велел сохранять дистанцию даже тогда, когда одна из тварей вдруг сорвалась с места, позабыв про черту и не услышав предупреждающего шипения сородича, а затем набросилась на добычу, которую пообещал им вожак.

Белка терпеливо выждала, когда пересмешник пересечет вторую линию, и только тогда пошевелилась. Ее мечи сверкнули в темноте двумя зелеными молниями, очертив две идеально ровных дуги. В тот же миг ее тело неуловимо даже для перворожденных сдвинулось, а затем плавно вернулось в прежнее положение, равнодушно проследив за тем, как тварь бесформенной кучей оседает на землю.

— Молодой, — сухо констатировала Гончая, когда шипение издыхающего пересмешника стихло. — Слишком молодой и несдержанный. Надеюсь, он метил на твое место?

Одер щелкнул зубами:

— Да, Бел. Ты оказал мне услугу.

— Тогда не смею вас больше задерживать. Только, Одер, имей в виду, что я расстроюсь, если кто-то из тех, до кого вы сегодня доберетесь, не умрет, а слегка изменится. А когда я расстраиваюсь, обычно кто-то вскоре умирает. Ты меня хорошо понимаешь? Если в твоей стае появится новый родственник, я наведаюсь к вам в гости гораздо раньше, чем планировал.

Одер сглотнул, не в силах отвести взгляд от ее расширившихся зрачков: их неестественная глубина и поразительная яркость сжигали пересмешника изнутри. Причиняли почти такую же боль, как при жизни, когда он впервые понял, кто скрывается под маской ехидного сорванца. И они держали его сейчас так же крепко, как и пять веков назад, когда он, еще будучи человеком, так неосторожно рискнул приблизиться.

— Перестань, хватит, Бел!

— Ты меня понял? — зло процедила Гончая, заставляя его отступить и болезненно согнуться.

— Да… Не надо… Я знаю границы!

— Хорошо, — наконец милосердно отвернулась Белка. Потом порылась в карманах и бросила тяжело дышащему пересмешнику плотно закупоренный пузырек. — Меня, чтоб ты знал, вполне устраивает вожак, с которым можно держать вашу стаю в определенных рамках. Так что возьми и не вздумай открывать поблизости.

— Что это?

— А ты понюхай. Только осторожно: мне бы не хотелось убивать тебя из-за такой малости.

— Кровь? — безошибочно определил пересмешник, а потом нерешительно посмотрел на Белку. — Чья?

— Не моя, не надейся, — усмехнулась Гончая, небрежно оттолкнув от себя мертвое тело. — Моей тебе хватит даже капли, чтобы свихнуться и нарушить все наши уговоры. А я, повторяю, пока не планирую тебя убивать. Это кровь эльфа. Мага, если тебе интересно.

— Мало, — заметил пересмешник, придирчиво оценив емкость.

— В наше время и такой не удается достать, поэтому не привередничай. На пару лет спокойной жизни тебе хватит.

— Скольких я могу убить?

— Скольких сумеешь. Там пара сотен смертных, почти сотня эльфов и с десяток магов. Добычи всем хватит. Смотри только, чтоб твои не обожрались.

— Их много, — с сомнением протянул Одер.

— Вас тоже, — кивнула Гончая. — Так что шансы есть, а добыча действительно того стоит. Когда еще вам удастся так поразвлечься?

— Я подумаю над твоим предложением, — неожиданно отступил пересмешник, накидывая на голову капюшон. — Пока, Бел.

— Пока, Одер, — спокойно отозвалась она, наблюдая за тем, как он уходит.

Но пересмешник не стал делать глупостей: что-то властно прошипев второму сородичу, попятился к барьеру, до последнего следя за Белкой. Затем коротко взмахнул крыльями, легкой тенью взлетел и почти беззвучно исчез в ночи.

Она не мешала. И только когда убедилась, что оба гостя действительно удалились, опустила занесенные для удара клинки, а потом тяжело вздохнула.

— Трудно с ними. Но одно нужное чувство у них все-таки есть.

— Какое? — хрипло спросил в напряженной тишине Лакр.

— Жажда. И она бывает так сильна, что устоять от соблазна порой невозможно.

— Хочешь сказать, они нападут на агинцев?

— Где-то через час, когда настанет время пика их силы. Это слишком хороший шанс, чтобы его упустить. К тому же с Брегарисом есть еще маги, а ради такого куша пересмешники готовы на все.

— Не боишься, что они потом снова нас навестят? — настороженно огляделся Терг.

— Одер не зря пришел проверить, с кем я и сколько нас. Он — мужик умный, на рожон лезть не станет. С первого взгляда понял, что с вами толку не будет: влиянию его голоса почти не поддаетесь и оружие сами не сложите. Тиль для него чересчур силен, да и Лана он, как бы ни хотел, все равно не достанет.

— Стая у него большая? — напряженно спросил Стрегон, не торопясь прятать меч в ножны.

— Десятка два таких же оболтусов, как тот, который портит тут воздух. Может, два с половиной, но не больше, иначе Одер бы рискнул.

— Он за тобой охотится?

— Все пять веков. С тех пор как я оставил его умирать возле логова пересмешника, — с готовностью кивнула Гончая. — Одер, кстати, когда-то был Стражем. Сторожем, если точнее. Но потом выяснилось, что у него есть одна нездоровая привычка, вот и… Короче, предал он нас. А я узнал. Но убивать на виду не стал — просто отвел в лес, обрубил ноги по колено и предложил выбор: умереть или попробовать выжить. Он, как ни странно, выбрал жизнь, а спустя пару месяцев показался мне уже в новом обличье. Вернее, это пересмешник показался, надеясь обмануть его личиной. Не смог. Правда, и я его не убил. Только ноги обрубил во второй раз и от стаи избавил, чтобы не нарывались. Он один тогда выжил и по несчастливой случайности успел глотнуть пару капель моей крови… Меня там зацепили разок, а на него брызнуло. Насколько я знаю, ноги он еще с год потом отращивал заново. Плюс крылья, зубы и левую руку… Вот с тех пор у нас с ним, скажем так, мирный договор. Он старается сдерживать свою жажду, я по-прежнему оставляю его в живых. Он, конечно, все время пытается отомстить, потому как сильно тогда обозлился, но пока безуспешно. Так, раз в сто лет рискнет проверить силы, однако в последний момент все-таки отступает. Как раз тогда, когда я в очередной раз спалю ему гнездо или перебью стаю. А потом снова тихо.

— И ты не боишься? — неуверенно поинтересовался Лакр.

— Нет. Кожу он мне не прокусит, пусть даже очень на это надеется. В скорости тоже уступает, хотя становится тем сильнее, чем чаще отыскивает себе пищу. Ну и годы, конечно, сказываются: опыт тоже немаловажен. Однако и я иду вперед, так что он все время отстает. Иногда он даже оказывает мне некоторые услуги, поэтому мы все еще держим нейтралитет. Он делает вид, что заходит в гости по старой памяти, правда, старается подгадать так, чтобы я был ослаблен или ранен… Я делаю вид, что не вижу его попыток. И мы оба избегаем ненужных конфликтов.

— Почему ты его не уничтожишь? Это же упырь!

— Не знаю, — невесело улыбнулась Гончая. — Может, потому, что действительно когда-то пообещал не убивать. Может, он прав и мне на самом деле хочется, чтобы на Лиаре остался хоть кто-то, кроме меня и эльфов, кто помнит Диких псов. А может… жаль мне его. По моей вине он стал таким. Из-за меня не знает покоя. Рыщет по округе. Грызет кору от бешенства и терпеливо ждет, пока не отыщет возможность до меня добраться.

— Он тебя видел? — быстро спросил Тирриниэль.

— Частично, — кивнула Белка. — Поэтому его и тянет ко мне, как хмеру — на запах крови. Это действительно сильнее его. Поэтому он и любит, и ненавидит меня. Жаждет напиться, но не может даже подойти. Поэтому он не тронет этот проклятый болт и будет хранить, сгорая от желания облизать, но даже в самый черный год все равно не решится — для него запах моей крови подобен аромату райского яблока. И поэтому же он набросится на Брегариса, как только соберет стаю. А потом снова вернется.

— За наградой? — мрачно осведомился Ланниэль.

— В надежде на нее, — подтвердила Белка.

— А если он получит то, что желает?

— Не сможет: когда-то я коснулся его, Лан. Хорошо коснулся, правильно. Так что он не сможет меня убить. Наброситься — да. Поранить — охотно, но как только почует мою кровь — все. Умрет, всю землю в округе вылижет, но не причинит вреда. Для него это будет хуже смерти: я слишком сильно его привязал.

Наемники быстро переглянулись.

— И ты позволишь ему пировать среди агинцев?

— Да, — спокойно отозвалась Гончая, убирая клинки в ножны. — Брегарис собрал неплохую команду. Ее, разумеется, потрепали, но эльфов все равно слишком много. Да и агинцы не первый день, как за мечи взялись. По моим расчетам, они примерно вполовину убавят стаю нашему другу Одеру, а тот в свою очередь должен в эту ночь неплохо насытиться. В результате мы еще немного сократим наш хвост, а мне пару лет можно будет не трогать его гнездо.

— Очень удобно, — хмуро заключил темный владыка. — Предусмотрительно, умно и заманчиво легко. И давно ты так развлекаешься?

— Всю жизнь.

— Бел…

— Оставь, — отмахнулась она. — Риск есть всегда и везде. В Проклятом лесу его просто чуть больше. Так что не читай мне нотации и не напоминай о стае: Таррэн давным-давно отказался от мысли меня остановить. Единственное, что он сделал, — это запретил зверушкам нападать на меня первыми. И предупредил, что спросит с них за каждую ранку, которую я получу на охоте. Правда, я долго об этом не знал… Зато когда все выплыло наружу, Лабиринт три года не мог восстановить этот лес в прежнем виде. В итоге сошлись на том, что Таррэн отзывает свой приказ, а я, если в том возникнет необходимость, все-таки пользуюсь правом беспрепятственного прохода через кордоны и не рискую по глупости. Так что теперь, если пожелаю, могу схватиться с кем угодно.

— И это, как я понимаю, тебя полностью устраивает?

— Так я не теряю навыков и по-прежнему могу дать вам сто очков вперед. Плюс зверушки воспринимают меня не как придаток хозяина. Уважают, боятся. Одним словом, мне есть чем гордиться.

Тирриниэль тяжело вздохнул:

— В тебе хватит упрямства на весь наш род.

— Ну, с тобой-то я всяко не сравнюсь.

— Это еще почему?

— Потому, — фыркнула Белка. — Когда ты наконец найдешь себе пару? Я-то наделся, что после успеха с рунами у Мирены к тебе очередь из желающих выстроится, а ты…

Владыка Л’аэртэ отвернулся:

— И ты туда же!

— Чего ты ждешь? О чем вообще думаешь? Тебя можно было бы избавить от целой кучи проблем всего парой крохотных рун, а ты вместо этого упрямишься, как баран!

— Хватит уже рун! — непримиримо рыкнул Тирриниэль. — Хватит нам одного изменения! А делать что-то наполовину…

— О-о-о! — хищно прищурилась Гончая. — Хочешь сказать: или все, или ничего?

Эльф устало покачал головой:

— В моем положении нельзя быть уверенным ни в чем. Особенно в этом вопросе, потому что повторения я не хочу, а каждый раз подозревать в лицемерии надоело.

— Просто ты еще не нашел свою пару, — внезапно успокоилась и Белка. — Когда найдешь, сразу сообразишь: она. И тогда никакие руны тебя волновать не будут. Ни до, ни после обручения.

Темный эльф на это ничего не ответил, а Белка, вздохнув, с сочувствием на него покосилась: Тиль действительно был упрям, как все мужчины рода Л’аэртэ. И, однажды увидев, какой может быть настоящая пара, уже не хотел мириться с тем, чего никогда не имел. Он действительно хотел все или ничего. Но второй измененной на Лиаре не было и уже не будет, а найти кого-то, подобного ей, было нереально. По крайней мере в этом мире. Так что, смирившись с одиночеством, он просто перестал обращать внимание на выразительные взгляды красавиц своего народа, за которыми, как правило, не стояло ничего, что заслуживало бы внимания.

Только в этом вопросе он пока не пришел к согласию с Белкой. А настойчивые попытки знати сломить его сопротивление вызывали в нем раздражение и острое сожаление от мысли, что своей настоящей пары он, наверное, уже никогда не отыщет.

ГЛАВА 16

С этого дня они перестали петлять. Проклятый лес rio-прежнему поражал незваных гостей, оставаясь непривычно тихим, покладистым, не только позволяя любоваться собой, как драгоценной жемчужиной, но и безропотно убирая с их пути колючие ветки, иголки, ядовитые шипы и зверье. Будто почуял наконец присутствие хозяйки и добродушно раскрыл зеленые объятия.

За целый день Стрегон, как ни старался, не сумел увидеть поблизости ни одного крупного хищника, хотя Белка не раз и не два останавливалась и предупреждающе шипела. Одновременно с этим татуировки на предплечьях братьев начинало пощипывать, но вскоре они остывали, показывая, что неведомые звери, предпочитавшие оставаться в тени, бесшумно удалялись в поисках более подходящей добычи.

После полудня, когда солнце стало припекать особенно сильно, Лакр едва не упал, попав ногой в огромную рытвину. С тихим проклятием вытащил из ямы застрявший сапог, но лишь потом сообразил, что не просто провалился в чью-то нору, а наступил на очень глубокий след невероятно огромной лапы.

— Медведица, — кивнула Белка в ответ на его дикий взгляд. — Похоже, охотилась тут с утра.

Лакр опасливо отступил, изучая громадный след и силясь хотя бы представить себе зверя, который мог вырасти настолько громадным. Получалось плохо, потому как выходило, что косолапая «зверушка» размером была с немаленький сарай. А если бы встала на задние лапы, то дотянулась до верхушек некоторых деревьев. Пусть не до всех, а лишь до самых молодых и тонких, но все равно знать, что где-то поблизости бродит этакая махина, было неприятно.

— Не волнуйтесь, не тронет, — хмыкнула Белка, подметив, как подобрались ее спутники. — Она уже далеко. Но даже если бы не ушла отсюда, все равно бы не стала лезть на рожон: мы с ней несколько лет… хм… близко знакомы. Даже, помнится, как-то охотились за одним оленем, которого ей потом пришлось уступить.

— Кому уступить? Тебе? — не поверил Лакр.

— Естественно. Но я тогда без оружия был, поэтому провозился долго. А вот если бы мечами воспользовался… Впрочем, чего это я? Какие мечи на хорошей охоте?

Стрегон сделал пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться и принять к сведению тот факт, что Белик неспроста легко управился с медведем у водопада. Раз он уверенно соперничал с местными чудовищами, то тот косолапый наверняка показался ему жалким детенышем. Если бы не напал сдуру, может, и ушел бы целым, а так… Удавил зверюгу голыми руками! А потом ел жареное мясо и морщился от непривычного вкуса!

«Спокойно, — напомнил себе полуэльф. — Если считать, что Дикие псы с каждым прожитым годом набирали силу и даже в старости могли любому медведю шею свернуть, то Белик, если действительно живет уже пять веков, наверняка способен на большее».

— А вот теперь тихо, — внезапно посерьезнела Белка, ступив на очередную поляну. — Он где-то поблизости и наверняка охотится. А поскольку бросок у него всегда был отменным, то мне бы не хотелось вытаскивать вас из его пасти, которая, к слову сказать, изрядно побольше, чем у медведицы, вежливо уступившей нам дорогу.

Сделав знак побратимам замереть, Гончая ступила на залитую солнцем лужайку, настороженно принюхиваясь и низко пригибаясь к земле.

Здесь было удивительно хорошо: игриво порхали мотыльки, деловито стрекотали кузнечики; по огромному черному бревну, перегородившему путь, бежала вереница рыжих муравьев, тоже удивительно больших, что тащили в жвалах какие-то белесые комочки. Под бревном цвел синеватый мох, клочьями прилепившийся к шершавому боку. Вокруг раскинулся нетронутый зеленый ковер, где без устали шныряли жуки и полевки. Сверху едва заметно колыхался нагретый солнцем воздух, в котором то и дело поблескивали тончайшие нити паутины… Как-то тревожно тут было. Непонятно тревожно для уютного лесного уголка.

— Молчите, — велела Белка, остановившись возле поваленного дерева, которое доставало ей почти до бедра. — Ни звука. И не шевелитесь, что бы ни случилось: он реагирует только на движение, ясно?

«Кто — он?!» — молча завопил Лакр, лихорадочно крутя головой в попытках отыскать неведомого хозяина полянки.

Но ответ пришел сам собой, как только Белка что-то прошипела и коснулась мшистого, покрытого старыми листьями бревна. Потому что бревно… на самом деле не было бревном и вдруг вздыбилось от одного прикосновения. Гибкое змеиное тело стряхнуло с себя мох и упавшие с деревьев иголки, молниеносно захватило добычу в тесное кольцо. Затем изогнулось еще и еще раз, накидывая сверху гигантские кольца. Сжалось, чтобы глупая добыча не вздумала ускользнуть. У эльфов и наемников что-то оборвалось внутри.

— Б-бел… — судорожно вздохнул Лакр, но Стрегон вовремя зажал побратиму рот.

Сам, правда, потихоньку вытащил из ножен эльфийский клинок, глазами показал Иверу, чтобы был готов стрелять, и выжидательно уставился на поляну, где все еще тяжело ворочался тугой комок из змеиных колец.

Полуэльф услышал недовольное шипение Белика, а потом подметил, что змеиное тело стало двигаться иначе. Осторожнее и… нежнее? Клубки чудовищных мышц постепенно опали, с шелестом раскрыли смертоносные объятия, но не остановились, а продолжали извиваться вокруг громко чихнувшей Белки подобно жутковатому хороводу. То осторожно прикасались, то отдалялись, то приближались снова, будто ласкали долгожданную подругу, вдруг откликнувшуюся на деликатные ухаживания.

— Брысь! — Гончая с силой хлопнула по тугому боку и подпрыгнула, выбираясь из-под шевелящегося клубка. — Все, хватит играть. Вылезай, Шушан, и не вздумай задеть моих друзей!

Тирриниэль остановившимся взглядом проследил, как невестка уверенно перебирается через мощные кольца, способные без труда удавить даже пещерного медведя. Зябко повел плечами, когда толстый змеиный хвост попытался захватить ее ноги и вернуть обратно. А потом судорожно вздохнул, когда между деревьев промелькнуло что-то огромное и, бесшумно раздвинув густые ветви, неподвижно уставилось на недовольную Гончую двумя блюдцами громадных глаз.

Лакр тихо охнул, увидев, насколько же велик чудовищный питон, которого их проводник так невежливо сейчас пихал в толстые бока. Змеюка не сумела спрятать свое мощное тело даже среди могучих деревьев. Только обвилась вокруг поляны живой лентой и выставила на солнце нижнюю, самую тонкую часть тела, буквально четверть от истинной длины. А теперь показала ужасающе крупную голову.

— Фу, — отпихнулась Белка, когда змеиный язык с невероятной скоростью выстрелил в ее сторону и легонько коснулся лица. — Не лезь! Я по делу!

Питон снова разрезал воздух раздвоенным кончиком языка и качнул головой, издав низкое, пробирающее до дрожи шипение. Но Белка ничуть не испугалась: зашипела в ответ сама, с предупреждением, а затем бесстрашно подошла и пощекотала громадные змеиные ноздри.

Питон шумно вдохнул, пригибаясь ниже.

— Ты что делаешь?! — одними губами прошептал Тирриниэль.

— Тиль, это Шушан, — бодро известила обомлевших спутников Гончая. — Мой старый знакомец и очень даже любопытное существо. Змеи, конечно, не приручаются и нашу речь не понимают… Я даже не думаю, что он знает, кто его сюда принес совсем еще мелким змеенышем, но за столько лет даже питон может запомнить, кого можно есть, а кого лучше не трогать. Тем более что я для него… мм, скажем так, не просто знакомое существо, а очень даже привлекательное создание, которое он при всем желании постарается не обидеть.

— П-почему? — почти беззвучно спросил Ланниэль, с содроганием следя за мерным покачиванием громадной змеиной головы и стараясь не встречаться с питоном глазами.

— Помнишь, из чьей шкуры скроена моя бронька?

— Д-да. Из самки…

— Черного питона, — гордо продолжила Белка. — Такого же, как Шушан. Соответственно я и пахну ею, а этот запах для него лучше всякого приворота. Самок, кстати, тут осталось немного, поэтому за каждую в период спаривания они дерутся до последнего вздоха. Но мне ничего не грозит. И вам тоже, поскольку от вас сейчас пахнет мною. В смысле ею. Даже он чувствует.

Картис недоверчиво переступил ногами:

— Хочешь сказать, этот питон считает нас твоими… детьми?

— Именно, — лучезарно улыбнулась Гончая. — Так что не рискнет вас есть, чтобы получить шанс в следующем сезоне. Но поскольку Шушан абсолютно не помнит, что в это время я стараюсь держаться отсюда подальше, то мы в любом случае ничего не потеряли. Правда, мой хороший?

Питон с шумом выдохнул горячий воздух и снова обвился вокруг Гончей кольцом, заключая ее в объятия. Но не так, чтобы причинить неудобство, а скорее чтобы показать, что благоволит и готов продолжить ухаживания.

— А когда у них брачный сезон? — осторожно поинтересовался Лакр, не смея ступить даже на шаг в сторону.

— Почти закончился. Видимо, Шушан уже успел кого-то найти, поэтому и спокоен. Помнится, однажды я не угадал со временем, так тут такое было… Думал, задушит от радости или в слюнях утопит.

— У змей нет слюней, — механическим голосом сообщил Терг.

— У вас в обычное время они тоже не висят на подбородках. Но если бы вас так корчило каждую весну, то слюни текли бы сильнее, чем у моего чешуйчатого друга. А мне в тот раз было весьма невесело уворачиваться от его объятий и попутно сдирать с себя броню, чтобы отстал. Едва успел оглушить до того, как меня признали самой соблазнительной самкой и сделали предложение по всей форме. Я потом вообще зарекся гулять тут по ранней весне. По крайней мере, в этой броньке.

— И что теперь? — слегка пришел в себя владыка Л’аэртэ.

— Я сейчас буду ему зубы заговаривать, а вы потихоньку пройдете на ту сторону. Только не наступите на него — Шушан из-за этого сердится. И постарайтесь не топать: змеи очень чувствительны к вибрации. — С этими словами Белка повернулась к смирно улегшемуся питону и, сняв перчатки, принялась легонько поглаживать чешую на чудовищной голове. — Эй! Заснули? Живее, пока он балдеет и забыл обо всем на свете!

Наемники спохватились и осторожно, чуть ли не на цыпочках, двинулись в обход громадной змеюки, у которой в глазах появилось задумчивое выражение. Они бочком обогнули поляну по краю, очень медленно перешагнули через мелко подрагивающий хвост. Затем попятились спиной вперед, на всякий случай не отрывая глаз от неподвижного монстра. Достигли таким образом деревьев и только тогда вопросительно взглянули на Гончую.

— Дальше, — напряженно велела она. — Шушан очень расстраивается, когда я ухожу. Не будем рисковать.

Тирриниэль настороженно покосился на питона, провожающего их неподвижным, будто оценивающим взглядом, и мысленно пожелал ему подавиться во время следующей охоты. Непонятно, для чего Бел с ним воркует, потому что змеи, как известно, абсолютно глухи, но чудовище прямо блаженствует, если можно так сказать про его невыразительную морду.

— Тиль, быстрее! Справа есть глубокий овраг. Ныряйте в него и свистните, когда доберетесь. Только к воде не подходите, ладно?

Эльфы безошибочно уловили в голосе Гончей беспокойство и со всех ног припустили в указанную сторону. В этих местах Бел — свой человек. Отлично понимает, что можно делать, а что нельзя. Так что если советует поторопиться, значит, действительно стоит лететь отсюда, как на крыльях.

Тяжело дыша, мужчины кубарем скатились в густо поросший храмовником овраг, на дне которого нашелся небольшой ручеек. Мимолетом оценили высоту склонов, мысленно поразились, что каким-то чудом не свернули себе шеи, а потом Лакр, переведя дух, издал пронзительный свист. В ответ почти сразу раздалось громкое шипение, словно из парового котла кто-то стравливал горячий воздух. Потом вдалеке что-то с шумом упало. Отчаянно громко хрустнуло дерево, будто из него пытались выжать древесный сок, а потом донесся долгий протяжный скрип, закончившийся вторым и последним ударом о землю, после которого все, наконец, стихло.

— Ух! — выдохнула Белка, с разбегу сиганув в овраг. — А говорят, змеи холодные и неживые! Еще как живые! Особенно когда их оставляют с носом! Видали, как обиделся?

Тирриниэль с подозрением оглядел ее порозовевшее лицо.

— Что ты с ним сделал?

— Ничего. Усыпил бдительность, чтобы он не сразу очухался, и привязал за хвост к ближайшему дереву. А сам, как свист услышал, дал оттуда деру. Только Шушанчик очень быстро пришел в себя и рванул следом. Соответственно выворотил с корнем стопор и кинулся в погоню. А когда понял, что я уже далеко, то поспешил забраться на дерево, чтобы понять, в какую сторону мы удрали. Правда, позабыл про то, что уже не мальчик, и рухнул вместе с тем дубом обратно. Слыхали грохот?

Эльфы закашлялись.

— Ты же сказал, что сезон спаривания у них прошел!

— Почти прошел, да. Но мужики — это ж такой упрямый народ, что никогда своего не упустят. Вот и Шушанчик решил, что много — не мало, и вознамерился повторить успех у «прекрасной дамы». А поскольку я сбежал от такой чести, то он расстроился и малость побуянил. Чем, собственно, и заслужил увесистый удар дубовой дубинкой по башке.

Тирриниэль усмехнулся:

— Не боишься, что следом пойдет?

— Нет, — отмахнулась Белка. — Он плохо видит и воспринимает мир совсем не так, как мы. Так что в овраге ему нас не высмотреть. Я этим способом, кстати, уже не первый раз пользуюсь. А Шушан через годик все забудет и снова примется за старое.

— Уверен?

— Точно тебе говорю. Проверено.

— Ладно, куда дальше, «змеиная подружка»? — позволил себе слабую улыбку Лакр.

— Налево, — фыркнула Гончая, брезгливо отряхивая куртку. — Пойдем по дну оврага, а к вечеру доберемся до Тихого ущелья. Если все пойдет нормально, к вечеру будем у еще одного места мира, а завтра и до последнего кордона дотопаем.

Часа через два после ухода с поляны Стрегону показалось, что с той стороны, где остался с носом громадный питон, донесся слабый вскрик. Он даже остановился, пытаясь распознать причину шума, но странный звук больше не повторился. Зато до людей донесся долгий, затихающий и полный ужаса вой перепуганного эльфийского пса, погибающего в объятиях чудовищной змеи.

Наемники быстро переглянулись: преследователи явно не собирались отступать. Более того, Брегарис вел их кратчайшим путем, не считаясь с потерями, а Берралис, подгоняемый жаждой мести, наверняка рискнул вырваться вперед, когда собаки подали знак, что добыча недалеко. Конечно, Шушан слегка подпортил им планы, но остановить вряд ли сумел: чужаков было слишком много. И, пока питон занимался псами, остальные наверняка обогнули злополучную поляну и снова устремились по следу, игнорируя крики тех, кому не удалось избежать змеиных челюстей.

— Быстро, — скупо заметил Тирриниэль, нагоняя Белку.

— Им намного проще — не надо искать свободную тропку или беспокоиться о зверушках, которых мы распугали своим присутствием. Они идут налегке, ранеными себя не обременяют. О нападении не беспокоятся: крупное зверье я уже отогнал, а мелочь не решится наброситься на большую стаю. Да и Брегарис не дурак, все-таки нашел способ договориться с камнями бездны. Был бы наш лес активным, ничего бы не вышло, но он по-прежнему дремлет и просто не знает, что тут стало жарко.

— Думаешь, поэтому они идут так легко?

— Я, когда в прошлый раз к ним наведывался, подметил отличный щит над местом стоянки.

— Тоже камни? — беспокойно повернул голову эльф.

— Ага. Причем ни они, ни творимая ими магия не воспринимаются лесом, как угроза. Так что Брегарис в отличие от нас может ночевать в любом понравившемся месте и не беспокоиться о визитерах. Правда, я не рассчитывал, что камни уберегут их даже ночью, но тут, как говорится, никто не виноват: Брегарис оказался подготовлен намного лучше, чем мы думали.

— А как же Одер?

— Как появится, спросим. Но волноваться пока рано: возле ущелья мы их сбросим со следа. А если и там пройдут, значит, остановим у кордона. До него меньше полутора суток пути. Главное, самим успеть проскочить, а там нас уже будет не достать. И тогда Брегарису придется или возвращаться обратно, надеясь, что сила камней не иссякнет самым неожиданным образом, или прорываться следом, после чего он, если и сумеет осилить этот подвиг, гарантированно останется один. Тогда он для нас будет уже неопасен. Так что не переживай и побереги дыхание: нам еще долго бежать.

Темный эльф послушно отстал, но размышлять дальше ему это не помешало. Брегарис… Тирриниэль знал его несколько сотен лет. Как опытного мага, одного из равных, и как эльфа, которого всего полвека назад было трудно упрекнуть в неповиновении. О его тесных отношениях с Иттираэлем Тиль тоже знал, но долгое время надеялся, что безумие старшего хранителя все же не успело коснуться молодого сородича. Надеялся, как видно, зря. Брегарис слишком сильно желал изменения — для себя, для единственного сына и всего эльфийского народа, которому, как ни странно, был по-настоящему предан. Он хотел новой жизни — светлой, великой, славной. Пусть и за счет смертных детей, предназначенных для жестокого ритуала.

Знал ли он тогда, что именно Иттираэль едва не стал причиной Ухода владыки? Видел ли, почему с каждым годом Тирриниэль теряет силы? Понимал ли, почему все было задумано именно так? Или, напротив, втайне радовался и строил свои собственные планы?

Сейчас Тирриниэль мог об этом только догадываться. Он до некоторого времени не подозревал, что с хранителями вновь может возникнуть подобная проблема. Разумеется, когда появились первые признаки готовящегося раскола, он видел, что проблема — в ближайшем окружении, но наивно полагал, что на измену решились только старейшины. Однако оказалось, что начал эту интригу именно Брегарис, а через совет вовлек в нее немало других родов, таких, как Этаррас, Таррис, Хатарин. Да и другие наверняка замешаны. Сам факт, что к предательству удалось склонить сразу два старших дома, говорил о многом. В частности, о том, что Брегарис провел огромную работу, потихоньку взращивая и искусно подпитывая и без того растущее недовольство старейшин своим постаревшим владыкой. Когда угроза возвращения Изиара исчезла, это оказалось как нельзя кстати: род Л’аэртэ ослаб, потеряв старшего локквила[7] и старшего хранителя знаний, младший локквил презрел родовой ясень и заперся в Серых пределах, никак не участвуя в жизни Темного леса. Его наследники категорически отказались от чести продолжить династию, а второстепенные ветви тем временем понемногу набирали силу. Особенно дом Аларис, главой которого и являлся ллер Брегарис.

Когда появился шанс, хранитель, судя по всему, не удержался от искушения. Ведь это было так заманчиво: одним махом возвести свой род на верхнюю ступеньку иерархии! Об изменении мечтали многие. Молодые, амбициозные эльфы своими глазами видели, каким многочисленным может стать их народ. Сколько способна принести в их мир одна-единственная человеческая девочка и сколько наследников от нее сможет получить любой оскудевший род.

Тирриниэль подавил тяжелый вздох. Как же хорошо он понимал тех, кто ринулся сюда за Брегарисом! Но никто из этих глупцов не понимал и не видел последствий. Они были слепы так же, как когда-то не видел истины он сам. Слишком молоды, горячи… Одним словом, мальчишки. Наивные, легко воспламеняющиеся идеей мальчишки, которые всегда искали легких путей.

Эльф сокрушенно покачал головой, сожалея, что за ошибку им придется расплачиваться собственными жизнями. Владыка думал о том, что не сумел их убедить, когда общался с главами родов на последнем совете. Жалел, что эти юнцы будут умирать с ожесточением, уверенные в собственной правоте и не способные на прозрение. Жаль, действительно жаль. Но лучше погубить их сейчас, чем через сотню лет бродить по обугленным руинам и горько вопрошать почерневшие небеса, почему это безумие не было остановлено раньше.

— Тиль, ты уснул? — недовольно дернула эльфа за рукав Белка. — Или тебя Брегарис даже на расстоянии достал?

Владыка вздрогнул и очнулся, запоздало удивившись тому, что вокруг стало заметно темнее.

— Вон оно, ущелье, — махнула рукой Гончая в сторону разверзшейся впереди пропасти. — Терг, Стрегон, срубите какое-нибудь дерево, чтобы можно было перебраться. Лакр, Торос, Ивер, проследите, чтобы нам никто не помешал. Картис, не стой столбом — помоги. Чай, руки тоже из нужного места растут. Или ты только на готовенькое приходишь?

Тирриниэль помотал головой, приходя в себя, и огляделся. Как оказалось, Белка привела их к глубокой расщелине, разделившей Проклятый лес на две части. Далеко внизу бурлила и пенилась речка, из которой тут и там торчали острые скалы. А в обе стороны расщелина протянулась так далеко, что нечего было и думать искать обходной путь. И ни моста, ни переправы поблизости не виднелось.

Наемники умело подрубили могучую сосну, что росла у самого края ущелья. Кряхтя от натуги, заставили ее повалиться в нужную сторону. Проследили, как дерево, негодующе зашелестев ветками, рухнуло, упершись макушкой в противоположный склон ущелья. Напряглись, когда оно сползло вниз под собственным весом, но вскоре облегченно перевели дух: оно все-таки удержалось, надежно застряв макушкой между громадными валунами, и создало импровизированный мост, по которому можно было перебраться на ту сторону.

В какой-то момент Лакр с Ивером хищно уставились в небеса, где, как им показалось, промелькнула невнятная тень, и подняли арбалеты. Но темнота сгущалась чересчур быстро, а неведомая тварь, если и была на самом деле, больше на глаза не показывалась.

— Быстрее, — напряженно велела Белка, проследив за их взглядами. — Терг, ты первый. Тиль, Картис, Лан, вы следом. Затем Ивер, Стрегон, Лакр. Я последний.

Наемники беспрекословно повиновались. Лакр до самого последнего мига следил за мрачным небом, выискивая летуна, который так его насторожил, но тот то ли улетел, то ли благоразумно схоронился за тучами. Так что эльфы спокойно перебрались на другую сторону; за ними, сетуя на торчащие отовсюду иголки, переполз Ивер, потом — Стрегон. Перворожденные, оказавшись под прикрытием деревьев, немедленно вскинули луки, готовясь обезопасить спутников от угрозы сверху. Терг схватил небольшой арбалет, Ивер, не теряя времени, встал рядом, потому что где-то неподалеку снова завыл эльфийский пес. Ланниец, облегченно вздохнув, дикой белкой промчался по опасно закачавшемуся стволу. После чего Гончая, в последний раз оглянувшись, насмешливо хмыкнула и поспешила завершить переправу, которая задержала их до темноты.

Как только она спрыгнула на землю, Стрегон и Терг тут же подрубили тяжелый ствол, позволив сосне с протяжным скрипом рухнуть на скалы. Наемники как-то по-волчьи усмехнулись, понимая, что выиграли еще немного времени, и потянулись в сторону леса, где их ждал отдых, еда и очередное место мира.

Пропустив Гончую вперед, Стрегон задержался возле обрыва. Быстро глянул вниз, желая удостовериться, что сосна упала на дно ущелья. А заслышав шум приближающейся погони, буквально на миг задержал взгляд на противоположной стороне и поэтому не заметил, как из поднебесья на него рухнула массивная крылатая тень.

В последний момент наемник почуял неладное: все-таки обернулся, инстинктивно отшатнувшись и выхватив меч. Но тут в грудь мощно толкнули сильные лапы, уверенно подцепили за перевязь. Стрегона яростно укусили за горло, заставив выронить эльфийский клинок. А затем что-то с силой двинуло его по макушке, отчего полуэльф потерял сознание, и стремительно подняло в воздух.

— Кожан! — ахнула Белка, когда крылатая тварь без особого труда взмыла вверх вместе с добычей.

Лакр с Ивером выстрелили, но кожан, будучи на редкость проворным, метнулся вправо-влево, хрипло рыкнул, потому что с такой ношей даже ему нелегко было маневрировать, однако добычу из лап не выпустил. Один из болтов оцарапал ему крыло, второй прошелся по мохнатой крысиной морде, сорвав с нее целый веер алых брызг. Затем удаляющуюся рывками тварь догнали сразу три эльфийские стрелы, но бессильно запутались в густой шерсти и вырвали новый негодующий крик, больше похожий на клекот издыхающей вороны.

— Лакр, стой! — зычно рявкнул Терг, когда кожан завис над ущельем. — Не стреляй! Упадут ведь!

Перворожденные бессильно опустили луки: действительно, если выстрелить сейчас, Стрегон упадет на скалы, и никакие руны его потом не воскресят. Он уже начал приходить в себя, ошалело потряс головой, в которой явно звенели все колокола мира. Чешуйчатая броня не подвела — грудь ему чужие когти все-таки не порвали, а высокий воротник уберег шею от острых клыков.

Белка, выругавшись, в два огромных прыжка оказалась на краю пропасти, одновременно выхватывая свои ножи. При виде крылатой зверюги зло оскалилась и вдруг зарычала, подражая кровной сестре. Кожан испуганно дернулся, вспорхнул выше, но в этот момент Стрегон окончательно очнулся и, извернувшись всем телом, сумел дотянуться до широкого крыла. Жестоко завернул его, с проклятиями дернул на себя, отчего крысюк с истошным воем разжал когти и, едва донеся несговорчивую добычу до края ущелья, нелепо кувыркнулся в воздухе.

Как только полуэльф отцепился, Белка тут же швырнула сразу оба ножа, точно поразив тварь в левый бок, отчего кожан окончательно потерял высоту и, в последний раз издав возмущенный вопль, сломанной куклой рухнул на дно ущелье. Чуть дальше (к счастью, на землю, а не в пропасть) свалился Стрегон, крепко ударившись затылком и второй раз за день потеряв сознание.

Увидев, что вожак жив и относительно невредим, братья заозирались в поисках подходящего дерева. И вот уж когда пожалели, что поспешили скинуть сосну с обрыва — теперь, похоже, придется рубить вторую. Однако почти сразу из леса донесся торжествующий собачий лай, и побратимы бессильно выругались. Проклятье! От Стрегона их отделяли всего несколько десятков шагов! Он все еще не шевелится, а без его помощи на ту сторону даже веревку было не перекинуть!

В лесу громко завыли собаки.

— Дерьмо! — прошептал Лакр, с отчаянием заметавшись вдоль ущелья. — Какое же дерьмо! Они слишком близко!

— Веревку, — сухо потребовала Белка, подбежав к самому краю пропасти и уже издалека прикидывая ее ширину. — Остальные — назад, под деревья! Живо!

— Ты что задумал?! — ахнул Ланниэль.

Вместо ответа Гончая перехватила брошенное Тертом веревочное кольцо, знаком велела ему защищать остроухих, пока кто-нибудь из преследователей не додумался пустить стрелу из-за кустов. В последний раз окинула глазом расщелину, напряглась, как перед прыжком и… замерла, когда из-за деревьев выскочили три приземистые тени и с рычанием кинулись к Стрегону.

Полуэльф безжизненно качнулся, когда мощные челюсти сомкнулись на его горле, однако чешуйки доспеха снова спасли, не позволив эльфийскому псу вонзить клыки в уязвимую глотку. Два других зверя с рычанием впились в лодыжки, умело и быстро перегрызая жилы. Затем навалились сверху, тоже попытавшись добраться до шеи, но та была слишком надежно защищена. Поэтому они успели только огрызнуться друг на друга, едва не сцепились над неподвижным полукровкой, но тут в их сторону прилетело сразу три стрелы, больно клюнувших в длинные уши.

От боли псы взвыли, завертевшись на месте и силясь избавиться от кусачих жал. Один вскоре получил вторую стрелу в бок и забился в судорогах, роняя изо рта кровавую пену. Второй жалобно заскулил, пытаясь зубами вырвать засевший в лапе наконечник, а третий, которого чудом не задело, поспешно кинулся обратно в лес, прячась от эльфийских стрел.

Тирриниэль, первым заметив быстро приближающиеся фигуры на другой стороне ущелья, обреченно опустил лук: выручить Стрегона они уже не успеют. Если бы он упал на этой стороне, его успели бы подхватить и оттащить под прикрытие деревьев, а так… без сознания… с ранеными ногами и неизвестно с какими еще повреждениями… Нечего было и думать достать его. В лучшем случае отряд потеряет еще кого-нибудь. В худшем — поляжет весь в тщетной попытке отбить полуэльфа. А если каким-то чудом все-таки вытащит невезучего побратима, то Стрегон станет обузой. Той, которая не просто может замедлить их передвижение, но поставит под угрозу саму цель этого опасного похода.

Тиль вопросительно взглянул на Гончую. Терг зло сжал челюсти, не хуже эльфов понимая, что они катастрофически не успевают. Лакр заскрипел зубами. Ивер с Броном с отчаянной надеждой переглянулись, не желая соглашаться с очевидным решением.

— Уходим, — неживым голосом велела Белка, быстро отступив от края пропасти. — Мы ничего не можем для него сделать. А вас здесь увидеть не должны. За мной!

После чего повернулась и, скинув с плеча веревку, бегом кинулась прочь.

ГЛАВА 17

Стрегон очнулся в темноте оттого, что кто-то слишком резко запрокинул ему голову, заставив жадно хватать ртом душный воздух. Руки ему безжалостно заломили назад, скрутив в запястьях так, что он практически не ощущал пальцев. Грудь немилосердно ныла, каждый вздох давался с трудом, шершавая кора неприятно царапала спину: видимо, пленника тащили без особых церемоний, потому что от малейшего прикосновения кожа под лопатками начинала саднить. Горло было перехвачено тугой петлей, чтобы не дергался. Ноги свободны, но…

Стрегон едва не задохнулся от боли, когда попытался ими пошевелить, а затем с тоской признал, что обе сломаны у самых лодыжек. Да еще и мышцы повреждены, так что ходить он теперь точно не сможет. Доспех с него, разумеется, содрали. Ушибленная голова гудела, как медный котел. На лице запеклась толстая корка крови. Во рту было отвратительно сухо. А нос безобразно распух, потому что кто-то, видимо, двинул по нему сапогом.

— Ну что? Очнулся? — внезапно прошипел над ухом полуэльфа незнакомый голос. — Прекрасно, хозяин будет рад с тобой потолковать.

Стрегон с трудом поднял заплывшие веки и огляделся. Быстро узнал поляну, через которую они недавно проходили. Совсем недалеко от ущелья, где он так глупо подставился… Прищурился от света быстро разгорающегося костра и снова устало смежил веки.

У Брегариса оказались на диво неплохие ищейки. Человек двадцать агинцев сейчас сидело поодаль, изучая пленника сквозь узкие прорези шлемов. Рядом с ними презрительно кривили лица эльфы. В дальние кусты забился, поскуливая от боли, единственный уцелевший пес. А напротив, всего в двух шагах, изогнул губы в зловещей усмешке их недавний знакомый — удивительно ладно сложенный тип, прячущий в зеленых глазах торжествующее пламя огня. Тот самый эльф, которому нужен был Белик и который не побоялся оторваться от основного отряда, чтобы собственноручно захватить желанную добычу.

Увидев, что полуэльф пришел в себя, Берралис удовлетворенно кивнул. Он был все так же самоуверен и кичлив и даже сейчас не отказал себе в удовольствии носить бесценный ланнийский шелк, который так приятно льнул к телу. Поверх, конечно, накинул кольчугу, но от шлема пока избавился — жарко. Да и не хотелось ему смотреть на плененного врага сквозь неудобные прорези для глаз.

— Замечательно, — чарующе улыбнулся эльф, изучая окровавленного пленника. — Полагаю, у нас есть немного времени для беседы, пока не подошел отец.

Стрегон сжал челюсти.

— Где Бел? — негромко спросил темный. — Где ваши остроухие друзья? Почему вы свернули с тропы?

Стрегон не пошевелился, даже когда неизвестный агинец еще сильнее затянул удавку на его горле и заставил судорожно закашляться.

— Не надо, — властно остановил палача эльф. — Я не хочу, чтобы он так быстро умер: отец наверняка пожелает на него взглянуть. К тому же надо дать нашей маленькой Гончей шанс его выручить: как известно, Бел не бросает своих.

Стрегон снова смолчал, подумав, что ушастый урод зря старается: Белик не сделает такой очевидной глупости и не вернется за тем, кто уже обречен. Пацан слишком расчетлив для этого и слишком мудр, чтобы попасться на эту старую, как мир, уловку. Неизвестно даже, знает ли он, что Стрегон жив. А если знает, то заказ все равно в приоритете. Тиль для него важнее. Так что нет: Белик не вернется. И это будет разумным решением: калека в Проклятом лесу отряду не нужен.

— Молчишь? — неприятно усмехнулся Берралис. — Зря надеешься — я не дам тебе легко умереть. А разговорить можно любого. Жаль, конечно, что без камней нельзя лишний раз потревожить твои руны, но будь уверен — я найду способ причинить тебе беспокойство. Арит?

Агинец вышел наконец из-за спины Стрегона, отпустил перехваченное удавкой горло и небрежно пнул неподвижные ноги пленника, заставив его захрипеть от боли. Затем, перехватив одобрительный взгляд хозяина, пнул второй раз, третий…

— Ну как? Нравится тебе такой разговор? — вкрадчиво поинтересовался Берралис.

— Пошел… к Торку…

— Арит, добавь еще немного, а то наш друг слишком упрям.

Агинец сверкнул из-под маски темными глазами и послушно добавил. Сперва — по неподвижным ногам, вынудив пленника сдавленно застонать, затем — по лицу, не смутившись от раздавшегося хруста и брызнувшей во все стороны алой юшки. Потом со знанием дела прошелся кулаками по груди, животу, вырвав еще один мучительный стон и с улыбкой встретив попытки Стрегона уклониться от града ударов. А когда полуэльф отдышался и открыл горящие ненавистью глаза, без жалости ударил в пах. Подождал, пока пленник снова очнется, затем зашел ему за спину и рывком затянул пропитавшуюся кровью веревку.

— Итак? — выжидательно уставился на хрипящего полукровку Берралис. — Что теперь скажешь?

Стрегон сплюнул кровью на его щегольские сапоги, за что немедленно получил тычок под ребра и болезненный пинок в поясницу. Но не сдержался и смачно плюнул снова, стараясь попасть в смазливую эльфийскую морду. Жаль, что не вышло. Зато штаны ему испортил да сапожки красивые испоганил. Чем не повод для гордости?

У эльфа опасно закаменело лицо: Берралис несколько секунд сверлил бешеным взглядом окровавленного полуэльфа, но понял, что тот не собирается говорить, и, холодно кивнув подручному, отошел в сторону.

Арит с непроницаемым видом достал нож.

— Нет, — неуловимо поморщился эльф. — Лишней крови не надо — она может привлечь внимание. Займись чем-нибудь другим. Чем угодно, только чтобы не сдох раньше времени.

Агинец так же спокойно убрал нож, почтительно наклонил голову, а затем присел возле беспомощного пленника на корточки и на мгновение всмотрелся в его бледно-голубые глаза, где сверкало презрение к смерти и ненависть, как у запертого в клетке зверя. Затем хмыкнул, кивнул каким-то своим мыслям и, отложив оружие, закатал рукава. Хозяин сказал: без крови — значит, будет без крови. На человеческом теле немало уязвимых мест, чтобы вырвать признание у любого молчуна. Правда, с наемниками братства ему работать еще не приходилось, но вряд ли их измененные тела так уж сильно отличаются от тел обычных смертных.

Стрегон стиснул зубы, встретив его изучающий взгляд, и внутренне подобрался.

Пришел в себя он только от третьего ведра холодной воды, вылитой на обнаженное тело. Очнулся с немалым трудом, потому что кровавое забытье слишком давно и надолго завладело его сознанием, совершенно не собираясь отпускать на свободу.

Казалось, в нем не осталось ни одной целой косточки, ни единой живой мышцы. Тело рыдало и плакало кровавыми слезами. На коже не было места, которого не коснулся бы неутомимый и гораздый на выдумки палач. Губы порваны, нос сломан, глаза заплыли, брови рассечены жесткими ударами, по вискам струится кровь пополам с потом. Ноги не шевелятся, потому что к недавним ранам добавились следы от палки, умело раздробившей коленные чашечки и перемоловшей уцелевшие мышцы в вязкую кашу. Рук он давно не чувствовал, так как они были зверски заломлены за спину, но сейчас, едва очнувшись, Стрегон испытал даже нечто, похожее на благодарность, вознося хвалу милосердной Линнет за то, что палач не догадался ослабить путы. Потому что изувеченные и искореженные пальцы почти не мешали ему жить, а боль, благодаря впившимся в кожу веревкам, все еще не добралась до затуманенного разума.

От его одежды остались обрывки, которыми постыдился бы прикрыться и последний нищий. Отрезать ему, конечно, ничего не отрезали — кровушку берегли, зато от души пнули везде, куда смогли дотянуться. Из ребер дай бог, если осталась целой хотя бы половина. Какой-то из осколков, вероятно, сумел пробить легкое, потому что на губах почти постоянно пузырилась алая пена, а от каждого вдоха в груди кололо так, будто туда воткнули копье и безжалостно проворачивали, едва Стрегон пытался пошевелиться. Да, сейчас его тело выглядело ужасно — не зря отошедшие эльфы брезгливо морщились. Хорошо хоть помогать палачу не лезли. Правда, если бы все закончилось быстрее, Стрегон был бы только рад. А короткий удар в сердце и вовсе воспринял бы, как милосердный дар богов.

— Ну, не передумал еще? — сухо осведомился Берралис, едва очнувшийся пленник закашлялся и попытался увернуться от потока холодной воды.

— Пшел вон, урод…

Эльф с досадой поджал губы:

— Жаль. Арит, помоги ему вспомнить.

Стрегон уронил голову на грудь, готовясь к новой боли, но агинец не спешил приступать к пыткам. Даже отступил на шаг, словно побрезговал заново пачкать руки. Да и вокруг стало непривычно тихо. Так неестественно тихо, что он даже удивился, а потом со странным смешком подумал, что все-таки не посрамил чести братства и не нарушил наказа мастера. Не сдался.

— Добрый вечер, — вдруг холодно прозвучал откуда-то издалека смутно знакомый голос. — Я гляжу, вы вовсю развлекаетесь?

Стрегон вздрогнул, узнав этот голос, и живо поднял голову. А потом увидел его обладателя и глухо застонал. Проклятье! Зачем?! Один, да еще и без оружия! Дурак, какой же дурак… Для этого же все и затевалось! А Белик, болван, сам сунул голову в петлю! Это ведь только из-за него Берралис до сих пор не торопится прикончить пленника! Ждал, что малыш не выдержит и вмешается! Урод ушастый был уверен, что Бел непременно придет.

Стрегон обессиленно обмяк и на какой-то момент снова провалился в забытье. Белка мельком взглянула на его обезображенное лицо и нехорошо прищурилась. Она была холодна и собранна. Сурова, молчалива и безоружна. Смотрела на Берралиса так, как только может смотреть разгневанная хмера на вторгшегося на ее территорию чужака, вознамерившегося лишить стаю драгоценного детеныша.

Темный благоразумно отступил, незаметно подав знак своим эльфам. Но те и без приказа окружили маленькую Гончую, а затем выжидательно замерли, натянув тугие луки, обнажив родовые клинки и приготовившись сорваться с места по первой команде. За остроухими двумя рядами выстроились агинцы, грамотно отрезав Белке пути к возможному бегству. Половина из них подняла на уровень груди взведенные арбалеты, вторая половина качнула в ладонях обнаженные клинки… Противников было много, слишком много для нее одной. И они прекрасно это понимали, поэтому чувствовали себя уверенно.

Гончая, словно не заметив этих приготовлений, отвернулась от Стрегона и, отыскав в толпе давнего недруга, холодно улыбнулась:

— Берралис, когда-то мне казалось, что ты далек от подобных развлечений. Но, кажется, я ошибся.

— Это простая необходимость, — напряженно отозвался эльф.

— Разве не проще было его убить?

— Нет. Ведь тогда у тебя не было бы повода вернуться.

— Тоже верно. — Она медленно наклонила голову и внимательно оглядела почти полсотни мужчин, забравшихся в такую даль по ее мятущуюся душу. На Стрегона больше не смотрела — видела, что живой, а большего и не нужно. — Ну вот. Я пришел. Ты рад?

Берралис хищно улыбнулся:

— Ты ведь понимаешь, что против всех тебе не устоять?

— Отпусти его.

— А что взамен?

— Мои условия я озвучила ранее, — ровно отозвалась Белка.

— Ты сильно огорчила меня, Бел, — вдруг качнул головой Берралис. — Особенно этой ночью, когда нас навестили твои кровожадные друзья.

— Что? Много народу перебили?

— Достаточно.

— Сочувствую, — равнодушно обронила Белка. — Но ты ведь знал, куда суешь свой длинный нос, так что нечего теперь сетовать. Пересмешники всегда голодны, а ваша ушастая братия для них — славная добыча. Скольких они зацепили? Два десятка? Три? Прежде чем вы догадались про серебро и смогли их отогнать?

— Два с половиной! И людей — почти в два раза больше!

— Хороший улов, — приятно удивилась Белка. — Кажется, Одер мне теперь должен.

— Условия меняются, Бел, — жестко заявил Берралис, подавая агинцам еще один знак. — Из-за этих нелепых потерь мне стало труднее.

— Как замечательно…

— Заткнись! — внезапно рявкнул Берралис, пустив гулять по лесу зловещее эхо. — Кто-то должен за это заплатить и ответить за смерть наших братьев, которая произошла по твоей вине!

— Вас сюда никто не звал, — холодно заметила Гончая. — И никто не заставлял предавать своего лорда в угоду сиюминутным желаниям. С тобой-то все ясно, мой озабоченный друг, а вот как вы сманили остальных, чего наобещали взамен, до сих пор в толк не возьму. Это что, всеобщее помутнение рассудка? Всех вас подружки вдруг отвергли, велев не показываться на глаза?

— Тебе не понять.

— Куда уж мне! Но неужто ты и вправду решил, что измененные — это величайшее благо?

— Это спасет нашу расу от вымирания, — презрительно вскинул подбородок Берралис.

— Если бы вы не рвались сложить свои головы за чужие фантазии, никакого вымирания бы не случилось, — язвительно отпарировала Белка. — А теперь в Темном лесу станет еще на полторы сотни дураков меньше, которые, вместо того чтобы на лютнях бренчать, авторитет у соседей зарабатывать или в искусстве боя друг с другом соревноваться, решили, что могут переписать историю и удержать в руках власть над измененными!

Берралис со стуком сомкнул челюсти, сверля Белку ядовито-зелеными глазами.

— Хоть один из вас, болванов, знает, что это такое? — тихо спросила она, медленно оглядывая неумолимо сжимающееся кольцо эльфов. — Хоть кто-то видел, как наносятся эти руны? Понимает, что их вырезают на живую? И даже усыпить добровольца вы не сможете, потому что ритуал должен проводиться в полном сознании и при абсолютной неподвижности жертвы? Хоть кто-то задумался о том, что для истинного изменения нужны не взрослые смертные, а именно дети? Совсем еще крохи, которые не утратили способности менять свое тело в угоду вашим желаниям? Разве не рассказывал об этом ваш многомудрый хранитель?

На лицах перворожденных ничего не дрогнуло, и Белка невесело усмехнулась.

— Вижу, что рассказывал… Но кто из вас готов взять в руки нож и, глядя в глаза пленному ребенку, изуродовать его кожу этими рунами? Кто готов смотреть, как он истекает кровью, и при этом продолжать резать свое собственное тело, чтобы смешать свое бессмертие с его болью? Кто готов слушать его крики, гадая, выживет ли малыш после пытки или нет? Кто из вас знает, что каждая капля вашей крови подобна смертельному яду? И выжигает изнутри не хуже, чем запущенный под кожу огонь?

Стрегон, очень кстати очнувшись и услышав последние слова, вспомнил узоры на теле Белика и содрогнулся, запоздало поняв, откуда у него столь долгая жизнь и такие удивительные способности.

— Как ты думаешь, Берралис, — продолжила в полной тишине Гончая, — что случится, если такой ребенок… Ну, будем считать, что вам вдруг повезет… Как ты думаешь, что он тебе скажет, когда откроет глаза и поймет, что вы украли у него жизнь? Как он станет к тебе относиться? Обрадуется? Станет боготворить? На шею кинется и осыплет поцелуями?

— Руны подчинения работают в обе стороны. — Голос эльфа неожиданно охрип.

— Да, ты можешь сделать себя чьим-то хозяином, — кивнула она. — Можешь начертать на нем свое имя и подчинить. Это несложно. Но неужели тебе нужен раб? Глупая, на все согласная кукла? Готовая и убить, и ноги раздвинуть, и кивать в такт каждому слову, как глиняный болванчик… Тебе это нужно? Власть над простым человеком, которого ты смог бы полностью контролировать?

— Если это нужно для выживания нашей расы, то да.

— Это принесет вам смерть, перворожденные, — жестко бросила Белка. — Потому что добровольного согласия, как бы ни уповал на это совет, вы на обряд не получите ни от детей, ни от родителей. Первая же смерть настроит против вас всех соседей. А последующие, которых тоже будет немало, ввергнут Лиару в новую расовую войну. Тогда как сами измененные, если только вы не сотрете им память, будут ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь. Будут помнить горы тел. Лишь сотая часть сумеет по-настоящему измениться. Они будут видеть это каждый раз, закрывая глаза. Да, вы можете заставить их подчиняться. Можете убить. Забрать их разум, волю и тело. Но вы никогда не подчините себе их души. Не возродите свои дома на чужой крови. Потому что пережитое унижение и сжигающая все внутри боль будут преследовать измененных вечно. До того мига, пока чья-нибудь милосердная рука не оборвет их чрезмерно долгую жизнь. Даже если не будет памяти, прошлое станет возвращаться к ним во снах. И вот тогда они вас уничтожат. Если, конечно, о них не узнают раньше и не решат спалить Темный лес. Именно поэтому ваш лорд отказал старейшинам…

Ее ровный голос то приближался, то отдалялся, теряясь где-то в необозримой дали, но Стрегон не мог не вслушиваться. И не мог не отчаиваться, понимая, что Белик зря тянет время. Несколько часов назад у Гончей был бы шанс все исправить и вытащить отсюда нерадивого брата. Но не теперь, когда его тело превратилось в кусок мяса, а внутри не осталось ни единой целой косточки. Бел должен это понимать, проклятье, действительно должен! Тогда почему все еще ждет и пытается переубедить этих нелюдей?

На поляне воцарилось тягостное молчание. Белка настороженно изучала лица эльфов, в глазах которых… не у всех, конечно, но все же… промелькнула неуверенность. Однако это длилось недолго: выгода от союза с измененными с лихвой перевешивала остальное. А у темных в головах упорно билась заманчивая мысль, что можно будет просто скрыть факт изменения от остальных рас, как несколько веков назад. Только теперь у них появится живой образец… Вот он, стоит всего в двух шагах. А значит, и ошибок быть не должно.

Гончая с досадой опустила взгляд, ни в ком не найдя настоящего отклика.

— Значит, вы уже все решили…

— Верно, — усмехнулся Берралис. — А вот ты зря сюда пришел. Арит!

Стрегон даже не увидел, когда молчаливый агинец вскинул арбалет и, прячась за спиной хозяина, плавно спустил скобу. Не услышал свиста распарываемого воздуха. Лишь заметил, как расчертил небо смазанный какой-то липкой гадостью болт, и смог различить сквозь гул в ушах тихий хлопок, с которым тот вонзился в живое тело. С содроганием представил, как холодная сталь прошила пацана насквозь, раздирая в клочья кожу, мясо… Наконец услышал тихий вздох. А потом заметил, что Белик как подкошенный рухнул на землю, и горестно прикрыл глаза.

— Восхитительно, — едва слышно прошептал Берралис, растягивая губы в торжествующей усмешке. — Прав был отец: толика сонной травы еще никому вреда не приносила. В цепи эту дикую кошку! Арит, проследи! Хотя нет, стой! Я сам!

Эльф шагнул вперед, перехватывая из чужих рук заранее заготовленные цепи, несколько долгих мгновений смотрел на неподвижное лицо Гончей, на котором даже ресницы не трепетали. Затем присел и нерешительно замер: Белка казалась такой беззащитной, уязвимой и… соблазнительной. Несорванный плод, который мог бы достаться ему одному. Чудная возможность познать истинный секрет измененной. Насладиться всем тем, что могло подарить ее гибкое тело. Сполна ощутить сладость свершившейся мести. Ведь ее спину можно закрыть. Руки связать. Беспомощная, слабая, безоружная, совсем одна…

Эльф наклонился и жадно вдохнул чарующий аромат — дикую смесь терпкого меда и хорошо ощутимой угрозы. Невероятная приманка. Красивая змея с вырванными ядовитыми зубами.

Стрегон напрягся, когда перворожденный протянул руку и, позабыв про зажатые в ладонях цепи, неуверенно коснулся щеки Белика, на которой пламенела длинная царапина.

«Аконит, — понял полуэльф, — этот гад выстрелил болтом из гномьего аконита, чтобы отрава сразу попала в кровь!»

Наемник молча взвыл, заметавшись лихорадочным взглядом по сторонам. Но потом вдруг ощутил осторожное прикосновение к спине и мгновенно обратился в камень. Вынырнувший из темноты Лакр молча приложил палец к губам. На Белика не смотрел — двигаясь совершенно бесшумно, рыжий торопливо избавлял вожака от веревок и растирал побагровевшие запястья, чтобы к ним прилила кровь. Стрегон изумленно распахнул глаза, когда с другой стороны мелькнула еще одна пара знакомых рук, но тут же прикусил язык, чтобы не заорать в голос. Болваны! Что же они натворили?!

— Наконец-то! — неистово прошептал Берралис, безнаказанно дотронувшись до нежной кожи Белки. — Больше ты не сможешь мне отказать!

Он вздрогнул, когда по ее волосам пробежали зеленоватые искры. Зажмурился от пронзившего руку сладостного укола. Едва не застонал, чувствуя рвущийся наружу огонь, и под многочисленными взорами вдруг низко наклонился к своей жертве.

— Ты будешь моей! — жарко выдохнул в приоткрытые губы Белки.

— Перебьешься, — так же беззвучно шепнула она и, распахнув глаза, резким движением выбросила вперед правую руку.

Стрегон не сразу понял, что именно случилось и почему со стороны толпы вдруг раздался громкий вскрик. Только увидел, как темный эльф согнулся пополам, как страшно исказилось его лицо, как метнулись вперед изящные ладони. Но поздно — она снова его обманула и безжалостно ударила в самое сердце, пробив чужую грудь и вырвав оттуда комок еще живой плоти.

На долгое мгновение люди и эльфы оцепенели, не в силах поверить в происходящее, а Белка, небрежно отшвырнув изуродованное тело, гибким движением поднялась и выставила еще пульсирующее сердце на всеобщее обозрение. Молчаливая. Страшная. С бешено горящими зрачками, в которых металось такое же зеленое пламя, как и в глазах Берралиса недавно.

— Вот что ждет вас за каждое изменение, — очень тихо, но весомо сказала Гончая, а потом резким движением сжала кулак и, отбросив прочь кровавые ошметки, вдруг раскинула руки далеко в стороны. — Граиррэ!

Стрегон успел только ошеломленно моргнуть, запоздало вспомнив, что Белик не поддается не только магии, но и ядам, как воздух расчертили две серебристые молнии, оказавшиеся родовыми клинками Л’аэртэ. Они ответили на зов, выпрыгнули из ближайших кустов и угрожающе загудели, осыпая почерневшую траву гневными искрами. А на тонких лезвиях отчетливо проступили многочисленные руны, магией которых за годы упорных тренировок Гончая тоже овладела полностью.

— А вот теперь поиграем, — зловеще улыбнулась Белка, откровенно наслаждаясь замешательством эльфов, а потом вдруг… исчезла.

Стрегон охнул, когда его настойчиво потянули куда-то назад и в сторону. Побелел от хлестнувшей по телу боли и беспомощным кулем свалился на руки побратимов. В голове помутилось, к горлу подкатил ком, глаза застелила кровавая пелена, а раздавшиеся совсем рядом крики потонули в невесть откуда взявшемся колокольном звоне. Но он все-таки успел увидеть, как по поляне пронесся неуловимо быстрый вихрь. Обдул лицо холодным ветром; коротко пропел похоронную песнь, обдав кусты и траву настоящим багровым ливнем; а потом материализовался и одарил разрубленные надвое тела дьявольской улыбкой на забрызганном кровью лице.

— Я дал вам шанс, как меня и просили. Дал последнюю возможность одуматься. Но вы ею не воспользовались. А зря. И теперь вы — мои… на всю свою недолгую жизнь, которая почти подошла к концу…

Стрегон наконец не удержался на краю черной пропасти, где так долго балансировал, и провалился в спасительную темноту. Но даже там его преследовали бешено горящие глаза, которыми Белка смотрела на оставшихся в живых эльфов.

ГЛАВА 18

— Как он? — тихо спросила Гончая, когда Тирриниэль со вздохом отнял горячую ладонь от окровавленной груди Стрегона.

— Плохо. Дважды пробита голова, из ребер целы только два, несколько осколков задело легкие, печень разорвана, почки отбиты, лодыжки и обе голени сломаны, про пальцы вообще молчу. Кровотечение мне удалось приостановить, но это его не спасет.

Она медленно кивнула:

— Что еще?

— Разве этого мало? — устало удивился владыка Л’аэртэ. — Ему жить осталось несколько часов. Ланниэль, как твой отвар?

— Почти готов, — напряженно отозвался молодой маг, как раз закончивший колдовать у походного котелка. — Только пока горячий.

— Воды из ручья плесни, он и остынет, — ровно посоветовала Гончая.

— Тогда эффект будет слабым!

— Стрегону уже все равно. Нам главное, чтобы он выпил, а травы — дело второстепенное. Тиль, придержи его, чтобы не рвался.

— Да куда ему рваться? — вздохнул Тирриниэль. — У него костей-то целых почти не осталось. Не знаю, как вы вообще его сюда дотащили!

Лакр с Тергом пугливо покосились на Гончую.

Они единственные, кто в подробностях видел, что Белик сотворил с эльфами и агинцами. Сквозь ливень стрел прошел, словно не заметив, разметал их по кустам. За несколько секунд забрызгал кровью всю поляну, избавив братьев от необходимости вмешиваться. А потом только холодно следил, как падают растерянно моргающие люди и перворожденные, у которых вдруг не стало обеих ног, туловища или головы. После чего на пару минут исчез в лесу, вылавливая тех, кто успел проникнуться видом жестокой расправы и попытался сбежать. Столь же безжалостно добил. Голыми руками разорвал скулящего возле мертвого хозяина пса. Вздернул на ноги единственного уцелевшего агинца, которого оставил напоследок. Коротко взглянул в его посеревшее от ужаса лицо, а затем негромко велел:

— Умри.

И палач умер — тут же, у пацана на руках, до последнего мига видя перед собой лишь яростно горящие глаза. Умер в муках, сполна испытав ту боль, которую успел причинить Стрегону. А когда в нем не осталось жизни, Белик отрубил палачу голову и отшвырнул в ближайшую канаву, чтобы и после смерти ему не было ни покоя, ни прощения.

Того, что случилось дальше, Лакр уже не видел. Покрываясь холодным потом, он со всех ног побежал обратно, таща на себе погибающего вожака и моля всех богов, чтобы успеть донести его до эльфийского целителя. Он плохо помнил, как добрался до Тихого ущелья, как Белик бесшумно нагнал их у самого обрыва, едва не напугав своим жутким видом до заикания. Как коротким знаком велел перебираться по перекинутой на ту сторону веревке, а сам, без видимых усилий взвалив на плечо тяжелого полуэльфа, внезапно разбежался и, мощно оттолкнувшись, прыгнул. Но не упал, не разбился и не споткнулся, приземлившись уже на той стороне. Обманчиво легко перелетев через пропасть, осторожно уложил Стрегона на траву, что-то тихо шепнул в слегка заостренное ухо и бережно погладил запавшую щеку, словно пытаясь отдать ему немного сил. А едва побратимы нагнали, снова поднялся и молча направился к месту мира, где их уже ждали остроухие маги.

Тирриниэль провел ладонью над головой Стрегона и снова вздохнул:

— Я не смогу его вернуть, Бел.

Она нетерпеливо отмахнулась:

— Я смогу. Только прикрой меня и не дай ему порвать жилы.

— Думаешь, это хорошая идея?

— Предложи другую! — Белка раздраженно дернула щекой и опустилась возле умирающего полукровки на колени. — Лан, быстрее! Картис, держи его за руки! Терг, Лакр, ноги! Ивер, следи за небом: Одер может прийти очень некстати, а у меня не будет возможности отвлекаться!

— Ты что задумал? — подозрительно обернулся к ней молодой маг.

— Что надо. Ты готов? Как только Стрегон очнется, дашь ему выпить свою бурду. «Нектар» добавил?

— Да. Двадцать капель.

— Хорошо. — Белка на мгновение прикрыла глаза. — Когда скажу, намажешь самые большие раны. Особенно грудь, понял? И живот — там, где кровило. Остальное не так важно.

Наемники нерешительно сгрудились вокруг эльфов. Из разговора поняли мало. Только то, что Стрегон умирает, а Белик собирается ему помочь.

— Бел, что нам делать? — тихо спросил Лакр.

— То, что я сказал. И помалкивайте, пока не разрешу!

Рыжий понятливо кивнул и присел на корточки, осторожно придержав вожака за изуродованные ноги. Нагота его не смущала — видел побратима в разных ситуациях. Правда, настолько жутко Стрегон никогда не выглядел, но если шансы есть, то Лакр сделает что угодно, лишь бы этот белобрысый молчун выкарабкался. Даже за эти самые ноги укусит, если скажут, что поможет.

Белка, глубоко вздохнув, сняла перчатки и приложила ладони к лицу полуэльфа, обхватив его, словно сокровище, которое ни в коем случае нельзя было потерять. Затем наклонилась к уху, осторожно переложила голову полукровки к себе на колени и, мысленно взмолившись Ледяной богине, очень тихо, почти неслышно запела. Что-то плавное, непостижимое, притягательное, но совершенно непонятное.

Лакр возбужденно заерзал, не зная, чего ждать от этого странного существа, чей мягкий голос неожиданно взял его за душу. Выжидательно уставился на умиротворенное лицо Белика, ища в нем что-то новое. Настойчиво гадал, шумно сопел, но спросить все же не посмел — вдруг помешает?

А Белка тихо пела для потерявшейся в темноте души, пела и звала обратно, заново собирая ее из многочисленных осколков, терпеливо уводя от края и медленно возвращая в содрогнувшееся от боли тело.

— Стрегон…

Полуэльф судорожно вздохнул и устремился на чужой голос, как внезапно обретший надежду смертник. Братья изумились проснувшейся в нем силе и поспешно прижали полукровку к земле. Непонятно, что сотворил Белик, но пускай продолжает, потому что Стрегону от этого явно лучше: он уже не такой бледный, дышит шумно, но ровно, пытается двигать изувеченными пальцами. Кровь из разбитого носа тоже перестала сочиться, а кровоподтеки на боках стали, кажется, даже чуточку бледнее.

— Стрего-о-он…

Терг вздрогнул от неожиданности и едва не убрал руки, когда вожак вдруг выгнулся струной. Но быстро опомнился и с шипением налег на его плечи. Торк! Только что ж помирал! Трупом висел на плечах! Откуда что взялось?!

— Стрегон!

Лакр охнул, когда вожак внезапно распахнул глаза и, безошибочно найдя лицо Белки, уперся в них жадным взглядом.

— Живи, — ласково велела она, и он судорожно вздохнул, не смея ни возражать, ни даже лишний раз пошевелиться.

Он не видел ничего вокруг. Не замечал ни радостно переглянувшихся братьев и отчего-то помрачневших эльфов, ни темного неба, ни далеких звезд. Ничего не видел, кроме огромных сияющих глаз, от которых невозможно было оторваться.

— Живи, — властно повторила Белка, слегка отстраняясь. — Отдай мне свою боль. Ты мой, Стрегон. И она тоже теперь моя. Отдай!

И полуэльф послушно обмяк, неожиданно осознав, что прежней боли больше нет — вся она отразилась в позеленевших глазах Гончей, а потом спряталась куда-то очень глубоко. Туда, где никому не достать и не увидеть.

Белка, до скрипа сжав челюсти, хрипло велела:

— Лан, давай!

Молодой маг проворно поднес кружку к бескровным губам Стрегона:

— Пей.

Стрегон послушно проглотил отвар, неотрывно следя за ее лицом.

— Еще. До конца пей.

И он снова выпил, чувствуя странный покой от одного лишь звучания этого дивного голоса. Он бы сделал сейчас все, что потребовал от него Белик: рассмеялся, взбеленился, зарыдал, прыгнул с обрыва… Хотя где-то на задворках сознания смутно теплилась мысль, что это странно, что где-то он уже слышал эти слова и наблюдал что-то похожее. Только не с собой. С кем-то другим…

— Бел! — внезапно выдохнул Стрегон, наконец-то вспомнив про Курша. — Что ты?..

— Молчи, — сухо приказали ему, и тяжелый взгляд Гончей снова пронзил его душу до самого дна. — Лан, «нектар»! Скорее, пока у него есть силы. Тиль, помоги!

Эльфы вскрыли пузырек с драгоценным составом, в четыре руки обмазали обезображенное тело Стрегона, то и дело содрогаясь от мысли, что каждое прикосновение причиняет ему боль. Внутренне сжались, боясь услышать стон, но так и не дождались: Белка наблюдала за процессом отстраненно, словно это ее никоим образом не касалось. Словно горящее нутро и заживо сгорающая от «нектара» кожа ей больше не принадлежали. Словно ничего вообще не происходило и ей не требовалась вся накопленная за века выдержка, чтобы не показать того, что творилось в душе.

— Хорошо, — так же сухо кивнула она, когда перворожденные наконец закончили. — Стрегон, ты меня слышишь?

— Да, Бел, — судорожно сглотнул обездвиженный полуэльф.

— Сейчас ты уснешь. И будешь спать до того времени, пока я тебя не разбужу. Ты забудешь о том, что сейчас видел и пережил. И никогда больше от этом не вспомнишь. Ни завтра, ни через год, ни на смертном одре. Это приказ. Ты понял?

— Да, — вяло кивнул Стрегон.

— Тогда спи!

Он удивленно моргнул и послушно закрыл глаза, задышав ровно и размеренно, как младенец в колыбели. Его лицо тут же расслабилось, кровоподтеки принялись рассасываться прямо на глазах. Сломанные кости носа, стоило Тилю их коснуться, с хрустом встали на место. Грудная клетка опала, пальцы на руках распрямились, покрылись новой кожей…

Лакр с радостным возгласом отпрянул, не заметив, как у вожака заострились черты лица и исхудало тело. Он был жив! Он поправлялся! Пусть не так быстро, как Брон, потому что повреждения были не в пример серьезнее, но все равно!

Белка с трудом поднялась с колен и устало поковыляла в сторону укоризненно зашелестевшего ясеня.

— Он будет жить. А теперь не трогайте меня, — хрипло велела дернувшемуся следом Тирриниэлю. — Даже не приближайтесь. Укройте его плащами: Стрегону понадобится много тепла. Лан, свари еще травы, на завтра, и ложись — больше ему ничто не угрожает. Тиль, если заявится Одер, скажи, что я сегодня охотился один и неудачно. Он поймет. А если рискнет переступить черту — убей. Просто снеси башку и сожги. Костер не гасите — наши звери не любят огня. Если что-то серьезное стрясется, разбудите. Но без причины не смейте прикасаться ко мне — могу убить.

— Бел, ты как? — жалобно спросил Ланниэль.

Она на мгновение обернулась, показав потемневшее, почти почерневшее от боли лицо, и растянула бескровные губы в усмешке.

— Бывало и лучше.

— Бел!

— Мне нужен сон, — измученно прошептала она. — Единение разбивается только им. Поэтому прошу вас, не мешайте… Мне и так нелегко.

Тирриниэль до крови прикусил губу, но Белка уже отвернулась и буквально рухнула к подножию гигантского ясеня, зарывшись лицом в траву. Какое-то время тяжело дышала, но вскоре затихла. Словно умерла ненадолго, спрятав во мраке царства Ледяной богини чужую боль, собственные страхи и сомнения в том, что все получилось правильно.

Владыка Л’аэртэ обхватил руками голову, но, к несчастью, он ничем не мог ей помочь. Белка не могла иначе: долг жизни священен. И она не могла не вернуть его человеку, чей предок когда-то отдал ей все, что имел. Без сомнений, возражений и громких слов. Сар’ра был для нее хорошим учителем и превосходным воином, достойным вожаком Гончих. А Бел стала его лучшей ученицей. И сделала все, чтобы сегодня его далекий потомок не повторил его нелегкую судьбу.

— Ложитесь, — мертвым голосом велел Тирриниэль недоумевающим людям. — Мы посторожим.

И было в этом голосе что-то такое, отчего даже вознамерившийся бдеть до упора Лакр не решился перечить. Остальные со вздохом глянули на мрачные небеса, тоскливо покосились на сжавшуюся в комочек Гончую, спасшую сегодня одну невероятно важную жизнь, затем подумали о Курше, которого она так же просила отдать свою боль, и со стыдом прикрыли глаза. Потому что только сейчас в полной мере осознали, какая страшная цена была уплачена сегодня за чужую для нее, в сущности, жизнь. И только владыка Л’аэртэ знал, что на самом деле эта жизнь была для Белки далеко не чужой.

Поутру Стрегон против ожиданий так и не пришел в себя. Выглядел он, конечно, лучше — жуткие раны затянулись, перебитые кости срослись, обезображенная кожа почти очистилась. Свежие шрамы поблекли и стали едва заметны. Старые вовсе не виднелись, словно их милосердно стерли чьи-то заботливые руки. Вот только исхудал он за эту ночь еще сильнее. Побледнел как смерть, весь как-то истончился, спал с лица, будто «нектар» высосал из него все силы.

Братья его сперва даже не узнали и поначалу испугались, потому что Стрегон стал похож на мертвеца, неделю назад засохшего в жаркой пустыне. Однако потом подметили ровно вздымающуюся грудную клетку и перевели дух: живой.

— Как он? — беспокойно спросил Картис, когда Белка, успевшая смыть с себя следы вчерашней бойни, осторожно присела на корточки и всмотрелась в неподвижное лицо полуэльфа.

— Думаю, через сутки можно будет разбудить. А еще через пару суток снова побежит в полную силу. Лан, что с отваром?

— Остыл, — с готовностью сообщил от костра молодой маг. — Разбудишь его?

— Конечно. «Нектар» еще остался?

— Нет. Весь вчера извели.

— Жаль. Придется одними травами справляться. Его все равно надо напоить и скормить немного мяса, а то не выдержит.

— Ты сам-то как? — тихо спросил эльф, поставив рядом остывший котелок с травяным отваром.

Белка нервно дернула щекой:

— Терпимо, — после чего потерла некстати занывший висок и бережно коснулась раненого: — Стрегон, проснись. Стрего-о-он, открой глаза.

Полукровка вздрогнул так сильно, что едва не сбросил с себя заботливо накинутые сверху плащи. Поспешно распахнул поразительно чистые глаза, непонимающе огляделся, нахмурился, не совсем сознавая, где он, кто такой и каким образом тут оказался. Но Белка не дала ему времени прийти в себя — властно протянула чашку с отваром и, приподняв ему голову, негромко приказала:

— Пей.

Стрегон, поймав ее взгляд, моментально забыл обо всем на свете и послушно выпил, находясь в каком-то странном полусне. Ничему не удивлялся, на вопросы обрадованно воскликнувших побратимов не ответил, не пытался встать или пошевелиться. И лишь за Гончей следил, будто привязанный. Послушно прожевал все, что она дала, до дна опустошил котелок. Потом так же молча закрыл глаза и, игнорируя все, кроме настойчиво звучащего в ушах голоса, снова крепко уснул.

— Собирайтесь, — устало велела Белка, едва он откинулся на траву и затих. — Умойте его, накиньте что-нибудь из одежды, закутайте потеплее. Эти сутки и половину следующих он будет спать. По-другому нельзя, любое напряжение его убьет — «нектар» для исцеления исчерпал резервы тела почти полностью, так что если ваш друг случайно перегрузит себя ходьбой, то умрет. Придется вам нести его на себе и заботиться, как о младенце.

— Мы готовы, — торопливо закивал Лакр, опасаясь, что за право взять вожака с собой ему придется выдержать неравный бой с раздраженной Гончей.

Однако, к его удивлению, она только кивнула и ушла собирать вещи.

В этот день им снова пришлось бежать на пределе сил, поминутно оглядываясь и постоянно ожидая погони. Снова спешить, то и дело задыхаясь от усталости. Мчаться вперед так, словно за пятки уже хватала стая диких гиен, н. Но они все равно бежали гораздо медленнее, чем хотелось бы, потому что из-за Стрегона приходилось регулярно останавливаться.

Белка, едва кто-то из братьев подавал знак, без лишних слов находила ближайший ручей или быструю речку. Полуэльфа опускали на траву, осматривали, обмывали, если требовалось. Затем поили, отдавая последнюю воду из собственных запасов, ведь три дня, после которых можно пить здешнюю, еще не прошли. Наемники не жаловались — лучше уж так, чем бросить вожака на растерзание зверью. Или еще хуже — позволить Брегарису выместить на нем свою злобу. Они заботливо оборачивали побратима собственными сорочками, осторожно придерживали голову, давая возможность напиться. А воды он требовал много. И не по одному разу за каждый час. Затем Гончая опять погружала его в целительный сон, и они снова бежали, напряженно гадая, сколько времени им удастся выдерживать этот поистине сумасшедший темп.

Однажды они услышали непонятный шум на соседнем холме, подозрительно похожий на звуки приближающегося большого отряда. Белка немедленно свернула, огибая неудачное место, и увела свою маленькую стаю в чащу, чтобы не дать преследователям возможность уравнять силы. Несколько раз им приходилось вплавь перебираться через бурлящие реки, и тогда Гончая вновь входила в воду, позволяя местным хищникам портить себе одежду ради того, чтобы остальные беспрепятственно выбрались на берег.

Встретили они и стаю диких волков, задумчиво следящих за двуногими с соседнего пригорка. Но Белка снова издала знакомый наемникам по межлесью рев, и хищники отступили: знали, что за зверь так рычит, и понимали, что охота не будет удачной.

Потом были длинные овраги, в которые приходилось спускаться на веревках. Были и болота, полные мерзкого гнуса и назойливых оводов. Были высокие холмы и зеленое разнотравье, устилающее бескрайние просторы здешних земель до самого горизонта… А они все бежали — мокрые, закутанные в плащи до бровей, усталые, задыхающиеся, но упрямо стискивающие зубы и настойчиво подгоняющие сами себя.

Ближе к вечеру Лакр впервые запнулся, зацепившись сапогом за какой-то корешок и едва не пропахав носом влажную землю. Картис вовремя поддержал его за локоть, не дав потерять набранный темп, но все понимали, что это лишь вопрос времени. Люди постоянно смахивали со лбов едкий пот, дышали тяжело, с хрипами, устало мотая головами и то и дело отбрасывая на затылок взмокшие волосы. Собственные сапоги казались уже неподъемными. Руки и плечи давно отваливались, потому что Стрегон, хоть и исхудал, все же весил немало. Даже ежечасные смены, в которых участвовали и перворожденные, не помогали: усталость наваливалась слишком быстро. Терг справедливо опасался, что через пару часов они начнут падать, как загнанные кони, — на ходу. Будь они простыми людьми, умерли бы еще до полудня, потому что таких нагрузок простые люди не выдержали бы. Даже выносливые эльфы за этот день превратились в бледные подобия самих себя — усохли, посерели; их глаза потухли, лица заострились, грудные клетки вздымались часто и неровно… Что уж говорить о смертных. Но братья почти ни в чем им не уступали. А если и выглядели жутко, то все же не намного страшнее, чем остроухие бегуны.

И только Белка как-то справлялась. После трудной ночи, утомительного утра, чужой боли и не до конца выветрившейся памяти о царстве Ледяной богини она по-прежнему умудрялась бежать впереди, выискивать безопасную дорогу и первой замечать опасность, когда кто-то из местных начинал с любопытством посматривать на ее слабую стаю.

Лакр не знал, сколько им осталось до кордона. Не знал, дотянут ли они до него вообще. Но понимал одно: если нет, то патриарх зря подарил им красный знак пса. И зря именно их выбрал для этого безумного заказа.

— Отдыхайте, — вдруг откуда-то издалека донесся до него прерывистый голос Гончей. — Немного времени у нас есть.

Люди сползли на землю, измученно прикрыв слезящиеся глаза. Перворожденные опустились чуть медленнее, но все равно без сил, такие же измученные и равнодушные ко всему. Только Тиль сумел приподнять голову, молча спрашивая, не нужна ли ей помощь. Но Белка покачала головой и, в который раз опустившись возле заметавшегося во сне полуэльфа, тихонько коснулась его виска.

— Стрегон?

Тот немедленно открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее глазами пятилетнего ребенка.

— Выпей.

Стрегон послушно проглотил остатки запаса воды и выразительно провел языком по пересохшим губам. Затем так же быстро прожевал кусок вяленого мяса и часть эльфийской лепешки, которую сберегли специально для него. Снова облизнулся, заметно посвежев за последние часы, а потом нерешительно позвал:

— Бел?

— Спи, — тут же отреагировала Гончая. — Забудь обо всем и спи.

Он с тихим вздохом уронил голову на плечо и больше никого не тревожил.

— Что с ним? — поинтересовался Лакр, едва дыхание слегка восстановилось. — Почему он такой… неразумный и доверчивый?

— Тебе лучше не знать, — помрачнела Белка, закутывая Стрегона в плащ. — И ему — тоже.

— Что в тебе такого опасного?

— Руны, рыжий. Проклятые эльфийские руны.

— Изменение? — осторожно уточнил он. — Я… Знаешь, я не все понял, о чем ты вчера говорил.

Она со вздохом обернулась:

— Ты бы понял темного владыку, если бы хоть раз это увидел. Потому что это действительно страшно.

— Значит, ты единственный, кого изменили?

— Больше никто не выжил.

— А много было попыток?

— Больше трех сотен, — мертвым голосом ответил вместо Белки владыка Л’аэртэ.

— Сколько? И что? Каждый раз… вот так? — Лакр даже привстал на локте, чтобы увидеть лицо эльфа. — Но зачем?

Тирриниэль устало прикрыл веки.

— На самом деле руны изменения придумал и впервые использовал владыка Изиар. После него остались записи, хроники, амулет… и описание ритуала, который незадолго до последнего похода был проведен над смертными группой не слишком разумных эльфийских магов. Ожидаемого результата они не получили — где-то ошиблись, разочаровались, после чего об изменении надолго забыли. Однако не все. Один из… отступников решил довести идею Изиара до конца и продолжил начатое им девять эпох назад. Даже я не знал, что происходит, никто не знал, что он специально для этого покинул Темный лес, скрылся от совета, от собственного владыки и втайне продолжил опыты.

— То есть в изменении виноваты вы? — озадаченно моргнул Лакр. — Темные?

— Боюсь, что так, — вздохнул эльф. — Сперва Изиар, потом — один из наших хранителей… Не волнуйся, он уже мертв. Его имя проклято точно так же, как имя самого Изиара. Однако этот безумец все-таки добился своего, а наши старейшины, увидев результаты, неожиданно поняли, что измененные не миф. А со временем решили, что это может принести им некоторую выгоду.

Лакр помотал головой:

— Подождите. Значит, они хотят сотворить новых измененных?

— Совет считает, что это позволит сохранить нашу расу.

— Опять не понял…

— Когда-нибудь поймешь, — тяжело вздохнул владыка Л’аэртэ. — А пока просто поверь: измененные могут быть равны нам по силе и другим возможностям. Их можно сделать любыми, какими вздумается. Послушными и покорными. Красивыми и не очень. Можно натаскать, как убийц, перед которыми откроются любые двери. Заставить поражать, ослеплять, вызывать людей на откровенность… Все дело только в рунах, которые надо нанести на их кожу. Это почти такие же руны, какие есть у вас.

— Тогда в чем же разница? — нахмурился ланниец. — Я, например, не возражаю против некоторых рун.

— Разница в том, что ты — всего лишь человек. И твой сын тоже будет смертным, которому ты конечно же передашь какую-то часть своих сил, но который никогда не станет чем-то иным. Тогда как измененные могут дать нашему миру совсем иных наследников. Ничем не отличимых от тех, кто был рожден естественным путем.

— Что?

— Да, — тоскливо отвернулся эльф. — Именно по этой причине большая часть наших братьев ратует за повторное изменение — им хочется всего и сразу. И совсем не нравится ждать того времени, когда чары Изиара окончательно спадут.

Братья удивленно приподняли головы.

— А вы, значит, пошли против всех, мастер?

— Да, — кивнул Тирриниэль.

— Эльфы же не слишком ценят чужие жизни, — нахмурился Терг. — А в былые времена вообще, говорят, мимоходом могли голову снести и не поморщиться. Что изменилось? Почему вы передумали?

Тирриниэль мельком покосился на сгорбившуюся возле Стрегона Белку.

— Потому что это не выход. У нас нет права отнимать жизнь у смертных лишь потому, что вы меньше живете. Более того: когда-то я уже пережил одно изменение и не дам ему случиться снова.

Лакр, до которого только сейчас начал доходить смысл сказанных Брегарисом при первой встрече слов, ошарашенно уставился на красивое лицо Гончей и неприлично разинул рот.

— Бел?

— Да, рыжий, — горько кивнула она. — Я бы тоже не хотел, чтобы кто-то прошел через то, что довелось испытать мне. Ты ведь знаешь, как больно, когда на кожу наносят руны? Так вот, у тебя их всего три, а на мне — больше сотни.

Наемники невольно отшатнулись.

— Конечно, можно было бы и меньше, но тот, кто это сделал, ценил совершенство. Поэтому и создал меня таким: совершенным во всем, от гибкого тела до белой кожи. Он дал мне лучшую защиту, какую только смог, — от яда, от стрелы, от меча и даже от магии. Он сделал меня живым источником, рядом с которым любой маг никогда не познает, что такое истощение. Он дал мне красоту, голос, новое лицо. Свою скорость, память, умение убивать. Способность вызывать симпатию и сильную привязанность. Он сотворил меня заново. Полностью переписал мою судьбу. И единственное, что осталось во мне прежним, это глаза… Они и сейчас такие же, как тогда, когда я впервые его увидел. Правда, теперь в них есть отголосок и его силы. Той самой проклятой силы, которую я столько лет ненавидел.

Тирриниэль опустил голову.

— Я не знаю, был ли способ сделать это легче и лучше, — тихо продолжила Белка. — Была ли возможность избавить нас от боли… Мой палач никогда об этом не говорил. Если бы такая возможность существовала, то, быть может… не знаю, но, возможно, тогда не погибло бы столько народу. Возможно, я бы понял и принял тех, кто захотел бы стать иным и познать горечь перемен. Но никто не знает, как сохранить рассудок несчастным, которые рискнут повторить этот путь. Мне повезло, невероятно повезло — мой создатель допустил ошибку в расчетах, благодаря чему я сумел пережить его самого. Да только в чем она была, эта ошибка, даже хозяин теперь не знает. Талларен унес эту тайну с собой в могилу. А ради того, чтобы это понять, пришлось бы потратить не один век и загубить не одну сотню жизней… Но это не та цена, которую я готов заплатить.

— Я тоже, Бел, — беззвучно шепнул владыка Л’аэртэ.

Она слабо улыбнулась и ничего не сказала. А когда пришло время вставать, лишь успокаивающе сжала его руку.

ГЛАВА 19

Третий кордон они увидели издалека вскоре после полудня, как и говорила Белка. Правда, сперва братья приняли его за низко опустившуюся тучу или за вереницу скал, выстроившихся вокруг дремлющего Лабиринта. Но потом сообразили, что к чему, и пораженно замерли.

Деревья здесь оказались так высоки, что виднелись за многие версты, поражая своей немыслимой мощью. Широкие кроны занимали чуть ли не половину неба, листья на них были сочные, тяжелые. Но при этом настолько прочные и острые с краев, что ими можно было резать мокрые шкуры. Толстые стволы теснились настолько плотно, что меж них едва можно было протиснуться; стояли рядами, словно солдаты на военном смотре; перекрывая друг друга ровно на половину обхвата и надежно пресекая любые попытки проникнуть внутрь. Все было почти как на второй границе, только еще опаснее.

Перед молчаливой стеной из палисандров на несколько десятков шагов протянулась широкая полоса земли, на которой не сумело укорениться ни одно семечко и на которую не смел безнаказанно ступить ни один зверь. На ней не росла трава, не мелькали проворные грызуны, не виднелось ни опавшего листика, ни лепестка, ни росинки. Заградительная полоса, красноречиво говорящая: здесь — чужие владения, где не место непрошеным гостям… И это ощущение было настолько сильным, что братья ошеломленно замерли.

Белка, велев им ждать, первой вышла из-за кустов и подошла к самой границе черной, словно бы выжженной земли, на которой едва заметно поблескивали серебристые крапинки.

— Это споры борака, — негромко бросила она, не оборачиваясь. — Они очень легкие и почти не видны при солнечном свете. Порывом ветра их поднимает в воздух. А потом они оседают на коже, волосах, одежде. Что-то, конечно, упадет обратно, что-то уже засохло, но их здесь миллионы. Хоть одна спора да попадет на кожу и вскоре после этого начнет расти. Чтобы набрать силу, бораку требуется теплая среда, где полно питательных веществ и много влаги… Кровь для него — идеальный вариант, и он всегда рвется добраться до крупных жил. Порой может прорасти сквозь руку или ногу и делает это так быстро, что всего за одну ночь может добраться до кости. Вырвать его трудно, вырезать ножом почти нереально, потому что семечко пускает отростки мгновенно. Если успеешь сковырнуть или срезать кусок кожи под спорой — спасешься. Но если промедлишь, то придется резать конечности, потому что, когда отростки доходят до сердца, человек или зверь умирает.

Лакр зябко передернул плечами.

— Здесь вся земля такая, — сообщила Гончая, присев на корточки и внимательно уставившись на что-то прямо перед собой. — Пропитана ими насквозь. Поэтому тут ничто не растет: борак губит любую жизнь, которой только коснется.

— Как же тогда пройти? — тревожно переглянулись наемники и перворожденные. Белка в ответ поднялась и, вытянув губы трубочкой, просвистела замысловатую трель.

— Трудно будет только вам — моей коже никакие споры не страшны. Но чтобы вы не поднимали своими ножищами пыль и не рисковали понапрасну, я позвал помощников.

— Кого? — на всякий случай отступил на шаг назад Лакр, стараясь оказаться подальше от опасного места.

Гончая свистнула еще раз и быстро кивнула.

— Их.

В тот же миг стена из палисандров зашевелилась, пропуская наружу необычных зверьков. С крупную кошку, ровного серого окраса, с длинными полосатыми хвостами и умильными мордочками, на которых неуемным любопытством горели раскосые черные глаза… Они выскочили из леса целой стаей, особей тридцать или сорок, сразу не разобрать. Внимательно изучив чужаков и коротко пискнув при виде Гончей, ловко спрыгнули на землю, а потом с жадностью накинулись на споры, проворно подхватывая их цепкими лапками и, к изумлению людей, с видимым удовольствием поедая.

— Леммы — единственные, кто спокойно переносит эти споры — их желудки выделяют слизь, способную растворять оболочку семян. Зверьков тут много, иначе борак уже наводнил бы весь лес. Они собирают его по краям охранной полосы, когда ветер разносит семена в разные стороны. Но на самом кордоне по приказу хозяина им запрещено это делать. Только вот так — по зову… И для них это, поверьте, большая удача и настоящий пир.

Терг изумленно вскинул брови, когда зверьки целенаправленно двинулись к наемникам и эльфам, тщательно выбирая крохотные зернышки. Причем делали это на редкость организованно, предварительно разбившись на пары и тщательно просматривая каждую пядь земли на расстоянии в пять шагов друг от друга. Так, словно абсолютно точно знали, зачем их позвали, и теперь вычищали целую полосу для безопасного продвижения смертных. Их изящные лапки с длинными тонкими пальцами без труда отыскивали крохотные споры, а пушистые хвосты служили своего рода опахалом, которым леммы работали с поразительной ловкостью, поднимая в воздух сухую пыль, а вместе с ней — и невероятно вкусный борак, служивший им отменным лакомством.

Белка неторопливо поднялась:

— Придется немного подождать, чтобы они смогли выбрать все споры. Леммы — чуткие существа, так что не сомневайтесь — после них тут не останется ни одного семечка. А пока можете передохнуть, если хотите: меньше получаса никак не получится.

— Им что, нравится?! — оторопело повернулся к ней Брон.

— Точно. Настоящий деликатес, как для кого-то — обезьяньи мозги или вараньи яйца.

— Тут и вараны есть? — удивился Торос.

— Есть. Даже с крыльями.

— Кто такие вараны? — немедленно влез Лакр.

— Ящеры. Здоровые и мордатые… прямо как ты. А у некоторых еще крылышки растут… мы зовем их варочками, от варана и бабочки. Крылья у них очень мягкие, только машут они ими неуклюже — задницы слишком тяжелые, вот и предпочитают больше ползать, чем летать. Но уж если решат подняться в воздух… Зрелище, я вам скажу, незабываемое. Только представьте себе разноцветных ящериц размером с собаку, с радужными крыльями, чешуйчатыми хвостами и раздвоенными языками!

Ланниец ошарашенно сел:

— Да это ж Смерг! Наш бог плодородия и весеннего праздника жизни!

— Ну, насчет жизни и весны не знаю, — усмехнулась Гончая. — А вот про плодородие верно подмечено: там, где пролетят эти красавцы, земля потом оказывается так удобрена, что можно втыкать в нее сухую палку и ждать через месяц вкусных яблок.

— Значит, не врут легенды?

— Не врут, — замедленно кивнула Белка, внимательно приглядывая за леммами. — Хотя, конечно, преувеличивают сильно. Например, про Урантара.

— Ты его знал? — быстро покосился Ивер.

— Угу. Отличный был мужик. Только седой совсем с юности. Говорят, раньше времени воду местную выпил, вот и побелел как снег. А потом такую силу неожиданно обрел, что всего через год Волкодавом стал, а лет через десять — полноценным вожаком, которого Дикие псы на моей заставе чуть ли не четверть века ставили над собой воеводой.

— А куда он делся после того, как пределы притихли? — жадно спросил Лакр.

Белка странно хмыкнула:

— До упора на заставе жил, а потом, когда стукнуло за сотню, к эльфам подался. Там и внуков потом вырастил, да с лесом помог немало. Зверья тогда по округе еще много неприкаянного бродило. Особенно полукровок, на которых власть хозяина не распространяется. А когда умер, годиков еще через пятьдесят, эльфы его на высоком холме похоронили с почестями, достойными короля. Думаю, он прожил хорошую жизнь. Сражался за то, во что верил, и увидел то, ради чего жил, — именно при нем Серые пределы стали свободными. Такими, какими мы всегда хотели.

Наемники быстро переглянулись.

— А что стало с остальными Диким псами?

— По-разному, — пожала плечами Гончая. — Когда сюда хлынул народ, Стражи разбрелись куда глаза глядят. Кто-то осел в Борреве и Бекровеле. Кто-то ушел далеко на запад. Кто-то из самых непоседливых погиб на новой службе, потому что не мог обходиться без риска. О тех, кто устал от войн, понемногу забыли. Кто-то нашел себе другое занятие. Кто-то остался, а некоторые из ушедших потом все-таки вернулись… Прав был Брадорас: от здешних мест трудно отказаться. Особенно если прожил тут целую жизнь. Да и манят они нас, пределы. Что же касается псов, то о тех, кто с Центральной или с Правой застав, я многого не знаю. Так, кое-что о самых известных. А за своими, конечно, приглядывал по мере возможностей. Фарг, кстати, из их числа. И его младший брат — тоже. Но Фарг больше в отца пошел, а тот сильно уважал братство, поэтому наш здоровяк потом к вам подался. Хотя до алого пса так и не дотянул.

— Он что-то говорил про трактир…

— Постоялый двор! — строго поправила Белка. — Причем не простой, а старейший в Новых землях. Семейная гордость. Дело всего рода, начиная с моего приятеля Крота, который отказался уходить с заставы вместе с другими Стражами. Дом Фарга стоит как раз на том месте, где когда-то была наша площадь для собраний. А в его саду до сих пор бьет из-под земли старый фонтан, который закладывали еще в прежние времена. Я иногда люблю там посидеть, повспоминать, развеяться… для того и возвращаюсь. Хотя он, конечно, об этом не подозревает.

— Ты не хотел, чтобы Фарг пошел в братство? — внимательно посмотрел на нее Тирриниэль.

— Оно мне до сих пор не по нутру. Хотя вмешиваться в чужой выбор я, разумеется, не стану.

— Почему не по нутру?

— Потому что, Тиль… — Белка глубоко вздохнула. — Время Диких псов ушло, и его не вернуть. Даже ты не можешь с этим поспорить. Они были лучшими воинами, но теперь их долг выполнен, а имена вошли в легенды. Все закончилось. И ворошить прошлое, пытаясь возродить то, что возродить невозможно, тем более — подменять его чем-то другим… неправильно. Братство — это братство. А Стражи — это Стражи. Они были такими, какими мы их с тобой помним. Они жили здесь. Сроднились с этими местами и стали неотделимы от Серых пределов. В другом мире им просто не нашлось бы места, понимаешь? Именно поэтому они ушли. Дикие псы… это имя было дано им не зря, Тиль: Стражи, непримиримые, дикие… потому что они никогда и никем не приручались. Никто не мог сказать, что покорил их или стал выше того, что они считали своим долгом. Вот почему братство не сумеет затмить этой славы и никогда не достигнет той вершины, которую сумели покорить псы.

Владыка Л’аэртэ с досадой отвернулся.

— На самом деле, это была хорошая идея, — вдруг примирительно улыбнулась Гончая. — Просто слегка… упрощенная. Людям действительно нужны защитники, и я не против братства, раз у него есть грамотный руководитель. Даже с рунами ты отлично справился. Нашел способ избежать осложнений с кровью. Привлек магов, следишь за всем, что творится внутри… Я соглашусь, что такая сила требует жесткой дисциплины и контроля. Даже приму как данность идею испытания и тот отсев, который ведется на всех этапах обучения. Не буду отрицать, что наказания строги, но и не скажу, что они не нужны совсем. Тиль, это правильно, что такую армию держат в стальном кулаке. Правильно, потому что любой разброд рано или поздно приведет к дезертирству. А дезертир порой становится хуже мародера и легко может скатиться до уровня обычного душегуба. Однако тебе удалось этого избежать. Удалось сохранить идею. Я долго наблюдал за твоими птенцами, Тиль, и, признаюсь, они достойны уважения. Ты научил их быть твердыми, показал цель и упорно ведешь вперед… Ты сделал из них хороших воинов, друг мой, и подарил им надежду, что когда-нибудь, быть может, через тысячу или десять тысяч лет, человечество станет сильнее. Встанет в один ряд с перворожденными. Сможет поднять голову так же, как братство сегодня, и уверенно даст отпор любой расе, которая посмела бы нам угрожать.

Темный эльф слабо улыбнулся.

— Ты понимаешь…

— Да, Тиль. И поражен, что именно ты рискнул нарушить главный закон своей расы — не дать смертным обрести силу.

— А по-другому нельзя, Бел, — вздохнул Тирриниэль. — Люди рано или поздно станут сильнее. Если, конечно, мы не уничтожим их полностью. Но поскольку война приведет к гибели всех рас, как едва не случилось во времена Изиара, то лучше эти расы уравновесить. Так, чтобы любая война стала невозможной. Для того темный владыка и сделал шаг к сближению с гномами, со смертными, со светлыми. Для того и задумывалось братство. Равновесие, Бел, — вот ключ к выживанию Лиары. И ради этого я готов поступиться даже старыми законами.

Лакр странно заерзал, искоса поглядывая на спокойное лицо эльфа, но потом все-таки не выдержал.

— А что, если мы станем слишком сильны, мастер?

Тирриниэль пожал плечами:

— Да, такое может случиться. И даже может выйти так, что вы начнете теснить наши леса.

— Вашего владыку это не пугает?

— С некоторых пор территориальный вопрос стоит перед нами не так остро.

— Что ты имеешь в виду, Тиль? — насторожилась Белка.

— То, что теперь нам доступен не только этот мир, — ровно отозвался эльф. — И портал на самом деле может быть открыт снова. В частности, туда, откуда пришел Изиар, и тогда, когда нам, возможно, все-таки придется уйти с Лиары.

Леммы закончили работу быстро: едва братья перевели дух, как зверьки с почти кошачьим урчанием выбрали из земли последние споры и, радостно их проглотив, с надеждой посмотрели на Белку.

— Домой, — велела она, и зверьки огорченно сникли. Но потом послушно вернулись под прикрытие деревьев. — Так, всем подъем. Рты закрыть, повязки натянуть по самые уши. Не орать, руками не размахивать, не топать и не сходить с моего следа. Следить друг за другом, как за родными детишками. Если кто оступится, не дайте ему упасть. Если упадет, не дайте ткнуться лицом в землю. А уж если все-таки ткнетесь…

— То что? — с подозрением уточнил Лакр.

— То сами дураки, — невозмутимо закончила Белка, первой ступив на рыхлую землю. — Идем по одному, медленно и аккуратно, чтобы не вызвать даже легкий ветерок. Самым невезучим желательно какое-то время просто не дышать.

Терг с Ивером выразительно покосились на Лакра, явно гадая, не стоит ли заткнуть ему рот более надежным способом. Ланниец, разумеется, возмущенно зыркнул, но Торос вовремя пихнул его локтем. А потом на рыжего покосилась и Белка, так что воину пришлось сделать вид, что не понял намеков. Разумеется, с тем, чтобы потом, когда все закончится, страшно отомстить этим гадам и испортить им жизнь на много дней вперед.

Белка, без труда поняв молчаливый, но насыщенный диалог между братьями, усмехнулась, но дальше тянуть не стала — осторожно пошла к кордону, пожалуй, впервые оставляя отчетливые следы, по которым было легко определить безопасную зону для остальных. Без труда преодолев охранную полосу, она отступила в сторону и махнула Тирриниэлю, предлагая повторить ее путь.

Эльф спустился с невысокого пригорка и проделал этот опасный номер, не сделав по пути ни единого вдоха и даже чуть прикрыв веки. За ним столь же ловко проскочили Картис и Ланниэль, которых Гончая сразу оттеснила за спину. Придирчиво оценила, как аккуратно прошел до кордона Терг, взваливший на плечи Стрегона. Одобрительно кивнула, заметив, что тот идет строго по ее следам, и только потом, оставив братьев на внимательных эльфов, занялась более важными делами: приблизилась к ближайшему палисандру и тихонько заворковала, одновременно стягивая с рук кожаные перчатки.

От легчайшего прикосновения дерево словно ожило — вытянуло вперед ветви, ощетинилось шипами, заволновалось, внимательно ощупывая листьями и выросшими прямо из-под коры усиками знакомое лицо. Потом зашевелились и соседние исполины. Точно так же потянулись навстречу Белке, словно желая убедиться, что все правильно. Наконец почувствовали идущую от перстня хозяина силу и убрали колючки обратно: они слишком хорошо знали этот огонь в глазах золотого дракона, чтобы рискнуть проверять дальше. А потому медленно отодвинулись, задумчиво покачали ветками, но все-таки открыли перед нетерпеливо обернувшейся Гончей живой коридор.

Лакр осторожно заглянул внутрь и внутренне поежился. Торкова лысина! Да ему конца нет! Прямой, как стрела, широкий и абсолютно ровный, но впереди даже света белого не видать! И вокруг — лишь густые, острые как бритва листья, шипы, иглы, колючие ветки…

Где-то в глубине этого смертоносного тоннеля мелькнули и тут же пропали странные тени. Сквозь толстый слой прошлогодней листвы виднелись уползающие прочь змеиные тела. Прямо под ними шевелился ковер из невероятно крупных скорпионов и отвратительного вида мокриц, тоже спешащих освободить дорогу… Да тут чуть ли не до вечера надо идти, чтобы попасть в более гостеприимные места! Куда там второму кордону, про который они наивно думали, что познали настоящий ужас! О нет. Там были всего лишь цветочки. Потому что вот он — кошмар наяву! Тянется вперед на несколько десятков верст и совершенно не думает заканчиваться! В этом зеленом тоннеле чувствуешь себя, как в гробу, когда в любой момент крышка может с грохотом рухнуть и похоронить надежнее, чем под слоем земли!

Терг ошалело потряс головой, силясь представить себе протяженность этого кордона и то, от каких монстров он бережет остальной лес, если для этого потребовались такие усилия. Потом некстати вспомнил о хмерах и почувствовал, как что-то неприятно засосало под ложечкой.

— Вперед, — подтолкнула Гончая замявшихся людей. — Там вас никто не тронет — я запретил. Но если вдруг какая лиана сдуру цапнет, то замрите и не сопротивляйтесь: они хватают только живую добычу. А если примут вас за деревяшку, то тут же отпустят. Капюшоны не снимайте, потому что иногда муравьи сыплются за шиворот. Глаза, напротив, откройте пошире, а рты держите закрытыми — иногда в них кто-нибудь залетает по ошибке. Стрегона тащите так, чтоб он не коснулся стен. Не останавливайтесь и не бегите. Все делайте размеренно, но быстро. Как в бою. Под ноги не плевать, мусор не кидать (иначе убирать потом самих заставлю), а оружие даже не вздумайте обнажать — мигом отнимут и надают по башке. На данный момент вы — гости хозяина, которых я представил и попросил не трогать. Но если что-нибудь нарушите, могу и не успеть вмешаться. Лакр, ты понял?

— Да понял, не дурак.

— Тогда идешь первым.

— Почему это я?

— Ну или поползешь последним, подтягиваясь на обрубках рук и пачкая травку кровью из обрубков ног. Потому что после того, как сюда войду я, проход закроется. И тот, кто не успеет убраться, рискует оказаться в весьма незавидном положении.

Ланниец испустил мученический вздох и поплелся в живой тоннель, как на эшафот.

— Так, — обернулась к остальным Белка. — Лан, ты идешь за ним. Так как вы связаны, то чем ближе будете друг к другу, тем меньше шансов, что тебя учуют. За вами двинутся Терг, Ивер и Брон со Стрегоном. За ними — Картис. А мы с тобой, Тиль, пойдем последними, потому как Стрегон тебе сейчас не поможет, а одного человека для твоей ауры будет мало. Значит, на время тебя прикрою я. Все, двинулись.

Братья друг за другом втянулись в зеленый тоннель, инстинктивно пригибая головы, хотя в этом не было необходимости. Пошли сперва медленно и осторожно, пробуя почву на прочность, как в трясине, и каждый миг ожидая подвоха. Потом заметили, как пугливо прячутся в листве ядовитые колючки, а пышные цветы закрывают яркие венчики и отворачиваются. Осмелели и дальше пошли гораздо увереннее. Кажется, Белик прав и кордон действительно слушается его, как родную маму?

«Спасибо, венценосная Линнет, — выдохнул про себя Лакр, аккуратно переступая через какую-то корягу. — Если выберусь живым, обязательно принесу в твой храм достойный подарок. Надеюсь, теперь этот дурацкий совет со своим изменением от нас отстанет?»

Он не успел додумать последнюю мысль, как почувствовал за спиной смутное напряжение. Так, бывает, подрагивает горячий воздух над раскаленным песками. Или темнеет небо, предвещая скорую бурю. Одновременно с этим кордон забеспокоился, тревожно выстрелив сотнями ядовитых игл, но застывших на месте людей, к счастью, не задел — все его стрелы оказались нацелены назад, за их спины, где внезапно возникла небольшая заминка.

— Стоять! — яростно взвыл Брегарис, стремглав выскочив из-за последних деревьев и увидев, что ненавистный враг готовится скрыться за неодолимой преградой. — Стой, гаденыш! Я тебя убью!

Как ни странно, хранитель был жив и вполне здоров, если, конечно, не считать порванного рукава и длинной царапины на левой щеке. Но бежал он к кордону с жутковато перекошенным лицом, в котором не осталось ни очарования, ни красоты. В рваных сапогах, подошвы которых нелепо волочились следом, растрепанный, напрочь лишившийся того лоска, с которым всего несколько дней назад встретил своего владыку. Длинные волосы, некогда уложенные в замысловатую прическу, теперь неопрятно торчали во все стороны, на коже чернели следы от ожогов, оставленных многочисленными лесными тварями. Глаза были безумно вытаращены, рот искривлен, губы дрожали… Кажется, смерть единственного сына превратила Брегариса в одержимого, раз он позабыл обо всем на свете и гнался за кровным врагом почти двое суток без отдыха.

Тиль взглянул на его искаженное лицо и понял: Брегарис больше никого не пощадит. Ему теперь не нужны слава или власть. Он даже об изменении уже не помнит и горит лишь одним желанием: ответить смертью за смерть, болью за боль и бешеной ненавистью — за холодное равнодушие, с которым мертвое сердце Берралиса (точнее, то, что от него осталось) оказалось пришпилено к дереву эльфийским кинжалом.

Боясь опоздать, эльф прямо на ходу вскинул загоревшиеся ядовитым пламенем руки, воззвал к огню, активировал камни бездны. Вложил в них все, что еще горело в его душе, потому что без единственного сына его род действительно умер. Наконец нашел глазами виновников своего горя и свирепо выдохнул:

— За Берралиса! Будьте вы прокляты!

Белка охнула, когда от темного мага хлынула стена зеленого огня, разом поднявшаяся до небес и протянувшаяся на добрые несколько верст вдоль кромки Проклятого леса. Брегарис оказался настолько сумасшедшим, что совершенно позабыл, насколько опасно здесь применять магию. Он бросил против своего владыки все, чем владел. Все, что подпитывало его в этой жизни.

— Проклинаю-у-у! — взвыл он, шатаясь от раздирающего его на части огненного вихря.

Почти пропал в этом пламени и едва не сгорел сам, потому что в посмертном проклятии эльфов действительно была заложена великая сила. А затем вытянул вперед истончившиеся руки и, объединив собственную силу с силой артефакта Изиара, обрушил лавину огня на замерший кордон.

— Идиот! — ахнула Белка, пытаясь втолкнуть Тирриниэля в проход, пока еще оставалось время.

Но тот неожиданно заупрямился и вместо того, чтобы нырнуть в спасительные заросли, развернулся к Брегарису лицом.

— Тиль!

— Господин! — вскрикнули обернувшиеся на шум Картис и Ланниэль.

Владыка Л’аэртэ не пошевелился, когда стена огня сплошным фронтом двинулась в его сторону. Только прищурил опасно заалевшие глаза и, оценив по достоинству способности предавшего его хранителя, уверенным движением поднял навстречу такой же могучий щит.

Они встретились примерно на полпути — зеленое и алое море неистовствующего «Огня жизни». Сшиблись с бешеным ревом и ненадолго застыли, протянув изумрудно-красные языки далеко в обе стороны и больно раня окружающий лес. Брегарис был зол и ненавидел все, что не помогло спасти его сына. Он буквально сжигал себя изнутри, щедро выплескивая наружу эту ненависть, одновременно подпитываясь ею снова и наполняя еще большей силой от висящего на шее ожерелья.

Тирриниэль, напротив, был спокоен и сосредоточен, как во время неприятной, но необходимой работы. Стоял недвижимо, словно омываемая океаном скала. Излучал поразительную в такой ситуации уверенность и был собран и молчалив. Да, ему никогда еще не бросали вызов в открытую. И никогда при этом он не был настолько уязвим — вдалеке от своего источника, чертогов и помощи остальных хранителей.

Да, он ошибся в Брегарисе. Так же, как когда-то не разглядел Иттираэля и доверился ему с Уходом. Да, оплошал, упустил момент, когда Брегарис, давно мечтавший о втором наследнике, захотел изменения лично для себя. Может, слов оказалось недостаточно, раз все зашло так далеко? Может, это ничего бы не изменило, но сейчас Тилю отчего-то было жаль, что обезумевший от горя собрат был готов умереть ради мести. А накопленная камнями бездны сила понадобилась лишь для того, чтобы успеть нанести свой первый и вместе с тем последний удар, потому что посмертный огонь уничтожал хранителя быстрее, чем огонь повелителя.

Белка, поняв, что сил у безумца благодаря артефакту оказались гораздо больше, чем у ослабленного Тиля, беззвучно ругнулась. Но Брегарис стоял далеко — до него не достать, а Тиль был рядом, прямо возле гневно зашелестевшего кордона, который во все века не слишком-то любил перворожденных, особенно — магов. Всех, кроме одного. Поэтому она вовремя подметила метнувшиеся к владыке шины, вслух выругалась на дикой смеси из нескольких языков, а потом прыгнула вперед и в последний момент закрыла ему спину.

— Граиррэ! — рыкнула так громко, как только смогла, чтобы перекричать бешено гудящее пламя. Увидела, как торопливо возвращаются из тоннеля люди и, едва не застонав от отчаяния (вот же дураки!), рявкнула снова: — Прочь, идиоты! Бегом отсюда! Лан, не смей приближаться!

Эльф, кинувшийся было в сторону своего лорда, притормозил. Лакр, неверяще оглядев стену неистового огня, тоже остановился. Нет, конечно, он догадывался, что Тиль — не простой эльф, но чтобы на равных противостоять хранителю…

— Вон пошли, придурки! — вконец обозлилась Белка. — Вас же сейчас поджарит!

Наемники, правильно подметив угрожающее шевеление веток вокруг себя, послушно отступили. А за ними отошли и побледневшие от волнения эльфы. Белка была права: если отсюда не убраться, их действительно поджарит — от невыносимого напряжения воздух уже гудел, его распарывали невидимые молнии, небеса едва не стонали от натуги, не в силах выдерживать двойной «Огонь жизни». Дымилась земля на многие сотни шагов. Болезненно скручивались, словно от судороги, листья. Стремительно чернели травинки и ветки. Разбегались в разные стороны змеи, леммы и другие обитатели этих земель. Над верхушками деревьев с истошными криками кружили испуганные птицы… А остроухие маги молча стояли друг напротив друга и не гасили огонь.

Белка, отпихнув от Тиля очередную ветку, глухо застонала.

Дурак… ну что за дурак… Куда только полез, когда не просили?! Теперь сюда вся округа сбежится, от ползунов до последних пиявок, чтобы поглядеть, кто тут сошел с ума и принялся творить магию у кордона. Пусть не прямо сейчас, потому что от такого пламени расплавится даже панцирь броненосца, но едва победитель определится, ему придется туго. Да еще и стемнеет скоро, Одер наверняка в гости пожалует…

— Тиль! — простонала она. — Да что же ты натворил?!

— Я справлюсь, — напряженно отозвался эльф, и Белка снова выругалась. А потом подметила, что зеленое пламя потихоньку начинает одолевать алый огонь, и ругнулась так, что у застывшего в неподвижности владыки смущенно шевельнулись кончики ушей.

— Болван… дурак… Зачем я только с тобой связалась?! — исступленно прошептала Гончая, лихорадочно озираясь.

Камни бездны незаметно, по чуть-чуть, но все-таки забирали из окружающего пространства магию Л’аэртэ. Втягивали ее в себя, словно голодный ребенок — долгожданный десерт. А потом отдавали хозяину, тут же выплескиваясь наружу свежими волнами зеленого огня. А все потому, что Тирриниэль слишком давно не взывал к своей искусственной ненависти. Потому что он, как и сын, научился делать огонь совсем иным. И, как ни странно, он все еще не хотел ненавидеть — ему было жаль потерянного брата. Только вот жалость сделала его еще более уязвимым.

Тирриниэль прикусил губу, тоже поняв, что происходит. А потом увидел сквозь пламя торжествующую улыбку хранителя и тяжело вздохнул.

— Уходи, Бел. Я дам тебе время.

— Ах ты, мерзавец! — внезапно огрызнулась она. — Забирай! И только попробуй мне помри! С того света за уши достану и так в морду двину, что навсегда заречешься меня не слушаться!

Владыка Л’аэртэ не успел даже головы повернуть, как она крепко обняла его со спины и прижала руки к тлеющей на груди сорочке — маленькие, удивительно твердые ладошки, на которых больше не было перчаток. Эльф судорожно вздохнул, неожиданно оказавшись на гребне волны поистине сумасшедшей мощи, тихо взвыл, чувствуя, что вот теперь его по-настоящему разрывает, а потом поспешно выбросил этот ураган наружу, молясь про себя, чтобы личной защиты хватило удержать этот двойной, бушующий от их общей ярости огонь.

Лакр ошеломленно моргнул, когда понял, что такое на самом деле — живой источник. Пораженно уставился на полыхнувшую до самого горизонта зарницу. Пригнулся от раздавшегося с небес грома, а потом, истошно закричав, кинулся прочь, не видя того ада, который разверзся за его спиной, боясь ослепнуть от нескончаемой череды ярких вспышек, задыхаясь от густого дыма, словно тараном ударившего по испуганно замершему кордону, и хрипло велел остальным поторопиться, пока их всех не поджарило заживо.

— Белик! Чтоб тебя, дурака такого! Терг, ты только глянь!

— Бегите! — вдруг во весь голос гаркнули эльфы, заметив рвущиеся позади языки пламени, и наемники опрометью бросились вон, наконец-то сообразив, что дело пахнет жареным.

В десять рук подхватили Стрегона и почти полетели по зеленому тоннелю. А потом услышали долгий протяжный крик, еще один гулкий удар, безумный рев, который оборвался страшным грохотом. Наконец в спины им ударила волна сжатого воздуха и играючи опрокинула на землю. Следом донесся еще один удар, будто небеса все-таки рухнули на землю. И только после этого наступила оглушительная, неестественная, какая-то мертвая тишина, в которой где-то позади раздался крайне неуместный в этом аду смешок и излишне резко прозвучал шлепок от хлесткой пощечины.

— Очнись, Тиль! Хватит уже валяться! И вообще, убери от меня руки, неразумный повелитель кроликов, и порадуйся, что камни бездны так вовремя забрали твои излишки! Потому что в противном случае сегодня расплавилась бы твоя шея, а не шея этого придурка Брегариса!

ГЛАВА 20

Из-под зеленого полога они вывалились дружной гурьбой — красные, задыхающиеся от жара, отчаянно кашляющие и судорожно хватающие ртами восхитительно свежий воздух. В последнем усилии преодолели почти бесконечный коридор, совершили поистине героический рывок и в клубах густого дыма выпали наружу, словно караси из сачка удачливого рыбака.

Проклятый лес не сумел полностью погасить чудовищную волну магии, выброшенную двумя остроухими на крохотном пятачке перед кордоном. Часть силы он, конечно, забрал. Часть ушла в землю, что-то рассеялось в воздухе, но оставшейся магии хватило, чтобы опалить границу на много верст в обе стороны, дотла выжечь ближайший лесок, на глубину в три локтя пропечь усеянную спорами борака почву и щедро дыхнуть жаром в спины улепетывающим чужакам.

Их здорово опалило, оглушило, прокоптило, чуть ли не поджарило, но они все же успели. Только поспешность спасла их от гибели. Да еще Белка, умело взявшая на себя привычную роль проводника.

Поскольку открывшийся проход мгновенно заволокло густым дымом, она вынужденно ушла вперед и время от времени подавала голос, чтобы следующие за ней братья не налетали на деревья. Тергу с Лакром пришлось почти весь путь проделать со Стрегоном на руках, Ивер и Брон схватили вещи побратимов, пытаясь хоть как-то облегчить им жизнь. Торос вынужденно ухватил Белку за край куртки, чтобы быть уверенным в правильности выбранного направления, а край своего рукава сунул в руку кому-то из братьев, чтобы не угодили в какую-нибудь ловушку. Последними шли Картис и Ланниэль, таща на себе обмякшего повелителя. Огонь с него они, конечно, сбили, однако с плаща Тирриниэля то и дело срывались алые искры, изнутри шел бешеный жар, словно его сжигала собственная магия. Упавший на лоб капюшон не позволял рассмотреть помертвевшее лицо, где на совершенно белой коже безумными провалами пылали два красных вулкана, а из ноздрей при каждом вздохе вырывались крохотные язычки огня.

— Дальше! — неумолимо велела Белка, заметив, что измученные до полусмерти люди вознамерились рухнуть прямо у выхода. — Живее! Сейчас закроется!

Побратимы сделали еще несколько шагов, но потом их силы все-таки иссякли — максимально аккуратно уложив Стрегона на траву, они попадали рядом, ничуть не смущаясь того, что от тел все еще валил густой дым, а в воздухе отвратительно пахло горелой кожей.

— Все, — выдохнул Лакр, уткнувшись лицом в землю. — Я сдох, не могу больше…

Терг, не в силах отдышаться, только глаза закрыл. Он даже не сразу осознал, что бесконечный тоннель наконец закончился и они выбрались на зеленую лужайку, где больше не было никаких колючек и отравленных цветов, где воздух был свеж и восхитительно чист, а трава под руками оказалась удивительно приятной на ощупь.

Ему не было стыдно за собственную слабость. Ничуть. Потому что сегодня они сделали невозможное — промчались сквозь смертоносный кордон не за сутки, как было обещано, а всего за несколько сумасшедших часов. В страхе за Стрегона, друг за друга, за обессилевшего после магической схватки мастера. Постоянно понукаемые и подгоняемые сердитыми окриками Белки. Одеревеневшие от усталости и полностью выложившиеся за эти жалкие часы. Так, как, наверное, не выкладывались никогда в жизни.

— Тиль? — обеспокоенно обернулась Белка, когда из задымленного тоннеля, хрипя и кашляя, вывалились эльфы. — Тиль, ты жив?

Владыка Л’аэртэ не ответил — как свалился на землю ничком, так и не пошевелился больше. Только дышал тяжело, будто целую гору на себе держал, да челюсти стиснул так, что на скулах загуляли желваки. Однако вырвавшийся из-под его капюшона язычок огня красноречиво доказал, что повелителю все же не грозила смерть от истощения. Скорее, наоборот — магия буквально рвалась из него наружу, грозя испепелить все, до чего могла дотянуться. И билась внутри его тела огненной птицей, заставляя тратить силы на сохранение хрупкого равновесия, которое позволило бы не поранить соседей.

— Что с ним, Бел? — испуганно спросил Картис. — Он выживет? Брегарис его задел?

Гончая, запечатав проход, устало опустилась на траву и прислонилась спиной к ближайшему дереву.

— Ничего страшного. Лишь бы не перегорел.

— Он ранен? Истощен? — продолжал допытываться эльф, в то время как Ланниэль, позабыв про усталость, торопливо исследовал ауру лорда. — Лан, как он?

Молодой маг неуверенно мотнул головой:

— Я не понимаю. Бел, он же должен был истратить все до капли! Я видел, как камни забирали его магию!

— Ага, — измученно закрыла глаза Белка. — Они забирали у Тиля, а я в это время — у Брегариса. Да только я-то один, а камней у него было двенадцать, так что все равно мог не успеть…

— Почему — было? — не понял Картис.

— Потому что теперь их нет. Не справились с нагрузкой. Расплавились. И заодно разорвали нашего хранителя на много мелких частей. Ты же слышал взрыв? Ну вот. Это они и лопнули, обожравшись дармовой силой. Мерзкое зрелище, должен тебе сказать… Едва не стошнило.

— Бел! — оторопело обернулся к ней Ланниэль. — Ты что?..

Гончая вяло кивнула:

— Тилю требовался источник. Одному ему было не справиться: все-таки Изиар превосходил нынешнего владыку по мощи, а камни — его рук дело. Они бы высосали Тиля досуха и отдали его силу Брегарису. После чего этот гад благополучно сжег бы всех вас, вернулся в Темный лес и испортил твоему отцу прическу. Разве я мог такое допустить? Вот и помог малость. Ну, как умею. Правда, боялся, что Тиль не справится, а он ничего… живой. И даже скоро придет в себя, жадина.

— Почему это я жадина? — вдруг прерывисто поинтересовался Тирриниэль.

Позы, правда, не поменял и глаз не открыл. Просто показал, что слышит и все понимает, но пока не в состоянии двигаться.

— А потому! — под облегченный вздох эльфов пробурчала Белка. — Надо было сразу выпустить то, что я тебе отдал! У тебя ж магия из ушей уже лезет! А если бы тебя, как камни, разорвало? Что б я тогда Таррэну сказал, а? Разве ты не понял: все, что Брегарис нагло забирал у тебя, я так же нагло забирал у него, хотелось мне того или нет. И после этого опять возвращал тебе, надеясь, что у тебя хватит ума избавиться от такого богатства! А ты что натворил? Вместо того чтобы жахнуть по нему тем, чего нахватал, просто рот разинул и таращился, будто в первый раз, пока чуть поздно не стало!

— Так я и есть в первый раз! — простонал Тирриниэль.

— Да? А во время Ухода я кому ауру восстанавливал?

— Да я ж этого не помню, Бел! От меня тогда только оболочка осталась! Таррэн твою силу через себя пропускал, и все равно излишков было столько, что у нас чуть чертоги не расплавились! А ты сейчас одним махом, да еще без предупреждения…

Она глухо рыкнула:

— Ты хоть подумал, прежде чем с ним связываться? Каким, интересно знать, местом?

— Брегарис не дал бы нам уйти, — вздохнул Тирриниэль.

— Сам знаю! Я хотел, чтобы он в кордон зашел! Там бы его и прихлопнуло!

— Ох, не шуми, Бел. — Эльф наконец с трудом перевернулся на спину и, откинувшись навзничь, недвижимо замер, постепенно успокаивая бушующий внутри пожар. Трава под ним отчетливо почернела, из-под плаща вился сизый дымок, воздух над головой задрожал, будто в жаркой пустыне, а длинные белые волосы, выбившись из-под капюшона, разметались по земле.

— Болван! — в сердцах бросила Гончая, резко отвернувшись.

— Если бы я его не остановил, мы могли потерять всех. Даже Ланниэля, — весомо возразил владыка эльфов, заложив руки за голову. — К тому же с Брегарисом все равно надо было разобраться. Без хранителя остальная троица из совета почти ничего не стоит, даже если они вдруг выживут в Проклятом лесу. И вообще: я давно хотел посмотреть, на что в действительности способен в таком поединке. Все-таки в роще совсем не то. Если бы не камни, проблем бы вообще не возникло.

— Уж конечно! Из-за глупого позерства ты рисковал собой!

— Не такой уж это был и риск, — отмахнулся Тирриниэль, наконец открыв зеленые, абсолютно спокойные глаза. — А вот ты меня едва не убил, поэтому я тебя очень прошу: в следующий раз предупреждай о своих намерениях заранее. Особенно когда соберешься еще раз поделиться магией. Потому что ее в тебе столько, что я даже боюсь представить… Ты ведь пытался ее сдержать?

— Да, — насупилась Гончая, тайком изучая умиротворенное лицо ушастого лорда. — Но тебе все равно оказалось слишком много. Я боялся, что ты поджаришься.

— Я просто не ожидал, — мягко улыбнулся эльф, после чего резким движением сел и сбросил надоевший капюшон. — Знаешь… Если бы ты еще и умел пользоваться тем, чем владеешь, думаю, даже Таррэн не сумел бы тебе противостоять.

— Он и не пытается. Но, надо признать, хотя бы на одно у Талларена ума хватило: если бы он сделал из меня мага… У-у-у, полагаю, твой лес ни Торка бы не дожил до последнего похода.

Тирриниэль хмыкнул и только тут заметил, что на него отчего-то странно смотрят. Причем не только люди, но и Лан с Картисом. Причем, если собратья таращились просто с изумлением, то наемники уставились так, словно привидение увидели.

— Лакр, ты чего? — удивилась Белка. — Что не так? Ты Тиля не узнал?

— Н-нет, — икнул посеревший и как-то резко осунувшийся воин.

Она непонимающе нахмурилась. Да что не так? Эльф как эльф. Широкоплечий, беловолосый, глаза зеленые, руки две, ноги тоже две… Ну, морда смазливая, ну, огонек сверкает в глубине зрачков… Но это же не повод пятиться, вытаращив глаза, или пугливо вжимать голову в плечи!

Ланниэль с Картисом вдруг как-то по-особенному улыбнулись и, к ее вящему удивлению, преклонили колени.

— Рады, что вы в порядке, повелитель, — торжественно произнесли эльфы. — Мы бы себе не простили, если бы Темный лес вас потерял.

— Тиль! — вдруг охнула Белка, сообразив, что к чему. — Твоя личина…

Тирриниэль быстро поднял руку и, коснувшись лица, тут же убедился: действительно, разбушевавшийся огонь смыл его маску, как волна смывает узоры на песке. Это Белка на нее не обращала внимания — всегда видела таким, какой есть, вот и не заметила сразу. А теперь поняла, что его истинную суть увидели не только свои, но и… Ох! Как же это не вовремя!

Тирриниэль с досадой отвернулся, когда братья подскочили с земли как ужаленные и торопливо поклонились. Впрочем, было из-за чего всполошиться: на Лиаре во все времена действительно был лишь один темный эльф с белоснежными волосами. А они, хоть и смертные, не могли этого не знать.

— Владыка…

Наемников буквально перекосило, когда они сообразили, почему остроухие были столь осторожны в словах и поступках. Почему всю дорогу незаметно берегли своего лорда, улавливая малейшие его желания. Темный владыка… сильнейший эльф на Лиаре после хозяина Проклятого леса. Прямой наследник Изиара. Тирриниэль илле Л’аэртэ. Или Тиль, как непочтительно кличет его Белик. Но, кажется, царственному эльфу не претит подобная фамильярность? Похоже, он совсем не такое чудовище, как о нем рассказывали? Выходит, это ему они обязаны самим фактом существования братства? А теперь еще и жизнями.

— Ну вот, — окончательно расстроилась Белка. — Брегарис все-таки подгадил нам напоследок. Говорил я: давить его надо! Давить, как таракана! А ты глупостями занимался на своем троне!

Владыка Л’аэртэ кисло кивнул.

— Да, это так некстати. Видимо, огонь оказался слишком силен, а я был занят и недоглядел.

— Тиль, от тебя одни неприятности! Сперва пауки, потом хранители, теперь еще это… Лакр, хватит таращиться — это невежливо! Ивер, у тебя рот раскрыт! Торос, пихни своих братьев в бок, пока я не двинул сам! Пусть перестанут гнуть спины и сядут! Меня это нервирует!

— Садитесь, — вздохнул Тирриниэль, понимая, что теперь они без приказа даже рты не раскроют. Сам-то он давно уже не тот, что раньше, но слухи… слухи рисуют его настоящим зверем. И пусть в чем-то это похоже на правду, пусть когда-то он считал, что так и надо, но теперь подобное отношение раздражало. И особенно это стало заметно после лет, проведенных в опасной близости с одной маленькой, бесцеремонной и абсолютно не терпящей авторитетов Гончей. Она, к слову сказать, не только излечила его от болезни под названием «гордыня», но и научила ценить и понимать вещи, которых он когда-то не замечал. А затем еще и имя исковеркала, преобразив из величественного и длинного в простое и почти домашнее. Причем за это краткое «Тиль» он был ей особенно благодарен, потому что оно означало, что для нее, как для ее детей и любимых внуков, его статус не имел никакого значения: его любили таким, какой есть. Никогда не стеснялись показывать собственные чувства, а потому могли и когтистой лапой под коленки пихнуть, и за ухо ущипнуть, и звучно чмокнуть в щеку, как самого обычного отца и деда. И этим он, признаться, гордился больше, чем собранной за полтора тысячелетия коллекцией диковинок в своей безразмерной сокровищнице.

— Садитесь, — с досадой повторил эльф, видя, что люди не торопятся выполнять его просьбу. — Ланниэль, Картис, прекращайте этот фарс или я попрошу Бел избавить меня от созерцания ваших пятых точек.

Наемники ошеломленно моргнули, а Белка вдруг звонко расхохоталась:

— Браво, Тиль! Кажется, ты становишься наконец нормальным!

— Отстань, — смущенно шевельнул ушами владыка.

— А вы, долгоносики мои лупоглазые… Ну-ка сели, как приличные мальчики, или я возьмусь за вас сам!

Лакр первым очнулся от ступора и, вняв совершенно серьезной угрозе для любимого тыла, торопливо плюхнулся на траву.

— Один есть, — кивнула Гончая. — Молодец. Кто еще не хочет получить пинок под зад?

Терг тяжело вздохнул и тоже сдался, а за ним опустились на траву и остальные.

— Все, не буянь, Бел: мы сели.

— Да-да, мы все поняли, — мученически вздохнул Лакр, а потом обернулся к царственному эльфу. — Простите, мастер… Вы не против, если я буду и дальше вас так называть? Так вот, простите, что мы не сразу поняли, но это маленькое чудовище… Бел, не хихикай… вынуждает нас грубо нарушить этикет.

Тирриниэль улыбнулся:

— Если бы вы видели, что Бел творит в моих чертогах, то сообразили бы, отчего столько моих сородичей уже много веков спит и видит, как бы его удавить.

— Но-но! — возмутилась Белка. — Не такой уж я злобный. Просто, когда Беликом бегаю, люблю пошутить. Я не виноват, что у некоторых напрочь отсутствует чувство юмора.

— Не продолжай, — пробурчал Ивер. — Мы уже знаем твое чувство юмора.

— Не-э-эт, на самом деле вы его еще не знаете. А вот когда я вам в настоящем виде покажусь…

— Не надо, — улыбнулся Ланниэль. — Боюсь, им станет плохо.

— Мм… все возможно. Но думаю, что это скоро случится. И вот тогда мы похохочем. В смысле я похохочу, а вы будете киснуть и думать, почему же были такими дураками!

— Я дураком не был, — возразил молодой маг.

— И я, — немедленно встрял Картис. — И повелитель — тоже.

— Зато Линнувиэль был. И половина ваших сородичей заодно. Правда, недолго, но все-таки… Ух, какие у них тогда были рожи! Тиль, помнишь, как я в первый раз?..

Тирриниэль кашлянул:

— Еще бы. Скажи лучше другое: кордон мы прошли, от Брегариса избавились, пару тайн нашим смертным друзьям открыли, Стрегона с того света вытащили… Что дальше-то будет?

Гончая в ответ широко улыбнулась и, дурашливо поклонившись, махнула рукой:

— Добро пожаловать, гости дорогие! Идемте знакомиться с моим настоящим домом!

— А тот какой был? — удивился Лакр. — Разве не Проклятый лес — твой дом?

— Нет, рыжий, — странно улыбнулась Гончая. — Дома не бывает войны. Идем. Я покажу тебе разницу.

Это было похоже на сон, на красивую сказку, которая развернулась вокруг наемников, мгновенно раскрасив мир совершенно новыми красками. Придав ему совсем иные цвета, загадочно приглушив звуки, щедро одарив дивными ароматами и поразительным чувством внутреннего покоя. Это было что-то непонятное. Удивительное настолько, что даже перворожденные смотрели по сторонам с восхищением и с каким-то детским восторгом.

Повсюду, где проходила Белка, приветливо распускались цветы — самые обычные, разной величины, оттенков и причудливых очертаний. Здесь свободно росли белоснежные лилии, застенчиво колыхались на ветру эльфийские колокольчики, голубые ирисы, желтые флоксы… никаких ядовитых капелек под ними, никаких шипов на усыпанных цветами кустах. Ни одной заостренной кверху травинки, ни единой ползучей лианы. Палисандры, как и положено, стояли гордо и прямо. Многовековые сосны словно с картинок сошли — высокие, стройные. Дубы, грабы, буки… но особенно много встречалось ясеней — величественных, в полном расцвете сил, нетронутых чужим присутствием, белоснежных. Действительно белоснежных, как в священной роще Иллаэра, при виде которых эльфы едва слышно застонали и машинально потянулись навстречу. Эти ясени… к ним безумно хотелось прикоснуться. Прижаться лбом и крепко обнять, молча испрашивая благословения. Причем чувство это было настолько сильным, что даже Тирриниэль не удержался и, проходя мимо особенно старого дерева, с почтением наклонил белую голову.

Между деревьями они не раз замечали чьи-то стремительные тени. С ветки на ветку бесстрашно перелетали крупные птицы. Деловито суетились пчелы. В траве шныряли кузнечики, стрекотали сверчки. Побратимы ошеломленно вертели головами, нигде не чувствуя ни угрозы, ни смутного ощущения, что за ними наблюдают или готовятся напасть. Здесь не виднелись неохотно уползающие с дороги змеиные хвосты. Никто их не боялся и не шарахался. Не прятались хищники за каждым кустом, не оборачивались вслед птицы, не вилась ядовитая мошкара, и не сыпался на голову смертоносный мох. Татуировки упорно молчали — никакой опасности нет. Путников охватило странное чувство покоя… необъяснимое умиротворение, словно говорящее, что раз уж им позволили ступить на эту благословенную землю, значит, доверяют и считают, что они не нарушат царящей здесь гармонии. Не растопчут грязными сапогами. Не сломают и не изгадят.

Казалось, Проклятый лес буквально вывернулся наизнанку, выставив наружу хищно оскаленную пасть и смущенно укрыв за ней уязвимое, нежное, удивительно красивое нутро, которое мало кто из живущих видел своими глазами. Всю свою агрессию и неприязнь он оставил там, вдалеке, за кордоном. А здесь сохранил домашний уют, легкий ореол загадки, удивительный покой и поразительную, ничем не нарушаемую тишину, от которой становилось легче на душе.

Белка с затаенной гордостью покосилась на ошарашенные лица спутников.

— Что это, Бел? — пораженно прошептал Ланниэль.

— Мой дом. Нравится?

— Это… это бесподобно!

— Таррэн десять лет приводил тут все в порядок. Кости захоронил, завалы разобрал, ядами пользоваться запретил… что-то восстановил по памяти, как у себя в лесу, что-то придумал сам, что-то у Эла подсмотрел. Кстати, вода здесь обычная, чистая. Для вас совершенно безвредная. Можно плескаться и пить сколько угодно. И все, что тут растет, тоже съедобно, от дикого меда до желтых груш.

— Каких еще груш? — изумился Лакр.

— Самых лучших. Вкусных. И яблок тут полно, и ягод, и много чего еще. Живи — не хочу. Снаружи сюда никому не проникнуть, поэтому опасности нет. Можно траву жевать, можно фруктами баловаться, если угодно. Хотите — рыбу ловить или крабов… выбор большой. Тут неподалеку озеро есть — чистое, глубокое. Охотиться на зверье не запрещается, но хищников почти нет, так что это даже неинтересно: мы с ребятами всегда за кордон уходим, чтобы не портить удовольствие.

— А как же хмеры? — непонимающе обернулся Терг, сняв с плеча какую-то ворсинку. — Ты говорил, они тоже здесь!

— И они, — кивнула Белка. — Но немного в стороне. На самом деле место, куда мы вошли, это… ну, двойной кордон, что ли? Защита в защите, так сказать, в которой специально создали безопасный коридор для всяких… хм… гостей. Он тянется отсюда до самого Лабиринта, огибает его, а потом ведет к противоположной стороне и выводит к точно такому же кордону, что мы уже прошли. Насквозь, если вы меня понимаете. Да и вообще, эти места, если посмотреть сверху, больше похожи на круг, в центре которого стоит Лабиринт, от него в обе стороны тянется безопасный проход… хотя, конечно, когда надо, я в любом месте такой сотворю… ну, а на всем остальном пространстве… Лакр, закрой рот, я сейчас все скажу… Так вот, на всем остальном пространстве свободно бегают самые неприятные и опасные твари, которым в обычном лесу не нашлось места. В том числе и хмеры. А также дикие гиены, кабаны, питоны… надо же нашим кискам кого-то есть? На самом деле весь Проклятый лес — как шкатулка с секретом: открываешь крышку, заглядываешь внутрь, а там — еще один тайник. В нем — второй, а потом еще и третий. Лабиринт как раз такой тайник и есть. Остальная же земля такова, что вы ее дня за четыре пересечете… ну, если напрямик, конечно, и если рискнете бежать без остановок. И это — по законной территории хмер, которых там все еще осталось немало. Так что тем, кто надумает прийти к нам незваным гостем, можно только посочувствовать: от кордона они непременно попадут в запретную зону, а кошки без разрешения хозяина никого не пропустят.

— Жестко, — впечатлился Терг.

— Еще бы. Но по-другому нельзя, да и чужаков мы на каждой границе предупреждаем — шипами, колючками и всем остальным. А те, кто не понял или решил, что самый умный, могут пенять на себя.

Тирриниэль пораженно покачал головой.

— Ну, Бел… Честное слово, не ожидал, что это будет так… впечатляюще. Мое восхищение создателю и творцу. Никогда не предполагал, что с природой можно экспериментировать настолько смело.

Белка лишь вздохнула и, отодвинув с еле заметной тропки последние ветви, тонко улыбнулась.

— Кстати, мы почти пришли: вон там и есть наш Лабиринт. До вас его мало кто видел, еще меньше тех, кто рисковал туда спускаться. Это большая честь, между прочим, но мне кажется, что вы ее заслужили. Так что секретов на эту тему больше не осталось… хотя сюрпризы, я думаю, только начинаются.

Братья во все глаза уставились на открывшуюся впереди гигантскую поляну, окруженную двойным кольцом из величественных палисандров. Она была настолько большой, что наемники не сразу заметили у зеленой стены невысокий земляной вал, на котором загадочно поблескивали старательно уложенные и частично наползающие друг на друга, подобно змеиным чешуйкам, плиты из черного базальта. Этот непонятный вал, начинаясь крохотным блестящим камушком, постепенно расширялся, как самая настоящая змея. Плавно огибал поляну со всех сторон и заканчивался массивным холмом, в котором виднелся гостеприимно распахнутый вход, ограниченный двумя рядами белоснежных колонн. При этом напротив него гибкие ветви палисандра заметно выдавались вперед, сплетаясь в некое подобие живого дома, как в лесах перворожденных. Образовывали добротный, усыпанный цветами навес, где и отдохнуть было хорошо, и перекусить… вон даже очаг имеется… Но, что самое удивительное, в центре этого зеленого царства откуда-то взялся самый настоящий фонтан. А вдалеке возвышался целый лабиринт из мраморных колонн и разноуровневых тумб, где двумя суматошными вихрями гулял весенний ветер, разметав старые листья и взбудоражив воздух.

Тирриниэлю потребовалась целая минута, чтобы признать в базальтовых плитах символично изображенного дракона, обвивающегося вокруг самого дорогого его сокровища. Того самого родового дракона, которым гордились Л’аэртэ и который чутко стерег покой Лабиринта от непрошеных гостей. У него, как и положено, была голова с широко распахнутой пастью, служившей входом в расположенный под землей Лабиринт. Длинное гибкое тело, покрытое серебристыми искрами, будто чешуей. А еще было два крупных глаза из цельных изумрудов, которыми он внимательно следил за появлением чужаков и молча оценивал, способны ли они хранить его древнюю тайну.

— Атторе… — пораженно прошептал Тиль, почуяв мощь дремлющего Лабиринта. — Ире, иттаре, амо!

— Заходите, — усмехнулась Белка, выходя из тени. — Нечего стоять на пороге.

В тот же момент солнце ярко заиграло на ее волосах, отражаясь в нитях наброшенной над поляной, искусно сплетенной защитной сети. Откуда-то снизу раздался умиротворенный вздох, означающий, что ее почувствовали и тепло поприветствовали. Мгновением позже на колоннах раздался сдвоенный вскрик, в котором звучала неподдельная радость. Тугой ураган на тумбах внезапно распался на два отдельных смерча. Те, в свою очередь, с поразительной скоростью ринулись навстречу гостям. За долю секунды преодолели разделявшее их расстояние, а потом…

Братья невольно качнулись назад, когда перед ними, как из-под земли, выросла пара плечистых молодцов, похожих друг на друга, как две капли воды. Рослых, в небрежно накинутых безрукавках, под которыми красовались загорелые, словно выкованные из бронзы тела. С хищными узкими лицами, цепкими серыми глазами, густыми гривами золотистых волос. И неповторимой пластикой диких зверей, от которой становилось не по себе.

Незнакомцы материализовались, будто из воздуха, мгновенно оглядели новоприбывших, а потом небрежно кивнули:

— Привет, Бел. Ты чего так долго?

Лакр внутренне поежился, когда по нему мазнул бесстрастный взгляд одного из незнакомцев, после которого возникло стойкое ощущение, что его не только заметили и оценили, но и высмотрели татуировку под рукавом, безошибочно угадали цвет, ранг и все тайные умения. Странные типы носили за спиной парные клинки, как темные эльфы, но ковка была очень странной: такой даже Терг не знал. Вроде на эльфийскую похожа, однако не совсем. Да и подумать о том, что бессмертные поделились с этой парочкой своими секретами…

Ивер наткнулся на откровенно прицельный взгляд и со смятением осознал: опасные звери. Матерые. Битые. И слишком быстрые для обычных людей. И ведь точно люди — уши нормальные, морды тоже человеческие. Правда, глаза какие-то сухие и… мертвые, что ли? Но когда они посмотрели на Белика, эта жуть куда-то ушла вместе с исходящим от непонятной парочки ощущением угрозы.

— Крес, Тосс… — кивнула Белка. — Ребят не троньте — они со мной.

— Новенькие?

— Не знаю. Там посмотрим. Эльфы, кстати, тоже свои. Особенно вон тот, похожий на бледную поганку.

— Наше уважение, ллер Тирриниэль, — ровно поприветствовали владыку незнакомцы, мигом забыв про побратимов. — Бел не говорил, что вы появитесь.

— Мы по делу, — кивнул Тиль, вопросительно глянув на Гончую, но та на него не смотрела. Она зачем-то отошла в сторону, тепло улыбнулась, неожиданно преобразившись и разом став какой-то мягкой, а затем вытянула вперед руки, словно хотела обнять весь мир.

— Ну, вот я и дома, малыши…

У перворожденных изумленно взлетели брови, когда из зияющего входа в Лабиринт с радостным рыком выскочила еще одна тень — вытянутая, подозрительно напоминающая распластавшуюся в прыжке кошку. Точнее, не простую кошку, а нечто гораздо более опасное, покрытое естественной костяной броней, вооруженное устрашающим набором клыков и когтей. Ужасающе быстрое, ловкое, проворное. Правда, хмера была еще маленькой. Ее костяной гребень только-только отвердел и стал топорщиться острыми иголками, плотно подогнанные пластины на спине еще не умели менять цвет на любой, какой ей вздумается, а гибкий хвост с шипом на конце казался непропорционально длинным… Он еще долго будет таким — до тех пор, пока маленькая самочка не достигнет своих истинных размеров. Однако раскосые глаза уже сейчас смотрели поразительно разумно, будто это не дикий зверь примчался на зов хозяйки, а еще один полноправный член семьи.

У братьев что-то противно сжалось в груди, когда этот монстр скакнул через всю поляну и с урчанием кинулся встречать гостей. Гончая, в свою очередь, бесстрашно поскребла жесткие пластины на загривке, что-то тихонько промурлыкав маленькой кошке. Но еще больше они изумились, когда из-за деревьев с неменьшей скоростью вылетела вторая фигурка и, едва не обогнав хмеру, со счастливым воплем повисла у Белика на шее.

Мальчишка… совсем еще мальчишка… лет десять или двенадцать, не больше. Ладный, загорелый и крепкий, как каждый тренированный и старательно воспитываемый боец. Босой, в одних полотняных штанах, небрежно закатанных до колен. С пышной копной черных волос, растрепавшихся от быстрого бега, с изящными тонкими пальцами и удивительно звонким голосом, похожим на журчание весеннего ручейка. За спиной у мальчика виднелись парные клинки гномьей работы.

Он с разбегу прильнул к груди Бел и жадно вцепился в куртку.

— Аилле! Наконец-то ты дома!

Белка крепко обняла пацана, с улыбкой слушая, как взволнованно колотится его маленькое сердечко. Пригладила растрепанные волосы, тихонько коснулась губами черной макушки, а потом отстранилась и строго спросила:

— Тор, Хиш, что вы тут без меня успели натворить?

Хмера смущенно кашлянула.

— Ты почему так долго? — Мальчик поднял на нее счастливые глаза, и вот тогда по поляне пронесся полный искреннего изумления вздох: мальчишка не был человеком!

Это было ясно по форме и длине заостренных ушек, по безупречному овалу лица, где уже сейчас просматривалось потрясающее сходство с пошатнувшимся владыкой Л’аэртэ, и по большим раскосым глазам, которыми он неотрывно смотрел на вернувшуюся Гончую, потому что там, на фоне знакомой изумрудной зелени, свойственной каждому перворожденному, отчетливо тлели алые отблески истинного «Огня жизни».

Тирриниэль охнул, чувствуя, как земля уходит из-под ног, и в поисках спасения схватился за плечо Ланниэля. Но молодой маг был в точно таком же ступоре, как и остальные, и смотрел на маленького эльфа, силясь уложить в голове какой-то простенький факт, но не мог — это было слишком невероятно.

— Боже мой… Бел!

— Вот видишь, Тиль, — тихо сказала Белка, повернувшись к эльфам. — Познакомься, это Тор, вернее, Торриэль илле Л’аэртэ. Младший сын хозяина Проклятого леса и твой внук, который ждал этой встречи почти одиннадцать лет. Уже владеющий «Огнем жизни» и начинающий постигать силу Лабиринта… Он единственное, что осталось у меня от Таррэна, и единственное, ради чего я еще живу. Тор, поздоровайся с дедушкой.

Мальчик повернулся к владыке и немедленно просиял.

— Привет, деда. Мне про тебя Лабиринт рассказывал!

У Тирриниэля посерело лицо, а сердце неожиданно дало сбой. Он судорожно вздохнул, припомнив выражение лица Белки, когда стало известно об исчезновении Таррэна, проступивший на нем неподдельный ужас и отчаяние при виде потускневшего родового перстня…

Вот теперь он понимал, почему она так долго не хотела их видеть. Понимал, почему упорно избегала общения даже со старшими детьми. Почему исчезла из Золотого леса, пряча бессильные слезы, и появилась лишь через несколько лет, ненадолго, только чтобы услышать от виновато вздохнувшего Тира, что с порталом возникли проблемы.

Таррэн просто не успел узнать о ее положении. Она сама узнала слишком поздно. И никак не думала, что не сможет порадовать мужа. А потом он исчез и до сих пор не подал ни знака, ни весточки, ни зова… Не было никаких доказательств, что он все еще жив. И вина за это полностью лежала на них — на трех дураках, решивших поторопить события и не прислушавшихся к ее просьбе. Позабывших о том, что она не ошибается, и о том, как она буквально молила их быть осторожнее. Молила не зря…

Владыка зажмурился и тихо застонал, проклиная тот день, когда отпустил сына в полную неизвестность. Затем вздрогнул снова, закрыл лицо руками и бессильно опустился на землю. Не видя ничего. Не замечая удивленных взглядов братьев. Не смея даже поверить в то, что оказался так слеп. Не понял ее. Не услышал. Не помог, когда она так в нем нуждалась. И не пришел сюда на десять лет раньше, чтобы, как сейчас, виновато сгорбиться и хриплым голосом прошептать:

— Прости меня, Бел…

Она только вздохнула. А маленький эльф оглядел ошарашенные лица вокруг и, уверенно положив ладошку на загривок хмеры, удивленно спросил:

— Мама, почему они на тебя так странно смотрят?

Примечания

1

Изменение — древний обряд, способный подарить смертному качества эльфов, в том числе бессмертие и устойчивость к магии. Несколько сотен лет назад эльфы пытались возродить этот обряд, но не достигли успеха — почти никто из испытуемых не выжил. Единственной уцелевшей оказалась Белка, но ценой ее существования стали сотни загубленных жизней тех, кого пытались изменить до нее.

(обратно)

2

Сэилле — уважительное обращение к эльфу. В отличие от обращения «ллер», которым приветствуют титулованных особ и магов, имеет нейтральный оттенок.

(обратно)

3

Юрки — мелкие хищники, обитающие на деревьях.

(обратно)

4

Агинцы — наемники с севера, известные своей любовью к золоту.

(обратно)

5

Так караются предатели-эльфы.

(обратно)

6

Пересмешник — разновидность нежити, в народе обычно называемой кровососами.

(обратно)

7

Локквил — наследник.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg