«Патриарх. Огненная чаша (ЛП)»

Патриарх. Огненная чаша (ЛП) (fb2) - Патриарх. Огненная чаша (ЛП) (пер. Долина Теней) (Забытые Королевства: Антологии) 314K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эд Гринвуд

Эд Гринвуд ЗАЛЫ ШТОРМОВОГО ПРЕДЕЛА

ПАТРИАРХ Огненная чаша

— Еще какие-то дела? — спокойно спросил глава дома Ускеврен через край поднятого бокала.

Свет от лампы мерцал на последних подслащенных льдинках и винах, поданных с ними. Небольшое подергивание его стиснутой челюсти позади бокала было единственным намеком на отвращение, которое Тамалон Ускеврен чувствовал, обедая в собственном банкетном зале с его двумя самыми ненавистными конкурентами — и кредиторами.

— О, да, Ускеврен, — сказал человек с волосами, поблескивающими сединой, и изумрудными глазами, блестевшими коварством, в праздной манере, которая никого не одурачит, — есть еще одна вещь. — Улыбка Прескера Талендара была шелковистой. — Я привел кое-кого, кто очень хочет с тобой встретиться.

Один из четырех до настоящего времени молчавших мужчин, которые сидели между Тамалоном и Саклатом Соаргилом — толстый, презрительно улыбающийся сын человека, который пытался убить Тамалона шесть раз и нанял кого-то еще, чтобы обеспечить жестокий, холодный конец дням Тамалона по крайней мере еще дюжину раз — наклонился вперед. Что-то, что могло быть призраком улыбки, украсило его лицо. Это был незнакомец в зеленом камзоле, с позолоченными изображениями прыгающих львов, которые напоминали давно пропавшего старшего брата Тамалона Перивела… давно, когда он был молод и энергичен. Перивел нашел время вернуться тогда назад, затем тайно произвести на свет сына?

Тамалон знал в лицо трех остальных мужчин, молчаливо обедающих за его столом. Первым был Айристар Вельвонт, хладнокровный профессиональный маг-наемник, чье присутствие здесь этой ночью, должно быть, стоило Талендару несколько тысяч пятизвездников, по крайней мере. Он был кнутом, препятствующим приподнятому нраву перерасти во что-то большее… или притуплять множественные угрозы, которыми хозяин мог бы заливать гостей в собственном доме.

Человеком возле Вельвонта был Энсайбл Лоакрин, законодатель Селгонта. Лоакрин был идеальным свидетелем и владельцем такого же тщательно невыразительного лица, как и у Тамалона.

Третьим человеком, намного ниже ростом и толще остальных собравшихся за столом, был священник, чьи одежды описывали его как служителя Латандера, бога созидания и возрождения. Имя священника ускользнуло от Тамалона, но несколько больших блюд жареного гуся с орехами не смогли ускользнуть от Повелителя Огня Латандера — и три графина хорошего вина к настоящему моменту также не смогли избежать встречи с ним.

Они были свидетелями, эти трое, присутствующие здесь, чтобы наблюдать за любой хитростью, которую мужчина в зеленом и Талендар могли замыслить, и следить, чтобы мечи оставались в ножнах.

Тамалон наклонил брови так, чтобы его лицо выражало вежливый интерес, что было крайне далеко от его настоящих мыслей.

— И встретив меня?… — спокойно напомнил он.

— …я разочарован сдержанным и формальным характером моего приема, — ровным голосом перебил его человек в зеленом. — В конце концов, я твой брат, Тамалон.

Он сделал паузу, чтобы дать Тамалону время открыть рот от изумления и задать громкий и нетерпеливый вопрос, но глава дома Ускеврен бросил на него успокаивающий взгляд, приподняв бровь буквально на полдюйма.

Прежде чем молчание затянулось слишком надолго, мужчина в зеленом поднялся и сказал звучным голосом, который не мог не достигнуть слуг, неподвижно стоящих вдоль стен, даже служанку, деловито вытирающую пыль в самом дальнем углу зала.

— Пусть все здесь знают правду о моем наследстве. Я — Перивел Ускеврен, законный наследник моего родителя Алдимара, и глава дома Ускеврен. Этот дом связан так, как я связываю его, его монеты текут как я повелеваю, и как я говорю, да будет стоять Ускеврен.

Слова были старой формулировкой, созвучной закону Сембии. Глава дома полностью контролировал его инвестиции и деловые сделки. Если это и правда был Перивел, то у Штормового Предела — прекрасного городского поместья Ускеврена — появлялся новый хозяин. Тамалон мгновенно потерял бы всю власть над богатством, которое он так кропотливо восстанавливал, и впредь здесь правил бы этот незнакомец.

Было, однако, небольшое осложнение. Перивел Ускеврен был мертв больше сорока лет.

Последнее воспоминание Тамалона о его брате хаотично возникло в его голове, яркое и ужасное как всегда. Штормовой Предел был в огне, и там был Перивел, кричащий вызов красном, бьющемся сердце ада из падающих балок и ревущего, мчащегося огня, его меч сверкал, когда он рубил и колол троих — троих! — Талендаров.

Лошадь под Тамалоном в ужасе становилась на дыбы, ее обожженная грива и бока ужасно воняли. Она ринулась с криком вперед, в более темные и прохладные улицы, унося неистовствующего Тамалона от треска огня и криков умирающих.

От дома остался всего лишь почерневший каркас, когда он увидел его снова. Его пепел хранил кости многих, но не отдавал ни единого живого человека, ни трупа, которого можно было бы назвать по имени. Священники допросили несколько обгоревших черепов при помощи жутких заклинаний, затем направились в утомленном удовлетворении, чтобы назвать Тамалона Ускеврена наследником дома и представить ему счет за их священные труды. Они, по крайней мере, были уверенны, что Перивел умер в огне. Конечно, с уходящими годами их боги забрали каждого из них, и никого не осталось, чтобы повторить их показания теперь, кроме Тамалона.

Так это было; так это было всегда: Тамалон Ускеврен стоит один против врагов его семьи.

Опять один. Он все больше уставал от этого. Возможно, пришло время отложить вежливость в сторону и выйти как лев. Если бы он мог быть уверен, что одолеет всех змей, которые с шипением ползали в темноте вокруг дома Ускевренов.

И в этом была проблема. Боги никогда не облегчали сембийцам жизнь, позволяя быть уверенными в чем-либо.

— Я полагаю, брат, — сказал Перивел плавно, — ты задаешься вопросом, почему я сегодня ночью здесь, в компании людей, чьи семьи имели в прошлом разногласия с нашей семьей?

Он ждал, что Тамалон взорвется в протесте, но глава дома Ускеврен лишь бесшумно, почти лениво махнул рукой, предлагая ему продолжить.

Глаза претендента вспыхнули — не обманулся ли он, увидев в глазах Тамалона капитуляцию? — и широким движение руки он вынул запечатанный документ из нагрудного кармана своего камзола. Перивел протянул пергамент к свету лампы, чтобы все могли увидеть, что печать цела. Он взглянул на Прескера Талендара, получил торжественный кивок согласия, и медленно сломал печать.

Айристар Вельвонт двинулся со скоростью жалящей змеи, его длинные рукава взмыли ввысь, когда он выбросил пухлую руку с длинными пальцами, и положил ее на руку фальшивого Перивела.

Когда претендент покорно остановился, волшебник пробормотал что-то и протянул другую руку за документом. Эта рука оставляла слабое голубое сияние на своем пути, которое прилипло и вилось вокруг пергамента. Все мужчины за столом заметили это. Это была распространенная защита, чтобы пергамент не был порван, сожжен или затронут другой магией.

Затем Вельвонт дал свой экстравагантный разрешающий жест, и претендент торжествующе сунул документ Тамалону под нос.

Тамалон спокойно прочитал его, не прикасаясь. Было похоже, что Перивел Ускеврен задолжал дому Талендара много денег, и назвал залог на случай если деньги — 75 тысяч золотых пятизвездников, не меньше — не будут выплачены.

Залогом был сам Штормовой Предел — дом, который Тамалон отстроил заново, до последнего оконного стекла и ровно вырезанной арки. Глава дома Ускеврен не смотрел на огромные покрытые мрамором колонны, которые возвышались вокруг него. Он не бросил взгляд на изящные лампы из переливающегося дутого стекла, которые висели над столом, чья стоимость превышала даже стоимость декоративно вырезанных колонн… но его вопрос казалось больше был обращен к ним, чем к кому-либо из сидящих за длинным, уставленном графинами столом, когда он пристально посмотрел через похожий на пещеру зал и мягко спросил:

— Как же это, что Ускеврены стали должны Талендарам, и почему никто в этом доме не знал об этом?

— Я только недавно возвратился в Селгонт, — сказал претендент с воодушевлением, — после долгих лет сначала как пленник, потом как преданный слуга Талендаров, как их собственность в отдаленной земле Амн. Я… я задолжал Прескеру Талендару стоимость корабля, на который Талендары назначили меня капитаном, разбившегося на скалах около Вестгейта.

Умно. Тамалон позаботился, чтобы темная ярость, поднимающаяся внутри него, не отразилась у него на лице. Падение Ускервенов в день когда его отец, Алдимар, торговал с пиратами — преступление, которое тогда, как и теперь, судилось согласно сембийским законам как и само пиратство. Любая выплата, которую Тамалон мог сделать этому человеку, называвшему себя его братом, могла быть объявлена Талендарами как плата пирату, доказывая что Ускеврены вновь взялись за старые делишки. Фальшивый претендент или нет, Ускеврен будет уничтожен. В этом отношении претендент, Перивел он или нет, мог и сам быть пиратом.

Людей, обвиненных в пиратстве в Селгонте, всегда избегали жители города, не желавшие разделить их судьбу: месяц тяжелой и отвратительной работы (обычно заделывание пробоин на дне кораблей или же добыча и доставка камней для восстановления городской стены), ампутация одной из рук преступника. Виновные приговаривались судебными чиновниками к перелому других конечностей, а раны оставлялись не заживленными, ибо поговорка гласила: «Да будет боль их учителем».

При его возрасте за шестьдесят лет, Тамалон бы усердно проработал месяц, тогда как этот притворщик отрекся бы от него и разграбил семейные кладовые, так как ни одна семья не стала бы торговать с ним из страха самим быть объявленным пиратами. Ускеврен падет, а Талендары завладеют всем и как пить дать нанесут особый визит высеченному и стонущему Тамалону Ускеврену, дабы поиздеваться и помучить его новостями о том, что они сотворили с его собственностью.

И закончил бы он свои дни искалеченным и больным, замученный слугами Талендара и наемниками, посланными на охоту, и издевались бы над ним на улицах, ради развлекательного чтения отчетов во время банкета. Он слышал их прежде с упоминанием дома Фелтелента, ломавшего пальцы один за другим одному слепому старику несколько месяцев подряд просто ради потехи.

В Сембии было слишком легко уничтожить человека.

Едва ли более трудным было уничтожение всей семьи, независимо от ее богатства, чести и родословной.

Его отец умер, сражаясь с такой судьбой. Тамалон мог сделать не меньше, чего бы это ему не стоило и сколько бы боли не принесли эти игры и борьба. Тамалон был должен Штормовому Пределу, его детям, их жизням, их ярким обещанием, как иначе.

Он лениво поднял взгляд, сумев придать лицу бесстрастное выражение. Семьдесят тысяч золотых пятизведников были суммой, не находящейся в его распоряжении. Не была подобная сумма и сокровищем, которое Тамалон позволил бы Талендару урвать из казны Ускеврена, даже и владей он такими деньгами. Но лишись он своего дорогого сердцу дома — и умнейшие и лучшие из селгонтцев станут сторониться его и его людей как бедняков, у которых каждая монета на счету… И вновь Ускеврен окажется разорен.

Крах и разруха повсюду, и зловещие улыбки с другого конца стола на лицах мужчин, ждущих его падения в ловушку, которую они ему уготовили.

Талендары были старейшей и самой гордой семьей во всем Селгонте. Никто не смел отказывать им или же отказывать им в визите. Как противники и давние конкуренты они были жестоки и с лихвой оправдывали свой знак — ворон с окровавленным клювом. По всему континенту Фаэрун были разбросаны их агенты. Только дурак пренебрежительно обходился с Талендарами из Селгонта.

— Я надеюсь, что ты, брат мой, избежишь любых неприятностей, — сказал фальшивый Перивел в тишину. — В конце концов, именно тебя зовут Старой Совой… и весь Селгонт знает, что Тамалон Ускеврен человек слова — человек, который всегда сдержит свое обещание.

Смех почти сорвался с губ Тамалона. Столько раз это было уже сказано и повторено жителями Селгонта, что стало неким девизом, который он сказал много лет назад. Он знал, что однажды эти слова вернуться к нему и сыграют злую шутку.

Человек, всегда держащий свои обещания, поводил взглядом по столу, позволив губам искривиться в усмешке, чем сдержал так и порывающееся сорваться с них рычание. Пусть поломают головы, что же за веселый секрет он хранит. Так как за столом сидят Талендар и Соаргил, они поймут, что это был не более чем блеф.

Они, в конце концов, пришли подготовленными. Невидимые защитные поля окружали их всех, чтобы в случае необходимости защитить от любого оружия, которое мог бросить в них Ускеврен, и голод пылал в их глазах. Они были готовы и жаждали крови Ускеврена. Вот и хорошо…

Тамалон снова взглянул на долговую расписку, и подождал, пока они сделают еще один напряженный вдох, прежде чем поднял зеленые, пылающие глаза от пергамента, чтобы взглянуть на человека, называющего себя его братом.

— Я никогда не видел вас или этот документ прежде, — спокойно сказал он претенденту, — и эта подпись не похожа ни на одну из тех, что я видел в наших хранилищах. Докажите мне что вы Перивел Ускеврен.

Это последнее, резкое предложение было брошено в напряженную и выжидающую тишину, как бросают перчатку, вызывая на поединок. Мужчины вокруг стола, кажется, слегка подались вперед в волнении. Глаза Прескера Талендара и Саклата Соаргила заблестели в предвкушении удовольствия.

Тамалон не смотрел на них. Он глядел ясным и твердым взглядом в незнакомые глаза человека, называвшего себя Перивелом Ускевреном. Не отводя взгляда, он протянул пергамент, но не претенденту, а нанятому волшебнику.

Вельвонт принял документ с улыбкой, больше напоминающей усмешку. Несмотря на то, что все внимание в этот момент было обращено на него, он даже не попытался скрыть ее.

Легкая усмешка, изогнувшая уголки губ Перивела, не дрогнула, когда он снова посмотрел на Тамалона. Он слегка пожал дюжими плечами и сказал мягко:

— Принесите мне чашу.

Ухмылка, появившаяся в глазах Перивела и выражавшая настоящий триумф, сказала Тамалону две вещи: то, что это не мог быть его брат, чью злорадную улыбку Тамалон помнил очень хорошо, и то, что этот самозванец, кем бы он ни был, считал что он может доказать что является Перивелом Ускевреном. Старший брат Тамалона, глава дома Ускеврен, с исключительным правом покупать, продавать и расплачиваться своим имуществом, был похоронен в пепле сорок с лишним лет назад.

Тамалон твердой рукой поставил стакан и позвонил в колокольчик, вызывая дворецкого.

— Кейл, — спокойно приказал патриарх, — принесите сюда чашу.

Когда дворецкий наклонил свою лысую голову и молча повернулся, чтобы выполнить приказ, триумф в глазах Перивела загорелся еще сильнее. Пальцы Тамалона нащупали хорошо знакомую рукоятку ножа, пристегнутого к предплечью, внутри рукава. Он по давней привычке погладил твердую, всегда ободряющую гладкую поверхность рукоятки. Битва началась.

То, что называвший себя Перивелом Ускевреном человек знал о чаше, ничего не доказывало. Половина старых домов Селгонта слышала о существовании Глотка Ускеврена. Давным-давно она была зачарована магом Фалдинора Ускеврена, Хелемголарном Семь Молний, чтобы не давать гулякам красть его мед. Позднее чары чаши были изменены так, что только человек из рода Ускеврен мог дотронуться до нее голой рукой и не быть немедленно сожжен.

В огне Тамалон и увидел в первый раз эту большую чашу из простого металла — точнее, сопротивляющуюся рычащему огню. Она плавала одна, темная и жуткая, среди гудящего огня, пожирающего Штормовой Предел. Тамалон уставился на нее в изумлении, прежде чем его двоюродный дед Роэль стремительно вырвался из дыма, чтобы унести его от огня и смерти и разрушенных мечтаний.

Чаша была одной из немногих вещей, спасенной из пепла. Она был найдена спокойно стоящей на вершине обугленной насыпи, которая прежде была комнатами слуг — и самими слугами — прежде чем они беспомощно провалились в огненный ад кладовых, находящихся ниже.

Штормовой Предел пал тогда. Он не должен пасть снова.

Так или иначе, солнечный свет, льющийся в окна восстановленной высокой галереи, никогда не казался столь же золотым как свет, который светил в окна первоначальной галереи. Тогда свет падал на карты и документы, и переписанные собственноручно Тамалоном бумаги, когда старый Нелембер преподавал тихому, наказанному сыну Ускеврена историю его семьи.

Историю семьи, которая началась где-то в другом месте — его старый наставник никогда не рассказывал где именно — но перебралась на кораблях в Селгонт, чтобы возвыситься и разбогатеть при Фалдиноре Ускеврене.

«Слишком смелые чтобы прятаться», означало семейное имя на каком то забытом языке. Определенно Фалдинор был по всем признакам человеком резким и сильным, ввязывавшимся в одну драку за другой и никогда не отступавшим. Он был так же хорош, как и его слово, в чем многие с восхищением убедились — некоторые за свой счет. Фалдинор Медведь использовал деньги, поступающие от флота купеческих кораблей, курсирующего по Морю Павших Звезд, чтобы организовывать вооруженные экспедиции к вершинам вокруг Высокой Долины, чтобы копать шахты под самыми челюстями и когтями зверей, которые сделали Штормовые Клыки — все еще опасные сегодня — такими рискованными в ту пору. Эти шахты обеспечили достаточно золота и серебра, чтобы сделать Ускевренов владельцами большей части Селгонта, и позволили Фалдинору построить себе настоящий дворец. Как человек прямолинейный, он назвал его согласно его виду: Черные Башни.

Тамалон родился в этом растянутом, незащищенном особняке среди садов, и наблюдал как Селгонт поглощал его земли поле за полем, рощу за рощей, дачу за дачей, наполняя семейную казну, но иссушая при этом частичку его сердца с каждой новой вырубкой и зданием. Почему его дикость началась, безумие мятежной юности, из которой он вышел, потрясенный и собранный, всего лишь за несколько месяцев до того, как огонь заявил свои права на великолепный новый дом Ускевренов?

Чопорный, осторожный старый Нелембер вошел в хаос сердца и мыслей Тамалона, и заложил основы гордости, с тщательностью каменотеса.

Гордости в семье не без недостатков. Старший сын Фалдинора, Тобеллон, был высок и удивительно красив. По словам Нелембера, «он был больше похож на короля чем сами короли когда-либо». Также он был охотником, бабником и кутилой, промотавшим огромное состояние из семейных сокровищ на охоту на дракона, спорт, в котором цветок рода Ускеврен потерпел (к счастью для него) абсолютную неудачу.

Он охотился на гораздо более кроткую добычу с гораздо большим успехом, оставляя за собой след из разъяренных отцов и шокированных матерей, по всей южной Сембии. Может быть, эта ошибка и ускорила его гибель.

Некто, никогда потом не найденный, нанес удар Тобеллону ночью в лесу во время охоты на оленей, и его молодой сын Алдимар стал главой дома Ускеврен.

Алдимар был неодобрительным, с чопорными губами отцом Тамалона. Его глаза были твердыми и упорными, как два острия меча, и он никогда не разговаривал со своими своенравными сыновьями кроме как тоном холодного, резкого презрения.

Нелембер видел как напряжено лицо Тамалона, когда они говорили о его отце, и пока он нес чашу из его запертого кабинета в конец комнаты.

— Подумай об отце и прикоснись к чаше, — приказал старик.

Его никогда прежде не подпускали к семейной реликвии, которую слуги называли «Огненная Чаша». Больше из любопытства, чем по каким-либо еще причинам, Тамалон прикоснулся к ней.

— Дядя, — пробормотал молодой человек, моргая, — ты вообще можешь считать деньги?

Похожий на огромного медведя человек рыгнул, неопределенно махнул волосатой рукой с грубыми пальцами и прогремел в ответ:

— Пригоршнями… а что?

— Дядя Роэль, — в раздражении сказал Алдимар, — этот сундук был полон десять дней назад! До краев был наполнен деньгами на домашнее хозяйство и плату слугам за год. Где эти деньги теперь?

Роэль снова оглушительно рыгнул.

— Ушли, — грустно признал он.

— Ушли куда?

Медведеподобный мужчина поднял бокал, который никогда не был далеко от его руки, показал внутрь его, затем повернул его в сторону Алдимара. Ничего не вытекло. Бокал был пуст.

Тамалон снова оказался в высокой галерее, молодой и покрытый холодным потом, смотрящий на чашу на столе перед ним, вместо пустой глубины бокала в нетвердой руке Роэля.

Нелембер молча протянул ему кружку с чем-то теплым — бульоном из фазана — и сказал сухо:

— У богатых отцов всегда такой легкий выбор, не так ли?

Тамалон пристально посмотрел на своего учителя, затем снова взглянул на чашу. После долгого молчания он пробормотал:

— Просто скажи мне; я услышу и пойму. Я не прикоснусь к ней снова.

Старый наставник неприятно улыбнулся и сказал:

— Думай об этом как о правде, ждущей у твоего локтя, когда бы ты не усомнился.

Тамалон слушал и учился. Алдимар был тихим, прилежным юношей, позволившим своим буйным дядям Роэлю и Тивамону вести дела Ускевренов — пока Тивамон не был убит в пьяной драке в таверне с полудюжиной пьяных собутыльников, все из разных семей, и ни одного из «благородных». На следующий день, после того как урна была запечатана в склепе, до той поры тихий Алдимар твердо отодвинул своего дядю Роэля в сторону и принял контроль над семейными делами.

Алдимар к тому моменту был человеком молодым и неопытным, но при этом достаточно образованным и практичным для того, чтобы вести дела семьи. Единственное, чего он боялся, была месть Роэля, но старый медведь лишь порычал пару-тройку раз и затем счастливо занялся тем, что стал тратить все свое свободное ото сна время (что было половиной, или около того) на распутство, попойки и пьяные падения из седла во время скачек от одного охотничьего домика Ускевренов к другому.

Через некоторое время Алдимар женился на Балантре Тоэмалар, потрясающе красивой, тихой девушке из семьи Саэрлунан, богатой и знатной, но беднеющей. У них родилось два сына, Перивел и Тамалон, прежде чем она умерла при третьих родах вместе с новорожденной дочерью. Тамалону запомнилось ее тихое пение, темные как две звезды глаза и длинные непокорно вьющиеся волосы.

Старший сын, Перивел, был любимцем отца. Он был красивым, сильным юношей, такой же умелый наездник каким был его двоюродный дед Роэль, но с умом острым как у Алдимара. В тени своего брата Тамалон стал тихим, прилежным наблюдателем… и после обучения у Нелембера семейным счетоводом. Перед пустыми сундуками Тамалон испытывал ужас.

При Алдимаре род Ускевренов воспарил к новым вершинам процветания, превзойдя даже свое прежнее величие. Алдимар женился во второй раз, и постепенно стал более суровым и вспыльчивым, несмотря на то, что его влияние сделало его некоронованным правителем Селгонта. Перивел всерьез рассматривал возможность завоевания Долины Битвы. Этому спорному королевству к северо-востоку от Сембии надлежало стать провинцией Перивела, и, как он надеялся, «хлебной корзиной королевства», а так же неиссякаемым источником его богатства.

Затем все это рухнуло. Умирающий пират открыл темный секрет Алдимара. Кроме законных сделок с землей, ссуд владельцам лавок и караванщикам, богатство Ускевренов было основано на пиратстве. Через Алдимара и семейный флот, Ускеврены снаряжали корабли для пиратов, укрывали их награбленные богатства, и взамен обогащались за счет контрабанды и пиратского золота.

Словно стая волков, обступающая упавшего оленя, конкурирующие семьи накинулись на Ускевренов. Старые враги по торговле, такие как Соаргилы и Талендары, новые алчные претенденты на золото, вроде семей Баэродримеров и Изивисков наняли волшебников, чтобы открыть правду. Когда Алдимар проигнорировал их визиты и не появился перед следователями, которым они пожаловались, его враги встретились чтобы обсудить план войны, выработать соглашение, и тотчас напали на Штормовой Предел, стремясь захватить — или убить — Алдимара.

Конечно, будучи Ускевреном, он принял их вызов.

Со вспышкой и ревом, расколовшими ночь, стража ворот и их помещение кувыркаясь взлетели в небо среди переливающегося голубого пламени.

— Что всеми светлыми богами?… — закричал Перивел, вскакивая от своей игры в шахматы так резко, что фигуры разбросались по доске, а старый Нелембер еле успел уклониться от необдуманного взмаха вложенного в ножны меча наследника.

— Если я не ошибаюсь, — тихо ответил отец Перивела, стоя у окна, словно темная статуя, — это наши друзья из дома Соаргилов и дома Талендаров, пришли навестить меня, и настроены показать, что забыли, как открывать ворота.

— Ну, разорители! — Перивел едва мог говорить от ярости. Сембия еще не слышала таких оскорблений как те, которыми он сыпал в этот момент.

— Отец, — спросил Тамалон решительно, отшвырнув в сторону книгу, — что нам делать?

Алдимар Ускеврен пожал плечами таким усталым жестом, что сыновья в изумлении посмотрели на него.

— Что еще? — ответил он. — Сражаться, и продать наши жизни подороже. Если двое из нас падут, позаботьтесь, чтобы третий выжил и остался на свободе, чтобы сохранить имя Ускевренов до тех дней, когда мы сможем отомстить. У меня больше нет ни сил, ни желания убегать и скрываться. Пусть для меня все кончится здесь.

Он вынул жезл из одного рукава и длинный нож из другого и шагнул вперед, не увидев ошеломленных взглядов, которыми обменялись сыновья за его спиной.

Минуту назад братья бездельничали в ожидании, когда отец посвятит их в детали своих последних планов. Они ждали, что он скажет, какие потрясающе огромные взятки ему придется заплатить, чтобы избежать тюрьмы в связи с этим пиратским скандалом. Теперь же, казалось, они стоят на зубчатых стенах своей обреченной крепости, глядя на могилу, ожидающую их отца… и возможно их самих.

Крики и удары слабо доносились с лестницы снизу, затем звуки неистово бегущих ног ударили по их ушам, и стража дома была сметена. Эти звуки, казалось, о чем-то напомнили Алдимару.

— Нелембер, — отрывисто скомандовал глава дома Ускеврен, не останавливаясь и не поворачивая головы, — доставь леди Илрилтеску и ее служанок в безопасное место как можно быстрее. В Дуб Сторла к утру, если возможно, но вывези их из города немедленно, что бы ни случилось после. Слышишь?

Старый наставник, бледный как воск стоящих рядом свечей, вынужден был сглотнуть дважды, прежде чем смог выдавить из себя:

— Да, господин. Дуб Сторла.

Следующие слова Алдимара потонули в грохоте расколовшегося потолка в зале впереди, обваливающегося среди визга служанок из кладовой внизу. Огонь охватил лестницы, разбрасывая искры и угрожая трем Ускевренам.

Повелитель Штормового Предела отпрыгнул назад и бросил два быстрых, ястребиных взгляда через плечо. От того, что он увидел, его глаза вспыхнули, и он прохрипел:

— Отойдите от меня, оба! Какое светлое будущее будет для дома Ускеврен, если одна балка накроет нас всех, а?

Перивел недоверчиво тряхнул головой, когда сыновья Алдимара снова обменялись взглядами и послушно разошлись в стороны. Тамалон в изумлении наблюдал, как ужас с невероятной быстротой заполняет его мир.

Внизу показались головы в шлемах, покачивающиеся среди облаков пыли, целеустремленно поднимающиеся вверх по широкой лестнице.

— Алдимар Ускеврен! — прокричал мужчина. — Негодяй и пират! Сдавайся!

Алдимар повелительным жестом взмахнул рукой, приказывая сыновьям молчать, и встал на лестнице, сунув нож обратно в ножны и доставая второй жезл из рукава.

Это было оружие, которое его сыновья прежде никогда не видели, и не знали, что отец умеет владеть им.

Копье черного магического огня прыгнуло вверх по лестнице. Там, где оно с треском ударило, голова Нелембера исчезла с его плеч. Пока тело в спазмах дергалось и покачивалось, снизу лестницы раздался еще один крик. Этот голос знали все три Ускеврена.

— Алдимар! — проревел Рилдинел Соаргил, голосом глубоким как фырканье быка, на которого он был похож, — ты покойник! Слишком труслив чтобы сдаться или выйти и драться! Я клянусь, мы разнесем этот дом, пока не найдем тебя или твоих останков под обломками. Где ты прячешься, во имя всех забытых Вокеном денег?

— Я здесь, Рилдинел, — отозвался Алдимар притворным голосом молодой девушки, дразнящей того, кто ее ищет. — Здесь.

Когда его старый друг Нелембер упал позади него, оба жезла в руках Алдимара ожили, наполняя лестницу пеленой белого пламени.

Воины в доспехах, поднимавшиеся по лестнице, вскрикнули, умирая, сбитые с ног и отброшенные силой, которая обожгла их и расплавила мечи и доспехи. Внизу, за солдатами, Ускеврены видели темную фигуру, пошатывающуюся среди исчезающего, темного пламени жезлов. Мгновение спустя то, что оставалось от зала, изверглось вверх, устремившись к усеянному звездами небу. Взрыв отбросил всех назад, и наполнил их уши звенящей какофонией. Казалось, волшебник не был готов к магии Алдимара.

Лохматая голова, темная и влажная от крови, подпрыгивала на ступенях возле ног Перивела несколько долгих мгновений. Все трое знали это бросающееся в глаза лицо. Казалось, Рилдинел Соаргил тоже был застигнут врасплох.

Что ж, теперь уже ничего больше не удивит и не побеспокоит его.

— Я не могу не заметить, дети мои, что у дома Соаргилов новый глава, — несдержанно пробормотал Алдимар. — Давайте посмотрим, сможем ли мы дать им еще до утра. Животные амбиции должны быть сполна вознаграждены.

Пока Перивел посмеивался над этой остроумной шуткой, жезлы в руках его отца снова разразились белым огнем.

Только несколько стонов последовало за второй волной пламени. Из лежащего в руинах шпиля вырвался неистовый шквал, и изящная башня леди Илрилтески медленно обрушилась на их глазах, огонь извергнулся из ее маленьких арочных окон.

Тамалон увидел, как Алдимар изменился в лице, и судорожно сглотнул слюну.

— Я уверен, что ее там не было, отец, — едва смог выговорить он. — Она…

Следующий взрыв сотряс ступени под их ногами, за мгновение до того как обрушилась башня и пол ушел у них из-под ног, бросив беспомощно на ближайшие стены. Пыль вздымалась из щелей между массивными камнями, пока они, пошатываясь, поднимались, стремясь уйти подальше от стен, которые дрожали словно живые.

Перивел с рычанием вытащил меч.

— Они уничтожают башни вокруг нас!

Алдимар грустно кивнул. Громовой грохот камней перерос в кратковременный крик, отражаясь вокруг трех пытающихся обрести опору Ускевренов, затем начал замирать.

— Талендары хорошо платят своим волшебникам, — заметил патриарх, когда шум немного утих. — Они, должно быть, часто разочаровывались в своих надеждах, раз используют все это наемное колдовство — и вот! Вот мы здесь, злодеи и предатели, чье присутствие Селгонт не может более терпеть. — Улыбка, появившаяся на его лице, была не очень приятной.

— Найдите их, мои сыновья, — приказал он, — и убейте для меня несколько магов. Заставьте их пожалеть о цене за нашу смерть.

Перивел шагнул к огромной лестнице, но глава дома Ускеврен схватил его за локоть и втащил обратно. Сыновья были поражены силой своего родителя.

— Не напрямик, где они вас поджидают, — резко сказал Алдимар. — Какой мне прок от мертвого наследника?

Одно темное мгновение казалось, что Перивел собирается огрызнуться в ответ, но этот момент прошел, и он медленно кивнул.

— Проход к хранилищам? — спросил Перивел с жестокой усмешкой. — Обойдем конюшни и подкрадемся к ним сзади?

— Брат, — сказал Тамалон, показывая в разрушенное окно, — я думаю, они уже обошли конюшни.

Синее сияние волшебного света лениво клубилось от распростертых, поднятых рук темной фигуры во внутреннем дворе ниже. Свет продвигался вперед через пыльный хаос от упавших башен к зияющей ране в стенах особняка, куда упала башня.

Через этот пролом можно было увидеть восьмерых стражников из охраны дома Алдимара, с мечами и копьями наготове, осторожно обыскивающих каждый угол разрушенной комнаты в поисках незваных гостей.

— Нет, — прорычал Алдимар. — Дураки — вас всех зарежут! Вернитесь обратно! Вер…

Его голос замер. У него не было заклинания, чтобы они услышали его, и не было никакого способа спасти их. Смертоносное сияние уже неумолимо проникало в комнату. Ускеврены мрачно наблюдали, как голубой свет ворвался внутрь, словно штормовая волна, обрушивающаяся на затопленный прибрежный лес. Он смел мебель и разбросанные окоченевшие тела, превратил в летящие осколки лампы и зеркала, и швырнул на пол статуи.

— Яростные когти Тиморы… — медленно выдохнул Перивел, наблюдая как пожирающая магия продвигается вперед через особняк, уничтожая каменные стены, словно они были сделаны из масла, — как мы можем одолеть это?

— Сразить его источник, — решительно ответил его отец, и показал в разбитое окно. — Вроде этого.

Кольцо на его руке внезапно запульсировало, и маг, создавший голубое пламя, начал завывать и биться в агонии, голова его вспыхнула словно факел. Сыновья Алдимара снова взглянули на отца с изумлением. Что еще их «ничего не имеющий общего с такой ерундой как магия» отец припас втайне за минувшие годы?

— Отец, — тихо произнес Тамалон, — может быть это твой последний шанс позволить нам узнать секреты вроде этих боевых заклинаний?

Алдимар пристально посмотрел на него.

— Я ожидаю смерти, прежде чем наступит утро, но черт меня побери, если я сдамся заранее.

— У нас наверняка осталась не более чем горсть стражников, — нетерпеливо произнес Тамалон. — Может быть, даже остались только мы втроем!

Его отец пожал плечами.

— Что с того? Пока мы живы, мы будем сражаться — пока останется только один из вас, чтобы бежать. У дома Талендара в рукавах припрятано столько магии, что я не хочу, чтобы один из вас размахивал заклинаниями, пытаясь ускользнуть… по ним вас выследят и поймают.

Он снова повернулся к окну — как раз в момент, когда оно взорвалось, и внутрь полетели кинжально-острые стеклянные осколки и длинные языки пурпурного и белого пламени.

Алдимар успел крикнуть «Ложитесь!», прежде чем упал на спину, отброшенный взрывом через всю комнату.

Перивел колебался лишь мгновение, прежде чем вслед за Тамалоном рухнул вниз. Он был в считанных дюймах от пола, когда что-то ослепительное нахлынуло через балкон, подобно огромной волне, обрушивающейся на пляж и заливающей землю за ним. В комнате вспыхнул свет.

Подбородок Перивела встретился с вздувшимся полом, так что застучали зубы, когда он упал. Воздух, такой горячий, что кожа на щеках покрылась волдырями, с ревом пронесся над ним.

Когда он снова смог видеть, воздух был наполнен едким запахом обгоревших предметов, и маленькие огоньки танцевали во многих местах на стенах и потолке. Где-то перед ним послышался ужасающий стон его отца.

— Отец? — позвал он.

— Я здесь, — последовал ответ, голос был так напряжен, что Перивел едва узнал его.

Перивел кое-как встал на ноги, и попытался шагнуть вперед. Казалось, комната безумно опрокидывалась и вращалась вокруг него. Это было все равно, что идти по палубе корабля в разгар шторма. Его глаза, казалось, застило красным туманом. Позади себя он разглядел Тамалона, слабо пробирающегося через зазубренные остатки того, что было позолоченным креслом лишь мгновение назад. Лицо его было окровавлено.

— Перивел, — раздался спокойный голос хозяина Штормового Предела откуда то из покрытого пылью хаоса впереди, — не подходи. Голос отца был по-прежнему нетвердый и пронизанный болью, но, по крайней мере, снова был похож на голос Алдимара Ускеврена.

— Отец? — позвал Перивел, карабкаясь через сломанную мебель и неуклюже пытаясь нащупать меч, который он потерял.

— Не подходи, Перивел.

Услышав командную нотку в голосе отца, Перивел остановился, всматриваясь вперед. Как раз вовремя чтобы увидеть, как очередная башня была разорвана заклинаниями и начала свое оглушительное, сотрясающее землю падение. Пролом, через который он смотрел, стал еще больше чем прежде. Ряд окон исчез, как и стена сада, в которой они раньше находились.

Мысли Перивела смешались в беспорядке. В какой то момент своих поисков, когда другие заклинания раскалывали ночь снаружи, он упал на пол и обнаружил ползущего к нему Тамалона. Младший из Ускевренов смотрел на своего брата сквозь кровавую маску. В одной руке у него был зажат потерявшийся меч Перивела.

— Брат, — выдохнул он, — я…

Следующие его слова так и остались невысказанными, так как раздалось невнятное бормотание их отца, сначала слишком тихое, потом растущее с ужасной страстью, складывающееся в слова, значение которых они не могли разобрать. Это был всплеск растущего горя и ярости, от которого, казалось, поднимался пол, словно волна, бегущая к берегу.

Оба брата упали, перекатываясь и задыхаясь от новой боли, которую причиняли им осколки разгромленной мебели.

Они остановились, наткнувшись на опрокинутую, теперь безоружную статую крылатой женщины, которая всегда показывала больше искусное убранство, а не скромность, и наткнулись на пропавшую стену — и отца.

Алдимар Ускеврен стоял, широко расставив ноги, на покачивающемся холме из камня как наездник, подгоняющий скачущую лошадь. Низко наклонившись над полом, плитка на котором плавилась, словно была сделана из сиропа, а не твердого камня, он удалялся от них, ринувшись вперед на магической волне.

Он направлялся к огромному проему, где располагались солнечные окна, двигаясь во внутренний двор внизу, где находились маги Талендара и Соаргила. Двигающиеся с ним камни издавали скрипящие, глубокие звуки, которые почти заглушали странный тихий голос Алдимара.

Глава дома Ускеврен что-то удовлетворенно бормотал себе под нос.

— Отец, — спросил Перивел, — что ты делаешь?

— Умираю, сын, — ответил Алдимар неторопливо, когда поток камня вынес его из комнаты ввысь. — Я умираю. Пожалуйста не беспокойте меня теперь.

Сыновья Ускеврена вынуждены были цепляться за колонны и края шатких, разрушенных стен, чтобы не быть вынесенными в солнечное окно потоком камня. Алдимар уже был высоко над ними. Волна камня, изогнувшись в дугу, заслонила собой лунный свет.

Снизу послышались крики, вспышки и треск нескольких заклинаний. Одно из них направило на огромный язык движущегося камня медленно ползущую, изорванную сеть молний. Сыновья увидели как Алдимар пошатнулся и скорчился, когда ее голубые пальцы накрыли его.

— Зачем ты делаешь это, отец? — крикнул Перивел.

Глава дома Ускеврен повернулся, чтобы посмотреть на сыновей.

— Человек — это только лишь воспоминание о его делах, в конечном счете, — прокричал он. — Дела же измеряются сдержанными обещаниями. Не забудьте, оба: Ускеврены держат свое слово!

Он взмахнул рукой. Это был сигнал для его заклинания — и волна камня внезапно с ужасной скоростью рухнула вниз.

Искореженное окно зазвенело, когда каменный кулак ударился о землю. Перивел и Тамалон с отчаянной поспешностью ухватились за первое, что попалось под руку, чтобы не упасть.

Они сделали это как раз вовремя, чтобы увидеть как ужасный удар превратил Мармарона Талендара, главу одноименного дома, и почти тридцать воинов и нанятых магов вокруг него в кровавую кашу. Они увидели покореженное тело отца наверху этой бесформенной массы, охваченное сияющей энергией заклинания, которое он создал. Они услышали последний, раскатистый крик Алдимара:

— Умрите, Соаргилы! Умрите, Талендары! И хорошенько запомните наконец: Ускеврены сдерживают свои обещания!

Слова с грохотом повисли над вздымающейся пылью, усиленный магией крик, звучащий когда уже губы, произнесшие их, ушли в небытие. Затем все стихло. Алдимар Ускеврен перестал существовать.

Перивел и Тамалон через пелену слез уставились на засыпанный булыжниками внутренний двор. Все было неподвижно, кроме лениво оседающей пыли, и одной раненой птицы, взмахивающей крыльями возле разрушенного фонтана, затем неуверенно взлетевшей в разрушенную комнату, где нашли свою смерть стражники, и пропавшей из вида отец.

— О-отец, — прошептал Тамалон. — Ты будешь отомщен. Я клянусь.

— Мы клянемся, — эхом отозвался Перивел, голосом, напоминающим звук алмазного ножа, режущего стекло. Он поднял руку и отдал честь мечом, который держал в ней — не своим, который он снова потерял посреди этой суматохи, а тем военным мечом, висевшим на стене в ножнах с тех пор, как они помнили себя.

Голубое пламя пробежало по лезвию, образовав облако шипящих искр на острие меча. Затем раздался удар молнии, пронесшейся через весь двор. Перивел и Тамалон обменялись изумленными взглядами.

— Интересно, какие еще тайны скрывает этот дом? — вздохнул младший сын, наблюдая за рунами, пылающие вдоль меча Перивела.

Его брат бросил на него мрачный взгляд.

— Не волнуйся, — пробормотал Перивел. — Мы вряд ли останемся в живых достаточно долго, чтобы выяснить это.

Он направил свой меч на находившийся в отдалении опрокинутый фонтан, напоминавший стиснутые челюсти, и увидел, как покосившиеся камни медленно обваливаются и разрушаются под ударом сверкающей молнии.

С другой стороны Штормового Предела молодой мужчина с мечом в руке с ненавистью посмотрел на молнию и прорычал:

— Кажется ты сказал там никого не осталось в живых?

Тяжело дышащий, окровавленный, бородатый человек согнулся около столба у ворот, содрогнувшись, когда новая волна боли пробежала от его раздробленной руки, наклонил на мгновение голову, пытаясь противостоять ей, затем всхлипнул, когда мужчина с мечом нетерпеливо пнул его.

— Умоляю о милосердии, лорд Талендар, — с трудом произнес раненый, — но я говорил правду. Там не было никого кроме меня и кучи камней, когда я убегал.

— Тогда это, должно быть, работа Ускеврена, — проворчал другой стоящий рядом мужчина, приподнимая свой меч. — Выходит у них был волшебник.

— Алдимар Ускеврен всегда утверждал, что не хочет иметь ничего общего с магией, — запротестовал третий молодой дворянин, махая украшенным драгоценными камнями ручным топором.

— Кажется, Алдимар Ускеврен делал много лживых заявлений, — отрывисто произнес лорд Раджелдус Талендар. Он был главой своего дома лишь считанные минуты, но его голос уже звучал более серьезно и резко. Похоже, ответственность за управление семьей меняла людей. Первым делом, они начинали быстрее отдавать приказы окружающим. — Нам лучше уйти. Я не пойду через дом, поднявшийся против нас, в темноте, раз у них есть маги наготове.

— Утром будет еще хуже, — прогремел лорд Лоаргон Соаргил. Он тоже был главой своего рода лишь считанные минуты, и тоже стал более рассудительным. — Они будут ждать нас. Всего лишь пара слуг с арбалетами могут сделать обыск дома весьма неприятным занятием. — Его брат Блестер положил украшенный самоцветами топор на плечо и молчаливо кивнул в знак согласия.

— Ноги моей не будет в этом доме, — сказал Раджелдус неумолимо, глядя на темные очертания Штормового Предела над собой. — Я собираюсь привести наших собственных лучников и спокойно стоять в стороне, пока мы будем сжигать это место вместе со всеми Ускевренами. Любого, кто попытается сбежать, мы застрелим, а остальных поджарим, завтра с рассветом.

Он мрачно улыбнулся своим братьям Марклону и Эрелделу, которые кивнули ему, выражая одобрение, затем снова повернулся к двум выжившим Соаргилам.

— Вы со мной? Или здесь наши пути расходятся? — спросил он.

Лорд Соаргил бросил страстный взгляд на особняк, видимо начиная понимать, что никогда не получит шанса спокойно пограбить легендарные богатства, хранящиеся в нем. Если бы Соаргилы были где-нибудь в другом месте, ничто не могло бы остановить Талендаров, чтобы войти в Штормовой Предел силой, для грабежа, и не существовало аргументов, которые он рискнул бы предъявить этому юному главе Талендаров с холодными глазами, поступив так.

Рука богатых сембийцев никогда не колебалась присвоить себе неохраняемые ценности.

— Мы остаемся, — проворчал он. — Между нами нет вражды, и позаботься сообщить своим лучникам, что мы будем наступать. С первым лучом рассвета. Мы сожжем Штормовой Предел вместе с Ускевренами. — Он снова бросил взгляд на особняк. Дым все еще валил из некоторых дыр в его разрушенных стенах. — Пусть боги предоставят Ускевренам судьбы, на которые они заслуживают.

— В этом нет необходимости, — прорычал Марклон Талендар. — Мы отправим их к ним прежде, чем боги увидят — и убедятся во всем этом. Этот дом должен пасть так громко и сенсационно, чтобы никто не пропустил урок и не отважился поставить под сомнение наше законное верховенство снова.

Лорд Соаргил одарил его длинным, мрачным, изучающим взглядом, но ничего не ответил.

Твердая, знакомая гладкость черного, украшенного звездой эфеса потеплела под пальцами Тамалона. Эти пальцы так и чесались поднять его и безжалостно бросить кинжал прямо в немногих из тех, чьи лица он вспоминал с яростью.

Горящий Штормовой Предел вместе со всеми Ускевренами. Они добились бы успеха, также, если бы не разврат Роэля. Он очевидно видел вторую жену Алдимара, Тескру, в течение некоторого времени…

Тамалон осознал, что качает в неверии головой, как всегда он делал, если сталкивался с подобными крохами истины. Илрилтеска, точеная красавица из дома Берент, была изысканной, превосходной актрисой и опытной притворщицей, хотя Тамалон никогда не замечал в ее к нему отношении даже намека на злой умысел. Они оба с Перивелом были от нее в восторге, и он все еще мог поверить, что ей могла понравиться неистовая грубость Роэля. Но слава богам, что она…

— Тамалон — очнись, дьявол тебя побери!

Голос был женский и безумно сердитый. Из бесконечного ада умирающего Алдимара и пылающего Штормового Предела, который он преодолел, прошел сквозь залы с кричащими и умирающими людьми, которые не смогли найти выход оттуда, Тамалон, моргая, медленно поднимался к свету.

Он исходил от свечи, зажатой в обнаженной и дрожащей руке леди Тескры Ускеврен, воск стекал по ее изящным пальчикам, капая на его обнаженное плечо. Кто-то — Тескра, без сомнения — перевязал самые тяжелые раны и уложил его в одном из гостевых покоев, а его меч и доспехи ждали своего часа на сервировочных столах рядом с ним.

Тамалон молча сел и потянулся за поясом от штанов, чтобы не лишиться их, пока будет одевать доспехи.

— Сейчас не время, — сердито прорычала Тескра, в ее глазах бушевала ярость. — Они уже здесь, а я использовала все свои стрелы. Мне не по силам согнуть любой из боевых луков. Бери меч и пошли! Перивел не сможет вечно сдерживать их в одиночку.

Тамалон обнаружил, что его ботинки все еще были на ногах. Он схватил свой меч и пояс с кинжалами, и побежал к двери, Тескра держалась рядом с ним. Тонкий меч подпрыгивал на ее бедре, и также у нее были кинжалы, прикрепленные к предплечьям. Небольшой круглый щит стражи дома подпрыгивал у нее на груди, прикрывая шелковую сорочку с глубоким вырезом, служа грубым нагрудником, другой щит был небрежно препоясан к ее правому боку. Тамалон мрачно вспомнил, что уже ни одному стражнику, вероятно, никогда не понадобится никакой щит снова.

— Сколько? — спросил он, давая своей мачехе проскользнуть мимо него, чтобы показывать путь.

— Для начала шестьдесят или около того, — через плечо проговорила она, протискиваясь в один из секретных ходов, обычно завешанных гобеленами и закрытых панелями. Ей пришлось замедлить ход и придерживать плошку со свечой, чтобы не уронить ее, когда они спускались вниз по влажным каменным ступеням. — Было темно, причем скоро рассвет, поэтому видно плохо. Думаю, нам удалось справиться с большей их частью и со всеми лучниками. Они взяли нас в кольцо, но чтобы задеть нас драконьим огнем, им придется приблизиться ближе. Они хотят поджечь нас издалека стрелами, но им приходится подносить огонь вплотную к нам. Блестер Соаргил пытался бросить пару огненных стрел, но лук он использовать не может. Одна из стрел упала прямо на его сапоги.

Они оба рассмеялись за мгновение до того, как Тескра вывела их в разгромленную комнату, бывшую ранее складом белья. Она вела его сквозь груды щебня к пролому в стене, где за обожженными обломками разрушенной заклинанием стены обосновался Перивел, посылая оттуда стрелы по далеким противникам.

Его глаза пылали лихорадочным огнем, и он отрывисто бросил:

— Эй, вы двое, ваша вон та сторона! Они пытаются ползти вдоль стен, где я не могу их увидеть.

Тамалон послушно перевел взгляд вправо, но ничего не увидев, посмотрел влево. Тескра, стройная и красивая, уже опустилась на одно колено, пытаясь заглянуть за угол.

Тамалону удалось заметить блик лезвия до того, как она закричала, и он вовремя подставил свой меч, чтобы чужой клинок соскользнул и уткнулся в стену в паре дюймов от ее бедра. Тескра возникла в зоне досягаемости меча с горящей свечой в руке и ткнула ею в лицо бородатого мечника.

Борода вспыхнула с ужасным треском. Вооруженный мужчина хрипло закричал и отшатнулся, пытаясь беспорядочными взмахами клинка держать их на расстоянии. Тескра, подобно атакующей змее, бросилась ему под ноги и свалила наземь.

Когда мужчина упал, росчерком молнии блеснул один из ее кинжалов — она была готова ударить, но голова нападающего с мокрым и глухим звуком ударилась об стену. Его жизненный путь закончился на этих плитах, поэтому не было необходимости пронзать врага сталью.

Тамалон уже шагал вдоль стены, гнев рос в нем и вместе с ним голод — потребность — нанести удар по одному из этих людей, которые убили отца и ограбили его дом. Он удовлетворил свое желание достаточно скоро, отбив в сторону копье, чтобы схватить его обладателя за горло, поворачивая того вокруг в другого солдата, который следовал за ним, затем сделал выпад мечом, пронзив своего врага насквозь. Пронзенный им боец завопил, а Тамалон схватил его меч и зарубил обоих. Потом младший Ускеврен использовал меч, чтобы вскрыть горло второго мужчины, и поспешно отступил туда, где Перивел и Тескра сражались с человеком, который напал на них с другой стороны. Молния прыгнула с кончика клинка Перивела, в то время как Тамалон прибыл, и когда она взорвалась, человек закачался и умер.

— Я пытался достать Раджелдуса или Лоаргона, но они продолжают держаться далеко позади и находятся вне поля моего зрения, — тяжело дыша, выдохнул Перивел. — Как твои дела, брат?

— Не очень, — признался Тамалон. — Здесь и еще вон там много дыма. Они, наверное, подожгли дом в нескольких местах, пока мы с ними тут сражались.

— Я не удивлен, — мрачно ответил Перивел. — Вспомни, что говорил отец об устойчивых ценах за наши жизни. Ладно, сейчас мой черед поработать. Тебе придется уйти — и забрать с собой Тескру.

— Сбежать да еще оставить тебя умирать здесь? — спросила Тескра, щеки ее пылали. Она бросила камень в лицо еще одного воина Талендара и вдогонку вонзила кинжал в шею. Его кровь залила ее прежде, чем она успела отскочить, но она не колебалась. Пользуясь своим ножом, оттащила обвисшее тело врага, загородив им путь следующему атакующему. — Чья это была идея?

— Леди, вы делаете нам честь, — проворчал Перивел, обмениваясь мощными ударами с огромным воином Соаргила, чьи усы и крючковатый нос делали его похожим на моржа, — но мы обязаны исполнить последнюю волю отца. Один из нас должен обеспечить вашу безопасность и остаться в живых, дабы не угас род Ускевренов.

— Чтобы умереть в других сражениях, в последующие годы, — ответила мачеха с горечью. — Хотя я смотрю, без моего Алдимара.

Женщина плюнула в лицо воину, затем бросилась на него с мечом, высоко подпрыгнув и оттолкнувшись плечом от стены, она ударила в грудь сапогами. Вскричав от резкой боли, тот отшатнулся, пытаясь отогнать ее мечом. Тескра издала недовольный возглас, как и любой другой на ее месте, и, ограниченная окружающим беспорядком, попыталась проткнуть своим окровавленным мечом шею бьющегося с Перивелом врага.

Дым становился густым вокруг них, и откуда-то сверху и сзади трех сражающихся Ускевренов рос рев. Это был голодный рев пламени, несущегося через комнаты Штормового Предела… рев погибающей семьи.

— Вы бы лучше подумали о том, как вам скрыться, — обратился Перивел к Тамалону, кашляя из-за дыма. — Не думаю, что у них остались маги или лучники, но и я сам не могу больше стрелять из лука.

Тамалон повернулся, чтобы выразить свое несогласие. Хотя сражение на самом деле внушало опасения и претило ему, у него не было права бросить все и оставить Перивела на откуп жаждущих его крови врагов.

Он еще никогда не отказывался. Неожиданно загрохотало, и над их головами воздух прошил луч, треща в падении искрами. Каскадом посыпался вниз пылающий щебень, заставляя Тескру совершить безумный прыжок ради спасения. Ее колени прошлись по горлу вздрогнувшего от неожиданности Блестера Соаргила, и когда они оба свалились на землю, он все еще хватал воздух ртом. Кинжал леди Ускеврен деловито опустился на его лицо и горло.

Тамалон пошел на отчаянный риск и, шатаясь, попытался уйти в сторону от обжигающего жара, пробираясь в сторону человека, который не мог видеть его из-за дыма, чтобы отбить клинок мечника Соаргила, прежде чем тот смог бы нанести вред Тескре. Его клинок вспорол ей левый бок, и пока она рыдала и корчилась от боли, Тамалон обрушил град ударов на врага, пока тот не упал, давая младшим Ускевренам возможность заколоть его.

Штормовой Предел пылал далеко не на шутку, обжигающе горячий задымленный воздух скрывал все видимое пространство. Пепел медленно опадал в пышущем воздухе, и где-то рядом в одного воина попал падающий луч, заставив сгореть заживо, крича от боли.

— Я должен думать об уходе, — прошипел Тамалон вслух, когда он с трудом пробирался через задымленные развалины, пытаясь парировать удары другого мечника Соаргила.

Неожиданно за его спиной взревело пламя и стало намного светлее. Жар существенно усилился. Тамалон задыхаясь, и, пошатываясь, отошел от своего врага, и лишь тогда осмелился обернуться и посмотреть, где же вспыхнуло.

К нему ползла задыхающаяся Тескра. Ее длинные волосы растрепались и тлели. За ней он увидел стену пламени, куда упирались два луча, подобные раскаленным прутьям, которые прожигали ее насквозь. Что-то темное кружилось в воздухе в самом сердце пламенной стены.

Большой металлический кубок черного цвета, но вроде бы нетронутый огнем. Мог ли это быть… Глоток Ускеврена? Его отец рассказывал о нем, упомянув, что когда на него падала кровь чужака, не семьи, он вспыхивал огнем.

Тамалон выбрал своей целью победу над Соаргилом, перехватив поудобнее меч противника и свой собственный кинжал. Почти сразу ему пришлось отступить, скользя и спотыкаясь о щебень под ногами, поскольку они столкнулись, и полученный от более мощного тела Соаргила импульс отбросил Тамалона назад.

Внезапное жжение, опережая боль от проступивших настоящих волдырей, заставило младшего Ускеврена захрипеть от боли и отвести обнаженный бицепс подальше от клинка мечника, порезавшего его. Яростно улыбаясь, Соаргил сломил сопротивление Тамалона, и его меч все ближе… и ближе подбирался к нему.

Как тень мести, за ним выросла Тескра, и, взвилась в воздух, чтобы достать высокого врага кинжалом. Молниеносным движением она перерезала ему горло.

Соаргил, булькая, обернулся, и пока кровь толчками выплескивалась наружу, он с неверием смотрел на нее все время, пока медленно не угас его взгляд. Он начал опускаться на землю и умер. С невеселой улыбкой Тескра помогла ему, затем посмотрела на Тамалона.

Он еще раз бросил взгляд на темную, жуткую, плавающую чашу. Тескра проследила за его взглядом, и, изумленно выдохнув, сказала:

— Я забыла, что она делала это. Помощь — ваш отец показал мне ее однажды, когда мы с ним слишком много выпили. — На мгновение лицо женщины исказилось от горя. Она сглотнула, встряхнув головой, так как ее губы дрожали, а затем отрезала: — Довольно! Пора тебе повиноваться приказу отца и брата, и убраться отсюда.

— С вами, леди, — напомнил ей Тамалон.

Тескра нетерпеливо кивнула, вглядываясь в развевающийся дым, затем ее лицо напряглось.

— Остерегайся, — отрезала она. — Ты лишь наполовину одетый, а сюда уже идет много мужчин в доспехах. Оттуда!

Тамалон посмотрел туда, куда она указывала, и дым покорно склубился вдали на мгновение, чтобы полностью показать полудюжину мужчин в блестящих доспехах, осторожно передвигающихся вперед, их лица были жесткими, а на лезвиях длинных мечей, в их одетых в латные рукавицы руках, отражался танцующий свет огня.

— Трое братьев Талендаров, — сообщил Тамалон мрачно, — и семь или около того стражников. Мы не можем надеяться противостоять им и выжить.

Тескра выстрелила в него взглядом, затем расстегнула кожаный ремешок вдоль одного предплечья ловкими, быстрыми пальцами.

Как только она сняла один из своих вложенных в ножны кинжалов, она ударила им по руке младшего Ускеврена, и принялась уверенной рукой мастера распускать ремни, чтобы приладить их для него, коротко и четко ответив на ошеломленный взгляд Тамалона:

— Ты — короткий кинжал, Там. Ты никогда не брал с собой много оружия. Теперь же одень это, и никогда не стесняйся его использовать.

Тамалон рассматривал клинок достаточно долго, чтобы заметить выгравированную белую звезду на гладкой черной рукояти, затем его взгляд вновь обратился на врагов.

Те тоже увидели и оценили их, и холодные улыбки начали скользить по их лицам, когда они приближались, с неторопливой осторожностью маневрируя между телами павших, падающими тлеющими угольками, и щебнем.

Тескра смотрела на них, прищурив глаза, оценивая, кто как ловко и с какой скоростью двигается, а кто небрежно или зрительно неуклюже. Но вдруг за ними она увидела еще что-то, и на мгновение выражение ее лица изменилось, хотя она и постаралась быстро отвести взгляд.

В звуки ревущего пламени и падающих лучей вплелся стук лошадиных копыт, и клинок Перивела начал забирать жизни их врагов. Сквозь дымные клубы можно было увидеть, как встал на дыбы конь, ударив копытами одного из защищенных доспехами воинов. Всадник использовал свое преимущество, чтобы сразить и потоптать копытами вооруженных противников, даже когда он свесился с седла, чтобы зарубить третьего Талендара.

— Роэль! — радостно закричала Тескра, бросившись вперед.

Тамалон дернулся вслед за ней, его сердце стало биться сильнее. Мужчина, подобный медведю, потерял равновесие, закричав для поднятия боевого духа и от гнева, и вылетел из седла, рухнув прямо на отбивающегося врага.

Роэль Ускеврен отскочил. Его противник бился в конвульсиях, затем обмяк и рухнул на месте. Двоюродный дед Тамалона никогда не выпускал вожжи из одной руки. Он был одним из нескольких в целой Сембии, кто в силах был совладать с фыркающим, испуганным жеребцом, а не оказаться на земле. Роэль поднялся на ноги с лающим смехом, притянув коня за вожжи спиной к себе, и ориентируясь на звуки, издаваемые кем-то позади него, обернулся и ударил копьем в его сторону, одновременно дав и пощечину своей огромной рукой.

Похожий на медведя Ускеврен был достаточно быстр для того, чтобы превратить эту пощечину в полноценный удар — и противник просто налетел на его кулак.

Облаченная в шлем голова воина откинулась назад, и его одетое в доспехи тело послушно сделало еще несколько шагов вперед, выгнувшись напоследок, и рухнуло наземь. Роэль увидел, что один из нескольких воинов, которых он свалил ранее, пытается перевернуться и встать, и опять потянул за собой коня, пока не смог крепко ударить хрипящего человека по лицу.

Мужчина утратил всякий интерес к битве или приближающемуся пожару, а Роэль запрокинул голову и опять взревел от смеха. Тескра преодолела последние шаги, и, прыгнув к нему, обхватила его ногами, стремясь покрыть его лицо поцелуями.

Тамалон на мгновение уставился на нее, разинув от удивления рот, пока Роэль не увидел его и опять не разразился ревущим смехом.

— Высшие боги, мальчик, ты еще никогда не видел воссоединившихся любовников? Только посмотри на себя!

Тескра повернула голову, не изменяя своей позы, и сказала:

— Тамалон, возьми поводья у Роэля и убирайся!

— Не надо, Тесси, — протянул Роэль. — Всем хватит лошадей на обратном пути.

— Но воины Соаргила и Талендара… — запротестовала она.

— Все, кто охранял наших лошадей, теперь мертвы. Они опустошили конюшни, прежде чем на нас напали, и я думаю, чтобы остановить вас, люди, вылетающих в спешке после начала праздника. Я сломал меч, занимаясь этим, но только дюжина из них или около того не сможет ничего приготовить на завтрак на этом огне.

Похожий на медведя старший Ускеврен указал головой на Штормовой Предел. Рев не прекращался, и языки пламени уже были выше некоторых башенок.

— Тамалон, возьми коня. Мы возьмем Тесси для визита к ее родственникам из дома Сандолфин на денек. Не представляю, как эти старые пронырливые ведьмы из дома Берент отнесутся к ее ножам и крови на них, да и ко всему прочему, но мне не нравятся ни те, ни другие. Можешь быть уверен, им нужны сплетни. Держи ушки на макушке, ладно, Тесси? Даже Талендары не рискнут сунуться к ним с мечами наголо. Давай, парень, беги! Вижу, что эти отбросы из Соаргилов пытаются подобраться сюда!

— Клянусь всеми богами, — вслух пробормотал Тамалон. — Его радует подобная перспектива!

Когда он пробегал мимо, улыбка Тескры дала понять ему, что она слышала его слова. Она подхватила поводья, так как Роэль мог держать клинок только в одной руке, а другая ему нужна была для чего-то более интересного. Леди Илрилтеска запрокинула голову к задымленным небесам, и из ее губ сорвался долгий, прерывистый вздох, пока Тамалон бежал сквозь рассеивающийся дым. И вздох этот не был от боли.

Он обнаружил лошадей, фыркающих и топающих ногами в страхе от огня, и человеческие тела, лежавшие везде вокруг них. Лошади были оседланы и взнузданы, и их поводья были привязаны к воротам, которые вели к садовой ограде. Он выбрал ту, на которой ездил раньше, мрачно подавив ее попытку освободиться от него, и поехал обратно. Ему пришлось ударить ее по крупу плоской стороной клинка и дернуть за поводья, чтобы заставить войти в дым. Тамалон не обвинял животное за его нежелание, особенно, когда услышал звон стали о сталь впереди.

Дым продолжал клубиться, ускользая подобно сорванному плащу, показав Роэля и Тескру, сражающихся с пятью — нет, шестью мечниками Соаргилов. Когда Тамалон подъехал, один из них крикнул, взмахнул руками и упал, его кишки вывалились наружу.

Этого было достаточно для лошади Тамалона — даже до того, как сверкающие тлеющие угольки выпали из дыма и приземлились на ее холке.

Лошадь заржала и сердито взбрыкнула, споткнулась на одну сторону и практически снесла копытами голову одному из Соаргилов. Кто-то закричал и ткнул ее мечом, и лошадь отскочила с такой силой, что споткнулась о тела и тяжело упала. Тамалону удалось вовремя освободить ноги.

Он вцепился за высокую заднюю луку седла, пока запаленная лошадь каталась по земле, стегая ее и вопя от страха. На чистой силе он сумел забраться в седло как раз к тому моменту, когда она встала на ноги перед бешеной скачкой.

Вдруг из ниоткуда перед лошадью Тамалона, приветственно махая ему, оказался смеющийся Роэль с вцепившейся в него Тескрой.

— Убирайся! — заорал он. — В другой раз, тогда и прославишься!

Он хлопнул сапогами по лошадиным бокам, и помчался прямо в дым. Перепуганная лошадь Тамалона последовала за знакомым жеребцом, и они вместе пронеслись сквозь дым и падающие обломки, устремляясь сквозь языки огня, чтобы избежать ревущего костра пламени, который еще на рассвете был гордым строением — Штормовым Пределом.

Они приблизились к месту, куда издалека падали пылающие лучи и сверкали молнии. В объятой пламенем комнате, покрывшийся испариной и кровью, Перивел, тяжело дыша, быстро и мастерски уклонялся и парировал удары. В одной его руке был кинжал, а во второй — меч, и ему требовались они оба, чтобы припереть к стенке Марклона, Эрелдела и лорда Раджелдуса Талендаров.

Роэль с трудом метнул извлеченный из ножен меч. Сверкнув, тот достиг своей цели, глубоко вонзившись в голову Эрелдела Талендара.

В то время как Эрелдел медленно сваливался, подобно неохотно срубленному дереву, Роэль проревел: — Я вернусь, лорд Ускеврен! Оставь мне немного веселья!

В ответ Перивел свирепо улыбнулся, за мгновение до того, как Марклон Талендар достал его двуручным ударом, в который вложил все свои силы, и древний меч в руке наследника разразился потоком сверкающих голубых лучей, заставивших всех бойцов отшатнуться назад.

— Я… останусь здесь! — крикнул Перивел, задыхаясь и вытаскивая меч из распростертого тела. Он помахал им в воздухе и закричал: — За Ускевренов — навсегда!

Раджелдус и Марклон Талендар пришли в себя, обменялись взглядами, и в мрачном унисоне двинулись на лорда дома Ускеврен. Как раз тогда, когда Тамалон опасно откинулся в седле своей мчащейся лошади, чтобы крикнуть предупреждение, сияющие лучи над Перивелом Ускевреном затрещали и начали падать. Последующий грохот, и рев яркого пламени, которое выросло на его месте, были последним в Штормовом Пределе, что Тамалон видел в тот день. Испуганная лошадь понесла его прочь через удушливую лавину дыма.

Украшенная звездой рукоять кинжала в его рукаве была столь же гладкой, как всегда. Тамалон позволил им всем ждать и задаваться вопросом, что же на самом деле значила спокойная, кривая улыбка, застывшая на его лице, и снова отправился мерить шагами погруженные в тень залы задумчивости.

Лошадь быстро несла его в неистовом галопе через Селгонт, бессмысленно мчась до тех пор, пока взошедшее солнце не положило начало следующему дню. Роэль вернулся к огню в тщетной попытке вытащить оттуда кого-нибудь живого, и вышел из жгучего пламени настолько сильно обгоревшим, что больше походил на монстра, чем на человека.

Мужчина, которого слуги Ускевренов называли Великим Медведем, так никогда полностью и не восстановил свое здоровье и редко покидал постель, в течение того ужасного года. Не раз Тамалон заставал ночью гордую Тескру плачущей в одиночестве в одной из комнат башенки, опорожнявшей графин не беспокоясь о кубке, и пристально смотревшей на освещенные улицы жестокого Селгонта.

Он никогда не произносил ни слова упрека, но вместо этого сидел с ней. Обычно она ничего не говорила, а просто предлагала ему графин — и обычно он принимал его для большого глотка или двух. Он сидел с ней до утра, прижимая ее к груди, если сон заявлял на нее свои права. Для такого маленького, элегантного существа — Тескра всегда казалась ему больше младшей сестрой, чем второй матерью — она храпела как лошадь.

После того, как Роэль сошел в могилу, она вскоре последовала за ним.

Тамалон старался не замечать жалости в глазах немногих оставшихся с ним слуг, когда он решительно принялся восстанавливать все по кусочку. На несколько лет он покинул Селгонт, оставив разрушенный Штормовой Предел, чтобы вести торговлю в небольших портах Сембии или даже в соседнем королевстве Кормир. Постепенно он возродил семейное состояние, но этот труд мог ввергнуть его в пучину отчаяния, если бы не встреча и не женитьба на Шамур, отличавшейся пылким нравом, хитростью и боевой отвагой, которые смогли опять разбудить в нем теплые чувства.

Ускеврены держали торговый флот, что в глазах Селгонта было равнозначно пиратству, поэтому Тамалон не стал заниматься традиционным семейным делом. Вместо этого он скупал и продавал землю, пока не стал разбираться в тонкостях этого дела, предвидя, где будут расширяться города и развиваться перспективные торговые маршруты. Чеканя собственные деньги, он снабжал ими ремесленников, которых игнорировали и принижали крупнейшие торговые кланы Сембии: простые люди у него работали кузнецами, резчиками по дереву, ювелирами и тому подобное.

Он пережил вместе с ними трудные времена, честно ведя свои дела, и имя Ускеврен для них перестало означать «безнравственного, попирающего закон пирата», но приобрело значение «верного друга». Он продавал их товары в городах, сделал их богатыми, тем самым пополнив и казну Ускевренов. В Сембии вернуть богатство значило обелить имя… поэтому с приходом весны Ускеврены принялись возрождать Штормовой Предел, вернувшись в Селгонт, как будто ничего и не было.

Конечно же, не обошлось без слухов, которые распускались домами — Соаргилы и Талендары занимали видное место среди остальных — те, кого не обрадовало возвращение побежденного соперника, но в торговых залах Селгонта Тамалон Ускеврен поступал справедливо. Подобное поведение было редким случаем в остальных великих домах.

С началом неприятностей Шамур занялась созданием охраны, которую обучили и тайно проверили на лояльность, чтобы отсеять неблагонадежных. Некоторые из наиболее назойливых Соаргилов и Талендаров «исчезли».

Маги были наняты. Утром обнаружили больше мертвых тел, а склады и корабли Соаргилов и Талендаров были сожжены — так же, как был сожжен Штормовой Предел.

Когда цена стала слишком высокой, единственные оставшиеся огни тлели только в глазах Соаргилов и Талендаров, но эти две семьи больше не осмеливались открыто атаковать Ускевренов или их слуг на улицах.

Годы спустя Штормовой Предел восстал из пепла во всей своей блистательной красе, и множество людей в Селгонте почитали Тамалона за честность, безрассудную, но обходительную манеру вести дела и сообразительность в работе. Семья Ускевренов действительно процветала, пользовалась высоким положением и снова имела множество врагов.

Как оказалось, даже слишком много врагов.

— Дворецкий! — внезапно прокричал мужчина, назвавшийся Перивелом Ускевреном. — Предлагаю привести сюда всех моих любимых родственников. Я безумно хочу, чтобы они присутствовали здесь и стали достойными свидетелями того, как я верну принадлежащее мне по праву богатство.

Дворецкий, Эревис Кейл, казалось колебался несколько мгновений. Он уже прошел сквозь арку в полумрак плохо освещенного коридора, и нельзя было быть уверенным, что он хорошо расслышал приказ этого претендента.

«Провались все к танцующим богам», — думал Тамалон, — «этот человек может быть Перивелом или же любым человеком из тех, кто имел доступ к пленному Перивелу и много времени на вопросы о его семье».

Тамалон поднял глаза на звук слабого шороха с балкона банкетного зала, заметил рукав, который, он знал, принадлежал его дочери Тазиенне, и снова опустил свой пристальный взгляд на врагов за столом. Его сыновья и дочь казались порождениями разряда молнии — столь быстро они откликались на малейшее распоряжение Эревиса Кейла. Кто-то из слуг, должно быть, уже предупредил их о том, что назревало в зале.

Глава дома Ускеврен глубоко вдохнул и подумал: «Высокие Боги, пусть мои дети молчат по крайней мере до испытания».

С этим нанятым волшебником, переполненным смертельными заклинаниями и присутствующим здесь законодателем, достаточно было бы брошенного с балкона слова — не говоря уж об оружии — чтобы дать Талендарам и Соаргилам достаточный повод начать вражду всерьез.

Тамалону не нужно было смотреть, чтобы знать, когда его жена вошла в зал. Он ощущал тепло ее взгляда — и, как всегда, почувствовал себя сильнее, как будто ее присутствие было ему и скрытным плащом и прочным щитом. Она, наверное, вернулась раньше из пирушки, которая, она полагала, продлится до утра. Шамур с первого взгляда учует витавшую здесь опасность, и заставит их сыновей и дочь помолчать.

Конечно, одна опасность всегда уступает место другой. В Селгонте никогда не было никого, включая Тамалона, кто смог бы заставить помолчать Шамур.

Как будто опровергая темные мысли Тамалона, зал внезапно погрузился в тишину, словно все в нем затаили дыхание. С величественной торжественностью, почти неслышно ступая, дворецкий вошел в сердце этой тяжелой, ждущей тишины, неся Глоток Ускеврена на серебряном блюде.

Кубок стоял один, большой и просто выглядящий. Он казался старым, но каким-то прочным, столь же непоколебимым как старые фундаментальные камни Штормового Предела. Эревис Кейл, очевидно хорошо осведомленный о важности этого события, поднял блюдо высоко перед собой и замедлился, так, чтобы Огненная Чаша была всем хорошо видна издали.

Айристар Вельвонт повелительно указал пальцем на себя, затем на стол, требуя, чтобы дворецкий поставил ее перед ним, но Кейл спокойно прошел мимо мага и принес блюдо своему господину.

Тамалон подарил ему легкую улыбку одобрения, и жестом показал, что дворецкий должен подать кубок человеку, носящему имя Перивела Ускеврена.

Претендент посмотрел на него с удивлением. Тамалон одарил его более широкой улыбкой и жестом указал взять кубок.

Притворщик с подозрением заглянул в его глубины. Там было пусто и немного пыльно. Словно внезапно сраженная его видом, молодая горничная, какое-то время бесшумно скользившая в дальнем конце зала, вытирая пыль, развернулась и поплыла вперед, с тряпкой наготове в худенькой руке. Тамалон жестом отправил ее обратно в тень. Она склонила голову, молча кивнув в знак подтверждения, и вернулась к работе.

Перивел, колеблясь, слегка повернул голову, как будто ожидая какого-нибудь знака от мага. Прескер Талендар зашевелился, послав еле заметную улыбку на балкон, откуда Ускеврен молча наблюдал за происходящим внизу — но если колдун Вельвонт и подал какой-то знак претенденту, Тамалон его не заметил.

Внезапно мужчина, утверждавший что он Перивел Ускеврен, протянул руку к блюду Кейла, дотягиваясь к нему, столь же настойчиво и непреклонно, словно какая-то статуя. Претендент протягивал руку, колеблясь, затем устремился вперед, чтобы схватить кубок как ястреб, нападающий на добычу.

Он схватил его, и… высоко поднял над головой, чтобы все увидели: не огненную чашу, а просто старый, пустой кубок.

— Ну? — спросил зал Перивел Ускеврен, в триумфе. Не сгоревший, и не ждущий ответа, он поставил чашу обратно на стол.

Законодатель, внимательно глядя через стол ни на кого, формально спросил:

— Саер Вельвонт, это действительно подлинная Чаша Ускеврена?

Маг склонил голову в присущей ему ухмылке, мгновением раньше он замысловатым жестом провел рукой перед чашей.

— Несомненно, — ответил он твердо.

Законодатель Селгонта наконец поднял глаза, чтобы встретить пристальный взгляд Тамалона.

— Ну, кажется, все достаточно ясно, — сказал он, его голос набирал силу с каждым словом. — Это Пер…

Имя было обрублено, как будто топором, когда хозяин Штормового Предела поднял одну руку в сигнале, и пробормотал:

— Кордривваль?

Шторы позади него разошлись и вперед вышел тощий, белобородый старик, мучительно ковылявший старыми бедрами.

— Я слежу, лорд, — спокойно доложил он.

— Маг, — спросил Тамалон, — Саер Вельвонт, всего минуту назад, накладывал какое-нибудь заклинание на Огненную Чашу?

— О, да. Саер Вельвонт заколдовал ее непосредственно перед тем, как он, — Кордривваль указал на мужчину, претендующего быть Перивелом Ускевреном, — протянул руку, чтобы прикоснуться к ней. И Вельвонт только что убрал это заклинание, когда притворялся, что проверяет подлинность чаши. Он…

Внезапная судорога потрясла старого волшебника, и тень прошла по его лицу.

— Мой лорд! — выдохнул он, голос вдруг стал неразборчивым. — Он…

Кордривваль Имлет, вероятно, не намеревался закончить свои дни, сваливаясь как срубленное дерево на импортный Ташлутанский ковер, сотканный со сценой двух драконов, сражающихся в смертельной схватке, но это был роскошный ковер. Он восхищался им много раз, демонстрируя превосходную проницательность. Столь толстым и мягким он был, что тело мага ударилось об него с еле слышным звуком.

— Слишком много лжи может убить любого, — ровно отметил Саер Вельвонт. — Его сердце, по всей видимости, было слабым. Возможно, он был старше, чем казался. Я надеюсь, что он не был должен вам чрезмерно много монет, лорд Ускеврен?

Глаза Тамалона были столь же холодными, и острыми, как два обнаженных кинжала, когда он встретил насмешливый взгляд наемного мага.

— Он сказал то, что я уже слышал, — ответил Тамалон, — возможно бросание слишком многих необдуманных заклинаний «может убить любого». Это тоже было вашим опытом, Саер?

Волшебник небрежно, едва заметно пожал плечами.

— Я видел, как обе ошибки приводят к смерти, прежде — и надеюсь не увидеть такие вещи снова. — Он поднял руку, когда говорил, и все увидели, что крошечные звездочки света мерцали и кружились вокруг нее. — Я только очищу умы каждого здесь от всякого сомнения, используя волшебство на ча…

Левый мизинец Тамалона едва шевельнулся, но Кейл был очень внимателен. Дворецкий сделал два шага вперед и наклонился, чтобы одним быстрым, молниеносным движением вырвать одну ножку стула, на котором сидел маг, сваливая испуганного Вельвонта на пол. Мощь зачарованного света рассеялась во все стороны; все обедавшие замерли, привстав, затем снова сели. Полдюжины мужчин в черных доспехах с золотой головой лошади Ускевренов, сверкающей на их груди, появились из-за штор, с обнаженными мечами, окропленными сонным вином, наготове. Вельвонту, в конце концов, очень хорошо заплатили, чтобы иметь дело только с такого рода неприятностями.

Высоко оплачиваемый волшебник, рыча от ярости, оказался на коленях, поднимая руку, чтобы указать на дворецкого — но затем его рука внезапно остановилась, так как четыре меча стражников дома нетерпеливо скользнули вперед, окружая ее сверкающими остриями.

— Бросание не прошенных заклинаний в частном доме? — пробормотал Кейл. — Я уверен, вы не пытались сделать что-нибудь в этом роде, лорд. В конце концов, наказание за это — два года в кандалах на доках… и лорд законодатель сидит здесь.

Он склонил голову и спокойно добавил:

— Прошу прощения за стул. Мне все равно, что произошло у него с ножкой, но его нужно немедленно починить, а тем временем буду рад предложить вам другое место.

Айристар Вельвонт бессловесно зарычал на него и поднялся на ноги, его лицо было темным от гнева.

Гнев и страх можно было также увидеть и на лицах других гостей. Рычание раздалось где-то глубоко в горле Саклата Соаргила, белые костяшки его пальцев дрожали на рукояти клинка. Законодатель стрельнул в него успокаивающим взглядом и громко спросил ледяным, твердым голосом:

— Так чаша расколдована?

— Должна быть, — тяжело ответил Тамалон. — Но я не буду принимать здесь, этой ночью, результаты любой магии этого наемного кол…

Пламя Латандера поднял толстую руку, многообразие колец, поблескивающих в свете горящих свечей.

— Вы не должны так делать, лорд Ускеврен. Мои навыки могут определить то, что лорд законодатель хочет знать. Если позволите?

Он посмотрел с осторожной формальностью на законодателя Лоакрина и на Тамалона, получая их кивки, прежде чем медленно повернулся, чтобы встретиться глазами с дворецким, стоящим с мечниками. Кейл предоставил почти незаметный собственный кивок, перед тем как молча отвернулся, чтобы взять другой стул для Саера Вельвонта, подняв его с тихим изяществом.

Глаза Тамалона сузились на незнакомую и сложную молитву, которая лилась из толстых губ священника. Она не походила ни на одно из когда-либо слышанных им вопрошаний о справедливости или откровении, но она как будто связывала новую магию со старой.

Прежде, чем он смог пошевелиться или сказать что-либо, молитва закончилось, и священник в согласии поднял плоские ладони своих рук к сводчатому потолку. Все смотрели на него в нетерпеливой, выжидающей тишине.

— Нет, — сообщил священник им всем, тщательно избегая взгляда лорда Ускеврена, — она не носит никаких следов недавних заклинаний, только древние чары, и те, удивительно сильные, после стольких лет.

— Мне проверит ее Высокий Мастер Знаний Яннатар из Святилища, — решительно заявил Тамалон, называя селгонтский храм Огма, — и пусть он судит. — Он не дал своим гостям времени для споров, так как протянул вперед руку, чтобы поднять чашу.

Когда его пальцы сомкнулись вокруг знакомого кубка, тот извергнулся прыгающим огнем.

Удивленный глава дома Ускеврен отдернул обожженную руку со вздохом боли, и человек, который называл себя Перивелом Ускевреном поднялся со своего места с широкой улыбкой триумфа.

— Теперь, я думаю, мы знаем кто самозванец, — почти весело сказал он. — Ты не мой брат, и у тебя и твоих ребят нет прав на этот дом. Он мой.

Хрипящее, дышащее с присвистом существо в кровати больше напоминало ящероподобного, чем человека. Все его волосы были сожжены, обгорелая плоть свисала скрученными, покрытыми волдырями лоскутами там, где должно было находиться лицо. Только два сердитых карих глаза говорили Тамалону, что это был его двоюродный дед Роэль.

Хрип в этих тяжело работающих легких сказал ему еще одну вещь: возможно, Роэлем ему быть не так долго.

Глаза поймали Тамалона, как будто они были двумя остриями мечей, вонзающимися в его внутренности и поднимающими его беспомощного, связанного.

— Обещай мне, — раздалось ужасное, грубое рычание. Это было все, на что он теперь был способен. Но и оно сломалось и дрогнуло на втором слове.

— Все, что в моих силах, дядя, — быстро сказал Тамалон, склоняясь рядом, чтобы умирающий знал, что он был услышан.

Перестав быть дружелюбным и рычащим медведем, Роэль вернулся к Штормовому Пределу и прорвался сквозь пламя в поисках выживших; не найдя никого, он возвратился вот в таком состоянии.

Роэль изо всех сил пытался сесть, цепляясь за молчаливую, белую как кость леди около кровати для поддержки. Его огромные руки напоминали костистые, скрюченные когти. Их нащупывание, трясущееся схватывание, должно быть, причиняли Тескре ужасную боль, когда они поднимали своего владельца, но она не издала ни одного звука и покачала головой, когда Тамалон подошел, чтобы помочь Роэлю. Тихие слезы падали как дождь на постельное белье, над которым она стояла.

— Сделай Ускевренов великими снова, — прорычал Роэль. — Богатыми… важными… уважаемыми! — Кашель схватил его на мгновение, и он нетерпеливо покачал головой, выступивший от напряжения пот поблескивал на его изуродованном лице. — Не трать впустую свое… время… как это сделал я.

— Дядя, я снова восстановлю величие нашего рода, — горячо сказал Тамалон. — Я клянусь.

— Огненной Чашей? — тяжело дыша, спросил Роэль.

Тамалон энергично кивнул, дико посмотрел на слуг, которые стояли у двери, и сказал:

— Приведите…

Подобная когтю рука, обхватившая его руку, обладала мощью, способной ее расплющить.

— Нет… времени, — прорычал Роэль. — Дайте мне поцеловать… Тесси…

Леди быстро наклонилась, чтобы приблизить свою голову к его, но свет в тех сверкающих глазах угас прежде, чем она успела это сделать.

Когда голова Роэля упала назад, Тамалон увидел, что его обезображенные губы застыли в последней, безумной улыбке.

— Позвольте мне уточнить ситуацию, — осторожно сказал законодатель Селгонта, стараясь не смотреть на сердитые лица мечников, нависших над столом. — Эта чаша определяет, кто является истинным Ускевреном, а кто нет?

— Точно! — торжествующе проорал Перивел. — Эта чаша имеет волшебство, более старое, чем кто-либо в этом зале, которое заставляет ее загораться, если кожа любого, не являющегося истинной крови Ускевреном касается ее. Мой предок Тобеллон зачаровал ее таким образом, из соображений тщеславия, после смерти мага Хелемголарна. Смотрите!

Все глаза в комнате проследили за взмахом его руки, на большой, простой кубок, который стоял незамеченным на столе, его пламя угасало.

— Никакая ложная рука не касается ее сейчас, — сказал Перивел, многозначительно глядя на Тамалона, — поэтому она находится в спокойном ожидании. Никто из тех, в чьих жилах не течет кровь Ускевренов, не может прикоснуться к Огненной Чаше, не разбудив ее пламя.

— Никто из тех, в чьих жилах не течет кровь Ускевренов, не может прикоснуться к Огненной Чаше без этого краткого воспламенения? — законодатель Лоакрин медленно повторил слова претендента, делая их вопросом. Он бросил взгляд на Перивела, получил кивок, а затем неспешно повернул голову к Тамалону.

И глава дома Ускеврен кивнул, неторопливо и обдуманно.

Законодатель прочистил горло, и повернул голову, чтобы рассмотреть чашу.

— Итак, — медленно проговорил он, — в таком случае, казалось бы…

Его голос замер подобно звуку рога, в который перестали дуть. Его рот широко открылся от изумления. Головы повернулись, чтобы проследить за его удивленным пристальным взглядом, и у всех в зале, отвисли челюсти.

Служанка, которая спокойно вытирала пыль и убиралась везде в банкетном зале, только что вышла вперед, чтобы взять чашу. Теперь она, весьма изношенной тряпкой, с внимательной сосредоточенностью протирала ее, вращая голыми руками над столом. Но никакой намек на пламя не вырывался из кубка.

Мужчины за столом глазели на нее в течение долгого, напряженного времени, когда она полировала чашу, очевидно не обращающую внимания на их испытующие взгляды, до того как законодатель пошевелился снова.

На этот раз, его взгляд был направлен на мужчин, сидевших вокруг него, и он не был дружелюбным.

— Мы сидим за столом одного из самых могущественных торговцев нашего города, — холодно произнес он, — и стремимся отплатить за гостеприимство, пытаясь вырвать его дом — этот дом, в который, я видел, он возвращается и который оставляет в течение многих десятилетий преуспевающей торговли — от него, заявив, что он не тот, кем был многие годы в глазах всего Селгонта.

Законодатель позволил мгновению холодной тишины повисеть в воздухе, прежде чем быстро добавил:

— Я считаю, и тем самым заявляю в словах, которые повторю перед лордом Мудрецом Пробитером и Халорном непосредственно, что для такого серьезного обвинения нужно больше доказательств, чем пламя, которое может или не может исходить из этой чаши, когда она того пожелает. Сембия — земля, которой правит закон, и всегда будет править. Я все сказал.

Он уронил тяжелую руку на стол. Как будто бы в ответ, чаша поднялась в воздух, чтобы повиснуть над графинами и выплюнуть наружу слабый ореол пламени.

Когда шепот пробежался по толпе наблюдающих слуг, Тамалон позволил себе улыбку облегчения. По крайней мере, несколько светских трюков, которыми Тескра научила его управлять чашей, с помощью кольца на мизинце левой руки, все еще работали.

Таким образом, Ускеврены будут жить в Штормовом Пределе еще некоторое время. По крайней мере до того, как этот претендент, или какие-то другие происки, не вцепятся в них снова.

Тамалон предоставил своим гостям вежливую улыбку и опустил взгляд на холодное и неподвижное тело Кордривваля Имлета, распростертое на ковре — о, он пошлет за целителями, и очень хорошо заплатит за воскрешение, но он знал, что было слишком поздно, и ничто уже не поможет — и дал безмолвное обещание самому себе. Оно было не тем, которое позволило бы любому отпрыску дома Талендар, дома Соаргил, или всякому, притворяющемуся Перивелом Ускевреном впредь спокойно спать по ночам.

Весь Селгонт знал, что Тамалон Ускеврен человек слова, и что он во что бы то ни стало исполнит свои обещания.

Оглавление

ПАТРИАРХ Огненная чаша Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg