«Хроники Придайна»

Хроники Придайна (fb2) - Хроники Придайна [Компиляция] (пер. Леонид Львович Яхнин) (Die Chroniken von Prydain - 2) 3746K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ллойд Александер

Ллойд Александер ХРОНИКИ ПРИДАЙНА (пенталогия)

От автора

Эта хроника земли Придайн — не пересказ или перевод валлийских сказаний. Придайн не Уэльс, во всяком случае, не совсем и не во всем. Но дух моей книги навеян этой великолепной землей, ее легендами. И все же Придайн — страна, существующая только в воображении.

Некоторые ее обитатели пришли из древних сказок. Гвидион, например, «реальная» легендарная фигура. Араун, ужасный владыка Аннуина, явился из Мабиногиона, классического собрания валлийских легенд, хотя здесь, в Придайне, он отвратительнее, чем там. Из мифов возникли и Котел Арауна, и свинья-прорицательница Хен Вен, и старый чародей Даллбен, и многие другие. Зато Тарен, Помощник Сторожа Свиньи, и золотоволосая Эйлонви родились в моем воображении, приведшем их в воображаемую страну Придайн.

География Придайна не похожа ни на какую другую. Любое сходство между нею и природой Уэльса возможно, но не стоит пользоваться картами Придайна как путеводителем для туристов. Это маленькая земля, но она достаточно велика, чтобы вместить в себя смелость, любовь, почтительность и юмор. И даже Помощник Сторожа Свиньи здесь может мечтать и совершать подвиги.

Летопись Придайна — фантазия. Такие вещи, увы, никогда не случаются в реальной жизни. А может быть, все же происходят иногда? Большинству из нас нередко приходится совершать то, что, казалось, сделать невозможно. Наши возможности редко соразмерны нашим устремлениям, а часто мы просто не готовы к испытаниям. Все мы до некоторой степени Помощники Сторожа Свиньи.

Ллойд Александер

КНИГА ТРЁХ

Глава 1

Помощник Сторожа Свиньи

Тарену хотелось выковать меч. Но Колл, обучавший его ремеслу, воспротивился. Он велел заняться подковами. Вот почему все утро они ковали и ковали подковы. Руки у Тарена ныли. Лицо покрылось густым слоем копоти. Наконец он отшвырнул молот и обернулся к Коллу, который пристально наблюдал за ним.

— Зачем? — закричал Тарен. — Зачем мы делаем эти дурацкие подковы? Как будто у нас есть лошади!

Колл, этот круглый, плотный толстячок, невозмутимо глядел на него. По его лысине скользили ярко-розовые отблески пламени, полыхавшего в кузнечном горне.

— Действительно нет, — ответил он спокойно и добавил, вертя в руках неказистое изделие Тарена: — К счастью для лошадей.

— А меч я смог бы сделать, — упрямо сказал Тарен, — я знаю, что смог бы.

И прежде чем Колл что-либо возразил, он схватил клещи, швырнул на наковальню полосу раскаленного докрасна железа и с яростью стал бить по ней тяжелым молотом.

— Погоди, погоди! — закричал Колл. — Это делается совсем не так!

Не обращая внимания на Колла, не слыша его слов из-за грохота, Тарен молотил и молотил. Искры снопами стояли над наковальней. Однако чем больше он дубасил, тем сильнее гнулась, извивалась, коробилась железная полоса, пока наконец искореженный кусок железа не выскользнул из клещей и не упал к его ногам. Тарен смущенно разглядывал свое изделие. Он подхватил клещами еще не остывшую железку и недоуменно вертел ее перед глазами.

— Да-а, — протянул Колл, — не очень-то это похоже на богатырский клинок.

— Кажется, я его немного попортил, — мрачно согласился Тарен. — Змея в судорогах — вот что это, — добавил он уныло.

— Я пытался было тебе объяснить, — осторожно начал Колл, — что делал ты все неправильно. Клещи держать нужно вот так. Когда ты ударяешь молотом, сила должна идти от плеча, а запястье при этом свободно, расслаблено. Если удар правильный, то мышцы твои услышат, почувствуют движение силы, ее ритм. Это похоже на музыку. И потом, — добавил он, — для меча нужен другой металл.

Колл сунул искривленную железяку обратно в печь, где искореженная полоска обмякла и потеряла форму.

— Мне бы хотелось иметь свой, настоящий меч, — вздохнул Тарен, — и чтобы ты научил меня им владеть.

— Хотел бы! — вдруг вскипел Колл. — А зачем? В Каер Даллбен не дерутся, здесь нет ни битв, ни сражений!

— У нас и лошадей тоже нет, однако же я делаю подковы, — возразил Тарен.

— Да ладно тебе, — упорствовал Колл. — Надо же с чего-то начинать. Лучше с простого.

— Пожалуйста, научи меня биться на мечах, — упрямо гнул свое Тарен. — Ты же владеешь этим искусством!

Сияющий шар головы Колла заблистал еще ярче. Подобие улыбки скользнуло по его губам. Лицо приняло довольное выражение, словно он отведал чего-то вкусного.

— Угадал, — тихо сказал он, — я держал меч пару раз. Было дело.

— Научи меня сейчас же, — нетерпеливо воскликнул Тарен.

Он схватил кочергу и принялся размахивать ею, разрубая воздух и приплясывая по утрамбованному земляному полу кузницы.

— Смотри! — выкрикивал он. — У меня уже получается!

— Кто же так держит руку? — не выдержал Колл. — Если бы ты так танцевал и кривлялся, сражаясь со мной, я бы давно изрубил тебя на мелкие кусочки. — Он немного поколебался, потом усмехнулся: — Ладно, в конце концов, должен же ты знать, как это делается.

Он взял другую кочергу, отер измазанное сажей лицо и подмигнул Тарену.

— Теперь, — приказал он строго, — встань прямо, как положено.

Тарен поднял над головой кочергу. Они кинулись друг на друга, размахивая кочергами, отражая удары и пытаясь ткнуть противника тупым концом. Колл на ходу выкрикивал команды, поучал, пыхтел, сердился, смеялся. Все заглушали грохот, бряцание, скрежет железа. На какой-то миг Тарен уже торжествовал победу, но Колл увернулся, отскочил. Проворство старика было удивительным, ноги его легко несли грузное тело. И вот уже Тарен вынужден отражать град ударов.

Внезапно Колл остановился. Тарен еле успел задержать замах. Кочерга его застыла в воздухе над головой Колла. В дверном проеме появился согбенный силуэт Даллбена.

Даллбену, хозяину Каер Даллбен, было триста семьдесят девять лет. Лицо его, чуть ли не наполовину скрытое густой седой бородой, казалось, проглядывало сквозь пушистое облако. На этой маленькой ферме все время, пока Колл и Тарен пахали, сеяли, пололи, жали, одним словом, делали все, что положено, старый Даллбен размышлял. И занятие это было таким изнурительным, так много сил отнимало, что старик мог делать это только лежа и закрыв глаза. Он размышлял полтора часа до завтрака и все остальное время до заката. Немыслимый шум и грохот в кузнице оторвали его от утренних размышлений. И вот он здесь. Короткая широкая накидка сползла с плеча и чуть прикрывала худые голенастые ноги.

— Немедленно прекратите это безобразие! — сердито сказал Даллбен. — Я удивляюсь тебе, — добавил он, неодобрительно взглянув на Колла, — неужели не нашел более серьезного занятия?

— Колл тут ни при чем, — выступил вперед Тарен. — Просто я попросил его научить меня владению мечом.

— Ну, ты меня не удивил, — хмуро заметил Даллбен. — Впрочем, и ты хорош. Иди за мной.

Тарен покорно последовал за старцем. Они вышли из кузницы, миновали курятник и вошли в белую, крытую соломой хижину. Здесь, в жилище Даллбена, на прогибающихся полках, на полу, вперемешку с закопченными котелками, ремнями, арфами со струнами и без струн и всевозможным хламом стояли, лежали, громоздились грудами и россыпью тяжелые ветхие тома в кожаных переплетах.

Тарен скромно присел на краешек деревянной скамьи. Так он всегда делал, когда Даллбену приходила охота поучать, объяснять что-то или просто давать взбучку.

— Я согласен, — сказал Даллбен, усаживаясь за стол, — согласен, что всякому мастерству, и владению оружием в том числе, надо учиться. Но не одна мудрая голова, гораздо мудрее твоей, слетала с плеч прежде, чем хозяин ее овладевал этим ремеслом.

— Прости, — начал Тарен, — я не должен был…

— Я не сержусь, — остановил его Даллбен, поднимая руку. — Только немного опечален. Время летит быстро. Все свершается скорее, чем мы ожидаем. И все же, — он вдруг заговорил почти неслышно, будто сам с собой, — все же это тревожит меня. Боюсь, что здесь не обошлось без Рогатого Короля…

— Рогатого Короля? — недоуменно повторил Тарен.

— Мы поговорим о нем позже, — промолвил Даллбен.

Он вытянул из груды книг увесистый кожаный том, «Книгу Трех». Время от времени он прочитывал Тарену из нее несколько страниц, и юноша верил, что в этой книге сказано все и обо всем на свете.

— Как я уже объяснял тебе раньше, — продолжал Даллбен, — а ты, вероятно, забыл, Придайн — земля многих кантрефов — маленьких королевств и многих королей. И конечно же, их военачальников, поставленных над войском.

— И среди них есть Верховный король, — подхватил Тарен, — по имени Мат, сын Матонви. Его полководец — самый могущественный герой в Придайне. Ты рассказывал мне о нем. Принц Гвидион, да? Да! — пылко воскликнул Тарен. — Да, я помню, я знаю…

— Но есть вещи, которых ты не знаешь, — сказал Даллбен, — по той простой причине, что я еще тебе о них не рассказывал. Теперь я уже меньше принадлежу царству живых, меня зовет Земля Смерти, Аннуин.

Тарен вздрогнул, услышав это название. Даже Даллбен произнес его шепотом и так же тихо продолжал:

— И король Араун, хозяин Аннуина. Знай, — продолжал он хрипло, — Аннуин больше, чем Земля Смерти. Там полным-полно сокровищ, и не только золота и драгоценных камней, но всего того сокровенного, что дает людям силу, славу и счастье. В давние-предавние времена человеческий род владел этими сокровищами. Хитростью и обманом злобный Араун украл их одно за другим. Малую часть этих сокровищ все же у него вырвали. Но бо́льшая их часть спрятана в Аннуине, и Араун ревностно их охраняет.

— Но Араун все же не смог стать правителем Придайна! — воскликнул Тарен.

— Радуйся этому, — промолвил Даллбен. — Он бы правил здесь, если бы не Дети Дон, сыновья леди Дон и ее супруга Белина, короля Солнца. Давно пришли они в Придайн из Страны Лета. И поняли они, что хоть люди здесь бедны, но обычаи их справедливы, а страна богата. Сыновья Дон построили свою твердыню, свою крепость, далеко на севере в Орлиных горах, в Каер Датил. Они-то и помогли нам вернуть ту небольшую часть сокровищ, украденных Арауном, и защищают страну от скрытой угрозы, идущей из Аннуина.

— Страшно даже представить, что случилось бы, не приди сюда Сыновья Дон, — сказал Тарен. — Судьба благоволила нам, приведя их сюда. И потому мы можем жить спокойно.

— Не уверен, — грустно улыбнулся Даллбен. — Люди Придайна слишком полагаются на силу Дома Дон. Они беззаботны, как ребенок на руках матери. Они так привыкли к этому, расслабились, что никакие тревоги не посещают их. Конечно, и нынешний король Мат происходит из Дома Дон, и принц Гвидион. Это наша защита. И до сегодняшнего дня в Придайне был мир настолько, насколько люди вообще могут быть мирными. Но это пока…

Он задумался, помолчал и ровным голосом продолжал:

— Тебе еще неведомо то, что знаю я, что дошло до моих ушей. Явился в нашу страну новый могущественный предводитель, воин, военачальник столь же сильный, как принц Гвидион. Некоторые считают даже, что он сильнее. Но он человек зла, для которого смерть — черная забава. Он играет со смертью, как ты забавляешься с собакой.

— Кто он? — вскричал Тарен.

Даллбен покачал головой:

— Никто не знает его имени, и ни один человек не видел его лица. Он носит маску с оленьими рогами и потому зовется Рогатым Королем. Я не знаю, чего он хочет, что замыслил и к чему стремится. Но я чувствую, что здесь не обошлось без Арауна, а значит, пощады не жди. Я говорю это все сейчас, чтобы спасти и защитить тебя, — Даллбен пристально глянул на Тарена. — Из того, что я сейчас видел, мне ясно одно — твоя голова забита глупыми мыслями о боевых подвигах и геройстве. Я советую тебе выбросить эту чепуху из головы. Неведомая опасность подстерегает всюду. Ты еще только на пороге возмужания. И я должен позаботиться, чтобы ты достиг зрелости и при этом в целости сохранил свою шкуру и глупую голову. Вот почему ты не покинешь Каер Даллбен ни под каким видом, не станешь ходить дальше фруктового сада и уж тем более не отправишься в лес. До поры до времени.

— До какой же поры и до какого времени? — вспыхнул Тарен. — Мне кажется, что всегда так и будет «до поры до времени»! Неужто моя жизнь так и пройдет среди овощей да кривых подков!

— Распетушился! — усмехнулся Даллбен. — Бывают в жизни вещи и похуже кривых подков. Ты мечтаешь выйти в герои? И представляешь это себе как веселый звон сверкающих мечей да лихие скачки на огненном коне! Чтобы добиться славы…

— А как же принц Гвидион? — ревниво воскликнул Тарен. — Он же герой! И я хочу, да, очень хочу быть похожим на него!

— Боюсь, — покачал головой Даллбен, — что это почти невозможно.

— Но почему? — Тарен вскочил на ноги. — Если только мне представится случай…

— Ты спрашиваешь почему? — перебил его Даллбен. — И ждешь от меня ответа. Но знай, что мы постигаем и достигаем больше, когда сами ищем ответ и не находим его, чем получая его готовым из чужих уст. Я мог бы тебе объяснить почему. Но это только еще больше тебя запутает. Если ты вырастешь, постепенно постигая все своим умом и сердцем, в чем я, признаться, очень сомневаюсь, то, надеюсь, добьешься чего-нибудь в этой жизни. Тебя ждут ошибки, но они будут твоими, и принесут они тебе больше пользы, чем чужие ответы.

Тарен снова опустился на скамью. Он сидел теперь мрачный и тихий. Даллбен уже словно бы забыл о нем и углубился в свои размышления. Его подбородок уткнулся в грудь. Борода серым туманом окутала лицо. Он мирно захрапел.

Весенний ветерок донес в окно аромат цветущих яблонь. Тарен видел вдали бледно-зеленую опушку леса. Чернели вспаханные поля, которые скоро начнут зеленеть и золотиться. Он перевел взгляд на «Книгу Трех», лежащую на столе. Тарену никогда не разрешали прикасаться к ней, листать страницы, читать.

Теперь она лежала совсем близко — стоит протянуть руку. Он был уверен, что книга таит намного больше, чем Даллбен ему рассказывал. Мягкий солнечный свет пронизывал комнату. Даллбен по-прежнему размышлял. Или дремал?

Тарен медленно приподнялся. Осторожно пересек полосатое от солнечных лучей пространство хижины и остановился перед столом. Тишина. Лишь из окна доносилось монотонное гудение жука.

Тарен коснулся кожаного фолианта, но тут же ахнул от боли и резко отдернул руку. Пальцы жгло, словно в каждом застряло жало громадной пчелы. Он резко отскочил назад, споткнулся о скамью и грохнулся на пол. Не пытаясь даже встать, он посасывал горящие пальцы.

Глаза Даллбена выплыли из тумана бороды и молодо блеснули. Он глядел на Тарена и сонно зевал.

— Ты бы лучше поискал Колла и попросил у него мазь, — спокойно сказал Даллбен, — не то, не ровен час, пальцы твои покроются волдырями.

Пальцы действительно ныли непереносимо. Тарен с виноватой улыбкой выскочил из хижины. Колла он нашел на огороде.

— Трогал «Книгу Трех», — сразу догадался Колл. — В другой раз будет неповадно. Запомни три правила и три основы учения: много видеть, много узнавать, много претерпевать.

Он повел Тарена в хлев, где хранились лекарства для домашнего скота, и помазал его пальцы каким-то снадобьем.

— Зачем вообще учиться, коли я не шагну дальше фруктового сада? — с досадой возразил Тарен. — Наверное, за всю свою жизнь я ничего интересного не узнаю, ничего важного не увижу, ничего замечательного не совершу! И уж наверняка я никем не стану! Даже здесь, в Каер Даллбен, я — никто и ничего не значу!

— Ты хочешь быть кем-то? Отлично! — сказал Колл. — Отныне я назначаю тебя, Тарен, Помощником Сторожа Свиньи. Ты будешь помогать мне заботиться о Хен Вен: следить, чтобы корыто ее было всегда полным еды, носить ей воду и каждый день чистить ее.

— Этим я и сейчас занимаюсь, — горько усмехнулся Тарен.

— Но без должного старания, — упрекнул его Колл. — Если ты хочешь стать кем-то, а не оставаться вечно никем, научись сначала простым вещам. Приучи к работе свои руки. Тем более что не каждому юноше выпадает честь быть Помощником Сторожа Свиньи-прорицательницы. Ты же прекрасно знаешь, что во всем Придайне нет свиньи, подобной нашей. Она единственная и самая драгоценная в нашем хозяйстве.

— Мне наша драгоценная свинья еще ничего не предсказала! — в сердцах воскликнул Тарен.

— А разве она обязана? — спросил Колл. — Прежде надо суметь правильно задать ей вопрос… ой, что это?

Колл заслонил руками лицо. Черное жужжащее облако вырвалось из гущи сада и пронеслось так близко от Колла, что он невольно отпрянул.

— Пчелы! — воскликнул Тарен. — Пчелиный рой!

— Сейчас не время пчелам роиться, — озадаченно пробормотал Колл. — Что-то здесь неладно.

Пчелиное облако поднималось все выше и выше, прямо к солнцу. В то же мгновенье Тарен услышал встревоженное кудахтанье и пронзительные крики птиц из курятника. Он обернулся и увидел пять кур и петуха, судорожно хлопающих крыльями. Прежде чем он сообразил, что они пытаются взлететь, куры уже были в воздухе.

Тарен и Колл помчались к птичьему загону, но тщетно пытались поймать вдруг обретших силу кур и петуха. Они, словно стая гусей, во главе с петухом устремились, неуклюже махая крыльями, в сторону холма. И вскоре исчезли за его вершиной.

Быки в хлеву протяжно мычали и в страхе выкатывали глаза. А в окне появилось облако бороды Даллбена.

— Не даете ни минутки спокойно поразмышлять, — раздраженно сказал он, строго взглянув на Тарена. — Я не раз уже просил тебя…

— Что-то напугало животных, — оправдывался Тарен. — Сначала пчелы умчались куда-то, а потом и куры улетели…

Взволнованное лицо Даллбена показалось сквозь седое облако.

— Странно, — сказал он. — Никаких знаков я не видел, не слышал. Колл, мы немедленно должны вопросить Хен Вен. Скорей помоги мне отыскать буквенные палочки!

Колл заспешил к хижине.

— Не спускай глаз с Хен Вен! — приказал он Тарену.

Колл скрылся в хижине. Тарен знал, что буквенные палочки — это длинные ясеневые прутики, испещренные заклинаниями. Даллбен вспомнил о них неспроста. Тревожные предчувствия взбудоражили Тарена. Даллбен, он знал это, советуется с Хен Вен очень редко, только в самых крайних случаях. На памяти Тарена такого еще не бывало. Он заспешил в загон.

Хен Вен обычно спала до полудня. И только солнце вставало в зенит, как свинья, несмотря на свой немалый вес, изящной рысью проносилась в затененный угол загона и заваливалась там. Эта белая свинья постоянно хрюкала, хмыкала, что-то, казалось, бормотала. Завидев Тарена, она задирала свою украшенную плоским широким пятачком морду и нахально требовала, чтобы он почесывал ее. Но на этот раз она не обратила на Тарена никакого внимания. Тяжело, со свистом дыша, Хен Вен яростно рыла мягкую землю в дальнем углу загона. Она уже прорыла довольно глубокий ход и вот-вот должна была очутиться снаружи.

Тарен закричал на нее, затопал, комья земли продолжали лететь во все стороны. Он перелез через забор загона. Свинья-прорицательница замерла и поглядела на него. Тарен увидел, что яма уже довольно глубокая. Он отогнал свинью, но та перебежала на противоположную сторону загона и начала рыть заново.

Тарен был сильным и длинноногим юношей, но, к своему удивлению, заметил, что свинья передвигается быстрее его. Стоило ему отогнать ее от второй норы, как она, мелькая короткими ножками, стремительно понеслась к первой. Теперь уже обе норы были достаточно просторны, чтобы свинья могла протиснуться.

Тарен начал бешено забрасывать нору землей. Хен Вен рыла ловко и споро, как барсук. Ее задние ноги прочно упирались в землю, а передние гребли и гребли. Тарен выбился из сил и уже отчаялся остановить ее. Он выпрыгнул из загона и устремился к тому месту, где вот-вот должен был открыться ход, в надежде схватить Хен Вен и удерживать ее до тех пор, пока не прибегут Даллбен и Колл. Но он недооценил быстроту, ловкость и силу Хен Вен.

Выбросив фонтан мелких камней и грязи, свинья вырвалась из-под забора и рванула вперед, подкинув Тарена в воздух. Он кувыркнулся и шлепнулся оземь. Хен Вен уже неслась через поле к лесу.

Тарен мчался за ней. Впереди вырастала темная, грозная и неведомая стена леса. Тарен судорожно вздохнул и ринулся туда, следом за свиньей.

Глава 2

Маска короля

Хен Вен исчезла. Тарен слышал, как впереди шуршат листья, трещат кусты. Он бежал на звук. Через некоторое время дорога пошла круто вверх. Он карабкался по лесистому склону, как зверек, на четвереньках. На вершине холма деревья отступили. Перед ним расстилался луг. Тарен увидел мелькнувшую впереди Хен Вен. Она устремилась в колышущуюся гущу травы, пересекла луг и пропала за деревьями.

Тарен поспешил за ней. Так далеко он еще не осмеливался уйти от дома, но упрямо продолжал продираться сквозь густой кустарник. Вскоре перед ним открылась широкая тропа, и юноша побежал быстрее. Хен Вен или затаилась, или же убежала слишком далеко. Тарен теперь слышал лишь звук собственных шагов.

Некоторое время он шел по тропинке, запоминая все ее изгибы, повороты, разветвления, чтобы не заблудиться и найти дорогу назад. Но он так часто изменял направление, следуя за крутыми поворотами тропы, что уже и не мог точно сказать, в какой стороне лежит Каер Даллбен.

Несясь по открытому лугу, Тарен так разгорячился, что вспотел, и в прохладной тени дубов и вязов его пробила дрожь. Лес был негустой, но деревья смыкались кронами высоко над головой, и лишь узкие полоски солнечного света прорезали глубокую лесную тень.

Воздух был напитан влажным дыханием зелени. Ни одна птица не подавала голоса. Ни одна белочка не мелькала среди ветвей. Казалось, лес замер. Но в этой тишине слышнее был тревожный лепет листьев. В поскрипывании стволов и веток мерещились пронзительные стоны. Тропинка змеей извивалась под ногами Тарена. Холод пронизывал его. Он побежал, прикрываясь рукой от хлещущих по лицу веток. Ему удалось немного согреться. Тарен понимал, что бежит, не разбирая и не запоминая дороги, просто так, лишь бы двигаться.

Внезапно он остановился. Впереди послышался глухой перестук копыт. Звук приближался. От каждого удара копыт земля вздрагивала. И в следующее мгновение из-за деревьев вынырнула черная лошадь!

От неожиданности Тарен отпрянул назад. Над взмыленным конем возвышалась громадная фигура всадника. Темно-красный плащ пламенел за его обнаженными плечами. Огромные руки пятнал багрянец. Застывший от ужаса Тарен увидел вместо человеческой головы рогатую морду оленя!

Рогатый Король! Тарен буквально взлетел на дуб, чтобы не попасть под сокрушительные удары копыт, не быть раздавленным о ствол дерева лоснящимся боком коня. Лошадь и седок пронеслись мимо. Тарен успел разглядеть страшного всадника. Маска его была сделана из черепа, увенчанного огромными разветвленными рогами. Сквозь глазницы выбеленного временем черепа яростно сверкали глаза Рогатого Короля.

Следом проскакала его свита — целая кавалькада всадников. Рогатый Король испустил протяжный вой дикого зверя, и свита разноголосо подхватила его крик. Один из всадников, безобразный, злобно ухмыляющийся, вдруг поднял голову и заметил Тарена. Он повернул коня и выхватил меч. Тарен свалился с дерева и нырнул в густой подлесок. Лезвие меча, словно вытянутая в броске змея, настигло его. Он ощутил спиной беспощадное жало.

Не оглядываясь, он несся по бездорожью молодого леска. Тонкие, как прутья, стволы изгибались, хлестали его по груди, по спине, по лицу. Камни словно бы вырастали под ногами и выворачивали ступни. Лес поредел. Тарен уже бежал по шуршащему руслу высохшего ручья. Ноги еле несли его. Наконец, изнуренный, с запаленным дыханием и ослабевшими в коленях ногами, он споткнулся и рухнул лицом вниз. Земля поплыла, закрутилась перед глазами.

Солнце уже спускалось к западу, когда Тарен открыл глаза. Он лежал на сухом дерне, укрытый плащом. Одно плечо ныло от глухой боли. Над ним склонился незнакомый человек. Поблизости щипала траву белая лошадь. Еще плохо соображая, Тарен решил, что его взяли в плен страшные всадники. Тарен сжался. Мужчина протянул ему фляжку.

— Пей, — сказал мужчина. — И силы вернутся к тебе.

Незнакомец был странного вида. Густые серые, словно волчья шерсть, космы. Глубоко посаженные глаза с зелеными крапинками. Выдубленное ветром и солнцем лицо, изборожденное глубокими складками. Грубый плащ его был покрыт дорожной пылью. Тонкую талию плотно обхватывал широкий пояс с дорогой, изящной работы пряжкой.

— Пей, — повторил незнакомец, видя, что Тарен недоверчиво держит фляжку в руке. — Ты смотришь так, будто там отрава. — Он улыбнулся. — Гвидион, сын Доны, так не поступает с ранеными…

— Гвидион! — Тарен поперхнулся глотком из фляжки и вскочил на ноги. — Нет, ты не Гвидион! — вскричал он. — Он не такой! Он великий воин! Герой! Он не… — Его взгляд упал на длинный меч на поясе незнакомца. Золотая гарда была безупречной округлой формы, рукоятку обвивали листья вяза, кованные из тонкого, бледного золота, узор из таких же листьев покрывал ножны. Это великолепное оружие могло принадлежать только принцу!

Тарен упал на одно колено и склонил голову.

— Лорд Гвидион, — произнес он, — простите мою дерзость.

Гвидион помог ему подняться. Но Тарен, все еще не веря глазам своим, в упор разглядывал простой наряд и усталое, изборожденное морщинами лицо. Все это было так не похоже на то, что рисовалось в его воображении… Тарен закусил губу.

Гвидион поймал разочарованный взгляд юноши.

— Не богатый наряд делает принца, — мягко сказал он. — Как, впрочем, и не меч создает воина. Успокойся, — вдруг властно повысил он голос. — Скажи мне твое имя и поведай, что случилось с тобой. Только не надейся, что я поверю, будто рану мечом ты получил, собирая крыжовник в лесу или гоняясь за зайцем.

— Я видел Рогатого Короля! — выпалил Тарен. — Его люди в лесу. Один из них пытался убить меня. Я видел, видел самого Рогатого Короля! Он ужасен, намного страшнее, чем рассказывал мне Даллбен.

Глаза Гвидиона сузились.

— Кто ты? — спросил он. — Откуда ты знаешь Даллбена?

— Я Тарен из Каер Даллбен, — ответил Тарен, стараясь говорить спокойно, но чувствуя, что кровь отхлынула от его лица.

— Из Каер Даллбен? — Гвидион умолк на мгновение и пристально взглянул на Тарена. — Но что ты делаешь так далеко от тех мест? Знает ли Даллбен, что ты ушел в лес? А Колл с тобой?

Откуда он знает их? Тарен стоял с разинутым ртом и с таким обалделым видом, что Гвидион откинул голову и разразился веселым смехом.

— Не удивляйся, — сказал он, — я хорошо знаю Колла и Даллбена. Они слишком благоразумны, чтобы позволить тебе бродить здесь в одиночку. Ты что, сбежал? Но хочу предостеречь тебя: Даллбен не из тех, кого можно ослушаться безнаказанно.

— Это все Хен Вен, — пролепетал Тарен. — Я не мог удержать ее. А теперь она исчезла. И это моя вина. Я Помощник Сторожа Свиньи.

— Исчезла? — Глаза Гвидиона стали холодными. — Куда? Что с ней случилось?

— Я не знаю! — в отчаянии выкрикнул Тарен. — Она где-то в лесу.

И пока он бессвязно рассказывал об утреннем переполохе, Гвидион не перебивал его, не произнес ни слова.

— Это неожиданно, — пробормотал Гвидион, когда Тарен умолк. — Моя затея может провалиться, если она не отыщется скоро. — Он резко повернулся к Тарену. — Да, — коротко бросил он, — я тоже разыскиваю Хен Вен.

— Ты? — опешил Тарен. — Но ты же только что явился и пришел издалека…

— Мне необходимо узнать то, что знает только она, — ответил Гвидион. — Я скакал целый месяц, чтобы добраться до Каер Даллбен и спросить ее. Меня преследовали, выслеживали, устраивали засады. Я все преодолел, все вытерпел и… — Он горько усмехнулся. — И все напрасно. Она сбежала. Но ничего! Мы отыщем ее! Я должен услышать от нее все, что она знает о Рогатом Короле. — Он вдруг запнулся. — Вполне возможно, что и он сейчас разыскивает ее… Да, должно быть, это так и есть, — продолжал он. — Хен Вен почувствовала, что он рядом с Каер Даллбен, и в страхе бежала…

— Значит, нужно остановить его! — воскликнул Тарен. — Напасть и низвергнуть! Дай мне меч, и я встану рядом с тобой!

— Спокойнее, спокойнее, юноша, — проворчал Гвидион. — Я бы не сказал, что моя жизнь дороже чьей-либо, но я ею пока еще дорожу. Ты думаешь, одинокий воин с помощью Помощника Сторожа Свиньи сможет одолеть Рогатого Короля и его вооруженный до зубов отряд?

Тарен гордо выпрямился:

— Я не испугаюсь его!

— Не испугаешься? — переспросил Гвидион. — Значит, ты глупец. Больше всего в Придайне надо бояться именно его. Хочешь узнать то, что открылось мне за время путешествия, чего даже Даллбен еще не знает?

Гвидион наклонился и сорвал пучок травы.

— Знакомо ли тебе искусство ткачества? Нитка за ниткой, нитка за ниткой, получается узор. — Он ловко переплетал длинные травинки, связывал их, и в руках его возникала тонкая сеть.

— Как здорово! — восхитился Тарен, глядя на быстро двигающиеся пальцы Гвидиона. — Можно взглянуть?

— Но существуют гораздо более тонкие и изощренные тенета, — продолжал Гвидион, не обращая внимания на его слова. — Ты увидел лишь слабое подобие узора, который может сплести Араун из Аннуина. Правда, Араун не покидает свой Аннуин, но его рука настигает всюду. Есть немало вождей, чье страстное желание властвовать подгоняет их, как острие меча. И Араун обещает им богатство и власть, играя на их жадности, как бард на струнах своей арфы. Порочная воля Арауна сжигает любое доброе чувство, идущее из глубины человеческого сердца. И эти люди с выжженными сердцами становятся его преданными вассалами, служащими ему за пределами Аннуина и связанные с ним невидимыми нитями навечно.

— И Рогатый Король?..

— Да, — кивнул Гвидион. — Нет сомнения в том, что он присягнул на верность Арауну. Он беспрекословно подчиняется ему. И значит, темные силы Аннуина вновь угрожают Придайну.

Тарен безмолвно глядел на Гвидиона. И слушал, слушал.

— Наступит время, и я встречусь с Рогатым Королем. И один из нас умрет. От своей клятвы я не отступлюсь. Но его цели темны и неясны, и я собирался узнать о них у Хен Вен.

— Она не могла убежать далеко, — заволновался Тарен. — Я покажу тебе, где видел ее в последний раз. Думаю, я легко найду то место, где она исчезла. Это случилось как раз перед тем, как Рогатый Король…

Поток его слов остановил суровый взгляд Гвидиона.

— Разве у тебя глаза совы, что ты можешь отыскать след в ночи? Уже темно. Мы переночуем здесь, а с первыми лучами солнца я уйду. Если счастье улыбнется мне, я верну ее до того…

— А что же со мной? — поспешно перебил его Тарен. — Хен Вен на моем попечении. Я позволил ей сбежать, и я должен отыскать ее.

— Решение задачи порой стоит дороже, чем жизнь того, кто ее решает, — задумчиво промолвил Гвидион. — Что ж, мне не помешает Помощник Сторожа Свиньи, который, кажется, мечтает потерять голову, — продолжал он, с веселой иронией глядя на Тарена. — Впрочем, нет, ты скорее помешаешь мне. Но с другой стороны… Если Рогатый Король направляется в Каер Даллбен, я не имею права отпускать тебя туда одного. А я не желаю становиться твоим провожатым и терять на это целый день. Но и оставить тебя одного в лесу не могу. Пока я найду какой-нибудь выход…

— Клянусь, что не буду тебе помехой! — вскричал Тарен. — Позволь мне пойти с тобой! Даллбен и Колл убедятся, что я все же на кое-что способен!

— Вижу, выбора у меня нет, — сказал Гвидион. — И сдается мне, Тарен из Каер Даллбен, дорожка у нас одна. По крайней мере, пока.

Белая лошадь Гвидиона подошла и ткнулась в его руку носом.

— Мелингар напоминает мне, что пора подкрепиться, — улыбнулся Гвидион, вынимая сверток с едой из седельной сумки. — Огня разводить не станем. Люди Рогатого Короля рыщут где-нибудь поблизости.

Тарен поспешно проглотил свою долю. Возбуждение лишило его аппетита. Он страстно, с нетерпением ждал рассвета. Рана его ныла, и он никак не мог устроиться на жесткой земле, увитой корнями. Как-то не задумывался он о том, что героям приходится спать и на голой земле.

Бдительный Гвидион сидел, подтянув колени к животу и прислонившись спиной к стволу огромного вяза. В сгущающихся сумерках Тарен с трудом мог разглядеть фигуру человека, слившуюся с черным стволом. Даже в шаге от него Гвидион казался пятном тени. Взгляд его был устремлен в глубину леса, и лишь зеленоватые глаза поблескивали в свете луны.

Гвидион долго молчал, размышляя о чем-то.

— Значит, ты Тарен из Каер Даллбен, — наконец произнес он. Его голос был тих, но отчетлив. — Как давно ты живешь у Даллбена? Кто твои родные?

Тарен скорчился под корнем дерева, натянул плащ на зябнущие плечи.

— Я всегда жил в Каер Даллбен, — сказал он. — Не думаю, что у меня есть родственники. Я не знаю, кто мои родители. Даллбен никогда не говорил мне о них. Я не знаю даже, кто я… — Он вздохнул и спрятал лицо под полу плаща.

— Значит, нам предстоит узнать это, — раздумчиво проговорил Гвидион. — И встреча наша к добру. Благодаря тебе я узнал кое-что о Рогатом Короле и избавлен от бесполезного путешествия в Каер Даллбен. Забавно, — засмеялся он вдруг, — судьба сделала Помощника Сторожа Свиньи моим помощником в нелегких поисках! — Он оборвал смех и сказал серьезно: — А может быть, все наоборот?

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросил Тарен.

— Я не уверен, да, впрочем, это и не важно, — невразумительно ответил Гвидион. — Ладно. Спи. Завтра нам рано вставать.

Глава 3

Гурги

Утром, когда Тарен проснулся, Гвидион уже седлал Мелингар. Плащ, которым укрывался Тарен, был мокрым от росы. Каждая частичка его тела ныла после ночи на твердой земле. Поторапливаемый Гвидионом, Тарен, спотыкаясь, потащился к лошади. В серо-розовой рассветной дымке она казалась жемчужной. Гвидион втянул Тарена на седло позади себя, тихо скомандовал, и белая лошадь быстро вплыла в поднимающийся туман. Гвидион направил коня к тому месту, где Тарен в последний раз видел Хен Вен. Но на полдороге он придержал Мелингар и спешился. Тарен видел, как Гвидион опустился на колени и внимательно разглядывал низкую траву.

— Нам везет, — сказал он. — Мы, кажется, наткнулись на ее след. — Гвидион указал на еле заметный овал примятой травы. — Она здесь не так давно спала.

Он сделал несколько шагов вперед, приглядываясь к каждому сломанному прутику, стебельку, застывая перед каждой склоненной травинкой.

Тарена уже не смущали скромная домотканая куртка и забрызганные грязью башмаки принца Гвидиона. Он чувствовал, как все больше наполняется восхищением перед этим человеком. Сам Тарен ничего не смог заметить в траве, а Гвидион двигался легко и беззвучно, как поджарый серый волк, и глаза его цепко схватывали все вокруг. Вот он остановился, поднял свою кудлатую голову и прищурился, всматриваясь в неровную линию отдаленного горного хребта.

— След не совсем отчетлив, — сказал он, хмурясь. — Я могу только догадываться, что она, вероятнее всего, побежала вниз по склону.

— И пробежала сквозь лес, — добавил Тарен. — Где же ее искать? Она могла отправиться в любое место Придайна.

— Не совсем так, — поправил его Гвидион. — Я не знаю, куда она могла пойти, но куда она пойти не могла, я знаю в точности. — Он вытащил из-за пояса охотничий нож. — Смотри.

Гвидион опустился на колени и принялся вычерчивать на земле извилистые линии.

— Это Орлиные горы, — сказал он, и в его голосе послышалась тоска, — в моей родной стране на севере. Здесь протекает Великая Аврен. Видишь, на западе перед впадением в море она резко поворачивает? Может быть, нам придется пересечь ее в наших поисках. А это — река Истрад. К северу от ее долины расположен твой Каер Даллбен. А теперь взгляни сюда. — И он ткнул ножом левее той линии, что изображала реку Истрад. — Здесь Драконья гора и владения Арауна. И Хен Вен наверняка будет избегать этой земли. Слишком долго она была пленницей в Аннуине и никогда не отважится снова появиться здесь.

— Хен Вен была в Аннуине? — удивился Тарен. — Но когда же?..

— В давние времена, — начал Гвидион, — Хен Вен жила среди обычных людей. Она принадлежала фермеру, который и не подозревал о ее необыкновенных способностях. И ей была уготована судьба обыкновенной домашней свиньи. Но Араун знал ей цену — настолько, что сам прибыл из Аннуина и захватил ее. Какие ужасные вещи случились, пока она была в руках Арауна, тебе лучше и не знать.

— Бедняжка Хен, — жалостливо проговорил Тарен. — Сколько она претерпела. Но как же она убежала?

— Она не убежала, — сказал Гвидион. — Ее спасли. Одинокий воин отправился вглубь Аннуина и унес ее оттуда.

— Какой геройский поступок! — воскликнул Тарен. — Я бы тоже хотел…

— Северные барды до сих пор воспевают этот подвиг, — сказал Гвидион. — Его имя никогда не забудется.

— И кто же это был? — спросил Тарен.

Гвидион внимательно взглянул на него:

— А ты разве не знаешь? Даллбен, как я погляжу, не очень-то потчует тебя знаниями. Это был Колл. Колл, сын Коллфреура.

— Колл? — вскричал Тарен. — Но не тот же…

— Тот самый, — спокойно сказал Гвидион.

— Но… но… — запнулся Тарен. — Колл? Герой? Но… он такой лысый!

Гвидион засмеялся и покачал головой.

— Помощник Сторожа Свиньи, — сказал он, — у тебя странное представление о героях. Я не предполагал, что смелость измеряется длиной волос на голове.

Удрученный Тарен уткнулся в нарисованную Гвидионом карту и больше не произнес ни слова.

— Здесь, — продолжал как ни в чем не бывало Гвидион, — недалеко от Аннуина, стоит Спиральный замок. Его тоже Хен Вен будет избегать во что бы то ни стало. Там живет королева Акрен. Она опасна так же, как и Араун. Насколько она красива, настолько и коварна. Но лучше не станем толковать сейчас обо всех тайнах королевы Акрен.

Он перевел дыхание и продолжал:

— Итак, я уверен, что Хен Вен не направится в сторону Аннуина или Спирального замка. Исходя из всего этого, я могу предположить, что она побежала прямо. А теперь быстро в путь! Мы постараемся отыскать ее след.

Гвидион повернул Мелингар в сторону высокой гряды холмов. Когда они достигли подножия первого холма, Тарен услышал, как ревут, словно ураганный ветер, волны Великой Аврен.

— Нам опять придется идти пешком, — сказал Гвидион. — Ее следы могут оказаться где-нибудь здесь, поэтому шагай медленно и осторожно. Двигайся позади меня, — распорядился он. — Если будешь рваться вперед, а мне кажется, у тебя есть такое намерение, ты можешь ненароком затоптать следы Хен Вен.

Тарен послушно плелся в нескольких шагах сзади. Гвидион производил шума не больше, чем тень летящей птицы. Лошадь его ступала почти бесшумно, лишь изредка сухая ветка хрупала под ее копытом. Тарен передвигаться так тихо не умел, хоть и старался изо всех сил. Но чем больше он старался, тем громче трещали сучья, тем слышнее был шорох сухих листьев. Куда бы он ни поставил ногу, там непременно оказывалась колдобина, ямка или зловредная лапа колючего куста. Даже лошадь с упреком косилась на него.

Тарен так был поглощен стараниями не наделать шума, что и не заметил, как отстал от Гвидиона. Тут ему показалось, что поодаль, на крутом склоне виднеется что-то круглое и белое. Ему так захотелось первому отыскать Хен Вен, что, недолго думая, он свернул в сторону и стал продираться сквозь кусты. К его разочарованию, это был всего-навсего белый валун.

Расстроенный Тарен заспешил вдогонку за Гвидионом. Он шагал, не оглядываясь, как вдруг над его головой зашелестели ветки. Не успел он поднять голову, как прямо на него свалилось что-то большое и тяжелое. Две мощные волосатые руки сомкнулись у него на горле.

Существо, схватившее его, издавало странные певучие и фыркающие звуки. Тарен напрягся и изверг вопль о помощи. Он боролся с невидимым противником, извивался, изворачивался, лягался и кидался из стороны в сторону, пытаясь скинуть его.

Неожиданно в горло прорвался воздух. Скрюченная фигура пролетела у него над головой и глухо шлепнулась о ствол дерева. Тарен упал на землю и стал тереть саднящую шею. Рядом с ним стоял Гвидион. А под деревом напротив растянулось самое странное существо, какое ему когда-либо приходилось видеть. Тарен даже не мог бы сказать, человек ли это или животное. И решил, что это одновременно и то и другое. Волосы человекоподобного зверя были так спутаны и засорены сухими листьями, что голова его напоминала совиное гнездо. У него были длинные худые, покрытые шерстью руки и такие же гибкие лохматые ноги с грязными ступнями.

Гвидион взглянул на лежавшее перед ним существо сурово и раздраженно.

— Так это ты! — недовольно произнес он. — Я же велел тебе не мешать ни мне, ни моим друзьям.

В ответ существо разразилось громким и жалобным воем, выпучило глаза и заколотило по земле руками.

— Это Гурги, — сказал Гвидион. — Он обожает сидеть в засаде и набрасываться на всякого, кто появится. Но он не так уж свиреп, как кажется, и не так лют, как хотел бы казаться. Зато надоедливее не сыщешь. Каким-то образом он ухитряется пронюхать, что будет наперед. Так что он нам очень пригодится.

Тарен только-только смог перевести дух. Он весь был в шерсти Гурги и вдобавок в него будто впитался терпкий запах псины.

— О могущественный принц! — заныло это нелепое существо. — Гурги просит прощения. Он знает, что достоин наказания, и его сейчас, вот прямо сейчас ударят по бедной, слабой голове сильные руки великого лорда. Да, да, так и нужно поступить с несчастным Гурги. О, какая честь быть наказанным и побитым величайшим из воинов!

— Я и не думал колотить по твоей бедной, слабой башке, — сказал Гвидион. — Но могу и передумать, если ты не прекратишь хныкать и ныть.

— Да, могущественнейший из лордов! — заверещал Гурги. — Ты видишь, как послушный Гурги немедленно повинуется и винится перед тобой.

Он проворно забегал на четвереньках вокруг Гвидиона, и Тарен был уверен: имей Гурги хвост, уж он бы яростно вилял и крутил им.

— Тогда, — скулил Гурги, — в знак прощения не дадут ли два непобедимых героя Гурги поесть? О, желанные чавка и хрумтявка!

— После, — сказал Гвидион, — после того, как ты ответишь на наши вопросы.

— О, после! — залопотал Гурги. — Бедный Гурги должен долго-долго ждать свои чавки и хрумтявки. Через много лет, когда великие принцы будут с аппетитом делать хрумт и хруст в своих пиршественных залах, они наконец-то потом вспомнят голодного, несчастного Гурги, ждущего кусок какой-нибудь жарки или варки.

— Как долго тебе придется ждать свои чавки и хрумтявки, — сказал Гвидион, — зависит от того, как быстро ты ответишь на мои вопросы. Видел ли ты утром белую свинью?

Хитрющие глазки Гурги блеснули из-под нависших густых бровей.

— Другие великие воины тоже громко издавали свои покрикушки и посвистушки в поисках поросюшки. О, может быть, они не будут так жестоки и не заставят бедного Гурги страдать и голодать, хотеть и худеть. О нет, они-то принесут ему поесть…

— Они снесут! Снесут твою глупую голову с плеч до того, как ты успеешь лишь подумать об этом, — сказал Гвидион. — У одного из них была на лице маска с оленьими рогами, не так ли?

— Да, да! — закричал Гурги. — Большие рога! Вы спасете несчастного Гурги и его неснесенную голову, которую ему не сносить, если ее снесут?

И он протяжно завыл.

— Я уже теряю терпение, — предупредил его Гвидион. — Где свинья?

— Гурги слышит этих могущественных всадников, — затянул он снова. — О да, он слышит тихую вязь вязов, ропот грубых грабов, бормотание сонных сосен. Гурги умник-бесшумник. Он очень глазаст. И слышит, как те великие воины говорят, что идут в неведомое место, но большой огонь поворачивает их назад. Они все ищут и ищут поросюшку с оглядками и лошадками.

— Гурги, — жестко процедил Гвидион, — где свинья?

— Поросюшка? О, ужасные бульки в животульке! Гурги голоден и не может вспомнить. Была ли здесь поросюшка? О, пустой живот! Гурги мрет! От ног до уха он — пустое брюхо!

Тарен вскипел, он не мог больше сдерживаться.

— Где Хен Вен, глупая волосатая зверушка? — взорвался он. — Скажи немедленно! Прыгнул, понимаешь, на меня, чуть не придушил! Тебя давно следовало бы хорошенько отдубасить!

Гурги с воплем перекатился на спину и заслонился руками. Гвидион сердито повернулся к Тарену.

— Если бы ты слушался меня, на тебя никто бы не прыгнул. Не трогай его, не пугай! Он и так трясется от страха. — Гвидион глянул под ноги, на Гурги. — Хорошо, — сказал он миролюбиво, — скажи нам, где она?

— О, ужасающая ярость! — прогундосил Гурги. — Поросюшка поплыла по воде с брызгом и дрызгом. — Он приподнялся и махнул рукой в сторону Великой Аврен.

— Если ты обманул меня, — грозно сказал Гвидион, — я тебя разыщу! И взыщу!

— А теперь где мои чавки и хрумтявки, могущественный принц? — пискнул Гурги.

— Как я и обещал, — сказал Гвидион, — ты свое получишь.

— Гурги хочет маленького человечка для чавки и хрумтявки, — вякнул он, зыркнув маленькими глазками в сторону Тарена.

— Нет, нельзя, — сказал Гвидион. — Это Помощник Сторожа Свиньи, и он не дает своего согласия. — Гвидион отстегнул седельную сумку, вытащил несколько полосок сушеного мяса и кинул их Гурги. — Теперь уходи. Помни, я не желаю, чтобы ты мне вредил.

Гурги схватил еду, затолкал ее за щеку и стремительно вскарабкался на дерево. Перепрыгивая с ветки на ветку, он быстро исчез из виду.

— Что за отвратительное животное, — поморщился Тарен. — Злобное, гадкое…

— В глубине души он не так плох, как кажется, — возразил Гвидион. — Он хочет быть злобным и страшным, но по-настоящему у него не получается. Он так забавно жалеет себя, что сердиться на него невозможно. Да и пользы в этом нет.

— Он сказал правду о Хен Вен? — спросил Тарен.

— Думаю, да, — ответил Гвидион. — Он испуган. Как и я, кстати. Рогатый Король едет в Каер Даллбен.

— Он сожжет его! — вскричал Тарен.

Столько событий нахлынуло на него, что он на какое-то время забыл о доме. Перед его мысленным взором возникла белая хижина, охваченная огнем, облачко бороды Даллбена, сияющая лысина Колла. Даллбен и Колл в опасности!

— Не волнуйся, — успокоил его Гвидион. — Даллбен — старая лиса. Муха не пролетит в Каер Даллбен без того, чтобы он об этом не узнал. Нет, я уверен, огонь, о котором говорил Гурги, это то, что Даллбен приготовил для незваных гостей. Зато Хен Вен в настоящей опасности. Нам надо спешить. Рогатый Король знает, что она сбежала, и будет ее преследовать.

— Тогда, — всполошился Тарен, — мы должны найти ее раньше его.

— Помощник Сторожа Свиньи, — торжественно провозгласил Гвидион. — Это первое твое разумное предложение!

Глава 4

Гвитанты

Мелингар быстро несла их мимо стены деревьев, растущих вдоль пологих берегов Великой Аврен. Наконец они спешились и двинулись пешком по пути, указанному Гурги. Около заостренного валуна Гвидион остановился и издал победный клич. Рядом в глине четко, будто вырезанные, отпечатались следы Хен Вен.

— Гурги не солгал! — воскликнул Гвидион. — Надеюсь, он теперь наслаждается своими чавками и хрумтявками. Если бы я знал, что он так верно укажет нам путь, дал бы ему еще. Да, она перешла реку здесь, — продолжал он, — и мы сделаем то же самое.

Гвидион взял Мелингар за уздечку и пошел вперед. Воздух вдруг охолодал, и мрачное небо словно спустилось. Неспокойные воды Аврен были серыми, прорезанными белыми полосами пены. Ухватившись за луку седла, Тарен осторожно спускался со скользкого берега.

Гвидион шагнул в воду. Тарен медлил. Очень уж ему не хотелось мокнуть. Но Мелингар, увлекаемая Гвидионом, потянула его за собой. Ноги его скользили по дну, разъезжались, он спотыкался, поднимал тучу брызг. А ледяные волны, накатываясь, уже доходили ему до подбородка. Течение стало сильнее, вода путами закручивалась вокруг ног, змеей обвивала шею. Дно вдруг резко ушло из-под ног, и Тарен обнаружил, что дико танцует над бездной. Река жадно схватила его.

Мелингар уже плыла. Сильные ноги удерживали крепкую лошадь на плаву, но течение разворачивало ее, толкая на Тарена, так что тот с головой ушел под воду.

— Отпусти седло! — крикнул Гвидион. — Плыви сам!

Вода хлынула в уши, в ноздри, в рот Тарену. С каждым вздохом река вливалась в его легкие. Гвидион подплыл к нему, нагнал уносимого течением юношу, схватил за волосы и вытащил на отмель. Насквозь промокший Тарен кашлял и отплевывался. Мелингар достигла берега чуть выше по течению и рысью устремилась к ним.

Гвидион грозно поглядывал на Тарена:

— Я же велел тебе отцепиться. Все Помощники Сторожа Свиньи такие упрямые?

— Я не умею плавать, — выкрикнул Тарен. Губы его дрожали, зубы выбивали дробь.

— Почему же ты не сказал мне об этом до того, как мы вошли в реку? — сердито спросил Гвидион.

— Я думал, что сумею, что у меня получится само собой. И если бы Мелингар не навалилась… — пробормотал Тарен.

— Ты должен научиться отвечать сам за свои глупости, — отрезал Гвидион. — Что касается Мелингар, то у нее такой запас мудрости, что, боюсь, ты не наберешь столько, даже став мужчиной. В чем, однако, я начинаю сомневаться.

Гвидион вскочил в седло, втащил за собой мокрого, дрожащего Тарена. Копыта Мелингар зацокали по камням. Тарен шмыгал носом, вздрагивал, поглядывая в сторону приближающихся холмов. Высоко в небе кружили три крылатых силуэта.

Гвидион, у которого, казалось, глаза были и на затылке, и на макушке, моментально заметил их.

— Гвитанты! — закричал он и резко повернул коня вправо.

Мелингар рванула вскачь. От неожиданного поворота и рывка лошади Тарен потерял равновесие, соскользнул с седла и шлепнулся на прибрежную гальку.

Гвидион немедленно остановил норовистую кобылу. Пока Тарен неуклюже поднимался с земли, Гвидион схватил его крепкой рукой за шиворот, поднял и, как мешок муки, швырнул на спину Мелингар.

Гвитанты, которые издали казались не больше сухого листика, несомого ветром, увеличивались с каждым мгновением. Они неуклонно приближались к скачущей лошади и двум ее седокам. Вдруг они устремились вниз. Большие черные крылья свистели, мощно рассекая воздух. Мелингар с грохотом понеслась вверх по берегу. Гвитанты, издавая резкие крики, преследовали их. Едва Мелингар достигла растущих над берегом деревьев, Гвидион столкнул с ее спины Тарена и спрыгнул сам. Волоча юношу за собой, Гвидион добежал до раскидистого дуба и рухнул на землю.

Сверкающие крылья молотили по густой листве. Тарен заметил в этом мелькании и вихре хищные изогнутые клювы и безжалостные, как кинжалы, когти. В страхе он закричал и заслонил лицо руками. Гвитанты взмыли над деревом и с высоты ринулись вниз. Упругие ветви дуба отбросили их, листья дождем посыпались на землю. Крылатые чудища вновь взлетели, на мгновение повисли в небе, а затем, набирая скорость, унеслись на запад.

Трясущийся, с побелевшим лицом, Тарен осмелился приподнять голову. Гвидион вышел на открытый берег и следил за полетом гвитантов. Тарен приблизился к нему.

— Я надеялся, что этого не произойдет, — тихо сказал Гвидион.

Лицо его потемнело, жесткие складки прорезали его.

— До сих пор мне удавалось избегать их.

Тарен молчал. Он чувствовал себя виноватым. Неуклюже свалился с лошади, когда нельзя было терять ни секунды, а потом, под дубом, вел себя как боязливое дитя. Он ждал, что Гвидион отчитает его как следует. Но зеленые глаза воина были прикованы к удаляющимся черным точкам.

— Рано или поздно они бы нас нашли, — сказал Гвидион. — Это шпионы и посланцы Арауна, их называют еще глазами Аннуина. Никто не может ускользнуть от них. Нам повезло, что они только наблюдали, а не вылетели на кровавую охоту.

Гвитанты наконец исчезли, и он опустил глаза.

— Теперь они летят в свои железные клетки в Аннуине. Еще до захода солнца Араун узнает о нас. И не станет медлить.

— Эх, если бы они нас и не заметили… — жалобно проговорил Тарен.

— Не стоит сожалеть о том, что уже случилось, — сказал Гвидион, когда они снова двинулись в путь. — Так или иначе, Араун все равно бы о нас проведал. Не сомневаюсь, что он знал время моего отъезда из Каер Датил. Гвитанты не единственные его слуги и соглядатаи.

— Наверное, они самые ужасные из всех, — сказал Тарен, прибавляя шаг, чтобы не отставать от Гвидиона.

— Это далеко не так, — сказал Гвидион. — Им поручают выслеживать, а не убивать. От поколения к поколению их обучали этому. Араун понимает их язык, и они в его власти с того момента, как вылупляются из яйца. Они страшны, но все же из плоти и крови, а значит, меч может их поразить. — Он помолчал. — Но есть другие, которых меч не берет. И среди них Дети Котла, воины, которые служат Арауну.

— Они не люди? — спросил Тарен.

— Они были ими когда-то, — ответил Гвидион. — Это мертвецы, тела которых Араун выкрадывает из высоких курганов. Говорят, что он кидает их в колдовской котел, чтобы дать им новую жизнь. Если, конечно, это можно назвать жизнью. Они безмолвны, как смерть. И единственное их желание — сделать других такими же безмолвными рабами. Араун держит их при себе как стражников Аннуина, потому что вдали от хозяина сила их убывает. Однако иногда Араун посылает некоторых за пределы Аннуина — свершить ужасное злодеяние и погибнуть. Эти живые мертвецы, Дети Котла, полностью лишены сострадания и жалости, — продолжал Гвидион. — И Араун напитывает их злобой вновь и вновь. Он разрушил их память о самих себе, о том, что они когда-то были людьми. Они не помнят о слезах и смехе, о печали и любви, о доброте и снисхождении. Создание Детей Котла — одно из самых отвратительных деяний Арауна.

После долгих поисков Гвидион снова обнаружил следы Хен Вен. Они вели через поле, спускались в неглубокий овраг.

— Здесь следы обрываются, — сказал он, нахмурившись. — Даже на сухой, каменистой земле можно найти хоть малейший след. Но я ничего не вижу.

Медленно и методично, разделив дно и берега оврага на несколько участков, Гвидион оглядывал каждый камешек, каждую былинку. Усталый и переполненный ужасными впечатлениями, Тарен через силу заставлял себя переставлять ноги и был счастлив, что сумерки вынудили Гвидиона прекратить поиски.

Гвидион укрыл Мелингар в чаще и привязал ее к дереву. Тарен рухнул на землю и уронил голову на руки.

— Она исчезла бесследно, — сказал Гвидион, вынимая еду из седельной сумки. — Случиться могло все, что угодно. Но рассуждать и прикидывать, что бы это могло быть, у нас нет времени.

— Что же будет? — растерялся Тарен. — Нельзя медлить! Идем!

— Верный путь не всегда самый короткий, — сказал Гвидион, — к тому же нам может потребоваться помощь. У подножия Орлиных гор живет древний старец. Его имя — Медвин. Говорят, что он понимает сердца, проникает в души и ведает все пути всех живых существ в Придайне. Если кто-либо знает, где прячется Хен Вен, так это он.

— И если мы сможем найти его, — подхватил Тарен.

— Ты прав, говоря «если», — ответил Гвидион. — Я никогда его не видел. Другие тоже искали его и не нашли. У нас всего лишь призрачная надежда. Но это лучше, чем ничего.

Поднялся ветер. Он шептался о чем-то с темными кронами деревьев. Издали донесся лай охотничьих собак. Гвидион насторожился. Он сидел прямо, напрягшись, словно тугая тетива лука.

— Это Рогатый Король? — с испугом спросил Тарен. — Он настиг нас?

Гвидион покачал головой.

— Лай собак Гвина Охотника ни с чем не спутаешь, — задумчиво произнес он. — Значит, Гвин где-то поблизости.

— Еще один слуга Арауна? — спросил Тарен, и голос его осекся.

— Гвин верен лорду, имя которого неизвестно даже мне, — ответил Гвидион, — но он и велик, может быть, даже больше, чем Араун. Гвин Охотник путешествует один в сопровождении своры собак. И появляется он обычно там, где должно начаться кровопролитие. Он предвидит битву и смерть и наблюдает издали, считая убитых воинов.

Ясный звук охотничьего рога перекрыл лай и вой своры. Он взлетел к небу и, отразившись, проник в грудь Тарена холодным клинком ужаса. Но эхо его, прилетевшее от холмов, этот терзающий уши звук, внушало не столько страх, сколько тоску и печаль, словно бы предвещая беду и несчастье. Казалось, что тающий отзвук рога, исчезая, уносил с собой солнечный свет и пение птиц, ясное утро и тепло огня, еду, воду, дружбу, все-все, что означает жизнь. Оно исчезло и больше никогда не возвратится.

— Музыка Гвина — это не сама беда, а только предупреждение о ней, — сказал Гвидион, кладя руку на лоб Тарена. — Будь готовым к ней, но не унывай. Не вбирай в себя грозное эхо. Те, кто сделал это, бродят с тех пор по свету, потеряв надежду.

Тихое ржание Мелингар отвлекло Гвидиона. Он поднялся и пошел к лошади. Тарену показалось, что за кустом мелькнула какая-то тень. Преодолевая страх, он вскочил и нырнул в кустарник. Колючки намертво вцепились в него. Он рванулся, упал на что-то мягкое, что стало яростно отбиваться. Тарен лягнул шевелящуюся под ним массу ногой, ухватил нечто похожее на голову, и вдруг в нос ему ударил резкий запах псины, который ни с чем спутать было невозможно.

— Гурги! — сердито вскрикнул Тарен. — Ты крадешься за нами? — И он принялся с остервенением трясти существо, которое от страха тут же свернулось в клубок.

— Прекрати! Хватит! — остановил его Гвидион. — Не пугай его, не то бедняга и вовсе лишится рассудка.

Гурги, чувствуя защиту, завыл во весь голос. Тарен сердито уставился на Гвидиона.

— Я только хотел защитить тебя, — обиженно сказал он. — Можешь вообще меня прогнать. Пора было бы мне сообразить, что великий воин не нуждается в помощи и защите какого-то жалкого Помощника Сторожа Свиньи!

— В отличие от сердитого Помощника Сторожа Свиньи я не нуждаюсь ни в чьей защите, — спокойно сказал Гвидион. — И ты должен это помнить и не прыгать в кусты, не убедившись, что это безопасно. Побереги свою прыть и свой пыл для лучших целей… — Он помолчал и внимательно поглядел на Тарена. — Однако ты, верно, и впрямь опасался за мою жизнь.

— Если бы я только знал, что это просто глупый, нелепый Гурги… — поник Тарен.

— Вот-вот, именно не знал. А прыгнул, — подхватил Гвидион. — Что ж, это смело. Ты можешь быть кем угодно, Тарен из Каер Даллбен, но я вижу, что ты не трус. Прими мою благодарность.

И он низко поклонился смущенному и втайне довольному Тарену.

— А что будет с бедным Гурги? — заныло существо. — Ему ни улыбки, ни спасибки, одни колотушки да потрепушки от великих лордов! И ни кусочка чавки за следы поросюшки.

— Мы не нашли ее, — сердито ответил Гвидион. — И я еще не уверен, что ты то же самое не рассказал Рогатому Королю.

— Нет, нет! — замахал мохнатыми руками Гурги. — Воин с большими рогами гонялся за несчастным Гурги, всевидом и всеведом. Он устроил попрыгушки и поскакушки за бедным Гурги и хотел задать ему хорошую потрепку. А Гурги страшно боится битенья и колотенья. Он пришел к добрейшим и могущественнейшим защитникам. Верный Гурги никогда не оставит их.

— А что же Рогатый Король? — быстро спросил Гвидион.

— О, очень сердит, — захныкал Гурги. — Воины его наполнены злюками и ворчуками, потому что не могут найти поросюшки.

— Где они сейчас? — не отставал Гвидион.

— Недалеко. Они переплыли воду. Но только умный, ненакормленный Гурги знает, в каком месте. Они там зажгли огонь со страшными шипелками и обжигалками.

— Ты можешь отвести нас туда? — спросил Гвидион. — Я хочу разведать их планы.

Гурги захныкал, протягивая мохнатую руку:

— А чавки и хрумтявки?

— Так я и знал, что он этим кончит, — проворчал Тарен.

Гвидион оседлал Мелингар, и, держась в тени, они пересекли череду освещенных закатным солнцем холмов. Гурги показывал дорогу, несясь вприпрыжку впереди, и его длинные руки беспорядочно болтались, словно две корявые ветки. Они проехали одну долину, другую. Вдруг Гурги остановился на вершине холма. Внизу расстилалась широкая низина, сияющая от света факелов. Тарен увидел большой круг костров, устремляющих к небу острые пирамиды пламени.

— А теперь уже можно немного хрумки и чавки? — робко намекнул Гурги.

Не обращая внимания на его хныканье, Гвидион жестом приказал спускаться по склону. Соблюдать тишину было ни к чему. Их шагов все равно никто бы не услышал. Беспрерывный глухой ропот барабанов пульсировал над многолюдной равниной. Ржали кони. Крики людей и лязг оружия сливались в один непрерывный гул. Гвидион пригнулся, внимательно вглядываясь в освещенную мерцающими огнями тьму. Вокруг огненного круга костров воины на ходулях били мечами о свои щиты.

— Кто эти люди? — прошептал Тарен. — И что это за плетеные корзины, подвешенные к столбам?

— Это Сыновья Спеси, пешие воины, — ответил Гвидион, — они исполняют танец битвы, древний обряд войны. Он сохранился у них с тех пор, когда люди были еще дикарями. Корзины — еще одна древняя традиция, которую лучше бы забыть совсем. Но взгляни туда! — вскричал он полушепотом. — Рогатый Король! А там, — и он указал на колонны всадников, — там я вижу знамена кантрефа Регед! Знамена Дау Гледдина Зеленого и Большого Маура! Всех кантрефов юга! Да, теперь я понимаю.

Рогатый Король, державший в руке огромный факел, подъехал к плетеным корзинам и ткнул факелом в одну из них. Огонь мгновенно охватил весь ряд ивовых корзин. Клубы едкого дыма заволокли небо. Воины одновременно лязгнули щитами и испустили протяжный вопль. Из корзин вдруг послышались стоны и крики людей. Тарену стало трудно дышать то ли от наплывавшего дыма, то ли от этих ужасных криков. Он отвернулся.

— Мы увидели достаточно, — сказал Гвидион. — Поторопитесь. Надо как можно быстрее скрыться отсюда.

Занимался рассвет. Гвидион наконец остановился у края выжженного солнцем бесплодного поля. До сих пор он не вымолвил ни слова. Даже Гурги молчал, только глаза были круглыми от страха.

— Кое-что из того, что мне следовало узнать, я выяснил, — сказал Гвидион. Его лицо было мрачным и бледным. — Араун осмелился поднять голову. Пока он только пробует силу рук — рук воинов Рогатого Короля. Его могучее войско выступило против нас. Дети Дон не готовы к борьбе со столь сильным врагом. Их надо предупредить. Я должен немедленно возвратиться в Каер Датил.

По ту сторону поля из леса вылетели легким галопом пятеро всадников. Тарен рванулся в сторону. Их заметили. Первый всадник пришпорил коня и понесся вперед. Мелингар пронзительно заржала. Воины выхватили мечи.

Глава 5

Сломанный меч

Гурги убежал, визжа от страха. Гвидион стоял рядом с Тареном, когда первый всадник устремился к ним. Неуловимым движением Гвидион выхватил из куртки травяную сеть. Неожиданно усохший пучок травы сделался шире, длиннее, засверкал и затрещал, испуская узкие полосы пламени. Всадник занес меч. С воинственным кликом Гвидион швырнул полыхающую сеть в лицо врагу. Вскрикнув, всадник уронил меч и замахал руками. Он вылетел из седла, а испепеляющая сеть окутала его, облепила всего, как гигантская паутина.

Гвидион поволок ошеломленного Тарена к вязу и вынул из-за пояса охотничий нож. Он сунул его Тарену в руку и быстро сказал:

— Это единственное оружие, которое я могу дать тебе. Воспользуйся им.

Прижавшись спиной к стволу дерева, Гвидион повернулся лицом к оставшимся четырем воинам. Огромный меч описал сверкающую дугу, острый клинок, рассекая воздух, запел над головой Гвидиона. Дальше Тарен ничего не видел. Громадная лошадь встала на дыбы, и прямо перед его лицом взвились тяжелые копыта. Всадник злобно ударил Тарена по голове, размахнулся и ударил еще раз. Ослепленный, Тарен наугад ткнул ножом. Закричав от ярости и боли, всадник откинулся назад в седле, увлекая лошадь в сторону.

Гурги нигде не было видно, но по полю к ним стремительно неслось что-то белое.

Мелингар вступила в драку. Ее золотистая грива вздымалась, бока белой кобылы раздувались, а сама она ржала и, выкидывая вперед копыта, бросалась на всадников. Ее могучие бока теснили их, опрокидывали коней, и те в панике, выворачивая синеватые белки глаз, становились на дыбы. Один всадник, желая повернуть, неистово дернул поводья своей лошади. Она присела на задние ноги. Мелингар поднялась во весь рост, ее передние копыта колотили по воздуху, хлестали и топтали всадника, упавшего на землю. Мелингар закружилась над ним, вминая скрюченную фигурку в глину.

Остальные три воина шарахнулись от взбешенной лошади. Около вяза звенел и лязгал стремительный клинок Гвидиона. Его ноги будто вросли в землю. Теснившие его всадники не могли сдвинуть с места доблестного принца. Глаза его сверкали страшным светом ярости.

— Продержись еще немного! — прокричал он Тарену.

Меч его вспыхивал молнией. Нападавшие воины заколебались. Невдалеке послышался цокот копыт. И когда последние двое нападавших готовы были пуститься наутек, на краю поля показались двое других. Они круто остановили коней, спешились и кинулись в самую гущу битвы. Их лица были мертвенно-бледными, а неподвижные глаза тускло светились одновременно равнодушием и злобой. Тяжелые бронзовые обручи охватывали их талии, и с этих подобий поясов свисали черные плети. Бронзовые нагрудные пластины были усеяны острыми шипами. Ни шлемов, ни щитов они не носили. Рты их растянулись в застывшем отвратительном оскале, напоминавшем мертвую улыбку черепа.

Меч Гвидиона блеснул в последний раз.

— Убегай! — крикнул он Тарену. — Это Дети Котла! Бери Мелингар и скачи отсюда!

Тарен еще плотнее прижался к теплому стволу вяза и поднял свой нож. В следующее мгновение перед ним выросли Дети Котла.

Страх черными крыльями окутал Тарена. И не мертвенно-бледные лица ужасных воинов, не застывшие безжизненные глаза их, а призрачное молчание, беззвучный оскал ледяных губ наполнили ужасом его душу. Немые люди выхватили мечи. Металл заскрежетал о металл. Безжалостные воины наносили удар за ударом. Клинок Гвидиона вдруг вонзился прямо в сердце одного из нападавших. Бледный воин не издал ни звука. Ни капли крови не выкатилось из раны. Он лишь передернулся и с таким же застывшим лицом вновь бросился в бой.

Гвидион стоял, как одинокий загнанный волк. Глаза его сверкали зеленым огнем, сжатые зубы влажно поблескивали. Мечи Детей Котла молотили по его мелькающему клинку. Тарен кинулся на одного из бледных воинов. Но неуловимый взмах меча, и охотничий нож выпал из его окровавленной руки.

По шее Гвидиона струилась кровь. Бледные воины усилили натиск.

Принц набычился и, издав громкий клич, ринулся вперед; в отчаянном прыжке Гвидион ударился грудь в грудь с нападавшим и упал на одно колено. Он еще продолжал наносить удары, но быстро слабел. Меч выпал из его рук. Дети Котла отбросили свое оружие и схватили его. Они швырнули принца на землю лицом, заломили руки назад и крепко связали.

Тут появились еще два воина. Один схватил Тарена за шиворот. Юношу кинули на спину Мелингар и накрепко привязали к седлу. Он теперь лежал поперек лошадиной спины бок о бок со связанным Гвидионом.

— Ты сильно ранен? — спросил Гвидион, пытаясь поднять голову.

— Нет, — сказал Тарен, — твоя рана серьезнее.

— Не рана меня беспокоит, — горько вздохнул Гвидион. — Были и похуже, но я выжил. Почему ты не убежал, как я приказывал? Я знал, что не одолеть нам Детей Котла, но я мог их задержать, пока ты не скроешься. Впрочем, ты бился неплохо, Тарен из Каер Даллбен.

— Ты больше чем великий воин, — прошептал Тарен. — Я помню, как ты плел сеть из травы до того, как мы переплыли Аврен. Но в твоих руках это, как я видел, стало не просто травой. Почему ты не открылся мне?

— Я тот, кто я есть. А пучки травы — да, ты прав, — это немного больше, чем просто умение. Этому меня научил Даллбен.

— Значит, ты тоже чародей?

— Я же сказал, я тот, кто я есть. Но обладаю и еще кое-чем. Но как видишь, сегодня этого было мало, чтобы защитить моего смелого товарища.

Один из Детей Котла пришпорил своего коня, вплотную подъехал к Мелингар и, выхватив кнут, со всего маху хлестнул одного и другого пленника.

— Молчи, — шепнул Гвидион. — Они убьют тебя. Если мы никогда больше не увидимся, прощай.

Отряд долго ехал без остановки. Перейдя вброд мелководную реку Истрад, кони Детей Котла сжали Мелингар с обоих боков. Тарен раз попытался заговорить с Гвидионом, но жгучие удары хлыста заставляли его замолчать. В горле у Тарена пересохло, голова кружилась, накатывали волны тошноты. Он уже не понимал, сколько времени они едут, потому что ежеминутно впадал в беспамятство, в лихорадочный сон. Солнце стояло все еще высоко. Ему померещился силуэт высокой серой крепости, стоящей на холме. Или это было наяву?

Копыта Мелингар застучали по камням. Тарен увидел мостовую. Он поднял голову и догадался, что они въехали во двор крепости. Грубые руки стащили его со спины Мелингар и поволокли, обессиленного и спотыкающегося, в сводчатый коридор. Гвидион, поддерживаемый под руки, еле передвигал ноги. Тарен попытался присоединиться к своему другу, но хлыст Детей Котла свалил его на колени. Стражники заставили его подняться и толкнули вперед.

Наконец пленников ввели в просторный зал. Вдоль ярко-алых стен полыхали факелы. День был еще в разгаре, но здесь, в огромном зале без окон, стоял мрак, веял холод и ночная сырость сквозила по каменным плитам пола. В дальнем конце зала на троне, вырезанном из черного дерева, сидела женщина. Ее длинные волосы отливали серебром в сочном свете факелов. Лицо ее было молодым и красивым. Но мертвенно-бледная кожа казалась еще бледнее из-за темно-красного платья. Шею ее окружало тяжелое ожерелье из драгоценных камней, запястья обеих рук охватывали украшенные камнями браслеты, а крупные кольца тускло мерцали в свете факелов. Меч Гвидиона лежал у ее ног.

Женщина резко поднялась.

— Позор моему дому! — вскричала она. — Раны этих людей свежи и не перевязаны! Кто-то мне ответит за это! — Она подошла к Тарену. — А этот юноша еле стоит на ногах. Принесите еды, вина и бальзам для ран! — Она громко хлопнула в ладоши и обратилась уже напрямую к Тарену, глядя на него с жалостью. — Бедный мальчик, тебя мучат твои раны.

Женщина протянула легкую бледную руку и нежно коснулась его окровавленного плеча. Под ее пальцами боль утихла, и приятное мягкое тепло разлилось по всему телу. Все его существо охватило согревающее чувство покоя, словно нахлынувшее из давно забытых дней, когда в Каер Даллбен его укладывали в теплую кроватку и сонный летний полдень смыкал глаза.

— Как вы попали в наши места? — донесся до него мелодичный голос.

— Мы переплыли Великую Аврен, — начал Тарен. — Понимаете, произошло…

— Молчи! — Голос Гвидиона зазвенел в его ушах. — Это Акрен! Она коварна и готовит нам ловушку.

Тарен осекся. Несколько мгновений он ошарашенно смотрел на ласковую женщину и никак не мог поверить, что за этой красотой и нежностью прячется зло, о котором его не раз предупреждали. Может, Гвидион заблуждается? Тем не менее он плотно сжал губы и умолк.

Женщина удивленно повернулась к Гвидиону:

— Не очень-то вежливо так говорить обо мне. Ты ранен, и это извиняет тебя. Но не надо быть таким злым. Кто ты?

Глаза Гвидиона сверкнули.

— Ты знаешь меня так же хорошо, как я тебя, Акрен! — Это имя он словно бы выплюнул сквозь кровоточащие губы.

— Я слышала, что лорд Гвидион путешествует по моей земле. Однако…

— Однако ты прекрасно знаешь и то, что Араун послал своих воинов убить нас! — вскричал Гвидион. — И они здесь, в твоем замке! Может быть, ты этого не знаешь?

— Араун послал воинов найти, а не убить вас, — спокойно сказала Акрен. — Но ты, конечно, не веришь мне. Теперь, увидев тебя, я рада, что такой благородный человек не истек кровью где-нибудь в канаве. А нам есть о чем поговорить. Думаю, что и не без пользы для тебя.

— Прежде прикажи развязать меня и верни мой меч, — ответил Гвидион.

— Ты ставишь условия? — мягко спросила Акрен. — Кажется, ты что-то недопонял. Я предлагаю тебе большее, чем свободу и меч. Твою жизнь, лорд Гвидион.

— В обмен на что?

— Поначалу я хотела к твоей жизни добавить и вторую, — Акрен повернула голову к Тарену и оглядела его, — но я вижу, что это пустяковая, ничего не стоящая жизнь. Нет, я предлагаю другую сделку. Ты еще не знаешь меня по-настоящему, Гвидион. У тебя нет будущего за этими стенами. Только здесь я могу обещать тебе…

— Твои отравленные обещания пахнут Аннуином! — бросил ей в лицо Гвидион. — Я презираю их! Ты ошибаешься, я вижу тебя насквозь!

Лицо Акрен стало мертвенно-бледным. Губы ее скривились. Она зашипела, как разгневанная кошка, неуловимым движением выкинула вперед руку, и ее кроваво-красные ногти разодрали щеку Гвидиона. В следующее мгновение королева выхватила из ножен меч Гвидиона и, держа его обеими руками, сделала выпад. Острие меча замерло на волосок от горла пленника. Гвидион не шелохнулся. Голова его была по-прежнему гордо поднята, глаза сверкали презрением.

— Нет, — взвизгнула Акрен, — я не убью тебя! Ты сам падешь к моим ногам и станешь умолять вернуть тебе меч и пощадить! Ты презираешь меня? Ты не веришь моим обещаниям? Так одно из них я сдержу!

Акрен подняла меч над головой и с силой грохнула им о каменный пол. Брызнули искры. Клинок тихо зазвенел, но не сломался.

С яростным воплем она отшвырнула меч. Он заскользил по полу. Акрен тигрицей метнулась за ним и снова схватила, сжав в ладонях острый клинок в безумном порыве гнева. Ладони ее мгновенно заалели кровью. Губы искривились в змеином изгибе, глаза запали. Удар грома сотряс весь дворец, багровый свет озарил стены, и меч раскололся на куски.

— Вот так я и тебя сломаю! — пронзительно завопила Акрен.

Она протянула руку к стоявшим поодаль Детям Котла, что-то приказала им на незнакомом гортанном языке.

Бледные воины шагнули вперед, схватили Тарена и Гвидиона и поволокли их из зала. В темном коридоре Тарен попытался вырваться, метнулся к Гвидиону. Но один из воинов наотмашь ударил его по голове рукояткой кнута.

Глава 6

Эйлонви

Тарен очнулся на подстилке из грязной гнилой соломы, которая пахла так, будто на ней спал Гурги и все его родичи и предки разом. Над его головой светился бледный квадрат зарешеченного окна. Слабый солнечный луч упирался в грубый влажный камень стены. Мелкие квадратики света лежали на полу. Но мертвенный, тусклый свет этот лишь подчеркивал мрачную полутьму камеры с тяжелым нависающим и давящим потолком. Когда глаза Тарена привыкли к желтому сумраку, он различил низкую окованную дверь с узкой щелью у самого пола. Вся камера была не больше трех шагов в поперечнике.

Голова раскалывалась от мучительной боли. Руки, стянутые за спиной крепким ремнем, опухли и ныли. Тарен лежал на вонючей подстилке и пытался вспомнить, что с ним произошло. Он не смел даже предположить, какая судьба постигла Гвидиона. После того как бледный воин ударил его рукояткой кнута, сознание возвращалось к Тарену лишь на отдельные мгновения и перед ним мелькали разрозненные клочки воспоминаний. В следующий миг он снова проваливался в тошнотворную кружащуюся тьму. Он неясно видел себя то бессильно висящим на плече охранника, то мелькал перед глазами бесконечный ряд железных дверей в темном коридоре, то смутно слышался голос Гвидиона. Друг что-то кричал ему, от чего-то предостерегал, но ни слова не мог вспомнить Тарен. А может быть, то была лишь часть его ночного кошмара? Он мог только догадываться, что Гвидиона бросили в другую подземную темницу. И значит, он жив? Тарен надеялся и страстно желал этого. Но не мог стереть из памяти мертвенно-бледное лицо Акрен, ее пронзительный визг и понимал, что эта кровожадная тигрица в ярости могла приказать убить Гвидиона.

И все же у него были причины надеяться, что его товарищ и спутник жив. Акрен ведь сразу могла проткнуть его мечом, как только он бесстрашно отверг все посулы и обещания. Но что-то ведь ее удержало! Вероятнее всего, она оставила пока Гвидиона в живых, отложила его смерть. Он ей нужен. Однако мысль о том, что гордый рыцарь распростерт на такой же гадкой соломе, беспомощный и окровавленный, мучила Тарена, наполняла тоской его сердце. Он сжал зубы и почувствовал, как мучительная тоска переплавляется в ярость. Шатаясь, он встал, сделал два шага до двери, ударил по ней ногой и затем стал бешено колотить, биться о нее всем телом. Все оставшиеся силы он вложил в этот яростный порыв. Ноги его подкосились, и Тарен в отчаянии опустился на холодный и влажный земляной пол, упершись лбом в дубовую доску двери. Через несколько мгновений он снова поднялся и опять заколотил ногами, плечом, грудью по двери, по каменным стенам, уже ничего не разбирая, не понимая. Он бился в узком пространстве камеры, как раненый загнанный зверек. Тарен надеялся, что кто-нибудь услышит его, откликнется. Но лишь глухой звук ударов его тела разносился по камере. Слишком толсты и непроницаемы были ее стены, чтобы слабые толчки достигли чьих-то ушей снаружи.

Сознание его снова помутилось. Вдруг полузакрытые глаза резанула вспышка света. Какой-то сияющий шар пролетел между прутьями решетки и упал, мерцая, к его ногам. Тяжелый и как бы литой из золота, он светился изнутри. Сбитый с толку Тарен поднял взгляд к окну. Из-за решетки на него смотрели два сияющих голубых глаза.

— Простите, — донесся до него мелодичный девичий голос, — меня зовут Эйлонви. Если вам не трудно, киньте, пожалуйста, мне мою игрушку. Я бы не хотела, право, чтобы вы подумали, будто я маленький ребенок, забавляющийся всякими глупыми безделушками. Но поверьте, здесь иногда так скучно, что… Короче, я уронила ее, и будьте добры, верните, если вас, конечно, это не затруднит.

— Малышка, — горько усмехнулся Тарен, — я не…

— Я не малышка! — перебила его Эйлонви. — Я же только что сказала тебе это. Ты что, слабоумный? Тогда мне жаль тебя. Я всегда жалею тупых и глупых. Как тебя зовут? — неожиданно перебила она сама себя. — Не правда ли, забавно разговаривать целую минуту с человеком и не знать его имени? Это все равно что ходить на голове или жить с трехпалой рукой, понятно? Неудобно это, вот.

— Я Тарен из Каер Даллбен, — выпалил он и тут же пожалел: а вдруг это ловушка?

— Очень мило, — откликнулась Эйлонви. — Рада познакомиться. Наверное, ты лорд, или воин, или даже военачальник. А может быть, ты бард? Или чудовище? Хотя чудовищ у нас давно не бывало.

— Ни тот, ни другой и ни третий, — буркнул Тарен, впрочем польщенный тем, что Эйлонви принимает его за одну из таких значительных особ.

— Тогда кто же ты?

— Я — Помощник Сторожа Свиньи…

Тарен снова спохватился, прикусил губу, но поздно: слова сорвались с языка и теперь оставалось только успокаивать себя, что девчонка выпытала у него не так уж много и слишком легкомысленна, чтобы использовать это немногое им с Гвидионом во вред.

— Как очаровательно! — восхитилась Эйлонви. — Ты разговорился со мной! Может быть, и тот малый в соседней темнице тоже скажет мне несколько слов?

— Расскажи мне о нем, — быстро сказал Тарен. — Он, значит, жив?

— Не зна-аю, — протянула Эйлонви. — Я ведь только взглянула на него сквозь решетку. Он совсем не двигается. Но думаю, жив. Иначе Акрен уже давно скормила бы его воронам. А теперь, если не возражаешь, подай мне мою игрушку.

— Я не могу этого сделать, — сказал Тарен. — У меня связаны руки.

Голубые глаза расширились от удивления.

— Да? Это меняет дело. Придется мне самой зайти к тебе и взять ее.

— Не получится, — усмехнулся Тарен. — Разве ты не видишь, глупышка, что я заперт?

— Конечно вижу, — спокойно ответила Эйлонви. — Но глуп ты, если полагаешь, что темницы бывают не заперты. И вообще, Тарен из Каер Даллбен, ты удивляешь меня некоторыми своими странными замечаниями. Не хотелось бы тебя обижать, но ответь, требует ли работа Помощника Сторожа Свиньи хоть какого-нибудь ума?

Что-то грохнуло за решеткой. Голубые глаза мгновенно исчезли. Тарен услышал нечто вроде глухой потасовки, вскрик, потом пронзительный визг и звук увесистого шлепка.

Голубые глаза больше не возникали. Тарен бросился ничком на солому. Мысли его путались снова. Мертвенная тишина одиночной камеры угнетала и давила. Он уже мечтал, чтобы Эйлонви вернулась. Это желание смущало его. Несомненно, она так же коварна и зла, как и все обитатели этого замка. И все же чем-то не похожа на них. Может быть, ему просто хочется так думать о ней в его безысходном, безнадежном положении? Однако полностью поверить в злодейство Эйлонви он все-таки не мог. Так или иначе, но он просто жаждал снова услышать ее мелодичный голосок.

Решетчатый квадрат окна над ним потемнел. Ночь хлынула в камеру темной, холодной и сырой волной. В щели под дверью камеры что-то грохнуло, звякнуло, и Тарен различил в темноте что-то проскользнувшее внутрь. Это была неглубокая миска. Он осторожно понюхал плескавшуюся в ней жидкость, боясь, что еда отравлена. Но это оказалась вовсе не еда, а всего лишь несколько глотков теплой и затхлой воды. В горле так пересохло, что Тарен, будто зверек, приник ртом к миске и жадно вылакал вонючую воду.

Он свернулся на соломе калачиком и постарался заснуть, не прислушиваясь к боли во всем теле. Руки так опухли, что жесткие ремни глубоко врезались в кожу. Вместе со сном навалились кошмары, и Тарен проснулся от собственного крика. Он попытался уснуть снова. Но теперь под соломой услышал приглушенную возню и царапание.

С трудом Тарен поднялся на ноги. Царапание перешло в скрежет.

— Отойди! — донесся до него приглушенный голос.

Тарен удивленно огляделся.

— Сойди с камня!

Он сделал шаг в сторону. Голос определенно долетал из-под соломенной подстилки.

— Ну не могу я поднять его, пока ты, глупый Помощник Сторожа Свиньи, стоишь на нем! — совсем близко раздался сердитый голос.

Испуганный и ошарашенный, Тарен отпрыгнул и прижался к стене. Соломенный тюфяк медленно приподнялся. Каменная плита под ним тоже приподнялась, и из-под земли в камеру проскользнула легкая грациозная тень.

— Кто ты? — вскрикнул Тарен.

— А кого, интересно, ты ожидал? — прозвенел в темноте голосок Эйлонви. — И пожалуйста, не устраивай столько шума! Я же сказала, что приду. О, вот и моя игрушка!

Тень метнулась к мерцающему шару, про который Тарен вовсе и забыл.

— Где ты? — закричал Тарен. — Я ничего не вижу…

— Только это тебя беспокоит? — спросила Эйлонви. — Так бы сразу и сказал.

Тотчас яркий свет ослепил его. Свет этот излучал золотой шар в руках Эйлонви. Тарен зажмурился.

— Что это такое? — прошептал он.

— Это? Моя игрушка, — просто сказала девушка. — Сколько раз мне еще повторять тебе?

— Но… но она светится!

— А что она, по-твоему, должна делать? Порхать пташкой под потолком? Блеять по-козлиному?

Теперь Тарен разглядел освещенную отблеском шара Эйлонви. Кроме огромных голубых глаз, у нее были удивительно длинные, ниже талии, рыжевато-золотистые волосы. Лицо несколько надменное, но нежная кожа и чуть выступающие скулы делали его милым. Ее перепачканное глиной белое платье было перепоясано серебряной цепью с крупными звеньями. Серебряный полумесяц на тонкой цепочке посверкивал у нее на груди. По виду Эйлонви была на год или два моложе его, но ростом ему не уступала.

Эйлонви положила светящийся шар на пол, подошла к Тарену и развязала ремни, спутывающие его руки.

— Я собиралась прийти побыстрее, — сказала она. — Но Акрен застала меня, когда мы с тобой разговаривали. Она пыталась отхлестать меня. Но я ее укусила. За это она заперла меня в темной комнате под землей. — И Эйлонви указала рукой на приподнятую каменную плиту. — Таких темниц здесь, под Спиральным замком, сотни. И целое переплетение всяких галерей, коридоров, тупиков и спусков. Будто пчелиные соты. Строила все это не Акрен. Говорят, этот замок принадлежал когда-то Верховному королю. Акрен думает, что знает здесь все ходы-выходы, все тайные коридоры и переходы. На самом деле и в половине из них она никогда не бывала. Можешь себе вообразить Акрен, шныряющую по узким и грязным тоннелям? Куда ей! Она же намного старше, чем выглядит, — хихикнула Эйлонви. — Но я-то знаю тут каждый закуток. Всю запутанную сеть коридоров. Но сейчас мне пришлось бродить в темноте. У меня же не было моей игрушки!

— Ты хочешь сказать, что постоянно живешь в этом страшном замке? — ужаснулся Тарен.

— Естественно, — сказала Эйлонви. — А ты полагаешь, что я прилетела на крылышках радости погостить сюда на недельку?

— Акрен — твоя мать? — с опаской прошептал Тарен и в страхе отпрянул от девушки.

— Конечно нет! — воскликнула девушка. — Я — Эйлонви, дочь Ангарад, дочери Регаты, дочери… Ой, мне так надоедает доводить этот список до конца! Мои предки, — она гордо подняла голову, — Народ Моря. Я из рода Ллира Молчаливого, Морского Царя. Акрен — моя тетка, хотя иногда мне кажется, что она вовсе не тетя мне.

— Тогда что же ты тут делаешь?

— Я же сказала, живу! — нетерпеливо топнула ножкой Эйлонви. — Тебе все так долго надо втолковывать, чтобы ты понял? Мои родители умерли, и родичи послали меня сюда, чтобы Акрен научила меня волшебству. Понимаешь, это семейная традиция. Так уж повелось, что все мальчики — военачальники, а девочки — волшебницы.

— Акрен в союзе с Арауном из Аннуина! — вскричал Тарен. — Она злое, отвратительное существо!

— Подумаешь, это всем известно, — пожала плечами Эйлонви. — Иногда мне хочется, чтобы родичи взяли меня отсюда. Но наверное, они обо мне просто забыли.

Она вдруг заметила глубокую рану на его плече.

— Откуда это у тебя? — спросила Эйлонви. — Да, ты, как я вижу, не великий воин, если позволил так побить себя. Конечно, Помощник Сторожа Свиньи не обязан совершать подвиги и бросаться в гущу сражения. И все же позволить ранить себя…

Она оторвала кайму от подола своего платья и принялась перевязывать рану юноши.

— Я и не позволял ранить себя! — сердито сказал Тарен. — Это Араун или твоя тетка, не знаю, кто из них, да мне и все равно. Один не лучше другого.

— Я ненавижу Акрен! — неожиданно воскликнула Эйлонви. — Она подлая и гадкая! Из всех, кто появлялся здесь, ты первый, с кем приятно поболтать. А она навредила тебе!

— Это еще не самое страшное, — мрачно сказал Тарен. — Она задумала убить моего друга.

— Если она это сделает, — сказала Эйлонви, — так и тебя не забудет. Акрен не останавливается на полпути и полдела не вершит. Как будет жалко, если тебя убьют. Мне бы не хотелось, чтобы это с тобой случилось…

— Эйлонви, послушай, — перебил ее Тарен, — если под замком такое переплетение ходов, то какой-нибудь ведет и в другую камеру? Ты можешь отсюда проникнуть туда?

— Ведет. И могу, — ответила Эйлонви. — Ты опять задаешь глупые вопросы. Если есть путь внутрь, то и наружу должен быть непременно. Не так ли?

— Ты поможешь нам? — рванулся к ней Тарен. — Нам очень важно вырваться отсюда. Ты выведешь нас?

— Устроить вам побег? — Эйлонви тихонько засмеялась. — Акрен взбесится! — Она надменно посмотрела на Тарена и важно проговорила: — И вынуждена будет отхлестать меня и запереть в темнице. — Глаза ее вдруг весело заблестели. — Да, это великолепная мысль! Забавно бы взглянуть на нее, когда она спустится сюда и увидит пустые темницы. Да ничего забавнее и придумать нельзя! Можешь себе представить…

— Послушай меня внимательно, — прервал ее болтовню Тарен. — Можешь ли ты… отвести меня… к моему другу? Поняла?

Эйлонви покачала головой:

— Это будет не так-то просто. Видишь ли, в камеры ведут просторные галереи, но переходы из одной в другую достаточно тесны и бежать по ним не очень-то удобно. Тем более втроем.

— Ладно, — согласился Тарен, — тогда я присоединюсь к вам в одной из галерей.

— Не понимаю, зачем тебе это? — пожала плечами девушка. — Будет гораздо проще, если я пойду и выпущу его, выведу за стены замка, а потом приду за тобой. Почему тебе так нравится все усложнять? Я же объяснила, что втроем ползать по переходам трудно. Намного труднее, чем ты думаешь. А сам ты отсюда никогда не выберешься.

— Хорошо! — в нетерпении воскликнул Тарен. — Освободи моего друга первым. Я надеюсь, что у него достанет сил двигаться. Если же нет, вернись сюда, и я подумаю, как его вынести наружу. Кроме того, — вспомнил вдруг Тарен, — где-то здесь и наша кобылка Мелингар. Как быть с ней?

— Она, наверное, в конюшне, — сказала Эйлонви. — Надеюсь, ты знаешь, что лошадей обычно держат в конюшнях?

— Пожалуйста, — попросил ее Тарен, — послушай меня. Ты и ее должна вывести. И еще достань нам оружие. Сделаешь это?

Эйлонви быстро кивнула:

— Это будет страшно интересно! — Она хихикнула. — Уж-жасно весело!

Эйлонви подняла светящийся шар и спрятала его в ладошках. В камере снова стало темно. Стукнула опускающаяся плита, и серебристый смех Эйлонви постепенно растаял вдали.

Тарен метался по тесной камере взад-вперед. Впервые за эти два дня у него появилась какая-то надежда, хотя он и не был уверен, что можно положиться на эту легкомысленную девушку. Она, казалось, могла тут же забыть обо всем, что только что обещала. И хуже того, по неосмотрительности выдать их Акрен. А вдруг это все же ловушка, устроенная лишь для того, чтобы навлечь на них новые невзгоды и пытки? О, потеря надежды еще мучительнее, чем полная безнадежность! И все же хуже, чем сейчас, быть не может!

Чтобы сохранить силы, он растянулся на соломе и постарался расслабиться. Перевязанная Эйлонви рана больше не беспокоила. Он был голоден, но те несколько глотков воды, поданные под дверью в миске, убавили нестерпимую жажду.

Тарен и представить себе не мог, как долго придется им плутать по подземным галереям. Не знал он и сколько времени осталось до утра. Но время шло, и тревога не оставляла его. Тарен попытался сдвинуть с места каменную плиту, которой воспользовалась девушка. Но как ни старался, разодрав руки в кровь, не смог даже и пошевелить ее. И он опять погрузился в бездействие, в томительное ожидание. Эйлонви все не возвращалась.

Глава 7

Ловушка

Из коридора донесся слабый звук. Он приближался, становясь все громче. Тарен бросился на пол и поспешно прижался ухом к щели под дверью. Он услышал гул марширующих ног и звяканье оружия. Юноша выпрямился и прислонился спиной к стене. Сомнений не было — девушка предала его! Он лихорадочно стал искать хоть что-нибудь, чем можно защищаться. Так просто он не сдастся! Ничего не найдя, Тарен схватил пучок соломы. Как бы он хотел сейчас иметь силу Гвидиона, чтобы превратить эти жалкие гнилые травинки в пылающую сеть!

Звук шагов нарастал. Они прошли мимо! Тарен испугался, что они направляются в соседнюю камеру, к Гвидиону. И с облегчением вздохнул, когда шаги стали затихать где-то в дальнем конце коридора. Возможно, это просто менялась стража.

Тарен без сил опустился на свою подстилку. Эйлонви, конечно, не вернется. Он злился на эту пустоголовую дурочку, на ее вероломные обещания, на себя, что поверил им хоть на мгновение. Для нее все только забавы и развлечения. Наверное, будет хихикать, когда Дети Котла придут за ним, и воспримет их казнь как великую шутку, над которой можно вволю посмеяться. Он спрятал лицо в ладони и замер в тоске. Даже легкий шорох не оторвал его от тяжелых дум.

— Тебе всегда непременно нужно сидеть именно на этом камне? — донесся до него голосок, который он уж и не ожидал услышать. — Ты слишком тяжелый, я не могу тебя поднять.

Тарен вскочил и поспешно отшвырнул солому. Каменная плита приподнялась. Пучок света от золотого шара осветил довольное лицо Эйлонви.

— Твой друг свободен, — прошептала она. — Мелингар я вывела из конюшни, и теперь они оба прячутся в лесу за замком. Они ждут тебя, — радостно сообщила Эйлонви. — Поэтому, если ты не будешь стоять столбом и таращить глаза, будто забыл свое собственное имя, мы сможем отправиться к ним.

— Ты добыла оружие? — спросил опомнившийся Тарен.

— Нет. У меня не было времени его искать, — сказала Эйлонви. — Сознайся, — она лукаво улыбнулась, — ты не ожидал, что я все это сделаю, а?

Эйлонви опустила руку со светящимся шаром, и полоса света легла на пол.

— Иди первым, — сказала она. — Я спущусь за тобой и положу камень на прежнее место. Когда Акрен пришлет за тобой Детей Котла, они не найдут никаких следов. Она подумает, что ты растворился в воздухе, и совсем лопнет от злости! Я знаю, что дурно злить человека, подсовывая ему вместо яблока жабу, но когда еще представится такой чудесный случай насолить ей?

— Акрен узнает, что ты помогла нам бежать, — сказал Тарен.

— Нет, не узнает, — беспечно откликнулась Эйлонви. — Она же думает, что я по-прежнему заперта. А если она не знает, что я знаю способ выбраться из запертой комнаты, как же она узнает, что я выбралась? Но это слишком сложно для твоего умишка. Ты бесхитростен, как эта дверь. Но твоя наивность означает, что у тебя доброе сердце, а я думаю, что это гораздо важнее, чем слыть умником.

Пока Эйлонви продолжала болтать, Тарен протиснулся в узкое отверстие. Он попал в узкий и низкий тоннель. Пришлось встать чуть ли не на четвереньки.

Эйлонви уложила камень на место и двинулась впереди него. Ее шар освещал земляные стены хода. Тарен, сгорбившись, поспешал за Эйлонви. Справа и слева открывались боковые галереи.

— Не отставай, — позвала его Эйлонви. — И не сворачивай никуда. Некоторые галереи так разветвляются, что недолго и заблудиться. А другие и вовсе не ведут никуда. Это тупики. Глупо будет затеряться под землей, когда хочешь выйти наружу.

Девушка шла так легко и быстро, что Тарен еле за ней поспевал. Дважды он спотыкался о камни, хватался за скользкие стены и снова устремлялся вслед за Эйлонви. Узкий лучик подпрыгивал впереди, а сзади к нему тянулись длинные руки темноты, словно стараясь удержать и утащить обратно. Теперь он понял, почему крепость Акрен называлась Спиральным Замком. Узкие душные галереи вились бесконечным лабиринтом, кружили его. Тарен не был уверен, что они продвигаются вперед. Казалось, подземная карусель ведет их по собственным следам.

Земляной потолок задрожал и просыпался мелкой пылью им на головы. Где-то над ними слышался гул шагов.

— Мы сейчас как раз под комнатой стражи, — шепнула Эйлонви. — Наверху что-то случилось. Обычно Акрен не будит стражу среди ночи.

— Они, должно быть, обошли камеры, — сказал Тарен. — Незадолго до твоего прихода в коридоре слышалась какая-то суета. Наш побег обнаружен.

— Ты, наверное, очень важный Помощник Сторожа Свиньи, — усмехнулась Эйлонви. — Иначе Акрен не подняла бы такой переполох…

— Хватит болтать, поторопись, — оборвал ее Тарен. — Если она поставит стражу вокруг замка, нам ни за что отсюда не выбраться.

— Успокойся, пожалуйста, — сказала Эйлонви. — У тебя такой расстроенный голос, будто ты растерял все пальцы на правой ноге. Акрен может выставлять стражу, сколько ей угодно и где угодно. Она же не знает, где выход из тоннеля. А он скрыт так хорошо, что и сова в самую темную ночь не разглядит. Или ты полагаешь, что я потащу тебя к главным воротам?

Несмотря на свою болтовню, Эйлонви шла быстро. Тарен согнулся в три погибели, продвигаясь наполовину ощупью и не спуская глаз со слабого лучика, скачущего впереди. Он скользил, ноги его разъезжались, плечи терлись об острые выступы поворотов, колени обдирались о камни в утрамбованном земляном полу. Он терял Эйлонви из виду, торопился, хватаясь за грубые стены, задыхался, то отставал, а то утыкался Эйлонви в спину. На одном из поворотов свет шара задрожал и вовсе исчез. Надвинулась непроглядная тьма. И в ту же секунду Тарен оступился. Тоннель перед ним круто обрывался. Он упал и покатился. Не успев ничего понять, Тарен уже неудержимо скользил вниз в потоке камней и комков глины.

Мелкие камни засыпали его, обгоняли и с шуршанием и грохотом летели в пустоту. Неожиданно он перевернулся и уткнулся во что-то плотное. Падение прекратилось.

Тарен попытался встать на ноги. Но они оказались где-то высоко, намного выше головы. Он лежал на плоской наклонной плите вверх ногами. С трудом ему удалось подняться и сесть. Он встряхнулся, как собака, сбрасывая с себя мелкую гальку и комья земли. Эйлонви и ее светлого лучика видно не было. Тарен позвал девушку, стараясь приглушить голос.

Некоторое время спустя он услышал легкое царапанье. Над ним забрезжил зыбкий свет золотого шара.

— Где ты? — позвала Эйлонви. Голос ее казался далеким и слабым. — О, я вижу! Часть тоннеля обвалилась. Ты, должно быть, упал в расщелину.

— Это не расщелина, — прокричал Тарен, — а пропасть. Я долго падал. Здесь, кажется, очень глубоко. Ты не могла бы посветить сюда? Я не могу выбираться в темноте.

Опять послышались скребущие звуки.

— Да, — сказала Эйлонви, — ты здорово влип. Земля вокруг изрыта, будто тут пробежал табун лошадей. А прямо над твоей головой большой камень, похожий на полку. Как это тебе удалось так ловко кувыркнуться?

— Не знаю как, — раздраженно ответил Тарен, — но можешь поверить, что я это не нарочно.

— Странно, — протянула Эйлонви. — Этого всего не было здесь, когда я шла к тебе. Все эти хождения по коридорам, наверное, сотрясают и разрушают почву. Боюсь, что эти тоннели и вполовину не так прочны, как кажутся. А ведь замок стоит над ними. То-то Акрен всегда жалуется, что двери перекошены, стены трескаются, а полы вечно сырые…

— Прекрати болтовню! — закричал Тарен, зажимая уши ладонями. — Не хочу слышать о скрипучих дверях и отсыревших полах! Направь луч так, чтобы я видел, как отсюда выбраться.

— В том-то и штука, что тебе отсюда не выбраться, — задумчиво протянула Эйлонви. — Понимаешь, эта каменная полка над твоей головой нависает так круто и так далеко выступает вперед… Попытайся дотянуться до нее.

Тарен поднял руки и подпрыгнул насколько мог. Безнадежно. Массивная тень камня, заслонявшая от него Эйлонви и свет ее шара, оставалась недосягаемой. Тарен застонал от отчаяния.

— Иди без меня, — сказал он. — Предупреди моего друга, что в замке начался переполох.

— А что ты собираешься делать? Не можешь же ты сидеть здесь, как муха в кувшине.

— Не думай сейчас обо мне, — откликнулся Тарен. — Потом ты найдешь веревку и вернешься, когда все успокоится.

— Кто знает, когда они утихомирятся? Если Акрен увидит меня, это произойдет не скоро. А представь себе, что после встречи с ней я уже не смогу вернуться? Что станется с тобой? Ты, наверное, превратишься в скелет. Интересно, сколько времени требуется, чтобы человек стал скелетом? Немало, правда? Но тебе-то от этого не легче!

— И что же, по-твоему, делать? — вскричал Тарен.

Рассуждения Эйлонви о скелетах заставили его похолодеть. В ушах его зазвучал смертный рог Гвина, и воспоминание об этом мрачном всаднике привело его в отчаяние. Он припал лицом к шершавой стене.

— Очень благородно с твоей стороны забывать о себе, — сказала Эйлонви. — Но не думаю, чтобы это так уж было необходимо. Во всяком случае, сейчас. Если воины Акрен начнут прочесывать лес, не уверена, что твой воинственный друг станет их дожидаться. Он уйдет и спрячется, а потом вернется и найдет тебя. Или что-нибудь в этом роде. Конечно, если он тоже Помощник Сторожа Свиньи и у него столько же ума, то мне трудно сообразить, что он сообразит.

— Он не Помощник Сторожа Свиньи, — обиделся Тарен. — Он… ладно, не твоего ума дело, кто он.

— Ты не очень-то вежлив. Но так и быть, прощаю тебя. — Эйлонви умолкла на мгновение. — Главное сейчас, как отсюда выбраться…

— Мы ничего не сможем сделать, — сказал Тарен. — Даже Акрен не сумела бы запереть меня надежнее.

— Не отчаивайся. Я могу снять платье, сплести из него веревку… Хотя, сказать по правде, мне не очень нравится ползать по грязным тоннелям голышом. Только вот вряд ли она будет достаточно длинной и прочной. Можно бы отрезать волосы, будь у меня под рукой ножницы, вплести их в веревку из платья… Нет, не годится. Слушай, не мог бы ты помолчать немного и дать мне подумать? Подожди, я кину тебе мою игрушку. Лови!

Золотой шар перекатился через край выступа, и Тарен поймал его на лету.

— А теперь скажи, что там внизу? — спросила Эйлонви. — Это похоже на яму?

Тарен поднял шар над головой.

— Нет, это вовсе не яма! — закричал он. — Это похоже на темницу. И из нее идет тоннель. — Он прошел несколько шагов. — Не вижу, где кончается, но он длинный…

Камни загрохотали за его спиной. Мгновение, и Эйлонви свалилась к его ногам. Тарен уставился на нее с изумлением.

— Ты дура! — в сердцах закричал он. — Ты пустозвонка… Что ты наделала? Теперь мы оба в ловушке! А разглагольствовала об уме и сообразительности. Да у тебя их не больше, чем у…

Эйлонви улыбалась и ждала, пока он не выдохнется.

— А теперь, — сказала она спокойно, — если ты, конечно, закончил, позволь мне объяснить тебе очень простую вещь. Если есть тоннель, то он должен куда-то вести. И куда бы он ни шел, у нас есть шанс оказаться в лучшем месте и лучшем положении, чем сейчас. Согласен?

— Я не хотел обижать тебя, — покраснел Тарен. — Но сама посуди, нельзя быть такой легкомысленной и бросаться буквально вниз головой.

— Опять ты за свое, — отмахнулась Эйлонви. — Я обещала помочь тебе и как раз этим сейчас занимаюсь. Я не удивлюсь, если тоннель идет в ту же сторону, что и верхний. Это же не ответвление, а значит, один из основных ходов. И потом, здесь гораздо просторнее и уютнее.

Эйлонви взяла из рук Тарена свой светящийся шар и шагнула в новый коридор. Покачивая в сомнении головой, Тарен, однако, двинулся следом за ней.

Глава 8

Могильник

Эйлонви была права. Тоннель оказался намного удобнее и просторнее прежнего. Теперь они могли идти рядом, не сгибаться в три погибели и не семенить, оставаясь почти на одном месте, как кролики в норе. В отличие от верхних галерей, стены здесь были облицованы огромными плоскими камнями. Сводчатый потолок сложен был из крупных плит, опиравшихся через каждые несколько шагов на толстые каменные колонны. Воздух, хоть затхлый, будто спрессованный столетиями, все же отличался от душной влажности верхних галерей.

Но это не утешало и не успокаивало Тарена. Эйлонви сама призналась, что попала сюда впервые. Ее жизнерадостная уверенность скорее отдавала беспечностью. Тарен не сомневался, что у нее довольно слабое представление о том, куда они идут и куда выйдут. Тем не менее девушка не сбавляла шага, ее сандалии весело шлепали по каменному полу и отдавались звонким эхом. Свет золотого шара пронизывал тьму, разрывая ее, словно густую паутину.

Они миновали несколько боковых галерей, на которые Эйлонви не обратила никакого внимания.

— Будем идти прямо, пока эта галерея не кончится, — провозгласила она.

Раздраженный ее веселой уверенностью в том, чего быть не может, Тарен уже предпочел бы оказаться в камере.

— Сколько можно идти? — ворчал он, нахмурив брови. — Надо было остаться там, в яме, и постараться выбраться. По крайней мере, мы знали дорогу. А теперь ты даже не знаешь, какой длины этот тоннель. Мы можем бродить здесь всю жизнь.

Он ждал, что тоннель вот-вот станет подниматься. Ведь они стремились наверх!

— Проход должен вывести из-под земли, — сказал Тарен. — А мы продолжаем идти вниз. Так мы вообще не выйдем наружу. Наоборот, спускаемся все глубже и глубже.

Эйлонви не обращала внимания на его брюзжание. Но вскоре и она была озадачена. Коридор вдруг резко оборвался, перегороженный стеной из громадных валунов.

— Вот этого я и боялся, — застонал Тарен. — Мы дошли до конца твоего уютного тоннеля и вот пожалуйста, пришли! Теперь мы можем спокойно возвращаться. Потеряли столько времени, и все без толку! Мы еще дальше от выхода, чем были вначале.

Он отвернулся, а девушка удивленно смотрела на неожиданное препятствие.

— Ничего не могу понять, — бормотала она. — Зачем надо было строить тоннель, который никуда не ведет? Кто-то проделал колоссальную работу, вырыл, обложил стены камнями, устроил потолок и приволок тяжеленные опоры. И все попусту? Просто так? Как ты думаешь, что это был за глупец?

— Не знаю и знать не желаю! Лучше не рассуждать о том, что не должно нас волновать сейчас! Я иду обратно, — решительно сказал Тарен. — Не знаю, как я взберусь на ту каменную полку, но уверен, будет легче, чем пробивать эту стену.

— И все же это странно, — не унималась Эйлонви. — И я никак теперь не могу сообразить, где же мы находимся.

— А я сообразил, что мы заблудились! И говорил тебе об этом раньше.

— Я не сказала, что мы заблудились, — запротестовала Эйлонви. — Я только говорила, что не знаю, где мы находимся. Это большая разница. Когда ты заблудился, ты совершенно не знаешь, где находишься. А когда просто не знаешь, где находишься сейчас, ты все же кое-что знаешь. Я, например, знаю, что нахожусь под Спиральным замком. И это для начала неплохо.

— Ты споришь по пустякам, — огрызнулся Тарен. — Заблудился — значит заблудился. И ничего больше. Ты как Даллбен.

— Кто такой Даллбен? — тут же спросила Эйлонви.

— Даллбен — это мой… о, не обращай внимания! — Тарен двинулся назад.

Эйлонви поспешила за ним.

— Надо заглянуть в боковой проход, — позвала она.

Тарен не ответил. Однако, дойдя до первого же ответвления, он послушно нырнул во мрак.

— Иди вперед, — подтолкнула его Эйлонви. — Надо его обследовать. Он такой же просторный, как наш.

— Тише! — Тарен повернул голову и внимательно прислушался. Издалека доносился слабый шепот и шуршание. — Здесь кто-то есть…

— Тогда во что бы то ни стало узнаем кто, — сказала Эйлонви, толкая Тарена в спину. — Иди вперед, не стой!

Тарен сделал несколько осторожных шагов. Проход здесь был ниже и, казалось, сужался все больше и больше. Эйлонви шла следом. Тарен опасливо ставил одну ногу, останавливался, вытягивал другую, ощупывая пол. Он еще очень хорошо помнил о своем ужасном падении в бездну, что и привело его теперь сюда, в неизвестность. Шепот превратился сначала в монотонные завывания, а потом перешел в пронзительный вой. Казалось, чьи-то голоса сталкиваются, перевиваются, словно протягиваются издали к ним натянутые гудящие, стонущие струны. Холодная струя воздуха пронизала затхлую духоту тоннеля. На волне этой струи приплыл глухой глубокий вздох, потом нарастающее монотонное бормотание. Долетали и другие непонятные звуки. Скрежет и звон, будто волокут по камням лезвие меча. У Тарена задрожали руки. Он застыл и жестом приказал Эйлонви замереть.

— Дай мне свет, — шепнул он, — и жди здесь.

— Ты думаешь, это привидения? — спросила Эйлонви. — Но у меня нет ни одного боба, чтобы кинуть в них, а это единственное средство против привидений. Ты знаешь, я думаю, это все же не привидения. Правда, я еще ни с одним из них не встречалась и не знаю, какой шум они производят, и вполне может быть, что они могут и так шуметь. Но зачем им это нужно? Мы же их не тревожили. Нет, уверена, что весь этот шум делает ветер.

— Ветер? Откуда здесь ветер?.. Постой, постой, — задумался Тарен. — Может, ты и права. Ты ощутила тягу воздуха? Здесь где-то есть щель. — Не обращая внимания на жуткие звуки и предпочитая лучше считать их тягой воздуха, чем голосами привидений, Тарен поспешил вперед.

Эйлонви, пропустив мимо ушей его приказ ждать и не двигаться, шла следом.

Вскоре они достигли конца коридора. И снова громадные камни преградили им дорогу. Но на этот раз в каменной преграде был узкий зубчатый пролом. Отсюда вой слышался уже совсем отчетливо, и Тарен почувствовал на лице холодное дуновение свежего воздуха. Он просунул руку со светящимся шаром в пролом. Но даже золотые его лучи не могли рассеять плотную мглу. Тогда Тарен решился и осторожно проскользнул в узкую щель. Эйлонви последовала за ним.

Они оказались в комнате с низким потолком. Тьма словно бы съедала слабый луч шара, он начал мигать, то угасая, то натужно вспыхивая. Поначалу Тарен успел заметить лишь расплывчатые очертания фигур, окутанных тусклым зеленоватым сиянием. И в уши били пронзительные вопли, визг, яростный вой. Несмотря на холодный сквозной поток воздуха, овевавшего лицо Тарена, лоб его стал липким от пота. Он поднял над головой руку со светящимся шаром и сделал еще один шаг в темноту. Фигуры стали четче. Теперь он мог уже различить висящие на стенах щиты, мечи и пучки копий. Его нога споткнулась обо что-то. Он нагнулся, вгляделся и отпрянул назад, давясь немым криком.

Перед ним было иссушенное тело мужчины — вооруженного воина. Рядом лежал другой, а поодаль — третий. Они, эти древние мертвецы, образовывали круг около высоко поднятой каменной плиты, на которой покоилась еще одна фигура.

Эйлонви внимательно и с интересом разглядывала воинов.

— Уверена, что Акрен и понятия не имеет обо всем этом, — прошептала она, указывая на груду мантий из меха выдры и большие глиняные кувшины, наполненные драгоценными камнями. Посреди всего этого богатства сверкало оружие, множество шлемов. В корзинах они тоже обнаружили драгоценности — пряжки, ожерелья, золотые цепи. — Она бы давным-давно уволокла все это. Обожает драгоценности.

— Без сомнения, это могильник Верховного короля, построившего Спиральный замок, — тихим голосом произнес Тарен.

Он прошел между мертвыми воинами и приблизился к высокой плите, разглядывая лежащую на ней фигуру. Богатая одежда покрывала тело, всеми гранями сверкали камни на широком поясе. Костлявые высохшие пальцы все еще сжимали украшенную драгоценными камнями рукоять меча, будто мертвец готов был сию минуту выхватить его из ножен. Тарен сжался от ужаса. Череп, казалось, гримасничает, угрожая тому, кто позарится на бесценные королевские сокровища.

Сильный порыв ветра хлестнул Тарена по лицу.

— Думаю, здесь есть проход, — сказал он. — Вон в той, дальней стене.

И он бросился туда, откуда просачивались призрачные голоса.

Проход открылся почти у самой земли. Тарен почувствовал аромат свежего воздуха и вдохнул полной грудью.

— Быстрее! — торопил он девушку.

Убегая, он с силой рванул меч из иссохшей руки какого-то воина и стал протискиваться в тоннель.

Тоннель был самым узким из всех, что им встречались. Пришлось ползти на животе, обдираясь о камни. За спиной он слышал сопение Эйлонви. Впереди возник новый звук — далекий гул и биение, словно стучало громадное сердце. Звук усилился, и земля содрогнулась. Внезапно проход стал сотрясаться. Зашевелились корни деревьев, взрывая почву. Стены узкого лаза задышали, зашевелились, вздымаясь и крошась. И вдруг земля под Тареном раскололась. В следующее мгновение его выбросило к подножию каменистого склона.

Ужасный грохот клокотал в чреве холма. Спиральный замок на вершине его был объят голубым пламенем. Внезапно налетевший ураганный порыв ветра буквально вдавил Тарена в землю. Ветвистое дерево молнии выросло в небе. Позади Эйлонви звала на помощь.

Она высовывалась из разлома по пояс. Ноги ее зажало между камней. Тарен кинулся к ней. Он разбрасывал, расшвыривал, выдирал из земли камни. А стены Спирального замка над ними дрожали и скрипели, как паруса во время бури. Башни кренились. Безумие вершилось вокруг. Тарен окровавленными ногтями скреб землю, рвал, переламывал скользкие корни.

— Это все меч, — пыхтела Эйлонви. — Ножны зацепились за что-то.

Тарен отворачивал последний камень.

— Что за меч? — спросил он, скрипя от натуги зубами.

Наконец он обнял Эйлонви и вытащил ее из затягивающей земляной воронки.

— Уфф! — тяжело вздохнула она. — Кажется, меня разобрали всю по косточкам, а потом собрали, но неправильно. Меч? Ты же сказал, что тебе нужно оружие, ведь верно? Ты взял один меч, а я другой.

Страшный взрыв, который, казалось, рвался из самого сердца земли, разметал Спиральный замок. Мощные камни стен раскалывались, как орехи, их зазубренные осколки вонзались в небо. Затем наступила тишина. Ветер стих. Воздух застыл в тягостной неподвижности.

— Спасибо. Ты спас мне жизнь, — сказала Эйлонви. — Должна признать, что для Помощника Сторожа Свиньи ты достаточно отважен. Приятно, когда тебя удивляют таким образом. Интересно, что случилось с Акрен? — продолжала она и добавила с ехидным смешком: — Вот уж небось разъярилась! И конечно же, во всем обвинила меня. Она всегда наказывала меня за то, о чем я и понятия не имела.

— Если Акрен погребена под этими камнями, она никогда и никого больше не накажет, — сказал Тарен. — Но не думаю, что нам следует оставаться здесь, чтобы это выяснить.

Он нагнулся за своим мечом и бросил взгляд на меч, взятый принцессой из могильника. Он был так длинен, что девушка не могла привязать его к поясу, поэтому ей пришлось повесить его через плечо.

Тарен с удивлением оглядел необычное оружие.

— Это же меч, который держал король! — воскликнул он.

— Естественно, — сказала Эйлонви. — Он должен быть лучшим, я права? — Она подняла сияющий золотой шар и посветила в сумеречную дымку, застилавшую склон холма. — Мы у задней стены замка, вернее, того, что было замком. Твой друг должен быть здесь, внизу, среди этих деревьев. Будем надеяться, что он ждет тебя. Хотя после того, что здесь произошло, я бы на его месте не очень дожидалась.

Они побежали к роще. Впереди Тарен различил фигуру, укутанную в темный плащ, и рядом с ней белую лошадь.

— Это он! — радостно закричал Тарен. — Гвидион! Гвидион!

Луна выкатилась из-за туч. Фигура медленно повернулась к ним. Тарен остолбенел, раскрыв рот от удивления.

Он никогда раньше не видел этого человека.

Глава 9

Ффлеуддур Ффлам

Тарен выхватил из ножен меч. Человек в плаще кинул поводья Мелингар и опрометью бросился бежать. В панике он попытался спрятаться за толстый ствол дуба. Тарен кинулся в атаку. Он кромсал и крошил дерево. Кора и ветки летели во все стороны. Незнакомец перебегал от дерева к дереву, увертывался от ударов. А Тарен рубил и колол, бешено размахивая мечом и дико кромсая кусты и ветки.

— Ты не Гвидион, самозванец! — в исступлении кричал он.

— Никогда и не говорил этого, — отвечал незнакомец. — Если ты думаешь, что я Гвидион, ты глубоко ошибаешься.

— Выходи, негодяй! — кричал Тарен, кидаясь на куст, за которым пытался укрыться бедняга.

— Выйду, выйду, — поспешно отвечал тот. — Только прекрати размахивать этой ужасной штуковиной. Клянусь Великим Белином, в темнице Акрен я был в большей безопасности!

— Выходи немедленно, или не выйдешь уже никогда! — кричал Тарен, сокрушая куст.

— Перемирие! Перемирие! — завопил незнакомец. — Нельзя убивать безоружного человека!

Эйлонви подскочила к Тарену и схватила его за руку.

— Прекрати! — закричала она. — Неужто ты хочешь убить друга, которого я спасла с таким трудом?

Тарен оттолкнул Эйлонви.

— Ты не спасла, а предала его! — вскричал он. — Оставила его умирать в темнице. Ты заодно с Акрен! Но ты хуже ее, коварнее!

И он с искаженным лицом занес над ней меч. Рыдающая Эйлонви метнулась в сторону и кинулась в гущу леса. Тарен уронил меч и стоял с опущенной головой. Незнакомец выглянул из-за куста и с опаской приблизился к нему.

— Перемирие? — неуверенно спросил он. — Поверь мне, если бы я знал, что это приведет к таким неприятностям, я бы и слушать не стал эту рыжую девчонку!

Тарен не поднял головы, не откликнулся. Незнакомец сделал еще два осторожных шага.

— Смиреннейше прошу прощения за то, что огорчил тебя, — сказал он. — Мне очень приятно, что ты принял меня за принца Гвидиона. Увы, сходства в нас мало…

— Я не знаю, кто ты, — резко прервал его Тарен. — Знаю одно: великий и смелый человек принес себя в жертву ради тебя!

— Я Ффлеуддур Ффлам, сын Годо, — сказал незнакомец, низко кланяясь, — бард, играющий на арфе, к твоим услугам.

— Я не нуждаюсь в бардах, — сказал Тарен. — Твоя арфа не вернет к жизни моего друга.

— Принц Гвидион мертв? — прошептал Ффлеуддур Ффлам. — Очень печальная новость. Он мой родич, и я в союзе с Домом Дон. Но почему ты упрекаешь меня в его смерти? Если Гвидион действительно заплатил своей жизнью за мою, то скажи хотя бы, как это произошло. И я стану скорбеть вместе с тобой.

— Ступай своей дорогой, — хмуро ответил Тарен. — Это не твоя вина. Я доверился предательнице и лгунье и погубил Гвидиона. Расплатой за это будет моя собственная жизнь.

— Ты обращаешь эти суровые и обидные слова к той обаятельной девушке? — спросил бард. — К той, которую прогнал? Она не слышит твоих обвинений и не может оправдаться, защитить себя.

— Я не хочу слышать никаких ее оправданий и объяснений, — сказал Тарен. — Видеть ее не желаю, пусть пропадает в лесу!

— Может быть, ты и прав, — заметил Ффлеуддур. — Но Гвидион, я уверен, не бросил бы ее с такой легкостью, не поговорив. Позволь мне дать тебе совет. Пойди и найди ее до того, как она заблудится и пропадет.

Тарен поднял глаза на барда и согласно кивнул.

— Да, — сказал он, — Гвидион поступил бы именно так. Ты разумен, бард. Пусть Гвидион, если он жив, судит ее.

Он резко повернулся и направился в чащу. Эйлонви не убежала далеко. Всего через несколько шагов он увидел пробивающиеся сквозь листву лучи ее золотого шара. Девушка сидела на валуне и казалась крошечной, тоненькой и беззащитной. Голова ее уткнулась в колени, плечи тряслись от глухих рыданий.

— Ты заставил меня плакать! — вскричала она при виде Тарена. — Я ненавижу, ненавижу это! Смотри, нос мой превратился в тающую сосульку! Глаза будто мокрая тряпка! Ты оскорбил меня! Ты, глупый Помощник Сторожа Свиньи! Ты, ты во всем виноват!

Тарен опешил. Он просто онемел от такого напора. А Эйлонви продолжала изливать на него поток гневных слов вперемежку со слезами и всхлипываниями.

— Да, — кричала она, — это твоя вина! Ты был так скрытен, не хотел и малости сказать про того человека, которого хотел спасти. Говорил мне что-то о друге в соседней камере, и все! Вот я и освободила узника этой камеры! Откуда мне знать, друг он тебе или враг?

— Я же не знал, что есть еще кто-то в подземелье. Ты не говорила мне об этом, — растерянно заикаясь, пробормотал Тарен.

— Там и не было никого, — настаивала Эйлонви. — Ффлеуддур Ффлам, или как он там себя называет, был единственным.

— Тогда где же Гвидион? — вскричал Тарен. — Где он, мой спутник и друг?

— Я не знаю, — пожала плечами Эйлонви. — Его не было в темнице Акрен. Это точно. Его никогда туда и не бросали, поверь мне.

Тарен понял, что девушка говорит правду. Он теперь вспомнил, что не видел, как и куда тащили Гвидиона. Ему просто казалось естественным, что с Гвидионом поступили так же, как с ним.

— Что же она могла с ним сделать?

— Что угодно, — ответила Эйлонви. — Она могла оставить его в одной из комнат замка, могла заточить в башню, могла упрятать еще в дюжине мест. В Спиральном замке хватало темниц и тайников. А ты должен был не таиться, не молчать, а сказать мне просто: «Пойди и освободи человека по имени Гвидион». И я бы нашла его. Но нет, ты же умный и хитрый Помощник Сторожа Свиньи!..

Сердце Тарена упало.

— Я должен вернуться в замок и найти его. Ты покажешь мне, где Акрен могла заточить его.

— Опомнись! — вскричала Эйлонви. — От замка ничего не осталось. И потом, я не уверена, что хочу впредь помогать тебе после тех гадостей, что ты наговорил. Я все слышала. Это все равно что натолкать противных гусениц человеку в волосы.

Она гордо вскинула голову, высоко подняв подбородок, и отвернулась.

— Прости, я ошибся, — покорно сказал Тарен. — Мой стыд равен твоей обиде.

Эйлонви, не оборачиваясь, косо взглянула на него.

— Надеюсь, — фыркнула она.

— Я отправлюсь на поиски сам, — так же смиренно продолжал Тарен. — Ты права, что отказываешься помогать мне. Да это и не твоя забота.

Он повернулся и понуро поплелся обратно.

— Эй, тебя, я вижу, легко уговорить! — крикнула Эйлонви, соскакивая с валуна. — Нельзя соглашаться так быстро!

И она поспешила за ним.

Ффлеуддур Ффлам стоял на том же месте и ждал его. Теперь, при свете шара Эйлонви, Тарен смог получше рассмотреть барда. Он был высоким и худощавым, с острым носом. Большая копна желтых волос походила на стожок сена, нашлепнутый на голову. Его куртка и штаны пестрели на локтях и коленях большими заплатами, прихваченными крупными неаккуратными стежками неумелой мужской рукой. Башмаки разбиты. Зато арфа, висевшая за его спиной, поражала изяществом закругленных линий, однако в остальном он ничуть не походил на бардов, о которых Тарен знал из «Книги Трех».

— Выходит, меня освободили по ошибке? — сказал Ффлеуддур после того, как Тарен все ему объяснил. — Я должен был догадаться раньше. Еще когда меня тащили по этим ужасным тоннелям, я спрашивал себя, кому нужен несчастный бард, кого волнует, что он томится в тюрьме?

— Я возвращаюсь назад к замку, — твердо сказал Тарен. — Вдруг Гвидион там и еще жив?

— Прекрасно! — вскричал бард. — Ффлам с вами! На штурм! На приступ!

— Не много же осталось от того, что вы собираетесь штурмовать, — заметила Эйлонви.

— У-у, — разочарованно протянул Ффлеуддур. — Ну ладно, мы сделаем все, что в наших силах.

На вершине холма в беспорядке лежали груды камней, будто разметанных ударом гигантского кулака. Только квадратная арка ворот высилась в сиянии луны, словно обглоданная кость чудовища. Облитые холодным лунным светом, свежие руины казались древними развалинами. Лоскутья тумана повисли на остатках башни, словно паруса на мачте после кораблекрушения. Среди камней и обломков валялись тела стражников. Вероятно, Акрен перед самым крушением выслала их в погоню за беглецами. Воины успели только выскочить за ворота. Здесь их и настигла смерть.

С упорством и отчаянием Тарен карабкался по обломкам. Основание замка провалилось, и он ухнул в собственное подземелье. Стены упали внутрь. Бард и Эйлонви помогали Тарену сдвигать громадные каменные плиты. Но эта работа была им явно не по плечу.

Наконец и Тарен выбился из сил. Изнуренный, он присел на камень и покачал головой.

— Больше мы ничего не сможем сделать, — сказал он упавшим голосом. — Все эти руины станут вечным могильным холмом над погребенным под ними Гвидионом.

Он немного постоял, безмолвно глядя на руины былого великолепия, и повернул назад.

Ффлеуддур предложил взять оружие погибших стражников. Он снарядил себя кинжалом, мечом и копьем. Эйлонви вдобавок к мечу короля из могильника взяла лишь маленький кинжал и заткнула его за пояс. Тарен собрал целую охапку луков и колчанов со стрелами. Теперь они превратились в отлично вооруженный боевой отряд.

С тяжелым сердцем спускались они с холма. Мелингар покорно шла за ними со склоненной головой, будто понимая, что никогда уже не увидит своего хозяина.

— Скорей, скорей прочь отсюда! — вскричал Тарен. — Спиральный замок принес мне столько горя! Не хочу больше никогда видеть эти руины!

— А мы? Что он принес нам? — спросила Эйлонви. — Ты так говоришь, будто мы сели в кружок и веселимся, а ты один, бедняжка, страдаешь, стонешь и расстраиваешься.

Тарен резко остановился, виновато улыбнулся.

— Простите меня, друзья, — сказал он. — Я ведь никого не упрекаю. Просто хочу поскорее уйти от этого страшного места.

— А я не тороплюсь, — упрямо заявила Эйлонви. — И ты ошибаешься, если думаешь, что я готова топать без устали по лесу всю ночь. Я устала.

— И я, — откликнулся Ффлеуддур, — кажется, я мог бы сейчас заснуть прямо на каменных ступенях, даже если здесь появится Акрен.

— Нам всем необходим отдых, — согласился Тарен. — Но я не верю Акрен, живой или мертвой. К тому же мы ничего не знаем о Детях Котла. Если они не погребены под развалинами, то сейчас рыщут повсюду, пытаясь напасть на наш след. Вот почему, несмотря на усталость, мы должны как можно скорей убраться отсюда.

Эйлонви и Ффлеуддур послушно последовали за ним. Но сил их хватило ненадолго. Пришлось отыскать укромное местечко в гуще деревьев. Тарен расседлал Мелингар. В седельной сумке он нашел плащ Гвидиона и протянул его Эйлонви. Бард закутался в свою собственную дырявую куртку и осторожно прислонил арфу к искривленному корню дерева. И они с Эйлонви блаженно растянулись на мягком дерне. Тарен остался в дозоре. Мысль о мертвенно-бледных воинах не давала ему покоя. Они мерещились ему в каждом очертании куста, в каждой скользящей тени, в каждом звуке и шорохе. Ночь тянулась медленно. Тарен вздрагивал от любого дуновения ветерка, от крадущихся шагов мелкого лесного зверька. Вдруг кусты зашуршали. Нет, это не ветер! Он услышал слабый вздох, и рука его непроизвольно легла на рукоять меча.

— Чавки и хрумтявки, — захныкал знакомый голос, — будь другом.

— Кто? — вскочил бард. — Кто это? Твой друг?

— Странная у тебя компания, Помощник Сторожа Свиньи, — заметила Эйлонви. — Где ты его откопал? Ничего подобного в жизни не видела.

— Это не мой друг! — вскричал Тарен. — Он жалкий трус! Покинул нас в беде! Когда на нас напали Дети Котла!

— Нет, нет, — снова захныкал Гурги, потряхивая лохматой головой. — Бедный робкий Гурги всегда был предан могущественнейшим лордам. Он служил им не ради корысти, не ради корыта, не за чавки и хрумтявки!

— Не лукавь! — прикрикнул на него Тарен. — Ты сбежал как раз тогда, когда твоя помощь была нужна.

— Стучанье мечами для благородных лордов, а не для маленького слабого Гурги. О, свистелки, кололки и стрелялки! — затянул свою песенку Гурги. — О, страшенья и сраженья! Но Гурги не сбежал, он побежал за подмогой, о великий лорд!

— И конечно, так никого и не нашел! — сердито сказал Тарен.

— О, печалки, стоналки! — канючил Гурги. — Не было помощи для смелых воинов. Гурги далеко ходил, очень далеко с громкими криками и кликами.

— Ну да, только визжать и пищать ты и умеешь, — с презрением сказал Тарен.

— Что еще мог сделать несчастный Гурги? Ему больно видеть великих воинов в горе! О, беда, о, страшенья и сраженья! Неужто Гурги должен был отдаться в руки этим страшилкам и потрошилкам?

— Не очень смело, но не так уж и глупо, — сказала Эйлонви. — Не думаю, чтобы вы все выиграли оттого, что этого забавного болтушку порубили бы на куски. Тем более что не похож он на помощника в сражении.

— О, мудрость благородной леди! — вскричал Гурги, кидаясь к ногам Эйлонви. — Если бы Гурги погиб в сраженье, не было бы его служенья тебе, о прекрасная леди! Но он здесь! Преданный Гурги вернулся и готов получить колотушки и потрепушки от грозного воина!

— Замолчи и убирайся с моих глаз! — цыкнул на него Тарен. — Иначе ты действительно получишь, чего просишь.

— Гурги просил чавки и хрумтявки, — загнусавил Гурги. — Но он спешит повиноваться, могущественнейший лорд. Он не издаст больше ни стоналки, ни печалки, будут одни молчалки. Даже о том, что он слышал и видел. Нет-нет, он не потревожит больше сон великих героев. Гурги уходит, не шумча и не ворча.

— Немедленно вернись! — закричал Тарен.

Гурги просиял:

— Хрумки?

— Послушай меня, — примирительно сказал Тарен, — у нас мало еды, но я отдам тебе все. Только уж потом тебе самому придется искать себе чавки. А теперь говори!

Гурги согласно кивнул.

— Много войск с острыми кольями маршировало в долине, — затянул он. — О, гораздо больше, чем прежде. Гурги сидел и следил тихо и умно. Он не просил о помощи. Нет, они дали бы не помощь, а новые рубитки и убитки.

— Что это? — вскричал Ффлеуддур. — Большое войско? Мне бы хотелось его увидеть. Я всегда обожал процессии такого рода, все эти военные походы и марши.

— Это были враги Дома Дон, — сказал Тарен. — Мы с Гвидионом видели их до того, как нас схватили. Теперь, если Гурги не ошибается, они собирают подкрепление.

Бард вскочил на ноги:

— Ффлам никогда не бежал от опасности! Чем сильнее враг, тем громче слава! Мы найдем их, мы нападем на них! Барду будут петь хвалу в веках!

Увлеченный порывом Ффлеуддура, Тарен выхватил меч, но тут же охладел. Он вспомнил предупреждение Гвидиона в лесу около Каер Даллбен.

— Нет-нет, — медленно произнес он, — глупо даже мечтать об этом. — Он улыбнулся Ффлеуддуру. — Барды, может, и будут слагать гимны в нашу честь, но мы этого уже не услышим. Нам пока лучше оставаться в живых.

Ффлеуддур, разочарованный, вновь опустился на траву.

— Вы можете толковать о бардах сколько угодно, — сказала Эйлонви, — а я отправляюсь спать. Мне не до битв и подвигов.

С этими словами она натянула на голову плащ, свернулась под ним клубком и затихла.

Полусонный Ффлеуддур уселся на корень дерева и потряс головой, сгоняя остатки сна, потому что наступила его очередь стоять на страже. Гурги притулился в ногах у Эйлонви. Тарен, измученный событиями этой ночи, тут же погрузился в смутный тревожный сон. Перед ним проплывали видения Рогатого Короля, его воинов, он слышал крики из горящих корзин.

Вдруг сон ушел от него. Тарен сел. Горюя о потере Гвидиона, он начисто забыл о той главной цели, ради которой пришел сюда. Он позабыл о Хен Вен! Ради ее спасения Гвидион хотел предупредить и собрать Сыновей Дон. Голова у Тарена тяжелела и кружилась. Его друг, без сомнения, мертв. Значит, он, Тарен, должен вместо него идти в Каер Датил. Но что тогда будет с Хен Вен? Все так запуталось! Теперь он уже тосковал по безмятежной жизни в Каер Даллбен, готов был даже полоть огородные грядки или ковать бесконечные подковы. Тарен беспокойно вертелся с боку на бок, не находя ответа ни на один вопрос. Наконец усталость взяла свое, и он уснул, погрузившись в ночные кошмары.

Глава 10

Меч Дирнвин

Тарен открыл глаза. День был в разгаре. Оголодавший Гурги обнюхивал седельную сумку. Тарен быстро поднялся, отделил от припасов бо́льшую часть. Остальное он припрятал, не зная, сколько им придется блуждать и скрываться в лесу без пищи. Этой беспокойной ночью он принял решение, о котором пока не хотел говорить никому. Но он был уверен, что оно правильное. Сейчас надо было набраться сил, и Тарен сосредоточился на скудном завтраке.

Гурги сидел, скрестив ноги, и жадно поглощал еду с такими ужимками, причмокиванием и громким чавканьем, что казалось, голодал целую вечность. Ффлеуддур тоже глотал свою долю торопливо и не пережевывая. Верно, тоже изголодался, бедняга. Эйлонви больше интересовал меч, который она вынесла из могильника. Он лежал у нее на коленях, и девушка, прикусив от усердия кончик языка, внимательно изучала усыпанные каменьями ножны.

Когда Тарен подошел к ней, она вдруг быстро спрятала меч за спину.

— Ты ведешь себя так, — засмеялся Тарен, — будто я хочу украсть его у тебя.

Он присел рядом и тоже стал разглядывать это древнее оружие. Хотя драгоценные камни, украшавшие рукоять, сверкали по-прежнему, ножны потемнели, были расплющены, а рукоять почти почернела от времени. И все же от меча веяло какой-то древней силой. Тарену ужасно хотелось подержать его в руке.

— Послушай, — сказал он, — позволь мне глянуть на клинок.

— Я не осмеливаюсь вынуть его из ножен, — прошептала, к великому удивлению Тарена, Эйлонви.

Лицо ее вдруг стало торжественным и одновременно каким-то робким.

— На ножнах начертаны символы силы, — пояснила Эйлонви. — Я видела эти знаки раньше на некоторых вещах Акрен. Они всегда означают что-то запретное и опасное. Конечно, все вещи Акрен опасны, но некоторые запретны и опасны больше, чем другие.

Она помолчала и продолжала, нахмурившись:

— Видишь, здесь есть и другая надпись, но это древние письмена. — Она своенравно топнула ножкой. — О, почему я не успела постичь все, что знает Акрен? Я могу разобрать эти древние письмена, но не до конца понимаю, что они значат. Это так раздражает меня! Будто не договорила то, что начала говорить.

Как раз в этот момент к ним подошел Ффлеуддур и тоже стал разглядывать странное оружие.

— Это из могильника, да? — Бард покачал лохматой желтоволосой головой и присвистнул, — Предлагаю отделаться от него поскорее. Никогда не доверяйте вещам, найденным в могильниках. Дурное это дело — возиться с ними. Вы же не знаете, в чьих руках они побывали и какую службу служили.

— Если это волшебный меч, — начал Тарен, все более возбуждаясь таинственностью попавшего в их руки оружия, — то не стоит ли, наоборот, оставить его у себя?..

— О, помолчи! — вскричала Эйлонви. — Я не могу услышать свои мысли. И вообще, с чего это вы оба обсуждаете, что делать с мечом? Он, в конце концов, не ваш, а мой. Я нашла его, вынесла, я почти застряла из-за него в грязном тоннеле.

— Считается, что барды в таком разбираются, — сказал Тарен.

— Естественно, — согласился Ффлеуддур, уверенно улыбаясь и почти уткнувшись острым носом в ножны. — Все надписи обычно похожи одна на другую. Такие выводят чаще всего на ножнах, а не на клинках. Пишут всегда почти одно и то же. Тут написано… э… что-то вроде «Страшись моего гнева». Ничего не значащие слова…

В этот момент раздался резкий звон. Ффлеуддур удивленно заморгал. Одна из струн его арфы лопнула.

— Извините меня, — сказал он и пошел осмотреть свой инструмент.

— Ничего подобного здесь не написано! — воскликнула Эйлонви. — Я могу прочесть кое-что. Видишь, надпись начинается около рукояти и идет, обвиваясь, как плющ, по всей длине ножен. Он не умеет их читать. В начале здесь написано «Дирнвин». Я не знаю, что это — имя меча или короля. О да, это название меча! Вот опять понятно:

ВЫТАСКИВАЙ ДИРНВИН ТОЛЬКО ТОТ, КТО КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ, ЧТОБЫ ПРАВИТЬ, БОРОТЬСЯ…

— Что-то в этом роде, — продолжала Эйлонви. — Надпись еле видна, не могу различить. Буквы стерлись… Нет, это странно. Они не стерлись, их соскребли! Они, должно быть, глубоко были врезаны в сталь, потому что след все равно остался. Но я могу прочесть сохранившееся… Ой, это слово похоже на «смерть», — забормотала она что-то непонятное. — Не очень-то весело… — Она содрогнулась.

— Позволь мне вынуть его из ножен, — опять стал настаивать Тарен. — Ведь должно быть что-то написано на клинке.

— Нет, — отрезала Эйлонви, — я же сказала тебе, что на нем есть запретный знак силы, так же как и на колдовских вещах Акрен.

— Но Акрен больше не может повелевать тобой.

— Это не Акрен, — ответила Эйлонви. — Я только сказала, что у нее были вещи с таким же знаком. А это более сильные чары, чем те, что могла сотворить она. Я в этом уверена. И не осмелюсь вытащить его. Тебе тоже не собираюсь позволять этого. Тем более что там сказано: «кто королевской крови», и вовсе не упоминается Помощник Сторожа Свиньи. Ни словечком.

— Откуда ты знаешь, что во мне нет королевской крови? — сердито спросил Тарен. — Я же не был рожден Помощником Сторожа Свиньи! Кто знает, может, мой отец был королем? В историях, описанных в «Книге Трех», такое случается сплошь и рядом.

— Никогда не слышала о «Книге Трех», — сказала Эйлонви. — Но во-первых, я не думаю, что достаточно быть сыном короля или даже королем. В Древних Письменах то, что я перевожу как «королевская кровь» значит нечто другое. Как бы тебе объяснить? Ну, не просто королевский титул или королевские родичи. Их любой может иметь. Это означает… о, не могу, не умею! Это нечто особенное. И мне кажется, если бы это было у тебя, ты бы знал наверняка. Этого нельзя хотеть, знать или не знать. Оно существует само по себе или же нет.

— Конечно, — сказал Тарен, обиженный и обозленный путаными объяснениями девушки, — ты точно знаешь, что у меня этого нет и быть не может!

— Я не хотела тебя обидеть, — быстро сказала Эйлонви. — Я уверена, что ты замечательный Помощник Сторожа Свиньи. Я даже думаю, что ты самый приятный человек из всех, кого я встречала в жизни. Именно поэтому мне запрещено давать тебе меч, и все тут.

— Тогда что ты с ним станешь делать?

— Хранить его, естественно. Я не собираюсь кидать его в колодец.

Тарен фыркнул:

— Ну и картинка — малышка тащит меч!

— Я не малышка, — обиделась Эйлонви. — В давние времена девушки бились бок о бок с мужчинами. Их так и называли — Девы Меча.

— Сейчас не давние времена, — сказал Тарен. — В нынешнее время девочки играют не с мечами, а с куклами.

Эйлонви с кулаками кинулась на Тарена. Но тут между ними ввернулся Ффлеуддур Ффлам.

— Ну-ка, — прикрикнул бард, — прекратите перебранку! Не время сейчас.

Большим ключом он спокойно прокрутил деревянный колок, натягивая потуже только что прилаженную к арфе струну.

Эйлонви, не остывшая от спора с Тареном, выплеснула свое раздражение на Ффлеуддура:

— А надпись на мече вовсе не то обозначала. В ней ни слова не было о каком-то гневе. Хороший же ты бард, если не умеешь прочесть даже надпись на волшебном мече!

— Видишь ли, — замялся Ффлеуддур, — на самом деле я не совсем бард.

— Не знала, что бывают невсамделишные барды! — подняла брови Эйлонви.

— Да, как видишь, — вздохнул Ффлеуддур. — Перед тобой не бард, а король.

— Король? — опешил Тарен. — О, сир… — Он стремительно преклонил перед Ффламом колено.

— Только не это, — вытянул обе ладони Ффлеуддур. — Не надо. Я хотел бы все забыть.

Тарен и Эйлонви ничего не могли понять и растерянно умолкли.

— Где же ваше королевство? — спросила наконец Эйлонви.

— В нескольких днях пути на восток от Каер Датил, — сказал Ффлеуддур. — Это обширное владение…

Снова раздался звук лопнувшей струны.

— Что за напасть? — воскликнул бард. — Еще две струны оборвались. Так и знал. Да, о чем я?.. Вообще-то, королевство мое незначительное, маленькое. К тому же унылое и мрачное. Поэтому я и отказался от него. Я всегда любил петь и сочинять песни и бродить по свету. Этим я и решил заняться, перестав быть всамделишным, как говорит Эйлонви, королем.

— Мне казалось, чтобы стать бардом, надо учиться, — сказала Эйлонви. — Не может человек просто решить, и все. У него ничего не получится.

— Да, в том-то и дело, — сказал бывший король. — Я учился, даже успешно сдал экзамены…

Блямс! — оборвалась с высоким звоном самая тонкая струна в верхнем углу арфы. Она свернулась, словно бобовый усик и мелко задрожала.

— Я плохо сдал экзамены, и совет бардов меня не принял. Слишком много они требовали от меня. И целые тома поэтических сочинений, и песни, и музыку, вычисление годовых колец, и историю, и алфавит разных народов, и тайные знаки. Нормальный человек просто не в состоянии удержать все это в голове. Тем более если она у него одна-единственная.

Он вздохнул и продолжал:

— Я не жалуюсь. Старцы совета были добры ко мне. Сам Верховный бард, Талиесин, подарил мне эту арфу. Он сказал, именно она мне нужна. Я все пытаюсь понять, оказал ли он мне благосклонность или подшутил. Это очень милая арфа, но струны без конца рвутся. Я давно бы выбросил это старье, если бы не изумительно красивый тон звучания. Мне никогда не найти такой мелодичной арфы. Вот только струны…

— Да, они слишком часто рвутся, — согласилась Эйлонви.

— Именно, — вздохнул Ффлеуддур. — И удивительное дело, происходит это именно в тот момент, когда… ладно, оставим это. Мое воображение иногда заносит меня не туда. Я люблю все переиначивать, переворачивать. Моя поэтическая натура не дает мне покою.

— Если ты прекратишь фантазировать, — сказала Эйлонви, — может быть, и струны рваться перестанут.

— Да, наверно, — покачал головой бард. — Я пробовал, но это трудно. Королевская привычка своевольничать. Иногда мне кажется, что я больше времени трачу на струны, чем на саму музыку.

— Куда ты направлялся, когда Акрен схватила тебя? — спросил Тарен.

— Никуда особенно, — сказал Ффлеуддур. — Просто бродил по свету. Это же замечательно! Никуда не спешишь, никуда не стремишься. Идешь, куда глаза глядят, не ведая, в каком месте окажешься. К сожалению, местом этим оказалась темница Акрен. Ее не интересовала моя игра. У этой женщины просто нет вкуса к музыке, — добавил он возмущенно.

— Сир, — почтительно сказал Тарен, — осмелюсь просить у вас благодеяния.

— Благодеяния? О, я давно не оказывал никому благодеяний. С восторгом исполню твою просьбу! — воскликнул Ффлеуддур. — С тех пор как я оставил трон, ни один человек не обращался ко мне с нижайшей просьбой. Говори.

Ффлеуддур Ффлам и Эйлонви уселись на траву, и Тарен рассказал королю-барду о своих поисках Хен Вен, о том, что поведал ему Гвидион о Рогатом Короле и его вассалах.

Гурги, покончив с едой, забрался на взгорок, уселся на корточки и внимательно прислушивался к разговору.

— Я не сомневаюсь, — продолжал Тарен, — что Сыновья Дон ведают все о Рогатом Короле, о его намерениях. Если его не упредить, он вместе с Арауном задушит Придайн, схватит нас за горло. А я видел, что это значит.

Тарен почувствовал неловкость из-за того, что говорил как великий военачальник, вершащий судьбы страны. Но король-бард смотрел на него так серьезно и так уважительно слушал, что речь юноши снова полилась свободно. Он чувствовал, что говорит как бы за Гвидиона, которого сейчас заменяет.

— Я понял твой план, — помолчав, сказал Ффлеуддур, — ты намерен продолжить поиски своей свиньи. А меня просишь уведомить и предупредить воинов Дон. Превосходно! Я отправлюсь немедленно. А если воины Рогатого Короля попытаются захватить меня, — бард рубанул и пронзил рукой воздух, — они узнают, что такое сила и мужество Ффлама!

Тарен покачал головой:

— Нет, в Каер Датил я поеду сам. Прости, я не сомневаюсь в твоей доблести, — он поклонился королю-барду, — но опасность слишком велика. Я не вправе отправить кого-либо вместо себя.

— А когда же ты станешь искать свинью? — спросил Ффлеуддур.

— Это уже касается только меня, — жестко сказал Тарен. — Придется отложить поиски. Я примусь за это, если вернусь. А пока я обязан выполнить дело Гвидиона. Он погиб из-за меня, и будет справедливо, если я заменю его.

— Насколько я понимаю, — тихо сказал бард, — ты во всем винишь себя. Но ты же не мог знать, что Гвидиона нет в темнице. Не казнись слишком сильно.

— Это ничего не меняет, — ответил Тарен. — Я уже решил.

Ффлеуддур хотел что-то возразить, но неколебимая решимость в глазах Тарена остановила его.

— Какого же благодеяния ты просишь у меня? — спросил он, помолчав.

— Двойного, — с поклоном ответил Тарен. — Сначала скажи мне, как добраться до Каер Датил, укажи самую короткую дорогу. И второе. Прошу тебя благополучно довести девушку до ее родичей.

Прежде чем Ффлеуддур успел открыть рот, Эйлонви вскочила на ноги и негодующе закричала:

— Довести? О, ты меня доведешь! Я иду, куда сама пожелаю! Меня нельзя отослать ни назад, ни куда бы то ни было еще помимо моей воли! Нет, я тоже иду в Каер Датил!

— Риск и так велик, — возразил Тарен, — а тут еще придется заботиться о слабой девочке.

Эйлонви уперла руки в бока. Глаза ее сверкали.

— Я не желаю, чтобы меня называли девочкой или, пуще того, слабой девочкой, будто у меня нет имени! Это все равно как тебя засунут головой в мешок и станут называть «эти пятки из мешка»! Если ты сделал свой выбор, то и я сделала свой! А ты, — она повернулась к барду, — если ты посмеешь отвести меня к моим гадким родичам, которые мне почти и не родные, я нахлобучу твою арфу тебе на уши!

Ффлеуддур растерянно заморгал и инстинктивно прижал арфу к груди, а Эйлонви продолжала:

— И если некоторые Помощники Сторожа Свиньи, я не желаю упоминать их имени, думают по-другому, они жестоко ошибаются.

Тарен вспылил.

— Прекрати! — гаркнул он. — Очень хорошо, — сказал он потише, когда Эйлонви удивленно умолкла. — Тебя, в конце концов, — он сверкнул глазами на Эйлонви, — я могу просто связать и кинуть на спину Мелингар. Но, — добавил он, останавливая жестом девушку, готовую заговорить, — но я не сделаю этого. Не потому, что ты устроила такой дикий скандал и испугала тут всех, а потому, что я согласен с тобой. — Он улыбнулся. — Так будет лучше.

Бард удивленно поднял брови. А Тарен продолжал:

— Для двоих опасность уменьшается вдвое. Да-да, не смотрите на меня так. Ведь если одного схватят, другой пойдет дальше вместо него. Шансы добраться до Каер Датил увеличиваются. Вот почему я считаю, что нам надо держаться вместе.

— И преданный Гурги тоже! — завопил Гурги. — Он пойдет следом. Слишком много врагов прячутся в кустах и хотят устроить ему печалки и пугалки.

— Если Ффлеуддур изъявит свое согласие, — вежливо обратился к королю-барду Тарен, — он будет нашим проводником. Но предупреждаю вас, — глянул он на Эйлонви и Гурги, — все свои желания вы должны посвятить одной цели — достичь Каер Датил!

— Обычно, — сказал Ффлеуддур, — я предпочитаю быть предводителем в такого рода походах. Но, — повелительно продолжал он, останавливая желавшего что-то возразить Тарена, — поскольку ты действуешь за лорда Гвидиона, я подчиняюсь тебе, как подчинился бы ему. — Он склонил голову. — Ффлам ждет твоих приказаний.

И Тарен выступил вперед в знак согласия.

— Тогда вперед! — воскликнул бард. — И если нам придется принять бой, да будет так! Когда-то я пробивал себе дорогу сквозь стены копьеносцев…

Шесть струн арфы лопнули разом, а остальные натянулись так, что вот-вот готовы были издать последний звон. И пока Тарен седлал Мелингар, бард уныло чинил свою арфу.

Глава 11

Бегство через холмы

Поначалу Тарен предложил Эйлонви ехать верхом на Мелингар, но девушка наотрез отказалась.

— Я могу идти пешком наравне со всеми, — задиристо сказала она и так сердито посмотрела на Тарена, что он больше не затевал этого разговора.

Он вообще теперь остерегался нарываться на острый язычок девушки.

Было решено, что на лошадь навьючат оружие, взятое в могильнике и у стен разрушенного Спирального замка. Кроме меча Дирнвин, хранителем которого Эйлонви назначила себя.

Острием кинжала Ффлеуддур нацарапал на земле схему дорог, по которым он собирался вести Тарена к Каер Датил.

— Войска Рогатого Короля непременно пройдут по долине реки Истрад. Это самый легкий и удобный путь для большой армии в походе. Спиральный замок здесь, то есть был здесь, — поправился он, сердито ковырнув кинжалом землю, — к западу от реки Истрад. Для нас самый короткий путь — через эти холмы, прямо на север.

— Так и пойдем, — сказал Тарен, с трудом разбираясь в этом пересечении начертанных кинжалом Ффлеуддура линий.

— Не советовал бы, друг мой. Нам придется тогда идти слишком близко к владениям Арауна, к Аннуину. Они начинаются прямо здесь, у Спирального замка. Я считаю, что нам надо держаться от них подальше. Нет, вот что нам нужно сделать: держаться западного высокого берега Истрад. Тогда мы почти не сделаем большого крюка и в то же время минуем саму долину. На этом пути мы не рискуем столкнуться с Рогатым Королем и обогнем земли Аннуина. Нас всего четверо, и мы можем двигаться намного быстрее тяжеловооруженных воинов огромного войска. Мы опередим их и раньше появимся вблизи Каер Датил. Устремимся к нему — и дело сделано! — Ффлеуддур выпрямился, удовлетворенно улыбаясь. — Ну вот, — сказал он, отирая лезвие кинжала. — Превосходная стратегия. Даже мой военачальник не сделал бы лучше.

— Да, — неуверенно сказал Тарен, в голове которого все, что тут наговорил бард о высоких берегах, о западе, севере и долине, перепуталось и смешалось. — Да, — повторил он раздумчиво, — звучит очень разумно.

Они спустились на широкий, залитый солнцем луг. Утро становилось ясным и теплым. Роса еще не высохла и тяжелила стебельки травы. Во главе процессии на своих длинных прямых ногах быстро шагал Ффлеуддур. Арфа подрагивала у него на плече, с другого плеча свисал старый, поношенный плащ. За ним поспешала Эйлонви. Волосы ее растрепались от ветра, тяжелый черный меч, висевший у нее на боку, чертил по земле извилистую полосу. Рядом с Эйлонви бежал вприскочку Гурги. В его лохматой голове застряло так много сухих листьев, травинок и веточек, что казалось, будто на плечах у него громадное воронье гнездо. Гурги подпрыгивал, размахивал руками, раскачивался, тряс головой, что-то бормотал, постанывал, покряхтывал и старался не отставать от девушки, которая ласково поглядывала на него.

Тарен шагал последним в этой растянувшейся цепочке, держа под уздцы Мелингар. Если бы не пучки стрел и копий, не мечи, навьюченные на лошадь, могло показаться, что беспечная компания отправилась на веселую прогулку. Эйлонви без конца болтала. Ффлеуддур то и дело начинал петь. Гурги, сытый и довольный, жался к Эйлонви. Только один Тарен выглядел озабоченным. Свежее светлое утро казалось ему обманчивым, облитые солнцем деревья, мерещилось, скрывают врагов. Даже само солнце не грело, а пронизывало дрожью беспокойства.

В Каер Даллбен Тарен мечтал стать героем. Но мечты мечтами, а действительность, как уже успел он понять, не так безоблачна и проста. Жизнь не зависела и не хотела подчиняться его решениям. Как ему сейчас недоставало силы и уверенности Гвидиона! Своими силами, и он прекрасно понимал это, вряд ли ему удастся справиться с громадностью почти непосильной задачи. Тарен оглянулся, чтобы бросить последний взгляд на разрушенный Спиральный замок, погребальный курган Гвидиона. На гребне холма, уходящего в облака, он увидел очертания двух всадников.

Тарен вскрикнул и жестом приказал спутникам скрыться в лесу. Мелингар понеслась вперед. Через мгновение все они уже затаились в тени деревьев. Всадники медленно двигались по гребню холма. Они были так далеко, что Тарен не мог различить их лиц. Но, судя по их прямым, неподвижным силуэтам, это могли быть только мертворожденные Дети Котла. Он представил их бледные лица и бессмысленные, почти белые глаза.

— Как давно они следуют за нами? — спросил Ффлеуддур. — И видят ли они нас?

Тарен осторожно выглянул из гущи листвы.

— Вот и ответ, — указал он на склон холма. Бледные Дети Котла повернули своих лошадей и устремились в сторону луга.

— Скорей, — приказал Тарен, — нам надо от них оторваться.

Он повел своих спутников в обход луга через лес. Появление Детей Котла заставило их изменить маршрут, который выбрал Ффлеуддур. Но бард все же надеялся, что им удастся запутать бледных воинов, закружить их и вернуться на высокий берег реки, продолжая намеченный путь.

Держась близко друг к другу, они неслись по лесу. Ни на секунду не давали они себе передышки. В лесной тени было прохладно, но все же быстрый бег утомил их, дыхание стало хриплым и прерывистым, одежда промокла от пота. Только Гурги вовсе не казался усталым. Он бежал, то обгоняя их, то делая круг и снова вырываясь вперед. Рой мошкары вился над его головой, не в силах проникнуть сквозь шапку густых спутанных волос. Остальные жестоко страдали от жалящих укусов преследующих их комаров. Эйлонви, гордо уверявшая, что ей нравится бежать, цеплялась за стремя Мелингар.

Тарен не мог знать, близко или далеко бледные воины, но он был уверен, что упорные Дети Котла не потеряют их следа, не откажутся от погони. А следом для них служит все — и малейший звук, и сломанная ветка, и примятая трава. Времени на то, чтобы заметать свои следы или двигаться бесшумно, уже не оставалось. Они неслись напролом. Скорость была их единственной надеждой на спасение. И они не останавливали свой изнурительный бег до самого вечера.

Теперь они слепо продвигались вперед в темноте, которую изредка рассеивала выглянувшая из-за тяжелых облаков луна. Невидимые ветки хлестали по лицу. Стволы деревьев вырастали на пути внезапно. Пни и камни словно бы кидались им под ноги.

Эйлонви споткнулась. Тарен помог ей подняться. Она снова споткнулась, упала, голова ее бессильно откинулась назад. Тарен отстегнул от седла оружие, поделил ношу с Ффлеуддуром и Гурги и взгромоздил слабо протестующую Эйлонви на спину лошади. Она бессильно склонилась к лошадиной шее, и лицо ее утонуло в золотистой гриве.

Всю ночь они пробирались через лес, становившийся все гуще и непроходимей по мере того, как они приближались к долине Истрад. К тому времени, когда скользнул по верхушкам деревьев первый утренний луч, даже Гурги стал спотыкаться от усталости и с трудом переставлял свои короткие волосатые ноги. Эйлонви впала в такой почти бездыханный сон, что Тарен испугался, не заболела ли она. Волосы ее, влажные и перепутанные, прилипли ко лбу, лицо стало бледным, будто обескровленным. Вместе с Ффламом они осторожно сняли ее с седла и положили на мшистый склон берега. Но только лишь Тарен дотронулся до меча, намереваясь отстегнуть его от пояса, Эйлонви открыла глаза. Глаза ее сделались злыми, она рывком потянула меч к себе — куда решительнее, чем ожидал Тарен.

— С первого раза ты не запоминаешь, — фыркнула Эйлонви, прижимая к себе меч. — Наверное, все Помощники Сторожа Свиньи такие непонятливые. Я же говорила тебе, что меча ты не получишь. Хочешь это услышать во второй раз? Или в третий? В четвертый? В пятый? Я уже счет потеряла своим словам.

Сказав это, она обняла меч обеими руками и тут же погрузилась в сон.

— Придется устроить привал, — сказал Тарен барду. — Но ненадолго.

— Мне сейчас наплевать, кто за нами гонится и кому в лапы я попаду, — пробормотал Ффлеуддур. Он растянулся на траве, выставил к небу свой острый нос и широко раскинул длинные ноги. — Встреть я сию минуту даже самого Арауна, не двинулся бы с места.

— Дети Котла, должно быть, ночью потеряли наш след, — сказал Тарен, и в голосе его слышалась не уверенность, а лишь слабая надежда. — Хотелось бы знать, как далеко мы оставили их позади, если вообще сумели оторваться.

Гурги оживился.

— Умный Гурги узнает, — заволновался он. — Гурги сделает подкрадки и подглядки.

В следующее мгновение он взлетел на верхушку самой высокой сосны, повертелся там и стремительно соскользнул вниз, быстро поводя носом в предвкушении награды — чавки и хрумтявки.

— Перестань хотя бы на минуту думать о еде! — прикрикнул на него Тарен. — Говори, что ты видел?

— Два воина далеко, но Гурги видел их. Они едут, полные злобной ярости. А теперь самое время для небольшой хрумки. О, совсем маленькой, для умного, доблестного Гурги!

— Нет больше ни хрумки, ни чавки, — сказал Тарен. — Если Дети Котла наступают нам на пятки, тебе лучше поменьше заботиться о хрумке и побольше думать о собственной шкуре.

— Но Гурги найдет хрумки! Очень быстро, о да, совсем быстро. Он очень умный и знает, где достать то, что утешит благородные животы великих лордов. Но они забудут бедного Гурги и не бросят ему даже крошек от чавки.

— Он прав, — сказал бард, — Надо подкрепиться, пока Дети Котла не настигли нас. Я помогу тебе, Гурги, поискать в лесу ягод и съедобных кореньев. Уж в этом я знаю толк. — Арфа загудела, и одна струна на ней натянулась так, что вот-вот готова была лопнуть. — Нет, — спохватился Ффлеуддур, с опаской поглядев на арфу, — я, пожалуй, лучше останусь с Эйлонви. Если честно, то я не смогу отличить хороший гриб от поганки. А хотелось бы уметь, это сделало бы бродячую жизнь барда намного веселей и спокойней.

Взяв плащи, в которые они намеревались складывать все, что найдут, Тарен и Гурги углубились в лес. У небольшого ручейка Тарен остановился, чтобы наполнить свежей водой кожаную флягу Гвидиона. Гурги, жадно втянув носом воздух, ринулся вперед и исчез среди стволов рябины. Недалеко от берега реки Тарен наткнулся на россыпь съедобных грибов и принялся быстро собирать их. Увлеченный этой работой, он совсем позабыл о Гурги, когда вдруг услышал невдалеке за деревьями душераздирающий крик ужаса и боли. Подхватив набитый грибами плащ, Тарен устремился на крик. Он наткнулся на Гурги, корчившегося от боли и хнычущего. Рядом с ним лежали медовые соты.

В первое мгновение Тарен решил, что Гурги искусали лесные пчелы. Но, приглядевшись, понял, что бедняга попал в еще большую беду. Когда он лез на дерево за пчелиным медом, под ним обломилась сухая ветвь. Теперь Гурги лежал на земле, а ногу его придавило тяжелой веткой. Тарен высвободил бедолагу.

Гурги тяжело дышал и хныкал.

— Нога бедного Гурги сломалась, — стонал он. — Гурги не сможет больше делать ни прыги, ни дрыги бедной ножкой!

Тарен нагнулся и осмотрел рану. Нога не была сломана, но сильно разодрана острым суком и быстро распухала.

— Без ноги голова Гурги никому не нужна, — верещал он. — Ее нужно отрубить. Сделай это, великий лорд, сделай быстро. Гурги зажмурит глаза и зажмет уши, чтобы не видеть и не слышать страшного чик-чик!

Тарен внимательно поглядел на Гурги. Тот был абсолютно серьезен, не лукавил и не хитрил. Его глаза умоляюще остановились на мече Тарена.

— Да, да, — кричал Гурги, — пока не появились молчаливые воины со своими копьями, пусть лучше Гурги умрет от твоего меча! Гурги не может идти. Бледные воины схватят его и сделают из него чавки и хрумтявки! Лучше…

— Нет! — оборвал его Тарен. — Я не оставлю тебя в лесу одного, и тебе не отрубят голову ни я, ни кто-либо другой.

В глубине души Тарен понимал, что раненый Гурги станет им обузой и в конце концов все они попадут в плен к Арауну. Может быть, действительно бедняге было бы лучше умереть, чем стать добычей кровожадных и безжалостных воинов. Но заставить себя вынуть меч и умертвить это славное существо Тарен не смог бы никогда.

— Ты поедешь вместе с Эйлонви на Мелингар, — сказал Тарен, подняв Гурги и положив его волосатую руку себе на плечо. — Теперь пошли. Один шаг, еще, еще…

Из последних сил Тарен дотащил Гурги до их стоянки. Эйлонви уже оправилась и болтала даже больше обычного. Пока Гурги со страдальческой физиономией лежал на траве, Тарен делил пчелиные соты. Порции оказались ничтожно малы.

Ффлеуддур отозвал Тарена в сторонку.

— Твой волосатый друг осложнил наше положение, — прошептал он. — Если Мелингар придется везти двоих, не знаю, сколько времени она сможет выдержать.

— Ты, конечно, прав, — вздохнул Тарен. — Но другого выхода я не вижу. Ты решился бы оставить его? Ты смог бы отрубить ему голову?

— Безусловно! — вскричал бард. — В единый миг! Ффлам никогда не колеблется! Главное, удача в бою и все такое прочее!.. О дьявол! Лопнула еще одна струна. И самая толстая.

Когда Тарен вернулся, чтобы собрать оружие, которое им теперь надо было нести на себе, он с удивлением увидел рядом со своим плащом дубовый листок с крохотной порцией меда — долей Гурги.

— Для великого лорда, — пробормотал Гурги. — Сегодня Гурги не голоден, сегодня Гурги не хочет ни хрумки, ни чавки.

Тарен посмотрел в мелко и печально моргающие глаза Гурги. Впервые они улыбнулись друг другу.

— Твой дар неоценим, — мягко сказал Тарен. — Но ты должен проделать тот же путь, что и мы, и тебе потребуется не меньше сил. Бери свою долю. Она твоя по праву. И ты больше чем заслужил ее.

Он положил руку на плечо Гурги и дружески сжал его. Влажный и терпкий запах волкодава уже не казался ему таким неприятным, как раньше.

Глава 12

Волки

Иногда Тарену казалось, что они наконец оторвались от преследующих их Детей Котла. Но на исходе дня молчаливые воины вновь появлялись за дальним обрезом леса, на холме. Заходящее солнце светило им в спины, и длинные тени тянулись по долине, словно хищные руки, норовившие схватить беглецов.

— Нам придется столкнуться с ними лицом к лицу рано или поздно, — сказал Тарен, вытирая пот со лба. — Так пусть это случится раньше, теперь. Я понимаю, нам не победить Детей Котла, но хотя бы ненадолго задержать их мы сумеем. А Эйлонви и Гурги тогда смогут спастись и достичь Каер Датил. Это наш последний шанс.

— Нет, нет, нет! — немедленно откликнулся трясущийся на спине Мелингар Гурги. — Преданный Гурги останется с могущественнейшим лордом, который пощадил его бедную слабую голову! Благодарный Гурги будет сражаться рядом! Бить, зубить и когтить!

— Мы ценим твою храбрость, — сказал Ффлеуддур, — но с такой ногой, как у тебя, ты вряд ли сможешь бить и когтить, да и вообще что-нибудь делать.

— Но я тоже не собираюсь бежать, — вставила Эйлонви. — Мне надоело бегать зайцем, мне не нравится, что лицо мое исцарапано в кровь, что платье мое разорвано в клочья и что все это по вине тех бледных и молчаливых, как тень, всадников!

Она легко спрыгнула с седла и выхватила из сумки Тарена лук и пучок стрел.

— Эйлонви! Прекрати! — закричал Тарен. — Они же мертвые, вызванные к жизни! Второй раз их убить невозможно!

Эйлонви, несмотря на то что в ногах у нее путался длинный меч, бежала быстрее Тарена. К тому моменту, когда он настиг ее наконец, девушка уже взобралась на невысокий холмик и натянула лук. Дети Котла галопом неслись по долине. Солнце блистало на клинках их обнаженных мечей.

Тарен схватил Эйлонви за талию и постарался оттащить назад. Он получил резкий удар по ноге.

— Тебе непременно всегда и всему хочется помешать, Помощник Сторожа Свиньи! — с негодованием воскликнула Эйлонви.

Она вырвалась, нацелила стрелу в сторону заходящего солнца и пробормотала какие-то непонятные слова. Потом натянула тетиву и выстрелила в скачущих им навстречу Детей Котла. Стрела полетела почему-то вверх и исчезла в бьющих в лицо лучах солнца.

Обескураженный, с открытым от удивления ртом следил Тарен за скользнувшей вдруг с неба стрелой. А та упала, воткнулась в землю и мелко задрожала. И тут же длинные серебристые лучи поднялись из ее оперения и светящимися столбами протянулись к небу. Через мгновение столбы расщепились, и вот уже огромная сияющая паутина медленно поползла навстречу всадникам.

Ффлеуддур, бежавший к ним, остановился в изумлении.

— Клянусь Великим Белином! — воскликнул он. — Что это? Праздничное украшение?

Паутина окутала Детей Котла, но мертвенно-бледные всадники словно и не чувствовали ничего. Они пришпорили своих коней, и разорванная паутина осела на землю позади них.

Эйлонви схватилась за голову.

— Не вышло! — со слезами в голосе воскликнула она. — Акрен это делала по-другому. У нее паутина свивалась из больших липких веревок. О, все не так, не так! Я тогда старалась подслушать, стоя за дверью, но, наверное, пропустила самое важное.

Она в сердцах топнула ногой.

— Уведи ее отсюда! — крикнул барду Тарен.

Он выхватил из ножен меч и застыл, ожидая всадников. Еще мгновение, и они нависнут над ним! Он уже напрягся, готовый отразить удар. Но вдруг всадники дрогнули. Они на полном скаку остановили лошадей, а затем без единого жеста, молча поворотили их и устремились назад, в сторону холмов.

— Сработало! Неужели сработало? — вскричал изумленный Ффлеуддур.

Эйлонви покачала головой.

— Нет, я тут ни при чем, — сказала она уныло. — Что-то остановило их. Но боюсь, что это не мое заклинание.

Она опустила лук и собрала рассыпанные стрелы.

— Мне кажется, я понял, что это, — сказал Тарен. — Они возвращаются к Арауну. Гвидион говорил мне, что они не могут долго оставаться вдали от Аннуина. Их сила постепенно уменьшалась, по мере того как они преследовали нас и удалялись от Спирального замка и земли, питающей их силу. Наверно, они достигли той черты, за которую выйти не могут.

— Надеюсь, силы у них на исходе и они не смогут вернуться назад в Аннуин, — сказала Эйлонви. — Может быть, они рассыплются на кусочки или иссохнут, как дохлые летучие мыши?

— Не думаю, — тихо произнес Тарен, наблюдая, как всадники медленно исчезают за хребтом. — Они наверняка знают, как далеко могут зайти, и рассчитывают свои силы. И каждый раз вовремя возвращаются к своему хозяину. — Он с восхищением взглянул на Эйлонви. — Но твоя колдовская сеть была одной из самых изумительных вещей, которые я когда-либо видел. Гвидион делал сеть из травы, и она загоралась в воздухе. Но я не встречал никого, кто бы мог создать такую паутину, как твоя.

Эйлонви подняла на него глаза, и щеки ее стали цвета розового заката.

— Ну и ну, Тарен из Каер Даллбен, — сказала она, — вот не знала, что ты умеешь рассыпаться в любезностях. — Она вскинула голову и неожиданно сердито фыркнула. — На самом-то деле тебя больше интересовала паутина и собственная безопасность. Обо мне ты и не подумал.

И она, высокомерно вздернув подбородок, направилась к Гурги и Мелингар.

— Но это неправда! — воскликнул Тарен. — Я… я был…

Но Эйлонви уже отошла так далеко, что не могла услышать его. Удрученный, Тарен поплелся за ней.

— Не могу понять эту девушку, — обратился он к барду, — а ты?

— Не обращай внимания, — сказал Ффлеуддур. — Да от нас и не требуют понимания.

Этой ночью они снова, меняясь по очереди, стояли в дозоре, хотя с исчезновением Детей Котла исчезла и часть их страхов. Перед самым рассветом наступила очередь Тарена. Он хорошо выспался и бодрым и отдохнувшим пришел сменить Эйлонви чуть пораньше.

— Иди поспи, — сказал ей Тарен. — Я достою за тебя.

— Я отлично могу справиться со своей долей обязанностей без услуг Помощника Сторожа Свиньи, — сухо ответила Эйлонви, не перестававшая злиться на него со вчерашнего дня.

Тарен знал уже, что настаивать бесполезно. Он молча поднял свой лук со стрелами, прислонился к темному стволу дуба в сторонке и стал смотреть на посеребренный луной луг. Рядом переливчато храпел Ффлеуддур. Гурги, чья нога все еще болела, беспокойно ворочался и стонал во сне.

— Ты знаешь, — смущенно проговорил Тарен, — эта паутина…

— Я ничего больше не хочу о ней слышать! — оборвала его Эйлонви.

— Я не о ней, а о тебе, — настойчиво продолжал Тарен. — Я действительно очень беспокоился о тебе. Но паутина так меня поразила, что я… В общем, я хочу сказать, что ты мужественно вела себя перед страшными Детьми Котла. Я как раз об этом и хотел сказать тебе.

— Слишком много времени тебе понадобилось, чтобы сказать это, — бросила Эйлонви, но в голосе ее уже не чувствовалось сухости и обиды. — Впрочем, Помощнику Сторожа Свиньи это простительно. Твоя свинья, видно, не очень привередлива. Не подумай, однако, что я считаю твою работу пустяковой. Она, я верю, очень важна, — примирительно добавила Эйлонви.

— Сначала, — продолжал Тарен, стараясь не обращать внимания на колкости девушки, — я думал, что смогу добраться до Каер Датил сам. Но теперь вижу, не дойти бы мне и до этого места без чьей-либо помощи. Я благодарен судьбе, что не один на этом пути.

— Вот-вот, ты опять за свое! — гневно воскликнула Эйлонви. Ффлеуддур при этом испуганно всхрапнул во сне. — Чья-то помощь! Кто-то поможет тебе нести копья и мечи. Кто-то разведает дорогу. Тебе все равно, кто это сделает. Это может быть кто угодно! И в любом случае ты будешь доволен. Твои помощники! Так знай, Тарен из Каер Даллбен, я не буду с тобой разговаривать ни-ко-гда!

— Дома, — тихо сказал Тарен, ни к кому не обращаясь, потому что Эйлонви уже натянула плащ на голову и показывала всем своим видом, что спит, — дома ничего никогда не случалось. Сейчас на каждом шагу случается что-нибудь непредвиденное и непонятное. И у меня не получается все и все время делать как надо. — Со вздохом он взял лук на изготовку и стал всматриваться в непонятную и настороженную тьму.

Утром Тарен заметил, что нога у Гурги стала хуже, и отправился в лес поискать лечебные травы. Как хорошо, что Колл усердно учил его различать свойства трав! Теперь он отыскал нужную, сделал припарку и приложил ее к незаживающей ране Гурги.

Ффлеуддур тем временем принялся выцарапывать на земле кончиком кинжала новые направления их похода. Дети Котла, объяснил бард, вынудили их слишком далеко углубиться в долину Истрад. Возвращение на прежнюю тропу займет не менее двух дней тяжкого пути.

— Поскольку мы уже оказались здесь, — продолжал Ффлеуддур, — разумнее будет перейти Истрад вброд и двинуться вдоль холмов, стараясь держаться подальше от Рогатого Короля. Это несколько дней пути. И если мы поспешим, то прибудем в Каер Датил как раз вовремя.

Тарен согласился с новым планом. Он понимал, что этот путь гораздо труднее, но, рассудил он, Мелингар понесет на себе раненого Гурги и девушку, а они с бардом разделят запас оружия и, отдохнувшие этой ночью, смогут идти быстрее. Эйлонви, позабыв, что не разговаривает с Тареном, вступила с ним в перепалку и отстояла свое право тоже идти пешком.

День пути привел их на берега Истрад.

Тарен осторожно, крадучись, двинулся вперед. Бросив взгляд на расстилавшуюся внизу долину, он увидел катящееся по ней длинное облако пыли. Он поспешил назад и рассказал о виденном Ффлеуддуру. Тот обрадованно воскликнул:

— Мы опередили их! Это отличная новость, мой мальчик! Я боялся, что они гораздо ближе к нам и придется ждать наступления ночи, чтобы незамеченными перейти Истрад. Мы выиграли полдня! Теперь поспешим и будем у подножия Орлиных гор еще до заката!

Подняв драгоценную свою арфу над головой, Ффлеуддур ступил в реку. Остальные последовали за ним. Здесь Истрад была мелководной, вода едва доходила Эйлонви до пояса. Спутники легко перешли реку вброд. Тем не менее вышли они на противоположный берег промокшими и продрогшими, а низкое нежаркое солнце так и не высушило и не согрело их.

Оставив Истрад позади, путники стали карабкаться на каменистый горный склон. Он оказался гораздо круче, чем даже скалистый холм у подножия Спирального замка. Правда, там воздух был тяжелым и гнетущим, и Тарен тогда задыхался. Теперь, приблизившись к Орлиным горам, он дышал свободно, всей грудью. А вдохнув сухой и пряный запах сосны, и вовсе почувствовал, будто тяжелая ноша потеряла свой вес. Они собирались идти не останавливаясь оставшуюся часть ночи. Но состояние Гурги ухудшилось. Это заставило Тарена объявить привал. Травы помогли мало, нога Гурги распухла еще сильнее и ужасно воспалилась. Его била лихорадка, он дрожал и постоянно впадал в полузабытье. Даже предложение хрумки и чавки больше не радовало его. Мелингар тоже выказывала явное беспокойство. Умная лошадь смотрела на лежащего у ее ног Гурги, на его запекшиеся губы, на его полузакрытые глаза, тихо ржала и ласково терлась носом о всклокоченную шерсть несчастного больного, стараясь утешить его, как только умела.

Тарен рискнул развести костерок. Вместе с Ффлеуддуром они перенесли Гурги поближе к огню. Пока Эйлонви, поддерживая бессильную голову Гурги, поила его из кожаной фляжки, Тарен и бард отошли в сторонку и шептались между собой.

— Я сделал все, что знал и умел, — сказал Тарен. — Есть ли еще какой-нибудь способ спасти беднягу? — Он печально покачал головой. — Он так похудел, что мне кажется, я могу поднять его одной рукой.

— Каер Датил недалеко, — сказал Ффлеуддур, — но боюсь, что наш друг не протянет долго и не доживет до конца пути.

Этой ночью в темноте вокруг костра жутко выли волки.

Весь следующий день их преследовали волки. Иногда тихо, крадучись и держась в тени деревьев, а большей частью открыто, воя и щелкая зубами, будто сзывая остальных на предстоящий пир. Они всегда держались от них на расстоянии полета стрелы. Но Тарен видел эти быстрые серые тени, тут и там скользившие среди деревьев.

— До тех пор пока они не осмелились приблизиться, нечего о них думать и тревожиться, — сказал он барду.

— О, они не нападут на нас, — спокойно ответил Ффлеуддур. — Во всяком случае, сейчас. Они чуют раненого и терпеливо будут ждать, когда он станет их легкой добычей. — Он повернулся и с тревогой посмотрел на Гурги.

— Не могу сказать, что вы очень жизнерадостны, — заметила Эйлонви. — Говорите так, будто только и дожидаетесь, когда вас слопают. Или готовы откупиться жизнью Гурги?

— Если они нападут, — спокойно сказал Тарен, — мы дадим им отпор. Гурги готов был отдать свою жизнь за нас. Я готов сделать для него то же. И не надо падать духом, когда мы вот-вот достигнем цели нашего путешествия.

— Ффлам никогда не падает духом! — провозгласил король-бард. — Подходите, эй, вы, волки, или кто там еще!

Дзин-нь! — лопнула струна на арфе.

А серые тени все плотнее обступали их, и беспокойство путников усиливалось. Мелингар, до сих пор покорная и послушная, стала пугливой и нервно подрагивала. При каждой попытке утихомирить ее Мелингар вздергивала голову и выкатывала крупные сливы глаз. Золотая грива ее взметалась над шеей.

К тому же Ффлеуддур объявил, что перевалить через холмы не удастся и прямая дорога для них закрыта.

— Если мы пойдем, как и прежде, прямо на восток, — сказал бард, — то упремся в высокие горы. Нам, с грузом оружия и с больным на руках, через них не перейти. Но и здесь мы обнесены стеной из скал и вынуждены петлять по прихоти тропинок. Эти скалы, — он повел рукой вдоль высящейся каменной преграды, — слишком суровы и неприступны, чтобы преодолеть их. Я думал найти тропу, ведущую сквозь них по какому-нибудь ущелью. Но теперь вижу, что нам остается покорно идти на север, пока не найдем другого пути.

Он закончил свою длинную невеселую речь таким же длинным и невеселым вздохом.

— Волки, кажется, легче нас находят дорогу, — заметила Эйлонви.

— Моя дорогая девочка, — обиделся бард, — если бы у меня было четыре ноги и нос, чующий обед на милю вперед, не сомневаюсь, я бы тоже легко отыскал нужную дорогу.

Эйлонви хихикнула.

— Забавно было бы посмотреть на барда, скачущего на четвереньках! — сказала она.

— У нас есть тот, кто ходит на четырех ногах, — вдруг воскликнул Тарен. — Мелингар! Если кто-нибудь и сможет как можно быстрее найти дорогу в Каер Датил, так это она!

Бард прищелкнул пальцами.

— Ай да Тарен! — обрадовался он. — Именно так! Каждая лошадь знает дорогу к своему дому. Стоит попробовать. Хуже, чем сейчас, нам все равно не будет.

— Для Помощника Сторожа Свиньи, — сказала Эйлонви, — ты, по-моему, до странности часто выдаешь хорошие идеи.

Они снова двинулись в путь. Тарен отпустил поводья и позволил Мелингар самой выбирать дорогу. Почуяв свободу, белая лошадь с привязанным к ее седлу стонущим Гурги ускорила шаг и рысью понеслась по тропе. Путники еле поспевали за ней.

К полудню Мелингар нашла расселину среди скал, которую проглядел Ффлеуддур. День быстро иссякал. Мелингар вела путников через узкую каменистую теснину. Высокие острые хребты нависали над их головами. В какой-то момент Мелингар ускорила бег и скрылась за поворотом. Тарен поспешил следом. Он видел, как лошадь вдруг резко дернулась и замерла, словно превратившись в неподвижный белый камень.

Крикнув барду и Эйлонви, чтобы они поторопились, Тарен ринулся вперед. Внезапно он увидел на каменной плите прямо над собой огромного волка с желтыми глазами и вывалившимся из пасти алым влажным языком. Не успел Тарен выхватить из ножен меч, как тощее тело волка взвилось в воздух.

Глава 13

Тайная долина

Удар тяжелого косматого тела пришелся Тарену в грудь и опрокинул его навзничь. Уже падая, он краем глаза увидел, как Ффлеуддура тоже прижали к земле сильные лапы другого волка. Эйлонви застыла в стороне, а перед ней напрягся готовый к прыжку волк.

Рука Тарена рванулась к мечу, но волк тут же впился в нее. Зубы зверя сомкнулись мертвой хваткой на запястье.

Внезапно в глубине ущелья возникла громадная фигура, закутанная в плащ. Чуть позади стояла Мелингар. Человек поднял руку и что-то повелительно крикнул. Волк, державший Тарена, моментально разжал челюсти и ослабил хватку. Он вдруг превратился в покорную собаку и трусливо отбежал в сторону. Человек крупно зашагал к Тарену, который с трудом поднялся на ноги.

— Ты спас нам жизнь, — сказал Тарен, тяжело дыша. — Мы благодарны тебе.

Человек опять что-то сказал волкам, и звери, припав к земле, поскуливая и виляя хвостами, поползли к его ногам. Высокий, широкий в плечах, мускулистый, человек этот походил на древнее крепкое дерево. Его белые волосы ниспадали ниже плеч, а борода покрывала пояс. Лоб его стягивала узкая золотая лента, в которой горел голубым пламенем драгоценный камень.

— Эти животные, — произнес он глубоким голосом, суровым, но неожиданно мелодичным, — не сделают вам никакого вреда. Но вы должны немедленно покинуть это место. Для людей оно запретно и закрыто.

— Мы заблудились, — сказал Тарен, — и шли за нашей лошадью, доверившись ее чутью.

— Мелингар? — Старец повернулся и пронзил Тарена своими проницательными серыми глазами. Под густыми нависшими бровями они сверкали, как льдинки. — Это Мелингар привела вас четверых сюда? Я-то думал, что бедняга Гурги был один. Если вы друзья Мелингар… Вы ведь ее друзья, не так ли? И это Мелингар, я не ошибся? Она так похожа на свою мать. Да, стар я стал и часто забываю имена…

— Я знаю, кто ты, — догадался Тарен. — Ты Медвин!

— Неужто? — улыбнулся старец, и лицо его покрылось сетью добродушных морщин. — Да, меня называют Медвином. Но откуда тебе это известно?

— Я — Тарен из Каер Даллбен. Гвидион, принц Дома Дон, был моим спутником, и он говорил о тебе, когда еще был жив. Он спешил в Каер Датил, как и мы сейчас. Я и не надеялся тебя встретить.

— Это верно, ты и не мог встретить меня, — ответил Медвин. — Только звери знают дорогу в мою долину. Вас привела сюда Мелингар. Тарен — назвал ты себя? Из Каер Даллбен? — Он приложил огромную ладонь ко лбу. — Дай-ка взглянуть. Да, вы гости из Каер Даллбен, теперь я уверен.

Сердце Тарена екнуло в груди от радости.

— Хен Вен! — вскричал он.

Медвин озадаченно глянул на него.

— Ты ищешь ее? Это становится любопытным. Ее нет здесь.

— Но я думал…

— Мы поговорим о Хен Вен позже, — сказал Медвин. — Твой друг сильно ранен, ты же знаешь. Пойдем, я сделаю для него все, что смогу.

Он повелительным жестом позвал их за собой. Волки безмолвной цепочкой растянулись позади Тарена, Эйлонви и барда. Мелингар ожидала их в глубине ущелья. Медвин снял Гурги с седла так легко, будто тот весил не больше белки. Почти бездыханный, Гурги тихо лежал на руках у Медвина.

Они спускались по узкой крутой тропе. Медвин шел впереди, ступая так размеренно и мощно, словно это шагало дерево. Старец был босым, но острые камни будто бы и не беспокоили его. Тропа резко свернула, сделала еще один поворот. Медвин прошел сквозь узкую щель в голой скале, и Тарен вдруг увидел перед собой тихую зеленую долину. Горы, казавшиеся неприступными, короной высились вокруг. Воздух здесь был мягкий, словно и ветер сменил свои злобные порывы на ласковое и нежное поглаживание. Среди пологих холмов стояли низкие белые хижины, очень похожие на те, что были в Каер Даллбен. При взгляде на них Тарен почувствовал острую боль от тоски по дому. Позади одной из хижин он заметил то, что поначалу показалось ему рядами стволов, старых и замшелых. Но, приглядевшись, с удивлением понял, что это были скорее источенные дождями и временем шпангоуты и мачты длинного корабля. Земля почти полностью укрыла их, трава и луговые цветы проросли между ними, превращая в неотделимую часть древнего холма.

— Должен заметить, старец здорово укрылся здесь, — прошептал Ффлеуддур. — Никогда я не нашел бы дорожки сюда и не уверен, что отыщу обратную дорогу.

Тарен кивнул. Долина была самой красивой из всех, что когда-либо ему встречались. На лугу мирно паслись коровы. Небо и облака упали в крошечное озеро, и оно отсвечивало белым и голубым. Яркие очертания птиц мелькали в листве деревьев. Шагая по мягкой сочной траве, Тарен чувствовал, как усталость словно бы утекает в землю из его изнуренного тела.

— Смотрите, олень! — воскликнула восхищенная Эйлонви.

Из-за хижин появился пятнистый тонконогий олень, понюхал воздух и подлетел к Медвину. Грациозное существо ни малейшего внимания не обращало на волков и весело резвилось около старца. И в то же время олень опасливо держался поодаль от незнакомцев. Но любопытство пересилило, и вот уж он осторожно обнюхивает протянутую ему руку Эйлонви.

— Я никогда не видела оленя так близко, — сказала девушка. — У Акрен не было домашних животных, а лесные и подавно бежали от нее. Я не могу их винить в этом, ведь вряд ли найдешь такого, кто согласился бы жить рядом с ней. Но какой чудный олень! Ты весь трепещешь, красавец, будто дотрагиваешься до ветра.

Медвин жестом велел им подождать, а сам понес Гурги в самую большую хижину. Волки сели в кружок и сторожко наблюдали за путниками. Тарен расседлал Мелингар, которая тут же принялась спокойно щипать свежую траву. Полдюжины кудахтавших кур клевали зерно у чистого белого курятника. Петух поднял голову, гордясь и хвастаясь своим резным высоким гребешком.

— Это куры Даллбена! — удивленно воскликнул Тарен. — Я узнаю их! Вот пестрая, вот белая. А уж этот гребешок мне знаком наверняка! — Он присел на корточки и весело закудахтал, очень точно подражая курам.

Впрочем, куры, увлеченные едой, мало обращали на него внимания.

Медвин возник в дверях хижины. Он держал огромную ивовую корзину, наполненную кувшинами с молоком, сыром, медом и фруктами, которые обычно к этому времени еще и не созревают.

— Мне надо немедленно заняться вашим другом, — сказал он. — Тем временем вы можете подкрепиться… О, ты узнал их, не так ли? — обратился он к Тарену. — Эти куры — мои гости из Каер Даллбен. Где-нибудь здесь должен быть и пчелиный рой, загнавший их ко мне.

— Пчелы улетели в тот день, когда убежала Хен Вен, — сказал Тарен.

— И направились прямым ходом сюда, — улыбнулся Медвин. — Куры просто потеряли голос от испуга. Я никак не мог у них выведать, что же произошло. Правда, они достаточно быстро пришли в себя, но, конечно, из их куриных голов уже все выветрилось, и они никак не могли объяснить, почему улетели. Ты же знаешь, куры, узнав о конце света, в следующее мгновение будут спокойно клевать зерно. Как только они окончательно успокоятся, я верну их обратно. Конечно, жаль, что до тех пор Колл и Даллбен не получат на завтрак куриные яйца.

Медвин поставил корзину на землю и распрямился.

— Я бы пригласил вас в дом, — продолжал он, — но там сейчас такой беспорядок. В гостях у меня утром были медведи, и вы сами можете вообразить, что там творится. Поэтому прошу вас самих позаботиться о себе. На сеновале есть солома, и, если вы хотите отдохнуть, надеюсь, там вам будет удобно.

Путники не стали терять время. Они быстро расправились с припасами, принесенными Медвином, и разыскали сеновал. Приземистую хибарку наполнял сладкий запах сена. Устраиваясь поудобнее, они обнаружили одного из гостей Медвина — спящего крепким сном лохматого мишку. Ффлеуддур поначалу тревожился, затем убедился, что медведь не желает есть бардов-неудачников, и в конце концов тоже захрапел. Эйлонви сон сморил прямо посреди ее веселой трескотни, оборвав на полуфразе.

Тарен лишь сомкнул глаза, но сон не шел к нему. Долина Медвина освежила его больше, чем долгие часы сна. Он поворочался, а потом вышел из сеновала и отправился бродить по лугу. На дальнем берегу озера выдры, развлекаясь, ныряли в воду с небольшого выступа. При появлении Тарена они замерли на мгновение, покачали головами, будто сожалея, что он не может присоединиться к ним, и снова вернулись к своей игре. Рыба взорвала гладкую поверхность воды и сверкнула серебряной чешуей. Круги побежали по воде, и последний, охвативший почти всю окружность озера, выплеснулся крохотной волной на берег у ног Тарена.

Позади хижины Медвина Тарен увидел большой огород и обширный цветущий сад. К своему удивлению, Тарен понял, что тоскует по работе с Коллом на их огороде в Каер Даллбен. Прополка и окучивание овощей, которые он так ненавидел тогда, теперь, когда он вспоминал пережитые приключения и представлял, что еще им предстоит впереди, казались ему милыми, приятными и безмятежно счастливыми, как и все прошлые хозяйственные заботы.

Он сел на берегу озера и оглядел убегающие вдаль холмы. Солнце отдыхало на их вершинах, деревянный остов большого корабля резким силуэтом вырастал над низким холмом, который почти поглотил его. Рассмотреть получше этот корабль у Тарена не было времени, потому что появился Медвин. Он мягко и почти неслышно шагал по лугу. Олень бежал рядом, по пятам за ним следовали три волка. В своем коричневом плаще и с шапкой седых волос Медвин казался могучей горой, увенчанной снежной короной.

— Гурги уже получше, — сказал этот древний старец своим мелодичным глубоким голосом.

Олень легко и грациозно пританцовывал у берега. Медвин медленно сел рядом с Тареном и так же медленно и величественно обратился к нему:

— Он выздоровеет. И ничто ему не угрожает. Во всяком случае, пока он здесь.

— Я как раз сейчас думал о Гурги, — сказал Тарен, глядя прямо в ледяные спокойные глаза старца.

И он поведал ему причину своего путешествия, все перипетии, происшествия и невзгоды последних дней, рассказал о несчастном случае с Гурги. Медвин внимательно слушал. Большая голова его задумчиво склонилась, когда Тарен дошел до маленького подвига Гурги, хотевшего пожертвовать жизнью ради спасения других.

— Сначала я не любил его, — признался Тарен. — Теперь я сильно привязался к нему и, думаю, полюбил, несмотря на все его хныканья и жалобы.

— Каждое живое существо заслуживает нашего уважения, — сказал Медвин, нахмурив густые лохматые брови. — Каждое, будь оно уродливым или красивым, гордым или жалким.

— Не сказал бы этого о гвитантах, — возразил Тарен.

— Я только жалею этих несчастных, — сказал Медвин. — Когда-то, очень давно, они были такими же свободными, как и все птицы. Смирными и доверчивыми, как любое не знавшее обиды и злобы существо. Коварный Араун приманил их и подчинил своей воле. Он сделал железные клетки, которые стали их тюрьмой в Аннуине. Мучения, которым он подверг их, позорны и непереносимы. Теперь они служат ему из страха.

Медвин надолго умолк и превратился снова в могучую неподвижную гору. Потом глаза его сверкнули, и он продолжал медленно глухим голосом:

— Он стремится подчинить себе, приневолить всех животных в Придайне, весь род человеческий. Вот почему я остаюсь в этой недоступной долине. Здесь Араун не может навредить никому. Но если он станет правителем всей этой земли, не уверен, что я им всем смогу помочь. Те, кто попадет в его лапы, будут считать за счастье скорую смерть.

Тарен кивнул:

— Я теперь все больше и больше понимаю, почему мне надо скорей предупредить Сыновей Дон. А что касается Гурги, я тоже считаю, что ему будет безопаснее оставаться здесь.

— Безопаснее? — переспросил Медвин. — О да, конечно! Но ты смертельно обидишь его, если сейчас, именно сейчас оттолкнешь от себя. Несчастье Гурги в том, что он теперь ни то ни се. Не зверь и не человек. Он потерял мудрость и силу животного, но не приобрел знаний и воли человека. Поэтому и те и другие избегают его. Если он будет иметь цель, это многое может в нем изменить.

Медвин проницательно глянул на Тарена и твердо произнес:

— Он не задержит вас здесь надолго. Завтра же он сможет идти так же хорошо и легко, как вы. Я настаиваю, чтобы ты взял его с собой. Он не станет тебе обузой, а может быть, чем-то и поможет. Гурги должен дойти свой путь служения важному и благородному делу. Никогда не отказывайся помочь тому, кто в этом нуждается. — Медвин снова помолчал и веско добавил: — И не отказывайся принимать помощь, когда ее предложили. Эту истину поведал еще хромой муравей Гвитиру, сыну Грейдаула.

— Хромой муравей? — Тарен удивленно поднял брови. — Даллбен много рассказывал мне о муравьях. Но никогда не упоминал о хромом.

— Это длинная история, — сказал Медвин, — и, возможно, всю ее ты услышишь в другой раз. А сейчас ты только должен знать, что Килох… или, может, его отец… Нет, это был именно молодой Килох… Отлично! Так вот, когда молодой Килох добивался руки прекрасной Олвен, ее отец Исбаддаден дал ему несколько заданий. В то время он был Повелителем Великанов. О сути заданий сейчас говорить не станем. Это нас не касается, кроме разве того, что выполнить их было почти невозможно и Килох не справился бы с ними без помощи своих товарищей.

Одно из заданий заключалось в том, чтобы за один день собрать девять мешков льняного семени, хотя вряд ли столько льна наберется во всей нашей земле. И ради своего друга Гвитир, сын Грейдаула, взял это дело на себя. Пока он шел по холмам, обдумывая, как выполнить это задание, услышал он жалобный стон из муравейника. Жилище муравьев было охвачено пламенем, и несчастным грозила смерть. Гвитир — да, я абсолютно уверен, что это был Гвитир, — выхватил меч и расшвырял горящие веточки, загасив огонь.

В благодарность муравьи прочесали все поля и собрали девять мешков льняного семени. Но Повелитель Великанов, неприятный, надо сказать, тип, взвесил на руке последний мешок и сказал, что он неполон. Не хватало одного льняного семени. До исхода дня, когда истекал срок задания, оставалось совсем немного.

Гвитир понятия не имел, где отыскать это недостающее одно-единственное семя. И к тому моменту, когда край солнца уже готов был скрыться за горизонтом, приковылял хромой муравей, который нес на спине тяжелый груз. Это было одно льняное семя. Мера была полна.

Медвин передохнул и продолжал:

— Я изучал людской род. Я видел, как ты стоял одиноко, будто слабая камышинка у озера. Вы должны учиться помогать себе. Это верно. Но вы должны научиться помогать и другим. Разве все вы не хромые муравьи?

Тарен молчал. Медвин опустил руку в озеро и поболтал ею в воде. Через мгновение на поверхности появилась голова почтенного старого лосося. Медвин погладил жабры огромной рыбы.

— Что это за место? — шепотом спросил Тарен. — Кто ты, Медвин? Ты так говоришь о роде человеческом, будто ты не один из нас.

— Это место покоя, — сказал Медвин. — И потому не подходит людям. Во всяком случае, не всем и не всегда. До сих пор я держал эту долину лишь для жителей леса и воды. Когда к ним подступает опасность и остаются силы, чтобы передвигаться, они приходят ко мне. Ведь им больно и страшно. Ты разве не знаешь, что звери чувствуют горе, страх и боль? В мире людей им нелегко.

— Даллбен, — сказал Тарен, — рассказывал мне, что много веков назад, когда черные воды поглотили Придайн, Неввид Нав Нейвион построил корабль и взял с собой по паре всех живущих на земле существ. Воды ушли, корабль встал на покой, и ни один человек не знает где. Но животные, которые невредимыми вновь пришли в мир, помнили это. И потомство их никогда не забудет. А здесь, — Тарен протянул руку в сторону холмов, — я вижу корабль, стоящий далеко от воды. Гвидион называл тебя Медвином, но я спрашиваю…

— Для тебя я Медвин, — оборвал его седобородый старец. — Но не это важно сейчас. Меня беспокоит Хен Вен.

— Ты разве не видел ее? Она не здесь?

Медвин покачал головой:

— То, что сказал лорд Гвидион, правда. Из всех мест в Придайне она первым делом отыщет это и придет сюда. В особенности если чувствует, что ее жизнь в опасности. Но никакого знака, слуха или вести о ней не было. Хотя, конечно, она найдет дорогу сюда. Рано или поздно. Если только…

Медвин значительно замолчал, и Тарен почувствовал, как холодок пробежал у него по спине.

— …если только ее не убили, — с содроганием закончил он мысль Медвина. — Ты думаешь, это могло случиться?

— Я не знаю, — ответил Медвин. — Хотя опасаюсь этого.

Глава 14

Черное озеро

Вечером Медвин устроил для путников пир. От беспорядка, устроенного гостившими в его доме медведями, не осталось и следа. Хижина была уютной и чистой, хотя и теснее, чем в Каер Даллбен. Тарен заметил, что Медвин и вправду не привык принимать у себя людей. Стола едва хватало, чтобы тесниться за ним всем сразу, а что касается стульев, так их просто не было. Пришлось придвигать скамейки и низкие табуреточки.

Медвин восседал во главе стола. Олень отправился спать. Но волки крутились у ног старца и приветливо скалились. На спинке его стула примостился громадный золотоперый орел, глядевший на всех своими зоркими немигающими глазами. Ффлеуддур, все еще взволнованный всем происшедшим, однако, не потерял аппетита. Он ел за троих, и непохоже было, что скоро насытится. Но когда он попросил вторую порцию оленины, Медвин с улыбкой объяснил ему, что это не мясо, а овощи, приготовленные по его собственному рецепту.

— Естественно, — обратилась Эйлонви к барду. — Не думаешь же ты, что он приготовил тебе на обед своих гостей. Это было бы похоже на то, как если бы ты пригласил меня отобедать, а на обед меня бы и зажарил. Неужто и барды так же бестолковы, как некоторые Помощники Сторожа Свиньи?

Тарен рад был возможности спокойно поесть и отдохнуть. Весь обед он просидел молча и так же молча удалился на сеновал в свое соломенное гнездо. До сих пор ему ни разу не приходило в голову, что Хен Вен могла погибнуть. Он пытался найти утешение у Медвина, но старец не смог вселить в него полную уверенность, он и сам не знал ничего точно.

И снова сон бежал от него. Тарен вышел наружу. В чистом, прозрачном воздухе звезды казались холодными бело-голубыми льдинками и висели над самой головой. Он постарался не думать о Хен Вен. В конце концов, он должен достичь Каер Датил, и ему еще предстоит выполнить это. Над головой пролетела сова, молчаливая, как недвижная ветка вяза. Бесшумной тенью появился Медвин.

— Не спишь? — спросил он. — Нельзя начинать путешествие с бессонной ночи.

— Я страстно мечтаю закончить это путешествие, — откликнулся Тарен. — Временами мне кажется, что я уж больше никогда не увижу родной Каер Даллбен.

— Людям не дано знать конца их путешествия, — загадочно сказал Медвин. — Может случиться, что ты никогда не вернешься в дорогие для тебя места. Но какое это имеет значение, если то, что ты должен сделать, находится здесь и теперь?

— Мне кажется, — тихо произнес Тарен, — знай я, что никогда не увижу свой дом, я хотел бы остаться здесь, в этой долине.

— Твое сердце молодо и не зачерствело, — сказал Медвин. — Да, если я правильно читаю в сердцах, ты из немногих, кого я бы принял здесь. Ты можешь остаться, если пожелаешь. И прямо сейчас. А свое дело поручить друзьям, тем, что пришли с тобой.

— Нет, — сказал Тарен после долгой паузы, — я взвалил его на себя по собственной воле и по своему выбору.

Тарену казалось, что вся долина шепчет на разные голоса, прося, призывая, умоляя его остаться. Холмы внушали мысль об отдыхе и покое. Озеро плеском своих вод говорило о солнечном свете, томящемся и дробящемся в его прозрачных и чистых глубинах, напоминало о радостных играх выдр, резвившихся на его берегу. Тарен закрыл свои уши и запер душу.

— Нет, — быстро сказал он, — я решил давно и не хочу менять своего решения.

— Пусть будет так, — мягко произнес Медвин, кладя руку на плечо Тарену. — Я дарую тебе самую малость: ночной отдых. Спи хорошо и спокойно.

Тарен не помнил, как он вернулся на сеновал, как уснул. Но проснулся он в сети солнечных лучей бодрый, освеженный глубоким и крепким сном, и с новыми силами. Эйлонви и бард уже позавтракали, и Тарен с удовольствием увидел, что Гурги присоединился к ним, сидит и облизывается, сытый и веселый. Как только Тарен появился, Гурги взвизгнул от радости и стал весело кувыркаться у его ног.

— О радость! — верещал он. — Гурги готов к новым шаганьям и скаканьям! К новым подкрадкам и подглядкам! Великие лорды были добры к счастливому, веселому Гурги!

Тарен заметил, что Медвин не только подлечил ногу Гурги, но и вымыл его и причесал. Правда, тот успел уже вываляться в листьях и сухих соломинах, которые забавно торчали в его кудлатой голове, похожей на большой репей. И еще заметил Тарен, седельная сумка верной Мелингар была набита битком, а через седло были перекинуты теплые плащи для всех них.

Старец собрал вокруг себя готовых отправиться в дорогу путников и сел на землю в середине круга.

— Армии Рогатого Короля сейчас опережают вас на день пути, — сказал он. — Но если вы пойдете по той тропе, которую я вам укажу, и будете двигаться быстро, то сумеете нагнать время, которое потеряли. Не удивлюсь, если вы доберетесь до Каер Датил на день или два раньше их. Тем не менее предупреждаю вас, что горные пути не так просты и легки. Коли вы желаете спокойной и легкой дороги, я могу провести вас опять на ту тропу, с которой вы сошли, к долине Истрад.

— Но тогда мы будем опять плестись вслед за Рогатым Королем! — воскликнул Тарен. — И будет меньше шансов обогнать его, а опасностей гораздо больше.

— Не надейся, что горы менее опасны, — предупредил его Медвин. — Хотя эта опасность, конечно, иного рода.

— Ффлам расцветает от опасности! — заявил бард и с опаской глянул на свою задрожавшую арфу. Но струна лишь загудела, оставшись целой. — Пусть обрушатся на нас горы или все воины Рогатого Короля разом, я не дрогну!

И струна все же лопнула, что привело барда в некоторое смущение.

— Мы пойдем в горы, — просто и твердо сказал Тарен.

— Хоть раз ты, не колеблясь, принял правильное решение, — вставила Эйлонви. — Горы, конечно же, не станут стрелять в нас из лука и разить копьями. И посмотрим еще, так ли страшны их опасности. Ты, Помощник Сторожа Свиньи, растешь в моих глазах, — добавила она задиристо.

— Тогда внимательно слушайте, смотрите и запоминайте, — повелительно сказал Медвин. Пока он говорил, руки его проворно двигались, создавая из глины крохотное подобие холмов, тропинок между ними, по которым Тарену было легче, чем по карте, нацарапанной Ффлеуддуром, запомнить весь предстоящий им путь.

Медвин закончил. Вещи и оружие путников были навьючены на Мелингар. Старец повел их прочь из благословенной долины. С каждым шагом Тарен осознавал, что тропинка, уводящая их из долины, исчезнет навсегда, стоит лишь Медвину покинуть их. Назад нет возврата.

Спустя некоторое время Медвин остановился.

— Ваш путь теперь лежит на север, — сказал он, — а здесь мы расстанемся. Ты, Тарен из Каер Даллбен, слушай свое сердце, и оно подскажет тебе, правильное ли решение ты принял. Может быть, мы встретимся вновь. Тогда ты расскажешь мне обо всем. А до тех пор прощайте!

Прежде чем Тарен успел открыть рот и поблагодарить Медвина, белобородый старец исчез, будто холмы поглотили его. И путники остались одни на каменистом, продуваемом ветрами нагорье.

— Ладно, — сказал Ффлеуддур, поправляя арфу за спиной, — зато уж если мы встретим волков, то теперь-то они будут знать, что мы друзья Медвина.

Первый день похода оказался не таким трудным, как предполагал Тарен. На этот раз он шел впереди. Бард согласился шагать следом, после того как он несколько раз перепутал наставления Медвина и упорствовал в своем заблуждении, пока струны на арфе не стали лопаться одна за другой.

Они без устали карабкались вверх, хотя солнце уже склонялось к западу и пора было сделать передышку. Дорога, которую им указал Медвин, была трудной, каменистой, осыпающейся под ногами, но зато шла прямо и не терялась.

Горные ручьи, чья чистая и холодная вода бурлила и пенилась вокруг валунов, словно бы танцуя, неслись вниз, к долине, усеянные играющими блестками солнечных бликов. Воздух был бодрящим, но стылым и обжигающим. И путники были благодарны Медвину за теплые плащи.

В расселине протяженного ущелья, защищенного от ветра, Тарен велел остановиться. Они прошли за день длинный путь, хорошо продвинулись вперед, гораздо дальше, чем он предполагал. И Тарен не видел причин продолжать изнурительный путь и ночью. Они привязали Мелингар к стволу одного из низких деревьев, росших прямо из скалы, и рядом, на ровной площадке, разбили свой лагерь. Дети Котла не могли здесь появиться, а войско Рогатого Короля осталось далеко внизу, и Тарен без всяких опасений развел костер. Пищу Медвина готовить не требовалось, но пламя согревало и веселило их. Когда ночные тени спустились с вершины горы и надвинулись на ущелье, Эйлонви вынула свой золотой шар и укрепила его в расщелине большого камня.

Гурги, который, на удивление, за все время пути не издал ни единого стона или даже тяжкого вздоха, уселся на валун и принялся с наслаждением расчесывать свою свалявшуюся шерсть. После мытья и причесывания у Медвина это, кажется, вошло у него в привычку. Бард, тощий, несмотря на огромное количество съеденного за ужином, как всегда, натягивал и надвязывал лопнувшие струны.

— Ты все время, с тех пор как повстречался нам, носишь эту арфу с собой, — сказала Эйлонви, — но ни разу так и не сыграл на ней. Словно хотел молвить что-то, а вместо этого показал всем язык.

— Не ожидала ли ты, что я стану бренчать веселые мотивчики, когда Дети Котла наступали нам на пятки? — ответил Ффлеуддур. — Не думаю, что это был подходящий момент. Но… Ффлам всегда любезен с дамами, поэтому, если тебе и впрямь хочется услышать мою игру… — добавил он, смущенный и довольный. Он умолк и закатил глаза к небу.

Потом стал словно бы убаюкивать свой инструмент в одной руке, в то время как пальцы второй мягко коснулись струн. И полилась нежная мелодия, почти такая же тонкая и изящная, как изгиб арфы, словно голос, поющий без слов.

Тарен слушал мелодию, и свои собственные слова, повторяющие все изгибы и извивы звучащей невидимой нити, рождались в нем, в его душе.

Дон-н, дон-н! Дом-м, дом-м! Слова такие неуловимые, что нельзя было быть даже уверенным, что они существуют, невозможно было ухватить, остановить их, оставить в памяти. Но они значили что-то очень радостное и почти видимое внутренним взором. Поля и сады Каер Даллбен, золотые дни осени и свежие зимние утра с розовым солнцем на снегу.

Вдруг арфа умолкла. Ффлеуддур сидел, склонив голову к струнам, на его длинном лице застыло изумление.

— Ну и ну, вот так сюрприз, — наконец произнес он. — Я собирался сыграть что-нибудь живое, веселенькое, из того, что так любил мой военачальник. Чтобы вы стали посмелее, вы понимаете меня? А на самом деле, — он слегка обескураженно повертел в руках арфу, — на самом деле я никогда не знаю, что ей вздумается исполнить. Вот такую шутку она со мной сыграла и сейчас. Мои пальцы двигались, но, мне кажется, арфа играла сама по себе, не подчиняясь им.

Он несколько настороженно прикоснулся к струнам и замер, слушая тонкий, едва уловимый звук.

— Возможно, — продолжал Ффлеуддур, — это имел в виду Талиесин, который, вручая мне эту арфу, намекнул, что оказывает большую милость. Надо вам сказать, когда я шел в совет бардов на экзамен, у меня в руках был скорее печной горшок, чем настоящая арфа. Ее отдал мне за ненадобностью один из менестрелей. На этой печной арфе я грохнул, вернее, угрохал несколько песен. Вот она, та самая арфа. И надо же, как она распелась! Но учтите, что тогда я принял ее с благодарностью. Ффлам никогда не смотрит в рот дареному коню. В данном случае правильнее было бы сказать — в струны дареной арфе.

— Это была печальная мелодия, — сказала Эйлонви. — Но странно, что она не оставила в моем сердце печали. Это похоже на облегчение и очищение после того, как всласть поплачешь. Я почему-то видела море, которого никогда не видела. Или нет, видела в детстве. — При этих словах Тарен фыркнул, но Эйлонви не обратила на него никакого внимания. — Я видела волны. Они бились о камни, вспенивались, и все заслоняли высокие белые гребни. Белые Лошади Ллира, вот как они называются. На самом деле это всего лишь волны, бегущие чередой к скалам, спешащие разбиться о них.

— Странно, — сказал бард, — лично я думал о своем собственном замке. Он маленький и невзрачный, но мне хотелось бы увидеть его вновь. Вы знаете, человек может много бродить. Но его всегда поддерживает мысль о том, что он вернется туда, откуда ушел. Что-то заставляет и меня думать, что я вновь осяду в своем замке и постараюсь быть порядочным королем.

— Моему сердцу ближе Каер Даллбен, — проговорил Тарен. — Уходя оттуда, я мало о нем думал, а теперь думаю очень часто.

Гурги, который слушал молча, вдруг издал протяжный тоскливый вой:

— Да, да, скоро великие воины вернутся в свои залы и замки, станут вести свои толки и веселки. А для бедного Гурги опять будет страшный лес, и некому будет утешить его сладкой погладкой.

— Гурги, — сказал Тарен, — я обещаю взять тебя в Каер Даллбен, если когда-нибудь сам туда доберусь. И если тебе там понравится, а Даллбен согласится, ты сможешь оставаться там, сколько захочешь.

— О радость! — вскричал Гурги. — Бедняжка трудяжка Гурги заслужит улыбки и спасибки. О да, послушный Гурги будет много работать…

— А сейчас послушный Гурги ляжет спать, — посоветовал Тарен, — и все мы сделаем то же. Медвин указал нам верную дорогу, и осталось нам совсем немного пройти. Мы продолжим наш путь завтра на рассвете.

Ночью поднялся сильный ветер, ущелье заволокло тучами и хлынул дождь. Ветер не утихал, наоборот, набирал силу и уже завывал в узкой каменной теснине, как пойманный зверь. Он бился о камни, ударял в скалы громадным своим кулаком, и этот кулак был занесен над горами, над равниной, словно бы готовясь разметать все на его пути.

Но они, несмотря на бурю, двинулись дальше, закутавшись в плащи до самых глаз. Тропинки почти не было видно, крутые утесы неясно маячили у них над головой. Дождь промочил их насквозь и только тогда успокоился. Но теперь камни стали скользкими и коварными. Даже Мелингар, о четырех ногах, и то спотыкалась. Однажды она так поскользнулась, что чуть не упала в пропасть, и Тарен в ужасе мысленно простился с лошадью.

Горы тесным кругом высились над озером, черным и мрачным, отражающим в своих водах низкие темно-лиловые тучи. Тарен остановился у громадных прибрежных камней и указал своим спутникам на цепь холмов на дальней стороне озера.

— Если следовать плану Медвина, — сказал он, — мы должны идти туда, на тот перевал. Но не вижу причин, почему нам нужно карабкаться по горам, когда мы можем пройти почти прямо. Берег озера хотя бы ровный и плоский, а по неровной гряде перевала почти невозможно пройти.

Ффлеуддур потер свой острый нос и согласно кивнул.

— Даже считая время, необходимое нам, чтобы спуститься и подняться опять, я думаю, мы выиграем несколько часов. Да, я тоже считаю, что попытаться стоит.

— Медвин не сказал ни слова ни о каких долинах, — возразила Эйлонви.

— Но он не говорил ничего и о таких высоких скалах, — ответил Тарен. — Для него они, конечно, ничего не значат. Он могуч и жил здесь долгое время. А для нас это препятствие, и очень трудное.

— Если ты не станешь слушать, что тебе говорят, — рассердилась Эйлонви, — то будешь похож на человека, заткнувшего уши и закрывшего глаза на самом краешке бездонного колодца. Для Помощника Сторожа Свиньи, который из хлева почти не отлучался, ты неожиданно много обо всем знаешь и слишком много о себе понимаешь.

— А кто нашел выход из могильника? — парировал Тарен. — Решено. Мы пересечем долину.

Спуск был трудным, но, как только они оказались внизу, в долине, Тарен совершенно уверился в своей правоте.

Держа Мелингар под уздцы, он уверенно вел свой маленький отряд вдоль узкого берега. Озеро местами так близко подходило к подножию холмов, что им приходилось шлепать по щиколотку в воде. Теперь было видно, что воды озера черны сами по себе, а не из-за отраженных в них туч. Застывшая поверхность его отливала тяжелым темным блеском, словно вороненое железо. Подножие холмов оказалось не менее коварным, чем их видимые скалистые вершины. Они шли со всей осторожностью, и все же Тарен не раз оскальзывался и плюхался в воду. Он оглянулся, чтобы предупредить остальных об опасности, и с удивлением увидел, что Гурги зашел в озеро по пояс и продолжает идти к самой его середине. Ффлеуддур и Эйлонви тоже удалялись от берега и уже шли в воде по колено.

— Не ходите по воде! — крикнул Тарен. — Держитесь берега!

— Мы и делаем это, — откликнулся бард, — нас просто затягивает в глубину. Здесь ужасно сильное течение.

Через мгновение и Тарен понял, что имел в виду бард. Неожиданно мощная подводная струя увела дно у него из-под ног. Он попытался подняться, вытянул руки, но черное озеро стало его неумолимо засасывать, тянуть в глубину. Позади него Мелингар усиленно молотила по воде ногами, тихо и испуганно ржала. Небо закружилось над головой. Его теперь несло, как веточку в бурном потоке. Эйлонви промчалась мимо него. Он попытался встать на ноги и поймать ее. Но было слишком поздно. Тарена закрутило в водовороте. Ничего, мысленно утешал себя Тарен, их просто прибьет к дальнему берегу, вот и все. И он старался держать голову над водой, чтобы его не захлестнуло волнами. Грохот забил уши. Середина озера была настоящей воронкой, схватившей его, закрутившей и утянувшей в глубину. Черная вода сомкнулась над ним, и он понял, что тонет.

Глава 15

Король Эйддилег

Его закручивала, затягивала спиральная струя. Он пытался глотнуть воздуха, но вода обрушилась на него, как горный обвал. Все быстрее и быстрее увлекало его вниз, раскачивая вправо и влево. Тарен зацепился за что-то непонятное. Он хватался за него, держал мертвой хваткой даже тогда, когда силы покинули его. Неимоверный грохот оглушил его, будто земля раскололась пополам. Вода вдруг вспенилась, и Тарен почувствовал сильный удар о твердую стену. Больше он ничего не помнил.

Когда Тарен открыл глаза, он обнаружил, что лежит на гладкой поверхности камня, рука его крепко сжимала арфу Ффлеуддура. Его оглушил грохот воды. Осторожно, еще ничего не соображая, он стал ощупывать все вокруг. Пальцы наткнулись на плоскую мокрую плиту. Бледный голубой свет мерцал над ним. Тарен решил, что его выбросило в пещеру или в грот. Он приподнялся, арфа в руке жалобно застонала.

— Эй, кто там играет на моей арфе? — эхом раздробился чей-то зов.

Тарен в этом слабом отзвуке узнал голос барда. Карабкаясь по скользкому камню, он поднялся и, с трудом переставляя ноги, направился на голос. На его пути вдруг возникла маленькая фигурка, неожиданно набросившаяся на него.

— Ты отлично все сделал, Помощник Сторожа Свиньи! Здорово тебе удалось сократить путь! Я промокла до нитки да вдобавок потеряла свою игрушку. Ой, вот она! Мокрая, наверное, никуда теперь не годится. Ну-ка!

Тускло засиял золотистый свет и упал на мокрое, с прилипшими ко лбу волосами лицо Эйлонви. Ее голубые глаза горели гневом.

Волосатая тень Гурги подкатилась к ним. Он отряхивался, как мокрый пес, и брызги веером летели вокруг.

— О, бедная, слабая голова набита грязьками и мразьками! — жалобно причитал он.

Минуту спустя и Ффлеуддур присоединился к ним. Мелингар тихо ржала позади него.

— Мне показалось, что я слышал мою арфу, — сказал он. — Поначалу я и поверить не мог. Уж и не надеялся увидеть ее. Но Ффлам никогда не отчаивается! Однако такая удача!

— Я думал, что уже никогда не увижу не только арфы, но и вас, и ничего-ничего, — сказал Тарен, протягивая инструмент барду. — Нас вынесло в какую-то пещеру. Но она создана, по-моему, не природой, а руками человека. Взгляните на эти аккуратно вытесанные каменные плиты.

— Лучше взгляните на Мелингар, — бросила Эйлонви. — И вы увидите, что вся наша провизия потеряна. И все наше оружие тоже. И все благодаря твоей драгоценной идее сократить путь!

Увы, это была правда. Ремни развязались, и седло со всеми пристегнутыми к нему сумками унесло течением. К счастью, у каждого из них были накрепко прицепленные к поясу мечи.

— Простите меня, — повинился Тарен. — Признаю, что мы попали в эту переделку по моей вине. Не надо было мне вести вас этой дорогой. Но что сделано, то сделано. Я привел вас сюда, я и выведу.

Он огляделся вокруг. Грохот воды доносился из широкого, наполненного быстрой водой канала, обрамленного каменными плитами набережной. Она оказалась гораздо шире, чем он себе представлял поначалу. В высоких арках горел и переливался разными цветами яркий свет. Тарен обернулся к своим спутникам.

— Все это очень странно. Кажется, что мы глубоко под землей. И все же это не дно озера…

Прежде чем он успел произнести следующее слово, его схватили сзади чьи-то руки и нахлобучили на голову мешок, сильно пахнущий луком. Эйлонви завизжала, но тут же голос ее заглох. Тарена тащили и толкали в разные стороны одновременно, словно желали разорвать на две части. Гурги стал яростно рычать и тявкать.

— Сюда! Хватайте этого! — раздался грубый голос.

— Сам хватай! Не видишь, у меня руки заняты! — откликнулся другой.

Тарена ударили. Чья-то голова, круглая и твердая, с силой ткнула его в живот. Сквозь луковую темноту он слышал какие-то шлепки и хлопки. Наверное, это отбивалась Эйлонви. Теперь его толкали в спину одновременно в четыре руки.

— На ту сторону! Скорее! Поторапливайтесь! — выкрикивали сердитые голоса.

— Эй, дурень, ты почему не отобрал у них мечи? — всполошенно выкрикнул кто-то.

Эйлонви опять завизжала, в ответ послышался звук удара, и все смолкло.

— Ладно, пусть мечи останутся при них. Но вина будет на тебе, если они явятся пред королем Эйддилегом при оружии.

Слепой рысью несся Тарен, подталкиваемый сзади, как казалось ему, сразу целой толпой людей, тянущих к нему руки. Все говорили разом. Шум стоял оглушительный. После множества поворотов, остановок и толчков его сильно пихнули в спину. Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась позади него. С головы у него сорвали луковый мешок.

Тарен заморгал, привыкая к свету. Вместе с Ффлеуддуром и Эйлонви они стояли в центре зала с высокими сводчатыми потолками, освещенными мерцающими огнями. Гурги с ними рядом не оказалось. Теперь можно разглядеть тех, кто захватил их. Это было полдюжины приземистых, круглых, коротконогих воинов.

С поясов у них свисали на длинных рукоятках топоры, на плечи были надеты луки, а за спиной торчали колчаны со стрелами. У коренастого малого, охранявшего Эйлонви, под левым глазом наливался зеленью огромный синяк. Перед ними за длинным каменным столом восседала и взирала на воинов престранная уродливая личность, заросшая щетинистой рыжей бородой. Платье на этом человечке было кричащих красно-зеленых цветов. Кольца вспыхивали на его пухлых пальцах.

— Что это? — закричал он. — Что это за люди? Разве я не отдавал приказа не беспокоить меня?

— Но, ваше величество, — начал один из воинов, — мы поймали их…

— Я что, приказывал тебе надоедать мне с подробностями? — закричал король Эйддилег, а это был, несомненно, он. — Вы погубите меня! — вопил он, сжимая лоб ладонями. — Вы станете причиной моей преждевременной смерти! Вон! Вон! Нет, не пленники, а вы, идиоты! — Тряся головой, охая, вздыхая и отплевываясь, король рухнул на трон, выточенный из цельного камня.

Стража суетливо выбежала вон. Король Эйддилег взбешенно уставился на Тарена и его спутников.

— Что вам здесь надо? Чего хотите? И знайте заранее: вы этого не получите!

— Сир, — начал Тарен, — мы просим всего лишь разрешения на свободное следование через ваши земли. Четверо из нас…

— Здесь только трое, — перебил его король Эйддилег. — Ты не умеешь считать?

— Один из моих спутников потерялся, — опечаленно сказал Тарен. Он понимал, что Гурги, напуганный страшным водоворотом, всей последующей суматохой, где-то спрятался, а может, и сбежал, но винить его не мог и не хотел. — Я прошу ваших слуг, — продолжал Тарен, — помочь нам найти его. Кроме того, мы лишились всех запасов еды и оружия…

— Это чушь и чепуха, вместе взятые! — завопил король, — Не лги мне, я этого не выношу. — Он вытащил из рукава оранжевый платок и вытер им лоб. — Спрашиваю снова: почему вы пришли сюда? Именно сюда?

— Потому что Помощник Сторожа Свиньи завлек нас своей сумасбродной затеей! — сердито вмешалась Эйлонви. — Мы даже не знаем, где мы, не говоря уж о том, почему в это «где» попали. Это намного хуже, чем катиться вниз по крутому склону с завязанными глазами.

— Естественно, — сказал Эйддилег, и его голос прямо источал злорадство и иронию, — вы и знать не знали, что находитесь в самом сердце Королевства Тильвит Тег, Дивного Народа, Счастливого Семейства, Маленького Народца, или как там еще вы в насмешку нас называете? О нет, конечно, вы просто случайно прогуливались неподалеку и завернули на минутку!

— Нас схватили на озере, — терпеливо объяснил Тарен. — А в озеро нас затянуло водоворотом.

— Неплохо, а? — вдруг гордо приосанился король. — Моя затея! Я тут добавил кое-какие мои собственные усовершенствования. Тяга великолепная.

— Если вы так озабочены, чтобы вас не тревожили и не являлись к вам в гости, — сказала Эйлонви, — то следовало бы сделать как раз наоборот. Постараться, чтобы никто не мог проникнуть к вам.

— Когда люди только приближаются, — продекламировал важно король, — они уже слишком близко. И тогда я не желаю, чтобы они держались подальше. Я хочу, чтобы они приблизились.

Ффлеуддур в ответ на эту туманную речь склонил голову.

— Я всегда думал, что Дивный Народ живет по всему Придайну, а не только в этом уголке.

— Конечно, не только в этом уголке, — заерзал на троне король. — В этом уголке моя столица. У нас есть тоннели и рудники, всякие подкопы, где угодно. Но настоящая подземная работа, настоящее подземное царство здесь. Оно и начинается прямо отсюда, из этой тронной комнаты. Оно на моих плечах! В прямом и переносном смысле! И оно обширно, говорю я вам, да, необозримо! Только мы умеем действовать точно и прямо. Если хотите прямо сейчас сделать что-то прямо, то… — Тут король внезапно оборвал себя и забарабанил по столу своими сверкающими пальцами. — Впрочем, это не ваше дело. Дело ваше — труба! Вы в беде. И уж этого отрицать не станете!

— Не вижу особенной работы ни в прямом, ни в переносном смысле, — фыркнула Эйлонви прежде, чем Тарен успел остеречь ее от дерзостей.

Дверь тронного зала рывком распахнулась, и ввалилась толпа народу. Все они были карликами. Некоторые из карликов, правда, выглядели стройными и изящными, облачены они были в белые одежды. Других с ног до головы покрывала блестящая рыбья чешуя, у третьих трепетали за спиной большие хрупкие крылья, как у бабочек. Поначалу Тарен не мог разобрать ничего, кроме неясного гула, потом из этого гула прорезались злые выкрики, перешедшие в громкую перебранку. Эйддилег пытался всех перекричать. Наконец королю удалось вытолкать всех за дверь.

— Не видишь никакой работы? — закричал он. — Вы ничего не цените и знать не желаете! «Дети Сумерек» — это еще одно нелепое имя, которое вы, люди, придумали для нас, — так вот, «Дети Сумерек» сегодня вечером будут петь в лесу кантрефа Маур. Они даже не упражнялись перед этим нисколечко. Двое вдобавок заболели, а третьего найти не могут. Но петь они будут! Озерные Духи, видите ли, не в духе! Они весь день между собой спорили, волосы у них спутались, тень ложится на кого? Кто должен веселить, забавлять, задабривать и защищать их? Ответ, надеюсь, ясен? — Эйддилег надулся и напыщенно продолжал: — И какую благодарность я получаю? Ни-ка-кой! Разве кто-нибудь из вас, длинноногих остолопов, когда-либо взял на себя труд выдумать благодарность, достойную благодеяния? Вот такую хотя бы: «Спасибо вам, король Эйддилег, за те огромные усилия и неудобства, которые выпадают на вашу долю, за все, что вы претерпеваете, чтобы мы могли радоваться очарованию и красоте жизни там, наверху, в мире, который был бы невыразимо печальным без вас и без вашего несравненного Дивного Народа?» Видите, всего лишь несколько слов благодарности и искренней признательности!

Король вскочил со своего трона и забегал по залу, не умолкая ни на секунду.

— Ни в коей мере! — возмущался он. — Напротив! Если любой из вас, тупоголовых долгоногов, наткнется на кого-либо из моего Дивного Народа, что вы делаете? Хватаете его! Сграбастываете его своими неимоверными ручищами и пытаетесь выпытать у него тайну подземных сокровищ! Вы мучаете его, мытарите, пока не вытянете из него обещания исполнить три ваших желания. Вам мало одного, нет, вам подавай все три разом! — Он, отдуваясь, плюхнулся на трон. — Ладно, я не собирался вам это говорить. — Лицо его побагровело от долгой и громкой речи. — Я положил конец всем этим желаниям и разбазариваниям сокровищ. Хватит! Покончено! И окончательно! Я просто удивлен, что вы до сих пор не разграбили мою страну до донышка!

И тут же из-за дверей донесся хор поющих голосов. Мелодичные звуки проникали даже сквозь дубовые двери и каменные стены тронной комнаты. Тарен еще никогда в жизни не слышал такого гармоничного, красивого пения. Он слушал, очарованный, забывший в эту минуту все, кроме парящей в воздухе мелодии. Сам Эйддилег затаил дыхание и даже прекратил пыхтеть, сопеть и отдуваться, пока звучала песня. Но вот голоса затихли.

— Я ни разу еще не слышал песен Дивного Народа, — сказал Тарен, — и представить себе не мог, что они так прекрасны.

— Не пытайся задобрить меня! — все еще раздраженно вскричал Эйддилег, но на лице его было написано довольство.

— Что удивляет меня, — проговорила Эйлонви, пока бард мечтательно перебирал струны своей арфы, стараясь подобрать только что услышанную мелодию, — что меня удивляет, так это ваше бесконечное желание работать. Если вы, живущие под землей, так ненавидите нас, тех, кто на земле, то зачем же вы выполняете работу нам на пользу?

— Гордость мастера, моя дорогая девочка, — возгласил король карликов, кладя свою пухлую руку на сердце и слегка кланяясь. — Когда мы, Дивный Народ, делаем что-то, то уж делаем это надлежащим образом, то есть образцово! О да, — повысил он голос, — мы жертвуем собой! Но не смотря! Да, да, мы не смотрим на жертвы, если есть дело, ради которого стоит пожертвовать!.. Для меня, — добавил он, размахивая сразу обеими руками, — это не важно. Я теряю сон, я теряю вес, но это не важно, если это важно!

Если король Эйддилег потерял вес, то каким же кругляшом был он прежде, мелькнуло в голове у Тарена. Но спрашивать не стал.

— Да, это просто удивительно, сколько вам удается сделать, — сказала Эйлонви. — Вы, должно быть, очень умный. К сожалению, не всякий Помощник Сторожа Свиньи может по достоинству это оценить.

— Спасибо, дорогая девочка, — растроганно сказал король, склоняясь еще ниже. — Я вижу, что ты из тех людей, с которыми можно поговорить. Это неслыханно, чтобы один из вас, большеногих неумех, смог проникнуть в самую глубину нашей жизни, понять ее глубинную тайну и углубленность в настоящее дело. Но ты, кажется, проникла и прониклась.

— Сир, — перебил его Тарен, — мы понимаем, что ваше время драгоценно. Мы не станем вам больше мешать. Покажите нам безопасный путь в Каер Датил.

— Что? — возопил Эйддилег. — Уйти отсюда? Невозможно! Неслыханно! Если ты оказался здесь, среди Дивного Народа, мой дорогой мальчик, ты останешься, и не должно быть на этот счет никаких заблуждений. Но я сделаю исключение ради этой молодой и умной леди и отпущу вас. Однако покинете нас вы только через пятьдесят лет и, скажем, в облике летучих мышей, а? И это будет настоящая милость со стороны моей милости.

— У нас срочное и важное дело! — вскричал Тарен. — И мы уже опаздываем!

— Дело? — пренебрежительно отмахнулся король. — Дело — это ваше дело.

— Тогда мы освободимся сами! — грозно сказал Тарен, выхватывая меч.

Клинок Ффлеуддура выскользнул из ножен, казалось, сам по себе, и бард встал рядом с Тареном, готовый к бою.

— Ну, просто целый мешок чепухи! — презрительно поморщился король Эйддилег, равнодушно глядя на устремленные в его сторону мечи. — Здесь? Вы? Ну что ж, попытайтесь двинуть руками.

Тарен напряг каждый мускул. Но тело его, казалось, окаменело.

— Вложите в ножны свои мечи и давайте поговорим спокойно, — сказал король карликов, делая неуловимый жест рукой. — Если вы представите мне достойную причину, почему я должен вас отпустить, то, даю слово, я рассмотрю ее незамедлительно и скоро, очень скоро, скажем, через год или два, дам ответ.

Толку во всем этом, понял Тарен, не будет никакого, если скрыть настоящую причину их путешествия. И он спокойно и подробно рассказал Эйддилегу обо всем, что с ними случилось. Король карликов приутих при упоминании имени Арауна, а когда Тарен закончил, он озабоченно покачал головой.

— Избавляйтесь от вашего несчастья сами, долгоножки. Дивный Народ не станет присягать вам на верность, — сердито сказал он. — Придайн принадлежал нам до того, как пришел на землю род человеческий. Вы прогнали нас под землю. Вы растащили наши рудники. Вы похитили наши сокровища и продолжаете красть, вы, грубые, широко шагающие неумехи!

— Сир, — ответил Тарен, — я не могу говорить ни за кого, кроме себя. Но я не грабил вас и никогда к этому не стремился. Мое дело значит для меня больше, чем все ваши сокровища. Я не знаю, возникнет ли вражда между Дивным Народом и людьми. Но если победит Рогатый Король, если тень Аннуина падет на землю над вами, то рука Арауна дотянется и до ваших самых глубинных пещер.

— Для Помощника Сторожа Свиньи, — сказала Эйлонви, — ты необыкновенно красноречив. Но боюсь, что Дивный Народ спохватится слишком поздно, лишь тогда, когда настанет его время.

— Время пришло, — сказал Тарен. — Будем надеяться только, что оно уже не прошло.

— Вы не знаете всего, что происходит на земле, над вами! — неожиданно вспылила Эйлонви. — Вы говорите об очаровании и красоте, о том, что жертвуете собой, лишь бы сделать приятное людям. Я не верю, что вы хоть чуточку думаете об этом. Вы просто тщеславный, упрямый и самовлюбленный…

— Тщеславный! — задохнулся от возмущения Эйддилег, его глаза полезли из орбит. — Себялю-лю-люби-вый? Да ты не отыщешь более открытого и великодушного! Как же ты осмелилась сказать такое? Ты желаешь моей погибели, да? — С этими словами он сорвал с себя плащ и подкинул его в воздух, стащил с пальцев кольца и расшвырял их по полу. — Продолжай! Возьми все! Разори меня! Что ты желаешь еще — мое королевство? Хотите уйти? Скатертью дорожка! И чем быстрее, тем лучше! Упрямый? Да я слишком мягок! Это будет моей погибелью! Но вам-то и дела нет!

В это мгновение дверь вновь с грохотом распахнулась. Два карлика-воина повисли на руках Гурги, который размахивал ими, будто это были два кролика.

— Здравки и поздравки! — заверещал он. — Преданный Гурги вернулся к могущественным героям! На этот раз храбрый Гурги не сбежал! О нет, нет! Смелый Гурги раздавал колотушки и молотушки! И победил! Но потом могущественных лордов уволокли. Умный Гурги устроил осторожные подкрадки и подглядки, чтобы спасти их. И он нашел их!

Он приплясывал, потрясая повисшими на нем карликами.

— Но это еще не все, — радовался он. — О, преданный, честный и бесстрашный Гурги нашел больше, чем искал! Загадки и прятки вам, о великие лорды! — Гурги был так возбужден, что принялся приплясывать на одной ножке. — Великие воины шли искать поросюшку? Умный, мудрый Гурги нашел ее!

— Хен Вен? — закричал Тарен. — Где она?

— Здесь, великий лорд, — восторженно верещал Гурги, — поросюшка здесь!

Глава 16

Доли

Тарен гневно повернулся к королю Эйддилегу.

— Вы ничего не сказали нам о Хен Вен!

— А ты и не спрашивал меня, — отпарировал Эйддилег.

— Это недопустимо! — возмутился Ффлеуддур. — Даже для короля!

— Это хуже, чем ложь, — сердито сказал Тарен. — Мы могли бы уйти, так и не узнав, что с ней случилось.

— Вам должно быть стыдно, — вставила Эйлонви, грозя королю пальчиком, как провинившемуся дитяти. А тот, казалось, больше всего смутился оттого, что все открылось. — Это похоже на то, — добавила Эйлонви, — как если бы один вот-вот готов упасть в яму, а другой, стоя рядом, отвернулся и считает ворон.

— Вы растяпы, а не сторожа свиньи! — вспылил король карликов. — Воины Дивного Народа нашли ее у берегов Аврен. Она бежала через ущелье. Вы же ничего не знаете! За ней охотилось полдюжины воинов Рогатого Короля. А за ними стояло целое войско и наблюдало. Только мы можем обхитрить и провести вас, неуклюжих скороходов! Мои воины спасли свинью и привели ее сюда подземными тайными путями.

— Неудивительно, что Гвидион не мог отыскать ее следов, — пробормотал себе под нос Тарен.

— Да, Дивный Народ спас ее, — продолжал сердито Эйддилег, снова багровея от возмущения. — Вот вам еще один пример моего благородства. А получил я хоть слово благодарности? Конечно нет. На меня навешивают ужасные прозвища, кидают мне чудовищные обвинения. О, я читаю в ваших глазах: Эйддилег — вор, негодяй! Вот что вы думаете сейчас. Ладно, именно поэтому вы не получите ее назад. И останетесь здесь все до тех пор, пока я не пожелаю вас отпустить.

Эйлонви просто задохнулась от возмущения.

— Если ты сделаешь это, — закричала она, — тогда ты действительно вор и негодяй! — Она опомнилась и перешла на почтительный тон. — Вы дали мне слово, ваше величество. Дивный Народ не берет своих слов назад.

— О свинье и не говорилось. Ни слова! Вот мое последнее слово! — Эйддилег хлопнул себя руками по животу и прихлопнул ладонью рот.

— Нет, — не унимался Тарен, — это вопрос чести и честности.

Эйддилег часто заморгал и отвел глаза. Он снова вытер взмокший лоб оранжевым платком.

— Честь, — пробормотал он, — так я и думал, что вы на это намекнете. Это верно, Дивный Народ слов на ветер не бросает и не берет их назад. Ладно, — вздохнул он, — вот каково быть открытым и благородным! Пусть будет так. Вы получите свою свинью.

— Нам потребуется оружие взамен потерянного, — уже уверенно потребовал Тарен.

— Что?! — затрясся Эйддилег. — Ты пытаешься и вовсе разорить меня?

— И хрумки и чавки тоже, — выпалил Гурги.

Тарен кивнул.

— И провизию тоже, — сказал он.

— Это уже заходит слишком далеко и переходит все границы, — опешил Эйддилег. — Вы уморите меня своими вымогательствами. Оружие! Еда! Свинья!

— А еще мы просим дать нам провожатого, который покажет путь в Каер Датил.

При этом Эйддилег чуть не взорвался. Успокоившись наконец, он согласно кивнул.

— Я дам вам Доли, — сказал он. — Я могу дать только одного, — поспешил предупредить он и хлопнул в ладоши.

Король отдал приказания появившимся вооруженным карликам и снова оборотился к путникам:

— Прочь, пока я не переменил своего мнения!

Эйлонви подбежала к трону, наклонилась и поцеловала Эйддилега в макушку.

— Спасибо, — прошептала она. — Вы совершенно восхитительный король.

— Вон! Вон! — закричал карлик.

Уже закрывая за собой дверь тронного зала, Тарен заметил, что король Эйддилег счастливо улыбается, ласково поглаживая себя по макушке.

Войско Дивного Народа вело маленький отряд вниз по сводчатым коридорам. Поначалу Тарен предполагал, что владение Эйддилега — это не более чем лабиринт подземных галерей. Но, к его удивлению, коридоры стали расширяться и вскоре превратились в просторные улицы. В больших куполах высоко над головой сверкали драгоценные камни, словно звезды, луна и солнце одновременно. Здесь не росла трава, но мягкие ковры зеленых лишайников приятно пружинили под ногами. Здесь были голубые озера, мерцающие, словно самоцветы. Повсюду были рассыпаны хижины и маленькие аккуратные домики. Тарен и его спутники никак не могли осознать, что все это, как и они сами, находится под землей.

— Я все думаю о том, что гораздо разумнее и безопаснее оставить Хен Вен здесь до той поры, пока мы за ней не вернемся, — шепнул Тарену Ффлеуддур.

— Я тоже об этом думал, — ответил Тарен. — Не то чтобы я не верил слову Эйддилега, но я не уверен, будет ли у нас возможность еще раз нырнуть в Черное озеро и выплыть прямо во владения подземного короля карликов. Нет уж, лучше забрать Хен Вен с собой. Если только она окажется снова со мной, я больше не упущу ее.

Неожиданно воины-карлики остановились около одной из хижин. И тут же из отлично выстроенного загона Тарен услышал громкое «хрю».

Он подбежал к загону. Хен Вен стояла на задних ногах, поставив передние на ограждение, и весело хрюкала во весь голос.

Один из карликов открыл воротца, и белая свинья с визгом опрометью кинулась вон из загона.

Тарен в порыве радости обвил руки вокруг шеи Хен Вен.

— О, Хен! — воскликнул он. — Даже Медвин думал, что ты погибла!

— Хр-ри! Хр-рю! — весело болтала свинья.

Ее глаза-бусинки блестели. Своим огромным розовым пятачком она нежно терлась о подбородок Тарена и готова уже была свалить его с ног от безумной радости и любви.

— Она действительно удивительная свинья, — приговаривала Эйлонви, почесывая Хен Вен за ухом. — Всегда приятно видеть, как вновь встречаются два друга. Это похоже на пробуждение с рассветом.

— Она, конечно, в значительной степени свинья, — размышлял бард, — но и в неменьшей степени красива.

— И умный, прекрасный, смелый, мудрый Гурги нашел ее!

— Не бойся, Гурги, — улыбнулся Тарен, — не волнуйся, мы не забудем этого никогда.

Перекатываясь, переваливаясь, покачиваясь на коротких ножках, Хен Вен весело поспешала за Тареном. А воины Дивного Народа все вели и вели их через поля туда, где поджидала коренастая фигурка. Предводитель карликов сообщил, что это и есть Доли, провожатый, которого обещал им Эйддилег.

Доли, низенький, широкоплечий, почти такой же в ширину, что и в высоту, был одет в кожаную куртку ржавого цвета и прочные сапоги до колен. Голову его покрывала круглая шапочка, из-под которой выбивались непокорные пряди пылающих рыжих волос. Топор и короткий меч висели у его пояса, а на плече — небольшой лук воина Дивного Народа.

Тарен вежливо поклонился. Карлик зыркнул по нему своими ярко-красными глазками и фыркнул, то ли удовлетворенно, то ли насмешливо. Затем, к удивлению Тарена, Доли глубоко вдохнул воздух и так надолго задержал его в груди, что лицо его стало багровым и казалось, что он сейчас лопнет. Через минуту карлик с шумом выдохнул и фыркнул опять.

— Что случилось? — спросил Тарен.

— Вы все еще видите меня, не так ли? — недовольно сказал Доли.

— Конечно, — пожал плечами Тарен, — а почему я не должен вас видеть?

Доли презрительно глянул на него и не ответил.

Два воина-карлика подвели Мелингар. У короля Эйддилега, как с облегчением заметил Тарен, слова не расходились с делом. Седельные сумки распухли от провизии, и белая лошадь буквально прогибалась под тяжестью множества копий, луков и стрел, коротких, почти миниатюрных, но сработанных аккуратно и прочно, как и все, что делалось руками Дивного Народа.

Не сказав ни слова, Доли кивком позвал путников за собой и жестом велел следовать за ним через луг. Что-то беспрестанно ворча и бормоча себе под нос, карлик вел их по направлению к крутой и, казалось, непреодолимой скале. Только после того, как они приблизились к этому месту, Тарен заметил длинную вереницу ступеней, выбитых прямо в камне. Доли кивнул в сторону лестницы, и они начали взбираться на скалу.

Этот подъем оказался труднее и круче всех, которые им приходилось преодолевать. Мелингар упорно рвалась вперед. Хрипло дышащая и спотыкающаяся Хен Вен буквально тянула сама себя со ступеньки на ступеньку. Лестница вилась, делала повороты, уходила в тень, а в одном месте сгустилась такая тьма, что путники потеряли друг друга из виду. Спустя некоторое время ступени кончились, и отряд вышел на узкую, плотно утрамбованную каменистую тропу. Пронизанная светом прозрачная лента с грохотом рушилась со скалы. Путники поняли, что находятся как раз под громадным водопадом, низвергающимся с горы над головой. Один за другим они спрыгнули с мокрых блестящих камней, проплыли сквозь искрящийся поток, образованный струей водопада, и, с облегчением вдохнув холодный свежий воздух, оказались на поверхности земли среди холмов.

Доли искоса глянул на солнце.

— От дневного света остается совсем немного, — резко проговорил он, и тон его был таким же нарочито грубым, как и у его короля. — И не думайте, что я всю ночь проведу на ногах. Так мы не уговаривались. И так уже на меня навалилась какая-то ерундовая чепуха, а вернее, чепуховая ерунда. Еще бы! Предводительствовать таким сбродом! Помощник Сторожа Свиньи. Остроносый болван с арфой. Девчонка с мечом больше ее. Лохматый — вообще черт-те что! Хорошо еще, если не наскочим на настоящий военный отряд. Они одним криком с вами справятся. Похоже, никто из вас не знает, с какой стороны у меча клинок. Гмм!

Это была, пожалуй, самая длинная речь Доли с тех пор, как они покинули королевство Эйддилега. Тарен не обиделся, он надеялся еще убедить сердитого карлика делом и добиться его уважения. Доли тем не менее считал, что сказал все. Он умолк. И когда Тарен некоторое время спустя попытался с ним заговорить, тот отвернулся и опять набрал полную грудь воздуха.

— Ради всего святого! — воскликнула Эйлонви. — Прекрати это! Я начинаю себя чувствовать так, будто и сама лопну.

— Меня это не касается, — прорычал Доли.

— Но зачем ты это делаешь? — спросил Тарен.

Даже Хен Вен с любопытством уставилась на карлика, словно ждала ответа.

— Стараюсь сделаться невидимым, — проворчал Доли, — вот что это такое.

— Глупо даже пытаться сделать это, — заметил Ффлеуддур.

— А я должен суметь! — упрямо сказал Доли. — Вся моя семья это делала. Таким же способом. Это как будто задуваешь свечу. Набираешь побольше воздуха и дуешь. Но у меня пока не получается. У меня все не так. Вечно надо мной издеваются. Вот и Эйддилег послал меня с компанией дураков. Если нужно сделать что-то неприятное или, того хуже, противное, всегда находят «доброго старину Доли». Тьфу! Но если надо сделать что-нибудь трудное — камни там гранить или украшать резьбой клинки, то и тут бегут к «старине Доли». Всем и вс¸ Доли да Доли!

Карлик опять задержал дыхание, на этот раз так надолго, что лицо его стало синим и задрожали уши.

— Кажется, на этот раз у тебя получилось, — вкрадчиво сказал бард с приветливой улыбкой. — Я тебя совсем не вижу.

Не успели эти слова сорваться с его губ, как струна разорвалась пополам и слетела с арфы. Ффлеуддур с сожалением поглядел на инструмент.

— Испортил вещь, — пробормотал он. — Конечно, я чуть преувеличил, но я же хотел подбодрить его. Мне и на самом деле показалось, что он начал исчезать по краям.

— Если бы я умел шлифовать драгоценные камни и делать все остальное, — заметил Тарен, глядя на Доли с симпатией, — я бы не обращал внимания на то, что не могу стать невидимкой. Все, что знаю я, — это огородные овощи да кривые подковы, ну и кое-какие другие мелочи.

— Глупо, — добавила Эйлонви, — переживать из-за того, что не можешь сделать то, чего и сделать-то не можешь. Это все равно как стараться залезть себе на голову.

Но как они ни старались, развеселить карлика им не удавалось. Он сердито шагал впереди, и топор мерно раскачивался у его пояса. Несмотря на свой дурной ворчливый характер, Доли был отличным проводником. Бо́льшую часть времени карлик ворчал себе под нос и пыхтел. При этом не удосуживался объяснять, по какой дороге и почему он их ведет и сколько еще времени потребуется, чтобы достичь Каер Датил. И тем не менее Тарен, который за последнее время стал опытным путешественником, заметил, что карлик ведет их к подножию холмов, на запад. За день они прошли больше, чем ожидал Тарен. И он дивился неутомимости Доли. Когда он попытался похвалить его за это, карлик лишь хмыкнул и снова задержал дыхание.

Этой ночью они разбили лагерь на защищенном от ветра склоне горы, последней из длинной цепи. Гурги, которого Тарен научил разводить огонь, старательно собирал ветки, рыл яму для костра, подогревал и распределял поровну еду, не пытаясь припрятать для себя часть из общей хрумки и чавки. Он был горд и счастлив, ощущая себя полезным и важным.

Доли отказался есть что-либо из их припасов. Он вытащил из своей кожаной сумки, висевшей на боку, какую-то еду, уселся на камень поодаль и, пыхтя, принялся набивать рот. Время от времени он надувался и задерживал дыхание.

— Не унывай, старина! — подбадривал его Ффлеуддур. — В следующий раз получится наверняка! Ты определенно затуманиваешься у меня в глазах.

И Ффлеуддур сонно таращился на Доли.

— Прекрати! — прикрикнула Эйлонви на барда. — Не обнадеживай его. Не то он как-нибудь задержит дыхание навсегда.

— Я всего лишь подбадриваю его, — обиделся бард. — Ффлам никогда не сдается, и не понимаю, почему должен отступиться карлик?

Хен Вен весь день не отходила от Тарена, и, когда он расстелил на земле свой плащ, белая свинья захрюкала от удовольствия, приковыляла к нему и улеглась рядом. Ее сложенные фунтиком уши замерли. Она положила свою голову на грудь Тарену и тихо хрюкнула. Заснув, она так отяжелела и навалилась на него, что Тарен не мог и пошевелиться. Хен Вен роскошно храпела, а Тарен так и не мог сомкнуть глаз из-за посвистывания и постанывания над самым его ухом.

— Я рад видеть тебя, Хен, — прошептал он, — и рад, что ты рада меня видеть. Но хотелось бы, чтобы ты выражала это не так громко.

На следующее утро они повернулись спиной к Орлиным горам и начали продвигаться в ту сторону, где, как предполагал Тарен, и находился Каер Датил. Войдя в лес, Тарен в последний раз оглянулся на горы. Он был рад, что дорога их теперь уже не шла по горным хребтам и перевалам, но в сердце лелеял надежду вернуться сюда и взобраться на самую высокую вершину к блестящему на солнце льду, покрывающему черные скалы. Раньше никогда он не видел гор и теперь понимал, почему Гвидион так тосковал по Каер Датил.

Размышляя, он снова вспомнил Гвидиона и задумался о том, что же хотел тот спросить у Хен Вен. На первом же привале он заговорил об этом с Ффлеуддуром.

— Может, в Каер Датил есть кто-нибудь, кто понимает ее? — предположил Тарен. — Но если бы нам удалось заставить ее пророчествовать прямо сейчас, мы наверняка узнали бы от нее что-нибудь важное и полезное.

Бард согласился, но только развел руками: у них не было прутиков с таинственными письменами.

— Я могла бы попробовать одно из своих заклинаний, — предложила Эйлонви. — Акрен научила меня некоторым из них. Но я не знаю, получится ли что-нибудь. Я не имела дела со свиньями-прорицательницами. Знаю, например, заклинание, призывающее жаб. Акрен научила меня заклинанию, открывающему замки́, но я не уверена, что вспомню его сейчас полностью. Даже если и вспомню, замки́, по-моему, не имеют никакого отношения к свиньям-прорицательницам.

Эйлонви опустилась на колено перед Хен Вен и быстро зашептала ей на ухо. Хен Вен, казалось, вежливо слушала некоторое время, хрюкая и принюхиваясь. Но и виду не подавала, что хоть словечко понимает из того, что нашептывала ей девушка. Вдруг свинья с радостным визгом рванулась к Тарену и запрыгала вокруг него, похрюкивая.

— Бесполезно, — вздохнул Тарен. — Нет смысла терять время. Надеюсь, что у них в Каер Датил есть прутики с письменами. Хотя и очень сомневаюсь в этом. То, что есть у Даллбена, вряд ли отыщется еще где-нибудь в Придайне.

Они двинулись дальше. Гурги, теперь постоянный, как он приговаривал, приготовитель чавки и разводитель огнявки, важно шагал в первых рядах следом за карликом. Доли вел путников через расчищенный под пашню участок леса мимо ольховой рощицы. Вдруг он остановился, задрал голову и прислушался.

В это же мгновение Тарен услышал неясный звук: слабый, тонкий вскрик. Казалось, он возник из ближнего колючего куста. Вытащив меч, Тарен поспешно опередил карлика. Сначала в темноте зарослей он не видел ничего. Он подошел поближе, затем резко остановился и отшатнулся.

Это был гвитант.

Глава 17

Птенец

Гвитант висел на ветке, как мятая черная тряпица. Одно крыло у него было поднято, другое неуклюже вывернулось к самой груди. Размером не больше ворона, он, видимо, был еще птенцом с клочьями пуха между редкими перышками и непомерно большой головой. Но отдельные перья уже были красивы — тонкие и словно бы гофрированные. Стоило Тарену осторожно приблизиться, как гвитант судорожно замахал одним, как видно здоровым, крылом, пытаясь освободиться от колючих лап кустарника. Но тщетно. Тогда птица раскрыла свой загнутый клюв и угрожающе зашипела. Но глаза ее при этом были тусклыми и полузакрытыми.

Спутники последовали за Тареном. Как только Гурги увидел, кто это, он сжался, повернулся и пополз в укромное местечко, со страхом оглядываясь назад. Мелингар нервно заржала. Лишь невозмутимая белая свинья присела на задние ноги и весело захрюкала.

Ффлеуддур, увидев птицу, тихо присвистнул.

— Нам повезло, что рядом нет родителей этого птенчика, — сказал он. — Эти существа способны разорвать человека в клочки, если их дитя в опасности.

— Она напоминает мне Акрен, — сказала Эйлонви. — В особенности эти темные обводы вокруг глаз. Такие появлялись у нее, когда она была в дурном настроении.

Доли выхватил из-за пояса топор.

— Что ты собираешься делать? — спросил Тарен.

Карлик посмотрел на него с удивлением.

— Собираюсь делать? Не собираюсь, а сделаю, — буркнул он. — У тебя есть еще какие-нибудь глупые вопросы? Не воображаешь же ты, что я оставлю ее сидеть здесь? Я собираюсь отрубить ей голову.

— Нет! — закричал Тарен, хватая карлика за руку. — Она же ранена!

— Радуйся этому, — набросился на Тарена Доли. — Если бы эта птичка не была ранена, никто — ни я, ни ты, ни они не стояли бы уже здесь живыми.

— Не стоит убивать ее, — отстранил карлика Тарен. — Ей больно. Она нуждается в помощи.

— И верно, — сказала Эйлонви, — выглядит она не очень-то здоровой. Вид у нее, пожалуй, похуже, чем у Акрен в самом плохом настроении.

Карлик швырнул свой топор на землю и упер руки в бока.

— Я не могу сделаться невидимым, — запыхтел он, — но из этого не следует, что я глуп. Давайте, давайте, лечите злобное маленькое существо. Дайте ему попить, погладьте по головке. А потом посмотрите, что будет. Как только она наберется сил, первое, что она сделает, разорвет вас на кусочки. А потом полетит прямиком к Арауну. Тогда мы получим сполна за свою глупую доброту.

— Доли прав, — поддержал его Ффлеуддур. — Если честно, то и мне не нравится рубить головы направо и налево. Но кажется, мы слишком долго не имели неприятностей от гвитантов. Птичка нам это устроит. Не вижу смысла в том, чтобы пригревать на груди одного из посланцев Арауна. Ффлам добр, но не до такой же степени!

— Медвин так бы не сказал, — ответил Тарен. — Он говорил о доброте ко всем существам и много рассказывал мне о гвитантах. Мне кажется, очень важно принести одного из них в Каер Датил. Насколько я знаю, никто еще не захватывал в плен живого гвитанта. Кто может сказать, какую пользу мы извлечем из этого?

Бард почесал в затылке:

— Ладно. Хотя кто может предвидеть, от какого — живого или мертвого — гвитанта больше пользы? И все же затея рискованная.

Тарен жестом показал остальным держаться подальше от куста. Гвитант был не только поранен колючками, но и, возможно, его потрепал орел. Спина его была в пятнах крови, перья с боков вырваны пучками. Тарен осторожно приблизился. Гвитант зашипел снова и злобно вскрикнул. Горло его затрепетало от протяжного дребезжащего треска. Тарен опасался, что птица вот-вот умрет. Он положил руку на ее вздрагивающее тело. Гвитант попытался ударить клювом, полоснуть когтями, но у него не было сил. Тарен бережно выпутал его из переплетения колючих веток.

— Если я найду нужные травы, — сказал он Эйлонви, — то смогу сделать лечебную припарку. Но мне нужна горячая вода, чтобы настоять травы.

Пока девушка устраивала из травы и листьев гнездо, Тарен попросил Гурги развести костер и нагреть на огне несколько камней, которые можно будет кинуть в чашу с водой. Затем с Хен Вен, которая не отставала от него ни на шаг, он отправился искать нужные травы.

— И сколько же ты собираешься толочься здесь? — сердито крикнул ему вслед Доли. — Не то чтобы очень меня это занимало. Ведь торопитесь-то вы, а не я. Хмм! — Он сунул топор за пояс, нахлобучил поглубже на свои вихры шапочку и с остервенением стал набирать в грудь воздух.

Тарен опять с благодарностью вспомнил уроки Колла, научившего его разбираться в травах. Он нашел неподалеку почти все, что было необходимо. Хен Вен с энтузиазмом помогала ему. Она первой и нашла самые нужные травы.

Гвитант не отбивался и не шипел, пока Тарен накладывал припарку. Потом юноша оторвал лоскут от своей куртки, намочил в другом горячем отваре и, выжимая ткань, капля за каплей влил лекарственный настой в раскрытый клюв птицы.

— Все это чудесно, — сказал Доли, чье любопытство взяло верх над недовольством. Он проследил всю процедуру от начала до конца и проворчал: — Интересно, а как ты собираешься тащить эту гадость? На собственной спине?

— Я не думал еще, — просто ответил Тарен. — Может быть, завернуть его в мой плащ?

Доли фыркнул:

— В том-то и беда с вами, большеногими увальнями. Вы не видите дальше собственного носа. Но если ты думаешь, что я стану мастерить для него клетку, то жестоко ошибаешься.

— Клетка — это то, что нужно! — оживился Тарен. — Но я не стану беспокоить тебя своей просьбой. Постараюсь сделать сам.

Карлик презрительно глядел, как Тарен подламывал стволы молодых деревцов и пытался их переплести.

— Ох, прекрати! — взорвался наконец Доли. — Не могу смотреть на дурную работу! Давай сюда, а сам отдохни.

Он оттолкнул Тарена, сел на корточки и принялся вязать гибкие прутья. Он искусно подреза́л их ножом, ловко связывал тонкими плетьми вьющихся растений, и почти мгновенно в руках его оказалась прочная плетеная клетка.

— Это у тебя выходит намного лучше, чем попытки стать невидимым, — сказала Эйлонви.

Карлик не ответил, а только сердито глянул на нее.

Тарен выложил дно клетки листьями, осторожно положил на них гвитанта, и они двинулись вперед. Доли шагал теперь намного быстрее, стараясь наверстать потерянное время. Он упорно топал вниз по склону холма, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на поспевающих за ним спутников.

Тарен видел, что спешка приводит только к тому, что они быстрее устают и чаще останавливаются передохнуть. Но не хотел обижать карлика.

Гвитант постепенно поправлялся. На каждой остановке Тарен кормил птицу и давал ей лекарство. Гурги все еще страшился подойти поближе к клетке. Только Тарену птица позволяла приближаться к себе. Когда Ффлеуддур шутя попытался сунуть палец в клетку, гвитант ощерился и нацелил на него свой страшный клюв.

— Я предупреждаю, — продолжал настаивать Доли, — что ничего хорошего из твоей затеи не выйдет. Но ничего, не обращай внимания на слова Доли, продолжай в том же духе. Сами себя губите, потом не жалуйтесь. Я всего лишь проводник и делаю то, что мне приказано. Ничего больше.

С наступлением ночи они разбили лагерь и обсудили планы на завтра. Гвитант совсем выздоровел, и у него появился зверский аппетит. Он яростно и пронзительно кричал и стучал клювом о прутья клетки, когда Тарен не был расторопен и недостаточно быстро приносил ему пищу. Он мгновенно глотал куски, которые кидал ему Тарен, и тут же требовал еще. Насытившись, гвитант нахохливался на дне клетки и внимательно прислушивался к их разговорам. Глаза его внимательно следили за каждым движением людей. Наконец Тарен осмелился просунуть руку в клетку и погладить птицу по голове. Гвитант больше не шипел и не пытался укусить его. Он даже позволил Эйлонви себя накормить, но все попытки барда подружиться с ним провалились.

— Он отлично помнит, что ты готов был отрубить ему голову, — сказала Эйлонви Ффлеуддуру. — Потому ты не можешь обижаться на него за нелюбезный прием. Если бы кто-нибудь пожелал отрубить мою голову, а после совался со своей дружбой, я бы тоже его клевала.

— Гвидион говорил мне, что птиц дрессируют, пока они молодые, — сказал Тарен. — Как мне хотелось бы, чтобы он сейчас был с нами. Он хорошо знает, как обращаться с этими существами. Должно быть, в Каер Датил есть хороший сокольничий. Посмотрим, что сможет он.

Но на следующее утро клетка оказалась пустой.

Доли, который проснулся задолго до остальных, первым это заметил. Взбешенный карлик размахивал клеткой перед лицом Тарена. Решетка из молодых побегов была измочалена и разорвана клювом гвитанта.

— Вот ты и получил! — вопил Доли. — Я это предвидел! Не говори, что я не предупреждал! Теперь уже коварная тварь на полпути к Аннуину, подслушав и прознав все, о чем мы толковали. Если Араун не знал, где мы, то теперь он достаточно быстро узнает. Ты хорошо поступил, о, ты просто замечательно поступил! — фыркал Доли. — Избавьте меня впредь от дураков и добреньких Помощников Сторожа Свиньи!

Тарен понурился, не в силах скрыть свое разочарование и страх. Ффлеуддур не сказал ни слова, но лицо его было мрачным.

— Я опять совершил ошибку, как всегда, — уныло сказал Тарен. — Доли прав. Нет никакой разницы между дураком и Помощником Сторожа Свиньи.

— В этом ты, возможно, и прав, — хихикнула Эйлонви. — Но я терпеть не могу людей, которые тычут другим в нос: «Я говорил, я предупреждал…» Это хуже, чем если бы съели твой обед, а потом рассказывали тебе, какой он был вкусный. — Она не глядела на Доли и сердито продолжала: — Я уверена, что Доли все это выложил потому, что беспокоится о нас, а не из-за своего дурного ворчливого характера. Он похож на дикобраза, у которого мягкое брюшко, стоит лишь перевернуть его. Если бы он только не очень старался стать невидимым, это сразу улучшило бы его характер.

Времени на сожаления и перепалку не оставалось. Доли повел их еще быстрее. Они почти бежали. Но все еще продолжали следовать вдоль долины Истрад. После полудня карлик вдруг резко повернул на запад и снова принялся спускаться вниз, на равнину. Небо стало серо-свинцовым и тяжелым. Сильные порывы ветра хлестали им в лицо. Бледное солнце, словно растворенное за пеленой облаков, не грело. Мелингар беспокойно ржала. Хен Вен, до сего момента спокойная и безмятежная, начала выкатывать глаза и что-то бормотать.

Пока путники делали короткий привал, Доли пошел вперед осмотреться и разведать предстоящую дорогу. Спустя короткое время он вернулся и повел их вверх на самый хребет высокого холма. Там беззвучно приказал лечь на землю и показал вниз, в сторону Истрад.

Равнина была усеяна воинами, пешими и конными. Черные знамена трещали на ветру. Даже на таком расстоянии Тарен мог слышать лязг оружия, мерный тяжелый грохот марширующих ног. Во главе извивающихся колонн ехал верхом Рогатый Король.

Гигантская его фигура возвышалась над вооруженными всадниками, галопирующими следом. Ветвистые рога тянулись к небу, как хищные когтистые лапы.

Пока Тарен как завороженный смотрел на текущее по долине войско, голова Рогатого Короля вдруг медленно повернулась в сторону вершины холма, на котором они притаились. Тарен распластался на земле. Он был уверен, что защитники Арауна не могут видеть его. Это всего лишь призрак страха, гнездящегося в его сердце, бросает его в дрожь. И все же ему казалось, что глаза Рогатого Короля отыскали его и вонзились двумя холодными кинжалами.

— Они догнали нас, — прошептал Тарен обреченно.

— Быстрее, — твердо сказал карлик. — Давайте поторапливаться, вместо того чтобы стонать и причитать. Мы не более чем в одном дне пути от Каер Датил. И они тоже, кстати. И все же мы можем двигаться быстрее. Если бы вы не теряли время на этого неблагодарного посланца Аннуина, мы бы теперь были далеко впереди. Не говорите, что я не предупреждал вас.

— Надо бы вооружиться получше, — сказал бард. — У Рогатого Короля дозоры, идущие с обеих сторон долины и впереди.

Тарен снял оружие со спины Мелингар и каждому вручил лук, стрелы и короткое копье. Король Эйддилег дал им круглые бронзовые щиты, но они были карликового размера, а после внушительного вида воинов Рогатого Короля и вовсе показались игрушечными. Гурги опоясался коротким мечом. Из всего отряда он был больше других возбужден и взбудоражен.

— Да, да! — приговаривал он. — Теперь и Гурги смелый, мужественный и могущественный воин. У него есть и колкое, и стрелкое. Он может и крушить, и потрошить!

— Верно, Гурги! — вторил ему бард. — Ничто не устоит перед Ффламом!

Карлик застучал кулачками по груди и заскрежетал зубами.

— Прекратите болтать и замрите! — зашипел он. Карлик был слишком взбешен, чтобы надуваться воздухом.

Тарен повесил щит на грудь. Хен Вен жалась к его ногам и беспокойно хрюкала.

— Я знаю, что тебе страшно, — прошептал Тарен, поглаживая свинью, — но ты будешь в Каер Датил в полной безопасности. Вот увидишь.

Свинья пошла за ним неохотно. Она тащилась сзади, и Тарен без конца подгонял ее. Розовый пятачок Хен Вен трясся, глаза ее бегали, поглядывая то в одну сторону, то в другую. После очередной задержки Доли подозвал к себе Тарена.

— Если и дальше так будет продолжаться, — рыкнул он, — у нас вообще не останется шансов живыми добраться до Каер Датил. Сначала гвитант задержал нас. Теперь эта свинья.

— Она испугана, — постарался объяснить Тарен рассерженному карлику. — Она чует, что Рогатый Король рядом.

— Тогда свяжи ее, — посоветовал Доли, — и положи на лошадь.

Тарен согласно кивнул.

— Это ей, конечно, не понравится. Но ничего больше не остается делать.

Несколько мгновений назад свинья была здесь, притаившись у корней дерева. Теперь она исчезла.

— Хен! — вполголоса позвал Тарен. — Куда она пропала? — спросил он с тревогой у барда.

Бард покачал головой. Ни он, ни Эйлонви ничего не заметили. Гурги поил Мелингар и вообще не обращал на свинью никакого внимания.

— Не могла же она опять убежать! — вскричал Тарен. Он кинулся назад, в лес. Когда он вернулся, лицо его было бледным и растерянным.

— Она исчезла, — выдохнул он. — Она где-то прячется, я уверен.

Он бросился на землю и закрыл голову руками.

— Я не должен был спускать с нее глаз даже на мгновение, — причитал он. — Второй раз я теряю ее.

— Давай двигаться вперед, — сказала Эйлонви. — Мы найдем ее или нагоним.

Прежде чем Тарен успел ответить, до ушей его донесся звук, от которого застыла кровь в жилах. С холмов послышался протяжный лай своры охотничьих собак и высокий голос рога.

Путники застыли в оцепенении. Похолодев от страха, Тарен оглядел помертвевшие лица друзей. Ужасающая музыка дрожала в воздухе. Мрачная тень скользила по низкому небу.

— Там, где едет Гвин Охотник, — пробормотал Ффлеуддур, — следом спешит смерть.

Глава 18

Пламя Дирнвина

Стихли звуки рога Гвина Охотника. Тарен будто бы очнулся от кошмарного сна. Он сделал шаг и тут же услышал глухой стук копыт на лугу.

— Дозор Рогатого Короля! — крикнул Ффлеуддур, указывая на всадников, галопом устремившихся к ним. — Они заметили нас!

Всадники приникли к шеям лошадей, подгоняя их. Они быстро приближались. Вот уже сверкают острия их копий, словно каждое ищет свою жертву.

— Я могу попробовать сделать паутину, — предложила Эйлонви и добавила: — Думаю, она принесет больше пользы, чем та, первая.

Блеснул в лучах меч Тарена.

— Их всего четверо, — сказал он. — В конце концов, нас больше.

— Вложи меч в ножны, — остановил его Ффлеуддур. — Сначала стрелы. Для мечей еще будет достаточно работы, но попозже.

Они сняли с плеч свои луки. По приказу Ффлеуддура построились в ряд и опустились на одно колено плечом к плечу. Желтые волосы барда развевались на ветру, словно расшитый золотом штандарт. Лицо его преобразилось и сияло возбуждением.

— Ах, как давно уже я не был в настоящем бою! — сказал он. — Став бардом, я лишился этой радости. Они увидят, что значит нападать на Ффлама!

Тарен приложил стрелу. По знаку короля-барда они подняли луки и прицелились.

— Выпустили! — крикнул Ффлеуддур.

Тарен видел, как его стрела пролетела мимо главного всадника. Он вскрикнул с досады и выхватил из колчана другую стрелу. Рядом с ним победно верещал Гурги. Лишь его стрела угодила в цель. Воин свалился с лошади, в горле его торчала короткая стрела.

— Теперь они знают, что и мы можем жалить! — воскликнул Ффлеуддур. — Ну-ка, еще разок!

Всадники осадили коней и помчались в обход. Теперь, более осторожные, они прикрылись щитами. Двое заходили с одной стороны, а третий подбирался сзади.

— Давайте, друзья, — скомандовал бард, — спина к спине!

Тарен услышал позади себя ворчание Доли, пускавшего стрелу за стрелой. Гурги снова угодил в цель. Теперь стрелы свистели в воздухе беспрерывно и отскакивали со звоном от легких щитов нападавших.

Позади Тарена раздавалось ржание Мелингар. Она яростно била копытом, высекая из камня искры и разбрасывая комья земли. Тарен вспомнил, как храбро дралась Мелингар, защищая Гвидиона. Но сейчас лошадь была привязана к дереву, а он не осмелился покинуть ряды защитников, чтобы отвязать ее.

Всадники тем временем окружили его. Один неосторожно повернулся открытой грудью к Доли, и стрела карлика мгновенно рванулась от зазвеневшей тетивы и впилась в тело воина. Остальные вдруг повернули своих коней и поскакали обратно через луг.

— Мы победили их! — радостно закричала Эйлонви. — Пчелки прогнали орлов!

Тяжело дышащий Ффлеуддур покачал головой.

— Они больше не станут рисковать отдельными воинами. А просто придут сюда огромным войском. Великое мужество — сразиться с целой армией, но, думаю, нам все же не стоит их дожидаться. Ффлам знает, когда надо смело сражаться, а когда отступить. Сейчас нам лучше бежать. И это не будет уроном для нашей чести.

— Я не могу оставить Хен Вен! — вскричал Тарен.

— Иди поищи ее, — прорычал Доли, — и потеряешь голову так же, как и свою свинью.

— Ловкий Гурги пойдет, — предложил Гурги. — Осторожно, с подкрадками и подглядками.

— Не сомневаюсь, — сказал бард, — они нападут на нас снова. Мы не можем позволить себе потерять хоть одного бойца. Ффлам никогда не пасует перед врагом, превосходящим его силой, но потеря хоть одного меча для нас в нашем положении может оказаться роковой. Я уверен, что такая необычная свинья сумеет позаботиться о себе сама. Во всяком случае, где бы она сейчас ни была, она в меньшей опасности, чем мы.

Тарен покорно кивнул:

— Твоя правда. Но меня огорчает, что я второй раз ее теряю. Хорошо, я отказываюсь от поисков и иду в Каер Датил. Когда Гурги нашел Хен Вен, я обрадовался, что сразу получу все, к чему стремился. Но теперь надо выбирать: одно или другое.

— Боюсь только, что и выбора у нас не осталось, — сказал Ффлеуддур. — Не знаю, есть ли у нас шанс добраться до Каер Датил и предупредить Сыновей Дон до того, как Рогатый Король нападет на нас? Доли, вот кто может ответить на этот вопрос.

Карлик нахмурился и несколько мгновений усиленно дышал.

— Возможно, удастся, — проворчал он, — но для этого нам нужно будет пересечь долину. Если мы это сделаем, то окажемся впереди войска Рогатого Короля.

— А мы сможем пройти? — спросил Тарен.

— Не узнаешь, пока не попробуешь, — отрезал Доли.

— Решение за тобой, — сказал бард, глядя на Тарена.

— Мы попробуем, — решительно бросил Тарен.

До вечера они шли без остановки. С наступлением ночи Тарен хотел устроить для своих спутников небольшой привал, но карлик не позволил. И они снова — усталые, в полном молчании — продвигались вперед. Нападения они избежали. Но колонна всадников с чадящими факелами преследовала их на расстоянии полета стрелы. Беглецы притаились в гуще деревьев, пока огни факелов не удалились в сторону холмов и не исчезли. Вскоре Доли привел свой маленький отряд в долину, где они нашли убежище в небольшой рощице.

Но рассвет принес Тарену новые огорчения. Он пришел в отчаяние, увидев кишащих в долине воинов. Повсюду, куда бы он ни кинул взор, роились люди и лошади, сверкали щиты и мечи, хлопали на ветру черные знамена. Войско Рогатого Короля шевелилось в долине, словно тело громадного великана, с ног до головы увешанного оружием.

Несколько мгновений Тарен в растерянности озирал это все. Потом отвернулся.

— Слишком поздно, — прошептал он. — Слишком поздно. Мы проиграли.

Пока карлик из укрытия наблюдал за движущимися колоннами, Ффлеуддур вдруг встал в полный рост и шагнул вперед.

— Есть одна-единственная вещь, которую мы можем сделать, — воинственно воскликнул он. — Каер Датил находится прямо впереди. Давайте выйдем и попытаемся прорваться.

Тарен радостно кивнул:

— Да! Гвидион сделал бы то же самое, будь он с нами! Доли отведет Эйлонви и Гурги в безопасное место. — Он расправил плечи и застегнул пояс, на котором висел меч. — Ты хорошо вел нас, — сказал он карлику. — А теперь возвращайся к своему королю с нашей благодарностью. Твоя работа завершена.

Карлик возмущенно поглядел на него.

— Завершена! — проворчал он. — Широколапые остолопы! Не то чтобы меня очень волновала ваша судьба, но неохота глядеть, как вас изрубят на куски. Нет, не терплю плохой и неоконченной работы. Нравится вам или нет, я иду с вами.

С его последними словами в воздухе прозвенела стрела, пролетев совсем рядом с головой карлика. Мелингар вскинулась на дыбы. Из леса за спиной у путников выскочили пешие воины.

— Спасайся! — крикнул бард Тарену. — Скачи прочь как можно быстрее, или мы погибнем здесь все!

Тарен не двинулся с места. Тогда бард схватил его за плечи, буквально кинул к лошади и подтолкнул следом за ним Эйлонви. А сам обнажил свой меч.

— Делай, как я сказал! — повелительно крикнул король-бард, сверкая глазами.

Тарен вскочил в седло и втащил за собой Эйлонви. Белая лошадь понеслась вперед, прямо к передовым отрядам Рогатого Короля. Эйлонви крепко обхватила Тарена за пояс. Тарен не делал никаких попыток понукать или направлять бег лошади. Мелингар выбирала дорогу сама. Внезапно она врезалась в гущу воинов, встала на дыбы и кинулась вперед. Тарен выхватил меч и рубил направо и налево. Чья-то рука ухватилась за стремя, и оно оборвалось. Враги на мгновение расступились, и в этот живой проход ринулась Мелингар. Она стремительно неслась к вершине холма. Теперь только один всадник преследовал их. Тарен обернулся и с ужасом увидел качающиеся над головой всадника оленьи рога. Рогатый Король!

Черный конь настигал их. Мелингар резко повернулась и устремилась в сторону леса. Рогатый Король не отставал, и, когда они ринулись в мелкий кустарник, достигли первых деревьев леса, рогатый великан был уже совсем близко. И вот уже обе лошади несутся бок о бок! Мощным рывком черный конь вырвался вперед, сильно толкнув Мелингар крепкой грудью. Белая лошадь остервенело била копытами, скалила зубы, Тарена и Эйлонви выбросило из седла. Рогатый Король поворотил своего коня, стараясь их затоптать.

Тарен с трудом поднялся на ноги и слепо размахивал мечом. Затем, схватив Эйлонви за руку, он потащил ее в чащу, под защиту деревьев. Рогатый Король тяжело спрыгнул на землю и нагнал их в несколько широких шагов.

Эйлонви закричала. Тарен повернулся лицом к рогатому великану. Темный страх затопил Тарена, будто сам хозяин Аннуина разверз бездну у его ног и он уже стремительно падает в бесконечную тьму. Тарен с усилием встряхнулся, мучительно вздохнул и почувствовал такую боль, словно открылась его старая рана. Бессильное отчаяние, такое же, как в темнице Акрен, охватило его и унесло последние силы.

Сквозь маску белого черепа пылали глаза Рогатого Короля. Медленно поднималась обагренная рука.

Ничего уже не видя и не соображая, Тарен вскинул меч над головой. Клинок Рогатого Короля обрушился на меч Тарена и разбил его вдребезги.

Тарен отбросил ненужный обломок меча и замер. Рогатый Король нависал над ним, гортанные звуки дикой радости клокотали у него в горле. Великан снова занес свой страшный меч. Горячий страх подбросил Тарена — он словно очнулся. Юноша отпрянул, увернулся и стремительно бросился к Эйлонви.

— Дирнвин! — крикнул он. — Дай мне его!

Эйлонви и шевельнуться не успела, как Тарен сорвал с ее плеча тяжелые ножны. Рогатый Король увидел черные ножны Дирнвина и на мгновение заколебался, словно страшился чего-то.

Тарен потянул за рукоять. Клинок не вынимался. Он рванул изо всех сил. Меч высунулся из ножен чуть-чуть. Рогатый Король поднял свое страшное оружие. В последней отчаянной попытке Тарен дернул меч. Ножны выскользнули из его рук. Ослепительная вспышка рассекла воздух между ним и рогатым великаном. Молния опалила ему руку, и он упал.

Меч Дирнвин, полыхающий белым пламенем, выпал из его рук и отлетел в сторону так, что Тарен не мог дотянуться. Рогатый Король стоял над ним. С безумным воплем Эйлонви прыгнула на воина с оленьими рогами. Великан отшвырнул ее в сторону.

Позади Рогатого Короля прозвучал грозный голос. Затуманенными болью глазами Тарен с трудом различил высокую фигуру среди деревьев. До него донеслись непонятные слова, произносимые неизвестным медленно и весомо. Рогатый Король стоял без движения. Рука его была занесена над Тареном. Но вдоль его меча голубой змеей извивалась молния. Языки пламени лизали великана, и он загорелся, как сухое дерево. Оленьи рога превратились в обугленные суковатые ветки. Маска-череп растеклась, словно расплавленный металл. Рев боли и ярости вырвался из горла короля с оленьими рогами.

Тарен закрыл лицо руками. Земля грохотала, стонала, рушилась и, казалось, вот-вот разверзнется под ним. И все исчезло в его затуманенном сознании.

Глава 19

Тайна

Солнечный свет потоком лился сквозь высокое окно комнаты. Воздух здесь был приятно прохладный и благоухающий. Тарен заморгал и попытался подняться с низкого и узкого ложа. Голова у него кружилась. Рука была забинтована белой льняной тряпицей. Под повязкой она болезненно пульсировала. Циновка из сухого тростника устилала пол. Яркие лучи золотили его. Рядом на полу зашевелилась белая, испещренная желтыми солнечными бликами фигура.

— Хрю! — весело приветствовала она Тарена.

Хен Вен, повизгивающая и пыхтящая, выставила свой большой розовый пятачок и с громким хрюканьем кинулась к Тарену. Тарен от удивления потерял дар речи. В дальнем углу комнаты прозвенел серебристый смех.

— Видел бы ты себя сейчас. Выглядишь как рыба, которая по ошибке попала в птичье гнездо. — Эйлонви поднялась с плетеного стула. — Я не могла дождаться, когда ты придешь в себя. Не представляешь, как скучно сидеть и глядеть на преспокойно спящего человека. Скучнее только разве считать песчинки в пустыне.

— Как они нас взяли? Это Аннуин?

Эйлонви засмеялась и отрицательно мотнула головой:

— Вопроса умнее я и не ожидала от Помощника Сторожа Свиньи. Аннуин? Не-ет, не хотелось бы мне там оказаться. Почему тебе в голову всегда приходят всякие гадости? Наверное, рана в плечо повлияла на твою голову. Сейчас ты выглядишь гораздо лучше, хотя по-прежнему серо-зеленого цвета, как лук-порей.

— Перестань болтать и скажи, где мы? — Тарен попытался сползти с лавки, на которой все еще лежал, но бессильно откинулся на спину. И положил руку под голову.

— Вставать тебе еще не полагается, — заметила Эйлонви, — но думаю, ты и сам уже это понял.

Громко хрюкая, Хен Вен стала тереться боком о ложе. Эйлонви щелкнула пальцами.

— Прекрати, Хен Вен, — прикрикнула она на свинью. — Ты же знаешь, что его нельзя тревожить, дергать и тем более влезать верхом. — Девушка опять повернулась к Тарену. — Мы в Каер Датил, — сказала она, — очень милое местечко. Гораздо приятнее, чем Спиральный замок.

Тарен дернулся, снова пытаясь вскочить. Голова его закружилась, и воспоминания видениями промелькнули перед ним.

— Рогатый Король! — вскричал он. — Что же произошло? Где он?

— В могильнике, скорее всего. Во всяком случае, надеюсь.

— Он мертв?

— Естественно, — пожала плечами Эйлонви. — Неужто ты думаешь, что он согласился бы живым отправиться в могильник? От него не очень-то много осталось, но все, что осталось, похоронили в могильнике. — Эйлонви передернуло. — Думаю, он был самым ужасным из всех, кого я когда-либо видела, включая и Акрен. Он меня отшвырнул, словно паршивого котенка, как раз в тот момент, когда и тебя собирался разрубить. — Она потрогала голову и болезненно поморщилась. — Но ты хорош! Надо же было так грубо рвать меч из ножен! Я предупреждала тебя: не трогай его, если не умеешь с ним обращаться. Но ты все делаешь по-своему. Вот и опалил руку.

Только сейчас Тарен обратил внимание на то, что на плече у Эйлонви больше не висит Дирнвин в черных своих ножнах.

— Но что тогда…

— Ты вовремя потерял сознание, — продолжала Эйлонви, — и самого худшего не видел. Началось землетрясение, и Рогатый Король горел до тех пор, пока не превратился в гору обугленных кусков. Малоприятное зрелище. По правде сказать, мне и вспоминать-то это не очень приятно. До сих пор вижу кошмарные сны, даже наяву.

Тарен стиснул зубы.

— Эйлонви, — сказал он тихо и размеренно, — ты должна рассказать мне все по порядку, ничего не утаивая. Если ты этого не сделаешь, я рассержусь, а ты пожалеешь!

— Как… я могу… рассказать… тебе что-либо, — отделяя каждое слово и делая при этом забавные гримаски, начала Эйлонви, — как… я могу… если тебе еще нельзя волноваться. Ну, ладно. — Она вдруг затараторила, как обычно, не переводя дыхания: — Как только воины Рогатого Короля увидели, что их предводитель мертв, армия его рассыпалась и превратилась в толпу убегающих кроликов. Просто жалко было смотреть на громадных здоровяков, улепетывающих во весь дух. Правда, как раз в этот момент появились со своими воинами Сыновья Дон. Надо было бы тебе видеть их сияющие золотые знамена! А какие красивые воины… — Эйлонви вздохнула. — Это было… это было похоже… — Она впервые не могла подобрать сравнение. — Даже не знаю, на что это было похоже.

— А Хен Вен?..

— Она не отходила от тебя с тех пор, как тебя, полумертвого, принесли сюда, — сказала Эйлонви и, опустив глаза, добавила: — Так же как и я. Она очень умная свинья, — продолжала девушка, — хотя все еще чего-то боится и начинает волноваться. Не успокоилась. И очень упрямая. Это наводит меня на мысль, что не много разницы между свиньями и теми людьми, которые их сторожат. Никого из знакомых, как ты понимаешь, я не имею в виду. — И она лукаво взглянула на Тарена.

Дверь в комнату приоткрылась, и в нее просунулась рыжая голова и острый нос Ффлеуддура Ффлама.

— Ура! Ты опять с нами! — вскричал он. — Впрочем, ты можешь сказать, что это мы с тобой.

Гурги и карлик высунулись из-за спины барда и ввалились в комнату. Не обращая внимания на протесты Эйлонви, они столпились вокруг лежащего Тарена и стали тормошить его. Ффлеуддур и Доли были целыми и невредимыми. Зато на голове Гурги красовалась повязка, и передвигался он, прихрамывая.

— Да! Да! — закричал он. — Гурги дрался рядом со своими друзьями, он бумкал кулаками, он хрумкал зубами, он кидался на врагов прыгами и лягал их дрыгами. Свирепые воины ударили его по бедной слабой голове, но храбрый Гурги не убежал! О нет! О да!

Тарен растроганно и нежно улыбался ему.

— Я сочувствую твоей бедной слабой голове, — сказал он, кладя руку на плечо Гурги, — и сожалею, что мой друг был ранен, защищая меня.

— Какая радость! — возопил Гурги. — Какой бой и убой! Сильный Гурги наполнил кровожадных врагов тряской и ужаской.

— Это правда, — сказал бард, — он был самым смелым среди нас. Хотя и мой крепкий друг Доли своим топором совершал чудеса.

Доли в первый раз растянул губы в улыбке.

— Никогда бы не подумал, что кто-либо из вас умеет махать мечом, — сказал он, стараясь выглядеть хмурым. — Сначала я принял вас за длинноногих недотеп. Мои глубокие извинения, — добавил он, низко поклонившись.

— Мы задержали войско Рогатого Короля, — пояснил Ффлеуддур, — и сдерживали напор до тех пор, пока не уверились, что ты в безопасности. У некоторых из них, — бард хитро улыбнулся, — был повод здорово обижаться на нас. Вот что значит мы! — вдруг воспламенился бард. — Дрались как сумасшедшие! Нас было безнадежно мало против тучи врагов! Но Ффлам никогда не сдается! Я бился с тремя одновременно. Рубил! Колол! Один из них, жалкий трус, напал на меня сзади. Но я отшвырнул его. Мы отбились от них и двинулись в Каер Датил, кроша всех на своем пути…

Тарен покосился на арфу барда, ожидая, что вот-вот лопнут все струны разом. К его удивлению, ни одна даже не зазвенела.

— Итак, — перевел дыхание Ффлеуддур, — мы победили. И хоть ты был ранен, победа досталась нам легко, уверяю тебя. Я ни на секунду в этом не сомневался. Я просто знал, что мы победим!

С глубоким долгим звоном оборвалась струна. Ффлеуддур смущенно замолчал и склонился к Тарену.

— Совершенно зеленый, — сказал он озабоченно, — абсолютно зеленого цвета.

Эйлонви набросилась на барда и стала подталкивать его к двери.

— Уходи! — закричала она. — Все убирайтесь! Вы изнуряете его своей болтовней. — Девушка вытолкала вслед за Ффлеуддуром карлика и Гурги. — Там и оставайтесь! Никто не войдет, пока я не позволю!

— Даже я?

Тарен встрепенулся, заслышав знакомый глубокий голос.

В дверном проеме высился Гвидион.

В первый момент Тарен не узнал его — вместо потрепанной куртки и изношенного плаща на Гвидионе сияли драгоценные одежды принца. Глубокими тяжелыми складками ниспадала с плеч богатая мантия. На груди сверкала золотая цепь с круглым диском с выбитым на нем изображением солнца. И зеленые глаза его сияли такой глубиной и силой, что Тарен наконец увидел Гвидиона в том обличье, каким он всегда представлялся ему в воображении.

Забыв о своей раненой руке, Тарен вскочил на ноги. Принц шагнул к нему. Памятуя о высоком происхождении посетителя, Тарен преклонил колено.

— Лорд Гвидион… — пробормотал он.

— Это не приветствие между друзьями, — мягко сказал Гвидион, поднимая Тарена с колен. — Мне гораздо приятнее вспоминать, как Помощник Сторожа Свиньи в лесу неподалеку от Каер Даллбен боялся, что запыленный незнакомец отравит его глотком воды.

— После исчезновения Спирального замка, — запинаясь, сказал Тарен, — я уже не чаял увидеть тебя.

Он крепко сжал руку Гвидиона и, не стыдясь своих слез, громко зарыдал.

— Как видишь, я перед тобой, живой и невредимый, и даже немного живее и целее, чем ты, — улыбнулся Гвидион, помогая Тарену сесть.

— Но как ты… — начал Тарен, как вдруг разглядел черные ножны на боку у Гвидиона.

Тот заметил взгляд юноши.

— Подарок, — ответил он, — королевский подарок от молодой леди.

— Я сама подвесила его к поясу Гвидиона, — вставила Эйлонви и добавила, кивнув в сторону Тарена: — Я уговаривала его не трогать меч! Не вытаскивать его из ножен! Но он невероятно упрямый.

— К счастью, ты не успел вытащить его из ножен полностью, — сказал Гвидион. — Боюсь, что пламя Дирнвина было бы слишком сильным даже для Помощника Сторожа Свиньи. Это оружие власти, как правильно поняла Эйлонви, — добавил он. — Меч такой древний, что я даже считал его не более чем легендой. Тайна Дирнвина до конца еще не раскрыта, его свойства до конца не известны и самым мудрым старцам. Спиральный замок держался на его колдовской силе и рухнул, как только Дирнвина не стало в подземелье. Исчезновение этого меча и подкосило Арауна.

Одним резким уверенным движением Гвидион выхватил меч из ножен и поднял его над головой. Клинок ослепительно сверкал. В испуге Тарен отпрянул назад, рана его снова заныла. Гвидион быстро вернул клинок в черные ножны.

— Как только я увидела лорда Гвидиона, — сказала Эйлонви, восхищенно глядя на принца, — я тут же поняла, что он тот, кому должен принадлежать меч Дирнвин. Признаюсь, я рада была освободиться наконец от этой тяжеленной штуки.

— Перестань без конца перебивать, — вспылил Тарен, — и дай мне узнать, что случилось с моим другом!

— Не стану утомлять тебя длинным рассказом, — сказал Гвидион. — Ты уже знаешь, что мы отогнали Арауна. Сегодня он больше нам не угрожает. Может, конечно, внезапно где-нибудь объявиться. Но в ближайшее время бояться его нечего.

— А что с Акрен? — спросил Тарен. — И Спиральный замок…

— Меня не было в Спиральном замке, когда он стал рушиться, — сказал Гвидион. — Акрен еще до этого вывела меня из темницы. Связанный и прикрученный к седлу, я ехал в сопровождении Детей Котла к замку Оэт-Аноэт.

— Оэт-Аноэт? — переспросил Тарен.

— Это главная крепость Аннуина, — пояснил Гвидион, — неподалеку от Спирального замка. Араун возвел ее в то время, когда владел всем Придайном. Это место смерти. Его стены замешены на человеческой крови и костях. И я уже предвидел мучения, которые уготовила мне Акрен. Она, прежде чем бросить меня в темницу, спрашивала: «Почему ты выбираешь смерть, лорд Гвидион, когда я могу предложить тебе вечную жизнь и власть над смертными? Я правила Придайном задолго до Арауна, — говорила она, — и это я сделала его властителем Аннуина. Я дала ему власть, а он предал меня. Помоги мне, и я посажу тебя на трон Арауна и поставлю править вместо него».

Гвидион устало улыбнулся, словно снова переживая разговор с жестокой Акрен.

— Я ответил ей, — тихо продолжал он, — что с радостью сверг бы Арауна. Но вместе с ним хотел бы разрушить и ее чары. Вот тогда она разъярилась по-настоящему и велела бросить меня в самую глубокую темницу. Никогда еще я не был так близок к смерти, как в замке Оэт-Аноэт.

В потемневших глазах его словно бы проплывали видения тех ужасных дней.

— Я не знаю, как долго я лежал там, — продолжал он. — Время в Оэт-Аноэт движется не так, как здесь. Лучше не буду я говорить о тех мучениях, которые уготовила мне Акрен. Худшие из них терзали не тело, а душу, и наиболее страшным было отчаяние. Хотя даже в самые мрачные моменты надежда не оставляла меня. Вот вам и весь рассказ об Оэт-Аноэт. Если человек выжил там, то, значит, и сама смерть раскрыла перед ним свои тайны. И я выдержал это, — тихо произнес Гвидион, — и в конце концов мне открылось то, что скрыто от нас туманом неведения. Но и об этом тоже я говорить не стану. Достаточно того, что я теперь понимаю движение жизни и холод смерти, печаль смеха и радость слез, начало начал и начало конца. Я видел правду мира и знаю, что никакими цепями не сковать меня. Мои оковы были легкими, как мечты. В миг прозрения стены моей тюрьмы разошлись.

— Что же стало с Акрен? — спросила Эйлонви.

— Не знаю, — ответил Гвидион. — С тех пор я ее не видел. Несколько дней я скрывался в лесу, чтобы подлечить свои раны. Спиральный замок был в руинах, когда я вернулся за вами. И там, на этих обломках, я оплакал вашу смерть.

— Как мы оплакивали твою, — сказал Тарен.

— Я вновь отправился в Каер Датил, — продолжал Гвидион. — Некоторое время я шел как раз по той дороге, что выбрал Ффлеуддур, хотя пересек долину гораздо позже вас. Но в конце концов я вас немного обогнал. И в тот день с неба на меня спустился гвитант. К моему удивлению, он не напал на меня и не испугался, а кружил надо мной, бил крыльями и странно, призывно кричал. Язык гвитантов тоже перестал быть тайной для меня, как и язык любого живого существа. И я понял, что он говорит об отряде путников, идущих в холмах, и бегущей за ними белой свинье. — Гвидион погладил Хен Вен по щетинистой спине. — Я поспешил следом. В этот момент Хен Вен и почуяла мое приближение. Помнишь, как она заволновалась. Ты решил, что она обуяна страхом. На самом деле свинья бросилась искать меня. То, что я узнал от нее, было важно и для Арауна. Именно поэтому он упорно разыскивал свинью. Она знала то, что могло его уничтожить.

— Что же это было? — нетерпеливо спросил Тарен.

— Она знала тайное имя Рогатого Короля.

— Его имя? — удивленно закричал Тарен. — Никогда не думал, что имя может иметь такую роковую силу, обладать таким могуществом.

— Да, — подтвердил Гвидион. — Если ты имеешь мужество взглянуть в лицо злу и назвать его настоящим именем, оно бессильно против тебя, а ты в силах разрушить его. Несмотря на открывшиеся мне тайны мира, я не смог бы без помощи Хен Вен узнать это имя. — Он нагнулся и ласково почесал свинью за ухом. — Хен Вен открыла мне этот секрет в лесу. И нам не потребовались для этого прутики с письменами. Мы понимали друг друга сердцем. Гвитант, круживший надо мной, повел меня к Рогатому Королю. Остальное вы знаете.

— Где гвитант сейчас? — с беспокойством спросил Тарен.

Гвидион покачал головой.

— Я не знаю. Но не думаю, чтобы он когда-нибудь возвратился к Арауну. Тот разорвал бы его на куски, поняв, что он сделал. Я знаю только, что он отплатил за твою доброту полной мерой. А теперь отдыхай, — сказал Тарену Гвидион, — позже мы поговорим о чем-нибудь повеселей.

— Лорд Гвидион, — окликнула его Эйлонви, когда он собирался уйти, — какое же тайное имя было у Рогатого Короля?

Морщины на лице Гвидиона расправились в улыбке.

— Это должно остаться тайной, — сказал он и нежно потрепал девушку по щеке. — Но уверяю тебя, что оно и вполовину не так красиво и звучно, как твое.

Через несколько дней, когда силы Тарена восстановились настолько, чтобы он мог идти без посторонней помощи, Гвидион провел его по Каер Датил. Крепость, высившаяся на крутом холме, могла бы вместить в себя несколько Каер Даллбен. Тарен увидел оружейные мастерские, конюшни с множеством лошадей, пивоварни, ткацкие мастерские. Хижины толпились внизу, в долине, и чистые ручьи переливались в золотом солнечном свете. Позже Гвидион собрал всех друзей в большом зале Каер Датил, и здесь, среди знамен и леса копий они удостоились благодарности самого короля Мата, сына Матонви, правителя Дома Дон. Белобородый монарх, который выглядел таким же древним старцем, как Даллбен, и был, кажется, таким же ворчливым и раздражительным, оказался даже более разговорчивым, чем Эйлонви. Но когда он, к счастью, закончил одну из длиннейших речей, какие когда-либо в своей жизни слышал Тарен, друзья низко поклонились и почетный караул вынес короля Мата из зала на носилках, покрытых золотой тканью. Тарен и его друзья уже собирались уходить, когда Гвидион позвал их:

— У меня есть небольшие подарки для вас. И дарю эти вещи я с самой большой радостью, в надежде, что вы будете дорожить ими не столько из-за их ценности, сколько ради памяти обо мне.

Он повернулся к барду:

— Ффлеуддуру Ффламу будет дарована струна. И пусть все другие будут лопаться при малейшем полете его неудержимой фантазии, эта останется целой навсегда. И тон ее будет самым верным и самым красивым.

Доли из Дивного Народа, — склонился над карликом Гвидион, — будет подарена сила становиться невидимым на столько времени, на сколько он пожелает.

Для верного и доблестного Гурги у меня приготовлена котомка с едой, которая всегда будет полной. Храни ее, дружище, это одно из сокровищ Придайна, — улыбнулся Гвидион.

Эйлонви из Дома Ллира будет дано золотое кольцо с драгоценным камнем, сделанное великими мастерами подземного Дивного Народа. Оно драгоценное, но дружба ее для каждого будет еще драгоценней.

И Тарену из Каер Даллбен… — Гвидион вдруг остановился. — Выбрать награду для него было всего труднее.

— Я не прошу награды, — сказал Тарен. — Я не хочу, чтобы друзья платили мне за то, что я сделал из любви и чести.

Гвидион широко улыбнулся.

— Тарен из Каер Даллбен, — сказал он, — ты, как всегда, гордый, обидчивый и независимый. И упрямый тоже. Поверь, я знаю, о чем ты мечтаешь в глубине души: о героизме, о подвигах, о титуле, который достоин тебя. Но ты, а не я должен добиться этого. Сам, своими силами. Проси меня о чем-нибудь другом. Я исполню твою просьбу немедленно.

Тарен склонил голову:

— После того, что со мной произошло, я полюбил долины и горы вашей северной земли. Но мысли мои все больше устремляются в Каер Даллбен. Я хочу быть дома.

Гвидион кивнул:

— Быть по-твоему.

Глава 20

Приветствия

Путешествие в Каер Даллбен было быстрым и спокойным, потому что сила южных властителей рухнула, они кинулись каждый к своему собственному престолу и затаились. Тарен и его спутники, которых вел сам Гвидион, двигались на юг через долину Истрад. Эйлонви, которая слышала от Тарена так много о Колле и Даллбене, не отказалась посетить их дом. Она ехала вместе со всеми. Гвидион дал каждому по красивому статному коню. Тарену достался самый прекрасный — серый, с серебряной гривой жеребец Мелинлас из рода Мелингар. Он был так же быстр и неутомим. Хен Вен восседала на носилках, прилаженных к седлу, и выглядела необыкновенно важной и довольной собой.

Каер Даллбен никогда не видел такого великого пира, какой закатили нашим друзьям Колл и Даллбен. Впрочем, Тарен не был уверен, что Даллбен не знавал в своей долгой жизни пиров роскошнее. Но в этот раз все были счастливы и довольны. Даже Гурги впервые наелся досыта. Колл крепко обнял Тарена, который был и удивлен, и польщен, что такой великий герой соизволил обнять скромного Помощника Сторожа Свиньи. А Колл по очереди обнимал всех — и Эйлонви, и Хен Вен, и Гурги. Круглое лицо его сияло, лысина розовела от удовольствия.

Даллбен оторвался от своих глубоких размышлений, чтобы тоже поприсутствовать на празднике. Однако быстро удалился к себе в комнату и снова погрузился в себя. Позже, правда, он уединился с Гвидионом, и они долго обсуждали какие-то важные вещи, о которых Гвидион мог рассказать только этому старому волшебнику.

Гурги, который тут же почувствовал себя как дома, сладко похрапывал под охапкой сена на конюшне. Пока Ффлеуддур и Доли обходили Каер Даллбен, заглядывая во все уголки, Тарен повел Эйлонви к загону, где довольно хрюкала сытая и лукавая Хен Вен.

— Значит, это именно то место, с которого и началась вся ваша суета? — спросила Эйлонви. — Не хочу тебя обижать, но думаю, у всех нас было бы гораздо меньше забот и неприятностей, если бы ты следил за ней получше. — Потом искоса глянула на приунывшего Тарена и добавила уже помягче: — Каер Даллбен остался таким, как ты говорил, — просто прекрасным. Ты, наверное, счастлив, что снова дома. Это похоже на то, как будто что-то потерял и вдруг неожиданно нашел. Впрочем, не знаю, с чем и сравнить счастье.

— Да, это так, — смущенно откликнулся Тарен.

Он перегнулся через ограду и принялся с притворным вниманием что-то там разглядывать.

— А что же ты теперь будешь делать? — спросила Эйлонви. — Снова станешь Помощником Сторожа Свиньи?

Не глядя на нее, Тарен кивнул.

— Эйлонви… — сказал он нерешительно, — я надеялся, то есть имел в виду, то есть мечтал…

Он запнулся; на его счастье, к ним подошел Колл и прошептал, что его зовет Даллбен, который хочет поговорить с ним наедине.

— Эйлонви, — хотел продолжить Тарен, но вдруг махнул рукой и зашагал к хижине Даллбена.

Когда он вошел, Даллбен что-то писал большим пером в «Книге Трех». Как только он увидел Тарена, быстро захлопнул книгу и отложил ее в сторону.

— Ну, теперь, — промолвил Даллбен, — я хочу, чтобы мы вдвоем спокойно все обсудили. Во-первых, мне интересно знать, что ты думаешь о своем героизме. Полагаю, ты горд собой? Хотя, — добавил он, — и спрашивать не стоит, это написано у тебя на лице.

— У меня нет причин для гордости, — сказал Тарен, занимая свое обычное место на краешке скамьи. — Гвидион сокрушил Рогатого Короля, и Хен Вен помогла ему в этом. Но Гвидион, а не я нашел ее. Доли и Ффлеуддур славно дрались, пока я, раненый, лежал без движения и в беспамятстве. Эйлонви взяла меч из могильника. Что касается меня, то я все время делал ошибку за ошибкой.

— Ну и ну, — покачал головой Даллбен, — этого достаточно, чтобы омрачить самый веселый праздник. Хотя все, что ты сказал, может быть, и правда, у тебя тем не менее есть причины для гордости. Это ты собрал всех их вместе и вел их. Ты сделал то, ради чего ушел из дому, и теперь Хен Вен опять с нами. Если ты и совершал ошибки, то не стеснялся сознаваться в этом. Помнишь, что я говорил тебе когда-то? Бывают времена, когда поиски важнее находок.

Даллбен сдвинул кустистые брови.

— Какое значение имеет то, — продолжал старец, — кто что из вас делал, коли вы делили между собой все опасности и добивались одной цели. Ничего нельзя совершить по-настоящему в одиночку. Все в нас, и мы в каждом. Помни это. Из того, что я слышал, мне стало ясно: ты порывист, как Ффлеуддур, немного жалеешь себя, как Гурги, и, как Доли, страстно желаешь добиться невозможного.

— Да, — согласился Тарен, — я часто мечтаю о невозможном. Но все же не все мечты несбыточны. Я мечтал вернуться в Каер Даллбен, и вот я здесь. Я мечтал увидеть тебя и Колла и сказать вам, как я люблю вас. И вот говорю это. Я не просил у судьбы большего, как лишь оказаться дома. И сердце мое радуется теперь. Хотя это странное чувство. Я возвратился в свою комнату, но она кажется мне меньше и теснее. Поля радуют глаз, они по-прежнему красивы. Но они совсем не такие, какими я их вспоминал. И сердце мое теснится от сомнений — не стал ли я чужим в собственном доме?

Даллбен улыбнулся сквозь бороду:

— Нет, и никогда им не будешь. Это не Каер Даллбен стал меньше. Это ты вырос. Такие вот дела.

— А Эйлонви? — робко спросил Тарен. — Что будет с ней? Это… это возможно, чтобы ты позволил ей остаться с нами?

Даллбен наморщил лоб и поиграл страницами «Книги Трех».

— По всем правилам, — сказал он, — принцесса Эйлонви должна вернуться к своим родичам. Да, не удивляйся, она — принцесса! Разве она не сказала тебе этого? Но не следует торопиться. Если она согласна, то может погостить у нас. Возможно, ты получишь ее согласие, если поговоришь с ней.

Тарен вскочил:

— Конечно!

Он поспешил из хижины к загону Хен Вен. Эйлонви все еще была там, наблюдая с интересом за свиньей-прорицательницей.

— Ты можешь остаться! — закричал еще издали Тарен. — Я спросил у Даллбена!

Эйлонви посмотрела на него снизу вверх:

— А тебе не пришло в голову спросить сначала меня?

— Да… но я имел в виду… — промямлил Тарен, заикаясь от волнения. — Я не думал…

— Не думать — это обычное для тебя состояние, — язвительно заметила Эйлонви и вдруг весело сощурилась. — Колл как раз устраивает для меня место.

— Уже? — вскричал Тарен. — Как же он узнал?

— Гмм, — пожала плечами Эйлонви.

— Хрю! — откликнулась Хен Вен.

ЧЁРНЫЙ КОТЁЛ

Глава 1

Совет в Каер Даллбен

Осень нагрянула неожиданно. Чуть ли не во всех северных королевствах Придайна многие деревья стояли голыми, и среди ветвей чернели клочками пустые гнезда. На юге, по ту сторону Великой Аврен, цепь холмов защищала Каер Даллбен от ветров, но даже здесь они уже налетали на крохотный хутор.

Для Тарена лето кончилось, не начавшись. Этим утром Даллбен велел ему вымыть свинью-прорицательницу. Если бы старый волшебник приказал ему отправиться за гвитантом, Тарен с радостью побежал бы ловить крылатое, злобное, смертельно опасное существо. А тут…

Юноша набрал в колодце ведро воды и с неохотой поплелся к загону Хен Вен. Белая свинья, обычно обожающая купанье, сейчас нервно повизгивала, влезла в самую грязь и завалилась на спину. Тарен занялся свиньей, пытаясь поднять ее на ноги и вытащить из грязи, и не заметил незнакомого всадника, пока тот не подъехал вплотную к загону.

— Эй, ты! Скотник! — Высокомерно обратившийся к нему всадник был молод, всего на несколько лет старше Тарена.

Волосы незнакомца были красно-бурого цвета, на бледном надменном лице выделялись черные, глубоко посаженные глаза. Богатая одежда его выглядела сильно поношенной, и он старался плотнее запахнуть плащ, чтобы скрыть потертый наряд. Сам же плащ, как заметил Тарен, был аккуратно и старательно заштопан во многих местах. Человек восседал на худой и нервной чалой лошадке в желтовато-рыжих пятнах. Длинная унылая голова ее, однако же, была, как и у хозяина, раздраженно и неприязненно вскинута.

— Эй, скотник! — повторил он. — Это и есть Каер Даллбен?

Тон всадника и это пренебрежительное обращение обожгли Тарена, как крапивой. Залившись краской, он, однако, сдержанно и любезно поклонился.

— Да, это он, — ответил Тарен. — Но я не скотник, — добавил он как можно вежливей. — Я — Тарен, Помощник Сторожа Свиньи.

— Свинья есть свинья, — надменно бросил незнакомец, — скотник есть скотник. Беги и скажи своему хозяину, что я здесь, — приказал он. — Скажи ему, что принц Эллидир, сын Пен-Лларкау…

Хен Вен, воспользовавшись моментом, с удовольствием плюхнулась в другую лужу.

— Прекрати сейчас же, Хен! — кинулся к ней Тарен.

— А ты прекращай возиться со своей хрюшкой! — прикрикнул на него Эллидир, — Ты слышал, что я сказал? Делай, как тебе приказано! И побыстрее!

— Скажи Даллбену сам! — крикнул Тарен через плечо, стараясь вытянуть Хен Вен из грязи. — Или подожди, пока я управлюсь с работой.

— Умерь свою наглость, — заорал Эллидир, — не то будешь бит!

Кровь бросилась в лицо Тарену. Оставив Хен Вен, он перепрыгнул через ограду и подскочил к всаднику.

— Что ж, попробуй, — сказал он, высоко вскинув голову и глядя прямо в лицо Эллидиру, — посмотрим, что у тебя получится.

Эллидир презрительно рассмеялся. И прежде чем Тарен успел отскочить в сторону, чалая лошадь решительно двинулась на него грудью. Эллидир, перегнувшись с седла, схватил Тарена за отвороты куртки и оторвал от земли. Тщетно Тарен молотил по воздуху руками и ногами. Вырваться ему не удавалось, а не знакомец тряс его и лупил по голове, по плечам, по шее до тех пор, пока у Тарена не заныло все тело. Эллидир между тем пустил лошадь галопом и доволок Тарена, бороздившего землю ногами, до хижины. Здесь он грубо швырнул его наземь, распугав кур.

На шум потасовки из хижины вышли Даллбен и Колл. Принцесса Эйлонви как раз выскочила из кухни, где она мыла посуду. В развевающемся фартуке, с недомытым горшком в руках, с взволнованным криком она бросилась к Тарену.

Эллидир, даже не потрудившись спешиться, поманил к себе белобородого волшебника:

— Ты Даллбен? Я притащил твоего скотника, чтобы ты выпорол его как следует за дерзость.

— Что ж, — спокойно сказал Даллбен, нисколько не обращая внимания на разъяренного всадника. — Дерзость не похвальна. А наказание я выбираю сам, и мне не нужны твои советы.

— Я принц Пен-Лларкау! — вскричал Эллидир.

— Да-да, — перебил его Даллбен, махнув хрупкой своей рукой, — я осведомлен об этом. Но слишком занят, чтобы сейчас заниматься тобой. Иди напои свою лошадь и охлади и свой пыл заодно. Тебя позовут.

Эллидир уже готов был взорваться, но строгий взгляд волшебника заставил его попридержать язык. Он повернул лошадь и направился к конюшне.

Принцесса Эйлонви и коренастый лысый Колл тем временем помогли Тарену подняться на ноги.

— Ты должен усвоить, мой мальчик, — мягко сказал Колл, — что не стоит заводить ссоры с незнакомцами.

— Верно, верно, — добавила Эйлонви, — в особенности если он на лошади, а ты пеший.

— Мы еще с ним встретимся, — начал Тарен, но Даллбен остановил его.

— Когда ты встретишь его снова, — сказал старец, — ты постараешься вести себя сдержанно и достойно, во всяком случае на первых порах, хоть я и допускаю, что это не всегда бывает легко. Надеюсь, принцесса Эйлонви сумеет растолковать тебе это и преподать несколько уроков вежливости.

Понурый Тарен поплелся за золотоволосой девушкой в кухню. Он все еще испытывал жгучую боль, и не столько от побоев, сколько от унижения. Ему было неприятно, что Эйлонви видела, как он растянулся у ног надменного принца.

— Ладно, расскажи лучше, что у вас произошло? — спросила Эйлонви, прикладывая мокрую тряпицу к вспухшему лицу Тарена.

Тарен не ответил, а просто мрачно покорился ее заботам.

В окне кухни вдруг возникла лохматая голова, утыканная листьями, мелкими веточками и всяким сухим мусором. С удивительной ловкостью волосатое существо перевалилось через подоконник и предстало перед ними.

— Горе и печаль, — сочувственно заверещало существо, вперевалку направляясь к Тарену. — Гурджи видит колотушки и синякушки, свалившиеся на голову сильного лорда. Бедный, добрый хозяин! Прими от Гурджи жалки и печалки!

Но он тут же вдруг просиял и весело залопотал:

— Есть новости! Хорошие новости. — Он просто захлебывался словами, боясь, что его перебьют — Гурджи видел: сюда едет могущественнейший из принцев! Да, да, я узнал прыг и прыть его белой лошади! Я разглядел его черный меч!

— Не может быть! — вскричал Тарен. — Неужто ты видел Гвидиона!

— Может, — раздался у него за спиной низкий голос.

В дверном проеме стоял Гвидион.

Тарен вскрикнул от удивления и кинулся к нему. Эйлонви повисла на шее высокого воина, а Гурджи кругами носился у его ног.

В последний раз Тарен видел Гвидиона в богатом одеянии принца королевского Дома Доны. Сейчас на грубую, без украшений куртку был накинут простой серый плащ с капюшоном. Но черный меч Дирнвин по-прежнему висел у пояса.

— Рад видеть вас всех, — сказал Гвидион. — Гурджи, как всегда, голоден. Эйлонви прекраснее, чем прежде. А ты, Помощник Сторожа Свиньи, — добавил он, и морщинистое обветренное лицо его осветилось улыбкой, — слегка потрепан. Даллбен говорил что-то о том, как ты получил эти синяки.

— Я не искал ссоры, — насупился Тарен.

— Тем не менее она нашла тебя, — усмехнулся Гвидион. — Вечно с тобой что-нибудь случается, Тарен из Каер Даллбен, не расстраивайся, — Он отступил назад, пристально изучая Тарена своими искрящимися зелеными глазами. — Дай мне посмотреть на тебя. А ты вырос. — Гвидион, словно сам с собой соглашаясь, кивнул серой кудлатой головой. — Надеюсь, мудрости в тебе прибавилось не меньше, чем роста. Посмотрим, посмотрим. А пока оставляю вас, мне нужно собраться с мыслями, подготовиться к совету.

— К совету? — вскричал Тарен. — Даллбен ничего не говорил о совете. Он даже не сказал, что ты приедешь.

— Даллбен вообще не очень-то распространяется о своих делах, — заметила Эйлонви.

— Ты уже должен был привыкнуть к тому, что Даллбен мало говорит о том, что знает, — подтвердил Гвидион, — Да, будет совет, и я должен был собрать здесь наших друзей.

— Я достаточно взрослый, чтобы сидеть в совете! — возбужденно перебил его Тарен. — Я многому научился. Я дрался с тобой плечо к плечу, я…

— Спокойней, спокойней, — угомонил его Гвидион. — Мы уже решили: ты будешь приглашен. — Гвидион помолчал и мягко добавил — Хотя мужество — еще не все. — Он положил руки на плечи Тарена. — Однако будь готов. Думаю, тебе поручат кое-что.

Как и говорил Гвидион, все утро в Каер Даллбен прибывали и прибывали люди. Поодаль показался отряд всадников. Они спешились и принялись разбивать лагерь на сжатом поле за садом. Воины, как заметил Тарен, были в полном вооружении. Сердце его забилось сильнее. Конечно, все это имело самое непосредственное отношение к совету, который устраивал Даллбен. Голова Тарена просто кружилась от множества вопросов, и он поспешил в поле. Не пройдя и полпути, он остановился в изумлении. Навстречу ему по дороге ехала очень знакомая парочка. Тарен кинулся к ним.

— Ффлевддур! — воскликнул он, с радостной улыбкой наблюдая, как бард с небольшой арфой на плече спрыгивает с коня и поднимает руку для приветствия. — И Доли! Неужели это вы?

Красно-бурая голова карлика важно возвышалась над изящной головкой его пони. Доли скатился со своего маленького коня, широко ухмыльнулся и тут же напустил на себя свой обычный хмурый вид. И все же не мог скрыть радостный блеск в больших круглых глазах.

— Доли! — Тарен похлопал карлика по спине. — Не чаял когда-нибудь встретиться. Глазам своим не верю, неужели ты, наяву, рядом! Только не исчезай — ты же умеешь теперь быть невидимкой.

— Гм-м, — фыркнул карлик, — невидимкой! Я и впрямь умею это. Но если бы ты только знал, скольких усилий это стоит! И ужасных! У меня звенит в ушах. И это еще не самое худшее. Никто не видит тебя, поэтому могут запросто наступить на ногу, заехать локтем в глаз. Нет, нет, это не для меня. Я больше не желаю этого выносить!

— И ты, Ффлевддур, — кинулся к нему Тарен, — мне так не хватало тебя! Ты знаешь, о чем будет совет? Ведь ты здесь именно поэтому, я прав? И Доли тоже?

— Ничего ни о каких советах ведать не ведаю, — бормотал Доли, — король Эйддилег приказал мне ехать. По просьбе Гвидиона. Но я, честно говоря, предпочел бы остаться дома, в королевстве Красивого Народа, и заниматься своими делами, которых, ты же знаешь, у меня немало.

— Что касается меня, — сказал бард, — то я встретил Гвидиона, который случайно, хотя теперь начинаю думать, что совсем не случайно, пересекал мое королевство. Он пригласил меня поехать вместе с ним в Каер Даллбен, сказав при этом, что и Доли будет там. Я конечно же с радостью согласился и выехал немедленно следом. — Он погладил свою арфу и покачал головой — Я уже теперь не бард. Превратился в обычного счастливого короля. По правде говоря, только из уважения к просьбе Гвидиона…

При этом две струны на арфе оборвались с коротким резким звоном. Ффлевддур немедленно замолчал и смущенно прочистил горло.

— Да, — добавил он, — если уж говорить по правде, не очень-то я был счастлив в своем сыром унылом замке и рад был на время выбраться оттуда. Совет, ты говоришь? А я надеялся, что вы закатите отменную пирушку, посвященную окончанию жатвы. И зовут меня повеселить и развлечь гостей игрой на арфе.

— Как бы там ни было, но я рад, что ты здесь, Ффлевддур, и ты, старина Доли, — сказал Тарен.

— А я — нет, — буркнул карлик — Когда говорят «старина Доли», то лучше остерегаться. Значит, втянут тебя во что-нибудь малоприятное.

Пока они шли к хижине, Ффлевддур с любопытством оглядывался.

— Так-так, по-моему, я вижу знамена короля Смойта. Он тоже здесь по просьбе Гвидиона. Не сомневаюсь в этом.

В этот момент легким галопом подскакал к ним всадник и окликнул Ффлевддура по имени. Тот радостно вскрикнул.

— Это Адаон, сын Короля Бардов Талисина, — пояснил он Тарену. — Каер Даллбен и впрямь сегодня просто набит самыми уважаемыми гостями.

Всадник спешился, и Ффлевддур поспешил представить ему своих спутников.

Тарен залюбовался этим высоким человеком с прямыми, падающими на плечи черными волосами. Он, хоть и был благородного происхождения, носил одежду простого воина, без украшений. Исключение составляла странной формы брошь на отвороте куртки. Серые глаза его, ясные и изменчивые, как пламя костра, изучали Тарена. И он почувствовал, что не многое могло быть скрыто от вдумчивого и испытующего взгляда Адаона.

— Рад встрече, Тарен из Каер Даллбен и Доли из Красивого Народа, — приветливо и учтиво сказал Адаон, пожимая им руки, — Ваши имена уже знакомы бардам севера.

— Значит, ты тоже бард? — спросил Тарен, кланяясь в ответ.

Адаон улыбнулся и покачал головой.

— Отец не раз предлагал мне пройти Посвящение, но я не тороплюсь. Все еще надеюсь многому научиться, и в глубине души я чувствую, что не готов. Когда-нибудь, возможно, я и стану им. — Адаон повернулся к Ффлевддуру. — Отец посылает тебе привет и спрашивает, как ты управляешься с арфой, подаренной им? Вижу, что ей не помешает кое-какой ремонт. — И Адаон весело и лукаво рассмеялся.

— Да, — согласился Ффлевддур, — иногда она мне доставляет кое-какие неприятности. Не могу, видите ли, удержаться, чтобы не расцветить некоторые факты. Они, должен вам сказать, излучают новый, такой радужный свет. Но каждый раз, — он вздохнул, глядя на две оборванные струны, — вот что выходит.

— Утешься, — ответил Адаон, смеясь от всего сердца, — твои увлекательные истории стоят всех струн, какие только найдутся в Придайне. А вы, Тарен и Доли, непременно расскажите мне о своих приключениях. Но сначала я должен разыскать лорда Гвидиона.

Распрощавшись с друзьями, Адаон вскочил на коня и поскакал дальше.

Ффлевддур глядел ему вслед с любовью и восхищением.

— Если Адаон здесь, то не остается никаких сомнений в важности и опасности предстоящего дела, — сказал он. — Это самый отважный человек из всех, кого я знаю. И даже более чем отважный, потому что у него сердце настоящего барда. Когда-нибудь, запомните мои слова, он наверняка станет самым великим бардом.

— А наши имена действительно известны ему? — спросил Тарен. — И есть о нас песни?

Ффлевддур скромно потупился.

— Да, я кое-что сочинил после нашей битвы с Рогатым Королем. Так, безделица. Но очень приятно узнать, что ее поют. Как только я снова натяну эти злополучные струны, с радостью напою вам.

Вскоре после полудня, когда все немного отдохнули и подкрепились, Колл собрал их в хижине Даллбена.

Здесь стоял длинный стол, по обе стороны которого выстроились стулья. Тарен заметил, что волшебник даже навел кое-какой порядок среди старинных книг, грудами лежавших там и сям в комнате.

«Книга Трех» — тяжелый том, в котором сокрыты самые сокровенные тайны Даллбена, был аккуратно поставлен на полку. Тарен почти со страхом глядел на нее, уверенный, что Даллбен и малой толики не открыл из того, что таилось в ней.

Постепенно комната наполнялась людьми. Когда вошел темнобородый человек, Ффлевддур взял за локоть Тарена и шепнул ему:

— Теперь я вижу, что никто не собирался устраивать праздник жатвы. Взгляни на того человека.

Темнобородый воин одет был богаче, чем остальные. Нос его с крутой горбинкой был похож на ястребиный клюв. Тяжелые веки нависали над глазами такой пронзительности, что казалось, каждый испускал по острому лучу света. Он поклонился только Гвидиону. На остальных кинул лишь оценивающий холодный взгляд и молча сел к столу.

— Кто он? — прошептал Тарен, не осмеливаясь даже смотреть на этого гордого человека, несомненно королевской крови.

— Король Моргант из Мэдока, — ответил тоже шепотом бард. — Самый смелый военачальник в Придайне, второй после Гвидиона. Он присягнул на верность Дому Доны. — Ффлевддур покачал в восхищении головой. — Говорят, он когда-то спас Гвидиону жизнь. И я нисколько не сомневаюсь. Я видел этого парня в деле. Холоден как лед! И абсолютно бесстрашен! Если Моргант здесь, знай, должно произойти что-то интересное. О, это явился король Смойт! Его всегда сначала слышишь, а потом только видишь.

Раскат смеха вкатился в комнату, и следом ввалился рыжебородый великан. Смойт возвышался надо всеми, почти подпирая головой потолок. Борода просто полыхала вокруг его обезображенного ранами лица. Нос расплющен и поплыл к щекам. Тяжелый лоб почти скрыт под кустами спутанных бровей. И шея, казалось, была такой же толщины, как талия Тарена.

— Какой медведь! — добродушно прошептал Ффлевддур. — Но в нем нет ни фана злобы или вредности. Когда лорды южных владений поднялись против Сыновей Доны, Смойт был одним из немногих, кто остался им верен. Его королевство Кадиффор как раз на юге.

Смойт стоял посреди комнаты, откинув полы плаща и заткнув большие пальцы за огромный бронзовый пояс, который так натянулся, что, кажется, готов был вот-вот лопнуть.

— Привет, Моргант! — проревел гигант. — Они и тебя призвали? — Он свирепо втянул воздух раздутыми ноздрями. — Чую, пахнет кровью!

Смойт тяжелыми шагами подошел к суровому королю и бесцеремонно грохнул его по плечу своей громадной ручищей.

— Смотри, — сказал Моргант со скупой улыбкой, которая обнажила лишь узкую полоску зубов, — смотри, чтобы это не было твоей кровью!

— О-хо-хо! — загрохотал король Смойт и весело хлопнул себя по массивным бедрам, — Все будет в порядке! Не бойся, эта кровь прольется не из меня! И знай, худоба, у меня довольно крови! Могу поделиться, — Тут он заметил Ффлевддура, — О, еще один старый друг! — проревел он, сграбастав барда в свои медвежьи объятия и так стиснув, что Тарену послышался хруст ребер — Сыграй нам что-нибудь повеселей на своем решете, кудлатый ты наш бардушка! — Тут взгляд его выхватил Тарена — А это что такое? — Он ухватил Тарена мощной, покрытой рыжей шерстью рукой. — Освежеванный кролик? Или ощипанный цыпленок?

— Это Тарен, Помощник Сторожа Свиньи у Даллбена.

— Нет, уж лучше бы он действительно был кроликом Даллбена! — загрохотал великан. — А то мое брюхо еще недостаточно набито.

Даллбен постучал по столу, чтобы все умолкли. Смойт, еще раз обняв закряхтевшего Ффлевддура, уселся наконец на место.

— Он добродушен, как ручной медведь, — поежился Ффлевддур, — но все же лучше иметь его в друзьях.

Все прибывшие собрались за одним столом. Даллбен и Гвидион сидели на одном конце, Колл — на другом. Жизнерадостный король Смойт возвышался над всеми на поскрипывающем под ним стуле слева от волшебника, как раз напротив насупленного короля Морганта. Тарен пристроился между бардом и Доли, который не переставал ворчать, что стол слишком высокий, стул слишком широкий. Правее Морганта сидел Адаон, а рядом с ним — Эллидир, которого Тарен так с утра и не видел.

Даллбен поднялся и некоторое время стоял безмолвно. Все обернулись к нему. Волшебник потеребил бороду.

— Я слишком стар, чтобы отдавать дань вежливости и произносить длинную приветственную речь, — тихо сказал Даллбен. — Наше дело срочное, и мы приступим к нему немедленно.

Он снова потеребил бороду и продолжал глухим своим голосом:

— Немногим более года назад, некоторые из вас помнят, — Даллбен посмотрел на Тарена и его друзей, — Аровн, король Аннувина, потерпел серьезное поражение. Его защитник, Рогатый Король, был убит, а войско разгромлено — на время сила Земли

Смерти ослабла. Но в Придайне, к нашей печали, зло истребить до конца так и не удается.

Все притихли. Даллбен заглянул в глаза каждому.

— Мы не настолько глупы и слепы, чтобы поверить, будто Аровн смирился, — продолжал он. — Хоть я и надеялся, что новой угрозы из Аннувина нам не скоро ждать. Я ошибся. Времени у нас, увы, нет. Планы Аровна стали явными. О них я попрошу поведать лорда Гвидиона.

Поднялся Гвидион. Лицо его было суровым и серьезным.

— Кто из нас не слышал о Детях Котла, немых бессмертных воинах, которые служат хозяину Аннувина? Это украденные из могил тела убитых, вываренные в колдовском Котле Аровна и оттого снова вернувшиеся на землю. Они неумолимы, как сама смерть, ни одного человеческого чувства в них не осталось. И в самом деле, они больше не люди, а орудия убийства. Рабы коварного Аровна.

Вздох возмущения пронесся по комнате.

— Для этого своего отвратительного дела, — продолжал Гвидион, — Аровн не гнушается осквернять могилы и разрывать курганы павших воинов. Но не только это. Сейчас по всему Придайну творятся странные вещи — люди неожиданно пропадают, и их больше никто никогда не видит. И появляются новые Дети Котла. Аровн не терял времени даром. Как мне стало известно, слуги Аровна осмеливаются убивать людей и переносить их тела в Аннувин, чтобы пополнить ряды бессмертных воинов. Смерть порождает смерть, зло рождает зло.

Тарена передернуло. За окном лес полыхал темно-красным и золотым. Воздух был тих и нежен, будто летний день заблудился в осеннем ненастье. Слова Гвидиона вернули его к далеким дням и событиям и пронизали холодом осени. Слишком хорошо помнил он безжизненные глаза и мертвеннобледные лица Детей Котла, их леденящее молчание и безжалостные мечи.

— Выпустим их мертвую кровь! — взревел Смойт, — Разве мы трусливые кролики? Не нам бояться этих Детишек Котла!

— Хватит для тебя и мяса, и крови! — мрачно пошутил Гвидион, — Насытишься сполна. Скажу вам, что никогда еще ни один из нас не впутывался в такое ужасное и трудное дело. Я прошу вашей помощи, потому что собираюсь напасть на Аннувин первым, захватить Котел Аровна и уничтожить.

Глава 2

Военный совет

Тарен вскочил со своего места. В хижине повисла тишина. Гигант Смойт, готовый отмочить очередную шутку, застыл с открытым ртом. Только король Моргант был невозмутим. Он не шелохнулся, глаза его спрятались под тяжелыми веками. На лице застыло странное выражение.

— Другого пути нет, — сказал Гвидион. — Пока Дети Котла не будут уничтожены, мы должны хотя бы приостановить появление все новых и новых воинов смерти. Между мощью Аннувина и нашей собственной силой равновесие очень хрупкое. Собирая свое мертвое войско, Аровн словно бы протягивает руки к нашему горлу. Я не забуду и не прощу ему живых, подло умерщвленных и превращенных в молчаливых рабов.

Лишь прерывистым дыханием сидящих вокруг стола сопровождались слова Гвидиона.

— До сего дня, — продолжал Гвидион, — лишь Верховный король Матх и еще немногие знали, что я задумал. Теперь, когда я посвятил вас в свои мысли и планы, когда вы все услышали, каждый волен остаться или встать и уйти. Вы свободны в выборе. Если вы решите вернуться в свои владения, я не упрекну вас в трусости и никогда не усомнюсь в вашем мужестве.

— Но я усомнюсь! — вскричал Смойт, — Любой, у кого вместо крови в жилах течет сыворотка, кто не что иное, как кишка от колбасы, кто побоится пойти с тобой, будет иметь дело уже со мной! — И он пристукнул по столу громадным кулачищем.

— Смойт, друг мой, — твердо сказал Гвидион, — этот выбор каждый должен сделать без твоих весомых доводов.

Никто не двинулся с места. Гвидион медленно оглядел сидящих за столом, а потом удовлетворенно кивнул.

— Вы не разочаровали меня, — произнес он. — Каждый из вас необходим мне, для каждого есть дело. Но об этом позже.

Возбуждение Тарена затмило страх от воспоминания о Детях Котла. И все же он сдержал свое нетерпение и не выскочил с вопросом о задании, которое Гвидион собирается дать ему. Впервые в жизни он сумел вовремя попридержать язык.

Первым не выдержал Ффлевддур. Он вскочил на ноги и взволнованно заговорил:

— Да, да, я все понял сразу! Тебе, естественно, потребуются ловкие и смелые воины, чтобы раздобыть этот треклятый Котел! Но ты не обойдешься и без барда, который сочинит победную песнь! Я согласен! Я в восторге!

— Я выбрал тебя, — признался Гвидион, — скорее за твой меч, чем из-за твоей арфы.

— Как это? — опешил Ффлевддур и озадаченно наморщил лоб. — А, — расплылся он в улыбке, — не отрицаю, что и этим я известен. Ффлевддур Пламенный храбростью отмечен! Я прорубил себе путь к славе сквозь тысячи… — Он кинул встревоженный взгляд на арфу. — Ладно, э-э-э, скажем, сквозь множество врагов.

— Надеюсь, и все остальные не откажутся от той роли, которую мы для них наметили, — сказал Гвидион, вытаскивая из-за пазухи пергаментный свиток и расправляя его на столе. — Мы встретились в Каер Даллбен, потому что здесь мы в полной безопасности. Даллбен — самый могущественный волшебник в Придайне, и здесь мы под его защитой. К тому же отсюда начинать поход на Аннувин удобнее всего. — Он устремил указательный палец на север. — Великая Аврен в это время мелководна, и ее можно без труда перейти вброд. Далее самое разумное двигаться через княжество Кадиффор, владение короля Смойта, к лесу Идрис, лежащему у южных границ Аннувина. Отсюда мы быстро сможем пройти к Вратам Ночи.

У Тарена перехватило дыхание. Как и все, он слышал о Вратах Ночи, горах-близнецах, охраняющих южный проход в Землю Смерти. Не такие могучие, как Драконья гора на северной оконечности Аннувина, Врата Ночи, однако, угрожали острыми отвесными утесами, мрачными ущельями и бездонными пропастями.

— Это трудный переход, — говорил тем временем Гвидион, — но именно поэтому он менее всего охраняется. Обо всем этом расскажет вам Колл, сын Коллфревра.

И поднялся Колл. Старый воин с сияющей лысой головой и огромными, расплющенными работой ладонями, которыми он грузно оперся о стол, выглядел так, будто никогда и не брал в руки оружия. Однако он не смутился, а спокойно и широко улыбнулся всей воинственной компании.

— Мы проникнем в Аннувин, если можно так сказать, через черный ход, — начал он. — Котел стоит на постаменте в зале Воинов, который находится сразу за Вратами Ночи, насколько я помню. Вход в зал охраняется, там есть задние двери, запертые только на тяжелый засов. Главное — проникнуть туда. Думаю, что Доли, умеющий быть невидимым, сделает это с легкостью.

— Я уже говорил тебе, как это неприятно — становиться невидимкой, — шепнул Доли на ухо Тарену. — Не нравится мне это занятие, которое я получил в дар. Ничего себе, дар. Проклятье! Видишь, к чему он клонит. Хм-м! — Карлик раздраженно запыхтел, но возражать во всеуслышание не стал.

— План смелый, — сказал Гвидион, — но лишь настоящие храбрецы смогут справиться с этим. — Он внимательно оглядел сидящих за столом, словно бы оценивая их смелость, и, одобрительно кивнув, продолжал — Около Врат Ночи мы разделимся на три отряда. В первом будут Доли из Красивого Народа, Колл, сын Коллфревра, Ффлевддур Пламенный, сын Годо, и я сам. В подмогу мы возьмем шесть самых смелых и ловких воинов короля Морганта. Доли, невидимый, войдет первым, отодвинет засовы и разведает, как расставлены посты и охрана Аровна. Неожиданным штурмом мы возьмем зал Воинов и захватим Котел.

Гвидион взмахнул рукой, словно уже рубился с воинами Аровна. Возбужденный Смойт попытался вскочить с места, но Гвидион остановил его выставленной вперед ладонью и продолжал:

— В это же самое время по моему сигналу второй отряд, состоящий из короля Морганта и его всадников, вступает в ущелье, завязывает бой с воинами Аровна, сея панику и беспорядок и отвлекая на себя основные силы врага.

Король Моргант кивнул и в первый раз с начала совета заговорил. Ледяной тон его голоса несколько смягчался нарочитой учтивостью.

— Я рад, — сказал он, — что наконец-то вы решились выйти против Аровна. Я и сам давно подумывал об этом, но ждал, пока призовет меня под свои знамена принц Гвидион. Но, — Моргант значительно помолчал, желая придать своим словам больше веса, — но, выслушав ваш план, узнав, какую дорогу вы выбрали, я хочу возразить. Это тупик. Если Аровн пожелает преследовать нас, то по этой дороге мы не сможем быстро и незаметно отступить.

— Однако нет более короткого пути возвращения в Каер Даллбен, — не согласился Гвидион, — а именно сюда мы должны принести Котел. Придется рискнуть. А если нас все же начнут преследовать, мы можем укрыться в Каер Кадарн, твердыне короля Смой-, та. На этот случай я и попрошу короля Смойта стоять готовым со всеми своими воинами около леса Идрис.

— Что? — проревел Смойт. — Держать меня вдали от Аннувина? — Он ударил по столу кулаком так, что казалось, на каменной плите осталась вмятина. — Ты оставляешь меня считать ворон, а Морганту, этой чернобородой, хладнокровной, скользкой чешуйчатой щуке, позволишь драться?

Моргант, казалось, даже не слышал выпада Смойта.

Гвидион попытался утихомирить гиганта:

— Наш успех зависит от неожиданного, молниеносного броска, а не от числа воинов. Ты, Смойт, должен стать нашей защитой, опорой и поддержкой, если все сорвется. Твоя роль не менее, а то и более важна. Ты — наше спокойствие.

Убедив таким образом неукротимого Смойта, Гвидион вновь приступил к обсуждению плана и распределению ролей.

— Третий отряд, — сказал он, — будет ждать нас на подступах к Вратам Ночи, охраняя наших лошадей и поклажу. Кроме того, они должны обеспечить наше отступление, прикрывая сзади. В отряд в ключа-

ются Адаон — сын Талисина, Тарен из Каер Даллбен и Эллидир — сын Пен-Лларкау.

Тут же послышался высокий голос Эллидира.

— Почему меня нужно держать позади всех? — недовольно спросил он. — И еще наравне со скотником. Разве я хуже его? Он же зелен, как незрелое яблоко!

— Зелен? — вскричал, вскакивая, Тарен. — Я бился бок о бок с Гвидионом, я стоял против Детей Котла! А ты… ты что видел, принц заплатанного плаща?

Рука Эллидира рванулась к мечу.

— Я — сын Пен-Лларкау и не собираюсь сносить оскорбления от…

— Прекратите! — прикрикнул Гвидион. — В этом опасном и рискованном деле мужество Помощника Сторожа Свиньи стоит столько же, сколько храбрость принца. Я предупреждаю тебя, Эллидир, обуздай свою строптивость или же покинь совет. А ты, — обратился он к Тарену, — не смей платить за прошлую обиду своими детскими оскорблениями. Не ожидал я от тебя этого, Тарен. Предупреждаю, в мое отсутствие вы оба должны беспрекословно подчиняться Адаону.

Тарен покраснел и тихо сел на место. Эллидир тоже умолк, но лицо его оставалось темным от сдерживаемого гнева.

— Наш совет подходит к концу, — сказал Гвидион. — Я еще поговорю с каждым из вас отдельно и более подробно. Теперь же мне необходимо обсудить некоторые детали с Коллом. Завтра на рассвете будьте готовы. Мы начинаем поход на Аннувин.

Все потянулись к выходу. Тарен столкнулся в дверях с Эллидиром и протянул ему руку.

— Мы будем в одном опасном деле, и не стоит оставаться врагами, — сказал он примирительно.

— Говори за себя, — заносчиво ответил Эллидир. — У меня нет желания быть в одном строю со скотником. Я — сын короля. Чей сын ты? Итак, ты стоял против Детей Котла? — усмехнулся он. — И с Гвидионом бок о бок? Ты не упускаешь случая раззвонить на весь свет об этом.

— Ты хвалишься своим именем, — отпарировал Тарен, — я горжусь своими друзьями.

— Твоя дружба с Гвидионом для меня не указ, — сказал Эллидир. — Пусть он покровительствует тебе как и где ему угодно. Но послушай меня внимательно и запомни: держись от меня подальше и знай свое место.

— Свое место я знаю! — со значением ответил Тарен. — Попробуй найди свое, такое же достойное. Уж больно ты спесив.

Адаон подошел к ним.

— Спокойнее, друзья, — засмеялся он. — Я-то полагал, что нам предстоит битва с Аровном, а выходит, мы собираемся воевать друг с другом? — Он говорил тихо, но в голосе его чувствовалась твердость предводителя. — Мы должны обратиться один к другому, как раскрытые ладони, а не как сжатые кулаки.

Тарен согласно склонил голову. Эллидир, резко запахнув свой заплатанный плащ, молча выскочил наружу. Даллбен окликнул Тарена, и тот вернулся в комнату.

— Вы как кремни. Чуть столкнетесь — и летят искры, — заметил волшебник. — Я все пытался понять, у кого из вас больше неразберихи в голове. Это не легко. — Он зевнул. — Придется поразмышлять над этим.

— Эллидир сказал правду, — горько усмехнулся Тарен. — Чей я сын? У меня нет имени, кроме того, что ты дал мне. Эллидир — принц…

— Да, может, он и принц, — спокойно сказал Даллбен, — но не считай его удачливее и счастливее тебя. Он самый младший сын старого Пен-Лларкау из северных земель. Его старшие братья унаследовали те крохи, которыми владел их род, но даже это малое богатство иссякло. У Эллидира есть только имя и его меч, впрочем, надо признать, что обоими он пользуется не очень мудро.

Даллбен внимательно посмотрел на Тарена и, нахмурив брови, продолжал:

— Тем не менее он молод. Иногда с годами приходит мудрость. О, пока я не забыл…

Путаясь худыми ногами в длинном балахоне, Даллбен подошел к огромному сундуку, отомкнул его старинным ключом и поднял крышку. Он наклонился и принялся рыться в сундуке.

— Меня одолевает целый рой сомнений, сожалений, опасений и дурных предчувствий, — сказал он. — Впрочем, не думаю, чтобы они тебя интересовали. Потому и не стану навешивать их на тебя. Но кое-что, надеюсь, тебя заинтересует, и это кое-что я рискну на тебя навесить.

Даллбен лукаво улыбнулся и распрямился. В руках он держал меч.

Сердце Тарена екнуло. В нетерпении он потянулся к мечу, схватил его. Руки юноши тряслись и с трудом удерживали тяжелый старинный меч. На ножнах и рукояти не было ни орнамента, ни надписей. Но работу мастера выдавали точные пропорции и приятная тяжесть настоящего оружия. Хотя мечу явно было немало лет, металл клинка сиял и отливал матовым благородным блеском. Тарен низко склонился перед Даллбеном и неловко пробормотал слова благодарности.

Даллбен сурово улыбнулся и покачал головой.

— Должен ли ты меня благодарить за этот подарок, покажет время, — произнес он. — Пользуйся им с умом. Хотелось бы, чтобы тебе и вовсе не пришлось им пользоваться.

— Скажи мне, в чем его сила? — спросил Тарен. Глаза его блестели. — Я хочу знать это сейчас, чтобы…

— Его сила? — переспросил Даллбен с печальной улыбкой. — Дорогой мой мальчик, не заблуждайся.

Это просто кусок металла, довольно грубо выкованный. Было бы намного лучше, если бы это оказался садовый нож для подрезания ветвей или же плуг. А его сила? Как и у всякого оружия, она зависит от того, кто им владеет. Каков ты, таков и твой меч. А теперь давай простимся, — Даллбен положил руку на плечо Тарену.

Тарен впервые заметил, каким древним было лицо волшебника и как оно было истомлено тяжкими заботами.

— Я предпочитаю не видеться ни с кем из вас вплоть до самого отъезда, — продолжал Даллбен. — Расставания — единственная вещь, которая мне не по силам. Кроме того, твоя голова будет заполнена иными заботами, и все равно ты не услышишь и не запомнишь того, что я скажу тебе в последний момент. А теперь иди и попроси принцессу Эйлонви пристегнуть этот меч тебе к поясу. Такова вековая традиция.

Когда Тарен наведался в пристройку, служившую кухней, Эйлонви возилась с глиняными чашками и мисками.

— Смотри! — закричал он. — Это дал мне Даллбен! Пристегни его к моему поясу… я хотел сказать, если тебе это хочется. Пожалуйста, скажи, что хочется. Мне этого так хочется… Ну, в общем, мне очень нужно, чтобы это сделала именно ты…

Он смущенно и растерянно замолчал. Эйлонви удивленно повернулась к Тарену.

— Да, конечно, — пробормотала она, покраснев, — если ты на самом деле…

— Да! — вскричал Тарен, — Ведь ты единственная девушка в Каер Даллбен, — вдруг брякнул он, — кого же мне еще просить.

— Ах, вот оно что! — вспыхнула Эйлонви. — То-то, я гляжу, ты стал таким вежливым. Очень хорошо, Тарен из Каер Даллбен, коли это единственная причина, то поищи какую-нибудь другую девушку. И мне наплевать, сколько времени у тебя это займет, но чем дольше, тем лучше! — Она резко отвернулась и стала яростно тереть полотенцем чашку.

— А что я такого сказал? — озадаченно спросил Тарен. — Я вежливо попросил, даже не забыл «пожалуйста». Ну не сердись. Опояшь меня этим мечом.

И потом, я же обещал рассказать тебе, что происходило на совете.

— А я знать не желаю! — отрезала Эйлонви. — Меня не касается, что там случилось или случится. Ладно, давай эту штуку.

Она молча застегнула кожаный пояс на талии Тарена.

— И не думай, что я собираюсь соблюдать все церемонии, произносить положенные речи о том, чтобы ты был смелым и непобедимым. — Она сердито фыркнула. — Да и не очень-то я уверена, что они подходят Помощнику Сторожа Свиньи. И, если быть до конца честной, не знаю я никаких таких речей. Ну вот, — она отошла назад на два шага и придирчиво оглядела Тарена, — должна признать, что выглядишь ты вполне прилично. И меч неплохо прилажен.

Тарен выхватил клинок из ножен и вскинул его над головой.

— Да, — воинственно вскричал он, — это оружие для мужчины и воина!

— Прекрати! — топнула ногой Эйлонви. — Лучше скажи, что решили там, на совете.

— Мы отправляемся в Аннувин, — возбужденно зашептал Тарен. — На рассвете. Чтобы отнять Котел у самого Аровна. Котел, в котором он…

— Почему же ты не сказал об этом сразу? — перебила его, не дослушав, Эйлонви. — У меня не остается времени собраться в дорогу! Когда мы выступаем? Я тоже попрошу у Даллбена меч! А еще мне понадобится…

— Постой-постой, — остановил ее Тарен. — Ты не поняла. Это дело мужчин, воинов. Мы не можем обременять себя присутствием слабой девушки. Когда я говорил «мы», то имел в виду…

— Что? — буквально взвизгнула Эйлонви. — Я-то думала… Тарен из Каер Даллбен, ты отвратителен!

Тоже мне воин! Да будь у тебя хоть сто мечей, все равно ты останешься никчемным Помощником Сторожа Свиньи, так и знай! А коли Гвидион собирается брать с собой тебя, то меня он должен взять и подавно. О, убирайся с моих глаз и из моей кухни! — Эйлонви в слезах замахнулась на опешившего юношу глиняной миской.

Тарен пожал плечами и поспешил прочь, увертываясь от летящих вслед глиняных чашек.

Глава 3

Адаон

С первыми лучами солнца воины были готовы к походу. Тарен поспешно седлал серого с серебряной гривой Мелинласа, сына Гвидионова коня Мелингара. Гурджи, несчастный и нахохлившийся, как сова, изза того, что его оставляют дома, помогал наполнять седельные сумки. Даллбен нарушил свое уединение и тоже вышел наружу. Он стоял в дверях хижины, глубоко задумавшись. Эйлонви тихо стояла рядом.

— Я не разговариваю с тобой! — крикнула она вдруг Тарену. — Ты вел себя ужасно. Это все равно как если бы ты позвал гостей на пир, а вместо этого заставил их мыть посуду. Но в любом случае, до свидания! Это, — добавила она, — не считается, будто я с тобой разговаривала!

Гвидион двинулся вперед. Всадники ехали сквозь клубящийся туман. Тарен приподнялся в седле, обернулся и прощально помахал рукой. Белая хижина и три фигурки около нее становились все меньше и меньше. Вскоре пропали из виду поле и сад. Мелинлас легким галопом скакал между редкими деревьями. Но вот лес поглотил их полностью и сомкнулся за спиной Тарена. Увидеть Каер Даллбен он уже не мог.

Лошадь Эллидира подъехала впритирку к Тарену. Мелинлас с тревожным ржанием встал на дыбы, и тут же злобная лошадь Эллидира вытянула шею и куснула вздрогнувшего коня. Тарен натянул поводья и чуть было не вылетел из седла.

— Держись подальше от Ислимах, — сказал Эллидир со смехом. — Она кусается. Мы очень похожи, Ислимах и я.

Тарен уже собирался ответить достойно, но Адаон, который заметил эту перепалку, направил свою гнедую лошадь к Эллидиру.

— Ты, сын Пен-Лларкау, и твой конь не зря горячитесь, — сказал Адаон. — Конь твой несет тяжелую ношу. И твоя ноша тяжела.

— Какая ноша? Почему она тяжела? — вскипел Эллидир.

— Прошлой ночью мне обо всех вас приснился сон, — сказал Адаон, задумчиво теребя пряжку плаща. — Тебя я видел с черным существом на плечах. Бойся, Эллидир, оно может проглотить тебя. — Он грустно взглянул на гордого принца и улыбкой смягчил свои тревожные слова.

— Избавьте меня от спесивых скотников и мечтателей-сновидцев, — резко ответил Эллидир, пришпорил Ислимах и устремился вдогонку за колонной, пылящей впереди.

— А я? — спросил Тарен. — Что в твоем сне было обо мне?

— Ты, — ответил Адаон после минутного колебания, — ты был печален.

— Не вижу никакой причины для печали! — удивился Тарен. — Я горд тем, что служу лорду Гвидиону. У меня есть шанс снискать честь и славу. — Он смутился и добавил: — Во всяком случае, больше шансов, чем в Каер Даллбен за мытьем свиней и прополкой огорода.

— Я был во многих походах, — тихо ответил Адаон, — но не гнушался сеять хлеб и убирать урожай. И скажу тебе: больше чести вспахать поле, чем напитать его кровью.

Всадники во главе колонны ускорили шаг, и Адаон с Тареном тоже поторопили своих коней. Адаон сидел в седле легко и привычно. Голова высоко поднята. На лице — открытая улыбка. Казалось, он выехал на веселую прогулку и радостно впитывает запахи и звуки лесного утра. Ффлевддур, Доли и Колл держались Гвидиона. Эллидир угрюмо ехал в хвосте войска Морганта. Тарен старался не отставать от Адаона. Они ехали бок о бок по усыпанной листьями лесной дороге.

Скрашивая утомительное однообразие пути, Тарен и Адаон тихо беседовали. И Тарену открылось, как много видел, знал и пережил Адаон. Плавал он за остров Мона к дальнему северному морю, работал гончаром, плел сети с рыбаками, ткал одежду на ткацких станках, стоял у наковальни в раскаленной кузнице, как и Тарен. Он знал все о лесе, как настоящий лесник, и Тарен с удивлением слушал его рассказы о повадках лесных зверей, о смелых барсуках и осторожных сонях, о гусях, летящих высоко, под самой луной.

— В мире много интересного, — говорил Адаон, — и многое можно любить. Все равно, смена ли это времен года или неприметный окатыш с речного дна. И чем больше у нас в жизни того, что мы любим, тем больше вмещает и наше сердце.

Ранние лучи солнца словно бы смягчали, проясняли лицо Адаона, но в голосе его звучала какая-то тревога. Тарен спросил его об этом, и тот сразу же ответил искренне и открыто:

— У меня станет легче на сердце, когда все будет позади. Дома, в северных владениях, ждет меня невеста Арианллин, мы обручены с ней. И чем быстрее будет уничтожен Котел Аровна, тем скорее вернусь я к ней.

К концу дня они уже были настоящими друзьями. И с наступлением ночи, когда путники уже пересекли Великую Аврен и были на подступах к королевству Смойта, Гвидион велел расположиться лагерем на привал, Адаон и Тарен оказались рядом.

Гвидион был вполне доволен быстротой их продвижения, хотя и предупреждал, что им еще предстоит самая трудная и опасная часть пути.

Все были в хорошем расположении духа, кроме Доли, который терпеть не мог ехать верхом. Он сердито ворчал, что, мол, пешком у него получается намного быстрее.

Отдых в небольшой, защищенной со всех сторон от ветра и посторонних глаз роще обещал быть приятным. Ффлевддур протянул арфу Адаону и уговорил его спеть. Адаон, удобно прислонившись спиной к дереву, взял инструмент и на мгновение замер. Взгляд его стал мечтательным и ускользающим. Голова склонилась на грудь. И руки нежно коснулись струн.

Голос арфы и голос Адаона слились в таком согласии, в такой чудной гармонии, какой Тарену еще не доводилось слышать. Лицо певца было обращено к звездам, и казалось, серые глаза его видят далеко-далеко, проникая в самые глубины бездонного неба. Лес умолк. Стихли ночные звуки.

Это была не воинская короткая баллада, а песня мирной и спокойной радости. Тарен слушал и слушал, и звуки этой песни наполняли сердце его счастьем и покоем. Он желал бы, чтобы музыка продолжалась вечно, но Адаон остановился почти внезапно. С печальной улыбкой он протянул арфу Ффлевддуру.

Путники завернулись в плащи и уснули. Эллидир лег в стороне от всех, у ног своей лошади. Тарен положил под голову седло, а руку — на рукоять меча. Ему не спалось. С нетерпением ожидал он рассвета и продолжения похода. И уже в полудреме, мнилось ему, он увидел скользнувшую среди ветвей темную крылатую тень. Тарену вспомнился сон Адаона.

На следующий день путники перешли реку Истрад и стали продвигаться на север. Здесь король Смойт должен был отделиться от колонны и поехать к Каер Кадарн, чтобы собрать и подготовить своих воинов. С недовольным ворчанием он подчинился Гвидиону, все еще не смирившись с тем, что не придется ему принять участие в основном деле.

А впереди, среди холмов, замаячили зеленые просторные луга. Колонна сбавила ход, и вскоре после полудня всадники спокойным шагом въехали в лес Идрис. Трава здесь высохла, пожухла, превратилась в колкую коричневую поросль. Когда-то цветущие дубы и ольха, так хорошо знакомые Тарену, сейчас показались ему странными. Листья их повисли на склонившихся ветвях, словно клочки истрепанной одежды, а черные стволы открыты были ветрам и торчали будто обуглившиеся кости.

Некоторое время спустя лес кончился, и показались отвесные склоны скалы, вершина которой была зазубрена наподобие каменной короны. Гвидион дал знак своим спутникам ехать вперед. Сердце у Тарена стеснилось. Руки невольно опустились, и первую минуту он даже не понукал Мелинласа, и тот сам карабкался по каменистой тропе. Хоть Гвидион и не произнес ни слова, Тарен прекрасно понял, что Врата Ночи уже недалеко.

Узкие тропы, вьющиеся вверх над глубокими ущельями, стали теперь уже и круче. Идти по ним можно было по одному, колонна растянулась. Тарен, Адаон и Эллидир двигались в хвосте колонны. Но Эллидир ударил пятками по бокам Ислимах и, тесня Тарена, стал пробивать себе дорогу вперед.

— Твое место сзади, скотник! — закричал он.

— А твое там, где ты оказался! — отпарировал Тарен, натягивая поводья Мелинласа, чтобы не уступать дороги.

Лошади стали отталкивать одна другую. Всадники шпынялись коленями и локтями. Ислимах встала на дыбы и дико заржала. Свободной рукой Эллидир схватил уздечку Мелинласа, чтобы принудить коня отпрянуть назад. Тарен попытался отвернуть голову коня и вырвать уздечку из рук Эллидира. Но Мелинлас, осыпая копытами щебень, соскользнул с тропы на край крутого склона. Тарен вылетел из седла и успел зацепиться за острый выступ. Еще немного, и он рухнул бы со скалы и разбился вдребезги.

Мелинлас, напрягши все четыре ноги, вновь обрел равновесие. Тарен лежал животом на ускользающем из-под него склоне, извивался, скреб ногами гладкие камни, тщетно пытаясь взобраться на тропу. Адаон мгновенно спешился, спрыгнул вниз на выступающий острый камень и ухватил Тарена под мышки. Мощным рывком он вытянул Тарена наверх, будто мешок с мукой, и тот плюхнулся на тропу. Эллидир спрыгнул с седла и подставил плечо Мелинласу, ухватив его за подпругу. Мало-помалу, кряхтя и упираясь ногами в каменные уступы скалы, он поднимал Мелинласа, до тех пор, пока конь и сам не шагнул на середину тропы.

— Ты дурак, что ли? — кинулся Тарен к Эллидиру. — Гордость твоя совсем вытеснила разум! — Он подбежал к Мелинласу и обнял его, потом вдруг поглядел на Эллидира с некоторым удивлением и даже уважением. — Ты спас Мелинласа. Ну и силенка у тебя! Не подумал бы! — признался Тарен.

Эллидир, пожалуй, впервые выглядел смущенным и испуганным.

— Я спасал коня из королевской конюшни, но не лошадь скотника, — пытаясь скрыть растерянность, грубо ответил он.

— Я тоже восхищаюсь твоей силой, Эллидир, — резко сказал Адаон, — Но стыдно выказывать ее таким образом. Черное существо едет рядом с тобой в седле. Даже сейчас я вижу его.

Один из воинов Морганта, услышав шум, дал сигнал тревоги. Буквально через несколько секунд Гвидион, а за ним и король Моргант прошагали назад вдоль цепочки воинов. Позади них спешили взволнованный Ффлевддур и невозмутимый карлик.

— Твой дружок скотник не выдумал ничего лучшего, как попытаться ехать впереди меня, — вызывающе сказал Эллидир, — Если бы я не вытащил его лошадь…

— Это правда? — строго спросил Гвидион, оглядывая истерзанного Тарена и его порванную и испачканную одежду.

Тарен, не собираясь отвечать, сжал губы и кивнул головой. Он заметил удивление в озленных глазах Эллидира.

— Мы не имеем права терять людей, — сказал Гвидион, — а вы рискнули сразу двумя. К сожалению, я не могу никого отправить назад. Каер Даллбен уже далеко позади. И все же я это сделаю, если такое повторится. И тебя, Эллидир, и любого другого.

Король Моргант вышел вперед.

— Это подтверждает то, чего я опасался, лорд Гвидион. Наш путь труден, даже сейчас. Представляю, как нелегко нам придется, когда мы будем отягощены захваченным Котлом Аровна. Я настаиваю на том, чтобы не возвращаться в Каер Даллбен этой дорогой. Гораздо разумнее будет принести Котел на север, в мое королевство.

Он надменно поглядел на Гвидиона и уверенно продолжал:

— Я также предлагаю часть моих воинов оставить в засаде, чтобы обезопасить наше возвращение. В обмен я предлагаю этим троим, — он указал на Тарена, Эллидира и Адаона, — поступить под мое начало, когда я стану атаковать. Если я правильно понял по выражению их лиц, они предпочтут это ожиданию в резерве.

— Да! — закричал Тарен, хватаясь за рукоять меча. — Разрешите нам принять участие в сражении!

Гвидион отрицательно покачал головой:

— План остается таким, как я его вам изложил. Быстро по коням! Мы уже и так потеряли много времени.

Глаза короля Морганта вспыхнули.

— Будет так, как вы приказали, лорд Гвидион, — выдавил он.

— Что случилось? — шепотом спросил Тарена Ффлевддур — Только не толкуй мне о том, что Эллидир ни в чем не виноват. Зачинщик он, я же вижу. Не знаю, о чем думал Гвидион, когда призвал его к себе.

— Мы оба виноваты, — сказал Тарен, — Я вел себя не лучше его. Надо было мне попридержать язык. Но, — добавил он раздраженно, — с Эллидиром это не так просто.

— Да, — вздохнул бард, искоса глядя на арфу, — я тебя понимаю. У меня тоже кое с чем некоторые трудности.

Весь следующий день войско двигалось с особой осторожностью. Участились полеты гвитантов. Эти страшные птицы-вестники Аровна кружили высоко в небе, почти под облаками. Перед самым закатом тропа резко повернула вниз и привела их к мелкому озеру, вокруг которого высились сосны и рос густой кустарник. Здесь Гвидион остановился. Впереди поднимались зловещие утесы Врат Ночи. Их двойные, сходящиеся вверху склоны казались багровыми в лучах умирающего солнца.

До сих пор они не встретили ни одного из Детей Котла. Тарен полагал, что это большая удача, однако Гвидион недовольно хмурился.

— Мне было бы спокойнее столкнуться с ними лицом к лицу, — сказал он, после того как собрал воинов вокруг себя. — Я уже поверил, что Дети Котла покинули Аннувин. Но Доли принес новости, от которых я бы хотел вас всех уберечь.

— Заставил меня сделаться невидимым и пойти вперед, вот что он сделал, — разъяренно бормотал Доли. — Когда мы войдем в Аннувин, мне опять придется проделать это. Хм-м! В ушах у меня гудит, будто там поселился целый пчелиный рой.

— Будьте внимательны, — продолжал Гвидион. — Охотники Аннувина повсюду.

— Я уже смотрел в лицо даже Детям Котла! — воинственно выпрямился Тарен. — Простые Охотники Аровна не испугают меня!

— Ты так думаешь? — сдержанно улыбнулся Гвидион. — А я, признаюсь, побаиваюсь их. Они холодны и безжалостны, как и Дети Котла, и не менее сильны, если не больше. Они пешие, но передвигаются быстрее конного воина и необыкновенно выносливы. Усталости, голода и жажды для них не существует.

— Дети Котла бессмертны, — возразил Тарен. — Если же Охотники — обычные смертные люди, их просто-напросто можно убить.

— Они смертные, ты прав, — сказал Гвидион, — хотя не стал бы я называть их людьми. Это самые подлые из воинов, предавшие своих товарищей. Убийцы, получающие удовольствие от убийства. В царство Аровна привела их жестокость и страсть к насилию. Они присягнули ему на верность кровавой клятвой, которую не в силах теперь нарушить.

Гвидион вздохнул, потер ладонью лоб и помолчал, словно размышляя о чем-то.

— Да, — снова заговорил он, — их можно убить. Но Аровн выковал из них кровавое братство убийц и наделил их страшной силой. Они держатся небольшими отрядами, и убитый отдает силу оставшимся в живых, удваивая ее. Остерегайтесь их, — предупредил Гвидион. — Не вступайте с ними в открытый бой, если это возможно. Чем больше вы уложите воинов, тем большую силу получат оставшиеся. Даже когда их число уменьшится, сила их возрастет непомерно. А теперь нам всем надо отдохнуть. Укройтесь хорошенько от посторонних глаз и поспите. Сегодня вечером мы атакуем.

Волнение, как всегда, гнало сон от Тарена. Он заставил себя закрыть глаза и через некоторое время погрузился в тягостную, беспокойную дремоту. Пробудился он, когда начались сборы в дорогу. Первым делом Тарен нащупал свой меч. Адаон уже давно встал и знаком велел Тарену молчать и не шуметь. Холодная и блестящая луна взирала на них. В сгущающейся тени бесшумно двигались воины короля Морганта. Чуть слышался слабый звон доспехов и звяканье клинков, вытаскиваемых из ножен.

Доли, снова превратившись в невидимку, отправился к Вратам Ночи. Тарен заметил, что бард пристегивает широким ремнем к плечу свою арфу.

— Не уверен, что она мне потребуется, — признался Ффлевддур, — но никогда нельзя быть уверенным и в обратном. Ффлевддур Пламенный всегда готов к любым неожиданностям!

Рядом с ним Колл прилаживал на своей голой голове высокий конический шлем. Глядя на старого воина, на шлем, который плохо прикрывал лысую голову, Тарен вдруг почувствовал необыкновенную грусть. Он обвил руками шею Колла и тихо пожелал ему доброй удачи.

— Все хорошо, мой мальчик, — подмигнул ему Колл. — Не бойся. Мы вернемся раньше, чем ты успеешь подумать об этом. А потом назад, в Каер Даллбен. И дело сделано!

Король Моргант, закутанный в тяжелый черный плащ, остановился около Тарена.

— Я посчитал бы за честь взять тебя в свой отряд, — сказал он — Гвидион немного рассказал мне о тебе, да и сам я внимательно наблюдал за тобой. Я воин и сразу узнаю настоящих храбрецов.

Впервые Моргант обращался прямо к нему, и Тарен был так ошеломлен, удивлен и обрадован что даже не смог ничего произнести в ответ. Он лишь, моргая, смотрел вслед удаляющемуся королю. Тот подошел к своему коню и вспрыгнул в седло.

Тарен увидел, что и Гвидион уже сидит в седле Мелингара, и подбежал к нему.

— Позволь мне идти с вами, — торопливо заговорил он. — Если я считался настолько мужчиной, чтобы участвовать в совете и идти рядом с тобой до самых Врат Ночи, то я в достаточной мере мужчина, чтобы сражаться вместе с твоими воинами.

— Неужели тебе так мила опасность? — спросил Гвидион, — Когда ты действительно станешь мужчиной, — мягко добавил он, — то научишься ненавидеть ее. Да и бояться тоже, как я. — Он наклонился с седла и пожал руку Тарену. — Пусть твое сердце всегда будет таким же смелым. А мужество свое ты еще успеешь показать.

Разочарованный Тарен вернулся назад. Всадники исчезли за деревьями, и роща казалась пустой и заброшенной. Мелинлас, привязанный рядом с другими лошадьми, беспокойно и жалостливо ржал.

— Эта ночь будет долгой, — сказал Адаон, пристально глядя на тенью нависшие громады Врат Ночи. — Ты, Тарен, первым будешь стоять на часах. Эллидир — вторым, до тех пор, пока не зайдет луна.

— Выкраиваешь себе побольше времени для сна и пророческих сновидений? — спросил Эллидир с презрительным смешком.

— Сегодня тебе не придется жаловаться на мои сны, — добродушно ответил Адаон, — потому что я разделю дозор с вами обоими. Спи, Эллидир, — добавил он, — а коли не собираешься спать, то хотя бы помолчи

Эллидир сердито завернулся в плащ и лег на землю рядом с Ислимах. Рыжая лошадка заржала и опустила голову, обнюхивая хозяина.

Ночь была холодной. Иней засверкал на сухой осоке, и облако смазало ясный и четкий круг луны. Адаон вынул меч и пошел в ту сторону, где редел лес. Белый свет луны заиграл в его глазах и на мгновение превратил их в две блестящие холодные звездочки. Он был насторожен, молчалив, мышцы его напряглись, как у ночного зверя, почуявшего опасность.

— Как ты думаешь, они уже добрались до Аннувина? — прошептал Тарен.

— Скоро должны быть там, — ответил Адаон.

— Жалко, что Гвидион не позволил мне идти с ним, — произнес Тарен с горечью. — Или с Моргантом.

— Не жалей об этом, — быстро ответил Адаон. На лице его обозначилось беспокойство.

— Почему? — озадаченно спросил Тарен. — Я был бы горд следовать за Моргантом. После Гвидиона он, по-моему, самый великий военачальник в Придайне.

— Он, конечно, смелый и могущественный человек, — согласился Адаон, — но я тревожусь за него. В моем сне, до начала похода, он стоял в кругу врагов, а меч его был сломан и обагрен кровью.

— Может быть, это ничего не значит? — попытался успокоить Адаона Тарен, — Неужели все твои сны сбываются? И все в них правда?

Адаон улыбнулся.

— Частичка правды есть во всем, надо только ее увидеть.

— Ты никогда не говорил мне, что видел во сне об остальных, — сказал Тарен. — О Колле, например, или о старине Доли, или о себе.

Адаон не ответил, он опять отвернулся и пристально вгляделся в уплывающий во тьму силуэт Врат Ночи.

Вынув меч из ножен, Тарен последовал за ним к опушке.

Глава 4

В тени Врат Ночи

Ночь тянулась и тяжестью наваливалась на Тарена. Почти в тот самый момент, когда должна была наступить очередь Эллидира выходить в дозор, Тарен услышал шорох в кустах. Он резко обернулся. Все стихло. И теперь он уже не был уверен, слышал ли что-нибудь или это только показалось ему. Тарен затаил дыхание и стал ждать, напряженный и готовый к броску.

Адаон, чей слух был таким же острым, как зрение, тоже заметил движение в ближних кустах и через мгновение уже стоял рядом с Тареном.

А Тарену уже показалось, что он заметил короткую вспышку света. Рядом хрустнула ветка. С воинственным воплем Тарен выхватил меч и кинулся на свет. Золотой луч ослепил его, и в уши вонзился резкий вскрик.

— Опусти меч! — закричала Эйлонви. — Каждый раз, когда я тебя вижу, ты размахиваешь им или тычешь в кого-нибудь. Что за манеры?

Тарен ошарашенно отступил назад и застыл. Вдруг темная гибкая фигурка вылетела из тени и рухнула на Эллидира. Тот мгновенно вскочил, выхватил меч и стал беспорядочно рассекать им воздух, со сна не поняв, в чем дело.

— Помогите! Помогите! — раздался голос Гурджи. — Гневный лорд испортит бедную слабую голову Гурджи своими рубилками и колотилками! — Он стремительно вскарабкался на сосну и оттуда, из безопасного места, грозил кулачком изумленному Эллидиру.

Тарен потащил Эйлонви подальше от светлой опушки, в тень деревьев. Волосы ее были растрепаны, платье изорвано и забрызгано грязью.

— Что ты наделала? — зашипел он, — Ты хочешь, чтобы нас всех убили? Погаси свой свет! — Он схватил золотой шар и тщетно, неумело попытался умерить его свечение.

— О, ты никогда не научишься обращаться с моей игрушкой, — сердито сказала Эйлонви.

Она отняла у него шар, прикрыла его ладонями, и свет исчез.

Адаон, узнавший девушку, положил ей руку на плечо.

— Принцесса, принцесса, — укоризненно сказал он, — ты не должна была идти за нами.

— Конечно, не должна была! — разгневанно поддержал его Тарен. — Она немедленно должна вернуться. Глупая, легкомысленная…

— Ее сюда не звали и не желают видеть здесь, — перебил его надменный Эллидир, подходя к ним. Он обернулся к Адаону: —В первый раз слышу от скотника разумные речи. Отправь эту маленькую дурочку домой к ее горшкам.

Тарен резко повернулся к нему:

— Попридержи свой язык! Я проглотил твое оскорбление ради нашего общего дела, но не смей дурно говорить о других.

Меч Эллидира как бы сам собой вылетел из ножен. Тарен поднял свой. Адаон встал между ними и поднял руку.

— Ну-ну, уймитесь, — приказал он, — неужто вам так хочется пролить кровь?

— Я не намерен выслушивать дерзости от скотника, — бросил Эллидир, — А ради этой судомойки я не намерен рисковать головой.

— Судомойка! — вскрикнула Эйлонви, — Ладно, я тебе еще как-нибудь отвечу…

Тем временем Гурджи осторожно слез с дерева, быстро, вприпрыжку забежал за спину Тарена и опасливо поглядывал оттуда на Эллидира.

— А этот! — Эллидир резко рассмеялся, указывая на Гурджи. — Не эта ли… образина и была тем черным существом, что так растревожило тебя во сне, мечтатель?

— Нет, Эллидир, не эта, — серьезно и печально ответил Адаон.

— Это я, Гурджит-воин! — смело закричал Гурджи из-за спины Тарена; — Да-да! Умный, храбрый Гурджи спасет хозяина, когда на него нападут пугалки и печалки.

— Помолчи! — прикрикнул на него Тарен. — Ты уже принес немало печалей и неприятностей!

— Как вы добрались до нас? — спросил Адаон. — Такой длинный путь! И пешком.

— Не совсем так, — сказала Эйлонви, — во всяком случае, не весь путь. Лошади убежали только недавно.

— Что? — вскричал Тарен. — Вы взяли лошадей из Каер Даллбен? И потеряли их?

— Ты прекрасно знаешь, что это наши собственные лошади, — обиделась Эйлонви, — те, что подарил нам Гвидион в прошлом году. И мы не потеряли их. Скорее, они потеряли нас. Мы только остановились, чтобы напоить их, а глупые твари разбежались. Наверное, испугались чего-то. Я думаю, им не понравилось, что мы так близко от Аннувина. Но в любом случае, — успокоила она Тарена, — они не пропадут. Я видела, как они направились в сторону Каер Даллбен.

— И вы отправитесь вслед за ними, — жестко сказал Тарен.

— А вот и не отправлюсь! — топнула ногой Эйлонви. — Я решила это, еще когда вы пересекали поле, покидая нас. И меня не интересует, что ты или кто-либо другой скажет. Справедливость есть справедливость. Если тебе позволили ехать, значит, и я могу. Вот так-то, очень просто.

— И это умный Гурджи нашел дорогу! — гордо вставил Гурджи, — Да-да, глазами он делал подглядки, ногами он делал подкрадки, ушами он делал подслушки, а носом — принюшки. Гурджи не позволил нежной принцессе идти одной. О нет! Верный Гурджи не оставит друзей, — добавил он, глядя укоризненно на Тарена.

— Раз уж вы прошли такой путь, — сказал Адаон, — можете подождать Гвидиона. Хотя не думаю, что вам понравится то, как он поступит с двумя непослушными беглецами. Ваше путешествие, — добавил он, с улыбкой разглядывая истрепанное платье Эйлонви, — кажется, было труднее нашего. Отдохните и подкрепитесь.

— Да, да! — заверещал Гурджи. — Чавки и хрумтявки для смелого, голодного Гурджи!

— Ты добр и внимателен, — сказала Эйлонви, с благодарностью глядя на Адаона. — От некоторых Помощников Сторожа Свиньи этого и ожидать нельзя.

Адаон пошел за едой. Эллидир отправился в дозор. А Тарен устало опустился на большой валун, положив меч на колени.

— Честно говоря, с голоду мы не умирали, — заметила Эйлонви. — Гурджи не забыл захватить с собой кожаную сумку. Помнишь, это тоже подарок Гвидиона. Так что он имел право взять ее. В этой волшебной кожаной сумке еда не переводится. Правда, она какая-то безвкусная. Но такое часто случается с волшебными вещами: они делают не совсем то, что ты от них ожидаешь.

Эйлонви подошла к Тарену и дотронулась до его плеча.

— Ты разозлился, да? — спросила она. — От меня же не скроешь. Это сразу видно. У тебя такой вид, будто ты проглотил осу. Я думаю…

— Ты думаешь о чем угодно, только не об опасности, — оборвал ее Тарен. — Несешься из дома куда глаза глядят, не соображая, что делаешь.

— Разговаривать с тобой, Тарен из Каер Даллбен, одно удовольствие, — съязвила Эйлонви. — И все же мне кажется, ты не так разгневан на меня. Во всяком случае, после того, что ты сказал Эллидиру. Ты был готов убить его за меня. Хотя особенной надобности в этом не было. Я могла бы и сама с ним поквитаться. На самом деле ты добрый и внимательный. Я-то знаю, а тебе это не часто приходит в голову. Для вредного Помощника Сторожа Свиньи ты удивительно хороший.

Эйлонви могла бы говорить и говорить, но вдруг послышался предупредительный крик Эллидира. Среди деревьев мелькнул всадник. Он быстро приблизился. Это оказался Ффлевддур. Позади него скакал сам по себе мохнатый пони карлика Доли.

Запыхавшийся бард с мокрыми, растрепанными, торчащими во все стороны рыжими космами поспешно соскочил с коня и подбежал к Адаону.

— Готовьтесь уходить! — закричал он на ходу. — Берите оружие. Собирайте всех лошадей. Мы едем в Каер Кадарн… — Тут он заметил Эйлонви. — Клянусь Великим Белином! Что ты здесь делаешь?

— Все спрашивают одно и то же, — фыркнула Эйлонви. — Я устала от этих вопросов.

— Котел! — вскричал Тарен. — Вы захватили его? Где остальные? Где Доли?

— Здесь, где же еще? — прозвучал надтреснутый голос. И в следующий момент Доли появился, вернее, проявился в седле, которое за мгновение до того казалось пустым. Он тяжело спрыгнул на землю. — Ф-фу! Не было времени даже на то, чтобы опять стать видимым, — Он зажал ладонями голову. — О, мои уши!

— Гвидион приказал нам отступать немедленно, возбужденно говорил Ффлевддур, — Он и Колл остались там вместе с Моргантом. Они, если смогут, присоединятся к нам потом. Если же нет, мы все собираемся в Каер Кадарн.

Пока Эллидир и Адаон спешно отвязывали лошадей, Тарен и бард упаковывали оружие.

— Возьми это, — сказал Ффлевддур, вручая Эйлонви лук и колчан со стрелами, — Остальные тоже вооружитесь получше.

— Но что все-таки случилось? — не унимался Тарен, — Наш план провалился?

— План? — рассеянно переспросил Ффлевддур, — План был превосходным. Лучше и быть не могло, Моргант и его люди сопровождали нас до самых Врат Ночи… О, этот Моргант! Какой воин! У него просто нет нервов! Хладнокровный и невозмутимый. Можно было подумать, глядя на него, что мы едем на праздник или на турнир, — Бард встряхнул своей взлохмаченной головой. — И вот мы оказались там, у самой черты Аннувина! О, ты еще услышишь песни, сложенные об этом, попомни мои слова!

— Прекрати нести этот свой бесконечный вздор! — проворчал Доли, ведя под уздцы лошадей. — Да, план, может быть, и был прекрасным, — сердито прохрипел он, — все бы и шло как по маслу. Одна лишь закавыка — мы потратили время и рисковали головами впустую!

— Может, хоть кто-нибудь из вас объяснит все по-человечески? — взорвалась Эйлонви. — Меня не интересуют ни песни, ни масло! Выкладывайте прямо! Где Котел?

— Я не знаю, — развел руками бард, — и никто не знает.

— Вы его потеряли? — всплеснула руками Эйлонви. — О, компания простофиль! Великие герои! Так и знала, что мне надо было с самого начала идти с вами!

Доли, казалось, лопнет от злости. Он так надул щеки, что голова его стала похожа на громадный багровый помидор. Карлик приподнялся на цыпочки, сжал кулаки и прошипел:

— Ты что, не понимаешь? Котел исчез! Совершенно! Нет его там!

— Но это невозможно! — вскричал Тарен.

— Ты только мне этого не говори! — вскипел Доли. — Я там был. Я все видел своими глазами. Я все слышал своими собственными ушами! Я отправился туда первым, как и приказал мне Гвидион. Я отыскал зал Воинов. Без всякого труда. И никакой стражи. Ага, подумал я, это оказывается проще, чем птичке чирикнуть. Я был невидимым. Но это мог сделать любой, да еще при ярком свете дня. А почему? Потому что нечего было охранять! Постамент был пустой!

— Выходит, Аровн перенес Котел в другое место, — догадался Тарен. — Надо отыскать это тайное место, вот и все!

— Ты полагаешь, что у меня чурбан на плечах? — взорвался Доли. — Это первое, что пришло мне в голову. Поэтому я двинулся дальше. Если бы потребовалось, я пошарил бы и за пазухой у Аровна. Но не успел я сделать и шести шагов, как налетел на двух стражников. Или они на меня налетели, неуклюжие олухи. И Доли потер шишку на лбу. — Невидимый, я некоторое время шел рядом с ними. И услышал все, что мне было нужно.

Доли оглядел своих слушателей, со значением помолчал и продолжил:

— Должно быть, это случилось несколько дней назад. Кто это был? Как он это сделал? Никто не знает. Аровн тоже. Можете вообразить его ярость!

Но кто бы он ни был, этот тайный похититель, он или они появились там раньше нас. Они хорошо сделали свою работу. Котел бесследно исчез из Аннувина!

— Но это поразительно! — воскликнула Эйлонви. — Наше дело сделано за нас.

— Дело наше еще далеко от завершения, — раздался густой голос Адаона. Он как раз навьючил одну из лошадей и подошел к ним. Эллидир тоже внимательно прислушивался к разговору.

— Слава досталась не нам, — сказал Тарен, — но зато и Аровн лишился Котла.

— Не все так просто, — остановил его Адаон. — Это поражение только подстегнет Аровна. Он не остановится, пока не вернет Котел. И более того, Котел опасен сам по себе. Даже вне власти Аровна. Что станется, если он попал в другие злые руки?

— Именно это и сказал Гвидион, — вставил Ффлевддур. — Эту штуку во что бы то ни стало надо найти и уничтожить. Гвидион собирается начать новый поиск из Каер Кадарн. Боюсь, что наша работа только начинается.

— Седлайте лошадей, — приказал Адаон. — Принцесса Эйлонви и Гурджи поедут с кем-нибудь из нас.

— Ислимах выдержит только меня, — поспешил заявить Эллидир. — Она не выносит на своей спине чужих.

— От твоей лошади ничего другого и нельзя ожидать, — заметил Тарен. — Эйлонви поедет со мной.

— А я возьму на спину своей Ллуагор Гурджи, — сказал Адаон. — И быстрее, друзья. В дорогу!

Тарен подбежал к Мелинласу, вскочил в седло и втащил за собой Эйлонви. Доли и другие поспешили к своим лошадям. И в это мгновение лес наполнился дикими криками и из-за деревьев засвистели стрелы.

Глава 5

Охотники Аннувина

Тяжело навьюченные лошади испуганно заржали. Мелинлас встал на дыбы. Стрелы затрещали среди ветвей, сбивая листья. Ффлевддур повернул лошадь и с обнаженным мечом бросился на нападающих. Густой голос Адаона перекрыл шум и крики:

— Это Охотники! Не принимайте боя!

Тарену почудилось, что ожили мрачные тени деревьев. Они тянули к нему свои корявые руки, стараясь вырвать из седла. Он беспорядочно отмахивался мечом. Мелинлас кидался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из круга теснивших его врагов.

Небо, казалось, затянулось сетью темно-красных паутинных нитей. Солнце, поднявшееся над черными соснами, наполнило рощу мрачным, мертвенным сиянием.

Тарен наконец разглядел нападавших. Их было не больше дюжины, одетых в куртки и штаны из шкур диких зверей, с длинными ножами за поясом. На шее одного из воинов висел крутой охотничий рог. Они кружили вокруг него молчаливым хороводом. Тарен стал задыхаться, будто Охотники лишали его воздуха. У каждого Охотника на лбу горело багровое клеймо. Тарен задрожал, вспомнив, что этот странный знак был символом силы и власти Аровна. Страх проник ему в сердце, сковал и обессилил его.

За его спиной раздался вопль Эйлонви, и в то же мгновение чьи-то могучие руки схватили его за пояс, рванули и выкинули из седла. Охотник повалился на землю вместе с ним. Стиснутый в крепких объятиях врага, Тарен не мог выхватить меч.

А громадный Охотник резко вскочил и уперся коленом в грудь юноши. Глаза его сверкали, зубы обнажились в ужасной усмешке. Он занес над Тареном кинжал.

Победный крик Охотника неожиданно прервался и заклокотал в горле. Он внезапно дернулся и повалился на спину. Эллидир, увидев беспомощность Тарена, бросился к нему на подмогу. Его меч рассек врага надвое. Отшвырнув безжизненное тело в сторону, Эллидир помог Тарену подняться.

На секунду их глаза встретились. Лицо Эллидира под сбившимся комом темных волос было презрительным и надменным, как всегда. Казалось, он хотел что-то сказать, но быстро отвернулся и, не произнеся ни слова, ринулся в самую гущу схватки.

На какую-то долю секунды над рощей повисла тишина. Затем протяжный вздох пролетел над рядами нападавших, словно каждый из них набирал в грудь живительную силу. Тарен с ужасом вспомнил предупреждение Гвидиона о том, что смерть одного Охотника увеличивает вдвое силы остальных. А те с ревом и еще большей свирепостью возобновили атаку. Со все возрастающей яростью они наскакивали на отбивающихся друзей Тарена.

Эйлонви, удержавшаяся в седле Мелинласа, натянула тугую тетиву лука и прицелилась. Тарен поспешил к ней.

— Не убивай их! — закричал он. — Защищайся, но не убивай их!

Из кустов выкатилась мохнатая, утыканная веточками и сухими листьями фигурка. Гурджи держал меч почти в собственный рост. Глаза его были крепко закрыты. Он топал ногами, вопил во всю глотку и размахивал мечом, как косой. Разъяренный, словно потревоженный шершень, он сновал взад-вперед между ног Охотников и их лошадей, подскакивая и вертясь. Клинок его ни разу не просвистел мимо цели.

Вдруг неустрашимые воины Аровна кинулись врассыпную. Тарен видел, как один из них беспомощно замахал руками, хватаясь за воздух. Чья-то невидимая рука потянула его за волосы, и голова Охотника откинулась назад, чуть ли не доставая седла. Другой Охотник согнулся и упал под ударами невидимых кулаков. Он покатился по земле, закрывая голову от сыплющихся на него тумаков. Но стоило ему подняться, как его товарищ, ничего не соображающий и совершенно обезумевший от неизвестно откуда падающих на его голову ударов, с криком накинулся на него. И Охотники вдруг стали тузить друг друга, беспорядочно рассекая воздух мечами. Постепенно они отступили в глубь рощи.

— Доли! — вскричал Тарен — Это Доли!

Адаон воспользовался моментом, чтобы скрыться. Он подхватил Гурджи и поднял его на спину Ллуагор.

— За мной! — закричал Адаон.

Он повернул лошадь и поскакал мимо дерущихся воинов. Тарен, не мешкая, вскочил в седло Мелинласа. Эйлонви обхватила его руками сзади. Он низко склонился над серебристой гривой коня. Стрелы свистели над его головой. Мелинлас неудержимо рвался вперед. Он пролетел рощу насквозь и понесся вдоль редких громадных деревьев.

Прижав уши, Мелинлас мчался мимо мелькающих деревьев. Сухие листья вихрем взлетали из-под копыт. Одним духом конь взлетел на голый глинистый гребень холма. На мгновение Тарен осмелился взглянуть назад. Внизу несколько Охотников отделились от своего отряда и галопом скакали к дороге, по которой путники спасались бегством. Прав был Гвидион, когда говорил, что это самые быстрые воины. В своих куртках из щетинистых шкур они казались скорее дикими животными, чем людьми. Широкой дугой Охотники охватывали подножие холма. Их воинственные нечленораздельные клики наводили ужас и эхом отдавались’ от нависающих скал, долетая, казалось, до самых Врат Ночи.

Похолодевший от страха Тарен поторапливал Мелинласа. На бесплодной вершине холма росли редкие деревья, и пучки высохшей травы торчали между их корней. Впереди неслась Ллуагор.

Адаон привел их к высохшему руслу реки. Темные грязные лужи виднелись меж высоких глинистых берегов. Здесь, за этими высокими обрывами, Адаон надеялся найти надежное убежище. Он остановил коня и посмотрел назад, чтобы удостовериться, что никто не отстал. Затем легким кивком приказал следовать за ним. Они быстрым шагом двинулись вперед. Русло реки, уже кое-где поросшее тонкими пихтами и купами ветвистой ольхи, вело их меж обрывистых берегов. Но через некоторое время берега понизились, и беглецов скрывали лишь редкие группы деревьев.

Хотя Мелинлас был еще свеж и не показывал усталости, другие лошади, как заметил Тарен, резко снизили скорость. Лохматый пони карлика Доли с трудом продирался сквозь невысокие кусты. Конь барда был взмыленным и тяжело дышал. Ислимах шла, низко опустив голову. Эллидир, отпустив поводья, не понукал ее. Лицо его было смертельно бледным, волосы слиплись, со лба тонкой струйкой стекала кровь. Впрочем, и Тарен чувствовал усталость и не прочь был бы отдохнуть.

Как он догадывался, они продолжали идти на запад. Врата Ночи остались позади, и острых, иззубренных верхушек их уже не было видно. Поначалу Тарен надеялся, что Адаон сможет вновь вывести их на дорогу, по которой они шли с Гвидионом. Но в то же время он понимал, что они уклонились далеко в сторону и теперь уходили все дальше и дальше.

Адаон привел их к густой чаще и дал сигнал спешиться.

— Нам не стоит задерживаться здесь надолго, — предупредил он. — Пожалуй, не найдется ни одного укромного уголка, где бы Охотники Аровна нас не нашли.

— Тогда остановимся и встретим их! — закричал бард. — Ффлевддур Пламенный никогда не уклонялся от боя!

— Да, да! Гурджи встретит их тоже! — залопотал Гурджи, хотя он, казалось, был не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой.

— Мы дадим отпор, если потребуется, — сказал Адаон. — Но сейчас они стали сильнее, и они не устают так быстро, как мы.

— Нельзя быть трусливыми зайцами! — взволновалась Эйлонви. — Надо дать им бой сейчас же! Как же мы будем выглядеть перед Гвидионом? Неужто позволим им гнать нас, как затравленного зверя? Или вы так сильно боитесь их, что готовы отступать, поджав хвосты?

— Я не боюсь их, — сказал Тарен, — но нет и бесчестья в том, чтобы избегать открытого боя. Сам Гвидион поступил бы так же.

— Помолчал бы! — не сдавалась Эйлонви. — Если вы считаете, что, удирая, сберегаете свою честь, то хотя бы позаботьтесь отыскать дорогу в Каер Кадарн.

Издали послышался протяжный, переливистый крик. Ему ответил другой голос. Потом еще один.

— Что это? — спросил Тарен. — Не собираются ли они прекратить погоню? Значит, мы избавились от них?

Адаон в сомнении покачал головой:

— Не уверен. Не стали бы они нас так долго и далеко преследовать, чтобы позволить уйти. — Он решительно натянул поводья Ллуагор. — Мы должны ехать до тех пор, пока не найдем более безопасного места для отдыха. Если мы позволим им сейчас нагнать нас, то у нас останется мало шансов спастись.

Эллидир, спешившийся на минуту, снова подошел к своей Ислимах. Тарен взял его за руку.

— Ты отлично дрался, сын Пен-Лларкау, — тихо сказал он. — Я обязан тебе жизнью.

Эллидир обернулся к нему и поглядел с тем же презрением, какое Тарен прочитал в его глазах там, в роще, во время боя.

— Твоя жизнь? Невелик долг, — коротко бросил он. — Ты, я вижу, очень ценишь свою жизнь.

И вновь они двинулись в путь, торопливо продвигаясь в глубь леса. Неожиданно стало сыро и холодно. Солнце, укрытое рваными серыми облаками, посылало на землю слабый свет. Спутанные ветви подлеска царапали лица, мокрые листья облепляли морды лошадей. Доли, низко склонившийся со своего пони, вдруг резко выпрямился в седле. Он явно увидел что-то порадовавшее его.

— Здесь Красивый Народ! — объявил он, когда Тарен подъехал к нему.

— Ты уверен? — спросил Тарен. — Откуда ты знаешь? — Сколько ни вглядывался Тарен, он так и не мог заметить разницы между этой лесной дорогой и той, с которой они только что свернули.

— Откуда я знаю! Откуда я знаю! — заворчал Доли. — А откуда ты знаешь, как разжевать ломоть хлеба?

Он ударил пятками в бока пони и спешно проехал мимо Адаона, который удивленно глянул ему вслед. А Доли соскочил на землю и, осмотрев, почти обнюхав несколько деревьев, быстро побежал к огромному дуплистому дубу. Он просунул голову внутрь и начал кричать изо всех сил.

Тарен тоже слез с лошади и кинулся к дереву. Следом бежала Эйлонви. Тарен опасался, что от усталости и напряжения дня карлик чуть повредился в уме.

— Странно, — пробормотал Доли, высовывая голову из дупла, — я не мог так сильно ошибиться.

Он снова наклонился, оглядел землю вокруг себя и подсчитал что-то на пальцах.

— Все правильно! — вскричал он. — Король Эйддилег не может не откликнуться, когда дела наши так плохи!

С этими словами он несколько раз яростно ударил по корням дерева. Тарен был уверен, что рассерженный карлик и сам бы втиснулся в дупло дерева, если бы оно не было таким узким.

— Я доложу об этом! — клокотал Доли, — Да! Самому Эйддилегу! Неслыханно! Невозможно! Небывало!

— Я не понимаю, чего ты хочешь и что делаешь, — сказала Эйлонви, протиснувшаяся мимо карлика к дубу, — но если ты нам объяснишь, то мы с удовольствием поможем тебе.

И вслед за карликом она тоже заглянула в дупло.

— Я не знаю, кто там, внутри, — гулко закричала она, — но мы здесь, снаружи, и Доли хочет поговорить с вами. В конце концов, ответить-то можно? Вы меня слышите? — Эйлонви выпрямилась и пожала плечами. — Кто бы они ни были, это невежливо с их стороны. Это все равно как вместо ответа на приветствие ты захрапишь и засвистишь носом.

Слабый, но отчетливый голос донесся из самой сердцевины дерева:

— Уходите!

Глава 6

Гвистил

Доли поспешно отпихнул Эйлонви и снова сунул голову в дупло. Он принялся кричать еще громче прежнего. Голос его тонул в глубине дерева, и Тарен никак не мог разобрать слов. Разговор карлика с неизвестным по ту сторону дупла похож был скорее на перебранку. Доли отпускал длинные сердитые тирады, а в ответ ему доносились короткие реплики-ответы.

Наконец Доли выпрямился и кивком пригласил остальных следовать за ним. Он быстрым шагом направился в гущу леса и шагов через сто вдруг прыгнул вниз с высокой насыпи, выросшей перед ними. Тарен, ведший в поводу одной рукой Мелинласа, а другой — пони, не раздумывая, последовал за Доли. Адаон, Эллидир и бард тоже направили своих коней за ними следом.

Высокая насыпь так резко обрывалась, что кони с трудом удерживались на ее крутом склоне. Они оскальзывались, осторожно ступали и снова скользили, бороздя копытами каменистый склон и обламывая колючие кусты ежевики. Ислимах беспрерывно мотала гривой и беспокойно ржала. Лошадь барда почти села на задние ноги, и даже Мелинлас еле удерживал равновесие своими крепкими, пружинистыми ногами.

К тому времени, когда Тарен достиг наконец подножия насыпи, Доли уже суетился на дне громадного оврага, разводя костер перед изгородью спутанных колючих кустов. Удивленный Тарен видел, как кусты ежевики вдруг начали трястись и содрогаться, будто изнутри кто-то бился, пытаясь их раздвинуть. И верно, вся эта спутанная масса ветвей неожиданно, с треском и шелестом, раздалась, будто раскрылись колючие створки ворот.

— Это придорожный пост Красивого Народа! — воскликнула Эйлонви. — Я знаю, они расставлены везде. И Доли нашел один из них.

Когда Тарен приблизился к карлику, проход уже раскрылся достаточно широко и в переплетении колючих ветвей маячила какая-то фигурка.

Доли пригляделся и проворчал:

— Так это ты, Гвистил? Мне следовало бы раньше догадаться.

— Так это ты, Доли? — ответил тихий печальный голос. — Мог бы предупредить заранее.

— Предупредить? — закричал карлик. — А что я делал, когда ты ни за что не хотел отпирать мне? Эйдцилег еще узнает об этом! Какой толк от придорожного поста, если нельзя воспользоваться им при необходимости? Ты же знаешь правило: если кто либо из Красивого Народа в опасности… Ладно, что там толковать. Я и так наорался до хрипоты. — Он яростно ткнул ногой в сплетение колючих веток ежевики.

В кустах послышался долгий и протяжный звук, похожий на вздох сожаления, и проход расширился. Тарен теперь ясно видел странное существо, скорее напоминавшее пучок сухих прутиков с клубком паутины в том месте, где должна быть голова.

Юноша вспомнил, что уже встречал в королевстве Эйдцилега представителей Красивого Народа, подобных этому необычному привратнику. Только этот был, кажется, сейчас не в лучшем виде.

В отличие от Доли, Гвистил был не из рода карликов. Длинный и тощий, с редкими длинными волосами, тягучими и тонкими, как паутинки, он действительно напоминал унылую сухую былинку. Нос его устало свешивался над верхней губой, которая, в свою очередь, нависала над подбородком, придавая лицу Гвистила самое мрачное выражение. Морщины бороздили его лоб, тусклые глаза беспомощно моргали. Казалось, он вот-вот разрыдается. Его узкие, согбенные плечи были задрапированы потертым, грязным плащом, складки которого он нервно теребил пальцами. Гвистил несколько раз жалко шмыгнул носом, вновь протяжно и тоненько вздохнул и неохотно кивком пригласил Доли войти.

Гурджи и Ффлевддур подошли и стали рядом с Тареном. Гвистил, заметив их, испустил подавленный стон.

— О нет, — пискнул он, — никаких людей. Может быть, в другой раз. Мне жаль, поверь, Доли. Но только не люди.

— Они со мной, — коротко бросил карлик — Они просят защиты у Красивого Народа, и я полагаю, что они ее получат.

Лошадь Ффлевддура, налетевшая на колючки, громко заржала. Это привело Гвистила в полное замешательство.

— Лошади! — всхлипнул он. — Это невозможно! Тащи сюда своих людей, если уж так хочешь. Но только не лошадей. Сегодня, Доли, я никак не расположен к общению с лошадьми. Пожалуйста, Доли, — застонал он, — не делай этого со мной. Я плохо себя чувствую, совсем неважно, правда. Я и подумать об этом не могу, об этих копытах, фырканье, топоте и громадных головах с каменными зубами. А кроме того, для них нет помещений. Да и вообще никаких помещений нет. Ни одной комнаты.

— Что это за место такое? — сердито спросил Элидир. — Куда ты привел нас, карлик? Остальные как хотят, пусть спускаются в эту нору. Но я без Ислимах и шагу не сделаю. Она должна быть при мне.

— Мы не можем оставить лошадей на земле, — сказал Доли Гвистилу, который уже стал удаляться, — Найди помещение или, в конце концов, сделай его, — приказал он. — Это мое последнее слово!

Шмыгая носом, ворча, покачивая головой, Гвистил с большой неохотой раздвинул колючие ворота во всю их ширину.

— Очень хорошо, — вздохнул он, — пусть они войдут. Пусть все войдут. И если ты знаешь кого-нибудь еще, тащи его сюда тоже. Хоть целую толпу. Это уже не имеет значения. Я пытался намекнуть тебе, деликатно воззвать к твоему разуму, Доли. Но теперь мне все равно. Теперь мне просто-напросто наплевать.

Тарен начинал понимать, что Гвистил беспокоится неспроста. Причина для беспокойства у него была. Проход был слишком узок и низок для могучих лошадей. Лошадь Адаона протиснулась с трудом. дом. Ислимах яростно выкатила глаза, когда колючки стали царапать и в кровь раздирать ей бока.

Тем не менее, пробравшись внутрь, Тарен увидел, что они оказались в длинном коридоре, похожем на широкую галерею с низким потолком. Одну стену коридора образовывала земляная насыпь, другую — густая завеса колючих ветвей, сквозь которую ничего нельзя было разглядеть. Однако в этой сплошной завесе было достаточно еле заметных прорех и щелей, пропускавших свежий воздух.

— Вы можете провести лошадей здесь, — тяжко вздохнул Гвистил, указывая на галерею. — Я расчищал ее не так давно. Правда, я не ожидал, что придется превратить ее в конюшню. Но проходите, мне уже все равно.

Поминутно вздыхая и всхлипывая, Гвистил повел путников по коридору, пахнущему влажной прелостью. Тарен заметил, что в одной стене была устроена глубокая ниша, наполненная корнями трав, лишайниками и грибами. «Продуктовые запасы здешнего угрюмого жителя», — догадался Тарен. Вода капала с земляного потолка или бежала ручьями по стенам. Запах сырой глины и прелых листьев стоял в коридоре. Дальше проход вел в небольшой круглый зал.

Здесь в крошечном, выложенном камнями очаге пылал слабый костерок. В коротких язычках пламени тлели пучки дерна. Но из этого еле мерцающего огня валили густые, разъедающие глаза и колющие в носу клубы дыма. Рядом лежал неубранный соломенный тюфяк. Здесь же стояли сломанный стол и два колченогих стула. Все стены были увешаны пучками сохнущей травы. Чувствовалось, что обитатель этой комнаты пытался выровнять стены, пол и потолок, но усилия его оказались тщетными: тут и там из приглаженной глины высовывались скрюченные щупальца корней, усы упрямо прорастающей травы и белые паутинки грибных спор. Хотя в комнате было достаточно тепло и даже душно, Гвистил зябко ежился и плотнее укутывал плечи своим ветхим одеянием.

— Очень уютное гнездышко, — сказал Ффлевддур, густо кашляя.

Гурджи поспешил к очагу и, несмотря на едкий дым, свернулся калачиком у самого огня. Адаон, который никак не мог выпрямиться и стать в полный рост, казалось, не обращал внимания на неудобство и беспорядок. Он подошел к Гвистилу и любезно поклонился.

— Благодарим тебя за гостеприимство, — вежливо сказал он. — Мы были в очень трудном положении.

— Гостеприимство! — фыркнул Доли. — Мы его еще и не видели! Ступай-ка, Гвистил, принеси чего-нибудь поесть и выпить.

— О, конечно-конечно, поесть — самый удобный способ потянуть время, — пробормотал Гвистил. — Так когда, вы говорите, собираетесь уйти отсюда?

Эйлонви вдруг взвизгнула от восторга:

— Посмотрите, у него ручная ворона!

Около огня на воткнутом в стену суку, который весьма отдаленно напоминал насест, шевелилась какая-то тень, которая, как догадался Тарен, и была на самом деле крупной вороной. Вслед за Эйлонви он подошел поближе, чтобы разглядеть ее. Ворона, скорее, напоминала комок темной глины, беспорядочно утыканный потрепанными перьями. Они топорщились и торчали во все стороны, как и спутанные паутинные волосы Гвистила. Зато глаза вороны неожиданно оказались ясными и острыми. Они смотрели на Тарена пронзительно и неотрывно. Несколькими сухими щелчками птица отполировала свой клюв о жердочку и подняла голову.

— Какая хорошенькая ворона, — умилилась Эйлонви. — Хотя, по правде, я еще никогда не видела таких растрепанных птиц. Впрочем, перья у нее чудесные. Когда к ним привыкнешь.

Поскольку птица не возражала, Тарен нежно пошевелил перья вокруг шеи и потрогал пальцем желтый костяной клюв.

Неожиданно ему на память пришел птенец-гвитант. Вспомнил он с печалью о раненой птице, с которой так подружился. Казалось, это было совсем недавно. Тем временем ворона наслаждалась лаской и вниманием, которыми, вероятно, ее не так часто дарили. Она вертела головой, томно моргала и старалась потереться клювом о волосы Тарена.

— Как ее зовут? — спросила Эйлонви.

— Зовут? — переспросил медлительный Гвистил. — Ее зовут Карр. Такое имя я ей дал из-за тех звуков, — принялся объяснять он, — которые, видишь ли, она издает, когда каркает. Или примерно таких, — добавил он неуверенно.

— Карр! — воскликнул Ффлевддур, наблюдавший за всем с интересом. — Восхитительно! Как умно! Никогда бы не догадался, что можно дать вороне такое необычное имя!

Он одобрительно кивнул Гвистилу. Пока Тарен гладил разомлевшую от счастья ворону, Адаон принялся осматривать рану Эллидира. Из небольшой кожаной сумки на поясе он достал горсть сухих трав и между ладонями растер их в порошок.

— Ты что, не только мечтатель, но и врачеватель? — буркнул Эллидир. — Если эта рана не волнует меня, с какой стати она должна занимать тебя?

— Не хочешь принимать мое сочувствие и доброту, — невозмутимо ответил Адаон, продолжая обрабатывать рану, — считай тогда мою заботу предусмотрительностью. У нас впереди тяжелый и опасный путь. Мне бы не хотелось, чтобы ты заболел и стал нам обузой.

— Я не буду вам в тягость и не стану задерживать, — ответил Эллидир. — И вообще не привык отступать или прятаться. А мы сейчас удираем и прячемся в норах, как лисы.

Гвистил с любопытством следил за умелыми действиями Адаона.

— Нет ли у тебя чего-нибудь полезного и для меня? — робко спросил он и, помолчав, добавил: — Вижу, что нет. Ладно, не важно. Просто я ничего не могу поделать с ужасной сыростью и сквозняками. Они меня переживут, уж это я знаю точно. — И Гвистил мрачно покачал головой.

— Перестань заниматься своими сквозняками, — бесцеремонно оборвал его Доли, — и подумай о том, как нам выбраться отсюда и оказаться в безопасности. Если тебе поручен придорожный пост, значит, ты должен быть готов ко всяким неожиданностям и непредвиденным случаям. — Он гневно нахмурился. — Не знаю, о чем думал Эйддилег, когда посылал тебя сюда!

— Я и сам часто удивляюсь этому, — согласился Гвистил с меланхолическим вздохом. — Мой пост расположен слишком близко к Аннувину, и каждый прохожий может постучать в эту дверь. Я не имею в виду никого из вас, — поспешно добавил он. — Но этот пост слишком открыт и незащищен. Впрочем, это вам не интересно. Нет, Доли, боюсь, что ничего не смогу сделать для вас. Разве что как можно быстрее показать вам выход наружу.

— А как же Охотники? — вмешался Тарен, — Если они все еще преследуют нас…

— Охотники? — Гвистил позеленел, и руки у него задрожали, — Как же вы на них наткнулись? Печально, печально. Знать бы мне раньше, но теперь, боюсь, поздно… О, слишком поздно! Они уже, наверное, окружили это место. Нет, вам надо было быть поосторожнее.

— Ты, должно быть, полагаешь, что мы ради собственной забавы устроили охоту на себя? — закричала Эйлонви, которая уже не могла сдержать своего раздражения. — Это все равно как приманить пчелиный рой и попросить пчел пожалить тебя немного.

При виде разъяренной девушки Гвистил съежился и стал похож на побитую морозом былинку. Он задохнулся от кашля, вытер дрожащей рукой взмокший лоб, и одинокая крупная слеза покатилась по его вислому носу.

— Я не то имел в виду, дитя мое, поверь мне, — шмыгнул носом Гвистил. — Просто я не вижу, что можно сделать, если вообще можно что-нибудь сделать. Вы попали в ужасающе трудное положение. Как и почему это случилось, ума не приложу — да и не мне его прикладывать.

— Нас привел сюда Гвидион, чтобы атаковать Аннувин, — сказал Тарен.

Гвистил поспешно заслонился руками.

— Не рассказывай мне, — перебил он испуганно— Что бы это ни было, я и знать о том не хочу. Предпочитаю не знать, не слышать, не участвовать ни в одном из сумасшедших планов. Гвидион? Я просто удивлен, что он решился на это. Он-то мог предвидеть, к чему эта затея приведет. Если даже я понимаю. Но что жалеть о содеянном?

— Дело наше срочное, — сказал Адаон, который закончил перевязывать рану Эллидира и подошел к ним. — Мы ничего не просим такого, что навлекло бы опасность на тебя. Я не стану сейчас подробно объяснять все обстоятельства, что привели нас сюда. Но, не зная главного, ты не сможешь понять, как отчаянно мы нуждаемся в твоей помощи.

— Мы пришли забрать Котел из Аннувина, — выпалил Тарен.

— Котел? — прошептал Гвистил.

— Да, Котел! — завопил вдруг взбешенный карлик. — Ты, бледная личинка жука! Ты, беззаботный подземный светлячок! Да, именно воскрешающий мертвых Котел Аровна!

— О, этот Котел… — еле слышно пробормотал Гвистил, — Прости меня, Доли. Я-то думал… Так когда, говорите, вам надо уходить?

Карлик, казалось, готов был разорвать Гвистила на куски. Но Адаон вышел вперед и быстро, четко и коротко объяснил, что произошло у Врат Ночи.

— Какой позор, — качал головой Гвистил, печально и жалостливо вздыхая — И как же вы могли все так перепутать? Впрочем, поздно об этом сожалеть. Но вы должны использовать это как можно разумнее. Я вам не завидую. Поверьте мне, нисколько. Такое несчастье!..

— Но пойми, — прервал его Тарен, — мы ничего не перепутали. Просто Котла не оказалось на месте. Нет его в Аннувине! Кто-то уже украл его.

— Да, — сказал Гвистил, печально глядя на Тарена, — да, я знаю.

Глава 7

Карр

Тарен вздрогнул.

— Ты знал об этом? — спросил он. — Тогда почему же…

Гвистил вобрал голову в плечи, будто ожидал удара, и стал затравленно и нервно озираться.

— О, я знаю. Но только не совсем. Я имею в виду, что ничего толком не знаю. Обыкновенные слухи, вы понимаете меня? А что, скажите, можно услышать здесь, в этом заброшенном месте? Так, ерунду. Не обращайте на это внимания.

— Гвистил, — сурово сказал Доли, — ты знаешь об этом больше, чем говоришь. Давай развязывай роток!

Бедное мрачное существо прижало руки к голове и принялось стонать и раскачиваться взад и вперед.

— Уходите и оставьте меня одного, — всхлипывал Гвистил. — Я плохо себя чувствую. Мне предстоит еще столько дел. И мне нет ни до чего дела.

— Ты должен сказать нам! — вскричал Тарен, — Пожалуйста, — добавил он, понизив голос, потому что несчастный Гвистил жутко затрясся, а глаза у него закатились, словно в обмороке, — Не скрывай от нас ничего. Если ты будешь продолжать молчать, мы станем рисковать нашими жизнями впустую, бесцельно и бессмысленно.

— Оставьте меня, — хныкал Гвистил, утирая лоб полой плаща. — Не приставайте с расспросами. Это лучшее, что вы можете сделать. Идите туда, откуда пришли. И забудьте об этом навсегда.

— Как же мы можем сделать такое? — возмутился Тарен. — Аровн не остановится до тех пор, пока не получит Котел назад.

— Конечно, не остановится, — согласился Гвистил. — Он и сейчас не сидит сложа руки. Именно поэтому вы должны прекратить поиски и тихо уйти. Вы только накличете новые беды и несчастья. И пора уже с этим разговором покончить.

— Что ж, придется нам поскорей отправиться в Каер Кадарн и присоединиться к Гвидиону, — сказала Эйлонви.

— Да-да, поспешите, — забормотал Гвистил, и Тарен увидел в его испуганных глазах проблеск надежды. — Я даю вам этот совет из самых лучших побуждений. И я рад, безмерно рад, что вы собираетесь последовать ему. Вы конечно же пожелаете выйти на свою прежнюю дорогу, — добавил он, радостно оживляясь. — Очень мудро. Я, к несчастью, вынужден оставаться здесь. Завидую вам, право же. Но уж такова жизнь. Мало кому удается изменить ее. Что поделаешь? Приятно было встретиться с вами. До свидания.

— До свидания? — задохнулась Эйлонви. — Если мы высунем отсюда нос, а Охотники тут как тут, поджидают нас… да это будет уже не «до свидания», а «прощайте»! Доли сказал, что твоя обязанность — помогать путникам. А ты не сделал ничего! Кроме разве что вздохов, ахов и охов! Если это самое лучшее, на что способен Красивый Народ, я поздравляю тебя, Доли!

Гвистил снова хлопнул себя по голове ладонями.

— Пожалуйста, прошу тебя, не кричи. Я сегодня не в состоянии переносить крики. В особенности после того, как сюда втолкали лошадей. Хорошо. Пусть один из вас пойдет и посмотрит, здесь ли Охотники. Будет ли от этого польза, не знаю. Они ведь могли как раз в этот момент куда-нибудь отлучиться.

— Интересно, кого это собираются послать поглядеть? — пробормотал карлик. — Конечно же старину Доли! Хватит. Пора прекращать эти игры в невидимку.

— Я мог бы дать вам кое-что, — вмешался Гвистил. — Не то чтобы это очень уж помогло. Это нечто вроде порошка, который я иногда использую при необходимости. Я берегу его на случай непредвиденных обстоятельств.

— О чем это ты тут болтаешь, земляная жужелица? — проворчал Доли.

— Да, э… я имею в виду… э-э-э… для самой крайней необходимости, — залепетал, бледнея, Гвистил. — Держу для себя. Но не обо мне сейчас речь. Вы можете взять это. Я отдам вам весь порошок. Пошли… Вы посыпаете им ноги, копыта и тому подобное, в общем — то, чем ходите, — объяснял Гвистил на ходу. — Он, правда, не очень хорошо действует. Но главное — не стоит суетиться. Потому что он стряхивается, стирается, одним словом. Естественно, если вы ходите, шевелите ногами, он будет стряхиваться. Тем не менее на какое-то время он скроет ваши следы.

— Это то, что нужно, — обрадовался Тарен. — Если мы сумеем замести следы, то сможем и убежать, скрыться от Охотников.

— Я дам вам порошка, — с воодушевлением продолжал Гвистил — И это не займет много времени.

Он уже выходил из комнаты в коридор, когда Доли крепко ухватил его за руку.

— Гвистил, — сурово сказал карлик, — у тебя уклончивый и трусливый взгляд. Ты можешь обмануть людей. Но не забывай, что ты имеешь дело и с одним из представителей Красивого Народа. У меня такое чувство, — Доли сжал Гвистила посильнее, — что ты желаешь поскорей от нас избавиться. А вот интересно, что будет, если я стисну тебя посильнее? Какое выражение появится у тебя в глазах?

При этих словах Гвистил закатил глаза и грохнулся в обморок. Карлику пришлось его приподнять и держать, пока Тарен и остальные обмахивали несчастного кто чем мог.

Через некоторое время Гвистил открыл один глаз.

— Извините, — выдохнул он, — мне сегодня не по себе. Плохие новости про Котел. Одна из тех новостей, которые не совсем приятны.

Вдруг ворона, которая молча и неподвижно наблюдала за всем происходящим, взглянула на хозяина глазом-бусинкой и захлопала крыльями с такой силой, что дремавший по-прежнему у огонька Гурджи вскочил на ноги.

— Ордду! — прокричала Карр.

Ффлевддур с удивлением повернулся к ней.

— Вообразите себе! — воскликнул он. — Эта птица сказала вовсе не «карр», как ей бы и полагалось. Во всяком случае, мне так кажется. Мог бы поклясться, что она произнесла нечто вроде «ор-ду»!

— Орвен! — проскрипела Карр. — Оргох!

— Вот, — сказал Ффлевддур, изумленно глядя на птицу. — Она сделала это опять! И по-другому!

— Странно, — согласился Тарен. — Звучит не повороньи, а как какое-то «ордду-орвен-оргох»! Вы

только взгляните на нее! Носится туда-сюда по жердочке, будто чем-то ужасно взволнована. Надеюсь, мы ее ничем не обидели?

— Она ведет себя так, будто желает что-то сообщить нам, — предположила Эйлонви.

Тем временем лицо Гвистил а приобрело цвет застарелого сыра.

— Ты, как я вижу, не хочешь, чтобы мы поняли ее, — сказал Доли, грубо хватая насмерть перепуганного Гвистил а — Но она-то хочет нам что-то сказать. Уж на этот раз я тебя так прижму, Гвистил, что ты и вздохнуть не сможешь!

— Нет-нет, пожалуйста, не делай этого, — взмолился Гвистил. — И не обращай внимания на птицу.

Она иногда творит странные вещи. Я старался обучить ее хорошим манерам, но пока ничего не выходит.

Поток оправданий и стонов Гвистила продолжался, карлик пропустил их мимо ушей. Он начал выполнять свою угрозу и постепенно сжимал объятия.

— Нет, — завопил Гвистил, — не хватай меня! Только не сегодня! Не сейчас! Послушай меня, Доли, — залепетал он, пряча бегающие глазки, — если я все расскажу, ты обещаешь тут же уйти отсюда?

Доли кивнул и ослабил хватку.

— Карр сказала вам, — поспешно заговорил Гвистил, — что Котел в руках Ордцу, Орвен и Оргох. Это все. Скорблю, но ничего больше сообщить вам не могу. Такой пустяк, и упоминать-то об этом не следовало.

— Кто такие Ордцу, Орвен и Оргох? — спросил Тарен. Он так был возбужден, что был готов помочь Доли.

— Кто они? — переспросил Гвистил. — Ты бы лучше спросил, что это за создания!

— Хорошо, — поправился Тарен, — что это за создания?

— Я не знаю, — ответил Гвистил. — Трудно объяснить. Да это и не важно. Они взяли Котел, вот самое главное. — Он вдруг мелко задрожал. — Не вмешивайтесь в это. Нет никакой надежды что-либо сделать.

— Кем бы они ни были или чем бы ни были, — вскричал Тарен, оборачиваясь к своим спутникам, — но я собираюсь найти их и отобрать Котел. Именно этим мы должны заняться сейчас, а не думать о возвращении. Где они живут? — приступил он снова к дрожащему Гвистилу.

— Живут? — переспросил Гвистил, поежившись. — Они не живут. То есть не совсем так. Не могу объяснить, все это очень неопределенно. Я в самом деле не знаю, поверьте мне!

Карр вновь захлопала крыльями.

— Морва! — гаркнула она.

— Я имел в виду, — простонал Гвистил, как только разъяренный Доли шагнул к нему, — что они обычно обитают в Болотах Морвы. Где точно, я не знаю, совсем ничего не знаю. Вот в чем дело. И вы никогда их не найдете. А если и найдете, чего никогда не произойдет, я уверен, то очень пожалеете об этом. — Гвистил в отчаянии заломил свои костлявые сухие ручки.

— Я слышал о Болотах Морвы, — сказал Адаон. — Они лежат на западе. Но как далеко отсюда, я не знаю.

— Я знаю! — перебил его Ффлевддур. — День пути, не меньше. Когда-то я забрел гуда во время своих скитаний. Помню их довольно хорошо. Неприятный край и очень страшный. Конечно, меня это испугать не могло. Я бесстрашно шагал через…

«Блямс!» — с резким звоном оборвалась струна на арфе.

— Я шел мимо них, — поспешно поправился бард. — Страшные, вонючие, отвратительные топи. Но, — добавил он, — если там находится Котел, тогда я вслед за Тареном воскликну: идемте туда! Ффлевддур Пламенный никогда не колеблется!

— Ффлевддур Пламенный никогда не колеблется сболтнуть не подумав, — хмыкнул Доли. — Гвистил в первый раз сказал истинную правду. Я слышал рассказы еще дома, в королевстве Эйддилега, об этих… как вы там их называете? Ничего хорошего! Никто ничего толком не знает. А если знает, то помалкивает.

— Вы только послушайте Доли! — вмешалась Эйлонви. — Даже не понимаю, как это вы собираетесь отбирать Котел у тех, кто бы они ни были, если не ведаете ни какие они, ни где прячутся.

Она сердито наступала на Тарена.

— И кроме того, — не унималась девушка, — Гвидион приказал вам встречать его в Каер Кадарн. И, если память моя не стала дырявой от всей той чепухи, что вы здесь наболтали, он ни слова не вымолвил о том, что нужно идти совершенно в другую сторону.

— Ты не поняла, — принялся растолковывать ей Тарен. — Когда Гвидион просил дожидаться его в Каер Кадарн, он собирался придумать новый план поисков. Он же не знал, что мы найдем Котел!

— Во-первых, — возразила Эйлонви, — Котла ты еще не нашел!

— Но мы знаем, где он! — вскричал Ффлевдцур. — А это самое важное! И прекрасное!

— А во-вторых, — невозмутимо продолжала Эйлонви, не обращая внимания на слова барда, — если ты кое-что разузнал, самое разумное поделиться этой новостью с Гвидионом. А уж потом действовать.

— Это разумно, — вставил Доли. — У нас и так будет достаточно трудностей, пока мы доберемся до Каер Кадарн, без того чтобы таскаться еще и по грязным болотам, будто мы дикие гуси. Прислушайтесь к словам этой девушки. Она единственная, кроме меня разумеется, у кого голова на месте.

Тарен заколебался.

— Возможно, — сказал он после долгой паузы, — будет разумнее отправиться к Гвидиону. Король Моргант и его воины — большая подмога для нас.

Он соглашался с усилием. На самом деле в глубине души Тарен жаждал сам найти Котел и с триумфом принести его Твидиону. И все же он не мог не признать, что предложенный Эйлонви и Доли план куда надежней.

— Итак, в дорогу. Мы… — уже решительно начал Тарен.

Но Эллидир, выступив вперед, прервал его.

— Скотник! — процедил он сквозь зубы. — Ты сделал хороший выбор, скотник. Возвращайся. Беги со своими друзьями подальше от опасности. Здесь мы и разделимся.

— Разделимся? — озадаченно спросил Тарен.

— Неужели ты думаешь, что я сверну с дороги именно сейчас, когда игра почти выиграна и приз, можно сказать, завоеван? — холодно ответил Здлидир. — Иди своим путем, жалкий скотник. А я пойду своим — к Болотам Морвы. Ждите меня в Каер Кадарн, — добавил Эллидир с презрительной усмешкой — Подогревайте свое мужество у кухонного огня, а я принесу вам Котел.

Гнев вспыхнул в глазах Тарена от слов Эллидира. Мысль о том, что именно Эллидир найдет Котел, была ему невыносима.

— Мужество во мне не остыло, чтобы его подогревать, — запальчиво крикнул он — А греется оно в огне битвы, Сын Пен-Лларкау! Идите обратно все, кто этого желает! А я был дураком, что прислушивался к словам и советам девушки!

Эйлонви в ярости топнула ногой. Доли поднял руку, собираясь возразить, но Тарен ответным жестом заставил его молчать. Теперь он был спокойнее, первая вспышка гнева утйхла.

— Это не безрассудный порыв, — сказал Тарен. — Я был бы дважды дураком, если бы не только слушал неразумные советы, но и возгорался от пустых насмешек. От этого остерегал меня Гвидион. Но подумайте, Аровн ни на секунду не прекращает поиски Котла. Он и сейчас ищет его. Мы не имеем права терять время, отправляясь за подмогой. Если он найдет Котел до того, как это сделаем мы…

— А если нет? — вставил Доли, — Почему ты полагаешь, что он знает, где находится Котел? А коли ему это неизвестно, то сколько времени он потратит на то, чтобы узнать? Согласен, дорога в Каер

Кадарн не усыпана розами. Нам грозят и Дети Котла, и Охотники, и гвитанты. Любому олуху ясно, какой опасности мы подвергаемся. Но если ты спросишь меня, то я скажу, что гораздо больше риска в одиночку тащиться к Болотам Морвы.

— И нелишне было бы тебе запомнить, Тарен из Каер Даллбен, — запальчиво крикнула Эйлонви, — что не ты здесь все решаешь и не Эллидир. Болтай-болтай, сыпь своими легкомысленными идеями, но учти, командует вами обоими Адаон. Если я не ошибаюсь, — ехидно добавила она.

Тарен вспыхнул.

— Прости меня, Адаон, — сказал он, смиренно склонив голову. — У меня и в мыслях не было не повиноваться тебе. Выбор за тобой.

Адаон, который до сих пор молча сидел у огня и слушал, покачал головой.

— Нет, — тихо сказал он, — этот выбор не может быть только моим. Я ничего не скажу ни за, ни против твоего плана.

— Но почему? — вскричал Тарен. — Я не понимаю тебя. — Он с недоумением глядел на Адаона. — Ты лучше всех нас знаешь, что делать.

Серые глаза Адаона мягко светились отблесками огня.

— Может, когда-нибудь ты поймешь. Теперь же выбирай свою дорогу сам, Тарен из Каер Даллбен, — сказал он. — Куда бы она ни вела тебя, я обещаю свою помощь,

Тарен отошел назад и секунду-другую стоял молча, переполненный сомнениями и тревогой. Не страх был в его сердце, а непонятная, щемящая грусть, печаль, подобную которой навевают несомые осенним ветром сухие листья. Адаон продолжал смотреть, не отрываясь, на пляшущие в очаге языки пламени.

— Я пойду в Болота Морвы, — твердо сказал Тарен.

Адаон кивнул:

— Пусть будет так.

Никто не проронил ни слова. Даже Эллидир не ответил ничего. Он прикусил губу и сжимал пальцами рукоять меча.

— Ладно, — сказал наконец Доли, — наверное, и мне придется идти с вами. Сделаю, что смогу. Но это ошибка, предупреждаю вас.

— Ошибка? — возликовал бард. — Ни в коем случае! Ффлевддур Пламенный не останется в стороне!

— И я, конечно, — вздохнула Эйлонви, — Должен же быть среди вас хоть кто-то со здравым смыслом. Болота! Бр-р! Если уж вы так упорно пытаетесь сделать из себя дураков, так выбрали бы, по крайней мере, место посуше.

— Гурджи поможет! — залопотал Гурджи, вскакивая на ноги. — Да, да, вам пригодятся его подкрадки и подглядки!

— Гвистил, — мрачно сказал Доли, — тащи свой порошок.

Пока Гвистил бестолково копался в своем барахле, карлик вздохнул, надулся и исчез. Через некоторое время он вернулся. Теперь он снова был видимым, и все заметили, как он разъярен. Уши его дрожали, а кончики их стали ярко-голубыми.

— Пять Охотников расположились лагерем как раз у выхода, — сказал он. — Они и не собираются… о, мои уши!.. Они не уберутся отсюда до самой ночи. Если от этого порошка будет какой-нибудь толк, мы успеем оказаться далеко, до того как они что либо сообразят.

Путники присыпали ноги и копыта лошадей черным порошком, который раздавал Гвистил из покрытого плесенью мешка. Когда Тарен отвязал Мелинласа и вывел его из-под полога кустов ежевики наружу, Гвистил, казалось, сиял от радости. Он просто ликовал.

— До свидания. До свидания, — бормотал Гвистил. — Прибавьте шагу. Ненавижу, когда тратят мгновения своей жизни на медленную ходьбу. Жизнь уходит, догоняйте ее. До свидания. Надеюсь, что мы встретимся снова. Но не скоро. До свидания.

С этими словами он поспешно закрыл вход в свои владения. Тарен крепче ухватился за уздечку Мелинласа, и путники молча двинулись в лес.

Глава 8

Камень в подкове

Снаружи, за стенами придорожного поста, уже наступила ночь. Небо стало чистым, но холод усилился. Адаон и Ффлевддур держали спешный совет. Они выбирали дорогу. И вскоре согласились, что отряд должен ехать на запад до самого рассвета, а потом укрыться и поспать. После этого следовало свернуть на юг. Как обычно, Эйлонви сидела в седле Мелинласа позади Тарена. Гурджи притулился на спине Ллуагор.

Ффлевдцур вызвался идти первым, утверждая, что он прекрасно ориентируется и может отыскать Болота Морвы с закрытыми глазами. Однако, после того как оборвались две струны, он уступил свое место Адаону. Доли, все еще сердито бормоча о голубеющих ушах и опрометчивых олухах, ехал последним, охраняя отряд с тыла. Превращаться в невидимку он отказался наотрез.

Эллидир ни с кем не перемолвился ни словом с того момента, как они покинули придорожный пост и простились с хнычущим Гвистилом. После того как решили отправиться на поиски Котла всем отрядом, в глазах Эллидир а не угасала холодная ярость, и Тарен ясно видел это.

— Я уверен, что он и в самом деле попытался бы добыть Котел сам, без нашей помощи, — шепнул Тарен Эйлонви, — Представляешь, как мало шансов было у него сделать это в одиночку. Это напоминает мне мои ребяческие выходки, которые я совершал, будучи еще Помощником Сторожа Свиньи.

— А ты все еще остаешься Помощником Сторожа Свиньи, — сердито сказала Эйлонви — Отправился в эти невероятные топи из-за насмешек Эллидира. И все, что ты скажешь в оправдание, — чистая ерунда. Только не уверяй меня, что не было мудрее сначала найти Гвидиона. Но нет, ты решил по-иному и потащил за собой всех остальных.

Тарен промолчал. Слова Эйлонви обожгли его, и больше всего потому, что и сам он уже начинал жалеть о своем решении. Теперь, когда отряд выступил в поход, сомнения терзали его все сильнее и сильнее и на сердце было тяжело. Тарен не мог забыть странных слов Адаона и все старался понять, почему тот отказался от своего законного права решать. Он направил Мелинласа поближе к Адаону и склонился к нему с седла.

— Мне не по себе, — тихо сказал он. — Не следует ли нам вернуться? Боюсь, ты что-то скрываешь от меня. Если бы я знал что, то, может быть, решил бы по-другому.

Если Адаон и разделял сомнения Тарена, то виду не показал. Он сидел в седле прямо, будто и не чувствовал усталости от многодневного пути. И Тарена поразило странное выражение его лица. Смесь торжества и гордости, свет радости — все это вовсе не соответствовало тому положению, в котором они оказались. Тарен был озадачен.

Выдержав долгую паузу, Адаон сказал:

— Наш удел — свершать то, что нам суждено свершить. Хотя и не всегда нам дано видеть это наперед.

— Мне кажется, ты видишь наперед многое, — тихо ответил Тарен — Такое, о котором не говоришь. Я много об этом думал… — Тарен запнулся. — А сейчас больше, чем когда-либо. И особенно о твоих снах, о том из них, что ты видел последней ночью в Каер Даллбен. Тебе привиделись Эллидир и король Моргант. А мне ты предсказал, что я буду скорбеть. Но что ты видел о себе?

Адаон улыбнулся.

— Вот что тебя беспокоит… Хорошо, я скажу тебе. Я видел себя на поляне. И хотя вокруг была зима, на поляне было тепло и все залито солнцем. Пели птицы, и цветы вырастали из бесплодных камней.

— Твой сон был красивым, — сказала Эйлонви. — Но я не могу понять его смысл.

Тарену показалось, что он что-то понял.

— Да, сон красив, — сказал он. — Но опасаюсь, что сон этот предрекает несчастье, и потому ты, Адаон, решил не рассказывать его.

Адаон ничего не ответил, и Тарен вновь погрузился в свои собственные мысли, ища и не находя утешения. Мелинлас уверенно шагал во тьму. Конь обходил упавшие на тропу сучья, осторожно переступал через торчащие острые камни, даже не нуждаясь в понуканиях всадника. Тарен отпустил уздечку, руки его лежали на гриве коня, глаза закрывались от усталости. Юноша склонился к шее коня и ласково проговорил:

— Выбирай дорогу сам, дружище. Наверняка ты знаешь ее лучше, чем я.

…На рассвете Адаон поднял руку и дал сигнал остановиться. Они ехали всю ночь по длинной ленте бесконечных спусков и подъемов. До сих пор их окружал лес Идрис, Но здесь многие деревья еще стояли в листве, кустарник был гуще, а земля менее промерзшая, чем на холмах вокруг Врат Ночи. Доли на пони, который фыркал белыми клубами тумана, подскакал сообщить, что Охотников позади них не видно.

— Как долго будет действовать этот черный порошок, я не знаю, — сказал карлик, — и, по чести, не уверен, что от него много пользы. Если Аровн занялся поисками Котла, то он ищет его упорно и внимательно следит за всем, что происходит вокруг. Охотники, конечно, знают, что мы двинемся именно в этом направлении. И рано или поздно обнаружат нас. Этот Гвистил… хм… и эта его ворона… Не надо было нам с ним встречаться, вот что я думаю.

Эллидир спешился и беспокойно изучал левую переднюю ногу Ислимах. Тарен тоже спрыгнул на землю и подошел к Эллидиру. Лошадь заржала и выкатила глаза при его приближении.

— Она захромала, — сказал Тарен. — Надо помочь ей, не то мы не сможем двигаться дальше с прежней скоростью.

— Я не нуждаюсь в советах скотников, — ответил Эллидир. Он стал на одно колено и обследовал копыто лошади, так осторожно и нежно прикасаясь к нему, что это несколько смягчило Тарена.

— Если ты облегчишь ее ношу, — примирительно сказал он, — она не так будет страдать. Ффлевддур может посадить тебя к себе в седло позади.

Эллидир выпрямился. Глаза его потемнели.

— Не надо меня учить, как поступать с моей собственной лошадью. Ислимах может идти. И она дойдет. — Эллидир отвернулся, но Тарен успел заметить беспокойство в его глазах.

— Позволь мне осмотреть ее, — сказал Тарен, — Может быть, я найду причину ее хромоты.

Он опустился на землю и протянул руку к передней ноге Ислимах.

— Не прикасайся! — вскричал Эллидир, — Она не выносит чужих рук.

Ислимах встала на дыбы и оскалила зубы.

— Убедился, скотник? — процедил Эллидир, — Ее копыта тяжелы, как камни. Хочешь попробовать?

Тарен поднялся и схватил Ислимах под уздцы. На какую-то долю секунды, когда лошадь рванулась в сторону, он и впрямь испугался, что она затопчет его. Глаза Ислимах округлились от страха. Она ржала и молотила ногами. Копыто просвистело у его плеча. Но Тарен ослабил хватку и положил руку на костистую голову Ислимах. Кобыла мелко дрожала. Тарен спокойно и ласково говорил с ней. Она отбросила голову, тряхнула гривой. Напряженные мускулы ее расслабились. Поводья повисли, и она оставила попытки вырваться.

Не переставая нашептывать успокаивающие слова, Тарен поднял копыто. Как он и предполагал, под подкову вклинился маленький зазубренный камешек. Он вытащил нож. Ислимах снова задрожала. Но Тарен работал быстро и безмолвно. Он вытащил камень, кинул его на землю.

— Такое случается даже с Мелинласом, — объяснил Тарен, похлопывая успокоившуюся лошадь по боку. — Есть такое место между копытом и подковой. Любой может проглядеть его, если не знать. Колл научил меня этому.

Лицо Эллидира было матово-бледным.

— Ты пробовал украсть у меня честь, скотник, — прошипел он сквозь сжатые зубы, — может, ты украдешь и мою лошадь?

Тарен не ожидал никакой благодарности от надменного принца, но злой выпад Эллидира ошеломил его. Рука Эллидира застыла на рукояти меча.

Тарен почувствовал, как его охватывает волна ответной злобы. Щеки его вспыхнули. Но он сдержался.

— Честь твоя принадлежит тебе, — холодно ответил Тарен. — Как и твоя лошадь. Но скажи мне, принц Пен-Лларкау, какой камень застрял в твоем башмаке?

Он резко повернулся и зашагал к остальным путникам, укрывшимся в гуще кустов. Гурджи уже раскрыл свою кожаную сумку и гордо раздавал содержимое.

— Да, да! — кричал он радостно. — Хрумки и чавки для всех! Спасибо великодушному, добросердечному

Гурджи! Он не позволит, чтобы в пустых животах у смелых воинов раздавались одни бульки и гульки.

Эллидир по-прежнему оставался в стороне, похлопывая Ислимах по шее и бормоча что-то в самое ухо своей стройной чалой лошадке. Поскольку он не делал никакой попытки присоединиться к трапезе, Тарен позвал его. Но принц Пен-Лларкау лишь грозно глянул на него и остался стоять на месте рядом с Ислимах.

— Единственно, о ком он заботится, так это о своей лошади с дурным, между прочим, характером, — пробормотал бард. — И, насколько я понимаю, она — единственное существо, которое привязано к нему. Два сапога пара. Вот что я скажу, если вы спросите меня.

Адаон, сидевший чуть поодаль от остальных, подозвал Тарена.

— Хвалю тебя за терпение, — сказал он, — Черный зверь, сидящий внутри Эллидира, жестоко подстрекает его.

— Я думаю, он смягчится, когда мы найдем Котел, — сказал Тарен. — Славы хватит на всех. Это утешит его.

Адаон печально улыбнулся.

— Разве не достаточно утешения в тех днях, что нам дано прожить? Запомни, самая большая радость — жить среди тех, кого мы любим, среди вещей, которые дороги нам, среди всей красоты мира. И это самое большое утешение.

И Адаон легко вздохнул.

— Но хочу поговорить с тобой о другом, — продолжал он, и лицо его, обычно спокойное, теперь омрачилось, — У меня есть кое-какое имущество. Не очень много, но я дорожу этими вещами. Ллуагор. Мой мешочек с травами. И это… — Он дотронулся до пряжки, прикрепленной у самого горла. — Брошь, которую я ношу, драгоценный подарок Арианллин, моей суженой. Если случится со мной какая-нибудь беда, они твои. Я пристально за тобой наблюдал, Тарен из Каер Даллбен. Во всех моих прежних путешествиях я не встречал: никого, кому бы я доверил эти сокровища.

— Не говори о будущих бедах! — воскликнул Тарен. — Мы друзья и убережем друг друга от любой опасности. А что касается твоего подарка, то знай, Адаон, твоя дружба — это самый большой подарок мне.

— Тем не менее, — настаивал Адаон, — мы не можем знать будущего. Ты примешь их?

Тарен кивнул.

— Прекрасно, — сказал Адаон. — На сердце у меня стало легче.

После обеда решили отдохнуть до полудня. Эллидир молча подчинился, когда Адаон приказал ему первым идти в дозор. Тарен завернулся в плащ и лег под кустом. Утомленный путешествием, возбужденный своими страхами и сомнениями, он уснул мгновенно. Сон его был тяжелым и глубоким.

Солнце стояло высоко, когда Тарен открыл глаза. Он вскочил, с ужасом сообразив, что проспал свой черед стоять на часах. Спутники его все еще спали.

— Эллидир, — позвал он, — почему ты не разбудил меня?

Никто не ответил. Он огляделся. Нигде не было видно ни Эллидира, ни его Ислимах. Тарен поспешно растолкал остальных. Он порыскал между ближними деревьями, в густых зарослях кустов. Затем вернулся назад.

— Он ушел! — вскричал Тарен. — Он ушел за Котлом один! Он сказал, что сделает это, и сделал!

— Украл у нас нашу удачу, насколько я понимаю, — проворчал Доли. — Ладно, мы его догоним… А если нет… то это его забота. Он не знает, куда ехать. И потому нам неведомо, в какую сторону он отправился.

— Получается, что мы, нет, скорее он сам избавил нас от себя, — заметил Ффлевддур.

Впервые Тарен увидел глубокую тревогу, написанную на лице Адаона.

— Мы должны быстро догнать его, — сказал Адаон. — Гордость и честолюбие Эллидира поглотят его. Я боюсь и подумать, что может случиться, если Котел окажется в его руках.

Они выехали с необыкновенной поспешностью. Адаон быстро нашел след Эллидира, который вел на юг.

— Я-то надеялся, что ему надоело все и он отправился домой, — размышлял Ффлевддур. — Но теперь нет сомнений, он направляется к Болотам Морвы.

Путники спешили изо всех сил, но никак не могли нагнать Эллидира. Они продвигались вперед, из последних сил понукая лошадей. Наконец остановились, чтобы перевести дух. Поднимался сильный холодный ветер. Он вздымал вороха сухих листьев, и они птицами кружили над головами путников.

— Я не знаю, сможем ли мы догнать его, — сказал Адаон. — Он едет быстро и опередил нас на целую ночь.

Тарен соскользнул с седла Мелинласа и упал на землю, обхватив голову руками. Он чувствовал свою вину. Издали донесся пронзительный птичий крик. Первый голос лесной птицы, который они услышали с тех пор, как покинули Каер Даллбен.

— Это не настоящий птичий язык, — всполошился Адаон, вскакивая на ноги. — Это перекликаются Охотники. Они обнаружили нас.

Не ожидая приказа Адаона, карлик ринулся в ту сторону, откуда донесся клич Охотников. Тарен видел, как Доли надулся и тут же растворился в воздухе. Адаон выхватил меч.

— На этот раз мы должны принять бой, — сказал он решительно. — Мы не можем больше спасаться бегством.

Он быстро скомандовал, чтобы Тарен, Эйлонви и Гурджи приготовили свои луки. Сам же Адаон и бард вскочили на лошадей.

Через несколько мгновений карлик возвратился.

— Пятеро Охотников! — крикнул он. — Идите вперед. Я останусь и сыграю с ними ту же шутку, что и в прошлый раз!

— Нет, — сказал Адаон, — не думаю, что тебе это опять удастся. Быстро следуйте за мной, — Он повел их через небольшую полянку и остановился в тени деревьев. — Здесь мы остановимся, — сказал Адаон Тарену. — Как только они появятся, Ффлевддур, Доли и я атакуем их с флангов. Когда они повернутся к нам лицом, чтобы дать бой, пускайте стрелы.

Адаон развернул лошадь к поляне. В следующий момент Охотники ринулись из укрытия. Они не успели сделать и нескольких шагов, как Адаон с громким гиканьем пустил коня в галоп. Доли и бард скакали по бокам. Когда Тарен выхватил меч, Адаон уже успел врезаться в самую гущу Охотников и рубил своим острым клинком направо и налево. Карлик вытащил из-за пояса короткий топор и яростно размахивал им, поражая врагов. Ошеломленные быстрой и неожиданной атакой, Охотники разворачивались, чтобы принять бой.

Тарен выпустил стрелу и услышал, как стрелы Эйлонви и Гурджи просвистели одновременно. Дикий, пронзительный свист стрел словно бы сам по себе разрезал воздух, пронизывал листву, сбивал тонкие веточки с деревьев. С воинственным воплем Гурджи пустил вторую стрелу. Три Охотника теснили Ффлевддура и карлика к кустам. Меч Адаона рубил и звенел, натыкаясь на латы и мечи врагов.

Теперь уж Тарен не осмеливался пускать стрелы, опасаясь угодить в своих.

— Мы стоим здесь без пользы! — крикнул он, швырнул лук на землю и выхватил меч.

Он стремглав ринулся на помощь Адаону. Один из Охотников тут же повернулся к Тарену и напал на него. Тарен бился с ожесточением. Его меч отскочил от крепкой куртки из звериной шкуры. Но сам Охотник потерял равновесие и упал на землю. Тарен переступил через него и устремился вперед. Он позабыл о страшном кинжале Охотников. И лишь в последнее мгновение увидел, как тот поднимается и тянется к своему поясу.

Тарен застыл от ужаса. Все заслоняло возникшее перед ним рычащее лицо с темно-красным клеймом. Звериная рука поднялась, чтобы кинуть сверкающий кинжал. Неожиданно Ллуагор оказалась между Охотником и Тареном. Адаон поднялся в седле и полоснул мечом. Охотник уже валился на землю, когда нож вырвался из его руки и, блеснув, просвистел прямо над ухом Тарена.

Адаон покачнулся и стал ловить воздух открытым ртом. Меч выпал у него из руки. Он тяжело опустился на гриву Ллуагор, зажав торчащий из груди кинжал.

С криком ужаса и боли Тарен подхватил его, уже готового упасть на землю.

— Ффлевддур! Доли! — закричал Тарен. — Сюда! Адаон ранен!

Глава 9

Брошь

Теперь Охотники направили свой удар на Ффлевддура. Лошадь его стала на дыбы. После смерти одного из них ярость, сила и бешенство Охотников возросли вдвое.

— Отнеси его в безопасное место! — крикнул бард. Мощным прыжком его конь перескочил через плотный барьер кустов и понесся в лес. Карлик на пони следован за ним. С яростными криками Охотники преследовали их.

Тарен взял Ллуагор под уздцы и повел ее вместе с вцепившимся в густую гриву Адаоном в тень деревьев. Эйлонви уже бежала им навстречу. Они с Тареном встали по бокам коня, чтобы Адаон не соскользнул с седла, и стали пробираться сквозь низкий кустарник. Гурджи, ведший на поводу Мелинласа, поспешал за ними.

Они бежали, ничего не замечая, раздирая одежду и лица о колючки ежевики. Ветер, пронзительный и жалящий, обжигал зимним холодом. Но лес стал немного реже, и вскоре они оказались в защищенной от ветра лощине среди ольховой поросли.

Адаон поднял голову с загривка Ллуагор и жестом попросил их остановиться. Лицо его было серым и искаженным от боли. Черные волосы прилипли ко лбу.

— Опустите меня на землю, — попросил он. — Оставьте меня. Я больше не могу двигаться. Что с бардом и Доли?

— Они уводят от нас Охотников, — быстро ответил Тарен. — Здесь мы на некоторое время в безопасности. Доли знает, как их запутать, а Ффлевддур поможет ему. Я уверен: они вскоре присоединятся к нам. Отдохни немного. Я принесу тебе лекарства из седельной сумки.

Они осторожно спустили Адаона с лошади и отнесли его на ровную площадку на пригорке. Пока Эйлонви отвязывала от седла кожаную фляжку с водой, Тарен и Гурджи распрягли Ллуагор и подложили седло под голову Адаону. Ветер завывал в вершинах деревьев. Но это защищенное со всех сторон место казалось теплым и даже уютным. Бегущие по небу облака рассеялись, и солнце позолотило ветки и стволы деревьев.

Адаон приподнялся. Его серые глаза обежали укромный пятачок поляны. Он коротко кивнул:

— Да, это красивое место. Я отдохну здесь.

— Мы залечим твою рану, — ответил Тарен, поспешно разворачивая пакет с травами, — Ты почувствуешь себя лучше. А если нам придется двигаться дальше, мы сделаем носилки из ветвей и подвесим их между двумя лошадьми.

— Мне хорошо, — еле слышно произнес Адаон. — Боль почти ушла. И здесь очень приятно. Тепло, как весной.

При этих словах Адаона у Тарена защемило сердце. Тихая поляна, мирное солнце, медовые блики на стволах ольхи показались ему угрожающими.

— Адаон! — вскричал Тарен. — Об этом был твой сон?

— Очень похоже на то, — спокойно ответил Адаон.

— Значит, ты знал? — задохнулся Тарен, — Ты знал, что опасность близка! Почему же ты не сказал об этом раньше? Я бы никогда не отправился на поиски Болот. Мы могли повернуть назад.

Адаон улыбнулся.

— Это правда. Именно поэтому я не хотел мешать тебе в твоем решении. Я бы очень хотел быть рядом с моей возлюбленной Арианллин, и мысли мои сейчас с ней. Но если бы я выбрал возвращение, то всю жизнь сомневался бы, чем вызван мой выбор: продиктован ли он был мудростью или влечением сердца. Я считаю, что все идет так, как должно идти. И судьба моя свершилась. Я готов умереть здесь.

— Ты спас мою жизнь! — закричал Тарен. — Ты не должен потерять свою! Мы найдем дорогу в Каер Кадарн и к Гвидиону.

Адаон медленно покачал головой. Он поднял руки к горлу и отстегнул от ворота куртки железную брошь.

— Возьми это, — сказал он. — Бережно храни ее. Эта маленькая невзрачная вещица более ценна, чем может показаться.

— Я вынужден отказаться, — тихо сказал Тарен с улыбкой, которая плохо скрывала его беспокойство. — Эта брошь — подарок умирающего. Но ты должен и будешь жить, Адаон!

— Возьми ее, — настойчиво повторил Адаон. — Это не приказ, но просьба друга.

Он сунул брошь в руку сопротивляющемуся Тарену. Эйлонви подошла с фляжкой воды, размочила лечебные травы. Тарен взял воду и вновь опустился на колени рядом с Адаоном.

Глаза Адаона смежились. Лицо его было спокойным. Рука с повернутой вверх раскрытой ладонью покоилась на земле.

Он умер.

Когда горе немного утихло, путники вырыли могилу, выложили ее плоскими камнями. Завернув Адаона в плащ, они опустили его в землю и укрыли сверху дерном, а Ллуагор жалобно ржала и била копытом сухую землю. Затем они сложили над могилой высокий холм из валунов. Эйлонви нарвала на краю поляны полуувядших цветов, уже тронутых морозом. Она рассыпала их на могиле, они застряли в расселинах между валунами, и казалось, растут прямо из камней.

Они оставались здесь до наступления ночи, но Ффлевддур и Доли так и не появились.

— Будем ждать их до рассвета, — сказал Тарен. — Дольше оставаться нельзя. Боюсь, что мы потеряли больше, чем одного доблестного друга.

«Адаон предупреждал, что я буду вскоре скорбеть, — пробормотал он себе под нос. — Так и произошло. Трижды».

Обремененные печалью, слишком разбитые усталостью даже для того, чтобы выставить караул, они свалились на свои плащи и уснули. Сны Тарена, как и его настроение, были путаными, наполненными смятением и страхом. Он видел скорбные лики друзей, спокойное безжизненное лицо Адаона. Он видел, как Эллидира разрывает черный зверь, погружая свои когти в грудь принца и терзая несчастного до тех пор, пока тот не издал смертельный вопль. Беспокойные видения сменились видом широкого просторного луга, по которому Тарен бежал, утопая по плечи в высокой траве, в бесплодных поисках дороги. Над его головой парила серая птица, распростершая широкие крылья. Он уже выбился из сил, следуя за ней. И тут дорога открылась ему.

А потом он увидел бурный ручей, обтекавший громадный валун. На валуне лежала арфа Ффлевдцура, которая играла сама по себе, когда ветер задевал ее струны.

И снова Тарен бежал. На этот раз через болото. Медведь и два волка бросились на него и пытались разорвать в клочья своими когтями и клыками. Испуганный, он прыгнул в темный водоем, но вода внезапно превратилась в сухую землю. Разгневанные звери с ужасающим рыком прыгнули следом.

Внезапно он проснулся. Сердце его колотилось. Ночь почти иссякла. Первые робкие полоски рассвета просвечивали сквозь деревья. Эйлонви беспокойно шевелилась, Гурджи хныкал во сне. Тарен прижал ладонь к глазам. Сон все еще не отпускал его. Он видел разинутую пасть волка, острые белые зубы. Тарен вздрогнул и окончательно сбросил с себя тенеты сна. Он знал, что пора решать, возвращаться ли им в Каер Кадарн или продолжать поиски Болот Морвы.

Тарен посмотрел на лежащих рядом Гурджи и Эйлонви. Всего за один день его спутников разбросало, как осенние листья ветром, а здесь, вместе с ним, остался лишь жалкий, крохотный отряд, потерявшийся в громадных просторах, усталый и преследуемый жестокими врагами. Неужели они еще могут надеяться на то, чтобы сохранить свои жизни! А путешествие в Каер Кадарн будет таким же опасным, как и поиск. Возможно, и более трудным. Тем не менее надо было выбирать.

Спустя некоторое время он поднялся и стал седлать коней. Эйлонви уже проснулась, а Гурджи лежал, высунув свою взъерошенную, утыканную веточками и сухими листьями голову из складок плаща.

— Скорее, — приказал Тарен — Нам лучше пораньше выйти в дорогу, пока Охотники не спохватились и не сцапали нас.

— Они быстро найдут нас, — сказала Эйлонви — Их здесь как репейников. Они рассыпаны по всему пути до Каер Кадарн.

— Мы пойдем к Болотам, — решительно сказал Тарен, — к Болотам Морвы, а не в Каер Кадарн.

— Что? — вскричала Эйлонви. — Ты все еще думаешь об этих отвратительных Болотах? Неужели ты серьезно надеешься, что мы сможем отыскать этот Котел, да еще притащить его?

Тарен молча занимался упряжью.

— С другой стороны, — задумалась Эйлонви, — полагаю, это единственное, что нам остается теперь, когда ты нас вовлек в свою безумную затею. К тому же никто не знает, что на уме у Эллидира. И зачем тебе нужно было, чтобы он приревновал тебя к своей глупой лошади?..

— Мне жаль Эллидира, — ответил Тарен. — Адаон когда-то сказал мне, что он видел во сне черного зверя, сидящего на плечах Эллидира. Теперь я, кажется, понимаю, что он имел в виду.

— Ладно, — примирительно заметила Эйлонви, — не знаю, о чем ты толкуешь. Но с твоей стороны было милосердно и благородно помочь Ислимах. Я и в самом деле рада, что ты это сделал. Уверена, что у тебя были самые лучшие побуждения, а это никогда не проходит бесследно и помогает надеяться на лучшее.

Тарен промолчал. Его все еще удручало и томило неясное беспокойство, хотя тревожные сны постепенно бледнели и стирались из памяти. Он оседлал Мелинласа, а Гурджи и Эйлонви вдвоем уселись на Ллуагор. И маленький отряд поспешно оставил поляну.

Тарен намеревался ехать на юг, надеясь каким-то образом все же набрести на Болота Морвы к следующему дню. Впрочем, он довольно смутно представлял, где они находятся.

День выдался ярким и бодрящим. Мелинлас летел легким галопом по мерзлой земле. Тарен вдруг мельком заметил мерцающую в лучах осеннего солнца, усеянную каплями росы паутину на ветке боярышника и деловито снующего по ней паука. Тарен с изумлением осознал, что вдоль лесной дороги идет суетливая, полная забот жизнь. Белки готовили зимние припасы. Муравьи копошились в своих земляных замках. Он их как бы видел воочию. Никогда раньше такого не происходило с ним: мир открылся ему во всем своем небывалом величии и простоте.

В самом воздухе витали особые запахи. Он струился и трепетал, по нему пробегали волны прозрачной ряби. Тарен вдыхал, пил этот резкий и чистый воздух, как холодное вино. И он знал, хотя и не чувствовал еще, что поднимается северный ветер. А запахи окутывали его. Сейчас он ощутил необычный, незнакомый ранее запах и повернул Мелинласа в ту сторону, откуда он прилетел.

— Поскольку уж ты взялся вести нас, — заговорила Эйлонви, — интересно узнать, имеешь ли ты понятие, куда мы движемся.

— Где-то рядом вода, — сказал Тарен, — Нам нужно наполнить фляги… — Он заколебался, озадаченный своими словами и своей уверенностью. — Да, здесь есть ручей, — уже твердо повторил он. — Я уверен в этом. Мы должны направиться именно туда.

И все же он слегка удивился, когда действительно через некоторое время они наткнулись на быстрый ручей, журчащий между часто растущими рябинами. Они подъехали ближе. С радостным возгласом Тарен придержал Мелинласа. На камне, свесив босые ноги в воду, сидел Ффлевддур.

Бард вскочил и, разбрызгивая воду, побежал им навстречу. Он был изможден и измучен, но не ранен.

— Это я называю даром судьбы! — воскликнул бард — Я нашел вас, вы — меня! Не хотелось бы признаваться, но я просто-напросто заблудился. Совершенно. Бросился следом за Доли, потом преследовал Охотников. А когда стал возвращаться назад, окончательно заплутал. Как Адаон? Я рад, что вам удалось… — Бард вдруг замолчал. Выражение лица Тарена сказало ему больше, чем слова. Ффлевддур печально покачал головой. — Таких, как Адаон, найдется на этой земле не много, — сказал он. — Мы не можем позволить себе таких потерь. И потерю нашего доброго старого Доли. — Он поник головой и печально вздохнул.

— Я не знаю точно, что произошло, — тихо продолжал бард. — Помню лишь, что мы летели с огромной скоростью. Жаль, вы не видели этого! Если бы не он, Охотники обязательно стянули бы меня с лошади. Теперь они сильнее, чем прежде. Ведь мы убили одного или двух. Затем пала моя лошадь. То есть, — замялся бард, когда струна на его арфе натянулась и лопнула, — то есть я попросту свалился с лошади. К счастью, к этому времени Доли уже далеко увел их за собой. Он с такой скоростью скакал… — Ффлевддур опять тяжело вздохнул. — Что с ним случилось потом, я не знаю.

Бард подвернул свои штаны. До сих пор он шел пешком и был счастлив вновь сесть в седло. Гурджи вскарабкался на Ллуагор позади него. Тарен и Эйлонви снова, как и прежде, восседали на Мелинласе. Рассказ барда привел Тарена в совершеннейшее уныние, потому что он понял, как мало шансов было у Доли спастись. Но он упрямо продолжал вести своих спутников на юг.

До сих пор никаких ориентиров, подтвердивших бы верность выбранного направления, не было. Но Ффлевддур утверждал, что они движутся правильно.

— Опасность лишь в том, — рассуждал он, — что, отклонись мы слишком сильно на юг, непременно упремся в море. А Болота останутся в стороне.

Тарен, увы, не мог ничего предположить. Он удрученно отпустил поводья и не делал никаких попыток направить ход коня. Деревьев становилось все меньше, и вскоре путники въехали на широкий холмистый луг. Тарен, который подремывал в седле, обернув плечи плащом, вздрогнул и встрепенулся. Луг с высокой травой, доходящей чуть ли не до луки седла, был ему чем-то знаком. Он видел его раньше, но где, никак не мог припомнить. Тарен дотронулся до пряжки Адаона, прикрепленной на шее. Внезапно со страхом и смятением он понял. Пальцы его на холодной пряжке задрожали. Тарен глянул вверх. Над ним кружилась серая птица. Она спустилась вниз на распростертых крыльях, затем быстро взмыла в небо, пересекла луг и вдруг исчезла из виду.

— Это была болотная птица, — сказал Тарен, быстро разворачивая Мелинласа. — Если мы поедем следом за ней, — добавил он, указывая в том направлении, куда улетела птица, — я уверен, мы придем прямо к Морве.

— Отлично! — вскричал бард. — Должен признаться, что я никогда бы не приметил эту птицу!

— В конце концов, это единственное, что тебе удалось за весь день, — согласилась Эйлонви.

— Это не моя заслуга, — сказал Тарен, озабоченно хмурясь. — Адаон говорил правду. Подарок действительно ценный.

Он быстро рассказал Эйлонви о пряжке Адаона и о своих ночных снах.

— Понимаешь, — возбужденно говорил он, — я видел сон об арфе Ффлевддура, и мы нашли его самого. Это не я вел вас на поиски ручья, что-то властно тянуло меня. И я понял, что мы непременно найдем его. А теперь эта птица. Она тоже была в моем сне. И был еще один сон. Страшный. Про волков… И это тоже случится. Я уверен. Сны Адаона всегда были правдой. Он рассказывал мне их.

Эйлонви с недоверием смотрела и слушала Тарена. Она не склонна была верить его словам.

— Адаон был замечательным человеком, — сказала она. — Не втолковывай мне, что весь его ум зависел от куска железа. Пусть даже эта железяка волшебная.

— Я не это имел в виду, — сказал Тарен, — Уверен, что Адаон все понимал и так. Ведь я даже с его пряжкой многого не могу понять. Но я знаю одно — теперь я чувствую по-другому. Я вижу вещи, которых раньше не замечал. Нюхал или пробовал, но не видел. Я не могу объяснить тебе это. Все это странно и немного страшно. Но так красиво! Есть вещи, которые я знаю, но не знаю, откуда я их знаю…

Тарен запутался и умолк. Эйлонви тоже молчала.

— Да, — промолвила она наконец, — теперь я верю тебе. Ты даже говоришь по-иному. Пряжка Адаона — бесценный дар. У тебя появилась мудрость. — Она вновь помолчала и добавила: — Мудрость, которая, полагаю, нужна Помощнику Сторожа Свиньи больше, чем что-либо другое.

Глава 10

Болота Морвы

С того самого момента, как появилась болотная птица, Тарен вел своих спутников быстро, без колебаний следуя по вьющейся среди травы тропе. Он чувствовал мощные мускулы Мелинласа, перекатывающиеся под ним, и управлял лошадью с привычным мастерским умением. Конь отвечал на малейшее движение руки всадника таким могучим рывком, что Ллуагор еле поспевала за ним. Ффлевддур крикнул Тарену, чтобы он чуть попридержал коня и дал им перевести дыхание. Гурджи, похожий на встрепанный ветром стожок сена, с радостью спрыгнул на землю. И даже Эйлонви вздохнула с облегчением.

— Поскольку уж мы остановились, — сказал Тарен, — Гурджи может раздать немного еды. Но сначала лучше найти укрытие, а не то мы промокнем до нитки.

— Промокнем? — вскричал Ффлевддур, — Клянусь Великим Белином, на небе нет ни единого облачка! Сегодня великолепный день, удачный во всем!

— На твоем месте, — посоветовала Эйлонви озадаченному барду, — я бы прислушалась к словам Тарена. Прежде бы я тебе этого не сказала. Но теперь обстоятельства несколько переменились.

Бард пожал плечами, но послушно пошел следом за Тареном через холмистое поле в неглубокий овраг. Здесь они нашли достаточно широкое и удобное углубление в крутом склоне.

— Надеюсь, ты не ранен? — спросил Ффлевддур. — У меня был военачальник, у которого рана каждый раз ныла к перемене погоды. Должен заметить, что это очень удобный, хотя и несколько болезненный способ предсказания дождя. Я всегда думал, что проще немного подождать, пока погода сама себя покажет. Рано или поздно это случается.

— Ветер изменился, — сказал Тарен. — Теперь он дует с моря. Он беспокойный и с соленым привкусом. К нему примешивается и запах травы и осоки. Это заставляет меня предположить, что мы недалеко от Морвы. Если все будет идти хорошо, мы к завтрашнему дню сможем достичь Болот.

Почти сразу, после того как они нашли укрытие, небо заволокло низкими тучами и на холмы обрушился холодный дождь. Через мгновение он превратился в отвесный ливень. Вода стекала ручьями по обе стороны их убежища, но спутники оставались сухими.

— Мудрый хозяин, — кричал Гурджи, — защитил нас от озябки и капкапки!

— Должен признать, — заметил бард, — ты точно все предсказал.

— Не я, — сказал Тарен, — Без пряжки Адаона, боюсь, мы бы промокли насквозь.

— Как это? — переспросил сбитый с толку Ффлевддур, — Я и не предполагал, что от пряжек бывает какой-нибудь толк.

И Тарен, как накануне Эйлонви, рассказал барду все, что знал о броши возлюбленной Адаона. Ффлевддур внимательно разглядывал украшение на груди Тарена.

— Очень интересно, — сказал он. — Что бы там еще она ни умела, эта чудесная пряжка, но на ней нанесены символы бардов. Вот эти три линии, похожие на наконечник стрелы.

— Я уже заметил их, но не знал, что это, — сказал Тарен.

— Естественно, — толковал Ффлевддур, — это же наука бардов. Я многое изучил, когда пытался подготовиться к экзамену.

— Но что они означают? — спросил Тарен.

— Насколько я помню, — вставила Эйлонви, — я уже как-то просила его прочесть одну надпись.

— Да, — смущенно откликнулся Ффлевддур, — но те были другими. Я отлично знаю все символы науки бардов. Вообще-то это секрет, но коли уж пряжка принадлежит тебе, то, думаю, мне позволено будет приоткрыть тебе смысл этих символов. Линии означают триаду — знание, правду и любовь.

— Это очень мило, — хихикнула Эйлонви, — не возьму в толк, почему знание, правда и любовь должны быть таким уж большим секретом?

— Секрет совсем не в том, — ответил бард — Но согласитесь, достаточно трудно найти хотя бы одно из этой триады. А сложите их все вместе, и вы получите нечто по-настоящему огромное и всесильное.

Тарен, задумчиво теребивший пряжку, беспокойно огляделся.

— Быстрей! — вскрикнул он. — Мы должны немедленно отсюда уходить!

— Тарен из Каер Даллбен, — возмутилась Эйлонви, — ты заходишь слишком далеко в своих предсказаниях! Я еще понимаю, когда ты уводишь нас от дождя, но я не желаю нарочно выскакивать под дождь!

Однако она послушно последовала за ним. Путники под торопливые команды Тарена отвязали лошадей и стали быстро спускаться с холма. Не успели они сделать и десяти шагов, как весь склон, осевший под ливнем, обрушился с ужасающим грохотом.

Гурджи завопил от страха и бросился к ногам Тарена.

— О, великий, смелый и мудрый хозяин! Гурджи благодарен! Его бедная слабая голова убереглась от ужасных грохов и опасных плохов!

Ффлевддур тихонько присвистнул.

— Ну и ну, это просто необыкновенно! Еще мгновение, и мы были бы погребены. Никогда не расставайся с пряжкой, друг мой. Это настоящее сокровище.

Тарен молчал. Его рука непроизвольно сжимала брошь Адаона, а сам он неотрывно и со все возрастающим удивлением смотрел на обрушившийся склон.

Дождь утих незадолго до наступления ночи. Промокшие и продрогшие путники проделали еще немалый путь, пока Тарен разрешил им отдохнуть вновь. Серая и безрадостная болотная трясина протянулась перед ними. Ветер и вода проделали протоки и расселины в раскисшей земле, будто великан сунул пальцы и разворотил размякшую почву. Путники разбили лагерь в узком ущелье и были рады, что у них есть возможность поспать пусть и на грязной, но чуть подсохшей горке. Тарен не спал, а лишь чутко дремал. Одной рукой он сжимал железную брошь на груди, а другой крепко ухватился за рукоять меча. Неожиданно для себя он не чувствовал особой усталости, хотя скакал, как и все, без передышки. Странное чувство возбуждения охватило его, но оно вовсе не было похоже на то состояние подъема, когда Даллбен подарил ему меч. Сны этой ночи были беспокойными и тревожными.

При первых лучах солнца путники снова пустились в дорогу. Тарен поведал о своих снах Эйлонви.

— Никак не могу их разгадать, — толковал он. — Я видел, что Эллидир находится в смертельной опасности. И в то же время я чувствовал, что руки мои связаны и я не в состоянии помочь ему.

— Подозреваю, что единственное место, где ты снова встретишься с Эллидиром, это твои сны, — ответила Эйлонви. — Ты же видишь, нигде нет ни единого его следа. Мы знаем лишь то, что он мог побывать в Морве и уйти оттуда. А может, он и вовсе не добрался до Болот. Жаль, что тебе не приснился более простой способ добывания Котла. Все бы закончилось значительно раньше. Я замерзла и промокла, и мне постепенно становится безразлично, у кого этот Котел.

— Я видел сон и про Котел, — тревожно произнес Тарен, — Но все было так перемешано и словно бы затянуто дымкой. Мне кажется, мы найдем его. И все же, — добавил он, — когда мы найдем Котел, я буду плакать. Так я чувствую этот сон.

Эйлонви промолчала, а Тарен не решился вновь заговорить о своем сне.

Вскоре после полудня они достигли Болот Морвы. Тарен почувствовал их задолго до этого, потому что земля стала зыбкой, набухшей и коварной и проваливалась под копытами Мелинласа. Он теперь замечал больше болотных птиц и слышал вдалеке странный одинокий голос полярной гагары. Нити тумана, словно извивающиеся змеи, стали подниматься от издающей дурные запахи почвы.

Теперь путники остановились и стояли в нерешительности и молчании перед узким проходом между плавающими болотными кочками. Отсюда Болота Морвы простирались на запад до горизонта. Высокие заросли колючего дрока тянулись над неверной зеленоватой поверхностью. Вдали Тарен различил островки скудной поросли. Дрожали тоненькие стволы чахлых деревцев. Под серым небом тускло мерцали лужи со стоячей водой вперемежку с пучками мертвой травы и метелками сломанного камыша. Густой запах перегноя ударил им в нос.

Непрерывное бульканье, поскрипывание и чавканье стояло в воздухе. Глаза Гурджи округлились от страха, а бард беспокойно заерзал в седле на Ллуагор.

— Ты здорово вывел нас сюда, — сказала Эйлонви. — Но как ты собираешься искать Котел в такой трясине?

Тарен жестом попросил ее помолчать. Когда он глядел на эти болота, в голове его шевелилось какое-то воспоминание.

— Не двигайтесь, — предупредил Тарен тихим голосом. Он быстро огляделся. Серые фигуры вынырнули из-за полоски дальних кустов, с трудом пробивающихся над оплывающими кочками. Сначала он подумал, что это волки, но тут же понял: «Охотники!» Два Охотника были одеты в волчьи куртки, третий Охотник, в плаще из медвежьей шкуры, притаился за бугром.

— Охотники нашли нас, — быстро прошептал Тарен. — Пойдете вслед за мной. Но не двигайтесь, пока я не подам сигнала.

Теперь он ясно понимал смысл сна о волках и медведе и точно знал, что нужно делать.

Охотники, полагавшие, что смогут легко схватить ничего не подозревающую жертву, медленно подкрадывались.

— Пора! — крикнул Тарен. Он пришпорил Мелинласа, и конь вдруг стремительно полетел в глубь болот. Поднимаясь и опускаясь, конь продвигался сквозь трясину. Ллуагор следовала за ним. С громкими криками Охотники помчались за беглецами.

Один раз конь Тарена чуть было не пошел ко дну в глубоком омуте. Преследователи огромными скачками настигали беглецов. Они уже были так близко, что Тарен, оглянувшись, увидел одного совсем рядом — зубы оскалены в рычании, руки вот-вот ухватят стремя Ллуагор.

Тарен резко повернул Мелинласа вправо. Крик ужаса раздался за его спиной. Один из Охотников, одетый в волчью шкуру, оступился и упал в черную жижу. Болото с хищным чавканьем схватило и засосало его. Два его товарища цеплялись один за другого, отчаянно пытаясь удержаться на клочке уходящей из-под ног земли. Охотник в медвежьей шкуре вытянул вперед руки и хватал скользкие стебли травы, ревел от ярости и страха. Последний воин топтал тонущего собрата, тщетно пытаясь найти опору для ног. Но болото безжалостно тянуло его в свое мерзкое чрево.

Мелинлас мчался вперед. Солоноватая вода струйками била у него из-под копыт. А Тарен упорно направлял мощного коня туда, где, казалось, плавали в густой жиже полузатопленные острова. Он не остановился даже тогда, когда достиг, противоположного края болота. Здесь, по более твердой почве, он понесся сквозь колючий дрок, лавируя между редкими кривыми деревцами. Ллуагор поспешала за ним. Тарен уже ехал по дну длинного, размытого водой оврага под защитой нависшего края.

Внезапно он остановил лошадь. Около насыпи, словно часть ее, приютилась маленькая хижина. Она была так хитро укрыта дерном и кучами сухих веток, что Тарену пришлось долго искать дверь. Вокруг небольшого покатого холма стояли ветхие конюшни и нечто напоминающее разрушенный курятник.

Тарен стал осторожно Осаживать Мелинласа назад от этих странных построек и дал знак остальным сохранять молчание.

— Что ты таишься? — удивилась Эйлонви, — Кто бы ни жил здесь, он уже наверняка слышал наше приближение. Или живущие выйдут сейчас приветствовать нас, а то и устроить драку, или же здесь никого нет.

Она спрыгнула с Мелинласа и двинулась к хижине.

— Вернись! — шепотом позвал ее Тарен. Он вынул из ножен меч и, недовольно хмурясь, пошел за ней. Бард и Гурджи тоже спешились и вытащили свои мечи. Напряженный, готовый ко всему Тарен приблизился к низкому дверному проему. Эйлонви заметила окно, наполовину спрятанное в траве и куче хвороста, и заглянула внутрь.

— Не вижу никого, — сказала она, когда подошли остальные. — Взгляните сами.

— Это говорит о том, — пробормотал бард, заглядывая через плечо Эйлонви, — что здесь никого и не было. Во всяком случае, уже давно. Тем лучше! У нас будет сухое местечко, где мы сможем отдохнуть.

Тарен убедился, что хижина пуста и жильцов в этом пустынном, тесном и Захламленном убежище нет, хотя здесь был такой беспорядок, какого и в комнате Даллбена не увидишь. В одном углу стоял большой ткацкий станок, обмотанный перепутанными и оборванными нитями. Полотно на станке было соткано меньше чем наполовину и так небрежно, что почти сплошь состояло из узлов и прорех. Разбитая и надтреснутая глиняная посуда грудами была набросана на столе. В другом углу высилась куча сломанного и ржавого оружия.

— Как вам понравится, — раздался за спиной у Тарена веселый голос, — как вам понравится.

Глава 11

Хижина

Тарен стремительно обернулся и занес над головой меч. Но вместо меча в его руке вдруг оказалась извивающаяся холодная змея, которая с шипением нацелилась ему в лицо. С криком омерзения и ужаса он отбросил ее в сторону. Змея шлепнулась на землю и тут же снова превратилась в сверкающий клинок меча. Эйлонви прижала ладони ко рту, подавляя крик. Тарен отпрянул назад.

Перед ним стояла низенькая и толстенькая крошечная женщина с бугристым, словно покрытым болотными кочками, лицом и парой живых, острых черных глаз. Ее волосы свисали, как пучки бесцветных болотных трав, переплетенных стеблем ползучего вьюна и украшенных булавками с драгоценными камнями, небрежно и как попало воткнутыми в это подобие прически. Темное бесформенное платье без пояса было покрыто грязью и сплошь залатано разноцветными заплатами. Огромные босые ступни утопали в скользкой жиже.

Путники плотно прижались друг к другу. Гурджи сильно дрожал и тут же спрятался за спину Тарена. Бард, бледный и встревоженный, тем не менее имел воинственный вид и приготовился защищаться.

— Подойдите, мои утята, — весело и даже игриво произнесла колдунья. — Обещаю, вам нисколечко не будет больно. Ты можешь поднять свой меч, если хочешь, — добавила она, снисходительно улыбаясь Тарену, — хотя он тебе и не понадобится. Никогда не видела жабу с мечом. Впрочем, и меча у жабы тоже видеть не приходилось. Так что бери, не стесняйся. Если хочешь.

— Мы хотим остаться такими, какие мы есть, — вскричала Эйлонви. — Не думай, что мы собираемся позволить кому бы то ни было…

— Кто ты? — спросил Тарен. — Мы не сделаем тебе ничего плохого. У тебя нет причин угрожать нам.

— Сколько веточек в птичьем гнезде? — неожиданно спросила колдунья — Отвечайте быстро! Ну вот, видите, — расхохоталась она, — бедные цыплята, вы не знаете даже этого. Тогда как же вы можете знать, чего по-настоящему хотите в вашей жизни?

— Одно я знаю точно, — возразила Эйлонви, — я не хочу быть жабой!

— Ты хорошенькая маленькая уточка, — проворковала колдунья масленым голоском, — не отдашь ли ты мне свои чудесные волосики, раз уж они все равно тебе больше не понадобятся? Со своими я просто замучилась. Привыкай к тому, что некоторые вещи исчезают и тебе больше никогда не придется увидеть их опять.

Она подпрыгивала и гримасничала, наслаждаясь своей беспредельной властью над ними.

— Не имеет значения, — вновь заговорила колдунья, — понравится ли вам быть жабами, прыгающими по болоту, сидящими на поганках… может, и нет. Но, по правде, жабы никогда не сидят на поганках. Зато вы сможете квакать и купаться в росе по утрам. Очаровательно, правда?

Она вдруг приблизилась к Тарену и зашептала ему на ухо:

— Не пугайся! Ты же не веришь, что я сумею это сделать с тобой? Я великодушна, так ты считаешь? Но не я пришла к вам, а вы ко мне. А я не терплю сутолоки и толкотни в своем доме. И, поверь, сделаю все, что пообещала.

Тарен в это время судорожно высчитывал про себя всевозможные способы спасения своих друзей. Он бы не поверил всем угрозам этого мерзкого кривляющегося существа, если бы не помнил отвратительную змею в своей руке, ее холодные глаза и острый ядовитый зуб, нацеленный на него.

— Сначала вам может не понравиться быть жабами, — ворковала между тем колдунья, — Понадобится время, чтобы привыкнуть. Но, — она протянула к ним ручки, — уверена, коли уж это случится, вам ничего другого и не захочется.

— Зачем тебе это нужно? — вскричал, все более взъяряясь от собственного бессилия, Тарен.

Он с омерзением отпрянул, когда колдунья ласково потрепала его по щеке. А та вдруг переменила тон и злобно проговорила:

— Разве люди не могут не совать нос не в свое дело? Пожалеть вас? Сделать исключение для одного, двух, трех? А потом появятся здесь десятки, сотни, тысячи вам подобных? Сотни и сотни топчущих, покоряющих, заселяющих эти топи! Нет, поверь мне, так будет лучше для всех. Несколько лишних жаб — и никого лишнего еще сотни лет!

В этот момент по другую сторону холма показались еще две фигуры. Обе как две капли воды были похожи на эту толстую маленькую колдунью. Но у одного существа на шее висело ожерелье из молочно-белых камней, а другое было закутано в черный плащ с надвинутым на голову капюшоном, почти скрывающим лицо.

Волшебница подбежала к ним и весело закурлыкала;

— Орвен! Оргох! Мы сейчас будем делать жаб!

Тарен вздрогнул и скосил глаза в сторону барда и Эйлонви.

— Вы слышали эти имена? — поспешно прошептал он. — Мы нашли их!

Лицо барда дышало тревогой.

— Ничего хорошего это нам не принесет, — сказал он. — Пока не они, а мы у них в руках, вряд ли стоит беспокоиться о Котле. А что касается купания в росе, — продолжал он шепотом, — то в иных обстоятельствах это могло бы мне и понравиться. Но не сейчас и не в облике жабы. — И его передернуло.

Гурджи притих и лишь сопел от страха.

— Никогда не встречала того, кто может говорить о таких гадостях и при этом улыбаться и радоваться, — шепнула Эйлонви. — Я себя чувствую так, будто по спине у меня снуют вверх-вниз цепочки муравьев.

— Мы должны попробовать ошеломить их, застать врасплох, — сказал Тарен. — Не знаю, сможем ли мы сладить с ними, но и они, быть может, не сумеют сделать что-нибудь с нами всеми одновременно. Во всяком случае, надо попробовать. Вдруг один или двое из нас спасутся!

— Если случится так, что я… что я… ну, если я превращусь… — проговорил бард. — А ладно! Вот что я имею в виду: если со мной что-нибудь случится, прошу тебя, двигайся осторожней, внимательно смотри, где идешь, куда ставишь ногу.

Тем временем три колдуньи возвратились к хижине.

— Ну, Ордду, — капризно сказала та, что была с ожерельем на шее, — почему всегда надо превращать в жаб? Это скучно! Не можешь, что ли, придумать что-нибудь другое?

— Но они такие хорошенькие, — возразила Ордду, — из них получатся очаровательные жабы!

— А что плохого в жабах? — вмешалась колдунья в плаще. — Вечно ты недовольна, Орвен, всегда стараешься все усложнить.

— Я только предложила придумать что-нибудь новенькое, Оргох, — извиняющимся тоном проблеяла та, — просто ради разнообразия.

— А я люблю жаб, — рассуждала Оргох, пожевывая толстую губу.

Даже в тени капюшона видно было, как подергиваются нос, губы и щеки горящей нетерпением колдуньи.

— Посмотри на них, стоящих перед нами, — сказала Ордду, — маленьких беспомощных гусяток, мокрых и грязных, дрожащих и молчащих. Я побеседовала с ними и думаю, они наконец поняли, что им будет хорошо.

— Ну да, это те самые, которых мы видели скачущими по Болотам, — каркнула Орвен, поигрывая бусинами. — Ты так ловко заманил Охотников, — обратилась она к Тарену, — так умело утопил их, что любо-дорого было смотреть.

— Отвратительные существа эти Охотники, — пробормотала Оргох. — Мерзкие, волосатые, злобные. Меня от них тошнит.

— Они неутомимы, — осмелел бард, — и, боюсь, не отстанут от вас.

— Верно. Вчера у нас здесь была их целая орава, — сказала Ордду. — Они всюду совали свой нос. Как и вы. Теперь вы понимаете, почему мы не собираемся делать исключения ни для кого?

— Мы ведь не делали исключения для тех, не так ли, Ордду? — спросила Орвен — Хотя тогда они превратились вовсе не в жаб.

— Помню, очень хорошо помню, дорогая, — недовольно проворчала первая колдунья, — Но тогда ты была Ордду и могла делать все, что тебе заблагорассудится. Но сегодня мой день, Ордду — я, и я сотворю то, что задумала.

— Это нечестно, — перебила ее Оргох. — Ты всегда хочешь быть Ордду. Мне доставалось быть Оргох три раза кряду, а ты была Оргох только один раз.

— Что поделаешь, сладость моя, — пропела Ордду, — всем нам не нравится быть Оргох. Это не так приятно, согласись. Кстати, у тебя такое ужасное несварение желудка. Ты бы лучше обращала побольше внимания на то, что выбираешь поесть.

Тарен старался внимательно следить за перепалкой колдуний, но понял только одно — что окончательно запутался. Теперь он уже не мог разобрать, кто же из трех была по-настоящему Ордду, кто Оргох, а кто Орвен. Или все они были сразу и той, и другой, и третьей? Однако их неприязнь к Охотникам он сразу отметил, и это вселило в него хоть какую-то надежду.

— Если Охотники Аннувина ваши враги, — сказал он, — значит, мы с вами можем стать друзьями. Мы тоже боремся против них.

— Враги, друзья… Те становятся этими, а эти — теми, — пробормотала Оргох. — Поторопись, Ордду, и отведи их в сарай. Какое ужасно длинное утро выдалось сегодня! Я проголодалась.

— Ты жадное, прожорливое существо, — проворчала Ордду, вкрадчиво улыбаясь, однако, старой карге в капюшоне. — Вот еще одна причина, почему никто из нас не желает быть Оргох. Впрочем, если ты научишься держать себя в узде… Ладно, послушаем, что эти милые мышки хотят нам сказать. Это должно быть забавным. Они такие очаровательные вкусняшки.

Ордду повернулась к Тарену.

— Теперь, мои утятки, — сказала она любезно, — объясните, как это вышло, что вы в таких неладах с Охотниками?

Тарен заколебался, опасаясь выдать план Гвидиона.

— Они напали на нас, — начал он осторожно.

— Конечно, они это сделали, мои бедные уточки, — ласково пропела Ордду. — Они всегда на кого-то нападают. Вот одно из преимуществ быть жабами: вам больше не придется беспокоиться о таких пустяках, как Охотники. Вас ждут веселые вечерние концерты в болоте и прекрасные влажные утра среди свежей зеленой ряски. Безусловно, вам придется сторониться цапель, зимородков и змей. Но, кроме этого, вас не будет волновать ничто в мире.

— Но кого это «вас»? — перебила ее Орвен. Она повернулась к Ордду. — Ты разве не собираешься узнать их имена?

— Да, моя кошечка, — проворковала Орвен, пожевав губу, — я люблю узнавать имена.

Тарен снова заколебался. Стоит ли раскрывать перед этими ведьмами их подлинные имена?

— Это… это, — сказал он, указывая на Эйлонви, — Индег. А это — принц Глессих…

Орвен хихикнула и игриво пихнула в бок Ордду.

— Ты только послушай его, — сказала она. — Они просто восхитительны, когда пытаются врать.

— Если они не хотят назвать нам свои настоящие имена, — сказала Оргох, — то превращай их просто так, безымянными.

Тарен осекся. Он понял, что лукавить бесполезно.

— Это Эйлонви, дочь Ангарад, — твердо сказал он. — И Ффлевддур Пламенный…

— Бард с арфой, — добавил Ффлевддур.

— А это Гурджи, — продолжал Тарен.

— Гурджи? — переспросила Орвен с большим интересом. — Мне кажется, я слышала о зверьках этой породы. Но никогда не знала, как они выглядят.

— Это не зверек и не один из породы гурджи, — вставила Эйлонви. — Это Гурджи. И он единственный.

— Да-да! — осмелился высунуться из-за спины Тарена Гурджи. — Это Гурджи. И он смелый, умный и ловкий! Он не позволит превратить своих мужественных друзей в жаб, в этих квакушек-попрыгушек!

Оргох с любопытством разглядывала его.

— Что ты сделаешь с Гурджи, — спросила она свою подружку, — ты съешь его или оседлаешь?

— Я подумаю, — ответила Ордду. — Но в любом случае его надо хорошенько вымыть и вычистить. А ты, мой утенок, — обратилась она к Тарену, — кто ты?

— Я Тарен, — сказал он. — Помощник Сторожа Свиньи из Каер Даллбен.

— Даллбен? — вскричала Ордду. — Ах ты бедный потерянный цыпленок, почему же ты сразу не сказал об этом? Скажи мне скорей, как поживает дорогой малютка Даллбен?

Глава 12

Малютка Даллбен

У Тарена просто отвалилась челюсть. Он онемел. А колдуньи, не дожидаясь его ответа, поволокли путников в хижину. Удивленный Тарен обернулся к Ффлевддура. Тот был по-прежнему бледен, словно и не понял, что пока их в жаб превращать не собираются.

— Малютка Даллбен? — прошептал обескураженный Тарен. — Ни разу в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь говорил о нем так. Неужели они имеют в виду нашего Даллбена?

— Не знаю, — шепнул Ффлевддур, — но, коли они так думают, пусть их. Клянусь Великим Белином, не стоит им перечить!

А колдуньи засуетились, суматошно тыкаясь из угла и угол: забавные коротышки колдуньи безуспешно пытались привести в порядок захламленную хижину. Орвен, пританцовывая и подмигивая, приволокла несколько шатких стульев и колченогих табуреток. Оргох убрала со стола черепки, попросту смахнув их на пол. Ордду хлопала в ладоши и лучезарно улыбалась своим гостям.

— Никогда бы не подумала, — начала она — О нет, моя уточка! — неожиданно закричала она Эйлонви, которая склонилась к ткацкому станку, рассматривая клок ткани на нем. — Это нельзя трогать! Только притронься, и она обожжет тебя! Тряпка соткана из крапивы! Лучше иди посиди с нами, повеселимся.

Несмотря на неожиданную приветливость колдуний, Тарен поглядывал на них с опаской. Сама комната наполняла его странным предчувствием беды. Ощущение тревоги витало над ним, как легкая ускользающая тень. А Гурджи и бард казались, наоборот, успокоившимися и беззаботными. Они явно были обрадованы странным поворотом событий и мгновенно набросились на еду, которая появилась на столе. Тарен вопросительно поглядел на Эйлонви.

Девушка угадала его мысли.

— Не опасайся, — шепнула она, чуть прикрыв рот ладонью. — Все вполне съедобно. Не отравлено и не заколдовано. Говорю точно. Я научилась это определять, когда жила у королевы Ачрен и обучалась волшебству. Это делается вот как…

— Теперь, мой воробышек, — прервала их перешептывание Ордду, — ты должен рассказать нам все о нашем дорогом малютке Даллбене. Что он поделывает? А «Книга Трех» все еще у него?

— А куда же она денется? Конечно, у него, — сказал Тарен, вдруг засомневавшись, не знают ли эти колдуньи о Даллбене гораздо больше, чем он сам?

— Бедный маленький птенчик — и такая тяжелая книга? — запричитала Ордду. — Как же наш малышка переворачивает громадные страницы?

— Ну, видите ли, — проговорил Тарен, все еще озадаченный, — тот Даллбен, которого мы знаем, вовсе не малютка. Я имею в виду, что он довольно пожилой.

— Пожилой? — взорвался Ффлевддур, — Ему уже три сотни и восемьдесят лет! Колл мне сам говорил.

— Он был таким милым, приятным маленьким существом, — умильно пропела Орвен. — Розовые щечки и пухлые пальчики,

— Обожаю младенцев, — причмокнула толстыми губами Оргох.

— У него уже совсем седые волосы, — сказал Тарен, который никак не мог заставить себя поверить, что эти странные существа в самом деле говорили о его старом учителе. Мысль о том, что кто-то мог знать Даллбена младенцем с розовыми щечками и пухлыми пальчиками, не укладывалась у него в голове. — У него к тому же борода, — добавил он.

— Борода? — ахнула Ордду. — Что же малютка Даллбен делает с этой бородой? С чего это ему понадобилась такая забава? Такой очаровательный маленький головастик и вдруг — борода!

— Мы нашли его как-то утром на болоте, — сказала Орвен. — Он целиком умещался в маленькую плетеную корзинку. Ах, это не передашь словами! Оргох, конечно…

Тут Оргох раздраженно фыркнула, и глазки ее сверкнули из-под капюшона.

— Будет тебе, дорогуша Оргох, не смотри так сердито, — сказала Ордду. — Здесь все свои. Мы вполне можем говорить о таких вещах. Ладно, надо пощадить чувства Оргох. Короче, она, с ее непомерной нежностью, готова была проглотить эту сладость. Не будем уточнять, в каком смысле. Но мы его отстояли и принесли бедного неоперившегося птенчика в хижину.

— Он рос очень быстро, — вступила Орвен. — Не успели оглянуться, а он уже начал ходить и лопотать, даже выполнять простенькие поручения. Такой был добрый и ласковый. Настоящая радость. Так ты говоришь, он завел бороду? — Она покачала головой — Странная причуда. Где же он ее раздобыл?

— Да, он был восхитительным маленьким воробышком, — не унималась Ордду — Но потом, — продолжала она с печальной улыбкой, — произошел тот несчастный случай. Мы как-то утром готовили некий травяной отвар. Некое особое варево.

— И Даллбен, — вступила Орвен, — милый маленький Даллбен помешивал булькающее варево в медном чайнике. Ах, эти милые заботы маленького помощника! Но когда чайник забулькал, вскипая, вода в нем забурлила и выплеснулась наружу…

— Она обожгла бедные пухлые пальчики, — не выдержала Ордду. — Но он не заплакал, совсем нет. Он просто сунул обваренные пальцы в рот, терпеливый наш маленький скворушка. Капельки варева еще оставались на пальчиках, и он слизнул их и проглотил.

— Как только он это сделал, — пояснила Орвен, — он узнал ровно столько же, сколько знали мы. Это был колдовской отвар, понимаете? Эликсир мудрости.

— После этого, — подхватила Ордду, — не могло быть и речи оставить его здесь. Никогда бы уже не вернулись прежние времена. Нет, это было совершенно невозможно. Нельзя, чтобы человек знал так много и жил с нами под одной крышей. Тем более что теперь он мог читать мысли Оргох и узнать кое-что о ее аппетитах и непомерной любви к этому аппетитному крошке. Вот почему мы вынуждены были отпустить его. Только наша любительница подбирать все до крошки, наша Оргох, не желала отпускать вкусного крошку. Что ему могло оказаться не по вкусу.

— Да, он был милой маленькой крошкой, — облизнулась Оргох.

— Должна заметить, мы были щедры к нему, — продолжала Ордду. — Мы предложили ему на выбор: арфу, меч или «Книгу Трех». Если бы он выбрал арфу, то мог стать величайшим бардом на свете. Выбери он меч — и этот утенок мог стать правителем Придайна. Но… — Ордду помолчала и с довольной улыбкой объявила: — Он выбрал «Книгу Трех»! По правде сказать, мы были счастливы, что он выбрал именно эту вещь. Она была тяжелая, заплесневелая и только пыль собирала, а пользы в доме от нее никакой. И вот он ушел, чтобы продолжить свой путь в этом мире. И тогда-то мы видели его в последний раз.

Она грустно вздохнула.

— Хорошо, что дорогого нашего Даллбена нет здесь, — со смешком шепнул Ффлевддур Тарену. — Он так не похож на того милого малютку из их рассказов. Боюсь, они бы расстроились.

За все это время Тарен не произнес ни слова. Он все примеривался и ждал случая ввернуть словечко о Котле.

— Даллбен был моим хозяином с тех пор, как я себя помню, — наконец сказал он, решив, что откровенность — самый лучший способ добраться до главного вопроса, тем более что колдуньи, кажется, тут же распознавали неправду. — Если вы его так же любите, как и я…

— Мы просто обожаем его, дорогой ты наш, — сказала Ордду, — можешь быть уверен в этом.

— Тогда прошу вас помочь нам осуществить его мечту и мечту Гвидиона, принца Дома Доны, — продолжал Тарен. Он рассказал, что произошло в совете, что они узнали в Аннувине, у Врат Ночи, и что выпытали у Гвистила.

Тарен запальчиво говорил о том, что Котел необходимо перенести в Каер Даллбен, и под конец пожелал узнать, не видели ли колдуньи принца Эллидира.

— Сына Пен-Лларкау? Нет, мой утенок, нигде поблизости он не объявлялся. Если бы хоть один человек до вас пересекал Болота, мы бы его видели.

— У нас прекрасный вид на болота и топи с вершины холма, — вдруг заговорила Орвен с таким воодушевлением, что ее ожерелье запрыгало и застучало на груди. — Вы непременно должны подняться туда и насладиться этим несравненным зрелищем. Да что я, вы можете остаться здесь хоть на всю жизнь! Мы не станем превращать вас в жаб, пока вы сами об этом не попросите.

— Оставайтесь, чего там, — проворковала Оргох, плотоядно поглядывая на них.

— Наша цель — добыть Котел, — настаивал Тарен, стараясь не замечать людоедских намеков Оргох, — Из того, что нам сказал Гвистил…

— Не Гвистил, а его ворона, мой барашек, — перебила его Ордду. — Поменьше верь тому, что тебе накаркают вороны.

— Но Доли из Красивого Народа верил ей, — сказал Тарен, — И ты станешь утверждать, что Котла у вас нет? Я спрашиваю вас от имени Даплбена.

— Котел? — переспросила Ордду, — Да у нас их дюжины, птичка моя! Котлы, чайники, горшки, плошки, поварешки… Столько хлопот с ними! Еле управляемся.

— Я говорю о Котле из Аннувина, — твердо сказал Тарен, — о Котле Аровна и его бессмертных воинах.

— A-а, — протянула Ордду, весело смеясь, — ты, должно быть, имеешь в виду Черный Крошан?

— Я не знаю, как он называется, — сказал Тарен, — но именно этот мы ищем.

— Ты уверен, что никакой другой? — спросила Орвен. — Есть намного лучше и чище, чем эта старая развалина. И гораздо практичнее. Какая польза от Детей Котла? От них одни неприятности. Мы можем дать вам чайник, который варит самое изумительное сонное зелье, или горшочек, в котором нарциссы теряют свой отвратительный желтый цвет.

— Нам нужен Черный Крошан, — настаивал Тарен, догадавшись, что это и было настоящее название Котла Аровна. — Так скажете ли вы мне правду? Котел здесь?

— Конечно, здесь, — ответила Ордду, — Почему же нет, ведь он наш. И всегда был нашим!

— Вашим? — вскричал Тарен. — Значит, Аровн украл его у вас?

— Украл? — удивилась Ордду. — Не совсем. Нет, мы нe можем сказать, что он был украден.

— Но вы же не могли сами отдать его Аровну? — не выдержала Эйлонви. — Отдать, зная, как он собирается им воспользоваться.

— Даже у Аровна должен быть свой шанс, — спокойно сказала Ордду, — Когда-нибудь вы поймете почему. Потому что надо всем довлеет судьба. Над большим отвратительным Крошаном и над маленькими утятами. Судьба лежит даже на нас. Кроме того, Аровн дорого заплатил за обладание Крошаном, очень дорого, можете быть уверены. Как и чем, утята мои, рас не касается. В любом случае Черный Крошан не должен был оставаться у него навсегда.

— Аровн поклялся вернуть его через некоторое время, — сказала Орвен. — Но когда наступило это время, он нарушил клятву. Впрочем, от него этого можно было ожидать.

— Неблагоразумный, — покачала головой Оргох.

— А поскольку он не возвращал его, — продолжала Ордду, — что нам оставалось делать? Мы пошли и забрали его.

— Во имя Великого Белина! — вскричал Ффлевддур. — Вы, три слабых леди, рискнули пойти в сердце Аннувина и вытащить эту страшную вещь оттуда? Как вам это удалось?

Ордду улыбнулась.

— Есть множество способов, мой любознательный воробышек. Мы могли хлынуть в Аннувин тремя потоками и волочь Котел силой течения. Мы могли усыпить всю страну. Или, на худой конец, мы могли бы и сами превратиться… ладно, не имеет значения… Короче, у нас в запасе было много разных уловок. В любом случае — Котел снова здесь.

Она согнала с губ улыбку и вдруг острым и твердым взглядом обожгла Тарена.

— И, — подняла палец колдунья, — здесь он и останется. Нет, нет, — поспешно остановила она пытавшегося возразить Тарена, — я вижу, тебе очень хочется заполучить его. Но об этом не может быть и речи. Слишком опасно для таких странствующих курочек, как вы. Да мы ночами спать не будем, беспокоясь о вас. Нет-нет, не согласимся даже ради нашего малютки Даллбена.

И снова Ордду превратилась в добрую старушку.

— В сущности, — улыбнулась она, — вы были бы в большей безопасности, если бы стали жабами. Это намного спокойнее, чем иметь дело с Черным Крошаном. — Она вдруг просветлела — А может, превратить вас в птиц? Вы тотчас бы и без всяких хлопот полетели в Каер Даллбен.

Она, кряхтя, встала из-за стола и положила руку на плечо Тарену.

— В самом деле, — Ордду, кажется, понравилась ее идея, — в самом деле, вы, утята, должны упорхнуть отсюда и никогда больше не вспоминать о Крошане. Передайте дорогому малютке Даллбену и принцу Гвидиону, что мы страшно сожалеем и, если можем сделать для них что-нибудь другое… Но только не это! О, нет, нет!

Тарен попытался было возразить, но Ордду оборвала его и быстро повела к двери. Две другие колдуньи подталкивали остальных вслед за ним.

— Вы можете этой ночью поспать в сарае, мои цыплята, — сказала Ордду. — Затем первое, что вы сделаете завтра утром, — уберетесь поскорей к малютке Даллбену. И решите, хотите ли топать на собственных своих ногах или, — она посмотрела на них без улыбки, — или приобрести пару собственных крыльев и птицами устремиться домой.

— Или, — добавила Оргох, — прыгать всю дорогу неутомимыми жабами.

Глава 13

Чёрный злодей

Дверь с громким стуком захлопнулась за их спинами, и друзья вновь оказались снаружи хижины.

— Нет, мне это нравится! — возмущенно вскричала Эйлонви. — После всех их разговоров о дорогом малышке Даллбене, их милом пузанчике Даллбене они вышвырнули нас вон!

— Вышвырнутым гораздо приятнее быть, чем превращенным, если тебе, конечно, интересно мое мнение, — урезонил ее бард. — Ффлевддур Пламенный любит любую мелкую тварь, но превратиться в одного из них!..

— Нет, нет! — всполошился Гурджи, размахивая лохматыми руками. — Гурджи тоже хочет остаться тем, кто он есть, — смелым и умным, а не безмозглой квакушкой-попрыгушкой!

Тарен рванулся к двери и стал что есть силы дубасить по ней.

— Они должны выслушать нас! — приговаривал он. — Они даже не пожелали ответить, что нам делать!

Он барабанил, но дверь не открывалась. Тарен подбежал к окну и колотил в него громко и долго. Колдуньи больше не показывались.

— Боюсь, что это и есть их ответ тебе, — сказал Ффлевдцур, — Они сказали все, что собирались… и, может быть, это к лучшему. И не стучи больше. Как бы этот грохот не расстроил достойных леди и не настроил их на что-нибудь неприятное для нас.

— Мы не можем просто уйти, — не сдавался Тарен. — Котел в их руках, и друзья они Даллбену или нет, но никто не знает наверняка, что они собираются с ним делать. Я боюсь их и не доверяю им. Вы видели, как облизывалась та, которую зовут Оргох? Да, могу себе вообразить, что она хотела сделать с Даллбеном, когда они его нашли. — Он мрачно покачал головой. — Гвидион предупреждал: кто бы ни владел Котлом, он может стать смертельной угрозой для Придайна.

— Зато мы знаем, что Эллидир не нашел его, — сказала Эйлонви, — Уже за это можем быть благодарны колдуньям.

— Если хотите выслушать совет того, кто старше вас всех, — проговорил бард, — то я скажу вам, что мы хорошо сделаем, коли поспешим домой и предоставим Даллбену и Гвидиону решать, как поступить дальше. Все же Даллбен лучше всех знает, как обращаться с этими тремя старыми леди.

— Нет, — отказался Тарен, — я этого не сделаю. Мы потеряем драгоценное время. Охотники не сумели захватить Котел. Кто знает, что еще предпримет Аровн? Нет, нам нельзя оставлять Черный Крошан здесь.

— В первый раз, — заявила Эйлонви, — я согласна с Помощником Сторожа Свиньи. Мы так долго шли и должны дойти до конца. Я тоже не доверяю этим колдуньям. И я тоже не смогу спать спокойно, если буду знать, что они владеют Котлом. Не говоря уж об Аровне. Я считаю — никто, будь он человеком или каким-нибудь непонятным созданием, не должен обладать такой невероятной мощью. — Ее передернуло. — Ух! Опять по спине забегали мурашки!

— Все, что ты говоришь, верно, — согласился Ффлевддур, — но факт остается фактом — этот злосчастный горшок у них, а не у нас. Они там, а мы здесь, и очень похоже на то, что так и будет всегда.

Тарен задумался на минуту.

— Когда Аровн не вернул им Котел, — сказал он наконец, — они просто пошли и взяли его. Теперь, поскольку они не дают нам Котел, я вижу только один выход: мы должны взять его у них.

— Украсть?! — вскричал бард. На его лице сменялись мгновенно выражение беспокойства, испуга, сомнения, и наконец оно просияло непреклонной решимостью. — Украсть? — Он вдруг понизил голос до шепота. — Вот это мысль! Это мне и в голову не приходило. Да, да, это выход. — И вдруг возбужденно добавил: — А что, это очень артистичная идея!

— Одна сложность, — сказала Эйлонви, — мы не знаем, где спрятан Котел. А они, как видно, и не собираются толковать с нами об этом.

Тарен нахмурился.

— Жаль, что нет с нами Доли. Все было бы гораздо проще. Я не знаю… но должен же быть какой-то выход! Они сказали, что мы можем остаться на ночь, — размышлял он, — Это значит, у нас есть время до рассвета. Пошли, не будем стоять у дверей хижины, иначе они догадаются, что мы что-то затеваем. Ордду говорила о каком-то сарае.

Путники повели лошадей на ту сторону холма, где на склоне прилепилась ветхая развалюха. Сарай был пустым, щелястым и не защищенным от холодного осеннего ветра, который свистел в дырах и сквозил по земляному полу. Бард притоптывал ногами и похлопывал себя руками по бокам.

— Местечко слишком холодноватое, чтобы в голове сварилась хоть какая-нибудь идейка. С этого холма, может, и открывается прекрасный вид на Болота, но уж больно здесь сыро и зябко.

— Нам бы немного соломы, чтобы укутаться в нее и чуть согреться, — поежилась Эйлонви. — Мы замерзнем до того, как вообще о чем-нибудь успеем подумать.

— Гурджи найдет солому, — встрепенулся Гурджи. Он выскочил из сарая и понесся к курятнику.

Тарен мерил шагами сарай, мотаясь из угла в угол.

— Нам нужно попасть в хижину, как только они уснут. — Он потрогал брошь у горла. — Но как? Пряжка Адаона ничего мне не подсказывает. А сны, в которых мне виделся Котел, я не могу разгадать. О, если бы мне удалось понять их…

— Может, лечь прямо сейчас, — подсказал Ффлевддур, — и заснуть поскорее. Так крепко, как только сумеешь. Вдруг тебе приснится ответ?

— Не уверен, — сказал Тарен. — Пряжка не действует по заказу.

— Ну, тогда нам остается прокопать холм насквозь и проникнуть в хижину из-под пола. Неплохая идея, а? — усмехнулся бард.

— Или заткнуть печную трубу и выкурить их, — воспрянула Эйлонви. — Потом один из нас проникнет внутрь… но… но у них, кажется, нет трубы. Да и неизвестно, кто кого выкурит скорее. — Она сокрушенно умолкла.

Гурджи тем временем вернулся с огромной охапкой соломы, и друзья, благодарно поглядывая на него, стали устраивать на холодном полу соломенную подстилку. Ободренный Гурджи убежал за новой порцией соломы. Тарен с сомнением разглядывал тоненькую соломенную подстилку.

— Надеюсь, что смогу уснуть, — сказал он неуверенно. — Впрочем, ничего лучшего у нас все равно нет.

— Мы можем устроить тебе отличную постель из всей соломы сразу, — предложил Ффлевддур, — а пока ты будешь смотреть свой пророческий сон, остальные посидят и подумают. Таким образом, все головы будут в работе. Но, скажу по чести, брошь Адаона надо было бы иметь мне. Спать? Мне не нужно было бы повторять это дважды. Я так зверски устал, что готов уснуть как убитый сию же минуту.

Вздохнув, Тарен стал устраиваться на жидкой подстилке. Вдруг в сарай влетел дрожащий, с широко раскрытыми глазами Гурджи. Он был так возбужден, что поначалу мог лишь пыхтеть и размахивать руками. Тарен вскочил на ноги.

— Что случилось? — закричал он.

Гурджи закивал в сторону курятника, и друзья поспешили за ним. Пришедший в необыкновенное возбуждение Гурджи привел их в потрескавшийся глиняный домик и в страхе отскочил назад. Он лишь тыкал пальцем в дальний угол. Здесь в ворохе соломы стоял Котел!

Он был бокастым, черным и величиной в половину человеческого роста. Он словно бы разинул круглую свою пасть, готовый поместить в себя человеческое тело. Края отверстия были выщерблены и побиты, а бока потерты, в рубцах и царапинах. Вся поверхность Котла была как бы изъедена темными ржавыми пятнами, однако Тарен догадывался, что это была вовсе не ржавчина. Треснувшая толстая ручка Котла скреплена была железной полосой. С обоих боков вдобавок торчали два железных кольца, впаянных, словно звенья огромной цепи, в плоть Котла. Хоть Котел и был чугунным, но казался живым, источающим грозное, древнее зло. Сквозной ветерок заиграл в отверстии, и тут же в чреве Котла что-то заворчало, забормотало, будто ожили там забытые голоса замученных мертвецов.

— Это и есть Черный Крошан, — прошептал Тарен. Трепетный страх охватил его. Он хорошо понимал ужас Гурджи, потому что даже вид Котла обливал холодом сердце. Тарен отвернулся, не осмеливаясь даже взглянуть еще раз на чугунное чудовище.

— Ффлевддур побледнел. А Эйлонви, словно пытаясь сдержать крик ужаса и отвращения, прижала ладошку ко рту. Гурджи забился в угол, его сотрясала крупная дрожь. Он не радовался, что нашел Котел, не издавая победных криков, только все глубже зарывался в солому, желая сделаться крохотным, исчезнуть совсем.

— Да, это, кажется, он, — с трудом разлепляя губы, проговорил Ффлевддур. — Но, может быть, — с надеждой добавил бард, — это и не тот Котел. Они ведь сказали, что у них целая куча котлов и чайников. Как бы нам не ошибиться.

— Это Крошан, — уверенно сказал Тарен, — Я видел сон о нем. Да и без всяких снов узнал бы его, потому что чувствую, как он источает зло.

— Я тоже, — прошептала Эйлонви. — Он полон смерти и страдания. Теперь я понимаю, почему Гвидион хочет уничтожить его. — Она обернулась к Тарену: — Ты был прав, бросившись без промедления на его поиски. — Она снова содрогнулась. — Беру назад все гадкие слова, что я тебе говорила прежде. Крошан нужно уничтожить как можно скорее.

— Да, — вздохнул Ффлевддур, — полагаю, что это все-таки Крошан. И почему он не маленький чайничек? Будет немало возни с этим уродливым, неповоротливым чудовищем. Но, несмотря на это, — он снова вздохнул, — придется его утащить. Давайте сделаем это сейчас же! — вдруг воодушевился он, — Ффлевдцур Пламенный никогда не колеблется!

— Нет! — вскричал Тарен, удерживая рукой расхрабрившегося барда. — Нам нельзя уносить его днем. И не стоит оставаться здесь дольше, иначе колдуньи догадаются, что мы нашли его. Дождемся ночи и с помощью лошадей вытащим его отсюда. Теперь же нам лучше вернуться в сарай и вести себя так, будто ничего не произошло.

Они быстро убрались в сарай. Оказавшись вдали от Крошана, Гурджи приободрился.

— Хитрый Гурджи нашел его! — принялся он, как обычно, расхваливать себя. — О да! Он всегда находит то, что потерялось! Он нашел поросюшку, а теперь добрался до этой кошмарки для варки. Добрый хозяин наградит скромного Гурджи?

При этом он все же ежился и морщился от страха. Тарен потрепал Гурджи по плечу, успокаивая его.

— Да, дружище, — сказал он, — ты помогал нам не раз. Но я и помыслить не мог, что они прячут грозный Крошан в пустом курятнике под кучей гнилой соломы. — Он с сомнением покачал головой. — Боюсь, что здесь что-то не так.

— Ничего странного, — сказал бард. — Они поступили очень умно и хитро: затолкали Котел в самое неподходящее место. Они понимали, что никто и не подумает искать его в заброшенном курятнике.

— Возможно, — согласился Тарен. — Или возможно и другое. — Он нахмурился. — Вдруг они хотели, чтобы мы нашли его?

Наконец путники попытались заснуть, зная, какая трудная и опасная ночь им предстоит. Ффлевддур и Гурджи уснули мгновенно. Эйлонви свернулась калачиком, укутанная плащом и наваленной сверху кучей соломы. Тарен был настолько встревожен и обеспокоен, что и глаз не мог сомкнуть. Он молча сидел у стены сарая. В руках он держал толстую веревку, которую нашел в своей дорожной сумке. Они решили подвесить Котел между двух лошадей и попытаться переправиться через Болота, а потом найти укромное место, где и уничтожить Крошан.

Хижина не подавала никаких признаков жизни. Однако с наступлением ночи в окне неожиданно замерцало пламя свечи. Тарен тихо поднялся и украдкой выскользнул из сарая. Он подошел к хижине и, укрывшись в тени, приник к маленькому окошку. Мгновение он стоял окаменевший, пораженный увиденным. Затем он повернулся и без оглядки кинулся назад.

— Я видел их там, в хижине! — зашептал он, растолкав Ффлевдцура и Гурджи. — Они совсем не похожи на себя прежних!

— Что? — спросонья спросила Эйлонви, услышав их шепот. — Может, ты заблудился и заглянул не в ту хижину?

— Ничего подобного, — возразил Тарен — А если не веришь, иди и посмотри сама. Они изменились. Их по-прежнему трое, но они другие. Одна из них чесала шерсть, другая — пряла, а третья — ткала.

— Ну и что? — пожал плечами бард, — Развлекаются старушки, не так уж много занятий по вечерам среди унылых болот.

— Я должна пойти поглядеть сама, — объявила Эйлонви, — Ничего странного в том, что они ткут-прядут. Но как они могли измениться? Этого я не представляю.

Тарен шел впереди, остальные крались следом и с опаской приникли к окну. Как и сказал Тарен, три фигуры склонились над своим рукодельем. Но ни одна из них даже не напоминала Ордду, Орвен и Оргох.

— Они красивые, — прошептала Эйлонви.

— Я слышал, что ведьмы частенько оборачиваются красивыми девушками, — пробормотал бард. — Но никогда не слыхал, чтобы, наоборот, молодые девушки рядились под старых ведьм. Это странно. Такого просто не может быть. И это мне как раз и не нравится. Не лучше ли нам подхватить Котел и поскорее убраться восвояси?

— Я не знаю, кто они, — сказал Тарен, — но подозреваю, что они еще более могущественны, чем мы думали. Боюсь, мы здорово влипли. Знать бы, во что! Да, согласен, мы должны взять Котел как можно скорей. Только надо подождать, пока они уснут.

— Если они вообще спят, — засомневался бард. — Теперь, после того, что я видел, меня не удивит, даже если они будут всю ночь висеть под потолком вверх ногами, как летучие мыши.

Время шло. И Тарен уже начал подумывать, что бард прав и колдуньи никогда не уснут. Друзья по очереди наблюдали за тем, что происходит в хижине. И только на рассвете свеча наконец погасла. Не доверяя тишине, Тарен все медлил. Вскоре из хижины раздался переливчатый храп.

— Они, должно быть, вновь приняли свой прежний вид, — сказал бард. — Не могу представить, чтобы юные девы так храпели. Нет, это определенно Оргох. Этот храп я узнаю везде и всегда.

В мареве раннего рассвета они заспешили к курятнику. Здесь Эйлонви рискнула зажечь свой шар.

— Теперь скорей, — сказал Тарен, берясь за ручку Котла — Ффлевддур и Эйлонви, хватайтесь за эти кольца. Гурджи будет подпирать с другой стороны. Мы вытащим его отсюда и подвесим между лошадьми. Готовы? Тянем все вместе!

Они разом рванули и тут же повалились на землю. Котел не сдвинулся с места.

— Он тяжелее, чем я думал, — крякнул Тарен. — Попробуем еще. — Он попытался перехватить ручку поудобнее, но не смог — ладони прилипли. В запале он рванул еще раз. Тщетно!

— Кажется, не я ухватился за Котел, а он меня схватил, — пробормотал бард.

— И со мной то же! — простонала Эйлонви, безуспешно пытаясь оторвать руки от Котла.

— И Гурджи поймали! — завыл испуганный Гурджи. — О, горе! Он не может двинуться!

В отчаянии они дергались, вертелись, извивались, борясь с безмолвным чугунным врагом. Тарен бился, выворачивался, пока, обессиленный, не рухнул на пол. Эйлонви обвисла в изнеможении, а руки ее словно бы приросли к железному кольцу. Напрягшись, Тарен еще раз попытался вырваться. Черный Крошан не отпускал.

Вдруг в дверном проеме возникла маленькая фигурка в ночной рубашке.

— Это Ордцу! — вскричал бард. — Теперь уж точно нас превратят в жаб.

Глава 14

Цена

Ордду, заспанная, растрепанная больше, чем обычно, помаргивала маленькими глазками и, зевая, переступила порог курятника. Следом за ней показались и две другие колдуньи, тоже в широких, как балахоны, ночных рубахах. Их распущенные волосы спутанной копной торчали во все стороны. Они опять превратились в старух, и даже трудно было себе представить на их месте тех очаровательных девушек, что видел Тарен этой ночью.

Ордду подняла над головой подсвечник с потрескивающей свечой и уставилась на своих гостей, лежащих, стоящих и сидящих в нелепых Стазах вокруг Котла.

— О, бедные ягнята! — запричитала она. — Куда это они пошли и что наделали?! Мы же пытались предупредить их о гадостных выходках противного Крошана. Но упрямые маленькие гусята и слушать нас не стали! Ох-ох-ох, — закудахтала она, — теперь их маленькие пальчики прилипли!

— Не пора ли нам уже развести хороший огонь? — облизнулась Оргох.

Ордду резко обернулась к ней.

— Помолчи, Оргох! — шикнула она. — Что за нетерпение? Слишком рано думать о завтраке.

— Никогда не бывает слишком рано, — сглотнула слюнки Оргох.

— Нет, вы только взгляните на них! — нежно улыбнулась Ордду. — Они так очаровательны, когда напуганы. Как неоперившиеся птенчики!

— Ты обманула нас, Ордду! — вскричал Тарен — Ты прекрасно понимала, что мы отыщем Котел, и отлично знала, что потом случится!

— Еще бы, мой цыпленок, — мило промурлыкала Ордду, — мы все знали. Но уж очень любопытно нам было выяснить, что вы станете делать, когда найдете его. И вот вы нашли, и вышло все так, как мы и предполагали.

Тарен отчаянно задергался, пытаясь освободиться. Несмотря на весь ужас своего положения, он вдруг гордо вскинул голову и прокричал прямо в лицо ухмыляющимся колдуньям:

— Убейте нас, злобные ведьмы! Да, мы хотели украсть Котел и уничтожить его! И я буду пытаться сделать это вновь и вновь, пока жив!

Тарен яростно набросился на неподвижный Крошан и еще раз изо всех сил попытался оторвать его от земли. И конечно же тщетно.

— Мне нравится смотреть, как они сердятся. А тебе? — восторженно пискнула Орвен, подталкивая локтем Оргох.

— Будь поосторожнее, — предупредила Тарена Ордду, — не то можешь сильно повредить себе этой глупой выдумкой. Мы прощаем тебя за то, что ты назвал нас ведьмами, — милостиво кивнула она. — Ты расстроен, бедный цыпленок, и сам не ведаешь, что говоришь.

— Вы все злые, коварные! — бился у Котла Тарен. — Делайте с нами что хотите, но рано или поздно вы за все ответите! Гвидион узнает о нашей гибели! И Даллбен…

— Да, да! — подхватил Гурджи. — Они найдут вас, о да, о да! Они придут и устроят вам хорошую трепку и хлопку!

— Мои дорогие курочки, — заворковала снова Ордду, — вы так ничего и не поняли. Ваши маленькие беспокойные сердечки выстукивают вам лишь одно: зло, зло, зло. Но мы совсем не злые.

— Добром то, что вы творите, назвать можно с большим трудом, — сказал бард. — Во всяком случае, на мой вкус.

— Ты прав, — согласилась Ордду, — мы не добрые и не злые. Мы просто принимаем все как оно есть и не мешаем делу идти своим чередом, а только наблюдаем. Вот и сейчас дело кончилось тем, что Крошан вас поймал.

— А вам все равно? — возмутилась Эйлонви. — Это даже хуже, чем быть просто злыми!

— А ты не права, моя дорогая, — ласково откликнулась Ордду. — Нам не все равно, нам интересно. Но не совсем так, как вам, людям. Как бы тебе объяснить? Мы не озабочены, мы заинтересованы. Мы, если тебе это понятнее, бесстрастны и беспристрастны.

Ордду ласково оглядела всех по очереди и ласково сказала:

— А теперь пойдемте с нами, не надо занимать свои головы всякими глупыми мыслями. Мы тут заболтались, а у нас есть для вас приятные новости. Вытаскивайте Крошан наружу, здесь слишком душно и слишком много хрупких яиц. — Она таинственно подмигнула. — Мы вам кое-что расскажем. Ну, поднимайтесь и поднимайте. Теперь вы сможете его поднять.

Тарен недоверчиво поглядел на Ордду, но рискнул снова приподнять Котел. Вдруг он обнаружил, что руки его отлипли, а Котел поддается. С большим трудом, но они смогли приподнять Крошан и вынести его из курятника.

Солнце уже поднялось. Как только они поставили Котел на землю и отошли от него, солнечные лучи скользнули по грубым стенкам Котла и неожиданно превратили его из черного в кроваво-красный.

— Так вот, — продолжала Ордду, пока Тарен и остальные терли свои ноющие от тяжести руки, — мы тут все обговорили между собой и пришли к соглашению, даже Оргох согласилась, что вы можете взять Котел, если на самом деле так уж хотите этого.

— Вы позволите нам взять его? — поразился Тарен. — После всего, что мы сделали?

— Именно так, — подтвердила Ордду. — Крошан теперь не годен ни на что иное, кроме как превращать мертвецов в бессмертных Детей Котла. Это

— Аровн его испортил. Печально, но это так. Но, поверьте, Дети Котла — это вовсе не те детки, которых мы бы хотели видеть здесь, у себя. И мы решили, что Крошан для нас только обуза. А поскольку вы друзья малютки Даллбена…

— Вы отдаете нам Крошан? — изумился Тарен.

— Счастлив быть вашим должником всю жизнь, леди, — поклонился бард.

— Спокойней, спокойней, мои утята, — охладила их пыл Ордду. — Отдаем вам Крошан? Нет, конечно! Мы никогда ничего не даем. Можно получить только то, что заработано; но мы разрешаем вам купить его.

— У нас нет с собой никаких сокровищ, чтобы выкупить у вас Котел, — потерянно сказал Тарен. — Увы, чего нет, того нет.

— Мы и не надеялись, что вы заплатите столько, сколько Аровн, — ответила Ордду. — Но уверены, что у вас все же найдется, что предложить нам в обмен. Ну, скажем… Северный Ветер, упрятанный в котомку.

— Северный Ветер? — воскликнул Тарен. — Это невозможно! Даже мечтать о таком нельзя!

— Очень хорошо, — спокойно сказала Ордду. — Мы не привереды. Тогда Южный Ветер. Он гораздо нежнее.

— Вы издеваетесь над нами? — вспылил Тарен. — Ту цену, которую вы просите, никто из нас заплатить не в силах.

Ордду задумалась.

— Наверное, ты прав, цыпленок, — согласилась она. — Тогда что-нибудь из того, чем ты владеешь… О, нашла! — воскликнула она, радостно улыбаясь. — Дай нам… дай нам самый прекрасный летний день, который ты помнишь! На этот раз ты не сможешь сказать, что это непосильная цена, потому что он принадлежит тебе!

— Да, — страстно сказала Орвен, — я обожаю летний полдень, полный солнечного света и сонных запахов.

— Нет ничего милее, — облизнулась Оргох, — чем нежный маленький ягненок летним полднем.

— Как же я могу дать вам это? — возразил Тарен. — Да и любой другой день из моей жизни, когда… когда они все внутри меня, они часть меня! Их невозможно отделить. Я имею в виду…

— Мы можем попробовать, — плотоядно причмокнула губами Оргох.

Ордду терпеливо вздохнула.

— Очень хорошо, мои гусята. Мы вам предложили кое-что, а теперь желаем выслушать ваши предложения. Но имейте в виду, это должно быть нечто, чем вы дорожите не меньше, а то и больше, чем Крошаном. Тогда это можно будет назвать честным обменом.

— Я высоко ценю мой меч, — сказал Тарен, — Это подарок Даллбена и первый клинок, который я считаю по-настоящему своим. За Крошан я готов с ним расстаться.

Он принялся быстро расстегивать пояс, но Ордду остановила его, пренебрежительно махнув рукой.

— Меч? — покачала она головой. — Ни в коем случае, мой утенок. У нас их и так уже много, даже слишком много. И некоторые из них принадлежали когда-то самым могущественным воинам. Не чета твоему.

— Тогда, — сказал, поколебавшись, Тарен, — я предлагаю вам Ллуагор. Это благородное животное… — Он умолк, видя нахмуренное лицо Ордду. — Тогда, — он обреченно вздохнул, — возьмите моего коня, Мелинласа. Он сын Мелингара, коня принца Гвидиона. Нет никого быстрее и выносливее его. Я ценю Мелинласа больше всего на свете.

— Лошади? — фыркнула Ордду. — Нет, это совсем не подойдет. Кормить их, ухаживать за ними. Одно беспокойство. Кроме того, с аппетитами Оргох сложно иметь домашних животных.

Тарен помолчал немного. Непроизвольно он тронул рукой пряжку Адаона. Юноша побледнел при одной мысли расстаться с нею.

— Это самое дорогое, что есть у меня, — сказал он медленно.

— Нет, нет! — вскричал вдруг Гурджи, проталкиваясь к колдуньям и размахивая кожаной сумкой. — Возьмите самое большое сокровище Гурджи! Возьмите сумку с чавкой и хрумкой!

— Только не еда, — замахала руками Ордду. — Этим у нас интересуется разве что Оргох. Но я уверена, что в твоей сумке нет ничего такого, что бы соблазнило даже ее.

Гурджи уныло глянул на Ордду.

— Но это самое дорогое, что есть у бедного Гурджи. Это все, что у него есть, — пролепетал он, снова протягивая кожаную сумку.

Колдунья ласково улыбнулась ему и покачала головой. Руки Гурджи опустились, плечи поникли, и он попятился и опять спрятался за спину Тарена.

— Вы конечно же любите украшения и драгоценности, — быстро вставила Эйлонви, снимая с пальца кольцо. — Это красивая вещь, — сказала она. — Ее дал мне принц Гвидион. Вы видите этот камень? Он был найден в глубине земли и огранен мастерами Красивого Народа.

Ордду взяла кольцо, поднесла его поближе к глазам и прищурилась.

— Мило, мило, — сказала она. — Какая прелесть. Почти такое же красивое, как ты, моя овечка. Но гораздо более древнее. Нет, боюсь, что и это не подойдет. У нас такого добра груды. Сохрани его для себя, моя курочка. Когда-нибудь, может, оно и пригодится тебе. Но нам это не нужно.

Она вернула кольцо Эйлонви, которая растерянно надела его на палец.

— У меня есть еще одна вещь, которой я особенно дорожу, — не унималась Эйлонви. Она запустила руку в складки своего плаща и вытащила золотой шар. — Вот, — сказала она, поворачивая шар так, что каждая его грань заиграла и засветилась, — Это гораздо лучше, чем просто свечка. Заглянув в этот шар, вы увидите все в другом свете и намного яснее. Очень полезная вещь, — жалобно добавила она.

— Как мило с твоей стороны предложить нам такую штуку, — сказала Ордду. — Но и в этом мы не нуждаемся. Все, что надо, мы видим и так.

— Леди! Леди! — вскричал Ффлевддур. — Вы прозевали самую выгодную сделку! — Он выступил вперед и снял с плеча арфу. — Я прекрасно понимаю, что всякие там сумки с едой и мелкие колечки не могут вас заинтересовать. Но я прошу вас принять эту арфу. Вы одиноки среди пустынных и мрачных болот. Немного музыки, вот что вам нужно.

Он помолчал и, видя совершенно равнодушные глаза колдуний, повысил голос:

— Арфа играет почти сама!

Колдуньи никак не откликнулись на его слова. Тогда он прижал изящно изогнутый инструмент к груди, пробежал пальцами по струнам, и протяжная красивая мелодия воспарила над ним.

— Вы слышите? — обрадовался бард. — Ничто с ней не сравнится!

— О, это тоже мило, — пробормотала Орвен задумчиво. — Но ведь под ее музыку надо петь…

Ордду внимательно разглядывала арфу.

— Я вижу, что некоторые струны плохо натянуты. На них действует сырость, что ли?

Ффлевддур смутился.

— Нет, не сырость, — сказал он, — Они действительно иногда рвутся. Но только тогда, когда я… только когда я немного приукрашиваю, преувеличиваю… короче, когда я слишком фантазирую. Я уверен, леди, что в ваших руках она такого вытворять не станет.

— Я понимаю, что это очень ценная вещь для тебя, — сказала Ордду, — но если нам захочется музыки, мы всегда можем послать за птицами. Нет, с ней одни хлопоты и беспокойство. Держи ее в сухости, настраивай, натягивай струны и все такое прочее…

— Вы уверены, что у вас больше ничего нет? — с надеждой спросила Орвен.

— Это все, — сказал расстроенный бард. — Это абсолютно все. Если только вы не пожелаете принять наши поношенные плащи.

— Что ты, что ты! — замахала руками Ордду. — Я лишусь покоя, если вы, мои гусятки, отправитесь в путь без плащей. Вы погибнете от холода… а тогда вам и Крошан будет ни к чему.

— Ужасно сожалею, мои цыплятки, — вежливо улыбнулась Ордду, — но, кажется, у вас и в самом деле нет ничего такого, что бы заинтересовало нас. И прекрасно! Крошан останется у нас, а вы налегке пойдете своей дорогой.

Глава 15

Чёрный Крошан

— Счастливого пути, мои совята, — сказала Ордду, собираясь вернуться в хижину. — Наш торг не состоялся. Но это ни хорошо и ни плохо. Значит, так и быть должно. Летите домой в свое гнездышко и донесите, не расплескайте нашу любовь малютке Даллбену.

— Подождите! — в отчаянии закричал Тарен и бросился наперерез уходящей Ордду.

Эйлонви, мгновенно догадавшись о его намерении, схватила Тарена за руку и попыталась удержать. Но он мягко отстранил ее. Ордду остановилась и внимательно поглядела на Тарена.

— Есть… есть еще одна вещь, — сказал Тарен тихим срывающимся голосом. Он напрягся, глубоко вздохнул и уже решительно произнес: — Брошь, которую я ношу, подарок Адаона, сына Талисина.

— Брошь? — переспросила Ордцу, с любопытством поглядывая на Тарена. — Ты на самом деле предлагаешь нам ее? Да, это может быть интересно. Именно та вещь, о которой стоит подумать. А почему же ты раньше нам ее не предложил?

Тарен глянул прямо в глаза Ордду. На секунду ему показалось, что они остались одни во всем мире — он и эта маленькая колдунья с пронзительным взглядом. Он медленно поднес руку к горлу и почувствовал, как сильные токи, идущие от пряжки Адаона, пульсируют где-то в глубине его существа, прямо в сердце.

— Ты хитрила, лукавила с нами, Ордду, — прошептал он. — Ты увидела эту пряжку Адаона в тот самый момент, как я появился здесь. Ты знала, что это за вещь.

— Какая разница? — ответила Ордду. — Выбор принадлежит тебе. Ты торгуешься. Да, мы хорошо знаем эту брошь. Первый из бардов, Миртин, сын Тиердваедда, сделал ее очень-очень давно.

— Но вы же могли просто убить нас и взять пряжку даром, — недоуменно пробормотал Тарен.

Ордцу снисходительно улыбнулась.

— Ты так ничего и не понял, бедный цыпленок? Пряжку, как знание, правду и любовь, надо отдать добровольно, иначе сила ее разрушится. А она на самом деле обладает необыкновенной силой. И это тоже тебе должно быть ведомо. Потому что бард Миртин заклял ее страшным заклятием и напитал ее снами, мудростью и подарил ей способность предвидеть и предсказывать. С этой пряжкой даже такой утенок, как ты, может выйти из любой переделки с честью и славой. И, кто знает, может быть, стать соперником всем героям Придайна, даже Гвидиону, принцу Дома Доны.

Ордду продолжала пристально смотреть на него.

— Хорошенько подумай, утенок, — сказала она. — Если однажды отдашь, больше она к тебе не вернется. Стоит ли менять ее на Котел, который ты собираешься все равно уничтожить. У тебя не останется ничего.

А брошь в руке Тарена пульсировала. И он с отчетливостью ощутил радость необыкновенных видений и прелесть нежнейших запахов, словно бы воочию увидел капли росы на дрожащей паутине. Он вспомнил, как с помощью этой драгоценной пряжки спас друзей от обвала. Перед его внутренним взором возникли восхищенные глаза Эйлонви. Ему слышались восторженные возгласы Гурджи, восхвалявшие его несравненную мудрость. Всплыл в памяти Адаон, доверивший ему брошь перед смертью. Его переполняла гордость от той силы и тех мудрых знаний, которые дарила ему эта брошь. А стоящий у его ног отвратительный Котел, казалось, ухмылялся кровавым провалом громадного отверстия.

Тарен кивнул, потому что был не в силах вымолвить хотя бы слово. Потом собрал всю свою волю и с трудом проговорил:

— Да, я решил. Это та цена, которую я согласен заплатить.

Он медленно отколол пряжку и опустил ее в протянутую руку Ордцу. И тут же почувствовал, как будто бы блеснул в последний раз и погас свет в его сердце. Он чуть не закричал от пронзившей его боли.

— Принято, мой цыпленок! — воскликнула Ордду. — Брошь за Крошан!

Спутники Тарена стояли вокруг него в унылом молчании. Он сжал кулаки.

— Крошан наш, — сказал он, не отводя взора от глаз Ордду. — Я прав? Он наш, и мы можем делать с ним все, что пожелаем?

— Конечно, дорогой мой птенчик, — откликнулась Ордду. — Мы никогда не нарушаем сделок. Он полностью ваш, никаких сомнений.

— В вашей кладовой я видел молотки и ломы, — деловито сказал Тарен. — Вы позволите нам воспользоваться ими? Или, — жестко добавил он, — мы их тоже должны купить?

— Берите, берите их, неугомонные гусятки, — ответила Ордду. — Мы попросту включим это в стоимость сделки. А ты смелый, мой цыпленок, — заметила она с некоторым уважением.

Тарен в сопровождении друзей отправился в кладовую. Здесь он остановился.

— Я понял, чем вы готовы были пожертвовать, — тихо сказал он, поочередно беря их за руки. — Каждый из вас отдавал самое дорогое. Я рад, что Ордду не взяла твою арфу, Ффлевддур. Представляю, как бы ты был несчастен без своей музыки. А ты, Гурджи, хотел пожертвовать едой, лишь бы я не отдавал пряжку Адаона. И твое кольцо, Эйлонви, а тем более золотой шар, твоя любимая игрушка, гораздо нужнее тебе, чем этим колдуньям. Не стоило менять их на отвратительный Крошан.

Тарен грустно улыбнулся.

— Все эти вещи, — сказал он, — теперь дороже нам вдвойне. И вами, своими друзьями, я дорожу теперь несравненно больше, чем прежде. — Он схватил прислоненный к стене тяжелый молот. — А теперь, друзья мои, давайте закончим то дело, ради которого мы готовы были пожертвовать всем, что у нас есть.

Вооруженные железными молотами, они заспешили назад, к курятнику, где ждал их неподвижный Котел. Колдуньи с любопытством наблюдали за ними. Тарен поднял молот, собрал все свои силы и обрушил его на Крошан.

Молот отскочил. Котел глухо зарокотал, словно в чреве его извергался вулкан. Но никакой вмятины не появилось на его черном боку. С гневным криком Тарен ударил еще и еще раз. Бард и даже Эйлонви колотили своими железными молотками без устали. А Гурджи, подскакивая, дубасил толстым коротким ломом.

Несмотря на все их усилия, на Котле не появилось ни одной царапины. Взмокший, измученный Тарен прислонил к ноге молот и вытер струящийся по лицу пот.

— Вы должны были сказать нам заранее, мои гусята, что собираетесь сделать с Крошаном, — заметила Ордду. — Этого с ним сделать никак вам не удастся.

— Котел принадлежит нам, — заявила Эйлонви, — Тарен заплатил за него больше чем достаточно. И мы вправе разрушить его!

— Естественно, — кротко согласилась Ордду. — И вы можете колотить по нему сколько угодно, а птицы тем временем совьют гнезда, выведут птенцов и снова улетят на юг. Но, мои глупые гусятки, вы никогда таким способом не разрушите Крошан. Ни за что! Вы все делаете неправильно.

Гурджи, собиравшийся нырнуть в Котел и попытаться разбить его изнутри, замер, чтобы послушать, что скажет Ордду.

— Поскольку Крошан теперь ваш, — продолжала Ордду, — вы имеете право знать, как уничтожить его. Есть один только путь, очень простой и ясный.

— Так укажите его нам! — вскричал Тарен. — И мы сможем положить конец этому страшилищу!

— Живой человек должен влезть в него, — спокойно сказала Ордду. — И когда он это сделает, Котел рассыплется сам собой. Но, — добавила она, — есть одна не совсем приятная штука. Бедный утенок, который нырнет в него, никогда уже не выберется оттуда живым.

С криком ужаса Гурджи скатился с Котла и поспешно отбежал на безопасное расстояние, где он принялся яростно размахивать железным ломиком и грозить кулаком Крошану.

— Да, — сказала Ордду с улыбкой, — так-то вот, птенчик мой. Крошан стоил тебе всего лишь броши. Но потребуется отдать жизнь, чтобы его разрушить. И это еще не все. Отдать свою жизнь Крошану нужно добровольно. Если вы попытаетесь заставить кого-нибудь сделать это, Котел и не дрогнет.

Ордду оглядела всех их по очереди и блаженно потянулась.

— А теперь, мои цыплята, — сказала она, — мы уже по-настоящему должны распрощаться с вами. Оргох ужасно сонная. Вы подняли нас так рано. Доброго, счастливого пути. Прощайте, — она помахала рукой и вместе с другими двумя колдуньями двинулась к хижине.

— Остановитесь! — закричал Тарен. — Скажите нам, нет ли другого способа?

Колдуньи уже скрылись в хижине, и Тарен заколотил кулаками в дверь. Оттуда высунулась голова Ордду.

— Никакого иного способа, мой цыпленок, — сказала она, и впервые в ее голосе зазвучали нотки жалости.

Дверь с треском захлопнулась перед самым носом Тарена. Тщетно он молотил по ней что было сил. Ни звука в ответ. И даже окно внезапно подернулось непроницаемой туманной дымкой, которая быстро сгустилась в черную плотную завесу.

— Когда колдунья произнесла «прощайте», — заметил бард, — она, подозреваю, имела в виду именно это — прощайте навсегда. — Он вдруг просиял. — И это, кстати, самое приятное, что я слышал сегодня утром.

Тарен устало уронил свой молот на землю.

— И все же я думаю, что есть другой способ, — сказал он. — Во всяком случае, хотя мы и не можем разрушить Котел сейчас же, мы не должны бросать его.

— Может, спрятать? — предложил Ффлевдцур, — Закопать. И как можно скорее. Будь уверен, мы не найдем никого, кто бы согласился прыгнуть в эту черную дыру, чтобы уничтожить Крошан вместе с собой.

Тарен покачал головой:

— Нет, мы не можем просто спрятать его. Рано или поздно Аровн его разыщет, и все наши усилия окажутся бесполезными. Только Даллбен знает, что делать с ним. Он единственный обладает той мудростью, которая сильнее черной силы Крошана. Гвидион собирался принести Котел в Каер Даллбен. Теперь это должны сделать мы.

Ффлевддур согласно кивнул:

— Что ж, разумное решение. Но это такая неуклюжая громадина. Не понимаю, как мы вчетвером сможем тащить его по болотам, ущельям и крутым горным тропам.

Они вывели Ллуагор и Мелинласа, поставили их рядом перед хранящей мертвое молчание хижиной и подвесили Котел между двумя лошадьми. Гурджи и Эйлонви вели тяжело нагруженных лошадей за повод, а Тарен и Ффлевддур шли между ними — один впереди, другой — сзади, чтобы поддерживать раскачивающийся на веревках Котел.

Хотя Тарен и стремился поскорей уйти от хижины колдуний и из их владений, но теперь, без пряжки Адаона, он не решился идти через Болота Морвы напрямик. Вместо этого он повел свой отряд в обход, держась кромки твердой земли у края Болот. И так до тех пор, пока они не выйдут на надежную торфяную дорогу, поросшую вереском.

— Этот путь длиннее, — сказал Тарен, — но Болота слишком ненадежны. В прошлый раз нас вела брошь Адаона. Теперь, — он печально вздохнул, — боюсь, что нас может постигнуть та же участь, что и Охотников.

— Это было бы здорово! — воскликнул бард. — Не для нас, конечно, — поправился. он, — а для Котла. Утопить гадкий горшок в зыбучей жиже, и все тут!

— Нет, спасибо, — ответила Эйлонви. — Зыбучая топь с удовольствием проглотит и нас! Если же ты устал идти кружным путем, то я готова поменяться с тобою местами. Становись впереди лошади, а я стану поддерживать Котел.

— Совсем нет, нисколько не устал, — пробормотал пристыженный бард. — Не так уж он тяжел. И, в сущности, это хорошее упражнение для рук. Очень бодрит. К тому же Ффлевддур Пламенный никогда не сдается!

При последних его словах звякнули и оборвались две струны арфы, но бард не обратил на это никакого внимания, занятый раскачивающимся Котлом.

Тарен, усталый и задумчивый, шагал молча. Он лишь бросал короткие слова команды, направляя идущих впереди Гурджи и Эйлонви. За целый день они позволили себе отдохнуть лишь два-три раза, да и то совсем недолго. Тем не менее с приближением вечера Тарен увидел, что прошли они очень мало и едва лишь достигли бесконечных торфяных просторов. А им предстояло еще выйти на твердую дорогу. Усталость всей своей тяжестью навалилась на плечи. Она была, наверное, во много раз тяжелее самого Крошана. И слабость. Такой слабости Тарен не ошущал уже давно, во всяком случае, пока брошь Адаона была с ним.

Они разбили лагерь в открытой степи — холодной, сырой и голой, окутанной ядовитым туманом, который поднимался с Болот Морвы. Затем они отвязали Крошан и дали отдых изможденным лошадям. Гурджи достал из своей кожаной сумки еду.

После еды Ффлевддур поднялся. И хоть бард дрожал от сырого ветра, он приложил арфу к плечу и постарался развеселить утомленных путников веселой песенкой.

Тарен, который раньше всегда с большим удовольствием слушал музыку барда, на этот раз сидел в отдалении и мрачно разглядывал Котел. Эйлонви подошла и положила руку ему на плечо.

— Я понимаю, что утешить тебя трудно, — мягко сказала она. — Но попытайся взглянуть на все по-другому. Ты на самом-то деле ничего не отдал колдуньям. Конечно, ты отдал пряжку и все, что она давала тебе. Но разве ты не понимаешь, что все это шло от нее, а не изнутри тебя?

Она беспомощно поглядела на Тарена и попыталась растолковать ему свою мысль.

— Гораздо хуже было бы отдать летний день. Он часть тебя, понимаешь? Я, например, не отдала бы ни единого своего денька. Будь то холодный зимний или противный осенний день. Ордду взяла не часть тебя, а то, что тебе не принадлежало. Поэтому ты остался самим собой. И уж это-то ты не можешь отрицать!

— Да, — ответил Тарен, — я остался тем, что есть, — всего лишь Помощником Сторожа Свиньи. Мне надо было бы понимать, что все остальное было слишком уж прекрасным, чтобы длиться долго.

— Ну и что? — с воодушевлением воскликнула Эйлонви. — Зато ты совершенно прекрасно справляешься с обязанностями Помощника Сторожа Свиньи. И я скажу даже больше, ты лучший Помощник Сторожа Свиньи во всем Придайне. Я не знаю, правда, есть ли другие, но не в этом дело. Будь их даже сотни, ни один, я уверена, никогда не справился бы с тем, что сделал ты.

— Я не мог поступить по-другому, — заговорил Тарен, все еще думая о пряжке Адаона. — Иначе мы не добыли бы Котел. И еще. Я понял смысл слов Ордду о том, что все должно идти так, как оно идет. Ничто не может изменить судьбу. — Он повернулся к Эйлонви, и лицо его стало жестче. — Адаон заранее знал, что готовит ему судьба. Но он не пытался избежать ее, хотя это стоило ему жизни. — Тарен приподнялся. — Если и на мне лежит рок, я готов. Надеюсь только, что встречу его достойно. Так, как это сделал Адаон.

— Но что бы ни случилось, — сказала Эйлонви, — помни, это ты добыл Котел для Гвидиона, для Даллбена и для всех нас. Этого у тебя отнять уже никто не сможет. Уж этим ты можешь гордиться.

Тарен кивнул:

— Да, это я сделал.

Больше он ничего не сказал. И Эйлонви тихо отошла от него. Долго еще после того, как все заснули, Тарен сидел, неотрывно глядя на Крошан. Он слово за словом обдумывал все, что сказала ему Эйлонви. Отчаяние и горечь немного отступили, уступив в душе его место светлому чувству благодарности. И растущая гордость вливала в него новые силы, Вскоре Котел будет в руках Гвидиона, и долгий, трудный путь его закончится.

— «Это я сделал», — повторял себе Тарен и чувствовал, как решимость, вера в себя крепнут в его душе.

А ветер стонал в черной тьме. Крошан неясно вырисовывался в неверном свете скрытой облаками луны. Размытая тень его угрожающе шевелилась. И Тарен вновь подумал об Адаоне, о его пряжке, обо всем, что они пережили. Он вдруг закрыл ладонями лицо и заплакал. я, если вас превратят в жаб? А потом раздавят? А?

Глава 16

Река

В эту ночь Тарен спал мало, но сон был освежающим, и усталость немного притупилась. С рассветом он поднял свой отряд, и они с трудом снова привязали Крошан к седлам Ллуагор и Мелинласа. Когда дело было сделано, Тарен с беспокойством огляделся.

— В этой торфяной пустыне убежища нам не найти, — сказал он. — Надо держать путь в низину. Там будет полегче, надеюсь. Но как бы Аровн не послал на поиски Крошана гвитантов. Рано или поздно они нас обнаружат. Тогда ринутся на нас, как ястребы на цыплят.

— Пожалуйста, не говори этого словечка — «цыплята», — поморщился бард. — Достаточно я наслушался от Ордду.

— Гурджи защитит доброго хозяина! — закричал Гурджи.

Тарен улыбнулся и потрепал Гурджи по плечу.

— Я знаю, ты сделаешь все, что в твоих силах, — сказал он. — Но даже все мы вместе не сможем справиться и с одним гвитантом. — Он поразмыслил и проговорил: — Пожалуй, нам лучше всего было бы повернуть на север, к лесу Идрис. Это самый длинный и кружной путь, но там мы в крайнем случае найдем укрытие и защиту.

Эйлонви тут же согласилась с ним.

— Обычно считается глупым идти в направлении, обратном цели, — сказала она. — Но я предпочитаю помучиться в долгом пути, чем встречаться с гвитантами.

— Тогда веди нас, — сказал бард. — Ффлевддур Пламенный всегда поступал решительно и действовал немедля! Хотя, должен признаться, мои ноющие кости советуют совсем иное.

Путники без особого труда пересекли торфяную пустыню. Но стоило им очутиться в лесу Идрис, как Крошан стал очень сильно мешать их продвижению. Деревья и кусты, которые обещали защиту и укрытие, не желали пропускать идущих рядом лошадей, да еще с громадным Котлом между ними. Ллуагор и Мелинлас часто спотыкались о корни и с трудом волокли Котел сквозь густые заросли кустов, еле умещаясь на узкой лесной тропинке.

Тарен вынужден был объявить остановку.

— Лошади сделали все, что могли, — сказал он, потрепав взмыленную шею Мелинласа. — Теперь наша очередь помогать им. Жаль, что с нами нет Доли. — Он вздохнул. — Уверен, карлик с его сметкой и ловкостью нашел бы лучший способ нести Котел. Он придумал бы что-нибудь занятное, сплел бы, к примеру, канат из веток или гибкого плюща.

— Вот! — воскликнула Эйлонви. — Ты это здорово придумал! Видишь, и без пряжки Адаона ты действуешь поразительно правильно!

Острыми мечами Тарен и бард нарубили прочных веток, а Эйлонви и Гурджи тем временем обдирали со стволов деревьев гибкие побеги ползучих растений. Настроение Тарена улучшилось, когда он пристроил свитый общими усилиями канат. Они подняли Крошан и снова отправились в путь. Канат впивался в плечи и резал руки. Тяжко и медленно они продвигались вперед.

— О, бедные, усталые руки! — стонал Гурджи. — О, больки и мозольки! Слабенький и маленький Гурджи больше уж никогда не покинет Каер Даллбен!

Тарен шел, стиснув зубы. Грубый канат раздирал плечо в кровь. Ему казалось, что отвратительный, тяжелый Крошан, бокастый, темнеющий кровавыми пятнами, обрел свою собственную жизнь. Он пошатывался, стараясь сбить его с ног, цеплялся за выступающие корявые суки, врезался в стволы деревьев, грозно гудя, обматывал вокруг себя колючие плети ежевики. Часто при этом путники спотыкались, теряли равновесие, падали. Потом снова приходилось цеплять Крошан канатом, поднимать, распрямляться под его неимоверной тяжестью. И хотя было до того холодно, что пар клубами вылетал изо рта, спины их взмокли от горячего пота. Ветер пронизывал разгоряченные тела, проскальзывая в прорехи разорванных колючками плащей.

Деревья сдвигались все плотнее и плотнее. Лес густел. Дорога поднималась вверх, устремляясь на крутой склон холма. Тарену уже казалось, что Крошан с каждым их шагом прибавляет в весе. Его злобная, широко открытая пасть как бы усмехалась. Крошан медленно, но упорно вытягивал из них силы и словно бы перекачивал в себя. Неожиданно канат соскользнул с плеча Тарена, Котел упал. Вместе с ним свалился на землю и обессилевший юноша. Потирая горевшее плечо, Тарен посмотрел на злобно ощерившийся Котел и покачал головой.

— Бесполезно, — выдохнул он. — Мы никогда не сможем пройти с ним сквозь лес. Нет смысла стараться.

— Ты говоришь как Гвистил, — заметила Эйлонви. — Если б я закрыла глаза, то ни за что бы не обнаружила разницу.

— Гвистил! — хмыкнул бард, уныло разглядывая покрытые волдырями ладони. — Я завидую этому парню, сидящему в своем кроличьем садке! Иногда мне кажется, что он очень правильно живет.

— Нас слишком мало, чтобы нести такой груз, — безнадежно махнул рукой Тарен. — Если бы у нас была еще одна лошадь или хотя бы еще одна пара рук. Мы только обманываем себя, надеясь дотащить Крошан до Каер Даллбен.

— Похоже на правду, — устало вздохнула Эйлонви. — Но я не знаю, что еще мы можем сделать, кроме того, чтобы продолжать обманывать себя дальше. И, возможно, дообманываемся до самого дома.

Тарен нарубил новых веток и вплел их в канат вместо измочаленных. Он работал, но на сердце у него лежал камень потяжелее Крошана. И, когда они наконец одолели подъем, с трудом перетащили свой груз через холм и спустились в глубокую низину, Тарен почти в полном отчаянии опустился на землю. Перед ними, словно гигантская коричневая змея, извивалась беспокойная река.

Тарен мрачно поглядел на бурные воды реки, затем отвернулся.

— Я чувствую, что на нас лежит неумолимый рок. Нам никогда не донести Крошан до Каер Даллбен.

— Чепуха! — вскричала Эйлонви. — Если остановишься сейчас, тогда считай, ты действительно ли за что отдал брошь Адаона! Это хуже, чем надеть драгоценное ожерелье на шею вороне и помахать ей ручкой!

— Если я не ошибаюсь, — тихо сказал Ффлевдцур, — это должна быть река Теввин. Я когда-то пересекал ее, но севернее, там, где она берет свое начало. Удивительно, как много видят и узнают странствующие барды!

— Увы, нам твои сведения ни к чему, друг мой, — сказал Тарен. — Нам не под силу подниматься вверх по течению и искать то место, где ты переходил реку вброд.

— Я и не спорю, — согласился бард. — Там, выше, пришлось бы преодолеть целую горную цепь. И если уж нужно переходить реку, то надо это делать здесь.

— Мне кажется, вон там река мелеет, — сказала Эйлонви, указывая на окруженное полузатопленной осокой светлое пятно посреди воды там, где река делала крутой поворот, — Ну, Тарен из Каер Даллбен, — обратилась она к юноше, — решай, как нам быть дальше. Мы не можем просто сидеть здесь и ждать, пока гвитанты или кто-нибудь не менее отвратительный найдут нас. Впрочем, мы могли бы вернуться к Ордду и предложить ей снова обменять Котел на брошь Адаона.

Тарен поднял голову.

— Если вы все этого хотите, — тихо произнес он, — мы попробуем перейти реку.

Медленно, пригибаясь под неимоверной тяжестью Котла, путники перетащили Крошан на берег реки. Пока Гурджи, ведший лошадей, осторожно пробовал воду то одной ногой, то другой, Тарен и бард перекинули канат через плечи. Эйлонви старалась придерживать раскачивающийся Котел. Ледяная вода обожгла ноги Тарена. Он упирался пятками в дно, пытаясь нащупать твердую почву в топкой перине ила. Все глубже и глубже погружался он в воду. Позади него ворчащий и пыхтящий Ффлевддур изо всех сил натягивал свой конец каната. Стылая вода перехватывала дыхание. У Тарена закружилась голова, мокрый канат выскальзывал из онемелых пальцев.

На один ужасный миг он почувствовал, что падает. Его нога судорожно нащупала камень. Он уперся в него ступней и удержал равновесие. Гибкие побеги плюща, переплетенные с ветками, заскрипели, когда Котел заскользил по наклонной и тяжесть его переместилась с центра к спине Тарена. Они теперь были на самой середине реки, а вода поднялась только до пояса. Тарен поглядел сквозь струящийся по лицу и застилавший глаза пот на противоположный берег. Он был уже недалеко. Казалось, берег был более пологим, а лес за ним не такой густой.

— Скорее туда! — вскричал Тарен, снова обретя силы и мужество.

Он увидел, что Гурджи уже вывел лошадей из воды и вернулся назад, чтобы помочь им перенести Котел.

Ближе к берегу дно реки стало каменистым. Тарен вслепую, лишь ощупывая дно ногами, выбирал дорогу среди коварных Скользких камней. Впереди поднимались из воды несколько высоких валунов, и он осторожно направлял Крошан так, чтобы не задеть их. Гурджи протянул навстречу ему руки. И тут Тарен услышал за спиной испуганный вскрик барда. Котел накренился. Изо всех сил Тарен потянул канат. Эйлонви ухватилась за ручку Котла и отчаянно дергала его на себя. Тарен стремительно рванулся к берегу.

Крошан упал набок и погрузился в вязкую тину отмели.

Тарен повернулся, чтобы помочь Ффлевддуру. Бард, хватаясь за валуны, полз к берегу. Его лицо было белым от боли. Правая рука его беспомощно повисла.

— Неужели она сломана? Неужели она сломана? — повторял бард со стоном, пока Тарен и Эйлонви поспешали к нему, чтобы вытащить его на берег.

— Потерпи, через минуту я смогу сказать тебе точно, — сказал Тарен, помогая спотыкающемуся барду сесть и опереться спиной об ольху.

Он распахнул плащ Ффлевддура, разорвал рукав его куртки и осторожно осмотрел поврежденную руку. Котел, падая, не только поранил руку барда, но и нанес ему глубокую рану в бок.

— Да, — сказал Тарен, — боюсь, что это серьезно.

При этих словах Ффлевддур застонал и бессильно

склонил голову.

— Ужасно, ужасно, — заохал он, — Ффлевддур Пламенный никогда не унывает, но эту боль вынести трудно.

— Это просто несчастный случай, — успокаивала его Эйлонви, стараясь скрыть беспокойство — Не надо так волноваться. Мы сейчас перевяжем тебе руку…

— Бесполезно! — причитал Ффлевддур. — Она никогда уже не будет прежней! О, это все отвратительный Крошан! Злобная тварь ударила меня нарочно, я уверен!

— Ты выздоровеешь, я обещаю тебе, — увещевал барда Тарен. Он оторвал несколько широких полос от его плаща. — Через некоторое время рука будет как новая! Конечно, надо подождать, пока она заживет.

— Рука? — вскричал бард — Не рука меня беспокоит! Меня приводит в отчаяние арфа.

— Твоя арфа в лучшем состоянии, чем ты, — сказала Эйлонви, снимая инструмент с плеча барда и кладя ему на колени.

— Слава Великому Белину! — засмеялся бард, поглаживая арфу здоровой рукой. — Рука? Да что рука! Понятно, она побаливает. Но руки я ломал много раз… однажды я сломал запястье, поигрывая мечом. В любом случае у меня две руки. Но только одна арфа! — Бард с облегчением вздохнул. — Арфа при мне, и я чувствую себя намного лучше.

Несмотря на мужественную усмешку Ффлевддура, Тарен видел, что он страдает больше, чем старается показать. Быстро и бережно Тарен приложил к перелому две дощечки туго обвязал их полосками ткани, а затем принес немного травы из седельной сумки Ллуагор.

— Пожуй эту травку, — сказал он Ффлевддуру, — Это умерит и облегчит боль. И лучше тебе не двигаться некоторое время.

— Спокойно лежать? — встрепенулся бард — Только не теперь! Мы должны выловить этот отвратительный горшок из реки!

Тарен покачал головой:

— Мы постараемся поднять его втроем. Со сломанной рукой даже Ффлевддур Пламенный будет не большой подмогой.

— Ничего подобного! — упрямился бард. — Ффлевддур Пламенный всегда нужен и полезен!

Он с трудом попытался подняться, но сморщился от боли и снова привалился к стволу ольхи. Это усилие только увеличило боль. Бард часто дышал и печально смотрел на перевязанную руку.

Тарен взял канат и вместе с Гурджи и Эйлонви направился к отмели. Крошан лежал на боку, наполовину погруженный в воду. Быстрое течение устраивало около него водовороты, вода с шумом заплескивалась в отверстие, и казалось, что Котел что-то злобно бормочет. Тарен увидел, что Котел застрял меж двух валунов. Он сделал петлю и укрепил канат вокруг Котла, приказав Гурджи и Эйлонви тянуть, когда он подаст знак.

Он вошел в воду, наклонился и попытался подсунуть плечо под Котел. Гурджи и Эйлонви тянули изо всех сил. Крошан не двигался.

Промокший до костей, с онемевшими от холода руками, Тарен тщетно боролся со словно бы вросшим в дно Котлом. Запыхавшийся и обессилевший, он вернулся на берег и привязал конец каната к Ллуагор и Мелинласу, впрягая их в застрявший в тине Котел.

И снова Тарен вернулся в ледяной поток. Он крикнул Эйлонви, чтобы она взяла за повод лошадей и повела их прочь от берега. Канат натянулся. Лошади тащили с трудом. Тарен уперся в Котел обеими руками и поднажал. Бард доковылял до реки и тоже попытался помочь. Гурджи присоединился к Тарену. Но Крошан не поддавался.

Отчаявшись, Тарен дал знак всем остановиться. Друзья вернулись на берег, понурые и обескураженные неудачей.

— Придется остаться здесь до завтра, — сказал Тарен. — Утром, отдохнув и поднабравшись сил, попробуем еще раз. Может быть, придумаем какой-нибудь другой способ вытащить Котел. Он плотно увяз в иле, и каждая наша попытка приподнять его приводит лишь к тому, что Котел зарывается еще глубже.

Он посмотрел в сторону реки, где на отмели, высунув разинутую пасть, притаился Черный Крошан, словно дикое злобное животное.

— Он ничего, кроме зла, не приносил и не может принести, — сказал Тарен. — Даже теперь, когда он в наших руках, мы не можем сладить с ним.

Он отвернулся. Вдруг позади него зашуршали кусты. Тарен встрепенулся, рука его легла на рукоять меча.

Из тени деревьев выскользнула быстрая и гибкая фигура.

Глава 17

Выбор

Это был Эллидир. Он вышел на берег. За ним следовала Ислимах. Высохшая грязь струпьями затвердела в каштановых кудрях принца и потеками въелась в лицо. Щеки и руки его были исполосованы в кровь. Запятнанная кровью куртка клочьями висела на его плечах. Плаща на нем не было. Обведенные черными кругами гЛаза лихорадочно блестели. Эллидир остановился перед онемевшими от изумления и неожиданности путниками. Он поднял голову и окинул их одного за другим высокомерным, презрительным взглядом.

— Отличная встреча! — проговорил он хриплым голосом. — Смелая компания огородных пугал. — Его губы растянулись в напряженной, горькой усмешке. — Мальчишка-скотник, девушка-кухарка… и некий мечтатель, видящий сны.

— Зачем же ты пришел сюда? — возмутился Тарен, гневно глядя на Эллидира. — Ты осмеливаешься насмехаться над Адаоном? Он умер и лежит под могильным холмом. Ты предал нас, сын Пен-Лларкау! Где ты был, когда на нас напали Охотники? Когда еще один меч мог изменить все в нашу пользу? Ценой тому стала жизнь Адаона — человека, который был лучше, чем ты когда-либо станешь!

Эллидир не ответил, гордо прошел мимо Тарена и опустился на корточки у сваленных кучей седельных сумок.

— Дайте мне поесть, — сказал он резко. — Корни и дождевая вода были моим мясом и вином.

— Злой предатель! — вскинулся Гурджи — Для коварного негодяя нет ни чавки, ни хрумтявки! Нет, нет!

— Попридержи язык, — устало сказал Эллидир, — или я оторву его вместе с головой.

— Дай ему еды, — коротко бросил Тарен.

Яростно бормоча, Гурджи подчинился и открыл

свою кожаную сумку.

— Мы делимся с тобою едой, — сказала Эйлонви, — но не подумай, что с радостью потчуем, как дорогого гостя!

— Девушка-кухарка не рада мне, — иронично усмехнулся Эллидир. — Она показывает характер.

— Я не девушка и не кухарка, — вставил Ффлевддур, — но сказал бы то же самое. Не думаю, чтобы ты мог ожидать другого приема, Ты оказал нам плохую услугу. И надеешься, что мы устроим тебе праздник?

— Пиликающий на арфе все еще здесь? — откликнулся Эллидир, выхватывая еду у Гурджи — Но, вижу я, у этой птички сломано крыло.

— Опять «птички»! — с отвращением вспомнил бард — Неужели мне так никогда и не забыть Ордду?

— Зачем ты искал нас? — спросил Тарен, — Ты с удовольствием отделился, бросил всех. Так что привело тебя к нам теперь?

— Искал, — грубо засмеялся Эллидир, — но не вас, а Болота Морвы!

— Но ты довольно далеко от них, — выкрикнула Эйлонви. — И если все еще спешишь добраться туда, буду рада указать тебе дорогу. Может быть, ты повстречаешь там Ордду, Оргох и Орвен, и они будут более рады встрече с тобой, чем мы.

Эллидир с жадностью глотал еду, пока не насытился. Потом он откинулся на седельные сумки и блаженно потянулся.

— Вот так-то лучше, — сказал он. — Словно жизнь снова влилась в мои жилы.

— Теперь ты набрался сил, чтобы идти туда, куда собираешься? — проворчала Эйлонви.

— А туда, куда вы собираетесь идти, — ответил Эллидир, — я желаю вам добраться поскорей. Вас с радостью встретят Охотники.

— Что? — вскричал Тарен. — Неужели Охотники до сих пор рыщут?

— Да, скотник, — кивнул Эллидир, — Весь Аннувин поднят на ноги. Охотников я опередил. Мы с ними весело поиграли в зайцев и охотничьих собак. Только вместо собачек были гвитанты. Уж поверьте, я не очень выбирал тропинки, по которым улепетывал.

— Ты сам выбрал эту дорогу! — резко ответил Тарен. — Ты думал только о своей славе! Ведь правда?

— Да, правда то, что я собирался сам идти в Болота Морвы, — сказал Эллидир с жесткой усмешкой. — И правда то, что я не нашел их. Хотя и должен был, просто Охотники преградили мне путь. Со слов девушки-кухарки я понял, что вы были в Морве.

Тарен кивнул:

— Да, мы были там. Теперь возвращаемся в Каер Даллбен.

Эллидир хрипло засмеялся.

— И вы тоже не смогли ничего сделать! Но поскольку ваше путешествие было длиннее, я спрашиваю вас: кто из нас потерял попусту больше времени, сил и крови?

— Ничего не сделали? Попусту? — закричал Тарен. — Нет, не попусту! Котел наш! Вон он лежит, — добавил он, указывая на берег реки, где круглился черный горб Крошана.

Эллидир вскочил на ноги и устремил взгляд на реку.

— Вот, значит, что! — взъярился он. — Вы опять обошли меня! — Лицо его потемнело от ярости. — Я рисковал собственной жизнью, а наглый скотник в это время увел у меня из-под носа мой трофей? — С безумными глазами он набросился на Тарена и попытался схватить его за горло.

Тарен спокойно отвел его руку.

— Я никогда не обманывал тебя, сын Пен-Лларкау! — сказал он. — Твой трофей? Рисковал своей жизнью? Нет, это мы потеряли одну жизнь и пролили кровь, Добывая Котел. За него была заплачена высокая цена, более высокая и тяжелая, чем ты полагаешь, принц Пен-Лларкау!

Эллидир, казалось, клокотал от ярости. Он застыл без движения, и лишь его лицо корежилось и кривилось. Но вскоре ему удалось совладать с собой и вновь казаться холодным и высокомерным, хотя руки его продолжали подрагивать.

— Итак, скотник, — сказал он тихим неприятным голосом, — все же именно ты добыл Котел. Хотя, — он бросил торжествующий взгляд в сторону реки, — кажется, он больше принадлежит реке, чем тебе. Кто же еще, кроме глупого скотника, мог утопить его? Неужели у тебя не хватило ума или сил, чтобы уничтожить его, а не тащить с собой?

— Крошан нельзя уничтожить до тех пор, пока человек не отдаст ему свою жизнь, — ответил Тарен. — И у нас хватило ума, чтобы отнести его домой и обратиться к мудрости Даллбена.

— Ты герой, скотник! — процедил сквозь зубы Эллидир. — Так почему ты, герой, не забрался в него сам? Ты же хвастал своей смелостью. Неужто в глубине души ты трус и увиливаешь, когда нужно выказать эту смелость на деле?

Тарен постарался не заметить насмешки Эллидира.

— Нам нужна твоя помощь, — примирительно сказал он. — У нас недостаточно сил. Помоги нам донести Крошан до Каер Даллбен. Или хотя бы вытащить его на берег.

— Помочь вам? — Эллидир откинул голову и дико захохотал. — Помочь вам? И тогда скотник будет ходить с важным видом перед Гвидионом и хвастать своими подвигами? А принц Пен-Лларкау превратится в подручного замызганной деревенщины? Нет, вы не получите от меня никакой помощи! Я же предупреждал тебя, что ты должен знать свое место, скотник!

Неизвестно, что бы произошло в следующий миг и смог бы сдержать себя Тарен, которому кровь бросилась в лицо, но вдруг Эйлонви, показывая на небо, взвизгнула:

— Гвитанты!

Три гвитанта парили высоко над верхушками деревьев. Они быстро приближались вместе с несомыми ветром облаками. Тарен и Эйлонви подняли Ффлевддура, подхватили его под мышки и, спотыкаясь, понеслись в заросли кустов. Гурджи, почти ополоумев от страха, потянул лошадей за уздечки, увлекая их в тень деревьев. Эллидир не спеша последовал за ними.

Гвитанты устремились вниз. Ветер свистел в их сверкающих крыльях. С резкими, пронзительными, наводящими ужас криками гвитанты парили над Котлом, заслоняя солнце своими черными крыльями. Одна из свирепых птиц уселась на Крошан и балансировала на самом краю его отверстия, громко хлопая крыльями. Гвитанты не делали никаких попыток напасть на людей, но облетали их круг за кругом. Затем вдруг взмыли в небо и полетели на север, в сторону гор.

Бледный и дрожащий Тарен вышел из кустов.

— Они нашли то, что искали, — сказал он. — Аровн вскоре узнает, что Крошан здесь, и ему останется только отобрать его у нас. — Он повернулся к Эллидиру. — Помоги нам, — попросил он еще раз, — я прошу тебя. Мы больше не можем терять ни минуты.

Эллидир пожал плечами и пошел к реке. Он внимательно осмотрел наполовину погруженный в тину Котел.

— Его можно сдвинуть с места, — сказал он, возвратившись, — Но вы не сможете это сделать, скотник. Вам потребуется сила Ислимах. И моя тоже.

— Так одолжи нам силу твоего коня и свою, — сказал Тарен. — Давай поднимем Крошан и уберемся отсюда до того, как появится Аровн и его слуги.

— Возможно, я сделаю это, а возможно, и нет, — ответил Эллидир, странно поглядывая на Тарена. — Вы добыли Котел высокой ценой, согласен. Так заплатите еще раз, чтобы спасти его.

Эллидир медленно оглядел ничего не понимавших спутников.

— Послушай меня, скотник, — продолжал он. — Если я помогу тебе принести Котел в Каер Даллбен, ты должен принять мои условия.

— Сейчас нет времени для условий, — возмутилась Эйлонви. — Мы не желаем слушать твои условия, Эллидир. Мы сами найдем способ вытащить Крошан. Или останемся здесь с ним, а один из нас поспешит к Гвидиону за подмогой.

— Останетесь здесь и будете убиты, — сказал Эллидир. — Нет, все должно быть сделано сейчас же, и сделано на моих условиях. Или вы вообще потеряете Котел.

Он обернулся к Тарену.

— Вот мои условия, — жестко сказал он. — Крошан мой. И вы будете под моей командой. И я тот, кто добыл Котел, а не ты, скотник. Это я был тем, кто бился за него и выиграл. Именно так ты скажешь Гвидиону и другим. А вы все дадите мне клятву молчать.

— Нет, мы не станем! — закричала Эйлонви. — Ты заставляешь нас лгать, чтобы украсть Крошан и вместе с ним все наши невзгоды, потери и нашу кровь! Ты сумасшедший, Эллидир!

— Я не сумасшедший, судомойка! — сказал Эллидир, и глаза его сверкнули, — Я до смерти устал. Ты слышишь меня? Всю жизнь я оставался на вторых ролях. Меня всегда отставляли в сторону, меня не уважали. Честь? Она каждый раз отворачивалась от меня. Слава? Она убегала от меня в самый последний момент. Но на этот раз я не позволю, чтобы трофей ускользнул из моих рук.

— Адаон видел черного зверя на твоих плечах, — тихо произнес Тарен — Я тоже видел его. И вижу его теперь, Эллидир.

— Меня не волнует твой черный зверь! — заорал Эллидир. — Меня волнует моя честь!

— А моя честь? — вскинулся Тарен.

— Что такое честь скотника? — засмеялся Эллидир. — Что сна в сравнении с честью принца?

— Я заплатил за нее! — повысил голос Тарен. — И гораздо дороже, чем ты собираешься заплатить за свою! Ты просишь меня сейчас отказаться от всего этого?

— Ты, скотник, упрекаешь меня в том, что я ищу легкой славы? — прошипел Эллидир. — Упрекаешь, хотя сам вцепился в нее своими грязными лапами. Я не стану больше мешкать здесь и спорить с вами. Мои условия, — или ничего. Выбирайте.

Тарен стоял молча. Эйлонви схватила Эллидира за полу куртки.

— Как ты осмеливаешься просить такую цену за помощь?

Эллидир вырвался и отпрянул.

— Пусть решает скотник. Это его дело — платить или нет.

— Если я поклянусь, — сказал Тарен, обращаясь к друзьям, — вы должны будете поклясться вместе со мной. Присягнув, я уже не смогу нарушить клятву. Но до того как я решу сделать это, я хочу знать, свяжете ли и вы себя такой же клятвой. Я жду вашего согласия.

Никто не произнес ни слова. Наконец Ффлевддур пробормотал:

— Я оставляю решение за тобой и буду твердо держаться того, что станешь делать ты.

Гурджи печально кивнул головой в знак согласия.

— А я не стану лгать! — взвилась Эйлонви. — Не стану ради этого предателя!

— Это не ради него, — спокойно сказал Тарен, — но ради нашего дела.

— Это несправедливо, — прошептала Эйлонви, и глаза ее наполнились слезами.

— Мы не говорим сейчас о справедливости, — мягко сказал Тарен. — Мы говорим о том, что задание должно быть выполнено любой ценой. И эта — не самая большая.

Эйлонви отвернулась.

— Ффлевддур сказал, что выбор за тобой, — выдавила она из себя наконец.

Долгое время Тарен не произносил ни слова. Он чувствовал ту же муку, что и в тот момент, когда расставался с брошью Адаона. А в его ушах звучал голос Эйлонви, выведший его тогда из мрака отчаяния. Он вспомнил ее слова о том, что у человека нельзя отобрать того, что принадлежит его жизни, того, что он совершил. Но именно этого требовал Эллидир. Именно это он должен был отдать добровольно.

Тарен склонил голову.

— Котел твой, Эллидир, — медленно произнес он. — Мы под твоей командой, и все будет так, как ты скажешь. В этом мы клянемся.

С тяжелым сердцем, молча поднялись они и последовали за Эллидиром. Они еще раз обмотали веревки вокруг погруженного в ил Крошана. Эллидир запряг трех лошадей, поставив их веером, бок о бок, затем прикрепил к ним конец каната. Ффлевддур здоровой рукой ухватил коней за уздечки, остальные ступили в реку.

Эллидир, стоя по колено в бурлящей воде, скомандовал Тарену, Эйлонви и Гурджи упереться в бок Котла и не дать ему перевернуться и завалиться между валунами. Он скомандовал Ффлевддуру тянуть лошадей, а сам налег на Котел.

Эллидир подсунул плечо под самое дно Крошана. Его тело напряглось, вены на лбу вздулись и готовы были, казалось, вот-вот лопнуть. Тяжелое дыхание вырывалось из его груди. Но Котел не поддавался. Тарен и Эйлонви тщетно тянули и дергали канат.

Переведя дыхание, Эллидир снова набросился на Котел. Канат скрипел и скользил по валунам. Гибкие лианы скручивались и перетирались. Плечи Эллидира были ободраны в кровь, лицо смертельно побледнело. Он, задыхаясь, отдавал все новые и новые приказы, понукая и лошадей, и людей. Мускулы его дрожали в последнем, невероятном усилии.

Из горла Эллидира вырвался хриплый крик, он почти упал в воду, упираясь всем телом в Котел. И вдруг в хриплом крике его прорвались ликующие нотки. Котел освободился из крепко засосавшей его тины.

Все отчаянно напряглись, спеша вынести Крошан на берег. Эллидир забежал вперед, ухватился за конец каната и потянул. Котел выполз на берег и бухнулся на твердую землю.

Не теряя ни минуты, они быстро привязали Котел между Мелинласом и Ллуагор. Эллидир впряг Ислимах впереди, как коренника, чтобы она вела всех вперед и одновременно несла свою часть ноши.

До этого момента глаза Эллидира горели возбуждением и радостью триумфа. Но теперь выражение его лица изменилось.

— Мы вытащили мой Котел из реки, — сказал он, странно глядя на Тарена. — Но, думаю, я был немного опрометчив. Ты принял мои условия подозрительно быстро. — Он сощурился. — Скажи мне, что у тебя на уме, скотник? — Ярость вновь захлестнула его. — Я вижу тебя насквозь! Ты еще раз попытаешься обмануть меня!

— Я дал клятву, — попытался урезонить его Тарен.

— Что такое клятва скотника? — взвился Эллидир. — Ты дал ее, ты ее и нарушишь!

— Говори за себя, — сердито бросила Эйлонви, — Такое, мог бы сделать ты, принц Пен-Лларкау. Но мы на тебя не похожи.

— Для того чтобы вытащить Котел, требовались усилия всех, — продолжал, не обращая внимания на ее слова, Эллидир. — Но теперь, когда он погружен на лошадей, так много людей не нужно. — Губы его растянулись в злобной улыбке — Да… да, совсем немного. Возможно, всего один, если он достаточно силен. — Он резко обернулся к Тарену: — Неужто я один не справлюсь с этим?

— Эллидир, — вскричал Тарен, — ты и в самом деле сумасшедший!

— Да! — засмеялся Эллидир. — Сумасшедший, что поверил только твоему слову! Безопасно только молчание, полное молчание! — Его рука потянулась к мечу. — Да, скотник, я знал, что в конце концов мы должны будем столкнуться друг с другом.

Он прыгнул вперед, выхватил меч и занес его над головой. Прежде чем Тарен успел обнажить свой клинок, Эллидир, злобно размахивая мечом, принялся теснить его, делая стремительные и грозные выпады. Тарен медленно отступал к реке. Он вспрыгнул на скользкий валун, лихорадочно пытаясь выхватить свой меч. Эллидир бросился в воду. Никто не успел остановить его.

Злобный принц сделал выпад. Тарен поскользнулся и рухнул в реку. Он попробовал подняться, но камни ускользали из-под ног. Он снова потерял равновесие и упал. И снова Тарен поднялся, но быстрое течение подсекло его. И он опять упал. В последний момент он успел еще заметить угрожающе нацеленный прямо в голову острый край камня. И больше ничего уже не видел.

Глава 18

Потеря

Только ночью Тарен пришел в себя. Он лежал, прислонившись к бревну, избитое тело его было укутано плащом. В голове пульсировала тупая боль. Эйлонви с тревогой склонилась над ним. Тарен напрягся и попытался сесть. В глазах у него все еще мелькали острые камни, в ушах гудела и грохотала рушащаяся на голову вода, проносились обрывки слов, крики. Все кружилось перед его взором. Желтый свет ослепил юношу. Постепенно сознание Тарена прояснилось, и он понял, что свет лился от золотого шара Эйлонви, поставленного на бревно рядом с ним. У самых его ног теплился небольшой костер. Бард и Гурджи старательно подкармливали слабый огонек сухими ветками.

— Я рада, что ты наконец соизволил проснуться, — сказала Эйлонви, пытаясь скрыть за веселостью волнение.

Ффлевддур и Гурджи подошли и опустились рядом на корточки, заглядывая ему в глаза.

— Ты так наглотался воды, — продолжала Эйлонви, — что я думала, в реке ничего не останется. Мы уж боялись, что никогда не сможем откачать тебя. А еще этот удар по голове. Вот уж совсем было некстати.

— Крошан! — с трудом выдохнул Тарен. — Эллидир! — Он огляделся вокруг. — Этот костер, — пробормотал он, — мы не должны… нельзя рисковать… свет… воины Аровна увидят.

— У нас был выбор — или разжечь костер, или позволить тебе окоченеть, — сказал бард. — Мы выбрали первое. Не думаю, — криво усмехнулся он, — чтобы мы очень рисковали. Поскольку Котла у нас нет, вряд ли Аровн продолжает интересоваться нами. И к счастью, должен заметить.

— Где Крошан? — повторил Тарен.

Преодолевая головокружение, он привстал.

— Котел у Эллидира, — сказала Эйлонви.

— И если ты спросишь, где он сам, — вставил бард, — то мы ответим тебе совершенно точно — не знаем.

— Злой принц ушел со злым горшком, — добавил Гурджи, — да, да, быстрой убежкой и скорой ускочкой.

— Удачное избавление, — добавил Ффлевддур. — Сразу от обоих — от Крошана и принца. Не знаю, кто из них хуже — Котел или Эллидир. Теперь наконец они соединились.

— Вы дали ему уйти? — встревожился Тарен. Он схватился за голову. — Вы позволили ему украсть Крошан?

— «Позволили» не совсем то слово, друг мой, — печально откликнулся бард.

— Кажется, ты забыл, — добавила Эйлонви, — что Эллидир пытался убить тебя. Повезло еще, что ты упал в реку. Видел бы ты, что творилось потом на берегу!

Она вздрогнула, словно бы вновь переживала весь тот ужас.

— Мы погнались за Эллидиром. К этому времени ты уже плыл вниз по реке, как сухой листик в… э-э… короче, как листок на волнах. Мы попытались поначалу спасти тебя, но Эллидир накинулся на нас. Он хотел всех нас перебить. Видел бы ты его лицо и его глаза. Он был взбешен. И даже хуже — он превратился в дикого зверя. Ффлевддур пробовал было бороться с ним…

— У этого негодяя сил как у десятерых, — сказал бард. — Я еле успел выхватить меч. Это не совсем удобно, когда у тебя сломанная рука, ты же понимаешь. Но я встретил его! Ужасающий лязг металла! О, ты еще никогда не видел Ффлевддура Пламенного, по-настоящему горящего отвагой! Секунда, и коварный принц сдался бы на милость победителя. Но… — быстро добавил бард, — но он ударил меня, и я упал.

— И Гурджи сражался тоже! Да, да, он пустил в ход все свои колотушки и молотушки! — вскипел Гурджи.

— Бедный Гурджи, — сказала Эйлонви, — Он сражался изо всех сил. Но Эллидир поднял его и зашвырнул на дерево. А когда я попыталась схватить свой лук, он вырвал его и сломал о колено.

— После этого он преследовал нас до самого леса, — вздохнул Ффлевддур. — Я никогда не видел человека в таком бешенстве. Он вопил, рычал, Обзывал нас ворами и клятвопреступниками. Он визжал, что мы пытались держать его на последних ролях, затолкать во второй ряд. И выкрикивал только это бесконечное число раз.

Тарен печально покачал головой.

— Боюсь, что черный зверь проглотил его, как и предупреждал Адаон, — прошептал Тарен. — В глубине души я жалею Эллидира.

— Я бы жалел его еще больше, — усмехнулся Ффлевддур, — если бы он не пытался оторвать мне голову.

— Долго я ненавидел его, — продолжал Тарен, — Но в тот малый промежуток, когда я владел пряжкой Адаона, мне открылось его измученное и несчастное сердце. И я никогда не забуду, что он сказал мне. Будто я насмехаюсь над ним за то, что он ищет славы, в то время как сам вцепился в нее грязными своими лапами. — Тарен вытянул руки перед собой. — Этими вот недостойными руками, — вдруг добавил он с горечью.

— Не обращай внимания на злобные слова Эллидира, — подалась к нему Эйлонви. — После того, что он сам натворил, у него нет права обвинять в чем-либо других.

— И все же, — тихо повторил Тарен, — он говорил правду.

— Неужто? — вскинулась Эйлонви. — Правда только в том, что он ради своей чести и славы готов убить нас всех.

— К счастью, мы сумели убежать и спастись от его меча, — сказал Ффлевддур. — А когда мы вернулись назад, лошади, Крошан и Эллидир исчезли. После этого мы пошли вниз по реке искать тебя. Течение уволокло тебя далеко. Но я до сих пор не могу понять, как это человек может проглотить столько воды за такое короткое время!

— Мы должны найти его! — вскричал Тарен, не желая замечать шутливый тон барда. — Нельзя оставлять Крошан в его руках! Вы должны бросить меня и отправиться в погоню! — Он попытался еще раз подняться на ноги. — Идем теперь же, мы не имеем права терять время.

Ффлевддур не двинулся с места.

— Боюсь, что в этом нет смысла, как сказал бы наш друг Гвистил. Его и след простыл. А мы и понятия не имеем, куда он мог направиться. И хоть мне противно и обидно говорить это, но сомневаюсь, чтобы мы сумели сейчас справиться с ним. — Бард поглядел на свою сломанную руку. — Ни с Крошаном, ни с Эллидиром мы не сладим, даже если найдем их.

Тарен молча глядел на огонь.

— Ты прав, друг мой, — с великим унынием проговорил он. — Вы сделали больше, чем я осмелился бы вас когда-либо попросить. И гораздо больше,

чем я сам. Да, сейчас бесполезно искать Эллидира. Это так же верно, как и то, что мы снова с пустыми руками. Мы потеряли все ни за что: и брошь Адаона, и нашу честь, и вдобавок сам Крошан. Мы вернемся в Каер Даллбен с пустыми руками. Возможно, Эллидир прав, — пробормотал: он, — негоже скотнику искать той же чести, что и принцу.

— Скотник! — закричала возмущенно Эйлонви — Не смей говорить о себе так, Тарен из Каер Даллбен! Ты не скотник, а Помощник Сторожа Свиньи! Это само по себе великая честь! На первый взгляд это и впрямь может показаться одним и тем же, — прибавила она, — но одно звание — гордое и важное, а другое словечко — просто унизительное. Так выбери гордое звание — Помощник Сторожа Свиньи!

Тарен некоторое время молчал, потом поднял голову и взглянул на Эйлонви.

— Адаон как-то сказал мне, что гораздо больше чести в хорошо вспаханном поле, чем на поле брани, залитом кровью. — Тарен говорил, и казалось, тяжесть сама собой спадает с его сердца. — Я понял теперь смысл его слов и не завидую Эллидиру. Я тоже стану искать чести, но буду искать ее там, где она подлинная.

Путники провели ночь в лесу и на следующее утро направились на юг, обходя открытые места. Они не встретили ни Охотников, ни гвитантов. Вероятно, им и не очень следовало опасаться преследования, потому что, как верно подметил бард, Аровна интересовал Крошан, а не жалкий малосильный отряд. Без тяжелой ноши они продвигались быстро, хотя и не так споро, как на Мелинласе и Ллуагор. Тарен старался не быть обузой и упрямо шагал наравне со всеми. Он шел, набычив голову, навстречу резкому ветру. Сухие ветки били его по лицу. Он ни на что не обращал внимания, весь в своих невеселых мыслях.

Спустя некоторое время после полудня Тарен заметил движение среди деревьев, покрывающих гребень холма. Опасаясь нападения, он поторопил своих спутников пересечь открытый луг и поискать укрытия в чаще. Но прежде чем они успели укрыться в роще, на холме показался отряд всадников. Они галопом устремились к ним. Тарен и бард выхватили мечи. Гурджи наложил стрелу на тетиву лука. Усталые и обессиленные, они все же готовы были защищаться.

Внезапно Ффлевддур испустил радостный крик и возбужденно замахал мечом.

— Спрячьте свое оружие! — кричал он — Мы наконец в безопасности! Это воины Морганта! Они одеты в цвета Дома Мэдока!

Воины тяжело скакали, приближаясь к ним. Тарен тоже с облегчением закричал, приветствуя их. Это на самом деле были воины короля Морганта, и впереди них ехал сам король. Когда они осадили коней перед путниками, Тарен поспешил к лошади Морганта и опустился на одно колено.

— Рад встрече, сир, — сказал он. — Мы поначалу спутали ваших воинов со слугами Аровна.

Король Моргант соскочил с лошади. Плащ его был порван и забрызган грязью, лицо измождено и мрачно, но в глазах все так же светилась холодная гордость ястреба. След улыбки замерцал на его узких губах.

— Но тем не менее вы не побоялись дать бой! — сказал он, поднимая Тарена.

— Что с принцем Гвидионом, с Коллом? — быстро спросил Тарен, и в голосе его сквозило беспокойство. — Мы разделились у Врат Ночи и с тех пор не имеем от них ни единой весточки. Адаон, увы, убит. И Долли, боюсь, тоже.

— Никаких следов карлика мы не обнаружили, — сказал Моргант. — Лорд Гвидион и Колл, сын Коллфревра, невредимы. Они ищут вас. Хотя, — добавил Моргант с полуулыбкой, — удача на моей стороне. Я вас нашел.

Моргант еще раз оглядел весь потрепанный отряд Тарена.

— Охотники Аннувина сильно теснили нас у Врат Ночи, — продолжал король. — Но мы победили их и направили свой путь в Каер Кадарн, где, как надеялся лорд Гвидион, вы присоединитесь к нам.

И Моргант снова окинул их внимательным взглядом.

— Мы не сумели добраться туда, — продолжал он свой рассказ, — но прознали, что вы решили сами идти в Болота Морвы. Это было смелое решение, Тарен из Каер Даллбен, — добавил Моргант, — такое же смелое, как, возможно, и неблагоразумное. Ты должен знать, что воин обязан подчиняться своему лорду.

— Но мы не могли поступить иначе, — возразил Тарен. — Надо было найти Крошан раньше Аровна. Разве ты поступил бы по-другому?

Моргант сухо кивнул.

— Я не умаляю твоей храбрости, но разве ты не понимаешь, что сам лорд Гвидион поколебался бы принимать такое опасное решение. Мы бы ничего не знали о ваших намерениях, если бы Гвистил из Красивого Народа не принес нам этой новости. Лорд Гвидион и я разделились, чтобы отыскать вас.

— Гвистил? — удивилась Эйлонви. — Только не Гвистил! Он боялся вымолвить слово, пока Доли не пригрозил прибить его! Ха, Гвистил! Все, чего он желал, так это избавиться от нас и спрятаться в своей жалкой норе!

Моргант повернулся к ней.

— Ты говоришь, многого не зная, принцесса. Среди тех, кто держит придорожные посты, Гвистил считается самым умным и смелым. Неужели ты думаешь, что король Эйддилег станет доверять самый близкий к Аннувину пост ненадежному слуге? Но, — добавил он, — коли он вам показался другим, то, уверен, так ему было нужно.

Эйлонви умолкла, а Моргант продолжал свою речь:

— Что касается самого Крошана… — Тарен с удивлением услышал имя Котла из уст Морганта, но не подал и виду. — Да, хоть вы и не смогли принести его из Болот Морвы, принц Эллидир не оплошал. Он сослужил нам эту благородную службу. Мои воины наткнулись на него около реки Теввин. Из его слов я понял, что ты, Тарен, утонул, а спутники твои рассеялись. Эллидиру пришлось в одиночку тащить Котел из Морвы.

— Это неправда! — сверкнула глазами Эйлонви.

— Помолчи! — оборвал ее Тарен.

— Нет, я не стану молчать! — заявила Эйлонви, поворачиваясь к Тарену и упрямо глядя ему в глаза. — Неужели ты думаешь, что мы еще связаны клятвой, которую нас принудили дать силой?

— Что она имеет в виду? — строго спросил Моргант. Глаза его сузились и впились в Тарена.

— Я скажу тебе, что имела в виду! — ответила Эйлонви, не обращая внимания на протесты Тарена. — Все очень просто. Тарен заплатил за Крошан, и заплатил дорогой ценой. Мы тащили его на себе от Морвы до того места, где нам повстречался Эллидир. Он помог нам… он на самом деле сделал это. Но как вор, который помогает вам открыть дверь вашего дома, чтобы обокрасть его. Вот и вся правда, и мне все равно, что обо мне подумают.

— Она говорит правду? — спросил Моргант.

Когда Тарен не ответил, Моргант медленно кивнул и задумчиво произнес:

— Верю, что ее слова правда, хоть ты и молчишь. Многое в рассказе Эллидира казалось мне странным. Как я когда-то сказал тебе, Тарен из Каер Даллбен, я воин и быстро распознаю людей в деле. После первой же вашей ссоры с Эллидиром я понял, кто из вас чего стоит.

Он помог Тарену сесть на своего коня и коротко бросил:

— Едем. Мы отправимся в мой лагерь. Твое дело закончено. Крошан в моих руках.

Воины Морганта подсадили на своих лошадей остальных путников, и все они быстро поскакали к лесу. Король Моргант разбил лагерь на широкой просеке, хорошо защищенной деревьями. К тому же она была укрыта глубоким ущельем и обнаружилась неожиданно. Густой кустарник надежно скрывал ряды палаток. Тарен увидел Ллуагор и Мелинласа, привязанных рядом с лошадьми воинов Морганта. Слегка поодаль Ислимах нервно рыла копытом землю и рвалась с коновязи.

У Тарена перехватило дыхание, когда посреди просеки он увидел освобожденный от канатов Черный Крошан. И хотя возле него стояли с обнаженными мечами два воина, Тарен не мог подавить в себе страха и избавиться от какого-то нехорошего предчувствия.

— Ты не боишься, что Аровн нападет на тебя здесь и отнимет Котел? — прошептал Тарен.

Тяжелые веки опустились на глаза Морганта, оставив лишь острые щелочки глаз, и он бросил на Тарена взгляд, одновременно гневный и гордый.

— Кто бы ни бросил мне вызов, будет встречен достойно, — холодно сказал он, — будь то хоть сам король Аннувина.

Воин откинул занавес одной из палаток, и они вошли внутрь.

Здесь со связанными руками и ногами неподвижно лежал на земле Эллидир. Лицо его было залито кровью. Несомненно, его сильно и безжалостно избили. Эйлонви не смогла сдержать крика испуга и жалости.

— Как же это? — возмущенно воскликнул Тарен, оборачиваясь к Морганту. — Сир, — добавил он, спохватившись, — ваши воины не имели права так ужасно с ним обращаться. Это позорно и бесчестно!

— Ты обсуждаешь и осуждаешь мое поведение? — грозно спросил Моргант. — Тебе, как я вижу, долго еще нужно учиться повиновению. Мои воины исполняют мои приказы. Так же будешь поступать и ты. Принц Эллидир осмелился сопротивляться мне. Я остерегаю тебя не следовать его примеру.

По зову Морганта вдруг ворвалась в палатку вооруженная охрана. Знатный военачальник сделал короткий жест в сторону Тарена и его спутников.

— Разоружите их, — бросил он.

Глава 19

Военачальник

Прежде чем ошарашенный Тарен успел выхватить меч, стражник схватил его и быстро связал руки за спиной. Барда тоже связали. Визжащая и брыкающаяся Эйлонви тщетно пыталась вырваться. Гурджи вдруг вывернулся из-под рук нападавших, взревел и кинулся на Морганта. Но громадный воин грубо повалил его на землю, насел сверху, ловко скрутил и связал слабое существо.

— Предатель! — визжала Эйлонви. — Лгун! Ты осмелился украсть…

— Заткните ей рот! — холодно приказал Моргант, и в следующее мгновение кляп заглушил ее крики.

Взбешенный Тарен рванулся на помощь девушке, но его тут же швырнули на землю и крепко связали ноги ремнями. Моргант молча наблюдал, на каменном, бесстрастном лице его не дрогнул ни один мускул. Стражники отошли от беспомощных пленников. Моргант жестом приказал воинам выйти из палатки.

Тарен, у которого голова шла кругом от этого неожиданного поворота событий, напряг под путами тут же затекшие мышцы.

— Ты уже предатель! — вскричал он. — Неужели ты станешь еще и убийцей? Мы находимся под защитой Гвидиона. Тебе не избежать его гнева.

— Я не боюсь Гвидиона, — ответил Моргант. — И сейчас его защита бесполезна для вас. Бесполезна она и для всего Придайна. Даже Гвидион бессилен перед Детьми Котла.

Тарен в ужасе уставился на него.

— Ты не посмеешь использовать Крошан против своих собственных родичей, своего народа. Это еще более отвратительно, чем предательство и убийство!

— Ты так считаешь? — усмехнулся Моргант. — Тогда тебе придется осилить больше уроков, чем один лишь урок послушания. Котел принадлежит тому, кто умеет сохранить его и пользоваться им. Это грозное оружие, готовое к употреблению. Многие годы Аровн был хозяином Котла, и вот он потерял его. Это ли не доказательство того, что он был недостоин или у него не хватило ума и хитрости удержать это оружие в своих руках? Эллидир, этот гордый дурак, поверил, что' может сохранить его. Нет, не ему тягаться со мной!

— Что? — похолодел Тарен. — Ты собираешься соперничать с Аровном?

— Соперничать с ним? — Моргант грубо расхохотался, — Нет. Я собираюсь превзойти его. Я знаю себе цену, хотя мне и приходилось быть на службе у людей намного мельче, чем я. Теперь пришло мое время. Всего лишь немногие, — надменно повысил он голос, — знают силу власти и понимают власть силы. И уж совсем единицы рискуют употребить ее, когда это им предоставляется.

Моргант сделал значительную паузу.

— Такого рода сила была когда-то предложена Гвидиону, — продолжал он, помолчав. — Он отказался. Я же не собираюсь упускать удачу и поймаю ее. А ты?

— Я? — не понял Тарен, испуганно глядя на Морганта.

Король Моргант кивнул. Глаза его были по-прежнему полуприкрыты грузными веками, его ястребиный взгляд был желчным и алчным.

— Гвидион говорил о тебе, — сказал король. — Он рассказал мне немного, но это немногое было интересным. Ты смелый юноша и, возможно, даже больше чем просто смелый. Насколько больше, я еще не знаю. Но я знаю другое — у тебя нет семьи, нет опоры, нет имени и нет будущего. Ты ничего не можешь ожидать от жизни. И все же, — добавил Моргант, — ты можешь ожидать всего.

Он внимательно смотрел на лежащего перед ним Тарена, испытующе глядя ему в глаза и прикидывая, какое впечатление оказывают его слова.

— Я бы не стал предлагать это такому, как Эллидир, — продолжал Моргант, — Он слишком горд и слаб там, где считает себя сильным. Ты помнишь, я сказал тебе, что знаю, что такое храбрость? Сейчас я могу сделать с тобой, Тарен из Каер Даллбен, все, что пожелаю. Но я предлагаю тебе честь служить мне. Поклянись, что будешь покорен и предан, что будешь служить мне, как своему сеньору, и, когда придет время, ты станешь военачальником, вторым после меня во всем Придайне.

— Почему ты предлагаешь это мне? — растерялся Тарен. — Почему ты выбрал именно меня?

— Как я уже говорил, — ответил Моргант, — ты многого можешь достичь, если тебе откроется путь. Не отрицай, что страстно мечтаешь о славе. И у тебя есть все возможности добыть ее, если я тебя оценю и приближу.

— Оцени меня и узнай, что я презираю тебя, предатель! — воскликнул Тарен. — Приблизь меня, и я не премину вонзить меч в твою грудь!

— У меня нет времени ждать, пока твоя ярость иссякнет, — сказал Моргант. — Мне еще многое надо завершить до рассвета. Я покину тебя с тем, чтобы ты решил: будешь ли первым среди моих воинов или первым среди Детей Котла.

— Тогда отдай меня Котлу! — вскричал Тарен. — Брось меня в него прямо сейчас, живым!

Моргант рассмеялся.

— Ты считаешь меня предателем, — весело сказал он, — но не считай дураком. Я тоже знаю секрет Котла. Неужели ты думаешь, я стану разбивать Крошан до того, как он начал работать? Да, — продолжал он, — я тоже был на Болотах Морвы. И задолго до того, как Котел забрали из Аннувина. Потому что знал: рано или поздно Гвидион должен выступить против Аровна. И я приготовился. Ты заплатил за Крошан? Я тоже заплатил свою цену за знание о том, как он работает. Я знаю, как разрушить его, но знаю и как заставить его давать урожай силы.

И снова рассмеялся Моргант. И смех его был страшен.

— Вы были достаточно смелыми, но недостаточно умными, чтобы обмануть меня. Ты боишься меня, — сказал Моргант, подходя вплотную к Тарену, — и многие в Придайне меня опасаются. И все же ты бросил мне вызов. На такое осмеливается не каждый. Ты на самом деле сделан из редкого металла.

Тарен собирался что-то сказать, но король поднял руку:

— Не говори больше ничего. Вместо этого подумай хорошенько. Если ты откажешься, то станешь безголосым, беспамятным рабом, без единой надежды на смерть-избавительницу.

Сердце Тарена упало от страха, но он гордо поднял голову.

— Если такова моя судьба…

— Судьба эта будет тяжелее, чем ты думаешь, — сказал Моргант, глаза его плавились под тяжелыми веками, — Воин не боится отдать свою жизнь. Но сможет ли он отдать в жертву жизни своих друзей?

Тарен задохнулся от накатившего на него ужаса, а Моргант неумолимо продолжал:

— Да, одного за другим твоих спутников убьют и отдадут Крошану. Кого он успеет превратить в безмолвного раба, прежде чем ты остановишь его своим воплем покорности? Может быть, это будет бард? Или лохматое существо, которое верой и правдой служит тебе? Или юная принцесса? Они пойдут впереди тебя, а ты будешь наблюдать. И наконец отправишься в Котел сам.

Моргант замолчал, и грозное его молчание давило, как тяжкий камень.

— Взвесь все тщательно, — сказал он на прощанье. — Я вернусь за твоим ответом.

Он накинул свой черный плащ на плечи и вышел из палатки.

Тарен попытался освободиться от пут, но они крепко держали его. Он откинулся на спину и опустил голову на грудь.

Бард, который до сих пор молчал, исторг из груди протяжный, печальный вздох.

— Если бы я только знал, — сказал он, — то еще там, в Болотах Морвы, попросил бы Ордду превратить меня в жабу. Тогда мне эта идея не нравилась. Когда же я думаю об этом сейчас, то понимаю: то была бы более счастливая жизнь, чем та, что нам уготовил Моргант с его проклятым Котлом. В конце концов, там были капли росы, в которой приятно попрыгать, поплясать.

— Ему не удастся сделать это, — сказал Тарен. — Любой ценой мы должны вырваться отсюда. Не стоит терять надежду.

— Полностью согласен, — ответил Ффлевддур. — Твой план превосходен. Один лишь изъян: он неосуществим. И все же ты прав, нельзя терять надежды! Ффлевддур Пламенный никогда не отчаивался! И я намереваюсь продолжать надеяться, — добавил он печально. — Даже тогда, когда они придут и кинут меня в Котел.

Гурджи и Эйлонви продолжали лежать неподвижно и безмолвно. Однако Эйлонви упорно боролась с кляпом, и наконец ей удалось вытолкнуть его изо рта.

— Моргант! — взорвалась она. — Он за это заплатит! Я уже думала, что задохнусь! Он лишил меня возможности говорить, но слышать-то я могла! Надеюсь, он попытается запихнуть меня в Котел первой. Он очень быстро выяснит, с кем имеет дело. Он еще будет мечтать о том времени, когда и не помышлял о Котле!

Тарен покачал головой.

— Ты не успеешь ничего сделать, — сказал он, — Нас убьют до того, как швырнут в Крошан. Нет, у нас есть только один выход. Никто из вас не будет отдан в жертву из-за меня. Я решил, что должен делать.

— Решил? — откликнулась Эйлонви. — Не решать ты должен, а придумывать, как нам выбраться из этой палатки и убежать. Если ты думаешь о чем-то другом, то попусту теряешь время. Это похоже на то, как решать, почесать или не почесать затылок, когда вот-вот на голову свалится камень.

— Вот мое решение, — медленно сказал Тарен. — Я приму предложение Морганта.

— Что? — воскликнула Эйлонви, — А я-то было подумала, что ты вспомнил что-нибудь из предсказаний броши Адаона. Как же ты думаешь выразить ему это свое согласие?

— Я поклянусь в верности Морганту, — продолжал Тарен. — Он получит мое слово, но держать его он меня не заставит. Клятва, данная под угрозой смерти, не может связать меня. Так мы сумеем выиграть немного времени.

— Ты уверен, что воины Моргала, хватая тебя, не повредили твою голову? — резко спросила Эйлонви. — Неужели ты воображаешь, что Моргант не догадается о твоих планах? Он, кстати, и не думает держать свое слово. В любом случае он убьет всех нас. А поскольку мы в его власти, ты не сможешь нарушить слово и выбраться отсюда. Моргант, возможно, и был одним из самых великих военачальников в Придайне. Но он стал злым, коварным, и если ты собираешься прийти к соглашению с ним, то скоро поймешь, что это хуже, чем попасть в Котел. Хотя должна согласиться, что и второе тоже не очень привлекательно.

Тарен молчал некоторое время.

— Наверное, ты права, — сказал он задумчиво. — Но я не знаю, что еще мы можем сделать.

— Для начала нужно выбраться отсюда, — посоветовала Эйлонви. — А что делать, мы решим после. Очень сложно думать, куда бежать, когда ноги у тебя связаны.

С большим трудом, извиваясь и перекатываясь, пленники сдвинулись и стали пытаться развязать друг друга. Узлы не развязывались, выскальзывали из онемелых пальцев, и путы только глубже врезались в тело.

Вновь и вновь они возвращались к своему непосильному труду, до тех пор, пока не попадали от изнеможения. У Эйлонви даже не осталось сил говорить. Они отдохнули немного, надеясь набраться сил и обрести новую энергию. А ночь тянулась, как тяжелый мучительный сон, и те мгновения, которые они проводили в судорожной дремоте, не восстанавливали их сил. К тому же они не осмеливались терять слишком много драгоценного, как жизнь, времени на сон и отдых. Утро, Тарен это понимал, придет скоро и неожиданно. Холодная серая струйка рассвета уже начала просачиваться сквозь щели в палатку.

Всю ночь, пока они отчаянно трудились, Тарен слышал передвижение воинов по просеке, повелительный голос Морганта, выкрикивающего резкие, быстрые команды. Теперь он с мучительным стоном подполз к щели занавеса, прижался щекой к холодной земле и постарался выглянуть наружу. Видеть он мог немногое, потому что поднимающийся утренний туман змеился по траве, растворяя все вокруг. Тарен различал лишь тени, снующие взад и вперед. Он догадался, что воины собирали свои пожитки, готовясь сняться с места. Протяжное, жалостливое ржание послышалось от коновязи. И он узнал голос Ислимах. Крошан черной тенью все еще высился на прежнем месте. Тарен с усилием вгляделся в темную округлую массу, и ему показалось, что пасть Крошана хищно и жадно разинута.

Он перекатился и подполз к своим друзьям. Лицо барда было бледным, почти голубым в предрассветном сумраке палатки. От усталости и страданий Ффлевддур осунулся. Эйлонви подняла голову и внимательно поглядела на Тарена.

— Что? — прошептал Ффлевддур — Уже пришел момент сказать слова прощания?

— Не совсем, — сказал Тарен. — Хотя, опасаюсь, Моргант довольно скоро появится здесь. Тогда само время будет против нас. Как себя чувствует Гурджи?

— Бедняга все еще в беспамятстве, — ответила Эйлонви. — Оставь его в этом состоянии, так ему будет лучше.

Эллидир вдруг зашевелился и слабо застонал. Его глаза медленно открылись. Он поморщился, повернул окровавленное, опухшее лицо к Тарену и некоторое время приглядывался, не узнавая. Затем его израненные губы зашевелились и растянулись в жесткой усмешке.

— Вот мы и снова вместе, Тарен из Каер Даллбен, — прошепелявил он разбитым ртом. — Не думал, что мы встретимся так скоро.

— Не расстраивайся, сын Пен-Лларкау, — ответил Тарен, — это ненадолго.

Эллидир уронил голову.

— Я в этом виноват. И возмещу все неприятности, которые доставил вам.

— Сказал бы ты это, если бы Котел все еще был в твоих руках? — спокойно спросил Тарен.

Эллидир заколебался.

— Скажу правду — я не знаю. Черный зверь, которого ты видел, жестокий хозяин. Его когти остры. Хотя я его и не чувствовал до этого момента.

Эллидир попытался приподняться и взглянул прямо в глаза Тарену.

— Но я скажу тебе вот еще что, — продолжал он с усилием, — я украл из гордости, но не со злым умыслом. Клянусь тебе честью, которая у меня еще осталась, я бы не стал использовать его. Да, я бы выдал твою славу за свою, каюсь. Но я бы тоже принес Крошан Гвидиону и предложил бы его уничтожить. Поверь хотя бы этому.

Тарен кивнул:

— Я верю тебе, принц Пен-Лларкау. И теперь, возможно, даже больше, чем ты веришь сам себе.

Ветер поднимался, постанывая в деревьях и раскачивая палатку. Через щель Тарен увидел, что воины строятся в шеренгу позади Котла.

Глава 20

Последняя цена

— Эллидир! — вскричал Тарен. — Хватит ли у тебя сил разорвать путы и освободить остальных?

Эллидир перекатился на бок и отчаянно напряг мышцы под туго затянутыми веревками. Бард и Тарен старались помочь ему, но в конце концов измученный Эллидир откинулся на спину, тяжело дыша от боли и тщетных усилий.

— Слишком много сил я потерял, — простонал он, — Боюсь, что Моргант ранил меня смертельно. Я больше ничего не могу сделать.

Занавес откинулся. И через секунду Тарена подняли во весь рост на связанных ногах и грубо повернули. Он рванулся, дернулся всем телом, пытаясь ударить насильника.

— Перестань драться, болван! — гаркнул ему в самое ухо знакомый ворчливый голос.

— Доли! — Сердце Тарена подпрыгнуло к самому горлу. — Это ты?

— Умный вопрос! — проскрипел голос карлика. — И не брыкайся! И так, без твоих дерганий, непросто! Кто бы ни завязывал эти проклятые узлы, я желаю, чтобы их затянули на его шее!

Тарен почувствовал, как крепкие пальцы раздергивают, развязывают прочные узы.

— Доли! Как ты проник сюда?

— Не мешай мне своей глупой болтовней, — прорычал карлик, и в спину Тарена вонзилось острое колено Доли, который поудобнее ухватился за веревки. — Не видишь, я занят? — ворчал он. — Но тебе, конечно, нет дела до моих трудностей! Пропади они пропадом, эти узлы! Если бы я не потерял свой топор, то не потратил бы столько времени! О, мои уши! Никогда еще я не оставался невидимым так долго. Горят уши! Они превратились в шершней! Осы, а не уши! О-о-о!

Внезапно веревки развязались и упали, освободив руки Тарена. Он сел и тут же стал развязывать веревки на ногах. В следующий момент Доли проявился, стал видимым. Он кинулся к барду и стал развязывать его. Приземистый, широкоплечий карлик был мрачным, лицо и одежда в грязи, а припухшие, ярко-малиновые уши горели, как фонарики. Доли быстро распутал веревки на теле Ффлевддура и, отдуваясь, затряс головой.

— Хватит! Ни за какие блага не стану больше превращаться в невидимку! — ворчал он. — Шмели! Целый шмелиный рой в моих ушах!

— Как ты сумел нас найти? — спросила Эйлонви, пока карлик развязывал ее.

— Если хочешь знать, — фыркнул карлик, — я не вас нашел. Сначала я нашел Эллидира. Увидел, как он тащил Котел от реки. И как на него напал Моргант. Я в это время шел в Каер Кадарн. За помощью. После того как избавился от Охотников, а вас потерял. Когда я увидел у Эллидира Котел и ваших лошадей, то заподозрил что-то неладное. Поэтому, невидимый, я пошел за ним по пятам. Как только его схватили, я бросился искать вас. И опять пешком. Мой пони сбежал, неблагодарное животное! Мы всегда с ним были не в ладах. Короче, пока я вас искал у реки, вы оказались уже здесь.

Рассказывая, карлик стоял на коленях и развязывал Гурджи, который уже стал проявлять некоторые признаки жизни. Покончив с путами на теле Гурджи, Доли направился к Эллидиру и вдруг заколебался.

— А как насчет этого? — сердито спросил он. — Я же знаю, что он пытался сделать.

Эллидир поднял голову.

Тарен встретился с ним взглядом и, не раздумывая, дал знак Доли.

— Освободи его, — коротко приказал Тарен.

Доли, удивленный и озадаченный, вперился в Тарена. Тот резко повторил приказание. Карлик пожал плечами.

— Если ты настаиваешь, — пробормотал он, принимаясь за веревки на руках Эллидира.

Пока Эйлонви нежно растирала затекшие и опухшие запястья Гурджи, бард подполз к чуть колышущемуся от ветра занавесу у входа в палатку и выглянул наружу. Тарен шарил по всем углам в поисках хоть какого-нибудь оружия.

— Я вижу Морганта, — зашептал Ффлевддур. — Он идет сюда. Отлично! Ему здесь приготовлен подарочек!

— Но мы безоружны! — в отчаянии заметался Тарен. — Их слишком много. Они просто-напросто убьют нас!

— Распарывай заднюю стенку палатки! — воскликнул Доли. — Бегите в лес!

— И оставить Крошан в руках Морганта? — спросил Тарен. — Нет, мы не можем этого сделать!

Развязанный Эллидир поднялся на ноги.

— У меня не хватало сил, чтобы разорвать путы, — сказал он, — но я в силах еще послужить вам.

Прежде чем Тарен успел остановить его, Эллидир бросился из палатки. Стража встревоженно закричала. Тарен видел, как Моргант отпрянул в изумлении, затем выхватил меч.

— Убейте его! — приказал он. — Убейте его! Не подпускайте его к Котлу!

Тарен, а за ним Доли и бард вылетели из палатки. Юноша кинулся наперерез королю Морганту и яростyо набросился на него, пытаясь вырвать меч. С диким рычанием Моргант схватил Тарена за горло и швырнул на землю. И тут же бросился преследовать Эллидира. Воины, нарушив шеренги, поспешили окружить стремительно несущегося по просеке принца.

Тарен, шатаясь, поднялся. Он видел, как Эллидир сцепился с одним из воинов. Бешенство борьбы придало силы Эллидиру. Принц Пен-Лларкау дрался, как дикий зверь, загнанный в ловушку. Он отбросил воина, но тот успел глубоко вонзить меч ему в бок. Зажимая рану руками, спотыкаясь, Эллидир упрямо шел вперед.

— Нет! Нет! — закричал Тарен, понявший намерение Эллидира. — Спасайся, принц! Беги!

В нескольких шагах от Крошана, страшный в своей отчаянной ярости, Эллидир отбросил от себя двух стражей. С пронзительным криком он кинулся в широко раскрытое жерло Котла.

Крошан содрогнулся, как живое существо. Из его чрева вылетел густой вой тревоги и ужаса. Тарен устремился к Котлу. Но в следующее мгновение над просекой раздался оглушительный грохот. Деревья изогнулись, корни их вылезли из земли, ветки судорожно извивались, будто в смертельной агонии. И новый удар распорол воздух. Вихрь просвистел над головами людей. Котел вспух и вдруг развалился на куски. На земле лежало безжизненное тело Эллидира, облепленное зазубренными осколками Котла.

В чаще за просекой заржали лошади. И тут же оттуда вылетел на громадном коне король Смойт. В могучей руке его сверкал обнаженный меч. Воинственный клич вылетел из его горла. Следом за рыжебородым королем текла река всадников. Они врезались в ряды воинов Морганта. В суматохе битвы Тарен увидел белую лошадь, несущую на себе гордого всадника.

— Гвидион! — закричал Тарен и попытался пробиться к нему.

Тут же он заметил и Колла. Старый воин мощными ударами валил нападавших на него врагов. Под ногами лошадей, чудом уворачивающийся от их копыт, сновал Гвистил с уцепившейся за его плечо вороной Карр. Страж придорожного поста снизу колол копьем всадников Морганта и при этом склонял голову набок, будто извинялся.

С яростным ревом король Смойт двинулся прямо на Морганта, который среди обломков Котла на вздыбившейся лошади рубился без устали, словно хотел защитить от нападавших остатки своего будущего могущества, жалкую россыпь черных искореженных кусков Крошана. Гримаса ненависти и высокомерия застыла на его лице. Окровавленная рука его продолжала судорожно сжимать рукоять меча даже тогда, когда он упал под градом ударов могучего Смойта.

Воины Морганта были убиты или захвачены в плен. И тогда раздался голос Гвидиона, отдающего приказ прекратить битву. Тарен, еле передвигая ноги, спотыкаясь, подошел к телу Эллидира и попытался поднять его. Потом оставил свои попытки и молча склонил голову.

— Черный зверь покинул тебя, принц Пен-Лларкау, — тихо сказал он.

За его спиной тонко заржала лошадь. Тарен обернулся и увидел Ислимах. Она оторвалась от коновязи и теперь стояла над своим хозяином, опустив резко очерченную костлявую голову. Вдруг она встряхнула гривой и понеслась вдоль просеки.

Тарен, уловивший безумный взгляд дрожащей чалой лошади Эллидира, закричал и погнался за ней. Ислимах легко перемахнула через низкий кустарник. Тарен попытался ухватить ее за уздечку. Но лошадь увернулась и помчалась в сторону ущелья. Она не притормозила даже на краю обрыва. Ислимах взвилась в воздух, на мгновение застыла в своем невероятном прыжке и рухнула на острые камни в глубине пропасти. Тарен закрыл лицо руками и медленно пошел назад.

На просеке тела короля Морганта и Эллидира лежали рядом. За ними длинными рядами лежали тела убитых воинов. Всадники короля Смойта совершали медленный, траурный объезд вдоль этого скорбного ряда. Одиноко стоящий в стороне Гвидион тяжело оперся на свой длинный черный меч Дирнвин. Всклокоченная его голова поникла, морщинистое лицо было исполнено печали. Тарен подошел и молча стал рядом.

Наконец Гвидион заговорил:

— Ффлевддур поведал мне все, что выпало на вашу долю. Мое сердце опечалено тем, что я и Колл смогли найти вас только сейчас. Хотя без короля Смойта и его воинов мы, боюсь, не спасли бы вас. Если бы у меня была хоть малейшая возможность послать ему весточку, я сделал бы это давно. Но он сам проявил нетерпение, и я благодарен ему за это.

Гвидион улыбнулся Тарену.

— И тебе, Помощник Сторожа Свиньи, — добавил он, — я благодарен тоже. Крошан уничтожен, а вместе с ним и могущество Аровна. Он больше не сможет множить Детей Котла. Это одно из самых серьезных поражений, которые когда-либо терпел Аровн. Но я знаю цену, которую вы заплатили за эту победу.

— Последнюю цену заплатил Эллидир, — грустно сказал Тарен. — И последняя честь принадлежит ему. — Он рассказал и о последнем прыжке Ислимах. — Даже лошади после него не осталось. Он потерял все.

— Или все обрел, — задумчиво проговорил Гвидион. — И свою честь тоже. Мы воздвигнем могильник в память о нем. Ислимах будет лежать рядом, потому что они теперь вместе в том мире, откуда нет возврата. Погибшие воины Смойта тоже упокоятся с достойной их честью. И над могилой Морганта, короля Мэдока, мы воздвигнем могильник.

— Морганта? — спросил Тарен, обращая удивленный взгляд к Гвидиону. — Как может быть оказана честь такому человеку?

— Очень просто осудить зло явное, отделенное ото всего, — ответил Гвидион. — Но, увы, во многих из нас хорошее и плохое тесно сплетается в причудливый узор, как нити на ткацком станке. И требуется гораздо большая, чем у меня, мудрость, чтобы судить человека.

Тарен все еще внутренне сопротивлялся такому решению Гвидиона. Тот понял это и терпеливо объяснил:

— Король Моргант служил Сыновьям Доны долго и преданно. Он был бесстрашным и благородным лордом, пока жажда власти не иссушила его сердце. В битвах он не единожды спасал мне жизнь. Это все к его чести и не может быть забыто или отвергнуто. Вот почему, — сказал он твердо, — я приказал чтить Морганта. Его — за то, чем он был. Эллидира — за то, чем он стал.

Тарен нашел своих друзей около палатки Морганта. Благодаря неустанным заботам Эйлонви

Гурджи постепенно стал приходить в себя после того страшного удара, полученного от стражника. Но выглядел он еще сильно помятым.

— Бедная, слабая голова разбита на маленькие дольки, а в каждой дольке по большой больке! — причитал Гурджи, пытаясь улыбнуться Тарену. — Гурджи опечален, что не бился рядом с добрым хозяином. Он бы когтил и крошил злых воинов! О да!

— Драчунов здесь было и так достаточно, — сказала Эйлонви. — Я нашла твой меч, — обратилась она к Тарену, протягивая ему оружие. — Но мне бы хотелось, чтобы Даллбен не давал его больше тебе. Каждый раз это приносит столько хлопот.

— Думаю, что наши трудные хлопоты окончились, — вставил Ффлевддур, укачивая свою раненую руку. — Ужасный черный чайник лопнул благодаря Зллидиру, — он печально вздохнул. — Барды станут петь о наших, как ты, Эйлонви, говоришь, хлопотах. И о его подвиге тоже.

— Мне наплевать на все песни бардов, вместе взятые, — проворчал Доли, потирая распухшие уши, которые постепенно стали приобретать свой естественный цвет. — Не желаю больше никаких затей, пусть даже придуманных самим Гвидионом, если мне еще хоть разок придется становиться невидимкой.

— Добрый старый Доли, — засмеялся Тарен, — чем больше ты ворчишь, тем больше, значит, доволен собой.

— Опять! Добрый. Старый, — проворчал карлик. — Знаем, слыхали!

Тарен заметил отдыхавших под дубом Колла и короля Смойта. Он направился к ним. Колл снял свой плотно пригнанный шлем, и обнажилась его весело поблескивающая лысина. Лицо Колла, испещренное синяками и ссадинами, лучилось доброй улыбкой. Он поднялся и положил руку на плечо Тарену.

— Не удалось нам встретиться пораньше, сынок, — сказал Колл, подмигивая. — Но подозреваю, ты был слишком занят все это время.

— Клянусь моим телом и кровью! — проревел Смойт, хлопнув Тарена по спине. — В прошлый раз ты выглядел ободранным кроликом. Теперь кролик исчез. Остались лишь кожа да кости! Ха-ха-ха!

Громкий скрипучий звук переплелся с хохотом рыжебородого короля. Тарен с удивлением обернулся и увидел стоящего в отдалении Гвистила, маленького, тщедушного и, как обычно, настороженного. На плече у него вертелась, подпрыгивала и радостно крутила головой ворона Карр.

— Опять ты, — пропищал Гвистил, уныло вздыхая, когда Тарен подошел к нему. — И не обвиняй меня в том, что случилось. Я предупреждал. Однако что случилось, то случилось, и не стоит вспоминать об этом. Но я не виноват.

— Хватит притворяться, Гвистил из Красивого Народа, — весело сказал Тарен. — Больше ты меня не проведешь. Я знаю теперь, кто ты и какую доблестную службу сослужил нам.

Карр томно закаркала, когда Тарен погладил ее твердые перья и почесал у нее под клювом.

— Посади ее себе на плечо, — сказал Гвистил. — Именно этого ей хочется. Она твоя. Ты получаешь ее в подарок с благодарностью от Красивого Народа. Потому что и ты нам сослужил добрую службу. Нам было очень тревожно, пока Крошан где-то затаился и ждал своего часа. Ну же, снимай ее, она твоя, — грустно вздохнул Гвистил. — Жалко расставаться, но она полюбила тебя. Это правда. Отныне я перестану держать у себя ворон, всех их перестану приваживать. Одно расстройство.

— Таррен! — прокаркала ворона.

— Но хочу предупредить тебя, — добавил Гвистил, — поменьше обращай внимания на ее болтовню. Чаще всего Она каркает лишь для того, чтобы послушать саму себя. С некоторыми людьми это тоже бывает, как я заметил. Так что не слушай. Нет в том никакой пользы. Никакой.

После того как были воздвигнуты могильники и погребенным воинам отданы положенные почести, Гвистил отправился на свой придорожный пост нести долгую и незаметную караульную службу. Король Смойт, его воины и все остальные покинули просеку и направили своих коней в сторону реки Аврен. Высоко под облаками, заслоняя своими крыльями солнце, кружили гвитанты. Взмах за взмахом они уносились туда, где простирались земли Аннувина. Охотников не было видно. Гвидион решил, что Аровн, прознав о крушении Крошана, приказал им вернуться.

Растянувшийся по дороге отряд двигался не с победной радостью, а медленно и раздумчиво. Лицо короля Смойта, всегда жизнерадостное, было на этот раз мрачным. Он потерял слишком много воинов.

Тарен ехал рядом с Гвидионом во главе колонны. Карр покачивалась на его плече. Их окружали холмы, расцвеченные пестрыми осенними красками. Долгое время Тарен ехал молча.

— Странно, — наконец произнес он, — я так мечтал оказаться в загадочном мире взрослых мужчин и воинов, а теперь вижу, что он наполнен печалью, жестокостью, утратами и предательством тех, кто стремится разрушить все вокруг себя.

— Что ж, ты должен войти в этот мир, — ответил Гвидион, — потому что на каждом из нас лежит печать судьбы. Да, ты видел все невзгоды и все неустройство этого мира. Но эта горечь неотделима от любви и радости. Их не разделить. Вспомни об Адаоне, и ты все поймешь.

Гвидион направил своего коня вплотную к Мелинласу и обнял Тарена за плечи.

— Подумай и о своих друзьях-спутниках. Из дружбы и преданности тебе они готовы были отдать все, чем дорожили, все, чем обладали.

Тарен кивнул.

— Я вижу теперь, что цена, которую я заплатил, была для меня ничтожной, потому что брошь никогда по-настоящему не была моей. Я носил ее, но она не была частью меня. Я счастлив, что хранил ее, сколько мог. В конце концов, я немного узнал о том, что чувствует вдохновенный бард и какие мысли и чувства посещают героя.

— Именно поэтому твоя жертва была еще труднее, — сказал Гвидион. — Ты выбрал участь стать героем не по волшебству, а благодаря собственному мужеству и мужая в невзгодах. А уж поскольку ты выбрал такой путь, хорошо это или плохо, тебе придется и рисковать жизнью, как мужчине. Ты можешь выиграть в этой битве, но можешь и проиграть. Время решит.

Колонна втянулась в долину реки Истрад, и здесь Гвидион остановил свою золотогривую лошадь.

— Мелингар и я должны вернуться в Каер Датил, — сказал он, — и оповестить обо всем короля Матха. Ты расскажешь все Даллбену, потому что знаешь намного больше, чем я.

Гвидион протянул Тарену руку.

— Поезжай быстро, — приказал он. — Твои друзья ждут тебя. И Колл, я знаю, страстно мечтает заняться своим огородом до наступления зимы. До свидания, Тарен, Помощник Сторожа Свиньи… и друг.

Гвидион помахал им рукой и двинулся на север. Тарен смотрел ему вслед, пока он не пропал из виду. Потом повернул Мелинласа туда, где светились улыбающиеся ему лица его верных спутников и друзей.

— Поспешай! — крикнула Эйлонви. — Хен Вен давно уже пора купать. К тому же мы с Гурджи убегали в такой спешке, что у меня не было времени прибраться на кухне. Это хуже, чем отправиться в путешествие и забыть надеть башмаки!

Тарен галопом помчался к ним.

ЗАМОК ЛЛИРА

Глава 1

Принц Рун

Эйлонви, девушка с сияющими золотыми волосами, Эйлонви, дочь Ангарад дочери Регаты из королевского Дома Ллира, покидала Каер Даллбен. Так распорядился сам Даллбен. И хоть на сердце у Тарена было тяжело, он понимал, что возражать старому волшебнику бесполезно.

Весенним утром в день отъезда Эйлонви Тарен взнуздывал лошадей и выводил их из конюшни. Принцесса, выглядевшая отчаянно веселой и беззаботной, собрала то немногое, что у нее было, в котомку, повесила ее на плечо. На шее у нее красовалась серебряная цепь с полумесяцем, на пальце мерцало кольцо старинной работы. В складках плаща скрывалась самая большая драгоценность — золотой шар, который по ее желанию начинал светиться ярче, чем пылающий факел.

Даллбен вышел из своей хижины. Лицо его было озабоченным, а согбенная спина, казалось, пригнулась под тяжелой ношей. Он обнял девушку.

— Для тебя всегда найдется место в Каер Даллбен, — сказал он. — А место в моем сердце ты заняла навсегда. Но, увы, воспитание молодой леди — тайна, которая лежит за пределами мастерства волшебника. Хватит с меня и того, — добавил он с улыбкой, — что я претерпел, пока ставил на ноги Помощника Сторожа Свиньи.

Он взглянул ей прямо в глаза.

— Желаю тебе счастливого пути на остров Мона, — продолжал Даллбен. — Король Руддлум и королева Телерия добры и милостивы. Они очень хотят заменить тебе семью и послужить надежной опорой. А от королевы Телерии ты узнаешь, как подобает вести себя принцессе.

— Что? — вскричала Эйлонви, — Да не желаю я быть принцессой! А поскольку я уже молодая леди, как вы только что сказали, то уже поздно вести меня на веревочке. Я и сама умею вести себя! Это все равно что учить рыбу плавать.

— Гм, — улыбнулся в усы Даллбен, — никогда не видел рыбы со сбитыми коленками, в рваном платье и босой. Да, хороша была бы рыбка, будь она похожа на тебя! — Он ласково потрепал девушку узловатой рукой по плечу — Эх ты, дитя. Время меняет нас. Но запомни: у каждого есть свой срок. Не пропусти его. Завтра стань больше, чем ты есть сегодня, — затем он повернулся к Тарену: — Оберегай принцессу. Я немного тревожусь, отпуская тебя и Гурджи сопровождать ее. Но если это облегчит вам расставание, пусть будет так.

— Не волнуйся. Принцесса Эйлонви доберется до Моны благополучно, — отвечал Тарен. — С нами она будет в безопасности.

— А вы, — сказал Даллбен, — благополучно возвращайтесь, я не успокоюсь, пока не увижу вас снова.

Он опять обнял Эйлонви и быстро скрылся в хижине.

Было решено, что Колл проводит их до гавани Великой Аврен и приведет назад лошадей. Крепкий старый воин уже сидел на лошади и терпеливо ждал. Гурджи, встряхнув кудлатой головой, оседлал своего пони и мрачно, будто больная сова, поглядывал по сторонам. Карр, прирученная ворона, уселась на луку седла позади Тарена. Никто не произносил ни звука. В полной тишине Тарен помог Эйлонви взобраться на спину Ллуагора, ее любимой лошади, и натянул поводья своего серебряногривого коня Мелинласа.

Оставив позади Каер Даллбен, маленький отряд двинулся через гряду пологих холмов к долине реки Аврен. Впереди всех бок о бок ехали Тарен и Колл. Карр тем временем переместилась к Тарену на плечо.

— Она последнее время не умолкала ни на минуту, — улыбнулся Тарен. — Без нее в Каер Даллбен будет потише.

— Будет, будет, — печально подтвердил Колл.

— И беспокойства меньше. Она вечно попадала то в одну дурацкую историю, то и другую.

— И это тоже, — подтвердил Колл.

— Да, да, все к лучшему, — не унимался Тарен. — Эйлонви, в конце концов, принцесса из Дома Ллира. А это, как ни верти, не то что Помощник Сторожа Свиньи.

— Очень верно, — сказал Колл, глядя на бледные в утреннем тумане холмы.

— Мне будет ее не хватать, — вдруг выпалил Тарен, сердито насупившись.

— А ей ты это сказал?

— Н-нет… не совсем, — пролепетал, заикаясь, Тарен. — Наверно, я должен был. Но… но каждый раз, когда я начинал разговор об этом… я чувствовал себя как-то странно. А кроме того, никогда не знаешь, какую штуку она выкинет, когда ты стараешься быть серьезным.

Колл улыбнулся.

— Меньше всего мы дорожим тем, что по-настоящему дорого для нас, — сказал он. — Но, когда мы вернемся, дел у нас будет больше чем достаточно. И ты узнаешь, мой мальчик, что ничто так не успокаивает сердце, как работа.

Тарен печально кивнул:

— Наверное, это так и есть.

После полудня они повернули своих коней на запад, где вереница холмов бежала вниз, к долине реки Аврен. У последней гряды холмов Карр сорвалась с плеча Тарена и полетела вперед, возбужденно каркая. Тарен поторопил Мелинласа. Внизу открылась великая река. Здесь она была намного шире. Солнечные блики играли на воде в излучине реки. Там, в тихой гавани, стоял корабль, легкий, как морской ветерок. Вид его почему-то навеял на Тарена печаль. Эйлонви тут же принялась весело болтать, а Гурджи так замахал своими лохматыми руками, что чуть не вывалился из седла.

— Да, да! — кричал он. — Смелый, доблестный Гурджи рад следовать за добрым хозяином и благородной принцессой на этой волнокачке, волноплавке и волнопляске!

Они быстрым галопом спустились к реке и спешились у кромки воды. Увидев их, моряки сбежали по трапу на берег. Их поспешил обогнать некий молодой человек. Он суетливо спрыгнул с высокого борта на зыбкую доску трапа, потерял равновесие и с громким плеском плюхнулся в воду. На его счастье, здесь было мелко.

Тарен и Колл подбежали, чтобы помочь ему, но молодой человек поднялся сам и поплелся к берегу. Он был, как видно, одних лет с Тареном. Круглое, как луна, лицо его сияло беззаботным благодушием, бледно-голубые глаза излучали простодушную радость, прямые соломенные волосы намокли и прилипли к пухлым щекам. На поясе, сплетенном из серебряных колец, висели меч и кинжал с богато изукрашенной рукоятью. Но плащ и куртка, расшитые серебряными и золотыми нитями, теперь промокли насквозь и потеряли свой праздничный вид. Тем не менее незнакомец ничуть не был смущен ни своей оплошностью, ни намокшей одеждой. Он весело и широко улыбался, будто ничего и не произошло.

— Привет, привет! — прокричал он, махая рукой, с которой веером разлетались брызги. — Неужто я вижу принцессу Эйлонви? Ну да, так и есть!

Он так низко изогнулся в учтивом поклоне, что Тарен уже стал опасаться, как бы этот недотепа снова не бухнулся в воду. Но тот выпрямился и торжественно провозгласил:

— От имени Руддлума, сына Рула, и Телерии, дочери Таннвен, короля и королевы острова Мона, приветствую принцессу Эйлонви из королевского Дома Ллира и… э-ээ… всех остальных. — Спохватившись, он смущенно заморгал. — Простите, я должен был узнать ваши имена прежде, чем произносить приветствие.

Тарен, обескураженный и несколько раздраженный этим наскоком и легкомысленной небрежностью незнакомца, вышел вперед и сдержанно представил своих спутников. Но не успел он спросить у незнакомца его имя, как тот перебил:

— Восхитительно! Но лучше вы представитесь мне попозже и по одному. Иначе я все позабуду и перепутаю. О, я вижу, хозяин этой посудины машет нам. Наверное, из-за прилива, не иначе. Он об этом только и беспокоится. Я впервые командую кораблем, — с гордостью добавил он. — Это просто изумительно! Все, что требуется, — это скомандовать матросам.

— Но кто ты? — перебил его Тарен.

Молодой человек удивленно поднял брови.

— Разве я забыл упомянуть об этом? Я принц Рун.

— Принц Рун? — недоверчиво оглядел его Тарен.

— Совершенно верно, — ответил Рун, приятно улыбаясь. — Король Руддлум мой отец. Ну, само собой, королева Телерия моя мать. Так мы идем на корабль? Не стоит огорчать его хозяина. Он так суетится из-за этих дурацких приливов.

Колл обнял Эйлонви.

— Боюсь, встретив, мы не узнаем тебя, — сказал он, — Ты станешь настоящей прекрасной принцессой.

— Но я хочу, чтобы меня узнавали всегда! — топнула ногой Эйлонви. — Хочу всегда оставаться собой!

— Уверен, у тебя это получится, — сказал Колл, отводя повлажневшие глаза. Он повернулся к Тарену — А тебе, мой мальчик, доброго пути. Когда будешь возвращаться, вышли вперед Карр. Я встречу тебя здесь, в гавани Аврен.

Принц Рун, предложив руку Эйлонви, повел ее по трапу. Гурджи и Тарен последовали за ними. Тарен. уже имевший возможность полюбоваться ловкостью Руна, не спускал с принца глаз, пока Эйлонви не оказалась в безопасности на борту корабля.

Корабль оказался на удивление просторным, крепким и удобным. По обеим сторонам длинной палубы выстроились лавки для гребцов. Над кормой высился квадратный навес, прочная кровля которого была превращена в открытый помост.

Матросы опустили на воду весла и вывели корабль на середину реки. Колл ехал рысью вдоль берега и махал им рукой. Когда корабль обогнул излучину реки и вышел на широкий речной простор, старый воин исчез из виду. Карр тут же вспорхнула на топ-мачту. Она взмахивала крыльями, удерживая равновесие, свежий бриз посвистывал, перебирая ее жесткие блестящие перья, и ворона с петушиным высокомерием поглядывала вокруг. Берег удалялся и в туманной дымке казался серым. А корабль уже спешил в устье реки, к морю.

Если вначале, при первой встрече. Рун вызвал у Тарена лишь неясное раздражение, то теперь он уже негодовал, что тот вообще возник у него на пути. Тарену хотелось хоть эти последние часы побыть с Эйлонви наедине, поговорить с ней. Так много ему нужно было сказать! Но каждый раз. когда он отваживался это сделать, перед ним возникал принц Рун.

— Привет, привет! — неизменно восклицал он, и это назойливое приветствие приводило Тарена в бешенство.

А принц Моны не унимался. Он вдруг притаскивал пойманную им рыбу и под восхищенные возгласы Эйлонви и Гурджи хвастливо тыкал ею чуть ли не в лицо Тарену. Секундой позже, оставив негодующего Тарена с противной скользкой рыбой в руках, тащил их всех на корму или нос корабля, путано объясняя его устройство. В другой раз, перегнувшись через парапет палубы, чтобы указать им на стаю дельфинов, принц чуть не упустил в море свой меч. К счастью, Тарен успел перехватить его в то самое мгновение, когда клинок выскользнул из ножен.

После того, как судно оказалось в открытых водах, принц Рун попытался управлять кораблем. Но лишь только он ухватился за румпель, тот вырвался у него из рук. И пока Рун пытался поймать деревянную рукоятку руля, судно резко накренилось и повернулось так круто, что Тарен чуть не полетел за борт. Бочка с пресной водой опрокинулась и покатилась по палубе. Парус захлопал и стал бешено рваться с мачты, потому что курс корабля внезапно изменился и ветер ударил с обратной стороны. Один ряд весел чуть было не сломался, но рулевой успел выхватить румпель у перепуганного принца. Шишка на голове Тарена не внушила ему доверия к морскому опыту принца Руна.

Попыток собственноручно вести корабль принц уже больше не предпринимал. Зато он взобрался на помост, как на капитанский мостик, и оттуда выкрикивал приказы команде.

— Поднять паруса! — восторженно кричал Рун. — Так держать!

Тарен сам не был моряком, но видел прекрасно, что парус давно поднят, а судно скользит себе по воде, вовсе и не собираясь никуда сворачивать. Вскоре он понял, что моряки тихо делают свое дело — ведут корабль нужным курсом — и никакого внимания не обращают на беспорядочные выкрики принца

Голова Тарена болела от удара, куртка его была мокрой и насквозь пропахла рыбой. И когда наконец представилась возможность поговорить с Эйлонви, он был уже не в духе.

— Тоже мне принц! Настоящий принц Моны! — ворчал Тарен, — Да он не больше, чем какой-то захудалый князек! Бестолковый, неуклюжий и нелепый молокосос! Командует кораблем? Как бы не так! Да если бы моряки хоть разок послушались его, мы давно уже сидели бы на мели или пускали пузыри на дне. Я никогда не плавал на корабле, но не сомневаюсь, мог бы справиться получше, чем он. Никогда еще не видел такого растяпу!

— Ну, не совсем растяпа, — заговорила Эйлонви, — но выглядит действительно туповатым. Зато, я уверена, у него доброе сердце и делает он все с самыми добрыми намерениями. И вообще он мне кажется милым.

— Ну, конечно, — процедил Тарен, уязвленный словами Эйлонви, — он же любезно подал тебе руку, чтобы ты могла взойти на корабль. Прямо царственный жест! Счастье, что он таким же царственным жестом не спихнул тебя в воду с трапа.

— В конце концов, ты же не будешь отрицать, что он вежлив, — заметила Эйлонви. — От Помощника Сторожа Свиньи этого вряд ли дождешься.

— Да, я Помощник Сторожа Свиньи, — огрызнулся Тарен, — это мое звание и мой удел в жизни. Таков я по рождению, как и этот жалкий князек рождён быть властителем Моны. Он сын короля, а я… я даже не знаю имен своих родителей.

— Ладно, — примирительно сказала Эйлонви, — не можешь же ты обвинять Руна только за то, что он родился принцем. То есть можешь, но это ничего не изменит. Это все равно что пытаться голой пяткой разбить камень.

Тарен фыркнул.

— Осмелюсь заметить, что отцовский меч, прицепленный к его поясу, он вытаскивал разве что гоняясь за кроликами. А я ношу свой собственный меч и, надеюсь, заслужил право на это. И все же он принц. Неужели только по рождению он уже может считаться столь же достойным, как Гвидион, сын Дома Доны?

— Принц Гвидион величайший воин в Придайне, — ответила Эйлонви, — и не каждый может сравниться с ним. Но мне кажется, что если Помощник Сторожа Свиньи станет вести себя достойно, то разницы между ним и принцем не будет. Они сравняются.

— Сравняются? — воскликнул обиженный Тарен, — Ты меня равняешь с этим Руном?

— Тарен из Каер Даллбен, — резко сказала Эйлонви, — я начинаю думать, что ты ревнуешь. И жалеешь себя. Это так же нелепо, как… как выкрасить нос зеленой краской, а потом на всех за это обижаться.

Тарен больше ничего не сказал. Он отвернулся и мрачно уставился на воду.

Погода портилась. Ветер похолодал. Море вздымалось. Волны бились о борта корабля и раскачивали его так, что Тарен с трудом удерживался на ногах. Голова у него кружилась, и он опасался, что корабль вот-вот опрокинется. Эйлонви, смертельно бледная, ухватилась за поручни.

Гурджи жалобно выл и поскуливал:

— Бедная, слабая голова ее мучают кружилки и вертилки. Гурджи больше не любит эту волноскачку. Емухочется домой!

Принц Рун появился на палубе. Он нисколько не страдал от жуткой болтанки и выглядел прекрасно. Он хорошо и плотно поел и был в отличном настроении, в то время как Тарен, жалкий и дрожащий, лежал прямо на палубе, съежившись в своем плаще.

Море не успокаивалось до самого заката. С приближением ночи корабль стал на якорь в тихой бухте, и Тарен был этому несказанно рад. Эйлонви достала свой золотой шар. В ее руках он засветился, и луч его упал на черную воду.

— Послушайте, что это? — восхитился принц Рук, спустившийся с помоста на палубу.

— Это моя игрушка, — сказала Эйлонви — Я с ней не расстаюсь. В любой момент она может пригодиться.

— Изумительно! — воскликнул принц. — Ничего подобного в жизни не видел. — Он с интересом разглядывал золотой шарик, но стоило ему взять его в руки, как свет погас. — Кажется, я его сломал! — испуганно сказал Рун.

— Нет, — успокоила его Эйлонви, — просто не каждого он слушается.

— Невероятно! — восхищался Рун. — Ты должна показать его моим родителям. Мне бы хотелось, чтобы у нас было несколько таких штучек. Мы бы развесили их вокруг замка.

С любопытством повертев шарик в руках, Рун вернул его Эйлонви. Упала ночь. Принц настоял, чтобы Эйлонви спала с удобствами, под навесом, а сам улегся на груду рыболовных сетей прямо на палубе. Гурджи свернулся клубком рядом с ним. Карр, презрев приказание Тарена спуститься с мачты, нахохлилась на самой ее макушке. Рун, мгновенно уснувший, храпел так громко, что раздосадованный его неутомимой выносливостью Тарен постарался найти уголок подальше. Он растянулся на палубе у другого борта. Когда Тарен наконец уснул, ему приснилось, будто он и все остальные по прежнему живут в Каер Даллбен и никогда не покидали его.

Глава 2

Динас Риднант

Через несколько дней Тарен уже не так страдал от морского путешествия и пришел в отличное расположение духа. Воздух был чистым, ветер свежим, резким и соленым. Тарен с удовольствием слизывал с губ непривычно соленые брызги. Принц Рун продолжал выкрикивать свои нелепые команды. Матросы продолжали делать свое дело, не обращая никакого внимания на его приказы. Остальные с радостью бросались помогать морякам по первой их просьбе. Работа, как и предсказывал Колл, глушила печаль. И все же в иные моменты Тарен, вспоминая о цели путешествия, желал, чтобы оно никогда не кончалось.

Он только что закончил сворачивать трос в бухту на палубе, как с мачты стремительно сорвалась Карр и с гортанными криками тревожно закружилась над ним. Через мгновение дозорный крикнул, что он видит землю. Призываемые принцем Руном путешественники поднялись на помост. В ярком свете утра Тарен увидел холмы Моны, вырастающие на горизонте. Корабль приближался к бухте Динас Риднант. Изогнутая полумесяцем, с пирсами, молами, с каменной дамбой, просторная бухта была заполнена толпой кораблей. Невероятно высокие скалы, поднимаясь прямо из воды, обрамляли ее. На самой высокой скале почти над берегом стоял замок, с развивающимися на ветру знаменами Дома Руддлума.

Корабль плавно подошел к пирсу. Матросы ловко пришвартовали его и спрыгнули на берег. Две шеренга воинов выстроили из плотно поставленных копий Коридор Чести. Сквозь этот почетный строй спутники во главе с Руном прошествовали к замку.

Но даже это короткое шествие не прошло без недоразумений. Принц, выхватив свой меч, чтобы отсалютовать Командору Стражников, так широко и неуклюже взмахнул им, что острие клинка пропороло плащ Тарена.

— Надо же! — удивленно воскликнул Рун, с любопытством разглядывая зияющую в плаще дыру. — Очень сожалею, дружище!

— И я тоже, принц Моны, — сквозь зубы пробормотал Тарен, раздосадованный и одновременно смущенный тем, что придется предстать перед королем и королевой в таком виде. Молча, сжав губы, он решительно шагнул вперед в надежде, что нежданную прореху на его плаще не заметят.

Процессия миновала ворота замка и втекла в широкий двор. Выкрикивая направо и налево радостные «Привет! Привет!», принц Рун поспешил к встречающим его родителям. У короля Руддлума оказалось такое же круглое и веселое лицо, как и у принца Руна. Он сердечно приветствовал гостей, многократно, как и его сын, повторяя: «Привет! Привет!» Если он и заметил порванный плащ Тарена, то не подал виду, что, впрочем, только добавило страданий смущенному юноше. Когда король Руддлум наконец умолк, вперед вышла королева Телерия.

Королева была невысокой приятной женщиной, облаченной в развевающиеся на ветру белые одежды. Золотой обруч стягивал ее перевитые лентой волосы, такие же белесые, как и у принца Руна. Она осыпала Эйлонви поцелуями, обняла все еще смущенного Тарена, остановилась в изумлении, когда подошла к Гурджи, но тем не менее обняла и его.

— Добро пожаловать, дочь Ангарад, — начала королева Телерия, обращаясь к Эйлонви. — Твое присутствие делает честь… не суетись, дитя, стой прямо… нашему королевскому дому. — Королева внезапно смолкла и притянула к себе Эйлонви. — О, девочка! — вскричала она. — Откуда ты взяла такое ужасное платье? Да, теперь я вижу, что Даллбен вовремя отпустил тебя из этого заброшенного места в дикой глуши лесов!

— Дикая глушь? Ничего подобного! — вспыхнула Эйлонви, — Я люблю Каер Даллбен. А старый Даллбен самый великий волшебник!

— Совершенно верно, — спокойно сказала Телерия. — Но он так занят своими заклинаниями и тому подобными вещами, что позволил тебе расти, как сорняку! — Она повернулась к королю Руддлуму. — Ты со мной не согласен, дорогой?

— Очень похожа на сорняк, — откликнулся король, с интересом разглядывая Карр.

Ворона расправила крылья, открыла клюв и громко прокаркала: «Руддлум» — к полному удовольствию короля.

Тем временем королева Телерия рассматривала по очереди Тарена и Гурджи.

— Взгляните на этот разодранный плащ! И на это взлохмаченное существо! Вам обоим требуется новое одеяние! — провозгласила она. — Новые куртки, новые сандалии, все-все-все! К счастью, у нас в замке как раз находится великолепный сапожник. Он проходил тут по нашим землям… не дуйся, дитя мое, губы распухнут… и мы пригласили его чинить нашу обувь. Наш Главный Управитель сейчас приведет его. Мэгг! — позвала она. — Мэгг! Ну, где же он?

— У ваших ног! — откликнулся Главный Управитель, который стоял тут же, но вовсе не у ног, а бок о бок с королевой. На нем был один из самых прекрасных плащей, который когда-либо приходилось видеть Тарену. Богатое шитье, украшавшее плащ, почти превосходило великолепием одеяние короля Руддлума. В руке Мэгг держал длинный, выше его самого, жезл из полированного дерева с золотым набалдашником. Тяжелая цепь из крупных серебряных звеньев обременяла его шею. На поясе позвякивали ключи всех размеров, нанизанные на громадное железное кольцо.

— Распоряжения уже отданы, — сказал Мэгг, низко кланяясь. — Ваше приказание выполнено до вашего приказания. Сапожник, портные и ткачихи уже готовы.

— Превосходно! — воскликнула королева Телерия. — Принцесса пойдет со мной в ткацкую. А Мэгг покажет остальным их комнаты.

Мэгг, вновь поклонившись, и даже еще ниже, хотя это казалось невозможным, подал знак своим жезлом. Тарен и Гурджи, наступавший ему на пятки, последовали за Главным Управителем через внутренний двор в высокое каменное строение и затем вниз по сводчатому коридору. Мэгг указал на открытую дверь в конце коридора и величественно удалился.

Тарен вошел внутрь. Комната была маленькой, но чистой и веселой от играющего на стенах яркого солнечного света, брызжущего сквозь узкое высокое окно. Пол покрывали пахнущие свежестью тростниковые маты, в одном углу стояла низкая кровать, а рядом была устроена подстилка из соломы. Не успел Тарен сбросить с плеча плащ, как дверь неожиданно резко распахнулась, и в нее просунулась взлохмаченная голова.

— Ффлевддур Пламенный! — воскликнул Тарен, узнав своего давнего друга. — Рад встрече!

Бард схватил Тарена за руку и стал трясти её изо всех силы, в то же время другой рукой хлопая его по плечу. Карр шумно хлопала крыльями, а Гурджи подпрыгивал высоко в воздух, взвизгивал и налетал на Ффлевддура, обсыпая его сухими веточками и листьями, летящими из его волос, как с осеннего дерева.

— Хорошо, отлично, превосходно! — проговорил бард. — Давно пора было! Я ждал тебя. Думал, что ты уж никогда сюда не доберешься.

— Как ты здесь оказался? — вскричал начинающий приходить в себя от удивления Тарен. — Откуда ты узнал, что мы будем в Динас Риднант?

— Ну как же, я просто не мог не знать, — ответил бард, довольно улыбаясь. — Здесь только и толковали, что о принцессе Эйлонви. Кстати, где она? Я должен немедленно засвидетельствовать ей свое почтение. А в том, что Даллбен пошлет тебя сопровождать принцессу, я и не сомневался. Как он? Как Колл? Вижу, что ты взял с собой и Карр. Клянусь Великим Белином, я так давно не видел вас, что даже немного позабыл, как вы все выглядите.

— Но, Ффлевддур, — не унимался Тарен, — почему ты оказался именно на Моне, а не где-нибудь еще?

— Ну, это проще простого, — сказал бард. — На этот раз я решил окончательно удалиться от королевских дел. И сделал это в самое лучшее время года. Пришла весна, захотелось петь. А весна, надо тебе сказать, самый бродячий сезон. В каменных стенах сидеть невыразимо скучно. А снаружи!.. Короче, меня стало просто выдавливать из дома, на собственной шкуры. И я, сам не знаю как, оказался в пути. Мог теперь направиться в любую сторону света. На Моне я никогда не был. Вот тебе и повод, чтобы отправиться именно сюда. Я пришел в Динас Риднант неделю назад. Корабль уже отплыл за вами. Иначе, можешь быть уверенным, я бы оказался на нем.

— А ты можешь быть уверен, что твое общество нам было бы намного приятнее, чем общение с князьком Моны, — сказал Тарен, — Нам еще здорово повезло, что этот высокородный дурак не посадил корабль на рифы и не потопил нас во время прилива. А что Доли? — спохватился он. — Как бы я хотел увидеть его.

— Добрый старый Доли, — хмыкнул бард, тряхнув своими желтыми лохмами, — Я так и эдак пытался расшевелить его и выманить с собой в дорогу. Но он буквально прирос к своему дому в королевстве Красивого Народа. — Ффлевддур вздохнул. — Боюсь, наш добрый карлик и вовсе потерял вкус к приключениям. Я ведь послал ему весточку, надеясь, что он все же отправится со мной. В ответ он прислал мне записку. Догадайся, что в ней было? «Гм!» — и все!

— Жаль, что ты не пришел встречать нас в гавань, — посетовал Тарен. — Меня это очень порадовало бы и поддержало.

— М-мм… я собирался это сделать, — замялся Ффлевддур, — но мне показалось забавнее подождать и удивить вас, встретив здесь. К тому же я занят сочинением песни в честь прибытия принцессы. И я здорово с этим справился. Если позволено так говорить о себе. Мы все там упомянуты, со всеми нашими героическими деяниями.

— И Гурджи тоже? — насторожился Гурджи.

— Конечно, — подтвердил бард. — Я спою ее для всех вас сегодня же вечером.

Гурджи запрыгал и захлопал в ладоши:

— Гурджи не может ждать. Гурджи хочет скорей послушать бренчалки и вскличалки!

— Ты услышишь их, дружище, — заверил его бард — Но всему свое время. Теперь вы понимаете, что я не мог выкроить и минутки, чтобы присоединиться к встречающим…

При этом струна на арфе внезапно лопнула.

Ффлевддур снял с плеча любимый свой инструмент и печально осмотрел его.

— Вот, опять оборвалась, — вздохнул он. — Эти гадкие струны никогда не перестанут рваться в самый ответственный момент, когда я… эээ… немного приукрашиваю правду. В данном случае вся правда состоит в том, что меня просто не пригласили.

— Но бард с арфой делает честь любому двору в Придайне, — поразился Тарен, — Как же они упустили из виду…

Ффлевддур поднял руку, прерывая его.

— Верно, — подтвердил он, — меня, конечно, приняли здесь благосклонно, даже чествовали, можно сказать. Но так было до того, как они узнали, что я не настоящий бард. После этого… — он запнулся, — после этого меня переселили в конюшню.

— Ты должен был им сказать, что ты король! — вскричал Тарен.

— Нет-нет, — поспешно откликнулся Ффлевддур, — когда я бард, то я бард и никто иной. Когда же я король, то никем иным быть не могу. Не люблю путаницы.

Он гордо оглядел своих друзей и продолжил:

— Король Руддлум и королева Телерия хорошие люди. Главный Управитель, вот кто выгнал меня.

— А ты не ошибаешься? — засомневался Тарен. — Мне показалось, что он отлично, можно сказать, рьяно выполняет свои обязанности.

— Даже слишком рьяно, — проворчал Ффлевддур. — Каким-то образом он узнал, что я не числюсь среди бардов, а я зато узнал, что такое конюшни! Сдается, он просто не любит музыку. Удивительно, как много мне встречалось людей, которым не по нраву игра на арфе!

Раздался громкий стук в дверь. Эго оказался сам Мэгг. Он пришел в сопровождении сапожника, который скромно жался у него за спиной.

— Не то чтобы это расстраивает меня, — спокойно продолжал Ффлевддур, — но мне обидно вот за нее. — Он погладил арфу. — Ну, ладно, — он вскинул инструмент на плечо, — как я уже говорил, мне нужно отыскать принцессу Эйлонви. Мы увидимся позже. В конюшне, если не возражаете. И я сыграю для вас свою новую песню — Бард свирепо глянул на Мэгга и вышел.

Главный Управитель, не обратив внимания на гневный взгляд барда, поклонился Тарену.

— Как и приказала королева Телерия, вам и вашему спутнику дадут новое одеяние. Сапожник обслужит вас как пожелаете.

Мэгг удалился. Тарен сел на деревянный стул, и сапожник приблизился к нему. Человек этот был согнут годами и одет в убогое платье. Из-под грязной тряпки, обернутой вокруг головы, на плечи ему свисали пряди серых тусклых волос. На поясе у него висели странной формы ножи, шила, мотки толстых нитей и обрывки ремней. Встав на колени перед Тареном, он развязал большой мешок, сунул в него руку и вытащил несколько полос кожи, которые разложил рядом с собой на полу. Он придирчиво разглядывал куски кожи, один за другим поднося близко к лицу, и затем откладывал их в сторону.

— Мы должны выбрать лучший. Лучший! — вдруг прокаркал он хриплым голосом Карр, — Только тогда у нас получится то, что надо. Выйти в дорогу хорошо обутым — это уже половина удачи. — Он вдруг засмеялся, — Разве это не так? Я спрашиваю: разве это не так, Тарен из Каер Даллбен?

Тарен отпрянул, вздрогнув. Тон сапожника его поразил. Он уставился на старика, который невозмутимо перебирал куски кожи и с помощью маленького кривого ножа ловко придавал им нужную форму. Вдруг он откинул волосы и пристально поглядел в глаза Тарену. Его продубленное ветрами лицо в густой сетке морщин вдруг посветлело от улыбки.

Гурджи внимательно посмотрел на сапожника и, чуть было не завизжал. Старый человек прижал палец к губам. В полном замешательстве, Тарен встал перед сапожником на колени и прошептал:

— Принц Гвидион…

Глаза Гвидиона вспыхнули с удовольствием, но улыбка была мрачной.

— Тарен, слушай то, что я скажу, — сказал он быстро приглушённым голосом, — Нас могут прервать в любой момент, поэтому способ поговорить с вами я найду позже, и никому не говори, что это я. Теперь знай: жизнь принцессы Эйлонви находится в опасности. Так же, как и ваши собственные жизни.

Глава 3

Сапожник

Тарен побледнел. Его голова всё ещё кружилась от того, что он сейчас видит перед собой сына Доны в облике сапожника, а слова Гвидиона привели Тарена в ещё большее замешательство.

— Наша жизнь в опасности? Значит Аровн и Аннувин ищут нас в Динас Риднант?

Гвидион жестом приказал Гурджи стоять на страже у двери, а затем снова повернулся к Тарену.

— Нет, — сказал Гвидион, быстро покачав головой, — Хотя гнев Аровна очень велик из-за того, что вы разрушили Чёрный котёл, угроза исходит не от Аннувина.

Тарен нахмурился:

— Кто же тогда? Я не видел тут никого, кто хочет нам зла. Не может же это означать что Король Руддлум и Королева Телерия…

— Дом Руддлума всегда был дружен с домом Доны и с нашим верховным королём, — ответил Гвидион, — Опасность кроется в другом месте, Тарен из Каер Даллбен.

— Но кто же может навредить Эйлонви? — недоумевал Тарен. — Ведь известно, что она находится под покровительством самого Даллбена.

— Есть кое-кто, осмелившийся выступить против Даллбена, — сказал Гвидион, — Тот, с кем и мне одному не справиться и кого я опасаюсь не меньше, чем Аровна— Лицо Гвидиона стало жестким, зеленые глаза сверкали гневом, когда он произнес это имя: — Ачрен!

Тарен похолодел.

— Нет, — прошептал он, — нет. Ведь эта злобная волшебница мертва!

— Я тоже так думал, — ответил Гвидион, — но Ачрен жива.

— И она опять отстроила Спиральный Замок? — ахнул Тарен.

Он как бы вновь перенесся в темницу, куда Ачрен когда-то заточила его.

— Спиральный Замок так и лежит в руинах с тех пор, как ты его покинул, — глухо произнес Гвидион, — и уже зарос травой. Не существует и Оэт-Аноэт, где Ачрен собиралась предать меня смерти. Я проезжал недавно по тем местам и все видел своими глазами.

Гвидион прошелся из угла в угол.

— Ты знаешь, я долго пытался разузнать о судьбе, постигшей ее, — продолжал он. — Об Ачрен не было никаких известий, как будто сама земля поглотила эту злую ведьму. Это тревожило меня, и я никогда не забывал о ней и не переставал искать ее следы.

Он снова замолчал и вздохнул.

— И я их нашел, — жестко произнес Гвидион. — Они были такими неясными, как слова, которые прошептали ветру. Просто слухи, показавшиеся мне поначалу не больше чем игра воображения. Словно загадка с несколькими ответами. — Он усмехнулся. — Вернее, несколько загадок с одним ответом. И лишь после долгих и трудных странствований я, кажется, нашел один из этих ответов. Увы, я разгадал только часть загадки.

Голос Гвидиона зазвучал тише и глуше. Он говорил, а руки его, словно сами собой, продолжали резать, кроить, подчищать кусок кожи, придавая ему форму сандалии.

— Вот что я разузнал. После того как Спиральный Замок рухнул, Ачрен исчезла. Поначалу я решил, что она нашла убежище в королевстве Аннувин, потому что прежде она была женой Аровна. Ведь это она дала силу и власть Аровну в те дни, когда правила Придайном.

Гвидион подождал, пока Тарен справится с этой невероятной для нею новостью, и продолжал:

— Но она не появилась в Аннувине. С тех пор как меч Дирнвин ускользнул из ее рук и она не смогла убить меня, Ачрен боится гнева Аровна. Возможно, она не осмелилась появиться перед ним и потому, что её сумели обхитрить молодая девушка и Помощник Сторожа Свиньи. Впрочем, в этом я не уверен. Тем не менее мне известно, что она спешно покинула Придайн, и с того дня никто ничего о ней не слышал. Даже не знают, жива ли она. А неведение опаснее всего.

— Ты думаешь, она уже на Моне? — спросил Тарен, — Неужели она собирается мстить нам? Но Эйлонви была всего лишь ребенком, когда убежала от Ачрен. Она сама не ведала, что творит.

— Умышленно или нет, но, унеся Дирнвин из Спирального Замка, Эйлонви почти сокрушила Ачрен, — сказал Гвидион, — Такого Ачрен не забудет и не простит. — Он нахмурился, — Я боюсь, что она ищет Эйлонви. Но не только для мести. Я чувствую, что здесь есть что-то другое. Эта тайна скрыта от меня пока, но я должен, нет, я просто обязан раскрыть ее как можно скорее. Я чувствую, что на волоске висит не только жизнь Эйлонви, но и нечто большее.

— Почему Даллбен не позволил нам всем остаться дома? — посетовал Тарен — Ведь он должен был знать, что Ачрен жива! Разве он не понимал, что Эйлонви окажется в опасности, когда останется без его защиты?

— Путь мысли Даллбена проследить не может никто, — сказал Гвидион. — И не всегда можно понять его. Он много видел и многое предвидит. Каждое его слово значит больше, чем мы слышим, — Гвидион отложил шило, взял тонкий ремешок и стал продевать его в сшитую сандалию. — Даллбен дал мне знать, что принцесса Эйлонви поедет на Мону, и посоветовал выехать в дорогу. Он поведал мне еще кое-что. Но сейчас лучше об этом не говорить.

— Но я не стану сидеть в бездействии, когда Эйлонви грозит опасность! — настаивал Тарен — Могу ли я чем-нибудь послужить тебе?

— Лучше всего ты мне послужишь, если будешь хранить молчание, — ответил Гвидион — Наблюдай за всем. Ничего не рассказывай обо мне и о том, что сейчас услышал, ни принцессе Эйлонви, ни даже Ффлевддуру. — Он улыбнулся. — Наш горячий бард видел меня в конюшне, но, к счастью, не узнал. Итак, молчи. А я тем временем стану…

Принц не успел закончить, как стоявший у двери Гурджи замахал руками, предупреждая. В коридоре послышались шаги, и Гвидион быстро склонился над почти готовыми сандалиями.

— Привет, привет! — закричал принц Рун, вбегая в комнату. — А, вот ты где, сапожник! Ты уже закончил работу? Ого, да они красивые! — воскликнул он, вертя в руках сандалии — На удивление хорошо сработаны. Я бы тоже хотел себе пару таких. Да… моя мать просила тебя прийти в Большой зал, — добавил он, обращаясь к Тарену.

Лицо Гвидиона внезапно сморщилось и словно бы усохло. Плечи его сгорбились, голос старчески задрожат. Он крякнул и, не взглянув на Тарена, поманил рукой Руна.

— Пойдёмте со мной, молодой принц, — просипел он, — у вас будут сандалии, достойные вашего сана.

Карр захлопала крыльями, устремляясь за Тареном, который поспешил из комнаты вниз по коридору. Гурджи с округлившимися от страха глазами бежал рядом.

— О, ужасающая опасность! — вполголоса верещал Гурджи. — Великий волшебник послал Гурджи в самую ее страшинку. Гурджи хочет спрятать свою бедную, слабую голову под теплой соломой в Каер Даллбен. Гурджи не нравятся пугалки и дрожалки.

Тарен остановил его причитания.

— Эйлонви еще в большей опасности, чем мы, — прошептал он, поспешая в Большой зал. — И меня тоже, Гурджи, не радует встреча с Ачрен. Но Гвидион появился здесь, чтобы защитить Эйлонви. Мы будем делать то же.

— Да, да! — залопотал Гурджи. — Смелый, верный Гурджи будет сторожить золотоволосую принцессу. О да, с ним она будет в безопасности! Но, — засопел он, — Гурджи все ещё хочет оказаться в Каер Даллбен.

— Смелее, мой друг! — улыбнулся Тарен и положил руку на дрожащее плечо Гурджи. — Нам все равно не избежать того, что для нас уготовано. Но помни, ни слова о том, что Гвидион здесь. У него свои планы, и мы не должны делать ничего такого, что нарушило бы их.

— Гурджи будет молчать молчком! — воскликнул Гурджи, прикрывая рот ладонью. — О да! Но не забудь, — добавил он, грозя пальцем Карр, — об этой болтливой черной птице с ее карками и тарабарками.

— Стрррашно секррретно! — прокричала Карр, вертя головой.

В Большом зале с высоким потолком и таком огромном, как весь сад в Каер Даллбен, Тарен увидел Эйлонви, стоящую посреди толпы придворных дам. Она оживленно болтала с ровесницами, а дамы постарше, такие, как королева Телерия, смотрели на неё хмуро и неодобрительно и перешептывались. Мэгг, застывший рядом с троном королевы, бесстрастно наблюдал эту шуршащую и шумящую придворную толпу.

— …Так мы и стояли, — говорила Эйлонви, глаза ее блестели, рот округлился, — спина к спине, меч в руке! Охотники Аннувина выскочили из леса! Через мгновение они оказались рядом с нами!..

Юные придворные дамы возбужденно дышали, а те, что постарше, испуганно кудахтали. Все это напомнило Тарену куриный загон Колла. На Эйлонви был новый плащ, волосы причесаны и убраны по особому. Она сияла среди дам, как златопёрая птичка среди воробьиной стаи. У Тарена защемило сердце — он ни за что не узнал бы её теперь, если бы не привычная беспечная болтовня прежней Эйлонви.

— Во имя великого Ллира! — воскликнула королева Телерия, подпрыгнув на троне. — Слушая твой ужасный рассказ о стуке мечей, дитя мое, я начинаю думать, что у тебя в жизни не было ни единого спокойного мига. — Она закатила глаза, покачала головой и обмахнулась кончиком шарфа. — Какое утешение, что Даллбен наконец склонился к благоразумию и послал тебя к нам. Если бы этого не случилось, ты была бы в постоянной опасности!

У Тарена захватило дух, и он еле удержался, чтобы вслух не прокричать о предупреждении Гвидиона.

— А, вот и ты! — пропела Телерия, разглядывая Тарена. — Я собиралась поговорить с тобой. Быстро сделай один шаг вперед, молодой человек. Вот так. Склонись немного ниже, если можешь. О добрый Ллир! Не хмурься так, пожалуйста! Итак, поговорим о сегодняшнем вечернем пире. Тебе будет, наверное, приятно узнать, что в вашу честь мы собираемся пригласить некоего певца, который заявляет, будто бы он бард, известный вам.

— Мнимо известному барду, — не преминул вставить Мэгг с плохо скрытым пренебрежением при первом же упоминании о Ффлевддуре, — этому так называемому барду уже приказано быть на пиру.

— Поэтому, — невозмутимо продолжала королева Телерия, — вам необходимо облачиться в новый наряд. Мэгг вас проводит.

— И это уже предусмотрено, леди Телерия, — отчеканил Главный Управитель, протягивая Тарену аккуратно свернутый плащ и куртку.

— Ну и чудесно! — обрадовалась Телерия — Осталось еще сделать… Впрочем, я уверена, что все уже сделано! Предлагаю тебе, Тарен из Каер Даллбен, удалиться и приготовиться… не хмурься так, ты становишься похожим на старца… итак, приготовиться к празднику.

Тарен еще склонялся в поклоне королеве Телерии, когда Эйлонви схватила его и Гурджи за руки и потащила их в сторонку.

— Вы уже, конечно, видели Ффлевддура, — прошептала она. — Мы собираемся вместе, как в старые добрые времена. Какое счастье, что он здесь! Никогда не встречала таких глупых женщин! Думаю, среди них не найдется ни одной, что хотя бы держала в руках меч. Все, о чем они умеют говорить, — это кружева да вышивки, шелка да украшения. Еще, пожалуй, как управляться со слугами. Те, у которых есть мужья, все время жалуются на них, а те, у которых их нет, без конца их ищут. Они никогда в жизни не выезжали из Динас Риднант! Я рассказала им парочку наших историй, не самых замечательных… Их я оставляю вам.

Она перевела дыхание, глаза её блестели. Она снова затараторила:

— А вот что мы сделаем. После пира, когда никто за нами следить не будет, подхватим Ффлевддура и ускользнем. Отправимся на несколько дней в путешествие. Они и не заметят нашего отсутствия, ведь здесь толчется так много людей! На Моне наверняка можно отыскать забавные местечки, подходящие для настоящих приключений. Но только не в этом скучном замке! Теперь, во-первых, вы должны добыть для меня меч. Жаль, что я не прихватила его из Каер Даллбен. Не думаю, что он нам может понадобиться, но лучше его иметь. На всякий случай. Гурджи, конечно, прихватит свою любимую сумку с чавкой и хрумтявкой…

— Эйлонви, — перебил ее Тарен, — тебе нельзя покидать Динас Риднант.

Эйлонви, пораженная его тоном и тем, что он сказал, на мгновение умолкла и уставилась на него с открытым ртом.

— Что-о? — протянула она — Что ты сказал? Не выходить из замка? Тарен из Каер Даллбен, мне кажется, морской воздух слишком просолил твои мозги! Они окаменели!

— Выслушай меня, — серьезно и твердо сказал Тарен, прикидывая, как бы предупредить эту сумасбродную девушку, в то же время не открывая ей тайны Гвидиона. — Динас Риднант… незнакомое для нас место. Мы ничего не знаем о Моне. Здесь нас могут… подстерегать опасности, о которых мы… ты и не ведаешь… которые…

— Опасности! — вспыхнула Эйлонви. — Можешь быть уверен, они есть! И самая большая та, что мне до слез опротивел этот глупый замок! Я не собираюсь похоронить себя здесь! И не кто-нибудь, а ты говоришь мне, что не стоит искать приключений! Что с тобой стало? Я уже готова поверить, что твоя храбрость осталась на дне моря вместе с якорным камнем!

— Речь идет не о храбрости, — начал Тарен, — просто мудрее было бы…

— Теперь ты разглагольствуешь о мудрости! — вспылила Эйлонви. — Раньше это было последнее, что приходило тебе в голову!

— Сейчас совсем по-другому, пойми меня, — умолял он, хотя видел по лицу Эйлонви, что его слова для девушки значат не больше, чем пустой звук. В какой-то момент он уже готов был выкрикнуть правду. Но вместо этого он взял Эйлонви за плечи. — Я запрещаю тебе выходить отсюда, — гневно приказал он. — И если только увижу, что у тебя появилась такая мысль, я попрошу короля Руддлума поставить рядом с тобой стражу.

— Что? — вскричала Эйлонви. — Да как ты смеешь! — Глаза се внезапно наполнились слезами. — Да, я понимаю. Ты рад, что меня послали на этот противный остров к этим кудахтающим курицам! Ты дождаться не мог, пока отделаешься от меня! На самом деле ты мечтаешь, чтобы я сгинула в этом ужасном замке! Это… это хуже, чем пихнуть меня головой в подушку, набитую перьями, и твердить, что сделал это ради моего удовольствия. — Всхлипывая, Эйлонви топнула ногой — Тарен из Каер Даллбен, я больше с тобой не разговариваю!

Глава 4

Тени

Такого веселого пира, пожалуй, не видели еще стены этого замка. Карр, усевшаяся на спинку стула Тарена, без конца подпрыгивала, взмахивала крыльями и вертела головой. Она вела себя так, будто празднество устроено единственно в ее честь. Король Руддлум сиял и лучился от наплыва радостных чувств и отличного настроения. Разговоры и смех гостей разносились эхом но всему Большому залу. Мэгг суетился позади длинного стола, где восседала королева Телерия в окружении придворных дам. Он оказывался то на одном краю стола, то на другом, прищелкивая пальцами, отдавая шепотом приказания слугам, которые появлялись с бесчисленными блюдами, серебряными соусниками, бутылками и графинами. Для Тарена сейчас вся эта суета, шум и гам были непереносимы. Он не вымолвил ни слова и даже не притронулся к еде.

— Не гляди так мрачно, — заметила ему Эйлонви. — В конце концов, не ты остаешься здесь навсегда. И не строй из себя несчастного, которого незаслуженно обидели. Ты заслужил, чтобы я навечно прекратила с тобой разговаривать.

Не дожидаясь оправданий Тарена, она повернула голову к принцу Руну и принялась беспечно болтать с ним. Тарен закусил губу. Он буквально разрывался в безмолвном крике, видя, как Эйлонви, ничего не ведая, весело несется к краю отвесного утеса, нависшего над пропастью.

Пир подходил к концу, когда Ффлевддур настроил арфу, вышел на середину зала и спел свою новую балладу. Тарен слушал без всякого удовольствия, хотя и понимал, что это лучшее из сочиненного Ффлевддуром до сих пор. Едва бард умолк, король Руддлум принялся зевать. Гости тут же поднялись со своих мест. Тарен незаметно дернул Ффлевддура за рукав и потащил его в сторону.

— Я тут подумывал о твоем ночлеге в конюшне, — сказал Тарен озабоченно. — Мэгг может говорить что угодно, но негоже тебе спать вместе с лошадьми. Я поговорю с королем Руддлумом и уверен, он велит Мэггу возвратить тебе комнату в замке. — Тарен заколебался. — Мне кажется… Я думаю, будет лучше, если мы все окажемся рядом. Мы пришлые, чужие здесь и ничего не знаем об этом месте.

— Клянусь Великим Белином, тебе не стоит заботиться об этом, — запротестовал бард. — Что касается меня, то я предпочитаю конюшню. Я ведь и странствовать отправился только по одной причине — вырваться из душных, отчаянно скучных замков на волю. Кроме того, — он понизил голос, — это вызовет недовольство Мэгга. И если он выведет меня из себя, все закончится стычкой, потому что у Ффлевддура Пламенного горячая голова. А трепка, заданная Главному Управителю, не лучшая благодарность за гостеприимство. Нет, нет, все отлично. Давай встретимся утром. — Сказав это, Ффлевддур повесил арфу на плечо, помахал рукой, как бы говоря спокойной ночи, и пошел вон из зала.

— Что-то говорит мне, что мы должны быть настороже и следить за всем происходящим в замке, — шепнул Тарен стоящему рядом Гурджи.

Он подставил указательный палец под лапки Карр и пересадил птицу на плечо Гурджи, где ворона немедленно стала таскать клювом веточки и сухие листья из спутанных волос.

— Не отходи от комнаты Эйлонви, — продолжал Тарен. — Позже я присоединюсь к тебе. Если что-то покажется тебе неладным, пошли за мной Карр.

Гурджи кивнул.

— Да, да, — зашептал он в ответ, — верный Гурджи не сомкнет глаз и заметит все подкрадки и украдки. Он будет бессонно охранять сон благородной принцессы.

Незамеченный среди разъезжающихся гостей, Тарен выскользнул во внутренний двор. В надежде разыскать Гвидиона он быстро зашагал в сторону конюшен. Звезды усеяли ясное ночное небо. Яркая луна висела над утесами Моны. В конюшне Тарен не обнаружил никакого следа принца Дома Доны и только наткнулся на свернувшегося на соломе Ффлевддура. Тот мирно храпел, обнимая рукой свою арфу.

Тарен опять повернул к замку, который уже тонул во тьме. Секунду он постоял, размышляя, где еще можно бы поискать Гвидиона.

— Привет, привет! — выскочил из-за угла принц Рун с такой прытью, что чуть не сбил Тарена с ног. — Все еще не спишь, а? И я тоже! Матушка сказала, что мне полезно было бы немного пройтись перед сном. Ты то же самое делаешь? Прекрасно! Пошли вместе.

— Ничего не выйдет, — резко возразил Тарен. Сейчас, как никогда, он желал отделаться от назойливого принца. — Я… я ищу портных! — неожиданно для себя выпалил он. — Где их поместили?

— Ты ищешь портных? — поразился Рун. — Вот странность! Зачем это?

— Моя куртка, — поспешно ответил Тарен, — она… она на мне плохо сидит. Я хочу, чтобы они ее чуть подправили.

— Посреди ночи? — опешил принц, и круглое лицо его вытянулось. — Не самая лучшая затея. — Он хмыкнул и указал на противоположную сторону замка: — Их комнаты там, внизу. Не уверен только, что сонный портной самый подходящий работник. Советую тебе подождать до утра. Как бы они не стали пороть чушь вместо твоей куртки! Ха-ха! Хороша шутка?

— Нет, я хочу, чтобы к утру все было готово, — упорствовал Тарен, которому не терпелось поскорее избавиться от Руна.

Принц пожал плечами, пожелал ему приятных снов и отправился прогуливаться сам. Тарен двинулся в сторону навесов за конюшнями. Здесь его поиски тоже оказались тщетными. Обескураженный, он решил присоединиться к Гурджи и действительно лечь спать. Но внезапно остановился. Внутренний двор пересекала темная фигура. Однако направлялась она не к главным воротам, а к самому дальнему углу каменной ограды.

Не могла ли Эйлонви ускользнуть от Гурджи? Тарен уже был готов окликнуть ее. Но, перепугавшись, что разбудит весь замок, поспешил за мелькавшей в густой тени ограды фигурой. Через мгновение она, казалось, растворилась в темноте. Тарен прибавил шаг. И неожиданно наткнулся на узкий пролом в каменной стене, через который едва можно было протиснуться. Тарен нырнул под завесу плюща, скрывавшего лаз, и обнаружил, что стоит за оградой замка на каменистом склоне, возвышающемся над гаванью.

Вдруг Тарен понял, что крался он не за Эйлонви. Слишком низкой была та фигура, и походка другая, более тяжелая и широкая. Он затаил дыхание. Человек, закутанный в плащ, быстро обернулся, мельком взглянул на спящий замок. Лунный свет упал на его лицо, и Тарен вздрогнул. Это был Мэгг. Похожий на паука, Главный Управитель полз вниз по крутой тропинке, почти распластавшись на ней. Охваченный подозрением и страхом, Тарен на ощупь скользил среди камней, стараясь двигаться быстро и бесшумно. Несмотря на то что ночь была ясной, идти было трудно. То и дело мог вывернуться из-под ноги камень. Из тени внезапно выступали крупные валуны, и Тарен рисковал споткнуться о них. Вот когда пригодился бы ему шар Эйлонви! Но, увы, приходилось осторожно в полутьме спускаться за Мэггом в сторону спящей гавани.

Мэгг спустился с утёса к берегу и прошёл по набережной до огромной кучи камней. С удивительным проворством Главный Управитель взобрался на эту кучу и исчез из поля зрения Тарена. Отбросив осторожность в сторону, Тарен побежал, опасаясь потерять след Мэгга. Он сбежал к морю и заметил, как в лунном свете на мгновение шевельнулась тень среди причалов.

Тарен добрался до кучи камней и, стиснув зубы, взобрался наверх. Чуть ниже вода вспенивалась и бурлила среди влажных камней, поливая его дождём из брызг и заглушая все звуки шумом прибоя. Тарен решил остаться наверху, не осмеливаясь дальше следовать за Мэггом. А Главный Управитель, тем временем, стоя на узкой полоске земли, вдававшейся в море, произвёл какое-то незаметное движение, и в его руках вспыхнул свет.

Мэгг зажёг факел и поднял его высоко над головой, покачивая им взад и вперёд. К удивлению Тарена, далеко в море вспыхнул крошечная оранжевая точка. И хотя в такой темноте ничего нельзя было увидеть, ответный сигнал мог загореться только на корабле. Мэгг махнул факелом в другую сторону, и точка в море повторила это движение, а затем потухла. Главный Управитель тоже потушил факел, сунув его в воду, где огонь с шипением погас. Затем Мэгг повернулся и направился в сторону кучи камней, на верхушке которой лежал Тарен. В панике Тарен начал быстро спускаться по камням, стремясь спрятаться до того, как Мэгг обнаружит его, но внезапно потерял точку опоры и скатился вниз. Морщась от резкой боли, Тарен попытался спрятаться в тени. В то же время голова Мэгга показалась над вершиной горы.

Тарен потянулся к мечу. Но вдруг чья-то рука прикрыла ему рот, предупреждая крик, и Тарена быстро потащили в сторону моря, к пенящимся у скал волнам.

— Ни звука! Молчать! — прошуршал у самого его уха голос Гвидиона.

Тарен с облегчением расслабился. Прихрамывая, он двинулся туда, куда его увлекала твердая рука. А Мэгг уже спустился с каменной груды и прошел в нескольких шагах от двух пригнувшихся фигур. Гвидион, слившись с каменной глыбой у самого прибоя, взмахом руки приказал Тарену не двигаться. Главный Управитель, не оглядываясь, поспешил вперед вдоль парапета набережной по направлению к замку.

— Схватим его! — торопливо зашептал Тарен. — Корабль стоит в море на якоре. Я видел, как он сигналил ему. Мы должны заставить его рассказать, чем это он занимался тут.

Гвидион покачал головой. Его зеленые глаза неотрывно следили за удаляющимся Мэггом, губы чуть раздвинулись в острой, узкой улыбке, похожей на оскал следящего за добычей волка. На нем все еще были лохмотья сапожника. Но Дирнвин, черный меч, теперь висел на поясе.

— Пусть идет, — пробормотал он. — Игра еще не окончена.

— Но сигнал?.. — начал Тарен.

Гвидион кивнул.

— Я видел его. Я наблюдал за замком с того момента, как покинул тебя. Хотя мгновение назад, — он строго глянул на Тарена, — я уже думал, что Помощник Сторожа Свиньи попадет в ловушку, хитро расставленную предателем. Ты обещаешь служить мне? Тогда сразу же возвращайся в замок и не отходи от принцессы.

— И мы позволим Мэггу уйти? Не станем ему мешать? — не унимался Тарен.

— Да, некоторое время мы ему не станем мешать, — ответил Гвидион. — Очень скоро сапожник отбросит свое шило и поднимет меч. А до тех пор храни молчание. Я не буду нарушать планы Мэгга, пока не разузнаю о них все.

Тарен умолк и покорно слушал Гвидиона. А тот продолжал:

— Рыбаки Моны уже рассказали любопытному и безобидному сапожнику кое-что из того, что нам надо знать. Этого достаточно, чтобы увериться: на борту этого корабля — Ачрен!

Тарен судорожно вздохнул.

— Да, — подтвердил Гвидион. — Но это я и предполагал. Ачрен сама не осмелится открыто выступить против Эйлонви. Замок прочный и хорошо охраняется. Только предательство может открыть ворота. Ачрен нужна рука, исполняющая ее приказания. Теперь я знаю, кто это.

Гвидион сурово нахмурился и вновь заговорил медленно, как бы раздумывая вслух и обращаясь к самому себе.

— Но почему? — бормотал он. — Слишком многое остается еще неясным и скрытым от меня. Если это то, чего я опасаюсь… — Он встряхнул головой. — Мне не слишком нравится использовать Эйлонви в качестве ничего не ведающей приманки, но я не могу поступить по иному.

— За Мэггом можно проследить, — сказал Тарен. — А как быть с Ачрен?

— Я попытаюсь разузнать ее планы. Найду возможность, — ответил Гвидион. — А теперь быстро иди обратно, — приказал он — Вскоре все прояснится. Во всяком случае, надеюсь на это. Не хотелось бы долго подвергать принцессу Эйлонви опасности.

Тарен поспешил выполнить приказание Гвидиона. Оставив принца Доны в гавани, он понесся вверх по тропинке к замку, отыскал отверстие в стене, проскользнул в него и снова проник в темный внутренний двор. Он понимал, что Эйлонви не может быть в безопасности, пока Мэгг где-то в замке. Но за Мэггом, в конце концов, можно следить. А корабль? При одном воспоминании об Ачрен у Тарена холодело сердце. Красивая, холодная и безжалостная, снова стояла она на его пути. Сквозь туман давних дней проступало мертвенно-бледное лицо, возникал ее голос, который тихо и даже нежно говорил о муках и смерти. И этот призрак словно бы маячил за спиной Главного Управителя.

Тарен бесшумно и поспешно пересек внутренний двор. Тусклый свет лился из окна какой-то комнаты в первом этаже. Тарен подкрался, поднялся на цыпочки и заглянул внутрь. Он увидел в свете масляной лампы Главного Управителя Мэгга. Тот, выхватив длинный кинжал, размахивал им, и лицо его корчилось в безумных гримасах. Спустя какое— то время он спрятал кинжал в складках своей одежды, взял со стола маленькое зеркальце и улыбнулся, растягивая тонкие губы и с удовольствием разглядывая себя. Тарен со смешанным чувством страха, ярости и омерзения наблюдал за ним, еле удерживаясь, чтобы не ворваться в комнату и не броситься на стоящего в ней негодяя. А Главный Управитель, ухмыльнувшись в последний раз, погасил лампу. Тарен сжал кулаки, повернулся и вошел в замок.

Возле комнаты Эйлонви он наткнулся на Гурджи, который свернулся калачиком на каменных плитах пола. С взъерошенными волосами, полусонный Гурджи вскочил на ноги и недоуменно щурился на Тарена. Карр, такая же взлохмаченная, как и Гурджи, высунула голову из-под крыла.

— Все спокойно, — прошептал Гурджи. — Да, да, сторожкий Гурджи не отходил от двери! Доблестный, сонный Гурджи следил, чтобы благородную принцессу не настигли никакие подкрадки и нападки. Его бедная, слабая голова отяжелела, но он не клевал носом, о нет!

— Ты хорошо поработал, — похвалил его Тарен — Спи, друг мой. Иди, и пусть твоя бедная, слабая голова отдохнет, а я останусь здесь до утра.

Пока Гурджи, зевая, почесываясь и потирая ладонью глаза, ковылял, удаляясь по коридору, Тарен устраивался на его месте перед дверью Эйлонви.

Он опустился на каменные плиты, положил руку на рукоять меча, склонил голову к коленям и стал бороться с усталостью и сном. Один или два раза, несмотря на все усилия, он задремал, но тут же встряхивался и поднимал голову. Сводчатый потолок коридора медленно выплывал из тьмы, уступающей слабым рассветным лучам. Тарен с облегчением встретил начинающийся рассвет и позволил себе наконец сомкнуть глаза.

— Тарен из Каер Даллбен!

Он, качаясь, поднялся на ноги и почти машинально выхватил меч из ножен. Эйлонви, выглядевшая свежей и хорошо отдохнувшей, стояла в дверном проеме.

— Тарен из Каер Даллбен! — строго сказала она — Я чуть не споткнулась о тебя! Что ты здесь делаешь?

Одурманенный сном, Тарен мог только, заикаясь, пробормотать, что коридор ему кажется более удобным и просторным, чем тесная комната.

Эйлонви тряхнула волосами.

— Это, — заметила она, — самая большая глупость, какую я слышу сегодня утром. Может, и будет что-нибудь поглупее, потому что еще довольно рано, но я очень сомневаюсь. Я уже начинаю думать, что мне никак не угнаться за мыслями Помощника Сторожа Свиньи. — Она пожала плечами. — В любом случае я иду завтракать. После того как ты умоешь лицо и причешешь волосы, тоже можешь позавтракать. Это, надеюсь, приведет тебя в чувство. Ты выглядишь сейчас как лягушка, прыгавшая всю ночь по болотам за мухами!

Не ожидая, пока Тарен стряхнет с себя сон и успеет остановить ее, Эйлонви исчезла в глубине коридора. Тарен поспешил за ней. Даже солнечные лучи вдруг показались ему нитями липкой паучьей сети. Он надеялся, что Гвидион уже разгадал планы Ачрен. Но Мэгг все еще свободно расхаживал по замку. Тарен, помня о спрятанном под одеждой Главного Управителя кинжале, не намеревался ни на секунду выпускать Эйлонви из виду.

— Привет, привет! — Принц Рун выглянул из своей комнаты, когда Тарен проходил мимо. Круглое лицо принца сияло, будто он только что тщательно протер его, как вымытую тарелку. — Идешь завтракать? — Рун ухватил его за плечо. — Отлично! Я тоже!

— Тогда встретимся в Большом зале, — поспешно ответил Тарен, пытаясь вырваться из дружеских объятий Руна.

— Удивительно, как вырастает аппетит за ночь! — продолжал принц Рун. — О, кстати, тебе удалось разбудить портных?

— Портных? — недоуменно переспросил Тарен. — Каких еще портных? А… да-да, они сделали то, что я просил, — спохватился он, пристально вглядываясь при этом в глубь коридора.

— Восхитительно! — вскричал Рун. — Жаль, что у меня все не так удачно. Ты знаешь, кажется, этот сапожник никогда не закончит тачать мои сандалии. Он начал, потом исчез, и больше я его не видел.

— Может, у него нашлись более важные дела, — ответил Тарен, — насколько я…

— Что может быть более важным для сапожника, чем шитье обуви? — удивился Рун. — Однако… — Он щелкнул пальцами — А! Я чувствую, что что-то не так! Вспомнил! Я забыл свой плащ. Подожди, я вернусь через секунду.

— Принц Рун, — воспользовался паузой Тарен, — я должен присоединиться к принцессе Эйлонви.

— Мы прямо сейчас и пойдем туда, — отозвался Рун из комнаты. — О, будь вы неладны! Ремешок на моих сандалиях оборвался! Жаль, что этот сапожник не закончил своей, работы.

Оставив принца Моны возиться в своей комнате, Тарен поспешил в Большой зал. Король Руддлум и королева Телерия уже сидели за столом. Королева, как всегда, была окружена своими придворными дамами. Тарен быстро огляделся. Мэгга, обычно стоявшего рядом с королевскими особами, сейчас здесь не было.

Нигде не было видно и Эйлонви.

Глава 5

Клятва

— Где Эйлонви? — закричал Тарен. Король Руддлум и королева Телерия воззрились на него с изумлением— Где Мэгг? Он исчез вместе с ней! Сир, я прошу вас, вызовите стражу! Помогите мне найти их. Эйлонви в опасности!

— Что, что? — заворковала королева Телерия. — Мэгг? Принцесса? Ты перевозбудился, молодой человек. Возможно, морской воздух… не суетись так и не размахивай руками… ударил тебе в голову. Если кто-то не присутствует на завтраке, это не означает, что он в опасности. Не так ли, мой дорогой? — спросила она, поворачиваясь к королю.

— С трудом могу согласиться с тобой, моя дорогая, — откликнулся Руддлум. — Это серьезное обвинение против моего подданного. — Он угрожающе поглядел на Тарена. — Почему ты обвиняешь его?

Мгновение Тарен стоял растерянный и раздираемый сомнениями. Гвидион связал его этой тайной. Но теперь, когда Мэгг наверняка нанес удар первым, возможно ли и дальше хранить секрет? Приняв твердое решение, он, уже не останавливаясь, глотая слова, беспорядочно выпалил все, что случилось с того момента, как они прибыли в Динас Риднант.

Королева Телерия часто моргала и удивленно поднимала тонкие брови.

— Этот сапожник, переодетый принцем… или, наоборот, принц-сапожник… и корабли… и факельные сигналы колдунье. Все это похоже на самую невероятную сказку, какую я когда-либо слышала, молодой человек.

— На самом деле, невероятная и дикая история, — подхватил король Руддлум — Но мы довольно просто узнаем правду. Схватите сапожника, и мы увидим, на самом ли деле он принц из Дома Доны.

— Принц Гвидион ищет Ачрен, — вскричал Тарен. — Я сказал вам правду! Если это не так, то можете схватить меня! Хотите проверить мои слова? Разыщите своего Главного Управителя!

Король Руддлум нахмурился.

— Странно, что Мэгга здесь нет, — согласился он. — Очень хорошо, Тарен из Каер Даллбен. Его найдут, и ты повторишь свой рассказ в его присутствии. — Он хлопнул в ладоши и приказал слуге позвать Главного Управителя.

Не находя себе места от беспокойства, понимая, что время убегает и любая задержка может стоить Эйлонви жизни, Тарен был вне себя. Наконец вернулся слуга с известием, что Мэгга нигде в замке нет. Эйлонви тоже найти не могут. Пока король колебался, все еще озадаченный словами Тарена, в зал вошли Ффлевддур и Гурджи с Карр на плече. Тарен кинулся к ним.

— Мэгг! Подлый предатель! — воскликнул бард, как только Тарен рассказал ему, что произошло. — Клянусь Великим Белином, он ее похитил! Я видел, как они галопом выехали из ворот. Я окликнул ее, но она меня не услышала. Она казалась такой веселой. Мне и в голову не пришло, что тут что-то не так! Но они успели далеко уехать, прошло слишком много времени!

Королева Телерия смертельно побледнела. Придворные дамы испуганно примолкли. Король Руддлум выскочил из-за стола.

— Ты говорил правду, Тарен из Каер Даллбен!

Призывая стражу, король стремительно вышел из Большого зала. Все поспешили за ним. Двери конюшен по приказу короля распахнулись. Через несколько минут внутренний двор уже был заполнен воинами, лязгом оружия, ржанием лошадей. Тем временем принц Рун, припоздавший к завтраку, появился во внутреннем дворе. Он с удивлением разглядывал собирающееся войско.

— Привет, привет! — крикнул он Тарену. — Это что, охотничий праздник? Восхитительная мысль! Бодрящая утренняя прогулка одно наслаждение!

— Охота за предателем Управителем! — резко ответил Тарен, отстраняя Руна и направляясь к королю Руддлуму. — Сир, где ваш военачальник? Позвольте нам поступить под его начало.

— К сожалению, мой военачальник не кто иной, как сам Мэгг, — ответил король. — Поскольку на Моне никогда не было войн, нам никогда и не требовался настоящий военачальник. Это звание превратилось просто в почетный титул. И я пожаловал его Мэггу за верную службу. Да-а… Но я сам составлю поисковый отряд. Что касается тебя… да… в любом случае жду от тебя помощи во всем, что потребуется.

Пока король Руддлум проводил смотр войска, Тарен с друзьями поспешили приготовиться к походу. Они готовили упряжь, осматривали оружие. Тарен заметил, что принц Рун вскочил на хилую пегую лошаденку, которая упрямо ходила по кругу, несмотря на все усилия принца, его понукания и грозные окрики. Ффлевддур и Гурджи вывели из конюшни трех лошадей. Взглянув на животных, Тарен пришел в отчаяние. Лошади казались вялыми, тяжеловесными. Он с сожалением и тоской вспомнил Мелинласа, теперь мирно пасущегося в Каер Даллбен.

Король Руддлум, взяв Тарена под руку, поспешно увлек его в пустую конюшню.

— Нам надо поговорить, — быстро выпалил король. — Воины готовы и разделены на два отряда. Один поведу я по суше на юг вдоль реки Алау. Ты и твои спутники поедете с моим сыном, который будет командовать поисками в холмах Пэрис на севере долины Алау. Вот о нем, о моем сыне, я и хотел поговорить с тобой.

— Принц Рун будет командовать? — вырвалось у Тарена.

— А что, Тарен из Каер Даллбен, — резко спросил король Руддлум, — ты сомневаешься в умении принца Руна?

— Умение! — воскликнул Тарен — Да у него этого и в помине нет! Жизнь Эйлонви висит на волоске. Мы должны как можно быстрее найти ее! Доверять командование беспомощному неумехе? Да он с трудом может застегнуть ремень на сандалиях. Что же говорить о езде верхом или владении мечом? Нагляделся я на него по дороге сюда, на Мону. Выберите одного из ваших подданных. Воина, охотника, лесника. Любого, кроме Руна. — Он внезапно смолк. — Я дал клятву Даллбену защищать Эйлонви, и я сказал то, что было у меня на сердце. Если бы я сказал меньше, это значило бы, что я не выполнил свой долг. Я готов отвечать за свои слова и даже пострадать за это. Пусть будет так.

— Ты еще раз сказал правду, — понурился король Руддлум. — Не ты должен страдать за это, а я. — Он положил руку на плечо Тарену. — Ты думаешь, я не знаю собственного сына? Не знаю, что ты прав в своем жестоком приговоре? Но я также знаю и то, что мой сын должен вырасти и возмужать, чтобы стать мужчиной и королем. Ты несешь на сердце ношу клятвы Даллбену. Молю тебя взвалить на себя и еще одну ношу.

Он тяжко вздохнул.

— Вести о тебе и твоих подвигах достигли Моны, — продолжал король Руддлум, — и я мог убедиться сам, что ты смелый и благородный юноша. Вот что я тебе скажу. Мой Главный Егерь искусно выслеживает диких зверей. Он едет в твоем отряде. Именно он и будет на самом деле руководить поиском. Но воины примут командование лишь члена Королевского Дома. Вот почему для видимости я назначаю начальником отряда принца Руна. Я доверяю моего сына тебе и прошу проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Кроме того, — король печально улыбнулся, — не позволяй ему делать из себя слишком большого дурня. Ему многое еще нужно узнать, и многому, возможно, он сумеет научиться у тебя. Когда-нибудь ему суждено будет стать королем Моны, и я надеюсь, что он будет править честно и мудро с Эйлонви, его королевой.

— Эйлонви? — вскричал Тарен — С Руном, ее мужем?

— Да, — просто сказал король Руддлум, — мы хотим, чтобы они поженились, когда принцесса достигнет совершеннолетия.

— А принцесса Эйлонви, — прошептал Тарен, — она об этом знает?

— Нет еще. Этого не знает и мой сын, — ответил король Руддлум. — Эйлонви должна привыкнуть к Моне и к нашим обычаям. Но уверен, что все завершится счастливо. В конце концов, она принцесса, а Рун королевской крови.

Тарен склонил голову. Комок застрял у него в горле и не давал говорить.

— Ну, что ты скажешь, Тарен из Каер Даллбен? — спросил король Руддлум. — Ты даешь мне свое слово?

Снаружи до Тарена донеслись клики воинов и голос Ффлевддура, выкликающего его имя. Но звуки эти будто долетали до него сквозь зыбкую пелену тумана, застилавшего глаза и уши. Он продолжал молчать, голова его была опущена на грудь.

— Сейчас я говорю не как сеньор со своим вассалом, — добавил король Руддлум, — я говорю как отец, любящий своего сына. — Он замолчал, пристально глядя на Тарена.

Наконец Тарен поднял голову и встретился взглядом с королем.

— Я дам вам эту клятву, — медленно выговорил он — С вашим сыном ничего дурного не случится, если это будет в моих силах. — Тарен положил руку на свой меч. — Я ручаюсь своей жизнью, что исполню клятву.

— Отправляйся, Тарен. С тобой моя благосклонность и благодарность, — произнес король Руддлум. — Помоги нам вернуть принцессу Эйлонви живой и невредимой.

Бард и Гурджи уже сидели верхом, когда Тарен показался из конюшни. С тяжелым сердцем он подошел к друзьям и вскочил в седло. Карр тут же взлетела ему на плечо. Принц Рун, которому наконец удалось усмирить свою кобылку и заставить ее стоять на месте, выкрикивал какие-то немыслимые команды и с сияющим лицом оглядывал построенное войско.

Поисковые отряды один за другим выехали за ворота замка. Тарен снял с плеча Карр.

— Ты можешь отыскать её? Ищи, ищи, моя верная подружка, — прошептал он.

Ворона поглядела на него своими умными круглыми глазами. Тарен взмахнул рукой. Карр поднялась в воздух и взмыла над ними, устремилась ввысь и исчезла из виду.

— Да, да! — кричал ей вслед Гурджи. — Напряги все свои летелки и гляделки! А мы поищем управу на злого Управителя! Мы найдем его!

— И чем скорее, тем лучше! — подхватил Ффлевддур. — Не могу дождаться, когда мои руки дотянутся до этого отвратительного предателя! Он узнает, что такое гнев Ффлевддура Пламенного!

Тарен видел, как отряд короля Руддлума вытекал из ворот замка и медленно поворачивал на юг. Главный Егерь повел свой отряд в сторону возвышающихся над Динас Риднант холмов. Он просигналил тем, кто ехал следом, чтобы они были внимательны и искали следы беглеца. Тарен с застывшим лицом ехал рядом с Ффлевддуром.

— Не волнуйся, — заверил его бард, — мы вернем Эйлонви назад веселенькой и здоровенькой еще до наступления вечера и на славу повеселимся да посмеёмся над этим ее приключением. Я обещаю сочинить на этот случай новую песню.

— Ты сделаешь лучше, если сочинишь песню на обручение, — горько сказал Тарен, — и вдобавок свадебный гимн для принца Моны.

— Рун? — вскричал удивленный Ффлевддур. — Женится? Вот одно из неудобств жизни на конюшне, а не в замке. Пропускаешь все новости и сплетни. Принц Рун? В самом деле? Кто же его невеста?

Мучительно выдавливая из себя слова, Тарен рассказал барду о планах короля Руддлума и о своей собственной клятве отводить беду от Руна.

— Ого, — сказал Ффлевддур, когда Тарен окончил свой рассказ, — так вот откуда дует ветер! Странно, — добавил он, быстро взглянув на Тарена, — я всегда надеялся, что если уж Эйлонви обручится с кем-нибудь, то это будет… да, ладно, я хотел сказать, что, несмотря на все ваши глупые пререкания и бесконечные пустяковые ссоры, вы, предполагал я…

— Не терзай меня, — взорвался Тарен, покраснев. — Эйлонви — принцесса из Дома Ллира. А я… Ну, ты знаешь это не хуже меня. Я никогда и не надеялся. Эйлонви подобает быть обрученной только с человеком королевской крови! — Он рванулся вперед и галопом понесся в голову колонны.

— Вот именно, вот именно, — бормотал Ффлевддур, поспешая за ним. — Послушай лучше свое сердце, дружище. Думаю, оно скажет тебе что-то иное.

Тарен уже не слышал его. Он бешено скакал вперед, пока не нагнал отряд и не смешался с рядами воинов.

Повернув на север вдоль пологих склонов холмов Пэрис, отряд разбился на более мелкие группы, каждая из которых тщательно осматривала свой участок земли. Воины двигались длинными, извивающимися цепями, ныряя в низинки и теряя друг друга из виду, старательно осматривая каждое возвышение, любое укромное местечко. Но минуло утро, день начал угасать, а они не обнаружили никакого следа Главного Управителя или Эйлонви.

Зеленые склоны холмов были опутаны почти невидимыми, усеянными галькой тропинками, среди которых заблудится даже самый умелый охотник и следопыт. Тарен отчаялся. Ему уже мерещилось, что Эйлонви исчезла навсегда, что он преследует лишь призрачную тень, что Эйлонви увезли совершенно в другую сторону. Время от времени он с тревогой смотрел на небо, ожидая, не появится ли где чёрное пятнышко Карр с новостями о принцессе.

Тарен знал, что Гвидион был единственным, кто мог раскрыть тайные планы Ачрен, и Мэгг был ключом к ним. Но Главный Управитель действовал слишком быстро и неизвестно, где сейчас находился. Поэтому Тарен постарался как можно внимательнее искать сломанную веточку или оставленный на дороге след, что угодно, что может приблизить их к Эйлонви до наступления темноты, которая сделает дальнейшие поиски тщетными.

— Смотрите, смотрите! Благородный принц уехал далеко в лес один! — внезапно крикнул Гурджи, показывая рукой в сторону Руна, — Он потеряется! Тогда все весёлые искалки превратятся в печальный стоналки и вздыхалки!

Тарен, который спешился чтобы лучше искать следы, поднял глаза и увидел принца Руна, мчащегося галопом вверх по холму. Он окликнул принца, но тот либо не услышал, либо, что более вероятно, не обратил на окрик внимания. Тарен вскочил в седло и устремился за принцем, но к тому времени, как Тарен подъехал к холму, Рун уже скрылся в тени ольховой рощи. Через какое-то время к холму подъехали и Ффлевддур с Гурджи.

— Этот отвратительный паук сбежал сегодня, но сегодня мы его похоже не найдём — сказал сердито Ффлевддур, — Но завтра мы продолжим поиски, и, я уверен, найдём Эйлонви в целости и сохранности. Насколько я знаю принцессу, Мэгг уже начал сожалеть о её краже. Она стоит десятка воинов, даже со связанным руками и ногами.

Но несмотря на храбрые слова, лицо Ффлевддура было полно обеспокоенности.

— Главный егерь уже начинает разбивать с войнами лагерь на ночь.

И действительно, Тарен услышал звуки рожка, возвещающего об устройстве на ночлег.

— Я не могу оставить принца Руна бродить в лесу в одиночку.

— В таком случае, — ответил Ффлевддур, взглянув в сторону заходящего солнца, — нам лучше поспешить найти его. Ффлевддур Пламенный славится своими острыми глазами! Но всё же я бы не хотел бродить в темноте по лесу, спотыкаясь о каждую корягу.

— Да, да! Спешить с гляделками и искалками! Страшные тени приходят, и бедный Гурджи не знает, кто в них прячется.

Друзья въехали в рощу, где, как надеялся Тарен, они скоро найдут принц. Однако, как ни звали Руна, он не откликался.

Он не может далеко уехать, — сказал Тарен, — даже Рун не настолько глуп, чтобы ехать ночью.

Тьма покрыла рощу. Лошади, более привычные к тёплым и уютным конюшням Динас Риднанта, чем к мрачным лесам Мона, испуганно шагали вперёд, вздрагивая при каждом шелесте в кустах. Друзьям пришлось спешится и вести упирающихся лошадей. Беспокойство овладевало Тареном всё больше и больше. То, что начиналось как неприятность, грозило превратиться в серьёзную проблему и даже беду.

— Он, наверное, свалился с лошади, — сказал Тарен, — и сейчас, должно быть, лежит раненный и без сознания.

— Тогда я предлагаю вернуться, — сказал Ффлевддур, — и попросить помощи у предводителя нашего отряда. Он даст нам воинов. В такой темнотище чем больше глаз, тем лучше.

— Мы потеряем слишком много времени, — возразил Тарен, продолжая продираться сквозь кусты.

Гурджи следовал за ним по пятам, тихо хныкая под нос. По тому, как тропинка под ногами пошла на подъем, Тарен сообразил, что они взбираются на холм. Ни звука не было слышно, кроме поскрипывания молодых деревцев, свиста хлеставших по плечам и лицу веток и цокота лошадиных копыт. Тарен остановился. Отдышался. Сердце прыгало уже в самом горле. Краем глаза он вдруг заметил быстрое движение в темноте. Буквально на долю секунды мелькнула какая-то тень. Тень в тени. Нисколько не страшась, он пошел ощупью вперед. Лошади становились все пугливее, а конь Тарена уже просто рванулся в сторону, прижал уши и тревожно заржал.

Гурджи тоже почувствовал что-то неладное, какую-то затаившуюся тень. От испуга шерсть его вздыбилась на загривке, он жалобно завыл:

— Противные, злые существа пришли, чтобы напасть на безвредного Гурджи! О, добрый хозяин, спаси бедную, слабую голову Гурджи от неведомых бедок!

Тарен вынул из ножен меч, и все они, постоянно оглядываясь и всматриваясь в темноту, осторожно двинулись вперед. На этот раз лошади не упирались, а, наоборот, рвались в густое сплетение кустов. Бард, пытавшийся их удержать, буквально волочился по земле.

— Клянусь Великим Белином, пора остановиться! — пыхтел Ффлевддур, пытавшийся выдрать из колючих кустов арфу, которая, словно живая, издавала жалобные стоны. — Еще немного, и нам придется искать не только принца Руна, но и наших лошадей. Они рвутся как сумасшедшие!

Тарену с трудом удалось успокоить животных. Но теперь они отказывались сдвинуться с места. Не смотря на все угрозы, окрики, просьбы и понукания, лошади стояли как вкопанные с выкатившимися сливами глаз, мелко дрожа и тревожно всхрапывая. Измученный борьбой с упирающимися лошадьми, Тарен опустился на землю.

— Наши поиски вслепую напрасны, — сказал он. — Ты был прав, — продолжал он, обращаясь к Ффлевддуру, — нам надо было раньше вернуться. Время, которое я боялся потерять, потеряно дважды, а опасность для Эйлонви возрастает с каждой секундой, пока мы медлим. А теперь еще и принц Рун потерялся… И Карр не появляется. Вот чего мы добились.

— Кажется, и ты прав, — вздохнул Ффлевддур. — И если тебе или Гурджи не удастся сообразить, где мы сейчас, боюсь, мы тоже потерялись.

Глава 6

Зелье Глю

При этих словах Гурджи издал пронзительный вопль и стал кататься по земле, обхватив голову руками. Тарен, сам почти впавший в отчаяние, постарался успокоить беднягу.

— Нам ничего не остается делать, как дожидаться рассвета, — сказал он. — Главный Егерь с войском где-то недалеко отсюда.

— Вы найдете их без труда. А я стану искать принца Руна, — с горечью добавил он. — Я дал клятву оберегать его и не могу поступить по-иному. Но как только найду его, я присоединюсь к вам.

Он замолчал и опустил голову. Ффлевддур с участием поглядел на него.

— Не растравляй свое сердце печалью, — тихо промолвил бард. — Мэгг не мог убежать так уж далеко. К тому же не думаю, чтобы он хотел причинить вред Эйлонви. Он, вероятно, должен только привести ее к Ачрен. Но мы настигнем его задолго до того, как ему это удастся сделать. Отдохни пока, Тарен. Гурджи и я будем попеременно стоять на часах.

Слишком усталый, чтобы протестовать, Тарен бессильно растянулся на земле и укрылся плащом. Но не успел он сомкнуть глаза, как тревожные мысли навалились на него. Воспоминания об Ачрен не давали ему покоя. В яростной жажде мести надменная колдунья могла убить любого, кто станет на ее пути или попадется в руки. А Эйлонви? Он даже вообразить не осмеливался: Эйлонви в руках Ачрен. Дремота наконец придавила его тяжелым жерновом.

Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, когда Тарен в тревоге раскрыл глаза. Ффлевддур тряс его за плечо. Желтые волосы барда были всклокочены, лицо стало бледным от бессонной ночи и усталости, но он широко улыбался.

— Отличные новости! — кричал он. — Гурджи и я занялись, ха-ха, подкрадками и подглядками и обнаружили, что не так-то уж мы заблудились этой ночью. Дело в том, что мы все время кружили на одном месте. Взгляни сам.

Тарен вскочил на ноги и поспешил за бардом, взбиравшимся на гребень невысокого холма.

— Верно. Вот она, ольховая роща. А вон там… о, я помню это упавшее дерево, где я как раз потерял Руна из виду. Пошли, — решительно сказал он, — думаю, теперь мы найдем его, а потом уж присоединимся к отряду.

Спутники поспешно вскочили на лошадей и устремились вниз, к ольховой рощице. Но лошадь Тарена вдруг резко остановилась и затем внезапно повернула влево. Громкое ржание донеслось из-за деревьев, покрывающих склон холма. Удивленный Тарен ослабил поводья и позволил лошади нестись свободно на звук. Через несколько мгновений он увидел среди листвы неясную фигуру. Подъехав поближе, Тарен узнал пегую кобылку Руна.

— Скорей сюда! — позвал он Ффлевддура. — Рун должен быть где-то здесь. Мы, наверное, проехали мимо него ночью.

Осадив лошадь, он соскочил с седла. Тревога охватила его сердце. Лошадь была без всадника. При виде других лошадей она задрала голову, встряхнула гривой и громко заржала.

Готовый к самому худшему, Тарен проскакал мимо лошади. Ффлевддур и Гурджи поспешили за ним. Но вдруг он резко остановился. Перед ними открылась поляна, на которой возвышалось нечто, на первый взгляд похожее на большой соломенный улей. Ффлевддур затаит дыхание. Тарен поднял руку, как бы предупреждая, и осторожно, шаг за шагом, стал приближаться к странному домику.

Теперь он разглядел, что коническая соломенная крыша провалилась во многих местах. Угол стены, сложенной из грубых, неотесанных камней, обвалился и стал грудой булыжников. В хижине не было окон, а единственная тяжелая дверь криво висела на кожаных дверных петлях. Тарен подошел поближе. Дыры в спускающейся чуть ли не до земли соломенной крыше уставились на него словно пустые глазницы.

Ффлевддур подтолкнул его локтем в бок.

— Не очень-то мне хочется стучать в эту дверь, — прошептал он, — а уж тем более входить и справляться, не забредал ли сюда принц Моны. Сдается мне, такое подозрительное местечко даже бестолковый Рун постарался бы обойти стороной. Да, не по мне это. Но боюсь, нет у нас иного способа разузнать о нем хоть что-нибудь.

Вдруг дверь, скрипнув, сама отворилась. Гурджи с воплем вскарабкался на дерево. Рука Тарена потянулась к мечу.

— Привет, привет! — Принц Рун, лучась улыбкой, стоял в дверном проеме. Он был по-прежнему весел, здоров и целехонек, хотя немного помятый со сна. — Надеюсь, у вас найдется что-нибудь поесть, — заявил принц, протирая глаза. — Я чуть не умер с голоду. Вы когда-нибудь замечали, как свежий воздух обостряет аппетит? Просто удивительно!

Он шире распахнул дверь и сделал широкий пригласительный жест рукой.

— Входите, входите, — радушно воскликнул принц Рун, не замечая пристального, напряженного взгляда Тарена. — Вы просто поразитесь, как здесь уютно! Удивительно чисто и удобно! А как вы провели ночь? Надеюсь, спали так же хорошо, как и я? Вы не можете вообразить себе…

Тарен больше не мог сдерживаться.

— Поспал и проголодался! Вот как?! — вскричал он. — А мы-то полагали, что ты пропал и потерялся! Почему самовольно покинул отряд?

Принц Рун озадаченно поднял брови и мелко заморгал. Сейчас он был очень похож на свою мать.

— Самовольно покинул? — переспросил он — Но я не покидал отряда. Во всяком случае, не собирался. Это все случилось из-за того, что я упал с лошади, она убежала, и я пошел ее искать. А нашел здесь, у этого домика. К тому времени стало темнеть. Пора было спать. Я и прилег. Ты же не станешь отрицать, что я поступил разумно? То есть я хотел сказать, что неразумно спать под открытым небом, когда рядом есть крыша над головой.

Видя, что Тарен насуплен но молчит, Рун продолжал тараторить:

— Ты еще сказал — потерялся? Мне кажется, это вы потерялись. Отряд отстал, заблудился и должен был искать того, кто им командует, ну, ты понимаешь, о чем я говорю? Тот, кто командует, не теряется…

— Да, ты командуешь, — гневно выпалил Тарен, — поскольку родился королевским сыном. — Он осекся. Еще мгновение, и Тарен проговорился бы о том, что дал клятву королю Руддлуму оберегать бестолкового принца. Он стиснул зубы и продолжал холодно и спокойно: —Принц Рун, тебе не нужно напоминать нам, что мы обязаны подчиняться твоим приказам. Но для твоей же собственной безопасности я прошу тебя держаться к нам поближе.

— А я, в свою очередь, советую тебе держаться подальше от странных домиков, — вставил Ффлевддур. — В последний раз, когда я забрел в подобный домишко, меня чуть не превратили в жабу. — Бард многозначительно кивнул головой. — Короче, остерегайся их… этих домиков. Вот так! — Он снова покивал головой и сказал как бы самому себе: — Никогда не знаешь, в какую отвратительную переделку можешь попасть… а к тому времени, когда выяснишь, будет уже поздно.

— Превратиться в жабу! — вскричал Рун, ничуть не огорченный. — А это было бы занятно! Я бы хотел как-нибудь попробовать. Но здесь ни о чем таком нечего беспокоиться. Тут никто не живет. И по моему, уже давно.

— Хорошо, поспешим, — поторопил его Тарен, решив больше никогда не выпускать принца Руна из виду. — Мы должны присоединиться к отряду. А ехать далековато.

— Отлично! — воскликнул Рун, на котором, кроме длинной рубашки, ничего не было. — Вот только соберу вещи.

Тем временем Гурджи спустился с дерева. Любопытство взяло верх над осторожностью. Он промчался через поляну, сунул голову в дверной проем и следом за Руном проскочил внутрь. Ффлевддур и горевший нетерпением Тарен тоже вошли в домик.

Как и сказал принц, домик казался нежилым. Повсюду лежал толстый слой пыли, покрывавшей стол, скамейки, пол. В одном углу паук сплел паутину, но она давно уже обвисла от пыли, и никого в ней не было. В потухшем очаге лежали подернутые пеплом прогоревшие дрова. Около очага валялись опрокинутые пустые и запыленные большие горшки. Повсюду были разбросаны черепки глиняных кувшинов с высокими узкими горлышками и расколотых чашек. Сквозь дыры в крыше нападали сухие листья. Не одну осень, видно, они усеивали пол домика. Под шуршащей пестрой массой пожухших листьев был почти погребен перевернутый стул со сломанной ножкой. В домике стояла тишина. Даже шум леса почти не доносился сюда. Тарена, однако, не оставляло беспокойство, и он с нетерпением наблюдал за принцем, который, беспорядочно суетясь, собирал свою одежду.

Гурджи, восхищенный таким обилием всякой всячины, не терял времени даром и с упоением копался в кучах хлама. Внезапно он вскочил и закричал:

— Посмотрите! Какая-то утайка!

Он выволок из-под хлама целый пук растрепанных листков пергамента.

Тарен опустился на колени рядом с Гурджи и стал рассматривать рваные листки. Ясно было, что полевые мыши обнаружили их гораздо раньше Гурджи. Многие из листков были обгрызены, другие размокли, разбухли и покрылись ржавыми пятнами грязи. Несколько неиспорченных страниц были исписаны неразборчивым почерком. Под ними оказалась настоящая книга, аккуратно переплетенная в кожу и нисколько оттого не поврежденная. К тому же страницы этой книги оставались чистыми, без единой помарки.

Принц Рун, который до сих пор никак не мог застегнуть пряжку меча у пояса, подошел и заглянул через плечо Тарена.

— Ого! — восхитился он. — Это что-то интересненькое! Дайте-ка мне сообразить, что это такое? А не хорошенькая ли это маленькая книжица? Я был бы не против иметь такую, чтобы заносить в нес всякие заметки на память.

— Возьми, если она тебе нравится, — сказал Тарен, протягивая принцу Моны книжицу и продолжая перебирать найденные листки— Да, мыши и дожди неплохо поработали. Трудновато теперь разобраться в этих закорючках. Ни начала, ни конца. Но, насколько я понимаю, это рецепты каких-то зелий.

— Зелий? — воскликнул Ффлевддур, оглядывая своих исцарапанных спутников. — Клянусь Великим Белином, они нам сейчас не помешают!

А Тарен продолжал перебирать и внимательно изучать листки.

— Погоди, погоди, — бормотал он, — я думаю, что нашел имя того, кто это написал. Оно похоже… похоже на Глю! И зелья, как это сказано здесь, помогают… — Он удивленно запнулся и с недоумением повернулся к Ффлевддуру — Помогают вырасти! Что это может значить?

— Как это — вырасти? — переспросил Ффлевддур. — Ты уверен, что правильно прочел? — Он взял из рук Тарена пачку страничек и внимательно вчитался.

Некоторое время он беззвучно шевелил губами и вдруг присвистнул.

— Я много странствовал, — сказал Ффлевддур, — и хоть старался не совать нос не в свое дело, немало узнал. Кажется, это тот самый парень по имени Глю. Он действительно искал зелье, чтобы стать больше и сильнее. Если башмаки, которые вон там валяются, на самом деле принадлежат Глю, — он указал на угол, заваленный всякой рухлядью, — то мы говорим об одном и том же парне, потому что Глю был крохотулечкой.

В углу, наполовину запорошенные сухими листьями, лежали поношенные башмаки. Они с трудом влезли бы на детскую ногу, и Тарен, глядя на эти жалкие обноски, представил себе одинокого, беззащитного человечка, их владельца.

— Он, должно быть, ужасно старательный парнишка, — продолжал Ффлевддур. — Смотрите, как он подробно, до мелочей описывает все, что сделал. Он перечислил все возможные рецепты. Но что касается состава этих зелий, — бард сделал кислое лицо, — то я, бр-р, предпочел бы не думать об этой гадости.

— Ну почему же! — восторженно воскликнул принц Рун. — Это интересно. Не попробовать ли нам самим? Было бы забавно посмотреть, что из этого выйдет.

— Нет, нет! — закричал Гурджи. — Гурджи не станет пробовать эти опасные, отвратительные мазьки и грязьки!

— И мне не нравится это, — передернул плечами Ффлевддур. — Глю, думаю, тоже не стал пить свое варево именно поэтому. Не был он уверен, что оно сработает как надо. Неглупый парень этот Глю. А бумажки свои он составил старательно.

Ффлевддур еще раз проглядел листки.

— Из того, что здесь накалякано, я понял, как он действовал. Он поймал дикую горную кошку, маленькую, потому что и сам был крохотулькой. Принес ее домой, посадил в клетку и кормил своим зельем до отвала.

— Несчастное существо, — сказал Тарен.

— И то верно, — согласился бард, — не хотел бы я быть на месте той кошки. Хотя он-то мог ее даже любить и, смотрите, дал ей имя. Вот оно тут записано. Ллиан. Он, вероятно, с ней хорошо обращался, если не считать того ужасного зелья, которым пичкал ее. Жил он одиноко, и кошка была единственным живым существом, с которым он общался.

Ффлевддур оглядел своих слушателей и снова уткнулся в записи Глю.

— Ага! Наконец это произошло! — продолжал он. — По тому, как это написано, видно, что Глю был возбужден. Ллиан начала расти. Глю здесь отмечает, что ему пришлось сделать новую клетку. А потом еще одну. Как он, должно быть, был доволен! С легкостью могу вообразить, как этот коротышка радовался и варил, зелье изо всех сил.

Ффлевддур открыл последнюю страницу.

— Ну вот и все, — сказал он. — Дальше ничего не разберешь — мыши обгрызли пергамент. Пропал и последний рецепт Глю. А что касается Ллиан, то она вместе с Глю тоже исчезла.

Тарен молча разглядывал перевернутые стулья, опрокинутые горшки и сиротливо лежащие в углу маленькие башмачки.

— Глю, наверное, ушел, — задумчиво проговорил он. — Но мне почему-то кажется, что ушел он недалеко.

— То есть? — не понял бард — О, я догадался, что ты имеешь в виду! — воскликнул он, вздрогнув. — Это произошло… внезапно, не так ли? Как я понимаю, Глю человек аккуратный. Он не оставил бы свою хижину в таком разоренном и неприглядном виде. И не ушел бы без башмаков, босиком. Несчастный коротышка, — вздохнул он — Это только подтверждает мою мысль, что нельзя совать нос не в свое дело. В благодарность за все Глю, должно быть, проглотили. И если ты спросишь меня, то я отвечу, что самое мудрое будет для нас убраться отсюда, и поскорее.

Тарен согласно кивнул и поднялся на ноги. В это мгновение раздалось лошадиное ржание и бешеный стук копыт.

— Лошади! — вскричал Тарен, кидаясь к двери.

Но не успел он добежать, как дверь слетела с петель. Тарен схватился за меч и отступил назад. Огромная тень прыгнула на него.

Глава 7

Логово Ллиан

Клинок Тарена, завертевшись в воздухе, отлетел в сторону, а сам он упал ничком, чтобы спастись от нападения. Огромный зверь перелетел через него и завизжал от ярости. Все бывшие в хижине в ужасе бросились врассыпную.

Среди беспорядочно падающих стульев, вороха поднявшихся в воздух сухих листьев Тарен увидел Ффлевддура, вспрыгнувшего на стол и тут же запутавшегося в паутине, облепившей его с головы до ног. Принц Рун тщетно пытался протиснуться в зев печной трубы, но упал в очаг и поднял серое облако золы. Гурджи сжался в комочек в углу и пронзительно визжал:

— По-помогите! О, помогите! Спасите бедную, слабую голову Гурджи от злобен и зубей!

— Это Ллиан! — вскричал Тарен.

— Она самая! — откликнулся Ффлевддур. — Теперь уж я знаю наверняка, в чьем желудке пропал Глю!

Протяжный вой вырвался из горла страшилища. Он на секунду прервался рычащим клокотанием и вновь наполнил хижину. Кошка замерла, собравшись для нового прыжка. Тарен, сидя на полу, разглядел это разъяренное животное.

Хотя Глю и описывал рост Ллиан, Тарен и вообразить себе не мог, что горная кошка может вымахать до такой величины. Стоя, зверь был ростом с лошадь, но более поджарый, гибкий и длинный. Только хвост гигантской кошки был толщиной с руку Тарена и протянулся через всю хижину. Мех густой и лоснящийся, рыжевато-коричневый, отливающий золотом, пестрящий черными и оранжевыми пятнами. Живот светлый, с редкими черными подпалинами. Кончики ушей увенчивались пушистыми кисточками. Пучки шерсти топорщились по углам страшных, мощных челюстей. Ее длинные усы подергивались. Злобные желтые глаза перебегали от одной жертвы к другой. Она ощерилась, и Тарен увидел острые белые клыки, которые готовы были вонзиться в каждого, кто попадется ей в лапы.

Огромная кошка повернула голову в сторону Тарена и стала, изгибаясь, ползти к нему. Воспользовавшись этим, Ффлевддур выхватил меч и, весь опутанный липкой паутиной, спрыгнул со стола прямо на зверя. Он громко кричал и бешено размахивал мечом. Ллиан мгновенно повернулась. Ударом хвоста она отшвырнула Тарена в угол хижины. Тяжелая лапа мелькнула в воздухе. Движение было таким быстрым, что Тарен увидел лишь, как меч изумленного барда, звеня и кувыркаясь, вылетел в дверной проем, а сам Ффлевддур грохнулся на пол.

Зверь фыркнул. Напряжение волнами прошло по его гибкому телу. Повернувшись снова к Тарену, Ллиан прижалась к земле, усы ее поднялись, шея вытянулась. Она медленно подползала все ближе и ближе. Тарен, не смея пошевелится, затаил дыхание. Ллиан кружила вокруг него, принюхиваясь к воздуху. Краем глаза Тарен заметил, что бард пытается подняться на ноги и попросил его не делать этого.

— Кажется, ей просто любопытно, — прошептал Тарен, — В противном случае она уже давно разорвала бы нас на куски. Не двигайся, и она, может быть, уйдёт.

— Мне радостно слышать то, о чём ты говоришь, — ответил Ффлевддур сдавленным голосом, — и когда она будет есть меня, я буду утешаться тем, что она делает это из любопытства.

— Я не думаю, что она голодна, — сказал Тарен, — Если она сейчас вернулась с ночной охоты, то должна быть сытой.

— Тем хуже для нас. Она будет держать нас здесь пока не нагуляет снова аппетит! Я уверен, с ней такая удача в первый раз, когда четыре порции ужина готовы и ждут её дома, — Ффлевддур тяжело вздохнул и покачал головой, — В моём собственном царстве я всегда любил тушёных и жаренных птиц, но никогда не думал, что стану такой птицей сам.

Наконец Ллиан устроилась в дверном проёме, облизала свою огромную лапу и стала умываться. Поглощённая этим занятием, она, казалось, забыла о существовании четверых товарищей, которые там находились. Несмотря на страх, Тарен смотрел на неё с восхищением. Каждое её движение было наполнено скрытой мощью, а под золотистым подшёрстком перекатывались огромные мускулы. Он был уверен, что по скорости она сможет обогнать Мелинласа, а смертельная сила, таящаяся в ней, вообще не вызывала сомнений. И хотя она пока что не пыталась убить всех находящихся в этом доме, всё могло измениться в любую минуту. Тарен бросил отчаянный взгляд вокруг в поисках пути к бегству, или, хотя бы в поисках оружия.

— Ффлевддур, можно тебя попросить немного пошуметь, не сильно, а просто чтобы она посмотрела на тебя? — прошептал Тарен.

— Что сделала? — спросил озадаченно бард, — Посмотрела на меня? Сейчас ещё не время обеда, но я думаю оно наступит очень скоро.

Однако он послушно поскреб каблуком по полу. Ллиан мгновенно насторожила уши и обернулась в сторону барда.

Припав к земле, Тарен пополз к Ллиан. Он осторожно протянул руку и кончиками пальцев дотянулся до меча, который лежал между лап Ллиан. Быстрая, как вспышка света, горная кошка ударила его, и он отлетел в сторону. К счастью, как успел понять Тарен, она не выпустила когтей. Иначе рядом с мечом уже валялась бы его голова. Тарен застонал.

— Никаких шансов спастись, дружище, — обреченно сказал Ффлевддур, — Эта тварь быстрее любого из нас.

— Но мы больше не можем ждать! — прошипел сквозь зубы Тарен. — Уходит драгоценное время!

— О, ты прав, — усмехнулся бард, — оно становится тем драгоценнее, чем меньше его у нас остается. Я начинаю завидовать принцессе Эйлонви. Мэгг может быть мерзким, подлым пауком и еще чем угодно, но, когда дело доходит до зубов и когтей, я предпочел бы сейчас его вместо Ллиан. Да-а, — вздохнул он, — если уж пришли последние мгновения, их неплохо бы и растянуть.

Пытаясь что-нибудь придумать, Тарен в отчаянии сжал руками голову.

— Принц Рун, — позвал он через секунду, видя, что Ллиан снова успокоилась и принялась тереть лапой усы, — Тихо встань. Проверь, можешь ли ты пройти в тот, разрушенный угол хижины. Если удастся, то выбирайся и беги.

Принц Моны кивнул, но не успел подняться на ноги, как Ллиан заворчала, предупреждая. Принц Рун зажмурился и вновь быстро сел в золу. Ллиан теперь не спускала с них глаз.

— Клянусь Великим Белином! — прошептал Ффлевддур. — Больше не стоит тревожить милую кошечку, это может возбудить ее аппетит. Она не собирается нас выпускать отсюда. Это ясно.

— Но мы должны убежать! — упорствовал Тарен. — Что, если мы все разом набросимся на нее? Хотя бы один сможет проскочить в дверь и спастись.

Ффлевддур покачал головой:

— После того как она разделается с первыми тремя, у нее будет еще время догнать четвертого, — сказал он. — Дай подумать, дай подумать…

Медленными движениями он снял с плеча арфу. Ллиан, все еще ворча, наблюдала за ним, но не двигалась с места.

— Музыка всегда успокаивает меня, — пояснил бард, перебирая пальцами струны. — Не знаю, сможет ли она расшевелить мои окоченевшие от страха мозги, но когда я играю, все вокруг не кажется таким мрачным, как оно есть на самом деле.

Тихая мелодия полилась из-под пальцев Ффлевддура. Ллиан вдруг стала издавать в такт музыке странные звуки, похожие на хриплое мяуканье.

— Клянусь Великим Белином! — вскричал бард, немедленно прекращая игру — Не думал я, что так растревожу эту кровожадную тварь! Меня музыка успокаивает, но кто знает, как подействует она на кошку, выросшую с гору величиной?

Ллиан издала вовсе уже непонятный, словно бы умоляющий вопль. Но, увидев, что Ффлевддур собирается повесить арфу на плечо, она оскалилась и угрожающе заворчала.

— Ффлевддур, — прошептал Тарен, — Продолжай играть!

— Ты полагаешь, что это ей по нраву? — засомневался бард. — С трудом могу поверить. Даже от человеческих существ я редко слышал похвалу. Не ожидал, что моя музыка больше годится для горных кошек.

Тем не менее он снова стал перебирать струны.

Теперь уже Тарен не сомневался, что Ллиан была очарована арфой. Огромное тело кошки расслабилось, мускулы, казалось, растеклись, расплылись. Ллиан мирно зажмурилась и снова замурлыкала. Чтобы окончательно убедиться, Тарен попросил Ффлевддура прекратить игру. Ллиан беспокойно повернулась. Хвост ее стал ударять по полу, поднимая тучи пыли, усы встопорщились. Но как только бард заиграл вновь, Ллиан положила голову на лапы, насторожила уши и с любовью уставилась на арфу.

— Да, да, — пролепетал до сих пор молчавший Гурджи, — не переставай делать свои треньки и бреньки!

— Можешь мне поверить, — ответил бард с горячностью, — не имею ни малейшего желания останавливаться!

Ллиан убрала свои страшные лапы под пушистую грудь и громко замурлыкала. Звук этот был похож на жужжание целого пчелиного роя. Рот ее растянулся словно бы в улыбке, а кончик хвоста двигался в такт музыке.

— Вот и выход! — закричал Ффлевддур, вскакивая на ноги. — Улепетываем, друзья мои, пока она спокойна!

Но не успел он и шага сделать, как Ллиан взгорбилась, зашипела и яростно обнажила клыки. Бард шарахнулся назад и заиграл громче. Платой за музыку была их жизнь.

— Твоя музыка успокаивает ее, — в отчаянии вскричал Тарен, — но она все равно не хочет нас выпускать!

— Не совсем так, — сказал бард, пробегая пальцами по струнам. — Не думаю, чтобы вам что-нибудь помешало улизнуть. Увы, — мрачно добавил он, — боюсь, она желает оставить при себе только меня!

Глава 8

Арфа Ффлевддура

— Бегите! — поторапливал бард, не переставая дергать струны арфы. — Убирайтесь отсюда! Не имею понятия, как долго она захочет слушать… или как долго я смогу продолжать свою игру!

— Но мы не можем покинуть тебя! — упорствовал Тарен. — Надо найти другой выход!

— Да, мне этот выход нравится не больше, чем вам, — ответил бард, — но это шанс. И вы должны им воспользоваться немедленно!

Тарен колебался. Лицо Ффлевддура было мрачным, лоб его покрылся потом. Он явно устал.

— Прочь! — прохрипел бард. — Я буду играть сколько смогу. Может быть, когда она проголодается, то уйдет охотиться в лес, не тронув меня. А коли арфа успеха иметь не будет, я придумаю еще что-нибудь.

Сердце Тарена сжалось. Он отвернулся. Ллиан лежала поперек порога, вытянув одну лапу и подогнув под грудь другую. Ее темно-желтое литое тело словно бы растеклось, расслабилось. Огромная голова на мощной выгнутой дугой шее была повернута к Ффлевддуру. Опасный зверь казался теперь уютным и домашним. Полузакрытые желтые глаза неотрывно смотрели на барда. Ллиан не шевельнулась даже тогда, когда Тарен осторожно двинулся в угол хижины, чтобы присоединиться к Руну и Гурджи. Меч Тарена и все остальное оружие покоилось под лапой гигантской кошки. Не решаясь потревожить, се и разрушить чары арфы Ффлевддура, он не сделал никакой попытки выручить меч. Главное сейчас было проскользнуть незамеченным.

Обвалившиеся камни в углу хижины образовали щель, своеобразный узкий выход на поляну. Тарен мягко подвигал ладонью, направляя принца к этому проходу. Гурджи на цыпочках крался следом за Руном с расширенными от страха глазами. Он даже прижал рукой челюсть, чтобы не клацнули зубы.

Тарен, не поворачиваясь спиной к Ллиан, медленно пятился к углу хижины. Он еще раз нерешительно взглянул на Ффлевддура, словно бы колеблясь. Бард свирепо жестикулировал, поторапливая юношу.

— Вон! Вон! — чуть шевеля губами, шептал он. — Я догоню вас. Разве я не обещал тебе новой песни? Ты еще услышишь ее из моих уст. А до тех пор — прощай! И не мешкай! Ну!

Тон и яростный взгляд Ффлевддура подтолкнули Тарена. Он скользнул в проем между камнями и в следующее мгновение был свободен.

Как он и опасался, лошади при виде Ллиан сорвались с привязи и умчались в лес. Гурджи и принц Рун уже пересекли поляну и углубились в чащу. Тарен со всех ног пустился следом и вскоре нагнал их. Рун уже еле тащился, дышал с трудом и выглядел так, будто вот-вот рухнет как подкошенный. Тарен и Гурджи подхватили обессилевшего принца и что было мочи потащили его вперед.

Некоторое время они продирались сквозь густой подлесок. Постепенно лес стал редеть, и Тарен увидел открывающийся перед ними просторный луг. Принц Рун совершенно выбился из сил. Да и они с Гурджи задыхались. Тарен остановился на краю луга. Он надеялся, что убежали они достаточно далеко и Ллиан уже не настигнет их.

Принц с облегчением рухнул на траву.

— Я соберусь с силами и поднимусь через минуту, — слабым голосом проговорил он. Рун стоически пытался изобразить улыбку, которая на его бледном и запыленном лице похожа была скорее на кривую страдальческую гримасу. — Удивительно, как утомляешься от быстрого бега. Скорее бы отыскать Главного Егеря и сесть на лошадь. Надеюсь, так я меньше буду уставать.

Тарен промолчал, но пристально поглядел на Руна. Принц опустил голову.

— Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, — тихо сказал он. — Если бы не я, вы не оказались бы в таком дурацком положении. И, боюсь, ты прав. Все произошло по моей вине. Я моту только просить у вас прощения. Да, я не самый умный человек на свете, — добавил Рун, печально улыбнувшись. — Даже моя старая няня без конца твердила, Что я нелепый и неуклюжий. Не таким должен быть принц, я понимаю. Я сам себе противен. Но я же не виноват, что рожден в королевской семье, не просил я об этом. Кажется, это действительно не по мне. Но уж поскольку я принц, я… я хочу, очень хочу быть достойным своего имени и высокого рождения.

— Если хочешь, значит, непременно будешь, — ответил Тарен, внезапно тронутый искренностью принца Моны и слегка пристыженный своими недобрыми мыслями о Руне. — Я тоже прошу простить меня. Мне казалось, что ты пользуешься своим положением как счастливым даром и принимаешь это как должное, ничем не тревожась. Ты прав. Человек, чтобы быть достойным своего высокого звания, должен прежде стать человеком.

— Да, именно это я имел в виду, — страстно воскликнул Рун. — Вот почему я хочу поскорей присоединиться к Главному Егерю и всему войску. Тут-то, надеюсь, я смогу не ударить в грязь лицом. Я хочу… э-ээ… очень хочу быть тем, кто первый найдет принцессу Эйлонви. В конце концов, она же моя нареченная… Ну, короче, мы с ней должны обручиться…

Тарен с изумлением уставился на него:

— Откуда ты знаешь? Я думал, что только твои родители…

— О, по замку гуляли всякие слухи, — ответил Рун. — Иногда я слышал больше, чем следовало. Я знал, что о помолвке толковали задолго до того, как меня послали привезти принцессу Эйлонви на Мону.

— Твоя правда. Самое главное сейчас — спасение Эйлонви, — начал Тарен. Говорил он медленно, трудно. В глубине души он не меньше, чем Рун, жаждал быть спасителем Эйлонви. Но знал он и то, что должен затаить свою горечь и покориться судьбе. — Поисковый отряд, думаю, ушел слишком далеко. — Каждое слово стоило Тарену больших усилий, однако он старался говорить спокойно — Без лошадей нам не нагнать их. Продолжать поиски пешком глупо и бесполезно. У нас есть лишь один путь — вернуться назад в Динас Риднант.

— Нет, нет! — вскричал Рун. — Мне наплевать на опасности! Я должен найти Эйлонви!

Он зарделся от собственной решимости.

— Принц Рун, — мягко сказал Тарен, — я вынужден признаться тебе. Твой отец взял с меня клятву беречь тебя.

Лицо Руна словно бы погасло.

— Я мог бы догадаться. Да, отец назначил меня начальником над отрядом. Но я-то сам прекрасно понимал, что не гожусь на это дело. Вот и сейчас не должен командовать. Понимаю. Я подчиняюсь твоим приказам, Тарен. Ты один решаешь, что нам делать.

— Ее найдут другие. Они сумеют это сделать, — попытался утешить его Тарен, хотя, похоже, утешал сам себя. — Что касается нас…

— Смотрите! Чьи-то спешки, побежки! — вскричал Гурджи, взобравшийся на ствол упавшего ясеня. — Это он! Гурджи узнал его! — Он возбужденно махал руками и подпрыгивал, указывая в сторону гряды низких холмов.

Тарен различил бегущего к ним человека. На одном плече у него подпрыгивала арфа, с другого свисал и волочился по земле плащ. Его длинные ноги работали неустанно, словно мельничные крылья. Вниз по склону мчался бард! Через минуту он, обессиленный и обливающийся потом, рухнул на землю у их ног.

— Клянусь Великим Белином! — выдохнул Ффлевддур. — Я рад видеть всех вас снова. — Он вытянул из-под плаща мечи, оставленные в лапах Ллиан. — А это, я думаю, будете рады видеть вы.

— Ты не ранен? — тревожно спросил Тарен. — Как тебе удалось убежать? И как ты нашел нас?

Все еще отдуваясь, бард поднял руку:

— Дай мне минутку, чтобы поймать второе дыхание, потому что мое выпорхнуло из меня где-то по дороге. Ранен? Да, пожалуй, если это можно назвать ранами. — И он посмотрел на свои покрытые волдырями пальцы. — А найти вас было не трудно. Рун, должно быть, унес с собой все угольки из очага Глю. Он сеял их на всем пути, будто собирался вырастить лес угольных деревьев. Ваш след трудно было потерять.

Он отер струившийся по лицу пот.

— Что касается Ллиан, — продолжал Ффлевддур, — то барды еще сложат песни о моем с ней состязании. Я должен был сыграть, спеть, просвистеть, прожужжать, прокукарекать все, что знал, а потом еще все это повторить дважды. И уже приготовился дергать струны и бренчать весь остаток моей жизни. Благо что он представлялся мне коротким. Вы тольло вообразите себе! — Он в возбуждении вскочил на нога. — Один на один с разъяренным чудовищем! Бард против зверя! Зверь против барда! И бард уложил зверя!

— Так ты убил ее? — догадался Тарен. — Это великолепно!.. Хотя, честно признаюсь, мне жаль, потому что уж очень она была красива… по своему.

— Э… ладно… на самом-то деле, — Ффлевддур с опаской посмотрел на готовые вот-вот лопнуть струны арфы, — она просто уснула наконец. Я схватил ниши мечи и дал дёру.

Бард опустился на траву и с жадностью принялся за еду, которую разложил перед ним Гурджи.

— Но спокоен я, пока она спит, — не унимался бард. — Проснувшись, Ллиан, чего доброго, отправится искать меня. Эти горные кошки прирожденные следопыты. А поскольку Ллиан раз в десять больше обычной кошки, то, безусловно, и хитрее в десять раз. Так просто она от нас не отстанет. У меня такое впечатление, что ее привязанность так же бесконечна, как её хвост. Но почему вы не ушли подальше? Я был уверен, что вы уже нагоняете отряд. Я уже отдохнул. В путь, друзья!

Тарен отрицательно покачал головой. Он поведал барду о своем решении вернуться в Динас Риднант.

— Пожалуй, это самое разумное, — нехотя согласился Ффлевддур. — В особенности теперь, когда Ллиан, быть может, уже крадется по нашему следу.

Тарен оглядывал холмы, выбирая самую простую, короткую и безопасную дорогу, по которой можно было вернуться назад. Вдруг он вздрогнул. В небе мелькнула черная точка. Она приближалась, увеличивалась, кружила над ними.

— Это Карр! — Тарен ринулся вперед с вытянутой рукой. Ворона камнем упала вниз и села на запястье Тарена, крепко обхватив его сухими когтистыми лапками.

Сразу стало видно, что полет ее был долгим и изнурительным. Перья на крыльях торчали и кое-где обломились, и сама птица стала похожа на бесформенный комок черного тряпья. Но она громко защелкала клювом и возбужденно затараторила:

— Эйлонви! Эйлонви! Эйлонви!

Глава 9

Судьба Руна

— Она нашла ее! — вскричал Тарен, восторженно глядя на обтрепанную ворону. — Куда Мэгг увел ее?

— Алау! — прокаркала ворона. — Алау!

— Река! — догадался Тарен. — Далеко это отсюда?

— Р-рядом! Р-рядом! — ответила Карр.

— Теперь уж наверняка нельзя возвращаться в Динас Риднант! — обрадовался принц Рун. — Мэгг в наших руках! Скоро, скоро мы освободим принцессу! И схватим предателя!

— Если Ллиан раньше не схватит нас, — пробормотал Ффлевддур. Он повернулся к Тарену — Сможет ли Карр оповестить Главного Егеря обо всем? Признаюсь тебе, я бы чувствовал себя спокойнее, будь позади нас хотя бы несколько вооруженных солдат.

— Нам нельзя терять времени, — ответил Тарен. — Принц Рун прав. Надо действовать немедленно, или Мэгг снова ускользнет, утечет, как вода сквозь пальцы. Быстрее, подружка, — потряс он Карр, — веди нас к реке Алау.

Они поднялись и поспешили в путь. Ворона перелетала с одного дерева на другое, гортанно трещала, с нетерпением поджидая путников. Затем Карр взмывала в воздух, дожидалась их на следующем дереве и снова вела вперед. Ворона старалась изо всех сил, но она-то летела над зарослями кустов, а Тарен и его спутники вынуждены были буквально прорубать мечами дорогу в непроходимой чаще.

Так, с трудом они продирались сквозь живой барьер до полудня, когда Карр вывела их из низкой холмистой равнины в каменное ущелье. Здесь трава была короткой, колючей, словно стерня, и проступала бурыми пятнами между белыми как мел громадными валунами.

— Воины Руддлума прочесали Мону чуть ли не вдоль и поперек. Не понимаю, как мог этот паук Мэгг так далеко убежать и не попасться? — сердито ворчал Ффлевддур.

— Мэгг намного хитрее, чем мы думали, — хмуро сказал Тарен. — Я уверен, он увлек Эйлонви в холмы Пэрис. Но, должно быть, он затаился и преспокойно переждал погоню.

— Хитрая лиса! — взорвался Ффлевддур. — Так и есть. Пока мы все, разыскивая его, уходили все дальше и дальше от замка, этот отвратительный Мэгг преспокойно пережидал. Мы ушли вперед, а он остался позади нас! Вот в чем вся штука. Ну, ничего! Мы скоро станем наступать ему на пятки, и он сполна заплатит за это!

Карр, петляя в воздухе над головами путников, возбуждалась все больше и беспрестанно каркала. Тарен увидел широкую полосу мирно текущей реки Алау. Карр резко нырнула вниз, устремляясь к воде. Следом за ней понеслись вниз по склону и все остальные. Принц Рун пыхтел и отдувался позади всех.

Карр опустилась на ветку над самой водой, продолжая хрипло каркать.

Тарен замер. Ни Эйлонви, ни Мэгга здесь не было. Вдруг он упал на колени и стал пристально разглядывать примятую траву.

— Ффлевддур! — позвал он. — Быстро! Здесь следы копыт. Две лошади.

Он поднялся и сделал несколько шагов вдоль еле заметного следа и, озадаченный, остановился.

— Взгляните, — сказал он барду и Гурджи, подбежавшим к нему, — следы идут по разным тропинкам и будто бы в разные стороны. Не понимаю, что здесь произошло. Принц Рун! — крикнул он. — Ты ничего не обнаружил?

Никакого ответа. Тарен огляделся по сторонам.

— Рун! — закричал он. Принц как сквозь землю провалился — Нелепый дурень! Куда он опять запропастился?

Не на шутку встревоженные, они двинулись вдоль берега, окликая принца. Тарен уже терялся в догадках, когда принц Моны вдруг появился из-за склоненных к воде ив.

— Привет, привет! — как ни в чем не бывало воскликнул сияющий Рун. Прежде чем взъяренный Тарен успел что-либо сказать, принц выкрикнул: — Посмотрите на это! Удивительно! Просто изумительно!

Принц Рун вытянул руку. На ладони у него лежал золотой шар — игрушка Эйлонви. С бьющимся сердцем Тарен разглядывал шар.

— Где ты это нашел?

— Там, вон за тем камнем, — ответил Рун, указывая на покрытый мхом валун. — Пока вы разглядывали следы копыт, я решил пойти поискать еще где-нибудь, чтобы не терять времени. И вот нашел эту штуку. — Он протянул шар Тарену, который бережно спрятал его в карман куртки.

— Рун привел нас к совсем свежим следам, — сказал Ффлевддур, ползая по траве. — Здесь тащили что-то очень большое и плоское, — он задумчиво почесал подбородок, — интересно что?.. Лодку?! Вот так раз! Неужто у этого ползучего паука была наготове лодка? Теперь я не удивлюсь, если узнаю, что он все задумал и устроил заранее, еще до того, как Эйлонви появилась на Моне.

Тарен медленно брел у самого берега, внимательно шаря глазами по земле.

— Я вижу следы ног, — вскричал он — Здесь так натоптано, все разворочено, словно после драки. Неужели Эйлонви боролась с ним? Да… точно.

Именно здесь. Тогда она и потеряла свой шар — В отчаянии он посмотрел на широкую, быстро текущую реку. — Ты правильно догадался, Ффлевддур, — прошептал Тарен. — У Мэгга тут была припрятана лодка. Он отпустил лошадей на волю. Вот почему их следы тогда разлетелись в разные стороны.

Тарен замер на мгновение, неотрывно глядя на катящиеся волны, потом выхватил меч.

— Дайте мне руку! — позвал он барда и Гурджи, карабкаясь по крутому склону высокого берега.

Поднявшись, он побежал к ивам.

— Послушай, что ты задумал? — закричал Рун, видя, как Тарен рубит мечом тонкие стволы. — Собираешься развести костер? Сейчас?

— Мы построим плот, — ответил Тарен, продолжая рубить. — Река помогла Мэггу. Теперь она поможет нам.

Не теряя ни минуты, они принялись вязать плот. Срезали гибкие плети плюща, перетягивали ими срубленные стволы, укрепляя сплоченные звенья веревками, сплетенными из собственных рубах. Нескладный, похожий больше на вязанку дров для костра плот, однако же, был вскоре готов. Но не успел Тарен завязать последний узел, затянуть последнюю скользкую плеть, скрепляя ею край плота, как Гурджи вдруг испуганно вскрикнул. Тарен вскочил на ноги и огляделся. Гурджи размахивал руками и дико таращил глаза в ужасе глядя в сторону растущих на высоком берегу реки деревьев.

Из-за деревьев выскочила Ллиан. Огромная темно-желтая горная кошка замерла над обрывом. Одна лапа поднята. Хвост лупит по земле. Глаза горят желтым огнем. Тарен, а за ним и все остальные в страхе попятились. Тарен опомнился первым.

— Плот! — закричал он. — В реку вместе с ним! — Он ухватился за угол их неуклюжего суденышка и попытался стянуть его в воду. Не переставая повизгивать, Гурджи бросился ему на помощь. Принц Рун трудился со всех сил, чтобы вытащить плот на реку, а бард уже стоял по колено в воде и тянул плот на себя.

Ллиан сложила свои ужи с кисточками назад и передёрнула усами. Затем взгляд её больших жёлтых глаз упал на барда. Недоумённо фыркнув, Ллиан направилась к Ффлевддуру, переступая своими мягкими лапами и не переставая при этом громко мурлыкать.

— О, великий Белин! — воскликнул бард, — Она хочет, чтобы я снова стал играть на арфе!

В этот момент, Карр, сидевшая на нижней ветке дерева, расправила крылья и, громко каркая, бросилась на изумлённого зверя. Ллиан остановилась как вкопанная и сердито заревела, когда Карр на полной скорости пролетела над её могучей головой и сильно клюнула своим клювом.

Застигнутый врасплох зверь упал на корточки и развернулся в сторону вороны. Карр описала круг в воздухе и снова ринулась в атаку. На этот Ллиан подготовилась к нападению. Она выпустила свои гигантские когти и подпрыгнула высоко вверх. У Тарена захватило дыхание от отчаяния, когда в воздух взвилось облако чёрных перьев. Однако через мгновение ворона выскользнула из страшных когтей Ллиан и снова и полетела к кошке. Летая перед её мордой, как большой чёрный шершень, Карр хлопнула её крылом по носу и вновь отлетела на безопасное расстояние. Кошка вновь подпрыгнула, и на этот раз её зубы захлопнулись всего в нескольких миллиметрах от крыла Карр.

Яростно рыча, Ллиан помчалась за вороной в сторону леса, куда летела Карр, напрочь забыв про барда и его товарищей. Её рев ещё некоторое время раздавался среди деревьев.

Последним рывком друзья вытянули наконец плот на воду. Течение подхватило этот самодельный корабль, закружило и едва не перевернуло. Беспорядочно молотя руками по воде, друзья пытались увернуться от валунов, торчащих из воды. Плот наконец выровнялся и быстро заскользил вниз по течению.

Ффлевддур, бледный и взъерошенный, облегченно вздохнул.

— Я боялся, что она все же схватит меня, — сказал он. — Еще одного сеанса игры на арфе я бы не выдержал! Надеюсь, Карр не угодила ей в пасть? — тревожно добавил он.

— Карр не пропадет и нагонит нас, — успокоил его Тарен. — Она достаточно ловка, чтобы увернуться от когтей Ллиан. Если же кошка не отстанет от нее, Карр сумеет за себя постоять.

Ффлевддур задумался. Он вдруг протяжно вздохнул и сказал с явной ноткой сожаления в голосе:

— Знаете, друзья, пожалуй, впервые моей музыки так жаждали… э-э… я хотел сказать, по-настоящему… так сказать, рвались к ней. Если бы это не было так опасно, мне было бы даже лестно.

— Послушайте, — кряхтел принц Рун, свесившийся с плота, — я не хочу вас расстраивать, но, по-моему, здесь что-то развязалось.

Тарен поспешно нагнулся и в тревоге глянул на угол плота. В воде скользкие плети плюща, затянутые неумелыми узлами, медленно расползались. Плот подрагивал на несущих его волнах. Тарен изо всех сил уперся в дно реки жердью, пытаясь остановить плот. Но упрямое течение несло его вперед. Вода била в щели между расходящимися тонкими стволами. Отбросив в сторону бесполезный шест, Тарен крикнул своим спутникам:

— Прыгайте!

Схватив за рукав куртки принца Моны, он прыгнул вместе с ним в реку. Когда вода сомкнулась над их головами. Рун вдруг стал брыкаться и отталкиваться от Тарена руками и ногами. Тот еще крепче сжал барахтающегося принца и потащил его к поверхности. Свободной рукой он ухватился за выступающий из воды острый камень и сумел упереться ногами в дно среди пенящихся и бьющих в лицо быстрых струй реки. Напрягая все силы, Тарен выволок Руна на берег и свалился рядом с ним на песок.

Гурджи и Ффлевддур успели уцепиться за то, что осталось от плота, и вытащили его на мелководье. Принц Рун сел и огляделся вокруг.

— А я ведь чуть было не утонул! — сообщил он, отфыркиваясь. — Всегда удивлялся, как это люди тонут? Теперь, кажется, понимаю.

— Ха! Утонул! — воскликнул Ффлевддур, мрачно глядя на остатки плота. — Нашел о чем рассуждать! Плот развалился! Вся наша работа пошла прахом!

Тарен устало поднялся на ноги.

— Ничего, — сказал он, — все-таки большая часть веток и стволов сохранилась. Нарежем новых и начнем все сначала.

Без особой охоты спутники принялись за работу. Они разбрелись вдоль берега в поисках подходящих деревьев. На этот раз работа шла медленнее, потому что на пустынном берегу деревья росли реже, а кустов было намного меньше, чем в лесу.

Принц Рун отправился к стоящим у самой воды ивам. Тарен видел, как тот неумело дергает молодое деревце изо всех сил, безуспешно стараясь вырвать его с корнем. В следующее мгновение Рун пропал из виду.

С тревожным криком Тарен кинулся к тому месту, где только что стоял принц. Роняя по пути собранные ветки, он звал на бегу Руна и ругался на чем свет стоит.

Бард поднял голову.

— Опять! — взорвался он — Если бы в чистом поле лежал один-единственный камень, он бы и об него споткнулся. Ффлевддур Пламенный терпелив, но и у него терпение может лопнуть! — Тем не менее он тоже поспешил к Тарену, который уже стоял на коленях в гуще ив.

В том месте, где только что стоял Рун, была щель. Принц Моны исчез. Он, как и накануне, словно бы провалился сквозь землю.

Глава 10

Пещера

Не обращая внимания на остерегающие крики Ффлевддура, Тарен прыгнул в яму и быстро заскользил вниз мимо извивающихся корней. Отверстие немного расширилось, и теперь образовался узкий тоннель, который вел прямо в глубину. Здесь он обнаружил потерявшего сознание Руна. Став на четвереньки, Тарен попытался поднять беспомощное тело. Из раны на голове Руна сочилась кровь.

Сверху свисал конец виноградной лозы. Тарен подхватил его и обвязал Руна под мышками. Затем крикнул Ффлевддуру и Гурджи, чтобы они тянули. Лоза туго натянулась, выпрямилась струной и порвалась. Земля и камни водопадом осыпались с влажных краёв ямы.

— Осторожней! — вскричал Тарен. — Нас засыпает землей!

— И то верно! — согласился Ффлевддур. — Думаю, проще будет подать тебе руку. Я спускаюсь.

Тарен увидел над головой подошвы сапог Ффлевддура. Еще через мгновение бард тяжело спрыгнул вниз и оказался рядом с ним. Следующим скатился Гурджи, чья голова была так усыпана комками земли, словно он специально возил волосами по грязи.

Веки принца Руна дрогнули.

— Привет, привет, — пробормотал он. — А что случилось? Знаете, эти корни так глубоко влезли в землю!

— Берег, должно быть, сильно подмыт рекой, — сказал Тарен. — Когда ты уперся ногами, пытаясь вырвать иву с корнем, земля просела и обвалилась. Не волнуйся, — добавил он быстро, — мы сейчас вытащим тебя отсюда. Можешь двигаться? Помоги мне повернуть тебя.

Принц кивнул, сжал зубы и, поддерживаемый с двух сторон Тареном и Ффлевддуром, начал медленно и мучительно карабкаться вверх по склону ямы. Но не проделал он и половины пути, как руки его разжались и бедняга выпустил скользкий конец лозы. Тарен изо всех сил удерживал его, не давая вновь скатиться на дно ямы. Рун суматошно взмахнул руками и каким-то чудом ухватился за торчавший из земли корень дерева. Он повис в воздухе, болтая ногами.

Но корень хрустнул и сломался. Рун снова оказался на дне. Земляные стены загрохотали, зашуршали. Поток земли обрушился на их головы. Тарен поднял руки, пытаясь заслониться от летящих сверху камней, кусков сланца, комков земли. Его отбросило назад. Земля под ногами расползлась, словно бы разверзлась, и он кувырком полетел в бездну.

Оглушенный, Тарен уже ничего не мог понять. Рот и нос забились землей. Легкие разрывались от недостатка воздуха. Как мог, боролся он с давящей и душащей его тяжестью камней, перемешанных с жидкой грязью. Вдруг он ощутил, что падение прекратилось. Голова у него все еще кружилась, но он уже мог пошевелиться и с ожесточением расчищал себе дорогу ладонями, ногтями и чуть ли не зубами.

Наконец ему с трудом удалось подняться на четвереньки и вздохнуть полной грудью.

Откашливаясь, дрожа всем телом, судорожно хватая ртом воздух, он бессильно растянулся на наклонной каменной плите в такой непроглядной тьме, которая, казалось, давила не меньше, чем слой навалившейся на него земли. Он сделал еще одно усилие и поднялся на ноги. Напрягая зрение, Тарен пытался разглядеть сквозь завесу тьмы хоть что-нибудь. Но его окружали тьма и мертвая тишина. Он окликнул своих спутников. Никакого ответа. Голос его потонул в безмолвии, и лишь глухое эхо возвратилось из пустоты. В отчаянии он закричал во всю мочь своих легких.

— Привет, привет, — отозвался на его крик голос Руна.

— Принц Рун! — позвал Тарен. — Где ты? Ты цел?

— Не знаю, — ответил принц. — Если бы я мог что-нибудь рассмотреть в этой тьме, ответил бы точнее.

Тарен на четвереньках пополз на голос. Он шарил впереди руками, и пальцы его вдруг наткнулись на что-то лохматое, стонущее и хнычущее.

— Ужаски, о, страшные ужаски! — стонал Гурджи. — Стуки и бряки обрушились на бедного Гурджи и уволокли его в устрашающую темноту! Гурджи ничего не видит!

— Клянусь Великим Белином, — послышался другой голос. — Рад слышать, что и Гурджи ослеп. Мне казалось, что эта беда настигла только меня. А это всего лишь темнота! Но я вижу не больше, чем с закрытыми глазами!

Приказав Гурджи покрепче уцепиться за его пояс, Тарен пополз в сторону барда. Вскоре они нашли друг друга и принца Руна, который с трудом дотащился до них.

— Ффлевддур, — тревожно проговорил Тарен, — боюсь, что оползень завалил выход из ямы. Попытаемся разгрести выход наружу?

— Прежде чем откапывать, надо бы сообразить, в какую сторону копать, если тебе интересно мое мнение, — хмыкнул бард. — И потом, сможем ли мы прокопаться сквозь всю эту грязь? Вот что меня занимает. Даже кроту пришлось бы здесь здорово попыхтеть. Впрочем, попытаемся. Я готов. Ффлевддур Пламенный неустрашим! Но, — спохватился он, — без света, без единого огонька мы, пожалуй, будем копаться до конца жизни, тыкаясь туда-сюда словно слепые кроты.

Тарен согласно кивнул и нахмурил брови:

— Верно. Свет нам нужен не меньше воздуха. — Он повернулся к Гурджи: — Поищи пару кремней. У нас нет трута. Но если мне удастся поймать искру краем плаща, этого будет достаточно, чтобы запалить его.

Почти тут же послышалось пыхтение и шуршание, будто Гурджи обхлопывал себя, обшаривал все вокруг. Затем раздался жалобный вой.

— Огненные камни исчезли! — стонал Гурджи. — Несчастный Гурджи не может устроить щелк и сверк! Он потерял их! О, несчастье! О, горькие печалки! Гурджи пойдет и отыщет огненные камни!

Тарен утешительно похлопал его по плечу.

— Оставайся с нами, никуда не рвись, — сказал он спокойно. — Твоя жизнь нам дороже, чем какие-то огненные камни. Мы найдем другой выход. Стойте! — вдруг радостно вскричал он. — Игрушка Эйлонви! Ее золотой шар! Если бы только он послушался нас и зажегся!

Он сунул руку в карман плаща и вытащил шар. Минуту он держал его зажатым в кулаке, боясь, что ничего не получится, и не желая терять последнюю надежду.

Сдерживая дыхание, он осторожно и постепенно стал разжимать пальцы. Золотой шар лежал на его раскрытой ладони. Он ощущал его тяжесть. Он чувствовал кожей его холодную гладкую поверхность. Он словно бы видел устремленные на него глаза друзей, с тревогой и трепетом ожидавших чуда. Но темнота была непроницаемой и, казалось, сгустилась еще больше. Шар не испускал даже крохотного лучика.

— У меня ничего не получается, — расстроился Тарен. — Боюсь, что Помощнику Сторожа Свиньи это не дано. Не ему владеть и распоряжаться такой чудесной, волшебной вещью.

— А уж мне-то и подавно нет смысла пытаться зажечь его, — уныло сказал принц Рун, — я ни за что не заставлю его светиться. Когда я в первый раз держал этот шар, он на мгновение вспыхнул. Но это случилось в присутствии Эйлонви. Удивительно, с какой легкостью принцесса могла зажечь его!

Тарен ощупью приблизился к Ффлевддуру и вложил шар ему в руку.

— Тебе, барду, известны секреты волшебства, ты знаешь многие тайны волшебных заговоров, — попытался он убедить Ффлевддура — Возможно, шар подчинится тебе. Попробуй. Наши жизни зависят сейчас от него.

— Хорошо, — согласился Ффлевддур. — Должен, правда, признаться, что у меня нет навыка в обращении с такими штуками. К тому же настоящие знания бардов, увы, мне недоступны, да и всегда были не по плечу. Слишком многое надо было постигнуть, а я в свою голову мог впрыснуть не более двух-трех капель этих тяжких знаний. Но… Ффлевддур Пламенный всегда готов попытаться!

Прошло несколько мгновений. Тарен слышал, как пыхтит, напрягаясь, бард. Потом до него донесся бессильный вздох.

— Ничего не могу с ним поделать, — пробормотал Ффлевддур. — Я уж даже колотил им по земле. Все зря. Может, дружище Гурджи попытает судьбу?

— О, жалки и печалки! — застонал Гурджи, как только бард сунул ему в руку шар. — Ни унижалками, ни умолялками не могу его заставить светиться! — Он помял шар в руке, встряхнул его. — Ни стуками, ни бряками несчастный Гурджи не может сделать золотых мигалок!

— Ффлевддур Пламенный никогда не отчаивается! — воскликнул бард — Но, — голос его вдруг потускнел, — я прихожу к мысли, что эта яма станет нашей могилой. Увы, даже кургана никто не насыплет над этим безвестным погребением. Ффлевддур Пламенный никогда не унывает. Но эта непроглядная тьма хоть кого приведет в уныние.

Гурджи молча сунул шар в руку Тарену. Тому показалось, что шар отяжелил не ладонь, а камнем лег на сердце. С тоской Тарен вспомнил Эйлонви. Он мысленно увидел ее лицо, услышал ее веселый смех, звенящий чище, чем самая тонкая струна на арфе Ффлевддура. Сейчас даже ее беспорядочная болтовня казалась ему милой и вызвала невольную улыбку. Хорошо, что в темноте никто не заметил этого.

Тарен уже готов был сунуть эту бесполезную игрушку в карман куртки, но внезапно замер и уставился на свою раскрытую ладонь. В самой глубине шара вдруг замерцала чуть заметная золотая искорка. Он впился в нее глазами, не смея дышать, словно боялся загасить этот слабый огонек. А искра разгоралась, расцветала, раскрывала лепестки пламени, как полевой цветок навстречу утреннему солнцу.

Удивленно вскрикнув, Тарен вскочил на нош. Слабые золотые усики лучей протянулись во тьму прямо с его ладони. Дрожа от возбуждения и восторга, он поднял шар над головой.

— Добрый хозяин спас нас! — возопил Гурджи. — Да, да! Он вытащил нас из темноты-слепоты! Радость и счастье! Тьма уже не пугает, она убегает! Гурджи опять может видеть!

— Изумительно! — восторгался принц Рун. — Восхитительно! Вы только оглядитесь вокруг! Никогда не думал, что на Моне существуют такие пещеры!

И Тарен снова вскрикнул от удивления. До сих пор он считал, что они упали в огромную яму или нору. Теперь, в свете золотого шара Эйлонви, он разглядел уходящую во тьму просторную и высокую пещеру. Она расстилалась перед ними, словно оледенелый лес. Каменные стволы поднимались к мрачным сводам, откуда свешивались серые известковые сосульки. Вдоль неровных стен вырастали целые кусты бледно-зеленых, подернутых плесенью кристаллов. Вкрапления горных пород мерцали в неровном свете золотого шара, словно распустившиеся цветы боярышника. Всё пронизывали алые и ярко-зеленые нити, будто продернутые искусной рукой в плотной гранитной ткани стены. Белые усики льда опутывали каждый каменный выступ, сверкали каплями воды, как алмазными подвесками. А там, вдали, открывались новые залы, которые угадывались по еле заметно колышущемуся сумраку. Тарен разглядел широкие лужи, плоские и тускло сиявшие опрокинутыми зеркалами. От одних шел зеленоватый свет, другие посылали бледно-голубое сияние.

— Где мы оказались? — прошептал Тарен. — Может быть, это владения Красивого Народа?

Ффлевддур с сомнением покачал головой:

— В королевстве Красивого Народа наверняка есть тоннели и пещеры не хуже этой. И все же я не думаю, что мы в одной из них. Здесь нет никаких признаков жизни.

Гурджи молчал. Он изумленно оглядывал просторную пещеру и учащенно вздыхал, будто принюхивался к чему-то. Принц Рун с беспечной улыбкой на лице двинулся вперед.

— Вот это да! — восклицал он. — Просто поразительно! Нужно будет непременно рассказать об этой пещере отцу. Может быть, он захочет открыть ее для обозрения, а, как вы думаете? Не годится же скрывать от людей такую изумительную красоту! Верно?

— Да, здесь и вправду очень красиво, — задумчиво произнес Тарен.

— И смертельно опасно, — подхватил бард, — Ффлевддур Пламенный умеет ценить красоту. Недаром он любит путешествовать. Но… э… мне по душе все же путешествие по земле, а не под ней. Так что я предпочел бы поскорей выбраться отсюда наружу!

Решив не углубляться в пещеру, они повернули назад и пошли по своим следам к тому месту, где их настиг оползень. Как Тарен и опасался, при свете золотого шара стало ясно видно, что рыть землю, засыпавшую выход из пещеры, бесполезно. Выход был завален такими громадными валунами, что сдвинуть их с места было им не под силу. Пока принц Рун отдыхал на одном из плоских камней, а Гурджи копался в своей сумке с едой, Тарен и Ффлевддур тихо переговаривались.

— Нужно попытаться найти другой выход наружу, — сказал Тарен. — Ни король Руддлум, ни его люди теперь не смогут отыскать Эйлонви. Мы единственные, кто знает, куда потащил ее Мэгг.

— Все верно, — согласился бард. — Но подозреваю, что эта тайна будет похоронена здесь вместе с нами. Сама Ачрен не смогла бы выдумать более надежной темницы. Я уверен, что здесь есть выход, и не один, — продолжал он, помолчав. — Но такие пещеры могут тянуться бесконечно. Под землей много места, да и выход может оказаться не просторнее кроличьего лаза.

Но в конце концов оба они согласились, что выбора у них нет и надо идти в глубь пещеры, пока не повезет и не откроется выход на поверхность. Подхватив принца Моны под руки и как бы зажав его между собой, Тарен и Ффлевддур двинулись между грудами камней вперед. Гурджи трусил позади, крепко уцепившись за пояс Тарена.

Неожиданно принц Рун рванулся, сложил руки рупором у рта и гаркнул во все горло:

— Эге-гей! Привет, привет! Есть здесь кто-нибудь? Э-эй!

— Рун! — одернул его Тарен. — Замолчи! Ты что, хочешь навлечь на нас беду?

— Ну что ты? — невинно улыбнулся Рун. — Наоборот, я думаю, кто-нибудь откликнется и поможет нам. Найти здесь кого-нибудь ведь лучше, чем никого не найти, верно?

— А ты уверен, что этот кто-нибудь окажется нашим другом? — возразил Тарен. — Нет уж, лучше не шуметь понапрасну.

Он замер и ждал, пока эхо голоса Руна не замерло в глубине пещеры. Снова наступила тишина. Тогда Тарен поманил за собой спутников и снова стал пробираться вперед.

Потолок пещеры опустился, и теперь они вынуждены были сгибаться и продираться сквозь выступающие в проход острые и огромные, как зубы чудовища, камни. Пол пещеры тоже не был ровным. Он то вздымался высокими валунами, то уходил из-под ног, и они вынуждены были скользить вниз. Казалось, что здесь прокатился великий шторм, разметавший камни и нагромоздивший их один на другой в ужасающем беспорядке. Они шли по узким коридорам от пещеры к пещере. Одна сужалась, другая вытягивалась. В третьей они натыкались на высокие каменные холмы, на которые надо было карабкаться. В следующей потолок нависал над головой фантастическими каменными облаками, готовыми вот— вот обрушиться каменным дождем.

Здесь с трудом уже тащившиеся усталые путники остановились, потому что путь вперед преграждал почти непроходимый узкий тоннель. Воздух был тяжелый и застоявшийся, с гнилостным запахом болотной воды. Холод и сырость пробирали до костей. Тарен в нетерпении подгонял их, надеясь поскорее найти выход и все больше опасаясь, что длинный и мучительный путь вконец вымотает его спутников. Он кинул мимолетный взгляд на Ффлевддура и по беспокойным глазам его понял, что и бард разделяет эти опасения.

— Поглядите, что это за штука здесь! — позвал их Рун, указывая рукой на странное скопление камней.

И в самом деле, это было, пожалуй, самое странное нагромождение камней, какое Тарен видел в пещере до сих пор. Камни были навалены не беспорядочно. Форма этой гигантской груды как бы напоминала куриное яйцо невероятных размеров. И яйцо это покоилось в некоем подобии гнезда, устроенного из перекореженных и перепутанных каменных полос. Из середины яйца выступал белый, чуть заостренный камень, покрытый пятнами лишайника, словно пучками волос. Величиной этот камень был в рост Тарена. Крупная застывшая капля свисала с острого конца камня ледяной колбочкой.

— Нет, вы только гляньте! — тащил Рун своих спутников поближе к этому удивительному камню. — Это же вовсе и не камень! — Он с изумлением разглядывал яйцеобразную гору. — Это невероятно, но оно похоже на…

Тарен схватил изумленного Руна и грубо потащил в сторону. От неожиданности принц чуть не упал. Гурджи вдруг стал тихонько подвывать.

Камни зашевелились…

На гладком каменном яйце вдруг открылись два белесых, холодных, словно бы рыбьих, глаза. Шершавые каменные выступы над ними зашевелились и оказались густыми кустистыми бровями, на которых застыли ледяные капли. Большие, чуть обвисшие уши, сплошь покрытые мхом и плесенью, вдруг обозначились под копной волос, которые поначалу показались им гигантским гнездом. Белый заостренный камень засопел, и теперь уже ясно было, что это нос, почти утопленный в лесистой горе бороды.

Выхватив оружие, друзья прижались спиной к зазубренной каменной стене. Огромная голова продолжала подниматься. Тарен видел, как она закачалась на тонкой шее. В горле гиганта заклокотало, когда он вдруг заговорил:

— Мелкота! Дрожите и трепещите! Я — Глю! Я — Глю-у-у!

Глава 11

Король камней

Гурджи грохнулся на землю, закрыл голову руками и жалобно завыл. Гигант перекинул длинную ногу через каменный выступ и стал медленно вытягиваться вверх, распрямляясь во весь свой неимоверный рост. Он уже был раза в три выше Тарена. Его дряблые руки покачивались над шишковатыми, покрытыми мхом коленями. Неуклюже, запинаясь ногами и раскачиваясь, он боком двинулся к ним.

— Глю! — выдохнул Тарен. — Но я был уверен, что…

— Не может быть, — прошептал Ффлевддур. — Невероятно! И это малышка Глю! Если это действительно он, то я здорово заблуждался насчет его роста.

— Дрожите! — вновь загремел над ними голос великана— Вы должны трепетать от ужаса! Ну!

— Клянусь Великим Белином, — пробормотал бард, который и в самом деле дрожал так, что чуть не выронил меч, — я трепещу и без твоего напоминания!

Гигантские веки прикрыли белые глаза, защищая их от света игрушки Эйлонви.

— Вы действительно трепещите? — спросил великан тревожным голосом, — Вы же не притворяетесь просто из вежливости?

Гурджи тем временем отважился оторвать руки от лица, но при виде человека, возвышающегося над ним, снова спрятал лицо в ладони и разразился жалобным плачем. Однако принц Рун, оправившись от первого шока, стал с интересом разглядывать великана.

— я первый раз вижу бороду, с растущими в ней поганками! — отметил он, — Интересно, это сделано нарочно или они сами там выросли?

— Если это действительно Глю, — промолвил бард, — то он очень сильно изменился!

Бледные глаза гиганта расширились, а через всё бороду пролегла улыбка, длиной с руку Тарена. Глю моргнул и наклонился ниже:

— Вы правда слышали обо мне? — спросил великан нетерпеливо.

— Правда, — подтверди Рун, — Это удивительно, ведь мы думали что Ллиан…

— Принц Рун! — оборвал его Тарен.

На данный момент Глю не внушал особого ужаса, и, казалось, не собирался никому причинять вреда. Наоборот, было видно, что Глю доволен произведённым на друзей эффектом. Но пока они не узнали великана лучше, Тарен решил не расслабляться.

— Ллиан? — быстро спросил Глю, — Вы что-нибудь знаете о ней?

Рун уже проговорился, поэтому у Тарена не оставалось никакого другого выбора, как рассказать ему о том, что они нашли хижину Глю, его дневник и его питомца. Тарен не знал, как великан отнесётся к людям, которые рылись в его вещах. К счастью, Глю казалось, не обратил на это никакого внимания и больше беспокоился насчёт своей кошки.

— О, Ллиан! — возопил Глю. — Как бы мне хотелось, чтобы она сейчас была здесь! Хоть какое-нибудь живое существо рядом! — При этом он закрыл лицо ладонями, и всхлипывающий голос его глухо гудел под сводами пещеры, словно отдаленный гром.

— Ну, ну, — утешал его Ффлевддур, — не принимай это так близко к сердцу. Повезло еще, что тебя не сожрали.

— Сожрали? — Глю презрительно фыркнул. — Лучше бы уж сожрали! Любая смерть лучше, чем эта ужасная пещера! Вы только подумайте, здесь есть летучие мыши! Они только и делают, что пугают меня, кидаясь вниз с отвратительным писком. А белые червяки, что выползают из-под каждого камня! А пауки! И всякие непонятные существа, которые похожи… ну, похожи на отвратительных тварей, что выныривают из тьмы, поднимают голову или что там у них заменяет голову и впиваются в тебя немигающими глазами или тем, что у них называется глазами! Они-то самые противные! И страшные! Одних этих гадов достаточно, чтобы у тебя свернулась от ужаса кровь. Это я вам говорю! Несколько дней назад, если так можно считать, потому что здесь, в этой тьме, я уже сбился со счета, ведь здесь нет разницы между днем и ночью…

Великан, не договорив, спрятал лицо в ладони. Голос его превратился в шепот, который был скорее похож на шум водопада. Казалось, он настроился выложить все, что с ним произошло. И непонятно было, сколько времени у него на это уйдет.

— Глю, — перебил его Тарен, — мы сочувствуем тебе и сожалеем о твоем бедственном положении. Но прошу тебя, покажи нам выход из пещеры.

Глю покачал глыбой своей огромной головы.

— Выход? Я и сам не перестаю искать его. Отсюда нет выхода. По крайней мере, для меня.

— Он должен быть, — настаивал Тарен. — Ты же как-то вошел сюда, верно? Вот и покажи нам этот вход. Пожалуйста.

— Найти то место, откуда я попал сюда? — переспросил Глю. — А зачем? Оно мне не пригодится. А все эта Ллиан! Если бы она не убежала из клетки! До тех пор мое зелье действовало отлично и, главное, безопасно. Но она вырвалась и стала охотиться за мной. Она выгнала меня из моего дома. Подумайте, какая неблагодарность! Но я простил ее. У меня оставалась еще фляга с зельем. О, почему я сразу не выкинул это проклятое зелье? Она гналась за мной, а я летел со всех ног. — Глю отер лоб дрожащей рукой и жалобно заморгал, и глаза его, словно две большие рыбы, всплеснулись на лице. — Я никогда в жизни не бегал так быстро и… и так далеко. Я все еще вижу это во сне, и сны мои, поверьте, ужасны! Наконец я наткнулся на эту пещеру и проскользнул в неё…

Глю шумно вздохнул, борода его зазвенела ледяными капельками.

— У меня не было ни секунды на размышления, — продолжал он, шмыгая носом с таким звуком, будто ветер втягивался в узкую печную трубу, — я ускользнул от нее в тесную щель и вслед за этим зачем-то отхлебнул зелья из фляжки. Тут же я понял: делать этого не стоило. Но тогда я жаждал поскорей вырасти, чтобы одолеть Ллиан. Так и получилось… — Он всхлипнул, подняв облако мелкой каменной пыли. — Зелье сработало так быстро, что я чуть не разбил голову о каменный потолок пещеры. И продолжал расти… Мне пришлось сворачиваться, скрючиваться, сжиматься. Я протискивался в пещеру все глубже и глубже в поисках просторных залов, пока не застрял здесь. Теперь, увы, сама пещера тесна для меня. Я замурован здесь навеки! А самое обидное — Ллиан все равно не смогла бы при ее росте протиснуться следом за мной в пещеру! Но хорошие мысли никогда не приходят вовремя.

Глю сжал голову руками с такой силой, что казалось, виски его заскрипели.

— Все то время, что я нахожусь здесь, я размышляю. Я перебираю в памяти каждый миг, каждый свой шаг. — Он снова вздохнул. — Интересно, что было бы, если бы я тогда…

Глю умолк, словно бы погрузившись в глубины своей памяти, где пытался найти запоздалый выход из своего безвыходного положения.

— Ффлевддур, — шепнул Тарен на ухо барду, — как бы нам остановить эту нескончаемую болтовню и заставить его показать нам тот вход, через который он проник в пещеру? Или стоит потихоньку ускользнуть от него и поискать этот вход самим?

— Понятия не имею, — ответил Ффлевддур. — Из всех великанов, которых я встречал… — Он опасливо покосился на свою арфу. — Да ладно, по правде говоря, я не встречал ни одного, хотя и слышал о них предостаточно. Глю по сравнению с ними кажется малышкой. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь. Но он был маленьким, слабеньким парнишкой, а теперь превратился в маленького, слабенького великана. И очень похож на труса. Уверен, что мы могли бы с легкостью свернуть ему шею… Если, конечно, сумели бы дотянуться. Самая большая опасность, что он сдуру наступит на нас и раздавит, как муравьев.

— А мне его по-настоящему жалко, — сказал Тарен, — но я не знаю, как ему помочь. К тому же мы не можем терять времени и откладывать поиски Эйлонви.

— Вы не слушаете! — взревел Глю, который некоторое время продолжал бормотать свое, пока не понял, что говорит, в сущности, сам с собой. — Да, опять та же история! — жалобно протянул он. — Меня никто не желает выслушать. Даже когда я стал великаном, никто не обращает на меня внимания! Если бы перед вами был великан, который принялся бы ломать и дробить вам кости и сдавливать в своих объятиях так, что глаза полезли бы на лоб, вы слушали бы его со вниманием, я уверен. Но только не Глю! О, на него можно не обращать никакого внимания, будь он хоть трижды великан! Глю-великан, затиснутый в тюрьму пещеры, только смешон! Кому до него какое дело? Кто когда вспомнит о нем?

Слезы брызнули из глаз великана. Они мгновенно залили путников с головы до ног, словно потоки дождя.

— Послушай, — попытался утешить его Ффлевддур, — ты же сам виноват, что попал в такую переделку. Зачем было лезть не в свое дело. Это всегда, должен тебе сообщить, приводит к печальным последствиям.

— Я же не собирался становиться великаном! — оправдывался Глю. — Во всяком случае, сначала. Мне просто хотелось стать знаменитым воином. Я вступил в войско лорда Гориона, когда он пошел походом на лорда Гаста. Но я не переношу вида крови. Я становлюсь зеленым. Зеленым, как трава. А эти битвы! Голова кругом идет! А все эти рубки, схватки, стычки! Одного грохота и звона достаточно, чтобы потерять разум! Этого уже я не мог вынести! Нет, нет, это оказалось не для меня.

— Ты прав, жизнь воина — это тяжелые испытания, — согласился Тарен. — Нужно иметь твердое сердце и крепкое тело, чтобы вести такую жизнь. Но ведь есть и другие способы прославиться.

— Потом я подумал, что могу стать бардом, — продолжал, не слушая, Глю. — И тоже неудачно. Оказалось, что нужно для этого столько всего знать, столькому научиться…

— О, тут я понимаю тебя, старина, — сочувственно откликнулся Ффлевддур. — Подобный опыт у меня есть.

— Нет, я мог бы этому обучиться, пусть бы понадобились годы. Терпения у меня достаточно. — Глю слабо вздохнул, но этот вздох ураганом пронесся по пещере. — Уверен, я выучил бы все, что требуется. Но беда в моих ногах. Они слишком были слабы, чтобы вынести бесконечные странствования и бродяжничество по просторам Придайна. И перемена воды. Она очень влияет на мой желудок. И к тому же арфа слитком тяжела и натирает громадные волдыри на плече…

— Мы сочувствуем тебе и очень огорчены, — поддакнул Тарен, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, — но мы не можем мешкать и оставаться здесь долго.

Глю тем временем распластался на полу пещеры, напрочь загородив проход, и Тарен не мог сообразить, как бы им проскользнуть мимо великана.

— Пожалуйста, прошу вас, не уходите! — закричал Глю, будто бы читал мысли Тарена. Глаза гиганта заметались на лице пойманными рыбами. — Только не сейчас! Я покажу вам выход! Обещаю!

— Да, да! — вскричал Гурджи, решившийся наконец отнять ладони от лица и подняться на ноги. — Гурджи не любит пещер! Его бедная, слабая голова не выносит стуков и бряков, темноты и слепоты!

— После всего я решил стать героем, — страстно продолжал между тем Глю, не обращая внимания на нетерпение слушателей. — Я намеревался отправиться на поиски драконов и всяких других страшилищ. Но можете себе вообразить, как это трудно?

Даже отыскать дракона невозможно! И все же я нашел одного в королевстве Мовр.

Глю повернул голову, и уши его заскребли по стенам пещеры.

— Это был маленький дракон, — покачал головой Глю. — Не больше ласки. Крестьяне заперли его в кроличьем садке, и дети сбегались поглазеть на него. Но тем не менее это был все-таки дракон! И я должен был убить его! — Глю встрепенулся, тусклые глаза его вдруг загорелись золотыми рыбками. — Я попробовал. Но это мерзкое существо укусило меня! До сих пор на руке у меня есть отметины. Вот.

Тарен, постепенно наливаясь гневом и раздражением, сжимал рукоять меча.

— Глю, — твердо сказал он, — я еще раз прошу тебя показать нам выход. Если ты этого не сделаешь…

— А затем я подумал, что нужно стать королем, — поспешно перебил его Глю. — Я думал, что тогда смогу жениться на принцессе… Но они, представьте себе, даже слушать меня не стали, а погнали прочь от ворот замка.

Глю проглотил застрявший в горле комок обиды.

— Что еще я мог придумать, подумайте сами? — простонал великан. — Что оставалось мне, кроме колдовства? И, на счастье, я столкнулся с колдуном! Он сказал мне, что у него есть книга заклинаний. Я не допытывался, откуда у него эта книга, но зато колдун заверил меня, что заключенное в ней волшебство самое могущественное на свете. Книга эта когда-то принадлежала Дому Ллира…

У Тарена перехватило дыхание при этих словах.

— Эйлонви — принцесса Дома Ллира, — шепнул он Ффлевддуру — Что это за история с колдуном? Правду ли он говорит?

— Она досталась им… Ну, в общем, ее привезли из Каер Колюр, — продолжал Глю. — Естественно, я…

— Глю, быстро ответь мне, — прервал его Тарен, — что это еще за Каер Колюр? И как он связан с Домом Ллира?

— Ну, как, как? — пробормотал Глю, удивленный вопросом Тарена. — Чего ж тут непонятного? Каер Колюр — древняя усадьба Дома Ллира. Я думал, это каждому известно. Настоящая сокровищница очарования, красоты и волшебства. Итак, о чем я вам тут толковал? А, да! Естественно, я поверил, будто нашел наконец то, что так безуспешно искал. То, что поможет мне вырваться из неизвестности и обрести славу. Колдун, на мою удачу, страстно желал избавиться от этой книги. Так же страстно, как я хотел заполучить ее.

Руки Тарена непроизвольно задрожали.

— Где находится Каер Колюр? — спросил он. — Как нам его найти?

— Найти его? — переспросил Глю — Я не уверен, что от него осталось хоть что-то, что бы имело смысл разыскивать. Поговаривали, будто замок уже многие годы разрушен до основания. Ну и конечно же заколдован, В этом я уверен. И потом, туда так просто не выгребешь.

— То есть ты хочешь сказать, что туда надо плыть на лодке? — засомневался Ффлевддур. — Не мели чепухи! Кто это по суше катит на лодке?

— Именно плыть и как раз на лодке, — печально подтвердил Глю. — Давным-давно Каер Колюр был частью Моны. Но во время великого наводнения он откололся от основной части суши. Теперь это не более чем крохотный островок. Если бы все шло как и должно было идти, — продолжал Глю, — как я задумал, то мне удалось бы добыть оттуда то маленькое сокровище, которое…

— Где этот остров? — оборвал его болтовню Тарен. — Глю, ты должен сказать нам! Мы должны это знать!

— В устье Алау, — раздражаясь, что его перебивают, процедил сквозь зубы Глю. — Но это не имеет никакого отношения к тому, что случилось со мной. Понимаете, колдун…

Тарен уже ничего не слышал. Мысль его заработала четко и быстро. Мэгг увлек Эйлонви к Алау. Ему потребовалась лодка. Не был ли родовой дом Эйлонви конечной целью его пути? Его глаза встретились с глазами Ффлевддура, и Тарен понял, что бард думает о том же.

— …Колдун, — продолжал тем временем тянуть Глю, — так спешил сбыть ту книгу с рук, что я даже не успел заглянуть в нес. А потом было слишком поздно — колдун исчез. Но он обманул меня! Эта книга была… пустая! С пустыми страницами!

— Вот это да! — неожиданно вскричал Рун. — Мы же нашли эту книгу!

— Бесполезная книжица, — махнул рукой Глю, сорвав при этом кончиком пальца громадный кусок скалы с потолка. — Но поскольку уж вы нашли её, можете оставить себе. Она ваша. Подарок. Пусть будет у вас хоть что-то на память обо мне. Может, когда и вспомните бедного Глю.

— Если надеешься на книгу, то мало шансов, — пробормотал себе под нос Ффлевддур.

— Наконец я решил приготовить свои собственные зелья, — продолжал как ни в чем не бывало Глю. — Я хотел быть свирепым! Я желал быть сильным, чтобы весь остров Мона дрожал при виде меня! Надо признаться, это не так-то просто и заняло уйму времени. Увы, результаты вы видите сами. Это конец всех моих надежд, — вздохнул он. — Но, к счастью, вы наткнулись на меня. Вы должны, нет, вы просто обязаны вытащить меня из этой страшной пещеры! Я терпеть не могу этих летучих мышей и ползучих гадов! А здесь их слишком много, уверяю вас, слишком! Они противные, липкие, мокрые, холодные! — Глю передернулся, и стены осыпались градом мелких камней. — Я не могу выносить плесень и эти бесцветные грибы-мокрицы! — в отчаянии вопил он. — Плесень и грибы! Их здесь предостаточно! — Он опять принялся плакать, и жалобные стоны сотрясали пещеру.

— Даллбен, мой хозяин, самый могущественный волшебник в Придайне, — сказал Тарен. — Он наверняка найдет способ помочь тебе и вызволить отсюда. Но теперь нам нужна твоя помощь. Чем быстрее мы освободимся, тем скорее я возвращусь домой, к Даллбену.

— Слишком долго ждать, — простонал Глю. — К тому времени я и сам превращусь в гриб!

— Помоги нам, — настаивал Тарен. — Помоги нам, и мы постараемся помочь тебе.

Некоторое время Глю угрюмо молчал. Лоб его наморщился, губы нервно подрагивали.

— Хорошо, хорошо, — выдохнул он, пытаясь подняться во весь рост. — Следуйте за мной. О… сделайте мне небольшое одолжение, — добавил вдруг он, словно спохватившись. — Если вам не трудно. Это так мало, просто ничтожно. Крохотная просьба. Если вы не возражаете. Если вас это не побеспокоит. Если… ну, короче, это такая малюсенькая просьба. Просто чтобы и я получил небольшое удовлетворение. Самую малую милость прошу у вас. Не будете ли вы так любезны называть меня… королем Глю?

— Клянусь Великим Белином! — вскричал Ффлевддур. — Я готов называть тебя королем, принцем, кем пожелаешь! Только покажи нам выход отсюда… Ваше Величество!.. Сир! Повелитель!

Настроение Глю, казалось, улучшилось, и он с готовностью потащился во тьму пещеры. Путники, карабкаясь по камням, обдираясь и ударяясь о выступы стен, поспешали за ним. Они старались не отставать от великана, мерящего коридоры пещеры своими громадными шагами. Глю, который молчал со дня своего невольного заточения, говорил теперь не умолкая. Он объяснил, что попытался сварить новое зелье, которое помогло бы ему уменьшиться. В одном из залов пещеры, где бил небольшой горячий источник, он устроил нечто вроде мастерской. Здесь, используя кипящую воду, Глю и пытался изготовить свое варево. Сообразительность и уменье Глю, который смастерил пестики, горшки и чашки из старательно выдолбленных камней, поразили Тарена и наполнили его жалостью и уважением к этому нелепому созданию, доведенному до отчаяния. Но мысли его поневоле возвращались к главному, к тому, как поскорей избавиться от великана и вырваться наружу. Он был уверен, что решение загадки лежит в развалинах Каер Колюр, где они непременно найдут Эйлонви.

В нетерпении он все время забегал вперед. Но вот Глю остановился у каменного столба, похожего на печную трубу. Почти у самой земли открывалось узкое устье тоннеля.

— Прощайте, — засопел Глю, указывая на тоннель. — Идите прямо вперед. Там вы найдете выход.

— Я дал тебе слово, — сказал Тарен, наблюдая, как Гурджи, Ффлевддур и принц Рун проползают в отверстие. — Если это будет под силу Даллбену, он поможет тебе.

Зажав в руке золотой шар Эйлонви, Тарен наклонился и протиснулся под низкую зазубренную каменную арку. Летучие мыши всколыхнулись и поднялись пронзительно визжащим облачком. Он услышал, как Гурджи закричал от страха, и не мешкая рванулся вперед. В следующее мгновение он с лета наткнулся на каменную преграду и упал. Шар выскользнул из руки и упал в щель между валунами. С криком ужаса Тарен увидел, как огромный камень медленно вдвигается в проход и запечатывает его. Свет, пробивавшийся в отверстие выхода, превратился в крохотный тонкий лучик, который вскоре тоже погас.

Глю завалил проход.

Глава 12

Могила

Бард, как и Тарен, наскочил головой на стену и теперь пытался встать на ноги. Вопли Гурджи перекрывали визг летучих мышей. Принц Рун, пошатываясь, подошел к Тарену и плечом навалился на неподвижный камень. Шар закатился в дальний угол, но и его мерцающего света хватало, чтобы Тарен мог убедиться — никакого выхода отсюда теперь не было.

— Глю! — позвал Тарен, налегая всем телом на перекрывший выход валун. — Глю, выпусти нас! Зачем ты это сделал?

Пока Гурджи, яростно вскрикивая, бился о громадный камень, молотил по нему кулаками и чуть ли не грыз зубами, Тарен пытался найти хоть какую-нибудь щель. Он слышал, как принц Рун у него за спиной тяжело пыхтел, упираясь руками в неподвижную, словно бы сразу вросшую в каменный тоннель скалу. Ффлевддур, тоже мощно напиравший на громадный валун, вдруг поскользнулся, потерял опору и покатился вниз.

— Жалкий великанишка! — бранился бард. — Лгун! Ты предал нас!

Но ту сторону камня раздался приглушенный голос Глю:

— Простите меня. Мне очень жаль. По что мне оставалось делать?

— Выпусти нас! — потребовал Тарен опять, все еще пытаясь отодвинуть камень.

В бессильном гневе и отчаянии он бросился на землю и стал руками выгребать из-под валуна мелкие камешки в надежде лишить его опоры и сдвинуть с места.

— Убери этот тяжелый камень, ты, злой, нехороший маленький великан! — закричал Гурджи. — Отодвинь задвижки и закрышки! Или свирепый Гурджи размозжит твою большую, слабую голову!

— Мы собирались сделать тебе добро, — взывал Тарен, — а ты отплатил нам предательством!

— Послушай, пораскинь своими мозгами! — вторил ему принц Рун. — Можем ли мы тебе помочь, если погребены здесь?

Слабый, хнычущий голос послышался из-за каменной преграды.

— Слишком долго, — стонал Глю, — слишком долго ждать. Я не выдержу больше ни дня в этой страшной пещере! Кто знает, станет ли Даллбен заботиться о судьбе какого-то Глю? Очень может быть, что и не подумает. Все должно быть сделано сейчас. Слышите? Сейчас!

— Глю, — проговорил Тарен, изо всех сил стараясь быть спокойным и терпеливым, потому что теперь был убежден, что великан просто рехнулся. — Слушай меня внимательно. Мы. Ничего. Не можем. Сделать. Для тебя. Сами. Иначе. Мы. Давно бы уже. Сделали. Не-пре-мен-но!

— Нет можете! Можете! — воскликнул Глю, — Вы должны помочь приготовить мне новое зелье! Я уверен, его можно сварить и вернуть меня обратно в нормальное состояние! Это всё чего я прошу. Разве это так много?

— Если ты хочешь подружиться с нами, держа нас в заперти, так же как и Ллиан, то это очень странный способ заводить новые знакомства, — сказал бард, и его глаза расширились от внезапно пришедшей тревожной мысли.

— Великий Белин, — прошептал Ффлевддур, — Он хочет сделать с нами то же, что и с Ллиан…!

Когда до Тарена дошло то, что сказал бард, у него задрожали коленки, как будто началось землетрясение.

— Ффлевддур, — прошептал он, — Глю правда безумен! Эта пещера свела его с ума.

— Я этого не допущу, — ответил бард, — У него ведь никого больше нет, чтобы ставить свои эксперименты.

Ффлевддур припал к камню, сложил руки рупором и крикнул:

— Ты не сможешь этого сделать! Ты, несчастный хныкающий червь! Мы не будем пить эти зелья, даже если ты заставишь нас голодать! А если попробуешь влить их насильно, то ты узнаешь, как больно может укусить Ффлевддур Пламенный!

— Я обещаю, что не буду вас заставлять ничего пить, — сказал Глю, — Я выпью зелье сам, ведь это страшный риск. Вдруг я превращусь в облачко дыма и просто развеюсь? Никогда не знаешь, какого эффекта можно ожидать от этих зелий.

— Да, мне будет жаль, если случиться что-то подобное, — пробормотал Ффлевддур.

— Нет, нет, — продолжал Глю, — Это вам не грозит, можете быть уверены. А то что мне нужно займёт всего лишь минуту! Несколько секунд! И мне нужен будет всего лишь один из вас, только один! И вы не можете говорить, что я прошу слишком многого, вы не можете быть такими эгоистами…

Голос Глю стал неистовым. Великан захлебывался, всхлипывал, вскрикивал. Просительные нотки в его голосе сменились злобным подвыванием. Он глотал слова, проборматывал их, и Тарен не все мог уже разобрать. Но смысл слов великана дошел до него. Тарена стало трясти от ужаса, кровь отлила у него от сердца, и холод пробрал все его существо.

— Глю! — закричал он в отчаянии. — Что ты решил сделать с нами?

— Пожалуйста, пожалуйста, постарайтесь понять. — Голос Глю снова обрел твердость и ясность. — Это мой единственный шанс. Я уверен, что все получится. Я все тщательно обдумал. У меня было время хорошенько подумать, пока я сидел в этой темнице. Я знаю, что смогу сварить правильное зелье. У меня есть все, что требуется. Кроме одной вещи. Одного крохотного составляющего! Это нисколько вам не повредит. Вы даже ничего не успеете почувствовать! Клянусь вам!

Тарен в ужасе задыхался.

— Ты хочешь убить одного из нас?

Воцарилось долгое молчание. Наконец они снова услышали голос Глю. Великан казался ужасно обиженным.

— Ты творишь так… так, будто я желаю причинить вам зло.

— Клянусь Великим Белином! — взъярился Ффлевддур. — Дай мне только дотянуться до твоей сморщенной тонкой шеи, и я покажу тебе, что такое причинять зло.

Снова наступила тишина.

— Пожалуйста, — тихо, проговорил Глю, — постарайтесь стать на мое место.

— С удовольствием! — гаркнул Ффлевддур. — Только отодвинь камень, и мы тут же займем твое место!

— Не думайте, что мне просто было решиться на это, — продолжал Глю, не отвечая на слова барда. — Вы все мне нравитесь. Особенно этот маленький, пушистый. Мне ужасно неприятно предлагать вам это. Но у меня нет надежды, что еще кто-то спустится сюда вскоре. Вы же понимаете это не хуже меня, правда? Вы не сердитесь? Я никогда не прощу себе, если это так.

Никто ему не ответил.

— Даже сейчас, — жалобно добавил Глю, — я не знаю, как заставить себя взять одного из вас. Нет, нет, я не могу. Не хватает мужества. Не заставляйте меня так мучиться. Вы должны, вы обязаны сами решить. Это будет самым лучшим решением, ведь правда?

И снова ответом ему было молчание.

— Поверьте мне, — умолял Глю, — мне это еще труднее, чем вам. Но я закрою глаза и не увижу, кого вы выберете. А потом, когда все будет кончено, мы все вместе постараемся об этом забыть. Мы станем лучшими друзьями… с теми из вас, кто останется. Я выведу вас отсюда, обещаю. Мы разыщем Ллиан… О, как приятно будет увидеть ее снова… И все будет хорошо.

Глю зашевелился, чем-то зашуршал.

— Сейчас, сейчас, — бормотал он, — мне только нужно кое-что приготовить. Я не заставлю вас долго ждать…

— Глю! Послушай меня! — позвал его Тарен. — Тобой управляет зло, самое настоящее зло! Выпусти нас, одумайся!

Молчание. Камень не шевельнулся.

— Копайте, друзья! — воскликнул Ффлевддур, погружая свой меч в щебень под камнем. — Копайте! Мы спасем себя сами!

Тарен и Гурджи вытащили из ножен мечи и, толкаясь локтями в тесноте, с жаром принялись кромсать землю под тяжелым камнем. Они изо всех сил вонзали крепкие клинки в каменное месиво, отгребали щебень руками. Острия клинков звенели, натыкаясь на крупную гальку. Но все их усилия привели к тому, что под камнем образовалась еле заметная неглубокая ямка. Принц Рун попытался подсунуть меч под камень, однако лезвие клинка треснуло и надломилось.

Тарен поднял золотой шар. Встав на четвереньки, он обследовал все уголки их тесной тюрьмы в надежде при его слабом свете обнаружить хоть какую-нибудь щель, разлом или трещину в камне, которую они смогли бы увеличить. Грани громадного камня были гладкими и монолитными.

— Он здорово нас запер. — Тарен сел на землю и прислонился спиной к камню. — У нас есть только один выход. — Он мрачно оглядел своих спутников. — Тот, что предлагает Глю.

— Насколько я понял, — сказал Рун, — ему нужен только один из нас. Тогда останется трое. Этого достаточно, чтобы продолжать поиски принцессы.

Тарен размышлял несколько мгновений.

— Только-только я сумел разгадать замысел Мэгга, — горько вздохнул Тарен. — Я догадался, что он потащил Эйлонви в Каер Колюр. Теперь эта моя догадка ничего не стоит. Мы не сможем вырваться отсюда. Все-все бесполезно.

— Бесполезно? — воскликнул Рун. — Вовсе нет! Нам лишь надо сделать то, что требует Глю. И остальные смогут идти дальше.

— Ты думаешь, этот длинный червяк сдержит свое слово? — сердито спросил Ффлевддур. — У меня к нему веры столько же, сколько и к Мэггу.

— И все же, — настаивал Рун, — мы не можем быть уверены, пока не попытаемся.

Все притихли, словно затаили дыхание. Гурджи, который сидел в тени камня, обнял своими шерстистыми руками колени и с испугом уставился на Тарена.

— Гурджи пойдет, — вдруг тихо сказал он. Бедняга так дрожал, что еле мог выговорить эти слова. — Да, да, Гурджи отдаст свою бедную, слабую голову на жарку и варку, на коптилку и кипятилку.

— Смелый, мужественный Гурджи. — Тарен положил руку на его вздрагивающее плечо. — Я знаю, что ты без колебаний отдашь свою вовсе не слабую голову. — Он крепче обнял обмякшего под его рукой Гурджи — Но в этом нет надобности. — Голос Тар-на теперь звучал твердо. — Мы должны оставаться вместе. Если Глю хочет заполучить жизнь одного из нас, ему придется дорого заплатить за это!

Ффлевддур с новой энергией набросился на камень, царапая низ его острым клинком.

— Согласен с тобой, дружище, — пыхтел он — Мы должны держаться друг друга и стоять до последнего! Как только этот коротышка… о, дьявол!.. Я все еще считаю его мелкотой, хоть он и вымахал под потолок! Так вот, как только этот длинный червяк поймет, что мы добровольно не сдадимся, он сам схватит одного из нас. У него ведь сердце комара и благородство блохи! К тому же он потерял всякую надежду вырваться отсюда. Если же мы станем сопротивляться, он убьет нас всех…

— Не считаешь ли ты, что мы должны принять условия Глю? — насупился Тарен.

— Ни в коем случае! — воскликнул Ффлевддур. — Я с мечом в руках стану перед ним и буду рубить этого червяка начиная с колен, пока не доберусь до его глупой головы! Просто я хотел напомнить всем о том риске, которому мы подвергаемся. Но поскольку идея выбирать среди нас одного и отдавать его на заклание совершенно нелепа, то предлагаю больше и не обсуждать ее.

— А я считаю, нужно! — с горячностью воскликнул принц Рун.

Тарен с удивлением повернулся к нему. Принц Моны застенчиво улыбался.

— Это единственное, что устроит и успокоит Глю, — пояснил он. — И я считаю, что это не такая уж высокая цена.

— Жизнь не имеет цены! — отрезал Тарен.

— Боюсь, что на этот раз ты не прав, — все еще улыбаясь, возразил Рун. — Я много думал об этом с того момента, как мы оказались заперты в пещере. И думаю, нет смысла закрывать глаза на то, что видно каждому. Я… я ни в чем не умел помочь вам. Наоборот, доставляю одни неприятности и заботы. Не то чтобы я делал это специально, вы же понимаете, но так уж со мной всегда. Поэтому, если без кого из нас и можно обойтись, то этим человеком, без сомнения, должен быть… я.

Заметив порыв Тарена, пытавшегося остановить его, Рун поспешно продолжал:

— Это правда! — Он словно бы не слышал крика протеста, вырвавшегося из уст Тарена. — Я рад, что хоть чем-то смогу быть полезен… В особенности если это поможет Эйлонви. Я уверяю вас, что нисколько не боюсь. Ведь Глю сказал же, что все это займет лишь мгновение!

Он продолжал при этом застенчиво улыбаться, будто выпрашивал у друзей некую милость и снисхождение.

— Здесь, среди нас, нет никого, кто бы не согласился отдать свою жизнь за друга, — захлебывался он, торопясь высказать все до конца. — Ффлевддур Пламенный рисковал своей жизнью в логове Ллиан. Даже бедный Гурджи готов предложить свою жизнь сейчас. — Он поднял голову и глянул прямо в глаза Тарену. — Видите? Бард. Смиренное лесное существо. Помощник Сторожа Свиньи. — Он прерывисто вздохнул. — Может ли принц сделать меньшее? А я, я вовсе не уверен, что в иных обстоятельствах смогу соответствовать званию и предназначению принца. Зато сейчас…

Рун умолк. Тарен долго, пристально глядел на принца.

— Ты говоришь о предназначении принца, — медленно произнес Тарен. — Я считал тебя всего лишь беспомощным баловнем судьбы. И был не прав. Ты — настоящий принц и лучше, чем я когда-либо думал. Но этой жертвы от тебя не требуется. Я не допущу ее. Ты же помнишь о моей клятве твоему отцу?

Принц Рун усмехнулся.

— На самом деле это непосильная да и глупая клятва, — сказал он. — Очень хорошо, я освобождаю тебя от нее. Послушайте, — вдруг насторожился он, — это удивительно! Интересно, что случилось со всеми летучими мышами?

Глава 13

Лестница

— Да… они улетели! — Тарен быстро обежал лучом золотого шара пространство пещеры. — Все до единой!

— Да, да! — подхватил Гурджи. — Нет ни писков, ни визгов!

— Не могу сказать, что я очень печалюсь об этом, — усмехнулся бард. — Правда, я всегда уживался и с летающими птицами, и со шмыгающими мышами. Но когда они соединяются в одном существе… бр-р! — я стараюсь их избегать.

— Летучие мыши на этот раз могут сослужить нам отличную службу, оказать дружескую услугу, — сказал Тарен. — Они могут стать нашими проводниками. Рун просто молодчина, что заметил это. Летучие мыши нашли выход отсюда. Нам остается последовать за ними.

— Ага! — ухмыльнулся бард. — При этом нужно лишь самим превратиться в летучих мышей. Тогда, смею надеяться, у нас никаких сложностей не будет.

Тарен торопливо осматривал стены их темницы, гуляя лучом золотого шара по стенам, полу, потолку, осматривая пристально каждую трещинку, каждый отколовшийся кусок глыбы, но обнаружил лишь несколько мелких вмятин, из которых смог выскрести горсточку каменной пыли.

Снова и снова он скользил золотым лучом по пещере. Слабая, еле заметная извилистая линия прочертилась среди камней у самого потолка. Тарен отступил назад, задрал голову и стал внимательно изучать ее. Тень от луча света углубилась, и Тарен понял, что она обозначает узкий выступ, трещину в каменном монолите.

— Вот он! — вскричал Тарен, стараясь держать в своих вдруг задрожавших руках шар так, чтобы луч не соскальзывал с найденной трещины. — Вот… его едва можно заметить. Стена искривляется и скрывает его. Но вон там, где камень, кажется, подходит вплотную к потолку…

— Изумительно! — восторженно вторил ему принц Рун. — Удивительно! Это на самом деле проход! Летучие мыши выскользнули именно здесь! Ты думаешь, мы тоже сможем?

Установив на неровном полу золотой шар так, чтобы свет падал на верх камня, Тарен попытался вскарабкаться по его почти отвесной поверхности, цепляясь за малейшие неровности, но стена была слишком крутой, руки его соскальзывали, ноги тщетно нащупывали какой-нибудь выступ. Тарен не смог подняться даже на высоту своего роста и рухнул на землю. Гурджи тоже попытался взобраться по скользкой поверхности скалы. Но, несмотря на всю его звериную ловкость, он преуспел чуть больше Тарена и соскользнул назад, смущенно отдуваясь и постанывая.

— Как я и предполагал, — буркнул Ффлевддур, — нам не хватает лишь нескольких пар крыльев.

Тарен не отрывал глаз от недоступного прохода, который словно бы насмехался над ними, обещая свободу и отрезая все пути к ней.

— Мы не можем забраться на стену, — хмуро сказал Тарен. — И все же нельзя терять надежды. — Он скользнул взглядом по своим понурившимся друзьям и снова впился глазами в тень прохода вверху — Веревка нам не поможет, — размышлял он вслух, — впрочем, ее у нас и нет. И нет никакой возможности ее раздобыть… Но лестница…

— О! Это то, что нам надо! — подхватил Ффлевддур. — Но, увы, и ее нет у нас, а соорудить ее не из чего. Так не будем тратить времени на сожаления о том, чего нет.

— У нас есть лестница! — воскликнул Тарен. — Во всяком случае есть, из чего соорудить ее! Да. И вы увидите ее сейчас же!

— Что? Что? — обомлел бард. — Ффлевддур Пламенный умен, но ты, кажется, превзошел его?

— У нас есть лестница, — спокойно сказал Тарен. — Нам не надо искать ее. Мы сами — лестница!

— Клянусь Великим Белином! — завопил Ффлевддур, хлопая в ладоши. — Это великая идея! Да, мы будем взбираться на плечи друг другу! — Он измерил взглядом высоту стены. — Все же высока! — покачал он головой. — Даже стоящий на самом верху нашей лестницы едва сможет дотянуться до верха.

— И все же он достанет! — настаивал Тарен. — Это наш единственный шанс.

— Не наш, а его, того, кто будет на самом верху, — поправил Тарена бард, — Кто бы ни забрался на самый верх, он, выскользнув, укоротит нашу лестницу как раз на величину своего роста. Наш выбор едва ли лучше того, что предложил Глю, — мрачно добавил он. — Даже похуже, потому что таким образом спастись может лишь один из нас.

Тарен растерянно кивнул. Гурджи вскарабкался на плечи барда и попытался заглянуть в трещину.

— А вдруг там палка-спасалка? Или виноградная лоза? — воодушевился он. — Верхний спустит ее нижним, и тогда… — Он вдруг осекся.

К ним донесся голос Глю.

— У вас все в порядке? — воззвал великан. — А здесь, снаружи, просто великолепно! Я приготовил все, что нужно. Надеюсь, вы не огорчены и не передумали и один из вас не откажется выйти вперед? Только ничего не надо говорить! Мне тоже невесело. Да что там, я опечален! Так же, как и вы.

Тарен быстро повернулся к принцу Моны.

— Я прекрасно знаю и понимаю своих друзей и потому смело говорю от их имени, — прошептал он. — Наш выбор сделан. Слишком поздно надеяться, что нам всем удастся спастись. Постарайся добраться до Каер Колюр. Если Карр встретится тебе, доверься ей. Она покажет дорогу туда.

— Но я и не собирался оставлять вас! — возразил Рун — Это ваш выбор, но не мой. Я не стану…

— Принц Рун, — жестко сказал Тарен, — разве ты забыл, что обещал подчиняться моим приказам? — Камень, закрывавший проход, шевельнулся и заскрипел по гальке. Тарен услышал натужное сопение Глю. — Это ты тоже должен взять, — быстро сказал! Тарен, всовывая в руку принцу золотой шар. — Эта игрушка по праву принадлежит Эйлонви, и ты отдашь ее принцессе. — Он отвел глаза. — Пусть этот шар ярко сияет на вашей свадьбе.

По мановению руки Тарена Гурджи быстро взобрался на плечи барда, который припечатался к стене. Рун все еще колебался. Тарен бесцеремонно схватил его за воротник куртки и потащил к только что возникшей живой лестнице.

Затем Тарен сам взобрался на спину Ффлевддуру и осторожно перебрался на скорчившегося Гурджи.

Человеческая лестница опасно закачалась. Закряхтевший под весом стоящих на нем, Ффлевддур хрипло поторопил Руна. Тарен почувствовал, как руки принца вцепились в него и тут же соскользнули. Гурджи тяжело пыхтел, готовый, кажется, вот-вот скатиться вниз. Тарен нагнулся, решительно ухватил Руна за пояс и поволок его наверх. Наконец он почувствовал, как сначала одно колено, а потом и второе тяжело встали ему на плечи.

— Щель слишком высоко, — выдохнул Рун.

— Распрямляйся! — рявкнул Тарен. — Осторожнее, — мягче добавил он, — ты уже почти у цели.

Последним усилием он постарался подняться и вытянуться так, чтобы Рун дотянулся до выступа. Внезапно плечи его освободились от тяжелой ноши.

— Прощай, принц Моны! — крикнул Тарен и почувствовал, что кубарем летит вниз.

Одновременно раздался предупреждающий вскрик Ффлевддура. Но было поздно. Тарен грохнулся спиной о каменный пол пещеры и на мгновение потерял сознание. Когда он очнулся и попытался встать, боль отдалась во всем теле. Непроглядная тьма окружала его. Тарен пошарил в темноте и наткнулся на барда, который шарахнулся в сторону. Струя холодного воздуха ударила в лицо. И Тарен догадался, что Глю отвалил камень. Он скорее почувствовал, чем увидел громадную тень, просунувшуюся в отверстие. Не раздумывая, Тарен выхватил из ножен меч и с силой ткнул острием клинка в эту шевелящуюся тень. Клинок наткнулся на что-то твердое.

— Л-аа! У-уу! — завопил Глю — Не смей этого делать!

Рука Глю, пораженная клинком Тарена, ускользнула обратно во тьму. Тарен услышал, как Ффлевддур с лязгом вытаскивает свой меч. Гурджи прислонился к Тарену и, быстро-быстро нагибаясь, стал поднимать и швырять камни.

— К бою, друзья! — воскликнул Тарен. — Докажем, что он такой же большой трус, как и великий врун! Вперед! Не дадим ему снова завалить нас!

С поднятыми мечами друзья кинулись в образовавшееся отверстие. Тарен знал, что Глю возвышается над ними где-то здесь, во тьме, но не осмеливается ударить, потому что боится уничтожить их всех разом. Кто-то из них нужен ему живым.

— Вы все испортили! — гнусавил Глю. — Что же мне, самому вас хватать? Зачем вы заставляете меня делать это? Нечестно с вашей стороны! Я думал, вы понимаете! Я думал, вы хотите мне помочь!

Воздух ураганом засвистел над головой Тарена, когда Глю бросился на него. Тарен мгновенно упал ничком на острые камни. И тут же услышал крик Ффлевддура:

— Проклятье! Этот коротышка-великан видит в темноте, как днем!

До сих пор друзья держались вместе, плечом к плечу. Но вдруг невероятная сила оторвала Тарена от земли и потащила в сторону. Он яростно сопротивлялся, уворачиваясь в то же время от сыплющихся на него ударов тяжелой руки Глю. Вырвавшись, он упал на груду камней и покатился вниз. Раздался плеск, и Тарен почувствовал, что угодил в лужу, нет, в поток отвратительно пахнущей жидкости.

Глю отчаянно завыл.

— Вот ты и сделал это! Ты разлил мое зелье! Остановись, остановись, ты же все смешаешь и расплещешь!

То, что, вероятно, было ногой гиганта, загромыхало прямо у головы лежащего Тарена. Он стал неистово размахивать мечом. Клинок зазвенел, и руку Тарена с мечом отнесло в сторону, но одновременно раздался ужасный вопль Глю. Громадная тень заметалась, и казалось, она прыгает на одной ноге. Тарен испугался, что великан ненароком наступит на него и раздавит, как муравья. Земля тряслась под тяжестью Глю. Почти ничего не видя в темноте, Тарен шарахнулся подальше от мечущейся и грохочущей тени.

В следующее мгновение он поскользнулся и, подняв фонтан брызг, шлепнулся в холодную лужу. Он дико молотил руками, пытаясь дотянуться до какого-нибудь камня и ухватиться за выступ. Вода мерцала холодным, бледным светом. Когда Тарен наконец выбрался из лужи, к его рукам, лицу, одежде, волосам словно бы прилипли яркие, светящиеся капли. Теперь спасения не было. Гирлянда светящихся капель предательски выдавала каждое его движение. Положение стало безнадежным.

— Бегите! — закричал Тарен. — Пускай Глю гонится за мной!

Один шаг понадобился великану, чтобы оказаться рядом. Свет, исходящий от усеявших одежду капель, помогал теперь Тарену видеть хоть что-нибудь. Он храбро кинулся вперед, размахивая мечом. Рука Глю легко отбросила его.

— Пожалуйста, пожалуйста, я умоляю тебя, — хныкал великан, — не пытайся сделать все хуже, чем оно есть! Мне и так теперь придется снова варить свое зелье! Может, ты что-нибудь мне посоветуешь? Или предложишь кого-нибудь взамен себя?

Великан уже тянул к Тарену свои громадные руки, готовясь схватить его. Тарен в последнем тщетном усилии спастись поднял над головой меч. Нет, он не дастся живым!

Золотые лучи, яркие и слепящие, как полуденное солнце, вспыхнули и разлетелись у него над головой.

С криком боли Глю закрыл руками глаза.

— Свет! — завизжал он. — Уберите свет! Я отвык от него! Он слепит меня! О-о, больно!

Визг его перешел в крик, а потом ударил в своды пещеры диким воплем. Великан пытался защититься руками от все увеличивающегося потока света. От его оглушающего рева вздрогнули стены, затряслись и обломились ледяные сосульки на потолке. С грохотом рухнули обломки льда на пол, и мелкие кристаллики осыпали Тарена. Внезапно Глю рухнул на пол ничком и растянулся во весь свой неимоверный рост. Голова его пропала где-то во тьме коридора. Он лежал теперь без движения, и лишь последняя упавшая сосулька скользнула по его спине и с мелодичным звоном раскололась о камень. Тарен, все еще ошеломленный всем происшедшим, застыл на месте. Посреди пещеры стоял принц Рун. Золотой шар сверкал в его руке.

Глава 14

Пустая книга

— Привет, привет! — весело закричал Рун. — Вы удивлены? Но я не собирался нарушать приказ! Просто после того, как мне удалось выбраться наружу, я… я просто не мог уйти, представив, что вас тут собираются сварить заживо. Ну, не смог этого сделать, и все тут! Ведь никто из вас не сумел бы выбраться отсюда, это же ясно. — Он тревожно поглядел на Тарена. — Ты не сердишься?

— Ты спас нам жизнь, — сказал Тарен, обнимая Руна. — Как же я могу сердиться? Тебя можно упрекнуть только в том, что рисковал своей жизнью.

— Радость и счастье! — заплясал Гурджи. — Бедная, слабая голова Гурджи не расколется под ножищами грохотуна-топтуна! А добрый принц избавил нас от жарки и варки!

— Но самая удивительная вещь — этот шар! — не унимался Рун. — Он не хотел светиться даже после того, как я достал его там, в пещере. — он с любопытством уставился на золотую сферу, лучи которой уже начали тускнеть, и вернул её Тарену, — Я не знаю, что случилось, но он вдруг стал сиять всё ярче и ярче. Невероятно!

— И эта вещь смогла остановить его, — промолвил бард, глядя на распростёртое тело великана, — Он был здесь так долго, в этой темноте, что не смог вынести света. Хотя он и кажется на вид добродушным, но всё равно он мерзкий длинный червяк! — добавил он.

Затем Ффлевддур опустился на колени и заглянул в лицо Глю.

— У него хорошая шишка на голове, но он всё ещё жив, — Ффлевддур положил руку на меч, — Думаю было бы разумно убедиться в том, что он не проснётся.

— Оставь его, — сказал Тарен, отстраняя руку Ффлевддура от меча, — Он конечно хотел причинить нам зло, но мне его всё равно жаль, и я хочу спросить Даллбена, нельзя ли будет ему помочь.

— Ну хорошо, — с неохотой сказал бард, — Хотя он и не сделал бы для нас того же. Однако Ффлевддур Пламенный милостив! А теперь давайте думать, как нам выбраться отсюда.

— Как ты спустился сюда? — спросил Тарен у Руна, — Там была какая-нибудь лиана?

Принц замешкался и потупил взор.

— Я… Я не добрался до верха, — пробормотал он, — Я подумал о вас и спустился. Удивительно, ведь это мне даже в голову не пришло! Мне жаль, что так вышло… Теперь уже ничего не сделать…

— Не совсем, — попытался приободрить Тарен принца, — Мы ведь можем поднять тебя наверх опять, и ты поищешь что-нибудь, что поможет подняться нам всем. Но нам нужно торопиться.

— Друзья мои, я не вижу никакой необходимости снова стоять друг у друга на головах! — внезапно воскликнул Ффлевддур, — Есть более простой способ. Смотрите!

Бард указал на стену пещеры. Там, где раньше был сплошной камень, теперь зияла щель, сквозь которую со свистом врывался свежий воздух.

— Нам есть за что благодарить Глю. При всех своих криках и рёвах, он так хорошо стукнулся головой о камень, что теперь мы выберемся отсюда в мгновение ока! Он сказал, что хочет заставить Мону дрожать, и, клянусь великим Белином, он сделал это! — добавил Ффлевддур, — За мной!

Друзья поспешили к пролому и начали карабкаться через завалы разбитых камней. Однако принц Рун вдруг остановился и начал что-то искать в своём пиджаке.

— Это удивительно! — воскликнул он, — Я помню, что положил её сюда.

С озабоченным видом, принц начал проверять все свои карманы ещё раз.

— Скорее, — поторопил его Тарен, — Нам не стоит тут задерживаться и ждать, пока Глю придёт в себя. Что ты там ищешь?

— Моя книга, — ответил Рун, — Где она может быть? Должно быть она выпала, когда я пролезал через ту щель. Или, возможно…

— Забудь про неё! — выкрикнул Тарен, — Она ничего не стоит. Ты уже рисковал жизнью! Не рискуй ею снова ради какой-то книжки с пустыми страницами!

— Это подарок. И потом, она красивая, — упрямился Рун. — В конце концов, она может и пригодиться, кто знает? Она, должно быть, где-то здесь, недалеко. Идите вперед, я догоню вас. Это займет минутку, не больше. — Он повернулся и зашагал назад к тоннелю.

— Рун! — закричал Тарен, помчавшись следом.

Но принц Моны исчез в темноте. Тарен наткнулся на него, ползающего на коленях по усеянному щебнем иолу.

— Восхитительно! — обрадовался Рун. — Мне как раз недоставало немного света. Направь свой золотой лучик вот сюда. Ага, теперь все пойдет как надо! Сначала поищем там, где я взбирался вам на спину. Если она выпала именно тогда, то, без всякого сомнения, должна лежать где-то у стены…

Тарен был готов в случае неожиданного обвала подхватить принца и оттащить его от стены. Он подошел поближе, когда раздался победный вскрик Руна.

— А вот и она! — завопил принц. Он поднял книгу, стряхнул с нее каменную пыль и повертел в руках, тщательно осматривая. — Надеюсь, она не порвалась, — бормотал он. — Все эти карабканья могли здорово повредить её, порвать страницы… Нет, кажется… — Он умолк и печально покачал головой — Так и знал! Она испорчена! Все страницы поцарапаны, в каких-то черточках и отметинах! Что такое?

Он сунул обтянутую кожей книгу в руку Тарену.

— Посмотри, — сказал он, — какая жалость. И страницы склеились. Теперь она действительно никуда не годится.

Тарен собирался откинуть книгу в сторону, в кучу мусора, и наконец-то увлечь принца отсюда поскорей, но взгляд его случайно упал на раскрытую страницу. Глаза его расширились от удивления.

— Рун, — прошептал он, — это не просто царапины. Тут что-то написано. Смотри, какие аккуратные и ровные строчки. А я-то думал, что страницы пустые.

— И я так же думал, — опешил принц. — Что бы это могло…

Из темноты раздался голос Ффлевддур а, поторапливающего их. Тарен и принц Рун поспешили к друзьям. Гурджи уже добрался до отверстия в на верху и делал им оттуда приглашающие знаки.

— Книга, которую мы нашли в домике Глю… — начал Тарен.

— Не волнуйся ты об имуществе этого великанчика. Лучше подумай о нем самом, — перебил его Ффлевддур. — Смотри, он зашевелился! Бежим, или мы все-таки закончим жизнь в котле с его зельем!

Солнце только взошло, но после мрачной и сырой пещеры оно показалось им необыкновенно ярким и теплым. Друзья с благодарностью вдыхали свежий весенний воздух. Гурджи с радостным криком помчался вперед. Вскоре он вернулся с хорошими новостями: река оказалась совсем недалеко отсюда. И они не мешкая поспешили к ней.

По дороге Тарен протянул книгу Ффлевддуру.

— В ней наверняка скрыта какая-то тайна, — сказал он. — Письмена древние, и почерк неясный. Я не могу прочесть. Но самое удивительное, что строки эти появились в пустой книге сами собой.

— После всех невзгод, которые обрушились на нас, вполне понятно, что тебе хочется немного посмеяться и пошутить, — не оборачиваясь, ответил бард. — И все же пока еще не время для шуток.

— Шуток? Но я не шучу! — возразил Тарен, снова заглядывая в книгу. Но что это? Страницы вновь были пустыми, как и прежде! — Письмена… — Тарен чуть ли не заикался. — Они… они исчезли!

— Друг мой, — мягко сказал бард, — тебя подвели глаза. У реки мы положим тебе на лоб холодную тряпку, и ты почувствуешь себя гораздо лучше. После того, что с нами произошло, ты еще держишься молодцом. Подумать только! Темнота, отвратительный коротышка-великан, жаждущий тебя сварить. Тут кто угодно свихнется.

— Но я уверен, что видел письмена и знаки! — настаивал Тарен. — Даже в тусклой полутьме пещеры!

— Это правда, — подтвердил Рун, который внимательно следил за их разговором. — Я сам видел. Никакой ошибки быть не может. И свет шара падал прямо на страницы.

— Шар! — вдруг ахнул Тарен. — Подождите! Неужто? — Он торопливо вытащил золотой шар.

Все сгрудились вокруг Тарена и молча смотрели, как он медленно сближает золотую штуковину с раскрытой книгой. Когда свет расцвел золотым цветком в его руке, Тарен направил его так, чтобы лучи омывали страницы книги.

Письмена тут же возникли. Резкие и отчетливые, они были словно бы вырезаны на белой странице.

— Изумительно! — радостно вскричал Рун. — Ничего удивительнее в своей жизни не видел!

Тарен опустился на траву, продолжая держать шар как можно ближе к листам книги и переворачивая страницы дрожащими пальцами. Странные записи плотными строчками заполняли каждую страницу сверху донизу. Бард протяжно свистнул.

— Что это значит, Ффлевддур? — спросил Тарен, с беспокойством глядя на барда.

Ффлевддур побледнел.

— Это значит, — веско сказал он, — что мы должны поскорей избавиться от этой книги. Брось ее в реку. Мне стыдно признаться, но я не могу прочесть ни слова. Никогда не мог постигнуть все эти премудрости, выучить все эти тайные надписи и древние буквы. Но почуять волшебство могу. — Он пожал плечами и отвернулся. — Лучше я и смотреть не буду, если не возражаешь. Не то чтобы это пугало меня, но ты же знаешь мое правило — не совать нос не в свое дело. А эти строки что-то уж больно притягивают меня, начинают волновать.

— Если Глю говорил правду, эта книга появилась у него из заколдованного места, — медленно произнес Тарен. — Но что она может поведать нам? И все же я не стану выбрасывать или уничтожать ее, — сказал он, пряча книгу в карман. — Не могу объяснить, но чувствую, что прикоснулся к великой тайне. Это похоже на прикосновение мотылька, который лишь слабо задел крылышком твою руку и улетел.

— Гм, — поежился Ффлевддур, опасливо глядя на Тарена, — если ты настаиваешь на том, чтобы таскать эту книгу с собой, то не обессудь, коли я стану держаться от тебя подальше. Да и ты постарайся идти в нескольких шагах от меня.

День давно уже перевалил за свою середину, когда спутники достигли берега реки, но, несмотря на усталость, они бурно радовались своей удаче. Остатки их самодельного плота все еще валялись у воды. Они немедленно принялись за его починку. Принц Рун с непривычным для него упорством трудился вместе со всеми, не жалея сил. На некоторое время, увлеченный работой, Тарен забыл, что принц Моны помолвлен с Эйлонви. Он подтаскивал тонкие стволы, помогал перевязывать и перетягивать их гибкими виноградными лозами. Рун пыхтел рядом. И вот теперь печальные мысли вновь нахлынули на Тарена, тяжелым камнем легли на сердце.

— Ты можешь гордиться, — тихо сказал он. — Ведь ты хотел доказать, что достоин звания принца, нс так ли? Ты сделал это, Рун, сын Руддлума.

— А что, может быть! — встрепенулся Рун и с таким удивлением глянул на Тарена, будто эта мысль не приходила ему в голову. — Но странная вещь! Это не кажется мне теперь столь важным, как прежде. Удивительно, но это правда!

К тому времени, когда плот был готов, солнце уже начато садиться. Тарен, который по мере того как день истаивал, становился все беспокойнее, неустанно поторапливал и даже иногда раздраженно понукал своих спутников. Он потребовал сейчас же спускать плот на воду, а не пережидать ночь на берегу. И они, послушные его настояниям, взобрались на плот и оттолкнулись от берега.

Сумерки вскоре окончательно поглотили долину. Воды Алау серебристыми полосами струились под взошедшей на небо луной. Берег с набегающей грядой холмов был тих и сумрачен. Гурджи, снова утыканный сухими листьями и веточками, свернулся посреди плота и лежал неподвижно, словно куча хвороста. Рядом с ним мирно похрапывал принц Моны. На его круглом добродушном лице застыла счастливая улыбка. Тарен и Ффлевддур, охраняя покой друзей, бодрствовали. Они старательно, общими усилиями направляли свое нелепое и неуклюжее судно на середину реки. И плот, несомый быстрым течением, споро скользил по волнам, устремляясь к морю.

Изредка они перебрасывались отрывочными фразами и словами. Ффлевддур все еще не мог унять своего беспокойства по поводу злополучной книги. Мысли Тарена витали уже в завтрашнем дне, который, надеялся он, приблизит их к цели поисков. Еще и еще раз он спрашивал себя: правильный ли выбор сделал? Даже если Эйлонви действительно привезли в Каер Колюр, у него не было никаких оснований надеяться, что Мэгг… или… Ачрен все еще держат ее там. Размышления не прибавляли уверенности. А тут еще новые загадки — книга да и странные свойства золотого шара Эйлонви. Все это смущало его и немного страшило.

— Почему, — бормотал он, — почему написанное проявляется только при свете шара? И почему шар стал светиться и в руках Руна, хотя прежде никогда этого не делал? И почему светится в моих руках?

Ффлевддур внимательно посмотрел на него.

— Как настоящий бард, — важно сказал он, — я немало знаю об этих волшебных вещах и могу поведать тебе… — Струна на арфе звякнула, натянулась и лопнула. — М-да, — смутился Ффлевддур, — сознаюсь, я мало знаю об этих волшебных штуках. У Эйлонви, конечно, дар делать ясным все, чего она коснется. Ты же знаешь, она чуть-чуть волшебница. Да и шар — ее игрушка. Для кого-нибудь другого он… то есть его свет… не всякий, кто берет его в руки!.. ну, например, ты… непонятно, как это он независимо от твоей воли вдруг… И почему именно у тебя или у Руна в руках?..

Ффлевддур совершенно запутался и умолк. Тряхнув головой, он вдруг встрепенулся.

— Видишь ли, — продолжал бард, — в пещере, когда я пытался зажечь свет, я упорно твердил себе: если я только сумею сделать это, если я только сумею… Ох, как я страстно желал этого!

— Возможно, — тихо начал Тарен, разглядывая лунно-белый берег скользящей под ними реки, — возможно, ты и прав. Поначалу я просто хотел добыть свет. Но потом стал думать об Эйлонви, и только о ней. Эти мысли заполнили всего меня. И шар засветился! Принц Рун готов был отдать свою жизнь. Мысли его были не о себе, а о нашем спасении. Он решился на самую большую жертву, которую может предложить человек. И шар в его руках горел ярче, чем у кого-либо из нас. Может быть, в этом его тайна? Он подчиняется тому, кто думает о других больше, чем о самом себе?

— Да, это, пожалуй, самый главный его секрет или один из главных, — согласился Ффлевддур. — Ты открыл, я уверен, одну из самых больших тайн… Тайну золотого шара или даже тайну жизни, а?

Холмы вдоль берега стали более пологими и редкими, между ними расстилались низины, поросшие высокой осокой. Особый запах моря, который ни с чем не спутаешь, ударил в ноздри Тарену. Впереди река сильно расширялась и впадала в залив. А за ним угадывалась необъятная ширь водных просторов. Справа, у торчавших над водой осклизлых макушек громадных валунов, до ушей Тарена донесся грохот прибоя. Пришлось смириться с тем, что продвигаться дальше на ненадежном их суденышке и в преддверии ночи опасно и неразумно. Пока Ффлевддур будил Гурджи и расталкивал сладко сопевшего принца Руна, Тарен шестом направлял плот к берегу.

Спутники расположились в высоких зарослях тростника. Гурджи раскрыл свою сумку с едой. Тарен, которого все еще не отпускала тревога, настороженно оглядывал берег. Потом взобрался на ближайший холм и стал вглядываться в убегающее к горизонту море.

— Держитесь в тени, — раздался совсем рядом приглушенный голос Гвидиона. — У Ачрен острый глаз.

Глава 15

Остров

Словно призрак, поднялся из осоки принц Дома Доны. И хотя он выкинул тряпку, которой повязывал голову, избавился от сапожных инструментов, но все еще оставался в рваной одежде бедного сапожника. На плече Гвидиона сидела Карр, сердито моргала и топорщила перья, возмущенная тем, что ее разбудили. Однако, увидев Тарена, она принялась возбужденно вертеть головой и радостно каркать.

От неожиданности Тарен вскрикнул. Принц Рун встрепенулся, мгновенно вскочил на ноги и, угрожающе размахивая мечом, со свирепым лицом кинулся на помощь Тарену.

— Вот так да! — опешил он. — Это же сапожник! — сразу успокоившись, Рун опустил свой меч и заулыбался. — Неужели это ты? А где, интересно, те сандалии, которые ты обещал мне сшить?

— Увы, принц Рун, — ответно улыбнулся Гвидион, — придется тебе подождать до лучших времен.

— Он не сапожник, — поспешно прошептал на ухо Руну Тарен. — Это Гвидион, принц Дома Доны.

К ним подбежали Гурджи и Ффлевддур. Лицо барда вытянулось от удивления.

— Клянусь Великим Белином, — пролепетал Ффлевддур, — это… И подумать только, я делил с ним тюфяк в конюшне Динас Риднант! Лорд Гвидион, если бы ты только открылся мне…

— Извини, что так долго морочил тебе голову, — ответил Гвидион, — Я не мог поступить иначе. Тогда молчание было моей лучшей защитой.

— Я хотел искать тебя в Динас Риднант, — сказал Тарен, — но Мэгг не оставил нам времени. Он украл Эйлонви. Нам рассказали о месте, которое называется Каер Колюр. Туда он, возможно, и увез ее. Вот мы и пытаемся добраться до этих мест.

— Благодаря Карр я кое-что знаю о ваших злоключениях, — сказал Гвидион. — Она-то и сказала мне, что вы собирались идти вдоль реки. Но бедняжка потеряла вас, когда Ллиан стала ее преследовать. Зато она нашла меня.

Гвидион ласково потрепал Карр по жесткому крылу.

— Ачрен тоже ищет Каер Колюр, — добавил он. — Когда я это узнал, то попытался следовать за ее кораблем. Один рыбак плыл вместе со мной до самого северного побережья. — Он повернулся к Руну. — Люди с вашего острова смелы и благородны. Оказывай им уважение, когда станешь королем Моны, друг мой. А тот рыбак собирался доставить меня прямо в Каер Колюр. Но я не мог принять его мужественного предложения, потому что не имел права раскрыть ему своей цели. Но прежде чем возвратиться в гавань Моны, он с радостью отдал мне свою маленькую лодочку и ни за что не пожелал принять вознаграждения. Благородный и бескорыстный поступок.

— Ты уже побывал в Каер Колюр? — спросил Тарен. — Там есть хоть какой-нибудь след Эйлонви?

Гвидион кивнул:

— Да. Но мне не удалось освободить принцессу, — с трудом произнес он, нахмурившись — Она — пленница Ачрен. Увы, Мэгг передвигается быстрее любого из нас.

— Паук! — вскричал бард с таким жаром, что Карр подскочила на плече Гвидиона. — Усмехающийся, трусливый паук! Прошу вас, позвольте мне расправиться с ним! У меня с Мэггом давние счеты, и счет этот растет с каждой минутой. Пусть только попадется мне в руки, я его этими руками и задушу!

— Остынь, — приказал Гвидион. — Он, может быть, и паук. Но укус его смертелен. Тщеславие и злоба сделали его прислужником Ачрен, охотно выполняющим малейшее ее желание. Они заключили союз. И, спасая Эйлонви, мы вынуждены будем иметь дело сразу с двумя опасными врагами.

— А мы сможем ее освободить? — вскинулся Тарен. — Как ее охраняют?

— Прошлой ночью я плавал на остров, — сказал Гвидион. — За то короткое время, что я там оставался, мне не удалось выяснить, где прячут принцессу. Зато я увидел, что у Ачрен жалкая кучка воинов. К тому же это либо наемники, либо разбойники. Среди них нет ни одного из Детей Котла Аровна. — Он жестко усмехнулся. — Без помощи и защиты злобного лорда Аннувина угрозы Ачрен и ее высокомерные приказы всего лишь спесь, которая может потешить самолюбие, но не устрашить настоящих воинов.

— Тогда надо напасть на них сейчас же! — закричал Тарен, сжимая рукоять меча — Нас достаточно, чтобы победить и не такое войско!

— Дело не только в силе, — покачал головой Гвидион. — Я не все рассказал вам, да и сам многого еще не знаю. Даже сейчас полного ответа на загадку нет. Однако я узнал, что планы Ачрен гораздо шире, чем я мог предположить. К тому же и у Эйлонви, по-видимому, есть какие-то обязательства перед ней. Именно поэтому принцессу надо увозить из Каер Колюр как можно скорей, пока не поздно.

Гвидион завернулся в плащ и двинулся к берегу реки. Тарен схватил его за руку.

— Позволь нам пойти с тобой, — попросил он. — Мы будем рядом, если тебе потребуется помощь. Мы станем охранять Эйлонви, если ей удастся бежать.

Высокий воин остановился и внимательно поглядел на стоящих перед ним Тарена и его спутников. Затем он обратил свой взор на Тарена и пристально вгляделся в его лицо своими спокойными зелеными глазами.

— Я не сомневаюсь в мужестве каждого из вас. Но Каер Колюр таит гораздо большую опасность, чем вы представляете себе, — тихо и внушительно произнес он.

— Эйлонви дорога мне. Всем нам, — так же тихо, но твердо сказал Тарен.

Гвидион мгновение молчал, его морщинистое лицо было печальным и замкнутым. Затем он кивнул:

— Будет так, как вы хотите. Следуйте за мной.

Принц Дома Доны повел их через болотистую прибрежную равнину к небольшой бухточке в излучине реки, где качалась на воде у причального мостика маленькая лодка. Гвидион кивнул еще раз, приглашая спутников забраться в лодку, взял весла и быстрыми, бесшумными взмахами направил свое суденышко в сторону моря.

Блестящая черная вода перекатывалась за бортом низко сидящей лодки. Тарен, улегшись на носу, напрягал глаза в надежде заметить во тьме очертания Каер Колюр. Принц Рун и остальные сгрудились на корме, а Гвидион, мерно поводя своими мощными плечами, продолжал грести. Звезды стали таять. Морской туман поднимался вверх и постепенно превращался в холодные голубоватые облака.

— Мы должны действовать быстро и управиться до рассвета, — предупредил Гвидион. — Основные караулы Ачрен расставила перед входом вдоль берега. Мы же высадимся позади замка, обнесенного высокой стеной. В темноте нам, может быть, удастся подойти незамеченными.

— Глю сказал нам, что Каер Колюр стоит на клочке земли, отколовшемся от основного острова, — сказал Тарен. — Однако я не мог предположить, что его отнесло так далеко в море.

Гвидион вдруг нахмурился.

— Глю? Карр мне ничего не говорила о Глю.

— Это случилось уже после того, как Карр потерялась, — объяснил Тарен. — И ничего странного нет в том, что она не смогла разыскать нас вновь. Мы были глубоко под землей. — Он коротко поведал Гвидиону о том, как они нашли шар Эйлонви, о предательстве Глю и о странной книге.

Гвидион так внимательно слушал, что опустил весла и позволил лодке свободно плыть по течению.

— Жаль, что вы не рассказали об этом раньше, я бы придумал лучший способ сохранить его, — сказал Гвидион, когда Тарен протянул ему шар, который немедленно стал светиться ровным золотым светом.

Гвидион распахнул плащ и укрыл полой яркий луч света. Потом он быстро взял из рук Тарена книгу, открыл ее и поднес шар к пустым страницам. Древние письмена возникли тут же. Лицо Гвидиона было бледным и напряженным.

— Прочесть это не в моих силах, — сказал он. — Но зато я знаю, что это за книга. Она самое большое сокровище Дома Ллира.

— Сокровище Ллира? — прошептал Тарен— Откуда оно взялось? Значит, книга принадлежит Эйлонви?

Гвидион подтвердил его слова кивком.

— Она последняя принцесса из Дома Ллира, и это принадлежит ей по праву крови. Но ты должен понять вот еще что. Из поколения в поколение дочери Дома Ллира были среди самых искусных волшебниц Придайна и всегда использовали свою силу и умение мудро и лишь во имя добрых дел. В их замке в Каер Колюр были собраны все сокровища Ллира, все волшебные вещи и колдовская утварь, чьи чудодейственные свойства неведомы даже мне.

Гвидион понизил голос, будто в открытом морс кто-то мог услышать его.

— Хроники Дома Ллира дают лишь туманные намеки на эти старательно охраняемые тайны. История рассказывает о волшебстве, которое передавалось от матери к дочери и имело название Золотой Пелидрин. Что это, я не знаю. И еще говорилось о книге, в которой описаны все секреты этих магических вещей и многие могущественные заклинания.

Гвидион вздохнул. Его слушатели затаили дыхание.

— Но Каер Колюр был заброшен и превратился в руины после того, как Ангарад, дочь Регаты, покинула замок, чтобы выйти замуж против воли ее матери, — продолжал Гвидион. — Книга заклинаний, которую она унесла с собой, считалась утерянной. О Золотом Пелидрине ничего не было известно. — Он повертел шар в руках. Но Золотой Пелидрин вовсе не был потерян. Его спрятали. Знаете, как и куда? — Он помолчал, потом подкинул на ладони золотой светящийся шар. — Самый лучший способ скрыть такой могущественный артефакт, это дать его в руки ребёнка, как игрушку.

— Эйлонви думала, что её послали жить с Ачрен, чтобы она училась волшебству, — продолжил Гвидион, — Но это совсем не так. На самом деле Ачрен украла Эйлонви и заточила в своём Спиральном Замке.

— Но разве Ачрен не узнала Золотой Пелидрин? — спросил Тарен, — Ведь если она знала, что это такое, то почему оставила его в руках Эйлонви?

— Ачрен не могла поступить иначе, — ответил Гвидион, — Да, она узнала золотой Пелидрин. Но также она знала, что если забрать шар насильно, то лишиться своей силы. Пелидрин никогда не признает незаконного владельца. Тогда же исчезла и книга. Ачрен ничего не оставалось делать, как ждать, когда же книга отыщется вновь.

— А Глю был как раз тем, кто нашёл эту книгу, — сказал Тарен, — Он даже не понял, что он приобрёл. Он думал, что его просто обманули.

— Он не мог думать иначе, — ответил Гвидион, — Ведь он не мог увидеть текст книги без Золотого Пелидрина. Но даже если бы он и увидел то, что написано в книге, это ему ничего бы не дало. Заклинания могут прочесть только члены Дома Ллира. Поэтому только Эйлонви может понять, что тут написано. К тому же, эти заклинания будут иметь силу, только если будут произнесены в Каер Колюр. Вот почему Ачрен так отчаянно искала её.

— Выходит Эйлонви в безопасности! — воскликнул Тарен, — Ачрен не посмеет причинить ей вред, так как только она может прочитать заклинания. И нам она тоже не осмелится повредить, ведь у нас есть книга и Золотой Пелидрин!

— Может быть, — мрачно сказал Гвидион, — Эйлонви сейчас даже в большей опасности, чем раньше.

Очень осторожно Гвидион положил книгу и золотой шар в карман своей потрёпанной куртки и стал усиленно грести. Тарен, цепляясь за борт лодки, увидел высокий тёмный холм впереди. Гвидион уверено вёл лодку к этому холму. Теперь, когда они вышли к морю, течение усилилось и всё быстрее несло судёнышко на остров. Принц Доны теперь усиленно маневрировал, гребя то одним веслом, то другим, пытаясь завести лодку в узкий, покрытый пеной канал.

Туман стелился между камней и забивался в каждую впадинку на острове. Башни Каер Колюр чёрными столпами вырисовывались на фоне тёмного неба. Когда-то они были величественны и горды, но сейчас превратились в зловещие руины, продолжающие разрушаться под действием ветра и морских брызг. Когда лодка подплыла ближе, стали различимы тяжёлые железные ворота, говорившие о том, что когда-то это была грозная крепость. Ворота выходили к морю, но сейчас Каер Колюр был затоплен и ворота стояли наполовину погруженные в солёную воду. Волны разбивались о них, как будто собирались взять давно разрушенную крепость штурмом.

Около массивных ворот ветер и вода образовали нишу, похожую на пещеру или грот. Как раз здесь Гвидион и причалил лодку. Безмолвно, жестом он приказал своим спутникам высаживаться на берег. Когда они выбрались на камни, Тарен вдруг услышал мучительный рев, грохот и протяжный стон железных ворот, будто они обрели голос в борьбе с безжалостной стихией и страдали от бешеной атаки волн. Гвидион вскарабкался наверх по каменным глыбам. Судорожно цепляясь за острые выступы камней, Рун медленно, с трудом лез вверх. Позади него ползли Тарен и Гурджи, каждый момент готовые поймать принца Моны, если тот оступится и сорвется. Ффлевддур молча следовал за ними.

Карр уже взлетела на стену, и Тарен на этот раз позавидовал тому, что у нее есть крылья. Им еще предстояло преодолеть нависающий над головой карниз или, вернее, то, что от него оставалось — зазубренные плиты парапета, опасно качающиеся колонки и каменные украшения. Гвидион вел их вдоль разрушенного фундамента стены подальше от ворот. В этом месте стена была расколота словно бы ударом гигантского меча, и мелкие камни завалили пролом. Принц Дома Доны жестом приказал им остановиться и замереть.

— Останетесь здесь, — чуть шевеля губами, прошептал Гвидион, когда они приблизились. — Я пойду первым и узнаю, где стоят стражники Ачрен.

Он бесшумно исчез в расселине. Остальные сгрудились между каменных глыб, не осмеливаясь разговаривать.

Тарен опустил голову на руки. Мысли его вновь и вновь возвращались к Эйлонви и словам Гвидиона. Он едва мог заставить себя поверить, что эта живая, стройная, смеющаяся и лукавая девушка умела повелевать такими могущественными силами, что даже Ачрен боялась ее. Скоро, скоро, твердил он себе, Эйлонви будет свободна! Но вместе с нетерпением рос и его страх. Тарен тревожно всматривался в темноту, напрягал слух и зрение, ожидая возвращения Гвидиона.

Он уже собирался пойти на поиски принца Дома Доны, когда Гвидион вынырнул из густой тени.

— Плохо, видно, Ачрен платит своим стражам, — тяжело дыша, улыбнулся он. — Один часовой лениво наблюдает за берегом. Другой сонно оперся о свой меч и позевывает. Остальные просто-напросто спят.

Спутники протиснулись в расщелину. Теперь предстояло найти темницу Эйлонви. Сердце Тарена упало при виде беспорядочных развалин. Где её искать? Изнутри руины Каер Колюр были похожи на огромный каменный скелет. Остатки когда-то великолепных королевских строений и башен лежали в безобразных развалинах. Тарен в тревоге поглядел на Гвидиона. Тот жестом велел обнажить мечи и быть ко всему готовыми. Затем он показал каждому направление его поисков, и друзья крадучись рассеялись среди развалин.

Ффлевддур уже двинулся в сторону одного из почти сохранившихся зданий, когда Тарен тихо окликнул его. Карр, успевшая слетать на одну из самых высоких башен, вдруг спланировала на плечо Тарену и каркнула ему прямо в ухо. Она била крыльями, щелкала клювом, а потом снова вспорхнула и облетела кругом островерхую башенку.

— Она нашла ее, — прошептал Тарен. — Наши поиски окончены!

— Сейчас только они и начались, — умерил его восторг Гвидион. — Один из нас должен взобраться наверх и посмотреть, возможно ли ее освободить? Остальные займут места подальше вдоль стены, чтобы нас не захватили врасплох воины Ачрен.

— Я пойду за ней! — рванулся Тарен, но вдруг осекся и повернулся к принцу Руну. — Она предназначена тебе, — тихо сказал он, опустив голову, — и твое право…

— Мое право доказать принцессе, что я достоин ее? — медленно произнес Рун. — Но мне больше этого не надо. Я доказал это самому себе и вполне доволен этим. И потом… — Он с трудом выдавил из себя признание: — Потом, мне кажется, что Эйлонви предпочла бы первым увидеть тебя.

Тарен поглядел на Гвидиона, и тот согласно кивнул, а остальным велел двигаться в обход замка, туда, где он обращен к берегу моря. Рун, Гурджи и Ффлевддур молча повиновались. Когда они скрылись в темноте, Гвидион вынул книгу и золотой шар из-за пазухи.

— Если что-нибудь случится с нами, эти вещи не должны попасть в руки Ачрен, — проговорил он, запихивая книгу и шар глубоко между камнями. Завалив щель тяжелым валуном и присыпав щебнем, он распрямился. — Здесь они в сохранности пролежат до нашего возвращения.

Карр уже кружила над головой Тарена. Гвидион достал из-за пояса моток тонкой бечевки, сделал на конце петлю, сунул её в клюв птице и что-то прошептал ей. Ворона стремительно взлетела на зазубренную вершину маленькой башенки, повозилась там и накинула петлю на остроконечный выступ.

Гвидион обернулся к Тарену.

— Я знаю, чего ты жаждешь, — мягко сказал он. — Что ж, Помощник Сторожа Свиньи, иди, взбирайся на башню. Я поручаю это дело тебе.

Тарен словно на крыльях полетел к подножию башни. Бечева туго натянулась под его весом, пока ноги искали точку опоры на шероховатой стене. Крепко ухватившись за конец бечевы, Тарен стал медленно подтягиваться вверх. Резкий, сильный порыв морского ветра налетел, закрутил его и отбросил от стены. На секунду Тарен завис над бездной, словно отброшенный от стены неумолимой силой. Он раскачивался, будто маятник гигантских часов. Тарен не осмеливался глянуть вниз, пытаясь остановить это головокружительное движение. Нога его снова нащупала выступающий из стены камень. Сосредоточив в руках всю свою силу и волю, Тарен медленно пополз вверх.

Прямо над его головой возник двустворчатый оконный переплет, и Тарен подтянулся до каменного подоконника. В маленькой каморке неверно мерцала тростниковая лампа. Сердце его дрогнуло. Эйлонви была здесь!

Принцесса неподвижно лежала на низкой кровати. На ней все еще было то самое платье, которое ей дала королева Телерия, хотя сейчас оно напоминало скорее лохмотья нищенки, разорванное, помятое, в пятнах грязи. Золотые волосы ее разметались по плечам, а лицо было бледным и осунувшимся.

Тарен быстро и ловко перемахнул через подоконник, мягко прыгнул на каменные плиты пола каморки и приблизился к Эйлонви. Девушка его не замечала, оставаясь в полузабытьи. Тарен осторожно тронул ее за плечо. Эйлонви шевельнулась, отвернулась к стене лицом и что-то неясно забормотала во сне.

— Скорее! — громко прошептал Тарен. — Гвидион ждет нас внизу!

Эйлонви пробудилась, провела рукой по лицу и открыла глаза. При виде Тарена она удивленно вскрикнула.

— Гурджи тоже здесь, — сказал Тарен — И Ффлевддур. И принц Рун. Все мы… Мы спасем тебя. Бежим!

— Это забавно, — сонно пробормотала Эйлон-ви. — Но кто они такие? И, кстати уж, кто ты?

Глава 16

Встреча с незнакомцами

— Я Эйлонви, дочь Ангарад, внучка Регаты, — важно произнесла Эйлонви, возлагая руку на серебряный полумесяц у горла. — Но кто ты? — повторила она. — Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

— Поднимайся! — вскричал Тарен, тряся ее изо всех сил — Ты спишь! Проснись!

— Да, да, сплю и вижу сон, вернее, видела, — ответила Эйлонви с отсутствующей сонной улыбкой. — Ты прогнал его. Но вот я снова вижу сон. Наяву? Разве можно видеть сон не во сне? — Она замолчала, нахмурясь, — Или можно? Когда-нибудь это непременно нужно будет выяснить… Забавно было бы посмотреть на себя, когда спишь. Но как это сделать, не могу вообразить. — Ее голос истаял, и она снова откинулась на подушки, словно забыв, что рядом стоит Тарен. — Трудно… трудно, — несвязно бормотала она, опять погружаясь в глубокий сон. — Как выйти из сна, не выходя из него? Оказаться снаружи? Или это все равно будет внутри?..

— Эйлонви! — в отчаянии тормошил ее Тарен. — Посмотри на меня! — Он попытался приподнять ее, но Эйлонви раздраженно отмахнулась — Ты должна, должна услышать меня! — настаивал Тарен.

— Я это и делаю, — равнодушно ответила она. — Но мало что понимаю из твоей болтовни. Мне гораздо уютнее и приятнее спать, чем слушать твои дикие крики. Но что мне снилось? Приятный сон… с поросенком… и кем-то, кто… нет, сон сразу исчез, упорхнул быстрее, чем спугнутая бабочка. Ты испортил его.

Тарен еще раз попытался приподнять девушку и посадить ее на кровати. Теперь он смотрел со страхом на ее скованное сном неподвижное лицо. Несмотря на порванное платье и спутанные волосы, Эйлонви выглядела вполне здоровой и даже неизмученной. Но глаза ее были странными, словно бы плоскими, лишенными глубины и живой мысли. Нет, это не сон сковал ее, вдруг понял Тарен, и руки его задрожали. Да, Эйлонви опоили каким-то ядовитым зельем! Или… сердце его застучало прямо в горле… или ее заколдовали?..

— Вслушайся в мои слова, — молил он, — очнись! У нас нет времени…

— Ужасная манера — с криком и топотом врываться в чужие сны! — с досадой проговорила Эйлонви. — Это просто невежливо, в конце концов! Будто топчешь и рвешь паутину, которую с таким трудом сплели другие.

Тарен метнулся к окну. Но увидеть в темноте никого не смог. Даже Карр куда-то подевалась. Однако луна уже опускалась на край неба, и, значит, оно вот-вот посветлеет. Он снова обернулся к Эйлонви.

— Я тебя очень прошу, пойдем! Скорее! — закричал он. — Спускайся со мной! Веревка прочная и выдержит нас обоих.

— Веревка? — удивленно подняла брови Эйлонви. — Скользить вниз? С тобой? Да мы знакомы-то всего несколько мгновений! Не считаешь ли ты, что неудобно делать незнакомой девушке такое глупейшее предложение? Нет уж, спасибо! — Она подавила зевок. — Скользи по своей веревке сам, — добавила она с неприязнью, — а мне уж позволь досматривать сны. Надеюсь, мне удастся вспомнить, на чем я пробудилась, и досмотреть до конца. Самое противное — это прерванный сон! Никак нельзя вернуться в него снова.

Тарен, совершенно измученный ее сонным равнодушием и своей собственной тревогой, бросился на колени перед кроватью Эйлонви.

— Чем тебя опутали? — прошептал он. — Попытайся скинуть это наваждение. Борись с ним! Неужто ты не можешь вспомнить, кто я? Тарен, Помощник Сторожа Свиньи…

— Как интересно! — хихикнула Эйлонви. — Когда-нибудь ты непременно расскажешь о себе подробнее. Но только не сейчас, — Она опять сладко зевнула.

— Напрягись, — настаивал Тарен. — Вспомни Каер Даллбен… Колл… Хен Вен…

Морской ветерок втянул в окно белые косы тающего тумана. Тарен перечислил имена своих друзей, припомнил забавные словечки Гурджи.

Взгляд Эйлонви, казалось, блуждал далеко отсюда, от него, от его воспоминаний, да и она сама словно была далеко от этой комнаты, хоть и лежала на расстоянии вытянутой руки.

— Каер… Даллбен… — пробормотала она. — Как любопытно… мне кажется, это обрывок моего сна… Там был сад, цветущие деревья… и я взбиралась высоко-высоко…

— Да, так и было, — воодушевился Тарен. — Я тоже помню тот день. Ты сказала, что залезешь на самую верхушку яблони. А я просил тебя этого не делать, но ты все равно полезла…

— Я хотела рассмотреть поближе яблоневые ветки, усеянные цветами, — медленно продолжала Эйлонви. — Их нужно изучать каждый год, потому что каждый раз они разные. И во сне я добралась до самой верхней ветки…

— Это был не сон! — теребил ее Тарен. — Это было на самом деле! Это была жизнь, твоя собственная жизнь, а вовсе не тень, которая тает с заходом солнца! Ты на самом деле добралась до самой высокой ветки. И она обломилась, как я и опасался.

— Как это кто-то может знать чей-то чужой сон? — протянула Эйлонви, словно бы разговаривая сама с собой. — Вот странность! Да, верно, она сломалась, и я падала, падала, падала… Внизу был кто-то, кто поймал меня. Это и был Помощник Сторожа Свиньи, да? Интересно, что стало с ним после?

— Он сейчас здесь, перед тобой, — тихо внушал ей Тарен. — Он долго искал тебя повсюду, бродил по дорогам, которые и ему самому были неведомы. Теперь, когда он тебя нашел, не сможешь ли ты отыскать тропку, ведущую назад, к нему?

Эйлонви поднялась. Ее глаза ожили, впервые в них засветилась какая-то живая мысль. Тарен протянул к ней руки. Она поколебалась, потом двинулась ему навстречу.

Но не сделала и двух шагов, как взгляд се снова затуманился, свет в глазах погас.

— Это сон, не более того, — прошептала она и отвернулась.

— Это Ачрен заворожила тебя! — воскликнул Тарен. — Но больше ей не властвовать над тобой!

Он схватил девушку за руку и силой потащил к окну.

При звуке имени Ачрен Эйлонви одеревенела и вырвалась из его рук. Лицо ее, безжизненное, словно маска вдруг запылало.

— Ты осмелился дотронуться до принцессы из Дома Ллира?

Голос ее стал резким. Глаза загорелись холодным блеском. И Тарен понял, что краткий миг воспоминаний улетучился. Он знал, что Эйлонви надо вырвать отсюда любым способом. С ужасом он подумал, что принцесса сейчас отделена от него невидимой, непроницаемой стеной забвения и нет надежды дотянуться до нее словами, воспоминаниями, мольбой. Он, не раздумывая, схватил Эйлонви за талию и попытался взвалить себе на плечи.

Эйлонви ударила его в лицо с такой силой, что он зашатался. И все же боль он почувствовал не от удара а от её холодного, презрительного, высокомерного взгляда. На ее губах теперь змеилась злобная и насмешливая улыбка. Для нее он был чужим, незнакомым, и от этого сердце его разрывалось.

Он еще раз попытался схватить ее. Эйлонви с криком ярости изогнулась назад и вырвалась.

— Ачрен! — позвала она — Ачрен! На помощь!

Она рванулась к двери, выскочила из комнаты и понеслась по коридору. Тарен схватил тростниковую лампу и помчался следом за убегающей принцессой. Ее сандалии громко хлопали по каменному полу в темноте коридора. Край платья мелькнул и исчез за утлом. Эйлонви не переставая выкрикивала на бегу имя Ачрен. Еще мгновение, и она поднимет на ноги весь замок! Тарен проклинал себя за глупую поспешность. Теперь не оставалось ничего другого, как догнать заколдованную девушку, прежде чем исчезнет последняя надежда на бегство и спасение. Он уже слышал крики и звон клинков там внизу, у стены.

Пламя тростниковой лампы опалило ему руку, и он в сердцах отбросил ее в сторону. Уже в темноте

Тарен не разбирая дороги помчался в конец коридора, а потом по лестнице вниз. На всем бегу он влетел в Большой зал Каер Колюр. Алая дымка рассвета затянула его разбитые и полуразрушенные окна. Эйлонви неслась по этому гигантскому залу, перепрыгивая через вздыбленные и расколотые каменные плиты пола. И снова исчезла в полутьме. Неожиданно чья-то рука вцепилась в полу его куртки и рванула так резко, что Тарен почти откинулся назад. Свет факела полоснул его по глазам.

— Сторож Свиньи! — прошипел Мэгг.

Главный Управитель выхватил кинжал и направил его в грудь Тарена. Тот успел отвести руку и отразить неминуемо смертельный удар. Мэгг взвыл и занес над головой факел, словно меч. Тарен отпрянул назад, пытаясь выхватить свой собственный меч. Крики разбуженных стражников эхом заметались по залу. В следующее мгновение он увидел Гвидиона, за ним, отражая натиск врагов, пятились остальные.

Мэгг, забыв о Тарене, повернулся лицом к Гвидиону и его друзьям. Ффлевддур отшвырнул насевших на него воинов и устремился к Главному Управителю. Грива желтых волос струилась и трепетала за спиной барда. Лицо его сияло яростным восторгом боя.

— Он мой! Паук мой! — кричал Ффлевддур.

Клинок свистел и крутился над его головой. Мэгг при виде неистового барда завопил от страха и попытался ускользнуть. Ффлевддур в мгновение ока оказался рядом с ним, расшвыривая наседавших стражников, направо и налево ударяя плоской стороной меча, словно бы сберегая всю его убойную силу для убегающего Мэгга. Тот, поняв вдруг, что не сумеет спастись бегством, обернулся и со всей силой отчаяния прыгнул на барда, протянув руки к его горлу, и оба покатились по полу.

Прежде чем Тарен успел прийти на помощь Ффлевддуру, дорогу ему преградил воин с занесенным над головой топором. Еще через мгновение Тарен уже был оттеснен в самый угол зала. Он видел, как среди неразберихи битвы мечется принц Рун, как бьется сразу с толпой стражников Гвидион. Меч принца Моны сломался, и он размахивал коротким обломком, но каким-то чудом угодил в голову стражника, нападавшего на Тарена, и тот со стоном упал.

Ффлевддур и Мэгг все еще боролись. Но когда Тарен рванулся к барду, темная лохматая фигурка Гурджи опередила его. С бешеным воплем Гурджи взлетел в воздух и шлепнулся на Мэгга. Он вцепился в массивную серебряную цепь, обвивающую шею Главного Управителя, и повис на ней. Мэгг захрипел и повалился на спину, задыхаясь и шипя. В одно мгновение бард вскочил на ноги и навис над Мэггом. Гурджи отпрянул в сторону и тут же, не обращая внимания на удары молотящих по воздуху ног Мэгга, уцепился за его пятки и изо всех сил старался прижать их к полу. Ффлевддур навалился на голову Управителя, и казалось, вот-вот осуществит свою мечту задушить, раздавить ненавистного ему паука.

В руках Гвидиона черной молнией сверкал выхваченный из ножен Дирнвин. Он уже поразил двух воинов, которые растянулись без движения на каменных плитах пола. Остальные стражники, испуганные черным пламенем мелькающего меча, разбежались. Широкими шагами Гвидион поспешил к своим спутникам.

— Эйлонви заколдована! — прокричал Тарен. — Я потерял ее!

Глаза Гвидиона обежали выплывающий из тьмы ночи зал. Взгляд его остановился на алой занавеси в дальнем углу. Там, у освещенного неверными лучами рассвета алькова стояла Эйлонви. Рядом с ней — Ачрен.

Глава 17

Заклинания Каер Колюр

Тарен застыл с замирающим сердцем. Он вспомнил другой день, когда также стоял с ужасом перед злой волшебницей. Он задрожал, как если бы вновь был тем мальчиком, который увидел королеву в чёрной рясе. её волосы спадали серебряными локонами до плеч, лицо всё также прекрасно, хотя и было мёртвенно-бледным. Очень давно, в Спиральном Замке, она была вся украшена драгоценными камнями, а теперь ни браслеты, ни кольца не украшали её стройные белые руки. Но её глаза сверкали так, что заменяли все недостающие драгоценности, и Тарен не мог отвести от них взгляд.

Гвидион выступил вперёд, Тарен последовал за ним с высоко поднятым мечом. При их виде, Эйлонви отшатнулась и прижалась к Ачрен.

— Положи оружие, — приказала волшебница, — Жизнь девочки связана с моей, если ты убьёшь меня, то умрёт и она!

Увидев чёрный меч, Ачрен застыла, но не сделала ни малейшей попытки к бегству. Вместо этого губы её скривились в некое подобие жуткой улыбки. Гвидион остановился и пытливо посмотрел на волшебницу. Медленно, с тёмным от гнева лицом, он вложил Дирнвин в ножны.

— Слушайтесь её, — пробормотал Тарен, — Даже в смерти она может быть смертельно опасна.

— Ты поступил мудро, принц Гвидион, — тихо сказала Ачрен, — Ты не забыл меня, а я не забыла тебя. Я также вижу тут Помощника Сторожа Свиньи и глупого барда, который уже давно должен был стать падалью для ворон! Остальные мне не знакомы, но я думаю, это и не важно.

— Сними своё заклятье с Эйлонви, — сказал Гвидион, — И ты сможешь свободно уйти куда захочешь. Мы не остановим тебя.

— Господин Гвидион щедр, — с насмешливой улыбкой сказала Ачрен, — Ты предлагаешь мне свободно и безопасно уйти. Но можешь ли ты обеспечить безопасность себе и своим спутникам, находясь в Каер Колюр? Ваша участь предрешена, не смотря на такие храбрые слова! — её взгляд задержался на Гвидионе, — Как жаль, что такой мудрый человек пренебрег возможностью стать моим супругом и править вместе со мной… когда такая возможность у него еще была…

Ачрен откинула назад голову, и волосы ее всколыхнулись волной.

— Освободить девушку? — продолжала она. — Нет, лорд Гвидион. Она будет подчиняться и служить мне как я того пожелаю. Ее связывают не только мои заклинания. Вам известно ее происхождение, вы знаете, что в её жилах течет кровь волшебниц. И сам Каер Колюр давно ожидал и призывал свою принцессу. Он взывал к ней, притягивал ее, и так будет всегда, пока хоть один камень здесь стоит на другом. Это ее право и обязанность по рождению, а я не более чем связующее звено между Эйлонви и её родовым гнездом.

— Ты принудила ее прийти сюда! — взорвался Тарен. — Эйлонви появилась в Каер Колюр не по своей воле! И не останется здесь, как только очнется!

Отчаянный вопль Тарена привлек внимание Эйлонви, и она с любопытством воззрилась на него. Рука Гвидиона, лежавшая на плече юноши, повлекла его назад.

— Неужто она и в самом деле не сама этого хочет? — притворно удивилась Ачрен. Она величественно простерла руку в сторону алькова, где стоял старинный сундук величиной с саму Эйлонви. — Я показала ей, что в нем сокрыто, — сказала Ачрен, — Все тайны магии сохранены для нее. Все принадлежит ей. Во власти принцессы такая великая сила, о какой она и помыслить не могла. Неужели ты станешь убеждать её отказаться от всего этого? Что ж, пусть решает сама.

При этих словах Ачрен Эйлонви подняла голову. Губы ее раскрылись, но она не заговорила. Словно бы колеблясь, она перебирала пальцами, играла серебряной цепью, обвившейся вокруг ее шеи.

— Послушай меня, принцесса, — тихим, но властным голосом произнесла Ачрен, — они хотят лишить тебя наследства. Волшебства, которое принадлежит тебе по праву крови.

— Я принцесса из Дома Ллира, — размеренно, холодно и высокомерно отчеканила Эйлонви, — Я желаю взять то, что принадлежит мне. Кто эти люди, которые хотят отобрать у меня все это? Я вижу того, кто недавно напугал меня в моей комнате. Сторож Свиней, как он заявил. Остальных я и вовсе вижу впервые.

Жалобный и рвущий сердце вой Гурджи разнесся по Большому залу:

— Да, да! Нет, нет! Ты знаешь нас! О да! Не наполняй мою бедную, слабую голову жалками и печалками! Ты не могла забыть! Это я, Гурджи! Скромный, верный Гурджи! Он жаждет послужить мудрой, прекрасной принцессе, как это делал всегда!

Тарен отвернулся. Горе несчастного маленького существа причиняло ему еще большее страдание, чем собственная печаль. Ачрен, внимательно и пристально наблюдавшая за Эйлонви, удовлетворенно кивнула.

— А их судьба? — сурово сказала она. — Какова должна быть судьба тех, кто собирался отнять наследство принцессы?

Эйлонви нахмурилась. Ее глаза перебегали с одного стоящего перед ней человека на другого. Словно бы нехотя она повернулась к Ачрен и растерянно произнесла:

— Их… их следует наказать.

— Она говорит твоим голосом! — вскричал Тарен. — Твоими словами! В ее сердце нет злобы, она не желает того, что произносят ее уста!

— Ты так думаешь? — ядовито улыбнулась Ачрен. Она крепко взяла Эйлонви за руку и указала на Мэгга, распростертого на каменных плитах пола под тяжестью навалившегося на него Ффлевддура. — Видишь, принцесса, один из твоих верных слуг все еще во власти этих вторгшихся сюда людей. Вели освободить его!

Ффлевддур, сидя верхом на плечах Мэгга, крепче ухватил Главного Управителя за шиворот. Мэгг плевался, извивался червем и ругался на чем свет стоит, пока бард гневно тряс его, словно бы собираясь вытряхнуть душу.

— Твой дрессированный паук — мой пленник! — прохрипел Ффлевддур — У меня к нему свой, давний и еще не оплаченный счет. Ты желаешь, чтобы я его отпустил, дорогуша Ачрен? Тогда отпусти Эйлонви.

— Не смей ставить мне условий! — заносчиво ответила Ачрен.

Она сделала короткий жест в сторону Эйлонви, и Тарен увидел, как лицо девушки исказилось свирепым и грубым выражением. Она вытянула вперед руку, указательный палец ее медленно заскользил вдоль ряда стоящих перед ней.

— Который из них? — словно бы покорно спросила Ачрен. — Некрасивое лохматое существо, которое осмелилось назваться твоим слугой? Я правильно угадала?

Гурджи насторожился. Он озадаченно и испуганно следил за Эйлонви, пока Ачрен что-то шептала ей на странном, непонятном языке. Пальцы девушки слегка шевелились, словно бы послушные словам Ачрен. Гурджи расширенными глазами, как завороженный, следил за их движением. Мгновение он, застыв, стоял перед Эйлонви с открытым ртом. Рука ее поднялась и нацелилась прямо на сбитого с толку Гурджи. Внезапно пальцы Эйлонви судорожно напряглись и сжались. С резким криком боли Гурджи дернулся, сжимая руками голову.

Глаза Ачрен заблестели от удовольствия. Она опять настойчиво зашептала что-то на ухо Эйлонви. Гурджи завизжал. Он безумно завертелся на одном месте, руки его замолотили по воздуху, будто отражая удары невидимого мучителя. С криком он бросился на пол, скрючился и принялся перекатываться с боку на бок. Тарен и Гвидион кинулись к нему, но обезумевший от боли Гурджи, словно дикий раненый зверек, слепо отбивался от них и в агонии колотил руками и ногами по воздуху.

Ффлевддур вскочил на ноги.

— Хватит! — вскричал он, — Не мучьте больше Гурджи! Вот вам ваш Мэгг! Берите его!

Послушная приказу Ачрен, Эйлонви бессильно уронила руки, прижала их к бокам. Гурджи лежал, тяжело дыша. Тело его сотрясалось от рыданий. Он с трудом поднял свою лохматую, взъерошенную голову, и Тарен с состраданием увидел, что по щекам его струятся слезы боли и обиды. Измученное существо с трудом поднялось на четвереньки.

Все еще всхлипывая, Гурджи немного прополз вперед. Его заплаканные глаза обратились к Эйлонви.

— Мудрая принцесса, — простонал он. — Я знаю, это не по твоей воле, не по твоему желанию разрывали бедную, слабую голову ужасные больки. Гурджи знает это. Гурджи прощает тебя, добрая принцесса.

Тем временем освободившийся от хватки барда Мэгг, не теряя времени, вскочил на ноги и подкатился к Ачрен. Ффлевддур все-таки здорово помял Главного Управителя. Красивая его одежда была разодрана, всегда тщательно приглаженные, прямые волосы прилипли ко лбу, серебряная цепь, этот непременный знак его высокой должности, перекрутилась и сплющилась. Тем не менее, оказавшись рядом с Ачрен, он сложил на груди руки и высоко вскинул голову. Яростью и ненавистью налились его маленькие глазки. Тарен был уверен, что, дай ему Ачрен власть распоряжаться их судьбами, одного взгляда Мэгга было бы достаточно, чтобы заставить Ффлевддура кататься по полу в мученьях, не сравнимых даже с теми, какие достались на долю несчастного Гурджи.

— Ты дорого за это заплатишь, арфист! — процедил Мэгг. — Я рад, что не приказал избить и прогнать тебя при первой же встрече, потому что теперь смогу доставить себе удовольствие повесить тебя на струнах твоей арфы на самой высокой башне замка Руддлума. И я так и сделаю, когда стану хозяином Динас Риднант.

— Хозяином Динас Риднант? — захохотал Ффлевддур. — Да цепь Управляющего и то слишком большая честь для тебя!

— Трепещи, арфист! — сжал губы Мэгг. — Динас Риднант уже мой! Он обещан мне. И все королевство! Король Мэгг! Мэгг Великолепный!

— Король Мэгг? Ха-ха! Мерзкий Мэгг, вот ты кто! — не унимался бард, — Неужели Ачрен обещала тебе королевство? Не смеши! Ты не заслуживаешь даже владеть кухонной пристройкой!

— Обещания Ачрен вероломны! — вскричал Тарен. — Ты еще узнаешь это на свою беду, Мэгг!

Королева в черном одеянии лишь улыбнулась.

— Ачрен умеет наградить тех, кто служит ей, так же как она умеет наказывать тех, кто ей бросает вызов. Королевство Мэгга будет одним из самых могущественных на этой земле. А Каер Колюр возродится и станет еще прекраснее, чем прежде. Его Большой зал будет сердцем всего Придайна. Сам хозяин Аннувина в почтении опустится на колени передо мной. — Голос Ачрен упал почти до шепота. Холодный огонь зажегся в ее глазах, озарил резкие черты ее бледного лица. Взгляд ее теперь блуждал где-то далеко над их головами, — Аровн из Аннувина, — жестко проговорила она, — еще будет молить меня о снисхождении и благосклонности. Но его трон рухнет. Это я, Ачрен, когда-то указала ему тайный путь к власти. Это я правила Придайном до него, и никто не осмеливался оспорить мою власть. И вновь будет так! Раз и навсегда!

— Да, еще живы легенды о давних временах твоего правления, — резко сказал Гвидион — Осталась память о том, как ты пыталась держать сердца и разум в рабстве. Ты мучила тех, кто не хотел поклоняться тебе. Но и для того, кто рабски склонялся перед тобой, жизнь была не лучше медленной смерти. Я знаю и о крови несчастных, которых ты приносила в жертву своей мерзкой страсти наблюдать их мучения, с наслаждением слушать предсмертные крики обреченных. Нет, Ачрен, этого тебе не вернуть. Или ты надеешься, что эта девушка приведет тебя к желанной власти?

— Она будет подчиняться мне, — ответила Ачрен. — Это так же верно, как если бы я держала в руке ее живое, трепещущее сердце.

Глаза Гвидиона вспыхнули зеленым светом.

— Пустые твои слова, Ачрен. Речи твои не могут обмануть меня. Ты надеешься править с помощью принцессы Эйлонви? Чары, которыми она повелевает, все еще спят, как и она сама. И не в твоих силах пробудить их.

Лицо Ачрен снова стало мертвенно-бледным. Она отшатнулась, будто ее хлестнули по щекам.

— Ты говоришь о том, чего не знаешь и знать не можешь!

— О нет, это не так! — взорвался вдруг до сих пор молчавший принц Рун. Он победно повернулся к Ачрен и выпалил: — Книга! Золотой светильник! Мы их получили и никогда не отдадим!

Глава 18

Золотой Пелидрин

— Принц Рун! Замолчи! — запоздало крикнул Тарен.

Но Рун и сам уже понял, какую ошибку совершил, и в испуге зажал рот ладонью. Круглое лицо его исказилось от страха. В замешательстве он оглядывался вокруг. Гвидион молчал. Его морщинистое лицо напряглось и побледнело. Впрочем, брошенный им на принца Моны взгляд был не упрекающим, а скорее печальным. Плечи Руна опустились, он сник, повесил голову и с несчастным видом отвернулся ото всех.

До того, как принц Рун неожиданно ляпнул о книге и золотом шаре, Ачрен, как видел Тарен, была явно напугана и озадачена словами Гвидиона. Тень страха пробегала по ее лицу. Теперь же она гордо выпрямилась, губы ее раздвинулись в коварной улыбке.

— Ты думаешь, я пыталась скрыть правду от тебя, лорд Гвидион, — сказала она. — Я знаю, что книга заклинаний исчезла из Каер Колюр. Да, я долго искала ее. Золотой Пелидрин тоже был утрачен. То ли принцесса Эйлонви выбросила его, то ли потеряла. Ты прав, без этих двух вещей мои планы были бы невыполнимы. Но теперь они здесь, не так ли? Прими мою благодарность, лорд Гвидион — Ачрен уже откровенно смеялась, — Ты избавил меня от утомительных поисков. Избавь же и себя и своих спутников от той боли, что им придется претерпеть, если ты сам не отдашь мне эти вещи. Ну, отдай их мне! — резко приказала она.

Губы Гвидиона сжались, морщины лица его отвердели. Медленно и спокойно он произнес:

— Принц Моны не обманул тебя. Мы действительно нашли и книгу, и Золотой Пелидрин. Но ты никогда их не получишь!

— Неужели? — ехидно протянула Ачрен, — Мне достаточно протянуть руку, и они будут у меня!

— Но их нет у нас, — ответил Гвидион — Они хорошо спрятаны, и найти их ты не сможешь.

— Ну, это легко исправить, — улыбнулась Ачрен. — Есть средства, которые развяжут любой язычок, и он сам выкрикнет любую, самую сокровенную тайну, поведает самый важный секрет — Она посмотрела на принца Руна, — Принц Моны, надеюсь, заговорит и без моей настоятельной просьбы, не так ли?

Рун заморгал и прерывисто вздохнул, но продолжал неотрывно и отважно глядеть прямо в глаза Ачрен.

— Если ты решила мучить меня, — сказал он, — пожалуйста, не тяни. Попробуй. Интересно будет посмотреть, что ты из меня вытянешь и много ли выяснишь, поскольку я и сам не имею понятия, где спрятан Пелидрин. Ну, что медлишь? Начинай!

— Отдай мне арфиста, леди Ачрен, — задрожал от нетерпения Мэгг в то время, как Ффлевддур ощетинился и с вызовом уставился на него. — Отдай! — страстно повторил Главный Управитель. — Он под мою музыку запоет лучше, чем когда-то пел под свою арфу. Я его быстро прикончу.

— Попридержи язык, Мэгг! — прошипела Ачрен. — Они должны заговорить, прежде чем я покончу с ними.

Рука Гвидиона потянулась к рукояти черного меча.

— Только посмей тронуть хоть одного из моих спутников! — воскликнул он. — Сделаешь это, и, клянусь, я уничтожу тебя, пусть это будет стоить мне жизни!

— И я клянусь! — отпрянула Ачрен — Попробуй тронуть меня, и девушка умрет! — Она вдруг успокоилась и тихо произнесла: — Что, так и будем стоять, Гвидион? Выбирай, или жизнь за жизнь, или же за смерть — смерть!

— Если они взяли мою игрушку, — сказала Эйлонви, прижимаясь к Ачрен, — пусть вернут се. Не годится золотому шару оставаться в руках каких-то незнакомцев.

Тарен непроизвольно ахнул, услышав слова Эйлонви. Ачрен, внимательно следившая за всеми, быстро повернулась к нему.

— Это не радует тебя, Помощник Сторожа Свиньи? — усмехнулась она, — Тебе обидно, что она называет тебя незнакомцем? Для тебя это острый нож! Верно? Больнее, чем муки несчастного лохматого существа, совсем недавно катавшегося у твоих ног! Но это не выбить у нее из головы, пока я не прикажу. Хочешь все изменить? Тогда… Неужто какая-то золотая безделушка слишком высокая цена за это? Или книга заклинаний, которая вам все равно ни к чему?

Ачрен приблизилась к Тарену, вперив в него взгляд своих немигающих глаз. Голос ее понизился до зловещего шепота. Слова ее, казалось, достигали не только его ушей, но проникали в самое сердце, падали камнем.

— Какая разница Помощнику Сторожа Свиньи, кто правит Придайном? Я или некто иной? Даже лорд Гвидион не в состоянии вернуть тебе ту, кто для тебя всего дороже. Своим упрямством он может лишь ускорить ее смерть. А я могу отдать тебе её жизнь. Да, лишь я могу обещать тебе этот бесценный дар!

Она уже почти шептала ему на ухо, приникая к его груди.

— И больше, гораздо больше, — лились ее слова, ядом обещаний отравляя сердце Тарена. — Со мной принцесса Эйлонви станет королевой. Но кто станет ее королем? Хочешь, чтобы я освободила ее от слова, данного этому безмозглому принцу? Да, да, Мэгг сказал мне о скорой ее свадьбе с сыном Руддлума.

Тарен отшатнулся, но Ачрен не отпускала его.

— Если это случится, то какова будет участь Помощника Сторожа Свиньи? Выиграть принцессу сейчас, чтобы потом отдать её другому! Не об этом ли ты все время думаешь, Тарен из Каер Даллбен? Так подумай и о том, что Ачрен отвечает услугой за услугу.

Глаза Ачрен пронзали его, как две ядовитые стрелы, и голова Тарена закружилась. Он тщетно заставлял себя не слушать ее пронзительный шепот. Он отворачивался, закрывал уши ладонями.

— Теперь говори… — приказывал голос Ачрен. — Золотой Пелидрин… спрятан… ну!

Тарен содрогался всем телом.

— Ты получишь то, что просишь!

Чей это голос? В первое мгновение Тарену показалось, что это он сам, против своей воли, выкрикнул, выкинул эти слова в тишину. Но тут же понял: нет, это не он сказал!

Страшные слова эти произнес Гвидион!

Принц Дома Доны стоял, гордо откинув голову в шапке седых волос. Глаза его сверкали. Гнев неузнаваемо исказил мужественное лицо. Голос воина был резким, холодным, он прозвенел под сводами Большого зала будто удар стального клинка о камень. Страшен был этот голос, и Тарена пронзила дрожь. Даже Ачрен вздрогнула от неожиданности и замерла.

— Ты получишь то, что просишь, — вновь твердо повторил Гвидион. — Золотой Пелидрин и книга заклинаний зарыты у разрушенной стены около ворот. Я сам их там спрятал.

Ачрен мгновение помолчала, потом глаза ее сузились.

— Ты лжешь мне, Гвидион? — злобно прошипела она сквозь сжатые зубы. — Если это неправда, минуты жизни принцессы Эйлонви сочтены.

— Ты можешь пойти и взять их, — спокойно ответил Гвидион. — Неужели ты станешь еще медлить?

Ачрен коротко кивнула Мэггу.

— Сходи и принеси их, — приказала она. Главный Управитель торопливо покинул зал, а Ачрен снова обернулась к Гвидиону. — Остерегись, принц Дома Доны! — предупредила она. — Не касайся своего черного меча. Не подходи ко мне!

Гвидион промолчал. Тарен и его спутники стояли неподвижно. Все безмолвствовали.

Мэгг вернулся. Его болезненное, желтое, водянисто-одутловатое лицо дергалось от возбуждения. Он торжественно нес на вытянутых руках Золотой Пелидрин и книгу. Запыхавшись, он подбежал к Ачрен.

— Вот они! — кричал Мэгг — Они наши!

Ачрен выхватила у него добычу. Золотой шар был тусклым, померкшим, как свинец. Зато Ачрен сияла. Она алчно разглядывала шар, в хищной улыбке обнажились кончики ее острых белых зубов. Мгновение она сжимала в руках золотой шар, словно не имея сил расстаться с ним, потом передала его Эйлонви.

Мэгг был вне себя от нетерпения и страстного желания получить наконец награду за свою преданность. Он мял в руках серебряную цепь, обрюзгшие щеки его подрагивали, маленькие цепкие глазки излучали злорадство и торжество.

— Мое королевство! — вдруг завопил он высоким, пронзительным голосом, — Мое! Оно скоро, совсем скоро станет моим!

Ачрен окинула его надменным и холодным взглядом.

— Замолчи! Королевство? Тебе, лицемерному дураку? Будь благодарен, если тебе позволят сохранить жизнь!

Челюсть Мэгга отпала. Лицо приобрело цвет заплесневелого сыра. Задыхаясь от страха и скрытой ярости, он сжался под угрожающим взглядом Ачрен.

Книга заклинаний лежала открытой на вытянутой руке Эйлонви. Она взяла Золотой Пелидрин и с любопытством разглядывала его. В глубине золотого шара затеплился слабый огонек, крошечная крутящаяся искорка. Эйлонви нахмурилась, и странное выражение появилось на ее лице. Тарен, объятый ужасом, не отрываясь, смотрел на несчастную принцессу. Эйлонви содрогалась, голова ее дергалась из стороны в сторону, словно от боли. На мгновение глаза ее расширились, и казалось, что она вот-вот заговорит. Но с ее губ сорвался лишь протяжный выдох, похожий на стон. Тарену даже показалось, что в глазах ее мелькнуло какое-то воспоминание, взгляд Эйлонви потеплел, словно она снова обрела память. Было ли это ее собственное имя, которое она старалась выкрикнуть? Или какое-то другое имя? Девушка тряслась, будто ее разрывали могучие силы, гнездившиеся в ней самой.

— Читай вслух заклинания! — приказала Ачрен.

Мало-помалу свет Золотого Пелидрина становился ярче.

Но всему Большому залу разлетелся слабый, словно бы смущенный шепот, не более слышимый, чем ветерок от летящей стрелы. Шепот этот торопил, понукал, упрашивал, приказывал. Казалось, каждый камень Каер Колюр обрел голос.

— Быстрей! Быстрей! — торопила Ачрен.

Надежда волной нахлынула на Тарена. Он понял, что Эйлонви борется со всем тем, что сковывает ее, держит в крепких тисках. Несчастная девушка была сейчас наедине с самой собой, вне досягаемости угроз Ачрен, но и отделенная непроницаемой стеной от своих страдающих, жаждущих ей помочь друзей.

И внезапно ее внутренняя борьба прекратилась. Эйлонви успокоилась. Тарен в отчаянии вскрикнул, когда девушка решительно подняла мерцающий шар и поднесла его к пустой странице раскрытой книги.

Золотой Пелидрин загорелся ярче, чем обычно, и Тарен заслонил глаза ладонью, чтобы защититься от его невыносимого света. А свет этот залил Большой зал. Гурджи упал на пол и закрыл голову своими лохматыми руками. Все испуганно отпрянули назад.

Неожиданно Эйлонви швырнула книгу на каменные плиты пола. Со страниц рванулись огненные языки. Книгу охватило алое облако, мгновенно превратившееся в жаркое пламя, летящее к самому потолку зала. Даже когда книга пожрала сама себя в этом неистовом пламени, языки огня не исчезли, а, наоборот, взметнулись еще выше. Ревущее и грохочущее пламя теперь было не ярко-красным, а ослепительно белым. Почерневшие, свертывающиеся от огня страницы закружились в яростном водовороте. Они танцевали в самом сердце пылающего костра. Вкрадчивый шепот камней и стен Каер Колюр сменился протяжным стоном бессильного отчаяния. Алые занавеси алькова всколыхнулись, словно под напором ветра, и загорелись огнём. Книга исчезла совсем.

Ачрен ревела и вопила, словно безумная. Лицо её исказилось в бессильной ярости. всё ещё сжимая золотой Пелидрин, Эйлонви закрыла глаза и упала на пол.

Глава 19

Потоп

Гвидион прыгнул вперёд.

— Твоя сила иссякла, Ачрен! — воскликнул он.

На короткий миг волшебница пошатнулась, посмотрела на Гвидиона глазами полными ярости и бросилась бежать из большого зала. Тарен, не обращая на пламя никакого внимания, подбежал к Эйлонви, и с трудом поднял её. Гвидион, тем временем, устремился в погоню за Ачрен. Бард выхватил меч и последовал за принцем Доны. Мэгг исчез. Гурджи и Рун поспешили на помощь Тарену. Через несколько мгновений вернулся мёртвенно-бледный Ффлевддур.

— Паук пытается утопить нас! — крикнул он, — Мэгг открыл ворота к морю!

В тот же миг, как бард сказал это, Тарен услышал грохот приближающегося прибоя. Стены Каер Колюр дрожали. Взвалив бессознательную Эйлонви себе на плечи, Тарен шатаясь, шагнул в разрушенный проем окна. Карр кружила над башнями замка, отчаянно каркая. Ффлевддур торопил спутников, увлекая их к воротам, где была надежда найти лодку. Тарен с тяжелой ношей на плечах следовал за ним. С ужасом он увидел, что окованные железом ворота почти снесены с петель свирепым потоком воды. Обескураженные и растерянные, они повернули назад, а пенистый прилив обрушивался на остров, как разъяренный зверь, рыскающий в поисках добычи.

За разрушенными стенами на гребне высокой волны колыхался корабль Ачрен с покосившейся мачтой и рвущимися от ураганного ветра парусами. Спасшиеся воины королевы цеплялись за борта поднимающегося и падающего в пропасть между волнами судна. Они безуспешно пытались взобраться на корабль. На носу корабля стоял Мэгг. Лицо его было искажено ненавистью и мстительной злобой. Он потрясал кулаками в сторону рушащейся крепости. Обломки лодки Гвидиона кружились в водовороте волн. Тарен понимал, что вместе с гибелью лодки гибнут и их надежды вырваться отсюда.

Стены крепости поддались напору волн и рушились одна за другой. Каменные плиты с треском и грохотом лопались и тонули. Башни Каер Колюр раскачивались, как тростинки на ветру. Земля уходила из-под ног Тарена.

Над воем и грохотом наводнения зазвенел голос Гвидиона:

— Спасайтесь! Каер Колюр разрушен! Прыгайте со стен, или они раздавят вас!

Тарен видел, как принц из Дома Доны вскарабкался на самый высокий камень на насыпи, к которому уже спешила Ачрен. Он пытался скинуть ее с камня, но она не поддавалась, царапала его лицо острыми когтями, отбивалась. Её визг и проклятия прорывались сквозь грохот прибоя. Насыпь осела. Гвидион зашатался и упал.

Стены рухнули. Последний барьер между ними и рассвирепевшим морем пал. Шипящая пелена воды закрыла небо. Тарен прижал Эйлонви к себе. Солёная пена душила, безжалостные удары упругих волн почти вырвали девушку из его рук. Он попытался подняться, но остров вдруг раскололся и потонул в гигантском водовороте. Тарена закружило и потянуло в глубь холодного потока. Буквально вцепившись в Эйлонви, Тарен последним усилием вырвался из цепкой круговерти волн. Закрученные и высокие буруны, увенчанные гривами грязной пены, словно дикие лошади, швыряли его из стороны в сторону.

Он то исчезал под волнами, то выныривал, а море отнимало у него силы, забивало дыхание. И все же он не терял надежды, потому что видел, как волны неумолимо несут его вместе с хрупкой ношей к спасительному берегу. Ошеломленный, полуослепший, Тарен с трудом различал в мельтешении черно-зеленых волн время от времени возникающие очертания берега с утихающим на мелководье прибоем. В последнем усилии он слабо взмахнул рукой и провалился в темную бездну.

Тарен очнулся под низким серым небом. В ушах его еще гудел и грохотал шум прибоя. Два огромных желтых глаза впились в него. Рев стал громче и явственнее. Жаркое дыхание опалило его лицо. Когда взор Тарена окончательно прояснился, он увидел ряд острых зубов и пару ушей с кисточками. В страхе он сообразил наконец, что распластан на земле, а над ним нависла Ллиан и одна ее огромная лапа покоится у него на груди. Он закричал и попытался высвободиться.

— Привет, привет. — Теперь над ним склонился принц Рун. На круглом его лице сияла прежняя безмятежная улыбка.

Рядом стоял Ффлевддур. Бард, как и Рун, был вымокшим до нитки и вывалянным в грязи по уши. Стебли морских водорослей, с которых капала вода, свисали с его желтых волос.

— Только не двигайся, — сказал Ффлевддур. — Ллиан не сделает тебе ничего плохого. Она настроена вполне дружелюбно, хотя, признаюсь, способ, которым она это выражает, довольно странный, — Он безбоязненно потрепал гигантскую кошку по большой голове и почесал ей шею, нисколько не опасаясь ее грозных челюстей, — Ну, Ллиан, — ласково уговаривал он ее, — ты же хорошая девочка. Не стой на моем друге. Он еще к этому не привык. Возьми себя в лапы, вернее, убери свою лапу. А я наиграю тебе прекрасную мелодию, как только высохнут струны на моей арфе.

Ффлевддур еще раз обернулся к Тарену:

— Мы должны поблагодарить Ллиан за то… в сущности за все! За все, что она сделала. Ведь это она выловила нас всех по очереди из воды после того, как море смыло всю нашу неунывающую команду со стены. Если бы не она, боюсь, нам бы никогда не расстаться с гостеприимной пучиной.

— Это было на самом деле удивительно, — вставил принц Рун. — Я был уверен, что уже утонул, и самое странное, совсем не заметил, как это произошло!

— А мне, честно говоря, стало не по себе, когда я очнулся и увидел сидящую рядышком Ллиан, — засмеялся Ффлевддур. — Между ее лап лежала моя арфа, как будто она не могла дождаться, когда я проснусь и начну играть. Эта красавица просто сходит с ума от моей музыки! Именно поэтому она все время шла за нами следом. И, клянусь Великим Белином, я рад, что она это сделала! Однако думаю, что она наконец поняла, что всему свое время. Смотрите, как она нежна! — добавил он, когда Ллиан стала тереться о его плечо головой.

Делала она это с такой силой, что Ффлевддур не удержался на ногах и кувыркнулся на землю.

— Где остальные? — с беспокойством спросил Тарен.

— Карр исчезла, — ответил бард. — Гурджи отправился собирать прибитые к берегу обломки досок и щепки для костра. Бедняжка, он все еще побаивается Ллиан. Но скоро привыкнет к ней. Я и сам ее сильно полюбил. Не часто попадается такой замечательный слушатель. Думаю, я оставлю ее у себя. Или, — с сомнением добавил он, когда громадная кошка снова принялась обнимать барда за шею своими мощными лапами, — или придумаю еще что-нибудь…

— Что с Эйлонви, с Гвидионом? — не успокаивался Тарен.

Бард отвел глаза.

— Ну, здесь они, здесь, — пробормотал он. — Гвидион сделал все, что мог.

Тревожное предчувствие подняло Тарена на ноги. Невдалеке у большого валуна на коленях стоял Гвидион. Перед ним лежали два неподвижных тела. Тарен, спотыкаясь, двинулся вдоль берега к нему. Гвидион глядел поверх него. Лицо его было грустным и озабоченным.

— Эйлонви жива, — ответил он на немой вопрос, застывший в глазах Тарена. — Большего я сказать не могу. Единственное, что я знаю наверняка: она уже не во власти Ачрен.

— Ачрен… значит, она мертва? — спросил Тарен, вглядываясь в укутанное черным плащом тело.

— Ачрен тоже жива, — проговорил Гвидион. — Хотя долго была между жизнью и смертью. Но власть ее рухнула. Помнишь, я говорил тебе, что не все загадки разрешил. Теперь я решил последнюю. Ответ на эту загадку я нашел, когда стоял перед ней в Большом зале. Поначалу я был не совсем уверен. Но когда понял, что она и вправду готова умереть, но не отдать нам Эйлонви, я уверился в главном: Ачрен потеряла власть надо всем, кроме собственного волшебства. Я прочел это в ее глазах и услышал в ее голосе. Дни ее начали убывать с того самого момента, как она разошлась с Хозяином Аннувина.

Гвидион выпрямился.

— Заклятия Каер Колюр были ее последней надеждой, — добавил он. — Теперь и она исчезла. Каер Колюр покоится на дне моря. Нам больше не нужно бояться Ачрен.

— Я все равно боюсь ее, — тихо проговорил Тарен, — и не забуду те страшные часы в Каер Колюр. Ачрен была права. У меня действительно не оставалось сил сопротивляться ей. — Голос его упал до шепота. — Я боялся, что выложу все, расскажу, где спрятаны Золотой Пелидрин и книга. Я надеялся лишь на то, что ты убьешь меня прежде, чем я раскрою рот. И все же, — Тарен озадаченно поглядел на Гвидиона, — заговорил ты сам. Почему?

— Эго был риск, который я обязан был взять на себя, — ответил Гвидион. — Я догадывался о кое-каких свойствах волшебного шара. Если только Эйлонви под силу проявить заклинания на страницах книги, то значит, лишь она и может их разрушить. Эйлонви сама должна была освободить себя. Увы, я не предполагал, что за это она должна будет заплатить такую цену! Она заплатила. Но слишком дорого.

— Мы можем разбудить ее? — прошептал Тарен.

— Не трогай ее, — остановил его Гвидион. — Она должна проснуться сама. Мы можем лишь ждать и надеяться.

Тарен опустил голову.

— Эйлонви для меня дороже самой жизни. И сейчас я готов жизнь отдать, лишь бы она очнулась. — Он горько улыбнулся. — Ачрен спрашивала, какой будет судьба Помощника Сторожа Свиньи? Этот вопрос и я часто задаю себе. Теперь я вижу, что жизнь Помощника Сторожа Свиньи не очень нужна и не очень-то важна. Ее даже нельзя предложить в обмен на другую.

— Принц Рун с тобой вряд ли согласится, — сказал Гвидион — Без тебя он давно бы уже сгинул.

— Я дал клятву колю Руддлуму, — ответил Тарен, — И я не мог нарушить её.

— Но если бы ты не давал этой клятвы, ты не стал бы спасать принца? — спросил Гвидион.

Тарен некоторое время молчал, потом кивнул.

— Да, мне кажется это было что-то сильнее, чем клятва, которая меня связывала. Ему нужна была моя помощь… Так же, как и мне нужна была его. К тому же, я всего лишь Помощник Сторожа Свиньи, а Помощник Сторожа Свиньи обязан помогать принцу.

— Неважно, принц или Помощник Сторожа Свиньи, человек должен пройти свой путь. Если судьбы людей должны переплестись между собой, то никто не в силах это изменить, — ответил Гвидион.

— А ты, лорд Гвидион, — раздался голос Ачрен, — Что ты скажешь о моей судьбе?

Фигура в чёрной рясе, цепляясь за скалы, поднялась с земли и попыталась привести себя в порядок. Лицо Ачрен было наполовину скрыто капюшоном, а губы бледны и безжизненны.

— Смерть была бы для меня сейчас самой лучшей судьбой. Почему ты этого никак не хочешь понять?

Тарен отшатнулся, когда Королева подняла голову. На мгновение он снова увидел её глаза, полные гордости и ярости.

— Ты уничтожил меня, принц Доны! — воскликнула она, — Ты хочешь видеть меня пресмыкающейся у твоих ног? Этого никогда не будет! — Ачрен хрипло рассмеялась, — Последнее слово всё же останется за мной!

Тарен заметил, что волшебница держит в руке тоненькую веточку. Она подняла её высоко над головой. Очертания веточки стали размываться и, переливаясь различными цветами, приобрели форму кинжала.

С криком торжества, Ачрен попыталась вонзить кинжал в собственную грудь. Тут Гвидион вскочил на ноги и схватил волшебницу за запястье. Ачрен пыталась бороться, но принц Доны оказался сильнее и вырвал нож из рук волшебницы. Смертоносное оружие в мгновение ока превратилось опять в тонкую веточку. Гвидион разломил ее на части и отшвырнул в сторону. Ачрен, рыдая, упала на песок.

— Твое волшебство всегда оборачивалось колдовством смерти, — сказал Гвидион. Он вдруг опустился на колени и мягко положил руку ей на плечо. — Стремись к жизни, Ачрен.

— Мне не осталось никакой жизни, кроме жизни отверженной королевы и безвластной властительницы! — выкрикнула Ачрен, отворачиваясь от него — Оставь меня в покое.

Гвидион поднялся.

— Найди свою собственную дорогу, Ачрен, — тихо сказал он. — Если она приведет тебя в Каер Даллбен, знай: Даллбен не оттолкнет тебя и не отправит назад.

Небо заволоклось низкими, тяжелыми облаками. И хотя прошло не так много времени после полудня, высокие скалы, поднимавшиеся над берегом, стали уже темно-красными, словно от близкого заката. Гурджи разложил костер из выловленных бревен и веток. Спутники молча сидели вокруг спящей Эйлонви. Чуть дальше, на берегу, сидела Ачрен, закутанная в черный плащ, одинокая и неподвижная.

Весь остаток дня Тарен не отходил от Эйлонви. Он боялся, что она никогда не проснется. Но не меньше боялся и того, что, очнувшись ото сна, вернувшись к ним из своего таинственного забытья, она останется такой же чуждой и незнакомой, не узнающей ни его, ни своих друзей. И он не смел ни минуты отдохнуть от своего утомительного бодрствования. Никто, даже Гвидион, не мог предсказать, сколько будет длиться это наваждение, держащее ее в своих оковах.

— Не падай духом, — утешал Тарена Гвидион — Хорошо, что она все еще спит. Этот сон целебнее для её духа, чем любое зелье.

Эйлонви беспокойно зашевелилась. Тарен впился в нее глазами. Гвидион положил ладонь на его руку и нежно повлек назад. Веки Эйлонви задрожали. Гвидион с серьезным лицом внимательно наблюдал, как открываются ее глаза и, медленно отрываясь от земли, поднимается голова.

Глава 20

Подарок

Принцесса села и с любопытством оглядела спутников.

— Эйлонви, — прошептал Тарен, — ты узнаешь нас?

— Тарен из Каер Даллбен, — сказала Эйлонви, — только Помощник Сторожа Свиньи может задать такой глупый вопрос. Конечно же я знаю вас. Зато наверняка не знаю, с чего это я валяюсь на земле совершенно мокрая и обсыпанная песком?

Гвидион улыбнулся.

— Принцесса Эйлонви вернулась к нам.

Гурджи завопил от радости. Ещё через мгновение Тарен, Ффлевддур и принц Рун затараторили все одновременно. Эйлонви закрыла уши ладонями.

— Прекратите, прекратите! — закричала она. — У меня кружится от вас голова! Разобраться, что вы там лопочете, еще труднее, чем считать пальцы на руках ногами.

Все тут же умолкли, а Гвидион быстро и внятно рассказал обо всем, что случилось. Эйлонви только качала головой.

— Вижу, вы провели время интереснее, чем я, — сказала она, почесывая Ллиан за ухом, причем громадная кошка мурлыкала, как котенок — Впрочем, я вообще мало что помню.

Эйлонви озабоченно нахмурилась.

— Плохо все же, что Мэгг улизнул, — сказала она, помолчав. — Мне хотелось бы кое-что выяснить у него. В то утро, когда я шла завтракать, он торчал в коридоре и поплелся за мной следом. Потом шепнул, что случилось нечто серьезное и мне нужно немедленно идти с ним.

— Если бы мы могли предупредить тебя тогда! — расстроился Тарен.

— Предупредить? — удивилась Эйлонви. — О Мэгге предупредить? Да я сразу, лишь взглянув на него, поняла; что-то он замышляет.

Тарен опешил.

— И все же пошла с ним? — воскликнул он.

— А как, по-твоему, я могла все выяснить? — возразила Эйлонви. — Не спрашивать же разрешения у тебя! Ты так рьяно опекал меня, что наверняка не позволил бы сделать и шагу. Окружил бы меня стражей, запер в комнате. Нет уж, я точно знала, что от тебя ничего не добьюсь, усердный мой опекун!

— Не суди его так строго, — улыбнулся Гвидион. — Он хотел только защитить тебя и делал это по моему приказу.

— Да, я понимаю, — согласилась Эйлонви, — и, честно говоря, очень быстро захотела, чтобы вы все оказались рядом. Но было уже слишком поздно. Чуть мы выбрались из замка, как Мэгг набросился на меня, связал, сунул в рот какую-то тряпку, бр-рр! — такая гадость! С тряпкой во рту, немая как рыба, УФ-ФФ!

Эйлонви скривилась, будто снова почувствовала во рту отвратительный кляп.

— Но этой тряпкой он только напортил сам себе, — усмехнулась она. — Пока ваш поисковый отряд не отъехал достаточно далеко, Мэгг таился в холмах. А потом поволок меня в лодку. Тут я и уронила свой шар. Поскольку он заткнул мне рот, я не могла ему ничего объяснить, и золотой мой шар остался валяться на песке.

Эйлонви звонко рассмеялась.

— Ну и обозлилась же на него Ачрен! Она просто в ярость пришла, когда увидела, что у меня нет моей игрушки. Просто чудо, что она тут же не отвинтила Мэггу его мерзкую голову. А со мной она была очень нежна и ласкова. Тогда я и поняла, что Ачрен задумала какую-то гадость.

Тарен сидел напряженный, словно натянутая струна. Он переживал каждое слово Эйлонви, будто все не кончилось, а лишь только начиналось и нужно нестись ей на помощь немедленно. Эйлонви покосилась на него и продолжала:

— Но Ачрен не теряла времени. Она произнесла надо мной какое-то свое заклинание, и после этого я уже мало что помню. До тех пор, пока золотой шар снова не оказался у меня в руках. А затем… затем все стало каким-то странным. Это трудно объяснить. В его свете я вдруг увидела вас всех. Нет, я видела вас и раньше, но всего лишь глазами. А глаза были словно бы не мои. Но теперь я вас увидела… нет, почувствовала сердцем! И в глубине сердца слышала вашу страстную мольбу, чтобы я освободилась от заклинания, разрушила его. Я вдруг поняла, что хочу этого не меньше вас.

Эйлонви обвела глазами притихших слушателей.

— И все же казалось, что во мне сидит вторая Эйлонви. Одна жаждала освободиться, другая упиралась. Понимаете, та, другая я ужасно хотела стать волшебницей и нашептывала первой, внутренней Эйлонви, что, уничтожив книгу, она потеряет всю свою колдовскую силу! И знаешь, что я вспомнила? — повернулась она к Тарену. — Я вдруг поняла, что чувствовал ты давно в Болотах Морвы, когда решил отказаться от волшебной броши Адаона.

Эйлонви нежно улыбнулась Тарену и тут же снова нахмурилась. Тень неприятных воспоминаний скользнула по ее лицу.

— А потом стало так страшно! — Эйлонви спрятала лицо в ладони. — Я лучше не буду об этом говорить. — Она некоторое время помолчала. — Теперь уж мне никогда не быть волшебницей! Я всего-навсего обыкновенная девушка.

— Это не так уж мало, принцесса, — мягко сказал Гвидион. — Да, ты многим пожертвовала. Но можешь гордиться — ты помешала Ачрен стать правительницей Придайна. Мы обязаны тебе больше, чем просто собственными жизнями.

Эйлонви, казалось, не слышала его.

— Я не жалею о книге заклинаний. Даже рада, что она сгорела, — прошептала она. — Но мне жаль моей игрушки. Мой золотой шарик, наверное, булькнул на дно и навсегда канул в море. — Она вздохнула, — С этим ничего не поделаешь. Но мне так будет не хватать его.

Тарен краем глаза заметил мелькнувшую в сером небе черную точку. Он вгляделся и стремительно вскочил на ноги. К ним, увеличиваясь с каждой сеундой, неслась Карр!

— Нашлась! — закричал Ффлевддур.

Уши Ллиан поднялись, длинные ее усы дрогнули, лапы напряглись, словно она изготовилась к прыж-ку. Но неожиданно для всех громадная кошка села, обвилась хвостом и приветливо замурлыкала. Она приветствовала свою бывшую соперницу.

Перья Карр были в засохших разводах грязи и торчали во все стороны. Она принялась кружить над самой головой Эйлонви. Несмотря на то, что сейчас Карр напоминала самую обыкновенную ободранную ворону, она была, кажется, очень довольна собой и верещала не переставая.

— Игр-рушка! — каркала она. — Игрр-рушка! Кар-р! Из ее скрюченных лапок Золотой Пелидрин упал прямо в раскрытые ладони Эйлонви.

Гвидион предложил всем отдохнуть и дождаться утра. Но принц Рун в нетерпении хотел поскорее вернуться в Динас Риднант.

— Нам еще предстоит многое сделать, — сказал он. — Опасаюсь, как бы Мэгг не опередил нас. Я не желаю, чтобы хоть один час он распоряжался тем, чем надлежит ведать мне. — Он вздохнул. — Да-а, быть принцем гораздо сложнее, чем я думал. И все это благодаря Помощнику Сторожа Свиньи, — добавил Рун, крепко пожимая руку Тарену. — И вам всем тоже. Мне нужно многое еще повидать и узнать на Моне. Если я собираюсь когда-нибудь стать королем, уверен, я обязан объехать весь остров. Хотя, надеюсь, путешествие мое будет не столь опасным. Итак, если вы не имеете ничего против, я бы предпочел выступить в дорогу немедленно.

В его голосе проявились повелительные нотки, и Гвидион, сдержав улыбку, серьезно кивнул. У Гурджи тоже не было никакого желания задерживаться в этих местах. А Ффлевддур спешил показать Ллиан ее новое жилище, свой дом в собственном королевстве. Эйлонви заявила, что она вполне оправилась и готова отправиться хоть сейчас. И Гвидион поднялся, заявив, что они выступают без промедления. Он согласился и с тем, чтобы отыскать пещеру, где томится Глю. Тарен был рад сдержать обещание, данное несчастному великану.

У всех был довольно потрепанный вид, но отряд выглядел вполне воинственно. Ачрен наконец согласилась отправиться вместе с ними в Каер Даллбен. Она шла медленно, позади всех, погруженная в свои невеселые мысли. Ллиан не отходила от Ффлевддура. Карр носилась над их головами, то устремляясь вперед, то треща крыльями у самого плеча Эйлонви.

На секунду Эйлонви свернула с дороги, подошла к самой кромке прибоя. Тарен, не отходивший от нее ни на шаг, поотстал и молча ждал, пока она задумчиво глядела на пляшущие пенные гребешки волн.

— Мне хотелось бы запомнить это место. Место, где стоит Каер Колюр, вернее, стоял, — тихо сказала она, словно бы оправдываясь. — Все-таки жалко, что он исчез. Это ведь единственный мой дом. Кроме Каер Даллбен, конечно, — поспешно добавила она, бросив быстрый взгляд на Тарена.

— Поскольку ты будешь в безопасности в Динас Риднант, — угрюмо сказал Тарен, — мне больше нечего делать на Моне. Я думал, что… что ты вернешься с нами. Но, как считает Гвидион, Даллбен хотел, чтобы ты осталась у короля Руддлума. Думаю, что он прав.

Эйлонви некоторое время молча глядела в море. Затем она резко повернулась к Тарену.

— Я вспомнила кое-что, — проговорила она. — Даллбен говорил, что наступает время, когда человек должен стать больше, чем он есть. Может, стать достойной молодой леди — это больше, чем быть волшебницей? Во всяком случае, труднее? Не это ли он имел в виду? Я должна разобраться в этом сама.

Тарен ничего не ответил. Да он и не знал, что говорить сейчас. Эйлонви осторожно дотронулась до его руки.

— Мне надо выучиться быть достойной молодой леди. Согласись, сейчас я на нее мало похожу. Но я буду учиться с удвоенной силой! И постигну все быстрее, чем эти глупые гусыни в Динас Риднант. Чтобы поскорей вернуться домой. Ведь теперь Каер Даллбен мой единственный настоящий дом.

Эйлонви не смотрела на Тарена, но словно бы видела сейчас его лицо. Она улыбнулась. И вдруг подпрыгнула.

— Ой, что это? — воскликнула она. — Море преподносит нам подарок!

Она опустилась на колени и выхватила из пенистого прибоя какую-то увитую морскими водорослями длинную штуку. Она отерла с нее песок и водоросли. Тарен увидел древний боевой рог покрытый серебром.

Эйлонви повертела его в руках и внимательно осмотрела. Затем грустно улыбнулась.

— Это всё, что осталось от Каер Колюр. И я не знаю, что мне с этим делать. Но, если ты пообещаешь мне не забывать меня всё то время, пока мы не встретимся вновь, то я пообещаю не забывать тебя. И это будет мой залог.

— Я с удовольствием обещаю не забывать тебя, — сказал Тарен.

И, немного поколебавшись, добавил:

— Но что мне дать тебе в залог? У меня ничего нет, кроме моего слова…

— Слово Помощника Сторожа Свиньи? — сказала Эйлонви, — Я думаю, этого будет вполне достаточно. Вот, возьми, — Эйлонви протянула Тарену рог, — Дарить подарки намного приятнее, чем прощаться.

— И всё же, — ответил Тарен, — мы должны прощаться. Ты знаешь, что король Руддлум и королева Телерия хотят обручить тебя с Руном?

— Правда? — воскликнула Эйлонви, — Я вас уверяю, что ничего подобного им сделать не позволю. Конечно, принц Рун за время этого путешествия стал лучше, и, я думаю, когда-нибудь из него выйдет очень неплохой король. Но выходить за него замуж…

Она вдруг остановилась и посмотрела на Тарена.

— Значит ты серьёзно думал, что я когда-нибудь…? Тарен из Каер Даллбен! — крикнула она с заплаканными глазами, — Я с тобой не разговариваю!

— По крайней мере, — быстро добавила она, — на некоторое время.

ТАРЕН СТРАННИК

Глава 1

Кто я?

Весна была в полном разгаре, обещая самое плодородное лето, какое когда-либо видел Каер Даллбен. Сад благоухал белой кипенью цветущих деревьев. Только что засеянные поля лежали светлые, словно зеленый туман. Но ни свежесть, ни красота, ни ароматы весны не радовали Тарена. Для него Каер Даллбен словно бы опустел. Как и прежде, он помогал Коллу на огороде, полол, окучивал, поливал, со всем старанием ухаживал за белой свиньей Хен Вен. Все делал аккуратно, добросовестно, но рассеянно. И лишь одна-единственная мысль неотступно преследовала его.

— Теперь, мой мальчик, — добродушно сказал Колл, когда они присели отдохнуть после утренней дойки, — поговорим. В последнее время, с того самого дня, как вернулся с острова Мона, ты беспокоен, рвешься куда-то, как волк на привязи. Томись по принцессе Эйлонви, думай о ней, если ни о чем другом думать не можешь, но… Эй-эй! Не опрокидывай ведро с молоком! — Крепкий старый воин потрепал Тарена по плечу, — Ну-ка, взбодрись! А я открою тебе секрет выращивания Турнепса, а? Или возделывания капусты. Или любой огородной науки. Говори, что хочешь узнать?

Тарен вяло улыбнулся.

— То, что мне хотелось бы узнать, рассказать может только Даллбен.

— Что ж, тогда хотя бы выслушай мой совет, — посуровел Колл — Не беспокой Даллбена своими расспросами. Имей терпение и жди благоприятного случая.

Тарен встал и решительно направился к двери хлева.

— Я не могу больше ждать благоприятного случая. Мне не терпится поговорить с ним сейчас же.

— Будь осторожен, — крикнул ему вслед Колл — Даллбен не любит, когда его беспокоят в это время.

Тарен шагал мимо низких построек фермы, направляясь к хижине Даллбена. На кухне у очага копошилась женщина в черном платье. Она не подняла голову и не произнесла ни слова. Это была Ачрен. После своей неудачной попытки возродить былую колдовскую силу и завладеть всем Придайном эта, когда-то высокомерная королева, нашла убежище в Каер Даллбен. Теперь она исполняла ту тяжелую и черную работу, какой прежде, до отъезда на Мону, занималась Эйлонви. Молчаливая и незаметная весь день, вечером она так же молча удалялась в амбар на свою соломенную подстилку.

Перед хижиной Даллбена Тарен в нерешительности остановился, затем тряхнул головой и громко постучал в дверь. Получив разрешение волшебника, он вошел. Даллбен склонился над «Книгой Трех», лежавшей перед ним на заваленном свитками и рукописями столе. Тарена, как всегда, охватило острое желание заглянуть в таинственную книгу, но, как обычно, тут же возникали робость и трепет, навеянные давними воспоминаниями. Когда-то в детстве Тарен осмелился дотронуться до древнего, обтянутого кожей тяжелого тома, и теперь еще при виде книги пальцы его начинали ныть, словно помнили давнюю боль.

— Никогда не переставал удивляться, — с раздражением произнес Даллбен, захлопывая «Книгу Трех» и поднимая глаза на Тарена, — тому, как молодые, полные сил и гордые этой силой, все же любят взваливать груз своих сомнений и забот на стариков В то время как старые… — он махнул слабой костистой рукой, — Неважно, неважно… Надеюсь, дело, из-за которого ты меня беспокоишь стоит того.

Несмотря на, казалось бы, невнятное старческое ворчание, глаза Даллбена смотрели из-под нависших седых бровей молодо, остро и проницательно.

— Можешь не спрашивать, — продолжал Даллбен, — сам отвечу на твои вопросы. Успокойся, у принцесы Эйлонви все в порядке, и она не более несчастна, чем любая вертушка и хорошенькая сумасбродка, которой пришлось взять в руки иглу вместо игрушки или меча, который тоже служил ей для забавы. Тебя беспокоит что Карр еще не вернулась? Она по моему приказу понесла зелье в пещеру Глю, и теперь этот несчастный великан, который причинил тебе столько неприятностей на Моне, сможет вернуть свой прежний малый рост. Но эта плутовка ворона любит погулять и не спешит возвращаться. Тебе это известно не хуже, чем мне. И самое последнее. У Помощника Сторожа Свиньи достаточно занятий, чтобы днем не болтаться без дела. Верно? Тогда что же привело тебя сюда?

— Один вопрос, на который ты мне так и не ответил, — храбро сказал Тарен, — Всему, что у меня есть, я обязан твоей доброте. Ты дал мне дом, имя и относишься ко мне как к сыну. Но кто я на самом деле? Кто мои родители? Ты научил меня многому. Ты отвечал на все мои вопросы. Но это всегда таил от меня.

— Поскольку так было всегда, — хмуро спросил Даллбен, — почему это вдруг стало беспокоить тебя сейчас?

Тарен опустил голову и не ответил. Старый волшебник улыбнулся.

— Говори, мой мальчик. Если ты хочешь узнать правду, выложи прежде свою правду. За твоим вопросом видится мне тень некоей золотоволосой принцессы. Разве это не так?

Лицо Тарена вспыхнуло.

— Да, это так, — еле слышно прошептал он, — Ты все понял, Даллбен, — Он поднял глаза и прямо глянул в лицо волшебника.

— Когда Эйлонви вернется, я… я собирался просить ее выйти за меня замуж. Но я не могу этого сделать, пока не узнаю, кто я! Неизвестный найденыш со взятым взаймы именем не может просить руки принцессы. И я не успокоюсь, пока не узнаю своё происхождение. Скромное оно или благородное?

— Мне кажется, — тихо сказал Даллбен, — последнее тебя обрадовало бы больше.

— Я надеюсь на это, — смутился Тарен, — Но все же волнует меня не титул, а чистота имени моих родителей. Я готов разделить и честь и позор. Но дай мне узнать истину.

— Потребно высокое сердце, чтобы воспринять честь, но и столько же сил души, чтобы разделить позор, — ровным голосом произнес Даллбен, и Тарен вдруг увидел, сколько усталости, печали и забот таится в глубоких глазах волшебника.

— Увы, — сказал Даллбен, — я не могу ответить на твой вопрос. Принц Гвидион знает

не больше, чем я. Не поможет тебе даже Верховный король Матх.

— Тогда позволь мне узнать самому, — рванулся Тарен. Отпусти меня, и я пойду искать ответа на свой вопрос.

Даллбен долго и внимательно изучал юношу. Потом взгляд волшебника опустился на «Книгу Трех». Он углубился в ее страницы.

— Когда яблоко созрело, — пробормотал он, будто разговаривая сам с собой, — никто не может сделать его зеленым вновь, — Голос его вдруг словно бы отяжелел печалью, когда он опять обратился к Тарену, — Это на самом деле твое самое большое желание?

Сердце Тарена забилось сильнее.

— Ни о чем больше тебя не прошу!

Даллбен кивнул.

— Пусть будет так, — тихо сказал он, — Я отпускаю тебя. Узнай то, что будет в твоих силах.

— Благодарю тебя, — радостно закричал Тарен, глубоко кланяясь, — Позволь мне отправиться в путь без промедления. Я готов…

Прежде чем он успел договорить, дверь рывком распахнулась, и к ногам Тарена кинулась лохматая фигура.

— Нет, нет, нет! — завыл Гурджи, катаясь по полу и взмахивая лохматыми руками. У Гурджи тонкий слух, и он все слышал! О да! Подслушки под дверью! — лицо его сморщилось, он так яростно мотал всклокоченной головой что сухие листочки и веточки из его волос летели во все стороны, — Бедный Гурджи будет одиноким, ему останутся только печалки и рыдалки! — стонал он, — О, он должен пойти с хозяином, да, да!

Тарен наклонился над Гурджи.

— Мне тоже грустно расставаться с тобой, дружище, — ласково сказал он, — Но путь мой, боюсь, будет длинным и трудным.

— Верный Гурджи готов следовать за тобой! — вскинулся Гурджи, — Он сильный, смелый и умный и станет охранять хозяина от всяких напастей и опастей!

Гурджи не переставал хныкать, гнусавить, стонать, канючить. Он не умолкал, и Тарен, который не мог себя заставить твердо отказать преданному созданию, вопросительно поглядел на Даллбена.

Глаза волшебника засветились доброй улыбкой.

— Верность Гурджи и его преданность тебе известны, — сказал он, — В твоих поисках он может сослужить немалую службу, — Даллбен помолчал и медленно проговорил, — Если Гурджи хочет, пусть отправляется путешествовать с тобой.

Гурджи радостно завопил. Тарен еще раз низко поклонился волшебнику.

— Пусть будет так, — поднял ладонь Даллбен, — Твой путь на самом деле будет непростым. Но ступай, коли ты так решил. Хотя ты можешь и не найти того, что ищешь. Зато вернешься намного мудрее… Пора тебе становиться мужчиной. Твое право делать выбор.

Эту ночь Тарен провел без сна. Даллбен разрешил ему отправиться в дорогу утром. И теперь каждый час до восхода солнца лежал на сердце Тарена тяжелой гирей. В глубине души он уже давно все решил, но ничего не сказал о своих планах ни Даллбену, ни Коллу, ни Гурджи, потому что и сам боялся того, что задумал. Сердце его разрывалось от мысли, что он покидает Каер Даллбен, но еще больше ныло от нетерпения начать путешествие. Сюда примешивалась и тоска по Эйлонви, любовь, которую он старательно и глубоко прятал, но которая, словно наводнение, захлестывала его с головой и перехватывала дыхание.

Задолго до рассвета Тарен поднялся и стал седлать своего серого с серебряной гривой Мелинласа. Покуда Гурджи, жмурясь и зевая готовил в дорогу свою лошадку — низкорослого, коренастого пони, такого же лохматого, как и он сам, Тарен отправился к загону Хен Вен. Как будто почувствовав расставание, белая свинья печально захрюкала. Тарен опустился на колени и обнял её.

— Прощай, Хен Вен, — шептал он, почесывая ее щетинистую шею, — Поминай меня добром. Колл будет заюотиться о тебе, пока я… О Хен, — прерывисто вздохнул Тарен, будет ли мне сопутствовать удача? Дай мне хоть какой-нибудь знак. Подари надежду.

В ответ свинья-прорицательница лишь тревожно захрюкала. Тарен глубоко вздохнул и в последний раз нежно потрепал Хен Вен по загривку.

Даллбен, тяжело покряхтывая, приковылял во двор. Рядом с ним, высоко держа факел, шел Колл. Серое утро наложило на лицо Даллбена тень бесконечной усталости. Колл выглядел озабоченным. Лицо старого воина, озаренное светом факела, было хмурым. Тарен обнял их, и ему показалось, что его любовь к ним обоим никогда не была так велика, как в этот миг расставания.

Гурджи, сгорбившись, уже сидел верхом на пони. На плече его висела потертая кожаная сумка с неисчерпаемым запасом еды. Взяв только меч и отделанный серебром древний рог, который дала ему при прощании Эйлонви, Тарен вскочил на нетерпеливо бьющего копытом Мелинласа. Он принуждал себя не оглядываться, не желая длить печаль последних мгновений.

Два путника молча ехали вперед до тех пор, пока солнце не поднялось высоко над округлыми, окаймленными деревьями вершинами холмов. Тарен углубился в свои мысли. Гурджи тихо ехал рысью за ним, то и дело запуская руку в кожаную сумку и вытаскивая полную горсть еды, которую с удовольствием поглощал Когда они остановились у реки, чтобы напоить коней, Гурджи соскочил с седла и подошел к Тарену

— Верный Гурджи, — вкрадчиво начал он, — покорно следует за добрым хозяином. О да! И спешкой и побежкой. Но куда лежит этот путь? К благородному лорду Гвидиону в Каер Датил? Гурджи очень хочет увидеть высокие золотые башни и большие столы, полные чавки и хрумтявки.

— Я тоже хотел бы увидеть Гвидиона, — ответил Тарен. — Но до этого нам предстоит еще долго скитаться. Даллбен сказал мне, что принц Гвидион и король Матх ничего не знают о моем происхождении.

— Тогда добрый хозяин отправится в королевство Ффлевддура Пламенного? — с надеждой спросил Гурджи. — О да, да! Смелый бард встретит нас весёлыми треньками и бреньками!

Тарен улыбнулся, но снова покачал головой.

— Нет, друг мой, ни в Каер Датил, ни в королевство Ффлевддура мы не поедем, — он устремил взгляд на запад, — Я долго думал об этом и понял, что есть только одно место, где я могу найти то, что ищу. — он помолчал и добавил: — Болота Морвы.

При этих его словах Гурджи посерел. Челюсть его задрожала, зубы выбили мелкую дробь. Он хлопнул себя по голове лохматыми руками и, словно бы подавившись воздухом, закашлялся и захрипел.

— Нет, нет! — завопил Гурджи, — Опасности затаились в злых Болотах! Смелый, но осторожный Гурджи боится за свою бедную слабую голову! Он не хочет возвращаться туда! Ужасные колдуньи превратят его в жабу с ее прыгами и дрыгами! О, страшная Ордду! Жуткая Орвен! И Оргох, о, самая худшая из них!

— И все же я хочу встретиться с ними снова, — твердо сказал Тарен — Ордду, Орвен и Оргох, кто бы они ни были на самом деле, обладают могуществом не меньшим, чем Даллбен. А возможно, и более могущественны, чем он. От них не скрыто ничего, все тайны ведомы им. Они, только они знают правду. Разве не может быть, — в голосе его зазвенела надежда, — не может разве быть, что родители мои благородного происхождения? И по каким-то тайным соображениям они оставили меня на воспитание Даллбену?

— Но добрый хозяин уже благороден! — вскричал Гурджи. — Благородный, щедрый и прекрасный для маленького простого Гурджи. Не надо спрашивать колдуний!

— Я говорю о благородной крови, — ответил Тарен, улыбаясь наивности Гурджи. — Если Даллбен не может мне сказать, то вдруг Ордду скажет? Захочет ли она, этого я не знаю, — тише добавил он. — Но я должен попытаться!

Гурджи пробирала крупная дрожь. Тарену стало жалко его.

— Я не хочу, чтобы ты рисковал из-за меня своей бедной слабой головой, — сказал он, — Ты найдешь укромное местечко на краю Болот и будешь ждать меня там.

— Нет, нет, — застонал Гурджи. Он так жалко моргал, и голос его упал почти до шепота, — Верный Гурджи пойдет вместе с хозяином, как обещал.

Они вновь оседлали коней и двинулись в путь Спустя несколько дней они достигли Великой Аврен, перешли её вброд и устремились на запад вдоль зеленых склонов высокого берега реки. Потом они повернули на север, с неохотой покидая дышащую свежестью реку и углубляясь в дикую равнину. Тарен видел, как Гурджи все больше мрачнеет и глаза его наполняются тревогой. Он и сам был обеспокоен не меньше, но шага не замедлял и с дороги не сворачивал. Чем ближе они подступали к Болотам, тем сильнее одолевали его сомнения. План, казавшийся таким разумным и выполнимым в Каер Даллбен, теперь представлялся ему опрометчивой и опасной затеей. В иные моменты Тарен даже сознавался себе, что если бы Гурджи повернул своего пони и устремился обратно домой, он бы с удовольствием последовал его примеру.

Прошел еще один день путешествия, и перед ними раскинулись Болота, голые, бесцветные, отвратительные, словно весна сюда и не наведывалась. Вид и стойкий гнилостный запах Болот, неподвижность затянутых коричневой ряской луж наполнили Тарена отвращением. Раскисший торф смачно чавкал и жадно всасывал копыта Мелинласа. За спиной боязливо фыркал маленький пони. Приказав Гурджи держаться поближе и не отклоняться ни вправо, ни влево, Тарен осторожно направлял коня в заросли высоких тростников. Здесь почва была упругой, и он старался не заступать за кромку твердой земли, продвигаясь у самого края топей.

Узкий перешеек, ведущий в глубь Болот, они миновали без особого труда. Тарен еще помнил эту узкую тропу. Здесь, когда он, Эйлонви, Гурджи и Ффлевддур искали Черный Котел, напали на них Охотники Аннувина. Снова и снова проживал Тарен этот момент в страшных ночных кошмарах. Пришпорив Мелинласа, он кивком поторопил Гурджи и смело углубился в Болота. Конь брел, спотыкаясь, приминая траву, увязая иногда в чавкающей топи, и, наконец набрёл на цепь невысоких кочек, которые плавали и колыхались под его ногами, утопая в солоноватой воде. Здесь он обрел равновесие и пошел быстрее. Еще через некоторое время конь ощутил под копытами твердую почву и уже без понуканий перешел на галоп. Пони изо всех сил поспешал за ним, как будто боялся отстать и остаться в одиночестве среди погибельной топи. Вдруг перед ними открылась узкая лощина, поросшая карликовыми, искривленными деревцами. Тарен остановил коня. Среди жалкой болотной поросли стояла хижина Ордду.

Прилепившаяся к крутому склону высокой насыпи, наполовину скрытая пожухшим дерном и сухими ветками, хижина эта казалась еще более разрушенной, чем прежде. Соломенная крыша, похожая на огромное птичье гнездо, совсем осела и нахлобучилась по самые окна. Паутина плесени расползлась по стенам, которые готовы были, казалось, вот-вот рухнуть и рассыпаться. У покосившейся двери стояла сама Ордду.

С сильно бьющимся сердцем Тарен спрыгнул с лошади. Стараясь высоко держать голову и твердо ставить ноги на неверной, колышащейся земле, он в полной тишине, нарушаемой только громким лязгом зубов Гурджи, медленно пересекал двор. Ордду внимательно наблюдала за ним острыми черными глазками. Если крохотная колдунья и была удивлена, то виду не показывала, только чуть склонилась вперед и не отрывала от Тарена пристального взгляда. Ее платье, похожее больше на бесформенный балахон, чуть трепетало на ветру у колен, пряжки с драгоценными камнями и золотые булавки нелепо поблескивали в перепутанных с тонкими побегами болотной травы волосах. Она с видимым удовольствием кивала головой и приветливо улыбалась.

— Вот так так! — закурлыкала Орду, — Дорогой маленький птенчик и с ним этот, как-вы-его-там-называете! О, как ты вырос, мой утенок! Теперь тебе, пожалуй, в кроличью нору не протиснуться! Входи, входи, — поспешно проговорила она, делая приглашающий жест рукой, — Ты такой бледный, несчастный. Уж не заболел ли?

Тарен, охваченный неясным беспокойством, последовал за ней. Гурджи, трясясь всем телом, прижался к нему.

— Остерегайся, остерегайся, — тихонько хныкал он, — Гурджи знает, её ласки страшнее опаски!

Все три колдуньи были поглощены, как показалось Тарену, хозяйственными заботами. Оргох, чье лицо было совершенно скрыто под черным капюшоном, сидела на шатком стуле и безуспешно пыталась вычесать цепкие репьи из лежащей у нее на коленях сваляной шерсти. Орвен, или та, кто была на этот раз Орвен, с трудом вертела довольно перекошенное прядильное колесо, молочно-белые бусы низко свисали с ее короткой шеи и грозили запутаться в спицах скрипящего колеса. Сама Ордду — когда только она успела? — склонилась у ткацкого станка, стоящего в углу хижины посреди беспорядочной кучи древнего ржавого и сломанного оружия. На раме было растянуто начатое полотно, но окончания работы еще и не предвиделось. Спутанные нити, сплошь покрытые крупными узлами, скорее похожими на репьи, свисали со станка. Редкие уток и основа не позволяли даже примерно угадать, что за рисунок задуман нелепыми ткачихами. Тарен никак не мог разглядеть его. То ему казалось, что на полотне возникают смутные человеческие и звериные фигуры. То они исчезали. А то вдруг вновь появлялись и начинали двигаться.

Но хорошенько разглядеть странный ковер он не успел. Орвен, остановив колесо и радостно хлопая в ладоши, засеменила к ним навстречу.

— Странствующий цыпленок и гур-гур-Гурджи, милый звереныш! — залопотала она. Как поживает милый малышка Даллбен? «Книга Трех» еще у него. А его борода? Как ему, малышке, верно, тяжело таскать ее.

Но книга — не борода, — неясно добавила она. — Он пришел с вами? Нет? Как жаль! Но это неважно. Так очаровательно, что у нас снова гости!

— Мне не нужны гости, раздражённо просипела Оргох, швыряя шерсть на пол. — Мне нужны их кости!

Оргох фыркнула и что-то забормотала себе под нос. Под черным капюшоном Тарен заметил злобную гримасу.

— Ну, ну, обжора, — урезонила её Орвен, — Гости всё же приятнее. Странно, что они вообще у нас появились.

Оргох фыркнула и что-то забормотала себе под нос. Под чёрным капюшоном Тарен заметил злобную грмасу.

Ордду махнула рукой.

— Не обращай внимания на Оргох, — сказала она Тарену. — Она сегодня не в духе, бедная наша обжорушка. Сегодня была очередь Орвен стать Оргох, а Оргох очень уж хотела поскорей стать Орвен. Теперь она страшно огорчена, потому что Орвен в последний момент передумала и отказалась. Впрочем, — она перешла доверительный шепот, — я не обвиняю ее. Я тоже не люблю быть Оргох. Но мы как-нибудь это уладим.

Ордду улыбнулась, и морщины весело заиграли на ее бугристом лице.

— А ты, — продолжала она, — ты самый смелый из малых гусят. Немногие в Придайне отваживаются по собственной воле наведаться в Болота Морвы. И из этих немногих ни один еще не возвращался отсюда. Возможно, Оргох их поглощает своей любовью. Ты единственный сумел сделать это, мой цыпленок.

— Ах, Ордду, он смельчак и герой, — вставила Орвен, глядя на Тарена чуть ли не с обожанием.

— Не говори чепухи, Орвен, — оборвала ее Ордду. — Есть герои и герои. Я не отрицаю, что иногда он ведет себя довольно смело. Он, помню, дрался рядом с лордом Гвидионом и был тогда горд собой и пыжился, как цыпленок в орлиных перьях. Но существует другой род смелости. Кто смелее: малиновка, несущая в свое гнездо червяка, или червяк, храбро извивающийся в ее клюве? Второе, дорогая Орвен, дает нам пример более великого мужества, — Колдунья обернулась к Тарену, — Ну, говори, мой птенчик, зачем ты искал нас снова?

— Не говори, не говори! — вскричала Орвен. — Дай нам самим догадаться! О, я люблю такие игры, хотя Оргох всегда их портит, — Она хихикнула, — Ты даешь нам тысячу и три попытки, и чур я первая отвечаю!

— Будь по-твоему, Орвен, если это радует тебя, — снисходительно согласилась Орду, — Но хватит ли нам тысячи и трех попыток? Молодой барашек не так прост.

Вы знаете все о том, что есть, — сказал Тарен, стараясь прямо глядеть в глаза колдунье, — И вы умеете угадывать то, что должно быть. Я думаю, вам известно не только начало моих поисков, но и конец их. Да, я хочу узнать о своем происхождении.

— Происхождении? — воскликнула Орду, — Ничего нет проще! Выбирай родителей любых, каких только пожелаешь. Поскольку ни ты их, ни они тебя не знают, какая разница, кто кого выберет? Верь в то, что тебе нравится. И ты удивишься, как всё просто, ясно и удобно!

— Я не желаю ни простого, ни удобного, — ответил Тарен, — а прошу только правды, будь она неприятная или радостная.

— О моя сладкая малиновка, — заворковала Ордду, — Нет ничего труднее, чем отыскать правду. Есть такие, кто тратит на это целую жизнь, и многие из них попадали в гораздо худшие переделки, чем ты.

Она радостно улыбнулась и почти пропела:

— Некоторое время назад была тут лягушка. Я хорошо помню этого несчастненького. Он так и не мог вспомнить, кем был сначала: то ли сухопутным попрыгунчиком, то ли подводным поплавунчиком. То ли любил нырять в прохладной водичке, то ли греться на бревнах в лучах солнышка. Мы превратили лягушку в аиста, любящего лягушек. С тех пор у него не было никаких сомнений. А лягушки просто не успевали усомниться. Вот счастливая судьба! Мы с радостью сделаем то же самое для тебя.

— Для вас обоих, — прокаркала Оргох.

— Нет! — завопил Гурджи, прячась за спину Тарена. — О, добрый хозяин, Гурджи не хочет быть ни прыгой, ни дрыгой!

— А помнишь змею, — подхватила Орвен, — которая ужасно мучилась от того, что никак не могла решить, быть ли ей зеленой с коричневыми пятнами или, наоборот, коричневой в зеленых пятнышках? Мы сделали ее невидимой, но с видимыми пятнами, поэтому все, кроме нее, видели ее и не наступали. Как ей стало хорошо! Она была так нам благодарна!

— А я вспоминаю, — хрипло откашливаясь, просипела Оргох, — был такой вкусный…

— Успокойся, Оргох, — перебила Орвен, у твоих воспоминаний такой… такой неприятный привкус.

— Ты видишь, мой петушок, — сказала Ордду, — Мы можем помочь тебе стать счастливым по-всякому, разными способами. И все они быстрее и проще, чем любой, который ты смог бы выдумать. Кем ты хочешь быть? Если тебе интересно мое мнение, то я предлагаю стать ежом. Совершенно безопасная жизнь. Но я не навязываю тебе свой выбор. Все зависит от твоего желания.

— Нет, нет! — радостно воскликнула Орвен, — Не будем их затруднять! Мы решим сами и избавим бедняжек от утомительного выбора. Они только спасибо нам скажут! Как очаровательно будет увидеть выражение благодарности на их крошечных личиках, или клювиках, или… или что там в конце концов у них появится!

— Только не птицы! — запротестовала Оргох. — Птицы ни в коем случае. Терпеть их не могу. Ощипываешь, ощипываешь…

Страх сковал Гурджи. Он мог только беззвучно открывать рот, как во сне. Тарен почувствовал, как кровь у него застыла в жилах. Ордду сделала шаг к нему, и Тарен непроизвольно потянулся к мечу.

— Ну, ну, мой цыпленок, — пропела Ордду, — только не выходи из себя. Кто знает, сможешь ли вернуться обратно? Хи-хи! Ты прекрасно знаешь, что твой меч бесполезен здесь, к тому же размахивание мечом еще никому не помогало думать. Ты ведь сам решил довериться нам и положиться на наше решение.

— На-аше решение, — эхом откликнулась Оргох. Из глубины ее капюшона красным огнем загорелись маленькие глазки, и плотоядно раскрылся рот.

Тарен выпрямился.

— Ордду, — проговорил он, стараясь, чтобы голос его звучал твердо, — Ты ответишь мне на мой вопрос? Если нет, то мы уходим.

— Мы только старались помочь тебе и облегчить твою жизнь, сказала Орвен, надув губы и теребя свои тяжелые бусы. — Зачем же обижаться?

— Конечно, мы всё скажем тебе, смелый мой головастик, ласково протянула Ордду. — Ты узнаешь все, что пожелаешь. Но у нас есть одно условие: нужно заплатить. Поскольку то, о чем ты спрашиваешь, очень важно… для тебя, то и плата может быть о-о-чень высокой! Не уверена, что ты подумал об этом прежде, чем отправиться сюда.

— Когда мы искали Черный Котел, — начал Тарен — вы в счет платы взяли волшебную брошь Адаона, вещь, которой я больше всего на свете дорожил, — С тех пор я не нашёл ничего, чем бы дорожил больше.

— Но, мой цыплёнок, — расплылась в улыбке Орду, — та сделка была о-очень давно! Мы тогда рассчитались сполна. Ты говоришь, что ничего с собой не принес? Тогда, если ты ничего другого не можешь нам предложить, принимай наше предложение и превращайся в ежа.

— В прошлый раз, хрипло прошептала Оргох на ухо Ордду, ты хотела взять один из летних дней этого молодого ягненка. Это, я думаю, будет лакомый кусочек!

— Ты всегда думаешь только о своем удовольствии, Оргох, отмахнулась от неё Ордду. — В конце концов ты должна бы подумать и о том, что нам всем понравится.

— С ним здесь была золотоволосая девушка, — вставила Орвен, — миленькое маленькое создание. У него безусловно сохранились при себе приятные воспоминания о ней. Разве мы не можем забрать их? — Она сладко зажмурилась. — Как приятно будет расстилать их на полу и долгими зимними вечерами глядеть на них, любоваться и вздыхать. Правда, у него уже их не останется ни клочка. Но, думаю, это будет превосходная сделка.

Тарен затаил дыхание.

— Даже вы! Вы не будете так безжалостны! — в отчаянии воскликнул он.

— Почему нет? — широко улыбнулась Ордду. Жалость, дорогой гусенок, как ты уже знаешь, не в наших правилах. Она только мешает правильной сделке. А это уже не по правилам. Тем не менее, — она обернулась к Орвен, — эта плата нам не подходит. У нас уже достаточно всяких воспоминаний.

— Тогда… — Тарен крепко сжал кулаки, весь напрягся, — Тогда… Мало чем на свете я дорожу больше, чем моим именем, — Он почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу, — Я предлагаю вам свое имя! Что вы на это скажете?

И хоть там, дома, в Каер Даллбен, он все обдумал и готов был на многое, но теперь ему вдруг захотелось все бросить и бежать, бежать без оглядки…

— Если этого вам мало, — продолжал Тарен, — я обещаю любую ценную вещь, которая появится у меня в жизни… самую большую драгоценность, которая попадет мне в руки, отдать вам. Она будет вашей, и вы сможете потребовать её когда угодно.

Ордду не ответила, а только с любопытством глядела на него. Остальные колдуньи тоже молчали. Даже Гурджи перестал хныкать и замер. Фигурки на полотне в ткацком станке, казалось, корчили Тарену мерзкие гримасы. Он ждал, пока Ордду заговорит.

Колдунья улыбнулась.

— Неужели ответ на твой вопрос значит для тебя так много, что ты готов отдать то, чего даже не приобрел еще?

— Или никогда не приобретешь! — прокаркала Оргох.

— Больше мне нечего предложить вам, — опустил голову Тарен. — Но вы не можете, не должны отказать мне!

— Сделка, которую ты нам предлагаешь, — сухо сказала Ордду, — очень ненадежна и по-настоящему не может устроить нас. Все неопределенно, и очень часто случается, что бедный воробушек, который предлагает подобный обмен, не живет долго или за всю свою жизнь так и не приобретает ничего ценного. Бывает и по-другому. Наш должник потом упирается и упрямится, и приходится превращать его в некое знаменитое своим упрямством существо. А это так хлопотно. Нет, мой птенчик, так не пойдет. Нам жаль. Если вообще мы можем испытывать жалость к кому-либо.

Тарена охватило отчаяние. Голова его закружилась, и он уже не понимал, то ли колдуньи вдруг потеряли свои очертания и плыли перед глазами, меняясь местами и обликами, то ли ему все это мерещится. Он глядел на Ордду, Орвен, Оргох и не мог различить их. Казалось, перед ним возникла ледяная стена, сквозь толщу которой нельзя было пробиться. Он опустил руки и отвернулся.

— Но, дорогой мой гусенок, — весело окликнула его Орду, — я же не сказала, что нет других, кто может ответить на твой вопрос.

— Конечно, они есть, — добавила Орвен, — поиски их займут не так уж много времени. поиски их

— Кто они? — встрепенулся Тарен, хватаясь за эту новую надежду.

— Я вспоминаю пестрого дрозда, который раз в году прилетает на гору Килгвири, чтобы поточить клюв, — сказала Орвен. Он знает все, что когда-либо происходило. Если тебе так уж приспичило узнать, ты можешь подождать и спросить его.

— Ах, Орвен, укоризненно покачала головой Ордду, — иногда мне кажется, что ты живешь только прошлым. Гора Килгвири давным-давно рассыпалась песочком, а малышка дрозд улетел куда-то.

— О, ты совершенно права, дорогая Ордду, — пригорюнилась Орвен. — Это выскочило у меня из головы. А, может, лосось из озера Ллью? Никогда не встречала более мудрой рыбы.

— Уплыл, — пробормотала Оргох, цокая пустым зубом. — Да-авно уплыл!

— Увы, птицы и рыбы в конце концов улетают и уплывают, — задумчиво сказала Орду, — Надо поискать что-нибудь более надежное. Ты мог бы, например, попробовать Зеркало Ллюнет.

— Зеркало Ллюнет? — переспросил Тарен, — Я никогда не слышал о нем. Что это? Где…

— Все же лучше было бы, — перебила его Оргох, — Чтобы он остался с нами. И дурашка зверюшка Гурджи — тоже.

— Держи себя в руках, дорогая Оргох, хотя бы пока я объясняю, — недовольно зыркнула на нее Орду. Потом обернулась к Тарену, и голосок ее снова стал гадким. — Да, воробушек, стоит посмотреть в зеркало Люнет, и оно покажет тебе что-нибудь интересненькое.

— Но где… — снова начал Тарен.

— Слишком далеко, — проворчала Оргох, — Оставайся лучше с нами.

— В горах Ллавгадарн, — ответила Ордду, беря его за руку, — Если только его не перенесли. Но пойдем, мой гусенок. Оргох становится слишком беспокойной. Я знаю, что она жаждет оставить тебя здесь. Для тебя это было бы большое разочарование. А мне не хотелось бы отвечать за её поведение.

— Но как я смогу найти его? — Тарен наконец смог задать свой вопрос, когда вместе с дрожащим Гурджи оказался снаружи хижины.

— Не задерживайся на Болотах, — посоветовала на прощание Ордду, прислушиваясь к громким и сердитым голосам внутри хижины. — Не то можешь пожалеть о своей глупой смелости… или смелой глупости. Прощай, моя малиновка.

Кривая дверца, скрипнув, плотно притворилась.

— Бежим! — воскликнул Гурджи. — Помчались, добрый хозяин, пока бедная, слабая голова Гурджи еще у него на плечах!

Но Тарен, несмотря на то, что Гурджи вцепился в него обеими руками и тащил изо всех сил, не двигался с места. Он стоял, уставясь на дверь, и никак не мог справиться и разобраться с той мешаниной мыслей, которые нахлынули на него.

— Почему она насмехалась над моей смелостью? — хмурился он, — Смелость малиновки и храбрость червя… глупая смелость и смелая глупость… А поиск Зеркала Ллюнет — это глупость или смелость?..

— Поспешим, — теребил его Гурджи — Глупому Гурджи надоела смелость. Он хочет вернуться в безопасный Каер Даллбен. О, брось эти искалки и плуталки!

Тарен еще мгновение поколебался. О горах Ллавгадарн он слышал лишь то, что они высятся где-то далеко на востоке. Но путь к ним никто не мог указать, а потому путешествие казалось бессмысленным. Гурджи с мольбой глядел на него. Тарен потрепал беднягу о плечу, повернулся и решительно двинулся к Мелинласу.

— Зеркало Люнет — единственная надежда, которую мне подарила Орду, — твёрдо проговорил Тарен, — Я должен найти его.

Пока Гурджи вскарабкивался на своего пони, Тарен легко вскочил в седло, ещё раз оглянулся на хижину и сердце его дрогнуло.

— Подарила? — с сомнением пробормотал он, — Разве Орду дарит что-нибудь просто так?

Глава 2

Королевство Кадиффор

Двое путешественников покинули Болота Морвы и направили своих коней на юго-восток, к Долине Княжеств, что протянулась вдоль долины реки Истрад. Тарен намеревался заехать в Каер Кадарн, крепость короля Смойта, и попросить рыжебородого властителя дать им более прочную упряжь, чем та, которой они запаслись в Каер Даллбен.

— А потом, — повернулся к Гурджи Тарен, — мы будем уповать на случай, который и поведет нас за собой. — он печально улыбнулся. — Моя бедная, слабая голова полна вопросов и сомнений. Но, увы, в ней нет никаких ответов и планов.

Оставив далеко позади Болота, они через много дней пути пересекли наконец границу Кадиффора, королевства Смойта, самого большого в Долине Княжеств. Местность менялась тут чуть ли не с каждым шагом. Сырые болотистые топи переходили в зеленые луга, просторные долины сменялись густыми лесами, а в глубине леса вдруг открывались очаровательные с угнездившимися здесь хуторами. Гурджи лихорадочно принюхивался к дыму из очагов, жадно улавливал аромат пищи, который так и парил в воздухе, косился на Тарена, молча умоляя о привале. Но тарен не останавливался и не сворачивал с выбранной дороги, беспрестанно подгоняя своего коня. Гурджи с трудом поспевал за ним. И дня через три они наконец достигли пределов Каер Кадарн. Незадолго до заката солнца, когда облака стали низкими и тяжелыми, а в воздухе повеяло холодом, Тарен решил укрыться в сосновой роще и переждать до утра.

Едва они спешились, а Гурджи поспешил снять седельные сумки с едой, как в рощу рысью влетел отряд всадников. Тарен схватился за меч. Гурджи с тревожными воплями заметался вокруг него.

Всадников, на отличных лошадях и хорошо вооруженных, было пятеро. Уверенные, рыжебородые, загорелые, они имели вид людей, привыкших к седлу и долгим походам. Цвета их одежд, отличные от цветов Дома Смойта, навели Тарена на мысль, что это слуги одного из вассалов Смойта.

— Спрячь свой меч, — приказал главный всадник, вынимая, однако же, свой и осаживая лошадь прямо перед Тареном. — Кто вы? Кому служите? — подозрительно спросил он.

— Они разбойники! — закричал другой. — Перебьем их.

— Они больше походят на пугал, чем на разбойников, — ответил предводитель. — Я полагаю, это двое разгильдяев, убежавших от своего хозяина.

Тарен опустил меч, но не спешил вернуть его в ножны.

— Я Тарен, Помощник Сторожа Свиньи…

— Тогда где ваши свиньи? — грубо расхохотался первый всадник, — И почему вы не следите за ними? — он ткнул большим пальцем в сторону Гурджи, — Или ты мне скажешь, что этот… эта жалкая животина и есть тот, кого ты пасёшь?

— Эта… этот… он не поросюшка! — негодующе закричал Гурджи, — Он совсем не пороюшка! Он Гурджи, смелый и умный. Он служит своему доброму хозяину!

Гнев непонятного и необычного существа вызвал только новую вспышку смеха у всадников. Но теперь первый всадник обратил внимание на Мелинласа и разглядывал его с большим интересом.

— Твой конь не соответствует твоему положению, скотник, — сказал он — Где ты его взял?

— Мелинлас мой по праву, — резко ответил Тарен. — Это подарок Гвидиона, принца Дома Доны.

— Лорда Гвидиона? — взъярился вдруг воин, — Подарен? Скорее украден у него! — Он угрожающе усмехнулся, — Берегись, твоя большая ложь будет стоить тебе немалой трёпки.

— Я не лгу и не напрашиваюсь на ссору, — примирительно сказал Тарен, — Мы скромные путешественники и идём в замок короля Смойта.

— Смойту не нужны скотники, — бросил один из воинов.

— И нам тоже, — сказал первый всадник. Он повернулся к своим товарищам, — Что вы скажете? Возьмём его коня? Или голову? Или и то и другое?

— Лорд Горион обрадуется новому коню и хорошо наградит нас, — ответил другой всадник, — Но от головы скотника ему нет никакой пользы.

— Отлично сказано! Пусть так и будет! — закричал воин. — Кроме того, ему сподручнее будет пасти своих свиней пешком, — добавил он, хватаясь за узду Мелинласа.

Тарен прыгнул между своим конем и всадником. Гурджи кинулся вперед и яростно вцепился зубами в ногу воина. Но остальные всадники пришпорили коней, и Тарен в мгновение ока оказался в окружении вставших на дыбы лошадей. Его тут же оттеснили от Мелинласа. Он попытался вскинуть меч, но один из всадников ловко повернул свою лошадь боком, и та сбила Тарена с ног. В тот же момент другой его противник нанес такой удар, который наверняка стоил бы Тарену головы, если бы всадник не ударил плоской стороной клинка. Оглушенный, Тарен свалился на землю, в ушах у него звенело, голова кружилась. Всадники кометами носились перед его глазами. Смутно слышал он вопли Гурджи, ржание Мелинласа. Ему показалось даже, что в драку затесалась какая-то новая фигура. Но к тому времени, когда он, шатаясь, смог подняться на ноги, всадники исчезли, уведя с собой Мелинласа.

Перемежая стоны жалобами и гневными угрозами, Тарен с трудом волочился по дороге. Вдруг широкая и тяжелая рука легла на его плечо. Он резко повернулся и увидел человека в грубошерстной безрукавке, подпоясанного обыкновенной веревкой. Его голые по плечи руки были узловатыми, жилистыми, спина сгорбилась не столько от возраста, сколько от тяжкого труда. Копна серых нестриженых волос спадала на лоб, прикрывая уши. Лицо было строгим, но не злым.

— Держись, приятель, — сказал человек, — Теперь уж ты их не догонишь. А с твоей лошадью ничего плохого не случится. Приспешники лорда Гориона обращаются с лошадьми лучше, чем со строптивыми незнакомцами. — Он потряс в руке увесистый дубовый посох, больше похожий на добрую дубинку. — Двоим из этих прихвостней лорда Гориона придется теперь подзаняться починкой своих голов. Но и ты, гляжу, не в лучшем виде. — Он поднял с земли мешок и вскинул его на спину. — Я Аэддан, сын Аэдда, — сказал он. — Пойдемте со мной. Мой хутор здесь недалеко.

— Да, — горько вздохнул Тарен, — куда мне теперь без Мелинласа! Только и остается, что возвращаться назад. Но я должен, — воскликнул он, — должен найти ответ…

Он внезапно умолк. Хватит с него насмешек тех воинов. Тарен не хотел открываться даже этому, как видно, доброму человеку, который поддержал его.

Но крестьянин не выказывал, казалось, никакого интереса и не приставал с расспросами.

— То, что ты ищешь, твое дело, — спокойно сказал Аэддан, — меня это не касается. Я просто видел, как пятеро напали на двоих, и для справедливости немного уравнял силы в поединке. — Он снова тряхнул своим посохом-дубинкой. — Ты собираешься подлечить свои раны? Тогда следуй за мной.

Крестьянин зашагал вниз по склону холма, Тарен и Гурджи поспешали за ним. Гурджи часто оборачивался и грозил кулаком в сторону ускакавших всадников, а Тарен плёлся молча, погруженный в глубокое отчаяние от потери Мелинласа и горькие думы о том, что поиски его увенчались пока лишь потерей коня да приобретением синяков и ссадин. Ломило кости, ныло все тело. Вдобавок к его мрачным мыслям помрачнело и небо, сгустились и потемнели облака, хлынул проливной дождь. К тому времени, когда они наконец добрели до хутора, Тарен насквозь промок и с ног до головы был заляпан грязью.

Жилищем Аэддана была ветхая хижина, сплетенная из обмазанных глиной веток. Но Тарен был удивлен чистотой и уютом, а самое главное — красивой и прочной мебелью. Никогда раньше в его скитаниях не приходилось ему пользоваться гостеприимством крестьян Придайна, и он оглядывал все здесь, как путешественник, попавший в неведомые земли. Теперь, когда Тарен смог повнимательнее разглядеть самого Аэддана, он увидел написанные на обветренном лице этого человека честность и добродушие. Крестьянин тепло улыбнулся ему, и Тарен, несмотря на боль, пронизывающую все тело, тоже улыбнулся в ответ. Он чувствовал, что на самом деле встретил друга.

Жена крестьянина, высокая, высохшая, изнуренная работой женщина, с таким же морщинистым и добродушным лицом, как у мужа, всплеснула руками при виде Гурджи, чьи мокрые спутанные волосы собрали, казалось, все листья, сосновые иглы и веточки леса, и вскрикнула, глянув на измазанное кровью лицо Тарена. Пока Аэддан рассказывал ей о стычке у дороги, Аларка, как звали его жену, открыла деревянный сундук и вытащила оттуда крепкую теплую куртку, здорово поношенную, но любовно и аккуратно залатанную. Тарен с благодарностью взял эту простую одежду взамен своей истерзанной и промокшей.

Аларка принялась готовить целебное зелье из лесных трав, а Аэддан тем временем вывалил на стол содержимое своего мешка: ломти хлеба, сыр и горсть сушеных фруктов.

— Удобств у нас немного, — сказал он. — Моя скудная земля родит худой урожай, поэтому часть времени приходится трудиться на полях соседей. Они мне платят тем, что я не могу вырастить на своей земле.

— Но я слышал, — сказал Тарен, смущенный неожиданным видом бедности, — что в Долине Княжеств богатые земли.

— Так и в самом деле было когда-то, — скупо улыбнулся Аэддан. — Во времена моих предков, но не сейчас. Как Княжеские холмы были известны своими тонкорунными овцами, так и Долина Княжеств у реки Истрад славилась повсюду своими густыми овсами и урожаями ячменя, а само королевство Кадиффор — тяжелой, золотой, как солнце, пшеницей. И золотые деньки тогда были во всем Придайне, — продолжал Аэддан, разрезая хлеб и сыр и протягивая их Тарену и Гурджи, — Отец моего отца рассказывал древнюю историю о плугах которые работали сами, о косах, которые косили траву, и при этом рука человеческая к ним даже не прикасалась.

— Я тоже слышал эту легенду, — сказал Тарен, — Но Аровн, хозяин Земли Смерти, украл эти сокровища, и теперь они ржавеют без пользы, припрятанные глубоко под крепостью Аннувина.

Крестьянин серьезно кивнул.

— Рука Аровна удушила жизнь в Придайне. Тень его легла на всю землю Придайна, заслонила солнце. Земля оскуднела. Наш труд становился всё тяжелее. Люди лишились умения и мастерства. Аровн украл у нас всё. Мы владели многими секретами, поэтому земля давала обильные плоды. И этого тоже лишил нас лорд Аннувина.

Тарен впитывал в себя слова крестьянина, а тот продолжал свой незатейливый рассказ.

— Дважды за два года не получал я урожая. Мой амбар пуст. И чем больше мне приходится работать на других, тем меньше у меня сил и времени для собственного поля. И нет у меня умения, отнятого еще у моих предков. Все секреты укрыты навеки во владениях лорда Аннувина.

— Не знаю, помогли бы нам те секреты, — вздохнула Аларка, — если перед самым севом пал наш вол, а коровы заболели и погибли. К тому же, — она вдруг понизила голос, — мы лишены помощи Амрена.

Тарен вопросительно глянул на женщину, не понимая, кто такой Амрен. Слезы навернулись на ее глаза.

— Амрен — наш сын, — тихо сказала женщина. — Ему было столько же лет, сколько тебе, и это его куртка сейчас на твоих плечах. Она ему больше не понадобится. Зима и лето, холод и жара теперь для него безразличны. Он спит под могильным холмом вместе с другими павшими воинами. Да, он умер, — всхлипнула женщина. — Он был в войске, когда на них напали какие-то всадники, оказавшиеся грабителями.

— Разделяю вашу печаль, — грустно сказал Тарен и, чтобы как-то умерить её горе, добавил: — Но умер он, конечно, с честью. Ваш сын — герой…

— Мой сын убит! — резко ответила женщина. — Те всадники напали, потому что хотели отнять последнее. Теперь у нас и того нет. Мы и себя-то не в состоянии прокормить. Секреты, которые украл Аровн, лорд Земли Смерти, может, и спасли бы нас. Увы, нам не под силу возвратить их.

— Ничего! — встрепенулся Аэддан. — И без тех секретов мой урожай в этом году будет неплохим. Правда, я смог обработать лишь клочок поля. Но зато вложил в него все свое умение, весь труд, все силы. — Он гордо посмотрел на Тарена. Когда мы с женой были уже не в силах тянуть плуг, я вскапывал землю просто руками и засевал ее зерно за зерном вот этими ладонями, — крестьянин засмеялся. — А потом я выпалывал поле, ползая от колоска к колоску так же старательно, как знатная дама лелеет цветок, растущий в горшке у неё на окне. Не может быть, чтобы земля обманула меня, — он нахмурился, — Не должна. Наша жизнь зависит от этого урожая.

После такой длинной речи крестьянин умолк надолго, и судная трапеза прошла в глухом молчании. Тарен, поблагодарив хозяев, с удовольствием расправил свои ноющие кости у очага. Гурджи свернулся клубком рядом с ним. Усталость сморила Тарена, заглушив даже тревожные мысли о судьбе Мелинласа. Пот шум бесконечного дождя, барабанившего по крыше и потрескивание тлеющих в очаге угольков он уснул.

Они поднялись еще до рассвета. Но Аэддан уже копошился на поле. Дождь кончился. Исходящая паром земля была свежей и влажной. Тарен опустился на колени и зачерпнул полную пригоршню этой теплой мягкой земли. Аэддан говорил правду — поле было вспахано на славу. Тарен глядел на крестьянина со все возрастающим уважением и восхищением. Ухоженная земля наверняка даст богатый урожай. Но с болью и тоской взирал Тарен на невспаханный клин. Эта земля так и останется бесплодной, потому что не хватает рук возделать ее. С тяжким вздохом он отвернулся. А мысли его снова устремились к Мелинласу.

Как отобрать своего серебряногривого коня? Одно Тарен знал твердо: надо направить свой путь к замку лорда Гориона, куда, по словам Аэддана, грабители непременно должны были отвести захваченного коня. Но пока, хоть его и не оставляла тревога за любимого коня, Тарен взялся за работу. Он все утро трудился рядом с Аэдданом. Бедные крестьяне поделились с ним последним куском хлеба, и Тарен не видел другого способа отблагодарить их. К полудню он разогнул спину и остановился. Больше медлить было нельзя. Пора в путь!

Он стал готовиться к отъезду. Аларка и ее муж стояли в дверях хижины. Они не спросили Тарена о цели его путешествия. Но женщина сказала на прощанье:

— Ты давно, как я вижу, вышел в дорогу. Ты оставил свой дом и своих родных. Я знаю, как страдает сердце матери по ушедшему сыну. Наверное, и твои родители проливают слезы в разлуке?

— Увы, — тихо ответил Тарен, возвращая куртку Амрена, — я не знаю своих родителей. И они не знают ничего обо мне.

— Тебе хорошо знаком крестьянский труд, — сказал Аэддан. — Если ты ищешь пристанище или то место, где тебе всегда будут рады, то считай, что уже нашел его.

— Кого бы я ни встретил на своем пути, пусть эти встречи принесут мне столько же радости и радушия, сколько дал мне твой дом, — ответил Тарен и не без сожаления распрощался с хозяевами. Гурджи приветливо кивал им из-за спины Тарена.

Глава 3

Горион и Гаст

Аэддан показал им самую короткую дорогу к твердыне лорда Гориона, и два путника достигли цели еще задолго до заката солнца. С удивлением Тарен обнаружил, что никакого замка нет. Вместо этого на взгорке толпились небольшие, но прочные постройки, окруженные частоколом из кольев, перевитых ивовой лозой, с замазанными глиной и плотно утрамбованной землей щелями. Ворота, сбитые из тяжелых бревен, были распахнуты. В них въезжали и выезжали всадники, проходили пастухи, пригнавшие коров с пастбища, тянулись горожане с мешками за плечами, входили запыленные путники.

Несмотря на сопротивление упиравшегося Гурджи, Тарен решительно двинулся вперед, стараясь не выказывать ни робости, ни колебаний. В снующей туда и обратно толпе они вошли в крепость незамеченными. Тарен без труда отыскал конюшни, которые выделялись среди остальных строений особой чистотой и прочностью. Он направился к молодому парню, сгребавшему сено, и, придав своему голосу побольше уверенности, крикнул:

— Эй друг! Скажи, не здесь ли серый конь, которого захватили воины лорда Гориона? Редкой, сказывали, красоты лошадка.

— Серый конь? — переспросил конюший. — Лучше сказать, серый дракон! Зверь! Он чуть не разнес в щепки свое стойло и так цапнул меня, это я век буду помнить. Думаю, лорд Горион еще до заката переломает ему кости.

— Как это? — ужаснулся Тарен. — Что он сделал с лошадью?

— Лучше спроси, что лошадь сделала с ним! — ответил парень, усмехаясь. — Сбрасывала его уже не менее дюжины раз! Наш главный конюший и то не мог усидеть на этом дьяволе больше трех секунд. Но лорд Горион не сдается и даже сейчас, кажется, пытается его объездить. Его называют Горион Доблестный, — парень уже откровенно хихикнул и тут же испуганно прикрыл рот рукой. — Доблестный-то он доблестный, а по мне, так для такого занятия доблести маловато. Но его прихвостни знай подстрекают хозяина. Лорд Горион поклялся уломать это непокорное животное, даже если придется сломать ему хребет.

— Добрый хозяин, — зашептал Гурджи, — поторопимся к королю Смойту! Без его подмоги одни тревоги!

Тарен словно бы не слышал. Слова конюшего заставили его побледнеть. Нет, Каер Кадарн далеко. Помощь Смойта придет слишком поздно!

— Где конь? — резко спросил он, пытаясь скрыть тревожную дрожь в голосе. — Хотелось бы взглянуть на эту потеху.

Конюший ткнул граблями в сторону длинной приземистой постройки с опускающейся почти до земли крышей.

— Там, на заднем дворе за Главной усадьбой. Но будь осторожен, — добавил он, — и держись подальше, не то этот бешеный конь и тебя затопчет.

Тарен еще только приблизился к главной усадьбе, как услышал крики и громкое ржание Мелинласа. Ноги сами понесли его, и он помчался сломя голову. На вытоптанном, изрытом копытами заднем дворе не было ни травинки. Тарен увидел, как несколько войнов с трудом удерживали на длинной верёвке серого коня пытаясь водить его по кругу. Конь вставал на дыбы, кружился на месте. Он упирался, вскидывал задние ноги и молотил воздух тяж1лыми, как булыжники, копытами. Коренастый всадник, пытавшийся удержаться в седле, вдруг взмахнул руками и грохнулся на землю. Лорд Горион так и остался лежать на неподвижно, словно мешок со свинцом.

Мелинлас метался среди воинов, пытаясь прорваться сквозь плотный круг людей. Один из воинов поспешил схватить лошадь под уздцы. Забыв про осторожность, Тарен закричал и помчался к лошади. Он успел схватить поводья прежде, чем воины опомнились и обнажили мечи. Он обнял Мелинласа за шею. Тот радостно заржал. Тарен быстро вставил ногу в стремя. Только тут все пришли в себя. Кто-то ухватил Тарена за полу куртки, но он рывком высвободился и развернул коня. Тем временем лорд Горион опомнился, вскочил на ноги и теперь прорывался сквозь беспорядочную толпу воинов.

— Дерзость! Невиданная дерзость! — проревел он.

Его темная с проседью, коротко подстриженная борода по-ежиному ощетинилась. Тяжелое лицо покрылось багровыми пятнами, то ли от зреющих синяков, то ли от слепой ярости, то ли от того и другого. Тарену некогда было размышлять об этом.

— Чужак! Наглый грубиян! Он посмел коснуться моего коня! — неистовствовал лорд Горион. — Покончите с ним! Пусть расплатится жизнью за это оскорбление!

— Я всего лишь вернул своего коня! — крикнул Тарен, — Это Мелинлас, сын Мелингара!

Высокий костлявый человек с перевязанной рукой внимательно посмотрел на него. Тарен догадался, что это и был главный конюший.

— Сын Мелингара, знаменитого коня принца Гвидиона? О, это благородная родословная! Но откуда тебе это известно? — воскликнул он.

— Я знаю это так же хорошо, как и то, что Мелинласа у меня украли, — ответил Тарен. — Его отняли у меня около хутора крестьянина Аэддана, у самой границы вашего княжества. А у моего друга и спутника взяли его пони. — Юноша попытался объяснить, кто он, но властитель княжества даже слушать не стал.

— Дерзость и наглость! — бубнил он свое, и борода его угрожающе топорщилась. — Скотник осмеливается оскорблять меня лживыми историями. Мои воины добыли этих лошадей, рискуя своей жизнью!

— Нашими жизнями! — не сдавался Тарен, одновременно выискивая глазами нападавших на него всадников. — Пусть ваши воины сами расскажут и будут нашими свидетелями.

— Еще большая дерзость! — возопил Горион. — Мои воины не разбойники. Они по моему приказу объезжают границы княжества. Как смеешь ты обвинять их в грабеже?

— Да, ваша честь, — подхватил один из стоящих рядом воинов, — они честно служат вам и все до одного герои. Ведь им пришлось сражаться против шести великанов!

— Великанов? — опешил Тарен, едва веря своим ушам.

— Да, да, именно великанов! — воскликнул Горион. — И это останется в веках и памяти потомков, как смелые воины Гориона Доблестного, окруженные врагами, которых было вдвое больше, не дрогнули. Ты говоришь, великаны? Не-ет, свирепые монстры! Один рвал их острыми когтями и страшными клыками. Другой налетал с вырванным из земли дубом, который он вращал, как сухую веточку! Но всадники Гориона Доблестного не дрогнули. Они вернулись с победой и добычей! Со славой и честью!

— Лошадь тоже колдовская, — вставил другой воин. — Она дралась так же люто, как и ее хозяин-великан. Это же зверюга, убийца. Лютый волк!

— Но Горион Доблестный приручит ее, — поддакнул третий воин, заглядывая в глаза властителю, — не так ли? Ты ведь объездишь эту непокорную скотину, Горион?

— Я? — вдруг робко переспросил Горион. — О, конечно! — закричал он окрепшим голосом. — Только дайте мне ее! — прорычал он и вдруг пронзительно завопил, накидываясь на Тарена, — Ты оскорбляешь мою честь, если сомневаешься в этом!

Окруженный непреклонными воинами Гориона, Тарен уже стал терять надежду на спасение. Он уже готов был выхватить меч и силой прорваться сквозь плотное кольцо. Но, еще раз взглянув на озлобленные лица приспешников чванливого и хвастливого Гориона, Тарен попытался действовать хитростью.

— Мой лорд, о неустрашимый Горион Доблестный, — промолвил Тарен, — я говорю правду. Там не было великанов, а только мой спутник, я да крестьянин, который пришел нам на помощь.

— Не было великанов? — взревел Горион. — Еще большее оскорбление! — Он затопал ногами с такой яростью, будто топтал не травинки, а скопище лютых врагов. — Ты называешь моих людей лгунами? Ну-ка, покажи хоть одного! Ткни пальцем в того, кого обвиняешь! Посмей!

— Мой лорд, — вновь начал Тарен, низко кланяясь. Ему уже стало ясно, что гордость не позволит Гориону поверить, будто его воины — обычные конокрады, сражавшиеся не с великанами, а с Помощником Сторожа Свиньи да с простым крестьянином. — Мой лорд, — еще ниже склонился Тарен, — я не называл ни одного из твоих воинов лгуном. Они говорили правду. Ту правду, которая им померещилась.

— Ну, это уж такая дерзость! — задохнулся Горион, — Померещилась! Правда не мерещится, она есть или её нет! И в твоих словах нет ни крупинки правды! Там были великаны, монстры и летающие дубы! Мои люди будут награждены за свою храбрость, а тебя я велю поколотить за бесстыдную ложь!

— Выслушайте меня, мой лорд, — осторожно тщательно подбирая слова, снова попытался урезонить Гориона Тарен. Он уже понял, что любое неосторожное слово князь толкует как страшное оскорбление, — Солнце стояло низко, — втолковывал Тарен. — Наши тени от этого вытянулись и стали раза в два длиннее. Храбрые воины видели не нас, а наши тени и приняли обыкновенных людей за великанов.

Тарен видел, как снова багровеет Горион, и, не давая ему вставить слова, торопился все выложить.

— Что касается великанов, — не умолкал Тарен, — то на закате любой становится великаном. Попробуй сам.

— А летающий дуб? — возразил Горион.

— У крестьянина был крепкий дубовый посох, — поспешил объяснить Тарен, — да и сам он крепче дуба. Тяжеленный посох в его руках действительно летал и мелькал быстрее молнии, а каждый удар был таким, что могло показаться, будто на голову свалилось дерево.

Несколько секунд растерянный и смущенный Горион безмолвствовал. Он лишь цокал языком и поглаживал встрепанную бороду.

— Ладно, с великанами и с дубом покончили, — примирительно сказал он и вдруг снова вскинулся. — А как же с монстрами? С этими свирепыми страшилищами, которых мои воины видели собственными глазами?

— Монстр стоит перед тобой, — смиренно сказал Тарен, указывая на Гурджи, — Он давний мой друг. Могу засвидетельствовать, что он добрый и кроткий, но неукротим, когда на него нападут.

— Да, да! Гурджи таков! — залопотал Гурджи, — Смелый, умный и люто дерётся за своего хозяина!

При этом он скалил зубы, потрясал лохматыми руками и так устрашающе завывал, что Горион и его славные воины отпрянули назад.

Лоб властителя наморщился. Он вовсе не желал сдаваться, и видно было, как лихорадочно ищет он, к чему бы еще придраться.

— Тени? — вдруг проревел он. — Ты хотел бросить тень на тех, кто мне служит? Еще одно оскорбление…

— Пусть твои воины приняли тени за великанов, но они же не обратились в бегство. Они не дрогнули перед монстрами, которые им померещились. И храбрость их ничуть не уменьшается от этого. Они поведали тебе то, что видели. Или думали, что видели. Но и правдивость их от этого не уменьшается, — растолковывал Тарен, сам уже запутавшийся в своих рассуждениях.

— А зверь? Этот свирепый конь? Он тоже, по-твоему, обыкновенный, не заколдовнный? — не унимался Горион, — Нет на свете такого коня, которого бы не усмирил Горион Доблестный! А с этим я не могу справиться. Если ты говоришь правду и это твой конь, попробуй оседлай его! Осмелишься — и я поверю тебе.

Тарен быстро вскочил в седло. Мелинлас заржал, взрыл землю копытом. Потом спокойно стал и повернул голову к седоку, словно бы ожидая приказа. Лорд Горион онемел от изумления. Главный Конюший вытаращил глаза. Удивленные возгласы послышались из толпы воинов. Но вдруг один из них грубо выкрикнул:

— Эй, Горион! Неотесанный бродяга сидит верхом на лошади, которую не смог укротить сам лорд! Он отнимает у тебя не только лошадь, но и честь!

Горион, поначалу тайно вздохнувший от облегчения, что избавился от бешеной лошади, вдруг снова начал багроветь от ярости.

— Это не так! — поспешно вскричал Тарен. Он повернулся к толпе воинов. — Разве вы позволите своему великому сеньору ехать верхом на кляче простого скотника? Неужто подобает такое Гориону Доблестному? — И вдруг ему в голову пришла смелая мысль. Он повернулся к Гориону и произнес: — И все же, мой лорд, позвольте мне преподнести вам мою лошадь в подарок. Окажите мне честь…

— Что? — затрясся Горион. — Новое оскорбление! Мне, лорду, принять подарок от скотника? Дерзость! Да как ты осмелился? Я не унижу себя настолько, чтобы сесть на эту паршивую лошаденку! — Он взмахнул рукой, — Убирайся! С глаз моих долой! Все убирайтесь! И твоя кляча, и твое лохматое чудище, и его пони тоже!

Горион напыжился, отвернулся и важным шагом двинулся прочь. Пони Гурджи вывели из конюшни, и под недобрыми взглядами воинов Гориона оба путника беспрепятственно выехали за ворота.

Тарен старался ехать медленно, с высоко поднятой головой, всем своим видом показывая, что он не старается улепетнуть поскорее. Но стоило им оказаться на воле, подальше от этой неприветливой крепости, как путники пришпорили своих коней и помчались галопом.

— О мудрый хозяин! — захлебывался от радости Гурджи. — О хитрость, которая спасла Гурджи от колотушек и молотушек! — Он теперь чувствовал себя в безопасности и тараторил без остановки. — Даже Гурджи не может быть таким умным! Его бедная, слабая голова не вмещает столько мудрых придумок.

— Ну, ну, дружище, — засмеялся Тарен, — поостынь. Моей мудрости не хватает даже на самую простую придумку. Например, где бы нам переночевать? — Он с тревогой оглядел лежащую перед ними равнину.

Наступала ночь, а до хутора Аэддана было еще так далеко. Не ровен час, они снова натолкнутся на рыщущий повсюду отряд Гориона. Но вокруг не было никакого признака человеческого жилья. Ни хуторов, ни одиноких хижин. Тарен упорно двигался на багрово-красный закат, охвативший холодным пожаром горизонт.

Впереди, на поляне, замерцали огоньки. Тарен направил туда Мелинласа, и вскоре они оказались у подножия глинобитной крепостной стены. Крепость эта очень напоминала твердыню лорда Гориона. Но здесь все было освещено ярко пылающими факелами. Они торчали повсюду — по верху стены, в каждой бойнице и даже на крыше главной усадьбы, будто там, внутри, бушевало буйное веселье и разгулялось великое празднество.

— Стоит ли рисковать и стучаться в ворота? — засомневался Тарен. — Если хозяин здешнего княжества окажет нам такое же гостеприимство, как лорд Горион, то уж лучше переночевать в гнезде гвитанта.

Однако усталость, слабая надежда найти уютную постель и приветливый свет факелов сделали свое дело. Тарен направил Мелинласа к воротам.

Юноша поднял голову и прокричал часовому на дозорной башне, что они мирные путники, едущие в Каер Кадарн, и друзья короля Смойта. Несколько мгновений он в напряжении ждал ответа. Но вот ворота заскрипели и распахнулись. Стражники кивком пригласили войти. Был вызван начальник, который препроводил Тарена в Главную усадьбу.

— Прошу принять приглашение моего лорда Гаста, — важно сказал сопровождающий. — Он дарует вам то, что достойно вас, наших гостей.

Следуя за Начальником Стражи, Тарен постепенно приходил в отличное настроение. Его согревали мысли о сытной еде и теплой постели. Громкие голоса, смех, разудалые звуки арфы неслись им навстречу из окон усадьбы. Войдя, Тарен увидел тянущиеся вдоль стен столы, за которыми сидело множество людей. В дальнем конце низкого и длинного зала восседал окруженный дамами богато одетый военачальник. В одной руке он зажал громадный рог для вина, а в другой держал кусище жареного мяса.

Тарен и Гурджи низко поклонились. Но прежде чем они успели сделать хоть один шаг, арфист, стоявший в центре зала, вдруг повернулся, радостно вскрикнул и кинулся к ним. Тарен, чью руку трясли так, будто хотели оторвать, с изумлением глядел на длинный острый нос, желтые лохмы и веселые глаза своего старого друга, Ффлевддура Пламенного.

— Счастлив видеть вас обоих! — вопил бард, увлекая их к столу. — С того самого момента, как мы расстались, я просто мечтал увидеться снова. Вот уж не думал встретить вас так далеко от Каер Даллбен! Когда мы приплыли с Моны, — захлебывался Ффлевддур, — я твердо решил покончить с бесконечными странствиями и осесть в моем королевстве. Но как-то я сказал себе: Ффлевддур, старина, весна бывает только раз в году. И вот она пришла. И вот я снова в пути. И вот я здесь! А что случилось с вами? Впрочем, сначала ешьте и пейте, а уж потом расскажете все по порядку.

Ффлевддур подвел спутников к лорду Гасту, и Тарен увидел сурового воина с тяжелым лицом и с бородой цвета увядшего льна. Роскошный воротник обрамлял могучую шею, корявые пальцы, способные, наверное, с легкостью раздавить грецкий орех, были унизаны кольцами. Обручи кованого серебра плотно охватывали широкие запястья. Одеяние владетельного князя сверкало богатым золотым шитьем, однако было заляпано жирными пятнами — следами не только пира нынешнего, но и давних пирушек.

Бард взмахнул арфой, указывая на двоих путников. Он торжественно назвал их имена и провозгласил:

— Досточтимый лорд Гаст, эти двое разыскали Черный Котел Аровна и славно дрались на стороне Гвидиона, принца Дома Доны. Прими их по достоинству, отметь их смелость, выкажи свою благосклонность!

— Быть по сему! — громогласно приветствовал гостей лорд Гаст, — Ни один путник никогда еще не был обделен гостеприимством Гаста Великодушного! Он расчистил место рядом с собой и, смахнув на пол пустые чаши и миски, хлопнул в ладоши. Тотчас явился дворецкий, и Гаст приказал ему немедленно принести еды. Тарен, в предчувствии пугающего обилия мяса, питья и всяческих блюд, опасался, что и с половиной всего ему не справиться. Зато голодный, как всегда, Гурджи зачмокал губами в радостном предвкушении щедрой трапезы.

А лорд Гаст тут же завел длинную и путаную речь из которой Тарен понял лишь то, что еда нынче дорога, но Гаст дорожит своей честью гостеприимного хозяина и не позволит гостям оставить хоть кусочек на тарелке хоть глоток в чаше. Он разглагольствовал о своей необыкновенной, неслыханной щедрости, а Тарен тихо радовался, что наконец нашел приют и спокойный ночлег. Присутствие Ффлевддура прибавило ему уверенности, и он рискнул рассказать Гасту о встрече с лордом Горионом.

— Горион! — фыркнул Гаст. — Высокомерный грубиян! Хвастун! А хвастать-то чем? — Он сунул под нос Тарену рог для вина. — Видишь это? — И он крепким ногтем прочертил по серебряной оправе рога, — Здесь вырезано имя Гаста! Золотом! А посмотри на эту чашу! На этот драгоценный кубок! Они украшают мой стол всегда, не только по празднествам! В моей сокровищнице есть и более прекрасные вещи! Ха! Горион! Тощая конина! Вот что выпадает на его долю! Да и доля эта не больше, чем кончик моего ногтя!

Ффлевддур поспешно поднял к плечу арфу и заиграл.

— Эту безделицу я сочинил сам, — скромно пояснил он. — Хотя должен сказать, что она вызывала восхищение у тысяч слушателей…

Не успели эти слова сорваться с его уст, струны на арфе натянулись, словно тетива лука, и с громким звоном лопнули.

— Проклятие! — возмутился Ффлевддур. — Неужели она никогда не даст мне покоя? Клянусь Великим Белином, это уж слишком! Я уже не летаю на крыльях фантазии. Ещё бы! Малюсенькое перышко, и нате вам! Я лишаюсь струны! А я ведь только хотел сказать, что полдюжины слушателей считают, что эта песня… м-м-м… довольно неплохо сделана. — Ффлевддур с привычной сноровкой привязал оборванную струну.

Тем временем Тарен оглядывал зал. Он был несказанно удивлен, увидев пустые тарелки и порожние кубки будто их и вовсе не наполняли. Еще в большее смущение он пришел, когда дворецкий принес огромный поднос с едой, но поставил его перед Гастом. Тот навис над столом, раскорячил локти, словно бы огородив поднос со всех сторон.

— Ешьте досыта! Не стесняйтесь! — воскликнул он и положил перед Тареном и Гурджи крохотный ломтик хлеба, политый мясной подливой, оставив остальное себе. — Гаст Великодушный угощает от души! Недаром меня называют еще и Гаст Щедрый! Моя щедрость скоро превратит меня в бедняка. Но ничего не могу с собой поделать.

— Щедрый? — пожимая плечами, шепнул Тарен Ффлевддуру, пока бедняга Гурджи, проглотив тощий ломтик, безнадежно оглядывался в поисках добавки. — Я думаю, что самый отъявленный скряга покажется в сравнении с ним мотом и транжирой.

Трапеза продолжалась долго. Жующий за обе щеки Гаст не уставал потчевать гостей, каждый раз подкладывая в их деревянные тарелки кусочек жилистого мяса. Только после того как Гаст насытился и голова его сонно клонилась к столу, а всклокоченная борода уже купалась в кубке с вином, друзья смогли доесть то, что не сумел умять этот обжора. Расстроенные, с полупустыми желудками, трое друзей отправились по неосвещенному коридору в скудно обставленную комнату, где свалились и тут же уснули.

Наутро Тарену не терпелось поскорее отправиться в Каер Кадарн. Ффлевддур решил ехать с ними. Но лорд Гаст и слышать ничего не хотел об отъезде, пока гости не полюбуются его сокровищами. Владетельный князь открывал сундуки с серебряными кубками, украшениями, оружием, конской упряжью и всякой всячиной, которую уже невозможно было разглядеть, потому что все было навалено кучей, перепуталось, слиплось, помялось. Глаз Тарена задержался на винном кубке изысканной формы и отделки. Такой поразительной работы он прежде и не видывал. Однако разглядеть хорошенько Тарен ничего не успевал. Хозяин выхватывал у него из рук кубок и совал седло. Потом пихал вместо седла поводья или пару стрел. И всем он дорожил до дрожи в руках.

— Тот кубок для вина стоит, пожалуй, всех его сокровищ вместе взятых, — шепнул Тарену Ффлевддур, когда лорд Гаст уже тащил спутников из своей сокровищницы в большой загон для скота. Я узнаю работу великого мастера, — продолжал толковать Ффлевддур, самого искусного во всем Придайне гончара Аннло Велико-Лепного. Поговаривали, что его гончарный круг был волшебным. Бедняга Гаст! Считать себя богатым и не знать настоящей цены того, чем владеешь!

— Но откуда у него такие сокровища? — поинтересовался Тарен.

— Наверняка не скажу, — усмехнулся Ффлевддур, — но, кажется, он добывает свои сокровища тем же способом, каким Горион пытался добыть твою лошадь.

— Вы только взгляните на нее! — вскричал вдруг лорд Гаст, останавливаясь перед черной коровой, которая равнодушно жевала сено посреди большого коровьего стада. — Это Корнилла! Самая лучшая корова на земле!

Тарен искренне разделил восторг хозяина. Корова действительно была отличной. Атласные бока ее сверкали, будто отполированные, короткие аккуратные рожки поблескивали на солнце.

Лорд Гаст любовно поглаживал ее лоснящийся бок и приговаривал:

— Мягкая, как барашек! Сильная, как вол! Быстрая, как лошадь! Мудрая, как сова!

Гаст просто сиял от гордости и счастья, а Корнилла спокойно пережевывала свою жвачку и выпуклым равнодушным глазом поглядывала на Тарена.

— Она вожак моего стада! — не унимался Гаст. — Ведет его не хуже, чем любой пастух. Она может тащить плуг или крутить жернов, если нужно. Она враз приносит десять телят! Что же касается молока, то оно у нее самое сладкое! Каждая капля — густые сливки! Такое густое, что молочницы с трудом сбивают его!

Корнилла шумно вздохнула, будто ей надоела эта болтовня, покрутила хвостом и продолжала усердно жевать. Со скотного двора лорд Гаст потащил гостей к птичнику. Оттуда поволок их к клеткам с ястребами. Так прошло почти все утро, и Тарен уже начинал сомневаться, что когда-нибудь сможет покинуть гостеприимную крепость. Наконец Гаст приказал готовить лошадей.

Тарен обнаружил, что Ффлевддур все еще ездит на Ллиан, той самой огромной темно-золотистой кошке, которая спасла им жизнь на острове Мона.

— Да, я решил держать ее… или лучше сказать, она решила держать меня при себе, — улыбнулся бард, когда Ллиан, узнав Тарена, потянулась к нему и принялась счастливо тереться головой об его плечо. — Она любит мою арфу еще больше прежнего, — продолжал Ффлевддур. — И все ей мало…

Не успел он договорить, как Ллиан пошевелила длинными своими усами и легонько толкнула лапой барда в бок. От этого нежного толчка тот чуть не кувырнулся и поскорей снял с плеча арфу. Как только бард взял несколько аккордов, Ллиан зажмурилась и громко замурлыкала. Из-под полуопущенных век с любовью глядели на барда томные желтые глаза.

— Прощайте! — прокричал им вслед владетельный князь, когда путники направили коней к воротам. — Во владениях лорда Гаста вы всегда найдете щедрый и достойный прием!

— Щедрость, которая могла уморить нас голодом! — засмеялся Тарен, оборачиваясь к барду, — Гаст считает себя необыкновенно щедрым, точно так же как Горион полагает себя доблестным. Насколько я могу судить, доблесть одного стоит щедрости другого. Хотя, — добавил он, поразмыслив, — оба они, кажется, довольны собой. Что ж, разве человек не таков, каким он видит сам себя?

— Только в том случае, если то, что он видит, есть на самом деле, — откликнулся Ффлевддур. Иначе он будет не больше, чем призрачные великаны лорда Гориона. Так-то, мой друг.

Некоторое время он ехал молча, глядя перед собой.

Потом заговорил:

— Не суди, однако же, их слишком строго. Эти князья и князьки так похожи друг на друга! То он колюч, как дикобраз, а то в одно мгновение может стать дружелюбным, словно щенок. Они скупы, но могут вдруг стать щедрыми до расточительности. Что же касается доблести, то можешь поверить мне, они не трусы. Смерть зачастую едет в седле рядом с ними, но они мало обращают на нее внимания. Я видел, как в битве они с радостью отдавали жизнь за товарища. — он вздохнул. — Да-а, немало им подобных я встречал за время моих странствий. Они не хвастуны. Но, пойми чем дальше отодвигается в прошлое битва, тем значительнее и грандиознее она кажется, а твои поступки, если их нечего стыдиться, вырастают в подлинные подвиги. Вот почему так много великих героев мы встречаем на своем пути.

Ффлевддур поправил на плече арфу.

— Если бы у каждого из них была такая арфа, как у меня, — усмехнулся он, — представляю, какой бы звон и грохот несся из каждой крепости на просторах Придайна!

Глава 4

Коровий спор

Уже к вечеру путешественники увидели темно-красное знамя Дома Смойта. Украшенное эмблемой короля — черным медведем, оно гордо развевалось над башнями Каер Кадарн. В отличие от обнесенных деревянным частоколом крепостей князьков замок Смойта стоял за прочными стенами, сложенными из тесаного камня. Эти стены и обитые железом ворота были достаточно прочными, чтобы выдержать любой напор и осаду. Выщербленные камни и вмятины на створках ворот свидетельствовали о том, что замок и впрямь пережил и отразил немало нападений. Закрытые наглухо ворота вдруг распахнулись, и гостей встретил почетный караул из копьеносцев.

Рыжебородый король сидел за обеденным столом в Большом зале. Перед ним стояла гора мисок, деревянных тарелок, рогов для питья, полных, пустых и полупустых, из чего Тарен понял, что Смойт не переставал есть с самого утра. Завидев входящих в зал путников, Смойт вскочил со своего дубового трона, изображающего громадного медведя, так похожего на самого хозяина.

— Клянусь кровью в моих жилах! — взревел Смойт так громко, что задребезжали миски на столе. — Увидеть вас всех — да это стоит самого знатного пира! — его грубо вытесанное лицо сияло от удовольствия. Гигант обнял своими здоровенными ручищами всех троих разом так, что у них затрещали ребра. — Ну-ка, настрой свою старушку, — гаркнул он Ффлевддуру, — да попиликай нам что-нибудь веселенькое по случаю радостной встречи! А ты, мой мальчик, — гудел он, прижимая к себе Тарена громадной, покрытой рыжей шерстью ручищей, — когда мы встречались в последний раз, ты выглядел тощеньким, как ощипанный цыпленок. А твой лохматый друг? Он что, всю дорогу от Каер Даллбен катался и валялся в кустах? Ишь как облеплен всяким мусором!

Смойт хлопнул в ладоши, прокричал, чтобы принесли еще еды и питья, и не хотел ничего слушать, пока путники не насытились. Он и сам с ними за компанию еще раз умял полный обед.

— Зеркало Ллюнет? — переспросил Смойт, когда Тарен наконец смог все ему рассказать. — Я никогда не слыхал о такой штуке. По-моему, легче найти иглу в стоге сена, чем отыскать это твое зеркало в горах Ллавгадарн. — Низкий тяжелый лоб короля Смойта собрался морщинами, он с сомнением покачал головой. — Ллавгадарны высятся в земле Свободных Коммотов, и если тамошний народ захочет помочь тебе…

— Свободные Коммоты? — спросил Тарен. — Я что-то слышал, но ничего о них не знаю.

— Они живут в маленьких деревушках, — вступил в разговор Ффлевддур. — Земли их начинаются к востоку от Княжеских холмов и простираются до Великой Аврен. Сам я никогда не забредал туда. Это далековато даже для такого путешественника, как я. Но их страна, слыхал я, самая приятная в Придайне. Прекрасные долины, пологие зеленые холмы, плодородная земля и сладкая трава, на которой тучнеют стада коров. Там есть железо для крепких клинков, золото и серебро для дорогих украшений. Говорят, что волшебный гончар Аннло Велико-Лепный живет среди Коммотов, как, впрочем, и другие мастера — ткачи, кузнецы, каменщики. С незапамятных времен Коммоты славились и гордились своим искусством и ремеслами.

— Да, это гордый народ, — подтвердил Смойт, — но упрямый, они не сгибаются ни под одним из князей или королей и готовы подчиняться только Верховному королю Матху.

— Ни единому князю? — удивился Тарен. — Но кто же тогда правит ими?

— Ну, они правят сами, — пояснил Смойт, — Они сильные и, повторяю, упрямые. Но, клянусь бородой, нигде в Придайне не найти такого спокойного уголка, как селения этих Свободных Коммотов. Они живут в мире и согласии, так к чему им короли и лорды? Королевская воля, как ни крути, — добавил он, — а все же ложится тяжким грузом на свободную волю подданных.

Тарен, который внимательно слушал короля Смойта, при последних его словах согласно кивнул.

— Я раньше не задумывался над этим, — тихо сказал он, — но в самом деле, только свободная воля и желание рождают настоящую верность и преданность.

— Всё! Хватит умных разговоров! — вдруг вскричал Смойт. — От них у меня только болит голова и пересыхает глотка. Давайте лучше еще немного поедим и выпьем. Забудь о Зеркале. Оставайся со мной в моем королевстве, мальчик мой. Езди на охоту, пируй и радуйся жизни. Здесь ты нарастишь на свои хилые косточки немного мяса и сделаешь это быстрее, чем шатаясь по свету со своими глупыми затеями. И это, мой мальчик, хороший совет. Подумай!

Но, убедившись, что отговорить Тарена не удастся, Смойт добродушно согласился дать путникам все необходимое для дальнего и трудного путешествия. На следующее утро после обильного завтрака, который, по словам Смойта, неплохо возбуждает аппетит перед обедом, король сам повел их в свою сокровищницу. Здесь они могли выбрать себе оружие по руке и по вкусу.

Тарен только начал перебирать свернутые кольцами веревки, седельные сумки, кожаную сбрую, как в сокровищницу с криком ворвался один из стражей замка.

— Сир! — выпалил он. — Прибыл всадник от лорда Гаста. Налетчики из крепости лорда Гориона украли любимую корову Гаста, а с ней и все стадо!

— Клянусь собственной печёнкой! — проревел Смойт. — Как он осмелился возбуждать вражду в моем королевстве? — Колючие кусты бровей короля соединились, а лицо его сравнялось цветом с рыжей бородой.

— Люди Гаста вооружены. Они выступили против Гориона, — торопливо выкладывал стражник. — Гаст просит твоей помощи. Ты поговоришь с его вестником?

— Поговорить с ним? — еще больше взъярился Смойт, — Я закую его хозяина в железо за то, что он посмел нарушить мир без моего позволения! Клянусь всеми своими потрохами!

— Заковать Гаста в железо? — слегка смущенно спросил Тарен, — Но Горион украл его корову…

— Его корову? — загремел Смойт. — В самом деле его корову? — вдруг захохотал он, — Да будет тебе известно, Гаст украл ее в прошлом году у Гориона. А до этого Горион украл ее у Гаста. Никто из них толком и не знает, чья эта корова на самом деле. Эти задиры всегда ссорятся. А нынешняя жара и вовсе вскипятила их кровь. Но я охлажу их норов! В моей темнице! Запру и Гаста, и Гориона, обоих разом!

Смойт схватил громадный топор.

— Я пойду и приволоку их сюда за уши! — не унимался он. — Они хорошо знают мои темницы! Частенько там охолаживались! Ну, кто со мной?

— Я поеду! — выпрямился бард, глаза его загорелись, — Клянусь Великим Белином, Ффлевддур Пламенный никогда не пропустит битвы!

— Если вы просите нашей помощи, сир, — начал Тарен, — мы с готовностью пойдем с вами. Но…

— Тогда на коней, мой мальчик! — не дослушал его Смойт, — Ты увидишь, как вершится правосудие! Я добьюсь мира между Гастом и Горионом, если даже мне придется для этого разбить им головы!

Размахивая боевым топором, Смойт бросился прочь из сокровищницы, выкрикивая приказания направо и налево. Дюжина воинов, не медля ни секунды, вспрыгнула на лошадей. Смойт вскочил на высокую лошадь с мощной и широкой, будто десятиведёрная бочка, грудью. Стиснув зубы так, что скрип их разнесся по двору, Смойт махнул рукой своим воинам и двинулся вперед. Оглушенный криками, сбитый с толку ужасной суматохой, Тарен и не заметил, как оказался верхом на Мелинласе и уже галопом мчится через внутренний двор к распахнутым воротам замка.

Рыжебородый король развил такую скорость, что даже Ллиан потребовалась вся ее выносливость и быстрота, чтобы не отставать. А Гурджи, которого просто сносил встречный ветер, мертвой хваткой вцепился в шею своего разгоряченного пони. Боевая лошадь Смойта была в мыле, когда король приказал наконец остановиться. Мелинлас тоже тяжело дышал.

— Еды! — прогремел Смойт, спрыгивая с седла. Он выглядел так, будто и не скакал только что во весь опор, а лишь совершил неспешную утреннюю прогулку. Спутники его задыхались и думать не могли о еде, а он хлопнул рукой по золотому поясу, стягивающему тугой живот, и повторил громовым голосом: — Еды! Голод делает мужчину мрачным и истощает всё его воодушевление перед битвой!

— Сир, мы собираемся драться с лордом Гастом? — спросил Тарен, с некоторым беспокойством оглядывая отряд Смойта. — Но если его люди вооружены, нас слишком мало, чтобы противостоять им всем.

— Драться? — возразил Смойт. — Клянусь копытами моего коня, я схвачу этих задиристых петухов за нос и отведу в свою темницу еще до наступления ночи! Они сделают так, как я им прикажу! Я их король, клянусь уздечкой и кнутом! Здесь достаточно силы, — он потряс мощными кулаками, — чтобы заставить их вспомнить об этом!

— И все же, — осмелился вставить Тарен, — вы сами только недавно сказали мне, что сила не рождает преданности, а только лишь покорность.

— Как это? — опешил Смойт, который уже примостился у дерева и готов был запихнуть в рот огромный кусище мяса, вынутый из седельной сумки. — Не морочь мне голову моими же словами! Клянусь этим куском баранины, король есть король, и с этого ты меня не свернешь!

— Я только имел в виду, что ты запирал в своей темнице Гаста и Гориона уже не раз, — ответил Тарен, — но они все равно продолжают ссориться. Разве нет другого способа сохранить мир между ними? Или заставить их понять…

— Я обдумаю твое предложение, — рявкнул Смойт, потрясая своим боевым топором и грозно сдвигая кустистые брови. — В твоих словах есть доля правды. — Он наморщил лоб, что-то обдумывая, и было видно, как с трудом шевелятся в его голове какие-то новые мысли. Ты до чего-то додумался, малыш. Моя темница действительно бесполезна в борьбе с ними. И, клянусь рукоятью этого топора, я знаю почему! Она должна быть более сырой, в ней должны гулять ледяные сквозняки! Так и будет! У меня найдется местечко, где достаточно воды и мерзкой сырости!

Тарен хотел было заметить, что он не имел ничего такого в виду, но тут Ффлевддур вдруг с громким возгласом указал на всадника, несущегося галопом через луг.

— На нем одежда цветов Гориона! — вскричал Смойт, вскакивая на ноги и все еще держа в руке кусок мяса.

Два его воина быстро вспрыгнули в седло, выхватили мечи и пришпорили коней, готовые вступить в бой. Но всадник, опустив копье острием вниз, закричал, что едет с поручением от своего владетельного господина.

— Ты негодяй! — заревел Смойт, швыряя на землю мясо и топор. Он схватил всадника за ворот и стащил с седла. — Кто смеет давать мне поручения? Что еще произошло? Говори! Не то я вырву из тебя слова вместе с глоткой!

— Сир! — с трудом выдохнул всадник. — Лорд Гаст нападает и теснит нас. Мой лорд Горион приказал всему своему войску вооружаться и зовет вас на помощь!

— А что с коровами? — сурово спросил Смойт, — Отобрал их Гаст или они все еще у Гориона?

— Ни… то, ни… дру-другое, сир, — с трудом выговорил всадник, которого Смойт все еще тряс своей мощной лапищей. — Лорд Гаст напал на лорда Гориона, чтобы отбить свое стадо, и угнал заодно стадо лорда Гориона. Но пока они бились, все животные разбежались. Коровы, сир, разбежались. Оба стада, сир, исчезли, потеряны, и сама Корнилла пропала!

— Ну и прекрасно! — с облегчением вздохнул Смойт. — Пусть это будет уроком для всех похитителей коров. Гасту и Гориону теперь не за что драться. Пусть мирятся, а я избавлю их от своей темницы.

— Сир, но битва только разгорается и становится все жарче, — поспешно вставил всадник. — Никто из них сам не перестанет. Каждый обвиняет другого в потере стада. Лорд Горион клянется отомстить лорду Гасту, а лорд Гаст божится отомстить лорду Гориону.

— Им просто хотелось подраться, — снова вспыхнул Смойт, — вот они и придумали повод! — он кликнул своего война и приказал ему взять вестника Гориона, отвести его в Каер Кадарн и держать там в качестве заложника, — А все остальные — на коней! — скомандовал Смойт, — Клянусь рогами чёрной коровы, теперь то уж мы потешимся! — он потряс над головой топором, — О, чувствую, чьи-то головы сегодня будут расколочены!

Он захохотал, его широкое лицо просветлело, будто он ехал на веселый пир.

— Барды будут петь об этом! — воскликнул Ффлевддур, увлекаемый пылом Смойта. — Ффлевдцур Пламенный всегда в самой гуще битвы! Чем гуще, тем лучше! — Арфа задрожала, и струна на ней лопнула. — Я имел в виду, поспешил добавить Ффлевддур, — я надеюсь… они не намного превосходят нас силой?

— Сир, — окликнул Тарен Смойта, направляющегося к своей боевой лошади, — если Гаст и Горион бьются из-за потерянных стад, не стоит ли нам попросту разыскать сбежавших коров?

— Да, да! — встрепенулся Гурджи, — Найти этих рогатых мычалок! И тогда не нужны ни побитки, ни погибки!

Но Смойт уже вскочил на коня и приказал своему отряду следовать за ним. Тарену не оставалось ничего другого, как пустить Мелинласа галопом. К какой из деревянных крепостей вел их Смойт, Тарен так и не знал. Впрочем, решил он, какая разница, кто первым попадется под руку разъяренному королю, Гаст или Горион?

Однако через некоторое время Тарен узнал ту дорогу, по которой еще недавно они с Гурджи ехали от дома Аэддана. Теперь он знал точно, что Смойт направляется в княжество лорда Гориона. Но как только они пересекли открытое поле, король резко повернул налево, и Тарен увидел в отдалении множество всадников.

При виде их знамен Смойт яростно взревел и пришпорил своего коня, пустив его вдогонку за всадниками. Но те и сами неслись во весь опор и быстро исчезли в лесу. Смойт сдержал лошадь, прокричал им что-то вслед и потряс тяжелым кулаком.

— Неужели Горион снарядил на битву все свое войско? Но ведь и Гаст тогда сделает то же самое! Эти скрывшиеся негодяи носят его цвета!

— Сир, — мягко настаивал Тарен, — если мы сможем найти коров…

— Коров? — взбесился Смойт. — Здесь, кажется, уже не до коров, мой мальчик! Такая ссора может разгореться мигом, как искра, попавшая на фитиль! Эти тупые головорезы заставят, чего доброго, запылать весь Кадиффор! Не успеем оглянуться, как примемся резать глотки друг другу! Но, клянусь всем вином королевства, они узнают, что мой кулак покрепче их глупых голов!

Смойт посуровел. Лицо его потемнело. Он нахмурился и принялся безжалостно теребить свою густую рыжую бороду.

— Соседние князьки, — пробормотал он, — эти волки и лисы, не останутся в стороне. Чуть прослышат, что мы передрались, тут же и ударят со всех сторон.

— Но коровы, — гнул свое Тарен, — трое из нас могут отправиться на их поиски, пока вы…

— Темница! — грянул Смойт, — Я посажу в нее Гаста и Гориона до того, как их перебранка перейдет в бойню!

Смойт ударил пятками в бока лошади и помчался вперед, не разбирая дороги, продираясь на полной скорости через кусты ежевики и подминая тоненькие молодые деревца в светлой, прозрачной рощице. Он, не оглядываясь, прогрохотал по прибрежным камням и с ходу влетел в реку, мгновенно погрузившись вместе с конем в быстрый поток. Остальные еле поспевали за ним.

Король впопыхах плохо выбрал место для перехода реки вброд. Тарен видел, как Смойт приподнялся на мгновение на стременах, оглянулся и взмахнул рукой, поторапливая своих воинов. Но еще через мгновение боевая лошадь его пошатнулась, оступилась и вместе с всадником опрокинулась в воду, подняв тучу брызг. Тарен не успел даже пришпорить Мелинласа и броситься на выручку королю. Но Смойт уже освободился от лошади, выскользнул из седла и, как громадная бочка, широко взмахивая руками, быстро несся вниз по течению.

За спиной Тарена несколько воинов повернули коней и пустили их вдоль берега, пытаясь нагнать короля. Тарен, который уже почти успел пересечь реку и был ближе к противоположному берегу, пришпорил Мелинласа и тот вынес его на сухое место. Тарен понёсся по берегу вслед за плывущим Смойтом. Грозный звук падающей воды вдруг оглушил его, и Тарен с ужасом понял, что короля неумолимо несёт к водопаду. От быстрого бег и напряжения сердце рвалось у него в груди. Тарен нпряг последние силы, но прежде чем он успел войти в стремительно несущий поток, рыжая борода короля исчезла в пенном водовороте. Тарен отчаянно закричал. Смойт пропал за кромкой обрыва…

Глава 5

Приговор

Тарен карабкался, скользил, полз по выступающим сбоку гремящего водопада камням. Под ним в белой от пены чаше бассейна крутилось, пропадало, всплывало тело Смойта, безвольное и послушное безумной тяге водоворота. Не обращая внимания на молотящую его, грохочущую, словно горный камнепад, воду, Тарен рванулся сквозь стену падающей воды и нырнул в бассейн. После многих попыток и неимоверных усилий он все же смог ухватить Смойта за широкий пояс. Борясь с водоворотом, исчезая с головой в бушующей воде, Тарен мучительно пытался вытащить на отмель тяжеленного короля, тело которого обмякло и тянуло ко дну. Наконец это ему удалось.

По лицу Смойта текла кровь, и обычно красное его лицо стало белым как мел. Тарен постепенно, рывками вытягивал огромное тело короля на сушу. В следующий момент Гурджи и Ффлевддур уже были рядом, помогая тащить словно бы распухшее от воды тело на берег. Смойт, как выброшенный из воды кит, рухнул на землю.

Гурджи, тревожно повизгивая, расшнуровал, распахнул плащ, куртку и рубаху короля. А Тарен и бард поспешно осмотрели его раны.

— Ему здорово повезло. В такой круговерти отделаться всего-навсего проломленным черепом и несколькими переломанными ребрами, — сказал Ффлевддур. — Другого бы разорвало на части или скрутило, как выстиранную рубаху. Но мы-то попали в глупое положение, добавил он, переводя дыхание и поглядывая на столпившихся вокруг них воинов потерявшего сознание Смойта. — В таком виде он не только не сможет притянуть к ответу Гаста и Гориона — его бы самого вытянуть из лап смерти. Придется отвезти его в Каер Кадарн.

Тарен задумался. Он помнил слова Смойта, что ссора двух князьков может всколыхнуть все королевство. Он не оставлял надежды найти Корниллу, эту запропастившуюся корову, и тем самым уладить вспыхнувшую ссору. Да, сейчас он мог бы позавидовать и лежащему без сознания и уже ничем не терзающемуся Смойту.

— Хутор Аэддана ближе, — решился наконец Тарен, — Отнесем Смойта туда, и Гурджи останется с ним. А мы с тобой, Ффлевддур, должны разыскать Гаста и Гориона и сделать все, что сможем, чтобы прекратить свару. Я думаю, мы сумеем найти Корниллу и все стадо.

Они, разорвав на полосы свои плащи, принялись перевязывать раны Смойта. Веки короля дрогнули, и он громко застонал.

— Дайте мне поесть! — выдохнул Смойт — Мои желудок наполовину заполнен водой, но вторая-то половина пуста! Умирать голодным не по мне. — Он похлопал Тарена по колену. — Молодец, парень. Ты спас мне жизнь. Еще момент — и из меня получился бы отличный пудинг. Проси любой милости, всё исполню.

— Мне ничего не надо, — быстро ответил Тарен, перебинтовывая широкую грудь Смойта. — Увы, то, чего я хочу больше всего на свете, не может мне подарить никто.

— Не болтай, — пропыхтел Смойт. — Я могу тебе дать то, что могу дать только я. А об остальном пусть позаботятся другие.

Он попытался встать, но Тарен придержал его.

— Сир, — попытался он урезонить неуемного короля, — вы сейчас не можете ехать с нами. Разрешите отправиться с вашими воинами и…

— Добрый хозяин! Слушай! — возбужденно закричал Гурджи. — Рядом опаски!

Ллиан тоже, видимо, уловила какой-то звук, потому что уши ее навострились, а усы встопорщились.

— Это моя утроба взывает о мясе и вине! — захрипел Смойт. — Звук должен быть громким, потому что я пуст, как барабан!

— Нет, нет, — волновался Гурджи, ухватив за руку Тарена и пытаясь тащить его к деревьям, росшим вдоль берега. — Это не урчит и бренчит пустой живот! Гурджи слышит не стуки и бряки, не молчалки, не кричалки, а настоящие мычалки!

Опираясь на барда, Смойт с трудом ковылял следом за ними. Гурджи не ошибся. Необыкновенно чуткий слух не обманул его. Теперь и Тарен услышал слабую, низкую, тягучую ноту. Гурджи уверенно несся в сторону звука. За деревьями открылась лесистая долина, перерезанная ручейками. Тарен ахнул. Коровье стадо спокойно хрумкало травой, окружив Корниллу.

— Будь я трижды пуст, это они! — взревел Смойт так громко, что половина рогатого стада обернулась и в тревоге уставилась на них, будто в их мирную компанию ворвался свирепый бык.

— Клянусь Великим Белином, — подхватил Ффлевддур, — эта Корнилла мудрее любого из своих хозяев. Она увела стадо в самое укромное и тихое местечко.

Корнилла подняла голову и внимательно следила за устремившимся к ней Тареном. При этом она выкатила свои огромные глаза и нежно вздыхала, терпеливо и спокойно поджидая его. Смойт, не обращая внимания на свои ушибы, синяки и раны, победно рыкнул и тяжелыми прыжками понесся к стаду.

— Сир, позвольте отвести стадо на хутор Аэддана, — настаивал Тарен. — Да и вам лучше там побыть. Ваши раны требуют ухода, а нам медлить нельзя. За вашими ранами нужно ухаживать долго и лучше, чем это сделаем мы.

— Веди куда хочешь, парень, — отмахнулся Смойт, — Главное, клянусь моими побитыми боками, мы их нашли! Теперь Гаст и Горион сами прилетят ко мне, как на крыльях! — он подозвал двух всадников и приказал им отвезти весточку о найденных коровах их хозяевам. — Скажите этим двум петухам, где я их жду! — прокричал он вслед поспешившим ускакать посыльным. — И скажите им, пусть объявят перемирие, раз уж коровы нашлись!

— Гурджи нашел их! — дико прыгая, вопил Гурджи. — Да, да! Смелый, умный, прислушливый Гурджи находит всё, что теряется, о да! — Он сам себя обнял длинными, лохматыми своими руками и, казалось, вот-вот лопнет от гордости. — О, барды будут петь об умном Гурджи свои громкие бренчалки-величалки!

— Наверняка будут, мой верный друг, улыбнулся Тарен. — Ты нашел стадо. Но не забудь, что нам предстоит еще иметь дело с Гастом и Горионом, а Корнилла всего лишь одна.

Коровы поначалу ни за что не хотели покидать уютную долину, но после долгих уговоров Тарену удалось всё же увлечь Корниллу на хутор Аэддана. За ней потянулось и все стадо. Коровы тянулись медленной длинной вереницей, то и дело опуская и вскидывая рога — они не упускали ни единого клочка вкусной травы по обочинам дороги. Воины Смойта и сам король ехали по обеим сторонам стада. Рыжебородый Смойт размахивал копьем, будто это был посох гуртовщика. Ллиан неслышно перебирала мягкими лапами, а Гурджи гордо устроился на спине Корнилы, эдакий лихой лохматый наездник. Странная процессия брела через луга и холмы, приближаясь к крестьянскому хутору.

Когда впереди показалась хижина Аэддана, Тарен галопом помчался вперед, громко окликая хозяина. Но не успел он спешиться, как дверь резко распахнулась. На пороге стоял разъярённый Аэддан с заржавленным мечом в руке. Тарен мельком заметил, что за спиной крестьянина стояла Аларка, вытиравшая фартуком заплаканные глаза.

— Вот как ты отплатил мне за добро? — закричал Аэддан. Глаза его сверкали, ржавый, наверняка дедовский меч его устремился острием в сторону подъезжавшего отряда воинов. — Ты привел еще и этих, чтобы затоптать мою землю? Убирайся! Это уже сделано другими!

— Что сделано? — опешил Тарен, потрясенный словами того, кого считал своим другом, — Я приехал с королем Смойтом и его людьми. Мы пытались примирить Гаста и Гориона…

— Не все ли мне равно, чьи воины вытоптали мой урожай? — Аэддан расставил руки, заслоняя вход в хижину. — То, что уничтожил Гаст, другой, Горион, довершил! Они носились взад и вперед по моему полю до тех пор, пока не осталось ни одного колоска! Битва — их гордость и забава, но мое поле — моя жизнь! Они только и думают о драке, я же мечтаю о хорошем урожае.

Словно бы устав от отчаяния, Аэддан уронил голову и опустил меч.

Тарен в ужасе глядел на поле, которое так недавно поливал своим потом несчастный крестьянин. Копыта лошадей превратили вскопанную землю в грязное месиво, молодые побеги были или затоптаны, или вырваны с корнем и лежали теперь искромсанные и безжизненные. Урожай, на который Аэддан так рассчитывал, никогда теперь не собрать. Пшеница погибла до того, как успела взойти и заколоситься. Тарен ощутил горе крестьянина как свое собственное.

Прежде чем он успел заговорить, из леса, окаймлявшего хутор, появилось войско всадников. Тарен узнал лорда Гориона, скачущего во главе своего отряда. В следующее мгновение появились лорд Гаст и его всадник! Увидев своего соперника, неистовый князек пришпорил коня, понесся вперед, около хижины крестьянина соскочил с седла и с яростным криком помчался навстречу Гориону.

— Вор! — орал Гаст. — Ты что же, опять решил украсть у меня Корниллу?

— Сам ворюга! — вопил Горион. — Это ты взял то, что принадлежит мне!

— Лгун! — захлебывался Гаст. — Никогда она не была твоей!

— Оскорбление! Дерзость! — брызгал слюной Горион, лицо его побагровело, рука потянулась к мечу.

— Молчать! — взревел Смойт. Он потрясал своим боевым топором. — Говорит ваш король! Как осмеливаетесь вы спорить и поносить друг друга при мне, коровьи хвосты, безмозглые боровы?

Смойт махнул рукой своим воинам, которые тут же окружили Гаста и Гориона. Всадники обоих стоящих один против другого отрядов зароптали и схватились за мечи. Несколько мгновений Тарен опасался, что начнется новая битва. Но воины Смойта были решительны, а грозный вид самого короля заставил разгоряченных всадников покорно отступить.

— Моя темница примирит вас и научит быть хорошими соседями, — продолжал Смойт. — Останетесь там, пока не образумитесь! Что касается Корниллы, то я раскроил себе череп, переломал кости, оказался на краю голодной смерти, пока гонялся за ней. И потому считаю ее своей! Это мой военный трофей! И малая плата за те хлопоты и неприятности, которые вы мне доставили. Еще день — и все королевство могло заполыхать, слепые вы быки!

При имени Корнилы, Гаст и Горион оба взревели в яростном протесте. Тарен больше не мог оставаться в стороне. Он подошел к королю.

— Сир, если они проведут всю свою жизнь в вашей темнице, это не поднимет ни одного затоптанного колоска на разоренном поле. Аэддан потерял все, что надеялся приобрести своим тяжким трудом, он лишился урожая который дал бы возможность выжить ему и его жене. Вы обещали мне свою милость, — Тарен помедлил, — Тогда я отказался. Могу ли я попросить её сейчас?

— Проси что хочешь, мой мальчик, — ответил, успокаиваясь, Смойт, — Считай, что ты уже это получил.

Тарен помолчал, колеблясь, не решаясь выпалить то, что было у него на уме. Он поглядел в глаза Гасту и Гориону, внимательно посмотрел н Смойта и, наконец, вымолвил:

— Вот о чём я прошу вас, сир: отпустите Гаста и Гориона.

Смойт изумленно заморгал. А Горион, с удивлением глянув на Тарена, порывисто воскликнул:

— Ха, это тот скотник, который так хитро увел у меня лошадь! Я посчитал его грубияном и неотесанным мужланом, но слова его благородны, а просьба разумна! Послушай его, Смойт! Он говорит мудро!

— Освободи их, — продолжал невозмутимо Тарен, — чтобы они работали рядом с Аэдданом и постарались исправить то, что сами же и уничтожили.

— Что? — завопил Гаст. — Я принял его за героя, оказал гостеприимство, а он, выходит, всего лишь неотесанный грубиян! Как только осмелился он предлагать Гасту Великодушному рыть землю, как кроту, и вдобавок без вознаграждения?

— Дерзость! Наглость! Оскорбление! — неистовствовал Горион. — Я не позволю, чтобы Гориона Доблестного судил какой-то скотник!

— И Гаста Великодушного, не забудь, тоже. — подхватил Гаст.

— Тогда судите себя сами, — ответил Тарен, протягивая к ним две горсти, полные земли и жалких смятых и поломанных ростков пшеницы, — Вот, что осталось от достояния Аэддана. Посмотри на это внимательно, лорд Горион, потому что здесь больше правды, чем во всех твоих выдумках о монстрах и великанах. Это для крестьянина дороже, достопотченный лорд Гаст, чем все твои владения и стада. Это его собственность, это его непосильный труд.

Гаст и Горион умолкли. Оба этих крикливых и грубых князька вдруг уставились в землю, как провинившиеся мальчишки.

Аэддан и его жена наблюдали за всем этим, не двигаясь и не произнося ни звука.

— У парня голова на плечах получше, чем даже моя, — воскликнул Смойт. — Его приговор намного мудрее. И милосерднее, потому что мой выбор — темница, а его — доброе дело!

Князьки неохотно кивнули головами в знак согласия.

Тарен обернулся к Смойту.

— И последняя моя просьба, сир. Большую часть добычи отдайте тому, у кого в этом большая нужда. Сир, вы хотели взять Корниллу себе? Отдайте ее Аэддану.

— Отказаться от Корниллы? — начал было Смойт, грозно поводя глазами. — От моего военного трофея?.. — Вдруг он смолк и кивнул головой. — Пусть будет так, друг мой.

— Аэддан станет заботиться о ней, — продолжал Тарен, — а Гаст и Горион зато потом получат ее телят.

— А что будет с моим стадом? — всполошился Горион.

— И с моим! — вторил ему Гаст. — Они оба так перемешались, что никто не сможет их разделить!

— Пусть лорд Горион разделит стадо на две равные части, — посоветовал Тарен.

— Только не он! — вскинулся лорд Гаст. — Он отдаст мне всех тощих и больных, а себе возьмет упитанных и здоровых! Нет, я буду делить!

— Как бы не так! — вскричал Горион. — Ты подсунешь мне всех костлявых и хилых!

— Лорд Горион поделит стадо, — спокойно вставил Тарен, — но зато лорд Гаст первый выберет свою половину.

— Отлично сказано! — восторженно рявкнул Смойт, заходясь от смеха, — Клянусь моими ушами, ты поймал их! Горион делит, а Гаст выбирает! Вот потеха! О-хо-хо! Два вора устраивают честную сделку!

Аэддан и Аларка подошли и встали между Тареном и королём Смойтом;

— Кто ты на самом деле, я не знаю, — сказал крестьянин Тарену, — но ты помог мне больше, чем я тебе.

— О мудрость Доброго хозяина! — возрадовался Гурджи, когда два угрюмых князька приступили к дележу стада, а войны Смойта собрались возвращаться в Каер Кадарн, — Гурджи находит коров, но только мудрый хозяин знает, что с ними делать!

— Если на самом деле я поступил разумно, — промолвил Тарен, — то Гасту и Гориону не придется ссориться из-за телят Корниллы. Гаст говорил, что у нее всегда рождаются близнецы. Надеюсь, — с улыбкой добавил он, — она нас не разочарует.

Лишь поздним вечером путники наконец добрались до Каер Кадарн. Ффлевддур и Гурджи были слишком вымотаны, и у них хватило сил только для того, чтобы нырнуть в постель. Тарен с удовольствием последовал бы их примеру, но Смойт взял его за руку и утянул в Большой зал.

— Будем считать, что день выдался удачный, мой мальчик, — хмыкнул он. — Ты избавил королевство от войны, а мой желудок от нескольких бочек воды. Что касается Гаста и Гориона, то сколько они вытерпят без ссоры, я не знаю. Но ты научил меня одной вещи: от моих темниц немного пользы. Ох, мои кости! Да, долго же мне придется заделывать дырки на своем теле. Но начиная с этого дня я буду стараться молотить языком прежде, чем молотить кулаками и рубить сплеча! Уговоры, оказывается, лучше тумаков.

Он еще немного покряхтел и продолжал, нахмурив брови:

— И все же, парень, моим мозгам нужны в помощь кулаки. Так уж они устроены, что лучше ворочаются, когда в этой руке клинок. Не хватает мне твоей разумной головы. Отплати милостью за милость! Оставайся в Каер Кадарн, в нашем королевстве Кадиффор!

— Сир, — ответил Тарен, — я собираюсь узнать, кто мои родичи. Я не могу…

— Родичи! — вскричал Смойт, хлопнув себя по животу. — Меня так много, что я могу стать сразу всеми твоими родичами и еще останется! Послушай, — он умерил голос и заговорил доверительно, — я вдовый, детей у меня нет. Ты тоскуешь по родителям? Я не меньше тоскую по сыну. Когда рог Гвина Охотника пропоет мне, не найдется никого, кто бы занял мое место, и никого я не хотел бы видеть на своем троне, кроме тебя. Останься, мой мальчик, и когда-нибудь ты станешь королём Кадиффора!

— Королем Кадиффора? — задохнулся Тарен.

Сердце его забилось. Король Кадиффора! Не нужно будет искать Зеркало, ведь он и так сможет предложить великолепный пода рок, какой он мог бы положить к ее ногам! Тарен — король Кадиффора. Эти слова звучали в его ушах сладкой музыкой. Совсем не то, что Тарен — Помощник Сторожа Свиньи. И все же внезапно его радость померкла. Да, он вознесется высоко. Но сможет ли Эйлонви уважать того, кто постыдно оставил свои поиски, так ничего и не добившись? Сможет ли он уважать сам себя? Долгое время Тарен не отвечал, потом с благодарностью взглянул на Смойта.

— Честь, которую ты мне предлагаешь, — начал он, — высока и дорога мне. Да… мне бы очень хотелось принять твое предложение. — Он запнулся. — Хотя лучше и достойнее иметь это по праву рождения, а не в качестве дара. Может быть, — медленно продолжал он, — окажется, что я и вправду благородного рода. Если это подтвердится, я с радостью стану править Кадиффором.

— Клянусь моими побитыми костями, — воскликнул Смойт, — я бы предпочел видеть на моем троне мудрого скотника, чем принца-дурака!

— И все же, — вздохнул Тарен, — сердце мое, мой ум, моя честь требуют правды. Я должен узнать ее. Если я этого не сделаю, если не узнаю, кто я на самом деле, всю жизнь буду чувствовать, будто часть меня где-то затеряна.

При этих словах изуродованное в битвах лицо Смойта опечалилось, и он с сожалением покачал головой. Но через мгновение он сердечно хлопнул Тарена по спине, чуть не свалив его со стула.

— Клянусь моими костями, брюхом и бородой вместе! — вскричал он. — Мне нравится, твое желание охотиться за дикими гусями, за всеми этими несбыточными мечтами, зеркалами и чем-то там еще! Я больше не стану задерживать тебя. Найди то, что ты ищешь, мой мальчик! Но найдешь ли, нет ли — возвращайся, и Кадиффор примет тебя с радостью. Однако торопись, потому что если Гаст и Горион снова поссорятся, я не смогу поручиться за целостность моего королевства, да и вообще не уверен, останется ли от него хоть клочок.

И на следующее утро Тарен, Гурджи и Ффлевддур Пламенный выступили в путь снова. В глубине души Тарен лелеял надежду, что сможет вернуться в королевство Смойта с гордым сознанием своего высокого происхождения. Впрочем, он даже предположить не мог, как много пройдёт времени, прежде чем он опять ступит на землю королевства Кадиффора.

Глава 6

Лягушка

От Каер Кадарн путники, не останавливаясь, за несколько дней добрались до реки Истрад и перешли ее. Ффлевддур некоторое время вел их вдоль противоположного берега, прежде чем они повернули на северо-восток и двинулись через Княжеские холмы. В отличие от Долины Княжеств эти земли были скудными, серыми и суровыми. Тарен видел, как то, что могло быть прекрасными пастбищами, поросшими свежей и сочной травой, теперь заросло клочками рощиц, купами деревьев, колючим кустарником, густой лесной порослью со сплетенными густо ветвями, не пропускающими лучей солнца и купающимися в сырой и мрачной тени.

Ффлевддур утверждал, что в своих скитаниях он редко забредал в подобные места.

— Владельцы этих княжеств так же мрачны, как и их владения. Сыграй самую свою задорную и веселую мелодию, и лучшее, на что можешь надеяться так эта на кислую улыбку. Хотя, если старые предания не врут, земли эти богаты так же, как и любые другие в Придайне. Слыхал я, будто шерсть овец с Княжеских холмов была такой длинной и густой, что вы могли погрузить в неё руку до локтя. Клянусь Великим Белином!

— Аэддан говорил мне, что Аровн, лорд Земли Смерти, украл у крестьян долины не один секрет их умения и мастерства, заметил Тарен. — Наверняка он обокрал и пастухов Княжеских холмов.

Ффлевддур серьезно кивнул.

— Но кое-какие сокровища ему украсть не удалось. Они остались у Красивого Народа, а с ним и сам Аровн поостережется шутить. Но будь здесь хоть трижды так чудесно, как толкуют предания, я бы не променял свое Северное Королевство на любое из этих. Там, дружище, скажу я тебе, мы выращиваем не овец, а великих бардов и воинов! И трон Ффлевддура Пламенного там… э-ээ… не из последних! О, мы древний род! В жилах Ффлевддура Пламенного течет кровь сыновей Доны! — Бард гордо вскинул голову. — Сам принц Гвидион мой родич! Далекий-далекий, это верно, — поспешно добавил он, поглядывая на загудевшую арфу, — но тем не менее это родство.

— Гурджи не волнуют знаменитые овцы и барды с густой шерстью, — проворчал Гурджи. — Он счастлив в Каер Даллбен с хрюшкой-поросюшкой. О да, он надеется, что скоро будет там!

— Боюсь, что тебе предстоит тяжелое и опасное путешествие, — вздохнул Ффлевддур, прежде чем ты снова увидишь свой дом. Кто знает, сколько еще придется скитаться в поисках этого Зеркала? — он обернулся к Тарену. — Я не оставлю тебя. Хотя рано или поздно должен буду, конечно, вернуться в свое королевство. Мои подданные всегда с нетерпением ждут моего возвращения

Арфа просто задрожала, и две струны со звоном разорвались. Лицо Ффлевддура пошло красными пятнами.

— Гм, — смутился он, — да, вот что я имел в виду… я с нетерпением жду встречи с ними. Правда-то состоит в том, что королевство управляется не только мною, но и без меня, и управляется с этим достаточно хорошо. И все же Ффлевддур Пламенный исполнен сознания собственного королевского долга!

Они вынуждены были остановиться и подождать, пока Ффлевддур, соскользнув со спины Ллиан и присев на корточки, починит порванные струны. Он достал из кармана большой ключ, которым натягивал струны на деревянные колки, и принялся терпеливо настраивать инструмент.

Хриплый крик над головой привлек внимание Тарена. Он взглянул на небо.

— Это Карр! — воскликнул он, указывая на черную крылатую тень, скользнувшую из-за облака и стремительно несущуюся к ним. Гурджи радостно закричал и захлопал в ладоши, а ворона преспокойно села на согнутую руку Тарена.

— Ага, нашла нас, старая подружка! — обрадованно воскликнул Тарен, довольный, что ворона снова с ними. — Скажи-ка мне, — быстро проговорил он, — как поживает Эйлонви? Она скучает… по всем нам?

— Пр-ринцесса! — прокаркала ворона, хлопая крыльями. — Пр-ринцесса! Эйлонви! — Она трещала клювом, подпрыгивала на руке Тарена и принялась так тарахтеть, что Тарен с трудом разбирал ее быструю болтовню.

Он лишь смог понять, что Эйлонви негодует из-за того, что ее мучают всякими, как она говорит, королевскими кривляниями, учат всяким глупостям, но постепенно она привыкает, хотя очень скучает по нему… Эта новость одновременно и обрадовала Тарена, и увеличила его тоску по золотоволосой принцессе.

А Карр продолжала свою трескотню, не останавливаясь. В пещере на Моне, тараторила она, великан Глю уменьшился и смог вернуть себе с помощью зелья Даллбена свой прежний рост.

Карр была в отличном расположении духа. Громко хлопая глянцевыми чёрными крыльями, дёргая довольно больно своим крепким клювом Тарена за ухо, подпрыгивая, взлетая и снова охватывая его его запястье сухими когтистыми лапками, она никак не могла успокоиться и даже взгромоздилась на голову Лиан, погрузив свой клюв в жёлтый мех громадной кошки.

— Ее глаза и крылья облегчат наши поиски, — сказал Тарен Ффлевддуру, который оставил свою арфу и подошел погладить птицу. — Сверху, в полете, Карр сможет увидеть гораздо больше, чем мы здесь, на земле.

— Это она сможет, — согласился Ффлевддур. — Коли захочет. Или если ты сумеешь уговорить ее, упросить, заставить в конце концов. Иначе она будет совать свой нос, прости, клюв, всюду, куда не следует, вместо того чтобы следовать, куда следует.

Он даже задохнулся от своей витиеватой тирады, но явно был доволен собой.

— Да, да, — подхватил Гурджи, грозя пальцем вороне, — слушайся доброго хозяина! Служи ему своими летелками и гляделками и не мешай глупыми проделками!

В ответ ворона вдруг высунула свой острый черный язычок. Распушив хвост, она подлетела к арфе и принялась дергать клювом жалобно застонавшие в ответ струны. Спугнутая бардом, Карр ухватила настроечный ключ и стала весело таскать его по траве.

— Она наглая, как лесная сорока! — вскричал Ффлевддур, гоняясь за вороной. — Она воровата, как обыкновенная галка!

Но стоило ему приблизиться, как шустрая Карр метнулась в сторону и, весело посверкивая бусинками глаз, поволокла ключ по влажной траве. С громким задорным карканьем ворона носилась вдоль и поперек поляны, не даваясь барду в руки. Тарен не мог удержаться от смеха, глядя на долговязого барда, который тщетно догонял ее, в то время как Карр легко и даже грациозно танцевала на расстоянии вытянутой руки. Наконец Тарен и Гурджи присоединились к преследованию дерзкой птицы. Пальцы Тарена даже скользнули по ее хвосту, но ворона увернулась, взмыла в воздух и, дразня преследователей, понеслась к лесу. Здесь она уселась на толстом кривом суку древнего дуба и глядела на них, стоящих внизу, ясными, блестящими глазками.

— Спускайся, — приказал Тарен с напускной строгостью. Комические ужимки птицы смешили его, не давали рассердиться по настоящему, — Старался я, старался научить её вести себя прилично, — вздохнул Тарен, — но, чувствую, всё без толку. Она отдаст ключ, когда сама пожелает, и ни секундой раньше.

— Эй! Эй! Кинь его сейчас же! — прокричал Ффлевддур, размахивая руками, — Кинь, кому я сказал!

— Кин-нь. Кин-нь! — звякнула костяным клювом ворона, качаясь вверх и вниз на ветке, треща и радостно трепеща крыльями в полном восторге от своей шутки.

Ффлевддур беззлобно фыркнул.

— Эта птица такая же невоспитанная, как дикий скворец! Ей веселье, а мне теперь придется тяжко трудиться, — ворчал он притворно сердитым голосом.

Продолжая громко сетовать на бесстыдство и беспутство наглой вороны, бард обхватил руками ствол дуба и постарался подтянуться вверх. Но уже на полпути рука его сорвалась, и он грузно рухнул на землю.

— Ффлевддур Пламенный ловок и проворен! — уныло твердил он, потирая ушибленную спину. — Клянусь Великим Белином, нет такого дерева, на которое я не мог бы влезть… э-э-э… кроме этого. — Он сморщил лоб и скользнул взглядом по высокому стволу.

— Гурджи полезет, да, да! — встрепенулся Гурджи, легко карабкаясь на дерево от ветки к ветке. Его лохматые руки и ноги работали одновременно, обдирая морщинистую кору. Через мгновение ловкое существо уже оказалось на дереве. Карр взлетела выше. Но Гурджи успел заметить, куда она сунула ключ. Он покопался длинной своей рукой в дупле.

— Здесь твой мелодичный ключ. О да. крикнул он. — Умный Гурджи нашел его! — Внезапно он умолк. Тарен увидел, что лицо Гурджи сморщилось от удивления и растерянности. Кинув ключ на землю к ногам Ффлевддура, Гурджи снова запустил руку в дупло и Даже попытался заглянуть туда одним глазком. — Но что это? — ахнул он. Что Гурджи нашёл прищуром и прощупом? Добрый хозяин! — взвизгнул он. — Здесь что-то странное, какая-то припрятка! И, по-моему, вдобавок приятка!

Тарен видел, как возбужденный Гурджи засунул себе под мышку найденную вещь и быстро заскользил по стволу вниз.

— Нацель свою приглядку на припрятку, — закричал он подошедшему Тарену.

Шалость Карр была тут же забыта, и ворона, не опасаясь трепки, спорхнула с дерева, села на плечо Тарену, вытянула шею и протиснула голову между склонившимися над находкой, будто желала и здесь быть первой.

— Это драгоценность? — радовался Гурджи. — О, драгоценность большой ценности! И Гурджи нашел её! Он в нетерпении топнул ногой. — Открой ее, добрый хозяин! Открой и посмотри, какие богатки в этой припрятке?

То, что Тарен взял из рук Гурджи, оказалось маленьким квадратным железным ящичком не шире ладони Тарена. Резная крышка его была плотно притерта, окована железными полосками и заперта на большой висячий замок.

— Это драгоценные камни! — не успокаивался Гурджи. — Это сверкалки и мерцалки! — подпрыгивал он, пока Тарен озадаченно вертел в руках ящичек.

Ффлевддур тоже внимательно разглядывал непонятную вещицу.

— Ладно, друзья, — заметил бард, — в конце концов у нас есть хоть какая-то награда за ту беготню, которую нам устроила эта жуликоватая галка. Но, судя по размеру шкатулки, боюсь, награда будет невелика.

Тем временем Тарен боролся с замком, который не поддавался. Крышка будто бы прикипела. Наконец Тарену пришлось поставить ящичек на землю Гуоджи держал его обеими руками, а бард и Тарен пытались поддеть крышку остриями мечей. Но ящичек оказался необыкновенно прочным, и им пришлось здорово потрудиться, прежде чем крышка кракнула и с громким режущим ухо скрипом откинулась. Внутри лежал мешочек из мягкой кожи, который Тарен осторожно развязал.

— Что это? Что это? — вопил Гурджи, скача вокруг на одной ножке. — Дайте Гурджи поглядеть на эти сверкалки и мерцалки! — Тарен засмеялся и покачал головой. В мешочке не было ни золота, ни драгоценных камней, в нем лежала всего лишь тонкая, длиной с мизинец, косточка. Гурджи застонал от разочарования.

Ффлевддур фыркнул.

— Наш лохматый друг нашел очень важную вещь, — засмеялся он. — Это или маленькая шпилька, или же большая зубочистка. Но не уверен, что от нее нам будет большая польза.

Тарен продолжал внимательно разглядывать странную вещицу. Осколок кости был сухим и хрупким, словно бы отбеленный и отполированный долгими усилиями. Человеческая ли это кость или кость какого-нибудь животного, сказать было трудно.

— Какая нам от нее может быть польза? — пробормотал он, нахмурясь.

— О, немалая! — хихикнул бард. — Если кому-нибудь из нас потребуется зубочистка. Впрочем, — он пожал плечами, — сохрани ее, если хочешь. Или выкинь. Думаю, разницы никакой. Даже сундучок уже нельзя починить, так мы его искорежили.

— Но если она никчемная, — не успокаивался Тарен, вертя в руках косточку, — зачем же ее все-таки так тщательно прятали?

— Мой долгий опыт подсказывает мне, что люди могут очень странно относиться к своему имуществу, — сказал Ффлевддур. — Любимая зубочистка, семейная реликвия… Но я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь. Ффлевддур Пламенный живо соображает! Тот, кто ее спрятал, не хотел, чтобы ее нашли. А значит, здесь скрыто больше тайного смысла, чем можно увидеть простым глазом. Так? — И все же, — продолжал размышлять вслух Тарен, — дупло не самое безопасное место чтобы там хранить что-то.

— Напротив, — ответил бард, — есть ли лучший способ скрыть что-то? В доме ее можно отыскать без особого труда. Зарыть в землю — там бродят кроты, барсуки и всякие другие ползуны. Но дерево, похожее на этот крепкий дуб, — продолжал он, глядя на мощный ствол и выше, на могучую крону, — не уверен, чтобы кто-нибудь, кроме Гурджи, мог вскарабкаться на него без лестницы. Но странно было бы, если путешественники или странники таскали с собой лестницу. Белка или птица строят на вершине дерева гнездо, чтобы спрятать и уберечь его от случайных гостей. Нет, тот, кто положил сундучок в дупло, долго думал и приложил все усилия, чтобы сохранить… Если…

Лицо Ффлевддура побелело.

— Если… — он с трудом сглотнул, словно бы поперхнувшись собственными словами, — не поспешил избавиться от нее. Забудь, что мы когда-нибудь находили эту штуку. Я могу учуять колдовство за милю. Зубочистка, шпилька или что там еще. Нет, здесь что-то неладно! — Он перешел на шепот. — Я всегда тебе твердил: не вмешивайся не в свое дело. Ты прекрасно знаешь мое мнение на этот счет. Никогда не смешивай две вещи. Одна — это волшебство. А другая — совать туда свой нос.

Тарен ответил не сразу. Некоторое время он смотрел на отполированный кусочек кости, потом произнёс:

— Что бы это ни было, но эта вещь не наша, и мы не можем взять её. Но, с другой стороны, если здесь действительно сокрыто волшебство, хорошее или плохое, имеем ли мы право оставить эту штуку на том же месте? Кого она подстерегает?

— Покончим с этим! — вышел из себя Ффлевддур, — Если это доброе волшебство, то никому никакого вреда не будет. А коли злое колдовство, никто не может знать, какие ужасные вещи могут с нами случиться. В любом случае положи это назад.

Тарен неохотно кивнул. Засунув кость в мешочек, он пихнул его в ящичек, приладил сломанную крышку и попросил Гурджи вернуть находку в дупло. Гурджи, который внимательно и с испугом слушал все рассуждения Ффлевддура о колдовстве, не желал даже дотрагиваться до ящичка и только после долгого упрашивания и даже окриков покорно полез на дерево. Вниз он соскользнул мигом.

— Счастливо отделались, — пробормотал Ффлевддур, торопливыми шагами удаляясь от дуба. Тарен и Гурджи поспешали за ним. Бедняга Гурджи бросал испуганные взгляды назад, пока дуб окончательно не скрылся с глаз.

Спутники вернулись к своим лошадям и приготовились продолжить путь. Ффлевддур поднял арфу, огляделся вокруг и ахнул:

— Послушайте, а где Ллиан? Только не говорите мне что она ушла по собственной воле!

Тарен, и сам немного встревоженный, принялся однако, успокаивать барда. Ллиан и впрямь через минуту выскочила из зарослей. Ффлевддур радостно хлопнул в ладоши, и огромная кошка вприпрыжку понеслась к нему.

— Фью, фью, — присвистнул бард. — Вот и ты, старушка! — Он нежно улыбался, пока Ллиан резвилась около него. — Послушай, куда это ты ходила?

— Кажется, она поймала… э, да это лягушка! — воскликнул удивленный Тарен, увидев пару длинных перепончатых лапок, свисавших из пасти Ллиан.

— Да, да, — вставил Гурджи. — Лягушечка! Скакушка— квакушка!

— Быть этого не может! — воскликнул бард. — Мы не встретили ни болот, ни ручейков, ни луж. Да вообще не было никакой воды!

Гордо мурлыкая, Ллиан уронила свою добычу к ногам Ффлевдцура. Это и в самом деле была лягушка. Да такая большая, каких Тарен и не видывал. Бард, хлопнув Ллиан по загривку и нежно почесав ее за ухом, опустился на колени и осторожно поднял двумя пальцами безжизненное тельце лягушки.

— Спасибо, я очень рад, старушка, — сказал он, держа лягушку на вытянутой руке между большим и указательным пальцами. — Она прехорошенькая. Не знаю, как и благодарить тебя. Ллиан часто это делает, пояснил он Тарену, — Чаще, правда, бывают мышки. Маленькие подарки время от времени. Она воображает, что мне они нравятся. Знак любви. Я всегда шумно благодарю ее. Это уже нравится ей.

Тарен с любопытством взял лягушку из руки барда. Он увидел, что Ллиан несла зверюшку осторожно и совсем не повредила ее. Нет, лягушка пострадала от нехватки воды. Ее кожа, покрытая желтыми и зелеными пятнами, ужасно пересохла. Лапы беспомощно повисли. Перепончатые пальцы уже стали искривляться и ссыхаться, как черенки мертвых листочков. Большие выпуклые глаза были плотно затянуты тонкими сухими веками. Тарен уже готов был с сожалением кинуть дохлую лягушку в кусты, когда ладонь его почувствовала слабое биение крохотного сердечка.

— Ффлевддур, бедняжка жива, — сказал Тарен. — Может быть, еще не поздно спасти её.

Бард пожал плечами.

— Не уверен. Она очень истощена. Жаль, потому что она чем-то мне симпатична.

— Дайте бедной прыгушке попить, — предложил Гурджи. — Дайте несчастной прыгульке бульки-бульки.

Лягушка в руке Тарена зашевелилась, дернулась, будто в последнем мучительном усилии. Один глаз открылся, широкий рот растянулся, в горле мелко забился пульс, словно она пыталась судорожно глотнуть.

— Пог-га! — прохрипела лягушка.

— Как-то не по-лягушачьи квакает, — изумился Ффлевддур. — Никогда не слышал, чтобы лягушки издавали подобные звуки. Совсем, должно быть, она плоха.

— Иг-ги! — снова прохрипела лягушка. — Ит-те!

Она напрягалась, пытаясь произнести что-то еще, но голос ее угас, и уже ничего, кроме хрипа и тихого поскрипывания, из лягушачьего горла не вырывалось. Но вот лягушка снова широко растянула рот и просипела:

— Агит-те! Игит-те!

— Какая странная лягушка, — продолжал удивляться Ффлевддур.

Тарен тем временем поднес ее к самому уху. Зверюшка уже открыла оба глаза и смотрела на Тарена с невыразимой тоской и страстной мольбой.

— Я знаю, что лягушки говорят «ква-ква», — продолжал рассуждать Ффлевддур. — Иногда слышал от них «куор-рр-куор-рр». Но эта… Если лягушки могут говорить, клянусь, что она пыталась сказать… пога… иги… агите… игите… Помогите! Вот что она силится крикнуть нам!

Тарен жестом попросил барда помолчать. Из глубины лягушачьего горла вылетел ещё один звук, не более чем шелест, шорох, шепот, но такой отчётливый и ясный, что спутать его уже ни с чем было невозможно. Глаза его расширились от изумления. Он повернулся к Ффлевддуру. Едва способный выговорить хоть слово, он держал лягушку на вытянутой руке. Наконец, он выдохнул:

— Это Доли!

Глава 7

Друзья в опасности

— Доли! — эхом откликнулся изумленный бард, отшатнувшись. Глаза его выпучились, как у той лягушки. — Этого быть не может! — вскричал он. — Только не Доли из Красивого Народа! Не добрый старый Доли!

Гурджи подбежал с кожаной фляжкой и, услышав слова Ффлевддура, завопил как резаный. Тарен выхватил у него фляжку, откупорил ее и торопливо стал вливать воду в рот лягушке.

— О, страшно! О, ужасно! — стонал Гурджи. — Несчастный Доли! Мой карликовый друг! Он мошкой и мушкой проглочен лягушкой!

Под потоком льющейся воды лягушка стала оживать. Теперь она яростно дрыгала длинными ногами, словно пытаясь вырваться.

— Кожу! Кожу! — послышался голос Доли — Лей воду на мою кожу! А не в глотку, дурень! Ты хочешь, чтобы я захлебнулся?

— Клянусь Великим Беллином, — ошалело бормотал Ффлевддур, — сначала я думал, что это просто лягушка по имени Доли. Но теперь-то я узнаю его ворчливый голос!

— Доли! — закричал Тарен. — Неужели это на самом деле ты?

— А ты сомневался, длинноногий простофиля? — прохрипела лягушка голосом Доли, — То, что я снаружи похож на лягушку, не значит, будто внутри не я!

Голова у Тарена пошла кругом при мысли, что Доли явился им в таком обличье. Гурджи молчал, словно язык проглотил, глаза его округлились и чуть ли не вылезли из орбит, рот открылся, и розовый горячий язык вывалился наружу, как у любопытной собаки. Ффлевддур наконец пришел в себя и опустился на траву рядом с Тареном, поливающим лягушку.

— Странный же способ для путешествия ты выбрал, — сказал Ффлевддур. — Что, надоело быть невидимым? Могу понять, это утомительно, но… но превращаться в лягушку! Впрочем, лягушка получилась прехорошенькая. Я заметил это в тот же момент, как заметил тебя.

Лягушка выкатила глаза, тельце ее, покрытое зелеными пятнами, стало раздуваться, словно бы от злости.

— Выбрал? Ты думаешь, я выбирал? Я заколдован, дубина ты долгоногая! Не понимаешь разве?

Сердце Тарена заледенело от ужаса.

— Кто заколдовал тебя? — хрипло спросил он, с содроганием глядя на несчастного. — Это Орду? Она и нам угрожала тем же. Ты тоже попал на Болота?

— Дурень! Ты, наверное, думаешь своими длинными ногами? — проквакал Доли. — Стану я таскаться по болотам!

— Тогда кто же сотворил это с тобой? — недоумевал Тарен, — И как мы можем помочь? У Даллбена наверняка есть способ и сила против этого колдовства. Мужайся! Мы отнесем тебя к нему.

— Нет времени! — глухо вякнул Доли, — И потом, я не уверен, сможет ли Даллбен снять заклятие. Не знаю даже, в силах ли это сделать сам Эйддилег, король Красивого Народа! Но сейчас это не самое важное.

Горлышко лягушки тяжело вздувалось и опадало, голос ее стал глуше.

— Если вы хотите помочь мне, — тяжело, с одышкой, продолжал звучать из лягушачьего горла голос Доли, — выройте ямку и налейте туда воды. Я сухой, как осенний лист, а это самое худшее, что может случиться со мной, то есть я имею в виду с лягушкой! Я это понял довольно быстро, — Он вывернул свои выпуклые глаза в сторону Ффлевддура. — Если бы эта гигантская кошка не нашла меня, я был бы уже мертв, как старый высохший сучок. Где ты достал такую громадину?

— Это длинная история, — начал было Ффлевддур.

— Тогда не рассказывай, — перебил его Доли, — И что вас привело сюда, тоже расскажете позже. — Он плюхнулся в крохотный бассейн, который Тарен и Ффлевддур выкопали своими мечами и наполнили водой из фляжки. — Ах… уф-фф! Так-то лучше. Я обязан вам жизнью. О-ох… ах, какое блаженство! Спасибо, друзья, спасибо вам.

— Доли, мы не можем оставить тебя в таком виде! — настаивал Тарен. — Скажи нам, кто сотворил это мерзкое заклятие. Мы найдем его и заставим рассеять чары!

— Под угрозой меча, если понадобится! — воинственно вскричал Ффлевддур. Он умолк и вдруг с любопытством стал разглядывать барахтающуюся в мутной воде лягушку. — Послушай, старина, — осторожно спросил бард, — на что похоже быть лягушкой? Интересно мне.

— Мокро! Вот на что это похоже! — резко квакнул Доли. — Мокро! Липко! Гадко! Если мне казалось, что превращаться в невидимку неудобно, то это во сто раз хуже! Это похоже… о, не лезь ко мне со своими глупыми вопросами! Какая тебе разница? Ты не собираешься становиться лягушкой, а я уже кое-как приладился. Есть гораздо более важное дело.

Лягушка, или, вернее, Доли, запыхтела.

— Да, вы можете спасти меня, — проговорил он, — Если кто-то вообще теперь сможет сделать это, — Странные вещи все-таки творятся…

— Да, и мне так кажется — вставил Ффлевддур, — во всяком случае то, что с тобой сотвори…

— Ффлевддур, дай ему сказать, — оборвал барда Тарен — На карту поставлена его жизнь!

— Странные вещи, — продолжал Доли, — необычные, нарушающие весь порядок и ход вещей. Во-первых, не так давно до короля Эйддилега дошла весть, что в нашем королевстве на дне Черного Озера кто-то похитил сокровища Красивого Народа. Похитил и скрылся с самыми ценными камнями. Это редко случалось за всю историю Праидена.

Ффлевддур изумленно присвистнул.

— Зная Эйддилега, могу вообразить, как он рассвирепел.

— Но не из-за каких-то там камней, — ответил Доли. — У нас их более чем достаточно. Он рассердился, во-первых, что кто-то добрался до сокровищ, а во-вторых, посмел взять их. Смертные не рискуют обычно нарушать покой Красивого Народа.

— Мог это быть Аровн или кто-то из его слуг? — спросил Тарен.

— Я сомневаюсь, — покачал головой Ффлевддур, насколько мне известно, даже Хозяин Аннувина очень осторожен с Красивым Народом.

— Хоть раз сказал что-то разумное! — проворчал Доли, — Нет, не Аровн. Мы уверены в этом. Но у нас только донесение от поста на Княжеских холмах. А придорожный пост Красивого Народа, поставленный в этих местах, молчит… Вот что само по себе очень странно.

Доли забавно покивал своей лягушачьей головкой.

— Эйддилег выслал вестника, — булькнул он, погружаясь в воду и выныривая, — чтобы разведать всё вокруг и докопаться до причин происшедшего. Но тот не вернулся. И ни единой весточки от него. Эйддилег выслал другого. То же. Тишина. Молчание. Мёртвая тишина.

Лягушка, отдуваясь и растопырив лапки, лежала на воде, словно зеленая перчатка. Лишь раздавались тяжкие вздохи и какое-то глухое ворчание Доли. Потом он недовольно пробурчал:

— Вы можете догадаться, кого выбрали третьим. Совершенно верно! Доброго старого Доли! Добряка и дурака Доли! Кому поручить самое гадкое и неприятное дело? Ему, старине Доли!

Тарен никогда и подумать не мог, что обыкновенная лягушачья морда может изобразить такое негодование.

Доли фыркнул, пуская пузыри.

— Да, да, естественно, послали за добрым Доли.

— Но тебе удалось выяснить, кто это сделал? — с нетерпением спросил Тарен.

— Конечно, да, — важно квакнул Доли. — Но вот чего мне это стоило! Взгляни на меня! Теперь я самая ничтожная тварь. О, если бы у меня был топор!

Было забавно смотреть на воинственную лягушку, но никто даже не улыбнулся.

— Красивый Народ в опасности! — волновался Доли. — В ужасной опасности! Да, я выяснил, кто отыскал наш подземный тайник и украл сокровища. Тот же, кто заколдовал меня. Мордант Костлявый!

— Мордант? — повторил Тарен, нахмурившись. — Кто он, этот Мордант? И как ему удалось сделать это? Почему он осмелился вызвать гнев Эйддилега?

— Почему! Почему! — Глаза Доли яростно выпучились, и он начал раздуваться. — Разве не понятно? Мордант Костлявый, этот ядовитый шип, скверный разбойник-чародей! О, он хитер, как змея! Посмотри на меня! Он сумел заколдовать подземного жителя, подданного короля Эиддилега из Красивого Народа. Никто еще не мог сотворить этого над нами! Неслыханно! Не поверил бы, не произойди этого со мной!

Доли, бешено плюхая длинными лапками по воде, закружился в своем крохотном водоеме.

— И если он может превращать нас в рыб, лягушек, червяков или во что там еще, не знаю, — выкрикивал Доли, мы в его власти! Он может уничтожить нас, если захочет. Что он и сделал наверняка со стражником на придорожном посту и с вестниками. Со мной, наконец! И это может случиться с любым из нас. Даже с самим Эйддилегом! Никто из красивого народа не может теперь чувствовать себя в безопасности. Мордант Костлявый — самая страшная угроза, которая когда-либо нависала над нашим королевством.

Доли, изнуренный таким взрывом страстей булькнул и на мгновение исчез под водой. Спутники испуганно глядели друг на друга.

— Но планов его я разгадать так и не смог, — квакнул Доли, выныривая, — О я проследил за ним до самого его тайного убежища! Он живет в непроходимом месте недалеко отсюда… Не стоит и упоминать, что я крался за ним, превратившись в невидимого. Мне это далось нелегко. В ушах гудело так, будто туда набилась сотня шершней! Наступила темнота, и я решил, что могу снова стать видимым. Очень уж болели уши! Всего лишь на секунду, чтобы передохнуть от этого ужасного жужжания! А в следующую секунду я стал тем, чем стал! Видите?

Он, словно бы в подтверждение своих слов, выкарабкался на берег своего бассейна.

— Этот ядовитый шип, отвратительный Мордант Костлявый мог бы сразу меня уничтожить. Но он посмеялся надо мной и превратил в… бр-р! Ему, видите ли, забавно было посмотреть на беспомощную лягушку! А потом он швырнул меня в камни, в сушь, где ни капли воды. Он потешался над моей затянувшейся агонией. Он не убил меня сразу, потому что был уверен, что я погибну в этих засушливых холмах. Высохну мало-по-малу и превращусь в сухую тряпочку. А если по случайности не умру, то разве может лягушка причинить вред колдуну? Я скакал, потом полз и полз в поисках воды. У меня уже не оставалось сил, когда твоя кошка наткнулась на меня. Если бы не она, мне уже наступил бы конец.

Все молчали, а Доли никак не мог успокоиться.

— Одну вещь забыл Мордант Костлявый, — продолжал он, одну крошечную ошибку он совершил: не лишил меня речи! Я могу говорить! Я и сам до поры до времени не знал этого. Потрясение от того, что я стал лягушкой, в первый момент лишило меня дара речи!

— Клянусь Великим Белином, — прошептал Ффлевддур, — я слышал, что у людей в горле застревает ком, но чтобы у такого комочка… О, прости меня, Доли, я не хотел обидеть тебя, старина, — спохватился он под взглядом вытаращенных глаз лягушки.

— Доли, скажи, что мы должны теперь делать? — воскликнул Тарен, ужаснувшийся рассказом карлика-лягушки. Он просто холодел при мысли, какая беда крадется в подземные владения Красивого Народа. — Отведи нас к Морданту Костлявому. Мы постараемся захватить его или убить, если сможем.

— Так мы и сделаем! — воинственно вскричал Ффлевддур, размахивая мечом. — Я не позволю, чтобы моих друзей превращали в лягушек!

— Да, да, — храбро пискнул Гурджи, — друг — это не квакуша-прыгуша! Верный Гурджи спасет друга от злючки-колючки!

— Напасть на Морданта? — возразил Доли. — Вы что, рехнулись? С вами покончат так же, как со мной! Нет, вам нельзя так рисковать. Нужно предупредить Эйддилега. Но до этого я должен выполнить данное мне поручение. Надо узнать все о силах Морданта и о том, что он собирается делать. Красивый Народ не выстоит против него, если мы не выясним, с кем имеем дело. Отнесите меня назад в логовище Морданта Костлявого. Я как-нибудь дознаюсь о его планах. А потом отнесете меня на наш придорожный пост. Оттуда я смогу послать весточку Эйддилегу.

Неожиданно он задохнулся, весь затрясся, изнутри по его зыбкому телу поплыл словно бы воздушный пузырь. Доли разразился таким взрывом кашля и чихания, что его буквально выбросило из лужицы.

— Будь проклята эта сырость! — забулькал он. — Будь проклят этот Мордант с его черным сердцем! Этот ядовитый шип! — Доли громко чихнул и вдруг заговорил так, будто ему зажали нос: — Дал бде вбесте с лябушачьей кожей все лябушачьи берзости и беды! Неужели я и болос тедяю? Скодее! Спешиде! Поднибиде беня, я покажу дорогу!.. У нас бал о вребеди!

Кое-как его еще понять было можно, и Тарен не замедлил исполнить желание Доли.

Друзья поспешно оседлали коней. Доли уцепился за луку седла Тарена и все они галопом поскакали в ту сторону, куда указал им несчастный карлик. Но лес постепенно сгустился и сильно замедлил их продвижение вперед. Зачастую ветви так плотно сплетались, что им приходилось спешиваться и продираться, орудуя мечами. Доли, обычно легко и просто ориентирующийся в любых зарослях и на любых переплетениях дорог, теперь никак не мог сообразить, где они находятся. Дважды путники останавливались и шли по своему следу назад, чтобы двинуться вперед заново. Доли при этом бормотал что-то невнятное.

— Де пдокдидайде бедя! — слабо квакал он. — Я полз да брюхе, а это не то, что шагадь и бидеть додогу сведху!

Его снова затрясло, из горла вырвался отрывистый кашель. Глаза его затуманились. Жалкая лягушонка распростерлась на седле лошади Тарена. Голос его уже совсем угас, и совершенно нельзя было ничего разобрать. Лишь хриплое «ква-ква-ква» вырывалось из его распухшей глотки.

До сих пор за всеми ужасными и неожиданными событиями они ни разу не вспомнили о Карр. Теперь, вместо того чтобы притихнуть, ворона, наоборот, стала вдруг страшно непокорной. Она упорхнула в лес и на все оклики и уговоры Тарена отвечала строптивым карканьем. Наконец Тарен, уверенный, что она не потеряется, оставил ее в покое. Но когда путники углубились в самую чащу леса, Тарен забеспокоился и стал не на шутку тревожиться за дерзкую птицу. Но тут Доли попросил положить его на землю, где он лучше вспомнит дорогу. Тарен присел рядом с лягушкой на корточки и стал внимательно приглядываться к движениям ее лапок и прислушиваться к неясным хрипам, несущимся из пересохшего ее горла. Тут-то и появилась Карр. Она, кажется, все еще не успокоилась и продолжала свои озорные шутки. Тарен увидел в ее клюве какую-то блестящую вещицу.

Пронзительно каркая, ворона уронила свою ношу прямо в руки удивленного Тарена. Это был кусочек отполированной кости. Карр гордо спланировала на нижнюю ветку дерева.

— Что ты наделала? — в бессильном гневе набросился на нее Тарен, глядя, как ворона спокойненько, как ни в чем не бывало покачивается на ветке.

— Глупая галка! — взорвался Ффлевддур. — Она вернулась назад и ограбила ящичек! Я думал, что мы отделались от этой заколдованной зубочистки, а теперь она снова у нас! Плохая шутка, милашка сорока! — вскричал он, отгоняя плащом игриво кружащуюся над ним ворону, — Ффлевддур Пламенный и сам любит пошутить. Но сейчас я не вижу ничего смешного. Выбрось это, — попросил он Тарена, — выкинь это в кусты.

— Выкинуть? Если эта вещь действительно заколдованная, так просто от неё не отделаешься, — ответил Тарен, хотя и сам бы желал, чтобы Карр оставила ящичек нетронутым. Но странная, неясная мысль зашевелилась у него в голове. Он опустился на колени и протянул кусочек кости Доли.

— Что это может быть? — спросил он, коротко рассказав Доли об их находке в дупле дуба, — Не сам ли Мордант спрятал его?

— Кто здаед? — просипел Доли. — Я никогда не бидед ничего подобнобо. Но он заколдобан, можеде быть увереддыми! Сохрадиде его!

— Сохранить его? — всполошился бард. — В таком случае не ждите ничего, кроме беды, от этой находки, от этой дурной удачи! Зарой эту проклятую штуку!

Соглашаясь в душе с опасениями Ффлевддура и не желая пренебрегать советами Доли, Тарен колебался. Наконец он решительно сунул обломок кости в карман куртки.

Ффлевддур заворчал:

— Опять суешь свой нос не в свое дело! Это принесет нам одни неприятности. Запомни мои слова! Ффлевддур Пламенный бесстрашен, но только не тогда, когда неизвестная заколдованная вещь покоится неподалеку, в кармане друга!

Слова Ффлевддура как будто стали сбываться чуть ли не тотчас. Стоило им снова двинуться в путь и начать продираться сквозь заросли, как Доли стало совсем плохо. Время от времени он вздрагивал и трясся от мучительного озноба. С трудом мог он неразборчиво произнести одно или два слова. Тарен был уверен, что Доли потерял силы и заболел, когда полз посуху на брюхе. Чтобы кожа его совсем не пересохла и не потрескалась, Тарен регулярно смачивал ему спину и живот. Вода спасала его от смерти, но и добавляла страданий: он чихал и кашлял все сильнее с каждой влажной примочкой. Вскоре он совершенно изнемог, обмяк и повис на луке седла, не имея сил даже ворчать, выказывая, как это он обычно делал, свой дурной нрав.

День быстро убывал, и путники остановились на поляне, потому что Доли дал им понять, чтобы с этого момента они двигались с предельной осторожностью.

Упрятав лягушку в складках специально намоченного плаща и положив свёрток у корней дерева, Тарен склонился к Ффлевддуру и зашептал:

— У него не осталось больше сил. Нельзя тащить его дальше.

Ффлевддур согласно кивал.

— Верно, при всем его желании самому справиться с заданием короля Эйддилега он долго не протянет.

Лицо барда выражало тревогу. Тарен помолчал, размышляя. Он ясно представлял себе, что нужно делать, но не хотел сейчас решать за других. Обычно твердый и смелый в своих поступках и решениях, сейчас он колебался. Он с радостью бы пожертвовал жизнью ради спасения друга. Но риск не просто погибнуть, а превратиться в какую-нибудь отвратительную беспомощную тварь пугал Тарена. Он не только потеряет свой облик, но и не сможет тогда достичь той цели, ради которой отправился в этот трудный и опасный путь. И все же…

Он опустился на колено рядом с Доли.

— Ты должен остаться здесь. Ффлевддур и Гурджи позаботятся о тебе. Скажи мне, как найти Морданта?

Глава 8

Колючая стена

Услышав это, Доли устало лягнул бессильно вытянутой лапкой и что-то протестующе проквакал. Впрочем, что он мог возразить? Карр взлетела на плечо Тарену, и он двинулся пешком через лес. Следом вприпрыжку бежал Гурджи, который все же увязался за Тареном.

Спустя некоторое время, Тарен замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, чтобы оглядеться. Лес сплошь зарос кустами куманики и стал почти непроходимым. Высокие колючие кусты вырастали между деревьями, сплетали гибкие ветки и превращались в непреодолимую преграду. Тарен понял — он нашел то, что искал. Высокие кусты стояли так плотно не случайно, они были искусно свиты и превращены в густой барьер. Это была живая стена почти в два человеческих роста, ощетинившаяся острыми загнутыми колючками и шипами, хищными, словно когти гвитантов. Тарен вытащил меч и попытался прорубить проход в непроходимых зарослях.

Ветви куманики были крепкими, как сталь, и Тарен чуть ли не притупил свой меч и совершенно выбился из сил. И в результате тяжких трудов всего-то и добился, что вырубил узкую щель, к которой приник лицом, но не увидел ничего, кроме неряшливой постройки, похожей скорее на груду валунов посреди лужайки с репейником. То, что поначалу представлялось хорошо укрытым логовом зверя, оказалось грубо сложенной из неровных камней хижиной с кривыми и низкими стенами, покрытой усыхающим дерном. Никакого движения, никаких признаков жизни не было заметно. Тарен даже подумал: не оставил ли колдун свое убежище и не опоздали ли они? Эта мысль его обеспокоила.

— Доли каким-то образом сумел проникнуть сюда, — пробормотал Тарен, покачивая головой, — Но у него несравненно больше ловкости, чем у меня. Он, должно быть, нашел другую лазейку. Если мы попытаемся перелезть здесь, то нас сразу заметят.

— Или схватят злые колючки-закорючки, — испуганно прошептал Гурджи. — О, смелый Гурджи не любит когтистых лапок и царапок. Он не любит перелезать через стены, когда не знает, что его поджидает за ними.

Тарен снял ворону с плеча.

— У Морданта наверняка есть свои проход, брешь в колючках или даже тоннель. Попытайся найти его, — сказал он, подбрасывая Карр в воздух, — найди его для нас, верная подружка.

— И поспеши, — вставил Гурджи, — но только оставь свои шутки и глупки!

Бесшумная, как ночная сова, ворона перелетела через колючий барьер и исчезла из виду. Тарен и Гурджи, притаившись в тени, остались ждать её возвращения. Время шло. Солнце опустилось за деревья. Тихий закат расцветил темнеющее небо. Карр всё еще не было. Хоть она и любила поразвлечься и пошутить, но все же понимала серьезность поручения. Тарен был уверен, что не беспечный каприз задержал её.

Наконец Тарен решил не ждать больше. Он поднялся, подошел к колючему забору и стал осторожно продираться сквозь заросли. Ветки корчились, словно змеи, злобно рвали одежду, расцарапывали в кровь лицо и руки. Колючки не просто цеплялись, они, казалось, сами нападали, ветки протягивались к нему, обвивали ноги, старались опутать и спеленать Тарена. Где-то сбоку он слышал пыхтение Гурджи, который пытался освободить густую шапку своих спутанных волос из цепких колючих лап. Тарен карабкался на ощетинившуюся стену, не останавливаясь и не переводя дыхания. Гурджи не отставал. Вот уже и верхушка живой изгороди почти под рукой.

Вдруг неожиданно из самой гущи колючек взвилась тонкая веревочная петля и молниеносно затянулась вокруг руки Тарена. Он вскрикнул и в тот же момент услышал визг Гурджи, который тоже был опутан по рукам и ногам. Склоненное над ними молодое упругое деревце распрямилось, утягивая на веревках обоих пленников. Тарен почувствовал, как его силой вырвали из цепких лап куманики и на тонком крепком канате подняли над колючей изгородью. Теперь он понял те непонятные слова, которые обрывками вылетали из пересохших губ Доли: добушди и забадди. Ловушки и западни! — вот о чем пытался предупредить карлик. Тарен упал, и тьма накрыла его.

Костлявая рука схватила Тарена за горло. В его ушах задребезжал металлический голос, будто лезвием кинжала скребли по камню.

— Кто ты? — пронзительно повизгивал голос. — Кто ты?

Тарен попытался вырваться, но тут же обнаружил, что руки у него скручены за спиной. Рядом жалостливо хныкал Гурджи. Голова у Тарена кружилась и гудела. Свет оплывшей свечки вонзался в глаза. Когда зрение его немного прояснилось, он увидел перед собой костистое лицо цвета, сухой, потрескавшейся глины, глаза, сверкающие, как две бесцветные льдинки, и глядящие на него из-под нависшего лба, будто из глубины темного колодца. Голый, без единого волоска, череп незнакомца слабо поблескивал в мерцающем свете свечи. На этом застывшем лице жил только рот — узкий, словно шрам, густо прошитый морщинами.

— Как ты прошел сюда? — вопрошал Мордант. — Что ты ищешь здесь у меня?

В полутьме Тарен мог разглядеть немногое. Он окинул быстрым взглядом комнату с низким потолком, заметил остывший очаг, забитый золой и потухшими угольями. Сам он лежал в углу, притиснутый к низкой стене. Гурджи корчился на каменной плите пола радом с ним. Тарен увидел и Карр, запертую в плетеной ивовой корзине на широкой дубовой плахе. Он окликнул птицу.

— Ага, — встрепенулся колдун, — значит, эта ворона твоя? Она попалась в одну из моих ловушек, как и ты. Никто не может войти сюда, чтобы я не узнал об этом тут же. Впрочем, это ты уже узнал. А теперь я хочу узнать немного больше о тебе.

— Да, птица моя, — твердо произнес Тарен. Он понимал, что отпираться глупо, но и всю правду выкладывать не стоит, — Она полетела в чащу и не вернулась к нам. Мы испугались, что она попала в беду, и пошли искать ее. Мы путешественники, идем в горы Ллавгадарн. Зачем тебе мешать нам?

— Вы сами себе помешали, — ответил Мордант, — глупые вы существа! В горы Ллавгадарн, ты сказал? Возможно, да, а возможно, и нет. В человеческих существах много жадности и зависти, но мало правды. Твое лицо выдает тебя и называет лжецом. Что ты надеешься скрыть? Впрочем, это неважно. Жалкие остатки твоих дней, которые вы, люди, называете жизнью, истаяли. Ты в моих руках и не покинешь это место. И все же… ха-ха-ха! У тебя еще есть надежда. Может случиться так, что ты будешь служить мне. Я должен все тщательно обдумать. На самом-то деле от ваших жизней мне никакой пользы, как, впрочем, и вам. Зачем они вам?

Что-то неуловимое в лице колдуна испугало Тарена больше, чем его слова. Пока он глядел в это неподвижное лицо, не в силах отвести взгляда, глаза Морданта не мигая, вонзались в него. Даже от пламени свечи тяжелые веки ни разу не дрогнули. Холодный, пристальный взгляд Морданта цепенил Тарена.

Колдун выпрямился, и его мрачная, потертая одежда туго обтянула костлявое тело. Тарен вздрогнул, потому что увидел на иссохшей шее Морданта серебряную цепь с полумесяцем. Только один еще человек носил такое украшение принцесса Эйлонви, дочь Ангарад! В отличие от украшения Эйлонви на рогах этого полумесяца, словно бы зажатый между ними, сверкал странной формы драгоценный камень, чистый и прозрачный, как вода, грани его переливались и пылали, будто внутри него полыхало пламя.

— Эмблема Дома Ллиров! — вырвалось у Тарена.

Мордант вздрогнул и отпрянул. Пальцами, худыми и сухими, как лапы паука, он непроизвольно ухватился за камень.

— Яс-ссно! — прошипел он, — Глупец, ты думаешь забрать это у меня? Именно за этим тебя послали? Да, да, — пробормотал он, — так оно и есть. — Его бескровные губы слабо задергались, когда он снова уставился на Тарена ледяными глазами. — Слиш-шшком поздно! Принцесса Ангарад давно мертва, и все ее секреты теперь мои.

Тарен растерялся, сбитый с толку услышанным именем.

— Ангарад, дочь Регаты? — прошептал он. — Эйлонви никогда так и не знала судьбы своей матери. А это был ты… в твоих руках, — вдруг взорвался он, — от твоих рук она приняла смерть!

Мордант некоторое время ничего не говорил, казалось, он впал в забытье, окунулся в черную пустоту. Когда он снова заговорил, голос его сочился ненавистью.

— Ты думаешь, жизнь или смерть одного из таких ничтожных и слабых существ, как вы, их судьба может заботить меня? Я достаточно видел людей и понял, кто они есть! Ниже зверей, слепее и глупее их! Вздорные, захваченные своими мелкими заботами муравьи! Их снедает гордость и безумная надежда ухватить удачу. Они лгут, жульничают и предают друг друга. Да, я был рожден среди рода человеческого. Человек! — Он словно презрительно выплюнул это слово. — Но я давно понял, что это не моя судьба — быть одним из них. И я давно живу вдали от их перебранок и зависти, их малых потерь и маленьких приобретений.

Глубоко запавшие глаза колдуна засверкали.

— Не собирался я унижать себя, разделяя их жизнь. Не собираюсь и делить с ними смерть. Я в одиночестве изучал искусство чародейства и постиг его. Из древних книг узнал я тайну Красивого Народа. У них в недрах земли, в сокровенных сокровищницах спрятаны драгоценные камни, обладающие колдовской силой. Тот, кто обладает хотя бы одним из них, получает жизнь гораздо более долгую, чем у любого смертного. Что их жизнь? Мгновение, равное комариному веку. Лишь некоторые отваживались на поиски этих каменьев, но никто не мог отыскать их. А я был уверен, что найду дорогу к подземным тайнам.

Колдун уже говорил, казалось, сам с собой. Взор его затуманился. Но вот он опять вперился своими льдинками в Тарена.

— А что касается той, которая звалась Ангарад из Дома Ллиров, — понизил голос Мордант, — как-то зимней ночью она появилась здесь и умоляла об убежище в моем жилище. Она утверждала, что ее маленькую дочь украли и будто она уже давно скитается в поисках ее. — Губы колдуна дернулись. — Как будто её судьба или судьба её маленькой девочки имели для меня значение. За еду и кров она предложила мне безделушку, которую носила на шее. Мне не нужна была эта глупая сделка. Я и сам мог взять то, что пожелаю. Женщина была слишком слаба, ее лихорадило. Она не пережила ту ночь.

Тарена охватило отвращение к этому костистому, ледяному существу.

— Так или иначе, но ты взял её жизнь! — воскликнул он, — Это так же верно, как если бы ты проткнул её сердце кинжалом.

Резкий скрипучий смех Морданта был похож на звук ломающейся сухой ветки.

— Я не просил ее приходить сюда. Жизнь ее стоила для меня не больше той книги с пустыми страницами которую я нашел в ее вещах. Хотя книга эта оказалась не совсем бесполезной. В свое время маленький хныкающий слизняк тоже забрел ко мне. Имя ему было Глю, и он страстно желал стать чародеем. Маленький болван! Он умолял меня продать ему волшебное заклинание, амулет или тайное слово власти. Хныкающий слюнтяй! Мне доставило удовольствие преподать ему урок. Я продал ему пустую книгу и предупредил, чтобы он не открывал ее или не заглядывал в нее, пока не окажется далеко отсюда, а не то заклинания исчезнут. Ха-ха-ха!

— Глю, — прошептал Тарен. — Значит, это ты обманул его.

— Как и всех вас, отпрысков рода человеческого! — ответил Мордант. — Собственные его жадность и тщеславие обманули его, а не я. Я не знаю его судьбы, да и знать не хочу. За свою ничтожную плату он получил достаточное знание: искусство волшебства не покупается золотом!

— Но и не крадется, не добывается с помощью зла, ценой безжалостной и холодной беспощадности! — вскричал Тарен. — Того зла, какое ты сотворил над принцессой Ангарад, обокрав её.

— Беспощадность? Безжалостность? Зло? — усмехнулся Мордант, — Это слова — игрушки для существ как я. Для меня они не значат ничего. Моя колдовская сила вынесла меня за пределы ваших понятий. А книга послужила дураку. Она показала ему всю бездну его глупости! Но драгоценный камень, о, этот камень служит мне, как и все вещи, в конце концов. Женщина Ангарад сказала мне, что камень облегчит любую ношу и поможет достичь самой заветной цели. И она не обманула меня, хотя мне пришлось потратить годы прежде чем я постиг его тайну. По моему приказу он уменьшает вес самой тяжелой вязанки хвороста до веса крохотной веточки. При помощи камня я поднимаю завесу колючек. Но когда мое мастерство достигло вершин, я нашел и воды скрытых под землей целебных источников.

Немигающие глаза колдуна засветились.

— Наконец, — прошептал он, — наконец камень привел меня к тому, что я искал всегда: к спрятанным в недрах земли сокровищницам Красивого Народа.

Мордант так разгорячился, что уже не мог остановиться, ему надо было поделиться торжеством своей победы хотя бы со связанными, находящимися в его полной власти пленниками.

— В той сокровищнице, куда я проник, не нашлось ни одного камня, который бы давал вечную жизнь, — продолжал Мордант, — но какая разница! Если не здесь, то в другой сокровищнице найдется то, что я ищу. Теперь все сокровища Красивого Народа, копи, тайные тропинки, норы, щели и щелочки — все открыты для меня!

Мордант вдруг склонился над Тареном, хрустнув и заскрипев сразу всеми костями.

— Один из наблюдателей Красивого Народа натолкнулся на меня. Я не позволил ему поднять тревогу. И хоть никто и никогда не мог справиться с ними, я сделал это! Я! — вскричал Мордант. — Мой драгоценный камень оказался больше, чем просто безделушкой, превращающей хворост в пушинку. Я постиг сердцевину его мощи! По моему приказу этот соглядатай Красивого Народа превратился в слепого ползуна крота! Да, — прошипел колдун, — я обрел даже большую силу, чем искал! Кто теперь посмеет не подчиниться мне, когда я могу превращать людей в пресмыкающиеся, ползающие, жалкие существа, каковыми они на самом деле и являются! Разве мне нужен был только вечный камень. Э, нет! Целое королевство Красивого Нврода теперь в моей власти! И весь Придайн! Я понял своё предназначение! Род человеческий обрёл, наконец, своего властителя!

— Властителя? — бесстрашно выкрикнул Тарен, пораженный ужасом от слов Морданта, — Ты отвратительнее тех, кого презираешь. Как ты можешь говорить о человеческой жадности и зависти? Сила камня Ангарад предназначена служению людям, а не порабощению их! Но рано или поздно твоя жизнь станет расплатой за все твое зло.

Ледяная вспышка в глазах Морданта мелькнула мелкой змейкой.

— Ты так думаешь? — зловеще спросил он.

За стеной раздались крик, шуршание колючек и грохот упавшего тела. Мордант удовлетворенно кивнул.

— Еще одна муха попалась в мою паутину!

— Ффлевддур! — выдохнул Тарен, когда Мордант вышел наружу. Он подтянулся поближе к Гурджи, и тот попытался зубами разорвать путы, стягивающие руки Тарена. Но в этот момент колдун вернулся, волоча за собой связанное тело, которое он швырнул рядом с пленниками. Это был, как и опасался Тарен, несчастный бард.

— Клянусь Великим Белином, я не понимаю, что с вами случилось! И что случилось со мной? — простонал ошеломленный Ффлевддур. — Вы долго не возвращались… Я пошел посмотреть… Я опасался, что вы каким-то образом застряли в этих зарослях куманики. — бард болезненно поморщился. — Ну и встряска! Моя шея свернута на сторону и, кажется, навечно!

— Тебе не следовало идти за нами, — прошептал Тарен, — Я не мог предупредить тебя. Что с Доли?

— Он в безопасности, — ответил Ффлевддур. Думаю, он в большей безопасности, чем мы.

Мордант пристально разглядывал их, прислушивался к разговору.

— Ага, — догадался он, — это Красивый Народ послал вас шпионить за мной! Вы заодно с презренным карликом! Но он слишком глуп, чтобы убежать от меня. Что ж, пусть будет так. Думаете, теперь я пожалею вас? Вы разделите его судьбу.

— Да, Доли из Красивого Народа наш друг! — вскричал Тарен. — Сними с него свое заклятие. Я предупреждаю тебя: поостерегись вредить кому-либо из нас. У тебя ничего не выйдет, Мордант! Я — Тарен из Каер Даллбен, и мы под защитой самого волшебника Даллбена.

— Даллбен, — хмыкнул Мордант. — Сивобородый, выживший из ума старик! Он бессилен сейчас против меня. Даже Даллбен склонится передо мной и станет выполнять мои приказания. Что касается вас, — добавил он, — я вас не убью. Это было бы слишком пустяковым наказанием. Вы будете жить столько, сколько вам уготовано прозябать в том обличье, которое я вам подарю. Будете жить, и каждый злосчастный день вашей жизни будет напоминать вам о цене, заплаченной за неповиновение мне.

Мордант приблизил к глазам драгоценный камень, снял с шеи цепь и повернулся к Ффлевддуру.

— Пусть смелость, пославшая тебя на поиски твоих приятелей, теперь станет трусостью. Убегай при лае собачьей своры, таись при звуке шагов охотников. Распластывайся в страхе при шорохе листьев и дрожи от колыхания бесшумной тени.

Драгоценный камень ослепительно сверкнул. Костлявая рука Морданта вытянулась над лежащим бардом. Тарен услышал вскрик Ффлевддура, но голос барда заклокотал и умер в его горле. Гурджи пронзительно завизжал, и, застывший от ужаса Тарен увидел, что барда больше нет рядом с ним. В руке Морданта, яростно дергая лапками, бился серовато-коричневый заяц.

С резким смехом Мордант поднял зверька над головой и презрительно скривился, потом небрежно швырнул зайца в плетеную корзину рядом с клеткой Карр.

Колдун сделал шаг и склонился над Гурджи, у которого страха выкатились глаза и безмолвно, словно у рыбы, открывался и закрывался рот.

Тарен попытался разорвать верёвки. Мордант поднял сверкающий камень.

— Это существо, — медленно проскрипел он, — это полуживотное совершенно бесполезно. Слабый раболепствующий зверь, будь всегда слабым и стань добычей сов и змей!

Тарен изо всех сил пытался разорвать свои путы.

— Ты погубил нас, Мордант! — вскричал он. — Но твое собственное зло погубит и тебя!

Драгоценный камень сверкнул вновь. Там, где лежал Гурджи, на задних лапках стояла серая полевая мышка. Она вдруг встрепенулась и юркнула в темный угол комнаты с пронзительным писком.

Мордант устремил свой ледяной взгляд на Тарена.

Глава 9

Рука Морданта

— Твоя судьба, — сказал Мордант, — твой удел будет иным. Нет, ты не затеряешься в лесных зарослях, в грязной луже или в темной норе. Ты надеешься, что мои планы рухнут? Что ж, ты останешься моим пленником и сам своими глазами увидишь мой триумф. Но в кого же превратить тебя? В собаку, униженно клянчащую объедки с моего стола? В орла, сидящего в клетке и изнывающего от тоски по свободному простору небес?

Драгоценный камень Ангарад сверкал в пальцах Морданта. Отчаяние сковало Тарена. Он напряженно, не отрывая глаз, смотрел на украшение, как пташка, завороженная змеей. Сейчас он завидовал несчастным Гурджи и Ффлевддуру. Когти ястреба или челюсти лисицы все же положат рано или поздно конец их жалкому существованию. А его собственные дни будут тянуться бесконечно в медленной агонии плена, в унижении и рабстве, пока жестокая рука Морданта не захочет прервать их тягучую череду.

Усмешка колдуна каплей яда стекла с его тонких губ. Когда Мордант снова заговорил, Тарен вдруг почувствовал, что крохотное теплое тельце прижалось к его запястьям, стянутым за спиной веревками. Пораженный, он едва не вскрикнул. Сердце его громко забилось. Гурджи, превращенный в мышь, тихонько возился позади него.

Преданный друг, теперь почти беспомощный, перебирая крохотными лапками, пробежал крохотными шажками через комнату из угла в угол туда, где лежал Тарен. Колдун не заметил юркую мышку, и она, добравшись до пут Тарена, острыми зубками принялась перетирать веревки.

Мордант между тем словно бы в нерешительности продолжал поигрывать драгоценным камнем. Тарен чувствовал, как мышь отчаянно грызет неподатливые узлы. Утекали секунды, а веревки по-прежнему туго стягивали его руки. Тарен напрягся, чтобы натянуть веревки и облегчить работу безумной мышке, но пока у нее ничего не получалось. А колдун поднял уже над ним мерцающий камень.

— Подожди! — вскричал Тарен. — Если судьба моя быть зверем, то позволь мне хотя бы выбрать, кем стать!

Мордант замер.

— Выбрать? — Его бескровные губы раздвинулись в презрительной усмешке, — Что могут значить для меня твои желания? И все же, может быть, мне понравится, если ты сам выберешь свою тюрьму. Говори, — приказал он. — Быстро!

— В Каер Даллбен, — медленно начал Тарен, — я был Помощником Сторожа Свиньи. На моем попечении была свинья… — Тут одна веревка на запястье лопнула. Но силы Гурджи стали ослабевать.

— Что же, — грубо смеясь, перебил его Мордант, — ты умоляешь сделать тебя свиньей? Чтобы валяться в грязи и рыть землю в поисках желудей? Да, скотник, твой выбор мне на самом деле нравится.

— Это мое единственное желание, — сказал Тарен, — потому что это будет хотя бы напоминать мне о более счастливых временах.

Мордант кивнул.

— Да. Именно поэтому желание твое, — он на секунду умолк и выпалил: — не будет исполнено! Умный скотник, — усмехался он, — ты открыл мне то, чего больше всего желаешь. Теперь я уж наверняка буду уверен, что не подарю тебе ни малейшей радости!

— Ты не дашь мне даже той малости, какой я прошу? — спросил Тарен, — Не подаришь того облика, который был бы мне мил? — Следующая веревка развязалась. Гурджи, превозмогая усталость, удвоил свои усилия. И внезапно веревки поддались. Руки Тарена освободились. — Тогда, — вскричал Тарен, — я сохраню свой собственный облик!

В мгновение ока вскочил Тарен на ноги. Он выхватил из ножен меч и устремился к колдуну, который ошеломленно отступил назад. До того, как Мордант успел поднять драгоценный камень, Тарен с победным криком вонзил свой меч в костлявую узкую грудь колдуна. И тут же его победный клич превратился в крик ужаса. Шатаясь, он прислонился к стене.

Мордант стоял невредимым. Взгляд его не дрогнул.

Язвительный смех колдуна оглушил Тарена.

— Глупый скотник! Если бы я боялся твоего меча, то давно отобрал бы его!

Колдун поднял над головой волшебный камень Ангарад. По телу Тарена пробежала дрожь противного страха. Камень в руке Морданта холодно мерцал. Глаза Тарена не отрывались от сверкающих острых граней кристалла и когтистых пальцев, которые держали камень. Тут он впервые заметил, что на руке Морданта не было мизинца. На его месте торчал отвратительный сморщенный обрубок.

— Ты хочешь взять мою жизнь, скотник? — прошипел Мордант, — Но сначала отыщи её. Моя, жизнь не в моем теле. Нет, она далеко отсюда. Сама смерть не найдет ее!

Он грозно выпрямился.

— Это одна из самых важных тайн, над которой я обрел власть! — гремел колдун, — Мой драгоценный камень не только может возвращать жизни смертным, он способен защитить и мою собственную. Я вынул из моего тела свою жизнь и спрятал в безопасном месте, где никто и никогда не найдет её. Ты надеешься убить меня, скотник? Твоя надежда бесполезна, как и меч в твоих руках! Теперь же, скотник, пришел твой черед! Охотничья собака или орел — это слишком хорошо для тебя. Ползай же во тьме земли самым последним из всех существ, бесхребетным слепым червем!

Свет зажегся в глубине волшебного камня. Меч Тарена выпал из его рук, и он закрыл лицо ладонями. Будто удар молнии поразил его. Он зашатался. И все же не упал. Его тело, он чувствовал это, не изменилось. Он все еще оставался самим собой.

— Что могло остановить мое заклинание? — взревел Мордант страшным голосом. Тень страха пробежала по его неподвижному лицу. — Мне показалось, что я боролся сам с собой. — Его ледяные глаза вперились в Тарена, и беспалая рука снова вознесла над ним камень.

В голове Тарена вдруг мелькнула странная мысль. Жизнь колдуна спрятана в безопасном месте? Тарен не мог оторвать глаз от руки Морданта. Мизинец. Ящичек в дупле дуба. Медленно, все еще не веря в свою удачу, боясь, что последняя надежда рухнет, Тарен сунул руку в карман и вытащил осколок отполированной кости.

При виде её, лицо Морданта, казалось, рассыпалось. У него отпала челюсть, губы задрожали и поползли в стороны, голос превратился в дребезжащий шепот.

— Что ты держишь, скотник? Дай-ка мне. Дай, я приказываю!

— Эту маленькую вещицу я нашел с друзьями, — спокойно ответил Тарен. — Разве она так ценна для тебя, Мордант? Ты обладаешь такой силой, что вряд ли тебе нужен этот пустяк.

Крупные капли пота выступили на голом черепе Морданта. Черты его лица окончательно исказились, но голос, который он старался умерить и сделать мягким и кротким, все равно был страшным, скрипучим, когда слова срывались с его губ.

— Ты смелый парень и не боишься противостоять мне, — проверял колдун, — Я всего лишь проверял твоё мужество, чтобы понять, достоин ли ты служить мне, достоин ли богатых наград. У тебя будет золото, много золота в доказательство моей дружбы. А в доказательство твоей… ты отдашь мне… маленькую вещь, пустяк, который держишь сейчас в руке…

— Этот ничего не стоящий обломок? — улыбнулся Тарен. — Ты хочешь его взять на память? Тогда давай разделим его поровну — половину тебе, а половину мне.

— Нет, нет, нет, не ломай его! — завопил Мордант, и лицо его из мертвенно-белого стало серым.

Он протянул костлявую руку и шагнул к Тарену. Тот быстро отскочил и поднял обломок кости над головой.

— Эта ничего не стоящая вещь, — вскричал Тарен, — этот пустяк — твоя жизнь, Мордант! Твою жизнь я держу в своей руке!

Глаза Морданта буквально вертелись в запавших глазницах, безумная дрожь била его, и тело содрогалось, будто его гнул и крутил сильный ветер.

— Да, да, — верещал он полным страха голосом, — моя жизнь! Заключенная в моем пальце жизнь! Я сам ножом отрезал его! Отдай! Верни мне этот осколок жизни!

— Ты вознес себя над людьми, — ответил Тарен. — Ты презираешь их слабость, смеешься над их страхом перед смертью, ты не хочешь считать себя человеческим существом? Что ж, ты и будешь отвергнут людьми! Даже я, не знающий тайны своего рождения, своего подлинного имени, все же знаю, что я часть этого прекрасного племени!

— Не убивай меня! — молил Мордант, корчась в безумном ужасе. — Моя жизнь в твоей власти, не забирай ее у меня! — Колдун упал на колени и протягивал вперед трясущиеся руки. Его бескровные губы дрожали, слова с трудом протискивались сквозь узкую щель рта. — Послушай меня! Выслушай! Многие тайны ведомы мне! Черные чары подвластны! Я научу тебя всему! Всему! Всему!

Руки Морданта скручивались, скрючивались, будто колючие ветви куманики. Его пальцы заплетались один за другой и потрескивали, словно ломкие сухие сучки. Он качался из стороны в сторону у самых ног Тарена. Голос его стал льстивым и хныкающим.

— Я буду служить тебе! Верно служить! О, хозяин мой Скотник! Все мои знания, все умение и возможности в твоей власти, — Драгоценный камень Ангарад свисал на серебряной цепи с запястья колдуна. Он схватил его и протянул Тарену, — Это! Даже это!

— Драгоценный камень не твой, ты не можешь дарить его, — ответил Тарен.

— Не мой? И я не могу дарить его, хозяин Скотник? — голос колдуна вдруг стал тихим и коварным, — Я не могу его дарить, ты прав. Но ты можешь взять. Ты хочешь знать тайну его? Я один могу рассказать тебе об этом. Ты ведь хочешь узнать тайну владения им? Разве ты никогда не мечтал о такой власти? Вот она, ждет тебя. Род людской падет пред тобой ниц. Кто посмеет не подчиниться малейшему твоему желанию? Кто не затрясется в страхе от твоих нахмуренных бровей? Обещай мне мою жизнь, хозяин Скотник, а я обещаю тебе…

— Ты торгуешь волшебством, которое украл и заставил служить злу? — гневно сказал Тарен. — Пусть его секреты умрут вместе с тобой!

При этих словах Мордант дико завыл и почти распластался у ног Тарена.

— Моя жизнь! Пощади ее! Пощади! Не отдавай меня смерти! Возьми драгоценный камень. Преврати меня в самое низшее ползучее существо, в самого гадкого паразита, только позволь мне жить!

Вид испуганного мерзкого колдуна стал отвратителен Тарену, даже говорить с ним было противно. Наконец он произнес:

— Я не стану убивать тебя, Мордант.

Рыдания колдуна мгновенно прекратились. Он поднял голову.

— Не станешь, хозяин Скотник? Он пополз вперед и сделал движение, будто хотел обнять колени Тарена.

— Я не стану убивать тебя, — повторил Тарен, с отвращением отстраняясь, — хотя в глубине души желаю тебе смерти. Твое зло слишком велико, чтобы только я судил тебя. Возврати моим друзьям их прежний облик, — приказал он, — Затем ты отправишься со мной пленником к Даллбену. Он единственный может решить твою судьбу. Встань, колдун. Отдай драгоценный камень Ангарад.

Мордант, все еще распростертый на полу, медленно и неохотно стащил цепь, обмотанную вокруг запястья. Бледные щеки его дрожали, когда он поглаживал мерцающий камень, что-то бормоча и пришептывая про себя. Внезапно колдун подскочил и прыгнул вперед. Изо всех сил он хлестнул камнем на конце цепи, словно кнутом, Тарена по лицу.

Острые грани камня располосовали Тарену лоб. Вскрикнув от боли, он зашатался и отступил. Кровь заливала глаза, ослепляя его. Обломок кости выпал из руки и завертелся на полу. От удара камень оторвался от цепи и улетел в угол.

В следующее мгновение колдун уже взвился над юношей и набросился на него со звериным рычанием. Его желтые кривые зубы обнажились в хищной ухмылке. Пальцы Морданта сжали горло Тарена. Изо всех сил старался он вырваться из цепких объятий колдуна. Но натиск Морданта был таким яростным, что Тарен потерял равновесие и упал. Тщетно пытался он разжать мертвую хватку костлявых пальцев. Голова у него кружилась, перед глазами вертелись радужные круги. Сквозь кровавый туман проступало исказившееся от ненависти лицо колдуна.

— Твоя сила не спасет тебя, — прошипел Мордант, — она не сравнится с моей. Ты так же слаб, как все люди. Разве я не предупреждал тебя? Моя жизнь не в моем теле. Я так же неодолим, как смерть! Поэтому ты умрешь, Скотник!

С ужасом Тарен осознал, что Мордант говорит правду. Костистые руки колдуна были тверды и упруги, как лианы, и, хотя Тарен отчаянно сопротивлялся, неумолимая хватка Морданта становилась все крепче. Тарену не хватало воздуха, и ему казалось, что он погружается в темные пучины моря. Черты лица Морданта затуманились. Только проникающий в самую душу, сверлящий, пронзающий взгляд колдуна не угасал.

Грохот и треск ломающегося дерева возвратил Тарена к жизни. Хватка Морданта неожиданно ослабла. С криком боли и ярости колдун оторвался от Тарена, вскочил на ноги и завертелся как бешеный. Обессиленный, придерживаясь руками за стену, Тарен попытался подняться. Тут он понял, что произошло.

В хижину ворвалась Ллиан. Яростно завывая, с горящими зелёным пламенем глазами, огромная кошка прыгнула вперёд. Под мощным ударом этой громадины, Мордант упал на колени, но продолжал бороться с разъярённым зверем.

— Ллиан! Берегись! Он опасен! — вскричал Тарен.

Золотисто-коричневое тело Лиан металось в тесном пространстве хижины. Её мощные задние лапы с выпущенными страшными когтями тщетно рвали тело колдуна, который уворачивался от её лап и теперь вдруг вцепился в круто выгнутую спину кошки. Воя и шипя, Ллиан яростно мотала головой, ее острые зубы сверкали жутким оскалом. И все же, вертясь и встряхиваясь, что было силы, она не могла вырваться из цепких рук колдуна. Тарен знал, что даже невероятная сила Ллиан должна в конце концов иссякнуть. Она подарила ему еще одно мгновение жизни, но теперь и сама была обречена.

Кость! Тарен бросился на четвереньки и стал шарить в полутьме, ища обломок. Но нигде не мог найти его. Он метался между деревянных стульев, переворачивал глиняные сосуды, рылся в пепле очага. Кость пропала.

Позади него послышался тоненький писк. Тарен повернулся и увидел мышь, словно бы пляшущую на задних лапках. В зубах она зажала обломок кости.

Тарен мгновенно схватил полированный кусочек и принялся ломать, гнуть его пальцами. Отчаяние снова нахлынуло на него. Кость не ломалась.

Глава 10

Разрушенное заклятие

Отполированный обломок был несгибаем, как железо. Сжав зубы, с дрожащими от напряжения мускулами Тарен словно бы замер в нечеловеческом усилии. Он чувствовал, что сейчас борется с самим колдуном, с его волей. Ллиан вдруг обмякла и осела на задние лапы. Мордант высвободился из объятий гигантской кошки и ринулся на Тарена. Он снова вцепился в осколок кости. Пальцы колдуна словно бы вросли в крохотный обломок. Но и Тарен изо всех сил сжимал свой конец скользкой косточки. Вдруг он почувствовал, как обломок согнулся, когда Мордант попытался выкрутить его из пальцев Тарена.

Внезапно кость разломилась. Удар грома обрушился на Тарена и почти оглушил его. С ужасающим криком, который словно бы пронзил стены хижины, Мордант опрокинулся на спину. Он одеревенел, и лишь скрюченные пальцы когтили воздух. Неожиданно костистое тело колдуна рассыпалось по полу горстью мелких сухих веточек.

В этот же самый момент мышь исчезла. Гурджи стоял рядом с Тареном.

— Добрый хозяин спас нас! — завопил он, обнимая Тарена. — Да, да! Гурджи снова Гурджи! Он больше не малявка писклявка!

Остаток кости в руке Тарена превратится в горсточку серой пыли, которую он отряхнул с ладони. Слишком возбужденный и обессиленный, он мог лишь безмолвно и нежно гладить Гурджи по его лохматой голове. Ллиан, тяжело и шумно дыша, поднялась и встала рядом с остатками тела колдуна, обнюхивая эти безжизненные веточки. Ее золотисто-коричневый мех все еще стоял дыбом, а длинный хвост беспомощно волочился по полу. Пока Гурджи поспешно высвобождал Карр из клетки, золотые глаза Ллиан шарили по комнате. Из ее горла вырвался тревожный, призывный вой.

— Клянусь Великим Белином, — послышался голос Ффлевддура, — я пока еще в ловушке и не знаю, как отсюда выбраться!

Ллиан неуклюже развернулась в тесноте комнаты, а Тарен ринулся в угол, где стояла корзина. Именно сюда швырнул Мордант несчастного зайца. Теперь здесь, скрючившись, вместе с арфой, с упертыми в подбородок коленями и просунутыми сквозь прутья, свисающими по обе стороны корзины длинными руками, втиснутый, как цыпленок в яйцо, сидел бард собственной персоной.

С трудом Тарен и Гурджи высвободили руки, ноги и все нескладное тело барда из тесной корзины. Лицо Ффлевддура было мертвенно-бледным от испуга, он щурился, мотал своей желтой лохматой головой и чуть заикался, словно отвык от человеческой речи.

— Какое унижение! — взорвался он. — Ффлевддур Пламенный! И заяц! Мне казалось, что меня запихнули в шерстяной мешок! Клянусь Великим Белином, у меня до сих пор нос дергается! Ни за что на свете. Никогда больше! Я говорил вам, ничего хорошего не бывает, когда суешь нос не в свое дело. Хотя, Тарен, дружище, очень кстати мы сунули нос в тот ящичек! Ах, и намяла же мне бока эта проклятая корзина! Но в зайца! Если бы я мог… я бы собственными лапами… я имел в виду руками… этого отвратительного костлявого…

Выбравшись окончательно из корзины, Ффлевддур обнял Ллиан за мощную шею.

— Спасибо, старушка! Если бы ты не нашла нас… — Он передернулся и с опаской пощупал свои уши. — А, ладно! Забудем об этом!

В дверном проеме возникла приземистая, плотная фигура в тяжелых ботинках и в накинутом на плечи красновато-коричневом кожаном плаще. На лоб была надвинута круглая кожаная шляпа. Крепкие пальцы коротких ручек продеты за широкий кожаный пояс. Темно-красные яркие глазки перебегали с одного стоящего в хижине на другого. На круглом лице вместо обычной его хмурости сияла широкая улыбка.

— Доли! — обрадовался Тарен, первым заметивший карлика. — Это опять ты!

— Опять? — проворчал Доли, безуспешно стараясь говорить как можно мрачнее. — Я всегда был! — Он вошел в комнату. Секунду рассматривал горстку сухих веточек, оставшихся от Морданта, потом коротко кивнул. — Значит, так все кончилось. Именно это я и предполагал. Минуту назад я был лягушкой, завернутой в плащ. Минуту назад я был уверен, что все погибли, а в следующее мгновение… стал таким, каким вы меня видите! Прежним!

Он подошел к Ллиан и поглядел на нее снизу вверх.

— Недолго эта твоя кошка была спокойной, — сказал он, поворачиваясь к Ффлевддуру. — Только ты ушел, она подхватила плащ, в который вы меня положили, и побежала по твоему следу.

— Она не любит, когда я исчезаю из виду, — усмехнулся Ффлевддур, — За это, — добавил он, нежно почёсывая Лиан за ухом, — мы все должны быть ей благодарны.

— Но как она продралась сквозь колючки? — удивился Тарен, — Мордант ловил всех…

— Сквозь? — воскликнул Доли. — Она не продиралась вовсе, а просто-напросто перепрыгнула. Перелетела! — Он восторженно покачал головой. — Одним прыжком. Со мной в пасти, между прочим. Я никогда не видел, чтобы живое существо прыгало так высоко. Впрочем, я никогда не видел и такого существа! Но что все-таки произошло?

— Если вы ничего не имеете против, — остановил Ффлевддур Тарена, приготовившегося начать рассказ, — я предлагаю покинуть это проклятое место немедленно. Ффлевддур Пламенный неустрашим, но есть в этом доме, даже разрушенном, что-то колдовское, что как-то… э-э-э… беспокоит меня.

— Постойте! — остановил их Тарен. — Драгоценный камень! Где он?

Доли, озадаченный, наблюдал, как все вдруг опустились на четвереньки и поползли, шаря по полу руками. Но камня нигде не было. Тарен расстроился. Он во что бы то ни стало хотел найти амулет Ангарад. Когда он уж совсем отчаялся, над головой у него раздалось похожее на хриплый смех громкое карканье.

Карр, усевшаяся на дубовую балку под самым потолком, покачивалась и хлопала крыльями, очень довольная собой Драгоценный камень мерцал у нее в клюве.

— Эй, эй! — закричал встревоженный Ффлевддур. — Отдай его! Клянусь Великим Белином, ты, чего доброго, натворишь такое, что мы снова окажемся с лапами и хвостами!

После долгих упрашиваний и увещеваний, угроз и ласковых, льстивых словечек, на которые не поскупились бард и Тарен, ворона слетела с балки и уселась на плечо Тарена, уронив ему на ладонь камень.

— Теперь он в руках у мудрого, доброго хозяина! — воскликнул Гурджи, — Осторожный Гурджи боится мерцалок и превращалок, но не тогда, когда их держит добрый хозяин!

Доли внимательно разглядывал драгоценный камень.

— Значит, вот как Мордант хотел поработить нас! Мне надо было раньше догадаться. Это взято из подземной сокровищницы Красивого Народа, — пояснил он, — Мы всегда почитали дом Ллира и дали камень принцессе Регате. Это был наш свадебный подарок. Она должна была передать его своей дочери. Но когда Ангарад исчезла, вместе с ней пропал и камень.

— А теперь он попал в мои руки, — подхватил Тарен. Он сложил ладонь лодочкой и, покачивая в ней камень, любовался игрой света в глубине кристалла. — Мордант превратил чудесное украшение в орудие зла. Чему должен был он служить вначале? Не знаю. По правде говоря, он влечет и завораживает меня. И пугает. Его сила огромна… слишком огромна, чтобы его хранил обычный человек. Если бы я и мог узнать его тайну, то все равно не стал бы этого делать. — Он улыбнулся Гурджи. — Ты называешь меня мудрым? Да, я достаточно мудр, чтобы знать, что у меня никогда не достанет мудрости постичь тайну камня и суметь воспользоваться ею.

Вдруг лицо Тарена осветилось надеждой.

— И все же он может послужить мне, — продолжал Тарен. — Этой штукой можно купить у Ордду ответ на мой вопрос, кто я? Да! — вскричал он. — От этой драгоценности она наверняка не откажется! — Вдруг он осекся и долгое время молчал. В руке его сейчас лежит то, что поможет ему узнать самое важное, чего он жаждет больше всего на свете. Но… Сердце его сжалось. Но, хотя он и добыл этот камень честно, рискуя жизнью, все же никогда не сможет он считать себя настоящим, подлинным его владельцем. Не имеет он права уподобляться Морданту, торгуя чужой вещью. Если даже Ордду возьмет камень, если и вправду окажется, что он, Тарен, благородного происхождения… разве королевское платье прикроет дурной поступок?

Он взглянул на Доли.

— Драгоценный камень достался мне, тихо сказал Тарен, — но принадлежит он не мне. Трепетной рукой он протянул камень Доли. — Возьми его. Он когда-то принадлежал Красивому Народу. Он ваш.

Обычно хмурое лицо карлика расправилось и посветлело.

— Ты оказал нам услугу, — торжественно произнес он. — Думаю, самую большую услугу, какую когда-либо оказывал смертный нашему народу. Без твоей помощи Мордант мог уничтожить всех нас. Да, драгоценный камень должен быть возвращен в королевство Красивого Народа. Слишком он опасен в других руках. Ты сделал хороший выбор. Король Эйддилег всегда будет помнить о тебе. Ты получишь его благодарность… а пока прими мою. — Доли важно кивнул и осторожно опустил камень в карман, — Талисман этот совершил длинное путешествие и, наконец, вернулся к нам.

— Да, да, — заволновался Гурджи, — спрячь его! В самую темную потемку, в самую дальнюю укромку! Если добрый хозяин не хочет его, то и Гурджи не желает видеть этот злой камень! Иначе он опять превратит верного Гурджи в мышку-малышку!

Тарен засмеялся и обнял Гурджи.

— Мордант обладал большой силой, и все же самое главное было не под силу даже его колдовству. Доли всегда оставался самим собой, хоть и в облике лягушки. А ты, Гурджи, хоть и казался мышью, но никто не сумел бы отнять у тебя твое верное сердце. А что было бы со мной? — Он вздрогнул, вспомнив ледяной взгляд Морданта. — Если бы я превратился в слепого червя, сумел бы остаться самим собой? Был бы я тем Тареном, который, увы, не знает даже, кто он?

Солнце медленно поднималось над лесом, обещая ясный, голубой и свежий день. Путники покинули хижину колдуна. Неприступная стена колючих кустов разрушилась, рассыпалась, развеялась, как и та злая сила, что возвела ее. Они без труда миновали опавшие, мертвые кусты, отвязали Мелинласа и пони Гурджи и верхом двинулись дальше. Лишь после того, как они отъехали достаточно далеко, Ффлевддур согласился остановиться на привал. И даже тогда он чувствовал себя неуютно. Пока Гурджи развязывал сумку с едой, бард сидел в сторонке, задумчивый и рассеянный, и без конца трогал свои уши, словно хотел удостовериться, что они не торчат высоко над макушкой.

— Зайцы, — бормотал он, — больше никогда не стану охотиться на этих бедняг!

Тарен уединился с Доли, потому что ему о многом хотелось узнать и порасспросить. Доли по привычке напускал на себя суровый и хмурый вид, но вдруг непроизвольная улыбка освещала его лицо и выдавала непомерную радость от того, что он снова с друзьями, жив и сбросил липкую лягушачью шкуру. Однако, узнав о цели странствования Тарена, Доли посерьезнел.

— Свободные Коммоты? — переспросил карлик. — Мы в самых лучших отношениях с Народом Коммотов. Они уважают нас, мы уважаем их. Немногие в Придайне могут сравниться с ними отвагой и добротой. Все равны в стране Свободных Коммотов, будь ты рожден в королевском дворце или в хижине бедняка. Не то важно для них, какая кровь течет в твоих жилах, а какое таится мастерство в твоих руках. Вот и все, что я могу сказать тебе о них. Мы редко наведываемся в ту страну. О, мы, конечно, держим там свой придорожный пост. Просто на случай, если понадобится наша помощь. Но это редко случается. Коммоты больше рассчитывают на себя и хорошо с этим справляются, скажу я тебе. А мы и довольны. И за них, и за себя. Забот у нас и так хватает. По всему Придайну.

Доли вздохнул, будто всю ношу забот он сейчас взвалил на себя.

— Что касается Зеркала, о котором ты спрашиваешь, — начал он снова, — то я о нем и слыхом не слыхивал. Есть озеро Ллюнет в горах Ллавгадарн, это верно. А больше я тебе ничего рассказать не могу. Но что это у тебя? — внезапно воскликнул карлик, впервые заметив боевой рог Тарена. — Где ты взял это?

— Его дала мне Эйлонви, когда я покидал Мону, — ответил Тарен. — Это был дар, который… — Он печально улыбнулся. — Кажется, это было вечность тому назад. — Он снял с плеча рог и протянул его Доли.

— Это работа мастера из Красивого Народа, — задумчиво сказал карлик, вертя в руках рог. — Такую работу ни с чем не спутаешь. — К изумлению Тарена, Доли приложил к глазу один конец, повернул и заглянул внутрь, потом поднял рог и подставил его солнечным лучам, словно надеялся пронзить его взглядом насквозь. Пока Тарен удивленно следил за его непонятными действиями, Доли вдруг ударил рогом по колену, будто хотел вытряхнуть из него что-нибудь, потом постучал по нему костяшками пальцев.

— Пуст! — проворчал карлик. — Все израсходовано! Хотя постой! Подожди секунду. — Он прислонил раструб рога к своему уху и прислушался, — Пожалуй, остался один, не больше.

— Один что? — недоуменно спросил Тарен, совершенно сбитый с толку словами Доли.

— Один вызов, а ты что думал? — фыркнул Доли.

Ффлевддур и Гурджи подошли к ним, привлеченные странными ужимками Доли. Карлик повернулся к ним.

— Он был сделан очень давно, когда еще люди жили в тесной дружбе с Красивым Народом и каждый был рад помочь другому. Рог когда-то был полон призывами к нам.

— Ничего не понимаю, — пожал плечами Тарен.

— Если бы слушал внимательно, то понял бы, — проворчал Доли, возвращая ему боевой рог. — Напряги слух. Навостри уши. Он собрал губы дудочкой и просвистел несколько странных протяжных нот. — Слышал это? Попробуй извлечь такие же звуки из рога… Именно так и такие же. Это важно. Они будут услышаны под землей Красивым Народом, к тебе придут на помощь и сделают все, что смогут. Запомнил мелодию? — Доли просвистел снова.

Тарен кивнул и немедля поднес рог к губам.

— Не сейчас, длинноногая цапля! — остановил его Доли. — Запомни эти звуки. Я же сказал тебе, что остался всего лишь один зов. Храни его, не растрать по пустякам. Когда-нибудь он спасет тебе жизнь.

Тарен с удивлением вертел в руках необычный, как оказалось, рог.

— Эйлонви тоже ничего не знала об этом. Ты открыл мне важную тайну, Доли, и тем оказал бесценную услугу.

— Услугу? — хмыкнул Доли. — Никакой услуги! Рог служит тому, кто им владеет… то есть теперь тебе. Я ничего не сделал, только показал, как пользоваться тем, что принадлежит тебе. Услуга! Хм! Обычная любезность. Но повторяю, не истрать этот вызов, как дурак, при первой же опасности, иначе пожалеешь, когда придёт настоящая беда!

— Гм, — недоверчиво пробормотал Ффлевддур, — Мой тебе совет, Тарен: доверяй лишь собственной голове, своему мечу и своим ногам. Волшебство есть волшебство. Я уже распробовал, что это за штука. Не хотелось бы снова, — он потрогал свои уши, — я имею в виду, что не желал бы попасться еще раз, как заяц в тенета. — Он с беспокойством оглядел рог и отвернулся. — Я никогда уже не стану прежним беспечным бардом. — Он снова потрогал свои уши. — Клянусь Великим Белином, мне кажется, что они все же намного длиннее, чем были прежде.

Глава 11

Дорат

Перекусив, путники растянулись на траве и крепко проспали остаток дня и всю ночь. Утром Доли покинул их. Карр, по просьбе Доли, уже полетела в королевство Красивого Народа сообщить о том, что все кончилось благополучно. Потом ворона должна была вернуться к Тарену.

— Я бы пошел с тобой, но должен непременно вернуться и обо всем рассказать королю Эйддилегу, — извинялся карлик. — Но мысль о том, что Помощник Сторожа Свиньи отправится в опасный путь к горам Ллавгадарн без меня и моей поддержки, тревожит меня. И все же я не могу. Эйддилег должен получить драгоценный камень в целости и сохранности. А кто его принесет ему? Конечно же, как всегда, всё на добром старом Доли! Гм, так-то вот.

— Мне жаль расставаться с тобой, — вздохнул Тарен, — но ты и так уже здорово помог. Надеюсь не заблудиться и не пропасть. У озера Ллюнет такое же название, как и у Зеркала. Возможно, там я его и отыщу.

— Тогда прощай, — сказал Доли. — Ты спас меня от лягушачьей погибели и ты же вернул нам сокровище. Ты не пожалеешь об этом. У нас, у Красивого Народу долгая память.

Карлик с чувством пожал руки путешественникам и плотнее надвинул на голову свою кожаную шапку. Он в последний раз помахал им, и Тарен долго смотрел, как коренастая фигурка карлика пересекала широкий луг. Она становилась все меньше и меньше, пока не исчезла на опушке леса.

Весь день путники опять шли на северо-восток. Тарен был благодарен Доли, что тот указал им это направление. Он все еще сильно скучал по грубоватому и ворчливому карлику, но был бодр и исполнен надежды, как никогда. Он ехал вперед с легким сердцем. Боевой рог раскачивался и легонько постукивал по плечу, прибавляя мужества и уверенности.

— Подарок Эйлонви оказался более ценным, чем я думал, — сказал он Ффлевддуру. — Спасибо Доли. Он открыл нам силу рога. А ещё больше я ему благодарен, что он указал нам дорогу к озеру Ллюнет. Странно это, Ффлевддур, — улыбнулся Тарен, — но я почему-то чувствую, что поиски наши близятся к концу. Я верю больше, чем когда-либо: мне суждено найти то, что ищу.

— А? Что? — встряхнулся Ффлевддур, моргая, будто только что проснулся. Бард казался все еще ошеломленным свалившимся на него приключением и часто впадал в глубокую задумчивость, опасливо трогая свои уши, как будто проверял, не выросли ли они снова. — Отвратительный опыт! — проворчал он. — Ффлевддура Пламенного — в зайца! Что ты говорил? Ах да, поиск! Да, да, конечно.

— Принюхайтесь к дымку! — перебил их Гурджи. — Кто-то готовит вкусные чавки и хрумтявки!

— Верно, — согласился Ффлевддур, втягивая воздух. О, проклятье! Мой нос опять дергается!

Тарен натянул поводья, и Мелинлас сдержал шаг. Ллиан тоже уловила запах еды. Уши ее насторожились, она алчно облизнула усы.

— Глянем, кто это? — спросил Ффлевддур, — Я не откажусь от миски горячей еды, если, конечно, это не… заячье жаркое!

Тарен согласно кивнул, и путники осторожно двинулись к поляне. Они полагали первыми увидеть незнакомцев, сами оставаясь до поры до времени незаметными Но не тут-то было! Не сделали они и нескольких шагов, как прямо перед ними из кустов выросли два человека, заросшие бородами по самые глаза. Тарен остановился. Эти двое, очевидно, стоящие в карауле, быстро выхватили мечи. Один из них просвистел по-птичьи и настороженно оглядел путников, но не сделал никакой попытки остановить их.

На поляне Тарен увидел около дюжины мужчин, которые небрежно развалились вокруг костра, где на вертеле, шипя, жарились куски мяса. Незнакомцы были вооружены до зубов. Однако ни по цвету одежды, ни по каким-либо другим символам Тарен не смог определить в них слуг знакомых ему князей или лордов. Одни из этих людей ели, другие затачивали лезвия кинжалов или натирали воском тетиву луков. Ближе всех к костру на мягкой траве удобно разлегся человек с тяжелым лицом. Он опирался на локоть и свободной рукой поигрывал кинжалом, подбрасывал его в воздух и ловил то за рукоятку, то прямо за лезвие. На нем была безрукавка из лошадиной шкуры, такие же штаны и облепленные глиной башмаки на толстой подошве и подбитые железными гвоздями. Его светлые волосы падали ниже плеч. Холодные голубые глаза неспешно оглядывали путников.

— Добро пожаловать, лорды, — медленно проговорил он, когда Тарен спешился. — Каким счастливым ветром занесло вас в лагерь Дората?

— Я не лорд, — ответил Тарен, — Я — Тарен, Помощник Сторожа Свиньи…

— Не лорд? — перебил Дорат с насмешливым удивлением, полуулыбаясь, — Если бы ты не сказал мне, я бы ни за что не догадался.

— А это мои друзья, — продолжал Тарен, раздосадованный тем, что позволил Дорату высмеять себя, — Гурджи и Ффлевддур Пламенный — он странствует как бард, играющий на арфе, но в своей стране он король.

— А Дорат король там, где он окажется, — ответил светловолосый человек, расхохотавшись. — Теперь, лорд Свинопас, не разделите ли с нами нашу скромную трапезу? — Он ткнул кинжалом в сторону шипящего над огнем мяса. — Ешьте до отвала. Дорат и его друзья никогда не гнушались компанией простых людей. К тому же мы хотели бы побольше узнать о вас.

— У арфиста странная лошадка, Дорат, — заметил человек с лицом, изуродованным шрамами. — Бьюсь заклад, что моя кобыла сможет выстоять против этого зверя, пусть он даже и дикий и наверняка кровожадный убийца. Разве это не повеселит нас? Что скажешь, Дорат? Не хочешь ли, чтобы кошка поразвлекала нас?

— Попридержи язык, Глофф, — оборвал его Дорат внимательно разглядывая Ллиан. — Ты дурак и всегда был таким.

Он снял с вертела кусок мяса и протянул его путникам. Ффлевддур, уверившись, что это не зайчатина, с жадностью набросился на еду. Гурджи, как всегда, не требовалось повторять дважды, когда дело касалось чавки и хрумтявки. Да и Тарен был не прочь отведать вкусного мяса, выдержанного в крепком уксусе, и запить его вином из кожаной фляжки, которую достал Дорат. Солнце быстро опускалось. Один из незнакомцев подкинул в костер охапку хвороста. Дорат воткнул кинжал в землю перед собой и строго посмотрел на Тарена.

— Итак, лорд Свинопас, — сказал он, — нет ли у тебя в запасе занятных историй о вашем путешествии, чтобы я со своими друзьями смог скоротать этот вечерок? Откуда ты пришел? Куда путь держишь? И зачем? Случайная встреча в Княжеских холмах опасна, и лучше узнать о человеке побольше.

Тарен ответил не сразу. Тон Дората и вид его людей не располагали к откровенности, и следовало поостеречься и внимательнее выбирать слова.

— Мой путь лежит на север… через горы Ллавгадарн.

Дорат усмехнулся.

— А куда потом? — спросил он. — Или мое любопытство можно назвать назойливостью?

— На озеро Ллюнет, — с некоторой неохотой ответил Тарен.

— Я слышал о сокровищах тех мест, — вставил человек по имени Глофф. — Не их ли ты ищешь?

— В самом деле? — обратился Дорат к Тарену, — Сокровища? — Он громко рассмеялся, — Неудивительно, что ты скуп на слова.

Тарен покачал головой.

— Если я найду то, что ищу, для меня это будет ценнее золота.

— Неужели? — Дорат склонился к нему, — Но что же это за немыслимое сокровище, лорд Свинопас? Драгоценные камни? Древние украшения?

— Ни то ни другое, — признался Тарен. Он колебался мгновение, потом выпалил: — Я ищу своих родителей.

Дорат помолчал. Ухмылка не покинула его лица, но, когда он заговорил, голос его был ледяным:

— Когда Дорат задает вопрос, он хочет получить правдивый ответ, лорд Свинопас!

Тарен внезапно вспыхнул.

— Я дал тебе ответ. Другого у меня нет. Что ж, попробуй назвать меня лжецом.

Между ними двумя внезапно воцарилась словно бы предгрозовая тишина. Дорат приподнялся, его тяжелое лицо потемнело. Рука Тарена потянулась к рукояти меча. Но в этот момент арфа Ффлевддура взорвалась веселым каскадом музыки, и бард прокричал:

— Спокойней, друзья! Послушайте веселую мелодию, чтобы ужин плотнее улегся в желудках!

Он прислонил красиво изогнутую арфу к плечу, и когда его пальцы затанцевали по струнам, люди вокруг костра забили в ладоши и потребовали, чтобы он играл еще и еще. Дорат снова опустился на траву, но поглядел на барда, сузив глаза, и раздраженно сплюнул в костер.

— Достаточно, арфист, — сказал Дорат через некоторое время. — Твой кривой горшок слишком дребезжит. Нам пора отдохнуть. Вы останетесь с нами, а утром наше Братство проводит вас до озера Ллюнет.

Тарен взглянул на Ффлевддура, заметил, что бард нахмурился и поднялся. Он встал на ноги.

— Мы благодарим вас за гостеприимство, — сказал он Дорату, — Но время поджимает, и мы собирались продолжать путь и ночью.

— А, да… именно так, — подтвердил Ффлевддур, подмигивая Гурджи, который тут же согласно закивал головой. — Что же касается озера… да ладно. Мы не станем беспокоить вас. Это длинное путешествие, далеко за пределы вашего княжества.

— Весь Придайн — мое княжество, — коротко бросил Дорат. — Вы не слышали о Братстве Дората? Мы служим любому, кто платит нам за службу: слабому лорду который хочет иметь сильный военный отряд, или трем странникам, которым нужна защита в их опасном путешествии. А опасностей будет немало, арфист, — мрачно добавил он. — Ллюнет для моих людей не дальше, чем прыжок для твоей кошки. А я знаю ту землю хорошо. Разве одни вы будете в большей безопасности? Я прошу только небольшую часть сокровищ, которые вы ищете, маленькую награду для ваших скромных слуг.

— Мы благодарим тебя, — вновь сказал Тарен. — Но уже наступила ночь, и нам пора в дорогу.

— Ах так! — негодующе вскричал Дорат. — Ты презираешь мое гостеприимство? Ты оскорбил меня в лучших чувствах, лорд Свинопас! Значит, спать рядом с такими, как мы, ниже вашего достоинства? Эй, эй, Свинопас, осторожнее, не унижай моих людей. Они могут здорово обидеться!

И в самом деле, пока Дорат говорил, недовольный ропот поднялся среди сидящих у костра, и Тарен заметил, что некоторые из этих воинов тянутся к мечам. Он стоял в нерешительности, хотя полностью разделял опасения барда. Дорат внимательно следил за ним. Двое из его людей тихо подошли к лошадиной привязи, и Тарен был почти уверен, что там, невидимые в темноте, они вытаскивали свое оружие из ножен.

— Пусть будет по-твоему, — сказал Тарен, не спуская глаз с Дората. — Мы принимаем ваше гостеприимство на ночь. Но завтра уедем от вас.

Дорат усмехнулся.

— Будет время обо всем поговорить снова. Спите спокойно.

— Спокойно? — пробормотал Ффлевддур, когда они закутывались в плащи и устраивались на земле. — Клянусь Великим Белином, я не засну ни на минуту. Никогда мне не нравились Княжеские холмы, а теперь есть повод любить их еще меньше. — Он украдкой огляделся вокруг. Дорат растянулся на земле около костра. Человек по имени Глофф, как видно, выполняя приказ своего вожака, лег рядом с путниками, — Я слыхал о таких бродячих отрядах, — продолжал Ффлевддур шепотом, — все они злодеи и грабители. Князек, который нанимает их, чтобы драться с соседом, вскоре обнаруживает, что они ему самому сдавили горло. Дорат защитит нас от опасности? Как бы не так! Самая большая опасность — и есть сам Дорат!

— Он уверен, что мы ищем сокровища, — шепнул в ответ Тарен. Он вбил себе это в голову и ничему другому не поверит. Хорошо ещё, что мы не поссорились с ним, — печально добавил он. — Но пока он будет думать, что мы сможем привести его к золоту или драгоценным камням, он не станет нас убивать.

— Может, да, а может, и нет, — ответил Ффлевддур. — Горло он нам, конечно, не перережет, но может просто решить… э-э-э… скажем, попытаться развязать нам языки, чтобы узнать, где эти сокровища. И я боюсь, он будет не только пятки нам щекотать, а измыслит что-нибудь похлеще.

— Не думаю, — возразил Тарен. — Если бы он собирался мучить и пытать нас, то сделал бы это гораздо раньше. А теперь он загнал нас в угол. Надо каким-то образом ускользнуть, не дать ему увязаться за нами. И все же Дорат мне не кажется просто самоуверенным наглецом. Конечно, нас всего трое, но не забывай о Ллиан. Если дело дойдет до драки, Дорату так просто с нами не справиться. Победа достанется ему недешево, и он это прекрасно понимает. Думаю, он проницателен, чтобы увидеть, что может лишиться большей части своего отряда, да и сам рискует быть убитым. Не уверен, что он пойдёт на это. Во всяком случае до поры до времени.

— Надеюсь, ты прав, — вздохнул бард, — Но я бы предпочёл не дожидаться той поры и того времени. Мне спокойнее, кажется, было бы в гнезде змей, чем в стане этих злодеев. Как бы нам от них отделаться? Как?

Тарен нахмурился и закусил губу.

— Рог Эйлонви… — начал он.

— Да! Да! — пропищал Гурджи, — о да, волшебный рог, наша дуделка и свистелка, наша кричалка и выручалка! Дунь в него, мудрый хозяин!

— Рог Эйлонви, — медленно проговорил Тарен, — Да, это первое, что пришло мне в голову. Но должен ли я его использовать сейчас? Это драгоценный дар, слишком дорогой, чтобы тратить его не раздумывая. Если только не будет другого выхода… — он покачал головой, — Прежде чем дунуть в него, попробуем справиться своими силами. А теперь спите, — приказал он спутникам, — Отдохните как можно лучше. До того, как станет светать, Гурджи прокрадётся к лошадям и перережет привязи всех лошадей Дората, а Ффлевддур и я попытаемся оглушить караульных. Ты, Гурджи, испугай лошадей, чтобы они разбежались во все стороны. Затем…

— Мы поскачем изо всех сил, — вставил Ффлевддур, — Правильно, здорово придумано! Лучше, чем дуть в твой рог, — он вдруг встрепенулся, — Ну, Дорат! Моя арфа для тебя всего лишь кривой горшок? Мои мелодии для тебя не больше, чем скрип телеги? — Он нежно погладил арфу. У этого негодяя нет ни глаз, ни ушей! Ффлевддур Пламенный терпелив, но когда оскорбляют его арфу… Дорат зашел слишком далеко. Хотя, увы, — сник он, — о моей музыке мне иногда говорили то же самое и вполне достойные люди…

Голос его постепенно затихал. Вскоре послышался мерный храп барда. Пока Гурджи и Ффлевддур спали, Тарен не сомкнул глаз. Беспокойные мысли не давали ему уснуть. Костер догорел дотла. Он слышал тяжелое дыхание людей Дората. Глофф неподвижно растянулся у их ног, сотрясая воздух ужасным храпом. На короткое время Тарен прикрыл глаза. Правильно ли он решил не трогать пока боевой рог? Он мучительно осознавал, что их жизни висели на волоске. Доли предупреждал его не растрачивать силу дара, если не наступит крайняя нужда. Пришел ли этот час? Не слишком ли велик риск? Сейчас или позже? Эти мысли давили тяжелее душной и темной безлунной ночи.

Когда черное небо стало сереть, Тарен молча разбудил Гурджи и барда. Они осторожно прокрались к привязанным лошадям. Двое стражников крепко спали, их мечи покоились у них на коленях. Тарен повернулся, чтобы помочь Гурджи перерезать веревки. Рядом маячил темный ствол дуба, и он решил схорониться в его безопасной тени. Из-за дуба высунулась нога в тяжелом башмаке и преградила Тарену путь. Дорат прислонился к дереву с кинжалом в руке.

Глава 12

Пари

— Неужели ты так нетерпелив, что хочешь уже отправиться в путь, лорд Свинопас? — спросил насмешливо Дорат. Он поигрывал кинжалом и негромко поцокивал зубом, — Уйти не попрощавшись? Без слов благодарности? — Он укоризненно покачал головой, — Это большая обида для меня и моих людей. У них нежные сердца. Боюсь, вы глубоко ранили их.

Люди из Братства Дората зашевелились. Тарен в растерянности поглядел на Ффлевдцура и Гурджи. Глофф поднялся на ноги и легко, почти беззаботно, покачивал в руке свой длинный меч. Тарен понимал, что этот человек успеет нанести удар прежде, чем ты успеешь выхватить меч из ножен. Глаза Тарена метнулись к конской привязи. Другой сотоварищ Дората подошел близко к лошадям и стоял, лениво чистя ногти кончиком своего охотничьего кинжала. Тарен жестом приказал друзьям не двигаться.

Дорат выпрямился. Глаза его холодно блестели.

— Вы на самом деле хотели уйти от нас? Даже предупрежденные об опасностях, поджидающих вас на холмах? — Он пожал плечами, — Никогда не говорите, что Дорат принуждает принять свое гостеприимство. Идите. Ищите свои сокровища, и удачного вам путешествия.

— Мы не хотели быть нелюбезными, — ответил как можно вежливее Тарен. — Не приписывай нам дурных намерений, потому что у нас их нет. Прощайте и ты, и вся твоя команда.

Вздохнув с облегчением, он подал знак Гурджи и барду собираться в путь и сам двинулся к лошадям.

Рука Дората схватила его за плечо.

— Как так! — вскричал Дорат. — Неужели ты пойдешь своей дорогой и не захочешь уладить небольшое дельце, что возникло у нас с тобой?

Тарен, удивленный, остановился, а Дорат продолжал:

— Ты должен расплатиться по счетам, лорд Свинопас. Мы бедные люди, лорд, слишком бедные, чтобы позволить себе отдавать, не получая обратно.

Воины вызывающе рассмеялись. А Дорат состроил гримасу, изображающую скромное смирение. Это откровенно фальшивое выражение так не вязалось с его разбойничьей физиономией, что насторожило и даже немного напугало Тарена. А Дорат издевательским, сиротским голосом просительно протянул:

— Вы съели наше мясо и выпили наше вино. Всю ночь вы спали спокойно под нашей защитой. Неужели это ничего не стоит?

Тарен уставился на него в тревоге, ожидая самого худшего. Люди Дората приблизились и сгрудились вокруг своего вожака. Гурджи прижался к Тарену.

— Беда, — еле слышно прошептал Ффлевддур. — Где защита от этого Дората? Клянусь Великим Белином, я бы назвал это обыкновенным грабежом на большой дороге!

— И больше, лорд Свинопас, — быстро продолжал Дорат. — Надо договориться о плате за то, что мы проведем вас на озеро Ллюнет. Это нелегкое путешествие для моих ребят. Дорога длинная и суровая…

Тарен открыто разглядывал этого наглого человека.

— Ты дал нам еду, питье и убежище, — спокойно сказал он, пытаясь найти выход из ловушки Дората. — Мы заплатим за это. Что же касается вашей защиты в пути, то мы не просили и не хотим этого.

— Но мои люди хотят, ждут и готовы проводить вас, — ответил Дорат. — Это ты нарушаешь сделку.

— Я не заключал никакой сделки с тобой, Дорат, — ответил Тарен.

Глаза Дората сузились.

— Разве нет? Э, брат, ты не держишь своего слова!

Секунду двое молча разглядывали друг друга. Воины беспокойно зашевелились. По выражению лица Дората, Тарен так и не мог понять, серьезно ли тот готов драться. Если он пойдет на это, у Тарена и его спутников мало шансов уйти целыми и невредимыми. Наконец Тарен вымолвил:

— Что ты хочешь от нас?

Дорат усмехнулся.

— Теперь ты говоришь мудро. Наше дельце уладить нетрудно. Мы скромные люди, лорд. Просим мало, гораздо меньше, чем должен нам ты. Ради нашей дружбы, Дорат будет великодушен. Что ты мне должен? — Глаза Дората обратились к поясу Тарена. — Ты носишь прекрасный меч, — сказал он, — отныне он будет моим.

Рука Тарена сжала рукоять.

— Этого ты не получишь, — быстро ответил он. — Я предлагаю тебе сбрую наших лошадей, хотя даже это для нас большая потеря. Этот меч дал мне мой хозяин Даллбен. И это первый в моей взрослой жизни меч. Та, которую я люблю, прикрепила его к моему поясу своими руками. Нет, Дорат, не стану я совершать такой сделки.

Дорат откинул назад голову и расхохотался.

— Ты устраиваешь слишком много суеты вокруг куска железа. Твоя любимая прикрепила его тебе на боку? Твой первый клинок! Это не прибавляет ему ценности в моих глазах. Просто я вижу прекрасное оружие. Я выбрасывал и лучше, чем это. Но по виду меч этот мне подходит. Отдай его мне, и расстанемся.

Лицо Дората расплылось в довольной улыбке, когда он протянул руку к поясу Тарена. Порыв внезапного гнева охватил юношу. Забыв об осторожности, он выхватил меч из ножен и отскочил на шаг.

— Поберегись, Дорат! — закричал Тарен. — Хочешь взять мой меч? Это будет дорогая для тебя сделка! Как бы она не стоила тебе жизни!

— Стоит ли эта железяка жизни? — спокойно ответил Дорат. — Разве я дурак, чтобы рисковать жизнью за безделку? Да и ты, свинопас, думаю, не так глуп, чтобы спорить со мной.

Тарен молчал. Дорат усмехнулся.

— Что ж, — сказал он жестко, — хочешь испытать меня? И себя? Это легко сделать. Мое Братство против твоей компании, не так ли? — Тарен стоял недвижно, сжав губы. Дорат продолжал, — Мое ремесло — проливать чужую кровь. Я не люблю отдавать свою. Хочешь решить наш спор дракой? Хорошо. Выставь одного из своих против моего парня. Дружеское пари, свинопас! Ха-ха-ха! Осмелишься? Ставка — твой меч.

Глофф, внимательно слушавший весь разговор, ухмыльнулся и хлопнул кулаком по ладони.

— Отлично сказано, Дорат! Вот мы и развлечемся!

— Выбор твой, свинопас, — сказал Дорат Тарену. — Кто у тебя лучший боец? Может, выставишь эту волосатую образину, которую ты называешь другом, против Глоффа? Или арфиста…

— Спор ведь между мной и тобой, Дорат, — спокойно ответил Тарен, — и никого больше не касается.

— Тем лучше, — усмехнулся Дорат. — Тогда ты принимаешь пари? Один на один без оружия. Чья победа, тому и меч. Слово Дората.

— Если твое слово такое же, как твои слова, — отступил на шаг Тарен, — то я поостерегусь заключать с тобой пари.

Дорат пожал плечами.

— Мои люди отойдут за деревья и не будут помогать мне, если ты этого боишься. То же сделают и твои. Что скажешь теперь? Да или нет?

— Нет, нет! — закричал Г урджи. — Добрый хозяин, остерегайся!

Тарен долго глядел на свой меч. Клинок был ровным, гладким, без вырезанных на нем надписей, рукоять без украшений, и все же Дорат разглядел его ценность, вложенное в него мастерство неведомого оружейника. День, когда Даллбен вложил меч в руку Тарена, сиял в его памяти, как этот не потускневший за века металл клинка. И Эйлонви хоть и подшучивала, как всегда, над Тареном, но покраснела от гордости за него. И всё же, несмотря ни на что, он попытался сейчас взглянуть на меч холодным, отстраненным взглядом, как на простую полоску металла. Победит он или проиграет, но главное сейчас не меч, а жизни его друзей. Сдержит ли слово Дорат, отпустит ли их, не заставив ввязываться в неравный бой? Тарен на секунду закрыл глаза, потом посмотрел прямо в лицо Дорату и коротко кивнул.

— Пусть будет так.

Дорат дал знак своему отряду, и Тарен внимательно наблюдал за ними, пока все до одного не отошли на приличное расстояние в лес. По приказу Тарена, Ффлевддур и Гурджи отвязали Ллиан и двух своих лошадей и неохотно отошли подальше. Тарен сбросил плащ и кинул рог Эйлонви рядом с ним. Дорат ждал с хитрым блеском в глазах, наблюдая, как Тарен медленно отвязывает ножны и бросает меч на землю.

Тарен попятился назад. В следующее мгновение Дорат прыгнул на него без предупреждения. Плотное тело воина ударило с такой силой, что Тарен задохнулся и чуть не упал. Дорат цепко охватил его руками, и Тарен понял, что тот пытается ухватить его за пояс и швырнуть на землю. Тарен вскинул руки вверх и выскользнул из тугих объятий Дората. Злобно выругавшись, Дорат ударил его тяжелым кулаком, и, хотя Тарен успел отшатнуться, кулак скользнул по голове. В ушах зазвенело. Тарен пытался прочно упереться ногами в землю, сохранить равновесие, но Дорат не давал опомниться и без передышки усиливал натиск.

Тарен понял, что нельзя давать противнику приблизиться, потому что мощные руки Дората могли сжать и переломать Тарену все кости. И когда тот снова кинулся на него, Тарен ловко увернулся и, ухватив нападавшего за руку, перекинул его через себя, грохнув оземь.

Но упругим прыжком Дорат вновь оказался на ногах. Тарен согнулся и набычился, чтобы встретить новую атаку здоровяка. Несмотря на свой вес, Дорат двигался быстро и проворно, как кошка. Он клонился на бок, вертелся, пригибался, нападал снизу, вспрыгивал и старался пригнуть Тарена, упав на него всем телом. Внезапно, Тарен почувствовал, как толстые пальцы Дората вцепились ему в лицо и тянутся к глазам, пытаясь вы давить их. Тарен отшатнулся, но Дорат успел схватить его за волосы и сильно оттянул голову назад. Кулак его уже был занесен для удара, готового расплющить Тарену лицо. Тарен, с трудом переводя дыхание, в от аянии стал молотить по ухмыляющемуся лицу Дората. Тот ослабил хватку, и Тарен рванулся назад. На мгновение показалось, что Дорат сбит с толку градом ударов, и Тарен увеличил напор, колошматя обеими руками и не давая Дорату возможности прийти в себя.

Неожиданно Дорат припал на одно колено и схватил Тарена вытянутой рукой. Пытаясь вырваться, Тарен вдруг почувствовал резкий жалящий удар в бок. Он отпрянул, схватившись за опалившую огнем рану. Дорат распрямился. В руке он держал выхваченный из ботинка нож с коротким широким лезвием.

— Брось нож! — крикнул Тарен. — Мы деремся безоружными! Ты обманул меня, Дорат!

Разбойник поглядел на Тарена сверху вниз.

— Теперь ты понял, кто из нас глупец, лорд Свинопас?

Рог Эйлонви лежал совсем близко, и Тарен мог дотянуться до него, пальцы уже дотронулись до холодного устья рога. Сколько пройдет времени, быстро размышлял он, сколько времени пройдет, прежде чем воины из Красивого Народа ответят на призыв? Сможет ли он до того момента держать Дората на расстоянии? Или лучше просто рвануться и убежать? В голове его уже пели звуки условного сигнала, но он с гневным вскриком отбросил рог в сторону, схватил плащ и, загораживаясь им, как щитом, пошел на Дората.

Нож разбойника тут же запутался в складках плаща. С силой гнева и отчаяния, Тарен кинулся на Дората, выхватил у негодяя нож. Не ожидая такого яростного напора, Дорат пошатнулся и упал. Тарен навалился на него, схватил за плечи и уперся в грудь коленом.

— Уничтожу! — прошипел Тарен сквозь сжатые зубы. — Ты хотел отнять у меня жизнь ради куска железа? Так отдашь свою!

Пальцы Дората скребли о землю. Вдруг рука его взмыла в воздух. Полная пригоршня пыли и грязи полетела Тарену в лицо.

— Теперь возьми меня! — вскричал Дорат, вскакивая. Тарен закрыл лицо руками, стараясь протереть сразу наполнившиеся слепящими слезами глаза. Он пытался нащупать противника, который в ту же секунду отскочил.

Тарен упал на колени. Тяжелый башмак Дората буквально смял ему ребра. Тарен вскрикнул, потом повалился на бок и скрючился, задыхаясь. Он отчаянно пытался подняться на ноги, но даже сила гнева не могла поднять его. Он бессильно обмяк и упал, уткнувшись лицом в землю. Дорат подошел к мечу, выдернул его из мягкой земли, повернулся к лежащему Тарену.

— Я пощажу тебя, свинопас, — презрительно бросил он. — Жизнь твоя ничего не значит для меня, и я не желаю брать ее. Если же ты опять попадешься на моём пути, для тебя добром это не кончится.

Тарен с усилием поднял голову. В глазах Дората он увидел лишь холодную ненависть, которая, казалось разъедала и убивала всё, на чем останавливался этот Источающий злобу взгляд.

— Ты ничего не выиграл, — прошептал Тарен. — Ценность этого меча велика только для меня.

— Я получил удовольствие от того, что отнял его, свинопас. Больше всего меня радует сама добыча, а не ее ценность. — Дорат подбросил меч в воздух, ловко поймал его, откинул голову назад и дико расхохотался. Потом повернулся к лесу и ушел.

Даже после того, как силы постепенно вернулись к нему, а жгучая боль в боку понемногу утихла, Тарен продолжал обреченно лежать на земле, раскинув руки. Затем медленно поднялся, собрал свои разбросанные вещи — плащ, боевой рог, пустые ножны — и поплелся к Ффлевддуру и Гурджи. Дорат и его люди исчезли. Их нигде не было видно, но презрительный и наглый смех разбойника все еще звучал у Тарена в ушах.

Глава 13

Потерянный ягнёнок

Под светлыми небесами, сопутствуемые мягкой и тихой погодой, путники углубились в Княжеские холмы. Гурджи перевязал рану Тарена, и юноша страдал от нее гораздо меньше, чем от потери меча. После схватки Тарена с Доратом бард все реже вспоминал о своих ушах и слово «заяц» уже не так часто срывалось с его уст. Вопреки всему он стал разделять неистребимую веру Тарена в счастливое завершение их путешествия. Гурджи все еще горько сетовал на лесные опаски и ужаски и часто оборачивался, чтобы сердито потрясти кулаком вслед давно растворившимся в чаще врагам. К счастью, никто из людей Дората больше не попался им по дороге, хотя, как серьезно твердил Ффлевддур, ни один злодей не решится к ним приблизиться, увидев грозные гримасы Гурджи.

— О, добрый хозяин, — причитал Гурджи, — почему ты не подул в полезный рог и не избавил себя от разбойных побоек?

— Меч много значил для меня, — ответил Тарен — Но я добуду другой, который так же верно станет служить мне. А рог Эйлонви можно использовать только один раз, и потом его сила будет безвозвратно потеряна.

— О, правда! — закричал Гурджи, изумленно помаргивая, будто такая мысль и не приходила в его кудлатую голову. — О, мудрость доброго хозяина! А слабые мозги скромного Гурджи полны только глупками и хрумками!

— Не стенай. Твоих мозгов вполне хватает, чтобы понять, что Тарен выбрал верное решение, — вставил Ффлевддур. — На его месте я сделал бы то же самое… э-э-э… я имел в виду… — добавил он, бросив быстрый взгляд на арфу, — если быть честным, то я, наверное, дул бы в этот рог, пока бы глаза из орбит не повылезали. Хо, эй! Уймись, старушка! — закричал он, когда Ллиан вдруг понеслась вперед. — Послушай, куда это ты?

В тот же момент Тарен услышал жалкое блеяние, несущееся из зарослей куманики. Ллиан уже была там, она игриво изгибалась, хвост ее бил по воздуху, одна лапа была поднята, готовая метнуться вглубь колючих кустов.

В самой середине куста, среди переплетения ощетинившихся шипами веток, жался белый ягненок. Увидев огромную кошку, он заблеял еще громче и испуганно задрожал. Пока Ффлевддур, бренча на арфе, отвлекал Ллиан, Тарен быстро спешился. При помощи Гурджи, который отгибал и оттягивал колючие ветки, Тарен нагнулся и вытащил ягненка наружу.

— Бедняжка заблудился. Откуда он здесь? — оглядывался Тарен, — Я не вижу поблизости никакого хутора.

— Ну, я думаю, он знает свой дом лучше, чем мы, — вставил Ффлевддур, глядя, как Гурджи ласково треплет ягненка по шелковистой спинке. — Всё, что мы можем сделать, так это позволить ему самому искать свою дорожку.

— Ягненок мой, — послышался строгий голос.

Удивленный, Тарен обернулся. Вниз по каменистому склону с трудом спускался высокий широкоплечий человек. Всклокоченные седые волосы и густая борода обрамляли суровое лицо, иссеченное шрамами. Пока он приближался, перебираясь через зазубренные обломки камней, темные глаза его внимательно и неотрывно разглядывали путников. Он был без оружия, и только длинный охотничий нож торчал из-за кожаного пояса. На незнакомце была простая и грубая одежда пастуха. Плащ его был скатан и перекинут через плечо. Куртка потрёпана по краям, покрыта сажей от костра и сильно потерта. То, что Тарен поначалу принял за папку или пастуший посох, оказалось грубо сделанным костылем. Правая нога человека была сильно изувечена.

— Ягненок мой, — опять сказал пастух.

— Бери, — протянул ему кудрявого малыша Тарен.

Ягненок перестал испуганно блеять, оказавшись на плече пастуха, на суровом лице которого появилось выражение крайнего удивления, будто он ожидал, что ему придется драться за отбившегося от стада малыша.

— Благодарю вас, — сказал он и добавил гордо, — Я Краддок, сын Кустеннин.

— Рады встрече, — поклонился в ответ Тарен. — А теперь прощай. Твой ягненок в безопасности, а нам ещё далеко идти.

Краддок, тяжело опершись на свой костыль, повернулся, чтобы карабкаться обратно вверх по склону, и уже даже проковылял немного, когда Тарен вдруг увидел, как хромой пастух споткнулся. Увлекаемый своей ношей, Краддок потерял равновесие и припал на одно колено.

Тарен кинулся к нему и протянул руку.

— Если путь к твоей овчарне такой же тернистый и трудный, как наш, — улыбнулся Тарен, — то позволь нам помочь тебе на твоем пути.

— Нет надобности! — грубо парировал пастух. — Неужели ты думаешь, что я так искалечен, что завишу от других? — Но когда он увидел протянутую руку Тарена, выражение лица его смягчилось. — Прости меня, смущенно сказал пастух. — Твоя помощь идет, вижу я, от доброго сердца. А то я уловил в твоих словах насмешку. В этих холмах я давно уже отвык от людей и учтивых слов. Ты уже оказал мне одну услугу, продолжал он, когда Тарен помог ему подняться, — теперь окажи мне еще одну: раздели со мной мой кров и мою пищу. — он усмехнулся. — Хотя это будет не такая уж большая плата за спасенного ягненка.

Пока Ффлевддур вел лошадей, а Гурджи нес на руках ягненка, Тарен шел рядом с пастухом, который теперь с благодарностью опирался о его плечо. Дорога становилась круче и вилась над самым обрывом, глубокой пропастью, где дымилась в густых облаках зажатая горными скалами узкая равнина.

Тарен увидел жалкую усадьбу со службами и полуразрушенным домиком, чьи сложенные из необработанных камней стены осели и покосились. Полдюжины плохо стриженных овец щипали траву на скудном пастбище. Ржавый плуг, мотыга со сломанной рукояткой, кое-какие другие явно непригодные для работы инструменты лежали под открытым навесом. Дом и все остальные постройки сгрудились на самой вершине горы, окруженные колючими кустами. Осиротелый и запущенный вид имела это бедная усадьба, которая крепко уцепилась за кусок бесплодной земли, словно единственный уцелевший воин, насмерть стоящий перед смыкающимся кольцом врагов.

Краддок в некотором смущении и замешательстве жестом пригласил путников войти. Внутри хижина была едва ли приглядней, чем снаружи. Видно было, что Краддок тщетно пытался починить разваливающийся очаг, кое-как склеить глиной расколотую плиту перед очагом, починить крышу, замазать трещины в стенах. Но все это осталось незаконченным, и старания пастуха ни к чему не привели: дом постепенно приходил в полный упадок. В углу стояла прялка, напоминающая о женских руках. Но если здесь и жили женщины, то руки их, видно, давно уже перестали делать какую-либо работу.

— Ну, друг пастух, — сердечно сказал Ффлевддур, присаживаясь на деревянную скамью около узкого стола на грубых козлах, — ты смелый человек, если живешь в этом заброшенном месте. Очень уютно, правда, — заметил он поспешно, — уютно, но… э-э-э… далеко от дороги.

— Зато это мое, — ответил Краддок, и глаза его зажглись гордостью. Казалось, слова Ффлевддура взволновали его, он склонился вперед, одной рукой оперся о костыль, а другой ухватился за край стола — Я дрался с теми, кто хотел отнять у меня эту землю. И если смогу, то сделаю это снова!

— Я в этом совсем не сомневался, — воскликнул Ффлевддур. — Не обижайся, друг, но должен сказать, я немного удивлен, услышав, что кто-то хотел отнять у тебя этот… э-э-э… скромный клочок земли.

Краддок некоторое время молчал, потом проговорил:

— Земля была намного прекраснее, чем вы видите сейчас. Мы жили здесь спокойно, в мире и трудах, пока некоторые лорды не пришли требовать наши участки земли себе. Но те из нас, кто ценил свободу, собрались и решили биться до конца. Сражение оказалось нелегким, жарким, и многое было разрушено. И все же мы отбросили их и обратили в бегство. — Лицо Краддока стало печальным. — Дорого же досталась нам победа. Многие из наших погибли, и среди них самые близкие мои друзья. А я, — он с грустью глянул на свой костыль, — приобрел вот это.

— Что сталось с остальными? — с волнением спросил Тарен.

— Со временем, один за другим, они покинули свои дома, — ответил Краддок. — Не было больше того, что стоило бы охранять или отнимать. Они ушли в другие княжества. С отчаяния они, проглотив свою гордость, нанялись воинами к тем же лордам или стали работать на любого, кто даст им ночлег и пищу.

— А ты все же остался, — сказал Тарен. — На бесплодной земле, в разрушенном доме. Почему?

Краддок поднял голову.

— Чтобы оставаться свободным, — коротко ответил он, — Свобода — это то, к чему я стремился всю жизнь. Я нашел ее здесь, значит, я победил.

— Ты счастливее, чем я, пастух, — понурился Тарен. — Я все еще не нашел того, что ищу.

Краддок вопросительно поглядел на него, и Тарен вдруг рассказал этому бедняку о своих поисках, о надеждах и невзгодах. Пастух слушал внимательно, не произнося ни слова. Но пока Тарен говорил, странное выражение появилось на лице Краддока, как будто пастух боролся с сомнениями и в то же время пытался скрыть растущее удивление и беспокойство.

Когда Тарен окончил свой рассказ, пастух собрался было что-то сказать, но, поколебавшись, вдруг приладил костыль под мышкой и резко поднялся, бормоча, что должен глянуть на своих овец. Он, хромая, вышел из хижины, а Гурджи рысью устремился следом, чтобы поглядеть на нежных, как он смущенно сказал, кудрявок и красавок.

День клонился к закату. В хижине стало совсем темно. Тарен и Ффлевддур молча сидели за столом.

— Жаль мне пастуха, потому что он нравится мне, — сказал Тарен. — Он сражался, чтобы выиграть одну битву, но проиграл другую. Его собственная земля теперь худший его враг, и её победить ему не под силу.

— Да, ты прав, — согласился бард. — Если сорняки и колючая куманика подступят еще немного, — криво усмехнулся Ффлевддур, — ему придется кормить своих овец соломой со своей крыши.

— Я с радостью помог бы ему, — ответил Тарен. — Увы, ему требуется больше, чем я могу дать.

Когда пастух вернулся, Тарен уже готов был отправляться в дорогу. Но Краддок стал упрашивать путников остаться на ночь. Тарен колебался. Ему не терпелось продолжить свой путь, но он хорошо знал, как не любит Ффлевддур путешествовать ночью. Что касается пастуха, то его глаза просто умоляли, и у Тарена не хватило духу отказаться.

Еды у Краддока было мало, и путники разделили поровну запасы из сумки Гурджи. Пастух ел молча. Покончив с едой, он подбросил в огонь несколько сухих колючих веток, долго смотрел, как они корчились в пламени очага, потом обратил взгляд на Тарена.

— Ягненок из моей отары заблудился и вновь нашелся, — медленно заговорил Краддок. — Но другой когда-то был потерян и пропал. — Пастух говорил словно бы с трудом, мучительно выдавливая из себя слово за словом. — Много прошло времени с тех пор. Когда все покидали долину, моя жена упрашивала меня сделать то же самое. Она должна была родить нашего ребенка. В этом месте нас не ждало ничего, кроме нужды. И она хотела уйти из этого заброшенного места ради нашего будущего ребенка.

Краддок опустил голову.

— Но я не собирался делать этого. Сколько раз она просила меня, столько же раз я отказывал ей в ее просьбе. И вот родился ребенок. Наш сын. Ребенок выжил. Мать его умерла. Сердце мое разбилось, потому что мне казалось, будто я убил её своим упрямством.

Он глубоко и тяжко вздохнул.

— Её последним желанием, — тихо продолжал Краддок голосом, полным невыразимой печали, — было, чтобы я забрал ребенка и ушел отсюда. — Его морщинистое, иссеченное шрамами лицо ожесточилось. — Даже эту последнюю ее просьбу я не исполнил. Нет, — вдруг твердо сказал он, — я заплатил кровью, и больше, чем кровью, за эту свою свободу. Я никому ее не отдам!

Некоторое время пастух молчал. Потом заговорил еще глуше.

— Я один пытался воспитывать ребенка. Но не моими грубыми руками и не с моим суровым нравом было делать это. Он рос крепким мальчиком, но не прошло и года, как болезни одна за другой навалились на него. Тогда-то я и понял, что моя жена говорила мудро, а я, дурак, не хотел слушать ее. Наконец я решил покинуть это гибельное место.

И пастух вдруг внимательно поглядел на Тарена.

— Но выбор мой сделан был слишком поздно, — покачал он головой. — Я понимал, что младенец не переживет трудного пути. Но зиму здесь ему тоже не вытянуть. Этот ягненок моего сердца был словно бы уже отдан смерти.

Тарен слушал его, затаив дыхание и почему-то наполняясь печалью.

— Но однажды, — продолжал Краддок, — к моей двери подошел случайный путник. Был он человеком глубоких знаний и ведал многие секреты врачевания. Только в его руках ребенок мог выжить. Это сказал мне он, и я увидел правду в его словах. Он пожалел ребенка и обещал воспитать его. И я с благодарностью за его доброту передал ребенка в его руки.

Пастух умолк, и никто не решался нарушить тишину, воцарившуюся в хижине.

— Он пошел своей дорогой, и мой сын вместе с ним. Никогда больше я их не видел и ни о ком из них не слышал, — еле слышно продолжал Краддок, — Проходили годы, и мне часто приходила в голову мысль, что оба они могли погибнуть в горах. И все же я надеялся, что мой сын когда-нибудь вернется ко мне.

Пастух снова внимательным, долгим взглядом посмотрел на Тарена.

— Имя странника было Даллбен, — выговорил он, словно поставил точку в длинном своем повествовании.

Последняя колючая ветка в очаге затрещала и рассыпалась мелкими угольками. Краддок не говорил больше ничего, но глаза его буквально впились в Тарена. Ффлевддур и Гурджи безмолвствовали. Тарен медленно встал из-за стола. Он чувствовал дрожь во всем теле и опасался, что ноги под ним подогнутся. Двумя руками он оперся о край стола. Он не мог ни о чем думать сейчас, не в силах был произнести ни единого слова. Он видел только глаза Краддока, внимательно и с робким ожиданием глядящие на него. Этот человек, который за минуту до того был просто незнакомцем, казался ему теперь еще более чужим. Губы Тарена двигались беззвучно, пока, наконец, слова не слетели с них, и он услышал свой голос как бы со стороны.

— Значит, ты утверждаешь, — прошептал Тарен, — ты утверждаешь, что ты мой отец?

— Даллбен сдержал обещание, — тихо ответил Краддок. — Мой сын вернулся.

Глава 14

Конец лета

Серые лучи слабого рассвета проникли в хижину. Огонь в очаге давно уже угас. Сон медленно уплывал от Тарена. В эту ночь он спал урывками и сейчас, просыпаясь, никак не мог прийти в себя. Целый вихрь мыслей, слов, восклицаний проносился в его голове. Изумленные возгласы Ффлевддура, радостные вопли Гурджи, слезы радости на глазах сурового Краддока и его крепкие объятия, да и собственные ощущения Тарена, когда он ответно обнимал отца, которого никогда до сих пор не видел. Были еще песни Ффлевддура и звучание его арфы, такое прекрасное, какого Тарен прежде не слышал. И бедная хижина пастуха осветилась улыбками, весельем, хотя сам Тарен и Краддок были скорее тихими, смущенными, как будто пытались проникнуть в мысли и сердце другого. Дальше Тарен уже ничего не помнил. Все, усталые и какие-то отрешенные, некоторое время еще сидели у затухающего очага, а потом разом уснули.

Тарен стряхнул с себя остатки сна, шагнул к двери. Тихо стояли и лежали овцы в своих загонах. Горный воздух овевал свежестью и прохладой. Под ногами на каждой травинке сверкали капельки росы. Над скудным пастбищем серебристыми нитями медленно летели длинные паутинки. Омытые росой камни мерцали, как звезды, упавшие на землю. Тарен зябко поежился и плотнее укутался в свой широкий плащ. Некоторое время он недвижно стоял на пороге, как вдруг почувствовал, что он не один. К нему подошел Ффлевддур.

— Не спится? — весело спросил он. — У меня тоже что-то не получается. Слишком взволнован. На три минутки глаз не сомкнул… э-э-э, ну предположим, немножко больше поспал, но все равно мало. Подумать только! Целых полтора дня у тебя уже есть отец! Не каждому так повезет, чтобы найти родного отца чуть ли не под облаками. Тарен, друг мой, твои скитания окончились, и окончились так удачно! Нам не надо теперь тащиться куда-то на озеро Ллюнет, и, сознаюсь тебе, меня это радует. Теперь наши планы резко меняются, верно? По-моему, нам следует отправиться на север, в королевство Красивого Народа, и забрать с собой старину Доли. Оттуда мы махнем ко мне, в мое королевство, и попируем там на славу. Мне кажется, ты не прочь будешь потом поплыть на Мону и порадовать Эйлонви хорошими новостями. Неплохо задумано, согласен? Твой поиск окончен, и ты теперь свободен, как птица!

— Свободен, как орел в клетке, каким меня хотел сделать Мордант! — вскричал Тарен. — Эта бесплодная гора уничтожит Краддока, если он останется здесь один хоть ненадолго. Ноша, которую он взвалил на свои плечи, слишком велика и непосильна для него теперь, в его возрасте. Я уважаю его за невероятное упорство, но не уверен, что могу признать его правоту. Его упрямство стоило жизни моей матери и чуть не погубило меня в младенческом возрасте. Может ли сын любить такого отца, понять и принять дело его жизни? И все же, пока Краддок жив, я связан с ним узами крови… если в моих жилах действительно течет его кровь…

— Если? — запнулся Ффлевддур. Он нахмурился и внимательно посмотрел на Тарена. — Ты сказал «если» так, будто еще сомневаешься…

— Краддок не врет, когда говорит, что он мой отец, — проговорил Тарен, — он не обманывает, но я не верю ему. Вот как.

— То есть как это? — опешил Ффлевддур. — Ты знаешь, что он твой отец, и в то же время сомневаешься в этом? Ничего не понимаю.

— Ффлевддур, неужто ты не видишь? — Тарен говорил медленно и с болью. — Я не верю ему, потому что не хочу верить! Тайно, в самой глубине души, я всегда мечтал, даже ребенком, что… что я, может быть, благородного происхождения.

Ффлевддур сочувственно кивнул.

— Да, я понимаю тебя. — Он вздохнул. — Но, увы, родных не выбирают.

— Теперь, — грустно сказал Тарен, — моя мечта развеялась, и я должен забыть об этом.

— Его история звучит правдоподобно, — ответил бард, — но если в твоем сердце есть хоть малейшее сомнение… Что же ты собираешься делать?.. Ах, эта легкомысленная птица! Эта мошенница Карр! Будь она сейчас здесь, ты мог бы послать ее с этой вестью к Даллбену и всё выяснить. Но я не уверен, что она отыщет нас в этом унылом и заброшенном месте, в этой пустыне.

— В пустыне? — прозвучал голос Краддока.

Пастух стоял в дверном проеме. Тарен быстро обернулся, устыдившись своих слов и гадая, что из его речей мог услышать Краддок. Но если даже пастух и стоял здесь давно, виду он не подал. Лицо его было освещено добродушной и радостной улыбкой. Прихрамывая, он подошел к ним. Гурджи плелся за ним следом.

— Это место сейчас пустынное, — сказал Краддок, — но вскоре оно станет таким же прекрасным, как было прежде. — Он положил руку на плечо Тарену и с гордостью поглядел на его спутников. — Мой сын и я, мы сделаем его таким!

— Я думал, — неуверенно начал Тарен, — я надеялся, что ты отправишься с нами в Каер Даллбен. Колл и Даллбен с радостью примут тебя. Хозяйство там богатое и станет еще богаче, если ты поможешь нам своим трудом и своим умением. Здесь земля совсем истощилась.

— Как же так? — Краддок насупился. — Оставить мою землю? Стать чьим-то слугой? Теперь? Теперь, когда у нас наконец появилась надежда? — Его глаза наполнились болью. — Сын мой, — сказал он тихо, — ты открыл не всё, что у тебя на сердце. А я не сказал того, что томит меня. Счастье ослепило меня, и я не увидел, не захотел видеть правды. Слишком долго ты жил без меня и вдали от меня. Каер Даллбен — твой настоящий дом, и вряд ли эта пустыня заменит тебе его. Что я могу предложить тебе? Эту мертвую землю и ее хозяина, старого калеку…

Пастух говорил еле слышно, но слова его оглушили Тарена. Лицо Краддока окаменело, несгибаемая воля и гордость светились в его глазах.

— Я не могу просить разделить со мной мою участь и требовать исполнить сыновний долг тебя, моего сына, но чужого мне. Мы встретились случайно. Мы расстанемся, если таково твое желание. Иди своей дорогой. Я не стану задерживать тебя.

Прежде чем Тарен успел ответить, Краддок резко повернулся и зашагал к овечьему загону.

— Что мне делать? — вскричал Тарен, с мольбой глядя на барда.

Ффлевддур развел руками:

— Он не уйдет отсюда, это ясно. Теперь понятно, от кого у тебя это упорство, переходящее иногда в настоящее упрямство. Нет, он не сдвинется с места. Но если ты хорошенько поразмыслишь, то поймешь, что тебе надо вернуться в Каер Даллбен. Выяснишь всё у Даллбена. Он единственный знает правду.

— Я смогу вернуться сюда лишь к зиме, — ответил Тарен. Он окинул взглядом иссушенную землю, посмотрел на покосившуюся хижину. — Мой… мой отец стар, и у него осталось немного сил. А забот много. За дело надо браться сейчас, чтобы успеть закончить до первого снегопада.

Он умолк и понуро молчал. Ффлевддур ждал. Гурджи затих и сжался в комочек, лоб его собрался беспокойными морщинами. Тарен поглядел на двоих своих друзей, и сердце его сжалось.

— Послушайте меня внимательно, друзья, — медленно выговорил он. — Ты, Ффлевддур, если хочешь, поезжай в Каер Даллбен. Скажи, что поиск мой окончен, и объясни, как все вышло. Что касается меня, то моё место должно быть здесь.

— Клянусь Великим Белином, ты, кажется, собираешься остаться в этом диком месте! — вскричал Ффлевддур. — Даже сомневаясь?..

Тарен кивнул.

— Мои сомнения могут оказаться всего лишь плодом моего воображения. И все же я молю как можно скорее прислать мне весточку. Но Эйлонви не следует ничего говорить обо всем, что произошло. Только то, что я нашел своего отца. И всё. — Голос его дрогнул. — Краддок нуждается в моей помощи, его жизнь сейчас зависит от этого, и я не могу отказать ему. Но чтобы Эйлонви узнала, что я сын пастуха?.. Нет! — в сердцах воскликнул он. — Этого я не смогу вынести! Попрощайся с ней от моего имени. Мы не должны с ней больше встречаться. Будет лучше, если принцесса забудет сына пастуха. Будет лучше, если вы все забудете обо мне.

Он повернулся к Гурджи.

— А ты, лучший из друзей, поезжай с Ффлевддуром. Мое место здесь, но тебе необязательно хоронить себя в этой глуши.

— Добрый хозяин! — отчаянно вскричал Гурджи, обнимая колени Тарена. — Гурджи остается! Он обещал, он поклялся!

— Не называй меня больше хозяином! — отпрянул Тарен. — Я не хозяин, а простой пастух. Ты хотел стать мудрым? Здесь тебе не удастся набраться мудрости. Ты свободен. Живи. Эта заброшенная долина не начало, а конец. Конец всему, к чему я и ты тоже стремились.

— Нет, нет! Гурджи не слушает! — зарыдал Гурджи, зажимая уши. Он рухнул на землю и скрючился неподвижной лесной корягой. — Гурджи не покинет доброго хозяина! Нет, нет! Он не уйдет, даже если его будут прогонять толкалками и пихалками! Никакие кричалки и прогонялки его не заставят уйти!

— Пусть будет так, — сказал наконец Тарен, поняв, что ничто не сможет поколебать решимости этого преданного друга.

Когда Краддок вернулся, Тарен только и сказал ему, что он и его друг Гурджи остаются, а Ффлевддур, к сожалению, не может дольше задерживаться.

Ллиан нетерпеливо перебирала лапами и готова была немедленно пуститься в путь. Тарен обнял ее могучую голову и зарылся лицом в густой пушистый мех. Гигантская кошка лишь жалобно мяукала. Молча пожали они с Ффлевддуром руки друг другу. Тарен долго смотрел вслед медленно удалявшемуся барду, который то и дело оборачивался и махал на прощание рукой.

Оставив Мелинласа и пони привязанными под навесом, Тарен и Гурджи принесли свои седельные сумки, где лежал весь их скарб, и положили в углу хижины. Тарен постоял мгновение, оглядывая потрескавшиеся стены тесной комнаты, расколотую плиту перед очагом и сам очаг с покрытыми серой золой угасшими угольями. Послышался голос Краддока, звавшего его на пастбище.

— Итак, — прошептал Тарен, — итак, мы пришли домой.

Через неделю-другую житья в этом безлюдном месте Тарен вдруг понял, что он жил бы не хуже, исполнись тогда угроза Морданта. Высокие серые скалы поднимались со всех сторон, окружая его, словно неодолимые стены гигантской клетки. Череда длинных однообразных дней, заполненных бесконечным тяжелым трудом, выстраивалась равнодушным частоколом, а сам он постепенно превращался в узника, теряющего даже свои воспоминания. Сделать надо было много, вернее, сделать надо было всё. Землю приходилось заново очищать от камней, коряг и сорняков, хижина требовала серьезной починки, а еще нельзя было забывать и об овцах, выгонять их на пастбище, стричь, охранять.

Сначала он боялся рассветов, которые, словно бы плетью первых лучей, поднимали его, усталого, не успевшего отдохнуть, сгоняли с соломенного тюфяка, брошенного на пол у очага, и возвращали к непосильной работе, которой, казалось, не будет конца. Но вскоре он обнаружил, что, как и говорил ему Колл, он может нырнуть в работу, словно в ледяной поток, мертвящий, лишающий мыслей и воспоминаний, но и освежающий, придающий силы даже в моменты полного изнурения.

Вместе с Гурджи и Краддоком он расчищал поле, выворачивал, обливаясь потом, громадные валуны и тащил их к хижине, где позже они должны были послужить при починке развалившихся стен. Ручей, из которого пили овцы, пересох и тек еле заметной струйкой. Тарен расчистил и расширил русло, прорыл канал, обложил стенки его камнями и укрепил крепкими кольями. Когда высвобожденный пенистый поток понесся с горы, Тарен, забыв обо всем, стал на колени, сложил руки лодочкой и пил, пил стылую, холодящую зубы воду. Первый же холодный глоток наполнил его душу изумлением, будто никогда прежде он не пробовал свежей ледяной воды.

Работы не убывало. Как-то раз они втроем сжигали наступавшие на крохотное поле колючие кусты, которые не удавалось ни вырубить, ни вырвать с корнем. Медленный огонь охватывал неподдающиеся заросли. Тарен попытался сунуть свой факел в глубь кустарников. Внезапный порыв ветра бросил язык пламени прямо ему в лицо. Тарен быстро отпрянул, но колючки вдруг крепко ухватили его за куртку. Он рванулся, не удержался на ногах и упал. Пламя алой волной захлестнуло его. Тарен закричал.

Гурджи, возившийся неподалеку, услышал крик и кинулся на помощь. Но Краддок, подпрыгивая на своем костыле, опередил Гурджи. Пастух упал на землю, прикрыв Тарена своим телом, ухватил его за пояс и вытащил из огня. На том месте, где только что лежал Тарен, уже ревел и полыхал огонь, с треском пожиравший корчащиеся колючие ветки.

Пастух, тяжело дыша, с трудом поднялся на ноги.

Тарен остался невредим, но огонь сильно опалил лоб и руки Краддока. И всё же пастух улыбался. Он хлопнул Тарена по спине и с грубоватым простодушием прохрипел:

— Я нашел сына не для того, чтобы снова его потерять.

И без лишних слов вернулся к работе.

— Благодарю тебя! — прокричал вслед ему Тарен, но в голосе его проскользнула чуть заметная горечь — ведь человек, спасший сейчас его жизнь, эту жизнь и разрушил.

День за днем протекали в неустанном труде. Когда заболевала овца, Краддок ухаживал за ней с такой трогательной заботой и нежностью, что Тарен удивлялся, сколько в этом человеке нерастраченной любви. И все же каждую минуту он помнил, что именно этот человек разрушил его мечту и уничтожил надежду на будущую встречу с Эйлонви, которой, конечно, Тарен, сын пастуха, не осмелится теперь показаться на глаза. Краддок становился неукротимым и неистовым, стоило малейшей опасности нависнуть над его стадом, и в то же время именно этот человек превратил Тарена в узника своей бескорыстной любовью. По праву крови он опутал Тарена по рукам и ногам. Краддок не дотрагивался до еды, пока Тарен и Гурджи не насытятся, но скудной пищи редко хватало на троих, и пастух вставал из-за стола голодным. Однако каждый раз отговаривался тем, что у него, старика, совсем нет аппетита. Кусок застревал в горле Тарена, и ему претило это великодушие, хотя в другое время и в любом другом человеке он только уважал бы этот порыв.

— Неужели в этом пастухе сразу два человека? — шептал сам себе Тарен. — Один, которым я только могу восхищаться, и другой, которого я способен ненавидеть?

Так прошло лето. Чтобы только заглушить боль своего разбитого сердца, Тарен работал за двоих, за троих, не зная усталости. А работы не убывало. Особо надо было следить за отарой. Краддок денно и нощно сторожил новорожденных ягнят, боясь, что они отобьются от матерей, разбредутся в поисках травы, заблудятся или попадут в лапы хищникам. По вечерам он, хромая, обегал пастбище, собирая отару. Гурджи попросил пастуха разрешить ему самому обихаживать отару. Теперь он радостно скакал вместе с ягнятами, ворчал, ворковал и суетился над овцами. Даже старый баран, славившийся дурным характером, рядом с Гурджи становился послушным и спокойным. Кажется, овцы были не менее довольны таким пастухом, чем сам Гурджи. Когда дни стали прохладнее, Краддок подарил Гурджи куртку, сшитую из не остриженной овечьей шкуры. И теперь, когда Гурджи возился со своими подопечными, Тарен с трудом мог отличить забавное лохматое существо от остального стада. Тарен частенько заставал Гурджи сидящим на пне в окружении ласкающихся к нему овец. Они следовали за ним повсюду и к ночи, когда Гурджи отправлялся спать, даже пытались вслед за ним протолкаться в хижину. Маршируя во главе отары, Гурджи выглядел по меньшей мере шагающим во главе войска военачальником.

— Посмотри! — кричал Гурджи Тарену. — Каждая овчушка — моя пастушья послушка! Добрый хозяин — Помощник Сторожа Свиньи? Тогда смелый, умный Гурджи — Помощник Сторожа Овец!

Но глаза Тарена нет-нет да устремлялись иногда против его воли за гребень холмов, туда, где в последний раз мелькнул плащ Ффлевддура. Взгляд его скользил по гряде облаков, бегущих над дальними вершинами, в надежде заметить черную точку — летящую к нему Карр. Он боялся, что ворона направилась к озеру Ллюнет и, не найдя их там, все еще поджидает или мечется в поисках путников в каких-нибудь других местах. И все же Тарен ожидал чего-то. Он был почему— то уверен, что бард вернется, и с каждым днем, приближающим осеннюю непогоду, он все напряженнее и нетерпеливее озирал дальние холмы и холодное, укрытое серыми облаками небо.

Глава 15

Открытая клетка

Все последние дни лета и осень они работали не покладая рук, чтобы успеть починить хижину, их единственное убежище от наступающих зимних холодов. Теперь, когда первый снег шатром навис над холмами, закружил сухой, белой метелью и запорошил морщины утесов, хижина была готова. Поднялись прочные стены, сложенные из крупных камней, заблестела новой соломой крыша, тщательно были затерты сырой глиной все щели. Внутри весело полыхал в заново сложенном очаге огонь. Дверь на новых смазанных петлях надежно охраняла от сквозняков и закрывалась плотно, без скрипа. Деревянные скамьи прочно стояли на дубовых ногах у приземистого широкого стола. Хотя Краддок не отдыхал ни минуты и трудился без устали, все же хижина была возведена в основном сильными и умелыми руками Тарена. Он наточил и почистил ржавые молотки и пилы, сделал кое-какие новые инструменты и приспособления. Подолгу стоял он во дворике, прикидывая, как лучше и надежнее навесить дверь, какую солому стелить на крышу, как приладить один камень к другому, чтобы стена была ровной и прочной. И теперь, усталый откинув со лба давно не стриженные пряди похожих на солому волос, он не без гордости следил за тоненьким дымком, поднимающимся над крышей.

Краддок подошел и стал рядом. Некоторое время они молчали, потом пастух промолвил:

— Все эти годы я старался сохранить то, что было моим. Теперь это не только мое, — его бородатое лицо осветилось улыбкой, — это наше!

Тарен кивнул, но ничего не ответил. Он молча ушел в дом.

С наступлением зимы работы становилось все меньше, и короткие дни казались нескончаемо длинными. По вечерам у огня, чтобы скоротать время, Краддок рассказывал о своей жизни, о юности. Когда пастух говорил о лишениях и неугасающих надеждах, Тарена охватывало искреннее восхищение человеком, так непохожим на него самого, упорным, терпеливым и ни на что не жалующимся.

Постепенно и Тарен разговорился. По просьбе Краддока он рассказал о Каер Даллбен, обо всем том, что с ним произошло за эти годы. Лицо Краддока светилось отцовской гордостью, когда он слушал историю приключений Тарена. Но частенько Тарен замолкал, вспоминая Эйлонви и те счастливые дни, что они провели вместе. Воспоминания эти волной захлестывали юношу и тут же, словно бы о камни, разбивались о реальную жизнь, которая окружала его теперь. Он резко отворачивался и подолгу смотрел на огонь. В такие моменты Краддок отходил и больше не просил рассказывать.

Общий тяжелый труд и жизнь в неласковых, суровых горах постепенно укрепляла узы привязанности всех троих друг к другу. Краддок обращался с Гурджи с непременной ласковой нежностью и уважением, и тот отвечал ему преданной услужливостью. Гурджи был счастлив своими пастушьими делами и обязанностями и подолгу пропадал в загонах среди овец. Мирная и тихая их жизнь, казалось, наладилась и текла уже совсем привычно.

Однако как-то Краддок, выждав, когда они с Тареном остались наедине, грустно сказал:

— С того дня, как ты живешь здесь, я зову тебя сыном. Ты же никогда не назвал меня отцом.

Тарен сжался. Первым его порывом было выкрикнуть в лицо пастуху всю свою горечь, выплеснуть весь гнев и отчаяние. Но теперь он не мог, не имел права ранить в самое сердце того, кого он, может быть, и винил как отца, но уважал и любил как человека.

Увидев смятение Тарена, Краддок коротко кивнул и отвел глаза.

— Возможно, — тихо сказал он, — возможно, когда-нибудь это и случится.

Снег украсил серые, когда-то безжизненные вершины холмов белым сверкающим покровом. Высокие скалы, которые казались Тарену частоколом, отгородившим его от всего остального мира, теперь превратились для него в надежную стену, охраняющую их долину от безжалостных холодных ветров. А штормовые ветры волками завывали за стенами прочно стоящей хижины, безуспешно пытаясь отыскать хоть щелочку в ее каменных стенах. Однажды на исходе дня, когда ветер особенно бушевал, Краддок и Гурджи отправились проверить загоны и посмотреть, все ли благополучно с отарой. Тарен навешивал тяжелую овечью шкуру на позванивающее от ветра узкое окно.

Только он принялся за дело, как дверь рывком распахнулась, будто сорванная с петель, и в хижину с пронзительным воплем ввалился Гурджи.

— Помоги, о, помоги! Добрый хозяин, скорее! Со спешками и побежками! — Он был бледен, руки его дрожали, — Хозяин, хозяин, пойдем с Гурджи! Быстро, о, быстро!

Тарен уронил овечью шкуру, поспешно натянул меховую куртку, схватил плащ и помчался за стонущим и причитающим Гурджи.

Снаружи его будто бы поджидал ураганный ветер, набросился, перехватил дыхание, чуть не повалил на спину. Гурджи продвигался вперед, согнувшись в три погибели и дико размахивая руками. Тарен тоже наклонился вперед и, проваливаясь по колени в снег, поспешал за своим лохматым другом. На краю пастбища, которое они за лето расчистили и освободили от кустов и камней, земля резко обрывалась отвесным каменистым склоном. Они осторожно карабкались по самой кромке, по узкой, петляющей над пропастью тропинке. Неожиданно Гурджи остановился и замер.

Тарен похолодел, когда Гурджи, вереща от страха, указал на дно пропасти. На узком выступе скалы лежал, раскинув руки, человек. Он чудом держался на этой наклонной площадке. Нога его была неестественно подвернута, тело почти погребено под упавшими камнями. Это был Краддок.

— Нечаянной оступкой упал с уступа! — стонал Гурджи. — О, несчастный Гурджи не спас его! — Он хлопнул руками по голове. — Слишком поздно!

Постигшее их несчастье поразило Тарена, как неожиданный удар меча. Голова его кружилась. И вдруг, независимо от его воли, нахлынуло внезапное чувство свободы. Тарен испугался этого чувства, но оно волной поднималось из самых глубин его существа. С гибелью Краддока рухнула каменная стена, отделяющая его от мира, распахнулась клетка, окончилось его заточение в этих безмолвных горах.

Неподвижная фигура на выступе шевельнулась.

— Он жив! — вскричал Тарен.

— О, хозяин! Как же мы спасем его? — завыл Гурджи. — Крутые скалы! Даже смелый Гурджи боится спускаться вниз!

— Неужели ничего нельзя придумать? — отчаивался Тарен, — Он сильно ранен. Может быть, умирает, — Он обхватил голову руками. — Даже если мы сможем спуститься к нему, как его поднять наверх? Мы не только не спасем его, но и сами погибнем!

Он с ужасом и стыдом ловил себя на одной упорно донимающей его мысли. Есть ли хоть малейшая надежда спасти пастуха? Если он не сможет сделать этого, даже принц Гвидион не упрекнет его. Да и кто посмел бы упрекнуть Тарена за его отказ от смертельного риска? Ему только сочувствовали бы и горевали о безвозвратной потере. А он? Свободен от тяжкой ноши долга, свободен от этой мрачной долины, дверь клетки широко распахнута, и вся его жизнь ждет его, Эйлонви, Каер Даллбен… Ему казалось, что он все это произнес вслух. Все его существо возмутилось от страха и ужаса перед этими гнусными мыслями.

— Что я за человек? — вскричал он с болью и яростью.

Ослепленный гневом на самого себя, он, не раздумывая, прыгнул вниз, на ближайший выступ, и стал лихорадочно шарить руками по каменной льдистой стене, нащупывая малейшую впадину. Ноги Тарена скользили, онемевшие пальцы тщетно хватались за выступающие, покрытые льдом камни. Он примерился, зажмурился и прыгнул. Чёрная боль пронзила тело. Теперь Тарен был прижат к острому выступу на расстоянии вытянутой руки от стонущего Краддока. Сверху, в снежной завесе и под градом мелких камешков, сползал Гурджи.

Тарен осторожно скользнул на наклонную каменную плиту и склонился над Краддоком. Кровь заливала лицо пастуха. Он попытался поднять голову.

— Сын, сын, — выдохнул он, — ты погиб, спасая меня.

— Пока еще нет, — ответил Тарен, — Только не двигайся. Мы найдем способ вытащить тебя отсюда, — Он стал на колени. Краддок был ранен даже серьезнее, чем опасался Тарен.

Со всей возможной осторожностью он скинул с груди пастуха камни и куски сланца, оттащил беспомощное тело подальше от края площадки.

Гурджи упал на выступ и подполз к Тарену.

— Хозяин, хозяин, — кричал он, — Гурджи видит тропинку наверху. Но она крутая, о, совсем крутая.

Тарен глянул в ту сторону, куда указывал Гурджи. Среди громадных камней и заснеженных трещин в скалах он разглядел узкий проход, свободный ото льда. Однако, как и предупреждал Гурджи, он поднимался почти отвесно вверх. Один человек с трудом, но мог бы взобраться по нему. Но сразу вдвоем и с третьим, раненным и беспомощным? Тарен сжал зубы. Сейчас он почувствовал боль от удара о скалу. В груди саднило, и каждый вздох наполнял легкие огнем. Жестом он велел Гурджи лечь и ухватить Краддока за ноги. А сам осторожно подполз и просунул руки под плечи пастуха. Они попытались поднять безвольное тяжелое тело. Краддок закричал от боли, и им пришлось остановиться.

Поднялся ветер. Он завывал в ущелье, хлестал вдоль каменных стен и почти срывал их со скользкого выступа. Они еще раз попытались подтащить Краддока к врезанной в скалы тропинке, но снова должны были отступиться: ветер сносил с ног. Ранние сумерки начали сгущаться. Сумрак заливал ущелье. Голова Тарена кружилась, наклонная каменная площадка уходила из-под ног. Колени его подгибались, когда он вновь и вновь пытался приподнять пастуха.

— Оставь меня, — хрипло пробормотал Краддок. — Оставь. Ты только зря растратишь свои силы.

— Оставить тебя? — выкрикнул Тарен. — Какой сын может оставить отца на погибель?

Услышав эти слова, Краддок через силу улыбнулся, но мгновение спустя лицо его снова исказилось от боли.

— Спасайся сам, — еле слышно прошептал он.

— Ты мой отец, — ответил Тарен. — Я остаюсь.

— Нет! — вскричал пастух из последних сил. — Делай, как я прошу тебя! Уходи отсюда! Покинь меня, или будет слишком поздно. Сыновний долг? Ты ничего мне не должен. Никакие узы крови не связывают нас!

— Как это? — опешил Тарен. Туман поплыл перед его глазами, и он вынужден был ухватиться за выступ скалы. — Как же это? Ты говоришь, что я не твой сын?

Краддок мгновение смотрел на него остановившимся взглядом.

— Никогда я не кривил душой, — прохрипел он, — Кроме одного-единственного раза. Я лгал тебе.

— Лгал? — Тарен в ужасе смотрел на умирающего. — Ты лгал мне тогда… или ты лжешь мне теперь, спасая меня?

— Полуправда хуже, чем ложь, — прошептал пастух прерывисто дыша. Послушай меня. Выслушай вторую половину правды. Да, давно это было, когда Даллбен появился у меня. Я не знаю, зачем он путешествовал по Придайну и что искал.

— Но ребенок? — нетерпеливо воскликнул Тарен. — Его не было вовсе?

— Он был, — ответил Краддок, — Сын. Наш первенец, как я тебе и говорил. Но он не прожил и дня после своего рождения. Его мать умерла вместе с ним… — Он напряг последние силы. — А ты… мне нужна была твоя сила, твоя молодая сила, чтобы сохранить то, что осталось. Я не знал иного пути продолжить свое дело. Когда я лгал, мне было стыдно, но потом оказалось ещё более стыдным и невозможным сказать правду. Когда твой друг уехал, я мог только надеяться, что ты последуешь за ним, и дал тебе возможность сделать это. Ты решил остаться.

Краддок умолк. Казалось, он уже не дышит. Но глаза его снова открылись.

— Вот она, правда, — поспешно говорил Краддок, словно боялся не успеть досказать всё. — Сначала я опирался на тебя, как на мой костыль, потому что ты служил моей цели. Но потом… ни один отец не любил своего сына так же нежно и сильно, как я полюбил тебя.

Слезы ослепляли Тарена. Ком горечи застрял в горле. Краддок, попытавшийся подняться, снова рухнул на камни.

— Уходи отсюда, — твердил он.

Рука Тарена непроизвольно скользнула под куртку. Пальцы нащупали круглое устье боевого рога. С криком радости он вскочил на ноги. Рог Эйлонви! Выбегая из хижины вслед за Гурджи, он не думая подхватил его и прицепил к поясу. Поспешно вытащил он из-под полы плаща спасительный рог. Зов, которым он так дорожил, теперь долетит к Красивому Народу! Он один мог спасти Краддока. Покачиваясь, он прислонился спиной к выступу скалы. Мелодия, которой научил его Доли, медленно, словно в тумане, всплывала в памяти. Внезапно звуки эти явственно прозвучали в его голове.

Он поднял рог и поднес его к губам. Голос рога был чистым и ясным. Ветер подхватил громкие протяжные звуки и, будто послушный гонец, понес их вдоль ущелья, где они множились бесконечным эхом. В глазах Тарена потемнело, и он без сил опустился на край скалы.

Как долго они оставались здесь, буквально цепляясь за острые камни, он не знал. Были ли это мгновения или долгие часы? Он пришел в себя от прикосновения сильных рук, которые несли его, словно бы по воздуху. Туго обвязанная вокруг талии веревка врезалась в тело. Почти в беспамятстве он видел широкие лица карликов, этих подземных жителей, во множестве окружавших его.

И Тарен снова впал в забытье.

Когда он в следующий раз открыл глаза, то обнаружил, что лежит в хижине у ярко пылающего очага. Гурджи сидел рядом. Тарен вскочил. Боль опалила грудь. С удивлением он увидел на груди свежую повязку.

— Сигнал, — слабо пробормотал он, — на него ответили…

— Да, да! — закричал Гурджи. — Красивый Народ спас слабого Гурджи и доброго хозяина! Они смазали раны хозяина лечебными смазками и перевязали крепкими повязками.

— Они пришли на наш зов, — повторил Тарен. — Добрый старый Доли предупреждал меня не тратить последний сигнал. Я рад, что сохранил его и спас Краддока. Как он себя чувствует? — Он внезапно умолк, увидев наполненные слезами глаза Гурджи.

Бедняга съежился и опустил свою лохматую голову.

Тарен почувствовал, как безмолвный крик боли резанул горло. Он откинулся назад, и тревожная тьма застила веселый свет очага.

Глава 16

Тарен Странник

Его трясла лихорадка. Он весь пылал. Ему казалось, что он с трудом продирается сквозь горящий лес, пламя проникает внутрь, раскаляет голову, готовую разорваться от безумной боли. Он метался на соломенной подстилке, не различая ни дня ни ночи. Часто в его видениях возникали полузнакомые расплывающиеся лица. Эйлонви, друзья, все, кого он любил, появлялись и тут же ускользали от него, уплывали и менялись, как несомые ветром облака. А то наплывали кошмарные видения, от которых он вскрикивал и в ужасе скатывался с подстилки на пол. Однажды ему показалось, что над ним склонился Ффлевддур. Бард был изнурен, глаза его ввалились, желтые волосы спутались и прилипли ко лбу, рот скорбно сжат, а длинный нос на обостренном лице похож был на острый клинок. Одежда его была рваной и грязной. На плече у Ффлевддура сидела Карр и повторяла:

— Тар-рен! Тар-рен!

Видение это было таким четким, что Тарен даже услышал голос барда.

— Отлично! На самом деле хватит валяться! — говорил Ффлевддур.

Тарен открыл глаза. Рядом с бардом сидел Гурджи, с тревогой глядевший на него.

Тарен протер глаза. Он не понимал, спит ли или бодрствует. На этот раз лица не исчезли. Он сощурился. Овечью шкуру сняли с окна, и солнечный свет проникал в хижину.

— Гурджи? И ты, Карр? — хрипло сказал Тарен. — Ффлевддур? Что с тобой случилось? От тебя осталась половина!

— Не тебе говорить о внешнем виде, старина, — усмехнулся бард. — Если бы ты мог видеть себя сейчас, уверен, ты не стал бы спорить со мной, кто из нас лучше выглядит.

Все еще не совсем пришедший в себя, Тарен обернулся к Гурджи, который радостно подпрыгнул и забил в ладоши.

— Добрый хозяин опять здоров! — закричал Гурджи. — С ним все в порядке! Нет ни стоналок, ни дрожалок, ни плясучих трясучек! И это верный, умный Гурджи, тот, кто заботился о нем!

— Это правда, — согласился Ффлевддур, — последние две недели он суетился и квохтал над тобой, как наседка, и заботился так, будто ты один из его любимых ягнят.

Гурджи радостно и гордо заулыбался.

— Из Каер Даллбен я летел стрелой, — продолжал бард, — э-э-э… ладно, почти как стрела. Правда, я немного заблудился, а затем повалил снег. Ллиан проваливалась в сугробы по самые уши, и, в конце концов, даже она вынуждена была остановиться. Некоторое время мы укрывались в пещере… Клянусь Великим Белином, я думал, что уже никогда не увижу солнечного света! — Ффлевддур потряс своим обтрепанным, в дырах и пятнах грязи, плащом. — В таком путешествии нетрудно и обноситься. Не говоря уж о том, что три четверти пути я не имел и крохи во рту. Просто умирал с голоду. К счастью, Карр нашла нас и повела кратчайшей дорогой.

Тут и Карр довольно пощелкала клювом.

— Что касается Даллбена, — не умолкал Ффлевддур, — то он был расстроен намного сильнее, чем хотел показать. Однако он сказал мне на прощание: «Тарен не сын пастуха, но останется он там или нет, решать ему».

Тарен улыбнулся.

— И вот я поспешил вернуться, как мог, — заключил свой рассказ Ффлевддур. — Увы, быстрее добраться до тебя я не сумел. — Он покачал головой. — Гурджи рассказал, что с вами случилось.

— Краддок мечтал о сыне, — медленно заговорил Тарен, — как и я мечтал об отце. Может быть, я был бы счастливее, если бы поверил ему, кто знает? Ни я, ни Гурджи не в силах были помочь ему. Ради Краддока я подал сигнал из рога Эйлонви. Если бы я сделал это чуть раньше, возможно, он бы и не погиб. Это был мужественный и гордый человек с добрым сердцем. Теперь он умер. Я долго берег последний зов моего боевого рога, и вот, когда потратил его, то, оказалось, потратил впустую.

— Впустую? — возразил Ффлевддур. — Я так не думаю. Ты сделал всё что мог, ты не пожалел использовать последнюю возможность спасти Краддока, а значит, старался не впустую.

— Есть то, чего ты не знаешь, — прямо посмотрел на барда Тарен. — То, чего не знает никто. Ведь первой моей мыслью было оставить Краддока на выступе над пропастью.

— Да ладно, — отмахнулся Ффлевддур, — у каждого человека бывают мгновения страха. Если бы мы все вели себя так, как нам часто хочется, потакали своим худшим чувствам и мыслям, немало горя прибавилось бы в Придайне. Считаются дела, а не мысли.

— Но в этом случае я приравниваю свои мысли к скверным делам, — холодно ответил Тарен. — Не страх меня сдерживал. Хочешь знать правду? Я стыдился своего неблагородного происхождения, так стыдился, что это отвращало меня от ни в чем не повинного человека. Я мог бы оставить Краддока умирать. Да, умирать! — выпалил он, — Потому что надеялся таким образом освободиться от него! Я стыдился быть сыном пастуха. Теперь я стыжусь самого себя.

Он уткнулся лицом в соломенную подстилку и больше не вымолвил ни слова. Друзья остались зимовать в хижине, и мало-помалу силы возвращались к Тарену. При первой же оттепели, когда снежный покров долины вспыхивал под острыми лучами солнца и ручьи вырывались из-подо льда, Тарен вышел за дверь ранним утром. Он стоял на пороге хижины, смотрел на склоны гор с бледно-зелеными пятнами прогалин и размышлял о том, что так давно томило его.

— Скоро станем собираться в дорогу, — сказал Ффлевддур, ходивший навестить Ллиан и лошадей, — Дороги очистятся. Озеро Ллюнет где-то неподалеку. С помощью Карр мы быстро отыщем его.

— Я долго и упорно думал об этом, — ответил Тарен. — Всю зиму я старался решить, что должен делать, и никак не мог найти ответа. Но одно мне ясно, и я сделал свой выбор. Я не стану искать Зеркало.

— Что ты говоришь? — вскричал Ффлевддур. — Я не ослышался? Прекратишь поиски? Именно теперь? После всего, что ты претерпел? Тарен, мальчик мой, ты поправил здоровье, но не мозги!

Тарен отрицательно покачал головой.

— Я не стану искать. Мой поиск принес горе всем вам. А меня он привел не к чести, а к стыду. Да, мне больно за того Тарена, который стоит перед вами. Я хотел быть благородного рода, так страстно желал этого, что поверил в то, что это правда. Высокое происхождение — вот то, что казалось мне самым главным в жизни. Я мог восторгаться Аэдданом, научился уважать Краддока. И все же считал, что простое происхождение принижает их, делает незначительнее, чем они есть на самом деле. Оттого и ценил меньше, хоть и восхищался ими от души. Теперь я понимаю, что это люди настоящие. Благородные? Да, они гораздо благороднее меня.

Тарен оглядел своих спутников. Они молчали, опустив головы.

— Я не горжусь собой, — тихо продолжал Тарен, — и никогда, может быть, не смогу. И если я вновь обрету чувство собственного достоинства, то найду его не в том, кем я был или кто я есть, но в том, кем я могу стать. Не по рождению, а внутри себя, в самом себе.

— Тогда всё решено, — сказал бард, — лучше всего будет собрать наши вещички и отправиться в Каер Даллбен.

Тарен отрицательно покачал головой.

— Я не смогу смотреть в глаза Даллбену или Коллу. Когда-нибудь. Но только не теперь. Я должен пойти своей дорогой, зарабатывая себе на хлеб. Малиновка сама должна искать червей для себя и своих детей. — Он неожиданно замолчал и добавил, глядя на барда, — Ордду. Это ее слова. Они коснулись только моих ушей. Теперь они проникли мне в сердце.

— Черви не самая аппетитная штука, если мне будет позволено высказаться, — поморщился Ффлевддур. — Но это правда, у каждого должно быть свое дело, свое умение. Взять меня, например. Я хоть и король, но лучшего барда ты не найдешь… — Струна на арфе лопнула, остальные напряглись, дрожали и, казалось, вот-вот порвутся. — Ладно, ладно, забудем, — засмущался Ффлевддур, — Если ты не хочешь возвращаться домой, тогда я предлагаю отправиться к Свободным Коммотам. Там любой мастер примет того, кто хочет чему-нибудь научиться.

Тарен подумал несколько мгновений, потом кивнул.

— Так я и сделаю. Теперь я не стану презирать ничье гостеприимство, будь это самый низкий по званию человек.

Бард расстроенно заморгал.

— Я… я… боюсь, что я не смогу пойти с тобой, старина. Меня ждет мое королевство. Конечно, для меня большее счастье бродить по свету свободным бардом, чем сиднем сидеть на троне. Но я уже слишком долго отсутствую.

— Значит, наши пути опять разойдутся, — печально сказал Тарен. — Придет ли время, когда мы наконец забудем слова прощания?

— Но Гурджи не говорит слов прощания доброму хозяину! — воскликнул Гурджи, — Нет, нет, скромный Гурджи всегда и топом и скоком будет поспешать за ним!

Тарен глубоко вздохнул.

— Твоя верность неоценима, друг мой, — улыбнулся он, — Я буду счастлив, если когда-нибудь смогу отплатить тем же.

— Нет, нет! — запротестовал Гурджи. — Никаких спасибок и улыбок не надо! Гурджи дает то, что хочет отдать его сердце! Он останется и ничего больше не просит. Когда-то ты утешил одинокого, не имевшего друзей Гурджи. Теперь позволь мне утешить доброго хозяина!

Тарен почувствовал горячую ладонь Гурджи в своей руке.

— Даллбен говорил правду, — промолвил Тарен. — Верность — что может быть дороже? Сила, мудрость? Твоя преданность важнее для меня сейчас, чем вся мудрость Придайна.

На следующее утро Тарен и Ффлевддур снова, уже в который раз, разъезжались в разные стороны. Несмотря на протесты барда, на его уверения, что Ффлевддур Пламенный никогда не заблудится и всегда выберет правильную дорогу, Тарен настоял, чтобы Карр проводила его. А потом, когда бард будет уже на верном пути, пусть возвращается в Каер Даллбен. Или, если захочет, может полетать на свободе, где ей вздумается.

— Я отпускаю тебя, — сказал Тарен, — потому что сам не знаю, сколько еще продлятся мои скитания и куда они приведут меня.

— А куда мы поедем? — спросил Гурджи. — Верный Гурджи без опаски и печалки последует за тобой, о да! Но куда сначала направится добрый хозяин?

Тарен стоял, не отвечая. Он смотрел на молчаливую хижину, на маленький холмик над могилой Краддока, и долина, в которой он провел долгие месяцы трудной жизни, вдруг показалась ему пустой и мертвой.

— Было время, — сказал Тарен, словно бы обращаясь к самому себе, — когда я считал, что строю здесь собственными руками свою тюрьму. Теперь я думаю: смогу ли я еще так же беззаветно трудиться и обрету ли столь же много, как в этой моей благословенной тюрьме?

Он повернулся к ожидавшему его Гурджи.

— Куда направимся? — Он опустился на колени, набрал полную пригоршню сухой травы и подбросил ее в воздух. Весенний ветерок понес легкие травинки на восток, в сторону страны Свободных Коммотов.

— Туда, — сказал Тарен. — Туда, куда дует ветер. Мы пойдем вместе с ним и следом за ним.

Ни Тарен, ни, тем более, Гурджи не хотели бросать овец на произвол судьбы. Поэтому они ушли из долины в сопровождении небольшой блеявшей отары. Тарен собирался оставить овец на ближайшем же крестьянском дворе, но прошло уже несколько дней пути, а он не видел ни одного хутора, ни единой хижины. Двое путников поначалу направлялись на юго-восток, но вскоре Тарен отпустил поводья Мелинласа, и хотя конь все время клонил больше к востоку, чем к югу, он мало беспокоился и не обращал на это никакого внимания, пока они не оказались у берегов широкой, быстро несущейся реки.

Здесь простиралось прекрасное зеленое пастбище. Впереди Тарен заметил пустой загон для овец. Воротца были распахнуты настежь, будто обитателей загона ждали с минуты на минуту. Хижина с низкой крышей и длинные навесы были ухоженными и чистыми. Ясно, что хозяева здесь не ленятся. Пара длинношерстных коз ощипывала листья с невысокого деревца во дворе. Тарен с удивлением осматривал необычную крестьянскую усадьбу. Особенно его поразили корзины. Большие, маленькие, средние, они лежали повсюду: вокруг хижины и под деревьями, торчали на кольях забора, грудой лежали под навесами, даже на ветвях деревьев. На некоторых деревьях, росших по берегу реки, были устроены прямо среди ветвей легкие деревянные платформы. А на самой реке Тарен увидел нечто, показавшееся ему похожим на небольшую плотину из аккуратно переплетенных ветвей. На деревянных кольях вдоль берега были развешаны сети, стоял лес воткнутых в песок удочек, а некоторые были закинуты в воду, и видно было, как поплавки медленно плывут по течению.

Изумленный этим ухоженным и как бы безлюдным крестьянским хозяйством, Тарен подъехал ближе, спешился. Но лишь только он сделал это, как из-под навеса показалась высокая фигура человека, который легким шагом направился к путникам. Тарен успел заметить и жену крестьянина, которая украдкой выглядывала из окна хижины. В тот же момент, тоже будто бы ниоткуда, на улицу вывалило полдюжины детей мал мала меньше. Они тут же принялись прыгать и бегать вокруг отары овец, радостно смеясь и выкрикивая:

— Они здесь! Они здесь!

Увидев Гурджи, они тут же забыли про овец и кинулись к нему, так же весело и приветливо приплясывая и хлопая в ладоши. Гурджи растерялся, потом растрогался, а потом и вовсе развеселился и стал тоже плясать, смеяться и хлопать в ладоши, к безмерной радости детей.

Человек, стоявший перед Тареном, был сухой и тощий, как палка, с прямыми и гладкими волосами, падающими на лоб, и яркими голубыми глазами, острыми, круглыми и маленькими, как у птицы. Его узкие плечи и длинные голенастые ноги дополняли сходство с птицей, с журавлем или аистом. Куртка была слишком мала ему, рукава коротки, да и вся одежда, казалось, случайно наброшена на это тощее и неуклюжее тело. Рубаха, куртка и штаны были сшиты из разноцветных кусков-лоскутов — не очень ловко, но зато прочно.

— Я Ллонио, сын Ллонвена, — сказал человек с дружеской улыбкой, — Приветствую тебя, кто бы ты ни был, странник.

Тарен в ответ вежливо поклонился.

— Мое имя… меня зовут Тарен.

— И не более того? — удивился Ллонио, — Твое имя словно бы оборвано на самой серединке. — Он добродушно рассмеялся. — Должен ли я звать тебя Тарен, сын Никого? Тарен из Ниоткуда? Поскольку ты живешь на свете, дышишь и говоришь, ты все-таки сын своих родителей. И, безусловно, ты пришел сюда откуда-нибудь.

— Зови меня просто странником, — ответил Тарен.

— Тарен Странник? Пусть будет так, если тебе это нравится. — Ллонио оглядел его с любопытством, но больше ничего не спросил.

Услышав, что Тарен ищет место, где бы он мог оставить овец, Ллонио оживился.

— Пусть они остаются, — воскликнул он. — А ты прими мою благодарность. Нет пастбища, где трава была бы свежее и слаще, и нет овчарни безопаснее, чем моя. Мы следим за всем этим и с первой оттепели работаем не покладая рук.

— Но я боюсь, что они могут потеснить твое собственное стадо, — сказал Тарен, хотя ему нравилось и пастбище Ллонио, и прочно выстроенный загон, и он рад был бы оставить овец в его хозяйстве.

— Мое стадо? — переспросил Ллонио, смеясь. — У меня его и не было никогда. Хотя мы надеялись и ждали, и дети только об этом и могли говорить. Счастливым ветром занесло тебя к нам. Гоевин, моей жене, нужна была шерсть, чтобы ткать одежду для наших детей. Теперь у нас ее будет достаточно.

— Погоди, погоди, — перебил его Тарен, окончательно сбитый с толку, — выходит, ты расчистил пастбище и построил загоны, не имея ни одной овцы? Я не понимаю. Это же была почти наверняка бесполезная работа…

— Ты так думаешь? — хитро подмигнул ему Ллонио, — Если бы я этого не сделал, разве ты предложил бы мне в подарок сразу целую отару овец? Оставил бы ты их мне, если бы я не знал, где их содержать и кормить? Разве не так?

— Но ведь ты не мог заранее знать этого! — воскликнул в недоумении Тарен.

— Ах, ах, — рассмеялся Ллонио, — это почему же я не знал? Я был просто уверен, что когда-нибудь и у меня появится знатная отара овец. Вот так-то! А теперь уважь нас, остановись у меня в доме на некоторое время. Наша пища не сравнится с нашей благодарностью, но мы угостим вас от души и всем, что имеем.

Прежде чем Тарен успел ответить, Ллонио склонился к одной из маленьких девочек, крутившихся около Гурджи.

— Сбегай, Гвенллиант, погляди, пожелала ли сегодня коричневая курица снести яйцо? — Он обернулся к Тарену, — Коричневая курица — птица с норовом. Но когда ей хочется, она может снести отличное яйцо.

Затем он отправил остальных детей с самыми разными поручениями, а Тарен и Гурджи не уставали изумляться, глядя на эту веселую суету и толкотню в самом странном доме, какой им попадался на пути.

Ллонио пригласил их в хижину, где гостей тепло встретила Гоевин и тут же предложила им сесть поближе к очагу. В этот момент вернулась Гвенллиант, несшая яйцо на двух вытянутых руках.

— Вот и яйцо! — воскликнул Ллонио, забирая его у девочки. Он поднял яйцо над головой и любовался им, будто никогда раньше не видел куриных яиц. — Вот так яйцо! — не унимался он. — Самое лучшее из всех, что когда-либо сносила нам коричневая курица! Посмотрите, какой оно величины! А какой формы! Гладкое, как льдинка, и ни одной трещинки. Мы отлично им попируем, друзья!

Поначалу Тарен не заметил ничего особенного в яйце, которым почему-то так восхищался Ллонио, но, буквально завороженный его восторгом, тоже стал смотреть на это яйцо, как на что-то необыкновенное, никогда раньше им не виденное. В руках Ллонио яйцо так блестело, скорлупа светилась таким ярким голубым блеском, будто прозрачная льдинка, что и Гурджи не отрывал от него глаз. А Тарен почти расстроился, когда Гоевин разбила яйцо и выпустила его содержимое в большую глиняную миску. Однако, сколь ни великолепно это яйцо, любопытно, как же Ллонио собирается накормить им всю свою многочисленную семью да еще двоих гостей, размышлял Тарен, скудный же будет обед!

Но пока Гоевин сбивала в миске яйцо, дети один за другим вбегали в хижину, и каждый из них нес что-нибудь, а Ллонио непременно восклицал при этом:

— Ого! Пряные травы! Это великолепно! Покрошите их… А это… что это, горсть муки? Просто чудесно! А, козы дали нам горшок молока! Молодцы! Кусок сыра? Отличная штука! — Он прихлопывал руками от удовольствия, а когда самый младший из детей протянул ему ломоть пчелиных сот, Ллонио просто зашелся от восторга. — Какая удача! Пчелы оставили нам мед из своих зимних запасов!

Гоевин тем временем деловито ссыпала все эти находки в миску, и перед изумленным взором Тарена содержимое миски стало выплескиваться через край. Но и тут еще был не предел его удивлению. Гоевин молча вылила смесь на железный лист, который, в этом Тарен был совершенно уверен, был не чем иным, как воинским щитом, который с помощью молотка превратили в плоский противень. Женщина поставила противень на тлеющие угли в очаге. Через несколько мгновений вкусный запах горячей пищи наполнил хижину. Гурджи уже глотал слюнки. А жена крестьянина уже вытаскивала из очага и ставила на стол золотистый, с поджаренной корочкой пирог величиной с тележное колесо.

Ллонио быстро нарезал пирог на куски, и, к удивлению Тарена, его не только хватило на всех, но еще и немного осталось. Он до отвала наелся этим самым вкусным яйцом, которое когда-либо пробовал… если теперь это можно было назвать яйцом… Но даже и Гурджи не смог доесть остатков.

— Теперь, — сказал Ллонио, когда они покончили с едой, — я хотел бы взглянуть на свои сети. Пойдемте вместе, если желаете.

Глава 17

Запруда

Гурджи замешкался в хижине, а Тарен последовал за Ллонио на берег реки. По пути, весело насвистывая, Ллонио без конца останавливался, заглядывая в лежащие тут и там корзины. Тарен заметил, что одна из них приспособлена под улей. Вот он, источник меда, так вкусно подсластившего золотистый пирог Гоевин. Однако остальные корзины были пусты. Ллонио усмехнулся.

— Ничего, — сказал он бодро, — что-нибудь в конце концов и в них появится. Позже. В прошлый раз здесь по пути на юг присела отдохнуть стая диких гусей. Когда они улетели, осталась куча перьев. Их оказалось достаточно, чтобы набить подушки для всех детей.

Они дошли до речушки, которую Ллонио называл Малышкой Аврен, поскольку она впадала в саму Великую Аврен.

— Она небольшая, но и по ней рано или поздно что-нибудь приплывает сюда, — сказал Ллонио.

Будто собираясь доказать правоту своих слов, он принялся выбирать сеть, растянутую на кольях в воде близ берега. Она была пуста, как, кстати, и лесы рыболовных удочек. Ллонио это не обескуражило. Он остался так же весел.

— Завтра наверняка что-нибудь попадется! — уверенно воскликнул он.

— Как же так? — спросил совершенно сбитый с толку Тарен. — Неужели ты рассчитываешь на эти сети и корзины? Не думаешь ли ты, что они сами дадут тебе то, что нужно? — Он с недоумением разглядывал этого странного человека.

— Да, — ответил Ллонио, добродушно посмеиваясь, — мой участок земли очень мал. Я обрабатываю его, и он отдает все, что может. Но все остальное… Послушай, если я что-нибудь понимаю и знаю, так это вот что: жизнь — это поиски удачи. Стоит только поверить этому, и ты найдешь то, что ищешь. Сейчас. Или потом. Но непременно найдешь.

— Возможно, и так, — осторожно согласился Тарен, — но вдруг это твое потом придется ждать слишком долго? Или удача вообще никогда не придет?

— Что ж, пусть будет так, как будет, — спокойно ответил Ллонио. — Но если я буду терзаться о завтрашнем дне, то украду у себя радость дня сегодняшнего.

Говоря это, он быстро вскарабкался на запруду, которая, как теперь сумел разглядеть Тарен, не перегораживала течение реки, а, словно сито, процеживала и фильтровала мерно текущие воды. Балансируя на верху этой странной решетчатой стенки, Ллонио сейчас был еще больше похож на длинноногого журавля. Он подскакивал, когда волна перехлестывала через верх запруды, наклонялся, запускал руки в воду и шарил там. Вдруг он радостно вскрикнул и возбужденно замахал руками, подзывая Тарена.

Тарен поспешил к нему, осторожно ступая по прочной, но все же пружинно прогибающейся под ним запруде. Когда он разглядел то, что вызвало такую бурную радость Ллонио, лицо его вытянулось от удивления и разочарования. Ллонио победно размахивал выброшенной кем-то за ненадобностью, разбухшей от воды лошадиной уздой.

— Да-а, — уныло протянул Тарен, — немного пользы от этой рухляди. Удила потеряны, поводья перетерты.

— Пусть так, пусть так, — твердил Ллонио, сосредоточенно вертя в руках ременный обрывок. — Малышка Аврен подарила нам это, а значит, никому не нужная узда как-нибудь да послужит мне. — Он повесил промокшую узду на плечо, спрыгнул с запруды и длинными журавлиными шагами направился к роще, которая начиналась сразу же от прибрежных кустов. Тарен поспешал за ним со всё возрастающим любопытством.

Через некоторое время Ллонио, чьи острые глаза бесконечно рыскали всюду — по земле, по деревьям, даже по высоким и мелким облачкам в небе, — вдруг радостно закричал и остановился под искривленным ветрами вязом. Среди выступающих из земли корней, растекаясь плотным ковром вокруг, росли грибы.

— Собирай, собирай их, Странник! — торопил Тарена этот неунывающий человек. — Вот наш сегодняшний ужин. Самые прекрасные грибы, какие я когда-либо видел! Нежные и вкусные! У нас сегодня настоящая удача! — Ллонио быстро наполнил грибами мешок, висящий у пояса, и поспешил дальше.

Следуя за петлявшим между деревьями Ллонио, Тарен не переставал удивляться этому неутомимому в своих поисках человеку. А Ллонио то нагибался и срывал какие-то травы и коренья, то вытягивался во весь рост, вздымал вверх тощие длинные руки и срывал с верхних ветвей дерева желудь или дикое яблоко. Так они пробродили до самого вечера, и Тарен даже не успел заметить, как угас этот, казалось, нескончаемый день. Мешок Ллонио был набит битком, и они отправились домой. Но шли теперь не той тропинкой, по которой попали сюда, а делали большой круг. Ллонио, словно бы и не уставший за день, почти бежал вприскочку легкой неслышной походкой. Тарен, торопившийся следом, вдруг споткнулся о выступающим из земли камень и полетел кувырком.

— Ты удачливее меня, — засмеялся Тарен, потирая ушибленное колено, — тебе достались грибы и травы, а мне лишь пара синяков.

— Не совсем так, не совсем так! — запротестовал Ллонио, торопливо счищая глину с камня. — Посмотри— ка теперь! Видал ли ты камень такой чудесной формы? Круглый, как колесо, и гладкий, как яйцо. Плод, взращенный ветром. Нам остается только подобрать его.

«Этот плод ветра самый твердый и тяжелый, на какой я когда-либо натыкался», — улыбнулся про себя Тарен. А Ллонио уже скреб и копал землю вокруг плоского камня. Тарен присоединился к нему, и они в конце концов выковыряли камень и, кряхтя, потащили его к хижине. Там Ллонио вкатил находку под навес, который уже ломился от всевозможных сломанных рукояток от лопат, мотков веревки, лоскутов старой материи, обрывков ремней и дырявых попон — всего того, что принесли корзины, зацепили сети и уловила запруда.

И вот уже булькали в котле над очагом грибы, приправленные какими-то травами и горстью овощей, принесенных детьми. Из-под крышки котла несся такой аромат, что Гурджи и Тарену не требовалось лишнего приглашения. Они набросились на еду и только удивлялись, как это Гоевин удается состряпать такую вкусную еду почти из ничего? После ужина Тарен посидел со всей семьей у очага за неторопливой и спокойной беседой, а Гурджи, наевшийся до отвала, тут же захрапел на соломенной подстилке у его ног. И Тарен впервые за много дней спал в эту ночь глубоко и без снов.

Утро было ярким, свежим и бодрящим. Тарен проснулся, когда солнце уже поднялось довольно высоко. Накануне он собирался отправиться в путь, однако вдруг передумал и не стал седлать Мелинласа. Ему интересно было понаблюдать жизнь этой дружной и не теряющей веселости и надежды семьи. Так же, как и вчера, он отправился вместе с Ллонио обследовать запруду. И если прошлым днем она была пуста, то ночной улов оказался удачным. В переплетении ивовых веток запруды застрял небольшой мешок пшеницы. Его несло по течению на большой коряге, и вода почти не проникла внутрь. Зерно высушили на солнце, и Гоевин без промедления выволокла из-под навеса огромный камень, служивший ей ручной мельницей, и собралась молоть муку. Все, даже самые малые дети и сам Ллонио, приняли участие в этом деле. Тарен и Гурджи вызвались помогать. Впрочем, занятие оказалось не из легких.

— О, мучное мученье! — причитал Гурджи, — Бедные руки и пальцы Гурджи! В каждой их дольке живут больки!

К тому времени, когда все зерно было смолото, уже стало темнеть, и Ллонио предложил гостям остаться на ночлег. Тарен не отказался. Он признался себе, что ему жаль покидать этот дом, и, приняв приглашение Ллонио, тут же растянулся у теплого очага. Тепло и покой охватили его душу.

И еще несколько дней Тарен и Гурджи пользовались гостеприимством добродушного Ллонио. Дети, которые поначалу стеснялись Тарена, теперь подружились с ним и льнули к нему и шалили не меньше, чем с Гурджи. Вместе с Ллонио Тарен каждое утро навещал и обследовал сети, корзины, запруду. Иногда они возвращались с пустыми руками. Но нередко приходили нагруженные самыми странными вещами, которые приносили ветер и течение. Поначалу Тарен не видел никакой ценности в этом, как он считал, ненужном хламе, но Ллонио с легкостью находил применение почти каждой находке. Колесо от телеги превращалось в прядильное колесо, обрывки лошадиной упряжи становились поясками для Детей, из седельной сумки выходили отличные башмаки. И вскоре Тарен понял, что чуть ли не весь обиход семьи возник из найденных, уловленных и приспособленных вещей, показавшихся бы любому другому никчемной ерундой. В этом доме всё — и обычное куриное яйцо, и птичье перышко, нежное, как папоротнико вый листок, и горстка грибов — ценилось как самая большая драгоценность.

— В каком-то смысле, — говорил Тарен Гурджи, — Ллонио богаче, чем лорд Гаст. И не только богаче. Он, мне кажется, самый счастливый человек в Придайне. Я не завидую ничьему богатству, — вздохнул Тарен, — но мне хотелось бы во всем видеть удачу, как это получается у Ллонио.

Когда он повторил эти же слова Ллонио, тот только усмехнулся и подмигнул ему.

— Как поймать удачу, Странник? Когда-нибудь я открою тебе этот секрет. — Больше Ллонио ничего не сказал.

Но одной вещи Ллонио пока не нашел применения. Тарен долго ходил вокруг найденного ими плоского камня, и у него крутилась в голове одна забавная мысль.

— Интересно, — бормотал он, — интересно, не может ли он послужить для помола зерна получше, чем ручная мельница?

Ллонио удивился и очень обрадовался.

— Ты что-то придумал? — восторженно воскликнул он. — Тогда скорее принимайся за дело!

Все еще обдумывая свою идею, Тарен в одиночестве бродил по лесу, пока не наткнулся на другой камень, почти такой же формы и величины, что и первый.

— Да, это уже моя удача! — смеясь, говорил он Ллонио, помогавшему ему тащить камень к навесу.

Ллонио поощрительно улыбался.

— Именно так, именно так, — повторял он.

Несколько дней кряду Тарен и с удовольствием помогавший ему Гурджи работали, не разгибая спины. В углу под навесом Тарен врыл в землю один камень, а другой положил на него сверху. В верхнем камне он проскреб, просверлил, пробил отверстие и, используя старую кожаную упряжь, вставил в отверстие длинный шест, который выходил наверх через отверстие в крыше навеса. На верхушке шеста он прикрепил три узкие доски, а на них растянул большие куски материи.

— Но это не мельница! — удивился Гурджи, оглядывая готовое сооружение. — Это корабль для скачки и качки по волнам! Вот мачта! Вон парус!

— Поглядим, поглядим, — сказал довольный своей выдумкой Тарен.

Он позвал Ллонио, и вся огромная и шумная семья собралась перед непонятной постройкой. Но вот подул небольшой ветерок. Грубо сшитый парус поймал это движение ветра. Похожий на мачту шест задрожал и заскрипел. Мгновение Тарен стоял, не дыша и опасаясь, что все это неуклюжее создание рук его рухнет им на головы. Но мачта держалась, паруса наполнились ветром и, словно крылья гигантской птицы, медленно расправились, повернулись и постепенно завертели шест все быстрее и быстрее. Внизу, под навесом, верхний камень заскользил по нижнему. Гоевин поспешила бросить горсть зерен между камнями, и мельница Тарена заработала. Не прошло и нескольких мгновений, как появилась мука. Помол оказался намного тоньше, чем в ручной мельнице. Дети хлопали в ладоши и радостно кричали. Гурджи вопил и кувыркался. А Ллонио смеялся до слез и пританцовывал на своих журавлиных ногах.

— Странник, — кричал он, — ты сотворил из малого многое! И сделал это лучше, чем когда-либо получалось у меня!

Следующие несколько дней мельница не только молола зерно, — Тарен приспособил ее для точки инструментов, и Ллонио был в полном восторге. Да и сам Тарен, глядя на дело рук своих, почувствовал, что в нем в первый раз с тех самых пор, как он покинул долину Краддока, зашевелилась гордость. И в то же время его одолевали сомнения.

— Видишь ли, Гурджи, — говорил он, гуляя со своим лохматым другом по берегу реки, — казалось бы, что мне нужно? Остаться бы здесь, где я нашел мир и дружбу, где мог бы найти надежду на счастье. Здесь раны моего сердца перестают болеть и словно бы затягиваются. — Он помолчал и вдруг встрепенулся. — И все же не смогу я жить жизнью Ллонио, довольного тем, что приносит ему Малышка Аврен. Я стремлюсь искать сам и находить больше. Что я ищу, не знаю. Но, увы, я знаю, что здесь я этого не нашел и не найду.

Приняв решение, Тарен отправился к Ллонио и твердо сказал ему, что должен вновь отправиться в путь. На этот раз, понимая, что Тарена не удержишь, Ллонио не просил его остаться. Они обнялись и пожелали друг другу удачи.

— И все же, — сказал Тарен, уже вскочив на Мелинласа, — ты так и не открыл мне свою тайну, не рассказал, как поймать удачу.

— Тайну? — засмеялся Ллонио. — Разве ты уже не догадался? Ну что ж, секрет моей удачи прост, он доступен каждому — мне, тебе, любому человеку. Необходимо только обострить свой глаз, чтобы не прозевать миг удачи, и заострить свой ум, чтобы разумно использовать то, что плывет тебе в руки. Вот и всё. — Он снова рассмеялся и помахал рукой на прощание.

Тарен отпустил поводья Мелинласа и медленно поехал от берегов Малышки Аврен. Гурджи ехал рядом на своем пони. Когда Тарен обернулся, чтобы послать последний привет Ллонио и его дому, тот прокричал:

— Доверься своей удаче, Тарен Странник! Но не забывай раскидывать сети!

Глава 18

Свободные Коммоты

От быстро бегущей речушки — Малышки Аврен, как ее называл Ллонио, они легким шагом двинулись на восток. Путешествие длилось не один день. Они устраивали привалы и ночевки прямо на мягкой траве, останавливались и в попадающихся на пути хижинах, заезжали на хутора и усадьбы, раскинувшиеся среди богатых зеленых долин. Это уже была земля Свободных Коммотов с крепкими домами, окруженными старательно обработанными полями и сочными пастбищами. Тарен убедился, что Народ Коммотов добр и гостеприимен. Хоть он и называл себя с легкой руки Ллонио Тареном Странником, жители встречных деревень уважали его тайну и ничего не спрашивали ни о месте его рождения, ни о цели путешествия.

Однажды Тарен и Гурджи оказались на окраине селения Коммот Кенартт. Тарен осадил Мелинласа у длинного, с низкой крышей навеса, откуда неслись гулкие удары молота по наковальне. Под навесом стоял кузнец, бородатый здоровяк с мощной, широкой и выпуклой грудью, вздымающейся под кожаным фартуком, словно бочка. Покрытое сажей лицо с обожженными ресницами. Огромная копна волос, жестких, как щетка. Искры дождем сыпались на его голые плечи, но он обращал на них внимания не больше, чем на безобидных светлячков. Кузнец во весь голос орал веселую песню, и казалось, будто бьют камнем по медному щиту. Без передышки кузнец бил и бил молотом по наковальне, и Тарен, восхищенно глядя на него, подумал, что, наверное, у этого человека легкие не меньше кузнечного меха. Гурджи опасливо отступил от вырывавшегося из-под навеса фейерверка искр, а Тарен сложил руки у рта и сквозь гром ударов прокричал слова приветствия.

Кузнец услышал его и отложил молот.

— Мастер Кузнец, — сказал Тарен, кланяясь, — меня зовут Тарен Странник, я странствую по свету, чтобы научиться ремеслу, которое помогло бы мне зарабатывать на хлеб. Немного знаю я о твоем искусстве и прошу тебя научить меня всем его премудростям. Нет у меня ни золота, ни серебра, чтобы заплатить тебе, но я готов с радостью выполнять любую работу.

— Убирайся! — загремел кузнец. — Я занят, и нет у меня времени на то, чтобы обучать всяких бродяг!

— У тебя нет времени? — переспросил Тарен, пристально глядя на здоровяка с молотом. — Но слышал я, что человек может называться истинным мастером, только научив своему искусству других.

— Стой! — рявкнул кузнец, видя, что Тарен собирается уходить. — Стой! — поднял он молот, будто собирался швырнуть его в голову Тарену. — Ты сомневаешься в моем мастерстве? Да я за меньшее оскорбление мог бы расплющить тебя на наковальне, как лягушку! Мастерство? Никто среди Свободных Коммотов не искусен в кузнечном деле, как Хевидд, сын Гирваса!

С этими словами он схватил щипцы, вытащил из ревущего горна полосу докрасна раскаленного железа и принялся ковать такими мощными и быстрыми ударами молота, что Тарен не успевал следить за мелькающей мускулистой рукой Хевидда. На глазах у изумленного Тарена узкая полоска превратилась в цветок боярышника, каждый лепесток которого словно бы просвечивал и казался живым.

Тарен онемел от восхищения.

— Никогда не видел так ловко и точно сделанной работы.

— И нигде никогда не увидишь, — ответил Хевидд, стараясь спрятать в бороде довольную улыбку. — Но что это ты бормотал о том, будто немного знаешь о кузнечном деле? Правильно ли я понял, что ты знаешь, как придать форму металлу? Может быть, тебе известен какой-нибудь особый секрет? Даже я постиг не все тайны мастерства, — он вдруг гневно тряхнул взъерошенной головой, — Самые тонкие из них скрыты. Они украдены Аровном — лордом Земли Смерти — и спрятаны в Аннувине. Они потеряны навсегда. Потеряны для Придайна.

Кузнец поманил Тарена под навес.

— Возьми вот это, — приказал он, всовывая щипцы и молот в руки Тарену. — Попробуй перековать этот цветок снова в плоскую и гладкую пластину. И пошевеливайся, пока металл не остыл. Покажи мне, какая сила в твоих цыплячьих крылышках!

Тарен подошел к наковальне и, вспомнив всё, чему когда-то учил его Колл, попытался расплющить быстро остывающее железо. Кузнец сложил на груди свои огромные ручищи и некоторое время придирчиво наблюдал за Тареном. Потом громогласно расхохотался.

— Ладно, хватит! — сказал Хевидд. — Ты не соврал. О нашем ремесле ты и вправду знаешь мало. Но, — почесал он бороду большим пальцем, почти таким же толстым, как кулак Тарена, — вижу, кое-что ты смыслишь. — И уже мягче добавил, — Но хватит ли у тебя мужества сразиться с ревущим пламенем и раскаленным железом, имея в руках только щипцы и молот?

— Научи меня ремеслу, — ответил Тарен. — Мужеству обучать меня не надо.

— Отлично сказано! — закричал Хевидд, бухая своей ручищей Тарена по спине. — Ты на славу закалишься в моей кузнице! Доверься мне, и я обещаю сделать из тебя кузнеца. А теперь, для начала… — Он кинул взгляд на пустые ножны на поясе у Тарена, — Ты когда-то, кажется, носил меч?

— Когда-то, это верно, — ответил Тарен, — но он давно потерян. Теперь я путешествую безоружным.

— Тогда ты должен отковать себе меч, — заявил Хевидд. — И когда сделаешь его, скажешь мне, какое дело труднее: убивать или ковать?

Ответ на этот вопрос Тарен узнал, нет, почувствовал довольно скоро. Несколько следующих дней были, пожалуй, самыми утомительными в его жизни. Сначала он взялся за одну из множества лежащих на полу уже выкованных железных полос и собирался одну из них перековать в клинок для меча.

— Э, так не пойдет! — остановил его кузнец. — Разве это начало, когда половина работы уже сделана? — Он презрительно фыркнул. — Нет, мой мальчик, ты выкуешь меч с начала и до конца.

И Тарен начал сначала. Первым делом он заготовил для горна древесных углей. Потом с рассвета и до заката раздувал и поддерживал огонь в горне до тех пор, пока зев горна не превратился в огнедышащую пасть чудовища, которое никак не может насытиться. Но и тогда еще рано было браться за кузнечный молот. Хевидд заставил Тарена сгребать в чреве горна в плотную горку куски руды, которые медленно плавились, истекая раскаленным добела металлом. И к тому времени, когда была отлита первая пластина, лицо и руки Тарена стали багровыми от огня и покрылись черной копотью. Кисти покрылись волдырями, и казалось, что ни одного кусочка живой, не саднящей кожи на ладонях не осталось. Спина разламывалась. В ушах от рева пламени, грохота молота и громоподобных выкриков кузнеца стоял непрерывный звон. Гурджи, которому было поручено раздувать мехи, держался молодцом. Он не стенал, не хныкал и не дрожал даже тогда, когда снопы искр окутывали его лохматую голову, жар пламени опалял шерсть на голове и руках. Вскоре он уже выглядел так, будто стаи птиц общипали его, вырывая клочки шерсти для своих гнезд.

— Горн — вот оно, пламя жизни! — выкрикивал кузнец, пока Тарен, обливаясь потом, бил по глухо позвякивающей полоске металла. — Молот — вот она, сила жизни! — гудел кузнец. — Наковальня — вот она, крепость жизни! Тебя будут жарить, расплавлять, дубасить, но ты не поддавайся, сопротивляйся этому! Теперь ведь ты знаешь, что металл бесполезен до тех пор, пока ему не придали форму и не закалили!

Несмотря на усталость, которая заставляла его валиться в конце дня на соломенный тюфяк на сеновале, Тарен чувствовал, что душа его оживает, сердце бьется ровнее, а бодрое настроение не покидает даже в самые трудные моменты работы. Простая полоска раскаленного металла мало-помалу принимала форму клинка. Тяжелый молот, казалось, с каждым разом становился еще тяжелее. Но вот последние удары, угасающий звон наковальни… Тарен отбросил молот в сторону и поднял выкованный меч. Ровный и острый клинок сверкнул в алом свете горна.

— Прекрасное оружие, мастер Хевидд! — в восторге вскричал Тарен, любуясь делом рук своих. — Пожалуй, не хуже моего прежнего!

— Ну и что? — равнодушно откликнулся кузнец. — Ты уверен, что хорошо справился с работой? Неужели ты доверишь свою жизнь неиспытанному клинку? — Он ткнул пальцем в сторону деревянного чурбана в самом углу кузницы. — Ударь покрепче, — велел он. — Острием, краем и плоско.

Тарен уверенно взмахнул мечом и резко опустил его на чурбан. Клинок задрожал от могучего удара, что-то хряснуло, звякнуло, и Тарен вдруг с изумлением обнаружил, что держит в руке рукоять с неровным железным обломком. Осколки выкованного им клинка валялись у ног. Готовый разрыдаться, Тарен обернулся к Хевидду. Тот громко расхохотался.

— О-го-го! — заливался кузнец, совершенно не расстроенный неудачей Тарена, — Неужели ты рассчитывал с маху сделать достойный клинок?

— Что же мне теперь делать? — растерялся Тарен.

— Вот именно, делать! — ответил кузнец. — Начать делать новый!

И Тарен начал всё сначала. Но теперь он уже не тешил себя радужными надеждами. Работал мрачно и упрямо. Но еще больше пал духом, когда Хевидд велел ему выбросить и два следующих клинка, даже не давая их закалить, потому что посчитал безнадежно испорченными. Дым от горячего металла въелся в ноздри и легкие и придавал даже еде кислый привкус гари. Тарен поспешно проглатывал скудный обед и снова устремлялся к горну. Он окунал откованную болванку в чан с водой, закаливая металл, и клубы горячего пара били в лицо и душили его. Постоянный гул и грохот сотрясали все тело и проникали внутрь, словно бы перемалывая каждую частичку тела. В конце концов ему стало казаться, что не клинок, а он лежит на наковальне и по его голове бьют, бьют, бьют тяжелым молотом.

Следующий выкованный им клинок показался ему отвратительным. Впадины, неровные вмятины и полосы. Этот уродец совсем не напоминал прежнего меча, удивительно изящного и прекрасно отполированного, сияющего, словно луч солнца. Тарен и это свое изделие уже собирался с отвращением откинуть в сторону. Но кузнец, внимательно осмотрев черный от окалины клинок, приказал закончить его.

— Вот этот может хорошо послужить тебе, — сказал Хевидд уверенно, не обращая внимания на недоверчивый взгляд Тарена.

И вновь Тарен подошел к деревянному чурбану и поднял меч. Стараясь сломать этот грубо выкованный клинок, он что было силы рубанул им иссеченную колоду. Клинок зазвенел гулко и протяжно, как колокол. А чурбан раскололся надвое.

— Та-ак, — протянул Хевидд. — Этот меч стоит носить.

Он прихлопнул Тарена обеими руками по плечам и прогремел:

— В этих цыплячьих крылышках появляется настоящая сила! Ты испытал себя так же, как испытывал свой клинок. Оставайся, парень, и я научу тебя всему, что знаю.

Тарен некоторое время молчал, глядя без всякой гордости на выкованный им клинок.

— Ты уже научил меня многому, — наконец сказал он Хевидду, — Я благодарен тебе, хотя и понял, что не обрету то, что надеялся обрести. Не получилось из меня настоящего кузнеца.

— Эй, эй, парень! — вскричал Хевидд. — У тебя есть задатки настоящего мастера. А такое нечасто можно отыскать во всем Придайне.

— Мне приятно слышать эти слова от тебя, мастер, — ответил Тарен. Но в глубине души я знаю, что это не мое ремесло. Что-то влечет меня дальше. Я должен продолжать искать свою судьбу, как бы мне ни хотелось остаться у тебя.

Кузнец молча покивал.

— Странник, — задумчиво сказал он. — Хорошее прозвище у тебя, парень. Странник. Пусть будет так. Я никогда и никого не принуждаю идти против влечения собственного сердца. Сохрани этот меч в память обо мне и в знак моей дружбы. Он по-настоящему твой, потому что ты выковал его собственными руками.

Тарен грустно усмехнулся, глядя на грубо сделанный клинок.

— Это простое, неблагородное оружие как раз подходит мне, безвестному страннику, — сказал он. — Он был бы не такой неуклюжий, сумей я сделать до него дюжину мечей.

— Дюжину? — фыркнул кузнец, провожая Тарена и Гурджи. — Дюжину? Какая разница, сколько ты выковал мечей? Главное, как тебя выковала кузница! Я же говорю, что кузница — это жизнь! Не отворачивай лицо от опаляющего тебя огня! Не бойся испытаний, и ты отлично справишься с любым молотом и наковальней!

Хевидд Кузнец долго махал им вслед своей закопченной пятерней. Неутомимые путники направили своих коней на север. Они неуклонно продвигались вперед по богатой долине Великой Аврен. Несколько дней пути мимо ухоженных полей, небольших хуторов и живо писных рощиц привели их на окраину большого селения Коммот Гвенит. Тут внезапно хлынул сильный ливень, и они, пришпорив коней, галопом понеслись к первому попавшемуся на глаза убежищу.

Это было, казалось, беспорядочное скопление амбаров, конюшен, курятников. Разномастной и разновеликой толпой они будто бы разбрелись в разные стороны. Но когда Тарен спешился и поспешил к хижине, затесненной среди этого скопища построек, он понял, что все они связаны переплетением узких дорожек и любая из них непременно вывела бы его к двери, которая открылась за мгновение до того, как он постучал.

— Добро пожаловать, — задребезжал слабый голосок, будто веточка в огне треснула.

Гурджи первым нырнул в дверь, спасаясь от потоков дождя. Тарен вошел следом и увидел согбенную старую женщину в сером невзрачном платье, кивком приглашающую их к очагу. Ее длинные распущенные волосы были такими же белыми, как и висевшая у нее на поясе заплетенная косицами шерсть. Тонкие и костистые, словно два веретена, ноги выглядывали из-под подола ее платья. Лицо женщины было покрыто густой сетью морщин, щеки ввалились, но эта старая женщина вовсе не казалась слабой и немощной. Время и жизнь высушили и закалили ее, будто корень векового дерева. Серые небольшие глаза ее оставались яркими и остро поблескивали, будто пара новеньких булавочных головок.

— Я Двивач Ткачиха, — ответила она, когда Тарен вежливо поклонился и назвал себя, — Тарен Странник, говоришь? — повторила она, сочувственно улыбнувшись, — По тебе и в самом деле видно, что ты немало побродил по свету. Бродить тебе приходилось много, мыться выпадало гораздо меньше. Все невзгоды пути я вижу на твоем лице так же ясно, как основу и уток на моем ткацком станке.

— Да, да! — обрадовался Гурджи. — Смотри, нитки и перевитки, мотки и узелки! Их так много, что бедная, слабая голова Гурджи не выдерживает этого круженья и кружевенья!

Теперь и Тарен заметил высокий ткацкий станок, стоящий, как громадная арфа с тысячью струн, в углу хижины. Вокруг него громоздилась гора катушек и ниток всех цветов, с боковых стоек свисали мотки пряжи, шерсти и льна, по стенам хижины были развешаны куски законченной материи, некоторые из которых пестрели яркими красками, другие удивляли замысловатым узором, третьи успокаивали глаз чистотой цвета и простотой рисунка, но были и такие, что вызывали небывалый восторг тонкостью и неуловимым мастерством, словно бы не сотворены они руками, а созданы самой природой. Тарен изумленно оглядывал это бесконечное разнообразие, потом повернулся к ткачихе из Гвенита.

— Твое мастерство превосходит все, что я когда-либо видел и знал, — воскликнул он с восхищением. — Расскажи, как творится такая работа?

— Рассказать? — хихикнула ткачиха, — Мои уста устанут прежде, чем твой слух насытится. Но если ты посмотришь, то увидишь.

С этими словами она проковыляла к станку, взобралась на скамейку перед ним и с удивительным проворством принялась двигать деревянный челнок взад и вперед, непрестанно нажимая ногами на педали внизу и едва взглядывая на работу своих рук. Наконец она остановилась, подняла голову и впилась своими серыми булавочными глазками в Тарена.

— Вот как это делается, Странник, — сказала она, — нитка за ниткой, узелок за узелком, но каждая вещь по— своему.

Восхищению Тарена не было предела.

— Этому я бы с радостью научился, — страстно сказал он. — Искусство кузнеца не стало моим. Может, ремесло ткача мое? Не возьмешься ли ты научить меня?

— Я это сделаю, раз ты просишь, — ответила Двивач, — но предупреждаю: одно дело — восхищаться куском прекрасно сотканной материи и совершенно другое — самому сидеть за станком.

— Благодарю тебя! — воскликнул Тарен. — Я не боюсь работы. У Хевидда Кузнеца я не отшатнулся от пламени горна, не сторонился раскаленного железа, а ткацкий челнок, думаю, будет полегче, чем кузнечный молот.

— Ты так думаешь? — спросила ткачиха с сухим смешком, который прозвучал, как короткий звон оборванной шелковинки. — Ладно, что для начала будешь ткать? — хитро прищурилась она. — Ты называешь себя Тареном Странником? Тарен Оборванник, такое прозвище подошло бы тебе гораздо больше. Не хочешь ли соткать себе новый плащ? Тогда тебе будет, что накинуть на плечи, а я погляжу, каково проворство и мастерство твоих пальцев.

Тарен с готовностью согласился. Но на следующий день, вместо того, чтобы учить его ткать, Двивач провела обоих друзей в одну из многочисленных комнат, которая, как увидел Тарен, просто ломилась от наваленной здесь горы шерсти.

— Разберите шерсть, вытащите колючки, выдерните репейники, — приказала ткачиха. — Расчешите, разгладьте осторожно, чтобы твой плащ, Странник, был соткан из шерсти, а не из чертополоха.

Непомерная работа повергла Тарена в отчаяние. Ему казалось, что никогда не сможет он выполнить ее. Но они с Гурджи безропотно принялись за дело. Двивач помогала им. Старая ткачиха весело подтрунивала над неумелыми работниками, а взгляд у нее был такой острый, что малейшая оплошность не ускользала от ее проницательных булавочек-глаз. Она замечала малюсенький узелок, каждое пятнышко или едва видимый изъян и обращала внимание Тарена на эту погрешность в его работе не окриком, не словом, а резким и болезненным ударом веретена по костяшкам его пальцев. Но всего болезненней Тарен воспринимал не эти удары, а то, что эта сухонькая женщина, несмотря на годы, работает быстрее, проворнее его и, самое главное, совершенно неутомима в работе. К концу дня в глазах Тарена плыл туман, вспухшие и ободранные пальцы саднили, а голова устало клонилась на грудь, будто после тяжелой и многочасовой битвы с множеством врагов. А старая ткачиха оставалась такой же живой и быстрой, словно день ее только начинался.

И все же эта часть работы, в конце концов, была завершена и чистая шерсть лежала аккуратными кучками. Но теперь неугомонная Двивач усадила Тарена перед огромной прялкой.

— Самая прекрасная шерсть бесполезна, пока на скручена в нить, не превратилась в моток пряжи, — сказала она, — Постигни и эту прядильную работу.

— Кручение, верчение, прядение, — недовольно ворчал Гурджи, — Это женская работа! Она не пристала смелым и умным ткачам!

— Неужто? — фыркнула Двивач. — Частенько мужчины жалуются, что работа не по ним, женская, а женщины, наоборот, хнычут, что приходится выполнять мужскую работу. Слыхала, и не раз. Но слышала я и то, что работа, бывает, жалуется на нерадивых работников!

Она ухватила костистыми пальцами Гурджи за ухо и заставила его сесть рядом с принявшимся за дело Тареном.

Под неусыпным наблюдением Двивач, Тарен и Гурджи несколько дней подряд без передышки пряли нити и наматывали их на катушки. Присмиревший после отповеди ткачихи Гурджи старался изо всех сил, хотя то и дело запутывался в длинных нитях, цеплявшихся за его шерсть.

Но вот и эта работа пришла к концу. И Двивач повела их в сарай, где на огне кипели горшки с краской. Здесь Гурджи так извозился, что можно было подумать, будто он намотал на себя целую радугу. Правда, и Тарен ненамного отстал от него. Когда пряжа была наконец выкрашена, он был с ног до головы разукрашен разноцветными пятнами.

Лишь после того, как шерсть была перебрана, пряжа готова и выкрашена, Двивач привела Тарена в ткацкую. Здесь руки его опустились, хорошее настроение сильно поугасло: станок стоял пустой, словно голое осеннее дерево.

— Ну что ж, — деловито проворковала ткачиха, не обращая никакого внимания на растерянный взгляд Тарена, — в станок первым делом надо заправить нить. Разве я не говорила тебе, что все делается шаг за шагом, пядь за пядью, прядь за прядью?

— Хевидд Кузнец повторял мне, что жизнь — это кузница, где всегда есть и молот, и наковальня, и опаляющий горн, — вздохнул Тарен, усердно пытаясь посчитать бесчисленное множество нитей, — и я думаю, что отлично закалюсь до той поры, пока мой плащ будет готов.

— Жизь — кузница? — хмыкнула ткачиха, — Не-ет, ткацкий станок — вот жизнь, где нити дней твоих сплетены в замысловатый узор. Мудр тот, кто научится распознавать этот рисунок. Но если ты все же хочешь, иметь новый плащ. то лучше побольше работать и поменьше болтать. Или ты надеешься, что сбегутся сюда пауки и мигом сплетут тебе одежку из паутины?

Тарен выбрал узор и заправил концы пряжи в станок Он старательно водил челноком, пытался понять суть и смысл работы, но видел лишь бессмысленную и непонятною путаницу нитей. Ткань появлялась мучительно медленно, и к концу дня высунулся язычок материи величиной с ладонь.

— Неужели когда-то я мог считать ткацкое дело пустячным и легким занятием для слабых женщин? — сокрушался Тарен. — Нет, этот маленький деревянный челнок гораздо тяжелее, чем молот, щипцы и наковальня вместе взятые!

— Не челнок тяжел, — усмехнулась Двивач, — но твое неумение — тяжелая ноша, Странник. Мастерство — вот тот секрет, которым можно облегчить любую ношу.

— Открой мне этот секрет! — вскричал Тарен. — Научи, или я никогда так и не сделаю свой плащ!

Но Двивач только улыбалась.

— Секрет прост, Странник. Терпение. Им все начинается и кончается. И научиться этому ты должен сам.

Тарен с мрачным лицом вернулся к работе, уверенный, что станет таким же древним, как Двивач, пока закончит ткать свой плащ. Однако постепенно, когда руки его привыкли, челнок стал сновать туда-сюда в переплетении нитей, словно рыбка между водорослями, лоскут материи на станке все удлинялся и удлинялся, хоть Двивач похваливала его, сам Тарен своими успехами был не очень доволен.

— Узор, — бормотал он, нахмурясь, — он… даже не знаю… как-то не радует меня.

— Что ж, Странник, — согласилась ткачиха — никто не заставлял тебя, приставив меч к горлу. Выбор узора был твой собственный.

— Это так, конечно, — согласился Тарен, — но теперь, когда я вгляделся в него, то хотел бы выбрать другой.

— Ага, ага, — проговорила Двивач со своим коротким сухим смешком, — в этом случае ты должен будешь выбрать одно из двух. Или заканчивай плащ, которым ты будешь недоволен, или распусти сделанную ткань и начни всё снова. Потому что станок делает лишь тот узор, какой ему задан сначала.

Долго Тарен глядел на творение рук своих, потом глубоко вздохнул и тихо сказал:

— Пусть будет так. Я начну новый.

Следующие несколько дней он уныло вытаскивал из станка нити и вправлял новые. Зато после того, как Тарен проделал все это и начал ткать заново, он с радостью увидел, что материя растет намного быстрее, чем прежде. Руки его постепенно овладевали мастерством, а им самим овладевало хорошее настроение. Когда плащ был соткан, Тарен с гордостью поднял и расправил его на руках.

— Этот гораздо лучше прежнего! — воскликнул он. — Но теперь, надевая плащ, я всегда буду помнить о тысячах нитей, из которых его соткали!

Гурджи издал победный вопль, а Двивач одобрительно покивала головой.

— Хорошо соткано, — сказала она. Взгляд ее острых булавочных глазок смягчился, и казалось, она тихо улыбалась про себя. — В твоих пальцах появилось мастерство, Странник, — промолвила она с непривычной мягкостью и почти нежностью. — Из тебя можно бы сделать одного из лучших ткачей в Придайне. Правда, мое веретено частенько проходилось по костяшкам твоих пальцев, но, согласись, не поучив, не научить. Живи, если хочешь, в моем доме, работай на моем станке, и я научу тебя всему, что знаю сама.

Тарен долго колебался с ответом, и ткачиха, улыбнувшись, заговорила снова.

— Я знаю, что у тебя на сердце, Странник, — сказала она, — Путь молодого человека беспокоен, и молодой девушки тоже… Я стара, но все же кое-что помню. Она хитро улыбнулась. — По твоему лицу вижу, что ты стремишься в дорогу и не желаешь оставаться в Коммот Гвенит.

Тарен согласно кивнул.

— Я хотел стать кузнецом, надеялся стать ткачом. Но ты верно угадала: это не тот путь, по которому мне суждено идти.

— Тогда распрощаемся, — ответила ткачиха. — Но предупреждаю тебя, — добавила она своим резким, словно треск сухой веточки, голоском, — узор, который выткан на полотне жизни, не распустишь так же легко, как на ткацком станке.

И снова Тарен и Гурджи двинулись в путь. Они упорно продолжали ехать на север. Вскоре Коммот Гвенит остался далеко позади. Хотя на плечах Тарена был новый плащ, а в ножнах на боку висел новый клинок, не радость и удовольствие чувствовал он, а неясное беспокойство. Последние слова ткачихи Двивач вертелись у него в голове, и неожиданно вспомнился другой ткацкий станок, тот, что стоял в странной хижине на далеких Болотах Морвы.

— Ордду, Ордду, — твердил он. — Неужто на ее станке были не просто шерстяные нити, а нити судьбы? И почему врезались мне в память ее слова о малиновке, которая сама добывает себе червей? Выбрал ли я сам узор своей жизни, или я не более чем нить на её станке? Если так, то немногого стоит эта нить. В любом случае, — грустно улыбнулся он, — вся она в узелках и здорово запутана.

Но эти мрачные мысли вылетели из головы, как только Мелинлас вынес его на вершину холма и перед ним открылось самое прекрасное селение, какое он когда-либо видел. Высокие ели и стройные лиственницы окружали широкий простор хорошо ухоженных, богато зеленеющих полей. Аккуратные тростниковые крыши белых хижин поблескивали на солнце. Даже воздух казался особым — холодным и напоенным терпким запахом хвои. Сердце забилось сильнее, когда он смотрел на всё это, и странное возбуждение охватило его.

Гурджи подъехал к Тарену.

— Добрый хозяин, может, мы остановимся здесь?

— Да, пожалуй, — задумчиво проговорил Тарен, блуждая взглядом по зеленеющим полям. — Да, здесь мы сможем передохнуть.

Он направил Мелинласа вниз по склону. Гурджи на своем пони нетерпеливо трусил следом. Перейдя мелкий ручей, Тарен увидел крепкого старика, копавшего землю у самой кромки воды. Рядом с ним стояла пара деревянных ведер на коромысле, и он аккуратно ссыпал туда полные лопаты светло-коричневой земли. Его седые, отливающие металлом волосы были коротко стрижены, лицо обрамляла небольшая, тоже тщательно подстриженная бородка. Несмотря на возраст, руки этого человека казались такими же могучими и сильными, как у Хевидда Кузнеца.

— Приветствую тебя, мастер Землекоп! — поздоровался Тарен. — Что это за селение?

Человек обернулся, вытер изборожденный морщинами лоб тыльной стороной ладони и поглядел на Тарена спокойными и внимательными голубыми глазами.

— Вода, в которой стоит твоя лошадь и мутит ее своими беспокойными копытами… это Папоротниковый ручей. А селение? Коммот Мерин.

Глава 19

Гончарный круг

— Я сказал тебе, где ты находишься, — добродушно продолжал человек, когда Тарен понудил Мелинласа попятиться и спешился на берегу ручья. Теперь скажи мне, кто ты? Что привело тебя в наши места, которых и названия не знаешь? Может, ты сбился с пути? Искал другое селение и набрел на Коммот Мерин случайно?

— Меня зовут Тарен Странник, — ответил Тарен. — Что же касается моего пути, — горько усмехнулся он, — то не могу с уверенностью сказать, что потерял его, ибо не знаю сам, где проложен этот путь.

— Тогда Мерин такое же подходящее место для остановки в пути, как и любое иное, — сказал человек. — Пойдем со мной, если не побрезгуешь моим гостеприимством.

Он кинул последнюю лопату глины в деревянное ведро, Тарен поспешно предложил свою помощь и подставил плечо под коромысло. Но ведра оказались намного тяжелее, чем рассчитывал Тарен. Лоб его вскоре покрылся испариной, он шатался под непосильным грузом, а груз этот с каждым шагом, казалось, становился вдвое тяжелее. И хижина, на которую указал человек, словно бы удалялась, убегала от них.

— Если ты собираешься обмазать глиной свою потрескавшуюся печную трубу, — пыхтел Тарен, — то далековато же отправился за глиной!

— Ты не так приладил коромысло на плечах. Хитрость небольшая, но уметь надо, — широко улыбнулся человек, глядя на мучения Тарена.

Он легко перекинул через плечо коромысло, которое с радостью уступил ему Тарен, и так резво зашагал вперед, что вскоре обогнал своих спутников, несмотря на тяжелую ношу. Придя в длинный сарай, он вывалил глину в огромную деревянную кадку, затем кивком пригласил путников войти в дом.

Внутри Тарен увидел ряды полок, на которых стояла глиняная посуда всевозможной формы и размеров — сосуды из обожженной глины, изящные кувшины, пузатые горшки, миски и тарелки. Среди них попадались вещи, сделанные с таким мастерством и такой красоты, что у Тарена перехватило дыхание. Только однажды, в сокровищнице лорда Гаста, он видел работу, подобную этой. Изумленный, он повернулся к старику, который тем временем ставил на дубовый стол миски и чашки.

— Понимаю теперь, какую глупость я сморозил, спрашивая, не собираешься ли ты чинить печную трубу, — сказал Тарен, смиренно кланяясь. — Если это твоя работа, то я видел кое-что из твоих вещей раньше и знаю тебя. Ты Аннло Велико-Лепный.

Гончар небрежно кивнул.

— Да, это моя работа. Если ты ее видел раньше, то на самом деле знаешь меня. Потому что я давно занимаюсь этим ремеслом, Странник, и уж не знаю толком, где кончается глина и начинается Аннло… Впрочем, это уже одно и то же.

Тарен пригляделся к сосудам, собранным в доме. Он разглядывал только что законченную чашу для вина, которая была сделана с большим мастерством, чем та, в сокровищнице лорда Гаста. Он рассматривал длинный, заляпанный глиной стол, на котором выстроились кувшинчики с краской, пигментами и глазурью. Теперь Тарен с удивлением обнаружил: то, что поначалу он принял за обычную посуду, было так же красиво, как и дорогая чаша для вина. Всё-всё здесь вышло из-под руки мастера. Он повернулся к Аннло.

— Мне говорили, — промолвил Тарен, — что одна вещь, сделанная тобой, ценнее всего, что хранится в сокровищнице любого лорда, и я верил этому. Но здесь, — он с изумлением покачал головой, — здесь и есть сама сокровищница.

— Да, да! — вскричал Гурджи. — О, великий гончар богат! Он умеет черпать из бочки не глину, а золотые кружочки!

— Богатство и золото? — улыбнулся Аннло, — Нет, есть пища на столе, и мне этого достаточно. Почти все эти горшки, чашки и тарелки я посылаю в маленькие селения, где у людей нет своего гончара. Я даю то, что нужно им, они присылают мне то, в чем я нуждаюсь. А сокровища мне не надобны. Моя радость в моем ремесле, а не в золоте. Разве все богатства Придайна помогут моим пальцам слепить горшок лучше, чем они уже умеют?

— Есть такие люди, — сказал Тарен, лукаво поглядывая на гончара, — которые считают, будто удивительная работа вроде твоей творится с помощью волшебства.

При этих словах Аннло откинул голову назад и от всего сердца расхохотался.

— Хотелось бы мне, чтобы это было так, потому что помогло бы сберечь немало сил и труда. Нет, нет, Странник, мой гончарный круг, увы, похож на любой другой, самый обычный. Правда в том, — добавил он уже серьезно, — что Гванниен Хромой, один из самых искусных мастеров Придайна, изобрел некие волшебные приспособления. Он дал их тем, кого считал достойными, тем, кто, как он считал, будут использовать их мудро и с пользой для людей. Но все они один за другим оказались в руках Аровна, лорда Земли Смерти.

Гончар помрачнел.

— Гванниен не только создал инструменты, — продолжал Аннло. — Он открыл и высокий секрет мастерства для всех ремесел. И это тоже украл Аровн и спрятал в Аннувине, где они никому не приносят пользы. — Глаза старика потемнели от гнева. — Всю свою жизнь я потратил на то, чтобы вновь раскрыть эти секреты, добраться до тайны мастерства. Многое я узнал… узнал опытом своих рук, делая многое множество вещей и постепенно, по крохе, добывая знания и умение так же, как малый ребенок учится ходить. Но я шел неуверенно. Самые глубокие знания лежат глубоко, так глубоко, что я не могу до них докопаться. И боюсь, что там они и погребены навечно.

Аннло развернул свои потрескавшиеся, как кора дерева, ладони.

— Дай мне обрести эти знания, — проговорил он глухо, — я и слышать не захочу ни о каком волшебстве. Они, — он поднял облепленные глиной руки, — они верно послужат мне, и этого будет достаточно.

— Ты знаешь, чего ищешь, — вздохнул Тарен. — Я же, увы, ищу, не зная даже, где искать. — Он поведал Аннло о Хевидде Кузнеце и Двивач Ткачихе, о выкованном клинке и сотканном плаще. — Я был горд своей работой, — продолжал Тарен, — и все же ни наковальня, ни ткацкий станок не привязали меня к себе.

— А что ты скажешь о гончарном круге? — спросил Аннло.

Тарен сознался, что ничего не знает о гончарном ремесле, и попросил гончара показать, как это делается. Старик с готовностью согласился.

Аннло опоясался грубым передником, сел около круга и принялся быстро вертеть его. Кинутый на круг комок глины крутился с бешеной скоростью. Гончар склонился над мелькающей горкой глины, нежно коснулся ее пальцами, потом ладонями, будто обнимал слабого, неоперенного птенца. Прямо на глазах Тарена под руками мастера вырастал высокий, узкий сосуд. Тарен уследить не мог за мгновенными изменениями влажно мерцающей глины на беспрестанно вертящемся круге. Теперь Тарен понял шутливые слова Аннло о том, что глина и гончар одно и то же. И на самом деле не чувствовалось различия между проворными пальцами гончара и глиной, как будто руки Аннло перетекали в глину и давали ей жизнь. Мастер был молчалив и сосредоточен. Его морщинистое лицо просветлело и разгладилось, будто ушли, растаяли его годы. Радость словно бы переливалась из сердца гончара в душу Тарена, и в этот момент он понял, что видит перед собой настоящего искусного мастера, и более великого он не знал никогда.

— Ффлевддур был не прав, — пробормотал Тарен, — Волшебство заключено не в гончарном круге. Если оно и есть, то сокрыто в самом гончаре.

— Не сокрыто здесь никакого волшебства, — откликнулся Аннло, не отрываясь от работы. — Дар — возможно. Но дар, который взлелеян неустанным трудом.

— Если бы я мог сделать вещь такой красоты, любой тяжкий труд был бы мне в радость, — вздохнул Тарен.

— Тогда садись, — просто сказал Аннло, освобождая Тарену место за гончарным кругом. — Попробуй мять и лепить глину сам. — На протесты Тарена, опасавшегося испортить наполовину сделанный сосуд, гончар только рассмеялся. — Ты, конечно же, испортишь его. Тогда я брошу его обратно в корыто, смешаю с остальной глиной, и рано или поздно она послужит мне снова. Запомни, все на свете теряет форму и обретает ее опять.

— Но та частица труда, то искусство, которое ты вложил в этот сосуд, ведь будут потеряны навсегда, — возразил Тарен.

Гончар покачал головой.

— Не совсем так. Мастерство не похоже на воду в глиняном горшке, которую вычерпывают ковшом до донышка, пока горшок не будет пустым. Нет, чем больше вычерпываешь, тем больше остается. Мастерство прибавляется по капле, Странник. А теперь смотри внимательно. Руки ставишь так. Ладони раскрыты. Большие пальцы — сюда.

В первое мгновение Тарен почувствовал, как глина просачивается сквозь пальцы, утекает, оседает под ладонями. Но вот она послушно собралась и закружилась в его руках, задышала, чуть заметно распирая ладони. И сердце Тарена забилось от радости. Гордость от того, что он выковал свой собственный меч и соткал плащ своими руками, померкла перед новым его открытием, перед безмерным счастьем творения, от которого ему хотелось петь и кричать. Но в последний момент руки его дрогнули, и выпестованная ладонями глина покосилась. Аннло остановил круг. Первый сделанный Тареном сосуд был таким уродливым и кривобоким, что, несмотря на огорчение, он сам не удержался от смеха.

Аннло хлопнул его по плечу.

— Неплохо, Странник. Первая чашка, которую я сделал, была ни на что не похожа… и, пожалуй, хуже твоего уродца. Ты почувствовал глину. Но до того, как ты научишься ремеслу, ты должен изучить ее. Вырой глину, просей через решето и вымеси, познай ее характер лучше, чем характер самого близкого друга. Затем растолки пигменты для глазури, пойми, как ведет она себя в пламени печи при обжиге.

— Аннло Велико-Лепный, — тихо, с мольбой сказал Тарен, — ты научишь меня своему ремеслу? Это дело мне по-настоящему по душе.

Аннло колебался несколько мгновений, пристально вглядываясь в Тарена.

— Я могу научить тебя только тому, чему ты сможешь научиться, — промолвил гончар. — Как долго это будет продолжаться, покажет время. Оставайся, если у тебя есть желание. Завтра же и начнем.

Двое друзей уютно устроились на ночь в удобном углу гончарного сарая. Гурджи свернулся на соломенном тюфяке, но Тарен не мог уснуть и сидел, обхватив колени руками.

«Странно, — размышлял он, — чем больше я узнаю народ Коммотов, тем больше я их люблю. Каждое селение здесь привлекательно по-особому. Но Коммот Мерин приворожил меня с первого взгляда. — Ночь была теплой и тихой. Тарен задумчиво улыбался в темноте. — В тот момент, когда я увидел его, я подумал: вот то место, где я бы с удовольствием жил. И что… что даже Эйлонви могла бы быть здесь счастлива».

Он прислушался к тишине ночи. Она жила почти неуловимыми звуками.

«А когда мои руки на гончарном круге Аннло дотрагиваются до глины, — продолжал он, — я начинаю думать, нет, я уверен, что буду считать себя счастливым, если стану гончаром. Ни в кузнице, ни за ткацким станком не было со мной такого. Это как будто я могу говорить пальцами, будто могу вылепить то, что таится в моем сердце. Теперь я понимаю, что имел в виду Аннло. Нет разницы между ним и его работой, его творениями. Он вкладывает себя всего в глину и дает ей жизнь, вливая в нее свою собственную жизнь по капле. Если бы мне тоже научиться делать это…»

Гурджи посапывал. Усталый, он уснул мгновенно. Тарен улыбнулся и натянул плащ на плечи Гурджи.

— Хорошего и спокойного тебе сна, дружище, — сказал он. — Кажется, мы добрались до конца нашего путешествия.

Все последующие дни гончар учил Тарена вещам не менее важным, чем работа с самой глиной: как искать и находить нужную землю, как определить ее строение и качество, как смешивать различные глины, какие вводить добавки. Гурджи не отставал от Тарена ни на шаг, помогал ему во всех делах, и вскоре его лохматая шерсть так пропиталась пылью, перемешалась с глиной и покрылась пятнами глазури, что он и сам стал похож на необожженный глиняный горшок, поставленный на пару худых ног.

Лето проносилось быстро и счастливо. Чем больше Тарен видел гончара за работой, тем сильнее поражался его мастерству. В кадушке, где он смешивал глину, Аннло мял и бил густую массу с еще большей силой, чем Хевидд Кузнец по наковальне, а гончарный круг крутил с еще большим проворством и быстротой, чем Двивач Ткачиха челнок на ткацком станке. Как бы рано, засветло ни встал Тарен, он всегда находил гончара уже проснувшимся и занятым своей работой. Аннло был неутомим, часто проводил ночи без сна и дни без еды, поглощенный работой на гончарном круге. Но редко гончар был доволен узором на сосуде или его формой, без конца исправлял, улучшал то, что придумал или сделал накануне.

— В стоячей луже вода — не питье, — говаривал он. — Но застывшее ремесло еще хуже. А человек, который идет по своим собственным следам, приходит туда, откуда вышел.

До самой осени Аннло не допускал Тарена к гончарному кругу. Зато первая же чаша, вылепленная Тареном, когда ему наконец позволили сесть за круг, оказалась не такой уж уродливой, как он ожидал.

Аннло внимательно рассмотрел ее, повертел в руках и одобрительно кивнул головой.

— Кое-чему ты научился, Странник, — сказал он. Однако, к смущению Тарена, кинул только что слепленную чашу в кадку для смешивания глины. — Не расстраивайся, — утешил гончар Тарена, — придет время, когда ты слепишь то, что стоит сохранить, и мы непременно это обожжем в печи.

Тарен уже опасался, что такое время никогда не наступит. Но вот одно из его изделий, простую миску, Аннло признал годной к обжигу. Он поставил ее вместе с другими горшками и чашками, которые изготовил для жителей Коммот Исав, в печь. Глубже и выше была эта печь, чем горн в кузнице Хевидда, и долго стояли там заалевшие глиняные горшки, объятые пламенем. Аннло тем временем спокойно заканчивал остальные сосуды, невозмутимо разгоняя гончарный круг. Зато Тарен не мог оторваться от устья печи, нетерпение его росло, он весь пылал, будто его самого обжигают в гудящем пламени. Но, наконец, когда вышло время обжига и посуда остыла в печи, гончар вытащил миску, подержал ее на ладони, постучал по краю заскорузлым, в засохшей глине пальцем и усмехнулся, взглянув на Тарена, который затаил дыхание.

— Хорошо звенит, — сказал мастер. — Работа ученика, но можешь не стыдиться её, Странник.

Сердце Тарена запрыгало в груди, будто он сотворил нечто подобное тому, что видел в сокровищнице лорда Гаста.

Но недолго длилась радость Тарена. Вскоре она сменилась отчаянием. Всю осень он лепил и лепил один сосуд за другим, но они рождали лишь печаль и разочарование. Ни одно из его творений не могло и сравниться с тем, что он лелеял в своих надеждах, несмотря на мучительный труд, который он вкладывал в них.

— Чего же мне не хватает? — сокрушался он. — Я сумел достаточно хорошо выковать меч, у меня получился вполне сносный плащ. Но теперь то, что я пытаюсь понять и уловить, все время ускользает от меня, — В его голосе прорывалось подлинное страдание. — Неужели я лишен настоящего дара?

Тарен поник головой, сердце его застыло в тоске, потому что он понял — правда, которую он сам от себя старательно скрывал, прорвалась в этих его словах.

Аннло не прерывал его, но только глядел с глубокой печалью.

— Почему? — шептал Тарен, — Почему это так?

— Это непростой вопрос, — ответил наконец Аннло. Он положил руку на плечо Тарену. — Ни один человек не знает ответа на него. Есть такие, кто всю жизнь работал, веря в свой дар и боясь признаться себе, что они ошиблись. Есть и такие, в которых есть талант, они родились с ним, но даже не подозревают об этом. Есть неудачники, растратившие всё, что было дано им, потому что потеряли или не обрели смысла свободного труда. Есть несчастные, которые никогда и ни к чему не стремились, ничего в своей жизни не начинали.

Гончар с доброй улыбкой посмотрел прямо в глаза Тарену.

— Считай себя удачливым, — сказал он. — Ты понял то, что понял, сейчас, а не потратил годы на тщетные надежды. Ты что-то еще узнал о себе, а никакое знание не бывает бесполезным.

— Что же мне теперь делать? — спросил Тарен.

Ему казалось, что жизнь рухнула, и всколыхнулась та же печаль, захлестнула та же горечь, что терзала его в долине Краддока.

— Есть много путей к счастью кроме лепки горшков, — улыбнулся Аннло. — Ты был счастлив здесь, в Коммот Мерин, не так ли? И это счастье у тебя никто не отнимал. Тут есть для тебя работа. Я с радостью приму твою помощь. Ты мой друг и ученик. А вот и дело для тебя, — продолжал он бодрым голосом, — завтра мне нужно будет отослать мои изделия в Коммот Исав. Но путешествие длиной в день слишком длинно для человека моих лет. Сделай одолжение, друг мой, отнеси их.

Тарен грустно кивнул.

— Я отнесу твои изделия в Исав.

Он отвернулся, зная наверняка, что надежды его на счастье рассыпались, как сосуд, треснувший при обжиге.

Глава 20

Грабители

На следующее утро Тарен, как и обещал, нагрузив Мелинласа и пони Гурджи корзинами с гончарным товаром Аннло, выехал в Коммот Исав в сопровождении своего преданного лохматого друга. Тарен прекрасно понимал, что гончар мог бы просто послать весточку людям из Коммот Исав, и они сами приехали бы за своими сосудами.

— Не я выполняю его поручение, а он оказывает мне услугу, — толковал Тарен едущему рядом Гурджи. — Мне кажется, он отправил меня в дорогу, чтобы предоставить самому себе и тем помочь разобраться в своих мыслях. Но я только запутался, — печально добавил он, — Мне хочется остаться в Коммот Мерин, но в то же время ничто меня здесь не удерживает. Я ценю Аннло как великого мастера и доброго друга. Но его ремесло никогда не станет моим.

Охваченный такими беспокойными мыслями, приводящими в смятение душу, Тарен и не заметил, как упали сумерки и в сером полумраке обрисовался Коммот Исав. Это было самое маленькое селение из всех что ему встречались на земле Коммотов. Всего-то полдюжины небольших хижин и крохотное пастбище для овец и коров. Кучка людей собралась возле овчарни. Когда Тарен подъехал к ним поближе, он увидел, что лица их мрачны и напряжены.

Озадаченный таким приемом, он назвал себя и сказал, что привез глиняную посуду от Аннло Велико-Лепного.

— Приветствуем тебя, — сказал человек, назвавшийся Друдвасом, сыном Пебира, — прими нашу благодарность. И прощай. Наше гостеприимство может стоить тебе жизни.

Заметив недоумение в глазах Тарена, Друдвас быстро пояснил:

— По холмам бродят разбойники. Отряд человек в двенадцать. Мы слышали, что они уже разграбили два селения. И отнимали не одну овцу или корову для собственного пропитания, а злодейски убивали весь скот ради удовольствия. Сегодня днем я видел всадников на гребне ближайшего холма, и вел их желтоволосый злодей на гнедой лошади.

— Дорат! — вскричал Тарен.

— Как? — удивился кто-то в толпе, — Ты знаешь их?

— Если это действительно Братство Дората, то знаю довольно хорошо, — усмехнулся Тарен. — Это наемники. Но если их никто и не нанял, то, уверен, они готовы грабить и убивать по собственной воле. Они безжалостны и жестоки, как Охотники Аннувина.

Друдвас печально кивал.

— Да, так говорят. Но может случиться, что они минуют наше маленькое селение, — с надеждой сказал он, — хотя я очень сомневаюсь. Коммот Исав, конечно, небогатая добыча, но там, где мало защитников, опасность нападения больше. Легкая добыча соблазняет.

Тарен оглядел толпящихся мужчин. По их лицам и решительным жестам он понял, что смелости им не занимать. Но словно бы въявь услышал грубый смех Дората и припомнил его коварство и жестокость.

— Если они все-таки нападут, — спросил он, — что вы будете делать?

— А как ты думаешь? — взорвался Друдвас. — Станем униженно просить, чтобы они пощадили нас? Или отдадим наш скот под их ножи, а наши дома их факелам? Коммот Исав всегда жил в мире. Наша гордость — зеленеющее поле, а не кровь на поле боя. Но мы выступим против них! Разве у нас есть другой выбор?

— Я могу отправиться назад, в Коммот Мерин, — предложил Тарен, — и привести вам подмогу.

— Слишком далеко и слишком долго, — ответил Друдвас. — Кроме того, нельзя оставлять и Мерин без защитников. Неизвестно, куда повернут разбойники. Нет, будем защищаться сами. Нас семеро против двенадцати. Я считаю и моего сына… Ллассар! — подозвал Друдвас высокого, с открытым и смелым лицом мальчика, который был едва ли старше, чем Тарен, когда Колл впервые дал ему титул Помощника Сторожа Свиньи.

— Твой счет неверен, — перебил его Тарен. — Вас не семеро. Гурджи и я с вами. Выходит, нас девять против двенадцати.

Друдвас нахмурился.

— Ты не обязан служить нам, Странник. Ваши мечи, конечно, не будут лишними. Но ты не в долгу у нас, и мы не можем просить ваших мечей в помощь нам.

— Тем не менее они ваши, — решительно сказал Тарен, и Гурджи с готовностью кивнул. — А теперь выслушайте меня. Девять человек могут выстоять против двенадцати и даже выиграть бой. Но в стычке с Доратом число значит меньше, чем умение. Будь он даже один против нас всех, я боялся бы его так же, как целой дюжины отчаянных разбойников. Он бьется злобно и коварно, добиваясь хитростью того, чего не может добыть силой. Мы должны ответить ему тем же.

Люди внимательно слушали его, а Тарен уже развивал свой план. Надо, говорил он, заставить разбойников поверить, будто защитников Коммот Исав больше, чем на самом деле. А потом ударить с той стороны, откуда Дорат и не ждет никакого сопротивления.

— Если два человека затаятся и станут ждать в овчарне, а двое в коровнике, готовые в любой момент выскочить и броситься на врага, — растолковывал Тарен, — они смогут застать нападающих врасплох и задержать их, пока остальные нападут из засады с тыла. Ваши женщины должны скрыться в домах и там греметь, стучать и грохотать всем, что подвернется под руку — граблями, мотыгами, кочергами. Воины Дората решат, что они окружены чуть ли не целым войском.

Друдвас долго думал, потом оглядел своих товарищей.

— Твой план кажется мне разумным, Странник, — согласился он. — Но я боюсь, что те, кто скроется в загонах для скота, примут на себя главный удар. Если что-нибудь пойдет не так, у них будет мало надежды на спасение.

— На страже в овчарне буду я, — твердо сказал Тарен.

— А вторым буду я! — выступил вперед Ллассар. — Ведь я же всегда охранял стадо, — добавил он смущенно.

Друдвас насупился.

— Я не собираюсь щадить тебя только потому, что ты мой сын. Ты хороший мальчик, хороший пастух и так любишь животных, что готов за них рисковать жизнью. Но я думаю о твоих годах…

— Стадо — моя обязанность, — вспыхнул Ллассар. — И потому мое место рядом со Странником!

Мужчины посоветовались между собой и, наконец, согласились, что Ллассар останется на страже вместе с Тареном. Друдваса отрядили караулить в коровнике вместе с Гурджи, который, хоть и был здорово напуган, желал оставаться поближе к Тарену. К тому времени, когда все было обдумано и мужчины скрылись среди деревьев позади овчарни и коровника, настала ночь. Полная луна проглянула сквозь прозрачную пелену облаков. Холодный свет резко очертил контуры теней, обрисовал силуэты стволов и веток. Тарен и Ллассар залегли в овчарне среди беспокойно блеющих овец.

Некоторое время они молчали. В ярком свете луны лицо Ллассара показалось Тарену совсем мальчишеским. Он видел, что юноша всеми силами старается не показать своего волнения и испуга. Он и сам тревожился, но все же ободряюще улыбнулся Ллассару. Друдвас был прав. Мальчик слишком молод и неопытен. И всё же Тарен любовался им, зная, что и сам, будь он так же юн, как Ллассар, не остался бы в стороне.

— Твой план хорош, Странник, — шепотом повторил Ллассар слова отца. Тарен понимал, что мальчику нужно о чем-то говорить, лишь бы заглушить тревогу и успокоиться, — Лучше, чем мы смогли бы придумать, шептал Ллассар, — не должен он провалиться.

— Любой, самый лучший план может расстроиться, — хрипло сказал Тарен.

Он умолк. Страх трепетал в его душе, словно листва на холодном ветру. Легкий озноб сотрясал тело под меховой курткой. Он пришел сюда никому не известным, неведомым странником, и все же люди внимательно слушали его и с готовностью вручили ему свои судьбы. Они согласились с его планом, а он сам не был уверен, что нельзя найти лучшего. А если действительно план его рухнет? Он и все остальные поплатятся жизнью. Но вина ляжет на него одного. Он сжал рукоять меча и стал вглядываться во тьму. Никакого движения. Даже тени, казалось, застыли.

— Ты назвался Странником, — тихо продолжал Ллассар, немного смущаясь. — На мой взгляд, люди странствуют в поисках чего-то. Что ищешь ты?

Тарен печально усмехнулся в темноте.

— Я хотел стать кузнецом. Потом ткачом. И гончаром. Но теперь мой поиск закончен. Возможно, мне суждено скитаться по свету без всякой цели.

— Но если ты ничего не ищешь, — засмеялся Ллассар, — то и ничего не найдешь. Наша жизнь здесь не очень легкая, — продолжал он. — Работа нас не страшит, но не хватает знаний. Сыновья Доны долгое время сдерживали напор лорда Аннувина, и мы жили спокойно под их защитой. И все же Аровн — лорд Земли Смерти — сумел выкрасть у нас секреты мастерства. Чтобы заполучить их назад, как говорит мой отец, нужны мечи поострее, а щиты покрепче, чем у воинов самого лорда Гвидиона. И все же Исав — мой дом и я счастлив жить здесь. — Ллассар серьезно посмотрел на Тарена. — Здесь я нашел всё, что мне нужно, и я не завидую тебе, ищущий Странник.

Тарен некоторое время молчал. Потом тихо проговорил:

— Зато я завидую тебе.

Больше они не разговаривали, настороженно вслушиваясь в каждый звук. Ночь таяла. Луна то и дело пряталась за толстым слоем ночных облаков. Свет ее растворялся в них, пронизывал, и облака таяли, словно темный весенний снег, превращаясь в бледный туман. Близился рассвет. Ллассар вздохнул с облегчением.

— Они не придут, — сказал он. — Наверное, прошли стороной.

В то же мгновение темнота, заполнявшая проем ворот, казалось, расслоилась, рассыпалась множеством темных фигур.

Тарен вскочил, пронзительно дунул в свой боевой рог и кинулся на первого ввалившегося в овчарню воина. Тот вскрикнул от неожиданности и, зашатавшись, упал под ударом меча Тарена. Ллассар выскочил из-за спины Тарена. С копьем наперевес юный пастух устремился к теснившимся в проеме ворот теням. Тарен бился, ничего не видя. Тревога, что план его провалился, что разбойники подошли слишком тихо, слишком быстро и бесшумно, пересиливала страх перед невидимым противником. Прошло несколько мгновений в почти безмолвной беспорядочной борьбе. Слышалось лишь тяжелое дыхание людей, звяканье боевого металла и безумное блеяние испуганных животных. В следующий миг словно бы взорвался громкий крик людей Исав. Они разом выскочили из-за деревьев. Из домов вылетел несмолкаемый дробный стук железа о железо. Женщины и старики, укрывшиеся за дверями своих домов, колотили кто во что горазд.

Разбойники, набившиеся в овчарню, заколебались. Противник Ллассара упал. Тарен мельком видел, как мальчик проскользнул мимо него и опять орудует своим длинным копьем. Напиравшие в ворота конные и пешие замешкались, потом дрогнули. Они отхлынули назад, не видя противника во тьме овчарни, и тут же повернули свое оружие против сражавшихся снаружи, мечущихся в бледном свете утра людей Исав. Но один воин, ревущий диким вепрем, рванулся внутрь загона и, давая выход своей неукротимой жажде убийства, кинулся с поднятым ножом на Тарена. Они схватились в смертельных объятиях. Нападавший крутанул Тарена и вырвался. Они взглянули один на другого, и Тарен узнал нападавшего. Это был Глофф!

Глофф тоже узнал Тарена. Мимолетное изумление разбойника сменилось отвратительной злорадной усмешкой. Он перекинул нож из руки в руку и прыгнул вперед. Тарен успел отразить удар ножа поднятым мечом. Но в то же мгновение Глофф свободной пятерней полоснул Тарена по глазам. Острие ножа смертельно сверкнуло, устремляясь в незащищенную грудь Тарена. Быстрая тень метнулась между ними. Это был Ллассар. Тарен вскрикнул, предупреждая мальчика об опасности. Но тот кинулся на Глоффа, пытаясь отразить удар древком своего копья. Разбойник ловко увернулся, взмахнул рукой с ножом, и Ллассар упал. Крик ярости вырвался из горла Тарена, он занес меч над Глоффом. Внезапно рядом с ним оказался Друдвас. Глухой удар его клинка слился с протяжным воем разбойника.

Под бешеным натиском людей Исав, воины Дората отступили. В этой суматохе кричащих и бегущих людей Тарен и сам не заметил, как его буквально вынесло из овчарни. Оглянувшись назад, он не увидел ни Друдваса, ни Ллассара. В ярости он рванулся за убегающими разбойниками. Повсюду мелькали зажженные факелы. Женщины и даже дети присоединились к своим мужьям и отцам, молотя граблями, мотыгами, вилами отступавших в панике всадников. Тарен принялся искать Гурджи, выкрикивал его имя, но голос его тонул в общем шуме и лязге.

Протяжное мычание донеслось из коровника. Оттуда вдруг вылетел разъяренный черный бык. Тарен обомлел, когда разглядел на спине вздымающегося и ныряющего среди всадников быка взлохмаченного Гурджи.

Он вцепился в холку ревущего животного, бил его пятками по мощным бокам, направляя против остатков отряда Дората.

— Они бегут! — вскричал кто-то из людей Исав.

Тарен пробивался вперед. Те разбойники, которые неосмотрительно оставили лошадей у кромки леса, теперь пытались пробиться к ним, затиснутые между мужчинами Коммот Исав и беспощадными рогами разъяренного быка. Тарен увидел Дората верхом на гнедой лошади и устремился к нему. Но Дорат пришпорил коня и галопом ускакал в лес.

Тарен поспешил к конюшням, на ходу высвистывая Мелинласа. Один из людей Исав схватил его за руку и радостно завопил:

— Мы победили, Странник!

Только теперь Тарен обнаружил, что звуки битвы стихли. Дорат исчез, и не было смысла гнаться за ним. Тарен поспешил к овчарне, где жена Друдваса стояла на коленях, обнимая сына.

— Ллассар! — в отчаянии закричал Тарен, падая на траву рядом с пастушком.

Мальчик открыл глаза и слабо улыбнулся.

— Его рана неглубока, — сказал Друдвас, — Он будет жить и, как прежде, заботиться о нашем стаде.

— Так и будет, — прошептал Ллассар. — Благодарю тебя, ты спас моих овечек.

Тарен накрыл ладонью безвольно откинутую руку мальчика.

— А тебе, — с волнением произнес он, — тебе я обязан жизнью.

— Чуть ли не половина шайки уже никогда не будет грабить, — сказал Друдвас, — ни в Коммот Исав, ни в других селениях. Остальные разбежались и долго еще будут помнить эту ночь. Ты очень помог нам, Странник, ты и твой друг. Вы пришли к нам незнакомцами. Но мы больше не считаем вас чужими. Отныне вы наши друзья.

Глава 21

Зеркало

Как ни просили люди Исав погостить у них, Тарен распрощался и направился обратно в Коммот Мерин. На душе у него было тяжко. Даже победа над отрядом Дората не радовала и не могла рассеять беспокойных мыслей. На все его вопросы так и не было ответов. Настроение Тарена было хуже, чем накануне. По приезде он скупо поведал Аннло о событиях в Коммот Исав. Зато Гурджи, лопаясь от гордости, выложил всё, и подробно.

— Да, да! — волновался он. — Злые воры разлетелись с воплями. О, они испугались доброго хозяина! И устрашились смелого Гурджи тоже! И ярого быка с его острыми бодалками и тяжелыми топталками!

— Можешь гордиться, Странник, — сказал Аннло Тарену, который во время восторженных излияний захлебывающегося Гурджи не произнес ни слова. — Ты спас жизни и дома честных людей.

— Друдвас сказал мне, что я для них теперь не чужак, а друг. Этому я по настоящему рад, — ответил Тарен. — Только мне бы хотелось, — добавил он с грустью, — чтобы я не был чужаком сам себе. Какая от меня польза? — вдруг взорвался он. — Для себя самого, для любого другого? Не вижу, не знаю!

— Люди Исав не согласятся с тобой, — ответил гончар. — Могут появиться и другие, кто с радостью примет крепкий клинок и смелое сердце.

— Наемный меч? — горько усмехнулся Тарен. — И пойти по дорожке Братства Дората? — Он помотал головой. — Когда я был ребенком, то мечтал о приключениях, славе, о чести и крепкой руке. Теперь я думаю, что все эти мечты лишь призрак, жалкое подобие настоящей жизни.

— Что ж, отчасти ты прав, — согласился Аннло. — Ты видишь жизнь такой, как она есть. Многие в бешеной погоне за честью как раз о чести-то и забывают, теряют больше, чем обретают. Но я вовсе не имел в виду наемный меч… — Он резко оборвал себя и мгновение раздумывал. — Увидеть жизнь такой, как она есть… — задумчиво повторил он, — Возможно… возможно… — Гончар внимательно поглядел на Тарена. — В древних легендах Коммотов говорится, что человек может увидеть, познать то, что он есть на самом деле. Правда ли это или всего лишь болтовня старух и бредни глупцов, я не знаю, — продолжал гончар, — но говорят, что тот, кто хочет узнать, что он из себя представляет, должен поглядеть в Зеркало Ллюнет.

Хотя гончар говорил тихим голосом, слова его громом поразили Тарена.

— Зеркало Ллюнет? — вскричал он. Еще в долине Краддока Тарен постарался выбросить из головы все мысли о Зеркале, забыть о нем, и долгие дни странствий покрыли эту мечту, как мертвые листья могильный холм. — Зеркало, — прошептал Тарен, задыхаясь. — Это было целью моего поиска с самого начала. Я перестал искать его. Неужели теперь, когда я оставил всякую надежду, оно отыщется и мой поиск придет к концу?

— Твой поиск? — ошеломленно сказал Аннло, — Об этом ты ничего не говорил мне, Странник.

— Мой рассказ был бы слишком грустен, — нехотя ответил Тарен.

Он нахмурился и замолчал. Но постепенно, видя внимательные и добрые глаза старого гончара, он разговорился и мало-помалу поведал ему о Каер Даллбен, об Ордду, о том, куда завел его поиск, о смерти Краддока и о своем отчаянии.

— Когда-то, — заключил свой рассказ Тарен, — я бы ни о чем другом и не мечтал, как найти Зеркало. Теперь, даже если бы оно и оказалось в моих руках, я бы, наверное, не решился взглянуть в него.

— Мне понятен твой страх, — тихо ответил гончар. — Зеркало может облегчить твое сердце… или нагрузить его еще большими страданиями. Да, это риск. Выбор за тобой.

Он долго и внимательно разглядывал понурившегося Тарена.

— Но знай, Странник, — вновь заговорил Аннло, — это Зеркало не возьмешь в руки. Оно лежит недалеко отсюда, в горах Ллавгадарн, путь туда займет не более двух дней. В пещере в верхней части озера Ллюнет ты и найдешь Зеркало. Это — Зеркало воды.

— Воды? — прошептал Тарен. — Но какое же волшебство дает ей эту силу? Этот водоем заколдован?

— Да, для тех, кто считает его волшебным.

— А ты? — осторожно спросил Тарен, — Ты хотел заглянуть в него?

— Нет, я этого не хотел, — ответил Аннло, — потому что я хорошо знаю, кто я. Аннло Велико-Лепный. Так ли это, не так, но это знание поддерживает меня в жизни.

— А я, — пробормотал Тарен, — что поддержит меня? — Он закусил губу и словно бы углубился в себя, — Это правда, — сказал он, подняв голову. — Я боюсь взглянуть в Зеркало, боюсь узнать то, что оно может открыть мне и во мне. Но я уже познал стыд отречения от отца, пусть даже и не настоящего! — горько выкрикнул он. — Неужто мне суждено познать и трусость? Страх отречения от самого себя?

Тарен встрепенулся.

— Утром, — твердо сказал он, — я отправлюсь к Зеркалу Ллюнет.

Решение это немного успокоило его. Но на рассвете, когда они с Гурджи седлали своих лошадей, холод сомнения сковал его сильнее, чем холодный утренний туман поздней осени. Но, единожды приняв решение, он никогда не отступал. И на этот раз, не давая сомнениям поколебать себя, он решительно выехал со двора кузницы и направил коня на север от Коммот Мерин к горам Ллавгадарн. Он устремлялся к самому высокому пику хребта, к горе Меледин, где, как сказал Аннло, он и найдет пещеру. Путники ехали молча, упорно стремясь вперед, и остановились на привал только к концу дня, когда у лошадей уже не было сил карабкаться вверх по крутому склону. Они приготовили себе ночлег на мягком ковре из сосновых игл, но были так взволнованы, что спали мало и беспокойно.

На рассвете следующего дня они собрали свои вещи и резвым шагом поехали вдоль вершины гряды. Вскоре Тарен вскрикнул и указал рукой вниз. Озеро Ллюнет лежало огромным овалом в провале между вершинами, сверкая в лучах раннего солнца. Его воды были спокойными, голубыми, и само озеро казалось зеркалом, заключенным в раме тесно растущих по его берегам деревьев. Над ним возвышалась гора Меледин, высокая, но будто совершенно невесомая, плывущая в тумане, который все еще окутывал ее подножие.

Сердце Тарена забилось сильнее, когда они с Гурджи стали спускаться вниз к берегу озера. Ближе к Меледин спуск стал круче, и маленькие плоские пятачки горных лугов сменились сетью оврагов. Около ручья, обрывавшегося и падающего со скалы небольшим водопадом, они привязали лошадей к низкому кривому деревцу. Тарен уже заметил пещеру и поспешил к ней. Гурджи, сопя, карабкался следом.

— Там! — кричал Тарен, — Там! Зеркало!

У подножия Меледин время, ветры и дожди вырезали в скалах сводчатую пещеру глубиной в несколько шагов. С поросших мхом камней на выступе скалы, как с бороды лесного дива, стекали мелкие ручейки. Тарен устремился к пещере. Сердце его просто вырывалось из груди. Приблизившись к пещере, он непроизвольно замедлил шаги, страх цепью опутал ноги. У самого входа в пещеру Тарен замер надолго. Гурджи с тревогой смотрел на него.

— Оно здесь, — прошептал Тарен и сделал шаг вперед.

Внутри, в плоском бассейне, вымытом в каменном полу пещеры, лежало озеро Ллюнет, словно щит из полированного серебра, сверкая даже в укрытой от лучей солнца полутьме пещеры. Тарен медленно опустился на колени у кромки воды. Бассейн был глубиной не более чем в палец. Капля за каплей отрывались от струившейся по каменной стене еле заметной ниточки воды и звучно чмокали в неподвижную зеркальную поверхность. Долгие столетия сочилась эта живая ниточка и все же не могла переполнить мелкое каменное блюдо, лежащее в тесной пещере. Озеро казалось бездонным. От каждой упавшей в воду капли расходились медленные круги, вспыхивая в отраженном свете белыми искрами, словно грани драгоценного кристалла.

Едва смея дышать, чтобы не взволновать сияющую поверхность, Тарен склонился ниже. Пещера была наполнена торжественной тишиной. Казалось, что даже падение слабой веточки мха разобьет эту тишину вдребезги и расколет хрупкое зеркало воды. Руки Тарена задрожали, когда он увидел свое собственное лицо, изможденное долгими днями пути и докрасна обожженное солнцем, словно закаленная в печи глина. Все его существо протестовало, его тянуло отвернуться, закрыть глаза, но он заставлял себя вглядываться и вглядываться дольше, глубже. Но что это? Неужели его глаза сыграли с ним злую шутку? Лицо, которое он вдруг увидел, заставило его в ужасе отшатнуться. В то же мгновение Гурджи завизжал от страха. Тарен вскочил на ноги, обернулся. Перед ним над самым обрезом воды стоял Дорат.

Лицо разбойника обросло щетинистой бородой, грязные желтые волосы падали на лоб и глаза. Его куртка из лошадиной шкуры была располосована на боку, ботинки заляпаны грязью. Он держал в руках краюху хлеба, ломал, крошил его и жадно запихивал в рот. Усмехаясь, Дорат разглядывал Тарена.

— Рад встретиться, лорд Свинопас, — пробубнил Дорат набитым ртом.

— Рано радуешься, Дорат! — вскричал Тарен, выхватывая меч. — Не призовешь ли ты свое Братство, чтобы они набросились на нас? Позови! Позови их, всех, кто напал на Коммот Исав!

Он поднял свой меч и двинулся на Дората.

Тот грубо рассмеялся.

— Неужели ты ударишь до того, как я обнажу свой клинок, скотник?

— Тогда вытаскивай его! — Тарен отскочил назад.

— Так я и сделаю, когда покончу с едой, — сказал Дорат, презрительно хмыкнув. — А твой клинок, свинопас, гляжу я, уродливее, чем лицо Глоффа. — Он коварно усмехнулся. — Мое оружие намного лучше, хотя добыто за бесценок. А мое Братство? — Он посуровел. — Ты хочешь, чтобы я позвал их? Они не услышат. Потому что половина из них спит крепким сном под могильными холмами. Я видел тебя в Исав и догадался, что это ты собрал этих олухов. Увы, у меня не было времени задержаться и поприветствовать тебя.

Дорат вытер рот тыльной стороной ладони.

— Из тех, кто напал на Исав, двое трусов сбежали, и я их больше не видел. Двое были сильно ранены. Этих я сам отправил в путешествие к воронам, питающимся падалью, чтобы они больше не обременяли меня. Но это неважно. Я вскоре найду других, которые составят новое Братство.

Он поднял глаза к потолку пещеры, обшарил взором каменные стены.

— Впрочем, чем меньше, тем лучше, — сказал он с коротким смешком. — Мне ни с кем не придется делиться твоим сокровищем.

— Сокровища? — злорадно захохотал Тарен. — Нет никаких сокровищ! Вытаскивай меч, Дорат, или я убью тебя безоружного, как ты пытался это сделать со мной.

— Меня не обманешь, свинопас, — взревел Дорат. — Ты все еще держишь меня за дурака? Я следил за тобой все время, пока ты петлял по этим кривым дорожкам. Я знаю, что в твоих седельных сумках нет ничего ценного. Сам проверил. Поэтому сокровище ещё предстоит добыть. Ведь так, скотник?

Он шагнул к Зеркалу.

— Это твоя сокровищница? Что ты нашел, свинопас? Что скрывает эта грязная лужа?

Не успел Тарен и ахнуть, как Дорат плюхнул своим грязным башмаком по зеркальной поверхности, ступил в прозрачную воду Зеркала Ллюнет обеими ногами и стал с проклятиями приплясывать, поднимая тучи брызг.

— Там ничего нет! — злобно выкрикнул Дорат, и лицо его исказилось от ярости.

Тарен тяжело дышал. Шатаясь, он пошел на врага. Дорат выхватил свой меч.

— Моя трапеза окончилась, свинопас, — зашипел он.

Дорат бился упорно, и сила его напора заставила Тарена отступить из пещеры. Гурджи с яростным воплем вцепился в Дората, но тот схватил его, мощно сдавил одной рукой и швырнул о каменную стену. Рыча, Дорат кинулся на Тарена.

Широко расставив ноги, Тарен выбросил вперед руку с мечом, чтобы встретить летевшего на него врага; Дорат отшатнулся, плюнул и прыгнул снова, оттесняя Тарена к обрыву. Когда разбойник оказался совсем рядом, Тарен вдруг поскользнулся, потерял равновесие, шатаясь, отступил на шаг и упал на одно колено.

С издевательским смехом Дорат занес над ним свое оружие, и Тарен увидел, как клинок, который когда-то был его собственным, резко вспыхнул у самых глаз. Дорат с силой рубанул. Смерть близко-близко заглянула в глаза Тарена, и он в последнем усилии выбросил над головой свой меч.

Клинки встретились с резким и коротким звоном. Оружие Тарена содрогнулось в его руке, мощный удар отбросил его на землю. И все же грубо выкованный клинок выдержал. Меч Дората разбился об него.

Выкрикивая проклятия, Дорат швырнул бесполезную рукоять в лицо Тарену и кинулся вниз по склону, скрывшись среди сосен. Услышав свист своего хозяина, гнедая лошадь Дората выбежала из-за деревьев. Тарен прыгнул, чтобы мечом достать своего убегающего врага.

— Помоги, помоги! — послышался голос Гурджи из пещеры. — Добрый хозяин! О, спаси раненого Гурджи!

Услышав это, Тарен остановился. Дорат, не мешкая, вскочил в седло и ускакал. Тарен побежал в пещеру. Там стонущий Гурджи пытался подняться и сесть. Тарен быстро опустился на колени и увидел, что лоб Гурджи рассечен. Однако бедняга стонал больше от страха, чем от боли. Тарен выволок его из пещеры и прислонил спиной к большому валуну.

Возвращаться в пещеру не было смысла. В глазах Тарена еще стояло обнажившееся дно Зеркала Ллюнет, грязные потеки воды, выплеснувшейся на замшелые стены пещеры, и безобразный след ботинка Дората. Он бросился на землю рядом с Гурджи и уткнулся лицом в ладони. Долгое время он не двигался и не произносил ни слова.

— Пойдем, — сказал он наконец, помогая Гурджи подняться на ноги. — Пойдем. Впереди у нас длинный путь.

В домике Аннло горел свет. Ночь почти прошла, но Тарен увидел гончара, склонившегося над крутящимся кругом.

Аннло встал навстречу Тарену. Оба они некоторое время молчали. Гончар с беспокойством вглядывался в лицо Тарена. Наконец он спросил:

— Посмотрел ли ты в Зеркало, Странник?

Тарен кивнул.

— Несколько мгновений. Но теперь уж никто не сможет смотреть в него. Зеркала больше нет. — Он рассказал о Дорате и о том, что произошло на озере Яшонет.

Когда Тарен кончил свое печальное повествование, гончар вздохнул и осторожно спросил:

— Значит, ты ничего не увидел?

— Я узнал то, что хотел узнать, — ответил Тарен.

— Я не стану расспрашивать тебя, Странник, — мягко сказал Аннло. — Но если в тебе созрело желание рассказать мне, я с вниманием выслушаю.

— Я увидел себя, — медленно проговорил Тарен. — Я всматривался и увидел силу… и хрупкость. Гордость и тщеславие, смелость и страх. Совсем немного мудрости. Много глупости. Немало благих порывов и добрых намерений, но многие из них пока так и остались невыполненными. В этом, увы, я увидел себя, обычного человека, такого, как и все.

Голос Тарена окреп, и он продолжал уже уверенно:

— Но вот что я увидел еще. Да, я похож на всех, но это только кажется, что люди похожи друг на друга. Они разнятся, как снежинки. Нет двух одинаковых. Ты говорил мне, что тебе не нужно искать Зеркало, потому что знаешь, кто ты: Аннло Велико-Лепный. Теперь и я знаю, кто я. Слышишь, гончар, я сам и никто другой. Я — Тарен.

Аннло не спешил с ответом.

— Если ты узнал это, — вымолвил он, помолчав, — то, значит, постиг самую важную тайну, какую могло поведать Зеркало. Возможно, оно и впрямь было волшебным.

— Нет там никакого волшебства, — улыбнулся Тарен. — Это был водоем. Самый красивый из всех, что я видел. Но водоем, и не более того.

Теперь улыбка, легкая и все же чуть печальная, не сходила с его лица.

— Сначала, — продолжал он, — я подумал, что Орду подала дурню глупейшую идею, лишь бы отвязаться. Нет, это не так. Она хотела, чтобы я увидел то, что я увидел. Любой ручей, любая лужа подарила бы мне мое отражение, но я не понял бы этого тогда, как понял сейчас.

Тарен вздохнул.

— Что же касается моих родителей, — добавил он, — не всё ли равно, кто они? Никакие узы крови, как бы сильны они ни были, не сравнятся с настоящим родством, родством душ. Я думаю, что все мы родичи, братья и сестры один другому, все дети всех родителей. И я не стану больше искать того, что называется правом рождения. Народ Свободных Коммотов научил меня, что зрелость и честь не даются, а добываются. Даже король Смойт из королевства Кадиффор пытался втолковать мне это, но я не обратил на его слова никакого внимания.

Тарен уже не мог остановиться. Он говорил, говорил, изливая душу.

— Ллонио повторял, что жизнь — это сеть, сплетенная для лова удачи. Для Хевидда Кузнеца жизнь — это кузница, где выковывается характер. Для Двивач Ткачихи жизнь — ткацкий станок, на котором переплетаются нити судьбы. Каждый из них прав, потому что жизнь — это всё. Но ты, — Тарен встретился глазами с гончаром, — ты открыл мне еще одну, может, самую главную сторону жизни. Это глина, которую надо лепить, придавая ей форму на гончарном круге дней.

Аннло согласно кивнул.

— А ты, Странник, как ты станешь лепить свою глину?

— Я не могу оставаться в Мерин, — ответил Тарен, — хотя и сильно полюбил его. Каер Даллбен ждет меня, как ждал всегда. Жизнь моя там, и я с радостью вернусь туда после такого долгого отсутствия.

Потом они посидели молча все трое — Тарен, Гурджи и Аннло Велико-Лепный. А когда наступил рассвет, Тарен подал руку гончару и пожелал ему всего хорошего.

— И тебе хорошего путешествия, Странник, — закричал Аннло, когда Тарен вскочил в седло и подхватил поводья Мелинласа. — Не забывай нас, как мы не забудем тебя!

— У меня есть меч, который я выковал своими руками, — гордо крикнул в ответ Тарен, — плащ, который я соткал сам, и чаша, которую я слепил. И дружба людей самой прекрасной земли в Придайне. Никто не смог бы найти больше сокровищ.

Мелинлас нетерпеливо бил землю копытом, и Тарен натянул поводья.

Так Тарен выехал из Коммот Мерин. Гурджи трясся рядом на своем пони. Вдруг Тарену показалось, что он слышит голоса, зовущие его: «Помни нас! Помни-иии!» Он обернулся, но Коммот Мерин остался уже далеко позади и скрылся из виду. От холмов налетел ветер, который нес перед собой целую волну осенних листьев. Ветер дул в сторону дома, в Каер Даллбен. И Тарен, подгоняемый этим попутным ветром, ускорил бег коня.

ВЕРХОВНЫЙ КОРОЛЬ

Глава 1

Возвращение домой

Под холодным серым небом, увязая в раскисшей, но уже прихваченной холодом торфяной жиже, медленно тащились двое всадников. Один из них, стройный и высокий, наклонился вперед к шее коня и не отрывал взгляда от дальних холмов. На поясе у него висел меч, а за спину был закинут окаймленный серебром боевой рог. Спутник его, лохматый, как и пони, на котором он восседал, зябко кутался в плащ, тер побелевший от мороза нос и постоянно хныкал. Слыша эти стоны и причитания, Тарен — а это был, конечно, он — придержал коня и укоризненно взглянул на своего спутника, верного Гурджи.

— Нет, нет, — всхлипывал Гурджи, — верный Гурджи готов ехать вперед! Он последует за добрым хозяином, о да, как он это делал всегда! Не обращай внимания на все его всхлипы и хрипы! Не жалей его бедную, слабую голову!

Тарен улыбнулся, видя, как Гурджи, хоть и хорохорится, но с надеждой поглядывает на уютную полянку, окруженную вязами.

— Ты прав, нам надо торопиться. Уж очень хочется побыстрей добраться до дома — Он лукаво глянул на приунывшего Гурджи. — Но, — тут же добавил Тарен, — не ценой твоей слабой, бедной головы. Мы сделаем здесь привал и не двинемся дальше до самого утра.

Они привязали лошадей и разожгли небольшой костерок, огородив его кольцом из камней. Гурджи засыпал сидя. Не успев даже дожевать свою еду, он свернулся калачиком и сладко захрапел. Тарен, превозмогая усталость, сторожко сидел у костра и чинил кожаную упряжь. Внезапно он замер и тут же вскочил на ноги. Прямо с неба на него падал черный комок.

— Гурджи! — закричал Тарен. Отяжелевший со сна Гурджи сел и часто заморгал. — Гурджи! Посмотри! Это Карр! — радовался Тарен. — Ее, наверное, послал за нами Даллбен!

Ворона громко хлопала крыльями, щелкала клювом и кружила над головой Тарена с пронзительными криками.

— Пр-ринцесса! Пр-ринцесса Эйлонви! — каркала она во всё горло. — Каер-рр! Каер-р! Домой! Домой!

Усталость, словно плащ, свалилась с плеч Тарена. Гурджи, окончательно проснувшийся, бешено скакал вокруг него.

А ворона уселась на плечо Тарена и дергала его за ухо, словно бы поторапливая. Гурджи побежал отвязывать лошадей. Тарен вскочил в седло серого своего коня Мелинласа и бешеным галопом поскакал прочь из рощи. Гурджи на потряхивающем густой гривой пони еле поспевал за ним.

Они не слезали с седла и день и ночь, останавливаясь лишь для того, чтобы напоить коней, наскоро перекусить и прикорнуть на полчаса. И снова неслись вперед, не щадя сил. Они стремились все время на юг, спускаясь вниз с гористой долины к берегам Великой Аврен, переправились наконец через нее и вот одним ясным, сверкающим утром увидели простирающиеся вдали поля Каер Даллбен.

Не успев еще въехать во двор, Тарен попал в круговорот суматохи и радостной суеты. Он просто не знал, куда повернуться, с кем первым здороваться и обниматься. Карр оглушительно хлопала крыльями и испускала пронзительные крики. Колл, чья большая лысая голова и широкое лицо сияли, словно полная луна в ясную ночь, не отрывал глаз от Тарена и гулко похлопывал его по спине. Гурджи вопил от восторга и кувыркался так, что его лохматая шерсть становилась дыбом. Даже древний волшебник Даллбен, который редко позволял себе оторваться от бесконечных размышлений, приковылял из своей хижины и молча глядел из-под лохматых бровей на взбудораженных обитателей обычно тихой усадьбы. Затормошенный Тарен никак не мог пробиться к Эйлонви, зато ее мелодичный и звонкий голос легко пробился к нему сквозь невообразимый шум и говор.

— Тарен из Каер Даллбен, — издали выкрикивала Эйлонви, — дай хоть поглядеть на тебя! Только подумать, сколько я ждала этого дня! С того самого момента, как выучилась быть молодой леди… будто до тех пор я не была ни молодой, ни леди. Я вернулась домой, а тебя здесь нет.

В следующий момент он оказался рядом. На груди принцессы блистал серебряный полумесяц, палец тяжелило кольцо, сделанное мастерами Красивого Народа, а лоб охватывал тонкий золотой обруч. Тарену бросилось в глаза богатое одеяние девушки, и он вдруг со смущением вспомнил о своем запыленном плаще и заляпанных грязью башмаках.

— И если ты думаешь, что жизнь в королевском замке приятна, — продолжала тараторить Эйлонви, не переводя дыхания, — то могу уверить тебя — нет! Скучно, утомительно и тоскливо! Они заставляли меня спать на перинах и громадных подушках, набитых гусиным пухом. От этого можно задохнуться. Думаю, гусям они нужны больше, чем мне… перья, разумеется. И эти слуги, приносящие тебе как раз ту еду, которую ты терпеть не можешь. И бесконечное укладывание волос к завтраку, обеду, ужину, перед сном, после сна… И вышивание, и реверансы там всякие… И все такое, о чем и вспоминать-то не хочется. Ты только подумай, за все время я

даже не притронулась к мечу, луку и стрелам! И тебя так долго не…

Эйлонви вдруг резко замолчала и с любопытством посмотрела на Тарена.

— Это странно, — задумчиво проговорила она, — с тобой что-то произошло. Даже волосы будто не твои, словно ты кромсал их ночью с закрытыми глазами. Впрочем, они всегда у тебя торчали лохмами. Ты… ну, не могу я объяснить. Пока сам всё не объяснишь. Может, мне кажется, но ты уже не похож на прежнего Помощника Сторожа Свиньи.

Тарен снисходительно улыбнулся и нежно посмотрел на озадаченно нахмурившуюся Эйлонви.

— Что верно, то верно, давно я не ухаживал за Хен Вен, нашей белой свиньей, — покивал он. — Пока мы с Гурджи путешествовали по стране Свободных Коммотов, чем только мне не пришлось заниматься! А вот на скотном дворе я так и не побывал. Я соткал этот плащ своими руками на ткацком станке Двивач Ткачихи. Я выковал этот меч в кузнице Хевидда Кузнеца. А такие штуки, — он покачал на ладони глиняную миску, — такие штуки я лепил на гончарном круге Аннло Велико-Лепного. — Он грустно улыбнулся и вложил миску в руки Эйлонви. — Если она тебе нравится, бери. Она твоя.

— Красивая, — протянула Эйлонви, разглядывая миску. — Я буду ее беречь. Но ты не понял меня. Я не говорила, что ты уже не годишься в Помощники Сторожа Свиньи. Лучше тебя этого не делал никто в Придайне. Но что-то еще в тебе появилось…

— Пожалуй, принцесса угадала главное, — вставил Колл. — Уезжал от нас просто помощник на скотном дворе, а вернулся мастер на все руки.

Тарен печально покачал головой.

— Не знаю, много ли я умею, — ответил он, — но знаю зато наверняка, что я не ткач, не кузнец, и гончара, увы, из меня тоже не выйдет. В одном уверен: я дома и останусь здесь навсегда.

— Рада слышать это, — сказала Эйлонви. — Я опасалась, что ты будешь странствовать до скончания дней. Даллбен рассказал мне, что ты отправился искать родителей и встретил кого-то, кого посчитал своим отцом, но ошибся. Так? Я уж совсем запуталась в твоих приключениях. Ничего не понимаю.

— А тут и понимать-нечего, — откликнулся Тарен. — Я отправился за одним, нашел другое. Но совсем не то, что искал, что надеялся найти. Так что я больше потерял, чем нашел.

— Нет, — заговорил Даллбен, который внимательно прислушивался к их разговору, — ты должен понять и запомнить одно: ты, Тарен, нашел больше того, что искал, и обрел, возможно, больше, чем имел.

Старый волшебник распахнул дверь и широким жестом пригласил всех в хижину.

— Уж не собираешься ли ты вновь отправиться на поиски? — спросила Эйлонви, оглядываясь, на шедшего следом Тарена.

Тарен не успел ответить, как кто-то схватил его за руку и принялся неистово трясти ее, будто намеревался вырвать из плеча.

— Привет, привет! — закричал молодой человек, белесый, взлохмаченный, с блеклыми голубыми глазами. Его богато расшитый плащ, казалось, сначала вымочили, затем хорошенько выкрутили, а уж потом накинули ему на плечи. Ремешки его сандалий были разорваны, небрежно и неумело связаны крупными узлами, а сами сандалии, хоть и отличной выделки, расшлепались и скособочились, словно прежде их носила корова.

— Принц Рун! — едва узнал его Тарен. Рун стал выше ростом и здорово похудел. Зато улыбка его была по-прежнему жизнерадостной и широкой, во все лицо.

— Не принц, а король Рун, — со вздохом поправил его молодой человек, — отец мой, король Руддлум, умер прошлым летом. А я вот привез Эйлонви. Королева Телерия хотела оставить принцессу на Моне. Надо же, говорила она, завершить ее воспитание. Ты же знаешь мою мать: ее бы и сам Даллбен не уговорил. И поэтому, — Рун приосанился и гордо взглянул на Тарена, — поэтому я сам, собственной волей, принял решение. Я приказал, да-да, приказал снарядить корабль, и мы отплыли с Моны. Удивительно, что может сделать король, если только пожелает!

Эйлонви лукаво улыбнулась, а Рун, не замечая ее улыбки, продолжал важно:

— Мы привезли с собой еще кое-кого. — Он указал в сторону очага, где Тарен заметил толстенького коротышку, сидевшего прямо на полу и державшего между колен большую кастрюлю.

Незнакомец облизал пальцы и пошевелил отвислым носом, глядя исподлобья на Тарена. Он и не подумал встать или хотя бы приподняться в знак приветствия, только коротко кивнул, будто они знакомы сто лет. Жидкие волосы вокруг его лукообразной головы затрепетали, как водоросли под водой.

Тарен с недоумением глядел на этого странного человечка. А тот высокомерно фыркнул и в то же время обиженно оттопырил губу.

— Мог бы запомнить, — раздраженно пропищал он, — не так часто встречаешься с великанами! Забыл?

— Да как я могу забыть? — воскликнул Тарен. — Еще как помню! Пещера на Моне! Хотя, когда я в последний раз видел тебя, ты был… чуть больше ростом, кажется. Впрочем, это с каждым может случиться. Но тем не менее это ты! В самом деле! Глю!

— Если бы я по-прежнему был великаном, — проворчал Глю, — не многие бы решились меня не узнавать. К несчастью, таковы уж люди. Тогда, в пещере…

— Ты угодил в самое больное место, — прошептала Эйлонви. — Теперь его не остановишь. Станет вспоминать о тех славных деньках, когда был великаном. Замолкает он только для того, чтобы поесть, и перестает есть лишь для того, чтобы поговорить. Я еще могу понять и простить его обжорство. Еще бы, питаться так долго одними сырыми грибами! Но эта болтовня про его несчастное великанство!

— Я знал, что Даллбен послал Карр с обещанным зельем для Глю, чтобы вернуть ему прежний вид, — сказал Тарен, — но что произошло дальше, понятия не имею.

— Вот что с ним случилось, — с готовностью принялась объяснять Эйлонви. — Как только Глю уменьшился до своих размеров и смог выбраться из пещеры, он пробрался в замок Руна. Там он всех замучил бесконечными и бестолковыми слезными историями и разговорами про свое великанство. Но прогнать его ни у кого не хватало решимости. А когда мы собрались плыть сюда, то взяли его с собой, думая, что он захочет поблагодарить Даллбена. Не тут-то было! Знаешь, сорока стрекочет, что хочет, и не думает о твоих ушах. Он всех нас заговорил. Я уж теперь жалею, что мы не оставили его там.

— Даже Глю здесь, — проговорил Тарен, оглядываясь вокруг, — а троих наших лучших друзей я, к сожалению, не вижу. Нет старого доброго Доли. И Ффлевддура Пламенного, нашего короля-барда, не слышно. Даже лорд Гвидион не появился. А я-то думал, что уж он наверняка прибудет поприветствовать Эйлонви.

— Доли прислал привет, — сказал Колл. — Но придется обойтись без его общества. Нашего друга карлика выковырять из его подземного королевства так же трудно, как выкорчевать старый пень в поле. Что же касается Ффлевддура, то он как раз легок на подъем, как перекати-поле. Ничто не удержит его от веселой встречи. Думаю, он скоро явится сюда вместе со своей арфой.

— Принца Гвидиона тоже ждем, — добавил Даллбен. — Кое-что нам надо с ним обсудить и обдумать. Но вы, молодые люди, конечно, вольны считать, что важнее возвращения домой принцессы и Помощника Сторожа Свиньи нет ничего на свете.

— Ладно, я это опять надену, когда приедут Ффлевддур и принц Гвидион, — сказала Эйлонви, снимая с головы золотую диадему. — Просто для того, чтобы и они могли посмотреть, как она выглядит, — смущенно добавила она. — А пока пусть моя голова отдохнет. Эта штука так сжимает лоб, будто это не лоб, а груша, из которой надо выжать побольше соку.

— Что ж, принцесса, — улыбнулся Даллбен, отчего его морщинистое лицо и вовсе сморщилось, — корона еще более неудобна, чем это украшение. Научилась малому, поймешь большее.

— Хм, научилась! — хмыкнула Эйлонви. — Да я этого учения вдосталь наглоталась. Хорошо еще, что не утонула в нем с головой! Впрочем, кое-чему дельному меня выучили. Смотри, — она вытащила из кармана плаща сложенный вчетверо кусок ткани и смущенно протянула его Тарену, — я вышила это для тебя. Правда, она не совсем еще закончена, но все равно возьми.

Тарен развернул лоскут материи и расправил его на вытянутых руках. Во всю ширину полотна на зеленом поле искусно была вышита белая свинья с голубыми глазами.

— Это как бы Хен Вен, — пояснила, еще сильнее смущаясь, Эйлонви.

Рун и Гурджи протиснулись поближе, чтобы рассмотреть ее рукоделие.

— Поначалу я попыталась вышить здесь и тебя тоже. Ну, потому… — она запнулась, — потому что ты любишь Хен Вен и потому что я… я думала о тебе. Но ты получился похожим на тоненькую рогульку с птичьим гнездом наверху. Пришлось вышивать заново, но уже только одну Хен Вен. А ты… ты просто должен поверить, что стоишь рядом с ней чуть левее, вон в том углу. Иначе я бы и за год не управилась. И так целое лето провозилась.

— Если и вправду, вышивая, ты думала обо мне, — тихо сказал Тарен, — то лучшего подарка я и не желаю. И не важно, что глаза у Хен Вен на самом деле карие.

Губы у Эйлонви задрожали.

— Тебе не нравится? — потерянно спросила она.

— Нравится, очень нравится! — с горячностью воскликнул Тарен. — Какая разница, карие ли, голубые у нее глаза. Это полотно мне пригодится…

— Пригодится? — вспыхнула Эйлонви, — Это подарок на память, а не попона для твоего коня, Тарен из Каер Даллбен! Даже этого не можешь сообразить!

— Зато могу сообразить, какого цвета глаза у Хен Вен, — ответил Тарен с добродушной усмешкой.

Эйлонви строптиво встряхнула своими рыжевато-золотыми волосами и фыркнула:

— Гм, и очень похоже, что забыл цвет моих!

— Ничего подобного, принцесса, — вдруг посерьезнел Тарен, — я даже не забыл того дня и часа, когда ты подарила мне это. — Он снял с плеча боевой рог. — О, мы и представить себе не могли, какая сила была в нем сокрыта! Правда, теперь ее больше нет. Но я все равно ценю этот рог, потому что получил его из твоих рук. — Он пристально поглядел в глаза Эйлонви и продолжал: — Тебе хотелось бы знать, зачем я так упорно искал своих родителей? — Он печально вздохнул. — Потому что надеялся на свое благородное происхождение и хотел найти подтверждение этому. Тогда я имел бы право претендовать на то, о чем и помыслить боялся. Надежды мои не оправдались. Хотя теперь, — Тарен умолк, подыскивая подходящие слова, — теперь я готов решиться и попросить…

Но договорить он не успел. Дверь хижины резко распахнулась, и Тарен, обернувшись, чуть не вскрикнул.

В дверях стоял Ффлевддур. Лицо барда было мертвенно-бледным, его обычно всклокоченные желтые волосы прилипли к влажному лбу. На плечах он держал бессильно обвисшее тело какого-то человека.

Тарен, а следом за ним и Рун кинулись помочь барду. Турджи и Эйлонви тоже поспешили к нему. Все вместе они осторожно опустили беспомощное тело на пол. Глю стоял поодаль не двигаясь. Вислые щеки его дрожали. На миг Тарен оцепенел. Но уже в следующее мгновение руки его действовали быстро и проворно, расстегивая плащ, снимая порванную и окровавленную куртку. Перед ним на плотно утрамбованном земляном полу лежал Гвидион, принц Дома Доны!

Кровь коркой запеклась на его серых, по-волчьи жестких волосах, пятнами застыла на морщинистом лице. Губы его раздвинулись, и казалось, он в ярости скалит зубы. Одна пола плаща Гвидиона была обмотана вокруг правой руки, словно только этим он и пытался защититься от смертоносных ударов.

— Лорд Гвидион убит! — вскричала Эйлонви.

— Он жив… или, вернее, чуть жив, — проговорил Тарен. — Неси лекарства, — приказал он Гурджи, — те лечебные травы из моей седельной сумки… — Он обернулся к Даллбену и виновато сказал: — Прости. Не пристало мне приказывать под крышей моего хозяина. Но эти травы обладают большой силой. Их когда-то дал мне Адаон, сын Талисина. Они твои, если пожелаешь.

— Я знаю их свойства, и у меня нет лучших, — ответил Даллбен. — И ты имеешь право приказывать где угодно, даже и под моей крышей, потому что научился многому. Я доверяю твоему искусству, поскольку вижу, что ты уверен в себе. Делай то, что считаешь нужным.

Колл уже спешил из кухни с полным ведром воды. Даллбен, стоявший на коленях перед почти бездыханным Гвидионом, с трудом поднялся и обратился к барду.

— Чьих рук это злое дело? — Старый волшебник говорил почти шепотом, но голос его звенел в тесной хижине, а глаза пылали гневом. — Кто осмелился поднять на него руку?

— Охотники Аннувина, — ответил Ффлевддур. — Но пытались они отнять две другие жизни. Как ты себя чувствуешь? — сочувственно спросил он Тарена. — И как ты сумел уйти от них? Благодари судьбу, что тебе удалось вырваться из их лап.

Тарен озадаченно посмотрел на барда, полагая, что тот от горя потерял разум.

— Я не понимаю смысла твоих слов, Ффлевддур.

— Смысла? — переспросил бард — Мои слова означают только то, что они означают, и ничего больше. Гвидион хотел просто-напросто отдать свою жизнь вместо твоей, когда Охотники напали на тебя не более часа тому назад.

— Напали на меня? — Тарен уже ничего не мог понять. — Как это могло быть? Гурджи и я не видели никаких Охотников. И час тому назад мы были уже в Каер Даллбен.

— Клянусь Великим Белином, Ффлевддур Пламенный говорит только то, что видел своими глазами! — вскричал бард.

— У тебя лихорадка, — сказал Тарен. — Ты тоже, может быть, ранен. И серьезнее, чем думаешь. Отдохни. Мы вылечим тебя — Он опять склонился над Гвидионом, развязал мешочек с травами, что принес Гурджи, и принялся вымачивать их в миске с водой, приготовляя настои.

Лицо Даллбена было мрачным.

— Говори, бард, — сказал он, — меня обеспокоили твои слова.

— Лорд Гвидион и я ехали вместе из северных земель, — начал Ффлевддур. — Мы переправились через Аврен и были уже на пути сюда. Немного впереди нас, на поляне… — Бард замолчал и пристально поглядел на Тарена. — Я видел тебя своими собственными глазами! Тебя сильно теснили. Ты закричал нам, прося помощи, и даже помахал рукой, чтобы мы поторопились.

Тарен удивленно пожал плечами.

— Гвидион опередил меня, — продолжал Ффлевддур. — Ты, Тарен, уже ускакал в глубь рощи. Гвидион летел следом за тобой быстрее ветра. Ллиан буквально стлалась над землей, но к тому времени, когда я влетел в рощу, тебя там не было. Зато было полно Охотников. Они вытащили Гвидиона из седла. Плохо бы им пришлось, подоспей я вовремя! — воинственно воскликнул бард. — Но когда я подъехал, они уже умчались. Гвидион был почти при смерти, и я не рискнул оставить его, пустившись в погоню за Охотниками.

Ффлевддур опустил голову.

— Я не смог бы вылечить его сам. Мог я только одно — дотащить его сюда, к вам, в том виде, как вы видите. — Он грустно усмехнулся своей случайной и неуместной сейчас шутке.

— Ты спас ему жизнь, друг мой, — сказал Тарен.

— И потерял то, за что Гвидион отдал бы жизнь! — горестно воскликнул Ффлевддур. — Охотникам не удалось убить его, но сотворили они не меньшее зло. Они взяли его меч!

У Тарена перехватило дыхание. Занятый ранами своего старшего друга, он и не заметил, что Дирнвин, грозный черный меч, всегда висевший на поясе у Гвидиона, сейчас отсутствует. Дирнвин, волшебный меч, пылающий клинок непобедимой древней силы, теперь в руках у Охотников. Они отнесут его своему хозяину Аровну, королю Земли Смерти, в его мрачное королевство Аннувин!

Ффлевддур опустился на пол и уронил голову на руки.

— Голова идет кругом, — прошептал он, — Значит, это не ты звал нас?

— Не знаю, кого или что ты видел, — сказал Тарен, — И не будем пока об этом. Жизнь Гвидиона — вот наша первая забота. Мы поговорим обо всем, когда память твоя прояснится и ты придешь в себя, дружище.

— Память арфиста не подводит его — Из темного угла поднялась и вышла на середину комнаты женщина в черном платье. Ее длинные распущенные волосы светились блеклым серебром, красота ее мертвенно-бледного лица что-то напоминала Тарену, хотя теперь это лицо казалось стертым, туманным, словно приплыло из полузабытого сна. Ачрен! — Не ожидал, Помощник Сторожа Свиньи? — проговорила Ачрен — Но тем не менее здравствуй. Ты что же, до сих пор боишься меня? — усмехнулась она, заметив беспокойный взгляд Тарена. Острые зубы ее обнажились в улыбке. — И Эйлонви, дочь Ангарад, тоже не может забыть моего могущества, хотя сама и разрушила его в замке Ллира. Но разве с тех пор, как живу здесь, не служила я Даллбену так же честно, как любой из вас?

Ачрен приблизилась к распростертому телу Гвидиона. Пораженный Тарен увидел подобие жалости в ее глазах.

— Лорд Гвидион будет жить, — сказала она. — Но может так случиться, что жизнь ему покажется более жестокой, чем смерть, — Она наклонилась и кончиками пальцев слегка дотронулась до лба неподвижно лежащего воина, потом распрямилась и повернулась к Ффлевддуру. — Твои глаза не подвели тебя, арфист, — сказала Ачрен — Ты видел то, что тебе следовало видеть. Твоего друга и друга белой свиньи, верно? А почему бы и нет, если тот, о котором вы говорили, пожелал появиться именно в этом облике? Только он один обладает такой силой. Сам Аровн, король Аннувина, Земли Смерти.

Глава 2

Палочки с письменами

Дрожь прошла по телу Тарена. Женщина в черном холодно взглянула на него.

— Аровн не осмеливается пересечь границу Аннувина в своем облике, — продолжала она — Это означало бы его неминуемую гибель. Но он владеет тайной превращений. Это и маска его, и защита. Арфисту и лорду Гви-диону он показался в облике этого свинопаса. Но может, если понадобится, явиться и лисой в лесу, и орлом в поднебесье, и даже слепым подземным червем. Да, Свинопас, он с легкостью принимает обличье любого человека, всякого существа. А какую еще лучшую приманку выдумать для лорда Гвидиона, чем вид друга в беде? Друга, который не раз бился с ним бок о бок, который любим и которому он доверяет. Гвидион слишком проницателен, чтобы попасться в слишком простую ловушку.

Значит, мы все пропали! — встревоженно воскликнул Тарен. — Король Аннувина может в любой момент оказаться среди нас неузнанным, и нет защиты против его коварства!

— Ты не зря опасаешься, — ответила Ачрен. — Твои друзья увидели, чего стоит колдовское умение Аровна. И все же он уязвим. Он никогда не решится покинуть свою землю. Разве что в момент смертельной угрозы. Или в том случае, когда, как сегодня, желание отнять или получить что-то перевешивает опасность риска. — Ачрен понизила голос. — У Аровна много секретов, но этот, секрет превращений, он оберегает больше всех. Но как раз в момент превращения он и теряет всю свою силу. Его умение и сила становятся не больше, чем у того, чью личину он принял. Тогда его можно убить, как любого смертного.

_ о Ффлевддур, если бы я только была с тобой! — в отчаянии воскликнула Эйлонви, — Аровн ни за что не обманул бы меня, пусть он даже как две капли воды был похож на Тарена! Не уверяй, будто я не смогла бы отличить настоящего Помощника Сторожа Свиньи от поддельного!

— Пустые надежды, дочь Ангарад, — презрительно фыркнула Ачрен. — Нет в мире глаз, которые могли бы проникнуть сквозь маску Аровна, повелителя Земли Смерти. Нет глаз, — повторила она, — кроме моих. Ты сомневаешься? — воскликнула она, заметив улыбку на губах Эйлонви.

Поблекшее, опустошенное лицо черной женщины осветилось изнутри вспышкой гордости, а голос стал резким, и в нем послышались нотки высокомерия и гнева.

— Задолго до того, как Сыновья Доны пришли в Придайн и остались здесь, задолго до того, как князья этих земель присягнули на верность Матху, Верховному королю, и Гвидиону, его военачальнику, я, именно я заставляла беспрекословно подчиняться моим приказаниям, я, именно я носила Железную Корону Аннувина!

Запавшие глаза ее уже не просто светились, а горели гордым огнем былого величия.

— Аровн был моим супругом, служил мне и исполнял мои приказания. — Ачрен говорила с высоко поднятой головой. — Но он предал меня. — Голос ее понизился до зловещего шепота, а в глазах замерцала ярость. — Он украл у меня трон и вышвырнул меня. И все же я знаю все его тайны, все секреты его силы, потому что я, именно я обучила его всему! Ваш взор он может затуманить. От меня Аровн никогда не сможет укрыть своего лица ни под каким обличьем!

Гвидион вдруг шевельнулся и слабо застонал. Тарен туг же склонился над ним, держа в руках миску с лечебными травами. Эйлонви бережно приподняла голову воина.

— Отнесите принца Гвидиона в мою комнату, — приказал Даллбен. Озабоченное лицо старого волшебника обострилось, и морщины прорезались сильнее на изможденных щеках. — Твое искусство вырвало его из лап смерти, — сказал он Тарену. — Теперь моя очередь попытаться вернуть его к жизни.

Колл, крякнув, поднял Гвидиона своими крепкими руками и понес. Ачрен последовала за ним.

— Сон у меня легкий, короткий, — сказала она, — и я могу последить за раненым. Эту ночь я посижу около лорда Гвидиона.

— Я побуду с ним, — поспешно заявила Эйлонви, шагнув в сторону Колла.

— Не бойся меня, дочь Ангарад, — усмехнулась Ачрен — Нет у меня в душе дурных намерений. — Она нарочито низко поклонилась, насмешливо разведя руками, — Теперь конюшня — мой замок и кухня — мое королевство. Другого я не ищу.

— Пойдемте, — примирительно сказал Даллбен, — вы обе поможете мне. Остальные останьтесь здесь, подождите. Будьте терпеливы и исполнитесь надежды.

И он прошел в свою комнату впереди Колла и двух женщин. Окна были темны. Тарену казалось, что огонь очага лишился своего света и тепла и теперь отбрасывал лишь серые холодные тени, растворяя во тьме лица стоящих рядом.

— Я было подумал, что мы сможем догнать Охотников и не позволить им ускользнуть в земли Аннувина, — тихо сказал Тарен. — Но если Ачрен говорит правду и Аровн действительно с ними, да еще и с мечом Гвидиона… Что он задумал, я не знаю. Но добром, опасаюсь, это не кончится.

— Не могу себе простить, — сжал кулаки Ффлевддур, — Моя вина, что он ускользнул. Я должен был разгадать его хитрость, обязан был заметить ловушку!

Тарен сочувственно кивнул.

— Да, злую шутку сыграл с вами Аровн. Но не кори себя. Сам Гвидион обманулся.

— Но только не я! — вскричал бард — Ффлевддур Пламенный проницателен! Я сразу же обнаружил обман. И если бы Ллиан не рванула в сторону… — Арфа, висевшая на плече барда, вздрогнула, струна натянулась и внезапно оборвалась с таким звуком, что примостившийся у очага Гурджи вскочил. Ффлевддур поперхнулся. — Ну вот, опять, — расстроенно пробормотал он. — Неужели она никогда не прекратит? Стоит чуть-чуть привр… я хотел сказать, приукрасить, как эта отвратительная струна лопается. Поверь, я не хотел преувеличивать. Сейчас-то мне и впрямь кажется, что мог заметить… Нет, если по правде, то личину он натянул на себя отменную. Даже меня поймал в ловушку. Боюсь, что и в другой раз могу попасться.

— Удивительно, — вмешался Рун, король Моны, который разинув рот слушал все разговоры — Послушайте, мне очень хотелось бы научиться изменять свой облик. Невероятно! Вот бы мне уметь так превращаться! Я всегда думал: как интересно, наверное, быть барсуком или муравьем. Мне хотелось бы узнать, как это они строят и устраивают свои жилища, о чем разговаривают друг с другом, если вообще умеют говорить. С тех пор, как я стал королем, мне хочется все в моем королевстве исправить, улучшить. Я собираюсь возвести новую дамбу в гавани Моны. Впрочем, я уже как-то начинал. Моя идея состояла в том, чтобы одновременно начать с обоих концов и таким образом управиться в два раза быстрее. Но почему-то обе части дамбы не встретились в середине. И я теперь размышляю над новым способом. Вот бы мне знания бобров или других зверюшек! А еще я задумал построить дорогу к пещере Глю. Это же необыкновенное место! Уверен, народ Динас Риднант просто повалит туда… И как просто! — Рун вдруг растерянно заморгал. — Да, задумывать просто, а как трудно делать и доделывать! Во всяком случае труднее…

Глю, услышав свое имя, навострил уши. Он так и не покинул своего места у очага, а всеобщая тревога не заставила его выпустить из рук кастрюлю.

— Когда я был великаном… — завел он.

— Я видел твой корабль, Рун, он хоть и маленький, но довольно ладный, — сказал Ффлевддур, и тут он узнал Глю, вернее, догадался, что это Глю — Когда он был великаном, — кивнул бард на обрюзгшего человечка с кастрюлей, — то выглядел таким ничтожным… Он готов был на всё, лишь бы выкарабкаться из пещеры. Даже сунуть одного из нас в тот отвратительный отвар, который намешал из всякой гадости. — Он глянул на Глю с плохо скрытой досадой. — Но Ффлевддур Пламенный не злопамятен.

— Когда я был великаном, — продолжал Глю, не обращая внимания на слова барда, — никто не смел оскорблять меня и тем более тащить за уши на борт паршивой лодчонки! Я не хотел приезжать сюда. А после того, что случилось сегодня, у меня и вовсе нет желания оставаться здесь. — Глю скривил рот, — Даллбен скоро узнает, что я ни мгновения не намерен здесь оставаться!

— Конечно, узнает, — примирительно ответил Тарен. — Но сейчас у него заботы поважнее. Да и у нас тоже.

Бормоча что-то о грубиянах и невеждах, Глю скреб пальцами по дну кастрюли и хмуро почмокивал. Никто больше не вымолвил ни слова. Молча все стали устраиваться на ночлег.

Огонь в очаге догорел, и угли рассыпались пеплом. Ночной ветер взыгрывал и подвывал за стенами хижины. Тарен улегся, подложив руки под голову. Сегодня утром, вернувшись домой и увидев Эйлонви, он уже решился было сказать ей всё и, невзирая на неясности своего рождения, на разницу в их положении, смело попросить выйти за него замуж. Но теперь смертельная опасность, нависшая над раненым Гвидионом, сделала такими мелкими и неважными все мечты и желания Тарена, что ему стыдно было даже думать об этом. Да, он так и не узнал, что таит в своем сердце Эйлонви, но сейчас не имел права допытываться об этом. Пока души его друзей наполняет тревога, пока в доме Даллбе-на, на земле Придайна не наступит мир и покой, он обязан молчать. Тарен закрыл глаза. Ветер рвал и метал, будто хотел разнести в клочья дома, поля и сады, снести до основания Каер Даллбен.

Тарена разбудила чья-то рука, теребившая его за плечо. Это была Эйлонви.

— Гвидион пришел в себя, — сказала она, — он хочет говорить с нами.

В комнате Даллбена принц Гвидион полулежал на кровати. Черты лица его обострились. Он был бледен, но, казалось, больше от гнева, чем от боли. Плотно сжатый рот с горькими складками в углах губ. Зеленые глаза потемнели и запали. Он глядел на них горящим взглядом сильного и гордого волка, презирающего боль и опаленного ненавистью к тем, кто причинил ее. Ачрен молчаливой тенью застыла в углу. Старый волшебник озабоченно склонился над столом, заваленным книгами. Он даже не присел на деревянную скамейку, ту самую, на которой Тарен провел почти все свое детство, постигая уроки Даллбена. «Книга Трех», огромный, обтянутый кожей фолиант, наполненный тайными знаниями и знаками, закрытый и запретный для всех, кроме самого Даллбена, громоздился поверх всей горы книг.

Тарен, а следом за ним Эйлонви, Ффлевддур и король Рун подошли и по очереди пожали Гвидиону руку. Принц Дома Доны мрачно улыбался.

— Обойдемся без веселых и длинных приветствий, Помощник Сторожа Свиньи, — сказал Гвидион. — Даллбен уже рассказал мне о хитрости короля Аннувина. Дирнвин нужно вернуть любой ценой и без промедления. Поведал он и о твоих странствиях, — добавил Гвидион. — Я хотел бы побольше услышать обо всем от тебя, но это подождет до более подходящего времени. Я поскачу в Аннувин еще до окончания дня.

Тарен посмотрел на принца Дома Доны с удивлением и некоторой опаской.

— Твои раны все еще свежи. Ты не сможешь совершить такое трудное путешествие.

— Но не могу и оставаться здесь в бездействии, — недовольно ответил Гвидион. — Поскольку Дирнвин был у меня в руках, я многое узнал о нем, о его силе и тайных возможностях. Не всё, но достаточно для того, чтобы считать его потерю ужасной. Дирнвин в чужих руках — угроза для всех нас.

Гвидион медленно обвел всех внимательным взглядом, словно проверяя, так ли поняли его слова.

— Никто из живущих на свете людей не помнит уже, как и где был выкован Дирнвин, — продолжал Гвидион. — История его происхождения скрыта за давностью лет, но не покрыта забвением. Правда, долгое время память о нем жила только в легендах и песнях бардов. Даже Талисин, великий бард и хранитель истории Придайна, смог рассказать мне лишь то, что мастер Гванниен Хромой по воле короля Риддерха Гаэля выковал и закалил Дирнвин, вложив в него необыкновенную силу. На клинке меча было выгравировано заклинание, а на ножнах — письмена, предупреждение тому, кто не по праву пожелает овладеть им.

— Я помню эти старые письмена, — сказала Эйлонви, — и никогда не забуду их. Когда-то я хотела остеречь Тарена от неосторожного обращения с древним мечом. Просто для того, чтобы он не совал нос туда, где он ничего не смыслит. Там было выведено: «ВЫТАЩИ ДИРНВИН ТОЛЬКО ТОТ: У КОГО КОРОЛЕВСКАЯ КРОВЬ…»

— Нет, там написано просто: «…БЛАГОРОДНАЯ КРОВЬ…» — поправил ее Гвидион, — а это не одно и то же. Заклинание запрещает трогать меч всем, кроме того, кто желает использовать его на благо людей, человека, чьи намерения благородны и честь чиста. Пламя Дирнвина спалит, уничтожит любого другого, кто попытается вытащить его из ножен. Но письмена почти стерлись. И никто уже не уверен, те ли слова, которые ты только что произнесла, принцесса, написаны на нем.

Гвидион поморщился, превозмогая боль, и продолжал ровным голосом:

— Король Риддерх носил меч всю свою жизнь, а после него — его сыновья. Их царствования были мирными, а страна цветущей. Но здесь история Дирнвина прерывается. Король Ритт, внук Риддерха, был последним, кому довелось носить у пояса волшебный меч. Этот король был хозяином Спирального Замка до того, как им завладела королева Ачрен. Как и где он встретил свою смерть, неизвестно. Но встретил он ее с Дирнвином в руках. Больше никто никогда не видел меча. О нем забыли, о нем складывали легенды и песни, пока черный меч этот лежал вместе с телом короля, погребенного в самом глубоком подземелье Спирального Замка. — Гвидион обернулся к Эйлонви. — Да, в подземелье, где ты, принцесса, и нашла его. Ты отдала его мне по своей воле, но не по своей воле я утратил его. Клинок этот ценнее моей жизни или жизни любого из нас. В руках Аровна он может принести гибель Придайну.

— Ты думаешь, что Аровн сможет вытащить меч из ножен? — с тревогой спросил Тарен. — Сможет ли он обернуть это великое оружие против нас? Сумеет ли заставить его служить злой цели?

— Этого я не знаю, — ответил Гвидион. Лицо его приняло жесткое выражение. — Может так случиться, что Аровн, повелитель Земли Смерти, найдет способ разрушить заклинание. Или, не имея сил воспользоваться мечом, будет хранить его до тех пор, пока не найдет того, кто поможет ему в этом. Он взял бы мою жизнь, как и меч. Но благодаря Ффлевддуру Пламенному жизнь моя при мне. Теперь я должен найти и вернуть меч, хотя бы для этого нужно было проникнуть в самое сердце Аннувина.

Ачрен, молчавшая до сих пор, подняла голову и обратилась к Гвидиону:

— Позволь мне отправиться на поиски Дирнвина вместо тебя. Я знаю все дороги Аннувина, все тайные пути туда. Мне знакомы все потаенные кладовые. Я ведаю, кем, где и как они охраняются. Если меч спрятан, я найду его. Если сам Аровн носит этот меч, я отниму его. Готова поклясться любой, самой страшной клятвой, что уничтожу Аровна. Себе я уже поклялась, клянусь и тебе. Ты заставил меня жить, Гвидион, когда я молила о смерти. Теперь дай мне то, ради чего я живу. Дай мне утолить жажду мести.

Не сразу ответил Гвидион. Глаза его зелеными огоньками впились в лицо женщины. Наконец он проговорил:

— Жажда мести? Нет, не жди от меня этого, Ачрен. Этого дать я тебе не могу.

Ачрен одеревенела. Ее пальцы скрючились, словно когти, и Тарен испугался даже, что она сейчас бросится на Гвидиона. Но Ачрен не сдвинулась с места.

— Ты мне не доверяешь, — сказала она хрипло, и бескровные ее губы раздвинулись в презрительной улыбке. — Пусть будет так, принц Дома Доны. Когда-то ты пренебрег мной и отказался разделить со мной власть и королевство. Что ж, отшвырни меня прочь снова. Но знай — ты проиграешь.

— Я не презираю тебя, — спокойно ответил Гвидион. — Только прошу остаться под защитой Даллбена. Здесь ты в безопасности. Ненависть Аровна к тебе, думаю, не меньше, чем твоя. И если уж тебе суждено отправиться на поиски меча, то только последней, когда мы потеряем всякую надежду. Или погибнем. Ведь едва ты успеешь ступить на землю Аннувина, он или его слуги убьют тебя. Нет, Ачрен, то, что ты предлагаешь, невозможно. — Он мгновение подумал. — Есть другой способ проведать, где сейчас Дирнвин.

Гвидион обернулся к Даллбену, словно ища поддержки, но тот печально покачал головой.

— Увы, — сказал Даллбен, — «Книга Трех» не может сказать того, что нам сейчас больше всего необходимо знать. Я внимательно искал ответ на каждой странице, пытаясь понять скрытый смысл темных речений. Но они темны даже для меня. Пойди принеси мне палочки с письменами, — обратился он к Коллу. — Только Хен Вен сумеет помочь нам.

Белая свинья из-за жердей загона с любопытством наблюдала за приближающейся к ней молчаливой процессией. Впереди шел Даллбен, держа на костистом плече пучок палочек с письменами — отполированные ветки вяза, на которых замысловатой вязью вырезаны были древние символы. Глю, прикипевший к мискам и кастрюлям, остался на кухне. Гурджи, который хорошо помнил злобные выходки бывшего великана, решил не спускать с него глаз и шнырял вокруг кухонной пристройки. Осталась в хижине и Ачрен. Она опустила на голову капюшон и застыла в темном углу.

Тарен ожидал, что свинья-прорицательница, как обычно, с радостным визгом бросится ему навстречу и просунет сквозь жерди изгороди свою довольную физиономию, чтобы он почесал ее за ухом и под подбородком. Но сейчас она почему-то сжалась от страха, забилась в дальний угол загона, маленькие ее глазки были широко раскрыты, а толстые щеки колыхались от сотрясавшей ее дрожи. Когда Даллбен вошел в загон и воткнул в землю палочки с письменами, Хен Вен запыхтела и буквально вжалась в корявые жерди ограды.

Даллбен, что-то невнятно бормоча, склонился над прутиками вяза. Остальные замерли в ожидании по ту сторону ограды. Хен Вен жалобно хрюкала и не двигалась с места.

— Чего она боится? — прошептала Эйлонви.

Никто ей не ответил. Тарен не спускал глаз с волшебника в свободном, колышущемся на ветру балахоне, с подрагивающих тонких палочек, с неподвижной, дрожащей Хен Вен. Низкое пасмурное небо скрадывало тени, и оттого всё казалось еще более неподвижным, словно бы замороженным. Тарен впервые видел, как волшебник вопрошает свинью-прорицательницу, как он ждет от нее предсказаний, то так, то эдак перемещая прутики, опутанные спиралью непонятных символов. Но видел он и то, что свинья явно чем-то напугана и ни за что не двинется с места. Ему казалось, что прошла уже целая вечность. Даже беспечный Рун почувствовал что-то неладное. Привычно радостное лицо короля Моны помрачнело.

Даллбен с беспокойством поглядел на Гвидиона.

— Никогда прежде Хен Вен не отказывалась отвечать, если ей показывали палочки с письменами.

Он вновь пробормотал слова, которых Тарен опять не разобрал. Свинья-прорицательница крупно задрожала, зажмурила глазки и сунула голову между своими короткими толстыми ножками.

— Может, взять несколько нот на арфе? — предложил Ффлевддур. — У меня был великолепный опыт…

Волшебник сделал знак барду, чтобы тот замолчал. И еще раз заговорил он, мягко, но тоном приказа. Хен Вен сжалась и жалобно попискивала, будто от боли.

— Страх отнимает у нее силы, затмевает силу ее пророчеств, — мрачно сказал Даллбен. — Даже слова заклинаний не достигают ее ушей. Я ничего не могу сделать.

Отчаяние отразилось на лицах всех наблюдавших за ним. Гвидион нахмурился, в глазах его сквозило беспокойство.

— Неудача ждет и нас, если она ничего не скажет и не покажет, — глухо проговорил он.

Быстро, без лишних слов Тарен перемахнул через изгородь и устремился к дрожащей свинье. Он упал перед ней на колени, чесал щетинистый подбородок, нежно гладил розовую шею.

— Не бойся, Хен. Тебе здесь ничто не грозит, — ласково шептал он.

Удивленный Даллбен сделал было шаг вперед, потом остановился в недоумении. Услышав голос Тарена, свинья осторожно открыла один глаз.

Ее пятачок шевельнулся, она приподняла голову и слабо хрюкнула.

— Хен, послушай меня, — умолял Тарен, — я не имею над тобой власти, не могу приказать. Но нам нужна твоя помощь, всем нам, всем, кто любит тебя.

Тарен говорил и говорил, и постепенно свинья успокоилась, дрожь ее унялась. Хоть она и не делала попыток встать, но уже доверчиво подставляла шею, громко дышала и даже нежно похрюкивала. Она щурилась, моргала, и пятачок ее подрагивал и морщился, изображая подобие улыбки.

— Скажи нам, Хен, — просил Тарен, — пожалуйста, скажи нам то, что знаешь, что можешь.

Хен Вен беспокойно задвигалась. Медленно и тяжело поднялась на ноги. Наконец белая свинья фыркнула и поглядела на прутики вяза, подрагивающие рядом с ней. Мелкими шажками на своих коротеньких ножках она приблизилась к ним.

Волшебник кивнул Тарену.

— Отлично сделано, — пробормотал он. — Сегодня сила Помощника Сторожа Свиньи больше моей.

Пока Тарен смотрел, не осмеливаясь и шелохнуться, чтобы не спугнуть свинью, она остановилась у первого прутика. Все еще колеблясь, Хен Вен ткнула пятачком в один из вырезанных символов, потом в другой. Даллбен быстро записывал на обрывке пергамента знаки, на которые указывала свинья-прорицательница. Хен Вен еще несколько мгновений продолжала тыкаться пятачком в первый прутик, потом внезапно замерла, испуганно хрюкнула и отпрянула назад.

Лицо Даллбена снова помрачнело.

— Неужели это так? — в тревоге бормотал он, — Нет, нет… Мы должны узнать всё. — Он покосился на Тарена.

— Пожалуйста, Хен Вен, — зашептал Тарен, снова приближаясь к свинье, начавшей опять сотрясаться от дрожи, — Помоги нам.

Свинья была так напугана, что уже никакие слова, казалось, не смогут сдвинуть ее с места. Она скосила глаза на палочки, затрясла головой и жалобно захрюкала. И все же, покорная ласкам и просьбам Тарена, свинья осторожно двинулась ко второму прутику. Быстро, будто желая поскорей отделаться от неприятного занятия, она заскользила пятачком по цепочке символов.

Вслед за ней рука волшебника скользила по пергаменту, лихорадочно зарисовывая значки один за другим.

— Теперь третья, — поспешно сказал он.

Хен Вен на негнущихся ногах отскочила назад и плюхнулась на землю. Все успокоительные слова и умоляющие речи Тарена не могли больше сдвинуть ее с места. Наконец она, словно через силу, поднялась и затрусила к последнему, третьему прутику вяза.

Но не успела она коснуться пятачком первого символа, как прутики задрожали и стали со свистом раскачиваться, будто под напором ураганного ветра. Они кривились, извивались, словно пытались вырваться из земли. Вдруг с ужасающим треском, скрежетом и громовым грохотом они раскололись, раздробились и рассыпались по земле мелкими щепочками.

Хен Вен с визгом бросилась назад и забилась в самый дальний угол загона. Тарен поспешил к ней. А Даллбен наклонился, собрал щепочки. Горестно и безнадежно разглядывал он жалкие обломки.

— Всё. Отныне они бесполезны, — печально сказал Даллбен — Предсказание Хен Вен осталось неоконченным, будущее темно для меня. Впрочем, я уверен, что конец сулил бы не меньше опасностей, чем начало. Она, должно быть, почувствовала это.

Волшебник повернулся и медленно пошел из загона. Эйлонви присоединилась к Тарену, который пытался успокоить почти обезумевшую свинью. Хен Вен тяжело дышала и дрожала всем телом, пытаясь изогнуть непослушную шею и засунуть голову меж передних ножек.

— Почему, почему она не захотела окончить предсказание? — всхлипывала Эйлонви. — И все же, — она сквозь слезы улыбнулась Тарену, — если бы не ты, Хен вообще ничего не сказала бы.

Даллбен с пергаментом в руке подошел к Гвидиону. Колл, Ффлевддур и король Рун в тревоге сгрудились вокруг них. Убедившись, что Хен Вен постепенно успокаивается и теперь хочет, чтобы ее оставили в покое, Тарен и Эйлонви заспешили к друзьям.

— Помогите! О, помогите!

Бешено размахивая руками и вопя во всю мочь, к ним несся Гурджи. Он влетел в самую середину стоящих и судорожно тыкал скрюченной пятерней в сторону конюшен.

— Гурджи ничего не мог сделать! — захлебывался он. — Он пытался, о да, он старался! Но на его слабую, бедную голову посыпались колотушки и молотушки! И она убежала! — вопил Гурджи. — Скоком и бегом верхом на лошади! Злая королева убежала!

Глава 3

Предсказание

Все поспешили в конюшню. Как и говорил Гурджи, одна из лошадей короля Руна пропала. Ачрен не было и следа.

— Позволь мне оседлать Мелинласа, — попросил Гвидиона Тарен — Я постараюсь нагнать ее.

— Она наверняка устремилась в Аннувин, — выпалил Ффлевддур. — Я никогда не доверял этой вероломной женщине. Клянусь Великим Белином, нам и не снились те каверзы, которые она затевает! Она убежала, чтобы сотворить очередную подлость, можете быть уверены.

— Скорее всего Ачрен стремится навстречу своей смерти, — глухо проговорил Гвидион, устремляя взгляд на дальние холмы. — За пределами Каер Даллбен ее всюду подстерегает опасность. Я бы поспешил ей на помощь, но время дорого. Дело, которое нам предстоит, важнее жизни любого из нас. — Он обернулся к Даллбену. — Я должен знать пророчество Хен Вен. От этого зависят все наши действия.

Волшебник кивнул и повел всех в хижину. Старец все еще держал в руках пергамент и обломки палочек. Теперь он бросил их на стол и уныло разглядывал некоторое время. Потом заговорил.

— Хен Вен поведала нам почти всё. А всё до конца, боюсь, мы у нее никогда не выпытаем. Я внимательно изучил символы, на которые она указала. Хотел бы надеяться, что ошибаюсь, потому что предсказания грозны и зловещи. — Лицо его было неподвижным, глаза опущены, и говорил он с трудом, будто каждое слово вырывалось с кровью сердца. — Я спросил ее, каким образом можно возвратить Дирнвин. Послушайте ответ, данный нам:

«КАМЕНЬ НЕМОЙ И БЕЗМОЛВНЫЙ ВАЛУН ВИДЕЛИ МНОГИЕ ТЫСЯЧИ ЛУН. СПРОСИШЬ У НИХ И УСЛЫШИШЬ ОТВЕТ: ДА ИЛИ НЕТ…»

— Таково предсказание Хен Вен, прочитанное по первой палочке, — вздохнул Даллбен. — Отказ ли это вообще что-то сказать, само ли предсказание или предупреждение больше ни о чем не спрашивать? Не знаю, но символы второй палочки с письменами говорят о судьбе самого Дирнвина.

Даллбен медленно читал символы, и слова старого волшебника отдавались в душе Тарена болью, как удары меча.

«ДИРНВИНА ПЛАМЯ РУКА ПОГАСИЛА.

ИСЧЕЗЛА, УТРАЧЕНА ГРОЗНАЯ СИЛА.

ДЕНЬ УНОСИТСЯ ПРОЧЬ.

ДНЕМ СТАЛА НОЧЬ.

РЕКИ ОХВАЧЕНЫ НОЧЬЮ И ДНЕМ

БЕЛЫМ И СТЫЛЫМ, ХОЛОДНЫМ ОГНЕМ,

ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН БУДЕТ ВНОВЬ ОБРЕТЕН».

Старый волшебник опустил голову и долго молчал.

— Третья палочка, — промолвил наконец он, — разрушилась до того, как Хен Вен успела прочесть на ней письмена. Но думаю, что ничего утешительного или хотя бы вразумительного мы бы не услышали. И надежд оставалось бы у нас не больше, чем теперь.

— Предсказания звучат как насмешка, — сказал Тарен. — Хен права, мы с таким же успехом могли обращаться к немым камням или безмолвным валунам. Никто и ничто не поможет нам, не осветит путь.

— И не высветит смысл этих слов! — воскликнула Эйлонви, — Хен могла бы с таким же успехом прямо сказать, что мы никогда не найдем Дирнвин. Ночь не может стать днем! И покончим с этими запутанными предсказаниями!

— Во всех своих странствиях, — добавил Ффлевддур, — я ни разу не встречал даже малюсенького горящего ручейка, а тем более пылающего холодным, ледяным огнем! Пророчество никуда не годится.

— И все же, — вмешался король Рун, сияя улыбкой, — было бы изумительно увидеть ночь, превратившуюся в день, и пылающую белым пламенем реку! Хотелось бы, чтобы это все случилось на моих глазах!

— Боюсь, что ты все это увидишь, король Моны, — серьезно сказал Даллбен.

Гвидион, который, размышляя, сидел у стола и крутил в руках обломки палочек, поднялся и заговорил, обращаясь сразу ко всем:

— Пророчества Хен Вен темны и оттого наводят уныние. Я ожидал совсем не того. Но когда предсказания не помогают, люди сами должны искать выход. — Пальцы его сжались в кулак, и остатки хрупких палочек разлетелись в мелкие щепки. — До тех пор, пока я живу и дышу, я буду искать Дирнвин. Неясность пророчества не изменила мои планы. Наоборот, это лишь вынуждает меня поторопиться.

— Тогда позволь нам идти с тобой, — сказал Тарен, поднимаясь и глядя прямо в глаза Гвидиону. — Силы наши пригодятся тебе, пока не вернутся твои собственные.

— Именно так! — выпрямился Ффлевддур. — Не стану я обращать внимания на всякие там пылающие реки! Спрашивать ответа у немых камней? Как бы не так! Я спрошу самого Аровна! От Ффлевддура Пламенного он не сможет утаить ни одного секрета!

Гвидион с сомнением покачал головой.

— В этом деле чем больше людей, тем больше риска. Его лучше делать одному. Если чья-то жизнь и ставится на карту против Аровна, короля Земли Смерти, то это должна быть моя жизнь.

Тарен молча склонил голову, потому что сам тон голоса Гвидиона исключал какие-либо споры и возражения.

Ты вправе решать, — сказал он. — Но, может быть, Карр сначала полетит в Аннувин? Отправь ее вперед. Она быстро обернется и что-нибудь разузнает.

Гвидион внимательно поглядел на Тарена.

— В своих странствиях ты набрался не только мужества, но и мудрости, Помощник Сторожа Свиньи. Твой совет хорош. Карр может послужить мне лучше и вернее, чем все ваши мечи. Но я не стану ждать ее здесь. Поступив так, я потерял бы слишком много времени. Пусть разузнает, что происходит в Аннувине, залетит в глубь тех земель насколько сможет. А потом пускай разыщет меня в замке короля Смойта, в его королевстве Кадиффор. Оно как раз лежит на пути в Аннувин.

— Но мы могли бы поехать с тобой хотя бы до замка короля Смойта, — осторожно предложил Тарен, — и охранять тебя до тех пор. Между Каер Даллбен и королевством Кадиффор могут рыскать Охотники Аровна, которые не преминут наброситься на тебя.

Отвратительные негодяи! — вскричал бард, вспомнив свою неудачную встречу с ними — Вероломные убийцы! На этот раз они отведают моего меча! Пусть только посмеют напасть на нас! Я очень надеюсь, что они это сделают! — Струна на арфе лопнула с таким звоном, что еще долго гудел и дрожал весь чуткий инструмент. — Э-э-э… да… ну… это только так, к слову, — смутился Ффлевддур. — На самом деле я надеюсь, что мы вообще не наткнемся на них. Они могут причинить слишком много беспокойства и, главное, помешать нашему путешествию.

И никто не подумал обо мне! О тех неудобствах, которые ваша суета может причинить мне, — сказал Глю, отрываясь от очередного горшка с остатками еды.

Бывший великан высунулся из кухни и раздраженно озирался вокруг.

— Пташка! — насмешливо воскликнул Ффлевддур. — Дирнвин исчез, мы не знаем, будем ли живы сегодня вечером, а он волнуется о своих неудобствах. Он и в самом деле маленький человечек и всегда им был.

— Поскольку никто из вас даже не вспомнил обо мне, — сказала Эйлонви, — я полагаю, что меня не приглашают идти вместе с вами. Очень хорошо. Я остаюсь дома.

Она своенравно тряхнула волосами и отвернулась.

— Что ж, вполне разумно, принцесса, — откликнулся Гвидион — Вижу, дни, проведенные на Моне, не прошли для тебя даром: ты обрела мудрость молодой леди.

— Конечно, — тараторила Эйлонви, — после того, как вы уедете, мне может прийти на ум мысль, что это самый приятный день для прогулки верхом. Самое время пособирать полевые цветочки, которые не так легко отыскать, в особенности потому, что сейчас почти зима. И я могу случайно сбиться с дороги, потеряться и ненароком наткнуться на вас. К тому времени стемнеет и будет опасно мне возвращаться домой. И все это случайно и вовсе не по моей вине.

Осунувшееся лицо Гвидиона осветилось улыбкой.

— Пусть будет по-твоему, принцесса. Я принимаю то, что все равно не могу предотвратить. Едут со мной все, кто пожелает. Но не далее чем до крепости Смойта в Каер Кадарн.

— Э, принцесса, — вздохнул Колл, качая головой, не стану я противоречить лорду Гвидиону. Но едва ли пристало молодой леди так настойчиво добиваться своего.

— Конечно нет, — тут же согласилась Эйлонви. — И королева Телерия учила: леди никогда не настаивает на своем. Всё как бы улаживается само собой, без ее участия, но почему-то именно так, как она хочет. Вот и я ни на чем не настаиваю. Ой, никогда мне не выучиться всем этим премудростям, хоть и говорят, что такие штуки проделывать проще простого, имей только сноровку…

Пока она тараторила без умолку, Тарен снял Карр с насеста около очага и понес ее во дворик перед домом. На этот раз ворона не щелкала клювом, не вертелась. Вместо обычных озорных проделок и поддразниваний, она смирно сидела на запястье Тарена и, насторожив внимательные черные глазки, слушала его подробные наставления.

Наконец Тарен поднял руку, Карр взметнулась в воздух и прощально захлопала над его головой блестящими крыльями.

— Аннувин! — прокаркала ворона. — Дир-ррнвин!

Она взмыла вверх. Через несколько мгновений Карр уже зависла над крышами Каер Даллбен. Ветер относил ее в сторону, как легкий осенний листок. Уверенным взмахом крыла ворона вывернулась из стремительного воздушного потока, повернула на северо-запад и стала быстро удаляться. Тарен напрягал и щурил глаза, чтобы подольше держать ее в поле зрения. Но вот ворона сверкнула в высоких лучах черной блестящей точкой и скрылась за густеющими у горизонта облаками. Беспокойство овладело Тареном. Он был уверен, конечно, что Карр готова ко всем опасностям долгого путешествия. Она увернется от стрел Охотников, избежит когтей и клювов гвитантов, яростных крылатых вестников Аров-на. Да, не один раз он сталкивался с этими жестокими и сильными птицами и помнил, что даже птенцы их были опасны.

Давно, в отрочестве, Тарен спас жизнь молодому птенцу гвитанта и прекрасно запомнил его острые когти. Несмотря на храброе сердечко Карр и на ее изворотливый ум, Тарен все же очень опасался за ее жизнь. Но еще больше его беспокоило предстоящее Гвидиону смертельно опасное путешествие. А предчувствие говорило, что совсем не радостные известия принесет им Карр на своих распростертых крыльях.

Было решено, что король Рун, как только они все достигнут берегов Великой Аврен, отправит ворчливого Глю на корабль, стоящий здесь на якоре, чтобы бывший великан дожидался его на борту. Сам же король Рун собирался отправиться вместе с Гвидионом в Каер Кадарн. Глю ничто не устраивало. Не желал он качаться и укачиваться на корабле, не соглашался и остаться на берегу и спать на холодных камнях. Но жалобы и протесты бывшего великана не могли заставить короля Моны изменить свои планы.

Пока Гвидион держал последний спешный совет с Даллбеном, остальные начали выводить лошадей из конюшни. Умный Мелингар, золотогривый белый конь Гвидиона, спокойно ждал своего хозяина. Конь Тарена Мелинлас, наоборот, возбужденно фыркал и нетерпеливо рыл землю копытом.

Эйлонви уже сидела верхом на своей любимой гнедой лошадке Ллуагор. В складках плаща принцессы была запрятана самая дорогая и любимая ее вещица — золотой шар. Стоило только взять его в руки, как он начинал ярко светиться изнутри.

— Я оставлю дома эту неудобную корону, надоевший мне золотой обруч, который и годится только для того, чтобы поддерживать волосы, зато натирает лоб чуть ли не до волдырей. Но скорее я пойду на руках, чем отправлюсь в дорогу без своей игрушки. Кроме того, если нам потребуется свет или совет, он у нас будет наверняка и без всяких неудобств и волдырей. Это гораздо практичнее и приятнее, чем золотой обруч на голове. — В седельную сумку она сунула и вышивку, сделанную для Тарена, надеясь докончить ее за время длинной дороги. — Может быть, я изменю и цвет глаз Хен Вен. Если, конечно, на это останется время.

Ффлевддуру служила лошадью огромная золотистокоричневая кошка Ллиан, которая ростом не уступала доброму коню. Увидев барда она громко замяукала и бедняга едва удержался на ногах, когда эта гигантская кошка кинулась ему на грудь и обняла своими мощными лапами.

— Спокойнее, старушка, — урезонивал бард свою Ллиан, которая принялась тереться лобастой головой о его шею и плечи. — Я знаю, что ты хочешь послушать мою игру на арфе. Я сыграю, но позже. Обещаю тебе.

Глю немедленно узнал Ллиан.

— Это нечестно, — засопел он. — По праву она принадлежит мне.

— Да, — ответил Ффлевддур, — если считать, что именно ты пичкал ее теми отвратительными зельями, которые варил, желая вырасти. Хочешь поездить на ней? Что ж, попробуй. Но предупреждаю, память Ллиан не так коротка, как твои ножки, бывший громадина.

Ллиан на самом деле принялась бить хвостом о землю при виде Глю. Она нависла над толстеньким коротышкой, желтые глаза ее сверкали, усы подрагивали, уши, увенчанные кисточками, почти прилипли к голове. Из горла ее вырвался звук, вовсе не напоминающий только что промяуканное приветствие барду.

Ффлевддур быстро сдернул с плеча арфу и стал наигрывать нежную мелодию. Ллиан отвела глаза от Глю, рот ее растянулся в довольной улыбке, и она, блаженно сощурившись, с любовью уставилась на барда.

Бледное лицо Глю стало совсем белым, и он бочком стал отходить подальше от кошки.

— Когда я был великаном, — бормотал Глю, — всё в мире было устроено гораздо лучше и безопаснее.

Король Рун оседлал свою серую в яблоках лошадь. Поскольку и Колл решил присоединиться к Гвидиону и собрался ехать на своей гнедой кобыле Лламрей, дочери Мелинласа и Ллуагор, у Глю не оставалось другого выбора, как только взобраться позади Гурджи на его лохматого пони. Впрочем, это не доставило удовольствия никому из них троих. Тарен тем временем помогал Коллу собирать в конюшне, кузнице и под навесом для инструментов необходимое им оружие.

— Маловато. Едва ли хватит на всех, — колебался Колл. — Эти пики, кстати, неплохо служили подпорками для бобовых плетей, — добавил старый воин. — Я уж и не надеялся использовать их для иных целей. Увы, единственный меч, который я могу дать Гвидиону, заржавел от того, что я втыкал его в землю, подпирая ветви яблонь. Что же касается шлемов, то, кроме моей кожаной шапки, ничего и не сыщешь. Да и в той воробьи устроили гнездо. Не стану же я их беспокоить по пустякам. К тому же моя собственная старая тыква, — он похлопал себя по лысой голове и лукаво подмигнул Тарену, — покрепче любого шлема. Ее вполне хватит еще не на одну битву, а уж до Каер Кадарн и обратно я ее как-нибудь донесу.

Колл, видя беспокойство Тарена, старался его развеселить и рассеять его мрачные мысли.

— А ты, мой мальчик, — весело продолжал он, — что-то повесил нос и выглядишь, как побитый морозом турнепс. Когда-то, помнится, ты весь дрожал от радости и горел нетерпением, стоило только Гвидиону поманить тебя за собой.

Тарен улыбнулся.

— Я бы отправился и в Аннувин, если бы Гвидион позволил. Да, ты прав, старый друг, для того мальчика, каким я был когда-то, это путешествие казалось бы только смелым приключением, погоней за легкой славой. Теп ерь-то я знаю: жизнь человека стоит больше, чем слава, и даже капля пролитой крови слишком большая плата.

Тарен посерьезнел.

— Мое сердце неспокойно, — сказал он. — Нет, я не трепещу, но и не особо радуюсь предстоящим приключениям, тем опасностям, что, уверен, подстерегают нас. В давние времена, освобождая украденную Хен Вен, ты уже побывал в Аннувине. Скажи, может ли Гвидион в одиночку добиться чего-нибудь в королевстве Аровна?

— Ни один человек не сможет сделать большего, — сказал Колл, взваливая на плечи пики. Он повернулся и вышел из-под навеса, этим как бы желая прекратить разговор. И Тарен понял, что старый воин так по-настоящему и не ответил на его вопрос.

Каер Даллбен остался далеко позади. День уже клонился к вечеру, когда путники разбили лагерь в самой глубине леса.

Эйлонви с блаженным вздохом опустилась на жесткую, чуть промерзшую землю.

— Как давно я не спала на каменной лесной подстилке! — улыбнулась она. — Насколько это приятнее перин на гусином пуху.

Гвидион позволил развести небольшой костер. Пока обстоятельный Колл отводил в сторонку и привязывал лошадей, Гурджи открыл свою сумку с едой и стал быстро извлекать оттуда все подряд. Все, промерзшие и одеревеневшие от долгого путешествия, были сегодня на редкость молчаливы и хмуры. Только король Рун не потерял своего обычного хорошего расположения духа. Когда путники подсели поближе к костру и замерли, гладя на бледные языки пламени, король Рун нашел острую веточку и стал деловито царапать ею по земле, рисуя запутанную паутину линий.

— Дамба, дамба… — бормотал он. — Я, кажется, понял, почему ничего не получилось. Да, именно так. Всё надо по-другому…

Тарен видел, как в отблеске костра горят глаза Руна, как на лице его появилась знакомая мальчишеская улыбка. Но во всем облике юноши уже не было прежней мальчишеской неуклюжести и беспомощной наивности. Тарен понял, что Рун больше не был тем суетливым безалаберным князьком, которого он знал на острове Мона. Сейчас король Рун был так же весь поглощен своим делом, как и Тарен когда-то в кузнице, за ткацким станком или перед гончарным кругом. И если Рун повзрослел, правя королевством, то Тарен возмужал в тяжелом труде среди основательных мастеров народа Свободных Коммотов. Сейчас он разглядывал Руна и чувствовал, как прежняя приязнь сменяется в нем новой и сильной привязанностью к этому чистому и открытому юноше. Король Моны продолжал лихорадочно чертить, стирать, снова корябать жесткую землю, улыбаться, хмуриться, что-то бормотать, и Тарен тоже увлекся его занятием. Он внимательно разглядывал поначалу запутанные и непонятные линии на земле, изучал их, вникал в смысл рисунка и вдруг улыбнулся. Он понял, что здесь не так, что не получается. Как и прежде, намерения короля Моны были чуть больше его умения.

— Подозреваю, что твоя плотина рухнет, если ты построишь таким образом, — не удержался Тарен. — Посмотри сюда. — Он провел пальцем по извилистой линии. — В основание следует класть более тяжелые камни, утопить их поглубже. А здесь…

— Изумительно! — воскликнул король Рун, на ходу подхватив мысль Тарена. — Совершенно верно! Ты должен приехать на Мону и помочь мне докончить строительство! — Он принялся лихорадочно стирать и заново прочерчивать свои линии, да так увлеченно, что чуть не свалился в костер.

— О великий и добрый хозяин! — восторженно вскричал Гурджи, внимательно следивший за разговором, в котором мало что понимал. — О мудрые закавыки и закорюки! Гурджи очень хочет побольше уменья и умненья!

Гвидион сердито глянул в их сторону.

— Наш костер и так довольно рискованная затея, и нечего добавлять к нему еще и шум. Могу лишь надеяться, что Охотники не рыщут где-нибудь поблизости. Нас слишком мало, чтобы противостоять даже горстке этих убийц. Это не обычные воины, — пояснил он, поймав недоуменный взгляд Руна, — но воплощение зла. Убей одного из них, так сила его переходит к остальным.

Тарен согласно кивнул.

— Они опасны почти так же, как Дети Котла, — предупредил он Руна, — эти безмолвные и бессмертные стражи Аннувина. Они страшны. Ведь Детей Котла нельзя убить, хотя их сила и убывает по мере того, как они удаляются от королевства Аровна. И в этом они уязвимы.

Рун недоуменно моргал, а Гурджи вдруг притих и стал испуганно вглядываться в темноту. Воспоминания о безжалостных Детях Котла вернуло мысли Тарена к пророчеству Хен Вен.

— Дирнвина пламя рука погасила… — припомнил Тарен. — Все же как Аровн сможет добиться этого? Несмотря на всю его колдовскую силу, не поверю я, что он сможет хотя бы вытащить клинок из ножен.

— Смысл пророчества всегда больше, чем простое значение слов, — сказал Гвидион. — Попытайся проникнуть в глубину, скрытую за словом. Для нас пламя Дирнвина уже погашено, если он в руках Аровна, а не в моей руке. А значит, и пользы он нам не принесет, хотя и вреда тоже, если меч будет погребен в сокровищнице короля Аровна.

— Сокровища? — воспрянул Глю. Он даже перестал жевать в это мгновение.

— Владения Аровна не только твердыня зла, но и кладезь сокровищ, похищенных у людей, — продолжал Гвидион. — Его тайники переполнены всеми прекрасными и полезными вещами, которые Аровн украл в Придайне. Эти сокровища вовсе не служат ему. Его цель — отнять их у людей, истощить нашу силу и жизнь, отбирая то, что могло дать более богатый урожай, облегчить труд и даровать великое мастерство. — Гвидион помолчал. — Разве это не равно смерти, только под другой личиной?

— Мне рассказывали, — проговорил Тарен, — будто подземные сокровищницы Аннувина набиты всем, о чем люди мечтают. Там есть плуги, которые, говорят, могут работать сами, серпы, которые жнут без помощи человеческих рук, волшебные инструменты, что сами могут творить непревзойденные по мастерству вещи. — Тарен сдвинул брови. — Да, Аровн украл секреты мастерства у кузнецов и гончаров, знания у пастухов и крестьян. Эти знания, это умение тоже заперто в его тайниках.

Глю замер. Недоеденный кусок мяса застыл в его толстеньких, испачканных жиром пальцах. Он даже затаил дыхание, потом прочистил горло и пропищал:

— Я, пожалуй, согласен простить вам все ваши насмешки, все ваше пренебрежение и все унижения, которым вы меня подвергали. Уверен, вы не позволили бы себе этого, будь я по-прежнему великаном. Ну да ладно! Я прощаю вас всех. И в знак моей доброй воли и снисхождения я поеду путешествовать с вами.

Гвидион прищурился и проницательно посмотрел в сторону напыщенного Глю.

— Возможно, мы тебя возьмем, — произнес он тихо после некоторого размышления.

— Понятно! — фыркнул Ффлевддур, — Этот толстый коротышка надеется поживиться чем-нибудь. Я видел, как задрожал его нос! Вот уж не думал, что придет час, когда придется брать его в сотоварищи! Но, по-моему, безопаснее иметь его при себе, чем у себя за спиной.

Глю кисло улыбнулся.

— Я тоже тебя прощаю, — сказал он.

Глава 4

Замок короля Смойта

На рассвете путники стали собираться в дорогу. Король Рун намеревался на время отделиться от них и направиться на запад в гавань Аврен. Там он сообщит капитану корабля об изменении своих планов и уж потом нагонит остальных. Ффлевддур вызвался сопровождать его, потому что, как утверждал бард, он знал все самые мелкие броды через реку и самые кратчайшие тропинки в лесу.

Эйлонви вдруг решила тоже идти с ними.

— Я оставила половину своих ниток на корабле Руна, а без них я не смогу докончить вышивку. Никто из вас не сумеет отыскать их, потому что я и сама точно не знаю, куда запихнула шкатулку с нитками и иголками. К тому же там остался и мой теплый плащ, и… всякие там другие мелочи…

Колл усмехнулся и потер лысую голову.

— Принцесса, — заметил он лукаво, — становится леди во всем, даже в мелочах.

— Поскольку я теперь не еду на Мону, — сказал Глю, чье ночное решение, как видно, осталось непоколебимым, — не вижу причин, чтобы делать ненужный крюк в пути. Я поеду с лордом Гвидионом.

— Вот тут ты, дорогой коротышка, ошибся, — язвительно проговорил бард — Садись-ка позади короля Моны, если он согласен вытерпеть твое общество, да поскорее. Не думай, что я выпушу тебя из виду даже на мгновение. Куда пойду я, туда отправишься и ты. И наоборот. Считай, что мы отныне связаны одной веревочкой.

Тарен отвел Ффлевддура в сторону.

— Послушай, — сказал он, — я согласен, что за Глю нужен глаз да глаз. Но я сам послежу за ним.

Бард встряхнул своими взъерошенными желтыми лохмами.

— Э, нет, мой друг! Мне будет спокойнее, если я стану наблюдать за ним своими собственными глазами. И все время. Нет уж, хитрый коротышка — моя забота! Поезжай вперед, а мы присоединимся к вам на другом берегу Аврен еще до полудня.

Вдруг Ффлевддур широко улыбнулся.

— Буду рад вновь увидеть Смойта, — сказал он. — Этот рыжебородый старый медведь дорог моему сердцу. Мы отлично попируем в Каер Кадарн, потому что Смойт ест так же неистово, как и сражается.

Гвидион уже оседлал Мелингара и поторапливал их. Ффлевддур дружески хлопнул Тарена по плечу и побежал вскарабкиваться на спину Ллиан, которая весело прыгала и крутилась в лучах яркого утреннего солнца, гоняясь за своим собственным хвостом.

Король Рун, Ффлевддур, Эйлонви и Глю вскоре скрылись из виду. Тарен ехал между Гвидионом и Коллом, а Гурджи трусил позади.

Остановились они, только переправившись на противоположный берег Великой Аврен. Уже давно наступил полдень, но остальных путников не было видно. Тарен немного забеспокоился, но решил, что ничего не могло с ними случиться.

— Вероятно, Рун остановился посмотреть на нору барсука или зазевался на снующих по тропинке муравьев, — пошутил он. — Надеюсь, ничего другого не произошло.

— Не волнуйся, — откликнулся Колл, — Ффлевддур не очень-то даст ему отвлекаться. Они будут здесь с минуты на минуту.

Тарен дунул в свой рог, рассчитывая, что громкий звук его достигнет ушей барда, если тот ненароком и перепутал так знакомые ему тропинки. Но никто не появился. Гвидион, подождав столько, сколько мог себе позволить, решил продолжать путь в Каер Кадарн. И весь остаток дня они, уже не останавливаясь, быстрым шагом продвигались вперед.

Тарен тем не менее часто оборачивался, каждый раз надеясь увидеть Руна и его спутников, галопом настигавших их, или внезапно услышать знакомое «Привет, привет!» короля Моны. Но день угасал, и Тарен понял, что Рун, скачи он хоть во весь опор, уже вряд ли нагонит их. К тому же он был уверен, что осторожный и опытный Ффлевддур не станет продолжать путь с наступлением темноты.

— Они устроили привал где-то позади, — заверил его Колл. — Если даже они и заблудились немного, Ффлевддур сумеет отыскать дорогу к замку Смойта. Там мы и встретимся. А в крайнем случае Смойт пошлет на розыски поисковый отряд. — Он потрепал Тарена по плечу своей крепкой рукой. — Не волнуйся раньше времени. Или, — добавил он, подмигнув, — ты немного скучаешь без общества принцессы Эйлонви?

— Ей не следовало ехать с ними, — сердито откликнулся Тарен.

— Пожалуй, — усмехнулся Колл, — но ты почему-то и слова не сказал против этого.

Тарен тоже усмехнулся в ответ.

— Спорить с ней? — хмыкнул он. — Я давным-давно отказался от этой пустой затеи.

Утром следующего дня перед ними открылся Каер Кадарн. На высокой каменной башне развевался темно-красный стяг короля Смойта с эмблемой — черным медведем. Крепость возвышалась посредине просторного поля, и зубцы стен хмурились, словно брови могучего короля над его бородатым лицом, испещренным, как и эти стены, шрамами и вмятинами, следами многих битв. Колл, ехавший впереди на неутомимой Лламрей, прокричал страже, чтобы открыли ворота перед лордом

Гвидионом, принцем Дома Доны. Массивные ворота почти тут же распахнулись, и путники галопом въехали во внутренний двор, где вооруженные люди приняли их коней. К Большому залу Смойта они двинулись в сопровождении большого отряда воинов.

Гвидион быстро шагал по коридору. Окруженные стражей, Тарен, Колл и Гурджи поспешали за ним.

— Смойт, наверное, сейчас ест, — сказал Тарен. — Его завтрак тянется до полудня. — Он засмеялся. — Смойт утверждает, что завтрак только разжигает его аппетит перед обедом. Гвидион не вытянет из короля ни единого слова, пока тот не накормит нас до отвала.

— Да, да! — сглотнул слюну Гурджи. — Гурджи мечтает о вкусной чавке и хрумтявке!

— И это у тебя будет, старина, — успокоил его Тарен. — Будь уверен, голодным не останешься.

Они вошли в Большой зал. У дальней стены стоял огромный трон Смойта, вырезанный из цельного дуба в виде медведя с разведенными в стороны лапами, служащими подлокотниками.

Человек, сидящий на троне, никак не был похож на Смойта.

— Мэгг! — выдохнул Тарен.

В то же мгновение стража напала на них. Меч Тарена сорвали у него с пояса. С воинственным воплем Гвидион кинулся в гущу воинов, но их было слишком много, и его быстро схватили, пригнули к полу и поставили на колени. Колла тоже прижали к полу и приставили к спине копье. Гурджи уворачивался, вопил от ярости и страха. Стражник схватил его за лохматый загривок и бил до тех пор, пока несчастное существо могло держаться на ногах.

Лицо Мэгга скалилось в улыбке, словно череп мертвеца. Небрежным взмахом тощей руки он приказал стражникам отойти. Злорадная улыбка словно бы приклеилась к его серому узкому лицу.

— Не мог я предвидеть нашей встречи, лорд Гвидион, — проскрипел Мэгг. — Я завладел крепостью Каер Кадарн. Но заполучить в придачу и тебя? Такого подарка я и не ожидал!

Зеленые глаза Гвидиона вспыхнули.

— Как только осмелился ты вторгнуться во владения короля Смойта? Беги отсюда, пока он не вернулся. Уноси ноги. Он тебя не погладит по головке.

— Ты присоединишься к королю Смойту, — ответил Мэгг. — Хотя мне претит называть этого грубияна королем. — Губы Мэгга искривились. Он с удовольствием разгладил складки на своем расшитом плаще.

Тарен обратил внимание на богатое одеяние Мэгга. Оно было роскошнее даже тех щегольских одежд, в которые облачался когда-то на Моне этот гладко прилизанный надменный человечишка, бывший Главный Управитель королевского двора.

— Мой сеньор, мой повелитель, — при этих словах самодовольная улыбка на лице Мэгга сменилась льстивой и немного трусливой гримасой. — Мой хозяин, — громче произнес Мэгг, — выше, чем король Моны, могущественнее, чем королева Ачрен. — Он потеребил тяжелую цепь, обвивающую его шею. — Он сильнее, чем принц Дома Доны! — И Мэгг нежно погладил большой нагрудный знак.

В ужасе Тарен увидел, что на этом знаке был выбит тот же символ, что выжжен на лбах Охотников Аннувина.

— Я служу, — торжественно произнес Мэгг, — великому сеньору, королю Аннувина Аровну.

Ни один мускул на лице Гвидиона не дрогнул. Он так же неотрывно смотрел на Мэгга.

— Ты нашел своего настоящего хозяина, Мэгг, — коротко бросил он.

— Когда мы в последний раз расстались, лорд Гвидион, — прошипел сквозь зубы Мэгг, — я верил, что ты умер. Позже я узнал, что ты жив — Главный Управитель провел языком по губам. — Редко кому удается утолить чувство мести дважды. И я терпеливо ждал того дня, когда мы встретимся вновь.

Мэгг даже привстал с трона от возбуждения.

— Я был терпелив, да, — прошипел он. — Долго я скитался и странствовал после того, как покинул остров Мона. Многим людям я смиренно служил, ожидая благоприятного случая. Один даже хотел бросить меня в темницу. Меня, Мэгга, у которого когда-то почти в руках было королевство! — Он уже визжал. Лицо его побелело, а глаза вылезли из орбит.

Но через мгновение-другое усилием воли он обрел контроль над своим голосом, над дрожащими руками и искаженным от злобы лицом и опустился на трон. Теперь он цедил слова осторожно, будто пробуя сначала каждое на вкус.

— Наконец, — продолжал Мэгг, — я отправился в Аннувин, в землю, лежащую за Вратами Тьмы. Король Аровн не знал меня тогда так, как узнал теперь. — Мэгг удовлетворенно покивал. — И от меня он узнал очень многое.

Он оглядел молчаливых своих пленников и выпалил:

— Король Аровн узнал историю Дирнвина! Ему было известно, что меч утерян, а потом найден и что носит его теперь лорд Гвидион. Но именно я, Мэгг, подсказал Аровну, как лучше его добыть.

— Даже в своем предательстве ты жалок и ничтожен, — с презрением сказал Тарен. — Рано или поздно Аровн и без тебя придумал бы этот коварный план.

— Возможно, — хитро ухмыльнулся Мэгг, — возможно, что он действительно узнал от меня меньше, чем я от него. Потому что я вскоре выяснил, что его власть не так уж прочна. Защитник его, Рогатый Король, давно потерпел поражение. Даже Черный Крошан, котел, который давал ему воинов, бессмертных Детей Котла, разбился вдребезги.

Мэгг уже не мог остановиться в своем безудержном хвастовстве и откровенно выкладывал всё, что было у него на уме.

— У короля Аровна много тайных слуг среди королей и мелких владетелей княжеств, — продолжал Мэгг. — Он обещал им еще большие богатства и владения, и они, в свою очередь, поклялись служить ему. Но его поражения обеспокоили их. Это я подсказал ему, какими способами добиться от них беспрекословного повиновения. Это был только мой план, который и дал ему в руки Дирнвин!

Мэгг снова начал постепенно возбуждаться.

— Теперь, да, теперь! — почти бессвязно выкрикивал он — Именно теперь по всем княжествам разнеслась весть о том, что Аровн, повелитель Земли Смерти, владеет самым могущественным оружием во всем Придайне! Он знает его тайны гораздо лучше, чем ты, лорд Гвидион, и знает, что его нельзя победить. Его преданные вассалы, его слуги радуются, потому что скоро, совсем скоро ощутят вкус победы. Новые военачальники объединятся под его знаменами, и новое войско его будет гораздо больше и сильнее прежнего.

Мэгг уже совершенно не владел собой.

— Я! — вопил он. — Я, Мэгг, сделал это! Я, Мэгг, второй по могуществу после повелителя Земли Смерти! Я, Мэгг, говорю от его имени! Я его самый доверенный посланник. И я езжу из королевства в королевство, собирая армии, чтобы уничтожить Сыновей Доны и тех, кто присягнул им на верность! Весь Придайн будет моим… его владением! А те, кто осмелится выступить против него… если только король Аровн захочет быть милосердным, то он их просто убьет. Его Охотники выпьют их кровь. А другие, покорные, будут пресмыкаться в рабстве вечно!

Глаза Мэгга лихорадочно сверкали, бледный лоб его блестел от пота, щеки мелко дрожали.

— Вот что под клятвой обещал мне король Аровн: когда-нибудь я, Мэгг, надену Железную Корону Аннувина!

— Ты такой же презренный глупец, как и предатель, — сказал Гвидион твердым голосом. — Впрочем, и глупость слишком хороша для твоей безмозглой головы. Сначала ты поверил словам Аровна. Потом уверил себя, что король Смойт станет слушать твои безумные слова. Гы убил его? Только мертвый может спокойно выслушивать твои змеиные речи.

— Смойт жив, — ответил Мэгг. — И мне наплевать на его верность. Я ищу верности его вассалов, мелких князьков. А что он без них? Я заставлю Смойта приказать им верно служить моему хозяину и мне!

— Король Смойт скорее вырвет свой язык! — вскричал Тарен.

— Пусть! — отмахнулся Мэгг. — Он и немой мне послужит. Даже лучше. Я стану возить его с собой, а говорить вместо него, но от его имени. И все же, — он задумался, — я бы предпочел, чтобы приказы звучали из его собственных уст. Есть много способов развязать ему язык вместо того, чтобы отрезать его заодно с головой. Некоторые из них уже испробованы.

Глаза Мэгга сузились.

— И лучший из этих способов стоит сейчас передо мной. Ты, лорд Гвидион, и ты, скотник. Вы поговорите с ним. Пусть Смойт поймет, что он должен будет уступить мне. — Мэгг криво улыбнулся. — Ваши жизни зависят от этого.

Главный Управитель слегка кивнул. Стража выступила вперед.

Пленников грубыми тычками вытолкали из Большого зала. Потрясение и отчаяние так ошеломили Тарена, что он плохо сознавал, по какой дороге и куда их ведут. Воины остановились. Один рывком распахнул дверь. Другие затолкали пленников в узкую камеру. Дверь с протяжным скрипом закрылась. И темнота поглотила их.

Продвигаясь ощупью, Тарен споткнулся о чье-то тело, распростертое на полу. Человек зашевелился и грозно взревел.

— Клянусь моими жилами и костями! — гудел голос короля Смойта, и Тарена тисками сжали могучие руки. — Ты осмелился прийти сюда, Мэгг? Тебе не взять меня живым! И самому живым не выбраться!

Тарен почти задохнулся, он чувствовал, как буквально трещат его кости. Но тут, на его счастье, Гвидион поспешил выкрикнуть свое имя и имена своих спутников. Хватка Смойта мгновенно ослабла, и Тарен почувствовал на своем лице огромную пятерню.

— Клянусь моей печенкой, вот это кто! — вскричал Смойт, когда они столпились вокруг него. — Сторож Свиньи! Лорд Гвидион! Колл! Да я бы везде узнал твою лысую головищу! — Его рука наткнулась на спутанную шерсть Гурджи — А, и малышка… Как-Его-Там тоже здесь! Рад встрече, друзья мои! — Смойт вдруг тяжко застонал. — И не рад ей, по правде говоря. Как этот скользкий червяк сумел схватить вас? Этот напомаженный, пахнущий прогорклым жиром лакей поймал в ловушку всех нас!

Гвидион коротко поведал Смойту, что с ними произошло.

Рыжебородый король бешено заревел:

— Мэгг схватил меня так же просто, как и вас. Вчера я завтракал и едва приступил к мясу, как мой слуга принес известие, что посланник лорда Гориона хочет поговорить со мной. Я знал, что у Гориона распри с лордом Гастом. Как всегда, из-за черной коровы. Эх, кончится ли когда-нибудь эта бесконечная свара между князьями Кадиффора? Тем не менее, поскольку накануне я выслушал лорда Гаста, мне казалось, что будет справедливо послушать и мнение Гориона.

Смойт фыркнул и хлопнул себя по могучим бедрам.

— Прежде чем я успел проглотить то, что уже запихнул в рот, воины Мэгга набросились на меня. Клянусь моим сердцем и селезенкой, некоторые из них надолго запомнят Смойта! Если я вообще не отшиб у них память. Но в засаде находилось и другое войско. Они ворвались через ворота. — Смойт закрыл лицо руками. — Что же касается моих людей, то те, кого не убили, заперты в караульной и на складе оружия.

— А ты, — с тревогой спросил Тарен, — тебе больно? Мэгг говорил о пытках.

— Больно? — Смойт взревел так громко, что эхо заметалось между стен. — Пытка? Я стерплю все пытки! Всё стерплю! Но не в руках этого слизняка! У меня достаточно толстая шкура. Мэгг сломает зубы о мои кости! Он беспокоит меня не больше, чем укус блохи или царапина от колючки куманики. Мне бывало хуже и в дружеской потасовке.

Он поднялся во весь свой могучий рост.

Ты говоришь о боли? — наступал он на Тарена. — Да оказаться запертым в темнице своего собственного замка в тысячу раз больнее, чем пытка раскаленным железом! Клянусь каждым волоском моей бороды! Моя крепость, а я в ней узник! Только подумай — быть одураченным в собственном Большом зале! Мою собственную еду вырвали у меня прямо изо рта! Посмели нарушить мой завтрак! Пытка? Нет, похуже! Это равно потере аппетита!

Тем временем Колл и Гвидион шарили по стенам и, насколько позволял тусклый свет, пытались обнаружить в них какую-нибудь трещину, зазор или неровность. Теперь, когда глаза Тарена немного привыкли к темноте, он смог тоже оглядеться и понимал, что все усилия друзей тщетны. Окон в помещении не было, и весь скудный свет проникал к ним сквозь крошечную решетку в двери. Пол был выложен булыжниками, плотно пригнанными один к другому. Всё было построено на совесть.

Сам Смойт, уразумев, что ищут Гвидион и Колл, покачал головой и потопал по полу громадными ботинками с железными, чуть ли не лошадиными, подковами.

— Крепкий, как скала! — гордо вскричал он. — Я знаю это, потому что сам выкладывал и вбивал булыжники в землю. Не тратьте сил, друзья мои. Стены рухнут не раньше, чем я сам. А уж я-то сколочен крепко!

— Как глубоко под землей твоя темница? — спросил Тарен, хотя надежды на побег исчезали с каждым мгновением. — Можем ли сделать подкоп?

Темница? — зарычал Смойт. — У меня нет больше темниц в Каер Кадарн. Когда мы виделись в последний раз, ты назвал мои темницы бесполезными. Ты был прав, поэтому я замуровал их. Теперь в моем королевстве нет преступлений, которые я не мог бы разрешить или даже предотвратить только словом. Тот, кто слышит мой голос, тут же исправляется или меняет свое мнение. Темница! Ха! Это запасная кладовая.

Он сердито заворчал.

— Хм, стал бы я делать так прочно какую-то темницу! — Смойт грохнул кулаком по стене — Пусть Мэгг приносит свое железо и плети! Я не стану на них обращать ни малейшего внимания, когда меня терзают мучения пострашней его пыток! Кладовая находится рядом с кухней! Я не набивал свое брюхо уже два дня! А ему, моему ненасытному брюху, кажется, что уже два года! Подлый предатель без конца празднует. А я? Мне всего лишь достается запах его праздничных кушаний. О, он заплатит за это! — вскричал Смойт. — Вот этими руками я выдавлю из его хилой глотки все пудинги и пирожные, которые он когда-либо глотал!

Гвидион подошел к разъяренному Смойту.

— Твоя кладовая может стать нашей могилой, — сказал он мрачно. — И не только нашей, добавил он. Ффлевддур Пламенный ведет своих спутников сюда. Челюсти Мэгга могут сомкнуться на их шеях так же крепко, как сомкнулись на наших.

Глава 5

Наблюдатель

Хотя Ффлевддур довольно быстро привел Эйлонви, короля Руна и Глю к гавани на Аврен, их возвращение с корабля оказалось не таким скорым. Сначала король Моны совершенно неожиданно кувырнулся через голову своей серой в яблоках лошади, когда она вдруг резко остановилась, чтобы попить воды из реки. Несчастный король вымок до нитки, но не это расстроило его. Во время падения пояс Руна расстегнулся, и меч нырнул на дно. Рун не успел поймать его, потому что и сам запутался в лошадиной упряжи. Пришлось нырять в реку Ффлевддуру. Он достал меч, но вымок с ног до головы. Глю теперь упирался и свирепо протестовал, не желая ехать в седле позади мокрого барда.

Тогда иди пешком, упрямый коротышка, — вскричал раздосадованный Ффлевддур, дрожа и прихлопывая себя по бокам, чтобы согреться. — И по мне лучше, чтобы ты топал в обратном направлении. Надоел!

Глю только высокомерно фыркнул и отказался даже пошевелиться.

Эйлонви нетерпеливо топнула ногой.

— Не собираетесь ли вы немного поторопиться? Мы отправились сопровождать Гвидиона и заботиться о нем, а едва можем позаботиться о себе.

Бывший великан наконец согласился ехать с Эйлонви на ее Ллуагор, и они снова готовы были двинуться в путь. Но на Ллиан вдруг напало игривое настроение. Она носилась на своих огромных мягких лапах, прижималась к земле и вдруг взвивалась в воздух, не даваясь в руки. Однако Ффлевддур изловчился и вцепился в ее золотисто-коричневую шею. Он повис на ней, упираясь ногами в землю и не позволяя ей упасть на спину и кататься по траве.

— Она… редко вытворяет такое… — выкрикивал бард, взлетая вместе с прыгающей кошкой. — Она… на самом деле… довольно хорошо… ведет себя! Не стоит… ругать ее. Это ни к чему… не приведет!

В конце концов он умудрился одной рукой сорвать с плеча арфу и тронуть струны. Ллиан тут же затихла, а барду пришлось играть до тех пор, пока Ллиан окончательно не успокоилась и стала мягкой и покорной.

Так они и продвигались вперед, преодолевая каждый раз неожиданные и довольно глупые препятствия. Ближе к полудню бард услышал слабый звук боевого рога.

— Это Тарен, — сказал Ффлевддур, прислушиваясь. — Они беспокоятся о нас. Ничего, надеюсь, мы скоро нагоним их.

Путники неслись уже во весь опор, но расстояние между ними и отрядом Гвидиона, казалось, не уменьшается, а наоборот, увеличивается с каждым шагом. И с наступлением вечера они, усталые, решили сделать привал. Сон быстро сморил их.

Настало утро. Сон и утренняя свежесть придали им бодрости. Ффлевддур утверждал, что им осталось не более половины дня пути. Король Рун, подгоняемый нетерпением, понукал, гнал без передышки свою серую в яблоках кобылку. Но она все равно не могла бежать так же быстро, как широколапая Ллиан и даже кобыла Эйлонви. Им без конца приходилось придерживать своих скакунов и поджидать пыхтящего в седле Руна.

День был в самом разгаре. Они немного притомились и ехали неспешным шагом, когда король Рун вдруг радостно вскрикнул. Совсем недалеко от них, чуть скрытый от глаз серым маревом, лежал Каер Кадарн. Они увидели и темно-красное пятно стяга на башне. Обрадованный Рун уже было хотел пришпорить лошадь, когда Эйлонви подняла руку, призывая остановиться. Она, нахмурившись, всматривалась в даль.

— Как странно, — медленно произнесла Эйлонви. — Я вижу славного черного медведя короля Смойта. Но ведь Гвидион уже должен был приехать к нему в замок. Почему же не развевается знамя Дома Доны? Королева Телерия учила меня, что долг вежливости предписывает поднимать на башне флаг знатного гостя, члена королевского дома. Я не вижу Золотого Солнца Доны. Странно.

— В обычных обстоятельствах это необходимо, согласен, — сказал Ффлевддур. — Но я сомневаюсь, что в нынешних условиях лорд Гвидион жаждет, чтобы кто-нибудь знал, где он находится. Он, вероятно, попросил Смойта не придавать значения условностям. Что ж, вполне разумная предосторожность. Только и всего.

— Да, понятно, — согласилась Эйлонви, — а я и не подумала об этом.

Бард счастливо улыбался.

— Опыт, принцесса. Большой опыт. Но не расстраивайся. Ты еще наберешься мудрости.

— Даже если ты прав, — не успокаивалась Эйлонви, когда они снова двинулись вперед, — все же странно, что и ворота закрыты. Зная короля Смойта, его гостеприимство, ты, думаю, согласишься, что ворота его замка должны быть распахнуты настежь, а навстречу нам должен бы выехать почетный караул во главе с самим Смойтом. Этому тоже учила меня королева Телерия.

Ффлевддур только отмахнулся от замечания девушки.

— Ничего подобного, — небрежно сказал он, — лорд Гвидион идет дорогой смертельной опасности, а не гуляет на пиру. Я знаю, как это делается. Привелось выполнять тысячи секретных заданий… ну… уж одно-два точно, — поспешно добавив он, косясь на арфу. — Вот почему я заранее был уверен, что Каер Кадарн будет закрыт на все задвижки, застегнут на все крючки, закрыт плотно, как раковина устрицы.

— Да, — опять согласилась Эйлонви, — я уверена, что ты больше меня знаешь о таких вещах. — Но при этом она продолжала пристально, напрягая зрение, вглядываться в приближающийся, грозно молчащий замок. — Но король Смойт, насколько мне известно, не находится в состоянии войны со своими соседями. Двоих дозорных на стенах было бы вполне достаточно. Неужели ему требуется целый отряд лучников?

— Естественно, — покровительственно улыбнулся Ффлевддур, — они нужны, чтобы защитить лорда Гвидиона.

— Но если никто не должен знать, что Гвидион здесь… — упорствовала Эйлонви.

— Клянусь Великим Белином, — воскликнул Ффлевддур, останавливая Ллиан, — теперь и моя голова пошла кругом! Ты пытаешься убедить меня, что Гвидиона нет в Каер Кадарн? Если его нет, то мы скоро это выясним. А если он там, то это мы тоже узнаем. — Ффлевддур почесал свою взъерошенную голову. — Но если его там нет, тогда почему нет? Что могло случиться? А если он там, то о чем беспокоиться? Да-а, если же его там нет… О, проклятье! Ты совсем заморочила мне голову. Я уже ничего не понимаю…

— Я тоже не понимаю, — ответила Эйлонви. — Все, что я знаю… а я даже не знаю, что я знаю… Ой, не могу я объяснить!.. Просто я вижу, что замок не такой… Нет, ничего я не вижу, я чувствую, что здесь что-то не то… Ладно, не обращайте внимания! — вдруг взорвалась она. — Я замерзла и вся покрылась мурашками, и это мне не нравится больше всего. У тебя, Ффлевддур, есть опыт, я и не сомневаюсь, но мои бабушки и прабабушки все до одной были волшебницами. И я бы стала волшебницей, если бы не решила стать просто молодой леди.

— Волшебство! — пробормотал недовольно бард. — Держись от него подальше! Не суй нос не в свое дело… Это тоже мой опыт. Волшебство никогда не оборачивается ничем хорошим.

— Послушай, — вмешался Рун, — если принцесса чувствует что-то неладное, я рад поехать вперед и всё выяснить. Я прямо постучу в ворота и всё выспрошу.

— Ерунда! — отмахнулся Ффлевддур. — Я совершенно уверен, что всё в порядке. — Струна на арфе оборвалась и громко зазвенела. Бард прокашлялся. — Нет, если по правде, то я совсем ни в чем не уверен. О, проклятые сомнения! Девушка заронила мне в голову эту дурацкую мысль, и я никак не могу вытряхнуть ее оттуда. С одной стороны, все выглядит нормально, а с другой все не так…

Он обернулся к Эйлонви.

— Просто для того, чтобы успокоить тебя… и меня… — добавил он, — я первым пойду и все разведаю. Как странствующий бард я могу входить и выходить куда мне заблагорассудится. Если что-то не так, никто и не заподозрит меня. А если нет, то тем более никто мне не навредит. Оставайтесь здесь. Я вернусь очень скоро. И мы еще посмеемся над всем этим за столом короля Смойта. Вот так, — добавил он без всякой уверенности.

Бард спешился. Он вполне справедливо считал, что лучше не привлекать внимания, приехав верхом на необычной кошке.

— А ты, — обратился он к Глю, грозя ему пальцем, — постараешься не навредить. Мне не хотелось бы выпускать тебя из виду, но за тобой последит Ллиан. Ее глаза острее, чем мои. И зубы не менее остры.

И бард пешком отправился к замку. Спустя некоторое время Эйлонви увидела, как приоткрылись ворота и Ффлевддур исчез за ними. Затем всё стихло.

К ночи девушка серьезно забеспокоилась, потому что больше бард не появлялся, а из замка не доносилось ни звука. Ожидая возвращения Ффлевддура, они скрылись в зарослях, но сейчас Эйлонви вышла на пригорок и с тревогой смотрела на замок.

— Плохо! Всё плохо! — нервничала она, порываясь пойти за Ффлевддуром.

Король Рун тянул ее назад.

— Может, как раз всё в порядке, — успокаивал он. Он бы немедленно вернулся назад, едва лишь почуяв что-то неладное. Не сомневаюсь, что сейчас король Смойт потчует его ужином или… — Рун сжал рукоять меча — Я пойду и посмотрю! — Нет, ты не пойдешь! — вскричала Эйлонви. — Сначала должна пойти я. О, мне не следовало уступать и позволять отстранять меня!

Рун, однако, настаивал. Эйлонви упорствовала. Они горячо, хотя и шепотом, спорили и уже чуть не перешли на крик, когда вдруг из-за деревьев выскользнул бард. Запыхавшийся, с трудом переводивший дыхание, он, шатаясь, буквально ввалился в гущу кустов.

— Это Мэгг! Он всех схватил! — Голос Ффлевддура был таким же неясным и слабым, как его бледное лицо, чуть освещенное скользящим светом луны. — Пойманы! Схвачены!

Эйлонви и Рун, охваченные ужасом, слушали сбивчивый рассказ Ффлевддура.

Сами стражники толком не знают, кто их пленники, — захлебываясь, торопился выложить всё Ффлевддур. — Только то, что их четверо вместе со Смойтом и что они схвачены неожиданно и предательски. Насколько я понял, они просто попались на удочку, сглотнули крючок, как простодушные рыбки. Что за наживку они проглотили, я так и не сумел узнать. Но знаю, что у стражи есть приказ хватать каждого, кто появится в замке. К счастью, этот приказ не касается бедных странствующих бардов, которые мотаются по свету и, как известно, готовы петь всюду и всякому за миску похлебки и кусок хлеба. Воины и не тронули меня, хотя глаз не спускали и не позволили даже близко подойти к Большому залу или к кладовой, куда они сунули пленников. Но я мельком заметил Мэгга. О, гадкий, ухмыляющийся паук! Если бы я только мог дотянуться и раздавить его!

Ффлевддур сжал кулаки и поморщился.

— Пальцы опухли, — сказал он, смущенно улыбаясь. — Воины заставляли меня играть до тех пор, пока руки не онемели. Иначе я бы уж давно вернулся. Но я не осмеливался остановиться, а то они почувствовали бы что-то неладное. Да, неладное дело! И как они попались?

Как они попались, меня сейчас не интересует! — взволновалась Эйлонви. — Как их вызволить? Вот что главное!

Глю фыркнул. Обычно его не трогало то, что не касается лично его. Но тут он возбудился.

— Когда я был великаном, то мог легко снести любую стену… — начал он.

Не стоит вспоминать о том времени, когда ты был великаном, — оборвал его Ффлевддур. — Теперь-то ты всего-навсего коротышка! Наша единственная надежда — разыскать одного из князьков короля Смойта, рассказать ему о том, что произошло, и попросить помощи.

На это уйдет слишком много времени, — топнула ногой Эйлонви, — О, помолчите и дайте подумать!

Она поднялась на взгорок и устремила свой взор к замку, который тоже, казалось, дерзко глядел на нее своими бойницами, бросая вызов. Мысли ее бежали, обгоняя одна другую, путаясь, ускользая. Но ясный план так и не вырисовывался. Она уже готова была зарыдать от отчаяния, беспомощно огляделась по сторонам, пошарила глазами в траве, между деревьями, словно бы в поисках затерянного там решения неразрешимой задачи. Вдруг краем глаза она уловила какое-то движение в гуще деревьев. Не решаясь повернуть голову, уголком глаза Эйлонви наблюдала за странной горбатой тенью, которая была теперь неподвижна, словно бы затаилась. Делая вид, что ничего не заметила, она спустилась с пригорка и будто бы направилась к Руну и Ффлевддуру. На самом же деле Эйлонви мало-помалу забирала в сторону, осторожно приближаясь к дереву, за которым притаилась непонятная подозрительная тень.

Внезапно, быстрая, как Ллиан, она прыгнула на сгорбленную фигуру. Та вдруг распалась на две части. Горб покатился в одну сторону, а другая половинка тени, попавшись в руки девушки, вдруг приглушенно взвизгнула. Эйлонви била, лягалась, царапалась. Мгновение — и Рун с Ффлевддуром оказались рядом с ней. Бард ухватился за один конец уже не визжащей, а напряженно сопящей тени, Рун вцепился в другой.

Эйлонви отскочила на шаг и быстро достала из складок плаща свой золотой шар. Стоило ей согреть его в ладонях, как шар начал мерцать и разгораться. Она поднесла его поближе к дергающейся фигуре и обомлела. Золотые лучи высветили бледное, морщинистое личико с длинным вислым носом и маленьким ртом в скобках скорбных складок. Беспорядочные космы жидких волос ниспадали на два жалких, испуганных, но пронзительных, словно буравчики, глаза.

— Гвистил! — выдохнула Эйлонви. — Гвистил из Красивого Народа!

Бард тут же ослабил хватку. Гвистил опустился на землю, потер свои костистые руки и вытянул их вперед ладонями, словно бы защищаясь. Потом, разобравшись, видимо, кто его схватил, поднялся на ноги, запахнул плащ и кисло поздоровался:

— Как приятно видеть вас снова. Удовольствие, поверьте мне. Я часто думал о вас, — зачастил он и тут же раскланялся. — До свидания. Теперь я пойду. Мне пора.

— Стой! Помоги нам! — преградила ему путь Эйлонви. — Гвистил, мы просим тебя. Наши друзья брошены в тюрьму в замке Смойта.

Гвистил обнял руками голову. Лицо его плаксиво сморщилось.

— Пожалуйста, пожалуйста, — простонал он, — не кричи. Сегодня вечером я особенно не в состоянии вынести этого. И будь так добра не светить этой штукой мне прямо в глаза. Нет, нет, это уж слишком. Мало того, что на тебя набросились, кинули на землю, оседлали, а тут еще и бушуют, и ослепляют! Как я уже говорил… да, приятно было наткнуться на вас. Конечно, я был бы рад помочь. Но, пожалуй, в другой раз. Когда мы все не будем так расстроены.

— Гвистил, неужели ты не понимаешь? — вскричала Эйлонви. — Ты разве не слышал, что я сказала? В другой раз! Нет, сейчас! Ты должен нам помочь сейчас! У Гвидиона украли меч. Ты слышишь? Дирнвин исчез! Он у Аровна! Понимаешь, что это значит? Это самое ужасное из всего, что могло случиться! Но как Гвидион может вернуть свой меч, когда и сам оказался в темнице и его собственная жизнь в опасности? И Тарен… и Колл… и Гурджи… все они… — Она всхлипнула.

— Бывают дни и похуже, — сочувственно вздохнул Гвистил. — Но что можно сделать? Ничего, увы. Будем надеяться, что всё образуется. Хотя, само собой, ничего само собой не образуется… Но что делать? Ничего не поделаешь. Да, я знаю, что Дирнвин украли. Какая досада!..

— Ты уже знаешь? — удивился бард. — Клянусь Великим Белином, тебе известно и где он! Ну, говори!

— Где угодно, — с таким отчаянием выдохнул Гвистил, что Эйлонви почти поверила, будто этот унылый нытик говорит правду. А он продолжал, скорбно насупившись — Но не это меня беспокоит. А вот то, что происходит вокруг Аннувина… — Он, словно бы в испуге, прикрыл ладонью свои мелкие глазки. — Охотники собираются. Дети Котла появились, целое войско. Этого достаточно, чтобы залечь, то есть слечь в постель.

Гвистил раздвинул пальцы и сквозь них посмотрел на окруживших его людей.

— И это всего лишь половина бед, — задыхался он — Некоторые владетели княжеств объединили свои войска, а их военачальники держат совет в самом Аннувине. Он набит воинами, как мешок овсом. Они внутри, снаружи, везде, куда бы вы ни глянули. Я даже испугался, что они отыщут мои тоннели и придорожные сторожевые норы. В эти дни я единственный наружный страж Красивого Народа, находящийся вблизи Аннувина… Тем печальнее, тем печальнее. Накопилось столько работы… Так я пошел?

Но Ффлевддур крепко держал его за руку. И Гвистил, дернувшись разок-другой, снова заговорил:

— Поверьте мне, вашим друзьям лучше оставаться там, где они сейчас. Безопаснее. Выйти наружу — это все равно что кинуться головой в гнездо шершней. Если случайно вы их снова увидите, передавайте мои самые нежные приветствия. Мне жаль, мне ужасно жаль. Но я больше не могу задерживаться. Я спешу в королевство Красивого Народа. Король Эйддилег должен узнать обо всем без промедления.

— Если король Эйддилег узнает о том, что ты не захотел нам помочь, — возмущенно выпалила Эйлонви, — ты пожалеешь, что покинул свой наблюдательный пост.

— Это длинное и трудное путешествие, — канючил Гвистил, словно бы и не расслышав слов Эйлонви, — мне придется все время идти по земле. Эйддилег ведь захочет узнать всё, что творится здесь на каждом шагу. А я не готов шагать все время по земле. — Он взъерошил свои жидкие паутинные волосики. — Настроение неважное, и погода дурная, и всякое такое… Мне было куда лучше путешествовать летом и подземными тоннелями Но… с этим ничего не поделаешь. До свидания. Прощайте. Всего вам хорошего.

Гвистил осторожно освободился из рук барда и проворно ринулся туда, куда откатился горб тени, оказавшийся туго набитым мешком, раза в два большим, чем сам карлик. Эйлонви изловчилась и снова схватила Гвистила за руку.

— Э, нет! Ты не уйдешь! — вскричала она. — Ты отправишься к королю Эйддилегу только после того, как мы освободим своих друзей. Не пытайся обмануть меня, Гвистил из Красивого Народа! Ты умнее, чем хочешь казаться. Но если ты не окажешь нам помощь, я ее из тебя вытряхну!

Девушка схватила карлика за шиворот. Гвистил всхлипнул и попытался выкрутиться.

— Никаких встрясок! Нет, пожалуйста. Я этого не выношу. Не сейчас. До свидания. Не время, не время…

Ффлевддур в этот момент с любопытством разглядывал мешок Гвистила. Огромный, бугорчатый, он закатился в кусты там, где Эйлонви настигла карлика. Тесьма, стягивающая горло мешка, развязалась, и часть его содержимого высыпалась на землю.

— Клянусь Великим Белином, — ахнул бард, — чего тут только нет! Улитка носит на спине меньше скарба, чем этот сквалыга!

— Ничего особенного, — забеспокоился Гвистил. — Так, пустяки, разные удобства и приспособления, чтобы облегчить трудное путешествие.

— Не Гвистила, так его мешок немного встряхнем, — сказал Ффлевддур, опускаясь на колени и роясь в мешке. — Вдруг здесь окажется что-нибудь полезнее самого владельца?

— Возьми всё, что захочешь, — торопливо проговорил Гвистил, когда Эйлонви осветила золотым лучом своего

шара высыпанную на землю кучу барахла. — Возьми всё, если хочешь. Я обойдусь. С трудом, но обойдусь. А теперь я пойду, да?

Он нерешительно потоптался на месте, но с места не сдвинулся. Король Рун присел рядом с бардом, который уже вытянул из мешка несколько заштопанных, отороченных овечьим мехом крошечных курток и плащей.

— Изумительно! — вскричал Рун, вытягивая из кучи что-то похожее на пучок травы. — Это же гнездо!

— Да, — вздохнул Гвистил. — Возьми его себе. Я это сохранил на всякий случай. Никогда ведь не знаешь, в какой из вещей возникнет необходимость. Но теперь, так и быть, это все ваше.

— Нет, спасибо, — усмехнулся бард. — Не хочу лишать тебя самого необходимого.

Рун тем временем выволакивал одну вещь за другой. Здесь были фляги для воды, пустая и полная, посох для ходьбы, собранный из вставляющихся одна в другую трубочек, подушка с запасным узлом перьев, два обрывка веревки, несколько удочек и большие крючки, две палатки, несколько железных клиньев, гнутая железка, широкий кусок мягкой кожи, который, как неохотно объяснил Гвистил, может быть натянут на ивовую раму и служить маленькой лодкой, несколько пучков сухой травы и множество сумок и сумочек с лишайниками всех цветов.

— Сохраняет здоровье, — пояснил Гвистил, указывая на лишайники. — Влажность и сырость вокруг Аннувина ужасная. Лишайники, правда, не помогают, но все же это лучше, чем ничего. Тем не менее вы можете их взять себе.

Бард отодвинул от себя всю эту кучу.

— Бесполезный мусор, — поморщился он, — Разве что взять на время веревки и рыболовные крючки…

— Гвистил! — гневно вскричала Эйлонви. — Все твои подушки, железки и трубочки еще не помощь! О, я не могу ничего из тебя вытряхнуть, потому что при виде твоей жалкой физиономии у меня руки опускаются! Проваливай! Да, да, на самом деле прощай!

Гвистил, вздохнув с облегчением, быстро стал собирать разбросанное барахло обратно в мешок. Когда он поднял его, чтобы вскинуть на спину, из кармана его плаща выпал маленький узелок, за которым он поспешно нагнулся.

Послушай, что это? удивился Рун, опередивший карлика и уже собиравшийся отдать ему узелок.

Яйца, — пробормотал Гвистил.

— Повезло, что ты не расквасил их, когда падал — весело сказал Рун. — Давай-ка глянем, целы они или нет? — добавил он, распуская шнурок на узелке.

— Яйца! — приободрился Ффлевддур. — Я был бы не прочь съесть парочку. Не ел с утра… эти олухи в замке заставляли меня играть без перерыва, но покормить не потрудились. Давай их сюда, старина, я так проголодался, что готов проглотить их сырыми.

Нет, нет! пронзительно закричал Гвистил, хватать за узелок, — Не делай этого! Это не яйца. Совсем не яйца. То есть не совсем яйца.

— Но выглядят они точь-в-точь как обыкновенные куриные яйца, — заметил Рун, заглядывая в узелок — Если это не яйца, тогда что?

Гвистил поперхнулся, шмыгнул носом, чихнул, а потом и вовсе зашелся в приступе безумного кашля.

— Дым! — прохрипел он.

Глава 6

Странные яйца

— Изумительно! — вскричал Рун — Дымное яйцо!

Или это яичный дым? — запутался он.

— Дым внутри, — проворчал Гвистил, поплотнее укутываясь в свой меховой плащ. — Разбейте скорлупу — и дым выплывет наружу… много дыма. Возьмите их. Подарок. Если вы когда-нибудь увидите лорда Гвидиона, предупредите, чтобы он ни под каким видом не ходил в Аннувин. Что касается меня, то я рад покинуть эти места и, надеюсь, никогда сюда не вернусь. До свидания.

И он старательно и осторожно стал подпоясывать просторный плащ. Что-то в его движениях насторожило Эйлонви.

— Гвистил, — резко сказала она, снова ухватив его за пуку — мне кажется, под плащом у тебя есть еще кое-что. Покажи! Ну! Скорее, иначе я обещаю тебе не просто встряску, а хорошую трепку.

— Ничего! — задохнулся Гвистил. Несмотря на прохладный ветерок, он стал вдруг потеть и краснеть, будто от непереносимой жары. Паутинные волосы его прилипли ко лбу, а со лба просто струился пот, словно он попал под проливной дождь. — Ничего особенного, просто кое-какие мелочи. Всякие обрывки, обломки, огрызки, осколки… Но если это вам все-таки интересно…

Гвистил высоко поднял руки, зажав в них полы плаща, и стал похож на длинноносую и мрачную летучую мышь. Он вздыхал и стонал, а путники тем временем с изумлением уставились на него.

— Вот так так! — всплеснул руками Ффлевддур, — Клянусь Великим Белином, этому конца не будет!

Аккуратно привязанные к складкам плаща, висели дюжина мешочков с одеждой, сетчатые сумки и тщательно перевязанные тонкой бечевкой пакеты. Большинство из них, казалось, было набито яйцами, похожими на те, что чуть было не съел Ффлевддур. Гвистил снял одну из сетчатых сумок и протянул ее Эйлонви.

— Посмотрите, — поразился Рун, — сначала яйца, теперь грибы!

Эйлонви тоже разглядела в сетке лишь горсть коричневых в черных пятнах вялых поганок. Но Гвистил вскрикнул и отшатнулся.

— Осторожней! Осторожней! — всполошился он. — Разломишь их, и они спалят тебе волосы! Из них мгновенно вырастает огромный язык пламени! Если тебе нужны эти штуки, можешь взять. Я буду рад отделаться от них.

— Это же то, именно то, что нам надо! — обрадовалась Эйлонви, — Гвистил, прости меня за то, что я была груба с тобой. — Она повернулась к барду, который исследовал остальные мешки, с опаской засовывая туда руку. — Эти огненные поганки помогут нам. Теперь, если мы доберемся до замка…

— Моя дорогая принцесса, — остановил ее бард, — Ффлевддур Пламенный неустрашим, но я с трудом представляю себе, как мы сможем взять крепость с яйцами и грибами в руках, даже с такими! Однако… — Он повертел в руках дымное яйцо, осторожно положил его к ногам и прищелкнул пальцами — Однако, клянусь Великим Белином, я, кажется, кое-что начинаю соображать.

Гвистил отцепил остальные свертки и мешочки от своего объемистого плаща.

— Вот, — вздохнул он, — поскольку у вас все равно уже большая часть моих запасов, можете взять остальное. Всё. Для меня теперь это уже не имеет никакого значения.

Свертки, которые протягивал им Гвистил, были наполнены чем-то похожим на комки сухой земли.

— Посыпьте этим свои ноги, и никто не увидит ваших следов… вот так… если, конечно, кто-то пожелает пойти по вашему следу. Но если вы кинете горсточку этого в кому-нибудь в глаза, он и вовсе ничего не увидит… хотя бы некоторое время.

— Ого, одно лучше другого! — восторженно вскричал Ффлевддур. — С этими пустячками вызволить наших друзей из темницы будет пара пустяков! Забавно! Облако дыма! Лавина огня! Слепящий порошок! И Ффлевддур Пламенный приходит на помощь! Да за это ухватится любой бард! Песни об этом будут звучать по всему Придайну! Эй, скажи, старина, — вдруг с беспокойством окликнул он Гвистила, — но ты уверен, что грибы и пыль сработают как надо?

Друзья вернулись под сень деревьев в роще, чтобы обдумать план действий. Гвистил после долгих увещеваний, задабриваний, уговоров и бессовестной лести, сдобренных обещанием встряски и взбучки и непременного гнева короля Эйддилега, наконец, с множеством мучительных вздохов и жалобных стонов, согласился остаться с ними и помочь в освобождении узников. Бард горел нетерпением и требовал отправиться сейчас же.

— Мой долгий опыт подсказывает мне, — кипятился Ффлевддур, — что самое лучшее в делах такого рода — идти напролом. Я иду в замок. Поскольку стража знает меня, ворота откроют без опаски. Под плащом у меня будут дымные яйца и огненные грибы Гвистила. Только ворота распахнутся — трах-бах-тарарах! — облака дыма, море огня! Остальные должны ждать моего сигнала. Мы разом ввалимся во двор, мечи наголо, крики, ор, переполох!

— Изумительно! — сиял Рун. — Провалиться такой план просто не может. — Вдруг он нахмурился и робко добавил: — С другой стороны, может… показаться… не то чтобы я толком всё обдумал, но думаю, что мы и сами потонем в своем огне и дыме… Я хотел сказать, что воины, конечно, нас не увидят, но и мы их не увидим.

Ффлевддур насмешливо отмахнулся.

— Поверь мне, моему опыту, друг мой, это самый лучший и быстрый способ. Я освободил за свою жизнь больше пленников, чем пальцев у тебя на руках. — Арфа задрожала, и несколько струн оборвалось бы разом, не успей Ффлевддур добавить на одном дыхании: — Собирался освободить, вот так. Я никогда, по правде говоря, не делал этого. Но собирался…

— Рун прав, — сказала Эйлонви. — Это будет так же нелепо, как споткнуться о собственную ногу. Нет, нужно придумать лучший план.

Король Рун заулыбался, удивленный и обрадованный тем, что его слова нашли поддержку. Он моргал своими бледно-голубыми глазами, краснел, смущался и вдруг осмелился заговорить снова.

— Мне неожиданно пришла на ум дамба, которую я перестраиваю, — начал он, немного колеблясь. — Я имею в виду то, что я пытался строить ее с двух концов. К несчастью, всё получилось совсем не так, как я надеялся. Хотя идея сама по себе была хорошей, верно? А что, если нам попробовать нечто похожее со стеной? Не строительство стены, конечно. Я предлагаю напасть на Каер Кадарн с разных сторон.

Ффлевддур пожал плечами, недовольный, что его предложение не принято.

Но Эйлонви оживилась.

— Да. Это, пожалуй, самое благоразумное.

Глю фыркнул.

— Самое благоразумное — иметь армию за своей спиной. Будь я великаном, как раньше, я бы с удовольствием помог вам. Но сейчас не считаю возможным ввязываться в это дело и принимать в нем хоть какое-то участие.

Он собирался сказать еще что-то, но грозный взгляд Ффлевддура заставил его замолчать.

— Не беспокойся, — сказал бард. — Ты и я будем неразлучны, как две руки. Ты, коротышка, в хороших руках.

— Итак, — не унимался разошедшийся Рун, — нас пятеро. Одни должны перелезть через заднюю стену. Другие в этот момент войдут в ворота — Молодой король вскочил на ноги, глаза его сияли. — Ффлевддур Пламенный под видом бродячего барда попросит впустить его. Как только ворота распахнутся и все остальные нападут на стражей со стороны задней стены, я ворвусь во двор через открытые ворота и…

Рука Руна потянулась к мечу. Голова его была воинственно запрокинута, он стоял среди своих спутников так гордо, будто все короли Моны, его предки, стояли за ним. Он продолжал говорить с таким жаром и воодушевлением, что у Эйлонви не хватало смелости остановить этот бесконечный поток громких слов.

Наконец она сумела вставить словечко.

— Рун, прости меня, — сказала она, — но… я думаю, и Ффлевддур, надеюсь, согласится со мной… ты послужишь делу лучше, если будешь держаться подальше от настоящего боя до тех пор, пока твоя помощь не станет абсолютно необходимой. Таким образом, ты окажешься рядом, когда потребуешься, но это не будет так опасно для тебя.

Лицо Руна омрачилось. Он уныло поник и попытался возразить:

— Но послушай…

— Ты больше не принц, — не давала ему опомниться Эйлонви. — Ты — король Моны. Твоя жизнь теперь не принадлежит всецело тебе, разве ты не понимаешь? За тобой целое королевство людей, о которых надо думать, и мы не позволим тебе рисковать больше, чем требуется. Ты и так в большой опасности. Если бы королева Телерия могла предугадать, как обернется дело, — добавила ласково Эйлонви, — ты бы вообще не поплыл в Каер Даллбен.

— Я не понимаю, при чем здесь моя мать? — вспылил Рун. — Я уверен, что отец хотел бы…

— Твой отец понимал, что значит быть королем, — мягко сказала Эйлонви. — Ты должен учиться у него.

— Тарен из Каер Даллбен спас мне жизнь на Моне, — настаивал Рун. — Я у него в долгу, и этот долг только я могу заплатить!

— У тебя есть иного рода долг перед народом рыбаков Моны, — твердо отвечала Эйлонви. — И их права на твою жизнь гораздо большие.

Рун отвернулся и удрученно опустился на пригорок, меч его громыхнул о камень. Ффлевддур ободряюще хлопнул его по плечу.

— Не унывай, — сказал бард. — Если дымные яйца и огненные грибы нашего друга Гвистила не помогут, тебе придется разделить с нами все неприятности. А их, боюсь, хватит на всех с избытком.

Уже почти рассвело и было довольно прохладно, когда маленький отряд покинул свое убежище в роще и тайно двинулся в сторону неосвещенного замка. Каждый нес свою долю дымных яиц и огненных грибов Гвистила и пакет его слепящего порошка. Сделав большой крюк, они подошли к Каер Кадарн с самой его темной, затененной стороны.

— Помните наш план? — спросил шепотом Ффлевддур. — Всё должно идти так, как мы решили. Когда мы все окажемся на месте, Гвистил бабахнет одним из своих знаменитых грибов. Огонь должен выманить всю стражу на задний двор. Это будет сигналом для вас, — обратился он к Эйлонви и Руну. — Тогда — и не раньше, имейте в виду — вы ринетесь к воротам. Не теряя времени, я освобождаю людей Смойта, запертых в комнате стражников. Они помогут вам, если потребуется, а я тем временем устремляюсь в кладовую и освобождаю наших друзей. Надеюсь, что этот подлый паук не перевел их куда-нибудь еще. Если же он успел это сделать, придется придумывать новый план прямо на месте.

Над их головами нависли темные стены Каер Кадарн. Ффлевддур повернулся к Гвистилу, который, казалось, стал еще меньше ростом.

— Итак, старина, пришло время сделать то, что ты обещал.

Гвистил тяжело вздохнул.

— Я не в настроении карабкаться на стену. Может, в другой раз? Если бы вы только могли подождать. Возможно, на следующей неделе исправится мое настроение… или погода. — Он искоса глянул на Эйлонви и быстро поправился: — Впрочем, человек не всегда может сладить с собой, не говоря уж о погоде. Ладно, это не так важно.

Все еще недовольно ворча и покачивая головой, он снял с плеча моток веревки, привязал к одному концу большой рыболовный крючок, вытащенный из узелка за пазухой. Рун с восхищением следил, как Гвистил ловким взмахом руки закинул конец веревки с крючком на стену. Послышался легкий скребущий звук, затем сухой треск, когда крючок намертво вцепился в щель между камнями. Гвистил подергал для верности веревку.

— Послушай, — прошептал Рун, — неужели этот рыболовный крючок выдержит тебя?

Гвистил вздохнул и скорбно поглядел на него.

— Не уверен.

Тем не менее, бормоча и стеная, он быстро подтянулся, повисел в воздухе, пока ноги его не нашли в стене каменного выступа. Подтягиваясь вверх и царапая ногами по отвесной стене замка, Гвистил вскоре скрылся из виду.

— Изумительно! — восхищался Рун.

Бард приложил палец к губам, призывая молодого короля умолкнуть.

Через мгновение конец веревки, извиваясь по стене змеей, спустился вниз. Бард поднял Глю, который протестовал так громко, как только осмеливался, и помог ему подняться по свободно свисающей веревке.

— Поднимайся, поднимайся, — подгонял его бард, — я буду прямо за тобой.

Как только Ффлевддур и его подопечный бывший великан исчезли за гребнем стены, за ними последовал Рун. Эйлонви ухватилась за веревку и почувствовала, как ее сильно тянут вверх. Она перелезла через парапет и распласталась на выступе стены. Гвистил уже поспешно семенил на задний двор замка. Ффлевддур и Глю соскользнули вниз и растворились во тьме. Король Рун улыбался Эйлонви, лежа рядом на холодных камнях.

Луна скрылась за облаками. Небо стало совсем черным. Среди молчаливых построек заднего двора, темных силуэтов конюшен, сараев и черной громады высившегося поодаль, как догадалась Эйлонви, Большого зала мерцали костры стражи. Дальше, вдоль стены, в направлении ворот виднелись редкие фигуры воинов, неподвижных, дремлющих.

— Послушай, довольно темно, — весело зашептал Рун. — И без слепящего порошка Гвистила ничего не видно.

Эйлонви вся напряглась, вглядываясь во тьму, туда, где скрылся Гвистил, и ожидая его сигнала. Рун, хоть и старался выглядеть веселым и беспечным, тоже был напряжен, готовый броситься вниз и ввязаться в драку.

Из глубины внутреннего двора донесся крик, и в то же мгновение облако темного пламени вырвалось из окон Большого зала.

Эйлонви вскочила на ноги.

— Что-то не так! — вскричала она. — Ффлевддур напал слишком рано!

Тут в дальнем конце замка громыхнул взрыв и взметнулся громадный язык пламени. Крики тревоги слились с грохотом бегущих шагов. Но воины, как с упавшим сердцем увидела Эйлонви, бежали не туда, где должен был взорвать свой гриб Гвистил, сея ложную панику, а совсем в другую сторону — к Большому залу. Внутренний двор наполнился мечущимися тенями. Засветились факелы.

— Быстро! — вскричала Эйлонви. — К воротам!

Рун соскочил с выступа стены. Эйлонви была уже готова последовать за ним, когда увидела лучника, бегущего к ним по широкому карнизу стены. Он остановился, чтобы натянуть лук и прицелиться.

Эйлонви выхватила из сумки гриб и метнула его в воина. Он не долетел и разбился о камни совсем рядом с ней. Вырвалось гудящее пламя. Огненное облако ослепило ее. Лучник закричал от страха, попятился и, шатаясь, все же успел выстрелить. Стрела его просвистела у нее над головой.

Девушка уцепилась за веревку и соскользнула во внутренний двор.

Глава 7

Король Моны

В кладовой, которая была превращена в темницу, первым тревожные звуки услышал Гурджи. Заглушенные толстыми стенами кладовой, они все же не ускользнули от его чуткого уха. Гурджи вскочил на ноги. Остальные еще не пробудились. Всю ночь они не сомкнули глаз, пытаясь найти способ вырваться из темницы и бежать. Измученные своими тщетными усилиями, они пытались дремать по очереди, не желая быть застигнутыми врасплох и надеясь продать свои жизни подороже. Но к утру сон сморил их окончательно.

— Стуки и бряки! Громы и драки! — закричал Гурджи. — Неужели из-за нас, усталых узников? Да, да, это так! Да, мы здесь! — Он кинулся к двери и замолотил в нее кулаками.

Тарен встрепенулся, все еще сонный, прислушался. До него донесся приглушенный звон мечей. Колл и король Смойт тоже насторожились. Гвидион протянул руку и оттащил возбужденного Гурджи от двери.

— Остерегайся, — резко предупредил он — Ффлевддур Пламенный, может быть, и нашел способ освободить нас. Но если замок проснулся, Мэгг может вырвать у нас наши жизни прежде, чем друзья успеют вырвать нас самих из его лап.

Снаружи зазвучали быстрые шаги. Загремел засов тяжелой двери. Пленники отпрянули назад, пригнулись и напряглись, готовые напасть на своих тюремщиков. Дверь широко распахнулась. В темницу влетела Эйлонви.

— За мной! — закричала она. В высоко поднятой руке она держала мерцающий золотой шар. Другой рукой лихорадочно отстегивала от пояса небольшой сетчатый мешок. — Берите, — протянула она сетку узникам. — Грибы — это огонь, яйца — дым. Кидайте их в каждого, кто на вас нападет. А этот порошок ослепит их.

Она сунула каждому это странное оружие.

— Другого оружия я найти не смогла, — на ходу выкладывала она. — Я освободила воинов Смойта, но Ффлевддура схватили во внутреннем дворе. Всё пошло не так. Наш план провалился!

Смойт, взревев от ярости, ринулся вперед по коридору.

— Не нужны мне ни огненные поганки, ни слепящая грязь, ни дымные яйца! — гремел он. — Голыми руками я придушу этого мерзкого предателя!

Гвидион одним прыжком вылетел из дверей. Колл, Гурджи и Тарен поспешали за Эйлонви. Из коридора Большого зала Тарен попал во внутренний двор и тут же окунулся в серый полумрак, пронзаемый языками пламени. Огромные валы густого белесоватого дыма заполняли весь двор, закрывая предрассветное бледное небо. Как гигантские морские волны, клубы дыма перемещались, подхваченные ветром, приподнимались на мгновение, чтобы открыть клубок дерущихся людей, и вновь накатывали плотным, неосязаемым и непроницаемым приливом. Здесь и там в дыму корчились багровые языки пламени, иногда соединяясь в ревущие огнедышащие столбы.

Почти мгновенно потеряв Эйлонви из виду, Тарен нырнул в кружащийся водоворот дымных облаков. Из густого марева вывалился воин и занес меч над головой

Гарена. Тот отшатнулся, чтобы избежать удара. Потом выбросил вперед руку с горстью порошка и швырнул его в лицо нападавшего. Воин замер, будто оглушенный. Его широко открытые глаза слепо уставились в никуда. Тарен выхватил у него меч и ринулся в гущу битвы.

— Смойт! Смойт! — звучало призывом имя короля. Голос рыжебородого гиганта уже долетал от конюшен. Прежде чем занавес дыма снова сомкнулся перед Тареном, он успел заметить разъяренного Смойта, вооруженного огромной косой, которой этот медведь, превратившийся в косаря, как траву, косил нападавших стражников.

Гурджи, колобком катившийся под ноги дерущимся, перекувырнулся через голову, и дымные яйца, зажатые у него в кулаке, хрястнули. Дым вырос над ним громадным грибом. Потом этот серый гриб опустился на голову бедняги, и Тарен несколько мгновений видел странный колышущийся клубок, из которого торчали две волосатые руки. Затем и они исчезли в плотном дыму. Вопя во все горло, Гурджи катался, крутился, бросался из стороны в сторону. Враги с криком ужаса убегали от этого пугающего вихря.

Тарен снова услышал призыв короля Смойта, понял, что тот пытается собрать вокруг себя своих воинов, и постарался проложить себе дорогу к конюшням. Вскоре рядом с ним оказался Колл. Отбросив в сторону мотыгу, которая до сих пор служила ему оружием, Колл всей мощью своего грузного тела ринулся сквозь толпу сражающихся на помощь окруженному врагами Ффлевддуру. Тарен тоже прыгнул в середину битвы, нанося налево и направо разящие удары.

Воины Мэгга постепенно отходили назад. Бард присоединился к Тарену, когда тот перебегал двор.

— Где Рун? — закричал Тарен.

— Я не знаю! — прохрипел Ффлевддур — Он с Эйлонви должен был открыть нам ворота. Но, клянусь Великим Белином, с ними что-то случилось! Всё пошло кувырком. Один из людей Мэгга споткнулся о глупца Глю, и мы были обнаружены до того, как успели сделать хоть один шаг. С тех пор я не видел и этого тупицу коротышку. Где он сейчас, понятия не имею. Впрочем, бывший великан оказался не трусом, должен признать. Да и Гвистил не подкачал.

— Гвистил? — Тарен даже приостановился, — Но откуда он взялся?..

— Не важно, — откликнулся Ффлевддур. — Потом расскажем обо всем. Если будет это потом.

Они почти достигли конюшен. Тарен увидел Гвидиона. Серая кудлатая волчья голова принца из Дома Доны

возвышалась над дерущимися воинами. Но радость Тарена при виде Гвидиона тут же сменилась отчаянием. Сквозь редеющие облака дыма он видел, как их окружают плотным кольцом. Лишь горстка людей Смойта смогла объединиться вокруг своего короля. Остальных оттеснили и отрезали, заперли в глубине внутреннего двора цепи воинов Мэгга.

— К воротам! — приказал Гвидион. — Бегите все, кто может!

Сердце Тарена упало, когда он понял, что их крошечный отряд теснят многочисленные толпы лучников и даже всадников. Он обернулся в сторону ворот. Они были распахнуты. Но уже дорогу к ним преградил большой отряд воинов Мэгга. Путь к спасению был отрезан.

Внезапно во внутренний двор вихрем влетел всадник на серой в яблоках лошади. Это был Рун. Мальчишеское лицо короля Моны озарялось восторгом битвы. Лошадь его встала на дыбы и врезалась в клубок дерущихся людей. Рун крутил над головой сверкающим мечом и грозно выкрикивал:

— Лучники! За мной! Все во двор! — Он круто развернул лошадь и устремил меч острием вперед. Звонкий голос его перекрывал звон мечей и треск копий. — Копьеносцы! Туда! Быстрее!

— Он привел помощь! — возрадовался Тарен.

— Помощь? — эхом отозвался изумленный бард. — Да здесь на несколько миль в округе нет ни одной живой души!

Рун, не останавливаясь, носился галопом взад и вперед среди дерущихся воинов, выкрикивая приказы, как будто за ним шла целая армия.

Люди Мэгга оборачивались, чтобы посмотреть на невидимого противника.

— Уловка! — хрипел Ффлевддур. — Он сумасшедший! Это никогда не сработает!

— Но она уже сработала! — Тарен видел, как враги разбегались, и с удивлением пытался обнаружить хоть малые признаки того, что они вообразили свежей подмогой, пришедшей на помощь пленникам. Тарен вдруг поднес рог к губам и протрубил сигнал к атаке. Люди Мэгга дрогнули, думая, что враг у них за спиной.

В это мгновение в ворота ворвалась Ллиан. Огромная кошка прыгнула вперед, и те, кто видел ее впервые, завопили от страха. Ллиан, однако, совсем не обращала внимания на дерущихся. Она крутилась и вертелась по двору, кого-то выискивая, вынюхивая. Там, где она проносилась, воины бросали оружие и в панике разбегались.

— Она ищет меня! — вскричал Ффлевддур. — Вот он я, старушка!

Построенные в боевой порядок воины Смойта не упустили момент и атаковали мощной волной. Воины Мэгга уже не разбирали, кто где. В слепой панике они кололи и рубили своих. Рун помчался вдогонку за отступающими и исчез в дыму.

— Ну и здорово он их одурачил! — торжествующе кричал Ффлевддур. — Сколько бы ни помогли нам огненные грибы и дымные яйца, именно Рун провернул эту ловкую штуку!

Бард заспешил к Ллиан. Тарен заметил, что Гвидион уже сидит верхом. Золотогривый Мелингар проносился по внутреннему двору, нагоняя беспорядочно бегущих врагов. Смойт и Колл тоже вскочили на своих коней. Позади них галопом мчался Гвистил, где-то тоже отыскавший себе подходящую лошадку. Пешие воины Смойта тоже теснили противника. Тарен бросился искать Мелинласа, но, прежде чем успел добраться до дверей конюшни, услышал голос зовущей его Эйлонви. Он обернулся. Девушка с испачканным в саже и крови лицом и в разорванном платье упорно делала ему знаки рукой.

— Подойди! — кричала она. — Рун сильно ранен!

Тарен побежал к ней. Около дальней стены стояла

серая в яблоках лошадь. Король Моны сидел на земле, вытянув ноги и опираясь спиной на тлевшую от огня огненных грибов телегу. Гурджи и Глю, целые и невредимые, стояли рядом.

— Привет, привет! — с трудом улыбнулся Рун и помахал ему рукой. Лицо его было смертельно бледным.

— Мы выиграли, — сказал Тарен. — Без тебя все было бы по-другому. Не двигайся, — предупредил он, расстегивая пропитанную кровью куртку молодого короля.

При виде раны Руна Тарен нахмурился. Стрела вошла глубоко в бок и, что самое страшное, обломилась.

— Изумительно! — прошептал Рун слабеющим голосом. — Я никогда раньше не был в бою и не был уверен… ни в чем, а в себе особенно. Но, послушай, странные мысли продолжают крутиться у меня в голове. Я все думаю о дамбе в гавани Моны. Разве это не удивительно? Да, твой план отличный, — прохрипел он. Глаза его блуждали, и вдруг лицо стало совсем мальчишеским, потерянным и немного испуганным. — И я подумал… я подумал, что был бы рад оказаться сейчас дома. — Он сделал усилие, чтобы подняться. Тарен быстро склонился над ним.

Подошел Ффлевддур, за ним, умильно виляя хвостом, плелась Ллиан.

— Вот ты где, старина! — закричал он Руну. — Я же говорил тебе, что на всех хватит неприятностей! Но ты вытащил нас из этой переделки! О, барды еще будут петь о тебе…

Тарен поднял искаженное страданием лицо.

— Король Моны мертв.

Молча, с тяжелым сердцем друзья возвели могильный холм невдалеке от Каер Кадарн. Воины Смойта присоединились к ним. Уже на закате всадники с факелами медленным кругом объехали холм, оказывая последнюю почесть королю Моны.

Когда погас последний погребальный костер, Тарен подошел к могиле, чтобы постоять здесь в одиночестве.

— Прощай, Рун, сын Руддлума. Твоя дамба не достроена, — тихо сказал он. — Но я обещаю, что работа не останется неоконченной. Твой народ рыбаков будет иметь безопасную гавань, и я построю ее за тебя и для тебя своими собственными руками. Клянусь.

Вскоре после наступления ночи вернулись в Каер Кадарн Гвидион, Колл и король Смойт. Мэгг ускользнул, и бесплодное преследование утомило и обессилило их. С печалью восприняли они скорбную весть о смерти Руна и молча почтили память остальных павших воинов. Затем Гвидион собрал всех в Большом зале.

— Аровн, повелитель Земли Смерти, дал нам мало времени на печаль по утраченным друзьям. Но я опасаюсь, что мы будем еще скорбеть и о других, пока наше дело не будет завершено, — тихо сказал он. — Я должен обсудить с вами решение, которое принял. Надо все осторожно и внимательно взвесить.

Гвидион оглядел собравшихся.

— Гвистил из Красивого Народа покинул нас и продолжил свой путь в королевство короля Эйдцилега. Перед тем, как мы расстались, он поведал мне о сборе войск Аровна. Слова Мэгга не были пустым и злобным бахвальством. Гвистил считает, как, кстати, и я, что Аровн собирается дать нам решительный бой и сокрушить нас окончательно. Его армии продолжают собираться даже сейчас, в тот самый момент, как мы с вами говорим.

Все молча слушали, склонив головы.

— Есть серьезный риск, а может, и смертельный, в том, что Дирнвин остается в руках Аровна, — продолжал Гвидион. — Но сильная армия Аровна — еще большая опасность. Я больше не стану искать черный меч. Какую бы силу он ни дал королю Аннувина, я со своими силами буду неколебимо стоять против него. Поэтому я отправляюсь не в Аннувин, а в Каер Датил, чтобы собрать Сыновей Доны.

Несколько мгновений стояла тишина. Наконец Колл промолвил:

— На мой взгляд, ты принял мудрое решение, принц | Доны.

Смойт и Ффлевддур Пламенный кивнули в знак согласия.

— Если бы я был уверен в своей мудрости, — вздохнул | Гвидион. — Но пусть будет так.

Поднялся Тарен. Он прямо взглянул в лицо Гвидиона.

— Неужели, — взволнованно воскликнул он, — неужели мы сами не в состоянии проникнуть в сердце Аннувина, в твердыню короля Земли Смерти? И неужто в самом деле мы должны отказаться от поисков Дирнвина?

— Я понимаю твой порыв, Помощник Сторожа Свиньи, и читаю в твоих мыслях желание немедленных действий, — сказал Гвидион. — Но ты послужишь мне лучше, если будешь подчиняться моим приказам. Гвистил предупредил, что путешествие в Аннувин равно потере жизни. И даже больше: потере драгоценного, невозвратного времени. Характер Гвистила — в сокрытии характера. Но среди Красивого Народа нет никого более проницательного и более заслуживающего доверия. Я прислушиваюсь к его предупреждениям и вам советую не забывать о них.

Гвидион кивнул Тарену, приглашая его снова сесть и внимательно слушать.

— Гвистил обещал сделать всё, чтобы Красивый Народ пришел нам на помощь, — продолжал Гвидион. — Король Эйддилег не очень-то любит род человеческий. Но даже он должен понять, что победа Аровна принесет вред всему Придайну. И Красивый Народ пострадает не меньше, чем мы.

Ффлевддур одобрительно хмыкнул. Колл хмуро молчал. Тарен старался не смотреть на Гвидиона, стыдясь своего недавнего порыва. А Гвидион продолжал говорить ровно и спокойно.

— И все же мы не можем слишком рассчитывать на Эйддилега. Надо собрать собственную армию, поднять все наши боевые отряды. И в этом наша самая большая надежда на короля Прайдери из Западных Владений. Нет в Придайне короля могущественнее его. А верность его Дому Доны крепка, сильны и неразрывны между нами узы дружбы. Я пошлю весть королю Прайдери и попрошу его привести свое войско в Каер Датил.

Теперь Гвидион обвел глазами всех сидящих за столом и обратился прямо к каждому.

— Там мы все и встретимся, друзья… — В твердом голосе его проскользнули грустные нотки расставания. — А до того я попрошу короля Смойта собрать всех верных ему воинов в его владениях и в соседних княжествах. — Он повернулся к барду. — Ффлевддур Пламенный, сын Годо, ты король. Возвращайся без промедления в свое Северное Королевство. Доверяю тебе объединение северных княжеств.

Теперь он обратился к Тарену, почти по-отечески обнял его за плечи.

— А ты, Помощник Сторожа Свиньи… — Тарен весь напрягся. — Тебе поручается самое спешное задание. Ты хорошо известен народу Свободных Коммотов. Подними всех из них, кого только сможешь, все силы. Веди всех, кто пойдет за тобой, в Каер Датил. Гурджи и Колл, сын Коллфревра, поедут с тобой. Принцессу Эйлонви я тоже поручаю тебе. Ее безопасность в твоих руках.

— Я согласна, — откликнулась Эйлонви. — Спасибо, что не помышляете отправить меня домой.

— Гвистил поведал нам, что многие из вассалов Аровна уже выступили, — сказал Колл. — Долина Княжеств слишком опасна. В ином случае, принцесса, — добавил он с лукавой усмешкой, — ты бы уже давно была на пути в Каер Даллбен.

Задолго до рассвета Гвидион и Ффлевддур Пламенный уехали из Каер Кадарн. Каждый отправился по своей дороге. Король Смойт, готовый к бою, выехал из замка, его сопровождали лорд Гаст и лорд Горион, которые поздно узнали о пленении своего короля и лишь теперь поспешили присоединиться к нему. Перед лицом настоящей опасности оба соперника отложили свои ссоры и распри. Горион уже не воспринимал как оскорбление любое слово Гаста, а тот, в свою очередь, остерегался наносить мелкие обиды Гориону и в особенности упоминать о черной корове.

В это же утро высокий грубоватый крестьянин подошел к Тарену во внутреннем дворе замка. Эго был Аэддан, который когда-то давно подружился с ним в одном из княжеств Смойта. Оба они тепло пожали руки друг другу. Однако крестьянин не улыбался, лицо его оставалось мрачным.

— Не время теперь вспоминать о былых приятных временах, — сказал Аэддан. — Я предлагаю тебе преданность и дружбу… и это, — добавил он, вынимая из ножен заржавленный меч. — Он когда-то славно послужил нам и может послужить еще раз. Скажи, куда ты идешь, и я пойду с тобой.

— Я ценю меч. Но больше ценю человека, который носит его, — сказал Тарен, — И все же твое место рядом с твоим королем. Следуй за ним, и надеюсь, мы встретимся в более счастливый день.

Как и приказал Гвидион, Тарен и оставшиеся с ним его спутники ждали в замке Смойта. Они рассчитывали, что Карр прилетит сюда и поведает им собранные ею новости. Но, так и не дождавшись вороны-вестницы, на следующий день они приготовились к отъезду. Вышивка Эйлонви не пострадала в ужасающей битве, в дыму и огне. Она осторожно развернула полотнище.

— Теперь ты военачальник, — гордо сказала она Тарену, — но я никогда не слышала о военачальнике без военного стяга.

Узкими кожаными ремешками она привязала все еще не оконченную вышивку к концу копья.

— Вот, — сказала Эйлонви — Правда, не очень-то устрашающая эмблема — свинья. И все же для Помощника Сторожа Свиньи она подходит больше всего.

Они выехали из ворот замка. Гурджи, трусивший на своем пони рядом с Тареном, высоко поднял копье, и ветер подхватил и распрямил стяг — знамя Белой Свиньи. Над задымленной крепостью и могильным холмом, чья свежая земля уже была схвачена инеем, собирались тяжелые тучи. Вскоре должен был пойти снег.

Глава 8

Вестники

С того самого момента, как Карр покинула Каер Даллбен, она летела прямиком в Аннувин. И хотя для птицы нет ничего приятнее, чем свободно парить в поднебесье, камнем устремляться вниз и вдруг взвиваться выше овечьего стада облаков, носиться кругами и зигзагами, чувствуя под крылом тугую струю ветра, наша ворона забыла обо всех птичьих соблазнах и упорно держалась прямого курса. Далеко внизу извилистой серебряной полосой блестела Аврен. Вспаханные поля казались пестрым плащом, сшитым из разноцветных лоскутков и распростертым на всю долину. Верхушки деревьев черными безлистыми руками тянулись к небу, словно пытаясь ухватить и задержать ворону в ее стремительном полете. Возникали темно-зеленые пятна сосновых лесов, они изредка выплывали зеленой волной на пологие склоны холмов. Карр стремилась на северо-запад, изредка и недолго отдыхая в дневные часы. Только на закате, когда уже острые глаза вороны не могли проникнуть сквозь сгущающиеся тени, только тогда она буквально падала на землю и устраивалась где-нибудь в развилке ветвей большого дерева.

Несколько дней летела она высоко над облаками, используя малейшее дуновение ветерка, попадая в сильную струю воздуха, которая несла ее, словно слабый листок в быстром течении реки. Но, достигнув леса Идрис и по мере приближения к суровым голым вершинам Аннувина, Карр резко прервала свой покорный плавный полет по воле ветра и повернула на восток. Она внимательно приглядывалась к любому движению в затененных морщинах горных ущелий. Она мельком заметила колонну хорошо вооруженных воинов, шагавших на север. Снизившись, она разглядела, что это были Охотники Аннувина. Некоторое время она следовала за ними, и, когда они остановились среди зарослей кустарника, расположившись под раскидистым деревом, Карр немедля уселась на нижнюю ветку и тоже обосновалась здесь. Сидя на корточках у костров, Охотники варили себе пищу. Карр, вся превратившись в слух, напряженно ловила каждое слово, хотя мало что могла разобрать в их неясном бормотании. Однако она тут же насторожилась, когда до нее долетели слова «Каер Датил».

Карр перелетела еще ближе и замерла. Один из Охотников — грубый воин, одетый в медвежью шкуру, — заметил птицу. Жестоко усмехаясь в предвкушении развлечения, он потянулся к своему луку. Быстро прицелившись, он выпустил стрелу. Но, несмотря на то, что движения Охотника были привычно быстрыми и точными, острый глаз вороны ухватывал каждое его движение на какую-то долю мгновения раньше. Карр захлопала крыльями и легко увернулась от просвистевшей стрелы, которая глубоко вонзилась в толстый сук совсем рядом с ее головой. Охотник с проклятиями по поводу мерзкой вороны и впустую пропавшей стрелы собрался уже выстрелить вновь. Но довольная собой Карр с хриплыми, насмешливыми криками сорвалась с ветки и понеслась над деревьями. Она собиралась сделать круг и вновь усесться над головами Охотников, отыскав более удобное местечко для подслушивания.

И тогда появились гвитанты.

В первое мгновение, занятая Охотниками, Карр не заметила приближения трех огромных птиц. Они выскользнули из-за гряды облаков и ринулись вниз, угрожающе хлопая черными крыльями. Радостное чувство собственной неуязвимости тут же покинуло ворону. Она вильнула в сторону, чтобы избежать удара их страшных клювов, и отчаянно пыталась взлететь выше, не позволив смертельно опасным врагам кидаться на нее сверху вниз.

Но гвитанты тоже изменили направление полета. Один из них оторвался от своей стаи и кинулся преследовать улетающую ворону. Другие мощными ударами крыльев поднялись к самым облакам, чтобы возобновить атаку.

Карр устремлялась все выше, а тяжелый гвитант начал отставать. Ворона пронзила марево тумана и вырвалась в залитую солнцем ширь, которая почти ослепила ее.

Два других гвитанта выжидали. С яростными, пронзительными криками они кинулись к ней. Третий гвитант, преследовавший ворону сзади, словно бы гнал ее прямо в разверстые клювы своих сотоварищей. Карр уже видела кроваво-красные глазки и костяные клещи клювов. Победные крики гвитантов пронзали небо. Ворона неожиданно остановила свой полет и замерла в воздухе, будто бы сбитая с толку и готовая сдаться неумолимой судьбе. Но лишь только гвитанты оказались совсем рядом, она собрала все силы в один стремительный рывок и, сделав крутой поворот, избежала уже нависших над ней кинжальных клинков когтей.

И все же вороне не удалось уйти совсем невредимой. Один из гвитантов зацепил ее крылом, содрав с головы кусочек кожи вместе с перьями. Голова у Карр закружилась, крылья ее потеряли опору в воздухе, и она сделала кульбит, чуть не рухнув на землю. Однако в самое последнее мгновение выровняла полет. Она теперь прекрасно поняла, что небо для нее перестало быть безопасным убежищем, и почти приникла к земле, проносясь над пожухшей травой и колючими клубками кустов.

Но гвитантов ей перехитрить не удалось. Запах крови раздразнил их, и они уже ни за что не хотели упускать свою жертву. Они стремительно неслись за вороной, желая настигнуть ее прежде, чем она достигнет спасительного леса.

Высокие деревья летели навстречу Карр. Она нырнула в их тень и продолжала скользить над зарослями кустарника. Густое переплетение ветвей замедлило полет ее громоздких преследователей. Проворная и легкая ворона, не теряя скорости, скользила над землей и все больше углублялась в чащу. Она резко поворачивала, летела зигзагами, взмывала вверх и падала вниз. Огромные крылья гвитантов, которые так хорошо служили им в открытом небе, теперь мешали им настигнуть свою жертву в густой чаще леса. Они с яростным клекотом носились над деревьями, не решаясь ринуться вниз. Ворона, как лиса, лавировала между низкими кустами у самой земли.

День начал угасать. Карр, избавившись от преследователей, измученная, стала устраиваться на ночь. На рассвете она осторожно вспорхнула на верхушку дерева. Гвитанты улетели. Оглядевшись, она поняла, что отлетела от Аннувина далеко на восток. С трудом она оторвалась от ветки дерева и тяжело поднялась вверх. Далеко на юге лежал Каер Кадарн, долететь до которого у нее теперь не хватило бы сил. Она должна была быстро решить, куда направиться, пока силы и вовсе не оставили ее. Карр сделала небольшой круг над лесом и направилась в ту сторону, где она надеялась найти спасение и убежище.

Ее полет был теперь настоящей мукой. Часто крылья отказывались служить ей, и она доверялась сильному потоку ветра, несшего ее по своей воле. Теперь она уже не могла долго лететь без передышки. Задолго до захода солнца, мучимая раной, ворона снижалась и пряталась в ветвях деревьев. Не могла она и подниматься высоко, где даже не такие жаркие сейчас лучи солнца обжигали открытую рану на голове. Карр поневоле держалась ближе к земле. Внизу, под ней, все дороги и пустые поля словно были засеяны бесконечными головами идущих и едущих воинов. Карр иногда присаживалась на голое дерево отдохнуть и одновременно разведать, куда направляются эти бесчисленные отряды Охотников. Она узнала, что все они устремляются в одно место — к крепости Сыновей Доны. Тревога ее возросла и стала острее боли, прибавив пусть небольшую толику так недостающих ей сил. Карр летела дальше.

Минуя оцепенелую от холода череду высоких горных вершин на северо-востоке от реки Истрад, она увидела наконец то, к чему стремилась. Зеленая ладошка долины, окруженная отвесными стенами утесов, сверху казалась уютным гнездышком среди покрытых снегом вершин. Показалась маленькая хижина. В потоке солнечных лучей блестело голубое пятно озера. С подветренной стороны невысокого холма виднелся покосившийся скелет корабля, поросшие мхом шпангоуты и ушедшие в землю выпуклые бока древнего судна. Беспомощно хлопая крыльями и теряя последние силы, Карр камнем упала в долину.

Глаза ее были закрыты, сквозь туман усталости и боли она смутно почувствовала, как ее крепко схватили и подняли с измятой травы. Глубокий, словно идущий из-под земли голос спросил:

— Ну, Бринач, что ты нам принес на этот раз?

Больше ворона ничего не слышала, не видела, не чувствовала.

Когда Карр опять открыла глаза, то обнаружила, что лежит в мягком, сплетенном из осоки гнезде посреди залитой солнцем комнаты. Она была еще слаба, но боль ушла. Рана ее перевязана. Когда ворона попыталась захлопать крыльями, ее обхватила пара сильных и ловких рук.

— Тихо, тихо, — успокоил ее глубокий, густой голос. — Боюсь, что на некоторое время тебе придется забыть о небе.

Лицо белобородого человека было бугристым, морщинистым и очень походило на кору древнего дуба в снежном сугробе. Белые волосы ниспадали на широкие плечи, голубой драгоценный камень сиял на золотой ленте, охватывающей его лоб. Карр без обычной для нее клокочущей болтовни скромно и послушно склонила голову. Никогда раньше она не летала в эту долину, но сердце ее знало, что это спасительное убежище всегда открыто для нее. Это тайное чувство, глубоко запрятанное в лабиринтах ее памяти, было присуще всем живым существам Придайна. И чувство это безошибочно вело ее все последние дни. Теперь ворона твердо знала, что она оказалась в жилище Медвина.

— Давай посмотрим, давай посмотрим, — приговаривал Медвин, сдвигая мохнатые брови и словно бы пытаясь что-то припомнить. — Ты… да… верно… ты Карр, дочь Кадвира. Да, конечно. Извини, что не узнал тебя сразу, но так много вороньих кланов, что я их иногда путаю. Я знал твоего отца, когда он был еще долговязым птенцом. — Медвин улыбнулся своим давним воспоминаниям. — Плутишка частенько навещал меня. То починить сломанное крыло, то вправить вывихнутую ножку. У него одна неприятность набегала на другую.

Медвин притворно строго поглядел на Карр.

— Надеюсь ты не так непоседлива, как он, — продолжал Медвин. — Я уже много наслышан о твоей смелости, сметливости и… и некоторой склонности к излишнему озорству. Это дошло до моих ушей так же, как и то, что ты служишь Помощнику Сторожа Свиньи в Каер Даллбен. Мелинлас его имя, кажется… О нет, прости. Это его лошадь. Конечно же, Мелинлас, сын Мелингара. А имя Помощника Сторожа Свиньи ускользнуло из моей памяти. Но не важно. Служи ему верно, дочь Кадвира, потому что у него хорошее сердце. Он из немногих среди рода человеческого, кому я позволил войти в мою долину. Что же касается тебя, то только чудом гвитанты не поживились твоим скудным мясом. Впредь будь внимательнее. Небо в эти дни просто кишит вестниками Аровна. Ты в безопасности сейчас, но скоро поправишься и полетишь дальше.

Огромный орел, усевшись на спинке тяжелого стула Медвина, внимательно изучал ворону. Рядом со стариком сидел волк Бринач. Тощий и серый, он вилял хвостом и тоже неотрывно смотрел на ворону своими узкими желтыми глазами. Спустя мгновение в комнату вбежала волчица, поменьше ростом и с белым пятном на груди. Она распласталась на полу рядом со своим супругом.

— А, Бриаваэль, — приветствовал ее Медвин. — Ты пришла поздороваться с нашей гостьей? Как и ее отец, она, вероятно, принесла нам на крыльях занятную историю, которую мы все не прочь послушать.

И Карр заговорила на своем гортанном вороньем языке, который Медвин конечно же понимал. Лицо его по мере продолжения рассказа мрачнело все больше и больше. Когда ворона кончила, Медвин некоторое время молчал и хмурился. Бринач беспокойно завыл.

— Оно пришло, — медленно проговорил Медвин. — Я должен был догадаться сам, потому что чувствовал волны страха, накатывающие на животных. Они бегут и бегут сюда, смутно ощущая опасность. И все как один толкуют i об Охотниках. Они говорили об Охотниках, вышедших за границы земель Аннувина, о толпах вооруженных людей. Теперь я понимаю значение и смысл этих новостей. День, которого я всегда опасался, пришел. И все же моя долина не может вместить всех, кто ищет убежища.

Голос Медвина наполнялся силой и уже гудел, как нарастающая буря.

— Род человеческий сталкивается с рабской силой Аннувина. То же произойдет и с дикими существами Придайна, со зверями и птицами. В мрачной, непроглядной тени Земли Смерти песня соловья захлебнется и умрет. Галереи барсуков и норы кротов превратятся в их темницы. Ни один зверь не сможет бродить свободно, ни одна птица не посмеет взлететь ввысь по зову своего сердца, не сумеет ощутить радости покорения небесных просторов. Тех, кого не убьют, постигнет судьба гвитантов, давно схваченных, изломанных и сломленных. Их когда-то нежные и свободные сердца поработил и исковеркал для своих подлых целей Аровн.

Медвин обернулся к орлу.

— Ты, Эдирнион, лети поскорее к горным теснинам, к родовым гнездам своих родичей. Попроси их подняться всей неисчислимой стаей, собрать все подвластные им силы. Ты, Бринач, и ты, Бриаваэль, — приказал он, когда волки навострили уши и поднялись, — разнесите тревожный призыв среди ваших собратьев, среди медведей с их дробящими задними лапами, с их бьющими и крушащими передними лапами, среди остророгих оленей, среди всех лесных жителей, больших и малых.

Медвин поднялся во весь свой рост. Его руки сцепились, как корни деревьев вцепляются в скалистую землю. Ворона молча смотрела на него, пораженная благоговейным страхом. Глаза Медвина сверкали, как вспышки ночных зарниц. Голос его гудел, словно ветер в глубинах ущелий.

— Поговорите с ними от моего имени и скажите им: таковы слова, такова просьба и приказ того, кто построил корабль, когда темные воды нахлынули на Придайн и грозили затопить его, того, кто спас их древних предков. Теперь против этого наводнения зла должно восстать каждое гнездо, каждая нора. Любое дерево, всякая щель в скале, даже малый пригорок должны стать крепостью. Пусть каждое живое существо обратит свой клюв, когти, зубы, клыки, колючки против всех, кто служит Аровну, повелителю Земли Смерти.

Волки выпрыгнули в дверь. Орел стремглав вылетел в окно.

Глава 9

Знамя

Путники успели удалиться от замка Смойта всего лишь на полдня пути, как повалил снег. К тому времени, когда достигли долины Истрад, склоны холмов были выбелены и лед постепенно стал сковывать реку. Они перешли ее вброд, и мелкие осколки разбитого льда больно резали ноги лошадей. Отряд направился теперь через открытые ветру Княжеские холмы на восток в сторону Свободных Коммотов. Из всего отряда больше всего от холода страдал Гурджи. И, хотя его закутали в огромный плащ из овечьей шерсти, бедняга мелко дрожал. Губы его посинели, зубы дробно стучали, ледяные капельки свисали с его густых лохм. И все же он старался не отставать от Тарена, а его одеревеневшие руки по-прежнему сжимали копье с бьющимся на ветру стягом.

Через несколько дней тяжкого пути они переправились через Малую Аврен и очутились в селении Кенартт, где Тарен решил начать сбирание народа Свободных Коммотов. Но лишь только Тарен въехал в круг крытых тростником невысоких хижин, он увидел большую толпу деревенских жителей. Мужчины собрались в самом центре Кенартт. Среди них был и Хевидд Кузнец, здоровяк с широкой бочкообразной грудью и щетинистой бородой, который тут же протолкался сквозь толпу и дружески хлопнул Тарена по плечу своей тяжелой, как молот, ручищей.

— Добро пожаловать, Странник, — загудел Кузнец. — Мы увидели тебя издали и вот собрались тут, чтобы поприветствовать тебя.

— Со всей теплотой сердца приветствую добрых моих друзей, — ответил Тарен. — Не с пустыми руками я приехал, а с большой просьбой, которую и обращаю к вам в обмен на добрый прием. Внимательно выслушайте меня. — Он поднял руку, прося тишины. — Нелегко просить о том, с чем я осмеливаюсь обратиться к вам, да и нелегко ответить на такую просьбу: я прошу силы ваших рук и мужества ваших сердец, а коли потребуется, так и ваших жизней.

Над головами людей поднялся гул, шепот, удивленные возгласы. Народ Коммотов теснее столпился вокруг Тарена. И он подробно рассказал о том, что произошло с Гвидионом, и не скрыл, что Аровн собирает большое войско. Он говорил долго, и, когда закончил, такое же долгое молчание было ему ответом. Люди стояли с суровыми лицами, опустив головы, тяжело переступая с ноги на ногу. Первым подал голос Хевидд Кузнец.

— Народ Свободных Коммотов чтит короля Матха и Дом Доны, — сказал он. — Но мы последуем только за тем, кого знаем как друга, и отдадим в его руки наши жизни не по обязанности, а из дружбы. Поэтому позволь Хевидду присоединиться к тебе, Тарен Странник.

— Все последуют за ним! Все присоединятся! — раздался хор грубых мужских голосов.

Через мгновение еще недавно мирное селение Кенартт зашевелилось, загудело, заволновалось, как надвигающийся на море шторм. Каждый мужчина спешил вооружиться.

Но Хевидд вдруг горько усмехнулся.

— Наше желание велико, но мало у нас оружия, — заявил он — Впрочем, это не самое главное, Странник. Ты хорошо потрудился когда-то в моей кузнице. Теперь моя кузница поработает на тебя. А я пошлю весточку каждому кузнецу в земле Коммотов, чтобы они так же верно потрудились для тебя, как я сам это сделаю.

Пока люди готовили своих лошадей к дальнему и трудному походу, а Хевидд раздувал огонь в кузнице, Тарен повел свой маленький отряд в соседнее селение. Весть о нем и о его деле быстро облетела всю Землю Коммотов, и каждый день стекались к нему толпы пастухов и пахарей, которых не нужно было упрашивать и уговаривать. Все они с радостной готовностью становились под знамя Белой Свиньи. Для Тарена дни и ночи слились в одну бесконечную и бессонную вереницу часов. Верхом на неутомимом Мелинласе он объезжал возникающие тут и там военные лагеря, встречал мирных мужчин, превратившихся в суровых воинов, следил за тем, чтобы всем достало провизии и оружия, у тлеющих в ночи караульных костров держал совет с новыми своими воинами и предводителями боевых отрядов.

Хевидд, завершив свою работу в Кенартт, присоединился к странствующему по селениям Тарену и с готовностью исполнял службу оружейного мастера.

— Ты хорошо выполнил свою работу, но мы все равно еще слабо вооружены, — сказал ему Тарен. — Боюсь, всех кузниц в Придайне не хватит, чтобы вооружить народ. Нужно найти какой-то выход…

— И ты найдешь его, как и свою удачу! — раздался чей-то громкий голос.

Тарен обернулся и увидел подъезжавшего к нему странного всадника. Он был облачен в разномастную и разноцветную одежду, так непохожую на обычный наряд людей Коммотов. Долговязый, с длинными и худыми, как у аиста, ногами, которые болтались по бокам его лошади и чуть ли не касались земли. Гладкие прямые волосы обрамляли его узкое лицо. На голове всадника красовался шлем, сделанный, кажется, из обычной кастрюли и нахлобученный почти до самых глаз. Куртка его, словно панцирь, была обшита кусками железа и лоскутами толстой кожи. В руке он держал длинный посох, увенчанный лезвием косы.

— Ллонио! — радостно вскричал Тарен, пожимая руку вновь прибывшего воина — Ллонио, сын Ллонвена!

— И никто иной! — весело откликнулся Ллонио, сдвигая со лба свой странный шлем — Неужели ты мог подумать, что я не присоединюсь к тебе?

— Но твоя жена и дети, — начал было Тарен, — я не смею просить тебя покинуть их. Я помню, что детей у тебя с полдюжины…

— И еще, к радости моей, ожидается! — ответил Ллонио, расплывшись в счастливой улыбке. — Если удача улыбнется мне, то не один, сразу двое. Близнецы! Но весь мой выводок не будет в безопасности, пока вокруг неспокойно. А безопасность моих детей — моя забота! И для того, чтобы и впредь в Придайне было безопасно, я должен следовать за тобой, Странник. А ты должен заботиться не о младенцах на руках у женщин, а об оружии в руках мужчин. Послушай меня, дружище Странник, — продолжал Ллонио, — я видел вилы и грабли в каждом хозяйстве. Этого добра хватает у людей Свободных Коммотов. Надо зубцы граблей и острия вил насадить на крепкие деревянные древка. Ты получишь сразу гору оружия там, где, как ты полагаешь, люди совсем безоружны.

— Это мы сделаем! — воодушевился Хевидд. — И как это я сам не догадался?

— Да и я тоже, — признался Тарен. — Ллонио видит гораздо острее, чем любой из нас, но любит называть удачей то, что другой назвал бы умом и сметкой. Иди, друг Ллонио, собирай по дворам что сможешь. Я знаю, ты найдешь больше, чем любой из нас.

Ллонио с помощью Хевидда без устали собирал в селениях Свободных Коммотов серпы, грабли, кузнечные молоты и клещи, косы, вилы и крюки, с удивительной ловкостью и выдумкой делая из этих обычных предметов опасное и грозное оружие. И запасы этого оружия росли с каждым днем.

Тарен тем временем собирал стекавшихся со всех концов Земли Коммотов крестьян, превратившихся в воинов. Колл, Эйлонви и Гурджи помогали нагружать телеги утварью и провизией для все увеличивающейся армии. Занятие это особенно раздражало Эйлонви, которая скорее стремилась скакать галопом от одного селения к другому и находиться в самой гуще народа и в центре военного лагеря, чем тащиться позади войска рядом с телегами. Она обрядилась в мужской костюм, обвила волосы вокруг головы и спрятала их под шапку; на поясе у нее с одного боку висел длинный меч, с другого — короткий кинжал, которые она лестью выманила у Хевидда Кузнеца. Наряд воина плохо был прилажен на ней, но она страшно гордилась им и потому сердито надулась, когда Тарен запретил ей отлучаться и выезжать одной в открытое поле.

— Ты поедешь вместе со мной, — строго сказал он, — но после того, как все телеги будут нагружены и окажутся в безопасности позади войска.

Принцесса неохотно согласилась, но на следующий день, когда Тарен галопом проносился мимо скопления лошадей и телег позади лагеря, она яростно закричала ему:

— Ты обманул меня! Эта погрузка никогда не кончится! Не успеваю я закончить с одной вереницей лошадей, как тут же появляется другая. Хорошо же, я буду делать то, что приказано. Но будь ты хоть трижды военачальник, Тарен из Каер Даллбен, я с тобой больше не желаю разговаривать!

Тарен усмехнулся и продолжал свой путь.

Продвигаясь на север через долину Великой Аврен, отряд Тарена въехал в Коммот Гвенит. Едва успели они спешиться, как Тарен услышал потрескивающий, как сухая веточка, голосок:

— Странник! Я знаю, что тебе нужны воины, а не старухи. Но помедли немного и поздоровайся с той, которая не забыла тебя.

Двивач, ткачиха из Гвенита, стояла в дверях своей хижины. Несмотря на седые, белые как лунь волосы, на морщинистое личико, она, как всегда, выглядела бодрой и оживленной. Ее серые молодые глаза внимательно изучали Тарена, потом она повернулась к Эйлонви. Улыбаясь, древняя эта старуха кивком подозвала к себе принцессу.

— Тарена Странника я знаю хорошо. А кто ты, могу догадаться, хотя ты и расхаживаешь в обличье мужчины. — Она хитро глянула на принцессу. — Я была уверена, когда впервые встретилась со Странником, что мысли его заняты хорошенькой девушкой.

Двивач хихикнула.

— Если ты мне не веришь, то подождем немного. Время скажет, кто из нас прав. А пока, дитя мое, — добавила она, разворачивая плащ, который держала в своей сморщенной руке, и накидывая его на плечи Эйлонви, — прими этот подарок, дар древней старухи молоденькой девушке, и запомни, что большой разницы между нами двумя нет. Потому что даже еле ковыляющая старая дама имеет частицу девичьего сердца, а у юной девушки всегда есть толика мудрости старой женщины.

Тарен спешился и подошел к двери хижины. Он тепло приветствовал ткачиху и восхитился плащом, который она подарила Эйлонви.

— Хевидд и все кузнецы Коммотов куют для нас оружие, — сказал он. — Но воинам не меньше, чем оружие, нужно тепло. Увы, у нас нет теплой одежды.

— Неужели ты думаешь, что ткачиха менее вынослива, чем кузнец? — обиженно проскрипела Двивач. — Так же, как и ты терпеливо работал на моем станке, теперь и он с терпением потрудится для тебя. И в каждом селении Коммотов челноки будут без устали сновать для тебя и твоих воинов, Тарен Странник.

Ободренный словами Двивач Тарен покинул Гвенит. Отъехав от селения на небольшое расстояние, он увидел небольшой отряд всадников, направляющихся к нему. Их вел высокий юноша, который на ходу выкрикивал имя Тарена и махал рукой.

С радостным криком Тарен помчал Мелинласа навстречу всаднику.

— Ллассар! — обрадовался Тарен, поравнявшись с молодым человеком. — Не думал, что мы встретимся так далеко от твоей овчарни в Коммот Исав.

— Вести о тебе летят впереди тебя, Странник, — отвечал Ллассар. — Но я опасался, что ты посчитаешь наше селение слишком маленьким и пройдешь мимо. Это я, — добавил он со смущением, которое не могло скрыть его мальчишеской гордости, — это я собрал отряд и повел его, чтобы отыскать тебя.

— Мужество жителей Исав намного превосходит его размеры, — сказал Тарен, — и я нуждаюсь в вас и приветствую каждого. Но где твой отец? — спросил он, оглядывая всадников подоспевшего отряда. — Где Друдвас? Он не позволил бы себе отправить сына одного так далеко.

На лице Ллассара отобразилась мука.

— Зима забрала его у нас. Я безмерно скорблю о нем, чту его память и в память о нем делаю то, что он бы сам не преминул сделать. Я здесь, Тарен Странник.

— А что твоя мать? — осторожно спросил Тарен, когда они уже ехали бок о бок. — Было ли ее согласие на то, чтобы ты оставил дом свой и стадо?

— Другие позаботятся о моем стаде, — ответил юный пастух. — Моя мать знает, что должен делать ребенок и что пристало мужчине. Я — мужчина, — гордо добавил он, — и стал им с той ночи, как ты и я стояли против Дората и его разбойников в овчарне.

— Да, да, — закричал молчавший до того момента Гурджи, — и бесстрашный Гурджи стоял против них!

— Ну да, — кисло заметила Эйлонви, — вы себе сражались в свое удовольствие в то время, когда мне приходилось делать реверансы и накручивать волосы на Моне. Я не знаю, кто такой Дорат, но если я когда-нибудь встречу его, то обещаю наверстать упущенное.

Тарен искоса глянул на нее.

— Считай, что тебе посчастливилось не знать его. Я знаю его слишком хорошо, к моему сожалению.

— Он не беспокоил нас с той ночи, — сказал Ллассар. — Похоже, что и впредь не побеспокоит. Я слышал, Дорат покинул Земли Коммотов и отправился на запад. Поговаривают, что он отдал свой меч на службу повелителю Земли Смерти. Может быть, это и так. Но если даже Дорат и состоит на службе у кого-то, он все равно служит только себе.

— Ваше служение, отданное нам по велению сердца, для нас значит несравненно больше, чем любая служба, которую может купить король Аннувина, — сказал Тарен. — Принц Гвидион будет благодарен вам.

— Скорее тебе, — ответил Ллассар. — Наша гордость не в битве, а в поле, в работе наших рук, а не клинков. Мы никогда не искали войны. Мы пришли теперь под знамя Белой Свиньи потому, что это знамя нашего друга, Тарен Странник.

Погода ухудшилась. Дни становились слишком короткими, и надо было спешить. А все растущее войско заставляло ехать медленнее. Тарен упорно стремился вперед, несмотря ни на что. Рядом с ним галопом скакал Колл, всегда бодрый и жизнерадостный. Его широкое лицо, огрубевшее от холода и обветрившееся, было почти скрыто высоким, овечьего меха воротником теплой куртки. Пояс, выкованный из тяжелых крупных звеньев, опоясывал его крепкий стан. На поясе висел прямой длинный меч, а на спине ремнями был прикреплен щит из толстой шкуры быка. Колл нахлобучил старый искореженный шлем, однако все время ворчал, что тот сидит на голове не так ловко, как его старая кожаная шапка.

Тарен был благодарен Коллу за его мудрые и точные советы и всегда с радостью выслушивал любое его замечание. Это Колл подал мысль о том, чтобы по мере разрастания войска отсылать небольшие отряды прямо в Каер Датил, а не волочиться из одного селения в другое с силой, становящейся все более и более громоздкой. Ллассар, Хевидд и Ллонио не покидали головной отряд Тарена и держались поближе к нему самому. И все же именно Колл оставался на страже, когда усталый Тарен заворачивался в плащ и растягивался на мерзлой земле для короткого сна.

— Ты — крепкий дубовый посох, на который я опираюсь, — со смехом сказал как-то Тарен — Более того, ты большое надежное дерево! Ты, Колл, настоящий воин, каких, наверное, мало осталось в Придайне.

Колл, вместо того, чтобы просиять или хотя бы улыбнуться, недовольно покосился на Тарена.

— Ты хочешь порадовать меня? — спросил он. — Тогда лучше скажи, что я настоящий сборщик яблок и выращиватель репы. Совсем я не воин, а лишь становлюсь им на короткое время, когда это необходимо. Мой сад скучает по мне так же, как и я по нему, — добавил он серьезно. — Я не помог ему подготовиться к зиме, и мне еще предстоит расплачиваться за это во время весенней страды.

Тарен ободряюще улыбнулся.

— Мы будем копать и выдергивать сорняки вместе, настоящий огородник и настоящий мой друг.

Караульные костры мерцали в ночи. Лошади переступали с ноги на ногу и громко хрупали сеном у привязи. Около них множеством теней лежали, двигались и спали воины. Тьма людей во тьме ночи. Порыв холодного ветра резанул Тарена по лицу. Он внезапно почувствовал, что смертельно устал. Медленно он повернул голову к сидящему рядом Коллу.

— Покой войдет в мое сердце, — тихо сказал он, — когда я вновь стану Помощником Сторожа Свиньи.

До Тарена дошла весть, что Смойт поднял большое войско, сколотив его из многих отрядов своих княжеств, и теперь во главе этой армии направляется на север. Узнал он также и о том, что некоторые вассалы Аровна выслали военные отряды к реке Истрад, чтобы нападать на колонны воинов, тянущиеся в Каер Датил. Тарену теперь надо было поторапливаться.

Войско его направлялось в Коммот Мерин. Для Тарена это селение было самым прекрасным из всех, какие попадались на его пути во времена странствий. Даже теперь, среди грохота оружия, ржания лошадей, криков всадников, белые, крытые тростником аккуратные домики деревеньки, казалось, дышали миром и покоем, далекие от горячего воздуха войны, долетевшего до них вместе с нагрянувшим сюда войском. Тарен проскакал галопом мимо знакомых полей, окаймленных лиственницами и высокими елями. Сердце его трепетало от волнующих воспоминаний. Он остановился у знакомой хижины, чья дымящаяся труба ясно говорила о потрескивающем внутри приветливом пламени очага. Дверь открылась, и на пороге показался коренастый крепкий старик в грубом коричневом одеянии. Волосы его цвета покрытого окалиной железа и густая борода были коротко подстрижены. Глаза его оставались ярко-голубыми и ясными, не затуманенными долгими годами жизни.

— Рад встрече, — прокричал он Тарену и поднял в знак приветствия огромную руку, по локоть измазанную подсыхающей глиной. — Ты оставил нас как странник, а вернулся как военачальник. А о твоем мастерстве в военном деле я уже много наслышан. И все же я спрашиваю: не забыл ли ты о том мастерстве, что получил у гончарного круга? Или я зря терял и время, и свое умение, обучая тебя?

— Рад встрече, Аннло Велико-Лепный, — отвечал Тарен, соскакивая на землю с Мелинласа и с жаром пожимая руку старого гончара. — Боюсь, что ты и впрямь зря терял на меня время, — засмеялся он, — слишком уж бестолковый ученик достался мастеру. Мастерства моего сохранилось меньше, чем благодарной памяти о тебе. Но то немногое, чему научился, я не забыл.

— Тогда покажи мне, — потребовал гончар, зачерпывая из деревянной кадки пригоршню влажной глины.

Тарен печально улыбнулся и покачал головой.

— Я остановился только для того, чтобы поприветствовать тебя, — ответил он. — Теперь я занят мечами, а не глиняными чашами.

И все же Тарен вошел в хижину следом за старым гончаром. Огонь очага бросал масленые блики на ряды глиняной посуды, изящные кувшины для вина, горшки и блюда. Тарен быстро выхватил из бочки холодную глину, бросил ее на круг, который Аннло принялся раскручивать. Тарен понимал, что времени у него совсем немного, но когда глина под его руками стала обретать форму, он на мгновение забыл обо всем, спал тяжкий груз опасений и забот. Вернулись назад те дни, когда перед ним были лишь бешено вертящийся гончарный круг и сосуд, рождающийся прямо на глазах из бесформенного куска глины.

— Отлично сработано, — сказал Аннло тихим голосом и добавил: — Я слышал, что кузнецы и ткачи во всех селениях Коммотов трудятся, чтобы дать тебе оружие и одежду. Но мой круг не способен выковать клинок или соткать плащ для воина, глина моя годна только для мирных жителей. Увы, я не могу предложить тебе ничего, что послужило бы на пользу теперь.

— Ты дал мне больше, чем все остальные, — ответил Тарен, — и я ценю это больше всего. Мой путь — не путь воина. Если бы мне не пришлось сейчас взять в руки меч, то я не желал бы для моих рук лучшей работы, чем та, что делаешь ты, создавая радость и красоту. Но коли не удастся мне сделать свою нынешнюю работу как следует, то я буду считать, что потерял всё, полученное от тебя.

Его рука замерла, тут же скособочив выраставший на круге кувшин, потому что снаружи раздался тревожный голос Колла, призывавшего его. Тарен быстро поднялся и стремглав выскочил из хижины, выкрикивая на ходу слова прощания. Аннло печально поглядел ему вслед.

Колл уже выхватил свой меч. В следующий момент появился и Ллассар. Они галопом поскакали в лагерь, разбитый в предместье Коммот Мерин. Колл оповестил Тарена о том, что караульный пост увидел неприятельский отряд.

— Они скоро нападут на нас, — предупредил Колл. — Мы должны встретить их до того, как они приблизятся. Как старый воин и умелый выращиватель репы я советую тебе поднять отряд лучников и лучших всадников. Ллассар и я попробуем отвлечь их с маленьким подвижным отрядом.

Они быстро обсудили план Колла. Тарен поехал вперед, призывая всадников и пеших солдат, которые спешно хватали свое оружие и следовали за ним. Эйлонви и Гурджи он приказал оставаться под прикрытием телег позади лагеря, где было безопаснее. Даже не выслушав их возражений, Тарен галопом поскакал к еловому лесу, покрывавшему дальние холмы.

Нападавшие были вооружены серьезнее, чем ожидал Тарен. Они быстро спустились с покрытого снегом хребта и устремились к селению. По знаку Тарена лучники затаились в неглубоком овраге, а конные воины Ком-мотов приготовились к атаке. Всадники сшиблись в грохоте щитов, стуке копыт и звоне клинков. Тарен поднес к губам свой боевой рог. Эхом разнесся по долине и оврагам призывный сигнал, и лучники выскочили из укрытия.

Тарен понимал, что это лишь небольшая стычка между маленькими отрядами, но все же бой был отчаянный и жаркий. Только после того, как Колл и Ллассар со своим отрядом отвлекли большую часть нападавших, враги дрогнули и побежали. И все же это был хоть и малый, но первый бой, которым Тарен руководил как военачальник принца Доны. Люди Коммотов выиграли бой, никто из них не был убит, и лишь несколько человек легко ранены. Тарен не чувствовал усталости, сердце его наполнила радость победы, когда во главе отряда торжествующих воинов он выехал из леса к Коммот Мерин.

Но, въехав на гребень холма, он увидел черные клубы дыма.

Поначалу он подумал, что пожар случился в лагере. Он пришпорил Мелинласа и понесся вниз по крутому склону. Когда же он подъехал ближе, то увидел темно-красные языки пламени, сливающиеся с закатным, словно залитым кровью, низким небом. Дым стелился по всей долине, и Тарен наконец понял, что горит селение.

Обогнав отряд, он галопом въехал в Мерин. Проскакав мимо лагеря, он мельком увидел, как Эйлонви и Гурджи тщетно борются с огнем. Колл доехал до деревни раньше него. Тарен соскочил с Мелинласа и подбежал к нему.

— Слишком поздно! — вскричал Колл. — Они напали на Коммот с тылу. Мерин подожгли факелами, а народ порубили мечами.

С вырвавшимся из груди криком печали и ярости Тарен бросился к горящим домам. Тростник на крышах пылал с треском, многие стены рухнули, на месте хижины Аннло дымились угасшие руины. Перевернутый и обгорелый гончарный круг, словно мертвый пустой глаз, уставился в небо. Среди расколотых и превращенных в черепки глиняных чаш и кувшинов распростерлось тело гончара.

Тарен упал на колени. Тяжелая рука Колла легла на его плечо, но он вырвался и с тоской поглядел на старого воина.

— Неужели я только что торжествовал победу? — хрипло прошептал он. — Какой ценой заплатил за всё народ, который когда-то подружился со мной и приютил несчастного странника! Кровь Коммот Мерин на моих руках.

Колл медленно отошел от безутешного Тарена. Рядом с ним оказался Ллассар.

— Странник не шевельнулся. Он не отходит от хижины гончара, — вздохнул юный пастух. — Я знаю, как тяжело человеку терпеть боль собственной раны. Но как, должно быть, тяжко нести в себе раны тех, кто следует за тобой.

Колл кивнул.

— Ничего. Пусть побудет один. Утром все будет в порядке. Но, — добавил он со вздохом, — похоже, никогда уже не затянется эта его рана.

К середине зимы был собран последний отряд, и воины Коммотов направились в Каер Датил. Ллассар, Хевидд и Ллонио все еще оставались рядом с Тареном, который вел войско на северо-запад через горы Ллавгадарн. Войско было достаточно сильным, вперед высылались охранные отряды, и ничто не замедляло их быстрого движения.

Дважды летучие отряды противника нападали на них, оба раза люди Тарена отбивали атаки. Враги откатывались с серьезными потерями и, усвоив горький урок, больше не решались нападать на колонны, идущие под знаменем Белой Свиньи. Войско Тарена быстро и беспрепятственно прошло вдоль подножия Орлиных Гор. Гурджи гордо нес знамя, которое громко трещало и развевалось на резком ветру, приносящемся от дальних вершин. Под плащом Тарен увозил с собой скорбный талисман — осколок разбитой, почерневшей от огня чаши из Коммот Мерин.

При приближении к Каер Датил верховые принесли весть еще об одном войске. Тарен галопом понесся вперед. В авангарде копьеносцев навстречу ему ехал Ффлевддур Пламенный.

— Клянусь Великим Белином, — вскричал бард, пришпоривая Ллиан, — вот уж обрадуется Гвидион! Видишь, северные лорды вооружились до зубов. Когда Ффлевддур Пламенный призывает… впрочем, ладно… я их собрал именем Гвидиона, в противном случае они не пошли бы так охотно. Но это уже не важно, главное — мы в пути. Я слышал, король Прайдери тоже поднял свои армии. Вот когда ты увидишь настоящее боевое войско! Учти, половина западных княжеств находится под его рукой.

Тарен заметил Глю, угнездившегося в седле серой, с тяжелыми короткими ногами лошадки.

— Эге, и великанчик с вами, — улыбнулся он.

Бывший великан, деловито обгладывавший кость, сделал вид, что едва узнает Тарена.

— Я не знал, что с ним делать, — тихо сказал Ффлевддур. — У меня не хватило духу велеть ему собирать свои вещички и топать подальше. Тем более когда все собираются в единую армию. Вот он и здесь. Но не перестает ныть и жаловаться. Сегодня у него болит нога, завтра — раскалывается голова, потом и все части тела по очереди. Когда не ест, то без конца толкует о тех временах, когда он был великаном.

Ффлевддур оглянулся на навострившего уши Глю и заговорил еще тише.

— Самое худшее, — шептал он, — что его историями забиты доверху оба моих уха. Но я почти жалею его. Конечно же, это маленький человечек с таким же маленьким сердцем. Но если ты подумаешь, как много издевались над ним и топтали… Вот когда он был великаном… Тьфу! — Бард перебил себя и хлопнул по лбу. — Довольно! Еще немного подобного кудахтанья, и я стану лопотать его словами. Давай присоединяйся к нам! — вдруг громко закричал он, выпутывая арфу из сплетения луков, колчанов с торчащими из них стрелами, небольших круглых щитов и кожаных ремней, которыми были нагружены его плечи, спина и шея — Все друзья встретились вновь. И я сыграю вам отличную мелодию, чтобы отпраздновать нашу встречу и согреть вас немного!

Повеселевшие от музыки барда спутники поехали вместе. Вскоре невысокая крепость Каер Датил зазолотилась в скупом свете зимнего солнца. Ее мощные бастионы нависли над долиной, как орлы, нетерпеливо порывающиеся взлететь в небо. За стенами, окружавшими крепость, распростерлись большие военные лагеря и стояли украшенные флагами, стягами и знаменами палатки лордов, которые пришли доказать свою верность Королевскому Дому Доны. И все же не эти разноцветные знамена, развевающиеся на ветру, и даже не эмблема — Золотое, Восходящее из Туч Солнце — заставила биться сильнее сердце Тарена. Все его существо было наполнено радостью от того, что он и его войско, воины Свободных Коммотов, добрались наконец до цели своего пути и могут хоть недолго передохнуть в безопасности. В безопасности… Тарен вдруг опечалился, мысли его вернулись к недавним дням. Он вспомнил о Руне, короле Моны, который спал вечным сном около ворот Каер Кадарн, об Аннло Велико-Лепном. И его пальцы сжали осколок глиняной чаши.

Глава 10

Приход Прайдери

Каер Датил превратился в военный лагерь. Горящими снежинками кружились в воздухе искры от кузниц, где ковали оружие. Звон железных подков боевых коней наполнял внутренние дворы крепости. Резкими кликами сигнальных рогов прорезался чистый морозный воздух. Хотя все они находились сейчас в безопасности под защитой крепостных стен, Эйлонви все же отказалась поменять свою грубую одежду воина на более подходящий наряд. Самое большее, на что она согласилась, и то неохотно, так это не скрывать своих длинных волос и не мять их под тяжелой кожаной шапкой. Почти всех придворных дам отправили под защиту дальних восточных крепостей, но Эйлонви наотрез отказалась присоединиться к оставшимся женщинам в их прядильных и ткацких мастерских.

— Может быть, Каер Датил и самый великолепный замок в Придайне, — заявила она, — но придворные дамы везде придворные дамы, и я сыта по горло куриной стайкой королевы Телерии. Слушать их кудахтанье, хихиканье и болтовню… ну, это хуже, чем тыкать глубоко в ухо сухой травинкой. Ради того, чтобы научиться быть принцессой, я чуть не потонула в мыльной воде и потоках пустых слов. Мои волосы, кажется, до сих пор похожи на измочаленные речные водоросли. Что же касается всяких там юбок, оборок и бантов, то я гораздо уютнее чувствую себя в нынешнем виде. Впрочем, я давно растеряла все свои наряды… и вовсе не собираюсь беспокоиться о том, чтобы шить новые. Та одежда, какую я ношу, очень мне подходит.

— А меня, — вдруг раздраженно заметил Глю, — меня никто и не подумал спросить, подходит ли мне та одежда, что на мне? — Он недовольно похлопал себя по куртке, хотя она, как заметил Тарен, выглядела намного лучше и новее, чем у всех остальных. — Но я привык к этому гнусному обращению, — ворчал Глю. — В моей пещере, когда я был великаном, все было по-иному. Ха, благородство! Увы, это ушло навсегда. Теперь я вспоминаю, когда мы с летучими мышами…

У Тарена не было сил ни возражать Эйлонви, ни, тем более, выслушивать тягучее ворчание Глю. Гвидион, узнав о прибытии войска Свободных Коммотов, позвал Тарена в Тронный зал. Тарен последовал на зов, а Колл, Ффлевддур и Гурджи остались разбирать и охранять снаряжение и провизию. Увидев, что Гвидион совещается с королем Матхом, сыном Матонви, Тарен не осмелился подойти ближе. Но Матх кивком подозвал его, и Тарен преклонил колена перед седобородым правителем.

Верховный король коснулся плеча Тарена иссохшей, но твердой рукой и приказал ему встать. Со времени битвы между Сыновьями Доны и армиями Рогатого Короля не видел Тарен Матха, сына Матонви, и теперь заметил, каким тяжким грузом легли годы на главу Королевского Дома. Лицо Матха было истерзано заботами и изборождено морщинами даже больше, чем у Даллбена. Золотая корона Доны, казалось, давила на его лоб тяжелым грузом. И хотя глаза старого короля были проницательны и горели гордым огнем, Тарен уловил в них глубоко затаенную печаль. Та же печаль была и у него в сердце, и он опустил голову.

— Посмотри мне в лицо, Помощник Сторожа Свиньи, — приказал Матх тихим голосом. — Не бойся увидеть то, что я и сам знаю. Рука смерти протянулась ко мне, и я не тщусь отклонить ее. Уже давно я слышу рог Гвина Охотника, который может призвать в могильное убежище даже короля.

Ни один мускул не дрогнул на суровом, неподвижном лице Верховного короля при этих горьких словах.

— С легким сердцем откликнусь я на этот призыв, — промолвил Матх, помолчав, — потому что корона долгой, непосильной тяжестью лежит на моей голове. Носить ее труднее, чем держать посох пастуха. Корона давит, пригибает, посох поддерживает, распрямляет. Но не смерть меня печалит, а то, что к закату дней моих вижу я кровь, проливаемую на той земле, где я искал только мира.

И снова глаза Матха устремились на Тарена, подавшегося вперед и слушавшего с затаенным дыханием.

— Ты знаешь историю нашего Королевского Дома. Слышал, как много лет назад Сыновья Доны приплыли на своих золотых ладьях в Придайн и как люди искали у нас защиты против Аровна, повелителя Земли Смерти, укравшего у Придайна его сокровища и превратившего богатые, прекрасные земли в бесплодные поля. С тех пор Сыновья Доны стояли как щит против разрушительной силы Аннувина. Но если сейчас щит этот разрубить, то всё погибнет вместе с ним.

— Мы победим, — твердо сказал Гвидион. — Король Аннувина на этот раз рискнул всем, надеясь и добыть все. Но его сила одновременно и слабость его, потому что, если мы выстоим, класть его рухнет навсегда.

Король Матх устало прикрыл глаза и молча слушал Гвидиона.

— До нас дошли и хорошие новости, но и плохие тоже, — продолжал принц Дома Доны. — Вот новость тревожная. Король Смойт и его армии построены в боевом порядке в долине Истрад. Однако он не может, несмотря на свою храбрость, пойти дальше на север до конца зимы. Что ж, он послужит нам там, где стоит. Его воины уже вступили в бой с лордами-предателями из южных владений и не дали им соединиться с остальным боевым войском Аровна. Короли из более дальних северных королевств тоже идут к нам, но медленно, по-

тому что зима для них более стойкий враг, чем Аровн, ее не отгонишь, как войско неприятеля.

Гвидион улыбнулся приунывшему Тарену и продолжал:

— Но есть и ободряющие новости. Армии западных княжеств всего лишь в нескольких днях пути от нашей крепости. Разведчики уже заметили их. Это войско более могущественно, чем любое когда-либо поднятое в Придайне, и сам лорд Прайдери командует им. Он сделал всё, о чем я просил его, и даже больше. Меня только беспокоят вассалы Аровна. Они могут дать бой и заставить его повернуть в сторону от Каер Датил. Но, если это произойдет, мы выйдем навстречу и поможем ему.

Теперь Гвидион уже открыто улыбался, и улыбка осветила его изможденное лицо.

— Не последнее в наших хороших новостях, — обратился он прямо к Тарену, — это приход Тарена из Каер Даллбен и воинов, которых он привел от Свободных Коммотов. Я серьезно рассчитываю на тебя, друг мой, и впредь.

Гвидион деловито заговорил об устройстве и приведении в боевой порядок конных и пеших воинов Тарена. Верховный король внимательно слушал и кивал в знак согласия.

— Теперь иди и выполняй порученное, — сказал Матх Тарену. — Пришел день, когда Помощник Сторожа Свиньи, как и все остальные, должен взвалить на себя часть тяжкой ноши короля.

Все последующие дни Тарен и его спутники беспрекословно исполняли все, что приказывал им Гвидион. Даже Глю посильно помогал им, впрочем, лишь тогда, когда настаивал на этом Ффлевддур, но никак не по собственному почину. Под наблюдательным и строгим оком Хевидца Кузнеца бывший великан раздувал мехи горна, бесконечно при этом хныча и жалуясь на волдыри и мозоли на его коротеньких и толстеньких руках.

Каер Датил был не только надежной крепостью, но и вместилищем красоты, рожденной природой и руками человеческими. За его бастионами, в одном из множества просторных внутренних дворов, на площади, окруженной стройными лиственницами, поднимались могильники древних королей и героев. Каждый зал его просторных построек был по-особому украшен. Одни залы с резными дубовыми стенами становились вместилищем доспехов и знаков благородных родов, знамен, чьи эмблемы прославили в своих гимнах великие барды. В других были собраны чудесные изделия маете ров, присланные из всех княжеств и Коммотов Прайде на Здесь Тарен увидел, испытав снова саднящую боль

утраты, прекрасно исполненный кувшин для вина, вышедший из-под руки Аннло Велико-Лепного.

Друзья, когда они были свободны от дел, без конца бродили по крепости и каждый раз открывали для себя немало прекрасного и удивительного. Колл никогда прежде не бывал в Каер Датил и не переставал любоваться и восхищаться сводчатыми арками и башнями, которые, казалось, парили над снежными вершинами гор за стенами крепости.

— Да, очень красиво, — повторял он. — И мастерски исполнено. Но башни возвращают мои мысли к яблоням, которые надо бы лучше подрезать и придать им ту же стройность. А отлично сложенные и слаженные каменные стены этого двора напоминают мне о моем оставленном саде, который, боюсь, без меня будет плодоносить не больше, чем эти камни.

Однажды в дверях самого маленького и скромного домика показался человек, кивком поманивший их к себе. Он был высок, лицо в глубоких морщинах, седые прямые волосы падали на плечи. Грубый плащ воина свободно висел на его худых плечах, но ни меча, ни кинжала на скромном кожаном поясе видно не было. Вдруг Ффлевддур опередил всех, бросился к незнакомцу и, невзирая на снег, упал перед ним на одно колено.

— Это я, пожалуй, должен склониться перед тобой, Ффлевддур Пламенный, сын Годо, — мягко улыбнулся старец, — и попросить у тебя прощения, — Он повернулся к остальным и каждому подал руку — Я знаю вас лучше, чем вы знаете меня, — сказал он и добродушно засмеялся в ответ на их непритворное удивление. — Меня зовут Талисин.

— Главный Бард Придайна! — воскликнул Ффлевддур, гордо и радостно улыбаясь. — Это он подарил мне арфу. Я у него в долгу.

— В этом я не уверен, — ответил Талисин, широким жестом приглашая всех в дом.

Они последовали за ним в просторную комнату, в которой было мало мебели, разве что несколько крепких стульев и скамеек да длинный стол необычного дерева, которое переливалось и мерцало в свете живого огня очага. Старинные книги, горы свертков пергаментов заполняли стены и поднимались высоко в тень стропил потолка.

— Да, друг мой, — обратился Главный Бард к Ффлевддуру, — часто я думал об этом подарке. На самом деле это на моей совести. — Он посмотрел на Ффлевддура проницательным взглядом, в котором, однако, сквозила добрая улыбка.

Если сначала Тарену он показался древним старцем, то теперь он уже не мог понять, сколько же лет Талисину. Лицо Главного Барда хоть и было иссечено морщинами, но источало столько живости и юношеского задора, что казалось, будто старый бард ровесник ему, Тарену. Одежда барда была проста, и ничто не говорило в его внешности о том высоком положении, какое он занимал в Придайне. И Тарен понял, что не было и надобности в каких-либо украшениях или знаках отличия. Как и у Адаона, сына Талисина и давнего друга Тарена, у старца были серые, глубоко посаженные глаза, которые, казалось, видели больше, чем мог разглядеть обычный человек. В лице и голосе Главного Барда было гораздо больше твердости, чем у любого военачальника, и не меньше значительности, чем у короля.

— Я знал свойства арфы, когда давал ее тебе, — продолжал Главный Бард. — И, зная твой характер, полагал, что у тебя будут большие неприятности со струнами.

— Неприятности? — вскричал Ффлевддур. — Ну что ты! Нисколько!.. — И тут же две струны лопнули с таким звуком, что Гурджи вздрогнул и отскочил подальше от арфы. Лицо Ффлевддура залилось краской до кончика носа. — Дело в том, что эта штука, — он с опаской еще раз глянул на арфу, — заставляет меня говорить правду… э-э-э… скажем, немного больше правды, чем я обычно выкладывал. Но мне никогда и в голову не приходило, что правда вредна. Так что все в порядке.

Талисин улыбался.

— Значит, этот маленький урок пошел тебе на пользу. Тем не менее мой подарок был шуткой, хотя и в ней была доля, как ты говоришь, правды. Но ты сохранил эту арфу, носил ее с собой, несмотря на ее насмешливый характер. Теперь я предлагаю тебе любую, какую ты выберешь, взамен этой.

Талисин указал на полку, где выстроилось множество арф: одни очень старые, другие сверкающие лаком и новыми серебряными струнами. С радостным воплем Ффлевддур бросился к полке. Он любовно дотрагивался до струн, восхищался работой, хватая в руки то одну арфу, то другую и снова возвращаясь к предыдущей.

Некоторое время он колебался, скорбно глядя на потускневшие и не раз уже подвязанные и перевязанные струны своего инструмента, на царапины и сколы, на выщербленную раму.

— А… да ладно. Ты порадовал меня этими совершенными изделиями великих мастеров, этими новехонькими и древними арфами, — он смущенно погладил свою потрепанную арфу, — но эта старушка вполне мне подходит. Иногда, клянусь Великим Белином, мне кажется, что она играет сама. У нее прекрасный звук… когда струны целы. Она отлично пригнана к моему плечу. Не то чтобы я принижал достоинства других арф, но когда я говорю все это, я имею в виду, что мы привыкли друг к другу с моей старушкой. Да, очень благодарен тебе за щедрое предложение. И все же не стану ее менять на новую.

— Пусть будет так, — ответил Талисин. — А вы, все остальные, — добавил Главный Бард, обращаясь к своим гостям, — вы обозрели многие красоты Каер Датил. Но не видели еще его настоящей гордости и бесценного сокровища. Это здесь, — сказал он, обводя комнату широким жестом, — Они хранятся здесь, в Зале Знаний. Здесь сокрыты творения ума и сердца лучших людей Придайна. Хотя Аровн, король Смерти, украл у людей секреты их ремесла, он не смог присвоить песни и легенды, баллады и гимны наших бардов. Здесь они собраны и хранятся. И твоих песен, мой добрый друг, — обратился он к Ффлевддуру, — здесь немало.

Ффлевддур смущенно потупился, успев, однако, при этом бросить гордый взгляд на своих спутников.

— Память живет дольше тех, кто несет ее, — сказал Талисин. — Люди наполняются памятью и мудростью всех живших прежде. Под этой комнатой хранятся еще большие богатства. — Он улыбнулся. — Как и сама поэзия, большая часть сокровищ сокрыта в самой глубине. Там Зал Бардов. Увы, Ффлевддур Пламенный, — с сожалением вымолвил он, — никто, кроме подлинных, настоящих певцов, не может проникнуть туда. Хотя когда-нибудь, возможно, и ты присоединишься к их сонму.

— О мудреная мудрость! — восторженно вскричал Гурджи. — В бедной, слабой голове скромного Гурджи от всего этого страшное верченье и крученье! У Гурджи нет мудрости! И никакая чавка и хрумтявка не прибавит ее!

Талисин положил руку на косматое плечо Гурджи.

— Неужели ты думаешь, что у тебя совсем нет мудрости? — ласково проговорил он — Это не так. Мудрость бывает разная, как различны ткани, сотканные на одном и том же ткацком станке. У тебя есть мудрость доброго и преданного сердца. Она редко встречается и стоит порой больше самой большой мудрости. И совсем по-другому мудр Колл, сын Коллфревра, — продолжал Главный Бард. — Его мудрость сродни мудрости природы. Это дар пробуждения бесплодной земли и превращения ее в цветущий сад.

— Это мудрость моего сада, дарящего нам свои плоды, — запротестовал Колл, но лысая его голова сделалась розовой от удовольствия и смущения. — Я оставил его, и, опасаюсь, долго теперь нам придется ждать его плодов.

— Я должна была набраться мудрости на острове Мона, — вставила Эйлонви. — Наверное, именно для этого Даллбен отослал меня туда. Но все, чему я научилась, — это рукоделие, стряпня и реверансы.

— Учение — это еще не мудрость, — перебил ее Талисин с добрым смехом. — В твоих жилах, принцесса, течет кровь волшебниц из рода Ллира. Твоя мудрость, может быть, самая таинственная из всех, потому что ты знаешь без знаний, познаешь такие глубины, которые нельзя измерить умом, проникаешь в суть, порой и не пытаясь осознать это. Так сердце бьется, поддерживая жизнь, но часто не постигая ее тайн.

— Увы, не могу я похвастать своей мудростью, — сказал Тарен. — Я был рядом с твоим сыном, когда он встретил свою смерть. Он дал мне брошь огромной силы, и, пока я носил ее, мне было открыто многое, я понимал больше, чем видел. То, что прежде было скрыто от меня, стало ясным. Брошь больше не принадлежит мне, если вообще она когда-нибудь принадлежала мне по-настоящему. Все, что я узнал и понял тогда, сегодня возникает передо мной как сон, как неуловимая мечта, за которой я гонюсь.

Тень печали набежала на лицо Талисина.

— Есть такие люди, — мягко сказал он, — которые должны сначала узнать потери, отчаяние и скорбь. Из всех дорог к мудрости эта самая жестокая и длинная. Твоя ли это дорога? Тот ли ты, кто должен идти по ней и сможет осилить ее? Этого даже я не знаю. Те, кто доходит до конца, не только обретают мудрость, но и могут наделять ею других. Как грубая шерсть становится полотном, как сырая глина вновь рождается сосудом, так и подобные люди изменяют и придают форму мудрости, отдавая ее. И чем больше они отдают, тем сильнее бьет источник их мудрости.

Тарен подался вперед, впитывая слова Талисина и уже собираясь что-то сказать, как от Средней Башни донесся звук сигнального рога и послышались возгласы стражников в Орудийной Башне. Караульные кричали о том, что видят боевое войско короля Прайдери. Талисин повел спутников наверх по широкому пролету лестницы к высоким окнам Зала Знаний, откуда они могли наблюдать за тем, что происходит за стенами крепости. Уходящее солнце светило прямо в глаза, и Тарен поначалу увидел лишь колышущийся в лучах солнца густой лес копий, медленно плывущих по долине. Приглядевшись, он увидел несколько темных фигур, которые отделились от плотной массы всадников и понеслись галопом через покрытое снегом пространство к стенам крепости. Едущий впереди всадник сверкал богатой одеждой темно-красного, черного и золотого цветов, и солнечный свет мерцал на его золотом шлеме. Тарен больше не мог оставаться праздным наблюдателем, потому что стража выкликала его имя и имена остальных спутников, призывая всех собраться в Тронном зале.

Подхватив знамя Белой Свиньи, Гурджи поспешил за Тареном. Они все вместе быстро добрались до Тронного зала. Здесь стоял уже длинный стол, во главе которого сидели Матх и Гвидион. Талисин сел по левую руку от Гвидиона. Справа от Матха высился пустой трон, задрапированный полотнищами цветов Королевского Дома короля Прайдери. По обеим сторонам стола сидели лорды Дома Доны, князья, князьки и военачальники.

По стенам зала замерли ряды знаменосцев. Гурджи заробел и стоял в дверях, оглядываясь по сторонам. Гвидион жестом поставил его в шеренгу знаменосцев. Но среди строгих, стройных воинов бедняга чувствовал себя жалким и некрасивым. Тарен кинул на него ободряющий взгляд. Колл так широко и доверительно ухмыльнулся и подмигнул ему, что Гурджи поднял свою лохматую голову, распрямился, и его самодельное знамя гордо возвысилось над остальными стягами и знаменами в Тронном зале.

Тарен, уже уверенный в себе настолько, чтобы не чувствовать неловкости и смущения, спокойно занял указанное ему Гвидионом место среди военачальников. Эйлонви, все еще одетая в костюм воина, не преминула хмыкнуть.

— Видишь, — шепнула она Тарену, — Хен Вен на знамени выглядит прекрасно. А ты был недоволен, что у нее голубые глаза, а не карие. Голубые глаза у свиньи, скажу тебе, вовсе не так странны, как цвета, которыми вышиты некоторые из этих знамен…

Эйлонви не договорила, потому что двери резко распахнулись и король Прайдери стремительно вошел в зал. Все взгляды обратились к нему. Король широко шагал к столу Совета. Он был так же высок, как и Гвидион. Богатая одежда мерцала в свете факелов. Шлема на нем сейчас не было, и Тарен залюбовался пышными длинными волосами, золотом окаймляющими высокий лоб. Обнаженный меч блистал на боку гордого короля.

— По древней традиции рода Прайдери, — шепнул Ффлевддур, — не полагается вкладывать меч в ножны, пока битва не выиграна.

Позади короля шли сокольничие, держа на кожаных рукавицах соколов с головами, укрытыми кожаными капюшончиками. На их плащах, как и на плащах военачальников Прайдери, был вышит темно-красный сокол — эмблема Дома Пвилла. Знаменосец шел следом, окруженный воинами-копьеносцами.

Гвидион, облаченный, как и Главный Бард, в простой плащ воина, встал, чтобы поприветствовать Прайдери, но тот остановился, не дойдя до стола Совета, сложил руки на груди и оглядел по очереди всех ожидающих его королей и владетельных князей.

— Рад встрече, лорды, — громко сказал Прайдери. — Мне приятно видеть вас, собранных здесь. Угроза из Аннувина заставила вас забыть взаимные обиды и ссоры. Теперь вы, как птенцы, увидевшие кружащего над гнездом сокола, жметесь к сильному, ищете защиту в Доме Доны.

В голосе Прайдери неожиданно для всех зазвучали ноты неприкрытого высокомерия. Тарен с удивлением глядел на короля, слушал его резкий, жесткий голос. Сам Верховный король Матх откинул назад голову и, сидя глубоко в кресле, все же словно бы чуть сверху смотрел на высокорослого знатного воина. Наконец Матх заговорил, и короткая речь его была величественна.

— Что я слышу, лорд Прайдери? Разве достойно называть жалкими птенцами храбрых воинов? Это я собрал всех. По моему зову они слетелись, как сильные орлы. Это те, кто будет стоять с нами ради того, чтобы сохранить Придайн, отвести от него опасность.

Прайдери недоверчиво усмехнулся. Красивые черты лица его внезапно исказились, холодным гневом загорелись глаза. Кровь прилила к высоким скулам Прайдери. Он откинул назад свои золотые волосы и, не уклоняясь, встретил строгий взор Верховного короля.

— Ради спасения Придайна? — усмехнулся он — Ради собственной безопасности! Неужели кто-нибудь замешкается, если увидит, что ему угрожает опасность? Подчинились твоему зову? Люди подчиняются только железному кулаку или приставленному к их горлу мечу. Те, кто пришел сюда, как ты полагаешь, из верности, на самом деле верны только своим целям. Эти правители/ княжеств никогда не живут в мире один с другим, но каждый страстно желает получить выгоду от слабости соседа. Разве в глубине своего сердца любой из них менее зол и жесток, чем Аровн, король Аннувина?

Гневный ропот поднялся среди потрясенных королей и владетельных князей. Матх заставил их замолчать мановением руки.

Встал Гвидион.

— Никакая человеческая мудрость не в силах проникнуть в тайные помыслы другого человека, — сказал он, — потому что в человеке добро и зло смешаны. Но над этим вопросом хорошо поразмышлять у вечернего огня, как это часто и делали мы после знатного дружеского пира, когда кругом тишина и факелы горят уже не так ярко. Теперь наше дело охранять Придайн. Входи, Прайдери, сын Пвилла. Твое место ждет тебя, и нам предстоит еще многое обсудить.

— Ты позвал меня, принц Дома Доны, — жестко ответил Прайдери. — И я здесь. Чтобы присоединиться к тебе? Нет! Я пришел потребовать, чтобы ты сложил оружие.

Глава 11

Крепость

Мгновение никто не мог вымолвить и слова. Мертвая тишина обрушилась на зал. Лишь слабо позванивали серебряные колокольчики на лапах соколов Прайдери. Тарен, движимый враз нахлынувшей яростью, вскочил и выхватил меч. Лорды княжеств кричали наперебой и тоже выхватывали свое оружие. Надо всем этим гамом возвысился голос Гвидиона, приказывавший всем замолчать.

Прайдери невозмутимо оглядывал зал и не двигался. Его вассалы обнажили мечи и образовали вокруг него ощетинившийся круг. Верховный король медленно поднялся во весь рост.

— Ты играешь с нами, сын Пвилла, — сурово сказал Матх, — но вероломство — плохая шутка.

Прайдери продолжал стоять неподвижно, сложив руки на груди. Лишь золотистое от загара лицо его заиграло вдруг серо-голубыми красками, словно лист каленого железа.

— Не называй это шуткой, — ответил он. — И не клейми меня вероломным предателем. Все, что здесь было сказано, я обдумал давно, внимательно и с жестокой болью сердца. И понял, что только таким образом я могу послужить Придайну.

Лицо Гвидиона было бледным, а глаза помрачнели.

— Наваждение нашло на тебя, король Прайдери, — заговорил он. — Неужели обманные обещания Аровна ослепили тебя? Ужель ты станешь утверждать, что вассал повелителя Земли Смерти служит на пользу какому-либо королевству, кроме Аннувина?

— Мне Аровн не может пообещать ничего такого, чего у меня уже не было бы, — ответил Прайдери. — Но Аровн совершит то, что не смогли сделать Сыновья Доны. Он положит предел бесконечным войнам между княжествами и принесет мир туда, где его не было раньше.

— Мир смерти и молчание немого рабства! — воскликнул Гвидион.

Прайдери высоко поднял голову. Жестокая улыбка играла на его губах.

— Неужели эти люди, — он окинул надменным взглядом зал, — заслуживают лучшего, лорд Гвидион? Разве все их жизни стоят нашей? Грубияны и задиры, невежды и глупцы, эти лорды княжеств непригодны даже для управления своими домашними.

Он не обращал ни малейшего внимания на гневный ропот за столом.

— Я выбрал то, что будет лучшим для Придайна, — твердо сказал он. — Нет, я не Аровну служу. Неужто топор— хозяин дровосека? В конце концов Аровн будет служить мне!

Тарен с ужасом слушал слова Прайдери, дерзко обращенные к Верховному королю.

— Сложите ваше оружие. Оставьте бессильных трусов, прячущихся за ваши спины. Сдайтесь мне сейчас. И Каер Датил будет пощажен, и вы тоже. А те, кого я посчитаю достойными, станут править вместе со мной.

Матх выпрямился и поднял голову.

— Разве есть на свете что-нибудь страшнее зла? — сказал он тихим голосом, не отрывая взгляда от сузившихся глаз Прайдери. — Зла, которое скрывается под маской добра?

Один из лордов княжества выскочил из-за стола и с поднятым мечом двинулся на Прайдери.

— Не трогай его! — вскричал Матх, — Мы пригласили его как друга. Он покидает нас как враг, но он должен уйти невредимым. Если упадет хоть перо из крыла его сокола, мы лишимся чести.

— Уйди отсюда, Прайдери, сын Пвилла, — сказал Гвидион. Холодный и ровный тон его голоса лишь подчеркивал и делал гнев его еще более ужасным. — Боль моего сердца равна моему презрению. Наша дружба сломана, как клинок. Ее не склеить. Отныне пропасть боя разделяет нас, а соединит лишь острие клинка.

Прайдери ничего не ответил, а повернулся на пятках и вместе со своими вассалами покинул Тронный зал. Новость быстро облетела всех воинов, и они, выстроившись рядами вдоль двора, молча наблюдали, как Прайдери вскочил на лошадь и поскакал к воротам.

За стенами крепости расположившаяся лагерем армия Прайдери зажгла костры и факелы. Долина запылала тысячами огней, тянувшихся настолько, насколько мог видеть глаз. Прайдери выехал за ворота. Темнокрасное его одеяние поблескивало, мерцая в скачущих бликах факелов. Он галопом понесся к ожидавшему его войску. Тарен и люди Коммотов с тоской и отчаянием наблюдали за удаляющимся всадником. Они, как и все в Каер Датил, знали, что этот сверкающий король, как сокол смерти, навис над их жизнями.

Гвидион ожидал, что армия короля Прайдери будет атаковать на рассвете, и люди в крепости трудились всю ночь, готовясь противостоять осаде. Когда же наступил рассвет и бледное солнце поднялось над обрезом холмов, стало видно, что боевое войско Прайдери продвинулось совсем немного. Тарен, Ффлевддур и Колл стояли на стене рядом с Гвидионом, рассматривая долину, дальние холмы, которые постепенно понижались и стелились уплывавшей в туман равниной. Снег не выпадал несколько дней. В лощинах и каменных расселинах светлели белые клочки и полосы, похожие на лоскуты шерсти, но широкий луг все еще темнел по-осеннему. Густо-коричневые пятна омертвелой травы лишь кое-где были укрыты пушистой мантией инея.

Разведчики донесли, что воины Прайдери широко растеклись по долине и между их отрядами остались только узкие проходы. Однако основные боевые колонны стягивались к центру крепости. Из этого можно было понять, что атаку следует ожидать с фронта и вся армия будет сжата подобно железному кулаку, бьющему по главным воротам Каер Датил.

Гвидион сосредоточенно кивал и размышлял:

— Прайдери собирается ударить всей своей мощью, хотя это будет дорого ему стоить. Но войско его огромно, и он может себе позволить терять воинов бессчетно, зная, что мы не сумеем заплатить ту же цену.

Он нахмурился и потер подбородок ладонью, затянутой в тугую кожаную перчатку. Зеленые глаза его сузились, и острый взгляд устремился в долину. Худое морщинистое лицо Гвидиона вытянулось, он вжал голову в плечи и всем своим обликом напоминал сейчас волка, учуявшего запах своих врагов.

— Лорд Прайдери очень самонадеян, — бросил он, потом резко обернулся к стоящим рядом военачальникам. — Я не стану ждать осады. Сделать это — значит наверняка проиграть. У Прайдери довольно людей, чтобы накатиться, захлестнуть нас, словно морской волной, и утопить. Мы дадим бой за стенами крепости и сами ударим по этой волне прежде, чем она нависнет над нами шипящим гребнем. Матх, сын Матонви, будет командовать обороной здесь, внутри крепости. Только в самом крайнем случае, если уже не останется сил, мы отступим в крепость и будем продолжать биться под защитой ее стен.

Гвидион долго глядел на крыши и башни замка, которых уже коснулись ранние лучи солнца.

— Сыновья Доны строили Каер Датил своими собственными руками. Он должен был служить не только щитом от Аровна, но и кладезем мудрости и красоты Придайна. Я все сделаю, что в моих силах, чтобы разбить Прайдери, но и постараюсь уберечь Каер Датил от разрушения. Может быть, мы и достигнем всего желаемого, но может случиться и так, что мы проиграем. Но биться следует не с медлительностью быков, а с быстротой и ловкостью волка и коварством лисицы.

Принц Дома Доны принялся быстро и четко разъяснять каждому военачальнику его место и задачу. Тарен был охвачен беспокойством. Как мальчик, он всегда страстно мечтал занять место среди мужчин и, как мальчик, серьезно полагал, что способен и готов на это. Теперь же, среди седеющих, умудренных опытом битв воинов, сила его казалась ему слишком малой, опыт — ничтожным, а знания и умение — жалкими. Колл, словно поняв, о чем думает Тарен, ободряюще подмигнул ему. Крепкий старый воин внимательно слушал слова и наставления Гвидиона. Он, казалось, весь был поглощен мыслями о предстоящей битве. Но Тарен догадывался, что в самом дальнем уголке сердца старый крестьянин таит светлую мысль о своих грядках с капустой и репой.

Большую часть утра войско Прайдери оставалось на прежних позициях. Защитники крепости тем временем быстро и скрытно разворачивались и готовились к атаке. Тайно выведенный за стены Каер Датил хорошо вооруженный отряд затаился и готов был нанести главный удар. Сам Гвидион намеревался командовать этим отрядом. Ффлевддур на Ллиан и Талисин с небольшим отрядом воинов-бардов держали под наблюдением выход из долины. Всадники Коммотов должны были напасть на движущуюся волну воинов Прайдери с тыла и с боков, рвать и терзать врага, истощая его силы и отвлекая внимание на себя.

Тарен и Колл во главе одного крыла войска Коммотов и Ллассар, которому было доверено командовать другим крылом отряда, галопом помчались на свои позиции. Гурджи, непривычно молчаливый и дрожащий даже в своей громадной теплой куртке, вколотил древко знамени Белой Свиньи в мерзлую землю, отмечая этим место сбора всего отряда Коммотов. Тарен понимал, что неусыпный глаз врага замечает каждое их движение, и странное нетерпение, смешанное с затаенным страхом, охватило его, натянуло все его существо, как тетиву лука.

Гвидион верхом на Мелингаре подъехал к нему, чтобы отдать последние приказания воинам Коммотов.

— Почему Прайдери ждет? Он насмехается над нами? — выкрикнул Тарен, возбужденный ожиданием. — Мы для него, наверное, не более чем муравьи, которых он намеревается раздавить копытом своего боевого коня?

— Терпение, — ответил Гвидион, и в тоне его слышалось одновременно и дружеское утешение, и приказ военачальника. — Вы — мечи, вложенные в мои руки. Не давайте разбить вас. Двигайтесь быстро, не увязайте в одной драке, но затевайте сразу много и в разных местах. — Он пожал руки Тарену, Коллу и Гурджи. — Прощайте, — сказал Гвидион почти грубо, повернул Мелингара и быстро отъехал.

Тарен следил за ним, пока он не скрылся, затем обратил взор на дальние башни Каер Датил. Эйлонви вместе с Глю было приказано оставаться в крепости под командой и защитой Верховного короля. Тарен напрягал зрение в тщетной надежде мельком заметить ее на стенах. Что она чувствовала, как относилась к нему? Здесь, в Каер Датил, это оставалось для него так же неясно, как и в Каер Даллбен. Но, несмотря на свое давнее решение не навязываться принцессе, он уже был готов открыть ей свое сердце. Однако в эти последние часы он внезапно, как пловец, подхваченный стремительным потоком, был увлечен круговоротом военных приготовлений, и у него не оставалось даже мгновения, чтобы сказать ей слова прощания. Тоска пронзила его сердце, а сожаление о несказанных словах словно бы железной рукой сдавило горло.

Он подхватил поводья Мелинласа, который уже фыркал, ронял с губ белые клочья пены, рыл копытом землю, и тронул с места. И тут он увидел, что войско Прайдери поднялось и волной заливает долину. Перед ним там, в низине, разворачивалась битва.

Она надвигалась быстро, не лениво набегающей волной, как ожидал Тарен, а штормовым накатом. Сначала, словно шум прибоя, долетали сливающиеся в единый гул крики людей. Сыновья Доны, хоть и не ожидали такой быстрой атаки Прайдери, но не были захвачены врасплох и понеслись вперед, чтобы схватиться с наступающим врагом. Тарен увидел Гвидиона на вздыбившемся грозной белой статуей Мелингаре. Дальше Тарен уже не мог ни в чем разобраться, потому что два потока слились в звоне мечей и закружили, завертелись, волнами перемещаясь по долине. Был виден лишь водоворот копий и мечей, струи летящих стрел и островки выпуклых, словно лбы валунов, щитов.

Тарен поднял свой боевой рог и подал призывный сигнал. Тотчас же до него донесся ответный крик Ллассара. Тарен ударил пятками по бокам Мелинласа. Колл и всадники Коммотов пришпорили своих коней вслед

за ним. С быстрого легкого бега мощные ноги Мелинласа перешли на бурный галоп. И Тарен, чувствуя, как мускулы коня вздымаются под ним, с поднятым мечом нырнул в человеческое море. Закружилась голова, и перехватило дыхание, как у тонущего. Это волны страха, понял Тарен, накатываются на него.

Рядом, впереди, позади кружились лица друзей и врагов. Он краем глаза видел, как Ллонио молотит направо и налево. Нелепый шлем его съехал на глаза, длинные ноги в стременах распрямились, подняв долговязое тело над седлом. Чудак был похож на ожившее пугало, но там, где проносился Ллонио, враги падали, как колосья, подкошенные острым серпом. Громоздкая фигура Хевидда горой возвышалась в самом центре битвы. Ллассара не было видно, но Тарену казалось, что он слышал звонкий боевой клич юного пастуха. Затем уши его резанул яростный рев, и он узнал Ллиан. Она с Ффлевддуром на спине ворвалась в гущу битвы. В следующий момент ничего больше не ощущающий, кроме клинка в руке, Тарен закружился в слепом и бешеном водовороте нападавших на него воинов, отражая и с яростью возвращая удары.

Вновь и вновь Тарен и всадники Коммотов глубоко врезались в ряды нападавших, потом вырывались из железных тисков битвы и свободно мчались галопом для того только, чтобы вновь нырнуть в ее круговерть. Ослепляющей вспышкой сверкнули в глазах Тарена темно-красные и золотые одежды. Это был король Прайдери на черном боевом коне. Тарен попытался пробиться к нему и вступить с ним в бой. На мгновение глаза их встретились, но сын Пвилла не сделал никакой попытки ответить на вызов противника, облаченного в одежды простого воина. Вместо этого король отвернулся и продолжал продираться вперед. Затем он исчез за лесом копий и воздетых над головами мечей. Но мимолетный презрительный взгляд Прайдери ужалил Тарена больше, чем клинок, вдруг взмывший над его головой и косо полоснувший по лицу.

Вооруженный поток нахлынул на Тарена и оттеснил его к краю битвы. Он попытался отыскать Гурджи со знаменем и собрать вокруг него своих воинов, разметанных сражением. В ближних рядах сражающихся образовалась узкая брешь, и в нее протиснулась ладная небольшая лошадка. Ллуагор! Вооруженный пикой щуплый воин почти соскользнул с седла, но крепко вцепился в натянутые поводья.

— Убирайся! — закричал Тарен, — Ты что, совсем разума лишилась?

Эйлонви, а это была она, приостановилась. Она подобрала свои рассыпавшиеся по плечам волосы под кожаный шлем. Принцесса из рода Ллира радостно улыбалась ему.

— Не понимаю, что тебе не нравится? — прокричала она. — Но даже если так, то это не повод для грубости.

Она пустила лошадь в галоп и исчезла в круговерти битвы.

Оторопевший Тарен так и не понял: действительно ли только что видел ее?

А спустя еще мгновение он уже дрался с целым отрядом пеших воинов, которые наносили удары Мелинласу, кидались на коня и пытались стащить всадника с седла. Тарен смутно сознавал, что чья-то рука ухватилась за узду его лошади и тянет в сторону. Неожиданно воины Прайдери стали падать один за другим. Натиск ослаб. Он повернулся в седле и, затуманенный кровавой битвой, поднял меч против врага, вцепившегося в узду.

Это был Колл. Крепкий старый воин потерял свой шлем. Его лысый череп был так исцарапан, будто он бросался головой в шиповник.

— Побереги свой меч для врагов, а не для друзей! — весело выкрикнул Колл.

Пораженный Тарен на мгновение замер, а потом, запинаясь, хрипло проговорил:

— Ты спас мне жизнь, сын Коллфревра.

— Да? Может, и так, — ответил Колл, будто эта мысль только что пришла ему в голову.

Они посмотрели друг на друга и вдруг стали хохотать как сумасшедшие.

Только после того, как солнце почти упало за холмы, и само небо, казалось, истекало кровью, Тарен ощутил перелом в битве. Воины Гвидиона, густой волной несущиеся на яростно сопротивляющиеся отряды Прайдери, потеснили их. Армия Прайдери дрогнула, будто отшатнулась от надвигавшейся на нее волны смерти. Волна достигла своего гребня и застыла, перед тем как с грохотом упасть на головы сражающихся. Свежий ветер пронесся над долиной. Сердце Тарена взыграло восторгом и радостным возбуждением, когда он увидел, как с дружным криком покатились волны воинов Гвидиона. Они неслись вперед, сметая всё перед собой. Тарен затрубил в рог и во главе неудержимых всадников Коммотов понесся галопом, спеша соединиться со стремительным потоком наступающих.

Ряды врагов редели и дробились, в них зияли бреши, как в разрушенной стене. Тарен натянул поводья. Но Мелинлас вдруг встал на дыбы и тревожно заржал. Дрожь ужаса пробежала по долине. Тарен окинул взглядом расстилающийся перед ним простор и вдруг, даже еще не разглядев, понял, что случилось.

— Дети Котла! Бессмертные воины!

Люди Прайдери расступились, отхлынули назад, чтобы освободить проходы ужасным воинам. В мертвой тишине шли они неспешным размеренным шагом. Грохот их тяжелых башмаков затопил долину. В темно-красной дымке умирающего солнца их мертвенно-бледные лица приобретали голубой оттенок смерти. Глаза их казались холодными и тусклыми, как камни.

Мерной поступью колонна бессмертных воинов шла в сторону Каер Датил. На толстых веревках они несли тяжелое таранное бревно с железным наконечником.

Враги, шедшие следом за колонной Детей Котла, сплотились снова для нападения на отряд Сыновей Доны. Теперь Тарен понял, почему медлил Прайдери, и постиг причину его высокомерного презрения к армии Гвидиона. Только теперь план короля-предателя стал ясен. За дикой колонной Детей Котла всё струились и струились с дальних холмов мелкие отряды Прайдери, собиравшиеся воедино. Для Прайдери этот длинный день битвы был не более чем разминка. Резня начиналась только сейчас.

На стенах крепости теснились лучники и копьеносцы. Туча стрел понеслась на молчаливых воинов. Но этот шторм копий и стрел ни на мгновение не заставил дрогнуть Детей Котла. И хоть каждая выпущенная стрела попадала в цель, враг упорно продвигался вперед, останавливаясь лишь для того, чтобы вытащить стрелу из своего бескровного тела. На их лицах не было написано ни боли, ни гнева, и ни единого вздоха, выкрика или победного вопля не вырывалось из их немых глоток. Они пришли из Аннувина, как из могилы, их предназначением было нести смерть, они были безжалостны, неумолимы и бесстрастны, как их безжизненные лица.

Под ударами стенобитного орудия ворота Каер Датил застонали и задрожали. Массивные петли ослабли, а эхо ударов дрожью отдалось по всем стенам крепости. Ворота Каер Датил пошатнулись и грохнулись внутрь. Зажатые между двумя рядами воинов Прайдери Сыновья Доны тщетно пытались прорваться и добраться до павшей крепости. Рыдая от ярости и отчаяния, не имея никакой возможности помочь осажденным, Тарен видел, как Дети Котла беспрепятственно прошагали в широкий проем взломанных ворот.

Перед ними вырос Матх — Верховный король. Он был облачен в одежды Королевского Дома, опоясан звеньями золотой цепи, на голове его сияла Золотая Корона Доны. Белый, тонкой шерсти плащ скорбно окутывал его высокую фигуру, словно могильный саван.

Его иссохшая рука с обнаженным мечом протянулась навстречу воинам смерти.

Молчаливые воины Аннувина остановились, как будто застигнутые врасплох слабым туманом неясных воспоминаний. Но лишь мгновение длилось их замешательство, и они двинулись вперед. Поле битвы теперь было безмолвно. Благоговейная тишина воцарилась в рядах воинов Прайдери. Верховный король не шевельнулся и тогда, когда Дети Котла придвинулись к нему вплотную. Его горящие глаза смотрели прямо в запавшие каменные глазницы безжизненных лиц. Он медленно вознес свой меч. Не уклоняясь, не трепеща, он стоял с гордо и величаво поднятой головой. Первый из мертвенно-бледных воинов оказался совсем рядом. Держа обеими, старчески слабыми, руками сверкающий меч, Верховный король стремительно опустил его на голову бесстрастного врага. Клинок воина отвел удар, и один из стоящих рядом Детей Котла нанес тяжелый прямой удар. Король Матх зашатался и упал на одно колено. Сбитая в одну железную массу группа безмолвных воинов двинулась дальше. Их беспощадное оружие рубило, губительно вонзалось в человеческие тела, крушило все живое. Тарен закрыл лицо руками и в слезах отвернулся, когда Матх, сын Матонви, упал, а подкованные железом башмаки Детей Котла продолжали свой неумолимый марш по его безжизненному телу. За дальними холмами послышался протяжный звук охотничьего рога, он эхом раздробился в утесах и ущельях, и громадная тень, казалось, закрыла небо над крепостью.

Следом за Детьми Котла через взломанные ворота потекли воины Прайдери. Другая часть его армии теснила остатки отрядов Гвидиона в горы, рассеивая их среди заснеженных лощин и оврагов. Из Каер Датил послышалась дробь новых громовых ударов стенобитного орудия, рушащего остатки крепостных стен. Языки пламени поднялись над Тронным залом, над Залом Знаний, а над Средней Башней уже реял и бился на ветру темно-красный сокол Прайдери.

Рядом с ним, с этим знаменем, закрывая тонущее в кровавом закате солнце, расправлялось и ширилось черное знамя Аровна, короля Аннувина.

Каер Датил пал.

Глава 12

Багровые земли

Всю ночь продолжались бесчинства завоевателей, и к утру Каер Датил лежал в руинах. Языки пламени плясали там, где совсем недавно высились величественные здания. Тяжелые мечи и топоры Детей Котла свалили лиственную рощу около Могил Чести. В алых сполохах рассвета разрушенные стены, казалось, истекали кровью.

Армия Прайдери отказала убитым в праве на могилы, а живых защитников крепости загнала на холмы, лежащие к востоку от Каер Датил. И только здесь, в суматохе временного лагеря, друзья вновь встретились. Верный Гурджи все еще прижимал к груди знамя Белой Свиньи, хотя древко было сломано, а вышитая эмблема исполосована острыми мечами и разорвана в клочья стрелами и копьями. Ллиан, а рядом с ней Ффлевддур бессильно растянулись в жалком убежище из груды камней. Хвост гигантской кошки все еще нервно подергивался, а желтые глаза мерцали яростью угасшей битвы. Хевидд Кузнец молча разводил костер, а Тарен, Эйлонви и Колл пытались согреться у невысокого огня. Ллассар, хотя и тяжко раненный, все же выжил в круговерти битвы. Однако немало воинов Коммотов остались лежать недвижными на кровавом поле боя. И среди этих безмолвных тел был Ллонио, сын Ллонвена.

Спасся и коротышка Глю. Один из защитников крепости наткнулся на него, потерянного и ошеломленного, почти погребенного под обломками стены, и привел в лагерь на холмах. Бывший великан был до слез обрадован встречей со своими спутниками, но был так напуган и сотрясался от крупной дрожи, что мог лишь пробормотать несколько неясных слов. Кутаясь в разорванный плащ, Глю съежился рядом с костром и обхватил голову руками.

Гвидион одиноко стоял на гребне холма. Взгляд его был прикован к столбу черного дыма, растекающегося в небе над развалинами Каер Датил. Наконец он отвернулся от этого ужасного зрелища и приказал всем уцелевшим воинам собраться. Талисин подошел и стал рядом с ним. В руках у него была арфа Ффлевддура. Главный Бард запел похоронную песнь. Среди черных сосен возносился протяжный печальный голос его. Но в этой печали не было безысходности и отчаяния. Струны арфы рыдали, но в этих стенаниях уже рождалась и крепла мелодия жизни, борьбы и надежды.

Когда последняя нота растаяла в воздухе, Талисин поднял голову и тихо заговорил:

— Каждый рухнувший камень Каер Датил станет надгробным памятником, а вся долина будет вечной могилой и неистребимой памятью о Матхе, сыне Матонви, и обо всех павших наших воинах. Но для нас Верховный король все еще жив. Он с нами. Я чту его и буду с благодарностью и уважением взирать на каждого, кто встанет в ряды его войска. — Он повернулся к Гвидиону и низко поклонился.

Воины подняли мечи и единым хором выкликнули имя нового короля Придайна, достойного преемника Матха.

Гвидион с достоинством принял эти знаки чести и преданности и отозвал в сторону своих давних и постоянных спутников.

— Мы встретились лишь для того, чтобы разойтись, — сказал он — Победа Прайдери оставила нам надежду, но лишила выбора. Хотя гонцы отправятся сейчас же к королю Смойту и ко всем северным лордам с вестью о нашем поражении, мы не можем медлить и ждать их помощи. То, что нам следует сделать, нужно делать сейчас. Даже войско, вдесятеро превосходящее силы Прайдери, не сможет противостоять Детям Котла. Против них можно бросать армию за армией, но лишь для того, чтобы увеличивать число убитых.

Гвидион хмуро, но ободряюще улыбнулся.

— И все же пусть малая, но надежда есть, — сказал он. — Никогда еще Аровн не посылал так много своих бессмертных воинов за границы Аннувина. Он пошел на большой риск, желая добиться большой победы. И он победил. Но его триумф может стать и его концом. Аннувин без охраняющих его Детей Котла открыт для нападения. Аровн сам ослабил себя. И мы должны воспользоваться этим и атаковать зверя в его собственном логове.

— Значит, ты веришь, что Аннувин не охраняется? — быстро спросил Тарен. — Разве у Аровна нет никаких других защитников?

— Там наверняка есть обычные, смертные воины, — ответил Гвидион, — и, возможно, отряд Охотников. Но у нас достаточно сил, чтобы одолеть их. Если, конечно, Дети Котла не успеют прийти им на помощь.

Лицо Гвидиона, иссеченное шрамами, в засохших пятнах крови, сейчас было каменно неподвижным.

— Но они не должны дойти до Аннувина. Их сила уменьшается тем скорее, чем дольше и дальше они находятся от границ Аннувина, королевства Аровна. И мы любой ценой должны помешать им возвратиться, задерживать их, поворачивать назад на всех дорогах, которыми они пойдут.

Колл молча кивал.

— Это и в самом деле наша единственная надежда, — вставил он. — И сделать это надо быстро, потому что они постараются побыстрее вернуться к своему хозяину. Но сможем ли мы опередить их, если они уже идут туда? Хватит ли у нас сил не только стать на их пути, но и атаковать одновременно Аннувин?

— Нет, если мы будем продвигаться единой армией, — сказал Гвидион. — Вместо этого мы должны разделиться на два отряда. Первому и меньшему дадим столько лошадей, сколько потребуется. Именно этому отряду будет поручено преследовать Детей Котла. Второй двинется в долину Кинваэль и пойдет по берегу реки на север. Долина ровная, и, если идти скорым шагом, до моря можно добраться не более чем за два дня.

В суровом молчании слушали они слова короля Гвидиона.

— Море станет нашим помощником, — продолжал он. — Прайдери сможет воспрепятствовать нашему продвижению по суше. — Гвидион повернулся к Тарену. — Матх, сын Матонви, говорил тебе о кораблях, которые привезли Сыновей Доны из Солнечной Страны. Эти боевые корабли не были ни покинуты, ни разрушены. Они все еще крепки, обладают хорошими мореходными качествами и готовы в любой момент выйти в море. Верные стражи охраняют их в тайной гавани в самом устье реки Кинваэль. На этих кораблях мы легко достигнем западного берега Придайна и подплывем к самым бастионам Аннувина.

Гвидион, увлеченный своими планами, оживился.

— Только два человека знали до сих пор о гавани, — добавил он, — Одним был Матх, сын Матонви. Другой человек — я сам. Сейчас настало время воспользоваться кораблями. Иного пути в Аннувин у нас нет. Я поведу этот отряд. Что же касается другого отряда, — он обратился к Тарену, — то не согласишься ли ты вести его?

Тарен ответил мгновенно, не раздумывая:

— Я готов служить, как ты прикажешь.

— Это не приказ, — мягко сказал Гвидион. — Я не могу посылать людей на такое дело против их воли. Все, кто пойдет за тобой, должны сами сделать свой выбор. В этот отряд каждый идет только по желанию.

— Тогда считай, что свое желание я тебе высказал: я готов! — твердо ответил Тарен.

Все остальные тут же выразили желание следовать за Тареном.

— Корабли Сыновей Доны быстрые, — сказал Гвидион, — так что я прошу вас хотя бы ненадолго задержать Детей Котла. Но, учтите, все зависит от этого «ненадолго».

— А если мне все же не удастся сделать и этого, — спросил Тарен, — как я могу известить тебя о нашей неудаче? Ведь в том случае, если Дети Котла опередят вас, твой план рухнет и надо будет скорее поворачивать корабли обратно.

Гвидион отрицательно покачал головой.

— Обратного пути нет и быть не может, потому что нет у нас другой надежды победить Аровна. Если кто-нибудь из нас потерпит неудачу, погибнем все.

Ллассар, кое-как оправившийся от ран, Хевидд и все люди Коммотов вызвались следовать за Тареном. К ним присоединились остатки войска Ффлевддура Пламенного. Это и стало основной силой отряда Тарена. К всеобщему удивлению, выразил желание ехать с ними и коротышка Глю.

Бывший великан оправился от страха настолько, что даже обрел свою привычную раздражительность. На лице его вновь появилась кислая мина, и то и дело слышалось недовольное ворчание. Вернулся к нему и невероятный его аппетит. Теперь он требовал даже больше еды, без конца заглядывая в сумку Гурджи.

— Надоело мне, что меня повсюду таскают на спине, как паршивого котенка, не спрашивая моего желания, — гнусавил Глю, облизывая жирные пальцы, — а теперь мне снова предлагают выбор: либо болтаться в море на старой посудине, либо трястись на лошади. Хорошо же, я выбираю последнее. В конце концов, будет не так мокро и качка не такая сильная. Но, уверяю вас, будь я по-прежнему великаном, не согласился бы ни на то, ни на другое.

Ффлевддур сердито глянул на бывшего великана и отвел Тарена в сторону.

— Кажется, мы обречены вечно таскать за собой этого хнычущего коротышку, — зашептал он, — И все же не могу отделаться от мысли, что у этого замухрышки есть тайная надежда урвать себе чего-нибудь или в крайнем случае набить карманы. — Бард вздохнул и покачал головой. — Но с другой стороны, даже незаметного малышку Глю везде сейчас подстерегает опасность. Некуда ему деваться, бедняге.

Гурджи нашел новую палку для знамени Белой Свиньи, прикрутил к ней потрепанное полотнище и долго скорбно глядел на располосованную эмблему.

— Несчастная поросюшка! — причитал он. — Стала она похожа на лохматки и заплатки!

— Обещаю вышить новую, — откликнулась Эйлон-ви. — Как только… — Она резко оборвала себя и уже больше ничего не говорила, пока снаряжала и седлала свою Ллуагор.

Тарен внимательно поглядел на нее, заметил тщательно скрываемое беспокойство в глазах принцессы и подумал, что не скоро еще этой высокородной принцессе удастся сменить меч на иглу и моток шелковых ниток. И невысказанный, затаенный в самой глубине души страх поднялся в нем при мысли о том, что, может быть, никто из них никогда уже не увидит Каер Даллбен. Все они спешат сейчас навстречу верной гибели.

Вооруженные мечами и копьями воины уже оседлали коней и были готовы к походу. Бросив на прощание несколько дружеских слов, Тарен распрощался с Гвидионом, и отряд его двинулся на запад от гряды холмов, приютивших их.

Колл, самый опытный в отряде, предположил, что Дети Котла пойдут в Аннувин, выбрав наиболее прямой и короткий путь. Это и определило направление движения отряда Тарена.

Во главе колонны, которая медленно змеилась по склонам покрытых снегом высоких холмов, рядом с Дареном ехал пастух Ллассар. Умение юного пастуха ориентироваться и находить тропинки в горах очень облегчило путь, и отряд быстро спускался к низине, скрытой высокими хребтами от армии Прайдери. Воины противника тоже потянулись прочь от Каер Датил и растеклись по бескрайней долине.

Несколько дней уже шел отряд вперед и вперед, и Тарен даже стал опасаться, что спешащие в Аннувин Дети Котла обогнали их. Однако ничего другого, как без устали двигаться вперед, он не мог предложить своим воинам. Они лишь уклонились к югу, огибая протяженные пространства густых лесов.

Первым заметил бессмертных воинов Гурджи. Он посерел от испуга и буквально онемел, лишь молча указывая рукой на простершуюся перед ними долину, усеянную россыпями громадных камней. Глю мелко заморгал и чуть не подавился едой, которую на ходу запихивал в рот. Эйлонви, сузив глаза, всматривалась в даль. А бард лишь протяжно негромко присвистнул.

Сердце Тарена упало при виде длинной колонны, змеившейся по равнине. Он вопросительно глянул на Колла.

— Сумеем ли мы их задержать?

— Малюсенький камешек может повернуть в сторону снежную лавину, — спокойно сказал Колл — Слабая веточка иногда ложится в основание запруды и останавливает реку.

— Это верно, — заметил Ффлевддур. — Но что случается с этим камешком и той веточкой? Предпочитаю об этом не думать.

Тарен собирался уже просигналить воинам, чтобы они приготовились к нападению, но Колл остановил его, взяв за руку.

— Еще рано, мой мальчик, — тихо сказал он. — Сначала я бы выяснил, какой дорогой эти чудовища собираются пройти в Аннувин. Камешек сделает свою работу, если положить его в верном месте.

Остаток дня и утром следующего отряд Тарена шел в стороне от Детей Котла, иногда чуть впереди, иногда сбоку или следом, но ни на миг не теряя их из виду. Тарену показалось, что бессмертные воины замедлили шаг. Темное змеиное тело колонны продолжало двигаться вперед, но как-то тяжело и неуклюже, будто навьюченное непомерным грузом. Тарен обратил на это внимание Колла, и тот с удовлетворением кивнул.

— Их сила постепенно уходит, — сказал Колл. — Время работает на нас, но думаю, что вскоре и нам самим придется немало поработать.

Они достигли неровной и неясной границы пустыни, где живой травяной покров земли постепенно, а кое-где и резко переходил в бесплодные и голые, уходящие за горизонт поля. Везде, сколько мог видеть глаз, иссохшая земля была перерезана, словно глубокими шрамами, оврагами, канавами, бороздами. Ни одного деревца, ни кустика не росло на этой унылой красноватой земле. Даже подобия живого растения не увидел Тарен. Он глядел на эту багровеющую под скользящими лучами солнца землю со все нарастающим беспокойством. Его охватывал озноб, и не столько от налетевшего резкого ветра, сколько от немой тишины, которая, словно тяжкая пелена тумана, лежала над безжизненным простором.

— Что это за место? — спросил он почти шепотом.

Колл скривился.

— Теперь это называется Багровыми Землями, — сказал он и грустно добавил: — Боюсь, что так выглядит теперь и мой заброшенный огород.

— Я что-то слышал об этих мертвых землях, — задумчиво проговорил Тарен, — но думал, что это не больше чем выдуманные истории, рассказанные путешественниками для забавы слушателей.

— Теперь ты видишь, что это не досужие выдумки, не сказочки говорунов. Люди давно избегают этих мест, которые когда-то слыли одним из прекраснейших уголков Придайна. Земля была такая, что все вырастало как бы само собой. Зерно, овощи, фрукты — всё-всё. Яблоки из здешних садов по величине и тонкому вкусу были так необыкновенны, что яблочки из моего сада показались бы перед ними жалкими сморщенными дичками. Это благословенное королевство было соблазном для многих лордов, и они в кровавых битвах старались завладеть им. Год за годом битва за битвой истощали поля и сады, копыта лошадей вытаптывали траву и посевы, кровь воинов пропитывала землю. И со временем земля просто умерла, как и те, что пытались завоевать ее. Постепенно гибельное место разрослось и уже намного превосходило поле битвы. — Колл тяжко вздохнул. — Я знаю этот край, мой мальчик, и мне неприятно видеть его вновь. В давней моей молодости я тоже топтал эти земли в боевых рядах и немало собственной крови пролил здесь, на ставших бесплодными Багровых Землях.

— И на них уже никогда ничего не будет расти? — спросил Тарен, с унынием озирая бесконечное пустынное пространство — Земля Придайна богата и может щедро родить. Она может дарить изобилие. Тяжко и стыдно смотреть на землю, которую мы сумели вспоить лишь кровью. Но будет еще большим позором для нас, если мы не сумеем возродить ее к жизни. Разве это поле не станет давать урожай вновь, если его хорошо обработать?

— Кто это может сказать? — ответил Колл. — Возможно. Но за долгие годы ни один человек не пытался поднять эту землю. Ни разу никто не взрыхлил ее даже пятерней. Впрочем, сейчас не это важно для нас. — Он указал рукой в сторону гор, отвесной стеной поднимавшихся над мертвым полем у самого горизонта. — Багровые Земли тянутся вдоль холмов Бран-Галедд на юго-запад, почти до самых границ Аннувина. Это самый длинный, но и самый простой путь в королевство Аров-на. Если я правильно понял, Дети Котла пойдут прямо по этой дороге в земли своего хозяина.

— Мы не должны дать им пройти, — посуровел Тарен. — Здесь надо дать наш первый бой и остановить Детей Котла во что бы то ни стало. — Он посмотрел в сторону гор. — Необходимо заставить их отступить и загнать в горы. Попробуем завлечь в засаду, расставив маленькие группы среди камней и в оврагах. Это все, что мы можем сделать.

— Разумно, — поддержал его Колл. — Но прежде чем ты приступишь к делу, знай, что в Аннувин есть еще и другая дорога — через холмы Бран-Галедд, более трудная, но и более короткая. Склоны холмов становятся постепенно круче и вскоре вообще превращаются в отвесные скалы. Здесь стоит Драконья гора, самый высокий пик гряды, охраняющей подход к Железным Воротам Земли Смерти. Это суровая дорога, опасная для нас, но преодолимая для Детей Котла. Мы можем найти смерть на этом пути. Они — бессмертны.

Тарен нахмурился. Потом коротко и горько рассмеялся.

— Вижу, у нас нет надежды на удачу, дружище, — сказал он. — Дорога через Багровые Земли проще, но длиннее. Горный путь короче, но тяжелее. — Он покачал головой. — У меня не хватает ни мудрости, ни опыта, чтобы выбрать один из этих путей. Нет ли у тебя в запасе совета?

— Выбор должен быть твоим, военачальник, — ответил Колл. — И все же как старый огородник и выхажи-ватель репы и капусты должен тебе сказать, что ничего не растет само. Горы могут быть другом, но и врагом тоже. Все зависит от твоей силы и умения.

Тарен печально улыбнулся.

— У одного меня силы маловато. А умения у Помощника Сторожа Свиньи и того меньше, — сказал он после долгого молчания. — Но я надеюсь на силу и мудрость моих друзей и спутников. Пусть будет так. Мы попытаемся заманить Детей Котла в холмы.

— Запомни еще одно, — сказал Колл, — если уж ты сделал выбор. Бой надо дать именно в этом месте и постараться добиться своего любой ценой. Дальше на юг Багровые Земли растекаются бескрайней равниной, а равнина эта становится настолько плоской и ровной, что Дети Котла просто-напросто обойдут нас стороной, если мы выпустим их из этих пересеченных оврагами и заваленных валунами полей.

Тарен усмехнулся.

— Это может уразуметь даже Помощник Сторожа Свиньи.

Он повернул коня и направился к своему отряду, чтобы объяснить воинам план, которому они должны следовать. Тарен строго наказал Гурджи и Эйлонви держаться как можно дальше от страшного врага, однако он прекрасно понимал, что своенравная принцесса из Дома Ллира и не подумает подчиняться его запрету.

Решение, принятое Тареном, тяжелым грузом легло на его плечи. Сомнения и страхи только увеличились, когда воины Коммотов подошли к самому краю леса и перед ними во всю ширь открылось грозное пространство Багровых Земель. Ветер, гулявший по изборожденным оврагами полям, холодной волной ударил в лицо, просочился под одежду. Тарен зябко кутался в плащ. И уже было непонятно, отчего его пробивает крупная дрожь: то ли от волнения перед страшным боем, то ли от ледяных потоков воздуха, сквозящих между редкими деревьями. Он повернулся и увидел Колла, который ободряюще подмигнул ему и кивнул большой лысой головой. Тарен поднес боевой рог к губам и подал сигнал двигаться вперед.

По совету Колла каждый всадник срубил себе большую разлапистую ветку. С высоких холмов колонна всадников с ветками в руках, наверное, показалась бы цепочкой муравьев, отягощенных соломинками и спешащих по узкой, извилистой тропинке к муравейнику. На самом же деле воины шли трудной, изрытой канавами и оврагами тропой. Справа от них поднимались развалины гигантской стены, остатки древней границы, пересекающей окаменевшие просторы Багровых Земель вплоть до крутых склонов холмов Бран-Галедд.

Именно туда, не останавливаясь, вел Тарен свой отряд. Шли они, не сбавляя скорости, но при этом стараясь передвигаться скрытно, незаметно для тех, кого они преследовали. Однако Тарену все же показалось, что Дети Котла уже заметили их, потому что внизу под ними темная колонна вдруг ускорила шаг и стала быстро удаляться. Вот-вот они достигнут разрушенной стены и просочатся сквозь нее. По знаку Тарена его всадники спешились и, облепив стену в том месте, где, по их предположению, Дети Котла намеревались преодолеть ее, быстро кидали, проталкивали, просовывали в расщелины между камнями разлапистые ветки, вновь с огромной скоростью восстанавливая рухнувшую когда-то преграду. Теперь Дети Котла были заперты на коротком отрезке тропы между стеной и простиравшейся за их спинами овражистой равниной Багровых Земель. Вражеская колонна медленно приближалась. Рядом с пешими Детьми Котла ехали Охотники Аннувина, одетые в тяжелые куртки из волчьих шкур. Во главе каждой группы воинов шли предводители — капитаны, чьи грубые команды уже долетали до ушей Тарена и хлестали в уши, словно резкие удары хлыста. Приказы их звучали на неизвестном ему языке, но высокомерный тон и дикий смех, вырывавшийся из глоток воинов, говорили о наглой уверенности в собственной неодолимой силе.

Как и в битве за Каер Датил, Дети Котла шли ровными рядами, не колеблясь и не замедляя шага при виде неожиданной преграды. На ходу они обнажили мечи, выхватив их из-за широких бронзовых поясов. Кожаные нагрудники их были усеяны широкими шляпками бронзовых заклепок, которые тускло блестели в слабых лучах неяркого солнца. Мертвенно бледные лица бессмертных воинов казались застывшими и пустыми, как и их неподвижные глаза.

Внезапно боевые рога капитанов издали визгливые звуки, похожие на пронзительные крики ястребов. Воины Аннувина выпрямились, устремили вперед острия мечей и стремительно ринулись на стену, приминая тяжелыми ногами сухую красную землю.

Люди Коммотов один за другим вспрыгнули на возведенную ими преграду из обрушенных камней и крепких веток. Дети Котла стали молча карабкаться на стену. Ффлевддур, оставив Глю под охраной Ллиан позади, между скопившимися у подножия стены лошадьми, ринулся на грозных воинов, держа в одной руке меч, а в другой — тяжелый сук, который не успел воткнуть в каменную расселину. Рядом с ним оказался Гурджи, колотивший огромной палкой по головам поднимающихся на стену воинов. Эйлонви, не обращая внимания на предупреждающие крики Тарена, усердно работала копьем в первых рядах. И вдруг под ее бешеным напором первый же воин Котла опрокинулся на спину и покатился вниз, увлекая за собой тех, кто карабкался следом за ним. Отряд Тарена удвоил усилия. Люди Коммотов без устали рубили, кололи, толкали и спихивали вниз наплывающих на них врагов.

Бессмертные воины слепо ползли и ползли, но под ударами палок и древков копий теряли равновесие и катились вниз. В их рядах почувствовалась растерянность. Четкость и стройность колонны сменилась беспорядочной толкотней.

— Они боятся нас! — вскричал в безумной радости бард. — Посмотри! Они поворачивают назад! Если мы не можем убить их, то, клянусь Великим Белином, мы можем толкать, сбрасывать и отбрасывать этих немых кукол!

В шуме и криках боя Тарен различил резкие звуки боевых рогов Охотников. Ряды Детей Котла изменили направление атаки, уклоняясь от забора выставленных копий. Сердце его радостно забилось. Неужели на самом деле они испугались и отступают от непреодолимого препятствия? Неужто сила немого войска и вправду убывает? Атакующая цепь распалась, и могло показаться, что враг отступает. Но не заблуждение ли это, продиктованное страстным желанием победить, остановить их? Тарен потерял счет времени. Ему казалось, что стоят они тут вечно, что силы его на исходе. Он взглянул на небо. Оно все еще было светлым, а значит, день в самом разгаре.

И все же Ффлевддур был прав! Молчаливая масса бессмертных воинов откатывалась назад. Капитаны Охотников, кажется, приняли решение. Как стая хищных зверей, которые обнаружили, что их жертвы слишком хорошо укрыты и недоступны, они оставили их в покое и двинулись в сторону. Боевые рога их командиров пропели длинную протяжную мелодию. Ряды Детей Котла, колеблясь, двинулись в сторону холмов Бран-Галедд.

Победный крик вырвался у воинов Коммотов. Тарен оглядывался в поисках Колла. Он вдруг увидел, что старый воин бежит вдоль стены и машет ему рукой. Тарен все понял. Отряд Детей Котла оторвался от главных сил и теперь пытался перелезть через незащищенный и не укрепленный участок разрушенной стены, проникнуть сквозь широкие бреши в ней. Подоспевший Колл выхватил меч и принялся рубить им направо и налево, не обращая внимания на сыплющиеся на него рубящие и колющие удары. Вдруг клинок его со звоном раскололся. Но старый воин и крепкий крестьянин отбросил в сторону бесполезную теперь рукоять и с криком ярости пустил в ход свои тяжелые кулаки. Бессмертные воины вцепились в него и пытались затащить в самую середину своих рядов — он расшвырял насевших на него врагов, выхватил у одного из них меч и кинулся вперед, с такой силой и яростью рассекая воздух клинком, будто собирался одним ударом свалить могучий дуб.

В следующее мгновение Тарен уже стоял рядом с Коллом. Рога Охотников протрубили сигнал отступления. Теперь Тарен понял, что атака их по-настоящему угасла, захлебнулась и отбита. Этот напор был последней конвульсией растерянных воинов Аннувина. Дети Котла стали отступать. Они направились к отрогам гор, чего и добивался отряд Тарена. Теперь их дорога удлинилась. Багровые Земли стали для них непроходимыми.

Рана на голове Колла сильно кровоточила. Его обшитая овечьим мехом куртка была разрублена, располосована клинками Детей Котла и вся пропиталась дымящейся кровью. Тарен и Ффлевддур осторожно поднесли его к стене и прислонили спиной к пологому камню. Всхлипывающий Гурджи поспешил им на помощь. Эйлонви сорвала с плеч свой плащ и, свернув его, подложила Коллу под голову.

— Иди за ними, мой мальчик, — с трудом выговорил Колл, — не давай им опомниться. Видишь, веточки повернули течение реки, но оно все же может прорвать плотину, если ты не сумеешь окончательно перекрыть все пути в Аннувин.

— Не веточка, а мощный дуб повернул их, — возразил Тарен. — Еще раз ты дал мне урок, мудрый Колл. Не оставляй меня и впредь.

Он взял натруженную руку Колла. Она тяжело и бессильно обвисла. Широкое лицо старого воина мучительно напряглось, но тут же осветилось ясной и доброй улыбкой.

— Я простой крестьянин, — пробормотал он. — И все же настолько воин, чтобы понимать, что рана моя смертельна. Иди, мой мальчик. Будь мужествен. Не бери на свои плечи бесполезной ноши.

— Что же, — прошептал Тарен, — разве ты не исполнишь своего обещания? Неужели не вскапывать нам вместе огород, не выдергивать сорняки и не поливать слабые ростки, проклюнувшиеся сквозь жирную землю?

Он говорил, и слова эти кинжалом вонзались ему в сердце.

Эйлонви с беспокойством смотрела на Тарена.

— Я надеялся когда-нибудь уснуть на своем собственном огороде, — с трудом проговорил Колл. — Медовое гудение пчел порадовало бы меня больше, чем рог Гвина Охотника. Но я вижу, что выбор не за мной.

— Нет, рог Гвина трубит не для тебя, — в отчаянии воскликнул Тарен. — Ты же слышишь, это просто сигнал отступления Детей Котла.

Он говорил, а над холмами уже витали слабые звуки гулкого рога, эхом разлетаясь по всему пространству Багровых Земель. Эйлонви закрыла лицо руками.

— Смотри за нашими овощами, мой мальчик, — сказал Колл.

— Мы будем делать это вместе с тобой, — ответил Тарен. — Сорняки не выстоят перед тобой, как не смогли и воины Аровна.

Крепкий старый воин не ответил. Долго-долго Тарен не мог поверить, что Колл умер.

Пока опечаленные спутники собирали камни разрушенной стены, Тарен собственными руками, не позволяя никому помогать себе, вырыл могилу в суровой земле. Даже после того, как простой могильник был возведен над Коллом, сыном Коллфревра, он не отошел от него, а велел Ффлевддуру и всем остальным двигаться к холмам Бран-Галедц, где он присоединится к ним до наступления ночи.

Долго стоял он молча. И лишь когда небо потемнело, он наконец отвернулся, быстро вскочил на Мелинласа. И еще мгновение задержался он, придерживая коня, у могильника из красной земли и грубых камней.

— Спи спокойно, выхаживатель репы и собиратель яблок, — прошептал Тарен, — Ты далеко от того места, где страстно хотел быть. Так же, как и я.

Он медленно двинулся через темнеющие поля Багровых Земель к ожидающим его холмам.

Глава 13

Тьма

Все последующие дни отряд Тарена пытался догнать Детей Котла и вновь пересечь им дорогу. Но слишком медленным было продвижение по крутым каменистым склонам. Теперь Тарен понял, что имел в виду Колл, когда называл холмы Бран-Галедд одновременно и друзьями и врагами. Глубокие пропасти и узкие теснины, внезапные обрывы, где земля резко раскалывалась и раскрывала обледенелые ущелья, — все это преграждало путь и делало преследование бессмертного войска трудным и опасным. С запада, срываясь с высоких утесов, словно ледяными молотами били прямо в лицо сильные порывы ветра со снегом. Извивающиеся над пропастью тропинки были предательски скользкими. По забитым рыхлым снегом ущельям лошади продвигались с трудом, утопая по самое брюхо. А были и такие глубокие сугробы, в которых всадник вместе с лошадью мог утонуть с головой, и никто не сумел бы спасти их.

Самым надежным проводником в холмах оказался Ллассар. Давно привыкший к горным тропам юный пастух шел уверенно, ведя уже не стадо, не отару овец, а далеко растянувшийся отряд воинов. Не единожды острый глаз и точное чувство опасности, присущее этому юноше, оберегало людей от ледяных ловушек, притаившихся под снегом трещин и провалов. Он находил скрытые от глаз других дорожки, протискивался между нависшими над пропастью камнями, умея ступить так, что ни единая крупинка не осыпалась под его легкой ногой. И все же утомленный трудной дорогой отряд продвигался слишком медленно. Люди и животные страдали от пронизывающего ветра, от холода, от впивающихся в лицо несомых ветром ледяных иголочек. Лишь огромная кошка Ллиан не выказывала никакой усталости и не обращала внимания на резкие порывы ветра, который вспушивал ее золотисто-коричневый мех и словно бы застревал в густом подшерстке.

— Кажется, ей даже нравится все это, — вздыхал Ффлевддур, плотнее закутываясь в плащ. Ему пришлось ненадолго спешиться, потому что Ллиан вдруг пришло в голову поточить когти о ствол нависшего над обрывом дерева. — Я бы тоже радовался, — проворчал он, — если бы у меня была ее шуба.

Гурджи, чья негустая шерсть вздыбилась от холода, а каждый волосок покрылся инеем, мрачно поглядывал на Ллиан. С тех пор, как они очутились в горах, заиндевелый бедняга стал похож на движущийся сугроб. Холод заставил даже Глю, этого вечно всем недовольного ворчуна, прекратить свое бесконечное нытье. Бывший великан натянул на лицо капюшон так, что ничего, кроме замерзшего кончика его отвислого носа, не было видно, и лишь громко сопел. Эйлонви была тоже непривычно молчалива. Тарен понимал, что на сердце у нее, так же как и у него самого, было тяжко.

И все же Тарен постарался подавить в себе печаль, упрятать горькие мысли и собраться. Сейчас главным было снова пересечь дорогу Детям Котла, заставить их остановиться. Упорное преследование вывело наконец отряд Коммотов в узкое ущелье впереди спускающегося по другому склону противника. Как и на Багровых Землях, все принялись лихорадочно сооружать барьер из ветвей деревьев. Они трудились с таким жаром и до тех пор, пока пот не пропитал насквозь одежду и не замерз на ледяном ветру, превратив меховые куртки в негнущиеся одеревенелые доспехи. Но все оказалось бесполезным. На этот раз мертвенно-бледные воины, почти не задерживаясь, разрубая ветки мечами, прошли сквозь возведенную преграду. В порыве отчаяния люди Коммотов кинулись на Детей Котла врукопашную, но бессмертные воины прорубались сквозь скопление людей, как сквозь неживой барьер, безжалостно работая мечами. Тарен и его люди попытались преградить путь неудержимым Детям Котла тяжелыми валунами. Но даже могучему Хевидду труд этот был не под силу.

Дни превратились в белый кошмар из снега и бешеного ветра. Ночи застыли ледяным безмолвием и безнадежностью. Изнуренные люди и животное с трудом находили укрытие среди каменистых выступов, превращая их в убогие убежища, где можно было получить хоть малую передышку. Опасаясь врага, они находили самые укромные уголки в ущельях, старались не разводить костров и даже громко не разговаривать, потому что чуткое эхо тут же подхватывало любой звук и, умножая его среди скал, разносило повсюду. И все же ни тайные убежища, ни сторожкая тишина лагеря не скрывали их. Враги по малейшим признакам быстро определяли близкое присутствие людей Коммотов и, не желая задерживаться, обходили любые преграды. Однако, если поначалу Дети Котла как бы не обращали внимания на истрепанный в пути небольшой отряд, то теперь их размеренно марширующее войско ускорило шаг и подошло так близко к воинам Тарена, будто страстно желало вступить в смертный бой.

Это несколько озадачило Ффлевддура, который ехал рядом с Тареном во главе колонны.

В ответ на сомнения барда Тарен мрачно покачал головой.

— Я, кажется, понимаю, — сказал он, — Их сила по мере приближения к Аннувину возрастает, возвращается к ним. И чем ближе, тем они сильнее. А мы, наоборот, с каждым шагом теряем свои силы, становимся слабее. Прежде чем мы еще раз сумеем задержать их хотя бы на день или час, силы окончательно оставят нас. Вскоре, — добавил он с горечью, — мы обессилеем настолько, что Детям Котла и не потребуется нападать на нас.

Он умолчал о другом, что беспокоило его не меньше и уже всем им было ясно. С каждым днем Дети Котла поворачивали все больше на юг, устремляясь от непроходимых ущелий в холмах Бран-Галедд к просторам Багровых Земель. Если им удастся вновь выйти на открытое пространство, то все усилия, все жертвы будут напрасны. И все же это убеждало Тарена, что враг боится их, готов сделать крюк, отойти на любое расстояние, лишь бы только отделаться от преследователей.

В эту ночь снег валил крупными хлопьями, и люди Коммотов, измотанные дорогой, ослепленные кружащимся липким снегом, остановились на ночлег, уже не заботясь об укрытии и забыв осторожность. Перед рассветом Дети Котла напали на их лагерь.

Поначалу Тарен решил, что на их сторожевую заставу случайно наткнулся лишь небольшой передовой отряд немых воинов. Но когда в крике и звоне мечей, среди мечущихся испуганных лошадей схлестнулись и перемешались волны нападающих и защищающихся, Тарен с ужаснувшей его ясностью понял, что накатилась на них вся вражеская колонна. Он пришпорил Мелин ласа и врезался в самую гущу боя. Ффлевддур с Глю, накрепко вцепившимся в его пояс, верхом на Ллиан уже скакал на помощь. Гигантская кошка в несколько прыжков вынесла его к плотным рядам отчаянно сражавшихся воинов Коммотов. Среди суеты боя и в мельтешении своих и чужих Тарен потерял из виду Эйлонви и Гурджи. Натиск Детей Котла увеличивался, они, словно безжалостный громадный меч, рассекали ряды всадников Коммотов и кровавыми ручейками просачивались в зияющие коридоры.

Весь день бушевала неравная битва. Тщетно люди Коммотов пытались собрать воедино оставшиеся силы. К закату дорога Детей Котла была усеяна ранеными и убитыми. Одним смертельным ударом войско Детей Котла отбросило своих преследователей, освободилось от них и теперь беспрепятственно могло продвигаться вперед.

Эйлонви и Гурджи пропали.

Испуганные, отчаявшиеся Тарен и Ффлевддур кружили среди остатков своего разбитого и рассеянного войска, пытаясь отыскать их. Во тьме мерцали зажженные факелы, обозначающие место сбора разметанных по полю бойцов. Шатаясь, поддерживая раненых, вглядываясь в лица поверженных товарищей, медленно сходились люди Коммотов. Тарен не прекращал поиски, яростно дул в боевой рог и выкрикивал имена потерянных спутников. Вдвоем с Ффлевддуром он несколько раз объехал поле боя, надеясь отыскать хоть какие-нибудь их следы. Все напрасно. К тому же сильный снегопад, который начался к утру, совершенно скрыл все следы кровавой битвы.

К началу дня все выжившие и уцелевшие собрались вместе. Кровавый ночной бой с Детьми Котла дорого обошелся отряду Тарена. Каждый третий воин пал под мечами бессмертных врагов. Пропала почти половина лошадей, одни из которых были убиты, другие разбежались. Примчалась Ллуагор. Вид пустого седла разрывал сердце Tарена. Эйлонви не было ни среди живых, ни среди павших.

Безысходное отчаяние охватило Тарена. Он готов Пыл искать и искать. Среди холмов, в горах, в ущельях, на всем просторе Багровых Земель. Но Ффлевддур с мрачным и озабоченным лицом подъехал к Тарену и крепко взял его за руку.

— Один ты все равно не сможешь отыскать их, — предупредил бард. — А терять время или отряжать поисковый отряд, ослабляя и так обескровленное войско, ты не имеешь права. Если мы хотим все же остановить этих немых убийц до того, как они выйдут в простор багровых Земель, нам надо спешить и двигаться как можно быстрее. Наши друзья из Коммотов готовы снопа подняться и идти.

— Ты и Ллассар поведете их, — ответил Тарен. — Когда я найду Эйлонви и Гурджи, то присоединюсь к вам. Иди быстрее. Мы скоро встретимся.

Бард не двигался.

— Если это твой приказ, что ж, пусть будет так. Но, как я слышал, Тарен Странник созвал людей Коммотов под свое знамя. И они откликнулись на призыв ради Тарена Странника. Они пойдут туда, куда поведешь их ты. Ни для кого другого они столько не сделают.

— Что же, — вскричал Тарен, — ты хочешь, чтобы я оставил в беде Эйлонви и Гурджи?

— Понимаю, это трудный выбор, — сказал Ффлевддур. — Но никто не может облегчить тебе его.

Тарен не возражал. Слова Ффлевддура причинили ему боль, потому что были верными. Хевидд и Ллассар ничего не просили, лишь беспрекословно вручили ему свою жизнь. Ллонио остался лежать в Каер Датил. Не было ни одного воина Коммотов, который не потерял бы родича или друга. Если он покинет их, чтобы пуститься на поиски Эйлонви, сможет ли она сама одобрить его выбор? Всадники ожидали его приказа. Ме-линлас нетерпеливо рыл копытом землю.

— Если Эйлонви и Гурджи убиты, — выдавил из себя Тарен, — я уже не помогу им. Если живы, я должен верить и надеяться, что они отыщут дорогу к нам. — Он решительно вскочил в седло — Если живы… — чуть слышно вымолвил он.

Не осмеливаясь оглянуться на пустые молчаливые холмы, Тарен двинулся к своему отряду.

К тому времени, когда воины Коммотов снова были на марше, Дети Котла сильно опередили их и не мешкая продвигались к подножию холмов Бран-Галедд, откуда открывалась прямая и свободная дорога по просторам Багровых Земель. Даже двигаясь очень быстро, останавливаясь только для краткой передышки, всадники Коммотов наверстали лишь малую толику потерянного драгоценного времени.

Каждое утро Тарен первым делом оглядывал просторы и склоны холмов, надеясь увидеть Эйлонви или Гурджи. Однако надежда, что они нагонят отряд, уменьшалась с каждым разом. Они исчезли, и наигранная веселость Ффлевддура, его показная уверенность в том, что все образуется и они появятся с минуты на минуту, уже не утешала, казалась пустой и даже раздражающей.

В середине третьего дня их пути прискакал галопом вестовой передового отряда с известием о странном движении в сосновом лесу сбоку колонны. Тарен остановил своих воинов, приказал спешно готовиться к сражению, а сам в сопровождении Ффлевддура отправился посмотреть, что происходит. Хотя деревья стояли не густо и были невысоки, он смог различить лишь слабое шевеление, будто перебегали в сплетении колышимых ветром ветвей бесшумные и бесплотные тени. Но в следующее мгновение бард неожиданно вскрикнул, и Тарен немедля протрубил сигнал тревоги.

Из леса показалась голова длинной процессии. Плотные фигурки, одетые в белые плащи, почти не видны были среди снежных сугробов. И лишь когда они двинулись через пустое пространство каменистой земли, выбеленной неровными пятнами снега, Тарен смог различить яснее эти похожие на шагающие пни фигурки. Под длинными плащами едва виднелись прочные кожаные башмаки, обвязанные ремешками. Горбами поднимались за их спинами мешки с провизией, а у затянутых широкими ремнями талий этих приземистых путников висели, доставая до самой земли, широкие и длинные мечи.

— Клянусь Великим Белином! — вскричал Ффлевддур. — Это… неужто я вижу?..

Тарен уже спешился и бежал вниз по склону, махая рукой барду, чтобы он поторопился следом. Во главе отряда, который, казалось, насчитывал не менее сотни бойцов, с трудом вытягивая ноги из сугробов, двигалась знакомая приземистая фигура. Из-под надвинутого почти на брови капюшона выбивалась огненно-красная прядь волос. В одной руке идущий впереди колонны держал короткий, с тяжелым широким лезвием топор, а в другой — толстый посох. Увидев Тарена и Ффлевддура, он ускорил шаг.

В следующее мгновение бард и Тарен уже хлопали его по плечам, дружески тузили кулаками и обнимали, выкрикивая одновременно так много приветствий и вопросов, что вновь прибывший схватился за голову.

— Доли! — кричал Тарен. — Неужто это ты? Старый добрый Доли!

— Сколько можно повторять: Доли, Доли, Доли?.. — фыркнул карлик. — Если бы даже я сомневался, что вы узнали меня, то ваши дружеские кулаки давно бы меня в этом убедили.

Он упер руки в бока и поглядывал на них снизу вверх хмуро и насупленно, стараясь, как всегда, выглядеть более суровым и грубым, чем был на самом деле. Однако его яркие красные глазки светились радостью, а лицо невольно расплылось в широкой улыбке, которую он безуспешно пытался скрыть.

— Мы все время гонимся за вами, — проворчал Доли, подавая знак своим воинам следовать за Тареном вверх по склону. — Мы знали, что вы поднялись в горы, но до сегодняшнего дня никак не могли обнаружить ваших следов.

— Доли! — воскликнул Тарен, все еще изумленный неожиданным появлением давнего своего друга. — Каким добрым ветром занесло тебя сюда? Что за удача привела вас?

— Добрый ветер? Ты называешь добрым ветром этот колючий буран? — возмутился карлик. — Удача? Ты смеешь называть удачей бесконечное топанье днем и ночью по пояс в снегу по бездорожью? Все мы, подданные короля Красивого Народа Эйддилега, здесь не по собственному почину, а по его приказу. Мне велено было отыскать тебя и поступить под твое начало. Мне кажется, что коли уж нужна кому-нибудь в Придайне наша помощь, так это тебе и твоим воинам. Поэтому мы здесь.

— Гвистил отлично выполнил свою работу, — сказал Тарен, — Мы знали, что он отправился в свое подземное королевство, но, по чести говоря, боялись, как бы король Эйддилег не пропустил мимо ушей его тревожное донесение.

— Не могу сказать, что король был очень обрадован, — ответил Доли. — Больше того, он просто взорвался! Я был там, когда наш мрачный приятель принес ему эти новости и рассказал о том тяжелом положении, в котором вы оказались. Я уж думал, что уши мои лопнут от гневного рева Эйддилега. Безумные простофили! Длинноногие олухи! Долговязы безголовые! И это лишь немногое, что он высказал о вас, людях. Но не расстраивайся, на самом-то деле он любит тебя. Он помнит, как ты спас Красивый Народ от превращения в лягушек, кротов и мышей. Это была самая большая услуга, какую когда-либо оказывал нам смертный. И Эйддилег желает оплатить свой долг.

Доли внимательно поглядел на Тарена и Ффлевддура, постарался принять еще более суровый вид и продолжал, напыжившись:

— И вот, как видите, Красивый Народ в походе. Но мы слишком поздно узнали обо всем и явились в Каер Датил, когда все было кончено. Но у короля Смойта все же есть повод поблагодарить нас. Войско Красивого Народа смогло поддержать его в последней битве. Северные народы собирают войско, и мы готовы присоединиться к ним. Можешь быть в этом уверен.

Несмотря на свой насупленный вид, Доли все-таки не мог скрыть удовольствия от того, что нашел Тарена и теперь может принять участие во всех его нелегких делах. Не без некоторой гордости он сообщил и об одной из давних хитростей Красивого Народа, когда они умело наполнили громадную долину разбегающимся громовым эхом так, что враг, решивший, что он окружен, в ужасе бежал без оглядки. Припомнил он и другой случай, свидетельствующий об уме, хитрости и мужестве Красивого Народа… Но вдруг резко оборвал сам себя, заметив озабоченность на лице Тарена. Доли внимательно слушал, пока Тарен рассказывал ему о том, что произошло с Эйлонви и Гурджи. Теперь наступила очередь карлика опечалиться и задуматься. Он молчал некоторое время. Потом произнес:

— Я согласен с Ффлевддуром, что Эйлонви и Гурджи не пропадут. А насколько знаю принцессу, не удивлюсь, если увижу ее несущейся галопом во главе своей собственной армии.

Доли усмехнулся и снова посерьезнел.

— А Дети Котла всем нам доставляют беспокойство, — сказал он — Даже мы, Красивый Народ, мало что можем сделать против этих бессмертных незлых существ. Все трюки, с помощью которых мы обводим вокруг пальца простых смертных, тут бесполезная. Дети Котла не люди… я бы даже сказал, что они и не звери. У них нет памяти о том, кем они были, нет страха, нет надежды… ничего, что могло бы затронуть их. — Карлик покачал головой, — Я предвижу, что любая одержанная нами победа не будет полной, пока мы не найдем способ избавиться от этих отродий Аннувина. Гвидион совершенно прав. Они не остановятся ни перед чем. И остановить их мы должны сами, только сами. Это ясно.

Как только необычный отряд Доли приблизился к людям Коммотов, по их рядам пробежал-ропот удивления. Все, конечно, слышали о мастерстве и доблести боевых отрядов подземного короля Эйддилега, но никто никогда не видел их воочию. Хевидд Кузнец с изумлением разглядывал их топоры и мечи и поражался необыкновенному мастерству, провозгласив, что они острее и лучше закалены, чем любое оружие, какое он мог бы выковать. Люди Коммотов окружили подземное войско и с любопытством разглядывали крохотных крепких воинов. И хотя самый рослый из воинов Доли едва доставал до колена человека, солдаты из Красивого Народа нисколько этим не смущались и смотрели на своих человеческих сотоварищей с дружелюбной снисходительностью, словно на детей-переростков.

Доли потрепал Ллиан по голове, и огромное животное радостно замурлыкало, узнав его. Зато Глю, сидевший на корточках на плоском камне и с кислым видом разглядывавший вновь пришедших, поразил рыжеволосого карлика.

— Кто бы это… или что бы это… что это? — воскликнул он. — Слишком большой для гриба и слишком маленький для человека!

— Я рад, что ты спросил обо мне, — зачастил Глю. — Моя история, я уверен, покажется тебе самой интересной из всего, что ты слышал когда-либо. Когда-то я был великаном, а мое теперешнее унылое существование и мой потерянный рост — все это произошло по вине этих нисколько не заботящихся обо мне и… — он мрачно, но и с опаской взглянул на Тарена и барда, — …и от которых я мог бы ожидать хоть каплю внимания. Мое королевство… да, я буду признателен тебе, если ты станешь относиться ко мне как к королю Глю… Итак, моим королевством, моими исконными владениями была прекраснейшая пещера с лучшими летучими мышами острова Мона. Пещера такая просторная…

Ффлевддур закрыл уши руками.

— Перестань, великан! Довольно! У нас нет времени на твою болтовню о пещерах и летучих мышах. Мы знаем, что все с тобой обращаются дурно. Во всяком случае, ты нас ежечасно в этом стараешься убедить. Поверь мне, Ффлевддур Пламенный терпелив, но если я смогу найти какую-нибудь пещеру, то с удовольствием запихну тебя туда и оставлю навеки.

Лицо Доли вдруг стало задумчивым. Он прищелкнул пальцами.

— Пещеры! Слушайте меня внимательно, — быстро проговорил он. — Не более чем в одном дне пути отсюда… да, я уверен в этом… есть рудник Красивого Народа. Самые лучшие драгоценные камни в этом руднике давно кончились, и Эйдцилег, на моей памяти, никого не посылал туда работать. А мы как раз туда и должны отправиться. Конечно! Если мы пойдем по шахте рудника, она выведет нас наружу почти на границе Багровых Земель. И вы легко настигнете Детей Котла. Все вместе мы остановим их во что бы то ни стало. Как мы это сделаем, я не знаю, но уверен, что другого ничего не остается. Впрочем, там видно будет. Мост можно перейти только подойдя к нему, не так ли?

Доли широко улыбнулся, довольный своим замысловатым сравнением.

— Друзья мои, — торжественно сказал он, — теперь вы вместе с Красивым Народом. Когда мы делаем что-то, то делаем наверняка. Первая половина ваших несчастий и неудач окончена. — Он помолчал и осторожно добавил: — Вторая еще, может быть, ждет всех нас.

Впервые, кажется, с тех пор, как он покинул Каер Даллбен, Глю пребывал в хорошем расположении духа. Известие о пещере и возможность потолковать с новыми слушателями о своих собственных подвигах в те времена, когда он был великаном, возбуждала Глю. Но целый день напролет и вся ночь тяжелого перехода снова привели его в уныние. Когда Доли остановился перед, казалось бы, неприступной отвесной скалой, бывший великан стал испуганно озираться кругом. Его отвислый нос подергивался, а мелкие глазки беспрестанно тревожно мигали. Вход в старый рудник, куда указывал карлик, был узок и скорее напоминал случайную расселину в скале. Правда, ширины его хватало, чтобы туда протиснулась лошадь, но острые, как клыки, сосульки угрожающе свисали сверху, грозя расцарапать и располосовать каждого, кто рискнет проникнуть сюда.

— Нет, нет, — запинаясь, забормотал Глю, — это вовсе не похоже на мою королевскую пещеру на Моне. Это даже сравнивать нельзя! Нет, вы не вправе требовать, чтобы я лез в эту дикую берлогу!

Он попятился, но бард ухватил его за ворот и потащил за собой.

— Довольно, коротышка великан! — закричал Ффлевддур — Ты войдешь внутрь вместе со всеми! — Впрочем, в голосе его не было уверенности, он и сам не очень-то жаждал нырять в этот рудник да еще тащить за собой Ллиан. — Ффлевддур Пламенный храбр, — хорохорился он, — но, сказать по чести, я никогда не любил подземелья и все такое прочее. Запомните мои слова, мы будем копаться, как кроты, прежде чем снова выйдем наружу.

у входа в пещеру Тарен остановился. Спускаясь под землю, он терял последнюю надежду отыскать Эйлонви. Еще раз он подавил в себе желание кинуться обратно, на поиски принцессы. Мысль эта приводила его в ужас, но он усилием воли попытался выкинуть ее из головы. И все же, когда Тарен заставил себя ступить вслед за бардом во тьму подземелья, ему показалось, что он оставил самого себя там, снаружи, у себя за спиной. Слепо, спотыкаясь, он углубился в темноту.

По приказу Доли воины смастерили факелы. Теперь они их зажгли, и в мерцающем свете Тарен увидел, что карлик привел их в шахту, которая равномерно спускается вниз. Серые стены штольни, аркой круглившиеся над головой, смыкались на высоте вытянутой руки. Спешившись, люди Коммотов вели своих испуганных лошадей на поводу мимо отвалов камней, грудами лежавших вдоль стен.

Это, как объяснил Доли, был еще не сам рудник, а всего лишь один из многих тоннелей, которые использовал Красивый Народ, когда выносил мешки с драгоценными камнями на поверхность. Проход, как и предсказывал карлик, постепенно становился шире, и каменный потолок уже возносился в три человеческих роста над головой. Узкие деревянные платформы тянулись вдоль стен в несколько этажей. Многие уже разрушились и упали, подгнившие столбики валялись грудой на полу. Трухлявые, ненадежные опоры поддерживали арки, ведущие из одной галереи в другую. Часто позади них с грохотом рушились каменные глыбы. Это заставляло идти осторожно, выбирая дорогу и стараясь не касаться ветхих опор или потрескавшихся стен тоннеля. После ледяного, но свежего ветра, дующего на поверхности земли, воздух здесь казался спертым, гнилостным и пропитанным пылью. Эхо множилось и порхало из одной галереи в другую, словно вспугнутая стая летучих мышей. Военный отряд двигался сквозь давно заброшенные залы и штольни извилистой шеренгой, повторявшей извивы коридоров и проходов. Высоко поднятые над головами факелы едва могли разогнать своим мерцанием густую тьму. Колеблющиеся тени скользили по стенам, ложились под ноги и, казалось, заглушали звуки осторожных шагов. Только жалобное лошадиное ржание нарушало тишину.

Глю, который не переставал канючить и жаловаться на свою судьбу, вдруг резко вскрикнул от удивления. Он остановился и жадно выхватил что-то из-под ног Ффлевддура. В свете факела Тарен увидел, что бывший пеликан держит в руке сверкающий драгоценный камень величиной с кулак.

Ффлевддур нахмурился.

— Положи на место, — приказал он. — Это подземная сокровищница Красивого Народа, а не твоя пещера с летучими мышами.

Глю прижал находку к груди.

— Мое! — визжал он, — Никто из вас это не заметил! Если бы вы нашли, то, знаю, взяли бы себе! А мне, выходит, нельзя?

Доли, мельком глянув на камень, высокомерно фыркнул.

— Хлам, — сказал карлик Тарену. — Ни один уважающий себя мастер из Красивого Народа не станет терять на это время. Даже для починки дорог мы используем камни получше. Если твой друг с лицом, похожим на гриб поганку, хочет нагрузить себя лишней тяжестью, я охотно позволяю ему взять камень себе.

Не ожидая повторения этих слов, Глю проворно засунул камень в кожаный мешок, болтавшийся у него на боку, и его отвислые щеки задвигались и надулись, будто он только что набил рот вкусной и жирной едой.

С этого момента, пока подземные путники упорно продвигались вперед, глазки-бусинки Глю неустанно метались по полу, стенам и даже потолку, и шагал он теперь с необычайной энергией и интересом, стараясь забежать вперед. И старый рудник не разочаровал бывшего великана. В свете факелов тут и там поблескивали драгоценные камни, наполовину втоптанные в землю или выступающие своими острыми гранями из стен. Глю мгновенно кидался к ним, выковыривал, выцарапывал своими толстенькими короткими пальцами и кидал мерцающие сокровища в свой, казалось, бездонный мешок. С каждой новой находкой он становился все более и более возбужденным, хихикал, бормотал себе под нос, похлопывал по тяжелеющей сумке.

Бард с жалостью посмотрел на него.

— Да, — вздохнул он, — коротышка великан учуял наконец выгоду от своего путешествия. Только вряд ли эта груда камней пригодится ему, когда мы выберемся наружу. Разве что швырнуть их в Детей Котла и благодаря этому успеть улепетнуть. А, бывший великан, как ты думаешь?

Но Глю, поглощенный собиранием камней, не обратил на насмешку Ффлевддура никакого внимания. За короткое время мешок бывшего великана был набит до отказа драгоценными камнями ярко-красного и сверкающе-зеленого отлива, камнями чистыми и прозрачными, как родниковая вода, или мерцающими в глубине своей отсветами золота и матового серебра.

Мысли Тарена были заняты вовсе не камнями, разбросанными в большом изобилии тут и там. По мере того, как длинная колонна воинов продвигалась в глубь рудника по тоннелю, Тарен вычислял, какое время им понадобится, чтобы преодолеть подземную дорогу. Насколько он мог сообразить, сейчас было не позднее полудня, а они продвинулись уже на значительное расстояние. По мере расширения тоннеля шаг их становился свободнее и скорость движения увеличивалась.

— Все просто, как чириканье воробья, — сказал Доли, словно подслушав мысли Тарена. — Еще день, не больше, и мы выйдем на поверхность земли как раз около Багровых Земель.

— Это наша единственная надежда, — откликнулся Тарен. — И благодаря тебе она, надеюсь, осуществится. Но меня беспокоят Багровые Земли. Они пустынны и не дадут нам никакой защиты. Но самое главное — там нет никакой преграды для Детей Котла.

— Хм, — значительно хмыкнул Доли, — как я уже говорил, ты имеешь теперь дело с Красивым Народом, мой мальчик. Если мы беремся за дело, считай, что оно уже сделано. Вот увидишь, что-нибудь да подвернется под руку. Какая-нибудь мелочь. И все будет в порядке.

— Кстати, о мелочи. Где Глю? — перебил его Ффлевддур, — Если его нет у меня под руками, то уже не все в в порядке.

Тарен остановился и быстро огляделся вокруг. Сначала он не увидел бывшего великана. Тарен поднял факел и окликнул Глю. И тут заметил его и ринулся вперед.

Глю в поисках сокровищ вскарабкался вверх на одну из шатких деревянных платформ. Прямо над аркой, ведущей в следующий коридор, в толще потрескавшейся породы сверкал драгоценный камень величиной с голову. Глю, рискованно раскачиваясь на узком выступе, изо всех сил старался выковырять его.

Тарен закричал, чтобы он немедленно спускался вниз. Но Глю тащил, дергал, раскачивал камень все сильнее и упорнее. Бросив поводья Мелинласа, Тарен уже собирался полезть за ополоумевшим от счастья коротышкой. Но Доли схватил его за руку.

— Не делай этого, — предупредил он. — Балки не выдержат тебя, — Он легонько свистнул, подзывая к себе двоих воинов из Красивого Народа. Жестом он велел им вскарабкаться на платформу, которая под яростно подпрыгивающим в борьбе за камень Глю стала угрожающе скрипеть и раскачиваться. — Быстро! — приказал Доли. — Притащите этого болвана вниз!

Именно в этот момент мешок Глю, переполненный тяжелыми и острыми камнями, лопнул. Драгоценные камни заструились вниз разноцветным дождем, и Глю с воплем ужаса стал подпрыгивать, подставляя ладони под эту тяжелую струю. Нога его соскользнула с доски, он в панике стал хвататься руками за поддерживающие столбики, но стоило ему крепко вцепиться в качающийся столбик, как вся арка с треском обрушилась. Теперь, вопя уже не о потерянных камнях, а о собственном спасении, Глю повис и раскачивался на покосившейся балке потолка. Еще через мгновение он с грохотом вместе с балкой рухнул вниз. Потолок раскололся, арка вконец рассыпалась. Глю вскочил и ринулся в сторону, спасаясь от града падающих камней.

— Назад! — кричал Доли — Все назад!

Лошади ржали и вставали на дыбы. Воины тщетно пытались справиться с ними. С треском и грохотом, закладывающим уши, стали рушиться верхние этажи платформ. Лавина валунов и сломанных балок хлынула на галерею. Ослепляющая, удушающая пыль заполнила тоннель. Рудник, казалось, утонул в грохочущем эхе. И вдруг все замерло. Навалилась мертвая тишина.

Тарен, пошатываясь, пробрался к высокой куче камней и мусора. Никто из воинов и животных не пострадал. Позади них проход в тоннель оставался свободным и безопасным. Но путь вперед был завален и безнадежно закрыт.

Доли вскарабкался на груду камней и деревянных обломков и, пыхтя, попытался вытянуть из завала длинную балку. Но через некоторое время, обессиленный, он повернулся к Тарену.

— Бесполезно, — с трудом переводя дыхание, прохрипел он — Если ты намерен продвигаться вперед, нам придется прокопать в этом завале новый проход.

— И сколько времени на это уйдет? — быстро спросил Тарен.

Доли покачал головой.

— Трудно сказать. Даже с помощью Красивого Народа быстро с этим не управиться. Очень похоже, что несколько дней. Кто знает, как далеко простирается завал? — Он гневно фыркнул. — Можешь поблагодарить за все этого недомерка, эту двуногую поганку, бывшую, чему я мало верю, великаном!

Тарен растерянно глянул на карлика.

— Что же нам делать? — спросил он. — Неужто придется возвращаться назад?

По мрачному выражению лица Доли он уже понял, каков будет ответ.

— Да, мы застряли и теряем много времени. Если ты хочешь услышать мой совет, я скажу: поворачивайся и иди назад. Придется добираться до Багровых Земель по поверхности земли. Это лучшее из того, что — мы сейчас можем предпринять. Весь рудник покосился, опоры ослабли, будут, насколько я понимаю, и другие обвалы. И в следующий раз нам может не повезти так же, как только что.

— И он говорит о везении! — воскликнул бард, буквально рухнув на груду камней. Он обхватил голову руками и удрученно раскачивался. — Дни потеряны! Дети Котла будут в Аннувине до того, как мы сможем вновь нагнать их! Не-ет, я буду считать, что мне повезло, если я разыщу под этой грудой камней поганого коротышку и собственными руками…

Из-под обвалившейся платформы со стоном выкарабкался Глю. Одежда его была порвана в клочья, толстенькое личико перемазано в грязи.

— Потеряны дни? — завыл он. — Дети Котла? Завален тоннель? А кто-нибудь из вас вспомнил, что я только что потерял свою удачу? Мои драгоценные камни исчезли. Все до единого! А вы и не думаете об этом! Эгоисты, вот вы кто! И другого слова для вас я не нахожу!

Глава 14

Свет

Водоворот битвы закружил принцессу Эйлонви, унес от Ффлевддура и Тарена в сторону, и она наверняка была бы убита, если бы Гурджи не выволок ее из гущи сражающихся воинов. Удаляясь от криков, стона и скрежета сражения, Эйлонви почти слепо карабкалась по скалам, пробиралась по темнеющим ущельям, уже не понимая, куда идет. Гурджи покорно плелся следом. С наступлением ночи, когда во тьме бесполезно было искать Тарена и его отряд, они остановились. Гурджи отыскал неглубокую пещеру, где они, усталые, несчастные, измученные, распластались на земле и продрожали до рассвета. Днем, когда они снова отправились на поиски своих, на них неожиданно набросились какие-то воины.

Брыкаясь, царапаясь и кусаясь, Эйлонви тщетно пыталась освободиться из железных объятий громадного детины. Другой нападавший прижал Гурджи коленом к земле и приставил к его горлу кинжал. В единый миг оба путника были связаны по рукам и ногам. Их, как мешки, взвалили на спину и понесли. Эйлонви представления не имела, куда и кто их тащит. Но через некоторое время она увидела мерцающий в сгустившихся сумерках костер и сгрудившуюся вокруг него шайку — человек двенадцать.

Сидевший на корточках ближе всех к огню человек разбойного вида повернул в их сторону голову. В багровых отблесках костра его тяжелое грубое лицо с торчащей щетиной бороды и желтоватыми спутанными волосами выглядело устрашающе. Он был закутан в грязную овечью шкуру и засаленный плащ, накинутый поверх нее.

— Я посылал вас за дичью, а не за пленниками, — хрипло выкрикнул он. — Что это вы тащите?

— Мелкая пожива — ответил несший на себе Эйлонви. Он сбросил на землю свою бешено извивающуюся ношу на траву рядом с Гурджи. — Парочка тощих драчунов.

Человек с тяжелым лицом сплюнул в огонь и поднялся на ноги.

— Надо было сразу перерезать им глотки, а не волочить сюда, — сказал он, подходя поближе. Грязной, со сломанными ногтями пятерней он сдавил Эйлонви горло, будто намереваясь задушить ее. — Кто ты, парень? — спросил он раздраженно. — Кому служишь? Какой выкуп можешь предложить? Отвечай быстро, когда вопросы задает Дорат!

При звуке этого имени у Эйлонви перехватило дыхание. Тарен рассказывал ей о Дорате. По испуганному вскрику Гурджи она догадалась, что и он узнал разбойника — Отвечай! — взревел Дорат, изрыгая проклятия.

Он приподнял связанную девушку и ударил ее по лицу. Голова ее от сильного и резкого удара дернулась, и Эйлонви упала. Золотой шар выкатился из куртки на землю. Эйлонви попыталась перекатиться и накрыть шар своим телом. Но обутая в тяжелый и грубый ботинок нога отшвырнула шар в сторону. Дорат наклонился и поднял непонятную штуковину, с любопытством вертя ее в свете костра.

— Что это? — спросил один из разбойников, подходя поближе, чтобы разглядеть шар.

— Ого, да он золотой! — удивился другой. — Давай, Дорат, разрубим его на части и поделим поровну.

— Руки прочь, свиньи! — гаркнул Дорат. Он засунул шар в свою драную овечью шкуру. Недовольный ропот пробежал в толпе разбойников, но Дорат свирепым взглядом заставил их тут же замолчать. Он склонился над Эйлонви. — Где и у кого ты стянул эту вещицу, юный воришка? Хочешь сохранить на плечах свою голову? Тогда скажи, где спрятаны сокровища вроде этого?

Эйлонви, вся трясущаяся от ярости, однако же, молчала.

Дорат усмехнулся.

— Ты заговоришь очень скоро, — сказал он, — и будешь еще сожалеть, что не открыл рот раньше. Но сначала посмотрим, может, у твоего приятеля язык развяжется побыстрее, чем у тебя, упрямца.

Зубы Гурджи громко застучали. Он вжал голову в свои лохматые плечи и замер.

— Ты что, решил поиграть в черепаху? — грубо захохотал Дорат. Он запустил пальцы в волосы Гурджи и рванул его голову вверх. — О, понятно, почему ты прячешь лицо! Не видывал ничего более отвратительного!

Внезапно Дорат умолк и, прищурившись, вгляделся внимательнее.

— Такое уродство не так легко забывается. Эй, да мы старые знакомцы, приятель! Снова пожаловал ко мне в гости? Когда мы последний раз виделись, ты был товарищем свинопаса. — Он искоса взглянул на Эйлонви. — Но на этот раз с тобой не скотник.

Дорат повернул Эйлонви к себе лицом и стал грубо вертеть ее голову перед костром.

— Безбородый мальчишка… — Вдруг он удивленно фыркнул — Вот тебе на! Совсем ты и не мальчишка! Девушка!

Эйлонви не могла больше сдерживаться.

— Да, девушка! Я Эйлонви, дочь Ангарад, дочери Регаты, принцесса из Дома Ллира. Мне не нравится быть связанной, я не люблю, когда меня бьют, и терпеть не могу, когда меня хватают руками! Буду благодарна, если ты немедленно прекратишь все это! — Она изловчилась и, несмотря на тугие путы, сильно лягнула разбойника.

Дорат засмеялся и отошел на шаг назад.

— Теперь я вспоминаю, что лорд Свинопас как-то говорил о тебе. — Он насмешливо поклонился. — Добро пожаловать, принцесса Злюка! Ты гораздо лучший приз для меня, чем просто выкуп! Глубокая пропасть пролегла между мной и твоим скотником. И ты мне доставишь удовольствие преодолеть ее!

— Я доставлю тебе удовольствие освободить меня и Гурджи, — крикнула Эйлонви. — И я немедленно получу назад свой шар!

Лицо Дората побагровело.

— Я освобожу тебя через некоторое время, моя хорошенькая принцесса, — процедил он сквозь зубы, — но ты уже не будешь такой хорошенькой. Вот тогда ты будешь уже подходящей компанией для скотников и свинопасов. Возможно, твой приятель и узнает тебя, вспомнит твое былое очарование, если от него что-нибудь останется! Здорово не терпится мне полюбоваться на вашу встречу.

— Не поздоровится тебе при встрече с Тареном! — вскричала Эйлонви.

Однако если до этого времени она еще сохраняла хладнокровие, то теперь, после угрожающих слов Дората, впервые была сильно и по-настоящему напугана. А тот холодными глазами разглядывал принцессу, и она словно бы читала в этих жестоких глазах отвратительные мысли разбойника.

— Лорд Свинопас и я сведем наши счеты, когда придет время, — ответил Дорат. Усмехаясь, он склонился над ней. — Но твое время пришло.

Крепко связанный Гурджи дико рвался и дергался.

— Не вреди мудрой и доброй принцессе! — верещал он. — О, Гурджи заставит тебя заплатить за все твое вредное зло! — Он вдруг подкатился к Дорату и вонзил зубы ему в ногу.

Выкрикивая проклятия, Дорат выхватил меч и занес его над Гурджи. Эйлонви пронзительно закричала.

Но прежде чем разбойник успел нанести удар, из-за земной нависающей скалы вылетела длинная серая тень. Дорат придушенно вскрикнул, уронил меч и опрокинулся на спину. Громадная тень, навалившаяся на него, яростно ворчала и рвала его горло. Остальные разбойники отскочили от костра и вопили от ужаса. Серые тени мелькали повсюду, быстро окружая их. Тщетно пытались разбойники спастись, убежать от них. Поджарые, ловкие, сильные тени кидались на них, теснили со всех сторон, валили на спину, и острые клыки безжалостно рвали их тела.

Гурджи вопил не переставая.

— Помогите, о, помогите! О, злые духи пришли убить нас всех!

Эйлонви попыталась встать на ноги. Она чувствовала, как кто-то сзади грызет и рвет связывающие ее веревки. Еще через мгновение руки ее были свободны. Она сделала шаг и чуть не упала — ноги были связаны. Но серая тень уже распласталась на земле и чуть ли не единым рывком перервала тугие путы. Перед Эйлонви лежало неподвижное тело Дората. Она быстро опустилась на колени и вытащила свой шар из прорехи в овечьей куртке разбойника. В ее сложенных чашечкой ладонях золотой шар замерцал и осветил огромного волка, лежащего у ее ног. Около костра она увидела и других волков, быстро и бесшумно ускользающих во тьму, туда, откуда они так неожиданно явились. Они исчезали в темноте и тишине. Эйлонви оглядела недавнее поле ужасной битвы и содрогнулась. Волки хорошо сделали свою работу.

Гурджи освободила серая волчица с белым пятном на груди. Обрадованный таким чудесным вызволением из лап разбойников и оказавшийся вдруг в лапах зверя, Гурджи с недоверием и опаской косился на свою избавительницу. Волчица Бриаваэль моргала своими желтыми глазами и словно бы улыбалась ему. Тем не менее Гурджи решил держаться от нее подальше.

Однако Эйлонви не чувствовала ни страха, ни беспокойства. Волк Бринач сидел рядом, внимательно за ней наблюдая. Эйлонви положила ладонь на шерстистую и мускулистую шею зверя.

— Я надеюсь, вы понимаете, как мы вам благодарны, — сказала она. — Впрочем, не уверена, что вы понимаете меня. Всего раз в жизни я встречалась с волками, и было это в долине Медвина.

При этих словах Бринач завыл и по-собачьи завилял хвостом.

— Ага, это тебе понятно, — обрадовалась Эйлонви. — Медвин… — еще раз раздельно повторила она. — Там было два волка, — она вдруг захлопала в ладоши, — ну да, именно два! Я не утверждаю, что могу отличить одного волка от другого с первого взгляда. Но что-то в вас напоминает мне… В любом случае, даже если это не вы, мы очень рады встрече с вами. Мы признательны вам, а теперь нам пора в дорогу. Хотя я не совсем уверена, что знаю, какая дорога наша. Вы понимаете меня?

Бринач, словно усмехаясь, оскалил зубы. Но не двинулся с места. Он вдруг задрал голову и резко залаял высоким голосом.

Эйлонви вздохнула и покачала головой.

— Мы потерялись и хотим найти своих спутников. Ой, я не знаю, как сказать «Помощник Сторожа Свиньи» на волчьем языке!

Гурджи тем временем поднял свою сумку с едой и перекинул ее через плечо. Поняв наконец, что волки не собираются причинять ему зла, он подошел поближе к Бриначу и Бриаваэль и стал разглядывать их с большим интересом. Они, в свою очередь, разглядывали и обнюхивали его с не меньшим любопытством.

Эйлонви обернулась к Гурджи.

— Я уверена, что они хотят помочь нам. Ах, если бы только я могла понять их! Какой толк быть наполовину волшебницей, если ты даже не можешь понять, что пытается сказать тебе волк? — Эйлонви вздохнула. — Но… но мне кажется, что я начинаю понимать. Я должна! Вот один из них только что сказал: «Расскажи нам!» Я слышу… нет, не слышу… я чувствую это!

Она обратила к Гурджи удивленный взгляд.

— Это совсем не слова. Это будто бы слушаешь не ушами, а слышишь сердцем. Я знаю, что это так, но не могу сообразить, как это у меня получается. И все же, — изумленно добавила она, — это то самое, что говорил мне Талисин.

— О великая мудрость! — вскричал Гурджи. — О умные услышки! Гурджи тоже слышит внутри себя гулкие бульки, когда его бедное брюхо пусто! О горе! Гурджи никогда не постигнет все тайные утайки! Он не умеет слышать так глубоко, как принцесса!

Эйлонви присела рядом с Бриначем. Торопясь, она выложила все, что произошло с ней, с Тареном, со всеми остальными их спутниками. Бринач навострил уши и резко пролаял. Затем огромный волк поднялся, стряхнул с лохматой шкуры снег и осторожно дернул Эйлон-ни за рукав.

— Он требует, чтобы мы следовали за ним, — сказала Эйлонви — Пойдем, Гурджи, мы теперь в надежных руках, то есть, я хотела сказать, в лапах.

Волки бежали быстро и молча, скользя по таким скрытым и невидимым тропам, которые ни Эйлонви, ми даже Гурджи никогда бы не обнаружили. Они пытались попадать в ногу с Бриначем, не отставать, но все же часто им поневоле приходилось останавливаться и делать небольшую передышку. И волки терпеливо и, казалось, снисходительно поджидали, пока их неторопкие спутники снова поднимутся и пойдут следом. Бринач растягивался на земле рядом с Эйлонви, его серая голова лежала между лап, и, хотя глаза его закрывались, словно бы и полудреме, поднятые острые уши настороженно вслушивались в тишину и вздрагивали от каждого самого слабого звука. Бриаваэль тоже попеременно служила то часовым, то проводником. Она легко вспрыгивала на острые каменные выступы, принюхивалась, затем почти незаметным движением головы звала путников за собой.

Остальных волков стаи Эйлонви почти не видела на протяжении всего пути. И все же, очнувшись от мгновенной дремоты на очередном привале, она вдруг обнаружила, что лежит в круге охраняющих ее волков. Но стоило им двинуться в путь, как поджарые серые звери исчезали, превращаясь в бесшумные тени, изредка мелькающие то впереди, то позади них. Рядом оставались только Бринач и его волчица. Однако вскоре девушка поняла, что волки не были единственными живыми существами в холмах Бран-Галедд. Как-то раз она увидела медведей, неуклюже двигающихся цепочкой вдоль хребта. На мгновение они остановились, с любопытством поглядели в их сторону и продолжили свой путь. Часто она слышала, как в холодном чистом воздухе разносится отдаленный лай лисиц, раздаются и множатся эхом какие-то голоса, словно бы подающие непонятные ей сигналы.

— Они здесь повсюду, — шепнула Эйлонви на ухо Гурджи, указывая на голую вершину, где неожиданно появился и застыл высокий олень. — Интересно, а сколько шаек разбойников бродит вокруг? Если бы медведи и волки могли рассказать. Уверена, что подобных разбойных шаек здесь немало.

Волк Бринач глянул на Эйлонви, будто расслышал и понял ее слова. Он свесил язык и заморгал желтыми глазами. Губы его поднялись, обнажился ряд сверкающих острых зубов. Волк будто бы приветливо и понимающе улыбался.

Они продолжали идти вперед. Вечером Эйлонви зажгла свой шар и подняла его над головой. В золотых лучах она увидела целую волчью стаю, присоединившуюся к ним опять и двигающуюся длинными цепочками по обеим сторонам. Серые тени тут же отпрянули в темноту, за пределы изливающегося от золотого шара яркого света. Она увидела и медведей, движущихся за ними следом. Другие лесные существа, почти невидимые, мелькали то тут, то там. И не видя, она чувствовала их присутствие.

В холмах Бран-Галедд было много смертельно опасных мест. Но об этом ни принцесса Эйлонви, ни Гурджи не ведали, потому что миновали их в сопровождении своих надежных и молчаливых стражей.

Утром следующего дня Бриаваэль, которая проводила большую часть времени где-то впереди, разведывая тропинки, вдруг вернулась настороженная и чем-то явно возбужденная. Волчица вскочила на высокий камень, повернулась мордой на запад и завиляла хвостом, словно бы поторапливая спутников и требуя ускорить шаг.

— Мне кажется, она нашла Тарена! — вскричала Эйлонви, обнимая Гурджи. — Я не совсем понимаю, что они говорят между собой, но звучит все так, будто они и впрямь видели его! Подожди-ка, дай послушать… Люди и лошади… горная кошка… Это, должно быть, Ллиан! Но что это они все делают в этих местах? Неужели опять возвращаются в Багровые Земли?

Ни Эйлонви, ни Гурджи не могли скрыть своего нетерпения вновь увидеть друзей и соединиться с ними. Они даже отказывались теперь от отдыха. А Гурджи готов был остаться без еды, лишь бы не задерживаться ни на миг. Они торопились, забегали вперед, и Бриначу не раз приходилось хватать Эйлонви за плащ, чтобы девушка не свалилась в расселину, не скатилась с крутого ската. Вскоре они добрались до края глубокой горной чаши. Вскрик радости сорвался с губ Эйлонви.

— Я вижу их! Я вижу их! — Она показывала рукой вниз, в самую середину просторной долины. Гурджи подбежал к ней и стал возбужденно прыгать.

— О, это добрый хозяин! — выкрикивал он — О да, и смелый бард! Они не больше, чем муравьи, но острый глаз Гурджи видит их!

Крошечные фигурки мельтешили так далеко от них, что, только напрягая зрение, Эйлонви могла узнать Тарена и Ффлевддура рядом с Ллиан. Она понимала, что на длинный и трудный спуск в долину придется потратить весь остаток дня, а ей так хотелось добраться до своих друзей еще до наступления ночи. Она уже готова была съехать вниз со скользкой скалы, как по льду, как вдруг остановилась.

— Что это они делают? — в недоумении вскричала Эйлонви. — Ведь они сейчас уткнутся прямо в неприступную каменную стену! Ой, там, кажется, вход в пещеру! Смотри, вон исчез последний всадник. Теперь я никого не вижу. Если это и впрямь пещера, то она, должно быть, самая большая в Придайне. Ничего не понимаю. Это просто щель? Или тоннель в скале? Ах, какая досада! Ты же знаешь, если уж Помощник Сторожа Свиньи вобьет себе что-нибудь в голову, его не удержишь. Исчезает как раз в тот самый момент, когда его нашли!

Эйлонви принялась поспешно спускаться по крутому склону. Но как она ни торопилась, расстояние до утопающей в мареве долины не уменьшалось, а спуск казался бесконечным. Даже с помощью ловких и сильных Бринача и Бриаваэль они прошли не более половины пути, когда солнце начало быстро падать за изрезанный хребет на западе гор. Тени стали удлиняться и затопили почти всю долину внизу. Внезапно Бринач остановился, в горле его заклокотал угрожающий рык. Шерсть его поднялась дыбом, а зубы оскалились. Глаза волка были прикованы к долине, и челюсти злобно щелкнули. В следующее мгновение и Эйлонви увидела то, что заставило волка остановиться. Из-за скал, окружавших долину, появилась колонна воинов и стала быстро двигаться на запад.

Бриаваэль глухо завыла. В голосе волчицы Эйлонви уловила страх и ненависть. И она поняла причину.

— Охотники! — ахнула девушка. — Их сотни, и они возвращаются в Аннувин. О, надеюсь, что они не обнаружили следов Тарена, хотя похоже, что он, скрывшись в пещере, уже в безопасности.

Но не успела она произнести это, как движение у дальней стороны стены заставило ее испуганно прикрыть рот ладонью. В длинной глубокой тени различила она появляющиеся одна за другой крошечные фигурки Тарена и воинов его отряда.

— Ох, — в ужасе выдохнула она, — они выходят опять!

Сверху девушка могла окинуть взглядом сразу всю долину, и, внезапно похолодев, она поняла, что воины Коммотов и еще невидимые им Охотники быстро приближаются друг к другу.

— Они попадут в ловушку! — вскричала Эйлонви. — Тарен! Тарен!

Эхо умерло, увязнув в заснеженном пространстве. Тарен не мог ни слышать, ни видеть ее. Тьма теперь затопила всю долину, и девушка не смогла бы даже увидеть неизбежную стычку двух враждебных отрядов. Она ничем не могла помочь друзьям. А их, ничего не ведающих, ожидала кровавая резня. Эйлонви чувствовала себя так, будто ей связали руки и лишили голоса.

Все еще безнадежно выкрикивая имя Тарена, Эйлонви выхватила из плаща золотой шар и подняла его высоко над головой. Шар разгорался все ярче и ярче. Волки испуганно отпрянули и отвернулись от слепящего света. Гурджи закрыл глаза ладонями. Золотые лучи росли, расходились веером и устремлялись к облакам, как будто само солнце вернулось и вырвалось из-за гор. Темные утесы и черные ветви деревьев были облиты светом, сияющим и чистым. В долине стало светло как днем.

Глава 15

Ледяная река

Под внезапно вспыхнувшим и залившим долину золотым светом Охотники в тревоге остановились. Волна страха прокатилась по колонне. Они дрогнули и отступили под защиту глубокого ущелья. Это движение не ускользнуло от внимательного взгляда Тарена. Он мгновенно понял, в какую страшную ловушку чуть было не завел воинов Коммотов. И тут же издал крик радости.

— Эйлонви!

Он уже готов был пришпорить Мелинласа и, невзирая на опасность, понестись через долину к подножию гор. Но Ффлевддур удержал его за руку.

— Спокойней! Спокойней! — прикрикнул на него бард. — Она нашла нас и теперь не потеряется. Клянусь Великим Белином, это свет от золотого шара девушки. Она спасла нам жизнь. Гурджи конечно же с ней. Но если ты поскачешь туда сломя голову, то, уверяю тебя, никто из вас уже не вернется. Мы увидели Охотников, но и они вряд ли могли не заметить нас.

— Отлично! — ворчал карлик. — Хуже не придумаешь! Спастись из пещеры, чтобы быть пойманными, как зайцы, на поверхности! Рудник теперь для нас закрыт, а другой дорогой неделя ходу, не меньше. И даже если бы и нашлась дорога покороче, нам ею не воспользоваться. Потому что армия Охотников перекрыла нам все пути.

Доли вскарабкался на большой валун и стоял, пристально наблюдая за отступающими Охотниками. Сигнальный свет Эйлонви померк так же быстро, как и появился, и в следующий миг зимняя тьма снова сожрала их.

Ффлевддур вытащил свой меч.

— Я бы предложил напасть на них первыми! Эти гадкие злодеи здорово струсили. Им теперь не до драки. Мы насядем на них неожиданно. Клянусь Великим Белином, вот этого-то они от нас и не ожидают!

Доли презрительно фыркнул.

— Каменный обвал там, в штольне, наверное, вытряхнул из твоей головы все мозги! Броситься на Охотников? Убить одного и сделать остальных еще сильнее? Даже воины Красивого Народа крепко подумают, прежде чем нападать на этих разбойников. Нет, друзья мои, это не решение.

— Когда я был великаном, — вставил Глю, — мне было проще простого обратить их в бегство. Однако не по моей вине, замечу, времена переменились, и не могу утверждать, что все переменилось к лучшему. На Моне, например, я как-то раз решил проучить этих дерзких бесстыдных летучих мышей. Вы только послушайте, это интересный рассказ…

— Умолкни, хилый коротышка, — приказал бард. — Ты уже достаточно наговорил и еще больше натворил.

— Вот-вот, переложи на меня всю вину, — засопел Глю. — Это конечно же по моей вине был украден меч Гвидиона, по моей вине скрылись Дети Котла, по моей вине произошли все остальные несчастья…

Бард предпочел не отвечать на бесконечный скулеж бывшего великана. Тарен отвел воинов Коммотов под защиту входа в тоннель, а сам вернулся к Ффлевддуру и Доли.

— Боюсь, что Доли прав, — сказал он. — Напав на Охотников, мы только потеряем людей. А нас и так мало… Мы слишком промедлили и уже, опасаюсь, не сможем помочь Гвидиону. Нет, нужно найти какой-то способ обойти Охотников и попытаться настичь Детей Котла.

Доли с сомнением покачал головой.

— И опять это не решение. Они знают, что мы здесь, и тут же заметят, если мы попытаемся двинуться с места. Единственное, к чему они стремятся, так это вы следить и остановить нас. Именно поэтому я не удивлюсь, если они сами нападут на нас до рассвета. Пощупайте свои шкуры, друзья мои. Возможно, вы в последний раз видите их целыми.

— Доли, — горячо воскликнул Тарен, — ты единственный, кто может помочь нам сейчас. Не отправишься ли ты в лагерь Охотников? Разузнай все, что сумеешь, об их планах. Я знаю, как ты себя чувствуешь, делаясь невидимым, но…

— Невидимым! — вскричал карлик, сжимая кулаки. — Я ждал, что рано или поздно до этого дойдет дело. Так всегда бывает! Добрый старый Доли! Сделайся невидимым! Но я не уверен, что сумею сделать это еще раз. Уж очень я старался забыть, как это делается. И у меня болят от этого уши. Лучше уж я набью свою голову шершнями и осами! Нет, нет, это даже не обсуждается. Проси все, что хочешь, только не это.

— Добрый старый Доли, — улыбнулся Тарен, — я так и знал, что ты согласишься.

Немного еще поломавшись и поизображав отчаянное нежелание превращаться в невидимку, которое не обмануло никого, кроме разве него самого, карлик тряхнул своими темно-красными волосами и согласился. Доли зажмурил глаза, глубоко вздохнул, как будто собирался нырнуть в ледяную воду, и, задрожав полупрозрачным маревом, исчез из виду. И если бы не приглушенное ворчание раздраженного карлика, Тарей посчитал бы, что Доли уже давно нет рядом. Только слабый шорох гальки, осыпающейся под невидимыми ногами, подсказал Тарену, что карлик вышел из тоннеля и двинулся в сторону притаившихся врагов.

Войско Красивого Народа заняло наблюдательные посты, расположившись широким полукругом на подступах к тоннелю, где их острые глаза и чуткие уши могли уловить любое неясное движение или тревожный жук. Тарен был просто изумлен, насколько эти маленькие воины могли быть незаметными, неслышными и словно бы невидимыми, как Доли. Их белое одеяние делало их похожими на покрытые ледяной коркой камни или присыпанные снегом кочки, освещенные только что выглянувшей из облаков луной. Всадники Коммогов дремали, прижавшись к своим лошадям, чтобы хоть немного согреться. Глю свернулся клубком неподалеку. Под навесом тоннеля, прислонившись спиной к каменной стене, сидел Ффлевддур. Одна рука его лежала на арфе, другая покоилась на шее растянувшейся рядом и мирно мурлыкающей Ллиан.

Закутавшись в плащ, Тарен все еще безотрывно и с надеждой глядел на крутой склон горы, где накануне вспыхнул сигнальный свет Эйлонви.

— Она жива, — шептал Тарен. — Жива, жива, — бормотал он вновь и вновь, и сердце его билось сильней, когда он произносил эти два слова.

Гурджи наверняка должен быть с ней, в этом Тарен почему-то был уверен. Они выжили, они спаслись, твердил он себе. В холодном воздухе послышался ясный протяжный вой волка. Доносились и еще какие-то звуки, похожие на чьи-то голоса, но он не придал им никакого значения, захваченный мыслями об Эйлонви и своем лохматом друге.

Прошло не менее половины ночи, когда вновь появился и проявился, стал видимым Доли. Слишком возбужденный и взволнованный, чтобы жаловаться на жужжание и боль в ушах, карлик кивком дал понять, чтобы Тарен и Ффлевддур следовали за ним. Приказав всадникам быть настороже, Тарен поспешил за приятелями. Воины Красивого Народа уже длинными рядами семенили за Доли, по-прежнему молчаливые и неслышные, как снежные тени.

Поначалу Тарен решил, что карлик хочет отвести их прямо в лагерь Охотников. Но вместо этого, немного не доходя до вражеского лагеря, Доли свернул в сторону и стал карабкаться по склону на крутой холм, высоко поднявшийся над ущельем.

— Охотники все еще здесь, — приговаривал Доли, задыхаясь от быстрого подъема. — Но они застряли не по своей воле. У нас есть друзья, о которых мы и понятия не имели, — волки и медведи. Все они собрались вдоль подножия гор, окруживших ущелье. Отряд Охотников попытался выбраться из кольца. Хорошо, что они не видели меня, иначе мне не пришлось бы сейчас рассказывать вам все это. Но зато их заметили и видят! Медведи добрались до них первыми. Быструю работу проделали они. И такую же кровавую.

— Они убили кого-то из Охотников? — нахмурился Тарен. — Но тогда каждый из оставшихся стал вдвое сильнее!

— Так оно и есть, вероятно, — ответил Доли. — Но медведи и волки справятся с ними лучше, чем мы. Не думаю, что Охотники решатся напасть на нас сегодня ночью. Они боятся зверей и останутся в ущелье до утра. А я только этого и жду. Мне кажется, я кое-что придумал.

К этому времени они уже добрались до вершины холма и подошли к краю скованного льдом озера. Берег его обрывался крутым отвесным утесом, с которого недвижно падал заледеневший и сверкающий под луной водопад. Бесчисленными пальцами огромного кулака нависали над склоном гигантские сосульки, будто бы сжимая чашу озера в ледяной руке. Река из тяжелого застывшего серебра стекала, изгибаясь, вниз к ущелью, где нашли прибежище Охотники. Тарен заметил их костры, мерцающие в темноте, словно мрачные глаза чудовищ. Ему показалось, что среди камней и низкорослых кустов чуть повыше того места, где он стоял, шевелятся призрачные тени и мелькают чьи-то быстрые тела. Вероятно, это и были волки и медведи, о которых говорил карлик.

— Вот, — сказал Доли. — Что вы об этом думаете?

— Что я думаю? — рассердился бард. — Я думаю, что это ты, а не я растерял свои мозги в руднике. Ты тащил нас за собой, мы карабкались на такую верхотуру! И для чего? Не самый подходящий момент, чтобы любоваться красотами природы!

Карлик упер руки в бока и окинул Ффлевддура возмущенным и презрительным взглядом.

— Иногда я с удовольствием бы припомнил слова короля Эйддилега о вас, людях. Ты что, не видишь дальше собственного носа? Вообще ничего не видишь? Мы же почти над этими разбойниками! Всколыхни озеро! Освободи водопад! Пусть он льется вниз! Прямо на лагерь Охотников!

У Тарена перехватило дыхание. Сердце его забилось надеждой. Но в следующее мгновение он покачал головой.

— Затея слишком рискованная и почти невозможная. Скорее лед увлечет нас вниз, чем мы его разрушим.

— Тогда мы растопим его! — вскричал карлик. — Срезайте ветви, кусты, рубите деревья! Все, что может гореть. Там, где лед слишком толстый, его надо раскрошить. И не отчаиваться! Сколько раз можно напоминать вам: вы имеете дело с Красивым Народом!

— Неужели это и в самом деле возможно? — прошептал Тарен.

— Стал бы я предлагать, если бы не был уверен! — фыркнул карлик.

Ффлевддур восхищенно присвистнул.

— Твой ум больше тебя, старина! Клянусь Великим Белином, если бы нам удалось растопить водопад или расколоть лед, мы избавились бы от этих злодеев раз и навсегда!

Доли больше не слушал барда. Он быстро и отрывисто отдавал команды воинам Красивого Народа, которые тут же вытащили свои топоры и с невероятной скоростью принялись крушить и кромсать кусты и деревья, выкорчевывать подлесок и нестись с огромными охапками дров к озеру.

Отбросив сомнения в сторону, Тарен вытащил меч и тоже принялся рубить ветви. Ффлевддур в поте лица трудился рядом с ним. Их дыхание, вылетая из хрипящих глоток, застывало и белым паром висело в воздухе. Топоры Красивого Народа звенели о зеркальную гладь заледеневшего водопада. Доли носился среди воинов, то подбрасывая в громадную, быстро выраставшую кучу ветки, то выворачивая камни и валуны, чтобы устроить прямой и гладкий желоб для будущего ледяного потока.

Ночь быстро исчезала. Тарен уже просто шатался от усталости. Его окоченевшие руки саднили и кровоточили. Ффлевддур с трудом держался на ногах. Но воинам Красивого Народа, казалось, все было нипочем, усилия их не ослабевали. Перед самым рассветом гладь озера была завалена горами веток и древесных стволов, торчащих во все стороны, как будто на льду вырос густой лес. И только тогда Доли удовлетворенно хмыкнул и остановил работу.

— Теперь мы всё это подожжем, — крикнул он Тарену, — Факел Красивого Народа загорается мгновенно и горит ярче и жарче, чем любой из тех, что делаете вы, люди.

Карлик пронзительно свистнул. Вдоль всего озера тут же вспыхнули факелы Красивого Народа, и тут же они взлетели в воздух круговым фейерверком и мелькнули падающими звездами. Тарен увидел, как первые языки пламени взвились и стали лизать кучи хвороста и веток. Яростный треск ударил в уши Тарену, и сквозь него доносились крики Доли, который приказывал всем отойти подальше от пылающего озера. Волна жгучего жара, будто из отверстой печи, опалила Тарена, клубы дыма окутали его и ослепили. Он отшатнулся и нащупал ногами опору среди камней. Лед начал плавиться. Тарен слышал шипение утолявшего жажду пламени. Сочившаяся из-под льда вода сглатывала огненные языки, но огонь, слишком уже высокий и сильный, чтобы сдаться, бушевал еще жарче. У самого обрыва послышался треск, грохот и рев валунов, сдвигающихся с места под напором только что рожденного потока. И в следующий момент, словно ворота, содранные с петель, или рушащаяся стена, скалистые берега раздвинулись и по извилистому короткому руслу рванулся освобожденный от ледяных оков ревущий водопад. Бешеная река смывала и ломала всё на своем пути. Огромные глыбы льда громыхали вниз по склону, подпрыгивая и крутясь с такой скоростью, будто это были мелкие камешки и галька. Быстрый поток нес на себе горящие ветви, пылающие бревна. Над всем этим летящим вниз месивом вздымались и кружились облака искр и пара. Пылающий водопад кидал грозные отблески по всей долине.

Внизу, в ущелье, спокойно спавшие Охотники вскакивали, кричали, сшибались и в дикой панике носились среди груд камней, пытаясь выскочить из ловушки. Но было слишком поздно. Пылающая вода накрывала их с головой, несомые ею валуны сбивали с ног. Издавая пронзительные вопли, посылая в воздух бессильные проклятия, они падали под безжалостным и могучим каскадом, который сминал их или поднимал и кидал как щепки, на острые скалы. Некоторым все же удалось вскарабкаться на изрезанные каменными морщинами скалы. Но 1 арен видел, как тут же из щелей, из-за висящих над ущельем громадных камней выскальзывали темные быстрые тени и рвали, грызли, душили цепляющихся за выступы и вопящих Охотников. Да, настала очередь зверей отомстить тем, кто подстерегал их всегда и всюду и безжалостно убивал.

Тишина упала в ущелье как бы мгновенно. В рассветном полумраке мерцала темная вода, заполнившая ущелье. Некоторые из ветвей и стволов еще тлели, выбрасывая короткие языки пламени, раскаленные уголья дымились, погружаясь в воду. Серый дымный туман висел над долиной. Грохот ссыпающихся с откоса камней заставил Тарена быстро обернуться. Он непроизвольно выхватил меч.

— Привет! — сказала Эйлонви. — Вот мы и вернулись.

— Странная у тебя манера приветствовать людей, — хмыкнула Эйлонви, глядя на застывшего с разинутым ртом Тарена. Тот от переполнившей его радости не мог вымолвить ни слова и безмолвно пожирал ее глазами. — Ты мог бы наконец сказать что-нибудь.

Турджи, визжа и подпрыгивая, крутился рядом, желая поздороваться со всеми сразу. Тарен порывисто шагнул к Эйлонви, обнял ее и притянул к себе.

— Я уже перестал надеяться…

— И очень глупо, — ответила Эйлонви. — Что касается меня, то я и не собиралась терять надежду. Хотя, согласна, несколько неприятных моментов этот разбойник Дорат мне доставил. Я могла бы порассказать вам о волках и медведях такие истории, что вы и не поверите. Припасу их на другое время, а прежде вы расскажете мне все, что приключилось с вами. Что же касается Охотников, — весело продолжала она, направляясь вместе со всеми к тоннелю, — то я видела всё сама. Сначала я никак не могла уразуметь, что же вы собираетесь делать. А потом поняла. Это было восхитительно! Да, мне надо было раньше догадаться, что это дело рук Доли. Добрый старый Доли! О, это было грандиозное зрелище! Река пылающего льда! — Принцесса внезапно замолчала, глаза ее широко и изумленно распахнулись. — Да вы сами-то понимаете, что сотворили? — прошептала она. — Вы знаете, что сделали?..

— Знаем ли мы? — засмеялся Ффлевддур. — Конечно! Мы избавились от Охотников, и это было отлично сделано! Даже Ффлевддур Пламенный не мог бы сделать лучше! Ты видела? А вот я доволен тем, что не смогу больше увидеть. Ясно? Я не увижу больше ни одного Охотника! Ни единого следа не осталось от этих злодеев!

— Пророчество Хен Вен! — воскликнула Эйлонви. — Часть его осуществилась! Разве вы забыли? «НОЧЬ СТАНЕТ ДНЕМ… РЕКИ ОХВАЧЕНЫ БЕЛЫМ И СТЫЛЫМ ОГНЕМ…» Ведь вы подожгли воду, и стылая вода вперемешку с горящими ветками хлынула вниз! Вот что означает этот белый огонь!

Тарен внимательно посмотрел на принцессу. Ее слова оживили в его памяти пророчество.

— Ты видела то, что сделали мы. Но разве и ты сама не сделала столько же? Да тебе и так ясно! Подумай! «…НОЧЬ СТАНЕТ ДНЕМ…» Твой золотой шар сотворил дневной свет из тьмы!

Теперь настала очередь Эйлонви удивиться.

— Одно предсказание свершилось! — воскликнула она.

— Да, да, — вскричал Гурджи, — мудрая поросюшка говорила правду! Мы найдем могущественный меч!

Бард выставил ногу и откашлялся.

— Ффлевддур Пламенный никогда не сомневается, — важно сказал он, — но все же хочу напомнить вам и другие слова пророчества: «ДИРНВИНА ПЛАМЯ РУКА ПОГАСИЛА. ИСЧЕЗЛА, УТРАЧЕНА ГРОЗНАЯ СИЛА…». Если это так и будет, то какой прок от огненного меча, даже если мы его добудем? К тому же я вспоминаю что-то о немых камнях, которые заговорили. Не слышал я пока ни одного слова от камней, а их вокруг достаточно. Впрочем, признаю, падающие и грохочущие камни и валуны оказали нам только что добрую услугу, хотя спать на них все-таки ужасно неудобно. И вообще, если хотите знать мое мнение, нельзя доверять пророчествам. Знаю по опыту, что они так же опасны, как колдовство, и ведут только к одному: к беде!

— Я и сам не очень понимаю значение прорицаний, — признался Тарен. — Дает ли оно нам надежду или мы обманываем себя, толкуя их на свой лад? Только мудрость Даллбена или Гвидиона может разгадать их. И все же у меня есть какое-то неясное, подспудное чувство, что надежде нашей не дано угаснуть. И все же ты прав, Ффлевддур. То, что нам предстоит, намного труднее пройденного пути.

Доли покривился.

— Труднее? Да оно стало теперь просто невозможным! Ты еще надеешься достичь Багровых Земель? Я предупреждаю тебя, что нагнать Детей Котла не удастся. — Он презрительно фыркнул, как обычно. — И хватит болтать о прорицаниях. Лучше потолкуем о времени. Мы и так потеряли его слишком много.

— Я много думал обо всем этом, — тихо сказал Тарен. — С того момента, как обрушился тоннель, это не выходит у меня из головы. Я считаю, что наш единственный шанс — пройти прямо через горы и попытаться задержать Детей Котла, когда они будут поворачивать на северо-запад, в Аннувин.

— Никудышный план, — возразил Доли. — Красивый Народ не может заходить так далеко. Это запрещенная для нас земля. Слишком близко к королевству Аровна. Красивый Народ умрет там. Придорожный пост Гвистила был самым ближним к Земле Смерти, и вы видели, что произошло с его характером и желудком. Самое большее, что мы можем сделать, так это указать вам дорогу. Один из нас может пойти с вами, — добавил он. — И вы, конечно, можете догадаться, кто будет этим дурнем. Добрый старый Доли! Я провел так много времени на поверхности земли с вами, людьми, что уж пребывание в Аннувине не сможет мне повредить.

Он сердито оглядел всех.

— Да, я пойду с вами, — притворно нахмурился карлик. — Не вижу иного выхода. Ха, добрый старый Доли! Иногда мне очень хочется избавиться от своего Дурацкого покладистого характера! Хм-хм…

Глава 16

Волшебник

Немощный, ссохшийся, словно малый ребенок, горбился над заваленным книгами столом седой старец.

Голова его упала на руки. С костистых плеч свешивался до самого пола поношенный плащ. Огонь в очаге еще теплился, но зимний холод словно бы проникал внутрь его оцепеневшего тела. У ног его беспокойно ворочалась Хен Вен, тоненько и жалобно похрюкивая. Даллбен, который сейчас не спал и не бодрствовал, а находился как бы между сном и явью, протянул медленно руку и ласково почесал ее за ухом.

Свинья не успокаивалась. Ее розовый пятачок подергивался, она неясно что-то бормотала и пыталась спрятать голову в складках свисающего плаща. Наконец волшебник с видимым усилием поднялся.

— Что это, Хен Вен? Неужто пришло наше время? — Он ободряюще потрепал свинью по щетинистой холке. — Что ж, это мгновение, как и любое другое, пролетит и исчезнет, чем бы всё ни кончилось.

Не торопясь он взял длинный ясеневый посох. Опираясь на него и прихрамывая, старец двинулся из хижины. Хен Вен мелко трусила следом. В дверях он Поплотнее закутался в плащ и вышел в ночь. В глубоком темном небе застыла полная луна. Даллбен замер, внимательно вслушиваясь в тишину. Другому уху маленький хутор показался бы таким же тихим и безмолвным, как молчаливая луна. Но старый волшебник с нахмуренным лбом и полуприкрытыми глазами к чему-то прислушивался.

— Ты права, Хен Вен, — пробормотал он, — я слышу их. Но они все еще далеко. Значит, — лицо его сморщилось от мгновенной улыбки, — я должен набраться терпения и ждать.

Но он не вернулся в хижину, а сделал несколько шагов по двору. Его глаза, только что затуманенные от старческой дремы, вдруг прояснились и стали яркими, как кристаллы голубого льда. Он остро вглядывался в даль сквозь черные, лишенные крон деревья сада. Тени, переплетенные с голыми ветвями, вились по стволам, словно черные усы плюща. Хен Вен замерла, наблюдая за волшебником быстрыми глазками, в которых застыло беспокойство.

— Их всего двадцать, — заметил Даллбен и тут же поправил себя с кривой улыбкой: — Всего лишь? Да, не много. Однако больше и не могло быть. Большим числом трудно было бы совершить это длительное путешествие. Да и после битвы в долине Истрад их не много осталось. Нет, двадцать — вполне достаточное и разумное число. Не знаю только, считать ли себя оскорбленным или, наоборот, почтённым таким их числом?

Некоторое время старец стоял тихо и неподвижно. Наконец в чистом морозном воздухе послышался отдаленный дробный стук копыт. Он быстро приближался, затем замер, как будто всадники спешились и повели своих лошадей тихим шагом.

На темном поле, видном сквозь черные стволы деревьев, мелькающие фигуры могли оказаться и просто призрачными тенями, которые отбрасывали колеблемые ветром высокие кусты. Даллбен выпрямился, поднял голову, и глубокий вздох его упал коротким эхом в ближних кустах чертополоха.

В следующее мгновение резкий порыв ветра, будто бы подхвативший этот неясный старческий вздох, с визгом и свистом пролетел по сжатому заснеженному полю. Хутор был спокоен, но ветер, родившийся здесь, летел в сторону леса и звенел оледенелыми ветвями, словно тысяча стрел осыпалась на замершие деревья. Лошади заржали. Люди вскрикнули от удивления, когда ветки дождем посыпались им на головы. Ветер наотмашь бил в лица воинов, которые пытались защититься от него поднятыми руками.

И все же небольшой воинский отряд продвигался вперед, с трудом преодолевая гудящий ветром лес, и достиг наконец открытого поля. При следующем бешеном порыве ветра Хен Вен испуганно завизжала и, крутя хвостиком, юркнула в хижину. Даллбен поднял руку, и ветер умер так же быстро, как и родился. Хмурясь, старец одним хлестким ударом вонзил свой ясеневый посох в мерзлую землю.

В небе заклокотал глухой гром. Земля задрожала, и поле вдруг стало зыбиться и качаться, как вспугнутое штормом море. Воины зашатались и попадали на землю. Многие из них кинулись к лесу, опасаясь, что вот-вот земля под ногами разверзнется и поглотит их. Остальные, подбадривая один другого, выхватили мечи и неверными шагами устремились к хижине.

Немного раздосадованный этим упрямством, Даллбен выбросил вперед руку с растопыренными пальцами, будто кидал горсть камешков. С его ладони сорвалась темно-красная лента пламени и огненным хлыстом упала на поле, рассекая черное небо над головой.

Воины в ужасе завопили, когда пылающая паутина опутала их ноги и руки. Лошади вырвались и безумным галопом унеслись в лес. Люди побросали оружие и стали яростно срывать с себя пылающие куртки и плащи. Крича от боли и страха, они один за другим устремлялись в лес и таяли в ночи. Издалека доносились лишь затихающие крики и замирающий топот ног.

Языки пламени исчезли, словно бы убрались в черную пасть ночи. Даллбен уже собирался возвратиться в хижину, как вдруг заметил одинокую фигуру, все еще упрямо движущуюся через поле. Встревоженный, старец подхватил свой посох и захромал к хижине. Воин уже шагал мимо конюшен, направляясь во двор. Шаги его громыхали по замерзшей земле, преследуя Даллбена. Не успел старец затворить за собой дверь, как воин ворвался следом за ним в хижину. Даллбен резко обернулся, чтобы взглянуть в глаза своему противнику.

— Остерегайся! — вскричал волшебник. — Остерегайся! Не подходи ближе!

Даллбен распрямился. Глаза его пылали. Голос звенел. Воин на мгновение заколебался. Капюшон его откинулся на спину, неровные отблески огня в разгоревшемся вдруг очаге заиграли на золотистых волосах, осветили гордые черты лица Прайдери, сына Пвилла.

Даллбен не отвел взгляда.

— Я давно ожидал тебя, властитель Западных Земель.

Прайдери подался вперед, словно бы собирался сделать еще шаг. Рука его легла на рукоять обнаженного меча, заткнутого за пояс. И все же твердый взгляд старца остановил его.

— Ты ошибся, называя меня королем лишь Западных Земель, — насмешливо сказал Прайдери — Теперь я управляю более обширным королевством, Всем Придайном!

— Неужели? — притворно удивился Даллбен. — Разве Гвидион из Дома Доны больше не Верховный король Придайна?

Прайдери хрипло рассмеялся.

— Король без королевства? Ободранный король, за которым охотятся, как за лисой? Каер Датил пал. Сыновья Доны развеяны, как увядшие листья ветром. Это тебе уже, надеюсь, известно? Ведь новости, кажется, доходят до тебя быстро.

— Да, очень быстро, — откликнулся Даллбен. — Быстрее, вероятно, чем они доходят до тебя.

— Ты хвастаешь своим могуществом? — презрительно усмехнулся Прайдери. — Может, оно и было у тебя. Но сейчас твои чары оказались бессильны. Они мало помогли тебе. Твои заклинания только и сгодились на то, чтобы испугать кучку трусов. Неужели искусный Даллбен гордится тем, что заставил разбежаться неотесанных мужланов?

— Мои заклинания предупреждают, но не убивают, — возразил Даллбен. — Это место опасно для всех, кто входит сюда против моего желания. Те, кто следовал за тобой, услышали мое предупреждение и поняли его. Увы, лорд Прайдери, ты этого не сделал. Эти, как ты говоришь, неотесанные мужланы мудрее своего короля, потому что нельзя назвать мудрым человека, который ищет своей смерти.

— И вновь ты ошибаешься, колдун, — сказал Прайдери. — Это твоей смерти я ищу!

Даллбен подергал бороду.

— То, что ищешь, и то, что находишь, не всегда одно и то же, сын Пвилла, — тихо сказал он — Да, ты можешь взять мою жизнь. Это не секрет для меня. Каер Датил пал? Это жалкая победа, поскольку стоит Каер Даллбен. Две неравные крепости стояли против короля Аннувина: золотой замок и хижина крестьянина. Один лежит в руинах. Но другая крепость — моя хижина — все еще остается крепким щитом против зла, и меч все еще устремлен своим острием в сердце Аровна. Повелитель Земли Смерти знает это. И так же хорошо знает он, что не может войти сюда, как и его Охотники и Дети Котла.

Заметив презрительную ухмылку на лице Прайдери, Даллбен добавил:

— Вот почему сюда пришел ты: исполнить приказ своего хозяина.

Вспышка гнева исказила красивое лицо короля.

— Я сам себе хозяин! — вскричал он. — Да, мне дана власть над Придайном! Но правлю я сам! Я не Охотник, который убивает ради удовольствия, просто из страсти убивать. Я делаю то, что должно быть сделано, и не уклонюсь от этого. Моя цель выше, важнее и значимее, чем жизнь одного человека или даже тысячи людей! И если ты должен умереть, Даллбен, то так и будет.

Прайдери выхватил меч из-за пояса и молниеносно обрушил его на старца. Но Даллбен не отшатнулся. Защищаясь, он выставил свой ясеневый посох. И каленый клинок Прайдери разлетелся на куски, едва коснувшись сухого дерева. Обломки меча со звоном посыпались на землю.

Прайдери отбросил в сторону бесполезную рукоять. И все же в глазах его был не страх, а ненависть, смешанная с презрением.

— Меня предупредили о твоих силах, колдун. Но я решил проверить это сам.

Даллбен стоял неподвижно.

— Тебя на самом деле предупреждали обо всем? Думаю, что нет. Если бы это было так, ты не осмелился бы встретиться со мной лицом к лицу.

— Твоя сила велика, колдун, — процедил Прайдери, — но не так она велика, как твоя слабость. Секрет твой известен мне. Борись со мной как и чем угодно. В конце концов победителем буду я. Потому что есть то, что не подчиняется тебе, та черта, за которую ты не можешь, не имеешь права переступить под страхом собственной смерти. Ты хозяин ветров? Да! Ты можешь расколоть землю? Я это видел. Но все это бесполезно, это жалкая игра, если ты не можешь сделать то, что доступно любому воину. Тебе запрещено убивать!

Из складок плаща Прайдери вытащил короткий черный кинжал, на рукояти которого мрачно сверкала печать Аннувина.

— А на мне нет такого запрета! — зловеще сказал он. — Да, меня предупредили обо всем, и я вооружился так, как надо. Этот клинок я получил из рук самого Лровна. Он не боится твоих заклинаний.

Выражение жалости и глубокой печали появилось на морщинистом лице Даллбена.

— Бедный, глупый человек, — пробормотал он. — Это правда. Оружие Аннувина может взять мою жизнь, и я не сумею остановить твою руку. Но ты слеп, как крот, который роет землю, не ведая, куда идет. Ответь теперь, лорд Прайдери, кто хозяин, а кто раб. Аровн предал тебя.

И снова Прайдери злобно и недоверчиво усмехнулся.

— Да, предал тебя, — холодно повторил старец. — Ты хотел заставить его послужить тебе. И, не желая этого, служишь ему лучше, чем любой из наемников. Он послал тебя убить меня и подсказал верный способ совершить это. Да, ты скорее всего убьешь меня. Но это будет победой Аровна, а не твоей. Он раскусил тебя, хорошо понял твою слабую душу. Исполнив приказ Аровна, ты станешь для него не больше чем бесполезная шелуха от съеденного ореха. Лорд Аннувина прекрасно знает, что я не позволю тебе выйти живым из Каер Даллбен. Ты мертвец, лорд Прайдери, даже если еще стоишь передо мной.

Прайдери занес над старцем черный кинжал.

— Ты пытаешься пустыми словами отвратить свою смерть, колдун! — воскликнул он.

— Оглянись, — ответил Даллбен.

Пока он говорил, темно-красное зарево полыхнуло в небе, окрасило окна хижины. Широкий пояс огня поднялся от земли и окружил Каер Даллбен. Прайдери дрогнул и отступил.

— Ты поверил полуправде, — сурово проговорил Даллбен. — Смерть от моей руки не грозила ни одному человеку, это верно. Но тот, кто презрел мои заклинания, обрек себя на смерть сам. Убей меня, лорд Прайдери, и языки пламени, которые ты видишь, через мгновение охватят весь Каер Даллбен. Спастись тебе не удастся.

Золотистое лицо Прайдери посерело. Недоверие в его глазах сменилось страхом от суровых и резких слов волшебника.

— Ты лжешь, — хрипло прошептал он. — Языки пламени умрут вместе с тобой.

— Что ж, проверь это, лорд Прайдери, — спокойно ответил Даллбен.

— У меня есть доказательство! — вскричал Прайдери. — Аровн не стал бы разрушать то, что искал больше всего. Да, ты прав, он поручил мне убить тебя. Но и второе задание было у меня! При всей твоей мудрости ты не отгадал всего! Твоя смерть только половина дела. Второй шаг — добыть «Книгу Трех»!

Даллбен печально улыбнулся и глянул на тяжелый кожаный том.

— Тогда тебя предали дважды. Эта книга не будет служить Аровну, как не послужит ни одному злому делу. Тебе служить она тоже не будет, лорд Прайдери.

Голос старца окреп. От слов его на златовласого короля повеяло холодом.

— Ты утопил свои руки в крови и в гордыне своей забыл, что прежние друзья твои будут судить тебя. Ты собирался добром послужить Придайну? Но избрал для этого путь зла! Добро не может родиться из зла. Ты объединился с Аровном ради благородной цели, не так ли? Ты жестоко ошибся. Теперь ты пленник того самого зла, которое тщился победить. Сначала пленник, а теперь и жертва. Потому что в «Книге Трех» ты уже отмечен как мертвый.

Глаза Даллбена загорелись, и жестокая правда его слов, казалось, сдавила горло Прайдери. Лицо короля стало пепельным. С криком он отбросил кинжал и вцепился в огромную книгу. Руки его отчаянно напряглись, будто он пытался разорвать книгу на две части.

— Не трогай ее! — поспешно выкрикнул Даллбен.

Но было уже поздно. Ослепительная молния полыхнула из-под кожаного переплета книги. Смертельный вопль Прайдери разнесся по всей округе.

Даллбен отвернулся и опустил голову, будто какая-то тяжелая печаль придавила его. Огонь вокруг маленького хутора исчезли алые отблески растворились в голубоватом свете утра.

Глава 17

Снежная буря

Воины Красивого Народа все, кроме Доли, повернули назад, к высокой оголенной гряде утесов, опоясывающих холмы Бран-Галедд с запада. За границей этой горной линии лежала земля, находившаяся под владычеством и влиянием Аровна, короля Аннувина.

Несколько дней путники мучительно пробирались сквозь дикую каменную пустыню. Здесь не росли даже мхи и лишайники. По низкому мрачному небу грязными пятнами были размазаны тонкие разводы темно-серых облаков. Казалось, ядовитый туман притек из крепости Аннувина и задушил все живое, оставив только эту безжизненную каменную пустыню.

Они мало разговаривали, сберегая силы. В первый же день, ступив на Землю Смерти, путники вынуждены были спешиться и вести усталых лошадей на поводу по коварным извилистым тропам. Даже Мелинлас выказывал признаки усталости, мощное тело коня как-то обмякло, и ступал он шатко и неуверенно. Зато Ллиан ловко лавировала между самых опасных выступов и проскальзывала в невероятно узкие проходы. Часто, пока путники с трудом шли вниз по крутому склону, чтобы подняться из впадины вверх по еще более крутой тропе, огромная кошка просто прыгала с одного утеса на следующий, и они натыкались на нее, спокойно ожидающую, чтобы Ффлевддур почесал ей за ухом. После чего она вновь взвивалась и исчезала за ближайшей скалой.

Доли, крепко вцепившись в свой посох и низко опустив на лицо белый капюшон плаща, шел впереди маленького отряда. Тарен не переставал удивляться необыкновенной выносливости карлика, который шагал не сбавляя шага и притом успевал находить, словно каким-то особым, тайным чутьем, скрытые тропы и узкие незаметные проходы, помогавшие им идти без остановки и сокращать и без того опасный и трудный путь.

И все же через некоторое время шаги Доли, казалось, замедлились. С растущим беспокойством и тревогой Тарен стал замечать, что раз от разу шаг карлика становился все более неуверенным, а сам он все чаще спотыкался и оступался. И, когда Доли вдруг запнулся и припал на одно колено, Тарен кинулся к нему и попытался поднять карлика. Спутники бросились на помощь.

Обычно темно-красное, как от сильного загара, лицо карлика вдруг покрылось серыми пятнами. Он отрывисто дышал, с трудом переводя дух. Доли сам попытался встать на ноги.

— Будь проклято это злобное королевство, — взорвался он, — не выношу его и не могу вынести всю тяжесть затаенного здесь зла. Ну, не мямли! Дай мне руку!

Упрямый карлик, однако, отказался сесть на лошадь, утверждая, что он лучше себя чувствует, когда его ноги ступают по земле. А на предложение Тарена передохнуть Доли только гневно и пренебрежительно фыркнул.

— Я обещал указать тебе дорогу, — ворчал он, — и намерен выполнить свое обещание. Не переношу плохо выполненной работы. Когда Красивый Народ берется за дело, он доводит его до конца.

Тем не менее спустя некоторое время Доли неохотно согласился сесть на Мелинласа. Он неловко съезжал на бок с седла и раздраженно ворчал, когда Ффлевддур помог ему укоротить стремя.

Но даже это послабление сберегло ему силы не надолго. Голова карлика вскоре устало упала на грудь, он покачнулся и, прежде чем Тарен успел подбежать и подхватить его, накренился в седле и скатился на землю.

Тарен поспешно подал сигнал остановиться.

Сегодня мы дальше не пойдем, — решительно сказал он, обращаясь к карлику. — А к утру ты вновь обретешь силы.

Доли покачал головой. Лицо его совсем побелело, а темно-красные глазки потускнели.

— Нет смысла ждать. Никакой от этого пользы, — с трудом выдохнул он. — Я уже слишком долго нахожусь на этой земле. Дальше будет хуже. Мы должны без устали продвигаться вперед, пока я могу вести вас.

— Но не ценой твоей жизни, — возразил Тарен, — Хевидд Кузнец возвратится с тобой к границе Аннувина. А Ллассар, сын Друдваса, поведет нас дальше.

— Не выйдет, — прохрипел карлик, — Без точных знаний Красивого Народа вы будете плутать слишком долго и только потеряете время. Привяжи меня к седлу, — приказал он.

Доли снова попытался подняться, но бессильно откинулся на спину и лежал неподвижно. Его дыхание стало редким и затрудненным, словно он с трудом проталкивал воздух в горло.

Тарен испуганно вскрикнул:

— Он умирает! Быстро, Ффлевддур! Помоги мне поднять его и положить на спину Ллиан. Она самая быстрая из всех наших лошадок. Поезжай с ним назад. Может быть, еще есть надежда спасти его.

— Оставь меня здесь, — слабо выдохнул Доли, — Ты не можешь остаться без Ффлевддура. Его меч стоит десяти. Или девяти, если быть точным. Просто идите вперед как можно быстрее.

— Вот этого я не сделаю, — воспротивился Тарен.

— Глупец! — прохрипел карлик. — Слушай меня внимательно! — Голос его окреп. — Это нужно сделать. Ты кто, в конце концов, предводитель отряда или Помощник Сторожа Свиньи?

Тарен опустился на колени рядом с карликом, чьи полуприкрытые глаза внимательно следили за ним.

— Неужели надо спрашивать, дружище? — печально улыбнулся Тарен. — Конечно же я по-прежнему Помощник Сторожа Свиньи.

Тарен поднялся с колен и обернулся к Ффлевддуру, который уже снаряжал Ллиан в дорогу. Но когда он повернулся к карлику снова, место, где тот только что лежал без движения, было пусто. Доли исчез.

— Куда это он подевался? — опешил Ффлевддур.

Где-то рядом, из-за валуна, послышался раздраженный голос:

— Здесь! А ты думал где?

— Доли! — закричал Тарен. — Ты же почти умирал, и вдруг…

— Вот именно, вдруг! Я вдруг сделался невидимым. Увидеть это может любой олух, даже будь у него мозгов в голове не больше, чем у меня в кулаке, — фыркнул Доли. — Я должен был сообразить это раньше, вот и все. В прошлый раз в Аннувине я был почти всё время невидимым. Никогда не знал, что это так здорово защищает от злых влияний.

— И сейчас это помогает? — с недоверием спросил Тарен. — Значит, ты решишься идти дальше?

— Конечно, — возмутился карлик. — Мне уже намного лучше. Но придется оставаться невидимым. Сколько смогу выдержать. Вернее, сколько выдержат мои уши. О, они просто набиты шершнями и осами!

— Добрый старый Доли! — вскричал Тарен, тщетно пытаясь нашарить и пожать невидимую руку карлика.

— Никаких благодарностей! — заворчал карлик. — Я делаю это… о, мои уши!., по своей воле… о, моя голова!.. Ни для одного смертного… о-о-о… в Придайне не стал бы я… о, не голова, а осиное гнездо!., только для тебя. И не кричи! Мои уши не выдержат этого!

Посох Доли, который упал на землю, казалось, сам поднялся и, постукивая по камням, двинулся в гору. И Тарен понял, что Доли вновь шагает вперед.

Так и шли они следом за шагающим посохом. А над этим посохом витали вздохи, ворчание и яростное фырканье невидимого карлика. Это было так необычно и забавно, что увлеченные путники не замечали ничего вокруг.

Первым увидел гвитантов Ффлевддур. Вдали над неглубоким ущельем парили три черные тени.

— Что они нашли там? — насторожился бард. — Но что бы это ни было, надеюсь, мы не станем их следующей находкой?

Тарен протрубил в рог боевую тревогу и дал знак своему отряду укрыться среди валунов. Эйлонви, не обращая внимания на окрик Тарена, взобралась на ступенчатый уступ скалы и напряженно всматривалась в ту сторону, где вились гвитанты.

— Не очень уверена, но кажется, они загнали кого-то в ловушку, — сказала она. — Несчастное существо. Долго ему продержаться не удастся.

Гурджи испуганно вжался в землю, словно стараясь превратиться в плоский камень.

— И Гурджи не удастся, если они заметят его, — запричитал он. — Его бедная, слабая голова будет исклевана и искровлена!

— Идемте! Идемте! — кричал Глю. Маленькое личико его сморщилось от страха. — Они заняты своей жертвой! Не останавливайтесь, не делайте этой глупости! Уйдем как можно дальше. О, если бы мне снова стать длинноногим великаном! Только бы вы меня и видели!

Гвитанты все сужали круги и начали медленно опускаться, высматривая свою жертву. Внезапно на краю неба показалась черная туча. Она быстро неслась на гвитантов. От тучи отделилась черная точка, словно бы тянущая всю эту громаду на невидимой нити. И прежде, чем путники успели что-нибудь сообразить, туча рассыпалась на тысячи крылатых хлопьев. Вихрем закружились они над гвитантами и будто бы облепили их. Даже на таком расстоянии Тарен слышал яростные крики огромных птиц, взмывших ввысь навстречу крылатым хлопьям.

Ффлевддур вскарабкался на скалу и стал рядом с Эйлонви. Когда Тарен присоединился к ним, бард вскричал:

— Вороны! Клянусь Великим Белином, никогда не видел так много ворон разом!

Вороны громадными шершнями роились над мечущимися в небе гвитантами. Целая воронья армия! Не обращая внимания на смертоносные костяные клювы, кривые острые когти, бесчисленные стаи ворон долбили, клевали, теснили к земле хлещущих черными крыльями гвитантов. Стоило гвитанту стряхнуть с себя ворох насевших ворон, как тут же на него кидались десятки новых. Гвитанты пытались ускользнуть, ныряя вниз, проносясь так близко от острых выступов скал, что вот-вот могли разбиться о них. Но вороны не отставали. Они били крыльями по глазам, рвали клювами перья, ударяли грудью о тяжелые тела гвитантов. И те, теряя направление, уже не понимали, куда стремиться, от кого отбиваться.

Наконец в последнем порыве гвитанты ринулись в просвет между стаями и устремились на север. Вороны отчаянно преследовали их и вскоре, слившись снова в тяжелую черную тучу, исчезли за горизонтом. Но одна ворона отделилась от всех и быстро понеслась к путникам.

— Карр! — вскричал Тарен и протянул навстречу вороне руки.

С громким карканьем ворона кинулась вниз. Глаза ее победно блестели, и она хлопала своими блестящими крыльями, словно петух после удачной стычки. Она трещала не переставая, и из ее горла несся такой сумбурный и бесконечный поток болтовни и вздора, что даже Гурджи зажал уши.

Усевшись на запястье Тарена, Карр, чрезвычайно довольная собой, крутила головой, щелкала клювом и ни на мгновение не прекращала свою болтовню.

После тщетных попыток перекричать хриплые, хвастливые крики вороны Тарен уже потерял надежду узнать хоть какие-нибудь новости от проказливой птицы. Но тут Карр, уже собравшаяся лететь дальше, вдруг взмахнула крыльями, подпрыгнула на его руке и прокричала:

— Ач-чрен! Кор-ролева Ач-чрен!

— Ты видела ее? — взволновался Тарен. Он, по правде сказать, мало вспоминал о когда-то могущественной королеве с того самого момента, как она покинула Каер Даллбен. — Где она?

Ворона отлетела на некоторое расстояние, сделала круг и вернулась обратно, однако не села на руку Тарену, захлопала крыльями над его головой, словно бы понуждая его последовать за нею.

— Р-рядом! P-рядом! Гвитанты!

Эйлонви ахнула.

— Так вот что мы видели! — воскликнула она. — Гвитанты убили ее!

— Р-ранена! — прокаркала ворона. — Р-ранена!

Тарен приказал всадникам Коммотов ожидать его, а сам спрыгнул с коня, намереваясь следовать за вороной. Эйлонви, Доли, а вернее его видимый посох, и Гурджи поспешили присоединиться к нему. Глю даже не шевельнулся, заявив, что он уже достаточно сбил ноги и ободрал бока об острые камни и у него нет никакого желания проделать хотя бы десяток лишних шагов ради кого бы то ни было.

Ффлевддур мгновение колебался.

— Надо бы и мне пойти с вами. Вдруг потребуется моя помощь. Понести ее, если ей самой идти не под силу. Но, по чести, это не очень мне нравится. Ачрен хотела идти своей дорогой, и мне кажется, что нам не следует совать нос в ее дела. Не то чтобы я боялся ее. Ффлевддур Пламенный никого… — Струна на его арфе натянулась и задрожала. — Э-э-э, по правде, я дрожу при одном имени этой женщины, — сознался бард, с опаской поглядывая на готовую лопнуть струну. — С того самого дня, когда она кинула меня в темницу, я стал замечать в себе какую-то непонятную неприязнь к этой мрачной красотке. Она не любит музыку, вот что я вам скажу! И тем не менее Ффлевддур Пламенный идет спасать ее!

Скомканной горкой черных лохмотьев распласталось неподвижное тело королевы Ачрен в глубокой трещине между камнями, куда она забилась, пытаясь спастись от гвитантов, их злобных клювов и острых когтей. И все же, как с жалостью заметил Тарен, убежище это оказалось слабой защитой для нее. Ачрен тихо застонала, когда они подняли ее и осторожно вытащили из узкой каменной ниши. Ллиан, которая не отставала от барда ни на шаг, растянулась рядом на земле, и хвост ее беспокойно бил о камни. Лицо Ачрен, осунувшееся и смертельно бледное, было покрыто глубокими царапинами, а руки сплошь испещрены кровоточащими ранами. Эйлонви поддерживала голову несчастной и пыталась привести ее в чувство.

— Придется положить ее на спину Ллиан и так везти через горы, — сказал Тарен. — У меня нет таких трав, которыми я мог бы поднять ее на ноги. Дело не только в опасных ранах. Ее измотала и ослабила лихорадка. Она, по-моему, долго шла без еды и питья.

— Посмотри, башмаки ее износились в клочья, — заметила Эйлонви. — Как же долго должна была она скитаться в этих ужасных местах! Бедная Ачрен! Не могу сказать, что люблю ее, но у меня даже пальцы ноют, когда я представляю себе, что могло с ней случиться!

Ффлевддур, помогавший поднимать и переносить Ачрен, теперь стоял поодаль и не желал даже приближаться к неподвижной и все же пугающей его черной королеве. Гурджи тоже держался в сторонке. И все же по приказу Тарена они покорно подошли поближе. Бард отвлекал и успокаивал Ллиан, пока все остальные укладывали Ачрен на широкую спину гигантской кошки.

— Поторапливайтесь, — раздался голос Доли. — Начинается буран.

Низкое небо будто бы прорвало. Из него повалили густые белые хлопья. Почти в то же мгновение взвыл и вихрем взвился, закружив путников, ледяной ветер. Небо и все вокруг заволокло снегом, превратившимся в грозное, густое и темное облако. Острые льдинки иглами впивались в лицо. Снег слепил, и метель становилась настолько яростной, что уже и Доли не был уверен, что выбирает правильную дорогу. Они двигались на ощупь цепочкой, ухватившись один за другого. Тарен, шедший впереди, крепко держался за конец посоха Доли. Карр, превратившаяся на плече Тарена в маленький сугроб, изо всех сил цеплялась за него когтистыми лапками. Ллиан с неподвижным телом королевы на спине низко опустила лобастую голову и буквально пробивалась сквозь крутящуюся снежную пелену. Но даже ловкая и сильная горная кошка часто оступалась, скользила и проваливалась в скрытые под снегом ямы. Неожиданно Гурджи дико взвизгнул и исчез прямо на глазах, как будто земля разверзлась и мгновенно поглотила его. Оказывается, бедняга угодил в расселину между валунами и к тому моменту, когда его наконец удалось выудить из снежной ловушки, шерсть его так смерзлась, что он стал похож на ледяного ежа. Его била такая сильная дрожь, что он едва мог держаться на ногах и нс в состоянии был сделать и шага. Тарен и Ффлевддур подхватили окоченевшего Гурджи и понесли на руках.

Ветер не ослабевал. Снег сгустился в непроницаемую завесу. Стылый воздух сбивал дыхание. Тарен чувствовал, как с каждым вздохом холодный воздух кинжалом вонзается в легкие. Эйлонви, скованная холодом и еле передвигающая от смертельной усталости ноги, приникла к Тарену и почти повисла на нем. А Доли вел их через почти непроходимые сугробы, в которых путники утопали по пояс.

— Мы не можем идти дальше, — закричал карлик, перекрывая вой ветра. — Ищите укрытие. Переждем, пока уляжется буря.

— Но наш отряд? Как же они без нас? — беспокойно воскликнул Тарен.

— Им лучше, чем нам! — прокричал в ответ карлик. — Я заметил там, где они остались, просторную пещеру в отвесной скале. Твой молодой пастух непременно отыщет ее, не бойся! Нам бы найти что-нибудь подобное для себя!

Но после долгих и мучительных поисков карлик не нашел ничего подходящего, кроме мелкого овражка с нависающим над ним громадным валуном. Обессилевшие путники с облегчением рухнули под это ненадежное укрытие. Здесь они хотя бы были защищены от больно бьющего в лицо ветра и колючего снега. Но холод сковал руки и ноги, тела их буквально одеревенели, они с трудом шевелились, устраиваясь в узком пространстве, прижимаясь боками друг к другу и стараясь зарыться в теплый мех Ллиан. Но даже это не спасло от холода, который к ночи еще усилился. Тарен снял с себя плащ и укрыл им Ачрен и Эйлонви. Гурджи героически скинул свою овечью куртку и набросил ее поверх плаща Тарена, а сам, стуча зубами и обхватив себя лохматыми руками, скрючился на голой земле.

— Опасаюсь, что Ачрен не переживет эту ночь, — прошептал Тарен Ффлевддуру. — Она была почти при смерти, когда мы ее нашли. Хватит ли у нее сил перенести такой холод?

— Перенесет ли хоть кто-нибудь из нас? — шепнул и ответ бард. — Без костра нам остается только попрощаться друг с другом прямо сейчас.

— Не знаю, на что это вы жалуетесь, — полусонным голосом произнесла Эйлонви. — Никогда за всю мою жизнь мне не было так тепло и уютно.

Тарен глянул на нее с тревогой. Девушка распласталась под плащом и не шевелилась. Глаза ее были полузакрыты, а полудремотный голос шел словно бы откуда-то изнутри.

— Ох, как тепло! — продолжала она, еле шевеля губами. — Какое прекрасное стеганое одеяло на гусином пуху! Как странно, мне приснилось, что все мы попали и ужасную метель. Какой неприятный сон! Или я все еще сплю? А, какая разница! Когда я проснусь, все уже кончится…

Тарен испуганно наклонился к Эйлонви и стал довольно грубо трясти ее.

— Не спи! — кричал он. — Если ты уснешь, то встретишь свою смерть! И вовсе не во сне!

Эйлонви не отвечала. Она лишь отвернулась и закрыла глаза. Гурджи, свернувшийся у нее под боком, уже спал крепким сном и добудиться его было невозможно. Тарен и сам чувствовал, как дремота накатывается на него и сковывает, окуная в блаженство предсмертного покоя.

— Костер, — выдохнул он, — Мы должны развести костер.

— Из чего? — резко спросил Доли, — В Этом диком месте среди камней не найдешь ни одной веточки. Что ты собираешься жечь? Наши башмаки? Наши плащи? Тогда мы уж наверняка окоченеем. — Он опять стал видимым. — Если уж мне суждено замерзнуть, то по крайней мере я избавлюсь от этих ужасных шершней и ос, разрывающих мне уши своим жалящим жужжанием!

Ффлевддур, молчавший до сих пор, поднялся и снял с плеча арфу. Заметив его движение, Доли просто задохнулся от ярости.

— Что? — вскричал он, — Собираешься сейчас пиликать на своей арфе? Друг мой, да у тебя уже мозги заморозились и превратились в глупую ледышку!

— На этот раз ее мелодия согреет и тебя, — загадочно пробормотал Ффлевддур.

Тарен с трудом подвинулся к барду.

— Ффлевддур, что это ты задумал?

Бард не ответил. Он долго и пристально смотрел на свою арфу, нежно трогал струны, гладил крутые изгибы ее полированных боков. И вдруг резким движением поднял арфу над головой и с размаху разбил ее о колено.

Тарен, казалось, одновременно с треском раскалывающегося дерева издал протяжный вопль ужаса. Арфа рассыпалась на куски, струны разорвались с нестройным жалобным аккордом. Неровные осколки упали к ногам барда.

— Сожги ее, — сказал он. — Это хорошо выдержанное дерево.

Тарен схватил барда за плечо.

— Что ты наделал? — всхлипнул он, — Доблестный, глупый Ффлевддур Пламенный! Ты сломал свою арфу ради минутного тепла. Нам нужен большой костер. Разве эта жалкая кучка щепочек даст его?

Доли тем не менее быстро достал из мешка кремень и высек искру на горстку деревянных обломков. Сухое дерево вспыхнуло мгновенно, и необыкновенный жар вдруг пыхнул в оледеневшие лица замерзших путников. Тарен с изумлением смотрел на высокие языки пламени. Казалось, крохотные обломки дерева не сгорали, хотя костер разгорался все сильнее, а пламя просто бушевало. Гурджи зашевелился и поднял голову. Зубы его перестали стучать, и цвет жизни постепенно возвращался к его побелевшему от мороза лицу. Эйлонви тоже села и с недоумением огляделась вокруг, будто пробудилась от глубокого сна. Мгновенно она поняла, что сгорает в костре, и глаза ее наполнились слезами.

— Не жалей ни о чем, — поспешно воскликнул бард. — Сказать по чести, я рад, что избавился от нее. Никогда не мог я по-настоящему играть на этой арфе. Она лишь оттягивала мне плечо и была тяжелой ношей, не более того. Клянусь Великим Белином, я чувствую себя сейчас легко, будто превратился в невесомое перышко! Поверь мне, я никогда и не собирался становиться бардом. Так что все к лучшему.

В глубине пламени вдруг скрючились и с последним звоном расщепились витые струны. Пучок белых искр взлетел в воздух.

— Но она отвратительно дымит, — проворчал Ффлевддур, хотя огонь горел ясно и чисто. — Мне разъело глаза, и слезы просто льются потоком!

Пламя теперь охватило каждый кусочек дерева. Струны раскалились и извивались в огне. И вдруг в самой его сердцевине возникла мелодия. Она становилась все явственнее и громче и волнами лилась в застывший воздух, словно бы согревая и приводя его в движение. Теплое марево разлилось над костром, а эхо мелодии уже отражалось эхом среди утесов. Умирая, арфа, казалось, отдает все мелодии, которые таились в ней, все спетые и не спетые бардом песни. И звук переливался и мерцал, как играющее в костре пламя.

Всю ночь пела сгорающая арфа, и ее мелодии были мелодиями радости и печали, любви и разлуки, мужества и неизбывной тоски по утраченному. Огонь не уменьшался, и мало-помалу силы вливались в оттаивающие тела путников и жизнь возвращалась к ним. И, когда мелодичные звуки взвивались ввысь, прилетал с юга мягкий ветер, раздвигающий завесу снега и наполняющий окрестные холмы и скалы живительным теплом. Только к рассвету пламя постепенно истаяло, куски дерева превратились в мерцающие угольки и голос арфы умолк. Метель улеглась, утесы, осыпанные снегом, сверкали в лучах восходящего солнца.

Молчаливые и все еще очарованные прощальными песнями сгоревшей арфы, путники покинули свое убежище. Ффлевддур помедлил мгновение, пристально глядя на угасший костер. От арфы не осталось ничего, кроме единственной струны. Это была именно та струна, которую когда-то дал барду Гвидион. Ффлевддур опустился на колени и вытащил ее из пепла. В жарком горниле костра струна оплавилась и свернулась колечком, но сверкала она как чистое золото.

Глава 18

Драконова гора

Как и предсказывал Доли, Ллассар отыскал пещеру и привел воинов в убежище, где они переждали полную ярости снежную бурю. И теперь все они готовы были продолжать свой нелегкий и опасный путь. Острые высокие утесы, что были последним препятствием на этом их пути, высились уже совсем недалеко. Гребень Драконовой горы маячил темным и неприступным силуэтом. Благодаря лечебным отварам Тарена и неусыпным заботам Эйлонви Ачрен постепенно пришла в себя и немного окрепла. Ффлевддур все еще не желал подходить к закутанной в черный плащ королеве ближе, чем на три шага. Но Гурджи настолько осмелел, что раскрыл свою заветную кожаную сумку и предложил умирающей от голода Ачрен поесть. Впрочем, лицо его сморщилось от страха, а сумку он держал на вытянутой руке и с опаской следил за движениями слабой женщины, будто боялся, что она его укусит. Ачрен поела совсем немного. А Глю, не теряя времени, быстро ухватывал все, что оставалось после нее, запихивал в рот и быстро оглядывался вокруг, выискивая, чем бы еще поживиться.

Ослабевшая после изматывающей лихорадки и от ран Ачрен не потеряла, однако, своей надменности и высокомерия. И, когда Тарен в нескольких словах рассказал ей, что их привело сюда, так близко к Аннувину, она ответила ему с нескрываемым презрением:

— Неужели скотник со своим жалким отрядом надеется победить там, где ничего не вышло у королевы? Я бы давно добралась до Аннувина, если бы не Мэгг и его воины. Они случайно наткнулись на меня в королевстве Кадиффор. — Ее разбитые губы, изображая подобие улыбки, растянулись в горькую гримасу. — Они оставили меня умирать. Я слышала, как Мэгг смеялся, когда ему сказали, что я убита. Он тоже познает силу моей мести!

Брови ее сошлись и изогнулись наподобие грозовой молнии.

— Да, я лежала в лесу, как раненый зверь. Но моя ненависть была сильнее ударов их мечей. Я готова была ползти за ними на четвереньках и отдала бы последние силы, чтобы растерзать их. Ох, как я боялась умереть, не отомстив! Но я нашла убежище. Есть еще в Придайне те, кто чтит королеву Ачрен. До тех пор, пока я не смогла подняться и идти дальше, они приютили меня и не оставили в беде. И за эту услугу будут еще вознаграждены мною.

Взгляд Ачрен осветился непривычной для нее благодарностью.

— И все же мне не удалось даже приблизиться к цели моих скитаний. Гвитанты были более безжалостными и осторожными, чем Мэгг. Они желали убедиться в моей смерти, в гибели той, что когда-то командовала ими. Что ж, они тоже будут сурово наказаны.

— У меня ужасное чувство, — шепнула Эйлонви Тарену, — что Ачрен иногда кажется, будто она и впрямь королева Придайна. А ну как ей взбредет в голову наказать и нас?

Ачрен, уловив слова девушки, резко обернулась к ней.

— Прости меня, принцесса из Дома Ллира, — быстро вымолвила она. — Я говорю как бы наполовину в бреду или во сне, моя память оледенела. Я благодарна тебе за спасение моей жизни, и я отплачу вдвое и втрое. Послушайте меня. Вы хотите пройти напрямик и одолеть горные бастионы Аннувина? Тогда вы выбрали неверную дорогу.

— Гм-гм! — хмыкнул Доли, снова на мгновение становясь видимым, — Не советую говорить кому-либо из Красивого Народа, что он выбрал неверный путь!

— Но это правда, — спокойно возразила Ачрен, — Есть секреты, неведомые даже твоему всеведущему народу.

— Ну, не такой уж большой секрет, что, коли желаешь одолеть горы, нужно выбрать путь полегче, — фыркнул Доли. — Именно это я и намеревался сделать. Я и не собираюсь переть прямо через Драконову гору. Но можешь мне поверить — мы отыщем путь в обход. Неужели ты держишь меня за такого дурака, который собирается расшибить лоб о скалы? Нет, мы сделаем по-другому.

Ачрен презрительно улыбнулась.

— По-другому? В обход? Если сделаешь так, карлик, ты и впрямь окажешься в дураках. Из всех вершин в Аннувине непреодолимая на первый взгляд Драконова гора единственная, которую можно преодолеть. Послушай меня, — сердито оборвала она Тарена, который заметил, что Драконова гора — ловушка. — Утесы вокруг нее — вот соблазн и ловушка! Многие были обмануты кажущейся простотой этого пути, и кости их лежат в ущельях. Более низкие горы манят своей мнимой преодолимостью. Но не успеешь ты их пройти, как они предстанут перед тобой крутыми скалами. Драконова гора страшит, предупреждает остерегаться ее поднебесной высоты. Но западный склон ее — прямая дорога к Железным Воротам Аннувина. Пройти до них прямиком через гору — значит еще и скрыть свой след от всевидящей стражи. И я поведу вас туда.

Тарен внимательно посмотрел на королеву.

— Пока это лишь слова, Ачрен. И ты просишь нас поставить на карту свои жизни, прислушавшись к ним?

Глаза Ачрен заблестели.

— В глубине души ты боишься меня, скотник. Но чего ты опасаешься больше — дороги, которую я предлагаю, или смерти лорда Гвидиона? Ты желаешь нагнать воинов Аровна, Детей Котла? Этого ты сделать уже не сможешь, если не пойдешь по той дороге, которую предлагаю я. Это мой подарок тебе, скотник. Откажись от него, если хочешь, и мы пойдем разными дорогами.

Ачрен отвернулась и закуталась в свой рваный плащ. Друзья отошли в сторонку и принялись обсуждать предложенный ею план. Доли, хотя и взбешенный пренебрежительными словами Ачрен о его неосведомленности, все же вынужден был согласиться, что выбрал не самый лучший путь.

— Мы, Красивый Народ, никогда не осмеливались заходить в эти земли, и потому я не могу оспорить ее слова или подтвердить их. Но я видел в своей жизни немало гор, которые выглядят с одной стороны недоступно крутыми, а по другую их сторону вы. можете съехать с них, как с пологой горки. Поэтому я допускаю, что она говорит правду.

— И может отделаться от нас самым легким способом из всех, что она знает, — быстро вставил бард. — От этих рассказов о ловушках, набитых костями, у меня мороз по коже. Я думаю, Ачрен будет рада, если и наши косточки прибавятся к тем. Она играет в свою игру, можете быть уверены. — Он беспокойно покачал головой. — Ффлевддур Пламенный бесстрашен, но с Ачрен я предпочитаю быть настороже.

Тарен некоторое время молчал, напрягая ум, собирая всю свою мудрость, чтобы выбрать из двух путей один, верный. И вновь он почувствовал, какую непосильную ношу взвалил на его плечи Гвидион. Это было больше, чем он мог вынести. Лицо Ачрен превратилось в мертвенно-бледную маску, и прочесть, что у нее в мыслях и на сердце, он был не в состоянии.

Не единожды королева могла отнять их жизни. Но, как он помнил, она хорошо и честно служила Даллбену, была верна ему после того, как собственное ее могущество рухнуло.

— Я считаю, — сказал он медленно, — что нам ничего не остается, как поверить ей. По крайней мере до тех пор, пока она не даст нам явный повод сомневаться в ее искренности. Я боюсь ее, — добавил он, — как и все вы. И все же я не позволю страху ослепить меня.

— Я согласна, — сказала Эйлонви. — Другого решения ты принять не мог. Конечно, доверять Ачрен — это то же самое, что оставаться спокойным, когда на носу у тебя сидит оса. Но жалит она чаще всего в тот момент, когда ты пытаешься ее смахнуть. Не стоит отмахиваться от Ачрен.

Тарен подошел к мрачно застывшей черной королеве.

— Веди нас к Драконовой горе, — сказал он. — Мы пойдем за тобой.

Весь следующий день путники шли через суровую, изрезанную оврагами и отрогами гор долину, которую чуть ли не целиком покрывала тень Драконовой горы. Тарен видел теперь, что вершина ее была похожа на плоскую, грубой формы голову монстра с широко раскрытой пастью, усеянной острыми частыми зубами, а по другую сторону горы широкими распростертыми крыльями спускались пологие склоны. Огромные валуны и выветренные каменные колонны поднимались, образовывая испещренную темно-красными вкраплениями почти сплошную стену. Перед этим последним барьером, парящим над долиной, как будто готовым вот-вот обрушиться и все похоронить под собой, путники испуганно остановились. Ачрен быстро вышла в голову колонны и кивком приказала следовать за ней.

— Есть другие, кажущиеся более простыми, тропы, — сказала она, когда они поднялись на узкую дорогу, которая извивалась меж отвесных скал, — но они длиннее, и те, кто идет по ним, могут быть замечены до того, как достигнут Аннувина. Эта же известна только Аровну и наиболее доверенным его слугам. И мне: Потому что именно я и показала ему все тайные тропы Драконовой горы.

И все же Тарен вскоре стал опасаться, что Ачрен обманула их, ибо тропинка поднималась слишком круто и люди и лошади едва удерживались на гладкой и покатой каменной поверхности. Казалось, что Ачрен ведет их в самое сердце горы, в ее страшащую глубину. Мощные уступы нависающих камней поднимались гигантскими арками и смыкались длинными темными тоннелями, надолго скрывая от них небо. Иногда тропа огибала разверзшееся под самыми ногами глубокое ущелье, и не один раз Тарен, споткнувшись, вдруг весь холодел над бездонной пропастью и прижимался спиной к нависшей скале или хватался дрожащими руками за острые выступы камней. Ачрен, чья нога уверенно и твердо ступала в самых даже узких и обрывистых местах тропы, лишь изредка оборачивалась и молча глядела на него, на ее застывшем лице вдруг мелькала насмешливая улыбка.

Тропа продолжала подниматься, хотя уже не так резко и круто. Большей частью она вилась не вверх по склону горы, а, казалось, возвращалась назад. Так, безопасными и более пологими зигзагами они поднимались все выше. Огромные каменные челюсти горы разверзлись над ними и маячили вверху, резко очерчиваясь на фоне неба. Тропа, которая в некоторых местах была совершенно скрыта от постороннего взгляда нагромождениями камней, теперь словно бы выходила на простор, и Тарен мог уже видеть большую часть склона, резко убегающего вниз. Они были уже почти на самом высоком гребне крыла дракона, когда появилась Карр, увидевшая их и с громкими криками ринувшаяся из поднебесья.

— Гвидион! Гвидион! — каркала она во все горло — Аннувин! Тор-ропитесь!

Тарен вслед за Ачрен спрыгнул с невысокой террасы и устремился к гребню, торопливо карабкаясь по уступам, цепляясь руками за торчащие валуны и неотрывно вглядываясь в открывающееся перед ним пространство, надеясь увидеть крепость Аннувина. Начали ли уже Сыновья Доны атаку на эту твердыню? Или они догнали Детей Котла сами и вступили с ними в бой? Его сердце билось уже чуть ли не о самые ребра. И он взбирался все выше и выше. Внезапно перед его взором внизу открылись высокие башни крепости Аровна. За высокими стенами, за массивными Железными Воротами он увидел просторные внутренние дворы. И Зал Воинов, где когда-то стоял Черный Котел. И Главный зал Аровна. Сверкающий черным полированным гранитом, он поднимался над всеми строениями, и над ним на островерхой башенке развевалось знамя повелителя Земли Смерти.

При виде Аннувина Тарен почувствовал, как смертельный холод заползает в его сердце, голова закружилась, тени, казалось, легли ему прямо на глаза. Он вскарабкался еще немного выше. Теперь он уже ясно видел, как слившиеся в битве крохотные фигурки заполняют весь внутренний двор. Боевые крики и звон клинков донеслись до него, многократно повторенные и усиленные горным эхом. Видно было, как люди взбирались по западной стене крепости, а во Вратах Ночи зияла брешь, и Тарену показалось, что он различает белые бока и золотую гриву Мелингара, прямую фигуру сидящего на нем Гвидиона и рядом с ним высокого Талисина.

Да, люди Коммотов не зря погибали! Их неудача все же обернулась победой! Бессмертное войско Аровна остановлено! Но только лишь Тарен повернулся, чтобы прокричать стоящим ниже товарищам эту радостную весть, как сердце его замерло. Он заметил надвигающуюся с юга армию Детей Котла. Их подбитые железом башмаки громко позвякивали о камни мощеной дороги, когда они прошли через тяжелые Железные Ворота. Боевые рога их войсковых начальников прорезали воздух пронзительным призывом к бою.

Тарен спрыгнул с выступа, спеша присоединиться к своим спутникам. Камень зашатался под его ногами, вниз потек ручеек гальки. Он бросился вперед. Крик Эйлонви зазвенел в его ушах. Острые камни закружились перед глазами. Он отчаянно хватался за них, пытаясь остановить или задержать свое падение. Изо всех сил он уцепился за какой-то выступ и повис, на крутом склоне Драконовой горы. Острия камней раздирали ладони, рвали мясо, словно драконьи зубы. Меч его, оторвавшись от пояса, с тонким звоном полетел в ущелье.

Он увидел над собой склонившиеся испуганные лица своих спутников и знал уже, что им не добраться до него, не спасти. Мускулы дрожали от напряжения, легкие с трудом пропускали воздух. Он безуспешно пытался подтянуться и перевалиться через выступ скалы на тропу.

Нога его снова соскользнула, он изловчился и повернулся, чтобы сохранить равновесие. И тогда увидел, что с вершины Драконовой горы на него несутся гвитанты.

Глава 19

Повелитель Земли Смерти

Гвитант, такой громадный, каких еще не видел Тарен, падал на него, кричал и бил крыльями, поднимая ветер. Он несся, как буря смерти. Тарен увидел загнутый крючком, широко раскрытый клюв и кроваво-красные глаза. В следующее мгновение когти гвитанта вонзились ему в плечи, проникая сквозь толстый плащ до самого тела. Безжалостная птица приникла к нему так плотно, что в нос Тарену ударил неприятный запах ее покрытых скользким жиром перьев. Голова гвитанта с глубоким шрамом от старой раны откинулась в страшном замахе, готовая ударить смертоносным клювом.

Тарен отвернул лицо и стал ждать, когда клюв разорвет ему горло. Но гвитант почему-то медлил. Вместо этого он вдруг приподнял его и с невероятной силой, громко хлопая крыльями, потащил вверх на плоскую площадку скалы. Гвитант больше не кричал, но издавал странные тихие и протяжные звуки, похожие на жуткое воркование, глаза птицы уставились на Тарена не с яростью, а с пристальным вниманием, будто птица силилась что-то вспомнить.

Гигантский крылатый хищник вдруг ослабил свою смертельную хватку. Неожиданное воспоминание из далеких отроческих лет нахлынуло на Тарена. Он как бы вновь увидел только что вылупившегося гвитанта в глубине колючих кустов. Раненый птенец умирал. Не тот ли жалкий, еле дышащий пучок окровавленных перьев, которого он выходил, вынянчил и вернул к жизни, теперь перед ним? Неужели грозная птица вернулась именно теперь, чтобы заплатить свой долг, который так долго держала в памяти? Тарен не осмеливался еще надеяться и, слабея, хватался за склон Драконовой горы в последней попытке спастись от верной гибели. Но пальцы онемели, он ослабил хватку и отдался на волю птицы.

От неожиданно отяжелевшего в когтях его тела гвитант дрогнул и на какое-то мгновение потерял опору в воздухе. Он стал падать. Под Тареном раскачивались и кружились острые утесы. Огромная птица изо всех сил била крыльями, и наконец Тарен почувствовал, как медленно поднимается вверх, выше и выше, а ветер все сильней и яростней свистит в ушах. Черные крылья гвитанта расправились во всю свою ширь. Он упорно поднимался к небу. Наконец когтистые лапы его раскрылись, и Тарен мягко упал на каменистую вершину Драконовой горы.

Ачрен говорила правду. Короткий и пологий спуск открылся перед ним. Прямой и ровный, он вел прямо к Железным Воротам, которые теперь были распахнуты настежь, и сквозь них текли широким потоком Дети Котла. Бессмертные воины обнажили мечи. Внутри крепости раздались крики отчаяния. Построенные в боевой порядок воины Сыновей Доны увидели страшного врага.

Но Дети Котла узрели на горной вершине одинокую фигуру Тарена и поднимающихся на гребень горы его спутников. Большой отряд отделился от главного войска и повернул к Драконовой горе. Размахивая мечами, они карабкались по склону.

Гвитант, кружась над скалами, издавал боевые кличи. Выгнув гигантской дугой черные крылья, птица устремилась прямо в самую гущу наступающих воинов и обрушилась на них, ударяя клювом, впиваясь острыми когтями. Под неожиданным яростным натиском гвитанта первые ряды Детей Котла попятились, отступили и, зашатавшись, покатились горохом по склону. Но один из немых воинов удержался. Он сёк воздух мечом, наносил удары по лапам, крыльям, клюву гвитанта до тех пор, пока гигантская птица не упала к его ногам. Огромные крылья трепетали в предсмертной агонии, лапы вытянулись и дрожали, затем поверженное тело дернулось в последний раз и замерло. Гвитант был мертв.

Трое Детей Котла перепрыгнули через своих барахтающихся на земле товарищей и устремились к Тарену, который прочел свою собственную смерть на их мертвенно-бледных лицах. Глаза его заметались в поисках укрытия, в надежде найти путь к спасению.

На самом высоком, остром пике гребня Драконовой горы возвышался громадный камень. Время и стихии придали ему причудливую форму. Ветер, дующий сквозь дыры и трещины в камне, словно бы рыдал и зловеще выл о нем, как о покойнике. Камни отвечали пронзительным свистом и стонами, этими тоскливыми звуками, так похожими на человеческий плач. Таинственный вой, казалось, манил Тарена, умолял его приблизиться. Да, здесь оставалось его единственное оружие. Он бросился к камню и налег на него всем телом, пытаясь выкорчевать, сдвинуть с места. Дети Котла были уже почти рядом.

Каменный гребень, казалось, чуточку покачнулся. Тарен удвоил усилия. И неожиданно выкатил камень из его неглубокой впадины. Из последних сил он толкнул его, и камень с грохотом покатился на противника. Двое из Детей Котла свалились, сбитые ураганным натиском каменной глыбы, клинки выпали из их рук и зазвенели в глубине ущелья. Но третий воин не дрогнул и продолжал упорно взбираться наверх.

Движимый отчаянием, как человек, бросающий горсть песка в смертоносную молнию, Тарен схватил пригоршню камней, зачерпнул рукой землю и какие-то веточки, чтобы в последнем порыве швырнуть их в безжизненное лицо немого воина, медленно приближающегося с занесенным над головой мечом.

Углубление, из которого Тарен только что выкатил каменный гребень дракона, было выложено плоскими каменными плитами. И здесь, в этом небольшом углублении, спокойно лежал Дирнвин, черный меч.

Тарен схватил его. В первое мгновение он не узнал меч. Но поняв, что оказалось в его руках, он задохнулся. Когда-то давно он хотел вытащить Дирнвин из ножен и чуть не поплатился жизнью за свой своевольный и опрометчивый порыв. Теперь же, не думая о плате за дерзновение, видя перед собой лишь оружие, которым можно защититься, он вырвал меч из ножен. Дирнвин вспыхнул белым ослепительным пламенем. И только тогда где-то в самой глубине сознания Тарен смутно понял, что Дирнвин пылает в его руке, но он сам все еще жив.

Ослепленный воин Котла зашатался и упал. Из его до сих пор немого, беззвучного рта вырвался пронзительный вопль, который долетел до стен крепости короля Аннувина и эхом прилетел назад, будто бы усиленный воем сотен глоток. Тарен отшатнулся. Бессмертный воин лежал без движения.

Вдоль дороги и у самых Железных Ворот разом грохнулись на землю Дети Котла. И внутри крепости уже вступившие в сражение с Сыновьями Доны немые воины, издав предсмертный вопль, все как один рухнули замертво одновременно с поверженным врагом Тарена. Молчаливые воины, пытавшиеся проникнуть в крепость сквозь брешь во Вратах Ночи, повалились как подкошенные к ногам солдат Гвидиона. И те, кто напал на отряд, сражавшийся у западной стены, грохнулись оземь, выпустив из рук грозные свои мечи. Смерть наконец настигла бессмертных Детей Котла.

Призывая к себе друзей, Тарен припустил вниз по склону Драконовой горы. Всадники Коммотов вскочили в седла и направили своих коней галопом в сторону крепости, вслед за Тареном ныряя в гущу битвы.

Тарен вихрем носился по внутреннему двору. При виде внезапной и необъяснимой смерти сразу всех бессмертных Детей Котла смертные воины Аровна, его стражники и солдаты побросали оружие и тщетно пытались вырваться из крепости. Немногие же, наоборот, бились с безумием людей, обреченных на смерть. Оставшиеся в живых Охотники, которые обретали силу павших под мечами Сыновей Доны своих товарищей, все еще выкрикивали боевые призывы и бросались на воинов Гвидиона. Один из войсковых начальников отряда Охотников с лицом, искаженным яростью и отчаянием, попытался ударить Тарена копьем, но при виде пылающего меча умчался с криком ужаса.

Тарен прокладывал себе путь сквозь сомкнувшуюся в кровавой бойне толпу. Волна бьющихся воинов несла его в сторону Главного зала. И тут он наконец увидел Гвидиона. Тарен ворвался в двери зала, и вдруг внезапный страх и непонятное отвращение накатили на него. Вдоль темных, пересекаемых дрожащими тенями коридоров мерцали горящие факелы. На мгновение Тарен растерялся. Его пронизала дрожь, будто черная волна накрыла его с головой, перехватив дыхание. Гвидион решительным шагом направился к нему из дальнего, мрачного конца коридора. Тарен кинулся ему навстречу с победным и радостным криком, потрясая над головой пылающим Дирнвином.

— Спрячь клинок в ножны! — закричал Гвидион, прикрывая глаза рукой. — Спрячь его в ножны или это будет стоить тебе жизни!

Тарен повиновался.

Лицо Гвидиона было вытянутым и бледным. Глаза его лихорадочно горели и вспыхивали зловещими зелеными искрами.

— Как ты добыл это клинок, Сторож Свиньи? — сурово вопрошал Гвидион. — Только моя рука осмеливалась дотрагиваться до него. Дай мне меч.

Голос Гвидиона звучал хрипло и непререкаемо. И все же что-то остановило Тарена. Он колебался. Сердце его было объято странным и необъяснимым страхом, будто кто-то сжимал его в безжалостном кулаке.

— Быстро! — приказал Гвидион. — Ты хочешь разрушить то, за что я бьюсь? Ты желаешь уничтожить плоды моей победы? Тайные сокровищницы Аровна распахнуты. Сила и власть, большая, чем может мечтать любой из людей, ждет нас. Ты разделишь ее со мной, скотник. Я больше никому не доверяю.

Тарен медлил, отступая на шаг от приближающегося Гвидиона.

— Неужели ты, какой-то жалкий найденыш неблагородного происхождения, ты, скотник, смеешь лишать меня этих сокровищ? — взъярился вдруг Гвидион. — Аровн сбежал, покинул свое королевство. Прайдери убит, армия его разбита. Ни у кого нет сил противостоять нам сейчас. Дай мне меч, скотник. Половина королевства у тебя в руках. Торжествуй и отдай меч, пока не поздно.

Гвидион протянул руку.

Тарен отскочил назад, глаза его были широко раскрыты от ужаса.

— Лорд Гвидион, это вовсе не дружеский совет. Это предательство…

И только сейчас, пристально взглянув на человека, которого уважал смолоду, он вдруг понял всю глубину коварства и хитрости.

В следующее мгновение Тарен вырвал Дирнвин из ножен и поднял пылающий клинок.

— Аровн! — выдохнул Тарен и опустил пламя клинка на голову оборотня.

Но прежде чем клинок достиг цели, фигура повелителя Земли Смерти внезапно затуманилась и исчезла. Тень скользнула вдоль коридора и растаяла.

Спутники Тарена толпой ворвались в зал. Он заспешил к ним, выкрикивая предупреждения, что Аровн жив и исчез.

Глаза Ачрен горели ненавистью.

— Убежал от тебя, скотник, но не от моей мести. Тайные ходы и убежища Аровна не тайна для меня. Я найду его, где бы он ни укрылся.

Не ожидая остальных, бросившихся за ней следом, Ачрен помчалась по извивающимся во тьме коридорам, минуя один зал за другим. Она распахнула тяжелые, обитые железом створки дверей, на которых была выжжена, утоплена глубоко в дерево зловещая печать Земли Смерти. В дальнем конце длинного зала Тарен увидел сгорбленную, похожую на большого паука фигуру, спешащую к высокому, высеченному в форме черепа трону.

Это был Мэгг. Лицо Главного Управителя было призрачно-белым, губы дрожали, из угла рта тянулась длинная паутинка слюны, глаза выкатывались крупными белесыми шарами. Он, шатаясь, достиг подножия трона, схватил какой-то круглый предмет, лежавший на плитах пола, прижал его к груди и обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с настигавшими его врагами.

— Не подходите! — вскричал Мэгг таким тоном, что даже Ачрен замерла, а Тарен, уже собиравшийся выхватить из ножен Дирнвин, отшатнулся при виде искаженного злобой и страхом отвратительного лица Мэгга. — Хотите сохранить жизнь? — визжал Мэгг. — Тогда на колени! Смиритесь и просите пощады! Я, Мэгг, окажу вам милость, сделав своими рабами!

— Твой хозяин покинул тебя, — попытался урезонить его Тарен. — И твое коварство, твоя злобная и хитрая власть — только дурное видение.

Он смело пошел вперед.

Паучьи руки Мэгга вытянулись в предупреждающем жесте, и Тарен увидел, что Главный Управитель держит нечто похожее на увитую колючками корону.

— Я хозяин здесь! — вопил Мэгг. — Я, Мэгг, король Аннувина! Аровн дал мне слово, что я буду носить Железную Корону. Разве она не выскользнула из его рук? Теперь она моя, моя по праву и данному мне слову!

— Он сошел с ума, — кинул Тарен Ффлевддуру, который с отвращением глядел на Главного Управителя, поднявшего над своей головой корону и что-то невнятно бормочущего. — Помоги-ка мне скрутить его и взять в плен!

— Он не будет ничьим пленником! — вскричала Ачрен, выхватывая из складок плаща кинжал. — Его жизнь

принадлежит мне, и он умрет, как и все, кто предал меня! Моя месть начинается здесь, коварным рабом, и окончится его хозяином.

— Не трогай его, — приказал Тарен, когда королева попыталась проскользнуть мимо него к трону. — Пусть его судит Гвидион.

Ачрен принялась бороться с Тареном, но подоспевшие Эйлонви и Доли поспешили схватить разъяренную королеву за руки. Тарен и бард двинулись к Мэггу, который стал взбираться на высокое сиденье трона.

— Неужели вы посмеете утверждать, что обещания Аровна — ложь? — прошипел Главный Управитель, поглаживая дрожащими руками железную корону. — Она была обещана мне, и я должен носить ее. Теперь она в моих руках. Пусть это свершится! — И Мэгг быстро поднял корону и нахлобучил ее себе на лоб. — Мэгг! — верещал он, — Мэгг Великолепный! Мэгг — повелитель Земли Смерти!

Победный смех Главного Управителя перешел в пронзительный визг, когда железный обруч, обрамлявший его лоб, внезапно стал сжиматься. Тарен и Ффлевддур остановились на полпути.

Корона засветилась и раскалилась, как железо в кузнечном горне. Корчась в агонии, Мэгг тщетно хватался за горящий металл, который раскалился добела. С ужасным воплем бывший Главный Управитель покатился с трона и распластался на полу без движения.

Эйлонви закричала и отвернулась.

Гурджи и Глю потеряли след своих спутников и теперь петляли в лабиринте коридоров, тщетно пытаясь их отыскать. Гурджи был смертельно напуган оттого, что находится в самом сердце Аннувина, и на каждом шагу выкрикивал имя Тарена срывающимся от страха голосом. Но только эхо из освещенных факелами коридоров прилетало к нему в ответ. Глю был испуган не меньше. Между судорожными вздохами бывший великан издавал жалобные стоны и канючил не переставая.

— Это просто невозможно вынести, — хныкал он, — Слишком трудно! Нет конца несчастьям, обрушивающимся на меня! Против воли брошен на борт корабля! Выброшен в Каер Даллбен! Чуть не до смерти заморожен в горах! Меня проволокли по крутым утесам, чтобы теперь окунуть в это огненное месиво! О, когда я был великаном, я бы не потерпел и малой толики этих издевательств!

О прошлый великан, хватит этих стонаний и стенаний! — умолял его Гурджи, и так уже огорченный тем, что потерял своих верных друзей. — Замолчи! Гурджи осиротел, но он ищет своего доброго хозяина без охов и вздохов. И не бойся, — добавил он неуверенно, хотя сам еле сдерживал бившую его дрожь. — Смелый Гурджи не даст в обиду маленького великана! О да!

— Не очень-то тебе это удается, — хмыкнул Глю.

Однако маленький человечек крепко ухватился за лохматую руку своего спутника, и его коротенькие толстенькие ножки дробно постукивали, отмеряя крохотные шажки.

Они добежали до конца коридора, где перед ними были распахнуты тяжелые железные двери. Гурджи испуганно остановился. Яркий холодный свет лился из комнаты. Гурджи подкрался на цыпочках и заглянул внутрь. За дверным проемом простирался казавшийся бесконечным тоннель. Свет лился от горы драгоценных камней и золотых украшений. Подальше он заметил непонятные штуки, полускрытые густыми тенями. Гурджи попятился. Глаза его часто моргали от удивления.

— О, это сокровищница злого короля Аннувина! — прошептал он. — О, мрачное мерцание и смертное сияние! Это очень тайное и пугающее место. Не мудро будет смелому Гурджи оставаться здесь.

Однако Глю уже протиснулся вперед, и его бледные опавшие щеки задергались, а глаза загорелись лихорадочным блеском при виде драгоценных камней.

— Ив самом деле сокровища! — пролепетал он, задыхаясь от восторга и возбуждения. — Удача слишком долго отворачивалась от меня, и теперь я полностью вознагражден! Это мое! — вопил он. — Всё это! Я первый сказал! Никто не отнимет это у меня!

— Нет, нет, — протестовал Гурджи. — Не трогай ничего, жадный маленький великан! Лишь могущественный принц может давать или забирать! Поспешим с поспешками и побежками отсюда! Дорогие сокровища без охраны? О нет! Эти тайные утайки и ужасные опаски просто ловушка! Умный Гурджи чует злое колдовство!

Не обращая внимания на слова и увещевания своего лохматого спутника, Глю оттолкнул его и с алчным криком кинулся в тоннель. Здесь он упал на гору драгоценностей и запустил руки в сверкающие и растекающиеся под ним сокровища. Гурджи, ухватив его за воротник, изо всех сил тянул назад. И в этот момент языки пламени вырвались из стен тайной сокровищницы.

Перед Главным залом Аннувина Гвидион собрал тех, кто остался в живых из Сыновей Доны и всадников Коммотов. К ним присоединились и давние друзья, сопровождаемые радостно каркающей вороной, которая носилась под самым потолком. Долгое мгновение Тарен с недоверием изучал лицо Гвидиона. Но его сомнения легко рассеялись, как только высокий воин быстро подошел к нему и протянул руку. Теплый зеленый свет лился из его сощуренных глаз.

— Нам нужно многое рассказать друг другу, — сказал Гвидион, — но пока нет времени на разговоры. Хотя Аннувин и в наших руках, сам повелитель Земли Смерти скрылся от нас. Его надо найти и убить, если в наших силах сделать это.

— Глю и Гурджи потерялись, — с беспокойством сказал Тарен. — Отпусти нас на их поиски.

— Хорошо. Идите быстрее и возвращайтесь, — ответил Гвидион. — Если Аровн все еще в Аннувине, их жизни в опасности, как, впрочем, и наши.

Тарен отцепил от пояса Дирнвин и протянул его Гвидиону.

— Я теперь понял, почему Аровн так жаждал владеть им. Вовсе не потому, что меч нужен был ему самому. Просто он знал, что Дирнвин угрожает его власти и силе, и хотел укрыть его от всех. Ведь только Дирнвин мог уничтожить Детей Котла. Аровн не осмеливался держать меч в своей крепости и надеялся, что безопаснее будет хранить его зарытым на вершине Драконовой горы. Когда Аровн предстал в твоем обличье, он почти обманул меня, и я чуть было не отдал меч ему в руки. Возьми его теперь. В твоих руках он будет в безопасности.

Гвидион не поднял руки.

— Ты добыл право вынуть его из ножен, Помощник Сторожа Свиньи, — сказал он, — а значит, и право носить его.

— Именно так! — вставил Ффлевддур, — Одно удовольствие было смотреть, как ты поверг во прах Детей Котла. Даже Пламенный никогда не сумел бы сделать это лучше. Мы избавились от этих отвратительных молчунов!

Тарен насупился.

— Я не питаю к ним ненависти. Не по своей воле эти бывшие мертвецы оказались в тяжком рабстве. Теперь они покоятся в мире.

— В любом случае пророчество Хен Вен исполнилось, — сказал Ффлевддур, — Не то чтобы я усомнился хоть на мгновение… — Он инстинктивно покосился на плечо, где обычно висела арфа, но ни звука не раздалось в ответ на его слова. — Да, не усомнился, и все же у нее, у этой белой свинки, любопытная манера выражаться, то есть выбирать слова. Я все же пока не услышал, чтобы какой-нибудь камень заговорил.

— А я слышал, — ответил Тарен. — На вершине Драконовой горы. Звук, шедший от каменного гребня, был явственно похож на призывающий голос. Без этого я бы не обратил внимания на камень. И лишь взглянув на него, я понял, как неустойчив он, изъеденный ветрами и ливнями. Да, Ффлевддур, безголосые камни иногда говорят ясно и громко.

— Надеюсь, что это так, раз ты утверждаешь, — согласилась Эйлонви. — Зато насчет того, что пламя Дирнвина погаснет, Хен Вен точно ошиблась. Но это и понятно. Она была так огорчена в тот момент…

Прежде чем девушка успела закончить, из глубины Главного зала вылетели две перепуганные фигурки и устремились к стоящим в центре людям. Мех на спине и боках Гурджи был опален, кое-где висел клочками и курчавился, схваченный огнем, лохматые брови его обуглились, а теплая овечья куртка местами еще тлела и дымилась. Бывший великан чувствовал себя не лучше. Он был похож на движущуюся кучку угольков и грязного пепла.

Тарен даже не успел поприветствовать нашедшихся своих спутников, как раздался пронзительный вопль Ачрен:

— Вы ищете Аровна? Вот он!

И Ачрен вдруг кинулась в ноги Тарену. Он вздрогнул и тут же застыл от ужаса. Позади него свернулась кольцом змея, готовая взметнуться в воздух и ужалить.

Тарен отпрыгнул в сторону. Дирнвин вспыхнул, когда он вытаскивал его из ножен. Ачрен сжала змею обеими руками, словно хотела задушить ее или разорвать на части. Голова змеи была нацелена прямо в лицо королеве. Чешуйчатое тело билось, как упругий хлыст. Клыки вонзились в горло Ачрен. С хриплым криком она рухнула на спину. В следующее мгновение змея снова свернулась в тугое кольцо, глаза ее сверкнули холодным смертельным огнем. Шипя от ярости, с широко открытой пастью, где блестели два ядовитых зуба, змея кинулась вперед, нацелившись на Тарена. Эйлонви закричала. Тарен обрушил сияющий меч на взвившуюся в воздух змею. Клинок разрубил чешуйчатое тело на две половины.

Отшвырнув Дирнвин в сторону, Тарен упал на колени рядом с Гвидионом, который поддерживал безвольно обвисшее тело королевы. Кровь медленной струйкой текла из уголка рта Ачрен, и ее быстро стекленеющие глаза пытались различить в предсмертном тумане лицо Гвидиона.

— Разве я не сдержала своей клятвы, Гвидион? — просипела она, слабо улыбаясь. — Убит ли король Аннувина? Это хорошо. Моя смерть легко пришла ко мне. — Губы Ачрен раскрылись, будто она собиралась сказать еще что-то, но голова ее откинулась назад, и тело обмякло в руках Гвидиона.

Эйлонви испуганно ахнула. Тарен поднял голову. Девушка дрожащей рукой указывала на разрубленную змею. Тело ее извивалось, дергалось и постепенно словно бы растворялось, затуманивалось. На месте ее обозначилась мужская фигура в черном плаще, чья тяжелая голова неестественно была откинута, словно бы свернута на сторону. И в то же мгновение исчезла, погрузилась в тень, ушла в землю и эта фигура. На том месте, где она лежала, стало сухо, земля потрескалась, будто на глазах у них родился клочок пустыни. Аровн, повелитель Земли Смерти, исчез.

— Меч! — вскричал Ффлевддур — Посмотрите на меч!

Тарен быстро схватил в руки обнаженный клинок.

Но стоило ему прикоснуться к рукояти, как Дирнвин изрыгнул язык пламени, который рванулся, словно бы задутый порывом сильного ветра. Белое свечение стало исчезать, как огонь угасающего костра. Оно уже стало не белым, а играло всеми цветами, которые переливались, втекали один в другой и, подрагивая, таяли. В следующее мгновение в руке Тарена уже было обычное оружие, украшенное выбоинами, вмятинами и рубцами. Клинок тускло мерцал, но не от пламени, когда-то освещавшего его изнутри, а лишь отражением лучей садящегося солнца.

Эйлонви, склонившись к поясу Тарена, выкрикнула:

— Письмена на ножнах исчезают тоже! Может, это просто тень легла на них? Дай-ка взглянуть получше.

Она выхватила свой золотой шар и поднесла его поближе к ножнам. Внезапно исчезающая надпись вспыхнула вновь в золотых лучах сияющего шара.

— Он сделал буквы ярче! Надпись даже стала длиннее, чем прежде! — вскричала удивленная девушка. — Даже та часть, которая когда-то была стертой… я теперь могу различить все слова!

Все окружили Эйлонви. Она держала в руке золотой шар, а Талисин поднес к глазам ножны и стал внимательно их изучать.

— Письмена четкие, но быстро исчезают, — сказал он, — Твой золотой свет, принцесса, высвечивает то, что было ранее скрыто.

«ВЫТАЩИ МЕЧ ЭТОТ ВНОВЬ ТОТ,

У КОГО БЛАГОРОДНАЯ КРОВЬ…

ПРАВЬ СПРАВЕДЛИВО И ЗЛО УНИЧТОЖЬ…

ЭТИМ МЕЧОМ ПОВЕЛИТЕЛЯ СМЕРТИ УБЬЕШЬ».

Только успел он произнести последнее слово, как надпись исчезла. Талисин повертел ножны в руках.

— Кажется, лишь теперь стали ясными для меня те обрывки туманных фраз, что сохранились в памяти поколений. Когда-нибудь могущественный король получит великую силу и попытается использовать ее на благо добра и справедливости. Я считаю, что Дирнвин и был тем оружием, надолго потерянным и найденным вновь.

— Судьба Дирнвина свершилась, — сказал Гвидион. — Давайте поскорей оставим это зловещее место, родившее зло.

Прежде высокомерное и холодное лицо Ачрен в смерти вдруг стало мягче и спокойнее. Завернув мертвую королеву в ее черный плащ, как в саван, друзья отнесли ее тело в Главный зал для отдания последних почестей, потому что она, которая когда-то правила Придайном, умерла не без чести.

На остроконечной башенке знамя повелителя Земли Смерти внезапно полыхнуло огнем, скрючилось и развалилось на горящие лоскутки. Стены Главного зала задрожали, и крепость потряс подземный удар.

Путники и воины выехали из Железных Ворот. За их спиной стены осели, пошли трещинами и рухнули. Мощные башни с грохотом рассыпались на куски. Завеса огня и черного дыма заслонила небо над тем местом, где некогда стояла твердыня Аннувина.

Глава 20

Дар

Они опять были дома, в своих землях. Гвидион повел спутников на запад к гавани, где ждали его золотые корабли. Карр тут же уселась на самую высокую мачту. И большие корабли с сияющими в лучах солнца парусами быстро принесли их в гавань Аврен. Новость о победе над Аровном и его смерти распространялась с огромной скоростью и уже долетела и до этих мест. Многие лорды княжеств и их боевые отряды собрались на берегу, чтобы приветствовать Сыновей Доны, засвидетельствовать почтение королю Гвидиону и следовать за ним. Слышались восхваления и восхищенные возгласы, обращенные к народу Коммотов и Тарену Страннику. Гурджи гордо развернул то, что осталось от знамени Белой Свиньи, и победно поднял его над головой.

И все же Гвидион был странно молчалив. Тарен при виде хижины и построек Каер Даллбен почувствовал не только радость, но и острую душевную боль. Зима кончилась. Оттаявшая земля задышала, и первая робкая весенняя зелень едва тронула склоны холмов, словно бы окутав их прозрачным светлым туманом. Но взгляд Тарена был прикован к пустому огороду Колла. Печаль терзала его, память рисовала перед внутренним взором широкое добродушное лицо выращивателя репы и собирателя яблок, того, кто сейчас покоился в далекой могиле.

Даллбен, хромая, вышел им навстречу. Лицо волшебника покрылось уже сплошной сеткой морщин, лоб его казался еще выше из-за отступивших к темени волос, а иссушенная кожа была совсем прозрачной, как древний пергамент. Увидев его, Тарен понял, что Даллбену уже известно всё, он знает о гибели Колла. Эйлонви кинулась к старцу, к его распростертым навстречу ей рукам. Тарен соскочил с седла и, ведя за собой на поводу Мелинласа, последовал за ней. Карр кружилась над ними, трещала крыльями, щелкала клювом и тараторила без остановки. Ффлевддур, Доли и Гурджи, которого опаленная шкура превратила в странное существо, худое и с разноцветными подпалинами, спешили следом за Тареном. Они на ходу уже пытались выложить все, что с ними произошло, и выкрикивали сразу, хором, каждый свое.

Хен Вен визжала, пронзительно хрюкала, громко, с присвистом дышала и почти перевалилась через ограду своего загона. Когда Тарен перепрыгнул к ней через ограду, чтобы обнять ошалевшую от радости свинью, он внезапно услышал тоненькие взвизгивания и от удивления просто онемел.

Эйлонви, которая тоже поспешила к загону, радостно закричала:

— Поросята!

Шесть маленьких поросяток, пять белых, как и Хен Вен, и один черненький, стояли на задних ножках, упираясь передними в бока матери, и весело повизгивали. Хен Вен с гордостью поглядывала на них и словно бы улыбалась.

— К нам кое-кто захаживал в гости, — сказал Даллбен. — Один весьма симпатичный боров. Зимой, когда лесные звери бродят с места на место, он пришел в поисках пищи и убежища и нашел, что Каер Даллбен куда приветливее, чем заснеженный лес. Сейчас он снова ушел бродить, потому что все еще немного дикий и не привык к такому скоплению людей.

— Клянусь Великим Белином, — восхитился Ффлевддур, — теперь у нас семь свиней-пророчиц! Тарен, друг мой, они тебе такого напророчат, что приключения в холмах Бран-Галедд покажутся тебе прогулкой!

Даллбен улыбнулся.

— Выглядят они отлично. Крепенькие, здоровые. Это самые прекрасные поросятки, каких я когда-либо видел. Но, увы, волшебства в них не больше, чем у самой обычной свиньи. И это, кажется, их вполне устраивает. Впрочем, и дар Хен Вен стал исчезать с того самого момента, как раскрошились палочки с письменами, и она о нем даже не вспоминает. Это к лучшему. Такой дар тяжек и для человека, а тем более для свиньи. Должен сказать, сейчас она гораздо счастливее.

Два дня усталые путники отдыхали. Они бесконечно радовались тому, что после бурных приключений оказались все вместе в уютном и спокойном Каер Даллбен. Небо, казалось, никогда не было таким ясным и чистым, наполненным счастливым обещанием скорой весны и беспечного покоя. Прибыл и король Смойт со своими оруженосцами. И тут конечно же затеялся пир. Он продолжался всю ночь напролет, и ветхая хижина сотрясалась от громких возгласов и звенела весельем и песнями.

На следующий день Даллбен собрал всех в своей комнате, где уже восседали Гвидион и Талисин. Старец внимательным и добрым взглядом обвел всех собравшихся. И, когда он заговорил, голос его был мягок и даже нежен.

— Эти дни были посвящены приветствиям и чествованиям, — сказал он. — Но они стали для всех нас и днями прощания.

Удивленный ропот пролетел по комнате из уст в уста. Тарен в тревоге глянул на Даллбена. Ффлевддур, наоборот, восторженно вскочил с места, хлопнул рукой по мечу и воскликнул:

— Я так и знал! Ну, скорее говори, какой подвиг на очереди? Гвитанты вернулись? Неужто отряд Охотников все еще бродит поблизости? Ффлевддур Пламенный готов к сражениям!

Гвидион печально улыбался, глядя на возбужденного барда.

— Не совсем так, доблестный мой друг. И гвитанты и Охотники уничтожены. И все же ты прав. Осталось у нас одно важное и трудное дело. Расставание. Сыновья Доны, их родичи, весь Дом Доны должен взойти на золотые корабли и отправиться в Страну Вечного Лета, страну, из которой мы пришли.

Тарен подался к Гвидиону, словно бы не расслышал слов Верховного короля.

— Как это? — быстро спросил он, не осмеливаясь поверить своим ушам. — Сыновья Доны покидают Придайн? И вы должны отплыть прямо сейчас? Почему? И как скоро вы вернетесь? Неужели даже не насладитесь плодами своей победы?

— Эта победа и стала причиной нашего путешествия, — ответил Гвидион. — Это судьба, которая всегда стояла рядом с нами: когда король Аннувина будет побежден, Сыновья Доны должны навсегда покинуть Придайн.

— Нет! — запротестовала Эйлонви, — Только не сейчас!

— Мы не можем отвернуться от всесильной судьбы, — возразил Гвидион. — Король Ффлевддур Пламенный тоже должен отправиться с нами, потому что он в родстве с Домом Доны.

Лицо барда исказилось страданием.

— Ффлевддур Пламенный изъявляет свою благодарность, — церемонно сказал он, — и в другое время я бы с нетерпением ожидал приятного морского путешествия. Но я буду счастлив отправиться домой и остаться в своем королевстве. И, хоть оно несколько мрачновато и сыровато, я все же, сказать по чести, очень скучаю по нему.

Тогда заговорил Талисин.

— Не ты выбираешь, сын Годо. Но знай, что Страна Вечного Лета — благословенная земля, даже прекраснее Придайна. Та сторона, где сбываются все желания. Ллиан останется с тобой. У тебя будет новая арфа. Я сам стану учить тебя играть на ней, и ты постигнешь все тайны искусства бардов. Твое сердце наполнится песнями, Ффлевддур Пламенный. До сих пор оно не было готово к этому. Неужели ты откажешься от того, к чему стремился всю жизнь? Арфа, которая ждет тебя, совершенна, а струны ее никогда уже не будут рваться.

Поймав протестующий взгляд Ффлевддура и как бы упреждая его возражения, Талисин выставил вперед ладонь.

— Знай еще и то, — добавил он, — что все рожденные люди должны умереть, кроме тех, кто живет в Стране Вечного Лета. Нет на этой земле ни раздоров, ни страданий, и даже смерть там неведома.

И тут снова заговорил Даллбен.

— Еще одно веление судьбы должно исполниться, — тихо сказал он, — Как только Сыновья Доны отправятся в их собственную землю, иссякнет и сила моего волшебства. Я долго размышлял над несвершившимся предсказанием палочек с письменами. Теперь мне ясно, почему прутики вяза разломались. Они не могли выдержать силы пророчества, которое гласило бы: «ПОГАСНЕТ ПЛАМЯ ДИРНВИНА, ИСЧЕЗНУТ СИЛЫ ВОЛШЕБСТВА, И ЛЮДИ БЕЗ ЕГО ПОМОЩИ ПОЙДУТ ДОРОГОЙ СВОЕЙ СУДЬБЫ».

Даллбен долго молчал, словно ожидая, пока все слушающие его усвоят смысл последнего пророчества.

— Я тоже отправлюсь в Страну Вечного Лета, — продолжал он, — Делаю это с печалью в сердце, и все же радость моя больше печали. Я стар. Я устал. Для меня счастьем будет освобождение от той тяжкой ноши, которая с каждым днем становилась для меня все тяжелее.

Волшебник повернулся к багроволицему карлику, который стоял поодаль, сбычившись и сурово сведя густые брови над красными глазками.

— Доли поскорей должен вернуться в королевство Красивого Народа, — сказал Даллбен. — И Карр вместе с ним, — усмехнулся он, погрозив пальцем суетливой вороне. — Придорожные посты заброшены. Их надо обойти. Знаю я, что король Эйдцилег вскоре прикажет запереть на засов все входы и проходы в королевство Красивого Народа, так же, как и Медвин уже навсегда закрыл свою долину для рода человеческого, позволив только животным находить туда дорогу.

Доли повесил голову.

— Хм! — фыркнул он. — Всегда знал, что от смертных надо держаться подальше. Ни к чему, кроме беды, это не приводит. Да, я буду рад вернуться домой. Я сыт по горло этими бесконечными: добрый-старый-Доли то, добрый-старый-Доли это! Доли, не станешь ли ты невидимым? Доли туда, Доли сюда! — Карлик пытался выглядеть как можно более свирепым, но в его красных глазках стояли слезы.

— Даже принцесса Эйлонви, дочь Ангарад, должна отправиться в Страну Вечного Лета, — продолжал Даллбен. — Так должно быть! — сурово повторил он, когда принцесса сорвалась с места и устремилась было к нему. — В Каер Колюр принцесса всего лишь отказалась воспользоваться своим волшебством. Она все еще обладает этими силами, поскольку даны они ей, как и всем дочерям из Дома Ллира. Именно поэтому она должна покинуть Придайн. Но это не все, — поспешил он добавить, не давая Эйлонви перебить его. — Есть и другие, кто честно и мужественно служил Сыновьям Доны. Верный Гурджи. Хен Вен, наша прорицательница. Наконец, Тарен из Каер Даллбен. Это их награда, наш дар. Они могут плыть вместе с нами.

— Да, да! — вскричал Гурджи — Все идем в землю, где нет последних вздохов и смертных охов! — Он принялся радостно скакать, размахивать руками, разбрасывая по комнате клочья обгоревшей шерсти. — Да, о да! Все вместе навсегда! И Гурджи тоже найдет то, что ищет! Немного мудрости для его бедной, слабой головы!

Тарен задохнулся от счастья и крепко сжал руку Эйлонви.

— Мы больше никогда не расстанемся. В Стране Вечного Лета мы поженимся… — Он вдруг осекся. — Если… если это и твое желание. Если… ты согласна выйти за Помощника Сторожа Свиньи.

— Забавно! — хмыкнула Эйлонви. — Удивляюсь, что; ты вообще решил спросить меня об этом. Конечно, я согласна. И если бы ты был хоть чуть-чуть внимательнее, то давно бы уже знал ответ.

Голова Тарена все еще шла кругом от всех этих новостей, и он повернулся к Даллбену, все еще не веря своему счастью.

— Неужели это правда? Эйлонви и я можем поехать вместе?

Даллбен мгновение помолчал, потом несколько раз кивнул.

— Это правда. Большего подарка я сделать не в силах.

Глю фыркнул.

— Все это очень хорошо! Раздают бесконечную жизнь направо и налево. Даже свиньям! Но никто и не помыслил подумать обо мне. Конечно, кто я вам? Но вспомните! Если бы этот тоннель в руднике Красивого Народа не обвалился, украв мою удачу, мы пошли бы другой дорогой, а значит, никогда не попали бы на Драконову гору. И Дирнвин ни за что не нашелся бы… И Дети Котла не были бы убиты… — Голос бывшего великана срывался от негодования, а губы его дрожали от обиды. — Идите, идите! Пусть я останусь здесь, да еще таких смехотворных размеров! Уверяю вас, когда я был великаном…

— Да, да! — заволновался Гурджи. — Маленький великан тоже честно служил! Так, как он и говорит! Плохо, очень плохо оставлять его одного! И в сокровищнице повелителя Земли Смерти, когда богатство запылало, он помог Гурджи убежать от опасного жара!

— Да, — согласился Даллбен, — Глю тоже послужил, хоть и многое совершал по глупости и жадности. Его награда будет не меньше, чем твоя, Гурджи. В Стране Вечного Лета маленький человечек сможет, если пожелает, стать человеком и даже прибавить в росте. Но ты сказал мне, — Даллбен строго посмотрел на Гурджи, — что он спас тебе жизнь?

Гурджи потупился. Мгновение он колебался, но этого мгновения хватило Глю, чтобы перебороть себя.

— Нет, и еще раз нет! — твердо сказал бывший великан, — Да, жизнь была спасена. Моя. Если бы он не вытащил меня из сокровищницы, теперь вам не нужно было бы возиться со мной. Я остался бы там горкой золы. Нет, горсткой.

— Ты смог сказать правду, коротышка! — обрадованно воскликнул Ффлевддур, — Клянусь Великим Белином, ты уже подрос немного! В моих глазах, конечно.

Гвидион вышел вперед и положил руку на плечо Тарену.

— Скоро наступит наше время, — тихо сказал он — Утром мы отправляемся. Готовься, Помощник Сторожа Свиньи.

Этой ночью Тарен спал урывками. Радость, которая только недавно заполняла все его сердце, постепенно куда-то улетучилась, растаяла, упорхнула, как легкая птица в сверкающем оперении, птица, которую не приманишь лишь мановением руки. Даже мысли об Эйлонви, о счастье, ожидающем его в Стране Вечного Лета, не могли вернуть утраченную радость.

Наконец он поднялся с подстилки и встал у окна, беспокойно всматриваясь во тьму. Костер Сыновей Доны догорел, и лишь изредка вспыхивали угасающие угольки. Полная луна превратила спящие поля в море серебра. Из-за холмов возник далекий и слабый голос. К нему присоединился второй и третий, затем другие. В этом разноголосье родилась, полетела над полями песня. У Тарена заныло сердце. Только один раз, давно, в королевстве Красивого Народа он слышал такое пение. Эта песня была еще нежнее, еще проникновеннее. Она разрасталась, ширилась невидимым потоком в дрожащем воздухе. Мелодия становилась явственней. Чудные звуки словно бы заслонили серебряный свет луны, и уже только их слышал и словно бы видел Тарен. Внезапно песня оборвалась. Тарен застонал от сознания, что уж никогда он не услышит ничего похожего. Земная песнь не прозвучит для него. Дверь скрипнула протяжно и мелодично. Теперь Тарен уже не понимал, наяву ли слышит этот звук или он мерещится и возник в его затуманенном полудремой мозгу.

— Что, не спишь, мой цыпленок? — прошелестел голос у него за спиной.

Он быстро обернулся. Свет, вдруг наполнивший комнату, ослепил его. Когда зрение прояснилось, он увидел три высокие стройные фигуры. Две в платьях переливающихся цветов — белого, золотого, пылающе-алого, одна — в плаще с капюшоном глубокого черного цвета. Драгоценные камни сверкали в косах первой незнакомки. Шею второй обнимало ожерелье из сияющих белых бусин. Тарен видел их необыкновенно красивые и спокойные лица. И, хотя капюшон скрывал лицо третьей гостьи, Тарен почему-то твердо знал, что она не менее прекрасна.

Не спит и не говорит, — сказала гостья, стоявшая посредине. — Завтра, бедняжечка, вместо того чтобы плясать от радости, он будет зевать.

— Ваши голоса… я хорошо их знаю, — сказал, запинаясь, Тарен. Голос его сел, и он мог только еле слышно шептать. — Но ваши лица… Да, однажды я их видел, в далекие прошедшие времена, в Болотах Морвы. И все же вы не те же самые. Ордду? Орвен? Оргох?

— Конечно, это мы, мой гусенок, — ответила Ордду. — Хотя ты прав. Прежде, при первых наших встречах, мы были не в лучшей форме.

— Но вполне годились для наших целей, — глухо из глубин своего капюшона произнесла Оргох.

Орвен тоненько, по-девичьи, хихикнула и принялась играть своими бусинами.

— Ты не должен думать, что мы выглядим уродливыми старыми каргами все время, — сказала она. — Только тогда, когда это нужно.

— Почему вы пришли? — начал Тарен, все еще сбитый с толку такими знакомыми словами и шуточками волшебниц и неожиданно прекрасным обликом их — Вы тоже отправляетесь в Страну Вечного Лета?

Ордду покачала головой.

— Мы отправляемся, но не с тобой. Соленый морской воздух вреден Оргох. Он кружит ей голову и сильно действует на аппетит, то есть усиливает его. А мы идем… как бы тебе объяснить… куда глаза глядят… и где ничьи глаза нас не углядят.

— Ты больше не увидишь нас, и мы тебя тоже, — добавила Орвен почти с сожалением. — Мы будем скучать по тебе. Ну, насколько мы это умеем делать. Оргох в особенности… при ее-то аппетите… впрочем, это не важно.

Оргох недовольно фыркнула. Ордду тем временем развернула кусок ярко сотканного полотна и протянула его Тарену.

— Мы пришли, чтобы принести тебе это, мой утенок, — сказала она. — Возьми и не обращай внимания на ворчание Оргох. Ей придется проглотить свои разочарования… и питаться лишь воспоминаниями… если сумеет.

— Я видел это на вашем ткацком станке, — сказал Тарен, недоуменно разглядывая полотно — Почему вы отдаете это мне? Я не просил его у вас и не могу заплатить за него.

— Оно твое по праву, моя малиновка, — ответила Ордду. — Это полотно действительно сошло с нашего ткацкого станка, если уж ты настаиваешь. Но по-настоящему это ты соткал его.

Озадаченный Тарен пристальнее вгляделся в узоры на полотне и увидел, что изображают они мужчин и женщин, воинов, битвы, птиц и зверей.

— Это, — пробормотал он, с удивлением узнавая каждую линию на полотне, — это моя собственная жизнь.

— Конечно, — ответила Ордду. — Узор, который ты выбирал сам.

— Это мой выбор? — спросил Тарен. — Не ваш? А я считал… — Он замолчал и поднял глаза на Ордду — Да, — медленно произнес он, — когда-то я считал, что мир движется по вашему приказу. Теперь я вижу, что это не так. Нити жизни не сплетаются в узор по прихоти трех старух или даже трех прекрасных дев. Узор на самом деле был моим. Но здесь, — добавил он, хмурясь и вглядываясь в край полотна, где ткань обрывалась распущенными пучками нитей, — здесь она не закончена.

— Естественно, — сказала Ордду. — Ты еще должен выбрать узор. И так предстоит выбирать всем вам, бедным, сбитым с толку птенчикам, пока не иссякнет нить.

— Но я больше не вижу себя четко! — вскричал Тарен. — Я больше не слышу и не понимаю своего сердца! Почему печаль заслоняет от меня радость? Скажите мне хоть это! Дайте мне узнать это, как последнее ваше благодеяние.

— Дорогой цыпленок, — сказала Ордду, печально улыбаясь, — когда мы, вспомни, давали тебе хоть что-нибудь?

И они исчезли.

Глава 21

Слова прощания

Весь остаток ночи Тарен не отходил от окна. Неоконченное тканое полотно лежало у его ног. К рассвету на полях и склонах холмов вокруг Каер Даллбен уже собрались огромные толпы людей из Коммотов, ближних и дальних княжеств. Весть о том, что Сыновья Доны, а вместе с ними и Дочери Доны, прибывшие из восточных княжеств, покидают Придайн, быстро разнеслась повсюду. Тарен долго глядел на гудящие толпы людей, потом повернулся и пошел в хижину Даллбена.

Все уже собрались там. Даже Доли, который ни за что не хотел возвращаться к себе, в земли Красивого Народа, пока не скажет несколько слов прощания каждому из своих друзей. Карр, непривычно притихшая, сидела на плече карлика. Глю казался возбужденным и вполне довольным поворотом событий. Талисин и Гвидион стояли рядом с Даллбеном, который накинул просторный дорожный плащ и держал в руке тяжелый ясеневый посох. Под мышкой у волшебника была «Книга Трех».

— Добрый хозяин, поспеши! — волновался Гурджи, между тем как Ллиан рядом с Ффлевддуром тоже нетерпеливо помахивала хвостом. — Все готово для качки и скачки по волнам!

Глаза Тарена перебегали от лица к лицу его спутников и друзей. Взгляд его поочередно обращался к Эйлонви, которая тоже не отрываясь смотрела на него, к суровым морщинам Гвидиона и высокому мудрому лбу Даллбена. Никогда прежде он не любил их так сильно, как в этот момент. Молча подошел Тарен к волшебнику и склонился перед ним.

— Никто и никогда еще не удостаивал меня такой чести, как ты, Даллбен, предложивший мне этот высокий дар, — сказал Тарен. Слова с трудом слетали с его языка, но он заставил себя продолжать. — Прошлой ночью душа моя взволновалась необычным видением. Я видел во сне Ордду… нет, это был не сон. Она на самом деле, наяву была здесь. И я понял, что твой дар я не могу принять.

Гурджи удивленно охнул и с недоумением уставился на Тарена широко раскрытыми глазами.

Изумленным вздохом откликнулись стоявшие рядом с Тареном друзья, а Эйлонви выкрикнула:

— Тарен из Каер Даллбен, ты понимаешь, что говоришь? Неужели пламя Дирнвина так сильно подпалило тебе мозги? — Неожиданно голос ее замер и словно бы утонул в судорожно сжавшемся горле. Она закусила губу и быстро отвернулась, — Я понимаю. В Стране Вечного Лета мы должны были бы пожениться. Ты все еще сомневаешься в ответе моего сердца? Он не изменился. Это твое сердце изменилось ко мне.

Тарен не осмелился поднять глаза на Эйлонви. Печаль заполнила все его существо.

— Ты не права, принцесса из Дома Ллира, — тихо сказал он, — Я давно люблю тебя и любил еще до того, как осознал это. Если мое сердце раскалывается надвое при расставании с друзьями, оно разрывается на части при прощании с тобой. И все же так должно быть. Я не могу поступить по-иному.

— Подумай серьезно, Помощник Сторожа Свиньи-резко проговорил Даллбен, — Если ты один раз решил, переменить решение будет невозможно. Согласен ли ты жить в печали вместо того, чтобы провести жизнь свою в счастье? Ты отказываешься не только от радости и любви, но и от вечной жизни?

Тарен долго не отвечал. Когда наконец он заговорил, голос его был глух от горечи сожаления, но слова оставались ясными и твердыми.

— Есть люди, которые больше меня заслужили твой дар, хотя им уже не получить его никогда. Моя жизнь связана с их оборванными жизнями. Сад и огород Колла, сына Коллфревра, лежат в запустении и ждут рук, которые возделали бы их. Мое умение меньше, чем было у него, но я сделаю все, что сумею.

Тарен поднял голову и уже не отводил взгляда от пронзительных глаз Даллбена.

— Дамба в Динас Риднант не построена, — продолжал он. — Перед могильным холмом короля Моны я поклялся не оставлять незавершенным дело его жизни.

Из куртки Тарен достал осколок глиняного сосуда.

— Разве я могу забыть Аннло Велико-Лепного? Забуду ли Коммот Мерин и других, похожих на него? Я не в силах вернуть жизнь Ллонио, сыну Ллонвена, и тем доблестным людям, которые последовали за мной, чтобы никогда уже не увидеть своих домов. Я не могу успокоить сердца вдов и детей-сирот. И все же в моих силах отстроить вновь кое-что из того, что было разрушено. Это я должен сделать!

Тарен обратил свой взор к молча стоявшим друзьям.

— Багровые Земли когда-то были плодородными полями. Если по-настоящему потрудиться, вложить в них много упорного труда, они вновь станут плодоносить. — Он повернулся к Талисину. — Гордые постройки Каер Датил лежат в руинах. Разрушены и Зал Знаний, и сокровищница мудрости бардов. Разве не ты, Талисин, говорил, что воспоминания живут дольше, чем то, что рождает их? А если и память потеряна? Я уверен, найдутся те, кто поможет мне, и мы вместе поднимем упавшие камни и вновь обретем сокровища памяти.

— Гурджи поможет! Он не поедет, нет, нет! — заверещал Гурджи, — Он останется навсегда! Он не хочет дара, который разлучит его с добрым хозяином!

Тарен обнял прижавшегося к нему лохматого друга.

— Тебе придется поехать с остальными. Ты называешь меня хозяином? Тогда подчинись моему последнему приказу. Обрети мудрость, о которой мечтаешь. Она ожидает тебя в Стране Вечного Лета. А то, что желаю найти я, должно искать здесь.

Эйлонви поникла головой.

— Ты сделал тот выбор, который должен был сделать, Тарен из Каер Даллбен, — прошептала она.

— И я не стану тебе возражать, — сказал Даллбен, — лишь предупрежу тебя, Тарен. Цель, которую ты себе поставил, высока, но дела, что ты наметил, невероятно трудны. Нет никакой уверенности, что ты сможешь завершить хотя бы одно из них. Зато есть опасение, что не преуспеешь ни в одном. Но в любом случае твои усилия могут остаться без награды, не воспетыми и попросту забытыми. А в конце концов, как и все смертные, ты должен будешь встретить свою могилу и, может быть, даже без холма чести, который отметит место твоего погребения.

Тарен мрачно кивнул.

— Пусть будет так, — сказал он. — Давным-давно я мечтал стать героем, по-настоящему и не представляя, кто такой герой. Теперь, по-моему, я понимаю это немного лучше. Воин или ремесленник, крестьянин из Коммотов или король — каждый человек герой, если он делает для других, думает о других больше, чем о себе самом. Как-то, — добавил он, — ты сказал мне, что поиск значит больше, чем находка. Теперь я говорю: пусть борьба будет значить больше, чем выигрыш в ней.

Он улыбнулся своим собственным воспоминаниям.

— Когда-то я надеялся на славную судьбу, — продолжал Тарен. — Эта мечта уплыла вместе с моим детством. И хорошо, потому что такая туманная и приятная мечта годится лишь для ребенка. Сейчас могу сказать с уверенностью: я очень доволен своей судьбой Помощника Сторожа Свиньи.

— Но это не твоя судьба, — просто сказал Даллбен. — Ты больше не Помощник Сторожа Свиньи, но Верховный король Придайна.

— Ты смеешься надо мной! — вскричал Тарен. — Неужели я был так непозволительно горд, что достоин насмешки? Не шути так зло, называя меня королем!

— Твоя внешняя сила была подтверждена, когда ты вытащил Дирнвин из ножен, — сказал Даллбен. — Твоя внутренняя сила, твоя царственная воля проявилась, когда ты решил остаться здесь. На этот раз я сулю тебе не легкий и приятный дар, но тяжкую ношу, которая важнее и тяже-лее любой, какую ты когда-либо нес на своих плечах.

— Тогда почему именно я должен нести ее? — отшатнулся Тарен. — Я всего лишь Помощник Сторожа Свиньи и всегда был и оставался таким.

— Ответ записан в «Книге Трех», — проговорил Даллбен и поднял руку, требуя тишины и заставляя тем самым замолчать и Тарена, — Я не решался говорить тебе о этом прежде. До срока открыть прорицание — значит разрушить его. До этого самого момента, до твоих последних слов я не был уверен, что именно ты выбран для того, чтобы править. Еще вчера я испугался что ошибся, и это не ты.

— И что же? — подался вперед Тарен. — Может, все-таки «Книга Трех» ошиблась?

— Нет, не может ошибаться, — уверенно сказал Даллбен. Книга так называется, потому что рассказывает о трех частях нашей жизни: о прошлом, настоящем и будущем. Но она также может быть названа и книгой «рели…». Если тебе не удастся исполнить задуманное. Если ты пойдешь по злой тропинке. Если тебя убьют. Если ты сделаешь не тот выбор… Тысячи «Если» мой мальчик многие тысячи. «Книга Трех» не скажет тебе больше. Лишь одно говорит она: если. Из всех путей из всех встреч, из всего, что может случиться, только одно становится явью и реальностью. Потому что дела человека, а не слова пророчеств, строят и создают его судьбу.

Я понимаю теперь, почему ты держал в тайне мое происхождение, — задумчиво сказал Тарен. — Но когда-нибудь я смогу узнать эту тайну?

— Я никогда не хранил это в секрете, хотя очень бы желал оставить эту тайну при себе, — ответил Даллбен. — Не могу скрыть от тебя это и сейчас. В давние-предавние времена, когда «Книга Трех» впервые попала мне в руки, увидел, прочел я на ее страницах прорицание. Когда Сыновья Доны будут уезжать из Придайна Верховным королем станет тот, кто убьет змею, кто обретет и потеряет пылающий меч, кто выберет королевство печали вместо королевства счастья. Эти пророчества были туманными для меня. Но самым туманным было последнее прорицание. Оно толковало о том, что придет править Придайном не высокородный принц, а тот, чье происхождение и место в жизни неопределенно, неясно.

Даллбен из-под густых своих бровей посмотрел на Тарена.

— Долго я обдумывал эти пророчества, продолжал он — Наконец покинул Каер Даллбен, чтобы отыскать этого будущего короля и ускорить его приход. Много лет я искал, но все, кого я спрашивал, хорошо знали свое место в жизни, будь то пастух или воин, лорд княжества или крестьянин из Коммотов.

Глаза Даллбена затуманились, будто он снова шествовал в своих воспоминаниях по долгим дорогам Праидена.

— Шли годы. Земля рождалась весной, расцветала летом, увядала осенью и замирала зимой, — глухо продолжал он. — Короли возвышались и падали, войны приходили к миру, и мир приближался к войне. И вот однажды, столько лет назад, сколько лет тебе, разразилась в этой земле ужасная война. Я отчаялся в своем поиске и направил шаги свои в сторону Каер Даллбен. В этот день я должен был пересечь поле, где совсем недавно бушевала битва. Много убитых лежало повсюду. Пали и благородные и простые люди, смерть не пощадила никого. Не избежали ее и женщины и дети.

Даллбен тяжело вздохнул.

— Из соседнего леса донесся пронзительный крик. Ребенок был укрыт среди корней дерева, будто его мать долго искала и наконец нашла самое безопасное место. На пеленках его не было вышито ни имени отца, ни знака рода. Одно было ясно — и отец и мать лежат на поле среди убитых.»

Слушатели боялись дышать. Тишина была такой, что звенело в ушах.

— Передо мной, — медленно произнес Даллбен, — без сомнения, лежал тот, у кого не было положения в жизни неизвестный ребенок неизвестного рода. Я принес младенца с собой в Каер Даллбен. Имя, которое я дал ему, было Тарен.

Тарен буквально впился глазами в старого волшебника.

— Я не мог ничего сказать тебе о твоем происхождении, хотя и очень желал сделать это, — продолжал Даллбен. — Не мог, потому что до сих пор знаю об этом не больше тебя. Моими тайными мыслями я поделился только с двумя людьми. С лордом Гвидионом и Коллом. Пока ты мужал, росли и наши надежды, хотя никогда мы не могли быть уверенными, что ты именно тот младенец, который рожден, чтобы стать Верховным королем Придайна.

В глазах Даллбена мелькнула едва уловимая улыбка.

— До этого момента, мой мальчик, — сказал он, — ты был нашей надеждой, ожиданием, неясным «возможно».

— То, что было написано, предсказано, стало прошлым, — заметил Гвидион. — А сейчас мы должны сказать друг другу слова прощания.

Настала долгая тишина. Ллиан, чувствуя подавленное настроение барда, нежно его обнюхивала, щекотала усами и терлась о его бок своей громадной головой. Все словно бы замерли. И тогда выступил вперед Глю. Он заговорил первым.

— Я не расставался с этим с тех пор, как был вынужден оставить Мону, — сказал он, вытаскивая из кармана куртки маленький голубой кристалл. — Он напоминает мне о моей пещере и тех великих днях, когда я был великаном. Но по некоторым причинам я больше не желаю ни воспоминаний об этом, ни напоминаний. Вот, возьми его как совсем маленькое напоминание обо мне. — И он вложил кристалл в руку Тарену.

— Вот уж не думал, что наш Глю кладезь доброты и великодушия, — усмехнулся Ффлевддур. — Впервые в жизни, уверен, он добровольно отдает что-то свое. И это, клянусь Великим Белином, означает, что коротышка на самом деле подрос на целый дюйм. Если так дальше пойдет, он скоро перестанет быть всего-навсего маленьким человечком.

Доли достал из-за пояса прекрасно сделанный топорик.

— Бери, — сказал он Тарену. — Он хорошо послужит тебе в любом деле. Это работа мастера из Красивого Народа, друг мой, и затупить его не так-то просто.

— Никогда он не сможет послужить мне вернее, чем его хозяин, — уверенно сказал Тарен, принимая подарок карлика, — и этот закаленный в огне металл все же не крепче твоего сердца, добрый старый Доли…

— Хм! — недовольно хмыкнул карлик — Добрый… старый… слыхали не раз!

Карр, сидя на плече Доли и желая обратить на себя внимание, вертелась и подпрыгивала. Она тут же замерла, когда Тарен нежно провел пальцами по ее гладким перьям.

— Пр-рощай! — прокаркала ворона. — Пр-рощай! Тар-ррен!

— Прощай и ты, — ответил Тарен, улыбаясь. — Хорошим манерам мне так и не удалось тебя обучить. И все же ты, проказница, доставила мне много веселых и радостных мгновений. Ты поистине орел среди ворон!

Ллиан, мягко ступая, подошла к Тарену и потерлась о него всем телом с такой любовью, что чуть не сбила его с ног.

— Будь моему другу хорошей и верной спутницей, — сказал Тарен, почесывая гигантскую кошку за ухом. — Радуй его своим мурлыканьем, подбадривай, когда он в плохом настроении. Не покидай его надолго, потому что даже такой смелый бард и король, как Ффлевддур Пламенный, не чужд одиночества.

Ффлевддур с грустью смотрел на Тарена рядом с Ллиан. Потом подошел к нему, держа в руках спасенную из огня последнюю струну своей неизменной арфы. Пламя так скрутило и искорежило тугую прежде струну, что она свернулась в странном узоре, у которого, казалось, нет ни конца, ни начала. И теперь Тарен как бы слышал бесконечные, сменяющие одна другую и сливающиеся воедино, витающие в воздухе мелодии.

— Увы, это все, что осталось от моей старушки, — сказал Ффлевддур, протягивая Тарену опаленный вензель струны. — Сказать по чести, я даже рад. Она все время расстраивалась и расстраивала меня… — Он помолчал, смущенно крякнул. — Э-э… я хотел сказать, что я расстраивал ее некоторыми своими… фантазиями… А по чести, я грущу об этих оборванных струнах.

— Не больше, чем я, — грустно сказал Тарен. — Помни обо мне. А я всегда буду вспоминать о тебе с нежностью.

— Не сомневайся! — воскликнул бард. — Столько еще не спетых песен и не рассказанных сказок! Я их и спою и расскажу! Ффлевддур Пламенный никогда и ничего не забывает!

— О, у-уу, — вдруг завыл Гурджи, — бедному Гурджи нечего дать доброму хозяину! Какую память оставит он для долгих воспоминаний! О, жалки и печалки!

Он готов был уже расплакаться, как вдруг лицо его просветлело, и он захлопал в ладоши.

— Нет, нет! Да, да! Бедная, слабая голова Гурджи забыла о подарке! Вот, вот он! Из горящей сокровищницы злого повелителя Земли Смерти! Смелый Гурджи ловкими уловками выхватил из огня эту штуку.

С этими словами Гурджи вытащил из своей кожаной сумки маленький, оплавленный в огне и помятый металлический ящичек и протянул его Тарену. Тот с любопытством повертел непонятную вещицу в руках, обнаружил тяжелую печать и сломал ее.

В ящичке оказались тонкие, густо исписанные листки пергамента. Тарен быстро пробежал глазами один, другой, третий, затем быстро повернулся к Гурджи.

— Знаешь ли ты, что нашел? — прошептал он, все еще не веря сам себе. — Это тайны мастерства. Секреты ковки и закаливания металлов, секреты лепки и обжига гончарных изделий, секреты плодородия земли и выхаживания растений. Всего того, что Аровн украл много лет назад и спрятал от людей. Эти знания — бесценное сокровище.

— Самое ценное, — уверенно сказал Гвидион, бережно беря из рук Тарена свитки. — Пожар в Алнувине уничтожил волшебные инструменты, которые работали сами по себе и обещали беззаботное безделье человеку. Эти сокровища обещают большее. Чтобы постигнуть мастерство, овладеть им, необходима сила ума и рук.

Ффлевддур присвистнул.

— Владеющий этими секретами становится настоящим хозяином Придайна, — сказал он — Тарен, старина, да любой лорд или князек будет молить тебя, чтобы ты даровал ему хотя бы один из тех секретов, что теперь у тебя в руках.

— И Гурджи нашел это! — возопил Гурджи, прыгая вокруг Тарена. — Да, о да! Смелый, умный, верный! Смелый Гурджи всегда находит нужные вещи! Когда-то он разыскал потерявшуюся поросюшку. Потом он обнаружил злой Черный Котел! Теперь он разнюхал могущественные секреты для доброго хозяина!

Тарен улыбнулся возбужденному Гурджи.

— Ты и в самом деле нашел самые великие тайны. Но они не мои, я не могу оставить их у себя. Я открою их людям Придайна. Они по праву принадлежат всем.

— Тогда раскрой перед ними и это, — сказал Даллбен, протягивая Тарену тяжелый, обтянутый кожей том, который он до сих пор держал под мышкой.

— «Книга Трех»? — воскликнул Тарен, удивленно глядя на волшебника. — Я не осмелюсь…

— Смелее, мой мальчик, — ободрил его Даллбен, — ты не обожжешь рук и не покроешься волдырями, как это когда-то произошло с чересчур любопытным Помощником Сторожа Свиньи. Теперь все ее страницы открыты для тебя. «Книга Трех» больше не предсказывает то, что должно произойти. В ней записано лишь то, что было. Осталось лишь вписать последние слова на ее последней странице.

Волшебник взял со стола птичье перо, открыл книгу и вывел смелой твердой рукой:

«И таким образом Помощник Сторожа Свиньи стал Верховным королем Придайна».

— И это тоже немалое сокровище, — сказал Гвидион, кладя ладонь на кожу книги. — «Книга Трех» теперь стала и историей, и сокровищницей знаний. Не представляю, что же большее можно подарить тебе. Не могу предложить тебе и королевские отличия, потому что настоящего короля отличает его сердце. — Высокий воин положил руку на плечо Тарену. — Прощай. Мы больше не встретимся.

— Возьми тогда в память обо мне Дирнвин, — сказал Тарен.

— Дирнвин твой по праву, — выставил ладонь Гвидион, — как это и должно быть.

— Но Аровн убит, — возразил Тарен, — зло повержено, и для огненного меча больше нет дела здесь, в Придайне.

— Зло повержено? — нахмурился Гвидион. — Ты научился многому, но усвой и этот последний и самый тяжкий урок. Ты победил только носителей зла. Это было, пожалуй, самое легкое из всех твоих испытаний. Только начало, а не завершение дела. Неужели ты думаешь, что само зло можно победить так быстро? Нет, оно живо, пока люди будут ненавидеть и убивать друг друга, пока жадность и неразумный гнев будут подстрекать их. Против этого даже огненный меч бессилен. Доброта, согревающая человеческие сердца, — вот то пламя, которое невозможно погасить.

Эйлонви, стоявшая до сих пор молча в стороне, теперь подошла к Тарену. Глядя ему прямо в глаза, девушка медленно вытащила из складок плаща золотой шар.

— Возьми это, — тихо промолвила она, — хотя он горит не так ярко, как любовь, которая зажглась между нами. Прощай, Тарен из Каер Даллбен. Помни меня.

Эйлонви уже собиралась отвернуться и кинуться вон из хижины, как вдруг глаза ее вспыхнули голубым огнем, она топнула ногой и воскликнула:

— Это несправедливо! Разве я виновата, что родилась в семье волшебниц? Я не просила наделять меня магической силой! Навязывать человеку непрошеное волшебство хуже, чем заставлять его носить башмаки, которые ему не подходят по размеру! Не понимаю, почему я должна владеть тем, чего не желаю?

— Принцесса из Дома Ллира, — торжественно произнес Даллбен, — я ждал, что ты сама произнесешь эти слова. Ты и в самом деле хочешь отказаться от редкого наследия — владения волшебством?

— Да, да, конечно! — закричала Эйлонви, — Если волшебство та преграда, что разделяет нас, то я с радостью отказалась бы и отделалась от него!

— Это в твоих силах, — сказал Даллбен. — Это в твоих руках, а точнее, у тебя на пальце. Кольцо, которое ты носишь, подарок лорда Гвидиона. Оно дарует исполнение любого твоего желания.

— Что? — взорвалась Эйлонви, вспыхнув от гнева и радости одновременно. — Ты хочешь сказать, что все эти годы я носила кольцо, которое я могла бы использовать для исполнения своего желания? Ты ничего не говорил мне об этом! Это несправедливо! Это хуже! Это… это… ведь я могла бы просто пожелать, и Черный Котел был бы разрушен! Или в мгновение найти Дирнвин! Я могла бы пожелать победы над Аровном! Без единой жертвы и опасностей для живых! И я никогда не слышала и не знала об этом!

— Дитя, дитя, — остановил поток ее гневных слов Даллбен, — твое кольцо может исполнить лишь одно желание. Но зло многолико. Оно не может быть побеждено враз. Его нельзя уничтожить одним только желанием. К тому же кольцо может послужить лишь тебе одной и осуществить желание, запрятанное глубоко в твоем сердце. Я не говорил тебе раньше о свойстве кольца, потому что не был уверен, что у тебя есть это страстное желание.

Даллбен теперь не улыбался. Он был серьезен и даже торжествен.

— Поверни один раз кольцо на пальце, — промолвил он, — Пожелай от всего сердца, чтобы твой волшебный дар исчез.

Удивленная и почти испуганная Эйлонви закрыла глаза и сделала то, что велел ей старый волшебник. Кольцо внезапно вспыхнуло. Но ослепляющая вспышка эта продолжалась какую-то долю мгновения. Девушка резко вскрикнула от боли. А золотой шар в руке у Тарена в тот же миг ярко вспыхнул и угас навсегда.

— Все свершилось, — прошептал Даллбен.

Эйлонви заморгала, будто только что появилась из тьмы на яркий свет, и огляделась вокруг.

— Не чувствую никакой разницы, никаких изменений, — заметила она. — Неужели моя волшебная сила по-настоящему исчезла?

Даллбен кивнул.

— Да, — тихо сказал он — И все же ты навсегда сохранишь в себе то волшебство и тайну, что есть у всех женщин. И опасаюсь, что Тарен, как и все мужчины на свете, не раз еще будет ошарашен и сбит с толку твоим женским волшебством. Но тут уж никто ничего поделать не может. Так происходит всегда. Подойдите, подайте друг другу руки и дайте один другому слово верности.

Они повиновались. Все окружили только что обрученную пару тесным кольцом, чтобы пожелать им счастья, обнять и поцеловать. Затем Гвидион и Талисин вышли из хижины. Даллбен поднял свой ясеневый посох.

— Мы не можем больше медлить, — сказал старый волшебник. — Здесь наши пути должны разделиться.

— А что будет с Хен Вен? — спросил Тарен. — Разве я не увижу ее в последний раз, чтобы проститься?

— Ты будешь видеть ее так часто, как только пожелаешь, — ответил Даллбен. — Поскольку она сама вольна была выбирать, уйти или остаться, я знаю, она решила остаться с тобой. Но прежде чем отправиться на свидание со своей любимой свиньей-прорицательницей, ты все же должен позволить собравшемуся здесь народу Придайна увидеть нового Верховного короля и его королеву. Гвидион, я думаю, уже оповестил народ обо всем, и твои подданные жаждут приветствовать тебя.

Сопровождаемые своими друзьями Тарен и Эйлонви двинулись к выходу. Но у самой двери Тарен вдруг остановился и повернулся к Даллбену.

— Но может ли такой человек, как я, править королевством? Совсем еще недавно я нырял головой в колючий кустарник. И помню, как саднит оцарапанное лицо. Сейчас, при мысли о правлении такой большой страной, у меня тоже ноет лицо и саднят от страха щеки.

— Боюсь, что королевская корона не раз окровавит тебе не только лоб, но и сердце, — вставила Эйлонви. — Но если у тебя возникнут трудности, я с радостью дам тебе совет. И начнем прямо сейчас. Ты входишь или выходишь из этой двери? Так сделай шаг!

В толпе, ожидавшей за дверьми хижины Даллбена, Тарен увидел Хевидда, Ллассара, многих знакомых людей Коммотов, Гаста и Гориона рядом с крестьянином Аэдданом, возвышающегося над ними короля Смойта с его пламенной бородой. Всех он не мог разглядеть глазами, но сердцем чувствовал каждого. И Тарен, крепко взяв за руку Эйлонви, сделал шаг навстречу им. Радостный гул тысяч голосов обрушился на него.

Они прожили много счастливых лет, и все, что наметил Тарен, выполнили. И дело рук и сердец их осталось с людьми навечно. И все же, когда ушло то время и скрылось за чередой веков, стало далеким воспоминанием, было много таких, кто сомневался, что король Тарен, королева Эйлонви и их друзья-спутники в самом деле ходили по земле, а не были просто мечтой и сказкой, выдуманной для того, чтобы обманывать тех, кто наивен, как ребенок. Только барды знали. И пели об этом.

Оглавление

От автора

КНИГА ТРЁХ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

ЧЁРНЫЙ КОТЁЛ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

ЗАМОК ЛЛИРА

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

ТАРЕН СТРАННИК

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

ВЕРХОВНЫЙ КОРОЛЬ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg