«Враг»

Враг (fb2) - Враг [=Темный лорд] (Времена - 1) 1514K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александра Лисина

Александра Лисина ВРАГ

ПРОЛОГ

На Аккмал — древнюю столицу Интариса[1] — быстро спускалась ночь, расцвечивая небо мелкими точками далеких звезд и принося с собой долгожданную прохладу. С ее приходом спрятались в темноте обшарпанные стены домов. Мрачноватые каменные башни, разделяющие столицу на кварталы, перестали казаться давящими и гнетущими. А свет фонарей разукрасил древний город сотнями волшебных искорок.

Но длилось это недолго.

Как только темнота стала по-настоящему непроглядной, над крышами прозвучал тягучий звук гонга. В тот же миг окна домов окутались дымкой охраняющего заклятия — это активировались магические заслоны, обязательные для каждого дома столицы. Секунду спустя по полупустым улицам пронесся порыв холодного ветра. В подворотнях внезапно заклубился и стал быстро расползаться по улицам плотный туман. А городские стены покрылись густой изморозью, наглядно подтверждая слухи о том, что днем в Аккмале царит вечное лето, тогда как после захода солнца его посещает сама Ледяная богиня.[2]

Горожане давно привыкли к такому ритму жизни, а приезжих загодя предупреждали, чтобы не вздумали соваться на улицу после наступления темноты. В столице всякое случалось. И найденные поутру замерзшие тела на улицах отнюдь не были здесь редкостью. Но, что удивительно, дворцовых садов, некогда взращенных самим светлым владыкой эльфов, эта беда не касалась.

Король Мирдаис проводил задумчивым взглядом суетящихся под окнами садовников и в который раз подумал, что за полвека правления так и не удосужился разобраться с проклятым туманом. А сейчас даже он потерял значение, потому что в Интарисе, как и на всей Лиаре, наступили тяжелые времена.

— Эпоха заканчивается, — обронил в тишине король.

— Вы правы, сир, — подтвердил из глубины кабинета мягкий баритон. — И мы знаем, что это значит.

Владыка королевства людей обернулся и изучающе глянул на собеседника: сухощавый, с крепкой фигурой воина, гость неподвижно стоял возле кресла и терпеливо ждал, пока король, наконец, сообщит очевидное.

Длинные прямые волосы незнакомца, собранные в небрежный конский хвост, были редкого для Интариса черного цвета. Охотничий костюм зеленовато-коричневых тонов сидел на посетителе как влитой. Потертые ножны в правой руке почти касались пола, а спрятанные там парные клинки стоили бешеных денег: работа мастеров Темного леса была поистине бесценной. Как бесспорным было их умение защищать свои шедевры магическими рунами.

В отличие от короля, гость был высокого роста и непривычно широкоплеч для своей расы. А вот лицо…

Король тихо вздохнул.

Странное это было лицо. Пылающее неестественной красотой и неумолимо притягивающее взгляды какой-то особенной гармонией.

— Я готов, сир, — ровно сказал темный эльф, едва заметно наклонив голову.

Король Мирдаис снова вздохнул:

— Увы, время перемен выпало на нашу долю. Я ждал этого и боялся, что однажды мне придется просить тебя о помощи. Подгорный владыка уже откликнулся на наш зов, Светлый лес прислал своих лучших воинов — они привезли с собой частичку древнего ключа. Вторая, как ты знаешь, хранится у меня, а третья… К сожалению, твои сородичи до сих пор не отозвались.

— Темный лес всегда презирал смертных, — легко согласился эльф. — Им нет дела до остальных. Даже если это грозит падением Границы.

— А ты?

Гость пожал плечами:

— Если демонам удастся вырваться, на Лиаре не останется ни вас, ни нас. Поэтому повторяю: я согласен. К тому же войти в Лабиринт и обновить Границу может лишь темный эльф, а поскольку других кандидатов у нас нет…

Его величество с досадой поджал губы.

— Таррэн, я знаю тебя с того времени, как ты спас мою шкуру в той сваре у Лиандра.[3] И отец мой знал, и дед… без тебя не обошлось ни одно покушение, ни одна война, ни одно мало-мальски значимое для Аккмала происшествие за последние пару сотен лет. Ни один перворожденный[4] не сделал для Интариса больше, чем ты! Но разрази меня гром… Я до сих пор не понимаю: почему ты до сих пор здесь?

Темный эльф хмыкнул:

— Может, вы мне нравитесь, сир?

— Шутишь? И брось эти церемонии: мы одни.

Таррэн снова пожал плечами и, прекратив изображать верноподданного, без всякого стеснения упал в ближайшее кресло.

— Можешь считать, что из всех людей ты наиболее близок к нашему понятию «друг». К тому же у тебя спокойная страна и красивый город, в котором не стыдно остановиться и темному владыке. А я гораздо менее привередлив, чем он. Такого объяснения достаточно?

— Нет, — усмехнулся Мирдаис. — Я больше склоняюсь к мысли, что ты несколько десятилетий околачиваешься вблизи Аккмала совсем по другой причине. Это вовсе не из-за заботы о спокойствии наших границ или стремления сохранить дружбу с человеком, которая, между нами говоря, для темного весьма сомнительна… Скажем, из-за моей части ключа?

Эльф ничуть не смутился:

— Такой артефакт не должен оставаться без присмотра.

— Это уже честнее, — вздохнул человек и устало опустился в кресло напротив. — Знаешь, я бы хотел, чтобы мой предок не спасал в той войне шкуру светлому владыке. Чтобы он никогда не получал из его рук этот Торков[5] ключ. Чтобы проклятые хранители[6] не выращивали тут в качестве благодарности эльфийские сады, от которых меня, признаться, уже тошнит. Но еще больше я бы хотел, чтобы мне не нужно было ломать голову, как упросить тебя взвалить на плечи эту ношу: забрать последнюю часть ключа у своего владыки, потом прогуляться в Серые пределы в компании двух светлых эльфов и одного сварливого гнома. Пройти насквозь Проклятый лес. Наконец, активировать амулет и вернуться сюда живым и невредимым. Чтобы я смог, наконец, запихнуть этот дрянной артефакт в сокровищницу на следующую тысячу лет и забыть о нем, как о кошмаре!

Таррэн сделал вид, что не заметил прозвучавших в голосе короля ноток отчаяния.

— Где ключ?

— Здесь, — устало отозвался его величество и, сорвав с шеи зачарованный шнурок, бросил артефакт собеседнику. Эльф без усилий его поймал и пристально посмотрел на золотую пластинку в виде ажурного треугольника, по краям которого виднелись отчетливые следы распила. Срез был настолько ровным, что просто не мог быть не магическим, а неповторимая аура артефакта наводила на мысль о том, что в его руках оказался настоящий шедевр.

— До следующего полнолуния два с половиной месяца, — с тяжелым сердцем добавил Мирдаис, — но выходить нужно сегодня. Все необходимое тебе предоставят… если, конечно, ты в чем-то нуждаешься. Сопровождение, правда, будет скромным: в прошлую эпоху, как ты знаешь, отправляли целую армию, а обратно вернулось всего несколько десятков человек, так что теперь мы решили отправить более маневренный и менее заметный отряд. Встретишься с ними через две недели, в караване герра Хатора. Пойдете под видом послов в Бекровель,[7] а у подножия Драконьего хребта[8] свернете. С вами под видом караванной охраны пойдут пятеро моих лучших воинов и, чтобы облегчить вам жизнь, еще кое-кто… из числа Стражей. Моя часть ключа будет с ним — по ней и узнаешь.

Темный эльф наконец оторвался от созерцания артефакта и удивленно приподнял брови.

— Дикий пес?

— В Проклятом лесу вам понадобится проводник, а этот человек считается лучшим на своей заставе. Орден Отверженных не дремлет… и я не думаю, что за прошедшую тысячу лет все его адепты вымерли.

— Гм, — задумался Таррэн, неохотно возвращая ключ. — Я много слышал о Стражах, и если хотя бы половина того, что о них говорят, правда, то это действительно неплохо. Он будет один?

— Нет, с ним пойдет сопровождающий. Человек тоже надежный, но в пределах рассчитывай только на Стража. И помни: без него вам Проклятый лес не пройти.

— Кто он? Волкодав?

— Гончая.

Эльф присвистнул — вредная привычка, намертво въевшаяся после десятилетий, проведенных среди людей.

Про Диких псов ходило много слухов. Считалось, что именно они на протяжении многих эпох хранили мир от тварей Проклятого леса. Лучшие воины, которых только смогло создать человечество. Непревзойденные мастера, многие из которых могли на равных противостоять даже перворожденным. Верные псы человечества, веками сдерживающие напор голодных чудовищ.

Серые пределы — так называют пограничье, отделяющее Проклятый лес от бесконечной череды неприступных скал Драконьего хребта.

Заставы — так зовутся семь мощных крепостей у подножия этих гор: две гномьи, две эльфийские (темная и светлая), две человеческие (левая и правая), и центральная — самая крупная, где с равным успехом воевали и люди, и гномы, и даже перворожденные. Тоже — Стражи. Дикие псы Серых пределов, несшие свою бессменную вахту вот уже девять эпох.

Среди них были Волкодавы, известные как непревзойденные мастера ближнего боя. Сторожа — без преувеличения, самые меткие стрелки, ничуть не уступающие эльфам в мастерстве. А еще Гончие — совершенно особые бойцы Диких псов: люди, наделенные безупречным чутьем опасности. Идеальные убийцы, о которых даже среди Стражей ходят легенды. Но их было так мало, что на всех семи заставах насчитывалось едва ли больше трех десятков человек.

И вот такую Гончую король дает им в спутники?!

— Неужели он настолько хорош? — с сомнением переспросил Таррэн.

Король Мирдаис загадочно улыбнулся:

— Увидишь. Только учти: у этого… кхм… человека сложные отношения с перворожденными. Так что будь терпелив и не зли его понапрасну.

Темный эльф фыркнул и, поднявшись с кресла, шагнул к дверям.

Гончая, не Гончая… плевать. Главное, чтобы провел через Проклятый лес коротким путем, потому что старых карт уже почти не осталось, да и лес здорово разросся за прошедшую тысячу лет. Девять эпох назад туда излилось столько магии, что местная живность обзавелась привычкой действовать сообща, причем настолько слаженно, что туда не хотелось соваться без веской причины.

— Удачи тебе, Таррэн-бродяга, — неслышно шепнул король Мирдаис, когда за эльфом закрылась дверь. — Попутного ветра и… спасибо за помощь.

ГЛАВА 1

Что известно об эпохе расовых войн?

В общем-то не слишком много. Только то, что сумели сохранить древние хроники, хотя и тут не было уверенности, что их не успели грамотно подчистить.

Перворожденных, кто воочию видел Битву тысячи магов, уже не осталось — они или погибли, или покинули Лиару. Спросить больше не у кого, а вспомнить — просто некому. Так что все, что сохранилось с тех времен, — лишь несколько десятков печальных песен да неполный архив, доступ к которому был возможен только с высочайшего соизволения темного владыки.

Зная вздорный характер сородичей, Таррэн подозревал, что одними из главных зачинщиков той войны были именно темные, испокон веков считавшие себя выше остальных. Да и разве не заманчиво — подчинить всю Лиару? Заполучить в свое пользование леса, диктовать условия людям и Подгорному трону… для долгоживущих воинов, с младенчества постигающих искусство войны, это вполне посильная задача.

Правда, затеяли они войну самостоятельно или же на первых порах в этом вместе с темными участвовали и светлые эльфы, сказать трудно. Но вот кто точно не остался в стороне, так это гномы, которые, по давней традиции, выступили сразу против обеих ветвей перворожденных, после чего по Лиаре прокатилась настоящая волна смертей.

Почти пять долгих столетий лилась кровь долгоживущих, которых люди именовали бессмертными, на пылающей от жара земле. Пять долгих веков они ожесточенно резали друг другу глотки и упорно сокращали численность своих рас. Светлые против темных. Эльфы против гномов. Гномы против эльфов… Засады, ловушки, магические вихри… Мир надолго погрузился во тьму. Каждый был против всех, и все дрались против каждого. Кто пришел на Лиару первым? Кто последним? Ушастые мерзавцы или бородатые недомерки? Светловолосые бездари или чернявые идиоты, не помнящие кровного родства? Длинноногие снобы или волосатые карлики?..

Хроники стыдливо умалчивали.

Нет, о прошлом спорили и раньше, но до затяжных войн дело не доходило. А тут бессмертных словно прорвало. В ход шло все: от ножей до таранов, от обыкновенного огня до магических смерчей и землетрясений. Половина мира оказалась сожжена, вторая — заморожена. Горели леса. Рушились горы. И длился этот кровавый кошмар до тех пор, пока позабытые перворожденными люди не поднялись с колен и среди них не появились маги, которые на исходе пятого столетия вмешались во всеобщую свару.

В один из дней на окраине мира встали друг против друга четыре армии: люди, гномы, светлые и темные эльфы. Воины, маги, лучники, мечники… много их было. Очень. И каждый ненавидел соседей так люто, что иначе, чем всеобщим помешательством, это было трудно объяснить.

Десять дней и ночей длилась безумная сеча, прозванная впоследствии Битвой тысячи магов. Миллионы тел, огромные тучи воронья над искалеченными трупами, распухшая от крови земля, разломанные мечи, осколки заклятий, черное небо над головами безумцев… Смерть собрала тогда богатую жатву. Говорят, даже в наши времена в Проклятом лесу, выросшем на месте той битвы, еще можно отыскать рыжую пыль от разложившихся доспехов. А по ночам там плачут и стонут от боли неупокоенные души. Слишком много крови пролилось тогда на израненную землю. Слишком много проклятий слышали содрогнувшиеся небеса.

И никто не знает, чем бы все закончилось, если бы не нашелся среди этого кошмара тот, кто сумел понять всю глубину нависшего над Лиарой проклятия. Тот, у кого хватило смелости пойти против своего обезумевшего народа. Кто не погнушался просить помощи у смертных, вставших в тот день против него на равных. И сумел ценой жизни остановить эту страшную бойню.

Изиар был владыкой темных эльфов. Одним из тех, кто начинал эту войну и кто первым понял ее бессмысленность. Настоящего его имени никто не знал: те, кто помнил, унесли с собой в могилу, а те, кто выжил, упорно молчали. Даже упоминание о нем в эльфийских хрониках затерли. Потому что именно он был тем сумасшедшим, кто рискнул сунуться в Нижний мир. Возжелав быстрой победы, открыл чудовищный по мощи портал и призвал из небытия жутких демонов, способных вырвать душу даже бессмертного.

Изиар слишком поздно осознал свою ошибку. Слишком поздно увидел, что чужеродные сущности пожирали всех без разбора, не делая различий между темными и светлыми, людьми и гномами, смертными и бессмертными. А спохватившись, попытался исправить содеянное, да только в одиночку это было бесполезно: дверь между мирами была слишком широка, чтобы ее смог затворить один обессилевший эльф.

И тогда Изиар бросил клич, призывая на помощь уцелевших чародеев. Именно с их помощью был создан артефакт, в котором слилась воедино магия четырех рас. Изиар смог отогнать демонов и закрыть их за магической Границей. Затем окропил раскалившийся добела артефакт собственной кровью и разделил его на две части. Одну укрыл в воздвигнутом здесь же, на поле Лабиринте, подарив ему некое подобие разума, и завещал войти туда только своему прямому потомку. Так был рожден амулет. Вторую часть, ставшую впоследствии ключом, Изиар разделил еще на три части, которые отдал светлым и темным эльфам и гномам. После чего объявил людей полноправной расой. Повелел уцелевшим обновлять силу амулета раз в тысячу лет. Шагнул за Границу, чтобы наложить вторую магическую печать уже изнутри, и исчез среди сонмищ оказавшихся запертых в ловушке демонов.

Больше о нем никто не слышал…

Прошли века. Потрепанные и обескровленные бессмертные ушли в тень, позволив людям занимать опустевшие равнины и стирать с лица земли свои полуразрушенные города. Гномы отправились в подземелья. Эльфы, погрузившись в глубокий траур, долгое время находились в добровольной изоляции. А когда закончилась первая тысяча лет и пришла пора обновить заряд амулета, оказалось, что на Лиаре объявилась еще одна напасть. И на месте древнего побоища за это время вырос непроходимый лес, полный невиданных прежде растений и смертельно ядовитых тварей, сделавших Лабиринт практически недоступным.

Таррэн знал, какой ценой дался первый поход. И знал, для чего в тот же год вдоль всего Драконьего хребта были установлены заставы. Тогда же появились Стражи и началась их первая вахта. И тогда же оказалось, что в рядах человеческих магов зародилось предательство — орден Отверженных, возжелавший заполучить кусочек мощи древнего артефакта. Правда, в первый раз у них ничего не вышло. Но ровно через тысячу лет их потомки снова подняли голову и снова попытались переписать историю.

С тех пор так и пошло: на протяжении целого тысячелетия Лиара жила своей жизнью, почти не вспоминая о прошлом, но на исходе тысячи лет каждая раса выделяла воинов, которые должны были преодолеть долгий путь до Лабиринта и восстановить Границу на следующий период. При этом если со светлыми эльфами и Подгорным народом проблем никогда не возникало, то Темный лес…

Таррэн вздохнул.

Его сородичи всегда отличались непомерной гордыней. А еще он знал то, о чем правитель Интариса не имел ни малейшего понятия. О чем не подозревали светлые. Не догадывались дотошные гномы. То, о чем не знал больше никто, кроме темного владыки Л’аэртэ и его древнего хранителя знаний. Ибо, как оказалось, последняя часть ключа была похищена из сокровищницы владыки и безнадежно затерялась среди смертных. Вот только гордые эльфы никогда не признаются в этом остальным расам. И никогда не позволят себе признать, что уже давно проиграли эту войну.

А конец эпохи все ближе…

Аккмал неумолимо погружался во тьму. Несмотря на обилие фонарей, магических светлячков и блистающих огнями вывесок, город все равно казался недобрым и мрачным.

От очередного порыва ветра темный эльф непроизвольно поежился, поплотнее запахнулся в плащ и ускорил шаг. Холодает. Первый колокол давно отзвенел, второй прозвучал несколько минут назад. Времени до третьего осталось совсем немного, а ему еще нужно было заскочить в пару мест, хотя бы разок взглянуть на попутчиков, а после этого добраться до окраины города, где его ждала теплая постель, горячий ужин и приветливая хозяйка, умеющая держать язык за зубами.

Тем временем улицы города почти опустели. В надежно защищенных домах один за другим загорались приветливые огоньки. Из-за неплотно сомкнутых ставен то и дело слышался приглушенный говор, звон посуды и даже смех, будто спрятавшиеся там люди старались поскорее забыть о выползающей на еженощную охоту тьме. Но не до них сейчас было торопящемуся темному эльфу.

Проходя мимо одной из подворотен, Таррэн краешком глаза уловил какое-то движение и насторожился. В чем дело? Кого-то ждут любители поживы? Или же ищут именно его? Но кто? Свои? Чужие? А может, это орден восстал из праха?

Эльф сдернул со спины тугой лук, который даже в Аккмале не держал зачехленным, и отступил от подозрительной подворотни, не сводя с нее прищуренных глаз. Но там было тихо. Ни звука, ни вздоха, ни шороха убегающих ног, ни даже звона доставаемого из ножен клинка.

Неужели померещилось? Торков Аккмал… не зря его зовут не Городом тысячи башен, а Городом тысячи подворотен!

Для верности Таррэн выждал еще пару минут. А затем с беззвучным вздохом опустил руки. Все-таки показалось… Он медленно отошел от подозрительного прохода, забросил лук за спину, собираясь продолжить путь, потому что время отчаянно поджимало. Уже повернулся, чтобы уйти, но именно в этот момент воздух рядом с ним чуть потеплел.

Темный эльф инстинктивно отступил вперед и в сторону, одновременно разворачиваясь навстречу невидимой опасности, и только поэтому тихо просвистевший во тьме клинок не срубил ему правое ухо, а лишь поцарапал шею.

— Замри! — свистящим шепотом велели сзади, и эльф вынужденно застыл, чувствуя на горле неприятный холодок чужого лезвия. А потом ощутил и укол — под левую лопатку, как раз напротив похолодевшего сердца. — Не дергайся, если хочешь увидеть рассвет!

Таррэн сжал челюсти.

Ловко его поймали. Почти не почувствовал, будто рядом стоял не живой человек, а призрак. Впрочем, человек ли? Ни магического фона, ни тепла от него не ощущалось. У этого типа должны быть стальные нервы, раз он рискнул напасть на перворожденного в столице, да еще и на ночь глядя. Но это точно не гном — гном бы до шеи не достал. Может, эльф? Но темные не посмели бы напасть открыто. А если бы и посмели, то не стали бы церемониться — удавили по-тихому, и все. Никаких свидетелей, никаких улик. Светлые же тем более не станут нарываться: больно щепетильны они в таких делах, в отличие от смертных, кстати. Но чтобы простой человек сумел подкрасться к эльфу?

— Кто ты? — напряженно спросил Таррэн. — Что тебе надо?

— Слишком много вопросов, — шепнул из-за спины тот же голос. — Стой на месте, эльф, и ничего страшного не случится. Раз уж ты сумел уклониться от моего броска, на первый раз прощаю — живи. Мне сегодня некогда, да и король будет не в восторге от свежего трупа под стенами дворца: облавы пойдут, ненужное беспокойство. Но за то, что навел на меня стрелу, не обессудь — придется заплатить.

Таррэн скрипнул зубами, но в шею снова предостерегающе кольнуло, надрезав кожу точнехонько над важной жилой, и он позволил неизвестному вору вытащить из-за пояса тугой кошель.

— Гуляй, паря…

Темный эльф снова смолчал. Однако, едва на горло перестала давить невидимая тяжесть, тут же стремительно ушел в сторону, одновременно выхватывая метательные ножи и пригибаясь к мостовой. Без единого звука перекатился по камням, проворно вскочил и почти без замаха швырнул оба клинка в то место, где должен бы стоять незнакомец и где мгновением раньше промелькнула неясная тень.

Ножи тихо просвистели в темноте и с глухим стуком вонзились в стену ближайшего дома.

— Благодарю, — вдруг насмешливо хмыкнул невидимка буквально в шаге от подрагивающих рукоятей. Затем подозрительно легко выдернул обе, окинул оторопевшего эльфа мимолетным взглядом и, сверкнув напоследок бешеной зеленью глаз, исчез.

Эльф беззвучно ругнулся и, подойдя к дому, непонимающе потрогал глубокие ямины на стене. Это был хороший бросок, быстрый. Ножи действительно вошли до упора — человеку было не под силу выдернуть их обратно. А этот тип вынул легко, даже не раскачивая! Спер, иными словами, и даже спасибо не забыл сказать.

— El’lure!..

— Еще раз вякнешь — убью, — вдруг спокойно сообщила темнота над головой эльфа.

Таррэн вздрогнул от неожиданности, резко вскинул голову, но наткнулся на те же странные глаза, сияющие на фоне ночного неба, как два чистейших изумруда. На миг снова оторопел от необъяснимого ощущения чего-то смутно знакомого, но все же дико неправильного. И только тогда сообразил, в чем же он ошибся: оказалось, ловкий воришка был закутан в черную ткань до бровей. Причем ткань магическую и потому не пропускающую наружу ни единого лучика ауры. Да еще двигался слишком быстро для простого смертного: в какой-то жалкий миг взметнулся наверх, уподобившись сумасшедшей белке, а затем перепрыгнул с одной крыши на другую, чтобы не попасться.

— Что тебе надо? — ошеломленно спросил Таррэн, с трудом приходя в себя.

— Твою шкуру, прибитую над порогом… Да жаль, времени нет. Но если еще раз наткнусь, ушастый, то клянусь: верну твои ножики. Прямо в зубы!

— Зачем тянуть? Решим все сейчас?

— Перебьешься.

Зеленые огни раздраженно мигнули и пропали. С крыши дома не донеслось ни шагов, ни шелеста одежды, не слетело ни единой пылинки, но ощущение чужого присутствия исчезло. На этот раз — насовсем.

Темный ошалело потряс головой. Да что же это такое-то?! Может, ему померещилось впотьмах? В Городе тысячи башен кого только не встретишь! Он задумчиво провел пальцами по шее и стряхнул на землю несколько алых капелек. Нет, не привиделось. Просто, как оказалось, в этом мире есть существа, способные сравниться в скорости даже с эльфами. И в умении маскироваться — тоже. А сознавать это было весьма неприятно.

Очередной порыв ветра некстати напомнил о деле и заставил Таррэна поторопиться. Поняв, что времени осталось в обрез, эльф неохотно оставил идею выловить ловкого воришку и вытрясти из него правду. А затем направился прочь, настороженно поглядывая по сторонам, откуда все сильнее тянуло могильным холодом.

Он не пользовался магией, нет. От этого вредного занятия его отучила почти двухвековая погоня, организованная ближайшими родичами, и время. Ибо нет более верного способа засечь мага, как по остаточному следу заклятия. Поэтому приходилось пользоваться лишь природными умениями и врожденным чутьем, которое через несколько кварталов снова подало тревожный сигнал.

Эльф мгновенно ощетинился и потянулся за родовыми мечами, инстинктивно отступив к стене ближайшего дома. Настороженно огляделся. Прислушался, но, кроме далекого смеха, невнятного говора за плотно прикрытыми ставнями и торопливого топота башмачков на соседней улице, ничего не услышал. Правда, его второе сердце в какой-то момент предупреждающе похолодело, как и несколько минут назад, когда опасность подкралась совсем близко. Но потом успокоилось. Так же быстро, как и разволновалось.

Выждав для верности еще немного, Таррэн перевел дух: своему сердцу он привык доверять. И раз оно замолчало, то, что бы его ни встревожило, опасность прошла стороной. Интересно, что за твари развелись в Аккмале? Вроде бы король не упоминал ни о чем подобном. Да и в прошлые визиты было много спокойнее…

Пробежав быстрым взглядом по ближайшим окнам, закрытым на засовы дверям и высоким заборам, Таррэн миновал три последних дома и свернул за угол. Но на самом повороте все-таки не удержался: обернулся…

Лучше бы он этого не делал! Потому что в нескольких десятках шагов с плоской крыши одного из домов на него внимательно смотрели крупные, хищно прищуренные глаза, горящие какой-то неестественной желтизной с явной примесью зелени. Прямо как у того типа, что едва не перерезал ему глотку. Только эти были заметно больше, а сгустившаяся за ними тень — гораздо массивнее, как у припавшего перед прыжком зверя. И сидело это существо аккурат напротив того места, где у него сердце неровно стукнуло.

Эльф снова потянулся за оружием, но странная тварь приподняла морду кверху и шумно втянула ноздрями воздух. После чего довольно рыкнула, бесшумно спрыгнула на мостовую и, скользнув под ярко освещенными окнами, быстрее молнии пропала вдали. Только успела показать напоследок крупные костяные пластинки на шипастой спине, неровную сероватую кожу, больше похожую на невиданные доспехи, в кромешной тьме сверкнули белоснежные клыки, вильнул кончик гибкого хвоста, и все стихло.

Таррэн проследил направление движения жутковатого монстра. Недолго подумал, на кого мог охотиться этот оживший кошмар, но потом вдруг усмехнулся: кажется, удачливому воришке не повезло — тварь взяла его след, а значит…

В этот момент совсем неподалеку послышалась подозрительная возня. Затем раздался звучный шлепок, короткий вскрик, хищный щелчок сомкнувшихся челюстей. После чего эльф хладнокровно констатировал, что незадачливый парнишка все-таки попался. Эльфийские магические ножи, конечно, было жалко, но возвращаться за ними не позволяло время, поэтому темный лишь удовлетворенно кивнул и, мысленно похвалив «кису», поспешил убраться с негостеприимных улиц Аккмала.

ГЛАВА 2

Караван оказался большим и богатым: герр Хатор слыл удачливым купцом. Но не только потому, что умудрялся исполнять роль посредника между Интарисом и Светлым лесом. И не по причине того, что даже гномы позволяли ему торговать в своих городах. А еще и оттого, что за товаром он всегда следил сам и никогда не скупился на достойную охрану.

Вот и сейчас вокруг полутора десятков тяжело груженных подвод, ведомых могучими лошадьми знаменитой дорасской породы, вилось почти два десятка вооруженных всадников в кожаных доспехах. Стальные пока не надевали — жарко, но их краешки периодически выглядывали из переметных сумок. Шлемы воины приторочили к седлам, рядом пристроили ножны с мечами, за спинами у многих виднелись тугие луки. Плюс у возниц за пазухой торчало по паре внушительного вида тесаков, которыми молодые парни умели неплохо пользоваться, а рядом за облучком прятались готовые к работе арбалеты, словно уважаемый герр Хатор готовился к настоящей войне.

Стояло утро десятого дня, как караван миновал ворота Аккмала и потянулся на запад Интариса. Местность вокруг простиралась холмистая, деревушки и небольшие городки встречались часто: есть где и отдохнуть, и коней напоить, и стаканчик вина выпить перед сном. Постоялых дворов хватало, беспокоиться о ночлеге пока было не надо, а потому новый день не сулил никаких неприятностей.

На поравнявшегося с передней телегой всадника охрана почти не обратила внимания. Почти — потому что все-таки была при деле, однако одиночка для крупного каравана опасности не представлял. Тем не менее внимательные глаза пробежались по фигуре незнакомца. Оценили ширину его плеч. Моментально подметили отсутствие мизинца на правой руке. После чего пошарили по седельным сумкам и с возросшим уважением рассмотрели длинные ножны, притороченные под правую руку. Меч путника был на редкость велик, а тонкая рунная вязь вдоль хищно изогнутой гарды явно была сделана Подгорным народом. И это позволяло заключить, что путник, одетый не богаче иного селянина, имел слишком дорогое оружие, чтобы действительно быть тем, за кого себя выдавал.

Незнакомый воин был немолод — в густых усах и коротких волосах поблескивали седые прядки, но его фигура буквально дышала силой. На левой щеке красовался старый рубец, оставленный чьей-то саблей. Потемневшее от загара лицо с тонкой сеточкой морщин в уголках глаз казалось вырезанным из дерева. Тяжелый подбородок был гладко выбрит. Прищуренные серые глаза с не меньшим вниманием пробежались по караванщикам и мгновенно выделили три сухощавые фигуры, укрывшиеся от солнца одинаковыми плащами.

При виде них незнакомец едва заметно кивнул и остановил тяжелый взгляд на властно вскинувшем руку всаднике — молодом южанине с длинной черной косой и традиционными парными саблями за плечами.

Тот вопросительно вздернул подбородок:

— Чего надо?

— Могу ли я увидеть уважаемого герра Хатора? — хрипловатым басом поинтересовался странник.

— Кто там, Гаррон? — раздалось из-под ближайшего полога, и оттуда показалась бородатая физиономия, украшенная густой шапкой темных кудрей и роскошными усами. Следом выглянул и сам хозяин — крупный, ширококостный мужчина в дорогом кафтане, подпоясанном кожаным ремнем.

Герр Хатор пристально всмотрелся в незнакомца и сразу подметил приметный кожаный шнурок на мощной шее, после чего обернулся и озадаченно посмотрел на пустынную дорогу, словно ждал кого-то еще. Однако никого больше не нашел, после чего слегка нахмурился и все-таки спросил:

— По делу или как?

— По делу, уважаемый. Возможно, вам не помешает еще один человек в охране?

— Возможно, — медленно ответил купец и взглянул еще острее. — Ворья на дорогах много, а достойных воинов найти трудно.

Седовласый слегка улыбнулся:

— Может, я вам подойду? Герр Тирас отзывался о вас, как о разумном человеке.

— Может, и подойдешь… — Караванщик странно пожевал губами и кинул быстрый взгляд на три молчаливые фигуры в плащах. — Гаррон, я предупреждал тебя о гостях. Займись им. Бумаги с собой?

Воин кивнул и передал запечатанный сургучом свиток. Быстро пробежав по нему глазами, купец убрал его за пазуху и посмотрел на незнакомца совсем другим взглядом, в котором читалось облегчение.

— Оплата — пять золотых сразу, еще десять — по прибытии на место. Оружие и снаряжение свое. Обязанности уточнишь у Гаррона — с этого момента за тебя отвечает он. Все вопросы по работе тоже к нему, а об остальном поговорим вечером. — Герр Хатор чуть прищурил глаза и негромко добавил: — Правда, кузен обещал мне двоих помощников в дорогу, а не одного.

— Со мной едет племянник, — спокойно кивнул незнакомец.

Гаррон преувеличенно внимательно оглядел новичка со всех сторон и глубокомысленно нахмурил лоб, словно стараясь понять, куда пропало еще одно действующее лицо. Однако рядом не оказалось никого, подходившего под описание племянника. Разве что сопящий под гостем здоровенный жеребец, у которого из всех достоинств только и было, что могучая стать и поистине фантастическое спокойствие.

Герр Хатор хмыкнул:

— Гаррон, перестань сверлить глазами несчастное животное. Вряд ли наш гость имел в виду коня.

Кто-то из старательно прислушивающихся охранников негромко хохотнул, а смуглокожий южанин растянул губы в тонкой усмешке и виновато развел руками:

— Что поделаешь, господин, никого другого рядом нет. Не забыл ли ваш гость племянника на постоялом дворе? Или, может, потерял где-то по дороге?

Незнакомец тоже хмыкнул:

— Нет, не забыл. Малыш сейчас будет.

Его прервал стремительно нарастающий грохот копыт, доносящийся откуда-то сверху, будто невидимый путник отчаянно спешил и мчался по верхушке ближайшего холма во весь опор, не обращая внимания на мелкие ямки и реальную опасность сверзиться на полном скаку.

Гаррон не успел додумать мысль, как из-за ближайшего гребня показался крупный зверь с развевающейся иссиня-черной гривой. На его спине нелепым горбом прилепилась сжавшаяся в комок фигурка. Казалось, лихой наездник не заметил, что земля под ногами скоро закончится, и легкомысленно послал вороного вперед, ибо приземление с такой высоты на пологий склон грозило коню переломанными ногами, а наезднику — гарантированно свернутой шеей.

Кто-то в караване ахнул, решив, что вот-вот случится беда, но вороной ловко спружинил при приземлении. Резко присел, упершись передними копытами в землю и едва не прочертив в жесткой траве длинную борозду крепким задом. А потом так же уверенно, не сбавляя скорости, заскользил по склону вниз, взрывая широкими копытами землю. Еще через пару мгновений конь достиг подножия холма и коротким, но мощным прыжком оказался рядом с седовласым, где и встал как вкопанный.

— Здор-рово, Дядько! Извини, мы малость задержались, — раздалось звонкое со спины вороного, и из-за длинной гривы кто-то звучно чихнул. — Карраш! Ты опять поднял жуткую пылищу! Неужели нельзя было соскочить поаккуратнее?!

Конь довольно всхрапнул, ничуть не расстроившись из-за густых клубов пыли, вьющихся над головами караванщиков. Затем гордо выпрямился, обведя высокомерным взглядом изумленно разинувших рты всадников, и дерзко тряхнул роскошной гривой.

Знающие люди присвистнули. Вот это да! Гаррканец![9] Вон как глазищи раскосые сверкают! А стать! А характерный гребешок над переносицей! Нет, точно гаррканец! Причем вороной, что уже совсем редкость, из той изумительной породы, которая признается лучшей даже перворожденными!

— Ты опоздал, Белик, — проворчал седовласый, выразительно нахмурившись.

— Ну и что? — непонимающе переспросил гость, и Белик, наконец, выпрямился. На Гаррона взглянули пронзительные голубые глаза под пышной копной коротко стриженных каштановых волос. Безусое лицо с широкими скулами и острым подбородком больше подошло бы девице, чем юному балбесу, обожающему рискованные прыжки в неизвестность. Или же полуэльфу, для которых в юности характерны некая изнеженность и излишняя мягкость черт. Но молодой повеса быстро отвернулся, ненароком продемонстрировав совершенно обычную форму ушей.

— Дядько, я не виноват. Ты же знаешь, что Карраш совершенно несносен, пока не набегается вволю, поэтому мне пришлось… Ты обо всем договорился?

— Договорился. Мы идем с караваном, но чтобы я от тебя больше таких финтов не видел!

— Но…

— Белик!

— Ладно, ладно. — Юноша уныло вздохнул. — Уже и пошутить нельзя.

— Будь добр, избавь нас от этого сумасбродства хотя бы на три недели. У меня нет никакого желания устраивать разборки из-за твоих выкрутасов. Здесь не дом: людей, знающих твою родословную, нет.

Герр Хатор оглядел юношу и с легким разочарованием убедился: действительно, мальчишка.

— Это и есть твой племянник?

— Он самый, — невозмутимо кивнул седовласый. — Довезу с вами до дома, а там по своим делам поверну.

— Полагаю, он не доставит моим людям беспокойства. — В глазах купца мелькнула и тут же угасла искорка интереса.

— Пусть только попробует.

Герр Хатор вежливо кивнул и, словно сделав для себя какой-то вывод, отвернулся. А Белик печально констатировал:

— Зануда ты, Дядько. Нет в тебе никакого азарта. Живешь, как черепаха в своем панцире, а время-то идет… так и помереть от скуки недолго.

— Что? — заинтересованно обернулся седовласый, демонстративно нашаривая что-то на поясе.

— Да понял я, понял! — поспешил заверить его племянник, но на всякий случай отодвинулся: похоже, рука у дядьки была тяжелая. — Буду вести себя прилично!

— То-то же…

Поняв, что на этот раз обошлось, мальчишка пристроился рядом с суровым дядюшкой и с любопытством завертел головой по сторонам. Норовистый гаррканец то и дело пытался сорваться в галоп, чуть не приплясывая от избытка сил. Временами принимался грызть удила, издавая при этом отвратительный скрежет, будто вместо обычных зубов у него в пасти торчали трехвершковые клыки. А проходя мимо одной из телег, вдруг дернулся и едва не куснул обомлевшего от неожиданного испуга гнедого, чем немедленно подтвердил всеобщее мнение, что гаррканцы имеют крайне сложный и неуживчивый характер, из-за которого спрос на них был хоть и большим, но все же не громадным.

Правда, стоило Белику хлопнуть ладонью по мохнатым ушам, как Карраш немедленно притих. Пошел дальше ровным шагом, умильно косясь на хозяина и всем видом демонстрируя покорность.

Обломать такого зверя даже эльфам стоило немалых трудов, но уж если это удавалось, то лучшего спутника на неспокойных дорогах Лиары было не сыскать. Гаррканцы по праву считались зверьми умными, выносливыми и очень быстрыми, но при этом своенравными и агрессивными. А у этого даже имя было подходящим — Карраш. Кажется, так звали одного из демонов владыки Нижнего мира? K’charrasi, если по-эльфийски?

Герр Хатор усмехнулся про себя, распознав на парнишке ланнийский[10] шелк тщательно заправленной рубахи, отлично выделанную кожу короткой черной куртки. А потом заметил пару рукоятей на узком поясе, искусно отделанных шкурой каменной ящерицы, и удивился.

Кажется, парень ловко обращается с ножами? Правда, фигурой далеко не атлет, но подтянутый, жилистый, гибкий, как виноградная лоза. У богато отделанного седла виднелся приличных размеров дорожный мешок, под ним притулился длинный сверток, перетянутый толстой бечевой, в котором с одинаковым успехом мог оказаться как зачехленный лук, так и туго свернутый походный шатер. Но даже если купец ошибся, все равно было очевидно: мальчишка родом из богатой семьи, а строгий опекун наверняка должен сопровождать знатного отпрыска до дому.

— В Бекровель? — понимающе хмыкнул южанин, нагнав обоих.

Дядько молча кивнул.

— Я Гаррон. Во всем, что касается охраны, мое слово — закон. Все остальное — к господину Хатору. Привал — примерно в два часа пополудни и еще один — ближе к ночи. Выступаем с рассветом.

— Мы пуховыми перинами не избалованы.

— Говори за себя, — проворчал Белик, недовольно насупившись.

— Ничего. Всего пара-тройка дней, а потом забудешь про разносолы столицы. Гм, а то и сырое жрать начнешь: в пути не до излишеств, — так же ровно сообщил седовласый, на что юноша насупился еще больше и сердито сверкнул глазами.

Ох, ну и взгляд у пацана!

Гаррон невольно улыбнулся про себя и, кивнув новым попутчикам, отъехал в сторону, успев, впрочем, расслышать за спиной негромкое ворчание:

— Угораздило же меня с вами связаться… три недели в дикой скукоте! Жить впроголодь, спать на земле, ни тебе нормальной охоты, ни развлечений, ни одной красивой… Дядько-о-о! — вдруг восторженно выдохнул Белик. — Что ж ты раньше не сказал, что тут есть прелестные барышни?! Это же в корне меняет дело!

Южанин понимающе хмыкнул и кивнул обеим дочерям герра Хатора, как раз выбравшимся на облучок подышать свежим воздухом. Старшая, Ивет — внушительных размеров женщина с восхитительными формами, два года как была замужем и сейчас вместе с отцом возвращалась к супругу в Бекровель. Зато вторая…

Он мысленно причмокнул, одобрительно провожая глазами ладную фигурку младшенькой Илимы, облаченную в расшитый бисером сарафан, но быстро отвернулся и со вздохом напомнил себе, что состоит на службе. Впрочем, рядом с барышнями всегда держалась еще одна девчонка — симпатичная служаночка Лиля, у которой ножки тоже были ничего. А над той цербером стояла грозная повариха и, по совместительству, нянька для девиц, с которой приходилось считаться и обходить строгую дуэнью стороной, потому что ее вызывающие уважение габариты лишь немногим уступали формам старшей дочери купца. Да и сила в изящной женской ручке была о-го-го: от одного ласкового удара в лоб громадной скалкой падал на скаку даже боевой носорог.

Белик, разумеется, ничего этого не знал, поэтому со всей галантностью поклонился прекрасным дамам прямо из седла и, развернув гаррканца, многообещающе заулыбался. А наученные горьким опытом караванщики переглянулись и, хмыкнув в усы и бороды, приготовились к незабываемому развлечению.

— Здравствуйте, леди…

— Чего ты лыбишься, недоросль? — грубо оборвала парня милейшая донна Арва, приподняв над повозкой свой могучий торс. — Сперва женилку отрасти, оболтус сопливый, а потом глазки строй! То не про тебя яблочки! Пошел отсюда! И язык свой не забудь! А то вон как раскатал по дороге! Слюни за версту видать!

Караванщики слаженно гоготнули: госпожа кухарка была сегодня в ударе. Вон как отбрила сопляка! Как раз должно хватить, чтобы незадачливый ухажер подавился следующей фразой.

— Мое почтение, уважаемая донна, — ничуть не смутился юноша. — И в мыслях не держал ничего недостойного, способного оскорбить вас или ваших прелестных подопечных. Выражаю свое глубочайшее восхищение, сударыня, и искренне прошу простить, если мой тон или слова задели вашу нежную душу. Ни в коей мере не хочу показаться невежливым, но могу ли я хотя бы узнать, как зовут тех, рядом с кем нам придется пробыть несколько замечательных недель? Ибо сердце мое полнится восторгом при одном взгляде на ваши прекрасные лица, а глаза не могут оторваться от созерцания подобного совершенства… всего одно слово, и я уйду! Клянусь! Только одно!

Белик выжидательно замер.

Над караваном повисла тишина, в которой мерно поскрипывали тяжелые телеги да слышалось жужжание неугомонной мошкары. Вот так номер! Назвать здоровущую бабу с норовом бешеного буйвола красавицей… кхе… кажется, у мальчика не все в порядке со зрением. Или же очень своеобразное чувство юмора, потому что испытывать восхищение при виде маленьких глазок, наполовину скрытых складками на щеках, носа-пуговки и мясистых губ мог лишь вырвавшийся на свободу каторжник, сто лет не видевший ни одной женщины. Или извращенец, нашедший, наконец, свой идеал. Однако ни на того, ни на другого пацаненок не походил: больно ухожен был и хорошо одет. Вряд ли такой был обделен вниманием красоток. Но ведь говорил-то он искренне! А смотрел с таким неподдельным удовольствием, что становилось неуютно от ощущения глубокого и абсолютного непонимания ситуации.

Грозная воспитательница застыла с разинутым ртом, наполовину свесившись с угрожающе скрипнувшего борта, а вторую часть своего дородного тела оторопело опустила на жалобно скрипнувшее сиденье.

— Донна? — вежливо напомнил о себе юноша, когда молчание затянулось.

— Чё? — ошарашенно мигнула толстуха.

— Могу ли я узнать ваше имя?

— А-арва.

— Благодарю, сударыня, — еще галантнее поклонился Белик, подбираясь ближе к заветной повозке. Карраш под ним даже шею изогнул, бессовестно красуясь и невольно притягивая восхищенные взгляды. — Позвольте выразить искреннее удовольствие от встречи. Польщен вашим доверием и еще раз прошу простить мою настойчивость… А кто эти красавицы?

Пронзительные голубые глаза, наконец, выпустили из плена остекленевший взгляд кухарки и плавно обратились в сторону не менее ошарашенных девичьих лиц.

— Илима, — смущенно опустила ресницы симпатичная остроносая девушка в сарафане, нервно теребя толстую русую косу и неуверенно поглядывая на строгую няньку. Но та оказалась настолько растеряна поистине убийственной вежливостью, что не сразу сообразила, что происходит, а мальчишка тем временем подступил еще ближе.

Караванщики следили за ним с нескрываемым интересом, даже возницы не поленились привстать со своих мест, а многочисленные охранники развернулись в седлах: подобного случая нельзя было упустить. Чтобы свирепая бабища да не нашлась с ответом?!

— Польщен. А вы, сударыня? — бархатным голосом повторил Белик, уже находясь у самого борта повозки, и его, как ни парадоксально, все еще никто не шуганул.

— Ивет, — низким голосом пробормотала старшая купеческая дочь.

— Я запомню, — беззвучно шепнул юноша, в упор взглянув на дам, и мягко улыбнулся.

Такого коварства не выдержала даже донна Арва: она вздрогнула, распахнула васильковые глаза и (о чудо из чудес!) неуловимо порозовела! А обе сестрицы потупились и вспыхнули как маков цвет.

Гаррон невольно восхитился: вот мерзавец! Едва на дорогу ступил, а главный враг мужского населения уже позорно капитулировал! Даже герр Хатор, прислушивающийся к короткому диалогу, соизволил улыбнуться! Нет, ну надо! Каков шельмец! Кажется, господину купцу придется тщательно следить за дочерьми, если он не хочет получить через несколько месяцев незапланированных внуков.

Белик еще раз поклонился и вернулся к опекуну, с потрясающей невозмутимостью проигнорировав изумленно-завистливые взоры. Правда, Гаррону все-таки успел незаметно подмигнуть, а тот, в свою очередь, сумел подметить отчаянно веселые огоньки в глазах, и это восхитило его еще больше.

Нет, ну что за стервец! Неизвестно, как у него обстоят дела на любовном фронте, но охмурять женщин уже отлично получается. Будет странно, если через пару дней хоть одна из девиц не надумает отлучиться с этим столичным выскочкой в сторонку, пока не видит строгий папенька!

— Не стыдно тебе? — негромко спросил Дядько, едва с ним поравнялся легкомысленно насвистывающий наглец.

— За что? Сделать комплимент очаровательным дамам — разве преступление? Я просто высказываю свое восхищение. Это не запрещено.

— Смотри у меня!

— Дядько, что за намеки? Ты ж меня знаешь! — «оскорбился» молодой человек.

Седовласый только вздохнул:

— В этом-то и проблема.

Привал сделали точно по графику. Но вовсе не потому, что герр Хатор был педантичным занудой — просто разумнее было переждать неумолимо надвигающуюся жару в тени раскидистых деревьев. И пусть, спасаясь от палящего солнца, путники сделали остановку, не дожидаясь ближайшей деревни, зато они могли спокойно перекусить, отдохнуть перед дальнейшей дорогой. Заодно напоить коней, проверить постромки, внимательно осмотреть тележные оси, чтобы не оказаться в самый неудачный момент посреди леса с разломанным колесом да с разбросанным в пыли редким и дорогим товаром. Распрягать могучих дорассцев, разумеется, никто не стал, зато расторопные возницы подвесили к конским мордам щедро наполненные овсом торбы, заботливо обтерли влажные бока и живо натаскали воды из близкого притока речки Язузы.

Остальные с удовольствием размялись и, неторопливо обойдя окрестности разбитого бивака, с чувством выполненного долга развалились в теньке, после чего принялись ждать законной порции мясной похлебки, которую пришедшая в себя повариха уже активно варила в походном котле.

Белик, старательно зарабатывая благосклонность главной женщины в караване, не погнушался собственноручно притащить с реки целых три ведра воды, умудрившись при этом пересечься со смущенно опускающей глаза Илимой и молоденькой служанкой. Обеих одарил белозубой улыбкой, за что был вознагражден робкими взглядами, завистливыми подначками и… крепким подзатыльником от дядюшки. Однако пренебрежительным отношением ничуть не озаботился, на беззлобный хохот караванщиков не обратил внимания, а от тяжелой руки наставника ловко увернулся. После чего с гордым видом донес полное до краев ведро, которое даже в такой критической ситуации сумел не расплескать. С преувеличенным почтением встал возле донны Арвы и с победным видом обернулся, явно собираясь показать гнусным насмешникам язык. Но именно в этот момент наткнулся на три молчаливые фигуры в серых плащах, всю дорогу державшихся в стороне, и застыл, как изваяние.

Странная троица расположилась на отшибе и впервые за утро скинула капюшоны. На солнце блеснули золотом поразительно длинные шелковистые волосы двоих путников, заплетенные в причудливые косы. У третьего волосы были угольно-черными, небрежно забранными в обычный конский хвост. Под жарким солнцем на мгновение промелькнули неестественно правильные лица, кончики длинных ушей, пронзительные зеленые глаза, свойственные всем перворожденным…

Девушки вздрогнули и поспешно опустили глаза. Караванщики, не сговариваясь, притихли. А эльфы (двое светлых и темный) продолжали вести себя так, будто, кроме них, в этом мире не существовало никого и ничего. Они подчеркнуто бесстрастно запалили собственный костер, тем самым еще больше увеличив дистанцию между собой и смертными, деловито навесили скромных размеров котелок с изумительной гравировкой на боках и, нимало не смущаясь чужих взглядов, принялись за трапезу. Но при этом даже жевать умудрялись так потрясающе красиво, что просто дух захватывало.

При виде эльфов Белик словно окаменел. Его пальцы сами собой разжались, ведро с грохотом упало, мерзко лязгнув железной ручкой и заставив присутствующих обернуться. А потом пацан внезапно побледнел и очень тихо спросил:

— Дядько, какого Торка здесь делают ушастые?

Эльфы мгновенно прекратили жевать. Но Белик будто не заметил промелькнувшего на лицах караванщиков испуга. На обоих светлых тоже едва взглянул, зато в красивое лицо темного буквально впился взглядом. И горела в этом взгляде такая ненависть, что даже Гаррон, не ожидавший в мальчишке столь внезапной перемены, вмешался далеко не сразу.

В наступившей тишине Таррэн откинул со лба длинную прядь и медленно поднялся, не сводя пронзительного взгляда с дерзкого человечка. Подобное отношение его не удивило: мало кто испытывал к его народу хотя бы слабую приязнь. Он привык. Но чтобы открыто это демонстрировать… Нет, пожалуй, таких самоубийц на его памяти еще не было.

— Что ты сказал?

Белик холодно улыбнулся:

— Какие-то проблемы со слухом?

Эльф нахмурился, а за его спиной бесшумно поднялись оба светлых собрата: сопляк явно нарывался. Прилюдно назвать их ушастыми… хуже было только срубить священные ясени в эльфийской роще. Вот только мальчишка не желал слушать голоса разума — так и стоял, растягивая губы в нагловатой улыбке и ждал ответной реакции со странным предвкушением, нетерпением и какой-то злой радостью.

— Чего встали? Особое приглашение нужно? Так я повторю…

— Белик! Не смей! — свирепо рявкнул Дядько, появившись из-за ближайшей повозки и одним огромным прыжком оказавшись между настороженно застывшим племянником и бессмертными. — Я кому сказал!

Юноша не ответил: неотрывно смотрел на темного будто на кровного врага, вырезавшего всю его семью. Вот только дышал при этом очень ровно, размеренно, как-то чересчур спокойно. И страха на его лице тоже не было.

— Белик!

Мальчишка поморщился от рева опекуна и, не отводя от Таррэна горящего взора, спокойно спросил:

— Дядько, кажется, ты забыл упомянуть кое о чем. Почему здесь оказался темный? Ты что, не мог выбрать другой караван?

— Пре-кра-ти! — раздельно процедил седовласый, заслонив собой эльфов и требовательно взглянув на пацана. — Так вышло: про темного я не знал. Но нам идти вместе до самого Бекровеля, поэтому перестань его провоцировать. Мне не нужны лишние трупы.

— Не волнуйся: труп будет всего один.

— Бели-и-ик… кажется, мы обо всем договорились? Перестань и немедленно извинись.

— Может, мне еще в задницу его поцеловать? — язвительно поинтересовался юноша, а затем отвернулся, заставив людей тихо охнуть и испуганно округлить глаза, темного — нахмуриться еще больше, а светлых — шагнуть вперед. — Ты о чем думал, когда нанимался?! Что я не узнаю?! Или что мы мирно уживемся?!

— Да я сам только узнал! Герр Хатор лишь сейчас сказал… Проклятье, мне только этого не хватало для полного счастья! — Дядько зло выдохнул, вовремя подметив любопытную морду Карраша, протискивающегося поближе к хозяину, а потом вдруг ухватил племянника за локоть, с силой сжал, вызвав новую гримасу, и властно потащил прочь.

Подальше от проклятых эльфов, спешно поднимающихся караванщиков и вообще — подальше. Пока тут не случилось двойное смертоубийство — больно уж подозрительно исказились лица бессмертных.

По пути седовласый обеспокоенно покосился на темного. Кажется, положение не совсем безнадежное? И убивать сопливого провокатора никто не планирует? Дядько едва заметно кивнул, выражая признательность эльфу за мудрость и понимание, получил в ответ мрачный, но отнюдь не ненавидящий взгляд, облегченно перевел дух, а затем пинками погнал упирающегося сорванца вон, пока необъяснимое терпение эльфа не подошло к концу.

Белик раздраженно дернул плечами, когда опекун прорычал что-то грозное ему на ухо, но наконец подчинился и позволил себя увести.

Таррэн проводил обоих странным взглядом.

— Я его убью, — спокойно сказал один из светлых.

— Брось, Элиар, — поморщился второй. — Это всего лишь мальчишка. Если убивать каждого смертного, открывшего рот, в мире останемся только мы и тупые карлики. А иметь с ними дело еще труднее, чем с людьми.

— Он не к тебе набивался в противники, — задумчиво согласился темный. — К тому же мне кажется — это и есть те двое, кто нам нужен.

— Кто?! Сопляк?! — фыркнул Элиар.

— Нет, второй.

— Уверен? — скептически приподнял брови второй светлый. — Не староват ли он для Стража?

— Я видел этот шнурок в Аккмале. Это каменная ящерица, такое плетение крайне сложно с чем-то перепутать. Поверь, этот тот самый, что показывал мне Мирдаис. Да и пароль купцу был назван правильно.

— Что за пароль? — мгновенно насторожился Элиар.

— Тот, что открыл мне правитель Интариса. Седой, когда пришел, произнес его верно. И я бы не хотел осложнять отношения со Стражами.

— Кажется, ты слишком долго живешь среди смертных! Скоро друзьями называть начнешь, а то и… Впрочем, дело твое. Идем, Танарис, я голоден.

Таррэн покосился на раздраженного собрата, но промолчал. Только продолжал настороженно прислушиваться к притихшему лесу, стараясь уловить далекие голоса. И молча гадал про себя: кто из его высокомерных родичей и чем успел обидеть человеческого мальчишку, который едва голову не потерял от ярости? Чью сторону приняли бы почти три десятка воинов, с таким напряжением ожидающих окончания ссоры, если бы дело дошло до кровопролития? Как принять грядущие извинения Стража, не потеряв при этом собственного лица? Каким образом удержать светлых от желания поквитаться с пацаном за это оскорбительное «ушастые»? И… к’саш! почему в желтых глазах застывшего неподалеку гаррканца светится нешуточная неприязнь? Весьма отчетливая и какая-то… осмысленная?

ГЛАВА 3

Ко всеобщему облегчению, надолго Белика не хватило: угрюмо промолчав пару часов, поизображав из себя оскорбленную невинность и поскрипев зубами от ярости, в конце концов он перестал плестись в хвосте колонны и глотать поднятую телегами пыль. Сперва подтянулся поближе, сердито отряхиваясь и пытаясь вытряхнуть из пышных волос въевшуюся грязь. Потом попытался ехать отдельно. Но вскоре плюнул на это безнадежное дело, ловко проскользнул мимо бдительного дядьки и змеей пролез в узкую щель между Гарроном и бортом одной из отчаянно скрипящих повозок.

Нет, извинений от него эльфы так и не дождались. Но, кажется, их устроило его молчание и несколько фраз, мимолетно брошенных Дядько. А также то, что строптивый юнец демонстративно держался от них по другую сторону повозок.

— Угомонился? — насмешливо покосился Гаррон, незаметно нагнав гаррканца.

Белик неприязненно дернул плечом и, бросив прицельный взгляд на далекие серые плащи, промолчал. Кажется, он рискнул бы спровоцировать темного на открытое столкновение даже сейчас, но свирепые взгляды дядюшки, регулярно бросаемые через плечо, были красноречивее всяких слов: мол, только попробуй!

— Чем тебе эльфы не угодили? — снова спросил южанин.

— Не твое дело, — буркнул мальчишка, насупившись еще больше.

— А все-таки?

Белик чуть повернул голову и взглянул на начальника охраны — долго так, оценивающе, словно хотел увидеть его насквозь. Лицо у пацана потемнело, стало каким-то жестким и даже жестоким. Зато глаза, наоборот, вспыхнули и снова засветились такой ненавистью, что Гаррон даже обеспокоился. Ого! Похоже, тут не обошлось без скверной истории с участием темных, вот малец и бесится. Того и гляди, ввяжется в драку, исход которой был заранее предрешен: против трех эльфийских мечников, в одиночку, мелкий сопляк, еще не достигший совершеннолетия…

Белик немного подумал, вздохнул и совершенно неожиданно спросил:

— А знаешь, чем отличается светлый эльф от темного?

— Чем?

— Темный за оскорбление без лишних разговоров подвесит тебя на ближайшем суку, а светлый при этом вежливо поинтересуется: не жмет ли петля? Но зато его вполне можно успеть послать по матушке, прежде чем веревка окончательно затянется, тогда как с темными этот номер не пройдет: больно скоры, сволочи. Таких надо посылать заранее, специальным письмом с гербовой печатью и подписью.

— Зачем? — машинально спросил южанин, слегка ошалев от такого ответа.

— А чтобы быть полностью уверенным, что до адресата дойдет вся широта твоей души и тот изысканный слог, которым ты желаешь его, любезного, щедро одарить. Все три этажа, если ты понимаешь, конечно.

Гаррон покосился на едущих вдалеке эльфов и хмыкнул.

— Ты это… поосторожнее, что ли. Повезло, что дядька в тот раз заступился.

— Да, кому-то из нас повезло, — лицемерно вздохнул Белик. — Жаль, что не мне… а вот скажи еще: что надо сделать, чтобы эльфа перестали называть темным?

— Мм… перекрасить?

— Не-а. Хорошенько прожарить. А если подкрасться и посильнее пнуть под зад, он приобретет замечательный малиновый оттенок. У меня вчера почти получилось, да жаль: Дядько испортил все веселье.

— Я гляжу, ты не любишь темных? — усмехнулся Гаррон.

— Зато ты, похоже, обожаешь.

— Сдурел?!

Юноша насмешливо хмыкнул.

— Молодец, пацан! — воскликнул незнакомый молодой воин, показав большой палец, и хитро подмигнул. — Но в следующий раз на рожон не лезь: ушастые располосуют на длинные ленточки и не поморщатся. Никакие боги не спасут.

— Боги? — с любопытством обернулся Белик, пробежавшись глазами по роскошной рыжей шевелюре говорившего. У него оказалось узкое хищное лицо, характерный разрез глаз с чуть опущенными наружными уголками, забавные веснушки на носу. На груди алела капелька охранительного медальона. Такие носили только приверженцы культа ста богов, чьи почитатели встречались в далекой Ланнии. На амулете взгляд мальчишки ненадолго задержался, на краткий миг стал необычайно острым, но почти сразу погас. — Ого! Ланниец?

Воин кивнул:

— Меня Весельчаком кличут. А вон тот мрачный тип, что сейчас нагло зырит на твоего гаррканца, мой напарник Аркан.

Юноша одобрительно покосился на жилистого парня с правильным лицом, пронзительными черными глазами и тонкими усиками над верхней губой, который действительно внимательно разглядывал великолепного скакуна.

— Да пускай смотрит, не жалко. Только чтоб дырку не протер, а то у моего Карраша шкура дорогая. Как я ее потом заштопаю?

— Эльфов вон попросишь, — хохотнул рыжий. — Говорят, они магией чего хочешь залепят: хоть пробоину в судне, хоть дырку в заднице.

— Ну, положим, не всякую дырку и не во всякой заднице. И потом, далеко не каждый ушастый владеет силой: только представители правящих домов да еще хранители. Остальные — так… пшик один, а не магия, — спокойно отозвался юноша. — К тому же своего Карраша я ни в жизнь не доверю ни одному эльфу, так что перебьются.

— Откуда знаешь про магов? — полюбопытствовал Аркан, приблизившись к напарнику. — А гаррканец откуда? Где ты его нашел?

— Это он меня нашел, — неохотно отозвался юноша. — Давно уже. Правда, мне пришлось в свое время повозиться, чтобы он научился вести себя прилично и наконец запомнил, кто есть кто…

Карраш фыркнул и на полном ходу, стремительно извернувшись, вдруг игриво цапнул хозяина зубами за сапог.

— Вот зараза! Отстань, плюнь! Фу! Кар-ра-аш…

Гаррканец выплюнул обслюнявленное голенище и под дружный хохот караванщиков с непередаваемым достоинством отвернулся. Потрусил дальше с самым независимым видом, потряхивая длинной гривой и едва не мурлыча. При этом не только не сбавив темп, но даже с шага не сбившись.

— Чудовище! — буркнул Белик, брезгливо отирая сапог о бархатную шкуру питомца. — В следующий раз останешься дома! Вот скажу потом Траш, что ты тут вытворял, она тебя живо на место поставит!

— Отличный зверь! — щедро похвалил Аркан, с восхищением покачав головой. — Во сколько обошелся?

Белик мстительно улыбнулся:

— Дешево. Можно сказать, даром. Только что не приплатили в придачу!

У гаррканца так выразительно вытянулась морда, что даже Гаррон не сдержал смех, не говоря уж об остальных: воины заржали так, что со впереди идущих телег народ стал испуганно оборачиваться, а мальчишка торжествующе усмехнулся.

Под дружный гогот конь оскорбленно всхрапнул и неожиданно взбрыкнул. С силой подбросил наездника и буквально вышвырнул его из седла. Белик, на свое несчастье, именно в это мгновение высвободил ноги из стремян, собираясь протереть платком испачканный сапог. От мощного толчка его руки соскользнули с луки, в отчаянной попытке схватили воздух, и… потерявший равновесие пацан с яростным выдохом буквально взлетел. Уже в воздухе он приглушенно взвыл. Пролетел несколько шагов и по красивой траектории шмякнулся в дорожную пыль. Прямо под колеса позади идущей телеги.

— Тпру-у-у… — вскрикнул перепуганный возница, с силой натягивая поводья, чтобы не затоптать мальчишку, но тот уже пропал из виду. В тот же миг громко заржали кони, которым впившиеся в губы удила причинили боль. Заскрипели деревянные борта, противно взвизгнули тележные оси, загрохотали копыта спешно подтягивающихся охранников, кто-то закричал, кого-то придавили… на дороге мгновенно образовался затор из застопорившихся подвод, проворно соскакивающих наземь воинов и нервно приплясывающих скакунов.

— Чтоб тебя! — ахнул Весельчак, выискивая невезучего пацана. — Белик! Живой?!

— Что случилось?!

— Эй, вы там спятили?!

— Кого еще придавили?!

Гаррон ругнулся и чуть ли не бегом кинулся проверять, жив ли дурной мальчишка. Сунулся под телегу — пусто. Затем с холодеющим сердцем заглянул под ноги тревожно фыркающим тяжеловозам, обернулся, страшась наткнуться на окровавленные ошметки и раздавленные куски, — все, что осталось от глупого юнца, но того и след простыл.

— Ах ты, зар-раза! — внятно прошипели вдруг откуда-то сверху.

Южанин вздрогнул от неожиданности и вскинул голову, нос к носу столкнувшись с растрепанным и ужасно злым мальчишкой, каким-то образом оказавшимся не под телегой, а прямо в ней, как раз за спиной испуганно озирающегося возницы. Каким образом он сумел извернуться и отпрыгнуть от тяжелых копыт — один Торк знает. А теперь многообещающе поглаживал рукояти метательных ножей и неотрывно следил за коварной скотиной, вздумавшей так не вовремя поиграть.

— Ты же знаешь: я предупреждаю только один раз!

Карраш съежился и опасливо попятился, не отрывая от взбешенного хозяина испуганно-виноватого взгляда. Понял, что дело плохо, неожиданно мелко задрожал, а потом стремительно развернулся и позорно задал стрекача.

— Ку-уда?! — Белик одним махом перелетел через высокий борт, поднырнул под брюхо одного из дорассцев и ринулся вдогонку, с подозрительной легкостью настигая поспешно улепетывающего жеребца. — А ну стой, мерзавец!

Но гаррканец несся прямиком к жестким кустам на обочине, высоко вскидывая задние ноги и тараща ошалелые глаза, в которых горела нешуточная тревога. Нет, почти паника! В один миг он преодолел немалое расстояние, отделяющее его от спасительной стены деревьев, с отчаянно громким треском проломился через густой кустарник и помчался к маячившему впереди озеру, словно надеясь найти там спасение от разгневанного хозяина.

Белик кровожадно улыбнулся и, чуть замедлившись перед непроницаемой зеленой стеной, бесплотным духом шагнул следом, скользнув между древесными стволами так легко и изящно, будто всю жизнь умел. Караванщики успели только изумленно моргнуть, как дорога вновь опустела, и лишь отчетливые следы в пыли свидетельствовали о том, что здесь совсем недавно прошли двое.

Через пару долгих минут откуда-то издалека раздался испуганный всхрап, больше похожий на медвежий рык, громкий треск, словно перетрусивший гаррканец ринулся напрямик через сосновый бор, но не рассчитал и влетел на полном ходу в особо крепкий ствол. Затем послышался смачный удар, треск вырываемых корней и скрежет ломающегося дерева. Пошатнулась и неожиданно начала заваливаться стройная осинка, будто по ней со всего маха ударили тараном. Следом донесся отчаянно долгий скрип, еще один удар, смягченный густой листвой, и только после этого все окончательно стихло.

— Что тут происходит? — хмуро поинтересовался герр Хатор, подъехав к озадаченно чешущим затылки охранникам. Эльфы молча оглядели шумное столпотворение и, поджав губы, отвернулись: это очень досадная задержка, которой можно было избежать, а ее виновник…

Один Дядько не остался возле раздраженного купца и виновато оправдывающегося возницы, а сразу направил жеребца в сторону леса — к широкой просеке, которую проложил Карраш.

— Белик?

— Чего? — недовольно отозвалась чаща через пару томительных секунд.

— Что произошло? У Карраша опять пробился стайный инстинкт?

— Стадный инстинкт! Гонор решил показать, паскудник! — сварливо поправил Белик и вынырнул из-под разлапистых елей на дорогу. За его спиной раздался виноватый писк. — И нечего подлизываться, чудовище! У меня из-за тебя теперь синяк на заднице будет!

— Чем ты его? — спокойно поинтересовался седовласый, по достоинству оценив выражение на морде опасливо выглядывающего из-за кустов Карраша: все еще напуганный, глаза огромные, виноватые, но вместе с тем — хитрющие.

Мальчишка, выбравшись на дорогу, подчеркнуто медленно стащил с руки устрашающего вида кастет.

— Как видишь, пригодился. Еще раз выкинешь подобное и отправишься домой, понял?! — негромко предупредил он, краем глаза следя за выбирающимся на дорогу гаррканцем. — Хватит с меня твоих выкрутасов. Один поход во дворец чего стоит! Дядько, можно я пока на телеге поеду?

— Да ради бога. Может, тогда я смогу наконец спокойно вздохнуть.

— Тогда я пошел отсыпаться.

Карраш округлил глаза и отчего-то заторопился. Нагнал Дядько и Белика, с готовностью подставил бархатный бок, а затем умильно заглянул в посуровевшее лицо молодого хозяина и просительно заскулил: ну, прости, пожа-а-алуйста…

— Ты наказан до утра, а вздумаешь снова показать характер — останешься один. Насовсем.

Гаррканец с несчастным видом проводил глазами посуровевшего мальчишку, легко взлетевшего на ближайшую телегу. А затем уныло поплелся следом, прижимая уши, преувеличенно громко вздыхая и всем видом выражая искреннее раскаяние.

Белик сдержал слово: до самого вечера добросовестно трясся на отчаянно громыхающей подводе, старательно не замечая полных надежды взглядов пристыженного скакуна, которого, как выяснилось, сиротливо пустующее седло угнетало гораздо сильнее, чем гневные окрики. Временами казалось, что Карраш сейчас заплачет, если хозяин не прекратит его позорить перед всем честным народом. Похоже, худшего наказания для него действительно не было, и оно заставляло его раскаиваться больше, чем шипастый кастет, которым недавно от души прошлись по черным бокам.

Весь день вороной упорно держался рядом с сорванцом. Тяжко вздыхал, когда тот сердито фыркал или демонстративно отворачивался. Бессовестно подлизывался, всячески пытался привлечь внимание и с надеждой подставлял спину всякий раз, когда пацану надоедало сидеть в неудобной позе. Но мальчишка был неумолим — предпочел несколько раз пробежаться бегом, чтобы размять затекшие ноги. После чего гаррканец понял, что пощады не будет, заметно скис и потом лишь старался держаться поблизости, чтобы, не дай бог, не пропустить момент, когда молодой хозяин все-таки сжалится.

Караванщики при виде этих странностей непонимающе терли затылки. Купеческие дочери поглядывали с любопытством. Дядько благоразумно не вмешивался. А пацан, устав от унылых песенок, которые без перерыва мурлыкал под нос угрюмый возница, принялся развлекать попутчиков шутками и коротенькими рассказами. Причем так удачно, что ехавшие впереди эльфы вскоре начали морщиться от громкого смеха, а потом и вовсе ускорили шаг, постаравшись оставить между собой и гогочущими людьми как можно большее расстояние.

Герр Хатор, напротив, весьма заинтересовался причиной, по которой львиная доля его доблестных охранников постепенно подтянулась к одной из телег и временами ржала как ненормальная. Оставив уважаемых «послов», он приостановил кобылу, терпеливо поджидая, пока шумная повозка не приблизится, и напряг слух.

— Или вот еще: встретились в лесу два эльфа — светлый и темный, — с воодушевлением рассказывал Белик. — Зашел у них спор о том, у кого уши длиннее. Начали сравнивать, даже палочкой померили, но к единому мнению все равно не пришли: каждому казалось, что второй мухлюет. А тут идет им навстречу гном, они к нему. «Ты, — говорят, — существо без предрассудков, вот и скажи, у кого из нас уши длиннее. Сто золотых, если не соврешь». Гном посмотрел снизу вверх, подумал, взял деньги, а потом ответил чистую правду: мол, нормальные мужики не ушами меряются…

Его прервал исступленный гогот.

— С-согласен… — простонал Весельчак, утирая выступившие от смеха слезы. — Надеюсь, тому гному удалось вовремя свалить?

Мальчишка, сидя задом наперед, поболтал свесившимися с подводы ногами и хитро улыбнулся.

— Об этом история умалчивает. Но не зря же говорят, что горькая правда лучше сладкой лжи? Боюсь, кое-кому придется смириться с этой страшной истиной… Хотите еще?

— Давай, все равно делать больше нечего, — добродушно хмыкнул в усы Гаррон.

Мальчишка с готовностью кивнул.

— Встретились как-то в лесу эльфы, светлый и темный. Один тащил с собой гнездо пеструшки, а второй — пленного гнома. Время было позднее, зима, снегу вокруг — по пояс. Оба страшно устали, замерзли, а потому решили скоротать ночь на одной поляне… э-э-э, хватит ржать! Это не то, о чем ты подумал, рыжий… Ну так вот, разожгли они костер. Темный ради такого случая даже дровишек соизволил собрать, а светлый в порыве ответной щедрости предложил разделить свою добычу на двоих. «Хочу, — говорит, — печеные яйца на ужин»…

— Развлекаетесь? — вкрадчиво осведомился герр Хатор, подобравшись к телеге вплотную.

Белик моментально умолк, невинно потупившись, а всадники, вполголоса поминая демонов необитаемых земель и их прародителя Торка — рогатого владыку Нижнего мира, поспешили рассыпаться цепочкой вдоль всего каравана: купец платил хорошо, но и спрашивал за работу по полной. А они тут уши развесили, как последние лопухи.

— Опять дурью маешься? — поинтересовался подъехавший вместе с нанимателем седовласый.

В ответ ему достался кристально чистый взгляд.

— Дядько, ты что?! Я свое слово держу: пока меня не тронут, ничего не случится.

Дядько подавил тяжелый вздох. Ох, Белик. Ну и подгадил же им его величество! Хоть бы предупредил! Так нет же, умолчал, что темный навяжется в спутники раньше, чем они рассчитывали! Ну почему ему было не встретить караван в Бекровеле, как уговорено?!

Седой покачал головой и вернулся в голову отряда — караулить остроухих, чтобы не услышали ничего лишнего и не вздумали проверять, отчего так развеселились люди. А герр Хатор повернулся к мальчишке и насмешливо спросил:

— Так что там с яйцами? Согласился темный на такое меню?

Охранники навострили уши. Белик же вдумчиво отполировал коротко подстриженные ногти, подул сверху для верности, в очередной раз качнул ножкой и негромко обронил:

— Угу. Бедный гном.

Купец секунду непонимающе таращился, силясь сообразить, при чем тут пленный бородатый карлик. Но поймал мстительный взгляд мальчишки, брошенный в сторону темного, чьи сородичи издавна славились непримиримостью к остальным расам, неожиданно понял, о чем идет речь, и сдавленно закашлялся.

Вот ведь паршивец! Да за одно только предположение темный мог его медленно и со вкусом удавить! Это ж надо было такое сказануть…

Хозяин каравана тут же заторопился обратно, поближе к «послам». Ох, и скандал будет, если кто-то из ушастых заденет Белика! Но и пацан хорош: это ж надо было додуматься — травить похабные байки про эльфов в присутствии самих эльфов! Совсем страх потерял!

Неподалеку раздалось восторженное хрюканье, и герр Хатор, покосившись по сторонам, наткнулся на отчаянно веселые глаза своих людей. После чего неожиданно осознал, что рисковый пацан сделал верную ставку: отныне за ним будет приглядывать не только строгий дядька, но и много кто еще. А случись конфликт с ушастыми снобами, рядом с седым плечом к плечу встанет вся охрана, на которую бойкий мальчишка произвел неизгладимое впечатление. И гаррканцем своим, и неунывающим нравом. Даже этими похабными хохмами, от которых у многих глаза до сих пор не просохли!

Купец мысленно покачал головой: кажется, это будут очень сложные три недели. И волноваться ему придется гораздо чаще обычного, поскольку скромная роль, возложенная на него королем Интариса, в присутствии такой необычной компании грозила перерасти в нечто совсем иное.

ГЛАВА 4

Вдоль Драконьего хребта народ во все века селился не слишком охотно: сказывалась близость Серых пределов. Хоть и были они отделены от обитаемых земель горной грядой, хоть и стояли по ту сторону ее семь неприступных крепостей-застав, да только все ходы-выходы не перекроешь. Все горные тропки не завалишь, не утыкаешь ловушками. Потому-то нет-нет, да и появлялись возле людского жилья смертельно опасные твари, измененные магией Проклятого леса. Гигантские гиены, от которых не было спасения ни конному, ни пешему, большеухие медведи, способные одним ударом лапы завалить длиннорогого быка, пещерные тролли, от рева которых падали вековые деревья, проворные зверги с неимоверно острыми зубами, прожорливые жуки-мясоеды ростом со взрослого пса… раньше их перехватывали Стражи Малой сторожи: единственной из застав, расположенной по эту сторону гор и стерегущей тропу смертников — самый широкий проход в пределы. Но с тех пор, как почти двадцать лет назад ее не стало, для тварей наступило воистину благодатное время.

Что там тогда случилось — неизвестно. Поговаривали про предательство, обвал, землетрясение и даже извержение вулкана, потому что огромное зарево со стороны гор в тот день видели многие. По какой-то причине Малая сторожа всего за пару минут выгорела дотла, но ни следов нападения, ни тел нападавших, ни костей погибших, ни обгоревших доспехов не осталось на том месте, где когда-то возвышалась крепость.

Присланные королем маги, конечно, уловили следы непонятного колдовства, но после трех дней кропотливой работы беспомощно развели руками, так и не сумев ни докопаться до правды, ни подтвердить одну из многочисленных догадок. Даже камень там оказался изъеден какой-то неизвестной силой, подвалы завалило, толстые стены потрескались и всего через несколько дней рухнули, оставив после себя гигантскую проплешину, щедро припорошенную золой, прахом и навсегда похоронившую эту тайну.

Со временем окрестные земли опустели: лишившись защиты Стражей, люди поспешили покинуть негостеприимные места. Тракты постепенно захирели, караваны стали огибать злополучные горы стороной, густые леса разрослись еще больше, спрятав следы давней трагедии. В глубоких пещерах возле подножия гор поселились невиданные звери, а все случившееся стало медленно, но верно забываться.

Пожалуй, лишь упрямые старожилы редких, еще не опустевших деревень могли поведать случайному путнику об этой загадке да тихонько посетовать, что проклятую тропу оставили без надлежащего надзора.

Бекровель был одним из немногих городов, чьи жители не боялись близости гор. Самый удаленный от Аккмала, он был максимально приближен к заставам и к ведущей к ним единственной дороге через горы. А потому гарнизон там всегда был мощный. Конечно, с Дикими псами не сравнить, но воины даром свой хлеб не ели. Год за годом обеспечивали спокойный проход в Серые пределы. Стерегли караваны, доставляющие на заставы все необходимое, и регулярно чистили окрестные земли от пробравшихся туда тварей.

Но до Бекровеля было еще далеко — без малого три недели пути, а количество постоялых дворов вдоль медленно хиреющего тракта неуклонно сокращалось. Сперва по одному-два на протяжении утомительного дневного перехода, затем — всего один на несколько дней пути, но вскоре исчезнут даже они. Герр Хатор был вынужден с сожалением признать, что теперь ему и его людям придется надолго забыть о теплых постелях и холодном пиве.

На ночлег устраиваться начали еще засветло. Телеги поставили в круг, дорассцев распрягли, спутали им ноги и со спокойной душой пустили объедать сочную зелень придорожных кустов.

— Чисто, — негромко сообщил купцу Гаррон, вынырнув из-под разлапистых елей.

Герр Хатор оглядел обустраивающихся людей и рассеянно кивнул: до беспокойных мест, где чаще всего встречали монстров Проклятого леса, было еще далеко, но он не исключал, что с ними, возможно, придется столкнуться уже скоро. И далеко не все в его команде способны за себя постоять.

Взгляд купца непроизвольно остановился на гаррканце и его молодом хозяине.

— Отстань, — буркнул Белик, расседлывая провинившегося скакуна и отпихивая от себя умильно вытянувшиеся трубочкой губы. — Хватит! Перестань меня слюнявить!

Карраш послушно отвернулся, но вскоре снова засопел в маленькое ухо и наконец потерся носом о плечо пацана, а потом вдруг тихо, по-щенячьи, заскулил.

Мальчишка взглянул во влажные глаза, полные искреннего раскаяния, и вздохнул.

— Ладно, поеду верхом. Но завтра. Есть хочешь?

Гаррканец неверяще вскинул острые уши. А затем подпрыгнул на месте и порывисто ткнулся крупной мордой в плечо, выражая ликование: прощен!

Белик с улыбкой потрепал мощную шею и снял узду, при виде которой у бывалого купца брови сами собой полезли наверх. Как так?! На ней не было железного мундштука! И удила совершенно неправильные! Работа наездника сводилась к тому, чтобы деликатным потягиванием за поводья указывать норовистому жеребцу, в какую сторону хозяин желал бы повернуть, при этом оставляя последнее слово не за собой, а за упрямой скотиной!

Гаррон покачал головой, провожая взглядом лихо отплясывающего жеребца. Ну ни дать ни взять — просто преданный пес!

— Угомонись и иди в реке ополоснись, — строго велел Белик. — На тебе уже корка толщиной в мой палец! Но чтобы вернулся к темноте, ясно?

Карраш шумно отряхнулся и послушно потрусил прочь. А пацан подхватил длинный сверток, обернутый в плотную ткань, забросил седло и упряжь на ближайшую телегу, после чего, нимало не беспокоясь о питомце, натаскал резко подобревшей поварихе воды и с чистой совестью отправился устраиваться на ночлег. Но при этом выбрал наиболее удаленное от палатки эльфов место — под елями, в глубокой тени, где шустро расстелил плащ, бросил наземь глухо звякнувшую ношу и с независимым видом развалился сам, закинув руки за голову и словно бы не замечая «послов», устраивающихся возле отдельного костра.

— Эй, а что в ткани? — плюхнулся на траву рядом с мальчишкой Весельчак. — Меч? Лук? Палка?

— Мое проклятие, — буркнул Белик, не открывая глаз.

Присевший про другую сторону Аркан озадаченно повертел головой.

— Какое еще проклятие?

— Личное. Персональное. Очень страшное.

Рыжий непонимающе переглянулся с напарником.

— Нет, а серьезно?

— Считай, что это талисман, — сообщил мальчишка и резким движением сел. — От дураков и нахалов, сующих свои длинные носы куда не надо. Хочешь взглянуть? Только учти: эта штуковина не любит чужих рук. Если сунешься, может так отделать, что потом месяц с постели не встанешь.

— Магическая? — с опаской отодвинулся Аркан.

— Угу. Только не фонит.

— Чего?

— Ауры не дает, то есть магическим взором не засекут, — недовольно пояснил Белик. — В наследство мне, так сказать, досталась. Штука, конечно, здоровая, громоздкая, зато бережет от всего враждебного, живого и неживого, даже от магии защищает, а еще говорят… ты чего уставился? Именно что в наследство, от одного… гм, кровника. Честно говоря, я уже и сам не рад, да деваться некуда, а выбросить жалко: дорогая все-таки вещь. Продать ее нельзя, подарить — тоже, она на крови завязана, только одному роду и подчиняется. Украл бы кто… да последний придурок, который на это решился, до сих пор гниет где-то в болоте. А я теперь таскаю эту дуру с собой как проклятый, да еще и следить должен, чтобы не цапнул кто ненароком. Объясняйся с вами потом…

Весельчак зябко передернул плечами:

— Гадость какая.

— Ты прав, но у меня просто нет выбора, — печально согласился пацан. — Да и привык я уже к этой палке. Впрочем, со временем ко всему привыкаешь.

— А с тем вором что случилось? Ну, который цапнул эту гадость?

— Помер.

— От чего?

— Головы лишился, — кротко ответил Белик и вдруг оживился. — Слушай, а тебе, случайно не нужен амулетик? Я дешево отдам, всего за пару золотых… это ж почти задаром! Возьми, а?

Рыжий шарахнулся прочь.

— Какого Торка мне сдался такой амулет?! Сто лет без него жил и дальше как-нибудь обойдусь. А если приспичит, то вон — у магов нормальный закажу! Маленький, на шею, а не такой здоровенный! Убери, кому сказал!

Белик вздохнул, но послушно подтянул проклятую штуку под бок.

— Да ты не бойся. Через ткань она неопасна… вроде бы. Ну, по крайней мере, я так думаю. Хотя рисковать не советовал бы никому.

Аркан снова переглянулся с напарником и пожевал губами: магическая палка, даже деревянная, дорого стоит. А у людей подобные «талисманы» и вовсе — огромная редкость.

— Я слыхал, эльфы обожают сторожевые заклятия, — задумчиво сказал он. — И оружие у них зачаровано: хапнешь без спроса, и все — прощай, мама-папа. В лучшем случае, руку отсечет или брюхо распорет. А то и молнией шарахнет, и тогда останется от тебя только сочный кусок мяса, обжаренный до хрустящей корочки.

Мальчишка рассеянно отмахнулся.

— Не. На самом деле молния — это редкость, только у родового оружия встречается. Так наследники правящего дома развлекаются, ну и хранители иногда: у остальных-то магия, считай, тю-тю. Поэтому в большинстве своем ушастые на клинках руны рисуют. А руны — дело темное, одну линию чуть скосишь, и получишь вместо меча кривую загогулину. Да и умельцев, кто знает, как их правильно выводить, осталось всего ничего, поэтому ушастые чаще берут на вооружение простые руны, которые не могут прибить на месте. Зато сообщить хозяину о местонахождении оружия — запросто. Как сигнальный маяк — за тыщи верст видать, а там… уж на что фантазии у эльфа хватит, такая и смерть будет. Хочешь — повесят, хочешь — руки обрубят по самые плечи. Они смертных не шибко жалуют, но о расовых войнах помнят — по-крупному в конфликты не лезут. Зато мелочь вроде нас с тобой за разумных не считают, вот и отрываются при первом удобном случае.

— Хорошо сказал, — прогудел совсем рядом мощный незнакомый бас. От общего костра отделился здоровенный детина и, ковыряясь в зубах, неторопливо подошел. — Только все не так плохо, как ты говоришь.

Белик приметил этого великана еще раньше — в основном из-за громадного роста и широченных плеч, про которые в деревнях метко говорят: косая сажень. Чем-то он походил на вставшего на дыбы медведя — такой же здоровый, заросший почти до бровей. Даже ходил вразвалочку, неуклюже переваливаясь с боку на бок. Но при этом носил на плече секиру столь внушительных размеров, что в его присутствии хотелось невольно присесть, лишь бы не попасть под горячую руку. А ладонь у него, кстати, была пошире, чем иная наковальня. Его из-за этого так и звали — Молот.

— Я вот слыхал, что перворожденные законы чести блюдут, — пробасил великан.

— Когда им выгодно, может, и блюдут, — тихонько фыркнул Белик, а Аркан с рыжим скептически переглянулись. — Но у них понятие чести с нашим изрядно разнится. Иногда даже настолько, что порой и не знаешь, кто из нас больший подлец.

— Поосторожнее, пацан, — предупреждающе протянул еще кто-то, и из-за спины Молота вывернулся еще один воин с парой длинных мечей за плечами. Он был обрит наголо, одет очень просто, зато двигался так плавно и тихо, что это поневоле вызывало уважение. — Если эльфы услышат, то можешь считать, могильный холмик тебе обеспечен.

Белик кротко взглянул в неулыбчивые темные глаза незнакомца и пожал плечами.

— Хочешь сказать, я не прав?

— Может, в чем-то и прав, — проворчал Аркан. — Да только остроухие разбираться не станут: вжик — и полетит твоя голова с плеч. Один раз стерпели, но второго не простят, так что придержи язык, пацан, пока и в самом деле не отрезали. Слышь, Ирбис, там жрачка не готова?

— Не, — мотнул головой подошедший воин. — Сказали, еще с полчаса.

— Дерьмово. Я голоден.

— Я тоже, — прогудел Молот.

Весельчак вдруг задорно улыбнулся:

— Может, развлечемся, пока время есть? Эй… как там тебя… Дядько!

Седовласый воин оторвался от степенного разговора с купцом и вопросительно обернулся.

— Это для Белика я Дядько, а для остальных — Урантар.

— Да какая разница? Не желаешь размяться? Вон Ирбису заняться нечем, а мы до сих пор не знаем, на что ты способен! Не составишь ему компанию?

— Вот ведь рыжая сволочь, — спокойно констатировал бритоголовый, покосившись на приятеля, который так элегантно его подставил, но на выразительный взгляд Стража согласно кивнул. — Что ж, не возражаю. Отчего не размяться?

Дядько хмыкнул в усы и, переговорив с хозяином каравана, отправился вслед за будущим противником на берег. Проверка на вшивость… что ж, всегда следует знать, кто чего стоит и на кого можно рассчитывать в бою. Даже если тебя определил в сработавшуюся, но чужую команду сам король.

Седовласый мельком оглядел уютную заводь, слегка пологий, но ровный спуск к воде, который скоро превратится в небольшую арену, сбросил свою куртку и неспешно разулся. Потом прошелся босиком вдоль речной кромки, в одном месте зачем-то присел и растер сильными пальцами влажные песчинки. А уж потом повернулся к терпеливо ожидающему Ирбису.

Тому на вид можно было дать лет тридцать-тридцать пять. Среднего роста, неплохо сложенный. Он тоже был бос, но, в отличие от седовласого, решил сбросить еще и рубаху да закатать штаны до колен.

Дядько внимательно оглядел крепкий торс противника, на котором красовалось немало белесых полосок, и вдруг спросил:

— Красные драгуны?

Ирбис изумленно вскинул брови.

— Бронлор? Левый фланг? — быстро уточнил седовласый.

— Откуда знаешь?!

Дядько только хмыкнул: не узнать зигзагообразный след от ятагана орка на груди Ирбиса было невозможно. Как невозможно спутать грязно-серого цвета молнию на его левом плече — подобные метки есть у всех, кто хоть раз в жизни попадал под заклятие орочьего шамана. Но в последние годы сшибка со свинорылыми была только под Бронлором, вблизи Серого пика,[11] где орки лет пять назад решили испытать границы Интариса на прочность. Там еще была скверная история с пограничниками, прошляпившими разведотряды орков за пару месяцев до того, как разразилась катастрофа, и безобразным состоянием местного гарнизона, начальство которого после всего случившегося с позором перевешали. При полном одобрении короля Мирдаиса, кстати, который в том бою едва не лишился собственной короны.

Но Создатель миловал — в последний момент отбились, и почти трехдневная битва закончилась победой интарисцев. Правда, им повезло, что поблизости от Бронлора находился отряд Стражей, невесть какими ветрами занесенный в такую даль, однако они сыграли в той заварухе немаловажную роль. В том числе удержали пятачок свободного пространства вокруг своего сюзерена — ценой собственных жизней и нескольких сотен нещадно воняющих орочьих трупов, из которых потом сложили целую стену.

Спросите, с какого перепуга Дядько вдруг решил, что Ирбис — именно драгун? Да потому что приметил у него на внутренней стороне правого предплечья татуировку в виде двух перекрещенных сабель на фоне алого щита с золотой окантовкой — такие носили только знаменитые драгуны короля. Вот только после Бронлора остатки потрепанного полка расформировали, а выживших перебросили в другие части. После чего всучили медали, крепко пожали руки и… благополучно забыли. Казалось, навсегда. Хотя, как выясняется, забыли-то о них далеко не все.

На неподдельную оторопь, проступившую на лице Ирбиса, седовласый удовлетворенно кивнул: значит, угадал. А потом закатал рукав собственной рубахи, где красовался точно такой же зигзагообразный рубец. При виде него суровый мечник дрогнул, а потом вдруг широко улыбнулся и коротко, по-особенному, отсалютовал.

— Хазад!

— Хазад аймаре.[12] — Дядько повторил его жест и приглашающее кивнул: — Начнем?

Белик со скучающим видом отвернулся и побрел в сторону. Его этот бой не интересовал: Дядько был лучшим на своей заставе еще десять лет назад. И даже сейчас, почти в пятьдесят, мог дать сто очков вперед любому ловкачу.

Юноша медленно двинулся вдоль прибрежных кустов, не обращая внимания на яростный звон стали и азартные выкрики со спины. По пути безошибочно угадал, в каком месте притаился коварный гаррканец, поджидающий его подобно засевшему в засаде хищнику, и заранее обогнул наглую скотину по широкой дуге. У норовистого зверя в последние дни появилась отвратительная привычка — проверять хозяина на прочность. Видать, спокойная жизнь сказывалась: энергию девать некуда, вот он и дурачился. Или, возможно, просто повзрослел?

— Погоди, вернемся домой, и там уж будет не до шуток, — буркнул Белик, покосившись на густые заросли храмовника. — Но ты опять плохо спрятался, малыш. Я тебя чую.

Каким образом среди острых колючек вообще мог кто-то притаиться, понять было сложно: длинные шипы прошивали насквозь даже плотную кожу облегченной брони, не говоря уж о шкуре породистого скакуна. Но донесшийся оттуда разочарованный вздох подтвердил: мальчишка не ошибся. А когда минуту спустя из-за пышных кустов выбрался донельзя раздосадованный Карраш, стало ясно: хозяин снова подловил его на ошибке.

— Ты забыл задержать дыхание. — Белик с улыбкой потрепал скакуна по холке и двинулся дальше, тихонько насвистывая под нос.

Он неторопливо шел вдоль берега, совершенно не обращая внимания на пристроившегося хвостиком скакуна и несколько странных взглядов со спины. В одном месте остановился, чтобы посмотреть на верхушку высокой сосны, чему-то загадочно улыбнулся. Затем углубился в лес, погулял уже там. Снова вернулся к реке. С наслаждением умыл лицо прохладной водой. Беззаботным гулякой побрел дальше, краешком глаза приглядывая за резвящимся конем. Наконец примерно через час отыскал небольшую, но уютную полянку, окруженную со всех сторон непролазными дебрями храмовника и, бросив наземь свой неудобный талисман, растянулся на траве во весь рост, с удовольствием подставив лицо теплым солнечным лучам.

Карраш покрутился вокруг, старательно обнюхал кусты, с аппетитом съел какую-то мелкую живность, которую нашел тут же, в траве. А убедившись в отсутствии посторонних, со счастливым сопением пристроился рядом с хозяином. При этом умудрился совершенно неимоверным образом изогнуть ноги, будто там было не три, а как минимум десять суставов, поерзал и, наконец, свернулся клубком наподобие гигантского кота, прикрыв хищные желтые глаза и выставив торчком оба мохнатых уха.

— Смотри, увидит кто… как потом оправдываться будем?

Гаррканец неопределенно хрюкнул и махнул длинным хвостом.

— А ушастые? — снова спросил Белик, и вот тогда Карраш недовольно заворчал. — Знаю, мы их не любим, но придется потерпеть до дома. Как думаешь, Траш там не скучно одной?

— Гр-р-р…

— Вот и я так считаю: наша малышка не из тех, кто позволит себя обидеть. Думаю, голодной она всяко не останется — места там дикие, нехоженые. Зверье непуганое. Людей почти нет, поэтому разглядывать ее некому. А мы потом по дороге подхватим.

Гаррканец томно вздохнул, но долго отдыхать ему не дали: где-то в стороне послышался треск разрываемой ткани, сдавленный вскрик, а затем и болезненное шипение, будто агрессивный храмовник, раскинувший свои владения на много сотен шагов вокруг, поймал в колючие объятия какого-то незадачливого путника.

Карраш моментально оказался на ногах, хищно озираясь и щеря крупные белые зубы. Белик тоже прислушался, но почти сразу расслабился и покачал головой.

— Ну, надо же… совсем спятили, дурехи!

Он со вздохом поднялся и, обогнув опасную растительность по краю, углубился в лес, ориентируясь на хруст веток и чужие голоса, в которых все больше проступало отчаяние.

— Вы чего тут одни бродите? — строго спросил юноша, завидев впереди голубой сарафан и длинную цветастую юбку, из-под которой выглядывали загорелые ноги. — Зачем ушли из лагеря?

В ответ донесся слаженный девичий визг и треск рвущейся ткани — две полоумные девицы, похоже, застряли в плену у коварного кустарника. А от неожиданности так резво подпрыгнули, что тонкая ткань юбок не выдержала — начала расползаться на длинные ленточки.

— Да стойте же! — с досадой воскликнул Белик, узнав младшую дочь купца и ее служанку. — Илима! Лилька! Кому говорю! Стойте на месте или останетесь без одежды!

Вот теперь подействовало: обе красотки замерли, испуганно схватившись за изодранные подолы, и заозирались.

— Да я ото, я. Не бойтесь. Сейчас помогу. — Выйдя из-за куста, юноша с укором заглянул в испуганные глаза Илимы и все с той же досадой добавил: — Ну куда вас понесло на ночь глядя? Тут же сам Торк ногу сломит… Лилька, ты еще и босая?! С ума сошла, девка?! Это ж тебе не родной огород! А вдруг змея?

— К-какая змея?!

— К’саш… да не волнуйся, это я к слову.

— Змея-а-а! — взвизгнула служанка и едва не ринулась напролом, но Белик сумел протиснуться через колючие заросли и вовремя ухватил дурную девицу за локоть.

— Та-ак, а ну, давай за мной, — властно скомандовал он, высвободив потрепанную одежду из колючего плена, а затем взял перепуганную дуреху за локоть и хорошенько встряхнул. — След в след, поняла? И ни шага в сторону! Илима, я за тобой сейчас вернусь. Стой на месте, ладно?

В ответ на него уставилось две пары одинаково огромных глаз.

— А… змея?

Белик вполголоса выругался, после чего выволок из опасных зарослей сперва одну полоумную девицу (Лилька сразу вскочила на ближайший пень и, задрав подол, принялась лихорадочно озираться в поисках ползучих гадов), а затем осторожно вывел и вторую.

Илима, в отличие от служанки, повела себя более достойно — оказавшись на свободе, коротко поклонилась спасителю и, неловко прикрывая ладошкой порванный рукав, велела:

— Лиля, слезь и немедленно обуйся!

— Да, госпожа, — пробормотала девушка. После чего слезла с пня, сняла с шеи связанные атласной лентой башмачки и торопливо натянула прямо на босые ступни. Так же спешно опустила подол, запоздало сообразив, что совсем недавно продемонстрировала не только исцарапанные коленки, но и гораздо более привлекательные для мужского взгляда места. От последней мысли густо покраснела и тут же стрельнула глазами в сторону: увидел?

Но Белик лишь сурово нахмурился.

— Так. А теперь выкладывайте: что вы тут делаете?

— Малину искали, — спокойно отозвалась Илима.

Юноша скептически приподнял тонкую бровь и насмешливо уточнил:

— У реки?

Под его пристальным взглядом девушка порозовела.

— Мы не очень хорошо знаем лес. Вот и заблудились.

— Заблудились они… ладно, горемычные. Пошли обратно, а то, чего доброго, на медведя наткнетесь. Карраш, ты где?

Гаррканец с готовностью высунул морду из дальних кустов и кровожадно уставился на испуганно вздрогнувших девиц. Будто хотел спросить: чего с ними делать, хозяин? Съедим здесь или оставим на утро?

— Покажи им дорогу до лагеря, — распорядился Белик.

— А ты с нами не пойдешь? — насторожилась Илима, покосившись на громадного жеребца: он был очень велик, просто огромен, черный, как ночь, свирепый. А скалился так страшно, что аж мурашки по коже.

Белик равнодушно пожал плечами.

— Зачем? Карраш отлично знает дорогу. Просто идите следом, и он выведет вас к каравану.

С этими словами пацан развернулся и исчез из виду, мгновенно затерявшись среди деревьев. А оставшиеся в одиночестве девушки испуганно переглянулись, потому что темнело вокруг невероятно быстро, да и в кустах что-то вдруг подозрительно зашебаршилось…

Однако Карраш не дал им поддаться панике. Цапнув Илиму за подол, он уверенно потащил девчонку в сторону лагеря, откуда донеслись откровенно испуганные голоса: кажется, там наконец хватились.

— Или-и-има…

Девушки с одинаковой надеждой вскинули головы и почти бегом ринулись в ту сторону. Но умный гаррканец снова перегородил дорогу, оттеснив неразумных девиц за спину, а затем повел сам — быстро, но осторожно. Тщательно выбирая места, где поменьше коряг, о которых впотьмах легко переломать ноги, и где меньше вероятность наткнуться на змей. Одновременно с этим цепко посматривал по сторонам, да краем глаза косил на присмиревших девушек, чтобы не потерялись. Только у самой границы лагеря он бесшумно отступил в сторону, насмешливо фыркнул и наконец позволил им со всех ног кинуться навстречу облегченно вздохнувшему купцу.

— Илима! Ты где была? — воскликнул герр Хатор, крепко обнимая дочь. — Лилька! Какого лешего вы бродили по лесу одни?! И почему в таком виде?!

— Но мы были не…

Илима поспешно наступила служанке на ногу.

— Прости, отец, мы заблудились. Это я виновата: не подумала, что тут так быстро темнеет, и ушла далеко от лагеря. Хотела малины собрать к ужину, да забрела в заросли храмовника. Исцарапалась вот… и Лиля со мной.

— А как же вы оттуда выбрались?

— Голоса ваши услышали, — сказала Илима, выдержав строгий отцовский взгляд, а затем скосила глаза в сторону: Карраш бесследно исчез, словно его и не было.

Гаррон укоризненно покачал головой, сетуя про себя не столько на девчонок, сколько на ротозеев, упустивших их из виду. На поединок, видите ли, загляделись. Впрочем, бой действительно оказался хорош, было на что посмотреть: седовласый, хоть и далеко не мальчишка, двигался так легко, что аж зависть брала. Свой громадный меч держал, как невесомую палочку, поразительно ловко перекидывая эту махину с одной руки в другую. Мимоходом показывал слабые места в защите противника, умело защищался сам и при этом не дал ни малейшего шанса себя коснуться. Потрясающий боец! Никогда бы не поверил, что человек может так двигаться, да вот теперь воочию убедился.

Южанин тяжко вздохнул: жаль, что не вышло досмотреть этот фантастический поединок до конца. Очень некстати девицы запропастились… пришлось спешно бросать все дела, искать негодниц да ежеминутно поминать Торка — страстного любителя строить всякие гадости и организовывать неприятные сюрпризы.

Гаррон внимательно оглядел своих людей, с одобрением отметив, что Аркан вместе с рыжим заняли крайнее левое положение на немаленькой поляне, здоровяк Молот — крайнее правое. Ирбис с внезапно обретенным сотоварищем перекрыл единственную тропинку к реке. А старинный приятель южанина — Сова, который отчего-то решил нарушить давнее правило не шататься по опасным трактам в дурной компании, сейчас сидел в тени высокой сосны и безмятежно курил самокрутку, машинально оглаживая рукоять любимой сабли.

Южанин удовлетворенно кивнул: молодцы, дело свое знают. И рыжий, и напарник его, и бритоголовый мечник. Седой… ну, с ним тоже все ясно — отличного воина за версту видать, тот и на пороге смерти будет в каждом шорохе выискивать угрозу. Да и великан с секирой устроился именно там, где надо.

Правда, что вдруг подбило известного домоседа и завзятого ворчуна Сову на новые приключения, Гаррон так и не понял. Но не уставал благодарить судьбу за то, что несколько дней назад натолкнулся на отчаянно скучающего приятеля в одном из трактиров Аккмала, где выслушал пространную жалобу на несправедливость жизни, в очередной раз оставившей старого служаку на мели, и вроде как в шутку предложил прогуляться по пыльным дорогам Интариса. А Сова совершенно неожиданно согласился, изумив старого друга донельзя и заставив крепко призадуматься, насколько же мало ценят в спокойное время заслуженных ветеранов, если позволяют им прозябать в нищете и несправедливости.

А ведь Сова успел в свои сорок с лишком повоевать даже под Бронлором. И на королевском турнире трижды брал первый приз как лучший мечник. Если уж королю не нужны такие люди… Торково семя! Может, скоро настанет невеселое время, когда и ему, Гаррону, наскучит эта работа? Или найдется удачливый разбойничек, которому удастся оттяпать ему руку? Кому он тогда будет нужен?..

Тем временем караванщики с готовностью расселись вокруг костра, с жадностью поглядывая на ароматное варево, с которым как раз управилась толстуха Арва.

Эльфы, как всегда, устроились особняком. Снобы. Сколько было историй, как за малейшую оплошность они отнимали людские жизни. Сколько случалось, что брякнул сдуру какой-нибудь болван, и все: мимолетный взмах меча, как росчерк пера — быстрый и красивый; бесстрастный взгляд зеленых глаз, один-единственный шаг навстречу и вежливая улыбка на божественном лице, от которой моментально стынет кровь. Эльфы не делали различий в возрасте, поле, статусе и количестве сопровождающей дурака охране: хоть нищий, хоть король. Потому-то с ними предпочитали не связываться, а уж если доводилось столкнуться, то раскланиваться начинали издалека, с почтением и уважением во взоре. И только потом, когда угроза минует, сплевывали вслед, мысленно желая союзничкам «добра и процветания».

Хорошо хоть неугомонный Белик их больше не донимает и не травит свои похабные байки, иначе без беды бы точно не обошлось. Кстати, а сам-то он где? Куда подевался? Его расстеленный под дальней елью плащ пустовал, возле костра он тоже не крутился, никакого лишнего шума в лагере не наблюдалось…

Гаррон еще раз огляделся по сторонам, после чего глухо выругался и быстрым шагом направился к пасущимся в стороне тяжеловозам, старательно отгоняя от себя нехорошую догадку. А когда гаррканца среди них не нашел, вот тогда уже обеспокоился по-настоящему.

— Урантар, где твой племянник?

Дядько обежал глазами поляну и тоже посуровел: Белика и след простыл.

— Карраш здесь?

— Нет, — отрывисто бросил Гаррон, почему-то тревожась все больше, и от седовласого это не укрылось. Он по очереди взглянул на внезапно примолкших попутчиков. Приметил встревоженное лицо Илимы, выглянувшей в этот момент из повозки, оценил ее порванный рукав. И наконец очень медленно повернулся к палатке эльфов: двое светлых в ответ на его взгляд вопросительно приподняли безупречной формы брови, а темный…

— Торково копыто! — пробормотал Дядько, наконец-то сообразив, что именно неправильно. Гаррон тоже сложил дважды два и внезапно спал с лица: темного рядом с ними не было.

ГЛАВА 5

Таррэн откинул с лица непослушную челку и опустил натруженные руки: ежевечерние тренировки давно вошли у него в привычку. За последние две сотни лет, наполненные постоянным ожиданием нападения «дорогих» родственничков, он не пропустил ни одной. Кроме тех дней, когда по причине серьезных увечий не мог поднять родовые клинки.

Их всегда было два: длинный сак’раши в правую руку и более короткий, но не менее смертоносный с’сирташи в левую. Узкие, слегка изогнутые и почти невесомые, эльфийские мечи испокон веков славились непревзойденным качеством. А защитные руны у основания рукояти превращали их в совершенное орудие убийства, которому не страшны ни время, ни воры, ни даже магия. Идеальные спутники в долгой жизни бессмертного — верные, надежные, никогда не предающие кровь перворожденного, в которой некогда были закалены. И обоими он владел в совершенстве.

Три крохотных значка под изящной гардой ярко подмигнули ему, на мгновение сложились в свившегося кольцом, грозно оскалившегося черного дракона, но почти сразу погасли: хозяин не хотел открывать свое настоящее имя.

Темный эльф с уважением поклонился оружию, отдавая дань сотворившему его мастеру, и с величайшей осторожностью спрятал клинки в ножны.

Светлые презирали парные мечи и пользовались лишь длинными сак’раши. Но среди темных нашелся один умелец, рискнувший сломать древнюю традицию. Первым сменил ножны у бедра на более удобные — на спине, а потом ввел в смертоносный танец клинков пару. С тех пор темные не расставались со своими сак’раши и с’сирташи. И это послужило одной из множества причин разрыва между древними родами бессмертных. Когда-то очень и очень давно…

Таррэн упруго поднялся с колен и, раздевшись, смыл в прохладной воде пот и дорожную грязь. Но в лагерь вернулся не сразу, а еще долго стоял, медленно обсыхая на ветру и с удовольствием вдыхая ароматы нетронутого людским присутствием леса. Он любил этот запах — изумительную смесь речной прохлады и насыщенного травяного духа. Любил слушать пение птиц, ровный шум текущей воды, стрекотание сверчков, тихий шорох крыльев ночных охотников — летучих мышей и других крылатых существ, подстерегающих добычу по ночам. Подставлять лицо лунному свету, жадно вдыхать прохладный воздух и впитывать всем существом красоту этого щедрого на чудеса мира, в котором и смертные и бессмертные являлись непрошеными гостями.

Ощущение чужого взгляда пришло внезапно. Как сон, наваждение, смутная тень в глубине леса. Но и его было вполне достаточно, чтобы эльф насторожился, стремительно оделся и, подхватив оружие, шагнул под прикрытие древесных стволов.

Никто не сравнится с перворожденным в погоне. Ничто не ускользнет от бдительного взгляда и чуткого слуха бессмертного, способного различить даже писк летучей мыши на расстоянии в несколько сотен шагов… Но вокруг был самый обычный лес — молчаливый и загадочный, мирный и совсем не враждебный. Только очень уж тихий. Что за шутки? Ведь минуту назад казалось, что здесь кто-то есть, а теперь пусто. Ни шороха, ни звука.

Таррэн немного покружил по окрестностям, выискивая хоть какой-нибудь знак, что недавнее ощущение ему не почудилось, как намедни в Аккмале. Даже рискнул посмотреть вторым зрением, но ничего не нового не обнаружил: те же деревья, та же докучливая мошкара, испуганная белка на ветке, прыснувшая прочь от опасного двуногого, длинная вереница муравьев, штурмующих замшелое бревно, одинокая сова на верхушке сосны, беззвучный мышиный писк — и все. Никаких врагов, никаких шпионов и соглядатаев. Действительно, показалось…

Эльф досадливо поморщился, но отдых был безнадежно испорчен. Поэтому он не стал возвращаться к реке, а двинулся обратно в лагерь, по пути предварительно намеренно пошумев, чтобы сдуру стрелу в лоб не пустили. И здорово удивился, когда по возвращении в него буквально воткнулось полтора десятка пар враждебных глаз.

Он непонимающе моргнул:

— Что-то случилось?

— Ничего особенного, — безмятежно улыбнулся Элиар.

— Человеческий мальчишка пропал, вот они и бесятся, — равнодушно пояснил Танарис. — Уже с полчаса, как ушел седой, но от сопляка пока ни слуху ни духу. Гаррканец тоже исчез. Ах да, еще девчонка (та, младшая, на которую южанин заглядывается) вернулась в изорванном платье.

— Давно? — насторожился Таррэн, припомнив недавнее беспокойство, смахивающее на то, что за ним кто-то следил.

— Да.

— А Белик?

— Похоже, удрал еще раньше: девка вернулась одна. Да какая разница? Нет сопляка, и ладно. Нам спокойнее будет, а то он стал меня порядком раздражать.

Темный с сомнением покачал головой:

— Ты не знаешь людей. Мальчишка из хорошей семьи, пусть и едет инкогнито. Его наверняка будут искать, а это может нас задержать.

Элиар нахмурился: об этом он не подумал.

— И надолго?

— До тех пор, пока не найдут его или тело. Будь уверен: так просто они его не оставят.

— Мм, Таррэн? — вдруг тихо шепнул Танарис. — А это случайно не твоя работа? Ты подумай… ведь и тебя долго не было… людишки вон как смотрят. Угадай, о чем они сейчас думают?

Темный эльф покосился в сторону большого костра и убедился: все плохо. Их недавнюю ссору с мальцом помнят все, а мстительный нрав перворожденных уже давно стал легендой. Причем особенно в этом отличились темные, вот люди и смотрят волками, мысленно примеряя к вероятному убийце все известные способы мести. Нет, пока доказательств не будет, связываться они не рискнут, но если получат хоть малейший намек, хотя бы крохотный след…

Элиар внимательно посмотрел на неподвижное лицо собрата, за внешним равнодушием которого скрывалось напряженное раздумье, и вопросительно вскинул бровь, однако Таррэн по-прежнему безмолвствовал. Несколько минут он сидел недвижимо, затем нахмурился, пожевал губами. Наконец тяжело вздохнул и снова поднялся.

— Пойду гляну, в чем дело. Может, заблудился?

Светлые едва не отшатнулись от него.

— Ты спятил?!

— Нам нельзя задерживаться, а без Стража в пределах делать нечего: у него наш ключ.

— Я еще не уверен, что это именно тот Страж, который был нам обещан, — буркнул Танарис.

— Может, заставить его отдать ключ, и тогда седой станет не нужен? — задумчиво предложил Элиар. — Нас трое, а он один…

— А до Лабиринта как добраться? У тебя карта есть? — язвительно поинтересовался Таррэн, закидывая на спину ножны с родовыми клинками. — Или, может, ты и в Проклятый лес без проводника пойдешь? Давай, а я посмотрю, насколько тебя хватит. Считаешь, что в орден только люди входят? Забыл, чего стоило прорваться к Лабиринту в прошлый раз? И сколько наших полегло в том ущелье?! Почитай хроники, Элиар! Ни одному смертному это не под силу! А значит, в этом замешан кто-то из наших!

Элиар медленно поднялся, побледнев от ярости.

— Уж не считаешь ли ты, что кто-то из нас мог опуститься…

— Нет, — ядовито отозвался темный. — Но за последнее время адепты ордена настолько поумнели, что смогли перебить почти две сотни наших мечников, полтора десятка магов и, в довершение всего, обрушили половину горы Имала! А потом прикрыли все это гигантским «Плащом тени» и спокойно удалились, просто чудом проглядев третью часть ключа! Тебе пересчитать по пальцам умельцев, кто способен сегодня создать заклятие такой мощи, или сам догадаешься?!

Элиар отвел взгляд. «Плащ тени» — заклятие высшего уровня, которым люди точно не могли овладеть. А если все же и сумели, то только с помощью кого-то из перворожденных. Тем не менее именно «Плащ» был использован орденом в прошлый поход, именно от его силы погибла большая часть отряда людей и эльфов, о нем предупреждали владыки бессмертных, и это — тот неоспоримый факт, против которого у них нет аргументов. Вернее, пока еще нет.

— Хватит. Еще не хватало нам схватиться друг с другом, — вмешался Танарис. — Элиар, остынь. Таррэн, сходи за смертным, если хочешь. Нам действительно не следует задерживаться. Только если найдешь, будь добр, расплатись пощедрее… за меня. А то ведь не сдержусь, если увижу — прибью. Достал.

Элиар непримиримо сверкнул глазами, но все же смолчал, а темный бесшумно исчез в лесу, провожаемый мрачными взглядами смертных и почти озвученными пожеланиями провалиться подальше.

Таррэн скользил среди молчаливых деревьев, настороженно прислушиваясь и пытаясь уловить хоть какие-то признаки чужого присутствия. Мальчишка не мог забраться далеко: гаррканец все же не дикий зверь, пройдет не везде. Соответственно они должны выбрать наиболее удобный для изнеженного скакуна путь.

Погрузившись в раздумья, эльф свернул к реке, где обоих видели в последний раз, и остановился возле раскидистой ивы, где виднелся отчетливый след конского копыта. Внимательно его осмотрев, темный нахмурился, потому что только сейчас подметил пару странностей, которые раньше упустил из виду: во-первых, гаррканец оказался не подкован, а такого быть не должно — копыта непременно сточит. Однако красовавшийся перед его глазами след был почти безупречен — отличный слепок крепкого и тяжелого копыта. А во-вторых, поперек копыта шла необычная полоса, будто кто-то разрубил его на две половины. Никаких признаков скола по краям, ни даже неровностей по идеально ровному полукружью. Такое редко встретишь даже у молоденьких жеребят, а тут — взрослый конь, не первый год ходящий под седлом. Очень странно…

Таррэн присел, непонимающе проведя пальцами по необычному следу, и только поэтому заметил второй отпечаток, которого прежде не было видно — он был скрыт густыми ветвями старой ивы, спускающимися почти к самой воде. Точно такой же ровный, неестественно четкий и глубокий след правой передней ноги. Тоже — неподкованной. И у него так же, как у первого следа, имелась глубокая поперечная полоса.

Эльф мысленно присвистнул: ничего себе! Но если с первым отпечатком он мог ошибиться, то второй наводил на мысль, что эти полосы не случайность, а гаррканец — какой-то неправильный. Даже если забыть о его поведении, подозрительной свободе, что даровал ему молодой хозяин, и том странном взгляде, которым накануне одарил раздраженных эльфов загадочный зверь.

Таррэн озадаченно потер подбородок и без колебаний шагнул в воду, огибая роскошный куст. И куда только понесло дурную скотину? Купаться, что ли, надумал? Резвится? Сбежал?

Теряясь в догадках, он прошел несколько сотен шагов, временами то упуская необычный след, то снова находя его в совершенно неожиданных местах, словно громадный гаррканец игриво скакал вдоль берега, уподобившись сумасшедшему коту. Один отпечаток виднелся в трех шагах от кромки воды, а следующий терялся в густой траве почти на грани видимости. Но вскоре следы вновь возвращались к берегу и были настолько сильно вдавлены во влажный песок, что даже спустя несколько часов отчетливо виднелись на мелководье, будто Карраш рухнул туда с огромной высоты, после чего помчался дальше, продолжая эти безумные кульбиты и совершенно умопомрачительные прыжки в длину и высоту.

Таррэн пару раз приметил поломанные ветки на высоте почти в три человеческих роста от земли, но предположить, что громадный конь сумел до них дотянуться… пожалуй, на это были способны лишь гигантские белки. А конь, хоть и гаррканец… вряд ли. Потому что тогда пришлось бы примять за правду еще одну диковатую догадку: все эти внезапные скачки почти на середину мощной реки, далеко раскатившиеся брызги, широкие лизуны на песке и другие детали, которые постепенно вырисовывались перед взглядом опытного следопыта, были подозрительно похожи на манеру некоторых медведей глушить крупную рыбу. Звери любили сперва сильно разбежаться, а затем со всего маху рухнуть в прохладную воду, чтобы потом торопливо собирать оглушенную добычу прямо с поверхности.

Всего за полчаса Таррэн осознал, что очень мало знает о родном мире, в котором, как оказалось, водятся такие странные существа. А еще понял, что может до самого утра искать пропавшего скакуна и его хозяина, поскольку скорость, с которой мчался лихой конь, была поистине запредельной. Временами казалось, он обязательно должен был во что-нибудь врезаться. К примеру, на крутом повороте, где самым неожиданным образом вырастало большое дерево, но следов удара не было. Только глубоко вспаханная земля, вырванная с невероятной силой трава, да отброшенные из-под мощных копыт камни.

А вот это уже интересно…

Эльф подметил смену направления движения гаррканца и свернул за следами, которые теперь стали гораздо менее заметными. Ага, он явно перешел на шаг, а вот тут вообще остановился, ожидая… кого? Есть!

Таррэн торжествующе усмехнулся, отыскав легкие, почти невидимые следы изящных сапожек, принадлежащие исчезнувшему пацану. Какое-то время они шли бок о бок с конскими, потом свернули в заросли храмовника… кол-лючий, зараза!.. затем валялись на мягкой травке возле реки. Позже они поспешно ушли с этого места, а потом…

Эльф от души посмеялся, проследив всю эпопею с девчонками и их порванными в зарослях храмовника платьями. С улыбкой снял с одной из веток обрывок голубого сарафана, коснулся пальцами влажного пня, где стояла вторая девчонка. Убедился, что здоровенный гаррканец потащил обеих в сторону лагеря, а затем с растущим интересом пошел по следу Белика, уходящему в противоположную сторону. Что ж, правильное решение: хорош бы он был, если бы собственноручно привел к отцу исцарапанных, нещадно потрепанных красоток, у одной из которых от подола осталась только половина, а вторая оставила среди коварных колючек свой левый рукав.

Таррэн буквально впился глазами в отпечатки сапог. Они были почти невесомы, и он отчего-то побоялся их потерять, хотя наверняка знал, что с пацаном все в порядке. Казалось бы, можно не беспокоиться и с чувством выполненного долга возвращаться. Но гордость охотника не позволила оставить это дело, и он упорно преследовал юнца, уже предвкушая, каких подзатыльников надает, когда поймает. За Танариса, как просили. За выразительные взгляды обозленных караванщиков. За собственное, неподобающее ситуации беспокойство. За бессонную ночь, наконец, и эту странную погоню, которая совершенно неожиданно захватила его как мальчишку.

Темный эльф бесшумно вынырнул на очередную полянку и с нескрываемой досадой уткнулся в прозрачную водную гладь, перед которой обрывался загадочный след. Слева возвышалась скала, справа щетинились непролазные дебри все того же храмовника. На единственной тропке они с мальчишкой ни за что бы не разминулись. Да и следы вели только в одну сторону. Получается… с’сош! Неужели переплыл?!

Таррэн укоризненно покачал головой, искренне сожалея о незаконченном деле, но бросаться очертя голову в бурный поток было неразумно. Что ж, похоже, придется надавать ему по шее утром. А заодно выяснить, где его так долго носило.

Эльф снова вздохнул и уже повернулся, чтобы уйти, но чуть ли не нос к носу столкнулся с бешено горящими желтыми огнями и инстинктивно отшатнулся, машинально выхватывая мечи. В ответ донеслись гневный всхрап и тяжелый удар копыта о твердую землю.

— Иррадэ! — глухо ругнулся эльф, запоздало сообразив, что угольно-черный гаррканец, совершенно незаметный в темноте, каким-то образом сумел подкрасться со спины. И теперь стоит всего в двух шагах, сверля его подозрительно разумными глазами, в которых светится искренняя неприязнь.

— Тихо, тихо… я тебе не враг.

Карраш снова всхрапнул, одновременно опустив голову к земле и прижав уши, будто хищник перед прыжком. Похоже, он ничуть не поверил мягкому, обволакивающему голосу, способному убаюкать даже демона. Конь чуть присел, неистово хлестнул воздух пышным хвостом и выразительно приподнял верхнюю губу, показав крупные, совсем не лошадиные зубы.

До медленно отступающего эльфа донеслось отчетливое рычание.

— Ша, Карраш. Не тронь, — властно потребовали откуда-то сверху.

Гаррканец заворчал громче, но послушно отступил на шаг, после чего напряженный до предела эльф смог наконец кинуть взгляд на верхушку скалы и убедиться: Белик тоже был здесь. Стоял, невозмутимо скрестив руки на груди, смотрел на него с высоты в полтора человеческих роста и нехорошо улыбался.

— Чего надо, ушастый? Что вынюхиваешь?

Таррэн отошел еще на шаг, краем глаза стараясь удерживать в поле зрения и гневно раздувающего ноздри гаррканца, и его хозяина, упруго спрыгнувшего со скалы. В левой руке пацан держал свой дурацкий сверток, но пальцами правой недвусмысленно поглаживал рукояти метательных ножей.

— Люди беспокоятся. Особенно твой дядька, потому что не знает, куда ты делся, — спокойно сообщил эльф, нутром ощутив, что у сопляка хватит умения ими воспользоваться. — Тебе стоило предупредить его об уходе.

— Ого! А ты, значит, тоже волновался?

Таррэн пропустил откровенную издевку мимо ушей: все еще помнил предостережение короля Мирдаиса — быть терпеливым.

— Нет. Просто в лагере тревожатся. Вернись.

— Потрясающе! — вдруг в голос расхохотался мальчишка. — Вежливый эльф! Да еще и темный! Мама, роди меня обратно! Нет, малыш, ты слышал? Он до меня сни-зо-шел! Куда бы записать, а то никто не поверит?!

Второго оскорбления перворожденный не стерпел: быстрее молнии метнулся вперед, намереваясь ухватить дерзкого сопляка за ворот, а затем хорошенько встряхнуть, чтобы впредь следил за языком. Уже почти схватил и… едва успел отдернуть пальцы.

Клац! Сухо щелкнули острые зубы, а Карраш разочарованно фыркнул. Он низко пригнул голову и уже почти прыгнул на ощетинившегося эльфа, как в тот же миг маленькая рука властно дернула его за ухо и стальной голос сухо произнес:

— Я сказал: нет. Не сейчас.

Гаррканец досадливо дернул хвостом, но перечить не посмел: хозяин, хоть и молодой, умел быть жестким, поэтому Карраш лишь многообещающе покосился на ушастого урода, от которого было столько беспокойства, а почувствовав твердую ладонь на холке, послушно пригнулся.

Мальчишка ловко взлетел ему на спину и без единого звука развернул коня в сторону лагеря, оставив раздраженного эльфа одного. Тот секунду колебался между страстным желанием выбить из сопляка всю дурь и разумным решением обождать с этим хотя бы до утра, но потом все-таки решил не торопить события.

— Ничего, малыш, — вдруг донесся из темноты преувеличенно ласковый голос Белика. — Вот вернемся домой, тогда и цапнешь его от всей души. Куда понравится, я тебе обещаю. Знаю, что он мерзкий, чернявый и отвратительно пахнет, но, боюсь, Дядько нам обоим уши оборвет, если сцепимся с этим темным. Шансов у него, конечно, не будет, но все равно обидно пристукнуть его тут по-тихому, когда никто не видит. Понимаешь? Умница ты моя. Тогда пойдем обратно, а то наши уже наверняка решили, что он нас сожрал… Столько слухов про этих ушастых монстров ходит, что прямо сам начинаешь верить. И откуда только берутся? Гм, пожалуй, мне стоит придумать парочку новых!

После чего послышался тихий свист, незаметно сложившийся в мотив «Откровений лесной нимфы», при первых звуках этой песни любого эльфа перекашивало от бешенства. Надо сказать, песня была на редкость пошлой. Рассказ в ней шел от лица юной прелестницы, которая весьма откровенно сравнивала впечатления от общения с мужчинами разных рас. Причем ушастым доставалось по полной программе: острый язычок маленькой нечисти не раз проходился по поводу длины их… ушей, неоднократно намекал на нетрадиционные вкусы, а в довершение всего славил, как самых нудных, нерасторопных и весьма посредственных партнеров.

Заслышав знакомую мелодию, Таррэн зарычал, едва не ринувшись следом. Но тягаться в скорости с гаррканцем было глупо, убивать агрессивную скотину, чтобы добраться до его поганца-хозяина, — нелепо, а бежать следом и выкрикивать ответные оскорбления — недостойно потомка древнего рода. Лишь поэтому взбешенный эльф сдержался. Но мысленно поклялся, что вскоре найдет способ надрать наглому сопляку тощую задницу так, чтобы тот навсегда зарекся дерзить.

Видит владыка, Таррэн не хотел этого, старательно игнорировал, милосердно молчал и пропускал мимо ушей грязные намеки, потому что его родичи в свое время действительно попортили смертным немало крови. Но всякому терпению есть предел. Всякому пониманию когда-то приходит конец, а мальчишка давно напрашивается на увесистый тумак. Что ж, пусть будет так, если хорошего отношения не понимает. Пусть… И да поможет ему неведомый человеческий бог.

Весь следующий день в караване с тревогой ждали бури. Седовласый, накануне отвесивший дорогому племянничку звучный подзатыльник, сегодня держался к нему подозрительно близко. Внимательные глаза Гаррона тоже то и дело поворачивались в сторону невозмутимых эльфов, но там было тихо: ни один из перворожденных ни словом, ни делом не намекнул на вчерашнее, хотя взгляды, которыми они одарили вернувшегося сорванца, были весьма далеки от благодушных. А вот на темного было страшно смотреть — он появился в лагере лишь к утру, злой как демон, с бешено горящими глазами. Только раз взглянул на дерзко помахавшего ему ручкой сопляка, и бывалые воины мгновенно сообразили: что-то случилось. Причем такое, что теперь придется караулить юнца день и ночь, ни на минуту не оставляя рядом с эльфом, которого пацан всего за пару дней успел достать до самых печенок.

Через несколько часов после рассвета Гаррона на посту сменил Весельчак, к полудню на место наблюдателя заступил Аркан, которому бойкий на язык мальчишка тоже неожиданно понравился. За обедом молчаливую вахту от соратников принял Молот. После обеда — Ирбис, который после сокрушительного поражения от Урантара считал себя обязанным суровому Стражу… да что там говорить! Участвовали почти все. Герр Хатор постоянно хмурился, гадая про себя, как бы поделикатнее выкрутиться из щекотливой ситуации. Даже купеческие дочки подметили неладное и за весь день хорошо, если пару раз рискнули высунуть наружу нос, боясь послужить причиной нового конфликта.

Один Белик оставался беззаботен и неизменно весел, словно сгустившееся над караваном напряжение его нисколько не затронуло. Ближе к вечеру он вдруг сорвался в галоп. Карраш, проигнорировав сердитый окрик Дядько, в несколько огромных прыжков скрылся из виду. А когда вернулся — слегка запыхавшийся, но ужасно довольный, то с гордым видом прогарцевал перед строем скрипучих повозок и остановился перед испуганными Илимой и Лилькой, не обращая внимания на ворчание суровой поварихи и крайне недовольную физиономию купца.

Белик шутливо поклонился дамам, а затем с преувеличенным почтением передал им крупного зайца — толстого, упитанного, ушастого. Только почему-то черного цвета.

— Это вам, красавицы. В знак моего искреннего расположения.

— Какой он славный! — умилилась Лилька, принимая подарок.

— Ушастый! — буркнула Ивет, демонстративно отвернувшись. — И вонючий к тому же. Фу!

— Вы обе правы, — елейным голоском согласился пацан. — Но в вареном виде, можете мне поверить, он будет очень даже ничего. Тихий, смирный, молчаливый…

В этот момент грызун, оказавшийся не мертвым, а всего лишь оглушенным, истошно заверешал, дернулся и под слаженный визг перепугавшихся от неожиданности девушек сиганул с повозки. Да так шустро, что даже настороженных с самого утра «караульных» поневоле разобрал смех.

Караванщики хохотнули, а кто-то даже засвистел вслед отчаянно петляющему зверьку, который с невероятной скоростью ринулся к спасительным зарослям. Совершив поистине сумасшедший зигзаг и заложив крутой вираж на повороте, он почти добрался до обочины, но тут один из эльфов обернулся, неуловимым движением вскинув лук. Никто и ахнуть не успел, как пронзенный насквозь грызун упал на густую траву и, дрыгнув лапками, испустил дух.

В воцарившейся неловкой тишине Элиар неторопливо подъехал и прямо с седла подцепил упитанную тушку.

— Отличный выстрел, прямо в сердце! — громко похвалил его Белик. — Туда ему и дорога, ушастому.

Светлый пренебрежительно фыркнул, но ответить не соизволил — подвесил добычу к седлу, после чего развернулся и снова присоединился к сородичам.

— Ой… ну, зачем он?! Пусть бы себе бежал, — расстроилась Лилька. — У нас же хватает припасов.

— Не переживай, — донесся до бессмертных успокаивающий голос Белика. — Все равно он был старым и некрасивым… ну, где ты видела такую шкуру у зайца посреди лета? Наверняка больной. Зато теперь он уже не черный, а красный… кровь ведь у всех одинакова. И она смывает различия в поле, возрасте, форме ушей и даже цвете глаз. К тому же наш уважаемый посол избавил зайчика от позора и позволил сохранить чистоту породы, потому что он сейчас совсем не темный, а очень даже ничего. А длинные уши можно просто обрезать, чтобы не мешали в котле, хотя с ними как-то привычнее…

Гаррон неверяще обернулся. Торк, да что же творит этот ненормальный пацан?! На что он намекал, когда упомянул про длинные уши?! Да еще обозвал забитого зайца во всеуслышание темным. Он не может быть настолько сумасшедшим!!

Таррэн как-то очень спокойно посмотрев на умничающего юнца, на мгновение пересекся с ним взглядом, потом чуть кивнул, показывая, что все правильно понял, и так же спокойно отвернулся.

А вот Дядько внезапно помрачнел. Затем придержал своего флегматичного скакуна, дождался мальчишки и коротким знаком велел ему спешиться. Белик, пожав плечами, так же молча повиновался.

Никто не слышал, о чем они говорили, пока тяжело катящиеся повозки грохотали мимо. Ни один из настороженно озирающихся караванщиков не сумел разглядеть лица сурового дядьки, но им с лихвой хватило и того выражения, что на мгновение проступило на всегда веселой физиономии маленького сорванца, — это была такая жгучая ненависть, что от нее замирало сердце. Было в неподвижном взгляде пацана что-то действительно страшное. Какая-то мертвая злоба, иссушающая душу. Однако вместе с тем в голубых глазах, неотрывно следящих за удаляющимися спинами бессмертных, стояла боль. А еще — холодное презрение к собственной судьбе, какое бывает только у приговоренных к смерти.

Белик с трудом оторвал горящий взгляд от спины темного эльфа и хищно улыбнулся. После чего пристально наблюдающий за ним Гаррон с холодком осознал, что пацан, несмотря ни на что, от своего не отступится. И это будет война — настоящая кровавая война, в которой очень скоро появятся первые трупы.

ГЛАВА 6

Деревня показалась внезапно. Сперва повеяло дымком, откуда-то издалека донесся собачий лай, которому ответил глухой волчий вой из глубины леса. Затем оживились усталые кони. Еще через полчаса деревья подались в стороны, а вдоль дороги потянулась вереница вспаханных полей, на которых колосились пышные хлеба.

— Ну наконец-то… — проворчал Аркан, поправляя сползший набок плащ. — Я уж думал, опять придется ночевать на земле. Ан нет, вот они — Малые Овражки… рыжий, не спи!

— Пива хочу — сил нет, — мечтательно прикрыл глаза Весельчак, мерно покачиваясь в седле. За его спиной раздалось одобрительное причмокивание — это Молот подтвердил неоспоримую правоту высказанной другом глубокой мысли. — И девок… девок побольше. Помоложе, покрасивше да поуслужливее.

— Дурень ты рыжий, — беззлобно фыркнул Ирбис. — Где ж тебе в деревне возьмутся услужливые? Ты ее на сеновал позовешь, а она тебя потом — под венец. А то еще и батю кликнет, чтобы свидетелем был. Здесь тебе не город — «веселых домов» нет, а девки по первому зову не прыгают в койку. Так что терпи, бедняга, до са-а-амого Бекровеля.

Весельчак мрачно покосился на приятеля:

— Обязательно надо было все испортить? Я, может, со всей душой, обходительно, нежно. А вдруг и в самом деле остепенюсь? Чего лыбишься, морда? Я серьезно!

— Ага. Зарекалась ворона… то-то в прошлый раз тебя с вилами искали по всему селу, чтобы «остепенить». А позапрошлый и вовсе едва не подвесили за ребра. Слава твоим ланнийским богам, что в деревнях пока не завелось развратных девок. Не то нам пришлось бы за уши вытаскивать тебя из чужих постелей, а поход продлился бы гораздо больше, чем три несчастных недели.

— Я совершенно не уверен, что этого не случится даже в такой глухомани, как эта, — негромко бросил приотставший от приятеля Аркан, и караванщики с готовностью зафыркали. — Но оно в общем-то и неплохо. Потому что в городе у рыжего что ни день, то новая пассия, тогда как в походных условиях ему приходится соблюдать суровый подвиг воздержания. Да, рыжий? Надеюсь, ты готов пострадать? Слышь, пацан, не бери с него дурного примера!

Весельчак плюнул и толкнул пятками уставшую лошадь. А Белик словно не услышал: ехал по-прежнему хмурый, разобиженный на весь белый свет. Только время от времени поглядывал по сторонам, постепенно мрачнея все больше.

Вскоре в стороне мелькнула и пропала за холмом небольшая речушка. Затем из темноты проступил высокий забор из старательно ошкуренных бревен. Массивные закрытые ворота и узкий мосток, переброшенный через свежевырытый, не очень умело, но старательно заполненный кольями ров. Воды в нем пока не было, однако к этому явно шло, потому что небольшая траншея уже протянулась к блистающей в свете ярких звезд речке. День-два, и ров окружит деревушку сплошным, хотя и не особо надежным кольцом: слишком узким, чтобы стать серьезным препятствием для хорошо организованного нападения, но глубоким для того, чтобы охранить жителей от внезапного нашествия… кого? Или чего?

Из лесу снова донесся тоскливый волчий вой.

Герр Хатор с изумлением уставился на неожиданное препятствие и озадаченно потер подбородок.

— Они тут что, в осаде сидят? — пробормотал Гаррон, изучая оборонительное сооружение, явно сделанное на скорую руку. Вон сколько вокруг земли накидано. Похоже, даже сегодня копали, стараясь успеть до темноты, да что-то не сложилось: работы тут еще на неделю.

— Не понимаю, — поджал губы купец и решительно направился к воротам.

— Эй! Есть кто живой?! — гаркнул Молот, подкрепив слова увесистым ударом кулака. Деревянные створки отозвались гулким звуком и протестующе скрипнули. — Э-э-эй! Люди-и!

— Что случилось-то? — недоуменно переглянулись возницы.

— Вымерли они тут, что ли?

— Может, война началась?

— Да с кем, дурень? Орки сюда лет сто добираться будут! А с остальными расами мы вроде не воюем.

— А чего тогда они заперлись, как с перепугу? Точно говорю вам: война!

— Так, заткнулись все! — властно рявкнул Гаррон. — Броню надеть! Аркан, Молот — на вас с Лешаком и Ирмилом повозки. Сова, присмотри за дорогой, остальные — рассыпаться!

Охранники подхватили кольчуги и подались в стороны, окружив подводы с дорогим товаром и ощетинившись навстречу лесу, из которого вот уже в третий раз подали голос волки. Правда, теперь их стало больше, но пока заунывный вой слышался в отдалении, да и неопасны серые для хорошо вооруженного отряда.

Эльфы, заслышав голоса лесных хозяев, одновременно нахмурились. Самих хищников, правда, не заметили, однако луки все-таки расчехлили. Белик, покосившись на перворожденных, тоже подобрался, но старался держаться рядом с суровым дядькой, у которого на лице появилось странное выражение. Остальные замерли на своих местах, настороженно вслушиваясь в сгустившуюся тишину, ставшую по-настоящему звенящей. Вместе с окружающей темнотой она ощутимо давила, заставляя нервничать даже бывалых воинов.

— Проклятье, — процедил Гаррон, нутром ощущая подвох, но еще не понимая его причины. И в этот момент из-за ворот послышался едва различимый шорох.

— Эй! — гаркнул Молот, снова бухнув кулаком в ворота. — А ну, открывай, пока мы не снесли ваш курятник!

— Вы кто? — проблеял из-за ворот сухой надтреснутый голос. — Чего н-надо, ироды?

— Аарон, это ты? — нахмурился вдруг герр Хатор. — Вы чего тут нагородили? Ворота закрыли, ров этот дурацкий… с ума, что ли, посходили?! Как гостей встречаете?! Не ты ли в прошлый раз обещал, что мне и моим людям препятствий ни в чем не будет?!

За забором воцарилась напряженная тишина, словно говоривший растерялся.

— Аарон! Оглох, старый пень?! — повысил голос купец.

— Господин Хатор! — наконец приглушенно ахнули с той стороны, и до караванщиков донесся грохот отпираемых засовов. — Господин Хатор!

— Я, — сердито подтвердил купец. — Что за шутки? Прикажешь нам всю ночь под забором стоять?

В деревне всполошились.

— Сейчас! — торопливо выкрикнул старик. — Великие боги, наконец-то! Будь благословен… хоть кто-то сумел… сейчас, сейчас! Да шевелитесь же! Одну минуту, мы уже… Ивар, Берар! Живо сюда! Открывайте ворота!

За воротами послышался топот множества ног, чьи-то испуганные, а затем и радостные голоса, отчаянный визг петель, звон цепей. А затем ворота медленно отворились, явив изумленным взорам купца и его спутникам бледные, перекошенные отчаянием и неподдельным страхом бородатые лица, на которых при виде крупного каравана неожиданно проступила надежда.

Деревенские выглядели жалко с топорами и ухватами в руках. В старых, ржавых, кое-где порванных кольчугах; в стоптанных лаптях, а то и босиком. Кое у кого Гаррон даже приметил вилы. Усталые, исхудавшие, отчаявшиеся люди несколько мгновений смотрели на новоприбывших, словно не в силах поверить, что это действительно правда, а затем с какой-то обреченностью опустили руки и в изнеможении прислонились, кто куда мог.

— Наконец-то… дождались…

— Господин Хатор! — со слезами в голосе прошептал всклокоченный худой старик с воспаленными глазами и нервно подрагивающими губами. Он сделал навстречу неуверенный шаг и вдруг упал перед купцом на колени. — Слава Создателю… мы ж думали — все, не дотянем…

— Аарон! Ты что?! — не на шутку встревожился герр Хатор и, спрыгнув с повозки, буквально подхватил его на руки. — Да что у тебя творится?! Гаррон, заводи обоз, живо, пока не стемнело окончательно!

— Только ворота… ворота потом заприте, — исступленно зашептал внезапно очнувшийся староста, уцепившись за пышный ворот купца. — А то ведь пролезут, окаянные… всех сожрут…

— Да кто?!

— Волки!

Словно в ответ из леса донеслось слаженное волчье пение, на этот раз — гораздо ближе, чем раньше. Полное жадного предвкушения, нетерпеливого ожидания, словно голодные звери торопились на долгожданный ужин. Судя по тому, с какой скоростью приближались голоса и как быстро росло их число, дело и вправду начинало принимать серьезный оборот. Казалось, что волки со всех окрестных лесов собираются!

— Плохо дело, — спокойно заметил Дядько, восседая на своем флегматичном жеребце и не торопясь уходить под прикрытие бревенчатых стен. — Их здесь уже с полсотни, а с севера подтягиваются еще.

Южанин ошарашенно воззрился на невозмутимого Стража.

— Что?!

— У меня хороший слух, — кивнул седовласый. — Лучше, чем у вас. Так что могу порадовать — оттуда подходит еще одна стая. И в ней никак не меньше, а то и побольше голов, чем в этой. Кажется, у них тут небольшая война на выживание. Неудивительно, что народ боится даже носы наружу высунуть: сотня-другая волков способна наделать много бед.

— Но как?! Откуда?! Они же всю живность должны были сожрать в округе!

Дядько лишь пожал плечами.

— Не нравится мне это, — тихо заметил Белик. — И Карраш беспокоится.

Страж кинул на племянника быстрый взгляд.

— Думаешь, не простые волки? Наши?

— Нет. Но что-то с ними явно не так.

Гаррканец замер возле распахнутых ворот, вытянувшись в струну и потихоньку втягивая воздух хищно раздувающимися ноздрями. Он даже глаза прикрыл, приподнял голову и жадно вбирал в себя незнакомые запахи. Белик на его спине замер тоже, позабыв об эльфах, что уже исчезли среди деревенских строений, о купце, что торопливо выспрашивал перепуганного старосту, о тяжело груженных телегах, что уже миновали ворота. И очнулся только тогда, когда дорога окончательно опустела, из-за стены грубо рявкнул простуженный голос, намекая на скудоумие сопливых героев, а правого локтя осторожно коснулись железные пальцы.

— Идем, — тихо сказал Дядько.

Пацан кивнул и неохотно развернул громадного гаррканца, проследовав под защиту наспех укрепленной стены. Ворота за его спиной с оглушительным грохотом закрылись, тут же зазвенели тяжелые цепи, в железных петлях залязгал мощный засов, а затем застучали и молотки, чуть ли не намертво скрепляя между собой деревянные створки.

— Да мы уж с месяц в осаде, господин, — горестно вздохнул седой староста, с поклоном препровождая купца к ближайшему дому. — Как полнолуние было, так и появились твари окаянные! Сперва только выли ночами, вокруг домов бегали, скреблись и скулили, но после того, как мужики пару десятков перебили, попритихли. На пару дней вовсе пропали. А потом как с цепи сорвались: в хлев стали врываться, заборы подкапывать, в одну ночь задрали чуть ли не половину стада, но жрать, сволочи, не стали. Порвали глотки телушкам, распотрошили овец, а никого из людей не тронули. Из собак кого смогли поймать, того разорвали, но и тех не съели — только кишки разбросали по кустам и ушли.

— Что ж ты в город не отписал? — нахмурился герр Хатор.

— Как не отписал? Отписал! Сразу же! Да только гонца нашего… — Аарон снова вздохнул. — Не доехал Митяй до города. Лишь до речки успел добраться, а там они его…

— Его крики даже отсюда было слыхать, будто специально рвали по живому, — хмуро подтвердил сурового вида бородач, вскидывая на плечо внушительных размеров тесак. — Мы с Иваром рискнули посмотреть с холма, да сами едва ноги унесли: серые накинулись почти сразу, как мы подошли. Стаей голов в сорок, словно только нас и поджидали. Если б не кони, лежать бы нам рядом с Митяем. А они ведь, гады, лицо почти не тронули! Зато брюхо вспороли да суму растащили. Остальное оставили воронам на потеху, тело забрать не дают. Ни похоронить по-человечески, ни тризну справить.

— Так и было, — прогудел рядом второй селянин. — Как мы с братом повернули к реке, так зверье и накинулось.

Гаррон нагнал хозяина и хмуро покосился на крепких мужиков, с возбужденным гудением окруживших худощавого, высохшего от прожитых лет, но еще крепкого старосту, у которого от внезапной надежды загорелись глаза, словно у молодого.

Почти два десятка человек. Все рослые, закаленные тяжелой работой… казалось бы, чем не воины? Взяли бы, собрались с силами, да устроили облаву на обнаглевших тварей, пока те не сбились в крупную стаю. Неужели трудно было клич бросить и подняться всем селом? Но нет, побоялись высунуться за ворота, за которыми для них наверняка кончался мир. Захотели пересидеть за стенами, да не вышло: волки, почувствовав себя хозяевами положения, обложили деревню со всех сторон, а припасы-то не вечные. И дрова наверняка скоро к концу подойдут. Урожай опять же на полях гибнет, присматривать за ним некогда. Ухаживать и собирать вредителей — некому, потому что селяне уже и днем страшатся выйти за околицу. Зато сейчас смотрят с таким нескрываемым облегчением, с такой надеждой и одновременно радостью от того, что на помощь пришел кто-то более могучий, опытный, умелый… тьфу, да и только! Неужели полагают, что теперь можно в сторонке постоять, пока другие будут уничтожать неожиданную напасть?!

Южанин незаметно скривился.

— Зря ты, мил-человек, думаешь, что мы не пытались, — тихо сказал староста, подметив реакцию караванщика. — Я не первый год на свете живу и не первый раз с волками встречаюсь, но такого, как сейчас, никогда не видел. Мы и облавы на них пытались делать, и отраву кидали, и со стены оборонялись, и ямы рыли… уходят они, будто чуют западню. Или подсказывает им кто? Ни один не попался, а ведь охотников среди наших немало. Тем и живем, что земля родит да лес дает. Но когда мы в тот раз всей деревней вышли (думали, хоть тело Митяя отобьем да похороним честь по чести), так они на дороге встали чуть ли не строем! Перегородили от края до края! Едва в болото нас не загнали!

— Кто? Волки? — скептически фыркнул Весельчак. Но Аарон так остро глянул, что рыжий мигом осекся: старик был предельно серьезен. И очень-очень напуган.

— Волки, — напряженно подтвердил он. — Не знаю, почему не набросились в тот день, но они шли за нами по пятам до самой деревни, сгоняя внутрь, как овец. Народу тут — сами видите, против полусотни голов шансов мало, коли набросились бы всей стаей, но они отчего-то не тронули. А когда ворота закрылись, и вовсе разбежались кто куда, словно позабыли и о нас, и о деревне, и о Митяе.

— Когда это случилось? — неожиданно вмешался Дядько.

— Три недели назад.

— В той стае не было ничего необычного?

— Кроме того, что она вела себя совершенно неправильно? — Староста покачал головой. — Нет. Не заметил.

— А вожак? — вдруг спросил молчавший дотоле Белик. — Вы его видели?

— Да разве у них разберешь? — с досадой поморщился какой-то селянин.

— Вожак всегда идет позади стаи, — задумчиво проговорил Аркан. — Он не нападает первым, но всегда на виду.

— Нет, — снова покачал головой староста. — Они действовали как единое целое, в жизни такого не видел! И готов чем угодно поклясться: волки четко понимали, чего хотят! Отсекли нас от леса, как неразумных детей! Но вожака я нигде не заметил.

Рыжий и Аркан озадаченно переглянулись, а Молот почесал затылок.

— Хочешь сказать, вас тут заперли? — недоверчиво переспросил герр Хатор, и старик удрученно кивнул.

— Держат, как курей в клети, но каждую ночь все равно приходят. Будто развлекаются. Ров копать ни разу не помешали, бревна для тына тоже позволили взять, и мы уж понадеялись, что дело выгорит — отобьемся, справимся. Но когда три дня назад Ивар попытался к реке пробиться — мигом появились. Еще большим числом, чем прежде, и моментально перекрыли дорогу. Хорошо хоть, что не сожрали.

— Звери были крупные? — негромко поинтересовался из темноты новый голос, и от ближайших домов бесшумно отделилась стройная фигура.

— Нет, господин, совершенно обычные, — с почтением поклонился староста, моментально сообразив, с кем свела его судьба. — Только действовали очень уж слаженно. Почти по-военному четко.

Таррэн подошел ближе, сделав вид, что не заметил вспыхнувших гневом глаз: Белик при его появлении только что не зашипел, однако суровый дядька следил очень внимательно, и лишь поэтому недовольный пацан смолчат.

— Среди них были самки? — снова спросил темный.

— Да мы как-то не проверяли… — откровенно растерялись селяне.

— Первым напал самец?

— Нет, господин, — совсем непонимающе посмотрел на эльфа староста. — Они все сразу накидывались, а в последние дни стали приходить каждую ночь, и воют, воют…

— В какое время это происходит?

— Да, почитай, ровно в полночь.

— Надо же, какие грамотные волки! — язвительно заметил Белик, благоразумно держась от ненавистного эльфа подальше, но тот его снова проигнорировал.

— За забор рвутся?

— А как же! Каждую ночь, считай, к домам лезут… Ох, простите, господин. — Под пристальным взглядом зеленых глаз Аарон испуганно вздрогнул. — Простите дурака, что сразу в дом не пригласил! Пожалуйте, располагайтесь. Мы всем, чем можем…

— Не надо, — едва заметно поморщился эльф. — Укройте лучше коней, да семьи спрячьте, пока еще есть время. А сами оружие берите — все, что найдете, и отправьте кого-нибудь к забору, чтобы следил за лесом.

Снаружи, как услышали, истошно завыли сразу на несколько десятков голосов — пронзительно, злорадно, с каким-то предвкушением и едва сдерживаемым нетерпением.

Таррэн удовлетворенно кивнул и обернулся к встревоженному купцу:

— Боюсь, нам не удастся сегодня отдохнуть, герр Хатор.

— Да я уже понял. Аарон, собирай всех, кто еще держится на ногах, — будем решать, как быть дальше. Гаррон, укройте коней и займитесь обороной. До полуночи есть немного времени, мы должны успеть.

— Сделаю, — кивнул южанин и умчался в темноту.

— Белик, ступай в дом, — приказал Дядько. Строптивый юнец скривился, но возражать не стал и послушно направился за одним из местных, обогнув по широкой дуге задумчивого сверх меры эльфа и обоих его светлых собратьев. Тревожно принюхивающегося Карраша сноровисто расседлал сам, после чего знаком велел отправляться в конюшню, шепнул что-то коню на ухо и, наконец, скрылся в дверях двухэтажного бревенчатого дома. Следом торопливо юркнули обе дочери купца, побледневшая до синевы Лилька, которой все это ужасно не нравилось, и решительно поджавшая губы повариха.

В доме, куда староста определил гостей, было опрятно, сухо, тепло, но как-то тоскливо. Не горел огонь в очаге, не трещали весело поленья, не томился в печи горшок с кашей, не слышался гомон детских голосов. Даже вездесущие мухи сновали под потолком так тихо, будто боялись привлечь к себе внимание.

Милейшая донна Арва вошла внутрь с таким видом, словно намеревалась грудью перекрыть все входы и выходы и, если понадобится, любимой скалкой так отходить возможных налетчиков, чтобы мерзкие твари навсегда зареклись связываться с невинными дамами, к которым она, безусловно, причисляла и себя.

— Почему печь не топлена?! — с ходу накинулась она на обомлевшую от такого напора хозяйку.

Усталая, измученная постоянными тревогами женщина в застиранном сарафане аж подпрыгнула на месте от неожиданности и испуганно обернулась к гостям.

— З-здравствуйте…

— Я спрашиваю, почему у тебя печь не топлена?! — грозно придвинулась дуэнья. — Девочки с дороги, устали, да и помыться надо, а тут даже воды нет!

— Тише, тише, драгоценная моя донна, — успокаивающе сказал Белик, направившись к лестнице, ведущей на второй этаж. — Просто в деревне кончаются дрова, и милая женщина не может в полной мере оказать гостеприимство, которого вы, несомненно, достойны. Дерево у них сейчас на вес золота, а с едой и вовсе беда. Скажите, сударыня, когда вы в последний раз нормально ели?

— Н-не помню… — сдавленно прошептала женщина. — Месяц уже, как волки проходу не дают. Муж на охоту выйти не может, зерна в этом году еще нет, овец и почти всех кур задрали, корова осталась одна-единственная, да и ту в доме приходится держать. А сына… моего Митяя…

У нее вдруг сорвался голос, и грозная толстуха сразу сдулась: давить на измученную страхами женщину было, по меньшей мере, низко. Переменившись в лице, Арва поспешно закрыла рот и отвела глаза, бочком протиснувшись в дверной проем. Белик же спрыгнул с нижней ступеньки и совершенно неожиданно обнял задрожавшую от пережитого женщину, усадил на ближайшую лавку и сочувственно погладил напряженные плечи. Хозяйка безвольно обмякла и, не выдержав, всхлипнула, а затем разрыдалась в платок — тихо, обреченно.

— Не знаю, сколько это еще будет длиться… дети уже не встают с лавок… только вчера еще один малыш погиб… полгодика всего… совсем кроха. Остальные тоже слабеют, но терпят. Если начнут падать мужчины, не выживет никто. Их только и кормим… а волков с каждым днем все больше. Каждую ночь уже приходят, скребутся снаружи, кого достанут — задерут, но никогда не едят. Просто убивают. Будто издеваются…

— Какой ужас! — вздрогнула Илима и, присев рядом, порывисто обняла плачущую женщину. — Не бойтесь, с нами сильные воины. И эльфы, а лучше них нет никого во всем мире. Они непременно помогут, да и мой отец не оставит в беде. Честное слово!

— Эльфы? — Хозяйка неверяще подняла заплаканные глаза. — Настоящие?! Да зачем мы им…

— Они отличные воины! И не останутся в стороне, когда гибнут невинные люди! Белик, скажи! Они ведь не бросят нас, правда?

Юноша сжал челюсти так, что на скулах заиграли желваки, но под умоляющим взглядом красавицы все-таки с усилием выдавил:

— Да. Наверное.

— Спаси вас небо! — прошептала хозяйка. — Меня зовут Сильва. Хоть и в недоброе время Создатель привел сюда ваш караван, но я все равно рада вас видеть. Будьте как дома. Пойдемте, я покажу комнаты… берите, какие хотите, все равно нас только двое и осталось: я да Ивар.

Сильва быстро поднялась и торопливо направилась на второй этаж, где обнаружилось сразу пять уютных комнат — просторных, тщательно убранных, с удобными кроватями и простой деревянной мебелью. Осмотрев предложенное, девушки с благодарностью заняли две ближайшие комнаты рядом с лестницей, донна Арва выбрала смежную, чтобы иметь возможность неусыпно бдеть за подопечными даже здесь, а Белику неожиданно приглянулась дальняя комнатушка. Совсем небольшая, но очень уютная, какая-то по-домашнему теплая, с затейливой резьбой на ставнях и заботливо связанными половичками на тщательно оструганном полу. С потолка свисали деревянные фигурки зверушек, на столе стоял засохший букетик цветов, а яркие занавески навевали смутную мысль о ласковом и беззаботном детстве.

— Это Митяй делал, — тихо призналась Сильва, с нескрываемой нежностью оглядывая старательно вырезанные фигурки. — Он жениться хотел по осени, деток завести, вот и… славный был резчик.

— Простите, я, пожалуй, переночую в другой, — вдруг попятился Белик.

— Нет-нет. Я буду рада, что хоть кому-то эти стены подарят спокойный сон. Нам-то теперь все равно, а ты оставайся. Митяю было бы приятно.

— Спасибо, — глухо пробормотал пацан, отводя глаза в сторону, но женщина только ласково улыбнулась и, робко пригладив его каштановые вихры, поспешила уйти: похоже, эта комната навевала на нее слишком тяжелые воспоминания.

Белик неторопливо прошелся вдоль стен, у дальнего угла ненадолго замер, к чему-то настороженно прислушиваясь. Мельком глянул в окно, из которого открывался прекрасный вид на непроницаемо черный лес, после чего быстро вернулся к столу. Осторожно выложил на ровную деревянную поверхность сверток с необычным талисманом. Стянул грубую бечеву и очень бережно развернул плотную ткань.

Дядько с нарастающей тревогой прислушивался к волчьему вою, становившемуся все более сильным. Теперь он не прекращался ни на минуту, словно хищники задались целью извести людей страхом и неопределенностью. Голосов было так много, что это казалось невероятным. Ну как могло собраться в одном месте столько хищников?! Их же не меньше двух сотен голов! Как не перегрызлись друг с другом?! Почему так упорно стерегут несчастную деревеньку? Что им понадобилось тут в самый разгар лета, когда другой добычи вокруг видимо-невидимо?!

Страж обошел наспех укрепленный периметр, оглядел торопливо сколоченные помосты, с которых вооруженные до зубов воины следили за лесом. Затем тоже забрался наверх и снова всмотрелся в темноту.

— Идут, — негромко обронил он через пару томительным минут.

Перворожденные едва заметно кивнули: их глаза тоже различили подозрительное шевеление в траве. Причем было похоже, что на этот раз волки решили не оповещать людей о своем приближении, потому что заунывный вой слышался по-прежнему в отдалении, тогда как немалая часть хищников подкрадывалась к деревне под прикрытием травы и тяжелых колосьев. Подкрадывалась молча. Осторожно. Умело. Обычные люди не узрели бы в темноте их стремительных тел, но глаза эльфов и привычный к ночному бдению Страж вовремя предупредили остальных.

А звери действительно не издавали ни звука — ни визга, ни рычания, ни сопения. Это не укладывалось в голове, но они шли медленно, старательно таясь, словно на большой охоте. Временами даже ползли, чтобы не выдать себя раньше времени, и сейчас походили скорее на сплоченный боевой отряд, чем на дикую стаю.

— Окружают, — бесстрастно заметил Элиар, пробежавшись глазами по окрестностям. Танарис согласно кивнул:

— Грамотно работают.

— Сколько видишь?

— Навскидку, десятков пять-шесть. Со своей стороны. Еще столько же — с вашей.

— Плюс в лесу осталось не меньше, — так же ровно добавил Таррэн.

— Думаешь, рискнут? — с интересом покосился на него Элиар.

Темный молча кивнул.

— Вот и славно, — с неожиданным смешком заключил Танарис и кровожадно улыбнулся. — Поохотимся напоследок. Не знаю, как вы, а я уже лет сто не развлекался по-настоящему.

— Хватит еще на твою долю развлечений, — пообещал эльфу бесшумно приблизившийся Страж. — Доберемся до места, и тогда поймешь, что настоящее веселье только начинается.

— Неужто у вас дома бывает так же забавно, как здесь? — заинтересованно обернулся Элиар.

Дядько понимающе усмехнулся:

— Если желаешь, могу даже в гости пригласить. Отдохнуть на природе, развеяться, так сказать, вкусить всех прелестей походной жизни, за трофеем в лес сходить…

Светлые переглянулись и одновременно хмыкнули: вот и определились с попутчиками — действительно, Страж. Настоящий Дикий пес, скрывающийся под маской обычного наемника. Прав был Таррэн. Вот только седой не очень хорошо замаскировался — издалека видать, что он не простой боец. Одно оружие знаменитой гномьей ковки чего стоит — за такое руки оборвут, если смогут, конечно. А то и голову попытаются открутить, потому что баснословные барыши, которые можно выручить за этот трофей, способны вскружить головы даже самым отчаянным.

Седой, конечно, хорош, даже очень. Но все-таки для Гончей слегка… простоват, что ли? Впрочем, может, людская молва безбожно врет о Стражах? Со смертными такое часто бывает.

— Почему нет? — елейным голосом отозвался Элиар. — Считай, мы только что официально согласились на легкую прогулку по вашему лесу. Ты нам проводника хорошего обеспечь, ключик доставь на место, и все будет в полном порядке.

Дядько спокойно кивнул:

— Будет вам и ключ, и проводник, и приключений полный воз… однако уже полночь. Никак наши серые друзья запаздывают?

Элиар не успел достойно ответить: откуда-то очень издалека донесся громогласный, поистине жуткий рев, смутно напоминающий волчий. Только гораздо более мощный, свирепый, от которого задрожала листва на деревьях. Так мог бы реветь пещерный медведь, которому в суматохе отдавили лапу. Или горный тролль, схватившийся со стаей гигантских гиен. Огромный лев, внезапно выросший до размеров боевого носорога, или же сам носорог в период гона. А еще — легендарные убийцы Серых пределов — хмеры, страшнее которых не было зверя в Проклятом лесу. Но тролли и пещерные медведи редко спускались с гор, а костяные кошки, что умели двигаться с поистине демонической скоростью, никогда не покидали своего леса, поэтому услышать подобный рев здесь, в Ингарисе, было, мягко говоря, неприятно.

При звуках кошмарного рыка мурашки пробежали по коже у всех без исключения. В конюшне заржали и заметались в панике деревенские кони. Селяне от неожиданности едва не выронили из рук топоры и секиры. Закаленные в боях и гораздо более привычные к неприятным неожиданностям караванщики побледнели и инстинктивно отступили на шаг от внезапно показавшимися хлипкими стен. Перворожденные лишь повели плечами. А в домах, где прятались женщины и дети, воцарилась оглушительная, просто мертвая тишина, наполненная ужасом и ожиданием чего-то поистине страшного.

— Ч-что эт-то? — наконец, икнул кто-то со стены.

— Вожак объявился, — спокойно ответил Дядько и потянул из ножен свой исполинский меч. — А значит, нам пора за работу.

ГЛАВА 7

Волки словно ждали сигнала: заслышав голос вожака, они прекратили таиться и всей массой ринулись к стенам. Целая лавина серых тел спрыгнула в ров, уверенно перемахнула через заостренные колья и подкатилась вплотную. А затем, будто получив новую команду, странные звери, сохраняя все то же пугающее молчание, дружно подпрыгнул и.

Гаррон, выглянув из-за кончиков заостренных бревен, не поверил своим глазам, когда крупный самец внезапно оказался перед самым его лицом, и машинально отмахнулся саблей, даже не пытаясь осмыслить случившееся. Волк коротко взвыл от боли, впервые нарушив тягостную тишину, и, скребнув когтями по дереву, рухнул вниз. Но каким-то странным образом извернулся в полете, сумел приземлиться на все четыре лапы и, стряхнув с порезанной морды алые капли, зло оскалился. А затем, что совсем уж непонятно, повторил попытку.

Правда, на этот раз южанин был настороже и больше не медлил. Ударил наотмашь обеими руками, без особого труда снеся серому голову и тут же повернувшись к следующему. Почти одновременно с разных сторон донеслись свирепые визги и полные боли завывания: люди сопротивлялись отчаянно, отмахиваясь топорами, ловили стремительные тела на вилы, сбивали прыгающих на стены волков ухватами, а то и просто закидывая камнями сверху.

Звери с потрясающим проворством уворачивались, рычали, грызли неподатливое дерево, но упорно пытались взобраться наверх. Однако, в отличие от прошлых попыток, сегодня на стенах стояли не только селяне, но и закаленные в схватках бойцы, которых не смутило количество хищников.

Короткое кхеканье, бодрый окрик, тихий свист взлетевшего в воздух клинка, и на землю рухнули сразу несколько мохнатых тел. Около двух десятков первыми же выпущенными стрелами уложили эльфы, штук пять одолели деревенские, с десяток пришелся на долю караванщиков, несколько массивных туш буквально повисли на острых кольях, но остальные успели отпрыгнуть и теперь бесновались неподалеку, старательно слизывая со шкур свежую кровь. И одновременно посматривали на засевших за стенами людей, ощетинившихся оружием не хуже иных ежей, с такой нескрываемой ненавистью, что многим было не по себе: на миг показалось, будто звери действительно стали слишком разумными.

Но вот перворожденные хладнокровно подняли луки во второй раз, и неподвижных тел на земле стало почти на десяток больше. Затем остроухие стрелки дали еще один залп, пополнив список трофеев новыми тварями. После чего волки, наконец, высмотрели главную для себя опасность и, как по команде, отошли, на время оставив людей в покое.

— И часто у вас так? — невозмутимо спросил Дядько, едва последние хищники с ворчанием скрылись в темноте.

— Да почти каждую ночь, — прогудел кряжистый Ивар, утирая с лица алые капли. — Сперва просто бегали понизу, а утром уходили восвояси. Мы тогда и успели ров начать… но потом они уже грызть пытались, ворота царапали, да не вышло: бревна-то здоровые, крепкие. А теперь, как видишь, прыгать научились, словно блохи. Скоро и вовсе летать начнут, окаянные.

— Боюсь только, нас к тому моменту уже не останется, — тихо отозвался сбоку кто-то еще. — Они с каждым разом все умнее. Помнишь, как поначалу мы их камнями? А потом огнем? Так нет же — научились факелы землей забрасывать, а от ударов сверху уворачиваются. Словно уже чуют, откуда камень прилетит!

Таррэн всмотрелся в темноту.

— Что-нибудь видишь? — поинтересовался у него светлый.

— Нет, Элиар. Пока ничего.

— Вожака ищешь? — понимающе хмыкнул Дядько, неторопливо обтирая ветошью свой клинок. — Зря тратишь время: он не покажется. А остальные просто затаились, но очень скоро вернутся, и вот тогда нам придется попотеть.

Эльфы резко обернулись и удивленно воззрились.

— Ты о чем?

— Пока что нас лишь пробуют на прочность, — спокойно пояснил Страж. — Сперва прошла первая волна — узнать, насколько мы готовы к бою. За ней придет вторая — посильнее, что попытается ворваться внутрь, навести панику; а затем и третья подоспеет — основная, в которой пойдут все, кто останется жив. Если справимся со второй малой кровью и задавим сопротивление на стене, они не рискнут напасть в третий раз — отложат до завтрашнего дня. Или до послезавтра. Но если хоть одна тварь сумеет прорваться к домам и отыщет детей… боюсь, тут станет жарко. А вожак будет держаться поодаль до тех пор, пока не образуется хорошая брешь в защите. Или пока не убедится, что проиграл. Так что засучивайте рукава, господа послы, вам сегодня придется немного пострелять.

Элиар поморщился:

— Это же просто звери.

— Нет, — ровно сообщил ему Страж. — Они действуют слишком разумно, а значит, ими кто-то управляет. Кто-то гораздо более сильный и опытный. Кто-то весьма умный, ловкий и очень осторожный, раз сумел на протяжении целого месяца оставаться в тени. Я такое уже видел.

— Пределы? — быстро уточнил Таррэн.

Дядько кивнул:

— По известной вам причине леса там совсем другие. Звери — тоже… И у них, если вы не знали, есть скверная привычка — нападать на заставы сообща: волки с гиенами, саламандры с гигантскими богомолами, карадумы,[13] летающие ящеры… такая вот дикая армия, в которой каждый кустик является рядовым, а каждый, кто имеет хотя бы одну ногу, — разведчиком. Самые крупные и опасные особи могут координировать действия остальных, словно наши воеводы. Не знаю, как это у них получается, но они почти всегда нападают волнами. Сперва идут те, кто поплоше и послабее, затем — звери покрупнее и поразумнее, и лишь потом подключается тяжелая гвардия. Ее-то обычно и ждем. Сначала выбиваем самых здоровых, кто может быть ведущим, затем беремся за мелочь, а под конец, когда все стихает, и остатки тварей уползают в свои логова, приходится палить траву под стенами, чтобы по ней никакая зараза не проползла. Спрашиваете, зачем огонь? Так мы один раз пропустили каких-то червяков, которые сдохли точнехонько у колодцев… а потом неделю завозили воду с дальних гор, чтобы не отравиться. В другой раз из личинок вылупились бабочки — крупные такие, беленькие, симпатичные… После них такие ожоги оставались, что пятая часть стражи на две недели выбыла из строя. А еще бывают летающие крысы, споры борака, забирающиеся прямо под кожу, черные мушки, у которых даже дерьмо ядовитое… если вы не заметили, наши волки из той же серии. Умные, быстрые, людей и скот не жрут, а только убивают, а еще очень быстро учатся новому, действуют сообща и явно подчиняются одному вожаку, который даже сейчас упорно держится в тени. Так-то, господа, — хмыкнул седовласый. — Времени у нас — с полчаса, не больше, поэтому прихватите еще по колчану, если у кого есть в запасе, и ждите гостей.

Эльфы с мрачным видом переглянулись.

— Думаешь, это кто-то из ваших сумел сюда пробраться?

— Не думаю. Знаю.

— И кто же? До гор ведь далеко!

— Чаще всего так любят действовать хмеры: сбить чужих в стаю, отправить на бойню и заставить атаковать, наплевав на инстинкт самосохранения. А сами укрываются в тени, затаившись и дожидаясь результатов. Умные они, сво… — Страж внезапно осекся и тут же поправился: — В смысле звери. Но я почти уверен, что в этих местах действует кое-кто попроще: костяные кошки почти никогда не удаляются далеко от Драконьего хребта, да и Карраш молчит… а потому мне кажется, что наш вожак — это нечто совсем иное.

Эльфы красивым движением свели брови к переносице, старательно припоминая все, что слышали о Серых пределах и их обитателях. Но вспомнить смогли не так уж много.

Проклятый лес — то страшное место, которого избегают все разумные существа Лиары. Выросший на полях кровавых битв и до краев переполненный мощью спрятанного там амулета Изиара, он по праву считался самым опасным местом обитаемых земель. Из-за бурлящей там магии обычные звери неузнаваемо изменились, а растения прибавили в росте и со временем приобрели повадки хищников. Каждое второе было смертельно ядовито, а каждое первое — крайне агрессивно к любой форме жизни, вплоть до безобидных с виду цветов и зеленовато-бурых листьев тиррта, которые, казалось, насквозь пропитались чужой кровью.

Любая, даже самая крохотная зверушка имела такой набор зубов, клыков и когтей, что ей мог позавидовать даже медведь. А те, кто сумел дорасти до размера крупной собаки, перестали поддаваться магическому воздействию. Более того, начали чуять магию на огромном расстоянии и принялись охотиться на обладателей магического дара. Это делало лес по-настоящему опасным для любого чародея: ни один из них не выживал там более получаса. Если, конечно, не умел прятать ауру.

Но опаснее всего в Проклятом лесу было нарваться на хмеру: покрытые с головы до ног прочным панцирем, костяные кошки отличались абсолютной нечувствительностью к магии и невероятной устойчивостью к ядам. Их крайне трудно было просто увидеть, почти невозможно убить, потому что пробить многослойную костяную броню оказалось под силу только зачарованным эльфийским клинкам. При этом двигаться хмеры могли так стремительно, что и глаз перворожденного не всегда уследит. Зубы без груда прошивали стальной доспех, сильные лапы с потрясающей легкостью разрывали человека пополам, а копчик гибкого хвоста прятал длинный острый шип, способный проткнуть насквозь даже камень.

«Чтоб ты хмеру встретил», — говорили Стражи, желая кому-то смерти, и не просто так: от хмер не спасало ничто. Одно хорошо — они любили горьковатую воду своей родины, единственный глоток которой для любого чужака стал бы последним. Более того, постоянно нуждались в ней, и только по этой причине еще не расселились повсюду.

Кроме хмер Проклятый лес был богат и гигантскими богомолами, порой вырастающими до размеров племенного быка; огненными саламандрами, славящимися тем, что умели изрыгать огонь подобно легендарным драконам. Жили там еще неимоверных размеров секачи, древесные змеи, громадные питоны, лианы-душители, ядовитый плющ, черный мох, серая плесень… но Страж прав: среди всего многообразия тварей Проклятого леса насчитывалось не так уж много существ, способных организовать диких волков в послушную стаю. И если хмера отпадает, то тогда остаются лишь саламандры (но где же выжженные проплешины вдоль тракта?), гигантские секачи (правда, они слишком агрессивны, чтобы прятаться) или же…

— Оборотень? — озвучил общую мысль Таррэн.

Дядько согласно наклонил голову:

— Пожалуй. Он не отступится, пока не уничтожит деревню. Или пока мы его не убьем.

— Соваться за ворота сейчас — самоубийство, — тихо предостерег его от необдуманных действий Таррэн. — Даже для тебя. Волки стоят вокруг тройным кольцом, я даже отсюда слышу их дыхание. Там и мышь не проскользнет незамеченной.

— Ты прав. Но если мы заманим большую их часть внутрь, то, возможно, кто-то сможет прорваться к вожаку.

Перворожденные изумленно вскинули головы и воззрились на седого как на настоящего безумца.

Совсем спятил человек? Разума лишился в своих пределах? Впустить сюда волков и надеяться, что кому-то из смертных удастся выловить оборотня в одиночку?! Нет, убить его, конечно, можно — для этого достаточно отсечь голову и спалить тело, но догнать волкодлака в лесу, ночью, чтобы потом еще и побороться на равных, рискуя получить укус в мягкое место, после которого оборотней тут станет на одного больше… даже для эльфа это — невыполнимая задача.

— У вас есть другой план? — ухмыльнулся Дядько, видя реакцию перворожденных. — Тогда я предлагаю этот как единственно возможный. Второго шанса вожак нам не даст — предпочтет отойти в леса, чтобы через пару недель собрать новую стаю. Мы-то к тому времени отсюда уйдем, но деревня будет обречена. И люди в ней — тоже. Кстати, я хотел бы кое-что уточнить у нашего славного старосты… Аарон!

Седовласый не стал тратить время на спуск по шаткой лесенке, а спрыгнул прямо так, с верхней площадки. С высоты в два человеческих роста. Упруго приземлился, спружинил, а затем легко выпрямился и, нисколько не замедлившись, двинулся к старику.

— Урантар? — вынырнул откуда-то встревоженный купец. — Ты что-то заметил?

— Можно и так сказать. — Страж одобрительно кивнул, заметив, что уважаемый торговец не отлынивал от работы: на поясе у него висела неплохая сабля, которой он, судя по всему, еще не забыл, как владеть, а дородное тело было укрыто отличной кольчугой. — Аарон, ну-ка, припомни поточнее, когда в округе появились волки? До полнолуния или после?

— После, — недолго подумав, ответил староста. — Но резко умнеть они начали всего три недели назад.

— Три недели, — медленно повторил бесшумно подошедший! Таррэн. — На перерождение ему нужно около пяти-шести дней, день-два отлежаться, набраться сил… итого неделя. Еще пару дней на привыкание, отыскать нору, потом — собрать стаю… Если наши хранители не врут, то он должен был или сам спуститься с гор недели четыре с половиной или пять назад, или же укусить кого-то из местных чуть позже.

Дядько покосился на осведомленного сверх меры эльфа и буркнул:

— Не врут ваши хроники. По крайней мере, в этом. Аарон, у вас никто в последнее время не пропадал? Не возвращался домой покусанным? Не жаловался на ломоту в теле, боли в суставах, зубную боль? Кто-то, кто имеет на вас зуб и кого сейчас нет в деревне? Или, может, в соседних селах что-то похожее было?

— Нет, — растерялся старик. — У нас семерых в последнюю неделю только заели, но всех мы успели похоронить, а раны… да вроде подживают. Вон сам у людей спроси.

— А те, кто не вернулся? Такие есть?

— Ну, есть, конечно. У Берара тесть пропал с месяц тому, но он уже старый был, едва ходил… не знаю, какая нелегкая понесла этого ворчуна за ягодами. Пара баб еще исчезла, детей тоже уволакивали…

— Отпадает, — тихо прокомментировал Таррэн. — Старый дурень его вряд ли заинтересовал бы, а женщины и дети перекинуться не могут.

— Кто еще? Сват у меня с пару месяцев назад уехал в город и до сих пор не вернулся, но он и не собирался раньше осени… а теперь уж и не знаю, доехал ли вообще. У Крени младший брат в колодец свалился, но утопленники не в счет. Михалю с месяц назад спину сосной поломало, но он с тех пор не встает с постели, злой стал, как собака. Митяя заели совсем недавно, так и гниет на дороге… да вот вроде и все, — озадаченно помолчал старик. — Остальные здоровы. А про соседей мы больше трех месяцев ни слуху ни духу. Но выбраться и проверить никак не могли — сами в осаде которую неделю сидим. Так что прости, воин, тут я тебе не помощник. Может, и от них кто-то пропадал, но о том не ведаю.

— Жаль.

— Ты к чему клонишь, Урантар? — нахмурился еще больше купец.

— К тому, что придется нам сегодня рискнуть…

Волки вернулись быстро. Едва люди закончили лихорадочные приготовления, молчаливые звери вынырнули из-за леса и снова кинулись на штурм, уже не скрываясь. Словно неживые, они мчались вперед, не обращая внимания на летящие навстречу стрелы, падающих на бегу собратьев, сбрасываемые со стен камни и даже на жар от подожженной травы, от которого горели лапы, а в ноздри забивался едкий дым.

Они бежали и бежали, ловко уклоняясь от примитивных снарядов, которыми встречали их люди, а эльфийские стрелы игнорировали со спокойствием смертников, которым некуда деваться. Кажется, во второй раз они пришли еще большей стаей, чем прежде. Громадные, молчаливые, свирепые самцы. Не голодные, но исполненные какой-то демонической уверенности в собственных силах. Потрясающе равнодушные к ранам… настоящие зомби. И было их столько, что стало очевидно: малочисленным воинам не сдержать такую лавину. Прав был Страж — волков слишком много, а охраняемый периметр чересчур велик для четырех десятков человек.

Над притихшей деревней вновь раздался леденящий душу вой, мало чем напоминающий волчий, и от этого звука даже у самых закаленных бойцов по коже пробежали мурашки: невидимый вожак будто отдавал своим вассалам внятный приказ: «Вперед!»

— Отступаем, — велел Дядько, напряженно следя за приближающейся серой массой. — Стрелы берегите, они еще понадобятся. Живее! По местам! Ну же!

Караванщики дисциплинированно соскочили с шатких помостов, прекрасно понимая, что ворвавшиеся внутрь волки быстро сообразят, каким образом можно стащить упрямых людишек на землю: стоит только подгрызть опоры. Старые доски сдадутся быстро, и тогда шансов не останется ни у кого: несколько сотен свирепых хищников сомнут остатки сопротивления, как строй опытных копейщиков сминает наспех собранное ополчение. Оставалось одно — занять круговую оборону в самом большом и крепком на вид доме, женщин и детей укрыть на втором этаже, уцелевший скот загнать в каменный амбар и надеяться, что у людей хватит сил продержаться до утра.

— У твоего плана только один недостаток, — недовольно проворчал купец, отбегая в числе последних вместе с настороженно прислушивающимся Стражем.

— Да? И какой же?

— Мои кони! И товар! За него, между прочим, деньги плачены!

— Ну, положим, платил за все король, так что тебе грех жаловаться, — ухмыльнулся Дядько. — Во-вторых, на кой ляд волкам сдались твои товары — там же жрать почти нечего. И, наконец, в-третьих: в конюшне остался Карраш.

Герр Хатор скептически приподнял одну бровь.

— Думаешь, я поверю, что гаррканец управится со стаей волков?

— А он не простой гаррканец, — загадочно улыбнулся Страж. — На самом деле Карраш — сущий демон.

Купец пренебрежительно фыркнул, но проскочил в присмотренный заранее дом первым и поспешил занять оговоренное место возле лестницы. Там, буквально под рукой, уже лежали заряженные арбалеты — все три десятка, что его люди успели вытащить из повозок; рядом громоздились внушительные горы стальных болтов. Вдоль деревянных перил расположились возницы, умеющие обращаться с оружием не хуже других. Конечно, до эльфов им было далеко, но дело свое парни знали — с пяти шагов даже в муху не промажут. В своих людях герр Хатор был полностью уверен.

Таррэн, залетев в дом Сильвы в числе последних, вскочил на один из поставленных в центре просторной горницы столов и, сдвинувшись со светлыми собратьями спина к спине, поднял лук. Селян с их топорами подвинули в сторону, под прикрытие лестницы. А остальные рассредоточились возле обеих дверей (главной и той, что вела на задний двор) и трех узких окон, куда проворные твари могли протиснуться лишь по одиночке.

На втором этаже, расслышав характерные приготовления, пугливо затихли. Оттуда доносилось только напряженное сопение множества людей, собранных в тесном пространстве, да однажды сквозь плотную вату тишины пробился сдавленный плач кого-то из детишек.

Снаружи какое-то время было тихо: ни воя, ни рыка, ни скрежета когтей по двери. В темных окнах не мелькали тени, словно волки вдруг передумали нападать. Никто не шуршал возле стен и не пытался выломать ставни. Затаившиеся люди тоже молчали, мысленно гадая, насколько прав был Урантар в своих предположениях о волкодлаке, как трудно им всем будет этой ночью, сколькими жизнями придется заплатить за обретенную свободу, и за что же разозлились на деревню справедливые боги, раз ниспослали ей такое страшное наказание.

— У-а-а, у-у-у… — вдруг послышалось негромкое возле главной двери, и кто-то неуверенно царапнул толстые доски.

Люди побледнели и крепче сжали оружие.

— У-а-а, у-у-у!

— Началось… — опрометчиво шепнул кто-то из селян.

— У-у-у! — восторженно взвыла в ответ сразу вся стая. Секундой позже в заколоченные окна ударило чем-то тяжелым, в стороны брызнула щепа от разлетевшихся вдребезги досок, которые не стали для нападавших преградой. Затем содрогнулась входная дверь; опасно прогнулась, треснула по всей длине, однако первый натиск все-таки удержала. Почти одновременно с этим с заднего двора раздался второй удар, послышался обреченный хруст, более слабая створка просела, и в открывшийся проем жадно просунулась могучая когтистая лапа.

Стрелы свистнули почти одновременно, чуть позже их догнали арбалетные болты, и мохнатые тела буквально отшвырнуло от окон и дверей. Снаружи раздался многоголосый вопль, но волков это не остановило — они с остервенением ринулись вперед, жарко дыша, хрипя и разбрызгивая слюну.

Снова пропели похоронную песнь эльфийские луки. И снова им вторили механические собратья с лестницы — возницы даром времени не теряли: пока одни стреляли, другие торопливо перезаряжали арбалеты.

Просторная горница наполнилась отчаянным визгом умирающих хищников, злыми окриками людей, свистом сабель и звоном мечей, смешанных с отвратительными звуками разрубаемой плоти, скрежетом металла по костям, сочным чавканьем крови под ногами и стонами раненых, которым вторил бешеный рев неистовствующего у кромки леса оборотня. Слыша его властный голос, волки как безумные рвались в дом, к живому теплу, к горячим телам, свежей крови. Не обращая внимания ни на боль, ни на раны, ни на льющуюся по полу кровавую реку. Только бы добраться, допрыгнуть, сомкнуть мощные челюсти на чужом горле. Смерть, смерть, смерть… Не в силах противиться этому зову, они послушно шли вперед.

Дядько широко расставил ноги на ставшем скользком полу и без устали вертел огромным клинком, чуть ли не в одиночку сдерживая напор хищников у второй двери. Проем то и дело заполнялся мертвыми и умирающими телами, норовящими перекрыть доступ нападающим. Но волки, накатывающиеся бесконечными волнами, в мгновение ока расчищали себе дорогу. Они зубами оттаскивали погибающих или уже погибших зверей в стороны, с рыком отбрасывали, но только для того, чтобы ринуться на упрямого смертного.

Пока неутомимый Страж держался, позволяя ждущим позади людям перевести дух и приготовиться к бою. Его руки без устали порхали, удерживая на весу массивный клинок, серые глаза оставались опасно спокойными, а на губах то и дело мелькала легкая улыбка, будто он знал что-то такое, о чем остальные пока не догадывались.

Таррэн краем глаза следил за его экономными, отточенными движениями и очень скоро признал, что, пожалуй, такого бойца не стыдно было и своим представить. А то, что смертный умудрялся творить своим громадным мечом, вообще не поддавалось никакому описанию: тот порхал в воздухе, словно бабочка, окружив хозяина сплошной стеной стали. И успевал не только обрубать конечности и головы, рискнувшие сунуться внутрь серебристого вихря, но делал это с такой непринужденной легкостью, будто перед ним были не живые тела, а бумажная бутафория. Седой даже не вспотел! Только с ног до головы вымазался в крови, будто мясник на бойне, да стал дышать поглубже. И все.

Эльф удовлетворенно кивнул, признавая за Стражем право лучшего спутника среди смертных, о котором в Серых пределах можно только мечтать, и успокоенно отвернулся. Здесь справятся без его помощи. А вот у остальных дела шли не так хорошо.

Темный выпустил последнюю стрелу из опустевшего колчана и, отбросив бесполезный лук, спрыгнул на загаженный пол, усеянный кусками изуродованных тел, обрубками конечностей и залитый кровью. Шум стоял вокруг такой, что с непривычки закладывало уши, но он даже не поморщился: выхватив клинки, шагнул к входной двери и, оттеснив тяжело дышащего Гаррона, спокойно сказал:

— В сторону.

Южанин молча повиновался, давая послу редкую возможность поработать руками. А едва тот перегородил единственный вход, устало привалился к стене и глотнул душный, наполненный запахом смерти воздух. Торк! До чего же много тварей! Пускай воины тут собрались отменные, но запас стрел был не бесконечным, а сойтись в рукопашной с несколькими сотнями чрезвычайно умных и быстро обучающихся монстров ему самому не шибко хотелось.

Гаррон утерся рукавом, нещадно размазав по лицу кровь, и с растущим восхищением посмотрел на сменившего его эльфа — Таррэн словно врос в пол, не уступив проклятым тварям ни пяди земли. Не дал ни единой возможности просунуть внутрь жадные морды. Стоял, как влитой, переступая ногами только для того, чтобы не споткнуться об очередное тело, которых образовывалось перед ним так много, словно волков косил страшный мор. Точнее, сразу два мора, которые носили скромные имена: сак’раши и с’сирташи. Оба клинка порхали в его руках так быстро, что изумленно застывшие люди даже не успевали понять, где заканчивая короткую дугу один и начиная второй. Но самое удивительное было в том, что они… пели! Какую-то тихую, печальную, но вместе с тем невыразимо прекрасную песнь — гимн смерти тем несчастным, кому не повезло попасть под их отточенные острия.

На людей безостановочно летели горячие алые капли, брызгало липким, заставляя отворачиваться и брезгливо сплевывать соленое с губ. Мощные волчьи тела разлетались на части прямо в прыжке, а эльф все рубил и рубил. И при этом дышал по-прежнему ровно, а двигался настолько стремительно и так завораживающе красиво, что Гаррон вдруг почувствовал зависть к проклятому бессмертному, который даже сейчас, перед угрозой смерти, выглядел как юный бог, неожиданно спустившийся с небес.

А еще, наконец, ему стало ясно, почему темные во все века слыли великолепными бойцами, превосходя в этом искусством даже светлых собратьев. Почему когда-то посчитали себя вправе владеть целым миром и бесконечно презирали несовершенных и медлительных смертных. Торк! Да они имели на это полное право!

Потрясенный работой Таррэна, Гаррон вдруг осознал и то, что один-единственный эльф, путешествующий с караваном под видом обычного посла, вполне способен разогнать охрану этого самого каравана, ничуть не запыхавшись и даже не устав. Совершенный боец. Воистину страшный противник. Но сейчас он почему-то берег его жизнь, как и жизни многих других, хотя вполне мог бы не делать этого.

— Зря, — тихо согласился Элиар, красноречиво покосившись на темного.

Танарис кивнул. Помогать сородичу они почему-то не стали. Только поглядывали по сторонам, скупо выпуская драгоценные стрелы, которые было действительно жаль оставлять в телах каких-то там волков. Не для того они были любовно вырезаны, не для того украшены белоснежными перьями, не для того на них горели древние эльфийские руны, чтобы вот так глупо потратить. Поэтому оба светлых остались стоять, где стояли, и с нескрываемым облегчением вздохнули, когда бесконечный поток серых хищников стал ощутимо слабеть.

— Быстро, — удивился Дядько, слегка замедляя темп. — Я думал, до утра придется махать, а оно вон как…

— Ты прав, — вполголоса отозвался Таррэн, невольно вызвав еще один завистливый вздох со спины: проклятый ушастый даже дыхание не сбил! Чуть ли не час махал без остановки своими жуткими мечами и хоть бы запыхался! — Мне кажется или они действительно отходят?

— Точно! Отходят! — гаркнул от окна Весельчак, на мгновение высунувшись наружу. — Ирбис, ты слыхал? Можешь просыпаться — они бегут! Иди догоняй, а то так и не зарубишь никого!

— Идиот, — мрачно констатировал перемазанный до ушей волчьей кровью воин и смачно сплюнул на загаженный пол. — Сейчас я тебя выкину наружу и посмотрю, действительно ли они ушли или там осталась парочка недобитых.

— Злой ты, хоть и лысый… Скольких мы забили? Сто? Двести?

— Торк знает. Я насчитал полторы сотни, но это только с нашего окна, а сколько еще осталось снаружи… сходи и проверь.

Схватка как-то сама собой затихла. Последние звери в последний раз сунулись внутрь, но схлопотали по мордам, обиженно взвыли и убрались обратно. Больше никто не полез.

Таррэн медленно опустил клинки, на которых почему-то не осталось ни малейших следов крови, и, убедившись, что никто больше нападать не собирается, обернулся к настороженно озирающемуся Стражу:

— Как считаешь: все?

— Похоже.

— Но почему они ушли? — нахмурился эльф, чьи чуткие уши различили удаляющийся шорох множества лап. — Может, ты ошибся, Урантар, и скоро будет третья волна?

Дядько покачал головой и убрал меч.

— Поверь: они больше не придут. Можно выходить и добивать тех, кто не успел убраться.

— Почему?

— А ты разве не слышишь? — насмешливо хмыкнул Страж.

Люди и эльфы с одинаковым непониманием переглянулись. Снаружи, словно в ответ, послышался тоскливый, но уже удаляющийся вой, словно звери неожиданно передумали уничтожать деревню и теперь растерянно бродили по опустевшей улице, не совсем понимая, кто они и зачем сюда явились.

Кто-то из них недоуменно озирался, кто-то угрюмо щерился, кто-то подыскивал достойных кандидатов, чтобы сорвать накопившееся раздражение. Вскоре до застывших в страшном напряжении людей донеслись первые звуки свар, вполне узнаваемый шум от сталкивающихся тел, раздалось жалобное повизгивание… Жуткие противники всего за несколько минут из слаженной команды, способной в лепешку раздавить небольшую деревеньку, превратились в банду мародеров. Причем это случилось так неожиданно, что заставляло усомниться в реальности происходящего.

— Оборотень заткнулся! — ахнул Гаррон, наконец-то сообразив, что именно не так. — Его больше не слышно! Ирбис, послушай-ка!

— Точно! — приятно удивился мечник, выставив ухо в окно. — Похоже, ушел. Обломал о нас зубы, ирод мохнатый.

Присутствующие с непередаваемым облегчением выдохнули.

— Туда ему и дорога, проклятому!

Дядько неторопливо вытер испачканное лицо, закрыл измочаленную в щепы заднюю дверь и прошел через горницу. Конечно, по пути ему пришлось немало потрудиться, распихивая гору трупов, что осталась после недолгой «разминки» темного, но он, поднатужившись, справился. Затем толкнул повисшую на одной петле створку, брезгливо отряхнул рукав и, выглянув наружу, с нескрываемым удовольствием втянул носом свежий воздух.

— Вот и ладно…

Люди, поколебавшись, гурьбой высыпали следом, настороженно озираясь и инстинктивно сгрудившись вокруг невозмутимого Стража.

Неужто справились? Выжили? Одолели волкодлака с его кошмарным войском?!

При виде гигантских завалов из мохнатых, изрубленных до неузнаваемости тел, оскаленных морд, обрубленных лап и хвостов селяне звучно сглотнули. И только сейчас, похоже, поняли, от какого ужаса их избавили неожиданные гости. Повсюду виднелись разломанные заборы, разрушенные будки, подрытые стены изб, клочья шерсти и горы всяких вещей, вытащенных зверями из соседних домов и нещадно попорченных острыми клыками. Забрызганные кровью до самых окон стены осажденного дома имели такой вид, будто волки в бешенстве глодали прочное дерево, намереваясь хотя бы так добраться до ненавистных смертных. В одном месте нашелся незаконченный лаз, по которому волки намеревались попасть в подвал. Если бы звери только сумели…

Староста побледнел и плавно опустился на изрытую когтями землю.

— Спаси нас боги!

— Так, разбейтесь на группы по трое и внимательно осмотрите дворы, — властно распорядился Дядько, сделав недвусмысленный знак переглядывающимся воинам. — Всех, кого выловите, убивайте на месте, но если сбегут — гнать до победного не надо. Проверьте подвалы, подполы, амбар, хлев и все до единого сараи. Закройте ворота и успокойте людей. Аарон!

— Да, господин, — уважительно отозвался староста.

— Бери своих мужиков, возвращайтесь на стены на случай, если я ошибся и волки все-таки рискнут снова появиться. Если возникнет хоть малейшее подозрение — крикнете. Да… и скажи своим, чтобы на конюшню не совались. Я проверю сам.

— А оборотень?

— Как раз иду за ним.

Староста во все глаза уставился на седовласого, но Дядько лишь перехватил поудобнее ножны и направился к наполовину распахнутым воротам. Таррэн недолго подумал, но решил не упускать шанса узнать о Страже побольше и последовал за ним.

— Неразумно, — дружно вздохнули светлые.

Ну куда его понесло? Зачем опять рисковать? И ради кого? Ради смертных, с которыми по жизни никогда больше не встретишься? Но терять собрата таким глупым образом они не собирались, а потому поколебались и, оставив давнюю неприязнь, присоединились к небольшой процессии.

Дядько только хмыкнул, заметив, что совершенно неожиданно обрел компанию, но деревню покинул не сразу — сперва, как и обещал, заглянул на конюшню. Вернее, осторожно приоткрыл тяжелую створку, тоже изрядно попорченную волками, расслышал изнутри предупреждающее ворчание и негромко бросил в темноту:

— Карраш, это я. Ты там как?

В ответ послышалось сердитое фырчанье, а затем — цокот копыт, сопровождаемый всхрапыванием дорассцев и той части скота, которая не вместилась в амбар и которую предусмотрительный Страж посоветовал запереть именно здесь. Кажется, свирепый гаррканец не подвел: с теми хищниками, что все-таки сумели прорваться внутрь, он отлично справился.

Эльфы машинально попятились, когда поврежденные волчьими зубами ворота разлетелись от мощного удара изнутри и на улицу вырвался… нет, по здравом размышлении они все-таки сообразили, что это был Карраш. Но в самый первый миг, когда на них грудью поперло покрытое с ног до головы липкой кровью чудовище — с грозно оскаленной мордой, всклокоченное, с торчащей дыбом шерстью, злое, как сто хмер сразу, и чем-то дико недовольное — они смогли воочию убедиться в абсолютной верности недавнего изречения Дядько: на миг гаррканец действительно показался им настоящим демоном.

— Тихо, тихо, Карраш. Все хорошо, волки ушли, — преувеличенно ласково повторил Дядько, не делая попытки подойти ближе. — Тебя не ранили? Все нормально? Ничего не болит?

Завидев знакомое лицо, конь перестал щерить зубы.

— Ну и славно. Все в безопасности, а ты просто молодец. Траш будет тобой гордиться. И Белик тоже… ну, не сердись, не надо. На тебя же можно было положиться? Вот видишь. Ты и в самом деле молодец…

Карраш глубоко вздохнул и наконец прекратил гневно сопеть, как-то весь сдулся, ужался до прежних размеров. После чего несильно куснул Стража за плечо, помотал головой, стряхивая с морды багровые капли. А потом неприязненно покосился на застывших в полном изумлении перворожденных и, сверкнув хищными глазами, внятно рыкнул. Словно предупредил: не лезьте!

Седовласый смело потрепал могучую холку гаррканца. Тот, в свою очередь, позволил проделать с собой эту вольность, и напряжение сразу спало.

Таррэн мельком заглянул в конюшни, но даже так в глаза бросились страшные разрушения. От стойл, когда-то разгораживающих немаленькое пространство, теперь осталось одно название. Деревянные обломки в бесчисленном множестве валялись на полу, старая солома была нещадно вытоптана, а местами еще и заляпана бурыми пятнами. Точно такими же, что в изобилии виднелись на стенах, стропилах и даже на покрытой дранкой крыше, будто тут резали стадо свиней. Причем делали это одним и очень тупым ножом, из-под которого кровь хлестала, как из переполненного бурдюка. Посреди всего этого разгрома сиротливо возвышались две горки исковерканных волчьих тел, по которым будто рыцарская конница прошлась — хорошая такая конница. Рядом алели огромные лужи крови и валялись обрывки конской упряжи (видимо, сорвали с крюков во время боя). Чудом уцелевшие овцы, несколько десятков перепуганных скакунов и две буренки нервно дрожали в дальнем углу, не в силах не то что голос подать, а даже просто пошевелиться. И над всем этим плавно витала густая пыль, невольно наводящая на мысли о недавно бушевавшем урагане…

— Ну и беспорядок ты навел, — добродушно хмыкнул Дядько, на что громадный гаррканец неожиданно потупился. — Иди отдыхай, чудовище, а Белику потом скажешь, что я пошел искать нашего оборотня. Только оботрись сперва, а то малыш будет ворчать.

Карраш встряхнулся и послушно потрусил к изгрызенному волками дому Сильвы, по пути старательно вытирая о траву мокрые копыта. При этом он так забавно растопыривал уши, вскидывал изгвазданные ноги и скребся боками о ближайшие столбы, что Дядько невольно хохотнул.

Эльфы проводили гаррканца ошарашенными взглядами и мысленно сделали зарубку в памяти: узнать потом у Стража, где они с мальчишкой выкопали это чудо, как Карраш сумел справиться с несколькими десятками матерых хищников, а еще каким образом и, главное, кому удалось выдрессировать строптивого жеребца так, что тот стал понимать не только простые команды, но и обычную человеческую речь.

ГЛАВА 8

В деревню перворожденные вернулись лишь под утро — молчаливые, раздосадованные и какие-то… растерянные. На их лицах застыло весьма странное выражение, да и выглядели остроухие так, словно накануне пытались найти баснословные сокровища древних цивилизаций, но после нескольких месяцев напряженных поисков обнаружили только старый хлам, сухой птичий помет да горы никчемного мусора.

Седовласый шел впереди и, как всегда, был невозмутим и подозрительно спокоен. В одной руке он до сих пор держал устрашающих размеров клинок, которым так мастерски владел, а во второй…

Караулившие на стенах люди радостно дрогнули, рассмотрев волочащееся за Стражем нечто крупное, завернутое в плотную рогожу. Нечто неживое, но весьма упитанное, при виде чего воспрянувшие духом люди мигом сообразили: кажется, волкодлак им больше не страшен.

Заслышав восторженные крики, на улицу поспешил выбраться посвежевший и буквально помолодевший староста, а следом за ним высыпали и остальные селяне, которые столпились вокруг вернувшихся воинов и жадно уставились на укрытое окровавленной тканью тело.

— Нашли?! — пораженно воскликнул герр Хатор, когда короткая процессия остановилась перед домом старосты. Дядько кивнул, сбрасывая ношу наземь, а эльфы неожиданно скисли.

— Нашли, да не мы, — наконец, соизволил сообщить невероятную новость Элиар.

— Как это?

— Вот так, — скупо бросил Танарис. — Мы шли за ним от самой деревни, след в след. Едва не потеряли у реки! Но потом снова нагнали, верстах в четырех от деревни, и обнаружили… уже вот таким.

Дядько откинул грубую ткань, открыв первым утренним лучам тело гигантского, иссиня-черного волка с поистине громадной пастью, в которой устрашающе поблескивали белоснежные клыки. Здоровенный, массивный, действительно жуткий… он был втрое крупнее своих собратьев, с длинными, невероятно твердыми когтями на могучих лапах и неестественно густой шерстью.

Оборотень был немолод, но все еще могуч, и при виде этого чудовища охотно верилось, что именно из его глотки вырывался тот жуткий рев, от которого дрожали поджилки. Мощные задние лапы он поджат к животу, будто пытался от чего-то закрыться, сильные передние, наоборот, вытянул вперед. Страшенная пасть приоткрылась, алый язык царапал землю… зверь, несомненно, был мертв. Но даже сейчас, поверженный и неопасный, он внушал какой-то первобытный страх, заставивший собравшихся испуганно отшатнуться и торопливо сотворить охраняющие знаки.

— Я что-то не совсем понял, — озадаченно сдвинул брови купец. — Его что, не вы убили?

Таррэн так же молча приподнял страшную морду за клыки и чуть развернул, продемонстрировав крохотную, едва заметную ранку возле левого уха. Один-единственный след от оружия, которой неведомый умелец с невероятной силой вогнал в основание черепа, пронзив оборотню мозг и в долю секунду превратив полное жизни тело в обыкновенную падать.

— И что? — непонимающе спросил Гаррон.

— Это след эльфийского клинка, — спокойно пояснил темный. — Оборотень умер несколько часов назад — это не подлежит никакому сомнению. Но из нас троих его никто не убивал.

— Хочешь сказать, в округе появился еще кто-то из перворожденных?!

— Вряд ли, мы бы почувствовали… Но наше оружие не признает чужаков: ни людей, ни полукровок. А это определенно эльфийская сталь. Ошибиться невозможно.

— Меч? — деловито поинтересовался Весельчак, уважительно разглядывая ранку.

— Скорее, нож. С мою ладонь или чуть больше, но очень хорошей работы, — медленно проговорил темный. — Ударили невероятно сильно и точно, в единственную уязвимую точку, отчего и наступила смерть… но человек так не сможет. Признаться, я не понимаю, как и почему это произошло.

Караванщики удивленно переглянулись, но ушастый посол был совершенно прав: оружием эльфов невозможно сражаться без их согласия — хоть живых, хоть мертвых. Его и украсть-то сложно, а если даже получится, то начиненные магией клинки скорее пальцы отрежут ворам, чем позволят собой владеть. На них и не зарился никто, хотя работа остроухих мастеров ценилась на вес золота, а те, в свою очередь, никогда не работали на людей. Потому-то и странно все это.

Дядько негромко кашлянул, однако свое мнение оставил при себе.

— Подождите, — вдруг почесал затылок Гаррон. — А как же следы? Не призрак же это был! Вы нашли хоть что-нибудь?

— Только тем полночи и занимались, — угрюмо буркнул Элиар. — Но почти ничего не выяснили: следов на земле наш загадочный гость не оставил. Даже Таррэн не нашел.

— Но как же тогда убили оборотня?!

— Сверху, — любезно подсказал Страж. — Кто-то подстерег его на волчьей тропе и прыгнул на холку: я на одной ветке пару засечек углядел. Волкодлак даже не успел понять, что случилось: один сильный удар в основание шеи — и все. А наш гость, что оказал всем огромную услугу, ушел так же незаметно, как и появился — по деревьям. Мне удалось только до реки его проследить, а дальше пусто. Ни единой отметины: ни на земле, ни на песке, ни среди камней, хотя мы прошлись вдоль берегов в обе стороны.

Аарон неуверенно потер подбородок:

— Кто его знает… может, соседи успели до города дозваться? Подмогу послали? Или этот эльф случайно на оборотня наткнулся?

Элиар презрительно фыркнул: вряд ли кто-то из перворожденных стал бы добровольно помогать смертным. По просьбе короля людей и своего владыки — да, но он сильно сомневался, что владыка Эллираэнн знал об этой мелкой неприятности. И еще больше сомневался, что даже в этом случае отправил бы кого-то из своих сельриллов[14] в Торком забытую глушь, чтобы избавить смертных от опасного соседства. Разве что кто-то из темных, оказавшись поблизости, был столь же добросердечен, как Таррэн?

Герр Хатор пожал плечами:

— Да какая, в сущности, разница? Главное, что оборотень мертв и люди в безопасности. Аарон, вы сами дальше управитесь?

Староста с достоинством поклонился:

— Конечно, господин. Нам бы только с воротами помочь, а там мы уж отправим в город посыльного, дождемся помощи. С дровами, думается, проблем не будет, колодцы не пострадали, хотя с едой…

— Оставлю, сколько смогу, — успокоил его купец. — Потом и звери сюда вернутся, урожай соберете, огороды восстановите, да и соседи помогут. Родные-то небось у многих по селам остались? Так что на первых порах хватит, а мы и поохотиться по дороге можем. Народу много, справятся.

— Благодарю, господин Хатор. Вы, когда на обратном пути будете, не побрезгуйте, заверните снова. А уж мы отблагодарим, как требуется. Вы меня знаете, я добра не забуду.

— Будет время — заверну. Гаррон! Пускай люди отдыхают и отсыпаются. А завтра с рассветом выходим.

Южанин кивнул:

— А с оборотнем что? Сжечь?

— Не надо, — отозвался Дядько. — Вони скоро и без него будет предостаточно. Просто закопайте по-быстрому, и все: после эльфийской стали еще ни один волкодлак не ожил. Но если не желаете рисковать, то башку ему отрубите. Желательно сейчас, пока солнце не взошло, и он не перекинулся обратно, а то потом… может, и не решитесь.

Селяне недоуменно переглянулись, но в это время громадный зверь вдруг шевельнулся, вынудив их непроизвольно шарахнуться в стороны. Длинные волчьи лапы чуть согнулись, царапнув когтями землю, затем дрогнули веки, куда-то провалилась оскаленная морда, странно зашуршала шкура.

— О великие боги! — сдавленно прошептал кто-то. — Смотрите!

— Кажется, и вправду меняется!

Оборотень вдруг весь обмяк, съежился до размеров обычного волка, длинная черная шерсть посерела, побледнела, а затем начала стремительно опадать, открывая изумленно-испуганным взорам бледную ровную кожу. Жутковатые на вид когти уменьшались до тех пор, пока, наконец, полностью не пропали. Хвост тоже незаметно исчез. Зубы проворно втянулись в десны. Страшная морда сперва сделалась плоской, а затем и вовсе преобразилась в совершенно обычное лицо, все еще искаженное болью. Глаза утратили хищный желтый блеск, а еще через пару минут перед людьми осталось лежать обнаженное мужское тело, за левым ухом которого провокационно блестело несколько капелек крови.

Староста наклонился и недрогнувшей рукой перевернул убивца, подставив его лицо ярким солнечным лучам.

— Михаль! — пораженно воскликнули деревенские.

— Но как же?! — поднял на купца растерянный взгляд Аарон. — Его же по весне… сосной…

Ивар, убедившись в том, что не бредит и лежащий перед ним человек — действительно тот, кого он знал, сдавленно охнул:

— Ему же хребет перебило! Трое суток до дому полз, сам из лесу выбрался, но потом так и не встал! Только озлился очень… — Он вдруг осекся, с ужасом уставившись на мертвеца. — Да как же это?!

— Скорее всего, под той сосной волкодлак его и нашел, — тихо сказал Урантар. — Возможно, их там обоих прижало, случайно. Земляк ваш выжил, а оборотень только и смог, что укусить напоследок, потому-то Михаль и дополз потом до деревни: новообращенные невероятно живучи. Теперь уже не узнать, как было, но если бы тот, первый, остался жив, сейчас здесь бы лежал он. Михаль не посмел бы остаться на территории старшего зверя.

— За что он нас так? — прошептала какая-то женщина. — Мы ж его выхаживали. Травы собирали, отвары варили, по дому опять же… у него жена два года, как померла, вот и жил бобылем. За что такая ненависть?!

Дядько пожал плечами:

— Волкодлаки почти не помнят, что творят в волчьем обличье, но раз он тут больше месяца бегал и поначалу не велел волкам вас убивать, то, скорее всего, до последнего держался. Знал, где его дом, родные, и старался увести стаю подальше, да видно, не сумел: зверь оказался сильнее.

— То есть он защищал нас? — испуганно воскликнула Сильва.

— Как мог. Иначе вы не сумели бы выстроить забор, и деревня пала бы гораздо раньше. Сказать он вам побоялся, а укрыть от волков все же попробовал. Это ведь его идея была про стену? И про ров, наверное, тоже?

— Его, — мертвым голосом подтвердил староста.

— Похороните его по-людски, что ли… он все-таки дал деревне шанс, что для оборотня — большая редкость. Видно, не сумел в нем зверь до конца убить человека, не всего еще уничтожил… — Страж неожиданно поднял голову и огляделся, но приметил возле одного из сараев массивную фигуру гаррканца и успокоенно отвернулся: там, где Карраш, непременно объявится и Белик, а вдвоем эти красавцы, как ни удивительно, становились гораздо спокойнее, чем поодиночке.

Седой, поручив мертвеца заботам селян, отправился прочь: здесь от него больше ничего не зависело. Эльфы недолго думая тоже отправились отдыхать: они свое дело сделали, волкодлак обезврежен, а заниматься отмыванием улицы и вывозом трупов за ближайший овраг — уже не их забота.

Проходя мимо сеновала, возле которого пару минут назад настойчиво крутился гаррканец, Таррэн задержался и, быстро оглядевшись по сторонам, заглянул в первую попавшуюся щелку. Он не ошибся — дерзкий мальчишка действительно был здесь: отсыпался после тревожной ночи, большую часть которой шум в деревне стоял такой, что даже умирающему от бессонницы было бы трудно уснуть. Вот и дрых наглый юнец на копне душистого сена, свернувшись клубком, уткнув острый нос в ладонь и подтянув под живот свой громоздкий оберег.

Интересно, что за привычка у него — носить перчатки с обрезанными пальцами? От кого нахватался? От воинственного дядьки?

Эльф осторожно прощупал ауру мальчишки, но признаков магического воздействия не обнаружил, после чего оглянулся снова и, убедившись, что мелкий пакостник безмятежно дрыхнет, растянул губы в кровожадной усмешке.

Очень хорошо: деревенские слишком потрясены случившимся, чтобы заметить, кто из эльфов и куда отправился. Караванщики заняты своими делами. Многие уже повалились на постели, намереваясь отсыпаться как минимум до вечера. Купцу сейчас вообще ни до чего нет дела. Урантар тоже куда-то запропастился. Злобный гаррканец умчался к другой конец деревни. А Белик… что ж, не повезло сопляку, что при нем нет ни одного толкового амулета, способного предупредить о приближении темного эльфа! Ошибся пацан со своим талисманом, зря таскает за собой, как привязанный. И это будет дорого ему стоить. Сейчас, пока никто не видит.

Таррэн вернулся ко входу, еще раз огляделся и уже почти толкнул дверь сарая, как вдруг заслышал изнутри голос Дядько и застыл на месте.

— Ну что, доволен? — насмешливо поинтересовался невидимый Страж. Таррэн, поспешно отступив, отыскал еще одну щелочку и с досадой прикусил губу: не заметил седого — не увидел его за стогом душистого сена. Да и сейчас различал только часть головы и согнутое колено, которым Страж опирался на какой-то валун. — Не хочешь взглянуть на оборотня?

В ответ послышалось презрительное фырканье и шорох потревоженного сена: кажется, Белик вовсе не спал, а это значило, что эльф опоздал со своей местью.

— Зачем? Что может быть интересного в голом мужике?

— Да просто забавная у него рана… эльфийским клинком нанесена… как раз в основание черепа.

— Ты ж сам говорил, что по-другому его не убить, — вяло отозвался пацан. — Хотя ее можно было нанести и поаккуратнее, чтобы крови не было совсем… ты ведь знаешь, как я не люблю пачкаться.

— Еще бы, — усмехнулся Страж и неожиданно посуровел. — Ты когда отстанешь от эльфа?

— Никогда.

— Бел…

— Что ты от меня хочешь?! — неожиданно вскинулся мальчишка.

— Чтобы мы добрались спокойно. Все, даже он. — В голосе седого отчетливо зазвучал металл. — В чем дело? Сколько еще я должен тебя прикрывать? Мы не первый раз встречаемся с эльфами, и раньше ты неплохо держался. Так почему сейчас все по-другому? Я могу понять твое отношение… но, во-первых, Таррэн не давал тебе ни единого повода, а во-вторых…

— Он темный! — жестко ответил Белик. — И этого достаточно!

— Он нам не враг, — повысил голос Дядько. — Остановись, слышишь? Иначе это плохо кончится! Причем для вас обоих: я видел, как он владеет мечом! Это даже для эльфа поразительно, а ты наверняка помнишь, какие они воины!

— Да, — глухо уронил мальчишка. — Я помню.

— Тогда угомонись и наберись терпения. Не так уж долго осталось. Я тебя, конечно, понимаю, но у нас нет права на ошибку.

— Прости, Дядько, я… просто не могу. Я его ненавижу!

— Малыш…

— Я не могу больше! — тоскливо прошептал Белик, сгорбившись и уткнувшись лицом в колени. — Понимаешь? Я не могу смотреть на него без дрожи, не мшу слышать его голос, видеть каждый день его глаза… эти уродские зеленые глаза, от которых меня уже мутит… и мечи — такие же, как тогда… я ненавижу его, Дядько! От волос до Торковых ногтей! Даже запах его не могу терпеть, потому что он не дает мне забыть! Ни на день, ни на час, ни на жалкую секунду! Каждую ночь он возвращается, и я заставляю себя лежать неподвижно вместо того, чтобы пойти и перерезать темному глотку. А сны… Если бы ты знал, как я боюсь засыпать! Иногда кажется, что я снова умираю, заживо горю от чужой крови. И при этом снова слышу его голос. Вижу его руки. И я ненавижу его… так же сильно, как в тот проклятый день. У меня больше нет ничего, кроме этой ненависти. А потом приходит утро, и он снова стоит перед глазами: живой, как тогда, с целыми пальцами… только там больше нет перстня. И я уже ни о чем не могу думать… Торк, как же это невыносимо! Дядько, умоляю, позволь мне его убить!

Таррэн с недоумением посмотрел на свои пальцы, на которых действительно не было родового перстня: снял когда-то давно, чтобы не привлекать внимания, а потом надежно спрятал. Выбросить не получилось, потому что в скромной печатке таилась часть его силы и бессмертной души. А еще — знаки древнего рода, который он когда-то покинул. Но у кого мальчишка мог видеть подобный перстень? И что с ним вообще случилось, если пацан даже сейчас дрожит, вспоминая о прошлом?

Страж опустился рядом со сгорбившейся фигуркой, бережно обнял за плечи и погладил по напряженной спине.

— Не надо, малыш. Нам только до Бекровеля добраться, а там все изменится. Дома будет полегче, и… Знаешь, Таррэн сегодня славно бился за нас. Он сильно рисковал, ввязываясь в эту свару, но не отстранился, как светлые, и… Мне кажется, он другой. Ему не все равно, что будет с нашим миром.

— Это не имеет значения!

— Я прошу тебя: потерпи, — вздохнул седовласый. — Эльфы ведь тоже разные: кто-то глуп, кто-то жесток, кто-то слишком мягок или, наоборот, груб… возраст для дурости не помеха. Да ты и сам видел разницу хотя бы на примере наших драгоценных «послов»: хорошо, что хоть чуток помогли со стрелами. А темный не так плох. К тому же заметь: он стерпел все твои нападки, ни разу не попытался прибить и, как ни удивительно, даже на откровенную провокацию не отреагировал. Да и Мирдаис отзывался о нем хорошо, а наше дражайшее величество, как ты знаешь, не склонен к преувеличению. Поэтому очень тебя прошу: наберись терпения и дай ему хотя бы один шанс.

Белик прерывисто вздохнул и тоскливо взглянул на опекуна снизу вверх.

— Я постараюсь, Дядько. Только не требуй от меня слишком многого.

— Вот и славно. А теперь отдыхай, завтра будет долгий день, — Страж мягко улыбнулся, неуверенно погладил пацана по щеке, но как-то очень уж быстро отдернул руку и, будто смутившись, быстрым шагом вышел на улицу. Несколько секунд постоял у приоткрытых ворот, оглядывая опустевшие дворы и разгромленную улицу. Ободряюще кивнул возвращающемуся гаррканцу и, приметив дом, который облюбовали перворожденные, отправился за виднеющейся вдалеке длинной гривой темного.

Да, Серые пределы — это не самое лучшее место для прогулок, и соваться туда с непроверенными спутниками — гиблое дело. Но избавиться от эльфов при всем желании не удастся, а потому следовало уточнить детали на будущее, чтобы четко знать, от кого из них и чего именно можно ожидать.

Таррэн подметил странное выражение на задумчивом лице Стража, затем проследил за массивной тенью гаррканца, торопливо юркнувшего в опустевший сарай, и с досадой признал, что планы в отношении его молодого хозяина придется отложить на потом. Но это не страшно. Главное — до заставы добраться, а там, как и сказал Урантар, все действительно изменится.

Герр Хатор, к огромной радости местных, не пожадничал: оставил столько припасов, сколько смог изъять из собственных обширных закромов. Разумеется, в скором времени это создаст каравану определенные трудности, но не помочь подавленным людям было нельзя. К тому же опытным караванщикам заниматься охотой не впервой, а если в ней еще и эльфы поучаствуют, то проблемы разрешатся сами собой.

— Урантар, ты куда опять племянника подевал? — со смешком поинтересовался Весельчак, гарцуя на гнедом скакуне возле закрытых ворот, к которым подтягивались последние повозки. Деревенские собрались здесь же, с теплыми и признательными улыбками провожая гостей, которым были стольким обязаны. Аарон по такому случаю даже переобулся в добротные сапоги, взял в руки украшенный резьбой посох, нацепил поверх рубахи длинную белоснежную хламиду и теперь сильно смахивал на мага-отшельника, коих много развелось в последние годы. Усталые женщины нашли в себе силы принарядиться, дети с любопытством высунулись из-за частично восстановленных заборов ломов, а мужики натянули свежие рубахи и пригладили волосы. — Мы давно готовы, только вас и ждем!

— Тут я, тут, — недовольно буркнул Белик, выводя из сарая бодрого гаррканца. — Зачем же орать с утра пораньше?

— Наконец-то! Ты чего такой вялый? За целый день не успел выспаться?

— А ты не успел наговориться? Или прицепиться больше не к кому?

— Может, и не к кому.

— Тогда приценись к Молоту: будет гораздо больше толку.

Рыжий пренебрежительно фыркнул.

— Чего к нему лезть-то? Он шуток не понимает!

— Зато может хорошо дать в морду, — проворчал мальчишка, вскакивая в седло.

Аркан и Ирбис, крутящиеся неподалеку, хохотнули, деревенские с трудом сдержали улыбки, даже Гаррон соизволил обернуться и растянуть губы в понимающей усмешке.

— Вот паршивец, — вздохнул Весельчак, подъезжая ближе и намереваясь отвесить пацану подзатыльник.

Но Карраш, как оказалось, тоже был не в духе: неожиданно заржал так, что перепуганный конь под ланнийцем с придушенным визгом шарахнулся и едва не встал на дыбы, а его хозяину пришлось с проклятиями ухватиться за поводья, чтобы не свалиться в пыль. После чего остальные расхохотались еще пуще, а Белик с самым невозмутимым видом проехал мимо.

Все еще посмеиваясь, Ивар на пару с родичем оттащил тяжелые створки, пропуская длинную вереницу телег. Затем кинул взгляд на нещадно вытоптанное поле и обмер: у самой кромки поля, словно бесценный дар небес, виднелись три лосиных туши — крупные, мощные, мяса хватит не на одну неделю. А рядом с ними притулился молодой кабанчик — свежий, совсем недавно забитый, даже кровь в крохотной ранке возле левого уха не успела толком свернуться. И все это несусветное богатство было, похоже, ничейным.

— Эт-то еще что такое? — ошарашенно крякнул Весельчак, завидев забитых животных.

— Откуда они взялись?! — изумленно привстал на стременах Гаррон.

— Торково копыто! Аарон, живем! — восторженно выдохнул Ивар, неудержимо расплываясь в широкой улыбке. — Это сколько ж добра… теперь точно дотянем до подмоги!

Селяне один за другим высыпали за ворота и с восторженным видом переглянулись: для разоренной деревни эти четыре туши станут настоящим спасением! Это восполнит их утраченные запасы! Значит, голод закончился, и деревня еще сможет подняться! Дети теперь непременно выживут! Но кто? Откуда? Как сумел, если всю живность должны были распугать волки? Всего за одну ночь?!

Староста растерянно обернулся к своим и беспомощно развел руками.

— Понятия не имею.

Герр Хатор при виде его изменившегося лица громогласно расхохотался и ободряюще хлопнул старика по плечу.

— Вот видишь, Аарон, есть боги на свете! Гляди, какой подарок тебе приготовили! Бери и благодари небо за эту удачу!

Перворожденные при виде подарка мудро промолчали. Зато выразительно глянули на невозмутимого Стража, едущего впереди каравана. Но Дядько ничем не показал, что причастен к случившемуся. Зато Карраш недовольно фыркнул, с нескрываемым раздражением покосившись на счастливые лица людей, затем — на нетронутые туши, от которых ему не позволят отщипнуть ни кусочка, и окончательно надулся. Но Белик успокаивающе погладил мощную холку, что-то шепнул в черное ухо, и гаррканец так же быстро присмирел. Только сверкнул напоследок хищными глазами, в которых промелькнули изумрудные огоньки, и потрусил вслед за быстро удаляющимися повозками.

— Как спалось? — преувеличенно ласково осведомился Дядько, едва с ним поравнялся отчаянно зевающий племянник.

— Отвратительно. Все какие-то погони снились, леса, охота…

— И как, много сновидений удалось наловить?

— Не. — Белик снова сладко зевнул. — Самые главные жертвы все-таки успели ускользнуть.

— Опять волки? — коварно улыбнулся опекун.

— Кролики. Шустрые оказались, сволочи, так и скакали по кочкам, так и скакали, паразиты ушастые. Совсем замаялся. Пришлось плюнуть на все и просыпаться. Да еще Карраш проголодался, пришлось вставать и искать ему корм. Потом он хрустел на весь сарай, шумел, сопел, капал слюнями, топтался над самой головой…

Гаррканец протестующе фыркнул.

— И не спорь, — наставительно заявил мальчишка. — Ты мне полночи спать не давал, и это — неоспоримый факт. Вот вернемся домой, я к себе Траш возьму, потому что она не такая привереда, как некоторые: то ему солома жесткая, то иголки колют…

— Кто такая Траш? — немедленно полюбопытствовал Весельчак. — Невеста? Подруга? Знакомая?

— Красавица моя, — с нескрываемой нежностью протянул Белик, не заметив высунувшихся наружу девичьих головок, напряженно прислушивающихся к разговору. — Мое чудо, мое сокровище… нет, наше общее… да, Каррашик? Правда, она чудесная?

Гаррканец издал воркующий звук.

— Вот. Он тоже подтверждает, что Траш — замечательная. Лучше, чем она, на свете нет существа. Честное слово! Моя малышка — это действительно нечто особенное!

Белик мечтательно улыбнулся, на что Илима резким движением задернула полог, Урантар загадочно усмехнулся, а караванщики переглянулись.

— Не рано тебе мечтать о сокровище, а? — со смешком осведомился один из возниц. — Тебе сколько лет-то, пацан?

— Сколько есть, все мои, дылда.

— Что-о-о?! А по морде не хочешь?

— Подставляй, — с готовностью обернулся Белик и широко улыбнулся при виде вытянувшегося лица возницы, которого только что ловко уел.

Рыжий громко гоготнул и с восторгом хлопнул стервеца по плечу, от избытка чувств даже забыв, что тот совсем не великан, чтобы выдерживать такие вот дружеские похлопывания. Но мальчишка только тряхнул головой, дерзко показал язык и направил вперед своего скакуна, пока потерявший дар речи возница не нашел слов покрепче, чем невнятные «а-а-а», «ы-ы-ы» и «я тебе потом…»

— Ну вот, а говорят, это эльфы настолько развратные, что с малых лет шастают по бабам, — протянул Ирбис, провожая глазами шустрого мальца, и привычным движением погладил бритую макушку. — Гляди-ка, чего наш пацан вытворяет. Почище ушастых будет!

Белик неожиданно притормозил и обернулся.

— Не надо сравнивать меня с эльфами, — тихо сказал он. — К тому же ты не прав: они вовсе не развратные, просто физиология другая, оттого и потребности несколько завышены. И то, что для вас — норма, для них — непростительный минимум.

— Че-чего?! — оторопело закашлялся воин.

Белик удивленно приподнял бровь:

— Ты разве не знал? Для эльфа в порядке вещей провести в постели несколько часов. Причем отработать всю программу от заката до рассвета без перерыва, потом встать, часов двенадцать провести на тренировочной площадке и вернуться домой с искренним желанием продолжить. Но самое забавное в другом: оказывается, их распрекрасные (чтоб им провалиться!) эльфийки этого рвения совершенно не ценят!

Караванщики разинули рты. Нет, они, конечно, слышали про некоторые странности в поведении перворожденных: слухов вокруг этого деликатного вопроса ходило видимо-невидимо. Особенно в последние пару сотен лет, когда эльфы стали чаще заводить порочащие связи со смертными. Но бабы — это ж такой ненадежный народ, что готовы наплести хоть с три короба, лишь бы покрасоваться перед смазливыми соперницами. Особенно если удалось завлечь на ночь столь редкого гостя, как изголодавшийся по женской ласке эльф.

Бабам-то что? Дело молодое, лихое. Можно даже сказать, престижное. Вот и врут потом без запинки, что красавец-любовник в порыве страсти чуть не замучил «несчастную» до полусмерти. Но большинство людей и сегодня сходились во мнении, что слухи про ненасытность перворожденных не больше чем бабские выдумки. Да и представить себе такую «ночь любви» было действительно сложно: ушастые, конечно, страх какие выносливые, но все же не настолько.

— Белик!

— Да-да, подруги у них обычно против такого положения дел, — невозмутимо продолжил пацан, словно не заметив предупреждающих взглядов. — Их в принципе гораздо меньше, чем мужчин, и они… ну, не то чтобы совсем бесчувственные, просто никому не надо столько. Вот и выходит, что бедным мужикам это здорово портит планы на чудесное времяпрепровождение в романтические вечера. Полный пшик и сплошное разочарование. Не повезло ушастым с дамами, а?

— Белик! Ты чего городишь?!

Пацан снова пожал плечами:

— А что? Эльфийки, между прочим, плодовиты только в первые несколько сотен лет. И пока сохраняют способность к зачатию, охотно принимают кавалеров. Но время проходит, годы текут, как вода, мотив для продолжительных отношений исчезает, а партнер по-прежнему настойчив… какая женщина выдержит такой темп? Нечасто, зато качественно? Ты хоть одну девку знаешь, что может день и ночь без перерыва? — Пацан выразительно оглядел вытянувшиеся лица и удовлетворенно кивнул. — Когда живешь не одну сотню лет, даже самые пылкие чувства остывают. Потом от них остаются только воспоминания, затем и вовсе — одна скука. Вот и получается, что дамам нужно частое разнообразие в постели, а их кавалерам, напротив, долговременная стабильность. Которая, к сожалению для них, очень быстро сходит на нет. А ты хоть понимаешь, мой лысый друг, что это значит?

Ирбис, пребывая в полнейшем замешательстве, оторопело потряс головой.

— Это значит, что ушастые, хотя никогда в этом не признаются, вынуждены искать себе партнеров среди других рас, — безжалостно отрубил Белик. — В том числе и среди людей, которых они так сильно презирают. Или думаешь, зря они в последнее время повылазили из своих лесов? Сперва светлые, а потом и темные? Так у них просто выбора не осталось, вот и ползут сюда, как тараканы! Было время, когда эти связи и у нас и у них считались порочными, осуждались и слыли сущим проклятием. Говорят, когда-то отступников даже убивали. Но теперь… Э-э-эх, как жаль, что все изменилось. Со временем все притерпелись, признали, а союз человека и эльфа стал вполне допустимым. Отсюда — неуклонный рост числа полукровок, плавное слияние обеих рас и редкие отщепенцы, стремящиеся любой ценой сохранить чистоту крови.

Аркан ошарашенно переглянулся с рыжим приятелем, не в силах осознать, что такие жуткие вещи им выдает пацан, едва достигший порога зрелости. И выдает с полным знанием дела, так гладко и складно, что аж жутко становится. Неужели правда?!

— А знаете, чем заканчивается столкновение безумца, радеющего за чистоту своей расы, и довольного жизнью полукровки? — вдруг холодно улыбнулся мальчишка, заставив воинов непроизвольно замереть. — Смертью одного из них. Нетерпимость перворожденных к таким потомкам превышает все разумные пределы, и они редко утруждают себя этическими нормами по отношению к «не своим». «Пришел, увидел и убил», — как любил говорить их владыка Изиар… Ну, до того как закончилась эпоха расовых войн. Так что число полукровок и сейчас сравнительно невелико. Но в этом, к счастью, есть одна хорошая сторона, ради которой даже я готов принять сложившееся положение дел.

Аркан с рыжим резко посерьезнели и осторожно посмотрели на слегка напрягшиеся спины в плащах — эльфы ехали опасно близко от разоткровенничавшегося мальчишки.

— И… какая же? — наконец, нерешительно спросил он, все еще тревожно косясь на остроухих.

— Перворожденные вымирают как раса, — непривычно жестко усмехнулся Белик. — Растворяются среди других народов, постепенно теряют чистоту крови и все чаще оставляют после себя полукровок, которые всего через пару поколений окончательно утрачивают сходство со своими прародителями и становятся обычными людьми. Когда-нибудь придет время, и эльфов не останется вовсе… Эх, дожить бы! Тогда и посмотрим, кто был прав в эпоху войн. Может, Изиар именно поэтому хотел уничтожить быстро разрастающееся человечество? В самом начале, когда мы были слишком слабы? Может, он уже тогда знал, в какой тупик зайдет его народ? Да только теперь поздно: даже ему пришлось признать за нами право на существование, а теперь мы и сами способны за себя постоять. Тогда как ушастых с каждым столетием становится все меньше. И это, по моему мнению, просто прекрасно.

— Белик! Откуда ты так много знаешь об эльфах?! — не выдержал, наконец, Ирбис.

Пацан сверкнул глазами и кротко ответил:

— Просто стараюсь следовать древнему правилу короля Миррда. Вот и все.

Очутившись на перекрестье взглядов, он резко отвернулся и, будто испугавшись собственной откровенности, послал Карраша в галоп. В полнейшем молчании обогнал тяжело идущие повозки и скрылся за ближайшим поворотом, оставив караванщиков ломать голову и недоуменно хмурить брови.

Аркан с Весельчаком проводили его долгими взглядами, но вскоре пожали плечами, а молчавший дотоле Молот многозначительно возвел глаза к ослепительно-синему небу.

— Что за правило? — задумчиво почесал бритую макушку Ирбис.

— Друга следует знать хорошо, а врага — как себя самого, — бросил через плечо придержавший коня Таррэн, заставив воинов дернуться и с внезапной дрожью осознать, что чуткие уши перворожденного наверняка слышали если не весь, то почти весь разговор. И это грозило люто ненавидящему его мальчишке серьезными неприятностями.

Гаррон аж в лице переменился, представив на миг, чем это может закончиться. Но эльф просто отвернулся и нагнал светлых собратьев, продолжив тихую размеренную беседу, которую так неожиданно прервал. Он казался по-прежнему спокойным, вполне благодушно поглядывал по сторонам и временами даже улыбался, вот только зеленые глаза были странно задумчивы, да тонкие пальцы ласково, словно в предвкушении, поглаживали рукояти верных клинков.

ГЛАВА 9

На очередном привале Белик, как всегда, натаскал воды для суровой кухарки, чем заслужил очередной поощрительный взгляд, почти милую улыбку и ласковое похлопывание по плечу. А еще — совершенно неожиданное, но весьма щедрое обещание сохранить ужин горячим, что в устах донны Арвы приравнивалось как минимум к признанию в любви. Затем он с готовностью помог разжечь костер, выволок из повозки внушительный мешок с провизией, начистил овощей, натаскал веток для костра, вырыл за дальними кустами глубокую яму для отходов, беспрекословно вылил туда помои, с готовностью предложил помочь еще чем-нибудь… и с каждой проходящей минутой Дядько все больше недоуменно вскидывал брови.

— Белик, ты здоров? — наконец, спросил он у исправно трудящегося племянника.

Пацан мрачно покосился на костерок перворожденных, вокруг которого готовились к заслуженному отдыху светлые, но Таррэна рядом не нашел и мотнул головой. В этот же момент требовательно топнул копытом Карраш, причем с таким возмущением, что Белик поспешил отвести взор и как можно скорее вернулся к утомительным обязанностям.

Страж озадаченно почесал затылок, однако переспрашивать не стал.

— Откуда такое рвение? — изумился рыжий. — Или, может, подсобные работы нынче в почете? Эй! Мужики, кажется, мы здорово прогадали — вот как надо завоевывать женщин. Берите пример с малыша. Никак он глаз положил на нашу милую Арву?

Весельчак оглушительно гоготнул, когда Белик на мгновение оторвался от перемешивания густого варева в общем котле и изумленно вскинул голову. В голубых глазах на несколько секунд появилось раздражение, затем — понимание, которое совершенно неожиданно сменилось нескрываемым ехидством.

— Дурак ты, рыжий, — беззлобно фыркнул он. — Сколько лет на свете прожил, а до сих пор не можешь сообразить, в чем наше с тобой основное отличие.

— Точно! — громко восхитился Гаррон, а вот Дядько почему-то закашлялся. — Такого бабника, как наш рыжик, трудно отыскать!

Здоровяк Молот важно кивнул:

— Подтверждаю. Помню, был как-то случай…

Но закончить ему не дали: ланниец воинственно выпятил грудь и, пригладив рыжие вихры, придвинулся к ехидно скалящемуся пацану.

— Опять напрашиваешься? Я с тобой, между прочим, еще за утро не рассчитался. Ну и в чем-то же наше различие, мой сопливый друг?

— Не в размерах, как ты сейчас подумал, — дерзко ухмыльнулся тот. — Тут мне с тобой потягаться сложно, согласен. Просто, как оказалось, ты до сих пор не знаешь, чем простая баба отличается от настоящей женщины. Но, что самое главное, еще и понятия не имеешь, с какой стороны к ней подойти…

— Ах ты, засранец!

Белик, выронив поварешку, ловко увернулся от подзатыльника и под дружный гогот юркнул в кусты. Оттуда донеслось сдавленное хихиканье. Рыжий ринулся было следом, нашаривая по дороге что-нибудь поувесистее, но быстро растерял весь пыл: заросли проклятого храмовника были повсюду, того и гляди, штаны оставишь на этих дрянных колючках. Он зло сплюнул, безнадежно отстав от ловкого сопляка, выдернул из штанины длинный шип и, нехорошо помянув богов, допускающих такую вопиющую несправедливость, вернулся обратно к умирающим от смеха попутчикам.

— Хватит ржать!

— Гы-гы-гы… Давно тебя так не опускали! — не на шутку развеселился Аркан. — Ой, не могу! Это чтобы рыжему намекнули, что он ни фигасечки…

— Заткнись!

— Все-все, умолкаю, — сдавленно хохотнул приятель.

— Вернется обратно — удавлю! Чтоб его комары до смерти зажрали! Что б ни одна девка в его сторону не взглянула! Да чтоб у него не вырос до конца дней…

— Ирбис, ты слышал?

— Гляди как завелся, — задумчиво произнес мечник, делая вид, что не замечает перекошенного лица друга. — На пустом месте наверняка не стал бы…

— Что?! — окончательно взвился побагровевший от гнева Весельчак. — Да я… да у меня столько было… хватит ржать, я сказал!

Караванщики снова слаженно гоготнули, и рыжий понял, что угрожать и метаться по поляне бесполезно: проклятый мальчишка сумел так его подставить, что теперь на глаза будет стыдно показаться. Мелкий паршивец! Разве что свернуть сопляку тонкую шею, но тогда все точно решат, будто пацан совершенно прав, и от этого станет еще хуже.

Весельчак обвел рассерженным взглядом истерично хохочущую компанию, с досадой сплюнул и отправился прочь — ждать, когда ржущие как кони приятели угомонятся. Иначе потом до ночи будут показывать пальцами, а дрянной мальчишка и вовсе станет героем этого вечера.

— Убью! — прошипел воин, раздраженно отбросив с дороги хлесткие еловые лапы. — Вот найду и убью, слово даю!

— Боюсь, это не поможет, — раздался откуда-то сбоку преувеличенно сочувствующий голос Дядько, и Весельчак мгновенно застыл, так и не донеся ногу до земли. Никак заметил его седой? Нет уж, встречаться с таким здоровяком в его планы не входило. Не пора ли поворачивать, пока по шее не надавали?

Рыжий обратился в слух, лихорадочно подыскивая укромное местечко, куда можно юркнуть в случае, если грозный опекун действительно его услышал. Но, как оказалось, зря тревожился — Дядько на шевеление в кустах даже внимания не обратил. По крайней мере, голос у седого был совсем не таким, как если бы он понял, что за мысли бродят в голове у взбешенного ланнийца.

— Слезай, малыш. По-моему, он настроен серьезно, — снова посоветовал Урантар.

— Еще чего, — буркнул в ответ невидимый Белик. — Мне и тут хорошо.

Следом донеслось возмущенное фырканье гаррканца.

— Мм, мне кажется, он имел в виду, что ты поступаешь нечестно. — Кажется, седовласый едва сдерживал смех. — Карраш всегда очень настойчив, и, если ты не спустишься с дерева сейчас, будет караулить до самого утра… О! Вот теперь я понимаю, чего ты так не хотел уходить от огня! Думаешь, Арва тебя спасет? Кстати, чего ты ему наобещал?

— Танец.

— Совсем спятил?!

— Иначе его было не уговорить, — совсем несчастным голосом отозвался пацан. — Но кто ж знал, что он захочет именно сегодня?! Где я ему найду подходящую глубину?! А нырять с головой в полутьме?! Я не самоубийца, в отличие от некоторых! И вообще, тут ни раздеться, ни обсохнуть нормально не дадут! Куда мне деваться от толпы гогочущих мужиков, а?!

Гаррканец заурчал и, кажется, попытался цапнуть зубами ствол дерева, где укрылся расстроенный хозяин. По крайней мере, донесшийся до ланнийца скрежет этому вполне соответствовал, и только тогда Весельчак окончательно понял, что увлекшиеся спором родственники его не заметили.

— Карраш, не лезь! Я тебе позже сыграю! И танец будет, но не сейчас! Оставь меня в покое, слышишь?!

— По-моему, ты зря стараешься, — заметил Дядько. — Надо было сразу обговаривать условия, а теперь он не отступится: будет караулить до утра, а там тебе придется слезть. Или выполнять свое обещание днем, или торчать на верхушке до скончания эпохи.

— Гр-р-р! — подтвердил гаррканец, царапая копытами землю.

Мальчишка тихо взвыл.

— Проклятье! Карраш, неужели нельзя было отложить до дома?! Боги! Ну, почему с нами пошел ты, а не Траш?! Ну почему ты так любишь воду?! Ты ж не утка! Дядько!

— Во-первых, Траш нельзя уходить далеко от дома, — безмятежно отозвался Страж. — Во-вторых, Карраша нельзя оставлять одного. В-третьих, нам все равно нужен был надежный спутник. В-четвертых, ты сам решил, что так будет лучше. И, наконец, в-пятых, этим утром ты наобещал ему невесть что, а значит, слезай и делай, пока на твои вопли не сбежалась вся округа. Надеюсь, у тебя запасная одежда еще осталась?

Весельчак бесшумно прокрался меж двух пышных кустов, змеей проскользнул мимо колючих веток и осторожно выглянул из-за пышной листвы. Каково же было его изумление, когда на опушке, откуда была видна стремительная и бурная река, обнаружились все трое участников спора: оба родственника и ненормальный вороной, в котором было больше от хмеры, чем от благородного скакуна.

Неистовый гаррканец казался возбужденным — он безостановочно кружил возле могучего дуба, нарезая вокруг него круги, как хищник вокруг жертвы. Временами с вожделением поглядывал наверх. Пару раз даже привставал на задние ноги, пытаясь передними дотянуться до толстой ветки, но лишь разочарованно фыркал, отступал и снова принимался за странный кросс. Ну, как есть хищная бестия! Того и гляди, грызть начнет! А какие следы оставили его копыта! Будто когтями кору процарапал!

Белик с крайне недовольным видом восседал чуть ли не на самой верхушке дерева и мрачно смотрел на упрямую скотину, которой в голову пришла очередная блажь. Время от времени с надеждой косился на опекуна, но тот даже не думал вмешиваться — непринужденно прислонился к одной из сосен и деловито чистил ногти, терпеливо ожидая окончания развернувшейся драмы.

— Дядько-о!

При звуках этого плачущего голоса Весельчак ухмыльнулся и почувствовал себя почти отмщенным. Ага! Значит, здорово припекло сопляка, раз до сих пор не решается спуститься! Пусть-ка злобная зверюга хорошенько цапнет за особо чувствительное место, и тогда он надолго запомнит, наконец, каково это — веселиться за чужой счет!

— Дядько, скажи ему!

— Это твой зверь.

— Ну и что?!

— Он меня не слушается.

— Ты даже не пытался!

— И не стану. Хватит с меня Траш, но к ней я хотя бы привык, а этот дикарь до сих пор не может запомнить, кого можно кусать, а кого — нет. Лучше смирись и слезай по-хорошему.

Карраш признательно покосился на невозмутимого дядьку, довольно рыкнул, получив от него столь явное одобрение, и вдруг решился: прямо с места совершил такой головокружительный прыжок, что у рыжего некрасиво отвисла челюсть: два человеческих роста от земли! Без разбега! Да еще и копытами вцепился в кору, будто действительно когти отросли! А зубами впился в ветку так, что та отчетливо хрустнула! И ведь почти достал!

Белик придушенно пискнул, но толчок массивного тела был так силен, что кряжистый дуб содрогнулся до основания, а не ожидавший такого коварства пацан все-таки сорвался и с воплем полетел вниз. Правда, рухнуть на землю не успел: счастливо заурчавший гаррканец, оттолкнувшись от ствола копытами и извернувшись совершенно неимоверным образом, перехватил хозяина прямо в полете. Ловко цапнул зубами за воротник, а затем с видом победителя потрусил вниз, к реке, не обращая ни малейшего внимания на возмущение Белика.

— Карраш! Пусти, чудовище! Я не шучу! Пусти сейчас же! Карра-а-аш…

Дядько хохотнул, но вмешиваться снова не стал. Подхватил вещи племянника, в числе которых, разумеется, оказалась и замотанная в ткань палка, которую он предусмотрительно взял за специально прикрепленную веревочку, и отправился за пацаном. Заинтригованный до крайности рыжий пополз следом, держась от Стража на почтительном расстоянии.

Достигнув крутого берега, гаррканец подозрительно легко спрыгнул вниз, нимало не озаботившись ни высотой, ни ненадежным песочным склоном под ногами. Просто сиганул с обрыва как с крыльца, каким-то шестым чувством ощущая, где можно опереться, а где не стоит доверять коварной почве. Внизу незнакомая речка широко раздавалась в стороны, образуя подобие заводи, где сильное подводное течение почти не ощущалось. Прибрежные кусты здесь надежно скрывали берег от любопытных взоров.

У самой воды Карраш внимательно огляделся, но убедившись, что высоких деревьев поблизости нет, сжалился и наконец выпустил пацана.

— Ну и гад же ты! — с отвращением выдал Белик, поднявшись на ноги. — Ладно… Ладно, я сказал! Твое счастье, что я обещал, а то влупил бы сейчас от всей души. Да так, что ухи бы отпали. И не скалься, паразит! Будет тебе танец. Дай только переодеться, а потом, так и быть, сыграю. Все равно ведь не отстанешь, чудовище.

Гаррканец умильно вытянул губы трубочкой, порываясь обслюнявить любимого хозяина, но тот брезгливо отпихнул коня и, подхватив дорожный мешок, с бурчанием отправился в ближайшие кусты, откуда вскоре донеслось шуршание и приглушенная ругань сразу на нескольких языках. Причем если бы сторонний наблюдатель стоял поближе, то с удивлением признал бы и сочный орочий, и отрывистый гномий, и даже певучий эльфийский фольклор. Но к тому моменту, как Дядько и никем не замеченный Весельчак добрались до берега, Белик уже успокоился и успел сменить дорогие одежды на простую холщовую рубаху, из-под которой выглядывал плетеный шнурок из кожи горной ящерицы, кожаную жилетку и такие же грубые мешковатые штаны.

Раздраженно протопав босыми пятками по кромке воды, пацан вернулся к Каррашу, рывком расстегнул подпругу, сбросил седло, затем снял узду, кинул на них свой походный костюм, сапоги и метательные ножи, а затем легко вскочил на широкую спину гаррканца.

— Присмотри за вещами, — угрюмо бросил мальчишка улыбающемуся опекуну и обреченно взглянул на полноводную реку, в которой уже отражались первые звезды. — Пошли, чудовище. И кто меня только за язык дернул?

Карраш тихо заурчал и плавно вошел в реку. Белик только вздохнул, когда прохладная вода намочила ему штаны и рубаху, а затем подошла к самому горлу. Но гаррканец даже не замедлился.

Весельчак с растущим изумлением следил за их быстро удаляющимися головами, лихорадочно вспоминая все, что только слышал об этой необычной породе лошадей. Однако так и не смог выудить из памяти никаких сведений о любви этих животных к купанию. Вроде не должны они так уверенно вести себя на глубине? Не должны плавать, подобно мифическим русалкам? Но Карраш совершенно спокойно удалялся, чувствуя себя в воде более чем уверенно. И остановился только тогда, когда достиг середины разлива.

Изумленный воин не сразу понял, зачем могучий гаррканец забрался в такую даль, для чего вдруг медленно пошел по кругу, с каждым витком расширяя невидимую спираль и заставляя спокойную реку волноваться. Но тут мальчишка поднял руки, поднес что-то ко рту, на миг задержал дыхание… и Весельчак обомлел, расслышав негромкие, ни с чем не сравнимые звуки эльфийской флейты.

Когда-то давно, почти в прошлой жизни, когда ему довелось пересечься с отрядом бессмертных, он уже слышал эти чарующие ноты. Слышал, но до сих пор не мог забыть, потому что они поразили его до оторопи, до полного забытья, в какие-то жалкие минуты заставив душу плакать и смеяться, выть от тоски и ликовать от необъяснимого счастья, растворяться в незнакомой мелодии, как в объятиях любимой женщины. Они вырвали его из привычного окружения, погрузив на мгновение в полный чудес мир, растворили в себе, убаюкали, посулили вечное блаженство… а потом безжалостно вышвырнули обратно, в жестокую реальность, оставив после себя чувство щемящей тоски, грызущее понимание собственного несовершенства, странную нежность к открывшемуся чуду и сожаление, что больше никогда в жизни он не сможет вернуться в это волшебное мгновение.

И вот оно снова пришло.

Рыжий оторопело опустился возле обрыва, неотрывно следя за движениями плывущего гаррканца и не веря, что все происходит на самом деле. Он уже не думал скрываться, потому что то, что происходило, было абсолютно невозможно. Неправильно. Нереально. Как это?! Мальчишка — и эльфийская флейта?! Но Белик не просто держал ее в руках, а еще и играл! И как играл! Сердце само рвалось навстречу, едва не выскакивая из груди. Внутри что-то сладко замирало в предвкушении чуда. А душа настойчиво просилась вперед — туда, откуда слышалась тихая нежная музыка.

Карраш двигался плавно и так легко, будто отрастил вместо копыт настоящие ласты. Бесшумно скользил по водной глади, кружась в необычном танце и полностью отдаваясь чувству пьянящей свободы, которое дарила чарующая мелодия. Карраш действительно радовался, как ребенок. И он танцевал, то скрываясь под водой почти полностью, то снова показываясь на поверхности. И был, кажется, по-настоящему счастлив.

А ведь на нем даже седла не было! Но пацана это, похоже, не слишком заботило: стиснув коленями мокрые бока гаррканца, он безостановочно играл на крохотной деревянной трубочке, умудряясь не прерваться ни на миг. Даже тогда, когда мечтательно прикрывший глаза Карраш надолго погрузился на глубину и от восторга едва не утопил молодого хозяина.

В последний момент, правда, Белик все же спохватился: перехватил мощную шею левой рукой, а правую опустил под воду, заставляя волны пройти сквозь еще поющую флейту, обволакивать ее, обнять и подарить ей новое звучание. Карраш тем временем закружился все быстрее, увлекая наездника за собой и вызывая на воде расходящиеся круги, но мелодия, как ни странно, не угасла: напротив, она будто впитывала в себя реку, наполнялась ее силой. Стала мягче, но вместе с тем и настойчивей, будто эльфийский инструмент имел собственную душу и играл сейчас сам по себе. Тем чистым, безупречным звучанием, что доступно лишь шедевру настоящего мастера. И это было прекрасно…

Весельчак не знал, сколько времени просидел на одном месте, слушая волшебные отзвуки медленно умолкающей флейты. Не помнил уже, зачем искал этого наглого сорванца. Позабыл про Дядько, что с таким же умиротворением слушал племянника на берегу, и не думал о том, что седому наверняка не понравится присутствие наблюдателя. Он просто сидел, прислонившись к какому-то дереву, и с жадностью впитывал последние мгновения эльфийского чуда, а очнулся только тогда, когда снизу послышался резкий плеск, топот копыт и шум стекающей воды.

— Хоть убей, но я до сих пор не понимаю, — устало произнес Белик, отжимая короткие волосы. — Как могло получиться, что такие искусные убийцы, как темные, могли создать подобные вещи? Это что, извращенное понятие красоты? Или стремление казаться лучше, чем они есть?

Седовласый бросил ему полотенце.

— Может, они просто стараются развиваться разносторонне? Кто может стать лучшим лекарем, как не убийца, знающий человеческое тело до последней косточки? Кто, как не прирожденный поэт, может убить всего лишь словом? Кто, как не музыкант, способен похитить чужое сердце?

Пацан ловко спрыгнул на землю и принялся оживленно сушить мокрую шевелюру.

— Все равно не понимаю. Сколько лет прошло, а до сих пор задаюсь вопросом: зачем ушастому уроду понадобилось таскать с собой флейту? Он что, действительно был музыкантом? Подрабатывал таким образом по дороге? Или это просто увлечение?

— Спроси у Таррэна.

Белик, замерев на середине движения, неожиданно нахмурился.

— Шутишь, Дядько? Или смерти хочешь? Моей или его?

Страж только вздохнул.

— Перестань. Между прочим, у тебя получается ничуть не хуже, чем у настоящего эльфа.

— Не сравнивай меня с эльфом!

— Извини. Я не это имел в виду: конечно, ты — урожденный человек с совершенно обычной родословной, твои родители — самые обычные люди, которым сильно не повезло с местом жительства. Дело в другом: просто уже сейчас становится хорошо заметно, что тот темный…

— Дядько, не напоминай, — угрожающе протянул пацан, гневно сверкнув глазами. — Того эльфа давно нет на свете, родовой перстень разбит, но поверь: мне очень нелегко каждый раз видеть твоего драгоценного ушастого и молчать. Я и так оказываю ему больше доверия, чем следует: как видишь, мы все еще едем вместе. Так что не требуй от меня большего. А то, как я выгляжу, не имеет абсолютно никакого значения. С этим я давно смирился, кое-какие преимущества такая внешность тоже дает, но это совершенно не значит, что прошлое забыто. Его нельзя забыть, понимаешь? И простить тоже нельзя.

Белик коротко взглянул на опекуна, подхватил свои вещи и скрылся в кустах, оставив Стража дожидаться своего возвращения. Карраш смирно встал в сторонке, как и положено воспитанному скакуну, но при этом выглядел абсолютно счастливым и немного задумчивым.

Весельчак бесшумно отполз под прикрытие деревьев и поспешил покинуть берег, пока его не обнаружили. Отчего-то ему показалось, что попутчики не обрадуются соглядатаям, поэтому он бесшумной тенью скользнул в темноту, поднырнул под низкие еловые ветви, опустившиеся чуть ли не до земли, а затем кружным путем направился в оставленный лагерь, нервно покусывая губы.

Мальчишка… флейта… гаррканец… откуда у пацана охранный амулет на груди? Знак известного столичного мага на грубо слепленном комке глины невозможно было не узнать, но откуда у мальчишки такая защита? Ее не стыдно иметь даже наследнику престола Интариса.

Воин непонимающе покачал головой, погрузившись в напряженное раздумье, и лишь поэтому не заметил, что за ним настороженно наблюдают из темноты.

К следующему полудню караван без приключений добрался до Больших Озер. Издалека завидев крепкий бревенчатый тын, над которым вился тонкий дымок, люди повеселели, кони приободрились, а Гаррон с некоторым удивлением констатировал, что рыжий, похоже, передумал сводить счеты с языкастым пацаном. Хоть и злился вчера, полночи бродил вокруг лагеря, дожидаясь припозднившегося сопляка, безропотно выстоял назначенную утреннюю стражу, но за все утро так и не произнес ни единого лишнего слова. Только взгляды бросал по сторонам странные, да иногда покусывал губы, исподтишка наблюдая за мелким пакостником. А тот словно чувствовал: всю дорогу держался подле сурового дядюшки. Морщился, конечно, если в его сторону вдруг обращались взгляды перворожденных, но благоразумно помалкивал.

Когда деревня приблизилась, Карраш глубоко втянул ноздрями пахнущий жильем воздух и, прянув ушами, неожиданно всхрапнул: похоже, ему совсем не хотелось менять дикий лес на многолюдное село.

— Ничего, потерпишь, — безжалостно обрубил Белик, когда умный конь покосился на него с надеждой. — Мне до ужаса надоело мыться в холодной воде и есть подгорелое мясо. Можешь, конечно, подождать снаружи, но потом не вопи, что пришлось всю ночь отбиваться от голодных волков. Овражки помнишь?

Гаррканец мрачно покосился через плечо и неопределенно фыркнул.

— А я помню. Поэтому учти: если тебя сожрут, сам будешь виноват, а я твои обглоданные кости собирать поутру не намерен.

Скакун фыркнул громче и на этот раз — с явным презрением: волков он не боялся, сам кого хочешь сожрал бы. Да разве в его нынешнем положении можно рассчитывать на такую удачу? Копыта — это вам не лапы с копями, а зубы травоядного — не клыки хмеры: такими не шибко кого загрызешь. Попробовать, конечно, можно, но рассчитывать на хороший результат… нет, проще затоптать насмерть, чем нормально цапнуть.

Карраш откровенно задумался. Однако когда впереди показались распахнутые настежь ворота, у которых уже топталась возбужденно переглядывающаяся детвора, не забыл приостановиться и пропустить грохочущие телеги, молчаливого Стража, многочисленных охранников и конечно же эльфов, которым его хозяин скорее перегрыз бы глотки, чем повернулся спиной. Затем снисходительно глянул на разинувших рты мальчишек, гордо приосанился и только тогда последовал за караваном.

Село оказалось большим, почти в четыре десятка домов — добротных, в два, а то и три этажа, с затейливой резьбой на тщательно выкрашенных ставнях, с ухоженными садами и огородами. Правда, сейчас, в разгар дня, на единственную улицу вышло совсем немного народу: шумная детвора, одна беременная баба, три женщины постарше, которые тут же поспешно скрылись в избах, несколько стариков да немолодой, но еще крепкий мужик в кожаном фартуке, с прокопченной физиономией и гнутой подковой в мощных руках.

— Здор-рово, кузнец! — бодро гаркнул Гаррон, приветственно вскинув ладонь. — Чего у вас так пусто? Куда народ делся?

— Так в поле все, — пробасил бородач. — Девки — кто по ягоды, кто по грибы, кто на речку…

— А ты, значит, за старшего?

— Не. У нас староста — Бовгач, к нему и идите. Во-он его дом, третий с краю.

— Благодарствую. А постоялый двор есть?

— Чего ж не быть? — пожал плечами кузнец. — Да только все не поместитесь, придется или потесниться, или к соседям на постой проситься, а у нас нынче с жильем туго.

— Чего ж так? — заинтересованно обернулся герр Хатор. — Народу прибавилось?

Здоровяк, утерев лицо рукавом, неожиданно помрачнел.

— Озерца неделю назад сгорели, — кивнул он. — А погорельцы к нам прибились, на время. С Прибрежек народ сам ушел: говорят, волки там объявились. Большой стаей, что и скот попортила, и людей погрызла. Кто мог, к Бекровелю и в Борреву подался, но до них далеко, без коней не уйдешь, а их на всех не хватает. Вот и пришлось к нам.

Купец красноречиво переглянулся с южанином: выходит, вот куда Михаль стаю свою водил?

— Значит, потеснимся. Как, говоришь, старосту кличут?

— Бовгач. А постоялый двор — на отшибе, — охотно добавил кузнец. — Со стороны реки хорошо видать. Там еще крыша соломенная да коновязь здоровая. Не ошибетесь.

— Добре. Устраивайтесь.

Герр Хатор властно махнул рукой, и вереница телег повернула в указанную сторону, тогда как сам купец, прихватив начальника охраны, отправился к старосте.

Белик при виде просторного двора с весьма неплохим вместительным домом и многочисленными строениями, явно предназначенными для усталых скакунов, собственной скотины и конечно же продуктов, удивленно приподнял бровь: не слишком ли это расточительно для обычного села? Но быстро вспомнил, что этой дорогой не пренебрегали ни королевские гонцы, ни торговцы, ни воины, спешащие на подмогу вечно воюющим заставам, и удивляться перестал.

Ничего странного: просторный постоялый двор, расположенный хоть и в глуши, но все же не очень далеко от некогда оживленного тракта, должен был вмещать немало народу. Хоть и прилично времени прошло с тех пор, как погибла Малая сторожа, хоть и поубавилось караванов, но не стоит забывать, что когда-то тут проходил самый многолюдный и безопасный торговый путь к Бекровелю. А потому обветшалый, знававший лучшие времена дом был все еще крепок; хозяин — приветлив и безмерно рад своей удаче, а расторопные мальчишки (явно младшие сыновья) — в меру любопытными, но совсем не нахальными.

Белик, как всегда, Карраша не доверил никому — сам расседлал, придирчиво проверил воду в поилке, взглянул, насколько свежа солома в стойле, и только потом завел туда разборчивого гаррканца. Тот повздыхал, посопел, вяло пожевал овес из торбы и просительно заскулил, но возразить не решился. Лишь зажал зубами рукав хозяина и долго не отпускал, отчаянно не желая оставаться рядом с пугливыми дорассцами и породистыми эльфийскими скакунами, которые поглядывали в его сторону крайне отрицательно. Мальчишкам пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить коней просто пройти мимо стойла с недовольно всхрапывающим гаррканцем, да еще и успеть запереть, пока нервно вздрагивающие кони не надумали умчаться прочь, подальше от хищных желтых глаз.

— Смотри, что ты наделал, — печально вздохнул Белик. — Теперь они так и будут от тебя шарахаться. Нельзя было управиться с волками поаккуратнее? Хоть бы зубы прикрыл, чудовище!

Гаррканец виновато пискнул.

— Ну ладно, потерпи. Завтра с утра двинемся дальше, а там и до дома недалеко. Посиди тут, хорошо? И постарайся не напугать их еще больше, не то герр Хатор потом спросит с меня, отчего его кони всего за одну ночь стали похожи на мокрых куриц. Нам нельзя сейчас расслабляться: ушастые слишком близко. А я потом для тебя еще сыграю, хорошо?

Карраш послушно отпустил куртку. Он не хотел оставаться здесь один, не желал проводить ночь в компании тупых копытных, но ради еще одного танца был согласен ждать до утра. Только бы оно наступило побыстрее!

— Умница, — шепнул Белик и, признательно погладив коня по мощной холке, вдруг ласково чмокнул его в бархатные губы, чем заставил громадного зверя неверяще вздрогнуть: Карраш так редко получал от хозяина подтверждение своей благосклонности, что временами даже начинал в ней сомневаться. Зато теперь он с нескрываемым обожанием ткнулся носом в гладкую щеку и нежно потерся в ответ, но пацан быстро отвернулся и торопливо вышел, будто побоявшись собственной откровенности и присутствия молчаливых свидетелей.

Обеденный зал, разумеется, был переполнен. В него набились и пришлые (а это почти две с половиной дюжины человек, включая возниц), и конечно же местные, которые поспешили вернуться с полей, чтобы своими глазами взглянуть на заезжих гостей. Не столько из праздного любопытства, сколько чтобы воочию убедиться: люди приличные, разбоя чинить не станут, за топоры браться потом не придется, а жен и дочерей можно не прятать по подвалам.

Караванщики охотно сдвинули столы, позволяя желающим присоединиться к тесной компании, и добродушно посмеивались, степенно отвечая на нескончаемую череду вопросов, посыпавшихся на их бедные головы словно из рога изобилия.

Да, едут издалека… конечно, в Бекровель! Куда тут еще можно свернуть? Дорога-то? Да неплохая, в общем, только запущенная, но пройти еще можно. Хотя уже годов через десять… что? Почему по этой пошли, а не по восточной, как все? Так она длиннее на целых три дня — в обход болот же идет! Да и не боятся они трудностей: народу много, от лихих людей отбиться могут, телеги, если что, и на руках перетащат. Чай, не в первый раз! А по поводу волков… так им есть о чем рассказать!

Белик, поморщившись от неумолчного гомона, протиснулся между селянами, с разинутыми ртами слушающими рассказ про страшного оборотня, и юркнул на местечко, оставленное предусмотрительным дядькой. Сидеть в этой суете ему не хотелось, но верхние комнаты наверняка были не готовы, а если готовы, то только те, что поспешили занять истосковавшиеся по горячей воде девушки. Э-э-эх… но сейчас даже ушастые снобы вынуждены терпеть и точно так же париться в душной комнате, как все остальные.

— Мест мало, — вполголоса предупредил Дядько.

Пацан только пожал плечами.

— Могу и с тобой переночевать, не впервой.

— Только мы комнаты уже разыграли, — охотно сообщил с другого бока Аркан, лихо подкрутив тонкие усики. — Ты малость опоздал к раздаче, а потому вам с Урантаром досталась крайняя.

— Это которая рядом с женской? — немедленно навострил уши Белик.

Караванщики хохотнули, кто-то поперхнулся горячей кашей, а воин сочувственно хлопнул воспрянувшего пацана по плечу.

— Прости, нет. В другой стороне, как раз возле комнаты наших уважаемых «послов».

— Дядько! — немедленно вскинулся юноша, гневно сверкнув глазами. — Ты хоть бы предупредил!

— Я и предупредил.

— Нет! Про комнату!

— А что не так?

Караванщики развеселились еще больше, потому что Дядько с самым невозмутимым видом занялся содержимым своей тарелки. А вот Белик вспыхнул до коней волос, да так, что от его ушей можно было зажигать лучину. Затем метнул в сторону «послов» гневный взгляд, с отвращением оглядел посмеивающихся попутчиков и поднялся с лавки.

— Ты куда? — рассеянно поинтересовался опекун, нарезая тонкими ломтиками горячее мясо.

— Составлю компанию Каррашу, — ровно отозвался мальчишка, выбираясь из-за стола. — Ему там скучно одному, пусть хоть сегодня порадуется. С ним переночую.

— Не боишься, что Траш потом приревнует?

— Она девочка умная. Она поймет.

— Значит, мне больше места достанется, — пожат плечами Страж. Но Белик непримиримо сверкнул глазами и начал протискиваться к выходу.

— Осторожнее! — рявкнул кто-то из местных, когда в суматохе ему наступили на ногу. — Эй! Я кому сказал! Ты мне все пальцы отдавил!

— Отвали, — огрызнулся пацан, едва взглянув на взъерошенного парня. Тот был бос, а потому небольшой каблук наверняка чувствительно впечатался в голую ступню.

Парень возмущенно выдохнул, когда его проигнорировали, а потом еще и дерзко пихнули в бок. Да так больно, что на миг аж дыхание перехватило. Извинений он, разумеется, не дождался.

— Ну-ка, стой! — просипел он, силясь нормально вдохнуть.

— Щас! А ноги тебе не вымыть? Думать надо было, прежде чем тяпки свои выставлять наружу. Как раз туда, где по ним гарантированно пройдутся. Теперь терпи! Или ты не мужик?

— Что?! — придушенно взвыл бедолага, когда острый локоть во второй раз заехал ему под дых. Случайно, конечно. — Стой! Я тебе сейчас покажу, как… оу-у!

Он сдавленно прокашлялся и ринулся за наглецом вдогонку, но вдруг почувствовал на локте чьи-то железные пальцы и приглушенно взвыл. Из глаз сами собой брызнули слезы, дыхание перехватило. Бедолага скрючился, скорчился, стараясь хоть немного приглушить немилосердную боль в заломленной руке, невольно присел и только после этого очень осторожно покосился за спину.

— Не тронь его, — тихо велел Весельчак.

Парень быстро-быстро закивал и, едва локоть отпустил стальной зажим, моментально испарился. Ну их, чужаков этих. Пусть подавятся. Не то еще ножом пырнут и потом скажут, что так и было.

— Спасибо, — изумленно обернулся от дверей Белик.

— Не за что. — Ланниец снова опустился на лавку, словно не заметив обалдевших лиц караванщиков, которые только и ждали, пока он сорвется и надает мерзавцу по шее. Но за ту волшебную ночь, когда каким-то чудом удалось услышать пение эльфийской флейты, ланниец был готов простить очень многое.

— Э-э-э… рыжий? — вдруг донеслось от дверей неуверенное. — Слышь, кажется, я был не прав: ты хорошо разбираешься в людях. Может быть, даже слишком. Извини, ладно?

Весельчак снова кивнул.

— Эй! Ты не заболел, часом? — вдруг обеспокоился Ирбис. — У тебя жар? Лихоманка привязалась? Или от волков какая зараза передалась?

— Нет.

— А может…?

Весельчак коротко взглянул на приятеля, заставив того осечься, — слишком уж много горело в его темных глазах. Причем не дурашливого веселья, а того, чего опытный мечник никак не ожидал увидеть, — спокойной уверенности, удивительной серьезности и, что совсем уж странно, молчаливого требования не лезть не в свое дело.

Однако не успел Ирбис прокашляться, как ланниец уже отвернулся, а потом и вовсе уставился в пол.

— Рыжий? — мгновенно насторожился и Белик, но Весельчак не пошевелился, и пацан неожиданно прикусил губу. — Значит, это был ты?

Рыжий красноречиво промолчал, чем моментально притянул к себе все без исключения взоры, и в горнице воцарилась неловкая тишина.

— Ну и как? Понравилось? — вдруг с вызовом вздернул подбородок юнец. — Всем уже растрепал?

— Нет.

— Чего ж так? Такой отличный шанс подгадить! Просто подарок судьбы! Я бы не утерпел, наверное!

Рыжий внимательно посмотрел в голубые глаза Белика, невольно замер от вида стремительно разгорающихся там зеленоватых огней и на короткое мгновение провалился в бездонную глубину требовательно сверкнувших радужек. Крупные, невероятно яркие, потемневшие от гнева и осознания того, что его тайна раскрыта, они словно в самую душу заглянули.

Весельчак вздрогнул, будто от порыва холодного ветра, и внезапно осознал, что для странного пацана его ответ был важен. Настолько, что тот рискнул снова паясничать и откровенно нарываться, желая любой ценой его получить. А еще он неожиданно понял другое: Белик чего-то опасался. Нет, не его самого. Не насмешек. Не вопросов. Он боялся другого, и брошенный мимолетный взор в сторону темного только укрепил ланнийца в этом мнении. Кажется, дело было в Таррэне. И в том эльфе, который когда-то давно сделал пацану нечто плохое.

— Я же сказал: нет, — напряженно повторил рыжий. — Это твое дело.

Дядько кинул на племянника вопросительный взгляд, словно спрашивая, не двинуть ли любопытного попутчика по темечку, но Белик не обратил внимания — все так же пристально смотрел на рыжего, словно решая про себя: верить или нет? И ощущение это было настолько отчетливым, что Весельчак неожиданно почувствовал холодок между лопатками.

— Ладно, будем считать, что не врешь, — наконец сказал пацан, после чего отвернулся и толкнул дверь. — Дядько, я, пожалуй, не вернусь на ночь: здесь и без меня слишком тесно. Так что не жди и вовсю наслаждайся одиночеством.

— А ужин?

— Спасибо, у меня пропал аппетит.

— Странно, — насмешливо заметил Элиар. Сказал он это громко, так, чтобы хорошо расслышали все присутствующие. — Вот уж не знал, что иные смертные в столь юном возрасте предпочитают общество грязного животного компании себе подобных. Кажется, у некоторых развиваются нестандартные вкусы?

— Кто бы говорил! — незамедлительно фыркнули с улицы. — Но лучше уж ночевать так, чем стать четвертым в компании смазливых мужиков, которые даже при посторонних не стесняются укладываться втроем в одну постель!

Караванщики обомлели, а у местных дружно вытянулись лица. Создатель! Да что же творит этот сумасшедший пацан?! Как бы ни были терпеливы бессмертные, но этого даже самый мирный из них не стерпит!

И Элиар действительно не стерпел: слишком долго он сносил выходки мелкого наглеца, слишком долго потакал его выкрутасам, слишком многое спускал ему с рук, вот тот и решил, что все дозволено. Но на этот раз мальчишка зашел слишком даче ко, и теперь, похоже, его не спасут ни Страж, ни случай, ни даже заступничество человеческих богов.

Жутковато улыбнувшись, эльф медленно поднялся с лавки, на миг скрестил взгляд со взглядом обеспокоенного Урантара, который тоже приподнялся со своего места. А затем по комнате словно вихрь пронесся, разметав подскочивших на ноги караванщиков, брезгливо смахнув со стола кости, расплескав кубок с вином и оставив после себя почти неуловимую смесь ненависти, презрения и неприкрытого злорадства. Эльф поразительно легко отшвырнул с дороги замешкавшихся селян, а потом выскочил во двор, следом за беззаботно насвистывающим мальчишкой.

— Что, доигрался, сопляк? — тихо прошипел он, на ходу обнажая меч. — Теперь посмотрим, насколько ты смел!

ГЛАВА 10

— Элиар, нет! — вскрикнул Танарис, ринувшись вдогонку за собратом.

Таррэн похолодел и, поймав встревоженный взгляд Стража, плечом к плечу с ним выскочил наружу, цепенея от нехорошего предчувствия. Только не это! Не сейчас, когда у него начали налаживаться отношения с людьми! Ну зачем Элиару понадобилось дразнить пацана? Столько веков прожил, а до сих пор не понял, что смертные далеко не всегда дорожат собственными жизнями и что некоторые из них готовы со скалы броситься, лишь бы что-то доказать. Неужели не видно, что мальчишка провоцирует специально? Ждет только повода и плевать хотел на последствия?!

Снаружи раздался скрежет обнажаемого клинка, а затем наступило бесконечное долгое мгновение тишины, в течение которого у многих сердце упало: остроухие не зря слыли непревзойденными бойцами, а у пацана даже оружия при себе нет! Впрочем, если бы оно и имелось, шансов у него было все равно меньше, чем у попавшего под лавину человека, — Элиар сомнет и не заметит!

Караванщики мысленно застонали, едва представив, что может натворить взбешенный эльф, однако, к собственному удивлению, болезненного стона Белика так и не услышали. Только глухой звук от удара, словно светлый позорно промахнулся, злое шипение, а затем — обиженный звон вонзившейся в дерево стали. Следом донеслись раздосадованное «к’саш!» и свист. После чего до окаменевших от ужаса людей докатился страшный грохот и почти одновременно с этим — жуткий рык, от мощи которого содрогнулась входная дверь и зазвенела посуда на столах.

— Ч-что эт-то? — заикаясь, спросил кто-то. Но ему не ответили: караванщики выглядели не лучше, чем местные, ведь раздавшийся снаружи рев был им подозрительно знаком!

— Неужто опять? — сдавленно зашептались возницы. — Неужто выжил?!

— Оборотень? Или нет? — переглянулись воины, машинально потянувшись за оружием.

— Карраш, нет! — вдруг вскрикнул Белик, но его голос потонул в новом леденящем душу реве, в котором не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало конское ржание. Зато были до дрожи знакомые нотки, которые напомнили присутствующим о волкодлаке. — Карра-а-аш! Не смей!

У Аркана в горле странно булькнуло, а Весельчак ошарашенно разинул рот. Бешеный рык, от которого стыла кровь, повторился в третий раз, будто впавший в неистовство зверь потерял разум и принялся крошить хрупкие строения во дворе. То ли сам по себе, то ли гоняясь за юрким эльфом. То, что ушастый бы еще жив, стало ясно по донесшемуся снаружи сочному мату — эльф костерил проклятую скотину на все лады. Карраш отвечал взаимностью, повергая всех, до кого доносился его рык, в состояние полнейшего ступора.

От грохота тяжелых копыт отчетливо задрожали стены, на пол упало несколько глиняных кружек. Затем снаружи раздался скрежет сминаемого железа, за ним — неверящий возглас эльфа и звук удара, заставившийся его осечься. После чего — новый грохот, жуткий треск и отчаянный мальчишечий голос, в котором прорезался ужас:

— Карраш! Не смей его трогать!

Поняв, наконец, что снаружи никого не убили, караванщики опомнились и гурьбой высыпали на улицу, намереваясь спасти хотя бы пацана. Правда, пока не знали, от кого: то ли от Элиара, а то ли от неведомого чудовища. Однако, стремглав вылетев сквозь изрядно покосившийся проем и окинув широко раскрытыми глазами разгромленный двор, они испуганно замерли.

Как оказалось, Элиар был жив. И почти невредим, если, конечно, не считать порванной сорочки, уже окрасившейся кровью, да отпечатка копыта на груди. Причем, судя по нечеткому следу, Карраш слегка промазал, и его удар пришелся вскользь. Но он все равно отбросил высокомерного светлого на несколько шагов, изрядно вывозив в дорожной пыли и заставив сморщиться от боли в ребрах.

О том, сколько попыток достать верткого противника пропали впустую, можно было судить по вспаханной на глубину копыта земле, жалким остаткам конюшни, разгромленным ступенькам у входа и раскиданным по окрестностям нещадно переломанным доскам.

Судя по всему, завидев в руках перворожденного меч, гаррканец пришел в настоящее неистовство и, вырвав ограждения стойла, ринулся спасать хозяина. При этом не только разломал стену конюшни, но и выбил плечами несущие балки, сломав крышу, развалил по пути все, что только можно, и буквально грудью пробил себе дорогу наружу.

Теперь же взбешенный скакун метался в паре шагов от помятого светлого и люто грыз землю в тщетной попытке добраться до ненавистного эльфа. Элиар был просто не способен сейчас сопротивляться — так и сидел на траве, не в силах прийти в себя. Его покореженный меч валялся в кустах. А здоровенный жеребец стоял напротив него на коленях, припав на передние ноги, напрягался всем телом и упорно пытался подняться. Но не мог, потому что повисший на его шее Белик, намертво обхватив руками страшновато изменившуюся морду гаррканца, упорно пригибал ее к земле.

Мальчишка тяжело дышал, на побагровевшем от натуги лице блестели капельки пота, дыхание вырывалось рваное, хриплое. И только сейчас стало отчетливо видно, насколько силен хрупкий с виду подросток, какая мощь кроется в его тонких запястьях, сумевших удержать взвившегося на дыбы зверя, которого язык не поворачивался назвать простым конем.

Они, несомненно, боролись, почти не уступая друг другу, — обезумевшая от ярости скотина и беззащитный ребенок, у которого хватало сил удерживать это чудовище на месте. Более того: в какой-то момент Белик извернулся и, изогнувшись всем телом, оплел толстую шею Карраша еще и ногами, а затем снова стиснул, заставив бьющегося скакуна закашляться. Сам пацан побледнел, напрягся еще больше, но держал свою зверюгу до тех пор, пока взбешенный гаррканец наконец не сдался и не упал обессиленно на бок.

Белик упал вместе с ним, ударившись плечом и левым бедром, однако хватку не ослабил. Неимоверным образом вывернув конскую голову, он надавил на горло гаррканца еще сильнее, вынуждая верного друга отказаться от настойчивого желания убивать.

Чего ему это стоило, знал, наверное, только побледневший до синевы Дядько, застывший на крыльце рядом с Таррэном. Однако даже безнадежному дураку было сложно недооценить сумасшедшую силу Карраша. Это было понятно по вздувшимся под кожей мышцам, но вылезшим наружу венам, хищному блеску в глазах, нещадно вспаханной земле и тем разрушениям, что царили сейчас во дворе. Будто это не конь тут метался в попытке убить ненавистного эльфа, а настоящая хмера.

Правда, и сейчас Карраш не желал сдаваться: его передние ноги безостановочно скребли землю, царапая ее выскочившими из копыт когтями — толстыми, почти с ладонь, немного загнутыми, как петушиная шпора, и невероятно острыми. Удлинившаяся морда неистово щелкала клыками, которые в этот момент потеряли всякое сходство с зубами травоядного. Тугие бока ходили ходуном. Пушистый хвост стал жестче, тоньше и хлестал воздух так яростно, что, казалось, рассекал его как хлыстом, а во взгляде потемневших от гнева глаз стояло такое бешенство, что даже темному эльфу стало не по себе.

— Перестань… Карраш, хватит! — задыхаясь, выдавил Белик. — Ну не надо… Я же не могу держать тебя вечно. Остановись, слышишь?! Плевать на ушастого, пусть живет!

Карраш захрипел и рванулся снова.

— Он же пошутил, честное слово! — простонал пацан, хорошо понимая, что его сил надолго не хватит, а остальные ничем не помогут — скакун не подпустит к себе никого больше. Дядько, кстати, прекрасно это знал, а потому мудро не приближался сам и остальным не позволял. — Карраш! Перестань! Он не хотел ничего дурного! Просто развлекался, дурачился, веселился… Да хватит же! Не надо, слышишь?! Остановись, он же… С’сош!

— Г-р-р!

— А ну замри, скотина проклятая, или зашибу! — вдруг обозлившись, чужим голосом рявкнул Белик. — Небом клянусь, покалечу!

От его рыка дрогнули даже бывалые воины, а когда у пацана странно полыхнули глаза, по коже у многих пробежали холодные мурашки: радужки у мальчишки внезапно налились ядовитой желтизной, которая на фоне голубого фона показалась им совсем жуткой. А вороной наконец-то застыл как парализованный и очень осторожно, но вполне осмысленно покосился на хозяина.

Белик со злости едва не влепил по оскаленной морде кулаком, но заметив, что окрик подействовал, все же опустил занесенную руку.

— Умница. Ну все, хватит, — донесся до людей его увещевающий голос, мгновенно утративший пугающие нотки. — Не надо ни на кого бросаться, он не враг. Он совсем не хотел меня поранить, только напугать чуть-чуть, совсем капельку… Элиар! Эй, ушастый! Да очнись, наконец, и скажи, что так и было!

— А-а-а… — невнятно промычал не пришедший в себя эльф.

— Вот видишь? А ты его чуть не прибил. Ну разве можно кидаться на незнакомых эльфов очертя голову? А если бы он тебя поранил?

Карраш поморщился и соизволил даже презрительно фыркнуть. Но голос хозяина сделал свое дело — ноги гаррканца прекратили наконец загребать распаханную землю, шипы с тихим щелчком вернулись в раздвоенные копыта, а в глазах постепенно угас бешеный огонь. Наконец гаррканец в последний раз шумно выдохнул и обмяк.

Белик продолжал поглаживать взмыленный бок и что-то шептать в остроконечное ухо. Он тоже тяжело дышал, лицо оставалось бледным, усталым, будто недавняя борьба заставила его выложиться полностью. Правда, едва Дядько неуверенно шагнул в их сторону, у Белика моментально изменилось лицо.

— Стой. — И Страж послушно остановился. — Не надо, мальчик еще зол. Лучше уведи отсюда ушастого да меч припрячь.

— Думаешь, сорвется?

— Он еще слишком молод. Не будем рисковать.

Седой понятливо кивнул и, придержав Таррэна и Танариса за локти, отправился за светлым сам. А проходя мимо недовольно ворчащего гаррканца, наглядно убедился: Белик был прав — Карраш хорошо знал его запах, помнил, кто свой, а кто чужой, но инстинкты все равно сработали. Вороной жадно дернулся навстречу, среагировав на приближение Урантара подобно ждущему в засаде хищнику. Он едва не цапнул Стража за сапог, но хозяин был начеку — щелкнул по мохнатым ушам и до боли надавил на нежные ноздри.

Карраш мгновенно опомнился и виновато уткнул морду в его плечо, после чего раскаянно потерся, заскулил. Мол, прости, не остыл еще, больше не буду. А Дядько незаметно перевел дух и поспешил к растерянному эльфу.

Караванщики остановившимися взглядами проводили вернувшегося Стража, который своим телом закрывал от необычного зверя пришибленного Элиара, а затем с рук на руки сдал собратьям.

— Уведите его. Надеюсь, к утру Карраш отойдет и позволит нам продолжить путь без проблем. А пока лучше вернуться в дом. Ну, чего встали?!

Перворожденные переглянулись, но хищно оскалившийся гаррканец, взирающий на них снизу вверх, выглядел красноречивее всяких слов. Уж если этот зверь едва Элиара сгоряча не зашиб, значит, он действительно нечто большее, чем тупая скотина.

Едва перворожденные скрылись в доме, Белик с шумным вздохом сполз на изрытую землю, разбросав руки в разные стороны, и так застыл, бездумно глядя в безупречно чистое небо. Освобожденный гаррканец внезапно извернулся диким котом, подскочил на месте и молниеносно оказался на ногах. Расставив мощные копыта и пригнув оскаленную морду книзу, словно готовый к броску зверь, он темной глыбой навис над мальчишкой и угрожающе уставился на замершую возле крыльца толпу. Будто выискивал другого болвана, который вздумал бы наставлять оружие на его хозяина.

— Цыц, — лениво отозвался Белик, для верности шлепнув ладонью по мускулистой голени зверя.

Карраш перестал щериться, доверчиво ткнулся носом в живот мальчишки и нежно заурчал. Белик улыбнулся, с готовностью уцепился за его шею и позволил вздернуть себя на ноги, после чего потрепал лоснящуюся холку и, наконец, обернулся к зевакам:

— Дядько, пожалуй, мы погуляем по округе. Чего в четырех стенах сидеть? Заодно Карраш проветрится, успокоится, поест вволю.

— Смотри, чтоб рыбой не обожрался, — проворчал Страж, убирая руку от пояса. — А то в прошлый раз как дорвался до бесплатного, так потом с неделю ходил дурной. Все зубы скалил, паразит хвостатый.

— Так это он не из-за рыбы, — авторитетно заявил мальчишка. — Помнишь, ты его за дворец отчитал? Вот малыш и расстроился. Думал, его похвалят за хороший вкус, а мы с тобой так обозлились…

— Конечно. Нам лишнее внимание, как собаке — пятая нога!

— Да ладно, — легкомысленно отмахнулся Белик. — Зато смотри, какой он у нас теперь красивый!

Дядько покачал головой, явно не желая соглашаться, а юноша ухватился за шелковистую гриву и одним движением вскочил на конскую спину. Карраш не сопротивлялся, только потоптался на месте, словно привыкал носить хозяина без седла, а потом черной стрелой сорвался с места, едва не снеся по пути ворота и не растоптав гревшуюся на солнышке рыжую кошку. Та истошно мяукнула и прыснула в сторону, но гаррканец даже не замедлился — просто подпрыгнул, мощно оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, и невесомой пушинкой перелетел через забор. По ту сторону тына тяжело бухнуло, скрипнули потревоженные доски, а затем по деревянному настилу прогрохотали копыта.

— Ничего не хочешь объяснить? — поинтересовался у зашедшего в дом Стража недовольный Элиар. Он уже успел переодеться и отереть перепачканное лицо, но взгляд, которым эльф одарил невозмутимого седовласого, был весьма далек от приветливого.

Дядько пожал могучими плечами:

— Нам повезло, что Карраш до тебя не дотянулся, — обычно он предпочитает не оставлять от противников частей крупнее собственных копыт. Кстати, малыш еще и ядовит. Если хоть капля попадет в кровь, не спасут даже маги. В том числе и ваши, так что будь осторожнее. Рубаху и куртку можешь выкидывать — они через пару дней расползутся на нитки. Меч сломан, но тут уж я помочь не могу — слюни этого чудовища растворяют даже камни, поэтому смирись и купи новый. А что касается остального… боюсь, вам придется держаться от Белика подальше: Карраш, даже если остынет, все равно никогда не забудет.

— Что это за тварь? — угрюмо спросил Танарис. — Где водятся такие монстры?

— А ты еще не понял? — наигранно удивился Страж. — Каррашик родился слишком близко к заставам, а потому ничуть не тупее иного бессмертного. И, как все создания тех мест, немного отличается от обычного зверя.

— Немного?! — взвился Элиар, припомнив острые зубы и скрытые до поры до времени когти зверя. — Да этот монстр меня едва не сожрал!

— У Карраша есть правило — не нападать без причины, — спокойно парировал Дядько, бесстрашно глядя на эльфа в упор. — И если он это сделал, значит, причина была.

Светлый в ответ едва не зарычал.

— Ты бы присматривал за сопляком получше! Если бы не он, ничего бы не случилось!

— Если бы ты был более терпимым, все сложилось бы по-другому. Бери пример с Таррэна.

— Что?! Мне еще от смертных проповедей не хватало!

— Угомонись, Элиар, — ровно сказал темный. — Урантар прав: ты начал первым.

— Это он начал!

— Белик — всего лишь мальчишка, а ты — бессмертный. Стоит хотя бы иногда оправдывать прожитые века и не обращать внимания на тех, кто слабее и в силу ряда причин не слишком разумен. Ты же не срубишь дерево, которое мешается на пути? Нет, ты его просто обогнешь, потому что это будет правильнее, чем губить не тобой созданную жизнь. И разумнее, чем вымещать злость на беззащитном детеныше. Разве не так?

Светлый яростно дернул щекой, но в новый спор ввязываться не стал: это действительно глупо. Даже ему все было понятно, не то что тупым смертным, которых набилось сюда, как рыбин в бочку. К’саш! Они еще и слышали разговор! Ну, совсем прекрасно!

Развернувшись, раздраженный эльф покинул комнату, по дороге мстительно пнув ни в чем не повинную лавку, чтобы хотя бы через акт бессмысленного разрушения излить нерастраченную злость. Несчастная лавка жалобно скрипнула и разом просела, но Элиара это не удовлетворило: он двинул по ней снова и, только убедившись, что лавку уже не починить, ушел.

— Почему ты не рассказал нам о звере? — тяжело посмотрел на Стража Танарис.

— В этом не было необходимости.

— Неужели?

Дядько выдержал пронзительный взгляд светлого, налившийся неожиданной силой — повелевающий, гасящий волю, ломающий хрупкий человеческий разум… и насмешливо хмыкнул.

— На меня ваша магия не действует, можешь не стараться.

Эльф раздраженно мигнул, и его глаза погасли. Да, их предупреждали об этом, но проверить все равно стоило. Кто знает, на что в действительности способен настоящий Страж?

Танарис недовольно поджал губы и последовал за взбешенным собратом, а Дядько, встряхнувшись, отправился на свежий воздух. Снова. Подальше от угрюмо молчащей толпы и множества вопросительных взглядов, которые уже начали раздражать.

— Плохо, — вполголоса посетовал Таррэн, выходя следом за Урантаром на улицу. — Хранители упрямы и не слишком приветствуют идею похода, считая, что могут решить проблему самостоятельно. А теперь нам будет еще сложнее — Элиар может отомстить. Танарис не столь агрессивен, но он не станет вмешиваться, и тебе придется быть очень внимательным: у светлых невероятно развито чувство солидарности.

— Не волнуйся: я хорошо представляю, чего они стоят.

Темный поежился от бесцветного голоса Стража и мысленно поразился: седовласый сказал это так, словно ждал сегодня от светлых именно такой реакции. Констатировал ее, как свершившийся факт. Но не значит ли это, что он просто… знал?!

Таррэн вдруг ошеломленно замер, уставившись на человека так, будто впервые увидел.

— Вы что, специально их стравили?! И Белик намеренно выводил их из себя?!

— Почему только их? — невозмутимо отозвался Дядько, и Таррэн осекся, запоздало поняв все остальное.

К’саш… Да как же это? Как седой мог так подставить пацана?! Всерьез рисковать его шкурой, позволяя открыто глумиться над попутчиками?! И ради чего?!

Эльф судорожно вдохнул, внезапно осознав всю глубину коварства седовласого, позволившего родному племяннику (или не родному?!) безнаказанно изводить перворожденных. Даже сегодня не стал перехватывать Элиара, хотя тот вполне мог поранить сопляка! Более того, Страж успел бы вмешаться, но не стал. Вот что темный увидел в серых глазах! Страж не стал ничего делать. Лишь для того, чтобы во всей красе рассмотреть неприглядные души бессмертных, понять, на кого из них троих можно положиться, а кто переломится в самый неподходящий момент, как подгнившее бревно! Значит, Мирдаис предупреждал его именно об этом?! Терпение…

Проклятье! Не мог сказать яснее?!

Но подождите-ка… а не для того ли тогда вообще был придуман этот дурацкий караван с фальшивыми послами, следующими в Бекровель, чтобы не афишировать конечную цель похода — Проклятый лес? Не для того ли, чтобы один-единственный человек мог спокойно разобраться в обстановке и решить, стоит ли вообще иметь дело с перворожденными в таком важном поручении, как поиск сильнейшего артефакта Лиары в Лабиринте?! И если так, то может быть…

Таррэн едва не выругался вслух, потому что пришедшая ему в голову новая мысль была еще более дикой, чем предыдущая. А если вся эта безумная идея с караваном принадлежала совсем не королю?! Если ее автором и непосредственным исполнителем был исключительно коварный, дьявольски предусмотрительный Страж?! Проклятая Гончая, у которой хватило наглости ставить перворожденным свои условия?! Могло ли быть такое, что своенравные Дикие псы просто отказались бы вести в Проклятый лес чужаков? Могли ли они устроить эльфам проверку?!

Таррэн ненадолго заглянул в холодные глаза стоящего перед ним смертного и с содроганием понял: могли. И сделали, чтоб им провалиться на месте! Ловко, изящно, с потрясающим хладнокровием, рискнув даже здоровьем Белика, который намеренно доставал всех своими подначками, чтобы заставить попутчиков показать свои сильные и слабые стороны. Впрочем, с таким скакуном, как гаррканец-полукровка, ничего страшного пацану не грозило: Карраш не позволил бы причинить ему вред. Но кто бы мог подумать, что такие твари вообще существуют на свете! Может, дядька сам его когда-то и привез с заставы! Вот, значит, для чего его взяли с собой! Надежный спутник, тоже мне… Трэнш воррак! Иррадэ! Но этот упрямый безумец все-таки добился своего! Легко и непринужденно получил все необходимые сведения и теперь смотрел на оторопевшего от внезапной догадки эльфа снисходительно, насмешливо и немного устало.

И это — обычный человек?!

— Зачем ты говоришь об этом мне? — тихо спросил Таррэн, когда вихрь из догадок в его голове немного улегся.

Дядько снова пожал плечами:

— Мне показалось, с тобой можно иметь дело. К светлым я не повернулся бы спиной, а к тебе, пожалуй, рискну.

— Надо же… — иронически хмыкнул эльф. — И откуда такое доверие?

— Ты ни разу не тронул Белика, — совершенно серьезно ответил Страж. — Для меня это важно. И для него — тоже, хотя сам он никогда не признается. Ты другой. Ты настолько не похож на обычного темного, что это даже странно.

— Ну… терпение у меня, конечно, немалое, но отнюдь не бесконечное.

— Малыш больше не будет. Признаний в любви и извинений не жди, но нарываться он не станет. Слово Стража.

— Верю, — медленно ответил Таррэн. — Но зачем было так рисковать? А если бы кто-то из нас сорвался раньше? Танарис или Элиар?

— Для нашего дела достаточно тебя одного, — ровно сообщил Страж. — Ну, они важны, конечно. Но тебя бы никто не тронул в любом случае. Ведь ты у нас один, а этих двое… мало ли несчастных случаев на дороге? К тому же владыка не откажет нам в просьбе прислать новых хранителей, если со старыми что-то пойдет не так.

Таррэн поперхнулся.

Замечательно! Теперь выясняется, что ради дела можно и прирезать по пути парочку сварливых эльфов, если те вдруг надумают вести свою игру! И где-то глубоко внутри тлело смутное подозрение, что Стражи смогут проделать это так же легко и непринужденно, как недавно заставили эльфов обнажить свою суть.

— А ты не слишком со мной откровенен? — вдруг насторожился эльф.

Дядько беззвучно рассмеялся:

— В самый раз. А пока тебе лучше вернуться к своим. Наверняка испереживались, болезные.

— Шутник, — хмыкнул Таррэн. — Где ты видел, чтобы светлые беспокоились о чем-то, кроме своей выгоды?

— А темные — кроме своей гордости? — в тон ему подхватил седовласый.

Таррэн с нескрываемым облегчением выдохнул, чем еще раз доказал, что на высокомерных сородичей походил лишь цветом глаз и шевелюры, да и ту в знак протеста собирал в конский хвост, презирая неудобные прически. Окинув новым взглядом Стража, он пораженно покачал головой, искренне восхищаясь человеческой наглостью, а затем послушно направился в дом — успокаивать раздраженных собратьев, которые, кстати, взвились бы окончательно, если бы только слышали этот разговор.

Уже наверху Таррэн стер с лица неподобающую перворожденному усмешку, придал ему скучающее выражение, а затем подумал, что зря так долго откладывал посещение Серых пределов. Целых двести лет не мог выбрать время, чтобы хоть глазком взглянуть на знаменитые заставы и потрясающих в своей необычности тварей Проклятого леса. Потому что если живущие там люди хоть немного похожи на этого седовласого интригана, если Стражи относительно терпимы ко всем расам, то рядом с ними вполне можно будет ужиться даже такому бродяге, как он.

Это ли не повод изменить своим принципам?

Белик и чем-то ужасно довольный Карраш вернулись к каравану лишь к следующему полудню. Как нашли дорогу, никто не спрашивал: здоровенный гаррканец, судя по всему, обладал массой скрытых талантов, а потому без особого труда нашел и нагнал медленно плетущиеся телеги.

Дядько лишь вопросительно приподнял брови, выразительно оглядев мокрую одежду племянника, с которой до сих пор скатывались блестящие капельки, и босые ступни, упирающиеся в бока гаррканца. Но Белик только отмахнулся: мол, пустяки. Главное, что Карращ согласился оставить эльфов в покое.

— Вы чего? Прямо на ходу в реку упали? — не сдержал улыбки Гаррон.

— Не-а, — на удивление благодушно отозвался пацан. — Просто мне приспичило с утра порыбачить, а это злобное чудовище решило помочь. Знаешь, как он глушит рыбу? Разбегается по склону, а потом всем телом падает в воду!

Караванщики нестройно рассмеялись, сообразив, что наглая скотина наверняка просто позабыла предупредить хозяина о своем «вспоможении» и плюхнулась в реку, окатив мальчишку с головы до ног.

— Не страшно рядом с таким зверем-то? — настороженно покосился на скакуна Ирбис.

Белик улыбнулся:

— Не. Карраш у нас — существо стадное, а потому будет подчиняться тому, кого считает вожаком. У нас так заведено.

— А ты при чем? — удивился Молот.

— Так я сильнее и уже не раз это доказывал! — с важным видом надулся мальчишка.

Весельчак с сомнением хмыкнул:

— Хочешь сказать, он с тобой борется? И каковы результаты?

— Ну-у-у… — задумчиво протянул Белик, почесав макушку, а затем вопросительно посмотрел на норовистого друга. — Как считаешь? Я пока соответствую?

Карраш согласно хрюкнул и, хитро прищурившись, отряхнулся. Да так энергично, что потерявшего бдительность мальчишку мигом сдуло со спины.

— Вот наглец! — проворчал он, ловко приземлившись на ноги, и погрозил четвероногому другу кулаком. — Погоди! Вернемся домой, и Траш за тебя возьмется сама, а у нее разговор короткий: напакостил — получай по морде!

Гаррканец скорчил жутковатую гримасу и, нимало не расстроившись, помчался прочь, поближе к протоке, рядом с которой устроились на отдых люди. Влетел в протоку на полном ходу, погрузившись по самое брюхо, и принялся жадно заглатывать холодную воду. Хоть лето и было в разгаре, однако близость гор уже сказывалась: вода в ключе была ледяной.

— Смотри, запаришь, — предостерег Аркан, но Белик только отмахнулся:

— Он у меня холода не боится. Огонь только не любит, а все остальное — пожалуйста.

— И как ты с ним ладишь?

— Он меня не злит, а я не заставляю делать то, что ему не нравится.

— А как же яд? — полюбопытствовал Весельчак. — Вдруг поранит?

Белик на мгновение Задумался, но потом легкомысленно тряхнул головой:

— Нет. Малыш очень осторожен. К тому же яд не всегда выделяется, а только когда он сам этого захочет. Когти Карраш всегда прячет, да и зубы зря не распускает. Он у меня умница!

Караванщики переглянулись, похмыкали, но, кажется, не очень поверили.

— Малы-ы-ыш, подойди-ка сюда! — вдруг позвал пацан, и мокрый гаррканец немедленно примчался обратно. — Покажи дядям зубки. Да не эти, чудо мое! Все покажи, а то они сомневаются в том, что ты у нас особенный.

Карраш оскорбленно всхрапнул и разинул пасть, разом уподобившись диковинному питону и заодно продемонстрировав собравшимся красную глотку. А там, за первым рядом совершенно обычных зубов, как у нормальных травоядных, начал выдвигаться из десен второй — с острыми, хищно загнутыми внутрь, неимоверно длинными и поистине жуткими клыками, от одного вида которых хотелось осенить себя охранным знаком.

— Страсти какие! — передернул плечами герр Хатор, на всякий случая отойдя подальше.

— Я же говорил, что он демон, — заметил седовласый, бесстрашно похлопав гаррканца по спине.

— Но я не думал, что это на самом деле окажется так!

— Теперь убедился?

— Да уж, — пробормотал купец. — Теперь того и гляди — в кошмарах сниться станет!

Карраш польщенно заурчал, но Белик не позволил ему закрыть рот, а, подхватив с земли длинную палку, вдруг ловко надавил на передний клык, с кончика которого соскользнула крохотная желтая капелька.

— О! Глядите-ка! — Пацан торжествующе сунул задымившуюся деревяшку прямо под нос беспокойно загомонившим людям, и те дружно шарахнулись в стороны. Палка тем временем потемнела, почернела, обуглилась, а затем с хрустом переломилась на две части. Как раз там, где ее коснулась ядовитая слюна.

Гаррканец, удовлетворившись произведенным эффектом, гулко сомкнул пасть и смахнул длинным языком упавшую капельку, чтобы никого не задело, но затем все-таки не удержался: хитро сверкнул глазами и, кровожадно оскалившись, ринулся на молодого хозяина, к полному ужасу караванщиков. У Стража, который давно привык к манере общения своих подопечных, это вызвало лишь снисходительную усмешку.

Белик от зубов зверя ловко увернулся, а затем запрыгал по поляне, старательно делая вид, что напуган и сейчас вот-вот упадет прямо под копыта. Карраш добросовестно рычал, фыркал и гонялся следом, звучно щелкал зубами, распугивая мелкую и крупную живность. Но стоило мальчишке действительно споткнуться о какую-то корягу, зверь мигом подхватил его под локоть и не позволил упасть. Лишь тогда несведущие люди сообразили, что молодежь просто дурачится и никакой опасности нет: гаррканец ступал очень осторожно, убрав когти в копыта, а ядовитые зубы вновь спрятал в десны, чтобы даже случайно никого не поранить.

Таррэн неодобрительно покосился на его мощные челюсти и некстати подумал, что совсем недавно они вполне могли откусить ему пальцы. А если не откусить, то хотя бы оцарапать. Потому что одного легкого прикосновения его клыков вполне хватило бы, чтобы получить смертельную даже для эльфа дозу яда, при этом навсегда забыть о доме, походе, Стражах, амулете и всем остальном. Даже о том, что очень скоро подойдет время для второго совершеннолетия, а у него до сих пор нет подходящей пары.

Эльф подавил тяжелый вздох и мельком взглянул на играющего с гаррканцем мальчишку, который несколько дней назад так точно описал печальное будущее его расы. Как ни грустно сознавать, но Белик был прав: бессмертные действительно вымирали. Потому что из-за собственной гордыни утратили то единственное, что могло дать им шанс устоять рядом с быстро разрастающимся человечеством, — сами, своими руками погубили бесценную молодежь, которая бездумно ринулась на чужие мечи и копья в эпоху расовых войн. Кого еще, кроме глупых мальчишек и наивных девчонок, могла соблазнить мысль о мировом господстве? Кому, как не им, было вбивать в голову давно изжившую себя идею превосходства над остальными расами? А они поверили и погибли: кто-то со славой, кто-то, наоборот, безвестно… О да, Изиар — проклятый владыка эльфов сослужил плохую службу своим потомкам. Из-за него почти перестали рождаться дети — в той войне погибла большая часть молодых эльфов, из-за него утрачены знания многих эпох, просто потому, что их некому оказалось передавать.

Конечно, были и радостные вести: наступил долгожданный мир, в Темном лесу вскоре вновь зазвучали голоса молодых перворожденных. Когда-то и его собственный голос звучал там тоже. Но юных эльфов было слишком мало. И слишком рано их учили презирать остальные расы, чтобы незрелые умы могли вычленить из огромной кучи пафосного мусора, что так щедро лили на них хранители знаний, рациональное зерно.

Да, Белик был прав во всем. В том, что бессмертные утратили свои позиции. В том, что давно преступили черту, которую преступать не стоило. В том, что, отчаявшись, обратились даже к людям, настойчиво ища путь для спасения своей увядающей расы. К презираемым, зато таким плодовитым людям, которые оказались совершенно беззащитными против воли владык и магии хранителей.

И этим охотно воспользовались, надеясь, что чужая, но молодая и свежая кровь позволит вернуть утраченное. Но, видно, справедливость все-таки существует на этом свете, потому что эльфы не достигли ничего. Вернее, ничего из того, что хотели: выяснив, что их раса совместима со смертными, они тем не менее не сумели создать полноценных перворожденных, о которых так страстно мечтали. А вместо них получили лишь бледную пародию на себя — полукровок с человеческими чертами лица и недоразвитыми эльфийскими ушками, от которых начинало тошнить любого бессмертного.

После такого провала эльфы уничтожили почти два десятка молодых женщин, моливших о пощаде, но так и не дождавшихся ее. А вместе с ними — и малышей-полукровок. А потом забыли обо всем как о неприятном сне. И это было той самой ошибкой, которая несколько веков назад чуть не стоила темному владыке Л’аэртэ трона, а его старшему сыну Талларену илле Л’аэртэ, лично занимающемуся важными для народа эльфов экспериментами, — жизни.

И об этом тоже мало кто знал.

«Конечно, Белик прав», — в который раз подумал Таррэн, невольно припомнив выражение ненависти на столь юном лице. Прав, что столь яростно ненавидит темных. Сто раз прав, потому что они это заслужили. Так их могли бы ненавидеть родичи погибших девушек. Отцы, мужья, братья, наконец, если бы когда-нибудь проведали, куда пропали их прекрасные половинки. А ведь они действительно были красавицами — щепетильный наследник трона тщательно отбирал каждую, с тем чтобы потом собственноручно вонзить свои мечи в их изболевшиеся сердца. Правда, этот позор случился слишком давно, чтобы мальчишка мог о нем проведать. Но легче от этого не становилось.

Впрочем, чрезмерно осведомленный пацан не знал и другого: не только эльфийки утрачивали с возрастом возможность дарить новую жизнь. Мужчин этот рок тоже касался, только немного позже, лет этак на триста-четыреста. Но даже так, замедлившись и растянувшись во времени, он делал ситуацию по-настоящему безвыходной: если не успеть найти себе пару до второго совершеннолетия, то наследника уже не будет. Ему самому осталось до роковой даты чуть меньше месяца. Потом — все, никаких шансов на наследника, а это означало только одно: медленную, неумолимую смерть всей его ветви. Вопрос был только в сроках.

Темный эльф неожиданно перехватил пристальный взгляд голубых глаз, в которых, как всегда, зажглась неподдельная ярость, и отвернулся: похоже, зря он подумал о неизбежном. Потому что если верить холодному блеску в этих глазах, если взглянуть на неподвижное и будто окаменевшее от застарелой боли лицо человеческого мальчишки, Таррэн может и не дожить до своего второго совершеннолетия. Хотя, возможно, это и к лучшему.

ГЛАВА 11

Через несколько дней приглядывающийся к попутчикам Гаррон осознал одну удивительную вещь: Белик наконец-то смирился с присутствием перворожденных. Не принял, не признал, а именно смирился. Он внезапно перестал язвить по любому поводу, стал гораздо сдержаннее в словах и даже слегка посерьезнел. Особенно в том, что касалось бессмертных. Куда-то исчезли злые шутки и бесконечные насмешки, а неприличные байки вдруг сменились нейтральными историями и забавными случаями, подслушанными когда-то или же явно придуманными прямо на ходу.

Он больше не уходил надолго во время дневных стоянок и с аппетитом уплетал еду вместе со всеми. Вечерами так же охотно подсаживался к общему костру и с видимым удовольствием вступал в беседу. Причем говорил на любые темы, демонстрируя обширные и разносторонние познания, весьма зрелые для своего возраста суждения и неожиданное понимание многих вещей, которых знать ему в общем-то было и не положено.

Разумеется, из его речи не исчезла некоторая настороженность по отношению к эльфам, но прежнюю пугающую ненависть он надежно спрятал. И теперь ее можно было разглядеть, только если всматриваться в пронзительные, временами вызывающие оторопь голубые глаза. Или подметить в прохладном тоне, когда речь заходила о Таррэне и темных вообще, однако далее тогда он если и бросал в сторону эльфов неприязненные взгляды, то старался делать это как можно более незаметно.

Донна Арва тоже не могла нарадоваться на неутомимого помощника: Белик ни разу не изменил своему правилу и с готовностью выполнял все, что от него просили. Принести воды, вырыть яму для костра, оттащить подальше пищевые отходы — все это, на удивление, не составляло для него никаких проблем. А на вопрос о причине удивительного рвения, который как-то в шутку задал неугомонный Аркан, Белик спокойно ответил, что каждый делает в походе то, для чего лучше всего пригоден, и если он может хотя бы таким образом отблагодарить прекрасных женщин за ежедневную заботу, то считает нужным это выполнять. За такие слова он заслужил море признания, ежедневный горячий ужин, мягкий тюфяк для спокойного сна и самые лучшие куски, которые размякшая за время пути повариха вдруг начала для него незаметно откладывать.

Радость ее была неподдельной еще и потому, что Белик ни разу не сделал попытки увести ее молодых подопечных из-под бдительного надзора. Не распускал руки и не порывался остаться с кем-то из них наедине. Проторчать весь день возле медленно катящейся повозки, развлекая скучающих дам, — что может быть проще? Проводить до реки и обратно — пожалуйста! Рассказать интересный случай из жизни — пара пустяков! Насмешить — легко! Но выразительные взгляды девушек, поддавшихся очарованию его удивительных глаз, Белик будто не замечал.

Таррэн с некоторой подозрительностью воспринял такие внезапные перемены. Вдруг подвох? Опять подстава? Очередная пакость замедленного действия? Он даже приобрел дурную привычку проверять присутствие пацана в лагере перед сном, чтобы быть уверенным, что не пропустит никакой каверзы. Однако Белик больше ни словом, ни делом не напомнил о том, что было, и день за днем оставался спокойным, сдержанным на язык и временами слегка задумчивым.

Дядько, по обыкновению, ни во что не вмешивался. Кажется, доверял племяннику целиком и полностью. Только внимательно следил, чтобы Элиар не приближался к Каррашу и Белику, а те, в свою очередь, обходили затаившего обиду эльфа стороной.

Танарис постоянно держался рядом с братом. Тот, но вполне понятным причинам, стремился оставить между собой и смертными как можно большее расстояние, а другие в обозе старательно делали вид, что ничего не замечают. Вот и вышло, что светлые постепенно сдвинулись в голову каравана, в конце концов, оставшись в полном одиночестве; купец, напротив, стал держаться поближе к обожаемым дочерям; а молчаливый Страж теперь частенько оказывался возле Таррэна, который не только не возражал против такой компании, но и поддерживал разговор, весьма живо интересуясь Серыми пределами.

Разумеется, Белик не обрадовался такому соседству, но вслух опять же протестовать не стал. Ограничился тем, что благоразумно придержал Карраша, чтобы держать темного в поле зрения, но ему самому при этом на глаза не попадаться. И вскоре Таррэн заподозрил, что предусмотрительный пацан ни при каких условиях не повернется к нему спиной.

— Где вы нашли Карраша? — вполголоса спросил эльф, в очередной раз поравнявшись со Стражем.

Дядько, не поворачивая головы, улыбнулся:

— Это он к нам заявился. Однажды увидел Траш и больше не ушел.

— Кто такая Траш?

— Подруга наша, — усмехнулся Страж. — Любимица Белика. Я бы даже назвал ее красавицей, но, боюсь, со мной немногие согласятся. А вот Карраш от нее без ума. Будь он человеком, я бы с уверенностью сказал, что малыш втрескался без памяти, а так… не знаю. Похоже, сперва они несколько месяцев переглядывались с разных холмов, прежде чем он рискнул подойти познакомиться. Траш — девушка суровая и резкая, но отходчивая. Белик как-то обмолвился, что сначала она чуть не пришибла нового знакомца сгоряча, а потом все-таки смягчилась. И для Карраша это, поверь, большая удача. Он горд, обидчив и любит всякие каверзы, но с его габаритами это бывает опасно для окружающих, поэтому Траш боялась, что он кого-нибудь поранит. Она долго приучала его к людям — поначалу издалека, заставляя привыкнуть к мысли, что с нами можно иметь дело, потом постепенно подводила поближе, знакомила и только последние пять лет разрешила жить рядом.

— А как же Белик?

— О! — загадочно улыбнулся Страж. — Траш перегрызет глотку любому, кто рискнет на него косо взглянуть. Какое-то время назад Карраш был действительно не слишком покладист — то когти выпускал и шипел по любому поводу, то зубы показывал. Ну, стадный инстинкт требовал выхода. Знаешь, какой тогда вой стоял? Страх один, аж уши закладывало. Едва он клыки выпустит, Траш ему сразу по морде! Ла… в смысле рука у нее тяжелая. А когда Карраш решил как-то с Беликом силой помериться (приревновал, конечно!), то так его отходила, что на ногах стоять не мог.

— Интересная у вас компания… А сколько Карраш с вами живет? — полюбопытствовал Таррэн, решив отложить расспросы про воинственную подругу Белика на другое время.

— Да лет десять точно будет.

— Ого!

— Да, — подтвердил седовласый. — Они с Беликом сперва фыркали друг на друга, но потом привыкли, притерпелись. Даже спелись, я бы сказал, зато теперь Карраш без него никуда. Даже вон что удумал — в дорогу с нами напросился, хотя раньше не решился бы ни за что.

Темный слабо улыбнулся:

— Я гляжу, у твоего племянника завидный талант — находить себе необычных друзей.

— Как и врагов.

— Гм…

— Не бери в голову, — правильно понял его мудрый Страж. — Со временем малыш привыкнет.

Эльф кинул за спину быстрый взгляд:

— Кто-то из наших его обидел?

— Обидел? — Дядько вдруг горько усмехнулся. — Не думаю, что ты выбрал правильное слово. Это… Не знаю даже, как объяснить. Просто когда на твоих глазах умирают близкие люди; когда тебя делают игрушкой в чужих руках, не спрашивая, хочешь ли ты того, что для тебя уготовили; когда смерть кажется благом, но упорно не желает приходить, а потом ты каким-то чудом остаешься жив и в какой-то момент понимаешь, что больше себе не принадлежишь… Я не знаю, как это можно назвать. Обида, ты говоришь? Возможно. Ненависть? Конечно, но не только. Что бы ты сделал, если бы уничтожили твою сущность? Начисто стерли все, что было дорого? Все, чем ты жил и чем дышал? Убили твое прошлое, забрали настоящее и лишили будущего? Что, если бы кому-то удалось вырвать из тела твою душу, но при этом оставить тебе жизнь?

— Глупый вопрос, — тихо ответил эльф. — Я бы убил. Прости, но я не буду добр к кровному врагу, как того хотели бы ваши боги.

— А если он уже мертв? Если ты убил его много лет назад? Если теперь твой самый страшный враг — это память, бесконечно повторяющиеся сны и время, которое, как назло, тянется слишком долго?

Таррэн обернулся, проследив глазами за гаррканцем и его беззаботно улыбающимся хозяином: кажется, Белик затеял очередной спор с одним из караванщиков и теперь с жаром доказывая, что гномья сталь гораздо лучше переносит перепады температур, чем хваленые эльфийские клинки. И что наносимые ушастыми руны направлены именно на то, чтобы нивелировать (откуда слова-то такие знает?!) это воздействие. Охранник возражая, что гномы слишком много времени проводят в душных подземельях, а работают с сырьем в столь жутких условиях, да с такими ингредиентами, что это не может не сказаться на стойкости их металла к холоду. В то время как эльфы предпочитают использовать специальные отвары для окончательной закалки, отчего клинки приобретают изумительную прочность и умопомрачительную остроту… Этот спор был давним, всем известным и, как следовало ожидать, безрезультатным: гномов поблизости не виднелось ни одного. Да даже если бы и были, то они, как и эльфы, разумеется, не позволили бы глумиться над своими мечами, чтобы подтвердить или опровергнуть мнение одной из сторон.

Таррэн хмыкнул про себя, услышав подробности спора, но не стал сообщать непосвященным, что насчет стали мальчишка абсолютно нрав. Однако зарубку в памяти все-таки сделал. Интересно, откуда Белику так много известно о перворожденных? То, что он — чистокровный человек, очевидно: аура не может лгать. Но тогда откуда он знает то, о чем ему мог поведать только бессмертный? Вряд ли тот темный, что некогда причинил пацану столько боли, вдруг расщедрился на подобные откровения. Разве что малыш потом встретил еще кого-то? Ненависть его была слишком велика. Кажется, какой-то эльф убил весь его род. Что ж, возможно: темные никогда не ценили человеческие жизни. А если кто-то из них действительно виновен в гибели родичей пацана, наверное, у Белика есть право на месть.

Таррэн мысленно вздохнул: в который раз родство с темными заставляло его чувствовать себя мерзко. Конечно, не его вина, что мальчишка пострадал от рук кого-то из собратьев, — таких случаев на Лиаре насчитывалось немало. Но легче от этого понимания не становилось. И прожитые среди людей десятилетия не могли изменить отношение смертных к нему самому — отщепенцу, пути которого давно разошлись с его собственным народом. Большинство темных — жестокие и равнодушные к чужому страданию существа, для которых крик о помощи — лишь повод презрительно сплюнуть. Прекрасные и жестокие боги, которых заслуженно ненавидят и боятся. Равнодушные убийцы и палачи. А их идеальные лица не более чем красивые маски, за которыми скрываются очерствевшие души, заледеневшие сердца и жгучая зависть к тем, кого даже краешком не касалась проблема вымирания.

— Не знаю, Урантар, — наконец ответил эльф. — Быть может, я не рискнул бы жить с таким грузом.

Страж проследил за его взглядом и неожиданно помрачнел.

— Честно говоря, я не представляю, как ему удалось выжить, — тихо сказал Дядько, с грустью наблюдая за яростно жестикулирующим племянником. — И, признаюсь, был момент, когда я думал, что Белик уже не оправится. Я нашел его в горах в таком жутком виде, что подумал, будто безнадежно опоздал. На малыше живого места не было, он едва дышал, а крови вокруг было так много, что ею насквозь пропиталась земля…

Седовласый на мгновение умолк и невидящим взором уставился перед собой.

Ровная дорога, тихий шелест листвы над головой, легкое дуновение ветерка, успокаивающая надежность могучих сосен, выстроившихся вдоль тракта, словно бдительные часовые… еще один плавный поворот, и впереди забрезжил первый просвет, после которого показалось бескрайнее поле, усыпанное цветами, созревшими дикими колосьями и полное невидимой суеты, о которой многие из живущих даже понятия не имеют. Кажется, скоро будет очередной привал, потому что тащиться по такой жаре по открытой местности — чистой воды самоубийство…

Телеги стали понемногу замедляться, возницы привстали, высматривая удобное место для стоянки, но Дядько по-прежнему невидяще смотрел куда-то вдаль и словно размышлял вслух:

— Я многое видел в этой жизни, Таррэн. Может, не столько, сколько ты, но все же достаточно, чтобы судить о смерти не понаслышке. За полвека мне довелось повидать немало мертвецов и тех, кто был в одном шаге от прикосновения Ледяной богини. Мне приходилось убивать. И добивать своих же товарищей, чтобы избавить их от мучений. Я видел горящих заживо людей. Видел, как умирают эльфы, гномы, тролли… как дохнут твари, которым в нашем языке и названия-то еще не придумали. Это давно меня не трогает, поверь. Все мы черствеем с годами, становимся грубыми и циничными. Но иначе нельзя, потому что если этого нет, то слишком легко сойти с ума или превратиться в неуправляемое чудовище. Но все же есть вещи, к которым невозможно привыкнуть: прикосновение любимой женщины, красота заходящего солнца, вкус росы поутру… а еще — тихий плач замученного до смерти малыша, у которого не осталось надежды. — Голос Стража внезапно похолодел и приобрел металлический оттенок. — Этот звук ни с чем невозможно перепутать, он до сих пор стоит у меня в ушах. Если бы не Траш, Белик просто не дошел бы до людей. Он бы умер у меня на руках… от ран, от боли и ужаса, который едва не свел его с ума. Только Траш помогла ему выжить в тот день. Она довела его до людей, буквально вынесла на себе, выкормила собственной кровью и с тех пор бережет, как родного.

У Таррэна потемнело лицо.

— Мальчика ранил темный?

— Не ранил, — покачал головой Дядько. — Почти убил. Он не успел закончить совсем немного, всего пару штрихов не довел до совершенства, которое вы так сильно цените. Белик редко об этом говорит, ему очень трудно вспоминать, но я уверен, что все то время, которое этот ублюдок измывался, малыш был в сознании. До самого последнего момента. В том числе и тогда, когда медленно убивали его младшую сестренку.

Темный вздрогнул, мгновенно припомнив искаженные мукой лица смертных девушек и новорожденных младенцев, от которых когда-то с отвращением отвернулся даже его отец. Их посеревшие от боли лица, крупные капли пота на висках и кровь, медленно вытекающую из бесчисленных ран. Неужели это повторилось еще раз? Неужели они рискнули снова?! Посмели начать второй круг?!

Таррэн сжал челюсти, с огромным трудом отгоняя от себя пронзительный, до сих пор стоящий в ушах крик: «Не надо! Пощадите хотя бы детей!»

— Сколько было девочке? — хрипло спросил он, холодея от жуткой догадки.

— Семь лет.

— А Белик?

— Всего на год старше. Но для темного это не имело значения: ему зачем-то понадобились именно дети.

— Он мертв? — сухо уточнил Таррэн.

Страж молча кивнул.

— Жаль. Мне бы хотелось с ним потолковать.

— И я бы не отказался, поверь. Но малыш каким-то чудом управился сам, — невесело улыбнулся Дядько. — Он у меня прирожденный боец, настоящий воин, отважный и смелый человечек. Вот только душу ему исковеркали, и я не знаю, сможет ли она когда-нибудь снова ожить.

Эльф коротко взглянул на порозовевшее от волнения лицо Белика и в который раз вынужденно признал, что оно не лишено определенного изящества — тонкие брови, точеные скулы, маленький подбородок с крохотной ямочкой посередине. А еще — глаза. Слегка раскосые, огромные, потрясающей чистоты голубые глаза, которые обладали какой-то непостижимой магией и притягивали к себе как магнитом.

Таррэн уже успел это прочувствовать — тогда, на берегу Язузы, когда Карраш едва не оттяпал ему пальцы, а пацан впервые посмотрел в упор, не таясь. И, хоть эльф вовремя отвернулся, неестественный блеск этих глаз, ставший особенно заметным в темноте, то и дело возвращал перворожденного в тот странный вечер, заставлял напряженно размышлять о причинах. Запал в душу настолько, что эльф рискнул обратиться не только к своему чутью, но и ко второму сердцу. Тому, что мудрее разума. И оно тоже подсказывало, что тут не все просто. Правда, проверить некоторые догадки Таррэн так и не смог: пристальный взгляд этих глаз вот уже который день упорно от него ускользал. Будто Белик заранее предчувствовал, когда эльф повернется, и предусмотрительно отворачивался.

Неужели вот этот человечек сумел когда-то убить перворожденного? И неужели кто-то из темных мог уступить в силе малышу? Или оказался настолько беспечным, что позабыл, насколько опасна бывает загнанная в угол крыса? Даже взрослому, опытному воину стоило немалых трудов задеть в бою великолепных воинов, какими слыли эльфы. А Белик тогда был совсем ребенком, слабым, истощенным и раненым. Провидение подсказало ему момент для нападения? Врожденное чутье? Отчаяние? Судьба или что-то еще спасло малыша от неминуемой гибели?

Таррэн молча покачал головой. Странный мальчишка. Но силой от него не пахло, а аура выглядела такой типичной, что гарантированно не была искажена никаким амулетом. То, что амулет у мальчишки был, темный знал — глиняная висюлька с криво нацарапанным гигантским глазом посередине нередко показывалась в вырезе его рубахи. Знак известного столичного мага на ней тоже стоял, но ни малейшей магической силы эта побрякушка не имела. Эльф проверил. Более того, старого ворчуна Робсила знал лично, причем не меньше пятидесяти лет кряду, и тот никогда бы не опустился до того, чтобы поставить клеймо на таком ненадежном материале, как глина.

Поскольку одно с другим не вязалось, то, скорее всего, мальчишку просто обманули и всучили никчемную подвеску вместо настоящего охранного амулета. А это значит, что он зря уповает на собственную безопасность и…

Белик неожиданно осекся на полуслове, а потом замер, вытянувшись струной и настороженно поводя носом. Секундой позже насторожился и Карраш — тоже застыл на середине дороги, поджав под себя переднюю ногу, как гончая на охоте, и шумно втягивая ноздрями сухой воздух.

— Дядько-о-о…

Страж, молниеносно позабыв про эльфа, развернулся в седле.

— Знаешь, тут дурно пахнет, — еще более странным голосом сообщил пацан, уставившись на опекуна расширившимися глазами. Седовласый приподнялся в стременах, прислушиваясь к подозрительно притихшему лесу, и, неожиданно переменившись в лице, зычно рявкнул:

— Броню надеть! Живо! И скорость прибавьте — немедленно уходим! Белик, ко мне! Гаррон, будь внимательнее — где-то поблизости маг!

Южанин не стал задавать глупых вопросов: когда опытный боец начинает орать таким голосом, тут уже не до выяснения подробностей. Одним движением выдернул из переметной сумы кольчугу, молниеносно надел ее, нацепил шлем и метнулся вдоль череды повозок, предупреждая своих и свирепо рыча:

— Живее, черепахи! Шевелите ластами! Сова, за вами тылы! Аркан, Рыжий, Молот — левая сторона! Ирбис, Лешак, Ирмил — правая! Сонтар, Юрас, присмотрите за девчонками! Актил, что с твоим амулетом?

— Пока молчит.

— Следи в оба!

Воины беспрекословно повиновались и без лишних слов рассредоточились, на ходу надевая тяжелую броню и обнажая оружие. За какие-то секунды караван ощетинился мечами, копьями и арбалетами, закрылся окованными железными полосами щитами, за которыми спрятались уязвимые пассажиры, заблестел сразу несколькими десятками упрятанных в кольчуги тел и резко прибавил ходу, стараясь миновать подозрительное место как можно быстрее. Надо не надо — никто не спрашивал. Может, и нет никакой опасности, но уж если ветеран Бронлора что-то учуял, лучше сто раз перепроверить, чем лежать потом в пыли с простреленной глоткой.

Воины без лишней суеты перестроились, охватив драгоценные повозки плотным кольцом, и, подгоняя скакунов, еще внимательнее зашарили глазами по непролазным лесным дебрям. Место для возможной засады действительно отличное — тенистое, закрытое от любопытных взглядов двумя крутыми поворотами и густыми зарослями на обочинах. Дорога старая, нехоженая, почва размякла после вчерашнего дождя, и колеса повозок постоянно вязли в грязи, с каждым шагом становясь все тяжелее. Где, как не здесь, брать на мечи богатую добычу?

Только эльфы не суетились: неторопливо расчехлили луки, надели причудливо изукрашенные кольчуги, сбросили свои серые плащи и сдвинулись поближе друг к другу, цепко поглядывая по сторонам и держа наготове стрелы. Таррэн подъехал к Стражу и его племяннику, от которого даже сейчас уловил хорошо ощутимую волну неприязни. Однако глупостей Белик делать не стал, только насторожился еще больше и краешком глаза постоянно держал ненавистного эльфа в поле зрения. А еще внимательно слушал приглушенное ворчание Карраша и, словно дикий зверь, старательно тянул ноздрями воздух.

— Где? — хрипло спросил Дядько, едва у мальчишки дрогнули губы.

Белик на мгновение прикрыл глаза и наклонился к самому уху гаррканца, будто хотел его укусить или спросить о чем-то, но почти сразу выпрямился.

— Малыш чувствует троих магов, слева, шагах в пятидесяти впереди и немного в стороне. С ними люди. Много. Не меньше сорока, но точно он не может сказать — далеко. Просится проверить сам. Но пока еще рано.

— Тогда мы пройдем справа? Там вроде пусто, — предложил Белик.

Дядько, не обернувшись, кивнул:

— Только не высовывайся. Не хочу, чтобы вас случайно увидели.

Мальчишка улыбнулся и, шепнув что-то на ухо гаррканцу, покосился на искренне недоумевающего эльфа. Сказать, что Таррэн удивился такому нелогичному решению, значило не сказать ничего. Почему Страж так легко отпускает от себя пацана? Ножики его — тьфу! Срам один против нескольких десятков вооруженных людей! Нет никакой гарантии, что и справа никто не ждет! А если Белик ошибся? Если ошибся Карраш?

Мальчишка дерзко оскалился и ткнул пятками в тугие бока зверя. Гаррканец, всхрапнув, с готовностью развернулся и на огромной скорости ринулся вправо, под прикрытие плотно стоящих деревьев. Несколько мгновений оттуда еще слышался грохот тяжелых копыт и доносился шум отбрасываемых с дороги веток, а затем все внезапно смолкло, будто необычный конь сменил ороговевшую подошву на мягкие кошачьи лапы и дальше понесся совершенно бесшумно. Сдвоенная аура скакуна и наездника какое-то время виднелась, но потом пропала и она.

И лишь тогда, к собственному удивлению, Таррэн облегченно выдохнул: пожалуй, с Каррашем Белика не то что ветер — ни одна магическая молния не догонит. А значит, одним уязвимым членом команды стало меньше.

Эльф мысленно похвалил опекуна, нашедшего такое решение проблемы, как вдруг проснулось внутреннее чутье. И не просто проснулось, а во весь голос завопило об опасности, вынудив темного пригнуться и с силой пришпорить взвизгнувшего от боли скакуна. Дядько, будто тоже услышав этот беззвучный вопль (или у него в ушах раздался такой же?), рванул следом. И вовремя! Потому что на том месте, где они только что находились, вырос громадный огненный гриб, от которого почернела трава на несколько десятков шагов в округе. Ярче солнца полыхнуло зарево разгорающегося пламени, а следом донеслась волна такого неистового жара, что опалившие крупы кони жалобно вскрикнули и ринулись прочь с завидной скоростью, по пути едва не скинув седоков.

Элиар, на мгновение оглянувшись, только зубами скрипнул, хорошо понимая, что использовать сейчас магию они не смогут: остаточный след от любого, даже самого слабого заклятия, будет такой, что по нему потом новый тракт можно прокладывать, а не то что найти хозяина. Но, что самое главное, эльфы обнаружат свое присутствие, а этого допустить нельзя.

Танарис перехватил его напряженный взгляд и молча покачал головой.

— Плохо, — выдохнул Таррэн, когда огненный столб остался позади, а невредимые повозки вырвались из клубов черного дыма.

Рядом держались напряженные и настороженные воины — тоже пока целые. Кажется, неизвестный здорово промахнулся с траекторией? Или не ожидал от них такой прыти?

— Нам бы только до поля добраться, — с неестественным спокойствием заметил Страж, цепко оглядывая молчаливые заросли по обе стороны дороги и к чему-то чутко прислушиваясь.

— Сдурел?! Там нас станет видно, как на ладони!

— Зато если мы увеличим расстояние, магам придется или прекратить огонь, или вылезать из своих схронов, чтобы нас достать.

— Странно, что они до сих пор…

Раздраженного эльфа оборвал звук нового взрыва. На этот раз — откуда-то спереди, из-за поворота, за которым уже успели скрыться три первых повозки и светлые. Следом донеслись громкое ржание, отчаянный скрип телег, болезненные крики раненых, а еще — победное гудение пламени, чьи яркие отблески проступили даже из-за тесно стоящих деревьев. Затем над верхушками сосен показались густые клубы дыма, послышались тяжкий удар от упавшего поперек дороги ствола и дружный рев множества глоток.

Вместе с оставшимися повозками Дядько на полной скорости вылетел на дорогу и, резко натянув поводья, сплюнул: путь дальше был надежно перекрыт, потому что нападавшие сумели подрубить разлапистую ель у обочины и обрушили ее прямо на одну из телег. Тем самым не только вынудили остальных остановиться, но и лишили их возможности обогнуть неожиданное препятствие: по левую руку от перекрытого тракта сплошной стеной стояли деревья, куда с повозками лучше не соваться; справа же находился глубокий овраг.

— Вляпались, — мрачно констатировал Страж и, пригнувшись к конской шее, послал скакуна вперед, хоронясь не только за его массивным телом, но и за бортами сбившихся в кучу телег. — Гаррон! Пусть слезают на землю и выставляют щиты! Девчонок выволакивайте — и за спины! Остальные — в круг!

Южанин отбросил черную косу за спину.

— Это чтобы с нами одним точным ударом покончили? Думаешь облегчить задачу магам?

— Думаю сохранить ваши шкуры! — огрызнулся Страж. — Маги не твоя забота, так что заткнись и делай, что говорят, если хочешь сохранить жизнь людям! Телеги ставьте в кучу и хоронитесь за бортами, со стороны оврага пока тихо, поэтому туда можно потихоньку отводить женщин. И плевать на колючки! Потерпят! Таррэн, присмотри!

— Ты куда собрался? — немедленно насторожился темный.

Дядько кровожадно улыбнулся:

— Пойду познакомлюсь с гостями. А вам не стоит высовываться: надежды, конечно, мало, но вдруг это случайность?

— Если это случайность, то я тогда — глупый кролик, — проворчал эльф, накидывая на голову капюшон. — Эй! Осторожнее там! Мне бы не хотелось искать другого проводника.

Страж хмыкнул:

— Так и знал, что все ушастые — неисправимые снобы. Хоть бы на скуку сослался!

Он неожиданно подмигнул гневно засопевшим светлым, поправил на плечах свою латаную-перелатаную куртку, подхватил в руки огромный меч и очертя голову ринулся обратно. Под нескончаемый ливень стрел, где не было шансов уцелеть даже у отличного бегуна.

Таррэн укоризненно покачал головой: смертные — совершенно непредсказуемые существа! Вот вроде бы кажется, что все о них знаешь, а потом приходит время, и ты понимаешь, что на самом деле не знаешь ничего. Это ж надо: сигануть на верную смерть как начитавшийся героических хроник пацан! Совсем обезумел в своих пределах!

Элиар, глядя на то, как отчаянно петляет по опустевшей дороге сумасшедший Страж, тихо скрипнул зубами: Дядько, уподобившись дикому кролику, несся вдоль оврага по такой безумной траектории, что стрелки просто не могли толком прицелиться. Он кидался из стороны в сторону, вихлял, как пьяный селянин за бороной, и при этом умудрялся медленно, но верно приближаться к спасительному повороту, откуда, судя по всему, намеревался отправиться на поиски укрывшихся в лесной чаще магов.

— Дикарь! — с нескрываемым отвращением процедил светлый. — Если его прибьют…

Он словно сглазил: сосредоточившиеся на шустрой добыче, налетчики так усилили обстрел, что везение дерзкого смертного просто не могло продлиться вечно. Сразу три стрелы клюнули Стража в грудь, заставив пошатнуться, еще одна вскользь задела плечо, а последняя на излете зацепила правое бедро. Седовласый зашипел, понимая, что переоценил свои силы, и с тихим проклятьем рухнул на бок. А над его головой просвистели несколько арбалетных болтов, красноречиво подтвердив: зря он сюда сунулся. Потому что следующий залп будет уже прицельным, а обездвиженный глупец больше не способен уклоняться.

Таррэн глухо ругнулся и вскинул лук.

Гаррон не успел поймать его движение, только краем глаза уловил смазанную тень, слетевшую с тетивы и мгновенно пропавшую в лесу, да где-то неподалеку вычленил болезненный вскрик. Кажется, остроухий попал — даже так, не целясь, не видя ничего за листвой и действуя исключительно по наитию.

Но Таррэн на этом не остановился. Сцепив зубы, он терзал тугую тетиву еще и еще, остервенело выпуская длинные тяжелые стрелы в густое переплетение ветвей и каждый раз мстительно улыбаясь, когда оттуда раздавался очередной вскрик или шум упавшего тела. Он даже про раненого Стража позабыл, полностью сосредоточившись на схватке. Но если получится отвлечь от него внимание, то, быть может, старый безумец все-таки выживет?

Светлые тоже взялись за оружие, мигом загнав нападавших в надежные укрытия и заставив их не только поумерить пыл, но и сбавить темп обстрела. Стоило кому-то неосторожному только высунуть нос из-за дерева, как он тут же получал оперенный подарок от рассерженных эльфов, которые даже так, почти вслепую, били с поразительной точностью.

Неизвестные стрелки быстро осознали угрозу, и на какое-то время установилось хрупкое равновесие: эльфы не могли выпрямиться в полный рост, чтобы придать своим стрелам убийственное ускорение, а налетчики были вынуждены осторожничать, чтобы не лишиться главного преимущества — в численности.

— Во дает! — вдруг восхищенно прищелкнул языком Гаррон, заставив Таррэна бросить мимолетный взгляд в сторону. Как там Урантар? Живой? Или ему уже не помочь? Больно много стрел в него попало. Хорошо, если дышит еще…

Он ожидал увидеть пронзенное сотнями стрел тело, окровавленную землю, но вместо этого нашел лишь стремительно исчезающую среди деревьев тень, пару клочков одежды на дороге и отпечатавшиеся в пыли следы.

Темный ошеломленно моргнул, не заметив на земле следов крови, а Дядько, с кривой усмешкой вырвав из ран стрелы, резким движением сломал все пять и, равнодушно отбросив, бесплотным призраком растворился в лесу.

Таррэн от неожиданности едва не крякнул. Что такое?! Да там же прямое попадание было! В грудь, в плечо, в бедро, наконец! Да он каменный, что ли?! Или правду говорят, что Стражи, много лет проведшие на границе Проклятого леса, тоже начинают меняться?!

Дядько мельком глянул на громадные дыры в своей несчастной куртке и со вздохом признал, что слегка увлекся с отвлекающим маневром. Теперь-то эту рвань наверняка придется менять — прорехи оказались такими большими, что носить куртку дальше будет просто неприлично. Белик, когда вернется, наверняка съязвит по этому поводу, а потом скажет, что скупая бережливость здесь неуместна. И, наверное, будет прав.

Страж снова вздохнул, уже предчувствуя все эпитеты, которыми наградит его по возвращении дорогой племянник, и прикрыл блестящие необычными радужными переливами звенья кольчуги, которую почти никогда не снимал. А затем в который раз поблагодарил Гончих за то, что их стараниями некоторые полезные останки тварей Серых пределов стали переходить на заставы. Как, например, чешуя огненной саламандры, из которой был скроен его необычный доспех — тонкий, легкий и способный выдержать попадание в упор даже тяжелого арбалетного болта. Не зря мастера-гномы в Лунных горах только ахнули, завидев чудный материал.

Но сейчас он знал, что должен поторопиться. Знал, что у него есть совсем немного времени, прежде чем маги ударят снова. Как знал и то, что не имеет настоящей защиты от их воздействия. Выдержать пару минут тяжелый взгляд или пришедшийся вскользь удар — да. Но открыто противостоять мощи ордена — для этого его сил явно не хватит. И доспех не спасет тоже: даже огненная саламандра не бессмертна. То, что на нем сейчас надета кольчуга из ее бесценной чешуи, только лишний раз это подтверждало.

Где-то за спиной раздался новый рев от разорвавшегося заклятия, которому вторили грохот очередной развалившейся повозки и истошное ржание заметавшихся в постромках лошадей. Следом донеслись испуганные вскрики, чей-то болезненный вопль, а затем все потонуло в новом грохоте.

Дядько поджал губы и сменил траекторию движения, ориентируясь не столько на резко обострившееся чутье, сколько на приближающиеся звуки новой схватки. Той, о которой оставшиеся на дороге караванщики не имели никакого понятия.

ГЛАВА 12

Таррэн ругнулся, когда ощутил, что на плечи навалилась незримая тяжесть и, на миг коснувшись груди скользкими от чужой крови пальцами, перехватил родовые мечи поудобнее. Ну вот. Так намного лучше: невидимый хранитель его души быстро справился с очередным заклятием проклятых магов и позволил сохранить скорость движений и ясность ума. Хорошо, что он запрятал его недалеко.

Элиар и Танарис тоже не замедлились ни на секунду: одновременно отступили на шаг и слаженным движением дотронулись до массивных перстней, украшавших их правые руки. Родовые печатки вспыхнули зеленоватыми огнями и мигом избавили своих владельцев от последствий чужого колдовства. Обидно, но в силу обстоятельств ничего иного использовать они не могли, хотя в любое другое время даже десяток людских магов не доставил бы им проблем. Но использовать магию в походе хранителям трона светлого владыки было строго запрещено, а перстни, хоть и содержащие в себе немалую часть их могущества, все же нельзя было считать истинными артефактами. И засечь магическим взором их тоже было невозможно.

— Чего он так долго?! — возмущенно прошипел Элиар, отмахиваясь от очередного безумца, рискнувшего приблизиться к нему на расстояние удара. — У нас же так скоро смертных не останется!

Таррэн угрюмо промолчал. Наверняка даже Стражу было нелегко подобраться к засевшим в своем укрытии и окруженным тройным кордоном из вооруженной до зубов охраны магам. К тому же колдунов было как минимум трое, а то и четверо, да еще накачанных силой по самую маковку, иначе не смогли бы они поддерживать такой сумасшедший темп атаки и посылать на караван заклятия такой силы, как нынешние «Сонные оковы».

Хорошо, что у большинства людей есть защитные амулеты, иначе двумя обезумевшими возницами дело бы не ограничилось. Хорошо, что Гаррон вовремя подметил неладное и быстро оглушил обоих, не то эти новоявленные зомби могли бы натворить немало бед.

Но и это еще не все. За какие-то полчаса постепенно редеющий отряд потерял троих человек от взрыва «Огненного кольца», один погиб от заклятия удушения, еще двое пострадали от внезапно вырвавшихся из-под земли щупалец призрачного живоглота. Две повозки были безвозвратно потеряны, одна лишилась задней оси, двое дорассцев обгорели до неузнаваемости, зато остальные были более или менее целы. Часть товара тоже была утрачена. Но ничего серьезнее, слава Создателю, пока не стряслось. Воины в большинстве своем выжили, многие оказались ранены, но вполне дееспособны. Хладнокровия им тоже было не занимать, да и заряженные арбалеты сказали свое веское слово, после чего у нападающих заметно поубавилось и наглости, и прыти, и желания пробовать зубастую добычу на прочность. К тому же колчаны у них оказались не бездонными, а потому спустя некоторое время массивный обстрел сперва поутих, а затем и вовсе почти прекратился, и теперь лучники напоминали о себе редкими прицельными ударами. Впрочем, и они вскоре прекратились, потому что в дело вступили новые силы: из-за плотной стены деревьев на огрызающийся караван повалили вооруженные люди в доспехах и со старательно закрытыми повязками лицами.

Караванщики сгрудились и выжидательно уставились на организованно подбирающихся врагов.

«Случайность? — раздраженно подумал Таррэн. — В гробу я видал такую случайность! Пусть только кто-нибудь посмеет сказать, что это простые разбойники! Ага, которые еще и строем вдруг научились ходить!»

— Прекрасно! — подтвердил его мысли Элиар. — Просто прекрасно! Господа, я вас поздравляю. Кажется, это агинцы!

Гаррон только сплюнул. Лучше бы это были разбойники! Потому что он никогда не поверит, что дорогостоящие наемники из далекого северного Агина чудесным образом забросили прибыльное ремесло и вышли на большую дорогу просто так, развеяться от скуки! Да еще в компании опытных магов, которым, судя по всему, тоже совершенно нечем было сегодня заняться!

Таррэн помрачнел: агинцы — опасные противники, на порядок выше, чем знаменитая ланнийская гвардия или интарисские Красные драгуны. Опытные матерые хищники, для которых не было лучшей цели, чем достойный враг. Странные люди, для которых верность нанимателю была важнее собственных жизней. Люди, способные на все, кроме предательства своих непонятных принципов, и чья временная преданность стоила поистине баснословных денег.

— Кажется, нам предстоит славно поразвлечься! — хищно оскалился Аркан, разминая кисти. — Эй, рыжий! Я слева, ты справа! Кто накосит больше?

— Ты всегда мне проигрываешь, — флегматично отозвался Весельчак, послюнявив пальцы и небрежно пригладив огненные вихры. — Давай так: если я выиграю, ты мне новые сапоги купишь.

— А если проиграешь?

— Все равно купишь, потому что у меня старые совсем износились.

Светлые красноречиво переглянулись, но большего агинцы не позволили сделать — ощетинившись клинками, они стремительно ринулись в атаку, стараясь окружить небольшой отряд и смять его одним мощным ударом.

— Гаррон, не лезь под руку, — вполголоса предупредил Таррэн, поднимая родовые мечи, и южанин, хорошо помнящий Овражки, молча повиновался. Сдвинувшись на пару шагов левее и подав знак Аркану сделать то же самое, он зло усмехнулся и резким движением отбросил свою роскошную косу за спину. Что ж… полсотни против тридцати человек и троих перворожденных? Агинцы против нескольких заслуженных ветеранов Бронлора? А это неплохой расклад!

— Хазад! — криво ухмыльнулся Ирбис.

— Хазад аймаре, — поразительно спокойно согласился Сова, и в этот момент наемники добрались, наконец, до отряда.

Смерть редко бывает красивой, а кровавая схватка — зрелищной и захватывающей. По крайней мере, для ее непосредственных участников. Когда рядом с тобой с диким звоном сшибается сталь, когда идут друг на друга меч и топор, когда страшно кричат раненые и умирающие, когда во все стороны летят горячие алые капли, а напоенная кровью земля предательски скользит под ногами, тут уже не до красот, не до раздумий о смысле жизни или бренности всего сущего. Важным становится только то, сколько врагов не поднимет свои головы и есть ли рядом кто-то, кто сумеет прикрыть твою спину. Все ненужные мысли исчезают, уступая место старательно наработанным рефлексам. Тело работает само. Оно хорошо знает, как и что сделать сейчас или мгновением позже, чтобы чужой клинок не пронзил его насквозь. Тело почему-то отчаянно не хочет умирать — что у людей, что у эльфов, а потому всеми силами стремится избежать поцелуя неулыбчивой гостьи в белом плаще и со скорбной чашей в обманчиво мягких ладонях. В этом безумном танце с Ледяной богиней выживают лишь те, кто умеет вовремя почувствовать ее дыхание на собственной шее.

Таррэн привычно подхватил ритм схватки и позволил ему вести себя. Он был как всегда спокоен и сосредоточен, руки сами делали все, что нужно, а ноги мягко переступали по влажной земле, заставляя тренированное тело плавно смещаться в одну и другую сторону, раскачиваться, уворачиваться, танцевать под неслышную музыку жизни, которой так же неслышно вторила песнь неумолимо подкрадывающейся смерти — та, что нежно пели его родовые клинки. Он дышал с ними в едином ритме, тенью скользил между человеческими телами, которым выпало сегодня стать нишей для зверей и воронья. Он слышал крики, каждый раз завершая короткие дуги ударов. Знал, что это означает чью-то смерть, но не останавливался — нападавших все еще было слишком много.

Гаррон, как и прежде, завистливо вздохнул.

Вот же Торков эльф! Что творит! Что он творит! С двумя мечами — будто ангел возмездия прошелся сквозь плотный строй агинцев, разрезав его, как нож — масло, и оставив после себя неровную дорожку из трупов. Светлые от него не отставали — сбросив плащи, они плечом к плечу ввинтились следом за Таррэном во внезапно дрогнувшую массу наемников и стремительно расширили брешь в их надежном прежде строю. За ними с яростным ревом последовали люди, и, если бы не присутствие магов, все закончилось бы быстро. Однако наложенные «Сонные оковы» оказались слишком сильны, а силы защитных амулетов — далеко не беспредельны.

Таррэн только зубами скрипнул, заметив стремительно замедляющиеся движения караванщиков. Люди одновременно побледнели и потеряли темп, норовя вовсе остановиться и безвольно опустить руки. В их расширившихся зрачках, напротив, отразились понимание и бессильная злость на судьбу, подставившую им двойную подножку. Кажется, только железная воля и несгибаемый характер все еще заставляли южанина шевелиться, что-то хрипло шептать и отмахиваться от приободрившихся агинцев. Но невидимая тяжесть с каждой минутой придавливала все сильнее.

Темный с досадой прикусил губу, расслышав первые болезненные вскрики и радостный рев наемников. Плохо дело: одурманенных людей сомнут, как сухой тростник. Справиться-то маленький отряд справится, вот только сколькими жизнями будет оплачена эта победа? Ну где же проклятый Страж, в самом-то деле?!

Он уже почти решился на глупость и даже потянулся туда, где в надежном убежище терпеливо ждал родовой перстень, как откуда-то издалека донесся звук нового взрыва, приглушенный стеной деревьев и расстоянием. Оттуда послышались испуганные вскрики, над сосновыми верхушками поднялся столб зеленоватого дыма, а затем неожиданная тяжесть вдруг исчезла.

— Наконец-то! Долго он возился! — проворчал Элиар, вздохнув гораздо свободнее.

Гаррон обрадованно вскинул заметно полегчавшие руки, а затем расхохотался и с новым криком «хазад» ринулся в самую гущу.

— У меня десять, — равнодушно сообщил Аркан в пустоту.

— Двенадцать! — торжествующе пропыхтел Весельчак, одолев очередного противника.

— Врешь! У тебя не может быть столько! Их всего-то и было… Да еще эльфы поработали!

— Еще как… уф!.. может! Тебе ни за что меня не догнать, растяпа криворукий, так что готовь кошелек — я рассчитываю на новые сапоги!

Аркан возмущенно выдохнул и тут же разрубил от шеи до паха какого-то парня, едва увернувшись от вывалившихся наружу дурнопахнущих кишок. Обернулся, собираясь высказать, наконец, напарнику все, что думает о его гнилых шуточках, вечном зубоскальстве и обостренной тяге к противоположному полу, как вдруг приметил в стороне неладное и в ту же секунду громко ахнул:

— Девчонка!

Рыжий непонимающе обернулся:

— Я?! Ты что, сдурел?!

— Да не ты, болван! Девчонки уходят!

— Какие еще…

— Илима! — донесся до Таррэна вскрик купца, остававшегося вместе с дочерями в овраге под прикрытием колючего храмовника.

Почти сразу оттуда раздался шум скоротечной схватки, болезненный вскрик и подозрительные булькающие звуки. Весельчак стремительно извернулся, умудрившись не только не попасть под чужой меч, но и ткнуть в живот какого-то невезучего агинца. Нашел глазами белое от ужаса лицо купца и мысленно вздрогнул: герр Хатор медленно оседал на землю, зажимая руками рваную рану, а сам обреченно смотрел, как его младшая дочь исчезает среди деревьев вместе с какими-то типами в серых балахонах. Лицо у девчонки выглядело помертвевшим — Аркану со своего места это было прекрасно видно, и сама она больше походила на механическую куклу, чем на человека. А за ней брела рыженькая Лилька, не обращая внимания на колючие иголки храмовника, ни на шум кипящей битвы, ни на отчаянные крики хозяина.

Донна Арва неподвижно лежала у края оврага, и было непонятно, жива ли она, или же отряд остался без поварихи.

— Илима… — в отчаянии прошептал раненый отец, пытаясь ползти за похитителями, но вскоре обессиленно упал, уткнувшись лицом в траву.

Едва девушки скрылись из виду, из зарослей послышался звук сигнального рожка, и агинцы отступили. Но не успели они добраться до деревьев, до последнего прикрывая похитителей и прячущихся в чаще магов, как в лесу раздался оглушительный рев.

— Карраш, — с облегчением сообразил Гаррон, расслышав быстро приближающийся топот копыт.

Невидимый гаррканец снова взревел, с хрустом продравшись сквозь густой кустарник. За дальними деревьями мелькнуло и пропало гибкое тело. А еще через миг в той стороне, куда увели Илиму и Лильку, донесся слаженный девичий визг, новый рев, от которого кровь стыла в жилах, болезненный вопль сразу нескольких голосов и грохот разорвавшегося огненного шара, мигом поглотивший все остальное.

Наемники нарушили строй, похоже, едва ли не впервые в жизни изменив собственным принципам. Но когда спасительные деревья подступили вплотную, а в лесу снова тревожно взвыл и тут же оборвался на середине ноты сигнальный рожок, задние ряды нападавших внезапно совершили невероятное. И вместо того, чтобы нырнуть под прикрытие леса, внезапно отхлынули от зеленой кромки, как волна, натолкнувшаяся на прибрежный валун.

Гаррон, пронзив клинком и отпихнув от себя медленно заваливающееся тело, мельком покосился в ту сторону и устало улыбнулся, поняв причину неуверенности наемников. На пути к спасительным зарослям стоял Дядько и красноречиво помахивал устрашающих размеров клинком знаменитой гномьей ковки, с лезвия которого до сих пор падали на землю тягучие алые капли.

Урантар был почему-то бос, с ног до головы покрыт непонятными ошметками, но его могучая грудь вздымалась ровно. Странная кольчуга была щедро забрызгана кровью, порванная куртка — вся в страшных прорехах, но сам Страж выглядел невредимым. А на его окаменевшем лице застыла такая жуткая улыбка, что даже караванщики отступили на шаг.

Никто не заметил, когда Дядько начал атаку. Казалось, вот только сейчас он стоял в десятке шагов впереди, а потом вдруг исчез. И появился уже среди оторопевших наемников, как волк среди овечьего стада, с безразличием и легкостью круша бойцов и ломая их щиты. Агинцев было почти два десятка — да, уже уставших и немало сил потративших на то, чтобы удержать караванщиков возле телег. Но прошло несколько секунд, насыщенных хрустом костей, мерзким чавканьем и нестройными криками умирающих, а потом безумные вопли столь же внезапно стихли. У застывших в ступоре людей успели лишь пугливо дернуться кадыки, да подкатила к горлу тошнота, а схватка уже закончилась: посреди кровавой мешанины из тел на ногах остался лишь свирепо раздувающий ноздри Страж, вытирающий с чудовищного меча алые капли.

Гаррон судорожно сглотнул, когда этот страшный человек деловито огляделся и сбежал по склону к тяжело дышащему купцу. А Весельчак заметно спал с лица: и это его они подбивали на проверку?!

— Знаешь, лысый, — дрогнувшим голосом сказал рыжий, когда Дядько прошел мимо и склонился над тяжело дышащим купцом. — Пожалуй, тебе в тот раз крупно повезло, что остался цел.

Ирбис замедленно кивнул:

— Я уже понял.

Урантар тем временем наклонился и рванул перепачканную рубаху герра Хатора, без особого труда разорвав не только ее, но и кафтан, легкую кольчужку под ним и даже защищенный неплохими заклятьями шнурок разрядившегося амулета. Затем зажал глубокую рану и требовательно встряхнул.

— Эй! Держись давай, а то мне еще перед королем оправдываться!

— Илима… — простонал герр Хатор, неожиданно открывая глаза и шаря полубезумным взором по округе. — Моя девочка… Илима…

— Отец! — испуганно вскрикнул девичий голосок, и из-за кустов выбежала бледная как полотно, в порванном сарафане перепачканная девушка, которая со всех ног бросилась к слабо улыбнувшемуся купцу и буквально упала подле него на колени. — Отец! Я живая! С нами ничего не случилось… Ивет и Лилька в порядке… Нет, лежи! Лежи, я сейчас перевяжу!

— Илима…

— Рана неопасна, — спокойно сообщил купцу Страж. — Надо зашить, и все будет нормально. Ребра тоже целы, так что, считай, тебе повезло. Выглядишь ты, конечно, паршиво, но жить будешь.

Герр Хатор измученно откинулся на спину, здоровой рукой прижимая к себе плачущую дочь, и слабо улыбнулся:

— Пустяки. Спасибо, что девочку спас. Я у тебя в долгу.

— Это не я ее спас.

— А кто же?! — изумился купец.

— Белик, — всхлипнула вдруг Илима. — Они с Каррашем как вылетели да как набросились на магов… те огнем кинули, но почему-то не попали, а он нас с ног сбил и потом прыгнул на них… и это было так ужасно! Я думала, его сожжет заживо!

— Тихо, девочка моя, — ласково погладил задрожавшую от пережитого девушку герр Хатор. — Все в порядке, ты жива. Со мной тоже все хорошо, опасаться нечего.

— Ты не понимаешь! — исступленно зашептала Илима, все еще бледная от пережитого. — Это было страшно! Я никогда раньше не видела, чтобы кто-то мог…

— Ты устала и испугалась, — мягко перебил ее Дядько, настойчиво оттесняя от отца. — В таком состоянии чего только не померещится. Арва! Забери ее и успокой! А потом найди для нас чистые лоскуты и холщовые нитки!

— Да, г-господин, — неожиданно оробела пришедшая в себя толстуха. Она торопливо подбежала, схватила девушку под локоть, дернула за руку пошатывающуюся Лильку, которую, кажется, жутко мутило, и поспешно увела обеих к повозкам, кинув на Стража испуганный взгляд.

Дядько понимающе хмыкнул.

Что поделаешь? Такова уж его работа: без грязи никак не получается.

— Гаррон, ты шить умеешь?

Подошедший южанин кивнул.

— Тогда займись, пока он кровью не истек. Белик, ты где?

— Здесь, — недовольно буркнули из ближайших кустов, и на дорогу вышел живой и невредимый мальчишка. Взъерошенный, как воробей под дождем, он остервенело тер окровавленные ладони о невесть откуда взявшуюся ветошь и брезгливо морщил нос. — Фу! Дядько! В них крови оказалось еще больше, чем в свиньях! Гляди, на кого я похож?!

Белик возмущенно тряхнул руками, но избавиться от багровых потеков на рукавах не смог. Вид у него был такой, словно он руки по локоть окунул в таз с красной краской. Следом за ним из-за деревьев выбрался воинственно всхрапывающий Карраш, тоже перемазанный в крови, словно искупался в ней целиком.

— Ну вот, — окончательно расстроился пацан. — Теперь еще и его отмывать придется.

— Ничего, не впервой, — улыбнулся Страж.

— Да?! А ты знаешь, чего мне будет стоить просто уговорить его смыть эту гадость?! Он же по тем магам еще и попрыгал сверху! Там поляна в кровище, будто на ней все демоны Границы порезвились! Хорошо еще, что он никого не сожрал!

Дядько с преувеличенным вниманием оглядел нещадно изгвазданную и порванную куртку, забрызганную физиономию и неестественно горящие глаза, которые Белик неожиданно отвел в сторону… и сочувственно покачал головой.

— Мне жаль, малыш. Но это твой зверь, тебе с ним и управляться. Между прочим, есть такая поговорка: скажи мне, кто твой питомец, и я скажу, кто ты.

— Ты прав, — лицемерно вздохнул мальчишка. — Но из моих питомцев я гораздо больше похожу на Траш. А в случае с Каррашем все как раз наоборот: он еще не дорос до такого жуткого монстра, как я.

— Есть такое дело, — снова улыбнулся Страж. — Но вы очень вовремя появились. Спасибо.

Белик снова вздохнул, мельком оглядел перевернутые повозки, сброшенные наземь тюки, всхлипывающую Илиму, бледную до синевы Лильку, жирных мух, уже слетающихся к мертвым телам, и поморщился. А при виде красных луж под ногами, в которых едва не потонули его щегольские сапожки, неожиданно побледнел.

— П-прошу прощения, — внезапно севшим голосом пробормотал пацан. — Извини, Дядько, я ненадолго отлучусь. Ты же знаешь, терпеть не могу всего этого безобразия!

Белик побледнел еще больше, разом осунулся, даже позеленел немного, но от вида крови ему, похоже, в самом деле стало дурно: он вдруг, старательно дыша ртом, помчался прочь, брезгливо огибая даже малейшие пятнышки и поминутно вздрагивая, как от холода.

— Ну почему всегда так много крови? Ненавижу кровь! А они каждый раз… как специально! Карраш, ты где, чудовище зубастое? Живо сюда! И только попробуй мне не отмыться! Шкуру сниму и своими руками выстираю!

Гаррканец смущенно шаркнул ножкой, но ослушаться не посмел и под снисходительные улыбки бывалых воинов поспешил нагнать хозяина. Белик ужасно не любил вида крови, даже крохотное пятнышко всегда остервенело сдирал чуть ли не с кожей. Но, наверное, это прошлое до сих пор аукалось. А сегодня им обоим пришлось перемазаться в крови, вот он и нервничает.

Карраш в два громадных прыжка нагнал хозяина, осторожно обнюхал порванный рукав и встревоженно фыркнул: появившийся там новый запах ему не понравился. Настолько, что он даже рискнул робко протестовать против решения искупаться. Но мальчишка, не глядя, щелкнул его по ушам и с силой притянул к лицу его морду.

— Молчи, — тихо велел он, и гаррканец испуганно замер. Однако Белик уже отвернулся, четко давая понять, что тема закрыта и обсуждению не подлежит.

Карраш хорошо знал: возражать бесполезно, а потому лишь беспомощно оглянулся на Стража. Затем с несчастным видом оглядел караванщиков, даже к эльфам обернулся с надеждой, заставив светлых скептически переглянуться, а Таррэна — удивленно вскинуть брови. Но не нашел ни капли сочувствия даже у него, медленно опустил голову и вдруг тихо, обреченно заскулил.

ГЛАВА 13

Отряд безвозвратно потерял десятерых: один из возниц попал под удар магов, троих воинов неудачно зацепило стрелами, а остальных порубили агинцы. Еще трое лежали без сознания и едва дышали, а из выживших невредимыми оставались только женщины, да и то, Арве пришлось перебинтовать разбитую голову, а Илима и Лилька до сих пор пугливо вздрагивали при каждом шорохе. А Белик с тех пор, как вернулся с реки, стал мрачным, молчаливым как никогда и совершенно перестал улыбаться.

Герр Хатор со вздохом припомнил торопливые похороны и в который раз подумал, что если бы не присутствие перворожденных, выживших могло и вовсе не быть. Хотя если бы не они, вряд ли подобное вообще когда-нибудь приключилось бы. Разве можно себе представить, что такая охота начнется за простым купцом?

Конечно, он не собирался нарушать данное королю обещание и не посмел бы отказать его людям в помощи. Он прекрасно понимал, для чего рискует, но иногда… временами, когда взгляд останавливался на нервно сжатых кулачках младшей дочери, ее бледном лице и дрожащих губах, герр Хатор ловил себя на мысли, что, возможно, переоценил свои силы.

В караване уже второй день царило напряженное молчание, и каждый гадал про себя о причинах случившегося. За что на них напали? Откуда здесь взялись агинцы? Что именно везет богатый купец, раз за ним началась такая охота?

От больших привалов днем отказались совсем. Костров не разводили, обед не готовили, люди обедали всухомятку.

Воины окружили медленно катящиеся телеги плотным кольцом и непрерывно посматривали по сторонам, выискивая в округе малейшие признаки опасности. Кольчуги не снимали ни днем, ни ночью, шлемы буквально прилипли к мокрым от пота макушкам, но люди стойко терпели.

Поскольку народу теперь стало на десятерых меньше, а в ночные часы караулить все равно приходилось по двое, а то и по трое, то вскоре даже перворожденным пришлось забыть о спокойной жизни и встать рядом с людьми в дозор. На удивление, они не стали возражать и добросовестно проводили ночи в бдениях, сменяя один другого раз в три дня.

— Да с чего бы им возражать? — фыркнул как-то Белик на осторожные расспросы Весельчака. — Эльфам хватает двух часов сна, если не меньше. У них и сердце-то бьется втрое медленнее, чем у людей, а дышат остроухие и вовсе через раз. Так что не боись: не сомлеют они в самый неподходящий момент. Скорее, вы тут скопом перемрете от переутомления, а они спокойно посмотрят со стороны, похмыкают, да еще и покривятся на извечные людские слабости. Запас прочности там такой, что вам и не снилось!

Рыжий удивленно покачал головой: таких подробностей об ушастых он не знал, но мальчишка уже не раз доказывал свою осведомленность во всем, что касалось перворожденных, так что причин не верить ему не было.

— Спасибо за информацию.

Белик снова нахохлился и умолк, старательно кутаясь в теплую куртку, а потом подозрительно шмыгнул носом.

— Эй, ты здоров? — отчего-то насторожился рыжий.

— Нет, — еще недовольнее буркнул мальчишка. — Не видишь: помираю! С такими хмырями, как некоторые, только удавиться с тоски можно!

— Я серьезно.

— Я тоже, — страдальчески поморщился Белик.

Весельчак всмотрелся в его безусое лицо, нашел его необычно бледным и каким-то… напряженным, что ли? Внимательно оценил неестественный румянец на щеках, слегка заострившиеся скулы и лихорадочно блестящие глаза, и это не понравилось ему еще больше. А когда мальчишка вытащил из-за пазухи подозрительно булькнувшую фляжку и с чувством приложился, рыжий и вовсе спал с лица.

— Белик…

— Чё пристал? — огрызнулся пацан, воровато покосившись на сурового дядьку. — Что я, не человек, что ли? Выпить не могу, как все?!

— Тебе еще рано, — хмуро отозвался воин, запоздало сообразив, в чем причина таких нехороших перемен. Кажется, после боя мальчишка нервничал гораздо сильнее, чем хотел показать. Но хлестать вино в таком возрасте?!

— Ничего, нормально. Думаешь, я не знаю, что ты просто страшно мне завидуешь?

— Белик! Ну-ка отдай.

— Перебьешься!

— Отдай, а то пожалеешь! — не на шутку разозлился рыжий.

— Только через мой труп, — заносчиво бросил мальчишка, спрятав флягу и демонстративно скрестив руки на груди.

Весельчак почувствовал, что снова начинает звереть, и, едва сдерживаясь, чтобы не отвесить наглому сопляку затрещину, процедил:

— Пожалуй, это я могу устроить! Иди-ка сюда…

Карраш предупреждающе оскалился, на что Белик, явно успевший хлебнуть сегодня лишнего, неуместно развеселился.

— О-го-го, какой смелый! Прямо герой! Спаситель человечества! Не боишься, что потом совесть замучает? Или что мой призрак будет являться к тебе темными ночами?

— Ничего, переживу.

— Тогда подожди еще денек, — злорадно ухмыльнулся пацан, видя, что конь рыжего начал пятиться от недовольно заворчавшего гаррканца. — Может, я сжалюсь над твоим неуемным желанием надавать мне по шее и, так и быть, загнусь назавтра от укуса зеленого змия. Помру во цвете лет, весь такой молодой и красивый, а ты потом глумись, сколько хочешь. На пару с темным. Идет?

Ехавший рядом Гаррон кинул быстрый взгляд через плечо и наткнулся на внимательные зеленые глаза — у Таррэна оказался на удивление хороший слух. Эльф задумчиво следил за ходившим по краю мальчишкой, будто решая для себя какую-то важную дилемму. Но вот чудо — и на этот раз предпочел не заметить откровенную издевку и мудро проигнорировал вызов. А ведь его сородичей издавна считают непревзойденными снобами и моральными уродами! Но Таррэн… Безусловно, выловить мелкого наглеца ему не составило бы особого труда, но — поди же ты! — эльф знал, где надо остановиться. В отличие от некоторых, кстати!

Гаррон почувствовал, что начал крепко уважать этого темного — за его потрясающую сдержанность, необъяснимую симпатию к расе людей, столь редкое для перворожденного спокойствие и достойную восхищения стойкость. Но главное — за его поистине бесконечное терпение, которое неразумный юнец так опрометчиво испытывал.

— Ну все, достал…

Белик карикатурно скривился и дерзко показал язык, после чего пришпорил Карраша и быстро скрылся из виду, а рыжий досадливо сплюнул.

Белик — болван! О нем беспокоятся, а он дурака валяет! Хоть бери хворостину и учи уму-разуму! Ненормальный, избалованный до безобразия идиот! Может, хоть до похмелья дело не дойдет? А то на пустом тракте, в пути, когда до ближайшего крупного города тащиться три, а то и все четыре дня, можно так намучиться, что потом на всю жизнь заимеешь проблемы со здоровьем. Но раз этот ходячий кошмар все еще дурачится, значит, все в порядке. Хотя, возможно, остальные об этом скоро пожалеют.

Утро третьего дня началось с переполоха, потому что Весельчак, добросовестно сдавший ночную вахту, неожиданно не нашел среди попутчиков маленького наглеца, которому твердо собрался надрать уши. Он обежал глазами пустующие повозки, отчаянно зевающих товарищей, чересчур спокойных эльфов — как всегда, уже собранных и готовых в дорогу, после чего поискал Карраша, без которого дерзкий мальчишка ни шагу не делал, и окончательно встревожился: гаррканец был на месте. И в этот самый момент как раз пытался добраться до крупного жука, невозмутимо ползущего по сосновой коре. Каррашу пришлось встать на задние ноги и упереться передними в ствол. Но даже так он едва доставал. А потому возбужденно сопел, кряхтел, нещадно драл когтями кору и старательно шлепал по ней раздвоенным языком, пытаясь слизать короеда. Пока получалось плохо. Но это выглядело до того забавно, что многие не удержались: принялись со смехом заключать пари.

А вот рыжему, напротив, стало не до веселья.

— Урантар, где Белик?

Дядько быстро покосился на Таррэна, как раз сворачивающего палатку в тугой рулон, и отвернулся.

— Где-то здесь.

— Я не видел его с ночи!

— Я тоже. И что?

Весельчак подошел и едва не ткнул дурного Стража пальцем в грудь.

— Я не видел, когда и куда он ушел. Два часа назад твой племянник был здесь, а теперь исчез. И Карраш, похоже, этого не заметил.

Дядько только вздохнул: мало ему было проблем! Теперь еще успокаивать разнервничавшихся попутчиков там, где не надо.

— Карраш, где наш Белик?

Гаррканец, уже собравшийся подпрыгнуть повыше, непонимающе оглянулся.

— Где твой хозяин? — нехорошо прищурился рыжий.

Конь оглядел с высоты своего роста просыпающийся лагерь, после чего вдруг аккуратно встал на все четыре ноги, плюнув на жука и все остальное, потому что Белика действительно и след простыл. Только пустой плащ лежал на том месте, где он недавно спал, но и тот был почти не смят. Карраш неуверенно потоптался и, неожиданно задрав морду кверху, шумно втянул в себя прохладный воздух.

— Что, рыжий? Малолетнего приятеля потерял? — насмешливо поддел напарника Аркан. — Я гляжу, ты ему уже в мамки набиваешься? Конкуренцию родичам составляешь?

— Или боишься, волки сожрут? — хмыкнул Гаррон. — Может, поблизости еще один оборотень объявился, а мы не знаем?

— Да чего тут гадать? — прогудел Молот, подбрасывая на ладони свою устрашающую секиру. — Ну, живот прихватило. С кем не бывает? Или пошел пацан по…

— Придержи язык! — велела Арва, грозно уперев руки в бока.

Здоровяк смущенно умолк при виде выбравшихся на улицу девушек, а в ответ на свирепый взгляд поварихи виновато потупился. Да, действительно забыл, что в караване едет не только грубая солдатня, но и несколько прекрасных женщин.

— Прошу прощения, леди. Как спалось?

— Неплохо, пока о вас не вспомнила!

— Приношу свои извинения.

— Да мне твои извинения… — фыркнула толстуха.

Карраш наконец определился с направлением и, недовольно всхрапывая, направился в сторону речушки, неподалеку от которой отряд остановился на ночлег. Белик явно ушел в ту сторону, причем не так давно — запах еще не выветрился. Но почему хозяин не позвал его с собой, как всегда бывало? Хотел побыть в одиночестве? Или что-то стряслось?

— Ну вот, — пожал плечами Дядько, когда конь исчез за деревьями. — Сейчас приведет.

— А не боишься, что с ним что-то случится? — непонимающе повернулся к Стражу Весельчак. — Тут же лес, зверье дикое, непуганое. Медведи порой до самого костра доходят, росомахи могут и в мешок влезть, а то и горло спящему перегрызть, чтобы никто не мешал жратву искать. Мальчишка мелкий, неопытный, а ты так легко отпускаешь его одного?! Тем более ночью!

— Ну и что?

— А ты знаешь, что он уже вино пьет?!

— Конечно.

Рыжий аж поперхнулся от такого ответа и не сразу нашелся, что сказать.

— И ты не против?!

— Белик давно вырос из пеленочного возраста, и я не вижу причин, по которым надо считать его недорослем.

— А родители?!

— У него нет родителей.

— А другие родственники? Братья, сестры, дед с бабкой, наконец?!

— Белик — сирота, — ровно отозвался Страж. — У него есть только я, Траш и Карраш. Еще вопросы?

Дядько хмуро оглядел озадаченные лица караванщиков, но вскоре сообразил, что гаррканец слишком долго не возвращается. Не слышно его, не видно, и даже не понять, нашел он малыша или нет. Для неугомонного скакуна, любящего громко выражать свои эмоции, такое поведение было нехарактерно.

Страж на мгновение задумался, поколебался, но слова рыжего все же заронили зерна сомнения в его душу, поэтому он решил проверить сам и быстрым шагом направился прочь, читая хорошо отпечатавшиеся следы как раскрытую книгу.

Похоже, Карраш так спешил, что даже позабыл когти втянуть, и теперь они вспахали землю чуть не на половину ладони. А ведь обычно он более осторожен.

— Бел? Карраш? — негромко позвал Страж, выбравшись на берег реки.

Но мальчишка не ответил. Гаррканец — тоже, хотя отпечатки его копыт виднелись неподалеку. Карраш определенно отыскал пропавшего хозяина и даже, как обычно, попытался взбрыкнуть. Но потом вдруг присмирел, зачем-то опустился на колени, после чего они вдвоем удрали прочь, лихо перемахнув через реку и при этом торопясь как на пожар.

— Бел! — неожиданно нахмурился Дядько. — Куда тебя демоны понесли? Малыш, нам пора ехать! Вернись!

За его спиной раздался шум.

— Ну что? Опять сбежал? Я был прав?

— Собирайтесь и выезжайте, — совсем мрачно покосился седовласый, увидев обеспокоенное лицо ланнийца. — Я сам его найду и прибью.

— А если не найдешь?

— Значит, прибью позже.

— В чем дело? Что случилось? — взволнованно переглянулись воины, когда спустя полчаса Дядько все-таки вернулся — задумчивый, слегка обеспокоенный, но один.

Страж успокаивающе кивнул ожившему за эти дни купцу и дал отмашку трогаться. Как получилось, что он внезапно взял на себя извечные функции Гаррона, не понимал даже сам Гаррон, но, как ни странно, не возражал. Поэтому ничего удивительного, что суровые воины беспрекословно встали и, наскоро перекусив, запрыгнули в седла.

Караван снова растянулся по дороге скрипучей вереницей и медленно двинулся на запад, к недалекому уже Бекровелю и его младшей сестре — Борреве, до которой и вовсе было рукой подать. После чего воинов ждут горячая мыльная ванна, тугой мешок с полновесным золотом, услужливые девушки и отдых, отдых, отдых…

Весельчак в очередной раз за день покосился на притихший лес и снова помрачнел: дурной мальчишка так и не показался на глаза. Ни утром, ни даже к полудню явиться не соизволил. Просто исчез из охраняемого лагеря, как привидение, и где-то шлялся до сих пор, совершенно не думая, что его могут хватиться. Вон как народ обеспокоился, уже готовы самолично прибить дурака за эти выходки, да жать — некого пока убивать. Даже строгий дядька начал тревожиться и все чаще косился на далекие холмы, тщетно надеясь увидеть на одном из них знакомую фигуру. Бесполезно: пацан как в воду канул. И Карраш вместе с ним. Успокаивато только одно: неутомимый гаррканец был рядом, а значит, присмотрит, обогреет, накормит и защитит, если потребуется. А то и по запаху найдет обратную дорогу.

Рыжий не успел додумать последнюю мысль, как издалека наконец-то донеслось знакомое рычание. Следом послышался быстро нарастающий грохот копыт, за ближайшим холмом возникло облачко пыли, затем донеслось раздраженное фырканье, и, наконец, Карраш выскочил на зеленую верхушку холма. Он тяжело дышал, будто только что без остановки одолел трудный путь до Аккмала и обратно, взмыленные бока ходили ходуном, с бархатных губ капала пена, но он отнюдь не выглядел измученным. Скорее, возбужденным.

— Явились! — сердито фыркнул Ирбис, незаметно переводя дух: Карраш не только вернулся сам, но и примчал молодого хозяина обратно. Вон сидит в седле, как прикованный. Бледноват малость, но это верно с недосыпа — чай, с середины ночи где-то болтался, стервец.

При виде невредимого Белика рыжий согласно кивнул.

— Зад бы надрать сопляку за такие выкрутасы!

— Не возражаю, — поддержал друга Аркан.

Караванщики с одинаковым пониманием переглянулись: как ни странно, на этот раз мнение было единодушным — дерзкий мальчишка заставил их беспокоиться, все глаза уже проглядели и чуть головы не сломали, гадая, что могло случиться. Упал? Покалечился? Украли?! Выследили и убили?! Всего два дня прошло после нападения, и тут — нате вам! Этот неразумный сын осла опять резвится в свое удовольствие, наплевав на опасность, доводы разума и истрепанные нервы товарищей!

— Вы где шлялись? — мрачно осведомился у племянника Дядько, едва его конь поравнялся с подножием холма.

— Гуляли, травки искали полезные, — безмятежно отозвался сверху Белик, не пытаясь спуститься.

— Травки, говоришь?

— Ну да. Мне как раз понадобились для поправки пошатнувшегося здоровья, а то в присутствии некоторых ушас… в смысле отдельных личностей… оно заметно подпортилось.

Дядько зло прищурился:

— А предупредить ты не мог?!

— Гм. В полночь кого-то будить? Это, знаешь ли, дурной тон. Люди устали, а тут еще мучающиеся бессонницей эльфы начинают топать ни свет ни заря. Знаешь, мне тоже чего-то не спалось, вот и подумалось, что это неплохое время именно для сбора травок: ночь, полнолуние… когда я еще смогу так запастись?

Рыжий окончательно рассвирепел. Травки?! Этот паразит искал пес знает где какие-то дерьмовые травки, пока они себе ноги стерли до самой задницы, пытаясь выяснить, куда он подевался?!

Гаррон почувствовал, что у него начинают чесаться кулаки.

— Ну-ка, спустись, — вдруг ласково попросил опекун.

— Зачем? — насторожился Белик, старательно держась поодаль.

— Потолковать хочу. Поговорить, разъяснить кое-что…

— А что тебе не нравится? — фальшиво удивился пацан. — Мне и так все прекрасно слышно. Можешь говорить, я весь внимание. Так в чем дело? Из-за чего такой переполох?

— Не знаешь?!

— Мм… неужели вы соскучились?! Ух ты! Правда?! Мне, конечно, лестно, но тебе не кажется, что это немного слишком? Особенно для наших уважаемых эльфов? Нет, ты не подумай, я вовсе не отрицаю своей исключительности и совершенно фантастической привлекательности, но если вы начнете каждый раз так бурно реагировать на отсутствие рядом моей неотразимой физиономии…

Таррэн, наконец, не стерпел и негромко сообщил присутствующим, в какое такое место он с огромным удовольствием ткнул бы эту неотразимую физиономию, чтобы вдоволь насладиться получившимся натюрмортом. На что Белик, даже не повернувшись, столь же любезно посоветовал страстному любителю прекрасного щедро умыться свежим коровьим навозом и помалкивать, пока его самого не сделали объектом высокого искусства.

Эльф в ответ хищно прищурился: похоже, самоуверенный мальчишка хочет новой взбучки? Прошлое прошлым, но сколько же можно нарываться?! Он проводил долгим взором гарцующего Карраша и процедил:

— Мне жаль, Урантар, но я, кажется, начинаю понимать, чем твой племянник в свое время не угодил моему собрату.

Дядько переменился в лице:

— Извини, я сам улажу этот вопрос. — Он вскинул голову и, не сводя глаз с лукаво подмигнувшего ему мальчишки, неестественно ровно заметил: — Похоже, мое слово больше не имеет для тебя значения? И мои просьбы потеряли всякий смысл? Хорошо, учту. И буду вынужден ответить тем же: по возвращении нам с тобой придется серьезно поговорить. На тему перворожденных в целом, темных в частности и твоего поведения в особенности. Ты меня понял?

— Вполне, — холодно отозвался Белик и, прекратив паясничать, пустил Карраша вдоль тракта рысцой, стараясь все время держать взбешенных караванщиков и опекуна в поле зрения. Как, впрочем, и эльфов, и повозки, и все остальное.

Казалось, его не трогали многообещающие взгляды снизу. А грозный вид встопорщенных усов и красноречиво поглаживаемые некоторыми особо буйными типами рукояти ножей его даже позабавили, о чем пацан не преминул во всеуслышание объявить. И это вызвало еще большую злость: люди переживали, беспокоились, от эльфов берегли столько времени, чтобы дурака не зашибли! Нервы у всех звенят уже, как натянутые струны! А этот засранец без единого словечка исчезает Торк знает куда, заявляется чуть ли не к обеду, хамит уже в открытую, не боясь никого и ничего, а потом невинно вопрошает: а что не так?..

Пусть не жалуется потом, что его неласково встретили, потому что с этого момента ни один из присутствующих не даст за жизнь неблагодарного сопляка и ломаного гроша. А если господа эльфы решат спустить с него шкуру, то караванщики еще и доплатят за грязную работу, лишь бы самим не пачкаться.

— Прости, Урантар, но я его ударю, — процедил Весельчак, кровожадно косясь на предусмотрительно держащуюся вдалеке фигурку.

Дядько угрюмо промолчал.

— Слышишь, Белик?! — гаркнул вдруг рыжий. — Если надумаешь пожрать, то имей в виду — я тебя выловлю и отпинаю так, что впредь головой будешь думать, а не задницей, как всегда!

— Какое похвальное рвение…

— Что ты сказал?!

— Говорю, что нисколько в тебе не сомневался, — повысил голос мальчишка. — Ценю твои теплые чувства, а также страстное желание пообщаться поближе, но прости — ответить взаимностью не могу. У меня, знаешь ли, нет наклонностей, которые позволили бы составить тебе компанию в столь деликатном деле, как ухаживания. Я, правда, не подозревал, что эти наклонности есть у тебя, но теперь-то буду знать точно.

Весельчак чуть не задохнулся от возмущения.

— Ах ты, сволочь малолетняя! Неблагодарная скотина!

— Приятно познакомиться! Вот ты, значит, каков на самом деле? А до чего здорово притворялся! В бродячем балагане раньше не пробовал подрабатывать?

— Гр-р-р!

— О! Малыш, ты слышишь? Он тебя дразнит!

— Гр-р-р! — взревел оскорбленный до глубины души гаррканец.

— Хватит! — ровно велел седовласый, и Белик послушно умолк, после чего заставил Карраша ускорить шаг, постаравшись отдалиться от закипающих попутчиков на как можно большее расстояние.

Несколько часов с обеих сторон было тихо. Мальчишка гордо восседал на спине своего зверя, по-прежнему держась поодаль. Караванщики затаили зло. Кто-то мстительно предложил выловить дрянного пацана и всем скопом отпинать за наглость, но потом решили повременить до вечера — жарко. Весельчак то и дело кровожадно косился на мелькающие неподалеку холмы, но вслух о том счастливом времени, когда сможет удавить мелкого подлеца собственноручно, не распространялся. Зачем пугать будущую жертву? Пусть пребывает в неведении, ведь на ночь все равно вернется как миленький, и тогда никакая флейта его больше не спасет. Есть вещи, которым нет прощения, и проступки, после которых даже лучший в мире товарищ превращается в лицемера, с которым не только за стол не сядешь, но и в одни кусты не пойдешь.

Дядько нашкодившего племянника демонстративно не замечал.

Карраш тоже притих, только иногда беспокойно поглядывал за спину и вопросительно поскуливал, будто беспокоился о перешедшем всякие границы хозяине. Особенно если сверху раздавалось покашливание или прерывистый вздох, как бывает, когда кто-то надолго задерживает дыхание или старательно давит рвущийся наружу стон. А может быть, плач? Он не всегда понимал в этом разницу. Но мальчишка каждый раз успокаивающе кивал, зачем-то смахивал со лба надоевшую челку и, наскоро пошарив в карманах, пихал за щеку какую-то травку. Потом снова надолго застывал и, неестественно выпрямившись, смотрел перед собой, казалось, напрочь позабыв про повозки, сурового дядюшку и то, что по возвращении его будет ждать очень теплый прием.

Короткий привал прошел в таком же мрачном безмолвии. Белик спуститься с холмов не соизволил и все то время, которое уставшие люди потратили на отдых, терпеливо проболтался поблизости. Даже разминать ноги не стал, с седла не слез и вообще почти не шевелился, только взгляд у него стал еще более напряженным и наполнился нехорошими огнями. Впрочем, люди были слишком злы, чтобы это заметить.

— Белик! — не выдержала наконец мягкосердечная Илима, когда караван снова тронулся с места. — Может, ты есть хочешь?

— Нет, спасибо.

— А пить? У меня воды немного осталось!

— Много пить — вредно, — так же ровно отозвался издалека мальчишка. — Ты разве не знала? От большого количества воды люди пухнут, а у эльфов появляется повышенная раздражительность.

— К’саш! Я тебе покажу — раздражительность!

— Видишь? — Пацан насмешливо покосился на взбешенного Элиара. — Первые признаки, как говорится, на лицо.

Таррэн только головой покачан: кажется, Белик окончательно сошел с ума. Или бредит, потому что ничем иным это самоубийственное хамство просто невозможно объяснить. Хорошо еще, светлым хватило ума не воспринимать его слова всерьез.

— Белик? Ты здоров? На солнце не перегрелся? — вдруг подал голос и Страж, с подозрением посмотрев на племянника. — Какая муха тебя укусила?

— Да по голове его слишком сильно треснули, — пробурчал рыжий. — Так, что все мозги отшибло, и они вытекли вместе с соплями!

Белик немедленно умолк, а спустя пару минут и вовсе остановил гаррканца, пропуская длинную вереницу телег вперед. Он терпеливо дождался, пока караван удалится на значительное расстояние. Долгим взглядом проводил исчезающие за поворотом телеги и с облегчением вздохнул, только когда стало ясно — преследовать и загонять его на манер дикого зверя больше не будут. Лишь после этого пацан устало потряс головой и, пользуясь тем, что никто не видит, утер со лба обильно струящийся пот.

— Ну что, Карраш? По-моему, они остыли, — беззвучно прошептал он, пригнувшись к могучей шее друга. — Кажется, время подходит — я чувствую. Травка почти не помогает. Но ты не пугайся, осталось совсем чуть-чуть. Только день как-нибудь пережить да ночь промучиться. А они теперь не сразу хватятся, если что.

Белик замолчал, настороженно прислушиваясь к притихшему лесу: не донесется ли оттуда звук шагов возвращающегося дядюшки? Не покажется ли где его усатая физиономия? Потому что если он только поймет, для чего был устроен сегодняшний спектакль, то взъярится так, что можно будет самому заползать под могильный камень и торопливо сажать цветочки сверху — за подобное надувательство суровый Страж вполне мог убить. Даром что любил как родного. Но нет, вроде тихо вокруг. Да и не в его правилах действовать исподтишка — для столь изощренного коварства Дядько был слишком прямолинеен.

Подумав о дядьке, Белик слабо улыбнулся и, снова утерев мокрое от пота лицо, хмыкнул.

— Здорово у меня получается выводить народ из себя, да? Такой талант пропадает, прямо хоть орден на грудь вешай. Вот вернемся, обязательно выпрошу один у короля. Думаешь, я был убедителен?

Карраш согласно хмыкнул.

— А мне показалось, темный что-то заподозрил. Надеюсь, наши еще нескоро сообразят, в чем дело, и не полезут целоваться не вовремя, а мы уж как-нибудь сами управимся. Не первый раз в самом-то деле. Ты только… это… не выдавай меня, ладно? Пожалуйста, малыш… — Пацан прерывисто вздохнул и внезапно умолк.

Гаррканец, извернувшись и сумев лизнуть в щеку обожаемого хозяина, за которого переживал больше, чем за себя, тихонько заскулил. Жалобно, просительно, с надеждой, что Белик все-таки передумает и вернется к остальным. Ну, поругают. Может, покричат для острастки пару часиков, помашут кулаками или даже возьмутся за ремень. Попытаться — точно попытаются, но кто им даст хотя бы прикоснуться, когда рядом есть верный друг?!

Однако Белик отчего-то не ответил — так и лежал, неровно дыша в могучую шею. Он не пошевелился, не улыбнулся и даже не хмыкнул в ответ на чересчур громкие мысли своего необычного скакуна. Только левую руку безвольно уронил вниз да как-то подозрительно обмяк. А стоило почуявшему неладное гаррканцу беспокойно дернуться, вдруг начал подозрительно быстро сползать на бок.

Карраш, до смерти перепугавшись, застыл, страшась даже вздохнуть, чтобы потерявший сознание хозяин не упал окончательно. Спина у гаррканцев высокая. Даже в сознании с нее падать вредно, а уж без сознания, головой вниз — тем более. Но что делать? Куда бежать? Кого звать на помощь и как быть, если нельзя даже сдвинуться с места?!

— А-у-у! — внезапно взвыл он во весь голос, задрав морду к небесам. — А-у-у!

Ушедший далеко вперед Дядько обернулся, но племянника не увидел — тот как раз пропал за поворотом. Зато почти одновременно с жалобным плачем Карраша с последней, выворачивающей на дорогу повозки вдруг раздался другой судорожный вздох:

— Белик!

И вот тогда обернулись все.

Поняв, что пацана нигде нет, Гаррон витиевато выругался, намереваясь хорошенько пнуть проклятого недоумка, из-за которого неожиданно возникло столько проблем, и пришпорил своего гнедого. Но Страж оказался проворнее — пролетев на одном дыхании весь путь до поворота, он под уже непрерывный плач гаррканца выскочил на пустой тракт и как раз успел увидеть, как со спины перепуганного Карраша падает неподвижное тело.

— Бели-и-ик! — снова простонала следившая за дорогой Илима, заломив в ужасе руки, но пацан не ответил — тяжелым мешком как рухнул на бок, так и остался лежать, не двигаясь и вроде бы даже не дыша. Он был настолько бледен, что казался мраморной статуей, каким-то чудом попавшей на пустынный тракт. Густые каштановые волосы намокли и липли ко лбу. Под тонкой кожей жутковато проступили вены. Грудь поднималась и опускалась ровно, но так медленно, что невольно закрадывалось сомнение, сможет ли мальчишка вздохнуть хотя бы еще раз. Из Белика словно утекала жизнь, и подбежавшие к нему караванщики разом сообразили: с мальчишкой явно случилась беда.

— Бел… — тихо охнул Дядько, опускаясь на колени подле племянника, и вдруг бешено рявкнул, заставив людей инстинктивно отшатнуться: — Что с ним?!

Карраш заскулил и быстро-быстро залопотал что-то на своем зверином языке. Но с таким неподдельным отчаянием, что приблизившиеся эльфы только пораженно покачали головами. С ума сойти! Он же почти разговаривает!

— Да плевать мне на магов! — заорал в ответ Дядько, будто и в самом деле что-то понял. — Что с Беликом?! Если ты, скотина, сейчас же не объяснишь нормально, то, клянусь небом, вышибу из тебя дух! Во что вы вляпались на этот раз?!

Седовласый в панике ощупал смертельно бледное лицо племянника, на котором подрагивали мелкие бисеринки пота, лихорадочно нащупал пульс, но почти сразу убедился — есть. Мальчишка оказался живым. Только горячим, как печка, влажным, будто забыл вытереться после купания. И до сих пор почему-то не приходил в себя.

— Карраш!

Гаррканец виновато вздохнул и, прекратив виться вокруг рассвирепевшего Стража, вдруг ткнулся мордой в хозяйское плечо, потянув зубами за видневшийся в куртке разрыв. Словно говорил: вот оно, там, внизу! Я тебе еще три дня назад показывал, а ты так и не сообразил!

Дядько не стал ждать, пока толстая кожа окончательно поддастся — выхватив нож, с силой полоснул, дернул, безжалостно обрывая рукав. А вместе с ним — и кусок дорогого ланнийского шелка. После чего с тихим проклятьем уставился на белоснежную повязку, на которой выступило несколько алых пятнышек.

Неужели зацепили?! Ранили?!

Он без колебания сорвал окровавленную ткань, но углядел на абсолютно белой коже небольшой разрез и застыл, чувствуя, как от внезапного ужаса у него начинают подрагивать руки.

— О боги… — сглотнул за его спиной Весельчак, расширившимися глазами уставившись на черный ободок вокруг раны.

Такая маленькая ранка, почти царапина! Но пылающий вокруг нее зловещий круг, больше похожий на черное солнце, красноречиво говорил — спасения не будет, потому что Ледяная богиня никогда не отступается от тех, кто хоть раз получил ее метку.

— «Черная смерть», — спокойно подтвердил подъехавший Элиар, едва взглянув на рану. — И, кажется, он хватанул ее от души. Тут яда на целую гвардию хватит.

Гаррон содрогнулся, хорошо понимая, что это значит, и почувствовал, как внутри что-то противно сжалось: похоже, мальчишку зацепили отравленным клинком.

— Но где? Когда?! — выдавил рыжий.

Подбежавшая Илима всхлипнула и внезапно осела на землю.

— Когда на нас с Лилей напали, — прошептала она, глядя на неподвижного мальчишку широко раскрытыми глазами. — Он меня на землю бросил… да так сильно, что я ударилась, а сам сверху закрыл. Я сначала подумала, он руки распускает, и даже пихнула его, а он только вздрогнул… Я же не знала! Ведь он сказал, что ничего страшного не случилось, а потом еще извинился! Но я была так зла, так на него зла…

Аркан до крови прикусил губу: Торкова бездна! Ну почему дурной пацан не сказал, что словил вместо девчонок клинок?! Почему не объяснил, в чем дело?! Вот уж точно дурак, хотя… что бы это изменило? «Черная смерть» — редкий яд. Убивает быстро, но доставляет жертвам такие мучения, что любые пытки кажутся рядом с ним детской забавой. Его не носят просто так за пазухой, и уж если держали при себе заранее смазанные этой дрянью клинки, значит, готовили для тех, кого трудно убить иным способом. Например, гномов. Или же эльфов? Тут как раз есть подходящие кандидатуры!

Перворожденные переглянулись.

А ведь правда! Если бы дело было только в купце, все случилось бы по-другому. Товары товарами, но есть гораздо более простые способы убийства людей, чем такая несусветная редкость, как «Черная смерть». Гораздо более дешевые наемники, чем своенравные агинцы с их странной преданностью. Еще не стоит забывать и об опытных магах, которых было явно не меньше семи штук. Но с эльфов — совсем другой спрос. Для них отравленная игрушка стала бы не менее смертоносной, чем для случайно пострадавшего сопляка, да и магический удар был направлен так, чтобы выявить, в первую очередь, перворожденных. Но тогда, выходит… ждали именно их?

— Мамочка! — прошептала Илима, в ужасе прижав ладони ко рту. — Я даже не знала, что его ранили! Это из-за меня… это я виновата!

Дядько прикрыл веки:

— Карраш… ну, как же ты проглядел?! Как ты мог такое допустить?!!

Гаррканец снова заскулил, безостановочно трогая мягкими губами неподвижное лицо хозяина. Но Белик так просил, так умолял молчать, что он просто не мог отказать! А теперь он умирает!

Карраш на миг застыл на месте недвижимой скульптурой, а потом вскинул исказившуюся морду к небу и тихо, обреченно завыл.

— Конец парню, — хладнокровно подтвердил общее мнение Элиар. — От «Черной смерти» нет противоядия. Даже у нас. От нее никакая магия не спасает, можете не пытаться — вы ничем ему не поможете.

— Что? — еле слышно переспросил Весельчак, невольно припоминая вчерашний разговор.

«Ха-ха… потерпи до завтра… вот помру, и тогда глумись…» Малыш же напрямую сказал, почти в открытую, да только никто не принял это всерьез, а теперь… Выходит, Белик уже тогда знал, что умирает?! Не потому ли скрыл ото всех свою рану? Уходил со стоянок, в одиночестве пережидая боль? И не потому ли он вино хлестал?!

— К ночи все закончится, — спокойно подтвердил светлый. — «Черная смерть» действует быстро, редко когда удается выиграть хотя бы сутки. А он три дня продержался. Просто удивительная живучесть для человека…

Дядько неожиданно вздрогнул:

— Три дня, ты сказал?! — Он на секунду замер от какой-то мысли, быстро приподнял мальчишке веко и вгляделся в тускнеющую радужку, на ярком солнце приобретшую ядовито-зеленый оттенок, и в тихом ужасе пошатнулся.

— Как действует этот яд? — хрипло спросил он, не глядя ни на кого из присутствующих. — Таррэн! Мне нужно знать, какие стадии Белик уже прошел!

— Эта — предпоследняя, — неслышно отозвался темный. — Элиар прав: «Черная смерть» действует быстро. Насколько я знаю, она была придумана во времена расовых войн специально против бессмертных. И должна была стать таким ядом, чтобы даже наши целители не смогли ничего сделать. Разумеется, мы не сидели сложа руки: противоядие все-таки существует, хотя о нем не знают даже наши светлые собратья. Но его крайне сложно приготовить и еще сложнее использовать, потому что оно должно быть введено сразу после отравления.

Седовласый раздраженно дернул плечом:

— Я спросил тебя не об этом!

Эльф вздохнул и послушно добавил:

— На первой стадии появляется боль в месте удара, зуд и жжение, как от укуса комара. Она длится недолго. Вскоре боль расходится по телу, а всего через несколько часов становится такой нестерпимой, что жертва начинает кричать, будто ее заживо режут. Затем появляется жар и галлюцинации, иногда — бред. Случаются судороги, падучая и неукротимая рвота. Как правило, именно на этом этапе люди кидаются со стен или с крыш, пытаясь избавиться от боли, но если вдруг выживают…

Таррэн умолк, не будучи уверенным, что стоит рассказывать дальше.

— Говори! — напряженно велел седовласый.

— На теле открываются все раны, — неестественно ровно закончил эльф. — В прошлом и настоящем, недавние и давно зажившие, о которых ты можешь даже не помнить. Все шрамы, что только есть, начинают кровоточить, и этого не избежать ни человеку, ни гному, ни даже бессмертному.

Страж бережно погладил неподвижного мальчишку по щеке, словно не веря, что через все это им придется пройти. Вместе, потому что он никогда его не бросит. Снова, как и много лет назад, когда он нашел его умирающим, отчаявшимся и таким беззащитным, но все-таки живым. Создатель, за что?! Неужто все должно повториться?! Но тогда у малыша был хотя бы крохотный шанс уцелеть — умница Траш, которая держала его жизнь в своих зубах, а теперь нет даже этого!

Таррэн сочувственно коснулся поникшего плеча:

— Урантар, ему действительно не выжить. Люди за свою жизнь получают столько ран, что, как только они вскроются, любой истечет кровью за пару минут. И даже если бы у нас было противоядие, мы не смогли бы его спасти — прошло слишком много времени. Прости, но Белик умер, и ты не сможешь этому помешать. Мне действительно жаль. Если хочешь, я помогу ему уйти… без боли.

Страж медленно обернулся и так страшно посмотрел, что эльф вздрогнул и поспешил убрать руку, которой собирался коснуться обреченного мальчишки.

— Не смей! Прикасаться! К нему! — зло отчеканил Дядько, одновременно поднимая безвольно обмякшее тело. — Ты понял меня, темный?! Никогда не смей этого делать, или, небом клянусь, я тебя уничтожу!

Караванщики расступились, пропуская окаменевшего от горя воина вместе с его ношей. Покачали головами, когда седовласый уложил погибающего племянника на ближайшую телегу и устроился рядом, но никто не остановил, не окликнул, не стал бередить и без того кровоточащую рану.

— Карраш, принеси воды. И травы поищи — липу, малину… что будет. Может, мед где учуешь. А потом дуй на ближайшее болото, за крестовником и кровяным мхом. Только скорее, пока еще есть время.

Гаррканец подскочил на месте как ужаленный и со всех ног кинулся прочь, но в последний момент с досадой рыкнул, затормозил и огромным прыжком вернулся. Он завертелся на месте, лихорадочно пытаясь подцепить зубами седельный мешок, который так и таскал на спине. Раздраженно взревел от бесконечных промахов, потому что счет шел на минуты. В конце концов, просто рванул плотную ткань и всунул изжеванный мешок в руки оторопевшего Стража. Даже мордой подтолкнул непонятливого смертного, чтобы до того поскорее дошло.

Дядько развязал веревку, запустил пальцы вовнутрь и горестно прикрыл глаза: там было все, что нужно. И липа, и малина, и даже редкий эльфийский папоротник, чей горьковатый сок так хорошо снимает боль.

— Карраш, так вы за ними?..

Карраш торопливо закивал: да, это именно те травы, за которыми он с хозяином спешно умчался этим утром. Только, видно, Белик не рассчитал свои силы и потерял сознание раньше, чем планировал.

Седовласый ссутулился и с болью посмотрел на бледное лицо племянника.

— Ох, малыш, зачем же ты так со мной?!

Таррэн вернулся в голову колонны, прекрасно понимая, что помочь здесь не в силах. Он сказал Урантару чистую правду. Утаил лишь одно: «Черную смерть» придумали эльфы против своих же собратьев. Темные, если говорить точнее. Но убитому горем опекуну не нужно знать лишнего. Особенно сейчас. Вина за все мучения и, в конце концов, за гибель мальчишки целиком и полностью ляжет на плечи его сородичей. За то, что в тот черный день он, на свою беду, встретил кого-то из них. За то, что сейчас он задыхается от смертельного яда, изобретенного хранителями знаний.

Взращивать в седовласом воине расовую ненависть было глупо. Конечно, жаль мальчишку, он всего лишь оказался не в том месте и не в то время, но теперь у него не осталось шансов, потому что от «Черной смерти» не спасают ни молитвы, ни ненависть, ни даже любовь. Ледяная богиня скоро скажет свое веское слово, и ей не смогут противостоять ни Урантар, ни его племянник, ни сам Таррэн, как бы он ни хотел обратного. А это значит, что следующим утром в отряде станет на еще одного человека меньше.

ГЛАВА 14

Седовласый не отходил от Белика ни на шаг. Он всю дорогу держался вплотную к повозке и придирчиво следил, как девушки ухаживают за его племянником. Глядя, как мальчишку колотит озноб, как кривится и морщится его лицо, Урантар ни разу не заикнулся об остановке и ни от кого не ждал жалости или сочувствия. Но сам при этом не забывал поглядывать по сторонам и старательно прислушиваться к лесу, потому что от работы его никто не освобождал. Хотя проблема возможного повторного нападения агинцев явно беспокоила его гораздо меньше, чем тающий на глазах пацан.

Карраш следовал за ним неотступно, время от времени перегибаясь через борта повозки и прямо так, на ходу, нежно касаясь губами щеки Белика. Он не подпустил к себе даже Дядько, злобно щерился и рычал, но не позволил себя расседлать. И весь вечер бежал возле скрипящей подводы, старательно соблюдая наказ умирающего хозяина: не отдавать в чужие руки его странный оберег — дурацкую палку, с которой он никогда не расставался.

Илима сперва пугалась страшноватой морды и едва не вскрикивала от неожиданности, когда нос гаррканца требовательно тыкался в ее колени или совал в руки котелок с холодной водой. Но вскоре привыкла и даже рискнула погладить необычного зверя, поразившись неестественной гладкости кожи и ее твердости, будто та была выкована из стали.

Карраш стойко вытерпел чужие прикосновения, но оробевшей девушке дал понять — подобные вольности он не приветствует и только хозяину позволяет себя касаться. А сдерживается лишь потому, что эти же самые руки вот уже несколько часов стараются облегчить Белику жизнь.

— Лита…

Заслышав тихий мучительный стон, полный отчаяния, Гаррон обернулся и помрачнел: кажется, мальчишке стало хуже. Вон как мечется, просто горит огнем, а теперь еще и бредить начал: уже в который раз зовет эту Литу или как ее там, да так, что сердце кровью обливается.

— Лита… Лита!

Южанин стиснул зубы и заставил себя не думать, потому что на душе и без того было гадко. Но когда спустя полчаса сзади раздался гулкий удар и испуганный крик, прерванный скрипом ломающегося дерева, молниеносно оказался рядом, опередив даже бдительного Стража. Как оказалось, внезапно забившийся в судорогах пацан вышиб локтем часть деревянного борта и едва не выпал на дорогу.

— Проклятье! — выдохнул Гаррон, крикнув вознице остановиться. Он едва успел подбежать и вытянуть руки, в самый последний момент подхватил накренившегося над землей Белика и положил обратно. Урантар мертвой хваткой вцепился в племянника с другой стороны, обхватил поперек груди и с силой сдавил, стараясь удержать бьющееся тело подальше от края. Потом к нему подоспели Весельчак с Арканом, здоровяк Молот, все вместе вцепились, но даже так, впятером, им с трудом удавалось удерживать пацана на месте. Тот как безумный все рвался куда-то прочь, глухо стонал сквозь зубы и неистово бился. В мальчишку словно демон вселился, мгновенно превратив его гибкое тело в туго сжатую пружину, и воинам пришлось немало постараться, чтобы уберечь его от падения.

— Карраш! — внезапно гаркнул седовласый. — Тащи сюда железки! Живо, пока Белик не порвал связки!

Гаррон не успел подумать, при чем тут какие-то железки и как это может помочь, но умный гаррканец уже сорвал зубами со спины драгоценный сверток и буквально бросил в повозку, прямо на Стража. Внутри свертка что-то глухо звякнуло, щелкнуло, вокруг «талисмана» возникло ядовито-зеленое свечение, но Дядько не обратил внимания — цапнул не глядя и вложил необычный оберег в руки племянника.

Мальчишка вздрогнул всем телом и застыл, будто его поразила невидимая молния. А затем скорчился на дне разворошенной повозки и тихо-тихо застонал.

— Уф, — пробормотал Дядько, украдкой вытирая лоб и осторожно отнимая руки. Но Белик, до побелевших костяшек вцепившийся в палку, больше не шевелился. — Надо же, сработаю.

— А что? Могло и не сработать? — прерывисто поинтересовался Гаррон.

— У этой штуковины свой взгляд на такие вещи, но на этот раз обошлось — на какое-то время она его удержит.

— А что это за штуковина, если не секрет?

— Проклятие, — недовольно буркнул Страж. — Самое что ни на есть, только избавиться от него никак не получается. Да не лапай, дурень! Она даже через ткань может так шарахнуть, что потом три дня пластом лежать придется!

— Откуда знаешь?

Дядько скривился:

— Сам однажды сдуру взялся. Хорошо хоть недолго держал, а то ходить бы мне всю жизнь одноруким.

— А чего ж оно сейчас не сработало? — подозрительно посмотрел рыжий.

— Почему не сработало? — Седовласый криво усмехнулся и с готовностью показал покрасневшие, сожженные до волдырей ладони. — Если бы я вовремя пальцы не убрал, спалило бы до костей. В тот раз так бы и вышло, если бы меня Траш не ударила, а сейчас я специально время выгадывал. Вот и обошлось. Только жжется, зараза.

Воины ошарашенно переглянулись, на всякий случай отодвигаясь от бортика, но потом разглядели магическую штуковину в руках у внезапно угомонившегося пацана, и охнули:

— А как же Белик?!

— Эта дрянь ему досталась от одного уб… короче, в наследство. Вернее, в качестве компенсации за… тьфу! В общем, ее только кровные родственники могут носить, но я к ним, к сожалению, не отношусь. Потому малышу ничего не грозит, а вот всем остальным к ней лучше не притрагиваться.

Страж с тревогой всмотрелся в слегка порозовевшее лицо племянника, зачем-то погладил ему живот, затем посмотрел на сухую ладонь и, наконец, перевел дух.

— Кажется, порядок.

— Ему лучше? — с надеждой прошептала Илима.

— Нет. Но судорог больше не будет. Едем!

— Не стоит, — хмуро отозвался Гаррон. — Все равно скоро стемнеет, да и речка недалеко: найдем только пологий спуск и встанем. Тем более малец совсем плох, так что пусть передохнет чуток, а мы завтра наверстаем, если, конечно, все обойдется.

Дядько кивнул и снова вскочил в седло, направив своего флегматичного скакуна в начало каравана. Он выглядел спокойным, даже невозмутимым, но спокойствие было напускное — всем в караване было это понятно. Страж продолжил путь, стараясь не думать о том, что, возможно, завтра ему придется делать это в одиночестве.

Одна только мысль, что Белика может не стать, ранила так, что хотелось биться головой о землю и требовать возмездия. Но где? У кого? У темного, что накануне спас ему шкуру? Или у его светлых собратьев, что и вовсе были ни при чем? Нет. Нельзя. Не время предаваться унынию. Дело все еще не сделано, работа не закончена, дорога еще лежит перед глазами, а потому надо терпеть. Давить эту боль. Справляться самому. И ждать, когда что-то решится. Он умел ждать — работа Стража немыслима без этого так же, как без умения держать в руках оружие. Но именно это всегда было самым сложным: ждать закономерного исхода и страстно молиться о чуде. А вдруг?..

Седовласый больше не посмел обернуться, чтобы не показать всей глубины своего отчаяния. Только глаза выдавали его с головой, но их Урантар предпочитал никому не показывать. А едва нашел подходящее место для стоянки, излишне резко отбросил поводья, даже не расседлав уставшего жеребца, и немедленно занялся костром.

Ему не стали мешать: воины обошли периметр, внимательно проверили местность и, как обычно, выставили караульных. Сноровисто разбили лагерь, запалили в сторонке второй костер и все в том же угрюмом молчании поужинали, время от времени сочувственно косясь на поникшие плечи товарища.

Дядько этого даже не заметил. Казалось, он полностью ушел в себя и, сидя у огня, неотрывно смотрел на пламя. Но вместе с тем гадал: сколько еще часов (или уже минут?) осталось жить его малышу. Почему Белик не решился признаться? Зачем рисковал, когда впереди был такой сложный путь? Для чего умолчал о ране? Буквально вынудил остальных держаться поодаль, хотя никогда прежде не позволял себе ничего подобного? Как, наконец, сумел не показать боли, которая наверняка была адской? Как он вообще сдержался, если от «Черной смерти» кричат даже самые сильные и терпеливые воины?!

— Господин…

Седовласый поднял голову и устало посмотрел на бледную как полотно Илиму. Девушка была смертельно напугана. И причину промелькнувшего в расширенных глазах ужаса он увидел почти сразу — у нее руки оказались по локоть в крови.

Дядько обреченно прикрыл веки: вот и все. От него больше ничего не зависит. Оставалось только ждать — недолго, до полуночи, но даже это — слишком много для измученного сомнениями Стража, у которого не осталось надежды.

— Господин… — пролепетала Илима, едва не плача. — Что нам делать?!

Седовласый тряхнул головой и резким движением поднялся.

— Карраш! — ровно позвал он в наступившей оглушительной тишине и, едва взъерошенный гаррканец вынырнул из темноты, так же спокойно добавил: — Белику осталось два часа. Иди в лес и ищи тихое место. Желательно — возле реки или озера, где нет звериных лежбищ и троп. Если учуешь поблизости хищников — прогони или убей. Остальное меня не интересует. Там должно быть сухо, прохладно и безопасно, потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь его… потревожил. Все понял? Ступай.

Карраш опустил уши и заскулил, хорошо понимая, что значат жестокие для умирающего слова «потревожил», но ослушаться не посмел — в последний раз потершись щекой о похолодевшую руку мальчика, он отвернулся и огромными, но совершенно бесшумными прыжками скрылся в темноте.

Седовласый тяжело вздохнул и, приблизившись к племяннику, знакомым жестом положил руку ему на живот, все еще на что-то надеясь. Но кожа Белика действительно оказалась влажной и липкой, будто туда вылили ведро воды, а дорогая рубаха промокла насквозь.

Илима не ошиблась.

Страж судорожно сглотнул, но не стал смотреть вниз, потому что и так знал, что ладонь будет красна от выступившей крови. Ран было слишком много, чтобы мальчик выжил, и они были слишком глубоки, чтобы просто так закрыться. Это отзывалось сейчас его прошлое, его мука и боль, которые снова, как когда-то давно, беспощадно терзали душу и тело.

Дядько подхватил племянника на руки и, чувствуя под пальцами вздувшиеся рубцы, направился прочь.

— Господин! — испуганно вскрикнула Илима.

— Ты куда это пошел? — с подозрением спросила вдруг вышедшая из-за дерева Арва. — А ну, верни мальчика на место!

— Мне бы не хотелось…

Но повариха вдруг уперла руки в бока и гневно сверкнула глазами.

— У тебя кровь на руках! Думаешь, мы не сможем о нем позаботиться?!

— Дело не в этом, — неожиданно отвел глаза суровый Страж.

— Девочки всю дорогу за ним присматривали! Присмотрят и теперь! Или ты нам не доверяешь?!

— Просто не хочу, чтобы они видели — это слишком страшно.

— Я сама им займусь! — решительно подошла толстуха и бесстрашно заглянула в полные боли глаза седовласого. — Если раны открылись, их надо промыть и осушить. Никаких возражений! А ну-ка, неси обратно!

Она отдернула полог одной из повозок.

— Думаешь, я мало ран на своем веку повидала? Девочки тоже не белоручки. Все сделаем, как надо, потому что вам, мужикам, ничего доверить нельзя!

Дядько откровенно заколебался. Долгую секунду пристально смотрел в полное решимости лицо толстухи, мельком покосился на отводящих глаза попутчиков, на бесстрастные лица эльфов… и отнес племянника под плотный тканый полог.

— Слева клади, слева, там места больше, — обеспокоенно велела повариха. — Там я хоть повернуть его смогу, а то с другой стороны тюки помешают… вот так, хорошо. Лилька! Неси чистую ветошь! И воду нагрей!

Рыжеволосая служанка со всех ног бросилась к костру.

— Арва, — тихо и как-то неуверенно произнес Страж, подходя к поварихе. — Вы должны кое-что знать. О Белике.

— Что именно?

Дядько совсем смешался, его взгляд заметался по сторонам и на мгновение задержался на спокойном лице Таррэна. Казалось, суровый Страж никак не может найти подходящих слов. Но, в конце концов, он все-таки пересилил себя и, наклонившись к самому уху поварихи, что-то едва слышно шепнул.

Донна Арва широко распахнула глаза.

— Что?!

Дядько горестно кивнул.

— И ты говоришь об этом только сейчас?! — вскинулась она.

— У нас не было выбора, — отозвался седовласый. — Этого никому нельзя видеть.

— Кто еще знает?!

— Только я и Карраш.

Донна Арва раздулась от гнева, побагровела, затем побледнела, но вдруг бросила комкать перепачканный передник, всплеснула руками и кинулась прочь. Разъяренной фурией ворвалась в повозку, где остался лежать мальчишка, зашуршала одеждой и вдруг горестно охнула:

— Да как же это?! Создатель, за что?!

Дядько сгорбился.

— Н-нелюди… так измываться над ребенком… Илима!

— Нет, — внезапно отвердевшим голосом сказал Страж. — Не нужно никому видеть. Лучше я сам.

— Вон отсюда! И ты тоже! — в бешенстве выкрикнула Арва, с силой оттолкнув оторопевшего Стража. После чего выскочила наружу и люто уставилась на непонимающе приподнявшихся мужчин — белая от гнева, с трясущимися руками, в которых так и оставалась зажатой мокрая рубаха с оторванным левым рукавом. — Если хоть один из вас посмеет сунуть внутрь свою наглую морду… клянусь скалкой — убью!

— Ты что, сдурела, старая? — ошарашенно переспросил Ирбис в резко наступившей тишине. — Совсем ума лишилась?!

Повариха развернулась так резко, что едва не сбила могучим торсом Стража.

— Я н-не знаю, кто это сдел-лал, — лязгнула она зубами. — Н-не знаю, какие изверги могли так страшно… но если хоть один из вас, мужланов неотесанных, приблизится к Белику, пеняйте на себя. Не посмотрю ни на возраст, ни на длину ушей. Так получите, что потом не только не сможете иметь детей, но и ни на одну девку больше не влезете!

— Тетушка… — робко подала голос Илима.

— И ты не лезь, поняла?! Давай сюда ветошь и отправляйся к отцу: ему нужна твоя помощь.

— А как же Белик?!

— Справлюсь без вас! — грубо отрезала нянька и решительно скрылась внутри.

— Все настолько плохо? — мрачно посмотрел на седовласого Ирбис.

Дядько, едва заметно кивнув, устроился возле повозки, намереваясь караулить умирающего племянника до утра, а если потребуется, то и дольше. Лишь бы оно наступило, это утро. Лишь бы малыш справился.

Он скрестил ноги, демонстративно положил на колени свой жуткий меч и застыл. Даже глаза закрыл, старательно вслушиваясь в причитания толстухи и редкие, почти неслышные стоны, если она неосторожным движением все-таки задевала Белика.

— Лита…

— Потерпи, солнышко… я сейчас, сейчас… ты только держись, ладно? — умоляюще бормотала Арва. — Ну же, не надо. Дай, я это заберу… о боги! Ну, как же ты… Господи, сколько крови… Сейчас, мой милый, я уже бегу… только не плачь, не надо…

— Лита-а-а…

— Ай! Зараза, жжется! Эту штуку нельзя убрать?!

Дядько помрачнел еще больше.

— Лиля, отнеси тетке тот отвар, что я сделал, — не открывая глаз, попросил он. — И скажи, пусть не трогает палку: с ней Белику будет полегче.

Служанка вскинула на него полные слез глаза и бегом кинулась к медленно остывающему котелку. Торопливо подхватила за еще горячую ручку и опрометью бросилась обратно, едва не упав по дороге и не расплескав драгоценное зелье.

— Что это? — с нескрываемым подозрением спросила повариха, на мгновение выглянув наружу.

— Подорожник, малина, кровяной мох, — так же ровно сообщил Страж.

— Давай! Может, удастся хоть приостановить… ты знал, что там живого места нет?! Без слез же смотреть невозможно! До живота дотронуться страшно, а уж руки и грудь…

— Знаю. На спине еще хуже. Но мне нельзя на нее смотреть.

— Дурак! — в сердцах бросила толстуха и снова исчезла за пологом.

В эту ночь не уснул никто. Люди устали, измучились ожиданием, но упорно не расходились. Сидели вокруг затухающего костра, вяло подбрасывали сухие ветки в огонь, чтобы хоть чем-то заняться. И, не глядя друг на друга, подавленно ждали, когда же все закончится.

То, что Белику не выжить, было ясно с самого начала, с того момента, как они увидели вокруг неглубокой ранки страшную метку обреченного. Но даже сейчас, когда разум все понимал и неумолимо отсчитывал оставшиеся мальчику часы, сердце не желало принимать очевидное. До самого последнего момента на что-то надеялось, ждало, страстно желало повернуть время вспять.

Кто-то из воинов нервно вышагивал под деревьями, кто-то отсел подальше, чтобы не слышать голос поварихи, в котором с каждой минутой слышалось все больше отчаяния. Кто-то нервно курил, но большинство просто ждали, когда же она выйдет на улицу и, расплакавшись, очень тихо скажет: «Мне так жаль…»

Герр Хатор тоже выбрался из душной повозки и теперь хмуро смотрел в одну точку, машинально баюкая здоровой рукой уставшую от слез Илиму. Она плакала так горько, что отец просто не мог не болеть душой — она была слишком молода для всех этих испытаний. Ивет оказалась гораздо сдержанней на эмоции, но и у нее подозрительно блестели глаза — задорный мальчишка, уберегший ее младшую сестренку от страшной смерти, не мог не вызывать сочувствия.

— Это я виновата! Это из-за меня… — хрипло шептала Илима, беспрестанно вздрагивая на отцовском плече. — Если бы он меня не закрыл, все было бы по-другому!

«Если бы он тебя не закрыл, ты сейчас лежала бы на его месте», — красноречиво отразилось на лице купца, но вслух он ничего не сказал. Только помрачнел еще больше и крепче обнял убитую горем младшую дочь.

Может, зря он согласился на этот треклятый поход? Зря подверг семью такой опасности? Может, стоило вернуться на западный путь? Да, он длиннее. Да, у них мало времени, а эльфы моментально привлекут к себе внимание. Зато там гораздо больше застав, городов, деревень и сел на пути! Там безопаснее! Стоила ли тайна перворожденных такой высокой цены, как жизнь невинного ребенка? А мир на Лиаре на следующую тысячу лет?

Купец тяжело вздохнул: конечно же он знал ответ на свой вопрос. Из двух зол всегда приходится выбирать меньшее. И Белик, как ни гадко сознавать, — просто крохотная искорка в громадном костре неизвестности, запылавшем на границе тысячелетия. Невесомая пылинка на пороге вечности. Появилась и тут же исчезла. Мало кто заметил ее присутствие, да и те вскоре забудут. Стыдно, конечно, но так оно и есть. Сегодня погибнет он, завтра не станет кого-то другого, но жизнь и тогда не остановится. Люди будут рождаться, драться и умирать до скончания веков — быстро, тихо и незаметно. А Белик погибнет ради того, чтобы выжила Илима. Да, он погибнет в муках, но поутру остальные все равно встанут, позавтракают и пойдут дальше, потому что так нужно и этого требует долг. Даже Дядько пойдет, у него не будет ни одного лишнего дня, чтобы предаться горю. Он прекрасно это понимает, как понимают и все остальные.

Может, когда-нибудь настанут времена, когда все изменится, когда придут другие люди и появятся другие ценности, когда человеческая жизнь будет значить гораздо больше, чем сейчас. Когда бесследно исчезнут ненависть, зависть, жажда власти. Когда бессмертные перестанут презирать другие расы. Когда гномы выйдут из добровольного затворничества. Когда все расы смогут, наконец, жить по-другому. Не как пауки в громадной банке, где сильный пожирает слабого. А как разумные соседи, способные на плодотворное сотрудничество. Разве для этого нужно так много?!

Купец покосился на невозмутимо жующих светлых, которые слишком уж демонстративно отстранились от чужих проблем, и невесело покачал головой: нет, жизни одного умирающего мальчишки для этого явно недостаточно.

— Господин…

Дядько стремительно обернулся, страстно надеясь, что его опасения не оправдались, но наткнулся на прячущую глаза повариху, комкающую нещадно перепачканную в крови простыню, и вдруг покрылся холодным липким потом: он больше не слышал стонов. А Арва, какая-то осунувшаяся и постаревшая сразу на несколько лет, стояла перед ним и не смела посмотреть в глаза.

— Что? — хрипло выдавил он, уже зная, что услышит в ответ.

Толстуха судорожно сглотнула и, уже не сдерживая слезы, тихонько прошептала:

— Господин… Белик не дышит.

ГЛАВА 15

Дядько не стал ничего уточнять и переспрашивать. Зачем? Арва не могла ошибиться. Если решилась произнести страшные слова, то наверняка ни одну минуту перед этим сидела, старательно вслушиваясь в чужое дыхание, которое вдруг прервалось, и тщетно пытаясь нащупать пульсирующую жилку на шее.

— Господин?

Страж, не поднимая глаз, кивнул:

— Да, я понял.

Повариха побледнела еще больше, но не посмела отвлечь его от безутешного горя, которое он переживал, по обыкновению, молча. Но это молчание пугало гораздо больше, чем если бы на нее, как на принесшего дурные вести гонца, незаслуженно спустили всех собак. Тем не менее Дядько не вскочил, не замахал руками, не начал метаться по поляне или рваться к неподвижному телу с отчаянным криком: «Не верю!» Он только прикрыл на миг потяжелевшие веки и… резким движением поднялся.

Герр Хатор отвернулся, чтобы не видеть его застывшего лица, но Дядько не стал задерживаться — откинув полог, осторожно присел возле племянника, до подбородка укрытого окровавленной простыней, и на несколько минут приложил пальцы к его шее. Терпеливо подождал, заставив караванщиков затаить дыхание, а потом, не изменившись в лице, опустил неподвижные веки мальчика. Медленным, до боли знакомым жестом, значение которого никому не надо было объяснять.

Илима, поняв, что для Белика все закончилось, беззвучно разрыдалась и со всех ног бросилась прочь, но Страж не обратил внимания. Закутав племянника еще плотнее и накинув сверху насквозь промокшую куртку, он осторожно поднял еще теплое тело и так же медленно вышел.

— Карраш?

Из-за дальних кустов немедленно послышалась возня.

— Захвати его вещи и покажи дорогу. Ты нашел то, что я просил?

Взъерошенный гаррканец, выбравшись на поляну, согласно рыкнул и метнулся к оставленной повозке. Проворно сунул морду внутрь, ловко подцепил зубами проклятую палку-талисман, после чего привычно забросил ее на спину и потрусил рядом со Стражем. Правда, по дороге он успел коснуться бескровного лица мальчика губами и нежно потереться щекой. От избытка чувств чуть не скинул с его плеча мокрую ткань, но спохватился и подоткнул сваливающийся краешек. Получилось не совсем удачно, потому что он не только едва не нализался чужой крови, но и материю чуть не порвал: оказалось, в спешке хватанул ее сразу двумя рядами зубов. А ткань не была рассчитана на подобное варварство, поэтому треснула и стала расползаться прямо на глазах.

— Не лезь! — Дядько торопливо вернул простыню на место, но успел показать обомлевшим попутчикам правую руку племенника и часть его шеи.

— О боги! — сглотнул рыжий при виде переплетения багровых следов на изуродованной коже мальчишки. Там действительно не было живого места!

Весельчак увидел лишь краешек, но и этого хватило, чтобы почувствовать холодок меж лопаток: такое впечатление, что мальца кто-то долго и упорно хлестал кнутом! Да так, что неестественно ровные, длинные и глубокие порезы, больше напоминающие прикосновение ножа, тянулись от тонких пальцев в сторону шеи непрерывными полосами, временами причудливо изгибаясь и переплетаясь между собой как части невероятно сложного узора. Будто неведомый художник зачем-то задумал сотворить из обычного человеческого тела удивительный шедевр, равному которому еще никто и никогда не создавал, и расписал его волшебными письменами, превратив живое полотно в настоящее произведение искусства.

Если бы это случилось в другое время, в другом месте и при других обстоятельствах, Весельчак нашел бы это даже красивым. Алый рисунок на белой коже сам по себе притягивал взгляд, заставлял завороженно смотреть еще и еще. Но сейчас, глядя на пацана, в котором больше не осталось жизни, Весельчак ощутил только ужас. Потому что внезапно осознал, что этот изумительный по сложности узор был нарисован исключительно кровью.

Таррэн почувствовал легкую дурноту, прекрасно зная, кто мог нанести столь безупречные линии. Только одно существо на Лиаре было способно безжалостно располосовать нежную кожу острейшим лезвием, не слыша зашедшегося в крике человеческого ребенка, — исключительно для того, чтобы получать при взгляде на эту мясницкую работу некое эстетическое наслаждение.

Зачем неизвестный изувер сотворил подобное? Непонятно. Но Таррэн знал — это была работа эльфа. Того самого, из-за которого чудом уцелевший Белик так люто возненавидел все племя перворожденных.

А еще Таррэн понял и то, что тот эльф не успел закончить свою кошмарную работу. В отличие от людей, Таррэн успел заметить кое-что другое: жуткие раны на коже Белика повторялись не только наверху, но и внизу. Похоже, вся левая голень и бедро мальчишки были исполосованы вдоль и поперек — там с простыни аж капало! То же самое, судя по простыне, творилось на спине, ягодицах и даже на груди. Справа налево, от кончиков пальцев на правой кисти, через все туловище, к левой пятке. Тогда как левая рука и правое бедро мальчика оказались почти не тронуты — простыня там была сухая и чистая.

— Святые небеса! — беззвучно ахнули люди. — Урантар!

Дядько растянул губы в жутковатой улыбке и исчез в лесу, даже не взглянув на стоявшего неподалеку окаменевшего эльфа.

Зачем? Все равно это ничего не изменит. Нет смысла рвать сейчас глотку и спрашивать с кого-то за чужую смерть. И надежды на ответ за нее тоже нет. Поэтому Страж просто ушел в непроглядную темноту — вместе с горестно вздыхающим Каррашем, показывающим путь к будущей могиле хозяина, с испачканными кровью вещами и флегматично жующим серым жеребцом, на спине которого пристроил оружие и позаимствованную на время лопату.

Его никто не остановил.

Страж вернулся только к утру, ведя в поводу своего усталого скакуна. Мокрый от недавно выпавшей росы и откровенно задумчивый. Он рассеянно кивнул подскочившим на месте караванщикам, передал хозяину тщательно вычищенную лопату, проигнорировал остатки вчерашнего ужина и все в том же угнетающем молчании велел выступать.

— А где Карраш? — рискнул поинтересоваться Гаррон, которого присутствие ядовитой твари, лишившейся накануне обожаемого хозяина, сильно обеспокоило. А ну, куснет кого? Зверь и так был злющий и готовый на всякие пакости, а теперь, когда его некому приструнить, мог просто обезуметь от горя.

Дядько страшновато улыбнулся:

— Карраш не бросит хозяина. Хоть живого, хоть мертвого.

И южанин прикусил язык. Теперь ему стало ясно, почему после полуночи отчаянный плач гаррканца прекратился, словно его обрезали. Говорят, у некоторых народов так принято. Да и сложно себе представить, чтобы норовистый зверь, соображавший порой не хуже иного человека, вдруг согласился подчиниться кому-то другому. И кому нужен смертельно опасный полукровка со скверным характером? Так что, наверное, седой правильно поступил, потому что вздорному Каррашу лучше лежать в могиле рядом с погибшим хозяином, чем пугать оставшихся в живых.

О Белике предпочитали не говорить. Не потому, что без него в дороге стало тоскливо и как-то пусто; не для того, чтобы не ворошить лишний раз прошлое и не испытывать чувства вины. Но еще и затем, чтобы не усугублять и без того мрачного настроения Урантара, от которого люди больше не дождались этим тяжким утром ни единого слова.

Дядько держался в стороне от остального обоза, который пообещал довести до Бекровеля в целости и сохранности. Но в особенности — от благоразумно притихших эльфов. Точнее, одного из них, который так остро напоминал ему о причине недавней трагедии. Да, Белика уже не вернуть, ничего не исправить, не помочь и не изменить, но от осознания этой истины становилось лишь хуже.

Таррэн хорошо понимал его чувства и не навязывался, хотя вопросов накопилось за прошедшее время море. Однако пока не приглушилась горечь потери и не поутихла боль, приходилось сдерживаться: люди очень болезненно относились к гибели близких. Тем более когда это случалось так нелепо и быстро, как с Беликом. У перворожденных было не принято предаваться печали по безвозвратно ушедшим, «Iig naare tylaly illissae. Вечная память павшим», — вот их бессмертный девиз. Память о мертвых нельзя тревожить. Кто ушел, того не следует больше звать по имени: он все равно не услышит…

Но пусть Урангар побудет наедине со своими мыслями, пусть остынет, поразмыслит, развеется. Стражи — не такие люди, которые могут позволить себе вволю скорбеть по погибшим, им слишком часто приходится терять друзей. Конечно, боль не пройдет бесследно, она еще долго будет тревожить Дядько и возвращаться в кошмарных снах, но внешне он останется таким же невозмутимым и спокойным, как раньше. Может, станет немного более замкнутым, но выдержит. Стерпит. Справится. Иначе не носил бы гордое звание Дикого пса.

И Урантар тоже это знал.

Он привык скрывать чувства, умел прятать боль, отстраняться от нее, когда это было нужно. Единственное, что он себе позволил, — это время от времени оглядываться назад, на поросшие молодым березняком холмы, среди которых оставил Белика. И смотрел подолгу, так внимательно, словно старался до мельчайших подробностей запомнить место его упокоения. Молча прощался до тех самых пор, пока очередная зеленая стена не скрыла холмы из виду.

В караване не слышалось разговоров, не доносился заливистый смех, не звучали молодые голоса, задорно подтрунивающие друг над другом. Пение беспечных птах тоже куда-то исчезло, из-под копыт не прыскали в разные стороны кузнечики, не метались в панике полевки, не висели плотным покрывалом докучливые комары. Только невесело скрипели колеса, глухо отзывалась земля на касание тяжелых копыт, да доносилось тихое пение ветра, изредка прерываемое шелестом листьев и отрывистыми фразами перекрикивающихся возниц. Казалось, мир ненадолго вымер и ка какое-то время напрочь позабыл о том, что в нем есть другая жизнь.

— Привал, — хмуро объявил Гаррон, едва небеса снова потемнели.

Воины почти с облегчением привычно разбили лагерь, ощущая в этой каждодневной суете странную необходимость. Какую-то внутреннюю, насущную потребность, которая хотя бы на время позволяла отвлечься от невеселых мыслей.

Кто-то, торопясь занять себя чем-нибудь полезным, поспешно сбегал за водой. Кто-то развел костер, остальные набрали хвороста и выволокли на свет освежеванную оленью тушу. Весельчак, не сдержавшись, в сердцах пнул излишне упрямого коня, не пожелавшего отойти с облюбованной поляны и уже собравшегося оставить вблизи нее навозную кучу. Аркан вяло обозвал друга увальнем и полудохлой улиткой, которой надо было пораньше озаботься проблемой обожравшегося дармовой травой дорассца, за что тут же получил смачный удар сосновой шишкой по уху. Затем кто-то с внезапным смешком предложил устроить разгрузочный день, потому что, мол, у Молота брюхо и так скоро отвиснет. Ему вроде как не поверили и с искренним интересом пошли проверять: врет или нет? Оказалось, соврал. А ничего не понявший здоровяк еще долго пытался выловить дерзкого дурошлепа и с чувством отблагодарить за «лестный» о себе отзыв. Успокаивали его потом всем лагерем…

Герр Хатор, наконец, решился размотать старательно наложенную повязку и с удивлением убедился, что правая рука действует вполне сносно, а рваная рана отлично заживает, так что скоро на ее месте останется лишь шрам.

Донна Арва со вздохом взялась за половник и даже не забыла прикрикнуть на наглеца, вздумавшего унести прямо у нее из-под носа крупную картофелину. Илима тоже сумела взять себя в руки и принялась активно помогать няньке. После чего хмурой, как туча, Ивет ничего не оставалось, как присоединиться к сестре и заняться чисткой овощей.

— Вот видишь, какие они непостоянные, — вполголоса заметил Танарис, исподтишка наблюдая за разумно организованным лагерем, в котором каждый знал свое место и занимался нужным делом. — С утра едва не выли в голос, а теперь почти в порядке. Всего-то день прошел!

Элиар лишь пожал плечами:

— Смертные живут мало, вот и привыкают ко всему быстрее, чем мы. Трудно ждать долгого траура от тех, чья жизнь длится не дольше, чем у бабочки-однодневки. По крайней мере, тут станет гораздо спокойнее, а то дрянной пацан мне изрядно надоел.

— Тсс. Не напоминай.

— Я вообще не понимаю, зачем его надо было сюда тащить. Неужели не нашлось другого времени — волочь его через половину Интариса в гости к родственникам?!

— У него нет родственников, — машинально обронил Таррэн.

— Гм. Тогда я вообще ничего не понимаю.

— А чего тут понимать? — пожал плечами Танарис. — Урантар совершенно напрасно рисковал его жизнью, вот и получилось, как всегда: потеряли, когда не ждали.

Таррэн не стал продолжать тему: смерть человеческого мальчишки неожиданно зацепила за живое, потому что слишком уж остро напомнила о том, о чем он не хотел вспоминать. Тех страшных рубцов эльф не забудет до конца своих дней. Потому что они чересчур походили на те, что он когда-то уже видел. И заставляли все больше убеждаться в мысли, что его сородичи давно потеряли право называться мудрейшей расой Лиары. Он с горечью признавал: перворожденные давно забыли о том, что такое милосердие, и этим отличались в худшую сторону от более слабых и мало живущих смертных, у которых тем не менее хватало смелости жертвовать даже этими крохами ради того, что они считали действительно важным: ради детей, любимых и всех тех, кто нуждался в поддержке и помощи.

Эльф пробежался глазами по ожившим лицам людей, с которыми им волею судьбы придется провести не один день, и неожиданно даже для себя попытался прикинуть, кто из этих полутора десятков человек отправится с ними в Серые пределы.

Разумеется, он мог сделать проще и всего лишь назвать вслух пароль, полученный от короля, но так было интереснее. К тому же хотелось проверить себя и убедиться в том, что за два века, проведенных среди смертных, он научился неплохо их понимать.

Спустя некоторое время Таррэн с уверенностью нашел все пять пар глаз, в которых прочитал абсолютно ясное понимание ситуации, и улыбнулся — Мирдаис действительно отправил с ним опытных ветеранов: Бортворские головорезы, Красные драгуны, Гвардейский полк и Бешеные лисы издавна считались военной элитой страны. И хотя драгуны уже не существовали как воинское подразделение, а остальные полки давно не участвовали в активных боевых действиях, метки заслуженных ветеранов были скрыты под одеждой не настолько хорошо, чтобы внимательный взгляд эльфа не смог их отыскать. И это радовало: всех своих будущих спутников он видел в деле и остался доволен. Плюс к этому, добавляется Гончая и неплохие эльфийские маги, а значит, их небольшой отряд вполне мог приравниваться по силе к полноценному десятку. Если не к двум.

Темный эльф со смешанным чувством перевел взгляд на седовласого Стража и с удивлением подметил, что невозмутимый и нечеловечески спокойный Урантар к вечеру отчего-то разволновался. Он сидел в стороне от остальных, спрятав лицо в тени, и небрежно подпирал спиной сосновый ствол. Но то, как он напряженно посматривал по сторонам и все чаще поворачивал голову к оставшемуся в стороне тракту, красноречиво говорило: Страж встревожен. Более того, едва сдерживается, чтобы не вскочить и не побежать навстречу чему-то неизвестному, но явно очень важному.

Таррэн перехватил очередной быстрый взгляд и окончательно запутался, совершенно не представляя, что могло так взволновать удрученного Стража. Он уже собрался подойти и спросить напрямую, потому что тревога Дикого пса должна иметь под собой веские основания, но не успел: до его чуткого уха внезапно донеслись тихие шаги. Похоже, какое-то копытное медленно и устало брело вслед за караваном, поминутно останавливаясь, а затем снова возобновляя движение.

Дядько немедленно посветлел лицом и резким движением поднялся, поспешив в ту сторону. А следом за ним и люди всполошились, поспешно вскочив со своих мест.

— Илима, спрячься, — велел герр Хатор, здоровой рукой нашаривая на поясе нож. — Лиля, ступай тоже. Арва!

— Да, господин. Не волнуйтесь, я все сделаю.

— Гаррон…

— Я понял, — отозвался южанин, сделав воинам знак рассредоточиться и занять круговую оборону, а притихшим возницам — зарядить арбалеты и быть готовыми стрелять по необходимости. А сам настороженно прислушался и наконец уловил подозрительный шум от дороги — тихий, очень медленно приближающийся стук копыт, будто нагнавший их всадник был смертельно ранен и едва держался в седле, поминутно заставляя своего скакуна останавливаться и подолгу отдыхать.

Одно хорошо: похоже, пришелец был один.

— Почему так долго?! — неожиданно возмутился Страж, когда тяжелые шаги раздались совсем близко, а за деревьями нарисовалась массивная тень. — Вам когда было велено явиться?!

— Ну и зверь же ты, Дядько, — устало отозвался из темноты до боли знакомый голос. — Бросил меня одного, а сам умотал, как на свиданку. Хоть бы перевязал напоследок! Не стыдно тебе, а?

— Я ждал вас к обеду!

— Какое «к обеду»?! Не видишь, еле ползем?! Я тебе что, дурной эльф — раны заживлять за полдня?!

Гаррон невольно отступил на шаг, когда из-за сосен вышел покрытый пылью вороной зверь, а рядом, держась за стремя и заметно прихрамывая на одну ногу, нарисовался еще один силуэт. Явно человеческий, хотя и некрупный.

— Белик! — беззвучно ахнула от повозок Илима. — Но как же…

— Что, не ждали? — хрипло прошептал пацан, выходя на свет. — Долго же за вами топать пришлось… едва не помер по дороге. Неужто так спешили от меня отделаться? Так фигу, не выйдет. Я, как видишь, еще не совсем труп. Так что прошу любить и жаловать.

Донна Арва будто окаменела, со странным выражением уставившись на внезапно воскресшего мальчишку, и неожиданно прерывисто вздохнула.

— Вы где были?! — вконец возмутился Дядько, грозно уставившись на вполне живого племянника. А затем не менее грозно — на вяло плетущегося гаррканца. — Я тебе для чего Карраша оставил?! Чтобы вы не болтались Торк знает где, а сразу вернулись! Столько времени прошло, ночь на дворе, а вы только сейчас изволили… ты почему пешком?!

Мальчишка выбрался, наконец, из кустов — исхудавший, усталый, но все-таки живой. В новом костюме, с пыльными разводами на влажном от пота лице, но выглядевший очень даже ничего для того, кто только вчера отдал Создателю душу.

— А как еще? — неслышно прошептал он. — У меня ж на заднице живого места не осталось… как я тебе в седло сяду? Вот и пришлось: где пешком, где ползком, а где Каррашик меня в зубах тащил… Гад ты старый! Пень седой! Хоть бы подумал, что я теперь только на правой половине сидеть могу!

— Скоро и на ней не сможешь, — ворчливо отозвался слегка оттаявший дядюшка. — Марш отдыхать! Не то я ее так надеру, что ты не только три дня будешь пластом лежать, как обычно, а еще две недели станешь есть исключительно стоя!

Белик криво усмехнулся:

— Надо же! Похоже, моя несчастная задница нынче в большой цене. Сперва рыжий порывался, теперь вот ты… если еще и эльфы начнут заглядываться, то я тогда вообще не буду знать, куда бежать. Гаррон, прикрой рот — ворона влетит… Дядько, чего они так вытаращились? Ты разве не сказал, что на меня не действуют яды?

— Нет. Потому что это еще неизвестно.

— Очень даже известно…

Седовласый быстро подошел и рывком вздернул голову дерзкого юнца за подбородок.

— Нет, — с нажимом повторил он. — На этот раз я не был уверен.

И Белик неожиданно отвел глаза, потому что заботливый и горячо любящий его опекун наверняка издергался за эти сутки больше, чем когда бы то ни было. Пожалуй, больше он мучился только тогда, когда впервые нашел его в горах, таким же умирающим, как намедни. Страшно даже представить, что он должен был пережить за этот жуткий день!

— Прости, — очень тихо сказал мальчишка. — Я надеялся, что получится не так погано. Просто с этой дрянью нам еще сталкиваться не доводилось, вот я и не рассчитал со временем. Всего-то несколько часов оставалось до кульминации.

— Потому я и не сказал никому. А теперь ответь мне, пожалуйста… — Кажется, у Дядько все-таки сдали нервы. — Какого демона ты не отбил этот нож? Увернуться не мог? Парализовало или ты ворон считал? Я тебя для чего столько времени учил? Чтобы ты на каждый Торков клинок брюхом напарывался?

— Как я мог его отбить? — огрызнулся пацан, неловко подтянув правую ногу. — Куда уворачиваться? Там было пятеро магов, а у меня, между прочим, всего два ножа!

— А я говорил тебе взять больше!

— Куда я возьму? В зубы, что ли? Кто велел сидеть тихо, как мышь? Я и сидел… и так едва успел! Хорошо, что двоих получилось сразу, первым броском… но третьего пришлось ломать прямо в прыжке! Оставшихся кинуть на Карраша, а потом спасать девчонок, пока малыш топтал этих дураков! Кто вообще знал, что у них клинки отравленные?!

Дядько гневно засопел, но все-таки сбавил обороты.

— Ты рисковал!

— А ты — нет?! — раздраженно фыркнул пацан. — Мы всю жизнь чем-то рискуем, а девчонок нельзя было оставить без прикрытия, да и слово мы дали… Зато теперь точно известно, что «Черная смерть» на меня не действует, и в следующий раз я ее даже не почувствую.

— Я тебе дам — в следующий раз! Ты хоть подумал, что бы со мной Траш сотворила, если бы пришлось вернуться одному?! Карраш вон до сих пор икает!

Белик отер влажный лоб и неловко подпрыгнул, по-прежнему цепляясь за стремя, будто ему было больно опираться на ногу.

— Да брось, Дядько. Никто не пострадал, я через пару дней приду в форму, а малыш присмотрит за остальными. Правда, Каррашик? Ты же у нас умница?

Гаррканец ласково потерся щекой о макушку хозяина и согласно заурчал.

— Вот видишь. Слушай, ну скажи народу, чтоб угомонились! А то мне аж неудобно: смотрят, как на привидение! Еще пихнут нож под ребра, чтобы убедиться, что я живой!

— Так ты у меня и есть привидение, — неожиданно добродушно хмыкнул Страж, потрепав племянника за торчащие во все стороны вихры. — Только кусаешься больно и временами слишком много болтаешь. Иди уж, чудо мое. Отдыхай, а завтра обо всем потолкуем.

— Если я доживу до завтра.

— А куда ты денешься?

Белик слабо улыбнулся и послушно поковылял в сторону, опираясь на свой необычный талисман как на обыкновенный костыль. По пути обогнул остолбеневших караванщиков, невольно хихикнув при виде их вытянувшихся лиц, и постарался пройти как можно дальше от эльфов. Только поварихе тепло улыбнулся и неслышно прошептал: «Спасибо». Та едва не кинулась обниматься, но вовремя вспомнила, что видела у мальчишки на теле, и не рискнула задевать свежие раны. Лишь с чувством прошлась губами по неимоверно бледному лицу и кивнула в сторону крытой повозки.

— Ложись у меня. Там хватит места.

Белик с неожиданной теплотой сжал ее руку.

— Спасибо, тетушка. Спасибо за все.

— Что значит, не действуют яды? Как? Совсем?! — неверяще переспросил Элиар, шаря глазами по бледному лицу мальчишки.

— Не, — вяло отозвался пацан. — Даже «Золотая пыльца» не взяла, хотя меня в свое время чем только не травили! Но все, как видишь, крупно обломались: меня так просто не убьешь!

Танарис пораженно покачал головой: вот так сюрприз! «Золотая пыльца» ненамного слабее «Черной смерти»! Всего одна щепотка, распыленная в комнате, к примеру, вечером, — и можно гарантировать, что следующим утром находящиеся в помещении не проснутся! Интересно, где Белик успел на нее напороться? Похоже, мальчишка полон тайн, как сокровищница темного владыки! Правда, подарочек еще тот — едва сами не прибили по дороге, но ради таких изумительных способностей можно кое-что и стерпеть.

— А чего ж ты тогда издыхал вчера? — опомнился наконец Весельчак. — Да так правдиво, что я аж поверил. И кровищи-то лило, кровищи… будто из свиньи на убое.

— Сам ты хряк. Свинтус неблагодарный!

— Белик!

— Отстань! Я злой, голодный и страшно устал, — отмахнулся мальчишка, неловко забираясь в повозку и накрываясь рогожей с головой. — Тебе бы полдня шкандыбать с больной ногой по ухабам! Дядько, покорми Карраша, потому что я сейчас отключусь, а он у меня такой нежный…

Пацан зевнул, устраиваясь поудобнее, и почти сразу затих, задышав ровно и спокойно, как младенец на руках у матери. Похоже, уснул, проявив достойную восхищения поспешность, но при этом не забыл подтянуть магическую палку к животу и вцепиться в нее руками, чтобы ни одна собака не покусилась на его сомнительное и опасное для жизни сокровище.

Повариха уперла руки в бока.

— Так, а ну, расходитесь! Чего застыли?! Хватит таращиться, не то глаза потеряете! Пусть малыш отсыпается. Илима, слышала? Не трогай его! А вы, балбесы, даже не вздумайте помешать, не то со мной дело иметь будете! Так приголублю, что потом не встанете!

— С ума сойти можно… — пробормотал герр Хатор, опуская обнаженный клинок. После чего, все еще не в силах прийти в себя, как-то потерянно сел на землю. — Урантар, я действительно не сплю?

Дядько хмыкнул:

— Понимаю, в это трудно поверить, но малыш на самом деле нечувствителен к ядам. Поначалу, конечно, ему приходится помучиться, но в последний момент процесс почему-то обращается вспять. В том смысле, что когда нормальному человеку положено помереть, Белик на время впадает в глубокую спячку, как медведь зимой, а просыпается уже здоровым.

Он оглядел окаменевшие лица попутчиков и усмехнулся.

— Я по первости чуть с ума не сошел, когда понял, что он траванулся какой-то гадостью. Три дня от него не отходил, все ждал, когда помрет. Но этот нахал вдруг открыл глаза и совершенно спокойно поинтересовался, что у нас на обед, и чем он вдруг заслужил такое почитание, что возле его постели сидят трое седых ветеранов и горько плачут в подушку… Гм, помню, здорово его тогда выдрал: малыш еще долго сидеть не мог. И второй раз, и третий тоже… а потом привык.

Гаррон покосился на уснувшего мальчишку.

— Привык, говоришь?

— Со временем ко всему привыкаешь, — странно улыбнулся Страж. — Даже к тому, что Белик на самом деле совсем не то, чем кажется. Да и Белик не знает точно, на что именно может рассчитывать в таких ситуациях. Его ж никто специально не травил, чтобы эксперименты ставить. Пока осечек не случалось, но с «Черной смертью» мы раньше не сталкивались, а поскольку сильнее яда еще не придумали, никаких гарантий не было. Вот я и не сказал. Вдруг не вышло бы?

Караванщики переглянулись и одинаковым жестом потерли затылки.

Хозяин сказал: с ума сойти? Да, пожалуй, уже можно. Нет, то, что пацан выжил, конечно, неплохо. Но как ему это удалось? Откуда такие умопомрачительные способности у этого мелкого наглеца? И почему он так долго скрывал, что не новичок в бою? Пятерых магов завалить — не шутка! Так они ж наверняка еще и отбивались! Хоть и с Каррашем на пару схватились, но с такими противниками справится далеко не каждый. Белик вот каким-то чудом смог. А теперь вдруг выясняется, что он очень и очень непрост, — даже яды не берут. Натаскать бы его получше, подучить немного — такой убийца бы вышел отменный, просто блеск!

Таррэн затаенно улыбнулся.

Кажется, ему начинал нравиться этот своевольный, полный всевозможных загадок мальчишка. А то, что стервец, — что ж, с кем не бывает? Пожалуй, с ним все-таки стоит наладить отношения…

ГЛАВА 16

Как и предсказывал Страж, Белик продрых почти сутки, свернувшись на дне повозки калачиком и безмятежно посапывая в подложенную под щеку ладошку. Он не очнулся ни поутру, когда караван тронулся в путь, ни когда откровенно развеселившиеся воины о чем-то в голос заспорили, ни от нещадной тряски. Недолгого дождика, пролившегося вскоре после полудня, тоже не заметил, только поморщился и что-то невнятно промычал. И даже к обеду не соизволил прийти в себя, несмотря на то, что ликующая повариха на скорую руку сотворила такой одуряюще вкусный суп, что один только запах мог поднять мертвого из могилы.

— Оставь, — посоветовал Дядько, когда Весельчак уже собрался потрясти пацана за плечо. — Вряд ли он до завтра проснется, так что не трогай. Пускай спит.

— Есть тоже надо, — недовольно буркнул рыжий. — Он слишком много крови потерял.

— Ничего, потом наверстает.

— Ну, смотри.

Дядько проводил взглядом уходящего парня и велел Каррашу проследить, чтобы больше никто не вздумал вмешаться в естественный ход вещей. Он хорошо знал, что Белика сейчас не сможет разбудить ни гроза, ни крики, ни рев боевого рога над ухом. Только ощущение неминуемой угрозы могло заставить его вскочить, потому что на подобные моменты у малыша был совершенно фантастический нюх. Но сейчас он не проснется. И это хорошо, потому что именно в первые дни его шрамы болят сильнее всего. Потом Белик наконец очнется ото сна и начнет поглощать пищу в гигантских количествах: его голод, как и всегда в таких случаях, будет поистине звериным. Зато еще через день малыш сможет нормально сидеть в седле и выдавать искрометные остроты — выздоравливал пацан на удивление быстро.

— Его устойчивость к ядам — это врожденное умение? — негромко спросил Таррэн, с искренним любопытством изучая порозовевшую физиономию спящего сорванца. Тот выглядел гораздо лучше, чем вчера вечером. Хотя темные круги под глазами и бескровные губы по-прежнему напоминали о той пропасти, в которую он едва не шагнул.

Дядько молча покачал головой:

— Тогда что это: амулет, талисман, наведенная магия?

— Нет.

— И к его палке не имеет никакого отношения?

— Верно.

Эльф озадаченно нахмурил брови:

— Поправь меня, если я ошибусь: у Белика есть способность противостоять ядам, так? Но эффект от воздействия в первый раз будет точно такой же, как на всех остальных?

— Да, только в первый раз, — ровно отозвался седовласый. — Потом хоть ложкой ешь — ничего не случится.

— Значит, сперва симптомы у него развиваются, как положено, но потом появляется устойчивость? — уточнил темный.

— Да.

— И результат сохраняется пожизненно? Честно говоря, я не знаю ни одного заклятия, способного за пару дней избавить человека от действия смертельного яда. Обезвредить его очень трудно, а вывести — попросту невозможно.

— Магия не имеет к этому отношения, — сухо сообщил Урантар.

— Тогда что же? Про амулеты знаю, талисманы иногда тоже можно наделить нужными свойствами, но рано или поздно сила в них все равно иссякнет, и тогда придется или обновлять старый артефакт (что безумно расточительно), или же искать себе новый. Но подходящего материала в мире не так уж много, а умельцев, способных грамотно его использовать, — вообще считаные единицы. И я готов голову заложить, что у твоего племянника такого амулета нет!

— Верно.

Таррэн недоуменно покачал головой:

— В таком случае я ничего не понимаю!

— Тебе и не надо.

Эльф с досадой поджал губы, но настаивать не стал: у каждого свои секреты. И хотя любопытство буквально съедало его изнутри, пришлось вежливо откланяться, потому что Страж был не слишком склонен к откровениям, особенно в том, что касалось племянника. То, почему седовласый так спокойно позволял мальчишке находиться в опасной близости к смертельно ядовитому Каррашу, больше не вызывало удивления. Конечно, чего волноваться, если малец наверняка уже не раз был покусан или оцарапан норовистой зверюгой?

Странно другое: раз устойчивость к ядам не была врожденной и не имела отношения ни к магии, ни к внешним источникам силы, то оставалось предположить, что Белик получил щедрый подарок от кого-то еще. Но в том-то и загвоздка! Да, с помощью магии можно поделиться с другом своей личной устойчивостью к заклинаниям, наложить заклятие внешнего щита или же много лет не снимать с себя чужую личину. Вполне реально переплести силовые потоки вокруг человека, эльфа или гнома так, чтобы вообще сделать его невидимым для чужого магического взора! Это требовало огромных сил, обоюдного согласия и обязательного использования магии крови, но все же было осуществимо. Но Таррэн, хоть убей, не знал в этом мире ни одного живого (да даже мертвого!) существа, которое смогло бы передать удивительную стойкость к безусловно смертельным ядам обычному человеческому ребенку.

Он разочарованно отвернулся и, провожаемый внимательным взглядом Карраша, вернулся в начало каравана.

— Выяснил что-нибудь об этой мелюзге? — вполголоса поинтересовался Элиар.

— Нет.

Светлый на мгновение обернулся, но Таррэн и не подумал отводить глаза: перебьется, как любит говорить Белик. Еще не хватало тушеваться перед этим занудой. Элиар, не дождавшись ответа, поджал губы и отвернулся, выразительно переглянувшись с Танарисом, после чего оба, не сговариваясь, прибавили шагу. Таррэн же искренне пожелал, чтобы эта парочка снобов где-нибудь случайно затерялась по дороге и больше не мозолила ему глаза. А еще лучше — отдала бы ему гномью частичку ключа Изиара и по-быстрому умотала в свой отвратительный Светлый лес. Потому что проку от них — никакого, а гонору и спеси — выше крыши, как нынче выражаются смертные.

Эх, жаль, этому не дано случиться: владыка наверняка стребует с них по возвращении за артефакт. Гномы стребуют тем более, потому что, отказавшись участвовать в походе, самолично вручили им свою частичку ключа. Странный, конечно, поступок, даже для предпочитающих добровольное затворничество гномов, но за ключ они точно спросят. А значит, терпеть ему светлых еще очень долго.

Таррэн проводил взглядом собратьев и вдруг самым кощунственным образом усмехнулся: а может, Страж прав? Может, светлые и вовсе не нужны в Проклятом лесу? К Лабиринту, конечно, придется спускаться всем вместе, потому что ни люди, ни перворожденные никогда не выпустят из рук драгоценных артефактов и позволят магическим пластинкам соприкоснуться только в самый последний момент — у закрытых врат. Так, как заповедовал владыка Изиар. Но внутрь-то ему придется входить одному! Никого другого Лабиринт не пропустит! Все расы об этом прекрасно знали, а сопровождающих в Серые пределы отряжали скорее для порядка, чем для реальной помощи, ну и для того, чтобы было кому присмотреть за очередным смертником и помочь активировать ключ, а потом вернуть части артефакта высокопоставленным владельцам — на хранение на следующую тысячу лет.

Почему смертником? Да просто потому, что за прошедшие эпохи ни одному темному еще не удавалось выйти из Лабиринта живым. Активировать амулет и вернуть его через сотворенный портал сородичам — да. Но вот вернуться…

Когда-то давно на эту трудную роль владыка Л’аэртэ назначил своего младшего сына — ненаследного принца Торриэля, но тот, к несчастью, имел неосторожность выступить против экспериментов с людьми, насмерть разругался из-за этого с сородичами, после чего навсегда покинул родной лес. А старший наследник — один из тех, кто подходил на роль мученика, но совершенно не желал им становиться, лет двадцать назад принял не менее мудрое решение пропасть без вести и с того времени больше не объявлялся.

Таррэн, правда, полагал, что Талларен до сих пор ищет младшего братца, который перед уходом едва не проткнул его насквозь. Причем ищет настойчиво, чтобы со всей вежливостью напомнить об обязательствах и заодно вернуть старый должок. Но вот незадача — младший братишка скрылся настолько ловко, что успешно избегает встречи с себе подобными.

Ищет ли до сих пор Талларен своего упрямого брата или нет — Таррэну до этого не было никакого дела: идти в Лабиринт все равно надо. А поскольку кровь Изиара нынче в большой цене, то, похоже, ему, бродяге, и быть козлом отпущения, на котором висит долг народа эльфов перед Лиарой. Вот и трясется он теперь в седле, путешествуя по пыльной дороге рядом с презирающими весь мир светлыми, с не ведающими истинного положения дел людьми, с одним раненым мальчишкой и его опекуном.

Таррэн напряженно размышлял, искал выход из сложившейся ситуации и уже который день с интересом гадал: удастся ли ему разрушить недобрую традицию и выбраться из Проклятого леса? Или же через тысячу лет кто-то из потомков нынешних эльфов найдет у врат его высохшие кости и втайне порадуется, что не сам лежит тут в пыли и безвестности? Как ни крути, картинка выходила невеселая. Даже жаль, что судьба другой пока не нарисовала.

Против обыкновения, Таррэн не стал ужинать вместе со всеми. Едва герр Хатор разрешил остановиться на ночлег, а вокруг весело потрескивающего костра в ожидании ужина начал собираться голодный народ, он отпустил усталого скакуна, сбросил седельные сумки и бесшумно скрылся в темноте. Он не хотел сейчас ничьего общества. Не собирался рассказывать своей истории. Не искал понимающего взгляда или доброго слова. Просто не ждал — не умел, наверное? Но не испытывал никакого сожаления о том, что всю жизнь прожил волком-одиночкой.

Так уж сложилось, что он не нашел понимания среди сородичей, не смирился с тем порядком вещей, который проповедовали хранители знаний, и, сбросив оковы единения с родом, навсегда покинул родной лес. Вопреки воле отца. Против воли совета старейшин. Не понятый, не услышанный и до сих пор не прощенный.

Он провел среди смертных две сотни лет, начав понимать их гораздо лучше, чем кто-либо из собратьев, а со временем нашел если не друзей, то хотя бы тех, кто не ненавидел его за форму ушей и цвет глаз. Но, как ни печально сознавать, так и не обрел по-настоящему значимой цели в жизни. Не смог забыть прошлое, не сумел полностью отстраниться от себя, прежнего. Не залечил старые раны. И тщательно укрываемая тоска нет-нет, да и прорывалась наружу такими вот приступами болезненного одиночества. Требовала выхода, искала, куда бы излиться, и он хорошо запомнил, как с ней нужно бороться.

Эльф глубоко вздохнул и отер влажное после тренировки лицо. Затем опустил натруженные руки и вернул родовые клинки в ножны. После чего с нескрываемым удовольствием окунулся в небольшое озерцо и по привычке остался обсыхать на берегу прямо так, нагишом, с наслаждением позволяя ветру касаться обнаженной кожи.

Сколько прошло времени с момента его ухода из лагеря, он не знал, да и не важно это — вряд ли кто-то спохватится. Однако, судя по почерневшему небу и приятно ноющим мышцам, потренироваться сегодня удаюсь неплохо. А главное, с пользой, потому что это всегда помогало встряхнуться. Даже тогда, когда уныние и безысходность грозили затопить с головой.

— Гляди, какой красавчик, — неожиданно раздалось вдумчивое у него за спиной. — Ушки длинные, волосики черные, а уж глазки как сверкают! Про то, что ниже, я вообще молчу… Гм, голые эльфы, свободно разгуливающие в лесу по ночам, — это действительно нечто. Как думаешь, Карраш, это он ради нас так расстарался?

Невидимый гаррканец насмешливо фыркнул.

Таррэн откинул со лба мокрую прядь и с изумлением воззрился на наглое существо, которое не только соизволило наконец проснуться, но и сидело сейчас напротив, бесцеремонно его изучало, да еще и комментировало вслух!

— Давай-давай, покажись во всей красе, а то нам не все видно, — с каким-то ненормальным азартом подбодрил Белик, деловито садясь на землю. — Мне, разумеется, твои прелести до одного места, но когда еще в жизни выпадет такой шанс — воочию рассмотреть перворожденного? В первозданном, так сказать, виде? Ого! Да тут, оказывается, есть на что глянуть! Видать, не врут девки про ваше достоинство! Рыжик от зависти удавится, когда я ему расскажу!

Таррэн против воли почувствовал, как от «похвалы» начинают гореть уши, и торопливо напялил штаны.

С’сош! Ну что за несносный сопляк! Едва в себя пришел, как на тебе — опять нарывается! Еле сидит, почти не двигается, потому что лишний раз пошевелиться наверняка больно. Даже куртку не набросил на плечи, хотя уже прохладно. И сапоги натянуть не смог, а теперь его бесстыдно голые пятки сверкают в темноте не хуже иного фонаря! Зато туда же — дерзить надумал, чтобы его снова прибили! В кого только уродился, маленький мерзавец?!

— Карраш, плюнь в него, что ли? — вяло попросил этот стервец, вовремя приметив, что у темного на скулах заиграли желваки. — А я что? Я — ничего. Только правду сказал, а он не верит. Это ж комп-ли-мент, дурень! Цени, ушастый, потому что я очень редко кого хвалю. Правда, Каррашик? Интересно, если бы на моем месте сидела красивая девушка, он бы по-другому отреагировал?

— Я гляжу, тебе стало лучше? — сухо осведомился Таррэн, застегивая ремень.

— Мм… силенок пока маловато, но на тебя вполне хватит. Так что не обольщайся.

Эльф неверяще вскинул брови. Нет, это просто невероятно! Должен же у него быть хоть какой-то инстинкт самосохранения!

— Слушай, на этом свете есть хоть одно существо, кроме Урантара и Карраша, кто не бежит от тебя сломя голову? У меня складывается впечатление, что ты готов плюнуть в лицо каждому, лишь бы не дать повода себя задеть. Я-то ладно. Ты не любишь эльфов и сделаешь все, чтобы убедиться: нам доверять нельзя. Согласен. Но чем тебе не угодил тот же рыжий? Или Ирбис? Девчонки, которым ты, судя по всему, небезразличен? Зачем издеваться над остальными?!

Белик несильно вздрогнул и уронил взгляд.

— Тебя это не касается.

— Возможно, — не стал протестовать темный. — Но не только перворожденные умеют делать больно. Мир полон вещей, которые нам не нравятся не меньше, чем вам. Поверь, люди тоже не сахар, а иногда кажется, что даже мы можем поучиться у вас жестокости. Но это не значит, что я должен достать меч и убивать всех направо и налево, без разбора!

В темноте враждебно сверкнули два ярко-голубых глаза.

— Не тебе говорить о жестокости, эльф!

— Меня зовут Таррэн.

— А мне без разницы. Для расы, которая не признает никого, кроме себя, не существует имен. Она потеряла на это право. Вы те, кто не знает сострадания, не живет, а существует, как безмозглые твари, повинующиеся только голоду, жажде и инстинкту продолжения рода. Вы — такие звери! Вы! Слышишь?!

Таррэн напряженно замер и на несколько минут замолчал, со странным чувством всматриваясь в полное гнева и застарелой ненависти лицо Белика. Сколько же боли пришлось когда-то вытерпеть этому мальчишке? Сколько страха испытать в руках палача? Сколько раз умолять о смерти, но так ее и не дождаться?

Он снова некстати вспомнил лица погибших женщин, скорченные судорогой тельца их новорожденных малышей, которые не оправдали чужих надежд и только за это были безжалостно истреблены, и до скрипа сжал кулаки.

— Возможно, мы действительно слишком долго живем, чтобы ценить то, что имеем, — глухо сказал он наконец. — Возможно, мой народ разучился слушать других и погряз в самолюбовании. Возможно даже, ты прав, но мы не все… одинаковые.

Пацан только горько усмехнулся.

— Мне жаль, что кто-то из нас когда-то причинил тебе зло и так ранил. Жаль, что погибли дорогие тебе люди. Жаль, что все так случилось, и ты не дождался в тот день помощи. Но моей вины в этом нет.

— Ранил? — неожиданно хищно улыбнулся Белик. — Нет, эльф, на самом деле он меня убил. И я надеюсь, однажды ты поймешь, в чем разница.

Ночь, будто в насмешку, отозвалась криком разбуженной сойки.

Таррэн, вновь перехватив лютый взгляд, только вздохнул. Пожалуй, он ошибся — наладить отношения с этим упрямцем у него вряд ли получится. Для Белика не было разницы, кто именно стоит напротив, — тот ли нелюдь, что когда-то резал ему кожу, или же другой бессмертный. Мальчишка просто не видел отличий, и в чем-то Таррэн его понимал.

Странно другое: этот отказ неожиданно огорчил его. И совсем уж непонятно, почему в его душе в кои-то веки шевельнулось сожаление. Будто ему повезло найти редкий клад, а потом вдруг обнаружить, что сокровище находится под охраной хмеры, которую не приручишь, не уничтожишь и не заставишь бросить свой пост. Просто потому, что единственным ее желанием было убить. И нетрудно догадаться, кого именно.

ГЛАВА 17

Ходить Белику было явно еще рановато: до молчаливого гаррканца он доковылял с большим трудом. Да и за шелковистую гриву ухватился так, будто ноги грозили вот-вот подломиться от слабости. Несмотря на это, Белик все равно решил ехать верхом, уже напружинил колени, чтобы взлетел гаррканцу на спину, но отчего-то вдруг замер и очень странно вытянул шею.

Неугомонная сойка чирикнула снова.

У Карраша широко раздулись ноздри. Шерсть на загривке встала дыбом, а в горле заклокотал зарождающийся рык, но Таррэн уже ощутил неладное — его второе сердце тоже встрепенулось. Эльф застыл, чутко прислушиваясь к малейшему шороху, и вдруг понял: они здесь не одни. А когда птичий крик раздался в третий раз, темный инстинктивно шагнул в сторону, под прикрытие густых еловых лап.

Белик, словно и не помирал только что от усталости, с поразительной скоростью метнулся прочь, хоронясь за высокой травой и припавшими к земле еловыми ветвями. Бесшумно упал, перекатился и, наконец, стремительно уполз с открытого места, извиваясь не хуже иного червяка. В какие-то секунды достиг густого орешника, осторожно приподнялся, выглянул и… с неудовольствием констатировал, что они с проклятым эльфом действовали по одной схеме. Не сговариваясь, они укрылись в одних и тех же кустах, а теперь едва не дышали друг другу в лицо.

— Торково семя! Куда ни плюнь, всюду в ушастого попадешь! — беззвучно ругнулся мальчишка. — Скоро ни пройти ни проехать будет!

Таррэн не обратил на него внимания. Ему не надо было видеть врага, чтобы точно знать о его присутствии. Хватало неровного удара второго сердца, мимолетного дуновения чужой ауры, чтобы распознать опасность. Но кто? Где? Откуда взялся в этой глухомани? Сколько их, наконец?

Пока он не знал. А недовольно сопящему пацану сунул под нос кулак, чтобы не вздумал высовываться или, упаси Создатель, разглагольствовать вслух. Тот, на удивление, понял: вжался в рыхлую землю, настороженно посверкивая крупными глазенками, а затем вдруг поднял над головой ладонь и принялся складывать пальцы в непонятные фигуры. Таррэн сперва ничего не понял, но вскоре сообразил: Белик подавал знаки Каррашу.

Эльф успел углядеть только «молчать», «лежать» и «ищи», потому что они были знакомы ему по Бронлору и здорово напоминали манеру общения Бешеных лис во время рейдов в орочьем тылу.

Таррэн пораженно застыл, лихорадочно размышляя, откуда об этом мог узнать Белик, но затем подивился еще одной мысли: каким же зрением должен обладать свирепый полукровка, чтобы в полнейшей тьме углядеть тонкие пальчики, сплетающиеся в подобие команд?! Он сам едва различал эти жесты, а Карраш с такого расстояния не должен был даже заметить!

Но гаррканец не подвел: мигнув зеленовато-желтыми глазами, вдруг понятливо их прикрыл, дважды прянул ушами и как-то странно распластался по земле, умудрившись почти полностью скрыться в густой траве. Вокруг него почти мгновенно разлилась непроглядная чернота, начисто скрыв очертания массивного тела. Словно плащом, накрыла его темным пологом, и… внезапно Карраш исчез.

Таррэн ошеломленно моргнул, но спустя какое-то время ощущение чужого присутствия полностью пропало, будто Карраш растворился в воздухе. Эльф рискнул даже приподнять голову, чтобы воочию убедиться, что он не сошел с ума, но гаррканца действительно не было. А на земле — там, где только что лежало его крупное тело, остались взрыхленные полосы и немалая куча вырытой земли, будто необычный зверь… к’саш! Будто он зарылся в нее целиком на манер гигантского крота! Или же уполз поверху, но при этом яростно загребая дико извернувшимися конечностями, как тюлень — ластами!

Таррэн подавил желание немедленно выяснить все подробности у лежащего рядом мальчишки и снова втянул ноздрями прохладный воздух. Кажется, тихо? Пожалуй, даже слишком тихо. Особенно вон там, шагах в сорока левее, где неожиданно примолкли сверчки и затаилась молодая полевка… Эльф стремительным движением выхватил из-за пояса нож и, ориентируясь больше на чутье, чем на звук, с силой метнул оружие. Клинок мелькнул серебристой рыбкой и исчез в ночи, а через мгновение с глухим стуком вонзился в сосновый ствол.

Эльф молча ругнулся, запоздало сообразив, что не только промазал, но еще и выдал себя неосторожным броском. А когда встретил тяжелый, полный понимания взгляд помрачневшего мальчишки, и вовсе едва сдержался: тот разве что пальцем не покрутил у виска и первым начал осторожно отползать в сторонку. Мол, люди, я не с ним и не имею к идиоту никакого отношения!

Таррэн неслышно зашипел, но, признавая правоту пацана, сменил диспозицию, опасаясь, что неведомые гости уже торопятся им навстречу. А у него под боком — беззащитный малец, которого нельзя бросить. И даже плохонького доспеха нет — одна голая грудь и босые пятки. Нож всего один, и тот бесполезен. Лук остался в лагере, а от мечей в такой ситуации проку мало — если не видно, кого рубить, можешь хоть весь белый свет заплевать со злости, да только всадят стрелу из-за кустов, и привет родителям.

Улучив момент, эльф юркнул за сосновый ствол, оказавшись рядом с насупившимся Беликом, и осторожно выпрямился, прикрывая собой беззащитного пацана. Его ладони обхватили рукояти родовых мечей, глаза безостановочно шарили по округе; он почти перестал дышать, в неимоверном напряжении ожидая развязки, и только поэтому различил едва заметный шорох чужих шагов. Откуда-то сзади.

Таррэн молниеносно развернулся, отбрасывая замешкавшегося мальчишку за спину, и с готовностью пригнулся. Но потом поднял глаза и замер, наткнувшись сразу на три взведенных арбалета, с нескрываемым интересом изучающих его обнаженную грудь.

— С’с-сош… — выдохнул эльф, безошибочно распознав агинцев с их извечно темными доспехами и закрытыми повязками лицами: трое наемников стояли в десяти шагах от него и без особых эмоций следили за эльфом, который оказался перед отвратительнейшим выбором.

Таррэн аж содрогнулся от мысли, что ему, чтобы выжить, придется подставить под болты не готового к такому повороту событий сорванца. Да, увернуться даже от трех арбалетов Таррэн сумеет. Изогнется, пару мышц потянет, но все же сделает. Но мальчишка-то не эльф! Будь он хоть трижды тренирован, хоть как обучен, но он человек. И это значило лишь одно — Белик непременно напорется на болт. Однако если не отойти в сторону, то непременно нарвешься на них сам, и даже тогда мальчишка будет обречен… Иррадэ!

Внезапно на сведенные судорогой лопатки Таррэна легли две удивительно твердые ладошки. Прохладные пальцы пробежались по его обнаженной коже как по струнам арфы, вычертив на спине вздрогнувшего от неожиданности эльфа ровный круг, из которого в разные стороны брызнули две выразительные стрелки.

Так, понятно: маленький умник предлагал разделиться.

Затем на коже вспыхнули сразу три вертикальные полосы, означающие агинцев, а немного поодаль и левее вдруг пролегла еще одна черточка… и Таррэн стиснул зубы. Как же он сам не заметил?! За дальними кустами прятался еще один человек и точно так же целился в него из арбалета! Но, что самое поганое, у всех четверых не было аур! Будто у призраков, у мертвецов! Как у того воришки в Аккмале! Вот почему они так близко подобрались! Вот почему он промахнулся! Неужели кто-то снабдил их антимагическнми плащами?

Белик все с той же бесцеремонностью ткнул Таррэна пальцем в спину, а затем крест-накрест перечеркнул две правые линии — мол, эти твои. А затем самым наглым образом вытянул оставшийся на поясе темного нож. Да так ловко, будто всю жизнь тем и занимался, что обкрадывал доверчивых, невнимательных эльфов.

От этой мысли Таррэн едва не расхохотался, но выбора все равно не было — он уже почти слышал звук срывающихся с лож арбалетных болтов. А потому не колебался — быстрее молнии рванулся вправо, одновременно выхватывая клинки, и метнулся к наемникам, молясь про себя, чтобы успеть.

«Создатель! — мысленно взмолился эльф. — Никогда ни о чем тебя не просил, но сейчас умоляю: дай мне немного времени! Только чтобы успеть дотянуться до всех троих! А там, надеюсь, пацана не заденет: в отличие от меня, он не представляет для агинцев угрозы!»

Наемники, видно, тоже так посчитали, потому что, игнорируя хрупкую фигурку Белика, разрядили все три арбалета в беззащитную грудь Таррэна.

«Благодарю…»

Длинный шаг, разворот, легкий шелест потревоженных листьев… он шел, едва касаясь земли, почти летел! Сейчас припасть на правую ногу, пропуская над головой свистящую смерть, затем нырнуть еще ниже и отточенным лезвием взрезать чужое тело, совсем так, как острый коготь вскрывает неподатливую устрицу. Потом новый рывок вниз и вправо, короткий взмах, выдох, плавный поворот, и одна дуга полностью закончилась, без труда разрубив податливую плоть вместе с доспехом и вернув поющий сак’раши в исходное положение. Вторая дуга еще длилась: с’сирташи как раз перехватил сорвавшийся с ложа второй болт, рассек его на две половинки и с угрожающим гудением вонзился в чужую шею. Там что-то отвратительно чмокнуло, хлюпнуло и порвалось, а наружу щедро хлынула кровь, кажущаяся в темноте почти черной.

Темному эльфу понадобилось всего два удара его медленно бьющегося сердца, чтобы разобраться с парой ошарашенных агинцев. А еще — несколько секунд драгоценного времени и целое море напряженного ожидания. В себе-то он не сомневался, но вот Белик… почему-то его присутствие заставляло нервничать. Как там малец? Не задели его? Не ранили?!

Таррэн змеей скользнул за спину третьего наемника и уже почти свел смертоносные мечи на его шее, как внезапно осознал, что тот и так уже падает навзничь. Из левого глаза агинца угрожающе торчала рукоять ножа.

Ай да мальчишка, ай молодец!

Эльф для верности все-таки смахнул мечами чужую голову и, закончив, наконец, движение, лихорадочно огляделся, силясь подавить нехороший холодок в груди и пытаясь понять, насколько шустрый пацан успел пострадать. Человек все-таки, да и сущий ребенок, хотя, по людским меркам, наверняка уже приближался к совершеннолетию. Ну где же этот малыш? Живой?

Однако, к собственному удивлению, Таррэн не нашел Белика ни пришпиленным к дереву, ни лежащим ничком на земле. И вообще нигде, словно пацана от удара противника просто вышвырнуло с поляны и унесло куда-то в сторону. А что? Он худой, легкий… все возможно.

Только спустя долгую секунду эльф смог нормально вздохнуть, потому что Белик, наконец, нашелся: он стоял на четвереньках шагах в десяти дальше и, наполовину скрывшись за кустом, шарил руками по земле, недовольно шипя сквозь плотно сомкнутые зубы.

— Вот гад… чего тебе стоило упасть на другую сторону? Куда ж… а-а-а… вот ты где! — Мальчишка с удовлетворенным вздохом выполз обратно, сжимая окровавленными пальцами сразу два клинка — свой и тот, что недавно спер у эльфа. — Вот что значит чужое оружие: своим бы ни за что не промазал, а тут и балансировка другая, и вес чуток не тот… Эй, ушастый! Ты откуда это барахло взял?! В подвале подобрал? Или у дохлого бандита позаимствовал?

Таррэн медленно вернул на место отпавшую челюсть, чересчур долго соображая, что наглый пацан не только увернулся от болтов, но и пришпилил парочку наемников всего парой изумительно метких бросков! Судя по телу крайнего, малыш в первый раз немного промазал, не привыкнув действовать чужим клинком, и только потом метнул свой, родной.

— Ты в порядке?!

— Да, — буркнул Белик, небрежно кинув эльфу его же нож.

Таррэн машинально поймал клинок, все еще находясь под впечатлением, а пацан торопливо похромал к оставленному лагерю. Но даже так, кривясь от боли, умудрялся делать это совершенно бесшумно. Только незаметно потрогал живот под подозрительно липкой рубашкой и как-то очень уж поспешно отер ладонь о траву.

Эльф без лишних слов нагнал мальца и пристроился бок о бок, уже не сомневаясь, что мудрый Страж успел привить племяннику полезные навыки, а природная гибкость и ловкость позволяли ему творить совершенно потрясающие вещи. Глядя на скупые, экономные движения юноши, Таррэн внезапно осознал, что доволен увиденным. Белик шел по лесу так, как не всякий сумеет: тихо и быстро. Бесплотной тенью скользил в ночи, сосредоточенно поглядывая по сторонам и настороженно прислушиваясь.

Внезапно из-за деревьев донесся тихий свист, заставивший темного замереть на середине шага. Белик же, напротив, лишь широко улыбнулся и негромко свистнул в ответ, как-то странно вывернув губы и всего за секунду сумев трижды поменять тональность.

— Малыш?

— Дядько, сколько? — уже не таясь, в голос поинтересовался Белик.

— Девять.

— Ха! А у нас четверо!

— У кого это — у вас? — с нескрываемым подозрением уточнил Страж, но почти сразу изумленно вскинул брови, обнаружив рядом с выбравшимся к лагерю племянником полуодетого эльфа. — Таррэн?! Гм… я что-то пропустил?

— Никого не задели? — словно не услышал эльф.

— Рыжему нос поцарапали, а остальные в порядке: Карраш вовремя нас предупредил и кое-кого сгоряча даже зашиб. А оставшихся мы уж хорошо встретили. Сам погляди — они не в обиде.

Таррэн прошелся вдоль повозок, машинально считая про себя распластавшиеся на земле тела: один, два… вот этих ловко зарубили здоровенным мечом. Еще одного располовинили гигантской секирой. Кого-то нашпиговали стрелами. Двое оказались жестоко покусаны и изрядно потоптаны, словно по ним прошлась знаменитая тяжелая кавалерия Интариса, а последний…

Эльф отпихнул от себя откушенную голову в шлеме и хладнокровно констатировал, что умный гаррканец воистину незаменим в ближнем бою. А еще — что у него на редкость здоровенная пасть, куда с легкостью помещается такой предмет, как чья-то глупая голова.

— Чисто, — выдохнул Гаррон, вынырнув из темноты на пару с Ирбисом и Арканом. — Мы прошлись по округе, но других следов нет. Только эти и еще четверо, которых Таррэн и Белик так замечательно приложили. Похоже, больше никого в гости сегодня ждать не придется.

— Интересно, откуда они знали, где нас искать? — в пустоту спросил Весельчак, старательно вытирая меч.

— Чего тут знать? Дорога одна, до Бекровеля поворотов почти нет, да и те давно заросли. А после нас следов осталось море.

— Ты сам-то в это веришь?

Южанин мрачно глянул на недовольного товарища и вздохнул.

— Я похож на дурака? Но о другом мне как-то не хочется думать.

— А зря, — ровно отозвался Таррэн. — Оборотень мог и случайно на дороге попасться, но остальные… на агинцах очень уж удачно оказались эти славные плащики. Кстати, вы знаете, что у оборотня тоже была не видна аура?

Седовласый нахмурился: подобная мысль ему тоже приходила в голову.

— Хочешь сказать, они — из одного источника?

— Таррэн, ты почему в таком виде? — изумленно обернулись светлые, пробежавшись глазами по босым пяткам темного, его распущенным волосам и особенно — по обнаженному торсу, поблескивающему в свете звезд мелкими капельками пота.

Белик неожиданно хихикнул.

— Это еще что. Видели бы вы его полчаса назад…

Дядько поспешил прервать развеселившегося племянника. Но вот то, что Белик все еще стоял рядом с ушастым и не пытался его прирезать, было, по меньшей мере, странно. Неужто малыш наконец-то начинает привыкать?

— Эй, рыжий! — обрадованно вскинулся Белик. — Хоть, я сейчас таку-ую новость сообщу, что тебе разом станет понятна вся глубина разницы между тобой и перворожденными? Вернее, не глубина, а очень даже длина?

Седовласый мысленно охнул и, проклиная все на свете, ухватил стервеца в охапку, чтобы тот не вздумал делиться впечатлениями. Эльф ведь когда-нибудь прознает правду, и вот тогда с ним возникнут проблемы, потому что язвительный характер Белика давно ни у кого не вызывал удивления, но на некоторые темы шутить не стоило даже ему.

— Уй! Дядько, пусти!

— Цыц! Я кому сказал — угомонись!

— Но я же только…

— Белик! Еще одно слово, и я окуну тебя в ближайшую лужу! Таррэн, ты его что, уже искупал? Почему рубаха мокрая?

Эльф непонимающе вскинул брови, а мальчишка поспешно вырвался и отпрыгнул в сторону.

— Бели-и-ик… — вдруг угрожающе протянул Страж, заподозрив неладное. — Ну-ка, иди сюда. Почему ты мокрый?

— А-а-а… это… — У пацана воровато забегали глаза. — Я просто…

Дядько повернул испачканные ладони к огню, секунду таращился на появившиеся на них красные разводы и вдруг гневно вскинулся:

— Белик!

— Это не я!

— Тебя что, задели?!

— Нет!

— Тогда откуда это?!

Таррэн запоздало вспомнил прыжок, от которого до сих пор поднывали мышцы, и тихо охнул: да если мальчишка напрягся так же, то у него все до единой раны должны были открыться!

— Белик! Немедленно сюда! — взревел строгий опекун, и мальчишка сразу сник. А затем буквально взмолился о пощаде:

— Торково копыто… Дядько, да не волнуйся ты. Там немножко капнуло, потому что еще мало времени прошло, а завтра все будет в порядке. Ты же сам знаешь: мне только три дня и нужно!

— Какие три дня?! Карраш, давай его сюда!

Гаррканец, проникнувшись тревогой Стража, послушно цапнул не ожидавшего подвоха пацана за ворот.

— А! Это заговор! Как ты можешь, скотина?!

— Р-р-р!

— Я ж тебя кормил! Растил!

Карраш, не разжимая челюстей, так жутко сверкнул глазами, что люди поспешили отступить в сторонку.

— Ладно, не буду, — виновато вздохнул Белик, в панике следя за стремительно приближающимся дядькой.

Тот выглядел поистине страшно: злой, как демон, всклокоченный, усы торчком, волосы на голове стоят дыбом, кулаки сжаты так, будто сейчас ударят… Мальчишка тихо взвыл и поспешил зажмуриться. Но Страж только вздернул его голову и в бешенстве уставился прямо в глаза, одновременно проводя второй рукой по спине.

— Живо в повозку! — процедил он, убедившись в собственной правоте, — ладонь была мокрая и отвратительно красная. — И только посмей нос оттуда высунуть до следующего вечера!

Белик обреченно вздохнул.

— Ты меня слышал? — окончательно взбеленился Урантар.

— О боги… Да слышал я все! — Пацан всплеснул руками. — Тетушка Арва, можно я к вам переберусь? А то ведь он житья теперь не даст, да и перевязать надо будет: самому-то никак. И потом, переодеваться опять придется, а мне бы не хотелось…

— Как перевязать? Зачем?! — испуганно выглянула из-за дальних кустов толстуха.

— У меня раны открылись, — совсем грустно признался Белик, и грозная нянька гневно ахнула:

— Опять?!

— Мне там напрячься пришлось, чтобы не продырявили, вот и получилось, что…

— А ты куда смотрел?! — неожиданно накинулась повариха на оторопевшего от ее напора темного. — Мало того что явился в чем мать родила, да еще и защитить ребенка толком не сумел! Ты на что вообще тогда годен?!

— Он пытался, — поспешно прервал повариху Белик, заставив невозмутимого дядюшку на время лишиться дара речи. — Честное слово! Как раз после того, как…

Урантар ошарашенно воззрился на недоумевающего эльфа. Неужели Белик наконец признал, что в Таррэне есть что-то хорошее?! И неужто непримиримый малыш сейчас защищает эльфа?! Мать честная! Не это ли знак, что Белик потихоньку возвращается к нормальной жизни?! Ну, хоть какая-то от ушастого польза…

Арва умолкла, заботливо обхватив окончательно помрачневшего пацана за плечи, но продолжала исподтишка сверлить полуголого эльфа негодующим взглядом до тех пор, пока он не плюнул на все и не пошел обратно к реке — одеваться.

Подумаешь, трагедия! Ну и что с того? Он же не врывался голышом в шатер к невинным девицам и не совращал малолеток по кустам! В конце концов, в лагерь вернулся почти одетым! Да и не до того было — слишком торопился! Что за дурной народ — люди? Неужели никогда в реке вместе не купались? То, что есть у каждого мужчины между ног, независимо от возраста и длины ушей, Белик распрекрасно знал и сам!

— Идиотка! — раздраженно сплюнул Таррэн, отчаявшись понять эту ненормальную расу.

Пнул по дороге какой-то пень и, перекинув за спину ножны, скрылся в темноте.

ГЛАВА 18

— Мы уходим, — объявил поутру Дядько, заставив троицу эльфов понимающе переглянуться, а герра Хагора — заметно помрачнеть.

— Когда?

— Как только доберемся до Борревы.

Купец недоуменно вскинул брови и с непониманием воззрился на Стража.

— Не стоит рисковать ради нашего дела больше, чем это необходимо, — спокойно пояснил причину своего решения Дядько. — Тем более что орден знает, сколько нас, как мы вооружены и на что способны. Но, что самое главное, совершенно точно знает, где нас искать, так что скрываться теперь бесполезно. Думаю, остальное объяснять излишне.

Эльфы неприятно улыбнулись, потому что в словах Стража промелькнула вполне понятная горечь. Конечно, не слишком-то приятно сознавать, что кто-то из твоих спутников, с которыми делил хлеб и соль, оказался предателем и исправно передавал сведения о передвижении отряда преследователям из ордена. Правда, кто это, когда и как умудрялся это делать, оставалось загадкой, но ничем другим настойчивое внимание агинцев объяснить было невозможно.

— После нашего ухода тебе и твоим людям ничего грозить не должно, охотятся не за вами, — продолжил Дядько, словно не заметив, как вытянулось лицо у герра Хатора. — Но вас осталось мало, а потому поступим так: дойдем до города, как планировали. Потом мы с эльфами исчезнем, а ты наймешь новых людей. До Бекровеля останется неделя пути, но там неплохие дороги, разбойников почти нет, разъезды дозоров в этом году заметно участились, да и грамоту для наместника я тебе оставлю.

— Ты и этот вариант предусмотрел? — еще больше помрачнел герр Хатор.

Страж передал купцу запечатанный свиток и кивнул.

— Король тоже согласился, что лишняя предосторожность не помешает, и велел отдать тебе бумаги, если что-то пойдет не так. Поскольку я забираю с собой часть охраны, то в качестве компенсации наместник Борревы дополнит ваш отряд своими гвардейцами.

— А вы?

— Ну… поскольку нас обнаружили даже здесь, то наверняка ждут и рядом с Бекровелем. А то и у хребта — для гарантии, поэтому я считаю, что нам лучше скрыться заранее.

— А Белик?

— Мы уже все обсудили: он никому не доставит проблем.

— Мы о нем позаботимся. Обещаю, что доставим в целости и…

Дядько неожиданно покачал головой:

— Ты меня не понял, Хатор: я не оставлю его здесь.

Эльфы на мгновение утратили дар речи.

— Ты в своем уме? — округлил глаза купец. — Идти вдоль хребта с больным мальчишкой на руках?! Да еще когда на вас объявили охоту?!

Страж снова улыбнулся и кивнул куда-то за спину: Белик как раз вернулся с реки — чисто вымытый, полностью одетый для дальней дороги и с походными мешками в обеих руках. Он еще прихрамывал, морщился от резких движений, но выглядел гораздо лучше, чем вчера. За мальцом семенил неутомимый гаррканец — тоже выкупанный, оседланный и невероятно возбужденный. Он то и дело с шумом раздувал ноздри, порывался пуститься вскачь и с трудом сдерживался, чтобы не прыгать диким зайцем по поляне, распугивая и без того нервничающих караванщиков. Пару раз едва не ткнулся мордой хозяину в спину, будто поторапливая, но в последний момент все-таки передумывал, лишь искоса поглядывал на непривычно серьезного и чрезвычайно сосредоточенного пацана.

— Эй! Ты что задумал? — обеспокоился рыжий, когда мальчишка закинул на спину Карраша оба своих внушительных тюка, а следом пристроил дурную палку, имеющую свойство жечь чужие руки. — Куда собрался?!

— Домой.

— Ты ж едва на ногах держишься!

— Дядько так не считает, — отозвался Белик, внимательно проверяя подпругу и высоту стремян. — Не тянет? Учти, я еще не настолько здоров, чтобы на всем скаку падать вниз головой.

Карраш для верности пару раз надул живот и отрицательно мотнул головой. А затем с готовностью подставил бок, но мальчишка не спешил и, прежде чем взлететь в седло, кинул на опекуна непривычно острый взгляд.

— Дядько, ты не передумал?

— Нет, — покачал головой Страж. — Ступай, найди Траш и побудь с ней, пока не придет время. Я потом сам вас отыщу.

— Как скажешь… Тетушка Арва! Спасибо за все, я у вас в долгу!

Грозная повариха опустила могучие руки и тяжело вздохнула.

— А надо ли тебе уезжать, деточка? Здесь вон сколько народу, все лучше, чем одному пылить по пустой дороге.

— Не волнуйтесь, — загадочно улыбнулся Белик. — Карраша, когда он не ранен, не способно догнать ни одно живое существо. По крайней мере, по эту сторону гор. Так что мне ничего не грозит — он умеет становиться настоящей молнией.

— А твои раны? Они же еще не зажили!

— Завтра закроются, — легкомысленно отмахнулся пацан. — Я к тому времени буду уже далеко.

— Белик…

Мальчишка подошел и крепко обнял поникшую повариху, отчего у той увлажнились глаза. Секунду постоял так, чувствуя осторожное прикосновение к все еще ноющим плечам, затем отстранился и вдруг самым дерзким образом чмокнул ее в щеку.

— Спасибо. Но для меня так действительно лучше.

Донна Арва окончательно размякла и позорно хлюпнула носом, но тут же отвернулась и украдкой вытерла непрошеные слезы. Кажется, за несколько дней она успела привязаться к ехидному мальцу гораздо больше, чем старалась показать.

— Илима, — неожиданно позвал Белик напрягшуюся девушку. — Не слишком красиво с моей стороны было бы уехать, не попрощавшись, поэтому я хочу напоследок кое-что сказать. Ты позволишь?

Илима нерешительно покосилась на отца и кивнула.

Белик, подойдя, наклонился к самому уху смущенно замявшейся красавицы, что-то шепнул и тут же отступил на шаг, будто опасаясь, что девица вдруг вспыхнет или сделает нечто нехорошее.

— Что?! — ахнула Илима, воззрившись на юношу будто в первый раз.

Белик смущенно кивнул, а Дядько спрятал хитрую усмешку.

— Прости, что так получилось, но мне нельзя по-другому. Теперь понимаешь, почему я… почему у нас ничего бы не вышло?

— Создатель! — Илима вдруг покраснела как маков цвет. — А я-то, дура, хороша! Но почему ты говоришь об этом сейчас?!

Белик неловко отвел глаза.

— Потому что я не хотел, чтобы ты переживала… гм… зря.

Под недоумевающими взглядами дочь купца покраснела еще сильнее, но потом все-таки нашла в себе силы выпрямиться и твердо взглянуть в полные раскаяния голубые глаза.

— Почему все так?..

— Это проще, — тихо ответил мальчишка. — Поверь, я бы и сейчас промолчал, но ты хорошая девушка и, как мне кажется, заслуживаешь правды. Донна Арва меня поняла. Ну и Дядько, разумеется. А больше никто не в курсе, и мне бы хотелось, чтобы так оно и осталось.

— Хорошо. — Илима бросила странный взгляд в сторону Таррэна. — Я обещаю, что не скажу.

Белик коротко поклонился и ловким движением вспрыгнул на спину нетерпеливо переминающегося гаррканца. Хитро подмигнул Весельчаку, приветливо кивнул Ирбису, улыбнулся при виде невозмутимого Совы, Молоту помахал рукой, эльфов едва заметил, а затем ткнул пятками черные бока.

— Будь осторожен, Дядько, и не делай глупостей. Пока!

Карраш сорвался с места, будто выпущенный из пращи снаряд, а уже через пару секунд его массивный силуэт исчез за поворотом, оставив после себя только клубы густой пыли.

Темный эльф со странным сожалением вздохнул.

Вот и все. Белик уже не вернется, не съязвит поутру, как обычно, и больше не рассмеется в голос, подшучивая над неуклюжим возницей. Он уехал. И достигнет безопасного Бекровеля всего за несколько дней, потому что с таким скакуном, как гаррканец-полукровка, ему действительно нечего бояться. Разве что раны могли открыться, но Урантар был на удивление спокоен, словно знал, что этого не случится, и, едва пыль осела на дорогу, с каким-то необъяснимым облегчением распрямил спину. После чего вскинул на плечо тяжелое седло и отправился готовить к долгому пути своего флегматичного жеребца — невозмутимый и даже какой-то расслабленный, будто ничего особенного не случилось и мальчишка на самом деле не отправился в одиночку путешествовать по пустынному тракту, а отлучился на легкую прогулку.

Глядя на внезапно опустевшую дорогу, Таррэн со странным чувством подумал, что так и не успел выпытать у нахального сорванца, как он сумел приручить свирепого Карраша. Видно ведь, что норовистый зверь готов творить пакости днями напролет. Но если дело касалось серьезных вещей, повиновался беспрекословно, будто действительно признавая за Беликом право повелевать. Признавал его вожаком. Или правильнее сказать — другом?

Жаль, что этого уже не удастся узнать. Но еще больше жаль, что так и не довелось проверить тот странный талисман, который не имел ни ауры, ни фона — ничего, что могло бы по-настоящему подтвердить его истинное предназначение. В то время как руку седому он обжег неслабо — у того до сих пор следы на коже есть, будто от охранного заклятия. Но ставить такую защиту на простую палку было бы глупо. Только вот отвечать на вопросы Урантар категорически отказался, а Таррэн не нашел ни одной свободной минуты, чтобы хотя бы попытаться порасспросить мальчишку.

Интересно, откуда у него устойчивость к ядам? Неужели тот темный, что его изуродовал, решил провести какой-то эксперимент, но в последний момент позволил пацану вырваться? Таррэн вполне допускал, что кто-то рискнул повторить опыт двухсотлетней давности, а мальчишка попался под горячую руку. Возможно, даже из-за симпатичной сестрички, которая погибла в тот день у него на глазах.

Вопросы, вопросы… Этот Страж со своим племянником — одна сплошная загадка. Одно хорошо: Урантар наконец сообразил, что вдали от каравана и эльфов Белик будет в большей безопасности. Видно, «Черная смерть» все же чему-то научила седовласого.

Вероятно, Урантар решил сократить количество спутников еще и по другой причине: чем меньше будет народу, тем проще вычислить предателя. По крайней мере, Таррэн именно так бы и сделал. А еще его беспокоило, что на этот раз гномы не соизволили отправить в поход кого-то из правящей династии. Может, не хотели вмешиваться. Может, посчитали, что теперь это их не касается. А может, сидя в своих пещерах, нашли какой-то новый путь спастись от надвигающейся катастрофы. Кто поймет этих гордецов?

Таррэн вздохнул и отправился собираться.

Впереди был долгий и опасный путь, а они сумели одолеть лишь самую легкую его часть. После Драконьего хребта они попадут на одну из застав, где к отряду присоединятся Дикие псы, за ней — короткая передышка, а затем, собственно, Серые пределы, Проклятый лес и, наконец, Лабиринт, в который темному эльфу придется войти, чтобы вернуть на следующую тысячу лет силу угасающему амулету Изиара. После чего эльф рассчитывал каким-то образом умудриться вернуться, проделать путь в обратном направлении, отдать ключ Мирдаису и крепко задуматься, чем заняться в этой долгой и утомительной жизни. И как пережить второе совершеннолетие и не сойти при этом с ума.

Нет, если бы дело касалось только скуки, Таррэн бы не тревожился. Но было одно обстоятельство, от которого он не мог просто так отмахнуться, — кровь Изиара. Если наследники рода Л’аэртэ не оставят потомков мужского пола, то через тысячу лет Граница вокруг Проклятого леса рухнет, и некому будет ее обновить. Именно поэтому в доме Л’аэртэ всегда рождалось два сына: старшему пророчили трон и великое будущее, а младшему доставалась роль жертвы, которой следовало отдать свою жизнь во имя всех остальных. Его даже воспитывали с мыслью о неизбежной гибели, держали отдельно от остальных, подчас лишая того, что каждый малыш должен получать с пеленок, — родительской заботы, маленьких детских радостей и самой обычной любви. Зачем это тому, кому жить осталось несколько веков? Младший сын — лишь живой инструмент, ходячее оружие, у которого не должно быть слабостей. Тренироваться? Да, пожалуйста, сколько влезет, потому что ему многое предстоит. Освоить магию? Да ради Создателя! Корпеть над книгам, архивами и хрониками… разумеется! Ему же идти в Пределы, этому смертнику, а не кому-то другому! Но на что-то большее рассчитывать младшему сыну не приходилось: он просто оружие, дорогой клинок в богатых ножнах, разящий эльфийский меч, у которого есть лишь острое лезвие, тяжелый долг и короткая жизнь, но даже ее он должен отдать на благо своего народа.

Несправедливо? Но так уж повелось, что темный владыка испокон веков воспитывал только двух сыновей: старшего — для продолжения династии, а младшего — для гибели в Проклятом лесу.

И кому какое дело, что Торриэль илле Л’аэртэ уже много лет носил клеймо отреченного, не собираясь возвращаться в отчий дом ни под каким предлогом, а старший наследник Талларен бесследно исчез около двадцати лет назад? Кого касается, что трон Темного леса, скорее всего, достанется старшему сыну правителя, если он все же объявится, — одному из самых жестоких существ Лиары? Кому есть дело до того, что сокровищница владыки уже почти два века не хранит частичку ключа, без которого не открыть врата Лабиринта? Наконец, кого волнует, что в следующую тысячу лет на Лиаре может не остаться никого, кроме вырывавшихся на свободу демонов? Стоит только Торриэлю погибнуть, а Талларену — упустить момент для зачатия наследника…

Таррэн коснулся груди, где под рубахой отозвалось его второе сердце. Задумчиво погладил приютившуюся там же небольшую подвеску и, усмехнувшись, направил уже оседланного скакуна к реке — окунуться перед трудной дорогой, на которой он уже не один раз проклял свою глупость, упорство и дурацкое чувство долга.

Примечания

1

Интарис — самое крупное королевство людей. Расположено на западе мира, называемого Лиарой. — Здесь и далее примеч. авт.

(обратно)

2

Так на Лиаре называют смерть.

(обратно)

3

Лиандр — крупный торговый город на юге Интариса.

(обратно)

4

Считается, что эльфы стали первой магически одаренной расой на Лиаре.

(обратно)

5

Согласно одной из легенд Торк — владыка Нижнего мира, населенного демонами.

(обратно)

6

Хранители — небольшая, но весьма значимая для эльфийского сообщества каста магов, происходящих из семей, находящихся в близком родстве с правящим домом. В Светлом лесу их называют хранителями трона, в Темном — хранителями знаний.

(обратно)

7

Бекровель — крупный город на восточной окраине королевства.

(обратно)

8

Драконий хребет — горный массив, разделяющий Серые пределы и восточную границу Интариса.

(обратно)

9

Гаррканец — элитная порода лошадей.

(обратно)

10

Ланния — одно из небольших королевств, граничащих с Интарисом на западе. Известна многочисленным пантеоном богов и налаженным производством дорогих тканей.

(обратно)

11

Серый пик — горы на северо-востоке Интариса. Граничат с территориями орков.

(обратно)

12

Боевой клич интарисцев.

(обратно)

13

Карадум — тварь, внешне напоминающая каракатицу, но способная передвигаться на суше.

(обратно)

14

Сельриллы — воины личной гвардии светлого владыки эльфов.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg