Пирс Энтони Воплощения бессмертия. Том 1
На коне бледном
1. ВЕЩИЙ КАМЕНЬ
– А это – смерть, – отчетливо произнес владелец лавки, демонстрируя незамысловатое золотое кольцо с ярко-красным рубином, сверкавшим множеством граней. – Хороший камень, и довольно большой – целый карат.
Зейн вздрогнул и мотнул головой:
– Спасибо, мне такого не надо!
Его собеседник снисходительно улыбнулся. Подобное выражение на лице хозяин лавки явно приберегал для колеблющихся простаков, которых надо раскрутить, чтобы они не ушли с пустыми руками. Он был элегантно одет, но впечатление портил болезненно-желтоватый цвет кожи; так выглядят люди, редко выходящие на солнце.
– Вы меня неправильно поняли, уважаемый сэр. Этот великолепный камень не приносит гибель своему владельцу. Совсем наоборот, он помогает избежать ее!
Зейна слова торговца не успокоили.
– Тогда почему он называется…
– Камнем смерти? – И снова противная снисходительная усмешка – опытный делец успокаивает нервного подозрительного покупателя. – Он всего лишь извещает того, кто его носит, о близости кончины. Чем больше и быстрее рубин темнеет, тем сильнее и явственнее опасность. А значит, у вас будет масса времени, чтобы избежать ее.
– Но ведь это парадокс! – Зейн видел рекламу таких колец – как правило, стоили они очень и очень недешево, – однако всегда считал, что их магические свойства – скорее плод буйной фантазии создателей роликов, чем реальность. – Если предсказание не сбывается, тогда…
– Никаких парадоксов, сэр, – голос продавца звучал по-профессиональному убедительно. – Просто своевременное предупреждение о смертельной угрозе. Трудно найти более ценного помощника. Что может быть дороже жизни, верно?
– Если она стоит того, чтобы дорожить ею, – мрачно пробурчал Зейн.
Он производил впечатление неприметного и довольно невзрачного молодого человека. Лицо, словно лунки, усеивали следы от угрей, против которых оказались бессильны и медицина, и магия. Блекло-каштановые волосы всегда выглядели растрепанными, а зубы, вопреки моде, были неровными. Классический ипохондрик.
– Предположим, рубин потемнеет, я построю жизнь по-другому, и со мной ничего не произойдет. Может, мне помог камень, а может, и нет. Что, если он просто меняет цвет? Таких элементарных заклинаний сколько угодно! Как вы докажете, что предсказание сбылось? А если, скажем, ваш талисман вовремя не предупредит об опасности и я умру, то уже никому не пожалуюсь на обман. Я ведь буду на том свете! – Зейн рассеянно поскреб щеку. – Если кольцо не сработает, как я смогу получить компенсацию?
– Вы мне не доверяете? – Владелец лавки нахмурился, демонстрируя, что покупатель оскорбил его в лучших чувствах. Ему было лет сорок с небольшим, и, несмотря на нездоровый цвет кожи, он казался довольно импозантным. Благодаря простому заклинанию тщательно уложенные волнистые каштановые волосы всегда выглядели так, словно он только что побывал у парикмахера. – У меня весьма респектабельный салон. Уверяю вас, все здесь подлинное!
– В «Откровениях Иоанна» сказано, что Смерть – всадник на коне бледном, за которым следует Ад, – произнес Зейн, поддавшись мрачному настроению. Он явно питал какое-то извращенное пристрастие к этой теме. – Неужели обычный цветной камешек способен так просто остановить всепобеждающую силу разрушения? А поскольку здесь проверить что-то очень сложно, вряд ли талисман принесет реальную пользу владельцу. Ведь убедиться в силе кольца можно лишь одним способом: когда рубин потемнеет, ничего не предпринимать. Если он все предсказывает правильно, ты обречен, а если нет – стал жертвой надувательства. Стало быть, как бы дело ни обернулось, покупатель проигрывает в любом случае. Шансов на победу никаких. Я уже играл в такие игры. Нет, с меня хватит!
– Хорошо. Я дам вам возможность убедиться, что никакого обмана тут нет,
– заявил хозяин. Отметив присущую посетителю болезненную впечатлительность, он решил, что напористость принесет успех и есть смысл повозиться. – Вы правы, в подобных делах полезно проявлять недоверие. Такого, как вы, нельзя провести, подсунув фальшивку. Проверьте его сами.
– Бесплатно? – Зейн пожал плечами, старательно изображая полное безразличие. – Боюсь, на самом деле ваш камень стоит столько же, сколько демонстрация его фантастических достоинств.
На сей раз улыбка хозяина была искренней. Как рыбка ни старалась ускользнуть, она вот-вот попадется на крючок – клиенты, которые не собираются ничего покупать, не утруждают себя рассуждениями и спорами.
Торговец открыл стеклянный стенд, заговоренный против воров, вытащил кольцо и протянул потенциальному покупателю.
Ухмыльнувшись, Зейн взял талисман и осторожно надел на самый кончик большого пальца.
– Ну вот. Если только мне сейчас не угрожает какая-нибудь смертельная опасность, как мы убедимся…
Он оборвал себя на полуслове: камень сразу начал темнеть! Ярко-алый цвет сменился бордовым, рубин потускнел, стал матово-темным, почти черным.
Пораженный, Зейн на мгновение забыл, где находится. Смерть… Неотвязное чувство вины за гибель близкого человека преследовало его с тех пор, как не стало матери. Он бросил взгляд на левую руку. Палец горел, будто сверкающая капля крови прожгла кожу. Перед глазами возникло ее лицо, с которого уже стерлась гримаса боли. Как он мог забыть такое?
– Внезапная кончина через несколько часов! – ошеломленно воскликнул хозяин лавки. – Камень стал совсем черным! Ни разу не видел, чтобы он так быстро темнел!
Зейн пришел в себя. Нет, он просто не имеет права верить талисману!
– Что ж, раз в ближайшее время меня не станет, камень смерти мне уже ни к чему.
– Совсем наоборот, уважаемый сэр! – настойчиво заговорил торговец. – Мое кольцо даст вам возможность бросить вызов судьбе! Подумайте о том, как можно изменить свою жизнь, и если цвет вернется, вы на верном пути. Вы в состоянии спастись! Но чтобы отвести смерть, необходимо иметь при себе этот уникальный вещий камень. Он станет вашим неизменным спутником и верным помощником. В противном случае сегодня вы умрете! Таким пророчеством нельзя пренебрегать! Талисман ясно указывает на близость неминуемой гибели!
Зейн заколебался. Теперь он смотрел на камень с невольным уважением. Значит, все это не просто болтовня! Рубин действительно предупреждает об опасности. Но, надев кольцо, он думал о смерти; может быть, талисман изменил цвет, отреагировав на настроение своего временного владельца? Простые и дешевые заклинания-индикаторы эмоций даже не заслуживают, чтобы их называли магическими. Наверное, существует масса мелких хитростей, способных заморочить голову таким, как он, простакам. И все-таки…
– Сколько вы за него хотите?
– Как дорого можно оценить жизнь? – В глазах владельца лавки появился хищный блеск.
– Ну, если камень не ошибается, моя сейчас стоит не больше двух центов,
– мрачно отозвался Зейн. Однако, хотя в голосе молодого человека звучала безнадежность, сердце его учащенно билось, не желая остановиться навеки.
– Хорошо, два цента. В минуту. – Продавец готовился нанести последний удар. – Но вам сказочно повезло! Сегодня этот прекрасный камень с невероятными свойствами можно купить со скидкой в пятьдесят процентов! Я продам его всего за цент в минуту. Сумма включает бесплатное обслуживание до истечения срока гарантии, проценты, а также…
– Сколько получается за месяц? – Зейн чувствовал, что, помимо воли, поддается нажиму.
Владелец лавки вынул карманный калькулятор и стал торопливо нажимать на кнопки.
– Четыреста тридцать два доллара.
Зейн остолбенел. Он ожидал, что сумма окажется внушительной, но такое!.. За эти деньги семья может купить неплохой дом.
– Как долго он будет работать?
– Пятнадцать лет или чуть меньше.
– Чуть меньше?
– Если камень даст сбой, вам выплатят компенсацию.
– Ну разумеется! – хмыкнул Зейн. «Сбой», то есть ошибка талисмана, означал смерть владельца. Предприимчивые торговцы намеревались заработать, даже если камень смерти не в силах защитить хозяина. Зейн быстро прикинул в уме, сколько стоят услуги магического рубина за время его службы. Всего придется заплатить чуть больше семидесяти пяти тысяч! Сумма внушительная, очень внушительная! Камень был в буквальном смысле дороже жизни – по крайней мере, жизнь самого Зейна сейчас стоила неизмеримо меньше…
Он молча протянул кольцо продавцу. Едва тот взял его, как рубин вернул себе прежний кроваво-красный цвет и стал прозрачным. Прекрасный камень, даже если у него нет никаких магических свойств.
– Что еще вы можете предложить? – Несмотря на недавнее потрясение, Зейн хотел найти что-то, способное ему помочь.
– Любовь! – с готовностью отозвался хозяин лавки и извлек откуда-то такое же золотое кольцо, украшенное голубым матовым сапфиром.
Зейн осмотрел камень.
– Любовь? Как в какой-нибудь мыльной опере, что ли? Романтическое знакомство? Девушка, внезапная страсть, а потом свадьба?
– Да, что-то в этом роде.
Лучезарная улыбка продавца заметно потускнела. Очевидно, неудачный первый заход серьезно поколебал его энтузиазм. Кому понравится, если рыбка соскользнет с крючка! Новый камень скорее всего стоил не так дорого, а стало быть, меньше возможная прибыль.
– Камень светлеет, когда появляется шанс завязать роман. Знаете, сапфир по химическому составу практически ничем не отличается от рубина, но, поскольку он не такой редкий, стоит гораздо дешевле. Выгода налицо! Талисман приведет вас к девушке вашей мечты.
Зейн недоверчиво покачал головой:
– Разве можно найти себе пару с помощью какого-то подобия компаса? В таких делах нельзя игнорировать социальные аспекты и тем более проблему совместимости…
– Камень любви учитывает это, сэр. Он взвешивает весь комплекс факторов и, исходя из общего знаменателя, ориентирует вас единственно верным образом. Действуя на свой страх и риск, вы рискуете ошибиться, сделать неудачный выбор со всеми вытекающими последствиями. Это может обернуться трагедией. Мой талисман предотвратит беду.
– Но ведь часто возникают не одна, а несколько прекрасных возможностей,
– возразил Зейн. – Неужели обычный драгоценный камень способен выбрать наилучший вариант?
– Все зависит от обстоятельств, уважаемый сэр. Есть женщины, которые станут идеальной спутницей жизни любого. Они красивы, талантливы, умны, способны хранить верность. Каждый мужчина мечтает о такой. Увы, подобное сокровище в свое время наверняка разглядел и смог заполучить какой-нибудь счастливчик, друг детства, так что практически все подобные девушки уже благополучно вышли замуж. Существуют те или иные причины, как бы уменьшающие привлекательность; скажем, болезнь или серьезные проблемы в семье. Камню любви открыто все. Он обращает внимание владельца лишь на наиболее достойную из доступных в данный момент дам. Ошибка исключена. Просто поверните кольцо так, чтобы сапфир засиял в полную силу, и он, как магнит, приведет вас к цели. Вы не будете разочарованы!
Продавец протянул Зейну новый талисман:
– Бесплатная демонстрация способностей камня. Попробуйте!
– Ну, не знаю… Если получится так же, как в прошлый раз…
– Но ведь это любовь! Как тут можно остаться в убытке?
Зейн вздохнул и взял кольцо. Да, красивый камень, ничего не скажешь, вдвое больше рубина. Его возможности не могут не заинтриговать. Настоящее любовное приключение – какой мужчина не мечтает о таком!
Как только Зейн прикоснулся к талисману, сапфир начал светлеть и стал прозрачным, как ясное небо.
И вновь сердце сжала старая боль. Любовь… Еще один грех, не дающий покоя до сих пор. Когда-то он встретил девушку. У нее было все – доброта, ум, привлекательность. Она хотела связать с ним свою судьбу. Девушка ему нравилась, наверное, даже не просто нравилась, и она несомненно любила его. Слишком пылко любила. Единственный минус, хотя его оказалось достаточно…
– Идеальный роман не позже чем через час! – В голосе продавца слышались искреннее изумление и зависть. Зейн отвлекся от своих мыслей. – Да вы настоящий счастливчик, уважаемый сэр! Никогда не видел, чтобы камень светился так ярко!
Идеальный роман? Но ведь в его жизни уже было такое. Откуда талисману знать, что именно ему нужно?
Зейн вернул кольцо:
– Мне очень жаль, я не могу себе это позволить.
– Не можете позволить себе найти свое счастье? – Владелец лавки всем своим видом выразил крайнее недоумение.
– Любовью сыт не будешь.
Собеседник наконец сообразил, что к чему. В глазах его появился холодный блеск.
– Значит, вас не удовлетворяет материальное положение?
Зейн глубоко вздохнул:
– Да. Наверное, я только зря трачу здесь время и морочу вам голову.
Он повернулся к выходу.
Владелец схватил молодого человека за руку. Страх упустить свой шанс заставил его забыть о солидности.
– Постойте! У меня есть именно то, что вам нужно!
– Но я не смогу заплатить за товар!
– Сможете, уважаемый сэр.
Зейн освободился.
– Знаете, почему камень смерти почернел, когда я надел его? Потому что очень скоро я умру от голода! Сам не знаю, как я оказался здесь. Просто шел куда глаза глядят… На самом деле мне не по карману даже самый дешевый из этих талисманов. Простите, что невольно ввел вас в заблуждение.
– Ни в коем случае, уважаемый сэр! Я повесил над входом камень продаж. Когда вы появились, он стал светиться. Вы обязательно что-нибудь здесь купите! – Продавец торопливо схватил один из выставленных на стенде образцов. – Вот то, что вам нужно!
– Вы, наверное, не поняли. У меня нет ни гроша!
– Это камень богатства!
– То есть?
– Он решит все проблемы с деньгами. Убедитесь сами!
– Но ведь…
Невзирая на протесты, продавец заставил Зейна взять камень. Тот продавался без оправы. Огромный, больше ста карат, звездчатый сапфир, однако очень низкого качества. Цвет колебался от дымчато-серого до мутно-коричневого, кое-где виднелись мелкие черные вкрапления, а концентрические круги делали его похожим на мишень. Зато звезда в середине просто завораживала; шесть ее тонких лучей, словно длинные пальцы, охватывали овальный талисман, а центр, где они сходились, будто парил над блестящей отшлифованной поверхностью.
Зейн потряс головой, моргнул, пытаясь избавиться от наваждения… Нет, ему не почудилось. Звезда действительно нависала над сапфиром: камень и впрямь обладал магической силой!
– Согласен, он не очень-то красив, но мой товар ценится не столько за внешний вид, сколько за фантастические свойства, – произнес продавец. – Талисман действует не хуже тех, силу которых вы уже проверили, хотя у него несколько иные способности. Именно такой помощник вам сейчас необходим. Бесценный экземпляр!
– Я уже пытался вам объяснить, что не смогу…
– Я сказал «бесценный», уважаемый сэр! Его нельзя приобрести за доллары.
– Ну да, ведь камень сам их приносит, – кивнул Зейн, вновь заинтригованный ситуацией.
– Именно! Он даст вам столько денег, сколько потребуется – теоретически может обогащать владельца на тысячу долларов ежедневно.
– Опять у вас получается парадокс. Зачем тогда продавать такое сокровище? Оставьте его себе, и все тут!
Владелец лавки нахмурился:
– Должен признаться, подобное искушение не раз посещало меня. Но тогда я нарушу наши правила и должен буду понести наказание. Если мне придет в голову использовать какой-нибудь из выставленных здесь чудодейственных талисманов, другие перестанут работать. По крайней мере я не смогу на них полагаться. Они аннулируют воздействие друг друга. Поэтому я очень осторожно и редко пользуюсь такими средствами, не считая камня продаж, без которого работа просто не пойдет. Мой доход составляют комиссионные. Ничем иным я не пользуюсь.
Зейн обдумал его слова. Владелец лавки может скрывать, что его товар «заряжен» с помощью черной магии, то есть талисманы помогают Дьяволу получить души их владельцев. Торговцы наркотиками часто сами не употребляют таковые, чтобы их плоть и душу не разрушило зелье, которым они ради наживы травят других. А ведь черная магия гораздо страшнее, чем травка. Что ж, по крайней мере такое вполне логично. Торговцы редко сами пользуются своим товаром.
– Хорошо, тогда как вы оцениваете камень?
– Обратите внимание, как четко выделяется тут звезда, – произнес хозяин лавки. – Когда вы обращаетесь к магическим способностям талисмана, она поднимается в воздух и не возвращается на свое место, пока не исполнит то, что ей предначертано. Можно легко определить, когда камень «работает».
Торговец явно уклонялся от прямого ответа на вопрос.
– Да, если он и вправду способен работать, – резко произнес Зейн.
Владелец лавки решил, что на сей раз сделка может состояться.
– Бесплатная демонстрация! Смотрите на камень и думайте о деньгах. Вот и все, что нужно, чтобы талисман начал действовать.
Зейн сосредоточил все внимание на сапфире. Через несколько мгновений звезда действительно «вспорхнула» с камня и, свесив лучи, точно лапки, медленно облетела комнату. Магия действует!
Перед глазами вновь встали картины недавнего прошлого. Рулетка, безудержный азарт, пущенные на ветер деньги… Каким же он был идиотом! Неудивительно, что сейчас он оказался почти нищим. Если бы только…
Звезда подлетела к ноге Зейна. Молодой человек невольно отступил, однако талисман словно преследовал его.
– Смотрите внимательно, куда он указывает, – произнес продавец.
– А если камень приведет к чужому бумажнику?
Собеседник сделал вид, что предположение его шокировало.
– Ну что вы! Он указывает лишь на деньги, которые можно получить совершенно честным путем! Никаких махинаций или, упаси Господи, воровства! Это составная часть магической формулы. В конце концов, вещи, о которых вы говорили, у нас преследуются законом. ФСКК – Федеральная служба контроля за колдовством – проверяет сигналы о злоупотреблениях…
– А сигналы об использовании черной магии?
Хозяин лавки старательно изобразил ужас:
– Уважаемый, я никогда ни при каких обстоятельствах не стану прибегать к запретным методам! Мои заклинания – чистейшая белая магия! Зачем нарушать законы Божеские и человеческие?
– Черные колдуны признают только свои правила, – пробормотал Зейн.
– Нет, нет! – воскликнул торговец. – Все товары в этом салоне прошли проверку на соответствие нормам. Мне выдан сертификат, удостоверяющий, что в формулах талисманов использована только белая магия.
Впрочем, Зейн знал, что цена такого сертификата прямо пропорциональна степени порядочности и неподкупности чиновника, который ее выдал. Белая магия не приемлет обмана, ведь ее источник – сам Господь, но черная часто маскируется под нее. Естественно, породившая ее сила, Сатана – Отец Лжи, стремится перехитрить людей, всучить свой товар под чужой маркой. Непосвященному порой бывает трудно провести четкую грань между двумя противоположными видами колдовства. Конечно, можно отдать камень богатства на оценку специалисту, который определит, кроме всего прочего, использовалась ли при его создании черная магия. Однако, во-первых, придется заплатить немалые деньги, а во-вторых, надо сначала купить кольцо. Если результаты проверки окажутся неутешительными, покупатель все равно проиграет!
Тем временем звезда добралась до ботинка Зейна и замерла, словно ожидая чего-то.
– Приподнимите ногу, сэр, – посоветовал продавец.
Он повиновался, и талисман, словно насекомое, скользнул по полу. Странно! Охваченный любопытством, молодой человек пригляделся. К сношенной подметке прилипла монетка. Звезда приникла к ней, обхватив лучами находку. Зейн отковырнул медный пенс, и она тут же вернулась на свое место, в сапфир.
Сработало! Как и говорил продавец, камень указал на «ничьи» деньги, взять которые можно, не нарушив закон. Конечно, сумма ничтожная, но вряд ли в такой лавке покупатели часто теряют наличность… Важно то, что он убедился в действенности заклинания.
Какие тут открываются возможности! Расплатиться с долгами, сделать свое существование намного более сносным. Спастись от нищеты и голода и, кто знает, может, даже найти любовь? Для богатого ведь это не проблема! Господи, неужели он наконец освободится от тяжкого бремени бедности?
– Сколько? – спросил Зейн, боясь услышать ответ. – Я понимаю, что расплачиваться придется не деньгами…
Владелец усмехнулся, уверенный, что теперь-то наконец сделка состоится:
– Нет, конечно, в данном случае деньги меня не устраивают. Я хочу взамен кое-что не менее ценное.
Зейн почему-то не сомневался: ему не понравится то, что он сейчас услышит. Но как бы там ни было, камень богатства необходим! Неважно даже, использовалась при его создании черная магия или нет. Кто об этом узнает?
– Что же вам тогда нужно?
– Возможность познакомиться с девушкой моей мечты. – Продавец облизнул пересохшие губы, впервые выказав нервозность, неприсущую человеку его профессии. – Камень любви ясно показал, что примерно через час вам суждено встретить свою избранницу.
– Но ведь я не собираюсь покупать талисман, а стало быть, романтическое знакомство не состоится.
– Верно, однако вместо вас ее может встретить кто-то другой.
Зейн снисходительно посмотрел на собеседника – как ему хочется найти идеальную спутницу жизни!
– Ведь вы владелец камня. Что вам мешает самому испробовать его магическую силу? Зачем понадобился я?
– Без вас никак не обойтись, уважаемый сэр, – быстро произнес хозяин магазина. – Я же говорил, что не могу сам использовать талисманы – это пагубно повлияет на бизнес. Но даже если я и решусь, в обозримом будущем мне все равно не суждено найти любовь. Мне предстоит долгая жизнь, я доволен своим положением, но в личном плане – вы меня понимаете? – полная неопределенность. Я бы многое отдал, чтобы познакомиться с хорошей девушкой, которой можно доверять, которой нужны от меня не только деньги. Именно такой, как та, с которой вы сегодня встретились бы, купи вы сейчас камень любви и используй к своей вящей выгоде.
– Вы только что сказали, что сами не прибегаете к услугам талисманов, которыми торгуете, – недоверчиво произнес Зейн, – однако, кажется, отлично осведомлены о своем будущем.
– Есть иные способы узнать, что тебе суждено, – неохотно отозвался собеседник. – Я регулярно обращаюсь к гороскопам и предсказаниям; все они говорят, что мне повезет в бизнесе, но не в любви.
– Как же мои потенциальные возможности принесут пользу вам? Вы ведь знаете, что не обретете счастливой любви?
– Ничего подобного! У меня не будет своего шанса, но я могу воспользоваться вашим – если, конечно, мы договоримся. Человек способен перехитрить свою судьбу. Женщина предназначена для вас, однако может достаться и мне. По тому, как сейчас вел себя талисман, видно, что она прекрасно подходит разным типам мужчин, в том числе и такому, как я. Весьма привлекательная особа… привлекательная во многих отношениях. И хотя она не такой идеальный вариант для меня, как для вас, все равно подобную возможность упускать просто грешно. Ведь прочными бывают не только союзы, которые, так сказать, заключаются на небесах, правда?
– Это ваш камень, – упрямо повторил Зейн. – Используйте его сами. Нанесет урон торговле? Что ж, ради личного счастья стоит пожертвовать бизнесом. Вы ведь так хотите найти истинную любовь…
Предчувствие, что сейчас он потеряет что-то очень ценное, не давало покоя. Может, все-таки надо воспользоваться услугами талисмана? Если то, что его ожидает, и вправду так заманчиво…
Именно этого от него и ждет хозяин лавки. Он собирается всучить непомерно дорогой камень, так что и сам Зейн, и его будущая жена станут должниками ловкого дельца до конца жизни. Поэтому надо не поддаваться и отвергать сомнительное соглашение, которое ему так ловко пытаются навязать. Но в то же время он будет всячески подыгрывать хозяину в его стремлении найти настоящую любовь.
Зейн всегда любил игры подобного рода, когда надо использовать не мускулы, а разум; он вообще питал склонность к интеллектуальным занятиям. До того как жизнь пошла наперекосяк, он получил приличное образование, любил искусство, поэзию. Но все усилия пошли насмарку, природные данные остались невостребованными.
– Камень действительно мой, однако шанс найти любовь с его помощью есть только у вас, – торговец казался абсолютно искренним. – Даже если бы я решился пожертвовать своим положением – а я не готов к такому, – то все равно не смог бы использовать камень. Вам, и только вам предназначено судьбой встретиться с девушкой. Я тут просто ни при чем. Не так-то просто изменить свое будущее.
– Прискорбно. – На самом деле Зейн не испытывал ни капли сочувствия. Он не питал симпатии к зажиточным господам, желающим приобрести еще и любовь. Попробуйте найти человека, который не мечтал бы получить и то и другое!
– А вы можете разыскать ее. И когда мы определим, кто она…
– Но мне не на что купить камень! – Зейн не собирался брать на себя какие-либо обязательства.
– Вы не поняли, уважаемый сэр. Вам вовсе не нужно ничего приобретать. Найдите с его помощью ту, которую вам предназначила судьба, а встречусь с ней вместо вас я.
– Понятно. – До Зейна наконец дошло, чего от него хочет продавец. Значит, это все-таки серьезно… Надо выяснить, где тут скрыт подвох.
– Да, очевидно, ваш план может сработать. Но с чего бы мне оказывать вам такую крупную услугу?
– За камень богатства, – объяснил владелец лавки, осторожно забирая у Зейна бесценный сапфир.
Теперь все встало на свои места. Он по собственной глупости оказался в ловушке, недооценив умение и хитрость опытного деляги.
– Вы уступите мне один талисман за то, что я помогу вам использовать другой. Мне нужны деньги, вам – любовь. – Зейн помолчал, собираясь с мыслями. Оставался неясным только один момент. – А будет кольцо действовать, если я не настоящий владелец?
– Талисман помогает любому, кто его носит. Собственность – институт, присущий человеческому обществу, камень в подобных условностях не разбирается. Строго говоря, нашу сделку вообще нельзя четко зафиксировать. Но не беспокойтесь, я выдам свидетельство об оплате за камень богатства, если мы договоримся. В подобных делах деньги роли не играют. Такая возможность дается раз в жизни. – Владелец магазина небрежно выписал квитанцию.
Что ж, вполне приемлемые условия, если, конечно, тут все чисто. Он получает камень богатства в обмен на возможность знакомства, которую сам же только что отверг.
Зейн отличался импульсивным – может быть, даже взрывным – характером. Что тут раздумывать?
– Идет!
Квитанцию оформили за считанные секунды. Камень богатства (одна штука) передается такому-то в качестве уплаты за некую услугу, вышеназванное лицо вступает в права владения талисманом после оказания таковой… Зейн засунул бумажку в карман, взял кольцо, невольно залюбовавшись дивным голубым сиянием сапфира, и направился к открытой двери, сквозь которую в полутемное помещение врывались солнечные лучи.
Яркий свет ослепил его. Зейн немного постоял, а когда глаза снова стали видеть нормально, обнаружил, что стоит прямо перед вывеской лавки. Он пригляделся. «Чечевичная похлебка». Как символично! В Библии говорится, что Исав продал свое первородство Иакову за чечевичную похлебку…
Так, теперь посмотрим, как действует талисман… Зейн направлял кольцо во все стороны, пока камень не стал похож на ослепительную голубую звездочку. Значит, надо идти на север. Хозяин заведения последовал за ним.
Но свечение постепенно угасало. Зейн повернул. Бесполезно – сапфир лишь слабо мерцал.
– Думаю, пока холодно.
Однако его спутника такое вовсе не встревожило.
– Дело не только в том, чтобы узнать направление. Талисман указывает на специфическое стечение обстоятельств. Вы должны действовать определенным образом, и тогда сбудется то, что он предсказывает. Камень укажет место встречи.
– Но раз он не говорит мне, что надо делать, как тогда…
– Просто гуляйте. Следите за кольцом. Тут может быть столько всяких вариантов… – В голосе владельца магазина все же слышались тревожные нотки. Если не удастся найти девушку, сделка, разумеется, не состоится.
Зейн повернул направо. Он миновал павильон дешевых киноавтоматов, где подростки сгрудились вокруг старомодных чудовищ, не отрывая жадных взглядов от экранов и мерзко гогоча. Судя по всему, их так привлекли вовсе не детские комиксы. На большой вывеске красовалось довольно нелепое название с неприличным подтекстом, «Ночные бдения», и был изображен паровозик, из трубы которого вырывались кругленькие облачка дыма.
– Попробуйте пойти в другом направлении, – сказал торговец. – Камень никак не реагирует.
Сейчас он уже явно нервничал.
Зейн повернул и отправился к лавке, откуда только что вышел. Миновал ее, подошел к книжному магазинчику.
– Никакого результата.
– Дайте-ка подумать, – отозвался его спутник, останавливаясь перед витриной, где красовались издания по научной магии. – Куда вы направлялись?
– Просто шатался по улице, уставившись на ваш чертов камешек, тщетно надеясь увидеть хоть какой-то знак, – сухо ответил Зейн.
– Вот в этом-то и проблема. Нужно действовать целенаправленно. Здесь знакомство не должно состояться. Встреча произойдет там, куда вы собирались отправиться, когда в первый раз надели талисман.
– Я шел домой, – недоуменно произнес Зейн. – Очень сомневаюсь, что там меня ждет любовь. Я живу один, в бедном районе.
– Тогда идите к себе.
– С вашим камнем?
– Считайте, что одолжили его на время. Пойдем вместе. Произведем обмен, когда увидим вашу даму.
Зейн пожал плечами:
– Как вам угодно.
Он уже сомневался в успехе, но любопытство пересилило скептицизм. К тому же очень хотелось получить заветный источник богатства.
Молодой человек вновь повернул и направился вниз по улице, к торговому центру, с помощью магии парящему в небе над городом, где оставил взятый напрокат ковер-самолет.
Камень стал светиться. Значит, все верно! Он идет навстречу своей судьбе! Впрочем, своей ли?
Владелец лавки немного замешкался у витрины книжной лавки – его внимание, кажется, привлек свежий выпуск ежеквартального сатанинского журнала «Серные известия», – затем поспешил за Зейном.
Они вновь прошли мимо павильона, где дети-переростки с упоением вкушали космический секс-боевик. Зейну как-то предлагали сделать обложку для подобного шедевра, но он ответил отказом, хотя очень нуждался в деньгах. Он просто не желал растрачивать на такие вещи свой талант, пусть даже небольшой.
Господи, как вкусно пахнет! Они проходили мимо магазина, торгующего сладостями. От голода внезапно свело желудок – Зейн давно не ел. С нищими такое частенько бывает… На витрине красовалось что-то вроде эмблемы заведения, настоящий шедевр кондитерского искусства: женщина с роскошными формами, вылепленная из леденцов. Ее соблазнительные выпуклости сделали из засахаренных дынь, прикрытых искусно сделанным «пеньюаром». Вокруг были разложены пончики, булочки, сладкие пирожки, кексы, пастилки, конфеты, пирожные. Венчали великолепие торты, украшенные разноцветными листьями, цветами, человеческими фигурками, корабликами, машинами. Все это выглядело и пахло так замечательно, что трудно было пройти мимо.
– Надо идти, – тихонько произнес владелец лавки.
Зейн с трудом оторвался от созерцания витрины. Ничего, когда у него окажется камень богатства, он купит магазин и наестся до отвала!
Неожиданно все вокруг стало кисельно-мутным. Торговый центр замаскировали под облако, нависшее над городом. Иллюзию создавали мощные генераторы, благодаря которым клубы тумана закрывали огромное сооружение, но время от времени порыв шального ветра задувал их внутрь. Впрочем, воздух тогда приобретал приятный цветочный аромат.
Они подошли к пункту проката ковров-самолетов. Над ним развевался флаг с надписью: «То, что надо!» Зейн предъявил обратный билет замотанному апатичному служителю, тот вытащил его магическое средство передвижения из хранилища. Из потертого выцветшего узенького ковра, свернутого в рулон, сыпалась пыль, но ничего лучшего Зейн не мог себе позволить. Владелец «Чечевичной похлебки» взял себе новый, щеголявший яркими красками, широкий, с прикрепленными к нему подушками.
Они вытащили их на специальную площадку, расстелили, уселись, скрестив ноги, пристегнулись ремнями безопасности, подали сигнал и взлетели.
Ковер хозяина лавки двигался плавно, а вот ковер Зейна, прежде чем подчиниться заклинанию, несколько раз сильно дернулся. Молодой человек терпеть не мог таких штучек – а вдруг чертовой тряпке вздумается встать на дыбы в воздухе?
Повороты туловища изменяли направление, наклоны заставляли снижаться и подниматься. Устными командами можно было управлять скоростью. Зейн выбрал стандартную среднюю, опасаясь, что, если он слишком сильно разгонится, магическая формула даст осечку. Кроме того, движение здесь было довольно интенсивным; гораздо удобнее и безопаснее действовать так же, как все.
Зейну нравилось летать на ковре, однако он не мог приобрести его или даже часто брать напрокат. Покупка и уход за модным средством передвижения не по карману таким беднякам, как он, а расценки за милю налета росли день ото дня. Инфляция тяжким бременем легла на плечи каждого. Естественно, ведь Сатана, который без всякого сомнения придумал ее, из шкуры вон лез, чтобы Ад показался роду человеческому не таким страшным, как жизнь на Земле. Сплошь и рядом ему почти это удавалось…
Стоило подумать о нечистом, и он тут как тут! Вдоль трассы неподвижно висели облачка, и к каждому был прикреплен рекламный плакат: «ОТПАД? БЫСТРЕЙ НАЙДИ ОТВЕТ: ГДЕ ЭТО МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ?» За ним виднелось большое, в человеческий рост, изображение раздевающейся красотки. В углу красовался торговый знак сатанинского агентства «Веселые дьяволята». Крохотные фигурки мужского и женского пола держали симпатичные вилы. При этом фигурка мужского пола заглядывала под юбку подружке и доверительно сообщала зрителям: «Что для нас с тобой здорово, для святоши – смерть!» Внизу язычки пламени сливались в надпись «Адский огонь, инкорпорейтед».
Зейн покачал головой. В рекламном отделе Сатаны работали лучшие специалисты своего дела, но только круглый дурак мог поверить такому. «Счастливчик», попавший в лапы к дьяволу и его подручным, ощутит огонь по-настоящему, а бесы и их вилы будут реальными. Однако великолепно организованная пропагандистская компания в средствах массовой информации отличалась таким завидным упорством и так умело затрагивала самые примитивные инстинкты, что заслоняла в сознании людей подлинную сущность Ада и его повелителя. Зейн сам с удовольствием досмотрел бы до конца процесс раздевания! На Небесах, где все помыслы чисты, такое и в самом деле означает духовную гибель. Даже Сатана не всегда лжет.
Они уже покинули скрытый в огромном облаке торговый центр и по спиральному проходу, отмеченному парящими в небе указателями, спускались в город Кильваро. Близился вечер, движение было оживленным. Рядом по отведенному для механических аппаратов воздушному коридору стрекоча летели несколько вертолетов, а чуть подальше какой-то счастливчик гарцевал по воздуху на крылатом коне.
Что ж, получив камень богатства, он, возможно, решит приобрести такого же скакуна. Зейну приходилось ездить на обычных лошадях, так что останется только изучить, как управлять полетом. Хорошего «наземного» коня можно купить примерно за тысячу долларов, плавающие «морские» шли по пять, а вот летающие стоили минимум десять тысяч. Они к тому же требовали особого ухода, ведь ни одно простое пастбище им не подходило. На самом деле такие создания…
Чей-то ковер, летевший впереди, внезапно начал вибрировать и остановился. Чтобы не врезаться в него, пришлось резко затормозить. И тут же полыхнул голубым пламенем сапфир.
– Эй, вы что там, с ума…
Зейн поднял глаза и увидел девушку. Все ясно. Женщина в воздухе – настоящее бедствие! Очевидно, как часто случается с представительницами прекрасного пола, она вдруг решила полететь в другую сторону, не подумав, как опасно внезапно менять направление.
Ее ковер прогнулся, собрался в складки и стал падать. Незнакомка в ужасе закричала. Неожиданно Зейн понял, в чем тут дело: закончилось действие заклинания! С такой дорогой, судя по внешнему виду, моделью это не должно было случиться, но контроль за качеством во всех сферах производства сейчас серьезно ухудшился.
Он случайно посмотрел на кольцо и на мгновение отвлекся от трагедии, разворачивающейся перед глазами: сапфир сиял, словно звездочка!
– Моя! – хищно вскрикнул хозяин «Чечевичной похлебки» и рванул вперед. В тот момент когда ковер девушки камнем рухнул вниз, он сумел дотянуться до нее, крепко обхватил и втащил к себе.
Не успев как следует понять, что произошло, Зейн полетел следом. Только сейчас он смог как следует рассмотреть незнакомку. Очень привлекательная, пожалуй, даже красивая. Развевающаяся копна белокурых волос, стройная фигурка. Вполне могла бы позировать для рекламного плаката Сатаны, но, в отличие от той развеселой модели, в ней не чувствовалась порочность. Девушка доверчиво прильнула всем телом к своему спасителю и всхлипывала, еще не придя в себя от пережитого волнения, а нежная девичья грудь бурно вздымалась. Зейн разглядел, как элегантно и модно она одета: пальто из волшебной норки, на шее сверкает бриллиантовое ожерелье.
Тем временем камень любви потемнел и вновь стал матовым. Девушка предназначалась ему, но теперь потеряна навсегда. Он продал ее за камень богатства.
Они добрались до посадочной площадки в центре города. Приземлившись, Зейн обернулся к хозяину лавки.
– Познакомьтесь, это Анжелика, – гордо объявил торговец, демонстрируя свою прекрасную добычу. Как видно, за несколько минут, проведенных вместе, они успели найти общий язык. Мужчина спас ей жизнь, и девушка от всей души хотела его отблагодарить должным образом. – Она принадлежит к семейной династии Твинклстар. Дама любезно пригласила меня в свои апартаменты на скромный ужин с нектаром и икрой. Давайте быстрее обменяемся талисманами и закончим с нашим делом.
Он вытащил камень богатства и протянул его Зейну.
Тот молча отдал кольцо. Что еще оставалось делать? Все условия соблюдены. Голубой сапфир, попав к счастливчику, вновь ярко засветился. Ловкий торговец сумел обмануть судьбу, совершил, наверное, самую выгодную сделку в своей жизни. Доставшийся Зейну талисман выглядел блеклым и мутным, звезда в середине едва проглядывала.
Он сделал колоссальную ошибку. Надо было заложить хоть себя самого, но купить камень любви. А единственная дочь богача с легкостью ликвидировала бы все долги своего избранника. Кроме всего прочего, она просто красавица!
Он мог получить любовь и богатство в придачу…
Анжелика крепко сжала руку владельца лавки. Ее переполняли эмоции – благодарность к своему спасителю, нежность.
– Мы должны идти, – объявил сияющий торговец, помахав рукой. Они направились к стоящему рядом роскошному лимузину.
Зейн застыл на месте, глядя им вслед. Душу терзала боль безнадежной утраты. Какой же он идиот! Безропотно уступить, отказаться от своего счастья! Второго шанса судьба уже не представит. Он чувствовал такое горе, словно только что потерял свою единственную любовь.
Хватит жалеть себя! Он ведь не в первый раз упускает прекрасную возможность исправить положение; на его совести масса грехов и роковых ошибок, а жизнь он себе уже давно и, очевидно, безнадежно испортил. По крайней мере теперь у Зейна появился бесценный талисман, который сделает его миллионером. Богачу ничего не стоит заполучить любую женщину и обладать ею, пока не надоест, или, на худой конец, купить покорную рабыню-андроида либо волшебную соблазнительницу-нимфу. Зачем ему какая-то Анжелика!
Зейн изо всех сил пытался убедить себя в этом, чтобы преодолеть отчаяние.
Да, он упрямый капризный осел, возомнивший себя эстетом и альтруистом. Сколько раз его благие порывы оборачивались во зло и ему самому, и близким! Так он потерял мать, любимую женщину, влез в долги. Прекрасных намерений недостаточно, надо уметь их осуществлять.
У Зейна не осталось денег даже на метро, только медяшка, добытая талисманом. Как он доберется домой? Использовать камень богатства здесь, на безлюдной темной улице, Зейн боялся. Вечером по городу болтается столько подозрительных типов!.. Он сжал заветное сокровище, засунул руку в карман и направился к кварталу для бедных.
Долгий путь располагает к раздумьям – забываешь об усталости. Но ничего ободряющего в голову не приходило. Сегодня, в эпоху сосуществования науки и магии, когда люди имеют возможность пользоваться реактивными лайнерами или коврами-самолетами, он путешествует древнейшим способом: на своих двоих!
Конечно, эти отрасли знания развивались с незапамятных времен (что принесло мало пользы обнищавшим неудачникам вроде Зейна). Однако до Ньютона их фундаментальные основы по-настоящему не изучали. В первый период своей деятельности великий ученый сделал для науки, наверное, больше, чем кто-либо другой. Позднее он так же обогатил человечество в области магии. И все же по причинам, оставшимся для Зейна неясными – он никогда не отличался прилежанием, – сначала прогресс был достигнут лишь в точных науках.
Только относительно недавно произошел невероятный прорыв в области прикладной магии. До прошлого столетия ни наука, ни магия не оказывали особого влияния на развитие общества, в котором существовали стойкие предрассудки. Науке удалось преодолеть их первой. А сейчас стремительное совершенствование магии вернуло к жизни многих вымерших чудовищ, например драконов. Никто не знал, каким окажется результат соперничества двух способов совершенствования цивилизации.
Заморосил мелкий дождь, возможно, из огромного облака, в котором прятался воздушный торговый центр. Он, конечно, не освежит воздух и не смоет пыль с улиц, просто превратит ее в жидкую грязь, так что придется хлюпать по мерзкой скользкой жиже. Машины игнорировали светофоры, каким-то чудом избегая столкновений – впрочем, водителям скорее всего помогали антиаварийные чары, в обязательном порядке накладываемые на все транспортные средства.
Смеркалось. Улицы опустели. В такое время в этой части города люди старались не гулять без особой необходимости. Стены старых домов выцвели, став однообразно-серыми. Район прозвали Город Призрака, здесь действительно с наступлением темноты иногда появлялось привидение девушки. Лучше не встречать ее, потому что…
А вот и она! По тротуару загремели деревянные колеса тачки. Зейн отступил в тень у подъезда, чтобы не потревожить бедняжку.
Человек может смотреть на жителя потустороннего мира, даже сфотографировать, но вот если последний увидит нас с вами…
Молли Мэлоун катила по улице свою ручную тележку, доверху наполненную моллюсками. Героиня знаменитой ирландской баллады, несмотря на лохмотья, в которые превратилось ее платье, и тяжелые деревянные башмаки, была очень хорошенькой. Женщины считают, что высокие каблуки и нейлоновые чулки делают их неотразимыми, но такие ножки, как у Молли, прекрасно выглядели без всяких ухищрений.
– Моллюски, моллюски! Покупайте, добрые люди! – нараспев призывала она.
– Живые моллюски!
Зейн усмехнулся, его настроение немного улучшилось. Возможно, то, чем торговала девушка, было живым, но она сама давно скончалась. Привидение с помощью заклинания вызвали из Ирландии столетие назад, чтобы прославить Кильваро. Шум вокруг новой достопримечательности быстро сошел на нет; призраков с тех пор развелось много, и они всем надоели. Отцы города ни разу не побеспокоились о своей потусторонней собственности. Заклинание не аннулировали, поэтому Молли все так же катила свою тележку по улицам, хотя Кильваро не был портовым городом. Впрочем, появлялась она лишь при определенных обстоятельствах.
– Ну-ка, замри на месте! – раздался чей-то грубый голос. – Это ограбление! Ограбление, поняла?
От испуга Молли тихонько вскрикнула.
– Не трогайте меня, добрый сэр! – умоляюще произнесла девушка.
– Не дергайся, мне нужна только твоя тачка, – прорычал грабитель. – Антиквар отвалит за нее пару долларов. Как раз хватит на двухдневное заклинание счастья. – Ногой грабитель пнул тележку; в грязную сточную канаву посыпались моллюски.
– Но, добрый сэр! – запротестовала Молли. – Это мое единственное пропитание! Мне нужна тачка, чтобы возить свой товар, иначе я умру от голода! – За сто лет ирландский акцент сгладился, девушка набралась современных выражений, но в таком наряде ее нельзя спутать ни с кем.
– Да ты уже сдохла, замарашка поганая! – Грабитель грубо оттолкнул ее.
Такого Зейн вытерпеть не смог. Он не испытывал особых чувств по отношению к привидениям, а этого даже слегка опасался, однако спокойно наблюдать, как оскорбляют женщину!.. Он вышел из своего укрытия.
– А ну, оставь ее в покое!
Грабитель развернулся и направил пистолет на Зейна. Тот мгновенно отреагировал на угрозу, изо всех сил ударив по руке, сжимавшей оружие. Зейн не отличался особенной храбростью, не умел драться, но сознавал, что сейчас, чтобы спасти себя и Молли, надо действовать, и действовать быстро. Безрассудство заменило смелость и опыт.
Прогремел выстрел. Молли взвизгнула. Зейн отнял пистолет у нападавшего.
– Возьми тачку, – скомандовал он, направив оружие на неудачливого громилу. Зейн не мог понять, откуда взялись решительность и быстрота. Сейчас его должно трясти от нервного стресса после стычки. Но возмущение, которое он испытал, когда грабитель поднял руку на символ города, его талисман, вывело молодого человека из обычного состояния, заставило поступить вопреки характеру. – Складывай моллюски обратно.
– Да ты что, совсем… – начал было ошалевший грабитель, однако, взглянув на перекошенное лицо Зейна, подчинился. Он стал молча подбирать и неловко укладывать на тачку мокрые, покрытые грязью ракушки.
– А теперь убирайся отсюда.
Тот стал было спорить, но палец Зейна лег на спусковой крючок. Бандит повернулся и быстро зашагал прочь.
Только сейчас Зейн заметил, что обидчик Молли ранен. По одежде растеклось алое пятно. Ему нужен врач, но такой тип вряд ли обратится в больницу, ведь он рискует привлечь внимание полиции. Он может умереть от потери крови… Впрочем, особой жалости Зейн не испытывал.
Молодой человек засунул револьвер в карман. Правда, стрелять ему ни разу не доводилось, но Зейн решил, что, если не нажимать на спусковой крючок, ничего не случится.
Сейчас он уже раскаивался в своей жестокости. Зейн всегда переживал после недолгих приступов ярости.
– Мне очень жаль, что так получилось, – обратился он к Молли. – У нас хороший город, однако здесь, как и везде, есть свои выродки.
– Не знаю, как вас отблагодарить, мой спаситель! – воскликнуло привидение. – Вы так галантны и добры.
– Я? Да что вы! Просто не могу спокойно смотреть, как обижают женщину, особенно такую красивую и знаменитую. Честно говоря, если было бы время подумать, вряд ли бы я посмел вмешаться.
Возможно, какую-то роль сыграла потеря Анжелики. Что ж, он доказал себе, что чего-то стоит.
– Быть может, если вы сочтете меня достойной внимания… – Молли распахнула свою разноцветную кофту и глубоко вдохнула. – Я призрак, но в такие часы приобретаю плоть.
Да, ее формы поистине достойны внимания! Девушка умерла совсем молодой и навеки сохранила свежесть и прелесть юности. Но горькие воспоминания о потерянной любви приглушили возбуждение. Кроме того, если он примет такую плату, то будет не многим благороднее ее обидчика.
– Спасибо тебе, Молли, ты очень привлекательна. Просто я не хочу пользоваться ситуацией. Там, в загробном мире, у тебя, наверное, есть свой дом, муж.
– Нет, благородный сэр, мужа до сих пор нет, – грустно произнесла девушка. – У нас так мало достойных мужчин. Увы, мне…
В этот момент из-за угла показался автомобиль. Слепящий свет фар на мгновение превратил ночь в день, и Молли исчезла. Призраки не выносили современной техники.
Автомобиль проехал мимо, забрызгав Зейна грязью. Вокруг снова воцарилась темнота, но девушка не возвращалась. Привидения непредсказуемы, а потрясение от внезапного яркого света, наверное, заставит Молли поискать район поспокойнее. Немного разочарованный, Зейн отправился домой.
На двери его убогого жилища висело предупреждение о выселении. Он не заплатил за жилье вовремя, и хозяин сразу принял меры. Хотя его домовладелец – по сравнению с другими представителями этого особого вида двуногих – сохранил остатки совести: дал Зейну двадцать четыре часа, чтобы убраться вон или найти деньги.
Вот тут и пригодится камень богатства! Талисман должен учитывать бедственное положение владельца. Скоро он добудет столько денег, что Зейн не только рассчитается с хозяином лачуги, но и найдет себе место получше!
Молодой человек достал камень.
Он уже не выглядел так впечатляюще. Наверное, виновато освещение. Какая разница? Ведь заклинание работало!
– Ищи! – скомандовал Зейн и, прикрыв глаза, подумал о сундуках, доверху наполненных золотом…
Звезда отделилась от камня и поплыла в воздухе, словно призрачный паук.
Она подлетела к полуразвалившемуся массивному шкафу и проникла за него.
Не обращая внимания на протестующий скрип, Зейн отодвинул шкаф от стены. Звезда опустилась на пол. Зейн просунул руку в щель, пошарил. Пальцы нащупали что-то холодное, металлическое. Он с трудом выкатил монетку наружу и разглядел добычу. Потертый пятицентовик.
Что ж, неплохо для начала! Талисман указал на то, что лежало ближе всего. Теперь пора найти настоящие деньги.
Звезда вернулась в камень.
– Ищи! – снова приказал Зейн, представив себе подвал банка, ломящийся от серебра.
Она стала подниматься, но медленнее, как будто предыдущая попытка ее утомила. Лениво проплыла по комнате и бессильно рухнула в щель пола. Там виднелся десятицентовик. С помощью кухонного ножа Зейн извлек монету. Медяшка была покрыта толстым слоем грязи – наверное, валялась тут не один год. Как только молодой человек взял монетку, звезда юркнула, словно мышка, в свою каменную норку.
Значит, она возобновляет поиски только после того, как хозяин извлечет очередную находку. Не очень-то удобно! Если под рассыпанной мелочью закопан какой-нибудь клад, придется сначала подобрать все монетки, а потом заняться крупной добычей.
Зейн сделал вторую попытку:
– Ищи! На этот раз найди мне что-нибудь получше, например золотой дублон или очень редкую и ценную монету. Хватит подсовывать всякую дрянь.
Звезда медленно и неохотно подчинилась приказу. Заклинание явно истощается при частом использовании. Наверное, требовалось время, несколько часов или сутки, чтобы магические свойства талисмана восстановились. Это тоже очень неудобно, хотя сейчас Зейна вполне удовлетворила бы одна-единственная, но по-настоящему ценная находка. А потом пусть камень отдыхает сколько хочет!
Звезда достигла выхода и нерешительно замерла. Сжимая камень в руке, Зейн открыл дверь и позволил ей выплыть наружу. Надо надеяться, что этот светящийся паук не потеряется, иначе он вместе с любой, самой ценной добычей, совершенно бесполезен.
Заклинание явно заканчивало свое действие. Зейн потратил уже двадцать минут, а нашел всего пятнадцать центов, не считая пенни из лавки. Не густо, так даже с долгами не расплатишься!
Звезда скользнула в коридор, прижалась к полу. Там, в плотном слое грязи, лежало видавшее виды пенни. Зейн поднял его, и звезда устало вернулась в камень. Вот тебе и клад!
Зейн прошел в комнату и подытожил. Камень богатства действительно находил деньги, однако лишь жалкие гроши. Если так пойдет дальше, понадобится вся ночь, чтобы наскрести пару долларов, да и звезда не выдержит. Она и сейчас едва ползает.
Конечно, талисман действовал, но как? Только сейчас до Зейна дошло, что он получил в сущности бесполезную диковинку. Сапфир «реагировал» на любые деньги, не принадлежащие никому, но почти все они – жалкая мелочь, которую люди, уронив, часто даже не удосуживались поднять. Конечно, если бы где-то рядом лежал кусок золота, камень указал бы на него, но вокруг рассыпаны одни медяки. Попробуйте представить себе слиток, лежащий на улице! Теоретически камень богатства способен найти тысячи долларов, но в реальной жизни это так же плодотворно, как добыча золота из морской воды. Затраты будут намного больше, чем прибыль!
Молодой человек оглядел комнату, заставленную оборудованием для художественной фотографии. Он мечтал принадлежать к миру искусства. Зейн и впрямь обладал чертами, присущими представителям артистической богемы, но, не имея задатков художника или скульптора, занялся фотографией. Он умел ценить прекрасное, а камера позволяла запечатлеть естественную красоту мира.
Увы, в Кильваро все интересное уже обессмертили другие. Даже симпатичный призрак, встреченный сегодня, не избежал внимания его коллег. Неправда, что привидение нельзя сфотографировать. Молли, например, принимала эффектные позы, увидев нацеленную на нее камеру; при этом она частенько услаждала слух желающих пением своей любимой песни, особенно выделяя фразу «Где девушки так хороши». К сожалению, полученные в загробном мире специфические особенности не позволяли бедняжке пользоваться заслуженной популярностью.
И все-таки Зейну удалось найти свою нишу. Он освоил так называемую технику Кирлиан, улучшенную магическими приемами. Но в последнее время возникли проблемы со спросом, и все надежды на удачу испарились. Для того чтобы продолжать работу, требовалось новейшее дорогое оборудование. Отчасти это заставило его пожертвовать последним долларом, чтобы нанять ковер и посетить воздушный торговый центр – подобные перелетные птицы не слишком долго задерживались на одном месте, мгновенно исчезая, как только местная полиция начинала по-настоящему мешать бизнесу. Зейн боялся опоздать.
Итак, он зверски голоден, а еды в доме нет. Через сутки его выбросят на улицу, но идти некуда. Надо срочно добывать деньги, однако Зейн прекрасно понимал, что собрать нужную сумму не удастся.
Он опустил глаза на огромный сапфир, зажатый в руке. Попробовать еще раз? Что еще остается делать?
– За работу! Найди мне какое-нибудь сказочное сокровище!
Звезда, словно источенный болезнью человек, очень медленно поднялась в воздух, мгновение спустя задрожала – и рухнула в свое ложе. Действие заклинания кончилось!
Да и на что способен камень? Обогатить хозяина еще на пару медяков?
Подобно Исаву, отдавшему первородство за чечевичную похлебку, он променял свой единственный шанс начать новую жизнь на эту пустышку. И хотя формально условия сделки были соблюдены, на самом деле Зейна попросту надули. Ведь он мог встретить Анжелику и без камня любви!
– Дурак, пустоголовый болван! – проклинал себя молодой человек.
Он зашагал по комнате, пытаясь придумать какой-нибудь выход из ситуации. Нет, ничего не приходит в голову. Положение безнадежно. С той минуты как Зейн согласился на предложение торговца, все шло по наклонной. Вечно он из-за своей проклятой импульсивности сначала что-то сделает, а потом сам расхлебывает последствия. И вот закономерный итог! Даже если бы удалось найти немного мелочи и заплатить домовладельцу, на что жить дальше? Ни денег, ни возможности встретить девушку, самой судьбой предназначенную ему…
Вот что мучает больше всего! Украденное счастье! Сейчас Зейну казалось, что он безнадежно влюбился в живое воплощение всех его надежд и желаний. Такие, как она, сделав выбор, не изменяют, отдают себя всю, без остатка, своему избраннику, и этот бесценный дар достался наглому самозванцу…
Даже если бессовестный торговец сейчас внезапно умрет, Анжелика навсегда потеряна для Зейна. Зачем продолжать бессмысленное существование?
Он вновь взглянул на камень. Мутный, мерзкого блекло-коричневого оттенка, с множеством черных вкраплений и трещин. Отвратительной, как его хозяин, такой же ненужный, бесполезный, как сам Зейн.
Чтобы дать выход охватившему душу отчаянию, молодой человек с размаху ударил себя по бедру. В кармане что-то лежало. Отобранный у грабителя пистолет!
Зейн вытащил его, осмотрел. В огнестрельном оружии он не разбирался, но тут, кажется, все очень просто. Одной пули в магазине не хватало. Механизм уже дослал ее в патронник; достаточно слегка нажать на спусковой крючок, и прогремит выстрел. Надо лишь приложить дуло к виску, и…
Он вспомнил первый из предложенных ему в лавке талисманов, предсказавший, что временный владелец скоро умрет. Роковой час настал. Камень любви исправно работал; нет оснований сомневаться в силе магического рубина. Ведь, что ни говори, даже доставшаяся ему пустышка кое-как действует. Через несколько минут ему суждено погибнуть.
Зейн медленно поднял оружие. Что ж, наверное, ничего другого не остается. Лучше уйти из жизни достойно, чем влачить жалкое существование, скитаясь по грязным закоулкам. Считалось, что встреча с привидением Молли
– дурная примета, знак скорой гибели. Прими Зейн предложение призрака, он уже стал бы жителем потустороннего мира. Такова плата за любовь мертвеца. Возможно, милая девушка ничего об этом не знала, но она так хотела выйти замуж! Обнаружив, что мужчина, сжимавший ее в объятиях, превратился в…
Призрак способен заметить лишь того, кто скоро сам лишится жизни. Любой может сколько угодно глазеть на Молли, но если привидение увидит человека, значит, тот недолго задержится на этом свете. Желающие удостовериться, что им не грозит смерть, скажем, от какой-то болезни, находили Молли и, если девушка проходила мимо, спокойно шли домой в полной уверенности, что бояться нечего. Все это почему-то выскочило из головы во время встречи с Молли – возможно, от волнения. Скорее всего грабитель, которого она, несомненно, видела, не выживет.
Все сходится! Не сумев прожить жизнь как следует, надо по крайней мере проявить мужество и достойно уйти. Не тянуть, иначе сработает инстинкт самосохранения. Быстрая безболезненная смерть. Ну, по крайней мере, быстрая…
Убедив себя, Зейн решительно поднес оружие к голове. Приставил дуло к правому уху, чтобы не превращать лицо в кровавое месиво. Все. Пора.
Палец, лежащий на спусковом крючке, напрягся, но Зейн медлил.
В этот момент в комнату кто-то вошел.
Молодой человек сразу замер. Что делать? Быстрее покончить счеты с жизнью, пока не помешали, или подождать, надеясь на чудо? Вдруг Анжелика передумала и решила найти его? Какая глупость!.. А может, это домовладелец?
Зейн не угадал. Неизвестный был облачен в темный плащ, голова закрыта широким капюшоном. Он бесшумно прикрыл дверь и повернулся к молодому человеку.
Под непроницаемо-черной тканью скрывался голый череп. Вместо глаз – зияющие провалы.
Сама Смерть явилась, чтобы забрать его.
Зейн попытался закричать, но не смог. Попробовал разогнуть палец, лежащий на курке, но тот словно онемел. Казалось, время замедлило свой бег. Ему уже не остановить того, что предопределено.
Однако, увидев перед собой зримое воплощение небытия, Зейн потерял всякое желание покончить счеты с жизнью. Палец, игнорируя приказы рассудка, напрягся, но мускулы руки все еще повиновались своему хозяину. В последний момент Зейн отвел оружие в сторону. Дуло уткнулось прямо в череп, не прикрытый капюшоном, и в этот момент прогремел выстрел.
Отдача была такой сильной, что ему показалось, будто пистолет взорвался.
Пуля попала в самый центр черепа.
Из раны хлынула кровь. Закутанный в плащ скелет рухнул на пол.
Зейн стоял над ним, пораженный ужасом. Он только что убил Смерть!
2. ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
Дверь снова открылась. На этот раз появилась незнакомая женщина средних лет. Она взглянула на безжизненное тело и одобрительно промолвила:
– Отлично.
Зейн посмотрел на нее дикими глазами:
– Я убил Смерть!
– Именно. И сейчас должны занять его место.
– Я… Что?!
Мысли путались, Зейн с трудом соображал.
– Вы теперь будете выполнять его обязанности, – терпеливо продолжила незнакомка. – Так у нас принято. Тот, кто уничтожает Смерть, сам ею становится.
– Наказание… – Зейн изо всех сил пытался уловить смысл того, что услышал.
– Господи, конечно, нет! Случившееся вообще нельзя назвать убийством. Обычная самооборона. Либо вы его, либо он вас, так сказать. Однако теперь придется занять его место и трудиться не покладая рук!
– Но я ничего не знаю…
– Ничего, научитесь в процессе работы. Мы все так начинали. Определенные заклинания помогут освоиться, не наделать слишком много ошибок, хотя найти свое место вы должны сами.
Женщина наклонилась и стала стаскивать с безжизненного тела черный плащ.
– Помогите мне, пожалуйста. У нас не так уж много времени, да и пачкать кровью форменную одежду не годится!
– Кто вы? – Происходящее казалось кошмарным сном, но Зейн смог взять себя в руки.
– В данный момент – Лахесис. Немолодая и не особенно привлекательная женщина. – Действительно, лицо незнакомки покрывала сеть морщинок, скрученные в тугой пучок волосы время уже обесцветило. Она была слегка полновата, но двигалась легко и уверенно. – Я определяю длину нитей. А сейчас, приподнимите-ка его, не хочу порвать ткань.
Зейн, внутренне содрогнувшись, подчинился.
– Какая Лахесис? Что еще за нити? Зачем вы пришли?
Незнакомка вздохнула:
– Что ж, думаю, вы вправе требовать, чтобы вас посвятили в суть дела. Снимайте с него плащ, а я объясню кое-какие детали. Не все, конечно, у меня есть свои профессиональные секреты, так же, как и у вас. Вы это скоро обнаружите. Лахесис – воплощение Судьбы в среднем возрасте. Она…
– Судьбы?
– Вряд ли наш разговор принесет пользу, если вы будете постоянно меня перебивать. – В голосе женщины послышались металлические нотки. Сейчас она походила на строгую учительницу.
– Извините, – пробормотал Зейн. Может, все это просто сон?
– А теперь – ботинки. Они предохраняют от жары, холода, радиации, непроницаемы для любого инородного тела, и прочее, и прочее. Так же, как и плащ. Вы всегда должны носить их во время работы, иначе станете уязвимы, как простой смертный. Такого не должно случиться.
Ваш предшественник в последнее время часто проявлял беспечность и, как видите, поплатился за подобное отношение к собственной безопасности. Стоило надвинуть капюшон на лицо, и пуля не причинила бы ему никакого вреда. Никогда не теряйте бдительности! У вас для этого гораздо больше причин, чем у него.
– Но…
– Бессмысленные восклицания мешают мне не меньше, чем вопросы.
Зейн замолчал. В этой женщине с внешностью обычной домохозяйки, которая возится с детьми и стоит у плиты, ощущалась какая-то пугающая сила. Такая справится с самым трудным подростком!
– Я – Судьба, у меня три ипостаси, – продолжила Лахесис, убедившись, что реплика возымела действие. – Я определяю длину нитей жизни. Моя задача
– проследить, чтобы вы как можно быстрее приступили к выполнению служебных обязанностей. Очень важно, чтобы на своем посту вы преуспели больше, чем в качестве простого смертного. А сейчас, пожалуйста, встаньте так, чтобы я могла надеть на вас плащ.
Зейн выпрямился. Хотя ткань не была тяжелой, чувствовалось, что она гораздо плотнее и массивнее, чем выглядит. Странная женщина говорила о магии; по крайней мере одеяние Смерти словно соткано из чистого волшебства!
– Кажется, сидит нормально. А теперь ботинки. Кстати, они, кроме всего прочего, позволят вам ходить по воде. Ничто не должно мешать Танатосу в его нелегком труде.
– Нелепица какая-то! Я только что хотел застрелиться, вместо этого стал убийцей…
– Да-да. Мне пришлось особенно тщательно отмерить длину нити… С формальной точки зрения вы мертвы. Смотрите!
Лахесис перевернула безжизненное тело.
Знакомое лицо!.. Зейн содрогнулся. Это же он сам, только с простреленной головой!
– Вы будете заниматься своим делом до тех пор, пока в один прекрасный день не забудете об осторожности и не позволите клиенту занять ваше место…
– Или пока не умру от старости, – продолжил за нее Зейн.
– О нет, старость вам не грозит, как и гибель, если, конечно, не допустите ошибок. Спросите любого смертного, о чем он мечтает, и наверняка услышите: «Жить вечно». Трудно придумать большую глупость! В свое время вы сможете осознать особую ценность того, что несете людям. Величайшее из всех дарованных человеку прав – не земное существование, а возможность умереть.
– Я не понимаю…
– Жизнь – просто инстинкт самосохранения в действии. Природа использует его, чтобы постоянно подстегивать нас; если она позволит своим подопечным расслабиться, человечество как биологический вид исчезнет. Это вечное бремя, а не благо.
– Но если я не состарюсь…
– Хронос приостанавливает естественное течение времени для всех представителей высших сил, и в первую очередь для нас, инкарнаций, воплощений вечных начал. Когда-нибудь вы умрете, но до этого мгновения, сколько бы дней, лет или веков ни прошло, будете выглядеть точно так же, как сейчас. – Лахесис подвела его к зеркалу.
– Представители высших сил? – Отчаявшись понять, во что его втягивают, Зейн пытался по крайней мере уяснить детали. – Инкарнации?
– Воплощения вечных начал: Время – Хронос, Смерть – Танатос, Судьба в трех ипостасях, Война – Марс и Природа – наша Зеленая Мать. Работаем с людьми, за души которых борются высшие силы, но не подчиняемся последним. Если бы мы умирали, как наши клиенты, то пришлось бы думать о том, куда мы попадем после кончины. Налицо личная заинтересованность, что в конечном итоге нарушает равновесие, предусмотренное Конвенцией между Господом и Сатаной. Но мы бессмертны, а следовательно, обладаем реальной независимостью от главных ведомств. Если мы перестанем выполнять свои обязанности, возникнет хаос.
– Свои обязанности, – повторил молодой человек прерывающимся голосом. – Послушайте, я не убийца! По крайней мере до сих пор им не был.
Судьба молча посмотрела на него. Неожиданно Зейн осознал, что ей известно все, в том числе и правда о том, что случилось с матерью. Снова привычная боль и чувство всепоглощающей вины сжали сердце… Но Лахесис не стала напоминать ему о старых грехах.
– Конечно, нет, – согласилась она, глядя на распростертое на полу тело.
– Это всего лишь неудачная попытка покончить счеты с жизнью. Успокойтесь, Танатос никого не убивает! Он лишь забирает души тех умирающих клиентов, дальнейшая участь которых остается неясной – иначе они будут потеряны и станут вечно бродить неприкаянными.
Наконец-то незнакомка перешла от неясных общих рассуждений к более или менее конкретным вопросам! Зейн решился возразить своей строгой собеседнице:
– Но на Земле пять миллиардов жителей! Каждый год умирает примерно сто миллионов. Получается, что я должен забирать в разных частях света несколько душ в секунду. Это невозможно!
– Вернее, невыполнимо. Посмотрите-ка хорошенько на свое отражение.
Он повиновался. Из зеркала на него глядел, отвесив челюсть от изумления, прикрытый капюшоном череп. На месте рук и ног белели кости. Зейн превратился в скелет, настоящего всадника на коне бледном!
– В этой рабочей одежде вы, разумеется, невидимы для большинства. Смерть способны заметить только клиенты и те, кто близок к ним по своему эмоциональному состоянию, а также истинно верующие люди. Для остальных вы попросту исчезнете, пока сами не привлечете их внимание.
– Но ведь я стал скелетом! Прохожие будут падать в обморок!
– Наверное, я неправильно выразилась. Вы исчезнете не в прямом смысле, а как общественная единица. Смертные, конечно, заметят вас, но их рассудок попросту проигнорирует информацию. Люди не придадут встрече никакого значения и сразу же забудут об увиденном.
Но запомните: стоит снять одеяние Смерти, и все особые способности исчезают. Вы вновь становитесь уязвимым, сразу начинаете стареть. Так что не советую слишком часто, так сказать, менять свою роль.
– А зачем такое Смерти?
Женщина чуть улыбнулась:
– Вам наскучит общество себе подобных. Говорят, моя юная ипостась Клото довольно привлекательна.
Внезапно Лахесис стала молодой и красивой – потрясающая фигура, молочно-белая кожа, волосы такого золотисто-янтарного оттенка, что, казалось, в полутьме комнаты ее головку окружает нимб. Только глаза не изменились: пронизывающий взгляд, от которого сразу становилось неуютно.
Но через несколько сотен – а может, и десятков – лет даже общение с такой, как она, перестанет приносить удовлетворение. Так что иногда полезно проводить досуг среди смертных.
Зейн попробовал представить себе, какой немыслимо долгий срок должен пройти, чтобы его пресытила связь с такой красавицей. Что и говорить, приятная тема для размышлений… Впрочем, придется отложить это до лучших времен.
Он вернулся к волновавшей его проблеме:
– Как способен один-единственный человек, вернее, воплощение Смерти, забирать несколько душ в секунду? Пока мы с вами беседуем, на Земле умерли сотни людей! Я ведь ничего не делал, а мой предшественник явно лишился такой возможности, – Зейн указал на неподвижное тело.
– Я вижу, придется объяснить подробнее. – Судьба вновь превратилась в немолодую даму и присела на лучший стул Зейна. Окинула взглядом стол, на котором лежал злополучный сапфир. – А, приобрели по дешевке, чтобы не мучиться, когда понадобится мелочь для телефона?
Зейн почувствовал, что краснеет.
– Ну да, примерно так, – пробормотал он.
– Я их видела раньше. Такие камни очень низкого качества большими партиями поставляют из Индии, а потом сбывают на оптовых распродажах по пятьдесят центов за карат. В принципе это корунд, однако он не в силах удержать сильное заклинание. Удивительно, еще находятся идиоты, которым проходимцы продают их по цене настоящих драгоценностей.
– Да, – промямлил Зейн, надвигая капюшон, чтобы скрыть красное от стыда лицо.
– Кстати, в качестве недорогой безделушки они бывают полезны. Иногда попадаются экземпляры чуть получше, которые способны добывать долларовые банкноты! Но каждому ясно, что подобный камень никогда не окупит своей стоимости.
Перед глазами снова встала прекрасная Анжелика – богатая, чувственная, красивая, преданная…
– Да, конечно.
– Теперь деньги вам не понадобятся, разве что станете часто проводить досуг среди обычных людей без одеяния Смерти и проголодаетесь. Для таких случаев лучше приобрести небольшой рог изобилия. Должна заметить, что, пока не освоитесь, свободного времени будет оставаться немного.
– Я все еще не понимаю, каким образом…
– Да, я как раз собиралась объяснить специфику работы. Только ничтожный процент клиентов нуждается в вашей персональной помощи, чтобы совершить переход. Абсолютное большинство делает это самостоятельно, хотя сам процесс, безусловно, является выражением воли Смерти и, таким образом, происходит под вашим непрямым контролем.
– Воли Смерти?
– Господи, вы совсем еще зеленый! Что ж, для простоты приведем аналогию. Вы ведь почти никогда не контролируете свое дыхание, делаете это словно автоматически. Легкие работают, даже когда сознание отдыхает, например во время сна. Понимаете? Примерно то же самое и в нашем случае. Власть Смерти проявляется не только в прямых действиях с конкретными лицами, она распространяется на любое расстояние и на всех, кто так или иначе находится на ее попечении. Персональное обслуживание клиента можно уподобить человеку, который контролирует свое дыхание. Если же вы не вмешиваетесь и просто разрешаете душе перейти в новую фазу, это напоминает организм, поддерживающий свое существование самостоятельно, без вмешательства сознания.
Но когда вы уходите из жизни, прекращается любая деятельность тела. Когда погибает Танатос, все, что связано с действием его воли, временно прекращается. Никто на Земле не умрет, пока в эту должность не вступит его преемник. Например, ваш неудачливый коллега, лежащий здесь, на самом деле еще не в состоянии предстать перед Всевышним. Его душа находится в теле. Он не может умереть, пока вы не займете его место, хотя уже никогда не встанет. Вот почему так важно ускорить процесс. Вообразите, что произойдет, если безвластие продлится долго!
– Ну, не понимаю, что тут страшного. Если люди станут жить вечно…
– Нет времени на глупые споры! – резко произнесла Судьба. – Сейчас вам достаточно знать одно: первая душа, которую вы извлечете, освободит остальные, и, как я уже говорила, они совершат переход сами, каждая в соответствии с отмеренным мной сроком. Я устроила так, что полчаса промедления не приведут к катастрофе, но потом нити спутаются и возникнет ужасная неразбериха.
– Каких клиентов, как вы их называете, я, то есть Танатос, должен обслужить лично? Извините, я действительно не могу понять…
– Все зависит от соотношения между добром и злом в конкретной душе. Каждый добрый поступок и мысль облегчают душу, дурные дела – отягощают. К тому, что называется истинной непорочностью, ближе всех новорожденный; только когда у ребенка появляется право выбора, в его поступках и мыслях может угнездиться зло. Вспомните строки из стихотворения Уильяма Хенли: «Я господин своей судьбы, я – капитан своей души» [1]. Следовательно, чем моложе покойный, тем больше вероятность, что его душа осталась невинной и, освободившись от бренной оболочки, попадет на Небеса. Как сказал Уильям Вордсворт: «Не в забытьи кромешном, не нагими, но благодатью вечной осияны, приходим мы от Бога в этот мир. Да, Небеса наш дом, и при рождении открыты всем нам Райские врата!» [Уильям Вордсворт (1770-1850) – выдающийся английский поэт-романтик] Взрослея, человек постоянно пользуется свободой выбора. Зло имеет тенденцию накапливаться, все больше и больше отягощая души слабых и порочных, пока не перевешивает полностью. Освобождаясь от тела в момент смерти, они идут вниз, к своему господину Сатане, как свинцовые грузила. Но в некоторых душах – их очень немного – имеется равное количество доброго и дурного, и устанавливается полное равновесие. Поскольку ни одна из тенденций не доминирует, они не возносятся на Небеса, но и не спускаются в Ад, оставаясь там, где прошло их земное существование – в мертвом теле. Именно этой категории и нужна помощь.
Наконец-то ясно, что от него требуется!
– Так вот что делает Смерть! – воскликнул Зейн. – Собирает неопределившиеся души!
– И тщательно их проверяет, чтобы потом направить по назначению, – закончила за него Судьба. – Те, что пребывают в идеальном равновесии, должны доставляться в Чистилище, где ими займутся профессионалы.
– Значит, я буду извлекать спорные души?
– Верно, а еще облегчать процесс перехода у всех остальных. Сначала вам это покажется сложным, однако альтернатива, я думаю, менее заманчива. – Лахесис опустила глаза на бездыханное тело, которое в буквальном смысле еще не рассталось с душой.
Зейн содрогнулся:
– Но почему выбрали именно меня? Я совершенно не подхожу, ничего не умею! Или все произошло случайно?
Судьба встала:
– На этот вопрос я отвечу в другое время. Не мои больше задерживать вас и мешать работе.
– Я даже не знаю, как находить моих… клиентов.
– Где-то у вас должна быть подобная инструкция. Морт поможет вам.
– Кто такой Морт?
Лахесис огляделась:
– Ох, чуть не забыла! Вам надо обязательно забрать у предшественника все атрибуты Смерти. Не знаю, как они работают, но поверьте, без них вам не обойтись!
– Атрибуты?
– Ну да – магические приборы, камни…
– Мой талисман? Не понимаю…
– Да нет, конечно, не эту дешевку! Оставьте все, что связано с земным существованием, особенно ее. Даже самый лучший сапфир вряд ли поможет разбогатеть, а уж такого низкого качества – тем более. Не берите с собой старые часы, кольца. Вы навсегда расстались с прежней жизнью.
Женщина направилась к двери.
– Но мне еще так много надо узнать! – жалобно воскликнул Зейн.
– Тогда за работу. Смерть! – С этими словами она захлопнула за собой дверь.
В отчаянии, Зейн шарил глазами по комнате. Зловещий всадник на бледном коне из Апокалипсиса? Такое даже представить трудно!
Он заметил какое-то мерцание. Это были часы на запястье его предшественника. Массивные, солидные и, судя по всему, дорогие. Подобный признак респектабельности смотрится нелепо на мертвеце с обликом Зейна, ведь он настолько обнищал, что так и не выкупил свои, дешевые. Наверняка, один из атрибутов… Надо их забрать!
Зейн нагнулся, преодолевая отвращение, стащил часы с трупа и надел. Довольно тяжелые, но подошли ему идеально, как будто их специально подбирали. Мерцание мгновенно прекратилось. Часы явно привлекали внимание своего нового владельца, чтобы их не забыли. Наверное, передаются вместе с должностью. Механические, с подзаводом; не очень красивые, но явно недешевые. Цвет корпуса, естественно, черный.
Интересно, почему Смерть пользуется таким архаичным механизмом, пусть даже самого лучшего качества? Разве не удобнее электронные, с массой самых разных функций, или модные сейчас миниатюрные магические солнечные часы? Возможно, прежний владелец отличался консерватизмом. Наверное, прожил не один век, прежде чем допустил промах, стоивший ему жизни. Такой вряд ли станет обращать внимание на мимолетные веяния в мире смертных.
Странно, Зейн не испытывал сейчас особого раскаяния. Потрясение, охватившее его в первые минуты после трагедии, исчезло, остался лишь ужас от того, что произошло убийство, словно он увидел страшную сцену по телевизору. Возможно, пугающая бесчувственность, безразличие объяснялось тем, что Зейн представлял себе Смерть как нечто неодушевленное. Но ведь он сам теперь превратился в это «нечто»!
Еще один сияющий огонек – украшение на левом ухе трупа. Зейн никогда бы сам не заметил его, мертвец лежал, прижавшись щекой к полу. Очевидно, одно из магических драгоценностей, о которых говорила Судьба. Пришлось снова прикоснуться к мертвому телу.
Зейн выпрямился, разглядывая находку. Серьга с необработанным красным гранатом, закругленным с одной стороны и плоским – с другой. Красивый камень светился, словно крошечная лампочка.
Как ее надеть? Не прокалывать же ради этого ухо!.. Подумав, он сунул серьгу в объемистый карман плаща.
В коридоре прозвучали шаги, затем раздался настойчивый стук в дверь.
– Мистер Зейн, с вами все в порядке?
Это была его пожилая соседка – довольно любопытная, но в остальном славная женщина.
Зейн застыл в нерешительности. Что делать? Если она войдет…
– Мистер Зейн! – беспокойная соседка повысила голос.
– Все в порядке! – крикнул он в ответ.
– Мистер Зейн, я слышала звук выстрела. Пожалуйста, ответьте!
– Все в порядке! – заорал он во весь голос.
Дверь приоткрылась. Она просунула в щель голову:
– Мистер Зейн, в чем дело, почему вы не отвечаете? Вы должны быть дома. Я видела, как вы пришли. Скажите, что с вами? Может, ранил бандит…
– Да, я дома! Здесь нет никаких бандитов! – кричал Зейн. – Пожалуйста, уходите!
Набравшись храбрости, женщина вошла.
– Извините, но я уверена, что кто-то стрелял, и… – Тут она увидела труп, на котором была одежда Зейна, хотя он сам не переодевал мертвеца. Наверное, Судьба все устроила, когда он еще не пришел в себя от потрясения.
– Мистер Зейн! Вам плохо? – Соседка поспешила к неподвижному телу, миновав новую Смерть, словно невидимку. – Господи, да вы мертвы!
– Весьма похоже, – мрачно произнес Зейн. При виде перекошенного лица соседки на него вновь накатила волна ужаса. Он хотел покончить с собой, а вместо этого отнял жизнь у незнакомого человека. Убийца!
То, что произошло сразу после трагедии, до такой степени ошеломило, что он просто не успел осмыслить и по-настоящему прочувствовать страшную истину. Сейчас все встало на свои места, и Зейна прошиб холодный пот. Да, много плохого совершил он раньше, но то, что натворил сегодня… Сегодня он стал убийцей!
Ну, если честно, он не в первый раз отнял жизнь. Но тогда был особый случай, а его мать… Зейн прогнал от себя эту мысль. Да, он несет на себе бремя вины, бесчисленные несправедливости и невзгоды сделали его черствым, но не…
Услышав, что сказал Зейн, соседка сразу повернулась к нему. Теперь она его заметила.
– О, господин полицейский! – сказала она. – Слава Богу, вы пришли! Мистер Зейн мертв! Боюсь, что это было самоубийство. Я услышала выстрел, а он не отвечал…
Интересно, почему она так долго ждала, прежде чем начала суетиться? Все произошло полчаса назад. Очевидно, ровно столько потребовалось, чтобы любопытство разыгралось настолько, что пересилило страх.
– Да, я вижу, благодарю вас, – важно произнес Зейн, нахмурившись. – Теперь я займусь этим делом. Можете быть свободны!
– Ну, слава Богу! – дама испарилась.
Он позволил себе расслабиться. Значит, Судьба говорила серьезно: в своей «рабочей» одежде он становился незаметным. Соседка приняла его за полицейского, то есть за того, кого больше всего хотела увидеть здесь. Скоро она расскажет об этом остальным жильцам.
Зейн вышел из комнаты, миновал узкий коридор и спустился к выходу. На улице наверняка ждет машина. По дороге он еще раз вспомнил о предсказании камня смерти, с которого началось его удивительное приключение. Формально оно сбылось, однако итог оказался совершенно неожиданным. Талисман лишь предсказал его скорую встречу со Смертью, но в результате Зейн сам стал Танатосом. Вместо того чтобы погибнуть, он получил вечную жизнь. Вечная проблема с пророчествами – они указывают на некий факт, не раскрывая его истинного значения.
Он остановился на пороге. Откуда такая уверенность, что здесь стоит машина? Никто ему не говорил о таком, а своей у Зейна никогда не было, да и откуда она могла появиться у нищего! Он почему-то решил, что у Смерти есть какое-то средство передвижения.
Действительно, как Танатос добирается до своих клиентов? Обычным способом – на автомобиле, например, или прилетает, потешно размахивая руками, будто крыльями? Как бы там ни было, теперь он должен делать то же самое.
Зейн неторопливо осмотрелся – поначалу в темноте трудно что-то разглядеть. Что ж, предположения оказались верными! Возле подъезда стоял лимузин неопределенного цвета, аккуратно припаркованный на стоянке домовладельца. Если бы тот увидел такое безобразие, страшно возмутился бы и потребовал отбуксировать нарушителя. Но по странному стечению обстоятельств хозяин сегодня куда-то ушел. Наверное, удача всегда на стороне… как там их называла Судьба? – инкарнаций. Действительно, как могла Смерть работать, если бы ее заставили подчиняться правилам, придуманным для смертных!
Зейн понял, что он – новый владелец машины, потому что фары лимузина сразу призывно замигали. Что ж, найти «атрибуты», необходимые для выполнения его новых обязанностей, не так уж трудно. Может, он зря волнуется и сама работа окажется вовсе не сложной?
Он подошел к автомобилю. Вместо номерного знака красовалась надпись «МОРТ». Так вот о чем говорила Судьба! Зейн почему-то решил, что его помощник – живое существо, а не обычная машина. На бампере красовалась наклейка: «СМЕРТЬ – ЭТО СПОСОБ ПРИРОДЫ ЗАСТАВИТЬ ВАС ПРИТОРМОЗИТЬ». Что ж, верно!
Он открыл дверь и забрался в роскошную кабину.
Такого комфорта и элегантной роскоши Зейну еще не приходилось видеть. Каждая мелочь продумана, все говорит о высочайшем уровне исполнения. Кресла обиты настоящей крокодиловой кожей, металлические детали хромированы. Даже до того, как создатели оснастили машину подобными излишествами, она стоила не меньше тридцати пяти тысяч. Зейн не представлял себе, как осмелится вести такое чудо…
Часы замерцали, привлекая внимание хозяина. Они действовали скорее как магический талисман, хотя показывали точное время: пять минут девятого. Зейн пригляделся. Кроме двух светящихся стрелок теперь по циферблату поползла третья – большая, красного цвета, – которая раньше оставалась неподвижной. Непонятно, зачем она вообще? Секунды отсчитывались слева, справа находились окошки для числа и дня недели.
Тем временем таинственная стрелка миновала полуденную отметку, а та, что находилась на миниатюрном циферблате, передвинулась с девятки на восьмерку. Судя по всему, это секундомер, но ведь шел обратный отсчет! Впрочем, красная тоже двигалась против хода. В чем тут дело?
Таймер обратного отсчета! Часы сообщали: остается меньше восьми минут, чтобы что-то сделать или прибыть куда-то. Но что именно от него требуется?
От напряжения Зейн покрылся холодным потом. Постыдная слабость! Кто он на самом деле – могучий всадник на бледном коне или слабонервный нытик? Надо извлечь свою первую душу!
Тут Зейн разозлился. Разве он просил принять его на такую работу? Никому и ничего он не должен! Только из-за чистого совпадения пришлось стать воплощением Смерти.
Впрочем, совпадения ли? Если женщина, которая назвала себя Лахесис, действительно была Судьбой, то наверняка исследовала нить его жизни; именно она привела его к такому финалу и сделала это намеренно. Тогда милая дама фактически убила предыдущую Смерть, убила руками Зейна! Но почему, зачем?
Часы настойчиво посверкивали. Оставалось шесть минут. Зейн понятия не имел, что произойдет, если он опоздает, но на собственном опыте убедился, что так; называемые инкарнации плетут свои интриги, как заправские политики. С подобными типами опасно связываться. Возможно, его предшественник отказался что-то сделать, и Судьба решила его убрать. Непохоже было, что ее потрясла кончина коллеги. Если Зейн откажется выполнять благоприобретенные обязанности, с ним могут поступить так же. Он понятия не имел, что собой представляет новая работа, зато точно знал, что не хочет внезапно умереть! Поэтому пока надо входить в суть дела, потом же, не торопясь, осмыслить все.
Да, а инструкция, о которой упоминала Судьба? Ее нигде не видно, а времени на поиски уже не осталось. Возможно, бывший Танатос потерял ее лет эдак сто назад.
Зейн взялся за баранку, поставил ногу на педаль акселератора. Где ключ зажигания? Неужели остался у мертвеца?
Зейн содрогнулся. Пусть он подчинился обстоятельствам, шел по пути, который выбрали для него другие, но возвращаться к началу своего страшного путешествия не хотелось. Он обследовал приборную панель, надеясь, что проблема отпадет – сейчас многие машины управлялись с помощью магии, а магические предметы оснащали механическими деталями. После недолгого поиска Зейн нашел обыкновенную кнопку, на которой значилось «ВКЛ/ВЫКЛ», и нажал на нее.
Автомобиль мгновенно ожил. Панель осветилась, заиграло радио, ремни безопасности мягко обхватили плечи. В еле слышном гудении мотора угадывалась скрытая мощь. Мечта любого водителя!
Ну что ж, будь что будет!.. Зейн включил заднюю передачу и выехал со стоянки. Машина шла изумительно ровно, словно живое существо угадывая малейшее желание того, кто сидел за рулем. Да, Смерть жила отнюдь не в спартанских условиях!
Предупреждающе запищал зуммер, зеркало заднего вида замигало – там было препятствие. Загораживающая дорогу машина промчалась мимо, Зейн дал задний ход и выехал на улицу. Автомобиль по-прежнему двигался плавно, выполняя все маневры так точно и аккуратно, как будто читал его мысли. Хотя Зейн совсем не разбирался в машинах, он понял, что стал владельцем уникальной модели. Его автомобиль даст сто очков вперед любому ковру. Смерть просто купалась в роскоши!.. Однако его предшественник стал трупом, а убийца унаследовал все это вместе с делом.
Он переключил передачу и осторожно двинулся вперед, приноравливаясь к машине, легко влился в общий поток транспорта. Окна и зеркала обеспечивали превосходный круговой обзор, а колеса, казалось, катились сами. Возможно, автомобиль Смерти окутывали чары, предохраняющие от столкновений. Так или иначе, Зейн управлял им неизмеримо лучше, чем следовало ожидать: за последние несколько лет он ни разу не садился за руль.
Он бросил взгляд на часы. Осталось только четыре минуты. Куда ехать?
Зейн огляделся. Сейчас машина двигалась на запад. Но как узнать, правильно он выбрал направление или нет? Каким образом Смерть находит свои жертвы?
Жертвы? Жуткое понятие! Судьба использовала слово «клиенты»; звучит намного лучше.
Ну, термины – не самое важное. Главное, как их разыскать? Внезапно Зейн вспомнил, что в плаще есть карманы; во внутреннем он нащупал какой-то предмет и извлек его, продолжая вести машину.
Браслет со сломанной дужкой. Поэтому, наверное, предшественник не носил его на руке. Как видно, экс-Танатос вообще не отличался вниманием и аккуратностью. Но для чего нужно обычное украшение?
В браслет были вставлены три камня. Самый большой, оранжево-желтый, похожий на настоящий кошачий глаз, словно следил за Зейном. Средний – розовый, его пересекала линия, имевшая что-то вроде стрелки-указателя на конце. Последний, бледно-зеленый кварц, возможно, с примесью титана, имел прямоугольную форму. Его немного портили вкрапления, четко выделявшиеся на поверхности: одно светлое, другое – черное. Кроме того, в глубине камня змеились какие-то извилистые линии.
Вряд ли он сможет понять, как пользоваться находкой. А часы неумолимо тикали. Осталось только две минуты. Времени на раздумья уже нет! Зейн свернул за угол, случайно бросил взгляд на браслет и увидел, что стрелка на поверхности розового камня теперь указывает в другую сторону! На самом деле не миниатюрный компас, а автомобиль изменил направление. Стало быть, ехать надо на северо-запад.
Зейн вклинился на скоростную полосу шоссе. Какой-то водитель возмущенно загудел, но был вынужден уступить место. Он снова повернул, и стрелка немедленно отреагировала. Да, никакой ошибки; именно так Танатос определяет, куда должен ехать.
Зейн повернул на север, потом снова на восток, постоянно сверяясь с камнем. Стрелка не двигалась, зато «кошачий глаз» стал увеличиваться, явно показывая, что цель становится все ближе и ближе.
И все же, если предположить, что размер зависит от расстояния, которое осталось преодолеть, Зейн ни за что не успеет вовремя. Это очень беспокоило его. Считается опоздание у инкарнаций таким же тяжелым проступком, как и отказ от выполнения работы, или нет?
Зейн еще раз свернул. Третий камень, зеленый, заметно посветлел. Почему? Он снова крутанул руль. На приборной панели загорелась какая-то кнопка. Проведем эксперимент? Он резко изменил направление, игнорируя хор протестующих гудков, и нажал на нее.
Машину дернуло. Силуэты зданий расплылись, словно машина летела со сверхзвуковой скоростью над Землей. Через несколько мгновений все прекратилось, вокруг снова возникли городские улицы.
Пораженный, Зейн огляделся по сторонам и сразу понял, что перенесся на северо-запад, за многие километры от Кильваро, возможно, через весь континент, и мог оказаться даже в Анкоридже – большом портовом городе.
Времени, чтобы выяснить это точно, уже не было. Удлиненный зрачок в центре оранжевого камня резко увеличился, темная и светлая отметки на зеленом кварце слились воедино, а часы показывали, что осталась только минута. Цель совсем рядом!
Прежние сомнения в своих силах развеялись. Зейн мало-помалу учился пользоваться атрибутами Смерти и уже знал, что если «кошачий глаз» заполнит всю поверхность камня, значит, он добрался до нужного места. И когда стрелка на розовом талисмане начала вращаться, хотя он никуда не сворачивал, Зейн понял, что путешествие закончено. Слава Богу, он успел вовремя: осталось всего тридцать секунд. Глаз стал огромным, указатель на «компасе» описывал полный круг. Но здесь обыкновенный перекресток!
Неужели ложный вызов?
Он притормозил и, сбитый с толку, направил машину к обочине. Прежние сомнения снова начали терзать душу.
Указатель замер. Судя по тому, куда он теперь направлен, следует вернуться назад. Нелепица!
Большая красная стрелка на часах остановилась на полуденной отметке.
Внезапно раздался грохот. На перекрестке произошла авария. Делая левый поворот, небольшой грузовик на полном ходу столкнулся с идущей со средней скоростью крошечной японской малолитражкой.
Зейн заглушил мотор, не думая о том, можно ли здесь парковаться, выскочил из машины и поспешил к месту происшествия.
Водителя грузовика оглушило, однако он серьезно не пострадал. А вот женщине в маленьком автомобиле повезло куда меньше. Огромный осколок ветрового стекла (реклама уверяла, что никакая сила не способна его разбить) вонзился ей в горло. Из раны, заливая приборную доску, хлестала кровь, но несчастная все еще была жива.
Ошеломленный, Зейн застыл. Он видел, что женщину не спасти, но что ему делать?
Вокруг, скрипя тормозами, останавливались машины, приземлялись ковры, постепенно собиралась толпа.
В глазах женщины, уже начинающих стекленеть, появился проблеск сознания. Увидев Смерть, ее зрачки сузились, став крошечными, как булавочные головки. Она попыталась закричать, но не смогла.
Кто-то слегка подтолкнул его. От неожиданности Зейн вздрогнул. Рядом стояла Судьба.
– Не мучай ее. Смерть, – сказала она. – Скорее делай свое дело.
– Но несчастная еще жива!
– Она покинет этот мир только после того, как ты извлечешь душу из тела. Ужасная агония будет тянуться, пока ты не избавишь ее от мучений. То же самое происходит сейчас с остальными клиентами. Так что не тяни, Танатос, выполняй свои обязанности.
Зейн неуверенно шагнул к искореженной груде железа, в которую превратилась малолитражка. Женщина не отрывала от него расширившихся от ужаса глаз, следила за каждым движением. Возможно, она уже не видела ничего вокруг, кроме приближающейся смерти. Зейн хорошо помнил, как это страшно. Но он до сих пор не знал, как прекратить ее страдания и позволить навсегда успокоиться.
Одежда разорвана осколком, пропахавшим тело от правой груди до шеи, так что плоть превратилась в кровавое месиво. Страшное испытание, и его необходимо прекратить как можно быстрее. Однако женщина из последних сил пыталась сопротивляться. Отгоняя смерть, несчастная вытянула здоровую левую руку, словно принадлежавшую другому человеку, так резко она контрастировала с изуродованным туловищем. Никогда еще Зейн не видел таких физических и душевных страданий. Даже когда умирала его мать…
Он наклонился, так и не решив, что надо сделать. Его рука должна была натолкнуться на запястье умирающей, но, к изумлению Зейна, легко прошла сквозь ее плоть! Он проник в голову и нащупал что-то мягкое, напоминающее паутину.
Зейн отпрянул; за пальцами тянулась какая-то прозрачная радужная пленка, похожая на мыльный пузырь или слизь. Охваченный отвращением, он попытался стряхнуть ее на землю, но она намертво пристала к ладони. Зейн стал отдирать ее другой рукой, все еще сжимавшей браслет.
– Стыдись, Смерть! – осуждающе произнесла Лахесис. – Нельзя так измываться над душой.
Так это душа!.. В глазах у Зейна помутнело, словно он сам вот-вот лишится жизни. Он отпрянул; лохмотья превратились в упругую серебристую нить, но не покидали истерзанную плоть, словно не желая навсегда расставаться с земной оболочкой.
Внезапно с легким треском они отделились от тела. Зейн держал пленку, похожую на сброшенную змеиную кожу. Женщина наконец была мертва. На лице застыла гримаса боли и ужаса. Смерть забрала душу и избавила ее от страданий. Все кончено.
Или не все?
– Что теперь? – спросил Зейн Судьбу. Его била дрожь, он чувствовал тошноту и головокружение.
– Аккуратно складываешь душу, опускаешь в сумку и отправляешься к следующему клиенту. А когда появится возможность сделать небольшой перерыв, определишь, куда ее следует направить.
– Куда направить? – Перед глазами все еще стояла страшная картина – залитая кровью одежда, расширившиеся от страха глаза, изуродованная плоть… Зейн плохо соображал.
– Да, на Небеса или в Ад.
– Как я могу оценивать души?!
– Можешь и должен! Постарайся пореже ошибаться. – Судьба удалилась.
Зейн уставился на переливающиеся полупрозрачные обрывки. Вокруг суетились люди, но никто даже не взглянул в его сторону. Фактически сейчас он остался совсем один…
Он стал неуклюже складывать тончайший материал, словно обыкновенную простыню. Сделать это аккуратно мешали разорванные края, но Зейн упорно трудился, и наконец усилия увенчались относительным успехом. Получился очень маленький и легкий сверток; казалось, душа вообще невесома. В одном из необъятных карманов плаща оказалась полотняная сумка; в нее Зейн и запихнул свой первый трофей. Руки тряслись, перед глазами все кружилось. Если бы его сейчас вывернуло наизнанку, сразу полегчало бы. К сожалению, он до сих пор ничего не ел. Первый блин – комом… Но провалиться до такой степени!
Прибыла полиция, «скорая помощь», вокруг суетились люди. Труп вытащили из искореженного автомобиля. Опрашивали свидетелей, однако на Зейна внимания не обращали. Теперь он понимал: никто не потревожит Танатоса, пока он сам того не пожелает.
Итак, он обслужил первого клиента. Да, работа сделана из рук вон плохо. Испугал умирающую, продлил ее агонию, а потом чуть не разодрал в клочья душу. Не очень-то блестящее начало, что и говорить!
Часы снова замигали, красная стрелка начала двигаться. Семь минут, чтобы добраться до нового клиента.
– Лучше бы я сам окочурился! – пробормотал Зейн угрюмо. Хотя в глубине души понимал, что все это только слова. Такая жизнь, конечно, ужасна, и то, что приходится делать, – тоже, но все-таки смерть гораздо страшнее!
Так или иначе, выбора ему не предоставили. Зейн торопливо зашагал к своей машине. Он не знал, как часто придется «ездить по вызовам». Очевидно, пока шел процесс передачи должности, если так можно назвать недавние события, накопилась масса нерешенных дел. С другой стороны, Судьба могла устроить так, что все произошло, когда образовался перерыв в работе.
Он определил, куда ехать, и пустился в путь. Как только зеленый камень замерцал, Зейн коснулся знакомой кнопки на приборной доске, и машина перешла на сверхзвуковую скорость. На этот раз он попал куда-то на юг. Как только вокруг возникли улицы незнакомого города, Зейн использовал талисманы-ориентиры. Все шло, как в первый раз. Его внезапного появления никто не заметил.
Зейну, конечно, не нравилось это занятие, но пока он не знал, стоит ли отказываться от него. Сколько бы еще пришлось страдать женщине, не освободи он ее душу? Страшно даже подумать…
Машина стремительно двигалась по улице, легко маневрируя в дорожном потоке; управлять ею было одно удовольствие! Следуя указаниям камней на браслете, Зейн уже почти добрался до цели.
Где он оказался? Может, в Южной Америке, скажем, в Бразилии? Нет – впереди показалось здание Центральной больницы Феникса, штат Аризона. Выходит, он здорово ошибся в своих расчетах. Ну ничего, времени на то, чтобы научиться правильно ориентироваться, предостаточно!
Он припарковал машину на стоянке для посетителей, надвинул капюшон на лицо и отправился в палату, на которую указывали талисманы.
Шагая по коридорам, Зейн не мог избавиться от неприятного ощущения. Он не любил больницы, особенно с тех пор как слегла мать. Ничего не поделаешь, Смерти наверняка приходится часто навещать такие заведения. Сколько людей проводят здесь свои последние часы!
Хотя он явился в неурочный час, персонал не обращал внимания на посетителя. Очевидно, его принимали за врача или санитара. Что ж, возможно, они не так уж далеки от истины. Во всяком случае, его работа гораздо важнее!
Зейн разыскал клиента – старика, лежавшего в палате вместе с тремя такими же пожилыми пациентами. Каждого опутывали какие-то трубки, провода, соединенные с мудреной аппаратурой. Очевидно, безнадежные случаи.
Господи, как он ненавидит все это! Зейн с великим удовольствием сбежал бы отсюда.
Он опасался, что появление Танатоса сильно испугает клиента, но остаться незамеченным тут никак нельзя. В довершение всего он пришел рано: оставалось еще две минуты.
На сей раз Зейн решил действовать прямо. В конце концов, сработать хуже, чем в прошлый раз, просто невозможно. Он решительно подошел к кровати:
– Привет.
Слово прозвучало как-то странно, словно его повторили второй раз.
Поскольку ни один из больных не отреагировал, Зейн решил посмотреть, откуда исходит звук. В кармане лежала серьга, которую он взял у своего предшественника. Неужели дело в ней?
– Привет, – повторил он. Да, все верно.
Старик медленно повернулся к нему и с трудом произнес:
– Ну наконец-то! Я уж заждался тебя, Смерть!
Он говорил на другом языке, но Зейн его прекрасно понимал, потому что крошечная драгоценность, которую он держал на ладони, повторяла каждое слово по-английски. Магический синхронный переводчик!
В самом деле, без него Танатосу никак не обойтись, ведь ему надо постоянно путешествовать по всему земному шару. Зейн торопливо засунул серьгу в ухо; когда выдастся свободное время, следует подумать, как пристроить ее поудобнее. Увлеченный своим маленьким открытием, он забыл о работе.
Во взгляде клиента читалось облегчение. Странно!
– Вы ждали меня? Не боитесь?
– Ждал? Я ищу тебя уже целых полгода! Боюсь? Ха! Я уж решил, что никогда не вырвусь из этой клетки!
– Вы о госпитале? По-моему, здесь не так плохо.
– О своем теле.
Ясно… А серьга, оказывается, помогает не только ему, но и собеседнику. Клиент прекрасно понимал Зейна.
– Значит, вы хотите умереть?
Старик искоса посмотрел на него:
– Что, сынок, новенький, верно?
От неожиданности Зейн чуть не поперхнулся.
– Откуда вы знаете?
Его собеседник растянул бескровные губы в улыбке:
– Однажды я уже столкнулся со Смертью. Тот был старше вас – на черепе гораздо больше морщин. Зрелище так потрясло меня, что я как бы воскрес, и операция, вопреки всем прогнозам, прошла успешно. На первый раз пронесло. А вот сейчас…
– Я знаю, как страшно увидеть такое. – Перед глазами Зейна снова возникло искаженное лицо матери.
– В то время мне очень хотелось жить, и это придало сил. Но сейчас все скверно, очень скверно. Медицина, магия – ничто не помогает. Чтобы снять боль, приходится постоянно использовать средства, от которых отключается мозг, – последнее дело! Думаю, для таких, как я, смерть – просто переход к иной форме существования, где душу не обременяет тело. Говорят, некоторые даже не осознают, когда прекращают дышать. Мне-то все равно, как отдать концы, лишь бы боль прекратилась. За жизнь я уже не цепляюсь, готов уйти. Надеюсь, ты знаешь свое дело.
Зейн взглянул на часы. За разговором он не заметил, что упустил нужное время и опоздал на целую минуту!
– Я тоже на это надеюсь. Я беседовал с вами дольше, чем следовало.
Старик снова улыбнулся:
– Ты меня поддержал. Смерть. И дал небольшую отсрочку. Хочешь совет? Если когда-нибудь увидишь, что человек уже не желает жить, освободи его! Наверное, мне пора…
Зейн снова вспомнил мать.
– Я так и поступил однажды, – вполголоса произнес он. – Каждый имеет право уйти из жизни, когда захочет. Так я считаю. Хотя многие назовут это убийством.
– Да, – кивнул клиент. – Но они просто дураки! – Неожиданно его лицо исказилось от боли. – Пора, Смерть, – прошептал он, задыхаясь. – Скорее, скорее!
Зейн протянул руку. Его пальцы прошли сквозь плоть и дотянулись до шелковистой паутинки – души. На сей раз удалось аккуратно вытащить ее. Глаза клиента потускнели, старик наконец получил то, что хотел.
Остальные обитатели палаты никак не отреагировали. То ли они не сообразили, кто пришел навестить их товарища по несчастью, то ли поняли, что бедолага уже умер и незачем звать сестру.
Зейн сложил душу и опустил ее в сумку. Он справился с задачей намного лучше, чем в первый раз. Да и чувствовал себя теперь совершенно по-другому, сознавая, что сделал доброе дело, избавил несчастного от лишних страданий. Возможно, в подобной работе есть и светлые стороны.
Он посмотрел на часы. Красная стрелка снова двигалась, но у него в запасе целых полчаса! Удлиненный зрачок на оранжевом камне был большим, значит, цель где-то недалеко. В кои-то веки не придется спешить.
Зейн направил машину в пустынный парк за городом и остановился на обочине. Открыл сумку, вытащил одну из душ, аккуратно развернул ее, положил на ветровое стекло и осторожно расправил. «Пленка» не разорвана; значит, это второй клиент.
Переливающаяся под светом фар, душа представляла собой сложное переплетение светлых и матово-темных участков и узелков, образующих настоящий лабиринт, словно предназначалась для тестов, которые так любят психоаналитики. Зейн с трудом оторвал взгляд от завораживающей загадочной картины. Но сколько ее ни рассматривай, делу это не поможет. Как определить, в царство Бога или Сатаны должна отправиться душа?
Странный образ неожиданно выплыл из глубин подсознания. Словно по наитию, Зейн отогнул краешек полупрозрачной «пленки» и открыл панель приборов. Предчувствие не обмануло: внутри лежало еще несколько талисманов. Как только Зейн вступил в должность, хроническая нехватка средств к существованию сменилась переизбытком предметов роскоши!
Камни слабо мерцали. Он вытащил их и рассмотрел. Две гладкие полусферы: тускло-коричневая и бледно-желтая. Зейн сложил их, и они образовали круг, немного напоминавший спутник Земли, со светлой и темной сторонами. Возможно, это были лунные камни. Понятно, что они должны работать вместе, но как их использовать?
Снова повинуясь интуиции, он разъединил талисманы и поднес коричневый к распростертой душе. Тот замерцал, словно впитывая исходящую от нее эманацию. Зейн медленно исследовал всю поверхность. Камень светился над каждым темным участком.
Понятно! Настал черед желтого талисмана. Как Зейн и думал, он реагировал на светлые части.
Итак, если предположить, что черное – накопившееся зло, а белое – добро, у него в руках приспособление для оценки неопределившихся душ. Он способен теперь проводить строго объективный научный анализ с помощью магических приборов. Неясно одно: как определить, каков результат?
Возможно, аккумулируя информацию, камни становятся тяжелее? Тогда где-то в машине должны быть весы.
Он еще раз обшарил панель, но ничего не обнаружил. Что ж, остается надеяться, что все прояснится в нужный момент. Сейчас нет времени на раздумья.
Зейн начал равномерно водить коричневым камнем по полупрозрачной пленке. Талисман отзывался вспышкой на каждую темную область. Когда он проходил над какой-то частью души второй раз, то никак не реагировал – любой совершенный грех учитывался лишь единожды. Камень постепенно темнел, хотя, кажется, не тяжелел. Впрочем, Зейн мог просто не почувствовать изменений.
Когда он закончил, камень стал почти черным.
Сколько грехов! Интересно, что именно он совершил, но как узнать подробности? До того как рак уложил его в больницу, клиент прожил сложную жизнь. Вероятно, больше Смерти знать ничего не положено.
Зейн отложил темный талисман, взял желтый. По мере того как тот впитывал все добрые дела, камень становился все ярче, а в конце сиял, будто полная луна.
Что теперь? Как определить, какой из двух изменился больше? Черный стал тяжелее; значит ли это, что зло в душе превалирует? Светлый теперь казался намного легче. Возможно, добро, которое впитала желтая полусфера, стремится воспарить к Небесам. Первый тянет вниз, в Ад, второй – в заоблачную высь, в Райские сады… Наверное, нужно подвести окончательный итог. Но как?
И тут Зейна осенило. Он соединил полусферы. Они прилипли друг к другу, как магниты, а линия соприкосновения причудливо изогнулась, превратив окружность в символ китайской философии, противоположные начала «инь» и «янь». Иссиня-черная и янтарно-желтая половинки слились воедино.
Он разжал руку, и сияющий как миниатюрная луна шар повис в воздухе. Почти идеальное равновесие… Куда же отправится старик?
Наконец, очень медленно, шар начал подниматься. Добро все-таки перевесило! Зейн с трудом перевел дыхание. Он только сейчас осознал, что волновался не столько о том, как освоить свою работу, сколько о судьбе симпатичного клиента.
Симпатичного? Не так уж он хорош, если на его совести столько дурных поступков!
Сверкающий шар между тем достиг верха кабины и уткнулся в обивку. Ничего страшного, окна закрыты, наружу вылететь он не мог.
Теперь надо отправить душу на Небеса. Как?
Зейн снова открыл приборную панель. Там лежал рулон прозрачной клейкой ленты и два пакета шариков. Одни просто рвались из рук, грозя улететь, как маленькие ракеты; другие были словно налиты свинцом.
Теперь все ясно! Зейн вновь сложил душу, так что получился совсем маленький сверток, обернул его лентой и прикрепил к легкому шарику. Потом открыл окно и выпустил драгоценную посылку из рук. Та поднялась в воздух и через несколько секунд скрылась из виду.
Зейн от всей души надеялся, что старик благополучно доберется до Рая. Вообще такой примитивный способ доставки совсем не подходил для самой драгоценной субстанции на Земле. В эпоху магических ковров и роскошных авиалайнеров следовало изобрести более надежный и безопасный метод. Но так работал его предшественник; может быть, ему, новому Танатосу, удастся придумать что-нибудь пооригинальнее, когда он освоится.
Слившиеся в единое целое камни распались, к ним вернулись блеклые цвета. Что ж, дело сделано! Зейн положил их на прежнее место.
До следующего задания осталось всего десять минут. Перерыв кончился, пора в путь.
Он определил направление и нажал на кнопку, сообщавшую автомобилю сверхзвуковую скорость. Полет длился намного дольше, чем предыдущие. Зейн выглянул в окно. Внизу расстилались бесконечные океанские просторы. Судя по показаниям компаса (он лишь сейчас разглядел его на приборной доске), цель находится на востоке.
Только что на небе мерцали звезды, а теперь сияло утреннее солнце. Зейн вдруг вспомнил, что стал Смертью поздним вечером, первого клиента – несчастную женщину – разыскал в полдень, а когда добрался до госпиталя в Фениксе, снова наступил вечер! Мир продолжал жить по своим законам, но Зейн, словно кузнечик, перескакивал из одного времени суток в другое…
Через несколько мгновений показалось побережье. Автомобиль стал резко снижаться и приземлился на пляже, узкой полоской опоясывавшем море. Он миновал стройку, группу гигантских ультрасовременных двадцатиэтажных строений, тускло-коричневые отроги горного хребта, поселок с аккуратными, словно игрушечными белыми домиками, уютно примостившийся в небольшой долине, проехал мимо оливковой рощи, мирно пасущихся лошадей и оказался в открытом поле.
Клиент где-то близко. Странно, почему нельзя нажать на кнопку и сразу очутиться в нужном месте? Возможно, магические приборы на большом расстоянии не способны точно определить цель?.. Нет, скорее причина в том, что появление Смерти не должно привлекать внимания. Внезапное появление таинственной машины возле места катастрофы или другого инцидента с трагическими последствиями обязательно породит всевозможные слухи. Даже самая мощная магия не совершенна. Тот, кто придумывает правила, решил на всякий случай подстраховаться.
С помощью «кошачьего глаза» и талисмана со стрелкой Зейн быстро сориентировался и прибыл даже раньше срока, имея в запасе целую минуту.
Он остановился возле полуразвалившейся фермы, окруженной запущенными полями. Люди, живущие здесь, наверняка бедствуют.
Зейн открыл дверь и вошел в дом. Сказались старые привычки, и он чуть было не постучал, но потом сообразил, что скорее всего никто на него не обратит внимания. Здесь уже наступил рассвет; сонные члены семейства натыкались друг на друга, бранились и кричали, шаркая по ледяному полу – печку еще не растопили. Конечно, они говорили на незнакомом языке, однако серьга, которую Зейн так и не вытащил из уха, мгновенно переводила каждую фразу. Проклинали судьбу, ненастное промозглое утро, скудный завтрак, крысу, нагло бегающую возле стола…
Магические камни привели Зейна в спальню. На кровати сидела женщина и, закусив губу, пыталась натянуть на себя слишком узкие теплые чулки. Она задрала ногу, согнула колено, так что Зейну открылась весьма интимная картина… Нет, скорее ужасная: вся кожа на бедрах покрыта красной сыпью. Да и в остальном бедняжка выглядела очень скверно – на щеках горят лихорадочные пятна, волосы спутаны и неухожены, зубы гнилые. И хотя это была молодая и недурно сложенная женщина, болезнь превратила ее в настоящее страшилище. Круги под запавшими глазами казались кровоподтеками. Нет, ее и в самом деле кто-то избил: всюду синяки и ссадины.
Что ж, смерть станет для такой избавлением от страданий.
Но стрелка на камне не показывала на несчастную! Она была направлена в дальний угол комнаты, где стояли ясли со спящим младенцем.
Ребенок? Разве можно забрать невинную душу?
Зейн прошел мимо женщины, даже не повернувшей голову в его сторону, склонился над маленьким тельцем. За ночь узенькое одеяло сползло с ребенка, и теперь он лежал раскрытый, лицом вниз, с посиневшей кожей. На пеленках расплылось мокрое пятно. Неужели это существо должно умереть, даже не научившись говорить?
Но как же правило, о котором говорила Судьба? Ведь именно из-за него приходится «обслуживать» людей, чья судьба после смерти не определена! Большинство душ совершали переход без прямого вмешательства Танатоса. Лишь тот, кто накопил столько зла, что его Спасение становилось проблематичным, нуждался в персональной помощи. Новорожденный безгрешен, поэтому его душа должна направиться на Небеса. Он ведь еще не «капитан своей души», как выразилась Лахесис! Какие злые дела мог совершить младенец?
Все верно, однако именно он через несколько мгновений станет клиентом Зейна: ребенок угасал прямо на глазах.
Пора! Он протянул руку, осторожно потянул…
Мать была так поглощена возней с чулками, что ничего не заметила. Зейн прошел мимо нее и быстро покинул мрачное жилище. Он чувствовал себя так, словно сам заболел.
В машине он с помощью камней исследовал маленькую душу – совершенно непохожую на ту, которую приходилось рассматривать раньше. Странная структура, точнее, полное отсутствие таковой. Вместо причудливого сплетения белых и черных узелков, составляющих светлые и темные участки, – одинаковый серый цвет. Очевидно, при полном отсутствии жизненного опыта душа просто еще не сформировалась.
Талисманы, благодаря которым Зейн решил судьбу предыдущего клиента, тоже никак не помогли. Маленький шар завис в центре салона, словно крошечная модель луны, отказываясь подняться или опуститься.
Что произошло? Какое зло сотворил младенец? И как он вообще мог совершить что бы то ни было, прикованный к своей колыбели, на попечении больной матери?
Ответа Зейн пока не знал. Он аккуратно сложил душу и опустил ее в сумку.
Красная стрелка вновь начала двигаться. Господи, когда наконец это кончится? Когда он получит хотя бы небольшую передышку, чтобы спокойно обдумать все, что с ним произошло?
Увы, ответ напрашивался сам собой. На Земле каждую минуту кто-то умирает, в том числе и те, кому нужно помочь. Рано или поздно случится так, что клиенты, живущие на разных полушариях планеты, должны будут скончаться в одно и то же время. И что тогда делать?
Зейн начал понимать, почему его предшественник утратил бдительность. При такой спешке легко забыть об осторожности. Чтобы успеть вовремя, приходится не думать о частностях, иначе можно опоздать. Что происходит с Танатосом, если он допускает слишком большое отставание от графика?
Зейн стал внимательно разглядывать часы. С одной стороны находились три кнопки. Очевидно, здесь они выполняют те же функции, что и у обычных секундомеров: одна служит для пуска и остановки таймера, другая – для его обнуления, а с помощью вот этой небольшой, посередине, при желании можно установить обычное время и календарь.
Но ведь механизм каким-то непонятным, магическим способом настраивал сам себя, откликаясь на исходящий откуда-то сигнал. Быть может, часы впрямую связаны с Раем, Адом или еще каким-то местом, куда попадают после смерти души?
Наверное, тут замешана и Судьба, ведь именно она измеряет длину нитей жизни. В любом случае Танатос не определял, когда происходят события; скорее наоборот, они определяли его действия. Зачем тогда нужны лишние кнопки? Чем они управляют?
Проверить?
Он почти решился на эксперимент, однако в последний момент заколебался
– опасно играть с неведомым. Впрочем, как иначе узнать все премудрости новой работы? Зейн всегда, вплоть до почти свершившейся смерти, действовал под влиянием настроения. Так что надо по крайней мере оставаться верным себе.
Он нажал на нижнюю кнопку. Ничего не произошло. Она легко утопилась в металлический корпус и выскочила наружу. Может, ни с чем не соединена? Вовсе не обязательно. Хороший секундомер должен быть защищен от ошибок. Бывает, на скачках зритель, не в силах оторвать взгляда от скакунов, которые через несколько мгновений завершат очередной забег, тычет пальцем не на ту кнопку. Наверное, она служит для контроля обнуления и действует лишь в определенное время, скажем, только после финиша…
Теперь он нажал на верхнюю. Щелчок. Обратный отсчет мгновенно прекратился.
Зейн вгляделся. Перестали двигаться стрелки на двух миниатюрных циферблатах, в том числе большая красная, показывающая, сколько осталось жить очередному клиенту. Хотя третья по-прежнему отсчитывала секунды. Зейн остановил обратный отсчет, а реальное время текло по-прежнему.
Как это понимать? От таймера зависело, когда расстанутся с душой подопечные Танатоса. Значит, сейчас все они не могут уйти в мир иной? Трудно поверить!.. А разве не выглядит невероятным все, что с ним произошло после визита к продавцу талисманов? Судьба говорила, что, пока он не приступит к своим обязанностям, ни одна душа не расстанется с телом. Кстати, вот и ответ на вопрос, казавшийся неразрешимым. Если его присутствие потребуется в двух местах одновременно, надо просто «заморозить» смерть одного из клиентов, пока он будет работать с другим.
И, конечно, использовать эту кнопку можно, когда захочется отдохнуть: в буквальном смысле отключиться, чтобы выспаться, поесть или обдумать что-то важное.
Ну и часики! Они не просто показывали, когда что-то случится, но замедляли или ускоряли события по желанию хозяина.
До следующего задания оставалось только две минуты двадцать три секунды; зеленый камень показывал, что клиент находится на другом конце Земли. Так не годится! Зейн нажал на среднюю кнопку, и стрелка таймера немного сдвинулась. Теперь в его распоряжении десять минут: вполне достаточно, чтобы не торопясь добраться до цели. Его чудо-автомобиль успеет долететь до любого места на земном шаре.
Но зачем тогда нужен циферблат, показывающий часы? Если время сдвигается только до десяти минут…
Ладно, не все сразу. Над этой проблемой он подумает позднее. Сейчас надо наметить порядок действий. Как, например, поступить с душой младенца? Нельзя дарить ее Сатане, но и ангелы скорее всего не примут такое послание. Наверное, ее следует доставить в Чистилище, а там пусть решают профессионалы. Ведь если Ад и Рай – реальность, значит, где-то должно быть и вместилище для «спорных» случаев. Но как его найти?
Поглощенный своими мыслями, Зейн горько вздохнул:
– Господи, я ведь совсем ничего не знаю!
– И в этом тебе поможет только время, – раздался совсем рядом незнакомый голос.
3. «ОВЦЫ» И «КРОЛЬЧИХИ»
Зейн подпрыгнул от неожиданности. Рядом сидел мужчина лет пятидесяти. У него были проницательные голубые глаза, усы, небольшая бородка. В руке незнакомец держал странное приспособление – небольшой прибор в форме восьмерки.
– Вы, должно быть, бессмертный, – выдавил из себя Зейн, когда к нему вернулась способность соображать.
– В некотором роде, – согласился мужчина. – Точнее, инкарнация, подобно Судьбе и Смерти.
Зейн внимательно изучил собеседника. Очевидно, следует самому догадаться, за что отвечает его коллега. Но после напряженных размышлений он сдался.
– А кто…
– Я Хронос, или, попросту. Время. – Мужчина наклонил свое приспособление. Из одного стеклянного конуса в другой посыпался чистый мелкий порошок. Да это обычные песочные часы!
– Но вы так молоды! По крайней мере, не седовласый старец, – быстро добавил Зейн, сообразив, что юношей собеседника назвать никак нельзя.
– Я не имею возраста, – поправил его Хронос. – С легкой руки невежественных ремесленников меня представляют древней развалиной; мне удобнее работать в таком облике.
– Значит, это из-за моей возни с часами…
– Да, Смерть, вы вынудили меня явиться, когда переставили обратный отсчет на десять минут и «заморозили» свои вызовы. Хронос отмечает все манипуляции со временем, особенно если их источник – одно из воплощений вечных начал. Как правило, Смерть либо останавливает таймер, либо переставляет его, чтобы успеть обслужить клиента, но делать одновременно и то и другое не принято. Естественно, я пришел узнать, в чем причина – ведь мы, инкарнации, стараемся всегда согласовывать свои действия. В конце концов, живем на одном небе!
– Но я понятия не имел, что вызываю вас, – смущенно произнес Зейн. – Я только что приступил к работе и многого не знаю… Честно говоря, всегда думал, что время – абстракция, а не существо из плоти и крови.
– Инкарнация, – поправил его Хронос. – Воплощение одного из важнейших начал бытия. Персонификации приходят и уходят, но сущность остается неизменной.
– К этому я тоже пока никак не могу привыкнуть. Время и Смерть – обычные должности, а не физические законы или что там еще… Просто уму непостижимо!
– Инкарнации – это и законы, и должности, и многое-многое другое, – объявил Хронос. – Кстати, мы, кроме прочего, обычные люди, что также очень важно!
– Я не хотел никого отрывать от дела, только пытался выяснить, как работает механизм. Непонятно, зачем понадобился циферблат для часов на таймере.
– Он фиксирует задержку графика работы. – Хронос короткой фразой объяснил загадку, над которой тщетно ломал голову Зейн. – Вы перенесли смерть очередного клиента на семь минут тридцать семь секунд и заморозили все, что относится к вашей деятельности. Это, конечно, ваше право, вы ведь Смерть. Можете даже остановить само время, если вытащите вот эту кнопку в центре. Однако, если отставание превысит тридцать минут, оно будет отмечено на часовых делениях циферблата. Его потом необходимо ликвидировать. Когда оно составит больше двенадцати часов, уполномоченные лица в Чистилище проведут служебное расследование инцидента, что может серьезно снизить общие показатели работы.
– А что произойдет, если они ухудшатся?
– Подобные вещи приравниваются к грехам и при окончательном расчете отягощают душу, увеличивая шансы попасть после смерти в Ад. Конечно, пока вы осваиваетесь на новом месте, соотношение добра и зла будет абсолютно одинаковым; каждому из нас дается время для проб и ошибок. Когда же этот период закончится, оплошности станут фиксировать, и как только вы по той или иной причине расстанетесь с должностью, плохие показатели могут очень навредить!
Ясно. Хоть он и стал инкарнацией, но продолжал жить, словно обыкновенный смертный, а значит, подводить какие-то итоги еще рано.
– А мой предшественник – куда он попал?
– В целом он выполнял свои обязанности добросовестно. Я уверен, что его душа сейчас там, где находят приют все порядочные и старательные – в Раю.
У Зейна отлегло от сердца.
– И если я буду работать добросовестно, смогу попасть на Небеса, когда придет время?
– Если оно вообще придет. Почему же нет? Поскольку, когда вы стали Танатосом, соотношение добра и зла в вас было равным, не так уж трудно изменить положение в свою пользу.
– Как вы узнали о состоянии моей души?
– Разве к вам не явилась Смерть?
Зейн рассмеялся:
– Знаете, мне почему-то это раньше в голову не приходило! Действительно, моя судьба в загробном мире оставалась неясной, и когда я решил покончить счеты с жизнью, то стал клиентом вроде тех, которых обслуживаю сам. Сейчас лежал бы в гробу – если бы не увидел перед собой живой скелет. Нелепо!
– Необычная ситуация, – согласился Хронос. – И в то же время вполне нормальная для вашей работы. Каждый Танатос убивает своего предшественника, отягощая душу новым злом, однако откладывает собственную кончину на неопределенное время и получает возможность исправить ситуацию. Да, вам не позавидуешь. С таким порядком вступления в должность…
– А у вас иначе?
– Несомненно. У каждой инкарнации свои правила; где-то они мягче, где-то, как у вас, более жесткие. Но все мы сотрудничаем и с должным уважением относимся к обязанностям коллег. Я в долгу перед вашим предшественником, он в свое время оказал мне важную услугу. Очень жаль, что ему пришлось оставить службу. Теперь я постараюсь помочь новому Танатосу. Уверен, бедняга хотел этого.
– Разве он не ненавидит меня?
– На Небесах нет места ненависти.
– Но ведь я убил его!
– Вам предстоит испытать то же самое. Вы ненавидите своего будущего преемника?
– Да я его даже не знаю!
– Он тоже не знал вас. Иначе принял бы меры предосторожности.
Зейн решил сменить тему.
– Я только что забрал душу младенца. Она вся серая, ни единого светлого участка. Не понимаю, откуда там столько греха, почему зло распределилось равномерно. Что с ним делать, тоже неясно. Вы мне можете что-то подсказать?
– Да, конечно. Ребенок, вероятно, печальный результат кровосмешения или изнасилования, поэтому несет на себе печать особо тяжкого первородного греха. Такие дети не начинают жизнь с чистого листа.
– Первородный грех! – воскликнул Зейн. – А я-то думал, что от этой доктрины давно отказались!
– Увы, нет. Возможно, она не имеет силы в нехристианских областях мира, но здесь, несомненно, действует. Вера – одна из основ человеческого существования, а понятие греха – важная часть религии, поэтому он передается из поколения в поколение.
– Это несправедливо! – воскликнул Зейн. – У ребенка нет свободной воли, тем более если он еще не появился на свет. Он не может выбирать, как произойдет зачатие.
– К несчастью, вы не творец, а всего лишь составная часть системы. У всех нас есть свои возражения по поводу отдельных аспектов, однако наше влияние весьма ограничено.
– Но куда отправить душу ребенка? Я не знаю, как добраться до Чистилища, если, конечно, подобными случаями занимаются именно там.
Хронос рассмеялся:
– Разумеется, там, а добраться до него проще простого. Вы живете в Чистилище, Танатос!
– Живу?
– Да, отдыхаете от нелегкого труда по ловле душ. Великолепный особняк на Небесах, резиденция Смерти.
– Я никогда там не был, – немного задетый, произнес Зейн. – А как до нее…
– Добраться? На своем прекрасном бледном скакуне, естественно.
– Скакуне?
– Смерть ездит на коне бледном. Неужели не знали? Морт всегда при вас.
– Конечно, знаю! Но где добыть этого коня?
– Не где, а как, мой друг. – Хронос покровительственно улыбнулся и похлопал по приборной панели. – Он перед вами!
– Автомобиль? – Зейн совсем запутался. – Да, на номерном знаке написано «МОРТ». Но при чем здесь машина?
– Нажмите вот сюда, – Хронос указал на одну из кнопок на приборной доске, которую Зейн раньше не замечал. На ней красовалось стилизованное изображение головы шахматного коня.
Зейн повиновался.
Он сидел верхом на великолепном жеребце. Шкура жеребца была светлой, словно выбеленный дождями и ветром череп, а грива походила на переливающиеся серебряные нити; сверкающие копыта казались стальными. Конь поднял красивую голову, насторожил уши и фыркнул, выпустив клубы пара.
Как давно Зейн мечтал приобрести летающую лошадь! Сегодня грезы стали явью. Правда, у его скакуна не было крыльев, но при таких возможностях они не понадобятся.
– Хотите узнать еще что-нибудь? – сухо осведомился Хронос. Он теперь примостился на крупе жеребца позади Зейна.
– У меня столько вопросов, что, боюсь, нам не хватит даже вечности, – ответил Зейн, ошарашенный мгновенной трансформацией уже ставшего привычным автомобиля в живое существо. Да, наука и магия сейчас стали союзниками, однако такое и представить себе невозможно!.. Он чувствовал, как подрагивают могучие мускулы волшебного жеребца, и был взволнован будто ребенок, неожиданно получивший невероятный подарок. – Но сейчас почему-то все кажется не таким уж важным. В это мгновение я понял…
– Кстати, «это мгновение» в каком-то смысле мы остановили, – напомнил ему собеседник и слез с коня. – Я должен идти. – Песочные часы в руке Хроноса сверкнули; он исчез.
– Время летит, – меланхолично заметил Зейн и, стряхнув с себя грусть, потрепал по холке жеребца. – Я знаю, мы подружимся, Морт. Только я не очень-то ловко езжу верхом, поэтому для обычных вызовов в город удобнее использовать тебя как автомобиль. Так что, если нам не надо срочно в Чистилище… Или стоит отправиться туда прямо сейчас?
Жеребец фыркнул. Он явно не одобрил предложение хозяина. Что ж, ему виднее.
Зейн опустил глаза на седло, обнаружил там кнопку и нажал на нее.
– Наверное, это снова превратит тебя в лимузин?
В то же мгновение он оказался в кресле водителя. Неплохо! Конечно, он с удовольствием поговорил бы с волшебным конем, но дело не ждет.
Зейн нажал на часах кнопку «Старт», отметив про себя, что они педантично зафиксировали задержку на полчаса и ее потом придется ликвидировать. Что ж, время не прошло напрасно; по крайней мере стало понятно, каковы правила работы.
Он определил направление и включил сверхзвуковую скорость. Лошадь превращается в автомобиль… Довольно необычно, зато очень удобно. Интересно, кто из них машина, а кто – живое существо? Надо потом выяснить. Теперь ясно, почему вести Морт-мобиль было так легко. Водитель может зазеваться и, скажем, врезаться в дерево, но разве такое когда-нибудь случится с всадником? Лошадь соображает не хуже хозяина. Все хорошо, только чувствуешь себя человеком, который едет не верхом на своем скакуне, а внутри его!
Морт доставил Зейна на место для парковки возле большого стадиона. Уже стемнело, но арена была освещена так ярко, что вокруг нее вечер превратился в день. Зейн присмотрелся к талисманам на браслете. Может, произошла ошибка? Нет, «кошачий глаз» стал огромным, а стрелка уверенно указывала на спортивный комплекс.
– Что же, значит, все правильно, – произнес Зейн, вышел из машины и подошел к входу. Контролер, проверявший билеты, молча пропустил его; наверное, принял за здешнего служащего. Зейн зашагал вперед, сверяясь со стрелкой.
Он появился в кульминационный момент матча. Играли в американский женский футбол. Над полем реяли флаги с названиями команд: «Крольчихи» против «Овец». Мяч находился на девяностофутовой линии «Овец», и девушки как раз вводили его в игру.
Талисман указывал на поле. Игра, впрочем, пока шла на другой его половине.
Зейн, с трудом проталкиваясь сквозь возбужденную толпу, обошел трибуны. Наконец стрелка на камне дрогнула, повернувшись к отметке рядом с пятидесятифутовой линией «Крольчих». Там никого не было.
Неужели произошел сбой? Но тут Зейн сообразил, что изменил график и поэтому прибыл слишком рано; до смерти клиента оставалось еще целых три минуты. Что ж, придется немного подождать.
Он опустился на удобную скамейку возле стопятидесятифутовой линии. На ней сидели игроки команды «Овец» – рослые, крепко сбитые девушки, по-своему привлекательные, особенно для любителя мускулистых сильных дам. Их непомерно развитые выпуклости выпирали из узких маек и шорт. Та, что сидела рядом, взглянула на Зейна и, увидев скелет, в страхе отпрянула. Потом, сообразив, что ей почудилось, отвернулась и вновь принялась следить за игрой. Ни один из многотысячной толпы болельщиков не обратил внимания на Смерть, сидящую на скамейке запасных.
«Крольчихи», облаченные в синюю форму, яростно атаковали. Многочисленные защитные накладки подчеркивали их формы, увеличивая до невероятных размеров. Это уж слишком: такого вымени не бывает даже у дойных коров… Возможно, Зейн просто сидел слишком близко. Когда он наблюдал за подобным зрелищем по телевизору (пока тот не забрали в счет долгов), невероятные габариты спортсменок даже возбуждали.
Полузащитница «Крольчих» подхватила мяч и изогнулась, приготовившись к броску. Она успела метнуть его, но к ней, сломя голову, уже неслись две «Овцы». Яркая вспышка: заклинание мяча пробило блокирующую магию обороны, и он устремился к цели.
Принимающий игрок левитировал, поднявшись в воздух под углом, чем спутал защитника, уже предвкушавшего возможность применить сбивающее заклинание. «Крольчиха», радостно завопив, поймала мяч, прижала к своей массивной груди, а затем пушечным ударом послала в зону.
Ударившись о дерн, он вырвал из него добрый кусок. Красивая игра!.. Трибуны содрогнулись от восторженного рева зрителей.
И вдруг взвился черный флаг. Судьи, одетые в полосатую форму, похожую на шкуру скунса, посовещались между собой и решили, что было применено незаконное заклинание, ослепившее оборону «Овец». Игру остановили и назначили пенальти. Поскольку «Крольчихи» оставались в голевой зоне, капитан «Овец» предпочла удару по мячу магический прием – призвала ветер, дующий в лицо соперницам. Действие заклинания продлится две минуты – достаточно, чтобы атака провалилась.
Команда «Крольчих», сомкнув ряды, продолжала наступать. Их болельщики ободряли своих любимиц, скандируя:
– Кроли! Кроли! Кроли!
Зейн сначала решил, что они так переиначили для краткости название команды, затем увидел на большом плакате инициалы и имя полузащитницы: Кроли. Он вспомнил, что, когда еще был смертным, видел ее по телевизору.
Лучший игрок «Крольчих» подхватила мяч и выполнила финальную пробежку, умело, как и подобает настоящему профессионалу, удерживая своих блокировщиков на расстоянии вытянутой руки при помощи серии разрешенных магических приемов. Но как только она пересекла линию, футболистка попала в зону действия раздевающего заклинания, ловко запущенного кем-то из недругов. Неожиданно девушка оказалась обнаженной, по крайней мере выглядела таковой. Форма, конечно, осталась на ней, защищая от травм, просто стала невидимой. Без всех своих уродливых обезличивающих накладок она оказалась вполне привлекательной, даже соблазнительной. Трибуны словно взбесились.
Кроли опустила глаза и поняла, чем вызван ажиотаж болельщиков. Она густо покраснела чуть ли не до пояса, но не от смущения, а от праведного гнева. Поравнявшись с очередной защитницей, девушка схватила ее за волосы и развернула на сто восемьдесят градусов.
Игрок «Овец» не осталась в долгу, вцепившись в гриву Кроли, пытаясь бросить ее через плечо приемом дзюдо. Однако та вовремя повернулась и теперь изо всех сил тянула противницу в противоположную сторону.
Две женщины закружились по арене в некоем подобии танца, спиной к спине. Зрители взвыли от восторга при виде нового неожиданного представления; подыгрывая настроению толпы, оркестр заиграл ритмичную танцевальную мелодию.
Глядя на них, другие игроки чуть было не включились в этот неспортивный поединок, но вмешались служители и, к немалому разочарованию болельщиков, пустили в ход усмиряющие чары. Судьи растащили соперниц в стороны.
Когда над полем битвы рассеялась пыль, все увидели штрафной флажок арбитра. Неудивительно! Внос мяча был признан неправильным. Команда «Крольчих» потеряла часть территории.
Полузащитница ушла с поля, чтобы получить контрзаклинание и вновь сделать видимой одежду. Хихикающие соперницы провожали ее насмешливыми взглядами. По-видимому, подобное применение магии было не запрещено, поскольку не причиняло игроку физического, а в случае с Кроли – и морального ущерба: у многих болельщиков плотоядно горели глаза.
– Наша Кроли хороша во всякой роли! – выкрикнул какой-то фанат.
Волшебный ветер унял атакующий порыв «Крольчих». Их соперницы получили мяч на пятидесятифутовой линии и не теряли времени даром: удачная пробежка через центр игрового поля дала лишних тридцать пять футов пространства. Никакой магии, просто правильная тактика и слаженные действия, но они принесли успех, а вот противницы, не разгадав замысел вовремя, даром расходовали свои контрзаклинания.
Оборона «Крольчих» стала более жесткой. Заклинания отражали волшебные блоки, и атака «Овец» завязла. Казалось, нападавшие только имитируют движение, а тут еще прошли две минуты и стих ветер, который помогал нести мяч. Их болельщики на трибунах притихли.
Неожиданно в игре наступил перелом. Полузащитница «Овец» в последней отчаянной попытке, подкрепленной заклинанием левитации, послала мяч на сто двадцать футов. Принимающая почти дотянулась до него, но защитница под номером 69 буквально смела противника со своего пути и перехватила добычу.
Болельщики «Крольчих» разразились восторженными воплями, а дирижировавшие ими люди из группы поддержки едва не обезумели от радости, потому что удачно наложенные отвлекающие чары скрыли нарушение от судейской бригады. Но «Овцы», зарычав от ярости как волки, развернулись; сразу несколько игроков со всего разгона врезались в соперницу. От мощного удара ту подбросило в воздух. Пролетев несколько метров, девушка камнем рухнула на землю.
Воцарилась тишина – защитница под номером 69 каталась по траве, не в силах подняться. К ней поспешил врач команды.
Внезапно Зейн вспомнил про свою работу. Таймер часов стоял, на нуле, стрелка указывала на упавшего игрока.
Он устремился к ней, сознавая, что несчастная обречена. Не останавливаясь, растолкал «Крольчих», обступивших тело подруги, и быстро извлек душу.
Никто ничего не заметил. Номер 69, которая только что корчилась от нестерпимой боли, вдруг успокоилась. Смерть стала для нее избавлением, потому что у девушки был сломан позвоночник.
Зейн повернулся и зашагал к Морту, на ходу складывая свой драгоценный груз. Он снова проявил непрофессионализм, позволил себе увлечься игрой. Из-за него бедняжка мучилась на целую минуту дольше.
Непрофессионализм? Кто он такой, чтобы вообразить себя специалистом? И все-таки, взявшись за эту страшную работу, надо делать ее как следует. По крайней мере его долг – облегчать страдания умирающих, а не продлевать их!
Часы снова вели обратный отсчет. В его распоряжении пять минут. Зейн поспешил к машине, завел двигатель, покинул стоянку, определил, куда ехать. Он нервничал и, переходя на сверхзвуковую скорость, ткнул в кнопку так сильно, что заболел палец.
Да, Зейн злился на себя! Никогда больше он не отвлечется от работы.
Он решил проверить новую душу, однако никак не мог собраться и уронил один из талисманов. Теперь все придется начать с начала, а времени уже не оставалось.
Подняв коричневый камень, он случайно поднес его к себе. Талисман засветился. Он работал даже с живыми!
А почему бы и нет? Ведь предназначение атрибута Смерти – подсчитывать количество зла, все остальное его не касается. На самом деле душа нетленна, гибнет только плоть. Так что можно определить соотношение добрых и дурных поступков независимо от того, умер человек или жив.
Интересно проверить самого себя… Зейн хлопнул ладонью по лбу. Какой же он идиот, ведь до конца «испытательного срока» его душа пребывает в полном равновесии! Сейчас он, подобно несчастному младенцу, ставшему жертвой чужих грехов, не господин своей судьбы!
Да, у него имеется более чем веская причина старательно выполнять обязанности! Над Зейном нависла угроза вечных мук. Раньше он особенно не беспокоился, но, узнав, что Ад существует реально, постоянно думал об этом. Надо сделать все, чтобы после смерти не попасть к Сатане в лапы!
Выход один – добросовестно работать, накапливать добро в душе, чтобы получить право войти в Райские кущи. Но тогда он перестанет бояться вечного проклятия, в какой-то момент проявит беспечность и разделит судьбу своего предшественника…
Морт-мобиль остановился возле школы. Зейн вошел в здание и, следуя указаниям талисмана, зашагал по длинным извилистым коридорам. Была перемена; подростки десяти – двенадцати лет сломя голову носились вокруг, не обращая внимания ни на Зейна, ни на грозные плакаты «Не бегать!». Неожиданно из-за угла выскочил мальчишка и как маленькая ракета понесся прямо навстречу.
Столкновение было весьма ощутимым! У Зейна даже перехватило дыхание.
Паренек задрал голову и уставился на неожиданно возникшую преграду.
– Ух ты, классно! – воскликнул он. – Череп, как в «Байках из склепа»! Хэллоуин! – и умчался прочь.
Хэллоуин? Да, действительно… Мальчик даже представить себе не мог, насколько он близок к истине. Наверное, какой-нибудь юный гений.
Зейн миновал классную комнату, где скучающим ребятам рассказывали о компьютерах. На стенах в алфавитном порядке развесили плакаты, расписывающие достоинства разных моделей. Хорошо жить в век электроники! Зейн даже не мечтал приобрести такое чудо. Насколько он знал, умные машины использовались и в магических целях, например, для того, чтобы, не рискуя, вызывать могущественных демонов. Ведь компьютер, в отличие от человека, никогда не ошибется, активируя целый комплекс сложных заклинаний, которые нужны, чтобы существо повиновалось и не стало опасным.
Жаль, что ему никогда уже не быть простым смертным. Сколько интересного он так и не узнал!
Рядом изучали технические аспекты использования магии в современном обществе. И тут ученики не слушали преподавателя. На плакатах красовались образцы амулетов, любовных снадобий, заклятий, магических зеркал, волшебных ракушек для беспроводной связи, рогов изобилия, кукол для вудуизма, привидений, которых можно заказать по почте, подробных справочников заклинаний и волшебных камней. В пользе последних Зейн убедился на личном опыте!
Талисманы привели его в школьный медпункт – комнату без окон. На кушетке неподвижно лежал парнишка, как две капли воды похожий на того, который только что столкнулся с Зейном. Он умирал. Рядом медсестра раздраженно с кем-то спорила по телефону:
– …Не можем ждать разрешения родителей! Я пытаюсь связаться с ними в течение всего дня, но безуспешно. Нам немедленно нужен ковер «скорой помощи»! Парня надо немедленно доставить в больницу, иначе…
Она скользнула взглядом по страшной фигуре в темном плаще и онемела. Потом со стоном положила трубку.
– Господи, какой ужас! Уже поздно, да?
Зейн взглянул на часы. Секунда в секунду.
– Да, – произнес он, подошел к мальчику и извлек душу.
Медсестра прикрыла рукой глаза.
– У меня, должно быть, галлюцинации, – упавшим голосом произнесла она.
– Ужасно, когда уходят такие юные…
Зейн стоял у кушетки, неловко держа в руке маленькую душу. Он чувствовал себя виноватым. Почему несчастный ребенок должен умереть?
– Я просто делаю свое дело, – сказал он сестре. – Объясните мне, пожалуйста, что это за мальчик?
– Я, должно быть, сошла с ума, – промолвила она, глядя на Смерть расширившимися от страха глазами. – Разговариваю с видением! Ладно, какая разница? Он был самым молодым наркоманом из всех, которых я знала. Ну, может, не самым… По крайней мере так далеко в его возрасте не заходил никто! Он потреблял все, что только мог заполучить: марихуану, героин, клей, волшебную пыль, – любое зелье, лишь бы получить кайф и отвлечься от скучной реальности! Парнишка лгал, воровал и даже… ну знаете, провоцировал мужчин на всякие мерзости – что угодно, лишь бы получить деньги и купить очередную дозу отравы. А вот сегодня принял что-то чудовищное – должно быть, всучили неочищенную адскую пыль, а он не поверил и попробовал, – и попал в лапы к Сатане.
– Почему вы так в этом уверены? – сказал Зейн. – В его душе накопилось столько же добра, сколько зла. Возможно, ей еще удастся спастись.
– Надеюсь… Он ведь на самом деле был добрым мальчиком. Время от времени, когда он лежал здесь, спасаясь от ломки, мы разговаривали. Он хотел порвать с порочной привычкой, но уже не мог себя сдерживать. Думаю, виноват не он, а какая-то врожденная аномалия в организме, химический дисбаланс, вызывающий страшную депрессию, от которой мальчик спасался любыми способами. Я-то знаю, что он так поступать не хотел. Я несколько раз выдавала парня – для его же блага! – а он никогда не обижался. На малолеток там смотрят сквозь пальцы – мол, образумятся… Ох, я должна была принять к нему более жесткие меры. Каждый раз надеялась, что он выправится, что…
Дверь распахнулась, вошли люди, и Зейн счел за лучшее удалиться. Что ж, он получил достаточно пищи для размышлений. Оказывается, не только клиенты и те, кто верит в его существование, способны видеть Танатоса. Возможно, необходимо особое стечение обстоятельств; нервы медсестры, например, были напряжены до предела, она по-настоящему переживала за пациента и ожидала, что к нему придет Смерть, пусть и не во плоти. Во-вторых, даже дети способны накопить в душе немало зла. Чтобы получить очередную дозу наркотика, его последний клиент совершал ужасные вещи. Страшно даже подумать, конечно, но он умер очень вовремя: сейчас у него оставался шанс спастись. Еще немного, и Сатана получил бы очередного грешника. Выходит, бедняге повезло, что он ушел из жизни сегодня.
Зейну не давали покоя слова медсестры о врожденной причине наркомании. Он по собственному опыту знал, какая страшная и коварная штука депрессия. Она проявлялась по-разному; вполне вероятно, корни недуга – не психическая, а органическая аномалия. Разве справедливо считать грехом порок организма, от которого человек при всем желании не способен избавиться? Зейн пока не знал ответа на этот вопрос.
Таймер снова вел обратный отсчет. Так будет, пока новый Танатос не ликвидирует отставание. Однако именно сейчас Зейн чувствовал потребность снова сделать паузу и нажал на кнопку «Стоп».
Он попытался сформулировать проблему, которая его терзает. Смерть – пограничный этап существования. Нельзя целую вечность бездумно собирать души, надо хоть как-то осмыслить то, что приходится делать.
Зейн устроился на сиденье Морт-мобиля. Чтобы узнать ответ, нужно верно задать вопрос. Чего он хочет? Зейн знал одно – что-то он сейчас делает не так…
Его отвлекла передача по радио, доносящаяся из проезжавшей мимо машины. Очередное творение рекламного агентства Ада, наложенное на мелодию рождественского гимна «Слышишь, ангелы трубят?».
– Слышишь, ангелы орут: десять лет ты будешь тут! Жить – что срок мотать в тюрьме. Смерть, скорей приди ко мне!
Слуги Сатаны работают не покладая рук! Зейн не считал себя святым, однако такое вульгарное издевательство над небесным соперником ему активно не нравилось. А вдруг подобные мерзости и вправду действуют на колеблющихся, неуверенных и слабых? Ведь совсем недавно он сам был одним из тех, на кого все это рассчитывалось.
Не узнай Зейн ничего о равном соотношении добра и зла в своей душе, все равно сознавал бы, что положение у него весьма шаткое. Есть много вещей, которые нельзя исправить, смыть с совести, как грязное пятно. Теперь нужно признаться в том, что он понимал всегда, но боялся произнести даже про себя: фактически он совершил убийство и когда-то даже считал, что попадет в Ад, хотя раньше не верил всерьез в его существование. И такой осмеливается судить других? Да, парнишка употреблял наркотики, но сам-то он разве лучше?
Хотя выбора нет. Все рассуждения сводятся к одному и тому же выводу. Если Зейн не будет выполнять свою работу, никому не полегчает. Танатосом назначат кого-то другого, и все продолжится.
– Уж лучше тогда ничего не менять, – сказал Зейн, нажимая кнопку, чтобы прервать паузу. Но душу по-прежнему терзали сомнения. Ведь ответ так и не найден. Придется смириться, потому что иной выход из ситуации не найден; кроме того, он не готов расстаться с жизнью (если существование в роли инкарнации можно назвать таковой), которую ему навязали. Ведь в свой мир он уже не вернется! Он решил убить себя в момент отчаяния, секунду истеричной слабости, которая затем прошла; на самом деле он не хотел умирать. А сейчас покорно выполняет все, что требует работа, потому что боится высших сил. Да, не очень-то красиво!
Как ни горько, приходится признать – он ничтожество. Посредственность, только засоряющая собой Вселенную. Мир ничего не потерял бы, если бы человек по имени Зейн вообще не появился на свет. И по иронии судьбы (а может, по прихоти воплощающей ее женщины?) именно его сделали воплощением одного из главных начал бытия!
Двигатель тихонько зарычал. Зейн сверился, с талисманами и через несколько мгновений полетел над Землей. Кажется, это уже шестой клиент. Что ж, он потихоньку свыкается с работой. Конечно, многое еще предстоит выяснить…
За обманчиво бесконечной океанской гладью показалась суша. Внизу мелькнула полоска пляжа, зеленая прибрежная зона, затем машина промчалась над горами и углубилась в пустыню. Вокруг, словно застывшие морские волны, высились дюны.
Все дальше и дальше на юг… Наконец Морт-мобиль перешел на обычную скорость. Под ними раскинулся огромный остров… нет, целый материк!
Автомобиль спустился на землю и замер. Зейн осмотрелся. Здесь кончалась грунтовая дорога. Вокруг были горы. На таймере оставалось четыре минуты. Где же клиент?
Впервые стрелка на талисмане не могла сориентироваться. Как Зейн ни поворачивал браслет, она каждый раз указывала новое направление. Ни жилья, ни других примет цивилизации нигде не было. Казалось, сюда не ступала нога человека.
Только сейчас он заметил, что на панели приборов что-то светится. Мерцала кнопка с изображением лошадиной головы. Зейн не колеблясь нажал на нее.
Он снова сидел верхом на могучем жеребце; сильный бриз развевал полы плаща.
– Куда теперь, друг?
Конь стал быстро подниматься по крутому откосу горы. Он легко проходил там, где не смогла бы сделать и шага обычная лошадь. Показалась вершина. К скале, словно птичье гнездо, прилепилась убогая хижина.
Они добрались до цели. Внизу стрелка могла обозначить ее, только если наклонить талисман, а он держал браслет прямо. Автомобиль не приземлился здесь, потому что, оказавшись в недоступном для обычной машины месте, привлек бы внимание, а Смерть всегда появлялась и уходила незаметно.
Пока они пересекали уступ горы, Зейна снова одолели мысли о своем нынешнем положении. Инстинктивное чувство страха, возникшее, когда они карабкались по склону, пробудило самые мрачные предчувствия. Если он считает, что не подходит для должности Танатоса, не имеет права судить других, зачем нести непосильное бремя? Очевидно, после добровольного ухода его ожидает запоздалая смерть. Наверное, это справедливо. Если он попадет в Ад, то тоже по заслугам. В конце концов, человек, убивший собственную мать, вряд ли может надеяться повстречать ее в Раю! Да, лучше понести наказание, чем цепляться за жизнь, как сейчас.
– Я ухожу! – крикнул Зейн, как всегда, повинуясь настроению. – Отправьте меня в Ад!
Но ничего не произошло. Морт, не обратив внимания на слова хозяина, рысью скакал к хижине.
Ну конечно! Он не может просто отказаться. Кто-то должен убить его – скорее всего клиент, который обратит оружие против символа вечного забвения, как поступил сам Зейн, – и стать новым Танатосом.
Что ж, отлично! Совсем рядом его ждет очередной подопечный. Он передаст ему должность и покончит со всем этим раз и навсегда.
Они добрались до домика, когда оставалось еще две минуты. Дверь со скрипом открылась, навстречу вышла женщина.
– Я готова, Смерть, – произнесла она. – Посади меня на своего волшебного коня и доставь на Небеса!
Досадно! Зейн почему-то надеялся, что увидит мужчину, сжимающего в руке какое-нибудь оружие. Захочет ли женщина взвалить на себя такое бремя? Наверняка придется ее долго убеждать…
– Не обещаю, что вы попадете именно в Рай, – ответил он. – Сейчас в вашей душе почти равное соотношение добрых и дурных поступков. Так что пока неясно, куда ее следует отправить.
– Но я выпила яд специально, чтобы самой выбрать время! – протестующе воскликнула незнакомка. – Меня ждет вечное блаженство!
– Скорее примите противоядие!
Правда, Зейн сомневался в том, что женщина может спастись. Разве его вызвали бы к человеку, смерть которого не предопределена? И как она убьет Танатоса? Даже отравы, наверное, уже не осталось. Его план рассыпался, как карточный домик.
– Продлите себе жизнь хоть ненадолго, и мы поговорим.
Женщина колебалась:
– Ну, не знаю…
– Скорее! – воскликнул Зейн. Он должен использовать свой шанс, даже если надежды на успех почти нет. Если она умрет, придется отложить задуманное; кто знает, хватит ли у него смелости на вторую попытку?
– У меня, конечно, есть исцеляющий бальзам, но…
– Примите его немедленно!
Она повиновалась.
– А сейчас найдите револьвер или хотя бы нож.
– Что?! Значит, тебе не понравилось, что я выбрала яд, и теперь, в угоду Смерти, придется покончить счеты с жизнью каким-нибудь жутким и кровавым способом?
– Нет! Я хочу, чтобы вы убили меня.
У нее отвисла челюсть.
– Убила? За кого ты меня принимаешь?
Да, конечно, она не способна на такое. Зейн спешился, взял ее за руку и повел во внутренний дворик, где стояли раскладные стулья и стол.
– Почему вы решили умереть?
– А тебе какое дело. Смерть? – спросила женщина настороженно, хотя в ней уже проснулось любопытство. Говорила она с сильным австралийским акцентом.
– Не так давно я тоже пытался покончить с собой, а потом передумал… В двух словах трудно объяснить почему. Сейчас я снова хочу умереть.
– Ты же Смерть! Как ты можешь…
– Поверьте мне, могу. Это всего лишь должность. Сейчас ее занимаю я, но она может перейти к вам, если…
– Бред какой-то! Не хочу даже слушать!
Зейн вздохнул:
– Расскажите, что с вами стряслось. – Он, конечно, не психиатр, просто как-то надо выйти из неловкого положения, в которое сам себя поставил.
– Мой муж бросил меня, – мрачно промолвила женщина. – Пятнадцать лет вдвоем! Нашел себе молодую девку… Ну, теперь он у меня попляшет!
– Разве согласно вашей религии самоубийство не грех?
Она нахмурилась, помолчала.
– Да, наверное. Ну и что…
– И вы пошли на такое, только чтобы насолить ему? Муж поступил с вами дурно; в ответ вы решили причинить себе еще больший вред! Подумайте, какой в этом смысл?
– Я ведь женщина, – сказала она, усмехнувшись, заметно нервничая. – Я подчиняюсь чувствам, а не логике.
Зейн улыбнулся в ответ. Ни одна представительница прекрасного пола, какой бы эмоциональной она ни была, в действительности не считает себя существом нерациональным, однако, повинуясь моде, постоянно подчеркивает алогичность женской натуры.
– В вашей душе сейчас почти поровну добра и зла. Любой дурной поступок нарушит баланс, и вы угодите прямиком к Сатане. Мой совет – поступите правильно, сейчас вам нельзя ошибаться! Вы знаете, что я имею в виду. Тогда обязательно попадете на Небеса.
– Господи, об этом я не подумала! Я не хочу в Ад!
– Поверьте мне, вы сейчас на волоске от него. В жизни вы совершили немало плохого. Добавьте еще один грех, и…
Она вздохнула:
– Все верно. Я столько раз поступала как ведьма… Я ведь его выгнала. Да что тут рассказывать! Наверняка сам знаешь, какой стервой может быть баба, когда захочет.
– Честно говоря, нет. Всегда думал, что женщины – чистые и непорочные создания, – признался Зейн. – Большая часть зла гнездится в мужчинах. Вас всех после смерти надо отправлять в Рай!
Она горько рассмеялась:
– Вот идиот! В нас куда больше пакости, чем в вашем брате! Мой муж просто дурит, как все мужики, а я делала все нарочно. С чего я взяла, что мне светит Рай? Просто обманывала себя!
– Вовсе нет, – горячо возразил Зейн. – Я ведь не утверждал, что вы обречены; сказал только, что еще один грех – и уже ничего не исправишь. Вы можете спасти себя от вечных мук! Поверьте, это не пустые слова. Я ведь собираю именно такие души, как ваша. Посвятите остаток жизни добрым делам, и вы попадете в Рай. Согласитесь, такая цель заслуживает некоторого самопожертвования.
– А как же! Но с чего Смерть вдруг решила помочь мне? Если ты не заберешь мою душу, разве это не повредит карьере, или как там у вас принято?
– Понятия не имею, – признался Зейн. – Я ведь совсем недавно начал работать. Просто не могу равнодушно смотреть, как бездумно губит себя навеки человек, которого можно спасти.
– Но ты хотел, чтобы я тебя убила!
– Теперь я понимаю, что был не прав. Давайте договоримся: вы отказываетесь от своего замысла, а я – от своего.
Женщина широко улыбнулась и сразу словно помолодела, стала привлекательной.
– Идет! Плевать я хотела на мужа! На черта он мне сдался!
Зейн встал:
– К сожалению, меня ждут другие клиенты. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся. – Он протянул ей руку.
Она сжала костлявые пальцы скелета:
– Сделка со Смертью! Кто бы мог подумать!
Зейн рассмеялся:
– Наверное, это все-таки лучше, чем то, что вы чуть было не совершили.
– И то, что предлагал мне ты!
Он кивнул, подошел к Морту. Перед тем как отправиться в обратный путь, помахал ей на прощание рукой.
4. МАГ
Таймер снова вел обратный отсчет. Осталось всего полторы минуты.
– Нет времени, Морт, – сказал Зейн коню. – Доставь меня прямо к клиенту!
Жеребец заржал, встал на дыбы и взмыл в воздух. Внизу, под рваным покрывалом облаков, мелькали скалы, морские просторы, побережье, леса… Невероятная скорость! Всего несколько секунд – и они снова оказались в Америке.
Зейн огляделся. Он прожил в Кильваро всю жизнь и сразу узнал свой родной город. Что ж, здесь, как и в любом другом месте, умирают тысячи людей, в том числе те, кто нуждается в помощи Танатоса.
Морт доставил хозяина к большому особняку. Участок окружал частый забор из заостренных металлических прутьев, за оградой бродили поджарые молодые грифоны, днем и ночью охраняющие поместье: наделенные магическими свойствами великолепные существа с могучими мускулами, мощными клювами и когтями. Выведенные путем скрещивания орла и льва, по-собачьи преданные хозяину, они стали идеальными сторожами. Держать грифонов мог себе позволить только очень богатый человек, так что они свидетельствовали о высоком положении в обществе даже больше, чем сам роскошный дом.
Заметив непрошеных гостей, звери напряглись, приготовившись к прыжку, однако Морт угрожающе поднял сверкающее стальное копыто, и они отступили. Грифоны, конечно, не боялись лошадей, но почуяли, что перед ними не обычный конь и лучше держаться от него подальше.
Зейн не хотел остаться без своего защитника, но Морт не сможет войти внутрь, так что деваться некуда. А если они нападут, чем отбиваться?
Он огляделся. К седлу было что-то приторочено.
Зейн изучил странный предмет – длинное изогнутое древко с двумя короткими ручками, расположенными перпендикулярно друг другу. Он взялся за них. Негромкий щелчок, блеск стали. Коса с выкидным лезвием!
Зейн получил кое-какие навыки обращения с ней еще в школе, на практических занятиях по старинным методам земледелия. Некоторые магические растения теряли свои свойства, когда их убирали с помощью современных машин, поэтому порой все еще использовались древние сельскохозяйственные приспособления. Но одно дело – знать, что такое коса, как ею работать, и совсем другое – использовать для устрашения или убийства. И все же, держа ее в руках, Зейн почему-то не сомневался в своих силах. Здесь чувствовалась магия; если придется туго, волшебство поможет ему, пригодятся и полученные в детстве навыки. В конце концов, коса издавна ассоциируется со Смертью, собирающей свою страшную жатву.
Зейн спешился. Теперь он почувствовал себя настоящим Танатосом. Он справится!
Осталось тридцать секунд. Зейн быстро зашагал к дому. Грифоны расправили крылья и встали на дыбы, подобно геральдическим зверям со старинных гербов. На передних лапах, словно кинжалы, блеснули кривые когти, щелкнули клювы, послышалось глухое рычание.
Зейн надвинул капюшон и поднял косу. Грифоны отпрянули; он продолжал уверенно идти вперед, следя за грозными противниками сквозь узкую прорезь в зачарованной ткани.
Получилось! Твари не боялись никого на свете, но, как и все смертные существа, трепетали перед воплощением небытия. Стоило им увидеть, кто нарушил покой хозяина дома, и они отступили.
Зейн вошел в гостиную; в этот момент последние секунды истекли.
В удобном кресле с подлокотниками сидел благообразный старик.
– Подожди, Танатос, – произнес он спокойно. – Я хотел бы побеседовать с тобой.
– Время не ждет, – возразил Зейн, уже не удивляясь, что его увидели. Ясно, что каждый, кто действительно этого хочет, может говорить с воплощением Смерти.
Старик улыбнулся:
– Должен предупредить, что перед тобой маг высшего, тридцать второго ранга, имя которого для тебя останется тайной, ибо мое искусство скроет его. Я могу бороться с тобой – да, даже с тобой, инкарнация! – правда, недолго. Но я хочу только поговорить. Отложи оружие, предоставь мне всего несколько лишних минут, и за такую малость ты получишь нечто неизмеримо более ценное.
– Хотите подкупить Смерть? – Зейн разозлился, однако ему любопытно было услышать предложение таинственного клиента. Он сложил лезвие, поставил косу возле двери. – Интересно, чем же?
– Я уже дал тебе больше, чем ты можешь вообразить. Ладно, пустое… Позволь мне изложить суть сделки. Останови часы, и если после пяти минут беседы не захочешь продолжать разговор, я без малейшего сопротивления позволю забрать свою душу. Взамен я предоставляю тебе возможность получить мою дочь.
Слова старика ничуть не вдохновили Зейна. Он до сих пор еще не забыл о прекрасной Анжелике, которую так нелепо потерял. Проклятый торгаш!
– Зачем Танатосу обыкновенная женщина?
– За маской инкарнации скрывается обыкновенный мужчина. Даже самая прилежная Смерть не может существовать одной лишь работой.
– Как я должен относиться к человеку, который предлагает свою дочь, как проститутку, за несколько лишних минут жизни? – Зейна переполняло презрение.
– Тем более если учесть, что он продает единственное чадо тому, кто убил собственную мать, – подхватил маг.
Зейн остановил отсчет времени.
– Хорошо, показывайте свой товар, – глухо произнес он.
– Я позову ее, – отозвался собеседник и постучал согнутым пальцем по подлокотнику. Раздался мелодичный звук, словно старик позвонил в маленький колокольчик.
Зейн смутился. Он вовсе не это имел в виду! Но он счел за лучшее промолчать. Маг оказался крепким орешком: хорошо подготовился к встрече, сумел узнать все секреты Зейна. Непонятно, зачем клиенту понадобилось вовлекать в свои дела дочь, но, в конце концов, какое ему дело! Возможно, она так непривлекательна, что других шансов получить кавалера у нее попросту нет.
В гостиную вошла девушка лет двадцати. Она была обнажена; скрученные в пучок волосы спрятаны под резиновой шапочкой. Наверное, только что вылезла из ванны. Стройное, гибкое тело, ничего сверхъестественного. Довольно привлекательна, но никак не красавица.
– Что случилось, отец? – осведомилась она мягким приятным голосом.
– Луна, я предложил нашему гостю твое сердце, – сказал маг, показав на Зейна.
Девушка недоуменно огляделась по сторонам:
– Какому гостю? Мы одни!
– Ты можешь его увидеть, если постараешься. Познакомься: новая Смерть.
– Смерть! – воскликнула она испуганно. – Так рано?
– Моя дорогая девочка, не бойся, он пришел за мной, и вскоре нам придется покинуть тебя. Прежде чем обучить молодого человека любовному заклинанию с твоим именем, мне хотелось вас познакомить.
Девушка, прищурившись, посмотрела на Зейна. Она увидела его!
– Но ведь я не одета!
– Что ж, тогда накинь на себя что-нибудь, прихорошись, – заявил старик. Судя по всему, его совершенно не волновало, что дочь стоит голой перед посетителем. – Я хочу, чтобы ты произвела на него впечатление.
– Как скажешь, отец, – покорно кивнула девушка. – Я еще не встречала мужчину, которого не сумела бы очаровать. Сомневаюсь, правда, что мой союз с таким, как Танатос, станет счастливым.
Она повернулась и вышла, плавно покачивая бедрами. Соблазнительно, однако ничего особенного…
И маг, и его дочь отличались изрядным самомнением. Неужели они и впрямь вообразили, что в состоянии купить Смерть с помощью таких немудреных средств?
А может, не новые обязанности, а навсегда врезавшийся в память облик прекрасной Анжелики отвратил его от других женщин?
– Я должен сообщить вот что, – отрывисто произнес маг. – Существует весьма опасный план определенных сил, представляющий смертельную угрозу для моей дочери. До сих пор я защищал ее, но теперь, как ты понимаешь, не смогу. Поэтому прошу тебя позаботиться о ней.
– Я, наверное, плохо расслышал. Кажется, только что вы предлагали мне благосклонность своей дочери в обмен на лишние пять минут жизни.
Маг рассмеялся:
– Что ж, немного цинично, зато справедливо. Действительно, я слегка схитрил. Расчет прост. Клюнешь на приманку – красивую женщину – и постепенно привяжешься к ней. А ты – идеальный охранник!
– Но я ведь Смерть! Я не смогу обеспечить ее безопасность! – Зейн нервничал. Его снова хотят втравить в какую-то неприятную историю.
– Напротив, ты, и только ты способен спасти ее, – настаивал собеседник.
– Когда я с помощью черной магии узнал о заговоре и понял, что он направлен против дочери, сразу стал искать идеального телохранителя, который справится лучше меня. Я забросил все, испортил здоровье, но в конце концов нашел такого человека. Тебя.
– Меня? Как Танатос я способен устроить как раз то, что вы пытаетесь предотвратить. Ну а простой смертный по имени Зейн вообще не в состоянии что-либо сделать. Вы не можете не знать этого!
– Да, яркой личностью тебя не назовешь, – кивнул маг. – И все же ты обладаешь уникальными качествами, благодаря которым должен разрушить зловещие планы… Нам остается лишь надеяться, что, став инкарнацией, ты изменишься и в конце концов обретешь черты, которых сейчас лишен.
Зейна насторожила последняя фраза старика.
– Вы что-то знаете о том, как я стал новой Смертью?
– Именно я убедил Судьбу устроить так, чтобы должность досталась тебе.
– Убедили Судьбу?..
– Кажется, ты до сих пор не осознал, какую роль призван сыграть.
– Ну почему же, каждый когда-нибудь умрет, так что…
– Верно. Но подумай, в принципе любой может более или менее успешно работать на твоей должности. Тем не менее, исходя из сложившейся ситуации, выбрали именно тебя!
– Ничего не понимаю! Все произошло совершенно случайно. Никто меня не выбирал…
Зейн оборвал фразу: в комнату вновь вошла дочь мага. Теперь Луна была одета, что сделало ее намного более привлекательной и даже соблазнительной. Она распустила волосы, искусно наложила макияж. Всего несколько штрихов – и какой эффект! Прекрасные темно-каштановые локоны, спускавшиеся до плеч, блестели так, словно сделаны из шелка. Зейн не сомневался, что девушка использовала лучшее косметическое заклинание. Странно, раньше он не заметил, какие у нее удивительные глаза: огромные, темно-серые, как озера или как волшебная шерсть его бледного скакуна. Она немного подрумянила щеки; между яркими лепестками припухлых чувственных губ блестела ровная белая полоска зубов. Камни в серьгах отбрасывали разноцветные блики, и на гладкой коже сверкали сотни огоньков.
С той же тщательностью девушка подобрала наряд. Серая блуза с длинными рукавами мягко подчеркивала линию плеч и выделяла бюст, так что он казался больше. Талию плотно охватывал украшенный камнями широкий пояс – очевидно, левитационный. Коричневая, к тону волос, юбка облегала стройные ноги. Зейн никогда не думал, что миниатюрная хрупкая женщина может выглядеть так эффектно: элегантно и волнующе-сексуально одновременно. Даже ножки, обутые в изящные зеленые тапочки с крылышками, как у ночной «лунной» бабочки – ее тезки, – были прелестны. На шее блестела изящная золотая цепочка; в центре ее, уютно примостившись в ложбинке между грудей, красовался большой лунный камень. Такие талисманы меняли свечение в зависимости от фаз спутника Земли, всегда считавшегося олицетворением непостоянного женского начала.
Луна не хвасталась! Она стала просто неотразимой и могла сейчас соперничать с любой фотомоделью.
Не надо забывать, что перед ним дочь могущественного волшебника. Все, что он сейчас видит и чувствует, – наверняка иллюзия. Выполняя волю отца, девушка прибегла к магическим средствам. Но Зейн все равно не мог не восхищаться. Он словно смотрел на нее другими глазами. Так драгоценный камень зачастую кажется тусклой стекляшкой, но вот его коснулся луч света, и он засверкал, завораживая своей неземной красотой.
Удивительно: когда она предстала перед ним обнаженной, Зейн не смог разглядеть ее по-настоящему. Даже Анжелика не способна сравниться…
– Потанцевать для вас? – произнесла девушка с манящей улыбкой.
– Даже не верится, – пробормотал Зейн.
– Почему? – В ее голосе послышались озорные нотки. – Полно, вы ведь видели меня раздетой!
Зейн покачал головой:
– Не верится, что такую, как вы, запросто предлагают ничем не примечательной личности вроде меня.
– О нет, тебе ее не дарят, – вмешался маг. – Луну еще нужно завоевать, и это будет не просто! Я даю тебе фору, так сказать.
– Не хочу никого завоевывать! – В Зейне снова проснулись подозрения. Хитрый старик только что предлагал гораздо больше, но, увидев, какое впечатление произвела Луна, сразу поменял условия. Нельзя позволить собой манипулировать!
– Как угодно. Камень любви лежит там. – Маг указал на небольшой голубой талисман.
– Такими штуками я не пользуюсь! – резко ответил Зейн. Зачем только он встретил Анжелику! Скольких переживаний удалось бы избежать!
– Ты, наверное, неправильно понял, – сказал маг. – Перед тобой не обычный талисман, показывающий, где владелец может встретить свою любовь; он сам ее вызывает. Возьми его, посмотри на предмет твоей страсти, и в ней сразу пробудится ответное чувство. Такие камни не продаются в какой-нибудь лавчонке!
Да, это не дешевка, которой торговал хозяин «Чечевичной похлебки»! Стоит сделать так, как сказал маг, и Луна станет его послушной рабой. Время заклинания наверняка ограничено; иначе как избавиться от надоевшей женщины? В любом случае обладатель камня получает огромную власть над любым, стоит только пожелать. Как относиться к человеку, который предлагает подвергнуть такому воздействию собственную дочь? А Луна, зная все, спокойно ждет, когда произойдет надругательство! Что подумать о ней?
– Нет, спасибо.
Девушка слегка наклонила голову – похоже, в знак одобрения. Неужели это проверка? Маг сказал, что ее благосклонность придется завоевать, а прибегать к помощи камня – нечестный прием. Скорее всего талисман вызывал страсть, а не любовь. В любом случае Зейн выбрал бы второе.
Старик повернулся:
– Время не ждет: продлевающее жизнь заклинание слабеет, а я не могу применить еще одно.
– Не можете? – подозрительно спросил Зейн. – Почему? Разве вашего искусства недостаточно…
– Чародейство как наркотик – притягивает к себе снова и снова. Белая магия, которая так популярна сейчас, безвредна, но со временем может привести к знакомству с более могущественной – черной, а она шаг за шагом утяжеляет душу грехом и в конце концов обрекает ее на вечные муки. Все мало-мальски серьезные специалисты используют нечистое искусство из-за неисчерпаемых возможностей и власти, которую оно дает. Я уже обрек себя на адское пламя и не могу усугублять положение.
– Но соотношение добра и зла у вас равное, иначе не понадобилась бы моя помощь!
– Формально, да. Я должен был поговорить с тобой. А другого способа вызвать воплощение Смерти, не привлекая внимания того, кого нельзя назвать, нет.
– Того, кого нельзя…
– Не произноси его имя, он сразу почувствует это! Мои чары скрывают нас, но стоит ему обратить сюда свой взор, и ничто уже не поможет. Разговор должен остаться в тайне. Что со мной произойдет потом, неважно. Главное, как можно дольше избегать Ада, иначе мой план провалится. Тот, чье имя нельзя назвать, исследует мысли всех, кто к нему поступает. Чтобы не возникло никаких подозрений, наша встреча должна выглядеть как обычный визит Танатоса к клиенту.
– Вы организовали собственную смерть только для того, чтобы поговорить со мной, не привлекая внимания Са… некоей высшей силы? И это учитывая, что именно вы убедили Судьбу устроить меня на должность?
– Да, ситуация со стороны действительно выглядит забавно. Но затевается адская интрига, ставки очень высоки, так что приходится многим жертвовать…
– Например, своей жизнью и непорочностью дочери?
Луна улыбнулась, не выказав никакой обиды:
– Да, уж таков отец. Вот почему он стал великим магом, перед искусством которого преклоняются даже инкарнации.
В последнем Зейн не сомневался.
– Какая интрига?
– Этого я раскрыть тебе сейчас не вправе, – ответил старик.
– Как же я помогу, если не знаю, чего вы хотите?
– Я уже сказал: спасти свою дочь.
– Странный способ вы избрали! – Зейн ткнул пальцем в камень любви. – То, что вы просите, – наверняка лишь предлог, за которым скрываются какие-то хитрые планы. Чего вы добиваетесь на самом деле?
Маг опустил глаза, как будто обдумывал ответ.
– Того же, что и любой мало-мальски уважающий себя человек: сознавать, что жизнь прошла не напрасно, что я хоть ненамного обогатил Вселенную. Использование черной магии настолько увеличило количество зла в душе, что дочери пришлось взять на себя часть грехов отца, иначе я бы отправился прямиком в Ад и наша встреча не состоялась. Теперь ей тоже грозят вечные муки. Но если мой план сработает, у Луны останется достаточно времени, чтобы исправить положение и попасть в Рай.
– Она смогла принять часть ваших грехов? – удивился Зейн. – Я думал, что такое невозможно, каждый отвечает за собственные злые дела.
– Так оно и есть. Однако высшая магия помогает обойти это правило. Сейчас у нас равное соотношение добра и зла.
Зейн снова посмотрел на девушку. На лице ее не было заметно и тени порока. Он облегченно вздохнул. Ведь грехи, отяготившие душу, сотворила не она. Нравственная красота довольно редко сопутствует физической; Луна обладала и тем и другим.
Девушка склонилась над стариком, поцеловала его:
– Пора, отец. Я никогда не найду равного тебе. – Потом выпрямилась и пристально посмотрела на Зейна. – Смерть, делай свое дело, – сказала она и отвернулась.
Он снова запустил таймер. Маг запрокинул голову, тело его изогнулось в агонии. Зейн подошел к умирающему, извлек душу, быстро сложил ее и спрятал в сумку.
Все еще не глядя на него, Луна произнесла:
– Отец договорился с вами. Я выполню его волю, не прибегая к помощи камня любви. Вы, я думаю, сами понимаете, что особой радости по этому поводу я не испытываю. Я вас провожу.
Часы уже показывали, сколько минут осталось до встречи с очередным клиентом, но Зейн не торопился уйти.
– Только что умер ваш отец, которого, судя по всему, вы очень любили, – изумленно произнес он. – Как можно сейчас говорить о подобных вещах? Где ваше горе?
Девушка остановилась, но не стала оборачиваться.
– Я поступлю так, как велел отец, потому что доверяю ему больше, чем любому другому. Осознав, что он скоро умрет, я активировала заранее приготовленное им заклинание. А еще надела талисман, который приглушает чувства. Когда вы уйдете, я сниму его и не использую снова, пока душевные муки не станут невыносимыми. Так будет продолжаться, пока я не свыкнусь с тем, что его нет. Но мое горе останется со мной; я не собираюсь делить его с вами.
Зейн покачал головой, ошарашенный таким объяснением:
– Никогда не считал себя идеальным человеком или хорошей Смертью. В основном я довольствовался тем, что не требовало особых усилий. Совсем недавно как последний дурак упустил возможность жениться на прекрасной девушке, которая…
– Все устроила Судьба по просьбе отца, – прервала его рассуждения Луна.
– Так что не терзайтесь, тут вы ни при чем.
Так, значит, и это не случайность! Невероятно!
– Вот и сейчас собираюсь поступить как идиот. Насколько я знаю, ваш отец мне ничем не обязан. В любом случае я не заслуживаю такой жертвы с вашей стороны и не хочу…
Луна наконец повернулась к нему. Ее красота ослепила Зейна. Глаза как темные жемчужины… Она обладает уникальным даром производить впечатление!
– Да, разумеется, вы правы. Вам не нужен фальшивый экстаз. Воспользуйтесь камнем любви – и получите настоящую страсть. Я совершенно напрасно пыталась избежать этого. Если хотите, я тоже применю его, и ваши колебания исчезнут.
– Вы меня неправильно поняли! – возмущенно воскликнул Зейн. – Я не заслуживаю внимания и тем более любви женщины, подобной вам. Заберите талисман, я не собираюсь насиловать вашу волю! Раньше я, наверное, поддался бы искушению, но Танатос, призванный играть важную роль в мироздании, не вправе порочить свой пост. Не хочу мешать вам в такое время.
Он повернулся к двери, в душе кляня себя за упрямство. Вся сцена нехарактерна для него; надо было просто воспользоваться представившейся возможностью!
– Но почему? – произнесла девушка.
Они замерли, стоя спиной друг к другу. Между ними распростерся на стуле мертвый маг.
Зейн и сам задавал себе тот же вопрос. Он разглагольствовал о важности своей работы, но совсем недавно пытался избавиться от нее. Где тут смысл?
– Послушайте, как раз такие женщины мне нравятся. Да что я говорю, вы понравитесь любому! Хотели произвести впечатление? Что ж, вам это удалось. В первый раз – то есть когда я увидел вас гол… В общем, тогда я не очень-то вдохновился, зато сейчас вы – воплощение всего, о чем только можно мечтать. Но… Наверное, дело в том, что сказал ваш отец. Помните? Я тоже хочу, пока еще не поздно, оставить свой след, сделать что-то важное, по крайней мере как инкарнация. Каждый должен к чему-то стремиться, приносить пользу, иначе какой смысл в существовании? Раньше мне это не удавалось, поэтому, очевидно, я так быстро пришел к решению покончить с собой. Я стараюсь хорошо делать свое дело, чтобы убедить себя, что способен хоть на что-то стоящее. Воспользоваться тем, что вы попали в трудное положение, особенно сейчас, почти так же плохо, как… Я когда-то совершил страшный грех, он лег несмываемым пятном на душу, и… В общем. Смерти такое не пристало, вот и все! Постараюсь вписаться в отведенную мне роль, хотя, наверное – нет, наверняка! – исполнитель из меня никудышный.
– Вы идете против воли отца, – произнесла девушка. – Он организовал собственную смерть только для того, чтобы вы явились и смогли встретиться со мной. Судьба лишила вас той женщины, чтобы у меня не было соперницы. Теперь я ваша должница.
– Что ж, во-первых, свидание состоялось, так что он добился своего. Во-вторых, вы ничего мне не должны за то, что сделала другая инкарнация. Вероятно, я переживаю из-за навсегда потерянной любви. Или просто разозлился, потому что чувствую себя марионеткой. Наверное… Нет, не знаю. А если ваш отец ошибся во мне?
– Возможно, – кивнула Луна. – И все же я должна постараться выполнить его волю. Иначе буду чувствовать себя виноватой. Давайте договоримся так: еще одно свидание. Идет?
– Если я стану часто встречаться с вами, появятся непозволительные желания…
– Почему же непозволительные? Стоит только захотеть, и вы их осуществите.
– Я не могу… то есть Смерть не вправе отвлекаться от своих обязанностей.
– Тогда приходите, когда свободны.
Не в силах противиться желанию увидеть Луну снова, Зейн кивнул головой:
– Хорошо. Еще одна встреча.
– Да.
Продолжать разговор не имело смысла. Он распахнул дверь, взял косу и подошел к коню.
– К следующему клиенту, Морт!
Жеребец взмыл в воздух. Близился рассвет, и гряда облаков на востоке начинала светлеть. Волшебный скакун бежал по мутно-белым небесным островам, словно по песчаным дюнам, потом снова прыгнул, и они очутились там, где уже ярко сияло солнце.
Но внизу расстилались бесконечные просторы Атлантики. Копыта Морта чуть касались воды; необыкновенный конь мог скакать по волнам!
Темная полоска на небе разрасталась, пока не превратилась в гигантское облако, которое словно слилось с океаном – шторм! Жеребец направился прямо в его черную пасть. Зейн с тревогой осматривался по сторонам. Он бессмертен, одеяние защищает его от пуль и ударов. А утонуть Танатос может? Океан будто кипел, волны становились все больше.
– Что-то мне это не нравится… Кто заменит меня, если я здесь утону?
На самом деле последнее обстоятельство не волновало Зейна. Неважно, кто займет место Смерти; сейчас он не хотел освобождать его!
Но зачем он тогда пытался уговорить клиента убить его? Чего он добивается?
Очевидно, ключ к разгадке – возможность выбора. Одно дело добровольно передать должность определенному человеку, и совсем другое – стать случайной жертвой слепой стихии. Вот почему он сейчас боится.
На изгибе седла замигала маленькая кнопка. Зейн нажал ее, и конь стал скоростным катамараном, легко скользившим по огромным волнам.
Чудеса да и только!
– Молодец, Морт!
Однако шторм разыгрался не на шутку, и его судно начало крениться. Оно умело маневрировало, пытаясь обмануть стихию, но океан, очевидно, твердо решил заполучить добычу.
– Лучше снова стань лошадью! – закричал Зейн, когда, оказавшись на гребне волны, кораблик зачерпнул воды и чуть не перевернулся. Он торопливо нажал на кнопку, замерцавшую на приборной панели.
Морт превратился в коня, скакавшего по бушующему океану. Зейн оказался прав; так гораздо удобнее и безопаснее, ведь катамаран раскачивался, его то и дело заливало.
– Без тебя я бы пропал, – с трудом произнес Зейн, изо всех сил стараясь удержаться в седле.
Неожиданно он увидел клиента, юношу, цеплявшегося за какой-то обломок – все, что осталось от корабля. Тот тоже заметил его, слабо взмахнул рукой, и тут несчастного накрыла очередная волна-великан.
– Но почему он должен умереть? – негодующе воскликнул Зейн, наверняка выражая чувства и своего подопечного, не способного сейчас спорить о своей участи…
Морт неодобрительно фыркнул. Что ж, его можно понять: с такими трудностями доставил хозяина, чтобы тот сделал свое дело – извлек душу, – и все насмарку!
– Я должен спасти его, – решительно сказал Зейн. – Спокойно наблюдать, как человек тонет, – обыкновенное убийство!
Конь молча остановился за спиной юноши. Зейн осторожно слез и обнаружил, что, как и его скакун, способен ходить по воде. Судьба говорила ему что-то об особых свойствах обуви, но только сейчас он принял ее слова всерьез.
Он нагнулся, сжал протянутую руку и вытащил утопающего.
Зейн спокойно стоял на воде, а клиент по-прежнему барахтался, держась за него; пальцы Танатоса не проникли сквозь плоть, потому что он не пожелал этого. Магия действовала сообразно обстоятельствам.
Однако их тут же захлестнула волна. Юноша скрылся под кипящей водой; он вот-вот отпустит руку, и тогда… Неужели все напрасно? Ну нет! Придется остановить время. Зейн торопливо ткнул в центральную кнопку на часах. Ничего не произошло. Да, ведь кнопку надо не нажать, а вытянуть! Так он и сделал.
Беснующийся океан мгновенно замер. Клочья пены, косые струи дождя, буруны – все вокруг застыло, как на фотографии. Воцарилась полная тишина.
Зейн крепче сжал руку утопающего и вытащил его. По-видимому, на Морта, Танатоса и того, кого он касался, не распространялось действие магических часов. Какую могучую власть вложил ему в руки Хронос! Но и она, к сожалению, уже не поможет – клиент угасал на глазах, вода попала ему в легкие.
Зейн опустил почти безжизненное тело на круп коня лицом вниз и изо всех сил нажал на спину. Бесполезно. Вмешался Морт. Конь взбрыкнул, подбросив юношу в воздух. Изо рта сразу хлынула вода, несчастный закашлялся и начал дышать.
Зейн помог ему подняться. Несостоявшийся клиент в ужасе и недоумении глядел на закутанный в черный плащ скелет.
– Смерть, ты не убила меня! Почему?
– Я доставлю вас на берег, – сказал Зейн. – Садитесь позади и держитесь крепче.
Оба без труда уместились на широкой спине Морта.
– Не понимаю… – высоким дрожащим от волнения голосом начал юноша.
Зейн нажал на центральную кнопку, и вокруг вновь начал бушевать шторм. Конь, как на гору, поднялся на вершину крутой волны. Ветер попытался сбросить седоков, но они уже не боялись.
– Почему? – вновь спросил спасенный.
Зейн сам не знал, зачем сделал это. На сей раз он наверняка превысил свои полномочия и должен быть наказан. Но иначе он поступить не мог.
Скоро шторм утих. Показался остров; Морт всегда знал, куда везти хозяина. Они выбрались на безлюдный пляж. Пустые бутылки, валяющиеся на песке, – явный признак близости цивилизации, то есть туристов.
Юноша спустился. Он стоял на влажном песке, все еще не веря в спасение от казавшейся неминуемой гибели.
– Почему? Ведь…
Надо что-то ответить ему, хотя бы для того, чтобы самому себе как-то объяснить подобный поступок.
– Вашей душе грозит Ад. Постарайтесь остаток жизни в этом мире посвятить добрым делам, чтобы избежать печальной участи в загробном существовании.
Парень, приоткрыв от изумления рот, уставился на него. В конце двадцатого века такие предупреждения никто не воспринимает всерьез!
– Прощайте.
Морт взмыл в воздух. Сколько требуется заклинаний, чтобы уберечь всадника от падения при таких гигантских прыжках! Да, слететь с коня на полном скаку так же трудно, как и слететь с должности!
Зейн повернулся и кинул последний взгляд на юношу, который не отрываясь смотрел вслед всаднику на прекрасном бледном коне.
Правильно ли он поступил? Наверное, нет. Второй раз Зейн наперекор судьбе спасает клиента от уготованной участи. Наверное, он действовал, повинуясь не долгу и рассудку, а эмоциям. Но ничего с собой поделать Зейн не мог и при аналогичных обстоятельствах поступит так же. Он не способен стать бесстрастным и холодным, как робот.
Часы снова вели обратный отсчет. Зейн решительно нажал на кнопку «СТОП», подарив очередному клиенту несколько лишних минут жизни, но не останавливая само течение времени.
– Хватит с меня! – сказал он коню. – Хочу немного передохнуть. А у тебя есть свое любимое пастбище? Вези меня туда.
Морт безропотно принялся забираться все выше и выше; стала видна тонкая пелена облаков, походившая на гигантский континент в бесконечном голубом море. Когда они приблизились, Зейн увидел, что наверху действительно расстилается равнина, покрытая яркой зеленой травой и кустами.
– Значит, вот где твое пастбище, приятель! На небе!
Конь приземлился на лужайке и направился к раскидистому дереву, растущему неподалеку. Зейн спешился.
– Ты будешь рядом, когда понадобишься?
Жеребец молча склонил голову и отправился щипать траву. Зейн заметил, что уздечки и седла на нем нет – попросту исчезли, как только в них отпала нужда.
Он сел на траву и прислонился к могучему стволу дерева.
– Что я здесь делаю? – спросил он себя. – Почему отлыниваю от работы?
Тишина. Морт мирно пасся на лужайке неподалеку. Полное умиротворение, лишь легкий бриз шевелил странные, словно изрезанные кем-то листья дерева. Рядом на тончайшей серебристой нити повис маленький паучок.
– Что со мной происходит, восьминожка? Пожаловаться не на что: неплохая работа, сбор неопределившихся душ. Почему я иду против правил, позволяю им жить? Я ведь хотел все делать как следует… Неужели я такой лицемер?
Паук начал расти. Четыре ножки опустились, сформировали две конечности, остальные вытянулись, превратились в руки. Брюшко сжалось, стало вытягиваться. Восемь диковинных паучьих органов зрения тоже соединились, сформировав глаза и уши. Через несколько секунд перед Зейном стояла средних лет женщина, держащая в вытянутых руках эластичную переливающуюся нить.
– Мы называем это состояние синдром запоздалой реакции, – произнесла она. – Мгновенная трансформация обыкновенного человека в Бессмертного не может пройти безнаказанно. В результате – нервное расстройство. Ничего, скоро пройдет.
– Кто вы?
– Какая у тебя короткая память, – шутливо упрекнула женщина и превратилась в юную красавицу.
Теперь он узнал ее.
– Судьба! Господи, как я рад снова тебя видеть!
– Я тебя в это втянула, а стало быть, должна помочь благополучно преодолеть самый сложный период. В сущности, все, что требуется, – принять новую реальность и адаптироваться к ней. Тогда все будет в порядке.
– Но я вполне трезво отношусь к тому, что произошло! – протестующе воскликнул Зейн. – Прекрасно знаю свои обязанности. И не выполняю их! Вернее, не всегда выполняю… Сначала отговорил от самоубийства женщину, а теперь спас утопающего, вместо того чтобы спокойно забрать его душу.
– Да, это все усложняет, – задумчиво произнесла она. – Никогда не доводилось слышать о Смерти, которая помогает людям остаться в живых. Не уверена, что такие случаи вообще имели место. Кроме, пожалуй…
– Да?
– К сожалению, не могу тебе об этом рассказать.
Зейн пожал плечами:
– Значит, есть некие обстоятельства, которые ты от меня скрываешь? – Он вспомнил, что однажды она уже прервала себя на полуслове.
– Увы. В свое время ты узнаешь все.
Бесполезно пытаться вытянуть у нее правду.
– Ну ладно, может, посоветуешь что-нибудь?
– Конечно. Чтобы освоиться окончательно, доставь собранные души в Чистилище. Когда ты поймешь, как работает этот элемент нашей небесной системы, работа уже не будет в тягость.
– Чистилище? Я и сам хотел там побывать, да не знаю, где оно находится. Хронос говорил, что туда меня доставит Морт, но как…
– Вот оно! – прервала его Судьба.
Зейн повернул голову туда, куда она указывала. За полем возвышалась группа современных зданий – точь-в-точь университетский комплекс.
– Это и есть Чистилище? Не может быть!
– А ты думал, увидишь средневековый замок, который охраняет дракон?
– Ну уж скорее замок, чем это. Ведь само понятие Чистилища…
– Сейчас двадцатый век, эпоха расцвета науки и магии. Чистилище не отстает от времени, впрочем, как и Рай или Ад.
Почему-то такое никогда не приходило ему в голову.
– Мне надо просто прийти и отдать им души?
– Только те, которые не смог сам отнести к праведным или греховным.
Зейну снова показалось, что в ее словах есть что-то неискреннее.
– А что там с ними делают?
– Просто сортируют. Сам увидишь. Ну, пора идти.
Зейн замялся, не в силах избавиться от подозрений.
– Сначала отберу несложные случаи, с которыми разберусь сам.
– Хорошо. – Судьба превратилась в паучка, тот быстро заскользил по своей серебристой нити и исчез в густой листве.
Зейн весь ушел в работу. В итоге лишь две души – младенца и мага – так и не удалось отправить на Небеса либо к Сатане. Первая, казалось, была начисто лишена признаков добра или зла, так что ее не удавалось проверить с помощью камней; зато вторая представляла собой настолько сложное переплетение светлых и темных участков, что даже талисманы оказались бессильны.
Зейн зашагал к главному зданию Чистилища – массивному сооружению из красного кирпича. Вьющиеся по стенам виноградные лозы немного оживляли картину.
Огромный вход никем не охранялся. Зейн поплотнее закутался в плащ, с трудом открыл дверь и вошел.
Он увидел обыкновенный стол, за которым сидела хорошенькая девушка-администратор, как две капли воды похожая на своих сестричек на Земле – милых, но совершенно бесполезных, словно неизменная ваза с искусственными цветами в офисе.
– Слушаю вас? – промурлыкала девушка.
– Я – Смерть, – произнес он неуверенно.
– Да-да, конечно. Идите по черной линии.
Зейн опустил глаза. По полу змеилась темная полоса. Он зашагал вперед. Какой-то просторный зал, потом узкий коридор… Наконец Зейн оказался в совершенно безлюдной современной лаборатории. Видимо, Танатос должен знать, что делать дальше. Он был немного разочарован отсутствием какой-либо реакции со стороны служащей. Наверное, Смерть часто заходила сюда.
Оглядевшись, Зейн заметил компьютер. Отлично!
На машине отсутствовала марка выпустившей его фирмы, но в остальном это была распространенная, не очень мощная модель. Очевидно, лучшего и не требовалось. Стандартную клавиатуру дополняли несколько неизвестных клавиш. Он нажал на кнопку, и экран засветился.
На светлом фоне возникли ярко-зеленые буквы: «ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, СМЕРТЬ. ЧЕМ МОГУ ПОМОЧЬ?»
Зейн неплохо умел печатать на машинке и быстро набрал: «НАДО ИССЛЕДОВАТЬ ДВЕ ДУШИ». Слова, набранные красным шрифтом, появились под фразой компьютера.
Машина не реагировала. Он вспомнил, что надо четко сформулировать вопрос или дать ясный приказ. «ЧТО МНЕ С НИМИ ДЕЛАТЬ?» «ПОЛОЖИ ПО ОДНОЙ В КАЖДЫЙ ПРИБОР». Зейн снова огляделся. Вдоль стен стояли два диковинных приспособления. Он хотел подняться… Компьютер пронзительно запищал: «КОГДА НЕ ПОЛЬЗУЕШЬСЯ, ВЫКЛЮЧАЙ МЕНЯ!» Ах да. Зейн протянул руку к кнопке, но не стал нажимать на нее. Он напечатал: «НЕУЖЕЛИ НЕЛЬЗЯ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ЭТОГО?» «НЕДОПУСТИМО ВПУСТУЮ РАСХОДОВАТЬ ЭНЕРГИЮ». «Я ИМЕЛ В ВИДУ ДРУГОЕ. ПОЧЕМУ НА СЛУЧАЙ, ЕСЛИ ОПЕРАТОР УХОДИТ, У ТЕБЯ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА ФУНКЦИЯ САМОВЫКЛЮЧЕНИЯ? БУДЕТ НАДЕЖНЕЕ И УДОБНЕЕ». «А ТЫ КОГДА-НИБУДЬ ПЫТАЛСЯ ПРОВЕСТИ ПОЛЕЗНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЧЕРЕЗ БЮРОКРАТИЧЕСКУЮ СИСТЕМУ?» Компьютер выразил справедливое возмущение небесными порядками, набрав строку красным шрифтом. Зейн усмехнулся и ткнул в кнопку. Экран погас. А этот компьютер на самом деле вовсе не обычная машина! Он подошел к первому прибору, похожему на центрифугу стиральной машины, извлек из сумки душу младенца и бережно положил в приемное отверстие. Приспособление загудело, с каждым разом наращивая обороты. Драгоценная пленка попала во вращающийся барабан. Тот двигался все быстрее, душа распласталась по стенкам. Ага! Зло выделяют центробежной силой, чтобы потом произвести замеры. Что ж, вполне логично. После его устранения добро, очевидно, «добывают» тем же способом в другой центрифуге, а затем как-то сравнивают результаты. Однако ничего не произошло. Через некоторое время машина остановилась, и на поддоне внизу появилась совершенно не изменившаяся душа. Зейн подобрал ее, вернулся к компьютеру, включил его и защелкал по клавишам. «НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ. ЧТО ДЕЛАТЬ ТЕПЕРЬ?» «ОПИШИ ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ». «ДУША МЛАДЕНЦА. РАВНОМЕРНО СЕРАЯ, БЕЗ ОТТЕНКОВ». «НУ, НЕУДИВИТЕЛЬНО, – ответил компьютер, проявляя несвойственные машинам чувства. – БЕЗВАРИАНТНЫЙ СЛУЧАЙ. НАПРАВИТЬ НА ПОВТОРНЫЙ ЦИКЛ». Совершенно непонятно! Нет, надо разобраться до конца. «ЧТО ЗНАЧИТ – БЕЗВАРИАНТНЫЙ СЛУЧАЙ?» «КАТЕГОРИЯ В КЛАССИФИКАЦИИ, – с готовностью проинформировала его машина, выбрав для ответа синий цвет. Компьютер явно любил поучать. – ДУШИ, КОТОРЫЕ АВТОМАТИЧЕСКИ ПОЛУЧАЮТ АБСОЛЮТНО РАВНЫЕ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ И ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ». Тут все ясно. В них поровну добра и зла. Как раз с такими и работал Зейн; впрочем, и сам он принадлежал к их числу. «КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО У НЕВИННОГО МЛАДЕНЦА?» «РЕБЕНОК БЫЛ ЗАЧАТ ВО ГРЕХЕ. НАПРИМЕР: ИЗНАСИЛОВАНИЕ, КРОВОСМЕШЕНИЕ, СОИТИЕ ПОСРЕДСТВОМ ОБМАНА ИЛИ УГРОЗЫ. НЕЖЕЛАННЫЙ РЕБЕНОК ПРИНОСИТ РОДИТЕЛЯМ ЛИШНИЕ ЗАБОТЫ, ЧТО ВЕДЕТ К ВРАЖДЕБНОМУ ОТНОШЕНИЮ ТАКОВЫХ К МЛАДЕНЦУ. В ДУШЕ ИЗНАЧАЛЬНО ЗАЛОЖЕНЫ РАВНЫЕ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ И ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ. ТАКОЕ СОСТОЯНИЕ ДЛИТСЯ, ПОКА ОН НЕ ПОЛУЧАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫБОРА. ОБЫЧНО НА ДАННОЙ СТАДИИ РАВНОВЕСИЕ НАРУШАЕТСЯ, И ОН УЖЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ТВОИМ КЛИЕНТОМ». Значит, вот как обстояло дело. Хронос оказался прав. Младенец умер от болезни, не успев хоть немного вырасти и совершить дурной или хороший поступок. Поэтому вызвали Танатоса, и Зейн извлек душу, у которой полностью отсутствовал жизненный опыт. «НО ЗАЧЕМ? – напечатал он. – ЗАЧЕМ ТАК ПОСТУПАТЬ С РЕБЕНКОМ?» «ЧТОБЫ ГАРАНТИРОВАТЬ ПРАВО ВЫБОРА». «НО ВЕДЬ У НЕГО НЕ БЫЛО ВЫБОРА! ОН ПОГИБ, НЕ УСПЕВ СЕБЯ ПРОЯВИТЬ!» «ВОТ И ПРИЧИНА. – Компьютер принял восклицание за вопрос. – НИ ОДНА ДУША НЕ НАПРАВЛЯЕТСЯ К ВЕЧНЫМ, НЕ ПОЛУЧИВ ВОЗМОЖНОСТЬ НА ПРОТЯЖЕНИИ ОПРЕДЕЛЕННОГО ВРЕМЕНИ ПУТЕМ СВОБОДНОГО ВЫБОРА ЛИЧНО ОПРЕДЕЛИТЬ СВОЕ СООТНОШЕНИЕ ДОБРА И ЗЛА. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ОБЪЕКТЫ, В КОТОРЫХ УКАЗАННЫЙ ПРИЗНАК ОТСУТСТВУЕТ, ДОЛЖНЫ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ». Зейн начал понимать. Несправедливо приговаривать кого-то за чужие проступки к вечному пребыванию в Аду без малейшего шанса показать себя; да и у Рая наверняка существуют какие-то свои условия приема! Нет, подобный порядок ему все равно не нравится. Каждый должен отвечать лишь за свои грехи. Если бы Зейн только имел необходимые полномочия, обязательно изменил бы парочку «категорий» в небесной классификации! Но такого права у Танатоса нет. Не он придумывает правила. Он не Бог и не Сатана. Его дело – подчиняться предписаниям. И все же именно Смерть явилась к младенцу. Зейн чувствовал ответственность за его судьбу. «ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА ДУШУ ЗАДЕРЖИВАЮТ?» «ОНА НАВСЕГДА ОСТАЕТСЯ В ЧИСТИЛИЩЕ». «НАВСЕГДА?! – Зейн был ошеломлен. – НО ВЕДЬ ДАЖЕ ГРЕШНЫЕ ДУШИ НЕ СОДЕРЖАТСЯ ЗДЕСЬ ВЕЧНО, ВЕРНО?» «ВЕРНО. ГРЕШНЫЕ ДУШИ НАВСЕГДА ОТПРАВЛЯЮТСЯ В АД». Данное обстоятельство все меняет! Несомненно, лучше вечно торчать в этом уголке загробного мира, чем гореть в Аду. «ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЮТ ЗАДЕРЖАННЫЕ ДУШИ?» «ОНИ УПРАВЛЯЮТ ЧИСТИЛИЩЕМ». Понятно. «ДЕВУШКА НА ВХОДЕ – ОДНА ИЗ НИХ?» «ПРАВИЛЬНОЕ УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ». Что ж, не очень весело, но и не так уж плохо. За столетия монотонная работа чиновника надоедает ужасно. Что поделать, здесь нечто вроде нейтральной зоны. Лучше вечно пребывать в подвешенном состоянии, чем попасть в Ад. Зейн выключил компьютер и направился ко второму прибору, на ходу вытаскивая из сумки душу мага. Прибор представлял собой человекоподобного робота, который сидел за столом, заваленным кипами бумаг. Зейн поместил душу в приемное отверстие на металлической спине. Секунду спустя машина ожила, засветились глаза-линзы, металлические конечности лязгнули и шевельнулись. Робот повернул голову и взглянул на Зейна.– Я уже мертв? – спросил он голосом мага.
– Да, – ответил Зейн, захваченный врасплох. Ни одна из душ раньше с ним не разговаривала.
– Тогда где я?
– В Чистилище. У вас оказались абсолютно равные показатели, я не мог направить ее ни в Ад, ни в Рай, поэтому доставил сюда.
– Великолепно, – объявил робот-маг.
– Вы что, намерены у нас застрять?
– Мне надо задержаться здесь как можно дольше. Я очень тщательно проделал расчеты, но всегда остается элемент неопределенности. Слишком многое от этого зависит, слишком многое…
– От чего зависит? – спросил Зейн, вновь сбитый с толку.
– Ну как, вознаградила тебя за проявленное участие моя дочь?
– По-моему, вы сейчас пытаетесь увильнуть от ответа.
– А ты?
Зейн улыбнулся:
– Луна снова предложила то же, что и вы, а я во второй раз отказался.
– Но ты не должен отказываться! – загремел робот-маг. – Моя дочь предназначена для тебя. Я же специально оставил камень любви.
– Слушайте, если вы действительно хотели познакомить нас, могли бы придумать лучший предлог, чем вызов на собственную смерть.
– Нет, лучшего способа не было. И не обращай внимания на ее протесты. Луна сделает так, как я сказал.
– Протестовал я, а не ваша дочь! На что это похоже…
– Завоюй ее сердце. Смерть. Она хорошая девушка, вы подходите друг другу.
– Я ей не нужен! Почему я должен навязывать свое общество – неважно, с помощью магии или без нее – женщине, которую совершенно не привлекаю? Она заслуживает лучшего и наверняка способна найти достойного мужа.
На самом деле Зейн гораздо больше беспокоился о собственной судьбе. Он не мог себе позволить увлечься женщиной, которая наверняка вскоре бросит его ради другого. Хватит с него душевных травм!
– Ты должен! – настаивал маг. – Это совершенно необходимо!
Опять начались недомолвки!
– Но почему?
– Сейчас я ничего объяснить не могу.
– Вы уже говорили то же самое! Да и Судьба все время изъясняется загадками. Меня это просто бесит!
– Ерунда! Не обращай внимания. Луна хорошая девушка.
Не очень-то убедительный ответ!
– Значит, ей не следует связываться со Смертью.
– Извини, я должен приступить к своей работе. – Робот-маг с лязгом повернул голову и посмотрел на стол, заваленный бумагами.
– Какой работе?
– Судя по всему, мне предстоит самому свести баланс добра и зла в моей душе. Видишь, сколько бланков! – Металлические пальцы ткнули в груду документов. – По одному на каждый день жизни.
Зейн взял наугад листок бумаги. «Шестнадцать процентов баланса, исчисленного по форме 1040-Х, поместить в строку 32-Р, – прочел он вслух.
– Если полученное число превышает соотношение по строке 29-К таблицы ТТ, вычтите 3,2 процента из строки 69-Н. Если это число меньше квадратного корня из общего итога по таблиц е У, обратитесь к инвертированной форме 7734».
Зейн поднял голову. Он вспотел, как студент, провалившийся на экзамене.
– Это почти так же ужасно, как декларация о доходах!
– Почти, – устало кивнул металлической головой робот-маг. – Как ты думаешь, откуда черпает идеи налоговый департамент? Мне понадобится целая вечность, чтобы разобраться со всеми документами.
– А что произойдет, когда вы подведете итог? Отправитесь в Рай?
– Заполнив последнюю ведомость, я начну искать ошибки, – ответил робот.
– Это, пожалуй, займет еще несколько столетий.
– Но ведь ошибок может и не быть.
– Формы так составлены, что их в принципе невозможно сразу заполнить правильно, – со вздохом отозвался робот-маг. – Иначе какой в них смысл?
Он взял гусиное перо, окунул его кончик в чернильницу с красными чернилами и начал свой титанический труд. Вскоре капельки машинного масла оросили металлический лоб.
Зейн оставил мага, погруженного в изнурительную работу. Она заставит спятить любого нормального человека, но, возможно, повелитель черной и белой магий обладал неисчерпаемыми ресурсами энергии и терпения.
Проходя на обратном пути мимо девушки-администратора, Зейн оставил ей душу ребенка.
– Чудесно, просто чудесно! – обрадовалась она, впервые выказав человеческие эмоции. – Нам так не хватает персонала!
Зейн хотел поинтересоваться, на какой работе можно использовать младенца, однако передумал. В Чистилище наверняка имеются способы решить проблему возраста. В конце концов, у них в запасе целая вечность!
5. ЛУНА
Его конь все еще пощипывал траву снаружи.
– Эй, Морт! – позвал Зейн, и тот сразу поспешил к нему. Великолепный скакун!
Зейн оседлал его.
– Доставь меня домой!
Конь рысью домчался до конца зеленой равнины и остановился перед красивым зданием, похожим на усыпальницу, с белыми колоннами на широкой веранде. На почтовом ящике красовалась надпись: «Смерть».
Само собой – где же еще должен жить Танатос, как не в морге?
Зейн посмотрел на коня:
– Можно мне задержаться ненадолго? Чтобы осмотреть все как следует?
Морт одобрительно качнул головой.
– У тебя здесь есть конюшня? И нужно ли искать для тебя еду, бензин или чем ты еще питаешься?
Конь дал ему понять, что такого не требуется, и неторопливо отправился на пастбище. Похоже, здесь было все, что требуется для пропитания. Неподалеку виднелось небольшое озеро. Отличное место!
Значит, у Смерти имеется свой почтовый ящик… Интересно, кто отправляет ему послания? Зейн открыл его и обнаружил четыре письма. Судя по обратному адресу, все составлены смертными. Любопытно!
Он повернулся к двери. Может, следует позвонить? Но ведь дом принадлежит ему! И все же обитатели, если они есть, увидят нового хозяина впервые. Он нажал на кнопку.
Раздался погребальный звон. Через минуту дверь открыл облаченный в черный костюм дворецкий.
– Очень рад видеть вас снова, уважаемый сэр. Разрешите? – Он помог ему снять плащ.
– Но я ведь… – Зейн с трудом подбирал слова. – Я не ваш прежний хозяин!
– Разумеется, сэр. Мы служим Танатосу, а не человеку, который становится им.
Дворецкий повесил плащ в шкаф и нагнулся. Он хочет снять его обувь!.. Что ж, в своем собственном жилище можно расслабиться и не бояться ничего… Обувь и перчатки отправились вслед за форменным облачением, а Зейн оказался в удобном халате и домашних шлепанцах.
В воздухе висел какой-то странный тяжелый запах.
– Чем здесь пахнет?
– Это мирра, сэр, – ответил дворецкий. – Согласно установившейся традиции, в обители Танатоса положено возжигать благовония.
– Ничего себе благовония! Значит, у жилища Смерти свой особый запах? А почему именно…
– Мирра ассоциируется с заупокойной службой, сэр.
Тут Зейн вспомнил строки рождественской песни: «О зловещий мирры дух! Смерти знак, разлуки вечной! Боль, тоска, кромешный мрак. Плач души, пред Богом грешной!»
– Надо заменить ее на что-нибудь более приятное, – заметил Зейн. – И переделай звонок: что это за похоронный звон! Если бы я мог, вообще изменил бы само представление о Смерти!
Дворецкий провел его в удобную гостиную.
– Располагайтесь поудобнее. Не желаете выпить аперитива? Может, включить телевизор? Или угодно активировать заклинание, снимающее усталость?
Зейн плюхнулся в мягкое кресло. Ему почему-то было неуютно.
– Да, давайте все это, – сказал он.
– Сию минуту. Изволите передать мне письма?
– Зачем?
– Чтобы сжечь, сэр! Так положено.
– Ни в коем случае! Даже если они годятся лишь для мусорной корзины, я хочу сперва просмотреть их.
– Разумеется, сэр, – пропел дворецкий, словно успокаивал ребенка. Как только он исчез, перед глазами возник экран телевизора. Раздалась привычная бодрая скороговорка ведущего программы новостей:
– Кадровые перестановки в Чистилище! Новое назначение на должность Смерти. Предшественник, проявив себя неплохо, за время службы сумел улучшить показатели и отправился в Рай. Что ж, как говорится, Смерть мертва; да здравствует Смерть! Проводимый нынешним Танатосом новый курс еще не до конца ясен – его поведение непредсказуемо, он позволил двум клиентам сбежать и измотал штаты постоянными требованиями изменить те или иные частности в быту и работе. Заслуживающий доверия источник из высших сфер предполагает, что, если в ближайшее время положение резко не изменится, дело может кончиться Небесным предупреждением!
Зейн присвистнул – по оперативности и остроте «Последние новости» Чистилища оставляли далеко позади любые земные передачи!
– Наш штат пополнился ребенком. Когда малыш подрастет, его станут готовить к работе клерка. Разумеется, потом он сможет самостоятельно выбрать возраст, который сохранит вечно. Данная мера облегчит положение с переизбытком клиентов, проходящих через нашу обитель, вызванное увеличением численности населения Земли.
Зейн насторожился. Почему сообщения посвящены только ему одному? Неужели об остальных инкарнациях нечего сказать?
Вернулся дворецкий и поставил перед хозяином стакан красного вина.
– Заклинание входит в состав напитка, сэр.
– Почему сообщения в новостях касаются только меня и всего, что относится к моему ведению? На случайность что-то не похоже!
– Мы в Чистилище, сэр. Здесь не бывает случайностей. У нас новости подстраиваются под каждого, кто их слушает, следовательно, пользователь получает только ту информацию, которая его интересует.
– А я думал, что Чистилище – в комплексе зданий через дорогу.
– О нет, вся эта местность – Чистилище, сэр. В том большом здании расположены исследовательский центр и административные службы. А мы, живущие здесь, так сказать, заблудшие души.
– Но я-то жив!
– Несомненно, сэр. Ваша пятерка с формальной точки зрения является смертной, однако остальные обитатели нашей зоны простились с земным существованием.
– Пятерка?
– Я имею в виду инкарнации, сэр.
– А, понятно! Время, Судьба, Смерть…
– Марс и Природа, именно так, сэр, – закончил дворецкий. – Живые воплощения бытия. Все остальные мертвы, за исключением, конечно, Вечных.
– Вечных?
– Господа и Сатаны, сэр. Они не подчиняются обычным законам.
Зейн отпил вина. Оно оказалось превосходным и в самом деле бодрило.
– Понятно. Ты сам-то мертв?
– Да, сэр. Я служу здесь уже семьдесят два земных года.
– Значит, видишь, как каждые тридцать лет новый Танатос сменяет старого? И не скучно? Монотонное существование.
– Лучше, чем Ад, сэр.
Да уж! Такая альтернатива не оставляет места сомнениям.
– Может быть, тебе следует представить меня другим обитателям дома? В таком роскошном особняке наверняка есть прислуга. Верно?
– Да, сэр. С кем бы вы предпочли встретиться сначала?
– Я не знаю… А кто у меня работает?
– Садовник, повар, горничные, наложница…
– Что?
– Живые имеют свои слабости и нужды, – деликатно объяснил дворецкий.
– Которые удовлетворяют за счет умерших?
– Именно так, сэр.
Зейн в отвращении скривился и залпом допил вино.
– Я передумал. Познакомлюсь с остальными в другой раз, попозже. Уверен, что на Земле меня уже заждались клиенты.
– Разумеется, сэр.
Как только Зейн встал, слуга отправился за рабочей одеждой. Зейн облачился в нее и покинул дом.
Морт ждал его. Зейн взобрался на коня и только тогда обнаружил, что до сих пор сжимает в руке письма.
– Надо прочитать их, – пробормотал он.
И тут обнаружил себя сидящим за рулем машины. Нет, скорее миниатюрного самолета, ведомого автопилотом. Он не уставал поражаться удивительным возможностям своего коня.
Зейн распечатал первое письмо.
«Дорогая Смерть! Зачем ты забрала мою маму? Я тебя ненавижу! С приветом, Роза».
Зейн задумался. Автор письма, без сомнения, ребенок. По-видимому, девочка напрасно винила Танатоса. Скорее всего ее мать обошлась без его персональной помощи. Но откуда это знать малышу?
Ответить ей? Интересно, переписывались когда-нибудь его предшественники с детьми? Вряд ли.
А что мешает ему создать прецедент? Раз уж послание Розы дошло до него, то, очевидно, девочка сможет получить ответ. Хотя в результате ничего не изменится, мертвец останется мертвецом.
И все же нельзя оставить без ответа крик души осиротевшего ребенка. Он выяснит, куда попала душа (вероятно, в Рай, ведь, судя по всему, умершая была любящим родителем), и сообщит об этом. Возможно, даже сможет передать посмертное послание от матери.
Зейн распечатал следующий конверт.
«Дорогая Смерть! Прошлой ночью я поймала своего старого козла с очередной девкой. Забери его завтра, потому что я хочу получить страховку. Искренне ваша, униженная и оскорбленная супруга. Заранее благодарна.
P.S. Пусть теперь трахается с Сатаной!»
Ну, ей-то отвечать не нужно. Понятно, почему «старый козел» не хранит верность такой жене!
На приборной панели замигал огонек. Зажглась надпись: «ЧАСЫ!»
Зейн удивленно взглянул на них. Остановились!
– Спасибо, что напомнил, Морт! – Он торопливо включил таймер, сунул письма в бардачок. Его еще ждала работа с клиентами.
Танатос странствовал по свету, собирая свою страшную жатву, ухитряясь не отставать от графика. Всюду он встречал беспардонную рекламу адского агентства; «Жизнь – дерьмо, зима вокруг… Заходи погреться, друг!» Если выпадала свободная минутка, Зейн отвечал на письма. Он объяснил Розе, что ее мать болела, страдала от ужасной боли; смерть, открывшая несчастной Райские врата, принесла ей лишь облегчение. Зейн специально посетил Чистилище, чтобы удостовериться, куда попала ее душа, хотя не сумел поговорить с ней в Раю – по-видимому, его обитатели теряли всякий интерес к земным делам. Так же он ответил остальным, стараясь всегда выдерживать вежливый тон. Иногда он спрашивал себя, стоит ли тратить время на наиболее одиозные послания, но решил, что надо сохранять беспристрастность. Ведь смерть – настолько важный поворотный этап в существовании души, что тут нельзя проявлять небрежность.
Зейн набирался опыта, и работать становилось все легче, однако многое до сих пор не нравилось. Слишком часто люди теряли жизнь так глупо!.. Один тип, когда его жена куда-то отлучилась, налил себе чашку кофе, а вместо сахара положил крысиный яд. Он почти ничего не видел, страдал забывчивостью и не знал, где что лежит на кухне, но все равно умереть из-за этого – нелепо! По крайней мере вкус-то он чувствовал! Некая мать, доведенная ребенком до белого каления, осыпала девочку градом проклятий, активировав их все одновременно; в результате девочка умерла, не успев даже вскрикнуть. Подобным персонам следует запирать рот на замок наглухо, как деньги в сейфе! Какой-то мальчуган решил лихо прокатиться на украденной у ведьмы метле и, естественно, разбился. Один парень, пытаясь поразить свою девушку на прогулке в зоопарке, устроил рыцарский поединок с огнедышащим драконом и сгорел заживо. Пожилая женщина, отправившись за покупками в гастроном, случайно свернула налево и угодила прямо под колеса грузовика.
Пять душ, три из которых попали в Ад, хотя, проживи они немного дольше, могли бы оказаться в Раю, стоило проявить большую осторожность и заботу о близких. А ведь те, кого он обслуживает, – ничтожный процент от общего числа умирающих. Сколько людей существуют сегодняшним днем, не задумываясь, что станет с душой после гибели тела, и расстаются с жизнью из-за ничтожной случайности или небрежности? Неужели весь человеческий род деградирует?
Заинтересовавшись этой проблемой, Зейн приказал компьютеру сделать распечатку данных, собранных в Чистилище. Беспристрастные статистические выкладки подтвердили его худшие подозрения. Миллионы умирают от сердечных болезней и разных осложнений, хотя такой исход легко предотвратить с помощью обычных упражнений и диеты. Миллионы умирают от рака, потому что не желают вовремя проверить здоровье или не в силах отказаться от вызывающих страшную болезнь привычек, вроде курения, прекрасно зная, что подобный образ жизни неизбежно приведет к катастрофе. Огромное число травм со смертельным исходом; причины – автомобильные аварии, пожары… А сколько невнимательных и беспечных гибнет из-за небрежного обращения с оружием или попав во власть собственных якобы ручных демонов!
Но что он, Танатос, способен предпринять? У него нет возможности выступить публично, подобно агентам Сатаны, которым выделяются невероятные средства на рекламу зла. Да и люди вряд ли сильно изменятся, даже если их постоянно предупреждать о грядущей опасности. Почти всегда к моменту его появления уже поздно что-то делать. Чтобы верно оценить свои шансы попасть в Рай, лучше всего фиксировать каждое событие в жизни, но кто же пойдет на это добровольно! Большинство сознавало, что в лучшем случае их образ жизни нелеп, а в худшем – обычное самоубийство, однако продолжало в том же духе. Он и сам был таким, пока не увидел лик Смерти.
Если то, что происходит, – результат соперничества высших сил, не составляет большого труда увидеть, кто побеждает. Естественно, ведь Сатана неустанно вел пропаганду. Во все программы постоянно врезали ДЕМОНстрации, призывавшие зрителей «Возгореться!» или глубокомысленно сообщавшие доверчивым, что «Не армия, но Ад превращает мальчика в мужчину!», и предлагавшие различные формы сотрудничества, рассчитанные на целую семью. Согласно Конвенции, Вечные не имеют права вмешиваться в дела живых, однако лишь Господь вел честную игру. Какая польза от договора, когда одна из сторон считает себя вправе спокойно нарушать его? Впрочем, если бы Бог вел себя подобно Сатане, Он был бы не лучше своего вечного противника…
Зейн не видел выхода и все же сознавал, что тот существует. Возможно, укорял он себя, если бы пост получил другой, более компетентный человек, он смог бы что-нибудь придумать. Однако пока Смертью становятся по прихоти Судьбы случайные люди вроде него, имеющие весьма средние способности. Действительно, чего ожидать от того, кто убил предшественника, чтобы занять его место? Он, вероятно, типичный представитель гомо сапиенс. Вряд ли гипотетический преемник справится намного лучше. Надо просто добросовестно работать.
Удивительно, но такие мысли придавали новые силы. Скорее всего его ждет неудача, и все же необходимо попытаться… Зейн не представлял, что нужно делать, как добиться своей цели, да и, откровенно говоря, в чем она состоит конкретно, тоже не знал, но, если появится шанс на успех, не упустит его!
Зейн поднял голову. В делах образовался небольшой перерыв, и он решил остановиться. Здесь, севернее, еще не растаял снег. В глаза бросился рекламный щит вездесущего дьявольского агентства: «Внимание! Записывайтесь заранее! Горячие ванны! Особый уход счастливцев у нас в заведении ждет!» Под броским заголовком была изображена распростертая на постели сногсшибательная демонесса, прикрытая двумя лоскутками ткани. Она кокетливо манила пальчиком желающих вкусить от прелестей Ада. В углу щита стоял торговый знак – два резвящихся чертенка, «Веселые дьяволята».
Зейн испытал соблазн протаранить щит Морт-мобилем и с трудом сдержался. Здесь свободный мир; Сатана имеет такое же право рекламировать свой «товар», как и любой торговец. Парадокс добропорядочности состоит в том, что сие качество требует от своих приверженцев позволять негодяям творить черные дела. Стоит ли игра свеч?
Пора за работу. Еще несколько раз он сохранил клиентам жизнь. До сих пор было неясно, нарушены правила или нет; во всяком случае в «Новостях» Чистилища бойкий ведущий сообщал о таких случаях мельком, небрежным тоном, словно желал сказать: «Всего лишь очередная выходка нашего недотепы!» Так что даже если кому-то его поведение не нравилось, решать, забирать душу в определенный момент или нет – привилегия Смерти. Возможно, тот, кому суждено попасть в Рай, оставшись в живых, станет злодеем и позже станет добычей Сатаны, но вряд ли. Неужели найдется человек, который, увидев Танатоса, который пришел за ним, не поспешит после роковой встречи изменить свой образ жизни? Подобный идиот заслуживает вечных мук!
Эти настроения еще больше усилились после одного случая. Клиентом оказался мальчик пятнадцати лет, жертва редкой формы рака. Бедняга лежал на своей кровати, избавленный наркотиками и заклинаниями от боли. Снадобья, которыми его напичкали, влияли и на психику, даруя бодрость и оптимизм. Он удивленно взглянул на внезапно возникшего перед ним странного человека в плаще.
– Я не видел вас раньше, хотя почему-то вы кажетесь мне знакомым. Вы врач?
– Не совсем, – невпопад ответил Зейн, осознав, что мальчик не понял, кто к нему явился. Стоит ли ему сказать правду?
– Тогда вы психолог, пришли, чтобы ободрить меня?
– Нет, обычный человек. Я хочу взять тебя с собой. Ты любишь путешествовать?
– А, шофер! Но мне не хочется снова кататься по парку.
– Нет, нам предстоит по-настоящему долгое странствие.
– Может, просто посидите со мной? Немного поболтаем о разных вещах… Ладно? А то мне так тоскливо и одиноко! – Мальчик провел рукой по взъерошенной золотистой шевелюре, словно пытаясь избавиться от печальных мыслей.
Зейн уселся на краешке кровати. Таймер показывал, что осталось пятнадцать секунд. Он заморозил время. Неужели некому составить мальчику компанию и ему суждено умереть в полном одиночестве? Наверное, его близкие и друзья знали то, что от него скрыли: болезнь неизлечима. Одна из жестоких насмешек Судьбы!
– Конечно, я поговорю с тобой!
Мальчик благодарно улыбнулся:
– Я так рад! Мы подружимся, я знаю! – Он протянул руку. Бедняжка очень ослаб, ему стоило огромных усилий держать ее на весу. – Привет! Меня зовут Тэд.
Зейн осторожно коснулся пальцев мальчика:
– Рад познакомиться с тобой, Тэд. Меня зовут… – Зейн осекся. Мальчик не знал, что вот-вот умрет. Жестоко сообщать ему об этом. Но лгать тоже нельзя. Как поступить?
Тэд улыбнулся:
– Забыли? А может, пришли сюда, чтобы сделать мне укол, и боитесь, что я закричу?
– Нет. Понимаешь…
– Не говорите. Можно я угадаю? Вы явились получить по счетам? Мой папа наверняка залез в долги. Заклинания счастья – штука дорогая. Зря все это! Я по-прежнему чувствую себя неважно. Лучше пусть использует одно из них сам – уже дня два ходит как в воду опущенный. Наверное, потому что потратил столько денег на лечение. Все из-за меня! Я чувствую себя виноватым, а иногда хочу, чтобы все кончилось раз и навсегда! Пусть папа хоть немного порадуется.
Скоро так и случится, однако отец мальчика не станет от этого счастливее.
– У меня вообще-то другая работа. Хотя я тоже прихожу и забираю то, что люди должны отдать, а взамен избавляю от забот и тревог.
– Коммивояжер? Хотите продать что-то интересное? Новую программу для домашнего компьютера, которая унесет меня в другой мир на пару дней?
– Даже дольше, – вполголоса произнес Зейн.
– А, да ну их! Сначала было здорово, потом же надоело страшно! И магические игрушки – я при помощи заклинаний сотворил столько безобидных сказочных тварей! Вон там, под кроватью, завалялся розовый слоник. Видите?
– Мальчик поднял покрывало, и Зейн увидел маленькую фигурку. – Единственное, чего мне сейчас по-настоящему хочется, – выйти на улицу, увидеть солнце, ощутить ветерок на коже или просто пробежаться, почувствовать хруст сухих веток под ногами. Я так долго валяюсь здесь!
Конечно, мальчик все равно слишком слаб, чтобы бегать. Даже если он выведет его на улицу, ничего хорошего не получится. А что знает Тэд о своей болезни?
– Чем же ты хвораешь? – спросил Зейн.
– Что-то с позвоночником. Постоянно болит; на меня накладывают чары анестезии и колют в спину, но от этого немеют ноги, и я не могу ходить. Поскорее бы меня вылечили! Я и так пропустил столько занятий в школе! Не хочу оставаться на второй год. У меня ведь были неплохие оценки. Все мои друзья перейдут в следующий класс, а я, как дурак…
Значит, бедняге действительно сказали, что он поправится. Как они могли обманывать паренька!
– В чем дело? – спросил Тэд.
Настало время принять решение. Сказать правду или придумать что-нибудь? И то и другое плохо. Не говорить ничего – фактически та же ложь.
– Я пытаюсь сидеть на двух стульях…
– Смотрите, свалитесь!
Зейн улыбнулся:
– Лучше прокачусь на своем коне.
– У вас есть лошадь? Вот здорово! Всегда мечтал о собственном скакуне! Он породистый?
– Не знаю, я плохо разбираюсь в этом. Мне он достался… по наследству. Великолепный белый жеребец, может летать.
– Как его зовут?
– Морт.
– Моррис?
– Морт, с буквой «т» в конце. Он…
Тэд сразу наморщил лоб:
– «Мортис» по-латыни – смерть. Мне всегда она хорошо давалась.
Черт, он здорово влип! Сам Зейн не выучил ни одного из мертвых языков. Откуда ему было знать, что Тэд окажется таким образованным?!
– Это конь бледный, который служит Смерти.
– Но на нем не может ездить обычный человек!
– Может, если станет его хозяином. – Близится момент истины. Неужели нельзя было сказать прямо?!
Мальчик пристально вгляделся в незнакомца.
– Черный плащ! – воскликнул он наконец. – И капюшон, как у монаха. А лицо! Да, теперь я вижу… Череп!
– На самом деле я просто человек, которому поручили такую работу.
– Значит, вы… – Тэд содрогнулся, порывисто вздохнул. – Я больше никогда не пойду в школу, верно?
– Мне очень жаль.
– Я так и знал! Никогда не верил этим врачам! Да, заклинания и лекарства помогали, я чувствовал себя нормально – а сны говорили правду! Я сейчас вопил бы от ужаса, но меня накачали фальшивым счастьем, и я просто не способен грустить. Знаете, а вы не такой уж страшный и плохой. По крайней мере поговорили со мной немного.
– В душе у меня скопилось одинаковое количество добра и зла. А вот что касается тебя… Слушай, ты совершил какой-нибудь по-настоящему серьезный грех?
– Ну, однажды украл игрушку в магазине…
– Это мелочь. Я имею в виду что-то вроде убийства.
– Как-то раз, когда тетя наказала меня за сквернословие, я захотел, чтобы она умерла.
– Тоже ерунда. Ты же не воплотил свое желание в жизнь? Или хотя бы попытался?
Тэд в ужасе уставился на него:
– Да вы что! Я и представить такое не способен! – Тут мальчик невесело усмехнулся. – Ну, подумать-то я подумал! Но на самом деле вовсе не хотел, чтобы она умерла!
– Возможно, ты солгал так, что из-за твоих слов случилось ужасное несчастье или умер человек? Должен же быть какой-нибудь большой грех на твоей совести! Иначе меня бы не вызвали.
Мальчик задумался.
– Иногда мне хотелось кое-что сделать, хотя ни разу не представилась возможность. Нет, кажется, я чист перед Богом. Мне очень жаль, но честное слово, ничего в голову не приходит.
Что-то тут не так. Зейн достал талисманы, с помощью которых проверял души.
– Больно не будет.
– Так всегда говорят медсестры, когда готовятся сделать укол.
– Нет, правда. Я просто подсчитаю количество зла в тебе.
Желтоватый камень засиял как миниатюрное солнце, а коричневый чуть почернел.
– В тебе девяносто процентов добра, – удивленно произнес Зейн.
– Я ведь говорил вам, что ничего особого не сотворил.
– Но ведь я прихожу только к тем, кто не может отправиться в Рай или Ад. Должно быть, произошла ошибка.
– Значит, я не умру?
Зейн вздохнул:
– Не хочу вселять в тебя напрасные надежды. Думаю, тебе суждено сегодня умереть в полном одиночестве, но где-то в нашей системе произошла путаница, и вызвали меня. В Чистилище не хватает квалифицированных работников, так что иногда случаются ошибки. Прости, что напрасно побеспокоил. Тебе не нужно было знать, что случится… до самого конца.
– Нет, нет! Хотя меня накачали всякой дрянью, мне все равно одиноко. Я рад, что вы пришли. А можно прокатиться на вашем замечательном коне?
Зейн улыбнулся:
– Да, конечно, Тэд.
– Что ж, тогда я, пожалуй, готов…
Зейн нажал на кнопку.
Через пятнадцать секунд у мальчика отказало сердце. Зейн извлек душу так быстро, что Тэд не почувствовал ни страха, ни боли.
Снаружи ждал Морт. Он каким-то непостижимым образом понял, что должен стать конем. Зейн взобрался на него, и жеребец поскакал по небу.
Окруженный сиянием звезд, Зейн отпустил душу, и она сразу полетела на Небеса. Конь спустился вниз: Танатоса ждал новый клиент.
– Прощай, Тэд, – прошептал Зейн. – Там ты забудешь об одиночестве и боли!
Он поработал с собранными душами, передал в Чистилище те, которые сам не смог отправить по назначению. Потом отправился к себе, чтобы перекусить и немного поспать. Его пожелания выполнили: звонок теперь исполнял приятную мелодию из классического репертуара, а по комнатам разносился аромат лилий. В конце концов, хоть Зейн и приносит смерть, сам-то он живой человек и должен чувствовать себя уютно в собственном жилище!
Он вновь и вновь вспоминал Тэда. «Правильно ли я поступил, потратив столько времени, вместо того чтобы обслуживать клиентов? Может быть, не следовало говорить ему правду? Стал ли этот случай еще одной промашкой, которую изложат в своей коронной манере въедливые ведущие „Новостей“? Сочтут ли мое поведение в тот день грехом или нет?» Он не стал включать телевизор, чтобы не потерять окончательно веру в себя.
Прислуга внешне ничем не отличалась от обычных людей, однако Зейн сознавал, что единственный живой человек здесь он. То ли специфика работы позволяла ему общаться с мертвецами, то ли они зачарованы так, чтобы выглядеть существами из плоти и крови… Как бы то ни было, когда он пожимал руку слуги, она казалась теплой. Но все-таки Зейн чувствовал себя чужим и одиноким в Чистилище.
Он вспомнил о дочери мага. Луне. Они ведь договорились о свидании. А ее отец, даже обретя металлическую оболочку вместо тела, чтобы выполнить непосильную задачу, от которой зависела его судьба, не преминул еще раз напомнить о ней, чем немало заинтриговал Зейна. По мере того как блекло в его сознании воспоминание о мимолетном знакомстве с Анжеликой, идеальной спутницей, которую он уступил за бесполезный камень богатства, Луна все больше привлекала его. Как соблазнительно она выглядела! И, главное, девушка, в отличие от здешних обитателей, была живой!
Зейн подъехал к дому Луны. Как только он добрался до Кильваро, его снова охватили сомнения. Имел ли он право использовать свое положение в личных делах? И как представиться? Лучше использовать ничего не значащее для нее собственное имя.
Зейн снял с себя форменную одежду. Теперь он уязвим, зато чувствует себя самим собой.
Только нажав на кнопку звонка, Зейн сообразил, что девушки может не оказаться дома. Ведь они так и не договорились о точной дате встречи; на самом деле он даже не знал, какой сегодня день недели. Конечно, для того чтобы выяснить это, достаточно одного взгляда на часы; просто беспрерывные скачки во времени и пространстве совершенно дезориентировали Зейна. Он отвык от земной жизни.
Через минуту девушка открыла дверь. Она была в желтом домашнем халате, волосы под сеточкой собраны в пучок. Не уродина, конечно, но отнюдь не красавица: нечто неопределенное. Она сильно похудела. Лицо осунулось от пережитого горя, на нем обозначилась сеть морщинок, а под глазами – синие круги. Не нужно было спрашивать, чем она занималась последние несколько дней – ясно, скорбела по умершему отцу.
Луна окинула посетителя недоверчивым взглядом. Да, без обуви, в поношенных джинсах и рубашке он выглядит живописно!
– Меня зовут Зейн. Мы договаривались о встрече.
Прищурившись, она внимательно изучила его и явно не узнала.
– Кажется, ты ошибся адресом. Интересно, как тебе удалось пройти мимо грифонов?
– Нет, не ошибся. Просто оделся иначе, чем ты, наверное, ожидала. Ты видела меня в роли Смерти. Грифоны запомнили мой запах; как только они почуяли, кто пришел, сразу отбежали подальше. Ты сама настаивала, чтобы свидание состоялось. Помнишь?
Девушка быстро кивнула:
– Что ж, входи.
Как только Зейн перешагнул порог, страшная тяжесть обрушилась на плечо. В ноздри ударил резкий мускусный запах. Он с трудом обернулся, пытаясь разглядеть неведомую тварь. Никого.
– Мой невидимый страж, – объяснила Луна. – Гигантская дрессированная ночная бабочка. Если бы ты оказался грабителем…
Зейн с трудом растянул губы в улыбке:
– Следовало бы самому догадаться, что тебя охраняют. Но я не лгу. Могу сейчас вызвать Морта, облачиться в плащ, и тогда твоему чудовищу придется несладко. Впрочем, думаю, обойдемся без этого. Я пришел на прошлой неделе, чтобы забрать твоего отца, мага. За то, что я согласился выслушать его, он обещал… благосклонность дочери. В первый раз я тебя увидел обнаженной, потом ты оделась. Когда он умер, мы поговорили, и ты предложила…
– Отпусти его! – прошептала Луна, и невидимый страж убрал свою лапу. И вовремя: боль становилась невыносимой.
– Спасибо, – пропыхтел Зейн. – Нам не обязательно встречаться сегодня. Ты сказала, чтобы я пришел, когда свободен, и как раз сейчас образовался небольшой перерыв в работе. Прости, я не подумал, что тебе не до свиданий.
– Сегодня так сегодня, – отрывисто произнесла она. – Мало радости сидеть здесь одной. Только разреши мне переодеться и надеть снимающий горе талисман…
– Не надо! – оборвал ее Зейн. – Лучше останься собой. Переживать в такое время естественно; твой отец, полагаю, тоже так думает. Нельзя насиловать свои чувства.
Слегка наклонив голову, девушка молчала, раздумывая над его словами. Наконец она произнесла:
– Неужели не хочешь, чтобы я хорошо выглядела?
– Ты мне нравишься такой, какая ты сейчас. Естественная. Я имею в виду…
Луна улыбнулась и на мгновение стала той самой красавицей, которая ослепила его во время их первой встречи.
– Кажется, я понимаю! Что ж, мне очень приятно слышать это. Такие слова действуют не хуже заклинания. Чего же тебе хочется, Зейн?
– Просто выполнить просьбу твоего отца. Поговорить, узнать тебя получше. В Чистилище он так горячо убеждал меня, что…
– В Чистилище?
– Да, он сейчас там. Ему пришлось самому вычислять, сколько в его душе добра и зла. Невероятная по трудности задача!
Луна пожала плечами:
– Папа умеет делать невероятные вещи. Он ни от чего не страдает?
– Нет.
– Тогда забудем о нем на некоторое время, хорошо? Извини, на чем ты остановился?
– Я пришел, чтобы просто побеседовать. Больше ничего, понимаешь?
– Почему? – нахмурившись, спросила девушка.
– Не подумай, что я не считаю тебя привлекательной. Во время нашей первой встречи ты была просто ослепительно прекрасной! Но понимаешь… я не…
– Прекрасной! – угрюмо повторила Луна. На сей раз ему не удалось польстить девушке. – Ты, конечно, говоришь о физических, а не нравственных достоинствах или уме.
– Да. – Зейн чувствовал себя ужасно неловко. – За одну короткую встречу такое оценить невозможно. Единственное, что мне известно, – часть зла в твоей душе на самом деле принадлежит отцу. Впрочем, дело в другом. Ты способна превратить себя в неотразимую женщину. Но будь ты уродливой как смертный грех, все равно ты – личность! А вот я – ничтожество, я не сумел найти себя…
– И это мне говорит Танатос, повелитель царства мертвых?
– Смерть – просто должность. Я случайно ее занял. Думаю, нашлись бы гораздо более достойные люди. Я просто пытаюсь хорошо делать свое дело. Может, со временем из меня получится аккуратный исполнитель, не допускающий ни единой ошибки.
– Ошибки? – переспросила Луна. – Ну-ка, присаживайся, Зейн. – Она взяла его за руку, подвела к кушетке и уселась рядом. Их колени соприкасались. – Расскажи, как у тебя идут дела.
– Тебе такое не интересно, – промямлил Зейн, хотя на самом деле ему страшно хотелось поделиться своими проблемами.
– Послушай, Зейн, именно мой отец избрал тебя на роль Смерти! – Ее голос звучал так завораживающе-искренно! – То, что тебе кажется случайным стечением обстоятельств, на самом деле…
– Я вовсе не хотел ругать твоего отца!
– Он решил, что лучше тебя не справится никто. Я почему-то уверена, что папа не ошибся. Очевидно, у тебя имеются качества, которые позволят добиться наилучших результатов, особенно в период кризиса. Так что не надо постоянно сомневаться в своих возможностях.
– Твой отец выбрал меня на роль Танатоса, а также идеального телохранителя и спутника дочери. Не вижу смысла ни в том, ни в другом.
Луна убрала сетку и занялась укладкой роскошных каштановых волос.
– Я пока тоже, – улыбаясь, произнесла она. – Значит, нам все откроется в будущем! Мой отец ни разу не ошибался и очень любил меня. Он гений! Поэтому я постараюсь понять, в чем истинная причина такого решения. Давай поговорим откровенно; я открою свои секреты, ты мне – свои. Может быть, тогда мы поймем, почему отец хотел, чтобы мы соединили наши судьбы.
– Да, наверное, у него имелись какие-то соображения. Он ведь маг! – Трудно найти убедительную причину отказаться от близкого знакомства с очень привлекательной девушкой, а как только Луна привела себя в порядок, она стала хорошеть прямо на глазах!
Оставался один неприятный момент: девушка принимает его лишь потому, что решила исполнить последнюю волю отца.
– Конечно. – Ее голос звучал немного раздраженно. Действительно, зачем рассуждать об очевидных вещах?
Зейн снова почувствовал себя неловко. Странное свидание!
– Понятно, почему такой, как я, способен увлечься девушкой вроде тебя. Но с чего вдруг знаменитому магу выбирать для своей любимой дочери в спутники жизни… Луна, ты заслуживаешь лучшего! А он наверняка хотел, чтобы ты была счастлива.
– Несомненно, – рассеянно произнесла девушка. Волосы, рассыпавшиеся по плечам, отливали золотом.
Она все больше отвлекала его от серьезного разговора, и не только потому, что стала еще красивее. Луна, кажется, намеренно провоцировала гостя. Кокетливая поза, зовущий взгляд…
– Да, насчет работы… Я хотел рассказать о своих ошибках. Вот, например, одно из последних дел: подросток, который не знал, что умрет. От него скрыли, что болезнь неизлечима, но, увидев меня, мальчик догадался. Не знаю, следовало тогда наврать ему, как другие, или сказать правду? В конце концов пришлось сделать последнее. В любом случае я все провалил.
– Ты считаешь, что нерешительность – страшный грех?
– Наверное, да. Как можно найти правильный путь, если не знаешь, чем он отличается от тупикового?
Девушка состроила гримаску:
– Верно! Тебе просто не хватает опыта. А пока постарайся не набить слишком много шишек.
– Никогда не задумывался о том, насколько важна смерть для всего живого, – хмуро произнес Зейн. – Только теперь, когда я сам приношу ее людям, понял, что это великая сила и благо.
– Как так? – тихо спросила Луна, глядя ему прямо в глаза, словно гипнотизируя.
– Каждый из нас в конце концов прощается с земным существованием; иначе в мире не осталось бы ни миллиметра незанятого пространства. Но смерть необходима и самим людям. Ведь в действительности вечная жизнь ужасна, похожа на надоевшую до тошноты игру, ставшую непереносимо скучной из-за мириад, повторяющихся изо дня в день мелочей. Кому нужна такая каторга! Только клиническим идиотам. Но я-то в основном не имею дела с теми, кто уходит, прожив свой полный срок. Я говорю сейчас о людях, не готовых покинуть мир. Их нить Судьба оборвала раньше времени, и не они повинны в этом.
– Не они? – Луна умело направляла разговор в нужное русло, как психиатр или следователь на допросе, однако Зейн не возражал.
– Возьмем, к примеру, последние случаи. Семилетний мальчик завтракал в школьном буфете. Внезапно вышел из строя какой-то клапан, взорвалось водонагревающее устройство… В результате рухнул потолок. Погибло пять детей и учитель. Мой клиент рос в так называемой неблагополучной семье, отчего его душа балансировала между добром и злом. Чтобы все окончательно определилось, ему необходимо было прожить отмеренный срок жизни. Но из-за нелепой случайности бедняга стал моим подопечным. А пятеро других без моей помощи совершили переход. Возможно, все они отправились прямиком в Рай. По крайней мере, надеюсь… Хотя тоже могли бы пожаловаться! Ведь на Небеса им предстояло попасть лет эдак через шестьдесят. Они могли как-то улучшить мир, оставить свой след на Земле. Какой смысл в подобном стечении обстоятельств? Зачем понадобилось лишать стольких людей права на существование?
– Спроси Судьбу, она может знать, – вполголоса произнесла Луна.
– Еще одно происшествие: из Вашингтона на юг летел супермощный ковер, семьдесят девять человек «на борту». На переднем крае образовалась ледяная корка, постепенно аннулировавшая заклинание антигравитации. Результат: ковер задел краем мост и рухнул в Потомак. Уцелела лишь десятая часть пассажиров. Среди погибших оказался мой клиент, так что я видел катастрофу и не понимаю, зачем такое понадобилось. Достаточно простого антиобледенительного заклинания…
– Я думала, зимой они применяются всегда.
– Да. Однако оно оказалось недостаточно мощным, лед образовывался быстрее, чем ожидалось, а проверить никто не потрудился. Столько погибших из-за элементарной небрежности… Почему, зачем? Если во всем этом имеется хоть какой-то смысл, возможно, я смирился бы, принял бы существующее положение вещей. Но, по-моему, такие инциденты – причуда Судьбы! Страшная смерть, траур, осиротевшие дети… Честно говоря, не уверен, что хочу оставаться частью системы, допускающей подобное!
– Я переубедила бы тебя, да не сумею объяснить все как следует, – отозвалась Луна. – Мой отец верил, что смерть никогда не грядет напрасно, даже если кажется, что она пришла слишком рано. Он говорил, что всему найдется разумное объяснение; надо только поработать головой.
– Даже гибели детей или ни в чем не повинных пассажиров? – мрачно произнес Зейн. – Неужели и здесь ты видишь руку Божью?
– Не знаю. Отец мечтал об идеальном устройстве мироздания, где Рай, Чистилище и Ад являются необходимыми, дополняющими друг друга частями творения Господа. Думаю, он сейчас сказал бы, что любая, самая бессмысленная на первый взгляд смерть способствует достижению некоей цели. Ни один из пассажиров злосчастного ковра не оказался на нем случайно.
– Ты веришь в это?
Девушка вздохнула:
– Моя душа отягощена злом, а вера слаба. Я не знаю и трети того, во что посвящен папа.
– Мы с тобой обычные смертные. Нас не снабжают ответами на трудные вопросы.
– Верно. И все же я думаю, что можно найти какой-то выход из ситуации, если постараться. Как именно ты стал Смертью?
– Убил своего предшественника, – признался Зейн. – Я собирался покончить с собой, потому что по глупости потерял девушку – красивую, богатую, порядочную, вроде тебя. Но, увидев рядом скелет, от страха выстрелил в него. Потом явилась Судьба и сказала, что я должен стать новым Танатосом. Вот и все, пожалуй.
– Вроде меня! – повторила Луна с горьким смешком. Она закончила прихорашиваться и сейчас выглядела почти так же сногсшибательно, как во время первой встречи.
– Да. Не просто хорошенькая, а чистая и…
Луна едва удержалась, чтобы не расхохотаться.
– Как ты плохо знаешь женщин!
Зейн пожал плечами:
– Я знаком с массой обычных девушек. Тем не менее…
– Смерть явилась за тобой, – оборвала она его. – Значит, в тебе скопилось столько же зла, сколько добра.
– Да. Я никогда и не утверждал…
– Если ты проверишь меня, увидишь то же самое. За внешность я должна благодарить природу и косметическую магию. Но душа, к сожалению, не так чиста, как ты полагаешь. Не идеализируй меня, Зейн. Я ничуть не лучше, а может, и хуже тебя!
– Ну, я уверен…
– Нет, не уверен. Слушай, давай убедимся! Заодно станет ясно, почему так решил отец.
Луна резко поднялась. Она излучала решительность и деловитость. Казалось, со сменой настроения другой стала даже одежда. Небрежно наброшенный на тело халат теперь выглядел словно строгое платье. Да, она использует магию, но способна околдовать и без помощи заклинаний.
– Идем в подвал.
Зейн последовал за девушкой, ожидая увидеть нечто вроде каменного склепа, однако увидел ярко освещенную комнату, обшитую деревянными панелями, больше похожую на зал в музее. В шкафах, на бесчисленных полках лежали всевозможные камни.
– Они все… волшебные? – изумленно спросил Зейн.
– Разумеется. Этим и занимался папа – изготовлением талисманов. Перед тобой одна из самых высоких и трудоемких форм магии. Вполне возможно, камни, которые ты используешь для подсчета добра и зла в душе, обработаны моим отцом. В наше время существует, я думаю, всего четыре человека в мире, способные творить такую немыслимо сложную магию. Он один… точнее, был одним из них и понимал тебя намного лучше, чем ты сам. Вот почему необходимо узнать, в чем причина его решения. Честно говоря, я не очень стремлюсь развивать наши отношения, да и ты предпочел бы кого-нибудь другого, но отец решил, что мы предназначены друг для друга, и, прежде чем расстаться, нам следует решить эту загадку. Если обнаружатся веские причины для того, чтобы исполнить его волю, придется волей-неволей подчиниться обстоятельствам. В крайнем случае поможет камень любви.
– Ну, мне-то он не потребуется. Достаточно на тебя взглянуть, и…
Луна чуть поморщилась и продолжала деловым тоном:
– Сначала отделим реальность от иллюзий. Мой отец говорил, что человека лучше всего характеризует зло, таящееся в нем. Его главный грех в том, что он сотрудничал с Сатаной, чтобы усилить магическую силу. Без помощи Ада папа добился бы звания мага международного класса, но никогда не стал бы Великим мастером. Среди коллег его всегда выделяло стремление достичь вершин мастерства. Из-за этого ему грозят вечные муки, однако я еще больше уважаю его за целеустремленность и смелость.
– Я тоже, – согласился пораженный Зейн. Он слышал, что маг международного класса может практически стереть с лица земли целый город с помощью одного заклинания. Страшно даже представить себе, на что способен Великий мастер! Вряд ли кто-нибудь из непосвященных знал это, ведь волшебники любят секретность и не открывают профессиональные тайны посторонним.
– Сейчас мы расскажем друг другу о своих грехах и посмотрим, что скажут камни. – Луна взяла с полки несколько талисманов.
– Не понимаю, чего ты добива…
– Держи его в правой руке; он испускает сияние, лишь когда ты лжешь. – Девушка передала ему мутный алмаз. – А камень греха – в левой. Такой же ты используешь для оценки душ.
Зейн подчинился. Луна сделала то же самое.
– Сейчас я покажу, как ими пользоваться.
– Угу, – буркнул Зейн.
– Меня зовут Венера, – объявила девушка. Камень истины сразу вспыхнул.
– Ой нет, Луна. – Никакой реакции. – Я просто продемонстрировала принцип действия. А теперь попробуй ты.
– Меня зовут Мафусаил, – произнес он, и камень негодующе полыхнул огнем. – Зейн. – Сияние угасло.
Луна мотнула головой:
– Господи, как мне все это не нравится! Зачем только я такое придумала!
– Действительно, давай прекратим сеанс самобичевания! Я вовсе не хочу знать твои секреты! – Но камень истины выдал его с головой.
– Я совокуплялась с демоном, – объявила вдруг Луна.
У Зейна отвисла челюсть.
Девушка с вызовом смотрела ему прямо в глаза:
– Да, я не оговорилась. Обрати внимание, первый талисман не реагирует. Зато камень греха так и сияет. – Она вытянула левую руку. – У кого он будет светиться ярче, тот накопил больше зла!
Зейн оторопел. Как же он позволил заманить себя в ловушку? Однако непритворное смущение, отразившееся на лице девушки после такого признания, сделало ее еще привлекательнее. Она сейчас выглядела по-детски беззащитной. Пусть считает, что он еще хуже ее!
– Я растратил деньги босса.
Но его талисман засветился не так ярко, как у нее.
– Я хуже тебя, – сказала Луна насмешливо, поддразнивая его, как ребенок.
– Просто мне не представился случай переспать с суккубом. – На самом деле признание потрясло его. Луна казалась такой невинной и чистой!
– А у меня никогда не было босса, чьи средства я могла бы промотать. Зейн, ты прекрасно понимаешь, что дело тут не только в том, имелся у человека шанс или нет. – Луна глубоко вдохнула, словно собралась нырнуть, и выпалила: – Я занималась черной магией.
– Я думал, что ею злоупотреблял твой отец, а не ты.
Однако талисман, который она сжимала в правой руке, не реагировал, а второй засиял ярче. Луна действительно повинна в подобном грехе, хотя, честно говоря, Зейн не считал его по-настоящему серьезным. Колдовство есть колдовство! Какая разница, черного оно цвета или белого?
Девушка выжидающе смотрела на него. Ну конечно, теперь его очередь!
– В погоне за легкими деньгами я пустил по ветру почти все, что имел, включая близкого человека.
– Любовь к азартным играм – не настоящий грех! – сказала Луна.
Но камень греха стал светиться сильнее. Конечно, она ведь не знает всех обстоятельств!
– Чтобы ты поняла, я расскажу подробнее, – мрачно произнес Зейн. – Одна девушка… Она любила меня – по крайней мере говорила, что не может без меня жить. Увы, она не отличалась твоей красотой и, главное, была бедна, а я хотел найти богатую невесту. Потом я узнал, что бедняжка покончила с собой. Вот что я имел в виду.
– Да, серьезный грех, – согласилась Луна. – Тебе было известно, что она собирается сделать?
– Никогда не думал о таком… пока не узнал о самоубийстве. Вот тогда-то я понял, что должен был предвидеть подобный исход. Мне следовало жениться…
– Хотя ты не испытывал к ней особых чувств?
– Лучше брак без любви, чем смерть. Фактически я убил ее! – Однако камень истины опроверг его слова: Зейн понимал, что на самом деле нельзя обвинить его в таком страшном грехе.
– Под влиянием эмоций мы виним себя больше, чем следует, – произнесла Луна. – Ты полагаешь, что, если бы связал себя с нелюбимой женщиной, она сейчас жила бы. Но на жалости нельзя построить прочный союз. Возможно, рассуждения о богатой невесте – просто предлог, чтобы разорвать отношения, обреченные на неудачу?
– Нет, вряд ли. – Камень истины снова сверкнул. – Потом я много размышлял о случившемся и понял, что не обращал внимания на ее чувства. Я твердо решил никогда больше не проявлять такого невнимания к близкому человеку. Следовало догадаться, что она беременна. Если бы только она сказала мне…
На губах Луны мелькнула улыбка.
– Далеко не все девушки так поступают. Конечно, ты пожертвовал бы собой во имя долга, но она такого не хотела. Я тоже не стала бы ловить парня подобным способом.
– Ну, тебе не надо прилагать усилия, чтобы заполучить любого! В отличие от нее…
И все же Зейн не мог не признать правоту Луны: та девушка хотела его любви, а не суррогата в виде брачного свидетельства.
Настала очередь Луны.
– Я обманывала своего отца. Он думал, что мне не знакомы сложные формы магии.
– И все? Ты скрывала, что занимаешься черной магией, от своего отца, который сам практиковал ее. Не такая уж ты грешница на самом деле!
– Если не считать того, что я отдалась демону за услугу, – резко произнесла она.
Верно. Трудно поверить в ее слова, но камень истины подтверждал, что Луна не лжет.
– Зачем ты сделала это?
– Чтобы обучиться запретному искусству. Естественно, отец отказался посвятить меня. Он хотел, чтобы моя душа осталась чистой. А я… я обманывала человека, которого почитала больше всех на свете!.. Ну, чем ты можешь перекрыть такое?
Он собрался с духом:
– Я убил свою мать.
Теперь она ошеломленно глядела на собеседника.
– Не может быть!
Зейн продемонстрировал свой камень.
– Я сказал правду. Потом я просадил в казино все наследство и попытался поправить дела за счет работодателя. – Теперь его камень греха сверкал ярче, чем ее!
– Да, все верно, – медленно произнесла Луна. – Но в целом у меня больше зла, потому что…
– Потому что часть его принадлежит отцу, – быстро перебил ее Зейн. – Он думал, что твоя душа чиста и дополнительный груз не повредит. А в результате…
– А в результате я отправлюсь прямиком в Ад. Конечно, он понятия не имел о моих тайных грехах. Воображал, что я невинная голубка, так что лишние двадцать пять процентов не способны повредить мне в будущем.
– Стало быть, в тебе сейчас три четверти зла…
– Да, примерно так.
– Удивительно, что он не удосужился проверить сам.
Девушка вымученно улыбнулась:
– Мужчин так легко обмануть!
Зейн сейчас по-новому увидел ее.
– Ты слишком хороша для меня.
– Твой камень истины мерцает, – удивленно произнесла Луна.
– Значит, то, что я сказал, – полуправда. Ты на самом деле кажешься мне гораздо чище меня самого, но вот связь с демоном… – Он умолк, глядя на камень. Тот оставался темным. – Неужели не нашлось иного способа узнать тайны черной магии? Из книг, например, или еще как-нибудь?
– Ну да! – насмешливо воскликнула Луна. – К твоему сведению, такие книги запрещены!
– Могла купить их на черном рынке.
– Отец узнал бы. Против черной магии могут действовать только такие же чары, даже если ты хочешь просто скрыть что-то от ее знатока.
В самом деле, от Великого мастера нелегко утаить любую мелочь. Значит, ей действительно не оставалось ничего другого, как вызвать дитя Ада. И все же…
– А почему ты захотела пойти против воли отца и изучить эту чертову магию? Ты ведь во всем остальном повиновалась ему, верно?
Девушка поморщилась. Зейн затронул очень болезненную тему. Предательство своего кумира Луна явно считала не меньшим злом, чем обращение к адским силам.
– Меня всегда привлекала магия. Я видела могущество, которого добился отец, и хотела… – Она оборвала фразу на полуслове: камень истины ярко засиял! – Вот черт! Надо было незаметно отложить талисман… – Девушка глубоко вздохнула: – Ладно, чего уж скрывать! Я боялась за папу. Некоторые из вызванных им сатанинских отродий… Нет, я не имею в виду их облик, ну, в общем, это не детские страхи. Твари просто источали зло, они обладали таким могуществом, такой невероятной злобой… Нельзя словами передать, какой они внушают ужас!
Я понимала, что они считали отца замечательной находкой, редкой добычей. Да, я видела, что он владеет ситуацией, что он умнее и хитрее, и все же он играл с огнем! Что, если они победят и папа навеки попадет в их лапы? В любом случае он обрекал себя на адское пламя. Как помочь ему? Я знала только один способ: лучше узнать ремесло мага. Так я начала изучать все, что не запрещено, и все равно после знакомства с некоторыми текстами по ночам меня мучили кошмары… В конце концов пришлось пойти на… ты сам понимаешь, на что, а единственная плата, которую принимают демоны… Вот и все. – На этот раз она говорила правду.
Зейн опустил голову:
– Кажется, я мог бы по-настоящему влюбиться… Знаю, что ничего особенного из себя не представляю, но все-таки… Ладно! Можно мне увидеть тебя еще раз? Назначить тебе свидание?
Девушка удивилась:
– Свидание?
– Ну, прогуляемся вдвоем или пообедаем где-нибудь… Чтобы представилась возможность еще побеседовать.
– Ты можешь получить все, что хочешь, прямо сейчас, – сказала Луна резко. – Зачем тратить время на идиотское ухаживание?
– Мне так не кажется.
– Тогда проверь! Я тебя не разочарую. После демона все, что ты захочешь, покажется ерундой!
Ну и представления у нее о потребностях мужчин! Наверняка ее опыт в данной области был более чем ограниченным, так что представители его пола казались Луне просто демонами-недоростками.
– Хочу завоевать твое уважение.
Девушка наклонила голову, посмотрела на него исподлобья. В ее взгляде читалось изумление и что-то еще…
– Что-что?
– Уважение. Я, например, преклоняюсь перед тобой. Твой отец прав – ты хорошая девушка. И плевать мне на все эти дурацкие показатели добра и зла! Наверное, дожившая до наших дней система ценностей, на которой они основаны, плохо согласуется с нынешними реалиями. По-моему, ты не сделала ничего по-настоящему дурного, кроме… Но ведь даже твоя связь с демоном… ты пошла на это, только чтобы помочь отцу, и действительно помогла ему. Без тебя он попал бы прямо в Ад, а не в Чистилище. Так что лучше назвать твой поступок жертвоприношением.
– Жертвоприношением девственницы, – кивнула она, внимательно разглядывая собеседника. Впервые Луна выказала что-то, похожее на уважение. – Единственное, чем их можно привлечь. Господи, как это было ужасно!
– С тех пор ты не боишься мужчин. Ну, я-то уж точно не опасен. С человеком, который пошел на такое, чтобы спасти отца, я хотел бы сойтись по-настоящему, а не просто переспать…
– Но ведь ты убил свою мать, – заметила Луна. – А теперь заботишься о чужих родителях?
– Я заботился о ней, – сдавленным голосом произнес Зейн. – Она знала, что болезнь неизлечима, страшно мучилась и попросила меня помочь уме… Это был мой долг, пусть я совершил убийство и проклят навек. Я не мог отказаться! Спокойно смотреть, как она страдает…
Луна прищурилась:
– Подожди! Как все произошло?
– Лучше тебе не знать о таком.
– Рассказывай!
Зейн закрыл глаза. Как не хочется бередить незажившую рану…
– Мама лежала в больнице. У нее выпали волосы, а кожа стала шершавой, как у ящерицы. Ее нашпиговали всякими трубочками, подсоединили капельницы, вывернули наизнанку, словно она не человек уже, а какой-то биоробот. Приборы фиксировали каждый вздох, любой мог разглядывать ее, как экспонат. Отказали почти все органы – сердце, почки, желудок, – и их заменили на искусственные. Она давно бы умерла, но машины заставляли существовать. Временами мать теряла память; такие периоды повторялись все чаще и чаще. По-моему, у нее были постоянные галлюцинации. Но изредка сознание возвращалось, и тогда она ясно представляла весь ужас своего положения.
Однажды, когда сиделки почему-то вышли, она открыла мне правду. Мать страдала, чувствовала себя словно живой труп и не хотела, чтобы больничные счета полностью разорили нас. Я не сказал ей, что денег уже не осталось, а долги растут как снежный ком; даже страховка в случае смерти едва ли покроет их. Она просила меня заставить врачей отпустить ее, желала обрести наконец покой. Мама возненавидела саму жизнь! Она была в таком отчаянии и так настойчиво умоляла меня, что пришлось обещать… Потом начались галлюцинации… По-моему, она снова переживала то, что случилось с ней в детстве – жаловалась, что ее ужалила пчела, собирала цветы…
Я вышел и стал думать. Врачи никогда не позволят ей умереть, они обязаны продлить страдания пациента как можно дольше. Поэтому я на последние деньги купил самое дешевое проклятие и наложил на аппарат искусственного дыхания. Спустя два часа из больницы позвонили: мать умерла из-за сбоя аппаратуры.
Поскольку я мог потребовать компенсацию, мне предложили уладить дело без суда. Я согласился, потому что счет за лечение стал намного меньше. Все сошло мне с рук, но мысли о том, что я убил собственную мать и моя душа навеки проклята, не оставляли меня ни на миг!
Потом я хотел выиграть в казино сумму, необходимую для того, чтобы расплатиться с долгами, однако окончательно разорился. В конце концов попытался обокрасть своего шефа, чтобы снова рискнуть и, если повезет, рассчитаться со всеми. Меня разоблачили; я потерял работу, остался один на один со своей совестью, отягощенной новым грехом и кучей долгов. Пришлось уехать из города. Я осел в Кильваро, взял себе новое имя и жил кое-как, постоянно ломая голову, где раздобыть деньги или найти богатую невесту. Потеряв надежду, решил убить себя. Дальше ты все знаешь…
Зейн помолчал.
– По-моему, я сказал больше, чем следовало.
Луна внимательно разглядывала его.
– Камень истины ни разу не засветился.
– Естественно. Ты услышала чистую правду. Так она выглядит особенно отвратительно, правда? По ночам меня мучили кошмары. Иногда они казались правдоподобнее реальности. Я хотел смыть кровь с рук или ослепить себя, чтобы больше не видеть лица умирающей матери.
– Но ведь в тот момент ты был дома!
– Во сне я стоял рядом и видел все. – Зейн инстинктивно потер руку.
– Твоя мать… Ты совершил милосердный поступок, Зейн.
– Любое убийство – грех. Я сознавал и сознаю это. Все остальное – демагогия, попытки оправдаться.
– Всего минуту назад, когда мы говорили о моих проступках, ты не судил меня так строго.
– Как я могу судить почти незнакомого человека?
Луна осторожно положила на место камни, потом взяла талисманы у него.
– Ты заслуживаешь того, чтобы познакомиться со мной поближе, Зейн. Идем!
Они оказались в настоящей студии художника. Зейн увидел картины, выполненные рукой профессионала. Еще несколько незаконченных полотен стояли на пюпитрах. Портреты, пейзажи, натюрморты… Манера исполнения показалась ему совершенно необычной. Каждого человека окружало бледное облако, так что его фигура была словно чуть размыта.
– Ну как? – спросила Луна.
От волнения Зейн не сразу ответил.
– Это твои?
– Отец хотел, чтобы я стала художницей.
– Теперь я понимаю, почему он решил познакомить нас!
Луна наклонила голову:
– Почему?
– Он наверняка знал о моем увлечении! И даже организовал собственную смерть, когда соотношение добра и зла в душе оказалось равным, чтобы пришел забрать ее именно я, а не предыдущий Танатос. Ведь он мог прожить еще многие годы, верно?
– Да. Папа заявил, что очень важно выбрать правильный момент. Правда, не сказал почему.
– Да потому, что должен был обязательно явиться я! Понимаешь, у меня есть задатки творческой личности; я фотографировал ауры. Точнее, старался или, если хочешь, пытался, потому что не имел нужного оборудования. Вот почему мне понадобились деньги. Но это совсем другая, и не менее грустная история.
Луна оживилась. Ее глаза сияли.
– Ты понял, в чем смысл картин?
– Ну конечно! Я посвятил изучению ауры всю жизнь! Большинство не способно видеть ее, но я, с помощью своего оборудования, мог. А ты обходишься без всяких технических приспособлений. Твои картины прекрасны! Никогда еще не удавалось достичь такого эффекта на пленке. Вообще-то, по-настоящему заманчивые проекты мне предлагали издатели порнографии. Видишь ли, на фотографиях становилась невидимой одежда. Однако я преследовал совсем другую цель!
– Да, верно, – задумчиво произнесла Луна. – Но твое открытие мало что нам дает. Если отец хотел нас познакомить, он мог бы пригласить тебя в гости или просто вызвать с помощью магии, а разочаровавшись в своем выборе, наслать чары амнезии. Зачем умирать раньше своего срока?
– Да, существует еще какая-то причина.
– Наверное, – угрюмо согласилась девушка. – Он очень умный и проницательный человек, так что в нашем деле нет простых ответов.
– Ты ведь знакома с черной магией. Воспользуйся ею!
Луна задумалась.
– Я научилась пользоваться многими камнями, сотворенными отцом. Некоторые из них помогают хозяину выяснить мотивы поступков других людей. Однако сила запретной науки идет от Сатаны, и повелитель зла сразу чувствует, когда ее применяют. Мне бы не хотелось, чтобы он направил в мою сторону свое черное око.
– Разве у тебя нет талисманов, использующих белую магию?
– Белая магия идет от Бога. Привлекать Его внимание нам тоже ни к чему. По крайней мере пока мы пытаемся выяснить что-то связанное с отцом, чья судьба в загробном мире остается неясной.
– Кстати, в чем разница между видами волшебства? По-моему, магия есть магия.
– Все дело в способе. Представь себе магнит с белым и черным полюсами. Ориентируешься по первому – получаешь связь с Богом; ну а если тебя притягивает черный – с Сатаной.
– Тогда почему люди не пользуются только белой магией?
– Лишь праведные души способны на это; порочные тяготеют к ее противоположности. Я, конечно, упрощаю, теоретическая магия столь же сложна, как и магия электроники. Предположим, ты поднимаешься на гору. Белый полюс расположен на самом верху, и требуется приложить немало усилий, чтобы достичь его. Черный – внизу, добраться до него намного проще. Иногда достаточно остановиться, присесть, поскользнуться, и сам покатишься к нему. Если человеку все равно, куда направиться, его соблазняет возможность пойти по пути наименьшего сопротивления. Обычно люди с трудом понимают, что творят, и стараются не думать о последствиях своих поступков, так что их притягивает черное… Ведь у подножия намного больше свободного места, чем на вершине! Даже тот, кто все сознает, может оказаться в безвыходном положении; ты сам вынужден был прибегнуть к запретным методам, чтобы помочь матери. Когда я обратилась к помощи адских сил, белая магия потеряла свою эффективность, а черная усилилась стократ. Помнишь, я говорила о полюсах? Чем ты ближе, тем сильнее он тебя притягивает. Порочному гораздо труднее исправиться, чем добродетельному оставаться таковым. Теперь я многое умею, хотя могу пользоваться только запретной наукой.
– Но раз она притягивает тебя к Сатане…
– Вот именно. Зло большое усиливает зло маленькое и ускоряет падение. Если я хочу спасти душу, нельзя и близко подходить к черной магии. Я и так уже слишком глубоко увязла!
– Значит, нам остается гадать, чего добивался твой отец.
– Чтобы мы познакомились. Неясно только почему.
Зейн кивнул:
– Это загадка. Давай встретимся снова. Возможно, что-то прояснится.
Девушка улыбнулась:
– Да. Кажется, теперь мы стали ближе. Заглянули в самые черные закоулки наших душ и не почувствовали взаимного отвращения!
Верно! Никогда раньше Зейн не признавался в убийстве матери. Наверняка и Луна никому не позволяла выведать свою тайну. Оба они обратились к помощи зла, дабы помочь родителям. Обнаружилось и общее увлечение. Но пожертвовать собственной жизнью, чтобы свести в чем-то схожих людей, как сделал маг? Смысл его поступка оставался неясным.
Зейн повернулся к двери:
– Пора возвращаться к работе.
Девушка озарила его светом своих бездонных, как луна, серых глаз. Однако теперь его больше привлекала не внешность, а душевные качества, благодаря которым она решилась пожертвовать собой ради отца.
– Да, конечно. Жизнь суть искусство, а твое искусство теперь заключается в мастерском овладении ролью Танатоса. Когда мы снова увидимся?
– Я уже с трудом ориентируюсь в земном календаре! Неизвестно, как пойдут дела. Да и нужно ли вообще назначать точную дату?
– Ты прав! Приходи, когда сможешь. Я буду здесь. – Девушка подошла к Зейну и поцеловала его.
Зейн пришел в себя лишь в Морт-мобиле, по дороге в Чистилище. Во время встречи он пытался контролировать себя, не зная, увидится ли еще с Луной. Ее, в конце концов, едва ли можно отнести к женщинам типа Анжелики. Правда, его несостоявшаяся жена сейчас казалась призраком из прошлого, а Луна вставала перед глазами так четко, словно он знал ее всю жизнь. Да, ее нельзя назвать праведницей, зато какой у нее сильный характер, какая яркая личность!
Разве может порочный, запятнавший свою честь человек вроде него добиться любви ангела? Разве что падшего! Да и увлечения у них совпадали: именно таким видением он всегда хотел обладать. Однако Зейн не добился особых успехов, в отличие от девушки.
То, что она поцеловала игрока, вора и убийцу матери, поразило его больше всего. Да, раньше девушка предложила ему намного большее, но он не стал бы пользоваться камнем любви. Зейн хотел, чтобы его любили таким, какой он есть. Теперь появилась надежда на то, что эта мечта сбудется.
И все же связь с демоном… Зейн слышал множество жутких историй об их невероятных аппетитах и не менее фантастических вещах, которые они проделывают со смертными. Особенно хорошенькими – правда, после того, как адское отродье покидает свои жертвы, насытившись, такими бедняжек уже не назовешь… Попасть во власть демона – значит подвергнуться не только физическому насилию. Впрочем, Луна не потеряла привлекательности.
Зейн включил таймер. Осталось шесть минут, чтобы добраться до очередного клиента.
6. ЦАРСТВО СМЕРТИ
Морт-мобиль ехал на юг, все дальше и дальше проникая в джунгли. По изрытой дороге было непросто передвигаться, поэтому он превратился в жеребца и пустился рысью сквозь заросли.
– Стой! – крикнул кто-то по-испански.
Зейн огляделся и увидел солдата в защитном комбинезоне, наставившего на него ружье.
Он повиновался, на всякий случай поплотнее закутавшись в плащ и надвинув капюшон пониже.
– Где мы?
– Здесь вопросы задаю я! – резко произнес солдат. – Кто ты и что тут делаешь?
Сказать правду? Но она лишь усложнит положение. И все же он не хотел лгать.
– Я Смерть, прибыл сюда по вызову.
– Понял! Так точно, сэр! – Солдат стал по стойке «смирно».
Конечно, парень не понял, что именно произнес Зейн. Он, вероятно, услышал пароль, а вместо Танатоса увидел офицера с энным количеством звездочек. Ладно, если надо, Зейн сыграет свою роль: ему совсем не с руки потеряться сейчас в районе боевых действий.
– Назови имя и доложи о поставленной задаче, – отрывисто произнес он.
– Фернандо, сэр, рядовой Патриотической армии Никвалдемии, несу патрульную службу с целью обнаружения Седьмой коммунистической группировки.
Зейн теперь вспомнил: Никвалдемия – банановая республика, куда вот уже несколько лет проникали партизанские отряды и где коммунисты пытались свергнуть не пользующийся популярностью диктаторский режим. Естественно, здесь умирают тысячи. Отдельные случаи потребуют личного внимания Смерти.
Оставалось всего тридцать секунд.
– Продолжай в том же духе, Фернандо, – велел Зейн и направил Морта к месту смерти клиента.
Через минуту он оказался на красивой поляне посреди джунглей. Тут же загремели выстрелы. От плаща отскочила пуля. Рядом раздался сдавленный вопль, никвалдемийский солдат зашатался и рухнул на землю. Бедолаге снесло полголовы, но это не клиент, сам совершит переход в загробный мир.
Тут на поляну ворвались другие солдаты правительственных войск, горя желанием уничтожить снайпера. Земля внезапно разверзлась, и трое с воплями упали в яму. Поверхность выглядела нетронутой – ловушку прикрывало оптическое заклинание. Иллюзия не могла сравниться с мощной созидающей магией, но способна нести смерть не хуже ее. Благодаря своей зачарованной одежде всадник на коне бледном не боялся угодить под выстрел.
Его клиент, похоже, находился в яме. Зейн спешился и осторожно шагнул вперед, следуя указанию стрелки. Таймер отсчитывал последние секунды.
Зейн подобрался к самому краю, присел на корточки, потом сел на землю, свесив ноги в невидимую дыру, подался вперед. Теперь он мог видеть, что происходит в яме. Малоприятная картина. На дне – дюжина заостренных деревянных кольев. Солдаты напоролись на них. Двое уже отмучились, третий
– его клиент – умирал.
Зейн осторожно полез по крутой стенке. Спуск занял всего несколько секунд, но даже это было долго! Несчастный страшно мучился. Во время падения солдат перевернулся, и кол вошел ему в спину, так что острый конец торчал из живота. Голова и ноги достигали земли. Дерево так плотно вошло в плоть, что крови почти не было.
Зейна едва не вывернуло наизнанку, но он заставил себя сдержаться и нетвердой походкой направился к солдату. Торопливо извлек душу, избавив от страданий, и прислонился к стенке ямы, глубоко и часто дыша – его била дрожь.
– Тебе, я вижу, это внове? – спросил кто-то рядом.
Зейн обернулся, все еще испытывая головокружение и тошноту. Между кольями возвышался великан – само воплощение мужественности. На нем были блестящие доспехи, короткая кольчуга и украшенный орнаментом золотистый шлем. Ожившая статуя греческого бога войны… Ну конечно!
– Марс! – воскликнул Зейн.
– Смерть! – язвительно сказал тот в ответ.
– Я не знал…
– Что я существую? – Марс величественно махнул рукой. – Кому же еще, по-твоему, руководить этой потасовкой?
– Да, верно, больше некому. Просто мне в голову не пришло…
– Я хотел познакомиться с тобой, – объявил великан. – В конце концов, нам не раз еще придется работать бок о бок.
– Да, – невольно поморщившись, кивнул Зейн. – Я новичок. С обычными клиентами уже все наладилось, а вот подобные эпизоды…
– Прекрасный эпизод, – сказал Марс. – Небольшой, но напряженный. Лучшее, что может произойти между настоящими сражениями.
– Тебе нравится твоя работа? – спросил Зейн, с трудом скрывая отвращение. – Чего можно достигнуть драками и кровопролитием?
– Я рад, что ты задал этот вопрос, – возбужденно произнес Марс, и внезапно Зейн пожалел о своих словах. Фальшивые в своей выспренности пассажи, скрывающие желание оправдать себя, способен вытерпеть лишь тот, кто их произносит.
– Война – последнее средство против тирании, угнетения и неправильного порядка вещей. У тебя тут есть еще один клиент. Я составлю тебе компанию, пока ты будешь им заниматься.
Теперь от Марса так просто не избавиться.
Великан подошел к углу ямы, где земляная насыпь вела наверх. Зейн снова взглянул на часы. Остается еще пять минут. Он последовал за богом войны.
– Какое же утешение обретают погибшие солдаты? – спросил Зейн, чтобы как-то поддержать разговор. – Как им поможет эта бойня?
– Они обретают славу, – объяснил Марс. – Все когда-нибудь покинут бренный мир; большинство ждет бесславная смерть от старости или какого-нибудь несчастного случая. Только во время битвы масса людей получает возможность испустить последний вздох, обретая истинное бессмертие, навеки оставшись в сердцах потомков!
– Значит, обретают славу и бессмертие? – Перед глазами встал насаженный на кол хрипящий в агонии солдат. – Скорее пулю или штык в живот!
Марс оглушительно захохотал:
– Мило, Смерть! Ты видишь одно лишь страдание, которое длится несколько секунд; я говорю о вечности. Мгновения боли за вечную славу! Эти люди приносят в жертву свою кровь на алтарь справедливости. Такой исход придает смысл их ничтожному существованию.
– Ну а те, кто умирает, сражаясь за неправое дело?
– Таких нет! Есть лишь различные пути к достижению славы и обретению воинской чести.
– Различные пути! – воскликнул Зейн. – Это бессмысленная жестокость!
– Значит, говоришь, жестокость, – заметил Марс, как будто радуясь брошенному вызову. – Думаю, и тебе приходится проявлять ее. Скажи, многие с радостью прощаются с жизнью, вознося хвалу Создателю? Отвечу за тебя: чертовски немногие! Даже твои реформы – зверство по сравнению с тем, что я предлагаю своим клиентам.
– У нас общие клиенты, – возразил Зейн.
Марс пожал могучими плечами – впечатляющее зрелище.
– Такое случается реже, чем ты вообразил. Лучше подумай о смертной казни! Тебе нравится, когда человека забрасывают камнями, и не обязательно за убийство – мог, к примеру, всего лишь проводить время с женщиной, которая сама хотела этого? Или когда его приколачивают к кресту из-за веры? Четвертуют за то, что он, умирая от голода, украл буханку хлеба, отрывают руки и ноги, привязав к ним цепи, которые тащат в разные стороны шесть лошадей, потому что несчастный отказался выкупить свою жизнь, сжигают на медленном огне по сфабрикованному обвинению в колдовстве? Ну как, нравится?
– Нет, конечно, нет! – ответил Зейн растерянно, ошеломленный таким бурным натиском. Марс оказался прирожденным оратором. – Но теперь все по-другому.
– По-другому! – презрительно фыркнул собеседник. – Я помню эту французскую реформу. Доктор Гильотин изобрел огромный нож, быстро и чисто отрубавший людям голову. Никакого кровавого месива, снесенных ненароком плеч или макушек, а также рук тех, кто удерживал приговоренного. Прогресс и человеческий гений принесли то, что прежде было достоянием элиты, в массы: раньше только дворян приговаривали к смерти от меча. А помнишь ли ты, что потом произошло с изобретением нашего гуманиста? Я тебе скажу: выяснилось, что гильотина сделала возможным массовые убийства по политическим мотивам! По тысяче в день, вжик-вжик! Французская революция прославилась этим триумфом человечности!
Зейн промолчал: Марс явно провоцировал спор.
Они приблизились к дымящимся останкам хижины. Мимо шел солдат. Внезапно из развалин выбежала маленькая девочка лет десяти. Солдат повернул ружье, но остановился, увидев, что перед ним вовсе не партизан. Девочка бросилась вперед, сжимая в руке что-то металлическое. Добежав до солдата, дернула за какое-то кольцо…
– Эй… это же граната! – воскликнул он в ужасе.
Девочка обхватила его, не отпуская свою страшную ношу. Солдат попытался вырваться, но она прицепилась, как пиявка. Горевшая в глазах фанатичная ненависть вложила недетскую силу в тщедушное тельце. Наконец прогремел взрыв.
Куски окровавленной плоти разбросало повсюду. Разрушенная стена стала красной.
– Какая величественная и прекрасная картина! – с чувством воскликнул Марс. – Ребенок принес славу и почет своей семье.
– Слава, почет? – вскричал Зейн. – А по-моему, ужас и смерть!
– Да, и это тоже, – спокойно кивнул Марс. – В подобных случаях они часто сопутствуют друг другу. Такие моменты и делают даже мелкую стычку незабываемой.
Появился еще один солдат – услышал взрыв и теперь увидел, что произошло. Он поднял ручной огнемет и пустил струю пламени в сторону разрушенной хижины.
Оттуда сразу выскочил совсем маленький мальчик и помчался к врагу. Но тот повел стволом, и ребенок превратился в живой факел. Солдат продолжил методично поливать огнем хижину.
Черная дымящаяся масса на земле шевельнулась, раздался слабый стон.
– Если не ошибаюсь, твой клиент, – напомнил Марс Зейну.
Как он мог забыть! Часы показывали, что время истекло, а стрелка в камне указывала на мальчика. Зейн торопливо извлек душу, и душераздирающие стоны утихли.
– Какую славу обрел этот ребенок?
– Ну, он-то ее не заслужил, – признался Марс. – Парень не смог выполнить то, что задумал. А неудачники не удостаиваются почестей.
– Ничего подобного! Если бы не война, люди продолжали бы мирно трудиться, не произошло бы такого ужаса!
– Наоборот, – терпеливо произнес Марс. – Без войны простые крестьяне не смогли бы покончить с угнетением. Их бы до сих пор мучили, отбирали последнее, заставляли голодать. Да, они умерли бы чуть позднее, однако позорно – как овцы на бойне. Сейчас люди на твоих глазах учатся погибать подобно бесстрашным волкам, защищающим свою стаю! Насилие – просто видимая верхушка айсберга под названием «развитие общества». Оно подобно землетрясению, что является лишь внешним проявлением движения земной коры, а не дьявольским заговором с целью погубить побольше людей. Мой дорогой коллега, осуждать нужно не признаки, или, точнее, симптомы, а первопричину
– социальную несправедливость, которая тормозит прогресс и душит свободу. Против такой болезни существует единственное лекарство. Марс приходит, чтобы исправить чужие ошибки!
Я – скальпель в руках хирурга, вырезающего раковую опухоль. Да, пациент может несколько секунд страдать от боли, иногда даже появляется кровь, однако я действую во имя его блага и справедливости – как и ты!
По-солдатски прямые и грубые, но логически безупречные доводы. Трудно спорить с Марсом. И все же, глядя на дымящийся труп маленького воина, Зейн похолодел от страха. У него мелькнула мысль, что коллега служит скорее не Богу, а его вечному врагу.
– Думаю, ты вскоре начнешь свою войну, – сказал на прощание Марс. – Советую хорошенько подготовиться, научиться в совершенстве владеть оружием, чтобы противник не застал врасплох.
– Смерть обходится без пушек и автоматов. У нее есть только коса, – пробурчал Зейн.
– Превосходное приспособление! – примирительно кивнул Марс.
– Морт!
Великолепный жеребец мгновенно явился на зов. Зейн взобрался на него и молча двинулся прочь. Продолжать разговор ему не хотелось.
Он прибыл немного рано. Теперь так часто происходило. Клиент был одним из обитателей убогой богадельни в трущобах Майами, которая стояла между покосившимся танцевальным клубом и старой евангелистской церковью. Внутри царил сумрак, воняло мочой. Старики застыли без движения. Или они спят? Никто не коротал время, листая журнал или погрузившись в какую-нибудь игру. Не слышно было даже разговоров. Стояла атмосфера полной безнадежности и тоски. Люди здесь гнили заживо.
Зейн ненавидел такие места! В свое время он постарался избавить от подобной участи мать. Попытка оказалась даже слишком успешной…
Его клиентом был старик с копной седых волос, из уголка его рта вытекала струйка темноватой слюны. Зейн не спеша подошел, увидел веревки, обвивавшие тщедушное тело, и замер в ужасе.
– Его привязали к стулу!
Старик поднял глаза.
– Иначе я свалился бы, – объяснил он.
Дом престарелых не в состоянии обеспечить нормальный уход и нанять профессиональных санитаров. Для нищих и бездомных даже элементарные вещи – роскошь.
– Последняя просьба, – с трудом произнес старик. – Пустяк.
– Сделаю все, что в моих силах, – ответил Зейн. – Не могу дать вам отсрочку, но…
– Хочу умереть под звуки церковного гимна.
– Гимна?
– «Свят, свят, свят». Мой любимый! Я так давно не слышал его!
– Хотите, чтобы кто-то спел вам?
– Да нет, вполне достаточно записи, – ответил старик. – Какая разница, кто его исполняет? Великий гимн! Понимаю, такое желание кажется глупостью…
Зейн задумался.
– Не вижу ничего сложного.
Старик покачал головой:
– Здесь не разрешают слушать музыку.
Тут в разговор встрял еще один пациент:
– Но наши соседи из танцевального клуба постоянно шумят! Адский грохот, попробуй засни!.. А с другой стороны доносятся визгливые вопли этих праведников-евангелистов!
Оба старика заметно ожили. Разговор привлек внимание остальных. Появление Зейна внесло новизну в привычную жизнь, на несколько минут разогнало беспросветную тоску и скуку.
– Тут все шумят… А мы чем хуже? Что тут плохого? Один-единственный раз…
– Думаю, что смогу все устроить, – сказал Зейн. – Понадобится обычный магнитофон или волшебная музыкальная шкатулка. Подойдет даже старинный проигрыватель!
Старики встревоженно зашуршали.
– Они ни за что не позволят, – убежденно сказал второй.
– Будет вам гимн, – решительно произнес Зейн.
Он подошел к столу. Санитар, развалившись на стуле, увлеченно изучал богато иллюстрированный журнал. На задней обложке красовалась яркая надпись: «ОНИ СГОРАЮТ ОТ СТРАСТИ! НОВОЕ ЛИЦО АДА». Ярко-оранжевые язычки окружали Преисполненную энтузиазма парочку, а «Веселые дьяволята» в нижнем уголке снимка разрезвились так, что Зейна передернуло.
– Санитар!
Тот нехотя оторвался от картинок.
– Никакой музыки, – лениво произнес он. Потом важно добавил: – Согласно правилам, действующим на территории нашего приюта.
Выполнив свой долг, он вновь уткнулся в журнал.
– Сделаем исключение из этих правил. Один из пациентов вот-вот отдаст душу Богу. Он привязан к стулу, словно осужденный преступник. Его последнее желание надо выполнить.
– Ты что, серьезно? Иди-ка лучше отсюда, пока еще можешь! – Санитар даже не удосужился поднять глаза.
Зейн в гневе вырвал журнал из его рук и пристально посмотрел прямо в глаза:
– Будет так, как я сказал.
Санитар открыл было рот, но запнулся, уставившись на два бездонных черных провала.
– У нас нет никаких магнитофонов… – промямлил он. – Меня уволят!
– Тогда обойдемся без тебя, – оборвал его Зейн. – Можешь зафиксировать нарушение, если боишься… Но не очень старайся. Мы сейчас прослушаем один гимн. – Он наставил на санитара палец, который казался оторопевшему парню страшной костлявой клешней. – Понятно?
Тот побледнел.
– Я просто подчиняюсь предписаниям. Вы ведь не сделаете старичью ничего дурного? Не хочу никаких проблем, поступайте как знаете. Только не трогайте их, ладно?
У него все же имелись зачатки совести. Ленивый, безразличный к несчастьям ближнего, но не злодей.
– Одному из них сегодня суждено уйти из жизни. Ничего плохого не случится.
Санитар воспринял слова Зейна без энтузиазма. Он явно считал, что смерть как раз и есть самое плохое, что может произойти с человеком. Парень немного подумал, судорожно глотнул.
– Ну что ж, раз все в порядке, я сообщу о нарушении в офис владельца. Обычно там очень поздно реагируют на такие звонки, особенно если требуется срочная помощь. Она ведь влетает в копеечку. – Он мрачно ухмыльнулся и протянул руку к телефону. – Только здесь ничего нет, даже радио! Босс говорит: «Молчание – золото», а уж золото он любит!
Зейн отвернулся. Какой отвратительный тип этот босс! Что ж, в один прекрасный день злодей обнаружит, что именно страсть к желтому металлу привела его в Ад.
– Я выполню вашу просьбу, – сказал он клиенту и отключил таймер. – Пока не услышите свой гимн, с вами все будет в порядке.
Сначала Зейн решил зайти в дансинг. В фойе всюду стояли автоматы, торговавшие сладостями, приворотным зельем («Выпьет – и она твоя!») и пластырями для тех, кто натер мозоли. В самом клубе почти никого не было; впрочем, утром посетители в такие заведения не захаживают. Несколько лохматых подростков на сцене увлеченно репетировали. Ударные, гитары и электроорган. Все играли вразнобой, но этот недостаток с лихвой компенсировался высоким уровнем громкости. Зачем они трудятся? Чтобы отточить умение оглушать слушателей?
Зейн влез на сцену и опустил руку на самый большой барабан. Грохот прекратился.
– Ребята, нужно выступить, – сказал он.
Все мгновенно обратили внимание на незнакомца.
– Клево, чувак! Сколько заплатишь?
– Надо исполнить одну песню в соседнем доме – там приют для престарелых. Бесплатно.
Музыканты рассмеялись.
– У тебя, папаша, чайник поехал? Мистер, закати колесо! – ухмыляясь, сказал ударник.
Зейн повернулся и пристально посмотрел на него:
– Надо исполнить песню.
Как и санитар в приюте, парень сразу побледнел. Люди не замечают Танатоса, если они не клиенты или близкие родственники таковых, но он при желании может заставить себя увидеть воочию. Вряд ли найдется человек, способный спокойно смотреть Смерти в лицо.
– А… хорошо, хорошо. Почему нет, чувак? Одну песню, как бы для практики.
– Церковный гимн.
Громкий смех. Правда, страх мешал ребятам веселиться по-настоящему.
– Чувак, мы такое дерьмо не поем! Мы же «Ползучая скверна»! Мы рвем перепонки, крутим волчком души, уходим в астрал, а не пищим, как девочки из церковного хора!
Пришлось снова усмирить их взглядом Смерти. Такие типы плохо поддаются внушению. Они ведь просто не верят, что когда-нибудь уйдут из жизни!
– Церковный гимн. «Свят, свят, свят».
Парень дернулся, словно его ударило током – страшные пустые провалы говорящего черепа полыхнули огнем!
– Ну ладно, можно попробовать… Только петь-то некому. Наша солистка нажралась адской пыли. Да и порепетировать надо. Так что, чувак, через два-три дня мы только начнем, а…
– Нет, нужно все сделать сегодня. Выступление состоится через час. Я найду вам солистку.
– Но ведь у нас нет нот, вообще ничего! – заныл музыкант.
– Достану и ноты. – Зейн с трудом сдерживал злость. Неужели и он когда-то был таким? – А теперь отправляйтесь в приют и настраивайте аппаратуру. Я скоро приду туда с певицей.
– Не волнуйся, чувак, – слабым голосом произнес парень. – Мы будем готовы через полчаса. Только понимаешь, это не наш стиль. Так что не жди особых красот…
– Ничего, сойдет.
Зейн оставил их и направился к евангелистам.
Ему повезло. Церковный хор как раз готовился к службе, которая намечалась на конец недели. Несколько темнокожих девушек самозабвенно репетировали, а руководивший ими проповедник сразу заметил его.
– Эй, Смерть, зачем к нам пришла, что за дело тут нашла? – запротестовал он скороговоркой, рифмуя фразы, как, принято у жителей черных кварталов. – Мы – хорошие люди, никому не мешаем. Бога почитаем. Иди своей дорогой, моих девочек не трогай!
Хотя церковь выглядела заброшенной и убогой, проповедник был глубоко верующим человеком – только такие способны увидеть инкарнацию. Что ж, можно считать, Зейну повезло.
– Мне нужны ноты, тексты гимнов и одна из ваших исполнительниц, – сказал он.
– Ноты здесь, конечно, есть, – с облегчением откликнулся проповедник. – Белые, они нам помогают, свои гимны оставляют. Добрые люди деньги добывают, а нашей музыки не знают! Вон в том шкафу пылится целая груда. Ну а нашу прихожанку так тебе я не отдам! Знаю, Смерть, что ты сильна, но…
– Мне не нужна ее жизнь, – торопливо произнес Зейн: он устал от красноречивых пассажей пастора. – Надо спеть старику из приюта рядом с вами. Бедолага хочет послушать перед смертью любимый гимн.
Проповедник кивнул:
– Человек имеет право на последнее желание. Как гимн называется?
– «Свят, свят, свят».
– Такой в книге есть, но мы его не исполняли. Это музыка белых, она нам чужда, наше сердце не примет ее никогда!
– Найди девушку, которая захочет помочь.
Проповедник обратился к хору:
– Кто-нибудь поет гимны белых? Из их толстой книги?
Судя по реакции, никто.
– Теперь слушайте меня. Человек в капюшоне – кто из вас его видит? Никто? Что ж, это, родные мои, хорошо. Но я его знаю, и вот что скажу: он Господом послан, ему я служу. Око Всевышнего смотрит на вас, послужите Тому, Кто от гибели спас!.. Короче говоря, нашему другу нужно, чтобы одна из вас исполнила церковный гимн белых. Кто может это сделать, пусть скажет.
Молчание. Наконец откликнулась молоденькая симпатичная девушка.
– Иногда ради развлечения я пою под музыку, что передают по радио. Если найдутся слова, наверное, справлюсь, – робко сказала она.
Порывшись в шкафу, проповедник достал несколько пыльных сборников.
– Считай, текст у тебя есть, сестра. Идем за ним. Надолго не задержимся.
Зейн повел их к приюту. Члены рок-группы «Ползучая скверна» устанавливали свою аппаратуру, приковав внимание всех обитателей дома престарелых и даже санитара, который стал принимать в подготовке выступления самое деятельное участие. Наверняка тут уже много лет не происходило такого события! Кабели, динамики, инструменты заполнили все пространство.
– Эй, не ставьте тут динамики, – деловито распоряжался санитар. – В нашей берлоге старики оглохнут, а у них и без того проблем хватает. Лучше поставьте у окон.
Так и сделали. Члены группы «Ползучая скверна», как видно, были просто не в состоянии работать без включенных на полную мощность усилителей.
Юная певица оторопело уставилась на музыкантов, а те в свою очередь с любопытством разглядывали ее. Такое впечатление, что встретились две расы инопланетян и не очень понравились друг другу. У Зейна мелькнула мысль, что, пожалуй, зря он привел ребят; девушка лучше справилась бы вообще без музыкального сопровождения. Но сейчас уже поздно сожалеть.
Почувствовав, что необходимо как-то разрядить обстановку, вмешался проповедник:
– Вы, парни, не переступали церкви порог? А вот Луи-Мэй не знаком рок! Тут вы в одинаковом положении. Слушайте, что я скажу: пусть она поет, а вы попробуйте уловить мелодию и включайтесь. Договорились?
Он передал им песенники. Музыканты быстро пролистали книжки; они чувствовали себя не в своей тарелке.
– Черт, хуже, чем скверно заколдованная АП! – прошептал один из них.
Сама адская пыль – страшное зелье, заколдованная – еще хуже, а уж если при ее изготовлении применили неверное заклинание… Но наркоманам выбирать не приходится.
– Мы не справимся!
Проповедник навострил уши.
– Вы, парни, к АП пристрастились давно? АП – это Ад, там не будет смешно!.. Найдите себе другую забаву и выбросьте эту отраву!
– Мы-то, старик, не против завязать, – признался ударник группы. – Да сам знаешь, ломка – дело страшное! Кто с АП связался, уже себе не принадлежит…
– Как с Сатаной, который выдумал это зелье, – заметил проповедник хмуро. – Бог хранит моих прихожан от зла и в этой жизни, и в будущей!
– Да, конечно, – уныло произнес парень.
Наконец Зейн нашел страницу с нужным гимном.
– Проиграйте вот это.
Ребята попробовали. Они оказались неплохими музыкантами. Трудно пришлось ударнику и гитаристам, зато электроорган прекрасно подошел.
Грохот стоял такой, что телефонный звонок услышали не сразу.
– …Но я никогда не пела с такой штукой, – жалобно говорила Луи-Мэй, глядя на микрофон. – Она мне мешает. Торчит прямо перед носом и выглядит глупо! На что это похоже?
– Хочешь, детка, покажу, на что? – ухмыльнулся ударник.
Проповедник поспешил на помощь.
– Представь, что поешь, как обычно, словно никакого микрофона нет, сестра.
– На улице начинает собираться народ! – весело воскликнул один из обитателей приюта, выглянув в окно. – Пялятся на усилители прямо как стадо баранов!
– Они, наверное, думают, что мы тут собираемся устроить вечеринку! – воскликнул другой. – Уже пиво разливаем!
– Конечно! Аромат-то какой! – Впервые за многие годы комната содрогнулась от хохота. Старики от всей души веселились.
Зейн с трудом услышал санитара.
– Эй, мистер! На проводе мой босс. В кои-то веки решил прослушать сообщения на своем автоответчике. Я сказал ему, что не могу остановить ваше музыкальное представление, и он решил вызвать полицию. Лучше вам поскорее закончить и убраться отсюда.
Что ж, честное предупреждение. Санитару самому нравилось то, что затеял Зейн.
Группа «Ползучая скверна» и их солистка из церковного хора продолжали репетировать, пытаясь разобраться с чуждой им музыкой.
– Я не справлюсь, – жаловалась Луи-Мэй. – Петь гимн под грохот барабана?
– Послушай, черная куколка, нам это тоже не нравится, – обиженно отозвался ударник. – Но я делаю свое дело, а ты делай свое!
– Вы только старайтесь, дети мои, – успокаивающе произнес проповедник.
– А об остальном позаботится Господь.
– Да уж, пусть попотеет хорошенько! – пробормотал ударник. – Бред какой-то!
– Все равно благое дело, – заметил проповедник.
До Зейна донесся вой сирены. Он подошел к двери, где сгрудились девушки из хора, с любопытством глазеющие по сторонам. Они испуганно расступились, и он вышел на порог.
К дому подъехали две машины с включенными мигалками. Взвизгнули тормоза.
Словно чертики из шкатулки, оттуда выскочили рослые полицейские из спецподразделения по борьбе с беспорядками – в шлемах, вооруженные дубинками, баллончиками со слезоточивым газом и дезориентирующими заклинаниями. Во имя закона и порядка они разбили немало голов за долгую службу. Владелец приюта постарался на славу!
Зейн повернулся к музыкантам:
– Начинайте, ребята.
У Луи-Мэй сдали нервы; она уронила песенник на пол и едва не упала сама, поспешив его поднять.
– Все в порядке, крошка, – сочувственно произнес ударник. – В первый раз так со всеми бывает. Мы начнем, сыграем вступление. А ты пока приходи в себя, улавливай мелодию, а как будешь готова, дашь нам знать.
Девушка одарила его улыбкой. Зазвучала музыка. Рокот ударных сменился пронзительными звуками электрогитары. Динамики обрушили на зевак, собравшихся снаружи, оглушающий грохот.
Полицейские медленно поднимались по ступенькам, угрожающе выставив дубинки перед собой. Девушки из хора в испуге подались назад, пропуская внутрь хмуро-сосредоточенных громил в форме.
Зейн поплотнее закутался в плащ и приблизился к отряду.
– У вас ко мне какое-то дело? – спросил он у ближайшего борца с беспорядками. У того лицо исказилось от ужаса. Он отпрянул и покатился по ступенькам, упав прямо в объятия своих товарищей. Внезапно у полицейских пропало всякое желание пресечь незаконные действия, совершаемые в здании приюта.
Тем временем Луи-Мэй наконец поборола волнение. Барабан теперь только отбивал ритм, не заглушая девушку. Она начала:
– Свят, свят, свят! Господь Всемогущий!..
Как только прозвучало имя Божье, дрожащий, прерывающийся голос окреп, зазвучал торжественно. Каким-то образом микрофон и динамики придали ему особую, почти мистическую страсть. Барабанный бой казался проявлением гнева Господнего, а гитара, сопровождающая основную тему, исполняла блестящую импровизацию, обогатившую мелодию, сообщая ей многозначность и полноту.
– Ранним-ранним утром нашу песнь услышь…
Электроорган подчеркивал простые в своей величавой силе слова. Теперь он звучал мощно, как настоящий концертный инструмент.
Толпа быстро увеличивалась. Несколько полицейских пытались удержать людей подальше от дома. Близился полдень, и, хотя высокие здания, громоздящиеся вокруг, укутывали мостовую своей тенью, косые лучи солнца добрались до приюта, заставив сверкать шлемы полицейских, осветив лица зевак, словно сейчас был рассвет, знаменующий начало новой эры.
– …и все святые поют Тебе хвалу!
Слова разносились по улице, отдаваясь в рукотворном ущелье гулким эхом. Музыканты и девушка словно отточили свое мастерство за годы совместных выступлений, добились полной слаженности.
– …троны, и у стеклянной глади сбрасывают свои златые короны!
Полицейские, на мгновение откинув обычные безверие и цинизм, стали один за другим снимать позолоченные солнцем шлемы. За ними последовали остальные, повинуясь непостижимому, но властному зову души. Через несколько минут все стояли, обнажив головы.
– Херувимы и серафимы падают ниц пред Тобою!
Одна из особо впечатлительных девушек из хора, стоявшая возле двери, с громким криком рухнула на асфальт.
Это настроение распространялось в людском море, словно круги от брошенного в воду камешка. Охваченные экстазом, люди стали падать на землю. Среди них оказались даже полицейские.
Музыка звучала подобно громовым раскатам, сотрясая здание. Весь район превратился в гигантский храм. Люди застыли, не отрывая от окна, откуда исходили божественные звуки, потрясенных взглядов. Некоторые опустились на колени, кое-кто неподвижно распростерся на асфальте.
– Кто был, есмь и пребудет во веки веков!
Гимн закончился. Музыка затихла постепенно, будто только что шла передача на небесной радиоволне, а потом кто-то сбил настройку. Половина собравшихся и прихожанки все еще не поднялись на ноги, полицейские были погружены в свои видения, словно наглотались наркотиков. Наступила полная тишина.
Зейн повернулся. Старики и санитар, так же как стражи порядка, уставились невидящими глазами прямо перед собой. Ударник и Луи-Мэй потрясение смотрели друг на друга. Проповедник погрузился в молитву, подняв голову, простирая руки…
– Черт! – наконец пробормотал гитарист. – Жизнь потрачена впустую. Вот он, настоящий кайф!
– Точно! АП пусть провалится в Ад, чувак! – кивнул органист. – Вот это отрыв!
Зейн подошел к клиенту.
– Теперь пора, – сказал он, включив таймер. – Довольны?
Старик улыбался:
– Еще бы, Смерть! Я увидел Бога! После такого все в жизни кажется ерундой. Двое моих приятелей уже отправились к Нему.
Он обмяк, и Зейн торопливо извлек душу. Люди стали понемногу приходить в себя.
Проповедник поймал его взгляд:
– А еще говорят, что Господь равнодушен к дедам земным, – тихо заметил он, как будто зная о сомнениях, терзавших самого Танатоса.
Зейн не ответил. Он вышел на улицу, миновал хористок, с трудом, как будто после долгого сна, поднимавшихся на ноги, притихшую толпу. Подошел к своему коню.
К дому подъехала машина с эмблемой Государственной службы по надзору за органами соцобеспечения. Похоже, происшествие привлекло внимание властей. Теперь в приют нагрянут инспектора, которых заинтересуют условия содержания престарелых. Зейн зло ухмыльнулся. Они обнаружат умерших стариков, привязанных к стульям в комнате, где воняет мочой, запрещены любые развлечения, даже музыка. Причем подобные правила хозяин счел настолько важными, что не преминул вызвать специальное подразделение полиции для их поддержания. Вряд ли чиновникам такое понравится… Что ж, хотя бы в одном доме призрения произойдут существенные перемены, а жизнь несчастных стариков изменится к лучшему.
Прежде чем отправиться по новому вызову, Зейн в последний раз огляделся по сторонам. Церковь, танцевальный клуб и приют… Наверняка новые веяния коснутся не только последнего здания. Ведь прихожане, ребята из дансинга и обитатели приюта обнаружили, что нужны и способны помочь друг другу, а стало быть, и себе! Возможно, весь Майами теперь заживет по-новому.
Следующий его клиент жил за городом. Морт превратился в автомобиль и помчался по шоссе – времени осталось в обрез. Красочные щиты, мелькавшие справа и слева, свидетельствовали о том, что здесь шла настоящая рекламная война.
«ЗАЧЕМ ПОЛЗАТЬ ПО ЗЕМЛЕ, ЕСЛИ МОЖНО ЛЕТАТЬ?» – кричал аршинный заголовок. Пониже была изображена машина, застрявшая в пробке, над ней беззаботно парил ковер. Все члены семьи, оседлавшие его, так старательно улыбались, словно на самом деле рекламировали зубную пасту.
Зейн невольно усмехнулся. Хоть он сейчас в автомобиле, никогда не попадет в пробку.
– Ты что, специально показываешь мне это, чтобы я оценил тебя по достоинству?
Двигатель довольно заурчал.
Следующий шедевр гласил: «ПУТЕШЕСТВУЙ С КОМФОРТОМ!» Люди, как две капли воды похожие на тех, кого художник запечатлел на предыдущем щите, летели на ковре во время грозы. Отец семейства имел хмурый вид, элегантно уложенные волосы матери спутались и прилипли к ушам, а ребенок сполз с измятой, севшей под воздействием влаги ткани и вот-вот упадет! Бр-р! Какой ужас! Зато под ними та же самая семья в надежно закрытом от буйства стихии салоне автомобиля наслаждалась поездкой.
– Да, производители автомобилей не сдаются, – заметил Зейн. Он посмотрел на свои часы. Оставалось еще несколько минут.
Еще один рекламный щит впереди. Высоко в небе летел ковер. Под ним – огромное дождевое облако, нависшее над автомобильной пробкой. «КОВРЫ КОМПАНИИ „ВАВИЛОН“ ЛУЧШЕ ЛЮБОЙ МАШИНЫ! С ПОМОЩЬЮ НАШИХ ЧАР – ВЫШЕ, ДАЛЬШЕ БЫСТРЕЕ!»
Но противники нанесли коварный ответный удар. Очередная типичная американская семья задыхалась, как рыба на суше, потому что их ковер попал в разреженные слои атмосферы. Внизу по свободному скоростному шоссе мчался автомобиль. «ГЛАВНОЕ – БЕЗОПАСНОСТЬ И КОМФОРТ, – советовала надпись внизу.
– МАШИНЕ – ДА, КОВРАМ – НЕТ!»
Зейн с удовольствием посмотрел бы, что ответили на этот выпад производители ковров, но пришлось свернуть с шоссе.
Он ехал по поселку с однотипными коттеджами и ухоженными лужайками. Точь-в-точь какой-нибудь квартал Майами или Лос-Анджелеса, где живут зажиточные люди. Зачем бежать из города и переносить его с собой?
Он свернул и припарковался около невысокой сосны, рядом с машиной клиента. На ее ветровом стекле была наклейка: «Пассажир – инвалид».
Следуя указаниям талисмана, Зейн вошел в дом. В ванне, полной горячей воды, расслабившись, лежал молодой мужчина, мускулистый и вполне здоровый на вид. Он никак не отреагировал на появление незваного гостя. Несмотря на то что хозяин коттеджа не испытывал никаких трудностей, по крайней мере явных, именно он должен умереть через несколько минут.
– Привет, – произнес немного растерявшийся Зейн.
Мужчина не спеша поднял голову.
– Пожалуйста, выйдите, – сказал он негромко.
– Сначала я должен выполнить свою работу.
– Ах, работу? Наверное, на вас какая-нибудь форма и вы вообразили, что мне все сразу станет ясно без слов. Увы, я слепой.
Понятно теперь, почему на машине такая наклейка. Но от слепоты не умирают. Конечно, если произойдет несчастный случай…
– Меня вы сумеете увидеть, если постараетесь, – сказал Зейн.
– Вы что, какой-нибудь знахарь-шарлатан из секты? Убирайтесь отсюда! Я атеист и не общаюсь с подобными типами!
Вот это да! Разве можно вызвать Танатоса к человеку, не признающему существование высших сил? С другой стороны, он, возможно, только считает себя циником-материалистом, а в глубине души верит в жизнь после смерти. Второй вариант: в Чистилище опять что-то напутали. Служащие не поняли, что потенциальный подопечный на самом деле не нуждается ни в чьей помощи. Но раз уж Зейн прибыл сюда, нужно довести дело до конца.
Он пригляделся и заметил темное пятно, медленно расползающееся по воде.
– Вы перерезали себе вены!
– Именно, и настоятельно прошу вас не вмешиваться. Моя семья уехала на два дня, так что они узнают об этом, лишь когда все будет кончено. Да, я располосовал лодыжки, с комфортом расположился в ванне и таким приятным способом постепенно ухожу из жизни. Мне сейчас спокойно и хорошо. Пожалуйста, не мешайте – больше от вас мне ничего не надо. Пусть смерть возьмет свое.
– Я прибыл сюда именно ради этого, – сказал Зейн. – Я Смерть.
Мужчина рассмеялся. Он заметно оживился.
– Вот как, живой скелет с косой? Сумасшедший!
– Вы не признаете смерть?
– Почему же, признаю, однако как свойство всего живого. Я как раз собираюсь перейти в это состояние. А во всякую потустороннюю ерунду, разумеется, не верю!
– Хотите прикоснуться ко мне?
– Никак не угомонитесь? Ладно, пока я еще владею телом… – Мужчина с трудом поднял руку и вытянул ее, стараясь нащупать собеседника. Зейн сжал его пальцы своими. Интересно, что ощутит самоубийца? А может, рабочее одеяние создает только зрительную иллюзию?
Но реакция превзошла все его ожидания.
– Верно! – воскликнул атеист. – Вы настоящий скелет!
– Нет, все дело в магической перчатке, – объяснил Зейн, не желая обманывать его. – Лицо тоже только кажется черепом. Тем не менее я – Смерть и пришел за вашей душой.
Клиент дотянулся до головы таинственного посетителя:
– Вы дурачите меня? Настоящий череп!
– Я обычный человек, исполняющий обязанности Танатоса. Ношу специальное одеяние, наделен необходимыми для работы возможностями и властью. Тем не менее я живу и чувствую, как любой другой смертный.
Клиент снова взял его руку:
– Да, теперь я ощущаю плоть! С трудом, как чувствую собственную ногу, если она затекает. Удивительно! Что ж, я, пожалуй, соглашусь с вами или разделю ваше убеждение в том, что такая служба действительно существует. Но не верю в существование души, так что вы напрасно стараетесь.
– Что, по-вашему, произойдет после вашей смерти? – спросил Зейн. Атеист отличался живым умом, с ним было интересно беседовать.
– Организм перестанет функционировать, плоть постепенно превратится в различные химические соединения. Но вы ведь спрашивали о другом, верно? О так называемой нетленной части человека? Что ж, отвечу! Нет никакой души. Смерть просто выключает сознание. Дальше ничего нет. Как горящая свеча: задуйте пламя, и она погаснет. Навсегда.
– Значит, загробная жизнь – выдумка? Физическая гибель – вовсе не переход к иному существованию?
Атеист презрительно фыркнул. Он медленно опускался в воду; с потерей крови росла слабость. Но разум его оставался ясным.
– Смерть – небытие.
– Это пугает вас?
– С какой стати? Смерть близких страшна, она заставляет страдать. Когда меня не станет, я уже ничего не буду чувствовать…
– Вы не ответили, – заметил Зейн.
Собеседник скорчил гримасу:
– Черт, вы меня допекли! Да, я боюсь. Но так проявляется инстинкт самосохранения, желание организма выжить. Субъективно я не хочу исчезнуть, ибо эта часть моего «я» иррациональна. Объективно же – нет! До зачатия я не испытывал никакого ужаса перед абсолютной пустотой, почему же следует дрожать от мысли, что она наступит после смерти? Я победил слабую плоть и уверенно приближаюсь к желанному концу пути.
– Разве не облегчение узнать, что, простившись с земным существованием, человек переходит к иной форме бытия?
– Нет! Не хочу продолжения жизни в любом виде! Какие физические или душевные испытания ждут меня там? Какая ужасная скука – вечный стерильный, как бинт, Рай, неизвестно кем выдуманный! Нет, жизнь – игра, и она оказалась для меня непосильно жесткой. Единственное право, которого я добиваюсь, – возможность отказаться от нее, когда захочу. Забвение – величайший дар природы, я намерен раствориться в нем без остатка!
– Надеюсь, вы обретете то, что хотите, – произнес Зейн, потрясенный своеобразной логикой клиента.
– Я тоже. – Теперь атеист быстро слабел. Потеря крови вскоре скажется на работе мозга, и он потеряет сознание.
– Смерть – самый сокровенный момент для любого человека, – сказал Зейн.
– У вас есть право покинуть мир так, как вы хотите.
– Правильно. – Голос звучал все слабее и слабее. – Мое личное дело…
– Но разве не стоит подумать о смысле прожитых лет, о месте, которое вы заняли в мироздании? Пока еще остается шанс улучшить…
– Какого черта я должен беспокоиться о душе, если не верю ни в Рай, ни в Ад?
– Вы говорили, что не хотите страдать. А чувства ваших близких? Вы подумали о них? Какой ужас они испытают, когда обнаружат бездыханное тело горячо любимого человека! Они будут мучиться. Разве вы не обязаны…
Однако атеист уже потерял сознание. Его теперь не беспокоила чужая боль
– если такое вообще когда-нибудь волновало его! Время пришло.
Зейн извлек душу. Она ничем не отличалась от остальных; знакомое переплетение светлых и темных участков. Начал складывать ее… И тут она исчезла бесследно!
Исполнилась воля атеиста. Вера не помогла сохраниться духовной субстанции, та оказалась недосягаемой ни для Бога, ни для Сатаны.
Но можно ли считать справедливым подобный исход? Атеисту было наплевать на всех, кроме собственной персоны. Такое отношение к жизни сделало ее бессмысленной.
Зейн вернулся к Морту:
– По-моему, парень был наполовину прав. Ему действительно лучше не участвовать в игре. Но вот сама игра нуждается даже в таких. Нельзя существовать только ради себя.
Впрочем, он не был уверен, что сделал правильный вывод.
Его таймер снова отсчитывал время. По дороге Зейн размышлял, как скажется на его репутации исчезнувшая душа. Для службы новостей Чистилища это, наверное, очередная бомба: «РЫБКА СРЫВАЕТСЯ С КРЮЧКА! ГОРЕ-РЫБОЛОВ ВЫТАЩИЛ ПУСТЫШКУ!»
Вот и больница. С тех пор как он начал работать, такие места стали привычными. Скольких неизлечимых пациентов он избавил от страданий, странствуя по свету! Но до сих пор сохранилась старая неприязнь к лечебным учреждениям. Наверное, виновато подсознательное чувство вины.
Рекламный щит возле стоянки машин, к счастью, принадлежал не адскому агентству: «ОВЕЧИЙ РОГ ИЗОБИЛИЯ! БОЛЬШЕ ЗЕЛЕНИ!» Как приятно, наверное, смотреть на него из окна своей палаты тем, кто перенес операцию на желудке!
К ужасу Зейна, его новым клиентом оказалась старая женщина, лицо которой покрывали морщины, а тело, словно кокон, обвивали провода, подсоединенные к тихо гудящим приборам. Странное приспособление, напоминающее кузнечные мехи, заставляло грудь ритмично подниматься и опускаться, а следящие устройства постоянно щелкали и пищали, сообщая данные о состоянии сердечно-сосудистой и пищеварительной систем. Кровь по трубочкам качал специальный аппарат. Работу всей этой адской фабрики проверяла медсестра во время обходов. В палате лежали еще пятеро несчастных, существование которых всецело зависело от исправности системы жизнеобеспечения.
Больничная одежда на клиентке была надета небрежно, так что проглядывала ссохшаяся плоть. Она мучилась от боли, хотя ее накачали сильнодействующими лекарствами. Бедняжка давным-давно избавилась бы от такой пытки; только бездушные машины, заменившие отказавшие органы, не допускали этого.
Зейн содрогнулся. Он словно перенесся во времени и сейчас стоял возле своей матери…
Воспаленные глаза приоткрылись. Женщина увидела его. Трубки в носу не давали ей повернуть голову, а когда она попыталась шевельнуться, негодующе запищал какой-то прибор.
– Успокойтесь, – мягко произнес Зейн. – Я пришел, чтобы избавить вас от этого.
В ответ он услышал слабый смешок.
– Как ты спасешь от такого? – прохрипела старуха; из приоткрытого рта закапала слюна. – Проси не проси, они не слушают! Наверное, я прогнила насквозь, но мне не дают умереть.
– Я Смерть. Никто и ничто меня не остановит.
Она с трудом прищурилась:
– А ведь верно! То-то я думаю, кого ты мне напоминаешь… Надо же, настоящая Смерть! Я бы с радостью отправилась с тобой подальше отсюда. Но видишь ли, местные власти отказывают в визе!
Зейн улыбнулся:
– У каждого есть право уйти. Его нельзя отнять.
Он протянул руку, проник в плоть и дотянулся до души. Но извлечь ее не смог!.. Женщина слабо застонала от новой боли, и он быстро разжал пальцы.
– Вот видишь! – прошептала она. – Меня здесь держит пудовый якорь. Даже ты не поможешь мне, Смерть!
Зейн взглянул на часы. Прошло уже пятнадцать секунд сверх срока! Да, нелегко оборвать нить жизни, если вмешивается современная техника!
– Что-нибудь придумаем, – хмуро произнес он. Прошелся по палате, разглядывая других пациентов. Теперь стало ясно, что все уже отжили свой срок, однако мудреные приборы вмешались в дела Судьбы. Существование давно превратилось для несчастных в ежедневную пытку, тем не менее освободить от такого рукотворного ада способно лишь отключение машин. Но в госпитале строго следили за порядком; здесь не случалось недосмотров.
– Я тебя вижу, Смерть, – прошептал кто-то.
Зейн повернул голову. На него смотрел пациент, лежавший рядом с клиенткой. В отличие от остальных, он был в сознании.
– Я не могу забрать ее душу, пока работает аппаратура, – сказал Зейн, сам удивляясь, зачем он делится своей проблемой с тем, кто не нуждается в его персональной помощи.
Тот покачал головой, от чего приборы, облепившие тело, загудели.
– Никогда не думал, что собственными глазами увижу, как Смерть оказалась бессильна! Наверное, единственное, от чего нельзя спастись теперь, – налоги.
Больной коротко хохотнул, потревожив дежурную медсестру – задрожали стрелки приборов, и она решила, что у него приступ. Естественно, девушка не замечала Зейна.
Через минуту старик снова заговорил:
– Знаешь, Смерть, что бы я сделал на твоем месте?
– Женщина рядом с вами, которая не может умереть, – отозвался он, – напомнила мне мать.
Вина, словно раскаленная проволока, врезалась в сознание, не давая забыть.
– У нее тоже есть сын, – кивнул старик. – Он-то и оплачивает всю эту мерзость. Думает, что делает благое дело, заставляя жить дольше, чем отмерила судьба, да еще против воли. Если бы он действительно любил ее, давно позволил бы умереть.
– Разве он не любит ее? – Сам он убил мать, потому что не мог терпеть страданий близкого человека, но потом усомнился в чистоте своих мотивов.
– Возможно, он так думает, а на самом деле просто-напросто сводит с ней счеты! Из-за нее он теперь живет в нашем жестоком мире. Наверное, так и не простил ее за это! Вот и не дает ей уйти самой.
Зейн не выдержал:
– Смерть возьмет свое! – Он решительно направился к клиентке, нашел нужные кнопки и отключил систему жизнеобеспечения.
Однако раздался сигнал, и медсестра сразу встрепенулась. Она подбежала и привела приборы в действие.
Зейн вырвал проводки и трубки. Из них фонтаном брызнула жидкость.
Теперь девушка увидела его.
– Вы нарочно сделали это! – закричала она в ужасе. – Немедленно прекратите!
Он схватил ее и поцеловал в губы. Оказавшись в объятиях скелета, девушка потеряла сознание. Зейн осторожно опустил ее на пол.
Автоматическая система защиты останавливала течи в вырванных трубках. Сигнал тревоги не умолкал; вскоре другие медсестры услышат его и прибегут сюда. Надо довести дело до конца.
Зейн поднял стул и со всего маху швырнул его в стойку, где находились бутыли с жизнеобеспечивающими составами. Стекло треснуло, и разноцветные жидкости полились на пол. Все это по-настоящему захватило его: вырвались наружу старательно подавляемые эмоции.
Он занес стул над клиенткой, готовый в случае необходимости размозжить ей голову. Но такого уже не требовалось. Он освободил женщину от жизни. Осталось только извлечь душу.
Когда Зейн закончил, раздались аплодисменты. Пациенты приветствовали его поступок. Все они видели, кто посетил их палату, потому что насильно удерживались на этом свете, давно превысив отведенный им срок.
– Но я снова стал убийцей! – прерывающимся от волнения голосом воскликнул Зейн, уже раскаиваясь в том, что сделал. Сначала он получил мрачное удовлетворение от содеянного, однако в результате отяготил душу новым грехом.
– Эх, повезло ей! Вот если бы так пришли за мной… – прошептал один из пациентов.
– Таких, как мы, нельзя убить, – сказал старик, с которым Зейн только что беседовал. – Это все равно что изнасиловать девушку, только и мечтающую отдаться!
Зейн замер.
– Кто из вас так считает? Кто хочет умереть?
По палате пронесся шепот.
– Да все! – ответил старик; остальные молча закивали.
Времени на размышления не осталось. По коридорам разносился гулкий топот торопливых шагов. Скоро прибегут медсестры, врачи, санитары.
Зейн выполнил задачу, хотя пришлось снова стать убийцей, причем на сей раз сделал все открыто и сознательно. Он доказал себе, что сама Смерть много лет назад приняла бы то же решение, и избавился от чувства вины. Но ведь он еще и человек. Как можно равнодушно отвернуться от своих ближних, которым отказано в одном из фундаментальных прав: в праве расстаться с жизнью?
– Ведь это массовое убийство, – неуверенно сказал Зейн.
– Нет, сынок, милосердие, – ответил старик. – Моя внучка почти разорилась, платя врачам, потому что подонки говорят, что другого выхода нет. Ради чего? Ради такого? Провести вечность в больничной койке, когда и пошевелиться нельзя, не то что наслаждаться жизнью? В Аду вряд ли будет хуже, а даже если так, я все равно предпочту его. Может, там я смогу хоть постоять за себя. Освободи меня. Смерть! Страдаем не только мы, страдают и наши близкие. А так они поплачут, но скоро успокоятся. К тому же у них останется хоть немного денег.
Зейн решился. Он и так уже заслужил вечное проклятие за то, что наделал. Терять ему нечего. В конечном итоге все пациенты в палате – его клиенты.
Он добрался до комнаты, где размещались технические службы отделения, и отключил все аппараты.
Свет в палате погас. Ни одна из систем не работала.
Сразу же начался переполох. Какой-то сестре удалось на ощупь добраться до комнаты техобслуживания, но там стоял Зейн. Ее руку сжали костлявые пальцы скелета. Девушка пронзительно закричала.
– Такой же ужас испытывают ваши пациенты, – сказал ей Зейн. – Полужизнь-полусмерть.
На сей раз он доведет дело до конца.
7. КАРНАВАЛ ПРИЗРАКОВ
Через несколько дней, управившись с накопившейся работой, Зейн снова зашел к Луне. На сей раз при виде его на лице девушки появилась улыбка.
– Входи, Зейн. Я буду готова через минуту.
– Готова?
– Ты ведь приглашал меня, помнишь? Посетить какое-нибудь любопытное местечко, чтобы не было скучно.
На самом деле ему хотелось продолжить беседу, но Зейн не стал упоминать об этом. Правда, в чем-то она оказалась чересчур уж откровенной, а мысль о том, как Луна расплатилась с демоном за услугу, до сих пор не давала покоя. Но время все лечит. Постепенно потрясение от ее истории и неуверенность в своих чувствах прошли, и Зейн надеялся на лучшее.
Да и какое он имеет право в чем-то упрекать Луну после того, что сделал в больнице? И на Земле, и в Чистилище этот случай сочли скандальным.
Пока девушка одевалась, Зейн рассматривал картины. Великолепно! Она намного превосходит его в мастерстве и таланте. Яркий сочный колорит, тонкая передача особенностей ауры. Трудно поверить, что человек, чья душа недавно была внесена в реестр осужденных на вечные муки, способен создать такое.
Дочь мага все больше нравилась ему. Зейн не мог найти ответа на вопрос, почему маг хотел, чтобы они познакомились? Во всяком случае, не из-за сходства характеров или общего интереса к аурам!
Наконец появилась Луна. Девушка выглядела просто потрясающе. Раньше наряд просто помогал ей стать привлекательной, выделиться; теперь она полностью преобразилась. В волосах сверкал ярко-синий топаз, а туфельки украшали зеленые изумруды. Но прелесть камней – ничто по сравнению с красотой их владелицы.
– Ну, как я выгляжу? – кокетливо произнесла она.
Зейн насторожился.
– Я думал, ты не питаешь ко мне никаких чувств. Чего ради так стараться?
Девушка состроила гримаску:
– Я поведала тебе. Смерть, о самых тайных и ужасных грехах, и ты меня не отверг. Это чего-нибудь да стоит.
– Все дело в том, что я сам ничуть не лучше! Какое право я имею осуждать тебя? По крайней мере, ты хотела помочь отцу, а я…
– Хотел помочь матери, – подхватила Луна. Они нашли необходимую для обоих формулу, объясняющую и оправдывающую сближение таких, казалось бы, разных людей. – Мы оба запятнаны. В любом случае, пока не узнаем, что задумал отец, нет смысла что-то менять. Скажу честно, ты не тот мужчина, которого я выбрала бы, будь моя воля.
– А ты не та, для которой я предназначен.
– Думаешь, здесь виден перст нашей общей знакомой, Судьбы?
– Не просто думаю, а знаю. Она организовала мое назначение, сделав так, что нить жизни оборвалась как раз, когда мой предшественник проявил беспечность. Думаю даже, что она подстроила «случайную» встречу с Молли. Именно так в мои руки попал пистолет, без которого ничего бы не получилось. Не знаю, исполнила она завет твоего отца или поступила по своему разумению.
– Только глупец верит женщине, – с серьезным видом произнесла Луна. – Особенно Судьбе!
Зейн улыбнулся:
– Значит, я глупец. Все-таки я доверяю ей. Лахесис помогла мне освоиться. По правде говоря, я ничуть не жалею о своей прежней жизни. Я понимаю, конечно, что Смерть из меня вышла тоже самая заурядная…
– Если ты прав, не хотела бы я столкнуться с незаурядной! – негромко сказала Луна. – Вспомни больницу! Да и в беспорядках в Майами чувствуется твоя рука.
– Никаких беспорядков не было. Но ты права, это типичный пример моего стиля работы. Одних я отпускаю, когда могу, других забираю, хотя их время еще не наступило, с третьими бесполезно трачу уйму времени, ведя душещипательные беседы, чтобы облегчить переход в мир иной. Пресс-центр Чистилища, наверное, единственное место во Вселенной, где искренне рады каждому новому моему подвигу. Не представляю, чем там пробавлялись по части юмора, пока не появился я!
– Ты чересчур порядочный и по-детски доверчивый человек.
– Но уж с тобой-то я могу быть именно таким.
– Нет.
– Нет? Не понимаю!
– Надень плащ Смерти, – вдруг резко произнесла Луна.
Зейн удивленно посмотрел на нее:
– Ну, не знаю… Я ведь не на работе. Не люблю смешивать личное с…
– Хочу, чтобы сегодня у меня было свидание со Смертью.
Девушка просительно заглянула Зейну в глаза, улыбнулась. Он не смог устоять, хотя прекрасно понимал, что все это просто игра.
– Я оставил вещи в машине. Ты действительно хочешь, чтобы тебя увидели в компании со скелетом?
– Ну, это меня не тревожит. Люди не замечают Смерть, пока она не придет за ними.
Не совсем так, хотя в основном верно. Луна взяла Зейна под руку, они подошли к Морт-мобилю.
Ночь выдалась темная, собирался дождь. Зейн достал плащ с капюшоном, перчатки, сапоги и натянул на себя.
– Теперь ты выглядишь по-настоящему элегантно, – заметила Луна. – Подумать только, каким привлекательным может быть хорошо одетый скелет! Ну-ка, поцелуй Смерти!
– Но мое лицо стало…
Ничего не слушая, девушка прижалась к нему и поцеловала в губы.
– Ох, ты был прав, – засмеялась она, отшатываясь. – Настоящий череп! «Увы, бедный Йорик! Здесь были губы, которые я целовал!» Как смешно!
Луна провела рукой по лицу, словно смахивая песок.
– Большинству людей свидание со Смертью не доставляет особого удовольствия, – произнес Зейн, немного встревоженный ее поведением. Что на уме у этой девушки? – Видела бы ты письма, которые я получаю!
Она лучезарно улыбнулась, словно услышала что-то приятное.
– Конечно, давай посмотрим! Может, ты еще и отвечаешь на них?
– Да, – смущенно признался Зейн. – По-моему, иначе будет нечестно. Никто не станет искать Смерть, тем или иным образом, без веской причины.
– Как трогательно! Ты очень славный! Покажи какое-нибудь послание!
Он открыл бардачок, достал лист бумаги и включил свет в салоне. Аккуратный, типично детский почерк: как правило, человеку требуется немало лет, чтобы сделать свое письмо неряшливым и неразборчивым.
Дети почему-то чаще обращались в высшие ведомства – по крайней мере к нему. Наверное, их вера отличалась большей искренностью и наивной непосредственностью.
«Дорогая Смерть!
Каждый вечер мама велит мне читать молитвы! Наверное это правильно но мне от них очень страшно! Нужно говорить: «Коль смерть во сне ко мне придет, пусть душу Бог к себе возьмет». Так вот я боюсь засыпать! Лежу с открытыми глазами почти всю ночь а потом дремлю на уроках и что-нибудь пропускаю. Пожалуйста Смерть не приходи ко мне! Потому что мне хочется еще пожить! Ничего если ночью я немножко посплю? Ты меня не заберешь? С приветом, Джинни».
– Теперь я понимаю, – задумчиво произнесла Луна. – Это ужасно! Бедная девочка, она думает…
– Да. Когда я прочитал письмо в первый раз, меня просто затрясло от злости. В дурацкой молитве сон напрямую связан со смертью. Неудивительно, что бедняжка так перепугалась. Представь, сколько еще детей из-за подобных представлений, заложенных родителями в их сознание, со страхом ложатся в постель вечером! Я никогда бы так не поступил со своим ребенком!
– Письмо написано грамотно, правда, Джинни не любит запятые и просто обожает восклицательные знаки. Наверное, нужно быть очень смелой, чтобы напрямую обратиться к источнику своих страхов! Зейн, ты должен немедленно ответить ей!
– А что я скажу? Пообещаю, что не приду к ней? Она может появиться среди тех, кого надо забрать, в любой момент!
– Объясни, что сон и смерть никак не связаны. – Луна заметно оживилась.
– Давай не будем откладывать! Позвони ей!
Зейн заколебался:
– Вдруг это примут за дурацкую шутку? Трудно себе представить, чтобы Танатос обращался к смертным по телефону!
– А представить, что он отвечает на письма, легко? Твой предшественник, по-моему, такого не делал. Джинни ведь еще совсем маленькая, Зейн! Она поверит. Ребенка ничуть не удивит звонок от представителя высших сил. Так уж устроены дети, храни их Бог!
Луна заставила его вернуться в дом, принесла телефон и сунула в руку трубку.
Зейн вздохнул. Может, действительно так будет лучше?
Он вызвал справочную, назвал адрес и выяснил номер Джинни. Но когда кто-то поднял трубку, Зейн занервничал.
– Да? – Очевидно, подошла мать девочки.
– Пожалуйста, разрешите мне поговорить с вашей дочерью.
– Она уже спит! – В Лос-Анджелесе было не так поздно, как здесь, в Кильваро, но ведь дети ложатся рано.
– Нет! – Гнев помог преодолеть неловкость. – Она сейчас одна, в темной комнате, боится закрыть глаза, чтобы не умереть. Не заставляйте ее больше читать эту нелепую молитву. Души забирают вовсе не так!
– Кто вы такой? – резко спросила женщина. – Если решили поиздеваться, имейте в виду…
– Я Смерть.
– Что?!
Ну конечно, она не поверила.
– А теперь, пожалуйста, позовите Джинни.
Покорившись непонятной силе, исходившей от голоса незнакомца, женщина сдалась.
– Сейчас посмотрю, спит она или нет. Если вы хоть как-то расстроите мою девочку…
– Позовите ее, – устало повторил Зейн. Господи, сколько зла приносят своим детям люди, искренне желающие им блага!
Минуту спустя трубку взяла Джинни.
– Здравствуйте, это я, – вежливо произнесла она. – Ой как здорово! Мне еще никогда не звонили незнакомые дяди!
– С тобой говорит Смерть, – мягко и осторожно, чтобы не испугать ее, начал Зейн. – Я получил твое письмо.
– Ух ты! – В голосе девочки чувствовался то ли восторг, то ли страх.
– Джинни, скорее всего я еще не скоро приду за тобой. У тебя впереди еще целая жизнь. Но если все-таки мы встретимся, обещаю, что сначала разбужу тебя.
– Честно?
– Честно. Смерть не заберет тебя во сне! – Такое он мог пообещать, не превышая своих полномочий. Надо отправить служебную записку в Чистилище, чтобы его лично вызвали к этому клиенту, когда придет срок. Правда, коли Джинни суждено в скором времени уйти из жизни, ее душа, наверняка не отягощенная злом, отправится прямиком на Небеса.
– Честно-честно? Тогда скажи: «Ей-Богу, а если совру, чтоб мне поме…» Ой! – Девочка запнулась, поняв, что такая клятва для Смерти явно не подходит.
– Ей-Богу. Спи спокойно!
– Вот здорово! Спасибо! – воскликнула она в полном восторге. Потом вспомнила о правилах приличия и степенно добавила: – Извини, пожалуйста, я честное слово не хотела тебя обидеть, но я пока…
– Пока ты не хочешь со мной встретиться, – продолжил за нее Зейн. Он улыбался, хотя сознавал, что маленькая собеседница находится за тысячи миль отсюда. – Немногие желают увидеть меня или даже думать о таком.
– Ну, днем-то, когда мы играем, все нормально, – весело отозвалась Джинни. – Днем ведь люди не спят! Знаешь, мы даже говорим о тебе, когда прыгаем со скакалкой!
– Правда? Что говорите?
– «Доктор, смерть возьмет меня? – Все умрут, и ты, и я!» Понимаешь, это такая считалочка.
– Понятно… – смущенно отозвался Зейн. – Прощай, Джинни.
– Пока, Смерть! – Девочка повесила трубку.
– Ну вот, разве не здорово? – спросила Луна с сияющими глазами.
– Да, действительно. В кои-то веки работа принесла мне радость.
– Если бы люди получше узнали Танатоса, они меньше боялись бы его.
– Ты права. Каким станет мир, если исчезнет страх смерти?
– А теперь давай веселиться! Правда, отличное начало для вечера?
Они вернулись к Морт-мобилю.
– Куда поедем?
– Не знаю… Просто прокатиться вместе со Смертью – уже немало!
Ее слова кольнули Зейна, но он промолчал. Завел машину и медленно двинулся вперед.
Моросил дождь. Когда они проезжали по одной из центральных улиц, фары высветили знакомую фигуру – девушка с тачкой.
– А вот и Молли Мэлоун, самый знаменитый призрак Кильваро.
– Здорово! Я еще ни разу ее не встречала! – воскликнула Луна. – Давай подбросим бедняжку!
– Подвезти призрака? Так ведь не…
– Предложи ей прокатиться, а там посмотрим.
Зейн остановил Морт-мобиль и подошел к привидению:
– Молли!
Она приветственно помахала рукой:
– Ты не можешь забрать меня, Смерть! Я уже мертва!
– Я сейчас не работаю. Часы не включены. Мы встречались раньше, еще до того, как я стал Танатосом. Наверное, это было предзнаменованием, ведь потом я расстался с жизнью. – Он сдвинул капюшон, чтобы Молли увидела лицо.
– Верно, верно, ты спас меня от ограбления или даже – кто знает? – худшей участи! Такой любезный джентльмен! Прости, что я стала невольным предвестником твоей кончины!
– Предвестником?
– Ты разве не знал? Каждый, кто вступит со мной в контакт, неизбежно встретит свою смерть в течение месяца.
– Я так и понял, только не сразу. Но, как видишь, все закончилось благополучно.
Подошла Луна:
– Привет, Молли!
Зейн оцепенел.
– Не может быть! Луна, ты видишь… Господи, неужели…
– Мне ведь самой такое не по душе, добрые люди, – печально сказал призрак. – Но помните, я не вызываю смерть, лишь предрекаю ее. Говоря попросту, честно предупреждаю.
– Раз ты можешь беседовать с Луной…
Молли озабоченно нахмурилась:
– Я-то думала, ты с клиентом! Выходит, она твоя милая?
– Ну, во всяком случае, мы решили вместе провести вечер.
– А, ну тогда не печалься. Предзнаменование исполнилось. Она ведь уже встретила Смерть!
– Верно, – облегченно вздохнул Зейн. – Я опять все неправильно понял.
– К сожалению, правильно.
Потеряв дар речи, Зейн повернулся к Луне.
– Не пугайся так! – продолжила она спокойно. – Да, я знаю, что скоро умру. Ведь дома у меня целая дюжина камней смерти.
– Ты ни словом не обмолвилась…
Луна пожала плечами:
– Я поняла это после нашей прошлой встречи. Талисманы неожиданно изменили цвет. Пришлось принять немалую дозу магии, чтобы не испортить свидание. – Она указала на камни в волосах. – Представляешь, какой бы я сейчас была без них!
– Ты прибегла к волшебству ради меня? Я бы никогда не допустил такого!
– Для чего, по-твоему, мне понадобилось свидание со Смертью? Если повезет, ты сам заберешь мою душу и составишь компанию по пути в Ад. – Девушка повернулась к призраку. – Молли, тебе, наверное, так скучно! Целыми днями бродишь с тачкой, а товар предложить некому. Не хочешь с нами прокатиться?
– Что ж, очень любезно с вашей стороны, леди! А куда вы держите путь?
– Мы еще не решили. Сегодня у нас свидание…
– Да, он говорил. Но тогда я буду лишней. Я еще не забыла, как ведут себя смертные.
– Ну, так далеко наши отношения не зашли. По крайней мере пока… Куда бы ты посоветовала отправиться?
– Если я действительно не помешаю, могу проводить на Карнавал призраков. И на вас, и на вашем спутнике лежит печать смерти, так что оба вы можете присутствовать.
– Интересно! – Луна подтолкнула его локтем. – Как ты думаешь?
Зейн немного опомнился после страшной новости.
– Тебя ждет гибель в течение месяца! А отец знал?
– Наверняка. Он, конечно, думал, что дочь отправится в Рай. Но у меня ведь еще целых четыре недели в запасе! Раз так, нельзя терять время попусту! Поехали на карнавал, Зейн!
– Да, карнавал, – тупо повторил он.
Они погрузили тачку Молли в объемистый багажник лимузина, забрались в кабину. На широченном переднем сиденье хватило места троим. Правда, Луне пришлось прижаться к своему спутнику, что немало помогло ему справиться с оцепенением.
– Езжайте прямо, – скомандовала Молли, – через два квартала поверните налево и затормозите. Морт знает, что делать.
По-видимому, бессменного помощника Смерти знали и уважали в загробном мире.
Зейн вел машину, не очень следя за дорогой. Как ни печально, бояться теперь нечего. Его девушка скоро погибнет, а он только сейчас оценил ее по-настоящему! Почему злой рок преследует его даже после того, как он распростился с земным существованием? Зейн в принципе не любил свою работу, однако теперь испытывал к ней настоящее отвращение. Луна ведь не случайная жертва судьбы. Она близкий друг, а может, и больше… Да, гораздо больше!
– Ну что же ты, веселей! – сказала Луна. – Примирись с неизбежным. Давай с пользой потратим отпущенное нам время.
Эта женщина недавно узнала, что скоро умрет, и ради него постаралась выглядеть как можно лучше. Ужасная глупость, конечно; свои последние часы она должна была посвятить более серьезным делам. С другой стороны, получается, что Луна сочла их свидание самым важным из всего, и Зейну это ужасно льстило. Его раздирали противоречивые чувства. К боли и ужасу примешивалась радость обретения. Да, именно такую он мечтал встретить всю свою земную жизнь, сам не сознавая, что именно ему необходимо. В конце концов, разве Анжелика на самом деле – не мимолетное видение, которое он наделил придуманными чертами? А вот Луна – настоящая! Но к чему восхищаться ее умом, вкусом, талантом, смелостью, если все это уйдет вместе с ней в могилу?
– Будем веселиться, – объявил он, выворачивая руль. Автомобиль круто свернул влево. Все зажмурились, в любой момент ожидая столкновения…
– Приехали! – объявила Молли.
Зейн открыл глаза. Они приблизились к скоплению шатров, над которыми развевались яркие флаги. Вокруг собралась целая толпа. По ушам ударила громкая нестройная музыка. Самый настоящий праздник!
– Они не похожи на мертвецов, – заметил Зейн.
– Мы, жители загробного мира, кажемся друг другу живыми, – откликнулось привидение. – Но поверьте мне, вы здесь единственные, чей прах не покоится в могиле. Право, не стоит из-за таких вещей портить себе удовольствие!
– А мы и не собираемся! – воскликнула Луна. – Мне всегда нравились призраки.
Молли приблизилась к продавцу билетов:
– Это гости из мира живых, мои друзья. Танатос оказал мне недавно услугу, а женщина через двадцать лет спасет мир от Сатаны. Выдай им бесплатный пропуск.
– Да, с такими рекомендациями вам отказать нельзя, – согласился кассир-привидение, протягивая бумажки.
Они прошли через старомодный турникет и оказались на широкой площадке. По обе стороны тянулись палатки наподобие цирковых и сувенирные киоски.
– Ну, пошли, – торопила Молли. – Лучше всего начать с исторической экскурсии.
Луна по-хозяйски подхватила Зейна под руку. Вскоре все устроились в открытом вагончике, стоявшем на узких рельсах. Он сам тронулся с места, пройдя сквозь какую-то мерцающую завесу. Неожиданно спутники очутились в мрачной пещере.
– Ласко [2], – торжественно объявила Молли. – Знаменитые наскальные изображения.
По пещере мгновенно заплясали яркие лучики, словно здесь вдруг появились тысячи факелов. На стенах проступили изображения разных животных. Они казались совсем живыми, несмотря на примитивную технику.
– Это из-за мерцания, – объяснило привидение. – Свет все время меняется, и звери будто оживают. В чем и состоит гениальность художников.
– Состоит или состояла? – спросил Зейн. – Разве перед нами не копия?
– О нет! Пещера подлинная. Примерно четырнадцать тысяч лет до нашей эры. А мы вот стали как бы ненастоящими.
– Вряд ли мы путешествуем во времени, – сказала Луна, задев его локтем. Зейн в ответ обнял ее за плечи. Даже если девушка использует магию, она все равно остается собой. – Призраки могут перемещаться куда угодно, не создавая никаких парадоксов.
– Смотрите, вот художник рисует первого единорога!
Зейн повернул голову. Вся стена покрыта примитивными изображениями животных, иногда накладывающимися одно на другое, в основном лошадей и быков. При свете светильника, примитивный фитиль которого давал столько же дыма, сколько огня, фигуры казались объемными, а в сплетении линий виделась не небрежность, а стремление показать некую временную последовательность. Например, в бесконечном беге по просторам молодого мира место оленя скоро займет вот этот конь. В памяти всплыло название места, куда они перенеслись: Большой зал быков.
Единорог совсем не соответствовал общепринятым представлениям. Огромное обвислое брюхо, почти касавшееся земли, очень короткий хвост, большие пятна на боках и пара длинных прямых рогов.
– Но это какой-то двурог! – возразил Зейн.
– Считается, что за тысячи лет он приобрел облик, к которому мы привыкли. Эволюция! – важно объяснила Молли. – Среди его предков наверняка были лошади и рогатые животные, а первые полукровки показались бы нам безобразными. Посмотрите: люди, изображенные на стенах, намного примитивнее, чем неразумные твари. Наш вид развивался гораздо быстрее за последние пятнадцать тысяч лет.
– Да, пожалуй, – кивнул Зейн, удивленный широкими познаниями призрака и мудреными словами, которые использовала простая ирландская девушка. Наверное, она не раз побывала на экскурсии и запомнила объяснения гида. Так вот как проводят свободное время привидения!
– Первобытное искусство чарует меня! – В серых глазах Луны сверкали оранжевые огоньки – отблески пламени светильника. Она сейчас казалась особенно неотразимой; примитивный фон усиливал эффект. – Все истинное творчество берет свое начало в бессознательном. Обитатели пещер были ближе к природе и, вероятно, лучше нас умели устанавливать связь с ее магией. Мы уже не способны подманивать дичь, нарисовав ее на стене; приходится прибегать к механическому оружию и сложным заклинаниям. Для первобытного человека окружающий мир и магия составляли единое целое, и человек пользовался ими, не отделяя одно от другого. Мы лишь недавно открыли сущность ауры, которую наши предки понимали интуитивно. Здесь все проникнуто духом этого знания.
– Да, – кивнул Зейн. – Я пользовался фотоаппаратом, ты – кистью и красками, а они – местом своего обитания. Духи изображенных животных все еще присутствуют здесь.
– Нет, это мы присутствуем там, – напомнила Молли. – Сегодня пещеры Ласко, Альтамира, Перш-Мерль превратились просто в приманку для туристов. В них не осталось того, о чем вы говорили. Мы, призраки, стараемся «сохранить его, но нам приходится трудно.
– Да, конечно, – сказала Луна. – Вы должны продолжать свое благородное дело.
Вагончик двинулся вперед, прошел сквозь стену, и они оказались внутри целого сплетения узких темных проходов.
– Лабиринт Минотавра на древнем Крите, – объявила Молли. – Обиталище первого известного истории человеко-быка.
– Я думал, ты неграмотная крестьянка, – невольно вырвалось у изумленного Зейна. – А послушаешь тебя – не похоже…
– Да, я не выучилась читать и считать, – призналась Молли. – После смерти очень трудно приобрести новые навыки. Я всего лишь торгую устрицами и ничего другого делать не умею. Но я ушла из жизни совсем молодой, а здесь, в загробном мире, появилось много свободного времени, чтобы заняться своим образованием. Я ведь была не дурой, а просто невежественной. Даже наблюдать за нелепым безрассудством смертных очень поучительно! Смотрите, вот и Минотавр.
Действительно, центральную площадку мерил шагами могучий человеко-бык. Он то и дело задирал рогатую голову, подозрительно обнюхивая свои владения, словно почуял непрошеных гостей.
– Наверное, вас не очень-то развлекут всякие сплетни о том, как он появился на свет, – начала Молли с энтузиазмом. – Говорят, одна критская царица по имени Пасифая по уши влюбилась в Морского быка – а тот на самом деле был демоном! Но он на бедняжку даже не смотрел, и тогда…
– Мы уже слышали эту историю, – оборвала ее Луна. Зейн отлично понимал, что ей сейчас не хочется слышать о сношениях красавиц с демонами.
Через несколько мгновений они покинули лабиринт и покатили по римской дороге.
– Тебе нравится? – спросил Зейн, почти касаясь губами уха своей спутницы.
– Мне уже давно никто не назначал свидания, – уклончиво ответила девушка. – Мужчины сторонятся дочери черного мага.
– Тем хуже для них. – Он привлек ее к себе, наслаждаясь упругой податливостью прильнувшей к нему плоти. Неожиданно в памяти всплыли слова призрака. – Как ты спасешь мир от Сатаны через двадцать лет, если должна умереть в течение месяца?
– Может, перевоспитаю, когда окажусь в его царстве? – с горькой иронией промолвила Луна.
– Я не хочу, чтобы ты попала в Ад! И вообще чтобы ты умерла!
– Такова наша доля, – произнесла Молли. – Обидно только, когда уходишь молодой… – Уж она-то знала, о чем говорит.
Зейн задумался. Приятно сидеть так, ощущая близость Луны, уютно прильнувшей к спутнику… Именно с такими клиентами особенно тяжело. Ни разум, ни чувства не могли примириться с тем, что многих приходится забирать раньше срока. Несчастный случай, невезение, стечение обстоятельств – и человек уходит на тот свет, не успев пожить как следует. Одно дело – игра по правилам, с заранее известным итогом. Оборванная, скомканная, она превращается в нечто ужасное. Наверное, он злоупотреблял своим положением, когда спасал утопающего или отговаривал самоубийцу и тут же забирал раньше времени душу дряхлого старика, страдающего от боли. Однако Зейн не мог иначе. Пусть он плохая Смерть, но люди ему не безразличны…
– О чем задумался? – шепнула Луна. Они проезжали мимо средневекового китайского города. Наверняка все места, куда переносился вагончик, связаны с какими-нибудь значительными историческими событиями. Молли с удовольствием играла роль гида, хотя сейчас ее рассказы не вызывали у Зейна никакого интереса.
– Я не хочу, чтобы ты умерла раньше срока, – тихо сказал он. – Ты намного лучше меня. Я не заслуживаю такого счастья, и если…
– Несмотря на связь с демоном?
Зачем напоминать о своем падении лишний раз?
– Да пошел он к дьяволу!
– Как раз к нему этот тип прямиком и отправился! Я не имела права скрывать такого, иначе все наши отношения основывались бы на сплошном обмане. Я замарана и уже никогда не очищусь. Тебе следует знать…
– Сколько можно об одном и том же! Чтобы помочь отцу, ты решилась на что-то страшное. Так же поступил и я ради того, чтобы прекратить страдания матери. Никто тебя не винит!
Тем не менее в душе он, конечно, осуждал девушку и ничего не мог с собой поделать. Стоило только представить, как гнусное порождение Ада наслаждается ее телом…
– А что вы такого ужасного сделали? – спросила Молли.
– Она отдалась демону, чтобы научиться магическим приемам и помочь отцу.
– А он с помощью дешевого заклятия отключил аппаратуру, которая поддерживала жизнь его больной матери, хотя она хотела умереть, – продолжила Луна.
– Пожалуй, это грех, – нерешительно произнес призрак. – И все же, сдается мне, иногда только согрешив поступаешь правильно.
– Если бы я могла помочь отцу грошовым заклятием, долго бы не раздумывала.
– А я бы с удовольствием избавил мать от боли твоим способом – роман с дьяволицей, наверное, не самая неприятная штука!
– Встречаются очень даже аппетитные суккубы, – сообщила Молли. – Говорят, дочери Ада в постели хороши как никто! Ну я-то, конечно, сама не пробовала, так что…
– А жаль, было бы интересно послушать! – заметил Зейн.
Луна взяла его за ухо, притянула к себе:
– Попробуй сначала со мной.
Их губы слились, и словно разряд тока пронзил тело Зейна. Луна простила его за предыдущую сцену и вложила в поцелуй всю страсть, на которую была способна. Чудесный дар!
– А это Тур. – Молли указала на новый город, маячивший впереди. Сколько исторических мест Зейн, наверное, пропустил, забыв обо всем, кроме своей спутницы! – Здесь французы остановили наступление мавров и спасли Европу от нашествия.
– Повезло Европе, – лениво пробормотала Луна. Она положила голову на его плечо. Талисманы, сверкавшие в пышных волосах, коснулись кожи, и Зейна охватило пронзительное ощущение полного счастья. А может, камни тут ни при чем?
Но мысленно он проклинал себя. По собственной глупости упустить идеальную спутницу, чтобы потом завести другой роман, который завершится самое позднее через месяц! Наверное, из-за этого первый камень любви дочери мага не указал на него. В чем-то она даже превосходила навсегда потерянную Анжелику. Ведь он не успел как следует узнать последнюю и сам построил ее образ, вложив в него свои надежды и желания. Но Луна не годилась на роль спутницы жизни, потому что ей осталось прожить очень недолго. Талисман не принимал во внимание такие детали. Он просто искал наилучший вариант: максимум счастья в максимальный отрезок времени. Нельзя полностью полагаться на неодушевленные предметы, даже наделенные сверхъестественными свойствами.
И все же Зейн не жалел об этой очередной гримасе судьбы. Прежде чем завязать отношения с Луной, он долго колебался. Сколько неразрешимых вопросов! Пристало ли Танатосу общаться со смертной, захочет ли дочь мага подчиниться давлению высших сил, толкающих ее на союз с ним, и, наконец, как он сам относится к женщине, отдавшейся адскому отродью?..
Теперь, когда выяснилось, что едва наметившаяся связь будет недолговечной, на раздумья нет времени. Все должно решиться сейчас.
– Можно сразу порвать со мной, избавив себя от неприятных эмоций в ближайшем будущем, – подсказала Луна неожиданно.
– Ни за что! Не хочу как крыса бежать с тонущего кораб… Ты что, умеешь читать мысли?
– Забыл, кто мой отец? – поддразнила она. – Я унаследовала не только обычные талисманы! Существуют камни, дающие обладателю особые способности. Веришь?
– Сейчас ты не прибегаешь к черной магии, потому что она тебя приближает…
– К демону, – договорила за него Луна. – Ты прав, я ничем не пользуюсь. Для того чтобы представить, о чем ты сейчас думаешь, не нужно никаких сверхъестественных штучек.
– Неужели ты успела так хорошо меня узнать? Что-то не верится.
– Разве ты бросил мать на произвол врачей, когда она нуждалась в твоей помощи?
– Это разные вещи. – Он помолчал. – Нет, пожалуй, ты права. Во мне много зла, но я действительно не предатель.
– Значит, у тебя, как и у меня, сложный характер. В нем причудливо смешались хорошие и дурные черты. Я проявляю эгоизм, инициируя нашу связь. Следовало поступить так раньше, когда я ничего не знала о близкой смерти.
– Но ты ведь предлагала…
– Тело. Не самую ценную часть своего естества. Сегодня я предлагаю все.
– Я принимаю твой дар.
– Мотивы, которыми я руководствуюсь, еще больше отяготят душу. Но с тех пор как не стало отца, в моей жизни возникла страшная пустота, от которой не в силах избавить самые сильные умиротворяющие заклинания. Я думала, что готова к его смерти, потому что заранее знаю о том, когда это произойдет. Увы, я оказалась слабее… – Девушка помолчала, словно прислушиваясь к своим мыслям. – То, что он всегда рядом, казалось естественным и неизменным как воздух. Но вот он ушел от меня навсегда, и такое ощущение, будто я вдруг потеряла опору, падаю в бездну, пустота окружает меня со всех сторон. Как победить ее?
– Найти другую опору.
– Именно. Ближе тебя у меня сейчас никого нет. Я хочу приятно провести остаток жизни. Пока не пришлось возвратиться к демону.
– Тот все еще посягает на тебя? – испуганно спросил Зейн. Он надеялся, что этот неприятный эпизод навсегда остался в прошлом.
– Да. Но пока я жива, не в силах овладеть мной. Зато когда попаду прямиком в его царство…
– Нельзя допустить, чтобы ты оказалась в Аду! Надо как можно быстрее изменить соотношение добра и зла в твоей душе.
– За месяц, а может, и меньше? – Девушка печально покачала головой. – У меня есть такие же камни-измерители, как и у тебя. Некоторые заряжены с помощью белой магии. Время от времени я пользуюсь ими, хотя не всегда получается, и знаю, как обстоят дела. Мой долг Сатане слишком велик. Никакой надежды на спасение.
– Наверняка есть выход! Ты успеешь совершить массу добрых дел! Гони порочные мысли, жертвуй деньги во всякие благотворительные фонды…
Она вновь мотнула головой:
– Не обманывай себя. Смерть! Хорошие поступки, если они не бескорыстны, просто не засчитываются. Искупать грехи надо было прежде, чем я узнала, что скоро умру. Теперь уже поздно.
– А что послужит причиной… Как ты умрешь? – Зейн боялся услышать ответ на свой вопрос.
– Понятия не имею. Я не больна, мне не суждено стать жертвой несчастного случая. Возможно, меня убьют.
– Если я не сумею помешать этому, – мрачно пробормотал Зейн. Он обещал себе, что, когда свидание закончится, немедленно отправится в Чистилище и найдет документы по ее делу. Если удастся узнать, от чего Луне предначертано погибнуть, Танатос, очевидно, сможет воспрепятствовать этому. Он уже выяснил, что иногда способен изменить судьбу смертных и предотвратить либо приблизить гибель человека. А пока, если дочь мага не будет выходить из дома, невидимый страж защитит хозяйку от непрошеных гостей.
– Перл-Харбор! – возбужденно блестя глазами, объявила Молли. – Посмотрите-ка на самолеты! Они застали наших врасплох, те даже не успели произнести нужное заклинание. Так Соединенные Штаты Америки вступили во вторую мировую войну.
Каким образом удалось вагончику пролететь через весь Тихий океан и оказаться на этом островке? Их призрачный транспорт не подчиняется физическим законам, и все же…
Тем временем они приблизились к следующей сцене.
– Превентивный ядерный удар! С него началась третья мировая война, – произнес со смаком призрак. – Уж она-то понаделает великое множество моих братьев и сестер, можете поверить!
Они словно пронеслись сквозь миниатюрное солнце, излучающее слепящий свет.
– Третья мировая? – удивилась Луна. – Но ее не было!
– Для нас, привидений, не существует настоящего, прошлого, будущего, как у смертных. Мы видим все.
– А когда она начнется? – нервно спросил Зейн.
– Узнай у Марса. Он уже давно носится со своим коронным замыслом. Скорее всего сроки еще точно не определены, потому что Вечные никак не могут договориться. Сатана желает, чтобы заварушка произошла в тот момент, когда соотношение добра и зла в мире склонится в его пользу; Бог, естественно, отстаивает собственные интересы. Сейчас равновесие так неустойчиво, что высшие силы не знают, за кем пойдет большинство смертных, если избавить их души от тела. Поэтому ни одна из сторон не решается спровоцировать начало последней из всех войн в истории. Но как только произойдет серьезное изменение в пользу кого-нибудь из них…
– Значит, в мире сейчас царит тот же неустойчивый баланс, что и у моих клиентов? Ну и ситуация!
– Выходит, Бога и Сатану интересует только одно – кому достанется больше душ, когда наступит конец света? – возмутилась Луна.
– Да, нам так кажется, – отозвалась Молли. – Мы, конечно, всего лишь простые призраки, не посвященные в замыслы Вечных, но ведь ясно: в чье царство отправится больше смертных, у того и власть больше. В тех краях, где нет денег, души – то же богатство.
– Не может быть, – запротестовал Зейн. – Пусть Сатана таков, но уж Господь-то должен думать о благе людей!
– Почему же Он никогда не помогает человеку напрямую? – сказала горько Молли. – Его враг повсюду рассылает своих подручных, чтобы сеяли раздор, вредили, превозносили мнимые радости Ада. А Бог держится в сторонке!
– Он соблюдает Конвенцию, – произнесла Луна. – Дьявол мошенничает. Вмешательство высших сил не допускается. По соглашению, судьба человека с того момента, как ему предоставляется свобода воли, должна определяться лишь им самим – поведением, образом жизни.
– Верить в такое, дамочка, все равно что думать, будто Всевышний предпочитает мальчиков! – Сейчас в речи привидения ясно выделялись говор и словечки, характерные для жителей ирландских трущоб.
– Это серьезное обвинение, Молли. Как ты можешь дока…
– Видишь, ты уже споришь! – Призрак расхохотался.
Вагончик миновал невидимую завесу. Они вернулись.
– Замечательная экскурсия! – вежливо произнес Зейн, хотя, поглощенный мыслями о своей спутнице, не особенно обращал внимания на достопримечательности, встречавшиеся по пути.
– Веселье только начинается!
Молли потащила своих новых друзей к призрачному Павильону Ужасов. Там все натерпелись немало страха, ибо братья и сестры ирландской торговки моллюсками за тысячелетия сильно поднаторели в своем основном занятии – пугать смертных. Но Луна, воспользовавшись темнотой, вложила столько страсти в свой поцелуй, что сумела ужаснуть привидения. По крайней мере, Зейн надеялся, что это была она…
Они отведали призрачной сахарной ваты, посетили зоопарк ручных динозавров (те, что покрупней, были в намордниках, заметно раздражавших тварей), попытались выиграть ценную невидимую куклу, стараясь поймать колечко дыма на стеклянную пику. Увы, оно разбилось вдребезги, а пика развеялась в воздухе! И наконец добрались до Туннеля Любви. Здесь Молли пришлось покинуть их, потому что лодочка не вмещала троих.
У Зейна осталось единственное заветное желание – остаться наедине с Луной, и оно исполнилось! Он чувствовал, как кружится голова, замирает в сладкой истоме сердце. То ли на него так подействовали непрерывный гул и пестрая суета карнавала, то ли неотступная мысль о недолгом сроке, отпущенном ей, а может быть, нежная, трепетная красота спутницы… Какая разница? Наконец-то, после целой жизни бесплодных поисков, к нему пришла любовь.
Течение медленно несло их по спокойной воде канала. Когда безмолвная темнота поглотила все вокруг, они взялись за руки и снова поцеловались. Господи, как хорошо! Ни одна женщина, кроме Луны, не в силах подарить ему такое…
А потом вдруг – им показалось, что прошло лишь несколько мгновений, – впереди снова засияли огни. Путешествие закончилось.
Что ж, они получили предостаточно впечатлений. Зейн выгрузил тачку призрака из Морт-мобиля, сел с Луной в машину и отправился назад, в Кильваро. Вечер явно удался.
8. ЗЕЛЕНАЯ МАТЬ
Свет прерывисто замерцал. Это значило, что Морт хочет обратиться к Смерти.
– Держись покрепче, – сказал Зейн Луне. – Сейчас мы поедем на коне бледном.
– Мне нравятся лошади, – промолвила Луна. – В душе я все еще девчонка.
Зейн нажал на кнопку, и они оказались верхом на жеребце. Луна сидела у Зейна за спиной.
– В чем дело? – спросил Зейн. – Мой отсчет времени готовности выключен; я хорошо помню список и не стану отнимать у своих клиентов лишних часов жизни.
Конь настойчиво заржал и взмахнул хвостом.
– Глупец, включи транслятор, – пробормотала Луна.
Зейн поспешно вставил разговорный камень в левое ухо. Он никогда не прокалывал уши, так что не мог носить этот камень как серьгу и потому обычно часами обходился без него. Оказывается, с его помощью можно разговаривать и с Мортом!
– Не чувствуешь зов Природы? – раздался голос, напоминающий ржание.
– Могу подождать, пока не доберусь домой, – промолвил Зейн, стесняясь Луны.
– Зов воплощения Природы, – уточнил конь. – Тебя призывает Гея. Она говорит, что ты должен забрать еще одну душу и отправиться прямо к ней.
– Олицетворенная Природа? Если она хочет побеседовать со мной, почему не придет сама, как другие инкарнации?
– Она – Зеленая Мать, – проржал Морт, и в этом ржании был слышен оттенок уважения. – Она правит всеми живыми существами. Не серди ее. Смерть.
– Ты бы лучше шел, – поддержала Луна. – Не знаю, кто из воплощений обладает наибольшей мощью, но с Природой явно шутить не стоит. Высади меня где-нибудь около Кильваро и…
– Не приближайся к Кильваро! – предупредил Морт. – Ступай к ней из призрачного мира.
– Но я не могу бросить Луну среди призраков! – возмутился Зейн.
– Возьми ее с собой.
– Я с удовольствием, – сказала Луна. – А можно?
– А мне плевать, – заявил Зейн, – все равно возьму. Я не собираюсь бросать тебя в незнакомом месте без защиты!
Он включил отсчет времени в Часах Смерти и слегка подтолкнул Морта, разворачивая коня в нужном направлении:
– Доставь нас туда!
Жеребец метнулся вперед и унес их с карнавала. Тучи размело ветром, и вокруг распахнулась Вселенная.
– Ой, как здорово! – выдохнула Луна, припав к Зейну.
Потом Морт приземлился в большом танцевальном зале города Сан-Диего. Магия с королевской пышностью украсила стены и придала полу сходство с литым серебром. Даже не верилось, что в таком красивом и торжественном зале должна произойти смерть.
– Так вот какова твоя работа, – пробормотала Луна. – Должно быть, она тебе нравится…
– По-всякому бывает, – откликнулся Зейн. – Зачастую вовсе нет.
Они спешились, и Морт отступил назад. Никто не заметил бы, что здесь находится лошадь, потому что коня бледного скрывала его собственная магия.
Зейн двинулся туда, куда указывали драгоценные камни – к участку пола, по которому проносились танцоры в одном из новомодных танцев. Пока назначенный час не пробил, Зейн не мог сказать, кто из них обреченный.
Рядом с молодой женщиной, не принимавшей участия в танцах, оказались свободные кресла. Зейн и Луна заняли их.
Два молодых человека прошли вдоль кромки танцующих, погрузившись в оживленную беседу или в не слишком пылкий спор. Они остановились напротив Зейна.
– Ну что ж, давай попытаемся! – воскликнул один из них. – Случайный выбор – твой против моего!
– Давай! – согласился второй. – Победитель получит и то и другое. Беспристрастное решение.
Первый из молодых людей повернулся к сидящему юноше, который что-то пил из бутылки:
– Вы умеете играть на гитаре?
Юноша засмеялся, поперхнулся, опустил бутылку и принялся откашливаться.
– Я? Да мне медведь на ухо наступил! Я даже на бубнах играть не умею!
– Он подойдет, – произнес второй мужчина и повернулся к Луне. – Вы хорошо танцуете, мисс?
– Превосходно, – ответила Луна.
– Не подходит. – Мужчина перенес свое внимание на другую девушку. – Вы хорошо танцуете?
– Нет, – застенчиво ответила девушка. – У меня обе ноги – левые. Я прихожу сюда лишь за тем, чтобы посмотреть, как танцуют другие.
– А вот она подойдет, – сказал первый мужчина.
– Для чего подойдет? – спросила Луна, которой происходящее уже начало действовать на нервы.
– А вы можете быть судьей, – сказал ей второй мужчина.
Зейн взглянул на часы – еще две минуты. Кто же придет сюда, чтобы умереть, и как?
Первый молодой человек извлек из воздуха гитару и сунул ее лишенному слуха парню:
– Когда я подам знак, играйте.
– Но я же вам объяснил, что не умею…
– Вот именно. Это превосходный тест.
Второй мужчина извлек из воздуха пару танцевальных туфелек.
– Наденьте их и танцуйте, – сказал он неуклюжей девушке.
Вдруг Зейна посетила ужасная мысль.
– Луна! – крикнул он. – Прочь отсюда! Возможно, это тебя здесь поджидает смерть! – Судя по часам, оставалось девяносто секунд.
– Не говори глупостей, – сказала Луна. – Ты же сам привез меня сюда. В этом не было бы никакой необходимости, если бы я была твоим клиентом. Ты просто мог бы столкнуть меня с лошади, когда мы парили в небе. В любом случае я могу добраться в Ад и без твоей помощи. Я не занесена в твой список.
Зейну пришлось признать, что Луна права. Смерть поджидала кого-то другого. Но кого?
– Начинайте! – приказал первый мужчина.
Юноша с натянутой улыбкой, в которой читалось «а что я, собственно, теряю?», прикоснулся к струнам и взял несколько аккордов.
– Вот видите? Чистой воды лажа, – сказал он.
– Вовсе нет, – возразила Луна. – Звучит довольно приятно.
Удивленный, юноша заиграл снова, глядя на свои руки, и полилась прекрасная мелодия. Пальцы его левой руки порхали над ладами, а пальцы правой били по струнам, выстраивая сложный ритмический рисунок. Казалось, руки юноши жили собственной жизнью.
Неуклюжая девушка встала и надела туфельки.
– Вы сейчас сами увидите, – сказала она. – Я вообще не умею танцевать.
Правая нога девушки была слегка искривлена, возможно, в результате какой-то травмы, полученной еще в детстве; похоже было, что она плохо подчиняется своей хозяйке.
Девушка начала танцевать – и нога взлетела вверх, как у балерины. От удивления девушка открыла рот.
– Туфельки! – крикнула она. – Они волшебные!
Оба молодых человека повернулись к Луне.
– Теперь, красавица, смотрите и слушайте, – произнес первый. – И скажите нам, что лучше – музыка или танец?
– Скажу, – улыбнулась Луна. – Я сама имею отношение к искусству и могу высказать квалифицированное мнение, хотя это две разные формы выражения чувств.
Юноша так хорошо играл, а девушка так хорошо танцевала, что вскоре остальные танцующие остановились, чтобы посмотреть и послушать. Некоторые начали танцевать под новую музыку. Но никто не танцевал так хорошо, как неуклюжая девушка, которая буквально скользила по полу, извиваясь в танце. Она не выглядела привлекательной, когда сидела; теперь же ловкость движений делала ее соблазнительной. Глядя на нее, Зейн понял, что физическая красота зависит не от того, как человек сложен, а от того, как он движется.
Лицо девушки залила краска, дыхание стало тяжелым.
– Хватит! – задыхаясь, крикнула она. – Я к этому не привыкла!
Но собравшиеся вокруг зрители хлопали в ладоши, требуя, чтобы она продолжала, а звуки гитары по-прежнему сплетали ткань музыки, ставшую почти что видимой. Воистину оба образчика магии оказались великолепны!
Потом Зейн заметил, что юноша уже не улыбается. Его пальцы были покрыты ссадинами, из которых начинала сочиться кровь, – ведь юноша не был опытным музыкантом и кожа на пальцах не успела загрубеть. Но он не мог перестать играть. Магия вынуждала его продолжать. А девушка…
Обратный отсчет времени на часах Зейна достиг нуля. Девушка вскрикнула и упала.
Теперь Зейн все понял. Эти магические предметы не считались с возможностями человека. Их не беспокоило, хорошо ли человек владеет своими пальцами и не повлечет ли за собой непривычная нагрузка сердечный приступ. Они просто требовали исполнения.
Зейн встал и подошел к девушке, чувствуя какое-то виноватое облегчение от того, что его клиентом оказалась все-таки не Луна. Конечно, ему следовало понять, что из этого выйдет, и предупредить девушку, чтобы она не надевала ужасные туфельки. Он мог бы спасти ей жизнь, а не дожидаться ее смерти.
Сожалея о случившемся, Зейн принял душу девушки и отвернулся от мертвого тела. Остальные зрители застыли, потрясенные внезапной трагедией. Луна тоже была в ужасе.
– Я должна была понять, – сказала она, не отрывая взгляда от застывшего тела девушки. – Я же достаточно сталкивалась с магией, чтобы знать, с какой опасностью могут быть связаны второсортные чары! Ты пришел сюда по делу…
– И если бы ты надела эти туфельки… – начал Зейн.
– Ну вот еще! Я дочь мага, я знаю все эти штучки, мне просто в голову не пришло…
Появился Морт, и они сели на коня. Никто этого не заметил. В состязании между гитарой и туфельками победителей не оказалось. Лишь побежденные.
– А теперь к Природе, конь бледный, – приказал Зейн, выставляя часы по-новой. – Думаю, дорогу ты знаешь.
Морт действительно знал дорогу. Он прыгнул из танцевального зала прямо в небо.
– Да, конечно, смерть – необходимая часть жизни, – говорила Луна, сидя за спиной у Зейна, – и мне вскоре предстоит убедиться в этом на собственном опыте. Но когда видишь смерть своими глазами, она куда сильнее бьет по нервам – особенно когда ты лично оказываешься в этом замешан…
– Да.
Как он это понимает!
– Лучше бы я не согласилась выступить посредником в их споре. Тогда бы девушка могла остаться в живых!
– Нет. Ее смерть была предначертана. Ты не сыграла в этом никакой роли. Точнее, сыграла такую, какую мог бы сыграть первый встречный. Твои действия ничего не изменили.
– Она была совсем невинной!
– Она на пятьдесят процентов принадлежала Злу. Это небезопасно – полагать, что калеки свободны от греха. Они такие же разные, как и здоровые люди. Я не знаю, что привело ее к точке равновесия, но…
– Ты понимаешь, что я имею в виду! Она могла совершить что-нибудь злое, как и все мы, но она не заслужила такой жестокой смерти. Умереть из-за одной минуты в зачарованных туфельках… Должно быть, у нее разорвалось сердце.
Зейн не ответил. Он был согласен с Луной. У него появлялось все больше претензий к системе небесного правосудия и преобладавшим результатам.
– И почему я не поняла, что все это значит?..
– Маги должны были знать, что их артефакты опасны, – пробормотал Зейн.
– Потому-то они и решили испытать их на случайных зрителях, которые ничего в этом не смыслят. Магия в руках дилетанта может быть смертельно опасной.
Конь остановился у жилища Природы. Это был обширный зеленый лес с уходящей вглубь дорогой. На въезде, напоминавшем вход в туннель, стояла приземистая открытая машина с обтекаемым корпусом.
Морт остановился.
– Ты не приглашен? – спросил Зейн коня. – Ну ладно, думаю, ты можешь попастись здесь. – Перед лесом раскинулся луг с сочной травой. – Мы с Луной поедем на машине; смею предположить, что она именно для этого здесь и стоит.
Но в машине обнаружилось лишь одно сиденье. Места для Луны не было.
– Очевидно, Природа хочет поговорить с тобою с глазу на глаз, – сказала Луна. – Я тоже подожду тебя здесь.
– Если бы она не подгоняла меня, я успел бы отвезти тебя домой, – раздраженно произнес Зейн.
– У Матери Природы свои привычки – как и у всех нас.
Зейну это не нравилось, но все же приходилось Луну оставить.
– Присматривай за ней, Морт, – приказал он, и конь бледный заржал в знак согласия. Вряд ли в мире существует сила, которая сможет причинить вред Луне, пока за ней присматривает Морт.
– Не выводи из себя эту женщину, – предостерегающе сказала Луна. – Помни, ты имеешь дело с незаурядной личностью.
Неужели его гнев настолько заметен?
Зейн завернулся в плащ и сел в маленький автомобиль. Потом кинул взгляд через плечо на стоящую посреди луга Луну – такую стройную и прелестную, с головы до ног осыпанную сверкающими драгоценными камнями, – мечта, а не женщина. Чтоб ей пусто было, этой Природе, которая отрывает его от Луны, пусть даже ненадолго!
Машина управлялась так же, как и любая другая. Зейн завел двигатель и вывел автомобиль на асфальтовую дорогу, уходящую в лес. Над головой сомкнулись ветви деревьев, образуя живой свод. Прелестная прогулка.
Впереди оказался перекресток. Вокруг царил полумрак, так что Зейн поехал медленнее. И это оказалось к лучшему, потому что на обочине возник человек, одетый в темный плащ, который делал его почти что невидимым. Этого беззаботного пешехода очень легко было ненароком сбить.
Как только Зейн поравнялся с пешеходом, из-за поворота вынырнул велосипедист и попытался объехать прогуливающегося человека, но его занесло прямо Зейну под колеса. Зейн с яростным воплем нажал на тормоз и все-таки ухитрился остановиться вовремя.
– Ты, идиот! – закричал он на велосипедиста, который весело продолжал крутить педали, не обращая внимания на оклик. – Из-за тебя чуть не произошел несчастный случай!
Пешеход раздражал Зейна ничуть не меньше – он не обращал никакого внимания на то, что происходит вокруг, и не собирался ничего предпринимать. Но Зейн не мог задерживаться: чем быстрее состоится встреча с Природой, тем быстрее он сможет вернуться к Луне. Он поехал дальше.
Дорога неожиданно закончилась тупиком – уткнулась в огражденное насыпью болото. Зейн остановился, вышел из машины и перегнулся через край насыпи, чтобы прикоснуться к поверхности болота. Грязь тут же вскипела, во все стороны полетели комья желтого ила, жутко вонючие и на вид довольно горячие. Зейн отдернул руку, хотя его рука была защищена перчаткой Смерти. Рефлексы, приобретенные в течение жизни, все еще давали о себе знать.
Ну и как же он должен перебраться через эту трясину? Теперь Зейн увидел за болотом шпиль отдаленного замка. Природа хорошо позаботилась об охране своего жилища! Очевидно, это своего рода испытание или вызов – через болото не мог перебраться ни один обычный человек, лишь воплощения. Зейн должен был доказать, что является одним из них. Пожалуй, у него найдется что сказать Зеленой Матери. Она прервала очень важное для него свидание, которое могло перерасти в нечто большее, а теперь еще заставляет тратить время на решение загадок, мешающих до нее добраться! Возможно, для обычного человека неразумно легкомысленно относиться к Природе, однако еще более неразумно дразнить Смерть.
Но сперва нужно добраться до замка Зеленой Матери. Она оставила Зейна без коня, который шутя преодолел бы это препятствие. Как перебраться через болото и не завязнуть в горячей грязи?
Зейн принялся изучать берег, на котором стоял. Метрах в пяти от дамбы обнаружился маленький домик, похожий на туалет. Это было бы символично – Природа обеспечивает возможность отправления природных потребностей. Но Зейну было не смешно.
Впрочем, при ближайшем рассмотрении домик оказался более похожим на сарай. Ну и что же там хранится?.. Зейн подошел к сараю и распахнул дверь, ожидая увидеть внутри какие-нибудь инструменты, канистры с бензином или, возможно, телефон.
Но его ожидало разочарование. Внутри не оказалось ничего, не считая висевшей на гвозде большой красной резиновой сумки.
Зейн снял сумку и обнаружил, что она наполнена теплой жидкостью, может, даже водой. Это была старомодная грелка, об которую грели ноги холодными ночами. И что она здесь делает?
Зейн положил грелку на место и задумался. Чистая бессмыслица – держать в заброшенном сарае грелку с горячей водой. Она остыла бы за полчаса, если бы только не была магической.
Магической? Зейн усмехнулся. Вряд ли в грелке содержится хоть какая-нибудь магия, кроме разве что заклинания самоподогрева, но проверить не помешает – так, на всякий случай. По крайней мере он сможет греть об нее ноги, если вдруг похолодает.
– Красная грелка, яви свою силу, – сказал Зейн.
Грелка неожиданно всплыла вверх, попытавшись вырваться из рук Зейна.
Зейн успел поймать ее прежде, чем она ускользнула.
– Левитация! – воскликнул он. – Ты летаешь!
Грелка действительно летала. Зейну едва удавалось удерживать ее, хотя он вцепился в волшебный предмет обеими руками.
– Эй, полегче! – крикнул Зейн. – Не удирай без меня!
Но грелка продолжала рваться вверх, по-прежнему воодушевленная своей задачей. Зейн попытался затащить грелку обратно в сарай, однако не мог сдвинуть ее с места. У него уже начали уставать руки. Этак грелка вскорости вырвется и взмоет над верхушками деревьев!
– Я тебя выдрессирую, ты, капризная неодушевленная пакость! – проворчал Зейн.
Он прижал грелку ногой, чтобы освободить руки. Грелка тут же вклинилась ему между ног и ухитрилась оторвать Зейна от земли – так велика была ее сила. Зейн повис в воздухе, обеими руками схватившись за толстое горлышко. Теперь грелка стала нагреваться и пульсировать, словно эти усилия вызвали в ней какую-то реакцию.
А потом поплыла над болотом, неся Зейна на себе.
– Тпру! – крикнул он.
Грелка застыла на месте.
Она вела себя как верховая лошадь и подчинялась тем же командам!
– Кажется, теперь я понял, – произнес Зейн. – Грелка, перенеси меня через болото в замок Природы.
Красная грелка двинулась быстрее. Зейн восседал на ней, свесив ноги по бокам. Эта штука была довольно удобной, поскольку вода позволяла ей принять очертания тела Зейна. Грелка взмыла вверх, и ездок вцепился покрепче. Он смотрел на проплывавшее внизу бурлящее болото. Но все же Зейн продвинулся уже на порядочное расстояние и вскоре должен был пересечь трясину.
Внезапно Зейн обнаружил, что его догоняет какой-то мальчишка. Юноша энергично махал руками, словно летел; и действительно, его ноги, как и ноги Зейна, висели над самой поверхностью готовой поглотить их трясины. Ему явно было тяжело – человек не создан для полетов, – и Зейн решил не изображать из себя ветряную мельницу. Он откинулся назад, заставив грелку отклониться так, чтобы ее горлышко смотрело вверх. Раз он не заметил этого летуна, он может опуститься…
Вжжж!.. Над самыми их головами промчался самолет, едва не сдув Зейна с его ненадежного насеста. Зейн изо всех сил ухватился за грелку, чтобы не свалиться прямо на летящего юношу и не окунуться вместе с ним в кипящую грязь. Что за недоумок гоняет на бреющем полете прямо у людей по головам? Это что, злая шутка? Или заносчивая демонстрация силы?
В конце концов Зейн восстановил равновесие и продолжил полет через болото. Машущий руками юноша, казалось, не заметил, что его чуть не вовлекли в дорожно-транспортное происшествие, и продолжал свой путь, даже не поздоровавшись с Зейном. Впрочем, иного Зейн и не ожидал. Похоже, эти места просто кишат придурками с шорами на глазах!
Наконец Зейн добрался до края болота. Грелка остыла, опустилась вниз и оставила седока на берегу, наотрез отказавшись лететь в том же направлении. Либо ее магия истощилась, либо грелке просто было запрещено двигаться дальше. Зейн слез с грелки, и та обмякла.
Ну что ж, он все-таки перебрался через трясину и теперь мог идти вперед
– по тропинке, уходящей в лес. Зейн отнес грелку в обнаруженный поблизости сарай и повесил ее на крючок. Надо же, эти сараи оказались гаражами!
Вот и тропа, ведущая к крепости. Деревья росли теснее, чем прежде, тропинка была более извилистой. Эта часть пути даже обрадовала Зейна. Лес был, как некогда писал Фрост, прекрасным, тенистым, таинственным. Люди редко понимают, как хорошо в лесу; они всю жизнь торопятся выполнить какие-то задачи, которые кажутся им более важными, чем общение с природой.
Потом тропа вышла к маленькому озеру с прозрачной водой. Зейну не хотелось мочить одежду, и он попытался обойти озеро, но вскоре обнаружил, что, сколько бы он ни прошел, другой берег отодвигается на такое же расстояние. Требовалось пересечь озеро напрямик – то есть переплыть.
Переплыть? Зейн укусил себя за пальцы, возмущенный собственной глупостью. Он же способен ходить по воде! И уже проделывал это, когда спасал мужчину, тонувшего в океане. Башмаки Смерти давали ему такую возможность. Он просто-напрасно теряет время, пытаясь обойти преграду!
Зейн шагнул в озеро – и его нога погрузилась в воду, до самого ила. Зейн взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и поспешно отскочил. В чем дело?
Мгновение спустя он понял, в чем тут дело. Это была не обычная вода, а еще одно из защитных приспособлений Природы. Малая магия одежды не действовала против ее заклинаний. То есть здесь его башмаки не были магическими – или по крайней мере им не хватало мощности, чтобы справиться с контрзаклинанием Природы. Ну что ж, придется плыть.
Зейн подумал, не снять ли одежду, однако понял, что ему будет трудно перенести плащ, перчатки и башмаки. Так или иначе, ткань все равно намокнет. То есть надо попытаться переплыть озеро во всем снаряжении, а если что-то будет слишком уж сильно мешать, он всегда успеет это сбросить. И Зейн без дальнейших церемоний вошел в воду.
К своему удивлению и удовольствию, Зейн обнаружил, что одежда защищает его от полного погружения. Он находился в воде, но та не касалась его кожи. Похоже, заклинание все-таки удерживало воду на некотором расстоянии, хотя она и прижимала одежду к телу. Зейн попытался плыть и обнаружил, что держится на поверхности, как поплавок, так что плыть ему было легко. Он двигался через озеро с вполне удовлетворительной скоростью. Это было довольно забавно.
Впрочем, это было и довольно трудно. Зейну уже много лет не приходилось проплывать такие большие расстояния, и вскоре его мышцы заныли от непривычного напряжения. Он поплыл медленнее, хотя беспокоиться пока не начал; на самом деле ему некуда так уж сильно спешить. Он доберется туда…
Неожиданно рядом с Зейном, почти впритирку с ним, пронеслось каноэ. Зейн увернулся от столкновения, но при этом наглотался воды. Потом он пришел в себя, потряс головой и увидел, что волну, швырнувшую каноэ на пловца, подняла беззвучно мчащаяся мимо магическая моторная лодка.
Мгновение спустя моторная лодка скрылась с глаз. Ее рулевой не снизошел до того, чтобы заметить опасность, вызванную его самонадеянностью. Человек в каноэ так же безучастно продолжал грести. Зейн остался позади, отплевывая воду. Да что такое со всеми этими людьми?
Он подплыл к берегу и выбрался на сушу. Одежда его оставалась сухой; даже ноги чувствовали себя вполне уютно. Тропинка вновь убегала вперед. Зейн пошел по ней и вскоре оказался рядом с крепостью Природы.
На самом деле эта крепость, как ни странно, больше походила на храм. Густые заросли образовывали почти сплошную ограду с тесно заплетенными арками и проемами из живых деревьев, поднимающих вверх корону из листьев. Усеянные цветами вьющиеся лозы источали аромат.
Зейн направился к дверному проему. Там не было ни колокольчика, ни кнопки звонка, так что пришлось зайти, не сообщая о своем прибытии.
Внутри это место напоминало собор, но с буйной растительностью, разросшейся повсюду. Живые арки деревьев поддерживали темно-зеленые ковры папоротников. Из поросших мхом родничков капала вода. Повсюду царила жизнь, зеленая и прекрасная.
Зейн прошел в залитый солнцем центральный двор, где стоял занавешенный полотнищами туманной дымки трон из темно-зеленого жадеита. Это был тронный зал Природы.
– Добро пожаловать, Танатос, – произнес голос, в котором слышалось дуновение ветра и пение птиц. – Ты хочешь знать, к чему все эти препятствия?
– Да, хочу, – резко ответил Зейн. Ему не очень понравилось, что Природа называет его тем именем, каким называли Смерть древние греки. – Если ты желала меня видеть, могла бы по крайней мере облегчить мне путь.
– О, но ведь я именно это и сделала, Танатос! – возразила Природа, идя ему навстречу. Часть тумана двинулась вместе с ней; на самом деле это была ее одежда, то утончавшаяся, то уплотнявшаяся в самых интересных местах. Зейн обнаружил, что эффект получается очень интригующий, хотя и был уверен, что Природа отнюдь не юна.
– Каким же образом?
– Я проложила тропу, которой мог воспользоваться только один из нас, – пояснила Природа. – Обычно здесь вообще нет никаких троп и никаких созданий, проникших сюда из внешнего мира. Эта тропа должна была преградить путь как любому полностью смертному существу, так и любому полностью бессмертному. Тем самым я обеспечила нам возможность встретиться наедине.
– Именно так я сперва и подумал, но вокруг было полно других людей, – сказал Зейн. – Какие-то придурки на земле, на воде и в воздухе. Со мной трижды чуть не произошел несчастный случай.
– Неужели? – без особого удивления поинтересовалась Природа.
– Не делай вид, что тебе об этом неизвестно, Зеленая Мать!
Природа улыбнулась так, словно услышала комплимент. Ее довольно миловидное лицо было обрамлено буйной копной волос, то зеленых, как трава, то синих, как вода – цвета неуловимо переходили друг в друга и переливались. Их взгляды встретились, и оказалось, что глаза Природы напоминают два холодных глубоких омута, ярко освещенных огнем. Зейн понял, что эта женщина обладает огромной силой, внушающей благоговейный страх. Ее действительно не стоило дразнить.
– Я знала, что этим путем пройдешь только ты, Танатос.
– А кто в таком случае все остальные? Они что, мне померещились?
Природа с улыбкой вздохнула, и ее окутанная туманом пышная грудь сжалась, словно тающее облако.
– Вижу, ты все еще не совсем понял мои маленькие хитрости. Всеми остальными был ты сам.
– Сомневаюсь. Мне совершенно не хотелось подобных столкновений.
– Присядь, Танатос, – сказала Природа, похлопав по стволу ротанга. Ее рука отливала перламутровым блеском. Зейн понял, что все живое принадлежит ей, включая жемчуг, созданный живыми существами. – Я поясню эти детали, чтобы мы могли перевести разговор в надлежащее русло.
Зейн сел – с распоряжениями Зеленой Матери не спорят. Ротанг с такой фамильярностью принял форму его тела, что Зейн почувствовал себя неудобно.
– Поясни.
– Человек часто является врагом самому себе, даже если не знает об этом. Такова природа животного. Мне хорошо она известна.
Ну естественно. Природе известна природа людей!.. Но какое это имеет отношение к полосе препятствий, которую ему пришлось преодолеть?
– Один раз ты ехал на велосипеде, – продолжала Природа. – Другой раз вел машину. И третий – шел пешком. Ты был один, и вас было трое. Менялись только декорации.
– Я побывал в трех столкновениях, – согласился Зейн. От этой женщины исходило волнующее ощущение понимания, но Зейн пока не понимал, к чему она клонит.
– Ты был тремя. Одно столкновение, три взгляда на него. Три варианта, как реагировать.
– Я был тремя? – переспросил сбитый с толку Зейн.
– На дороге не было никого, кроме тебя. Просто время было неким способом искривлено. – Природа мрачно усмехнулась, и на мгновение ее зубы сверкнули, словно клыки. – Хронос задолжал мне услугу. Я не могу самостоятельно искривлять происходящее. Мы, воплощения, должны помогать друг другу.
– Друг другу, но не мне? – У Зейна закружилась голова. – Одно столкновение, увиденное тремя способами? Ты говоришь, что я был водителем
– и велосипедистом – и пешеходом – и только тогда, когда я был велосипедистом, я воспринимал происходящее как поездку верхом на грелке, а когда я был пешеходом – как плавание? Ты изменяла способ видения так, что я не мог этого понять? Я прошел один путь трижды?
– Ты схватываешь на лету, – согласилась Природа. Ее похвала была приятна Зейну, несмотря на то что его гнев еще не улегся.
– Я так понимаю, что ты загнала меня на дорогу, ведущую через ленту Мебиуса с отдельными элементами призмы, так что я трижды прошел через петлю. Но зачем?
– Мы уже отвечали на этот вопрос. Смертный не мог пройти там; чары, лежащие на снаряжении, не сработали бы в руках смертных. Бессмертный также не в силах здесь пройти; ангелу не нужно никакое снаряжение, а тропу можно пройти только при его помощи. Демон дрался бы насмерть при первом же столкновении, поскольку им свойствен именно такой взгляд на вещи.
– Мне очень хотелось устроить драку, – признался Зейн. – Этот заносчивый идиот в моторной лодке… – он уныло усмехнулся. – Который был мною… Из машины все смотрелось совершенно иначе! Я думал, что дорога принадлежит мне, а остальные вторгаются на мою территорию. Как пешеход или пловец я не обращал внимания ни на что, думал только, как бы успешно закончить путь. А как велосипедист или наездник на грелке я находился посередине, между заносчивым водителем и ко всему безразличным пешеходом. Похоже, оба были не правы. Теперь, оглядываясь назад, я недоволен своими действиями.
Природа пожала плечами, отчего по ее туманному одеянию пробежала очень занятная рябь. Иногда Зеленая Мать казалась полной, а иногда – чувственной; туман постоянно скрывал истину.
– У тебя еще будет время, чтобы обдумать все поподробнее. Ты преодолел эти препятствия, что под силу лишь подлинному воплощению, хотя может показаться, что ты шел наугад. Мы, инкарнации, не совсем живые и не совсем мертвые; мы – совершенно особая категория, владеющая уникальными силами. Мы занимаем свои должности, но иногда мы и есть эти должности. Мы подобны свету – и волна, и частица одновременно. – Природа взмахнула рукой, отметая эту тему. – Теперь мы наконец наедине.
– Подожди, – сказал Зейн, кое-что припомнив. – А каким образом демон мог бы драться до смерти? Он же и так уже мертвый.
– Возможно, правда, что демон не может умереть, – но если ты убьешь занимаемое демоном тело, то он больше не сможет им пользоваться и будет вынужден вернуться прямиком в Ад. На практике это одно и то же.
Зейн вернулся к другой теме:
– А почему так важно, чтобы мы оказались наедине? Мы что, должны обменяться какими-то тайными сведениями?
– Да, должны. Мы – смертные бессмертные. Мы не можем допустить, чтобы наши тайны стали известны обычным смертным, иначе нас перестанут уважать. Мы также не можем говорить об этом с Вечными, потому что лишимся своей силы.
– Какие тайны? – спросил Зейн. – Я просто выполняю свою работу.
– Насколько ты ее себе представляешь.
– А что, я чего-то о ней не знаю?
– Возможно. – Природа присела в кресло, образованное живым деревом, и ее туманное одеяние слилось с окружающим туманом. – Позволь продемонстрировать на одном не совсем удобном примере.
Природа взмахнула рукой, и внезапно Зейн ощутил мощный прилив вожделения. Ему хотелось заняться сексом, немедленно. Зейн обнаружил, что он встал – причем во всех смыслах – и приближается к Природе.
– Нет! – прохрипел Зейн. Он знал, что это – не его собственное желание, что оно навязано ему извне.
Природа лишь усмехнулась.
Зейн приблизился к ней вплотную, но заставил себя схватиться за ее душу, а не за тело. Обтянутая перчаткой рука прошла сквозь дымку тумана и сквозь плоть Природы, и пальцы Зейна вцепились в ее душу. Зейн потянул душу и частично извлек из тела.
Природа задохнулась, словно от внезапной боли. Охватившее Зейна эротическое возбуждение схлынуло так же внезапно, как и появилось. Заклинание Природы перестало действовать. Зейн разжал руку и вынул ее из тела Природы.
Природа глубоко и судорожно вздохнула, и туман вокруг нее сгустился. Ее невозмутимость несколько уменьшилась.
– Я показала тебе часть моей силы, – тяжело дыша, произнесла она. – А ты показал мне часть своей.
Зейна снова осенило.
– Я тоже имею власть над живым – в какой-то степени!
Зейн вспомнил, как реагировала его клиентка в госпитале – старая женщина, чем-то похожая на его мать, – когда он попытался забрать ее душу. Это было для него ужасным потрясением – впервые извлечь душу из живого тела.
– Да, Танатос. Никто не может помешать инкарнации, занимающейся своим делом, – даже другая инкарнация. Впрочем, нам невыгодно мешать друг другу. Личные силы каждого из нас нерушимы. Никто… – Природа на миг умолкла, бросив на Зейна загадочный и многозначительный взгляд, и глаза ее были словно два окна, распахнутые в бушующую в ночи бурю, – никто не может безнаказанно встать поперек дороги кому-либо из нас.
Откровение Природы потрясло Зейна. Он прежде не понимал, как быстро и специфично она способна воздействовать на него и как он способен воздействовать на нее. И собственная сила удивила Зейна не меньше, чем сила Природы. Но он взял себя в руки и вернулся к прежней теме:
– Итак, ты вызвала меня сюда, чтобы рассказать о чем-то и показать мне что-то, и в то же время воздвигала препятствия у меня на пути. Что на самом деле у тебя на уме?
К ней вернулось прежнее спокойствие. Конечно, Природа была необычайно выносливым и упорным существом.
– Ты встречался с другими.
– Полагаю, ты имеешь в виду другие особые фигуры – Время, Судьбу, Войну? Да, мельком.
– Мы действительно отличаемся от остальных, Танатос, мы – смертные бессмертные. И мы отличаемся друг от друга, но взаимодействуем запутанными, хотя очень существенными способами, влияя на векторы друг друга.
– Векторы?
– Не думаешь же ты, что кто-нибудь из нас полностью свободен? Так же, как векторы силы, высоты над уровнем моря, ветра, температуры, влажности и атмосферного давления, взаимодействуя, определяют, куда упадет брошенный мяч, так и различные относящиеся к делу факторы определяют, как будет идти война, или как будет двигаться холодный атмосферный фронт, или когда закончится дарованная жизнь. Это может казаться случайностью или чьим-то капризом, но лишь потому, что ни один смертный и большая часть бессмертных не в состоянии понять природу действующих сил. Мы не свободны – никого из нас нельзя считать полностью свободным, – но мы обладаем относительной свободой действий, и в этом проявляется разница тех должностей, которые мы занимаем. Каждое воплощение способно в определенной степени противиться другому, если остальные это допускают, но мы предпочитаем не делать этого без веских причин.
Зейну стало любопытно.
– Как можно противодействовать Смерти, даже если Смерть это допускает?
– Судьба может устроить подмену, обрезав нить.
Зейн почувствовал озноб – похоже, такое уже случалось.
– Судьба? Зачем это Судьбе?
– Хронос может приостановить приближение предназначенного.
– Да, но зачем?..
– Марс может подстроить раскол общества, который вообще изменит всю картину.
Природа явно не собиралась отвечать на его вопрос. Однако, похоже, сейчас стоило настоять на своем.
– А как насчет Природы? Какие хитроумные фокусы ты прячешь под своим туманом, кроме сомнительного дара вызывать вожделение?
– Покажи свою душу, – сказала Природа.
– Мою душу?!
Потом Зейн сообразил, о чем идет речь, и вытащил душу танцевавшей девушки. Тогда он машинально засунул свою сумку для душ в карман и лишь сейчас о ней вспомнил.
Природа окутала душу лоскутом тумана.
– Не надо недооценивать силу инкарнаций, Танатос. Когда удалишься отсюда, зайди в склеп и проверь эту душу. Тогда и поймешь.
Зейн положил душу на место. Никаких изменений в ней не чувствовалось. Может, Природа просто блефует?
– Ты притащила меня сюда только из-за этого?
Зеленая Мать рассмеялась, и маленькие клочья тумана поплыли в разные стороны.
– Отнюдь. Я лишь продемонстрировала на примере этой души свое преимущество, чтобы ты научился надлежащим образом и с должным вниманием относиться к тому, что я имею в виду.
– И что же ты имеешь в виду? – нетерпеливо воскликнул Зейн.
– Как ты полагаешь, какой была самая древняя профессия, возникшая среди рода людского? – спросила Природа.
Что ей теперь взбрело на ум?
– Это была женская профессия, – осторожно ответил Зейн.
– Неверно, Танатос. Женщины к такому не допускались. Древнейшая профессия – это шаманы, лекари-колдуны.
– Лекарь-колдун?! – недоверчиво переспросил Зейн. – Да что он мог сделать до возникновения современной магии?
Но, произнеся эти слова, Зейн вспомнил рассказ Молли Мэлоун о древних художниках, расписывавших стены пещер, и об их ныне утраченном умении воздействовать на души животных. Современным достижениям должно было предшествовать практическое изучение магии.
– Шаман – первый представитель свободных искусств. Вождь племени был человеком действия, а шаман – человеком ума. Ему наверняка приходилось нелегко в первобытные времена, когда и магия, и наука работали еще ненадежно, но он был настоящим предвестником будущего. От него произошли те, кто старается понять «почему», а не только лишь «как»: врачи, философы, священники, маги, артисты, музыканты…
– Все те, кто так или иначе связан с Природой, – согласился Зейн, хотя сам он был не вполне уверен, что артисты и художники действительно принадлежат к этой категории лиц. Эти профессии были более субъективны, чем прочие. – Но твое преимущество…
– Это путь.
– Путь к чему? Ничего не понимаю!
– Ты сторонник эволюционизма или креационизма?
– И того и другого, конечно! И что?
– Некоторые полагают, что эти теории противоречат друг другу.
Природа снова сменила тему – такая ее привычка просто-таки бесила Зейна.
– Не вижу никакого противоречия. Бог создал Вселенную за неделю, а Сатана заставил ее развиваться. Таким образом, мы располагаем и магией, и наукой одновременно, что и требовалось. А иначе как это могло произойти?.. Ну так что ты собиралась мне сказать? У меня есть и другие дела.
– Мы боимся неизвестного, – продолжала Природа. – Потому-то человек стремится все объяснить, осветить то, что остается во тьме. При этом его всю жизнь влекут к себе тайна, случай, риск. – Природа бросила на Зейна загадочный взгляд, и он убедился, что она, подобно остальным инкарнациям, знала, как он рисковал деньгами, а потом и самой жизнью. – Человек – любопытное создание, и любопытство может погубить его, но может и многому научить. На сегодняшний день у нас имеются и ядерная физика, и особые заклинания против демонов.
– Причем и то и другое опасно для здоровья! – огрызнулся Зейн. – И еще неизвестно, что опаснее – ядерный взрыв или выпущенные на Землю шеренги демонов Ада. Возможно, на этот вопрос ответит третья мировая.
– Надеюсь, мы сможем получить ответ с меньшими потерями, – сказала Природа. – Хотя мне и не хочется лишать Марса его звездного часа. Но предположим, человечество все же заслуживает спасения.
– Конечно же, оно заслуживает спасения!
– В самом деле? – спросила Природа, обратив на собеседника взгляд своих загадочных бездонных глаз.
Неожиданно Зейн почувствовал сомнение, но загнал его поглубже.
– Давай ради дискуссии предположим, что человечество заслуживает спасения. Какова твоя точка зрения?
– Здесь способно помочь уважение к определенному образу мыслей.
– Помочь предотвратить войну? Но как?
– Путем формирования мыслительного процесса.
– Формирования? – Зейн был раздосадован, однако не хотел показывать, насколько он запутался. Если у Природы есть идея, как тут можно действовать, надо ее понять.
– Человеческое мышление не линейно, – продолжала Зеленая Мать, рисуя в воздухе туманную линию, напоминавшую тающий в небе след самолета. – Хотя последовательное формирование вполне прямолинейно и в определенных обстоятельствах весьма полезно.
Зейн созерцал полосу тумана.
– Последовательное?.. – озадаченно спросил он.
– Представь себе синапсы своего мозга как множество переплетенных отростков, соединяющих голову с хвостом. Твои мысли путешествуют по этим маленьким тропкам. – Природа провела рукой, разделив линию на пять частей.
– Таково последовательное формирование – как поездка по шоссе, от начала до конца.
– А, теперь понимаю. Синапсы соединены в ряды. Полагаю, мы думаем именно таким способом, хотя существуют и альтернативные пути.
– Совершенно верно. Существует целая система альтернативных путей. – Природа стерла туманную полосу, а потом прочертила пять новых, параллельных друг другу. – Таково параллельное формирование – разумеется, очень быстрое и сильное. Фактически оно приводит к некоему выводу, основанному на множестве фактов. Возможно, это самый мощный способ мышления.
– Но он мало распространен.
– Правильно. Ибо он консервативен, продвигается мелкими шагами и не совершает ошибок, в отличие от привычных нам внезапных прыжков понимания, которые дают последовательные построения. Однако он бывает полезен, когда того требуют обстоятельства.
– Может, и так. Но твое…
– Ты временами пользуешься этим типом мышления, – с улыбкой сказала Природа. Она сложила губы трубочкой и выдула колечко тумана, которое кружась взлетело к потолку. – Ты цепляешься за сущности, а они не всегда могут сослужить тебе хорошую службу.
– У меня были проблемы в Чистилище именно потому, что я не цеплялся за сущности! – возразил Зейн.
– Тогда мы получаем творческий склад ума, – весело продолжала Природа, стерев параллельные линии и нарисовав пять линий, расходящихся из одной точки. – Расходящиеся мысли, не связанные рамками текущей ситуации.
– Идущие во всех направлениях, – согласился Зейн. – Но…
– И шизоидный склад ума, – произнесла Природа, рисуя пятиугольник. – Здесь мысли ходят по кругу и никуда не приходят.
– А это чем полезно?
– Это может помочь человеку примириться с уродливой действительностью,
– пояснила Природа.
– Я не понимаю, при чем…
– И, наконец, существует склад ума, склонный к интуиции. – Природа нарисовала в воздухе еще одну фигуру: —III-. – Внезапный прыжок к выводу. Не самый надежный способ, хотя иногда он срабатывает там, где остальные не годятся.
– Пять типов мышления, – сказал Зейн, сдерживая раздражение. – Я уверен, что все это очень интересно. Но что ты собиралась мне сказать?
– Я уже сказала, – спокойно ответила Природа.
– Что ты мне сказала? Ты постоянно уклонялась от темы!
– Какой темы?
Зейн понял, что с него хватит.
– Я не намерен играть в твои игры.
Он направился к выходу из крепости. Природа его не задерживала.
Выбраться из жилища Природы оказалось намного легче, чем туда попасть. Зейн прошел по тропе лишь несколько сот шагов через лес и неожиданно очутился на лугу, так и не наткнувшись ни на озеро, ни на болото, ни на непроходимую чащу. Морт и Луна ждали его.
– Ну и что старушка Природа так настойчиво желала тебе сказать? – лукаво спросила Луна.
– Она не старушка. По крайней мере мне так не показалось.
– Определил с точностью до декады?
– Ты что, ревнуешь? – не без удовольствия спросил Зейн.
Луна оглядела себя, словно проверяя, нет ли на ней камня правды.
– Конечно, нет. И сколько же ей лет?
– Я даже не могу сказать. Она одевается в туман.
– В туман?
– В какую-то дымку, что скрывает все ее тело. Но у меня осталось ощущение молодости, или по крайней мере не старости.
– Природа не имеет возраста.
– Думаю, так оно и есть. Хотя то же самое можно сказать и о Смерти.
Луна жестом собственницы взяла Зейна за руку:
– И я собираюсь присвоить Смерть себе. Так что же, получается, у нее не было для тебя никакого важного сообщения или предупреждения? Если смертным вроде меня этого знать не положено, ты так и скажи.
Зейн принужденно рассмеялся:
– Ничего подобного! Кажется, она просто хотела поболтать.
– Или посмотреть на того, кто теперь занимает важную должность.
– Может, и так. Она говорила о том о сем, об эволюции, о шаманах как о древнейшей профессии, о типах мышления, о том, как другие воплощения могут всякими извилистыми путями помешать мне, если я это допущу. Она посмотрела на душу, которую я подобрал по дороге сюда, и намекнула, что может возродить ее.
– Возможно, она просто над тобой насмехалась, а заодно и присматривалась к тебе, так сказать, снимала мерку. Бывают такие женщины, и Природа наверняка из их числа.
– Пожалуй, – согласился Зейн. – Скоро я узнаю, что она сделала с душой.
– Интересное вышло у нас свидание, – заметила Луна, когда они оказались на спине у Морта.
– Если ты встречаешься со Смертью, то не следует удивляться разным мрачным происшествиям.
Конь взмыл вверх – он знал, куда идти. Луна обняла Зейна и крепко прижалась к нему.
– С тех пор как я познакомилась с тобой, перспектива смерти волнует меня гораздо меньше, – сказала девушка, когда они мчались над миром. – Может быть, именно это мой отец и имел в виду.
Зейн промолчал. Он так и не смог смириться с мыслью, что Луну ожидает ранняя смерть. Что будет с ним, когда она уйдет? Существует ли возможность избежать подобной судьбы? Зейна не беспокоил список отягчающих душу Луны грехов, который будет записан на официальной надгробной плите; Луна – хороший человек.
Морт опустился рядом со зданием, в котором проводились панихиды. Здесь, в Сан-Диего, все еще царила ночь – точнее, раннее утро, – и город окутывала тишина.
Дверь была заперта, но открылась от прикосновения перчаток Смерти – ни одна материальная преграда не могла задержать Смерть. Они вошли вовнутрь и добрались до морга, где хранились, пока не пройдет положенный период ожидания, тела недавно умерших людей. Зейн воспользовался своими камнями, чтобы определить, в каком контейнере лежит тело девушки, умершей во время танца, и выдвинул его. До этого Зейн не догадывался, что если он захочет, то при определенном усилии камни отыщут и лишенное души тело; они обладали куда более широким диапазоном возможностей, чем было известно Зейну.
Девушка лежала в контейнере, совершенно мертвая и довольно неприглядная
– с остекленевшими глазами и подвязанной нижней челюстью. Ее внутренности были удалены, а кровь заменена бальзамирующей жидкостью.
– Вот уж воистину необычное свидание, – пробормотала Луна.
Зейн открыл свою сумку и извлек оттуда душу девушки. Осторожно встряхнул ее, развернул и поместил рядом с телом.
– Ничего большего я не могу сделать…
Душа нырнула в труп. Мгновение спустя обнаженное тело содрогнулось, и глаза приоткрылись. Послышалось хриплое дыхание.
– Она жива! – воскликнула Луна. – Мы должны забрать ее из контейнера!
– Природа не блефовала! – произнес Зейн. – И действительно вернула эту девушку к жизни!
Он обхватил остывшее тело и приподнял его. Оно оставалось застывшим, словно трупное оцепенение еще не прошло, однако девушка была жива и могла двигаться.
Луна помогла ему перенести девушку в более теплое помещение. Они обработали ее руки и ноги, растерли их и вернули им гибкость, но этого было недостаточно. Дыхание девушки стало менее глубоким, а оцепенение не уменьшилось.
– Ее нужно согреть, – сказала Луна. – Иначе она снова умрет. Она слишком долго пробыла в морозильной камере, а заклинание Природы может оказаться краткосрочным. Я прибегну к магии…
– Но это удлинит список твоих грехов! – попытался возразить Зейн.
– Какая разница? Я и так уже обречена попасть в Ад.
Луна достала драгоценный камень.
Зейн не стал мешать ей. Он знал, что Луна сказала правду. В данном случае использование черной магии уже не могло причинить ей серьезного вреда. Что за злая насмешка – увеличить тяжесть своего проклятия, пытаясь сделать доброе дело!.. Иногда Зейну казалось, что в потустороннем мире не существует справедливости.
Камень окружило мягкое голубое сияние. Луна поднесла его к холодному телу девушки; тело тут же потеплело и расслабилось. Сияние коснулось рук Зейна, поддерживавшего девушку, и он почувствовал, что от камня волнами исходит мягкий, но мощный жар.
– Похоже на микроволновую печь! – воскликнул Зейн.
– Да, тут сходный принцип, – согласилась Луна. – Все, что может наука, может и магия, и наоборот. Различны лишь механизмы.
Теперь девушка быстро приходила в себя. Ее дыхание стало более глубоким, а тело – гибким, и к нему вернулся нормальный цвет.
– Ч-что?.. – пробормотала она.
В тот момент когда девушка заговорила, Зейн стоял у нее за спиной и, сцепив руки под грудью, удерживал полумертвое тело в стоячем положении, что было не так-то просто и требовало усилий. Зейн остался стоять, как стоял, хотя ход его мыслей несколько изменился – нет, не в сторону хода мыслей мужчины, который держит в руках обнаженную девушку. Если он отпустит ее, а она обернется и посмотрит в лицо Смерти…
Луна осознала проблему одновременно с Зейном.
– Мы должны найти для тебя какую-нибудь одежду, дорогая, – обратилась она к оживленной.
Зейн продолжал поддерживать девушку, пока Луна осматривала помещение – не прекращая успокаивающе разговаривать.
– Дорогая, некоторое время ты будешь чувствовать себя не очень хорошо. Видишь ли, ты слишком много танцевала и потеряла сознание. Остальные подумали, что ты умерла, и положили тебя в подвал. Поэтому ты так замерзла.
– Замерзла, – согласилась начавшая дрожать девушка.
Луна обнаружила одеяло.
– Закутайся в него. Мы должны объяснить тебе еще одну вещь. Ты близко подошла к грани – настолько близко, что от Смерти потребовали, чтобы он взял твою душу. Однако выяснилось… в общем, она решила не забирать тебя. Так что не беспокойся: Смерть уходит, а не приближается.
– Смерть? – Девушка пока что плохо соображала, но это было вполне понятно.
Зейн отпустил девушку, и Луна помогла ей закутаться в одеяло. Девушка обернулась и впервые увидела лицо Смерти. Она задохнулась от изумления, но не отшатнулась.
– Смерть не забирает тех, кто еще не готов уйти, – успокаивающе сказала Луна. – На самом деле она твой друг, а не враг. Ты сможешь объяснить своим знакомым, что произошло. Мол, ты погрузилась в сон так глубоко, что увидела Смерть, которая прошла мимо. Хотя это принесет тебе сомнительную известность.
– О да, – слабо кивнула девушка. – Рада с вами познакомиться. Смерть. Я много о вас слышала.
Взволнованной она не выглядела.
В должное время Зейн и Луна отвели девушку к друзьям, которые встретили ее как восставшую из мертвых.
– И держись подальше от подозрительных танцевальных туфелек, – напутствовала ее Луна на прощание.
Они вернулись на Морте обратно в Кильваро, промчавшись галопом по предрассветному небу.
– Замечательное свидание, – повторила Луна, поцеловав Зейна на прощание. – Не должны ли мы назвать это любовью?
– Любовью? – неуверенно переспросил Зейн. Чувство, которое он испытывал к Луне, было более глубоким, чем к какой-либо женщине прежде, но не было пылким.
Луна нахмурилась.
– Нет, пока еще нет, – она улыбнулась чуть печально. – Возможно, все еще впереди.
9. БЮРОКРАТИЯ
Зейн отправился на работу – ликвидировать отставание. Он понемногу набирался опыта и теперь уже чувствовал, когда кто-то готов отдать душу, даже не прибегая к помощи Часов Смерти. К тому же он обнаружил, что все чаще задумывается о природе своей должности. Смерть была не бедствием, а необходимой частью жизни, переходом к Послежизни. Трагедия заключалась не в смерти как таковой, а в преждевременной смерти, приходящей раньше, чем нить дарованной жизни завершится естественным путем. Очень многие люди сами укорачивали отпущенный им срок – например самоубийством, совершенным в состоянии наркотического опьянения или в результате вмешательства черной магии. Да и сам он был настолько глуп, что пытался покончить с собой из-за ухода женщины, которая, в сущности, его уже не интересовала.
Зейн осознал, что он на самом деле не жил, пока оставался живым. В смерти он родился заново.
Теперь, втянувшись в новую работу – работу Смерти, – он стал верить, что в состоянии выполнять ее хорошо. Дело было даже не в расширившихся способностях, а в намерениях. Возможно, предшественник Зейна мог работать и лучше – но не стремился. Зейн был хуже подготовлен, зато очень хотел все делать правильно. Он не собирался быть жутким, вызывающим ужас призраком; он попытается сделать необходимый переход от жизни к Послежизни легким для всех. Почему этого нужно бояться?
Конечно, Зейн все еще проходил свой испытательный срок. Если высшие силы не одобрят его работу, личное соотношение добра и зла в Зейне пострадает, и, после того как он покинет свою должность, его будет ждать Ад. Но, насколько было известно Зейну, ни одна из сил не может сместить его с занимаемой должности. По крайней мере до тех пор, пока он будет осторожен. Так что, если он хочет погубить свою душу, он может продолжать в том же духе до бесконечности, выполняя работу хорошо.
Да, это было так.
– Чертова Вечность! – ругнулся Зейн. – Я прав и делаю то, что должен. Пускай Бог меня проклянет или Сатана благословит, но я хочу знать, что вершу правосудие честно.
Неожиданно Зейн почувствовал себя гораздо лучше; сомнения были побеждены.
Нынешний клиент Зейна находился под землей неподалеку от Нэшвилла, столицы музыки кантри. Для Морта, способного свободно проходить сквозь землю, не составило ни малейшего труда доставить наездника в нужное место. Зейн увидел слой песка, гравия и разных пород камня, прежде чем добрался до наклонной шахты, прорезающей угольную жилу, и дошел до небольшого штрека, в котором недавним обвалом замуровало двоих горняков. Для них не осталось никакой надежды. Воздуха было мало, а спасателям требовался не один день, чтобы пробиться к тем, кого застиг обвал.
В шахте царила непроглядная темнота, но Зейну все было хорошо видно. Похоже, новая должность придала Зейну магическое зрение, так что обычная темнота не могла помешать ему видеть, что творится вокруг. Шахтеры лежали у образованной завалом стены, сберегая силы и дыхание. Они знали, что отсюда выхода нет.
– Привет, – сказал Зейн, чувствуя себя очень неловко.
Один из шахтеров повернул голову. Его зрачки расширились в усилии что-нибудь рассмотреть, и, конечно, Зейн магическим образом стал видимым.
– Ни черта не видно, – пробормотал шахтер, – но, похоже, мы скоро сведем счеты с жизнью.
Второй, разумеется, посмотрел в ту же сторону и увидел Зейна.
– Череп под капюшоном! Это Смерть!
– Да, – сказал Зейн. – Я пришел за одним из вас.
– Ты пришел за нами обоими, – сказал первый шахтер. – У нас осталось воздуха на час, а может, и меньше.
Зейн взглянул на свои часы:
– Меньше.
– О Господи, как не хочется умирать! – сказал второй шахтер. – Я понял, что надежды нет, как только услышал обвал. Так или иначе, мы давно уже жили взаймы, ведь компания не обращала внимания на нарушения правил техники безопасности. Было бы у меня побольше ума, я бы уже давно послал к чертям эту работу!
– Ну и куда бы ты пошел? – спросил первый шахтер.
– Да никуда, – вздохнул второй. – Сам виноват – не приобрел никакой другой профессии. – Он снова взглянул на Зейна. – Сколько времени осталось?
– Девять минут, – ответил Зейн.
– Хватит, чтобы исповедоваться.
– Что?
– Исповедуй меня. Это последнее таинство моей религии. Я никогда не был хорошим верующим, но я хочу попасть на Небеса.
Второй шахтер хрипло рассмеялся:
– Я знаю, что я туда не попаду!
Зейн присмотрелся к камню греха.
– Ты попадешь на Небеса, – сказал он первому шахтеру. – А ты под сомнением. Поэтому я должен забрать твою душу лично.
– Под сомнением? А что это значит?
– Твоя душа балансирует между добром и злом, потому точно не определено, пойдешь ты на Небеса, в Ад или будешь некоторое время пребывать в Чистилище.
Шахтер рассмеялся:
– Это уже хорошо!
– Хорошо?
– По крайней мере я хоть куда-нибудь денусь. Я не боюсь Ада. Я его заслужил. Я обманывал жену, обворовывал правительство… Назначь цену. Я готов платить.
– Ты не боишься Ада?
– Я боюсь лишь одного – оказаться навечно замкнутым в ящике вроде этого, когда воздух уходит, а ты совершенно беспомощен. Я буду находиться здесь еще час, но не вечно. Меня не волнует, что еще со мной произойдет, если только я выберусь отсюда.
– А меня волнует! – сказал первый шахтер. – Я так напуган, что скоро не смогу говорить внятно!
Зейн задумался. Он понял, что умирающий нуждается в том, чтобы кто-нибудь поддержал его в этот момент, не оттолкнул. Зейн решил попытаться помочь.
– Я пришел сюда за одним из вас, находящимся на чаше весов, однако полагаю, что другой больше нуждается в моих услугах.
– Да, лучше помоги ему, – посоветовал клиент, пребывающий в неустойчивом положении. – Не скажу, что мне нравится умирать, но, думаю, я как-нибудь с этим справлюсь. Я знал, на что иду, когда нанимался на эту работу. Может быть, мне понравится в Аду.
Зейн присел рядом с первым шахтером.
– Чем я могу тебе помочь?
– Я же сказал – исповедуй меня. Это будет лучшая помощь.
– Но я не священник. Я даже не принадлежу к твоей церкви.
– Ты – Смерть. Ты можешь это сделать!
Возможно, возможно…
– Тогда я буду слушать и судить твои прегрешения – хотя и так уже знаю, что они невелики.
– Один грех, – беспокойно заговорил шахтер. – Один грех не дает мне покоя многие десятилетия. Моя мать…
– Твоя мать! – произнес Зейн, содрогнувшись.
– Я думаю, что убил ее. Я… – шахтер запнулся. – Эй, Смерть, с тобой все в порядке? Ты выглядишь бледным даже для Смерти.
– Я понимаю, что значит убить мать, – ответил Зейн.
– Это хорошо. Она… Я был тогда подростком… Она попала в больницу, и…
– Я понимаю, – повторил Зейн и взял шахтера за руку. Он знал, что его одетые в перчатки руки на ощупь кажутся костями скелета, но шахтер не отдернул руки.
– У нее был рак, и я знал, что она испытывает сильную боль, но…
Зейн сжал его руку.
Успокоившись, шахтер продолжал:
– Я приходил к ней, и однажды она попросила меня выйти из комнаты и прочитать, что там написано, – ну, знаешь, что пишут на двери. Я вышел и посмотрел, и там было что-то написано, но я не мог прочитать. Наверно, это была латынь. Я пошел обратно и сказал ей об этом, и она спросила, не такое ли слово написано, и произнесла его по буквам. Я подтвердил, что действительно такое, и удивился, откуда она это знает, и она поблагодарила меня. Я думал, она довольна.
Шахтер судорожно вздохнул.
– А на следующее утро мать была мертва. Врач сказал, что она словно сдалась ночью и умерла. Никто не знал, почему это произошло, ведь она так упорно сражалась за жизнь. Но я задумался и вспомнил о слове на латыни, которое я сказал ей, – оно значило «неизлечима». Я сказал, что ей больше не на что надеяться, и она перестала пытаться выжить. Я убил ее.
– Но ты же не знал! – попытался возразить Зейн.
– Я должен был знать! Я должен был…
– Тогда ты оказал ей услугу. Остальные скрывали от нее правду и заставляли несчастную продолжать жить и терпеть боль. Ты избавил ее от сомнений. – Говоря это, Зейн обращался скорее к себе, чем к шахтеру. – Это не грех.
– Нет! Я не должен был допускать, чтобы она узнала!
– Ты бы предпочел продлить ее жизнь при помощи лжи? – спросил Зейн. – И тогда твоя душа была бы чище?
– Если бы ты был на моем месте…
– Да перестань же! – вмешался второй шахтер. – Ты виноват только в невежестве, и ни в чем больше. Я даже не уверен, что там было написано именно это латинское слово, а не другое.
– Откуда тебе знать? – огрызнулся первый шахтер. – Ты на моем месте не был!
– Пожалуй, не был, – с кривой усмешкой согласился второй шахтер. – Я вообще не знаю, кто моя мать.
Первый шахтер запнулся.
– Может, и так, – уступил он. Похоже, сделав эту уступку, он в то же время представил себя на месте другого. Он хотя бы знал свою мать и заботился о ней.
– Нет, я не философ, – сказал второй шахтер. – Я всего лишь грешник. Но не исключено, что если бы у меня была такая мать, как у тебя, то и я мог бы быть лучше. Так послушай же того, кто не имеет никакого права это говорить: ты должен вспоминать свою мать не с чувством горя или вины, а с благодарностью за всю ту радость, которую она дала тебе, пока была жива, и за то, что она направила тебя к Небесам, а не к Аду.
– Для грешника ты удивительно глубоко понимаешь суть вещей! Но если бы только я мог помочь ей прожить подольше…
– Подольше жить в ящике, из которого уходит воздух? – спросил другой.
– Я согласен, – кивнул Зейн. – Ее жизнь подошла к концу. Подобные вещи идут путями, недоступными пониманию смертных. Твоя мать знала об этом, хотя ты и не знал. Если бы существовала возможность выжить, она могла бы продолжать сражаться – ради своей семьи, ради всего того, что она могла еще сделать на земле. Но этой возможности не было, и она предпочла больше не мучить себя. Она отложила жизнь в сторону, как ты мог бы отложить испорченный инструмент, вышла из мрака глубин собственной души и взошла к сиянию Небес.
– Я не уверен…
Дыхание первого шахтера стало судорожным – в воздухе оставалось мало кислорода. Похоже, он тяжелее переносил мучения, чем его товарищ. Зейн не испытывал никаких затруднений; очевидно, магия поддерживала его и здесь. Он все еще продолжал делать открытия, касающиеся работы Смерти.
– Ты встретишься с ней там, – промолвил Зейн. – Там, на Небесах. И она поблагодарит тебя.
Шахтер не ответил. Зейн отпустил его руку и повернулся к другому, который был его настоящим клиентом.
– Ты уверен, что я ничего не могу для тебя сделать?
Шахтер на мгновение задумался.
– Знаешь, я – циник, но, думаю, я всю жизнь искал в жизни какого-то смысла или, по крайней мере, пытался ее понять. В голове у меня крутится одна песня, и она вроде как держит меня. Наверно, это что-то значит, да только не знаю, что именно.
– Я не слишком искусен в разгадывании тайного смысла, – сказал Зейн. – Но попробовать можно. Что за песня?
– Я не знаю ее названия и вообще ничего о ней не знаю. По-моему, это какая-то старая песня китобоев. Может быть, в моих жилах течет их кровь. Там поют, насколько я помню, что-то вроде: «…и кит взмахнул хвостом, и лодочка разбилась, и я потеряла своего милого, и он никогда не приплывет обратно, о великий Боже! И он никогда не приплывет обратно». Вот это «великий Боже» почему-то берет за душу. На самом деле Бог мне без разницы, но я чувствую душевное волнение, а почему – не знаю.
Зейн заподозрил, что шахтер думает о Боге гораздо больше, чем признается даже самому себе, однако оставил это объяснение при себе.
– Песня выражает крик души, – сказал Зейн, заинтересовавшись услышанным отрывком. В нем действительно было чувство, напоминающее горькие рыдания убитой горем вдовы. – Это протест. «Великий Боже!» Почему так случилось? Кораблекрушение или обвал в шахте. Великий Боже!
– Великий Боже! – эхом отозвался первый шахтер.
– Но почему песня китобоев привязалась ко мне сейчас, когда я похоронен в темной вонючей дыре? – настойчиво спросил второй шахтер.
– Должно быть, какие-то личные ассоциации, – пробормотал Зейн. – Я не умею истолковывать…
– По-моему, ты объяснил достаточно ясно, – сказал первый шахтер. – Утони в глубинах моря, задохнись в глубинах земли, и твоя жена будет горевать.
– Ну, может, и будет, – кивнул второй шахтер, и его лицо прояснилось. – Хотя не думаю, что дело в этом. В песне словно бы есть какой-то тайный смысл, и мне хочется разгадать его.
Шахтер щелкнул пальцами, словно пытаясь вызвать тайный смысл наружу, и звук эхом отдался под сводом штрека.
– Послушай, Смерть, если ты хочешь что-нибудь сделать для меня, то расскажи мне историю об этой песне. Какую угодно, лишь бы в ней был смысл.
Оба шахтера уже начали задыхаться. Времени оставалось мало. Зейн должен был с уважением отнестись к просьбе шахтера, даже если из этой попытки ничего не выйдет. Он подумал несколько секунд и заговорил – и сам поразился своим словам.
– Жила однажды молодая китиха по имени Вилда – плавала в океане и была счастлива в обществе себе подобных. Когда Вилда достигла надлежащего возраста, она решила, что ей пора вступить в брак, как это делают все киты, выносить детеныша и воспитать его. Но потом пришли охотники на своих огромных лодках и убили отца Вилды, и ее мать, и ее друга, и вытащили их из воды, и от них не осталось ничего, кроме крови и внушающих ужас частей тел, которые тут же сожрали акулы. Вилда спаслась, потому что училась магии; она изменила свое тело так, чтобы оно походило на рыбье, и уплыла прочь.
Вилда горевала и пела китиную песню боли и утраты, но, кроме этого, она была разгневана и смущена. Зачем эти маленькие существа, живущие на суше и называющие себя людьми, приходят и убивают китов, которые не причинили им никакого вреда? Полная бессмыслица!.. Вилда сознавала, что у нее нет никакой надежды найти решение этой проблемы, если она не поймет, что движет ее врагами. Тогда Вилда превратилась в человека и пришла в рыбачью деревушку, где жили китобои.
Некоторые люди смеялись над ней – она явилась нагой и ничего не знала об их обычаях. Но юноша по имени Хэнк взял Вилду в свой дом, потому что она была красивой. Хэнк жил вместе с матерью-вдовой. Вдвоем они одели Вилду и научили ее своему языку.
Вилда училась быстро, ведь она была умной китихой и действительно хотела понять природу этих странных существ. Она узнала, что Хэнк китобой и время от времени охотится на китов – так он зарабатывает себе на жизнь. Здесь, на суше, пища была не так доступна, как в море. Люди не могли просто плавать, открывать рты и глотать сочный планктон. А когда холодало, они не могли перебраться на юг, в теплые воды – путешествовать по суше было трудно. Людям приходилось работать и зарабатывать золото, а это золото они использовали, чтобы покупать все, что требовалось для жизни на суше.
Теперь Вилда поняла. Дело заключалось не во враждебности. Люди жили в более тяжелых условиях, чем киты, и жизнь вынуждала их так поступать, а кроме того, они не считали китов разумными существами. Возможно, если бы люди получили представление о культуре и о чувствах китов, положение вещей изменилось бы и эти ужасные убийства прекратились бы. Вилда попыталась объяснить это Хэнку, но он думал, что она шутит. В конце концов, его отца убил кит ударом хвоста, и матери пришлось растить Хэнка одной. Великий Боже! Как иначе можно относиться к китам? Он попросил Вилду выйти за него замуж, потому что ему нужна была женщина и потому что он верил, будто Вилда послана ему Небесами.
Вилде стало еще труднее – она полюбила Хэнка, хоть он и не принадлежал к ее народу. Тогда она привела юношу на берег моря и вернула себе свой настоящий облик, думая, что, как только Хэнк увидит, что она действительно китиха, он сразу почувствует к ней отвращение. Но Хэнк стал просить, чтобы она вернулась, и извинился за то, что не верил ей, и пообещал, что больше не убьет ни одного кита. В конце концов Вилда поверила ему, и его любовь преодолела непонимание ее природы.
Но теперь Вилда снова стала созданием моря, и зов моря был силен. Как она могла навсегда покинуть соленую воду и жить на суше? И она увидела другого кита, красивого и сильного самца, и подумала, что могла бы вступить с ним в брак. Но кит сказал, что он на самом деле кальмар, который принял эту форму, чтобы узнать, зачем киты поедают его сородичей, не сделавших им ничего плохого. Вилда была изумлена и глубоко огорчена – она никогда не думала, что эти существа обладают чувствами или что они разумны. Как же она могла их истреблять? И стало ей ясно, что смерть – всего лишь цепь событий типа «ешь и сам будешь съеден», и что в этом нет никакой справедливости, а есть только сила, необходимость и случай, и что в этом отношении ее народ ничем не отличается от людей или кальмаров. Все зависит лишь от точки зрения.
Вилда извинилась перед китом-кальмаром, вернулась на сушу, вновь приняла облик девушки и вышла замуж за Хэнка, решив таким образом свою проблему.
– И, возможно, – подвел итог Зейн, – если бы мы, люди, приняли подобный взгляд на наше существование, мы тоже смирились бы с природным ходом вещей, хотя иногда это и причиняет нам боль, особенно если мы умираем преждевременно.
Он остановился, ожидая, что ответят шахтеры. Но в воздухе осталось слишком мало кислорода, и оба шахтера уже были без сознания. Зейн забрал душу своего клиента и вернулся к Морту, сильно сомневаясь, что поступил правильно.
Теперь у него была другая забота. Женщину, которую он знал, собирались забрать раньше времени, а Зейн, в отличие от Вилды, не собирался покорно мириться с судьбой. Но как он может добиться понимания, в котором нуждается?
Природа говорила о существующих способах мышления. Первым был линейный способ, самый распространенный из всех. Может ли он ему пригодиться?
Каков простейший способ получить информацию? Последовать примеру Вилды и спросить того, кто информацией владеет. Кто же это? Да кто, если не компьютер Чистилища!
Ликвидировав отставание от графика, Зейн специально остановился в Чистилище.
– Я хотел бы просмотреть документы, – сказал он девушке-секретарше.
Секретарша отправила его в крыло, ведающее поступлениями. Там оказался еще один компьютерный центр, где был приготовлен терминал для Зейна. Зейн сомневался, что это тот самый компьютер, с которым он имел дело прежде, однако полагал, что все терминалы подсоединены к одной центральной машине.
Зейн сел и включил терминал. На экране загорелась зеленая надпись: «Чем могу быть полезен, Смерть?» «Я хочу просмотреть статус Луны Кафтан», – набрал Зейн. «Этот терминал запрограммирован на устный ввод команд, – уведомил его экран. – Луна Кафтан, немертвая, соотношение между божественным и злым началами на настоящий момент равно 35 к 65. Грехопадение находится в пределах, соответствующих самостоятельному переходу в Ад после смерти».– Точно, – сказал Зейн, удивившись, как компьютер настолько в курсе дел души, которая формально еще не готова к окончанию земного пути. Но, конечно же, в Чистилище должны знать подобные вещи, чтобы составлять для Смерти график работ. – Она обманула своего отца и забрала часть его зла, чтобы он смог попасть на Небеса.
Едва сказав это, Зейн тут же понял, что ошибается. Маг Кафтан искал не пути на Небеса, а свидания со Смертью. Он легко мог бы отдать Луне чуть большую часть своей ноши грехов и наверняка попасть на Небеса, однако вместо этого так все рассчитал, чтобы Смерть пришла за ним лично и представилась возможность поболтать с нею о всяческой чепухе. Точно так же, как Природа вызвала Зейна, чтобы поболтать о своем. Зачем эти могущественные личности заходят так далеко ради подобных мелочей?
«Законы предопределения имеют свои лазейки», – признал экран.
– Если бы ты заправлял Вечностью, то положение вещей изменилось бы? – с усмешкой поинтересовался Зейн.
«Ответ утвердительный», – и на экране возникла карикатурная улыбающаяся рожица, образованная крохотными точками.
– И все же предполагалось, что у Луны будет время на исправление баланса, – продолжил Зейн. – Почему она внесена в список тех, кого ждет безвременная кончина?
«Данная информация в файле отсутствует».
– Человека существенно характеризуют его побуждения, – попытался возразить Зейн. – Чтобы определить, склоняется душа ко злу или к добру, обязательно надо учитывать ее побуждения. Поскольку баланс определяет, кого из людей ждет безвременная кончина и буду ли я, Смерть, заниматься им лично…
«Побуждения клиента фиксируются. Не фиксируются побуждения того, кто запланировал безвременную кончину».
– А кто запланировал?
«Информация в файле отсутствует».
– Как могут подобные распоряжения быть безымянными? – возмутился Зейн.
– Как можно безответственно относиться к делам подобной важности?
«Обычно такие указания действительно подписываются, – согласился экран.
– Но это не подписано. Предположение: произошла ошибка».
– Ты хочешь сказать, что распоряжение недействительно?
Зейн почувствовал, что его сердце забилось быстрее. Луна может остаться в живых!
«Пауза для проверки… Отмена не обнаружена».
– Но ведь подписи нет? Не следует ли отложить выполнение, пока не выяснится, от кого исходит приказ?
«Не существует инструкции, оправдывающей подобную бездеятельность».
Зейн понял, что машина не намерена брать на себя ответственность за изменение приказа. Бюрократическая система строилась таким образом, чтобы позволить своим составляющим частям избегать ответственности. Нужно было попробовать добиться цели окольными путями.
– Кто обладает достаточной властью для того, чтобы отдать подобный приказ?
«Уточните вопрос».
Ах да. Он не уточнил, о каком приказе идет речь – о том, который приговаривал Луну к безвременной смерти, или о том, который может отменить первый приказ.
– Кто в состоянии решить, что данная личность должна умереть досрочно?
«Все личности умирают в должный срок».
– Прекрати осторожничать со мной, компьютер! Луна Кафтан может прожить еще не менее сорока лет, а при благоприятных обстоятельствах и больше. Почему она неожиданно и загадочно внесена в список смертников?
«Причины, которыми был вызван этот приказ, в мой файл не занесены», – напомнил экран.
– От кого исходит приказ?
«Информация в мой файл…»
– Это отговорка? – в лоб спросил Зейн.
«Да».
Зейн ошеломленно замолчал. Он недооценил способность компьютера воспринимать все буквально.
– Эй, ты! Объясни!
«Я не обладаю информацией, которую, насколько мне известно, вы разыскиваете».
Зейна заинтересовал подобный подход. А не пытается ли машина таким образом ему помочь?
– Что за информация?
«Источник, из которого исходит приказ о преждевременной кончине Луны Кафтан».
– И причина, вызвавшая этот приказ, – подытожил Зейн. – Можешь ли ты получить эту информацию, если я правильно сформулирую вопрос?
«Ответ отрицательный».
Однако появлению этих слов на экране предшествовала некоторая пауза. Любопытно…
– Я некорректно сформулировал вопрос? – без особой надежды спросил Зейн.
«Ответ утвердительный».
Очень интересно! Значит, какой-то способ обойти препятствие существует, надо лишь его разгадать. Обычные каналы здесь не годятся.
– Как я должен сформулировать вопрос, чтобы получить требуемую информацию?
«Ответ отрицательный».
Отрицательный. На мгновение Зейн задумался. А не значит ли это, что компьютеру не позволено отвечать утвердительно, хотя он может отвечать отрицательно? Ну и как же в таком случае должен звучать вопрос? Имеет ли смысл спрашивать, кто не отдавал этот приказ, или не имеет? Возможно, стоит попытаться.
– Кто не отдавал вышеупомянутый приказ? – спросил Зейн и мысленно затаил дыхание.
«Никто из естественных сил».
А сюда входят многие! И кто же остается, не считая сверхъестественных сил? Воплощения частично сверхъестественны, но они не определяют линию поведения Вечности, а лишь являются ее орудиями. Выходит, остаются Бог и Сатана. Но зачем ранняя смерть Луны могла понадобиться Богу? С другой стороны, Сатана…
– Кто из сверхъестественных сил не имеет причин отдавать подобный приказ?
«Бог».
Исчерпывающий ответ. Но почему Сатана собирается это сделать?
Зейн решил, что ответ таков: Луна не была бы обречена попасть в Ад, поскольку, если бы она прожила подольше, у нее появилась бы возможность спастись. Сатана должен заполучить ее сейчас либо потерять.
Но почему компьютер не мог сказать этого открытым текстом?
Зейн присел и задумался. Что-то здесь не сходится. Машина действовала так же, как и Природа, никогда полностью не выражая свою сущность. Какова же причина?
Маг Кафтан прямого отношения к делу не имел. Он старался не упоминать Сатану, чтобы не привлекать внимания Князя Зла. Компьютер Чистилища вряд ли боялся Сатану, как Кафтан, но, возможно, машине было приказано не печатать его имя именно из этих побуждений. Поэтому компьютер и мог давать ответ только от противного.
Если за всем этим стоял Лукавый, если подложный приказ исходил от него
– главной движущей силы всяких ужасов, уступающей в могуществе лишь Богу,
– то кто или что в состоянии противостоять ему? Уж конечно, не компьютер Чистилища! Если он навлечет на себя гнев Сатаны, то может однажды обнаружить, что его заменили другой машиной. Это событие не должно вызывать у компьютера никаких эмоций, однако скорее всего разум не стремится к самоуничтожению.
Но если у Сатаны достаточно могущества, чтобы прервать человеческую жизнь, преждевременно обрезать нить, почему он в открытую не затребует Луну? Зачем ему морочить всем голову и скрывать свою причастность к этому делу?
Подобная скрытность наводит на мысль, что здесь что-то не так. Сатана, конечно – Отец Лжи, так что ему это свойственно. Но он забирает Луну очень сложным способом; так имеет смысл делать только в одном случае – если он не может получить ее никак иначе.
Подчиняется ли Сатана каким-нибудь правилам? Наверняка – да, иначе он бы просто заграбастал весь мир и утащил его в Ад – в прямом смысле слова!
– без всяких формальностей. Бог и Сатана противостояли друг другу целую вечность и будут противостоять вечно, и ни один из них не может позволить себе растрачивать силы хаотично. Так что правила обязательно должны существовать, если не сформулированные, то хотя бы подразумеваемые, и образ смерти любого человека наверняка определяется ими.
Зейн решил пока что не заострять внимание на этом вопросе. Если Сатана затеял какой-то обман, со стороны Смерти благоразумнее не возражать – до тех пор, пока он не разберется во всем полностью. Естественно, Сатана не изменит своих планов только потому, что кто-то на Земле возражает против них. Зейн не собирался откладывать это дело в долгий ящик, но ему нужно было сделать этот ящик герметичным.
В конце концов, сложившаяся ситуация затрагивала его напрямую, ибо имела отношение к смерти человека. Природа поставила Зейна в известность, что каждое из воплощений обладает преимуществом в тех вопросах, которые подпадают под его юрисдикцию. Компьютер подсказал ему путь, которым можно разузнать побольше, оставаясь при этом в стороне. Теперь следует свести все воедино и отыскать способ вопреки Сатане добиться исполнения своего желания. Конечно же, он не сможет одолеть Сатану, если слепо ринется напролом.
– Спасибо, компьютер, – сказал Зейн. – Ты очень… – тут экран замигал, словно собираясь выключиться, и это напомнило Зейну, что у машины могут быть неприятности, если обнаружится, что она ему помогла, – …необщителен, – закончил он.
На экране вспыхнула надпись: «В любое время, Смерть», и возникла картинка, изображающая песочные часы.
Зейн покинул Чистилище и включил свой таймер. Всякий раз, если ему приходилось ненадолго отвлечься, его сумка оказывалась переполнена, но теперь он уже к этому привык. Интересно, как Судьба ухитряется составить для своих клиентов такой график, что они бывают готовы именно тогда, когда готова Смерть? Разве может кто-то наперед знать, когда Смерть решит на несколько часов устроить перерыв? Очевидно, все организовано весьма сложно, а Зейн видел лишь внешнюю сторону, да и то мельком.
Кому известно будущее? Ну конечно же, Хроносу!.. Понимание обрушилось на Зейна вместе с легкой вспышкой возбуждения. Он сумел увидеть действие системы изнутри. Очевидно, Хронос не просто слоняется без дела. Время постоянно стоит на страже, отслеживает события и предупреждает Судьбу о том, какое расписание следует составить. Хронос отлично осведомлен о деятельности Смерти, как в прошлом, так и в будущем, и подает знак, когда Зейн слишком долго не включает Часы Смерти.
И компьютер подписался словами «В любое время» и изображением песочных часов Времени. Это была не просто подпись, это была ссылка на Время. Наверняка воплощение знало, что будет происходить, и могло сказать об этом Зейну.
А что толку? Спросить у Хроноса о будущем и получить подтверждение, что через месяц Луна попадет в Ад и опекающий ее демон заполучит девушку на всю оставшуюся вечность? Ничего себе открытие!
Сейчас Зейн приближался к очередному клиенту, ведя машину через район трущоб Нью-Йорка. Он почувствовал запах дыма и несколько мгновений спустя увидел объятый пламенем многоквартирный дом. Камень указывал именно туда; клиент Смерти был застигнут пожаром в этом доме.
Зейн уже опоздал – красная стрелка на таймере коснулась нуля. Зейн поплотнее запахнул свой защитный плащ и шагнул в огонь. Пламя не могло причинить ему вреда; единственное неудобство заключалось в том, что следовало подняться по лестнице, чтобы добраться до клиента, а лестница уже горела и была довольно ненадежной. Огонь не мог остановить его, но вот как насчет падения?
«Поддержи меня», – пробормотал Зейн нечто вроде заклинания и зашагал тверже. Он снова вспомнил замечание Природы: никому из воплощений нельзя помешать в выполнении своих функций, если оно само этого не позволит.
Человек, запутавшийся в постельном белье, бился на кровати, которая превратилась в пылающую преисподнюю. Очевидно, он – хотя в данный момент Зейн даже не мог сказать, был ли его клиент мужчиной или женщиной, – пытался укрыться от огня под кроватью. Но простыни загорелись, а от них вспыхнули волосы и кожа жертвы.
Зейн понимал, что смерть в огне – самая болезненная из всех возможных; он быстро пересек комнату и схватил душу. Охваченное огнем тело расслабилось, когда боль резко покинула его. На этот раз клиент благословил Смерть, принесшую ему избавление от мук. Но что в том хорошего, если душе предназначено пройти сквозь прижизненное пламя к вечному пламени Ада? Боль жизни ограничена во времени, боль Ада – нет.
По пути к следующему клиенту Зейн осмотрел душу. Он постоянно практиковался в этом, на ходу классифицируя не меньше половины своих клиентов, и стал таким сведущим в обширных категориях греха, что мог не только сказать, много ли грехов отягчает данную душу, но и определить, что это за грехи.
Душа принадлежала десятилетнему мальчику, отягощенному серьезным сексуальным грехом.
Зейн запнулся. В таком возрасте?
Он более внимательно проверил душу и свел всю историю воедино. Она была обычна для трущоб, где несколько семей или несколько ветвей одной семьи живут рядом. Здесь встречались случаи пылкой дружбы и не менее пылкой вражды. Зейн понял, что такая скученность имела тенденцию усиливать присущие людям черты, а в данном случае она дошла до крайности. Достаточно естественное мальчишеское любопытство пробудило скрытые механизмы взрослой любовной истории. Он задал наивный вопрос зрелой женщине, которая, как считалось, присматривала за ним, пока его родственники были на работе. Женщина, будучи неудовлетворенной собственной жизнью, ухватилась за возможность просветить мальчика и подошла к этому вопросу с редкостной тщательностью.
Зейн задумался. Когда взрослый мужчина соблазняет девочку, это считается преступлением; но когда взрослая женщина соблазняет мальчика, это почему-то считается великодушием. Зейн понимал: вряд ли здесь имело место принуждение. Но, очевидно, груз греха лежал на мальчике в той же степени, что и на женщине, особенно если ребенок чувствовал, что эта связь порочна. Личность зрелой женщины подавила мальчика; страх разоблачения смешался с эротическим удовольствием, которое она ему доставляла. Он оказался в ловушке; человек постарше вполне мог бы выбраться из нее, но мальчику не хватило мужества, а возможно, опыта. Все понятно. Мальчик пал жертвой обстоятельств – но все же грех лег на обоих.
Этот случай обеспокоил Зейна. Ему казалось, что ребенка заставили отвечать за случившееся как взрослого, и, на его взгляд, это было несправедливо. Как мужчина, когда-то бывший мальчиком, он мог оценить привлекательность доступных женщин в любом возрасте. Он сам в свое время очень хотел побольше узнать о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, однако ему было отказано: он попытался купить заклинание, позволяющее вызывать суккуба, но продавец отказался вручить подобную магию мальчишке. Зейн до сих пор сожалел об этом; хотя суккубы были не людьми, а духами секса, зато он мог бы многому научиться, не втягивая в это дело тех, с кем стоит считаться. Но, конечно же, в обществе существовали законы, и они имели четко выражающуюся тенденцию к дискриминации детей. Теоретически они должны детей защищать, на самом же деле получалось так, что быть молодым – наказуемо, и законами радостно пользовались те, кто давно вышел из младенческого возраста.
Во всяком случае, Зейн глубоко сожалел, что забрал этого парнишку, которому пришлось отвечать за побуждения, вложенные в него Природой. Зеленая Мать могла сделать это с любым – Зейн сам недавно убедился. Так что грех мальчика являлся всего лишь техническим фактом и вовсе не свидетельствовал о его испорченности. Необходимо изменить определение в сторону большей реалистичности. Но, конечно же, Зейн был бессилен. Он всего лишь Смерть и выполняет свою работу.
– Черт бы побрал эту работу! – отрывисто выругался Зейн. – Почему я должен участвовать в том, что считаю неправильным?
Природа показала ему другой аспект своей мощи, вернув к жизни девушку, умершую во время танца. Смерть не была окончательной. Не может ли и этот мальчик быть отвергнут подобным же образом? Зейн подумал о том состоянии, в котором сейчас находится тело мальчика, о сгоревшей коже, и содрогнулся. Возвращать душу в такое тело бессмысленно!
А что, если обратиться к Хроносу? Может быть, инкарнация времени способна поместить его в тот момент, когда пожар еще не начался, и он предупредит мальчика, чтобы…
– Отвези меня к Хроносу, – приказал Зейн Морту, останавливая таймер.
Великолепный жеребец замедлил шаг, потом остановился на поле и принялся пастись. Сбитый с толку Зейн огляделся вокруг:
– Я не вижу…
– Тогда обернись. Смерть, – раздался голос Времени. Голосу вторило некое эхо, будто слышно было, как сыплется песок в песочных часах.
Зейн обернулся. У него за спиной стоял Хронос в белом одеянии.
– Мне нужна твоя помощь, – сказал Зейн. – Мне нужно, чтобы ты проявил свою силу, если это не приведет к парадоксу.
– У меня есть сила, и я люблю парадоксы, – ответил Хронос.
– Я только что забрал душу мальчика, – пояснил Зейн, показывая душу. – Я хочу вернуть ее, причем так, чтобы у него появилась возможность поправить свой жизненный баланс. Можешь ли ты это устроить?
– Доставь меня на место, и я дам тебе время, – спокойно сказал Хронос.
– Это правда, что воплощениям небезопасно вмешиваться в дела друг друга, но тебе я могу оказать помощь – мы с тобой при необходимости действуем совместно.
Как все оказалось просто!.. Хронос сел на коня позади Зейна, и Морт взлетел.
– Теперь, когда мы полностью ограждены конем бледным, – сказал Хронос,
– объясни, что ты на самом деле от меня хочешь.
– Ограждены? – переспросил Зейн. – Ты имеешь в виду, что здесь нас никто не может подслушать, даже?..
– Не произноси это имя, чтобы не накликать его, – предостерег Хронос. – Морт защищает тебя лучше, чем ты сам думаешь, но ничто не защитит от глупости.
– Ну да, конечно, – недовольно согласился Зейн.
– Ты нашел хороший предлог для того, чтобы прийти ко мне, так что у него не будет причин для подозрений.
Зейн об этом не думал, когда шел сюда, но и в самом деле не прочь был расспросить Хроноса.
– Когда я интересовался у компьютера Чистилища статусом Луны Кафтан, он поместил на экране твой символ.
– Очень любопытный случай, – сказал Хронос, некоторое время помолчав, словно припоминал подробности. – Судьба предупреждала меня, что она заметила очень многозначительные нити. Примерно через двадцать лет Луна Кафтан станет орудием…
– Но она же через месяц умрет! – воскликнул Зейн.
– Это так, – согласился Хронос.
– Тогда каким образом она может?..
– История изменчива. Если Луна Кафтан будет жива, она займется политикой…
– Но она художница!
– Уинстон Черчилль тоже был человеком искусства, а Адольф Гитлер учился живописи. Артистический склад характера не препятствует политической действительности.
Зейн подумал о Черчилле и Гитлере, о двух лидерах, противостоявших друг другу во время второй мировой войны между союзниками и странами Оси, когда в ход шла и магия, и наука, и все закончилось первым ядерным взрывом. Зейну не понравилась эта ассоциация. Ядерное оружие в состоянии уничтожить все живое!
– Значит, если Луна останется жива – а такая вероятность существует, – она займется политикой и?..
– И станет инструментом, сорвавшим попытку Безымянного внедрить самого ненавистного из его ставленников в высшие политические сферы Соединенных Штатов Америки.
– Но зачем ему… этой сущности желать политической власти? – спросил сбитый с толку Зейн. – Ведь его царство не от мира сего.
– Как и царство другой сущности. Ни один из них не контролирует полностью предмет спора и поле сражения – мир живых, – хотя каждый извлекает оттуда средства к существованию. Если выражаться языком денег, мир – капитал, а покидающие его души – проценты с этого капитала. Важно, сколько душ получает каждый из них. Сейчас победу одерживает тот, что наверху, но реальные перемены в ориентации живущих, проявившиеся после массового ухода в Вечность, могут сместить баланс сил к надиру. Тогда…
– Меня это мало волнует, – сказал Зейн, пожав плечами. – Ты говоришь, Луна предотвратит изменение баланса?
– Да – если будет жива.
– Теперь я понимаю, почему кое-кто желает ее смерти!
– Похоже на то.
Морт добрался до Нью-Йорка и остановился перед горящим зданием, которое уже превратилось в тлеющие руины. Пожарные приехали слишком поздно, как зачастую случалось в этом районе, и потушили пожар при помощи заклинания, перекрывающего доступ воздуха к огню. Теперь они извлекали из руин тела погибших. Те, кто уцелел, еще не оправились от потрясения. Зрелище было печальное.
Хронос перевернул свои песочные часы. Внезапно время застыло, как это произошло, когда Зейн нажал на центральную кнопку таймера. Клубы дыма повисли на месте, а люди замерли, образовав скульптурные группы. Только Хронос, Зейн и Морт сохранили способность двигаться.
Потом струйка песка заструилась из нижней чашки часов в верхнюю. Это вовсе не было похоже на то, что часы перевернули, поместили в антигравитационное поле или наложили на них заклятие левитации. Просто время двинулось вспять; песок поднимался с холмика внизу, струйка его сужалась, проходя сквозь тоненькое горлышко, и попадала в верхнюю часть. Зейн был очарован.
Струйка песка потекла быстрее, куда быстрее, чем это могла бы объяснить любая естественная причина. Уровень песка в верхней половинке часов ощутимо повысился. Но внимание Зейна было приковано к тому, что происходило вокруг.
Стоящие люди стремительно закружились и поспешно разбежались спинами вперед. Пожарные так же поспешно набились в свою машину и дали задний ход. Внезапно забушевало вырвавшееся из-под контроля пламя. Но это был необычный пожар – огромные оранжево-желтые языки огня втягивались обратно в окна и двери. Дым собрался с бескрайнего ночного неба, клубами понесся вниз и впитался в пламя. Жильцы, пятясь, подошли поближе к зданию, неся в руках предметы мебели, одежду или еду. Некоторые спиной вперед начали прыгать в огонь, их лица выражали сильнейшее возбуждение. Все происходило с утроенной или учетверенной скоростью.
Вскоре пламя ослабело, втягиваясь в здание, исчезла последняя струйка дыма. Окна снова стали целыми – осколки взлетели и превратились в стекла,
– и огонь скрылся внутри.
Время замедлилось, затем остановилось, затем опять двинулось. Песок вновь потек из верхней половины часов в нижнюю, уже с нормальной скоростью.
– У тебя две минуты, Смерть, – сказал Хронос, спешиваясь. – Пользуйся на здоровье.
Зейн еще секунду изумленно смотрел на это проявление мощи Хроноса. Как может кто-либо противостоять воплощению, которое способно обращать вспять произошедшие события?
Зейн спрыгнул с коня и помчался к двери. Та была заперта, но открылась от его толчка. Зейн взбежал по лестнице в комнату мальчика, чувствуя его душу в своей сумке. Она по-прежнему у него или обратный ход времени вернул ее в тело? Его, Зейна, этот реверс не коснулся; он не потерял ничего из своего опыта, но мальчик был участником событий, так что душа, наверное, вернулась к нему. Так что же произошло на самом деле?
Зейн запустил руку в сумку и обнаружил, что душа находится там. Впрочем, она немедленно вырвалась у него из руки и полетела вперед. Когда Зейн увидел спящего мальчика, душа погрузилась в тело и скрылась из виду.
Зейн встал над кроватью.
– Просыпайся! – крикнул он. – Просыпайся, или умрешь!
Мальчик проснулся и увидел маячивший над ним призрак Смерти. Он закричал, метнулся в сторону и скатился с кровати, потом вскочил и бросился к открытому окну.
Зейн прыгнул ему наперерез. Стоило ли спасать мальчишку из огня лишь для того, чтобы тот от испуга совершил самоубийственный прыжок из окна? Зейн попытался вмешаться в работу Судьбы, и результат был спорным – разве что Судьба знала об этом деле и не возражала.
Зейн раскинул руки – руки скелета – и преградил мальчику путь.
– Откажись от этой женщины, – сказал он, помня о грехе, который довел мальчишку до такого критического положения. – Иди и живи праведно.
Мальчик изумленно посмотрел на Зейна, потом в ужасе попятился.
Откуда-то потянуло дымом. Начинался пожар.
– Прочь отсюда! – крикнул Зейн. – Беги на улицу. Живи – и помни.
Мальчик пустился наутек, и мгновение спустя его крики разбудили других жильцов.
– Вставайте! Вставайте! Я видел Смерть! Настоящую Смерть! Бежим на улицу!
Это подействовало. Вскоре жильцы, спасаясь от огня, толпой сбежали по лестницам и выскочили наружу, унося в охапках свое имущество. Многие из тех, кто при первом прокручивании этих событий умерли, при переигрывании остались живы. Мальчик действительно их спас.
Зейн прошел между людьми, никем не замеченный. Он вернулся туда, где оставил коня, и хотел поблагодарить Хроноса, но тот уже исчез.
Что ж, возможно, у Времени были другие дела. Придется поблагодарить Хроноса при следующей встрече. Возможно, он тоже сумеет оказать ему какую-нибудь услугу. А теперь ему нужно заняться своими делами. Зейн включил таймер и настроил его на клиента, которого он на некоторое время отложил.
Зейн проработал весь день, ликвидируя отставание, но мысли его были заняты Луной и ее судьбой. Теперь он знал: Сатана хочет оборвать жизнь девушки до срока, чтобы в будущем она ему не помешала. Более того, остальным инкарнациям это известно. Но никто из них не попытался что-нибудь предпринять! То ли они были бессильны помешать воле Сатаны, то ли их это не волновало.
А почему, собственно, это должно было их волновать? Если кто и вмешается в дело, так только он сам. Но пока что Зейн ничего не мог придумать. Даже заняться ее переходом он не мог, ведь душа девушки была обречена попасть в Ад. Если бы у Луны оставалось больше времени для того, чтобы восстановить баланс и спасти свою душу…
Может ли он воззвать к Богу? Зейн сомневался – Бог, все еще уважая Конвенцию о невмешательстве, редко принимал участие в делах живущих. Обманом занимался только Сатана – а Сатана вряд ли откликнется на мольбу отказаться от своих усилий.
Зейн почувствовал, как в нем поднимается гнев. Выиграет ли Сатана божественную войну благодаря тому, что он прибегает к обману, а Бог – нет? Однако если Бог сможет противостоять Сатане, лишь прибегнув к обману, то Он сам станет злым и Зло одолеет. Бог не может быть подвержен порче! Следовательно, это действие не может исходить от Бога.
Зейн управился со своим списком и решил навестить Луну.
Девушка не пользовалась камнями-помощниками. Знание того, что она проклята и ее ждет близкая смерть, взяло свою мрачную дань; лицо Луны было бледным, на нем проступили морщинки, волосы превратились в спутанную копну, под глазами залегли тени. Девушка была ненакрашена, да в этом и не было смысла – она явно плакала.
У Зейна перехватило дыхание – он понял, что любит ее. Он обнял Луну и прижал к себе. Ему хотелось успокоить ее, однако он знал, что ему нечего предложить Луне, кроме своей боли.
Зейн поцеловал девушку; она отстранилась.
– Не надо, – сказала она, зная, к чему он клонит.
– Не надо?
– Камни говорят – нет.
Зейна мало беспокоило, что там говорят камни, но он не хотел ни в чем нарушать ее волю.
– Тогда позволь мне держать тебя за руку.
Вместо ответа Луна принялась напевать какую-то мелодию.
Зейн наморщил лоб:
– Я что-то не то сделал?
По лицу Луны промелькнула улыбка, на мгновение осветив ее красоту.
– Это просто народная песня. Извини. Я по рассеянности не заметила, что пою вслух. Я сейчас в плохой форме – камни не могут справиться с горем, они лишь оттягивают его, так что иногда приходится страдать за все разом. В любом случае хочется испытывать естественные чувства, когда речь идет о моем отце или обо мне.
– А что за народная песня?
Луна сделала знак, означавший «сейчас покажу», потом вышла на середину комнаты и запела:
– Я потеряю тебя, потеряю; я должен взять тебя за руку.
…Я должен танцевать с тобой.
…Мы все будем танцевать с тобой.
Они никогда больше не увидятся, потому что она умрет!.. Прилипчивая мелодия, но навевает слишком мрачные мысли. Луна действительно была расстроена, а Зейн не мог облегчить ее горе.
– Я потеряю тебя, потеряю, – снова запела Луна. – Так позволь же мне кружиться в танце…
Луна изящно закружилась, и ее юбка вспорхнула волнами. А Зейну вспомнилась девушка-калека, оказавшаяся пленницей магических туфелек. Луна танцевала прекрасно, но в ее танце не было настоящей радости.
Зейн нерешительно шагнул к Луне. Она снова пропела первый куплет, потом завела припев: «Мы все будем кружиться…» На этот раз Зейн присоединился к ее танцу.
Потом поймал Луну за руку и повел ее к кушетке. Они почти час просидели молча, держась за руки, и за это время расцветающая в Зейне любовь к Луне проникла во все поры его существа. Девушка, которую направил к нему камень любви, была выдуманной, а Луна – настоящей. Как он сможет жить без нее?
– Я пойду с тобой, – неожиданно сказал Зейн.
Луна слабо улыбнулась:
– Немногое посмели бы предложить такое, и я благодарна тебе за это. Но ты не должен попасть в Ад…
– Еще как должен – я нарушаю законы, которым обязан подчиняться, находясь в этой должности!
– Ты нарушаешь их в лучшую сторону. Но даже если ты действительно вскорости умрешь и попадешь в Ад, Сатана не даст нам быть вместе и, конечно, не позволит мне увидеться с отцом. Ад существует для того, чтобы в нем страдали.
– Твой отец не в Аду. Он в Чистилище, заслуживает свое спасение.
– Но есть ли для него возможность попасть на Небеса?
– Конечно, есть! Он ведь хороший человек!
Луна улыбнулась:
– Спасибо тебе.
В должное время Зейн покинул Луну. Теперь он еще сильнее хотел спасти ее, еще сильнее, чем раньше, хотя до сих пор не знал, как это сделать. Он
– всего лишь Смерть, должностное лицо. Не ему определять правильность подбора клиентов – а Луна даже не была его клиентом. Пока что не была.
Но, черт возьми, Сатана прибегнул к обману! И это несправедливо! Неужели в Вечности нет справедливости? В какой суд можно послать апелляцию, представить подлинные документы?
Зейн выключил таймер. Морт, не дожидаясь приказа, повернул в Чистилище
– конь знал, чего хочет хозяин.
– Ну конечно, Смерть, вы вправе подать петицию, – сказала девушка-секретарша в административном корпусе Чистилища. – Она будет рассмотрена Советом Бессмертных на следующем заседании, и комитет назначит…
– Когда состоится следующее заседание?
Секретарша заглянула в вечный календарь:
– Через десять земных дней.
– Но ошибка происходит сейчас! – воскликнул Зейн. – Через десять дней может быть поздно!
– Правила устанавливаю не я, – ответила секретарша тем раздраженным тоном, которым чиновники дают понять посетителям, что те могут быть свободны.
Зейн вздохнул. Бюрократы повсюду одинаковы!
Он заполнил заявление и оставил его секретарше. Может, еще успеет… Луна обречена на смерть в течение месяца, а из этого месяца прошло только пять дней. Шансы на проигрыш – десять к двадцати пяти, и пятнадцать к двадцати пяти – шансы на выигрыш. В общем, пока соотношение в его пользу.
Зейна очень беспокоило, что будет делать Сатана.
10. ГОРЯЧИЙ ДЫМ
Зейн заснул в своем особняке, не обращая внимания на привычную возню слуг, а на следующий день рано встал и отправился на работу. Поскольку ему казалось, что он ничем не может помочь Луне, пока петиция не будет рассмотрена, то попытался отвлечься от мыслей, загрузив себя работой.
Но так уж сложилось, что на этот раз список у него был небольшим. Зейн быстро забрал двух клиентов, потом обнаружил, что у него еще целых полчаса до следующего. Приходить раньше не имело смысла, однако Зейну нужно было чем-то заняться, поэтому он определил направление и направил коня бледного по указанному адресу.
Настоящий медвежий угол на западе Невады, самого малонаселенного района Соединенных Штатов – самого малонаселенного и самого малоприспособленного для жизни. Камни привели Зейна в один из глухих районов, в бесплодную пустошь.
Живописные горы Горячего Дыма, названные так в честь живущих там драконов, были изрыты норами свирепых рептилий. Кое-какая растительность уцелела, но это не имело значения для драконов – те были плотоядными и к тому же предпочитали нежное мясо девственниц. Большей частью драконы рыскали по округе, охотясь на животных, однако любили побаловаться и человечинкой, когда ее можно было добыть. На самом деле…
На самом деле теперь Зейн вспомнил, что в этих местах обосновались драконопоклонники, сторонники культа, озабоченного благосостоянием огнедышащих экзотических существ. Драконопоклонники прибегали к энергичным закулисным махинациям в Конгрессе, препятствуя созданию в этом районе курортов, ферм с системой ирригации и ракетных установок, напирая на то, что вид драконов с Горячего Дыма не обитает больше нигде, и если не позволить им жить свободно, драконы будут обречены на вымирание, – а они и так уже находились на грани вымирания к тому времени, когда их обнаружили. К счастью, это открытие было сделано человеком, которого интересовали редкие формы жизни. Если бы драконов обнаружили местные охотники или поселенцы, драконы были бы поголовно истреблены и никто бы не поверил, что они вообще когда-то существовали.
Драконопоклонники выиграли несколько исков, а широкая общественность как раз с большим вниманием относилась к защите окружающей среды, так что драконов по большей части никто не трогал. Но им по-прежнему нужно было есть, и девственницы всех видов пользовались большим спросом. Драконопоклонники постоянно подыскивали новые жертвы. Человеческие жертвоприношения являлись противозаконными, но за этим было трудно уследить, а у властей штата постоянно не хватало персонала.
Вскоре после того как Зейн прибыл на место, где ему предстояла встреча с клиентом, он увидел хорошенькую, очень испуганную девушку, едва достигшую брачного возраста. Девушка находилась в клетке. Люди, сидящие вокруг костра, явно рассчитывали дымом приманить дракона. Зейн не знал, каким образом драконопоклонники поймали эту девушку, но она явно была обречена. Ему следовало забрать душу бедняжки после того, как ее тело сожрет дракон. Это произойдет через двадцать пять минут, если только он не придумает, как спасти девушку.
Зейн подошел к клетке и заговорил с предназначенной в жертву девственницей.
– Как они тебя сюда затащили? – спросил он, подозревая, что девушка одурманена наркотиками.
Она перестала всхлипывать и посмотрела на Зейна, явно не узнавая его. Это было странно – обычно клиенты сразу чувствовали присутствие Смерти.
– По дороге, сэр.
– Я имел в виду, это произошло насильно? Тебя похитили? Если да, то…
У девушки задрожали губы.
– Нет, сэр. Я пришла сюда по с-своей воле.
– Ты знаешь, что тебе уготовано?
– Быть проглоченной драконом, – ответила девушка, и ее глаза снова наполнились слезами. – Я даже не стала принимать наркотики, чтобы забыться, – дракон почувствует разницу во вкусе.
Получается, драконы чувствительны и к девственности ума! Это была действительно жестокая развязка.
– Но почему ты согласилась?!
– Моя… моя семья… задолжала…
Теперь девушка расстроилась окончательно и не могла уже говорить дальше.
Итак, девушка пришла сюда по своей воле – якобы по своей: решила заплатить собою долги своей семьи. Такой контракт имел законную силу, при условии, что все было без обмана. Можно не сомневаться, что драконопоклонники заплатили хорошую цену, взяв бедную девушку в уплату долгов ее семьи. С этим ничего было нельзя поделать.
По крайней мере бедняжку надо выпустить из клетки – это совершенно ненужное унижение. Но едва Зейн взялся за замок, как девушка запротестовала:
– Сэр, мне было обещано, что меня никто не лишит девственности до… до…
Драконопоклонники предусмотрели даже это! Конечно, поскольку существовал способ сделать девушку непригодной для жертвоприношения, они хотели быть уверенными, что кто-нибудь в последний момент не окажет ей такую милость.
Воздух замерцал, и рядом с клеткой появилась укутанная в плащ фигура.
– Я займу твое место, дорогая, – произнес женский голос.
Зейн подпрыгнул. Этот голос был ему знаком.
– Луна!
Луна повернулась к нему:
– О, а я и не думала, что ты будешь здесь!
– Это моя работа! – воскликнул Зейн. – Я должен забрать душу девушки, когда… – Он осекся. – Ты не можешь занять ее место! Ты не…
Луна спокойно посмотрела на Зейна:
– Не – что?
– Драконы Горячего Дыма являются вымирающим видом потому, что они питаются девственницами, – не очень убедительно произнес Зейн.
Луна мрачно усмехнулась:
– Анатомически я девственница.
– Но…
– Демон навязал свою волю моему уму и запятнал мою душу, – пояснила Луна. – Я предпочла бы, чтобы он изнасиловал меня физически, но он не может сделать этого, пока моя душа не вошла в его царство. Я проклята, я жертва физического насилия, хотя мое тело целомудренно.
От этого объяснения Зейн почувствовал себя неуютно.
– Я подал петицию о пересмотре твоего приговора. Он незаконен. Неназываемый хочет убрать тебя со своей дороги. Я уверен, что приговор будет отменен, однако до заседания еще десять дней. Если ты уйдешь сейчас…
Луна печально покачала головой:
– Камни показывают, что мое время истечет сегодня. Потому я решила по крайней мере сделать свой уход для кого-нибудь полезным. Я навела справки в Бюро обмена добрыми делами, и меня направили сюда. Эта несчастная, ни в чем не повинная девушка… – Луна посмотрела на девушку в клетке, которая глядела на все это в изумленном молчании, – решилась пожертвовать жизнью ради благоденствия своей семьи – она непременно попадет на Небеса, но это произойдет не сейчас. Здесь, на Земле, есть много людей, которых она сможет сделать счастливыми.
– С чего ты взяла, что она наверняка попадет на Небеса? – спросил Зейн.
– Проверь сам. Я уверена, что она хорошая девушка.
Зейн посмотрел на свои камни для проверки душ. Камень греха оставался тусклым, хотя все остальные ярко светились.
– Она безгрешна! – воскликнул Зейн. – Как тогда могло случиться, что меня вызвали лично забрать ее душу?
– Потому что умереть должен кто-то другой, а не она, – сказала Луна с многозначительной улыбкой. – Ты полагал, что это будет жертва, запертая в клетку, но…
Зейн с ужасом посмотрел на Луну:
– Ты собираешься занять ее место! Ты…
– Не говори глупостей. Я иду в Ад собственным путем. То, что ты здесь присутствуешь, – простое совпадение. Моя душа не нуждается в твоей помощи. Я надеялась, что все произойдет быстро и чисто и ты даже не узнаешь.
Драконопоклонники зашевелились.
– Все готово! – объявил хорошо одетый пожилой мужчина. – Наш радар засек приближающегося дракона!
Он достал ключ и открыл клетку, выпуская девушку.
– Я заменю ее, – сказала Луна. – Меня прислало Бюро обмена добрыми делами. Отпустите девушку, она исполнила свой долг.
– А откуда нам знать, что вы подходите? – спросил мужчина. – Драконы очень расстраиваются, когда им предлагают товар, побывавший в употреблении.
– Ваша порода может унюхать девственницу с десяти метров, – огрызнулась Луна. – Я знаю, что я подхожу.
Мужчина презрительно фыркнул:
– Ну да, физиологически вы девственница. У вас вид человека, которого жестоко поимели, и все же… – Он покачал головой, сбитый с толку своей ошибкой. – Ладно. Мы отпустим эту девушку, как только дракон будет удовлетворен.
– Ни капли не сомневаюсь в вашем слове, – сказала Луна. – Мой друг за этим проследит.
Мужчина посмотрел на Зейна, словно только что его заметил. Зейн вернул взгляд, зная, что перед ним он предстал в виде Смерти.
– Ну конечно, – пробормотал драконопоклонник, которому явно стало не по себе. – Я уверен, что все будет в порядке. Если жертва не одурманена наркотиками и ее тело целомудренно, дракона не волнует, насколько опустошено сознание. – Мужчина повернулся к своему спутнику, который нес разукрашенный ларец. Открыл ларец, достал оттуда сверкающий серебряный нож и вручил его Луне. – Вы можете пытаться защитить себя только вот этим. Никакой магии и никакого огнестрельного оружия. Если вам удастся отпугнуть дракона, будет считаться, что ваш долг исполнен и вы свободны.
– Но ножичком для чистки яблок огнедышащее чудовище не отпугнешь! – сказала Луна.
– Правильно. Это всего лишь жест, которого от нас требует Комиссия честной игры. Естественно, мы не хотим, чтобы дракону был причинен вред. Хотя теоретически это возможно.
Луна пожала плечами:
– Так или иначе, я пришла сюда, чтобы умереть. Если меня не съест дракон, значит, случится что-нибудь еще.
Она взяла нож.
На горизонте, над горами Горячего Дыма появилось пятнышко.
– Внимание! Он приближается! – объявил мужчина, на лице которого появилось выражение благоговейного страха. Наверняка он не раз видел драконов, но он почитал рептилий, а драконы были владыками царства рептилий. – Здесь должна остаться только предназначенная для него девушка, иначе дракон повернет обратно. Они стали пугливыми с тех пор, как в недобрые прежние времена спортсмены охотились на них с базуками. – Неприятные воспоминания заставили мужчину нахмуриться.
– Луна… – произнес Зейн, не находя слов, способных выразить его чувства.
– Позволь мне хотя бы уйти так, как я хочу, – мягко сказала Луна. – Мне может не представиться другой такой возможности.
– Но я люблю тебя!
– Верю, – кивнула Луна. – Возможно, в свое время я ответила бы тебе тем же, если бы не обезумела от горя. Но похоже, что этому не бывать. Наверное, мой отец собирался привить мне любовь к тебе, однако такого он не предвидел.
Луна повернулась к дракону; тот уже значительно приблизился. Остальные присутствующие отступили в укрытия, откуда можно было наблюдать за происходящим. Там находилась даже команда киношников – передача «Дракон против девушки» была популярной местной достопримечательностью.
– Срок твоей жизни подделан! – крикнул Зейн. – Безымянный лжет! Тебе полагалось прожить долгую жизнь и помешать ему, когда он полезет в политику, потому он решил уничтожить тебя! Ты не должна умирать!
Луна быстро обернулась, встала на цыпочки и поцеловала Зейна.
– Это так похоже на тебя, Зейн, – сказать мне такое. Разберись. Может, если ты убедишься, что это правда, ты сумеешь избавить мою душу от Ада, и я присоединюсь к отцу в Чистилище. Это было бы хорошо.
Потом Луна повернулась и решительно пошла навстречу приближающемуся дракону.
Зейн смотрел, как идет девушка, не в силах предотвратить несчастье, занесенное в список. Она была права: так или иначе, этот раунд Сатана выиграл. Луна выплакалась, примирилась с судьбой и поступила великодушно. Она была хорошим человеком, что бы там ни гласили официальные документы! Он любил ее – и именно поэтому не мог вмешаться. Луна сама выбрала, что ей делать.
Зейн посмотрел на таймер. Оставалось четыре минуты. Скоро он найдет своего клиента, кем бы тот ни был, – но сперва он должен увидеть, что здесь произойдет, пусть даже это навсегда лишит его радости.
У Зейна еще было время попытаться предотвратить то, что он меньше всего хотел лицезреть. Но вмешиваться нельзя. Луна выбрала способ своей кончины, и это был достойный способ. Лучшее, что Зейн мог для нее сделать – хотя слово «лучшее» тут звучало злой насмешкой, – это позволить ей быть разорванной на куски драконом.
Сильно увеличившийся в размерах дракон сделал круг над полем, осмотрелся и пошел на посадку. Драконы Горячего Дыма были не самыми большими из драконьего племени, но огненное дыхание делало их опасными противниками. За жертвой прилетела дракониха, самка с переливчато-серой чешуей. На спине у драконихи, между большими кожистыми крыльями, находилось единственное, прикрытое броней яйцо.
Из укрытия раздались возгласы, и Зейн увидел, как кинооператор поспешно вскидывает камеру. Яйцо означало возможность появления дракончика, продолжателя рода; конечно же, драконопоклонникам это было очень интересно! Они будут наблюдать за этим яйцом и дракончиком, который должен из него вылупиться. Они могут пометить яйцо и следить за миграцией драконов. Конечно, не исключено, что какой-нибудь браконьер вздумает поохотиться на дракончика, пока тот еще не вырос – еще одна причина, по которой драконы стали вымирающим видом. Зейн мог бы даже посочувствовать бедственному положению драконов, если бы в пищу этой драконихе не была предназначена Луна.
Луна остановилась в центре пустынной долины, нервно сжимая в руке нож. Зейн увидел, что она не надела никаких драгоценностей, уважая запрет на магию. У нее дома наверняка были камни, способные превратить дракона в облачко пара! Однако Луна решила сыграть свою роль честно. Она сбросила плащ, под которым оказалось струящееся белое платье, волосы блестели под солнцем, словно медь. Она была самой прекрасной девушкой, какую только можно себе представить. Но Зейн знал, что он необъективен – он любит ее.
Это безумие! Как он может ждать, пока дракон сожрет Луну, и даже не попытаться ее спасти? Разумом Зейн смирился, и тем не менее его чувства негодовали. Должен быть какой-то другой путь!
Другой путь к чему? Если Луна не умрет сейчас, она умрет как-нибудь иначе – и, возможно, куда худшей смертью. Теперь Зейн понял, что Сатана ни за что не позволит ей прожить эти десять дней, оставшиеся до пересмотра приговора; он перехватит инициативу, поставив комиссию перед свершившимся фактом. А чего еще можно ждать от Отца Лжи? У Зейна нет никакой возможности добиться пересмотра этого дела по официальным каналам. Дату даже передвинули – возможно, из-за апелляции, и в предназначенный день Луна сама выбрала способ своего ухода. По крайней мере драконы не были жестоки, они убивали умело, не занимаясь бесполезной тратой сил.
Зейн присмотрелся к драконихе шести метров в длину и примерно с таким же размахом крыльев, с телом скорее змеиным, нежели тучным – вес был принесен в жертву интересам полета. У нее была только одна пара ног, и голова у нее была маленькой; на самом деле в облике самки сквозило что-то птичье. Но у птиц не бывает ни таких размеров, ни таких зубов, ни кожистых крыльев, ни бронированной чешуи. И птицы, и драконы произошли от древних рептилий, хотя их общие предки жили сотню миллионов лет назад. Примерно семьдесят миллионов лет назад птицы, млекопитающие и драконы обошли динозавров в гонке на выживание. Теперь млекопитающие, особенно их разумная форма, стали господами положения. И вскоре драконы будут преданы забвению.
Зейн подумал, что если даже смерть одного существа тяжка, то какова же должна быть смерть целого биологического вида? Он поддерживал кампанию по спасению драконов, однако предпочел бы, чтобы эту дракониху накормили кем-нибудь другим.
Дракониха расправила крылья, потом сложила их, обернув вокруг туловища. Набрала воздуха, затем выпустила плотную тучу дыма. Зейн понял: это предупреждение. Захватывающие дух истории, в которых драконы просыпались и тут же начинали дышать огнем, были глупостью. Огненное дыхание требовало больших расходов энергии, и с ним нельзя было обращаться небрежно. Драконы, как и прочие рептилии, зимой отправлялись на юг либо укладывались в спячку. Огонь использовался исключительно для схваток и для добычи пищи. Драконы Горячего Дыма дымили больше, чем все прочие, а там, где есть драконий дым, там есть и драконий огонь.
Дракониха принялась подкрадываться к Луне, которая невольно отступила. Драконы созданы для того, чтобы охотиться и убивать свои жертвы, так что это нечто большее, чем простой ритуал. Эксперты так и не смогли выяснить, почему жертва обязательно должна быть девственной. Драконы Горячего Дыма предпочитали умирать с голоду, но не употребляли в пищу убитую не ими или не девственную добычу. Наиболее правдоподобная версия о происхождении этой диеты гласила, что причиной ее возникновения явилась вспыхнувшая несколько миллионов лет назад эпидемия венерических заболеваний, в которой выжили лишь те, которые употребляли в пищу наверняка незараженное мясо – то есть мясо девственниц, не соприкасавшихся с венерическими болезнями.
Дракониха заметно прихрамывала. Одна лапа у нее болела, хотя Зейн не мог сказать, была ли это травма или магически вызванная боль. Иногда местные жители ради забавы накладывали проклятие на диких зверей. В лучшем случае оно создавало неудобства, в худшем – приводило к смерти. Другие местные жители не признавали ядовитых заклинаний, которые могли причинить вред природе. Не удивительно, что эта дракониха прилетела к кормушке; она не могла прокормиться самостоятельно – ведь она носила яйцо и у нее болела лапа.
Зейн оборвал свою мысль. О чем он думает?! Эта тварь собирается съесть Луну! Чем больше травм у драконихи, тем лучше! Может быть, Луна в конце концов сумеет отпугнуть чудище своим ножом. Если она сделает это, если она избежит смерти на законных основаниях…
Нет. Судьбу не обманешь. Дракониха не будет повинна в смерти Луны. В этой смерти виноват…
Внезапно Дракониха прыгнула. Луна затанцевала вокруг нее, вспарывая ножом воздух. Девушка знала, что смерть неизбежна, но не собиралась безропотно ей подчиняться. Она сражалась за последние секунды жизни, как тонущий борется за глоток воздуха. Луна не умела драться на ножах, хотя тело художницы двигалось куда лучше, чем тело среднего человека. Но как бы ни повернулись события, драконий огонь сведет на нет все усилия Луны. Эта пляска со смертью была тщетной.
Дракониха набрала побольше воздуха и прицелилась. Самка явно достаточно разогрелась и теперь могла плюнуть огнем. И это будет конец. У Луны нет ни малейшего шанса!
Зейн не смог сдержаться. Он бросился наперерез чудищу. Пламя охватило Зейна, но не причинило ему вреда – плащ Смерти отразил его.
– Нет! – крикнула Луна. – Дай мне умереть, Зейн! Иначе Сатана затеет новую игру и мне грозит нечто худшее!
Мысль о том, что смерть Луны может быть ставкой в азартной игре, потрясла Зейна, хотя когда-то он сам ставил на кон свою жизнь. Последние годы он играл, словно по принуждению, и загнал себя в яму, из которой его извлекла только Смерть. Он не хотел снова нырять в омут!..
Дракониха смотрела на Зейна, пытаясь понять, почему он не зажарился. Зейн ответил ей таким же пристальным взглядом, и Дракониха побледнела почти как человек – она начала ощущать его внутреннюю сущность.
– Не делай этого! – крикнула Луна.
Зейн неохотно отступил в сторону. Он знал, что был не прав, когда вмешался. Дракониха мотнула головой, словно стряхивая остатки неприятного видения, и сосредоточила свое внимание на девственнице. Похоже, Зейн больше не существовал для них. Смерти было свойственно становиться невидимой для того, кто не являлся клиентом.
Однако Дракониха колебалась – ни одно живое существо, увидевшее призрак Смерти, не в состоянии так легко забыть о нем. Даже краткое видение Смерти могло заставить человека или иное создание осознать, что оно смертно, и возникало чувство тревоги. Большая часть животных стараются избегать подобного понимания, и в целом им это удается куда лучше, чем людям. Это величайшее проклятие человека – постигать свою смерть гораздо яснее, чем любое другое существо. Он способен видеть приближение конца и, соответственно, страдает дольше.
Потрясенная Дракониха начала расправлять крылья, словно намереваясь улететь.
– Не смей передумывать! – крикнула Луна. – Если ты не съешь меня, то эту несчастную девушку, вместо которой я вышла, скормят следующему дракону!
О-ой-ой, и правда! Если Луна победит дракониху, и она сама, и девушка-жертва будут свободны. Но если Луна так и не вступит в схватку с драконом – из-за вмешательства некоей третьей силы вроде него самого, – то ее порыв пропадет впустую. Луна могла бы оспорить этот случай, поскольку Дракониха все-таки плевалась огнем, но не причинила ей вреда, однако она искала достойной смерти. Зейн не мог бы больше уважать решение девушки, даже если бы не любил ее.
Нет, не так! Он еще больше любил ее за это. Луна проявила свою цельность и свой характер самым выразительным образом. Он, Зейн, никогда бы не смог так поступить.
Дракониха все еще медлила. Зейн и не знал, что вид человеческого воплощения Смерти способен так потрясти животных. Ведь Дракониха не должна была бояться его. Знает ли она, кто он такой?
Луна бросилась к чудищу, размахивая ножом. На этот раз Дракониха отреагировала как должно. Она набрала воздуха, качнула головой и выпустила струю синего пламени, ударившего на добрых три метра, причем огонь почти не сопровождался дымом. Возможно, Дракониха медлила не потому, что была встревожена, а просто набирала жар.
Луна увернулась от огненной струи. Теперь огнедышащие железы драконихи заработали на полную мощность, но струя пламени получилась узкой, и от нее было не слишком сложно увернуться – особенно для того, кто следил за головой чудовища. Луна пробежала под боком у драконихи, вспрыгнула на рыло рептилии, из которого еще шел дымок, и вскарабкалась ей на спину.
Испуганная Дракониха резко мотнула головой. Змеевидная шея была гибкой, и драконихе не составляло труда дотянуться до собственной спины.
Тогда Луна схватила яйцо и прижала его к себе, словно футбольный мяч.
– Теперь давай, жги меня! – крикнула она.
Конечно же, дракониха не посмела это сделать, ведь тогда она зажарила бы своего драгоценного отпрыска. На мгновение самка застыла в нерешительности. Рептилии хватало ума, чтобы понять наличие проблемы, но не хватало ума, чтобы найти решение. Тем временем Луна воспользовалась полученным преимуществом.
Девушка соскользнула со спины драконихи, держа яйцо под мышкой. Рептилия по-прежнему не могла на нее напасть – яйцо оказалось в роли заложника.
Драконопоклонники увидели, что делает Луна.
– Оставь яйцо! – закричал мужчина, исполнявший должность распорядителя.
– Оно бесценно! Драконы очень редко размножаются…
Луна, пятясь, отступала от драконихи, держа яйцо перед собой, как щит. Дракониха била хвостом и выпускала клубы дыма, но не нападала.
– Безрассудное использование пестицидов вредит окружающей среде, – взывал драконопоклонник. – Из-за них скорлупа драконьих яиц сделалась хрупкой, и многие разбиваются до того, как детенышу приходит пора вылупляться. Пока пестициды разлагаются – а это может занять десятилетия,
– многие виды быстро движутся к вымиранию. Девушка, пощади яйцо!
Луна посмотрела на яйцо, подумала и кивнула. Потом она положила яйцо на песок и отошла от него.
Зейн удивился. Как это понимать? Считается ли, что Луна победила дракона и выполнила свое обязательство? Если так…
Луна снова бросилась на дракониху, размахивая серебряным ножиком. Дракониха машинально вскинула голову, открывая пасть.
Это же безумие! У Луны нет шансов победить!.. Но все произошло так быстро, что Зейн не успел вмешаться.
Дракониха, не имея времени набрать достаточно жара, чтобы его хватило на хорошую порцию огня, плюнула дымом. На мгновение девушка исчезла в плотной пелене.
Луна закричала, и этот крик пронзил Зейна до самых глубин его существа. Несколько секунд спустя дым рассеялся, унесенный прочь легким ветерком, и Зейн, к своему ужасу, понял, каким горячим он был. Прекрасные волосы Луны и ее красивое платье были опалены, кожу покрыли ожоги. Девушка ослепла.
Дракониха прыгнула вперед и схватила шатавшуюся жертву. Хрустнули челюсти, из пасти драконихи хлынула кровь, стекая по морде.
Потрясенный страшной догадкой, Зейн взглянул на часы. Таймер стоял на нуле. Камни указывали на Луну.
– Все это время моим клиентом была ты! – крикнул он искалеченному телу.
– Твои добрые дела – то, что ты спасла обреченную девушку, пощадила драконье яйцо, накормила дракониху, – они выровняли баланс! Ты умираешь с равным счетом!
Зейн бросился вперед – Луна не могла на самом деле умереть, пока он не потребует ее душу. Пламя Ада не будет для нее худшей мукой, чем это! Но когда Зейн приблизился к месту, где разыгралась ужасная сцена, и увидел тело Луны, истекающее кровью в пасти у драконихи, ее голова покатилась по земле ему навстречу. Выжженные глаза приоткрылись, шевельнув лохмотьями, оставшимися от век. Каким-то образом она почувствовала присутствие Зейна.
– Забери меня. Смерть! – в агонии прошептала Луна.
Внезапно Зейн взбунтовался. Эту женщину он любит!
Он взглянул в искаженное страданием лицо Луны. Ему и в голову бы не пришло, что он когда-нибудь захочет продлить подобную муку хоть на секунду, но теперь он на это пошел.
– Нет, – сказал Зейн и остановил Часы Смерти.
Все вокруг застыло – нажав на кнопку, Зейн остановил не просто таймер, а само время. Нажав? Бессознательно он сделал прямо противоположное, вытащив кнопку. Облака прекратили двигаться по небу, листья на чахлых кустах перестали шелестеть под ветром, а Драконопоклонники превратились в статуи. Дракониха застыла, сжимая в зубах тело Луны. Даже дым был неподвижен.
Зейн обернулся. Ну конечно же, рядом с ним стоял Хронос.
– Я так и думал, что ты явишься, чтобы узнать, в чем дело, – сказал Зейн. – Я хочу, чтобы ты вернул нас обратно, в то время, когда Луна еще не…
Хронос покачал головой:
– Я могу это сделать, Смерть, но это тебе не поможет. Луне предназначено умереть сегодня, а этот способ – наилучший.
Зейн мрачно стоял на своем:
– Ее смерть теперь в моей сфере деятельности. Я люблю ее. Я знаю, что ее ранняя смерть незаконна, и не стану забирать ее душу.
По песку шла женщина. Это была Судьба, в своем среднем облике.
– Ты должен забрать ее душу, Смерть, или тебе на самом деле придется расплачиваться Адом.
– К черту Ад! – взорвался Зейн. – Я не стану забирать ее душу. Ты можешь подталкивать события, Судьба, но ты не можешь забрать ее душу. Это могу сделать только я, а я не стану. Что бы вы ни задумали, я не дам ей умереть.
Появилась еще одна фигура – Марс, инкарнация войны.
– Судьба подтолкнула события в эту сторону, однако, как ты мог догадаться, таково повеление Сил, что Существуют. У нее не было другого выхода.
– По подложному указу Сатаны! – крикнул Зейн.
– Возможно, – кивнул Марс. – Но ты не можешь воевать с ним.
– Сатана лжет! – повторил Зейн. – Я подал петицию, и приговор наверняка был бы пересмотрен, когда стали бы известны все факты. Пока петиция не будет рассмотрена, я не стану вступать ни в какое молчаливое соглашение с Князем Зла. Луна не умрет.
Возникла еще одна фигура, для которой застывшее время также не было преградой – Природа в ее туманном одеянии.
– Перестань валять дурака, Танатос, – настойчиво сказала она. – Тебе сходили с рук мелкие нарушения правил, но сейчас ты забрался в неизвестную тебе пучину.
Зейн посмотрел на них:
– Вы все против меня? Так будьте же прокляты! Я знаю, что я прав, я знаю свою силу, и я не отступлю.
Природа мрачно усмехнулась:
– Мы в тупике. Пришла пора говорить ясно.
– Я уже слышал, как вы говорите ясно! – возразил Зейн. – Но вы не сможете одержать надо мной верх в том вопросе, который относится к моей юрисдикции. Эта женщина не умрет!
Судьба улыбнулась:
– Успокойся, Смерть. Мы на твоей стороне.
Внезапно перед мысленным взором Зейна возникли параллельные линии, один из пяти образов мышления, который Природа называла наиболее часто встречающимся. Каждое воплощение было одной из этих линий, и все они действовали одинаково.
– Вы все заодно! Вы сговорились и загнали меня…
– Мы действительно сговорились, – согласился Хронос. – Сатане нужно помешать, а Бог не может вмешиваться. Остаемся лишь мы, воплощения, и мы должны настоять на соблюдении Конвенции о невмешательстве.
Зейн повернулся и обжег собеседников гневным взглядом:
– Способ, которым я вступил в должность Смерти, мое знакомство с Луной, так заботливо подстроенное ее отцом, мои невинные, на первый взгляд случайные встречи с каждым из воплощений, мучения Луны… – все было спланировано заранее!
– Знаешь, это не надо было подстраивать, – сказал Хронос.
– Пришлось лишь согласовать некоторые детали, – добавила Судьба.
– Поскольку нам требовалось, чтобы эту должность занял человек с соответствующим характером, – пояснила Природа.
– Способный повести сражение против Сатаны, – подытожил Марс.
– Да будьте вы все прокляты! – выкрикнул Зейн. – Я не просил взваливать на меня такую ответственность! Какое у вас право вмешиваться в мою жизнь?
– Право необходимости, – сказала Природа. – Если мы не будем вмешиваться, то проклятым может оказаться все человечество.
– Но чем моя боль и смерть Луны кому-нибудь помогут? – гневно спросил Зейн.
– Жизнь Луны, – поправила Судьба. – Нам нужна ее жизнь, а не ее смерть.
– Я тебе показывал, – напомнил Хронос. – Через двадцать лет Луна воспрепятствует попытке Сатаны приобрести политическое влияние в Соединенных Штатах Америки и тем самым помешает ему установить власть, которая отправит большую часть живущих прямиком в Ад. Однако Луна не сможет помешать ему, если умрет преждевременно.
В сознании Зейна забрезжило понимание, но он не обрадовался.
– И вы сделали так, чтобы должность Смерти занял человек, который не стал забирать Луну, – горько произнес он. – Потому что у него хватило дури влюбиться, и эта любовь подтолкнула его туда, куда вам было нужно. А маг Кафтан позволил своей дочери…
– То, что мы сделали – ужасно, – кивнул Хронос. – Но наши сегодняшние морально-этические переживания – ничто перед теми лишениями, которые ожидают нас поколение спустя, если Князь Зла победит. Мы жертвуем настоящим ради спасения будущего. Благодаря своему положению я знаю это.
– Но вы использовали меня – и ее! – крикнул Зейн, не в силах сдержать гнев. – Где же ваша совесть?
– Это наша профессия – использовать людей, – сказала Судьба. – Разве ты сам колеблешься, когда пускаешь в ход силу и изменяешь обстоятельства, касающиеся твоих клиентов?
Тут Судьба выиграла очко. Зейн давно уже полагался на свою точку зрения и исходя из нее действовал: кого-то из клиентов забирал, кого-то щадил, кому-то изменял способ смерти… Свят, свят, свят!
– Теперь, в момент кризиса, мы используем самих себя, – продолжила Судьба. – Мы должны сделать все, чтобы спасти мир живых, а для этого надо спасти женщину, которую ты любишь. Ты был готов противостоять нам, хотя знал нашу силу – но сегодня мы просто проверяли тебя. Теперь ты в состоянии помочь нам, воспользовавшись своим преимуществом.
Конечно же, это было правдой. Они вовлекли его в дело, из которого он выпутаться уже не мог. Если бы не вмешательство Судьбы, Зейн, возможно, застрелился бы… Впрочем, нет, она сама подтолкнула его к мысли застрелиться, разрушив начавшийся роман с Анжеликой… Или и сам этот роман был подстроен ею? Как давно все началось? Возможно, несмотря на собственные планы, он должен был зайти посмотреть на камни в магазине «Чечевичная похлебка», хотя не мог себе позволить ничего там приобрести, и вернуться к своему прежнему унылому существованию. Он мог в этот момент покупать порнографические фотографии у какой-нибудь подозрительной женщины. А вместо этого его занесло в волшебное царство смерти и любви…
Природа улыбнулась.
– Марс ухватил сущность сражения между Богом и Сатаной, – сказала она.
– Хронос нашел ключевой эпизод происходящего. Я определила качества человека, способного выполнить то, что должно выполнить, а Судьба втянула его – тебя – в нужную ситуацию. Мы объединились и прикоснулись к твоей жизни, когда ты посмотрел в камень смерти, и теперь все в твоих руках. Мы не можем вступить в эту битву без твоего согласия.
– Но вы ничего мне не сказали!
– Если бы мы действовали открыто, обо всем стало бы известно Сатане, – напомнила ему Судьба. – Он попытался бы предотвратить эту стычку так же, как попытался прежде срока уничтожить Луну. Князь Зла не знает никаких цивилизованных рамок. Он стремится лишь к своему возвышению, и его хитрость и сила чудовищны. Но теперь дело сделано, и даже он не сможет ничего переиграть, хотя наверняка слушает нас сейчас. Время таиться прошло.
– Да какое дело?! – раздраженно воскликнул Зейн. – Я не спас Луну, я только отказался забирать ее душу.
– А ты заберешь ее душу, если Сатана попросит тебя об этом? – осторожно поинтересовалась Природа.
– Нет! И если ты, Зеленая Мать, попросишь меня об этом – я откажу и тебе! Я люблю Луну. Меня не интересует, какими махинациями вы этого добились, или кого я на самом деле должен был полюбить, или кого должна была полюбить она. Я не предам ее!
– Мы полагали, что именно эти чувства ты и будешь испытывать, – сказала Природа. – Мы не желали тебе зла, Танатос; мы всегда желали тебе успеха. Мы очень сожалели, когда пришлось вести заговор против твоего предшественника – он хорошо исполнял свои обязанности, однако не отказался бы забрать души Луны. Он на своем опыте убедился, что противостоять существующему порядку вещей слишком накладно, и не стал бы перечить ни Богу, ни Сатане. Нам требовалось, чтобы должность Смерти занимал упрямый человек, способный испытывать сильные чувства, достаточно молодой, чтобы опыт еще не изнурил его, и достаточно живой, чтобы его не оставила равнодушным красивая умная молодая женщина. Мы выбрали тебя, и мы использовали тебя, и мы просим за это прощения… Но у нас не было другого выхода. Мы не могли справиться сами. Главная тяжесть должна была достаться тебе. Сатана желал смерти Луны, но только ты мог завершить ее смерть. Пока ты отказываешься это сделать, план Сатаны не исполнится.
Зейн посмотрел на тело Луны, на замершие ручейки крови.
– Ну и чем это может помочь ей или миру? – пробормотал он. – Луна не мертва, но она и не жива.
Хронос поднял свои песочные часы:
– Теперь буду действовать я.
Он повернул руку и установил часы так, чтобы песок потек вверх. Для всех, кроме воплощений, время двинулось вспять, как это было в ночь пожара.
Пасть драконихи открылась. Кровь потекла обратно в тело Луны, каплями поднимаясь с земли, собираясь в ручейки и устремляясь к ранам, оставленным клыками чудища. Девушка вскочила, ослепленная и обожженная. Она пошатнулась, угодила в тучу сгустившегося дыма и закричала. Секунду спустя дым втянулся в пасть рептилии, и Луна отступила назад, целая и невредимая.
Хронос перевернул часы, и время потекло своим чередом.
– Теперь ты можешь увезти ее отсюда. Но будь осторожен. Сатана не в состоянии заставить тебя забрать ее душу, однако в состоянии сделать так, что ты сам пожалеешь о своем решении. Ты должен быть стойким.
Зейн посмотрел на возвращенную к жизни Луну. Весь этот ужас стал неслучившимся!
– Я буду стойким.
– Но ты не можешь отказать этому клиенту, не отказав остальным, – продолжила Природа. – Прежде, по отношению к другим, ты просто слегка подправлял ситуацию, не вызывавшую интереса ни у одной из сверхъестественных сущностей. В данном случае исход был предметом спора. Сатана будет стараться помешать тебе, используя законы – при том, что сам он нимало их не уважает. Ты не сможешь забрать ни одной души, не забрав перед этим душу Луны. Ты должен забирать всех – или никого.
– В таком случае я объявляю забастовку, – сказал Зейн. – Я не стану забирать никого – до тех пор, пока не будет отменен вынесенный Луне несправедливый приговор.
– Сатана будет давить на тебя, – предупредил Марс. – Ты никогда в жизни
– или в смерти – не вел войну против Вечного. Мы не знаем, способен ли ты успешно противостоять ему.
– Я не стану забирать душу Луны, – упрямо повторил Зейн. – Что бы ни произошло. Вы устроили заговор, чтобы заставить меня влюбиться в нее; я здорово на вас за это зол, но я никогда не предам ту, которую люблю, пускай даже мне придется подвергнуть опасности собственную душу.
– Да, мы знаем, – сказала Природа. – По этому признаку, в сущности, мы тебя и отобрали. Ты предан тем, кого любишь, и тому, во что веришь.
Она поцеловала Зейна в щеку.
– Судьба человечества зависит от твоего решения, – сказала Судьба, целуя Зейна в другую щеку. – Не забывай об этом.
Марс и Хронос серьезно кивнули, подтверждая, что они думают так же. Потом все закружилось, и воплощения исчезли. Зейн остался с Луной и драконихой.
Он нажал на кнопку часов, и движение возобновилось. Луна двинулась к драконихе, но замерла, потому что перед чудищем уже стояла жертва.
Очевидно, Природа припасла для этого случая жертвенного ягненка. Тот еще успел испустить жалобное блеяние, прежде чем дракониха в него вцепилась. На мгновение Зейн удивился, как это ягненок мог умереть, если никто не забрал его душу, потом вспомнил, что забастовка не распространялась на души животных.
В мгновение ока дракониха сожрала ягненка вместе с шерстью и копытами. Рептилия облизнулась, рыгнула и захромала спасать свое драгоценное яйцо: осторожно взяла его в пасть, предварительно дохнув огнем, чтобы очистить скорлупу от грязи, и пристроила яйцо на спину. Потом дракониха расправила крылья, протащилась по песчаному спуску, поймала ветер, набрала скорость и взлетела. Вскоре она превратилась в крохотное пятнышко в небе.
Зейн пересек песчаную площадку и подошел к вожаку драконопоклонников, у которого было лицо человека, узревшего чудо.
– Вы довольны? Тогда освободите девушку.
Мужчина кивнул.
– Видели? – потрясение спросил он. – Откуда-то вдруг появился ягненок! Наверняка вмешательство Господне!
– Долг девушки аннулирован, – настойчиво сказал Зейн.
– О, конечно, – с отсутствующим видом произнес мужчина. – Мы отправим бедняжку в ее родной город на юге Невады, в Лас-Вегас, и оплатим проезд. Даю слово.
На слово этого посвященного можно было положиться. Зейн повернулся к девушке:
– Я полагаю, мисс, когда вы вернетесь домой…
– О да, сэр! – воскликнула она. – Я немедленно выйду замуж за парня из соседней квартиры!
Уже хорошо. Ей больше не будет грозить опасность стать приманкой для дракона. Ее работа выполнена.
А вот работа самого Зейна только начиналась. Он подошел к Луне, взял ее за руку и повел к коню. Морт просто растворялся в воздухе, а когда был нужен, снова возникал. Вид у Луны был ошеломленный.
– Я была сожжена и разорвана… – произнесла девушка, ощупывая свободной рукой те места, где должны были находиться раны.
Так, значит, она все помнила!
– Время – Хронос, еще одно воплощение – повернул ход событий вспять. Тебя пощадили, потому что я отказался забирать твою душу.
– Но тебя не могли прислать за мной! – возразила Луна. – Мои грехи перевешивают сделанное мною добро. Я должна была отправиться прямиком в Ад!
– Так мы и думали, – согласился Зейн. – Но ты выбрала хороший способ перехода, не ожидая никакой награды. Теперь твоя душа находится в равновесии. Остальные воплощения знали об этом заранее; ты и есть мой настоящий клиент. Ты бы уже лишилась жизни, поскольку Сатана прибег к обману, но я объявил забастовку. Теперь никто не умрет, пока твое дело не будет пересмотрено.
– Но где же я должна находиться? – спросила сбитая с толку Луна. Она была ошеломлена тем, что жива и не чувствует боли.
Зейн задумался и понял, что другие воплощения о многом умолчали. Они просто подстроили эту сцену, а ему теперь предстоит ее разыграть.
– Думаю, ты можешь вернуться к своей обычной жизни – ну, вроде как на поруки, – пока это дело с Сатаной не будет приведено в порядок.
– К обычной жизни?! – недоверчиво воскликнула Луна.
– По крайней мере я верну тебя домой, где ты будешь в безопасности под защитой грифонов.
Луна криво усмехнулась:
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Зейн, потому что я в данный момент вообще не уверена, на каком я свете. Я полагала, что буду мертва.
– Я исправляю несправедливость, – сказал Зейн. – Сатана устроил заговор против тебя, а я намерен его сорвать. Это стоило бы сделать, даже если бы меня не подвели к этому, как марионетку, и даже если бы я не любил тебя.
– Мне с трудом верится, что я этого заслуживаю, – пробормотала Луна, когда они подошли к Морту.
– Чего – чтобы тебя спасали или чтобы тебя любили?
– Ни того ни другого. Я вовсе не такая важная персона. Я знаю, что не в состоянии помешать не то что Сатане, а даже какому-нибудь из его демонов.
– Луна содрогнулась, вспомнив демона, с которым ей пришлось столкнуться. – И я сомневаюсь, что любовь…
Морт прыгнул в небо.
– Не имеет значения, в чем ты сомневаешься, – сказал Зейн. – Твоя душа останется на земле.
Луна замолчала и неуверенно обняла Зейна.
Зейн доставил ее домой, велев никому не открывать дверь и ложиться спать. Нужно будет почаще присматривать за ней.
– Домой, Морт, – скомандовал Зейн, неожиданно поняв, как он устал.
Конь бледный понесся по небу.
11. ДЕЛО САТАНЫ
Зейн пробежал глазами список – несколько клиентов ждали своей очереди.
– Все на сегодня, – буркнул он, – отложим до лучших времен.
Он подъехал к дому и спешился.
– Думаю, недельку можешь попастись, Морт. Конем ты был безупречным и вполне это заслужил.
Жеребец почтительно заржал, выражая понимание, встряхнулся, заставив седло исчезнуть, и направился на пастбище.
Некоторое время заняла обычная домашняя возня. Зейн как следует перекусил, принял душ и переоделся – и почувствовал себя посвежевшим. Он пристроился поудобнее перед телевизором, зная заранее, что новости будут вертеться вокруг его скандального поведения. Все было прекрасно, кроме двух вещей: он соскучился по Луне и был очень обеспокоен ее судьбой. Наступило горячее время. Даже если Сатана не прослышал еще о сцене в Горячем Дыму, ему не составит труда узнать, что Луна не попала в Ад, как было задумано.
– Добрый вечер, Смерть, – вежливо произнес диктор с экрана. – Мне жаль нарушать ваше вполне заслуженное уединение, но есть некоторая проблема, которую следует разрешить.
Зейн подался к самому экрану. Темное лицо с красноватым оттенком и маленькие рожки, проступающие на висках…
– Сатана! – воскликнул он.
– К вашим услугам, – Князь Зла склонил голову. – У вас найдется минутка?
Зейн вздохнул. Итак, столкновение состоялось. Сатана был сама вежливость, но свое слово он скажет, независимо от того, что сделала Смерть.
– Я отказываюсь отправлять душу Луны в Ад!
Сатана рассмеялся. Смех вышел сочный и добродушный, словно его радовало, что над ним смеются.
– В Ад? Мой дорогой коллега, там ей быть как раз не следует! Убежден, девушку с радостью примут на Небесах, учитывая ее последние деяния, достойные похвалы.
Это еще что?
– Она тебе не нужна?
– Мне нужно лишь то, что мне принадлежит, Смерть. Луна хорошая женщина, невзирая на то что показывает протокол. Могу дать личную гарантию: в Ад она не попадет. Мне не найти применения ее доброте.
– Тогда почему ты подвел ее к преждевременной смерти? – взорвался Зейн.
Губы Дьявола скривились.
– Должен признать, здесь ожидаются своего рода неприятности, и мне бы не хотелось впутывать в них такую милую и славную женщину.
– Поэтому ты убиваешь ее заранее!
– Я всего лишь ищу безболезненный способ выйти из сложной ситуации. Право, мне жаль, что это заставило вас страдать, Смерть, однако я полон желания возместить вам моральный ущерб.
– Как ты можешь возместить мне потерю той, которую я люблю!
– Любезнейший, моя организация занимается именно компенсацией! Если вы желаете наслаждений плоти… – Повинуясь жесту Сатаны, на экране появилась обворожительная брюнетка. – Дорогая, покажи моему уважаемому коллеге, что ты можешь ему предложить.
Женщина ослепительно улыбнулась и начала расстегивать блузку, обнажая грудь невероятной формы и размеров.
– Это суккуб! – догадался Зейн.
– Разумеется. Я готов предложить вам по вашему выбору любую красотку из всей истории человечества, ведь большинство из них проживали как раз в моих владениях и многие были бы счастливы услаждать вас постоянно. Правда, вам придется спать в Аду, поскольку они не могут вернуться назад в своих собственных телах. Полагаю, вы предпочли бы создания из тех, что ублажали бы вас при жизни? Суккубы смогут развлекать вас всюду.
Зейн молчал, пораженный такой дикостью. Сатана уверен, что он променяет Луну на демона!
– Вот эта, к примеру, – продолжал заливаться Лукавый, между тем как взору являлись все новые прелести. – Обратите внимание на лицо, на формы… Ничего подобного вы на земле не встретите!
– Но ведь… – Зейн постепенно обретал дар речи.
– И это еще не все!
Суккуб сбросила юбку. Сатана тронул ее за руку, и она повернулась, демонстрируя неутомимой телекамере бархатистые ягодицы и пышные бедра.
– Но это же не…
– Ах, это… – воодушевился Сатана. – Это вечно. Живые женщины неизбежно стареют и полнеют, но плоть женщины-демона никогда не истощается. Никакой деградации – пусть это вас не заботит.
Он шлепнул суккуба по правому боку, и по телу пошла зыбь – от правой ягодицы к левой и вниз по бедрам, затем она развернулась, как волна у края бассейна, и пришла к исходной точке.
– Вечно! – сладко повторил Князь Зла.
– Ты не понимаешь, – голос Зейна звучал твердо, хотя на глаза у него навернулись слезы. – Мне не нужны эти сладострастные суккубы. Мне нужна Луна.
– Я предоставлю вам ее подобие. Облик – самая незначительная часть женщины. – Сатана подал знак, и демоница окуталась туманом, начала меняться, повернулась к ним лицом – она выглядела в точности как Луна. Сходство было сверхъестественным, ни одна черточка не отличалась – те же каштановые волосы, те же глубокие серые глаза. Если б Зейн не знал заранее…
– Но ее разум… – Он продолжал упорствовать.
Сатана нахмурился:
– Да, признаться, тут сложности. Интеллектуальная беседа требует присутствия разума. Хотя большинство мужчин предпочли бы, чтобы их партнерши вообще не имели мозгов.
– Все зависит от точки зрения. – Зейн обретал уверенность в себе. Князю Тьмы не удастся обмануть того, кто начеку – будем надеяться! – Я люблю Луну – ее целиком, а не только ее тело. Она проявила великодушие и храбрость. Она действительно личность, и через двадцать лет она не даст тебе вмешиваться в дела этого мира. Потому я не стану обрывать ее жизнь и не заберу ее душу. – Зейн с ужасом подумал, что сказал лишнее, но остановиться уже не мог.
– Весьма похвальная позиция, – мягко произнес Сатана. – Каждый стремится вылезти сам и вытащить друзей. Всего лишь просвещенный эгоизм.
– Ты так полагаешь? – удивился Зейн.
– Конечно, я так полагаю, Смерть! Ведь я, помимо прочего, Дух эгоизма. Только следует быть осмотрительным в выборе средств.
– И не грешить с суккубами! – отпарировал Зейн.
– О, это зависит лишь от точки зрения. Быть может, вам все же следует попробовать, прежде чем выносить приговор? Ваша подружка ведь попро…
– Ложь! – Зейн взвился, как от удара. И тут же понял, что делать этого не следовало. Сатана очень умно нажимал на кнопочки, играл на его чувствах, стараясь вывести из равновесия. Еще немного, и он добьется желаемой реакции. Зейн напомнил себе, что драконесса с Горячего Дыма не стала бы возиться с Луной, не будь та девственницей. Пожалуй, этот момент не следует обсуждать с Лукавым.
– Разумно, – отозвался Сатана очень ровно. – Ведь я – Отец Лжи и ношу этот титул с гордостью. Каждый понимает правду по-своему. Тут нет и не может быть абсолюта, нет единого подхода. Поэтому я считаю необходимым полагаться на факты, чтобы и скептик убедился в моей правоте. Заметьте, я вполне логичен. И когда вы это поймете, надобность в дальнейших разбирательствах отпадет сама собой.
– Возможно, – спокойно сказал Зейн, но доверием не проникся.
– Вам угодно считать физиологическую невинность Луны залогом ее духовной чистоты. Вы совершенно уверены, что в этом не пытаетесь обмануть сами себя?
Воистину медоточивые уста! Обаятельный и покладистый, умеющий подать предмет разговора в самом выгодном свете!.. Противиться его очарованию было чертовски трудно. Но Зейн напомнил себе, что зло остается злом, какой бы облик оно ни принимало.
– Мне известно, что один из твоих демонов изнасиловал ее. Мне известно, что это изнасилование было психическим, а не физическим, и все же бремя греха легло на ее душу. Однако мне известно, что при этом Луна пыталась учиться магии, чтобы помочь отцу. Ей могут приписать какие угодно грехи, но душой она чиста.
– Ответ исчерпывающий и разумный, – произнес Сатана, словно обращаясь к способному студенту. – Что может быть более похвальным, чем пожертвовать своей душой – своей бессмертной душой – во благо ближнего, каково бы ни было ваше понимание блага! Из этого следует, что вы сами гораздо лучше, чем о вас говорят. А Луна и вправду редкое создание.
Он похлопал суккуба по упругой нагой спине, после чего демонесса исчезла с экрана.
– Тогда к чему вся эта травля? – Зейн понимал, что вопрос в высшей степени риторический. Это обвинение он уже выдвигал и уже знал, что ему ответят. Но что-то надо было сказать, чтобы противодействовать возникшему благодарному порыву. Сатана хвалил его, как и Луну, за то, что было основой его поведения, Сатана оправдывал его обращение с матерью… Насколько было бы проще сражаться с безумным чудовищем!
Сатана рассмеялся – этакий славный парень:
– Видите ли, уважаемый Зейн, Добро меня не касается. Моя юрисдикция – Зло. Моя вечная обязанность – находить в человеке дурное и карать его. Вы ведь согласитесь – это рутина, но рутина необходимая.
– Безусловно, тем не менее…
– В мире невероятное количество зла, – продолжала изысканная личность на экране. – Предоставьте мир самому себе, и вскоре зло исказит весь мир. Знаете, как скисает молоко? Необходимо навести порядок. Злодеи должны быть наказаны, а главное – они должны знать, что наказание будет неизбежным и точно соответствовать тяжести содеянного. По сути обществу следовало бы увидеть зло в действии и сделать свои выводы о результатах. Лишь таким образом можно совершенствовать человека как класс.
Совершенно железная логика!
– Но ведь ты допускаешь, что Луна не несет в себе зла! За что же ее наказывать?
– Мой дорогой друг! – Сатана одарил собеседника улыбкой, полной тепла и терпения. С такой добротой папаша обращается к дивному ребенку, у которого ветер в голове. – Конечно, в ней нет зла и наказывать ее не за что. Она попадет прямо на Небеса – ей место там. Вы же не станете против этого возражать?
– На Небеса? – бестолково повторил Зейн. – Ты позволишь ей?..
– Мне чужого не нужно. Ее душа принадлежит Богу.
Зейн мучительно искал, за что бы зацепиться.
– Но время Луны еще не пришло! Зачем торопить ее смерть? – Он опять пытался заставить Сатану признать, что это его рук дело.
– Если кто-то один должен умереть до срока, чтобы сто человек продолжали благоденствовать, значит ли это, что вы жестоки к одному и милостивы к ста?
– Нет, конечно, но…
– Смерть, я детально исследовал будущее человечества. Я способен постичь все отклонения, неуловимые для разума смертных – не для вашего, разумеется, ваше восприятие гораздо тоньше… Однако детальное объяснение было бы слишком скучным. По сути же я понял, что отрезок времени, равный примерно двадцати годам, станет критическим в судьбе человека как вида. Используя преимущества в столь исключительной ситуации, я мог бы изменить ход истории человечества. Я в состоянии очистить мир от зла, причинив при этом минимум ущерба. К сожалению, некая личность – без сомнения, с самыми благими намерениями, но заблуждающаяся насчет моих целей, – мешает мне реализовать эту возможность. Меня очень печалит необходимость обойтись с ней крайне жестоко, тем более что ее поведение вполне оправданно, если принимать во внимание, сколь мало доступно ее пониманию. Но сто человек вправе рассчитывать на справедливость более, чем один человек. Подобная арифметика выглядит жестокой в частном случае и крайне несправедливой, однако при увеличении масштабов меняется вся система ценностей. Такова реальность, и моя обязанность следить, чтобы все счета были оплачены в срок.
Но этим «одним человеком» была Луна. Иначе Зейн вполне мог бы согласиться с Сатаной.
– Нет, Лукавый, я тебе не верю!
– Вы осмотрительны – это хорошо. – Сатана, казалось, совсем не обиделся. – У вас независимое мышление, мне это нравится. Уверен, история данной личности при вашем содействии получит соответствующее завершение.
– Сомневаюсь, чтобы тебе удалось убедить меня отправить в Вечность любимую женщину, пока ее время не пришло.
– Выбор времени – вещь весьма относительная. – Сатана пожал плечами. – Ощущаете ли вы сейчас преимущество от того, что в свое время вас грубо использовали, подтасовав в том числе время и способ вашего ухода из жизни?
Он становится невыносим!
– Я, конечно, от этого не в восторге. – Зейн понимал, что лучше говорить только правду. Даже если очень захочется, Сатану ему не провести
– здесь он мастер. А потому любая ложь, даже мельчайший самообман будет на руку Сатане. – Но, полагаю, в подобных обстоятельствах это было необходимо…
Зейн замолчал, анализируя сказанное. Благополучие единицы, принесенное в жертву человечеству… Лукавый опять в выигрыше!
– Обстоятельства всех нас превращают в марионеток, – сочувственно произнес Сатана. – Вы действуете в соответствии с вашими обязанностями – говорю это вам совершенно искренне. Десятки, может быть, сотни лет не бывало такого, чтобы Смерть ставила совесть превыше удобств. Подобная позиция уже вышла из употребления.
Лесть была очень приятна, но Зейн сопротивлялся, не доверяя тому, кто ее изрекает.
– Осмелюсь заметить, эта позиция привела к столкновению с тобой.
– Хо-хо-хо! – Сатана захохотал, как весельчак Санта-Клаус. – Ну разве это не насмешка? Правила столь незыблемы, что те немногие, кто отваживается творить добро, вынуждены расплачиваться собственными душами. Бог изошел бы зеленым пламенем, если бы узнал. Но, откровенно говоря, ему наплевать.
Зейн был ошеломлен подобным кощунством. Хотя чего еще ждать от первейшего богохульника?
– Ты говоришь, в Ад иногда попадают добрые души? – спросил он в изумлении.
– А дурные иногда уходят на Небеса, – подтвердил Сатана, хлопнув себя по колену. – Ужасно, но такова бюрократия, и ее порядки незыблемы. А некоторые бедные души проскальзывают в любую щелку.
Перед тобой Отец Лжи, напомнил себе Зейн. Все или ничего. Любое соглашение обернется обманом. Даже сам разговор с Сатаной уже опасен. Своим красноречием он кого угодно собьет с толку, так что очень скоро перестаешь видеть границы между Добром и Злом.
– Вы по-прежнему пребываете в сомнении, я вижу, – Сатана подался вперед с выражением несомненной искренности. – Что ж, вполне понятно. Ваши коллеги поставили вас в неловкое положение. У вас трудности по службе, вы стеснены правилами, безнадежно устаревшими к сегодняшнему дню. Представьте себе, у меня та же история!.. В тех вопросах, где наши сферы деятельности пересекаются, мы должны действовать заодно. Это не только существенно облегчит нам исполнение наших обязанностей, но и будет обоим выгодно.
– Не вижу никакой выгоды!
– Это лишь потому, что вы не позволяете себе ее увидеть, – мягко сказал Сатана. – Разрешите мне устроить для вас осмотр моих владений?
– Экскурсия в Ад? Я не…
– Все будет сделано так, словно вы всего лишь на время покинете свою земную оболочку. Смею вас заверить, вернетесь наилучшим образом.
– Что стоит слово Отца Лжи? – возмутился Зейн. – Теперь ты и меня хочешь заполучить! Ну так я не стану рисковать своей душой.
– Если мужчина не рискует душой во имя любимой женщины, то, возможно, он не заслуживает взаимной любви, – обронил Сатана.
Вот это удар!
– Мне ни к чему рисковать душой в дурацком споре. Не считаю нужным вникать в твои дела, тем более лезть за этим в Ад. Я добиваюсь только одного: пересмотра дела о смерти Луны. Если ты можешь его ускорить, я буду очень рад.
– Вам не случалось ускорять ход бюрократической машины? – Сатана закатил глаза.
Ага, вот оно!
– Как бы то ни было, я буду тупо сидеть здесь до самого разбирательства. – Зейн решил, что положил Сатану на лопатки, ведь во время пересмотра обман всплывет и приговор Луны будет отменен.
– Полагаю, вы не поняли до конца мои проблемы, – сказал Сатана. – Ад – огромнейший механизм. Каждый час туда попадают тысячи душ, которые приводят его в движение. Вы же одним рывком останавливаете весь поток. Мой кадровый состав останется без работы.
– Передышка пойдет им на пользу, – Зейн улыбнулся без сочувствия, – подточат свои вилы или что у них там есть.
– О, напротив. Эти черти все время должны быть заняты. А чем их, бездельников, сейчас займешь?
Зейн представил себе праздно шатающихся по Аду дьяволов, обрушивающих дыбы и растаскивающих орудия пыток. Вот проблема так проблема!
– Подумайте над этим. – Теперь на экране был репортаж о несчастном случае: в одном из северных регионов при ужасных погодных условиях разбился самолет; пятьдесят пассажиров оказались погребены под обломками.
– Все эти люди погибнут от холода. Надежды на спасение нет. Но ни один из них не может умереть – ведь Смерть объявила забастовку.
Камера общим планом показала обломки, затем заглянула внутрь самолета. Некоторые пассажиры были сильно изранены, другие придавлены. В таких катастрофах обычно не бывает выживших.
– И вы намерены заставить этих несчастных страдать неизвестно сколько времени, вместо того чтобы освободить их души, отправить их в Вечность? – Вопрос звучал отрезвляюще. – Большинство из них уже ждут на Небесах. Так что отсрочка ничего не дает им, кроме незаслуженных страданий.
Об этом Зейн не подумал. Не мог же он намеренно закрыть глаза на столь очевидные вещи. Ведь правда, страдания должны быть ужасающими. Для изуродованного человека смерть не горе, напротив – облегчение. Он первый отстаивал право каждого человека на смерть в свой срок и сам совершил убийство, защищая это право. То, что он делает сейчас своим отказом, не сравнимо ни с одним больничным кошмаром. Сатана очень точно нашел еще одну болевую точку и теперь бил туда. Множество людей мучаются сейчас по его вине. А сколько народу будет страдать вечно, если Сатана добьется своего? Если одного человека – Луну – можно принести в жертву для спасения тех пятидесяти, что умирают в самолете, то почему не пожертвовать ими ради пользы всего мира?
– Я глубоко сожалею об этих людях, – произнес Зейн. – Но не я, а ты заставляешь их страдать. Чем скорее будет рассмотрено мое прошение, чем скорее будет отменен приговор о смерти Луны – тем лучше.
– Надеюсь, слушание произойдет как можно раньше, – Сатана говорил беспечно, будто о совершенном пустяке. – Вы поможете мне уладить мое дело, а я прослежу, чтобы было улажено ваше.
Итак, он дал понять, что у него все под контролем.
– Ты предлагаешь сделку?
– Сделки – моя специальность.
– Как я могу полагаться на твое слово в какой бы то ни было сделке?
– Дело, не скрепленное кровью, не стоит крови, которой его скрепляют, – доброжелательно улыбнулся Сатана.
– Я не собираюсь ничего подписывать кровью!
– От вас и не требуется. Это всего лишь средневековый обычай. Кровь клиента дает мне магическую силу, чтобы добиться исполнения контракта. Сейчас для этого используют отпечатки пальцев или сетчатки. Но подписывать контракт с воплощением неуместно.
Сатана наклонился вперед, его лицо сияло обаянием и искренностью.
– Просто попытайтесь понять, на чем я основываю свои рассуждения. Это ведь в моих интересах – убедить вас прекратить забастовку. Но вы также заинтересованы в установлении связей и полном взаимопонимании. Обман ситуацию не облегчает.
– Если я не вернусь из Ада, мое место займет кто-нибудь другой. И я уверен, он будет куда более покладист.
– Вы очень быстро оцениваете положение вещей, – Сатана кисло улыбнулся.
– Посоветуйтесь с Судьбой. Все детали замещения должности в ее ведении, кроме нее это никто не сделает. Полагаю, она не станет вас обманывать. Если она скажет, что время вашего перехода еще не настало…
Зейн не был уверен, что это так, однако разузнать стоило поподробнее.
– Если я отправлюсь в Ад слушать твою болтовню, а потом откажусь сотрудничать, освободишь ли ты Луну от приговора?
– Нет, конечно! – Сатана возмутился. – Мне придется искать другой путь для достижения цели.
– Какова же в таком случае задача всей этой экскурсии?
– Предпочитаю действовать убеждением. Кроме того, вас ожидает награда, которая осчастливит навеки.
– Я не могу быть вечно счастлив, пока не умер, – отрезал Зейн.
– Безусловно, Смерть. Но такую возможность дает вам ваша должность.
– До тех пор пока я не ушел с должности.
Улыбка Сатаны стала чуть натянутой.
– Ну как мне вас убедить?
– Освободи Луну!
– Вы ведете себя неблагоразумно.
– С твоей точки зрения. Если на этом наши дела заканчиваются…
Вокруг лица Сатаны появился чуть заметный дымный ореол. Но он выдавил улыбку:
– Уверен, мы договоримся. Если путешествие не убедит вас…
– Ты освободишь Луну, – раздраженно закончил Зейн.
– Хотелось бы мне видеть на этой должности кого-нибудь более отзывчивого, – Сатана вздохнул, – но… Да, я ее освобожу.
Лжет? Возможно, однако Зейн слишком сомневался в своих силах, чтобы выяснять. Если Сатана решится на подлость, это только подтвердит его репутацию, и все сомнения рассеются. А между тем Смерть не забрала душу Луны. И пока Зейн при исполнении, терять ему нечего.
Вот и разгадка. Если его положение изменится… Сатана еще съязвил насчет мужчины, который не станет жертвовать душой во имя любви – прямо в точку. Его мучила совесть. По крайней мере надо выслушать мнение другой стороны.
– Я хочу посоветоваться с Судьбой.
– Сейчас я ее доставлю, – сказал Сатана.
Судьба возникла на экране в облике очаровательной юной Клото.
– Не пойдет, – заявил Зейн. – Вдруг это демон в очередном обличье? Я хочу говорить лично с ней.
– Как угодно, – сказала Судьба, улыбаясь, шагнула сквозь экран и встала перед ним. – Адские творения, те, что способны появляться на Земле, могут принимать любую форму – физическую, но не могут скопировать разум. – В руках у нее появилась яркая нить. – И только воплощение способно соперничать с воплощением. Смотри, эта нить твоя, и я могу с ее помощью перемещать тебя.
Судьба сделала из нити петлю – и Зейн вдруг оказался на полу. Стоило ей натянуть нить, и он снова очутился в кресле.
– Я могу спрясть ее длинной или короткой, гладкой или лохматой, толстой или тонкой. Если я Лахесис, я могу измерить ее, определить твою жизнь, – это говорила уже женщина средних лет. – А как Атропос я в состоянии обрезать ее, – и она превратилась в старую ведьму с огромными ножницами.
– Довольно! – крикнул Зейн. – Я понял, что ты настоящая!
– Вот и славно, – она опять стала Лахесис. – Нечистый предложил тебе вполне законную сделку. По крайней мере в том, что касается твоей жизни. Твоя нить выходит за пределы этого эпизода. А вот дальше начинается путаница. Когда на гобелене рисует Сатана, ничего нельзя сказать с уверенностью.
– Меня не беспокоит, что будет потом, – отмахнулся Зейн.
– Как знаешь, Смерть, – натянуто произнесла Судьба, и стало понятно: она опасается, что если жизнь его продолжится, то уже на стороне Сатаны. Это, как ничто другое, убедило Зейна в ее подлинности. – Впрочем, сам увидишь. В Аду.
– Увижу. А нить Луны, что с ней?
В руках Судьбы появилась другая нить, которую та внимательно рассматривала.
– Тоже очень запутана.
– Сатана обещал отпустить ее, если за время экскурсии ему не удастся меня убедить.
Судьба прищурилась, поднеся нить ближе к глазам.
– Ничего не пойму – слишком много помех. Это скорее всего увертка. Будь осторожен. Он сказал когда?
– То есть?
– Когда он собирается ее отпустить – сразу или в течение столетия?
Сердце Зейна упало.
– Нет.
– Когда пожелаешь, – вмешался Сатана.
– Не верится, – сказала Судьба. – Он скользкий, как угорь. И все же, наверное, стоит спуститься в Ад и увидеть все, что удастся увидеть.
– Не нанять ли мне проводника? – слабо пошутил Зейн.
– Обязательно, – серьезно ответила Судьба.
Тут уже не до шуток.
– Кто может быть гидом в подобной экскурсии? Никто из живущих, а среди мертвых у меня маловато знакомых… – Зейн замолк, припоминая. – Молли Мэлоун! Призрак рыбной торговки! Может, она?..
Губы Судьбы скривились – не то презрительно, не то одобрительно.
– Знаю я эту оборвашку. Она себе на уме, дитя сточной канавы.
– Совершенно не понимаю, зачем все эти сложности из-за обычной прогулки? – посетовал Сатана.
– Вот только где ее искать? – спросил Зейн. – Ясно, что ни в Аду, ни на Небесах Молли быть не может.
– Она не зафиксирована, – пояснила Судьба, – хотя большинство ее друзей в Аду. Когда Молли умерла, то не пожелала их покинуть, однако для Преисподней она слишком хороша. Так что пока просто бродит по улицам. Наверное, со временем устанет и позволит себе подняться на Небеса, а пока она способна беспрепятственно спускаться в Ад.
– Мы ничего не в силах с ней поделать, – пробурчал Сатана.
– Но и запретить ей приходить вы тоже не можете, – констатировал Зейн.
– Из-за ее верности вашим заключенным. Пусть она идет со мной.
– Сейчас я ее доставлю, – сказала Судьба, пряча улыбку.
Дым вокруг Сатаны сгустился, однако он по-прежнему молчал.
Тут появился призрак.
– Ты опять собрался посмотреть окрестности, Смерть? А где же та, кому назначено свидание?
– Луна никогда не увидит Ада, – отрезал Зейн. – Сатана пытался уговорить меня забрать ее душу, но если она умрет, то отправится на Небеса. Если же его план не сработает, может быть, он оставит ее в покое.
Молли мрачно глянула на Князя Зла.
– Когда весь Ад вымерзнет, – буркнула она.
Сатана устало улыбнулся – ему много раз доводилось слышать эту фразу.
– Приспешники Лукавого вмешиваются в земные дела, заставляют правителей вводить законы, способствующие производству оружия и спиртного, потому что пьяный водитель, да и просто недовольный человек в горячке может не только сам угодить до срока в Ад, но и утянуть за собой других.
– О, совсем наоборот! – воскликнул Сатана. – Я старался провести в законодательном плане запрет на такие антиобщественные вещи, как порнография и азартные игры…
– Лишь затем, чтобы полиция рылась в книжных магазинах и охотилась на картежников, вместо того чтобы заниматься уличными преступниками. Тебе совершенно ни к чему, чтобы люди читали и развлекались, сидя дома. Тебе надо, чтобы люди шатались по улицам и там, усталые и терзаемые страстями, творили настоящее зло.
Зейн подумал, что у Молли, которая погибла на улице совсем молодой, свои счеты с Сатаной.
– Проводишь меня в Ад, Молли? Ты могла бы зайти проведать друзей…
– С радостью, Смерть, – просияла Молли. – Его Законность всякий раз учиняет жуткую бумажную волокиту, когда я прихожу повидаться с друзьями. Может, на этот раз не станет…
– Что ж, тогда пошли, – злобно бросил Сатана.
Он двинулся вперед и толкнул телеэкран со своей стороны. Экран распахнулся, словно стеклянная дверь.
– Прошу в гостиную.
Молли протянула Зейну руку:
– Просто выйди из тела. Смерть. Сейчас ты сам себе клиент.
Зейн с сомнением взял ее за руку. Ощущения были забавными – словно рождаешься заново. Зейн поднялся и, обернувшись, увидел себя, сидящего в кресле, будто спящего или мертвого. Душа покинула тело.
– Сперва чувствуешь себя странно, – успокоила его Молли. – Лет через десять привыкаешь. Пойдем, – и потащила его к телевизору.
Они разом шагнули внутрь без всякого труда. Души сами по себе легко меняли форму, хотя ни тонким, ни полупрозрачным, как души, которые он держал в руках, Зейн себя не чувствовал. Сам себе он казался вполне нормальным.
Они очутились в помещении, напоминающем котельную. Вокруг полыхали раскрытые топки. Дым ходил волнами, не давая ничего разглядеть. Воздух обжигал.
– Добро пожаловать в Ад, Смерть, – сказал Сатана, протягивая руку. Рука была красной и чешуйчатой, с длинными когтями.
Зейн поколебался, потом шагнул вперед и пожал руку. Здесь надо держаться как можно вежливее.
Рука была горячей, но не обжигала.
– Никогда не видели ничего подобного? – оживленно заговорил Князь Зла. Вблизи его удалось разглядеть получше. Рога были больше, чем сперва показались, и блестели, словно отполированные. Во рту сияли клыки, а волосы были подобны языкам пламени. – Проклятые души направляются в отопительный центр Ада, где и трудятся, искупая грехи.
Зейн осмотрелся. Люди с лопатами кидали уголь в топку. Жар был ужасен – от полного сгорания тела защищали только асбестовые фартуки. Зейн знал, что души почти не содержат вещества, но, поскольку он сейчас сам был душой, они казались ему вполне материальными.
– Зачем? – спросил он. – Я понимаю. Ад надо отапливать, но подачу угля вполне можно было сделать автоматической.
– Здесь находятся души тех, кто злоупотреблял служебным положением, – пояснил Сатана. – В свое время они занимали ответственные посты в промышленности, в строительных компаниях и так далее. Вместо того чтобы заботиться об удобстве потребителей, они использовали своих клиентов, отказываясь от модернизации, даже зная, что в итоге страдают люди. Теперь они искупают грехи, трудясь в тех самых примитивных условиях, которые навязывали другим.
Зейн внимательно изучил работающих. В его квартире на Земле – он тогда еще не был Смертью – зимой иногда стоял жуткий холод. Зейн подозревал, что хозяин квартиры получал немалую выгоду, экономя на топливе. Теперь он мог оценить, как разумно Сатана все устроил.
– Как же они искупают грехи? Нужно накидывать точное количество тонн угля, так, что ли? Сколько это продолжается, и что происходит с тем, кто уже расплатился с долгами?
– Великолепный вопрос! – Сатана весь засиял в невероятном оживлении. – Епитимья накладывается строго индивидуально. Грубо говоря, каждая душа должна испить до конца все то страдание, что причинила кому-либо в течение жизни – до тех пор она трудится. Это требует времени. Само собой, есть и неисправимые души. Учитывается ведь не только работа, но и позиция, точка зрения. Душа должна искренне раскаяться в содеянном зле. Любая душа со временем может очиститься и стать готовой к отправлению на Небеса.
– Значит, души не вечно пребывают в Аду? – Зейн очень удивился.
– Нет, конечно! – снова рассыпался смехом Сатана. – Ад – всего лишь организация, своего рода исправительная колония для тех душ, что слишком черны для Чистилища. Злобу или безразличие невозможно вылечить мягкостью. А здесь у нас есть специальные механизмы, способные выпрямить самые искореженные души. Уверяю вас, со временем любая душа готова отправиться на Небеса – она становится достаточно добра. Я профессионал и не выпущу никого до времени! – Лицо Сатаны при этом имело дьявольски благородный вид.
А ведь его считают падшим ангелом, подумалось Зейну. Возможно, что-то ангельское в нем осталось.
– А как насчет ошибок в канцелярии? Возможны ведь невольные промашки.
– О нет, только не под моим началом. Даю абсолютную гарантию: ни одна неправедная душа отсюда не выйдет.
Все это время Молли где-то лазила. Теперь она вернулась к Зейну.
– Из здешних я никого не знаю. Пошли, заглянем к ирландцам.
Но Сатана уже повел их в другие края. Он распахнул дверь, и перед посетителями открылась сумрачная и туманная местность, где было полно людей в лохмотьях. Мужчины, женщины, дети всех рас и народов бродили по бесплодной равнине.
– Расточители, – объяснил Сатана. – Выбрасывали хорошую пищу, зная, что в мире полно голодных. Теперь голодают сами. Те, что проматывали деньги, теперь владеют лишь тем, что находят на улице – что выбросили другие. Те, что портили одежду ради легкомысленной моды, теперь ценят свои обноски куда больше, чем все свои прежние дорогостоящие одеяния. Все, что они промотали в жизни, им надлежит сейчас сберечь. А запасы у них тут более чем скудные.
Картина произвела на Зейна сильное впечатление. Когда-то, вспомнилось ему, в общественном туалете – не магическом, он не доверял магической санитарии, как некоторые не доверяют модным теперь куклам вуду – он подошел к ящику с туалетной бумагой и буквально взвыл от боли в заднем проходе, глядя, как незнакомый человек впереди сгреб последние три листика и выбросил их, не использовав. Зейн так и вскипел, глядя на бездушного расточителя, однако промолчал: человек был крупного телосложения и агрессивно настроен. Теперь же Зейн испытал словно бы мстительную радость
– их действительно надо так наказывать.
– Видите, Ад оказывает все виды услуг! – заливался Сатана. – Нам ведь вовсе ни к чему, чтобы неотесанные транжиры растащили Небеса по кусочкам.
– Здесь у меня тоже знакомых нет, – пробормотала Молли. – Знаешь, это, наверное, примерно-показательная часть, а не сам Ад.
– Почему бы тебе не поискать своих друзей? – посоветовал Сатана. – Я лично понял, что ты хотела сопровождать Смерть, но если уж ты так настроена заниматься собственными делишками…
– Пошли теперь в Ирландскую секцию. – Кажется, призрак собрался бунтовать.
– Есть куда более просвещенные места. Не понимаю, почему мы должны подчиняться стремлениям необузданного ирландского нрава.
– Да ну! – воскликнула Молли, показывая свой необузданный нрав.
Сатана между тем посмотрел куда-то мимо нее, словно разглядывал нечто, невидимое для всех остальных.
– Вот, например, Адская Кухня, – и он распахнул дверь в огромную комнату, где толстые повара жарили, варили и смешивали напитки. Здесь стоял такой сногсшибательный аромат, что Зейн тут же почувствовал самый зверский голод, хотя поел совсем недавно.
– Попробуйте аперитив!
Перед ними возник элегантный официант с подносом. Князь Зла взял с подноса искрящийся бокал и протянул Зейну.
– Не трожь! – вскричала Молли. – Всякий, кто съест или выпьет что-нибудь в Аду, никогда отсюда не выберется!
У Сатаны поползли вниз уголки рта, лицо стало поразительно печальным.
– Не думал, что ты настолько суеверна, рыбешка. Здесь, в Аду, ловушки мне ни к чему. Люди приходят сюда, потому что души их обременяет грех.
– А как же Персефона и шесть гранатовых зерен? – настаивала Молли.
– Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты не лезла в мою личную жизнь, – оборвал ее Сатана, и на концах его рогов вспыхнули маленькие искры. – Зерна были лишь предлогом для соблюдения приличий в глазах ее деспотической матушки.
– Чего ради такая роскошь? – Ирландское упрямство Молли так и лезло наружу. – Никого из моих друзей, что тут сидят, ничем подобным не кормили, я уверена. Я здесь и раньше бывала, и тебе это известно.
– Ты мало где побывала, колючка, – ответил Сатана. – Тебе не увидеть весь Ад, и даже часть всего замысла ты постичь не в состоянии.
– Вот это-то и жалость! – воскликнула Молли. – Ты что-то прячешь, мерзавец, да еще и не говоришь, для чего вся эта еда!
– Для персонала, конечно, оборванка несчастная! – Шкура Сатаны заалела, из ноздрей клубами повалил дым. – Они заслуживают особого обращения: изысканная кухня, напитки, развлечения…
По мановению руки Сатаны перед ними возник хор: пышнотелые нагие девицы дружно притопывали ногами.
– Все это я буду рад предложить вам в Чистилище, Смерть. Мои повара и девушки последуют за вами туда.
– У меня есть прислуга. Дома, – напомнил Зейн.
– Ах нет, это совсем не то. Вы никогда не пробовали подобных деликатесов. Таких шедевров сам Бахус ни разу не отведал. Мой личный портной сотворит для вас такое одеяние, о котором Соломон в мимолетной славе своей и мечтать не мог. А для ночных забав к вашим услугам сама королева любви и наслаждений Исида…
– Старый Гад раздает взятки! – возмутилась Молли. – Да кому она нужна, твоя Исида, эта неряха, когда у него есть такая женщина, как Луна!
Зейн снова вернулся к действительности. Его будто ослепил вид танцующих девиц, но Луна – это все, что ему нужно. Какое счастье, что рядом Молли!
– Конечно, – Сатана говорил мягко, хотя жар от него шел такой, что весь он был окутан облаком пара, – для выдающихся личностей возможны и другие формы развлечений. В Аду есть превосходная библиотека. Многие труды, собранные там, созданы авторами уже после смерти и доступны для чтения только в «Адском литературном приложении». То же касается живописи и музыки. Не угодно ли – позднейшее фортепианное творчество Шопена.
Восхитительная музыка наполнила комнату. Зейн почувствовал, как душа его возвышается от изысканных звуков.
– А ну слезай оттуда! – Молли ухватила Зейна за лодыжку.
Зейн глянул вниз. Он медленно плыл по направлению к потолку! Сейчас у него не было тела, которое удержало бы его внизу, так что волна музыки буквально подхватила душу и понесла вверх.
– Зачем ты предлагаешь мне все это, Сатана? – поинтересовался Зейн, снова оказываясь на полу. – Я здесь только за тем, чтобы выслушать тебя.
– Всего лишь дружеский жест – в кои-то веки выпала возможность сделать другу приятное.
– Смерть тебе не друг, Старый ты Черт! – разозлилась Молли.
Сатана снова улыбнулся – похоже, такова была его защитная реакция.
– Разумеется, Смерть – деловой партнер, однако это не повод для скандала.
– Хочу в Ирландский квартал! – Молли опять принялась настаивать на своем.
Зейн вздохнул. Раздражение Сатаны ему было вполне понятно.
– Давай-ка туда сходим, Люцифер. – Дьявол казался порой очень чувствительным, но огорчать Молли тоже не хотелось. – Проведаем ее друзей, а потом досмотрим все остальное.
Его намерения насчет Луны не изменились, хотя мелькнула мысль, что было бы неплохо кое в чем сотрудничать с Сатаной.
– Ну конечно! – Сатана являл собой поистине божеское милосердие. Он распахнул дверь наружу, и посетители очутились в городских трущобах.
Стояла суровая зима. Снег вился в воздухе и забивал и без того грязную улицу гнусной слякотью. Крестьяне в тяжелой грубой одежде лопатами и метлами выгребали из сточных канав рыбьи головы и прочий хлам.
– Это разорители, – пояснил Сатана. – Теперь они круглый год трудятся, устраняя весь тот беспорядок, который творили в жизни. Им надо сделать улицу совсем чистой – такой, какой она была, прежде чем они ее испоганили. Увы – беспорядок вечен.
Молли шныряла вокруг в поисках друзей. Одного наконец нашла.
– Шон! – заорала она. – Сто лет тебя не видела!
Человек прервал работу:
– Молли Мэлоун, солнышко! Когда ж ты умерла? Вот уж не думал увидеть тебя здесь! И время тебя не изменило.
– Да я померла от лихорадки и все свои прелести забрала с собой в могилу.
Старик оценивающе оглядел ее:
– Что правда, то правда, детка. Ну ты и штучка была! Самая красивая из всей уличной оравы. Уж я думал, годам к шестнадцати быть тебе бабушкой.
– Я старалась, да оно вон как вышло, – Молли улыбнулась. – Похоже, после того что этот сладкоголосый тип со мной сделал, пойдет моя душа прямо в Преисподнюю.
– Только не твоя душа, детка. Ты ведь была как петуния на луковой грядке – всегда добра к тем, кто хуже тебя. До чего жаль, что ты умерла так рано!
– Как с тобой тут обращаются, Шон? – допытывалась Молли.
– Несладко тут, как видишь. Мы все скребем, скребем, а этой дряни конца нет. Да еще вот стужа…
– А разве ты не искупил свой грех? Ты ведь тут уже долго – дольше, чем прожил. Да ты дурным и не был никогда, только побузить любил.
Шон поскреб в затылке:
– Не знаю, девочка. Они там чего-то считали, и, похоже, мне не выбраться. Вроде как неисправимый я…
– У тебя перчатка вот порвалась, – сказала Молли заботливо. – Дай я починю, – и потянулась к его руке.
– Ох нет, мисс, не надо, – старик отдернул руку. – Я уж обойдусь. Мне работать надо, – и снова стал без толку ковырять лопатой мокрый снег.
– Ну как знаешь, – лицо у Молли было озабоченное.
– Видите, – снова заулыбался Сатана, – порядки у нас в Аду суровые, но справедливые. Тем, кто не хочет меняться в жизни, после смерти придется туго. Но, в конце концов, настойчивость и твердость свое дело сделают.
– Да, вижу, – Зейн кивнул, – это, пожалуй, вполне разумно.
Он не договорил, потому что Молли, споткнувшись, налетела на него, а он, в свою очередь, толкнул кого-то из рабочих. Столкновение было вполне ощутимым. Рука Зейна схватилась за что-то, пытаясь восстановить равновесие, и пальцы почувствовали нагое человеческое тело.
– Ох, простите, – извинился он перед тем, кого толкнул, – я поскользнулся.
– Кривоногое дитя помойки, – пробурчал Сатана.
– Да ладно, – грубо сказал парень, поплотнее запахивая свое драное пальто. – Давайте валите отсюда и не мешайте работать.
Сатана открыл следующую дверь, и они шагнули в прекрасно обставленную комнату.
– Итак, вы понимаете, что нет необходимости разрушать систему?
– Согласен, – сказал Зейн, – хотя по-прежнему не вижу причин прежде времени лишать Луну жизни. Я пока подожду.
– Само собой, – с готовностью сказал Сатана. – Когда же вы рассмотрите все точки зрения, полагаю, вы поймете, что я прав.
Тут он снова открыл дверь, и Зейн с Молли вошли в Дом Смерти, прямо в гостиную. Дверь за ними захлопнулась, снова став телеэкраном.
Зейн приблизился к своему неподвижному телу, входя в себя, заново ощутил соединение души и тела. Тут он открыл глаза – опять во плоти. Вот это облегчение!
– Я велю своим слугам позаботиться о вас, – сказал Сатана с экрана. Затем он исчез, а его место заняла обычная программа новостей.
12. ИГРА В ПАРАДОКСЫ
Молли сидела у Зейна на коленях, положив руки ему на плечи и легонько касаясь губами его правого уха. Так близко… Зейн чувствовал, что от нее чуть-чуть пахнет устрицами. Она совсем ничего не весила.
– Эй, вот это делать не обязательно, – Зейн сопротивлялся, совершенно сбитый с толку.
– Но должна же я отблагодарить тебя за то, что ты взял меня с собой, – сказала Молли. – Встретила старого друга…
Зейн замер в ее объятиях. В конце концов, что может сделать привидение тому, кто во плоти?
– Рад помочь, Молли. Ты теперь можешь вернуться…
Ее бесплотные губы будто слабым ветерком тронули его ухо.
– Смерть, – зашептала она настойчиво, – прежде чем Сатана опять сюда влезет, я должна сказать тебе…
– Что?
– Тихо, нет-нет, не дергайся. Улыбнись, покажи, что ты расслабился. Сатана подглядывает. Он и дальше позволит мне ласкать тебя, потому что ему нужно, чтобы ты переключился с Луны на кого-нибудь еще. Вот, теперь я тоже во плоти – чувствуешь?
Колени Зейна теперь почувствовали тяжесть ее тела.
– Ты взял меня в проводники. Так вот, теперь я тебя поведу. Доверься мне, Смерть, это важно.
Столь резкая смена поведения изумила Зейна. Он улыбнулся и заставил свое тело расслабиться. На деле Молли – всего лишь очаровательный призрак, быть рядом с ней совсем не трудно, хотя Зейн чувствовал себя чуть-чуть виноватым из-за того, что это не Луна.
– Когда я коснулась Шона, на его руке не было перчатки, – шепнула Молли, прихватив губами его ухо.
Зейн попытался заговорить, но она прижала палец к его губам.
– Они все без одежды там, в Аду. Голые, в снегу… Это не наказание, это – пытка.
Зейн снова пытался возразить, однако девушка, успокаивая его, демонстративно расстегнула блузку, приоткрыла грудь, словно бы соблазняя. От нее действительно пахло морем. Зейн почему-то вспомнил отпуск на вулканическом острове в Тихом океане.
– Поверь мне, Смерть! Я подозревала и раньше, но мне не позволяли их касаться, даже подходить близко не давали; его приспешники повсюду. На этот раз я коснулась Шона и теперь знаю наверняка. Я потому и толкнула тебя на того парня. Его одежда – всего лишь иллюзия, разве нет?
Зейн с удивлением вспомнил, что его рука коснулась голого тела, хотя человек выглядел одетым. Сама мысль о том, что души нуждаются в одежде, призрачной одежде, была странной, но, если учесть, что речь идет об Аде, все приобретает какой-то мрачный смысл.
– Да…
Юбка Молли соскользнула вниз, обнажив бедра, а блузка еще больше расстегнулась. Зейну стало понятно, почему Шон решил, что к шестнадцати она станет бабушкой. Мэлоун умерла в этом возрасте, но ее тело побуждало мужчин к активным действиям. Девушки в Ирландии расцветают рано и пышно.
– Ты тоже теперь знаешь. Смерть, Отец Лжи обманул тебя. Он не пытается исправить души. Он навеки порабощает их. Он никого не выпустит. Ты не должен верить ни одному его слову.
Вывод был ошеломляющим. Если Сатана солгал о своих деяниях в Аду, способен ли он вообще сказать хоть слово правды? Если он вовсе не занимается исправлением душ, то каким его делам помешает Луна – живая Луна
– через двадцать лет? Итак, если Ад не очищает души, а Сатана занят возведением собственной империи, то его стремление уничтожить Луну еще более подозрительно. Ни при каких условиях Смерти нельзя сотрудничать с Князем Зла.
– Спасибо, Молли. Ты отлично выполнила свою задачу. Я запомню.
– Беги отсюда немедленно, беги к Морту, он сумеет тебя защитить. Я знаю, как Сатана действует. Сейчас его прихвостни штурмуют твой дом, чтобы заставить тебя принять его сторону.
– Похоже на то. – Зейн поднялся, и Молли тоже встала, опять становясь невесомой. Зейн направился к двери.
– Ваша трапеза готова, сэр! – Громила в поварском колпаке встретил его на выходе. Это был не его повар.
– Я отдам ей должное – в свое время, – сказал Зейн, стараясь протиснуться мимо.
Здесь, в Чистилище, Молли при обычных обстоятельствах оставалась бесплотной, однако этот здоровяк был столь же материален, как кусок говядины.
– Но трапеза готова уже сейчас.
Повар положил тяжеленную руку Зейну на плечо.
– Спасибо, в другой раз. – Зейн извернулся, освобождаясь от столь недружелюбных объятий.
– Я уверен, вы передумаете, сэр. – Зейн почувствовал, как его схватили за плечо.
Раздражение и странная тревога заставили Зейна заглянуть повару в лицо. А поскольку он все еще был в форме, он знал, что человек видит череп вместо головы.
– Ты хоть знаешь, к кому прикасаешься? – спросил он мрачно.
Громила побелел, как любой, кто видит Маску Смерти, но остался неподвижен.
– Я уже мертв. Ты ничего мне не сделаешь.
Тогда почему же он побледнел? Зейн поднял правую руку. Камни у него на запястье сияли. Зейн взял человека за подбородок и приподнял. Тело с готовностью пошло вверх, становясь тонким, как целлофан, – все-таки это была душа.
Зейн сложил ее вдвое, затем вчетверо, наконец скатал ее в шар и швырнул сквозь пол – обратно в Преисподнюю.
И тут же замер в изумлении.
Теперь все стало ясно – это ведь Смерть ведет душу в Вечность. Если обдуманно управлять душой, то он способен перемещать ее, куда захочет.
– Замечательное зрелище, – пробурчала Молли.
– Пожалуй, тебе тоже лучше выбраться отсюда, – сказал Зейн. – Прислужники Сатаны могут приняться и за тебя.
– Очень трудно удержать привидение против его воли, – произнесла Молли, исчезая из виду.
– Еще раз спасибо за помощь! – крикнул Зейн. – Ты открыла мне глаза!
– Можешь на меня рассчитывать, Смерть, – долетел ее шепот, словно дыхание ветра. Теперь он был один.
Зейн шагнул к двери и обнаружил воистину царственную и прекрасную женщину, одежда которой состояла из множества деталей, соединенных в художественном беспорядке.
– Я – Елена Троянская! – заявила она.
Из историй и легенд Зейн, конечно, знал о деяниях этой знаменитой женщины. Ее красота была причиной того, что в жестокой войне сошлись в древности греческие и троянские войска.
Теперь Елена в прямом смысле слова была орудием в руках Сатаны.
– Так ты у Князя Лжи работаешь девочкой по вызову? – бросил Зейн, проскользнув мимо нее.
– Молю тебя! – она схватила его за руку. – Ты не знаешь, каково это – пережить себя на три тысячи лет! Ты и представить себе не можешь, что делает Повелитель Мух с женщинами, которые ему не угодили.
Вопреки собственным рассуждениям, Зейна тронула ее мольба. Бедняжка мертва уже три тысячи лет, но она дивное создание.
– Я не желаю тебе зла, Елена. Я лишь намерен вырвать у Сатаны прекрасную живую женщину.
Елена взглянула на него. Слезы затуманили ее прекрасные глаза и потекли, оставляя следы на щеках. Лицо гостьи стало медленно сжиматься, а тело превращаться в бесформенную массу. Вся она стала облаком пара, а ее душа ринулась вниз, сквозь пол, навстречу тому, чего она так боялась.
Она все поняла. Елена Троянская была доброй женщиной по своей сути и не могла предать такую же, как она сама.
Зейн вышел из дома в задумчивости. Морт ждал его, уже оседланный, мигая от нетерпения. Зейн сел верхом и вставил в ухо камень-переводчик.
– Что слышно, друг мой?
– Сатана выпустил адских псов.
– Не радостная весть. А это кто?
– Демоны в зверином обличье. Их душами ты управлять не можешь – это не человеческие души.
Зейн переварил услышанное. Похоже, Сатана запустил шар потяжелее.
– И что мне делать?
– Не мне судить, хозяин. Я смогу защитить тебя, если мы наткнемся на них – поодиночке.
– Они охотятся поодиночке?
– Не обязательно.
Зейн похолодел.
– И сколько у меня времени?
– Даже таким созданиям нужно время, чтобы добежать от псарни до Чистилища. До их появления у тебя минут пятнадцать.
– Прекрасно. Есть одно неотложное дело. Давай в Отдел регистрации.
Морт галопом рванул через равнину к зданию Чистилища.
– Не задерживайся с делами, – предупредил он, – внутрь я с тобой войти не могу.
– Я вернусь еще до того, как появятся псы.
Зейн спешился, вошел в здание и, сразу пройдя к компьютеру, включил его. Экран вспыхнул.
«Приветствую тебя. Смерть. Информацией, которую ты ищешь, я не располагаю».
– Готов спорить, что это не так, – проворчал Зейн.
«Ни одно обычное создание не в силах остановить адских гончих».
Ого! Новости здесь распространяются мгновенно!
– Меня интересует не это.
Экран удивленно замигал:
«Но это тебя касается».
– Сколько душ было освобождено из Ада?
«Вопрос не имеет смысла. Пожалуйста, измени формулировку».
– Да нет, это не бессмыслица, машина! Сатана сказал, что души находятся в Аду до тех пор, пока не искупят содеянное зло, а затем их отпускают на Небеса. Сколько душ отпущено к данному моменту?
Наступила пауза. Наконец компьютер выдал:
«Информация отсутствует».
– Что ты имеешь в виду? В тебе заключена вся информация Вечности.
«Описываемая тобой ситуация не обнаружена».
Зейн задохнулся:
– За всю Вечность ни одна душа не вышла из Преисподней?
«Именно».
– Какой же все-таки Сатана невероятный лжец! – закричал Зейн. – Я был уверен, что он преувеличивает, но хоть капля правды должна была быть в его словах!
«Заявление не противоречит истине. Вселенная безгранична».
Зейн подумал.
– То есть теоретически Люцифер может в будущем выпустить какие-то души?
«Ответ утвердительный».
– Опять увертка! Это всего лишь допущение. Вечность не имеет границ – по определению.
Экран опустел. Зейн выключил терминал. Он узнал все, что хотел.
Зейн догадывался: Сатана скрывает от него, что срок пребывания души в Аду гораздо больше, чем необходимо для очищения, однако в реальности все оказалось гораздо хуже. Итак, больше никаких контактов с Сатаной!
У входа нетерпеливо топтался Морт.
– Гончие поблизости? – спросил Зейн, садясь в седло.
– Их шесть.
– Ты можешь убежать от них?
– Ф-р-р-р. Если бежать долго, я могу оторваться – выносливости у них маловато, но на малых дистанциях…
– Спрятаться можно?
– Нет. Они чуют даже незримых духов. Это адский поисковый отряд – как от них спрячешься?
– Есть место во Вселенной, куда они не могут последовать за нами?
– Разве что Небеса.
Зейн криво усмехнулся:
– Давай не будем втягивать сюда и Небеса, ладно? Мне надо подумать.
– Девяносто секунд на размышления, Смерть, – многозначительно обронил жеребец.
Зейн задумался. Его очень удивляло то, что он не испытывает страха. Храбрым он не был. Кураж и напускная бравада заменяли ему настоящую отвагу. Но все, что он делал в последнее время в роли Смерти, почти избавило его от страха перед гибелью. Умирать Зейн, конечно, не хотел, однако здесь было кое-что поважнее страха за собственную жизнь. Если он умрет сейчас, ему найдут замену и забастовка прекратится. Тогда Луна погибнет и Сатана победит. Луну заберут на Небеса, его, возможно, тоже; мир от этого не погибнет. Но каково будет тем, кто останется, когда Сатана добьется своего? Вот что на самом деле поддерживало Зейна.
Адские гончие, похоже, могли убить его – это сверхъестественные чудовища, их плащ Смерти не остановит. Одну тварь он мог отправить в Ад, как спровадил демона-повара, хотя их души и не в его ведении. Тут его возможности ограничены, поскольку порождения Сатаны не ведают страха перед человеком, воплощением Смерти. Спрятаться невозможно. Невозможно и убежать. Биться с ними бессмысленно. Что тогда? Стоять и покорно дожидаться?
В голове у Зейна вдруг возникла картинка: пять линий, образующих пятиугольник. Теперь он осознал, что это значит. Его мысли ходили по кругу, ни к чему не подвигая, не приближая решения. Зейн торопливо изменил рисунок, выстроив линии одну за другой. Раз он не может спрятаться – и не в силах спастись бегством – а победить надо – значит, придется драться – и, следовательно, нужно подходящее оружие…
До него донесся леденящий лай. Шесть черных пятнышек показались на горизонте и стали быстро увеличиваться в размерах. Адские псы приближались.
Оружие, оружие… что может послужить оружием против сверхъестественной твари? Не его плащ и не эти побрякушки. Нужно что-то для атаки.
Пятна приняли очертания огромных бурых собак, каждая в половину человеческого роста. Глаза их полыхали красным, словно печные жерла. Они двигались по-кошачьи, огромными скачками – метров по десять за прыжок. Земли адские гончие касались совершенно беззвучно. Даже в открытой атаке они старались действовать исподтишка.
Ему бы сейчас хороший меч – из тех, что скованы, чтобы рубить без разбору жить и нежить. Однако о том, где его взять, думать было поздновато. Собаки окружили человека и лошадь и замерли, оценивая ситуацию. Некоторые уже приготовились к прыжку.
И тут взгляд Зейна упал на косу. Марс когда-то советовал ему с ней поупражняться. Он этого не сделал – его занимали совсем другие вещи. Но косить он пробовал.
Один из псов прыгнул.
Зейн схватил косу и соскочил на землю.
Пес пролетел над его головой, потеряв из виду цель. Зейн выиграл еще несколько секунд. Он встряхнул косой, чтобы огромное лезвие встало на место – под нужным углом к рукояти – и там закрепилось.
– Уходи, Морт! – крикнул Зейн. – Это не твоя драка.
Конь бледный исчез из виду.
Зейн поднял косу, чувствуя исходящую от нее чудовищную силу. Да, превосходное оружие!
– Ну давайте, щенки! – крикнул он, поддаваясь охватившей его ярости, и смертоносное лезвие засияло. – Испытайте мою силу! Думали, здесь вам беззащитная жертва? Давайте, вы, ночные твари, – перед вами Властелин Ночи. Я – Смерть!
Первый пес прыгнул снова, не обратив на слова Зейна ни малейшего внимания. Очевидно, честь убить врага предоставлялась вожаку. Зейн повернул косу лезвием вверх и подставил ее псу.
Сверкающее лезвие вошло в голову чудища и без малейшего сопротивления рассекло насквозь, до самого хвоста. Из обеих половинок струей ударила кровь, и собака издохла. Магическое лезвие вполне успешно убивало магических тварей.
Еще два пса – на них произошедшее не произвело впечатления – прыгнули одновременно с двух сторон. Зейн взмахнул косой. Лезвие описало жуткий круг и рассекло пополам тело одной из собак, пройдя через него, как сквозь снежный вихрь. Верхняя половина туловища адской гончей отлетела в сторону, а нижняя рухнула, истекая кровью.
Потом пришла очередь второго пса. Лезвие наискосок отделило переднюю часть туловища от задней. Внутренности вывалились, и обе половинки разом обмякли.
Трое оставшихся собак призадумались. Теперь до них дошло, что к чему.
– Ну, шавки? В чем дело? – Зейн уже в открытую издевался. – Не нравится, когда добыча огрызается?
Следующий пес шагнул к Зейну, разевая пасть. Язык и зубы у него были чернее сажи. Из пасти вырвалась струя пламени.
Зейн одним взмахом снес чудовищу голову, и пламя тут же угасло.
Четверо готовы, двое остаются. Зейн почувствовал саднящую боль в правом боку – похоже, струя пламени все-таки прожгла ему плащ. Огонь адских гончих был посильнее драконьего!
– Вы с кем связались, чертовы выродки? – крикнул Зейн, наступая на двух оставшихся собак. С лезвия косы стекала кровь их сородичей. – Решили, наглые твари, что можете заступить дорогу воплощению? Пошли вон, отродья, пока я не порезал вас на куски!
Одного из псов слова Зейна не напугали – и тогда жуткое лезвие отрубило ему все четыре лапы разом. Все еще исполненная решимости, тварь оскалилась, собираясь извергнуть пламя, и тут Зейн отсек ей морду.
– Туго соображаешь? – свирепо гаркнул он. – Уймись, а то хуже будет!
Пес застыл, истекая кровью.
Зейн повернулся к оставшейся собаке.
– Подожми хвост, паршивая дворняга! – прорычал он, поправляя окровавленное лезвие. – Ступай к своему падшему хозяину и передай ему, чтобы он не поручал мужскую работу младенцам.
Вконец запуганная собака поджала хвост и кинулась бежать.
Зейн почувствовал, как у него дрожат колени. Он сумел это сделать! Он их разогнал!
Разогнал? Да нет, он уничтожил их с помощью силы, данной ему его должностью, той силы, которой он раньше не пользовался. И то, что когда-то ему довелось косить, сослужило хорошую службу.
Морт заржал и подбежал к Зейну.
– Ты воспользовался служебным положением, Смерть, – донеслось из транслятора.
Зейн пожал плечами:
– Иначе было нельзя. Утопающий хватается за соломинку. Если бы у меня был другой выход, я бы им воспользовался. Ноя был вынужден драться, и дрался, как мог. На сей раз Сатана меня недооценил. Думаю, больше он себе такого не позволит. Думаю также, что со временем я научусь отлично выполнять свои обязанности. Я не считаю себя сверхчеловеком – да я им и не являюсь, – однако моя работа заслуживает наилучшего отношения к себе.
Зейн сел в седло, и они отправились на Землю.
– Почему ты не напомнил мне о косе?
– Я не думал, что ею можно драться с адскими гончими. Мой прежний хозяин никогда не использовал ее подобным образом.
И все же Марс об этом знал!
– Значит, существуют некие изначально присущие должности возможности, не зависящие от того, кто исполняет эту должность, или от того, пользовались ли ими раньше, – пришел к выводу Зейн. – Так?
– Я на своей должности не первый, – фыркнул конь бледный. – Мои предшественники могли видеть такое, что ныне скрыто от нас. Я понял лишь, что сама должность Смерти меняется в зависимости от того, кто ее занимает. Здесь следует быть внимательным. Если Смерть встанет в полный рост, ничто во Вселенной не сможет ей помешать.
– Но мне мешают на каждом шагу! – возразил Зейн.
– Только не тогда, когда у тебя в руках коса!
– Я был в отчаянии, – снова повторил Зейн.
Впрочем, оглядываясь на этот эпизод, он испытывал некую мрачную гордость. Он вел себя как дурак и все же уничтожил врага. Действительно, если Смерть решится применить силу, то сила ее будет огромна. Природа все время на это намекала. Если бы он растерялся перед адскими гончими, они непременно его убили бы. Он не растерялся – и псы оказались беспомощны перед ним. Если бы его предшественник по легкомыслию не принял участия в своем собственном убийстве, он уцелел бы, а Зейн отправился бы в Вечность.
– А последний из моих предшественников… какой Смертью он был? – Зейн знал, что этот человек попал на Небеса, но это вовсе не говорило о его компетентности.
– Совершенно посредственный тип. Мог ли он иначе так скоро лишиться должности?
– Я имею в виду, как исполнитель? Знаю, под конец он стал неосторожен, тем не менее как он работал? Справлялся ли со своим списком? Тебе он нравился?
– Со списком он справлялся куда лучше тебя, – ответил конь. – Но я не могу себе позволить к кому-либо привязаться.
– Значит, когда я уйду, ты не будешь по мне скучать, – вздохнул Зейн. – Что ж, это даже к лучшему. Я могу оценить со стороны и твою преданность, и твою компетентную службу. И для моего преемника ты тоже станешь незаменимым помощником.
Морт не ответил.
Они очутились в центре Кильваро, и Морт, превратившись в автомобиль, повез Зейна к дому Луны.
Она встретила его у дверей.
– Зейн, я так волновалась за тебя! – в голосе девушки слышалось облегчение. – Противостоять Сатане…
– Ничего, я справлюсь. – Зейну не хотелось сваливать на нее еще большие опасения за собственную жизнь. Конечно, Сатана продолжит игру с новыми силами, но, если об этом узнает Луна, она может сотворить какую-нибудь глупость – например попытается покончить с собой. – Я просто зашел попросить тебя держаться, что бы ни произошло. И еще мне хотелось напомнить, что я тебя люблю.
Луна тут же переключилась на волновавший ее вопрос:
– Ты до сих пор бастуешь! Ты понимаешь, что это значит?
– Я быстро учусь, – заметил Зейн. – Люди страдают – это очень печально. Однако…
– Больницы забиты, – строго произнесла Луна. – Безнадежные больные не могут умереть, а новые продолжают поступать обычным порядком – и это всего за несколько часов. Ты представляешь, что будет твориться через несколько дней? Так продолжаться не может!
– Я знаю, это тяжело, – ответил Зейн. – Но другого выхода…
– Разве не ты разнес всю палату, чтобы избавить одного человека от жизни, исполненной боли и безнадежности? Ты же веришь в смерть!
– Да, я верю в смерть, – согласился Зейн, заново осознав это. – Я действительно в нее верю! Она – священное право живущего, единственное, что невозможно отрицать. Но в данном случае…
– Это ведь не спасение для них, – безжалостно продолжала Луна. – Несчастные не живут по-настоящему. Это всего лишь продление бессмысленного, безнадежного страдания.
– Правда, – неохотно согласился Зейн. – Смерть, разумеется, необходимая услуга для тех, чья жизнь подошла к концу. И лучше, если она будет быстрой и безболезненной, хотя…
– Я писала картину, – сказала Луна, указав на стоящий в гостиной мольберт.
Работа была выполнена лишь частично – ведь девушка провела дома всего несколько часов – и изображала ребенка, попавшего под машину. Рядом валялись останки не то велосипеда, не то магического коврика – очевидно, маленький наездник был слишком неосторожен. Зейн заметил, что части машины и коврика скомпонованы так искусно, что получившийся предмет невозможно было определить однозначно; символ, а не что-то конкретное.
Конечно, эта картина отражала душевное состояние Луны. Она умерла мучительной смертью, но осталась жива – и знала, что теперь в какой-то мере отвечает за муки тех, кто не в состоянии умереть.
– Но если из-за того, что тебя уже не будет и ты не сможешь его остановить, Сатана приберет Землю к рукам, – сказал Зейн, – миллионы душ, которые могли бы попасть на Небеса, окажутся обречены на мучения в Аду! Я должен предотвратить…
– Я не верю! – крикнула Луна. – Ад – всего лишь место, где отбывают наказание испорченные души. Со временем они исправляются и выходят на свободу!
– Да нет же! Я проверил по компьютеру Чистилища…
– Зейн, я приняла решение. Я хочу, чтобы ты прекратил свою…
Дверь вышибли. Наставив на Зейна пистолет, в дом ввалился зверского вида детина.
– А теперь, Смерть, ты сдохнешь! И я займу твое место!
– Как он прошел мимо грифонов? – поразилась Луна. – И где моя лунная бабочка?
– Мой господин. Сатана, расколдовал их, – со злобной ухмылкой заявил пришелец. – А ты, шикарная штучка, станешь моей первой добычей, когда я вступлю в должность.
– Ну, берегись, дурень, – Зейн расправил плащ и натянул капюшон. – Я неуязвим для оружия смертных.
– Уже нет. Смерть! – заорал головорез и поднял пистолет, целясь Зейну в сердце. – Ты нарушил свои обязанности, и теперь твоя магия не действует!
– Нет! – вскрикнула Луна, кинувшись на негодяя.
Раздался выстрел. Пуля попала Луне в правую ногу, и из раны хлынула кровь. Девушка скорчилась на полу.
Зейн никогда не лез первым в драку, но тут в нем проснулась отчаянная ярость. Пятно крови расплылось у него перед глазами до размеров взорвавшейся звезды. Он кинулся на громилу: одной рукой в перчатке оттолкнул направленное на него дуло, а другой врезал парню по физиономии.
Взломщик взвыл и грохнулся навзничь, выронив пистолет. Зейн обернулся к Луне, сидевшей в луже крови:
– Я отвезу тебя к врачу!
– Не надо! – Луна задохнулась. – Больницы переполнены теми, кто не может умереть. Для остальных просто нет места.
– Но ты же скончаешься от потери крови!
– Тогда тебе придется забрать мою душу – так ведь, Смерть? – Она улыбнулась ему сквозь боль. – И это будет… будет освобождением для всех остальных.
Зейн со внезапным ужасом осознал, что попал в двойную ловушку. Если бы он был убит, тот, кто встал бы на его место, забрал бы душу Луны и тем самым прекратил забастовку. Если же Луна будет умирать от раны у него на глазах, Зейн сам заберет ее, не выдержав зрелища страданий. В любом случае
– очко в пользу Сатаны.
– Зато теперь я понимаю, – Луна замолчала, чтобы перевести дыхание, – понимаю, сколь неутомим Сатана в своем стремлении избавиться от тебя. И теперь я уже не уверена, что мне следует уйти.
– Тебе нужна помощь. Я даже кровь остановить не сумею…
– Там у меня в мантии белый камушек, – голос Луны слабел. – Принеси его… Это исцеляющий камень…
Зейн бросился за камнем. Луна взяла его дрожащими пальцами и приложила к ноге. Кровотечение прекратилось, и ткани вокруг раны заметно стянулись.
– Это добавит еще немного прегрешений моей душе, – сказала она. – Черная магия… Впрочем, на себя мне наплевать. Наверное, ты делаешь куда больше, чем я думала, Зейн. Я буду тебя поддерживать.
– Правильно, – сказал Зейн, отчего-то рассердившись. – Но Сатана хочет твоей смерти, я всего лишь препятствие на его пути. Через несколько дней мое ходатайство рассмотрят и твоя участь будет изменена. Как только ты сможешь беспрепятственно вернуться к жизни, я снова начну выполнять свои обязанности.
– Никак не пойму, отчего я столь важна, – промолвила Луна, поднявшись на ноги, едва лишь рана затянулась. Это был очень мощный камень исцеления!
– Наверное, все устроил мой отец. Он даже саму Смерть заставил охранять меня…
– Ты того стоишь, – сказал Зейн. – А теперь я должен идти. Рядом со мной ты уже пострадала; не хочу, чтобы это повторилось. Я смогу лучше защитить тебя, если буду находиться вдали.
– Но Сатана может напасть снова! – возразила Луна. – Он это только что доказал!
– Пока я остаюсь на своем месте. Сатана этим ничего не добьется. Сперва ему нужно разделаться со мной.
Лежавший на полу громила застонал. Взглянув на него, Зейн застыл, а Луна ахнула.
Неудивительно, что парень так легко отказался от борьбы. Один его глаз был теперь сплошной кровавой массой, а другой…
– Похоже, я ему глаз выбил, – пробормотал Зейн. – И винить себя почему-то не…
Луна протянула ему камень исцеления. Зейн поднес талисман к вытекшему глазу, и тот мгновенно стал целым и чистым. Потом Зейн занялся вторым глазом. Этот был вырван и болтался на нерве, как шарик-попрыгунчик, но вскоре и он занял положенное место.
– Прости, – сказал парню Зейн. – Я как-то не подумал.
Парень осторожно ощупал свое лицо:
– Ты меня вылечил! Я снова вижу! И совсем не больно!
– Мне не следовало тебя калечить. Но я разозлился.
– Это скверно, когда ты злишься. – Парень поднялся на ноги. – Я отсюда уберусь, ладно? Никогда больше не полезу в твои дела! – С этими словами он вывалился вон.
– Бедняга решил, что ты вылечил его из презрения. Теперь ты для него вдвойне страшен. Он ведь понятия не имеет, что ты с ним сделаешь в другой раз и возьмешься ли хоть что-нибудь исправлять.
Зейн покачал головой:
– Вот уж не знал, что во мне дремлет такая скотина! Выбить человеку глаза…
– Это потому, что он хотел убить тебя, занять твое место, а потом убить меня…
Зейн мрачновато улыбнулся:
– Наверное, я все-таки жестокий. Когда он в тебя выстрелил, во мне просто что-то сломалось. Все ограничения, созданные цивилизацией, все мои принципы улетучились, как дым из трубы, – он покачал головой. – А теперь я действительно ухожу. Неудивительно, что ты так ужаснулась.
Луна подошла и взяла его за руку:
– Зейн, ты сказал, что любишь меня, а я тебе не ответила. Я чувствую, что… что обязана тебе жизнью. Ты мне симпатичен – больше, чем кто-либо в мире, кроме отца, но сейчас…
– Я очень ценю твою искренность, – осторожно произнес Зейн. – Разумеется, ты сейчас не в состоянии…
– Я хотела сказать, что ты, конечно, спас меня от смерти, но любовь – это совсем другое. Все произошло слишком быстро. Я еще не оправилась после потери отца и просто не в силах…
– Я понимаю.
Зейн верил, что это так. Отец девушки, столь ею почитаемый и любимый, умер. Могла ли она позволить себе полюбить Зейна, за которым охотился Сатана? Еще и тогда, когда ее саму ждала преждевременная кончина?
– Береги себя! – Луна заплакала, обвила руками шею Зейна и поцеловала его.
Снаружи заржал Морт, предупреждая об опасности. Зейн поспешно разжал объятия Луны и выбежал на улицу.
– Проблемы? – спросил он, прикоснувшись к камню-транслятору.
– Следующая партия убийц, – сообщил конь. – От кого-то я могу уйти, от кого-то – нет. Но лучше все-таки двигаться – так есть шанс разобраться с ними поодиночке.
Зейн сел верхом, и Морт двинулся вниз по улице, совершенно бесшумно ступая по тротуару.
Зейн опять заметил, что совершенно не боится. Он вступил в битву, исхода которой не знал, и намеревался драться до конца, веря, что все преодолеет. Казалось, какое-то заклятие не позволяет страху овладеть им. На самом же деле здесь не было никакой магии – одна лишь твердая уверенность Зейна в своей правоте. Эта вера придавала ему сил, не мешая, впрочем, цинично размышлять о том, чем все это закончится. Он знал, что его положение неустойчиво, а может, и безнадежно, но отступить он не мог.
– А вся эта война против меня – насколько она законна? – спросил Зейн.
– Если меня убьют, расследование будет?
– Сатана не признает законов, которые его не устраивают. Пока грязные делишки Лукавого не раскрыты, он будет гнуть свою линию. Справедливость идет по его следу, но ведь он – самое неуловимое существо во Вселенной.
Значит, Сатана опять соврал, и это опять сойдет ему с рук. В Вечности, как и на Земле, закон исполнялся лишь на девять десятых.
Зейн даже не рассердился. Идеализм – это хорошо, но с реальностью надо считаться. Он мог быть сто раз прав, однако без своей защитной магии он беспомощен.
И все же Зейну вспомнилось, что, когда за ним явились адские гончие, он действовал быстро и достаточно успешно. В нем самом теперь немало зла, но он обратит это зло во благо – против худшего зла прислужников Сатаны. Теперь, когда Зейну было за что бороться, в нем проявилось нечто новое, черта, чем-то роднившая его с Марсом. Он мог быть далек от Небес, и все же он не был так уж беспомощен.
Морт неожиданно свернул.
– Вон там, впереди, один из них, – пояснил конь, перейдя на галоп и направившись в боковую аллею. – Ох! – вырвалось у него испуганное ржание.
Пока жеребец пытался увернуться, Зейн рассмотрел нового противника. Им преградил дорогу нищий оборванец и взмахнул рукой, будто что-то бросая.
Неожиданно Зейн поперхнулся. Он продолжал дышать, но задыхался, словно в воздухе не было кислорода.
Морт обернулся, пытаясь понять, в чем дело.
– Удушающее заклятие!
– Да! – прохрипел Зейн. Говорить он мог, а вот дышать…
– Коса, воспользуйся косой!
Ошарашенный, Зейн рванул из чехла косу, сквозь слезы разглядел маленькую дырочку в рукоятке косы и, припав к ней губами, глотнул наконец воздуха.
– Заклинание малого радиуса действия, – пояснил Морт. – Даже до моей головы не достает. Так что эта трубочка уже выходит за пределы его действия. Заклинание действует на тебя, если ты не можешь убежать. Но на расстоянии метра оно уже теряет силу. Через несколько минут оно рассеется
– такие заклинания вообще недолговечны.
Зейн вполне мог понять, почему они недолговечны. Если бы у него не было лошади и косы…
Вскорости заклинание действительно развеялось, как и было сказано. Зейн смог отложить косу и вздохнуть полной грудью.
– А откуда в рукояти трубочка?
– Видимо, нечто подобное случалось и раньше, – ответил Морт. – Насколько мне известно, мой прежний хозяин как-то стрелял из нее дротиками.
Значит, это уже не первое покушение на Смерть? Час от часу не легче. Смерть, конечно, не самая привлекательная личность в Вечности. А у Сатаны, как всегда, свои планы. Вот кто-то из предшественников Зейна взял и сделал в рукояти дырочку. Ну и отлично. Но если Смерть и раньше бывала в осаде, то должна была как-то выкрутиться – иначе его предшественник просто не успел бы усовершенствовать рукоятку. А это определенно хороший знак… Нет, это могла быть всего лишь соломинка для питья. Где бы еще поискать – тут столько нюансов! И от количества информации зависит, долго ли ты еще будешь занимать эту должность.
– Чем я еще располагаю?
– Мне мало что известно, – признался Морт. – Полагаю, возможностей гораздо больше, чем обычно требуется, хотя твой предшественник ими не пользовался.
Ну хоть что-то. Значит, кроме Сатаны, никто не пытался мешать Смерти или запугивать ее. В противном случае эта должность в скором времени вообще потеряла бы смысл. Какие же еще есть возможности, кроме магии? А кстати, раньше у Смерти бывали забастовки? Если да, то чем это все закончилось?
Морт захрапел:
– Приближается монстр. Боюсь, избежать стычки не удастся.
– И не пытайся, – ответил Зейн. – Это моя схватка, ты тут ни при чем. Когда он будет виден, я сойду.
– Ты храбр.
– Нет, просто делаю то, что должен. Меня приперли к стенке. Если бы у меня был выбор, я бы отсюда свалил и где-нибудь затерялся. Сам по себе я ничто.
– У тебя есть выбор – ты можешь отказаться от должности.
– Нет.
– Любое воплощение вправе уйти, никто осуждать не станет. Другие так меняют прислугу. Работа может надоесть, от нее можно устать – тогда просто уступаешь место другому.
– И никто не осудит?
– Это всего лишь возврат к тому состоянию, в котором человек окончил свою жизнь. Для тебя – возврат к равновесию.
– Значит, для меня ничего не изменилось? Я словно бы никого не убил?
– Да. Конечно, после обряда посвящения соотношение Добра и Зла может измениться. И в случае твоей отставки все может обернуться иначе.
– Любопытно, – Зейн задумался. – Нет, я не могу уйти. Тот, кто придет после меня, заберет Луну – это победа для Сатаны. Я не допущу.
– Тогда ты действительно храбр. У тебя есть очень простой выход, однако ты не хочешь им воспользоваться.
– Нет, если бы у меня был приемлемый выход, я бы им воспользовался. Это не одно и то же.
Морт остановился на поле для гольфа.
– Сейчас появится чудовище. Со мной у тебя будет больше шансов победить его.
– Ты нужен следующему, кто займет эту должность. Я больше не стану втягивать тебя в свои разборки.
Зейн спешился, взял косу и шагнул вперед. Потом обернулся:
– Что это за зверюга?
– Богомол.
– Богомол? Они же маленькие!
– Это адский богомол. Такие не молятся, а охотятся. И они большие, поверь мне.
И тут он появился. Да, это был богомол… Пяти метров росту. Одной своей лапкой монстр мог легко раздавить человека.
Он нагнулся поближе к Зейну, примериваясь. Зейн смотрел на него снизу в совершенном ужасе. Какая там храбрость!.. Но если Луна умрет, Сатана завоюет Землю, промелькнуло в голове у Зейна, и он не двинулся с места.
– А теперь марш отсюда! – крикнул он Морту. – Бегом!
Конь исчез – и тут богомол напал. Он рванулся вперед, словно молния, работая лапами, как полагается всякому обычному богомолу. И промахнулся – ужасные клешни загребли пустоту… ну и немного конского волоса.
Все правильно – Морт двигался, а Зейн был неподвижен, поэтому на него богомол не обратил внимания. Случайность! Только быстрота и внезапность помогли лошади спастись. А монстр между тем показал невероятное проворство. Зейн понял, что шансов на спасение нет. Прежде чем он успеет взмахнуть косой, чудовище его сцапает. Тут человеческие рефлексы никуда не годятся.
Крошечная треугольная головка наклонилась, высматривая добычу. Богомол снова встал на задние лапы, готовясь к следующей атаке.
Кроме передних, у него было еще две пары лап и две пары огромных крыльев, сложенных за спиной. Адский богомол выглядел неуклюжим, как бревно на ходулях, но Зейн знал теперь, какова эта тварь в деле – столь же «неуклюжа», как язык Сатаны!
Зейн уже имел некоторое представление о том, как пользоваться косой, однако сейчас это не имело смысла. Он, может быть, и достал бы до средней пары ног, но, прежде чем он это сделает, чудовище его раздавит. По сути Зейн не мог двинуться, не привлекая к себе внимания – это доказал ему Морт. Так что теперь?
И он стал ждать. Похоже, богомол нападал только на движущиеся цели. Возможно, для него неподвижный человек не был живым, а падалью он, как и драконы с Горячего Дыма, не питался. Если Зейн двинется, эта тварь поймет, что он живой, и поступит с ним соответственно.
Ну и что из того, не торчать же тут вечно!
Как перехитрить монстра, готового уничтожить тебя, едва ты двинешься? Можно стоять и размышлять о высоких материях, но того недостаточно: богомол будет сидеть и ждать. Если шевельнешься – проиграл, если нет – тоже. Что толку в мышлении, если в перспективе все равно тебя раздавят?
Возможно, он умрет, и его дух явится мстить богомолу… Неплохо, конечно, но в итоге Сатана все равно победил. Он должен стоять неподвижно и в то же время оставаться в живых, пока какой-нибудь несчастный призрак не уведет богомола… Вот чушь-то!
Чушь? Не обязательно. Он это уже проделал однажды, чтобы спуститься в Ад, почему не сделать еще раз, чтобы провести богомола?
Зейн попробовал – ничего не вышло. Сейчас рядом не было товарища, который помог бы ему. Видимо, и утрата магии свою роль сыграла. Душа прочно сидела в теле и выйдет из него только вместе с жизнью, а это несколько не то, что ему нужно.
Жаль, что он не может раздвоиться физически! Один стоял бы сейчас под неусыпным взглядом фасетчатых глаз, пока второй… Есть! Вот оно! То что надо!
Богомол реагирует на движение – быстрое или резкое. Так движется жертва, пытаясь спастись. Поэтому он напал на лошадь, а не на Зейна, хотя затем понял, что это не та добыча, и не погнался за Мортом. Добычей был Зейн, но богомол не воспринимал его, пока тот не двигался, как жертва. Вот в чем сложность использования животных для охоты на человека. Животное не в состоянии выйти за рамки чувств. Человеку совсем не трудно представить неподвижный объект в движении, глаза же богомола устроены так, что видят только движущуюся цель. А чтобы понять, что одним ударом можно расшевелить неподвижную жертву, на это им мозгов не хватает.
И Зейн начал двигаться – не так, как жертва. Сгорбившись, он вылез из своей обширной робы, снял туфли, сделал из них и рукояти косы нечто вроде треножника, на котором предстояло держаться плащу с капюшоном.
Занятие было не из легких – пришлось отогнуть лезвие косы, чтобы утвердить всю конструкцию, и очень нервное – ведь богомол, конечно, заметил активность. Но тварь осталась безразлична: эта активность была за рамками обычного поведения добычи. Ограниченность мышления адского охотника снова играла Зейну на руку.
Убедившись, что пугало стоит довольно прочно, Зейн лег на землю и как гусеница пополз к богомолу. Его скорость и направление сбивали чудовище с толку – жертве полагается быстро убегать от преследователя, а не медленно приближаться к нему.
Треугольная голова осталась неподвижна, но Зейн чувствовал: тот глаз, что ближе к нему, внимательно за ним наблюдает. Но он, в черных брюках и черной рубашке, всего лишь медленно ползущее черное пятнышко… Хотя чуть-чуть ошибись – и поплатишься головой.
Что-то в этой мысли его беспокоило. Нет, умереть Зейн не боялся, он всего лишь не хотел своей смертью дать Сатане шанс на победу. Тут было еще что-то – в самой возможности смерти, – что задевало его. Если бы только понять, что именно… Однако сейчас он не мог сосредоточиться на абстрактных рассуждениях, он изображал из себя улитку, двигаясь на локтях, дюйм за дюймом, к богомолу.
Он уже отполз от плаща на некоторое расстояние; тварь не нападала. Зейн перевел дух и попытался ускорить движение, но заметил, как монстр повернул голову, и снова пополз медленно. Он зашел слишком далеко, чтобы отступать.
Теперь движение стало просто изнурительной бесконечной работой. Зейн все полз и полз, нервы были на пределе. Через час начались галлюцинации. Он чувствовал себя капелькой патоки, которая медленно куда-то плывет, а глаза богомола представлялись ему солнцем, иссушающим его своими безжалостными лучами. А порой он сам смотрел на патоку откуда-то сверху, размышляя, скоро ли она начнет трескаться.
Зейн очнулся. Это, должно быть, его душа, выйдя из тела, смотрела вниз. Он так же легко мог умереть от перенапряжения, как от укуса чудовища! Оказывается, у Сатаны полно способов расправиться с врагом.
Но пока он не умер, лишь немного отключился.
Зейн снова сосредоточился на своей непосредственной задаче и пополз вперед, набирая скорость. Богомол уже, видимо, перестал считать эту кляксу добычей и никак не отреагировал. Невдалеке замаячила левая средняя лапа богомола, и Зейн свернул к ней, опасаясь, как бы она не двинулась, прежде чем он до нее доберется. Ценой немалых усилий ему удавалось сохранять один и тот же темп в течение нескольких минут.
Стопа богомола – зеленоватая, с гребнем наверху, толщиною не больше лодыжки – оставалась на месте. Сама лапа чудовища была не толще запястья Зейна, но всего один ее сегмент был длиннее, чем все тело Зейна. Другой сегмент, выше колена, расположенный горизонтально, был примерно той же длины, но больше в диаметре. Где-то под крыльями ноги соединялись с туловищем.
Наконец цель оказалась в пределах досягаемости. Зейн медленно вытянул обе руки, до тех пор, пока они почти коснулись ноги чудовища. Тут он остановился, чтобы собраться с духом – начиналось самое неприятное!
И тут же сжал мертвой хваткой ногу чудовища.
Вот теперь богомол зашевелился. Вытянул ногу и попытался стряхнуть Зейна, однако тот сжался и обхватил конечность обеими ногами. Он сам подражал теперь поведению богомола и напал внезапно.
Разглядеть неподвижный предмет богомол не мог, хотя чувствовал что-то лишнее у себя на ноге, и попытался сбросить Зейна, скребя ногой по брюху. И снова с нулевым результатом: Зейн вцепился в его ногу и не отпускал.
Монстр опустил ногу на землю и стал ее разглядывать. Такого варианта атаки он понять не мог. Зейн висел на нем, радуясь, что избежал знакомства с клешнями: богомол вместе с Зейном отхватил бы себе ногу, а этого делать не следовало – к чему лишаться своего главного оружия!
Но это не победа – ведь уйти все равно не посмеешь. Все, что мы имеем,
– тупик. А дальше?
Богомол выставил ногу вперед и опустил голову. Туловище у него, подумалось Зейну, наверняка более чувствительное.
Ой-ей! А вот челюстями он теперь вполне мог дотянуться. Оставаться на месте становилось просто невозможно.
Тут возникла голова богомола – примерно на треть длиннее тела Зейна. Невероятных размеров глаза занимали, казалось, более четверти всей ее поверхности. Над двумя большими глазами росли длинные усики-антенны, а между ними располагались три совсем маленьких глаза – не больше, чем у Зейна. Раньше Зейн и представить себе не мог, насколько жизнь насекомых отличается от человеческой. Пять глаз двух размеров – вот это да! Маленькие глаза, понятно, были «пальцами», обследовавшими мир в целом, тогда как большие специально предназначались для охоты.
Но не усики, а жвалы приковали внимание Зейна, наполнив ужасом все его существо. Пасть чудовища с несколькими тонкими отростками вокруг нее была похожа на клюв хищной птицы. Зейн представил, как эти жвалы смыкаются на его теле, и совсем потерял голову. Он рассчитывал сперва прыгнуть монстру на голову и размозжить кулаком эти прекрасные и хитроумные сооружения. Но теперь он был не в силах двинуться, застыв от ужаса и отвращения.
Его рассматривали. Огромные устройства со множеством граней напоминали глубокие сумрачные колодцы. А еще Зейну пришли на память драгоценные камни. Он смотрел на свое отражение, преломленное сотни раз в ближайших гранях, и пришел к выводу, что богомол видит его сейчас именно таким. «Пожалуй, – подумал Зейн, – он имеет обо мне более ясное представление, чем я о нем».
Голова шевельнулась – Зейн закричал и разжал руки. Упав на спину, он увидел, что голова стремительно приближается. Конец!..
Однако богомол не ударил. Передними клешнями он ухватил Зейна и понес ко рту. Жвалы, очевидно, заменявшие ему зубы, сжали тело жертвы с ужасной силой. Ну конечно же, он не стал убивать сразу, догадался Зейн. Богомолы ловят свою добычу и едят ее по кусочкам, пока она еще жива.
Вот теперь пропал! Ну и с чего же начнется трапеза – ему оторвут голову? А может, предпочитаете сочную ножку? Или, возможно, хотите, чтобы мясо подольше оставалось свежим? Ну тогда лучше пока не трогать голову – в таком случае жизнь будет теплиться чуть дольше. А если отгрызть сразу половину, из теплой крови выйдет отличный аперитив. Хрустнуть, прожевать хорошенько и проглотить, а кровь вылизать; конечно, если у насекомых есть чем вылизывать – в этом Зейн сомневался.
Он ждал без надежды – казалось, прошла целая вечность. Мысли ходили по кругу – шизоидный тип мышления. Ему виделось, как разлетаются его кости, словно пули из пистолета, как, треща, рассыпается череп, выдавая напоследок еще одно лакомство. Настроение от подобных измышлений обычно не улучшается. Судьба Зейна была предрешена, и все, что он мог, – это принять ее спокойно.
И вдруг ход его мыслей изменился. Полученная фигура напоминала вспышку
– очевидно, тоже вариант творческого мышления.
– Ты не можешь меня убить! Вот почему ты ждешь!
Пылающие глаза богомола стали полупрозрачными.
– Ведь в чем парадокс, – Зейн торопливо развивал свою мысль, предчувствуя откровение. – Моя душа сейчас в равновесии. Так было, когда я занял эту должность, и оставалось, пока шел мой испытательный срок. Если я умру. Смерть должна лично забрать мою душу, а Смерть – это я. Выходит, я должен сам забрать свою душу – что бессмысленно.
Чудовище по-прежнему выжидало.
– Ты можешь только напугать меня, ведь я под защитой парадокса. Еще могло получиться с удушающим заклинанием, и если бы этот головорез пристрелил Луну – это тоже был бы выход. Даже не стечение обстоятельств, а вполне продуманный обман. Но вывести из игры меня Лукавый не может. Он хотел, чтобы я поверил, будто он способен убить меня – так он получил бы власть надо мной. Он хотел меня запугать. Но его грязной игре я противопоставил свою – игру парадоксов.
Богомол медленно ослабил хватку, и Зейн соскользнул на землю. Однако он хотел убедиться до конца.
– Бей, урод! – закричал он, размахивая руками. – На, жри! – И ударил богомола по клешне.
Монстр попятился.
– Твой блеф раскрыт! И блеф Сатаны тоже. Невозможно убить Смерть, если ее душа в равновесии! – Он вдруг понял, что именно эта мысль ускользнула от него в прошлый раз.
Вернулся Морт, а Зейн все стоял и размышлял. Так и есть! В подобных случаях души забирает Смерть, то есть он, а сам он вряд ли сможет забрать свою собственную душу. У его предшественника такого равновесия не было, следовательно, он был уязвим. Когда закончится испытательный срок, его соотношение Добра и Зла может измениться – так или иначе, тогда Зейн тоже будет уязвим. Другие воплощения, конечно, знали об этом – и предали одну Смерть ради другой, более сильной.
Это еще не победа. Пока он сам в безопасности, он должен оберегать жизнь Луны. Иначе Сатана просто дождется удобного случая. Но передышка даст Зейну возможность дождаться рассмотрения его петиции. А этого вполне достаточно.
Зейн вскочил в седло.
– У нас неплохие шансы, Морт! – крикнул он.
Впрочем, можно было не сомневаться, что Сатана этого так не оставит.
13. ХОТЬ СИЛЫ АДА ПРЕГРАЖДАЮТ ПУТЬ…
Они остановились у дома Луны. Зейн доживет до слушания дела, а значит, Луна тоже доживет, и после этого…
Кругом стояла тишина. Грифоны куда-то делись. Зейн вошел в дом, охваченный неожиданно возникшим беспокойством.
Луна исчезла.
На столе лежала записка. Зейн поднял ее. Она была написана изящным почерком, чернилами красными, словно кровь.
«Дорогой мистер Смерть.
Прекрасная Луна находится в моей власти. Я не могу заставить ее умереть, однако могу сделать так, чтобы она захотела быть мертвой. Прекратите забастовку, заберите вашего следующего клиента и избавьте Луну от ее боли. Она отправится прямиком на Небеса, где вы сможете воссоединиться с ней, когда вам будет удобно. Ваш покорный слуга, Князь Зла».
Зейн смотрел на это послание, впитывая все оттенки смысла. Внезапно письмо вспыхнуло. Зейн выронил листок, но он исчез, не коснувшись пола.
Несомненно, письмо было написано Сатаной. Едва одна его хитрость провалилась, как Лукавый Повелитель Мух предпринял новую попытку. Теперь, когда Зейн был в безопасности и знал об этом, Сатана нанес удар по женщине, которую Зейн любил – и в жизни и в смерти. Дьяволу нельзя доверять ни на йоту!
Блефует ли Сатана на этот раз? Зейн присел в мягкое кресло, стоящее перед телевизором, и попытался почетче оформить возникшие у него неясные сомнения. Была там какая-то зацепка…
Ага. Нашел.
– Сатана, ты забыл, что мой следующий клиент – именно Луна. Я пришел сюда, чтобы спасти ее из твоих когтей, а не для того, чтобы отправить ее в Вечность.
Зейн посмотрел на свои магические указующие камни. Они показывали на Луну, напоминая, что Смерти, прежде чем переключиться на других клиентов, придется забрать ее.
Сам по себе включился телевизор.
– Недоразумение окончено. Смерть, – сказал появившийся на экране Сатана. Похоже, Дьявол питал слабость к телевизорам. – Включай свои часы и настраивай их на следующего клиента.
Зейн на мгновение оживился.
– Луна помилована?
– Нет, просто ее дело отложено. Она уйдет сама, когда наступит время.
Когда наступит время… Это произойдет в то мгновение, когда Зейн закончит забастовку – если только он снова не воспрепятствует этому, отказавшись ее забирать. Чего Сатана намеревается достичь этим маневром?
– Она не может уйти сама, – сказал Зейн. – Ее баланс теперь уравновешен. Только я могу забрать ее – а я не стану этого делать.
– Ее баланс не останется уравновешенным, – сказал Сатана.
Подозрения Зейна разыгрались с новой силой.
– Что ты имеешь в виду?
– Мои ставленники в царстве живых заставят ее действовать – злым ли, добрым ли образом. Возможно, добрым, и тогда стрелка ее судьбы отклонится к Небесам. Таким образом, произойдет то, о чем я говорил в своем письме. Тебе не нужно постоянно находиться рядом с ней; просто возвращайся к исполнению своих обязанностей, и все решится само собой.
Происходящее нравилось Зейну все меньше и меньше.
– Ты будешь мучить ее – и сделаешь ее лучше, чем она есть сейчас? Я этого не понимаю.
– Обдумай на досуге, – посоветовал Сатана. – Только не думай слишком долго, уважаемый коллега. Мои ставленники на Земле очень грубы, и им давно уже – и вполне заслуженно – предназначено попасть в Ад, который любит мучения ради них самих.
На экране возникло изображение типичной земной комнаты. В комнате находилась Луна. Она была привязана к стулу, но глаза ее пылали праведным гневом. Рядом с ней стояли трое мужчин со внешностью убийц.
– Давайте, – прозвучал голос Сатаны. – Начинайте демонстрацию.
Он произнес последнее слово, подчеркнуто выделив слоги «де-мон».
Один из головорезов вынул из ножен сверкающий нож.
– Хорошо, босс, – ответил он и приблизился к Луне.
Зейна охватил внезапный приступ ярости и страха. Они действительно будут мучить Луну!.. Ему хотелось вскочить на Морта и помчаться на выручку, однако он не мог заставить себя отойти от экрана. Разве можно изменить баланс Луны подобными методами? И разве можно остановить этот кошмар, если его магия не работает? Пусть сам Зейн находится в безопасности; он физически не в состоянии преодолеть препятствия, которые возвели прислужники Сатаны, чтобы отделить его от Луны. Сатана собрался надавить на него самым серьезным образом.
Громила взмахнул ножом перед лицом девушки.
– Моли Сатану о помощи! – воскликнул он.
– Сатана может сам молить о помощи! – дерзко ответила Луна.
Нож придвинулся ближе.
– Одна просьба, обращенная к Сатане, избавит тебя от многих неприятных ощущений.
Луна побледнела – ей явно стало страшно.
– Что вам от меня нужно?
– Только твоя молитва, – сказал громила, злобно глядя на нее.
– От меня Сатана получит только проклятие!
Потом до нее дошла двусмысленность ситуации.
– Так вот чего вы хотите! Если я начну молиться Сатане, то буду обречена из-за этого пустяшного добавления. Если я прокляну его, то я точно так же буду благословлена. Так или иначе, моя душа выйдет из равновесия, и тогда я смогу умереть без помощи Смерти.
– Вот оно что! – воскликнул Зейн. – Ты пытаешься заставить Луну вообще выйти из моего списка! Когда моя забастовка закончится, ты тут же ее убьешь, а я уже не смогу тебе помешать!
– Верно, – согласился Сатана.
– У тебя ничего не выйдет! Луна разгадала твою хитрость!
– Посмотрим.
На экране громила взмахнул ножом, распоров блузку Луны. Следующим взмахом нож отхватил часть блузки, не коснувшись при этом кожи девушки. Через несколько секунд блузка была располосована в клочки; руки Луны по-прежнему оставались привязаны.
Теперь громила отложил нож и принес черную коробку с циферблатом на одной из сторон и с парой проводов, заканчивающихся небольшими дисками. Он размотал провода и протянул их к обнаженной груди Луны.
– Мне любопытно, случалось ли тебе оценить достоинства боли, вызываемой электрошоком? – как бы между прочим сказал Сатана Зейну. – Никаких видимых физических повреждений, и интенсивность прекрасно регулируется. Сперва можно сделать так, чтобы она испытала слабое неудобство…
Электроды коснулись сосков Луны. Луна застонала и дернулась.
– Молись моему господину, Сатане, – сказал громила. – Или проклинай Его. Тогда я перестану.
– …затем вызывать болезненные ощущения, – продолжил Сатана.
Электроды снова прикоснулись к груди. На этот раз Луна пронзительно закричала. Зейн видел, как ее тело оцепенело от боли, вызванной проходящим через грудь девушки током.
Когда пытка прекратилась, голова девушки упала на грудь. Лицо Луны покрыла испарина, а губы стали такими бледными, что почти слились с лицом. Дыхание ее было прерывистым.
– Ты способен избавить ее от этого, Смерть, – сказал Сатана. – Я знаю, ты не любишь причинять ненужные страдания.
Зейн поневоле почувствовал искушение уступить. Он не мог смотреть, как пытают любимую женщину. Куда там челюстям дракона! Здесь налицо обдуманная жестокость и никакой надежды на обморок или смерть. И если он не уступит…
– Поговори с ней, – вкрадчиво произнес Сатана. – Скажи ей, чтобы она прокляла меня и отправлялась на Небеса.
Зейн заколебался. Слишком многое лежало на чаше весов!
Громила вновь прикоснулся к груди Луны. На этот раз она попыталась сдержать крики, однако из горла ее вырвался сдавленный хрип – такой звук можно услышать от того, кто оказался под колесами грузовика. Все тело девушки покрылось испариной, глаза закатились…
– Луна! – крикнул Зейн. – Прокляни Сатану! Не позволяй так мучить себя!
Луна медленно повернула голову, ища, откуда донесся голос Зейна. Она услышала его. И Зейн понял, что он предал Луну – и весь мир.
Потом девушка заставила себя улыбнуться, хотя эта улыбка больше походила на гримасу.
– О нет, Отец Лжи! – выдохнула она. – Ты не одурачишь меня голосом Зейна! Я знаю: он никогда не стал бы призывать меня к предательству, что бы там ни было!
Зейн почувствовал себя так, словно чудовищные электроды прикоснулись к его собственной груди. Луна верила в него – а он оказался недостоин ее доверия. Первым сломался он, а не она.
Громила снова протянул электроды.
Зейн попытался закрыть глаза. Он видел страдания своей матери и помог ей освободиться от жизни, ставшей невыносимой ношей. Он освободил целую палату, полную страдающих стариков. Он пытался в каждом случае, когда смерть была необходима, обходиться без страданий. Вся созданная им философия смерти строилась на том, что это избавление от мук. На этот раз страдала Луна, страдала из-за него – и он не имел права избавить ее от этого.
Раздался сдавленный вскрик Луны. Зейн заставил себя не размыкать веки, но перед глазами у него плыли сверкающие пятна. Способы мышления – как какой-нибудь из них может помочь ему решить эту проблему?
Внезапно в сознании вспыхнули пять линий: символ интуитивного мышления. Сознание Зейна вцепилось в этот образ и сосредоточилось, совершая интуитивный прорыв…
– Смерть невозможно остановить! – крикнул Зейн.
Он вскочил с кресла, выбежал на улицу и одним прыжком оказался у коня на спине.
– Вперед, к Луне! – крикнул Зейн, показывая Морту ориентационные камни.
Конь бледный взмыл в небо, высоко над земным шаром. Потом они прибыли на место – на борт искусственного спутника, на котором при помощи магии была создана нормальная сила тяжести. Само собой, Сатана не мог оставить в стороне освоение космоса – ему надлежало быть уверенным, что люди не избегнут его власти, даже выбравшись с планеты Земля. Но если прислужники Сатаны возомнили, что смогут укрыться здесь от Смерти, то они серьезно ошибались.
Перед Зейном появился громила и задохнулся от изумления.
– Конь в космосе! – удивленно воскликнул он.
– И не только конь, – мрачно промолвил Зейн.
– Эй, ты не можешь здесь пройти! – возмутился громила. – Где твой пропуск от Ада?
Зейн взглянул ему в лицо:
– Смертный, посмотри на меня!
Лишь теперь громила увидел Зейна в его рабочей ипостаси, и у него глаза полезли на лоб.
– Смерть!
– А теперь стой смирно, если не хочешь, чтобы я тебя коснулся, – сказал Зейн.
Но громила проявил некоторую твердость характера:
– Ты меня не убьешь. Ты сейчас бастуешь. А если ты заберешь мою душу, Сатана, мой господин, сможет убить твою женщину.
– Ты доверился не той силе, – сказал Зейн. Он протянул руку к громиле. Тот замер от страха, но не отступил: точь-в-точь трусливая обнаглевшая шавка.
Зейн схватил душу громилы и вырвал ее из тела. Тело рухнуло на пол. Однако человек еще не был мертв: его душа оставалась прикованной к своему обиталищу, точно так же, как душа той женщины в реанимации. Она отделилась от тела лишь на время.
Зейн отпустил душу, и та отлетела обратно к телу, словно мячик на резиночке. Громила открыл глаза и ошалело уставился на возвышавшуюся над ним фигуру в плаще.
– Ступай и скажи своему господину, что Смерть пришла и не потерпит отказа.
Человек, пошатываясь, поднялся на ноги и поспешно заковылял по коридору. Зейн неторопливо последовал за ним. Вскоре навстречу выбежали еще трое громил и преградили ему путь.
– Морт! – окликнул Зейн.
Могучий конь бледный, который во время стычки Зейна с громилой держался позади, выступил вперед. Зейн вскочил в седло.
– Вперед! И топчи тех, кто не пожелает уступить дорогу, – холодно приказал Зейн. – Я их предупредил.
Скакун двинулся вперед. Его могучие мышцы переливались под шкурой, стальные копыта сверкали. А сверху на громил смотрела жуткая маска Смерти. Ошарашенные прислужники Сатаны шарахнулись назад, точно кролики перед волком. Конь шагал вперед.
Один из громил выхватил из-под куртки автомат и навел дуло на Зейна.
– Ты лишился своей магии. Смерть! – воскликнул он. – Быть может, мы и не сумеем убить тебя, но мы можем изрешетить тебя пулями. Это тебя остановит!
– Ну попробуй, кретин! – сказал Зейн, не шелохнувшись в седле. Конь бледный все шагал вперед.
Ударила автоматная очередь.
Пули отлетели от плаща Смерти и рикошетом вонзились в стены и оборудование станции. Зейн остался невредим.
Громила изумленно уставился на него:
– Но…
Зейн вытянул правую руку и согнул палец. Душа громилы начала покидать его тело, словно ее тянули за веревочку.
– Не стоит верить всему, что говорит тебе Отец Лжи, – сказал Зейн. Он выпустил душу, и человек отшатнулся, задыхаясь и ловя воздух ртом.
Морт вышел в центральный зал. Всадник-Смерть величественно продвигался вперед. Он казался непобедимым.
Навстречу ему выскочили две адские гончие. Первая из них бросилась на Зейна, разинув огнедышащую пасть.
Морт вскинул переднюю ногу. Стальное копыто устремилось прямо в лоб чудовищу. Зверь с размаху налетел на копыто, и череп его раскололся. Убитый пес рухнул на пол.
Второй зашел сбоку. Зейн выставил левую руку. Огромные челюсти пса сомкнулись на перчатке. Зейн медленно протянул голову и взглянул в глаза чудовищу.
– Мне это начинает надоедать, – промолвил он и сомкнул пальцы внутри пасти зверя, сдавив ему язык. – Убирайся, пес, не то я рассержусь!
Зверь испуганно уставился на него – и медленно растворился в воздухе.
Зейн, целый и невредимый, окутанный облаком дыма, протягивал руку в пустоту. Его магия оказалась сильнее магии чудища.
В следующей комнате сидела Луна, все еще полуобнаженная, привязанная к креслу.
– Смерть! – воскликнула она. – Не забирай меня!
Зейн понял, что девушка сказала это отнюдь не из трусости. Она была готова жить в муках ради того, чтобы расстроить планы Сатаны.
Зейн спрыгнул с коня. Трое громил, мучивших Луну, обернулись и посмотрели на него.
– Я пришел, чтобы забрать тебя домой. Но прежде мне нужно разобраться с этими прислужниками Лукавого.
И он выхватил из притороченных к седлу ножен свою косу.
– Нет! – вскричала Луна. – Не смей никого убивать! Ты не должен…
– Не бойся. Я всего лишь причиню им боль, как они причиняли боль тебе,
– сказал Зейн, раскрывая ужасное лезвие. – Я всего лишь обрежу им руки и ноги. Но они не умрут, не бойся. Нет, они не умрут! – повторил он с жестокой улыбкой.
Трое громил в ужасе попятились.
В это время в комнату вошел четвертый.
– Я тоже так думаю, – сказал он.
Зейн едва соизволил взглянуть в его сторону:
– Смерть не потерпит отказа!
Он вскинул косу и шагнул в сторону жавшихся к стенке громил.
– Смерть здесь не властна, – ответил незнакомец. Он указал пальцем в пол перед Зейном, и из этого места встал столб пламени.
Да, это, очевидно, был противник посерьезнее.
– Я спасу свою возлюбленную, пусть даже весь Ад заступит мне дорогу!
Зейн взмахнул косой, и пламя опало, словно куст бурьяна, и вскоре погасло совсем.
Незнакомец описал в воздухе круг рукой. Кусок пространства в круге выпал, словно вырезанная бумага, и оттуда дохнуло пламенем, будто из огромной печи.
– Ад заступил тебе дорогу! Не суйся в то, чего не понимаешь.
Зейн тоже описал круг левой рукой, закрыв проем своим плащом. Проем исчез.
– Какого дьявола! Кто ты, что смеешь соваться мне под ноги со своими дурацкими трюками? – Он угрожающе вскинул косу. – Тебе не стоит вставать на пути у Смерти, будь ты даже сам Дьявол!
Лицо человека внезапно оплавилось, и из-под тающей плоти проступили огненные черты Князя Тьмы.
– Я и есть сам Дьявол, Смерть!
На миг Зейн устрашился и шагнул назад:
– Разве ты можешь покидать Ад?
– Я могу появляться везде, где захочу! – воскликнул Сатана, и по чертам его как бы пробежала волна пламени. – Ибо Зло изначально присутствует в любой человеческой деятельности. Склонись же предо мною, не смей противиться мне, ибо это бесполезно. Ты проиграл.
Зейна охватила неуверенность. Ему без труда удалось справиться с земными и адскими приспешниками Сатаны, но удастся ли выстоять перед самим Сатаной?.. Он оглянулся и увидел Луну, по-прежнему привязанную к стулу. Подле нее стояли трое громил. Один из них держал ящик с электродами, которыми ее пытали.
Зейна захлестнул новый прилив ярости.
– Тогда я расправлюсь с тобой тоже! – воскликнул Зейн, снова оборачиваясь к Сатане.
Князь Тьмы насмешливо ухмыльнулся:
– Со Мною? И как же ты собираешься это сделать? Твоя магия оставила тебя. Ты всего лишь человек.
– Оставила? Ты говорил так и раньше, но это было и осталось ложью. Я не получил подтверждения из Чистилища. Конь бледный при мне, мои волшебные камни и плащ – тоже. У тебя нет ничего, кроме лжи, о Отец Лжи! Ты хочешь сказать, что способен по своей прихоти лишить меня силы? – Зейн шагнул к Дьяволу. – Это не в твоей власти. Сатана! Смерть неприкосновенна, как и должно быть, чтобы ты и подобные тебе не могли ей помешать. Там, где правит Смерть, Повелителю Мух места нет.
Зейн снова шагнул вперед:
– Так что прочь с дороги, Сатана, и уведи своих подонков. Не препятствуй мне более в выполнении моей миссии, не то я обрушу на тебя всю свою мощь!
Сатана хмыкнул, и его рога засветились.
– Всего лишь месяц назад ты был одним из жалких людишек, живущих от получки до получки. Плащ и коса еще не делают ничтожество значительной фигурой. Ты много возомнил о себе – но я в два счета поставлю тебя на место! Ты блефуешь, смертный!
Вместо ответа Зейн взмахнул косой, целясь в ноги и хвост Сатане.
Князь Зла поспешно отскочил назад. Он щелкнул пальцами, и в лицо Зейну полетел шар, брызжущий искрами.
– Глупец! Познай же силу гнева Сатаны!
Зейн стоял неподвижно, даже не пытаясь увернуться от шара. Шар завис перед ним, ярко полыхая. Зейну показалось, будто он заглянул в самое сердце Ада, но жара он не ощутил.
Вскоре шар поблек и исчез, не причинив ему вреда. Маска Смерти защищала надежно.
– Это ты блефуешь. Лукавый!
Сатана усмехнулся:
– Как отважно ты держишься, смертный! Размахиваешь волшебной косой, кутаешься в волшебный плащ и ездишь на волшебном коне!.. Но ведь это всего лишь орудия твоей должности! Без них ты ничто!
– И снова ты лжешь, – ответил Зейн. – Нет у тебя надо мной власти!
Он положил косу и снял свой плащ.
– Нет! – крикнула Луна из кресла. – Сатана обманывает тебя! Не позволяй ему лишить тебя магической силы, Зейн!
Теперь уже не ему, а ей недоставало веры. Зейн улыбнулся и швырнул плащ наземь, потом снял башмаки и сорвал с себя перчатки и камни.
– Ты воистину глупец! – насмешливо воскликнул Сатана.
– Что ж, проверить нетрудно! – ответил Зейн. – Подожди минутку, и ты убедишься в силе Смерти.
Он медленно поднял руку и указал пальцем на Дьявола.
Сатана отшатнулся:
– Что за глупости! Я могу уничтожить тебя, только глазом моргнув!
– Так сделай же это! – сказал Зейн. – Ибо я намерен вырвать твою душу одним движением своего пальца!
Он вскинул руку повыше.
Сатана отступил еще на шаг:
– Глупец! Я просто не хочу унижать твоего достоинства!
– Как любезно с твоей стороны. Лукавый!
И Зейн чуть наклонился вперед, указывая пальцем на живот Сатаны.
Дьявол исчез.
Зейн обернулся и увидел, как Князь Тьмы возник у него за спиной.
– Хочешь зайти сзади, Сатана? Думаешь, это улучшит твое положение? Что ж, Люцифер, бей! Не надо больше щадить мои чувства. Унизь меня. Убей Смерть, пока она уязвима. Я даже повернусь к тебе спиной, дабы облегчить твою задачу.
И он снова отвернулся.
Сатана вздохнул:
– Ты победил. Смерть. Ты догадался, что я обманываю тебя, и заставил меня сдаться. Ты наконец вполне осознал свою силу.
– Да? Надо же, какая новость, – сказал Зейн, поднимая плащ и вновь облачаясь.
– А нельзя ли спросить, – осведомился Сатана без малейшего сарказма, – как воплощению у воплощения – что именно подсказало тебе догадку?
– Пятый рисунок линий, – ответил Зейн.
– А, интуитивное мышление! – тут же сообразил Сатана. – Да, оно могло тебе помочь.
– Я осознал, что, если бы ты мог вмешаться в дела Смерти или помешать Смерти выполнять свои обязанности, ты давно бы это сделал. И никакой магический плащ не остановил бы тебя, воплощение Зла, олицетворение черной магии, чья колдовская сила превосходит силу всех прочих жителей Земли. Значит, это свойство самой моей должности, а не ее атрибутов. Смерть должна быть неуязвима, это же очевидно! Даже Бог, воплощение Добра, не мог ничего со мной поделать, когда я отказался выполнять свои обязанности. Делами Смерти правит лишь сама Смерть. А значит, ты не в силах справиться со мной. Я не могу обосновать это логически; я просто знаю, что это так. Я верю в свою должность.
Сатана кивнул:
– Это действительно так. И с этой верой ничего не мог поделать даже я. Но если бы ты избрал другой путь, ты оказался бы бессилен предо Мной. Твоя сила уступает моей, ибо зло переживает смерть.
– Признаю, – кивнул Зейн. – Однако мы сошлись на моей территории – я имею в виду не материальное месторасположение. Так что тебе меня больше не обмануть.
– Ты был человеком, выполняющим должность, – сказал Сатана. – Теперь же ты сам стал этой должностью.
– Да.
– А кто поведал тебе о различных способах мышления?
– Природа, – ответил Зейн, лишь теперь осознав всю глубину ее двусмысленных советов.
– Ох уж эта Зеленая Мать! – с отвращением проворчал Сатана. И испарился.
Зейн подошел к Луне.
– Убирайтесь, вы, ублюдки! – сказал он громилам. Те поспешно повиновались.
– Но как тебе это удалось? – спросила Луна, когда Зейн отвязал девушку и набросил ей на плечи свой плащ, чтобы скрыть ее наготу. – Ведь сильнее Сатаны нет никого, кроме разве что самого Бога.
Зейн понял, что Луна не уловила всех подробностей его спора с Князем Тьмы. Она все еще считала его, Зейна, обычным человеком… Да он и был человеком, любящим женщину.
– Быть сильным не значит быть всемогущим, – объяснил Зейн. – Воплощений семь, а не пять, если включить в их число Добро и Зло – Бога и Дьявола. И нельзя сказать наверняка, что одно воплощение превосходит другое в целом, зато каждое из воплощений превосходит все прочие в своей епархии. Смерть не в силах влиять на то, как Сатана правит Адом, сколь бы порочно ни было это правление, но и Сатана не может влиять на деятельность Смерти. И ни одно из воплощений не способно напрямую причинить вред другому воплощению, разве что то само предоставит ему такую возможность – преднамеренно, по невежеству либо по небрежности. Стоило мне это осознать, по-настоящему в это поверить и понять, что из этого следует, – и Сатана утратил власть надо мной.
Зейн улыбнулся:
– И над тобой тоже. Теперь мы отправимся в Чистилище: надо удостовериться, что Сатана больше на тебя не претендует. А потом я снова возьмусь за работу.
– Ты гений, Зейн! – воскликнула Луна. – Стоило тебе уяснить ситуацию – и даже сам Сатана не смог противостоять тебе! Теперь я вижу, как мудро поступил мой отец, поручив меня тебе. Прости, что не верила в тебя так, как ты верил в меня!
Она и не знала, как слаба была его вера до того, как на него снизошло озарение!
– Да, я надеялся, что Сатана не сможет противостоять мне, – признался Зейн.
Луна уставилась на него:
– Надеялся? Ты хочешь сказать, что ты не был уверен?
– Разве можно быть уверенным в наитии? Ведь здесь нет прямой связи между вопросом и ответом. Удостовериться в верности ответа нельзя, не проверив его.
– Значит, ты добровольно отказался от всей своей магии и бросил вызов Сатане, не будучи уверен в победе?
– Да, так, – смущенно признался Зейн.
– Зейн! Но ведь это самый отважный поступок, о каком мне доводилось слышать!
– Я решился на это в отчаянии, когда понял, что в игру вступил Сатана собственной персоной. Если бы был другой выход…
– Я и раньше думала, что могу влюбиться в тебя, – промолвила Луна. – Теперь я ни капли не сомневаюсь.
– На самом деле в конечном счете я это сделал не из любви, – сказал Зейн. – Любовь советовала дать тебе умереть и отправиться на Небеса, чтобы ты больше не испытывала страданий. Но мне нужно было, чтобы ты осталась в живых – ради той роли, которую тебе суждено сыграть в спасении человечества от Сатаны двадцать лет спустя.
– Да, – согласилась Луна. – Теперь я уверена, что никогда не поддамся Сатане. Я слишком хорошо его знаю.
Она помолчала, глядя в лицо Зейну.
– И еще одно…
Зейн смотрел на девушку. Пытки не сломили ее духа. Тело ее, несомненно, еще не оправилось, и все же Луна была ослепительно прекрасна.
– Да?
Луна обвила его шею руками и поцеловала его с неожиданной страстностью.
– Эти двадцать лет, пока не наступит мой черед… – сказала она. – Мы с тобой…
– Жизнь и Смерть, – согласился Зейн.
И они вместе сели на Морта и очутились в Чистилище.
Они прибыли к Дому Смерти, и Зейн провел Луну внутрь. Она была смертной, но Зейн откуда-то знал, что теперь имеет право ввести ее к себе. Он может взять ее с собой куда угодно – живой. Теперь она – официально признанная Дева Смерти.
Они устроились на диване в гостиной и включили телевизор.
– Судебное разбирательство, начатое по ходатайству Смерти, отменено, – сообщил диктор с экрана. – Спорный вопрос был разрешен честным образом, – диктор усмехнулся. – Ходят слухи, что рога у Князя Тьмы до сих пор дымятся.
– Вот это я и хотел проверить, – сказал Зейн. – Да, Луна, ты действительно не умрешь раньше назначенного тебе срока. Теперь я могу вернуться к своей работе.
– Да, так будет лучше, – пробормотала Луна. – Ведь сейчас страдают тысячи людей. Им действительно нужна твоя помощь.
– Ничего, я попрошу Хроноса перенести меня в прошлое, чтобы вовремя избавить их от страданий. Смертные даже не заметят моего отсутствия.
– Сейчас многие строят предположения по поводу будущего статуса новой Смерти, – продолжал тем временем диктор. – Он буквально поставил свою должность с ног на голову, что вызвало серьезные отголоски как на Небесах, так и в Аду. Мы спрашивали мнения Бога и Сатаны, но ни тот ни другой не соизволили ответить.
Зейн покачал головой со смешанным сожалением и восхищением:
– Однако же, проворные репортеры у нас в Чистилище! – По-моему, порой даже слишком проворные.
– Как интересно! – воскликнула Луна. – А я и не подозревала, что ты такая важная фигура в глазах Вечности.
– Вовсе не такая важная. Просто программа новостей индивидуальна. Я уверен, что всем прочим воплощениям тоже сообщают те новости, которые касаются их лично. Можно выключить, – сказал Зейн, встал и подошел к телевизору.
– Однако, – продолжал диктор, – нам удалось опросить нескольких свидетелей, мнение которых будет существенным в оценке того, как вела себя новая Смерть во время испытательного срока.
Рука Зейна застыла, не коснувшись кнопки.
– Каких еще свидетелей?
– Инкарнации требуют особого к себе отношения, – пояснил диктор. – Сила их столь велика, что обычные категории добра и зла к ним зачастую неприложимы. В данном случае четыре воплощения признали новую Смерть вполне соответствующей требованиям. Они свидетельствуют, что нынешний исполняющий обязанности был подвергнут допросу в неофициальной обстановке, и его ответы были признаны удовлетворительными. Воплощения согласны работать с ним в течение грядущего отрезка Вечности.
– О-о! – сказал Зейн. – Еще бы им не быть довольными! Сами ведь втянули меня во все это!
– Но не они и не мой отец избрали тебя на эту должность, – напомнила ему Луна. – Быть может, они сомневались, что ты окажешься хорошей Смертью.
– И, должно быть, не напрасно, – вздохнул Зейн.
– Не знаю, не знаю…
– Конечно, до тех пор пока не вынесена окончательная оценка, ничего утверждать нельзя, – вещал диктор, – однако мы считаем уместным сообщить, что, по-видимому, решающее значение будет иметь рекомендация еще одного важного свидетеля.
– Кто бы это мог быть? – поинтересовалась Луна.
– Наверное, кто-то из моих клиентов… – неуверенно ответил Зейн.
– Вот он, главный свидетель, тот, кто заранее знает, куда тяготеет душа Смерти, вступающей в свою должность – к Небесам или к Аду, – продолжал диктор.
– Но кто же это?! – вскричал Зейн.
И в ответ в кадре появилась… морда коня бледного.
– Что скажете, свидетель? – спросил диктор.
Морт заржал.
– Да это просто розыгрыш! – воскликнула Луна.
– Не уверен, – возразил Зейн. – Морт – не обычный конь.
– Вот так-то, господа. Как говорится, устами лошади… Что? Ах да, перевод! Морт сказал, что его новый хозяин проявляет качество, довольно редко встречающееся у воплощений, и уже одно это обращает его ошибки в преимущества. Душа Зейна склоняется в сторону Небес, и он обещает стать одним из самых замечательных людей, когда-либо исполнявших эту должность.
Диктор сделал паузу. Зейн стоял совершенно ошарашенный.
– Поздравляем вас. Смерть! Мы, работники Чистилища, гордимся тем, что отныне вы с нами!
– Зейн! – воскликнула Луна. – Ты победил!
– Но я ведь всего лишь старался, чтобы людям было как можно легче умирать! – сказал Зейн. – Я несколько раз нарушил правила и вообще такого навалял…
А телекамера тем временем поднялась вверх, и в кадре возник небосвод, прекрасный купол земного неба. Мгновение – и день сменился ночью, на небе засверкали мириады звезд, и сонмы ангелов в сияющих нимбах явились в нем. Все они вежливо рукоплескали. Зейну почудилось, что он разглядел среди них свою мать, а другие ангелы были похожи на кое-кого из его клиентов.
Камера опустилась вниз, являя огни подземного мира с полчищами демонов, высовывающих свои раздвоенные языки. Но за спинами демонов смутно виднелись души грешников, томящихся в Аду, и кое-кто из них тайком тоже приветствовал его, поднимая вверх большой палец.
Зейн улыбнулся. Радость его была глубока, словно Вечность.
– Спасибо, ребята! – сказал он и выключил телевизор. – Но мне хватило бы благодарности одного-единственного человека…
Он обернулся к Луне.
– Всегда! Навеки! – согласилась она, целуя его.
– И все же хотел бы я знать, что это за качество во мне такое? – задумчиво спросил Зейн.
– Вот за это я тебя и люблю! – сказала Луна.
Зейн вернулся к своей обычной работе. Он увидел мать, охваченную горем; та укачивала на руках умирающее дитя. Зейн торопился разобраться с клиентами – их накопилось очень много за время его забастовки – и все же не мог допустить, чтобы скорбящая мать страдала больше, чем это необходимо.
Зейн явился перед ней.
– Признай меня, о женщина! – тихо молвил он.
Женщина подняла голову – и ахнула в ужасе.
– Не бойся меня, – сказал Зейн. – Твой младенец неисцелимо болен. Он страдает, и ему не избавиться от страданий, пока он жив. Лучше освободить его от бремени бытия.
Женщина протестующе зашевелила губами:
– Ты… Ты не стал бы так говорить, если бы должен был умереть кто-то из твоих родных!
– Стал бы, – искренне ответил Зейн. – Я отправил в Вечность свою мать, чтобы положить конец ее страданиям. Я понимаю твое горе, и оно вполне уместно. Но твое дитя – невинная жертва незаконного деяния…
Он не стал говорить о том, что она и так знала: ребенок родился в результате насильственного инцеста и страдает врожденным сифилисом.
– Для него и для тебя куда лучше, что ему не придется терпеть всех ужасов подобной жизни.
Ее запавшие глаза обратились к нему. Женщина впервые начала воспринимать Смерть как друга, а не как неотвратимое возмездие.
– Так… так и в самом деле лучше?
– Лучше всего об этом сказал Сэмюэль Тейлор Колридж, – мягко ответил Всадник-Смерть, протягивая руку, чтобы забрать душу страдающего младенца.
– «Тебя не тронула тень зла – явилась Смерть благая, и розу в Небо вознесла, цвести в чертогах рая».
С этими словами Зейн вынул крошечную душу из тела. Он заранее знал, что эта душа отправится на Небеса: теперь он лучше разбирался в таких вещах.
– А ты совсем не такой, как я думала, – сказала женщина. Когда все было кончено, она отчасти обрела душевное равновесие. – В тебе есть… – она замялась, подыскивая нужное слово, – сострадание.
Сострадание… И внезапно все встало на место. Так вот каким качеством обладал Зейн! Вот чего недоставало всем его предшественникам! Приятно было осознать, что все промедления и нарушения правил, которые он себе позволял, на самом деле – не проступки, а благие деяния. Его клиенты были ему небезразличны. Даже на этой ужасной должности Зейн пытался пробудить все лучшее, что в них было. Теперь ему не стыдно признаться в этом. Он знал, что получил назначение на должность по причинам, не имеющим никакого отношения к его личным достоинствам. Но он преодолел установленные рамки и сейчас понимал, что достоин своего места.
– «Явилась Смерть благая», – повторил Зейн, устанавливая часы на следующего клиента.
Эта мысль была ему приятна.
Властью Песочных Часов
1. НЕОБЫЧНАЯ ПРОСЬБА
Нортон бросил рюкзак и двумя пригоршнями зачерпнул воду. Он пил, наслаждаясь прохладой, от которой немели зубы и деревенело небо. И не скажешь, что родник искусственный: охлажденный с помощью магии, он казался природным.
Нортон прошел пешком двадцать миль через культивированную девственность городского парка и готовился к ночному привалу. Еды осталось на один раз; утром придется пополнить запасы – дело затруднительное, так как он на мели. Ну да ладно, чего беспокоиться раньше времени.
Осторожно, чтобы не повредить живые растения, Нортон насобирал сухих веток и листьев и сложил их в ямке, нашел немного сухого мха и поместил его внутрь сооруженной пирамиды. Затем пробормотал заклинание для разжигания огня, и вспыхнуло пламя.
После этого Нортон принес три камня, положил их у разгорающегося костра и развернул небольшую сковородку. Затем распаковал рис по-испански, перемешал и высыпал его на сковородку, встряхивая при этом смесь, чтобы рис не подгорел на набирающем силу пламени. Когда он зарумянился, Нортон плеснул на сковороду пригоршню воды. Протестующе взвился густой пар. Пар улегся, и Нортон поставил сковородку на камни – теперь рис мог прекрасно жариться и без него.
– Вы не могли бы со мной поделиться?
Нортон в удивлении поднял взгляд. Обычно он настороженно относился к другим существам, в особенности к людям; даже сосредоточившись на приготовлении пищи, он был настроен на звуки окружающей природы. Однако на этот раз голос раздался, казалось, ниоткуда.
– Это все, что у меня есть, – ответил Нортон. – Я поделюсь.
Похоже, сегодня ему суждено остаться полуголодным, но он не любил говорить «нет».
Человек подошел ближе – совершенно беззвучно. Лет двадцати пяти, то есть на добрый десяток лет моложе Нортона, мускулистый и натренированный. Одет он был хорошо – так одевались горожане из высшего общества, однако ладони у него были загрубелые, ладони человека, занимающегося тяжелым физическим трудом. Богатый, но не изнеженный затворник.
– Вы, как я погляжу, человек независимый, – заметил незнакомец.
Свой свояка видит издалека!
– Страсть к путешествиям, – пояснил Нортон. – Почему-то мне всегда хотелось увидеть обратную сторону горы. Любой горы.
– Даже если вы знаете, что гора искусственная? – Незнакомец выразительно обвел взглядом окружающий ландшафт.
Нортон беззаботно рассмеялся:
– Я отношусь как раз к этому разряду глупцов!
– Глупцов? – Мужчина поморщил губы. – Не похоже. – Он пожал плечами. – Не приходило когда-нибудь в голову осесть с хорошей женщиной?
Парень смотрит прямо в корень!
– Частенько. Но редко это удавалось больше чем на неделю или две.
– Наверное, просто не встречали никого, кто был бы достаточно хорош на протяжении года или двух.
– Возможно, – без всякого смущения согласился Нортон. – Я предпочитаю относиться к этому философски. Я путешественник; большинство же женщин домоседки. Если я найду когда-нибудь такую женщину, которая разделит со мной мое увлечение… – Он замолчал, пораженный новой мыслью. – Меня оставляют в такой же степени, как оставляю я. Женщины предпочитают моей компании свое жилище, во многом они схожи с кошками. Я трогаюсь с места, они остаются… Но мы с самого начала знаем характер друг друга, так что не рушатся ничьи ожидания.
– Да, мужчина – это одно, а женщина – другое, – согласился незнакомец.
Нортон принюхался к запаху пищи.
– Рис зачарован на быстрое приготовление и почти готов. У вас есть тарелка? Я могу вырезать из дерева… – Он прикоснулся к охотничьему ножу.
– Мне не нужна тарелка. – Незнакомец улыбнулся, увидев, как подозрительно взглянул на него Нортон. – Я на самом деле не ем, я просто испытывал ваше гостеприимство. Вы были готовы остаться голодным, чтобы поделиться со мной.
– Ни один человек не может долго жить без еды, а насколько я вижу, вы не аскет. Я вырежу вам тарелку…
– Меня зовут Гавейн. Я призрак.
– Нортон, – представился Нортон. – Я человек без ремесла, за исключением, может быть, умения рассказывать истории. А теперь не будете ли вы любезны повторить, что вы сказали о себе?
– Призрак, – повторил Гавейн. – Сейчас продемонстрирую.
Он протянул Нортону сильную руку. Нортон сжал ее, ожидая рукопожатия до хруста в костях, но встретил лишь воздух. Он еще раз попробовал осторожно коснуться руки Гавейна. Его рука встретила пустоту; она прошла сквозь костюм и руку Гавейна, не встретив никакого сопротивления.
– Да, тут не поспоришь, – с грустью согласился Нортон. – Неудивительно, что я не услышал вашего приближения! Но вы выглядите таким телесным…
– В самом деле? – спросил Гавейн, становясь полупрозрачным.
– Никогда не доводилось встречать настоящих… э-э… призраков.
– Как бы там ни было, я самый настоящий! – Гавейн рассмеялся и снова принял прежний вид. – Нортон, вы мне нравитесь. Вы независимы, самостоятельны, не тщеславны, великодушны и открыты. Я уверен, что наслаждался бы вашим обществом, если был бы жив. Мне кажется, вас можно попросить об одолжении.
– Я сделаю одолжение любому мужчине, так же, как и любой женщине! Но сомневаюсь, что смогу много сделать для призрака. Полагаю, вы не слишком интересуетесь материальным миром.
– Интересуюсь, хотя не способен воздействовать на него, – ответил призрак. – Принимайтесь за свой ужин и послушайте, если угодно, мою историю. Тогда станет ясно, какое мне можно сделать одолжение.
– Всегда рад компании – как реальной, так и призрачной, – сказал Нортон, усаживаясь на удобно положенный камень.
– Я не галлюцинация, – заверил его мужчина. – Я настоящий человек, которому довелось умереть.
И пока Нортон ел, привидение рассказывало о себе.
– Я родился в богатой и благородной семье, – начал Гавейн. – Меня назвали в честь сэра Гавейна, рыцаря Круглого стола короля Артура. Сэр Гавейн является моим далеким предком, и с самого начала от меня ожидали великих деяний. Еще до того как я научился ходить, я мог держать в руках нож; я искромсал свой матрац и выполз, чтобы подкрасться к Эльфу…
– К эльфу?
– Эльф – маленький домашний дракончик, всего пол-ярда длиной. Я ужасно перепугал беднягу; он дремал на солнышке. После этого моим родным пришлось поместить меня в стальной детский манеж. Когда мне было два года, я сделал из одеяла веревку и взобрался по ней на стенку манежа, чтобы поохотиться за кошкой. После того как она исцарапала меня за то, что я отрезал ей хвост, я подверг ее вивисекции. Поэтому ко мне приставили кота-оборотня, который, каждый раз когда я особо досаждал ему, превращался в самую отвратительную сварливую старуху. Он, конечно, отвечал мне по достоинству: когда я поджаривал его кошачий хвост, превращался в человека и жарил ремнем меня. С тех пор, признаться, терпеть не могу магических животных.
– Представляю, – вежливо произнес Нортон. Сам он был всегда добр к животным, в особенности к диким, хотя Они защищались, когда на них нападали. Гавейну были присущи некоторые черты, из-за которых Нортон не мог чувствовать себя с ним вполне уютно.
– Меня послали в школу гладиаторов, – продолжал призрак. – Во-первых, я сам хотел учиться там, а во-вторых, по определенной причине мои родители предпочитали держать меня подальше от дома. Я окончил школу вторым в классе. Я был бы первым, но у ведущего студента оказались зачарованные доспехи, так что я не мог справиться с ним даже ночью. Предусмотрительный!.. После этого я купил себе хорошее снаряжение, не поддающееся клинку, пуле или магической стреле. И отправился творить свою судьбу.
По сравнению с земными животными драконов вокруг совсем немного и большинство из них – виды, находящиеся под защитой. На самом деле я уважаю драконов – достойный соперник для настоящего мужчины. Жаль, что потребовалось так много времени, чтобы в действительности овладеть магией; только за последние пятьдесят лет она стала грозной силой. Я считаю, что во всем виноват Ренессанс, когда люди пытались дать происходящему непременно рациональное объяснение. Как результат этого невежества, для драконов и других фантастических существ наступили гораздо более тяжелые времена, чем средневековье Европы. Некоторые притворились обычными животными: единороги избавились от рогов, чтобы сойти за лошадей, грифоны лишились крыльев и надели маски львов, некоторых из них держат в частных поместьях всякие радетели за сохранность природы – для них эта самая природа важнее логики, ну а кое-кто достиг феноменальных успехов в маскировке. Но сейчас, наконец, сверхъестественное снова в моде, и фантастические существа перестают быть вымирающими.
Большинство сострадательных либеральных правительств ударились в другую крайность: категорически запретили незаконные отравления, отстрел или использование магии для уничтожения этих существ. В результате злобных драконов приходится убивать старым способом – мечом!
– А почему бы просто не отправить их в заповедники? – спросил Нортон, напуганный намерением перебить драконов.
Он относился к тем сострадательным людям, о которых говорил призрак. Да, драконы вспыльчивы и опасны, но в этом они не отличались от аллигаторов и тигров. Все они, как виды, имели право на существование, и потеря каждого вида являлась невосполнимой. Многие очень важные аспекты магии были наследованы от когда-то угнетенных существ – такие, как волшебная сила рога единорога и неуязвимые доспехи из чешуи дракона. Но он понял, что спорить по этому поводу с охотником бесполезно.
– Нет, дракона вам с места не сдвинуть! – фыркнул Гавейн. – Они хуже, чем кошки! Если дракон заявит свои права на территорию, он защищает ее. Околдуй его и отправь в заповедник – он тотчас убежит и вернется на старое место, будучи вдвое злее прежнего, убивая на своем пути невинных людей. Нет, я уважаю драконов как противников, но хороший дракон – мертвый дракон.
Нортон вздохнул про себя. Похоже, мир стал лучше от того, что Гавейн теперь призрак.
– Такова моя специальность, – продолжал Гавейн, – убивать драконов вручную. Можете не сомневаться, работа опасная, но и вознаграждение было значительное. Охота на драконов не разрешена законом, так что и платят вполне прилично. Я подсчитал, что пять или шесть лет охоты могут сделать меня богатым. Это стало моей целью: доказать, что я не просто наследник, но могу добиться всего своими силами. Я знал, что моей семье это будет приятно; каждый мужчина в ней, если жил достаточно долго, увеличивал состояние.
Гавейн на мгновение задумался, и Нортон не перебивал его. Да и какой смысл? Нортону доводилось встречать в парке следы драконов, и он всегда обходил их стороной. Если ты сторонник защиты окружающей среды, то это еще не значит, что ты глупец. Поговаривали, что некоторые драконы в парке почти ручные и не нападают на человека, если тот дает им пищу или драгоценности, однако Нортон никогда не верил подобным мифам. Если ты не располагаешь настоящими чарами усмирения драконов, то лучше держаться от них подальше.
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал Гавейн. – Очевидно, я встретил лишнего дракона!.. Могу сказать в свое оправдание, что мне везло на протяжении пяти лет и я почти что накопил ту сумму денег, к которой стремился. Я был бы жив по сегодняшний день, окажись последний встреченный мною дракон настоящим. Но беда в том, что его неправильно идентифицировали.
О, я не виню туземцев – во всяком случае, не очень; это было довольно примитивное племя в Южной Америке, они разговаривали на смеси языка американских индейцев и испанского, в то время как я говорил на языке победителей – английском. Обычно языковой барьер не мешает пониманию: мои доспехи, меч и изображение дракона на щите свидетельствовали о моей профессии; что же касается женщин, мужчине не требуется язык, чтобы разъяснить свои намерения, в особенности если он воин. Такие вещи говорят сами за себя; герой-завоеватель всегда получает самых красивых местных девственниц. В конце концов, это для них лучше, чем попасть на ужин дракону!
Гавейн помолчал, губы его скривились в усмешке:
– Как ни странно, некоторые из девушек, кажется, этого не понимают.
Он пожал плечами и вернулся к основной теме:
– Думаю, что они действительно не знали природу своего чудовища. Конечно, мне следовало проверить его по Реестру Драконов, но я забрался слишком далеко и ближайшее цивилизованное поселение находилось на расстоянии полудневного перехода. Лететь ковром-самолетом я не мог, так как подобные вещи фиксируются в компьютерах транспортных компаний, а это разоблачило бы мой бизнес, путь же пешком занял бы день и мог насторожить Драконий патруль. Так что в конце концов я взялся за своего противника вслепую. Никогда не сделаю этого впредь! Непростительная самоуверенность… Но мне был досконально знаком каждый вид дракона в мире; я решил, что и на этот раз все будет как надо.
Итак, исполненный решимости, вооруженный мечом и щитом, соответствующими подобной схватке, я смело направился к логовищу дракона. Это было настоящее чудовище! На больших деревьях на высоте нескольких футов я увидал следы его когтей. Такой поединок делал честь любому!
Я поднялся к пещере и заорал, вызывая противника на бой. И чудовище вышло на сражение. Оно не извергало никакого огня, просто рычало – и тут я понял свою ошибку. Это был не дракон – передо мной стоял динозавр! Плотоядная двуногая рептилия, если быть точным – аллозавр. Я понял это слишком поздно. Они считались вымершими; наверное, Сатана оживил его с единственной целью: сбить с меня спесь.
– А что, разве динозавр очень похож на дракона? – спросил Нортон.
– И да и нет, – с охотой ответил Гавейн. В драконоведении он чувствовал себя как рыба в воде. – Если бы они были схожи по природе, то их бы было одинаково легко убить. Драконы извергают пламя и у них лучше броня, кроме того, некоторые из них неподобающе сообразительны. В то же время древние плотоядные сражаются чем попало: зубами, когтями, применяя всю свою силу, действуя яростно и целеустремленно. Я обучен и привык сражаться с драконами; мне знакомы их слабые места. Дракон, например, всегда старается ожечь тебя пламенем или перегретым паром; ты уклоняешься от струи и, пока он снова набирает воздух, наносишь ответный смертоносный удар. А аллозавр, это чудовище, даже не остановился, чтобы посмотреть на успех своей атаки. Я был готов уклониться в сторону – но этого мало, когда на тебя прет многотонная туша. Я вонзил в шею зверя свой меч, однако монстр, казалось, даже не заметил этого. Это еще одно его отличие от дракона. Раненый дракон завыл бы от боли и ярости – драконы чрезвычайно гордятся своим ревом – и обернулся бы к ране, чтобы схватиться за нее. Я видел дракона, в которого вонзили нож – он повернулся и выгрыз нож из своего тела вместе с несколькими фунтами собственной плоти, а после этого прижег рану. Мой же необычный динозавр просто продолжал наступать. Его система была более примитивной. Вы знаете, как продолжает извиваться отрубленный хвост змеи? Настоящие рептилии умирают медленно, даже когда они разрезаны на кусочки. Так что я и на этот раз не сообразил – и снова поплатился. Тварь опрокинула меня и попыталась отхватить хороший кусок. Я даже не вырывался
– знал, что она только зубы себе сломает.
Это было моей третьей ошибкой. Очевидно, магия в значительной степени включает в себя психологический компонент; люди верят в ее силу, поэтому она сильна. Любой дракон почувствовал бы чары и понял, что мои доспехи неуязвимы; его укус был бы скорее показухой. Однако в пору молодости моего динозавра настоящей магии еще не знали, и эта тварь из доисторических времен ухватила меня по-настоящему!
– Но магия вовсе не состоит из одной лишь психологии! – возразил Нортон. – Когда я разжигал этот костер, дереву не надо было верить в магию; оно зажглось бы в любом случае.
– Верно. Мои доспехи были недоступны зубам чудовища, – согласился Гавейн. – В то же время кольчуга была эластичной, чтобы я мог удобно носить ее и чтобы она не ограничивала мои движения во время схватки. У этой рептилии оказались чрезвычайно сильные челюсти. Когда аллозавр грыз меня, ни один зуб не проник сквозь кольчугу – меня просто раздавило. Дракон никогда бы не сделал этого из-за боязни повредить себе зубы. А тупая рептилия… Она сломала себе клыки, но при этом меня уничтожила! – Призрак говорил с возмущением.
– Теперь понятно, – произнес Нортон. – Мне очень жаль, что мы встретились при подобных обстоятельствах.
Это было проявлением вежливости. Нортон отдавал себе отчет в том, что, возможно, сожалел бы больше, если бы встретил живого Гавейна.
– Это не ваша вина, – кивнул Гавейн. – Вы хороший слушатель. Многие люди боятся призраков или в лучшем случае не обращают на них внимания.
– Многие люди куда более оседлы, чем я, – заметил Нортон. – Наверное, это относится и к их сознанию. Если вы не проявляете ко мне агрессивности, я принимаю вас как добросердечного собеседника и надеюсь, что, со своей стороны, смогу чем-нибудь помочь вам.
Как ни странно, призрак ему нравился. Гавейн во плоти вряд ли был приятным человеком и с Нортоном не имел ничего общего, но после смерти он явно вызывал интерес и симпатию – наверное, потому, что зло надежно осталось позади.
– Мне по душе ваше поведение, – сказал Гавейн. – Я вижу, что наши взгляды не во всем сходятся; очевидно, вы человек более мягкий, чем я. Не сомневайтесь, я щедро вознагражу вас за услугу. Хотите, научу, как убивать драконов?
– О, я не требую никакого вознаграждения! – воскликнул Нортон. – Какая же это будет услуга!
– Ерунда! Я бы предпочел заплатить. Услуга состоит в простом соглашении выполнить ее.
– Ну тогда я готов узнать, как убивают драконов, хотя надеюсь, что мне никогда не придется воспользоваться этими знаниями. – Это было преуменьшение; он никогда по доброй воле не приблизился бы к дикому дракону без оборонительной магии, а обладая оборонительной магией, нет необходимости убивать дракона. – Какая услуга вам требуется?
Гавейн нахмурился:
– Позвольте я сперва более подробно объясню подоплеку всего дела, чтобы вы имели возможность отклонить мою просьбу.
Нортоном все больше овладевало любопытство. При жизни призрак был грубым бесцеремонным типом с совершенно чуждыми ему ценностями. Почему он так осторожничает?
– Сделайте одолжение.
– К тому времени когда я умер, я вдобавок к моему наследству честно накопил немалое состояние. Точнее, наследство еще не перешло ко мне, потому что мой отец еще жив, но я – единственный наследник. Очень важно, чтобы поместье осталось в семье. Поэтому мои родные устроили мне свадьбу. Меня женили на красивой здоровой молодой женщине соответствующего происхождения, которая…
– Простите, – остановил его Нортон. – Простите, что я перебиваю вас, но я не понял. Как призрак может жениться?
Гавейн улыбнулся:
– Да, я так и думал, что это вас озадачит. Поначалу я сам пришел в замешательство. Подобную свадьбу устраивают, когда знатная семья желает сохранить родовую линию – после смерти наследника. Призрака женят на подходящей девушке – на такой, которую он одобрил бы, будучи жив, и которая носит затем его наследника.
– Но…
– Но призрак не может оплодотворить живую женщину, верно.
– Именно! Я не понимаю, как…
– Сейчас объясню. Моя жена вправе общаться с любым мужчиной по ее выбору, но она является моей женой и ее ребенок – мой. Он унаследует мое поместье и будет продолжателем моего рода.
– Выходит, она будет неверна вам! – протестующе воскликнул Нортон.
– Поначалу это тоже волновало меня. Затем я смирился. Она знает, что должна родить наследника и что я лично не могу участвовать в этом процессе. Но я вовлечен в него, так как сам выбираю мужчину. Разумеется, с ее согласия; брак, в конце концов, является добровольным сотрудничеством. Моя жена уже отказалась от нескольких хороших кандидатов.
– Вы уверены, что она действительно хочет…
– О, не сомневаюсь, – уверенно сказал Гавейн. – Она хорошая и честная женщина и не пытается изменить своему слову – просто намерена сделать все наилучшим образом. У нее есть магический талант: взглянув на мужчину, она может сказать, насколько хорошим он будет супругом. Это одна из причин, почему мои родные выбрали именно ее. Они не хотят, чтобы наследник был произведен каким-нибудь проходимцем с дурной наследственностью. Моя жена действительно особенная. Если бы я встретил ее при жизни, то наверняка влюбился бы, хотя она выводила бы меня из терпения своими взглядами относительно охоты на драконов – дурочка терпеть не может, когда причиняют боль живому существу. Так что если я приведу к ней мужчину, которого она посчитает достаточно хорошим для…
Нортон вдруг сообразил.
– Эта услуга…
– Совершенно верно, – кивнул призрак. – Я хочу представить вас своей жене, и если вы понравитесь ей…
– Погодите-ка! – быстро проговорил Нортон. – Я не отказываюсь от симпатичной женщины в том случае, если она сговорчива, но я никогда ни на одной не женился! Это мне не подходит.
– Вы определенно мне нравитесь, Нортон. У вас правильные инстинкты. Я боялся, что найду в этом парке только сентиментальных хлюпиков, но у вас отменный стиль. Думаю, вы понравитесь моей жене, раз ей не нравились воины, которых я присылал, прежде. Взгляните иначе: у меня нет физического тела, но мне необходим наследник. Я прошу вас заменить меня только в этом отношении. Затем вы вправе идти своим путем без дальнейших обязательств. Ну, все равно что вы нанимаетесь отремонтировать мой дом, и я плачу вам за работу…
– Ничего себе работа!
– В буквальном смысле! – Призрак довольно засмеялся. – Понимаю, вам тяжело принять решение прямо сейчас; я на вашем месте поступил бы так же. Но, по крайней мере, пойдемте к Орлин. Может быть, она вас отвергнет.
По тому, как призрак сделал предложение, Нортон не был уверен, что случится именно так. Гавейн считал, что он понравится этой девушке, Орлин. Если он пойдет туда, ожидая, что она отвергнет его, а затем…
– Ох, не знаю…
– Пожалуйста, Нортон! Вы добрый человек – а мне необходим наследник.
– Я понимаю. Однако наставлять рога… это противоречит моей философии.
– Но я же в конце концов призрак. Вы можете считать ее вдовой. Если вам будет легче, помните, что у вас нет на нее прав. Вы не можете жениться на ней, и ваша роль навсегда останется в тайне. По закону здесь нет никакого нарушения супружеской верности. Отличный шанс пошалить на стороне…
– Полная безответственность! Не в моих правилах…
– Ладно, тогда думайте об этом как о искусственном оплодотворении, а о себе – как о доноре. Черт возьми, в жизни это делается сплошь и рядом, когда живой муж бесплоден!
Этот аргумент был сшит на живую нитку, но он помог.
– Хорошо, я встречусь с ней, – сдержанно согласился Нортон.
– А я научу вас, как убивать драконов!
– О, прошу вас, совершенно никакой необходимости…
– Нет-нет, обязательно. Я настаиваю на оплате!
Нортон понял: Гавейн должен закрепить свое личное право на наследника.
– Хорошо, согласен. Только первым делом надо выяснить, заинтересуется ли ваша жена. Все это может оказаться ни к чему.
Нортону было интересно, как выглядит девушка, которая таким образом, ради обеспеченности, продала свое тело. Положение в обществе и знатное происхождение обычно помогали девушке поймать в свои сети хорошего мужа – если только она не была уродиной или не обладала скверным характером. Эти последние могли довольствоваться и призраком.
– Отправимся прямо сейчас, – нетерпеливо сказал Гавейн. – Неподалеку отсюда есть лифт.
Нортон собрался было возражать, но вспомнил, что он разорен и не может больше ночевать на открытом воздухе. Остановка, отдых с хорошей женщиной, пусть даже уродливой… Над этим стоило, по крайней мере, подумать. Он не мог претендовать ни на что лучшее.
Нортон загасил костер и привел в порядок место, чтобы не раздражать других путешественников. Дикий туризм и ночевки на открытом воздухе были не правом, а привилегией и строго лицензировались. Нортон всегда внимательно следил, чтобы не испортить культивированную девственную природу: сжигал только хворост, не трогал животных и старался не нанести вреда даже гусеницам и червякам. И никогда не оставлял после себя мусора – не потому, что за ним следили, просто Нортон искренне уважал наследие природы и парки, которые стремились подражать ей.
Они прошли с четверть мили до огромного помеченного дуба. Нортон коснулся нижних ветвей дерева и вошел в открывшуюся в стволе дерева камеру. Лифт опустился на жилой уровень, где путники вышли и стали на транспортерную ленту, идущую по адресу призрака. Конечно, Гавейн мог отправиться туда прямиком, однако предпочел среди живых пользоваться обычаями живых.
Это был богатый район города, что и приличествовало положению семьи, которую описал Гавейн. Бедные люди не особенно беспокоятся о сохранении своих поместий.
На ленте поуже они двинулись к изысканному району, родословные обитателей которого отражены в справочнике «Кто есть кто». Как только они сошли с ленты, дорогу им преградил одетый в форму охранник.
– Ваши документы! – сурово потребовал он у Нортона.
– Все в порядке, Трескотт, – сказал Гавейн. – Это со мной.
Трескотт неодобрительно оглядел пропотевшую и местами порванную одежду Нортона.
– Очень хорошо, сэр, – пробормотал он.
– Охранники не всегда меня видят, – объяснил Гавейн. – Пока я не приложу усилий, чтобы меня увидели. Привидения здесь не в моде; администрация заботится о сохранности собственности.
– Или их заботят неряшливые типы, вроде меня, – заметил Нортон. – Честно говоря, мне здесь не место.
– Гм-м, понимаю, – кивнул Гавейн. – Вам действительно надо немного принарядиться, чтобы произвести хорошее впечатление.
– Я такой, какой есть, – сказал Нортон. – Если ваша жена обладает даром судить о ценности человека с первого взгляда, какая разница, буду ли я наряжаться и наводить глянец?
– Да, пожалуй. Хорошо, давайте так. Но если она примет вас, вам придется соответственно и одеваться.
– Всему свое время, – недовольно произнес Нортон.
Они подошли к двери.
– Я войти не имею возможности, – сказал Гавейн. – Правила космоса. Призрака могут видеть все, за исключением самых близких людей. Представитесь сами.
– Как? С улыбочкой процедить: «Эй, девушка, я пришел, чтобы…»
– Скажите ей, что вас прислал Гавейн. Она все поймет.
– Несомненно, – мрачно пробормотал Нортон. Как он мог влипнуть в эту историю? Он чувствовал себя коммивояжером, готовым ухлестнуть за дочерью фермера.
– Удачи вам! – пожелал Гавейн.
Нортон не был уверен, что должна означать эта удача – согласие или отказ. Он набрался решимости и коснулся кнопки звонка.
2. ПРОВЕРКА
Спустя мгновение дверная панель стала полупрозрачной.
– Да? – раздался мягкий женский голос.
Нортону совершенно не было видно лица незнакомки; конечно, стекло позволяло смотреть только в одном направлении.
– Гм-м… меня прислал Гавейн.
Вот идиотское положение!
Дверь скользнула в сторону, и Нортон увидел женщину, стоявшую в дверном проеме. Волосы ее, как и глаза, имели медовый оттенок. Она была изумительно сложена, лицо умное и привлекательное… Самое прелестное создание из всех, кого ему доводилось встречать!
Орлин изучающе смотрела на посетителя. Ее глаза лучились.
– О, я боялась, что в один прекрасный день это случится, – промолвила она.
– Это была не моя идея, – ответил Нортон. – Я пойду.
– Нет, – возразила она. – Вы не виноваты! Просто я не готова.
– Поскольку я не подхожу, то не буду больше вам надоедать. – Нортон чувствовал себя неловко, жалел, что пришел сюда, а кроме того, он привык иметь дело с женщинами совершенно иного сорта и понятия не имел, как следует вести себя с такими.
– Нет, подождите, – быстро сказала Орлин. – Я имела в виду не… Садитесь, пожалуйста. Выпейте чаю.
– Спасибо, это не обязательно. Я вторгся без приглашения. Все происходящее…
Он отвернулся и замолчал.
Гавейн находился прямо позади него – раскинул руки, отрезая путь к отступлению. Нортону не хотелось уходить сквозь призрак.
Орлин поднялась и взяла его за руку. Прикосновение девушки было легким, нежным и совершенно уместным; у него тут же возник мысленный образ фарфоровой статуэтки, невообразимо изящной, прекрасной и холодной.
– Пожалуйста, – повторила она.
– Он задумал все это, – сказал Нортон, указывая на Гавейна.
– Вам не следует так говорить, – произнесла Орлин. Голос ее звучал слегка раздраженно. – Не следует оправдываться.
– Нет, следует! Он ваш муж! Я просто не могу… Даже если бы я отвечал вашим требованиям, все равно так не годится…
– Мой муж мертв, – сказала она.
– Я знаю. Именно поэтому… – Нортон пожал плечами, смущенный своими чувствами, желая снова очутиться в лесу. – Как вы можете смотреть ему в лицо?..
– Я? – вспыхнула Орлин. Она относилась к тому типу женщин, которые в гневе столь же хороши, как и в счастливых обстоятельствах. – А как вы, мужчины, можете рассказывать все друг другу и использовать смерть великого воина, чтобы попытаться… попытаться!..
– Но он меня попросил! – воскликнул Нортон. – Гавейн сам привел меня сюда! Спросите его! Он вам скажет!
Орлин посмотрела Нортону в лицо, потом обиженно отвернулась. Он чувствовал себя монстром, который только что оторвал крылышки дюжине прекрасных бабочек.
– Она не может видеть меня, – сказал Гавейн. – И не может слышать меня. Я вам говорил. Она по-настоящему в меня не верит.
Нортон был потрясен.
– То есть она думает, что все это просто махинация, чтобы воспользоваться?..
– Я говорил вам, что вы должны представиться сами, – напомнил ему призрак. – Она готова принять вас, не тяните, а то испортите все дело.
Нортон снова повернулся к Орлин:
– Вы действительно не можете ни видеть, ни слышать Гавейна?
– Конечно, нет, – ответила девушка. Лицо ее по-прежнему было обиженным.
– Мне знаком только его портрет. – Она жестом указала на заключенный в раму портрет Гавейна.
Нортон повернулся, чтобы лучше разглядеть. Это был Гавейн, одетый в доспехи, с нарисованным на щите драконом. Отважный борец с чудовищами.
– Все это неправильно, – покачал головой Нортон. – Мне кажется, я оскорбил вас, Орлин. Я не понял… ситуации. Я прошу прощения и ухожу.
– О, вы не должны уходить! – протестующе воскликнула девушка. – Мне в самом деле безразлично, что привело вас сюда. Вы так ярко светитесь! Я никогда не ожидала увидеть…
– Я свечусь?
– Сила ее магии, – донесся голос Гавейна. – Предназначенный ей человек светится. Вы светитесь, все в порядке.
– Трудно объяснить… – сказала Орлин. – Это не означает, что человек мне нравится. Просто объективно он… – Она беспомощно развела руками.
– Кажется, я понял, – произнес Нортон. Когда он увидел, как она прекрасна, то подумал, что будет отвергнут; теперь он был не в состоянии отказаться от предложенного, хотя сложившееся положение по-прежнему вызывало у него беспокойство. – Наверное, я все-таки выпью чаю.
Он снова шагнул в комнату.
Орлин закрыла за ним дверь, к облегчению гостя оставив призрак за порогом. Нортон сел в удобное кресло, в то время как девушка поспешно вышла в небольшую кухню, чтобы приготовить чай.
Проблема состояла в том, что она была слишком прелестна, слишком хороша собой. У Нортона возникло такое чувство, словно своим прикосновением он может ограбить ее. Это не женщина на одну ночь, и было бы преступлением обращаться с ней подобным образом. В особенности если учесть, что она не подозревала об активном участии во всем этом призрака. Она думала, что он, Нортон, просто из тех мужчин, которые пользуются в своих интересах положением вдовы. Ну, не совсем вдовы. Но это-то его и беспокоило.
Все плохо. За исключением одного: она видела, что от гостя исходит сияние. Орлин не обязана принимать его. Она могла велеть ему уйти, и он бы ушел. Почему она сочла, что он подходит? Обладает ли она настоящей магией, или это предлог для знакомства? Она казалась идеальной женщиной, однако внешность часто бывает обманчивой. Особенно если в деле замешан призрак.
Орлин принесла чай в старинном чайнике. Время было совсем не для чаепития, но какое значение сейчас имело время? Требовалось лишь занять руки и глаза – чтобы чувствовать себя свободнее. Нортон подозревал, что в этом и заключается истинное назначение чаепития.
Но в перерывах между глотками необходимо вести светскую беседу. Как долго они смогут откладывать главный предмет разговора?
В отчаянии водя взглядом по комнате, Нортон заметил большую книгу, толстый фолиант с огромным количеством иллюстраций и практически без текста – в современных богатых домах не принято много читать.
Нортон потянулся за книгой.
– О, это путеводитель по головоломкам в картинках, – быстро сказала Орлин. – Технология искусства магии. Я плохо разбираюсь в головоломках. Я с большим трудом понимаю их.
– А я головоломки люблю.
Нортон открыл книгу. На первой картинке был изображен участок городского парка, деревья казались почти живыми.
Почти? Нортон видел, как трепещут на ветру их листья. Это была движущаяся трехмерная картинка; вглядываясь в задний план, читателю приходилось смещать фокус зрения. Нортон слышал о таких книгах с голографическими иллюстрациями, но ему не доводилось прежде держать их в руках.
Он ткнул для пробы указательным пальцем в картинку, и поверхность страницы пропала с глаз. Его палец проник за пределы этой поверхности, не встречая никакого сопротивления. Он испуганно отдернул руку.
– Это окно в парк, – пояснила Орлин. – Вы можете выбраться через него, если сумеете пролезть.
Впечатляющая магия!
Нортон перевернул страницу. Дальше был изображен нижний транспортный центр с лентами эскалаторов, ведущих к передатчикам материи. Люди сходили с лент, вставляли свои жетоны в щели передатчиков и двигались к местам назначения. Большие часы на стене показывали текущее время и дату; это была настоящая жизнь!
Нортон подумал, что если бы он смог каким-нибудь образом втиснуться в эту картинку, то сумел бы затем выбраться через окно в другой город или на другую планету. Нет, у него не было необходимого жетона и не было денег, чтобы купить его. Жаль, ведь он любил исследовать неизведанное, и появись у него когда-нибудь возможность отправиться в межпланетное путешествие…
Он перевернул страницу. На следующей картинке-окне была изображена другая планета: ярко горящая солнечная сторона поверхности Меркурия. Она была такой яркой, что от листа, казалось, исходил жар. Нортон коснулся пальцем ближайшего обожженного солнцем камня и тут же отдернул руку – камень был горячим!
– Вы сказали, это просто путеводитель по загадкам? – спросил ошеломленный Нортон.
Орлин грациозно поднялась с места и пошла по направлению к шкафу. Платье ее при этом зашуршало, и Нортон только сейчас обратил внимание на одежду девушки. Свободное золотисто-рыжее платье было скорее удобным, чем нарядным, но оно удивительно шло ей. Правда, Нортон подозревал, что она выглядит восхитительно во всем, что бы ни надела.
Орлин поднесла коробку.
– Это составная картинка-загадка, – объяснила она, отодвинула в сторону чайник и чашки и поставила коробку на стол.
Нортон снял крышку. Коробка была наполнена яркими плоскими фрагментами, которые действительно очень походили на кусочки составной картинки-загадки, но они были полны жизни. Движущиеся изображения?
Он взял один из фрагментов и, прищурясь, посмотрел на него. Достаточно отчетливо были видны несколько листочков дерева. Они по-настоящему трепетали, словно бы на ветру. Это была деталь первого рисунка книги.
– Но в этой книге множество сцен, – сказал Нортон.
Орлин прикоснулась к кнопке, расположенной на стенке коробки. Неожиданно изображение на фрагменте, который держал в руках Нортон, изменилось. Теперь это была часть стены подземной транспортной станции. Он посмотрел на остальные кусочки, лежащие в коробке, и увидел на одном из них изображение станционных часов. Минутная стрелка показывала такое же время, как и на часах Нортона. Это был не просто фрагмент игры – часы шли точно.
– Здесь находятся все сцены, – сказала Орлин. – Надо только выбрать какую-нибудь по желанию или поменять ее в середине игры. Существует еще одна кнопка, с помощью которой можно изменять очертания фрагментов так, чтобы они не казались слишком знакомыми. Это очень увлекательное занятие, в особенности когда законченная головоломка достаточно большая, чтобы через нее мог шагнуть и войти в сцену живой человек.
– Наука и магия сливаются быстрее, чем я думал! – воскликнул пораженный Нортон.
– Да, они всегда в значительной степени были одним и тем же, – заметила Орлин. – Когда-то Теория Поля объединила пять основных сил, включая магию…
– Похоже, я потратил слишком много времени в девственной природе!
– Девственная природа тоже хороша, – сказала Орлин. – Мы не должны жертвовать старыми ценностями ради новых.
Нортон по-новому взглянул на нее.
– Вам нравится девственная природа? – Он вспомнил замечание Гавейна по поводу ее влечения к животным.
– О да! В поместье есть парк; я часто хожу туда. Почему-то там мне менее одиноко, чем в городе.
Какое она вызывала восхищение!.. Но Нортон все еще не был уверен. Он не обладал способностью судить о людях по магическому свечению.
– Давайте составим эту головоломку, – предложил Нортон. – Картинку парка.
– Давайте! – улыбнувшись, с радостью согласилась Орлин.
Это звучало обнадеживающе. Она хотела, чтобы он остался. В противном случае она не согласилась бы на подобное предложение – игра может занять не один день. А он хотел остаться. Не обязательно для того, чтобы выполнить просьбу призрака, а для того, чтобы выяснить возможность этого. Идея Гавейна в известной степени уже не казалась ему такой безрассудной.
Они кропотливо трудились над головоломкой, сначала сортируя фрагменты парка по цвету, затем выстраивая кусочки в ряд, чтобы получить края картинки. Нортон не был новичком в этом деле, правда, ранее ему приходилось сталкиваться лишь со старыми картинками-загадками. Эта была новая разновидность магической картинки, но основной принцип подбора фрагментов остался прежним. Картинка была похожа на рассказ с правилами построения, которые зависели от развития сюжета.
Оказалось, что Орлин хорошо определяет цвет и очертания фрагментов и способна помещать их в нужное место. Она сказала, что ей помогает магия; нужные фрагменты начинали светиться. Нортон ничего этого не видел, но точность, с которой Орлин выбирала отдельные детали из огромной груды, заставляла поверить в это. Им хорошо работалось вместе.
Нортон взглянул на часы и обнаружил, что пролетело уже три часа. Они закончили кайму и большую часть лесной тропинки и сейчас трудились над двумя деревьями, но впереди предстояла еще долгая работа. Легкость, с которой они заполнили края и проложили тропинку, была обманчива; плотная одноцветная масса остального пространства картинки заполнялась гораздо медленнее.
– Наверное, лучше сделать перерыв, – сказал Нортон.
– Да. Позвольте предложить вам пижаму. – Они оба поняли, что он остается здесь на неопределенное время. Это безмолвное соглашение было достигнуто, когда головоломка начала приобретать контуры. Детали соглашения, как и сама головоломка, остались в самом зачаточном состоянии.
Нортон обычно не пользовался пижамой, но он не стал спорить. Он был гостем этого поместья, и здесь нельзя было завалиться спать в своей одежде.
– Пижаму? У вас есть здесь мужская одежда?
– Это пижама Гавейна, – мягко сказала Орлин. – У вас почти тот же размер, и я уверена, он бы не возражал, чтобы вы ею воспользовались.
Несомненно так. Нортон подавил дурные предчувствия и взял пижаму.
Орлин показала ему хорошо обставленную комнату, отделенную от ее собственной; их взаимоотношения не развились до критического периода. Нортон с первого взгляда определил, что она не относится к женщинам на одну ночь. Он вдруг перестал быть лихим соблазнителем. Как бы там ни было, он пройдет весь путь.
Нортон почувствовал, что устал; день действительно оказался очень длинным. Он разделся, шагнул в ультразвуковой душ, вышел оттуда сухим и чистым. Затем облачился в пижаму Гавейна. Нортону стало неприятно при мысли о некоем символизме этого действия. Пижама сидела на нем мешковато.
Он лег в постель и осознал, что попал не в обычную ночлежку, к которой привык. Это было ложе из маслянистой губки. Под воздействием его веса масло выдавливалось, но не тотчас, а постепенно; это скорее походило на погружение в жирную грязь. Воистину грязь была превосходным материалом, как это инстинктивно чувствуют дети, несмотря на сильное давление со стороны матерей. Она достаточно плотная, чтобы не дать утонуть, и в то же время достаточно податливая, чтобы обеспечить свободу действия. Не говоря уж о том, что в ней можно упоительно барахтаться, комком грязи славно залепить в приятеля, и вообще это замечательная краска для разрисовки всего тела. Конечно, эта постель не была грязью, ею нельзя было брызгаться, но ощущение было похожим. Нортон с удовольствием погрузился в ложе, ощущая, как оно обволакивает его.
– Ну, как успехи? – услышал он голос.
Нортон раздраженно открыл глаза. Около кровати ожидающе стоял призрак Гавейна.
– Я почти забыл о вас, – сказал Нортон.
– А я, конечно, о вас не забыл! – ответил призрак. – Прошло три часа – вы произвели моего отпрыска?
– Какого дьявола вы здесь делаете? – спросил Нортон. – Я думал, вы не можете войти в это жилище.
– Вы неправильно поняли. Я не могу зайти в комнату, где находится моя жена, и она не может напрямую воспринимать меня, где бы мы ни находились. Но я могу в ее отсутствие войти в свой дом. Я часто это делаю.
– Она отсутствует? Я думал, что она в своей спальне.
– Да, так оно и есть. Она отсутствует в этой комнате, – внес ясность Гавейн. – Если она войдет, я вынужден буду исчезнуть. Я просто шагну сквозь стену.
Нортон подумал еще кое о чем.
– Я слышал, что увидеть призрака – к смерти. Вот почему люди не любят встречаться с ними! Из этого следует, что я умру?
– Да, можно так сказать, – рассмеялся Гавейн. – Конечно, вы умрете – наверное, лет через пятьдесят. Каждый человек умирает. Но то, что вы увидели меня, ни на йоту не приблизит вашу кончину, если, конечно, вы не умрете от страха. – Он прикоснулся к уголкам губ и растянул их в гротескной гримасе. Так как он был бестелесным, то мог растянуть рот шире лица. – Я не тот тип призрака. Вот Молли Мэлоун из Кильваро – она и в самом деле прекрасный призрак! Не будь я женат…
– Ладно, теперь о том, что касается вашего вопроса, – отрывисто сказал Нортон. – У меня не было никаких интимных отношений с Орлин. Она необычная женщина, как и вы – необычный призрак. И я не могу гарантировать ни то, что у меня будут с ней отношения этого рода, ни того, когда это произойдет.
– Ну вот что, парень! – негодующе сказал Гавейн. – Ты пользуешься гостеприимством моего поместья. Ты находишься здесь для того, чтобы выполнить задание.
– Я считал, что нахожусь здесь для того, чтобы оказать тебе услугу.
– Это одно и то же. Сделав свое дело, ты покинешь поместье. Правда, сначала я научу тебя, как убивать драконов.
– Да, но Орлин не дракон! Она действительно славная женщина, совершенно не склонная к авантюрам. Если она решит, что не желает этой услуги, я не собираюсь брать ее силой.
– Как ты думаешь, для чего она находится здесь? – спросил Гавейн. – Она такой же гость моего поместья!
– Она же твоя жена! – закричал Нортон. – Она имеет полное право находиться здесь!
– Нет – если не произведет наследника! Послушай, Нортон, я нахожусь в безвыходном положении, пока не получу истинного наследника. Она должна как можно скорее родить его.
– Ладно, почему ты тогда не женился на какой-нибудь шлюхе, готовой раскинуть ноги перед любым мужчиной? Почему навязался этой славной девушке?
– Я уже говорил тебе, – запальчиво отвечал призрак. – Существуют нормы, которые надо соблюдать. У нашей семьи благородная родословная.
– У меня тоже есть нормы, которые я должен соблюдать. И у твоей жены…
– Так или иначе, ее выбрал не я, а моя семья. Они…
Не договорив фразы, призрак исчез. Нортон удивленно обвел взглядом комнату и увидел в дверном проеме Орлин.
– У вас все в порядке, Нортон? – встревоженно спросила она. – Я услыхала, что вы кричите…
Она не могла слышать призрака! Ему не следовало забывать это. Что она могла слышать? Нортон почувствовал, что его шею и щеки начала медленно заливать краска.
– Я… я думаю, вы не поверите, если я скажу вам, что разговаривал с призраком?
– Мне, право, не хотелось бы…
– Ну тогда считайте, что это был страшный сон, Сожалею, что побеспокоил вас.
Орлин посмотрела на него с сомнением:
– Вы такой хороший человек. Вы в самом деле страдаете от…
Нортон засмеялся, это получилось у него очень искренне.
– Откуда вам знать, что я хороший человек? Я самый обычный человек, может быть, и до обычного не дорос – мне всегда не везло в жизни, я ничего не добился. Не то что вы.
– О нет! Я ничего собой не представляю! – протестующее воскликнула она.
– Вы светитесь!
Нортон изучающе посмотрел на нее. На Орлин был бело-розовый пеньюар, волосы цвета меда рассыпались по плечам. В ней сквозило что-то необычайно притягательное, и дело было не в ее красоте или чувственности. Но Нортон подавил в себе влечение и вместо этого решил бросить ей вызов.
– Вы не верите, что я могу видеть призрака, однако предлагаете мне поверить, что вы видите сияние? А это в сущности одно и то же.
Орлин с трудом улыбнулась:
– Я так не считаю. Ко мне приходило так много мужчин с рассказами о том, что они видели привидение моего мужа, хотя я знаю – это просто грубая мужская игра. Мне хотелось бы верить, что вы другой.
Почему-то Нортон чувствовал себя довольно неважно.
– Я видел призрака, но это не обязательно означает, что я согласен с тем, что он сказал.
– Я вижу сияние, – сказала Орлин. – Но я не… – Она улыбнулась. – Спокойной ночи, Нортон.
– Спокойной ночи, Орлин.
Она вышла и закрыла за собой дверь.
Снова появился Гавейн.
– Я вижу проблему, – сказал он. – Никто из вас не является убийцей дракона; вам просто не по нраву приступать к делу незамедлительно. Но если она сказала, что ты светишься, значит, она приняла тебя. Теперь это вопрос времени. Все, что от тебя требуется, – это оставаться здесь и…
– И быть на содержании у женщины, – закончил Нортон. – Я считаю, что такое предложение трудно принять.
– Это мое поместье, черт подери! – выругался Гавейн. – Здесь все принадлежит мне. Орлин не наследница; наследником может быть только сын, которого она родит. Она знает это.
– А, предположим, будет дочь?
– Что? – Призрак казался озадаченным.
Нортон начал осознавать тот факт, что цель Гавейна совершенно не совпадала с желанием Орлин. Он хотел сохранить поместье; она хотела пристойного человеческого положения. Он хотел сына, чтобы тот стал продолжателем его рода; его не интересовал сын как личность. Она же наверняка хотела хорошего ребенка, который был бы радостью ее самой и семьи Гавейна, всего мира, честью рода. Его заботили деньги и власть, ее – достоинство и любовь. Она предпочла бы иметь привлекательную, умную и ласковую девочку, похожую на нее, в то время как Гавейн счел бы оскорблением появление кого-либо, кроме крепкого отважного парня – такого, как он сам. Симпатии Нортона склонялись к женской точке зрения.
Но он находился здесь по велению призрака, и точка зрения Гавейна имела преимущество.
– Я постараюсь выполнить то, что тебе надо. Но я не буду торопить события. Не потому, что я хочу попользоваться твоим поместьем, а в силу убеждения, что твоя жена лучше, чем ты о ней думаешь. Я хочу выбрать правильный путь.
– Я хочу того же, – сказал Гавейн, и в голосе его сквозила обида. – Я хочу, чтобы мой сын был лучше всех.
Нортон ничего не сказал на это. Когда он пытался понять действующие здесь силы, ему не становилось легче. Впрочем, остаться здесь – лучший способ узнать Орлин и, когда представится благоприятная возможность, сделать то, о чем просит призрак. И в то же время все надо сделать как Можно быстрей, пока он не слишком привяжется к ней. Насколько все было бы легче, будь она авантюристкой или шлюхой!
Нортон закрыл глаза, и Гавейн больше не заговаривал с ним. Вскоре он уснул, погруженный в комфорт постели, словно в грязевую ванну.
Ему снилось, что он снова у окна-головоломки, пытается сложить разрозненные фрагменты. Когда он пристально смотрел на нее, определяя контуры, они вдруг начали изменяться, приобретая очертание обнаженной женщины – у этой женщины были волосы цвета меда и такие же груди. В смущении он пытался отвести взгляд от этой невыразимой прелести. Он делал это не от того, что ему не хотелось смотреть на такое тело; он боялся совершить насилие над скромностью Орлин.
Но очертание тела увеличилось до натуральных размеров, превратясь в живую женщину, обнаженную и нестерпимо желанную. Нортон попытался положить ее на место – ведь его руки все еще находились на картинке, обхватывая женщину, – но обнаружил, что его тянет по направлению к ней. Вот-вот он выпадет через картинку в мир головоломки… Что с ним тогда будет? Он в отчаянии оттолкнул ее, и она упала на пол и разбилась на тысячи кусков, и он знал, что осколки эти уже никогда не собрать вместе, как ни старайся он подобрать их друг к другу.
Нортон проснулся… Рядом с ним находилась Орлин. Она села на кровать, обняла его за плечи. Сквозь свою пижаму и ее пеньюар он чувствовал прижавшиеся к нему теплые груди.
– Проснитесь, проснитесь, Нортон, все в порядке! – успокаивала она его.
Если бы во сне кричал ее ребенок, она успокаивала бы его так же.
– Я проснулся, – сказал Нортон. – Вам не надо… вам не следует находиться здесь.
– Я не могу позволить, чтобы вы страдали, – сказала Орлин. – Это снова был призрак?
– Нет, на этот раз нет. Просто плохой сон. Боюсь, что я – не слишком хорошая компания.
– Вы так ярко светились!
Нортон закашлялся.
– Это ложное свечение! Мне снились вы… что я разрушил вас, сам того не желая.
– Нет, свечение не ложное, – настойчиво сказала Орлин. – Я знаю, что вы созданы для меня. В самом деле, не будь я замужем… – Она расстроенно прервала себя. – О, я не должна говорить такие вещи!
– Думаю, мне не следует больше оставаться здесь, – сказал Нортон. – Вы такая славная… Я не хочу быть орудием… источником неприятностей для вас.
– Вы и не станете источником неприятностей, – уверенно сказала Орлин. – Я знаю.
Она верила в свое свечение. Но у Нортона стоял перед глазами его сон. В прошлые времена люди, которых считали здравомыслящими, с пренебрежением относились к снам, как к простым видениям внутренних событий, однако недавние исследования подтвердили их магические свойства. Нортон не был уверен, что его сон пророческий, но он не хотел испытывать судьбу.
– И все же, я думаю, будет лучше, если я уйду.
– О, Нортон, пожалуйста, не делайте этого! – воскликнула Орлин. – Так трудно все время находиться одной! Вы первый честный человек. Я сделаю все, что вы хотите…
– Орлин, я не пытаюсь принудить вас! Я пытаюсь защитить вас. Может быть, от самого себя. И лучшее, что я могу сделать, – это оставить вас.
– Уже утро, – неожиданно сказала она. – Пойду приготовлю завтрак.
– Спасибо. А потом я уйду.
Орлин встала и поспешно вышла из комнаты. Нортон поднялся, воспользовался различными приспособлениями в ванной комнате… и обнаружил отсутствие своей одежды. Очевидно, Орлин забрала ее, чтобы почистить. Идеальная домашняя хозяйка!
– Что же теперь делать? – задал он себе риторический вопрос.
– Воспользуйтесь моей одеждой, – ответил на вопрос Гавейн. – Она будет вам как раз впору. Я более мускулистый, но фигуры у нас похожи.
Нортон понял, что у него нет иного выхода. С помощью призрака он надел на себя брюки, рубашку, комнатные туфли и роскошный халат. Вся одежда была из прекрасного материала и великолепно сшита; все вещи были помечены маленькой фигуркой вышитого золотом дракона.
– Да, вы действительно богаты, – пробормотал Нортон.
– Определенно, – согласился Гавейн. – Я не вхожу в список пятисот богатейших людей, но являлся кандидатом. Если бы я прожил дольше… – Призрак замолчал, вид у него стал задумчивый. – Мой сын не будет испытывать недостатка ни в чем. Если он захочет, то сможет купить себе сенаторское место. Я понимаю, что политика более выгодное дело, чем убийство драконов.
– Тем лучше для вашего ребенка, – коротко сказал Нортон. – Я не уверен, что приму участие в его появлении на свет.
– Орлин не позволит вам уйти, – предостерег его призрак. – Она знает, что вы именно тот, кто нужен.
– Как она может не дать мне уйти?
Гавейн поджал губы.
– Вам следовало бы немного разбираться в уловках женщин!
Нортон ринулся вон из комнаты.
Завтрак был готов: свежие ярко-зеленые оладьи из грибов с венерианской фермы и настоящий пчелиный мед. Это впечатляло. Нортон вынужден был улыбнуться и успокоился. Он присоединился к Орлин, сидящей за столом.
Трогательная семейная картина. Он никогда не был семейным человеком, но сейчас это казалось ему довольно приятным. Орлин очень шел ее зеленый домашний халат, волосы были связаны сзади алой лентой. Зеленый халат, волосы цвета меда – и на столе мед и зеленые оладьи. Она сделала это бессознательно? Но лента…
Алая?
– Есть старая песня про алые ленты…
– Да, – кивнула Орлин. – Вы сможете услышать ее после завтрака.
– У вас есть запись?
– Нет, – таинственно улыбнулась Орлин.
После завтрака она показала ему другую комнату. Здесь стоял роскошный рояль. Орлин села за рояль и заиграла. Играла она чудесно.
– Откуда у вас такой талант? – спросил пораженный Нортон, когда звуки умолкли.
– Это не талант. Я упражнялась с шести лет, а особенно много играла с тех пор, как вышла замуж. Это помогает скоротать время; когда я играю, я не чувствую себя такой одинокой. Как бы там ни было, умение играть необходимо дебютанткам.
– Вы были дебютанткой? Как вы попали… в такое положение?
– Вышла замуж за призрака? Это устроила моя семья, но я не возражала. Семья Гавейна имеет большие связи, и я тоже хочу для своего ребенка самого лучшего. Лучшей партии мне было не найти.
– Но выйти замуж за мертвеца!
– Призрак не многого требует от девушки. Я отношусь к этому как к раннему вдовству, однако без чувства потери. Я никогда не знала его живым.
– Но… вы должны…
– Я всегда хотела иметь семью. Останься он живым, было бы то же самое.
– Если бы он был жив, вы бы знали, что получаете. А так…
– Я знаю, – сказала девушка. – А так у меня есть выбор. Я могу выбрать лучшего отца для моего ребенка, не задумываясь о его богатстве или происхождении.
– Свечение? По правде говоря, я сомневаюсь…
Орлин состроила прелестную гримасу:
– Вы доказываете существование призрака, а я доказываю, что существует свечение.
На самом деле Нортон верил, что она видит свечение; он заметил его, когда трудился над головоломкой. Но он помнил и свой кошмарный сон. Эти два явления – ее позитивное зрение и его негативное – могли уравнять друг друга, поставив будущее под серьезное сомнение.
– Почему вы просто не отдадите мне мою одежду, чтобы я имел возможность уйти? Тогда никто из нас не должен будет ничего доказывать.
– Вы в самом деле хотите уйти?
– Нет, но так будет лучше.
– А еще говорят о женской логике!
Нортон невольно улыбнулся:
– Я пытаюсь поступить правильно, по своему разумению, хотя признаю, что не могу сейчас объяснить, чего именно я боюсь. Слишком сильно полюбить вас, чтобы… Вряд ли я здесь нахожусь именно для этого.
– Полюбить слишком сильно, чтобы… Что?
– Чтобы потом уйти.
Орлин некоторое время молча смотрела на него, и Нортон испугался, что говорил слишком откровенно. Она замужем за призраком; что она знает об интимных отношениях между женщиной и мужчиной?
– Вы должны будете уйти?
– Конечно! Я здесь только для…
– Но потребуется некоторое время, чтобы убедиться, что дело сделано.
Нортон не подумал об этом.
– Вы бы хотели, чтобы я остался… после?
– Думаю, да.
– Вы так уверены во мне? Ведь вы едва меня знаете?
– Свечение не лжет.
– Тогда нам лучше обменяться нашими доказательствами.
Это было действительным оправданием для того, чтобы изменить свое решение. Орлин победила его, не прилагая усилий.
– Мне, вообще-то, не нужны доказательства, – сказала она. – Слишком многие утверждают, что видели призрака. Я только высказываю свою точку зрения.
– Боюсь, что мне требуются доказательства, чтобы найти себе оправдание,
– вздохнул Нортон. – Призрак Гавейна попросил меня прийти сюда, и я хочу, чтобы вы поверили в это. Это важно для меня, это доказывает, что я не самозванец. Мне нет дела до того, насколько сильно мое свечение; я пришел сюда только по его просьбе.
– Но как вы объясните, что только вы можете видеть призрака?
– Другие тоже видят, можете у них спросить.
– Нет, я знаю, что все они рассказывают одинаковые истории, чтобы подразнить меня. Считается, что женщины такие легковерные!
Нортон задумался.
– Хорошо. Раз это поместье Гавейна, он должен быть хорошо знаком с каждой его мелочью. Он может рассказать мне такое, что я не смогу узнать больше ни от кого. Задайте мне какой-нибудь вопрос, ответ на который может знать только Гавейн.
Орлин нахмурилась:
– Вы настаиваете на этом, Нортон?
– Настаиваю. Я должен доказать вам, что именно он повинен в моем появлении здесь. Не хочу, чтобы вы верили мне на слово.
Девушка задумалась, склонив голову набок. Длинные локоны упали ей на лицо. Нортон подумал, что это сделало ее еще более привлекательной.
– Я тоже не все здесь знаю, как и вы. Хорошо, пусть он перечислит предметы, находящиеся в… – она обвела взглядом комнату, – в этом сундуке. – Орлин показала на стоявший рядом с роялем богато украшенный сундук.
– Я спрошу у него, – согласился Нортон. – Но чтобы поговорить с ним, мне надо выйти в другую комнату. Гавейн утверждает, что не может находиться в одном помещении с вами.
– Я сомневаюсь, что он находится со мной в одном мире!
– По-видимому, чтобы говорить с вами обоими, я должен стоять в дверном проеме. Вы согласны?
– Как хотите. – Очевидно, она полагала, что из этого ничего не выйдет.
Нортон направился к дверному проему между двумя комнатами. Орлин осталась стоять около рояля.
– Эй, Гавейн! – позвал Нортон. – Ты появишься? – Он опасался, что призрак поставит его в затруднительное положение, уклонившись от испытания.
Но Гавейн неожиданно возник перед его взглядом.
– Отличная мысль, Нортон! Я буду счастлив доказать ей свое существование!
– Будьте так любезны. Орлин, он здесь. Спрашивайте.
– Вы его видите? – спросила Орлин, поднимаясь с места и приближаясь к дверному проему.
– Да, но не надо входить в другую комнату, а то он исчезнет.
Она остановилась у дверного проема.
– Я не вижу его.
– Но он видит вас, – сказал Нортон.
– Даже когда вы не смотрите?
– Конечно, – сказал Гавейн.
– Он сказал, да, – сообщил Нортон.
– Очень хорошо. Тогда давайте попробуем вот что: вы закроете глаза и отвернетесь от меня, а он пусть скажет вам, что я делаю.
– Хорошо. – Нортон стал лицом к призраку и закрыл глаза.
– Она держит правую руку над головой, – сказал Гавейн.
– Он говорит, что вы держите правую руку над головой.
– Теперь она пишет в воздухе, я не могу прочесть, что именно, потому что вижу это в зеркальном отражении.
Нортон передал сказанное.
– О, – испуганно сказала Орлин.
– Хорошо, теперь она повернулась, – сказал призрак. – Теперь я могу читать через ее плечо. ЭТО НЕЛЕПО.
– Это нелепо, – повторил Нортон.
Орлин молчала, но он слышал шорох.
– Послушайте! – воскликнул Гавейн. – Она раздевается!
– Что она делает? – теперь пришла очередь испугаться Нортону.
– Великий дракон! – воскликнул призрак. – Как жаль, что я не живой! Я не представлял, что она так сложена!
– Он говорит, что вы раздеваетесь, – сказал Нортон. – И что у вас великолепная фигура.
– О, она поспешно одевается, – с сожалением произнес Гавейн. – Хотел бы я быть на вашем месте!
– Он говорит…
– Я догадываюсь! – перебила Нортона Орлин.
– Да, но он ваш муж, – сказал Нортон. – И поскольку он не может находиться с вами в одной комнате, у него до этого времени не было возможности увидеть…
– Это грубое замечание, – сказала Орлин. – Что находится в сундуке около рояля?
Нортон опустил руки; он бессознательно поднял их, чтобы прикрыть свои закрытые глаза.
– Гавейн, скажи нам…
Призрак пожал плечами:
– По правде говоря, я не помню. Я большую часть времени отсутствовал, убивал драконов. За домом следила экономка.
– Он сказал, что не помнит, – передал Нортон.
– Так я и думала!
– Но я могу проверить, – сказал Гавейн. – Пусть она выйдет из комнаты, и я проверю содержимое.
– Он говорит, что может проверить это сейчас, если вы выйдете в другую комнату, – сказал Нортон.
Орлин прошла мимо Нортона и вышла. Призрак тут же исчез и появился в освобожденной ею комнате, затем подошел к сундуку и погрузил руки в полированное дерево.
– Представьте себе, – весело воскликнул он, – это мои старые трофеи! Лучший убитый в году дракон и тому подобные штуки. Это должно быть во всей красе выставлено на камине!
Нортон передал все сказанное.
– Вот как? Я хочу посмотреть! – воскликнула Орлин.
Девушка вернулась в комнату, меняясь местами с призраком, и попыталась поднять крышку сундука. Та не сдвинулась с места.
– Он заперт!
– Ключ в моей спальне, – сказал Гавейн, – в левом ящике комода, если только дура горничная не переложила его в другое место.
Нортон передал сказанное Орлин, которая тут же принесла ключ и отперла сундук. Внутри находились трофеи, как и было описано.
– Это правда! – сказала она. – Вы не могли этого знать, Нортон! Я не знала этого! Если только прошлой ночью вы не взяли ключ и не… Но нет, сундук никто не трогал.
– Спросите еще что-нибудь, – предложил Нортон. – Я уверен, что мы сможем удовлетворить вас.
– Я попробую другое, – решила Орлин. – Как зовут сестру Гавейна?
– У меня нет сестры, – ответил Гавейн.
– Он сказал, что у него нет…
– Каково девичье имя его матери?
– Тримбли.
– Тримбли, – сказал Нортон.
– Когда она вышла замуж?
– Четырнадцатого июня, – сказал Гавейн. – В три тридцать пополудни, на церемонии не было посторонних. Их венчал преподобный отец Ломбард. На свадебном пироге был изображен дракон, стоящий на задних лапах и выдыхающий столб «огненной воды». Все гости упились этой водой, включая и моего отца; он нализался до потери сознания, и моя мать первую неделю медового месяца не разговаривала с ним. Я имел счастье быть зачатым в это время!
Нортон подробно повторил все.
Орлин капитулировала:
– Вы видите призрака! Теперь я допускаю это! Ладно, настал мой черед доказать существование сияния.
– Просто сияния? – спросил Нортон. – Я освещаю полумрак?
– Нет, это не такое сияние. Это… Вы слышали о людях, которые способны словно превращать других в животных? Они пожимают руку встречному, и тот чувствует свою руку как бы придатком животного, на которого он больше всего походит – волчьей лапой, плавником акулы или чешуей змеи Но все это не на самом деле, а фигурально. Животные вовсе не такие плохие. Пользуясь этой магией, можно определить свойства характера другого человека, узнать, порочен ли он, жаден или труслив. Мне о том же говорит некое видение. Я могу определить, кто идеальный спутник для меня или кого-либо другого. Я вижу светящуюся ауру. Нужно лишь настроиться на определенного человека, а затем рассматривать других как бы через его сознание. Вы меня понимаете?
– Боюсь, что нет, – покачал головой Нортон. – Только я не представляю собой ничего особенного; существует множество гораздо более достойных кандидатов на брак.
– Но вы не кандидат на брак. Вы…
– Не имеет значения, кто я! Я начинаю понимать ваше намерение. Вам в самом деле нужен мужчина, который не останется с вами надолго.
– Который не намерен жениться. Большинство из тех, кто приходил, не многого стоят. Вы не такой. Конечно, будь я не замужем и пожелай вступить в брак, мое положение было бы другим. Мне понадобился бы не только хороший любовник, но и хороший кормилец семьи. Тогда, может быть, вашего свечения было бы недостаточно.
– Уверен, что я не подошел бы! Я банкрот!
– Поэтому надо определенным образом настроиться. Когда я впервые увидела вас, вы светились так ярко, что я поняла: вот кто мне нужен. Но я не была готова. А вдруг в настройку вкралась ошибка, подумала я. Конечно, я знала, что мне следует делать, но все произошло так внезапно. Я поняла: жизнь моя изменилась, пришло время зачать наследника. Теперь я свыклась с этой мыслью. Видимо, часы, проведенные над головоломкой, помогли мне, и скоро…
– Почему бы нам не выйти на улицу – вы покажете мне свечение на других,
– предложил Нортон.
– Хорошо. Я только переоденусь. – Девушка поспешила в спальню.
Снова появился Гавейн.
– Делаешь успехи! – с удовлетворением сказал призрак. – Я имел возможность слышать вас сквозь стену. Это не всегда получается.
– Проклятье, ты смотришь на наше общение только под одним углом зрения.
– Конечно. Для этого вы оба и находитесь здесь, не так ли? Для того, чтобы произвести мне наследника?
– Не знаю. Если я решусь на это, то боюсь, что оставлю после себя не только семя.
– Только не впадай в сентиментальность, – сказал Гавейн. – У тебя наверняка было не меньше женщин, чем у меня! Относись к этому как к убийству очередного дракона.
– Она не дракон!
– Не знаю, не знаю. Женщины и драконы… По-моему, два сапога пара.
– Ты не любишь ее?
– Конечно, нет! Я мертв!
– Я мог бы полюбить ее. Не хочу причинить ей боль.
– И не причиняй! Дай ей то, что она хочет, – сына!
– Мне снилось, что я погубил ее. Меня это тревожит.
– Ты не сможешь причинить ей боль, если уйдешь сразу после того, как все будет сделано.
– Некоторые мучаются еще больше, когда их оставляют, – пробормотал Нортон.
– Не беспокойся, за ней будет великолепный уход, денег у меня хватит.
– Я имею в виду не физические страдания. Она молодая, полная жизни девушка. Не думаю, что она может отдать себя мужчине, не отдаваясь при этом всецело. Она…
Нортон замолк, так как Гавейн исчез. В дверях стояла Орлин в наимоднейшей зеленой юбке, под стать которой были подобраны жакет и туфли. Волосы были схвачены сзади зелеными заколками. Почему-то весь этот зеленый цвет наряда напомнил Нортону утренние оладьи, сцену парка в головоломке и саму по себе девственную природу.
– Снова призрак? – спросила Орлин.
Нортон смущенно кивнул:
– У него только одно на уме.
– А у вас нет? – вскинула она голову.
– Меня волнует вред, который я могу причинить другим.
– Это оттого, что вы так ярко светитесь.
Нортон пожал плечами:
– Может быть. Но не исключено, что я хочу больше, чем имею право хотеть.
Орлин прикоснулась к его руке:
– Я уже говорила вам, Нортон, что вам не придется уходить после того, как все будет сделано.
– Думаю, что придется. Вы замужем.
Она так пристально смотрела на него, что Нортон занервничал.
– Что вы делаете? – спросил он.
– Я мысленно представляю вас на месте мужа, чтобы сравнить свечение.
– Не делайте этого! Я не ваш… никогда не смогу быть вашим…
– Странно, – сказала Орлин. – Такого раньше никогда не случалось.
– Чего не случалось?
– Свечение как бы расщепляется. Часть его остается очень яркой, а другая часть тусклая. Словно вы в одно и то же время и очень хороший муж, и не очень хороший.
– Как это может быть?
– Затрудняюсь ответить. Видите ли, свечение не отражает характер как таковой. Оно включает в себя личность в целом, ситуацию в целом. Показывает, насколько хорош человек, насколько он предан, насколько успешно обеспечивает семью, насколько удачлив… Свечение безупречного мужчины может находиться в плохом состоянии из-за того, что через пять лет с ним произойдет несчастный случай и он станет калекой. Свечение потускнеет вовсе не по его вине.
Нортон почувствовал озноб.
– Со мной может произойти несчастный случай?
– Нет, не думаю. Возможно, это значит, что вы могли бы стать идеальным мужем, но этого не случится, так как я не могу выйти за вас. Вы слишком хороши для этого задания – слишком подходите мне. Поэтому вы страдаете.
– Слишком подхожу! – скептически воскликнул Нортон.
– Я не уверена, – быстро сказала Орлин. – Это только предположение. Я не понимаю всех аспектов свечения. Просто вижу его яркость.
– Ладно, довольно рассматривать меня как… как что-то невозможное. Пора идти.
– Конечно. – Девушка взяла его под руку, и они вышли на улицу.
Лента транспортера быстро доставила их к ближайшему на этом уровне торговому центру, где покупатели сновали взад и вперед точно так же, как это делали все посетители подобных заведений на протяжении тысячелетий. Так было на рынках Древнего Вавилона и средневековых городов. Тем не менее лавки с течением времени претерпели некоторые изменения. Товары воспроизводились топографически с большой точностью, предельно близко к оригиналу; каждый был снабжен ярлыком с ценой. Стоило покупателю коснуться изображения, как выбранный товар доставляли ему домой прямо со склада, а с его счета, определяемого по отпечаткам пальцев, списывалась соответствующая сумма. Конечно, так приобретались только стандартные товары. Если возникала необходимость в индивидуальном подборе вещей, использовались другие способы торговли. Продукты питания в стандартных упаковках не требовали какой-либо проверки, а некоторые виды одежды нуждались в примерке. Специальные примерочные кабины позволяли примерить платье с помощью голографического изображения, хотя при этом все равно приходилось раздеваться.
Они остановились у палатки с мороженым, где голограмма повара стояла у таблицы с изображением тысячи образцов этого лакомства различного вида и вкуса. Орлин коснулась панели с выбранным сортом – конечно же, с медовым вкусом, и в приемный контейнер выпали два стаканчика. Счет Гавейна уменьшился. Нортон, естественно, не мог сделать заказ – у него не было счета. А поговорка того времени гласила: «Кто потерял свой счет, того не берут в расчет».
Орлин заметила книгу из серии массовых изданий, которая показалась ей интересной, и снова прикоснулась к голограмме. Через мгновение книга была для нее отпечатана – исторический роман, где действие происходило в пленительные времена, когда люди не верили ни в магию, ни в науку и вели разгульную жизнь. Орлин положила книгу в сумочку.
Они сели на скамейку и принялись лизать мороженое, наблюдая за прохожими. Орлин вызывала у каждого проходящего свечение.
Проблема состоит в том, объясняла она Нортону, что пригодность человека в качестве партнера зависит от второго члена пары. Поэтому она могла получить несколько истолкований одного и того же свечения.
Нортон был заинтригован, однако у него оставались сомнения, действительно ли воспринимаемое ею свечение было магическим. Ему хотелось проверить это на нескольких случаях, но он не чувствовал себя вправе подходить к незнакомым людям и задавать им нескромные вопросы о личной жизни. Орлин наверняка воспринимает свечение, но насколько точно его интерпретирует?
Затем, совсем неожиданно, он получил доказательство.
Орлин вызвала свечение у пожилой пары, которая проходила рука об руку мимо их скамейки. По всей видимости, они до сих пор питали сильную привязанность друг к другу. Мужчина и женщина были хорошо одеты и привлекательны для своего возраста. И все же Орлин вызвала поразительно разные свечения. Свечение женщины было сильным; она почти идеально подходила для своего мужа. Но у него свечение отсутствовало. Точнее, оно оказалось отрицательным: это была темная тень.
– Он абсолютно не подходит ей! – прошептала Орлин.
– Не могу в это поверить! – запротестовал Нортон. – Посмотрите, как они привязаны друг к другу! Даже если у него есть любовница на стороне, он добр к этой женщине, заботится о ней, и она довольна.
– Свечение отсутствует, – настаивала Орлин. – Он не подходит ей!
– Это просто чепуха!
Они замолчали, так как пожилая пара приближалась. Старики сели на скамейку рядом с Нортоном и Орлин. Нортон хотел заговорить с ними, чтобы разрешить возникшее противоречие, но не решался.
– Просто немного устал, – сказал мужчина.
– Я понимаю, – согласилась с ним женщина.
Вдруг мужчина упал со скамейки.
Нортон вскочил, чтобы помочь – он кое-что знал о первой помощи. Но, посмотрев на застывшее лицо мужчины, он понял, что тот мертв.
– Реанимационный блок! – крикнул Нортон.
Из ближайшей стены вырвалась машина и подъехала к мужчине.
Потребовалась минута, чтобы подтвердить диагноз Нортона.
– Объект неисправен. Восстановлению не подлежит, – проклацала машина.
Прибыла карета «скорой помощи», в нее погрузили тело; туда же села вдова. Все случилось так быстро, что многие покупатели даже не поняли, что произошло. Это входило в задачу «скорой помощи»: люди не любят делать покупки в тех местах, где случается смерть. Да и понятно – иногда остаются мстительные призраки.
– Как ужасно! – с дрожью в голосе сказала Орлин. – Лучше нам уйти.
– Конечно, конечно. – Они направились к движущейся ленте.
Когда транспортер вез их к дому, Нортон понял, что означало свечение. Мужчина был плохим партнером для женщины не из-за своих недостатков или неверности, а из-за того, что скоро собирался ее покинуть и тем самым причинить ей горе. Поэтому свечение не вовсе отсутствовало, а было черным. Свечение знало обо всем заранее.
Нортон был вынужден признать свечение; это – законная магия. А значит, он должен принять вердикт Орлин: Нортон подходил для нее. Но как быть с его сном, из которого следовало, что он причинит ей вред – может быть, как тот мужчина, которого они только что видели. Чему же верить?
– Ваше свечение колеблется, – пробормотала Орлин. – Вы хотите покинуть меня?
– Не знаю, как правильно поступить, – виновато сказал Нортон.
Она крепко сжала его руку:
– О Нортон, пожалуйста! Я не смогу остаться ночью одна после того, что сейчас видела!
Нортон понял, что девушка никогда не сталкивалась с жестокостью или смертью, поэтому не готова к встрече с ними. Неудивительно, что она так дрожит. Сейчас самое неподходящее время, чтобы оставить ее.
Они зашли в дом.
Когда за ними закрылась дверь, Орлин повернулась к Нортону, обхватила его руками, уткнулась головой в его плечо и разрыдалась. Она вполне хорошо контролировала себя на людях, но теперь дала себе волю. Нортон держал ее; больше ничего нельзя было сделать. Он всегда с радостью помогал людям и не мог отказать Орлин, не поддержать ее. Или, спрашивал он себя, он просто ищет оправдания?
Спустя некоторое время Орлин успокоилась. Она высвободилась из его объятий и пошла в ванную привести себя в порядок.
– Я теперь никогда не буду есть мороженое, – сказала девушка, вновь появившись в комнате.
Мороженое. Виновник в силу ассоциации. Она ела его непосредственно перед трагедией. Нелогичная связь, но вполне понятная с эмоциональной точки зрения. Он и сам сейчас не испытывал особого желания съесть мороженое. Или посетить торговый центр.
– Вы ссорились? – спросил Гавейн, неожиданно появляясь перед глазами. – Я слышал, как она плакала.
– Ты что, не видел? – раздраженно спросил Нортон.
– Нет. Вас не было видно из другой комнаты. Я могу ходить сквозь стены, но не могу видеть сквозь них. Мне оставалось только слушать какие-то приглушенные звуки.
– Мы не ссорились.
– А что произошло?
– Какое тебе до этого дело?
– Послушай, смертный, мне есть до этого дело! – отпарировал Гавейн. – Это мое поместье, и она моя жена!
– Жена, которую ты никогда не видел при жизни и не любишь сейчас.
– Да, но я призрак! Что толку любить ее?
В словах Гавейна был резон. Это облегчало жизнь Нортону. Как бы он ни поступил с Орлин, это не оскорбит чувства призрака.
– Мы видели, как умер один мужчина. Это потрясло ее.
– Я видел много смертей, – сказал Гавейн. – Я сам мертвец.
– Теперь я, пожалуй, понимаю, почему ей так трудно поверить в вас. Она не любит смерть и не хочет находиться с ней рядом.
– Ей следовало подумать об этом, прежде чем выходить за меня замуж!
– Это не в полной мере ее выбор. В той же степени это и ваш выбор. Мужчины обычно женятся из-за сексуального влечения, женщины же выходят замуж, стремясь обрести уверенность в будущем. Такова природа человека, и такова наша экономика. Если бы женщины сами зарабатывали деньги, они могли бы выходить замуж по другим соображениям, а если бы у мужчин не было лучшего способа обеспечить свою безопасность, как с помощью женщин, то они так бы и делали. Я уверен, она вышла бы замуж за живого мужчину, будь это осуществимо.
– Но не вышла! И теперь перед ней стоит задача – как и перед тобой. Я не хочу ждать целую вечность. Скажи ей, что не останешься, если она не отдастся сейчас же, сегодня. Она, конечно же, согласится, потому что боится одиночества.
– Я не сделаю ничего подобного! – возмущенно воскликнул Нортон. – Она не кусок мяса!
– Ее дело – дать мне наследника! Она сейчас в таком состоянии, что с ней можно сделать что угодно; ты сумеешь выполнить свою задачу буквально в течение следующего часа, если…
– Послушай, Гавейн! Я никогда в жизни не оказывал давления на женщин! И никогда не воспользуюсь создавшейся ситуацией!
– Нет, ты просто будешь сидеть здесь без конца, пользуясь моим поместьем!
– К дьяволу твое поместье! – завопил Нортон. – Это ты обратился ко мне с просьбой! Я не собирался извлекать из этого выгоду!
– Так сделай то, для чего пришел сюда, и уходи! – заорал в ответ Призрак.
– Я уйду прямо сейчас, если это доставит тебе удовольствие! Ищи другого, кто оказал бы тебе эту услугу!
Призрак пошел на попятную:
– Я уже предупреждал, что она разборчива. Она выбрала тебя.
– Совершенно не уверен. Во всяком случае, это будет именно ее выбор, а не твой и не мой.
Призрак снова исчез. В дверном проеме стояла одетая в серый халат Орлин.
– Опять Гавейн?
Нортон кивнул в ответ.
– Мне не следовало позволять ему провоцировать меня.
– Я думаю, у него есть на это свои соображения. Он хочет наследника.
– Да. Но он пренебрегает при этом правилами, принятыми в обществе.
Орлин шагнула ближе.
– Нортон, должна признаться, что сначала, несмотря на вашу ауру, у меня были подозрения. Вы светились, но в вас не было энтузиазма, и призрак… – Она пожала плечами. – Но я наблюдала за вашим свечением, когда вы с ним разговаривали. Оно мерцало в соответствии с вашей реакцией. Конечно, это не детектор лжи, однако свечение не подвластно вашему контролю, так что оно подсказывало мне, что вы чувствовали на самом деле. Когда вы только что говорили о своем уходе, оно уменьшилось. Вы были искренни.
– Да, я не обманщик, – уныло согласился Нортон. – Гавейн хочет, чтобы я действовал как нанятый жеребец и, сделав дело, тут же ушел. Пока я не видел вас, мне казалось, что я справлюсь с этой задачей. Но теперь это невозможно.
– Я знаю, – тихо проговорила Орлин. – Вы поступаете правильно.
– Да. А это означает, что мне следует уйти прямо сейчас.
– Нет! – воскликнула Орлин. – Пожалуйста, Нортон, не уходите! Я говорила вам, что не вынесу…
– Но завтра вы все равно останетесь одна, если я буду действовать, как того хочет Гавейн.
– Гавейн идиот, – резко сказала Орлин. – Он не знает самого важного в этом деле. Сегодня я не могу забеременеть даже при искусственном оплодотворении. Сегодня неподходящий день месяца. Да и будь он подходящим, нет никакой гарантии, что беременность наступит с первого раза. Единственный выход – продолжать попытки до тех пор, пока соответствующие тесты не подтвердят беременность, а это может занять несколько месяцев.
– Конечно, вы правы, – развел руками Нортон. – Я такой же глупец, как и он.
– Ну так сообщите ему это немедленно, – сказала Орлин. – Его настойчивость только все затягивает. Даю вам две минуты.
– Но тогда я должен буду остаться на…
– Несколько месяцев, – закончила фразу Орлин. – Вы возражаете?
– Нет! – воскликнул Нортон. Он сам удивился охватившему его чувству.
– Тогда скажите ему это. Он перестанет приставать к вам, и мы обретем покой. – Она развернулась и вышла из комнаты.
Снова появился Гавейн.
– Я все слышал. Мегера права. Ну да ладно. Я предприму путешествие вокруг света. Ты останешься здесь, пока не будет полной уверенности.
– А как насчет того, что я буду пользоваться вашим поместьем?
– Это было сказано в гневе. Приношу свои извинения. Я хочу, чтобы ты остался. Договорились?
– Да, – вздохнул Нортон.
– Но сначала я научу тебя убивать драконов.
– Такова была предполагаемая плата, – сказал Нортон. – Но мы не думали, что это займет так много времени. Давай вместо этого считать платой мое проживание и столование здесь.
Гавейн улыбнулся, махнул рукой и исчез.
В комнату вернулась Орлин.
– Все в порядке?
– Да. Гавейн согласился. Он ушел.
– Вы уверены?
– Ну, я не могу быть уверен. Но он сказал, что отправляется в кругосветное путешествие – видимо, понял, что скорее достигнет своей цели, если на некоторое время исчезнет.
– Да. Я никогда не была в восторге от мысли, что он будет наблюдать за нами. В конце концов…
– Он не может находиться с вами в одной комнате и не может видеть сквозь стены. Так что если вы закроете…
– Это какое-то утешение, – сказала Орлин. – Я… мне не следует говорить такое… Может быть, вы хотите заняться этим сейчас?
Именно этого приглашения ожидал Нортон. И сам удивился, когда отклонил его.
– В этом нет смысла. Ведь сегодня неподходящий день…
– Вы не хотите… заняться этим просто для развлечения?
Нортон заколебался.
– С любой другой женщиной, похожей на вас, я был бы рад заняться этим. Что и делал – прежде. Но сейчас это не развлечение. Это дело. Я не могу найти другое оправдание.
– Почему?
Нортон уставился в пол:
– Я никогда не смогу жениться на вас.
– Вы хотите слишком многого.
– Да, видимо, так. Я никогда раньше не задумывался над этим, однако теперь…
Орлин прошлась по комнате.
– Мне кажется, это то, что отвращало меня от других приходивших мужчин. Их свечение и в самом деле было очень слабым, но будь у кого-нибудь из них и сильное свечение, оно не понравилось бы мне – ведь они хотели только секса, за который не нужно платить. Я не проститутка, а будь я ею, то не отдавалась бы мужчинам без платы. Не могу сойтись с мужчиной, если он равнодушен ко мне.
– Но мужчина, который к вам неравнодушен, не захочет близости на таких условиях.
– Послушайте, – неожиданно сказала Орлин, – множество мужчин сохраняют одну и ту же любовницу, успев сменить несколько жен: ведь именно любовницу любят по-настоящему. Освященные законом отношения не столь уж важны. Может быть, вам вообще не следует уходить от меня?
– Я путешественник. Никогда не остаюсь надолго в одном месте.
– А если женщина захочет путешествовать вместе с вами?
– Пока ни одна не захотела. И вы ведь привязаны к своему поместью.
– Нет. Я должна лишь дать жизнь наследнику этого поместья, а потом смогу путешествовать с кем захочу.
Какое счастье!
– Мы и дня не знаем друг друга.
– Конечно, из этого может ничего не получиться, – быстро сказала Орлин.
– Просто мне кажется, что вы способны любить меня, если захотите. Я знаю, что способна полюбить вас.
– Да пребудет со мной милость Господня, – медленно произнес Нортон. – Я хочу любить вас.
Орлин протянула Нортону какой-то предмет:
– Примите это в знак нашей незаконной, но возможной в будущем любви.
Это было кольцо в форме зеленой змейки. Голова змейки была слегка приподнята, заменяя собой драгоценный камень. Глаза сияли – очевидно, это были алмазы.
– Но у меня нет ничего, что я мог бы дать вам в ответ!
– Нет, есть. Дайте мне самого себя.
Это имело определенный смысл. Она, как замужняя женщина, не могла по-настоящему отдать себя ему. Но он мог это сделать. У нее был мертвый муж; сейчас она хотела живого мужчину. Мужчину, который был бы к ней неравнодушен.
Нортон взял кольцо и надел его на средний палец левой руки. Кольцо оказалось впору, словно было сделано для него.
– А теперь… – произнесла Орлин.
– В этом очень мало логики, – предупредил он.
– Я знаю. Делай со мной, что хочешь.
Нортон засмеялся. Он взял Орлин на руки и понес в гостиную. Поцеловав, посадил ее рядом с головоломкой.
– Женщина, я хочу картинку!
– Как прикажете, господин! – засмеялась Орлин.
Они склонились над головоломкой.
3. ТАНАТОС
Что произошло затем, весьма и весьма напоминало самый настоящий медовый месяц.
Первые дни они занимались любовью так часто, как только позволяли физические силы. А в промежутках – отдыхали за головоломками. Покончив с одной, брались за другую. Такое вот приятное однообразие.
Впрочем, изредка парочка выбиралась на экскурсии по гавейновским владениям – апартаменты, где они жили, были лишь малой частью его собственности.
В этом же небоскребе призрак имел еще несколько роскошных многоуровневых квартир, а также владел теннисным кортом в шикарном спортивном клубе. В ресторане этого клуба у Гавейна был свой постоянный столик. Ему принадлежала значительная часть парка на крыше, а также частный переместитель материи на одном из подземных этажей.
В теннис призрак, конечно же, не играл и корты приобрел по подсказке кого-то из своих финансовых советников – выгодное вложение денег. Зато и Нортон, и Орлин были вполне сносными теннисистами и с удовольствием часами играли друг с другом. Они изумительно смотрелись на площадке: он – закаленный малый в хорошей спортивной форме, она – стройная и мускулистая красавица.
Нельзя назвать определенный день и час, когда он это понял, однако через короткое время Нортон осознал, что он не просто влюблен, а любит, и любит всерьез.
Что касается Орлин, то вслух девушка ни разу не призналась в любви. Однако Нортон другого и не ожидал: ведь формально она была супругой призрака и по-своему хранила ему верность. Что слова! Ведь на деле Орлин целиком и полностью принадлежала Нортону – разве этого не достаточно? Словно заботливая жена, Орлин хлопотала на кухне, дабы накормить любимого мужчину. Она охотно совершала вместе с Нортоном долгие прогулки по паркам и визжала от восторга, когда они замечали в ветвях дерева незнакомую птичку и брали ее на мушку фоторужья. Ночью она безропотно вскальзывала в его спальный мешок – ему, завзятому страннику, претила широкая роскошная постель. Словом, встреть он такую женщину при иных обстоятельствах, он бы женился без малейшего колебания.
Разумеется, время от времени они ссорились – еще один признак нормальной семьи. Но мирились быстро и злобы друг на друга не таили – тоже признак нормальной семьи. Во время коротких размолвок Нортону и в голову не приходило, что он свободная птица и в любой момент волен идти на все четыре стороны. Похоже, и Орлин, даже в сердцах, ни разу не подумала о том, что ей проще простого указать ему на дверь. Короче говоря, хоть они и не звались мужем и женой, однако жили как муж и жена.
Кольцо, подарок Орлин, оказалось не без секрета. Оно обладало магическими свойствами. Какими именно и как этими свойствами пользоваться
– этого Орлин не пожелала открыть.
Дразня его, она заявила:
– Что за женщина без загадки!.. Поскольку мое тело больше не тайна для тебя, пусть хотя бы кольцо сохранит свои секреты.
Эти слова не могли не подхлестнуть его любопытство. Однако, при всей его заинтригованности, Нортон не имел возможности сразу же приступить к разгадке этой головоломки. Орлин тут же втянула его в вихрь совместных развлечений.
Сперва они смотрели новейшие голографические хиты, потом плавали в невесомости, а затем прошвырнулись на Венеру, где у Гавейна также имелась недвижимость. Тут-то и стало понятно, откуда эти восхитительно вкусные свежие венерианские грибы, которыми Орлин баловала его во время их трапез!
Впрочем, космическая прогулка произвела на Нортона не слишком большое впечатление: гавейновские апартаменты на Венере отличались от земных лишь отсутствием окон. За толстенным стеклом единственного иллюминатора бушевала нескончаемая венерианская буря – зрелище в достаточной степени тоскливое. Этот вид из окошка да еще изменение силы тяжести – вот и вся разница с Землей. Стоило ли ради такого перемещаться!.. Видя разочарование Нортона, Орлин переключила его внимание на себя. Кокетливо заголяя то одну, то другую часть своего прелестного тела, она без труда раззадорила Нортона. После игривой беготни по комнатам, они оказались на полу одной из них…
Долго ли, коротко ли, наконец они угомонились. Орлин сладко заснула. А Нортону вдруг вспомнилось кольцо. Самое время разобраться с его свойствами!
Он потянул магическое кольцо большим и указательным пальцами, чтобы снять его.
Не тут-то было! Подарок Орлин оказался с норовом. Обычно кольцо сидело вроде бы свободно: когда Нортон в рассеянности трогал его, оно с легкостью скользило вверх-вниз по пальцу. Однако на намерение снять его подарок Орлин реагировал всегда одинаково: будто прирастал к коже. Чем сильнее Нортон тянул кольцо, тем пуще оно упиралось. Он пробовал и так, и сяк – ни в какую! Тогда он направился в ванную комнату и намылил палец – ультразвуковой дезинфицирующий душ сделал мыло пережитком прошлого, но в богатых домах оно сохранилось как признак шика. «Пережиток прошлого» не сработал. Нортон принялся хитроумно оттягивать кожу, чтобы продвигать кольцо к концу пальца миллиметр за миллиметром. Никакого результата.
Начиная заводиться, он процедил сквозь зубы:
– Видать, эта хреновина заговорена на прилипание!
– Ты ошибаешься, мой милый, – проворковала за его спиной Орлин.
От неожиданности Нортон вздрогнул и виновато крякнул. Сражаясь с магической штуковиной, он был глух ко всему остальному. Довольная тем, что ей удалось подкрасться незаметно, Орлин весело рассмеялась и поцеловала его – он был такой забавный в своей растерянности. На ее поцелуй, конечно же, нельзя было не ответить. Поцелуй за поцелуем… Словом, о кольце Нортон вспомнил только через три дня.
Условием брака с призраком было идеальное здоровье супруги – ей предстояло родить крепкого наследника. Поэтому Орлин еженедельно посещала доктора – женщина щепетильная, она никогда не манкировала своими обязанностями.
Во время очередного визита Орлин к доктору Нортон наконец остался наедине с собой – в холле возле врачебного кабинета.
Он задумчиво уставился на загадочное кольцо, выполненное в форме змейки. Казалось, крохотные глаза-бриллиантики ответно таращатся на него.
– Стало быть, тебе предписано не расставаться с хозяином, – вслух подумал Нортон. – К этому и сводятся твои магические способности?
Тут он чуть было не подскочил на кресле. Кольцо запульсировало в ответ
– оно дважды сжалось, деликатно сдавливая кожу его пальца!
Во врачебных холлах всегда есть какая-нибудь следящая аппаратура, поэтому Нортон вынужден был контролировать свои внешние реакции. Сделав нарочито деревянное лицо, он лихорадочно соображал, как следует классифицировать происшедшее.
«И что это я так разволновался? – думал он. – Надо полагать, просто померещилось…»
Стараясь не шевелить губами, он тихонько спросил:
– Колечко, ты ли это сделало?
Ответом послужило одно уверенное сокращение магической змейки. Кожа на его пальце была сжата крепко, но не до боли.
Так-так, кое-что начинает проясняться. Он на правильном пути!
– Ты меня понимаешь? – опять-таки сквозь зубы спросил Нортон.
Новое сжатие кольца. Короткое, но внятное.
– Ты отвечаешь на вопрос тем, что сжимаешься?
Снова сжалось.
– Один жим обозначает «да», а два – «нет». Я правильно угадал?
Жим.
– А ты сжимаешься когда-нибудь трижды?
Жим.
– Когда именно?
На этот раз кольцо стиснуло кожу его пальца трижды.
– Это не ответ на мой вопрос! – прошептал Нортон. – Что обозначают три сжатия?
Жим. Жим. Жим.
Нортон задумался.
– Гм-м… Гм-м… Итак, ты отвечаешь только «да» или «нет». А три сжатия… три сжатия обозначают, что ты не можешь ответить посредством «да» или «нет»? Я прав?
Жим.
– Таким образом, три сжатия говорят о том, что ответ тебе не известен или ты не можешь ответить простым «да» или «нет». Правильно?
Жим.
– Стало быть, если я задаю вопрос, на который нельзя ответить однозначным «да» или однозначным «нет», ты всегда сжимаешься трижды?
Жим-жим.
Дважды? Но почему? Это ведь означает «нет». А он ожидал ответ «да».
Если кольцо не в состоянии ответить посредством «да» или «нет», оно всегда сжимается трижды. Логично? Логично. И это отчасти подтверждено предыдущим ответом. Почему же он получил «нет», когда немного иначе сформулировал тот же вопрос?
Нортон задумался, в чем же ошибка.
Наконец его осенило.
– Когда ответом является цифра, тогда количество сжатий обозначает цифру. Правильно?
Жим.
– Ага! Замечательно! Ну-ка, скажи мне, сколько будет трижды семь.
Жим.
Одно-единственное.
Вот это номер! И как же это понимать?..
– Я серьезно, – шепнул Нортон. – Дай мне, пожалуйста, ответ на поставленный вопрос. Сколько будет трижды семь?
Пауза. Потом три сжатия подряд.
– Колечко, это неправильный ответ! Что происходит?
Жим. Жим. Жим.
– Гм… Погоди, ты хочешь сказать, что ты не сильно в математике?
ЖИМ!
Нортон довольно улыбнулся:
– А-а, ясненько. Ну да ладно, у каждого свои недостатки. Не стесняйся. Но вообще-то считать ты умеешь?
Жим.
– Сколько у меня пальцев?
Десять сжатий.
Нортон снова улыбнулся и тихонько сказал:
– Похоже, колечко, я начал тебя понимать. У тебя есть еще какие-нибудь способности?
Жим.
– Ты просто не в силах рассказать мне о них, да?
Жим.
– Но если я догадаюсь о них и задам вопрос, ты ничего от меня не утаишь. Так?
Жим.
– Отлично!
Нортон опять надолго задумался. В играх на угадывание он никогда не был силен. Но если количество вопросов не ограничено и время терпит, то попробовать можно. Это по-своему весьма и весьма увлекательно!
Но тут вернулась Орлин и прервала его размышления.
– Увы и ах, – сказала она, – пока что я не беременна. Невзирая на все твои неустанные труды. Я даже не знаю, огорчаться этому или радоваться. Доктор хочет осмотреть тебя.
– Меня? – удивленно спросил Нортон.
Жим.
Тут он изумился еще больше. Очевидно, теперь, когда он «разбудил» кольцо, оно будет отвечать на все его заданные вслух вопросы.
– Доктор хочет убедиться, что ты небесплоден, – пояснила Орлин.
– А-а, понятно…
Разумеется, это вполне естественное требование к «заместителю супруга»
– быть способным оплодотворить женщину… А вдруг у Нортона с этим осечка? И что же тогда – он навсегда расстанется с любимой?
– Ну иди же, – сказала Орлин. – Она ждет тебя.
– Она?
Жим.
Орлин рассмеялась:
– В столь серьезном вопросе я предпочитаю довериться женщине.
– Но я бы предпочел мужчину, – пробормотал Нортон.
Забавляясь от души, Орлин сказала с притворной жалостью:
– Бедняжка, как ты влип. Однако деваться некуда. Расслабься и получай удовольствие.
– Да уж, какое там… – проворчал Нортон.
Но упираться было бы смешно, и он обреченно взялся за дверную ручку.
Врач, строгого вида женщина средних лет, начала с приказа:
– Раздевайся, сынок.
– Послушайте, я…
Глядя на вспыхнувшие щеки Нортона, докторша наградила его холодной улыбкой и осведомилась:
– Полагаешь, необходимо присутствие санитара, дабы он проследил, чтобы твоему целомудрию не был нанесен ущерб? Могу пригласить.
– О нет, спасибо. Но…
– Молодой человек, это самый что ни на есть заурядный медосмотр. Поверь мне, я этого добра видела столько – ты себе и представить не можешь!
В этом он не сомневался. И все-таки… А потом, какой он ей «молодой человек» – ему уже под сорок… Однако больше спорить он не стал и, подчиняясь суровой необходимости, стянул с себя штаны.
Засим докторша, с быстротой фокусника, проделала все положенное в таких случаях: смерила температуру и давление крови, проверила зрение и слух, заставила Нортона высунуть язык и сказать «а-а-а», постучала молоточком по коленям, а также исполнила еще несколько вполне загадочных номеров с более таинственными инструментами. Наконец дело дошло и до самого неприятного.
– А теперь, пожалуйста, и трусы.
Он сжал зубы и покорился. Ведь женщинам случается терпеть осмотр врача-мужчины, вот и ты терпи обратную ситуацию.
Докторша ткнула его пальцем в пах с одной стороны и велела покашлять.
Он подчинился. Палец погрузился в пах с другой стороны, и снова Нортону было ведено покашлять.
После этого докторша привычно-ловким жестом надела резиновые перчатки.
– Ну-ка, сынок, нагнись. Обопрись руками о край кушетки.
– Послушайте, а не существует ли более современного метода?..
– Так куда забавнее, – отрезала докторша.
Он досадливо крякнул и нагнулся над кушеткой, отклячив голый зад. Докторша ткнула пальцем в банку с чем-то жирным, а потом проделала с Нортоном ту операцию, вспоминая которую все мужчины говорят только одно: «Брр-ррр!»
– Эй, вы там полегче! – взмолился Нортон.
– Не ерзай. Терпи. Надо взять образчик твоих хвостатых.
Через несколько мгновений она получила то, что хотела, и удалилась с пробиркой в лабораторию. Нортон наконец получил возможность одеться и прийти в себя. И все это унижение единственно ради того, чтобы удостовериться…
Тут его запоздало осенило.
– Послушай, колечко, – сказал он, – может женщина забеременеть от меня или нет?
Жим.
Ах ты, ох ты! Вот что значит не сообразить вовремя! Будь у него мозги попроворней, не пришлось бы пройти через эту мерзопакость с резиновой перчаткой! Э-эх, от дурной головы заднице покоя нет!
А впрочем, вряд ли бы докторша поверила в авторитетность медицинского суждения какого-то колечка…
Между тем кольцо не соврало: его сперматозоиды оказались сплошь крепыши-игрунчики, проворные и в должном количестве. Нортон мог только гадать, каким образом кольцо проведало об этом факте. Сама по себе способность волшебным образом отвечать на вопросы хозяина отнюдь не предполагает наличие абсолютного всеведения. Хотя у магии столько разных форм и степеней…
Нортон вышел в холл, где его поджидала Орлин – с лукавейшей улыбкой на лице.
– Ты знала, что я в порядке! – накинулся он на нее. – Знала! Знала!
– Разумеется. Иначе вокруг тебя не было бы такого сияния.
– Так какого же дьявола ты направила меня к этой изуверше в белом халате?
Орлин начала было излагать серьезные резоны, которые побудили ее… Но тут она не выдержала и просто расхохоталась.
Ох уж эти милые красавицы! Всегда готовы щедро поделиться с мужчиной тем фунтом лиха, который Ева получила вместо сухого пайка при изгнании из рая. Ну ничего, он с этой шутницей рано или поздно поквитается. За ним не заржавеет!
Последующие дни были фейерверком совместных развлечений, за которыми Нортон и Орлин, впрочем, не забывали исправно и часто трудиться на ниве исполнения гавейновского требования – до потери дыхания и до седьмого пота.
Лишь через неделю Нортон улучил несколько минут для разговора с кольцом, да и то лишь потому, что Орлин вздумалось принять ванну по старинной методе – с водой и мыльной пеной. В каждой из бессчетного количества гавейновских спален имелся современный ультразвуковой душ – без брызг и мыла. Но женщины существа странные – отчего-то любят поплескаться в воде, понежиться в пене… Говоря по совести, Нортон и сам был бы не прочь поплескаться в воде и понежиться в пене. Но это как-то не по-мужски. Пустое баловство…
Как только Орлин удалилась в ванную комнату, Нортон мысленно убавил звук объемновизора, по которому передавали последние новости, и предался общению с кольцом.
Фоном этой беседы были парламентские вести. Казалось, диктор сидит прямо в комнате и, обращаясь непосредственно к Нортону, говорит:
– Представитель фракции Сатаны признал, что на этот раз им не удалось преодолеть президентское вето, но они надеются сделать это в самое ближайшее время. Речь идет лишь о нескольких дополнительных голосах. Достаточно малейшего раскола в рядах правящей…
– Колечко, – сказал Нортон, – я бы хотел поговорить с тобой. Кстати, есть у тебя имя?
Жим-жим.
– А хочешь иметь?
Жим.
– Погоди, сейчас что-нибудь придумаем. Ты у нас кольцо со змейкой. Мой палец для тебя как ствол… или как кролик для удава. И ты мой бедный палец давишь и давишь… Ага, нашел! Удавчик. Нет, лучше Жимчик. Ты у нас не давишь, а жмешь. Итак, нравится имя Жимчик?
ЖИМ!!! Было очевидно, что придумка очень и очень понравилась.
– Ну и прекрасно, Жимчик! Ты – исчадье Черной Магии?
Жим-жим.
– Ты произведение Белой Магии?
Жим.
Кольцо может и врать. Если оно продукт Черной Магии, то ему ничего не стоит солгать. Однако Нортон был склонен верить Жимчику. Не в характере Орлин пользоваться предметами, которые сработаны Злыми Силами. В чем, в чем, а уж в этом он может не сомневаться!
Оно. А почему, собственно говоря, оно?
– Жимчик, а ты, кстати, какого пола?
Жим. Жим. Жим.
– Ах, прости! Сейчас сформулирую правильно. Ты мужчина?
Жим.
– Вот и славно. Значит, имя Жимчик тебе действительно подходит. Теперь следующий вопрос. Если я правильно понял, у тебя есть и другие удивительные способности?
Жим.
Теперь надо было каким-то образом вытянуть из него нужную информацию. Нортон проворно соображал, как выстроить серию вопросов, чтобы добиться необходимого ответа.
– Какими еще способностями ты облада… Твои волшебные особенности в том, что ты способен делать, или в том, кто ты такой? Итак, в том, что ты способен делать?
Жим.
– В том, кто ты такой?
Жим.
– Стало быть, и в том и в другом?
Жим.
Замечательно. Очень любопытное существо! Кстати, оно одушевленное или нет?
Жимчик подтвердил обе части этого вопроса. Он и одушевленный, и неодушевленный одновременно.
– Ты умеешь принимать другую форму?
Жим.
– Ты можешь измениться по моей просьбе?
Жим.
– Послушай, – восторженно вскричал Нортон, – ведь ты способен стать настоящей змеей!
Жим.
Нортон стал обмозговывать услышанное. Какие преимущества дает такой вот Жимчик своему владельцу? Получается, бриллиантовоглазый дружок по приказу готов стать живым и спрыгнуть с пальца… А он, дурак, все норовил его снять силой, тогда как было достаточно любезно попросить кольцо покинуть руку!.. Теперь, вооруженный новым знанием, он может посылать кольцо на разведку: дескать, смотайся и погляди, а потом возвращайся для доклада на мой палец и отвечай своими сжатиями на расспросы!
Нортон почесал затылок, затем недобро ухмыльнулся и повелел:
– Жимчик! Иди и посмотри, что делает Орлин. Только с очень близкого расстояния посмотри!
Кольцо мигом подчинилось. Оно вдруг налилось ярким изумрудным светом и превратилось в настоящую крохотную змейку. Мелькнув хвостом, эта крохотная змейка шустро сползла с хозяйского пальца и шлепнулась на пол, стремительно утолщившись и удлинившись.
В новом облике Жимчик имел длину в пять-шесть дюймов. Если он и был страшен, то не размерами, а своей энергией и проворством. Нортон и ахнуть не успел, как Жимчик уже уполз в ванную комнату.
Не прошло и минуты, как оттуда раздался дикий визг. Через несколько секунд Жимчик вернулся. На его шкурке кое-где виднелась мыльная пена. Нортон подставил руку – змейка обвилась вокруг его пальца и опять превратилась в металлическое колечко в форме змеи. Точнее, в мокрое металлическое колечко в форме змеи.
– Она тебя видела?
Жим.
– Ты был совсем рядом с ней?
Жим.
– Она завизжала?
Жим.
– И стала плескать на тебя водой с мыльной пеной?
Жим.
– Хочешь добавить к этому еще что-нибудь?
В этот момент появилась кое-как завернутая в полотенце разъяренная Орлин – полуголая, мокрая, с мыльной пеной на плечах и груди.
– Чтоб подобных выходок больше никогда не было! – сердито сказала она, обращаясь к кольцу.
Нортон расхохотался. Он был отомщен.
Но тут Орлин сердито рухнула на него, и он тоже оказался весь в мыльной пене.
– Ах ты противный! Стоило мне дать тебе чуть-чуть времени – и ты сообразил, как пользоваться кольцом! Противный! Противный! – возмущенно приговаривала она, смахивая пену со своей груди ему в глаза.
Слава Богу, пена оказалась не едкой, в противном случае Нортону пришлось бы солоно!
– Запомни, если ты еще раз натравишь кольцо на меня, я вас обоих утоплю в мыльной пене!
– Жаль, что я не подпустил змейку той докторше! То-то была бы потеха!
Позже Нортон выяснил, что Жимчик превращается не просто в змею, а в змею ядовитую. Правда, его яд не является смертельным для такого крупного существа, как человек. Однако укушенный Жимчиком тяжело заболевает на несколько часов – да так, что и не чает выжить! Впрочем, без приказа Жимчик никого не цапнет. На восстановление яда нужны сутки. Стало быть, теоретически оружие змейки можно использовать только один раз в день.
Узнав это, Нортон сказал кольцу:
– Любопытно. Однако у меня нет врагов. Поэтому мы с тобой никого кусать не будем.
И тем не менее большое счастье, что Нортон узнал про ядовитые зубы Жимчика с опозданием. Нортоновское привычное человеколюбие могло дать осечку в тот гнусный момент, когда докторша смазывала палец в резиновой перчатке!
Орлин еще долго бушевала по поводу инцидента в ванной комнате. Не то чтобы она слишком перепугалась – ей было досадно, что Нортон так быстро разгадал секрет кольца. Как только она успокоилась, Нортон стал приставать к ней с вопросом, откуда у нее взялось это удивительное колечко. В итоге он узнал, что кольцо принадлежит семье Орлин на протяжении многих и многих поколений: переходит от родителей к детям, от супруга к супругу.
– Но это значит, что кольцо должно перейти к твоему ребенку! – воскликнул Нортон. – Я ведь формально не являюсь твоим супругом!
– Что мне формальности! – возразила Орлин. – Я… Я тебя… Ну, ты мне по душе, Нортон… И мне хочется, чтобы кольцо было у тебя.
– В таком случае я очень счастлив, что оно у меня, – сказал Нортон, нежно целуя свою подругу.
В следующем месяце она наконец забеременела. Ее поведение впечатляюще изменилось: уменьшилась страсть к развлечениям, Орлин стала завзятой домоседкой, думала и говорила лишь о предстоящем прибавлении в семье. Однако она сочла нужным предупредить Нортона:
– Не вздумай покинуть меня! Теперь ты мне нужен больше прежнего!
Насколько он ей нужен теперь – в этом Нортон уверен не был.
Зато он точно знал, что она необходима ему, что он без нее не может. Он лелеял надежду, что после рождения законного наследника все мало-помалу вернется на круги своя: Орлин станет прежней непоседливой резвушкой, они смогут вместе странствовать… Но если вдруг ничего не будет прежним… что ж, в любом случае он связан с Орлин неразрывными узами. Пусть и не по закону, но по крови-то он будет отцом! Формально не имея никаких обязательств по отношению к ребенку, разве он сможет запретить себе любить малыша?
Никогда прежде Нортон и в страшном сне не представлял себя в роли образцового «скучного» семьянина. Похоже, он глубоко ошибался. Теперь он находил в себе все нужное для этой роли. Когда Орлин сказала, что он ей необходим, что он должен остаться, ему и в голову не пришло спорить. Нортон подчинился с радостью и с готовностью. По сути, он был содержанкой мужского пола, жил за счет своей полусупруги. Но, подобно большинству содержанок женского пола, он не тяготился своим зависимым положением и отнюдь не рвался на свободу.
Время шло, и Орлин неуклонно расширялась в поясе. К Нортону мало-помалу перешли едва ли не все нехитрые домашние обязанности. Он не ворчал и не сопротивлялся. Можно было только диву даваться, глядя на перемены в его характере! Покорная домашняя лошадка, без всякого желания закусить удила и рвануть в прерию. Как видно, исходившее от него сияние сказало правду о глубинной природе его характера: он оказался верным другом для Орлин, нежным и заботливым. С повседневными домашними хлопотами такая богатая дама могла бы справиться и сама. Ей было дорого отношение Нортона, его неизменная эмоциональная поддержка. Он был стеной, на которую можно всегда опереться.
К большому облегчению Нортона, призрак не объявлялся.
Что касается второго соприкосновения с волшебством, то интерес Нортона к Жимчику оказался недолговечным. Шпионить было не за кем. Вопросов, на которые требовались бы мудрые ответы кольца, тоже как-то не возникало. Поэтому со временем хозяин перестал беспокоить Жимчика, и тот стал тем, чем был изначально, – украшением на руке.
С учетом прогрессирующей беременности они все реже и реже занимались постельной акробатикой. И очень скоро Орлин наложила полный запрет на секс: она опасалась навредить ребенку. Нортон порывался возобновить долгие прогулки по паркам, но Орлин отказывалась составить ему компанию, а в одиночку идти не хотелось – ему претило надолго отлучаться от нее.
В результате Нортон стал много времени проводить перед объемновизором, пристрастился к историческим программам. Ему обрыдли передачи о защите окружающей среды: природу он любил и не нуждался в том, чтобы ему внушали вдумчивое отношение к ней. Зато изучение истории было ему по сердцу: он мог заморить червячка непоседливости, который жил в его душе и звал в путешествия во времени и пространстве. Коль скоро Нортон так прочно влез в домашние тапочки в апартаментах Орлин, он поневоле задвинул в дальний угол сознания свою врожденную охоту к частой перемене мест. Путешествие в мир истории давало хоть какой-то выход неуемному духу странствий.
Сверх этого Нортон занялся интерактивными учебными телекурсами сразу по нескольким дисциплинам. Особенно его увлекла география Земли и планет Солнечной системы. Знать больше о Марсе, Венере, Меркурии!.. А как любопытна астрономия! Какой чарующий мир открывается внутри Млечного Пути
– все эти бесчисленные скопления галактик… О, если б он мог самолично исследовать далекие звездные миры!..
В положенный срок родился ребенок. Орлин так и сияла. Она выполнила свой долг – произвела на свет наследника. Это был мальчишка-крепыш, который странным образом оказался в большей степени похож на Гавейна, чем на Нортона. Новорожденного назвали Гавейн Второй.
Нортон неизбежно почувствовал себя не в своей тарелке. Его «работа» закончена, он волен идти на все четыре стороны… Но уйти заставить себя не мог. Да и Орлин явно не собиралась прогонять его.
– Как только Гавейнчик подрастет настолько, что его можно будет оставлять с нянькой, мы опять займемся тем самым, приятным, – пообещала она, игриво улыбнувшись.
Однако на деле все оказалось не так просто.
Орлин никаких нянек к ребенку так и не подпустила. Ей претила мысль, что за ее Гавейнчиком будет ухаживать другая женщина, робот-нянька или голем-нянька. Образцовая мать, она все хотела делать сама. Ведь и сосватали ее призраку именно поэтому – в уверенности, что из нее получится идеальная мамаша.
Все помыслы Орлин сосредоточились на крошке. Чувство долга понуждало ее изредка замечать и Нортона, и тогда он получал что-нибудь из остатков ее внимания. Конечно, говорят, остатки сладки. Но разве не обидно тому, кто привык к полному меню, питаться крошками с барского стола…
Орлин настояла на том, что будет сама кормить ребенка грудью – дескать, это наиболее естественный вариант. Пеленки она стирала тоже сама – и вручную, потому как «при машинной стирке используется всякая химическая дрянь». Купание – тоже по старинке. Ультразвуковой душ малышу вреден – «ультразвук может повредить его неокрепшую нервную систему». Словом, хлопотам Орлин не было конца; за всем она хотела проследить сама, и во всем у нее были свои принципы. Исходя из собственного понимания того, какой должна быть идеальная любящая мать, она с лютым энтузиазмом следовала всем заповедям этой канонической любвеобильной матери.
Не Нортону было спорить с ней – он тоже был сторонником всего естественного.
Хотя некоторая оголтелость борьбы Орлин за «натуральное материнство» все-таки раздражала его. Прежде всего потому, что Орлин практически полностью устранила Нортона из процесса ухода за ребенком. В апартаментах была чертова уйма всякого современного оборудования, которое могло бы стократно облегчить хлопоты Орлин вокруг младенца, но она ничем не пользовалась. Нортон каким-то образом оказался частью этого невостребованного современного оборудования – его помощь классифицировалась как противоестественная. Веками женщины взращивали младенцев без вмешательства мужчин – вот и Орлин прекрасно справится сама!
Внук был показан родителям Гавейна. Дедушка и бабушка согласно решили, что Гавейнчик – точная копия своего отца. Это растрогало их до слез. Разумеется, Орлин посещала стариков без Нортона, присутствие которого было бы в высшей степени неуместно.
Мало-помалу Нортон впал в черную меланхолию. Конечно, это было глупо. Он искренне радовался счастью Орлин. Что касается двусмысленности собственного положения, так он о ней знал с самого начала. И тем не менее не мог обрести душевного равновесия в сложившейся ситуации. Ведь он надеялся, что рождение ребенка вернет ему Орлин и она будет принадлежать ему, Нортону, с прежней полнотой. Теперь стало очевидно, что младенец оттянул на себя все ее внимание, и это, похоже, необратимо.
Нортон, покоряясь многомесячной привычке, простодушно возомнил, что все это хотя бы отчасти принадлежит ему – и владения Гавейна, и ребенок, и Орлин. Он привык к роскошному образу жизни, привык к постоянному вниманию молодой красивой женщины. Теперь он со всей очевидностью понял, что эта жизнь избаловала его. Не зря Орлин еще в самом начале сказала, что он возмечтал о слишком многом. Пришла пора умерить аппетит…
А тут еще и призрак вернулся.
Впрочем, это была хоть какая-то перемена, и Нортон едва ли не обрадовался появлению Гавейна.
– Ну, дружище, я дал тебе целый год, – сказал призрак. – Чем отчитаешься?
– Все в порядке, – отозвался Нортон. – Теперь у тебя есть законный наследник.
– О-о! Гром и молния! – вскричал Гавейн и на радостях сделал антраша в воздухе. – Наконец-то я обрел свободу и волен удалиться в Рай!
Гавейна ждет Рай? Хорошенькая новость!
Раздраженно пожав плечами, Нортон сказал:
– Ну, куда теперь направиться – решай сам. В Рай так в Рай… Я бы на твоем месте хотя бы взглянул на младенца. Он сейчас в спальне – спит в своей колыбельке.
– Но я не смогу войти. Там Орлин.
– Насколько я знаю, она в кухне, стряпает для ребенка. Хочет, чтобы его первая твердая пища была наивысшего качества.
Призрак на несколько минут исчез в спальне. Вернулся он мрачнее тучи.
– Мальчишка слишком, слишком похож на меня.
– Ты имеешь что-нибудь против этого?
Гавейн нервно прошелся взад-вперед по комнате.
– Вот что, Нортон, я должен тебе кое в чем признаться. Во время моего годичного путешествия я познакомился с несколькими занятными персонами.
– Обычное дело. Когда путешествуешь, встречаешься с разными интересными людьми. С чего бы мне осуждать тебя за это? Я сам завзятый бродяга.
– Я познакомился с инкарнациями.
– С кем, с кем?
– С инкарнациями. Точнее, с двумя из них. С Войной и с Природой.
– Извини, Гавейн, я что-то не понимаю, про что ты толкуешь.
– Инкарнации – суть персонифицированные основополагающие понятия или силы. Существует уйма инкарнаций. Но важнейших всего лишь несколько. У них своя иерархия. Каждая инкарнация как бы в ответе за то, что она олицетворяет… Короче, я веду к тому, что я имел беседу с Природой, Зеленой Матушкой Геей, и она пообещала вложить мою сущность в моего наследника.
Нортон весь напрягся. Он не мог сразу сообразить, насколько серьезна и чем чревата эта информация.
– Что ты подразумеваешь под «сущностью»? – осторожно осведомился он. – Биология знает только кровное родство, а все эти навороты… Ты никак не можешь быть отцом ребенка Орлин – я имею в виду, в полном смысле этого слова.
– Ха! «Биология»! В том-то и дело, что могу… если Природа пожелает! Я наблюдал кое-что из того, на что она способна. Очень впечатляюще! Не хотел бы я чем-нибудь рассердить эту почтенную матрону!.. Так вот, в качестве исключительной любезности, она дала мне слово…
– Погоди, ты хочешь сказать, что встречался с подлинным воплощением Природы, с конкретной персоной, которая может изменить естественный ход вещей…
– Ну да!
– Получается, что ты, благодаря магическому вмешательству, являешься кровным отцом Гавейнчика?
– Полагаю, что так, – кивнул призрак. – Сказать по совести, рядом с Матушкой Геей мне было не слишком-то уютно. Поэтому я поспешил поскорее убраться и не мог воочию удостовериться в том, что она сдержала свое слово. Мне только остается верить в ее порядочность… Конечно, дружище, малодушно с моей стороны. Я призрак, и мне вроде как нечего терять… Однако я здорово перетрусил рядом с госпожой Природой. Она может тако-о-о-е… да в общемто все они могут тако-о-о-е!.. Совсем другой вид силы – и такой страшный!
Заметно побледневший Гавейн стер со лба воображаемый пот. После паузы он промолвил:
– Но вот о внешнем сходстве я как-то не подумал.
– Ребенок действительно чрезвычайно похож на тебя! Я полагал, это просто совпадение, парадоксальная игра случая…
– Нет, это работа Матушки Геи. Наверное, она самая сильная среди земных инкарнаций, хотя я бы не хотел ссориться ни с одной из них.
Нортон не спешил верить всему услышанному. Однако к госпоже Природе он относился с должным благоговением. Если инкарнация Природы существует на самом деле, она должна быть восхитительной, могучей и прекрасной…
– А чем ты, собственно говоря, не доволен? – спросил он призрака. – Матушка Гея свое обещание выполнила. Ведь так?
Гавейн зашагал по комнате с удвоенной яростью – напоминая зверя в клетке. Имей он реальный человеческий вес, ковру бы крепко досталось.
Наконец он остановился, горестно вздохнул и сказал:
– Дело в том, что в нашем роду гуляет наследственная болезнь. Она передается из поколения в поколение. Мой старший брат умер от нее. Поэтому-то я и стал владельцем всей этой обширной собственности. Злодейка, сидящая в наших генах, убивает в раннем возрасте – редкий больной доживает до десяти лет. А в самое последнее время она повадилась укладывать в гроб даже младенцев.
– Погоди, тебя-то убил дракон! И тебе было больше десяти лет, когда ты погиб!
– Меня раздавил аллозавр!
– Какая разница! Главное – тебя погубила отнюдь не наследственная болезнь.
– А я и не говорил, что все члены нашего рода умирают от этой болезни. Однако она затаилась в моих генах.
Нортон начал догадываться. Теперь и он стал мрачнее тучи.
– То есть…
– Да, дружище, я увидел явственные признаки болезни. Мальчик обречен.
– Да брось, Гавейн! Малыш так и пышет здоровьем! Орлин самым тщательным образом следит за его состоянием…
– Наша родовая болезнь не проявляется у новорожденного. Она как бы наполовину психическая: сперва затрагивает и коверкает сознание, а уж только затем сперва калечит, а потом и убивает тело. Эта болезнь – проклятие во всех смыслах: ее жертва обречена на короткую жизнь и на вечные муки в Аду. Никакой доктор не распознает ее – тем более в наше время, когда врачи так скептически относятся ко всему сверхъестественному. Нынешние лекари в своей гордыне полагают, что им известно все, а то, чего не показывают их мудреные приборы… ну, того просто не существует. А действительность хитрее приборов…
Гавейн досадливо передернул плечами.
Похоже, он не ломал комедию, а и впрямь различил роковые симптомы – или уверил себя, что видит их.
– Ты говоришь, эта болезнь или убивает в нежном возрасте, или милует, – потерянно пробормотал Нортон. – Но если ты ошибаешься насчет явных признаков… возможно, Гавейнчик проскочит опасный возраст – и все будет в порядке… Ведь так?
– Да, болезнь убивает только детей. Исключительно детей. Но когда появляются первые симптомы, очевидные для докторов, уже поздно, ребенок обречен. Не исключено, что поздно лечить младенца с подобной наследственной патологией уже в первую же секунду после рождения. Болезнь неизлечима, неотвратима. Жертва тает, тает – и все, конец… Это как гниение дерева изнутри…
– Не сомневаюсь, что современная медицина и современная магия…
Гавейн мрачно тряхнул головой.
– Нет, – сказал он. – Чтобы спасти моего старшего брата, перепробовали все. И тем не менее он скончался в возрасте семи лет. Мне было тогда четыре года, но я хорошо помню… – Гавейн снова мрачно тряхнул головой и горестно запричитал: – Ох-ох-ох, не стоило мне соваться не в свое дело, не стоило попусту извращать законы природы. Я все испортил, я все изгадил! Не будет теперь у меня наследника! О горе мне, горе, горе!..
Гавейн стал рвать на себе волосы.
Хотя со стороны этот трагический жест в исполнении призрака выглядел достаточно комично, Нортону было не до смеха. Сомнительно, что Гавейн его дурачит. Выходит, ситуация и впрямь жутковатая…
Тут Нортона вдруг осенило.
– Отчего бы нам не посоветоваться с Жимчиком! – воскликнул он. – А ну как он знает ответ!
– Что еще за Жимчик?
– Мой добрый друг.
Нортон прикоснулся к кольцу, чтобы разбудить его, хотя не был уверен, что металлическая змейка когда-либо спит.
– Жимчик, отправляйся к маленькому Гавейну. Я хочу знать, болен ли он той смертельной болезнью, которая передается из поколения в поколение в роду Гавейна.
Жимчик ожил, соскользнул на пол с его пальца и уполз в спальню. Призрак с интересом проследил за метаморфозой кольца в живую изумрудную змею.
– Где ты раздобыл эту штуковину? Она не является частью моих сокровищ.
– Это кольцо дала мне твоя супруга. В награду за ребенка.
Гавейн брезгливо передернул плечами.
– Ясно, – сказал он. – С тех пор как меня укокошила рептилия, я их всех на дух не переношу – и крупных, и мелких… А этот гад ползучий не укусит ли часом ребенка?
– Нет-нет. Он его даже не напугает. Просто взглянет на малыша и вернется.
Через несколько мгновений Жимчик появился из спальни, заполз на подставленную руку, обвился вокруг пальца и снова превратился в металлическое кольцо.
– Маленький Гавейн болен? – спросил Нортон.
Жим.
У Нортона в животе похолодело от ужаса.
– Ты уверен?
Жим.
– Как долго он проживет? Сколько лет?
Жим.
– Только один год? – ошарашенно переспросил Нортон.
Жим.
– Итак, он отвечает – только один год? – хмуро сказал Гавейн.
– Да, именно так, – с тяжелым сердцем подтвердил Нортон. – Разумеется, Жимчик может и ошибаться… Он не силен в математике.
– Увы, он прав. Я видел недвусмысленные признаки заболевания. А сколько проживет мальчик – уже неважно. Год или семь лет – какая разница, если ему все равно суждено умереть…
Призрак снова зашагал по ковру с яростью зверя в клетке.
– Ох уж эта Зеленая Матушка! – воскликнул он через некоторое время. – Ведь, небось, знала, старуха чертова! Все заранее знала! Мне бы, болвану, сразу сообразить, когда она с такой готовностью взялась оказать мне услугу! Как же до меня не дошло, что она неспроста так раздобрилась!..
– Послушай, эти инкарнации, о которых ты столько говорил, они… они относятся к силам Зла?
– Огульно про них ничего сказать нельзя. Сатана – воплощение Зла. Бог – воплощение Добра. Большинство же инкарнаций как бы нейтральны. Хотя, по-моему, большинство относится более благожелательно к Добру… или по крайней мере к существующему миропорядку. Что же касается Природы, или Геи, или Земли-Матери, то она… она просто непредсказуемая. Если ее чем-то разозлишь – жди большой беды. Но загвоздка в том, что не всегда знаешь, когда и чем ты ее разозлил. Порой она – сама доброта, и тогда дары ее благостны; а иногда такое отмочит, такое отчубучит!.. О-о, будь моя воля, я бы ее, каргу злобную… Всю загробную жизнь мне отравила, все в моей душе перековеркала!..
Нортон воздержался от комментариев. Про себя он подумал, что если персонифицированная Природа существует, то ей трудновато держать в памяти все детали наследственности одного из миллионов и миллионов детей, которым предстоит родиться на Земле. Возможно, добрая старушка и не хотела насолить Гавейну. Быть может, тут просто недосмотр с ее стороны… Но Гавейн сейчас был в таком воинственном настроении, что доводы в пользу Матушки Геи не пришлись бы ему по вкусу. Поэтому Нортон, выдержав паузу, заговорил о другом.
– В любом случае, – сказал он, – мы должны показать ребенка медицинским светилам. Даже если они бессильны его спасти – попытаться следует. В медицине случаются неожиданные прорывы – порой болезни, бывшие смертельными при жизни одного поколения, становятся излечимыми при жизни следующего. Доктору, который следит за здоровьем Орлин и младенца, стоило бы изучить историю болезни твоего брата и сравнить симптомы. Организуешь?
– Ладно, – угрюмо согласился Гавейн. – Только Орлин поставишь в известность ты.
– Это может сделать доктор.
– Может – в стиле этих самоуверенных ребят. Некоторые доктора любят покрасоваться – в ущерб человечности… Послушай, Нортон, даже я, человек грубый и к сантиментам не склонный, – даже я понимаю, что у тебя это лучше получится.
Нортону вспомнилось чудо в белом халате, которое, шелестя резиновыми перчатками, ошарашило его афористичным «Так забавнее». Он вздохнул и согласился с Гавейном.
Призрак незамедлительно исчез. Нортон удрученно поплелся на кухню к Орлин.
Поначалу она попросту не поверила его словам. Однако семейный доктор, основываясь на историях болезни других членов рода Гавейна, провел предельно тщательное обследование младенца – с применением новейших методов диагностики, в том числе и магической. Его вывод был неутешительным. Орлин пришлось поверить.
И тогда она озлобилась на всех и вся. Она возненавидела и Гавейна, и Природу, и Нортона, и саму себя. В голове ее рождались невероятнейшие планы, как спасти маленького Гавейна. Она готова была заключить сделку с любыми силами Света или Тьмы, лишь бы уберечь младенца. Увы, как и следовало ожидать, все ее полубезумные прожекты не дали никакого результата. Тогда Орлин впала в полное уныние, близкое к прострации. Ничто не могло утешить ее.
Да и Нортон был не в лучшем состоянии. Ему оставалось лишь бездеятельно и тупо наблюдать со стороны, как стремительно ухудшается здоровье ребенка, и безрадостно констатировать, что Гавейн прав и болезнь становится с каждым новым поколением безжалостнее и быстротечное.
Поскольку теперь стало совершенно очевидно, что любовь Орлин к ребенку была многократно сильнее ее любви к «заместителю мужа», то и в роли утешителя Нортон потерпел горестное фиаско. Материнское начало в Орлин было намного сильнее «женского», то есть она была от природы лучшей матерью, чем любовницей и женой. Нортону приходилось смириться с тем, что он занимает подчеркнуто второстепенное место в ее жизни.
Что касается призрака… тот он просто исчез.
Развязка наступила в предсказанное время: младенец умер, немного не дожив до года. Они ждали неизбежного, но оказались не готовы к нему. Все свершилось внезапно и стремительно.
Орлин, вся в черном, часами сидела у колыбели со страшно исхудавшим умирающим мальчиком. Казалось, и она стоит одной ногой в могиле: за эти месяцы она истаяла, стала тенью той красавицы, в которую Нортон некогда влюбился с первого взгляда. И медицина, и магия оказались бессильны. Нортон и Орлин беспомощно присутствовали при постепенном умирании маленького Гавейна. Это было душераздирающее зрелище.
А потом пришла смерть. Пришла в буквальном смысле – персонифицированная. Это был мужчина в черном одеянии, с накинутым на голову огромным капюшоном. Орлин увидела его первой и сдавленно вскрикнула, стараясь руками прикрыть, защитить младенца.
Незваный гость помедлил у колыбели, и Нортон нашел в себе мужество попристальнее рассмотреть его. В первый момент господин Смерть был полупрозрачным призраком, но постепенно он обрел иллюзорную телесность.
– Послушайте, – воскликнул Нортон, – зачем вам это нужно? Зачем вы это делаете? Кто вы такой, что позволяете себе причинять людям такое горе?
Мрачный пришелец повернулся к нему. Нортон разглядел то, что было под капюшоном: никакого лица, лишь голый череп с пустыми глазницами.
– Скорблю, что вынужден так поступать, – сказал черный человек неожиданно мягким и проникновенным голосом. – Я – Танатос. Мой долг – забирать души тех, чей жизненный срок истек.
– Вы – инкарнация Смерти?
– Да.
– И вам по душе похищать из жизни невинных младенцев?
Черный капюшон Танатоса повернулся сперва в сторону Орлин, затем в сторону колыбели. Наконец пустые глазницы снова уставились на Нортона. Танатос приподнял широкий рукав, под которым оказались массивные черные часы. Жуткий палец скелета, без кожи и мяса, тронул циферблат, после чего Танатос сказал.
– Смертный, мы можем побеседовать несколько минут. Проследуй за мной.
Нортон взирал на мрачную фигуру с почтением, к которому примешивались и страх, и ненависть. Рассказам Гавейна об инкарнациях Нортон никогда до конца не верил – если они и существуют, думал он, то это какие-то сложные мистификации. И вот перед ним Танатос, и трудно оспаривать то, что видят твои собственные глаза… Как ни удивительно, воплощение смерти не показалось ему бессердечным и равнодушным. Быть может, этим можно как-то воспользоваться?..
Танатос и Нортон вышли из комнаты.
Орлин даже не пошевелилась. Она застыла возле колыбели, все так же простирая исхудалые руки над ребенком – в исступленной попытке защитить его. Вид безутешной матери был страшен. Спутанные и потерявшие блеск волосы, кости лица пугающе обтянуты кожей… Лишь ее огромные глаза оставались прекрасны. Казалось, что она больше не дышит. Казалось, что время в комнате остановилось…
Нортон со своим страшным спутником вышел из апартаментов Гавейна. В коридоре стоял конь бледный, статный красавец. Как ни странно, Нортон отчего-то нисколько не удивился, увидев его. Танатос вскочил на коня, а Нортон без колебаний сел у него за спиной. Скакун рванул вперед.
Нечувствительно проницая стены, конь проскакал здание насквозь и начал перебирать копытами в воздухе – при этом всадники не почувствовали никакой перемены. Через несколько мгновений они, словно по невидимой наклонной дороге, добрались до ближайшего обширного парка. Танатос и Нортон спешились на лесной поляне и присели для беседы на ствол поваленного дерева.
Конь бледный щипал травку в стороне. Нортон был спокоен. Неизвестно почему, разговор со скелетом уже не казался ему из ряда вон выходящим событием. Он был весь сосредоточен на теме переговоров.
– Хочу ввести вас в курс дела относительно ребенка, – сказал Танатос. – Сей младенец, вопреки очевидному, отнюдь не невинный. Он в равновесии. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Не очень. Вы его что – взвешивали?
Нортону показалось, что череп улыбнулся, – хотя какая может быть улыбка при отсутствии лица?
– Да, в определенном смысле я его взвешивал, – сказал Танатос. – Точнее, его бесплотную душу. У меня есть особенные весы для сортировки душ. Если злые поступки человека перевешивают добрые, я отсылаю его в Ад. Если наоборот – то в Рай. Это правда, что человек обладает свободной волей и прижизненным поведением определяет свой жребий за гробом. Однако некоторые души находятся в равновесии, то есть накопили в себе к моменту смерти равное количество добра и зла. Таких я отсылаю в Чистилище.
– Вы хотите сказать, что Рай, Ад и Чистилище не плод вымысла, а совершенно реальные места?
– Нет, это не реальные места, – ответил Танатос. – Это скорее реальные состояния. Рай, Ад и Чистилище, равно как и некоторые из инкарнаций, существуют исключительно в нашей культуре, благодаря достаточно сильной вере в них. В других культурах иные системы. И у меня очень мало клиентов в этих других культурах, где преобладают другие верования и где смерть имеет иное олицетворение.
– Извините, но я-то никогда не верил ни в Рай, ни в Ад, ни в инкарнации! – воскликнул Нортон.
– Сознательно – быть может. Однако способны ли вы поручиться за то, что таится в сокровенных глубинах вашей души? Скажите, вы верите в Добро и Зло и в свободу выбора?
Важнейший вопрос! И очень кстати!
– Оставим меня, – сказал Нортон. – Ребенок… откуда взяться злу в его душе? Он никому не причинил вреда. Наоборот, он – жертва недобрых обстоятельств, созданных другими… которые способны более или менее сознательно верить в Добро и Зло и свободно выбирать между ними!
– Верно. Матушка Гея весьма и весьма сожалеет о том, что произошло. По досадному недосмотру ее дар Гавейну оказался с изъяном. Когда она обнаружила свою ошибку, было уже поздно что-либо менять. Матушка Гея не в силах преступать собственные законы – она может лишь изредка раздвигать их рамки… Она неимоверно могуча, но у нее такое невероятное количество дел! Видя смертного, который за гробом так истово старается стать лучше, нежели он был при жизни. Зеленая Мать умилилась и захотела оказать ему услугу. Из-за большой занятости она не до конца вникла во все обстоятельства дела
– вот и вышел досадный конфуз. Да, инкарнациям тоже случается совершать ошибки – и даже горшие, чем ошибки смертных.
– Хорош «конфуз»! Он стоит человеческой жизни! – возмущенно воскликнул Нортон.
– Гавейну будет дан второй шанс, – заявил Танатос. – Гея, сознавая свою вину, решила компенсировать промах. Она уже переговорила с Клото, одной из богинь Судьбы, и они пришли к соглашению.
– Ребенок выздоровеет?
– Нет, младенец безнадежен. Гавейну будет дарована возможность жениться вторично, и на этот раз более удачно.
У Нортона холодок пробежал по спине.
– Жениться вторично? – переспросил он. – Стало быть, он разведется с Орлин?
– Нет.
– Значит, она родит ему второго ребенка? Не понимаю… Он что – должен вторично жениться на Орлин?
– У Орлин не будет второго ребенка. Большая часть зла, в котором повинен этот младенец, именно в том и состоит, что он – причина безвременной смерти собственной матери.
– Безвременной смерти? – в ужасе переспросил Нортон.
– Мне горько сообщать это вам, но таков неизбежный ход вещей. Быть может, вам будет легче, если вы узнаете всю подоплеку событий. Вы непричастны к этой драме. Вся тяжесть вины – на ребенке.
– Но ребенок ничего дурного не сделал!
– Ребенок вот-вот умрет. И этим убьет свою мать.
– Ребенок не выбирал – умирать или жить! Это несправедливо!
– Если так, то, значит, грех отца лег бременем на невинную душу сына. Не вмешайся Гея, ребенок был бы здоров. У вас, Нортон, отличные гены.
– Не сомневаюсь, – с горечью отозвался Нортон. – В моем роду сплошь здоровяки и долгожители… И все же в этом перебросе греха есть что-то нелепое, бесчестное. Ведь отец ребенка как бы я…
– Я не смею сказать, что система, которой я служу, идеальна, – мягко возразил Танатос. – Но изменить ничего нельзя. Вы абсолютно ни в чем не виноваты – ни по отношению к ребенку, ни по отношению к его матери. Вы должны понять, что загробная судьба ребенка пока до конца неясна, тогда как путь матери очевиден – в Рай. Она – чистое, доброе существо. Такой она была в радости, такой осталась и в горе. Ее безвременная кончина от тоски
– недобрый поступок по отношению к близким, но сие малое зло не повредит ее запредельной судьбе… Я надеюсь, что полное знание всех обстоятельств избавит вас от ненужных страданий. Вы хороший человек и проживете всю жизнь в союзе с Добром, если выйдете с неисковерканной душой из горнила этого испытания.
– Как трогательно, что Смерть заботится о моем нравственном комфорте! – воскликнул Нортон с горькой усмешкой. – Вы объявляете, что мой ребенок… то есть ребенок Гавейна должен умереть. Вы объявляете, что моя любимая женщина должна умереть. И при этом вы предлагаете мне все понять, на все наплевать, расслабиться и наслаждаться жизнью! Чего ради вы затеяли весь этот разговор? Стоило ли так напрягать себя?
– Потому что я не люблю бессмысленные страдания, – наисерьезнейшим тоном ответил Танатос. – Смерть есть неизбежность, коей не дано избежать ни единому живому существу. Я за всяким приду в свое время. И это справедливо, потому что венец праведной жизни – праведная смерть. Однако сами по себе обстоятельства смерти могут быть разными. Я решительно предпочитаю не усугублять эти обстоятельства излишней жестокостью. А значит, не должно длить сверх меры агонию умирающего или, наоборот, каким-либо образом укорачивать срок жизни, отпущенный человеку Атропос.
– Атропос?
– Это третья из воплощений Судьбы, одной из важнейших инкарнаций. Клото прядет нить человеческой жизни, Лахесис, так сказать, определяет ее окрас, ну а Атропос в назначенный час обрезает эту нить. Смерть человека ложится тяжким бременем на души тех, кому он был дорог. Поэтому значительная часть моих забот – не о мертвых, а о живых, таких, как вы. Я испытываю сострадание к смертным, потому что им действительно приходится порой очень и очень нелегко.
– Сострадание! – насмешливо передразнил Нортон.
– Да, в это трудно поверить, еще трудней это понять и принять, но Смерть искренне сочувствует смертным.
Нортон нашел в себе мужество пристально вглядеться в пустые глазницы черепа. Что-то подсказывало ему – это жуткое нечто, этот страшный Танатос и в самом деле способен на сострадание. Он пытается уврачевать рану, которую же сам и наносит. В конце концов Танатос лишь исполнитель чужой, неведомой воли… Но эта чужая, неведомая воля… нет, Нортону она не нравится!
– И это все? – не без раздражения спросил Нортон. – Вы потратили столько своего драгоценного времени на то, чтобы избавить меня от угрызений совести?
– Разве на это не стоит потратить время? – возразил Танатос. – А впрочем, я и секунды не потерял, потому что время стоит на месте. – Знакомым жестом он поднял широкий рукав и показал массивные черные часы. – Я коснулся их – и остановил время, чтобы иметь возможность без спешки побеседовать с вами.
– Спасибо, – сказал Нортон.
После всего, что произошло, ему уже не стоило труда поверить в остановленное время. Он припомнил странную окаменелость Орлин, когда он вместе с Танатосом покидал комнату, где лежал умирающий младенец. Да и лес был как зачарованный – ничто в нем не двигалось, кроме них самих и бледного коня. Хоть бы один листочек трепыхнулся, хоть бы одна тень шелохнулась! И облака словно вмерзли в небо. За разговором Нортон не обращал внимания на все это. Теперь же он с ясностью видел могущество сверхъестественных сил.
– Наверно, удобно иметь такие часики и распоряжаться временем по своему капризу, – не без иронии заметил он.
– Ну, у вас есть приспособление покруче, – сказал Танатос. – Как раз это и стало второй причиной, побудившей меня отложить дела ради встречи с вами.
– Второй причиной? А какая же первая?
– То, что вы сумели почувствовать и увидеть меня. Очень немногие люди из тех, кого судьба умирающего не затрагивает напрямую, способны заметить приближение Смерти.
– Это так естественно! – с жаром воскликнул Нортон. – Я люблю Орлин. И все, что затрагивает ее, близко и моему сердцу!
– Вы доказали это тем, что увидели меня. А я в свою очередь увидел… ваше кольцо.
Нортон рассеянно покосился на свою левую руку.
– А-а, ну да, – сказал он. – Это Жимчик, подарок Орлин.
– Можно только диву даваться, – заметил Танатос, – какой силы волшебный заряд вложен в такую фитюльку! Тот, кого вы называете «Жимчиком», имеет демоническую природу и почти так же стар, как сама Вечность.
– Но он не принадлежит к силам Тьмы! – горячо возразил Нортон. – Каким же образом он может иметь демоническую природу?
– Демоны, как и люди, бывают разными. Этот демон хороший – покуда он исправно служит Добру. Большая удача – иметь подобного слугу. Если он действительно подчиняется вам, считайте себя счастливчиком.
Такой поворот разговора оказался настолько неожиданным, что мысли Нортона на некоторое время отвлеклись от главной, трагической темы их беседы.
– Жимчик, – обратился он к кольцу, – скажи мне, Танатос действительно тот, кем он себя называет?
Жим. Жим. Жим.
– Значит, тебе нужно сперва проверить это? Каким образом? Притронуться к нему?
Жим.
– Вы не будете возражать? – спросил Нортон Танатоса.
Танатос мотнул черепом – дескать, извольте.
– Приступай, Жимчик.
Жимчик соскользнул с руки хозяина и быстро пополз в сторону черной фигуры в капюшоне. Танатос сделал нечто странное. Он потянул безмясые костяшки своей левой руки – и снял их. Это оказался просто рисунок поверх тонкой перчатки. А под перчаткой была нормальная рука – из плоти и крови. Даже с грязью под ногтями.
Танатос протянул руку в сторону Жимчика, который быстро лизнул ее, как будто пробуя на вкус. Затем змейка шустро вернулась на безымянный палец хозяина. А Танатос тем временем снова надел на левую руку облегающую перчатку – и его рука опять превратилась в жутковатую конечность скелета.
Даже теперь, зная секрет и внимательно приглядываясь, Нортон не мог различить обман. Он почему-то был уверен, что и на ощупь рука Танатоса оказалась бы рукой скелета.
– Ну так что? – спросил Нортон у Жимчика, когда тот угомонился на его пальце и превратился в кольцо. – Танатос настоящий?
Жим.
– И все, что он мне говорит, – правда?
Жим.
– Он из числа хороших?
Жим.
Этого было достаточно. Жимчику Нортон доверял.
– Прежде я не очень-то верил в вас – просто был заинтригован вашей таинственной персоной, – простодушно сказал Нортон. – Теперь я убедился, что вы действительно Танатос… Я искренне благодарен вам за доброе отношение ко мне… Но все равно попытаюсь спасти Орлин!
– В этом нет ничего неожиданного для меня. Такова уж ваша натура. Благодаря таким упрямцам, как вы, мир становится лучше.
Танатос поднялся с поваленного ствола, на котором они сидели, и мрачно протянул руку своему собеседнику.
Вконец озадаченный Нортон тоже встал и пожал руку Смерти. На ощупь это действительно была рука скелета.
– Морт! – кликнул Танатос своего коня. Тот сразу же приблизился к хозяину. Танатос и Нортон вскочили на чудесного скакуна и стремительно проделали обратный путь – по воздуху и затем сквозь стены небоскреба.
На этот раз Нортон был более внимателен и заметил окаменелость людей во всех коридорах и комнатах. Особое впечатление на него произвел один парень в спортивном зале – время остановилось в тот момент, когда гимнаст делал сальто-мортале. И так и висел в воздухе, согнувшись в три погибели – лучшее доказательство того, что Танатос и впрямь «заморозил» время!
И это легким прикосновением к циферблату своих магических часов!.. Каким невероятным могуществом обладает инкарнация Смерти, если ей, дабы просто поболтать со смертным, ничего не стоит остановить ход времени – походя, небрежным жестом шахматиста, сделавшего свой ход!
Наконец конь бледный остановился в апартаментах Гавейна – в комнате, где умирал младенец. Танатос и Нортон спешились. Орлин, словно мраморная статуя, оставалась в прежней позе – защищая руками ребенка. Танатос вновь коснулся циферблата своих часов.
Напоследок Нортон сказал:
– Э-э… спасибо… за все…
Обращенные к Смерти слова благодарности прозвучали довольно неуклюже.
Нортон нисколько не смирился с бессмысленной жестокостью происходящего. Однако теперь он по крайней мере не винил во всем Танатоса.
Ответом на благодарность был торжественный кивок демона в черном.
Время возобновило свой бег.
Танатос шагнул к колыбели и потянулся за ребенком. Глядя на него округлившимися от ужаса глазами, Орлин пронзительно закричала:
– Нет! Нет! Прочь, Смерть! Он тебе не достанется!
Рука Танатоса на мгновение замерла.
– Крошка страдает, – сказал он. – Я освобожу его от боли.
– Нет! У нас есть лекарства для облегчения боли!
Орлин хотела в гневе оттолкнуть Танатоса, но руки ее пронзили пустоту, как если бы он был призраком. Это для Нортона он был «плотным» существом, но не для нее.
– Смерть приходит в положенный срок – и срок пришел, – с печалью в голосе возразил Танатос. – Ведь вы не хотите длить его страдания, правда?
– Тут он стремительно наклонился к ребенку и выхватил его душу из тела – в руках Смерти мелькнуло что-то прозрачное, неопределенной формы.
Дыхание младенца пресеклось, личико вдруг обмякло и навеки застыло – с таким выражением, будто маленький Гавейн наконец испытал несказанное облегчение.
Орлин без сознания рухнула на пол.
Танатос обернулся к Нортону.
– Как мне ни жаль, – сказал он, – но это мой долг.
Он сложил забранную у младенца душу и аккуратно спрятал ее в свою черную суму. После чего вышел вон, ведя под уздцы своего коня.
Нортон был сам не свой от горя. С могильным холодом в душе он подхватил с пола бесчувственное тело Орлин и положил его на диван. Какой легкой оказалась его любимая! Муки последних месяцев до последней степени источили ее здоровье.
Затем он сделал необходимый телефонный звонок и сообщил о смерти.
Девушка на экране видеотелефона деловито кивнула. Для нее это рутина. Она не может почувствовать тот же ужас, который…
Когда все довольно долгие формальности были закончены, Нортон отключил связь и вернулся к Орлин.
Теперь пришло время самого важного. Внутри его все онемело, однако он был в силах чувствовать и мыслить и теперь лихорадочно думал, что скажет Орлин, когда та очнется.
Наконец она очнулась, и он сразу сказал ей, что ребенок умер. Было бы нелепо прибегать к эвфемизмам.
– Я знаю, Нортон, – устало сказала она. – Прости меня… у меня есть кое-какие дела…
И она ушла в свою спальню.
Как – и это все? Он не мог поверить, что их совместное переживание горя сведется к вымученному «я знаю» и «прости меня».
В следующие дни Орлин оставалась такой же странно спокойной. Она выглядела просто усталой. Исправно хлопотала по дому и касательно похорон. Нортон удивлялся ее самообладанию. Неужели Танатос переоценил глубину горя Орлин? Быть может, через какое-то время она действительно успокоится – и они будут снова счастливы вдвоем… А потом смогут зачать нового ребенка, здорового, жизнеспособного… И у всей этой гавейновской собственности наконец появится наследник.
Уверенность Нортона в счастливом исходе возрастала изо дня в день.
А через десять дней после смерти мальчика Орлин отравилась.
Ее бумаги оказались в полном порядке. В эти десять дней она позаботилась о том, чтобы после ее смерти не возникло никаких проблем: распорядилась касательно своей личной не слишком большой собственности, а также насчет похорон. Она не хотела, чтобы ее смерть доставила какие-либо хлопоты близким людям.
Орлин сидела у пианино, уронив голову на клавиши. Как только Нортон увидел ее, он понял, что она сыграла последнюю в своей жизни мелодию. Она никак не попрощалась с ним. И в этом не было жестокости. Просто она знала, что он попытается воспрепятствовать ее решению, а она все равно осуществит свое намерение уйти из жизни. Она деликатно оградила Нортона от этой заключительной бесплодной борьбы…
4. ХРОНОС
Теперь Нортон осознал, что Орлин никогда по-настоящему не любила его.
Для нее в их отношениях был слишком силен привкус незаконности. Поэтому всю силу своей любви она перенесла на ребенка. Орлин любила лишь маленького Гавейна – и никого больше. Нортон был для нее средством выполнить взятое на себя обязательство – родить законному супругу наследника. То, что Нортон оказался к тому же замечательным любовником и другом, просто добавило приятности в процесс «созидания» ребенка. Возможно, ей и померещилось на какое-то время, что она действительно любит Нортона, однако в итоге истина вышла наружу. Если бы она по-настоящему любила его, она бы не поступила так.
Есть грустная ирония, думал Нортон, в том, с какой тщательностью Орлин подошла к выбору будущего фактического отца – вся эта магия, многозначительное сияние вокруг человека, перебор кандидатов… и все пошло псу под хвост из-за неожиданного, непредсказуемого поворота событий. Судьба ударила Орлин не из-за того угла, из-за которого она опасалась удара. Беда пришла не от «заместителя супруга», а от самого супруга, который вмешался в естественный ход событий и, пусть и с самыми лучшими намерениями, извратил его. Гавейн оказался поневоле ответственным за происшедшую трагедию.
Что касается самой Орлин, то Нортон с ясностью видел, что она своим роковым решением уйти из жизни лишь усугубила трагедию.
Многие, очень многие женщины детородного возраста, потеряв ребенка, рыдают и рвут на себе волосы, но затем мало-помалу приходят в себя и утешаются тем, что беременеют и рожают нового младенца, находят в себе силы перебороть горе и энергично взяться за восстановление в семье любви и счастья. А Орлин позволила судьбе сломать себя. Трудно упрекать женщину в недостатке мужества, и все-таки, все-таки…
Нортон угодил в эту историю совершенно случайно – призрак мог повстречать и другого достойного мужчину. Но теперь Нортон не мог выбросить из души любовь к умершей женщине. Как ему жить дальше? Чем утешиться?
После смерти Орлин он покинул апартаменты Гавейна и поселился в лесопарке.
Сейчас он загасил костер и снова залег в своем шалаше из веток и листьев.
Сквозь просветы меж ветками было видно предсумеречное небо. Нортон вернулся к своему излюбленному бродячему образу жизни. Он и раньше странствовал в одиночку и спал в лесах. Но теперь в этой жизни не было прежней отрады. Орлин завещала ему небольшую сумму денег, так что финансовых проблем у него в ближайшее время не предвиделось. В своей предсмертной записке Орлин написала, что он ни в малейшей степени не виноват в смерти ребенка и достоин пожизненно получать небольшой процент с ее доли в гавейновских владениях. Призрак не стал оспаривать последнюю волю Орлин. Нортон тратил эти деньги экономно – да и велики ли расходы у человека, который странствует по лесам и спит под деревьями в спальном мешке! Снимая деньги со счета, Нортон всякий раз мысленно благодарил Орлин: пусть она и не любила его с той же силой, с какой он любил ее, но он был ей по-своему дорог. Сгоряча, сразу же после ее самоубийства, Нортон хотел отказаться от этого дара. Но теперь он радовался тому, что удержался и не оскорбил ее память своим надменным отказом.
В просвете выхода из шалаша внезапно возникла человеческая фигура. Это был Гавейн.
– Вот ты где шатаешься! Наконец-то я тебя нашел! – воскликнул призрак.
– Я был уверен, что рано или поздно наскочу на тебя, если начну прочесывать парки.
– Поди прочь, – пробормотал Нортон, устало закрывая глаза.
– Твой банковский счет помог мне сузить район поисков, – невозмутимо продолжал призрак. – Я справился о том, где ты в последний раз снимал деньги, и вычислил, в каком именно парке ты можешь обретаться. Но это была такая морока – искать тебя в обширном лесу! Ты же такой природолюб и аккуратист, что не оставляешь никаких следов: не мусоришь, веток не рубишь. Если б не дым костра, я не углядел бы твоего шалаша и пролетел мимо и таскался бы по этому лесу до самой темноты!
– Будь другом, – сказал Нортон, нелюбезно прикрывая уши руками, – окажи мне большую услугу: не угляди моего шалаша и пролети мимо.
Призрак не пожелал обидеться и продолжал миролюбиво:
– Видишь ли, Нортон, у меня к тебе новое предложение. С первым ты справился блестяще. Ни в чем тебя упрекнуть не могу.
Нортон резко открыл глаза.
– Мне снилось, – воскликнул он, – что я погублю Орлин. И я, черт побери, действительно погубил ее! Мое видение оказалось пророческим. С моей помощью зародилась жизнь, которая в итоге убила ее. Не смей благодарить меня за весь этот кошмар!
– Ну-ну-ну! – успокаивающе произнес Гавейн. – Ты же отлично знаешь, что на деле все было совсем не так. Ты свою часть договора выполнил безупречно. А я самовольно и непрошенно вторгся туда, куда вторгаться не имел права. Я получил серьезный урок. В следующий раз не стану соваться не в свое дело.
Нортон так и взвился:
– По-твоему, Орлин умерла лишь для того, чтобы преподать тебе урок! Ах ты, каменное сердце! Не любил ее – и помалкивай! А я любил – и стал орудием ее смерти. Мне тошно беседовать с тобой в том тоне, который ты мне навязываешь! И вообще тошно с тобой беседовать!
– Послушай, Нортон, – упрямо гнул свое призрак, – кончина Орлин дает мне возможность жениться во второй раз. Я сам или мои родичи найдут новую жену, которая подарит мне наследника. Жених я завидный, выбирать могу. А потому я женюсь на красивой и одаренной умнице – а тебе, Нортон, ведь именно такие и нравятся: хорошенькие, бойкие и смышленые! Из моей воли моя новая жена не посмеет выступить – стало быть, она примет тебя без разговоров. Так что, давай, Нортон, собирай манатки, топай обратно в мои апартаменты и жди там следующую бабенку.
Нортон был возмущен до глубины души.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь? Обслуживать в постели другую женщину? Как до тебя не доходит, что я любил Орлин! И никакая другая женщина мне не нужна.
– Я искренне восхищаюсь твоей верностью Орлин, – сказал подрастерявшийся Гавейн. – Но смена впечатлений, новое лицо – разве это не лучшая терапия в подобном случае?..
– Нет!
– Я знаю, что ты честный малый, доброе и чистое сердце. Потому-то я и добиваюсь именно твоей помощи. От тебя родится крепкий и нравственно здоровый мальчик. А сам ты не станешь разевать рот на мои владения.
Нортон снова закрыл глаза.
– Проваливай, – сказал он. – Ищи дурака в другом месте.
– Знаешь, из-за чего весь сыр-бор вышел? Я отправился к Гее с единственной целью: просить, чтобы родился обязательно мальчик. А во время разговора бес попутал. Гея вдруг растрогалась и предложила прямое отцовство – ну как я мог отказаться от такой во всех смыслах волшебной возможности! Так вот, теперь я ученый. Зачнете девочку – ладно, я дергаться не стану. Рожайте девочку. Можете ее оставить и воспитывать. Только потом заделаете мне мальчика, обязательно. Мальчик мне нужен во как! Клянусь, я больше не стану встревать куда не следует…
– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!
Призрак огорченно вздохнул и заявил:
– Ладно, ладно. Только я все равно вернусь.
Когда Нортон через некоторое время открыл глаза, Гавейна рядом не было. Однако Нортон еще долго ворочался в своем шалаше и не мог заснуть. Сердце по-прежнему ныло от тоски, даром что после смерти Орлин уже прошло больше двух месяцев.
Пролетело еще два месяца, и Гавейн явился опять. Он разыскал Нортона в другом лесу.
Количество парков и лесов в двадцать первом веке увеличилось неимоверно
– это был неизбежный компромисс человека с природой, которую он терзал слишком долго. Сращенные крыши домов в новейших городах представляли собой нескончаемые парки. В этих зеленых островах, естественных и сотворенных магией, водились и обычные звери, и фантастические существа. Так что таким любителям природы и завзятым бродягам, как Нортон, было где странствовать.
– Нашел! – без всякого вступления возбужденно затараторил призрак. – Я ее нашел! А уж такая красавица, такая красавица – прямо не верится! И главное, такая сексуальная кошечка – рехнуться можно! Зовут Лайла. Только взгляни – и тебя на аркане от нее не оттащишь…
– Пошел вон! – огрызнулся Нортон. – Я ведь сказал: никакая другая женщина меня не интересует.
– Но нельзя же бесконечно в одиночку болтаться по чащобам! Уже, слава Богу, четыре месяца прошло! Ты здоровый мужик в самом соку – как тебе без женского пола? Против естества идти нельзя. С Лайлой все на мази – она видела твою фотографию, и ты ей пришелся по душе. Чего уж там – она заранее влюблена в тебя по уши. Нортон, в ее объятиях ты мигом забудешь…
Взбешенный Нортон со всего размаху дал Гавейну по носу – увы, кулак прошел сквозь пустоту.
– Как ты не поймешь! У меня нет желания забыть Орлин! Я люблю ее. И никогда не перестану любить.
– Это нездоровые мысли, Нортон, – не унимался призрак. – Твое тело в отличной форме, а вот дух досадно ослабел. Мне твое уныние очень и очень знакомо: сам подолгу ходил как в воду опущенный, когда какой-нибудь дракон удирал от меня живым и невредимым! Тут главное – вовремя встряхнуться и зажить по-новому…
– Ни-ко-гда! – отчеканил Нортон. – Найди своей жене другого жеребца. Что до меня, то я пас.
Гавейн осуждающе затряс головой:
– Ты не понимаешь, от чего отказываешься. Она, когда ходит, бедрышками так, так, так…
– Прочь! Сгинь, нечистый дух!
Раздосадованный призрак печально крякнул – и тут же исчез.
Прошло чуть больше месяца, и Гавейн снова объявился. Такой же настырный. Теперь он доложил, что отыскал замену Нортону – и Лайла приняла этого мужчину. Во-первых, Гавейн не баловал ее выбором. Во-вторых, она женщина деловая и относится к ситуации по-деловому. Лайла быстро забеременела. Отца тут же из города поперли – чтоб под ногами не путался. Беременность протекает – тьфу, тьфу, тьфу – хорошо. Похоже, в положенный срок родится долгожданный наследник.
А пока что Гавейн намеревался преподать Нортону обещанные уроки драконоборства. Тот отнекивался, отнекивался – а потом взял и согласился. Чего не сделаешь, чтобы развеять тоску!
Было ясно, что призраку хватает благоразумия держаться подальше от своей беременной жены и не затевать никаких авральных улучшений. Но он не до конца доверял этой бедрастой Лайле и не спешил отлететь в Рай: лучше держать события под контролем до самого конца. А чтобы избежать соблазна опять вмешаться в беременность жены, Гавейну было очень кстати заняться увлекательным делом в компании Нортона.
Вот так и получилось, что Нортон занялся изучением искусства истреблять драконов. Конечно, никого убивать он не собирался. Но разве это не любопытно – знать тактику боя с фантастическими существами и все тонкости их нрава?
– Перво-наперво тебе надо заиметь добрый меч, – объяснял Гавейн. – Предпочтительнее – заговоренный. Однако осваивать технику боя лучше с обычным, неволшебным. Только так можно приобрести настоящую сноровку. Мой старинный меч вполне подойдет – распорядители моего имущества выдадут его тебе по первому требованию.
– Да не нужен мне никакой меч! – артачился Нортон.
Однако в конце концов он сдался: если не учиться владеть мечом, курс драконоборства приобретает чересчур умозрительный характер!
Меч был доставлен прямо в тот лес, где Нортон обосновался надолго. Оружие было заговоренным, но они с Гавейном игнорировали его волшебные свойства, и Нортон получал необходимую практику в полном объеме.
Прошло несколько месяцев. Злая тоска мало-помалу отпускала Нортона. Общество призрака не Бог весть какая роскошь, а все же оно отвлекало от черных мыслей – вкупе с долгими и утомительными занятиями с мечом.
Однажды его новоприобретенное искусство спасло ему жизнь. Нортон несколько недель был бельмом на глазу у пары злостных браконьеров, потому что шугал их при всяком удобном случае. Выведенные из себя его нотациями, негодяи накинулись на Нортона с ножами. Тут он выхватил меч и показал им несколько эффектных приемов, после чего противников как ветром сдуло. Еще бы! Он взмахом меча срезал у каждого по клоку волос на голове и пригрозил отхватить им носы, если они будут продолжать в том же духе.
Не будучи человеком агрессивным, Нортон все же возгордился своим подвигом. Если кто и выводил его из себя, так это люди, не уважающие дикую природу. Несмотря на нынешнее обилие зеленых насаждений, по-настоящему нетронутых уголков природы так мало! Нортон аккуратно уложил отсеченные пряди волос в ящичек – чтобы передать полиции. Там волосы проанализируют и мигом определят по генному коду, кому они принадлежат. Уже к вечеру обоих браконьеров сцапают. Если это не первое их преступление против дикой природы (а по всему видно, что эти ребята рецидивисты), то приговор будет весьма суров. Скажем, лесофобное заклятие, после которого эти типы и на пушечный выстрел не подойдут к лесу – он будет для них что выпивка для того, кто закодирован против алкоголя. И другое наказание вполне подойдет для пакостников: мусороедный заговор. Тот, на кого наложено подобное заклятие, гадить в лесу и в городе не перестанет, но неодолимая сила заставит его вернуться и сожрать оставленный мусор. Сломает пару зубов на консервной банке, проглотит килограмм банановой кожуры – мигом приучится к чистоте!
Гавейн временами отлучался за свежими новостями о том, как протекает беременность его жены. В один прекрасный день он радостно сообщил, что Лайла родила прелестную здоровую дочку. Конечно, он ждал сына, но лучше смириться с этим и не гневить своими жалобами Природу. Рождение девочки – наилучшее доказательство того, что Гавейн стал паинькой и больше не совался в естественный ход вещей, хотя очень даже мог…
– Следующим непременно родится мальчик, – заявил призрак. – И он наследует все мои несметные богатства! Сам знаешь, право первородства – святое право…
Нортон равнодушно пожал плечами. Ему все это было до лампочки.
– Да, кстати, постель Лайлы нынче пустует, – как бы между прочим заметил Гавейн. – Если желаешь – то милости просим… Для дорогого друга…
– Нет, – отрезал Нортон… однако не так решительно, как много-много месяцев назад. В конце концов, уже больше года прошло после кончины Орлин. В лесу оно, конечно, здорово и здорово… а все-таки нет-нет да и потянет к городским удобствам и к теплым женским телесам…
Бывалый воин и хитрец, Гавейн уловил нотку колебания в голосе друга и выбрал тактику ненавязчивого давления.
– Дело, конечно, твое, – сказал он. – Но я бы на твоем месте просто взглянул разок. Поверь мне, Лайла – это величественное сооружение природы. Пропорции, понимаешь ли… К тому же и чувственная… Бродит там одна в трех десятках комнат и скучает: хочется кого-нибудь приголубить – а некого…
– Ага, исскучалась вся, – хмыкнул Нортон. – Мужчин в городе – до и больше! Небось, их у нее целая рота!
– Штанов кругом много, это верно. Но такого, как ты – где ж она такого найдет? Да и я предпочел бы тебя в роли отца моего сына. Твой отпрыск вырос бы весь в тебя – стал бы великим защитником природы… А при тех средствах, что он унаследует, он бы многое сумел на этом великом поприще!..
Нортон подумал, подумал – и согласился. Махнул рукой и сказал:
– Ладно. Взглянуть – взгляну, а как уж там потом – ничего не обещаю.
Они дошли до ближайшей установки переброса материи и через секунду оказались в городе, где находились основные апартаменты Гавейна. Как транспорт переброс материи – весьма дорогое удовольствие. Но если за это баловство платит распорядитель гавейновской собственности – отчего бы и не использовать сие чудо двадцать первого века!
Затем Нортон и Гавейн проехали на нескольких эскалаторах, поднялись на лифте и прибыли на место. В апартаментах все было как и прежде. Но даже вид входной двери больно ударил Нортона по нервам. Именно здесь он впервые увидел Орлин. Вот эта вот дверь открылась, и на пороге стояла она…
– Я, сам знаешь, никак не могу… – извиняющимся голосом начал Гавейн.
– Ну да, помню. Ты не можешь находиться в одной комнате с ней. А она тебя не видит и не слышит и даже отчасти сомневается в твоем существовании.
Нортон мог только гадать, какая сила заинтересована в том, чтобы призрак был невидим для собственной супруги. Чья злая, или добрая, или причудливо-бессмысленная воля строит этакие козни? Могла ли видеть Лайла своего супруга до свадьбы? Стал ли он невидим в момент, когда она ответила «да» на вопрос священника? И какой смысл в этом принудительном прятанье Гавейна от супруги? Пути сверхъестественного воистину неисповедимы. Порой оно кажется таким бестолковым, а его впечатляющие чудеса выглядят такими неуклюжими наворотами… А расспросить Гавейна подробнее обо всем этом Нортону было как-то неловко.
В лесу Нортон слегка одичал, и сейчас, нажав на кнопку звонка, он испытал чувство впервые пришедшего на свидание застенчивого подростка. «Сорок лет дураку, а все смущаешься», – невольно подумал он.
За дверью послышались шаги. Небольшая задержка – видимо, его изображение на экране охранной системы подверглось изучению. Затем дверь распахнулась. Перед ним стояла Лайла.
– О-о, вы Нортон! Как приятно! Я узнала вас – я видела вашу фотографию!
Это было сказано с многозначительным придыханием.
Что и говорить, Лайла и впрямь оказалась знойной женщиной. На вкус Нортона она была даже чересчур знойной. Чтобы не сказать – совсем корова. Похоже, во время беременности она прибавила десяток-другой килограмм, а затем не позаботилась избавиться от них. Орлин и в последний месяц беременности умудрялась выглядеть стройной. А эта… экие ляжки, и живот пузырем. Впрочем, пока что Лайлу еще можно было назвать под настроение соблазнительной пышкой, но еще килограмм-другой – и она плавно сползет в категорию «слоних» и «толстомясых».
Впрочем, избыток жира – дело десятое. Главное, что его отвращало от Лайлы, – в его глазах она была тут вроде самозваного оккупанта. Она заняла место Орлин. Умом Нортон понимал, что Лайла здесь по праву, что она «работает» на Гавейна, что она преуспела в том, в чем Орлин потерпела фиаско, – родила здорового и жизнеспособного ребенка, хотя с полом и вышла некоторая промашка. Лайла заслуживала всяческого уважения… Но сердцем Нортон не был способен принять ее. К этой женщине он не смог бы прикоснуться, не чувствуя предательства по отношению к Орлин.
Ощущая себя грубияном и хамом, он молча развернулся и пошел прочь. Что бы ни случилось, сюда он больше никогда не придет. Ему сюда нельзя.
Он был настигнут Гавейном в очередной раз уже на Марсе.
Нортон, в легком космическом комбинезоне и с запасом кислорода за спиной, совершал пробежку по холодной пустыне, покрытой мелким красным песком. Внезапно рядом из ничего соткался знакомый призрак. Ни в каком кислороде он, естественно, не нуждался и одет был совсем не по-марсиански
– в сорочке с открытым воротом.
Сколько Нортон его помнил, призрак всегда был в этой сорочке. А убит он был в панцире. Почему же сорочка? У призраков имеется свой гардероб? Но в таком случае – почему же этот гардероб такой бедный?
– Здесь ничто не развлекает глаз, – сказал Гавейн. – Кругом песок, песок, песок. Одна разница, что красный. Чего ради тебя сюда занесло?
– Потому что от Земли далеко, – сердито отозвался Нортон. – И к тому же я любознательный.
– А в-третьих, тут меньше вероятность, что я найду тебя. Так?
– А хотя бы и так!
– Готов поспорить, ты полагал, что мне слабо до тебя добраться – ведь межпланетные путешествия призракам не по зубам. Магия бессильна перед космическими расстояниями.
– Ну, полагал.
– О чем ты не подумал, так это о сверхмощном переместителе материи – он часть моего богатства. Ну, тот, который в подвале. Орлин наверняка тебе показывала. Я здесь не благодаря магии, а благодаря науке.
– Век живи – век учись.
– Только дураком не помри. Глупо бегать от меня, Нортон. Видишь, я опять тебя нашел.
– Вижу, что нашел. А теперь двигай восвояси.
– Вежливый малый, нечего сказать! Рано мне отчаливать.
– Гавейн, какого рожна тебе от меня нужно? Ребенка тебе родили. Если мальчика нет, то девочка станет наследницей – закон ничего против не говорит. Почему бы тебе не угомониться и не податься в Рай? Говорят, приятное местечко.
– Ну, пока что Рай гарантирован мне не на все сто процентов…
– А пусть бы и в какое место поплоше. Все равно лучше, чем слоняться бессильным и бесплотным духом по Земле и подкладывать своих жен под разных мужиков.
Гавейн неопределенно передернул плечами.
– Отчасти резонно, отчасти нет, – сказал он. – Но покуда мне никак нельзя покинуть Землю. Наследника мужского пола нет – стало быть, главное дело не закончено. И это с моей стороны не оглядка на юридические штучки-закорючки. Это личное. Хочу иметь наследника-мальчишку! Хочу и буду его иметь!
– В таком случае не трать время на меня. Найди своей корове другого быка.
– Есть уже, есть. Но это, сам понимаешь, быстро не делается…
– Что ж получается? Ты по новой еще девять месяцев будешь кантоваться возле меня?
– Не то чтобы угадал. Видишь ли, я чувствую некоторую ответственность за тебя…
– Ты? Ответственность? За меня?
– Да, за тебя. Кто, как не я, втравил тебя в эту историю, из которой ты вышел тенью себя прежнего? Я притащил тебя к Орлин. Я испоганил наследственность ребенка. Таким образом, я тебя вознес – и я же тебя шмякнул об землю. И не мне винить тебя за то, что ты по сю пору такой грустный и хамишь мне почем зря.
– Что было, то прошло, – сказал Нортон. – Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон. Я же знаю, что в твоих поступках не было злого умысла.
– Не было, не было. А груз на душе все-таки остался.
– Как призрак может иметь груз на душе? Я полагал, что призрак – это голая душа, то есть душа без тела.
– Хоть душа-то и голая, да не склизкая, – лукаво усмехнулся Гавейн. – Вот груз-то и не скатывается. Давит он на меня, давит. И вниз тянет, в сторону Ада.
– Но ведь уже решено, что тебе в Рай!
– На час смерти так оно и было, – пояснил Гавейн. – Но перевес добра во мне был самый минимальный. Помнишь библейское «легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, нежели богатому войти в Царство Небесное»? При жизни я был человеком чести, даром что ты не одобряешь мое ремесло. И я был в душе больше добрым, нежели злым. Точнее говоря, чуть-чуть более добрым, нежели злым. Но потом, когда я полуневольно отравил твою жизнь, зло вдруг стало перевешивать.
– Странно, – сказал Нортон. – До сих пор я считал, что смерть, образно говоря, закрывает все счета и после кончины никак нельзя добавить к уже сделанным ни новых грехов, ни новых добрых поступков. В противном случае души, обреченные на геенну огненную, после смерти брались бы за ум и совершали массу добрых поступков – так сказать, копили очки. А в итоге они все возносились бы в Рай – даром что при жизни грешили на полную катушку!
– То, что смерть закрывает счета, очень близко к истине, – согласился Гавейн и начал терпеливо объяснять: – Наделе все несколько сложнее. Достойные Рая рано или поздно там и окажутся. Но прежде им придется на протяжении нескольких тысячелетий влачить самое жалкое существование – пока они не искупят свои прижизненные грехи (ибо есть они даже у праведников!). Поступки за гробом имеют лишь одну миллионную веса прижизненных поступков. Иными словами, там, где живому достаточно одного доброго дела, покойнику надо сотворить миллион добрых дел! Вот почему для всякого человека более практично жить безгрешно – не уповая на то, что после смерти он что-то наверстает. Но призраки – категория особая, равно как и инкарнации. Они как бы застряли в промежуточном состоянии: для Рая они плохи, для Ада – слишком хороши. Если они вторгаются в дела живых, то им засчитывается положительный или отрицательный результат подобного вмешательства. Когда я закрутил сюжет вокруг своего наследника, я отлично сознавал, чем рискую. Большинство душ, расставшись с телом, становятся вдруг малодушными и робеют совершать какие-либо смелые поступки. Поэтому-то в мире так мало призраков, ибо призрак – это душа, которую не смутила потеря тела, душа, которая решила энергично действовать в новых условиях. Я из тех, кто, оказавшись на том свете, не захотел стушеваться. Ведь я и при жизни не был робкого десятка! А главное, моя идефикс – продолжение рода. Я помешан на желании иметь наследника. Это было двигателем всех моих поступков после смерти… Ну и в итоге я наломал дров. Если я не исправлю причиненный тебе вред, то мне прямой путь в Ад.
В последнее время Нортона несколько озадачивало и настораживало видимое бескорыстие призрака. Теперь стало ясно, отчего Гавейн так хлопочет вокруг него. Нормальный эгоизм.
– Искренне сочувствую тому, что ты угодишь в Ад, – сказал Нортон. – Однако дров ты действительно наломал. Сделанного не воротишь. Если бы я познакомился с Орлин при других обстоятельствах! Если бы все не закончилось так печально… Не утруждай себя, тебе меня ничем не утешить. Ступай в Ад.
– Если бы ты познакомился с Орлин при других обстоятельствах? – воскликнул Гавейн. – Послушай, а ведь это идея! Я знал, что смогу чем-нибудь зацепить твой интерес! А насчет Орлин я уже подумал – и даже побеседовал с Клото. Она ничего против не имеет. Если пожелаешь…
– Пожелаю чего?
Призрак приосанился.
– Мне пришло в голову, – сказал он, – что тебе бы понравилось прошвырнуться назад во времени и познакомиться с Орлин до ее свадьбы со мной. Разумеется, тут есть одно крохотное затрудненьице…
– Знаю я твое «крохотное затрудненьице»! Так вляпаешься, что не отмыться!
– Не вороти нос! Я говорю об уникальной возможности! Такое бывает раз в жизни! А потом, что ты теряешь? Что тебя ждет на Земле?
– Да, на Земле меня ничто не ждет, – согласился Нортон. – Поэтому-то я и притащился на Марс.
– Да нет, я хочу сказать, какое у тебя будущее?
Нортон остановился как вкопанный в облачке красной пыли. Из-за меньшей силы тяжести эта пыль оседала медленней обычного. Буря на Марсе должна быть препротивной штукой – при таком обилии ленивой пыли!
– Моя жизнь скоро закончится? – напрямик спросил Нортон.
Гавейн смущенно рыл носком башмака красную пыль – не тревожа ее.
– Ну, я бы так не формулировал, – бормотнул Гавейн.
– Не темни! Я этих твоих экивоков терпеть не стану. Своей рукой зашвырну тебя в Ад!
– А я для него стараюсь! – с упреком воскликнул Гавейн. – Послушай, Нортон, есть только одна персона, то есть одно нечто, которое вольно, по должности, перемещаться во времени. И я разнюхал, что эта, так сказать, персона вот-вот, так сказать, освободит свое кресло. Отчего бы тебе не занять эту вакантную должность с такой знатной привилегией! Ты человек достойный. Клото говорит, что ты вполне подойдешь. А она в этом дока, ее мнению можно доверять. Если поторопиться и не считать ворон – наше дельце выгорит.
– Ты однажды толковал мне что-то об этой Клото. Напомни, кто она такая.
– Она одна из богинь Судьбы. Их три, точнее, три аспекта единого целого. Клото – та, что прядет нить человеческой жизни. Если ты согласишься на эту работу, то будешь запросто путешествовать во времени. Сможешь делать что захочешь и когда захочешь! Пожелаешь – направишься поглядеть на Орлин, когда она была девочкой. Пожелаешь – повстречаешь ее семнадцатилетней. Возможно, тебе удастся повернуть ее жизнь так, что ничего этого не случится – ни брака со мной, ни мертвого ребенка. Мне без разницы – ведь у меня теперь есть Лайла, которая носит под сердцем моего наследника.
– Природа не допускает временного парадокса. Прошлое невозможно изменить! Это все сказка.
– Кому сказка, а кому и быль. Хоть и одно-единственное, но есть существо, для которого этот парадокс – семечки, потому что оно управляет временем по своему усмотрению.
– Что за должность ты мне предлагаешь?
– Ту, что занимает Хронос. Инкарнация Времени.
– Инкарнация? Он что – вроде Танатоса?
– Ну да. Честно говоря, именно Танатос предложил твою кандидатуру. Он ведь с тобой имел разговор – небось, ты не забыл! Ты пришелся ему по сердцу. Он назвал твое имя, Матушка Природа поддержала… Поверь мне, Нортон, при таких покровителях место, считай, у тебя в кармане! Только вообрази себе: ты – новый Хронос!
Нортон был всерьез ошарашен.
– А что… что случилось с прежним Хроносом? – наконец спросил.
– Ничего плохого. Он то ли рождается, то ли зачинается – насчет этого не совсем в курсе… Короче, освобождает место. Баланс добра и зла у него в порядке, так что он отправится прямиком в Рай.
– Рождается? Это что за притча? Я полагал, у него должна быть долгая жизнь за плечами?
– Она и есть у него за плечами.
– Не понимаю.
– Ну, вот это и есть крохотное затрудненьице, которое я упоминал в начале нашего разговора. Видишь ли, Хронос живет в обратном направлении. Его работа – следить, чтобы в прошлом все свершалось правильно. Поэтому он живет навстречу прошлому – от взрослого к ребенку. Если ты согласишься стать его преемником, ты тоже начнешь жить вспять – до своего рождения или до зачатия, уж точно не знаю. После этого ты естественным образом освобождаешь свое место для кого-нибудь другого – потому что прекращаешь существование. Тебе вот-вот стукнет сорок, и впереди тебе вряд ли светит больше еще сорока лет. Таким образом, тебе все равно, в какую сторону жить
– к старости и смерти или к младенчеству и рождению. Ты ничего не потеряешь в смысле количества прожитых лет. Зато какое место, какие возможности! И главное, ты снова будешь с Орлин! Прочувствуй, какой невиданный шанс!
– Голова кругом идет… Возникает такая пропасть вопросов…
– Так ты их задай! Айда со мной. Приглядишься как следует. Если тебе работа не глянется – что ж, тебя никто не принудит взять Песочные Часы.
– Что за песочные часы?
– Символ власти Хроноса. Принимая Песочные Часы, ты выражаешь согласие занять эту должность и работать до самого своего рождения. Однако нам следует спешить. Путь далекий, а я обещал Клото, что ты прибудешь уже сегодня.
– Сегодня? Нет, я должен сперва хорошенько подумать. Решения такой важности в одночасье не принимаются!.. Я впервые слышу о работе Хроноса. Мне необходимо…
– Смелей, дружище! Обдумаешь все по дороге. Вызови-ка песчаный скутер – пешком замучишься идти.
Ошарашенный Нортон покорился. Через микрофон в своем шлеме он вызвал по радио скутер.
Пока они ждали марсианский быстролет, Нортон лихорадочно соображал. Жить вспять, вновь увидеть Орлин – живой и счастливой… Однако он знал, что между ними ничего произойти не может, ибо это изменило бы курс истории. Это общеизвестная временная петля: если Нортон встретит Орлин до ее брака с Гавейном и этот брак не состоится, то не будет и всего остального, а значит, Гавейн не пошлет его в прошлое и поэтому Нортон никогда не встретит и не полюбит Орлин – неразрешимый парадокс в действии. Нарушь Нортон что-либо в прошлом – и началась бы отчаянная круговерть бессмыслицы. Стало быть, он и не сможет ничего нарушить! Стало быть, он обречен любоваться Орлин со стороны, оставаясь для нее невидимкой… точно также, как Гавейн! Быть невидимым призраком для любимой – чем это лучше смерти? Но и это мнилось Нортону соблазнительным вариантом, ибо – есть ли иной путь повидаться с обожаемой Орлин?..
На скутере Нортон добрался до ближайшей станции переброса материи, где его уже давно поджидал призрак. Оттуда они переправились в Марс-Сити и наконец оказались на Земле. На протяжении всего путешествия Гавейн в присутствии других людей оставался невидимкой: призраки далеко не всем по сердцу. Особенно настороженно к ним относятся таможенные инспектора.
При первой же возможности Гавейн снова объявился и дал Нортону точные указания касательно дальнейшего маршрута. Конечной целью был полузаброшенный район одного пребывающего в упадке города. Ни развлекательных центров, ни парков на крышах. Асфальт в рытвинах, ряды жалких одинаковых блочных домов. Чужаку сюда лучше не соваться, если он не самоубийца.
Как и следовало ожидать, они сразу же нарвались на большую группу агрессивного вида парней. Пока те приближались с намерением взять пришельцев в кольцо, Нортон здорово перетрусил: при нем не было оружия – призрак сорвал его с Марса внезапно, а по тамошним пустыням было глупо бродить с заговоренным мечом!
– Спокойно! – сказал Гавейн. – Со мной не пропадешь.
– Защитничек нашелся! – сердито буркнул Нортон. – Ты же и пальцем никого тронуть не можешь!
Гавейн хитро усмехнулся. В следующее мгновение он превратился в дюжего полицейского, полностью экипированного для разгона массовых беспорядков: электрическая дубинка, бронежилет, щит и все прочее.
– Подыграй мне, – шепнул призрак.
Нортон не растерялся, развернулся к «полицейскому» и с ходу стал громко канючить:
– Сэр, я законопослушный гражданин, и мне сорок лет! Чего ж меня под одну гребенку с другими? У вас на кого облава? На пацанов, которые уклоняются от службы в армии! Ну и ловите их! Глядите, вот же их сколько – и все призывного возраста, все отлынщики.
Гавейн грозно замахнулся на Нортона электрошоком.
– Что мне твой возраст? У меня разнарядка. Нужное число лбов я обязан доставить – и доставлю. Врежут пару раз дубинкой под ребра – сразу признаешься, что тебе как раз восемнадцать… А что до этих пацанов… – Обращаясь к тому, кто выглядел главарем молодежной шайки, Гавейн крикнул:
– Эй ты, иди-ка сюда! Дело есть.
Главарь шмыгнул в просвет между домами и был таков. Остальные бросились врассыпную.
Гавейн схватил радиопередатчик и заорал в микрофон:
– Длинный, разворачивай ребят. У нас тут целая гора пушечного мяса!
Через пару секунд улица словно вымерла. Ни души.
Нортон весело улыбнулся. Гавейн, даже будучи призраком, боец хоть куда!
Без новых приключений они добрались до целого квартала развалин на краю города. Было странно видеть столько неиспользованного пространства – земля нынче дорога!
Гавейн взглянул на часы, чем несказанно удивил Нортона: тот никак не предполагал, что часы на руке призрака функционируют как настоящие!
– Успели, – сказал Гавейн. – Он будет через четверть часа.
– Хронос?
– Угу. Это место дорого его сердцу, поэтому он и выбрал его для церемонии передачи Песочных Часов.
– Ты хочешь сказать, он тут родился и здесь же ему предстоит…
– Нет-нет! С чего ты взял, что он тут родился? Он родился на другом краю света.
– Но если он живет вспять, то покинуть жизнь, то есть родиться, он должен здесь!
– Ну да, он живет вспять. И ты будешь жить так же, если согласишься. Но это не буквальное воспроизведение прошедшей жизни, не фильм задом-наперед. Иначе этот процесс был бы лишен позитивного смысла.
– Не верю! Это невозможно. Временной парадокс…
– Что ты заладил про парадокс! Инкарнации – сила! Им плевать с высокой башни на всякие там доксы-парадоксы. Для Хроноса его жизнь идет своим чередом. Это лишь для стороннего наблюдателя она раскручивается в обратную сторону.
– Что-то мало верится! – сказал Нортон. – Бессмыслица какая-то. У тебя концы с концами не сходятся.
Гавейн оставил ернический тон и сделал серьезное лицо.
– Поверь мне, никакой бессмыслицы. В этом абсурде есть своя система. Как только ты уловишь ее – сразу все станет на свои места… Клото пришлось изрядно потрудиться, чтобы выхлопотать для тебя эту синекуру. Пойми это и обрати внимание: рядом с тобой ни одного другого кандидата! Тебе на блюдечке подносят шанс, который другим и не снился! И лишь потому, что инкарнации искренне сожалеют по поводу прокола Матушки Геи с больным ребенком. В подобных случаях они помогают друг другу загладить ошибку. Если ты в последний момент откажешься и отвергнешь их дар – будешь дураком и неблагодарным хамом. И к тому же всех подведешь: где им найти другого в такой короткий срок!
– Не толкай меня в спину! – вскипел Нортон. – Я в Хроносы сам не напрашивался! И не чувствую себя готовым к этакой работе! Ты и себя, и меня поставил в цейтнот – а теперь давишь. Это непорядочно… Кстати, ты мне так и не ответил, почему встречу устроили именно здесь?
– Да потому что это мемориальный комплекс, посвященный Хроносу, спасителю мира и все такое. Разумеется, самое подходящее место для торжественной передачи полномочий.
– Вот это все – мемориальный комплекс? – удивленно вытаращился Нортон.
– А я думал, мы просто ошиблись адресом и забрели на свалку строительного мусора!
– Само собой, мемориальный комплекс будет здесь в будущем, – терпеливо принялся объяснять Гавейн, словно Нортон был непонятливым ребенком. – Не забывай, что Хронос явится из будущего, где на этом месте выросли современные здания и разбит великолепный парк. Это величавое обширное сооружение станет излюбленным уголком городка для его жителей и туристической Меккой. Немудрено, что оно так дорого сердцу Хроноса.
Нортон нервничал все больше и больше.
– Отчего же Хронос еще не здесь? – спросил он хриплым от волнения голосом. – Мы болтаем уже минут пять…
– Приближается с другой стороны. Ты увидишь его лишь в момент передачи Песочных Часов.
– Он движется сюда из будущего? – спросил Нортон, у которого ум за разум заходил от тщетной попытки «врубиться» в происходящее.
– Все это не сложно, – сказал Гавейн. – От тебя требуется одно: взять Песочные Часы, как только ты их увидишь. – Тут призрак указал на несколько камней, выложенных в форме буквы «X». – Они появятся вот здесь, на перекрестье. И с того момента как ты их возьмешь в руки, будешь распоряжаться этим символом в одиночку, потому как мы с тобой сразу же начнем двигаться в разных направлениях.
– В разных направлениях… – эхом повторил Нортон. Он ощущал себя идиотом, который не способен собраться с мыслями, а тем более на что-то решиться. Было чувство, что его подставили самым свинским образом.
– Да, я направлюсь со временем вместе вперед, а ты двинешь назад, – пояснил Гавейн прежним ласково-снисходительным тоном. – Может статься, я решу наконец расслабиться и без промедления подамся в Рай, покуда я чистенький. Если снова задержусь на Земле, могу опять во что-нибудь вляпаться, и грехи опять вниз потянут… В любом случае мы с тобой больше никогда не увидимся.
Нортон вспомнил, что призраку необходимо совершить хороший поступок, дабы баланс изменился в сторону добра и Гавейн смог взмыть в Рай.
Это неизбежно вело к мысли, что пристроить Нортона на место Хроноса – хороший поступок. Если Гавейн таки ошибся – это будет такой весомый грех, что с подобным камнем на шее он мигом съедет на заднице в адский котел! Случись с Нортоном в процессе что-либо нехорошее, к тому же необратимо нехорошее, то и Гавейн обречен, потому что ему вовек не искупить этой вины.
Так брать или не брать эти чертовы Песочные Часы?
При удручающем дефиците точной информации его втравляют в такую чреватую последствиями затею!
Нортону очень не нравилось быть бычком на веревочке, которого к тому же самым бесцеремонным образом нахлестывают: дескать, поспешай! А не на бойню ли?
– Бери, бери, не сомневайся! – воскликнул Гавейн, угадывая его мысли. – Поверь, эта работа создана для тебя. Матушка Гея считает тебя идеальным кандидатом, Клото ухватилась за тебя обеими руками… – Тут призрак осекся.
– Что такое? – рявкнул Нортон, пуще прежнего обуреваемый сомнениями.
– Будь начеку! Уже скоро! – проговорил Гавейн, не спуская глаз с перекрестья каменного «X». – Похоже, пришло время проститься, друг! Желаю тебе счастливого прошлого!
Нортон смотрел в том же направлении, что и призрак. Но ничего не видел.
– Еще рано. Через минуту.
– Твои часы могут отставать.
– Ты мне зубы не заговаривай. Чем это я так мил инкарнациям? Что во мне такого особенного?
– Ну-у… да разве ж я в курсе! Я всего лишь призрак – рылом не вышел знать всю эту высшую механику…
Нортон смачно плюнул и зашагал прочь.
– Хорошо, хорошо, я все скажу, – испуганно затараторил Гавейн. – Тут речь о Сатане, который является воплощением Зла. Он что-то замыслил…
– Я что – в результате угожу в Ад?
– Нет-нет, не ты! Он тебя не тронет – если ты сам сознательно или бессознательно не согласишься с ним сотрудничать. Дело в том, что Сатана вознамерился каким-то образом умыкнуть в Ад всех людей, без изъятия. Если его не остановить – быть грандиозной беде!
– Как я, человечишка, могу остановить Сатану? Кто я такой, чтобы сразиться на равных с самим предводителем Темных Сил?
– Вот! Вот! Уже! – завопил Гавейн не своим голосом.
На сей раз он был прав. На перекрестье каменного «X» стоял высокий мужчина в белом одеянии с наброшенным на голову капюшоном. Он возник из ниоткуда. В руках у него посверкивали на солнце большие стеклянные песочные часы. Так, значит, это правда и Хронос действительно прибыл из будущего! И он действительно освобождает свое место для преемника!
О, как сияли Песочные Часы – будто Святой Грааль! Нет, не отраженным светом, а светом, идущим изнутри, чудесным светом! Тонкая серебристая нить протягивалась из почти пустого верхнего стеклянного сосуда в нижний. Было ясно, что через несколько секунд песок иссякнет – и исполнится мера времени. В этом зрелище было что-то гипнотическое: Нортон всеми фибрами души ощущал его трансцендентальное значение. Зримая метафора конца свершала свою безжалостную работу.
В сознании Нортона вихрились сомнения и обрывки доводов «за» и «против». На что решиться – он так и не знал. И тогда тело взяло ответственность на себя. Оно шагнуло вперед, протянуло руку и схватило лучащиеся теплым светом Песочные Часы.
Фигура в белом исчезла так же быстро, как и возникла. Просто истаяла в воздухе. Но каким-то чудесным образом белое одеяние Хроноса в момент его исчезновения перетекло на Нортона, и он обнаружил, что стоит на перекрестье каменного «X» с Песочными Часами и в белой хламиде, а на голове у него белый капюшон.
И такую силу вдруг он в себе ощутил! А с ней и странное, необъяснимое чувство свободы от времени.
Млея от новых могучих ощущений, Нортон продолжал окаменело стоять на том же месте. В руке он сжимал символ своей новообретенной власти и… и не знал, что делать дальше.
Неизвестно откуда донесся слабый раздраженный шепот:
– Переверни!.. Переверни же!..
Не задумываясь, Нортон поспешно опрокинул Песочные Часы – именно в то мгновение, когда последняя песчинка скользнула вниз сквозь горловину в их перехвате.
Отныне полная песка часть была вверху – и песчинки заспешили вниз.
Вот первая коснулась дна того сосуда, который теперь стал нижним…
И в тот же миг Вселенная стала иной.
5. ЛАХЕСИС
Прошла не одна секунда, прежде чем Нортон, который сразу же инстинктивно почувствовал перемену в окружающем мире, освоился в новой действительности настолько, что начал различать конкретные изменения.
Мудрено было заметить сразу эти конкретные изменения, такие едва уловимые – и такие ошеломляющие.
Он стоял среди тех же груд битого кирпича, и те двое стояли рядом, и ветер по-прежнему трепал флаг на крыше ближайшего дома. В чем же непорядок?
Во-первых, те двое смотрели не на него, а как бы сквозь него. Он быстро скосил глаза вниз и оглядел себя. Да нет, он вроде бы твердый и непрозрачный. Правда, белое одеяние с плеча Хроноса – хитон не хитон, плащ не плащ – выглядит причудливо: Нортон будто окутан плотным туманом. Но это лишь свойство какой-то неведомой ткани. Так почему же эти двое глядят сквозь него?
Тут до сознания Нортона наконец дошла странность этого «двое». Один – Гавейн. А другой-то кто? Одет в марсианский прогулочный комбинезон…
Господи, да это ж я! И куда я смотрю?
– Привет! – как-то робко окликнул он самого себя и Гавейна.
Но те никак не отозвались.
Ситуация мало-помалу прояснялась в его голове. Сейчас он видит самого себя – каким он был за минуту до появления Хроноса. И, конечно, тот Нортон, который живет вперед, не способен видеть его, живущего назад.
Еще этот флаг на крыше… Нортон чувствовал ветер, знал его направление. Но флаг, будто рехнувшись, развевался не по ветру, а против ветра. Трудно было поверить, что над крышей господствует другой ветер, противоположного направления.
Нортон приподнял белую хламиду Хроноса, вытащил из кармана своего марсианского комбинезона лист бумаги и выставил его против ветра. Лист отклонился, но тоже навстречу ветру. Нортон выпустил бумагу из рук, и она полетела против ветра – словно лосось, который поднимается против течения. Очень странно!
Чтобы взглянуть на часы, он вытянул левую руку так, что кисть выскользнула из широкого белого рукава. Секундная стрелка вращалась в обратном направлении.
Стало быть, все чистая правда. Хронос и впрямь живет вспять. Всю остальную Вселенную Время несет, словно река щепку. И только он один поднимается вверх, к истокам Времени. Флаг на крыше полощется против ветра потому, что сам ветер дует обратно, то есть возвращается к своему источнику. Точно так же и дверь, которая в том мире открывается, для Нортона – закрывается.
С собой прошлым Нортон не мог общаться, потому что тот, другой, жил в своем мироздании и не умел фокусировать зрение так, чтобы различать то, что двигается против течения времени. Если Нортон видел себя прошлого и весь тот мир, что живет в нормальном направлении, то лишь потому, что он знал о существовании другого мира и все его чувства были настроены на восприятие этого другого мира…
Итак, жизнь продолжается, но в обратную сторону.
Но чем он должен заняться теперь? Вряд ли обязанности Хроноса заключаются исключительно в бесконечных ахах и охах по поводу парадоксальности собственного существования.
Тут взгляд Нортона упал на кольцо, подарок Орлин. Ах, дурак, дурак! Отчего же он раньше не посоветовался с Жимчиком! Совсем про него забыл!
Ладно, лучше поздно, чем никогда. Ну-ка, не подскажет ли кольцо чего-нибудь дельного?
– Жимчик, ты по-прежнему в рабочем состоянии?
Жим.
– Какое облегчение! Тебе известно что-либо о принципах обратного движения во времени?
Жим.
Замечательно! Теперь остается только правильно сформулировать вопросы. Насколько спокойней на душе в такой отчаянный момент, когда у тебя на пальце умудренный знаниями друг!
– Правда, что я живу вспять и вижу мир как фильм, который перематывается в обратном направлении?
Жим.
– Но в таком случае как я могу общаться с нормальными людьми?
Жим. Жим. Жим.
Ах да, некорректный вопрос. Попробуем иначе.
– Могу ли я общаться с нормальными людьми?
Жим.
– Есть что-то, с помощью чего я сумею осуществлять такой контакт? Причем так, что и люди смогут общаться со мной… и видеть меня!
Жим.
– Это «что-то» – не Песочные ли Часы?
ЖИМ!!!
Стало быть. Песочные Часы не просто подобие эстафетной палочки, передаваемой от одного исполняющего обязанности Хроноса другому. Они имеют важное прикладное значение. Едва ли этому стоит удивляться.
Нортон оглядел символ своей власти. От тонкой струйки песка исходило мягкое беловатое свечение. Так-так, эта серебристая нить в порядке вещей – часы выполняют свое естественное назначение: отмеряют время, а в конкретном случае – его официальный срок на посту Хроноса. Впереди у Нортона – или позади – чуть больше тридцати девяти лет работы в качестве повелителя Времени. Затем, в день своего рождения, он освободит место новому Хроносу. Перспектива не то чтобы очень вдохновляющая, однако Нортон мало-помалу свыкался с ней.
Меньше ясности было в том, чем он будет заниматься эти тридцать девять лет. Не бить же баклуши! Какую бы работу ни выполнял Хронос, при этом он неизбежно должен входить в контакт с окружающим миром. Помогают ему в этом Песочные Часы.
Но каким образом, черт возьми?
Нортон внимательнее прежнего осмотрел загадочный инструмент. Никаких видимых кнопок, выступов или рычажков. В процессе изучения он перевернул часы – и мгновенно ощутил… боль не боль, а какое-то тотальное изменение внутри себя – как будто всего его вывернули наизнанку словно перчатку. Он проворно вернул часы в прежнее положение.
Что же это было?
Через мгновение Нортон догадался: коль скоро Песочные Часы измеряют срок его жизни, то, перевернув их, он начинает жить в противоположном направлении. Он как бы забирает обратно череду своих поступков. И может вернуться к тому моменту, когда принял от предыдущего Хроноса символ власти. То есть он способен переиграть свое недавнее прошлое и вернуться в нормальный мир. А пугающее ощущение, как будто всего его вывернули наизнанку, вполне закономерно: очевидно, в момент разворота жизни на 180 градусов кровь начинает бежать в обратном направлении, да и все процессы в теле выполняют команду «кругом, шагом марш!».
Итак, он может проявить свободу воли и отпятиться назад – до какого момента в своей жизни? Вплоть до мгновения передачи Песочных Часов? Не принять их на этот раз – и баста!.. Нет, это трусость и низость. Как говорится, взялся за гуж… Значит, о бегстве не может быть и речи. Никогда он больше не перевернет Песочные Часы. Пусть его жизнь идет и дальше в естественном, то бишь противоестественном, направлении. Нортон останется на своем посту до конца – что бы ни ждало его впереди…
– Жимчик, – обратился он к кольцу, – у Песочных Часов есть еще и другие возможности?
Жим.
– И это несмотря на то, что на них нет панели управления?
Жим.
Воистину бесценная крохотная змейка! Орлин сделала ему царский подарок, истинную цену которого он осознает лишь постепенно. К тому же это кольцо – одно из самых ранних свидетельств ее любви в нему. Пока Жимчик на его пальце, Орлин как бы присутствует рядом – пусть и невидимо, но постоянно. О-о, никогда, никогда он не расстанется с этим во всех отношениях бесценным кольцом!
Однако не время для сантиментов. Займемся делом.
– Но как заставить Часы работать? – воскликнул Нортон. – Мне что – надо просто пожелать, то есть отдать им мысленный приказ?
Жим.
Ага! Вопрос был задан наобум, но попал в самую точку. Итак, разгадка получена.
«Хочу стремительно перенестись в будущее!» – торжественно произнес про себя Нортон.
Струйка песка из серебристой вдруг стала небесно-голубой. Все вокруг превратилось в гудящую серую сплошную массу. Оставаясь на месте, он перемещался куда-то. Причем стремительно – в этом сомневаться не приходилось.
Куда его занесет при этакой скорости – можно только гадать.
«СТОП!!!» – мысленно крикнул слегка перепуганный Нортон.
Внезапно мир вокруг него угомонился. Песок в Часах почернел.
Нортон стоял на склоне лысого холмика. Было темновато – то ли потому, что день клонился к вечеру, то ли потому, что небо было затянуто тучами. Прямо впереди высилось что-то вроде высокой пальмы. Слева и справа, сколько видел глаз, тянулись заросли исполинских папоротников. Зелени много. Однако ни единой травинки ни рядом, ни в тени этих папоротников. Словно на другую планету попал!
Нортон сошел с холмика и предпринял небольшую экскурсию по окрестностям. Сплошь незнакомые виды растений. Только вдалеке он различил ель. И никакой животной жизни. Разумеется, звери могли спрятаться, заслышав шаги человека. Но хоть какую-нибудь козявку в воздухе или на листьях он должен был увидеть! Похоже, это действительно другая планета. Впору предположить, что Песочные Часы переместили его не во времени, а в пространстве.
– Жимчик, Часы сработали неправильно?
Жим-жим.
– Они переместили меня во времени?
Жим.
– В каком направлении? Вперед?
Жим. Жим. Жим.
Вот тебе и раз! Чем Жимчику не понравился этот вопрос? А впрочем, его растерянность легко объяснить: что понимать под словом «вперед»? Ведь Нортон живет назад: у него и у остального мира разные «вперед».
Вопрос в новой формулировке прозвучал так:
– Часы переместили меня в будущее остального мира?
Холодок пробежал по спине Нортона при мысли, что это так. Незнакомый мир без млекопитающих, без насекомых. И это будущее Земли? Какая же катастрофа произошла: мировая война или что-то другое?
Жимчик успокоил его двумя сжатиями, обозначающими «нет».
– Значит, я попал в свое будущее – то бишь в прошлое остального мира?
Жим.
Ну, теперь все понятно. Песочные Часы отсчитывают время в направлении его жизни. И команда «в будущее» для них равносильна команде «в прошлое». Отныне надо крепко думать перед каждым мысленным приказом – чтобы не допускать опасных недоразумений.
На сколько же лет в прошлое он углубился? Города и в помине нет, он еще не построен. Если судить по необычной и девственной природе, то Нортона протащило на добрый десяток столетий назад.
– На сколько лет в прошлое я углубился?
Жим. Жим. Жим.
– Я так понимаю, это обозначает не три года, а только твою неспособность ответить с помощью «да» или «нет»? Лучше спросить о количестве столетий?
Жим… жим, жим, жим.
Это что-то новенькое! Четыре жима в ответ на вопрос, требующий простого «да» или «нет»! Однако после первого «жима» была пауза. Стало быть, сигнал распадается на два и его надо расшифровать так: «да», «не могу ответить».
– Значит, столетия – это уже ближе к истине, чем годы, но еще не то?
Жим.
Что ж, их взаимопонимание с Жимчиком продолжает расти!
– Ладно. Как насчет тысячелетий?
Четыре «жима» – с паузой после первого.
Ух ты! В ход пошли крутые цифры!
– Миллионы лет?
Четыре «жима».
Итак, цифры не крутые, а чертовски крутые!
– Сотни миллионов лет?
Жим.
– Сколько?
Жим-жим.
– Примерно двести миллионов лет… Эпоха динозавров?
Жим.
– А где же они сами? Впрочем, нет, вопрос отменяется. Природу я люблю, но палеонтологию знаю плохо. Если поскрести в памяти, то это, похоже, триасовый период. Ну да, я мог бы и раньше догадаться! Травы и цветы еще не появились, уже есть саговники, пальмы и хвойные деревья. Формулирую вопрос по-новому: есть здесь динозавры – или точнее, их ближайшие предки, так сказать протодинозавры?
Жим.
– Вообще-то есть, но необязательно рядом… Стало быть, если я пробуду здесь достаточно долго и не спеша прошвырнусь по округе, то непременно встречу протодинозавров – разумеется, если не отгоню их запахом или шумом. Это верно?
Жим.
Тут Нортон обратил внимание, что ветер отсутствует и ни один папоротник не колышется. Даже если он задевал рукой вайи – огромные листья папоротников, – то и в этом случае они не шевелились. Рука проходила сквозь вайи, словно он был призраком.
– А-а, понятно! – воскликнул Нортон. – Время застыло! Я уже видел этот фокус в исполнении Танатоса! Поскольку я теперь Хронос, то и я могу делать подобные трюки! Я крикнул Песочным Часам «стоп!», и они восприняли приказ буквально. Они остановили время в той его точке, где я находился.
Нортон покосился на Часы. Песок – сейчас черный – все так же струился вниз. Значит, его время шло, хотя для окружающего мира оно остановилось.
– Итак, почернение песка обозначает, что время остановилось для всего мира – за вычетом меня, – сказал Нортон, размышляя вслух.
Жим… жим, жим, жим.
Еще одно усложненное «да». Лучше прояснить данный вопрос до конца. Жимчик не болтлив и голос спроста не подает.
– Сейчас мир находится в состоянии абсолютной неподвижности? – спросил Нортон.
Жим… жим, жим, жим.
– Это только кажется, что мир в состоянии абсолютной неподвижности?
Жим.
Что ж, тут есть здравое начало. Было бы даже странно, если бы Хронос мог болтаться из конца в конец вечности и по своей воле на неопределенный срок «вырубать» время то там, то здесь. Нужно, так сказать, хоть что-то оставить Богу… По всей вероятности, и Танатос не останавливал время во Вселенной, а только создавал убедительную видимость такой остановки. Впрочем, чем эта иллюзия хуже реальности, если ее можно использовать в практических целях?
Может статься, размышлял Нортон дальше, я нахожусь в каком-то ускоренном движении относительно мира, и поэтому он кажется мне неподвижным…
Он взглянул на циферблат своих наручных часов. Они остановились. Вряд ли это механическая поломка.
Что же происходит? Ведь он не остановился, а часы составляют часть его мира, то есть часть неостановленного мира. Он приложил часы к уху. Тикают! Он вытянул руку перед собой – и секундная стрелка снова замерла.
Экспериментальным путем Нортон выяснил, что на расстоянии менее фута от его груди часы идут и показывают его время. На расстоянии более фута от его груди они останавливаются, показывая «застылость» времени остального мира. Ценное открытие! Его власть над окружающим пространством ограничена этим футом от собственного тела. По сути, он заключен в достаточно тесный невидимый кокон с прозрачными стенками. Что ж, разумно. Он перемещается во времени в этой непроницаемой оболочке, словно в чересчур просторном скафандре, и благодаря этому ничего не прихватывает с собой из окружающего мира.
Дальнейшие опыты показали, что у кокона есть видимые пределы. Белая хламида Хроноса генерировала что-то вроде едва приметного тумана, на который Нортон прежде не обращал особого внимания. Этот слабый туман окружал его тело как облачко шириной примерно в один фут.
Нортон вдруг припомнил, что его наручные часы шли в обратную сторону, когда он смотрел на них в предыдущий раз. Теперь он знал объяснение: он держал часы слишком далеко от своей груди, и они показывали время остального мира. Для Нортона, внутри его кокона, секундная стрелка двигалась в правильном направлении, то есть время шло вперед.
Нортон продолжал размышлять вслух:
– Итак, почернение песка обозначает остановку мирового времени, которая может коснуться и меня, если я того пожелаю. Коснуться, правда, косвенно – моя вытянутая рука попадает в остановленный мир, но кровь в ней не останавливается и не начинает течь в противоположном направлении. Зато мои наручные часы реагируют на изменение. Стало быть, тут речь о некоем компромиссном состоянии…
Жим.
– Спасибо, Жимчик, за твои своевременные подсказки. Я ужасно рад, что у меня есть такой великолепный советчик!
Зеленое кольцо-змейка не стало сжимать ему палец – оно лишь потемнело, как бы выражая удовольствие от комплимента.
Мысли Нортона обратились к другому факту.
– Когда песок становится голубым – это обозначает ускоренное движение сквозь время?
Жим.
– Таким образом, песок изменением цвета точно информирует меня о происходящем. Но как я сумел перенестись за двести миллионов лет до нашей эры? Это далеко за пределами сорока лет моей грядущей «жизни наизнанку». Нет-нет, Жимчик, не спеши с тремя «жимами», я сейчас все соображу… Итак, я здесь. Но здесь я бесплотен – что-то вроде призрака. Ни к чему я не могу прикоснуться по-настоящему. И надо полагать, ни единое существо не может прикоснуться ко мне, а возможно, даже и заметить меня. Словом, все это похоже на объемное кино: окружающий мир для меня не более чем трехмерная картинка, внутри которой я могу перемещаться. Что касается обитателей этой трехмерной картинки, то они и вовсе не ведают о моем присутствии.
Нортон двинулся вперед. Вышагивая между гигантскими папоротниками, он продолжал философствовать:
– Похоже, я волен путешествовать взад и вперед по реке времени, однако бессилен что-либо сделать. Эти путешествия носят характер ознакомительной экскурсии: поглядеть можно, а потрогать – нет. И только внутри тех сорока лет, что мне отпущены, я могу быть чем-то большим, нежели турист со связанными за спиной руками. В пределах своего жизненного срока я в состоянии воздействовать на мир… Если, конечно, соображу, как это делается!
Жим.
– Ладно, кое-что мы выяснили. А теперь пора восвояси.
Нортон сосредоточился и мысленно произнес: «Обратно в изначальную точку. Но не так стремительно».
Обычное свечение Песочных Часы стало более насыщенным, а песок из черного стал розовым. Мир пришел в движение.
Солнце проворно зашло. Наступила ночь, которая через минуту закончилась. Сутки прочь! При дневном свете Нортон заметил поблизости какое-то животное, но оно мелькнуло с такой скоростью, что он его толком не разглядел – какая-то средних размеров рептилия. В реальности динозавр шествовал мимо него хороших полчаса, но для летящего сквозь время Нортона они сжались в пару секунд. В лихом темпе прошел ливень, и в том же несуразно быстром темпе высохли мокрые листья.
Темп движения нарастал. Свет и тьма чередовались в ускоренном темпе. Ночи были как затемнение в фильмах на заре кино. Нортон видел как деревья растут, стареют и исчезают. Времена года менялись, но настоящих холодов никогда не наступало.
«Быстрее», – приказал он.
Цвет песка в Часах из розового превратился в темно-розовый. Мир вне нортоновского кокона многократно ускорил свое движение. Теперь молодое деревце неподалеку от Нортона выросло и рухнуло от старости за несколько секунд. На самом деле оно просуществовало лет сто, не меньше.
Однако сотня миллионов лет – это чертова уйма времени! Нортон воочию убедился в этом. Если он будет перемещаться в таком же темпе, то обратный путь займет несколько лет! Поэтому Нортон скомандовал: «Полный вперед!» – и мир вокруг превратился в гудящую серую массу.
Тут Нортон вдруг сообразил, что за время прогулки среди триасовской растительности он довольно далеко ушел от места, куда был доставлен своей «машиной времени». Значит, и в своем времени он окажется на таком же расстоянии от точки старта. И можно только гадать, что находится в месте его возвращения! Полбеды, если это комната внутри здания. А если это стена? Быть с разгона вмазанным в бетонный блок – бррр!
Но прежде чем он успел как-то исправить свою ошибку, мир вокруг обрел очертания и затвердел. Нортон стоял на знакомом перекрестье каменного «X», а рядом находились две знакомые мужские фигуры.
Хотя Нортон и почувствовал немалое облегчение от того, что путешествие закончилось благополучно, он не удержался от почти обиженного восклицания:
– Как же так? Я ведь ушел от этого места!
Жим. Жим. Жим.
И снова Нортон самостоятельно сообразил, в чем тут секрет. Никуда он не уходил от этого места! Будучи вне тех сорока лет, которыми очерчены пределы его власти, он никак не способен влиять на мир, а стало быть, и на себя. Говоря проще, он ничего не может делать в тех временах, которые ему неподвластны. В том числе и реально перемещаться с места на место. Его пешая прогулка по триасовскому лесу подобна прогулке нашей тени на закате, когда она может фантастически удлиниться и дотянуться до столба в сотне шагов от нас. Но мы-то при этом и не сдвинулись с места…
Иное дело, если Нортон отправится всего лишь на год-другой вперед. При этом он останется в пределах подвластного ему времени и будет перемещаться реально. Следует научиться осторожности! На сей раз сработала заложенная в систему защита от дурака, и его глупость не привела к беде. Но так может быть не всегда.
– Ладно, жив-здоров – и на том спасибо, – сказал Нортон. – Во всяком случае я мало-помалу учусь пользоваться Песочными Часами!
Жим.
– Однако я до сих пор не знаю, в чем состоит моя работа и как мне вступать в контакт с людьми. А ты знаешь, Жимчик?
Жим-жим.
– Так я и думал. Ты много-многознайка, но не всезнайка. У тебя нет опыта обращения с Песочными Часами. Что ж, придется самостоятельно ломать мозги.
Задача перед ним стояла сложная. Но и перспектива открывалась грандиозная. Возможность путешествовать не только в пространстве, но и во времени – разве это не венец мечтаний для пытливого ума и для сердца, влюбленного в странствия?
Нортон взглянул на Часы, песок в которых снова тускло серебрился. К настоящему моменту он уже разгадал, что значит белый цвет песка, а также голубой, черный и красный. Последний означает возвращение сквозь толщу времени – что-то вроде красного смещения в астрономии. Его оттенки – от розового до малинового – говорят о скорости возвратного движения.
Теперь бы выяснить, принимает ли песок другие цвета и что они означают!
Тем временем две мужские фигуры, пятясь, отходили все дальше и дальше от каменного «X». Зрелище было занятное, и Нортон провожал их взглядом, покуда они не пропали из виду.
Наконец он остался один.
Гавейн и тот Нортон пришли сюда за пятнадцать минут до появления Хроноса. Следовательно, эти пятнадцать минут истекли. Он прожил четверть часа здесь, а у них четверть часа отмоталось назад. Значит, его размышления и путешествие в эпоху динозавров вкупе заняли всего лишь пятнадцать минут. Каким образом он уложился в такой незначительный срок – это вопрос второй. Вопрос насущный: что ему делать теперь, когда он остался один-одинешенек?
Рука затекла постоянно держать Песочные Часы, и Нортон поставил их на землю. Потом заложил руки за спину и принялся энергично выхаживать по кругу, как когда-то Гавейн в минуты сильного волнения.
Действительно ли он хочет принять груз ответственности, сопряженной с постом Хроноса? Действительно ли готов к ошеломляющим сложностям этой работы?
Идя на поводу у собственного любопытства, Нортон легкомысленно позволил втравить себя во все это. Теперь он видел реальный масштаб проблем, которые он на себя взвалил. Призрак был прав: такой шанс не каждому выпадает. Но и не каждый способен справиться с такими грандиозными задачами… В конце концов, еще не поздно перевернуть Песочные Часы, вернуться к исходному моменту, спрятать в карман самолюбие и отказаться от должности Хроноса. Наверняка сыщется другой желающий, более подготовленный и более решительный… Хочешь ты этого или нет?
Нортон остановился и поискал глазами Песочные Часы. Они стояли рядом – на расстоянии протянутой руки. Как это получилось? Ведь он вроде бы далеко отошел от них…
Нортон проворно отбежал метров на двадцать от Часов и остановился. Так и есть. Они находились рядом с ним – на расстоянии протянутой руки. – Он повторил попытку удрать от них. На этот раз он не спускал с них глаз. Часы, без рывков и подскоков, упрямо двигались за ним.
– Похоже, я не могу их бросить, – произнес он вслух.
Жим.
Хотя вопрос и был чисто риторический, Жимчик не преминул на него ответить.
Нортон взял Часы, поднял на фут над землей и выпустил из руки. Они повисли в воздухе. Он шагнул в сторону – они последовали за ним. Тогда он пошел прямо на них – они стали плавно двигаться прочь от хозяина. Словом, они постоянно держались от него на одинаковом расстоянии. Если бы Часы еще и вращались вокруг него, их сходство со спутником было бы абсолютным!
Такая навязчивая покорность взбесила Нортона, который последние двадцать минут жил на нервах. Он схватил Часы и метнул их в ближайшую кучу битого кирпича. Похоже, новоявленный Хронос давно искал, на чем отвести душу.
Однако Часы никуда не улетели. Футах в десяти от него они остановились в воздухе и рванули обратно. И через полсекунды уже зависли в футе от хозяйского плеча. Скорость их перемещения была так велика, что Нортон даже шарахнулся в сторону – думал, они непременно врежутся в него. Но Часы, похоже, не ведали такого неудобства, как инерция.
Выходит, эти чудо-часики и захочешь – не потеряешь.
Нортон в сердцах сказал:
– Но я не желаю, чтобы эта штуковина всегда следовала за мной, словно цыпленок за курицей! Люди будут таращиться!
Жимчик отозвался тремя пожатиями. То есть: ничем делу помочь не могу.
Вдруг среди развалин возник новый персонаж: женщина средних лет. Гавейн и тот Нортон удалились влево, а она появилась справа и решительным шагом направилась к нему. В ее руке был широкий рулон бумаги.
Лицом вперед? Она идет лицом вперед? Значит ли это, что она обитательница его мира?
Женщина помахала ему рукой. Она его видит!
Глубоко взволнованный, Нортон помахал ей в ответ. Как ни странно, на это женщина никак не отреагировала.
– Добрый день, – осторожно сказал Нортон.
Женщина остановилась в нескольких футах от него и развернула рулон бумаги, на котором оказалось написано крупными буквами: «ПРИВЕТСТВУЮ ВАС, ХРОНОС!»
– Добрый день, – настойчиво повторил Нортон. – А не проще ли нам поговорить?
Опять никакой реакции. Женщина провела ладонью по бумаге и все буквы исчезли, а через мгновение появились новые слова: «МЫ МОЖЕМ ОБЩАТЬСЯ, ТОЛЬКО ВАМ СПЕРВА НАДО НАУЧИТЬСЯ ЭТОМУ».
– Я пробую! – воскликнул Нортон. – Но никто меня не воспринимает!
Тем временем женщина опять сменила слова на бумаге: «Я – ЛАХЕСИС, ОДНА ИЗ ИНКАРНАЦИЙ СУДЬБЫ».
Мойра! Одна из трех богинь Судьбы, которых, согласно новой моде, называют инкарнациями!
О-о, это важная встреча!
– Я очень хочу побеседовать с вами! – засуетился Нортон. – Но как? Подскажите способ! Вы меня слышите? Вы меня понимаете?
Следующая фраза на бумаге несколько прояснила ситуацию.
«ВСЕ ЭТО Я ДЕЛАЮ В ОБРАТНОМ ПОРЯДКЕ. СЛЕДУЙТЕ МОИМ УКАЗАНИЯМ, И МЫ СУМЕЕМ ВСТУПИТЬ В КОНТАКТ».
Повинуясь инстинкту, Нортон громко крикнул, как будто хотел докричаться до нее:
– Да-да, я жду ваших инструкций!
Теперь он с горечью убедился, что она не видит его и не слышит, а лишь теоретически знает о его присутствии. Эти фокусы с листом бумаги она проделывает вслепую – в надежде, что он смотрит и мотает на ус.
Если им удастся «вступить в контакт», надо первым делом выяснить, почему мойры так усиленно хлопотали о его назначении Хроносом. И скорее всего поблагодарить их. Теперь он, похоже, дозрел до благодарности.
«ХОТЯ И ВЫ, И Я – ИНКАРНАЦИИ, ВЫ ЖИВЕТЕ ВСПЯТЬ, А Я – В НОРМАЛЬНОМ НАПРАВЛЕНИИ. НАМ НУЖНО СИНХРОНИЗИРОВАТЬСЯ».
– Согласен, – машинально кивнул Нортон.
«ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ – ПОЛЕЗНЫЙ ИНСТРУМЕНТ. ОНИ ВЫПОЛНЯЮТ ВАШИ МЫСЛЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ».
– Подумаешь, Америку открыла, – пробормотал Нортон, довольный своей сметливостью.
«ЧАСЫ ИМЕЮТ ОГРОМНУЮ МАГИЧЕСКУЮ СИЛУ. ОШИБКА ПРИ ИХ ИСПОЛЬЗОВАНИИ МОЖЕТ ВЫЗВАТЬ ЧУДОВИЩНЫЙ ХАОС».
– И это я уже знаю. Путешествие к динозаврам прошло не без пользы.
«ЦВЕТ ПЕСКА ИМЕЕТ КЛЮЧЕВОЕ ЗНАЧЕНИЕ».
– Вы мне лучше что-нибудь новенькое скажите!
«ПРИКАЖИТЕ ПЕСКУ СТАТЬ НА МГНОВЕНИЕ СПЕРВА ГОЛУБЫМ, А ПОТОМ ЗЕЛЕНЫМ».
– С удовольствием, – сказал Нортон, сосредоточился и мысленно скомандовал: – Голубой на секунду, затем зеленый.
Прежде ему не приходило в голову, что у Часов может быть и более простой интерфейс, чем мысленные словесные приказы. Возможно, цвета – поодиночке и в последовательных комбинациях – способны быть чем-то вроде клавиш компьютера…
Серебристый песок на секунду стал голубым, а потом зеленым.
Нортон услышал добрый женский голос:
– Поздравляю, Хронос.
– Ух ты! – вскричал он. – Теперь я слышу вас!
Лахесис улыбнулась. На вид ей было под пятьдесят. Шатенка. Волосы собраны в пучок на затылке. Вид усталый, лицо прорезано первыми морщинами. Грузноватая фигура не впечатляет. Зато глаза… О, эти глаза не оставляли сомнения, что он имеет дело с существом необычайным, обладающим неописуемым могуществом и величайшей тонкостью понимания.
– Теперь и я вижу и слышу вас, Хронос. Мы синхронизированы.
– Потому что песок зеленого цвета?
– Если последуете со мной, то я вам все объясню.
Лахесис приблизилась к нему и взяла его руку. Это был странный, интимный жест.
– Хотя бы на это я имею право после всего, что было между нами.
Он растерянно улыбнулся и неуклюже спросил:
– А разве мы…
Лахесис звонко рассмеялась и потянула его за собой.
– Конечно же! Конечно же, вы ничего не помните! Все это будет в вашем будущем. Все это было в моем прошлом… И поэтому я завидую вам… Впрочем, поторопимся. Не нужно без нужды затягивать фазу взаимной синхронизации – вы растрачиваете при этом магические силы… Ну вот мы и прибыли.
Женщина остановилась возле полуразрушенной стены, с которой свисал засаленный шнурок.
– Держитесь за меня крепко, Хронос! – приказала Она и дернула за шнурок.
И в ту же секунду они очутились в просторной комнате – скорее в небольшой зале, обставленной роскошно и с хорошим вкусом. Одна стена представляла собой огромную трехмерную картину сада, в который так и потянуло войти – настолько реальным он казался. Нортону вспомнились картины-головоломки Орлин – и сердце пронзила грусть.
Да, это жилище было прекрасно. Он был бы не прочь иметь такое!
Лахесис стояла рядом и с интересом рассматривала его, словно только что увидела впервые.
– У вас прекрасный дом, Лахесис.
– Это не мои апартаменты, – поспешно возразила она, – а ваши.
– Мои? – опешил Нортон.
– Этот дом находится в Чистилище. В его пределах время течет для всех в вашем направлении. Я вижу, Песочные Часы настроены на зеленый цвет. Здесь, в вашем жилище, это лишнее. Экономьте магическую энергию Песочных Часов, никогда понапрасну не утруждайте их. Верните песок в нормальное состояние.
– Что значит «нормальное»?
Но достаточно ему было покоситься на часы, как они угадали его волю и песок из зеленого стал опять серебристым.
– А теперь, – сказала Лахесис, – подробно расскажите мне о нашей встрече и о нашем с вами разговоре.
– То есть? – опешил Нортон.
– Видите ли, сегодня я вас вижу впервые в жизни. Я должна встретиться с вами через два дня, когда состоится передача Песочных Часов. Я намерена обязательно появиться там после церемонии с листом бумаги и дать вам необходимые инструкции. Затем я отправлюсь с вами в Чистилище. Судя по тому, что мы с вами в Чистилище, все так и произошло.
Нортон все еще ничего не понимал. Но когда он подчинился нелепой просьбе и пересказал Лахесис всю их встречу до мельчайших деталей, она сразу же прояснила ситуацию.
– В моем календаре до вашего вступления в полномочия Хроноса – два дня. В вашем календаре прошло два дня после вашего вступления в полномочия Хроноса. Секрет в том, что через два дня я попрошу вас на мгновение сделать песок голубым, а уж только потом – зеленым. За то мгновение, пока песок был голубым, вы перескочили через два дня в направлении своего будущего – и исчезли для меня. Я это сделала потому, что беседа нам предстояла долгая, а вы прожили вспять не более получаса. Если вы начнете жить в нормальную сторону в Чистилище, то менее чем через полчаса доживете до границы подвластного вам времени и станете для меня бесплотным и невидимым.
– Это я уже и сам обнаружил, – ворчливо заметил Нортон.
– Вот потому-то я попросила вас включить голубой цвет песка и немного продвинуться в свое будущее – не на час-другой, а с хорошим запасом.
Нортон устало потер виски. Такие вещи не сразу доходят. А когда доходят
– к ним трудно привыкнуть.
– Коль скоро я перепрыгнул через два дня своей жизни, – сказал он, – то и встречаю вас двумя днями раньше. Верно?
– Верно.
– А почему вы ждали в Чистилище именно сегодня? Откуда вы знали, что встреча именно сегодня?
– Ну, – улыбнулась Лахесис, – я в конце концов являюсь одним из аспектов Судьбы. И кое-что знаю просто потому, что знаю…
– Очень вразумительное объяснение, – буркнул Нортон.
– Поскольку мы с вами живем в противоположных направлениях, – продолжала Лахесис, – то для вас это начало вашего срока на посту Хроноса. Для нас же это конец вашего пребывания в его должности. Через два дня неопытного новичка Хроноса заменит умудренный Хронос, который не один десяток лет занимался своим делом. И сразу нам всем полегчает. Опытный Хронос будет назубок знать все наше будущее. – Одарив Нортона долгим пристальным взглядом своих пугающе мудрых и проницательных глаз, она добавила: – Время – могучая сила, Нортон. Вы научитесь делать то, что и Сатане не по плечу. Никто не смеет вторгаться в пределы компетенции Хроноса. Вы будете способны менять реальность по своему усмотрению. Но смотрите, как бы такое могущество не ударило вам в голову!
Хотел бы Нортон ощутить хотя бы миллионную долю этого пресловутого могущества! Пока что он чувствовал себя брошенным в воду беспомощным котенком.
Нортон отметил про себя, что Лахесис ненароком фамильярно назвала его по имени. Похоже, она действительно была знакома с ним в своем прошлом – и в его будущем.
– Я постараюсь максимально добросовестно выполнять свои обязанности. У меня вопрос касательно Чистилища…
– Чистилище не является частью физического мира, – с готовностью начала объяснять Лахесис. – Когда вы хотите без спешки пообщаться с кем-то, перенесите своего собеседника сюда, и у вас не будет никаких проблем.
– Это я понимаю не до конца.
– Не смущайтесь. Шаг за шагом – во всем разберетесь. Таких сложных и ответственных постов, как ваш нынешний, во всем мироздании раз, два и обчелся! Пройдет не один год, прежде чем вы усвоите все тонкости. К счастью, для этого у вас достаточно времени – в самом буквальном смысле. Вы теперь сами – Время.
– А нельзя ли объяснить мне все поподробнее, – сказал Нортон. – Пока что я ощущаю себя бараном перед новыми воротами.
Лахесис рассмеялась.
– Я здесь именно для того, чтобы объяснять, – сказала она и после короткой паузы кокетливо прибавила: – По крайней мере в этот раз… Я многим вам обязана и с радостью помогу вам… Но сперва мне следует представиться вам… целиком.
Нортон из любезности согласно кивнул. Хотя он мог только гадать, что это такое – «представиться целиком». Он был загипнотизирован уверенной и властной манерой собеседницы, ее невозмутимым всезнающим взглядом.
Лахесис вышла в центр зала и остановилась. Тело женщины внезапно колыхнулось, будто отражение в воде, когда набегает большая волна. Мгновение – и на месте Лахесис стояла древняя старуха. Правда, старуха элегантная: почти прямая спина, седые букольки аккуратно зачесаны, строгий наряд, состоящий из длинной темной юбки и кружевной блузки, на ногах – пусть и вышедшие из моды, но чистые и незаношенные ботики. Обликом она напоминала престарелую аристократку. Сходство довершала архаичная маленькая шляпа.
– Атропос, – представилась старуха, делая ударение на первом слоге. – Я перерезаю нить человеческой жизни.
– А я всегда полагал, что это прерогатива Смерти! – сказал Нортон. Бедолаге приходилось удивляться разом сотне разных вещей.
– Танатос забирает душу. А я определяю, в какой именно момент.
Нортон понимающе кивнул. Разницу он понял не окончательно, однако в дальнейшие расспросы не пустился – не до того. В свое время ему довелось видеть Танатоса за работой – и он проникся к нему величайшим уважением. Если копнуть поглубже, то Нортон согласился принять Песочные Часы именно потому, что перед его глазами был пример Танатоса, работа которого имеет много общего с работой Хроноса. Танатос являл собой образец того, что человечность и милосердие можно сохранить на любом посту, – даже если в твои обязанности входит лишить жизни младенца! Благодаря личной встрече со Смертью Нортон перестал считать ее отвратительным бездушным чудовищем.
Тем временем Судьба из Атропос опять превратилась в Лахесис. Перед Нортон стояла знакомая грузноватая женщина средних лет в просторном платье, которое отчасти скрывало ее полноту.
– Меня зовут Лахесис, – провозгласила она, делая ударение на первом слоге и очень твердо произнося «х». – Я отмеряю длину нити человеческой жизни.
– Но я думал, что это Хронос…
– Хроносу подвластно время, а не жизнь, – поправила его Лахесис.
Снова разница показалась Нортону не совсем понятной. И снова он предпочел не отвлекаться на исследование этого в данный момент второстепенного вопроса.
Лахесис подпрыгнула – и опустилась на пол в облике аппетитной молоденькой девушки с точеной фигуркой и длинными распущенными черными волосами. На ней было короткое платье с глубоким декольте; и бедра, и грудь были щедро обнажены. На Нортона пахнуло густым томным ароматом дорогих духов.
– А я – Клото, – сказала чаровница в коротком платье. И в ее имени ударение приходилось на первый слог. – Я пряду нить человеческой жизни.
Нортон пригасил жадный огонь в своих глазах и философским тоном заметил:
– До сих пор я считал, что это Природа…
– Нет-нет, – возразила Клото, – Матушка Гея отвечает за миропорядок в целом, за обстоятельства человеческого существования, но не за конкретные жизни. Хотя обязанности многих инкарнаций так или иначе пересекаются.
Говоря это, Клото кокетливо усмехнулась. Красавица явно упивалась тем, какое впечатление она производит на него. Если бы Лайла, вторая жена Гавейна, выглядела хотя бы вполовину так соблазнительно, когда Нортон увидел ее, события могли бы повернуться совсем иначе…
– Вас действительно трое? – спросил Нортон. – Все три такие… непохожие друг на друга…
– Нас действительно трое, и мы – разные ипостаси Судьбы. А что касается непохожести… Ведь недаром говорят, что женщина должна быть молодому мужчине любовницей… – Тут Клото игриво потянула подол платья вверх, еще больше заголяя бедро. – …мужчине средних лет – доброй подругой… – Перед Нортоном опять возникла спокойная и мудроглазая Лахесис, терпеливая и чуткая приятная собеседница. – …и наконец пожилому мужчине – нянькой.
– Лахесис превратилась в Атропос, которая на этот раз была одета как медицинская сестра, и опять-таки с элегантной консервативностью. – Мне ничего не стоит быть любой из них. С кем из нас ты предпочитаешь иметь дело?
Вопрос поставил Нортона в тупик.
– Э-э… да, пожалуй, со средней… в данный момент.
Перед ним опять возникла Лахесис.
– Я так и думала, что вы остановите свой выбор на мне. Теперь с вами буду я, хотя в прошлом… в прошлом я была для вас другой.
– Вы хотите сказать, что Клото… в моем будущем… – смущенно пролепетал Нортон.
– Ну да! Вы еще не испытали того, чем я уже насладилась. Вы были таким прока-а-азником! – Лахесис томно усмехнулась.
Нортон покраснел. Ему живо представилось все, что он может проделывать с Клото в будущем… И он покраснел еще больше. Очень странно беседовать с женщиной, которая была с вами в постели… а вы с ней – нет! В этой ситуации и самый бесстыжий смутится.
– Вы знаете, – промолвил Нортон, застенчиво улыбаясь, – я никак не привыкну к этой попятной жизни… Сплошной конфуз… И особенно тошно от того, что для нормальных людей я невидимый бесплотный призрак!
– Это дело поправимое, – успокоила его Лахесис. – Песочные Часы не только символ, но и орудие вашей власти. И оно обладает замечательными свойствами!
– Если я приказываю песку стать зеленым, то мне становится доступным общение с нормальными людьми?
– Правильно. Пока песок зеленый – вы живете синхронно с нормальными людьми. Можете делать это, когда желаете поговорить с человеком или с инкарнацией.
– Но тогда мне ничего не стоит перенестись на сорок лет вперед, к началу моей естественной жизни, приказать песку позеленеть – и жить в нормальном направлении, оставаясь при этом инкарнацией Времени!
Лахесис улыбнулась – хоть и ласково, но немного снисходительно.
– Не так все просто, Хронос! – сказала она. – Причин тому несколько. Во-первых, насколько мне известно, запас магической энергии Песочных Часов не бесконечен – если песок будет зеленым двадцать четыре часа в сутки, этот запас исчерпается за несколько недель. Во-вторых, вам предстоит серьезная работа на новом посту – только живя вспять, вы имеете возможность быть на высоте своих разнообразных и сложных обязанностей. Ну а в-третьих, я просто знаю, что вы не сделаете эту пакость… Точнее сказать, я знаю, что ты не сделал эту пакость…
На пару мгновений в его собеседнице проглянула игривая Клото – буквально, потому что он увидел большие молодые веселые глаза игривой Клото.
Это не могло не сбивать с толку. Если Клото не только Лахесис, но и Атропос… то сознание которой из них будет… то есть было с ним в самые интимные моменты? У всей троицы такие удивительные, значительные глаза… Все это здорово бьет по нервам… Мужчина, который входит в плотный контакт любого рода с подобной троицей, поневоле перестает быть хозяином положения, становится игрушкой в руках сразу трех женщин!
Перед ним снова была Лахесис, но Лахесис в несколько игривом настроении.
– О, вы не помните, вы ничего не помните! – воскликнула она, дразня его. – Какая досада! После всего, чему вы научили невинную девушку… и ничего не помнить!
Нортон обиженно насупился и сказал:
– Вернемся лучше к моей работе. Вы обещали ввести меня в курс дела.
Лахесис насмешливо вздохнула:
– Да, я помню, вы и прежде были зациклены на работе. А впрочем, вы справлялись с ней довольно неплохо. Что ж, я без промедления займусь вашим обучением. Это в моих интересах: нам предстоит долгие годы работать в тесном контакте. – Она сделала паузу, собираясь с мыслями. – Последовательность событий в человеческом отделе Вселенной недаром называется хронологической. Ее устанавливает и за ней следит именно Хронос. Следствие должно вытекать из причины, старость следовать за молодостью, поступок – за мыслью, а не наоборот. За последним тяжелее всего уследить. Нетрудно догадаться, что ваш способ жить – вспять – значительно облегчает вашу задачу. Не будь постоянного пригляда со стороны Хроноса, во Вселенной воцарился бы хаос и Земля вернулась бы к своему состоянию до сотворения, когда она была «безвидна и пуста» – просто «тьма над бездной».
– Но я нисколько не сомневался, что это все происходит автоматически! – воскликнул Нортон. – Уж так устроена Вселенная, что за причиной идет следствие, а за младенчеством – юность. Разве эти основополагающие законы нуждаются в каком-либо надзоре?
– Что ж, теперь у вас одним наивным верованием меньше. Основополагающие законы нуждаются в надзоре. Еще как нуждаются! Ничто во Вселенной не происходит само собой. Все – следствие работы главнейших инкарнаций. Земля вращается вокруг Солнца лишь потому, что за это кто-то отвечает. Вода мокрая, а песок сыпучий лишь потому, что за это кто-то отвечает. Дождь льет сверху вниз, а не снизу вверх…
– …лишь потому, что за это кто-то отвечает, – зачарованно подхватил Нортон.
– Дело Хроноса – так искусно координировать работу всех инкарнаций, чтоб люди жили в полной уверенности, что «это все происходит автоматически». Постоянно синхронизировать труд многочисленных инкарнаций
– вот великая обязанность Хроноса!
– Побойтесь Бога! – вскричал Нортон. – Я всего лишь человек, и я один! Как я могу уследить за всеми событиями в «человеческом отделе Вселенной»? От одной этой мысли волосы на голове дыбом встают!
– Успокойтесь. Вы отнюдь не один. У вас огромный штат работников. Они трудятся здесь, в Чистилище. Никто и не требует от вас, чтобы вы лично отслеживали каждое событие во Вселенной! На то есть масса мелких служащих плюс компьютеры и прочие прелести двадцать первого века – мы тут сразу же подхватываем все технические новшества! И без компьютеров как-то справлялись, а теперь уж и подавно… Вы, словно министр, принимаете главнейшие решения, а мелкая сошка их выполняет – равно как и рутинные дела, о которых начальник порой и ведать не ведает. Правда, в отличие от Земли, здешние служащие по большей части понимают свою ответственность, баклуш не бьют и придерживаются буквы распоряжений… Пока что вы еще не приступили к своим обязанностям – а мир не развалился. Это потому, что сотрудники вашего ведомства ни на мгновение не прерывают работу – три смены, двадцать четыре часа в сутки? Я уверена, что ваш предшественник оставил вам команду умелых и преданных работе сотрудников: он ведь знал, что новичок не сразу войдет в курс дела, а Вселенной надо функционировать не хуже обычного и в этот сложный период. Но теперь берите бразды правления в свои руки. Вы абсолютный владыка своих служащих. Взбредет вам на ум сменить курс времени во Вселенной на обратный – они безропотно проведут в жизнь ваш приказ, проследив за всеми деталями его исполнения.
– А я могу? Я могу изменить курс времени во всей Вселенной?
Лахесис солидно кивнула головой:
– Я уже имела случай указывать вам, что ваш пост сопряжен с весьма серьезными прерогативами. Власть ваша огромна. Но не дайте ей ударить вам в голову. И гоните прочь разные озорные мальчишеские мысли: Время не игрушка.
– Ладно, постараюсь держать себя в кулаке… – сказал Нортон. Вопрос представлялся ему пока малоактуальным: если он что сейчас и ощущал, то не могущество, а скорее растерянность. – Так что же мне делать? С чего начать?
– Прежде всего не держите на виду Песочные Часы. Зачем вам эта морока? Попользовались – и убрали.
– Я бы с радостью, но от них же не отвяжешься!
– Да, они вас ни на мгновение не покинут: это символ и одновременно средоточие вашей власти. Вы расстанетесь с ними лишь тогда, когда передадите их следующему, то бишь предыдущему Хроносу. Но пока что есть простой выход: надавите на Часы, они станут меньше – и вы сможете положить их в карман.
– Так просто?
– Ну да.
Нортон поставил Песочные Часы на одну ладонь, а другой надавил на них сверху. Они начали плавно уменьшаться в размерах. Нортон был так зачарован этим процессом, что перестарался. Часы стали размером с наперсток. Нортон неосторожно нажал еще – и они превратились в плоский диск, чуть побольше монеты.
Хронос-новичок испуганно вскрикнул:
– Я сломал их, да?
– Они вечные. Их невозможно сломать или уничтожить.
– Но сейчас, когда они как блин, как же может песок…
– Насколько я понимаю, форма Песочных Часов всегда неизменна – как бы они ни выглядели… Как с листом бумаги – сложите или его или скомкайте, он все равно будет листом бумаги и надпись на нем не изменится. Сейчас, когда Часы превратились в плоский диск, ваш мир просто стал для них двухмерным – и песок продолжает сыпаться. Все относительно, в том числе и форма.
Нортон пожал плечами, даже не пытаясь вникнуть. Все это было для него китайской грамотой.
– Значит, они работают и в таком виде? – переспросил он. – А как насчет цвета песка?
– Будет все так же меняться по вашему приказу. Ваша связь с Часами неразрывна. Ни при каких обстоятельствах они не выйдут из вашего подчинения.
– С Часами разобрались. Что дальше?
– Мне необходимо поправить несколько спутавшихся жизненных нитей. Я весьма аккуратна и очень внимательно слежу за ними. Однако нет полного совершенства в этой Вселенной – и мне случается недоглядеть. Если вы уже готовы заняться делом – давайте вместе распутаем несколько узелков.
– К вашим услугам. Только вы мне подсказывайте, что именно делать.
В ладони Лахесис из воздуха вдруг соткался блокнот, полистав который она сказала:
– Подходящая проблема. Жизненные нити двух человек пересеклись, и они вот-вот обменяются своими дальнейшими судьбами – начиная с точки пересечения. Поскольку одному из них предстоит очень скоро погибнуть в несчастном случае, то в данном случае огрех особенно непростителен.
Лахесис захлопнула блокнот, и тот растворился в воздухе. Затем она расставила руки и растопырила пальцы. Между ними вдруг заблестело несколько нитей.
– Доставьте меня к той точке времени, где они пересекаются.
– Погодите! – воскликнул Нортон. – Зачем этот несчастный случай? Не лучше ли аккуратно разгладить обе нити – чтоб люди жили долго и счастливо!
Лахесис покачала головой.
– Увы, Нортон, так дела во Вселенной не делаются, – сказала она. – Тишь и гладь не царят в нашем мире. То там, то здесь вспыхивает насилие, одни беды влекут за собой другие, и у поступков есть свои последствия. Если я смягчу одну-две конкретных судьбы, что для меня проще простого, то это может аукнуться несчастьями для многих других людей. С начала времен Бог и Сатана ведут нескончаемую войну, вольными и невольными солдатами которого являются люди. А нам досталось лишь молча приглядывать за жертвами борьбы гигантов. Не мне решать, кому и когда пасть в этой борьбе, а кому выжить. Мое дело следить за тем, чтобы индивидуальные судьбы развивались так, как это предначертано свыше. Я слуга, а не хозяин. Равно как и вы. Мы с вами всего лишь выполняем свой долг, проводим в жизнь не нами созданные законы.
Заключение ее тирады совершенно не понравилось Нортону. Роль безропотного слуги, а при случае и покорного палача – нет, это не для него… Однако он решил не вступать в спор – сознавая нынешнюю шаткость своего положения. Отложим это до лучших времен, когда он приобретет нужный практический опыт и будет лучше теоретически подкован для подобной дискуссии.
Нортон взглянул на нити, распяленные между руками Лахесис. Из них только две пересекались, остальные были натянуты раздельно и нигде не вступали в соприкосновение.
– А как?.. – начал он, неловко протягивая руки к нитям.
– О нет! – сказала Лахесис. – Это лишь условная модель. Распутывать будем не здесь. Вы забыли – я просила вас доставить меня в определенную точку времени и пространства, где мы и внесем коррекцию.
– Согласен, но…
– Ах, извините! У меня из головы вон, что для вас это первый опыт. Давайте я подскажу вам, как это делается – шаг за шагом. Итак, достаньте ваши Часы и приведите в рабочее состояние – чтоб виден был песок.
Нортон подчинился. Стоило ему вынуть Часы из кармана, как они сами собой выросли до размеров обычных песочных часов. По-прежнему струился песок, и по-прежнему от Часов исходило слабое сияние.
– А теперь расширьте их ореол так, чтобы он захватил и меня.
Ощущая себя мальчишкой, который учится азбуке, Нортон мысленно приказал Часам: «Расширьте ореол».
Мощь сияния увеличилась. Лахесис попала в круг света, испускаемого часами.
– Хватит, хватит. А не то вы увлечете за собой из Чистилища половину этой комнаты! Направьте Часы на меня, уменьшите ореол и затем сделайте песок голубым, но только на мгновение – мы должны продвинуться в будущее на совсем незначительное расстояние.
Нортон подчинился. Песок в часах на мгновение поголубел.
– Теперь перемещайтесь вдоль нитей, пока мы не окажемся возле их пересечения.
– Но как?
– Опля! Пролетели мимо. Дайте задний ход!
Нортон приказал песку порозоветь. И вдруг он увидел, как нити между пальцами Лахесис увеличиваются буквально на глазах. Быть может, это была какая-то иллюзия, но теперь нити стали толстенными канатами, натянутыми в пустоте, а Нортон и Лахесис перемещались вдоль них верхом на гигантски выросших Песочных Часах, которые двигались словно вагончик канатной дороги. В некотором отдалении Нортон видел другие канаты – великое множество канатов, и все они тянулись от горизонта до горизонта.
Но вот впереди показалось перекрестье двух канатов. Нортон как следует сосредоточился и затормозил Часы точнехонько возле места соприкосновения двух судеб.
– Молодцом! – сказала Лахесис. – Для начинающего отлично. Вы быстро учитесь, и у вас, несомненно, есть водительский талант. Из вас выйдет толк!
Лахесис подалась вперед и сноровисто заработала обеими руками. Через несколько секунд она развела канаты в стороны. Нортон сидел с открытым ртом. Во-первых, его поражало то, как ловко она управляется с толстыми твердыми кабелями, которые и весить должны чертовски много. А во-вторых, он помнил, что это всего лишь нити, распяленные между руками Лахесис. Там нити и Лахесис. Здесь – канаты и опять-таки Лахесис. Превращение нитей в канаты не так волновало его, как то, что его наставница оказалась в двух местах сразу. От этого голова шла кругом!
– Готово! – сказала Лахесис, поворачиваясь к нему. – Можете возвращать нас на прежнее место и в прежнее время.
Нортон выполнил нужные действия. Кабели вдруг исчезли, и он стоял рядом с Лахесис в своих чистилищных апартаментах.
– Порядок? – спросил он несколько ошалело.
– Все отлично. – Смерив его одобрительным взглядом, Лахесис добавила: – Справляетесь вы хорошо. Однако для одного раза впечатлений и информации, пожалуй, достаточно. Отдыхайте, обследуйте свои хоромы, знакомьтесь с домашними слугами. Я вернусь завтра в это же время.
Она появится завтра – то есть вчера по своему календарю.
– Но я так и не…
– Да вы сами во всем разберетесь. Вы понятливый!
Лахесис мгновенно исчезла.
Нортон вновь оказался один. И хотя говорено было много, он до сих пор так и не знал, в чем же, черт возьми, будут заключаться его главные обязанности!
6. САТАНА
Никаких затруднений и впрямь не возникло. Отлично вышколенные домашние слуги были вежливы и готовы к встрече нового хозяина. Складывалось впечатление, будто они уже не первый год служат у Нортона. Если время в этих апартаментах течет в обратном направлении – стало быть, слуги живут в том же направлении, что и он, а значит, видят его в первый раз. Однако теперь Нортон ни в чем не был уверен.
Как только Нортон не очень уверенно кликнул слугу, незамедлительно появился чинный дворецкий и представил новому хозяину весь домашний персонал. После этого Нортону был подан великолепный ужин, за которым прислуживала премиленькая служанка. Засим последовал подробный осмотр всех его владений. Экскурсией Нортон остался доволен. Он удивительно быстро освоился в новом жилище и почувствовал себя как дома. Его апартаменты походили на многокомнатный номер-люкс в самой дорогой гостинице – из тех, где останавливаются мультимиллионеры и президенты. В таких номерах ему жить не доводилось. Зато он не один месяц провел в гавейновских апартаментах, которые роскошью и обширностью, пожалуй, даже превосходили жилище Хроноса.
Да, но чего стоил принадлежащий Гавейну многокомнатный рай без Орлин!
Стоило Нортону вспомнить Орлин, и он погрустнел. Даже хоромы Хроноса вдруг стали ему не в радость…
Выяснилось, что его прислуга набрана из пребывающих в Чистилище душ. Они попали сюда, потому что на момент смерти свершили абсолютно равное количество добрых и злых поступков. Если души исправно служили в Чистилище и не творили никаких пакостей, то со временем они удостаивались перевода в Рай. Однако такое прощение было непросто заработать – здешний хороший поступок весил в миллион раз меньше, чем такой же поступок при жизни. Поди-ка накопи несколько миллионов добрых дел! Не одно столетие на это убьешь!
Жизнь Чистилища показалась Нортону отрадной в сравнении с земной: никакой суеты, никакого хамства и спешки. Народ любезный и вежливый и нрава спокойного, чтобы не сказать флегматичного. Если бы его не предупредили, Нортон принял бы это место за Рай. Про настоящий Рай и Ад он до сих пор ничего толком не знал. Заметил только, что все чистилищные души мечтали рано или поздно попасть в Рай. И никто не рвался в Ад.
Оказалось, что вечный полумрак в Чистилище – досужая выдумка поэтов. В тамошних сутках двадцать четыре часа. Есть и день, и есть ночь. Однако Нортон подозревал, что это чередование поддерживается искусственно.
Остаток вечера он отдыхал и смотрел объемновизор – хитом новостей единственного местного кабельного канала оставалось принятие Песочных Часов новым Хроносом.
Через какое-то время в дверь постучал дворецкий и сообщил о приходе гостя. Нортон удивился – час был поздний, да и кто бы это мог быть?
– Сатана, сэр, – безразличным тоном сообщил дворецкий, предваряя вопрос хозяина.
– Кто-кто?
– Сатана, сэр.
– Я… я не намерен иметь дело с Дьяволом!
– Прикажете так и ответить, сэр?
Но возмущение и ужас в душе Нортона боролись с любопытством – и любопытство начинало побеждать.
– Погодите… Я… Он способен причинить мне какой-нибудь вред – я имею в виду, здесь, в резиденции Хроноса?
– Нет, сэр. Одна инкарнация не может вмешаться в дела другой инкарнации без согласия последней. Все инкарнации практически неуязвимы – в особенности если они в форменной одежде.
– Что это значит – «в форменной одежде»?
– Ваш белый плащ, сэр. Это временной барьер, он ограждает вас от любой физической опасности.
– Ладно, – со вздохом сказал Нортон, – вероятно, мне лучше выяснить, чего он от меня хочет. Пригласите Сатану сюда.
Скажи ему кто еще пару дней назад, что он будет иметь личную встречу с Князем Тьмы, Нортон покатился бы от смеха: во-первых, никем не доказано, что Сатана существует; во-вторых, такая встреча невероятна, даже если бы Дьявол существовал; ну а в-третьих, Нортон не из тех, кто близко подпускает к себе Лукавого!
Дворецкий вернулся и провозгласил без малейшего оттенка насмешки:
– Князь Тьмы, Отец всякой лжи, милорд Сатана.
Таков был официальный титул Дьявола.
Нортон ожидал увидеть черта с картинки из детской книжки: рогатого беса с копытцами и раздвоенным на конце хвостом. Действительность разочаровала. Сатана явился в облике дюжинного мужчины средних лет в строгом бордовом костюме. Аккуратный рыжеватый «ежик» на голове. Тщательно выбритые щеки. Не слишком выразительные глазки. Полнотелый джентльмен, распространяющий запах хороших мужских духов. Живое олицетворение умеренности.
Говоря по совести, Нортону хотелось бы видеть в Сатане побольше огня!
Сатана быстрым шагом подошел к Нортону и протянул ему руку. Было бы верхом неприличия уклониться от рукопожатия. Да и благовидного повода не сыскалось. Поэтому Нортону пришлось пожать протянутую руку. Ладонь нечистого духа была твердой и теплой, но горячей Нортон ее бы не назвал. В этом предводителе чертей он не мог уловить ни одной, ну решительно ни одной искры инфернальности!
– Э-э… Чему обязан тем, что вы… э-э… почтили меня визитом?
– Вежливости, элементарной вежливости, – сказал Сатана, одарив Нортона обаятельной улыбкой и показывая банальнейший ровный ряд ослепительно белых зубов. – Вы только что вступили в должность, и я по-соседски решил проведать вас и предложить свою помощь. Если встретите какое затруднение, всегда к вашим услугам. И советом могу пособить, и делом…
Нортон слегка нахмурился, но из вежливости пригласил гостя сесть.
– Что верно, то верно – я новичок на этом посту, – сказал он, садясь напротив Сатаны. – И, быть может, чего-то недопонимаю… До сих пор я не предполагал в вас большой охоты помогать кому бы то ни было.
Сатана рассмеялся. Нортон был смущен задушевностью и теплотой этого смеха.
– Дражайший вы мой Хронос! Я такая же инкарнация, как и вы! Каждый из нас выполняет свой служебный долг, и нам грех не сотрудничать. Что вы, что я – мы оба заинтересованы в поддержании порядка.
– Уж вы простите меня за правду, – сказал Нортон, – но я всегда считал вас самым решительным противником всякого порядка!
Репутация Дьявола известна. В детстве Нортону со всех сторон внушали, что именно Князь Тьмы стоит у истоков любого зла, которое в конечном счете есть просто беспорядок в мироздании!
Сатана отчаянно замахал руками:
– Помилуйте! Что вы говорите! Я – и вдруг противник порядка? Да ни в коем случае! Во Вселенной не сыскать более ярого приверженца порядка, нежели я! Более того, я желал бы иметь во Вселенной куда больше порядка, чем есть теперь! – Тут он белозубо улыбнулся своей в высшей степени магнетической улыбкой и вкрадчивым тоном продолжил: – Признаю, что я немножко расхожусь с Богом в вопросе о том, кто из нас должен править миром. Но что касается взглядов на основные принципы мироздания – тут мы с Князем Света мыслим совершенно согласно!
Сам того не желая и вопреки доводам разума, Нортон мало-помалу проникался симпатию к этому дружелюбному и приятному во всех отношениях существу.
Однако он счел необходимым заметить:
– Буду честным, милорд. Я не на вашей стороне.
– Весьма, весьма разумно с вашей стороны, дражайший Хронос! Кто же в здравом уме возжелает оказаться в итоге в Аду? Будь то возможно, я бы и сам попросился в Рай!
Нортон не мог не улыбнуться этой горячей речи. Сатанинский юмор оказался заразительным.
– Стало быть. Ад вам не по душе! – воскликнул Нортон. – Зачем же вы остаетесь в нем?
– Да потому что я там работаю, сэр! Да, сэр, я там работаю. Случись мне дезертировать со своего поста – найдется ли на него охотник?
Прав Сатана, сто раз прав: охотника придется долго искать!
– Выходит, – не сдавался Нортон, – ваш пост так уж важен? Зачем вам тянуть лямку – тем более если она так натирает шею! Не проще ли добровольно свернуть ваше ведомство – и позволить Добру возобладать в мире?
Сатана грустно покачал головой.
– Увы и ах, – сказал он, – сама природа человека устроена так, что не позволяет мне умыть руки и удалиться на покой. В каждом человеке смешано Добро и Зло – заметьте, в каждом человеке. Во многих людях Зло решительно перевешивает. Куда прикажете девать этот материал в потусторонней жизни? Ад и есть свалка для подобных типов – следовательно, он попросту необходим. А что касается Добра и Зла как таковых… Какая же это будет свобода воли, если лишить человека выбора между ними! Вы разве против свободы воли? Святая вещь! Каждый живущий волен своими поступками выбирать свою загробную судьбу – и тем самым выявлять собственную глубинную природу. Средний человек ненавидит зло в себе и боится его последствий. Естественно, без этого он бы не старался продвинуться по пути добра. Но плоть слаба, и всякий время от времени поддается великому искушению вкусить быстрые и сладостные плоды зла. Лишь сумма поступков на протяжении всей жизни дает нам недвусмысленный вектор существования данной особи. Кто не божится в своей любви к Добру, кто не клянет Зло!.. Однако итоговая сумма поступков никогда не обманет: она ясно указывает, в какую сторону человека тянуло больше. Наблюдать, как люди суетливо мечутся между Добром и Злом, – презанятное зрелище. – Сатана насмешливо передернул плечами. – А впрочем, не затем я пришел, чтобы говорить о работе. Чем я могу помочь вам, Хронос?
– Спасибо, мне вроде бы ничего не нужно, – сказал Нортон. Красноречие Сатаны произвело на него большое впечатление, хотя к мотивам дьявольских разглагольствований он продолжал относиться с недоверием. – Помощи Лахесис мне вполне достаточно.
– Еще бы ей не помогать вам! – с готовностью подхватил Сатана. – Она целиком и полностью зависит от вашей службы Времени. Вот она и рассыпается перед вами, извините за выражение, мелким бесом. – Сатана опять рассмеялся своим приятным добродушным смехом. – Я так понимаю, она устроила вам горячий прием и всячески ублажала. Не удивлюсь даже, если в ход пошла самая молоденькая из троицы… Штучка, да? – Сатана многозначительно повел бровью.
Визит продолжал нервировать Нортона. Он не мог избавиться от мысли, что Лукавый явился с какой-то скрытой целью. Однако ершиться и переть на рожон Нортон поостерегся – совсем не хотелось идти на конфронтацию с фантастически могущественным Князем Тьмы. Поэтому Нортон поддерживал беседу в светском тоне в надежде, что рано или поздно Сатана или выдаст свои намерения, или откланяется.
– Мы оба должны максимально выкладываться на работе, – энергично говорил Сатана. В ораторском мастерстве ему не откажешь! Ухо отчетливо различало большие буквы в его речи. Нортон обратил внимание, что слово «инкарнации» Дьявол произносил без придыхания, с маленькой буквы, даже когда он включал «себя любимого» в этот класс существ. – По сути дела, мы с вами художники, творческие натуры, ибо превращаем нашу работу в произведение искусства и своими свершениями созидаем нетленный памятник. Я на седьмом небе от счастья, когда мне удается искоренить зло в заблудшей души, которая в противном случае была бы потеряна! Собственно говоря, мы этим и заняты в Аду – неустанно путешествуем по улицам этого последнего пристанища и пытаемся внушить хотя бы элементарное представление о Добре самым закоренелым и безнадежным грешникам.
– О, не сомневаюсь, – кивнул Нортон с натянутой улыбкой. Было ясно, что Сатана так мягко стелет с целью переманить Хроноса на свою сторону. Однако неприятней всего было то, что аргументы Князя Тьмы выглядели достаточно убедительно.
– Насколько я знаю, вы потеряли любимого человека, – сочувственным тоном произнес Сатана.
– Теперь Орлин в Раю, – твердо заявил Нортон, желая закрыть эту тему. Говорить о своей потере ни с кем не хотелось – тем паче с Сатаной! Если тот станет трепать ее имя, это неизбежно осквернит память о возлюбленной.
– Полагаю, вы в курсе того, что вам не обязательно прозябать в одиночестве, – сказал Сатана, деликатно угадав его нежелание длить разговор о покойной Орлин. – Здесь, в Чистилище, предостаточно душ женского и мужского пола, желающих всячески угодить своему хозяину и тем самым поправить собственный баланс в сторону Добра. Позвольте мне продемонстрировать вам кое-какие возможности.
– Я в этом не нуждаюсь! – поспешно возразил Нортон.
– Да дело-то пустяковое, сэр. Лишь позвольте мне пригласить вашу горничную…
Сатана щелкнул пальцами, и рядом с ними из воздуха соткалась хорошенькая девушка – волосы убраны под платок, тряпка для пыли в руке. Она была несколько ошарашена тем, что внезапно очутилась в другом месте и перед публикой.
– Нет-нет, этот наряд никуда не годится! – воскликнул Сатана с заботливой интонацией доброго дядюшки. В ту же секунду на горничной оказалось нарядное вечернее платье, которое выгодно подчеркнуло все прелести ее фигуры. – Ах да, волосы! – сказал Сатана, и платок на голове сменился бриллиантовой тиарой. – Лапочка, готова ли ты удовлетворить более интимные потребности своего хозяина?
Девушка с восторгом оглядела новое платье, коснулась тиары на голове и проворно выпалила:
– Я полностью к услугам повелителя.
– Послушайте, – обратился Нортон к своему гостю, – у меня ни малейшего желания…
Тут он лгал. И девица, и весь этот эксперимент приятно взволновали его.
– Тьфу ты, какой я несообразительный! – шутливо вскричал Сатана. – Зачем вам незнакомка! В последнее время вы стали однолюбом и больше не смотрите на сторону!
Горничная вдруг приняла облик Орлин – живой и восхитительной Орлин!
Ошеломленный Нортон пожирал глазами эту Орлин.
– Если пожелаете, – сказал Сатана, – то мы можем и личность ей изменить. Мне нравится создавать законченные шедевры. Эта девушка ничем не будет отличаться от вашей Орлин – и внешне, и внутренне.
– Но она – не та, которую я знал!
Сатана лукаво покосился на него:
– А разве кроме внешнего и внутреннего облика в ней было еще что-то третье, что вы знали?
– Я… я просто знаю, что она – не она. И этого достаточно.
– Вы сами запутались. Если она во всех отношениях она, то как же она может быть не она? Поверьте мне, вы будете довольны моим произведением. Тем более, у этой Орлин будет в запасе Вечность, чтобы стать еще краше, и нежнее, и умнее – и еще сто разных «-нее»!
Потрясенный появлением копии Орлин, убитый идеальным сходством и веской аргументацией Сатаны, Нортон мог только пробормотать, заикаясь:
– Но она… она не та, которую я любил… и в этом вся разница!
– Да бросьте вы! – с добродушной усмешкой отозвался Искуситель. – Что вы заладили – она, не она! Есть ваша любовь. Есть объект. Соедините их – и радуйтесь. Хронос, дружище, опробуйте эту девушку. Ей-же-ей, не пожалеете!
– Опробовать?
– Вам не нравится слово? Не буду же я оскорблять ваш и ее слух более точным! Если существует более мягкое и более вежливое выражение, я всегда предпочту его. Ведь я говорил вам, что в душе я художник. Я ценю тонкости языка. Само по себе моральное содержание слов меня не заботит – я никоим образом не ханжа. Просто люблю выражаться изящно. Случается мне употребить смачное словцо, но грубое – никогда!.. А что до девушки, то она может принять другой телесный и духовный облик – какой только пожелаете. Речь идет лишь о том, чтобы удовлетворить вас полностью – одновременно не задевая ваших деликатных чувств.
– Какой бы облик она ни приняла, – возразил Нортон с тяжелым чувством,
– точнее, какой бы облик я ей ни придал, это навлечет на меня проклятие и обречет мою душу на вечные муки. Я не хочу после смерти попасть в подведомственное вам заведение.
Опять Сатана одарил его своей наилучшей победительной улыбкой.
– Вижу, Хронос, вы по-прежнему пленник чрезмерной осторожности. Не так-то просто, дорогой мой коллега, схлопотать вечное проклятие. До конца срока пребывания в должности Хроноса ни один волос не упадет с вашей головы: и в Рай вас никто не вознесет, и в Ад никто не низринет. Будучи инкарнацией, вы практически неуязвимы – сместить вас с должности никто не посмеет. А что вы делаете или не делаете с бабенкой, которая сама не прочь, – сие никого не касается и в минус вам не запишется.
– Но как же я могу… с пребывающей в Чистилище душой, с бесплотным духом!..
– Все пребывающие здесь, так сказать, тверденькие друг для друга. В том числе и инкарнации. Это на Земле душа может в редких случаях разгуливать без тела. А в Чистилище такое неудобство отсутствует.
Нортон, которому присутствие фальшивой Орлин разрывало сердце, решительно мотнул головой:
– Нет, развлечения подобного рода мне не по вкусу.
– Поверьте мне, коллега, это ваше настроение продлится недолго. Всякое живое существо нуждается в наслаждениях.
– Вы правы, – сказал Нортон, – хотя наслаждение наслаждению рознь. А относительно дружеской чистоты ваших намерений я продолжаю сомневаться. Не могу позволить себе роскошь верить каждому вашему слову.
– Что ж, Отцом всякой лжи меня именуют не зря, не зря! – добродушно осклабился Сатана. – Порой я сам, при всей моей скромности, не могу не гордиться кое-какими из своих уловок. А впрочем, многие смертные с радостью поддаются на них.
Проходимец еще и бахвалится своими гнусными проделками!..
Нортон вскипел от возмущения.
– Если у вас нет никаких дел ко мне… – начал он, приподнимаясь.
– Одно маленькое дельце таки есть, – сказал Сатана. – Да вы сядьте пока, сядьте…
Едва приметным жестом он вернул горничной ее первоначальный вид, и девица опрометью кинулась вон из комнаты.
– Стало быть, это все-таки не простой визит вежливости, – промолвил Нортон.
– Я хотел попросить вас об одной маленькой услуге…
– Чего ради мне оказывать вам какие-то услуги!
– Да речь-то идет о сущем пустяке… хотя я готов щедро отблагодарить вас.
Пустяковая услуга за плату! Нортону однажды случилось обжечься на том же. Его договор с Гавейном обернулся сущим прижизненным адом!
– Что вы можете предложить коллеге за вычетом соблазна совершить дурной поступок? – с ядовитой улыбкой осведомился Нортон.
Сатана вперил в собеседника пристальный взгляд, в котором была та же завораживающая сила, что и во взгляде трехликой Судьбы.
– Я так понимаю, вы обожаете странствия, Хронос?
– Верно. И отчасти поэтому я согласился на этот пост. Путешествовать во времени! Как только я полностью освою искусство перемещаться… – Нортон осекся. Он не хотел раскрывать душу перед Князем Тьмы. Да и боялся ляпнуть что-нибудь лишнее.
– Как только вы освоите это искусство, – вкрадчиво подхватил Сатана, – то отправитесь поглядеть на живую Орлин.
Похоже, от Сатаны ничего не скроешь! А может, сама эта идея была некогда внушена ему именно Князем Тьмы? От подобной мысли холодок пробежал по спине Нортона.
– О какой услуге вы толкуете? – ледяным тоном поинтересовался он.
– Совершите коротенькое путешествие с одним из моих подручных. Совсем коротенькое.
– Будто вы сами не можете проделать подобное путешествие! Что до меня, так я даже в Чистилище пока еще толком не ориентируюсь!
– Экскурсия по времени. Только вы можете ее устроить.
Тут Сатана был прав. Ныне он, Нортон-Хронос, являлся безраздельным повелителем Времени. Никаких дел с Дьяволом он иметь не хотел, однако любопытство принудило спросить:
– И как далеко следует прокатить вашего подручного?
– Речь идет о нескольких годах, не более того. Никакого вреда мой работник не причинит. Просто переговорит с одним человеком. Полагаю, на это и четверти часа не понадобится.
– «Переговорит»? Это тоже любимый вами эвфемизм? Быть может, уместнее более точное выражение: «будет шантажировать»?
Сатана отрицательно замотал головой:
– Дражайший Хронос, я людям не угрожаю! Себе дороже! Есть способы поумней добиться своего! Но в данном случае, стыдно признаться, речь идет о добром деле.
– Сатана, творящий добро! Позвольте мне не поверить!
– Нетрудно убедиться, что в данном случае я говорю правду. Здесь нет секретов, все в открытую. Тому человеку сама плыла в руки редкостная, фантастическая удача – такая, что бывает только один раз в жизни. А этот простак свой уникальный шанс взял и прошляпил! Мой подручный растолкует ему, от чего он, дуралей, отказывается. Вот и все.
Где-то Нортон слышал про фантастический шанс, который бывает только один раз в жизни… Ну да, это выражение употреблял Гавейн, когда соблазнял его занять пост Хроноса. Но в природе «шанса», предоставляемого Сатаной, сомневаться не приходится!
– С какой стати вам вздумалось делать добро кому-либо из смертных?
– Сэр, я имел честь упомянуть, что я фанатик порядка. Нет порядка – и мое адское министерство не может эффективно функционировать. Если этот смертный не упустит свой великий шанс, то в данном уголке мироздания на целое поколение воцарится желанный идеальный порядок.
Нортон недоверчиво покачал головой.
– Вы изобретательны и искусны, Сатана, – сказал он. – Вы сочините дюжину других путей водворить на Земле порядок – не прибегая к прогулке во времени и хитроумной подсказке. Зачем вам обременять себя добрым делом по отношению к смертному?
– А зачем так упираться, Хронос? Вам по силам проверить мои намерения. Я предоставлю имя и координаты – отправляйтесь к этому человеку, и вы убедитесь, что он в результате не только не пострадает, но и будет осчастливлен вмешательством со стороны. Лишь когда вы поймете, что никакого подвоха не существует, – лишь тогда вы свозите туда моего подручного. Разве это не честная игра?
Нортон нехотя согласно кивнул.
– Тут есть еще одно «но», – сказал он. – Я пока не научился перемещаться во времени с необходимой точностью. Единственное путешествие к определенной точке определенной человеческой жизни я совершил под руководством Лахесис. Да и то используя ее нити в качестве направляющей движения.
– Я охотно вам помогу, – отозвался Сатана. – Пусть это будет еще одним свидетельством того, что я питаю к вам только дружеские чувства! Точности достичь легко: назовите Песочным Часам дату и час, а затем прикажите песку поголубеть – и вас, с точностью до минуты, доставят в нужную точку времени. Песочные Часы – прибор замечательный, они способны тонко реагировать на самые сложные приказы хозяина. Ну а когда прибудете в нужное время – отправляйтесь в нужное место.
– Пешком? Это значительно ограничит эффективность моей работы!
– Хронос, вы же воплощение Времени! А время и пространство тесно связаны между собой. Хозяин Времени косвенным образом получает кое-какую власть и над пространством – и власть немалую. Вы вольны без хлопот перемещаться в любой конец Земли и на любую из колонизованных планет.
Нортон поневоле нервно облизнулся.
– Вы имеете в виду обычный транспорт? – бросил он пробный шар.
– Так вас и насчет этого не ввели в курс дела? – деланно удивился Сатана. – Ладно, я вам и тут пособлю. Возьмите-ка Песочные Часы…
– Э-э, нет! – всполошился Нортон. – Я с вами путешествовать не стану!
Сатана не счел нужным обижаться.
– Расслабьтесь, дражайший коллега, – сказал он, – нет нужды путешествовать вместе со мной. Я просто дам несколько практических советов, а учиться будете самостоятельно. Только сперва немного теории.
– Да, будьте добры, – почти невежливо буркнул Нортон. При всем своем желании побыстрее избавиться от посетителя он исправно слушал его, потому что жаждал информации.
– Движение, подобно злу, вездесуще, – начал Сатана в своей излюбленной, несколько дидактической манере. – Земля вращается вокруг собственной оси – любая точка на экваторе движется со скоростью около тысячи миль в час, то есть шестнадцать миль в минуту, или четверть мили в секунду. Это весьма и весьма приличная скорость!
– Да, чуток быстрее, чем я бегаю, – ворчливо заметил Нортон. – Я в курсе, что это вращение является причиной смены ночи и дня. Но какое отношение все это имеет к теме нашего разговора?
– Это движение происходит параллельно с другим – вокруг Солнца. И тут скорость еще выше – примерно восемнадцать с половиной миль в час.
– Что, как известно из школьной программы, порождает смену времен года и создает саму эту единицу измерения – год. И снова вопрос: зачем вы все это рассказываете?
– Но и Солнце в свою очередь принимает участие в движении той галактики, к которой оно принадлежит! Солнце вращается вокруг центра нашей Галактики со скоростью примерно сто пятьдесят миль в секунду. Таким образом. Земля движется вокруг Солнца в семьдесят пять раз быстрее, чем точка на экваторе – вокруг земной оси. Однако скорость вращения Солнца вокруг галактической оси в восемь раз больше. Но что такое эти вроде бы ошеломляющие сто пятьдесят миль в секунду по сравнению с той скоростью, с которой расширяется вся наша Вселенная? Тут речь идет о половине скорости света, а это девяносто тысяч миль в секунду. Впечатляет, да?
– Да, – согласился Нортон. – А если ближе к делу?
– Терпение, коллега, подходим к главному. Суть в том, что мы с вами, находясь вроде бы в полном покое, на самом деле принимаем участие сразу в нескольких видах разнонаправленного движения – и некоторые виды этого движения имеют фантастические скорости. Словом, мы живем, почти того не сознавая, внутри невероятно сложной системы пространственного движения. А коль скоро движение есть функция как времени, так и пространства…
– Погодите! – возбужденно перебил его Нортон. – Что же получается? Если я буду перемещаться исключительно во времени, то я покину поверхность Земли! Если я перенесусь во времени, и только во времени, на час назад, то Земля, которая движется вместе со всей нашей Галактикой в расширяющейся Вселенной и делает при этом девяносто тысяч миль в секунду…
– …или двадцать четыре миллиона миль в час, что примерно равно расстоянию от Земли до Юпитера… – весело подхватил Сатана. – Короче, вы правильно сообразили: вы окажетесь в двадцати четырех миллионах миль от того места, где была Земля в начале вашего путешествия. Что и говорить, прокатитесь с ветерком!
– Но тогда путешествие во времени – смертельный номер! Особенно для меня, живущего против мирового времени! Стоит один раз потеряться в пространстве – и крышка.
– Успокойтесь, Хронос. У вас есть волшебный телохранитель – ваши Песочные Часы. Они сами заботятся о том, чтобы в своих путешествиях во времени вы не перемещались в пространстве, а попадали в ту же точку Земли. Какой бы самоубийственный фортель вы ни выкинули, сознательно или по недомыслию, – Песочные Часы всегда на страже вашей бесценной жизни. Они все просчитают, обо всем позаботятся. Так что можете экспериментировать безбоязненно. А если вы повелите им сотворить такую глупость, из которой вам живым никак не выйти, они попросту не выполнят ваш приказ. Словом, случись вам падать – в прямом или в переносном смысле, можете быть уверены, что они всегда успеют подстелить вам соломки. – Тут Сатана обаятельно усмехнулся и добавил: – К тому же эти чудо-часы защищают вас от любых козней. В том числе и от моих.
– Неужели все это правда? – выдохнул несколько ошарашенный Нортон.
– Вы вольны сомневаться во всем, что я вам говорю. Но я редко опускаюсь до мелкой и очевидной лжи. Это, во-первых, неартистично. А во-вторых, непродуктивно. Поэтому я довольно экономно расходую свое умение лгать. Что я сказал вам правду, может подтвердить ваше колечко. Сидящий в нем демон не принадлежит к моему воинству.
Оказывается, Сатана и про Жимчика знает!
– Песочные Часы и впрямь надежно защищают меня от Зла? – обратился Нортон к металлической змейке на своем пальце.
Жим.
За такой ответ Нортон возлюбил Жимчика пуще прежнего.
– И способны перемещать меня как во времени, так и в пространстве?
Жим.
– Да, Хронос, пространство тоже подвластно вам, – продолжал Сатана. – Для этого нужно мысленным приказом отменить жесткую привязку между временем и пространством. И тогда при перемещениях во времени Песочные Часы перестанут автоматически доставлять вас в ту же точку пространства. Это даст вам возможность путешествовать в пространстве – точнее, застывать на месте и использовать в своих интересах движение Вселенной, давая возможность конечному пункту вашего путешествия самому приблизиться к вам! После небольшой практики вы сумеете перемещаться из одной точки Земли в другую, делая по несколько миль в секунду! Однако будьте осторожны. Песочные Часы надежно охраняют вас от внешних опасностей и от вашей собственной глупости. Но как только вы мысленным приказом отменяете жесткую привязку между временем и пространством, чтобы свободно путешествовать из места в место, вы тем самым уменьшаете магическую силу Песочных Часов. И они перестают защищать вас от вас самого.
– То есть если я допущу роковую ошибку…
– Песочные Часы спасут вам жизнь, но за остальные последствия отвечать не будут. Иными словами, при малейшей неосторожности вы можете потеряться где-нибудь в пространстве.
Своевременное предупреждение! Нортон вспомнил свою беспечную экскурсию к динозаврам, которая не закончилась трагедией лишь потому, что Песочные Часы опекали его как ребенка. Будь их магическая сила «пригашена» – неизвестно, чем закончилось бы то легкомысленное путешествие. Нортон был искренне благодарен Сатане, что тот не утаил такой важной детали. Но так хотелось научиться использовать возможности Песочных Часов в максимальной степени!.. И Нортон продолжил расспросы.
– А как уменьшить магическую силу Часов? – осведомился он.
– Сделайте песок желтым, потом голубым или красным. Предпочтительнее красным, потому что в этом случае вы меньше всего отклоняетесь от нормального времени. В сущности, можно ориентироваться и по шкале обратного времени. Но поначалу, пока вы не освоились, лучше экспериментировать в знакомых координатах.
– Я-а-а-сно, – неуверенно протянул Нортон. Чтобы усвоить все эти новые представления, требовалось время.
Дружески улыбаясь, Сатана сказал:
– Немного практики – и у вас получится… А теперь, когда вы знаете секрет удобного и быстрого перемещения в пространстве, вернемся к началу разговора. Вы готовы оказать мне услугу и доставить моего помощника в определенное время и место, дабы он побеседовал с нужным человеком?
– Я не совсем уверен…
– Ах да, разумеется! Глупо с моей стороны!.. Вы, конечно же, хотите знать, в чем конкретно выразится моя благодарность за вашу услугу.
– Нет, я…
– Совершенно естественное желание, Хронос, – снова проворно перебил его Сатана. – В качестве награды я предлагаю вам путешествие в те отдаленные края Вселенной, куда вы без моей помощи никак не попадете. Ваши чудесные Песочные Часы способны перенести вас в любой конец Земли, но в космосе они пасуют.
Нортон молчал. Опять Сатана ошарашил его такими перспективами, что дух захватывало. Куда на сей раз клонит этот ловкий искуситель?
– Вам, Хронос, подвластно время – и в силу этого вам до некоторой степени подвластно также и неразрывно связанное с ним пространство, – продолжал Сатана. – Вы можете путешествовать, застывая в одной точке и позволяя пространству двигаться мимо вас. Что до меня, то я полновластный владыка пространства – коль скоро зло вездесуще, то и я обязан быть вездесущ! Вы легко перемещаетесь из конца в конец Вечности. А я с такой же легкостью перемещаюсь в любой конец нынешней Вселенной. И вот что я вам предлагаю: странствие по всей Вселенной, которое без меня вам ни за что не совершить. Прежде чем мы ударим по рукам, я могу отправить вас на маленькую экскурсию в космос, чтобы рассеять ваше недоверие и дать некоторое представление о моих возможностях. Надеюсь, вы понимаете, как много вы выигрываете от нашей сделки: вы мне маленькую услугу, а я вам – Вселенную на тарелочке!
Насчет Вселенной на тарелочке Нортон очень и очень сомневался. Путешествовать в далеком космосе с помощью магии невозможно – это он точно знал. Действие земной магии заканчивается на расстоянии примерно пяти тысяч миль от Земли. На других планетах – своя волшба, но тоже с ограниченным радиусом действия. Пространство между планетами и звездами – недоступная для магии зона. Следовательно, даже могущественный Сатана, чтобы попасть на Марс или на Венеру, должен использовать самый банальный переместитель материи!
Что же до межзвездных перелетов – так это и вовсе ерунда.
Нортон решил, что не даст взять себя на пушку. Пусть лучше Сатана сам сядет в лужу. Коль скоро он блефует, пусть выложит карты на стол – и сразу станет видно, что у него ни единого козыря!
– Хорошо, – сказал Нортон, – покажите мне свои пресловутые возможности.
7. БЕМ
Сатана повел рукой – и внезапно Нортон обнаружил, что он летит в космосе, причем так быстро набирает скорость, что Земля уже через несколько мгновений стала крохотным голубоватым шариком вдалеке, а еще через сколько-то секунд и Солнце отошло далеко-далеко назад.
Нортон оказался в открытом космосе, в нескольких световых часах от своей родной планеты, и продолжал лететь к центру Галактики. Звезды медленно плыли мимо.
Он не ощущал ни малейшего дискомфорта. Похоже, от превратностей космического путешествия его ограждало каким-то волшебством: он мог дышать, невзирая на вакуум; ему было тепло, невзирая на холод межзвездного пространства. Не исключено, что всем этим он был обязан белому плащу Хроноса.
Итак, Нортон хотел поймать Сатану на обмане – а на деле оказалось, что Лукавый говорил чистую правду! Благодаря чему возможно такое межзвездное путешествие? Или Нортон недооценил возможности магии? Похоже, Сатана искусен в волшебстве поболее прочих!
Время от времени вокруг становилось темно – это Нортон пролетал сквозь скопления галактической пыли. Затем он очутился в беззвездном коридоре, двигаясь вдоль витка сияющей галактической спирали, отдельные звезды которой посверкивали словно бриллианты. Задрав голову, он увидел проплывающее над ним нестерпимо яркое шаровое скопление звезд, которое занимает центр Галактики и вращается перпендикулярно плоскости ее спирали. Нортон двигался прямиком к группе звезд, составлявшей один из великого множества завиточков Млечного Пути.
При ближайшем рассмотрении «завиточек» оказался миниатюрной шаровой галактикой. Но и в этой «миниатюрной» галактике была добрая сотня тысяч звезд. От подобного зрелища дух захватывало!
По мере подлета к звездному скоплению скорость его движения мало-помалу уменьшалась. Оказавшись внутри галактики, Нортон мог оценить ее истинные размеры – чтобы пересечь ее, свету требовались многие и многие годы. Ближе к краю звезды располагались вольготно, далеко друг от друга. Но у центра их было так много и они располагались в таком тесном соседстве, что там, из-за обилия света, царил вечный день.
Однако до этого густонаселенного звездами центра Нортон так и не долетел. Далеко перед собой он увидел космическую станцию в виде гигантского колеса, на ободе которого было «припарковано» множество крохотных космических кораблей. Нортона несло прямо к этому исполинскому колесу. Однако он не боялся столкновения, ибо чувствовал, как кто-то или что-то заботливо снижает скорость его движения.
На подлете к станции Нортон обнаружил, что он заблуждался насчет размера космических кораблей. Его сбила с толку чудовищная величина кольца. Корабли оказались внушительных размеров – и очень разные! Одни иглообразные, другие яйцеподобные, третьи похожи на сосиски, а четвертые по форме напоминали заброшенные в далекий космос земные эсминцы, дредноуты и авианосцы – сходство довершали грозные ряды пушек и броня.
Через несколько мгновений он очутился внутри одного из тех космолетов, что походили на гигантские иглы. Сквозь обшивку он пролетел беспрепятственно, словно призрак сквозь стену. Мягко опустился на пол довольно просторного помещения и огляделся.
Похоже, это была кабина управления. Из широкого иллюминатора открывался потрясающий вид: металлическая боковина станции, пара ближайших космолетов
– и мириады звезд на темном бархате космоса. Тот же фантастический пейзаж был и на многочисленных экранах пульта управления.
Из кресла пилота ему навстречу поднялся мужчина средних лет – высокий поджарый блондин с грубоватой, но приятной внешностью неотесанного парня из прерии. На поясе у него болталась кобура с бластером. Окинув Нортона медленным оценивающим взглядом, он лениво, врастяжку произнес:
– Стал-быть, ты мой пилот-помощник? Вид у тебя не то чтоб очень геройский. А белой простыней зачем обмотался, артист? Ты хоть раз бластер в руках держал?
Нортон счел за лучшее ответить честным «нет». Хотел бы он знать, во что его втравил коварный Сатана!
– А чем же ты намерен вышибать дух из этих засранцев?
– Каких засранцев?
– Ну, бемов.
– Каких бемов?
– Ну ты совсем плохой, артист! Я про пучеглазых монстров. Они норовят завоевать галактику гениев. А гении наняли нас, чтоб мы очистили от этой нечисти ихний участок космоса. Во время последнего рейда моего помощника шпокнули. Вот мне и прислали замену – как и обещались. – Простодушно осклабившись, пилот добавил: – Правда, я губы раскатал, что пришлют телку.
– Телку?
– Ну, бабу. Ты, артист, может, сроду не держал живой бабы в руках – так же, как и бластер? Объясняю – это такая штучка с фигурой, как у той фиговины с песком, которую ты держишь в руке. Только я хотел штучку помоложе, с горячей кровью и чтоб не умничала.
– Жаль разочаровывать вас, – сказал Нортон. – Я, как видите, не молодая красотка. Да и во всех прочих отношениях никак вам не подхожу: управлять космическим кораблем не умею, про бемов и про гениев впервые слышу.
– Вот так всегда – пришлют лишь бы прислать! – в сердцах воскликнул пилот. – Сейчас я им покажу, почем фунт изюма!
Он застучал пальцами по клавишам пульта управления. Нортон заметил под его ногтями траурные полоски.
На самом большом экране появилась необычного вида голова. Формой она напоминала конусообразный вафельный стаканчик с большим шариком мороженого: чрезвычайно узкое лицо, подбородок «гвоздиком» – и гигантское вместилище для мозга, под сводами которого могло бы поместиться по меньшей мере два мозга обычного человека. На лысом как коленка огромном черепе вздувались пульсирующие вены, словно серому веществу было все равно тесно и оно распирало голову изнутри.
Нортон без труда догадался, что перед ним представитель расы гениев.
Вот он, печальный в своем великолепии венец эволюции человека: тщедушная обезьянка с лицом в ладошку и мозгом почище компьютера.
Олицетворенная мысль шевельнула губами и тихо шелестнула:
– Да?
Похоже, и голосовые связки гениев полуатрофировались за компанию с остальным телом.
– Говорит Бат Дарстен, сэр! – рявкнул пилот. – Явился мой новый помощник. Божится, что никогда не водил космические корабли, про бемов и слыхом не слышал, а из бластера стрелять не умеет. Да и выглядит как баба, хотя, к сожалению, не баба. Того, кто его ко мне послал, я бы хотел послать на столько букв, сколько у него извилин в голове, а их у него от силы три! Я требую настоящего помощника… и предпочтительней женского пола!
Ответом ему был вялый шепот:
– Ошибки нет, Дарстен. Компетентность Нортона, назначенного к вам вторым пилотом, не подлежит сомнению.
Это окончательно взбеленило Бата Дарстена.
– Да он совсем желторотый! По роже видно, что этот тип и козявки не обидит, а вы хотите, чтоб он на бемов охотился! Мне такой помощник не подходит!
– Нам он подходит, – упрямо возразил гений. Фиолетовые вены на его черепе вздулись хуже прежнего.
– А если он вам подходит, сэр, то и засуньте его себе в задницу! – рявкнул Дарстен.
Но тут произошло нечто странное. Налитыми кровью маленькими глазками ребенка-старичка гений пристально уставился на разбушевавшегося пилота. Через секунду волосы пилота вдруг встали дыбом, и от его черепа стал подниматься то ли дым, то ли пар.
Дарстен запрыгал, словно змеей укушенный, и стал молотить себя ладонями по голове.
– Хорошо, хорошо! – жалобно закричал он. – Вы правы, сэр, этот сукин сын именно то, что мне нужно. Как-нибудь справимся…
– Я рад, что наши мнения совпали, – произнес гений, обозначил улыбку на своих тонких вялых губах – и исчез с экрана.
– Что произошло? – встревоженно осведомился Нортон, глядя на потемневшую макушку Дарстена, волосы на которой закучерявились, словно опаленные.
– Телепнул меня, гад паршивый! – обиженно сказал Дарстен, поливая себе макушку холодной водой. – Когда им перечат, они злятся и телепинаются.
– Теле… пинаются?
– Ты дурак или прикидываешься? Только не говори мне, что и про ихнюю телепатию ни хрена не знаешь! Ты с какой луны свалился, браток? Этих гениев соплей перешибешь. Мозги на курьих ножках! Зато мозги у них – страшнее, чем кувалды у ресторанного вышибалы. Телепатят, телекинезят и вообще телегадят. Буркалы наставят – и зажигают что хошь… Ну ты меня и подставил, артист!
– Он вздыбил и поджег ваши волосы исключительно силой мысли?
– Ты же сам видел, артист!
– Но ведь его здесь не было! Ваш гений сидит где-то далеко, внутри станции-колеса.
– Ошибаешься. Он у себя на планете. Гении не строят жилищ в открытом космосе – считают их чертовски уязвимыми. Да и зачем им мотаться между звездами, если для их мысли любое расстояние – плевое дело! Коли гений, сидючи у себя на планете, углядел тебя где-то в космосе и захотел рассмотреть поближе, ему ничего не стоит сдернуть тебя с неба. А если бы мой шеф, которого ты только что видел, рассвирепел всерьез, то ему остановить мое сердце – как мне два пальца обос…
– Но если гении так волшебно сильны, – удивленно перебил его Нортон, – то зачем им нужны наемники? Могли бы и сами остановить сердца у всех бемов!
– Охо-хо-хо, – уныло вздохнул Бат, – ты и впрямь совсем желторотый! Ладно, раз уж мне от тебя не избавиться, введу тебя в курс дела. Хоть ты и задница, но при случае, может, и прикроешь меня. Эту шаровую галактику гениям приходится делить с бемами, которые тут недавние пришельцы. Лет двести они жили рядом мирком да ладком – места тут, сам понимаешь, до и больше. А в последнее время бемов словно подменили: грабят планеты, где живут люди, насилуют женщин, пожирают мужчин, убивают и калечат детей. Вздумали завладеть всей галактикой. Гении безвылазно сидят в своих подземных клетушках, и бемы до них еще не добрались. Но гении не могут без людей – они им нужны для разных надобностей, а потому эти сильномозговитые ревностно заботятся о сохранности человеческого поголовья. На бемов, уж я не знаю почему, телекинез и прочая телепетрушка не действуют. Вот гении и вынуждены нанимать отчаянных ребят вроде меня, чтоб те истребляли пучеглазых старым добрым способом. Платят хорошо. К тому же я этих бемов на дух не переношу. Обожаю их расстреливать – бах! бах! бах! Как подумаю, что одно из этих страшилищ с глазами на веревочках, как у насекомых, может моей сестре юбку задрать, так голыми руками готов их душить!.. А сейчас мы накануне большого рейда на планету бемов – ох и потешимся в этой их бемляндии! Зададим жару паскудам!
Кое-что прояснялось. Однако не все.
– Если эти бемы и впрямь чудища с глазами «на веревочках», – сказал Нортон, – то их метаболизм должен коренным образом отличаться от человеческого!
– А он и отличается, – отозвался Дарстен. – Эта дрянь с виду – нечто среднее между гигантским жуком и каракатицей. Вся в слизи, и у каждой твари по несколько глаз и дюжина щупалец вместо ног!
– Их половые органы не могут не отличаться от человеческих! – воскликнул Нортон. – Вряд ли бемы способны вступать в половой контакт с женщинами. Это из области сказок!
– Не знаю, я к ихней интимной анатомии не приглядывался, – сказал Дарстен, лениво почесывая затылок. – Некогда мне врубаться в ихнюю анатомию – увидел и стреляй, пока он тебя не сожрал… Но это общеизвестный факт, что они гоняются за нашими бабами. Особенно коли телка в одном бикини. Я сам видел сотни фотографий. Если б не отчаянные космические герои вроде меня, эти бемы перепортили бы всех наших девочек! А без девочек, сам понимаешь… Бем ее напугает, а ты ее догонишь – и приголубишь… – После задумчивой паузы пилот добавил: – Я всегда говорил, что бабы – дуры. Бегают от нас точно так же, как от бемов.
Его монолог прервал вой сирены. На пульте управления замигали красные огоньки.
– Началось! – радостно воскликнул Дарстен. – Боевая тревога! Отчаливаем на битву века! Садись, артист, в кресло второго пилота. Будешь учиться на ходу.
Нортон сел, куда ему было указано. У его живота защелкнулись автоматические зажимы безопасности. Секундой позже Дарстен уже отчалил корабль от Колеса.
– А сейчас не наложи в штаны, артист, – напутствовал пилот. – Я перевожу свою колымагу в режим невесомости – так удобней маневрировать.
И сразу же Нортон ощутил утрату веса – не будь зажимов безопасности, он бы легко выпорхнул из кресла во время одного из резких поворотов.
Затем Нортона прижало к спинке – корабль начал набирать скорость. Судя по перегрузке, немалой мощностью обладает эта «колымага», которую он мысленно окрестил более нежно: «Иголочка»!
Поглощенный пилотированием корабля, Дарстен время от времени бросал кое-какие советы:
– Про бемов запомни еще одно – так, на всякий случай: они умеют менять форму.
– Что-что?
– Что слышал. Эти бестии способны принять форму чего угодно. Поэтому, если сомневаешься, пали без размышлений. А не то поздно будет.
– «Пали!» – огрызнулся Нортон. – У меня и бластера-то нет!.. А может, и хорошо. Я бы сгоряча уложил кого-нибудь из наших. Нет, я не хочу рисковать!
– Да, в пылу боя всякое бывает, – согласился Дарстен. – Вот так и погиб мой напарничек – ну, который до тебя. Выскочил он из-за угла, а мне не глянулся цвет его лица – уж больно зеленый. Ну я и бабахнул в него. А он, как потом узналось, в тот день животом маялся, съел чего-то не то – вот и ходил зеленый…
– Вы… вы убили своего помощника? – воскликнул ошеломленный Нортон.
Белобрысый пилот с обгорелой макушкой шмыгнул носом и пожал плечами.
– Я был в полной уверенности, что это бем, – сказал он. – Ничего не поделаешь. Такие маленькие конфузы частенько случаются с теми, у кого рука всегда на кобуре.
Нортон нервно заморгал, долго молча ерзал в кресле и наконец проронил:
– Искренне надеюсь, что в ходе нынешней военной кампании вы избежите подобного маленького конфуза.
– Как знать, как знать… – бодро отозвался Дарстен. – Не робей, артист! Нас тут только двое на этой колымаге. Если увидишь кого третьего – значит, это бем.
– А откуда известно, что мы сами не бемы? То есть я хочу сказать, что вижу вас в первый раз и у меня нет никакой уверенности…
Тут вся глубина собственного теоретического замечания дошла до Нортона, и его прошиб холодный пот. Он опасливо покосился на пилота.
Тот весело ухмылялся:
– Ну ты и артист!
– Впрочем, вам тоже ничего обо мне неизвестно! – продолжал философствовать Нортон. – Я вполне могу оказаться бемом!
Дарстен на секунду задумался. Потом его рука метнулась к кобуре. Нортон так и окаменел от ужаса. К счастью, уже с бластером в ладони, ковбой-космонавт раздумал стрелять и сказал, держа второго пилота на мушке:
– А мы сейчас это проверим. Эй, Брякалка!
В кабину управления – бряк! бряк! бряк! – вошел робот. Так вышагивать в невесомости можно только с магнитами в подошвах.
– Звали, сэр? – осведомился он скрипучим голосом.
– Проверь-ка этого типа по имени Нортон. Человек он или бем?
Брякалка подошел к нему на расстояние одного фута. Вместо головы у робота было что-то вроде телевизора. Сейчас на экране появилось некоторое подобие глаз, которые внимательно осмотрели Нортона. Затем из середины экрана вдруг выскочил короткий шланг с двумя дырками. Этим шлангом Брякалка обнюхал второго пилота. Затем на экране появился рот, который произнес:
– Скажите «а».
Огорошенный Нортон громко сказал «А-а-а-а!» и в сердцах показал роботу язык – как доктору. Дернуло же его философствовать насчет того, как распознать бема! Безоружный, зажат на кресле, как ягненок между ногами у мясника… И если Брякалка ошибется насчет него и брякнет, что он бем…
Из правого бока головы-телевизора выскочило что-то вроде уха и прислушалось к нортоновскому «А-аа-а!»
– Еще разок! – приказал робот.
– А-А-А-А! – обреченно провыл Нортон.
Глаза Брякалки сошлись у несуществующей переносицы. Робот наглядным образом мыслил. Когда электронные мозги надолго задумываются – добра не жди.
– Это существо – человек, гомо сапиенс, – наконец провозгласил Брякалка. Нортон облегченно вздохнул. Но тут робот добавил: – Вероятность
– 98,35%. Плюс-минус три процента.
– Плюс-минус три процента? – с деланной бодростью переспросил Нортон. – Это значит, я человек на 95,35% или даже на 101,35%. Очень даже неплохой результат!
– Цифры верные, – скрипуче подтвердил Брякалка.
Лукаво блеснув глазами, Нортон приказал:
– А теперь, Брякалка, проверь мистера Дарстена!
– Не зарывайся, артист! Я про себя знаю, кто я такой! Ты не смеешь!..
Однако робот уже обнюхал его и обронил требовательное «Скажите „а“. Спорить с Брякалкой в подобной ситуации было смертельно опасно, и Дарстен покорно протянул „а-а-а-а-а!“ – одновременно показывая кулак желторотому насмешнику.
– Это существо – человек, гомо сапиенс, – наконец провозгласил Брякалка. – Вероятность – 96 процентов ровно. Плюс-минус три процента.
– Ка-ак? – обиженно взревел Дарстен. – Я, по-твоему, на два процента менее человек, чем этот пентюх? – Его рука машинально дернулась к кобуре бластера.
– Согласно результату анализа, – равнодушно уточнил робот, – Нортон на два целых и тридцать пять десятых процента более человек, чем вы.
– Пошла вон, жестянка глупая! – завопил Дарстен, и робот забрякал прочь. Очевидно, словосочетание «жестянка глупая» он слышал не в первый раз, потому что оно не поставило его в тупик.
Дарстен и после этого продолжал негодовать:
– В ближайшем космопорту продам его к чертовой матери и найму на эти деньги пилотессочку! От нее хотя бы будет толк. И она не скажет, что я мужчина только на девяносто шесть процентов!
– Думаю, вам будет полезно научить меня управлять кораблем, – произнес Нортон, частично ради того, чтобы отвлечь Дарстена от инцидента с роботом.
– Мало ли что может случиться.
– Шутишь! – возмутился Дарстен. – Я три года грыз гранит науки, прежде чем сел за ручки управление своего первого корабля. И почти мигом превратил его в груду металлолома. После чего учился еще два года!
– Если я совсем ничего не буду уметь, – стоял на своем Нортон, – то буду только обузой. Научите хотя бы сигнал бедствия подавать!
– Ладно, преподам тебе элементарный курс обращения с кораблем, – процедил Дарстен. – Это займет десять минут… плюс-минус три процента!
Самое смешное, что обучение и в самом деле заняло лишь десять минут. Справляться с «Иголочкой» было не сложнее, чем с автомобилем. Тяни или толкай ручку управления, запомни десяток кнопок да умей жать на гашетку, когда цель попадет в перекрестье линий на экране. Об остальном позаботится автопилот или, на худой конец, Брякалка. Словом, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы управлять таким несложным аппаратом, как «Иголочка».
Как же Дарстен ухитрился угробить на обучение в космической академии целых пять лет?
Несколько правильно заданных вопросов вывели его на чистую воду. До ручек ли управления было Дарстену, когда у него в глазах рябило от ножек! Дарстен взахлеб рассказывал о своих приключениях с разными «цыпочками», «лапочками» и «телочками».
Тем временем космический флот, развернутый в боевой порядок, на огромной скорости двигался к вражеской планете. Звезды в иллюминаторе казались пролетающими мимо золотыми мухами.
Над пультом управления вспыхнуло красное табло.
– Ах ты, черт! – воскликнул Дарстен. – Прямо на нас идут бемовские военные корабли. От боя не уклониться. Чтоб им пусто было!
– А я слышал, что вы обожаете расстреливать бемов – бах! бах! бах!
Дарстен приосанился, шмыгнул носом и сказал:
– Ну да! Спасибо, что напомнил.
Издалека бемовские корабли напоминали огромные валуны. Они рассыпались по горизонту, беря в клещи флот своих врагов. Вскоре после сближения общий бой распался на массу дуэлей.
Один из бемовских валунов возник совсем рядом с Иголочкой. Его орудийные порты складывались в рисунок, напоминавший огромные фасеточные глаза гигантского насекомого. Залп был серией картинных вспышек по левому борту.
– В нас стреляют! Эти сукины дети в нас стреляют! – тоном обиженного ребенка вскричал Дарстен. – Я такого хамского поведения не потерплю! Я от вас, ребятки, мокрое место оставлю!
Со зверским выражением лица он взял вражеский корабль под прицел и с остервенением нажал на гашетку.
Яркий луч пронзил пространство перед ними, и Нортон увидел, как темный валун полыхнул и бесшумно рассыпался на части. Вакуум гасит звуки, поэтому взрыва они не слышали.
– Так вам, твари поганые! – в восторге закричал Дарстен.
Но к ним направлялся другой бемовский валун, поплевывая в их сторону вспышками из орудийных портов. Дарстен совершил стремительный маневр, вышел из зоны огня вражеского корабля, хорошенько прицелился – и разнес этот валун так же эффектно, как и первый.
Нортон взглянул на тот экран, где отслеживалась обстановка позади Иголочки.
– Бат, у нас на хвосте!.. – испуганно воскликнул он.
– Эти ребята твои, Нортон, – отозвался Дарстен. – Я должен следить за тем, что впереди. Разберись с ними сам.
Нортон развернул лазерную пушку на корме в сторону противника, прицелился и выстрелил. Мимо! Бемовский корабль стремительно приближался. Еще немного, и он расстреляет их практически в упор.
Руки Нортона дрожали, по лбу струился пот. Как только противник оказался в кресте окуляра, он нажал на гашетку с такой силой, что палец заныл.
Это был последний шанс.
Луч ударил по обшивке бемовского корабля – и тот превратился в рассыпающийся шар огня.
Нортон облегченно вздохнул и вытер пот со лба.
– Я их уделал, Барт! – радостно закричал он, поворачиваясь к пилоту. – Я их уде…
Он осекся. К креслу Дарстена, знойно покачивая бедрами, подходила сногсшибательной красоты девушка в обтягивающем комбинезоне.
– Привет, кошечка! – воскликнул Дарстен, пожирая ее глазами. – Откуда ты, прелестное дитя?
– Я прибыла на замену вашему роботу, – ангельским, певучим голоском ответила девушка и одарила обоих мужчин белозубой кокетливой улыбкой. – Полностью к вашим услугам.
Дарстен стрельнул глазами на своего помощника:
– Слушай, артист, сдается мне, что у тебя были какие-то дела в кормовом отсеке. Самое время ими заняться.
– Но… но откуда взяться замене? – сказал немного растерявшийся Нортон. – Мы в открытом космосе, и никто к нам не пришвартовывался!
– Ба! – воскликнул Дарстен, хлопнув себя по лбу. – А ведь ты прав, Нортон! Как я сам об этом не подумал! Киска, а скажи-ка нам, каким таким образом ты очутилась на нашей колымаге?
– Самым естественным, – с очаровательной улыбкой отозвалась девица. – Меня телепортировал один из гениев. Так чем я могу вам помочь, командир?
– Видишь, Нортон, все разъяснилось, – с довольным хохотком заявил Дарстен. – А теперь дуй-ка поскорее на корму. И не забудь прикрыть за собою люк.
– Погоди, – сказал Нортон с напряженной улыбкой, – я должен поблагодарить нашего доброго гения, который прислал нам такую восхитительную помощницу.
Он пробежался пальцами по клавишам, чтобы связаться с командованием. Во время десятиминутного урока Дарстен научил его и этому.
Тем временем пилот освободился от зажимов безопасности и взмыл над креслом.
Во время боя корабль предпочтительнее держать в режиме невесомости. Сейчас Дарстен позабыл обо всем – и о бое, и о том, что для его ближайших целей удобней переключить «колымагу» в режим нормальной силы тяжести. Чтобы остановить свой полет, он ухватился за плечо девицы, которая крепко стояла на ногах. Затем он подмигнул ей и кивнул в сторону кормы. Девица понимающе улыбнулась и зашагала в сторону люка, ведущего в заднюю часть корабля. Дарстен, цепко державшийся за ее плечо, поплыл следом, как воздушный шар на веревочке.
На экране перед Нортоном возникла страшноватая голова гения.
– Я слушаю, Нортон, – прошелестела она.
– Сэр, разрешите спросить, это вы телепортировали молодую женщину на наш корабль?
– Разумеется, нет. Идет бой! А мне известно из досье, что пилот Дарстен забывает обо всем на свете при малейшем плотском искушении.
Досье не ошибается! – с горечью констатировал про себя Нортон. Вслух он сказал:
– Но здесь у нас женщина!
Гений нахмурился:
– Да, теперь я и сам удостоверился. У вас на борту чужак. И он неуязвим для моей силы. Немедленно уничтожьте его!
Экран погас.
Итак, один из бемов, умеющих искусно изменять форму, сумел проникнуть на Иголочку! Какой кошмар!
Легко гению приказывать: уничтожьте! Для этого нужно иметь хоть какую-либо уничтожалку. Единственный бластер утащил с собой Дарстен. Перспектива рукопашного боя с бемом Нортон совсем не улыбалась!
Он быстро огляделся в поисках какого-нибудь оружия. Ничего лучше, чем огнетушитель, не нашлось. Схватив длинный металлический баллон, Нортон поплыл на корму.
Переключить корабль в режим нормального веса он не мог – забыл, на какие кнопки надо нажать.
Двигаться в невесомости оказалось целым искусством. Космолетчики должны постоянно носить башмаки с магнитами, сердито подумал Нортон после того, как пару раз ударился о стены.
Башмаки с магнитами! Такие были у Брякалки. По словам этой девицы, она прибыла на замену роботу. Насколько было известно Нортону, телепортация не подвластна бемам. У них только одно удивительное качество: умение придавать своему телу любые видимые формы. Следовательно, бем мог проникнуть на корабль только до вылета.
Получается, что их Брякалка на самом деле являлся затаившимся до поры до времени бемом!
Рядом с какой опасностью они находились на протяжении всего полета!
Наконец Нортон кое-как добрался до люка, открыл его и вплыл в кормовой отсек. Там он застал пикантную сцену. Дарстен заканчивал стаскивать с себя летный комбинезон, а девица, вывалив наружу голые груди, стояла неподалеку и развратно хихикала.
– Стой, Бат! – закричал Нортон, потрясая огнетушителем в руке. – Здесь чужак!
Дарстен проворно огляделся.
– Где чужак? – спросил он. – Ты рехнулся, артист, тут нет никаких посторонних.
– Женщина! – крикнул Нортон. – На самом деле это бем!
– Постыдись! – воскликнула девица, вправляя груди обратно в глубины своего комбинезона. – Обвинять в таком честную девушку! Батик, твою лапочку обижают!..
– Ты, артист, говори да не заговаривайся! – насупился Дарстен. – Не обижай мою лапочку!
Нортон таращился на девицу в поисках какого-либо признака того, что на самом деле она – липкое пучеглазое чудище с дюжиной щупалец. Увы, ни малейшего намека. Если верить глазам…
– Она ходит в невесомости! – наконец вскричал он, вспомнив свой главный аргумент. – Мы с тобой летаем, а она ходит!
Девица с досадой уставилась на свои ноги.
– Проклятье! – сказала она. – Так глупо проколоться!
Дарстен глупо разинул рот.
В следующий момент девица с яростным воплем атаковала Нортона.
Ему ничего не стоило защититься. Он находился в удобной позиции: одной рукой крепко держался за поручень, а ногами касался пола. В другой руке у него был огнетушитель. Имея упор, он даже в невесомости мог нанести смертельный удар.
Умом он понимал, кто перед ним и что надо делать. Но у него рука не поднялась нанести удар огнетушителем. Трудно вот так, ни с того ни с сего, за здорово живешь, замочить девушку металлической полуметровой дурой!
Он потерял драгоценную секунду. Девица выбила огнетушитель из его руки и вцепилась ему в горло. Теперь Нортон осознал всю серьезность схватки и горько пожалел о своей неуместной деликатности.
Дарстен был занят тем, что суетливо натягивал обратно комбинезон и возился с молниями. От этого придурка помощи не дождешься! Хотелось крикнуть: брось ты свой комбинезон и голым плыви на помощь! Но горло сдавливали могучие руки девицы-оборотня.
– Подумать только, я чуть было не поцеловал эту тварь! – приговаривал Дарстен, в десятый раз дергая заклинившую молнию. – От одной этой мысли меня вот-вот вырвет!
Нортону удалось отодрать руки оборотня от своего горла. Но если один противник твердо стоит на полу, а другой беспомощным воздушным шариком плавает в воздухе, то исход схватки очевиден.
Бем крепко держал его за руки. Не имея ни малейшего упора, Нортон болтался в воздухе и мог только бессильно скрежетать зубами и бессмысленно дергаться.
Тем временем под ним происходила жуткая метаморфоза: девица медленно изменяла форму и становилась той самой гадкой тварью, которую Дарстен совсем недавно описывал с брезгливой миной на лице.
Лицо красавицы расплылось в густую коричневую массу, а восхитительные груди расползлись в что-то вроде темного костного панциря. Ее руки, не ослабляя хватки, превратились в четыре щупальца. Остатками рта на остатках лица она, прежним воркующим голоском, сказала:
– Вот погоди, сейчас отращу настоящие зубы – и сожру тебя.
И действительно, в месте, где прежде были ее ключицы, начинала формироваться огромная пасть с зубами вдвое крупнее волчьих.
Дарстен, ругаясь себе под нос и не глядя в сторону бема и Нортона, продолжал копаться с молниями. Его кобура с бластером валялась в дальнем конце отсека.
Итак, на скорую помощь пилота надеяться не приходилось. Бем молча растил зубы. Отчаявшийся Нортон молча застыл в его щупальцах. Возникла странная и нестерпимая пауза.– Как же ты попала на борт, сволочь липкая? – спросил Нортон, которому не хотелось умирать молчком.
Лицо бема окончательно превратилось в желеобразную массу, поэтому ответ прозвучал уже из пасти. Новый голос мерзкой твари оказался под стать ее новому облику: странное басистое верещание. Нортон с трудом разбирал отдельные слова.
– Не отвлекай. Зубы медленней растут, если я болтаю!
– Нет, ты мне скажи, бем проклятый, как же ты оказался на борту? – настаивал Нортон. Простодушное признание бема необычайно стимулировало его желание завязать диалог со своим грядущим убийцей.
– «Как», «как»! Пробрался тайком в космопорту.
– И много ваших лазутчиков на других наших кораблях?
– Извини, это секретная информация.
– Как я ее разглашу, если ты меня вот-вот сожрешь?!
– Верно, не разгласишь. Но штука в том, что информация секретная – для меня. Я ничего не знаю.
А тварь-то умом не блещет! Нортон сыпал новыми вопросами, с отчаянием поглядывая на Дарстена, который уже зашнуровывал башмаки.
– А почему ты не прикончил нас сразу, когда был в облике робота и не вызывал ни малейшего подозрения?
– С двоими связываться рискованно. А главное, я планировал съесть вас по очереди. Сперва Дарстена, а потом тебя. Если я проглочу сразу двоих, меня будет пучить.
Было нетрудно догадаться, почему такая желеобразная тварь избегает скопления газов в кишечнике.
– Но при старте, когда мы были зажаты для безопасности в своих креслах, ты мог бы преспокойно отобедать Дарстеном. А меня оглоушить чем-нибудь и оставить на ужин.
На новой яйцеобразной голове бема уже выросли три глаза на ножках. Теперь все три тупо уставились на Нортона.
– Вот так да-а! – задумчиво протянул бем. – А я и не подумал. Что ж ты мне раньше-то не подсказал!
– Ты мог сожрать Дарстена и вчера, когда он находился в корабле один.
– Он мужчина видный, к тому же и простак…
Бем не закончил своей мысли. Однако Нортон все понял и был весьма шокирован.
– Ты хочешь сказать…
– Человеческих самок я перепробовал без счета. А с самцами я еще ни разу. Любопытно.
Где же чертов Дарстен? Понимает ли этот олух, какой опасности он избежал?
А впрочем, избежал ли?
Покончив с Нортоном, бем получит полную свободу щупалец и сможет заняться сексуальными экспериментами с пилотом.
– Но как это возможно? – возмущенно сказал Нортон. – Вы же существа совсем другого вида!
– Совсем другого, – согласился бем. – А что некоторые из вас делают с собаками? То-то. Мы тоже любим разнообразие… Ну вот. Зубки готовы. Приступим.
Никакой новый вопрос не приходил в голову Нортону. Да и время чинной беседы, похоже, закончилось. Поэтому он завопил что было мочи:
– На помощь, Бат! На помощь! Сейчас меня сожрут!
– Держись! У меня тут узелок на шнурке…
– Бат! Плюнь ты на башмаки! Я погибаю!
– Да-да, сейчас. Не могу же я разутым…
– Бат, не трусь, ведь ты герой! А герои должны бросаться на помощь без промедления!
– Ах, черт! – воскликнул Дарстен. – Памяти совсем не стало! Я ведь действительно герой! Спасибо, что напомнил!
Отшвырнув башмаки, Дарстен поплыл за бластером.
Разверстая пасть бема приближалась.
– Нортон, я никак не могу поймать свой бластер…
Похоже, один дурак убьет его своей тупостью прежде, чем другой его сожрет!
Нортон извернулся и ткнул пальцем прямо в один из трех бемовских глаз.
Тварь взвыла от боли.
– Ой-ой-ой! Так нечестно! – заверещала она. – Мы так не договаривались!
– В любви и на войне все средства хороши, – нравоучительно сказал Нортон, втыкая палец во второй глаз бема.
– Ой-ой-ой! – громче прежнего заверещал бем, тараща свой последний глаз. – Ах ты, падла! Ну я тебя сейчас!..
И он так зажал руки Нортона своими четырьмя щупальцами, что тот не мог и пошевелиться.
– Раз ты такой подлый, я тебя буду есть кусочками прямо живого, – сказал бем. – Начну с дальнего конца. – И он впился зубами в башмак Нортона.
– Жимчик, что мне делать? – завопил Нортон, вдруг вспомнив о своем верном друге.
Жим. Жим. Жим.
Стало быть, и с этой стороны помощи не дождаться…
– В таком случае спасайся хотя бы ты, – приказал Нортон. – Беги, чтоб не оказаться в пузе этой твари!
Жимчик мгновенно превратился в змейку. Игнорируя все законы природы – и невесомость, и то, что в воздухе не на что опереться, – змейка кратчайшим путем стремительно доползла до кармана нортоновского комбинезона и с силой ткнулась в него головой.
Песочные Часы! В этом кармане его дивные Песочные Часы! Лахесис говорила, что они работают и в сплющенном состоянии.
Нортон велел песку покраснеть. «Прочь из этой минуты! Назад!»
В то же мгновение он оказался в космосе, вне корабля.
Немного придя в себя, он сообразил, что космический корабль не равноценен планете. Это на Земле Часы автоматически держат его на том же месте при перемещении во времени. В данном же случае такой координации не произошло.
«Обратно!» – приказал он – в надежде, что этой команды будет достаточно и Часы сами разберутся в его желаниях.
Так оно и вышло. Он оказался внутри Иголочки и мгновенно понял, что трагедия, из последнего акта которой он дезертировал, еще не началась.
«Стоп!» – мысленно повелел Нортон.
Медленно проплывая над панелью управления, он видел себя и Дарстена в креслах. Нортон-1 под руководством пилота осваивал принципы управления Иголочкой. Оба никак не реагировали на его присутствие. Следовательно, он невидимка.
Сколько Нортону ни толковали о его власти над Временем, он продолжал панически бояться временных парадоксов. До сих пор еще ни разу не возникала ситуация, которая могла бы закончиться каким-нибудь диким и безвылазным парадоксом.
Возможно, Хронос и волен играть со временем, когда дело касается других людей. Но если речь идет о нем самом? Ну, вмешается он в развитие событий на Иголочке, а чем это закончится? Сколько Нортонов в результате получится и в каких отношениях между собой они окажутся?
Да, но если не вмешаться, то бем сожрет этого Нортона. И что же тогда будет со мной?
Пока он размышлял, разгорелся бой и Нортон-1 взорвал бемовский корабль. Какое глупое и счастливое лицо было у него, когда он вытирал пот со лба!..
А вот и судьбоносный момент – из кормового отсека появляется девица.
– Привет, кошечка! Откуда ты, прелестное дитя?
– Я прибыла на замену вашему роботу…
Так ни на что и не решившись, Нортон вздохнул и стал наблюдать за происходящим со стороны.
Теперь собственная реакция на девицу показалась ему замедленной. Он слишком долго ел глазами ее округлости, прежде чем начал соображать, кто она такая и откуда взялась. Будь у бема намерение атаковать немедленно, Нортон был бы уже трупом.
И вот наконец Нортон-1 изволил пошевелить серым веществом.
– Она ходит в невесомости! – выкрикнул он, обращаясь к почти голому Дарстену. – Мы с тобой летаем, а она ходит!
Девица с досадой уставилась на свои ноги.
– Проклятье! – сказала она. – Так глупо проколоться!
Пилот глупо разинул рот.
В следующий момент девица с яростным воплем напала на того Нортона. Он высоко поднял огнетушитель, чтобы одним мощным ударом убить бема.
Вот его звездная секунда. Но он упустит шанс, не посмеет ударить женщину, потеряет свое единственное оружие, и эта «женщина» безжалостно сожрет его… Нет надежды даже на то, что ее будет впоследствии жестоко пучить!
Наблюдавший за этой сценой Нортон в бешенстве, по какому-то наитию, приказал песку стать черным.
Все в кормовом отсеке застыло. Нортон-1, дико выпучив глаза, стоял неподвижно с высоко вознесенным огнетушителем. Оборотень завис в прыжке. Дарстен замер с дебильным выражением смазливого лица – окаменела и рука, которая растерянно почесывала густую растительность в низу его живота. Бластер, медленно отлетавший в дальний угол, перестал вращаться.
Как ни странно, он не помнил, что в какой-то момент был «заморожен». А впрочем, странного тут ничего нет. Нортон-1 и не мог запомнить это состояние. Остановленный объект ничего не знает об остановке времени…
Нортон долго созерцал удивительный стоп-кадр.
Потом нерешительно подплыл к застывшему Нортону и тронул его руку с огнетушителем. Если бы он ударил вот так…
Рука поддалась! В застывшем мире Нортон был материален и мог действовать! Грандиозное открытие.
Он быстро оценил, куда будет двигаться голова оборотня. Затем он передвинул руки того Нортона так, чтобы огнетушитель оказался в лишь одном футе от лба бема. Теперь сила инерции бемовского прыжка сделает встречу его головы с краем металлического цилиндра неизбежной. Нортон-1 не сможет показать себя джентльменом. Удар неизбежен.
Нортон отплыл в сторону и велел песку стать белым. Время двинулось дальше.
Нортон-1 ничего не успел сделать с огнетушителем. Он просто держал его перед собой, а оборотень на скорости врезался в металлический цилиндр. Раздался треск черепа и хлынула кровь.
– Что ты натворил, артист! – взревел Дарстен. – Ты убил такую телку! Я тебя, гада, задушу!
Нортон в ужасе смотрел на тело, распростертое перед ним.
– Я… я не хотел, – пролепетал он. – Она сама наткнулась на огнетушитель. Я не собирался… Боже, а вдруг она настоящая женщина?
Хорошо, что Дарстена задержала возня с молниями, а не то Нортону пришлось бы солоно!
– Сейчас я тебе покажу, артист, – причитал Дарстен. – Погоди, я до тебя доберусь, убийца!
Но тут Нортон ахнул и сказал:
– Бат, ты только посмотри!
Голова девушки, из которой на пол фонтаном лилась кровь, внезапно стала менять форму. Через несколько секунд на ней выросли три глаза на ножках…
Дарстен и Нортон-1 зачарованно наблюдали за страшной метаморфозой.
Именно в этот момент Нортон почувствовал, как мощная сила потащила его в сторону другого Нортона. Оп! – и они вдруг слились в одно.
Этот новый Нортон помнил то, что лишь манипуляции со временем спасли ему жизнь. Значит, можно изменить что-то в своей жизни – и сохранить память об этом. Очевидно, такова великая привилегия Хроноса.
– Ну и дела! – выдохнул стоящий рядом Дарстен.
Теперь на полу вместо очаровательной девушки было что-то желеобразное, со множеством щупалец. Из живота этого существа вытекала черная жижа. В конце концов осталась только сморщенная шкурка, а кровь бема, собравшись в шарики, парила в воздухе.
– Сваливаем отсюда, а не то мы будем с ног до головы в этом дерьме! – сказал Дарстен. – Пойдем в кабину управления и включим силу тяжести.
В передней части корабля их ожидал другой страшный сюрприз.
Никем не управляемый корабль на полной скорости падал на планету бемов.
Если бы Нортон не вмешался в развитие событий и бем сожрал бы его, то и сам людоед не прожил бы долго, потому что корабль через считанные секунды врезался бы в его родную планету.
– В кресло, напарник! – заорал Дарстен.
Оба проворно сели. Щелкнули зажимы.
– Ничего, ничего! – перепуганно бормотал Дарстен. – Я уже врубил тормозные двигатели. Должно сработать…
– Молодчи…
Нортон легонько потряс головой, мало-помалу приходя в себя. Он катапультировался вместе с креслом и застрял в кроне огромного дерева, напоминавшего тополь. Ноги-руки целы. Теперь можно и оглядеться.
Болотистый унылый пейзаж. Одно утешительно – пустынный.
С соседнего дерева ему весело махал Дарстен. Внизу, под ними, дымились обломки Иголочки.
– Добро пожаловать на планету бемов, гори она синим пламенем! – крикнул пилот.
Нортон ответил ему слабой улыбкой. Из щупалец одного бема он угодил туда, где этих щупалец не меньше миллиона.
– Что делать-то будем? – не без меланхолии в голосе спросил он.
– Не знаю… – бодро ответил Дарстен.
Нортон скис еще больше. И тут его осенило.
– Бат, ты не забыл, что ты настоящий герой?
– Спрашиваешь!
– А как поступил бы в подобной ситуации настоящий герой? – лукаво осведомился он.
– Герой отправился бы в путь, умыкнул у бемов какой-нибудь космический корабль – и был бы таков!
Этот план показался Нортону фантастическим. Однако сам он ничего другого предложить не мог. Поэтому сказал:
– Ну-у?
– Вперед!!! – провозгласил Дарстен и почти что скатился с дерева.
Нортон, кряхтя и ойкая, стал спускаться со своего высокого насеста.
Дарстен поджидал его внизу и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, покрикивал:
– Давай, давай! Время не ждет!
«Захочу – и подождет!» – ворчливо огрызался про себя Нортон, нащупывая ногой очередную ветку под собой.
И вдруг обмер. Из дупла на него глядело похожее на муравья страшилище – только размером с лисицу. Страшилище задумчиво поводило зубатыми челюстями.
Нортон нервно облизал губы. Бежать было некуда. А падать с такой высоты не хотелось.
– Бат, тут что-то живое, зубастое! – крикнул он.
Живое и зубастое стало медленно выползать из дупла.
– Вижу! – крикнул Дарстен. – Пригни-ка голову.
Пилот выхватил бластер и с первого же выстрела разнес страшилище в клочья.
Забрызганный кровью, Нортон наконец спустился на землю. Страх уступил место его обычной сентиментальности по отношению к природе и всему живому.
– Зачем ты убил эту животину? – с упреком сказал он. – Надо было только попугать ее. Может, она ничего плохого не имела в виду.
– Ты рехнулся? На планете бемов надо вначале стрелять, а потом уже спрашивать, кто это был.
Дарстен уверенно зашагал вперед в первую попавшуюся сторону.
Геройским взором он шарил по окрестностям в поисках вражеского космического корабля, который можно угнать. К сожалению, ничего угонябельного поблизости не наблюдалось.
Нортон понуро плелся за Дарстеном.
Вокруг была удивительная неведомая растительность. Вот бы задержаться и рассмотреть все хорошенько! Однако пилот решительно шагал вперед, игнорируя природную экзотику.
Между высокими кустами на берегу небольшого озерца шевельнулось что-то серо-зеленое и большое, величиной с буйвола.
Дарстен выхватил бластер.
– Не стреляй! – крикнул Нортон, но было уже поздно. Куски мяса разлетелись по окрестным кустам.
– Не распускай нюни, артист, – огрызнулся Дарстен. – Нам некогда разглядывать природу и спрашивать у каждой зверюшки, добрая она или нет. До ночи нужно убраться отсюда!
– Здесь никогда не бывает настоящей ночи, – сказал Нортон. – Компактная шаровая галактика. Слишком много звезд вокруг.
– Гра-амотный! – фыркнул Дарстен. – А не пора ли нам перекусить, мистер грамотей?
Прежде чем Нортон успел что-либо сказать, Дарстен подошел к ближайшему дереву, протянул руку и схватил висящий на ветке мясистый аппетитный красный плод.
Плод зашипел на Дарстена и плюнул ему в лицо коричневым соком.
Пилот проворно отскочил, однако несколько коричневых капель все же угодили на его комбинезон – и прожгли в нем полдюжины дырочек.
Дарстен обиженно шмыгнул носом и заявил:
– Не знаю, как ты, артист, но я еще не проголодался по-настоящему. Перекусим попозже.
На опушке леска они обнаружили врытую в землю массивную хрустальную колонну.
– Это что за хреновина? – удивился Дарстен.
Прежде чем Нортон успел схватить его за руку, пилот постучал по хрусталю рукояткой бластера. Осторожность одного в который раз не поспевала за опрометчивостью другого.
Колонна завибрировала и трижды вспыхнула, словно огромная врытая в землю лампочка. Затем она стала помигивать – уже не так ярко.
– Уносим ноги, – сказал Дарстен. В этом случае Нортон и не думал перечить.
Через минуту на горизонте возник круглый летательный аппарат. Еще через несколько секунд стало ясно, что он на полной скорости летит в их сторону.
– Патрульный космолет! – крикнул Дарстен на бегу. – Давай к той рощице на склоне холма. Надо спрятаться.
– Хрустальная колонна, вне сомнения, сигнальная станция! – крикнул в ответ Нортон. – Теперь они знают, где мы! Нам хана. Сами себя угробили!
Раньше чем земляне добежали до рощицы, их ожидал второй, и не менее чреватый последствиями сюрприз: из-за холма навстречу выдвинулось нечто похожее на исполинского хищного динозавра.
Зверь напоминал кузнечика – каким он должен казаться муравью.
Зеленое чудище было высотой со слона, только вдвое длиннее. Такой сожрет десять Нортонов и пять Дарстенов – и даже не почувствует! Зубы в его кровожадно разверстой пасти напоминали заостренные колья. Подобного рода зверюги заглатывают добычу целиком, а затем медленно дробят у себя в желудке и переваривают. Дробление происходит так: мускулистые стенки желудка ворочают смолоду заглоченные огромные камни и размеренно колотят ими проглоченную добычу.
Нортон живо представил себе, как зверюга сперва насадит его на кол своего зуба, а потом заглотнет – и начнет побивать камнями в своей утробе.
Итак, впереди чудище, которое приготовилось к прыжку. Сзади – бесшумно пикирующий на них бемовский патрульный корабль. Догулялись! Или, точнее сказать, отгулялись! Храбрый Дарстен выхватил бластер и направил его на чудище. Одного заряда хватит как раз на то, чтобы опалить зверюге бок и привести ее в ярость. Хотя быть затоптанным в этой ситуации по-своему более приятная перспектива!.. Нортон выбил оружие из руки пилота, схватил его за шиворот и оттащил в сторону – за широкий оранжевый ствол огромного дерева. И вовремя! Зверюга прыгнула – и могучей грудью врезалась в бемовский космолет, который заходил на посадку. Чудище рухнуло замертво. А космолет врезался в землю, пропахав в ней многоярдовую борозду. Однако внешних признаков повреждения не было.– Вперед! – крикнул Дарстен.
– Погоди, там бемы!
– Мы их перестреляем! – сказал Дарстен, хватаясь за кобуру. Тут он вспомнил, что его бластер, выбитый Нортоном, затерялся где-то в траве. Дарстен махнул рукой и добавил: – Мы их, гадов, голыми руками передушим!
Не успели они подбежать к космолету, как в его боку распахнулся люк, откуда появились щупальца бема.
Дарстен недолго думая схватил одно щупальце, энергичным рывком вытащил бема из люка и отшвырнул его на несколько футов от космолета.
– За мной, артист! – крикнул Дарстен, проворно юркнув в люк.
Нортон рванул за ним, но тут ошарашенный бем пришел в себя и обвил щупальцем его ногу.
– Бат! – жалобно взвыл Нортон.
Дарстен появился в люке с какой-то железкой в руке.
– Смелее, артист! – сказал он, протягивая Нортону левую руку. Правой рукой он принялся молотить железкой по щупальцам и по голове бема. Тот ослабил хватку – и через пару секунд Нортон оказался в космолете. Дарстен шустро закрыл люк.
– Нам подфартило, – сказал он. – В корабле был только один бем, хотя колымага рассчитана на пятерых.
Дарстен сел в кресло пилота. Несмотря на причудливую форму, это было все-таки кресло. И ручки управления, несмотря на определенную необычность, были все-таки ручками управления. В конечном счете, подумал Нортон, эти бемы не так уж сильно отличаются от нас.
– Слава Богу, что меня когда-то учили управлять бемовскими посудинами,
– сказал Дарстен. – Садись в кресло и пристегнись. Отчаливаем!
– Смотри, второй патрульный корабль!
– Вижу.
Дарстен покрутил какие-то ручки, взглянул на экран и нажал большую черную кнопку. Шар огня – и второй бемовский космолет рассыпался на части.
– Зачем ты это сделал? – возмутился Нортон и нравоучительно добавил: – Мы на планете бемов – и нехорошо убивать хозяев почем зря… Даже если они не очень гостеприимные.
– Хороший бем – мертвый бем, – возразил Дарстен.
Они уже летели – стремительно набирая высоту.
Окончательно ощутив себя в безопасности, Нортон продолжал философствовать:
– Вот если бы ты поближе познакомился с бемами, ты наверняка обнаружил бы, до какой степени они похожи на нас! Они свободно разговаривают на нашем языке, им нравятся наши женщины, они дышат тем же воздухом, что и мы. Быть может, вся эта война – чистое недоразумение…
Дарстен почесал затылок и сказал:
– Я никогда не смотрел на дело с этой стороны. А впрочем, с бемом, если он в облике аппетитной девицы, я бы не без удовольствия познакомился поближе!
Нортон возмущенно фыркнул: опять Дарстен свернул на свою любимую тему!
Тем временем корабль покинул верхние слои атмосферы планеты бемов и быстро удалялся от нее. Вскоре планета стала небольшим шариком вдалеке.
– Я думаю, пора, – сказал Дарстен, открыл какую-то крышку на панели управления и нажал сидевшую под ней красную кнопку.
– Пора – что? – спросил Нортон.
– Разнести ихнюю планету вдребезги.
– Разнести планету вдребезги? – ужаснулся Нортон. – Ты в своем уме?
– А разве не для этого наш флот прилетал сюда? У них не получилось – так я сделаю.
– Но если бемы действительно такие плохие, разве не лучше просто завоевать их планету, чтобы использовать ее природные ресурсы? С побежденными бемами мы заключим мирный договор – и они перестанут беспокоить людей рейдами. А сами они – по доброй воле или в качестве контрибуции – могли бы научить нас менять форму тела!
– Да-а, я об этом как-то не подумал, – признался Дарстен. – Но теперь уж ничего не воротишь. Бомба уже летит – вот-вот будет большой бабах.
– Что за бомба?
– На борту этого космолета была бомбочка, которой достаточно для того, чтобы уничтожить целую планету… Ага, рвануло. Гляди-ка, артист, планета пополам. Да-а, зрелище еще то! Хорошие бомбочки умели делать эти бемы, космос им пухом.
– А зачем их космолеты были вооружены такими страшными бомбами?
Дарстен пожал плечами:
– Должно быть, хотели нашу планету уничтожить. Не было у них артиста, который посоветовал бы им поближе познакомиться с людьми.
Нортон, потрясенный гибелью целой экосистемы, населенной разумными существами, не мог пропустить мимо ушей колкость пилота.
– И что же ты, Бат, думаешь… – ядовито начал он и тут же осекся. – Что это такое? Бат, ты только посмотри!
Из кормового отсека, перебирая крохотными щупальцами, к ним направлялся маленький бем.
– Где мой папа? – жалобно пропищал он.
– Ишь, такая кроха, а уже говорит по-нашему! – удивился Нортон.
– Это его последние слова! – рявкнул Дарстен и привычно потянулся за бластером.
Не найдя оружия на обычном месте, он зашарил глазами в поисках тяжелого предмета.
– Погоди! – закричал Нортон. – Это же ребенок!
– Это не ребенок! Это монстренок! Вырастет в монстра – и примется убивать людей! Папочка взял его с собой на патрулирование, чтобы приучать к крови.
– А может, просто дома не с кем оставить было? Не смей, Бат! Положи огнетушитель на место! Ты же герой! А настоящие герои так не поступают.
– А как поступают настоящие герои?
– Они не обижают детишек погибших врагов. Они их утешают, кормят, а потом усыновляют. Вот как поступают настоящие герои.
– Ты думаешь… – растерянно протянул Бат, опуская уже занесенный огнетушитель. – Вот этого… усыновить?
– Быть героем – тяжелая работа, Бат. И не всегда приятная.
Дарстен хмыкнул и почесал затылок.
– Ладно, дитенок, живи, – сказал он. – А чем же мне его накормить? Что касается утешений – сам пробуй, артист, у тебя язык без костей…
Нортон ласково улыбнулся бемчику:
– Видишь ли, малыш…
Но в это мгновение неведомая сила вынула Нортона из кресла и плавно протащила сквозь оболочку Иголочки. Он оказался в открытом космосе – и стал набирать скорость. Никакого физического неудобства этот процесс не причинил.
Мимо снова понеслись звезды и звездные скопления.
Нортон понял, что его возвращают на Землю. Пробное путешествие подошло к концу.
8. КЛОТО
В чистилищных апартаментах его поджидал Сатана.
– Ну как, Хронос, понравилось приключеньице? – осведомился он.
Нортон несколько мгновений приходил в себя, затем ответил:
– Да-а, знатное было путешествие! Не предполагал, что вы обладаете такой силищей!
– Кое-что умеем, – скромно потупился Князь Тьмы.
– Одно мне непонятно: живя вспять, я должен – вне своего жилища в Чистилище – прилагать сознательные усилия, чтобы общаться с нормальными людьми. А в галактике гениев никаких осложнений с противотоком времени не возникло. Очень странно!
– А вы смекалистый! – сказал Сатана. – Правильно подметили.
– Но в чем причина?
Отец Лжи добродушно улыбнулся:
– Элементарно, мой друг Нортон. Вы побывали в шаровой галактике класса АВ.
– Что значит «АВ»?
– Анти-Вещество. То есть построенная из античастиц материя. Может, помните из физики: в ядре атома АВ протоны и нейтроны имеют заряд, противоположный обычному. Словом, мир из АВ – это как бы мир наизнанку. Там и время течет вспять. Неудивительно, что вы пришлись ко двору.
– Про антивещество я кое-что слышал. Погодите, а как насчет мгновенной аннигиляции при соприкосновении с обычной материей?
– Все верно. Контакт двух видов материи приводит к неприятностям. Однако шаровая галактика гениев вращается вокруг нашей, нигде с ней не соприкасаясь.
– Крайне любопытно! Но я ведь только живу вспять, а состою-то я из обычного вещества. Теоретически, стоило мне коснуться краешка той шаровой АВ-галактики – пых! и прощай, Нортон!
– Не забывайте, Хронос, вы – случай особый. Очень особый. Мало того, что вы являетесь инкарнацией, – вы не относитесь к дюжинным инкарнациям. Вы – Повелитель Времени. И законам физики иногда приходится делать вам маленькие поблажки.
– Приятно это слышать… Но касательно этих гениев… да и тамошних людей вообще… как могла совершенно самостоятельно возникнуть цивилизация точно таких же существ… с таким же языком?
– Этот феномен известен и называется в ученом мире конвергентной эволюцией, – с солидным видом пояснил Сатана. – При бесконечном обилии миров во Вселенной некоторые из них развиваются чуть ли не как близнецы… А согласитесь, я вам премиленький подарочек преподнес! Я готов прокатить вас во множество других удивительных мест.
– «Премиленький подарочек»! Я там чуть-чуть не погиб.
– «Чуть-чуть» не в счет. Не думаю, что вам грозило подлинное несчастье. Будучи инкарнацией, вы неуязвимы.
– Бем хотел меня сожрать, – сказал Нортон и ядовито добавил: – Очевидно, он не знал, что я инкарнация.
– Бем? А-а, ну да, вспомнил. Потешное существо. Только вы напрасно так боялись. Ни при каком повороте событий ни единый волос не упал бы с вашей головы. Если б дело дошло до крайности, ваш визит был бы автоматически прерван. Мог ли я позволить, чтоб тамошние аборигены закусили посланным мною туристом? Вы плохо думаете обо мне!
– Как мне было догадаться? – проворчал Нортон. – Могли бы и предупредить!
Однако он не слишком рассердился на Сатану. Если б тот предупредил, что экспедиция не опасней поездки в Диснейленд, Нортон не испытал бы таких острых чувств в шаровой АВ-галактике. Однако риск для жизни – не главная приманка в путешествиях, и Нортон уже мечтал о новых межзвездных странствиях.
– А что еще вы можете мне предложить? – простодушно осведомился он.
– Вся Вселенная к вашим услугам! – Сатана картинно взмахнул руками. – И в ней пруд пруди АВ-галактик, где вам будет особенно комфортно. Некоторые из этих галактик строго подчиняются всем законам физики. Другие живут исключительно по магическим законам. А третьи похожи на Солнечную систему, где физика и магия спокойно уживаются. Могу предложить эффектный тур по Туманности Волшебного Фонаря… Бесчисленные чудеса – в обмен на пустяковую услугу с вашей стороны.
Эти слова вернули Нортона к реальности. Велик соблазн, но полностью довериться Сатане… нет, к этому Нортон все еще не был готов!
А с другой стороны, все галактики, все неизведанные планеты и невиданные культуры – и даже без проблем из-за жизни вспять!.. Теперь, когда Нортон знал, что ему ничего, в сущности, не грозило, он с удовольствием вспоминал свое приключение с Батом Дарстеном и бемами. Ему ничего не стоит вернуться в ту шаровую галактику и употребить могущество Хроноса на то, чтобы вовремя схватить за руку Дарстена и не дать ему сбросить роковую бомбу на планету бемов! Такое благое дело!
Но ничего из этого не осуществится, если он упрется и не выполнит просьбу Сатаны… то есть сатанинскую просьбу! Однако отчего бы не дослушать Сатану до конца… а там видно будет!
– Расскажите поподробней о сути этой «пустяковой услуги», – сказал Нортон.
– Извольте. Я хочу помочь одному человеку, который двадцать лет тому назад проворонил свое счастье. Он сделал всего лишь один ошибочный выбор, который навсегда захлопнул перед ним ворота в блистательное и долгое будущее. А так он поколотился, поколотился в жизни – и преждевременно умер. Соверши он правильный выбор, его ждала бы любовь красивой женщины, наследницы огромного состояния, с которой он жил бы долго и счастливо. Мне совестно за то, что случилось. Ведь это я напроказничал и организовал так, чтоб он ошибся в выборе. Теперь хочу загладить свою вину. Мой помощник все объяснит этому человеку и посоветует избежать ошибки.
– Вам совестно? – недоверчиво произнес Нортон. – Позвольте усомниться. Я снова повторю свой вопрос: с какой стати Князь Тьмы так настойчиво хочет сотворить Добро?
Сатана обезоруживающе улыбнулся.
– Коллега, – воскликнул он, – и у меня есть свои любимчики! Я стараюсь награждать тех, кто помогает мне. Я чертовски щедр по отношению к тем, кто умеет мне угодить! Человек, о котором мы говорим, после своей смерти так меня ублажил, так порадовал, что я желаю сделать ему по-настоящему ценный подарок. Бедолаге, который на земле только мучился и ни на что хорошее никогда не надеялся, я подарю другой вариант судьбы – годы и годы спокойного счастья! Этот вариант его судьбы закончится тем, что он вознесется в Рай, и я его в этом случае навеки потеряю. Готов и на это пойти, лишь бы щедро отблагодарить его и выполнить свое обещание.
Нортон мог только гадать, сколько правды в словах Сатаны. Однако гиблое это дело – пытаться поймать на вранье Отца Лжи!
– Назовите мне адрес – точные временные и пространственные координаты,
– сухо сказал Нортон.
– Пожалуйста! – воскликнул Сатана и протянул ему свиток, на котором кровью был аккуратно записан «адрес».
«Кильваро. Лавочка „Чечевичная похлебка“, прочитал Нортон.
– А имя? – спросил он, поднимая голову от свитка.
Сатана лукаво почесал затылок:
– А разве я не говорил, как его зовут? Какой я осел! Его зовут… тьфу ты, имя вылетело из головы! Какая досада! У меня такая прорва клиентов!.. Но можете не сомневаться – до нашей следующей встречи мой помощник обязательно выяснит необходимое имя. Если захотите загодя проверить все сами, вам не составит труда найти этот магазин…
– Ладно, – нехотя согласился Нортон. – Пока ничего не обещаю. Если хоть что-нибудь в этой сделке вызовет сомнение…
– Было бы глупо с моей стороны пытаться обмануть столь проницательного коллегу! – сказал Сатана. Тут он поднял палец, словно о чем-то в последний момент вспомнил: – Пока я буду выяснять имя, вам может что-либо понадобиться или у вас могут возникнуть какие-то вопросы. Позвольте мне позаботиться о том, чтобы в случае нужды вы могли с легкостью связаться со мной. – Он выставил перед собой открытую ладонь, и на ней соткалось из воздуха что-то вроде шейной цепочки с амулетом. Протягивая ее Нортону, Сатана сказал: – Только дуньте вот в эту штучку – и я тут как тут. Готов в любое время дня и ночи выручить вас из любого затруднения.
– Да что вы, нет никакой нужды… – запротестовал Нортон.
– Берите, берите!
При ближайшем рассмотрении то, что Сатана сунул ему в руку, оказалось золотой цепочкой, на которой висел крохотный полый рог с медным ободком на раструбе. Вежливость принудила Нортона надеть амулет на шею. Разумеется, он ни при каких условиях не станет звать на помощь Сатану. Однако стоит ли обижать Князя Тьмы решительным отказом? Пусть себе рог висит на шее. А пользоваться он им не станет.
Жимчик дважды почти больно сжал палец хозяина, Видно, он был против принятия чего бы то ни было от Сатаны. Однако Нортон проигнорировал мнение кольца. Уж очень не хотелось идти на открытый конфликт с Князем Тьмы!
Сатана встал, вежливо кивнул и со словами «До встречи, сэр!» мгновенно исчез, оставив по себе легкий дымок и едва уловимый запах серы.
Не успел Нортон собраться с мыслями, как в дверь постучал дворецкий и объявил о приходе нового гостя.
– Кто? – не без раздражения спросил Нортон. Не то чтобы он физически устал за время своих космических приключений, но случилось так много диковинного, что хотелось побыть наедине с собой и осмыслить все происшедшее.
– Клото, сэр.
– Кто такой?
– Это она, сэр. Клото – один из ликов Судьбы.
– Ах да, верно! – воскликнул Нортон. Он хорошо запомнил роскошное тело самой молоденькой из трех ипостасей Судьбы. А вот имя как-то не запало в память. – Пригласите ее сюда.
Через несколько мгновений Клото, юная и прелестная, впорхнула в комнату. На сей раз распущенные волосы чудными волнами лежали на ее прямой спине. Обтянутая голубеньким переливчатым платьем с глубоким декольте, она смотрелась так аппетитно, что Нортон застыл с открытым ртом, немного ощущая себя Батом Дарстеном и с трудом удерживаясь от восхищенного: «Какая фемина!»
– Привет, Хронос! Готов к новому рабочему дню?
– Да я сегодня вроде бы достаточно поработал…
– Сейчас утро вашего дня и вечер моего. Мы с вами работали завтра, то есть вчера по вашим часам. Сегодня мы еще не работали.
– Уже утро? – удивился Нортон. – Дело в том, что вчера вечером ко мне явился в гости Сатана, который любезно отправил меня на экскурсию в одну антигалактику…
– И сколько вы там пробыли?
– Мне показалось, что не больше часа. Но это чисто субъективное впечатление. Перелеты из конца в конец нашей Галактики должны были занять какое-то время – даже невзирая на сатанинскую скорость моего перемещения. Сатана только что ушел… стало быть, я отлучался на целую ночь!
– Князь Тьмы – мастер иллюзий, – сказала Клото. – Ему ничего не стоит сделать так, что мгновение покажется вечностью, а вечность – мгновением. Конечно, это не более чем обман чувств. Только вы способны по-настоящему управлять временем. Но сатанинские иллюзии обладают великой убедительностью и великой привлекательностью…
– Да, теперь очевидно, что я пропутешествовал целую ночь. Сатана просит об одной услуге…
– О, не доверяйте ему! – взволнованно воскликнула Клото. – Среди инкарнаций он самый ужасный и коварный. Он непрестанно строит какие-то козни!
– А я и не намерен принимать за чистую монету все, что он мне говорит. Но Лукавый сделал мне приятный подарок – и было бы невежливо просто указать ему на дверь. От того, что я его выслушаю, большой беды не будет.
– Ладно, вмешиваться не стану, – сказала Клото. – Только и вы меня не вмешивайте в свои отношения с Сатаной. Очевидно, каждый из нас может лишь на собственном горьком опыте научиться тому, что лучше не иметь решительно никаких дел с Отцом Лжи. А теперь – за работу. Вы в курсе, как при помощи Песочных Часов считывать информацию с конкретной жизненной нити?
– Еще нет.
– Я уже знаю, что вчера вы будете с легкостью справляться с этой задачей. А это значит, что сегодня вы хорошо усвоите материал.
Клото принялась втолковывать ему, как ориентироваться между нитями, как найти нужную и так далее. Нортон пытался слушать внимательно, однако его глубоко декольтированная учительница то и дело наклонялась над нитями, которые она для наглядности распялила на его руках. И при каждом наклоне у Нортона случался острый приступ рассеянности.
Начало нити, объясняла Клото, соответствует рождению смертного. Узелками отмечено каждое ключевое событие жизни. Обрезанный конец свидетельствует о смерти. Хронос и Судьба занимаются лишь особыми случаями и следят за ограниченным количеством нитей. Всю рутинную работу с миллиардами нитей выполняют штатные сотрудники ведомства Времени и ведомства Судьбы.
Мало-помалу, в промежутках между наклонами Клото, Нортон привыкал разбираться в чужих жизнях при помощи своих Часов. Оказалось, в каждой их песчинке находится ключ к информации об одном конкретном человеке. Образно говоря, жизненная нить – что-то вроде длинной записи, а песчинка – вроде фонарика, с помощью которого ее можно прочитать в темной комнате.
Нортон стал смотреть на Часы с еще большим уважением, когда понял, что каждая песчинка в них – это как бы отдельный человек. Как непривычно – иметь возможность держать в своей вытянутой руке все человечество!
Через нескольких часов Клото устало вздохнула, зевнула, потянулась, оправила платье на груди и весело сказала:
– Хорошенького понемногу. От работы, говорят, и мухи дохнут.
Вслед за этим она порывисто обняла его. Нортон так и обмер.
– Что это значит? – довольно глупо спросил он.
– Ах, прости, так хочется обнять тебя! – воскликнула Клото. – Мне так странно, что ты ощущаешь себя как чужой по отношению ко мне… после всего, что между нами было…
Нортон неловко молчал.
– Однако начать… или продолжить никогда не поздно! – сказала Клото, ласково поглаживая его по волосам. – Не бойся, дурачок!
У него голова кругом шла от близости ее тела, от молодого аромата. Он был не против начать… или продолжить. Но что-то удерживало его.
– Думаешь, почему я явилась сегодня в образе Клото? Потому что для молодого человека я…
– Любовница? Вы от Лахесис знаете эту поговорку? А впрочем, вы же с ней…
Клото прервала его страстным поцелуем.
Однако Нортон при первой же возможности вырвался из ее объятий. Да, она хороша собой и будоражит его кровь, но воспоминания об Орлин все еще сильны. Он не готов изменить ей с новой женщиной!..
– Я не молодой человек, – сухо произнес он. – И вас практически не знаю.
Клото расхохоталась. Похоже, такой реприманд ее нисколько не смутил.
– Я вижу, как ты весь дрожишь от желания, – сказала она. – И во время нашего урока я чувствовала твой взгляд у себя за пазухой. Так что же тебя удерживает?
– Я не из тех кобелей, которым неважно когда и с кем…
Клото опять расхохоталась. Веселее прежнего.
– Это ты-то не кобель? Прежде чем ты вступил в должность Хроноса, я считала информацию с твоей жизненной нити. И, ей-же-ей, монахом ты мне не показался!
Опять он дал внешности обмануть себя. Как мог он забыть, что за невинным ангелочком в голубом переливчатом платье и с распущенной косой стоит Лахесис – и Атропос. Видеть легкомысленную проказливую девицу там, где на самом деле обитает многовековая мудрость и всезнание трехликой могущественной Судьбы! Снова он сел в лужу, поддавшись накату эмоций!
– Если бы вы читали мою жизнь внимательнее, – в сердцах сказал Нортон,
– вы бы отлично знали, что после встречи с Орлин я круто изменился! До нее я был беспутным и бесшабашным – это правда. Но после того как я познал настоящую любовь, мне претят случайные приключения и бездумный кобеляж.
– Речи не мальчика, но мужа… – насмешливо пропела Клото.
Нортон бросил на нее испепеляющий взгляд.
Клото неожиданно стала серьезной и сказала:
– Хорошо. Коль скоро воспоминания об Орлин мешают тебе целиком отдаться новой жизни и новой работе, то мы, так и быть, не пожалеем времени и отправимся взглянуть на твою смертную возлюбленную.
– Мы?
– Тебе ничего не стоит взять меня в путешествие во времени – твоих магических сил для этого вполне достаточно… А впрочем, согласна. Неделикатно с моей стороны напрашиваться в такое путешествие. Тебе лучше отправиться в одиночку.
Клото проворно поискала что-то среди своих волос – и протянула ему волосок, который тут же превратился в короткую нить.
– Вот жизнь твоей Орлин. Сам видишь, она втрое короче, чем могла бы быть. В твоих силах восстановить ее до полной длины. – Тут Клото загадочно добавила: – Но сам ты этого сделать не сможешь. Власть твоя огромна, однако не абсолютна там, где она пересекается с прерогативами других инкарнаций… Направь свои Часы в определенное место этой нити – и катись в любую точку жизни своей возлюбленной.
Нортон покосился на Клото. Похоже, он ненароком наживает себе смертельного врага. Или это только кажется?
Однако все мысли рвались к Орлин. Он без промедления приказал песку поголубеть – и отправился в путь.
Через мгновение он уже покинул свои апартаменты в Чистилище и мчался вдоль жизненной нити Орлин, словно вагончик кабельной подвесной дороги. Мимо проносились спрессованные события последних лет. «Медленней!» – мысленно приказал Нортон.
Теперь он различал в мелькающих картинках постоянно присутствующую молоденькую Орлин. Он двигался сквозь время уже не так быстро, но все равно не мог толком разглядеть свою возлюбленную. Она изо дня в день ходила в одно здание – очевидно, это была школа. Но вот здание вдруг стало проворно исчезать этаж за этажом, начиная с верхнего, пока какой-то человечек при большом стечении народа не забрал обратно первый заложенный камень новостройки. Орлин стала ходить каждый день в другое здание, размером поменьше, где было не так много сверстников. Голые деревья вдруг стали проворно собирать на свои ветки желтые листья с земли. Устроившись на ветках, желтые листья позеленели и стали уменьшаться в размерах, пока не превратились в первые весенние почки. И снова деревья стояли голые. Высокую траву на газонах периодически как бы засасывало обратно в землю, потому что она становилась все ниже и ниже. Затем траву скашивали газонокосилками – и в этот момент она опять становилась высокой. Свежевыкрашенные, нарядные стены дома, в котором жила Орлин, почти в одно мгновение вдруг потускнели. Начался обратный отсчет предыдущего года, а затем предпредыдущего…
Зачарованный увиденным, Нортон позабыл, что пора бы произнести «стоп». Наконец он резко опомнился и мысленно обронил это запоздалое «стоп» – наобум, не выбирая ни места, ни времени.
Он оказался прямо в классной комнате на уроке домоводства. Учительница с энтузиазмом показывала, как с помощью пиромагии можно приготовить яблочный пирог, но Орлин, хорошенькая и живая девочка, больше интересовалась болтовней с подружкой. С лукавым видом она что-то быстро-быстро шептала на ухо соседке.
Затем Нортон продвинулся на несколько лет позже – и наблюдал, когда она читает в своей комнате – лежа на кровати в джинсах и мужской сорочке (отчего женщины с ранних лет так любят носить мужские сорочки?). Звонит видеотелефон – и она щебечет со стеснительным мальчиком. Ей лет пятнадцать. Глаза горят как алмазы. Очевидно, это первая влюбленность…
Затем он увидел ее восемнадцатилетней – она играет в теннис с молодым человеком. Свежая, прекрасная – и еще неловкая на корте…
Нортон прогуливался по ее жизни не как любитель подглядывать. Он искал момент, когда можно вмешаться в жизнь девушки – и направить ее в счастливое русло, сделать так, чтобы Орлин избежала смерти ребенка и самоубийства.
После долгих размышлений он решил начать с пробы своих сил. Он явится ей, но ничего изменять не станет. Это его любимая женщина – и всякие непродуманные и поспешные эксперименты были бы сущим преступлением!
Для пробного визита Нортон выбрал время, когда Орлин было лет семь. Вместе со своим классом она принимала участие в детском празднике, который происходил в большом парке.
В какой-то момент она решила погулять в одиночку, втихомолку отошла ото всех – и тут же заблудилась.
Перепуганная девчушка стояла на развилке асфальтированной дорожки и гадала, в какую сторону ей податься.
Нортон, однажды уже пролетавший мимо этого эпизода ее жизни, был в курсе того, чем это завершится: вся в слезах, она проблуждает по парку целых тридцать пять минут – целая вечность в ее возрасте. В конце концов ее выручит из беды служащий парка – он приведет ее обратно к остальным детям.
Похоже, это подходящее время для первого контакта с Орлин.
Повинуясь его мысленному приказу, песок позеленел – Нортон и девочка оказались синхронизированы во времени.
– Добрый день, Орлин, – ласково сказал Нортон, испытывая странный приступ застенчивости.
Малышка была смущена встречей меньше, чем взрослый дядя. Она подняла на него глаза и воскликнула:
– Простите, я вас не заметила! Кто вы, мистер? На вас такая смешная одежда!
Он совсем забыл, что на нем белый сияющий плащ Хроноса.
Но как же ему назваться? Сложновато будет объяснить крохе, кто такой Хронос и в чем состоят его обязанности. Тем более глупо представиться в качестве ее будущего возлюбленного…
– Я… я твой друг, – сказал Нортон.
– Ты знаешь, как мне вернуться назад? Я заблудилась.
– Дай подумать. Ага, тебе надо свернуть налево. Пойдем вместе.
Когда они зашагали по аллее, Орлин, светлая головушка, спросила:
– А откуда вы знаете мое имя, мистер?
– Я видел тебя в школе.
– Так вы учитель! – воскликнула Орлин. Судя по восхищению в ее голосе, она благоговела перед преподавателями.
– Ну-у… – начал было Нортон, но девочка уже весело умчалась вперед, помахивая на бегу хвостиком из собранных на затылке волос.
«Я обожаю ее даже ребенком», – вдруг подумалось Нортону. Сила его привязанности к Орлин была только что явлена во всей своей полноте. И он был несколько ошарашен глубиной собственного чувства. Клото справедливо поддела его насчет женщин. Он с ними не церемонился – менял как перчатки. Пока не нашлась одна, которая будто цепями приковала к себе его душу.
Нортон шел за маленькой Орлин, мысленно сочиняя какие-то фразы и вопросы. Однако разговора не получилось – девочка уже увидела своих, радостно вскрикнула и побежала к группе детишек.
Взрослые обернулись на звук ее голоса. Нортон проворно изменил цвет песка и стал невидимым. Орлин была в безопасности. Он мог гордиться тем, что избавил ее от тридцати минут испуганного рева и блуждания по лесу. А взрослым ему лучше не показываться: у них возникнет масса вопросов к дяде в странном белом плаще, который подбирает девочек в пустынных аллеях парка.
К его огорчению, содержательной беседы с Орлин не получилось.
Девочка, конечно, очень быстро забудет чудного человека в причудливом белом одеянии. Однако для Нортона эта встреча стала полезным опытом. Он прочувствовал масштаб своей способности вмешиваться в жизнь Орлин. А правильные слова и правильные вопросы он мало-помалу придумает.
К тому же ему ничего не стоит вернуться назад в ту же точку времени – и переиграть их встречу. Опять Орлин будет стоять в растерянности и гадать, в какую сторону податься. Опять перед ней возникнет незнакомый дядя в белом и скажет: «Добрый день, Орлин!»
Нет, это будет пустой забавой. Только что он узнал главное: ему доступно общение с Орлин. Временных парадоксов и других нежелательных эффектов при этом не возникает. Значит, он получил зеленый свет заняться серьезным делом: начать вносить действительно существенные исправления в ее жизнь.
Нортон принялся тщательно и неспешно изучать жизнь любимой, несколько хаотично двигаясь туда и обратно вдоль нити ее бытия. Постепенно он проследил все ключевые события ее безбурной жизни вплоть до сватовства родителей Гавейна, от невероятно соблазнительного предложения которых она не нашла в себе сил отказаться. У юной Орлин до брака было лишь одно достаточно продолжительное романтическое приключение. Шпионя за ее встречами с молодым человеком, Нортон, с одной стороны, стыдился того, что подглядывает, а с другой стороны, не мог заставить себя пропустить этот период в ее жизни, потому что испытывал уколы ревности. Впрочем, он знал, что замуж она выйдет девственной – и останется таковой до встречи с ним. Девушка мечтательная и серьезная, Орлин отвергла череду поклонников. Один был красив, но глуп. Другой умен, но беден. Третий богат, но грубиян и хам. Орлин было трудно угодить, а мистер Само Совершенство никак не появлялся. И тут подвернулся жених-призрак – своего рода суррогат мистера Само Совершенство. Невидимому супругу можно приписать любые идеальные качества. Родителям Гавейна она всем угодила: хорошенькая, смышленая, чистая душой и телом – и с разумным желанием жить в холе и покое, беспечно и во всех отношениях безбедно.
Между коротким романом Орлин и сватовством родителей Гавейна пролегал трехмесячный промежуток, когда ее сердце было свободно. Нортон счел его идеальным для своих экспериментов.
Он выбрал день, когда Орлин сидела дома одна и смотрела нудноватый фильм по объемновизору. Нортон понимал, что девушка двадцати лет отнесется к незнакомцу не так простодушно, как семилетняя девочка. Поэтому он заранее продумал свои реплики. Было важно не испугать и не смутить ее – и при этом как можно меньше лгать. Ему не хотелось, чтоб в основе их взаимоотношений лежало вранье.
У него в запасе было шесть часов: отец Орлин находился в деловой командировке, а мать уехала навестить друзей.
Когда Нортон материализовался перед домом любимой, его пульс учащенно бился, руки дрожали – что-то вроде страха перед выходом на сцену. Одно успокаивало: даже если он и напортачит, то в его воле будет повторить встречу с самого начала – и в новом варианте. Хотя было бы лучше не прибегать к дублям, ведь тут не кино, а жизнь, да и сам он не настолько эмоционально крепок, чтобы проживать снова и снова такие судьбоносные сцены.
Он нажал кнопку звонка.
Через несколько секунд на экране домофона возникло лицо Орлин.
– Извините, мы ничего не покупаем, – сухо объявила она.
Нортон улыбнулся в камеру и сказал:
– Я не торговец. Я рассказчик историй.
В прошлой жизни эти два магических слова – «рассказчик историй» – открывали ему двери многих домов и давали сытный обед или ужин. Он умел травить байки – и люди щедро благодарили его за доставленное удовольствие. Даже в век объемного видео люди продолжают любить старый добрый рассказ из уст живого собеседника. Машины машинами, чародейство чародейством – а роскошь человеческого общения так и остается роскошью!
– Как вы сказали? – удивленно переспросила Орлин.
– Я рассказываю всякие занятные истории. А люди слушают.
– Вы продаете видеозаписи рассказов?
– Нет. Я продаю рассказы живьем. Вот он я – и я говорю. Это просто. Хотите послушать?
– Спасибо, нет. Всего доброго, – сказала Орлин, и экран погас.
Эту встречу он запорол. Оно и понятно: порядочная и осторожная девушка, будучи одна в доме, не пустит в него незнакомого мужчину! Напрасно он уповал на свое обаяние.
Он «отмотал» действительность на тридцать секунд назад и повернул разговор иначе.
– Вы продаете видеозаписи рассказов? – спросила Орлин.
– Нет, – сказал Нортон. – Я живьем рассказываю всякие истории. Например, у меня есть один о хорошенькой девушке, которая чудесно играет на рояле и довольно плохо – в теннис.
В этой персоне Орлин узнала себя – и была до некоторой степени заинтригована. Поэтому не удержалась от вопроса:
– А что еще вы можете поведать об этой девушке?
– Она обожает решать головоломки. Любит прогулки в парке. И мечтает поскорее стать матерью.
Глаза Орлин на экране тревожно округлились.
– Кто вы такой? – спросила она. – Только без сказок!
– Если я скажу правду, вы мне не поверите.
– А вы попробуйте – там видно будет.
– Я – Хронос, живое воплощение Времени.
Орлин рассмеялась:
– Вы правы. Я вам и вот столечко не верю.
– Я могу показать несколько фокусов со временем…
– Спасибо, фокусники меня не интересуют. – И экран погас.
Нортон тяжело вздохнул и отмотал действительность на полминуты назад.
– А вы попробуйте – там видно будет, – сказала Орлин.
– Я – ваш будущий возлюбленный. После того, как вы вступите в брак с призраком…
Это заявление Орлин даже не стала комментировать. Экран погас – и Нортон остановился на полуслове. В третий раз он стоял как оплеванный перед дверью любимой. Однако было рано сдаваться!
– А вы попробуйте – там видно будет, – сказала Орлин.
Нортон протянул в сторону камеры левую руку ладонью вверх.
– Жимчик, – сказал он, – покажи себя.
Колечко превратилось в крохотную изумрудную змею, которая обвилась вокруг его левой кисти.
– Какая прелесть! – воскликнула Орлин. – У меня есть точно такое же колечко. И оно тоже умеет превращаться в змейку!
– Это ваш подарок. Прежде это кольцо принадлежало вам.
– Зачем вы говорите неправду? Я вам ничего не дарила! Вот мое кольцо, оно никуда не пропало. – И Нортон увидел на экране ее левую руку.
Нортон растерялся. Может ли Жимчик встретиться сам с собой? А почему бы и нет? Ведь Нортон имел случай общаться с Нортоном во время приключения в шаровой АВ-галактике!
– Возможно, где-то во времени эти кольца встречаются и сливаются в одно, – сказал Нортон без особой надежды убедить девушку.
Орлин задумалась. Судя по выражению ее лица, она беседовала со своим Жимчиком.
Внезапно дверь щелкнула и распахнулась. Орлин на экране сказала:
– Кольцо говорит, что вы хороший человек. Извините, что я так долго держала вас перед дверью. Поднимайтесь.
Нортон на ватных ногах двинулся вперед. Он ощущал себя так же, как при той давней действительно первой встрече, когда он стоял перед ослепительной умноглазой красавицей и проклинал Гавейна за то, что тот втравил его в неприятную историю: ведь было очевидно, что такое божественное существо способно лишь насмешливо фыркнуть при виде заурядного, мало приспособленного к жизни и неказистого бродяги. И сейчас, даром что в ранге Хроноса, он не воспринимал себя прекрасным принцем, а ее
– Золушкой.
Войдя в комнату, Нортон отпустил своего Жимчика. Тот проворно взобрался по руке Орлин – и слился с ее кольцом. Как просто! Было приятно еще раз убедиться, что удвоение существ – самое обычное дело, когда перемещаешься во времени. Однако Нортон решил не расслабляться: с временными парадоксами шутки плохи! Осторожности никогда не бывает много.
– Чем вас угостить? – спросила Орлин.
– Спасибо, мне ничего не нужно. Давайте лучше побеседуем.
Он пододвинул стул к столу и сел. Орлин села напротив.
Возникла напряженная мизансцена.
Девушка первой нарушила молчание.
– Похоже, вы много чего обо мне знаете, – сказала она.
– Позвольте мне показать свое истинное лицо… то есть свою истинную природу… короче, я вам должен кое-что показать, чтоб вы поверили в невероятное.
– Если вы считаете это необходимым… – без особой уверенности согласилась Орлин.
Возможно, она ожидает, что вокруг его фигуры возникнет сияние – то самое, которое оказалось решающим в прошлой жизни Нортона. Не исключено, что она воспринимает его просто как занятного незнакомца, а не как возможного жениха. В этом случае она даже не проверит, есть ли вокруг него сияние-подсказка… Да и существует ли ныне это сияние? Некие высшие силы, которые прежде считали его достойной парой для Орлин, – что думают они теперь? Многое изменилось с той поры, когда Нортон был беспечным странником. Ныне он трудится в должности и.о.Хроноса, раком пятится по жизни и, при всем своем могуществе, является сомнительной партией для молоденькой амбициозной девушки…
– Дело в том, – сказал Нортон, – что я – Хронос, инкарнация Времени. – На сей раз он успел так разжечь любопытство Орлин, что в ответ на это заявление она не фыркнула с возмущением, а стала слушать еще внимательнее.
– Я в силах принудить время течь вспять – во всей Вселенной или в любой ее части.
Это прозвучало нестерпимо помпезно. Чтобы не быть голословным, Нортон достал из кармана своего комбинезона марсианский красный камешек, который он когда-то подобрал из-за его своеобразной формы.
– Смотри, как он падает на стол.
– Самым обычным образом, – отозвалась Орлин и удивленно вскинула брови: дескать, к чему вы клоните?
– А теперь я обращу время вспять – исключительно для себя, – сказал Нортон. Он проделал нужные манипуляции с Часами, и красный камешек вдруг оторвался от стола и полетел вверх, к выпустившей его руке.
– Это сам Сатана? – испуганным голосом спросила Орлин. Нортон сообразил, что она обращается к Жимчику.
Нортон знал, что ответом были два жима. Следующий вопрос было легко предугадать: «Он действительно Хронос?» Зато третий вопрос заставил Нортона вздрогнуть.
– Если он тот, кем представился, то почему на нем амулет Сатаны?
Нортон растерянно схватился рукой за полученную от Князя Тьмы цепочку с маленьким полым рогом.
– Я получил этот амулет от Сатаны, – сказал он. – Но я ему не служу и к злым демонам отношения не имею! Лукавый попросил меня об одной услуге и дал этот рог, чтобы я мог срочно вызвать его при необходимости…
Говоря это, Нортон постепенно осознавал, что человеку со стороны его взаимоотношения с Дьяволом могут показаться отнюдь не невинными.
Тут он заметил отсутствие металлического ободка на раструбе рога.
– Вот незадача! Здесь была металлическая штучка – похоже, она отвалилась во время моих путешествий во времени. Я всегда такой неловкий с вещами…
– Выбросьте этот амулет! – приказала Орлин. – Нельзя иметь при себе такую гадость!
Нортон без промедления сорвал с шеи цепочку и положил ее на стол.
– Лучше уничтожить, – сказал он. – Не надо, чтобы такая вещь хотя бы минуту оставалась в вашем доме. У вас есть печка для мусора?
– Пламя не уничтожит творения Дьявола! – возразила Орлин. – Погодите, у меня есть святая вода.
Девушка поднялась и вышла из комнаты. Нортон украдкой проводил ее взглядом. Как она хороша собой! И как странно, как больно вспоминать, что эту женщину он видел когда-то мертвой!
Через полминуты Орлин вернулась со склянкой. Стоило ей капнуть пару капель святой воды на рог, как тот стал чернеть и корчиться, испуская отвратительную вонь. Цепочка начала отчаянно извиваться, как змея, которой наступили на хвост. Орлин проворно вылила все содержимое склянки на сатанинский амулет – и тот мгновенно исчез, превратившись в облачко дыма.
– Терпеть не могу Сатану! – сказала Орлин.
– И я его не люблю! – поспешно согласился Нортон. Тот благовоспитанный джентльмен, в облике которого он видел Сатану, не вызывал в нем резко отрицательных чувств. Но раз Орлин так относилась к Князю Тьмы, то и Нортон ощутил за компанию острейшую ненависть. – Сатана – инкарнация Зла. То есть он – воплощенное Зло! По должности мне приходится общаться с ним… но чтоб я оказал ему хоть малейшую услугу – да никогда!
– Правильно, – поддержала Орлин. – Итак, я согласна поверить в то, что вы действительно Хронос, инкарнация Времени. Чего вы хотите от меня?
На это он мог бы ответить простодушным: будьте моей женой и не расстанемся до гроба! Но такой ответ испортил бы все дело.
Тут в голове у него мелькнуло неожиданное воспоминание.
– А ведь Жимчик предупреждал меня – не бери амулет у Сатаны, не бери! – воскликнул он. – Но я, дурак, не послушался.
– Кого вы называете Жимчиком?
– Через два года я так назову кольцо, которое вы мне подарите.
Орлин рассмеялась:
– Смешное имя! Теперь, когда амулет уничтожен, волноваться не о чем…
– Тут она вдруг нахмурилась: – О-о! Колечко не согласно… Странно… Так я вас слушаю. Я могла подарить свое кольцо только большому другу – стало быть, мне должно и сейчас относиться к вам как к другу. – Тревожно заглядывая Нортону в глаза, она добавила: – Не думаю, что вы замышляете что-либо плохое против меня… Или таки замышляете?
Нортон хотел весело осклабиться в ответ на такое нелепое предположение. Однако улыбка застыла на его губах.
Может ли он с чистой совестью сказать, что он ничего плохого не замышляет?
До сих пор ему как-то не приходило в голову задать себе такой прямой и жесткий вопрос. Он исходил из того, что любит Орлин, хочет стать ее мужем и жить с ней долго и счастливо. И для этого готов, как говорится, землю рыть и горы свернуть. Что в его случае равняется решимости дерзко перекроить прошлое в своих целях.
Конечно, без его вмешательства Орлин ожидает трагическое будущее: смерть ребенка, душевный надлом и неизбежная преждевременная кончина. Он намерен спасти ее от этой участи. Но что он предложит любимой женщине взамен? Жить с ним в ипостаси Хроноса? Велико ли счастье связать свою судьбу с существом, которое движется вспять во времени, занято какими-то фантастическими манипуляциями с Песочными Часами и способно общаться с нормальными людьми только при помощи хитрых и утомительных сверхъестественных фокусов? Ни образ бытия, ни профессия не делали его завидным супругом для женщины типа Орлин…
Пока что он тупо ломился к заветной цели и в своем эгоизме даже не задумывался, каково будет Орлин с новым Нортоном, который уже и не Нортон вовсе, а что-то непонятное и чуждое всему обыденному!
– Пока вы не спросили, – откровенно признался Нортон, – я был в полной уверенности, что пришел к вам с добром. А теперь вдруг растерялся.
– Ну а что вы хотели сказать мне до того, как вас посетила эта новая и мрачная мысль?
Он глубоко вздохнул. Деваться было некуда. Орлин спросила – и надо отвечать.
– Я… в ближайшем будущем, когда я был… когда я буду нормальным человеком, а не Хроносом… словом, через некоторое время встречу вас и полюблю.
Он сказал это – как в пропасть кинулся. И на душе стало сразу как-то легче.
– Об этом я уже и сама догадалась, – сказала Орлин. – Вы так смотрите на меня… У вас мое кольцо… И вокруг вас такое удивительно яркое сияние… Да, я верю, что вы полюбите меня… Верю и в то, что я могу вас полюбить.
Это было произнесено так горячо, что у Нортона все перевернулось в душе, и он выпалил:
– О нет! Не влюбляйтесь в меня! Нет, нет и нет! Я, сам того не желая, стану причиной вашей преждевременной смерти!
– Моей смерти?
– Ну да! А впрочем, история такая сложная и запутанная… Словом, я хотел бы предотвратить подобное трагическое развитие событий. И способен это сделать. Но то, что я задумал в качестве альтернативы, при ближайшем рассмотрении оказывается едва ли не сознательной пакостью… Я люблю вас и не смею причинить вам боль. А согласно моему плану, я выручаю вас из трагедии, чтобы ввергнуть в драму, у которой тоже может оказаться душераздирающий конец!
– Не верю, что вы способны, говоря вашим языком, ввергнуть меня в драму. Вы хороший. Сияние вокруг вас – это знак…
– Спросите Жимчика! – перебил ее Нортон.
После короткой паузы Орлин сказала:
– Кольцо говорит, что нет, вы не причините мне боли.
– Ваше кольцо моложе моего. Оно еще не прошло через те горестные испытания опыта, которые выпали на долю его нового хозяина. Поэтому слушайтесь меня. А я говорю вам: когда через два года вы встретите меня – бегите от меня как от чумы. Если вы полюбите меня – вам конец. Если нет – у вас будет шанс иначе построить свою жизнь и, может быть, в конце концов обрести счастье.
– Но если мне самой судьбой назначено любить вас…
– Это проклятая любовь!
Орлин озадаченно покачала головой.
– Вы безнадежно запутались в своих аргументах, – сказала девушка.
– Нет, это вы еще не осознали, в каком тупике я нахожусь. Мне не из чего выбирать. Если мы полюбим друг друга через два года, родится ребенок, который очень скоро умрет от страшной болезни. Это горе окажется для вас нестерпимым. И вы, чтобы не длить страдания, добровольно уйдете из жизни… Но если мы полюбим друг друга сейчас, когда я уже не Нортон, а Хронос, то это ввергнет вас в другой круг нестерпимых мук! Дело в том, что я живу вспять. Из мужчины средних лет я медленно превращаюсь в юношу. Мои часы идут в обратном направлении! Общаться с вами я смогу от силы полчаса в день. И при каждой нашей встрече вы будете моложе. Мало того, что вы не будете помнить меня; через какое-то время вы станете слишком молоды для того, чтобы…
Он осекся и бессильно развел руками.
Орлин понимающе кивнула и сказала:
– Теперь вы очертили картину более детально, и я вижу разумность ваших аргументов. Да и кольцо подсказывает мне, что вы правы в своих опасениях. Думается, мне будет нетрудно полюбить вас – вы уже нравитесь мне… к тому же бесспорное сияние вокруг вас!.. Но встречаться с вами урывками и назначать следующее свидание на вчера!.. Это, пожалуй, будет выше моих сил!
Она помолчала, горестно тряхнула головой и затем добавила:
– Помнится, маленькой девочкой я встретила в парке мужчину в странном белом одеянии. Теперь я понимаю, что это были вы.
– Я способен организовывать наши периодические встречи и в нормальном порядке. Однако через четыре года вашего времени я приму Песочные Часы и стану Хроносом, то есть дальнейшее ваше будущее станет для меня табу – я смогу появляться там лишь бесплотным невидимкой. Словом, наши взаимоотношения будут протекать в противоестественных обстоятельствах. И выродятся в надрывную историю двух существ из разных миров, о которых можно сказать, что не в добрый час их угораздило полюбить друг друга… Вы заслуживаете лучшей участи. Я люблю вас и желаю счастья в первую очередь вам. А потому готов твердить снова и снова: без меня вам будет только лучше!
Орлин медленно кивнула:
– Кольцо на это говорит «да». Мне очень жаль, но вы убедили меня. Раз будущее нашей любви так мрачно – нам следует держаться подальше друг от друга.
Нортон тяжело вздохнул. Был ли он доволен тем, что его аргументы оказались такими убедительными? А с другой стороны, имея такие аргументы против, надо ли было затевать весь этот разговор? Что ж, результат все-таки есть: через два года она шарахнется от Нортона, когда увидит его на пороге своего дома. И захлопнет перед ним дверь. И, быть может, будет счастлива – проживет долгую жизнь, кого-то рано или поздно полюбит, родит ребенка…
– Извините, что потревожил вас своим визитом, – сказал Нортон. – Позвольте мне откланяться… И никогда больше не имейте дела со мной. Для вас это чревато гибельными последствиями.
Боже, как быстро все его мечты превратились в груду мусора!
– Возьмите кольцо, – сказала Орлин.
Она потянула кольцо со своего пальца – и оно раздвоилось: одно осталось на пальце, другое взял Нортон. Он не удивился тому, что произошло. Он разучился удивляться.
– Жимчик, это ты?
Жим.
А впрочем, какая разница, чье это кольцо? И какая разница, жить или умереть?
– Прощайте, Орлин.
Она печально улыбнулась.
– Я не ветреная девица, – сказала она, – но в этой ситуации…
Она быстро встала и поцеловала гостя в губы.
Нортон окаменел. Физическое соприкосновение с Орлин было так сладостно! Если он сейчас хотя бы шевельнется – все кончено. Он обнимет ее, залепечет ей в ухо разные глупости и станет уверять ее и себя в том, что все как-то образуется, что любовь – это святое, что грех наступать на горло собственной песне… Это будет преступлением по отношению к Орлин. Он не имеет права вселять в ее сердце эфемерную надежду. Апофеозом его любви должен стать отказ от своих притязаний. Великим утешением будет то, что эта его жертва открывает ей дорогу к счастью.
Наконец Орлин отпрянула от него и снова улыбнулась – печальней прежнего.
Нортон обрел способность двигаться – и быстро шагнул в сторону двери. Но даже несколько ярдов до нее показались ему непомерным расстоянием. Он приказал песку изменить цвет – и мгновенно исчез из жизни Орлин.
– Я все испортил, – произнес он, летя сквозь время. – Почему уроки жизни мне даются так трудно? Идиот, я все испортил собственными руками!
Жим-жим.
– Нет?
Чем больше Нортон успокаивался, тем яснее ему становилось, что Жимчик прав. Его хозяин ничего не испортил. Его хозяин подсказал любимой женщине, как уберечься от роковой ошибки. Что ж делать, если насмешница-судьба назначила его самого на роль этой роковой ошибки! Жертва была необходима.
Жим.
– Жимчик, тебе понравилась встреча с самим собой?
Жим.
Нортон печально усмехнулся и самую чуточку повеселел. Возможно, так оно и лучше. Теперь он отряхнул прошлое со своих ног и готов целиком и полностью заняться главным – работой в должности Повелителя Времени.
Тут он вспомнил об адресе, полученном от Сатаны.
Диалог с Орлин укрепил Нортона в нежелании каким-либо образом помогать Князю Тьмы. Однако любопытство побуждало выяснить до конца, что именно задумал этот вселенский хитрец и кто тот человек, которому он так настойчиво хочет помочь. К тому же дело поможет Нортону отвлечься от горестных мыслей.
И он отправился в Кильваро, где быстро нашел знаменитую на весь город лавку «Чечевичная похлебка». Дело происходило за двадцать лет до его вступления в должность Хроноса. Где-то на Земле жил Нортон-подросток, однако Нортона-Хроноса отнюдь не тянуло поглядеть на себя юного. Хватит того потрясения, что он повидался с юной Орлин!
В лавке, ни для кого не видимый, Нортон обнаружил лишь одного покупателя – молодого человека, который перебирал магические камни. Он повертел в руках камень смерти, потом камень любви – и кончил тем, что купил камень богатства.
Нортону показалось, что это и есть тот человек, который сделал неправильный выбор. Он проследил за ним до его убогой квартирки в бедном квартале города. Там юноша обнаружил, что камень богатства – настоящая «туфта». Этот камень сотворял из воздуха не крупные купюры, а только медяки, да и то – в час по монетке.
Глядя на отчаяние юноши и его упрямые опыты с волшебным камнем, Нортон заскучал и перенесся на пять часов позже.
И был парализован ужасом.
Юноша лежал в луже крови на полу с простреленной головой.
Итак, Сатана был прав. Этот человек сделал неправильный выбор – и решил добровольно уйти из жизни. На Земле у бедняги не было никакого будущего – в буквальном смысле слова. Сатана планирует подарить этому человеку будущее, счастливое и долгое. Что ж тут плохого? Где подвох?
Нет, юноше надо помочь. У самого Нортона с любовью ничего не получилось, но он способен подарить это счастье другому – и подарит. Если бы юноша купил камень любви, то он влюбил бы в себя прелестную девушку, у которой возникли неполадки с ковром-самолетом. А девушка и хороша собой, и богата…
– Ну что, сделать мне доброе дело? – спросил Нортон.
Жим-жим.
– Почему «нет»? Я терпеть не могу Сатану, но если он предлагает сделать что-то хорошее – зачем отказываться?
Жим. Жим. Жим. Разумеется, Жимчик не мог ответить однозначно на столь сложный вопрос. Нортон вернулся в Чистилище. Там его уже поджидал Сатана.– Ну и как? – нетерпеливо осведомился он.
– Я проверил ситуацию, – сказал Нортон. – И ничего подозрительного не обнаружил. Однако я оставляю за собой право еще поразмышлять.
– Мой амулет! – воскликнул Сатана. – Я не вижу моего амулета у вас на шее!
– А-а, это… Я беседовал в прошлом с одним человеком, которому ваш подарок не понравился. Мы обрызгали его святой водой. Извините, что так вышло…
Сатана так и вскипел. Лицо у него налилось кровью, из ноздрей повалил дым.
– Вы уничтожили моего…
Но тут Сатана осекся, взял себя в руки и сказал с деланным равнодушием:
– А впрочем, все ерунда. Просто с этой побрякушкой были связаны кой-какие сентиментальные воспоминания. Забудем. Так вы подумаете над моим предложением?
– Да.
– Еще раз повторю – я щедр и готов по-царски оплатить такую пустяковую услугу. Давайте-ка я отправлю вас в еще одно путешествие – для пробы.
– О нет, спасибо…
Но Сатана уже взмахнул рукой – и Нортон оказался в открытом космосе. Набирая скорость, он летел навстречу новым приключениям. Он промешкал с решительным «нет», когда Сатана сделал свое предложение. И вот результат! Впрочем, Нортон не мог назвать его печальным. Его глаза горели ненасытным любопытством, и он оглядывал знакомые полные звезд космические просторы с радостным чувством – снова в пути!
9. АЛИКОРН
На этот раз конечный пункт его путешествия оказался иным: он попал в Туманность Волшебного Фонаря и опустился на поверхность весьма красивой планеты, похожей на Землю.
Здесь не было такого сумасшедшего количества звезд вокруг, и Нортон решил, что в этом мире существует отчетливая смена дня и ночи. Второй радостью было обилие зелени: обширные луга с островками чего-то вроде васильков и рощи похожих на земные дубы огромных величавых деревьев.
В нескольких шагах от него стояла бесподобной красоты златокудрая девушка. На ней было скромное длинное голубое платье, которое, однако, не скрывало восхитительных форм ее тела. Маленькие ножки сероглазой и красногубой красавицы сразили Нортона своим изяществом.
Он взирал на девушку с немым восторгом.
Она смотрела на него удивленно – и разочарованно.
Ее разочарование было так явно написано на лице, что Нортону стало обидно. Конечно, он не Аполлон, но все же и ему случалось в прошлом нравиться красивым женщинам!
– Добрый день, – обратился он к девушке, чтобы не показаться грубияном.
– Но я хотела, чтобы появился жеребец! – воскликнула красавица, капризно надув губки и брезгливо глядя на Нортона.
«А я чем не жеребец?» – чуть было не брякнул Нортон. Однако эта шутка была слишком в духе Бата Дарстена – и только парни типа Дарстена умеют ляпнуть такое и получить вместо пощечины снисходительную улыбку.
Прелестные пальчики девушки сжимали массивное колечко – не иначе как волшебное. О! Малышка колдовала!
– Похоже, ваша магия дала осечку, – сказал Нортон. – Как видите, я не лошадь, а человек.
– Или злой дух! – раздраженно фыркнула девушка. Она сердито топнула ногой. – Я могу совершать лишь одно волшебство в сутки – и сегодняшний день пропал! На кой мне нужен какой-то мужчина?
Горько слышать, что такая красавица не интересуется мужчинами!
– Быть может, я помогу вам найти коня… – неуверенно сказал Нортон.
Девушка наморщила лобик, затем повнимательней вгляделась в Нортона, словно прикидывала, насколько серьезным может оказаться его предложение.
– У вас на руке волшебное кольцо?
Нортон покосился на Жимчика и ответил:
– Да, в определенном смысле.
– Тогда сотворите мне коня сами, коль скоро вы помешали моему волшебству, – с царственной улыбкой повелела она.
– Увы, мое колечко для этого непригодно.
В глазах красавицы полыхнул гнев.
– Как вы смеете так жестоко дразнить девушку? Вы обязаны добыть мне коня!
Когда такое существо просит, плох тот мужчина, который не кинется исполнять ее приказ!
Нортон должен был оправдаться и показать истинную природу своего кольца. Поэтому он сказал:
– Я отнюдь не дразнил вас. Жимчик…
Стоило ему назвать кольцо по имени, как произошло неожиданное: Жимчик превратился в крохотную живую змейку, соскользнул на землю и начал расти в размерах.
Сперва он стал длиной с гадюку. Потом разросся до величины среднеупитанного питона – и продолжал разбухать и удлиняться.
В итоге перед ними в траве оказался чудовищный змей, спина которого толщиной не уступала крупу лошади.
Девушка выхватила из-за пояса неизвестно откуда взявшийся кинжал. Размахивая кинжалом и смело глядя в глаза змею, она решительно заявила:
– Сэр, я буду биться с вами до последнего!
Нортону было обидно, что змей удостоился почтительного «сэр», тогда как он сам до сих пор слышал лишь фырканье и упреки.
– Не бойтесь! – поспешил сказать он. – Мой Жимчик не ест людей. – Впрочем, эта фраза была сказана без должной уверенности. – Он вполне дружелюбное существо… О, я догадался, он предлагает вам себя в качестве скакуна!
Жимчик удивил своего хозяина, который и не подозревал, что колечко способно превращаться в такого монстра! Вполне вероятно, что подобное превращение возможно исключительно в далеком от Земли фантастическом мире, который живет вспять.
– У меня хватит ума не забираться на спину противной рептилии! – воскликнула девушка.
– Напрасно вы так про Жимчика! Погодите, я сейчас вам покажу, насколько это безопасно.
Нортон подошел к змею – и несколько мешковато вскарабкался на него. Кожа исполинского удава, сухая и плотная, вместе с тем была и упругой – как автомобильная камера или водяная кровать. В общем и целом сиделось хорошо, ничуть не хуже, чем на лошади.
– Вот видите, – сказал Нортон. – Скакун хоть куда, мисс…
– Эксельсия, – представилась девушка. – А вас как зовут… сэр?
В памяти Нортона были свежи трудные объяснения с Орлин насчет его работы Хроносом. Поэтому он решил не городить огород касательно своих полномочий Повелителя Времени и ограничился скромным:
– Нортон.
– Только не воображайте, сэр, что я поеду на этом «скакуне» в одиночку!
– Разумеется, я поеду с вами, Эксельсия, – с готовностью согласился Нортон. Тут была и другая причина: он и на минуту не хотел разлучаться с Жимчиком. – Садитесь за моей спиной. Смелее!
Девушка нерешительно приблизилась, повздыхала, потыкала Жимчика пальчиком в бок и наконец взобралась на него.
– А где же поводья? – капризно осведомилась она.
– Я думаю, он будет отлично подчиняться голосу, – сказал Нортон, поворачиваясь к ней. – Так куда вас доставить?
Златокудрая красавица кокетливо скосила голову:
– Ну-у, я еще не решила…
– Вы колдовали над созданием коня – и не ведали, для чего именно?
Мило надув губки, Эксельсия сказала:
– Обычно я сотворяю душку единорога, и мы уже вместе решаем, куда прогуляться.
О! Единороги! На Земле их не так уж много. В период гонений на магию они прятались в подземельях. Одни вымерли, другим отпилили рог, чтобы они могли сойти за обычных коняг и гулять на просторе. Словом, их поголовье восстанавливается трудно и каждый единорог на Земле пока что стоит бешеных денег. А здесь, похоже, эти звери не в диковинку.
– Почему бы нам не доехать до какой-нибудь конюшни или, вернее сказать, единорогушни? Возьмете зверя напрокат и…
Эксельсия очаровательно рассмеялась:
– Сэр, никаких «единорогушен» у нас не существует! Единорога можно достать только одним способом – при помощи магического заклинания. Более того, это заклинание получается лишь у прекрасной девственницы, коей я и являюсь.
Конец последней фразы был произнесен с величавой интонацией.
Нортон с интересом покосился на Эксельсию. Давненько он не встречал девушек, которые гордились бы тем, что они девушки. Возможно, именно для этого романтическим натурам вроде него и стоит прогуливаться время от времени в сказочный мир!
– А почему бы вам не найти единорога другого вида? Ну, такого, чтоб его не надо было всякий раз вызывать к жизни путем заклинаний?
– На планете есть лишь один единорог, который не исчезает через некоторое время, – сказала Эксельсия. – Но он принадлежит Злой Волшебнице. Вернее, она незаконно удерживает его у себя – благодаря заклятию. На самом деле единорог может принадлежать только прекрасной невинной девушке… коей Злая Волшебница, естественно, не является!
– А что представляет собой зверь, которого незаконно удерживает старая карга?
– О, это настоящее чудо! Его зовут Аликорн. В дополнение к рогу на лбу у него есть крылья. Такой прелестный – вы себе и представить не можете! Я бы все отдала за него!
– Все? – сглупа вырвалось у Нортона.
Девушка смерила его презрительным взглядом:
– Что вы имеете в виду, сэр? Мне кажется, вы забываетесь, сэр.
Нортон покраснел до ушей… и так коряво загладил ошибку, что пришлось покраснеть до макушки:
– А впрочем, если вы пойдете на такую жертву, единорог не сможет остаться с вами, потому что… словом, не сможет.
– Да, вы правы, – лаконично согласилась Эксельсия. – Но это досужие рассуждения. Смешно и помыслить отнять что-либо у Злой Волшебницы!
– Она такая жадная и страшная?
– Да, чтобы забрать единорога, нужно сперва ее убить.
– Убить? А не существует ли более гуманного варианта?
– В противном случае она нанесет удар первой. Любого, кто приблизится слишком близко к ее собственности, Злая Волшебница превратит в комок грязи.
– А нельзя ли с ней просто поговорить? Ну, как-либо урезонить…
– Урезонить эту су… то есть я хочу сказать, эту сугубо противную особу? Вы смеетесь! Много ли вы можете урезонить даже обычную женщину? А тут – мегерища!
Нортон согласно кивнул. Женщины бывают самокритичны… но это их мало меняет.
– Если бы кто и решился убить Злую Волшебницу, – продолжала Эксельсия,
– то он бы погиб еще на подступах к ее владениям, потому что они под охраной разных прожорливых чудищ и пакостных духов. Да что там чудища и духи – достаточно ступить на проклятую землю, и тут же обратишься в горстку пыли!
М-да, местечко для прогулок малопригодное! Однако Нортону неловко было выказать себя трусом. Поэтому Нортон по-прежнему храбрился.
– А мы и не ступим на эту землю, – сказал он. – Мы поедем на Жимчике. Он добрый и могучий демон, на которого не действует злое волшебство.
– Замечательно! В таком случае – в путь!
Однако Нортон не торопился сложить голову.
– Предположим, мы доберемся живыми и невредимыми до жилища Злой Волшебницы, – сказал он. – Какие еще опасности нас поджидают?
– Ворота сторожит ж-ж-жуткий дракон.
– И что же в нем ж-ж-жуткого?
Гавейн преподал Нортону достаточно уроков драконоборства, хотя практического опыта схваток у Нортона не имелось. Рассказы Гавейна лишь укрепили его в мысли, что любого дракона лучше обходить десятой дорогой!
– Он огромный-преогромный и злющий-презлющий – весь в свою хозяйку! И пышет огнем. Охраняет загон, где живет Аликорн, и убивает всякого, кто приблизится. Разумеется, какой-нибудь храбрец мог бы помериться с ним силами…
Эксельсия выразительно посмотрела на Нортона, сидевшего к ней вполоборота на спине спокойно лежащего Жимчика, которого сейчас было впору назвать Жимищем.
Под взглядом красавицы Нортон приосанился… и как-то само собой сказалось:
– По чистой случайности меня обучали искусству борьбы с драконами… Правда, я никогда не сражался с живым зверем…
– О, как это замечательно! – воскликнула Эксельсия. – Стало быть, огнедышащее чудовище нам не страшно. Вы его изрубите на куски!
Было ясно, что она глубоко заблуждается насчет уровня его квалификации в сфере драконоборства.
Но где тот безумный храбрец, что примется разубеждать в своей храбрости девушку небесной красоты, которая сияющими глазами глядит на него как на дивного героя?
– А если мы справимся с драконом и Аликорн будет наш, – осторожно осведомился Нортон, – тогда что?
– Но и тогда не дастся в руки нам победа, – опечаленно ответствовала Эксельсия – видимо, цитируя кого-то из местных классиков. – Да, Аликорн не дастся нам в руки. Это зверь нрава буйного и независимого. Из его ноздрей пышет огонь, из гривы сыплются искры. Будучи отвязанным, он тут же взлетит в небо – и навсегда исчезнет с глаз человеческих.
Эксельсия скорбно потупила свои прекрасные очи.
Нортону не нравилось такое обилие пышущих огнем существ. Но сейчас, видя столь удрученную деву, он готов был вместо Аликорна копытом рыть землю.
– Неужели нет никакой возможности приручить этого крылатого единорога?
– воскликнул он. – Наверняка есть какой-то способ!
– Разумеется, есть. Скажи магическое слово – и Аликорн станет как шелковый.
– А вы знаете это слово?
Эксельсия трагически мотнула головой:
– Увы! Не знаю!
Нортон призадумался.
– Давайте вернемся к главному, – наконец сказал он. – Как убить Злую Волшебницу?
– Очень просто. Надо иметь волшебный меч – бац! и готово!
Способ «бац! и готово!» пришелся Нортону по душе.
– А где найти этот волшебный меч? – с энтузиазмом осведомился он.
– Почем мне знать? Говорят, Истинный Герой найдет его в неведомой руке, подъятой из толщи воды.
Нортон вздохнул. В Истинные Герои он явно не пройдет по баллам…
А жаль! В мыслях он уже победил всех чудищ, духов и драконов… И вот – споткнулся на пустячке.
Нортон огляделся – никакой воды поблизости. Ни озерца тебе, ни лужи. А впрочем, как трактовать понятие «толща воды» – насколько «толстой» должна быть это толща?
Жимчик повернул к нему голову и уставился таким выразительным взглядом, словно желал что-то сказать.
– Ты знаешь правильный ответ? – спросил Нортон и тут же поспешно добавил: – Только не отвечай своим обычным способом!!!
От них осталось бы лишь мокрое место, если бы последовал обычный «жим».
Жимище кивнул.
– Итак, ты можешь привести нас к волшебному мечу?
Новый кивок.
– Отлично! В таком случае – н-но! поехали!
Жимище пополз вперед. Будь он настоящим змеем, седоки вряд ли удержались бы на его спине. Но он был все-таки волшебным змеем, поэтому скользил ровно, не касаясь или почти не касаясь земли. Эксельсия подоткнула платье, чтобы не замарать подол о высокую траву. Нортон исподтишка поглядывал на то, что при этом заголилось. Словом, поездка была приятной во всех отношениях. Слегка потряхивало на кочках и прочих холмиках, но в целом Жимчик оказался удобным и покладистым транспортным средством.
Мимо проносились горы и долы и все прочее, чему положено проноситься мимо в хороших сказках. Через некоторое время Жимище затормозил у небольшого заросшего озерца. Выглядело оно весьма непрезентабельно.
– Здесь? – разочарованно протянул Нортон. – Я ожидал увидеть зеркало вод и все такое. Волшебный меч должен находиться в прекрасном загадочном и бездонном озере с живописными берегами. А ты привез меня к какой-то илистой луже!
Жимище упрямо мотнул головой в сторону озеришка. Нортон вздохнул и спешился. Подойдя к кромке воды, он брезгливо коснулся носком грязной жижи. И в то же мгновение в середине лужи слой надводных водорослей прорвался– из толщи воды выставилась рука с каким-то большим длинным предметом. Это был покрытый илом и водорослями меч.
Нортон крякнул и шагнул в грязь. Ближе к середине вонючая вода доходила ему до пояса. Он дотянулся до рукояти меча и потянул его к себе. Однако невидимый неизвестный крепко держал свою собственность. Тогда Нортон схватил руку за кисть и выдернул наружу прочно застрявшего в грязи карлика.
На человечке был старинный кафтан и смешная шапочка, которая напоминала длинный носок.
– Ты кто такой? – спросил Нортон после того, как вынес человечка с мечом на берег.
– Примечный эльф, – с достоинством представился коротышка с носком на голове.
– Какой-какой? – спросила Эксельсия. – Примечательный эльф?
– Примечный эльф, уполномоченный хранитель волшебного меча. Такие драгоценные предметы сами по себе никогда не валяются, при каждом обязательно должен быть эльф-хранитель. Сказки внимательней читать надо, красавица! А вам, добрый человек, спасибо. Выручили меня.
– Я вас выручил?
– Да. Угораздило дурака застрять в грязи. В этой луже я проторчал лет сто, а то и все двести. Знаете, там, в тине, за временем следить трудно. Рука устала выставлять волшебный меч в виде приманки – видать, ни один герой мимо не проходил. Нынче герой редок стал.
– Этим мечом можно прикончить Злую Волшебницу? – спросил Нортон.
– Ну! Для того он и существует.
– А на драконов с ним можно ходить?
– Спрашиваете! Инструмент качественный. Хотя дракон – зверь заговоренный, с ним справиться нелегко. Тут одного меча мало: в руках невежды он не лучше палки – только раздразнит зверя. Лишь искусно владеющий мечом сможет одолеть дракона… Если очень повезет.
Нортон поежился от этих слов. Придется уповать на то, что уроки Гавейна пошли на пользу и не забылись.
– Сэр эльф, вы случайно не дадите свой меч сэру Нортону? – нежным голоском спросила Эксельсия. При необходимости она умела быть кошечкой. – Сэр Нортон, герой без страха и упрека, имеет намерение сразить им сперва дракона Злой Волшебницы, а затем и ее саму.
– Я ни в чем не могу отказать тому, кто спас меня из грязевой темницы. Только я обязан сопровождать меч.
Таким образом, у Нортона появился второй спутник.
Нортону нисколько не улыбалось воевать с драконами и колдуньями-мегерами. Утешало лишь то, что плащ Хроноса и чин инкарнации гарантируют ему выживание в любой ситуации. Если дело пойдет скверно, он просто вернется к себе в Чистилище – и к своим обязанностям Повелителя Времени. Но бросить затеянное на полпути… кем он покажет себя в глазах прекрасной Эксельсии? Надо быстренько провернуть операцию по вызволению Аликорна – и уж тогда без промедления домой, довоевывать с Сатаной!
Нортон опять оседлал верного ползуна, эльф пристроился за спиной Эксельсии, и они продолжили путь.
Мимо проносились горы и долы и все прочее, чему положено проноситься мимо в хороших сказках. Долго ли, коротко ли, только оказались они наконец перед владениями Злой Волшебницы.
В центре высился гигантский старинный каменный замок – с узкими бойницами и высокими мрачными башнями. Насколько высокими, будет понятно, если сказать, что внизу, на равнине, было лето, а на макушках башен лежал снег.
Под стать башням были и росшие вокруг замка исполинские уродливые деревья.
Нортон невольно поежился. Тот еще пейзажик! Места гадостней и страшней он не видал. Настоящее логово Зла. На таком фоне должны разыгрываться только кровавые драмы.
Как только Жимище подполз-подлетел к первому из громадных деревьев, оно вдруг ожило, наклонило крону и попыталось схватить пришельцев одной из своих разлапистых веток.
Нортон проворно выхватил волшебный меч и рубанул им по стволу. И чудо-меч прошел через древесину словно сквозь сыр. Дерево жалобно ухнуло и суматошно замахало сучьями. Из раны на стволе брызнуло что-то красное, густое. Противник был побежден.
Успех ободрил Нортона. Теперь он убедился в эффективности своего оружия, и у него стало спокойнее на душе.
Остальные деревья, напуганные судьбой сородича, и не пытались их остановить.
– Славный меч! – с гордостью сказал эльф.
– Да, орудие полезное, – согласился Нортон.
Перед воротами замка Нортон снова призадумался.
Не будучи Истинным Героем, он мучился вопросом: а стоит ли овчинка выделки? Стоит ли какой-то крылатый единорог того, чтобы из-за него лезть в этот страшный замок, полный ловушек и смертельных опасностей?
Конечно, если дело будет совсем швах, то Нортона – как Хроноса – некая сила-хранительница выхватит отсюда – в последний момент… Но прежде он такого страха успеет натерпеться, что еще долго будет по ночам вскакивать из-за кошмаров!
Однако сказать вслух об этих сомнениях он постеснялся. Можно представить, как презрительно фыркнет Эксельсия. Да и перед Жимчиком неловко праздновать труса…
А впрочем, было уже поздно менять решение: Жимище остановился перед воротами, стал уменьшаться в размерах, превратился в крохотную змейку, которая шустро всползла по ноге Нортона и через мгновение стала колечком на его пальце.
– Нам что – внутрь идти? – спросил Нортон с тайной надеждой услышать в ответ «нет».
Жим.
– Не нравится мне все это, – сказал Нортон. – Нечего нам в этом замке делать…
– Но вы же герой, сэр Нортон! – воскликнула Эксельсия. – Вперед, на приступ, смельчак!
– Вперед-то вперед… а если карга превратит нас в комья грязи?
– У нее ничего не выйдет, пока у вас в руках волшебный меч, – сказал эльф. – Она прежде должна разоружить вас.
Приятная новость! Нортон ощутил прилив смелости.
Но тут он заметил, что подъемный мост над широким рвом с водой подтянут вверх.
– А как мы попадем внутрь? Не плыть же нам?.. Похоже, не судьба нам идти в гости к Злой Волшебнице. Повернем-ка лучше домой.
– Какое там вплавь! – отозвался эльф. – Во рву серная кислота. Видите дымок?
Замок стал Нортону еще противнее.
– Но ничего, – бодро сказал эльф, – с мостом проблем не будет.
Он сделал пару шажков и подошел к краю рва. Мост тут же отреагировал – без чьей бы то ни было помощи со скрипом опустился перед пришельцами.
– Вот видите, – сказал эльф с веселой улыбкой, – нас тут ждут!
Не в пример бодрячку с носком на голове Нортон от этой очевидной истины в восторг не пришел. Их не ждут – их поджидают!
Однако делать нечего. Нортон скрепя сердце шагнул вперед.
Когда он уже хотел пройти в открытые ворота, Жимчик вдруг дважды сжался на его пальце.
– Это ловушка?
Жим.
– Ага, понятно! – воскликнул Нортон, глядя на поднятую металлическую надвратную решетку с острыми клиньями внизу. Арка ворот напоминала разверстую пасть с чудовищными зубами на верхней челюсти. – Если зазеваться, эта штучка очень даже может шандарахнуть.
Жим.
– Ну ладно, благословясь – вперед!
Нортон разбежался и в последний момент прыгнул что было сил.
Надвратная решетка с силой опустилась. Однако Нортон оказался проворнее
– он успел проскочить. Только услышал, как клацнуло за спиной.
В ярости он развернулся и полоснул мечом по решетке. Меч перерубил железные прутья, словно это были макароны.
Тут весь замок задрожал, как при легком землетрясении, и сердито загудел.
– А-а, не любо! – воскликнул эльф и расхохотался.
Друзья прошли сквозь арку и оказались в просторной темной зале, освещенной несколькими настенными факелами. Потолок терялся где-то вверху, в непроглядной тьме. Было ощущение, что они в огромной пещере.
– Есть тут еще ловушки? – спросил Нортон у Жимчика.
Жим. Жим. Жим.
– Ты хочешь сказать, что немедленной угрозы пока что не существует?
Жим.
Нортон решил двигаться дальше.
– Друзья, не отставайте от меня! – приказал он остальным.
Впрочем, они и не намеревались далеко отходить. Эксельсия испуганно жалась к нему справа, а эльф – слева. При всем своем бодрячестве коротышка едва не вис на штанине Нортона. Случись необходимость быстро воспользоваться мечом, Нортон мог запросто зарубить или покалечить своих друзей!
Однако было приятно ощущать совсем рядом со своим плечом жаркое тело красивой девы – и это в романтическом мраке, при свете факелов…
Но романтика тут же обернулась своей малоприятной стороной.
Вдалеке послышалось грозное «топ, топ, топ». Судя по звуку, шел кто-то роста исполинского. Вышибала-великан. Для незваных гостей.
– Ты уверен, что нам следует остаться? – тихонько спросил Нортон у кольца.
Жим.
– Смотри, Жимчик, не ошибись.
Шажищи приближались. Топ, топ. Топ, топ…
И вот великан уже в соседнем коридоре, вот он поворачивает сюда. Сейчас войдет!
Вошел. Только не сам великан. Вошли его гигантские башмаки – каждый размером с пивную бочку. Если великан и был в них, то благодаря волшебству оставался невидимым.
Эксельсия тихо взвизгнула от страха.
В нескольких шагах от них башмаки остановились. Теперь они выглядели невинно и напоминали экспонат из музея Гиннесса: «самые большие в мире башмаки».
Нортон размахнулся мечом и полоснул по месту, где должны были находиться щиколотки великана.
Меч просто рассек воздух – и ничего. Тишина. Похоже, башмаки существовали сами по себе. Никакого невидимки в них не было.
Нортон осторожно приблизился к правому башмаку и тронул его – готовый в ту же секунду отскочить. Ничего не произошло. Тогда он попробовал сдвинуть башмак с места. Слишком тяжелый.
И все равно у него осталось ощущение, что в этих башмаках находятся чьи-то невидимые ноги.
– По-моему… – начал Нортон, оборачиваясь к Эксельсии. И в этот момент ощутил движение за своей спиной.
Прежде чем он успел среагировать, что-то с силой ударило его пониже спины, и он кувырком отлетел к стене, попутно выронив меч.
Правый башмак дал ему пинка под зад!
Ругаясь на чем свет, Нортон вскочил, проворно поднял меч и встал в оборонительную позицию. Но никто на него не нападал. Башмаки стояли с невиннейшим видом, прикидываясь обыкновенной обувью.
Эльф хихикнул. Даже Эксельсия не удержалась от улыбки, хотя тут же кинулась к Нортону с вопросом, не ушибся ли он.
Сам Нортон ничего смешного в происшедшем не находил. К тому же синяк был в таком месте, которое даже и потереть неприлично в присутствии девушки. Однако было бы глупо обижаться на веселье друзей – пусть себе тешатся за его счет!
– Давайте просто обойдем эту взбесившуюся обувку, – сказал Нортон. – Не век же нам здесь торчать!
Как только они сделали первый шаг в сторону башмаков, те грозно приподнялись над полом, словно намеревались пнуть кого-нибудь из них в живот. Эльф проворно спрятался за Нортоном. А Нортон сам инстинктивно прикрыл собой Эксельсию.
– Давайте с разбегу перепрыгнем их, – предложил он.
– Хорошая мысль, – согласился эльф. – Прыгайте первым. Или пропустим вперед даму?
Эльф опять хихикнул.
Нортон отошел подальше, чтобы получше разбежаться. Приготовился… и в последний момент передумал.
Если башмак изловчится и наподдаст ему носком прямо во время прыжка, то можно так шмякнуться о каменный пол или о стену, что мало не покажется!
Эксельсия предложила другое: вместо лобовой атаки – фланговый маневр. Башмаки и впрямь продолжали смирно стоять, когда друзья стали обходить их по широкой дуге. Но тут перед их лицами внезапно возникла пара гигантских перчаток, причем одна сперва погрозила им пальцем, а затем сжалась во внушительный кулак.
Друзья попятились. Эксельсия так испугалась, что даже не взвизгнула.
Нортон ободрил всех и велел прорываться поодиночке и сразу в трех местах.
Но не тут-то было.
Противник превосходил их как в проворстве, так и в «живой силе». Их было трое, а башмаков и перчаток – два плюс два. Волшебная четверка распределилась поперек залы и без труда держала фронт.
Теперь стало ясно, почему Жимчик растерялся при вопросе о предстоящей опасности. Башмаки и перчатки не нападали. Но и пройти мимо них не было никакой возможности. Ситуация тупиковая. Если просто уйти восвояси, то неприятностей не будет. Если ломиться вперед – одними синяками дело не ограничится…
Однако Нортон уже так завелся, что об отступлении и речи не могло быть.
– Ладно! – вскричал он. – Раз вы так, то пеняйте на себя!
Он выхватил меч и двинулся вперед. Правый башмак грозно приподнялся для удара. Нортон сделал еще шаг. Башмачище рванулся на него – и был мгновенно рассечен пополам в воздухе.
Эльф зааплодировал. Эксельсия в ужасе ахнула и воскликнула:
– Вы убили его!
– Сам напросился, – сказал Нортон. – Я его предупреждал!
После этого он с тем же хладнокровием разделался со вторым башмаком и с левой перчаткой. Но правая перчатка извернулась и сшибла его с ног лихим апперкотом. И пришлось бы ему совсем солоно, если бы перчатка при новом ударе не напоролась случайно на его меч.
Битва завершилась.
Нортон встал, ошалело потряхивая головой и потирая подбородок. Подлое, подлое гнездо Зла! Хватит церемониться! Пощады никому и ничему не будет!
– Ах, вам больно? Бедняжка! – ласково запричитала Эксельсия, доставая надушенный платочек и прикладывая его к подбородку Нортона. Боль не утихла, но нежная обеспокоенность красавицы согрела ему душу.
Наконец друзья двинулись дальше, пересекли залу и вошли в хорошо освещенную настенными факелами длинную галерею. Перед первым же факелом Жимчик подал сигнал тревоги.
Нортон остановился как вкопанный. Эльф и Эксельсия налетели на него сзади.
– Похоже, здесь таится какая-то опасность. Мое кольцо обеспокоено.
Эльф и Эксельсия принялись озираться.
– Ничего особенного не вижу, – сказала девушка. – Ваше кольцо попусту малодушничает.
Нортон пожал плечами:
– Жимчик никогда не ошибается.
– Послушайте, сколько мы будем тут торчать? – возмутился эльф. – Вперед!
– Ишь какой! – язвительно заметил Нортон. – Как сто лет в грязи пузыри пускать – так ничего. А как пять минут подождать – так целый скандал!
– Вы бы посидели с мое в грязи – тоже стали бы нетерпеливым! Как хотите, а я иду!
Эльф сделал шаг вперед.
Факел на стене зашипел. Затем последовала ослепительная вспышка – словно взрыв. Нортон отшатнулся и прикрыл глаза, но было поздно.
Прошло не меньше минуты, прежде чем он проморгался и стал различать окружающее.
В галерее он остался один. Эльф и Эксельсия исчезли.
– Жимчик, я на том же месте, что и раньше? – спросил Нортон.
Жим-жим.
– Пока я был слепым, я ухитрился забрести в другую галерею?
Жим. Жим. Жим.
– Значит, меня перенесло в другое место?
Жим.
– Это проделки Злой Волшебницы?
Жим.
– Есть поблизости новая опасность?
Жим. Жим. Жим.
Ох уж эти неопределенные ответы!
– Безопасность моих друзей зависит от моих будущих действий?
Жим.
– Могу я найти своих друзей?
Жим. Жим. Жим.
– Лишь тогда, когда я лично встречусь и разделаюсь со злой каргой?
Жим.
Именно это он и подозревал. Злая Волшебница поняла, что он главный в группе, и отделила его от остальных, чтобы помериться с ним силами один на один. Как говорится, разделяй и побеждай. Если победит он – его друзья будут спасены, а если нет…
– Ладно, действовать следует немедленно!
Жим.
Нортон зашагал вперед. Перед каждым факелом он из осторожности прикрывал глаза. Но эти факелы вели себя смирно.
Зато в обширном зале, куда его вывела галерея, он увидел сразу дюжину зубастых гоблинов – уродливых большеголовых карликов с волчьими челюстями. Они толпой накинулись на Нортона, алчно щелкая зубами. Мерзкие твари оказались проворными – ловко ускользали от его меча, которым приходилось орудовать с максимальной скоростью.
Не будь гоблины такими нетерпеливыми и бестолковыми, Нортону пришел бы конец. К счастью, гоблины ссорились между собой, отталкивали друг друга и каждый норовил первым вырвать кусок мяса из ноги человека. Поэтому в результате долгого боя Нортон изрубил всю дюжину.
После этого он прислонился к стене и долго не мог отдышаться. Еще одного сражения он явно не выдержит!
В следующем зале Нортон увидел сияющую сферу, состоящую из плотного тумана.
– Безопасней обойти? – спросил он у Жимчика.
Жим-жим.
– Будет рискованно прикоснуться?
Жим. Жим. Жим.
Нортон вздохнул и решил-таки потрогать шар из тумана – делать что-то все равно необходимо!
Стоило ему коснуться сияющего тумана, как тот рассеялся. Перед Нортоном была роскошная огромная кровать с пологом – такие он видел только в бывших королевских дворцах. На ложе возлежала, опираясь спиной на взбитые подушки, молодая женщина ослепительной и порочной красоты. На ней был наряд турчанки из гарема: в меру откровенный и без меры дразнящий. В этой красавице не чувствовалось и капли нежности и невинности Эксельсии. И тем не менее Нортон был очарован. Быть может, он, сам того не сознавая, немного устал от недоступности девы…
Глядя на Нортона недвусмысленным, зовущим взглядом, обольстительная женщина хрипловатым чувственным голосом сказала:
– Здравствуй, доблестный герой!
– Э-э… я так понимаю, вы и есть Злая Волшебница?
– Да, мой восхитительный!
– Вы… вы не так страшны, как вас малюют…
Не мог же он прямо сказать, что ожидал увидеть старую уродливую каргу!
– Люди преувеличивают. Сказки обо мне рассказывают.
– Но я ведь должен убить вас – иначе вы превратите меня в ком грязи!
Красавица кивнула.
А Жимчик подтвердил его правоту решительным сжатием.
– Да, убей меня – я подлая! – сказала Злая Волшебница. – Я отвратительная! Я мерзкая! Убей же меня, убей! – Это произносилось с таким придыханием, что реальный смысл ее слов воспринимался не иначе как приглашение к чувственной оргии, а не к убийству. Затем она игриво добавила, уже другим тоном: – Только с этим не обязательно спешить.
Но тут вдруг красавица оголила грудь и воскликнула трагическим голосом:
– А впрочем, если ты пришел убить меня – делай свое черное дело. Ударь меня мечом сюда!
И она указала на пространство между ее восхитительными грудями.
Нортон еще пару минут назад был так обозлен, что с ходу перерубил бы пополам старуху-колдунью. Но полоснуть мечом юное существо, пышущее жизнью и страстью!..
Меч выпал из его безвольной руки.
Как только сталь звякнула о камень пола, красавица расхохоталась.
– Не можешь? – спросила она.
– Не могу, – жалобно ответил Нортон.
– Так я и думала. Слабо тебе, геройчик! Доброе сердечко до добра не доводит! Дурак ты – и больше никто. Ты грязь – вот и превращайся в грязь.
Она воздела правую руку и направила указательный палец на Нортона.
Величавая медлительность этого жеста оказалась для нее роковой. Жимчик вдруг сорвался с руки хозяина, просвистел по воздуху – и впился зубами точно в указательный палец Злой Волшебницы.
Направленная в Нортона молния, которая в следующее мгновение вылетела из этого пальца, ударила в факел на стене – и тот превратился в фонтанчик жидкой грязи.
– О-о, мерзкая тварь! – возопила Злая Волшебница, стряхивая с себя зеленую змейку. – Я уничтожу тебя!
Но вместо этого она запрокинула голову и забилась в конвульсиях. Яд Жимчика начинал действовать.
Похоже, этот яд, способный только парализовать человека, на истинно злое существо действовал смертельно.
Покуда Жимчик не спеша возвращался на руку хозяина, красавица на ложе, извиваясь от боли, на глазах старела. Через несколько мгновений она превратилась в уродливую старуху.
Нортон в ужасе наблюдал за ее медленной агонией. Для доброго сердца вроде бы нет разницы, чью смерть переживать – жалко и старуху, и молодуху… А все-таки Нортон ощущал некоторое успокоение от того, что по его вине погибает старая и мерзкая старуха, а не молодая и прекрасная женщина.
И вот тело на ложе дернулось в последний раз и застыло.
В тот же миг стены замка закачались, помещение наполнилось гулом и стоном.
Нортон понял, что со смертью хозяйки ее жилье обречено – оно должно разрушиться. Надо уносить ноги – и поскорее!
В сумасшедшей спешке он принялся бегать по галереям, заглядывая в каждую дверь. Ведь нужно было выручить друзей!
К счастью, за десятой дверью он их нашел. Они забились в угол большой комнаты и отражали нападение зубастого гоблина. Эльф лягал врага своими тяжелыми башмаками, а Эксельсия отпугивала кинжалом.
– На помощь! – закричала девушка, увидев Нортона.
Тот мигом зарубил гоблина и сказал:
– Удираем. Я убил Злую Волшебницу, и замок сейчас разрушится.
Молча они выбежали вон и помчались по коридорам. Жимчик подсказывал направление. Не обращая внимания на падающие камни и ходящий ходуном пол, они бежали, бежали, бежали…
Оказавшись на просторе перед замком, друзья просто упали и долго-долго приходили в себя. Замок за их спиной превратился в руины. Деревья-исполины превратились в горстки пепла.
Нортон огляделся – и только затылок почесал. Было диковато сознавать, что виновник всего этого разрушения – он один.
Вторым в себя пришел лежащий рядом эльф.
– Ну, чего рассиживаемся? Пойдем животину брать.
– Да, самое время, – поддержала его Эксельсия, которая печально терла виски – от всего этого шума и гама и миллиона опасностей у нее голова разболелась. – Аликорн спрятан за замком, в горном ущелье.
Жимчик снова превратился в огромного змея и перенес их через развалины в горное ущелье.
– Вы настоящий герой, – сказала Эксельсия, покуда они летели. – Вы убили Злую Волшебницу! Это великий подвиг.
– Увы, не я убил ее, а Жимчик. Он укусил ее – и она скончалась от его яда.
– Фи-и, – разочарованно протянула Эксельсия, – а я-то думала…
– Герой не герой, – сказал эльф, – но что он честный человек – это точно. А честный человек – уже половина героя.
Загон Аликорна оказался огромной железной клеткой, под которой мог бы уместиться целый цирк-шапито.
Нортон мельком увидел там что-то четырехногое, светлокрылое, с огненно-рыжим крупом и с белой штуковиной на лбу. Подробнее рассматривать было некогда, ибо перед клетищей возлежал дракон, и все внимание Нортона переключилось на нового противника.
Издалека дракон походил на сороконожку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него только семь пар ног. Налитые кровью глазищи. Могучий хвост. Из пасти валит черный дым – как из трубы паровоза. Да и размером он с паровоз.
Волшебный меч вдруг показался Нортону игрушечным, а себя он ощутил оловянным солдатиком, который бесстрашно кидается со своим крохотным штыком на упитанную злую крысу. Впрочем, насчет бесстрашно – это преувеличение. У Нортона поджилки затряслись при виде паровоза на четырнадцати лапах!
– Так, друзья, отойдите в сторонку, – солидно сказал Нортон, скрывая свой страх за деловитым тоном. – Мне предстоит немножко поработать мечом.
Как назло вспоминалось лишь одно наставление Гавейна – «никогда не поворачивайся к дракону задом: одно дело доблестно лишиться в схватке жизни – и совсем другое провести остаток жизни без мяса на ягодицах!»
Жимчик уже сидел на пальце у хозяина, и у Нортона в голове мелькнула шальная идея: а не отправить ли Жимчика против дракона? В виде гигантского змея добрый демон, кажется, весьма могуч… Однако он тут же отогнал трусливую мысль. Как представишь, что этот паровоз возьмет и растопчет любимого Жимчика!..
Но сейчас драконище готов был растоптать самого Нортона.
Не прибегая к хитрой тактике, дракон понесся пришельцу навстречу, попыхивая огнем из пасти.
Нортон ждал его с поднятым мечом. Удар должен прийтись по тонкой шее дракона. Пусть она и прикрыта толстой чешуей – волшебный меч ее разрубит.
Гигант все ближе, ближе – и вдруг от него пахнуло нестерпимым жаром, да и сам он вблизи показался таким большим и быстрым… Нортон невольно отскочил в сторону – и только после этого рубанул мечом по близкой шее. Меч скользнул по плечу дракона. Брызнул фонтан крови. Однако было ясно, что зверь лишь ранен, и ранен несмертельно.
Дракон пробежал по инерции еще ярдов сто, затем с удивительной прытью развернулся на своих четырнадцати ногах и кинулся в новую атаку. На месте его разворота осталась глубокая яма.
Теперь дракон был донельзя разъярен. Гавейн не зря много раз подчеркивал, что дракон-подранок – самое опасное на свете существо!
На сей раз Нортон отрубил ему одну из левых ног.
Дракон взревел, закружился на месте, а затем вдруг притих и стал с мрачной решительностью медленно наступать на врага.
От такого изменения тактики кровь застыла в жилах Нортона. До сих пор его спасала бестолковость стремительных наскоков глупого ящера. В неспешном бою друг против друга у Нортона не было шансов: дракон на своих тринадцати ногах был шустрее, чем Нортон на своих двоих. Плюс к этому пламя из пасти! Может ли меч защитить от огнемета?
Прикинув все это в уме, Нортон издал боевой клич индейца и стремглав кинулся на дракона. Тот не ожидал такого поворота событий.
Продолжая кричать не своим голосом, Нортон подбежал к ошалевшему дракону, который так и не решился сдвинуться с места, и всадил ему меч прямо в огромный глаз.
Меч неощутимо вошел в голову дракона едва ли не по рукоять. Нортон тут же выдернул его.
Дракон взревел и заметался. Меч пронзил его мозг.
Нортон проворно отпятился от умирающего гиганта на полсотни шагов.
Через минуту зверь перестал кружиться и рухнул на землю. Все было кончено.
– Все-таки вы герой! Вы настоящий герой, сэр Нортон! – защебетала подбежавшая Эксельсия.
Эльф тоже говорил какие-то похвальные слова. Однако Нортон, в ушах которого еще раздавался многоногий топот и страшный близкий рев, плохо различал отдельные слова.
Когда его слух восстановился, он поймал кончик последней фразы прекрасной девы:
– …и все же мне показалось, что вы могли бы убить его… ну как бы это выразиться… более изящно… Вы как-то слишком долго возились с ним…
Теперь оставался последний подвиг: приручить дикого единорога.
Эксельсия первой подбежала к клетке и засюсюкала:
– Единорожек мой, светик мой крылатый!
«Единорожек» разогнался и кинулся на девушку, выставив вперед длинный и острый рог. Эксельсия с визгом отскочила. Рог прошел между прутьями клетки. При этом Аликорн получил такой удар по голове, от которого обычный конь никогда бы не оправился. Но волшебному единорогу это было нипочем. Могучим рывком он выдернул рог, застрявший между прутьями, и отбежал в центр-клетки – готовясь к новой яростной атаке.
– Как же нам усмирить этого мустанга? – удрученно спросил Нортон. Во взоре Аликорна он видел не меньше дикого слепого бешенства, чем во взгляде злобного дракона. Правда, у единорога глаза были малость поинтеллигентнее.
– Надо произнести волшебное слово! – сказала Эксельсия.
– Вот и хорошо, – кивнул эльф. – Давайте, милашка, произносите поскорее свое волшебное слово – и закругляемся! Не век же нам тут топтаться!
– Если бы я знала, что это за слово! – печально отозвалась Эксельсия.
– Тогда нужно по-быстрому отгадать его, – заявил эльф.
– Будь это так просто. Злая Волшебница давно бы его произнесла, – сказал Нортон.
– Попробуем наобум, – предложила Эксельсия. – Меч!
– Шляпа! – крикнул эльф.
– Небо! – сказал Нортон, чтобы не отстать от других.
Следующие пять минут они выкрикивали первые попавшиеся слова – без малейшего результата.
– Погодите, – сказал наконец Нортон, – нельзя кричать всем вместе. Если случайно выскочит правильное слово, мы даже не будем знать, на что среагировал Аликорн! Надо по очереди – и следить за его поведением.
– А сколько слов в языке? – осведомился эльф.
– Тысяч сто, – сказал Нортон. – Если считать термины, а также редкие и устаревшие слова, то наберется хороших полмиллиона. Даже просто зачитать их по словарю – замучаешься. А если вспоминать…
Эльф схватился за сердце.
– Вы меня убиваете, – сказал он. – Я не могу торчать здесь целую вечность! Я не хочу попусту рассиживаться, расстаиваться или разлеживаться!
– По-моему, – заметила Эксельсия, – Злая Волшебница перепробовала все слова. И не нашла нужного. Она очень хотела приручить Аликорна, поэтому вряд ли стала бы жалеть время и силы. У нее попросту ничего не получилось
– и у нас ничего не получится.
Эксельсия расплакалась.
– Сомневаюсь, чтоб у Злой Волшебницы мог случиться такой облом, – пробормотал Нортон, которого всегда угнетали женские слезы. – Она должна была найти волшебное слово, на то она и колдунья…
– Девушка, – сказал эльф, нетерпеливо постукивая носком башмака по земле, – прекратите реветь, вы мешаете молодому человеку думать! Нортон, думай быстрее! Не век же нам тут торчать!
– Отойдите оба! Вы меня нервируете!
Эксельсия отправилась поближе к клетке и стала громким шепотом перебирать слова:
– Смелость! Скромность! Красота!
Эльф зашагал вокруг клетки, время от времени истерично воздевая руки и приговаривая: «Нет, этого никакое терпение не выдержит!»
– Честь! Достоинство! – продолжала перебирать Эксельсия. – Вечность! Маленький нетерпеливый зануда! Крик! Шум! Гул! Нежность! Ласка!
– Стоп! – вскричал Нортон. – Я, кажется, догадался. Злая Волшебница не могла не знать волшебное слово! Она его знала. Только не могла выговорить. Это было настолько чуждое ей понятие, что у нее язык не поворачивался его произнести! Она была сплошная ненависть, поэтому и волшебное слово ей было ненавистно самой своей сутью. Это слово… ну же, Эксельсия, его должна произнести именно ты – чтобы Аликорн стал твоим покорным слугой!
Эксельсия наморщила лобик – и вдруг вся просветлела.
– ЛЮБОВЬ! – вскричала она.
– Ну и дела! – протянул эльф. – Вы только поглядите на эту рогатую скотину!
Аликорн подошел к железной ограде и большими умными ласковыми глазами смотрел на Эксельсию.
Она подбежала к нему и робко-робко погладила сперва его рог, а потом и голову. Аликорн тихонько заржал.
– Рубите ограду! – приказала Эксельсия.
Несколькими взмахами меча Нортон прорубил выход из клетки.
Аликорн не спеша вышел на волю и остановился рядом с Эксельсией. Девушка погладила чудо-единорога и легким движением запрыгнула на него. Вскочить на такого высокого коня, не прибегая к помощи стремени, – да, Эксельсия тоже была немного волшебницей!
– О, благородное животное! – ворковала она, поглаживая гриву Аликорна.
– Сколько лет я мечтала дружить с тобой! Я так счастлива! Так счастлива! Вперед, Аликорн! Вперед и ввысь!
Крылатый единорог покорно заржал – и взмыл в воздух. Через мгновение-другое он скрылся за горизонтом – вместе с прекрасной всадницей.
– О-хо-хо, – сказал эльф. – Ну вот, и моя работа завершена. Приключение подошло к концу, пора по домам. – Он протянул руку к волшебному мечу. – Верните реквизит. Меч вам больше не пригодится.
Нортон, с грустью смотревший в ту сторону, куда улетела Эксельсия, машинально отдал эльфу его имущество.
Эльф отошел шагов на десять и остановился. Земля вокруг него вдруг стала превращаться в жидкую грязь. Через полминуты он уже стоял по колено в небольшой луже, которая продолжала расширяться и углубляться.
– Погодите! – удивленно воскликнул Нортон. – Куда это вы? Обратно в лужу? Я был уверен, что вы терпеть не можете грязь!
– Да, я ее ненавижу, – уныло согласился эльф. – Таковы сказки: счастливой Деве полагается улететь, а эльф должен вернуться в первобытное состояние, то есть сидеть по уши в грязи и ожидать следующего героя.
Тут внимание Нортона отвлекло другое: лежавший поодаль мертвый дракон вдруг зашевелился и стал дрыгать ногами!
– Эй, эльф! – переполошился Нортон. – Меч мне еще очень даже пригодится!
Эльф стоял уже по пояс в тине.
– На кой тебе меч? Твои приключения благополучно закончились.
– Но дракон-то оживает! Видать, я его не добил!
– Ишь, какой! Хотел убить бессмертного дракона! Ты его просто на часок вывел из строя. Конечно, он здорово обалдеет, когда увидит, что клетка пуста, а Аликорна уже и след простыл. Но здесь ничего не поделаешь… А тебе советую побыстрее уносить ноги. Скоро оживет и Злая Волшебница, а ее замок мало-помалу восстанет из руин. Если задержишься – тебе не поздоровится. Ты, конечно, герой, но и у героев бывают плохие дни.
– Значит, все произведенные мной разрушения и смерти – только временные?
Однако эльф уже с головой погрузился в тину и ничего не ответил. Еще какое-то время на поверхности воды плавал помпон его длинной вязаной шапочки, а потом и тот пропал…
Нортону стало одиноко и неуютно.
– Стало быть, уносить отсюда ноги? – задумчиво произнес он.
Жим.
– Ах, Жимчик, дружочек мой, ты всегда при мне! С тобой не так грустно. Но как же мне вернуться домой?
Прежде чем он успел закончить свой вопрос, неведомая сила уже несла его сквозь космос на родную планету. Второе развлекательное путешествие закончилось – и очень вовремя.
10. ГЕЯ
В Чистилище его снова поджидал Сатана.
– Ну как, понравилось? – вежливо осведомился Князь Тьмы. – Хорошо развлеклись?
Нортон взглянул на него с пытливым прищуром:
– Будто не знаете!
– Дражайший коллега, откуда же мне знать?
– Раз вы меня туда послали – значит, вы были заранее в курсе всего, что произойдет. В противном случае следует предположить, что вы поступили в высшей степени легкомысленно – отправили меня наобум навстречу гибели или увечью!
– Инкарнация инкарнации вреда причинить не может.
– Я на путешествие согласился и тем самым снял с вас ответственность. Если турист добровольно приехал в страну людоедов и был съеден – туристический агент ни по какому закону не виноват.
– Да бросьте вы! Какой там вред! – замахал руками Сатана. – Это же просто разыгранный специально для вас спектакль – и ничего больше. Чистый Диснейленд!
– Я так и думал. Не могло оба раза случиться так, что я ненароком попадал в лихо закрученный переплет. Все развивалось по некоему сценарию.
– Мои клиенты не должны скучать во время путешествия, – сказал Сатана с самодовольной улыбкой. – Я беру на себя труд развлекать их по первому классу. Рай, знаете ли, нуднейшее место. А то, что я предлагаю, всегда будоражит чувства, всегда предполагает испытания и победы.
– Так, значит, я не первый, кто воевал вместе с Батом Дарстеном против бемов и добывал Эксельсии крылатого единорога?
Столь прямой вопрос несколько смутил Сатану.
– Как вам сказать… – протянул он, и глаза у него забегали. – Есть стандартный сценарий, однако он привязывается к каждому конкретному посетителю. Главное, что вы нервишки себе пощекотали. Ведь, согласитесь, вам было весьма и весьма интересно!
– Да-а, – со вздохом сказал Нортон, – никогда нельзя забывать, что вы Отец всякой лжи!
– И горжусь этим. Фантазия – та же ложь, только безвредная и любезная сердцу. Напрасно люди так настроены против лжи. Бывает ложь симпатичная, ложь-лапочка, ложь-милашка… Впрочем, я способен часами говорить на эту тему! Так вот, в следующий раз я могу отправить вас в другие фантазии. Хотите – на ковбойский Дикий Запад. Хотите – в мир Розового Романа или Крутого Детектива.
– Похоже, галактики из антивещества отличаются великим разнообразием!
– Иуда! И сценариев – бесчисленное множество. К тому же можно перебрасывать героев из одной серии приключений в другую и даже делать их сквозными. Скажем, та же Эксельсия – она может постоянно сопровождать вас!
– Это излишне, – быстро сказал Нортон, хотя идея ему очень понравилась. Просто он не хотел признаться в том, что Сатана чем-то подцепил его на крючок. – Я вот о чем подумал: если вы способны так разнообразно ублажать своих любимчиков, почему бы вам не отправить в Туманность Волшебного Фонаря юношу, который выбрал не тот камень и застрелился? Это было бы солидной наградой. И не пришлось бы впутывать меня.
– Увы, – возразил Сатана, – я обещал ему не увлекательное путешествие в мир фантазии после смерти, а счастье на земле – любовь, богатство и долгую жизнь. И я должен сдержать свое слово… Так как вы насчет моего предложения?
Нортон по-прежнему колебался. В общем и целом он ни на грош не верил Отцу Лжи… и тем не менее в данном конкретном случае придраться вроде бы не к чему!
В итоге Нортон ограничился вежливой и осторожной формулой:
– Позвольте мне еще поразмышлять над вашим предложением.
Сатана бросил добродушное «как вам будет угодно, милейший Хронос» – и встал. Затем начал поворачиваться к хозяину апартаментов спиной и прямо в процессе поворота исчез, оставив по себе облачко сернистого дыма.
Нортон поел и поспал. Он понятия не имел, какое сейчас время суток и как долго он пробыл вне объективного мира. Спрашивать дворецкого он постеснялся: как-то неловко Повелителю Времени осведомляться у слуги, который нынче день и час!
Наконец доложили о приходе Клото.
Она первым делом обняла его и страстно поцеловала. Но тут же смущенно отпрянула:
– Извини, я не знаю, что происходит в твоем континууме. Мы с тобой уже любовники? Или я обгоняю события?
Нортон улыбнулся:
– Сперва объясни мне, что такое континуум.
– В применении к нашей ситуации – это череда неразрывно связанных событий. В твоем континууме время идет назад, в моем – вперед. Поэтому можно сказать, что мы живем в разных временных континуумах. То, что в моем уже произошло, в твоем лишь грядет.
– По-моему, я дозрел до того, что произошло в твоем континууме.
– Как здорово! Я так рада! – воскликнула Клото, бросаясь ему на шею.
Нортон продолжал любить Орлин. Однако теперь он не только умом, но и сердцем понял, что та история завершилась раз и навсегда. Отныне он был внутренне готов к появлению новой женщины в его жизни.
Эксельсия ему понравилась, но Нортон поостерегся бы вступать в близкие отношения с существом, которое занято на главных ролях в спектаклях под режиссурой самого Сатаны.
А Клото подходила ему во всех отношениях. Хорошенькая и смекалистая. Его любит. К тому же товарищ по работе. Правда, несколько действует на нервы то, что где-то в ней таится «подруга» Лахесис и «нянька» Атропос…
А впрочем, в какой молодой женщине не таятся две эти ипостаси? Больше того: если в девушке не сокрыты эти две ипостаси, стоит ли завязывать с ней долгие и прочные взаимоотношения?
Всю эту философию Нортон разводил потом, когда они уже встали с диванчика и оделись. А до того Клото заставила его забыть обо всем на свете. Какой темперамент! Какой опыт! И какое умение казаться невинной, будучи прожженной! Да, с такой женщиной он был не против испытать в будущем все то, о чем она вспоминала с томной поволокой на глазах и любострастной улыбкой.
Разрыв с прошлым стал фактом. Клото оказалась хорошим лекарством от тоски. Любовь к Орлин никуда не исчезла, она только ушла в тайное тайных его души. Ничем не поступившись в своем прошлом, Нортон прекратил топтаться в кругу мучительных воспоминаний и получил возможность строить свое будущее, наслаждаться жизнью и двигаться вперед…
После внеплановой сцены между учительницей и учеником Нортон и Клото приступили к занятиям. Для этого вертушка Клото превратилась в солидную Лахесис. Нортон был несколько смущен лукавыми взглядами, которые срединная ипостась время от времени бросала на него. Она не могла не знать о том, чем занималась ее сестрица всего лишь несколько минут назад. Однако довольного Нортона это лишь забавляло. Если он и краснел, то не без гордости.
Они занялись инспекцией человеческих судеб.
Глядя на распяленные между ее руками нити, Лахесис нахмурилась и сказала:
– Странное дело! Вот здесь спутался в один узел десяток жизней. Еще вчера ничего подобного не было! Это надо поправить.
– Кстати, о путанице и о поправках! – воскликнул Нортон. – Сатана просил меня о небольшой услуге. С моей помощью он хочет осчастливить одного неудачника. Я проверил факты и не нашел в его просьбе никакого второго дна. По-моему, все чисто. Однако я хотел бы посоветоваться с вами. Подобное действие не слишком спутает ваши нити?
– Это хорошо, что вы решили посоветоваться, – сказала Лахесис. – Я вам скажу одно: Сатане никогда – никогда – нельзя доверять. Он громоздит перед вами ложь на ложь до тех пор, пока реальность совсем не скроется с глаз.
– Да где тут взяться лжи? – горячо возразил Нортон. – Дело проще простого. Двадцать лет назад – в вашем континууме – один молодой человек мог встретить и полюбить прелестную и богатую девушку. Однако вышло так, что они разминулись: в какой-то момент он сделал неверный выбор, жизнь стала ему немила – и он застрелился. Сатана хочет уберечь молодого человека от роковой ошибки в выборе и подарить ему долгую и счастливую жизнь.
– Самоубийство? Секундочку, – сказала Лахесис и мгновенно превратилась в Атропос, которая заявила скрипучим голосом: – Самоубийство – это по моей части. И по части Танатоса. Я контролирую срок, а он – исполнение.
Атропос расставила руки, и между ними протянулись жизненные нити.
– Назовите имя и время, Хронос.
Он подчинился. Через некоторое время Атропос воскликнула:
– Ага, нашла! Обрубленная нить. Этот юноша… о Великий Боже!
– Что такое?
– Да ведь это же Танатос!
– Ну да, вы говорили, что Танатос забирает души…
– Не то! Ваш самоубийца – тот самый смертный, который ныне работает в должности Танатоса! Только на самом деле он не покончил жизнь самоубийством. Он сам убил. Он убил своего предшественника на посту Танатоса. Эта должность переходит из рук в руки именно так: всякий следующий убивает своего предшественника.
– Убивает? – в ужасе переспросил Нортон. – Вы шутите!
– Пусть вас это не шокирует: Танатос трудится в области смерти, – мрачно пояснила Атропос. – И все же нынешний Танатос – очень положительный, не побоюсь сказать: едва ли не лучший с начала мира! Он сочувствует своим клиентам – в отличие от большинства своих предшественников. И в критических ситуациях самым решительным образом противостоит Сатане, не потакая ему даже в мелочах. Благодаря такой твердой позиции нынешнего Танатоса мироздание остается прежним и кончаются ничем все попытки Сатаны навязать Вселенной свои законы. Если Князю Тьмы удастся каким-либо хитрым способом сместить – грядет великая мировая катастрофа. В данную эпоху обстоятельства складываются так, что при менее волевом и принципиальном Танатосе у Сатаны есть немалый шанс добиться своего!
– Но я полагал, что все инкарнации неуязвимы для козней Сатаны!
Оставив нити, Атропос ласково потрепала руку Нортона своей морщинистой рукой.
– Ах, молодой человек, – сказала она, – оно вроде и так… да не так! Сатана подчиняется вселенским законам – до тех пор, пока не найдет возможность их обойти. А он только тем и занят, что ищет способы обходить вселенские законы! Он мастер кривых тропок. Циники говорят, что законы для того и созданы, чтобы их обходить. А кто в этом мире циничней Сатаны?
– Но как в данном случае?..
– Если вы приведете помощника Сатаны к этому молодому человеку, которого зовут Зейн, и тот убедит Зейна купить любовный камень и завоевать сердце прелестной девушки…
Тут в глазах элегантной старухи вдруг запрыгали чертики.
– А вам, молодым людям, – почти кокетливо и как бы между прочим заметила она, – вам нравятся юные прелестницы! Право, даже не знаю за что.
Нортон счел за благо промолчать.
– Разумеется, Зейн при таком повороте обретет земное счастье, – продолжила Атропос прежним серьезным тоном. – Но не станет Танатосом. А другой, более равнодушный Танатос не спасет от происков Сатаны Луну, дочь волшебника. Она не окажется в нужном месте и в нужный час для того, чтобы противостоять Дьяволу в предстоящем сложнейшем, судьбоносном политическом кризисе.
– Что-то я не припомню такого кризиса…
– Вы его не застали. Он произойдет после того, как вы примете Песочные Часы Хроноса и начнете жить вспять. Сатане ваше незнание очень и очень кстати – он ловок таскать каштаны из огня чужими руками! Поскольку вы лично Танатоса никогда не встречали…
– Нет, я виделся с ним – до того, как стал Хроносом. Но у Танатоса вместо лица был череп. Поэтому я действительно не смог бы его узнать при новой встрече.
Атропос на пару секунд задумалась, а затем воскликнула:
– Я полагаю, вам пора формально познакомиться с ним – а также и с Луной. В результате Сатана не сможет больше водить вас за нос и пользоваться тем, что вы их никогда не видели.
От разговора с Атропос у Нортона голова пошла кругом.
Какого великого несчастья для Вселенной он чуть было не стал виновником!
Что значит личное земное счастье Зейна против его грядущей миссии успешного дьяволоборца!
Нортон-Хронос едва не оказал медвежью услугу тому, кто с таким трогательным и неожиданным сочувствием отнесся к нему в момент кончины ребенка Орлин. Сколько жестокой иронии было бы в этом!
Атропос занялась разбором ниточек, распяленных между ее руками.
– Ага, вот сюда, – наконец сказала она.
И через мгновение они уже неслись, оседлав гигантские Песочные Часы, вдоль протянутых сквозь ничто разноцветных канатов – бездна снизу и бездна сверху.
Из ниоткуда вдруг возник конечный пункт их путешествия. Они стояли у ограды, за которой в глубине обширного сада виднелся роскошный особняк.
– Он у нее в гостях, – пояснила спутница Нортона. – Неловко прерывать свидание, однако дело не терпит отлагательства.
Атропос постучала в ворота, и в то же мгновение откуда-то из-за кустов, словно два сторожевых пса, метнулись к ним два разъяренных грифона. Нортон невольно попятился, даром что толстая металлическая решетка надежно защищала его от страшных тварей. А впрочем, надежно ли? От крылатого существа с головой орла и могучим телом льва можно ожидать всяческих сюрпризов!
Однако грифоны враз присмирели, когда увидели Атропос. Похоже, они встречали ее не в первый раз.
– Успокойтесь, это друг, – сказала она, показывая на Нортона. – Впустите нас.
Грифоны грозно уставились на Нортона. Он по наитию выставил далеко перед собой Песочные Часы. Этот жест окончательно усмирил страшилищ: без сомнения, сей магический предмет был им хорошо знаком.
Атропос открыла ворота, и Нортон бесстрашно проследовал за ней, косясь в сторону грифонов, которые спокойно потрусили за ними как бы в качестве почетного эскорта.
– Строго говоря, эти милые зверюшки нисколько не опасны – ни для вас, ни для меня, – сказала Атропос. – Я представила вас другом для того, чтобы оградить грифонов от вас.
– Оградить их?
– Ну да. Плащ Хроноса уничтожает любое магическое существо, которое вздумает напасть на его владельца. Существо мгновенно стареет и умирает. Атаковать вас равносильно самоубийству для грифонов.
Когда они подошли к двери особняка, на пороге возник молодой мужчина приятной внешности. Нортон сразу же узнал в нем посетителя лавки «Чечевичная похлебка». Тот нисколько не состарился за двадцать лет – лишнее доказательство того, что инкарнации не стареют, подобно обычным смертным. Это совпадает с личным наблюдением Нортона: его предшественник на посту Хроноса не был младенцем, приближаясь к секунде своего рождения. Он был зрелым мужчиной, когда передавал Нортону Песочные Часы. Следовательно, и Нортон застынет в своем нынешнем физическом состоянии – и останется тридцатидевятилетним до конца срока пребывания в должности Хроноса. Что ж, это утешительно. Нортону не хотелось бы снова марать пеленки.
Вслед за Танатосом из дома вышла холеная красивая женщина лет сорока.
– Приветствую вас, инкарнации! – весело сказал Танатос.
– Приглядитесь получше, – сказала Атропос, – у нас новый Хронос. Похоже, вы этого не заметили.
Танатос внимательней посмотрел на Нортона и воскликнул:
– Вы шутите, уважаемая нитеобрывательница! Этого Повелителя Времени я знаю добрых двадцать лет. Именно он помог мне правильно оценить многие аспекты моей работы в должности Танатоса!
– Вы имеете в виду, – деликатно заметил Нортон, пожимая протянутую руку, – что мы будем знакомы добрых двадцать лет.
Танатос рассмеялся:
– Конечно, друг мой. Трудно постоянно держать в памяти, что вы живете, извините за выражение, шиворот-навыворот. Занятная получается история: вы познакомились со мной на двадцать лет позже, чем я с вами.
– Вы удивитесь еще больше, – сказал Нортон, – если я признаюсь в том, что встречался с вами, будучи смертным. Вы пришли забрать ребенка…
Танатос еще раз присмотрелся к Нортону и сказал:
– А-а, вспоминаю! Я мигом приметил знакомое чудесное колечко на вашем пальце, но белый плащ Хроноса сбил меня с толку. В цивильном вы выглядели иначе.
– На это я могу сказать, что и вы смотритесь несколько иначе в цивильном.
Оба расхохотались.
– Позволь представить тебе Луну Кафтан, – сказал Танатос. – Она тоже знакома с тобой с незапамятных времен, даром что ты видишь ее сегодня впервые.
Женщина приветливо улыбнулась.
– Я безумно рада, что вы наконец познакомились со мной, – сказала она.
– Давным-давно вам случилось спасти мне жизнь! И мы дружили долгие годы.
– Спас? Вашу жизнь? – растерянно спросил Нортон.
– Разумеется, вы не знаете, в вашей жизни это еще не случилось. Зато я не забыла – и частенько с благодарностью молюсь за вас. Меня убил дракон. А вы отмотали время назад и сделали так, что я выжила.
– Э-э… мне очень приятно видеть вас живой и здоровой, – неуклюже произнес он. Странно принимать такую горячую благодарность за будущий свой поступок.
– Добро пожаловать в дом, мой друг, – сказала Луна, беря Нортона под руку. – Пожалуй, мы обязаны полностью ввести вас в курс дела и все как следует объяснить. Вы такой опытный, такой всезнающий… Мы как-то забыли, что так было не всегда, что было время, когда вы делали первые шаги к этим сияющим вершинам знания. Вы были нам прекрасным другом, и мы с огромным удовольствием поможем вам в самом начале вашего многосложного пути.
И они действительно многое ему разъяснили.
Оказалось, что Луна – дочь могущественного мага, который предвидел первую серию попыток Сатаны торпедировать нынешнюю американскую политическую систему. Теперь она была сенатором, а также имела большое влияние в Конгрессе.
Стало известно, что в ближайшем будущем Сатана попробует захватить власть в стране через своих сторонников и таким образом подмять под себя всю нацию, а затем распространить свое влияние и на весь мир. Это решительным образом нарушит мировое равновесие Добра и Зла в пользу Зла – и обеспечит Князю Тьмы окончательную победу над Князем Света.
Луне предстояло стать ключевой фигурой в грядущей борьбе и сорвать гнусные планы Сатаны, сущности которых никто, увы, не ведал. Но поскольку и Сатана был в курсе того, кто ему помешает, то жизнь Луны находилась в страшной опасности – и уже произошла серия труднообъяснимых несчастных случаев, из которых женщина вышла живой лишь благодаря чуду. Луна нуждалась в надежной защите.
Однако главную роль в данной ситуации играл все же Хронос, ибо только он, и он один, был способен менять ход уже свершившейся истории.
Сейчас будущее поражение Сатаны неизбежно. В прошлом созрели те силы, которые обеспечат победу Добру. Таким образом, единственной ареной борьбы для Сатаны стало прошлое – только там он может победить, то есть выковать для себя новое, куда более радужное будущее.
Все, буквально все, что произошло, может быть аннулировано: «переписав» эпизоды прошлого, Хронос изменит также и воспоминания всех окружающих – в том числе и Танатоса, и Луны, и трехликой Судьбы. Если Хронос ошибется, поддастся на уловки Сатаны и не устоит против его хитрых козней, то он разрушит условия, которые предопределяют будущее поражение Сатаны. Тот сумеет одержать победу – и мир постигнет величайшая из возможных трагедий: он окажется под властью Дьявола.
Собеседники Хроноса не знали, что именно он должен сделать, дабы остановить Врага Рода Человеческого.
– Послушайте, – воскликнул Нортон, – ведь очевидно же, что в своем будущем я сделал все правильно: коль скоро сейчас все в порядке и Сатана обречен на поражение! Почему вы так волнуетесь?
Луна печально покачала головой.
– В том-то и дело, что нет, – сказала она. – Сейчас мы имеем что-то вроде теоретического настоящего. Да, оно благополучно. Да, оно благоприятно для сил Добра. Но если вы, не дай Бог, напортачите в своем будущем, то сотрете сегодняшнее очень хорошее настоящее. Беда в том, что мы никак не можем вам помочь. Наш удел – пассивно ждать результатов вашей деятельности. Единственное, что мы способны сделать, – это дать вам напоследок дельные советы – перед тем, как вы безвозвратно нырнете в свое будущее – и в наше прошлое.
Атропос рассказала Танатосу и Луне о последней выходке Сатаны – о его хитрой попытке не допустить Зейна к должности Танатоса.
– Сатана хотел воспользоваться неопытностью Хроноса, – сказала она, – и с его помощью замахнулся ликвидировать, так сказать, сами истоки своего поражения. И, надо признать, он едва не преуспел в этом!
– Да, опасность была существенной, – согласилась Луна. – Однако Хронос не доставил помощника Сатаны в нужное время и место. А теперь, умудренный своим печальным опытом, он будет еще менее склонен поддаться на уговоры Дьявола… Однако мои магические камни говорят, что Сатана не отстанет от него, и у дела пока что отсутствует благополучный исход!
Мужественная женщина! Нортон понимал, что за формулировкой «отсутствует благополучный исход» скрывается ее собственная гибель – и сошествие в Ад всего человечества!
– Что же Сатана может сделать сейчас – когда я ежесекундно буду настороже? – спросил Нортон.
– Не знаю. Но он явно что-то затевает. Что-то нехорошее зреет!
– К сожалению, мы не в силах мгновенно ощутить изменения, внесенные в прошлое, – сказала Атропос.
– Да бросьте! – обиженно возразил Нортон. – Никто прошлого и не касался!
Атропос недоверчиво повела головой и занялась своими нитями, машинально повторяя слова Луны:
– Что-то нехорошее зреет! Что-то нехорошее…
Через несколько мгновений она воскликнула:
– Глядите! Вот странное пересечение нитей… и эти узелки… О, это все неслучайно!
В конце концов она заявила, что видит непорядок, но сущность его выяснить не в состоянии.
– Без помощи Хроноса Сатана вмешаться в прошлое никак не мог, – задумчиво сказала Луна. – А мы знаем, что Хронос помогать Сатане отказался уже сейчас, еще будучи неопытным. В дальнейшем такое сотрудничество еще менее вероятно. И Сатана отлично понимал, что ковать железо нужно пока горячо – то есть следует сразу же обмануть Хроноса, пока тот не вошел в курс дела. Сдается мне, что Сатана каким-то образом все же воспользовался простодушием Хроноса.
Танатос испытующе уставился на Нортона.
– Вы на все сто уверены, – спросил он, – что помощник Сатаны не побывал вместе с вами в прошлом?
– Никакой демон не следовал за мной, – сказал Нортон. – Разве что Жимчик?
Тут он вытянул вперед руку, показывая всем свое кольцо-змейку.
– Нет, ваш Жимчик к бесовским силам отношения не имеет, – сказал Танатос. – Я подумал о другом. Быть может. Сатана дал вам что-то – некий подарок, который вы из вежливости приняли. Тут важно то, что вы добровольно взяли эту вещь. Ведь Зло способно коснуться нас лишь тогда, когда мы потакаем ему – вольно или невольно. Самое печальное, что оно способно принимать разные формы и маскироваться. Помощнику Сатаны вовсе не обязательно быть хвостатым и рогатым чертом.
– Хвостатым и рогатым, – в задумчивости повторил Нортон. – О Боже! Сатана дал мне свиток с адресом – и амулет. В форме рога! Неужели…
– Да, в амулете, несомненно, сидел бес, – поддержала догадку Луна. – Сатана сообразил, что вас потянет лично удостовериться в правде его слов – вы направитесь по указанному временному адресу, бес прокатится вместе с вами «зайцем» и окажется в нужном месте!
– Господи, какого же дурака я свалял! – воскликнул Нортон. – Жимчик предупредил меня: не бери амулет! А я не послушался! Сатана был такой обходительный, такой доброжелательный… и он сказал, что это просто рожок… Я и воспринял эту штуку как милую побрякушку…
– А это был рожок черта, – огорченно констатировал Танатос. – Ладно, Хронос, не корите себя. Отец Лжи всех нас когда-нибудь да обманывал. Все мы набили уйму шишек, прежде чем набрались ума. Однажды Сатана напел мне в уши, что мои магические способности иссякли. И я с горя чуть не натворил разных глупостей!
– Однако нить вашей жизни, Танатос, не претерпела изменений, – сказала Атропос. – Я тщательно проверила. Если Сатана и подгадил, то в каком-то ином месте!
Нортон, ощущавший себя уличенным преступником, сидел как на иголках, краснел и бледнел.
– Господь миловал меня, – сказал он, – и при мне не было амулета, когда я очутился в лавке «Чечевичная похлебка». В противном случае я исковеркал бы вашу судьбу, Танатос! Я помешал бы вам исполнить ваше высокое предназначение! Не вмешайся слепой случай, я бы чудовищно навредил тому, кто так по-человечески отнесся ко мне, когда умирал ребенок Орлин! Вы так невозмутимо встретили известие о том, что я вас чуть-чуть не погубил… Мне стыдно! Боже, как мне стыдно!
– Ах да, – воскликнула Луна, – мы совсем упустили из виду, что в своем прошлом вы встречались с Танатосом! Если вспомнить об этом, то версия «слепого случая» отпадает. От беды нас спас временной парадокс!
Нортон возразил, что у него «иммунитет» против фундаментальных недоразумений, связанных с вторжением в прошлое.
– Да, вы правы, – сказала Луна. – Но в некоторых особых случаях действие временного парадокса распространяется и на вас. Когда именно вы встречали Танатоса?
– Примерно года полтора назад. Когда еще не был Хроносом. Кстати, я согласился занять свой нынешний пост отчасти благодаря знакомству с Танатосом: его пример показал мне, что даже будучи всевластной инкарнацией можно оставаться добрым и сострадательным.
– Он славный, да? – сказала Луна.
Она посмотрела в сторону Танатоса так ласково и с таким уважением, что Нортону стало завидно. Любовь, столь искренне и явно выраженная, делала сенаторшу вдвое краше в его глазах.
– Если бы не та беседа с Танатосом, – продолжала Луна, – вы бы могли с легкостью изменить судьбу Зейна и не допустить его вступления в должность Танатоса. Но ваша встреча имела место. Более того, она оказала на вашу дальнейшую жизнь мощное влияние. Исчезни этот Танатос – и ваша судьба претерпела бы ряд кардинальных изменений. Здесь-то и вступает в силу особый случай временного парадокса. Чтобы не создать неразрешимого хаоса в вашей судьбе, полтора года назад Зейн-Танатос обязан был с вами встретиться. А значит, он обязан был вступить в должность Танатоса, потому что всякий другой не имел бы такого благородного сердца и не смог бы явить вам пример доброты и сострадательности на посту всевластной инкарнации!
Она снова с нежностью посмотрела на своего любимого.
– Чтобы преодолеть описанный мной временной парадокс, вам пришлось бы всерьез потрудиться, – закончила Луна. – А на многоходовую сложную комбинацию вы пока что еще не способны.
Нортон постепенно успокаивался.
– Спасибо, утешили меня немного, – сказал он. – Вот что мне пришло в голову. Та, другая женщина, на которой Зейн женился бы, если бы не стал Танатосом, она была красивая и богатая и добрая… Но ведь и вы – красивая и богатая и добрая! Похоже, вы, Танатос, ничего не потеряли!
– Ничего, – с улыбкой согласился его собеседник.
К этому Луна добавила:
– Поначалу я пошла за Танатосом, потому что за мной пришла Смерть – и деваться было некуда. А потом я узнала его поближе и перестала бояться. Он, как и остальные инкарнации, спас мне жизнь. Но моя любовь не из благодарности родилась. Он такой хороший, что его нельзя не полюбить!
– Так, значит, я не мог причинить вреда Танатосу, – сказал Нортон, возвращаясь к главной теме их разговора. – Это большое облегчение.
– Даже судьбу обычного смертного трудно изменить. О судьбах инкарнаций можно сказать, что они еще менее гибкие. Всякое вмешательство в их прошлое обставлено уймой ловушек – на страже стоит временной парадокс. Однако вы, будучи Повелителем Времени, способны преодолеть любой парадокс. Хотя придется попотеть. Одним мановением руки тут не обойтись. Нужен опыт, терпение и сообразительность.
– А по отношению к Зейну я ни к каким уловкам не прибегал! – довольно констатировал Нортон.
– В данном случае происки Сатаны были изначально обречены на неудачу – по причине, о которой он и не подозревал. Ему нужно было ваше полное и сознательное участие в его операции. Лишь тогда можно было бы преодолеть то «вето», которое ваша встреча с Танатосом накладывала на манипуляции с жизнью Зейна. Хорошенько запомните этот случай. Пусть он будет вам серьезным уроком. Без вашего добровольного и активного участия временной парадокс никто не преодолеет – даже если речь идет не об инкарнациях, а о простых смертных. Кстати, что случилось с амулетом Сатаны?
– Я посетил в прошлом… э-э… женщину, которую любил, – сказал Нортон, вспомнив посередине фразы, что Атропос и Клото в сущности одно… а с Клото он совсем недавно был в постели. Поэтому он сделал свой рассказ предельно лаконичным: – Эта женщина заставила меня уничтожить сатанинский подарок.
– Придраться вроде бы не к чему, – кивнула Луна. – Похоже, Сатана так и не смог провернуть свое подлое дельце.
Атропос снова недоверчиво покачала головой.
– Что-то произошло, – стояла она на своем. В ее следующем вопросе вдруг проглянула ревнивая Клото. – Хронос, вы были еще где-нибудь перед визитом к этой вашей старой зазнобе?
– Да, я посещал ее детство и юность. Как раз во время этого путешествия меня угораздило где-то потерять металлический ободок рога.
– Боюсь, что не вы его потеряли, – заметила Луна, – а он сам покинул вас. Я не сомневаюсь, что именно в этом ободке и находился посланец Сатаны? Он, так сказать, незаметно сошел с поезда во время одной из остановок – и где-то уже сотворил свое черное дело!
– Где вы побывали? – строго спросила Атропос. – В каких именно годах?
– Первая остановка – когда ей было лет семь-восемь, то есть шестнадцать-семнадцать лет назад. Я вошел в нормальное течение времени, чтобы поболтать с ней в парке. Возможно, ободок амулета потерялся именно там.
Атропос исследовала нити и заявила, что ничего странного не обнаружила.
– Затем я посетил множество периодов ее жизни. Но нигде не входил в нормальное время.
– Не исключено, что бесу это и не нужно было, – проворчала Атропос. – Можно выйти из поезда на остановке. Но если приспичит – можно и на ходу спрыгнуть.
Она продолжала изучать нити. Затем устало прикрыла морщинистые веки и промолвила:
– Нашла. Что-то произошло лет семь-восемь назад. Нити, которые я не скрещивала.
– Уверена, что это работа холуя Сатаны, – сказала Луна. – Он внес какие-то изменения в прошлое. Не смог добраться до главной цели – и пустил в ход запасной вариант. Теперь необходимо выяснить, где и как подгадил этот бес.
– Насколько я понимаю, – сказал Нортон, – самый надежный запасной вариант для Сатаны – не связываться с Танатосом, а избавиться от вас.
– Да, если он уничтожит меня, – согласилась Луна, – то добьется своего еще быстрее. Ведь главный объект его ненависти – я. Нападая на Танатоса, он хотел в конечном итоге покончить со мной.
– Но вы живы-здоровы, – возразил Нортон. – Следовательно, у его холуя ничего не вышло. Сатана опять сел в лужу.
– Да, со мной пока что ничего не произошло. Мои магические камни подсказывают, что равновесие Добра и Зла в мире не нарушено. Если бы Сатана уже добился своего, мои камни забили бы тревогу. Однако это не значит, что ничего недоброго не случилось. Возможно, прислужник Сатаны все-таки выполнил задание и зло потихоньку зреет где-то в прошлом. Если будем действовать быстро, правильно и слаженно – быть может, нам удастся обезвредить заложенную в прошлом бомбу!
– Сперва надо обнаружить, где именно она заложена, – сказал Танатос.
– Ничего необычного – сколько ни гляжу, – со вздохом промолвила Атропос. – Никто не убит и не покалечен. Даже непредусмотренных случаев страшного испуга – и тех нет. Если в прошлое и внесено изменение, то оно совсем ничтожное. Может, мы напрасно переполошились?
– Ищите, ищите! – сказала Луна. – Сатана подлый и коварный, но в коварстве он гений, этого у него не отнимешь.
Нортон кашлянул и смущенно взглянул на Луну:
– Извините меня, бестолкового, для меня все ново, и я по-прежнему не понимаю всю эту хитроумную механику… Если в прошлое внесена поправка – каким образом ее действие может оставаться еще не ощутимым? Прошлое – это то, что произошло, а не происходит. Для человека без машины времени прошлое – не процесс, а результат в виде его настоящего. Ведь так? И еще одно. Если прошлое легко переиграть, то почему бы мне не отправиться и не починить то, что было испорчено? Пусть Атропос укажет точное время и место…
Вместо Луны отозвалась Атропос. Не отрываясь от разбора жизненных нитей, она сказала:
– Существует трехперсонный лимит. Это правило накладывает серьезное ограничение на переделки в прошлом. А впрочем, Танатос, вы ведь разбираетесь в деталях. Объясните Хроносу этот важный момент, а то мне недосуг.
Глядя на Хроноса, обалдевшего от этого походя брошенного «трехперсонного лимита», Танатос рассмеялся.
– Не смею важничать своими знаниями! – сказал он. – Как ни забавно, но все, что я знаю о «трехперсонном лимите», я знаю от вас. Дело было так. Я только что вступил в должность Танатоса, и вы, умудренный Хронос, терпеливо растолковали мне тонкости этого принципа. Как странно ученику учить учителя, чтобы затем, спустя годы, получить от него знания!
Из последовавшего объяснения Нортон кое-что понял. Причина отсутствия зримых изменений в настоящем – то, что заметных изменений не произошло и в прошлом. Бес воздействовал не на судьбу конкретного человека, а на нечто в материальном мире прошлого. Если судьбы людей можно считать с жизненных нитей, то «судьбы» вещей ни в каком реестре не зафиксированы и не прослежены. Таким образом, нет ни малейшей возможности вычислить, где и когда бес заложил «бомбу с часовым механизмом». Но в будущем эта бомба обязательно взорвется: вещь сыграет какую-то роль в жизни определенного человека, изменит его судьбу – и начнется свистопляска изменений.
– Как только измененная вещь войдет в соприкосновение с человеческой судьбой и изменит ее, – сказал Танатос, – уже ничего сделать нельзя. Снежный ком покатился. Значит, мы должны успеть до. Что прошлое – результат, а не процесс – это общепринятое и объяснимое заблуждение. Но вы, Хронос, собственнолично путешествовали вдоль времени и воочию убедились, что у прошлого есть протяженность. Как с костяшками домино, выстроенными в ряд: толкни первую – и упадут все остальные. Но они упадут одна за другой. И последняя не может упасть одновременно с первой. Прошлое происходит – и оно еще не дошло до той точки, когда взорвется заложенная бесом «бомба». У нас есть время.
– Как долго продлится эта отсрочка? – спросил Нортон.
– Пять минут… или пять лет. Разве угадаешь?
– Чем копаться в прошлом и выискивать, где нафокусничал посланец Сатаны, – сказал Нортон, – не проще ли мне вернуться по своим следам и уничтожить беса? Ведь он был в полной моей власти. Уничтожу амулет, прежде чем тот потеряет свой ободок, – вот и делу конец!
Танатос отрицательно замотал головой:
– Увы, это невозможно. Тут Сатана все просчитал и все предусмотрел. Мы имеем дело с чистым случаем «трехперсонного лимита». Проще этот феномен можно назвать законом о третьем лишнем.
И Танатос наконец объяснил, что обозначает загадочное понятие.
Хронос – единственное существо, способное самостоятельно перемещаться во времени. Без помощи Хроноса путешествие за пределы настоящего никому не доступно. Временной парадокс в большинстве случаев никак не ограничивает свободу действий Повелителя Времени. Благодаря магии он живет вспять и выполняет огромную работу. Периодически возникает необходимость вмешиваться в прошлое, что-то поправлять в нем. И тогда ему приходится раздваиваться: он-живущий и он-корректирующий-прошлое. Иногда эти поправки могут быть внесены напрямую в прошлое «его-живущего» или косвенно повлиять на «него-живущего».
Обычный смертный столкнулся бы здесь с непреодолимым временным парадоксом.
А Хронос только потому и мог эффективно выполнять свои обязанности, что переступал через данный парадокс как через коврик на пороге.
Итак, дупликация – раздвоение на Хроноса-живущего и Хроноса-корректирующего-прошлое – была явлением как бы естественным и необходимым.
Совсем иное дело, когда Хронос намеревался вторично перекроить тот же отрезок времени.
Сначала Хронос-корректирующий отделился от Хроноса-живущего и направился изменять прошлое. Через какое-то время Хронос-живущий снова раздваивается и посылает в то же время и в то же место свой новый дубликат, который будет корректировать корректирующего. Теперь Хроносов одномоментно трое. И третий явно лишний. Поправки поверх поправок – это уж слишком. Как говорится, надо и честь знать! Могущественный Хронос может попригнуть логику в своих интересах, но ломать ее через коленку не позволено даже ему. Как только появляется Хронос-3, сразу же вступает в силу старый добрый временной парадокс, который не позволяет Повелителю Времени превратить историю в постоянно изменяемый черновик, где столько помарок, что до текста никак не доберешься.
Инкарнации надежно защищены друг от друга. Одна инкарнация не способна воздействовать на другую инкарнацию. Если Хронос мог бы явиться в то же место и время, где занят изменениями другой Хронос, то картинка вышла бы занятная. Песочные Часы ведь тоже раздваиваются! У одного всемогущие Часы, и у другого – всемогущие Часы. Один делает одно. Другой другое. И при этом они не имеют права мешать друг другу. Тупик.
Понимая, что это сложно, Танатос привел такой пример.
Два всемогущих и равных по силе волшебника стоят рядом у бильярдного стола с двумя киями. Один хочет послать шар в левую лузу. А другой – в правую. Если они, равномогучие, ударяют по шару одновременно – шар обязан попасть в правую и в левую лузы. Если один волшебник ударил раньше, а второй хочет запоздало изменить направление движения шара, то шар, будучи лоялен по отношению к обоим, оказывается парализован – он опять-таки не может влететь одновременно и в левую и в правую лузы!
– Понятно, – протянул Нортон. – Но что же получается… если я совершу ошибку, то исправить ее уже нельзя?
– Да. Именно поэтому Хронос должен действовать предельно осторожно. Если он ненароком сотворит зло, то исправить его напрямую он уже не сможет. В лучшем случае найдет сложный косвенный путь исправить свой промах.
– И Сатана прекрасно знал, что сделанного не воротишь! – в сердцах воскликнул Нортон. – Если по моей вине его холуй проник в прошлое и набезобразничал – мне остается только локти кусать!
– Верно. Без злых намерений вы могли перечеркнуть все усилия Атропос, направленные на борьбу с Князем Тьмы. А также и все мои усилия! Ведь Время сильнее Смерти и сильнее Судьбы! Последствия ваших дел, Хронос, так велики, что в какой-то ситуации вы способны уничтожить любую инкарнацию. Напрямую вы не способны вредить другим инкарнациям, но окольным путем, через свои огрехи при работе со временем, вы можете всех нас истребить на корню – за вычетом Господа и Сатаны, которые действительно вечны.
– Вы хотите сказать, что я могу уничтожить само понятие Судьбы? Или само понятие Смерти? То есть сам институт Судьбы и институт Смерти?
– Полагаю, последнее вы осуществили бы с огромным удовольствием! – рассмеялся Танатос. – Оттого-то мы, инкарнации, и бессмертны на 99,99%, что есть много бездумных охотников поскорее улучшить Вселенную (присутствующих я исключаю из их числа). А попробуйте-ка упразднить Смерть
– и в мире воцарится мрак и хаос почище, чем после победы Сатаны. Возможно даже, что отмена Смерти могла бы стать одним из вариантов победы Дьявола!
Нортон насупился. Как все сложно!
– Стало быть, сделанное помощником Сатаны я исправить уже не могу, – подавленно произнес он. – Но если я не могу остановить беса…
– Погодите вешаться! – с ободряющей улыбкой сказала Луна. – Должен быть какой-то выход! Я вот о чем подумала. Своих помощников Сатана надолго от себя не отпускает – дел у него невпроворот. Поэтому бесу, который «зайцем» проехался с вами в ободке амулета, хозяин наверняка не позволит и часа прохлаждаться в прошлом для контроля за развитием событий. Если мы дознаемся, где «бомба», и вовремя обезвредим ее. Сатана какое-то время не будет даже подозревать о нашем успехе. А «бомбу» можно обезвредить – это ясно из того, как тщательно Сатана позаботился отвлечь внимание Хроноса. Дьявол зазря хлопотать не станет. Значит, он пока что не до конца уверен в необратимости своей победы.
– Да-а, уж он меня знатно отвлек! – с горечью воскликнул Нортон. – Прогулял через пол-Вселенной и соорудил мне приключения в магическом мире! Якобы показывал образчики своей платы за мою услугу. А сам ставил не на мое согласие, а на мое невежество и невольное сотрудничество! Вот и вышло, что бес тайком на моей шее в прошлое въехал!.. Но видели бы вы, как Сатана рассвирепел, когда я сообщил об уничтожении амулета! Должно быть, испугался, что вся его хитро задуманная операция сорвалась!
– Хватит корить себя! – сказала Луна. – Мы, считай, счастливчики! Если бы основной план Сатаны сработал и Зейн не стал бы Танатосом, мы бы погибли – мгновенно, без предуведомления. Даже не узнали бы, отчего и почему! А так у нас есть шанс побороться… Ну что, Атропос?
– Ничего утешительного. Вижу кое-где необычное напряжение нитей, однако природу его понять не могу. С ясностью мои нити говорят одно: если запасной план Сатаны сработает – он станет властелином мира.
Все пригорюнились.
– Гея! – вдруг воскликнула Луна. – Надо посоветоваться с Геей!
– Хорошая мысль, – отозвался Танатос. – Я доставлю Атропос к Матушке Природе.
– Нет, мы все отправимся с тобой, – сказала Луна.
Они вышли на поляну перед особняком.
Танатос свистнул – и словно из-под земли перед ними вырос конь бледный, уже знакомый Нортону Морт.
– Мы едем к Матушке Гее, – сказал Танатос своему коню.
– Но как мы поместимся – все четверо? – спросил Нортон.
Однако он опоздал со своим вопросом – Морт внезапно превратился в роскошный огромный автомобиль.
Танатос распахнул дверцу.
– Смелее, друзья, – сказал он.
Обходя машину, Нортон обратил внимание на номерной знак.
«МОРТ» – прочитал он и улыбнулся. Чего только не бывает на свете!
Однако колеса были лишь данью традиции. Автомобиль с номерным знаком «МОРТ» взмыл ввысь – и покатил сквозь неведомые небесные сферы.
Вскоре они очутились перед утопающим в зелени величавым особняком на полпути из ниоткуда в никуда.
Когда машина остановилась и пассажиры вышли, Морт тут же опять принял форму лошади и стал пастись на лужайке.
Хотелось бы знать, продолжал ли он ощущать себя конем, будучи внешне автомобилем?.. Нортон тряхнул головой: об этом он подумает как-нибудь на досуге. Пока что более важных проблем хоть отбавляй!
Четверка гостей направилась ко входу.
Гея встретила их у двери. Женщина средних лет крепкого телосложения. На голове венок из цветов. Одежда – из листьев и сосновой хвои. Было очевидно, что зеленый – ее любимый цвет. Лицо Геи излучало спокойную уверенность в своих силах. Она выглядела мудрой и доброй.
Зеленый – цвет природы, подумалось Нортону. Черный – принадлежит Танатосу. Белый – мне, Хроносу. Любопытно, а какой же цвет соответствует Судьбе?
– Мы в большой беде. Гея, – прямо с порога начала Клото, не заботясь о светской преамбуле. – Сатана хитростью сделал так, что Хронос доставил беса в прошлое, где тот сотворил что-то, в результате чего Луна погибнет – и Князь Тьмы завладеет всем миром. Временной парадокс не позволил Сатане добиться мгновенного успеха. Однако он умудрился внести какую-то незаметную поправочку в прошлое, которая позже стронет с места снежный ком последствий. Увы, мы не знаем, в чем состоит эта поправка и где именно она затаилась в ожидании своего часа. А значит, мы бессильны что-либо противопоставить дьявольским козням.
Гея посмотрела на Нортона, узнала его и сказала:
– Позвольте мне принести извинения за свою ошибку.
Боже, она помнила о ребенке Орлин!
– Принимаю ваши извинения. И не держу на вас зла.
Он сказал это искренне. Не век же ему на нее обижаться! В конце концов, ведь именно Гея споспешествовала его назначению на должность Хроноса.
Гея повернулась к Клото.
– Дайте-ка я взгляну, – сказала она.
Клото вытянула вперед руки с распяленными между ними нитями.
– Вы позволите? – спросила Гея.
– Как вам будет угодно, – ответила Клото.
Гея сделала едва заметный жест над нитями – и свершилась внезапная метаморфоза и с нитями, и со всем окружающим.
Нити превратились в протянутые сквозь пустоту бесконечные исполинские виноградные лозы с мириадами листочков. Зала особняка, где Гея находилась со своими гостями, раздвинулась во все стороны так, что каждая стена оказалась у самого горизонта, а потолок заменил небо. Соотношение размеров было таково, что Нортон ощутил себя букашкой, которая упала на землю с зеленой ветки и с тоской глядит вверх на утраченный рай.
Но как сложен был общий рисунок этих исполинских виноградных лоз! Имея одно общее направление, как сложно они при этом пересекались! Сколько веток и веточек, сколько отростков и отросточков! Какая игра переплетений! Да, в таком виде нити Судьбы давали куда более полную и подробную картину сверхсложной реальности.
Гея взлетела и заскользила вдоль виноградных лоз.
Через некоторое время издалека донесся ее голос:
– Это здесь!
И тут же масштаб мира стал прежним.
Три инкарнации и Луна подошли к Гее, которая взволнованно показывала на короткий немного увядший отросточек лозы. Только при очень внимательном осмотре Нортон заметил, что отросточек был сломан почти у самого конца, а затем сросся.
Матушка Природа взмахнула рукой – и отросточек стал размером с дерево.
Она внимательно ощупала кору и осмотрела листья. Затем в ее руке оказалось что-то вроде небольшой призмы, которая послала цветной луч на то место, где тонкая веточка сломалась и срослась.
– Понятно, – наконец сказала Гея. – Мой спектрограф показывает наличие яда.
– Смертельного? – спросила Клото.
Гея задумчиво нахмурилась:
– Да, смертельного в принципе. Это цианистый калий. Но странно… Попавший в организм яд был нейтрализован до такой степени, что принявший его человек ощутил в худшем случае короткий приступ дурноты. Может быть, слег на пару часов. Кто-то заранее поколдовал над капсулой с ядом – и она стала почти безвредной.
– С какой стати Сатане баловаться с нейтрализацией яда? – спросил Танатос.
Клото, со своей стороны, также тщательно обследовала многократно увеличенный росточек.
– Оп-па-па! – воскликнула она, молодо и белозубо улыбнувшись. – Я просекла, в чем тут дело. Ну и шустряк же Сатана! Хотел всех нас кинуть! За чайников нас держит!
Гея поморщилась от ее лексики.
– Это ты давала отраву этому человеку? – строго спросила она.
– Я бы так не формулировала, – ответила Клото. – А впрочем, Лахесис объяснит лучше меня.
Инкарнация Судьбы приняла срединную форму.
– Я никого не травлю, – сказала она. – Точно так же, как Танатос никого не убивает. Я только исполняю букву мирового закона: пряду нить, слежу за ней, а потом в предписанный свыше срок обрываю. Справедливость отдельной человеческой судьбы – не мое дело. Мне было ведено ликвидировать одного достаточно заурядного пожилого человека, дабы он освободил место для выдающейся молодой женщины. Я поменяла местами капсулы – и он глотнул вместо лекарства цианистый калий… Ему было шестьдесят два года. Старик не представлял никакой ценности для мира, даром что занимал важный политический пост… Да что вы на меня так смотрите! Я его не заставляла принимать яд. Мог повнимательней посмотреть на капсулу!
Простодушная софистика Лахесис, похоже, не переубедила Гею. Она вздохнула и покачала головой, как бы говоря: душечка, все это только хитрое жонглирование словами!
– Цианистый калий! – воскликнула Луна. – Теперь и для меня многое прояснилось!
– Вы все говорите загадками! – посетовал Нортон. – Объясните мне толком!
– Дело в том, – сказала Лахесис, – что сенатор от родного штата Луны скончался будучи на своем посту. Назначили специальные выборы – и Луна победила на них при активной поддержке сил Добра. Так она стала сенатором.
– И сенаторша из нее вышла замечательная, – с гордостью добавил Танатос. – Сейчас сенат в отпуске. Но во время сессии Луна постоянно в центре внимания прессы. Она восемь лет на своем посту – сделала много хорошего и обеспечила себе широкую поддержку в рядах своей партии. Не исключено, что в будущем она будет первой женщиной на посту президента США! У нее есть все шансы победить уже на ближайших президентских выборах!
– По правде говоря, – смущенно пояснила Луна, – я еще не решила, буду ли я выдвигать свою кандидатуру.
Нортон промолчал. Ему было стыдно, что в последние годы – до принятия Песочных Часов – он так оторвался от цивилизации и так углубился в личные проблемы, что и слыхом не слыхал о сенаторше по фамилии Кафтан.
– Но после того как вы в критической ситуации устоите против сатанинского политического воинства, – сказала Лахесис, – вы станете кандидатом номер один на президентских выборах! Я читаю это по моим нитям.
Теперь ясно, почему Сатана так ненавидит Луну! Умная женщина, которая занимает видное место на политическом Олимпе, имеет поддержку инкарнаций, а также является наследницей магических способностей своего отца, выдающегося мага! Такая способна противостоять любым проискам Князя Тьмы! И раз Сатана так стремится ее убрать – значит, он действительно задумал нечто масштабное, нечто воистину дьявольское!..
– Так вот в чем состояла «проказа» беса, который прокатился в прошлое на моей шее! – воскликнул Нортон.
– Да, он почти полностью нейтрализовал яд в капсуле, которую принял сенатор, – сказала Лахесис. – Стало быть, сенатор не умрет. Луна не выдвинется на первый план в политике – и не сможет в нужное время противостоять замыслам Сатаны.
Что и говорить, тонкий и коварный замысел!
– Почему бы Луне не получить пост сенатора на обычных выборах? – спросил Нортон.
– Соперничать с действующим сенатором, который представляет твою же партию? – возразила Лахесис, проявляя неожиданную эрудицию в области американской политики. – Вы когда-нибудь слышали о таком? Или о сенаторе, по своей воле отказавшемся от участия в очередных выборах? Сенат – это место, откуда или выносят вперед ногами, или убираются, проиграв представителю другой партии. Сенатор, который избежал отравления в шестьдесят два года, проживет еще двадцать четыре года. Он только что выбран и до следующих выборов почти шесть лет. Если Луна и пробьется в сенат – каким-то чудом и только через шесть лет, – то она не успеет к нужному моменту набрать достаточно политического веса и не будет возглавлять тот самый сенатский комитет, который должен сыграть роль последнего бастиона в войне с Сатаной! Нет, это не вариант! Чтобы победить Князя Тьмы, Луне надлежит стать сенатором именно тогда, когда она получила этот пост! Мы обязаны восстановить ядовитость яда – и убрать сенатора, оказавшегося на пути Луны!
– Но это же убийство! – в ужасе вскричал Нортон. – Форменное политическое убийство!
– Мы не убиваем, – сказала Гея, со значением взглянув в сторону Танатоса. – Мы просто распределяем жизнь и смерть.
Лахесис выбрала более убедительный аргумент:
– Если следовать логике, то мы просто восстанавливаем уже случившееся. Мы восстанавливаем естественный ход вещей. Человек погиб без нашего участия. При чем же здесь убийство?
Нортон был в смятении. С несчастным видом он пытался возражать дальше:
– Сознательно отравить человека – разве это не убийство? Остальное – пустые словеса!
– Послушайте, Хронос, разве у вас есть другое предложение? – мрачно осадила его Лахесис. – Вы подумали о том, что произойдет, если Сатана одержит победу? Сколько миллионов или миллиардов людей будут обречены на муки и гибель и самым буквальным образом окажутся в Аду?
– Нет, не подумал, – простодушно признался Нортон.
– Как только партия сатанистов придет к власти, почитание Бога объявят уголовным преступлением. Всех несогласных будут ждать тюрьмы, лагеря и пытки. А тех, кто испугается и начнет молиться Сатане, ожидает Ад. И малодушных, разумеется, окажется большинство, ибо известно, что плоть слаба. С такой поддержкой Сатана добьется своего: равновесие существенно качнется в сторону Зла, и оно победит сперва на Земле, а затем и во всей Вселенной. Что значит смерть одного сенатора – когда альтернативой ему является грядущая смерть Бога?
– Он ведь вечен, – слабо возразил Нортон.
– Чем вечное изгнание лучше смерти?
– Но то, что вы предлагаете, – не унимался Нортон, – это же циничное «цель оправдывает средства»! Хороши мы будем, если сотворим Зло во имя Добра!..
– Красиво говорите! – задиристо сказала Гея. – Отчего бы вам лично не совершить экскурсию в Ад и воочию не убедиться в безмерной силе Сатаны? Бросьте взгляд на место, куда человечество в полном составе попадет из-за вашего чистоплюйства!
Глаза ее при этом были как голубое небо с внезапно налетевшими грозовыми тучами.
– А я могу это сделать? Я могу побывать в Аду?
– Вы инкарнация. А значит, вольны бывать везде, где пожелаете. Даже Сатана не смеет вам в этом перечить.
Нортон задумался над предложением посетить Ад – и пришел к выводу, что это излишне. Он и без того был уверен в том, что Сатана есть Зло. И отдавать ему мир – сущее безумие.
Убивать не хотелось. С другой стороны, вся этика его работы с прошлым зиждилась на сомнительных основах. Если он такой добрый, отчего бы ему не заняться переделкой всех судеб, отменой всех убийств в прошлом… за последние десять лет? за последние сто лет? за последнюю тысячу лет? Где остановиться? На отмене факта десятка убийств – или миллиарда убийств? Если он всего этого не делает, то нечего рожу кривить от одного погибшего ради непришествия к власти Сатаны!
– Я помогу вам, – решительно сказал Нортон. – Я отправлюсь в прошлое – и все улажу.
Гея протянула ему коричневую капсулу в твердом прозрачном ящичке.
Нортон принял ящичек дрожащей рукой.
– Вы подмените капсулу с бесовским заклятием на эту, – сказала Гея. – Действует мгновенно. Сенатор не будет страдать.
Нортон кивнул.
– И помните, вы спасаете мир.
– Я помню, – уныло отозвался он.
11. ИСПЫТАНИЕ
– К вам посетитель, сэр, – доложил дворецкий.
– Меня ни для кого нет, – сказал Нортон. – Мы с Часами здорово притомились. Нам бы отдохнуть.
– Сэр, это не тот посетитель, которому легко отказать. К тому же он весь кипит от злости.
Нортон насупился:
– Надо понимать, это Сатана? Что ж, нет ничего удивительного. Зовите сюда – чтобы я лично послал его к черту!
Сатана не кипел от злости. Он дымился от злости серным противным дымком. Между его волосами вдруг стали заметны рожки – потому что они раскалились как две железки в огне.
– Вы мешаете работе моих демонов! – с порога закричал Сатана. И по его губам пробежали язычки пламени.
– Они мешали моей работе, – отрезал Нортон. – А теперь извольте убираться из моего дома. Ничего общего с вами иметь не желаю!
– Вы испохабили мой грандиозный проект, пустили под откос все мои великие планы!
– И очень этому рад. Мне не нравится, когда меня держат за мальчика и дурят почем зря – и при этом используют на потребу Злу!
– Вы… вы человека убили! Мой слуга хотел спасти почтенного сенатора от глупой смерти, а вы подсунули ему отраву! Да вас повесить мало! А слугу своего я сгною в адских топях за то, что он поленился и не дождался результата. Он смылся – и тут вас нелегкая принесла!
– Сенатор должен был умереть глупой смертью – так было записано в Книге Судеб, – хладнокровно отозвался Нортон. – Я просто не позволил вам вторгнуться в прошлое и спутать нити, которыми распоряжается трехликая госпожа Судьба!
– Я этого так не оставлю! – процедил Сатана. – Вы мне за это заплатите!
Однако Нортон был сыт по горло общением с Врагом Человеческим.
– Проваливайте-ка в свой Ад, любезный! – сказал он.
Пламя полыхнуло из ушей Сатаны. Он поднял кулак с явным намерением напасть.
Нортон, помня о своей неуязвимости благодаря чудесному плащу Хроноса, презрительно скривил губы:
– Ну ударьте меня!
– Нет, простак, я приложу тебя иначе! – в ярости прошипел Сатана и с боксерской сноровкой направил свой кулак в сторону подбородка врага. – Ты у меня окажешься в таком нокдауне, из которого не будет возврата!
Нортон инстинктивно нырнул вниз, хотя и знал, что кулак Сатаны не может причинить ему вреда, ибо даже перед вроде бы незащищенным подбородком его рука упрется в магическую прозрачную стену.
Однако Сатана и не имел в виду обычную мужскую разборку со сломанными носами. Из костяшек его кулака на Нортона прыснуло густым быстро растекшимся дымом – и на мгновение тот ослеп.
Проворно выступив из клубов дыма, Нортон обнаружил, что стоит на знакомой поверхности зеленой планеты, а в сотне ярдов от него – космолет, тот самый, что они с Дарстеном умыкнули у бемов.
Проклятье, он опять в галактике, состоящей из антивещества!
– Чтоб ты провалился, гад хвостатый! – запричитал Нортон. – Как же он умудрился выпереть меня сюда? Он не мог это сделать без моего внутреннего согласия!
Жим. Жим. Жим.
Нортон печально усмехнулся:
– Слава Богу, хотя ты со мной, мой верный дружок. Жимчик, ты в курсе, каким образом я могу сейчас же вернуться домой?
Жим. Жим. Жим.
– Ты не вполне уверен? Но я-то был убежден в том, что Сатана ничего не в силах мне сделать без моего явного или тайного согласия!
Жим.
– Я ни сном ни духом не виноват! И в мыслях не держал сюда вернуться!
Жим-жим.
Нортон был озадачен. Жимчик соглашается с ним или нет?
– Ты хочешь сказать, что я таки дал согласие на путешествие сюда, только бессознательно?
Жим.
– На сей раз ты ошибаешься! Что именно могло притягивать меня сюда? Здесь нет ничего такого…
Тут он увидел скачущего к нему по воздуху Аликорна с восхитительно красивой молодой женщиной на спине. Эксельсия! О, как она прекрасна!
Жим.
Нортон вздохнул. Ему стало стыдно.
– Извини, Жимчик. Ты как всегда прав…
Эксельсия была не только мила и хороша собой. Они жили в одном временном направлении, а значит, имели возможность встречаться как нормальные люди. Он устал гоняться за недоступным счастьем. А с этой женщиной у него могли завязаться прочные и долгие отношения.
– Так, выходит, это не шаровая АВ-галактика, – пробормотал Нортон. – Это Туманность Волшебного Фонаря. Тоже неплохое место для душевного отдыха.
Жим-жим.
– Насчет отдыха ты не согласен? По-твоему, Сатана затеял очередную гадость?
Жим.
– И опять заслал меня куда подальше, чтобы я не вертелся под ногами и не мог разрушить его планы?
Жим.
– В таком случае я немедленно возвращаюсь!
Жим. Жим. Жим.
Аликорн опустился на землю. Эксельсия спрыгнула с единорога и помчалась к Нортону. На этот раз на ней было белое полупрозрачное платье с огромным вырезом. Он залюбовался бегущей полунагой красавицей. Да, сюда стоило вернуться…
– Ах, сэр Нортон! – воскликнула Эксельсия, останавливаясь рядом. Казалось, ей стоило большого труда не броситься ему на шею. Она тяжело дышала – то ли запыхалась, то ли была в страшном волнении. Ее роскошная грудь аппетитно вздымалась. – Я не успела по-настоящему поблагодарить вас за доблестную помощь: вернувшись, я вас не застала. Я обыскала всю планету
– тщетно.
– Ну-у, я…
Но тут она не выдержала и все-таки обняла его – порывисто и страстно.
– И вот наконец я обрела вас!
Красавица поцеловала его в губы – ощущение было таким сладостным, что у Нортона едва ноги не подкосились.
– Спасибо вам, огромное спасибо! – прощебетала Эксельсия, продолжая его обнимать.
– Не стоит благодарности, – сказал сияющий Нортон. Тем не менее он нашел в себе силы оторваться от девушки и добавил: – Увы, я должен опять покинуть вас, потому что…
Тучка налетела на ее прелестное личико. Надув губки, она обиженно спросила:
– Ты должен покинуть меня?
– У меня неотложные дела на другой планете – на моей родной Земле…
Из глаз Эксельсии немедленно полились слезы.
– Но, сэр Нортон, я столько всего хотела показать вам на нашей прекрасной планете!
Нортон был не прочь увидеть то, что она могла бы ему показать. Однако он на горьком опыте убедился в коварстве Сатаны. Времени терять нельзя.
– Я с радостью принимаю ваше предложение все мне показать… но давайте отложим до другого раза.
– «До другого раза»! – так и вскипела Эксельсия. Она вырвалась из его объятий и надменно заявила: – Никакого другого раза не будет, если какие-то глупые дела для вас важнее, чем мое общество!
Девушка решительно зашагала прочь – обратно к Аликорну.
Нортон был огорчен таким репримандом и засеменил за ней, приговаривая:
– Погодите, Эксельсия. Я вовсе не хотел обидеть вас! Зачем нам расставаться в ссоре? У меня действительно важные дела…
– Кто я такая, чтобы вы тратили время на извинения передо мной? – деланно униженным тоном сказала Эксельсия, останавливаясь возле единорога.
– Ступайте на свою Землю – наверное, вас там ждет какая-нибудь зазноба. Вот пусть она и пытает свою удачу с вами!
– Никакой другой женщины не существует! – запротестовал Нортон. Конечно, он любил Орлин. И у него была Клото. Но какой мужчина вспоминает о таких пустяках, когда в двух шагах от него красавица в полупрозрачном одеянии с декольте до самых сосков!
– Значит, вы останетесь? – так и просияла Эксельсия.
Сказать «нет» было выше его сил! Да и велика ли беда, если он останется… на часок-другой! Или даже на денек-другой…
Жим-жим.
– Заткнись, – тихо шепнул он Жимчику.
Эксельсия удивленно вскинула брови.
– Это я не вам, – поспешно сказал Нортон.
– А-а, это вы со своим колечком разговариваете! – догадалась смекалистая Эксельсия. – Помню, помню вашего Жимчика. Странное существо. И хороший советчик. Он говорит, что я вам не пара? Ведь так?
– Нет, что вы! – с энтузиазмом солгал Нортон. – Просто Жимчик напоминает мне, что на Земле случится великая катастрофа, если я немедленно не вернусь.
Эксельсия внезапно смягчилась:
– Сэр Нортон, простите меня, дурочку. Это все мой вздорный характер. Я не должна была так срываться. Если дома вас ждут серьезные дела – мне ничего не остается, кроме как скрепить сердечко и терпеливо ждать вашего возвращения.
Едва ли я сюда вернусь, подумал Нортон. Если мне удастся сорвать планы Сатаны, он вряд ли возымеет желание организовать мне новое увеселительное путешествие в Туманность Волшебного Фонаря!
Решительно отмахнувшись от этой печальной мысли, Нортон сказал:
– Спасибо за понимание, Эксельсия. Всей душой хочу остаться с вами, но
– увы и ах! – не могу манкировать должностными обязанностями… До свидания.
Он сосредоточился на желании вернуться домой.
Но ничего не случилось.
Он стоял все на той же зеленой планете.
Эксельсия с любопытством наблюдала за ним. Очевидно, его попытка выглядела со стороны довольно комично.
– Не иначе как обратной дороги найти не можете? – не без яда в голосе спросила капризная красавица.
До Нортона наконец дошло, что сюда он прибыл не по своей воле, хоть и не против своего желания.
Значит, и для возвращения необходима чужая воля.
– Похоже, вы правы, – удрученно сказал Нортон и покраснел. – Я вроде как заблудился…
За его спиной что-то щелкнуло. Это распахнулся люк стоящего неподалеку бемовского космолета, о присутствии которого Нортону до сих пор было некогда вспоминать.
Из люка показался мужчина. Ба! Да это же Бат Дарстен!
Знакомый голос произнес, смакуя каждое слово:
– Как приятно выбраться на свет Божий и сразу же увидеть классную фемину!
Вслед за пилотом из корабля вывалился бемчик – тот самый, которого Дарстен сперва осиротил, а потом усыновил. Бемчик немного подрос, но сохранял милый вид, присущий детенышам даже самых страшных монстров.
Впрочем, оказавшись на земле, бемчик почти сразу же принял вид робоцикла – робота-мотоцикла. Дарстен оседлал робоцикл и покатил в сторону Нортона, Эксельсии и Аликорна.
Единорог настороженно захлопал крыльями, а Эксельсия выхватила нож.
– Успокойтесь, – поспешно сказал Нортон, – это мои друзья. Знакомьтесь. Бат Дарстен, бесстрашный пилот, космический рыцарь без страха и упрека. И маленький бем, которого он усыновил. Бат, разреши тебе представить Эксельсию и Аликорна.
Дарстен спрыгнул с робоцикла и галантно поклонился в сторону Эксельсии:
– Мамзель! Мое почтение! – Затем он повернулся к Нортону и солидно поправил его: – Не усыновил, а «удочерил». Найденыш женского пола. Это не бем, а Бема. Она прелесть, не правда ли?
Как раз в этот момент Бема приобрела свой естественный вид: что-то вроде полуприкрытого темным панцирем продолговатого пузыря со щупальцами и с огромными глазами насекомого на коротких ножках.
Аликорн при виде небывалого существа фыркнул и попятился. Эксельсия взвизгнула от страха.
Нортон поспешил вмешаться:
– Не пугайтесь. Бема хорошая. Хотя и выглядит несколько необычно. Они с Дарстеном – безобидные герои «космической оперы».
Тут он осекся. За обилием впечатлений он только сейчас осознал всю несообразность присутствия Дарстена и Бемы в Туманности Волшебного Фонаря.
– Погодите, здесь какое-то недоразумение! – воскликнул Нортон. – Ведь мы находимся внутри фэнтези! А вы – герои «космической оперы»!
– Фэнтези-шмэнтези! – проворчал Дарстен. – Нас засосало в искривленное пространство и швырнуло черт знает куда. Вот мы и приземлились на первой попавшейся зеленой планете. Надо починить корабль. Что касается моей Бемы… Конечно, она немного похожа на тухлое яйцо, которое упало на асфальт с третьего этажа. Но это не мешает ей быть вполне симпатичным существом. Вообще, бемы, оказывается, не такие уж и плохие, если узнаешь их поближе. Ты к ним по-доброму – и они к тебе по-доброму. Словом, чем нам не жилось внутри одной галактики!.. Но ты-то что тут делаешь, артист? Ни с того ни с сего исчез из корабля… Я решил, что это гений телепортнул тебя куда подальше.
– Ты почти угадал, – согласился Нортон, не желая вдаваться в объяснения. – А теперь я… ну, словом, теперь меня телепортировали сюда. Тебя, Бат, занесло в мир, где действует магия – точно так же, как и у меня на родной Земле. У нас с Эксельсией было совместное приключение…
Дарстен окинул красавицу с головы до ног жадным взглядом и присвистнул:
– Да-а, артист, я бы сам не отказался поиметь такое приключение – и не один раз.
– Чтоб у тебя язык отсох, кретин неотесанный! – сердито отозвалась Эксельсия.
– Послушай, ты, потаскуха гологрудая… – не остался в долгу Дарстен.
– Эй-эй, ребята, потише на поворотах! – вскричал Нортон.
Однако его никто не слушал. Эксельсия, размахивая ножом, наступала на пилота. Тот выхватил бластер и готовился палить. Аликорн в свою очередь атаковал Бему, которая превратилась в огромную точилку для карандашей и норовила оседлать его рог.
– Стоя-а-а-ть! – заорал не своим голосом Нортон, готовый уже прибегнуть к Песочным Часам и заморозить время.
Все замерли.
– Так, – уже спокойней сказал Нортон, – давайте усвоим, что мы из двух разных миров… – Взглянув на пучеглазую Бему, он поправился: – …из трех разных миров. Наши взгляды и понятия очень разнятся. И тем не менее давайте проявлять терпимость и жить дружно.
Эксельсия грациозно передернула плечиками.
– Вам, сэр Нортон, я ни в чем не могу отказать, – ответствовала она. – Если необходимо, я буду безропотно сносить присутствие этого межзвездного дебила.
Пилот осклабился:
– Я не против этой грубиянки. Только пусть сиськи поменьше вываливает, а то я зверею…
– Хорошо, договорились. И оба следите за речью – чтоб больше никакого трам-тара-рама! Объясните Беме и Аликорну, что у нас пакт о ненападении.
– Бемочка, – обратилась Эксельсия к пучеглазой малышке, – мы с тобой женщины и общий язык найдем. Я искренне сочувствую тебе: это тяжкая судьба
– постоянно общаться с таким кре… с таким неразумным молодым человеком.
– Аликорн, – сказал Дарстен единорогу, сердито поглядывая на Эксельсию,
– если ты научился выносить эту сварливую гади… то есть эту непокладистую девицу, то уж со мной ты как-нибудь да поладишь.
Когда недоразумение наконец было улажено, Нортон обратился к пилоту:
– Может быть, ты поможешь мне, Бат? Я должен срочно вернуться на свою родную планету, но не знаю, как это сделать. Не пособит ли мне в этом кто-нибудь из гениев? Тебе не сложно переговорить со своим начальником?
Пилот был полностью погружен в созерцание декольте Эксельсии, которая наклонилась, чтобы погладить Бему.
– Да-а-арстен!
– А? Что? Да плевое дело! Ты, значит, домой. А я тут с этой куколкой…
Эксельсия уже открыла рот, чтобы достойно ответить, однако Нортон не дал ей высказаться.
– Закончив необходимую работу, – строго отрезал он, – я сюда вернусь.
– Ладно, дело хозяйское, – без особого энтузиазма согласился Дарстен. – Вернешься так вернешься.
Пилот и Нортон направились к космолету, забрались в него и сели за пульт управления.
– Мой друг Нортон сослужил вам в свое время большую службу, – сказал Дарстен появившемуся на экране гению. – Теперь он просит об ответной любезности. Он хочет…
– Мы не обмениваемся любезностями, – скрипуче ответила конусообразная голова. – Мы заключаем сделки.
– Что ж, – сказал Нортон, – я могу и сделку заключить. А пока что мне нужна консультация.
Гений мрачно уставился на него. Нортон почувствовал жар в макушке. Он проворно прикрыл голову своим волшебным плащом – и ощутил приятную прохладу.
Глаза гения сердито округлились.
– Вы неуязвимы для моей силы! – почти обиженно сказал он.
– Я просто не из вашей галактики, – примирительно ответил Нортон, не желая вдаваться в подробности. – Я принимал участие в экспедиции против бемов. Был помощником Дарстена. Можете проверить в своих архивах.
– Архивы могут лгать. Вдруг вы бемовский шпион? По крайней мере сейчас вы говорите со мной из вражеского космолета.
– Это трофейный корабль, – пояснил Дарстен.
– Так чего вы хотите? – обратился гений к Нортону.
– Мне нужно срочно на родную планету. Доставьте меня туда.
– Вы чужак, поэтому я не могу читать ваши мысли. О какой планете идет речь?
Нортон с грехом пополам объяснил, где находится Земля. Только гений и мог разобраться в его сбивчивых объяснениях.
– Так, нашел, – наконец объявила коническая голова. – Отсюда до вашей Земли пятьдесят семь тысяч световых лет. Знаете, сколько психической энергии надо затратить на перемещение вас туда?
– Я думаю, много.
– «Много» – это слабо сказано! В обмен я потребую от вас равноценную услугу.
– Что именно? – настороженно спросил Нортон.
– В данный момент вы находитесь в мире трехзвездочной фэнтези, где обитает Злая Волшебница.
– Уже нет, – сказал Нортон. – Мы уничтожили ее.
– В волшебном царстве гибель не является перманентным событием.
На всякий случай гений быстро просмотрел свои архивные файлы.
– Все правильно, вы сумели вывести ее из строя на два часа. Затем она пришла в себя. Но за это время она кое-чего лишилась из своего состояния.
– Да, Аликорна, – подтвердил Нортон.
– А также амулета, с помощью которого мы были в курсе всех ее дел. Теперь этим амулетом владеет ее могучая сестра – Злейшая Волшебница.
А Нортону – по простоте душевной – мнилось, что злее той Злой Волшебницы, что он встречал, на свете и быть не может!
Оказывается, имеется сестричка с еще худшим нравом!
– Добудьте мне этот амулет.
Нортону требование не понравилось.
– Вы меня втравляете в рискованное предприятие, – сказал он. – Эта мегера вряд ли по доброй воле отдаст свою добычу!
– Потому я и посылаю вас. Отнимите амулет – и я тут же отправлю вас на Землю.
– Но это может занять уйму времени, а времени у меня как раз и нет! К тому же по ходу дела меня могут убить или превратить в жабу…
– Времени у вас будет еще меньше, если вы станете тратить его на-споры со мной. Быстрей начнете – быстрей закончите.
Нортон вздохнул. Деваться некуда!
– Хорошо, – сказал он. – Я попробую.
Экран погас.
Выйдя из космолета, Нортон обратился к Эксельсии:
– Похоже, меня озадачили одним поручением, от которого мне не отвертеться. Вы, часом, не знаете, где обитает Злейшая Волшебница?
– Да вы шутите! – воскликнула Эксельсия. – Кто же, будучи в здравом уме, отправится к ней в гости?
– Мне нужно отнять у нее один амулет. И чем быстрее – тем лучше. Скажите, где находится ее замок, и я тут же отправлюсь в путь.
– Только безрассудный герой или круглый дурак может сунуться в логово Злейшей Волшебницы! – вскричала Эксельсия, горестно заламывая руки.
– Не знаю, кто я, герой или дурак, но идти-придется.
– Одного я вас не пущу, сэр Нортон! – решительно заявила Эксельсия. – Я отправлюсь вместе с вами.
– И я, – встрял Дарстен. – Ты был со мной в лихую годину, поэтому я не могу бросить тебя в беде.
– Друзья, – сказал Нортон, – подумайте о том, какой страшной опасности вы себя подвергнете! Не хочу, чтобы вы рисковали жизнью из-за меня!
– Ты помогал нам, – упорствовала Эксельсия, грудь которой живописно вздымалась от волнения, – и теперь пришел час нам помогать тебе.
– Угу, – подтвердил Дарстен.
– Спасибо вам обоим, – сказал растроганный Нортон.
Эксельсия дала примерное направление, и бемовский космолет под управлением Дарстена, облетев полпланеты, приземлился возле замка. На хозяйку Аликорна, которая знала лишь магические приспособления и с техникой знакома не была, странный летательный аппарат произвел большое впечатление. Что касается единорога, то он лишь презрительно фыркал – не исключено, что от зависти.
Неприступное логово Злейшей Волшебницы было мрачным, малоприветливым замком средневекового типа – темные массивные башни, наполненный водой ров и подъемный мост. По стене прогуливался в качестве стража волк и время от времени заунывно выл – то ли от скуки, то ли для острастки нежеланных гостей. Впрочем, путников поблизости не наблюдалось.
Нортон с друзьями вышел из космолета и приблизился к подъемному мосту.
Над воротами он увидел табличку с крупными черными буквами: «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ».
Нортон нервно сглотнул и сказал своим спутникам:
– Ну, друзья, дальше я пойду один.
Эксельсия исподлобья посмотрела на замок. Побледнела она еще тогда, когда увидела эту черную грозную громаду из иллюминатора космолета. Теперь она стояла зеленая.
– Я… я пойду с вами, – выдавила из себя красавица.
– И я с тобой, артист, – с деланной бодростью сказал Дарстен. Но глаза у него как-то странно бегали. Возможно, раньше он надеялся, что Эксельсия отпустит Нортона одного. Теперь же отступать было неловко. – Мне что фэнтези-шмэнтези, что магия-фигагия – я их всех перебабахаю! Я их всех пережучу, перештучу и перебьючу!
– Он их всех пере-ере! – передразнила его Эксельсия. – Гляди, как бы тебя самого не пере-ере!
Все рассмеялись, даже Дарстен.
Затем все как-то разом замолчали.
Нортон хотел было еще раз повторить, что пойдет один. Но шестое чувство подсказало ему, что его спутники уже перекатывают на языке «ну ладно, если ты так настаиваешь…» Поэтому он поспешно воскликнул:
– Спасибо, друзья! Огромное вам спасибо. Вместе – оно веселей.
– Ну конечно! – сказала Эксельсия и громко вздохнула.
– А как же! – сказал Дарстен и вздохнул чуточку потише.
– Правильно, – сказала Бема с очень-очень маленьким вздохом.
Аликорн ничего не сказал, только повел своими большими мокрыми губами и жалобно заржал.
Пятерка друзей двинулась вперед.
Во главе группы шел Нортон, чуть слева и сзади – Эксельсия, сразу за ее спиной – насупленный Дарстен, а затем, чуть поотстав, двигались Бема в форме робота на колесиках и Аликорн – эти двое, похоже, неплохо сдружились.
Ворота были открыты, мост спущен. Заходи кто хочет!
Похоже, обе сестры были уверены в себе и не боялись пришельцев. Не выручи его в последний момент Жимчик, Злая Волшебница так бы и прикончила Нортона. Воспоминание об этом не придавало бодрости. Если так солоно пришлось со злой колдуньей – каково будет со злейшей?
Нортон остановился на мосту, а с ним и вся компания.
– Жимчик, правильно ли я сейчас поступаю?
Жим. Жим. Жим.
Такой ответ Нортону совсем не понравился. Жимчик как бы говорил: можешь идти, а можешь и не идти. Но зазря проходить через ворота, над которыми написано «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ», совсем не хотелось…
– А правильно ли то, что я взялся добыть амулет?
Жим. Жим. Жим.
Эх, какая морока возникает из-за того, что Жимчик не умеет разговаривать!
Нортон почесал затылок, никаких хороших вопросов не придумал, досадливо крякнул и сказал:
– По крайней мере предупреди, когда я стану делать что-то не так.
Жим.
Нортон решительными шагами преодолел последние несколько ярдов до ворот.
Под глубокой темной аркой стояла могильная тишина. К тому же и пахло свежеразрытой землей – как на кладбище.
– Эге-гей! – крикнул Дарстен. – Есть тут кто?
Ответом был то ли свист ветра за углом, то ли далекий слабый хрип кого-то в агонии.
Эксельсия вся дрожала. Одежки на ней было не то чтоб очень много, да и под аркой было нежарко. Но девушку трясло явно не от холода.
Друзья прошли сквозь толщу огромной надвратной башни и попали не во двор замка, а в длинный коридор. Здесь было совсем темно – как говорится, хоть глаз выколи.
– Хотя бы свечку иметь! – жалобно сказала Эксельсия.
– Вот и сотвори свечку, – отозвался Нортон. – Насколько я помню, ты можешь делать по одному волшебству в день.
В темноте раздалось радостное сопение – и через пару секунд в руках Эксельсии появилась длинная уже зажженная свеча.
– Ух ты! – сказал Дарстен. – Прямо как в сказке! Но лучше бы вы соорудили из ничего лазерный флюороскоп – чтоб видеть сквозь стены. Мы бы в миг нашли эту проклятую амулетину.
Эксельсия презрительно передернула плечиками: «Лазерный флюороскоп»! Эту заумь она не понимает и понимать не хочет!
Однако Нортон уже пожалел о своем поспешном совете. Свеча в этих условиях была ненадежным другом. Какой-нибудь монстр начнет с того, что задует ее, и тогда… Ему было не так страшно за себя, сколько за Эксельсию. Визга не оберешься!
Но дело было сделано – Эксельсия может творить чудеса лишь по одному в день. К тому же как бы он ей объяснил, что такое фонарик на батарейках? В ее мире понятия не имеют об электричестве.
Теперь группу возглавлял Аликорн. Во-первых, будучи животным волшебным, он был неуязвим для большинства опасностей, которые могла наслать Злейшая Волшебница; и, во-вторых, у него имелось отменное оружие – рог во лбу, которым он умел пользоваться и как рапирой и как дубинкой.
Вслед за Аликорном шла Эксельсия со свечой в руке. Временами тонкое платье красавицы просвечивало, и идущий сзади Нортон мог наслаждаться отчетливыми контурами ее изящных ножек. Это было очень некстати, потому что приятное зрелище отвлекало его от главного.
За Нортоном следовали Дарстен и Бема. Инопланетянка, похоже, очень хорошо видела в темноте. В ее фасеточных глазищах свет от свечи рассыпался на тысячу огоньков. Эти глазищи ничего не должны проглядеть, думалось Нортону, и на душе у него становилось спокойнее.
Сырой и узкий коридор вел куда-то в самое сердце замка. От главного коридора направо и налево ответвлялось множество боковых галерей. Настоящий лабиринт!
И вот коридор закончился – развилкой.
– Куда нам идти дальше? Направо или налево? – наконец спросил Нортон у Жимчика.
Жим. Жим. Жим.
Это начинало раздражать!
– У тебя теперь что – больше нет собственного мнения?
Жим.
– Хочешь сказать, что я неправильно задаю вопрос?
Жим.
Нортон вздохнул. Кто знает, возможно, в другой день и при других обстоятельствах он бы и придумал верные вопросы. Но сейчас, в мрачном лабиринте, когда он утомлен всем, что происходило до этого… нет, ничего умного в голову не приходит!
– А может, нам разделиться? – спросил Дарстен.
– Нет! – разом воскликнули Нортон и Эксельсия. Они помнили, как их когда-то разлучили в замке Злой Волшебницы. Это был страшный опыт.
Дарстен пожал плечами:
– Как вам будет угодно. Тогда надо выбрать направление.
Нортон наобум ткнул рукой влево.
Жимчик не возразил, поэтому они двинулись налево и через сотню ярдов оказались в огромном темном зале, в дальнем конце которого свеча выхватила на стене черный прямоугольник – следующий коридор.
Но стоило друзьям сделать несколько шагов, как Жимчик подал сигнал хозяину: нет!!!
– Погодите! – воскликнул Нортон. – Здесь какая-то опасность.
Аликорн наклонил голову и рогом показал на пересекавшую зал белую линию на полу.
– Ловушка? Внизу яма? – спросил Нортон.
Жим-жим.
– Это не ловушка, – пояснил Нортон своим друзьям. – Однако Жимчик не советует нам переступать через эту линию.
– Да пошел твой Жимчик куда подальше, – проворчал Дарстен. – Что мы как пугливые девицы – туда не иди, сюда не ступай? Я привык идти навстречу опасности, а не бегать от нее! – И он решительно переступил через белую линию.
В тот же момент из противоположного конца зала на них устремилась дюжина огромных комьев вонючей грязи. Они летели в паре футов от пола и вели себя как живые существа, атакующие противника.
– О-о! Какая дрянь! – взвизгнула Эксельсия, уворачиваясь от взбесившейся грязи. Дева была готова противостоять гигантским пустым башмакам или летающим ножам. Но это – бр-р-р!
– Не робейте, дамочка! – воскликнул доблестный Дарстен. – Я сейчас с ними разберусь!
Он выхватил бластер и двенадцатью меткими выстрелами уложил наповал комья грязи. Все они рассыпались в воздухе. Правда, наши герои оказались обрызганы с ног до головы и пахли как бродяги, ночевавшие в контейнере с мусором.
Группа двинулась дальше. Пройдя по десятку коридоров и сделав десяток поворотов, отважная пятерка вышла в огромный темный зал, рассеченный надвое белой линией на полу. Дарстен плюнул, ругнулся – и переступил через линию. В тот же момент из дальнего конца зала на них рванула дюжина комьев грязи – и Дарстен опять ловко расстрелял их.
Еще более мокрые и еще более вонючие, наши герои стояли пригорюнившись и глядели на своего вожака.
– Вперед! – приказал Нортон.
И снова они прошли по десятку коридоров, сделали десяток поворотов – и оказались перед белой линией на полу в огромном темном зале. Дарстен почесал затылок и молча переступил через линию, уже держа в руке бластер. Снова дюжина комьев грязи – и снова Дарстен разбабахал их за несколько секунд.
– Похоже, мы кружим на одном месте, – сказала Эксельсия, стирая платочком липкую грязь с лица.
– Жимчик, мы ходим по кругу? – спросил Нортон.
Жим.
– Проклятый лабиринт! – процедил Дарстен.
– Жимчик, можешь нас вывести из этого лабиринта?
Неуверенный «жим». Нортон задумчиво пожевал губами: что означают эти колебания Жимчика?
– Ладно, не стоять же на месте, – сказал Нортон.
Теперь перед каждым поворотом он спрашивал у кольца, куда им повернуть.
В итоге они пришли в небольшую комнатку с одним выходом. Как только они оказались там все, пол под ними стал проваливаться.
– Ах! – взвизгнула Эксельсия и вцепилась в Нортона.
Дарстен бессильно размахивал бластером. Аликорн испуганно зафыркал. Только Бема сохранила царственное спокойствие.
Но ничего страшного не случилось. Они опустились на два десятка ярдов – и движение пола вниз прекратилось.
– Уфф! – промолвила Эксельсия, приходя в себя. – Кажется, это что-то вроде лифта.
– Я был уверен, что Жимчик не может завести нас в гиблое место, – сказал Нортон. – Но, честно говоря, я здорово испугался.
Выяснилось, что они попали в новый лабиринт. Это было неутешительно. Сколько же в замке уровней и сколько лабиринтов? И как долго они будут бродить в темноте и тыкаться в стены?
Здесь, как только отважные герои ступили на первую плиту одного просторного зала, их атаковали странные существа – большие летающие по воздуху глазастые кегельбанные шары. Эти шары забавными не показались – они развивали страшную скорость и напоминали пушечные ядра. Если бы не бластер Дарстена, то они переломали бы все кости нашим героям.
Но после того как Дарстен разнес на куски последний шар, он заявил:
– Бластер спекся. Заряды кончились.
Это была воистину удручающая новость!
– Жимчик, – сказал Нортон, – похоже, я догадался, в чем причина твоих колебаний. Ты можешь провести нас через все лабиринты, но в этом нет никакого смысла, потому что ты не можешь вывести нас из них? Я прав?
Жим.
– И что же делать?
Жим. Жим. Жим.
Нортон пригорюнился. Стало быть, Злейшей Волшебнице совсем не обязательно убивать их напрямую. Ее враги просто навеки застревают в лабиринтах – и гибнут сами по себе.
– Нам необходимо вырваться из лабиринта, иначе мы погибли, – сказал Нортон.
Это и без его объяснения было понятно всем.
– У меня идея! – воскликнула Бема.
Она направилась к стене, превратила свое щупальце в кисточку с краской и проворно нарисовала на камне весьма реалистичную арку коридора. Затем вышла на середину зала и превратилась в деревянный щите надписью «ПОВОРОТ».
– Друзья, отойдите назад, – сказал деревянный щит. – А затем наступите на плиту, чтобы появились шары. Не бойтесь. Все должно получиться.
Нортон скептически мотнул головой, но решил подчиниться.
Они отошли. После чего Нортон наступил на плиту. В дальнем конце зала появилось два десятка глазастых кегельбанных шаров, которые помчались прямо на наших героев. Однако центр зала был перегорожен деревянным щитом. Шары прочитали надпись «ПОВОРОТ» и… повернули! Они на полной скорости направились к фальшивой коридорной арке – и стали один за другим на разной высоте врезаться в стену, проламывая ее. Не прошло и нескольких секунд, как все шары погибли – но в стене образовался такой большой пролом, что даже Аликорн при некотором усилии смог протиснуться через него.
За стеной оказался просторный зал, освещенный сотней настенных факелов. Стены здесь были сухие и гладкие. Похоже, из лабиринта пятерке отважных удалось вырваться, – до такой степени все в этом помещении отличалось от того, что они видели раньше.
И самое удивительное – в одной из стен были четыре глубокие залитые светом ниши.
В первой стоял седовласый и седобородый старец.
Во второй была стройная женщина средних лет в деловом костюме.
Третью нишу занимала фигуристая блондинка в бикини.
А в четвертой находился мальчишка лет шести с капризно оттопыренными губами.
Все четверо замерли в не очень естественных позах, словно восковые фигуры. Очевидно, Злейшая Волшебница обездвижила их на то время, пока они ей не нужны.
Чего ожидать от этой четверки?
– А не может ли один из них помочь мне? – спросил Нортон у Жимчика.
Жим.
– С помощью одного из них я сумею найти амулет?
Жим-жим.
Да, это было бы слишком просто.
– А ты знаешь, кто именно мне поможет?
Жим-жим.
Похоже, Жимчику легче разобраться в путанице волшебного лабиринта, чем в извивах людской психологии. А впрочем, можно ли требовать от Жимчика абсолютного всеведения?!
Нортон подошел к старцу – одет в кольчугу, железная корона на голове, и выражение лица донельзя величавое. Не иначе как великий воин или даже король!
– Добрый день, – почтительно сказал Нортон.
Седобородый старик вдруг ожил и ответил:
– Здравствуй, юноша. Ты примешь мой дар?
– Еще не знаю. Вы кто? И в чем состоит предлагаемый вами дар?
– Я Озимандия, царь царей, – царственным голосом произнес старик. – Мой дар – Власть.
– Власть? – несколько разочарованно переспросил Нортон. Никогда он не интересовался властью. И Хроносом стал не ради власти… а так, из любопытства и от отчаяния.
– Да, власть – лучшее, что есть в этом мире. Ты будешь повелевать всем вокруг и твой малейший каприз станет законом! Что может быть сладостней возможности распоряжаться судьбами своих подданных!
Нортон призадумался. Чем власть поможет в его ситуации?
Затем он спросил у Жимчика:
– Брать или не брать?
Жим-жим.
Однако Нортон хотел прийти к решению самостоятельно.
– Вы в состоянии дать мне власть над амулетом Злейшей Волшебницы? – спросил он у Озимандии.
– Разумеется, – ответил тот.
– И выдадите мне власть над всем этим миром?
– Конечно же!
Ладно, не будем принимать решение сгоряча.
Нортон перешел к следующей нише.
Там находилась строгого вида изящная дама, которая будто бы на презентацию собралась. Лишь нитка бесценного жемчуга на шее и массивные золотые перстни нарушали ее сходство с главным менеджером какой-либо компании.
– Добрый день, – сказал Нортон.
– Здравствуйте, юноша, – ответила разом ожившая женщина.
Далось им это обращение – «юноша»! В сорок лет это не льстит, а скорее раздражает!
– Вы примете мой дар? Да или нет? – напористо спросила деловая особа. Именно такие без проблем заключают контракты на поставку снегоуборочных машин в Африку. – Вы понимаете, что конкуренция велика и у меня есть кому предложить…
– Кто вы и в чем состоит ваш дар?
– Я госпожа Крез, вдова знаменитого своим богатством короля Лидии. Я предлагаю вам Богатство.
Тут она приоткрыла стоящий рядом с ней сундучок, полный бриллиантов и золотых монет.
– Здесь достаточно, чтобы купить амулет Злейшей Волшебницы?
– Разумеется.
– Достаточно, чтобы купить весь здешний мир?
– Конечно же!
Нортон взволнованно тряхнул головой и пошел к следующей нише.
– Привет, – сказал он девице в бикини.
– Привет, красавчик! – проворковала она, мигом оживая. – Я Цирцея. Позволь мне одарить тебя, Мой сладкий!
– В чем твой дар?
О коварной соблазнительнице Цирцее он был наслышан и не был склонен ей доверять.
– Бешеная любовь! – воскликнула она, сладострастно полыхая очами. – Я возведу тебя на фантастические высоты страсти…
– Ясно, ясно! – перебил Нортон. – И на этих фантастических высотах я, конечно, позабуду про всякие там амулеты и прочие мелочи жизни?
– Ну да!
– И переживу самые страстные любовные истории во всем здешнем мире?
– Ну да!
Нортон молча потоптался напротив девицы в бикини, потом силой заставил себя направиться к следующей нише.
– Привет, – сказал он мальчишке с капризно оттопыренными губами.
Мальчуган ожил.
– Берете мой подарок? – процедил он, лениво жуя жвачку.
– А где «здравствуйте»?
– Перебьетесь.
– А что предлагаешь?
– Будете знать, где что найти. Не хотите – катитесь колбаской.
– Я сумею отыскать что угодно в этой галактике из антивещества?
– Мистер, вы сбрендили? С чего вы взяли, что тут галактика из антивещества?
Наконец-то хоть один говорит ему правду! Мальчишка подтвердил давнюю догадку Нортона о том, что его самым похабным образом водят за нос.
– Хоть ты и невоспитанный сорванец, я беру твой дар, – сказал Нортон.
– А на фига вам знание, мистер? Вам предлагают власть, бабки и секс. У вас что, крыша поехала? Идите отсюда и не полощите мне мозги!
– Скажи, где находится амулет Злейшей Волшебницы?
– Он вам нужен, как мне дырка в голове.
– Нет, он мне необходим!
Мальчишка с интересом уставился на него – даже жевать прекратил.
– Хотите побыстрее в ящик сыграть?
– Мне нужен амулет для гения. Получив его, гений отправит меня обратно на мою родную планету.
– Дурак вы, мистер, и уши у вас холодные. Кто же гениям доверяет? Они если не соврут, так обманут!
– Выходит, гении никогда не выполняют своих обещаний?
– Гений и выполненное обещание – две вещи несовместные, – осклабился не по летам мудрый мальчишка. – Поэтому вы лучше плюньте на всю эту затею с поисками амулета. Себе дороже.
– И тем не менее деваться мне некуда. Надо попробовать. Так где находится амулет?
– На шее у Злейшей Волшебницы, где же еще? Только вам к ней не подойти. Она вас в жабу превратит. Или в таракана.
– Слушай, давай свой дар – и не полощи мне мозги! – рассердился Нортон.
– Как я этим даром распоряжусь – уже мое дело!
– Она не превратит вас в жабу, мистер, – сказал мальчишка. – Она не умеет делать жаб из ослов.
И маленький задира снова застыл с капризно оттопыренными губами.
– Эй, погоди! – возмущенно крикнул Нортон. Но тут же ощутил в голове рой неожиданных мыслей. И, обогащенный новым знанием, повернулся к Беме: – Отойдите в сторонку.
Когда они отошли от остальных, Нортон спросил напрямик:
– Вы знаете, как мне вернуться на Землю?
– Я, собственно говоря, должна помалкивать, – сказала Бема. – Но вы мне нравитесь. Вы отвергли власть, богатство и плотскую страсть. Вы избрали Знание.
– Увы, я долго колебался…
– И все-таки выбрали Знание. Поэтому вы мне симпатичны, и я вам помогу. Дело в том, что вам нет нужды возвращаться. Вы никогда не покидали Землю. И сами об этом прекрасно знаете – с тех пор как вспомнили, что магия имеет ограниченный радиус действия. Просто вы вообразили, что Сатана обладает какой-то особой, межзвездной магией. Это неправда.
– Вы хотите сказать, что я на Земле – и все происходящее не более чем сон?
– Это не сон. Это грандиозная иллюзия, дорогой и масштабный спектакль, затеянный Отцом всякой лжи. У вас не получается вернуться, потому что вы, будучи на Земле, хотите вернуться на Землю. А нужно одно – выйти из иллюзии.
– И вы тоже часть иллюзии? – спросил ошеломленный Нортон.
– Нет, я действительно инопланетное существо. Я искала работу, и Князь Тьмы предложил мне поактерствовать в его постановках.
– А остальные? – Нортон кивнул головой в сторону Эксельсии, Дарстена и Аликорна.
– Остальные играют роли – но неведомо для себя. Я – исключение, потому что я из другой социально-религиозной системы. Для меня ваши инкарнации, добро и зло – полная чушь. У нас иные представления. Поэтому у меня иммунитет против ваших иллюзий и магии, а ваш Рай и Ад для меня не более чем экзотические места, к которым я не имею никакого отношения. Сатана для меня просто работодатель.
– И как же мне вырваться из иллюзии?
– Поверить в то, что это иллюзия, – и она сразу рассыплется. Сразу увидите жалкие декорации.
– Но сейчас я же верю, что это все сатанинские фокусы! Почему же иллюзия не рассыпается?
– Нужно поверить по-настоящему – в глубине души.
– И что мне надо сделать для того, чтобы поверить окончательно?
– В следующем зале войди в третью дверь слева.
– Что же случится?
– Сами увидите. Когда закроете за собой эту дверь, отправляйтесь в прошлое. Запомните, в прошлое!
– Хорошо, Бема. Спасибо за совет.
12. МАРС
Он вернулся в свое время. И был слегка ошарашен. Здесь его поджидали Дарстен, Эксельсия, Аликорн и Бема. И вокруг был вроде бы тот же пейзаж. Но намалеванный на заднике. Нортон словно попал на съемочную площадку какого-то фантастического фильма, где скрупулезные декораторы создали уголок совсем другого мира. Казалось, что недавно он был внутри этого фильма, а теперь вдруг из героев превратился в члена съемочной бригады… Нортон жестом отозвал Бему в сторонку для разговора наедине.– Поступил, как вы велели, – сказал он.
– Вы побывали в прошлом?
– Да. Едва я открыл дверь, на которую вы указали, я вдруг очутился в открытом космосе. И повелел Песочным Часам перенести меня на миллиард лет назад – мне вдруг захотелось увидеть будущее моей Вселенной. Ведь если я внутри галактики из антивещества, которая живет вспять во времени, то ее прошлое – это будущее моей Вселенной. Логично? Логично! И что же я увидел через миллиард лет? Что Вселенная сжалась – и намного! Значит, я двигаюсь не в будущее, а в прошлое моей Вселенной. И стало быть, галактика из антивещества – чушь собачья. Я нахожусь в мире, который живет в нормальном направлении! Умом-то я и раньше понимал, что галактика из антивещества – вранье Сатаны. Однако сердцем надеялся, что это правда. Ведь мне так хотелось иметь мир, в котором я смогу существовать нормально – даже будучи Хроносом… Словом, я убедился в том, что все это была сатанинская иллюзия. И как только я поверил в это окончательно, я оказался на Земле и увидел эти жалкие декорации… А вы рассказали правду остальным?
– Нет.
– Сказать им?
– Не надо. Зачем тревожить их души? Все равно они будут вынуждены играть роли – только станут при этом скучать и мучиться.
– Смогу ли я еще раз побывать у вас – теперь, когда я уже знаю?.. Иногда ведь приятно пожить внутри фантазии…
– Мы с вами живем в разных направлениях. И поэтому у вас весьма ограниченные возможности для посещения. Ведь нас необходимо предварительно инструктировать перед каждым новым посещением, потому что каждый раз вы появляетесь до своего предыдущего визита. А вскоре мы вообще выживем из рамок времени вашего пребывания на посту Хроноса, и тогда вы сможете бывать здесь лишь в виде бесплотного духа.
Нортон был до некоторой степени шокирован этим открытием.
В голове с трудом укладывалось, что три его приключения в этой реальности происходили в обратном порядке: после сегодняшнего будет приключение с Аликорном и только потом – волнующее путешествие с Дарстеном на Иголочке и схватка с бемом.
Воистину он чужак в этом чужом мире!
– В таком случае я должен распрощаться с вами всерьез, – сказал Нортон.
– Спасибо, Бема, за бесценный совет.
– Я только играла свою роль – по заранее известным законам, – ответила Бема. – Вы победили потому, что сообразили выбрать в советчики именно меня.
– Так или иначе, мне было бы приятно числить вас среди своих друзей.
– Не сомневайтесь, я в числе ваших друзей, – сказала Бема. – Хотя среди представителей вашего вида друзей у меня раз-два и обчелся. С чужих слов я знаю, что вы окажете мне огромную услугу.
– Какую услугу?
– Ну, в третьем приключении. Один космолетчик захочет убить меня, а вы меня, детеныша, спасете. Во время инструктажа мне на это усиленно намекали.
– А-а, ну да, ну да, – кивнул Нортон, смущенно припоминая, что он действительно уговорил Дарстена взять на себя заботы о сироте. Однако он не забыл и того, кто именно сделал Бему сиротой. Игра игрой, а планетку-то так при этом шандарахнули, что она пополам… – Жаль, что я не могу вызволить вас из всего этого и забрать с собой…
– Это как раз в ваших силах, Хронос, однако лишено смысла. В этой реальности я сделала для вас все, что могла, и наши взаимоотношения поневоле исчерпаны. Но если я покину эту реальность – кто позаботится о Дарстене? А когда мне покажется, что время пришло, я и сама сумею выбраться отсюда.
Похоже, это было ее окончательное решение. Нортон печально вздохнул и промолвил, пожимая щупальце Бемы:
– В таком случае прощайте, мой друг!
Вслед за этим он подошел к Дарстену.
– Бат, – сказал он, – я обнаружил способ вернуться на свою родную планету, которая называется Земля. Спасибо тебе, что ты помог мне – рискуя собственной жизнью! Ты настоящий герой! Желаю тебе успеха и новых подвигов!
– Брось, старик, это мура, – отозвался Дарстен с застенчивой улыбкой. – Какие могут быть спасибы между корешами!.. Так ты что, больше сюда не вернешься?
В каком-то смысле Нортону суждено было вернуться – ведь все это в будущем Дарстена: и знакомство с землянином, и их совместные приключения на планете бемов… Но надо было смотреть правде в глаза, и Нортон ответил:
– Да, я больше не вернусь. Позаботься об Эксельсии. Не давай ее в обиду.
– Заметано! – обрадовался Дарстен. – Ты ж меня знаешь! За мной как за каменной стеной!
Нортон обратился к Аликорну:
– Спасибо. Без вашей помощи я бы не выкрутился.
Аликорн заржал, величаво взмахнул хвостом и смущенно захлопал крыльями. Затем он нежно ткнулся влажными горячими губами в ухо Нортона, будто хотел сказать: «Доброго пути, славный человек».
Теперь пришло время попрощаться с Эксельсией. Нортон обнял ее и поцеловал. В ее объятиях было как в Раю. Хотя сама она больше тяготела к Аду. Увы, и с этой прекрасной женщиной Нортону суждено расстаться – и расстаться навсегда…
Эксельсия нежно улыбнулась ему сквозь слезы. Она тоже понимала, что это их последний поцелуй.
Нортон нашел дверь на заднике, изображавшем кусты, и вышел вон. За ним оказалась стена с огромными буквами: «Сатанфильм».
Велик, однако. Сатана, если у него даже свой Голливуд имеется: с актерами и режиссерами и гигантскими дорогими декорациями… Хотелось бы знать, какой процент в массовом прокате составляют сделанные на этой студии фильмы?
Так или иначе. Лукавому не удалось провести его. В конце концов Нортон-Хронос распознал иллюзию, вырвался из нее и теперь готов к решающему бою с Сатаной. Что бы Отец всяческой лжи ни задумывал – Нортон готов сразиться с ним и расстроить его коварные планы!
Нортон повелел песку в Песочных Часах стать желтым и вернулся к себе в Чистилище. Как отрадно оказаться дома после стольких изматывающих приключений! Какой здесь покой и уют!
Однако было не до отдыха. Предстояло разгадать, что замышляет Сатана. Ведь недаром же ему понадобилось удалить Хроноса на такой долгий срок.
– Оповестите, пожалуйста, Лахесис, – попросил Нортон дворецкого, – что я хотел бы переговорить с ней как можно быстрее.
– Будет сделано безотлагательно, сэр.
Не прошло и пары минут, как перед Нортоном возникла Лахесис.
– У вас какие-то дела ко мне? – сказала она. – Я к вашим услугам.
– Я отсутствовал на протяжении нескольких часов. Похоже, Сатана что-то затевает. Я вернулся, чтобы воспрепятствовать его планам. Вы случайно не в курсе, что именно затевает этот негодяй?
Лахесис удивленно уставилась на него:
– С какой стати Сатане что-то затевать? Его вполне устраивает нынешнее положение дел.
– Вы шутите? Разве вам не известно, что он рвется к политической власти на Земле?!
– Помилуйте, да у него все уже схвачено. Дело, как говорится, на мази. И он просто ждет, когда власть свалится ему в руки, как спелый плод.
– Дело на мази? – испуганно вскричал Нортон. – Каким образом он добился своего? Когда?
– Ну, по моим нитям я не могу проследить источники его победы вплоть до мельчайших деталей. Скажу только одно: решающего успеха он добьется через два года, во время судьбоносного голосования в Конгрессе. Его сторонники одержат победу с ничтожным, и все же достаточным перевесом в голосах. Далее события будут развиваться по нарастающей – и вскоре сатанисты будут править всем миром, мало-помалу превращая Землю в Ад. Так что Сатана только посмеивается и ждет своего часа. Зачем ему суетиться и строить какие-то козни?
– Но послушайте, а как же Луна? Она ведь его не поддержит…
– Кто-кто?
– Луна. Только не прикидывайтесь, что не знаете ее! Вы как-то странно ведете себя сегодня! Я говорю о сенаторе по имени Луна Кафтан – о возлюбленной Танатоса.
– А-а… Когда вы назвали полное имя, я вспомнила. Да, эта женщина действительно живет с Танатосом, но она не имеет никакого отношения к политике. Она владелица лавки «Чечевичная похлебка» в Кильваро.
– Как, она не сенатор? – все еще не веря своим ушам, переспросил Нортон.
– И никогда им не была. Вы, очевидно, фамилию перепутали.
Да, похоже, дела совсем плохи. Лахесис смотрела на Нортона с таким искренним недоумением, что у него холодок пробежал по спине. Что же тут стряслось… и как далеко простираются произошедшие крутые изменения?
– Да, я не иначе как фамилии перепутал, – пробормотал Нортон. – Извините, что попусту вас потревожил…
– Почему же попусту! – кокетливо произнесла инкарнация Судьбы, превращаясь в аппетитную Клото, на которой не было ничего, кроме полупрозрачного пеньюара. – Шалунишка, тебе вовсе не обязательно искать повод для встречи. Только скажи – и я прилечу, полная желания…
Этого сейчас только не хватало! Не то нынче настроение…
– Прости, Клото, – сказал Нортон, мучительно краснея, – но мне действительно нужна была только справка… Давай в другой раз. Я в таком замоте…
– Будто у меня дел мало! – обиженно воскликнула Клото. – Но ради тебя я готова была поставить работу на второе место – лишь бы доставить тебе удовольствие!.. Неблагодарный!
И она, к великому облегчению Нортона, мгновенно исчезла. Ему показалось, что после себя она оставила облачко негодования – подобное облачку серы, которое в подобных случаях оставляет исчезнувший Сатана.
Итак, Луна не является сенатором! Стало быть. Сатана нанес удар – и его удар достиг цели. Для этого нужно было проникнуть в прошлое. Но как же он справился – без помощи Хроноса?
Нортон срочно переместился в Кильваро и постучал в дверь принадлежавшего Луне особняка. Грифоны не накинулись на него – значит, узнали.
Луна была дома.
– Добро пожаловать, Хронос! – радостно приветствовала она его. – К сожалению, Танатоса сейчас нет.
– Я ненадолго. Мне нужно кое-что выяснить.
– Готова помочь. Заходите.
Оказавшись в гостиной, Нортон не стал тратить время на светские предисловия. Он спросил напрямую:
– Послушайте, это правда, что вы не сенатор?
– Я? Сенатор? – недоуменно переспросила Луна и рассмеялась. – Да я отродясь никакого политического поста не занимала! Правда, восемнадцать лет назад я рискнула выставить свою кандидатуру на выборах в Конгресс. И потом локти кусала – меня так прокатили! А уж сколько грязи на меня тогда вылили мои соперники, рьяные сторонники Сатаны! Я потом годами отмывалась!
– Восемнадцать лет назад? – Нортон был вконец ошарашен. – Да-а, реальность изменилась так, как мне и не снилось…
– Вы не огорчайтесь. Шут с ней, с политикой. Я ни о чем не жалею. Это было давно. Я уж и позабыла о тогдашних обидах!
– Стало быть. Сатана отправил в прошлое еще одного беса – и тот довел до конца свое черное дело. Но как он умудрился заслать туда своего холуя без моей помощи?
– Вы хотите сказать, что это были прямые происки Дьявола? И без его вмешательства я стала бы сенатором?
– Именно это я и имею в виду! – воскликнул Нортон. – Скажу вам больше: вы стали бы той скалой, о которую разбились бы его планы повергнуть к своим стопам всю Вселенную! А теперь человечество обречено… Но нет, я буду бороться! Я не сдамся! Начну с того, что выясню, каким образом Сатана ухитрился выстроить новую реальность. Без этого знания мне не помешать его планам.
– Вы гадаете, как бес мог проникнуть в прошлое без вашего ведома? – задумчиво спросила Луна. – Попробую вам помочь.
Она подошла к комоду и вынула из ящика один из своих волшебных камней.
– Вот, возьмите. Этот камень – детектор Зла. Он чутко реагирует на присутствие всего, что хоть как-то связано с Сатаной. – Тут Луна подошла к Нортону вплотную – и камень в ее руке вдруг слабо замерцал. – Э-э, да у вас и впрямь был или очень скоро будет контакт со Злом. Можно предположить, что бес прикасался к вашему телу… Хотя сейчас вокруг вас чисто.
Она случайно повела рукой в сторону Песочных Часов – и камень замигал ярче.
– Похоже, бес приладился – или приладится – к вашим Часам! – пояснила Луна.
– Очевидно, магия сделала беса невидимкой, – удрученно констатировал Нортон.
Но тут он полностью оценил весь ужас этого открытия и побледнел.
– Боже! Выходит, бес постоянно был со мной! А я прошвырнулся в прошлое на миллиард лет!
Как он мог довериться Беме, которая работает на Сатану? Как он клюнул на ее ложную искренность: дескать, я существо постороннее! И в результате эта дрянь со щупальцами ласково подтолкнула его именно к тому, чего хотел Сатана. А тот хотел одного: чтобы Нортон совершил путешествие в прошлое – и забрался в него как можно глубже.
– Я возил беса чуть ли не к началу начал! – запричитал Нортон. – Ах, идиот, идиот…
– Не корите себя. Тут любой мог опростоволоситься. Бес не способен стать невидимым. Но он способен стать размером с булавочную иголку, а то и меньше. Так что с вами могла путешествовать сотня бесов – налипнув на Часы в виде пылинок. И все эти бесы были вольны соскакивать с Часов на разных отрезках вашего путешествия.
– Вот уж утешили так утешили! – простонал Нортон, хватаясь за голову. – Значит, я рассыпал сотню-другую бесов по всему прошлому?! Хорош! Хорош же я!
Помолчав, он горестно промолвил:
– Итак, Сатана опять перехитрил меня.
– В этом он непревзойденный мастер.
– Я должен вернуться и все перекроить обратно. Я все улажу… – не слишком убежденно пробормотал Нортон.
– Сомневаюсь, что у вас что-либо получится, – со вздохом возразила Луна. – Во-первых, бесов вы обронили в разных временах несчитанное множество. Сатана должен был учесть опыт неудачной экспедиции в прошлое своего первого демона. Не сомневаюсь, что он решил бить наверняка и послал целое воинство вместе с вами. А во-вторых, закон о третьем лишнем почти полностью связывает вам руки.
– Что же мне делать? Не сидеть же сиднем!
– Не знаю. Быть может, Танатос что-то дельное посоветует. Или Лахесис?
– Говорил я с Лахесис. Похоже, в новой реальности инкарнации тоже стали другими. Она вовсе не горит желанием бороться с Сатаной. Она заранее смирилась с поражением. И ничего не знает о причинах роковых изменений.
– Знает только Сатана…
– Но как заставить его раскрыть свою тайну?
– А вы с Марсом не беседовали?
– С инкарнацией Войны? Нет, я с ним незнаком.
– Коль скоро у нас война с Сатаной – почему бы вам не переговорить с самым большим специалистом в ратном деле?
Нортон мрачно усмехнулся:
– Звучит заманчиво. Только как и где я этого Марса отыщу?
Луна протянула ему второй волшебный камень.
– Настроен на Марса, – сказала она. – Начнет светиться все сильнее и сильнее по мере приближения к этой инкарнации.
Нортон принял подарок со словами благодарности.
Он попристальней взглянул на Луну. И умна, и хороша собой. А какое чувство собственного достоинства, какая элегантность. Пусть она и его ровесница – но даст вперед сто очков многим юным вертихвосткам… Опять заныла старая рана: никогда не иметь ему, в отличие от Танатоса, долгих и прочных отношений с женщиной прекрасной во всех отношениях…
А впрочем, жалеть себя было некогда. Работа предстояла огромная. И Нортон больше чем когда-либо ощущал свое невежество: мало еще он знает об инкарнациях и о своих собственных возможностях. Войну с Сатаной приходится вести то наобум, то наугад… А деваться некуда – ставки слишком велики…
– Еще раз спасибо, Луна, – сказал Нортон. – И всего доброго!
Он сделал медленный поворот на месте и засек направление в момент, когда Марсов камень чуть-чуть засветился. Песок пожелтел по команде хозяина, и через несколько секунд Нортон уже несся над Землей – туда, где находилась инкарнация Войны.
Марса он нашел в горах Средней Азии, где шла ожесточенная война. Нортон не обратил внимания, что это за страна и кто с кем сражается. Ему было важно одно – переговорить с Марсом. Краем глаза он видел, что на горных перевалах танкам противостоят драконы. Наука против магии! Причем воюющие стороны были до странности похожи. Малоподвижные на крутых и узких дорогах тяжелые танки плевались огнем в сторону драконов. Неповоротливые жирные огромные драконы плевались огнем в сторону танков. В воздухе проворные дракончики ронялись за юркими вертолетами и отвечали шаром огня из пасти на каждый пых ракеты из-под металлического брюха. Бой шел ожесточенный – и, похоже, при почти полном равенстве сил.
Марс, приземистый крепыш в застиранной форме цвета хаки, сидел на вершине горы и, приставив к глазам бинокль, с живым интересом наблюдал за происходящим. Нортон слегка опешил: он ожидал увидеть гиганта в древнегреческих доспехах с орлиным взглядом.
Но волшебный камень светился, как стосвечовая лампочка, подтверждая, что это и есть грозная инкарнация Войны.
Нортон опустился рядом с Марсом и перевел себя в режим нормального времени.
– Добрый день, – предельно вежливым тоном начал он. – Извините за беспокойство. Вас не затруднит уделить мне несколько минут?
Коротышка в хаки отнял бинокль от глаз и недовольно уставился на пришельца. Но, увидев белый плащ и Песочные Часы, сразу подобрел.
– А-а, Хронос, – сказал он. – Здравия желаю! Как же мне не найти немножко времени для Повелителя Времени! Перед временем и Марс капитулирует! Ха-ха! Хорошо сказано, да? Так что у тебя? Докладай без этих, без церемониев. Мы же, можно сказать, старые боевые товарищи.
– Э-э… простите, я встречаюсь с вами впервые.
– Тьфу ты, совсем из головы вон! – сказал Марс, с чувством пожимая руку Нортона. – Ты ведь у нас ж… о, пардон, спиной вперед маршируешь по времени! И, выходит, ты нынче салага, первогодок. Ох-хо-хо, чудны дела твои. Господи. Тогда, значит, давай знакомиться. Что война есть двигатель прогресса и человечеству необходима – про это я сегодня толковать не буду. Ты мне обычно в таких случаях командовал: хватит, уши вянут. Да, мы с тобой были на дружеской ноге, Хронос. Так что ты и сейчас со мной не робей. Я не какая-нибудь шкура барабанная. Я с понятием.
– Очень приятно узнать, что мы с тобой были на дружеской ноге, – несколько смущенно произнес Нортон. – Я… я, видишь ли, еще не научился как следует маршировать по времени… э-э… задом наперед. И искренне тронут тем, что большинство инкарнаций ко мне так снисходительны и проявляют столько понимания…
– Ну и житуха у тебя, дружище, не позавидую! – перебил его Марс. – Это что же получается? У тебя, небось, и в постели все шиворот-навыворот? Ты кончаешь, а она только начинает?
Нортон закашлялся и покраснел. Даже во время крайне пикантных переговоров с призраком Гавейном к его щекам не столько крови приливало!
– Да, ты прав, – сказал он. – Быть Хроносом – нелегкое дело. Во всех отношениях нелегкое… Кстати, о трудностях. Мне нужен твой совет. Разумеется, если у тебя есть время…
Марс обвел поле битвы прищуренным взором:
– Не будь у меня времени, ты бы скомандовал Вселенной: «На месте шагом марш» – и всех делов. Или нет, больше похоже на «стоять! смирно!» Чтоб время как хороший солдат перед генералом: стоит навытяжку, ест глазами и не шелохнется!
– Так что, остановить время? – спросил Нортон.
– Не надо. Тут бой местного значения. Буду просто поглядывать время от времени. Выкладывай свои проблемы.
Нортон торопливо изложил ситуацию, закончив словами:
– …а поскольку речь идет о полномасштабной битве с Сатаной, то Луне пришло в голову, что нам не помешает совет специалиста номер один в области войны, то есть твой.
Марс величаво кивнул.
– Воевывал я с Сатаной, случалось, – солидно сказал он, снимая зеленую шапку и платком вытирая вспотевшую лысину. – И скажу тебе, как другу, бивал меня этот хитрый паскудник. Еще как бивал… Лукавого на кривой не объедешь и одной силой не возьмешь. Противник тебе достался знатный. Короче, рапортую: каким совком счистить то, что его чертяка в прошлом нагадил, – не могу знать. Время – не мой театр действий, и тут я стратег плохой.
Нортон приуныл.
– Не вешать голову, Хронос! – продолжал Марс. – Могу дать общий совет по глобальной стратегии битвы.
– Общий так общий, – со вздохом согласился Нортон. – А вдруг да и пригодится.
– Начинай с рекогносцировки – чтоб знать, какой мощью враг располагает. И тогда уже думай, где его самое слабое место и куда нанести концентрированный удар. Без этого пропадешь, если противник превосходит тебя в живой силе или в оружии. Атака в правильном месте и в правильное время – это главное! Не числом, а умением!
– Не числом, а умением! – без особого энтузиазма повторил Нортон.
– Полюбуйся на этих придурков! – воскликнул Марс, сердитым жестом показывая на окрестные горы, где кипел страшный бой. – Лобовое столкновение равных сил! Бессмысленная бойня. Сколько животных и техники угробят без надобности! А если б каждая сторона подошла к войне по-настоящему профессионально… – Марс досадливо крякнул и плюнул. – Короче, глядеть противно, когда любитель пускает кровь любителю. Война – дело серьезное, а они саму идею поганят… Взять твой случай. Против тебя
– профессионал из профессионалов, гений обмана, прах его побери! И твой противник уже победил. А ты, значит, хочешь после драки кулаками помахать
– и поражение превратить в победу. Задача сложная.
– Аминь, – уныло улыбнулся Нортон.
– Но ты, Хронос, ведь тоже парень не промах. Есть у тебя кое-какие силенки. И немалые. Вот ты ими и не пренебрегай. У тебя же оружие, какого ни у кого больше нет! А ты киснешь!
– Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа Марс внезапно выхватил откуда-то из-за спины огромный меч, размахнулся – и снес бы Нортону голову, если бы тот инстинктивно не защитился единственным, что было в его руках, – Песочными Часами.
Меч отскочил от них как от танковой брони!
Нортон посмотрел на Часы. Ни царапины.
Марс с довольной ухмылкой прятал свой меч.
– Ты… ты меня чуть не убил! – возмущенно вскричал Нортон. – А если бы у меня реакция была помедленнее?
– Если б у тебя реакция была помедленнее – значит, ты не солдат, – отрезал Марс. – Тогда тебе и жить незачем… Ну так вот, слушай дальше. Мой меч – всем мечам меч. Ничто в мире не может противостоять ему. Он метровую сталь режет как масло. Но и твои Часы – предмет нешуточный. Словом, лобовое столкновение равных сил. И ни одна не может взять верх. Меч не разрубит Часы. А Часы не повредят Меч. Но если применить мой меч с умом да с тактикой – ничто перед его мощью не устоит. Точно так же, как перед мощью твоих Часов. И даже Сатана, если обнаружить уязвимое место в его обороне, окажется бессилен против этих волшебных инструментов. Такой же мощью, к примеру, обладают Нити Судьбы или Коса Танатоса. Но повторяю: удар должен прийтись в слабое место обороны! Только хитростью Сатана победил тебя. И только хитростью победил он и меня – ведь я тоже восставал против его плана дорваться до политической власти на Земле!
– Все так, но…
– Отставить разговор, курсант Хронос! – осадил его Марс, смягчая грубость лукавой улыбкой. Он достал планшет и ручку. – Итак, записываем, что мы имеем. В мире есть пять по-настоящему могучих сил. Это, как известно из физики, так называемые фундаментальные взаимодействия. Пишем их в порядке убывания силы:
СИЛЬНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЭЛЕКТРОМАГНИТНОЕ СЛАБОЕ ГРАВИТАЦИОННОЕ МАГИЧЕСКОЕ Если первую силу для удобства принять за единицу, или 10^0, то остальные выражаются так: 10^-3, 10^-5, 10^-38, 10^-41.
– Погоди, – воскликнул Нортон, – вся Вселенная не разваливается лишь благодаря гравитационной силе! Эта сила доминирует во Вселенной! А ты ее ставишь после трех прочих! Ну а если говорить о магии…
– Да, – отозвался Марс с хитрой ухмылкой, – на первый взгляд сравнительная слабость гравитации кажется странной. Но недаром говорится в Библии, что первые станут последними и последние первыми. Весь секрет в радиусе действия. Сильное взаимодействие, чемпион среди прочих, работает на расстоянии диаметра одного нейтрона. Если другой нейтрон хотя бы на йоту дальше, ему совершенно наплевать на эту силу; пролетит мимо посвистывая и даже ухом не поведет. Благодаря сильному взаимодействию сцементированы мельчайшие кирпичики материи. Но мы на своем, макроскопическом уровне совершенно не чувствуем этой силы. А то, что называется слабым взаимодействием, имеет и вовсе смехотворный радиус действия – в сто раз меньше диаметра одного нейтрона. Но распад, обусловленный именно этой силой, приводит к ядерному взрыву и летальному радиоизлучению. Электромагнитное воздействие по мощи стоит посерединке между сильным и слабым. Зато радиус его действия бесконечен – и поэтому мы, на своем макроуровне, способны достаточно легко воспринимать его. Если бы по мановению какого-то злого волшебника электромагнитное воздействие вдруг взяло и исчезло – наша современная цивилизация просто развалилась бы. Мы бы остались без радио, без телевидения, без компьютеров и без многого другого!
Марс махнул рукой в сторону происходящего перед ними на земле и в воздухе ожесточенного и, по его словам, бессмысленного сражения.
– К примеру, техника, – продолжил он. – Исчезни вдруг электромагнетизм
– и моторы танков вмиг заглохнут. Однако у этой чудесной силы есть существенное ограничение: она воздействует только на заряженные частицы. Самое могучее электромагнитное поле бессильно против дерева или человеческой плоти. Таким образом, электромагнитное воздействие, имея неограниченный радиус действия, имеет другое существенное ограничение. А вот гравитация, тоже имеющая неограниченный радиус действия, воздействует на любую материю. И поэтому, при формально ничтожно малой силе, гравитация в космических масштабах играет главенствующую роль, ибо она нигде не заканчивается, бесконечно накапливается и воздействует на все.
– Я видел гравитацию в действии, – сказал Нортон, вспоминая черные дыры, которые правят Вселенной. Ведь черная дыра – это что-то вроде бездонного гравитационного колодца. – Сила эффективная!
– Вот именно: сила эффективная! Смешно сравнивать силу тигра и муравья. Но миллион муравьев, действуя слаженно, могут убить тигра. Вот и гравитация копится и копится – пока не достигает такой величины, что любого «тигра» способна посрамить! Отсюда вывод, относящийся напрямую к нашему разговору: именно эффективность силы – самое главное в любой войне.
– Да, не спорю, – вяло согласился Нортон. Аргументация Марса его не слишком увлекала. Получается, если его Песочные Часы – «тигр», то бесы из воинства Сатаны – тот самый роковой миллион муравьев… – Но ты упомянул еще и магию…
– Она в тысячу раз слабее гравитации. Настолько «хилая», что долгое время ученые вовсе отрицали ее существование. Кишка была тонка ее уловить!
– Тут Марс хохотнул, довольный своим чувством юмора. – Эти ученые лоботрясы искали магию на уровне одной молекулы. А магические силенки одной молекулы такие жалкие, что до них ничем не дощупаешься. Есть у магического воздействия еще один недостаток, помимо хилости. Радиус его действия – десять в седьмой степени. То есть примерно диаметр Земли. Поэтому магия землян – это наш междусобойчик, потому как она воздействует только на землян и не беспокоит окружающий космос. Итак, магическая сила слаба и имеет достаточно ограниченный радиус действия. В этом последнем и кроется разгадка ее необычайной эффективности. Она накапливается в небольшом объеме. Каждый кубический километр атмосферы Земли насыщен сверхконцентрированной магией! Вспомни невинные солнечные зайчики, которые прожигают дыры в дереве, если солнечные лучи собрать в пучок при помощи увеличительного стекла! Словом, в итоге магические силы оказываются покруче гравитации! Хорошая порция ядреной магии – с концентрацией порядка 10^42 – расщепляет ядро атома без всякого взрыва. Именно так алхимики получают золото из свинца! Та же хорошая порция магии и другие чудеса может творить. Скажем, заткнуть «черную дыру». Но только маленькую! Не дай Бог сунуться с магией к большой «черной дыре»! Все равно что мину соломинкой щекотать – так долбанет, что кишки по веткам. Магионы надо пущать с умом!
– Магионы? – недоуменно переспросил Нортон.
– Сильное воздействие происходит благодаря глюонам. Слабое – благодаря бозонам. Электромагнитное – благодаря фотонам, а гравитационное – благодаря гравитонам. Ну а дохлячки-магиончики отвечают за работу магии. Но когда в каждом кубическом миллиметре по десять дивизий магионов – тут надо выбрасывать белый флаг! Понял?
– Не то чтобы очень, – признался Нортон. Трудно было сразу проглотить все эти глюоны-бозоны, щедро сдобренные солдафонским юморком.
– Не дрейфь! Мое дело – силовые решения. Поэтому в том, что касается силы и ее применения, я любого академика за пояс заткну! Ты запомни одно: время – это сила! Твои Песочные Часы умеют так концентрировать магионы вокруг себя, что тебе сам Черт не страшен! У тебя, дружище, в руках орудие такой убийственной силы, с которым и против Сатаны в охотку воевать! Конечно, если знать, как это твое оружие применять…
– Вот именно! Если знать! – с горькой улыбкой воскликнул Нортон. – А ты, часом, не подскажешь, как же мне применить мое суперсокровище?
Марс развел руками:
– Не могу знать. Время не по моей части. Могу только ободрить тебя и повторить: мой анализ существующих в мире сил показывает, что у тебя в руках величайшая из них! Запомни, Хронос, борись и ни при каких условиях не сдавайся – и тогда рано или поздно ты непременно одержишь победу. У тебя оружие, против которого Сатана бессилен. Он – Голиаф. Ты – Давид. Победа будет за тобой!
– Ладно, попробую. Спасибо за совет. И прощай.
Обратно в Чистилище Нортон летел с тяжелым чувством. Если бы на будущий бой принимали ставки, он бы поставил скорее на Голиафа, чем на Давида…
Марс выказал уверенность в конечной победе Хроноса. Насколько верен такой прогноз? Даже если Вояка из вояк не ошибается насчет неимоверной силы Часов – что толку в них, коли Нортону невдомек, как их применить против Сатаны. Дай трехлетнему ребенку настоящую пушку – станет ли он от этого сильнее?
В Чистилище первыми словами дворецкого было сообщение, что хозяина поджидает посетитель.
И тут же вошел Сатана.
– Подите вон, Вельзевул! – в сердцах закричал Нортон.
– О-ля-ля! – воскликнул Сатана с любезной улыбкой. – Никакого политеса! Разве можно так грубо с коллегой! У вас есть причина сердиться на меня – я в курсе того, что была другая реальность, в которой мы малость повздорили. Но теперь все прошло и забыто. Как говорится, кто старое помянет… На самом деле я не такой плохой, каким меня малюют. Только дайте мне возможность показать себя с лучшей стороны – и убедитесь в этом сами. Могу вам сразу же явить образчик своего великодушия и незлобивости.
По взмаху сатанинской руки включился объемновизор, и Нортон увидел кормящую ребенка женщину.
Боже правый! Орлин! Живая Орлин – и живой ребенок, которому было уже много больше года от роду!
Сатана довольно усмехнулся, любуясь произведенным эффектом. Затем сказал онемевшему Нортону:
– В этой действительности, на которую вы так напрасно и глупо дуетесь, ваша любимая жива и здорова, и с генами ее малыша все в порядке. Здесь Гея была более внимательна. Ребенок вырастет здоровеньким и унаследует огромное состояние. Не подумайте, что это иллюзия. Отправляйтесь к Орлин и удостоверьтесь во всем лично. Она вас любит и ждет. Вперед, друг мой, не теряйте времени!
С этими словами Сатана исчез, оставив после себя облачко серы.
В душе Нортона все пело. Орлин жива. И с ней радость вернулась в его жизнь!
Несколько мгновений он просто упивался новостью, купаясь в море счастья. Затем подал голос зануда-разум.
Да, он любит Орлин, а она любит его. Их ребенок жив, и всех троих ожидает прекрасное будущее. Но все это – чистой воды взятка со стороны Сатаны. «Я тебе – полное счастье. А ты – смирись и не рыпайся что-либо изменить!»
Если Нортон примет эту действительность, где для него есть приманка, от которой отказаться все равно что руку себе отрубить, – то в результате Сатана будет абсолютным владыкой мира. Нортон-Хронос невольно стал причиной грядущей победы Дьявола, а теперь вдобавок должен стать еще и горячим сторонником сохранения нынешнего положения.
Похоже, Сатана припер его к стене и вот-вот сделает одним из своих холуев!
Нортон зачарованно наблюдал за Орлин, которая теперь играла со смеющимся мальчиком. Как он мечтал о том, чтоб его желанная была жива и счастлива! Как страстно мечтал он об этом! И как долго!
И вот его мечта осуществилась. Но взамен он должен продать душу Дьяволу. Какая мука!
Все расплылось перед его глазами.
Разве можно ставить человека перед подобным выбором? Только Сатана способен так издеваться над смертным!
– Прощай, Орлин! – воскликнул Нортон, судорожным движением выключая объемновизор. Вдруг опустевшему углу комнаты он сказал: – Я просто не могу. Не могу – и все.
Еще несколько минут назад ему мнилось, что он уже забыл Орлин. Но куда там…
Да, разлюбить он ее не сможет. А теперь к прежней муке добавится новая
– и, пожалуй, пострашнее первой. Отныне Нортону суждено до гроба помнить, что он мог вернуть ее к жизни – и не вернул, сознательно не вернул! Можно ли такой ценой заплатить за чистую совесть? Стоит ли ради вечного спасения своей души губить любимую женщину?
Если бы речь шла о спасении лишь его души – он бы не колеблясь предпочел Орлин. Однако на кону было спасение миллиардов душ от Ада…
А впрочем, все эти терзания неактуальны до тех пор, пока он не сообразит, как переиграть историю и вернуть ту, неугодную Сатане реальность.
Но теперь, зная о роскошной награде за лояльность, будет ли он с прежним жаром противостоять Сатане? Одно дело, когда чего-то хочет разум, и совсем другое – когда сердце. Если сердце Нортона упрется, то разуму будет в сто раз труднее искать средства борьбы с Сатаной…
А с другой стороны, он уже принял решение. Даже если он вступит в бой с Дьяволом и проиграет, то останется вечная память о том, что в какой-то момент, хотя бы и в душе, он пожертвовал любимой женщиной ради принципа. Значит, принцип для него важнее любви, важнее даже физического существования любимой!
У такого принципа – привкус человеческого мяса!
О, Сатана велик, воистину велик в умении использовать слабости людей!
Мало-помалу мысль Нортона, уткнувшись в тупик, приобрела другое направление.
А с какой стати Сатана взял на себя труд что-то предлагать Хроносу? Ему что – своих забот мало? Остались считанные годы до момента, когда Князь Тьмы станет полным владыкой мира. Столько разных приготовлений нужно сделать, дабы все задуманное прошло как по маслу! И вдруг Сатана, несмотря на сумасшедшую занятость, тратит драгоценнейшее время на визит к Хроносу. Неужели из трогательного желания сообщить «коллеге», что его любимая жива и здорова?
Пусть дураки верят в благородные порывы Дьявола!
Нортон теперь ученый – уже не один раз приложен мордой об стол!
Остается еще вариант: Сатана явился покуражиться, поиздеваться, подразнить. Дескать, как я тебя! А ты еще и радоваться будешь и в душе меня благодарить – ведь в итоге тебе не кое-что обломилось, а ого-го сколько!
Но это было нелепое предположение. Сатане нынче некогда куражиться – слишком занят. Весь кураж отложен на потом, когда он действительно подомнет под себя всю Вселенную.
Итак, Сатана пришел дать взятку.
А взятку просто так не дают. От берущего ждут или каких-то действий в пользу дающего, или бездействия – опять-таки в пользу дающего.
Тот факт, что Сатана старается добиться лояльности от Хроноса или хотя бы подточить его желание сражаться, может обозначать лишь одно: Князь Тьмы не уверен до конца в своей победе. Иначе чего ему хлопотать?
А раз Сатана в своей победе уверен не до конца – значит, есть способ его победить!
Прав, трижды прав Марс в своем совете: борьбу прекращать нельзя! Такой знаток войны глупость не подскажет!
Как там говорил коротышка в хаки? Давид и Голиаф?
Похоже, господин Голиаф нервничает. Господин Голиаф сомневается в абсолютности своего могущества. Господин Голиаф поджидает Давида в прихожей и с любезной улыбочкой просит отказаться от сражения. «Давид, силач ты наш ненаглядный, позволь мне подарить тебе самую прекрасную женщину, Далилу. А взамен я прошу пустяк – твои волосы. Зачем они тебе – через месяц новые отрастут!»
Конечно, Далила – это из другой легенды, да и Орлин не подходит на роль подлой соблазнительницы. Но суть остается той же. Сатана намерен вывести опасного противника из игры. Из чего следует вывод: из игры выходить ни в коем случае нельзя!
Странно все вышло: когда Нортон пребывал в полном отчаянии, именно враг влил в него новые силы – тем, что невольно признал в нем могучего и грозного противника.
А теперь, когда Нортон немного успокоился и воспрянул духом, до него вдруг дошло, что Сатана дал маху со своей взяткой и в другом отношении.
Подарок-то, оказывается, негоден к употреблению!
Ведь Хронос как жил вспять, так и будет жить вспять. Какое-то время он сможет встречаться с Орлин – мельком, разворачивая себя во времени с помощью Часов. А затем, очень скоро, она выйдет за пределы его срока в должности Хроноса – и конец. После этого он сможет посещать ее в образе невидимого бесплотного духа. Так что Сатана, по сути, торжественно вручал ему коробку с воздухом – в надежде, что Нортон не сразу развяжет пестрые бантики и еще долго будет оставаться в плену очередной дьявольской иллюзии.
Однако Нортон не мог не возгордиться тем, что свое страшное решение он принял до того, как осознал иллюзорность взятки. Хотя он грешен и порою удручающе глуп, но есть в нем твердая косточка…
Конечно, живая Орлин и живой ребенок – это замечательно. Но так ли уж это замечательно – при данных обстоятельствах, в данной реальности? Куда идет эта реальность? Под пяту Сатане. Где через несколько лет окажутся чудесно спасенные Орлим и Гавейн-младший? В земном Аду. Чем это лучше смерти? Нет, взятка Сатаны совсем гнилая! Любой дар Дьявола оказывается в итоге мерзостной кучей дряни!
Ах, если бы каждый человек на Земле мог увидеть, что именно предлагает им Сатана, сторонники которого скоро победят на выборах! Нортон на собственной шкуре убедился в хитрости и коварстве Сатаны, который никаких обещаний не держит. То-то было бы хорошо, имей и все люди такую же свежую и четкую память о сущности сатанинских посулов!
То-то было бы хорошо, помни все о том, что произойдет в будущем!
Тогда бы у этого будущего не было ни единого шанса наступить!
Увы, все это пустые мечтания…
Или нет?
Нортон поставил перед собой Песочные Часы и молча долго созерцал ток белого песка. Итак, он живет в обратную сторону – то есть из будущего назад. Но стоит приказать, и Часы сделают то же самое для любого другого. Его могучее орудие может перемещать кого угодно по времени, а если потребуется – способно весь мир заставить несколько часов жить вспять. Да, слабенькие магионы Часов, собранные в могучие армии, умеют творить дивные дела! Тут Марс совершенно прав.
Но как заставить обычных людей увидеть собственное будущее – то, что еще не произошло? Разве Часы способны на такое?
Жим.
– Жимчик! – радостно воскликнул Нортон. – Опять я совсем про тебя позабыл! Ведь твой совет нужен мне как никогда!
Он чуть было не пустил слезу, подумав о своей несчастной судьбе и о том, что были у него и друзья и любимая женщина, а в итоге вышло – главным и неизменным товарищем ему был и есть именно Жимчик, добрый демон в виде колечка-змейки… Тут тебе и горечь, тут тебе и радость… Да, Жимчик – самый верный друг, прошедший сквозь все испытания!
Жим.
– Так ты говоришь, что Песочные Часы могут показать людям их будущее?
Жим. Жим. Жим.
Гм-м. Значит, надо сузить вопрос и задать его точнее.
– Могут, да? Но только в определенных рамках? И эти рамки – время моего пребывания на посту Хроноса?
Жим.
Однако на своем посту он пробыл всего несколько дней. Значит, будущего люди увидят с гулькин нос – всего лишь на несколько дней вперед. Плохо. Ему нужно, чтобы они видели вперед по меньшей мере на восемнадцать лет – именно через восемнадцать лет Сатана не допустит Луну к политической жизни и начнется череда необратимых изменений.
Жим.
– Что обозначает твое «да»? Мы можем заполучить эти восемнадцать лет?
Жим.
– Погоди, дай подумать… Я могу вернуться в то время… в канун проигранных выборов… и… и показать миру, в какое дерьмо он ненароком вступает?
Жим.
Однако Нортон уже осознал недостаток такого решения. Никаких страшных зримых изменений не произошло за те восемнадцать лет, что протекли после того, как Луне закрыли путь в большую политику. Ужасы начнутся лишь с приходом Сатаны к власти, а это случится за пределами нортоновского срока в должности Хроноса. Стало быть, он не в силах показать людям грядущий кошмар, ибо Сатане хватит ума не повергать мир во мрак раньше времени. Начнется все крайне мило: больше порядка, больше справедливости. Опытный охотник никогда не спугнет дичь. Сперва он ее приманит и успокоит… Так что Нортону нечего предъявить людям с помощью своего чуда. Только обычный ход вещей – нормальное на любой взгляд будущее.
Жим.
– Что «жим»? Почему «жим»? – немного сердито спросил Нортон. – Ведь не сработает! Никаких ужасов. Какая мне от этого польза?
Жим-жим.
– Сработает?
Жим.
– Ты уверен?
Жим.
– Хорошо, Жимчик. Ты прежде никогда не ошибался. Будем надеяться, что и сейчас прав. Хотя я и не понимаю, на чем основан твой оптимизм. Так что мне делать? Повелеть песку приобрести какой-то особенный цвет?
Жим.
– Какой именно? Пурпурный? Золотой? Оранжевый? Фиолетовый? Серый? Серо-буро-малиновый? Коричневый?
Жимчик отозвался лишь на последний из цветов – тремя «жимами».
Нортон почесал затылок:
– Говоришь, что ни один из вышеперечисленных цветов? Но коричневый – уже «тепло».
Жим.
– Но я перебрал вроде бы все главные цвета и оттенки. А ты ведешь себя так, словно никакой цвет или комбинация…
Жим.
– Никакой цвет? Но ты же…
Жим.
– А-а! Дошло! Никакой цвет – это же прозрачный!
Жим.
– Значит, прозрачный цвет песка позволяет, не поживя в будущем, заглянуть в него и сохранить воспоминание об увиденном. Он делает завесу будущего прозрачной. Так?
Жим.
– Отлично! Давай-ка попробуем! – возбужденно воскликнул Нортон.
Он сделал песок желтым и пропутешествовал над Землей к тому месту, где, согласно подсказке Жимчика, находилась Луна сразу после неудачных выборов.
Увидев, что они в Кильваро, возле особняка Луны, Нортон сказал Жимчику:
– Потерпи, дружок, мне кое-что надо сделать перед тем, как начнутся главные события.
Он повелел песку стать зеленым и протянул руку, чтобы позвонить в дверь особняка.
Но прежде чем он нажал кнопку, дверь распахнулась сама.
Его ждали!
И не одна Луна. За ее спиной были Танатос, а также Марс, Атропос и Гея.
Не иначе как Лахесис предупредила их о его визите и собрала здесь именно в этот день и час. Как все это удивительно! Как трудно к этому привыкнуть: он только что, десять секунд назад, решил зайти напоследок к Луне – а Лахесис это было известно давным-давно!
– Мои камни подсказали мне, что вы уже у двери, – сказала Луна. – Мы все желаем вам успеха в задуманном деле.
А он собирался рассказать ей о своем замысле. Оказывается, в этом нет никакой нужды!
– Но вы понимаете, что если я преуспею, то вас в том виде, в котором вы сейчас, больше не будет. Вы даже не будете помнить об этой жизни. Ни один из вас!
– Мы понимаем, Хронос, – ответила за всех Луна. – Да свершится воля твоя. Ты разбираешься во Времени лучше всех нас.
Она взяла его за руку и нежно поцеловала в щеку.
Нортон вздохнул. Господи, какая женщина!
Потом он помахал всем Песочными Часами и смущенно сказал:
– Ну так что… значит, прощайте…
Было грустно и больно смотреть, как эти мужественные люди ради общего блага вычеркивают восемнадцать вполне счастливых лет из своего прошлого – решаясь прожить их совершенно иначе и не ведая толком, какие повороты и колдобины ожидают их на новом пути…
Нортон сделал песок голубым и стал двигаться в глубь прошлого.
Жимчик подал сигнал, когда они пролетали мимо нужного дня и часа.
Теперь Нортон так набил руку, что попал в нужное место и в нужное время с точностью до минуты.
Он оказался внутри луновского особняка в Кильваро.
Поникшую Луну обнимал не менее расстроенный Танатос. Платочком женщина вытирала следы недавних слез. Сейчас она была на восемнадцать лет моложе, но в этот горестный момент выглядела сорокалетней. И все равно она хороша, подумалось Нортону, и все равно ее глаза – как окна в Рай.
– А-а, Хронос, – устало приветствовала его Луна. – Спасибо, что вы пришли разделить с нами этот тяжелый час.
– Сейчас Луне предстоит встретиться с прессой. Они набросятся, как шакалы.
– Но сперва перед прессой должен выступить я, – сказал Нортон. – У меня есть заявление к человечеству.
– Бросьте, Хронос, – возразил Танатос. – Они и вас сожрут и выплюнут. Не надо вступаться за Луну. Это не входит в ваши обязанности.
– Нет, это очень даже мое дело! Я чувствую себя ответственным за то, что она проиграла выборы и на нее вылито столько помоев! Я обязан исправить несправедливость!
Танатос удрученно покачал головой:
– Вы и не представляете, Хронос, в какой грязи вываляли Луну! Никакая защита не спасет ее доброе имя. Люди доверчивы, а слуги Сатаны хитры и подлы. Надо плюнуть на все и забыть. Иного выхода нет.
– Позвольте мне попробовать, – стоял на своем Нортон.
Луна ласково положила руку на плечо Танатосу и сказала:
– Ты только посмотри на камни правды!
Оба мужчины покосились на каминную доску, где крохотными звездочками светились два обычно серых и неприметных камушка.
– Камни правды говорят, что Хронос прав, – сказала Луна.
– Хорошо, я сдаюсь, – развел руками ее возлюбленный.
Втроем они вышли к журналистам, которые оккупировали поляну перед домом.
Провал Луны на выборах превратился в сенсацию по двум причинам: во-первых, хорошенькая женщина, а во-вторых, публику изумила и заинтересовала развернутая против нее невиданная кампания травли.
Поэтому телекамер было великое множество.
– Прежде чем я сделаю свое заявление, – сказала Луна, – к вам обратится мой друг Хронос.
– Это что еще за фокусы! – выкрикнул наглого вида журналисток, стеклянный взгляд которого выдавал в нем переодетого демона. – Мы пришли сюда послушать, что эта бабенка скажет после того, как ее так лихо прокатили. Нам всякие Хроносы-Хреносы не нужны!
Лицо Танатоса налилось кровью, и он рванулся вперед.
Хронос схватил его за рукав и оттеснил себе за спину. А наглеца он так двинул Песочными Часами в нос, что тот упал.
Остальная журналистская братия только захохотала. Побитому хаму никто не посочувствовал.
– Прислужники Сатаны самым подлым образом оболгали достойную женщину, – громко и твердо сказал Нортон. – Сейчас я покажу вам ваше собственное будущее – каким оно будет, если справедливость не восстановить.
Он сделал песок прозрачным и повелел Часам охватить своим действием всех людей планеты.
Этот приказ был необычным.
Необычной была и сила магической энергии, истекающей из Песочных Часов. Нортону казалось, что он каким-то шестым чувством ощущает концентрированное могущество слабейшей из сил.
Но в окружающем мире ничего не изменилось. Магионы проникли только в мозг каждого человека – и сделали свое невидимое дело.
А то, что они свое дело сделали, стало ясно по гробовой тишине, которая установилась на газоне перед особняком Луны. Добрая сотня журналистов застыла в молчании. Казалось, они вдруг задумались над чем-то очень важным:
И вдруг один оператор завизжал и бросил камеру на землю.
– Проклятье! – закричал он. – Я скоро умру! В будущем году я буду снимать террористов, взявших заложников… бомба взорвется – и мне кранты! Я помню! Пропадите вы все пропадом, я в ваши игры не играю. И секунды здесь больше не пробуду!
Он опрометью бросился прочь.
В следующий момент репортерша в первом ряду журналистов вдруг развернулась и залепила звонкую пощечину режиссеру выпуска новостей.
– Негодяй! – заорала она. – Ты променяешь меня на эту рыжую шлюху, свою секретаршу!
Режиссер и не пробовал отрицать, потому что и он помнил эту «рыжую шлюху», которую впервые увидит и наймет на работу лишь через пару месяцев. Его занимало совсем другое. Он испуганно бормотал:
– Матерь Божья, этого не может быть! Только не со мной! Почему со мной? У меня будет СПИД! Но я ведь не гомик и не наркоман! Почему?
– Значит, твоя рыжая – наркоманша или потаскуха, – хладнокровно заметил стоявший рядом шофер редакционного автомобиля. – Мой дядя тоже подцепит в будущем году СПИД и даст дубаря уже через пару лет.
Только произнеся это, он осознал свое новое знание. Лицо у него исказилось.
– Какой ужас! – возопил он. – Мой любимый дядя умрет – так скоро и так страшно!..
Кто-то справа от шофера громко причитал:
– Лейкемия? Через пять лет я скончаюсь от лейкемии? Как же я могу помнить то, что случится со мной через пять лет? Но я помню! Надо быстрей к врачам. Может, еще не все потеряно. Может, еще выкручусь…
Каждый теперь был занят собой и не обращал внимания на других. Все люди словно с ума сошли. Одни метались и рвали на себе волосы, другие погрузились в уныние и побрели прочь.
Хаос, который Хронос и его друзья наблюдали перед особняком Луны, на самом деле охватил всю планету.
Сотни миллионов людей узнали о том, что их ожидает смерть в ближайшие восемнадцать лет. Позабыв обо всем на свете, они пытались что-то предпринять для того, чтобы изменить свою судьбу. Суетливые попытки действительно меняли судьбу – не всегда к лучшему. И тогда они суетились снова, чтобы изменить уже новый вариант судьбы. А с учетом того, что изменения в жизни одних влекли за собой изменения в жизни других, а эти изменения в свою очередь влекли изменения в изменениях… Словом, на планете воцарился сущий бедлам.
Со стороны могло показаться, что Сатана уже победил и утвердил на Земле Ад.
Через некоторое время Князь Тьмы явился к Нортону собственной персоной. На сей раз он не был похож на милого дюжинного джентльмена с холеной бородкой. Теперь его глаза сверкали гневом, из ноздрей вырывалось пламя, язык раздвоился как у змеи, а из-под волос торчали рожки.
– Я не искал ссоры с тобой, – прошипел Сатана.
– Да, в этом году ты был со мной сама любезность, – спокойно ответил Нортон. Песок в его Часах по-прежнему оставался прозрачным. – Но в ближайшем будущем ты собирался вытереть об меня ноги.
– Ты создал хаос на Земле! – прогремел Сатана, еще больше бесясь от перемены, произошедшей с Хроносом. Теперь это был не робкий невежда, который мало-мало не заискивал перед многомудрым Отцом Лжи. Перед Сатаной стоял гордый и смелый Хронос, хорошо усвоивший полученные болезненные уроки.
Этот новый Хронос лукаво взглянул на Дьявола, потом обвел взглядом улицу города, где происходила их встреча, и насмешливо процедил:
– Какой хаос? Дома на месте. Люди заняты делом.
– Не придуривайся! Жизнь застопорилась. В этом бардаке никто не может работать.
– Как, даже ты, о могущественный Сатана? – ехидно удивился Нортон.
Постепенно он осознавал весь масштаб того, что сам сотворил.
Оказалось излишним показывать людям грядущие злые деяния Дьявола. Им достаточно было показать их обычное будущее – с будничными катастрофами, с гибелью самой надежной любви и с физической смертью. И это было почище наистрашнейшего фильма ужасов! Внезапно приобретенное знание всех деталей и точного времени своих несчастий и смерти повергло каждого человека в исступленное состояние, близкое к истерике утопающего. Воистину завеса над будущим – великое благо. А сорвать ее – жестокость необычайная!
– Я убежденнейший сторонник Порядка! – запричитал Сатана, меняя тактику. – Я вечность угробил на то, чтобы на Земле установился порядок. У меня были замечательные планы, грандиозные планы! А ты встал поперек!..
Нортон помалкивал. Только брови его несколько взметнулись вверх: дескать, ну и к чему же ты клонишь, чемпион среди врунов?
– Я ничего не смогу реализовать, если они будут помнить вперед!
Нортон и тут ни слова не проронил. Разумеется, трудно одурачить людей, если они видят свою жизнь на много-много лет вперед!
– Чего ты хочешь, изверг? – наконец спросил сквозь зубы Сатана.
– Будто ты сам не знаешь, коллега.
Рожки Сатаны уже давно раскалились добела – словно кусочки железа в печи. Теперь от них посыпались искры.
– Хорошо, Хронос! Твоя взяла. Эта сука победит на выборах. А потом и в сенат пролезет.
– Кто-кто?
Между рожками Сатаны проскочила молния.
– Эта в высшей степени достойная женщина, – выдавил он из себя.
– То-то!
Нортон позволил песку стать зеленым.
Довольно усмехнувшись, он смерил врага презрительным взглядом и сказал:
– Верю вам на слово, уважаемый.
– И напрасно, дурень, – отозвался Сатана и сделал едва заметный жест рукой.
В то же мгновение они оба оказались в Аду.
Желтоватый туман скрывал подробности пейзажа. Но у Нортона не возникло ни малейших сомнений насчет того, куда они попали. Ад и пахнет-то Адом!
– А теперь покажи свой фокус моим чертям, – расхохотался Сатана. – Надеюсь, им будет любопытно узнать свое будущее!
Нортон с грозным видом поднял чудо-Часы… но туман был так густ и так прилежно льнул к стеклу, что Повелитель Времени был не в силах различить цвет песка! Это был настоящий туман, а не сатанинская иллюзия, потому как он не пропал, когда Нортон вперился в него сосредоточенным взглядом и повелел ему рассеяться.
Он лихорадочно соображал, что же ему делать теперь. Сатана ни убить, ни удержать его в Аду не может. Значит, эта ловушка затеяна с единственной целью – отвлечь Хроноса и выиграть время. Если Князь Тьмы уладит свои делишки за время отсутствия противника, то Нортон опять окажется в тупике: закон о третьем лишнем не позволит ему вернуться в тот же момент и исправить то, что натворит Сатана. Следовательно, нанести решающий удар и закончить свою миссию необходимо сейчас и здесь.
Легко сказать «сейчас и здесь»! Но как?
Нортон был в бешенстве. Сатана его достал! Пора кончать этот балаган!
Несмотря на ярость, Нортон сохранил ясность мысли.
«Жимчик, – мысленно обратился он к своему кольцу, – можешь помочь мне раз и навсегда разделаться с Сатаной?»
Жим.
«Какой цвет? Прозрачный?»
Жим-жим.
– Что? – расхохотался Сатана. – Все еще тормошишься? Все еще трепыхаешься? Слабо тебе против меня! Слабо!
Из ноздрей Князя Тьмы вился серый сернистый дымок, который смешивался с желтым туманом.
«Черный?» Жим-жим. В отчаянии Нортон пытался вспомнить цвет, который он еще не использовал. «Коричневый?»– Ну хватит, хватит баловаться! – раздраженно сказал Сатана. – Все равно зря!
Он вдруг выбросил руку вперед и быстрым движением сорвал Жимчика с пальца хозяина. Тот и ахнуть не успел!
– Этот демон принадлежит мне! – рявкнул Сатана.
Вот теперь Нортон действительно ощутил себя выброшенной на берег рыбой
– и внутренне затрепыхался!
Он утратил своего самого бесценного советчика!
Сатане не дано посягнуть на Песочные Часы; Жимчик, увы, защиты свыше не имеет.
Такой беспардонности Нортон не ожидал даже от Сатаны. Не мог он представить себе Князя Тьмы в роли жулика!
Мог не мог, а должен был ожидать худшего! Опять Нортон недоглядел, опять враг посрамил его…
В отчаянии он приказал песку стать коричневым – первое, что пришло в голову. Пусть он и не увидит результата глазами из-за густого адского тумана, но Часы обязательно подчинятся.
Сатана вдруг окаменел с округленными от удивления глазами. Сернистый дымок стал втягиваться обратно в его ноздри.
Нортон не менее обалдело наблюдал за своим врагом. «А что же я, собственно, сделал?»
Сатана дернул головой и всосал в рот столбик огня. Из воздуха в его рожки вскакивали искры.
– !аднуре аз отЧ – растерянно пробормотал он.
Сатана начал жить в обратную сторону!
Но только он один – потому что с чертями, которых Нортон различил в тумане, ничего особенного не произошло. Они с удивлением наблюдали за своим ошалелым хозяином. Коричневый цвет повернул время вспять только для их повелителя!
Нортон понимал, что из этой передряги Отец Лжи как-нибудь да вывернется. Дело не в том, чтобы оставить его в нелепом положении навсегда. Главное, показать ему, что и Хронос не лыком шит, что и он способен ответить ударом на удар и доставить Сатане массу неприятных моментов!
Нортон потянулся к руке врага, чтобы отнять у него Жимчика.
Сатана хотел отдернуть руку, но рефлекс в обратном времени дал обратный эффект: резким движением он протянул свою руку навстречу руке Нортона. Тот без колебаний отнял кольцо, и через мгновение Жимчик оказался на своем законном месте.
Жи-и-и-и-ммммм!!! Казалось, что Жимчик смеется.
Нортон решительно пошел прочь – и тут же сатанинская иллюзия рассеялась. Он был на улице перед особняком Луны.
Сама Луна и Танатос стояли чуть поодаль. У них были встревоженные лица.
– Мы видели желтый туман, – сказал Танатос. – Извини, что не вмешались. Мы решили, что ты сам разберешься с Сатаной. У каждой инкарнации рано или поздно лопается терпение, и она оказывается перед необходимостью прояснить до конца свои отношения с Князем Тьмы и по возможности поставить его на место.
– Спасибо, друзья, вы поступили правильно.
Он обернулся и увидел в нескольких шагах от себя Сатану. Тот все еще пребывал в клетке назад идущего времени.
– Надеюсь, теперь-то ты образумишься, Повелитель Мух, – сказал Нортон.
– Мне бы не хотелось снова показывать тебе силу. Или мои надежды опять беспочвенные – и ты готов опять обмануть?
Сатана от бешенства стал накаляться словно нить в электрической лампе. Через пару секунд он превратился в пылающую сферу – и вдруг взорвался и рассыпался как петарда.
Пусть проваливает! Теперь он нескоро придет в себя и нескоро возьмется за свои прежние козни!
Нортон испытал огромное облегчение. Наконец-то он был доволен собой по-настоящему! Он сразился с Сатаной напрямую – и вышел победителем. Марс дал мудрый совет: борись и не сдавайся! Вот он и боролся, пока не одержал верх!
Нортон повернулся к Луне:
– В ближайшем же выпуске новостей объявят о вашей победе на выборах. Ваша репутация будет полностью восстановлена. Вы начинаете блестящую политическую карьеру. Поздравляю.
– Спасибо вам, Хронос, – слабым голоском ответила Луна, еще не веря в свое счастье.
Танатос шагнул к нему и протянул руку скелета:
– Я знал о твоей силе, Хронос. Но не ведал, что она так велика!
– Да я и сам этого не ведал! – отозвался Нортон, пожимая протянутую руку.
Он понимал, что сейчас не время вспоминать и обсуждать ту первую, давнюю встречу с Танатосом, которая произошла восемнадцать лет назад.
– Прощайте, и всего вам доброго, – только и сказал он. После чего повелел песку принять красный цвет – и вернулся в свое настоящее.
Стоило Нортону очутиться на улице перед особняком Луны, как рядом с ним снова возник Сатана.
– Как ты посмел! – заорал взбешенный Князь Тьмы. – Как ты посмел!..
Нортон высоко поднял Часы и повелел песку стать коричневым. Сатану опять словно ветром сдуло.
Тогда Нортон перевел Часы в режим зеленого песка и оказался у парадных ворот, где находились все инкарнации – и Луна.
– Мои камни посоветовали мне непременно быть на этой встрече, невзирая на неотложные политические дела, – сказала она. – Теперь я вспомнила, Хронос. Я обязана вам не только жизнью, но и тем, что оказалась на своем высоком посту. Вы помогли мне победить сперва на выборах в палату представителей, а затем и в сенат. Я ваша вечная должница.
– А я – ваш вечный должник, – ответил Нортон. – Когда возникнут критические обстоятельства, вы просто сделайте то, что велит вам совесть. Противление Дьяволу – наш постоянный и неотменимый долг. Мы все должны неусыпно следить за тем, чтоб Сатана знал свое место, и в случае нужды прилагать максимум усилий, дабы вовремя окоротить его.
– Да, несомненно, – поддержал Танатос. – Но как бы мне хотелось, чтобы мы сумели вознаградить вас, мой друг Хронос, за ваши многосложные и благие труды…
– Спасибо за доброе слово, – сказал Нортон. – А награды – это все пустое.
Но про себя он с горечью подумал, что вот сейчас ему придется вернуться в унылые будни, которые потекут в направлении, противоположном мировому времени. И все здесь присутствующие «забудут» о том, что произошло, потому что это произойдет в их будущем. Его деяние окажется как бы в забвении, потому что он удаляется от него в прошлое. Это немного обидно.
– Я позабочусь о том, чтоб Хронос был вознагражден, – вдруг объявила Атропос – и превратилась в Клото, которая весело протараторила: – Хроносик, держи пока песок зелененьким, чтоб я ничего не позабыла до той поры, когда мы окажемся в твоем доме!
Нортон окинул ее восхищенным взглядом. По такому случаю она принарядилась еще эффектнее, чем обычно. Картинка! И главное, сияние в ее глазах говорило о том, что она читает в нем, как в открытой книге. И то, что она читает – ей нравится!
Если задуматься, то в его тяжком одиноком труде есть определенные прелести!
С запутанным клубком
1. ХОРОШЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК
У Ниобы, самой красивой женщины своего поколения, были волосы цвета гречишного меда, глаза словно небо туманного летнего утра и фигура, которую легче представить, чем описать. Однако и у нее имелись незначительные недостатки, например властная натура, воспитанная умением использовать свою красоту для того, чтобы всегда добиваться желаемого.
– Но, отец! – мягко запротестовала Ниоба. – Седрику Кафтану шестнадцать лет, а мне двадцать один! Я никак не могу стать его женой!
Старый Шон успокаивающе поднял руку:
– Некоторые реки труднее перейти, чем другие, иные лодки кажутся совсем маленькими. Для Ирландии и всего мира наступили нелегкие времена, дочь моя. Седрик из прекрасной семьи фермеров и ученых, а они заботятся о своих отпрысках. Его возраст не имеет значения.
– Не имеет значения! – фыркнула Ниоба. – Да он же еще ребенок! Отец, ты неправильно поступаешь со мной, заставляя выйти замуж за мальчишку!
Шон сжал зубы. Для него была характерна властность патриарха, однако отец Ниобы предпочитал жить со всеми в гармонии.
– Дочь моя, я не сделал тебе ничего плохого. Седрик действительно молод, но он растет. Когда меня не станет, он будет достоин тебя.
– Пусть он будет достоин какого-нибудь маленького ничтожества одного с ним возраста! Я отказываюсь смириться с таким неуважением!
Глаза девушки засверкали от гнева, их свет стал таким интенсивным, точно небосвод в полдень.
Шон печально покачал головой, не равнодушный к обаянию дочери:
– Ниоба, ты самая красивая девушка в графстве, великолепно умеешь ткать, но, наверное, самая упрямая! Дважды ты уже отклоняла прекрасные предложения, и я проявил слабость, соглашаясь с тобой. Ты становишься неприлично старой для девушки.
Это потрясло Ниобу, однако она не сдавалась.
– Ну да! Толстый старый денежный мешок и уродливый аристократ! И ты называешь их хорошей партией?
– Над богатством не следует смеяться, как и над высоким происхождением. Ты вела бы очень приятную жизнь или благородную. Таких женихов не просто найти.
– Почему я не могу выйти за красивого, зрелого мужчину примерно двадцати пяти лет? – резко спросила Ниоба. – Зачем навязывать мне ребенка, который наверняка не способен отличить собственного носа от…
Взгляд Шона остановил Ниобу прежде, чем она успела зайти слишком далеко. Девушка могла противиться отцу лишь до определенного предела, как бы мягко он с ней ни разговаривал.
– Война отняла у нас всех достойных мужчин. Я не отдам тебя замуж за крестьянина! Ты не станешь женой человека, имеющего низкое социальное положение. Седрик из хорошей семьи и достаточно богат, благодаря полученному наследству, и…
– И он растет, – с возмущением закончила Ниоба. – А во мне начинает расти отвращение к одной только мысли о браке с ним! Я не стану выходить замуж за ребенка, и делу конец.
Но дело на этом, само собой, не закончилось. Шон твердо стоял на своем. Ниоба ярилась, умоляла и плакала – все напрасно. Она прекрасно умела плакать, потому что ее имя означает «слезы», но отец оставался глух к ее мольбам. Он решил, что брак должен быть заключен.
Так оно и случилось. Состоялась помолвка, потом свадьба – в начале лета, когда у жениха закончились занятия в школе. Все в соответствии с законом, однако Ниоба ничего не замечала: она была слишком раздосадована тем, что ей пришлось выйти замуж за такого молодого человека. Она даже не смотрела на жениха. Когда церемония завершилась, у него хватило ума даже не пытаться ее поцеловать.
В конце концов они оказались в коттедже, который достался Седрику по наследству. Дом стоял на большой поляне, недалеко от болота – довольно приятное место днем для тех, кто любит дикую природу, но жутковатое по ночам. Видимо, выбор пал на этот коттедж не случайно: предполагалось, что после наступления темноты новобрачным ничего не останется, как проводить время вместе. Прекрасная основа для возникновения романтического настроения.
Однако Ниоба легко противостояла подобным настроениям. Она заворачивала свое прелестное тело в роскошное стеганое одеяло – свадебный подарок – и отправлялась спать. Юный Седрик устраивался подле камина, откуда тянуло теплом догорающих дров. И по мере того как холод ночи становился все сильнее, каждый из них застывал в неподвижности на своем месте.
Так они провели первую брачную ночь, женщина и мальчик, в молчаливой изоляции. Утром Седрик встал, поворошил золу в камине и вышел облегчиться и принести дров. Ниоба проснулась от ударов топора – ее муж колол дрова. Эти звуки обрадовали ее, поскольку утренний воздух был достаточно холодным; теперь в комнате станет тепло.
А станет ли на самом деле? Ниоба вспомнила, что вчера камин так по-настоящему и не нагрел воздух в доме. Хорошая печка дает в шесть раз больше тепла при сжигании такого же количества дров. Здесь есть печка; Ниоба решила, что займется ею. Возможно, она и не гений, но Ниоба умела быть практичной, когда ей того хотелось. Кроме того, у нее должны быть теплые руки, чтобы успешно управлять ткацким станком.
Девушка надела жакет поверх ночной рубашки и направилась в туалет во дворе. Рядом с деревянным сиденьем она нашла старый, наполовину использованный каталог и ведро с золой. Прежде чем использовать очередную страничку, ее можно прочитать или просто посмотреть картинки. Тело очищается, а разум не остается без работы. Золу насыпают сверху, чтобы отбить неприятный запах – в камине всегда найдется новая порция. А потом получится отличный компост, который можно использовать в саду. Старомодная система, но хорошая: ничто не пропадает зря. И все же Ниоба предпочла бы современный городской туалет.
Через некоторое время, дрожа от холода, она вышла на воздух и остановилась посмотреть, как работает Седрик. Ему совсем не было холодно: работая, юноша согрелся, и Ниобе пришлось признать, что у него здорово получается; он ставил каждое полено на подставку и одним четким ударом топора раскалывал его на две части. Седрик был мальчиком – но уже большим мальчиком, и когда он взмахивал топором, Ниоба видела, что тело у него мускулистое и сильное. С каждым новым ударом светлые волосы, словно ореолом, окружали голову. Ниоба заметила, как сжимаются его челюсти. Действительно, хорошенький мальчик!
Седрик увидел Ниобу и остановился.
– Вы замерзли, мисс Ниоба, – сказал он с сильным провинциальным акцентом, который, как и формы Ниобы, легче вообразить, чем описать. – Вот, возьмите мою куртку, пока я буду переносить дрова в дом. Мне все равно жарко.
– Не называй меня мисс, – запротестовала она. – В конце концов, я твоя жена.
Ей совсем не хотелось это признавать, но отрицать сей факт не было никакой возможности. Замужество есть замужество.
Седрик удивился и немного помолчал.
– Конечно. Вы правы. Но знаете, мадам, мне совсем не хотелось так жениться; я ведь еще даже школу не закончил.
Могла бы и сама догадаться!
– Знаешь, это тоже не я придумала, – сказала Ниоба. – Во всяком случае, не…
– Не за невежественного ребенка! – закончил за нее Седрик с грустной усмешкой. – А теперь возьмите куртку, а то вы совсем замерзнете, мисс… о, мадам. – Он подошел к ней, протягивая куртку.
– Одну минутку, – промолвила Ниоба, полная решимости отстоять свою независимость даже в этом вопросе. – Такое впечатление, что ты чувствуешь себя гораздо лучше, чем я. Дай мне топор.
– Это никак не женская есть работа, мадам! Я буду рубить дрова.
– Просто: это не женская работа, – поправила Ниоба, раздраженная неправильным построением речи.
– Но я именно так и сказал! – Тут Седрик, смутившись, замолчал. – Ах, вы имеете в виду, что я неправильно говорю… Извините. Я всего лишь мальчишка из провинции, мадам. Сожалею, что вам пришлось связаться с…
– Что сделано, то сделано, Седрик, – твердо заявила Ниоба и отобрала у него топор, прекрасно понимая, что юноша не станет ей перечить – ведь она взрослая.
Ниоба поставила полено, взмахнула топором – и попала в самый край. Лезвие отскочило и вонзилось в землю рядом с ее правой ногой.
– О, мадам, пожалуйста… – встревоженно сказал Седрик.
– Нет, я могу! – упрямо возразила Ниоба и неуверенно размахнулась снова.
Седрик подскочил к ней:
– Не обижайтесь, мадам, разрешите вам помочь.
– Ты боишься, что я сломаю топор! – обвинила его Ниоба.
– Нет, мадам! Я боюсь, что вы отрубите себе палец, а мне бы совсем не хотелось, чтобы что-нибудь случилось с такой изящной ножкой.
Ниоба расслабилась. Его неуклюжая похвала оказалась эффективной.
– Уж точно! Мне ведь почти удалось, не так ли? Я только изучала деревья, мне никогда не приходилось раскалывать дров…
– Колоть дрова, мадам, – быстро поправил ее Седрик.
Ниоба рассмеялась:
– Конечно. Я говорю совсем не так, как следовало бы!
– О нет, вы говорите просто замечательно, мадам. Вот посмотрите, нужно взяться за рукоять и… – Седрик подошел к ней сзади и положил свои ладони сверху ее рук; они оказались мозолистыми и сильными, слишком большими для его тела.
«Интересно, – подумала она, – у мальчиков, как у щенков, слишком большие лапы. Если так, то Седрик должен вырасти в настоящего великана».
– Почему у тебя такие грубые руки, ведь твоя семья занимается наукой? – не подумав, выпалила Ниоба.
Седрик сразу отдернул руки.
– Ну, знаете, это из-за драк, – смущенно ответил он.
Драки. Понятно, мальчишка всегда остается мальчишкой.
– Здесь у нас вряд ли возникнет подходящий повод, – мягко заметила она.
– Да, конечно, да, – пробормотал он, шаркнув ногой.
– Ты показывал мне, как следует рубить дрова, – напомнила Ниоба, пожалев юношу.
Седрик поправил положение ее рук, показал, куда следует смотреть, и проделал вместе с ней все необходимые движения. Ниоба почувствовала немалую силу его рук и тела, когда он прикоснулся к ней; это ее удивило – ведь Седрик еще так молод.
На этот раз лезвие топора попало точно по центру полена, и оно раскололось на две равные части, которые даже не отлетели в сторону, поскольку удар не был слишком сильным.
Ниоба взялась за следующее полено самостоятельно, следуя указаниям Седрика. Ее удар пришелся почти в самый центр. В некотором роде она одержала победу. Скорее всего помогла координация, которая у нее появилась благодаря работе на ткацком станке; ей почти всегда удавалось поместить предмет туда, куда она хотела – если не приходилось иметь дело с чем-то слишком тяжелым.
Однако топор застрял в дереве. Ниоба попыталась вытащить его, но у нее ничего не вышло.
– Ничего страшного, нужно просто перевернуть его и ударить противоположной стороной, мадам, – посоветовал Седрик.
Она так и сделала, с трудом приподняв тяжелое полено, которое в конце концов раскололось на две половинки.
– Ой, получилось! – довольная, воскликнула Ниоба.
– Конечно, мадам, – согласился Седрик. – У вас талент.
– Не талент, а… – Тут Ниоба сообразила, что не хочет исправлять его речь; хорошей жене не следует так себя вести. – Вовсе нет! Я настоящая недотепа. Но это было так здорово!
Ниоба еще несколько минут рубила дрова и вскоре смогла скинуть жакет.
– Если бы я знала, как это приятно, – задыхаясь, проговорила она, – я бы давно научилась.
– Должен сказать, что вы отлично выглядите, когда это делаете, – заметил Седрик.
– Вот уж нет! – запротестовала довольная Ниоба.
– Да, я говорю правду. Вы очень красивая женщина.
– А ты хорошенький мальчик. Знаешь, я устала; пошли завтракать.
– Нет, я правда так думаю, мадам. Вы самая красивая женщина из всех, кого мне приходилось видеть, особенно когда вы так двигаетесь.
Ниоба посмотрела на себя. Она вся раскраснелась, немного задыхалась, а ночная рубашка прилипла к груди. Ее представления о женской красоте не слишком соответствовали такому виду, но все равно ей было приятно.
– А я считаю тебя настоящим красавчиком, Седрик. Молодой Адонис. Когда ты немного вырастешь, все девушки будут в тебя влюбляться. – Она замолчала, сообразив, что сказала глупость.
«Все девушки будут в тебя влюбляться». Он ведь уже женат – на ней. Ниоба почувствовала, как густо краснеет.
Седрик ничего не ответил. Он наклонился, взял большую охапку дров и понес ее в дом. Но Ниоба догадалась, что он смутился не меньше, чем она. Для совсем еще молодого и неискушенного человека ситуация, в которой они оказались, была такой же тяжелой, как и для нее.
– Седрик, я…
Но что тут скажешь? Лучше уж промолчать.
В доме она объяснила ему про плиту.
– Конечно, мадам, – охотно согласился он. – Мы пользуемся печкой зимой.
Оказалось, что Седрик прекрасно умеет с ней управляться – он позаботился о том, чтобы пепел не забил вентиляционных отверстий, передвинул дымовую заслонку в трубе» а потом аккуратно засунул в топку бумагу и дрова.
– Холодную печку нужно растапливать понемногу, чтобы она не треснула.
Уже довольно скоро печь нагрелась, и Ниоба начала делать блины.
– Вы умеете готовить, мадам! – воскликнул Седрик, уплетая свою порцию. Как и всякий юноша его возраста, он отличался отменным аппетитом.
– Я женщина, – сухо ответила Ниоба.
– Да, конечно! – радостно согласился Седрик.
Ниоба решила сменить тему разговора.
– Насколько я поняла, ты не хотел… жениться?
– О, мадам, я еще не готов! – кивнул он. – Я ничего не знаю о женщинах. И мечтал закончить школу, чтобы стать… ну, кем-нибудь. Но что я мог сделать, когда семья приняла решение.
– Понимаю, – согласилась Ниоба. – Наверное, для тебя не секрет, что я возражала – мы даже не были знакомы, Седрик, мне просто сообщили твое имя и возраст и что ты из хорошей семьи. Тут нет ничего личного…
– Да, у нас хорошая семья. Как и ваша – именно поэтому… вы знаете. – Он пожал плечами. – Просто я не совсем готов.
Ниоба поняла, что ей нравится этот честный, скромный мальчик. Тут у нее возникла идея.
– Послушай, Седрик, почему бы тебе не вернуться в школу? Мы можем себе это позволить, и если ты действительно хочешь получить образование…
Его лицо прояснилось.
– Вы и в самом деле так считаете, Мадам? Вы разрешите мне?
– Я буду всячески тебя поддерживать.
– Но вы останетесь здесь в одиночестве, мадам, и…
– Со мной все будет в порядке. Насколько мне известно, в здешних лесах нет драконов. – Ниоба улыбнулась.
Седрик молчал; казалось, он несколько ошеломлен. Ниоба знала, какое впечатление производит на мужчин.
Потом он нахмурился.
– Однако здесь есть волшебство, – мрачно заметил Седрик. – Деревья могут творить заклинания…
– Только не против тех, кто их понимает, – возразила Ниоба. – Я изучала волшебство лесов, расположенных на болотистых землях. Деревья и растения хотят только одного – чтобы им дали спокойно существовать. Но когда ты приходишь к ним с топором…
Юноша с удивлением посмотрел на Ниобу:
– Надо же, мне такое даже в голову не приходило! Если бы я был дерево, мне бы никак не понравилось! – Он немного помолчал. – Скажите, я знаю… я неправильно говорю. Мадам, вы не могли бы…
– Если бы я была деревом, мне бы тоже не понравилось, – осторожно произнесла Ниоба. – Нужно исключить двойное отрицание.
– В каком месте?
– Сослагательное наклонение используется тогда, когда ты хочешь высказать предположение. Я не дерево и никогда не смогу им быть, однако я пытаюсь поставить себя на его место, поэтому говорю: «Если бы я была деревом».
– Конечно, так оно и есть! Теперь, когда вы объяснили, мадам, все встало на свои места.
– Седрик, ты действительно не должен называть меня «мадам», – мягко сказала Ниоба.
– Ну, так я обращаюсь к старшим… – Он остановился, не закончив предложения.
Ниоба снова улыбнулась:
– Теперь мы в расчете, Седрик. Я неудачно выразилась, когда мы были на улице, а ты сделал то же самое минуту назад. Мы оказались в сложной ситуации, но должны выйти из нее с наименьшими потерями. Со временем мы перестанем замечать пятилетнюю разницу в возрасте; это и в самом деле немного. Если бы все было наоборот…
– Да, мужчины считают, что шестнадцать – самый лучший возраст для девушки, – согласился он. – Забавно, правда!
– Может быть, и так – если человек не заинтересован в получении настоящего образования.
Седрик снова стал серьезным.
– Знаете, в моей семье все хорошо разбирались в… вы и в самом деле не возражаете, чтобы я вернулся в школу?
– Да, если ты этого хочешь, Седрик.
– Конечно, хочу! Я хочу стать умным.
– Тут нужна удача, – пробормотала Ниоба.
Юноша ей подмигнул, и она поняла, что он оценил иронию. Ниоба неожиданно сильно покраснела; Седрик оказался достаточно сообразителен, чтобы понять, что она о нем думает.
– Я опять допустила бестактность, – смущенно заявила она. – Теперь ты у меня в долгу.
– Нет, мы в расчете – вы же рассказали мне о сослагательном наклонении. Вот!
Ниоба расхохоталась, Седрик присоединился к ней. Оба прекрасно понимали, что ничего смешного в его словах нет, но атмосфера заметно разрядилась. Завтрак они закончили в молчании.
В доме потеплело. Ниоба оделась, помыла посуду и сделала уборку в доме
– она верила в значение порядка. Седрик принес еще дров, чтобы на следующее утро не нужно было все начинать сначала. Потом им снова стало не по себе: они не представляли, чем еще можно заняться. Ниоба знала, что обычно у молодоженов не возникает подобных проблем, потому и не позаботилась заранее о том, как будет проводить свободное от домашней работы время.
– Я могу установить свой ткацкий станок, – сказала она. Однако эта мысль показалась ей не самой лучшей – ведь шел первый день их брака.
– А я поищу тропу, где заниматься бегом, – предложил Седрик.
Верно; он упоминал о том, что интересуется бегом. Если Седрик вернется в школу, у него появится возможность серьезно тренироваться. Однако довольно быстро на лице юноши появилось сомнение – он тоже понимал, что медовый месяц должен протекать совсем не так.
– Разреши мне помочь, – предложила Ниоба. – Мы можем погулять по лесу, осмотреть его. Мне не терпится увидеть местное волшебство.
Седрик улыбнулся. Отправиться вместе на прогулку… Вполне подходящее занятие!
– И не будем брать с собой топор.
– Чтобы не пугать деревья, – согласилась Ниоба.
Они пошли гулять. Лес оказался необыкновенно красивым. Листва еще не успела поникнуть под летним жаром, а яркий солнечный свет заставил комаров попрятаться. Вдоль тропинки, ведущей в сторону болот, стволы деревьев густо поросли мхом. Теперь у Ниобы появилась возможность продемонстрировать свои познания в диком волшебстве. Она показала Седрику, как огромные болотные дубы особыми заклинаниями защищают маленьких рыбок, живущих между их корней и удобряющих почву своим пометом, и как можно увидеть гамадриаду, древесную нимфу – надо проявить терпение и некоторое время постоять неподвижно.
– Она умирает, если умирает ее дерево, – объяснила Ниоба. – Именно поэтому нимфы так болезненно относятся к… – девушка немного помолчала, а потом произнесла по буквам: – Т-О-П-О-Р-А-М.
– Она действительно очень красивая, – согласился Седрик. – Почти такая же красивая, как вы. С этих поря ни… не буду рубить живые деревья.
Ниоба почувствовала, как на нее нахлынула теплая волна удовольствия. Она знала, что это глупо, но ей нравилось, когда ей напоминали, что она красива, а нимфы всегда считались стандартом, с которым сравнивали смертных. Нимфы были вечно молодыми и гибкими – до тех пор, пока их деревья оставались здоровыми. Настоящему специалисту было достаточно взглянуть на нимфу, чтобы определить, в каком состоянии находится дерево.
Они шли все дальше, теперь их ноги временами проваливались по щиколотку во влажную землю.
– Может быть, следует осушить болото – почва здесь наверняка плодородная, – заметил Седрик.
– Осушить болото! – повторила потрясенная Ниоба. – Но оно жизненно важно для леса! Здесь находятся резервы влаги, концентрируются излишки дождевой воды, которые так необходимы растениям в случае засухи. Без болотистых земель лес потеряет свои лучшие деревья, не говоря уже о тех, которые просто не вырастут. Под землей вода распространяется далеко от болот, и ее находят корни деревьев; кроме того, болота поддерживают влажность на определенном уровне.
Энтузиазм настолько переполнял Ниобу, что она запела:
Я хочу танцевать на болоте, На трясине, на топи и жиже, Да, хочу танцевать на болоте, Чтобы к тамошним тварям поближе.
Седрик, разинув рот, слушал, пока Ниоба не закончила:
Я хочу танцевать на болоте, где правит природа, Я… заплачу… заплачу, как только засохнут болота Да… заплачу… заплачу, как только засохнут болота.
Ниоба так растрогалась, что слезы покатились по ее щекам.
Седрик с благоговением посмотрел на девушку:
– Ниоба, я не хочу, чтобы вы плакали! Я никогда не стану осушать болота. Никогда!
Она улыбнулась, а потом взяла у него носовой платок, чтобы вытереть слезы.
– Это всего лишь песня, Седрик.
– Да, всего лишь песня, – согласился он, – но вы… вы особая.
– Благодарю тебя, – растроганно сказала Ниоба.
Она знала, что поет не очень хорошо. Вдохновение посетило ее так неожиданно, что Ниоба даже ожидала, что юноша будет смеяться. Однако ее пение, похоже, произвело на Седрика впечатление, и она осталась довольна.
Они завершили осмотр окрестностей и вернулись домой. Тут только Ниоба сообразила, что Седрик впервые произнес вслух ее имя. Она не знала, как к этому относиться, но была недовольна, когда он говорил «мисс» или «мадам»; он имел полное право называть ее по имени. Ведь Седрик был ее мужем – по закону.
– Я буду изучать болота! – неожиданно заявил он.
О, нетерпение юности!
– Да, они того стоят, – осторожно согласилась Ниоба. – Хотя тебе, безусловно, не следует ограничивать свои интересы.
Седрик только посмотрел на Ниобу – она замечала такие взгляды у домашнего пса, когда его хвалили и гладили. Потребуется время, чтобы привыкнуть к дикой ситуации, в которой они оказались.
Тем не менее теперь они чувствовали себя не так скованно, как раньше. Ниоба готовила еду, пользуясь запасами из кладовой, а когда запасы подошли к концу, Седрик отправился в город и принес огромное количество продуктов в рюкзаке. Ему нравились дальние прогулки; его переполняла юношеская энергия, он любил движение.
Молодые частенько играли в разные игры, в том числе любили отгадывать загадки и решать головоломки. Ниоба быстро выяснила, что Седрик обладает гибким и быстрым умом и может легко ее победить. Она предложила ему любимую в их семье загадку: о шести людях, которым при определенных условиях нужно переправиться на другой берег в двухместной лодке. Седрик мгновенно ее решил, словно в ней не было ничего сложного. Кроме того, он очень быстро учился правильно говорить, и вскоре его речь стала безупречной. Ниоба поняла, почему в семье Седрика так много ученых.
А он, в свою очередь, учил ее практическим вещам: как складывать дрова на зиму, чтобы они не сгнили, как чистить туалет. Однако Ниоба по-прежнему спала на кровати, а Седрик – возле камина; между ними не было физической близости.
Через две недели Ниоба успела хорошо узнать Седрика, хотя он продолжал удивлять ее своими замечательными способностями. Он оказался сильным, дружелюбным и умным юношей, с прекрасным потенциалом – но слишком молодым. И он был ее мужем. Ниоба знала: может так случиться, что Седрик отправится в колледж, а их брак так и не станет настоящим. Ну и как следует действовать? У нее не было никакого опыта, и она не испытывала особого желания. Одно не вызывало сомнений – Седрик инициативу проявлять не станет; он относился к ней с уважением, граничащим с обожанием. Поэтому все зависело от Ниобы.
– Седрик, – сказала она однажды приятным летним днем.
Он встретил ее взгляд, потом смутился и отвел глаза.
– О, Ниоба, неужели пришла пора? – Иногда он читал ее мысли.
– Когда наш медовый месяц закончится, моя мать спросит у меня, а твой отец – у тебя.
– Так оно и будет, – Седрик вздохнул. – Но я не настолько наивен, чтобы навязывать себя женщине, которая меня не любит.
Он прекрасно понимал суть происходящего и сумел все очень четко изложить.
– Да? А тебя раньше кто-нибудь любил?
Седрик смущенно покачал головой:
– Никогда. У меня нет опыта.
– У меня тоже, – призналась Ниоба.
– Но ведь так оно и предполагалось!
Ниоба не выдержала и рассмеялась:
– Седрик, я уверена, что, если бы тебе разрешили подождать с женитьбой и ты достиг бы моего возраста, у тебя наверняка появился бы опыт. Я не могу упрекать тебя за его отсутствие. Ты пришел ко мне чистым.
– Мне всего лишь шестнадцать, – оправдываясь, напомнил ей Седрик. – Да, среди мальчишек идут всякие там разговоры, но могу спорить, что не я один никогда… – Он пожал плечами.
– Конечно, – быстро согласилась Ниоба. – Двойной стандарт – это ханжество. Лучше всего, когда мужчина и женщина… – Она заколебалась. – Учатся вместе.
– Трудно… – Седрик тоже сомневался. – Если бы вы любили меня так, как люблю вас я, не было бы…
Он запнулся, когда заметил ее реакцию, и покраснел.
– Что ты сказал, Седрик?
– Так, сорвалось из языка. – Он еще сильнее покраснел, когда понял, что снова заговорил неправильно. – Прошу прощения.
– Ты просишь прощения… за то, что любишь свою жену?
– Вы же знаете, – с тоской произнес юноша. – Она не настоящая!
– Женитьба или твоя любовь?
Седрик шаркнул ногой:
– Ну, вы понимаете… Вы такая замечательная, такая прелестная… У меня кружится голова, когда я на вас смотрю! И вы так много знаете, так уверены в себе, вы заслуживаете лучшего, и вы возражали против нашего брака. Я не хочу, чтобы вам было еще хуже. Я же совсем мальчишка.
Ниоба, сердце которой учащенно билось, сосредоточилась на одном вопросе:
– Когда? Когда ты понял, что любишь меня?
Он пожал плечами, словно ответ был очевиден:
– В самый первый день – когда вы запели на болоте. Когда вы заплакали из-за топей. Я никогда не слышал ничего подобного… – Он развел руки в стороны, будто не мог найти подходящего слова.
– Но я не так уж и хорошо пою!
– Вы верите! Вы действительно любите топи! И я теперь тоже – благодаря вам. То, что любите вы, люблю и я.
– Седрик, ты никогда не говорил…
– Чтобы выставить себя дураком? – с горечью спросил он. – И вызвать ваше раздражение? Чтобы надоедать глупыми приставаниями вздорного мальчишки? Я не такой болван.
– Седрик, ты совсем не болван! Ты замечательный юноша – замечательный мужчина! Я уверена, что…
– Пожалуйста, давайте забудем о моих словах, ладно?
– Как же можно! Седрик, я не утверждаю, что люблю тебя – у женщин этот процесс занимает гораздо больше времени, и…
– И на моем месте должен быть мужчина.
– Седрик!
Он взглянул на нее и отвернулся. Ниоба поняла, что не стоит отрицать правду: она и в самом деле видит в нем мальчика, а не мужчину.
Обычно Ниоба получала все, что хотела. Но на этот раз ее красота обратилась против нее. Пришло время взрослеть, поняла Ниоба. Она должна сделать все как следует.
– Седрик, мы уже множество раз обсуждали то, что с нами произошло. Мы пытаемся воевать с химерами. На самом деле все это не имеет значения. Любовь не имеет значения. Мы женаты.
– Любовь не имеет значения?!
– Я имела в виду другое. Конечно, любовь важна! Я хочу сказать, что готова исполнить свой долг, не дожидаясь того… что может никогда… я имела в виду, еще…
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – мрачно сказал Седрик.
– Я уважаю тебя, Седрик, я твоя жена. Множество женщин, вышедших замуж за взрослых мужчин, делают то, что требуется, какими бы ни были их чувства. Пришло время сделать наш брак настоящим.
– Нет! Только не с той, которая меня не любит. Это неправильно!
Ниоба была согласна с ним, однако ей пришлось вступить в спор.
– Почему ты так думаешь?
– Это будет на… – Он не смог произнести слово.
Ниоба покраснела:
– Насилие?
Седрик кивнул.
Девушка почувствовала себя так, словно попала в яму, и чем больше пытается выбраться из нее, тем глубже она становится. Куда подевались эвфемизмы, хитрые доводы, которые покрывают глазурью малопривлекательную реальность? Седрик не станет лгать, да и она тоже – именно на этом с самого начала был основан их брак. Можно ли все исправить? Они оба пытались принять правильное решение, оба понимали, что это ложный шаг – о ирония судьбы! – однако им следовало его сделать. Конечно, необходима взаимная любовь!
А ее не было. Ниоба могла отдать ему свое тело, подарить хорошее отношение, но не любовь. Пока нет. Она почувствовала, что щеки стали мокрыми от слез.
– Пожалуйста, не надо! – взмолился Седрик. – Я не могу видеть, как вы страдаете.
– Седрик, это не твоя вина. Ты прав. Тебе необходима женщина, которая тебя любит, и я бы так хотела… – Слезы покатились еще сильнее, и Ниоба замолчала.
– О, мисс… – начал он.
– Миссис, – поправила его Ниоба, с трудом улыбнувшись.
– Я сделаю все, чтобы вы были счастливы! Но я не знаю как!
– Тогда займись со мной любовью! – вспыхнула Ниоба.
Оба осознали, что она секунду назад сказала, и наступило молчание.
Седрик в недоумении покачал головой:
– Как, Ниоба?..
– Точно так же, как это делают другие мужчины. Начни с ухаживания!
Он искоса посмотрел на нее:
– А вы будете сидеть неподвижно?
– Седрик, ты думаешь, я чудовище? Если ты любишь меня, докажи!
– Я так и сделаю! – воскликнул он. – Пойдем к черному дубу, где вы мне пели, и я спою для вас.
– Да! – обрадовалась Ниоба, словно им удалось сделать огромный шаг вперед.
И, в некотором роде, так оно и было. Когда девушка поняла, что Седрик ее любит, она почувствовала приятное возбуждение; до сих пор никто не испытывал к ней таких чувств.
Они направились к черному дубу, и Ниоба уселась на одном из выступающих из воды корней, а спиной прислонилась к могучему стволу. Гамадриада с тревогой поглядывала из-за высокой листвы вниз, не понимая, зачем пришли люди.
Седрик опустился перед девушкой на колено и принял драматическую позу. Ниоба сохраняла серьезное выражение лица, чтобы все не испортить. Он сделал вдох и запел:
Стань жить со мной, любовью стань.
Мы всех блаженств воспримем дань, Что нам несут холмы, поля и долы, и равнины.
У Седрика был неумелый, но сильный голос, однако он обладал широким диапазоном и пел с большим чувством. Песня произвела на Ниобу впечатление, мелодия пробуждала чувства.
На скалы мы с тобою сядем, На пастухов и стадо глядя…
Он потянулся к Ниобе и взял ее за руку.
Что в пойме рек, а в водах их Певучих птиц струится стих.
Что-то случилось, когда Седрик прикоснулся к ней. Неожиданно родилась музыка, словно заиграл огромный оркестр, наполнивший лес своим звучанием. Голос Седрика усилился, стал мощным, красивым и пробуждающим чувства. Ниоба сидела ошеломленная, зачарованная его голосом и поразительной музыкой; только когда песня закончилась, она пришла в себя.
Коль ты пленишься красотой, Любовью стань, живи со мной.
Когда Седрик перестал петь, великолепная музыка тоже затихла.
– Что это было? – восхищенно спросила Ниоба, продолжая держать его за руку.
Юноша казался обеспокоенным.
– Что-нибудь не так?
– Эта… эта музыка! Откуда она взялась?
– А, вот вы о чем. Я думал, вы знаете. Мой дар, волшебство. Оно передается в нашей семье по наследству. Сожалею, если я…
– Сожалею!.. – воскликнула Ниоба. – Ты пел так красиво! Как ты это делаешь?
Седрик пожал плечами, отпустив ее руку:
– Так происходит всякий раз, когда я пою, прикасаясь к чему-то. Смотрите. – Он положил руку на ствол дерева и запел:
Стань жить со мной, любовью стань.
Ниоба не услышала ничего необычного – но дерево вздрогнуло, словно завибрировало от какого-то могучего звука, дриада чуть не упала со своей ветки. Ниоба прижала руку к коре дуба, и оркестр вернулся.
Мы всех блаженств воспримем дань.
– Седрик, это великолепно! Какое удивительное переживание! – Ниоба не могла больше говорить.
– Оно просто существует, и все. – Казалось, реакция Ниобы привела юношу в замешательство.
– Спой мне еще, – попросила Ниоба.
– Но песня закончилась. Далее следует ответ девушки.
Ниоба взяла его за руку:
– Тогда спой мне ответ девушки, Седрик!
Он запел, и оркестр сопровождал его, поддерживая прежнее великолепие – не просто пение и не просто музыку; казалось, звук имеет больше трех измерений, словно чувства перемешались с мелодией. «Может ли любовь, – спросила себя Ниоба, – быть чем-то большим?»
Вот будь пастух правдив и честен, И молод мир с любовью вместе, Я бы, пленившись красотой, Пришла любить и жить с тобой.
В этих словах содержалось отрицание, отказ, но это не имело значения; волшебная сила осталась. Ниоба поняла: что бы ни пел Седрик, эффект будет такой же. Она погрузилась в магическое очарование его музыки, пока он не пропел последний куплет:
Но ведь ничто не длится вечно, Любовь и радость быстротечны, А то, пленившись красотой, могла б любить и жить с тобой.
Песня закончилась, а вместе с ней и волшебство. Но теперь Ниоба смотрела на Седрика совсем иначе. Он обладал магией, и любовь была возможна.
– Отведи меня домой, – попросила она.
Однако к тому моменту когда они добрались до дома, Ниоба успела прийти в себя. В конце концов, это всего лишь волшебство; Седрик остался таким же, и их положение практически не изменилось. Нет никакого смысла совершать поступки, о которых впоследствии можно пожалеть. Поэтому Ниоба решила не форсировать события, Седрик тоже не стал ничего предпринимать, и их брак так и остался незавершенным.
Прошла еще неделя, и Ниоба поняла, что время уходит. Они на целый месяц были предоставлены самим себе; скоро их начнут навещать родственники. Девушка поняла это, когда собиралась ложиться спать.
– Они узнают, – сказала она, садясь на постели.
– Да, – согласился Седрик со своего места у камина.
– Седрик, иди сюда, – повелительно сказала Ниоба. – Мы должны. Иначе не сможем посмотреть им в глаза.
Он подошел к ней и устроился в ногах кровати. Казалось, он боится Ниобы.
– Седрик, это совсем не так уж сложно. Нам обоим рассказывали о птичках и пчелках, и мы видели животных.
– Вы не животное! – с ужасом в голосе воскликнул Седрик.
Ниоба задумалась. Какая неловкая ситуация! Если бы он набросился на нее, как бык в загоне для спаривания, она пришла бы в смятение, но сумела бы вытерпеть; мать предупреждала ее, что мужчины так устроены. По крайней мере, лед, как принято говорить, был бы сломан.
Ниобе стало не по себе от этой метафоры, однако она явно подходила. Так или иначе, они попали в трудное положение.
– Забудь о животных! Иди ко мне в постель. Просто смешно спать отдельно.
Седрик подвинулся и робко вытянулся рядом с девушкой.
– Но кто же спит в одежде! – воскликнула она.
– О, мадам, я не могу…
Ниоба потянулась и взяла Седрика за руку. Она была холодной.
– Седрик, ты меня боишься?
– О нет, мадам! – запротестовал он, продолжая дрожать.
– Значит, страшишься того, что мы должны сделать?
– Я в ужасе.
– Седрик, это же смешно. Ты знаешь, что нравишься мне, и если ты споешь…
– Но это будет волшебство, а не я.
Он хотел, чтобы Ниоба любила его самого, а не магию, которой он обладал. Тут трудно было что-то возразить. Однако Ниоба подозревала, что это всего лишь предлог для того, чтобы оправдать свой страх.
– Седрик, я знаю, что ты не трус. Что тебя тревожит на самом деле?
– Я не могу – не могу этого сделать с вами, мадам.
И снова «мадам»! Она пытается сблизиться с ним, а в результате они только отдаляются друг от друга.
– Но почему?
– Потому что вы такая… такая красивая и замечательная и…
Он пожал плечами, не в силах выразить свои мысли более внятно.
– Седрик, я же твоя жена!
– Не по собственному выбору!
Знакомые мотивы; нужно немедленно уйти в сторону.
– Но и не по твоему, Седрик. Мы – двое людей, которых обстоятельства свели вместе, обстоятельства и воля родителей, они старались сделать для нас все, что в их силах, а теперь мы…
– Женщина и мальчик, – сказал он.
Вот оно, опять. Седрик чувствовал свою неадекватность – и Ниоба не могла убедить его в обратном. И все же она понимала, что должна как-то переломить ситуацию.
– Но ты растешь!
– Не думаю, что когда-нибудь вырасту настолько, что буду вам соответствовать.
– Седрик, это неправда! – запротестовала Ниоба, вдруг почувствовав, что стала похожа на мать, утешающую своего ребенка. Их диалог ни к чему не приведет. Как и все предыдущие.
Ниоба лежала в неловком молчании и размышляла. Наконец она промолвила:
– Седрик, может быть, мы слишком торопимся. Давай действовать постепенно. Сними одежду, ложись рядом со мной под одеяло. Мы просто будем вместе спать. И ничего больше.
– Вы обещаете?
Ниоба засмеялась:
– Обещаю, Седрик. Ну что я могу с тобой сделать?
Он тоже рассмеялся, но его смех был каким-то вымученным.
– А если станет холодно?
– Тогда мы придвинемся друг к другу, чтобы согреться. Ведь люди спят вместе именно для этого, не так ли?
– Но вы… на вас почти ничего не надето!
Ниоба села и расстегнула ночную рубашку, довольная собственной смелостью.
– Я останусь совсем без одежды.
Седрик откатился в сторону и с громким стуком упал с кровати на пол. Ниоба с тревогой соскочила с постели и склонилась над ним, чтобы помочь подняться.
– Седрик, извини меня! Ты не ушибся?
– Пожалуйста, мадам, ваша рубашка… – Он отвернулся.
Ниоба посмотрела на себя и в тусклом свете гаснущего огня увидела, что ночная рубашка распахнулась, обнажив часть груди.
– Ради Бога, Седрик, ты можешь посмотреть на меня! Я твоя жена!
– Это неправильно, – заявил он, не поворачиваясь.
– Седрик, посмотри на меня! – приказала Ниоба.
Но он ее не послушался.
Гнев запылал в ее обнаженной груди. Она встала, обошла кровать и снова улеглась со своей стороны. Ну что ты будешь делать с упрямым мальчишкой?
И тут, сквозь пелену медленно отступающей ярости, Ниоба услышала какой-то звук.
Седрик сидел, прижав лицо к постели, и плакал, отчаянно стараясь, чтобы она ни о чем не поняла.
Ее чувства разом переменились.
– О, Седрик! – выдохнула девушка и придвинулась к нему, чтобы утешить, затем сообразила, что это худшее из всего, что она могла бы сделать.
Она не мать, а он не ребенок – этой роли ей следовало избегать, как чумы. Раньше Ниоба думала только о своих горестях, каково это – быть замужем за мальчиком; теперь же поняла, что Седрику гораздо тяжелее. Нужно найти выход, заставить его по-другому воспринимать происходящее, чтобы она оставалась женщиной, а он стал мужчиной.
На следующий день Ниоба предприняла новую попытку.
– Седрик, давай напьемся.
Он удивился:
– Я и в рот не беру алкоголь, мадам.
– Ниоба, – твердо поправила она. – Называй меня по имени.
– Ниоба, – неохотно повторил он. – Я не пью, Ниоба.
– Я тоже. Но на полке стоит бутылка белого вина.
– Даже не знаю… Некоторые становятся дикими после того, как выпьют.
– Да, именно так!
Седрик улыбнулся. Казалось, он пришел в себя после огорчений прошлой ночи, и Ниоба поняла, что поступила правильно, оставив его в покое. Сегодня он окажется в ее постели!
После ужина они открыли бутылку, уселись рядышком на склоне холма, возле коттеджа, и принялись наблюдать за закатом солнца. Каждый держал в руке маленький бокал с золотистой жидкостью.
– О, как оно обжигает! – воскликнула Ниоба.
– Точно, – согласился Седрик. – Мне нравится.
И он снова наполнил свой бокал. Ниоба последовала его примеру, хотя выпила не так быстро, как Седрик, обнаружив, что ей вовсе и не нравится обжигающий напиток. К тому же она не собиралась напиваться.
Прошло совсем немного времени, и вино разошлось по жилам.
– Ой, у меня такая легкость в голове! – радостно воскликнул Седрик.
– И у меня, – кивнула Ниоба. – Может, не стоит торопиться?
– Не стоит? Почему? Как весело! – Седрик снова наполнил бокал, не замечая, что Ниоба еще не выпила свое вино, и залпом осушил его.
Ниоба забеспокоилась: алкоголь начал сильно действовать на Седрика, и девушка не знала, к чему это может привести.
– Седрик, давай споем! – предложила она, взяв его за руку, чтобы он не смог налить себе следующий бокал.
– Конечно, Ниоба, – с радостью согласился юноша. И сразу же запел:
Пей за меня лишь глазами одними, Я тебе просто отвечу своими.
Вступил оркестр – ведь Ниоба касалась руки Седрика – и сразу добавил очарования простой песне. И снова Ниобу заворожили звуки. Испытав на себе волшебство Седрика в первый раз, Ниоба поняла, что ее хорошенький мальчик совсем не так прост, как ей показалось вначале. Сейчас же она ощутила к нему влечение. Пройдет время, и она его полюбит. В это было так легко поверить, когда звучала музыка!
Потом Седрик спел застольную песню «Три веселых кучера», в которой сообщалось, как весело провела время троица, сожалеющая лишь о том, что назавтра они будут трезвыми и совсем не такими счастливыми. Их веселый приятель пил крепкий эль – вот молодец! С важным видом они стали говорить, указывая на человека, который пил легкое пиво:
Он упадет, как желтый лист осенний!
Сопровождающая музыка стала неровной – сознание Седрика обволакивали винные пары, создавалось впечатление, что оркестранты тоже навеселе. Ниобе это показалось ужасно забавным.
Выяснилось, что она знает эту песню и даже может пропеть пару строк:
За ту, что первый поцелуй тотчас же маме описала, Но не получит больше их, чтоб глупостей не совершала!
Повеселевший Седрик кивнул и рассмеялся.
Тогда Ниоба наклонилась к нему и поцеловала в губы. Юноша вздрогнул, огляделся по сторонам, наклонился вперед, и его вырвало на землю.
О нет! Седрик перепил, и ему стало плохо. Он был не слишком огорчен, но Ниоба знала, что сегодняшний вечер опять испорчен.
Она помогла ему вернуться в дом и помыться, а потом уложила в постель. На этот раз она сама спала у камина.
На следующий день Седрик, страдая от похмелья, взял в руки бутылку с остатками вина.
– Оно напоминает мочу! – сердито заявил он и вышел за дверь, чтобы вышвырнуть бутылку.
Нет, он совсем не похож на веселого кучера.
Вечером Ниоба предприняла еще одну попытку. Она усадила Седрика на постель рядом с собой, взяла за руку и попросила спеть. Она пела вместе с ним, и волшебство окружало их – все было так похоже на любовь. Но когда пришло время закрепить чувство физическим действием, Седрик не смог. Он спасовал перед трудностью стоящей перед ним задачи. Он был раздосадован, однако Ниоба в глубине души почувствовала облегчение: она сделала все, что могла, но ее постигла неудача. Видимо, время еще не пришло.
– Седрик, – сказала она. – С этих пор ты будешь спать в одной со мной постели без одежды, как и я.
Он с отчаянием посмотрел на нее:
– А…
– Чтобы мы могли честно сказать, что спим вместе, – объяснила Ниоба. – Ведь тогда нам поверят, что все идет как положено, верно?
На лице у Седрика появилась понимающая улыбка, он с облегчением вздохнул и, раздевшись, улегся рядом с ней. Дешевый компромисс, но ничего другого им не оставалось.
2. КОЛЛЕДЖ
Осенью Седрик отправился в местный колледж. Он находился не слишком далеко, но ходить туда пешком каждый день было бы слишком затруднительно, а с лошадью возникли сложности. Идеально решил бы проблему волшебный ковер, однако хороший стоил так дорого, что покупать его не имело смысла. Самым разумным было снять комнату рядом с колледжем – романтические соображения во внимание не принимались.
Ниоба поцеловала мужа на прощание и уронила слезу, наблюдая за тем, как уходит от нее Седрик с рюкзаком на плечах, полным одежды. Он купит в колледже книги и заплатит за обучение и содержание; они все посчитали – выяснилось, что это им вполне по карману.
Когда Седрик ушел, Ниоба загрустила: она осталась одна, а их брак так и не закреплен. Седрик, безусловно, очень милый юноша, одаренный удивительным волшебством, и она прониклась к нему самыми теплыми чувствами. Конечно, никто не узнал о том, что их брак пока неудачен; во всяком случае, родственники держали свои сомнения при себе. Если повезет, все исправится, через год или два пребывания в колледже Седрик возмужает, и все будет в порядке. В самом крайнем случае она купит приворотное зелье и выпьет его; однако Седрик будет недоволен, а Ниобе совсем не хотелось его обманывать.
Между тем Ниоба чувствовала себя одинокой. Она могла бы на семестр поехать к родителям, но понимала, что в этом случае мать обязательно выведает правду. Не стоит огорчать стариков. Нужно справиться со своими проблемами самостоятельно.
Вести хозяйство было совсем нетрудно, и у Ниобы оставалось много времени на чтение и работу за ткацким станком. Кроме того, она подружилась с дриадой с черного дуба на болоте. Пока подобное существование ее не тяготило.
Она все устроила в доме так, чтобы ей было удобно, много времени проводила во дворе, и вскоре там тоже стало очень хорошо. Когда Ниоба навела порядок в ближайшей к дому части болота, она решила, что пришло время навестить Седрика.
Она наняла повозку без лошади – заметно дешевле, чем ковер, зато и гораздо медленнее, к тому же колеса подскакивали на неровной дороге. Тем не менее после дня пути Ниоба благополучно добралась до колледжа, хотя ее строгое дорожное платье совсем запылилось.
Она заметила Седрика на дорожке, ведущей от студенческого общежития к зданию колледжа. Прошло всего два месяца, но Ниобе показалось, будто он сильно вырос. Седрик был самым высоким юношей среди других студентов, несмотря на то что учился на первом курсе; две студентки отчаянно с ним флиртовали, когда он направлялся на занятия.
Тут он заметил Ниобу и улыбнулся. Седрик стал еще красивее! Здесь он выглядел гораздо более уверенным в себе, чем дома, однако, оказавшись рядом с ней, отчаянно смутился. Их проблема так и осталось нерешенной.
Ниоба зашла в его комнату в общежитие и познакомилась с соседом – пухлым и весьма ученым на вид. Седрик показал ей свои проекты, связанные с изучением болотистых земель и естественного волшебства. Было видно, что он серьезно относится к обучению и уже многое узнал. Ниоба не сомневалась, что педагоги им довольны.
– Дай мне твою шапочку, – на прощание сказала она.
– Шапочку? – удивленно переспросил Седрик.
– Фуражку, которую ты носишь, чтобы показать, что ты студент колледжа. Я полагаю, ты сумеешь найти ее у себя на голове.
Седрик с недоумением снял фуражку и протянул Ниобе. Она привезла с собой нитку с иголкой и быстро пришила вокруг околыша яркую шелковую ленту.
– Чтобы девушки из колледжа знали, что ты женат, – решительно заявила Ниоба, возвращая мужу фуражку.
– Да, конечно. – Казалось, Седрик пришел в замешательство.
Ниоба поцеловала его в щеку и уселась в свой экипаж.
Возвращаясь домой, она обнаружила, что охвачена противоречивыми чувствами. Прошло некоторое время, прежде чем ей удалось в них разобраться. В конечном счете Ниоба решила, что довольна успехами Седрика, ее приятно удивило, что он стал таким красивым и уверенным в себе; в то же время она ревновала его к девушкам-ровесницам, проявлявшим к нему такой живой интерес. Женатый человек не должен привлекать к себе столько внимания. Поэтому она и сделала то, что требовалось, но все равно ее мучило беспокойство. В конце концов, чего она добилась за целое лето, когда они были предоставлены самим себе? У Ниобы возникло подозрение, что она потерпела неудачу – или не сделала всего, что в ее силах. Удалось бы им закрепить брак, если бы она отнеслась к проблеме более серьезно? Если бы по-настоящему оценила чувства Седрика? Если бы не стала без конца исправлять его ошибки и вести себя, как безупречная леди, а обращалась с ним, как девушка из колледжа? Ничего удивительного нет в том, что он испытывает рядом с ней робость!
Разобравшись со своими мыслями, Ниоба вернулась к привычной жизни. Ей удалось создать несколько очень удачных гобеленов, изображающих лес и болота. На одном был изображен черный дуб с устроившейся на нижней ветке гамадриадой. Потребовалось много времени и терпения, чтобы подружиться с нимфой. Она далеко не сразу согласилась позировать для Ниобы, которая прекрасно знала, что лишь очень немногим людям так везло. Ниоба была довольна. Если бы только рядом с ней оказался Седрик!
Ближе к концу семестра она снова его навестила. Седрик регулярно присылал ей письма, рассказывал о своих успехах в колледже; Ниоба замечала, что он пишет все лучше и лучше. Молодой человек развивался не только физически, но и в интеллектуальном и социальном планах; обучение в колледже пошло ему на пользу. Он выбрал в качестве основного предмета Волшебство Болотных Земель и уже знал многое из того, что не преподавалось, когда сама Ниоба училась в колледже. Он умел определять специфическую магию каждого дерева, изучил все экологические циклы, а в следующем семестре собирался пройти курс о Фауне Болотистых Земель и ее связи с растительной жизнью. Седрик видел, как много еще ему предстоит изучить, и был полон решимости овладеть всеми необходимыми знаниями. Однако Ниобе хотелось убедиться в этом самой, выяснить, не преувеличивает ли Седрик своих успехов. Ведь всем известно: порывистая юность склонна неверно оценивать собственные достижения.
Седрик еще больше вырос и был удивительно красив, а его быстрая улыбка очаровала Ниобу. Ему оставалось посетить еще одну лекцию, после чего он мог посвятить ей все свое время.
– Прошу меня простить, – извинился юноша, но по его улыбке Ниоба поняла, что ему не терпится уйти. – Я не могу пропустить занятие: мне предстоит делать доклад. А потом я смогу побыть с вами. Кстати, вас хочет видеть мой учитель Водяной Магии, так что вам не придется скучать.
Как выросла его уверенность в себе! Ниоба даже немного встревожилась, увидев, что ее муж прекрасно обходится без нее – впрочем, как и она без него.
Преподаватель ее уже ждал. Он был типичным представителем своей профессии: пожилой, сутулый, с копной седых волос и морщинистым лицом, с которого внимательно смотрели умные глаза.
– О, миссис Кафтан! – воскликнул он. – Вы и в самом деле удивительно красивы!
– Перестаньте, пожалуйста! – запротестовала польщенная Ниоба.
– Нет, это действительно так! – громогласно заявил он. Все учительские голоса устроены так, чтобы их слышал каждый ученик. – Я спросил у Седрика, как я вас узнаю, а он сказал, что, когда я увижу самую прекрасную смертную женщину нашего мира, это будете вы, Ниоба. Так оно и есть! Он восхищается вами, и мне совсем нетрудно его понять. Вы производите потрясающее впечатление!
– Достаточно, профессор! Я уже немолодая замужняя женщина! Почему вы хотели поговорить со мной? У Седрика проблемы с выбором предметов?
– Как раз наоборот, моя дорогая! – энергично запротестовал преподаватель. – За последние десять лет таких умных и добросовестных студентов, как Седрик, у меня было немного. Он написал выдающуюся работу! Знаете, миссис Кафтан, такие умы редко попадают в застойные воды – если вы мне позволите подобное выражение, – коими является колледж Экологии Болот. Я хотел поблагодарить вас за то, что вы убедили его заняться нашей дисциплиной. Не сомневаюсь, что Седрик поднимет науку на новые высоты.
Ниоба удивилась. Похоже, профессор склонен к преувеличениям!
– Я всего лишь показала ему окрестности… я действительно интересовалась…
– Именно, миссис Кафтан! – согласился профессор. – Седрик говорил, что своим интересом к нашему предмету он обязан вам. Он сказал, что вы показали невежественному провинциалу болотистые земли с такой неожиданной стороны, что это изменило всю его жизнь. Миссис Кафтан, вы поразительная женщина, и я салютую вам!
Ниоба почувствовала, что энтузиазм профессора начинает захватывать и ее тоже.
– Значит, Седрик хорошо учится? – Слова показались Ниобе довольно глупыми, но ничего другого ей в голову не пришло.
– На отлично. А у нас совсем не просто учиться! Но оценки не соответствуют его потенциалу. Знаете, миссис Кафтан, позвольте быть с вами откровенным: сначала я удивлялся, почему такая прелестная женщина стала женой юного Седрика, ведь вы могли выйти за любого из тех, кого оставила нам война. Однако теперь, когда я узнал его получше, мне стало ясно, что вы действительно выбрали лучшего. В каждом поколении бывает только один такой юноша. Я уверен, вы никогда не пожалеете о своем решении!
– О да, – тихо проговорила Ниоба.
– Седрик боготворит землю, по которой вы ступаете, и мне кажется, что это не просто фигура речи. Если бы вы послали его в экономическую школу, он бы очень скоро стал миллионером. Какая была бы потеря для науки и магии! Благодаря вам он обратился к болотистым землям… – Профессор покачал головой, потом импульсивно схватил руку Ниобы, поднес к губам и поцеловал. – Я вам чрезвычайно благодарен, миссис Кафтан. Если потребуется моя помощь, обращайтесь без малейших колебаний!
Ошеломленная Ниоба вышла на солнце. Ничего удивительного нет в том, что Седрик так успешно учится: профессор является превосходным катализатором. Может быть, он так ведет себя со всеми, заставляя каждого студента работать в полную силу. И все же у него не было причин так превозносить Седрика… если только его слова не соответствовали действительности. Ниоба знала, что Седрик умен; видимо, она недооценила его. Обстановка в колледже вызвала к жизни его лучшие стороны.
После окончания лекции Седрик нашел Ниобу. Он оставался все тем же мальчишкой с буйной шевелюрой под фуражкой с лентой, но теперь Ниобе казалось, что по его лицу она видит, как он умен. Она вспомнила его музыкальное волшебство. Да, он совсем не обычный юноша!
Однако, оказавшись с ней наедине, Седрик вновь стал стеснительным и неловким.
– Я… так здорово снова видеть вас, Ниоба, – пролепетал он. – Чем бы вы хотели заняться?
– Мне кажется, следует обновить твой гардероб, – ответила она. – Твоя одежда поизносилась и нуждается в пристальном внимании.
На самом деле Ниобе хотелось сказать многое другое, но это подходило под категорию Вещей, Которые Никогда Не Следует Произносить Вслух, потому что обычно это говорят матери. Впрочем, Ниоба чувствовала некоторую растерянность и не знала, как себя вести. Слова профессора открыли перед ней новые перспективы, но она еще не успела привыкнуть к изменившейся ситуации. Ей нравилось поддерживать порядок, чтобы все было как полагается
– совсем как в гобелене, где каждая нить должна иметь свое собственное место. Ниоба терпеть не могла, когда какая-нибудь из них рвалась – непростой процесс связывания нитей требовал длительного времени и серьезного внимания.
– Ну, наверное, – запинаясь, согласился Седрик, – вы всегда так заботитесь обо мне.
Проклятье! Ниоба рассердилась на себя. Она опять поставила его на место младшего. Он никогда не станет для нее настоящим мужем, если она будет постоянно совершать такие ошибки!
Ниоба вернулась домой расстроенная. Может быть, она и специалист по сложным гобеленам, но совершенно не разбирается в том, как быть хорошей женой. Она ожидала, что ее мужем окажется наделенный опытом человек, и не ощущала себя способной научить всему, что требовалось, молоденького мальчика. Если бы только в колледже имелся соответствующий курс…
Ниоба тут же отбросила эту мысль. Нет, она определенно не хочет, чтобы Седрик занимался подобными вещами! Да еще с девушками! Брак – частное дело двух людей.
Зима оказалась довольно унылой, а когда на поверхности болот растаял лед, Ниоба снова отправилась в колледж. Все студенты высыпали на воздух, наслаждаясь первым по-настоящему теплым днем. Самые привлекательные девушки были одеты совсем легко, чтобы побыстрее загореть, а юноши носили шорты. Ниоба, не забывшая комплиментов, которые расточал ей профессор, решила одеться консервативно, чтобы никто не спутал ее со студенткой. На ней была длинная старомодная юбка, когда-то принадлежавшая ее матери, скрывающий фигуру жакет и высокие сапоги. Волосы Ниоба туго стянула в хвост на затылке и не стала краситься. Неожиданно она почувствовала, что одета ужасно безвкусно.
Ниоба зашла в комнату в общежитии Седрика, но его там не оказалось, а на какую лекцию он пошел, никто не знал. Она приехала слишком рано, Седрик ждал ее только через час. Поэтому Ниоба присела на скамейку возле общежития и стала ждать его возвращения – здесь, на солнышке, было так хорошо. Чтобы не терять времени попусту, она принялась за вязание – у нее это тоже прекрасно получалось; на самом деле Ниоба ловко управлялась с любой пряжей…
На дорожке появилось несколько студентов. Они явно успели немало выпить; более того, один из них в руках держал початую бутылку красного вина. Ниоба наморщила нос, потому что не переносила вино в любом виде с тех пор, как потерпела неудачу в отношениях с Седриком. Она была удивлена и недовольна, что студентам разрешается пить на территории кампуса. Подвержен ли Седрик дурному влиянию?
Когда компания проходила мимо скамейки, на которой сидела Ниоба, один из юношей замедлил шаг.
– Скажите, кто эта старая леди? – полушутливо спросил он, глядя на нее.
Она знала, что выглядит старше, чем девушки из колледжа – это входило в ее намерения, – но парень явно преувеличивал. Именно он держал в руках бутылку и был самым пьяным из всей компании. Остановившись, наглец поднес бутылку к губам, рыгнул и сделал большой глоток. Ручеек бледно-красной жидкости побежал по его подбородку.
– Чья-то мамаша, – пошутил другой юноша.
Это больно ужалило Ниобу, но она никогда бы в этом не призналась.
– Ну, и чья же вы мамаша? – осведомился первый.
– Ничья, – строго ответила Ниоба. – Я жена Седрика.
– Жена! – воскликнул студент. – Выходит, он совершил налет на дом престарелых! А утверждает, что у него красивая баба!
Все четверо принялись хохотать.
Ниоба попыталась не обращать внимания на болтовню глупых юнцов, надеясь, что они уйдут, но вино придавало им храбрости. Они окружили Ниобу, дыша на нее винным перегаром.
– Пожалуйста, уйдите, – наконец не выдержала она.
– Но мы же только что пришли! – заявил обладатель бутылки. – И это наше общежитие. Пойдем, старушка, разве ты не хочешь повеселиться? – Он схватил Ниобу за отворот жакета и дернул так, что отлетела пуговица. – Могу спорить, что там спрятано кое-что интересное!
Ниоба отстранилась и ударила его по руке.
– Эй! – воскликнул он, а остальные рассмеялись. Потом его рот перекосила злая гримаса. – Ты меня ударила? Ну а как тебе это понравится?
– И он начал лить ей на голову красное вино.
Ниоба вскрикнула и вскочила на ноги, пытаясь не попасть под отвратительную струю, но парень схватил ее за руку.
– Красивая женщина, чертовское вранье! – хрипло прошипел он. – Ты просто проклятая потаскуха!
Ниоба лягнула его по голени и рванулась в сторону, понимая, что пытаться урезонить пьяного бессмысленно. Однако другой студент обхватил ее за плечи и приподнял над землей. Третий схватил за ноги.
– Давай посмотрим, из чего она сделана! – закричал он. – Сдери с нее юбку!
Ниоба отчаянно сопротивлялась, согнула ноги в коленях, а потом решительно ударила ими, но парни оказались слишком сильными. Они держали ее за плечи и ноги, а владелец бутылки, отбросив в сторону свое сокровище, вцепился в юбку Ниобы, рванул вниз… Стало видно нижнее белье.
– Смотри-ка, она не такая старая! – заявил он, сжав левое бедро Ниобы.
Ниоба закричала. Это не помогло. Один из парней стянул юбку к щиколоткам, а тот, что держал девушку за ноги, выпустил одну, чтобы снять юбку. Ниоба попыталась ударить его, но он снова схватил ее за щиколотку и принялся раздвигать ей ноги.
– Вы только взгляните на эти ножки!
– Опустите ее на землю, – скомандовал вожак. – Держите крепко, и мы все позабавимся по очереди.
Он облизнул губы и начал расстегивать ремень.
– Что вы будете делать по очереди? – резко спросил другой голос.
Ниоба узнала его.
– Седрик! – закричала она.
Это действительно был он, высокий и сильный. Седрик отбросил в сторону куртку.
– Это моя жена, – произнес он. Казалось, на кампус спустилась туча, отчего его обычна солнечное лицо стало мрачным и бледным.
Отступать было некуда – дело зашло слишком далеко.
– Хватайте его! – закричал обладатель бутылки.
Юноши бросили Ниобу, все как один повернулись к Седрику и стали окружать его с четырех сторон – не такие уж они были пьяные, чтобы дать ему возможность драться честно.
– Нет! – закричала Ниоба, понимая, что Седрик не справится со всеми четырьмя.
Она попыталась встать, но запуталась в юбке, ей пришлось сначала снова ее натянуть. После этого она с тоской смотрела, как потерявшая над собой контроль четверка атакует ее мужа.
Двое схватили Седрика за руки, третий ударил кулаком в живот. Ниоба поморщилась, но Седрик только улыбнулся.
– Господи, я словно по камню ударил! – с удивлением воскликнул студент.
– Что ж, ты сделал первый удар, – заявил Седрик, – последний останется за мной.
Неожиданно он свел руки вместе, и парни, державшие его, словно куклы отлетели в разные стороны. В следующее мгновение руки Седрика были свободны.
Он сделал несколько шагов вперед, и его кулаки заработали, как два молота. Один попал в живот типа, который ударил его – этот живот больше походил на кашу, чем на камень. Парень наклонился вперед – как раз в тот момент, когда второй кулак Седрика угодил ему в голову. Волосы студента взметнулись, он зашатался и рухнул на землю, потеряв сознание.
Седрик развернулся и ударил в грудь парня с бутылкой. Тот сразу упал на колени. Однако оставшиеся двое успели подняться и снова бросились в бой. Седрик нырнул в сторону, подхватил одного из них за руку и за ногу, взвалил на плечи и швырнул во второго.
Драка, не успев начаться, закончилась. Седрик стоял, его грудь высоко вздымалась, перекатывались мускулы на руках и плечах; все четверо юнцов в унизительных позах валялись на лужайке.
Ниоба зачарованно смотрела на своего мужа. Ей вдруг показалось, что он стал гораздо выше.
Он подошел к ней и помог подняться.
– С вами все в порядке, Ниоба? Я услышал, как вы закричали, и выскочил из класса…
– Седрик, ты никогда не говорил мне, что умеешь так здорово драться!
Он пожал плечами:
– Вы сказали, что я должен с этим покончить.
Теперь Ниоба вспомнила. Ему нравилось драться. Тогда она подумала, что он шутит. Она оглядела распростертую на земле четверку. Ничего себе шутки!
– Возможно, я погорячилась. А чем именно ты занимался?
– Ну, я был в своем районе чемпионом по кулачному бою среди юниоров. Но вы правы, после женитьбы я должен оставить детские игры.
– Детские игры! – повторила Ниоба, покачав головой.
Она еще не забыла, как его ударили в живот. Как двое парней чуть не упали, когда он только пошевелил плечами, а потом рухнули на землю, будто тряпичные куклы. Теперь Ниоба чувствовала силу рук, которые ее поддерживали. Она могла бы догадаться по тому, как он колет дрова.
– И я называла тебя хорошеньким мальчиком!
Начала собираться толпа, и Ниоба увидела профессора, с которым говорила во время своего прошлого визита.
– Что здесь произошло? – спросил он.
Парень с бутылкой с трудом поднялся на ноги.
– Он набросился на нас! – завопил негодяй, указывая на Седрика. – Без всякой на то причины!
От такой наглой лжи Ниоба открыла рот. Однако тут же поняла, что никто не видел, что здесь произошло – только она и четверо юнцов. Ее слово против слова четверых парней.
– Давайте посмотрим? – совершенно спокойно предложил профессор. Он заметил бутылку, поднял и принялся внимательно разглядывать. – Отлично – капелька осталась. Применим водяное заклинание.
Он принес небольшой плоский сосуд с тонким слоем плесени, осторожно поставил его на землю, наклонил бутылку. Тоненькая струйка вина вылилась в сосуд.
Все молчали. Потом над сосудом появилось красноватое сияние. Оно стало расти, превратилось в облачко, вино испарялось под воздействием мощных волшебных стимуляторов. Водяная магия, никаких сомнений. Ниоба была зачарована. Она слышала о подобном волшебстве, но никогда его не видела.
– Отойдите в сторону, – предупредил профессор. – Не следует мешать восстановлению событий.
Все сделали несколько шагов назад, даже юнцы, окончательно присмиревшие после появления профессора.
Облако заполнило всю лужайку и стабилизировалось, отбрасывая красноватые отблески. Потом внутри что-то забурлило, и глазам собравшихся предстала сидящая на скамейке женщина.
– Это десятиминутное заклинание, – пояснил профессор. – Его должно хватить.
– Но ведь вина тогда здесь не было, – вмешался Седрик. – Оно появилось вместе с ними.
– Именно поэтому изображение такое смазанное, – кивнул профессор. – Надеюсь, ты не думаешь, что магия даст нам невнятный ответ, мой мальчик? Вино еще далеко, но волшебство находится здесь; оно воссоздает неподвижное изображение, пока не возникнет возможность уточнить картину.
Прошло несколько минут. Никто не двигался. Всем хотелось увидеть в действии водяную магию.
Затем неожиданно изображение стало ярким и четким. Женщина превратилась в Ниобу, лишь красноватый оттенок вина придавал зрелищу немного жутковатый оттенок. Появилась подвыпившая четверка – призрачные фигуры, но вполне узнаваемые. Перед глазами собравшихся прошла вся сцена безобразного поведения парней. Ниоба почувствовала, как вздрогнул Седрик, когда на голову ее изображения полилось вино; у него возникли такие же чувства, как и у нее.
– Значит, вот что означает ваше «без всякой причины», – пробормотал профессор, бросив взгляд на притихших дебоширов.
В тот момент когда юнцы напали на Ниобу, появился Седрик. Теперь Ниоба смотрела на него со стороны, и он произвел на нее еще более яркое впечатление. Седрик действительно вырос: стал на несколько дюймов выше, чем во время их свадьбы. Он был так красив в своем праведном гневе, что ей даже показалось, будто его окружает нимб. Или всего лишь алый ореол вина?
Теперь Ниоба поняла, что Седрик совершенно сознательно позволил парням схватить себя за руки и нанести первый удар. Она увидела, как затряс от боли правым кулаком студент. Потом Седрик начал драться, и через несколько мгновений все было кончено. Чемпион по кулачному бою? Кто же в этом усомнится!
Сцена закончилась, и красноватое облако исчезло. Однако улики были налицо.
– Освободите свои комнаты, – обратился профессор к четверке студентов.
– Вы с позором исключены из колледжа; незаконно принесенное сюда вино вынесло вам приговор.
Парни быстро удалились.
Профессор повернулся к Седрику:
– Ты поступил очень разумно, предоставив им возможность напасть первыми; никто не скажет, что ты воспользовался своей силой без всяких на то оснований. Тебе известно, что люди, обладающие таким умением драться, с удовольствием его используют?
Седрик серьезно кивнул:
– Я знаю, что у меня была на то причина, но если бы я кого-нибудь убил…
– Причина была, и ты никого не убил, – согласился профессор. – Могу лишь похвалить тебя за осмотрительность. А сейчас отведи жену в домик для гостей; она нуждается в хорошей ванне и утешении.
Теперь, когда угроза миновала, Ниоба почувствовала, что наступила реакция. Ее чуть не изнасиловали, а Седрик был вынужден выступить против четверых пьяных типов, впавших в ярость!.. Девушка закрыла лицо руками и обнаружила, что оно залито слезами, покрасневшими от вина. Ниоба попыталась стереть их, но от этого стало еще хуже, и скоро она уже отчаянно рыдала.
Седрик взял ее на руки и понес в домик для гостей. Ей показалось, что руки у него из гибкой стали, а грудь и живот – железные. Ему исполнилось семнадцать, Седрик был в расцвете физических сил. И продолжал расти…
Ниоба привыкла иметь дело с мальчиком и не заметила появления мужчины.
Седрик осторожно опустил Ниобу на постель.
– Я позову медсестру, – с беспокойством сказал он. – Вы ранены.
Но она прижалась к нему:
– Седрик, ты мне очень нужен! Я тебя люблю!
Он немного помолчал.
– Вы расстроены, и не без причины. Сейчас вам нужно принять ванну и немного отдохнуть…
Ниоба привлекла его к себе:
– Я была такой дурой, и от меня разит вином! Прости меня, Седрик!
– Мне нечего прощать, – мягко сказал он.
Однако не стал противиться и улегся рядом с ней на кровать.
– Вы всегда были само совершенство, Ниоба, – прошептал он ей на ухо.
Она повернулась и прижалась к нему. Мокрые от слез губы девушки нашли губы Седрика, и она поцеловала его с такой страстью, которая удивила ее. Грудь Ниобы переполняли чувства; она никак не могла насытиться. Он ответил на поцелуи, почувствовав в ней огонь страсти.
Неожиданно Ниоба рассмеялась. Седрик поднял голову и удивленно посмотрел на нее.
Ниоба села и расстегнула его рубашку.
– Вот! – воскликнула она, улыбаясь. – Я нанесла первый удар.
– Но это же не бой, – улыбнувшись, ответил он.
– Ты уверен? Мы пытались… почти целый год и всякий раз терпели поражение из-за собственной сдержанности. Седрик, ты дрался за меня, бесстрашно и умело, и ты меня завоевал. Возьми свой трофей!
– Трофей! – пробормотал он. – Вы женщина, которую я люблю.
– А ты мужчина, которого люблю я, – с радостью ответила Ниоба. – Я хочу быть твоей – до конца.
Он поцеловал ее. А потом раздел. Ее блузка была липкой от засохшего вина, волосы грязными, но Ниоба знала, что нельзя упускать момент. Пришло время решительных действий!
Седрик не отворачивался и смотрел на ее тело. Ниоба с улыбкой потянулась к нему, понимая, что ее поведение более важно, чем его, и что физическое слияние является лишь частью их эмоциональной близости. Впервые она по-настоящему желала его, а он только сейчас поверил, что заслужил ее любовь.
И все же он по-прежнему не имел опыта, как и она. Ниоба помогала ему, стараясь не смутить; когда он заколебался, она прижалась к нему и начала страстно целовать. В тот момент когда Седрик вошел в нее и обнаружил, что путь закрыт, он в смятении остановился, и тогда Ниоба сделала решительное движение и сама уничтожила преграду. Ей было больно – но боль пришла вместе с невыразимым наслаждением и близостью, которой она до тех пор не знала.
– Седрик… Седрик… – прошептала Ниоба и нежно укусила мужа за обнаженное плечо.
А в следующее мгновение оказалась на болоте, возле черного дуба, причем смотрела на него сразу с трех сторон. С одной стороны она видела свежесть юности и невинности, словно дерево впервые предстало перед ее глазами, с другой – смотрела на него циничными глазами опыта, понимая и принимая его природу. А с третьей – наблюдала за ним с высот возраста. Ниоба обладала чередой воспоминаний всех времен года, растянутых в бесконечную нить, будто с ручной прялки. Она знала всю его историю. И все же три разных взгляда присутствовали одновременно, не сливаясь и не разделяясь; все три создавали впечатление целого, как цветы или контрасты.
Но каким-то непостижимым образом был еще и четвертый, смутный вид, и Ниоба поняла, что не хочет его воспринимать, потому что он наводил ужас. Однако и он был частью целого, болезненный аспект в единстве приемлемой реальности.
Потом момент прошел, и ее ощущения стали более привычными и не такими яркими.
Ниоба оставалась в объятиях Седрика, пока могучий прилив не отступил. Повинуясь импульсу, она снова поцеловала мужа.
– Теперь мной овладели, – прошептала она.
Слово имело три значения: собственность, сексуальный смысл и одержимость дьяволом. Видение черного дуба, казалось, разделило на части ее сознание, и теперь простое предстало перед ней во всем великолепии сложности.
Прошло некоторое время, и Седрик, желания которого исполнились, заснул. Теперь Ниоба почувствовала неудобство. Она встала, тщательно почистила одежду, вымыла волосы и наложила на тело целебную мазь. Ей не хотелось, чтобы Седрик думал, что причинил ей боль, которая изменила всю ее жизнь. Потом она осмотрела постель и заметила капли крови на простыне. Как же их скрыть? Конечно же, ей совсем не хотелось отправляться в прачечную колледжа, чтобы там узнали не только, что они занимались с Седриком любовью, но и что это произошло в первый раз. Ниоба нашла губку, намочила ее и терла пятнышки до тех пор, пока они почти совсем не исчезли. Только после этого она смогла наконец расслабиться.
Ниоба легла – и Седрик зашевелился. Она взяла его руку, поцеловала и прошептала несколько ласковых слов. Он снова погрузился в сон. Ниоба вздохнула с облегчением; она любила мужа, но сейчас ей хотелось поспать.
Утром она вернулась домой, оставив Седрика наедине с его новыми воспоминаниями. Ему нужно было продолжать занятия. Однако Ниоба не стала слишком долго ждать и довольно скоро снова его навестила. И дело вовсе не в том, что она вдруг начала придавать первостепенное значение сексуальной жизни – мать объяснила ей, что в этом отношении ни одна женщина не в состоянии сравниться аппетитами с мужчинами. Ниоба скучала по мужу и хотела проводить с ним как можно больше времени. Аккуратный дом, в котором она жила одна, больше ее не устраивал. Ей хотелось, чтобы его оживило присутствие Седрика. Ниоба по-настоящему влюбилась.
Они снова занимались любовью в домике для гостей. Теперь у них получилось лучше, потому что появился какой-то опыт. А кроме того, подумала Ниоба, она перестала быть девственницей.
И снова она отдалась страсти почти с таким же нетерпением, как и Седрик, хотя мать предупреждала ее о необходимости сдержанности. И снова в критический момент у нее возникло видение.
На сей раз, когда Ниоба стояла перед черным дубом, она заметила паука, который взбирался по невидимой нити. «Я тоже так могу», – подумала она. Ниоба протянула руку, коснулась собственной невидимой нити и начала подниматься по ней. Теперь у нее было четыре ноги и четыре руки – она превратилась в паука, самого лучшего мастера ткацкого дела. Какую чудесную паутину она сможет сплести!.. Но тут наслаждение отхлынуло, и Ниоба вновь стала человеком и расслабилась в объятиях своего возлюбленного.
Ей хотелось спросить у Седрика, были ли и у него видения, но она не решилась – вдруг ему покажется, будто ей надоело заниматься с ним любовью? Это было совсем не так; скорее яркие картинки означали, что наслаждение слишком острое. Когда система перегружена, может произойти короткое замыкание или даже взрыв; наверное, именно поэтому видения показались ей такими странными, выходящими за границы ее опыта.
У Ниобы не нашлось достойного ответа на мучившие ее вопросы, однако она с удовольствием собиралась продолжить исследования. Ей нравилось заниматься любовью с Седриком, и нравились видения, даже несмотря на то, что связь между ними оставалось неясной.
– О, Седрик! – воскликнула она, снова обнимая его. – Я так рада, что мы наконец нашли друг друга!
– Ты по-прежнему идеальная женщина, – ответил он и погрузился в сон.
– Ах ты, глупый мужчина, – ласково пробормотала Ниоба, покусывая его за мочку уха.
Седрик закончил первый год обучения в колледже с выдающимися результатами и вернулся на лето домой. Теперь он знал о болотах больше, чем Ниоба, и она завороженно его слушала. Он садился на корточки рядом со стоячим прудом, зачерпывал пригоршню густой массы и показывал, как водоросли производят маленькие заклинания тошноты, чтобы воспрепятствовать вмешательству в их существование.
Это было правдой – когда Ниоба в первый раз приблизила к ним лицо, ее чуть не вырвало, но стоило поднять голову, как все прошло. Конечно, дело могло быть в запахе, однако, если она зажимала нос, это не помогало. И Ниоба поверила в волшебство. Седрик умел определять виды черных дубов, растущих рядом с их домом, знал, где прячется чудный лесной олень и чем он больше всего любит лакомиться.
– И все это благодаря тебе, Ниоба. Ты показала мне болота!
– Я заплачу, я заплачу, как только засохнут болота, – с улыбкой согласилась она.
Ниоба и представить себе не могла, что незамысловатая песенка окажет на него такое влияние!
И, конечно, они занялись любовью, первый раз дома, разгоняя призраки прежних неудач; И снова Ниоба погрузилась в видение – на этот раз жуткое. Она увидела мрачное мужское лицо: неизвестный, с перекошенным в злобной усмешке ртом, ей подмигнул. Она закричала, и видение исчезло, а Седрик застыл в неподвижности, испугавшись, что сделал ей больно.
– Нет-нет, – сразу успокоила его Ниоба. – Ты здесь ни при чем. Я просто увидела плохой сон.
– Ты заснула? – с удивлением спросил Седрик.
Ей пришлось рассказать ему о видениях, потому что возникшее непонимание было бы гораздо страшнее правды.
Седрик признался, что у него не бывает ничего подобного, но он слышал о похожих случаях.
– По большей части у женщин, – сказал он в заключение.
– Да? А откуда ты знаешь о женщинах? – лукаво осведомилась Ниоба.
– Прочитал в учебнике по биологии. Это один из обязательных предметов для первокурсников.
Значит, ее опыт не уникален.
– Но ужасное лицо… Почему я увидела его в тот момент, когда так наслаждалась близостью с тобой?
Седрик пожал плечами:
– Может быть, нам следует остановить эти видения.
– Седрик, я не хочу прекращать…
– Я сказал видения, а не любовь! – ответил он, рассмеявшись. Седрик больше не стеснялся, когда речь заходила о сексе. – В следующий раз я попробую спеть для тебя.
Его идея понравилась Ниобе. Восторг от прекрасной музыки, наложенной на любовную игру, – какое поразительное переживание!
Они попробовали, и все получилось. Седрику даже не требовалось петь вслух; если песня звучала в его сознании, оркестр играл для Ниобы, а видения больше не приходили, какими бы сильными ни были ее ощущения.
Потом лето закончилось. Пришло время снова отправляться в колледж, и Ниоба собирала вещи Седрика с искренним сожалением. Но после завершения обучения перед ним открывались прекрасные перспективы, и она не могла отказать ему в этом. Ниоба решила, что постарается почаще навещать мужа, хотя ей и придется скучать.
Однако Ниобе пришлось гораздо тяжелее, чем она ожидала. Она постоянно чувствовала себя не в своей тарелке, иногда ей даже казалась, что она заболела. Что с ней происходит?
И вдруг Ниоба поняла: она совсем не больна – просто у нее будет ребенок.
3. СТРЕЛЯЮЩИЙ ОЛЕНЬ
Конечно, нужно было сообщить новость Седрику. Так она и сделала во время своего следующего визита. Седрик удивился своим деяниям и остался весьма доволен.
– Я стану отцом! – воскликнул он, словно это было чем-то сверхъестественным.
– Ну, нельзя сказать, что ты не старался! – напомнила ему Ниоба.
– Боюсь, теперь нам следует остановиться, – с огорчением сказал он.
– Нет, пока еще нет. Только нужно быть осторожными.
И они соблюдали осторожность. Прошла зима, ребенок рос. Когда пошел восьмой месяц, приехала мать Ниобы, чтобы помочь во время родов, если они начнутся раньше времени, поскольку рядом не было подходящей больницы. Седрик собирался расстаться с колледжем и вернуться домой, но Ниоба воспротивилась – он прошел слишком долгий путь, чтобы бросить все у самого финиша. Таким образом, перед тем как Седрику исполнилось восемнадцать лет, он стал отцом здорового сына и вернулся домой на лето, успешно завершив учебный год.
Он был счастлив – но понимал, что за это придется платить. Если раньше Ниоба могла обходиться одна, то теперь она нуждалась в его помощи. Седрик не возражал, однако Ниоба знала: ему жаль, что придется бросить колледж и окончательно стать семейным человеком. Не вызывало сомнений, что если бы он продолжал занятия в колледже, то стал бы высококлассным специалистом, а может быть, даже профессором. У него и сейчас оставалась такая возможность
– но кто знает, какой будет ситуация к тому моменту, когда через несколько лет он сможет вернуться к занятиям? Так что карьера Седрика оказалась под угрозой. Иногда Ниоба даже жалела, что ребенок родился у них так рано.
– Не огорчайся, – сказал как-то раз Седрик. – Наступает время, когда мужчина должен выполнять свой долг, а я хочу находиться рядом с тобой.
– Какой ты милый! – воскликнула Ниоба и наградила его поцелуем.
И все же она чувствовала себя виноватой.
– Профессор сказал мне, что если бы у него была такая же жена, как у меня, то ребенок у них родился бы еще быстрее, – добавил Седрик.
– Но ведь перед тобой открывались такие замечательные перспективы; ты должен вернуться в колледж как можно быстрее.
– Посмотрим, – только и ответил Седрик.
Но как только Ниоба начинала думать о ребенке, настроение у нее сразу менялось. Сын был источником такой несказанной радости!.. Ниоба не сомневалась, что он будет гением, как и его отец – и обязательно получит самое лучшее образование. О, какие планы она строила для своего сына!
Седрик сразу с головой окунулся в хозяйство и поддерживал дом в полном порядке, пока Ниоба окончательно не оправилась после родов. Потом, когда появилось свободное время, молодой человек стал проводить его на болотах. Седрик решил составить таблицу местной флоры и фауны: деревья, кустарники, животные, насекомые, водоросли, водопады и то, как они между собой взаимодействуют.
По лесам в поисках дичи рыскали охотники, часто нарушая законы охотничьих сезонов. Седрик находил их следы и ужасно сердился.
– Если бы олени могли стрелять, охотники вели бы себя не так нагло! – однажды воскликнул он. Потом немного подумал и заявил: – Возможно, я сумею сделать, чтобы олень мог выстрелить в ответ!
Ниоба рассмеялась, но он говорил серьезно, Седрик специализировался в колледже на болотистых землях, а не на магии, и все же достал толстую книгу заклинаний и начал ее изучать. Вот если бы волшебство заставило стрелу или пулю возвращаться к тому, кто ее послал – тогда получилось бы, что охотник стреляет сам в себя…
Однако волшебство, как и наука, – малоподходящий предмет для любителей. Требуются годы и суровая самодисциплина, чтобы овладеть основными понятиями – и все равно вы не гарантированы от неприятностей. Седрик был умен, но этого оказалось недостаточно.
– У меня просто нет времени! – грустно воскликнул он.
– Ты можешь искать нужное заклинание, сколько потребуется, дорогой, – сказала Ниоба.
Она кормила сына, и ей ужасно не нравилось, когда Седрик был не в духе. Его плохое настроение каким-то образом передавалось ей, у нее портилось молоко, и у сына начинались колики – а хуже недовольного мужа только колики у маленького сына.
Седрик помолчал, словно что-то взвешивая.
– Конечно, – согласился он и вышел из дома.
Неужели она его обидела? В последнее время муж стал нервным и раздражительным. Наверное, следует нанять девушку, чтобы она помогала по дому, тогда Седрик сможет вернуться в колледж. Ниоба знала, какую жертву ему пришлось принести, и ей хотелось, чтобы все было честно.
Но когда вечером того же дня она заговорила об этом с Седриком, он даже слушать ее не стал.
– Я покончил с колледжем! Моя судьба здесь.
– Профессор восхищался твоим удивительным потенциалом! Мне кажется, он мечтает о том, чтобы ты стал…
Седрик накрыл своей большой ладонью руку жены. Ниоба ощутила, как в нем зазвучала музыка – на этот раз какая-то диковинная, неблагозвучная и тревожная.
– Оно того не стоит, – произнес Седрик. – Профессор понимает.
Ниобу охватило неприятное предчувствие, но она не понимала его причин. Мерцающее изображение демонического лица предстало перед ее мысленным взором, а вместе с ним и один из черных дубов, три взгляда на который были позитивными, а четвертый – отвратительным. Какая цена? Разлука? Однако ранее Седрик легко ее переносил и преуспел в своих занятиях. Почему он принял такое решение?
– Седрик, что-нибудь не так?
– Нет, конечно, – быстро ответил он.
Ниоба ему не поверила, хотя и поняла, что правды Седрик ей не скажет. Она встревожилась еще больше, даже перестала кормить сына. Ниоба не сомневалась, что Седрик ее по-прежнему любит; тут все было в порядке. Он стал отцом, настоящим мужчиной, однако даже и сейчас, работая за ткацким станком, Ниоба нередко ловила на себе полные обожания взгляды мужа. Нет, он любил ее и хотел быть рядом. И все же…
Она положила сына в колыбель.
– Седрик, мы можем переехать поближе к колледжу, и тогда ты…
Он обнял ее и поцеловал.
– Это наш дом. Я люблю тебя – и болотистые земли. Моя жизнь здесь.
Ниоба не пыталась с ним больше спорить, им действительно было хорошо вместе. Когда Ниоба окончательно оправилась от родов, они возобновили занятия любовью. Седрик был очень нежным и частенько пел для нее; в такие моменты казалось, что все остальное не имеет значения.
По мере того как Ниоба становилась сильнее, она начала отправляться с сыном на прогулки, ведь свежий воздух полезен для детей. Казалось, ребенку нравятся болота, и особенно огромный черный дуб. Ниоба обычно садилась у его подножия и пела, а сын внимательно слушал. Гамадриада привыкла к их посещениям, и ей полюбился мальчик. Она не очень доверяла Ниобе, потому что взрослые нередко скептически относятся к волшебству, но когда Ниоба оставляла коляску с ребенком возле дерева и немного отходила, дриада спускалась и играла с младенцем. Ниоба была удивлена и обрадована одновременно; очень немногие смертные могут приблизиться к диким существам, обычным или волшебным, и если кому-нибудь такое удавалось, это считалось знаком особого расположения. А вдруг ее сын вырастет и станет знаменитым естествоиспытателем! Ниоба не сомневалась, что от дриады не может исходить никакое зло; так сказал Седрик, а она ему верила. В присутствии дриады мальчик всегда казался веселым и довольным.
События в окружающем мире были не такими радужными. Какая-то компания купила большой кусок земли, на котором находились болота. И хотя Ниоба и Седрик считали его своим, в глазах закона дело обстояло иначе. Представители компании объявили, что они планируют осушить болота и построить множество одинаковых коттеджей.
Седрик возмутился. Он обошел окрестных жителей и убедил их сделать все, чтобы сохранить болота; даже создали специальный комитет – писали письма в газеты и властям графства, а когда это не помогло остановить строительную компанию, начали устраивать ловушки для бульдозеров. Затем подали на компанию в суд, с тем чтобы запретить строительство. Когда адвокат компании попытался убедить судей, что болота представляют собой угрозу для здоровья людей – мол, там плодятся разносящие болезни москиты, – Седрик уверенно доказал, что москиты не являются разносчиками болезней, а служат пищей для красивых птиц и даже не приблизятся к людям, защищенным специальной мазью или заклинанием. Потом он поведал о жизни болотистых земель: рыбах и земноводных, лисах и оленях, деревьях, которые не могут расти в других местах, и особой интерактивной магии, которую выработали эти существа, чтобы выжить.
– Здесь нет плохой воды, – сказал Седрик в заключение и представил документы, подтверждающие его слова: изыскание произвел колледж. – Тут нет эрозии, не бывает наводнений. Болотистые земли очищают воду и сохраняют ее. Мы должны жить в мире с природой. Осталось совсем немного подобных уголков; еще один отвратительный город уничтожит его!
Он говорил так убедительно, что все находившиеся в зале суда встретили его речь аплодисментами. Мало кто интересовался болотами: теперь же все поняли, что это такое.
Однако закон оставался на стороне строительной компании, и судья с искренним сожалением был вынужден вынести решение в ее пользу. Бульдозеры получили разрешение войти в болота.
– Мне очень жаль, – сказала Ниоба, но Седрик только пожал плечами.
– Они будут остановлены, – мрачно заявил он.
Только не сказал как.
Одним туманным утром Седрик поцеловал Ниобу с особой нежностью и вытащил сына из колыбели.
– Я возьму его с собой к дубу.
Ниоба обрадовалась – и одновременно встревожилась. Что-то насторожило ее в тоне мужа. Черный дуб едва ли не самое безопасное место для ребенка; гамадриада превратилась в настоящую заботливую няньку. Более того, нимфа начала учить малыша дикой магии, что вообще случалось крайне редко. Мальчик был еще слишком маленьким, чтобы ходить или разговаривать, однако создавалось впечатление, что он все понимает и почти готов сотворить заклинание. Почему тогда она так нервничает? Ниоба понимала, что поступает глупо. Ей пришлось решительно напомнить себе, что их сыну не может угрожать никакая опасность.
Она работала за ткацким станком, на ковре уже вырисовывалось великолепное изображение дерева и дриады, руки двигались сами, и молодая женщина погрузилась в мечтания. Неожиданно образ дерева затуманился, и на его месте возникло злобное ухмыляющееся лицо.
– Сегодня я приду за тобой! – услышала Ниоба. – Мой посланник уже в пути, его невозможно остановить. Ты обречена, госпожа клубка!
Ниоба закричала. Образ исчез, перед ней снова возник незаконченный рисунок. Она дрожала от перенесенного ужаса – ведь именно это видение возникало перед ней, когда они с Седриком занимались любовью. Ее мужу удалось справиться с ним при помощи волшебной музыки, но теперь страшное лицо стало преследовать ее среди бела дня! Что это значит?
И тут раздался выстрел. От неожиданности Ниоба подскочила на месте. Кто-то выстрелил из ружья. Звук донесся со стороны болота – там был Седрик с сыном. Но он не брал с собой ружья!
В страшной тревоге Ниоба бросилась по тропинке к дубу и, приблизившись, услышала тоненький голосок дриады. Она висела на ветке и отчаянно кричала. Под ней лежала перевернутая коляска.
– Сынок! – воскликнула Ниоба в ужасе.
Она подбежала к дереву и подхватила коляску.
В ней, как и полагается, лежал ее сын, только он весь перемазался грязью и жалобно плакал. Ниобе показалось, что он не пострадал. Коляска перевернулась, и малыш испугался – вот и все.
Ниоба взглянула на дриаду. Нет, нимфа не могла причинить вред ребенку! Более того, она продолжала кричать, показывая маленькой ручкой куда-то в сторону от дерева, где над болотом сгущался мрак.
Ниоба посмотрела – и увидела в кустах распростертое тело Седрика. Предчувствие ее не обмануло, только беда случилась не с ребенком, а с мужем!
Седрик лежал лицом вниз, а из раны в животе текла кровь. В него стреляли! Молодой человек был без сознания, но сердце продолжало биться.
Ниоба подняла голову и увидела дриаду, которая – редчайший случай – спустилась с дерева.
– Что… кто?.. – спросила Ниоба, позабыв, что дриада не умеет разговаривать.
Нимфа взяла палку и приложила ее к плечу, точно ружье, потом тряхнула ею, чтобы показать выстрел. Но Ниоба уже и так поняла, что в Седрика кто-то стрелял.
– У тебя есть какое-нибудь волшебство для его раны? – резко спросила она.
Дриада быстро, как белка, взобралась вверх по дереву и скрылась в густой листве. Вскоре она вернулась с маленькой веточкой в руках.
Ниоба взяла ее и прикоснулась к ране. Кровотечение сразу прекратилось. Волшебство нимфы помогло!
– Спасибо тебе, – сказала Ниоба.
Но как отнести Седрика в дом? Он весил гораздо больше, чем сама Ниоба, она не в силах даже сдвинуть его с места, к тому же резкие движения могут и вовсе его убить! Кроме того, у нее на руках ребенок!
Дриада показала на дерево.
– Ты поможешь? – спросила Ниоба. – Он здесь будет в безопасности?
Нимфа кивнула.
Ниоба с трудом подтащила Седрика к дереву и посадила его так, чтобы он опирался спиной о животворный ствол.
– Я приведу помощь, – сказала она дриаде, подхватила сына и торопливо зашагала к дому.
Через несколько часов эта часть кошмара закончилась. Седрика забрали в больницу, где ему был обеспечен прекрасный уход; кроме того, Ниоба поставила в известность его и свою семьи. Родственники сразу приехали. Однако на этом хорошие новости заканчивались.
Седрик находился в критическом состоянии, и оно постепенно ухудшалось. Пуля повредила позвоночник и внесла неизвестную инфекцию, которая быстро распространялась по его ослабленному организму.
– Мы сможем поддерживать в нем жизнь около недели, – мрачно сообщил врач. – У него очень крепкий организм – в противном случае он уже был бы мертв. Даже если мы сумеем спасти его, он останется инвалидом – не будет владеть своим телом ниже пояса, кроме того, его будет преследовать постоянная боль. Должен с прискорбием сказать, что было бы милосерднее дать ему умереть.
– Нет! – воскликнула Ниоба. – Я люблю его!
– Мы все его любим, – ответил врач. – Он сделал очень много для нашей земли, но спасти Седрика мы не в силах.
– Мы за него отомстим, – заявил адвокат, защищавший болотистые земли. – Очевидно, покушение организовано строительной компанией, чтобы нам было не на кого опереться в борьбе с ней.
– Но компания одержала победу! – запротестовала Ниоба. – Зачем им убивать Седрика?
– Вероятно, они боялись, что он планирует следующие шаги.
Ниоба вспомнила, с какой уверенностью Седрик утверждал, что строительная компания будет остановлена. Видимо, он и в самом деле что-то придумал. Слабое утешение! Ей хотелось только одного – чтобы Седрик поправился.
– Как я могу спасти его? – спросила она, цепляясь за последнюю надежду.
Врач и адвокат переглянулись.
– Нужно обратиться к высшему суду, – ответил адвокат.
– Что вы имеете в виду?
– К воплощению Смерти, – ответил врач. – Если Танатос согласится пощадить Седрика, он будет жить.
Ниоба была готова ухватиться за любую соломинку.
– Значит, я встречусь со Смертью! Где искать это воплощение?
Мужчины развели руки в стороны. Они не знали.
– Мы не ищем Смерть, – сказал врач. – Смерть приходит к нам тогда, когда посчитает нужным.
Ниоба взяла сына и отправилась в колледж. Там она нашла профессора.
– Как мне отыскать Смерть?
Профессор с грустью посмотрел на нее:
– Прелестная женщина, вы ведь не хотите встречи со Смертью!
– Не нужно ничего говорить! – воскликнула она. – Я его люблю!
Профессор все прекрасно понял. Она любила Седрика, а не Смерть.
– Но вы ведь любите и своего ребенка?
Ниоба замерла.
– То есть… мне придется выбирать между ними?
– В некотором смысле. Возможно, вам удастся добраться до Танатоса – но ваш ребенок пока лишен свободы выбора. Он умрет. Если вы настаиваете на том, чтобы отправиться в это страшное путешествие, вы просто обязаны оставить сына.
Ниоба в тоске посмотрела на малыша:
– Смогу ли я вернуться к нему?
– Если вам будет сопутствовать успех. Но, миссис Кафтан, тут не может быть никаких гарантий. Вам предстоит искать не обычного человека; Танатос обладает невероятными способностями. Никто не ведает, чем закончится ваше путешествие.
– Предположим, я оставлю ребенка в хороших руках, – с трудом проговорила Ниоба. – Чтобы если я не… не вернусь… о нем позаботились?
– Другого пути нет. Естественно, вам придется прибегнуть к заклинанию, которое остановит образование молока в вашей груди, организовать ребенку питание, пока…
– И тогда вы скажете мне, как найти Смерть?
– Да, тогда скажу, – неохотно проговорил профессор. – Ведь я же обещал вам помощь.
Ниоба, не теряя времени, отвезла сына на ферму к Пасиану, двенадцатилетнему кузену Седрика. Она знала, что его родители добрые люди, для которых благополучие семьи имеет существенное значение. Да, они согласны взять ее сына; ведь они близкие родственники. Пасиан, открытым лицом живо напоминавший Ниобе Седрика, приветствовал ребенка, как младшего братика.
Затем, уронив не одну слезу, Ниоба вернулась в колледж. Они взяли старую, ненадежную лодку и постарались привести ее в порядок – замазали щели и подняли над маленьким суденышком парус. Лодка могла плыть только прямо по ветру. Впрочем, в данном случае направление не имело значения; все определялось намерениями. На палубе сложили политый керосином хворост
– от малейшей искры он мигом превратится в пылающий костер. На угольно-черном парусе нарисовали череп со скрещенными костями – не знак пиратства, а символ смерти.
Действительно, то была лодка смерти.
Ниоба вышла на пирс. Она надела свое самое элегантное черное вечернее платье, черные перчатки и туфли, а летящие золотые волосы перевязала черной лентой. Раздался восхищенный шепот собравшихся на берегу студентов, когда Ниоба появилась перед своим маленьким корабликом. Специальное заклинание остановило молоко, но грудь ее оставалась еще достаточно большой.
Смертельно бледный профессор, постаревший и сгорбившийся, стоял на пирсе рядом с лодкой.
– О прелестная женщина, на твоем лице ужас! – прошептал он. – Ты действительно уверена?..
– Если Седрик умрет, зачем мне жить? – задала Ниоба риторический вопрос. Потом, опираясь на руку профессора, взошла на палубу. Легкая лодочка сразу же закачалась, и Ниоба торопливо присела на скамью.
– Может быть, мы еще встретимся, – сказал профессор.
– Конечно, встретимся, – ответила Ниоба и послала ему воздушный поцелуй.
Она знала, что профессор сделал все, что мог, и верила в его волшебство. Однако уверенность на ее лице была всего лишь маской, скрывающей ужас. Подобный ужас охватил ее, когда она увидела то чудовищное лицо вместо черного дуба. Она чувствовала себя как олень, на которого наведено ружье охотника. В некотором смысле начался сезон охоты, а в роли охотника выступала сама Смерть.
– Помните, – повторил профессор, – вы можете выпрыгнуть в воду, и пловцы вытащат вас на берег.
Он показал на трех крепких парней, стоящих у самой воды.
– И навсегда утратить свою любовь? – с негодованием ответила Ниоба. – Я не будут прыгать.
– Да пребудет с тобой Господь, – сказал профессор, и на лице у него появилось восхищение.
Он сложил руки, словно собирался прочесть молитву, и обратил взор к небесам.
«Где был Господь, когда стреляли в Седрика?» – подумала Ниоба.
– Отдайте концы, – с улыбкой попросила девушка.
Профессор наклонился и отвязал канат. Ветер надул парус и суденышко поплыло в озеро. Если ничего не произойдет, через некоторое время оно ткнется в противоположный берег – однако у Ниобы были совсем другие планы.
Она повернулась и посмотрела на собравшихся на берегу людей. Потом открыла сумочку, достала большую деревянную спичку и чиркнула ею о шершавую поверхность палубы. Загорелся огонь.
Мгновение Ниоба подержала горящую спичку перед собой, а потом, прикусив нижнюю губу, закрыла глаза и бросила спичку в кучу хвороста. Если костер не загорится, хватит ли у нее мужества зажечь вторую спичку?
Но огонь сразу занялся, и в один момент сухой хворост затрещал. Вверх взметнулись пламя и дым. Прошло еще несколько секунд, прежде чем костер окончательно разгорелся и жар обдал тело Ниобы. Парус вспыхнул и превратился в пылающую колонну.
Теперь пришло самое время прыгать, пока огонь не окружил ее плотным кольцом… Эта мысль вдруг показалась Ниобе очень привлекательной. Потом она подумала о лежащем на больничной койке Седрике, и ее уверенность в правильности сделанного выбора упрочилась. Она затаила дыхание и шагнула прямо навстречу столбу огня.
«Седрик! Седрик! – прошептала она в тот момент, когда огонь поглотил ее. – Я люблю тебя!»
Загорелось платье, потом волосы, но Ниоба сделала еще один шаг вперед, готовясь к боли.
И она пришла. Весь мир превратился в алый, ослепительный жар. Ниоба сделала вдох, и пламя оказалось внутри ее, сжигая легкие и сердце. Агония была мучительной, но Ниоба выдержала, отказываясь упасть или даже закричать:
– Смерть, я иду к тебе!
Теперь уже вся лодка полыхала, точно огромный костер. Не выдержала жара замазка, и в следующий момент ноги Ниобы намокли. Но языки пламени продолжали свой отчаянный танец – казалось, огонь сражается с водой за право получить добычу. Ниоба стояла и ждала Смерть.
И вот появилась призрачная фигура – огромный жеребец мчался, едва касаясь копытами поверхности воды, а на нем восседал человек в плаще с накинутым на голову капюшоном. Лошадь остановилась прямо на воде возле лодки. Человек спешился и взялся за косу. Один взмах – и огонь, как трава, отвалил в сторону и погас. Ниоба увидела прямо перед собой тропу. Смерть пришла.
Танатос постоял немного, потом протянул ей скелетообразную руку. Ниоба взяла ее, чувствуя, как холодны его пальцы.
Неожиданно боль и огонь исчезли. Танатос провел девушку по тропе к бледной лошади, подсадил в седло, а потом уселся сам так, что Ниоба оказалась перед ним. Конь прыгнул в столб дыма – и сквозь него вверх, прямо в небо.
Скоро жеребец уже скакал, легко ступая по тучам, а за спиной у них стлались клочья тумана. Впереди, на зеленой лужайке под лучами теплого солнца высился особняк. Они подъехали к нему и соскочили с коня. Танатос и Ниоба вошли внутрь.
Немолодая служанка заторопилась им навстречу.
– Вы привезли смертную! – с удивлением и некоторым возмущением воскликнула она.
– Позаботься о ее выздоровлении, – резко приказал Танатос. – Она не принадлежит мне.
Служанка быстро принесла целебную мазь. Кожа Ниобы обуглилась, но там, куда попадала мазь, моментально появлялась здоровая плоть. Служанка натерла все тело Ниобы мазью и заставила ее вдохнуть пары бальзама – боль исчезла. Девушка стояла перед служанкой обнаженная и совершенно здоровая.
– Моя дорогая, как вы красивы! – воскликнула служанка, распыляя что-то над ее сгоревшими волосами, которые моментально отросли во всем своем золотом великолепии. – Почему такое изумительное существо попыталось покончить жизнь самоубийством?
– Я люблю его, – повторила Ниоба.
– О, любовь, – сразу все поняв, вздохнула служанка. Потом принесла Ниобе халат и новые туфли – похоже, бальзам не мог восстановить сгоревшую одежду. – Танатос вас ждет.
И с этими словами служанка отвела Ниобу в гостиную.
Смерть – Танатос – действительно ее ждал. По манерам он напоминал сурового отца, несмотря на череп и скелетообразные руки.
– Молодая женщина, ты совершила очень храбрый и глупый поступок, – с укором проговорил он. – Твое имя не значилось в моем списке. Мне пришлось срочно отправиться на твою лодку.
– У меня не было другой возможности привлечь ваше внимание, – ответила Ниоба, усаживаясь на указанный им стул. – Спасибо, что пришли.
Тут Танатос улыбнулся, не в силах проявить равнодушие к красоте.
– Я не мог поступить иначе, – сурово произнес он. – Когда происходит незапланированная смерть, запутываются нити судьбы.
То же самое говорил Ниобе и профессор. Во Вселенной царит некий порядок, а воплощения следят за его поддержанием.
– Я… где я нахожусь? В Раю?
Танатос презрительно фыркнул, хотя у него и не было носа.
– В Чистилище. В месте, где царит неопределенность – и где принимаются решения. Все воплощения живут здесь.
– Ах вот оно что. Мне не приходилось бывать в подобных местах. – Ниоба была немного напугана.
– Что привело тебя ко мне, очаровательная смертная девушка?
– О, я совсем не девушка! Я… мой муж Седрик… я пришла просить о его жизни. Я его люблю!
– Несомненно, – согласился Танатос. Затем щелкнул своими костяными пальцами, и к нему поспешил слуга с ящиком. Танатос открыл его и начал перебирать карточки. – Седрик Кафтан, восемнадцать лет, через пять дней должен отправиться в Рай. Хороший человек, мое личное вмешательство не требуется. – Казалось, пустые глазницы смотрят на карточку. – Очень хороший человек! Он действительно тебя любит.
– Да. Я должна его спасти. Вы должны…
Танатос взглянул на Ниобу темными провалами своих глаз, и вдруг на нее повеяло холодом, но не холодом смерти. Ей не приходило в голову, что воплощение может потребовать платы за услугу, о которой она просит… Но что Ниоба в состоянии ему дать?
Потом она снова подумала о лежащем в больнице Седрике и поняла, что нет такой цены, которую она не согласилась бы заплатить за то, чтобы он снова был здоров.
Но когда Танатос заговорил, его слова удивили Ниобу.
– Добрая и прелестная смертная, я не могу выполнить твою просьбу. Я не являюсь причиной смерти; я всего лишь слежу за тем, чтобы души тех, кому суждено умереть, не сбились с нужной тропы. У меня есть некоторая свобода действий; иногда я в силах отсрочить смерть какого-то человека. Однако твой муж ничего не выиграет: продлить его жизнь – значит обречь его на бесконечные страдания. Он никогда не будет ни ходить, ни говорить.
– Нет! – заплакала Ниоба. – Он так молод и красив! Я люблю его!
Даже Смерть смягчилась, слушая мольбы такой красивой женщины.
– Я бы помог тебе, но не могу, – заявил Танатос. – Быть воплощением не значит сохранять равнодушие к делам смертных. Просто то, о чем ты просишь, лежит вне сферы моей деятельности.
– Кто же тогда мне поможет? – в отчаянии спросила Ниоба.
– Полагаю, это под силу только Хроносу.
– Кому?
– Воплощению Времени. Хронос способен путешествовать во времени и изменять любые события в жизни смертных – действуя до того, как они произошли. Поэтому он…
– До того, как раздался выстрел! – воскликнула Ниоба. – Когда Седрик был еще даже не ранен!
Череп под капюшоном кивнул:
– Да, Хронос в состоянии это устроить.
Ниобе уже не казалось странным, что она разговаривает со Смертью. У нее снова появилась надежда спасти возлюбленного.
– Где… как мне-поговорить с Хроносом?
– Ты можешь обыскать все Чистилище и не найти его, – ответил Танатос. – Хронос путешествует во времени. Но если он захочет встретиться с тобой – так оно и произойдет.
– Но я должна повидать его! У меня так мало времени…
Раздался странный гудящий звук, похожий на звон погребального колокола.
– А вот и Хронос, – сказал Танатос.
– Уже? Но как?..
– Он знает наше будущее. И просто реагирует на послание, которое я ему отправлю немного позже.
Слуга ввел в комнату высокого худого человека в белом плаще и с Песочными Часами в руках.
– О, Клото! – воскликнул он.
– Кто? – смущенно спросила Ниоба.
Хронос снова посмотрел на нее:
– Вот уже до чего дошло… Приношу свои извинения; все произошло раньше, чем я надеялся. В таком случае вы должны представиться.
Хронос явно ошибся, принял ее за другую.
– Я… я Ниоба Кафтан – смертная женщина.
– Ниоба, – повторил Хронос, словно старался запомнить имя. – Да, конечно. И вы пришли сюда, чтобы?..
– Чтобы спасти моего мужа, Седрика.
Он кивнул:
– И это тоже. Однако вы поступаете неразумно.
– Неразумно! – с негодованием воскликнула Ниоба. – Я люблю его!
Она словно ударила Хроноса своим криком. Он побледнел, но быстро пришел в себя.
– Любовь смертна, – печально произнес Хронос. – И со временем проходит.
– Не страшно, если она проходит естественным путем! Седрик умирает, а ему еще не исполнилось девятнадцати!
Хронос покачал головой:
– Я могу отправиться в то время, которое предшествовало несчастью, и изменить его судьбу – но сомневаюсь, что это следует делать. Последствия окажутся очень серьезными.
– Но я люблю его! – вскричала Ниоба. – Я должна спасти Седрика!
Хронос бросил взгляд на Танатоса, который в ответ лишь пожал плечами. Хотя они и были воплощениями, их поведение мало чем отличалось от поведения простых смертных, смущенных истерическими выкриками отчаявшейся женщины.
– Вы же понимаете, – серьезно сказал Хронос, – что изменение данного события приведет к совершенно непредвиденным поворотам судьбы.
Ниоба заплакала. Она закрыла лицо руками, и слезы тихонько потекли сквозь переплетенные пальцы.
– Возможно, воплощение-женщина могла бы лучше справиться с такой ситуацией, – смущенно заметил Танатос.
Мужчины часто так говорят, оказавшись в подобном положении; они ничего не понимают в слезах. Ниобе и самой не нравилось, что она плачет, но она не могла ничего с собой поделать.
– Я отведу ее к Судьбе, – сразу согласился Хронос, подошел к Ниобе и робко коснулся ее руки: – Пожалуйста, следуйте за мной, мадам.
Услышав, что Хронос назвал ее «мадам» – так к ней обращался Седрик в начале их отношений, – Ниоба снова зарыдала. Она даже не заметила, как Хронос крепко взял ее левой рукой за локоть, а правой поднял сверкающие Песочные Часы. В следующее мгновение они, словно призрачные тени, промчались сквозь стены особняка. Ниоба так удивилась, что тут же перестала плакать.
Они пронеслись над незнакомым ландшафтом – ничего подобного Ниобе видеть не приходилось – и опустились на невероятно огромную паутину. Ниоба и представить себе не могла, что такое возможно – шелковые нити протянулись на сотни футов, образовав гигантскую сферу. В центре паутина становилась гуще, и там виднелась горизонтальная площадка, на которую они благополучно опустились, чтобы отдохнуть.
– Как… что? – растерянно и удивленно прошептала Ниоба.
– Песочные Часы выборочно аннулируют некоторые аспекты временного антизаклинания, – принялся объяснять Хронос. – И позволяют перемещаться… но вас, кажется, интересует паутина? Не волнуйтесь, это жилище Судьбы.
– Судьбы! – воскликнула Ниоба, сообразив, какое это может иметь для нее значение. – Выходит, Судьба определяет, что будет с Седриком…
– Так оно и есть, – согласился Хронос, когда они направились к огромному кокону, покоившемуся на эластичном основании. – Она в состоянии решить вашу проблему гораздо эффективнее, чем я.
– Но это же гнездо гигантского паука! – с недоумением проговорила Ниоба.
Хронос улыбнулся:
– Уверяю вас, добрая и прелестная женщина. Судьба не похожа на страшное чудовище; Она очень похожа на вас.
Они подошли к самому входу. Хронос протянул руку, ухватился за свисающий шнур и потянул за него. Из-за переплетения шелковых нитей донесся мелодичный звон, и в следующий момент из отверстия в коконе выбралась женщина средних лет, весьма ловкая и активная для своего возраста.
– Что случилось, Хронос? – воскликнула она. – Как я рада тебя видеть, мой двигающийся в обратном направлении друг! – Ее взгляд обратился к Ниобе. – И смертная женщина, сияющая, как луна! – Она лукаво посмотрела на Хроноса. – Что ты замыслил?
– Лахесис, это Ниоба. Она просит о жизни своего недавно пострадавшего мужа. Я не в силах ей помочь.
Глаза Лахесис сузились, словно Хронос произнес нечто очень важное.
– Пойдем, дитя мое, – наконец проговорила она, внимательно осмотрев Ниобу. – Мы должны изучить твою нить. – Женщина снова бросила взгляд на Хроноса. – И ты тоже входи, мой почтенный соратник.
Они последовали за ней в отверстие в коконе и попали в идеально ровный туннель, который заканчивался удобной комнатой, где все было с удивительным искусством сделано из паутины – нет, из самого настоящего шелка, хотя вещи и предметы оказались достаточно прочными и реальными. Стены представляли собой гобелены с вытканными на них удивительными, красочными сценами, а на ровном и мягком полу можно было спать без матраса.
Ниоба присела на шикарном диване, Лахесис остановилась перед ней, сложив перед собой руки, а потом развела их в стороны и посмотрела на нити, которые появились между пальцами.
– Ой, какой странный узор! – воскликнула она.
Ниоба наморщила лоб:
– Вы говорите про меня?
– Один момент, дорогая, – сказала Лахесис, занятая своими размышлениями. Потом взглянула на Хроноса: – Скажи мне, друг, это…
И вдруг ее фигура начала мерцать – и на ее месте возникла девушка лет двадцати, очень красивая, с копной роскошных черных волос, в желтой короткой юбке. Потом она снова превратилась в женщину средних лет, одетую в скромное коричневое платье.
Хронос утвердительно кивнул.
Ошеломленная Лахесис плюхнулась на другой диванчик.
– О, моя дорогая! – воскликнула она. – Какая путаница!
– Я не понимаю, – пробормотала Ниоба.
– Конечно, не понимаешь, – согласилась Лахесис. – Как и я сама. Но Хронос, естественно, все знает. – Она аккуратно промокнула лоб ярким шелковым платочком. – Что я должна ей сказать, сэр?
– Полагаю, правду – какая она есть в данный момент, – ответил Хронос.
Ниоба встревожилась еще сильнее.
– Конечно, правду!
Лахесис уселась с ней рядом на диване и взяла за руку:
– Моя дорогая, правда может оказаться сложным, запутанным клубком, и к тому же весьма горькой. Я взглянула на твою нить, и…
– Взгляните на нить моего мужа! – вскричала Ниоба. – Я должна его спасти!
Лахесис выпустила руку Ниобы и сложила ладони вместе. В следующий миг между ними возникла тонкая паутинка.
– Седрик Кафтан, – начала она, словно читала по книге. – Его нить… – она хлопнула в ладоши, и нить исчезла. – О, моя дорогая! Моя дорогая!
– Вы действительно судьба? Вы можете его спасти?
Лахесис покачала головой:
– Я Судьба – один из ее аспектов. Я определяю длину и место нитей, обозначающих человеческие жизни. От меня зависит то, что произойдет с каждым человеком в целом. Но тут у нас особый случай – совсем особый. Я не могу сделать то, о чем ты просишь.
Теперь скорбь Ниобы превратилась в гнев.
– Почему? – резко спросила девушка. – Вы организовали его смерть, не так ли?
– Да, я организовала его смерть; и не в моей власти ее отменить, – печально кивнула Лахесис. – Теперь я вспомнила. Мне не хотелось так поступать, но я была вынуждена. Теперь, благодаря Хроносу, я начинаю понимать почему.
– Тоща скажите мне! – крикнула Ниоба. – Я его люблю!
– И он тебя любит, – ответила Лахесис. – Гораздо больше, чем ты себе представляешь. Моя дорогая, дальнейшее знание принесет тебе излишние страдания. Иногда один олень должен погибнуть, чтобы все стадо процветало.
Олень! Ниоба ощутила новый приступ боли – ведь Седрик пытался защитить оленей.
– Так вы отказываетесь мне ответить?
Лахесис вздохнула:
– Я знаю, как трудно тебе сейчас меня понять, Ниоба. Ты смелая, замечательная женщина, твоя любовь велика, но ты смертна. Я бы помогла тебе, это просто не в моих силах. – Она подняла руку, чтобы остановить возражения Ниобы. – Для ребенка жизнь представляет собой целую систему бесконечных запретов; ребенок рвется к свободе, которой обладают взрослые. Но когда он становится взрослым, оказывается, что запреты никуда не исчезли; меняется их сущность, они становятся более сложными и хитроумными. Создается впечатление, что мы, воплощения, имеем куда большую свободу действий, чем смертные – но и для нас существуют запреты, сущность которых дано понять лишь немногим смертным. Могу лишь заверить тебя, что данная ситуация вышла из-под твоего и моего контроля – Седрик Кафтан должен умереть. Прими мои глубочайшие сожаления.
– Вы сожалеете! – вспыхнула Ниоба. – Какие причины заставили вас организовать смерть такого благородного человека, как Седрик?
– У меня их две, – ответила Лахесис. – Одну я сообщу тебе, другую – нет.
– Тогда отошлите меня к тому, кто скажет!
Лахесис пожала плечами:
– Может быть, Марс; он агрессивен…
– Я доставлю Ниобу к нему, – предложил Хронос.
Лахесис искоса посмотрела на него:
– У тебя здесь особый интерес, Хронос?
– Я кое-что должен… Клото, – ответил он.
Лахесис понимающе кинула:
– Мы имеем дело с запутанным клубком. Спасибо за то, что предупредил меня, Хронос.
Хронос кивнул и встал, они с Лахесис обнялись и поцеловались. Это удивило Ниобу, но она была слишком поглощена собственной болью, чтобы задумываться о происходящем.
Хронос снова подхватил ее за локоть, поднял Песочные Часы, встряхнул их
– и они двинулись в путь, потеряв материальность.
Вскоре они прибыли к могучей каменной крепости со сторожевыми башнями, бойницами, бастионами и толстыми стенами. Крепость стояла на вершине горы в Чистилище и казалась неприступной, однако Хронос приземлился прямо перед главными воротами.
– Эй, Марс!
В стене распахнулось крохотное окошко.
– Он работает. – В окне показалась голова в шлеме. – Ему пришлось отправиться во Францию, вы же знаете.
– Ах да, война.
Хронос снова встряхнул Песочные Часы, и они с Ниобой помчались сквозь землю, тучи и облака. Бросив взгляд вниз, девушка увидела, как с невероятной скоростью проносятся под ногами земли и воды; у нее закружилась голова, и ей пришлось закрыть глаза. Возможно, Хронос и был человеком, но он обладал сверхъестественным могуществом!
Как и Танатос, подумала Ниоба. Он способен одним ударом косы погасить пламя; а его великолепный жеребец – тело, лишенное плоти, но обладающее голосом и силой. И Лахесис – ее нити и то, как она превратилась в другую женщину… Ни один смертный не наделен подобными талантами! Все они невероятные, удивительные существа… однако никто из них не в состоянии ей помочь. И даже не говорят, по какой причине.
Наконец они приземлились у края огромной траншеи – дальше шла бесконечная череда каких-то укреплений. Здесь проходил фронт. Ниоба знала, что война пожирает лучших молодых людей; именно поэтому ей пришлось выйти замуж за шестнадцатилетнего юношу. Раньше она проклинала войну; теперь же, самым извращенным образом, Ниоба ее благословляла: если бы не война, она бы не стала женой Седрика.
Человек в греческом или римском вооружении – Ниоба недостаточно интересовалась военной историей, чтобы разбираться в доспехах – стоял между траншеями. Очевидно, это был Марс.
– А, Хронос, – сказал Марс, приветственно взмахнув алым мечом. – Что привело тебя сюда, да еще с таким прелестным существом?
– Это Ниоба, смертная. Она пришла, чтобы встретиться с Танатосом и попросить его сохранить жизнь ее мужу, но вопрос оказался настолько сложным, что мы не только не сумели ей помочь, но даже и объяснить оказались не в силах.
– Естественно, – кивнул Марс, когда рядом разорвался снаряд.
Мимо пролетела шрапнель, но никто не пострадал. Ниоба сообразила, что от случайной опасности их защищает особое заклинание. Да, воплощения и в самом деле обладают невиданным могуществом.
– Смертные не в состоянии понять, – добавил Марс.
– Конечно, я не понимаю! – нетерпеливо воскликнула Ниоба. – Судьба потянула за нить, чтобы жизнь моего мужа подошла к концу, и Смерть придет, чтобы его забрать, а Время отказывается что-либо изменить! Не буду утверждать, что я жду помощи от вас!
Если она надеялась заставить Марса выступить на защиту Седрика, у нее ничего не вышло.
– Вот женщина, которая мне по вкусу. Боец! – с довольным видом проговорил Марс. – Ладно, Хронос, мне тоже интересно. Я могу уничтожить тысячи людей в одном сражении, их смерть часто бывает несправедливой, иногда в ней есть некая ирония, так что другие воплощения с осуждением смотрят на мою работу. Так почему же вы решили убить ее мужа? Какие на то есть причины? Обычно вы так не поступаете. Раз уж женщина нашла в себе мужество лично встретиться с Танатосом, она заслуживает, чтобы ее выслушали. Где ваше благородство?
Ниоба вдруг почувствовала симпатию к этому неприветливому человеку.
Хронос коснулся Песочных Часов – и мир замер. Теперь они с Марсом стояли в других позах, а солнце успело далеко переместиться по небу.
– Вы что-то сделали! – обвинила Ниоба Хроноса. – Вы изменили время! Почему?
– Я должен был объяснить Марсу, – ответил Хронос. – А вас я отправил вперед на полчаса, пока мы разговаривали.
– Почему же вы не можете объяснить мне?
– Не нужно его винить, – вмешался Марс. – У Хроноса есть на то весьма уважительные причины, как и у Лахесис. Мы действительно столкнулись с очень необычным случаем.
– Значит, вы мне тоже ничего не скажете, Марс? – разочарованно проговорила Ниоба. – Вы, воплощения, чувствуете себя настоящими великанами и смеетесь над смертными…
Слезы брызнули у нее из глаз, Ниоба была не в силах сдержать их поток.
– Вот видишь, как она поступает с нами, – смущенно пробормотал Хронос.
– Ну перестань, женщина, – сказал Марс. – Я принес такое же горе десяткам тысяч женщин, хотя ни одна из них не была столь красива. Из чего ты сделана?
Слепая ярость овладела Ниобой.
– Десять тысяч подобных страданий тебе, бесчувственному чурбану! – закричала она. – Надеюсь, ты подавишься своим мечом!
Марс улыбнулся.
– Прелестно! – Потом он вздохнул. – Я попытаюсь разъяснить тебе ситуацию в самых общих чертах. Видишь ли, Бог и Сатана ведут между собой войну, и порой сражениям предшествуют невероятно хитрые цепочки событий. Мы, воплощения, находимся на стороне Бога, который является воплощением добра. Временами нам приходится приносить скромные жертвы ради достижения окончательной победы. Похоже, с твоим мужем дело обстоит именно так. Поэтому по большому счету…
– Скромные жертвы? Седрик? – потребовала она ответа. – Я люблю его! – Ниоба так часто повторяла эти слова… и могла повторять их сколько угодно
– если бы только они вернули ее мужа!
– И он тебя любит, – согласился Марс. – Он это доказал. Может быть, именно благодаря принесенной им жертве наша сторона одержит победу. Ты должна им гордиться.
Ниоба вдруг вспомнила, как Седрик себя вел перед тем, как в него стреляли. Словно что-то предчувствовал.
– Он… знал?
– Знал, – кивнул Марс. – И совершенно сознательно выбрал именно такой путь – вот почему его ждет великая слава. Я салютую ему!
Седрик знал, что скоро умрет! Ошеломленная Ниоба не понимала, что же ей делать дальше. Потом она немного успокоилась.
– Тогда я займу его место!
– Ты не можешь, – вместе ответили Хронос и Марс.
– Не могу? А вам-то какое дело?
Марс покачал головой.
– Пожалуй, следует отвести ее к Гее, – предложил он Хроносу. – Та придумает, как с ней быть.
Хронос взял Ниобу за локоть. Девушка вырвалась, но он поймал ее. И вскоре они уже снова летели над французскими окопами.
– Вы настоящая банда… – начала Ниоба, но так и Не сумела придумать, как закончить.
Воплощения устроили заговор молчания! И все же девушку потрясли новые сведения о Седрике, подтвержденные ее собственными воспоминаниями. Он знал или подозревал… И все же почему он должен умереть? Ниоба никак не могла понять.
Вдруг она заметила, что они находятся в густой роще, прошли сквозь нее
– их тела еще не обрели материальности – и оказались на прекрасной поляне.
Пышная женщина удобно устроилась на стуле, по форме напоминающем поганку. Нет, это была поганка, огромная и крепкая. Волосы женщины украшали цветы, тоже живые… Ниоба разглядела маленькие листики и даже корни. Зеленое платье женщины, казалось, состояло из множества листьев, а туфли были вылеплены из земли и каким-то необъяснимым образом держались на ногах. Да, они с Хроносом пришли в гости к воплощению самой Природы!
– Значит, ты наконец привел ее ко мне, нечестивый путешественник по времени, – сказала Природа Хроносу. – Убирайся вон, бессердечный мужчина; я сделаю то, на что ты не способен.
– Как пожелаешь, Гея, – с явным облегчением ответил Хронос. Встряхнул Песочные Часы и исчез.
– Вы… вы знали, что я приду к вам? – спросила Ниоба.
– Смертная женщина, ты устроила настоящий переполох в Чистилище, – ответила Гея. – Я подозревала, что мужчины все испортят.
– Но Судьба – Лахесис…
– Лахесис не может сказать. И я тоже не скажу; верь, Зеленая Мать имеет достаточную свободу действий! Со временем ты поймешь. Но сейчас услышишь лишь то, что тебе необходимо узнать, и придется этим удовлетвориться.
– Гея, я хочу занять место моего мужа! – воскликнула Ниоба. – Пусть он поправится и будет жить, а я умру!
Зеленая Мать посмотрела на нее с пониманием:
– Да, конечно, сейчас ты воспринимаешь действительность именно так, Ниоба. Ты женщина, которая любит. Но то, о чем ты просишь, невозможно.
– Почему невозможно? Я готова на все, чтобы его спасти!
Гея покачала головой:
– Ниоба, ты не можешь – потому что он уже пожертвовал собой ради тебя.
– Что?
– Именно тебя Сатана выбрал в качестве своей мишени, Ниоба. Седрик спросил у профессора о твоих видениях; профессор, который, кстати, является прекрасным волшебником, провел расследование. Он готовил Седрика к академической карьере и хотел, чтобы у него в семье все было в порядке. Ему удалось обнаружить заговор. Седрик ни секунды не колебался; он занял твое место.
И снова Ниоба была потрясена. Она вспомнила свои ужасные видения.
– Занял мое место?
– Создается впечатление, что со временем ты доставишь Сатане множество неприятностей. Никто из нас не знает деталей, даже сам Сатана, но он решил с тобой покончить. Сатана обладает огромной властью и умеет действовать тонко и методично. Прежде чем мы успели вмешаться, все было кончено. Ад выпустил своего посланца – но Седрик принял на себя предназначенную тебе пулю.
– Как?..
– Убийца был охотником, в которого на время вселился демон. Демон получил приказ убить смертного, который поет, сидя с ребенком возле черного дуба. Сатана решил, что это будешь ты. А Седрик воспользовался лазейкой.
– Так бы и случилось! – кивнула Ниоба. – Если бы Седрик не…
– Он любит тебя, – сказала Гея. – И ему известно, что Сатана хочет твоей смерти. Так что он спас тебе жизнь и помешал Сатане осуществить свои планы. Не часто удается совершить такой благородный поступок.
– Но если я…
– Ты не можешь пренебречь благородным даром Седрика, – решительно проговорила Гея. – Ты должна принять его жертву и реализовать свой потенциал.
– Я… но я не знаю, что…
– А вот об этом мы не можем тебе рассказать; впрочем, нам и самим известно немного. Однако Сатана тебя боится, считая опасным врагом, в таких вещах он не ошибается. Живи – придет время, и ты узнаешь свое предназначение.
Ниоба поняла, что больше ей ничего не удастся добиться. Седрик уже совершил то, что она намеревалась сделать ради него. Ей придется смириться.
Спотыкаясь в густой траве, Ниоба побрела прочь с поляны – и оказалась рядом с черным дубом, неподалеку от своего дома. Гамадриада узнала ее и помахала рукой.
– О, Седрик! – воскликнула Ниоба. – Я была тем оленем, которого хотели застрелить! Как велика твоя любовь ко мне! А теперь я должна позволить тебе умереть!
Потом она подняла свое залитое слезами лицо к небу:
– Я отомщу за тебя, Седрик! И найду способ заставить Сатану заплатить за твою смерть!
Она опустилась на колени рядом с дубом, прижалась к его стволу и дала волю слезам, а гамадриада ломала руки.
О, Седрик!
4. КЛОТО
Следующие дни оказались тяжелыми, несмотря на излечивающие от горя заклинания, к которым прибегала Ниоба. Они всего лишь притупляли остроту тоски, но не могли – и не должны были – заставить ее почувствовать себя счастливой. Внешне она жила, как и прежде, однако в черных глубинах сознания поселилась боль. Больше волшебство ничего не могло для нее сделать.
Ниоба отправилась к профессору – почему он не сказал ей о том, что сделал Седрик?
– Он мне запретил, – печально ответил тот. – Я надеялся… что, если вы попросите Смерть о снисхождении, вам, возможно, удастся…
– Убийство организовал Сатана, – проговорила Ниоба. – Я опоздала. Один из нас был обречен.
– Седрик настаивал на том, что вы должны жить, – сказал профессор. – Я из эгоистичных соображений хотел сохранить его для колледжа. Седрик обладал такими выдающимися способностями! Но он – и, очевидно, сам Сатана!
– считал, что вы важнее. Я не мог спорить.
– Седрик и в самом деле был исключительно талантливым человеком, – согласилась Ниоба. – Он стоил двоих таких, как я. Не знаю, что я могу сделать, чтобы его жертва не оказалась напрасной. Но ради него я буду продолжать жить, выращу нашего сына и обязательно расквитаюсь с Сатаной. Если Князь Тьмы ждет от меня серьезных неприятностей, пусть не сомневается, я приложу все силы, чтобы его опасения не оказались напрасными!
И снова Ниоба не смогла справиться с нахлынувшими слезами, она чувствовала себя такой одинокой! Брак с Седриком был до определенной степени ожиданием его зрелости. Ожиданием времени, когда они смогут жить, как двое взрослых людей. Они только чуть-чуть прикоснулись к этой радости
– и вот все кончено.
Ниоба отправилась в городскую больницу, где доктора все еще пытались удержать жизнь в теле Седрика.
– Отпустите его, – сказала она. – Я не позволю, чтобы он и дальше страдал.
Ниоба поцеловала равнодушные губы мужа, на его лицо упали две слезинки, а потом она отвернулась.
– Надеюсь, ты будешь счастлив в Раю, мой хорошенький мальчик, – прошептала она. – Надеюсь, что встречусь там с тобой… когда покончу со своими делами здесь.
Потом она поехала на ферму родителей кузена Пасиана, где вот уже несколько дней оставался ее сын. Он увидел мать и расплакался. Ниоба взяла малыша на руки, прижала к себе и тоже не смогла сдержать слез.
– У него все в порядке! – воскликнул Пасиан. – Ему здесь было хорошо, честное слово!
– Конечно, – не стала возражать Ниоба. – Просто стоило ему меня увидеть, как он понял, что скучал. Это нормально.
А как наш сын поведет себя, когда узнает, что навсегда лишился отца?
И в самом деле, малыш быстро успокоился и принялся играть с Пейсом. Вне всякого сомнения, хотя их и разделяло двенадцать лет, мальчишки прекрасно ладили друг с другом. И вовсе не из-за родственных уз.
– Вы просо потрясающая семья, – сказала им всем Ниоба, когда прощалась.
– Я никогда не смогу отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.
– Приезжайте поскорее снова, – попросил Пейс, пряча собственные слезы.
Ниоба отменила действие заклинания, останавливающего выделение молока, и покормила сына – но вскоре у него начались колики, и он принялся отчаянно плакать. Ниоба поняла, что горе, которое она испытала, потеряв Седрика, проникло в ее кровь и молоко и отравляет малыша. Ей пришлось снова прибегнуть к заклинанию, а сына перевести на искусственное питание. Ниоба чувствовала себя плохой матерью, когда сделала это, но была уверена, что поступила правильно. Вне всякого сомнения, она не имеет никакого права навязывать свою боль ребенку.
«Я… заплачу… – пропела она себе самой. – Я заплачу, как только засохнут болота».
Теперь в знакомых словах появился новый смысл; словно ее собственные страдания были сродни тем, что испытывают болота, когда в их жизнь вмешивается человек.
Ниоба приняла участие в бдениях у тела Седрика, как положено, улыбалась, но в душе у нее царил мрак. Дух Седрика парил над телом и никак не хотел его покидать до погребального обряда, несмотря на зажженные свечи и ритуальное преломление хлеба. Никто не мог заставить его удалиться, пока сама Ниоба не встала перед ним и, обливаясь слезами, не потребовала объяснить свое поведение. Тогда призрак подплыл к ней поближе, притронулся к мокрым от слез щекам, покачал головой, поцеловал – словно ее коснулась легкая осенняя паутинка, или тихая музыка, – а потом исчез. Какая ирония, в данных обстоятельствах, что Седрик пытался ее подбодрить.
Теперь все кончилось, и впереди ждала печальная одинокая жизнь.
– Стань жить со мной, любовью стань, – едва слышно пропела Ниоба, пытаясь вспомнить, что она чувствовала, когда Седрик был рядом.
Ниоба решила приложить все силы к тому, чтобы исполнилась мечта Седрика. Она снова переговорила с профессором: ее интересовало, можно ли составить такое заклинание, чтобы олени стреляли в охотника. Но тот ответил, что такая магия ему не под силу.
– Волшебник, который это сделает, будет настоящим мастером своего дела,
– сказал он.
Смерть Седрика, как ни странно, имела и положительный аспект: подозрения, что в ней замешана строительная компания, оказались необоснованными, но теперь местные жители были так яростно настроены против проекта, что от него пришлось отказаться. Возможно, Седрик знал, что его жертва, среди прочего, даст и такой результат.
После Седрика остались кое-какие деньги, и Ниоба могла существовать вполне прилично, ни в чем не нуждаясь, однако она снова вернулась к своим коврам и стала ткать их на продажу. Ниоба старалась постоянно занимать свое время, но, хотя она и прожила почти два года одна, когда Седрик учился в колледже, сейчас все было иначе. Тогда они расставались временно, теперь же – навсегда. Ниоба знала, что Седрик не вернется домой, и это причиняло ей боль. Словно она оказалась в туннеле, в конце которого нет даже проблеска света.
Ниоба все чаще и чаще вспоминала свое путешествие в Чистилище, где ей довелось встретиться с пятью воплощениями – а ведь раньше она не очень-то верила в их существование. Воплощения продемонстрировали ей кое-какие из своих способностей, и Ниоба не сомневалась, что они обладают огромным могуществом – несмотря на отказ выполнить ее просьбу. Интересно, чем они занимаются, когда не разговаривают с пришедшими в гости смертными?
Ниоба чувствовала, что здесь, на Земле, ей нечего делать. Ее сыну будет лучше с Пасианом и его родными; это Ниоба знала наверняка. Она любила малыша, но не имела никаких иллюзий насчет того, какая его ждет жизнь, если они останутся вдвоем.
Она отправилась к черному дубу, оставила там малыша поиграть с дриадой, а сама принялась изучать место, куда ее перенесла Гея из своего дома. Оказалось, что это самые обычные заросли кустарника; как Ниоба и ожидала, волшебство действовало с другой стороны. Значит, отсюда попасть в Чистилище невозможно.
Воспользоваться тем путем, который привел ее туда в первый раз, тоже нельзя. Когда была жива любовь, которую Ниоба хотела спасти, она не боялась сгореть в охваченной пламенем лодке; теперь ей нечего было спасать. Придется искать что-то другое.
Ну хорошо, представим, ей удалось добраться до Чистилища… что она станет там делать? Кататься верхом на бледном скакуне Смерти? Или промчится сквозь пространство и время вслед за волшебными Песочными Часами Хроноса? А главное: в Чистилище нет Седрика, там она будет чувствовать себя так же одиноко, как и здесь, на Земле.
Ниоба посмотрела на сына, убаюканного беззвучной колыбельной гамадриады. Конечно, на самом деле она не совсем одинока: у нее есть ребенок. В его жилах течет кровь Седрика, и эта мысль приносит ей несказанное утешение. Но… он ведь еще такой маленький.
Шли дни, и постепенно в душе Ниобы росло и крепло новое чувство – желание отомстить виновнику своего несчастья. Ей хотелось отыскать какой-нибудь хитроумный способ привести в исполнение клятву. Воплощение Зла пытался с ней разделаться, Сатана отнял у нее радость, Если бы умерла Ниоба, Седрик, невзирая на то что попасть в Ад совсем непросто, содрал бы с виновника шкуру. Но вместо этого он решил спасти ей жизнь. Неужели она не сделает для своего мужа того, что он, вне всякого сомнения, сделал бы для нее?
Только вот как сдержать слово? Разве самая обычная женщина, обожающая своего ребенка, в силах справиться с воплощением Зла? Ниоба не имела ни малейшего представления, как до него добраться, и прекрасно понимала, что вряд ли победит, даже если и сможет найти к нему дорогу. Нелепо рассчитывать на то, что ей удастся навредить Сатане – и тем не менее именно такую клятву она себе дала. Марс ее понял бы!
Ниоба не могла выбросить эти мысли из головы; по-видимому, страстное желание отомстить воплощению Зла вернуло смысл ее существованию. Вне всякого сомнения, Сатана не такой уж могущественный и всезнающий, раз ему не удалось выполнить то, что он задумал. Кроме того, наверняка она обладает какой-то силой, которой он опасается, иначе зачем предпринимать попытку с ней покончить?
Чего мог бояться Сатана? Не станет же он убивать человека просто так. Наверняка у него масса дел, ведь ему приходится следить за тем, чтобы в мире процветало зло, да еще вести войну с Богом и другими воплощениями. До того как произошли эти печальные события, Ниобе и в голову не приходило, что она может представлять опасность для Сатаны и захочет вмешаться в его дела. Она не обладала умом Седрика или магическими талантами профессора; природа не наделила ее сверхъестественной физической силой, лишь красотой и умением создавать великолепные ковры. Однако Сатана хотел ее устранить – теперь Ниоба поняла, что видения были первым предупреждением. И, похоже, остальные воплощения считали, будто у Сатаны есть основания ее бояться.
Значит, она и в самом деле обладает чем-то… вот только бы понять, чем именно. Речь идет о чем-то настолько серьезном, что на нее обратил внимание сам Сатана! Что же это такое? И почему воплощения отказались отвечать на вопросы? Ниоба знала, что они не заодно с Князем Зла! Бессмыслица-какая-то!
А Седрик – почему он просто не спас ее от смерти? Зачем ему было умирать вместо нее! Он мог рассказать ей о заговоре, и они бы уехали куда-нибудь очень далеко, пока все не успокоится. Седрик обладал волей и любил жизнь, такие, как он, не ищут смерти.
Но в том, что произошло, должен быть смысл! Седрик был необыкновенно умным человеком и прекрасно понимал, что делает. Он поговорил с профессором и, вместо того чтобы поделиться с Ниобой, взял с профессора слово, что тот будет молчать.
Профессор! Он, конечно же, знает, в чем дело. Но Ниоба не сомневалась, что он ей ничего не скажет. Почему?
Целыми днями она размышляла, спорила с собой, пыталась разгадать поставленные перед ней загадки. Ниоба не сомневалась, что обязательно найдет решение, если только ей хватит терпения его искать. Все это напоминало головоломку с кодами, когда одни буквы в предложении заменены другими и получается полнейшая чепуха. Но внутренний рисунок неизменен, и потому постепенно удается расставить буквы по местам, а потом и прочитать предложение. Если бы только Ниоба сумела понять, что означают подсказки, которые у нее имелись.
Очень медленно, постепенно части головоломки встали на свои места. Сатана ее боится, значит, она больше, чем просто смертная женщина. Воплощения знают о ней, а Хронос знаком лично и даже назвал Клото. У нее это вылетело из головы, но сейчас, вспоминая свой визит в Чистилище, Ниоба словно еще раз услышала его слова. Кроме того, ей показалось, будто Хронос лично заинтересован в том, чтобы у нее все было хорошо; Лахесис что-то сказала по этому поводу, а он сам изо всех сил старался помочь. Да, Хронос знаком с Ниобой, а вот остальные – нет. Как такое возможно? Разве воплощения не взаимодействуют друг с другом? Ну, очевидно, каждое из них сосредоточено на выполнении своей работы. Хронос вполне может знать людей, с которыми остальные не знакомы. И тем не менее Лахесис вела себя так, будто происходящее имеет огромное значение. В какой-то момент она вдруг начала мерцать и превратилась в молодую красивую женщину, а потом вернулась в свое прежнее состояние, а Хронос лишь кивнул ей, точно подтверждая догадку. Какую?
Кроме того, Лахесис обратилась к Хроносу «мой двигающийся в обратном направлении друг». Что же она имела в виду? Хронос ни в каком отношении – ни в физическом, ни в смысле своей волшебной силы – не был отсталым; он обладал огромным могуществом. Гея назвала его нечестивым путешественником по времени. Складывается впечатление, что Хронос знает будущее! Видимо, он встретил там Ниобу – и узнал ее здесь, в настоящем. Он был знаком с ней в роли Клото. А кто такая Клото?
Имя показалось Ниобе знакомым. Она сосредоточилась – и вспомнила. Воплощение Судьбы имеет три аспекта: Клото прядет нити жизни, Лахесис их отмеряет, а Атропос обрезает.
Ниоба замерла на месте, потрясенная значением своего открытия. Она – Ниоба – в роли Судьбы? Неужели такое возможно? Тогда многое становится понятным: странное поведение воплощений и попытки Сатаны с ней разделаться. Будучи Судьбой, она и вправду сможет вмешиваться в дела Сатаны! Ниоба не знала, каким образом, но не сомневалась, что это так. Ведь каждое воплощение обладает своими, присущими только ему способностями.
Однако почему они ничего не сказали?
Ниоба тут же сама ответила на свой вопрос: они ничего не знали, никто, кроме Хроноса, и не хотели, чтобы о чем-то пронюхал Сатана. Возможно, если бы они поведали ей правду, тогда все изменилось бы. Парадокс.
Но Сатана знал! Или нет? Открыто ли ему будущее? Он является воплощением Зла, а не Времени; следовательно, обладает достаточно ограниченным даром предвидения. Скорее всего он получил какой-то намек, указание на то, что она причинит ему неприятности или, по крайней мере, в состоянии это сделать. И потому он решил нанести удар. А профессор, натолкнувшийся на тот же намек или расшифровавший соответствующим образом ее видения – которые неожиданно стали понятными Ниобе, – рассказал все Седрику, и тот поступил так, как посчитал нужным.
Но почему Седрик просто не предупредил ее, чтобы она могла избежать опасности? Почему он умер, а потом явился к ней в виде призрака и попытался подбодрить?
Ниоба ломала голову над этой загадкой, пока наконец не пришла к выводу: по всей видимости. Сатана приказал своему слуге отправиться на Землю и убить ее, заявив, что он должен предпринимать все новые и новые попытки, пока не добьется успеха. Разве может простои смертный вечно избегать встречи с демоническим духом? Расстояние для демона не помеха; он без проблем отправился бы за ними, реши они где-нибудь спрятаться, мог бы вселиться в тело какого-нибудь человека, постоянно преследовал бы их, пока не выполнил бы поручение Сатаны. И тогда их жизнь превратилась бы в ад, причем предсказать, каким был бы конец, совсем не трудно. Но, совершив убийство, демон справился со своей миссией и больше не представлял опасности. Слуги Сатаны заканчивают существование, как только сделают свое дело. Итак, Седрик спас Ниобе жизнь, заняв ее место. А не сказал он ей ничего, чтобы ни Сатана, ни его демон не узнали о подмене. Чтобы Ниоба не принялась плакать и возражать до бесконечности, пытаясь заставить его отказаться от этой жертвы. Теперь же, когда все осталось в прошлом, складывается впечатление, что Сатана не в состоянии снова организовать нападение на нее. Видимо, больше у него нет подходящего демона, которому он мог бы поручить исправить ошибку первого. А может быть, он просто не проверил и не знает, что Ниоба жива.
Казалось, все события укладываются в такое объяснение… Надо сказать, что в определенном, каком-то извращенном смысле Ниобе стало легче. Седрик постарался раз и навсегда защитить ее от опасности, чтобы она смогла исполнить свое предназначение – иными словами, стать одним из аспектов Судьбы.
Каким же образом? И снова Ниоба знала ответ на свой вопрос. Это сделает она. Судьба – когда наступит время. Вероятно, когда возникнет нужда в искусной ткачихе. Судьба – хозяйка нитей, самая главная создательница Гобелена жизни.
Ниобе оставалось только одно – ждать. Конечно, воплощения ничего ей не сказали: чем меньше народа посвящено в тайну, тем она надежнее будет сохранена.
Но теперь у Ниобы появилась надежда. Ей не вернуть Седрика, но она поквитается с Сатаной.
А как же сын? Не брать же его с собой в Чистилище! Придется с ним расстаться…
Возможно, во время поминок Седрик пытался ей сказать, что она должна согласиться стать аспектом Судьбы, что именно затем он и пожертвовал жизнью. О, Седрик!
Теперь, когда Ниоба разобралась в том, что произошло, она не смогла бы отказаться.
Жизнь ее пошла своим чередом, и постепенно боль стала притупляться. Ниоба каждый день приводила малыша к дубу поиграть с гамадриадой, потому что он явно радовался встречам с ней, а еще – хотя Ниоба и не была в этом до конца уверена – дриада, похоже, учила ее сына волшебству. Сама Ниоба много работала, торопясь закончить начатый ковер, чтобы он не остался незавершенным, если ей вдруг придется неожиданно оставить дом. Они частенько навещали кузена Пейса; Ниоба знала, что наступит день, когда ее сын переедет туда жить. Расставаться с малышом не хотелось, но она понимала, что другого выхода нет и будет лучше, если это произойдет как можно раньше, чтобы ребенок не так страдал. Стараясь не привлекать особого внимания, она привела в порядок свои финансовые дела, устроила так, чтобы опекун мальчика получал определенные деньги и ее сын не стал бы ни для кого обузой.
Шли недели. Ниоба уже начала сомневаться в правильности своих догадок. А потом неожиданно получила толстое письмо. Внутри лежал билет в город, находящийся на другом континенте, на билете стояло имя незнакомой ей женщины. Дафна Морган.
Ниоба внимательно изучила конверт. Никакой ошибки, письмо пришло куда следует. Тогда Ниоба поискала обратный адрес – и не нашла его. Почтовый штемпель смазан. Видимо, в конверт по ошибке положили не тот билет.
Не тот билет? А почему ей вообще его прислали?
Кто такая Дафна Морган? Может быть, все верно и Ниоба получила то, что должна была получить? От кого? И почему?
Все каким-то странным образом перепуталось. Но ведь кто-то же подписал конверт и послал его.
Ниоба немного подумала, а затем приняла решение.
Она попрощалась с гамадриадой, объяснив той, что надолго уезжает и не сможет приводить малыша к дубу. Дриада ничего не ответила, но казалась такой грустной, что Ниоба почувствовала себя просто ужасно. Впрочем, у нее не было выбора.
– Семья, где он будет жить… может, они станут привозить его сюда. Я их попрошу.
Дриада улыбнулась, и Ниобе немного полегчало.
Потом она отвезла сына к родственникам Седрика. Даже несмотря на то что Ниоба воспользовалась заклинанием, смягчающим боль, все равно ей было очень не по себе.
– Однажды, – проговорила она, – я уже оставляла вам ребенка, не зная, вернусь ли назад. И сейчас мне это неизвестно. Вы будете получать деньги, чтобы… – Она не договорила.
– Он наша родня, – серьезно заявил отец Пасиана, когда его жена взяла малыша на руки.
Что еще можно было сказать про этих добрых людей? Семейство Кафтан делало все, что возможно, для своих родственников, щедро и не требуя ничего взамен. По тому, как вел себя ее сын, Ниоба поняла, что его здесь любят и ему будет хорошо. Родители Ниобы и в самом деле поступили мудро, заставив ее выйти за Седрика.
Глаза ее вновь наполнились слезами. Она поцеловала малыша, кузена Пасиана, который был этим потрясен, и его милых родителей. Пейсу исполнилось двенадцать, и его еще ни разу в жизни не целовали красивые женщины.
– Возле нашего дома есть дерево, черный дуб, – сказала Ниоба, – если… ну, малыш подружился с гамадриадой, и…
– Мы будем ее навещать, – тут же заявил Пасиан, а его родители кивнули в подтверждение.
После этого Ниоба быстро отвернулась и поспешила в свой экипаж.
Она сразу отправилась на вокзал. Поезд тронулся в путь, а Ниоба тихонько заплакала, приложив платочек к глазам.
Вскоре она прибыла в портовый город Дублин. Показала билет, который получила по почте – тот, где стояло имя Дафны Морган, – и ее без возражений пропустили на борт корабля. Ей выделили каюту первого класса, причем питание тоже оказалось оплаченным. Став мисс Морган, Ниоба путешествовала по высшему разряду. Интересно, что произойдет, когда она прибудет к месту назначения?
Корабль вышел в море. Когда он оказался далеко от берега, капитан решил прибегнуть к необходимым заклинаниям, появился ветер и наполнил паруса. Кое-кто из пассажиров потерял аппетит и слегка позеленел, но Ниоба благоразумно запаслась заклинанием против морской болезни и чувствовала себя прекрасно.
На борту было множество мужчин, причем самых разных возрастов, которые всячески демонстрировали Ниобе свой интерес; она вежливо, но решительно отвергала их ухаживания.
– У меня совсем недавно умер муж, – объясняла она – и быстро бежала к себе в каюту, потому что слезы снова начинали течь по щекам. О, Седрик!
Прошло пять дней, Ниоба так и не познакомилась ни с кем из попутчиков. Большую часть времени она проводила в одиночестве, много читала. Ей не хватало ткацкого станка, она скучала по сыну и безуспешно пыталась не думать о Седрике.
И вот как-то раз Ниоба подняла голову и увидела, что по тонкой паутинке к ней спускается паук. Он добрался до пола, затем принялся мерцать и превратился в женщину.
– Лахесис! – воскликнула Ниоба.
– Ниоба, ты знаешь, о чем мы намерены тебя просить? – сразу задала вопрос Лахесис.
– Стать одной из вас, – ответила Ниоба. – Аспектом Судьбы. Я готова.
– Но мы должны быть уверены, что ты до конца все понимаешь, потому что это совсем не просто. Нас трое, однако у нас всего одно тело. Если ты согласишься к нам присоединиться, ты никогда не будешь одна.
– Я слишком долго жила одна! – заявила Ниоба.
– Потому что нас трое в одном теле, для нас не существует ни отдельной личности, ни своих, частных переживаний, – продолжала Лахесис. – Никаких собственных прав. Каждая должна делать то, что необходимо для всех троих, без исключения. Если, например, приходится развлекаться с мужчиной…
– Ты имеешь в виду… мое тело… возможно, я должна буду…
– Встречаться с мужчинами, – договорила за нее Лахесис. – Эта обязанность падает на самую молодую, в то время как я веду домашнее хозяйство, а старшая из нас выполняет функции, присущие пожилым женщинам.
Эти слова заставили Ниобу задуматься. Ей и в голову не приходило, что она ляжет в постель с кем-то, кроме Седрика, она боялась даже подумать о таком повороте событий.
– А как насчет нитей жизни?
– Ты будешь их прясть, – ответила Лахесис. – Но здесь у тебя не возникнет никаких проблем. Мы тоже пользуемся прялкой, только часть операций являются более сложными, чем те, к которым ты привыкла. – И тут у нее в руке появилась сияющая прялка с нитью или пряжей. – Наша задача – содержать ее в порядке; самое сложное – Социальный аспект.
Самое сложное – вот уж точно. Мысль о том, что ее тела будет касаться чужой мужчина, мужчина, принадлежащий другой женщине, приводила Ниобу в ужас. И тем не менее она понимала, что, поскольку в Чистилище не так много женщин, это одно из возможных решений проблемы.
– А если я откажусь?
– Дорогая, мы никого не заставляем! Возможно, когда речь идет о некоторых других воплощениях – мужчинах, дело обстоит иначе… хотя, конечно, нет никаких законов, всего лишь обычай, но мы, женщины, как правило, стараемся помогать своим коллегам. Если ты решишь остаться смертной, то вернешься к своей прежней жизни, а мы предложим занять место Клото другой женщине. Должна признать, что ты нам нравишься, и не только потому, что так невероятно красива; редко кто из смертных оказывается настолько храбрым, что обращается к Танатосу за помощью, как это сделала ты.
– Я совсем не храбрая! – запротестовала Ниоба. – Я должна была так поступить!
– Да? Почему?
– Чтобы спасти мужа, человека, которого я люблю!
– И ради любви ты готова была сгореть в пламени. Если это не называется храбростью, тогда что же? Ты обладаешь качествами, достойными уважения.
– И все оказалось напрасно!
– Да, какая ирония. Тогда мы не смогли дать тебе того, о чем ты просила, а теперь предлагаем то, что тебе совсем не нужно. И тем не менее в нашей жизни есть и положительные моменты.
Ниоба знала, что сейчас снова расплачется, если они продолжат разговаривать о том, чего же она хотела; она попыталась сосредоточиться на другом.
– Положительные моменты?
– Бессмертие – ровно столько времени, сколько ты пожелаешь. Могущество
– ровно столько, сколько сможешь удержать в руках. Цель – потому что ты будешь прясть нити человеческих жизней. Мы являемся Судьбой.
Ниоба подумала о своем прежнем существовании – без Седрика.
А потом о бессмертии, могуществе и цели – и возможности расквитаться с Сатаной. Если бы ей предложили выбирать, она бы скорее согласилась получить назад Седрика, но, по правде говоря, выбирать ей никто не предлагал. Ей следует принять предложение Лахесис.
– Что я должна делать, чтобы стать одной из вас?
– Возьми меня за руку, – ответила Лахесис.
Ниоба повиновалась. Возникло необычное чувство, ее словно подхватило и понесло течение – она что-то теряла и одновременно приобретала. Потом Лахесис превратилась в молодую хорошенькую девушку, ту, что она видела одно короткое мгновение в жилище Судьбы в Чистилище.
Они расцепили руки.
– Прощай, Дафна, – проговорила Лахесис. – Добро пожаловать, Ниоба.
Что? Ниоба посмотрела на себя и обнаружила, что выглядит как Лахесис.
– Да, ты теперь с нами, – без слов сказала ей Лахесис. – Твое тело перешло Дафне, бывшей Клото. Она свое отслужила.
Ниоба не произнесла ни звука. Она наблюдала, слушала и ощущала; Дафна повернулась, чтобы убедиться в том, что снова осталась одна, а потом взглянула на них.
– Прощайте, подружки, – проговорила девушка, в глазах у нее стояли слезы. – Благодарю тебя, Ниоба. Ты вернула мне мою жизнь.
Она раскрыла руки, и Лахесис обняла ее.
– Скажи ей за меня «пожалуйста», – подумала Ниоба, которую охватила легкая грусть. Ее тело – изменившееся – исчезло навсегда!
– Сама скажи, – ответила Лахесис, и Ниоба вернулась в свое тело. Только в ее сознании присутствовали еще две личности.
Она посмотрела в зеркало, висящее на стене каюты, и увидела себя, такую же, как прежде. Она стояла рядом с Дафной. Один из аспектов Судьбы стал как две капли воды похож на нее.
– Пожалуйста, Дафна, – сказала Ниоба.
И вдруг почувствовала, как по щекам, не подчиняясь ее воле, потекли слезы. Дафна протянула к ней руки, и обе, рыдая, обнялись.
Наконец они отодвинулись друг от друга, улыбнулись – две милые молодые женщины – и снова расплакались.
– Ради всех святых! – заворчал голос в сознании Ниобы, и она сообразила, что это Атропос, третий аспект Судьбы.
В конце концов слезы высохли, и Ниоба сказала:
– Я вижу, ты очень на меня похожа. Надеюсь, тебя ждет счастливая жизнь.
– Уж можешь не сомневаться, – ответила Дафна. – Судьба рассмотрела мою нить.
Они немного посмеялись над ее словами, а потом Ниоба вернула тело Лахесис, которая превратилась в паука; они ловко взобрались по нити на потолок, проникли сквозь него, покинули пароход, поднялись в небо и с невероятной скоростью пронеслись по канату, оплетавшему весь мир. И уже в Чистилище, в своем жилище, сотканном из паутины, снова вернулись в человеческое обличье.
– Тебе не придется самой узнавать, как у нас тут все устроено, – заявила Лахесис. – Мы будем помогать и направлять тебя, когда возникнет необходимость, а домашнее хозяйство является моей обязанностью. Но тебе надо прясть нити.
Сначала Лахесис представила Ниобу Атропос. Тело изменилось, и женщина подошла к зеркалу, чтобы Ниоба смогла ее увидеть. Ей было около шестидесяти: стального цвета волосы, глубокие морщины, слишком большой нос; она ужасно напоминала бабушку из детской книжки.
– Я вела самую обычную жизнь на ферме, мы выращивали коз. Помогала мужу доить, готовила еду, стирала, родила четверых детей – один из них умер от оспы, когда ему было восемь. Две дочери и сын выросли, завели свои семьи и разъехались. Я почувствовала себя никому не нужной, когда они стали жить самостоятельно; надо признать, мне нравилось возиться с ними. Поэтому я обратила все свое внимание на мужа и заставила его продать ферму – цены на козье молоко упали, поскольку появились фабрики, где разводили коров и производили молоко в огромных количествах, хотя коровье не идет ни в какое сравнение по качеству с тем, что продавали мы. Мы хотели вложить деньги в мебельную фабрику, но нас обманули; фабрика обанкротилась, и мы потеряли все сбережения. Муж заболел, сначала туберкулезом, потом воспалением легких и умер с разбитым сердцем. Я знала, что это моя вина; мне следовало все оставить, как оно было. Но я всегда обожала вмешиваться в чужую жизнь, и когда ко мне пришла Судьба и спросила, не хочу ли я получить настоящую возможность этим заняться… Вот уже пятнадцать лет я здесь и вполне довольна. И, полагаю, не прервала ни одной жизни зря.
– А разве не Смерть – не Танатос – прерывает людские жизни? – мысленно спросила Ниоба. Она не могла говорить вслух, когда тело принадлежало не ей.
– Танатос следит, чтобы души умерших отправились туда, куда им полагается, – в Рай, Ад или Чистилище. Он должен оценить соотношение добра и зла в каждой душе и лично занимается особо сложными случаями. Но я определяю, когда приходит конец каждой жизни; я обрезаю нити.
– Это ты обрезала нить жизни Седрика?
– Пришлось. Твой муж устроил все таким образом, что его нить заняла место той, которую я должна была перерезать первоначально. Он не оставил мне выбора. Я не обладаю полной автономией, в особенности когда в Гобелене возникают изменения. Мои действия – не результат своеволия или каприза. Я должна учитывать определенные условия, чтобы ни одна нить не протянулась дальше, чем ей положено, или не оборвалась слишком рано.
– Но почему речь вообще идет о нитях? – сердито спросила Ниоба. – Почему бы не позволить хорошим людям жить долго?
Атропос устало улыбнулась:
– Дитя, ты стала жертвой обычного заблуждения, бытующего среди смертных. Они считают Смерть врагом и думают, что все будет прекрасно, если жить вечно. Это неверно; старики должны уйти и дать место молодым. Никого из нас сейчас не было бы на свете, если бы наши предки не освободили нам место. Так вот, каждая нить жизни имеет свой срок – длиннее или короче, – и каждая начинается и заканчивается в соответствии с рисунком Гобелена. Я просто перерезаю нити, чтобы не пострадала его целостность, и таким образом служу добру. Вечная жизнь была бы катастрофой!
– А как насчет воплощений? – Ниобу по-прежнему мучила совесть: ее ждет необычное будущее, в то время как Седрик, человек, обладавший выдающимися способностями, умер так рано.
– Воплощения бессмертны, но не вечны, – терпеливо объясняла Атропос. – Мы продолжаем жить, не старея, до тех пор, пока являемся воплощениями. Но сроки нашей службы различны. Твоя предшественница, Дафна, провела тут двадцать шесть лет, удвоив свою смертную жизнь – а потом возникла ситуация, которая оказалась для нее слишком соблазнительной, чтобы отказаться. Она нашла хорошего человека – а хорошего человека найти не так просто! – который мечтал познакомиться с благородной женщиной, но ему никак не удавалось. Теперь она будет стареть, как и все смертные, а потом мне или моей преемнице придется перерезать ее нить. После этого Дафна отправится на тот свет. Другие воплощения тоже сменяют друг друга на своем посту, только в каждом случае по-своему. Танатос умирает, когда забывает об осторожности и становится жертвой своего преемника; Хронос вступает в должность взрослым и живет вспять, вплоть до часа своего рождения или зачатия – никак не могу понять…
– Вспять? – Вот и подтверждение ее подозрений. – А каким же образом он общается с остальными?
– Если ты хочешь что-то сказать здесь, в жилище, просто возьми инициативу в свои руки, – посоветовала Атропос. – Когда мы находимся в обществе других, мы стараемся принимать ту или иную форму, но дома можно расслабиться. Что касается твоего вопроса: Хронос контролирует время. Он реверсирует себя, чтобы иметь возможность разговаривать с остальными, а иногда как бы разворачивает их во времени – только совсем не надолго. В любом случае нельзя рассматривать бессмертие как нечто идеальное. Порой воплощение устает, или ему становится скучно, и тогда оно покидает свой пост. Лишь смертный в состоянии по-настоящему оценить жизнь. Теоретически кто-то из нас может до бесконечности оставаться воплощением, но такого еще никогда не случалось.
Казалось, пожилая женщина знает ответы на все вопросы. И все в ее изложении звучало разумно и понятно, однако Ниоба по-прежнему не могла примириться со смертью мужа, с тем, что в ней была необходимость.
– Неужели Гобелен пострадал бы так сильно, – спросила она, обнаружив, что и в самом деле может пользоваться ртом, когда тело контролирует Атропос, – останься Седрик в живых?
Атропос превратилась в Лахесис.
– А вот это уже моя вотчина, Ниоба, – проговорила она. – Я отмеряю жизненные нити, следовательно, я определяю их приблизительную длину и расположение. Строго говоря, я не создаю Гобелен – это слишком сложное дело, и никто в одиночку с ним справиться не может, но я распределяю нити в соответствии с рисунком и слежу за тем, чтобы они составляли единое целое. Очень досадно, что смертные частенько обвиняют Судьбу в своих неудачах и никогда не отдают ей должное в случае успеха. Впрочем, мои возможности весьма ограничены. Общая картина определяется действующим соглашением между Богом и Сатаной – балансом между Добром и Злом, – а мы, остальные воплощения, просто стараемся как следует выполнять свою работу. Конечно, не было бы никакого вреда в том, что твой любимый остался бы в живых; предполагалось, что у него впереди долгая жизнь. Но нам пришлось поменять местами ваши нити – а потом уничтожить и твою, поскольку ты больше не числишься среди смертных, хотя они и не знают о том, что ты их покинула. Давай я тебе покажу.
Лахесис взмахнула рукой, и зеркало затуманилось, а потом превратилось в жутковатую картину. Глазам Ниобы предстал Гобелен, огромный, как мир, блистающие разноцветные нити, точно мириады звезд на ночном небе – в результате возникал рисунок такой сложный, что дух захватывало от его величия. Ниобе еще никогда не доводилось видеть такого великолепного произведения; она смотрела на него и не могла отвести глаз.
– Ваши с Седриком нити находятся примерно здесь, – проговорила Лахесис, воспользовавшись ручной прялкой вместо указки; район, которого она коснулась, тут же увеличился в размерах, чтобы было легче все разглядеть.
У Ниобы возникло ощущение, будто она спускается из Чистилища на Землю; прямо у нее на глазах росли континенты, постепенно теряя четкие очертания
– только перед ней была не земля, а огромный Гобелен, охватывающий все до единой человеческие жизни. Цветная линия под указкой Лахесис превратилась в могучий поток, в который вливалось множество ручейков. Они продолжали увеличиваться, шириться, пока наконец отдельные нити не стали похожими на толстые канаты, причем каждый из них имел свое собственное место, свой собственный район.
– По эту сторону расположено будущее, а вот там – прошлое, – продолжала объяснять Лахесис. – Настоящее находится в самом центре картинки; как видишь, она движется.
И в самом деле, канаты медленно направлялись в сторону «прошлого», так что центральная часть текла в будущее, внешне оставаясь на месте. Гобелен напоминал реку. Ниобе пришлось несколько раз закрыть глаза, чтобы картина ее не загипнотизировала – бессмысленная попытка, потому что в данный момент тело, а значит, и глаза, принадлежали Лахесис.
Лахесис привлекла ее внимание к двум нитям в ближайшем прошлом. Они шли из разных частей Гобелена, потом соединились, переплелись друг с другом.
– Твоя свадьбам Седриком, – пояснила Лахесис.
Дальше нити разделялись лишь чуть-чуть, в тех местах, где Седрик уезжал в колледж, потом снова соединялись, когда Ниоба его навещала. В одном месте возникла искорка, и Ниоба покраснела, сообразив, что она обозначает мгновение, когда они впервые занимались любовью – очень важный момент в их отношениях. Потом через некоторое время возникла новая нить: зачатие сына или его рождение. Дальше две основные нити поменялись местами, и та, что принадлежала Седрику, оборвалась. Его смерть – вместо смерти Ниобы.
Затем нить Ниобы отделилась от нити ее сына и исчезла из виду. Она не была перерезана; просто стала практически незаметной, изменилось ее качество. Ниоба превратилась в Клото. Ее дух, а не смертное тело, покинул мир.
– Итак, видишь, теперь на Гобелене, в том месте, где было две нити, осталась одна, – сказала в заключение Лахесис. – И она не похожа на остальные. Мы связали ее таким образом, чтобы никто, кому придет в голову внимательно изучить этот район, не заподозрил, что внесены какие-то изменения. Но Гобелен остался таким, каким и был, его целостность не нарушена.
– А Седрик…
– Воплощения не определяют политику. По-видимому, Сатана предвидел, что ты станешь одним из аспектов Судьбы, и попытался принять меры. Он потерпел поражение – но обычно тому, кто вмешивается в дела Князя Тьмы, всегда приходится за это платить.
– Выходит, Сатана может сделать так, что какой-нибудь человек умрет раньше своего времени?
– Ниоба, у нас тут, на небесной тверди, не все идеально, – вздохнув, проговорила Лахесис. – Бог и Сатана давным-давно заключили соглашение, где объявили, что не станут вмешиваться в дела смертных. Главная идея заключается в том, что каждой душе, каждому человеку дается шанс сделать свою жизнь такой, какая ему нравится, а дальше он отправится туда, куда заслуживает – на Небеса или в Преисподнюю. Жизнь смертного – всего лишь основание для классификации его души и, кстати, одна из причин, по которой нельзя позволить человеку жить вечно: на нашем Гобелене не останется свободного места, и он не сможет функционировать, как полагается.
Лахесис отвернулась от зеркала и направилась на кухню, чтобы приготовить еду. Ниоба с ужасом подумала: «А вдруг в кладовке огромного жилища, сотканного из паутины, хранится запас громадных, сочных мух, из которых Лахесис готовит разные блюда?» Но пища оказалась самой обычной. У Судьбы, в отличие от остальных воплощений, не было слуг. Будучи женщиной – точнее, тремя женщинами сразу – Судьба предпочитала все делать сама. Ниобе это понравилось.
– Бог в качестве воплощения Добра, естественно, ведет себя по правилам; он уважает соглашение, – продолжала Лахесис, одновременно занимаясь готовкой. – Сатана же, воплощение Зла, разумеется, обманывает: постоянно вмешивается в дела смертных, иногда путает нити и доставляет нам массу хлопот. Его козням нет конца. Предполагается, что все остальные воплощения должны сохранять нейтралитет, но мы вынуждены выступать против Сатаны, чтобы он не стоял у нас на пути, когда мы выполняем свою работу. Итак, ответ на твой вопрос таков: Сатана не должен отнимать человеческие жизни раньше времени – но он это делает. Мы пытаемся ему помешать – твой собственный пример показывает, с какими трудностями нам приходится сталкиваться. Совсем не просто противиться целенаправленному злу, нам всем это известно по собственному опыту. Мне очень жаль: мы спасли бы тебя и твоего мужа, но у Сатаны в административных офисах Чистилища есть свои агенты, а сам он совершенно беспринципен. Твой муж умер в результате ошибки – но так уж случилось, что она произошла.
Пришлось Ниобе неохотно согласиться с объяснениями Лахесис, однако она еще тверже решила, что Сатана заплатит за причиненное им с Седриком зло. Впрочем, Ниоба не знала, каким образом ей удастся заставить его это сделать.
5. ПУСТОТА
Ниобе потребовалось несколько дней, чтобы привыкнуть к своей новой роли. Она научилась превращаться в паука и перемещаться по нитям, по ее желанию волшебным образом возникавшим в том месте Земли, куда она хотела попасть. Эти нити не имели ничего общего с нитями жизни, показывались тогда, когда в них возникала необходимость, и исчезали, если Ниоба больше в них не нуждалась. Она умела создавать нити, предназначенные только «для чтения», чтобы проверять отдельные жизни. Как и Судьба, Ниоба имела склонность к работе с пряжей, и ни один паук не стал бы протестовать, если бы она появилась на его паутине или охотничьей территории. Более того, паутина была очень удобным местом для остановки во время путешествий; Ниоба передвигалась в обличье насекомого гораздо быстрее, чем в человеческом теле.
Постепенно у нее прибавлялось уверенности в себе: иногда она производила впечатление слабого существа, но ее окружала невидимая сеть, делая неуязвимой для любого нападения смертных. Ниоба выяснила, где находится здание Администрации Чистилища и кто там занимает ключевые посты. То были не воплощения, а потерянные души – мужчины и женщины, в которых добра и зла оказалось поровну, из-за чего они не могли попасть ни в Рай, ни в Ад. Похожие на обычных людей, обладающих телом, на самом деле они являлись призраками, способными жить только в Чистилище.
А еще Ниоба научилась прясть души.
Но сначала нужно было обеспечить себя материалом. Выяснилось, что это вовсе не простая задача.
– Тебе придется отправиться в Пустоту, – объяснила Лахесис.
– В Пустоту?
– Вначале земля была «безвидна». Бог создал мир из Пустоты, после чего появилась нам знакомая реальность. Однако Пустота была использована не целиком. То, что осталось, находится на краю Чистилища, и никто не может проникнуть туда, кроме тебя.
– Меня?
– В виде Клото. Даже мы – два других аспекта Судьбы. Пустота отвергает нас. Ты отправишься туда одна.
– Но я здесь совсем недавно! Я еще так мало знаю! И не могу…
– За тебя этого никто не сделает, – возразила Лахесис. – Не тревожься понапрасну: тебе ничто не угрожает. Просто путешествие в Пустоту – совершенно уникальное переживание.
У Ниобы не оставалось выбора, обязанности надо выполнять. Однако она боялась. Похоже, у ее кошмаров о том, что должно произойти у черного дуба, были серьезные основания; теперь она не хотела предпринимать опасное путешествие в одиночку.
Лахесис отвела ее к границе Чистилища. Все здесь выглядело самым обычным – но покидать его пределы было опасно.
– И вас с Атропос не будет рядом, даже в моем сознании? – неуверенно спросила Ниоба.
Она обнаружила, что ей нравится компания двух женщин; они помогали ей справиться с болью.
– Мы будем с тобой – только ты нас не услышишь, – мысленно ответила ей Лахесис, потому что они уже покинули жилище. – Наш разум не в состоянии переносить Пустоту. Но мы знаем, что твой на это способен, поскольку Дафна бывала там множество раз. Она говорила нам, что тяжело только вначале, потом становится легче.
– Первый раз всегда труднее всего, – робко согласилась Ниоба. – Я должна найти сердце Пустоты?
– Только там субстанция абсолютно чиста. И не забывай про клубок.
Иначе не найти дороги обратно. На этот раз Ниоба не сможет прибегнуть к временной, исчезающей нити, которой она пользовалась для других путешествий; ее будет вести Нить Жизни, о которой ни в коем случае нельзя забывать!
Ниоба зашагала по дороге. Если никто не в состоянии пересечь границу Чистилища, то для кого же ее проложили?
– Кое-кому дано пройти дальше, – едва слышно ответила Лахесис. – У всех разные возможности. Но ты идешь туда, куда никто не в состоянии попасть.
– Да? А кто еще пользуется дорогой?
– Некоторые другие воплощения. – Ниоба лишь с трудом различала ускользающую мысль. – Марс, Гея… – Больше Ниоба ничего не слышала.
Постепенно дорога превратилась в узкую тропинку, петляющую между деревьями. Видимо, растительное королевство не знало границ!
– Воплощение Войны, – пробормотала Ниоба. – И Природы. Интересно, что они здесь делают? – Однако никто ей не ответил.
Она осталась одна.
Лес потемнел, и тропинка стала совсем узкой, пока не превратилась в едва различимую ленту в сумрачном тумане. Пугающе большие деревья подступали со всех сторон, словно хотели выбраться на тропу и раздавить того, кто осмелился на нее ступить. Ниоба их не узнавала; со всех сторон ее окружала стена грубой коры, а над головой смыкался сплошной зеленый купол. Впрочем, скоро глаза Ниобы приспособились к полумраку, и она видела, куда идет. Ей было ужасно не по себе.
Ниоба нервно оглянулась. Нить светилась за спиной, отмечая дорогу, по которой она пришла. Мысль о том, что она не может заблудиться, утешила ее, и девушка пошла дальше, держа клубок так, чтобы он свободно разматывался. Нить была тонкой, и Ниоба беспокоилась, что та вот-вот порвется. Впрочем, она тут же вспомнила, что никто, кроме Атропос, не может оборвать Нить Жизни.
Неожиданно тропа исчезла. Ниоба в смущении застыла на месте, но вскоре заметила, что зловещее дерево, преградившее дорогу, можно обойти. Она протиснулась мимо него и обнаружила, что на пути встало другое. Ей вдруг показалось, что деревья, точно нахальные мужчины, совершенно сознательно не пускают ее вперед. Конечно же, это всего лишь игра воображения!
Она миновала второе дерево. Могучие кроны не позволяли им расти ствол к стволу. Тем не менее корни переплетались между собой, а нижние ветки свисали до самой земли. Однако Ниобе каждый раз удавалось отыскать проход. Деревья были не в силах остановить Судьбу. Вероятно, тропа так сильно петляла из-за того, что шла по кратчайшему пути, широкая ровно настолько, чтобы Клото могла протиснуться между ними.
Потом деревья начали терять сплоченность, стали изогнутыми, стволы ссохлись, а листва…
Ниоба заморгала и замерла на месте, чтобы рассмотреть получше то, что ее окружало. С листвой было что-то не так! Из зеленой она превратилась в багряную, а отдельные листья приобрели форму звезд, квадратов или треугольников. Невозможно!
Но почему она не должна верить собственным глазам? Ниоба зашагала вперед. Лес отступил, а деревья стали еще более странными. Теперь повсюду виднелись разноцветные пятна, часть из них парила в воздухе. Законы реальности постепенно искажались.
Тропа подошла к холму с довольно крутым склоном. Ниоба решила его обойти, но слева гора поднималась ввысь, и вершина терялась в ярких лучах солнца, а справа склон круто уходил вниз, в долину. Перепад был таким сильным, что у Ниобы закружилась голова. Она сделала еще несколько шагов, и стена стала почти вертикальной – впрочем, ей удавалось удерживаться на тропинке, которая шла по вырубленному вдоль склона углублению. И вот уже склон круто обрывается вниз, один неверный шаг – и упадешь в пропасть!
Ниоба никогда не боялась высоты, но здесь и она почувствовала себя неуверенно. Однако ничего не оставалось, как продолжать этот нелегкий путь. Лахесис и Атропос – ее лучшие две части – сказали, что в Пустоте ей не грозит никакая опасность, и не послали бы ее на гибель. Потому что и сами тогда подверглись бы риску.
А что им известно на самом деле? Видимо, Дафна никогда не рассказывала о том, с чем ей пришлось тут столкнуться. Может, она была не в состоянии передать свои ощущения – или не хотела понапрасну пугать подруг. «В конце концов, – сказала себе Ниоба, – ты должна собрать материал, из которого создаются души – а в другом месте его не найти, у тебя нет выбора».
Она зашагала дальше. Идти становилось все труднее. Вскоре верхняя часть стены уже нависала над тропинкой, и Ниобе казалось, будто она продвигается вперед по пещере. Дна пропасти не было видно – внизу клубился туман.
Затем верхняя часть стены начала опускаться и вскоре оказалась ниже тропы, а нижняя – наоборот, поднялась. Ниоба будто шла по внутренней поверхности вертушки! Кто поверит, что такое возможно?
Наконец она выбралась наружу. Впереди виднелась река – нет, тропа, но…
Ниоба остановилась и посмотрела назад. За спиной у нее виднелось огромное колесо, стены которого по спирали разбегались от центра, расширяясь с каждым следующим витком, пока не скрывались с глаз. С боков оставалось открытое пространство, где мигали редкие звезды. Перед ней… Сначала это была тропинка, но постепенно она, превратилась в ручей.
Пришлось идти дальше. Ниоба вновь зашагала вперед – и скоро уже шла по влажной земле. Она сняла желтый плащ – ей не полагалось носить одежду определенного цвета, но Клото, по традиции, предпочитала желтый, Лахесис коричневый, а Атропос серый – и постелила его на тропинку. Затем встала на плащ, стараясь не пачкать его. Как ни странно, никаких проблем не возникло: грязь совсем не приставала к туфлям. Земля походила на мягкий пластик, скользкий и гибкий, не липнувший к подошвам.
Ниоба уселась в одном нижнем белье, скрестив ноги и чувствуя себя беззащитной – хотя здесь никто и не мог ее увидеть, – положила прялку на колени, вытянула руки в обе стороны и прикоснулась пальцами к странному веществу, потом слегка оттолкнулась… Плащ переместился вперед. Новый толчок помог продвинуться еще чуть-чуть. Ниоба быстро приспособилась и заскользила по ручью. Ее плащ приобрел форму блюдца; из него получалась немного неуклюжая, но вполне сносная лодка. Ниоба не понимала, каким образом ей удается удерживать равновесие, но тут, в Пустоте, все было не так, как снаружи. Ниоба крепко вцепилась в прялку, с которой продолжала разматываться нить.
Вскоре ручей отнес девушку к плавающему на поверхности дереву, которое скорее походило на остров… и дальше по звездному небу. Возможно, звезды лишь отражались в воде – если не считать того, что вода была только в ручье, которым стала тропинка.
Потом островки сменили большие клочья невзрачного материала, распадающиеся на более мелкие части, те, в свою очередь, делились и множились, пока Ниоба не оказалась посреди облака мелких камешков, превратившихся затем в пылинки и дым. Дым рассеялся, и она обнаружила, что дрейфует в пустоте.
Ниоба бросила взгляд на свою прялку и увидела, что нить уже почти кончилась. Однако ручей продолжал течь вперед; он нес ее куда-то, из чего следовало, что она еще не достигла цели своего путешествия. Ниоба не могла остановиться, но если она этого не сделает, то потеряет нить, а без нее никак не обойтись! Значит, нужно раздобыть где-то еще кусок!
Немного подумав, Ниоба опустила руку и зачерпнула немного вещества из ручья. Оно напоминало желе или густую воду. Растянув вещество между ладонями, Ниоба убедилась в том, что оно легко превращается в тонкие волокна. Удастся ли спрясть из него нить? Почему бы и нет; возможно, оно не идеально чистое, но для ее целей подойдет.
Оказалось, что вручную справиться с этой задачей довольно трудно, сейчас Ниобе очень пригодилась бы самопрялка. Обычно пряжа скручивается в волоконце, причем для каждого материала требуется собственная техника. Необходимо получить подходящую нить, чтобы затем соткать нужную материю. Главное здесь вращение – волокна вращаются вместе, и в конце концов рождается нить. Конечно, можно обойтись и одними руками – Ниоба знала, как это делается. Не будем забывать, что она была женщиной.
Ниоба взяла с собой ручную прялку и веретено, хотя ей нечем было расчесать пряжу. Однако вещество из Пустоты не слишком напоминало волокна. Скорее походило на вязкую конфету. Наверное, удастся получить нужный диаметр и длину, после чего можно начать вращать веретено.
Ниоба попробовала. Растянула на руках, а потом при помощи прялки придала веществу форму клубка. Когда получилось то, что нужно, Ниоба взялась за веретено – нужно распрямить, перекрутить, а потом сложить волокно таким образом, чтобы в результате возникла ровная, прочная и одновременно тонкая нить. С таким веществом Ниобе иметь дело не приходилось, но на ее стороне были опыт и умелые руки. Если уж кто-нибудь в состоянии справиться с таким непростым делом, так это она.
Так и оказалось. Физически Ниоба ощущала себя так же, как в своей земной жизни, однако теперь она стала Клото и обладала даром волшебства. Повинуясь ее воле, вещество из Пустоты постепенно превращалось в грубую нить, которую Ниоба прикрепила к концу той, что принесла с собой. Теперь она могла спокойно заниматься своим делом.
Наконец плащ проплыл несколько последних метров и остановился. По крайней мере, так решила Ниоба – ведь никаких внешних ориентиров у нее не было, просто ей больше не приходилось разматывать нить. По всей видимости, она прибыла в самое сердце Пустоты, здесь следовало взять месячный запас субстанции душ.
Ниобе некуда было сложить добычу, поэтому ей пришлось еще раз прибегнуть к своему мастерству. Она взяла пригоршню вещества, в котором дрейфовала, и поступила с ним так же, как и с тем, что нашла в реке. Вещество было почти неосязаемым, и у Ниобы возникло ощущение, будто она проделывает привычные движения в вакууме. Впрочем, она чувствовала легкое сопротивление, придающее ей некоторую уверенность в правильности своих действий. Вскоре на прялке образовалось некоторое количество грубой пряжи: ее собственный клубок душ. Ниоба не знала, сколько вещества ей необходимо собрать, но понимала, что может сюда вернуться, когда запас кончится. Все оказалось не так уж и страшно.
Пришла пора возвращаться. Теперь придется плыть против течения. Интересно, как это удастся?
Ниоба попробовала самое очевидное решение – и оно сработало. Она начала подтягиваться на Нити Жизни. Самодельная лодочка вместе со своей пассажиркой легко скользила вперед; казалось, она не встречает никакого сопротивления и не знает инерции. Очевидно, в Пустоте инерция такое же бессмысленное понятие, как и материя; здесь не существует законов, которым она подчиняется. Только нить соединяла Ниобу с материальным миром – если правильно так называть Чистилище; получалось, будто она направляется в сторону якоря, передвигаясь по Нити Жизни, которая нужна вовсе не затем, чтобы не заблудиться, а затем, чтобы вернуться назад.
Снова на воде появились клочья, и река стала больше похожа на реку; она текла из источника упорядоченной субстанции в сторону беспорядочной. Вскоре Ниобе пришлось выбраться из лодочки и идти дальше пешком. Она возвращалась в реальность.
– Привет, малышка.
Ниоба подпрыгнула на месте. Впереди на тропе кто-то стоял. Стоял там, где никого не могло быть!
– Я вижу, ты удивлена, красотка, – промолвил мужчина.
Его фигура имела смутные очертания, однако он показался Ниобе знакомым.
– Здесь никого не должно быть, – запинаясь, проговорила Ниоба, – кроме Марса, Геи или…
– Или Сатаны, – закончил за нее собеседник. – Туда, куда может попасть Бог, в состоянии добраться и его Немезида.
Все тело Ниобы напряглось. Она встретилась с Принцем Зла – совсем недавно приказавшим своему слуге ее убить!
– Я тебя ненавижу!
Сатана рассмеялся:
– Конечно, исключительно прелестное существо! Я воплощение Зла, и ненависть далеко не самое главное зло, присущее мне! Разве ты не знаешь, что выпущена марка в Мою честь? Там написано: «НЕНАВИСТЬ-НЕНАВИСТЬ – НЕНАВИСТЬ-НЕНАВИСТЬ-НЕНАВИСТЬ!» Ты уже попалась на Мою наживку!
Его слова заставили Ниобу задуматься. Сатана сказал правду; разрешив себе погрузиться в пучины ненависти, она стала ближе к нему, хотя именно его и ненавидела. В какую сложную ситуацию она попала! Ниоба не могла позволить себе ненавидеть Сатану.
С грустью ей пришлось констатировать, что с самого начала преимущество было на стороне Сатаны. Пока что инициатива в его руках.
– Что ты здесь делаешь?
– Мне нужно кое-что выяснить, милашка, ведь нам, несомненно, еще не раз придется работать вместе.
Ниоба не смогла сдержаться:
– Почему бы тебе не объяснить, зачем ты убил моего мужа?
– Именно за этим я сюда и пришел, спелая вишенка, – сказал Сатана. – Мне стало известно, что у тебя совершенно неправильные представления о том, что произошло, а между воплощениями не должно быть недоразумений.
– Тут нет никаких недоразумений! Ты вмешался в мою жизнь!
– Вовсе нет, прекрасная роза! Я специализируюсь на зле и понимаю его лучше, чем любое другое живое существо. В большей или меньшей степени зло заключено повсюду, за исключением, быть может. Бога, который, откровенно говоря, наивен в данном вопросе. Позволь мне показать тебе зло, присущее душам других воплощений.
Ниоба торопливо зашагала по тропе, размахивая перед собой прялкой, чтобы заставить Сатану уступить ей дорогу, и он, не двигая ногами, отлетел чуть назад. Казалось, Сатана каким-то образом связан с ней, словно мираж. Она не могла от него избавиться.
– Я… я не желаю тебя слушать! – воскликнула Ниоба. – Другие воплощения не несут в себе зла!
– Зло есть зло, моя прелесть, – заявил Сатана. – Твоя грязная нить наделяет злом совершенно всех.
– Грязная нить! – возмутилась Ниоба. – Я получила ее из самых чистых участков Пустоты!
– В Пустоте нет чистоты, прелестное создание, – возразил Сатана. – Только хаос. То, что ты добыла, – энтропия, настоящий бедлам. Когда ты прядешь, рождается порядок – такой, каким вы его понимаете, – из самого незапятнанного хаоса, который тебе удается получить. Ты хочешь целиком и полностью сделать все по-своему, не пользуясь примесями из других источников. Однако, поскольку тебе приходится иметь дело с истинным хаосом, в нем присутствует все, даже элементы порядка. Так что ты вынуждена собирать грязный материал, о, желание моего сердца; более того, именно благодаря этому ты и в состоянии прясть души. В противном случае у тебя ничего бы не вышло. Субстанция Пустоты состоит из добра, нейтрального вещества и зла – и никому не ведомо, что возобладает в конце. Вот почему мы и устраиваем испытание, наделяя человека свободной волей.
Ниоба старалась не слушать, но у нее ничего не получалось. Голос зла звучал даже слишком убедительно.
– Я произвожу Нить Жизни!
– Совершенно верно, дорогая. Живая, свободная воля – иными словами, жизнь. К тому моменту когда каждая частица материала души свершит предначертанное, станет очевидным баланс между добром и злом, возникнет порядок. Придет время, и Пустота будет исчерпана, энтропия Вселенной станет равной нулю. Все добро окажется в Раю, а все зло – в Аду. Работа подойдет к концу, и система исчезнет.
Ниоба пришла в ужас:
– Вся жизнь – лишь лаборатория… в которой классифицируется субстанция Пустоты?
– Именно. Красиво, не так ли? Как и ты, куколка. И в день последнего суда мы увидим, кто победил: Бог или Сатана. Мы узнаем счет.
– Так что же тогда я здесь делаю? – резко спросила Ниоба, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова.
– Ты обеспечиваешь преемственность, моя сладкая, – ответил Сатана. – Ты зачерпнула Пустоты – полезное и доброе дело. Но зло содержится в самой твоей нити; если бы было иначе, мы бы вовсе не нуждались в жизни.
– Но воплощениям не присуще зло! – стойко заявила Ниоба. – Ты сам сказал, что я свершаю доброе дело.
– Да, доброе, не сомневайся, куколка. Однако воплощения – люди, а значит, они несовершенны. У них есть амбиции, слабости и страсти.
– Страсти! – с негодованием вскричала Ниоба. – О чем ты говоришь?
– Я рад, что ты задала сей вопрос, моя бесценная. – Теперь они проходили через завихрения. Сатана скользил перед Ниобой, словно призрак, и она понимала, что ей от спутника не избавиться. Его очертания становились все более четкими и жутко знакомыми. – Да, воплощения подвержены влиянию страстей! Периодически они вступают в отношения со смертными, но это совсем непросто. Видишь ли, неотразимая моя, воплощения не стареют физически – в отличие от смертных. А следовательно, им трудно поддерживать интимную связь с людьми, подверженными данному процессу, особенно если их связывают романтические чувства. Вот почему нам гораздо легче общаться с себе подобными.
Ниобе не приходило в голову, что подобные отношения существуют в Чистилище. Однако Лахесис предупреждала ее о возможном использовании тела; может быть, речь шла об исключительных случаях. Ниоба продолжала любить Седрика и ненавидеть Сатану за то, что он отнял у нее мужа. Из личного опыта она знала, что Сатана говорит правду: воплощения сохраняют человеческие страсти.
– К несчастью, великолепная, – безжалостно продолжал Сатана, – воплощений не так уж много, и большинство из них мужчины.
– Хронос, Танатос и Марс, – заметила Ниоба. – И ты.
– Ты назвала самых главных. Некоторые считают и Бога мужчиной, хотя это на самом деле не имеет значения. Его не интересуют людские страсти – кроме могущества.
– Главные воплощения? Разве существуют другие? – Ниоба старалась не обращать внимания на слова Сатаны, но он постоянно вызывал у нее любопытство.
– А ты не знала, моя сладкая булочка? Есть еще Гипнос, который отвечает за сон, и Эрос, который…
– Не имеет значения. Так что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, прелестное существо, что воплощениям ужасно не хватает молодых и красивых женщин. Гея, естественно, может принимать любую форму и предстать в виде страстной красотки, но у нее отсутствует качество, которое так ценят в женщинах все мужчины.
Он помолчал, словно приглашая Ниобу задать вопрос – и она не смогла удержаться:
– О каком качестве ты говоришь?
– Невинность, – коротко ответил он.
Ниоба обдумала его слова. Она могла представить себе только одну сравнительно невинную женщину в Чистилище: новенькую. Себя.
– Ты, конечно, не имеешь…
– Подумай о Хроносе, красавица, – сказал Сатана. – Он живет в обратном направлении. Хронос помнит будущее и не знает прошлого. Связь со смертной женщиной – если ты извинишь мне такое выражение – будет для него сущим адом. Они просто не в силах понять.
– Но он может изменить время, чтобы оно совпало…
– Только на короткий период, неотразимая. Не навсегда. Из чего следует, что, если Хронос хочет встречаться с кем-то раз в неделю без скандалов, он должен найти женщину, которая понимает его положение и готова пойти на подобные отношения. А на такое способно только воплощение. Гея или… – Снова он сделал искусную паузу.
– Ты намекаешь на то, что я?.. – с негодованием спросила Ниоба.
И снова она вспомнила, каким заботливым был Хронос и какими понимающими показались ей все остальные воплощения во время первого визита. И какими скрытными. Все это вызвало у нее очередной приступ тревоги.
– Хронос, конечно же, все помнит, – усмехнулся Сатана. – Наше будущее для него является прошлым.
Ниоба рассвирепела.
– Если ты утверждаешь, что он… я… мы… что я появилась здесь потому, что Хронос захотел…
– И все остальные мужчины-воплощения, – кивнул Сатана. – Все знают, что с Судьбой легко договориться. Естественно, мужчины предпочитают иметь дело с самым юным аспектом, как тебе уже, должно быть, объяснили Атропос и Лахесис.
Ниоба молчала. Да, ей говорили. Теперь их слова становились по-настоящему реальными.
– Вот видишь, горшочек с медом, – как ни в чем не бывало продолжал Сатана. – Нам, воплощениям, нужно поддерживать друг с другом хорошие отношения. Нас слишком мало, и наши обязанности часто пересекаются; если мы не будем сотрудничать, мир превратится в хаос и погибнет. Мы не враги; наша деятельность переплетена. Судьба не может обойтись без Времени – ей приходится стремиться к тому, чтобы Хронос был всем доволен, и для этого у нее есть все, что необходимо.
– Не может быть! – заплакала Ниоба, начиная верить в слова Сатаны.
– Легко убедиться, хорошенькие ножки. Спроси у Хроноса. Он помнит.
– Нет! Я люблю Седрика! Я никогда…
Однако она уже дала согласие, когда решила стать Клото. В какое положение она себя поставила, не подумав?
– О да, Седрик. Твой принесший себя в жертву муж, удивительный мальчик. Разреши мне окончательно прояснить ситуацию.
– Нет! – воскликнула Ниоба, отворачиваясь.
И все же продолжала слушать.
– Воплощения – и не только Хронос – хотели заполучить новое лицо и невинное тело в Чистилище, – не унимался Сатана. – Я хочу сказать, что даже самая хорошенькая и сексуальная женщина – а Дафна, несомненно, обладала всеми нужными качествами! – надоедает после нескольких лет или десятилетий, в особенности если учесть, что ее тело совсем не меняется, а разум становится слишком изощренным. Ее неплохо навестить – мне ли не знать! – но оставаться рядом надолго… Новизна исчезла, ее в Чистилище вообще всегда недостает. Поэтому, когда Клото увидела для себя подходящее место среди смертных, она сразу на него согласилась. Ей здесь жутко наскучила, как говорится в будущей пословице, и…
– Как ты можешь знать будущие пословицы?
– Хронос использует выражения, которые он запомнил из будущего, иные из них оказываются весьма подходящими. В любом случае, лучезарная, воплощения постоянно изучают смертных, а ты была самой красивой и невинной из всех, не говоря уже о твоих ловких ручках, так умело обращающихся с прялкой и ткацким станком. Превосходный, неиспорченный и кроткий объект сексуальных домогательств! Вот почему они сделали все, чтобы ты оказалась здесь. А для этого необходимо было покончить с твоим мужем.
Отвратительно! Ниоба понимала, что должна все отрицать – и не могла. Возможно, Сатана и являлся воплощением зла, но то, что он говорит, весьма разумно.
И все же она попыталась сопротивляться.
– Однако они… ты пытался убить меня, а не Седрика.
– Так тебе сказали, воздушное пирожное, тебя обманули, чтобы свалить вину на меня. В конечном счете, кто лучше подходит для роли злодея! И все только затем, чтобы ты добровольно согласилась стать одной из нас; ты обязана была считать, что хочешь этого. Им пришлось покончить с человеком, которого ты любила, чтобы тебя больше ничто не задерживало в мире смертных. Они убедили твоего хорошенького мальчика, что опасность грозит тебе, заставив его тем самым…
– Нет! – закричала Ниоба, как утопающий, хватающийся за соломинку.
– И все вышло просто идеально, как ты уже знаешь, чудесный трофей. Самая желанная и невинная молодая женщина Земли оказалась в Чистилище и стала воплощением. Наши мужчины начали соревноваться за обладание тобой. Я и сам не смог бы провернуть подобное дельце лучше; однако злое деяние, вроде этого, в любом случае принадлежит мне, по определению. Я советую тебе расслабиться и получить удовольствие, милашка.
– Расслабиться, черт побери! – закричала Ниоба.
Сатана улыбнулся:
– Именно.
Она посмотрела на него более внимательно. По мере того как они шли дальше, облик Сатаны становился более четким, и теперь, на опушке леса, Ниоба смогла его узнать. Он превратился в Седрика.
– Ты полнейшая скотина! – завопила Ниоба, пытаясь толкнуть его на дерево. – У тебя нет никакого права…
Он схватил ее за руку.
– Поцеловать тебя, сладкие губки? – раздался голос Седрика. – Я тоже нахожу тебя желанной и могу заставить забыть…
Она ударила его прялкой, которую держала в руке. Сатана увернулся, но нить с прялки мгновенно опутала его, и ему пришлось принять свой обычный облик.
– Уходи прочь! Убирайся!
– Что ж, – со вздохом проговорил он, – может быть, в другой раз, когда ты окончательно разочаруешься…
Сатана исчез, оставив Ниобу с ворохом запутанных ниток.
Ниоба стояла и плакала от охвативших ее ярости и горя. Будь проклят Лукавый! Он превратил ее многообещающую жизнь в сплошные мучения.
Однако через некоторое время Ниоба призвала на помощь весь цинизм, накопившийся в ее душе. Она распутала нити, смотала их в клубок и направилась дальше. Она не желает быть игрушкой Судьбы; у нее имеется свобода воли, и она всегда может вернуться в мир смертных, если захочет. Это объясняли всем воплощениям, за исключением Хроноса, вначале получавшего испытательный срок, после чего он оставался на своем посту неограниченное время. Она просто объявит, что не подходит для данной работы и не будет служить им в том качестве, на которое они рассчитывали!
Ниоба двинулась дальше, обходя деревья. Постепенно слезы у нее на лице высохли. Жертвой какого чудовищного заговора она стала! Подумать только: Седрику пришлось умереть для того, чтобы…
Ниоба все еще кипела от ярости, когда лес заметно поредел и отступил, а тропинка превратилась в дорогу. Она вновь оказалась в обычной реальности, но ее это совсем не обрадовало.
– Что случилось, Клото?
Они вернулись!
– Вы и сами должны знать, лицемерки! – вспыхнула Ниоба.
– Почему ты так говоришь? – Ниоба ощутила удивление.
И не стала ничего скрывать.
– Подожди! Подожди! Мы не можем так быстро уследить за твоими мыслями! Мы ощущаем твой гнев, но ты должна облечь его в слова, чтобы мы поняли.
– Седрик! – закричала Ниоба. – Вы устроили заговор и убили его, чтобы я… чтобы я… – Слезы вновь покатились по ее щекам; любовь, горе и гнев смешались, живо напомнив ей хаос Пустоты, в которой она только что побывала.
– Седрик? Мы же объяснили!
– Сатана привел более убедительные доводы! Я не останусь с вами! Вы не имеете права…
– Сатана! – ощутила Ниоба мысль Лахесис.
– Тогда все понятно! – согласилась Атропос.
– Да, Сатана! – повторила Ниоба. – Он прекрасно понимает зло! Он был там, в Пустоте, и он…
– И он опутал тебя хитрой ложью, – продолжала Лахесис.
– А ты ему поверила, – сказала в заключение Атропос.
– Да, я ему поверила! – воскликнула Ниоба. – И хочу снова стать смертной! Там, во всяком случае, у меня будет свое тело!
– Ты поверила Отцу Лжи, – подумала Атропос.
– Да, у тебя есть право, – перебила ее Лахесис. – Но сначала нам нужно во всем разобраться. Прежде чем что-либо предпринять, ты должна узнать всю правду, иначе Сатана приведет тебя к трагедии.
– А зачем ему это?
– Он не хочет, чтобы ты осталась с нами. Ему известно, что каким-то образом ты можешь причинить ему огромный вред. Именно поэтому он и пытался тебя убить до того, как ты стала Клото.
Ниобу охватили сомнения. Сатана говорил так убедительно… Однако воплощение Зла наверняка лжет для достижения собственных целей. Она не должна ему верить, пока во всем не разберется.
– Но как я могу узнать, что правда, а что ложь?
– Может быть, Хронос знает.
– Хронос! – с возмущением воскликнула Ниоба. – Единственное, чего он хочет…
– Это только половина правды.
– Ты подтверждаешь, что тут Сатана сказал мне правду? – резко спросила Ниоба.
Лахесис мысленно вздохнула:
– Сатана отравил твой разум. Ты должна сама очистить его. Ступай к Хроносу, заставь его все рассказать. Мы будем молчать до тех пор, пока ты не обратишься к нам.
Да, конечно, так и следовало поступить. Хронос находится в самом сердце проблемы. Она не станет скрывать от него свои чувства!
Ниоба вернулась в жилище, положила на место добытую пряжу (позднее она спрядет из нее нити жизни новых смертных – если задержится здесь надолго) и направилась к особняку, в котором жил Хронос. Ниоба еще не научилась как следует обращаться с нитями-дорожками; получилось бы куда быстрее, если бы ей помогла Лахесис или Атропос, но она решила, что необходимо все делать самой, чтобы…
Зачем? Чтобы стать хорошей Клото? Когда она не собирается играть эту роль?
Наконец она добралась до особняка. Ниоба уже знала, что время меняет свое течение на обратное, когда ты входишь в обитель Хроноса, так что на самом деле она должна уйти до того, как появится здесь. Ей вдруг показалось это удивительно интригующим. Так происходило для того, чтобы с Хроносом можно было общаться; в противном случае разговор стал бы невозможен.
Она постучала в дверь, и ее немедленно впустили. Хронос встретил гостью в белоснежном одеянии; встал, улыбнулся, обнял и поцеловал.
Ниоба так удивилась, что застыла на месте. Потом, придя в себя, вскинула голову и ударила Хроноса по щеке.
– Откуда у тебя такое хладнокровие, как ты смеешь так со мной обращаться? – воскликнула девушка.
Хронос отпустил Ниобу, с удивлением на нее глядя:
– Клото, что случилось?
– Что случилось? – с яростью повторила она. – Ты только что схватил меня и поцеловал!
– И что тут удивительного! Я всегда так делаю, когда мы оказываемся здесь.
– Всегда делаю! Значит, все правда!
Только теперь в глазах Хроноса появилось понимание.
– Время… Для тебя цикл только начинается?
– Что?
– Ты недавно стала Клото?
– Да, конечно! Тебе же прекрасно известно! И если ты думаешь, что я…
– Но я не знал! – запротестовал Хронос. – Это случится в моем будущем, а ты никогда не называла точное время…
Только теперь Ниоба поняла. Ведь он живет в обратном направлении.
– Ты не мог участвовать в заговоре – потому что для тебя события, о которых идет речь, еще не произошли!
– Я бы никогда не стал устраивать заговор против тебя, Клото, – сказал Хронос. – Я люблю тебя.
Ниоба почувствовала, как дьявольская рука сдавила ее сердце. Она покачнулась и присела на диван. Значит, у нее действительно будет роман! С человеком, которого она не знает и не любит!
– О, Клото, – продолжал Хронос. – Я не понял. Ты не поступала так раньше. Ты не помнишь. Если бы я сообразил… Извини. Я должен был… Много лет назад ты сообщила мне дату своего появления. А я забыл. Прошу прощения…
– И что ты вспомнил? – с тоской спросила Ниоба.
Он занял место напротив Ниобы.
– Когда я только начинал – с твоей точки зрения тридцать пять лет назад, – меня смущало все. Я понятия не имел, что и как следует делать – даже Песочные Часы являлись для меня тайной. Но ты, во всех трех ипостасях, пришла ко мне, взяла за руку и вывела на правильный путь. Складывалось впечатление, что мы уже давно знакомы, хотя до того мы никогда не встречались. Ты так много для меня сделала, и я был ужасно тебе благодарен, а когда ты…
Он замолчал, закрыв лицо руками.
– О, Клото! Все так неожиданно закончилось! Я многим тебе обязан, и мне будет ужасно тебя не хватать!
Неожиданно он напомнил ей Седрика, каким тот был в начале их брака. Таким отчаявшимся и потерянным, не способным принять ту реальность, с которой он столкнулся. А она, в своей наивности и бесчувственности, лишь усугубляла его проблемы. Как Ниоба жалела об этом сейчас!
Ей стала очевидна вся чудовищность лжи Сатаны: Хронос не мог быть участником заговора против нее. Она начала их роман – за тридцать пять лет до нынешних событий! А сегодня обвинила во всем Хроноса!
Если бы она знала, что ее ждет в будущем, она вела бы себя с Седриком совсем иначе, с большим пониманием и осторожностью. Теперь возникла похожая ситуация. Ниоба не любила Хроноса – но и Седрика она поначалу не любила. Ей преподали хороший урок.
Хочет ли она снова стать смертной? Седрика там все равно нет. Если уж ей суждено жить без него, не лучше ли обладать властью Судьбы, чем быть простой смертной? Эта роль дает множество замечательных возможностей. Она будет занята – а уйти сможет в любой момент. Нет никакой необходимости принимать решение сейчас. И все же…
Сатана пытался уговорить ее все бросить. Он не стал бы беспокоиться, если бы не знал, что в ее власти причинить ему серьезные неприятности.
Хронос помнит тридцать с лишним лет их отношений. Это показывает, какое решение она приняла. Какой смысл бороться с неизбежным? Уж лучше взять себя в руки и сделать то, что необходимо. Седрик умер; он никогда больше к ней не вернется. Необходимо посмотреть в лицо реальности – и чем быстрее, тем лучше. Пришло время выполнить свои обязательства.
Ниобу не слишком радовали перспективы, но она решительно отбросила сомнения. Вытерла лицо, привела в порядок волосы и встала.
Хронос продолжал сидеть, закрыв лицо руками. Он не притворялся; это был благородный, уязвимый человек, и он скорбел об отношениях, которые теперь остались для него в прошлом. Ниоба прекрасно понимала его чувства.
Она подошла к Хроносу и положила руку ему на плечо:
– Хронос, я понимаю. Сегодня последний раз.
Он посмотрел на нее:
– Для меня. А для тебя – первый.
– Да, для меня. Я не люблю тебя, но… – Она пожала плечами. – Я плохо подумала о тебе, Хронос, и мне стыдно. Я приношу свои извинения. Для нас существует только настоящее. Такое, какое оно есть.
– Да, уж какое есть, – согласился он, протягивая к ней руку.
– В следующий раз все будет иначе. Я забуду о сегодняшней встрече.
– А я не стану тебе напоминать. – Хронос привлек ее к себе.
Ниоба попыталась скрыть охватившее ее отвращение – ведь к ней никогда не прикасался никто, кроме Седрика. Она чувствовала себя виноватой и нечистой – но одновременно понимала, что поступает правильно. Она больше не замужем, перестала быть смертной, у нее появились новые цели и задачи.
Оказалось, что долгое общение с ней придало Хроносу черты, благодаря которым Ниобе было легче иметь с ним дело. Когда все кончилось, она оделась и ушла, воспользовавшись выходом, который находился с противоположной стороны особняка, чтобы не встретиться с собой и не объяснять, что произошло, той Ниобе, которая еще только входила в дом Хроноса!
Ей не хотелось возвращаться в свое жилище, поэтому она решила провести следующий час где-нибудь в другом месте. Это поможет компенсировать те полчаса, которые она провела у Хроноса – в результате получится, что она переместилась на полчаса своего нормального времени.
Куда отправиться? Естественно, на Землю – какие тут могут быть вопросы? Ниоба скользнула вниз по нити – отличная тренировка! – к той ферме, где жил малыш. Подошла к двери и постучала.
Все были приятно удивлены ее неожиданным визитом, но не смогли скрыть некоторого беспокойства.
– Я пришла совсем ненадолго. Мои дела не закончены; и мне придется оставить у вас сына еще на некоторое время.
Ниоба увидела облегчение на лицах, и это ее порадовало. Эти милые люди и в самом деле не хотели расставаться с малышом, и дело тут было совсем не в тех деньгах, которые они получали. Да, здесь вполне подходящее место для ее сына.
Ниоба подняла мальчика на руки, поцеловала, а затем поставила на пол. Вскоре он уже играл со своим кузеном Пейсом.
– Черный дуб просто поразителен, – заметила мать Пейса. – Дриада спускается с него, чтобы повозиться с малышом, когда мы отходим в сторонку.
Они выполнили ее просьбу! Что ж, хотя бы дриада не лишена общения со своим любимцем.
– Она преподает ему волшебство, – сказала Ниоба и подмигнула.
– Если он сможет чему-нибудь научиться, то станет прекрасным волшебником! – сказал отец Пейса.
Да, Ниоба поняла, что поступила правильно. Потеря ребенка причинила боль, но она сумеет к ней привыкнуть, как и к отношениям с Хроносом. Теперь у нее новые проблемы и обязательства. Даже тело перестало быть ее собственностью, оно принадлежит Судьбе, как если бы родилось из субстанции Пустоты.
Однако она не существо из Пустоты! Ей предстоит прожить новую жизнь – хорошо бы, лучше прежней.
6. ГЕНЕАЛОГИЯ
Теперь, когда Ниоба немного успокоилась, ее жизнь вошла в свою колею. Они спали по очереди, по шесть или восемь часов, распределяя время таким образом, что одна доминировала – иными словами, обладала телом, – другая бодрствовала, составляя ей компанию, а третье отдыхала или спала. Сначала сон, потом бодрствование, а следом переход в доминирующее состояние, чтобы полностью контролировать ситуацию, когда приходит твоя очередь. Таким образом, Ниоба-Клото спала, далее составляла компанию Атропос, когда та владела телом, а потом становилась главной, с ней вместе бодрствовала Лахесис, а Атропос отдыхала. Иногда они менялись, порой срочные дела или какие-нибудь особые обстоятельства вынуждали всех троих действовать одновременно или, наоборот, вместе ложиться спать. Но, как правило, такое случалось нечасто.
Ниобе нравились Лахесис и Атропос. Они много разговаривали, сравнивали свои впечатления по поводу того, с чем им приходилось сталкиваться. Лахесис и Атропос подслушивали во время первого свидания Ниобы с Хроносом, но для них это переживание оказалось так же в новинку, как и для нее. Они не подталкивали Ниобу к принятию нужного решения; у них не было любовной связи с Хроносом. Очевидно, направляясь в сторону их прошлого, он не проявил никакого интереса к незнакомой ему новенькой Клото.
– Тело – это всего лишь тело, – философски заметила Лахесис, когда Ниоба принялась прясть Нити Жизни из вещества, которое она добыла в Пустоте. – Ты молода, тебе кажется, будто для каждой женщины есть только один мужчина, и наоборот, но в жизни всякое случается. Мы, аспекты Судьбы, вынуждены забыть о романтике и стать более прагматичными.
– Да, – грустно согласилась Ниоба, – Хронос хороший человек. Но я никогда не разлюблю Седрика.
– Первая любовь всегда самая сильная, – согласилась Лахесис. – Я помню…
И она рассказала о своей первой любви, которая была не такой непосредственной, как у Ниобы, однако отличалась остротой и глубиной переживаний; теперь Ниоба знала, что Лахесис все понимает. Мужчины склонны оценивать отношения с физической точки зрения, в то время как женщин больше занимает эмоциональный аспект; мужчины видят только тела и действия, а женщины – характеры и чувства. Все трое единодушно согласились с тем, что женский подход более разумен, но и в мужском есть свои преимущества, и оба могут вполне успешно взаимодействовать.
До некоторой степени они умели выполнять работу друг друга. Обычно – но не всегда – Ниоба спала, пока Лахесис работала, и бодрствовала, когда Атропос приступала к своим обязанностям. Не всякий раз нить обрезалась в конце земного существования человека; ведь имелась еще и отправная точка. Поэтому, после того как Лахесис анализировала, измеряла и помечала каждую потенциальную жизнь, Атропос брала кусок бесконечной нити, которую пряла Клото, а потом закрепляла ее на Гобелене. В начале нити было зачатие ребенка; ее привязывали к нитям родителей, а затем она устремлялась в свой собственный путь. Физические, умственные и эмоциональные качества определялись наследственностью и тем, насколько точно соединены нити, а на дальнейшее развитие существенно влияло окружение. Но за странные совпадения, случающиеся у всякого, отвечала Судьба. Отдельные, казалось бы, блестяще начавшиеся жизни были обречены на разочарование и неудачи, в то время как внешне слабые нити ждало великое будущее. Лахесис планировала их расположение, никогда не забывая о красоте общей картины. Порой ей приходилось вплетать в Гобелен совсем короткие нити – ребенок умирал в детстве. Ее это огорчало, но она ничего не могла изменить, поскольку загруженность в одном районе приводила к тому, что страдал весь Гобелен в целом, и тогда гибли невинные люди, если в ключевом месте не исправлялась ошибка. Нелегко объяснить простому смертному, почему он должен переживать боль и испытывать мучения, поскольку проблемы, с которыми сталкивалась Судьба, не лежат на поверхности и устранить их можно несколькими разными способами. Лахесис надлежало выбрать правильное решение.
По правде говоря, Лахесис не имела никакого отношения к преждевременной смерти Седрика. Сатана умудрился растянуть ткань Гобелена таким образом, что, только перерезав определенную нить, удалось бы исправить зло – этой нитью являлась жизнь Ниобы, пока Седрик не пожертвовал ради нее собой. Лахесис все еще приводила в порядок пострадавший в результате Гобелен; поверхность кое-где топорщилась, и Атропос пришлось отсечь несколько дополнительных нитей, а вместо них ввести парочку новых.
Ниоба разглядывала рисунок и видела места, которые нуждались в ремонте. Теперь она понимала, какая трудная у Судьбы задача. Судьба не была всесильной или капризной; она всего лишь делала то, что не до конца понятно простому человеку. Все равно как если бы солдат вдруг вышел из строя и потребовал у генерала объяснений.
Постепенно размеренное и достаточно однообразное существование в роли аспекта Судьбы стало тяготить Ниобу, хотя ей нравилось общаться с другими воплощениями, включая Сатану. Ниоба не полюбила Хроноса, но он испытывал такую благодарность за определенные услуги, которые она ему оказывала, что Ниоба тоже начала получать от них удовольствие. Порой ей – точнее, Лахесис
– приходилось с ним вместе работать, поскольку Хронос мог установить время возникновения ключевых событий в судьбе человека – узлы, появляющиеся на жизненных нитях. Нельзя было допустить, чтобы они слишком туго затянулись, или болтались чересчур свободно, или переплетались друг с другом там, где не следует. Атропос сообщала Хроносу, когда наступает конец каждой нити, так как он отвечал за часы Танатоса. Если Танатос не поспеет к последним минутам бренного существования души, в которой добро и зло находятся в равновесии, она вернется назад в Пустоту, и получится, что все усилия были напрасны. Зря прожитая жизнь – что же тут хорошего?
Но вскоре и это ей наскучило. Аспекты Судьбы, когда у них появлялось свободное время, частенько навещали мир смертных. Они смешивались с толпой и делали вид, будто возвращаются домой с работы, едут отдыхать или бегут куда-то по делам. Люди обычно их не замечали, так что никаких проблем не возникало. У каждой имелось свое любимое местечко… Что-то вроде отдыха в выходные дни.
Лахесис обожала посещать роскошные рестораны и получала удовольствие от изысканной еды. Среди прочих естественных функций воплощения нуждались в пище. Они не умерли бы с голода, однако чувствовали бы себя при этом неважно. Чистилище давало все необходимое, но в том, чтобы сходить в ресторан, который посещают самые обычные люди, было какое-то особое наслаждение. «Воплощения-мужчины, – озорно улыбаясь, поведала Лахесис, – порой утоляют кое-какие из своих аппетитов со смертными женщинами, хотя им приходится быть очень осторожными, чтобы не изменить рисунок Гобелена». Воплощение не может зачать ребенка, потому что остается в одном и том же возрасте – эмбрион не будет развиваться дальше маленькой клетки, – но это не единственный способ воздействовать на смертного.
Однажды у Марса возник роман с амазонкой – он питает слабость к особам с буйным нравом, – и ее нить поменяла свое направление. Из-за этой связи у амазонки не возникли отношения с мужчиной, от которого должны были родиться дети. Лахесис пришлось искать выход из сложившегося положения. Она изучила нить женщины, но не нашла места, где можно было бы прикрепить новую нить – жизнь ребенка, и довольно резко поговорила с Марсом, требуя, чтобы тот прервал свою интрижку. Естественный порядок вещей удалось восстановить – Лахесис привязала новую нить, чуть отступив от первоначальной точки. Клото пришлось утешать Марса, пока он не нашел другую смертную дамочку для своих развлечений. В Чистилище тогда разразился настоящий скандал.
Атропос предпочитала посещать сольные концерты, оперные и драматические театры. Поскольку Ниоба тоже присутствовала там, постепенно она стала получать от них удовольствие. Таким образом она расширяла свой кругозор и знакомилась с искусством и культурой. Однажды служащий придрался к документам Атропос – заподозрил, что она изменила свой внешний вид, выдав себя за человека из высшего общества. Тогда Ниоба завладела телом, улыбнулась и спросила у служащего, что происходит. Тот заморгал – ведь теперь перед ним стояла молодая красивая женщина, а не скромная старушка,
– извинился за причиненные неудобства и поспешно ретировался. Атропос снова вернулась в тело и спокойно дослушала оперу до конца.
Сама же Ниоба частенько навещала сына. Сначала она приходила, не изменяя внешнего вида, но вскоре поняла, что так не может долго продолжаться. Во-первых, она не старела. Теперь ей всегда было двадцать три года; пройдет совсем немного времени, и это начнет бросаться в глаза. Кроме того, она не хотела, чтобы сын привыкал к ней и ждал ее приезда; пусть забудет мать и станет членом своей новой семьи. Так ему будет легче
– в конце концов. А еще Ниоба видела, что кузен Пасиан влюбился в нее до потери сознания. Такие вещи нередко случаются с подростками; это оборотная сторона медали под названием «красота». И потому Ниоба решила, что лучше ей вовсе у них не показываться.
Однако она хотела иметь возможность лично общаться с сыном. И попросила Атропос выступить в роли своей пожилой подруги, которая приехала повидать живущих неподалеку родственников и просто обожает детей. Атропос, следуя советам и подсказкам Ниобы, подружилась с малышом, и со временем Пейс, словно грозный страж, охранявший своего маленького друга, тоже признал ее.
Шли годы, и сын Ниобы превратился в резвого мальчишку, а Пейс стал высоким и удивительно красивым юношей. Атропос водила их на легкие оперы и пьесы, интересные для любых возрастов. Она в этом прекрасно разбиралась и знала, какие нужно посмотреть. Ребятам нравилось ходить с ней в театр, а родители Пасиана с одобрением относились к их походам. Да и сама Атропос получала от них удовольствие, так что все были довольны.
Однако одно происшествие потрясло всех. Сыну Ниобы исполнилось шесть, Пасиану – восемнадцать. В тот день проходила ежегодная ярмарка, на которую отправилась вся семья. Но как-то так получилось, что в толпе взрослые и дети разделились. Атропос осталось с молодежью; за Пейсом присматривать нужды не было, в отличие от сынишки Ниобы, но они уже привыкли проводить время втроем и чувствовали себя прекрасно. Их дружная компания обошла ярмарку, они поиграли в разные игры, поели пирожных, покатались на маленьком прирученном сфинксе, поглазели на магическое представление, посмотрели два танца «Нимфы против сатиров». И хотя в первый момент зрелище могло показаться весьма вызывающим, особого впечатления оно не производило; участники были самыми настоящими, но за десяток представлений, данных в течение дня, растеряли весь свой пыл. И тем не менее глаза малыша полезли из орбит, когда он все это увидел; ему не следовало здесь находиться; впрочем, никто специально не следил за подобными вещами, а он пообещал ничего не говорить родителям Пасиана. Сама Ниоба возражала, но Атропос только фыркнула в ответ:
– Парнишка интересуется магией, а это один из ее аспектов. Можно подумать, он никогда в жизни не видел нимф!
Конечно же, она была совершенно права, ведь сын Ниобы продолжал дружить с гамадриадой, живущей на черном дубе.
И вот в какой-то момент они оказались возле палатки предсказательницы судьбы.
– Эй, скажи, что меня ждет! – крикнул малыш, потому что и в самом деле просто обожал волшебство, а тут его имелось сколько душе угодно.
– Да ну, наверняка они все врут, – возразил Пасиан.
– Я могу проверить, если хотите, – предложила Атропос.
– Ты что творишь? – возмутилась Ниоба. – Предсказательница наверняка тебя узнает.
– Отлично, давайте ее проверим, – согласился Пейс, поскольку любил выводить на чистую воду мошенников.
Самый младший член их компании радостно захлопал в ладоши. Они заплатили, женщина взглянула на Атропос, а затем протянула деньги назад.
– Ты хочешь меня одурачить, бессмертная? – потребовала она ответа. – Разве тебе не известно, что судьбы таких, как ты, мне не открываются!
– Предсказательница настоящая, – доложила Атропос и снова вложила деньги в руку женщине. – Займись мальчиками, они смертные.
– Ты бессмертная? – повернувшись к Атропос, спросил Пейс.
– Я стара и не буду жить вечно.
Ее объяснение его не удовлетворило, но он промолчал.
– Хорошо. Посмотри, что ждет меня и моего братишку. – Он поднял малыша и посадил повыше. – На ком мы женимся и станут ли наши дети знаменитыми?
Сын Ниобы захихикал, вопрос показался ему забавным. Он не верил, что настоящий порядок вещей когда-нибудь изменится.
Однако предсказательница отнеслась к нему серьезно. Она взяла правую руку малыша и левую руку Пейса, а потом закрыла глаза. В следующее мгновение они широко раскрылись.
– Вот это да! – воскликнула женщина так, словно выпустила струю пара. – Какие необычные молодые люди!
Ниоба заинтересовалась – что же увидела прорицательница?
– Каждый будет обладать самой красивой женщиной своего поколения, которые родят им самых талантливых в своей области деятельности дочерей. – Предсказательница закрыла глаза и монотонным голосом произнесла: – Каждая из дочерей пойдет против спутанной пряжи; одна, возможно, выйдет за Смерть, а другая возьмет в мужья Зло. – Женщина отпустила руки мальчишек; казалось, она потрясена увиденным. – Больше я не решаюсь сказать.
Пейс снова поставил малыша на землю, и они отошли от палатки.
– Это было правдивое предсказание? – в ужасе спросил он.
– Похоже на то, – ответила Атропос. – Конечно, многое зависит от интерпретации, а потому ее слова могут иметь и иное значение.
– Какое удивительное предсказание! – воскликнул Пасиан. – Самая красивая женщина?
– Спутанная пряжа? – переспросила Ниоба. – Это уже касается нас!
– Одна выйдет за Смерть, а другая возьмет в мужья Зло, – задумчиво повторила Атропос. – Не уверена, что мне это нравится.
Ниобу тоже охватили сомнения.
– Смерть – это Танатос, а Зло – Сатана. Их дочери станут женами воплощений?
– А что такое спутанная пряжа? – поинтересовался малыш.
– Неприятности! – ответила Атропос.
– Вот уж точно! – согласилась Ниоба.
Мальчишки и Атропос устроились под деревом, чтобы обсудить только что услышанное.
– Совсем не плохое предсказание, – сообщила Атропос мальчикам. – Нет ничего худого в том, что мужчина обладает красивой женщиной и имеет талантливых детей. А то, что они пойдут против спутанной пряжи, по всей видимости, значит, что они станут очень важными фигурами. Ну а насчет брака со Смертью и Злом… Помните, в предсказании говорилось «возможно». Любой человек может нарваться на неприятности, если будет вести себя необдуманно! Вы получили предупреждение; вам следует воспитать своих детей таким образом, чтобы они опасались Смерти и Зла, и у них не возникнет никаких проблем.
– Слушай, а ты права! – воскликнул Пасиан. – Мы и вправду получили предупреждение и теперь можем сделать так, чтобы все было хорошо.
Однако, как ни странно, маленький сын Ниобы погрузился в глубокие раздумья, а потом спросил:
– А предсказания не… не…
– Неизбежны, – закончила за него Атропос. – Да, настоящее предсказание обязательно сбудется, а то, что мы несколько минут назад услышали, показалось мне самым настоящим. Впрочем, кое-какие лазейки тоже имеются.
– Я хочу услышать другое, – решительно заявил шестилетний малыш. – Под… под…
– Подтверждение, – помог ему Пейс.
Атропос пожала плечами:
– Думаю, это не повредит.
– Хочет получить подтверждение? – подумала Ниоба. – А у меня, оказывается, умненький сын!
Итак, они отправились к другой предсказательнице. И снова Атропос предложила деньги, и снова женщина догадалась, кто она такая.
– Что здесь делает ваша жуткая троица?
– Это для мальчиков, – ответила Атропос, прекрасно понимая, что прорицательница имела в виду; еще одна настоящая специалистка своего дела!
– Посмотри, что ждет их в будущем… и их детей.
Провидица взяла мальчиков за руки – и ее глаза точно так же, как у первой, раскрылись от удивления.
– Один будет защитником оленей, а его дитя спасет человечество; другой полюбит воплощение, а его ребенок станет одним из воплощений. Но пряжа запутана… Поразительно! – Женщина быстро выпустила руки мальчишек из своих. – Больше я не могу ничего сказать, для меня это слишком.
И в самом деле она вся дрожала.
Атропос и ее приятели отошли в сторонку и принялись обсуждать слова прорицательницы.
– Олени? – переспросил сын Ниобы.
– Его отец хотел найти способ научить оленей стрелять в охотников, когда те на них нападают, – пояснила Ниоба.
Атропос повторила ее слова, и мальчик воскликнул:
– Я это обязательно сделаю! Гама покажет мне как! Я научу оленей стрелять в ответ!
Однако Пейс с подозрением уставился на Атропос:
– А ты откуда знаешь? Мой кузен Седрик умер задолго до того, как ты с нами познакомилась.
– Я знаю его жену, мать малыша, – ответила Атропос. – Я же тебе говорила, что дружна с его семьей.
– Правда? А где она сейчас? Ниоба уже давно к нам не приезжала.
– Она работает над одним важным проектом, – проговорила Атропос. – И очень секретным. Именно по этой причине она не смогла забрать с собой сына.
– Ниоба – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, – мечтательно протянул Пасиан.
– А что такое воплощение? – спросил малыш.
– Воплощение – это человек, который воплощает в себе самые важные аспекты существования людей, – осторожно проговорила Атропос. – Любовь, Война, Время…
– Смерть, Зло, – вставил Пейс. – То, другое предсказание…
– Я думаю, – перебила его Атропос, – ваши дочери познакомятся с замечательными личностями, и одна из них станет…
– Воплощением, – догадался Пейс. – Неужели такое может быть?
– Смертные время от времени действительно становятся воплощениями, – объяснила Атропос. – Хотя нечасто.
– А каким воплощением она станет? – поинтересовался малыш.
Атропос развела руки в стороны.
– Обе предсказательницы единодушно заявили, что пряжа запутана. Сомневаюсь, что мы сможем распутать ее до того, как все произойдет… Кроме того, мне кажется, и пытаться не стоит, только хуже будет.
– Да, лично я считаю, что с этого момента лучше держаться подальше от прорицательниц, – заявил Пейс, но у малыша на лице появилось сомнение.
Они посетили еще пару аттракционов, однако ребята вели себя тихо, о чем-то глубоко задумавшись. Как, впрочем, и Ниоба. Будучи аспектами Судьбы, они с Атропос могли проследить нити жизни, но не очень далеко, поскольку довольно быстро картинка затуманивалась. И вовсе не потому, что в действие вступала враждебная магия, просто сам Гобелен был сутью настолько сложной, что лишь прямое изучение района, относящегося к настоящему, давало четкое представление о нынешней реальности. Ниоба знала, что нити Пасиана и ее сына достаточно длинны; ни один из них не должен умереть молодым. Смерть Седрика научила ее многому – она первым делом просмотрела нити жизней своих близких. Но проверить все их связи, существующие в ткани Гобелена, не было возможности. Предсказания, казалось, подтверждают, что мальчики, которые уже и сейчас дружат с воплощением, будут и дальше с ними общаться. Что ж тут особенного? Но, вне всякого сомнения, их ждет весьма необычное будущее!
Время шло, и никто не обсуждал предсказаний, хотя Ниоба знала, что мальчики о них не забыли. С этого момента ее сын все больше и больше внимания уделял волшебству. Он приобрел чемоданчик чародея и стал тренироваться в выполнении простейших заклинаний и превращений. Надо заметить, получалось у него не очень ловко, но ни один другой ребенок его лет даже и не пытался заниматься настоящей магией; гораздо легче нанять профессионального волшебника или купить набор заклинаний. Похоже, мальчишка обладал настоящим талантом в обращении с камнями; видимо, его научила гамадриада. Он мог взять гальку с берега озера и заставить ее сиять или издавать звуки. Мало кто специализировался в данном виде магии, а способности, которые он демонстрировал в столь юном возрасте, просто поражали. Ниоба попросила Атропос подарить ему на восьмой день рождения зеленый аквамарин. Малыш пришел в восторг – и в самом деле, драгоценный камень гораздо лучше реагировал на заклинания, чем простая галька. Он обработал камень таким образом, что тот показывал, в какой стороне находится дом, и теперь не боялся заблудиться.
– Мальчик станет очень сильным волшебником, вот помяни мое слово, – заявила Атропос.
У Пейса, кроме управления родительской фермой, появилось множество других интересов. Когда ему исполнилось двадцать три, он женился на Бланш, своей однокласснице, с волосами такими светлыми, что они казались белыми. Бланш была хорошей женщиной, милой и доброй, отличной хозяйкой, но вряд ли кто-нибудь назвал бы ее самой красивой женщиной поколения. Во время церемонии бракосочетания Пейс многозначительно взглянул на Атропос, показывая, что не забыл предсказания – и совершенно сознательно его избежал.
Ниоба испытала по этому поводу некоторое смущение. В предсказании говорилось, что он будет «обладать», а не «женится»; если он не возьмет в жены самую красивую женщину, то какая же тогда между ними возникнет связь? Однако она никого не посвятила в свои сомнения.
На следующий год, когда малышу исполнилось одиннадцать, Бланш родила девочку. С самых первых дней своей жизни Бленда была ослепительно хороша, вне всякого сомнения, самый красивый ребенок в округе. Она росла и становилась все прекраснее. Складывалось впечатление, что, вместо того чтобы жениться на самой красивой женщине поколения. Пейс стал ей отцом, и в этом смысле ею «обладал». О Бленде говорили по всему графству.
Сын Ниобы остался единственным ребенком в доме, поскольку Пасиан и Бланш жили отдельно. Сначала ему было совсем непросто к этому привыкнуть, ведь именно Пасиан означал для него семью – малыш знал, что его отец умер, а мать куда-то уехала. Он замкнулся в себе и начал еще больше времени уделять магии. Ниоба страшно огорчалась из-за того, что юноша страдает от одиночества, но ничем не могла ему помочь; она ведь отказалась от сына… Впрочем, каждому человеку приходится пройти через похожие испытания.
Иногда Ниобе казалось, что Атропос сильнее переживает за малыша, чем она сама. Она полюбила их прогулки втроем и скучала без мальчишек. И, возможно, совсем не случайно пришла к выводу, что пора ей уходить в отставку.
– Довольно с меня бессмертия, – заявила она.
Лахесис занялась изучением Гобелена и нашла недавно овдовевшую пожилую женщину, которая им подошла бы. Они навестили ее, приняв обличье Атропос.
Женщина внимательно и сосредоточенно выслушала ее.
– Но если все так, то я стану бессмертной, а вы умрете от старости! Какой вам интерес в подобной сделке?
– Да, в качестве смертной я долго не проживу, – согласилась Атропос. – Но я и так перебрала лишние пятнадцать лет и смерти не боюсь. Я знаю, что вела себя достойно и попаду в Рай.
Они показали женщине две свои другие формы, и та была потрясена.
– То есть я снова смогу быть молодой? Я никогда не видела такой красавицы!
Теперь тело принадлежало Ниобе.
– Вы разделите со мной тело, – объяснила она. – Но я буду главной, а вы останетесь лишь наблюдателем. Потом, когда мы поменяемся и главной станете вы, я уйду на второй план. Впрочем, через некоторое время как-то так получается, что мы словно сливаемся друг с другом, превращаемся в единое целое, имеющее три разные формы. В этом смысле, если вам захочется, вы станете мной.
– Я в растерянности, – покачав головой, проговорила женщина. – Дайте мне немного подумать.
Она обдумывала предложение около недели, а потом привела свои дела в порядок и согласилась. Поскольку Сатана не имел ничего против новой Атропос, им не пришлось мудрить во время передачи полномочий; Ниоба была особым случаем. Она наблюдала изнутри, как Лахесис взяла новую Атропос за руку, и ее суть вошла в них, а прежняя покинула Судьбу. В следующее мгновение она уже стояла перед ними – самостоятельная личность, вылепленная из плоти смертной женщины.
И снова слезы лились рекой; несмотря на то что переход был делом добровольным, в нем всегда присутствовала грусть. Они расстались.
Им далеко не сразу удалось хорошенько узнать новую Атропос и объяснить ей, что нужно делать. Только теперь Ниоба поняла, с какими трудностями столкнулись Лахесис и Атропос, когда она к ним присоединилась. Нельзя сказать, что это было плохо или хорошо. Просто пришлось больше работать и приспосабливаться, потому что личностная сущность Судьбы изменилась. Увлечение оперой ушло вместе с прежней Атропос; его место заняли другие интересы. Лишь через несколько месяцев они снова стали чувствовать себя уютно все вместе.
Ниоба была так занята, что даже выпустила из поля зрения сына. В те дни она встречалась со смертными только по делу, на остальное у нее времени не оставалось.
Когда она все-таки нашла минутку, чтобы его навестить, ей пришлось отправиться к нему в своем собственном облике, потому что новая Атропос не особо стремилась встречаться с малышом. Лахесис могла бы ей помочь, но они решили оставить ее в резерве, на случай, если придется быстро изменить внешность. Итак, Ниоба надела парик и загримировалась, чтобы казаться старше.
Она узнала, что прежняя Атропос поселилась в Ирландии и, став смертной, частенько навещает малыша. Они по-прежнему с удовольствием ходили вместе в театр, и старушка обеспечивала его магическими материалами, которые он сам доставать не мог. А еще они регулярно ездили к гамадриаде, живущей на черном дубе.
Ниоба обдумала ситуацию и решила оставить все как есть. Атропос прекрасно относилась к мальчику и следила за тем, чтобы с ним все было в порядке.
– Будь благословенна, – прошептала она, а потом передумала и решила зайти к своей старой приятельнице в гости, когда та была одна, чтобы поблагодарить за сына.
– Знаешь, моя родня меня все равно уже не признает, – сказала Атропос.
– Они думают, что я умерла пятнадцать лет назад. Я же бабушка, и мне нужно тренироваться, чтобы не забыть этого.
Конечно же, она была права. Ниоба поцеловала ее, и они распрощались.
Время шло. Сын Ниобы вырос. Он учился в том же колледже, что и Седрик, специализировался на магии, показывал такие же блестящие результаты. Он так быстро прогрессировал, что довольно скоро превзошел своих преподавателей. Для дипломной работы он создал заклинание, дававшее оленям возможность стрелять в ответ: любой снаряд, выпущенный из лука, ружья или брошенный рукой, разворачивался и летел в стрелка. Охота перестала быть удовольствием, и не только неподалеку от колледжа, а почти по всему миру. Точно так же были остановлены строительные компании; бульдозеры не могли сдвинуться с места и застревали где-то на границах живых лесов. Сын Ниобы получил «отлично» за свой диплом, а представители строительной промышленности подали на учебное заведение в суд. В конце концов пришлось пойти на компромисс: магия, защищающая животных, будет действовать лишь в тех районах, которые считаются официальными парками. Однако ближние к колледжу леса объявили заповедной зоной в первую очередь. Сын претворил в жизнь мечту отца. Гамадриада так обрадовалась, что поцеловала его, а потом покраснела и на три дня спряталась в самых густых зарослях листвы.
Малыша теперь звали не иначе, как Маг Кафтан, и он был профессиональным заклинателем камней. Дело его ширилось; вскоре он уже получал заказы из разных уголков света. Он не стал знаменитостью, потому что старался не привлекать к себе излишнего внимания – история с судебным процессом против колледжа научила его осторожности. Для него зачарованные камни являлись средством добывать деньги на жизнь и иметь возможность проводить исследования в различных областях магии. Молодой человек быстро становился одним из самых сильных волшебников мира. Его занимала только магия, в особенности после того, как умерла бабушка Атропос. Он закрывался в своей лаборатории и мог не выходить оттуда по нескольку дней.
Ниоба начала беспокоиться за сына и решила его навестить, снова надев парик и наложив на лицо толстый слой косметики. Впрочем, сын сразу ее узнал.
– Здравствуй, мама! Как с тобой обращается Судьба?
Ниоба вздохнула. Ее сыну исполнилось тридцать четыре года, он был на одиннадцать лет ее старше – физически – и являлся гением в том деле, которым занимался. Возможно, этому не следовало удивляться; отца природа наделила блестящими способностями, а сын получил уникальное образование, начатое гамадриадой. Естественно, молодой человек разобрался в собственной родословной и сумел совершенно точно узнать, что произошло с его матерью.
– У меня все хорошо, – ответила она. – А вот ты, сын… мне бы хотелось, чтобы ты не отгораживался от остального мира. Это вредно.
Он улыбнулся, приготовившись пойти ей навстречу в таком простом вопросе.
– Что я должен сделать, мама?
– Проводи хотя бы немного времени с людьми, по крайней мере со своими родственниками и друзьями! Когда в последний раз ты наведывался к черному дубу?
– Пять лет назад, – признался он.
– А сколько не видел Пасиана?
Маг принялся считать на пальцах.
– Около десяти. После того как он женился, все изменилось.
– Отправляйся, повидай их, – потребовала Ниоба. – Ты многим обязан гамадриаде, а Пасиан хороший человек, и у него замечательная семья. – Она принялась внимательно разглядывать сына. – Кстати, а когда ты намерен жениться?
– Когда встречу самую красивую женщину своего поколения, – ответил он, улыбаясь. – В соответствии с предсказанием.
Было очевидно, что Маг Кафтан больше не относится всерьез к пророчествам. Может быть, он исследовал и их тоже, прибегнув к высшей магии, но Ниоба сомневалась. Это не его тип волшебства, а изучать собственную судьбу очень сложно; быстро возникает парадокс.
– Ну хорошо, всему свое время. Пока что навести кузена, это-то ты можешь? – требовательно поинтересовалась она.
Маг кивнул, вспоминая детство:
– Верно. Ладно, мама, я съезжу к черному дубу и повидаю Пасиана.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– И не откладывай, – приказала Ниоба, превратилась в паука и по тонкой паутинке заскользила назад, в Чистилище.
Ей больше не нужно было ничего от него скрывать.
Маг сдержал слово. На следующий день он позвонил Пейсу, и вскоре они встретились. В промежутке молодой человек поехал к черному дубу. Гамадриада страшно обрадовалась, увидев его, хотя прошедшие с последней встречи годы сделали ее еще более застенчивой.
– Мама говорит, что я должен жениться, – сказал Маг, и дриада согласно закивала. – Но где на Земле я смогу отыскать смертную женщину, которая была бы так же красива, как ты?
Нимфа пожала плечами и покраснела, простив ему пять лет невнимания; даже бессмертные существа подвержены лести.
Приехав к Пасиану, Маг Кафтан познакомился с Блендой. Он видел ее совсем маленькой, а потом несколько лет спустя. Ей исполнилось двадцать три, совсем как Ниобе, и она была ослепительно хороша – когда девушка вошла в комнату, ему показалось, что стало светлее. Понадобился бы эксперт, чтобы решить, кто красивее – она или гамадриада, но ведь Бленда была смертной. Она смущенно улыбнулась Магу – и его коснулось волшебство, гораздо более сильное, чем то, с которым он до сих пор имел дело.
На следующий год они поженились. Ниоба, которую пригласил сын, присутствовала на свадьбе в своем собственном облике, поскольку теперь ее никто бы уже не узнал. В конце концов, ей ведь исполнилось пятьдесят восемь лет – теоретически; ну кто подумает, что она мать жениха?
Один лишь Пасиан, отец невесты, бросил на нее внимательный взгляд – а потом пожал плечами, не в силах поверить в дикое подозрение, возникшее у него в голове.
Свадьба получилась просто замечательной. Ниоба сидела одна в толпе, среди гостей, приглашенных со стороны жениха, и плакала. Когда молодые обменялись клятвами, она уже с трудом сдерживалась.
– Я теряю сына! – всхлипывала она.
Многие гости поворачивали к ней удивленные лица.
Между церемонией бракосочетания и праздничным ужином молодожены позировали для фотографий. Жених не мог предоставить для этого случая гордых родителей: семья, которую он считал своей, на самом деле принадлежала его кузену, отцу невесты.
– Извини, дорогая, – прошептал он Бленде и подозвал Ниобу, которая неуверенно приблизилась, пряча слезы. – Это моя родственница; она сфотографируется вместо моих родителей.
Итак, Ниоба встала рядом с Блендой и улыбнулась, Бленда тоже улыбалась
– и среди собравшихся прокатился тихий ропот изумления.
– Посмотрите на них! – воскликнула какая-то женщина. – Они так красивы, что похожи на близнецов!
«Да, правда», – подумала Ниоба.
Говорили, что она самая красивая женщина своего поколения, и Бленда тоже. Волосы Ниобы были цвета темного янтаря или гречишного меда, а у Бленды – светло-янтарные, как мед из клевера; у обеих они ниспадали до самой талии, настолько тонкой, что таких и в природе не бывает. У обеих были ярко-голубые глаза. Обе напоминали два сияющих самоцвета. Какое удивительное совпадение!
Затем фотографы занялись другими гостями, а про Ниобу и Бленду на минутку все забыли.
– Пожалуйста, – взмолилась Бленда, – скажите мне, кто вы! Каф говорил, что у него есть красивая родственница, но я и не подозревала…
Ниоба, естественно, проверила жизненную нить Бленды и знала, что она хорошая девушка, совсем как ее мать. Ей можно было доверять, и она заслуживала знать правду.
– Тебе будет трудно поверить…
– Я видела магию Кафа, я во многое способна поверить!
– Я его мать.
Великолепно очерченный ротик Бленды широко открылся. Девушка посмотрела в противоположный конец комнаты, где стоял ее муж, который серьезно кивнул, увидев изумленный взгляд, хотя явно не слышал того, что сказала Ниоба. Впрочем, Бленда довольно быстро пришла в себя.
– А, я поняла, заклинание, сохраняющее молодость! Конечно же! Он говорил, что его мать… да вы и сами все знаете!
– А его отец был очень умным и красивым человеком, – заявила Ниоба, чувствуя, как на глаза снова наворачиваются слезы. – Как твой. Знаешь, дело тут вовсе не в заклинании… ну, не совсем. Я не старею. Потому что стала воплощением. Именно поэтому мне пришлось отказаться от ребенка.
– Кем вы стали?
– Судьбой.
– Судьбой! – В глазах Бленды промелькнуло понимание. – Значит, вы устроили…
– Брак моего сына? Не в том смысле, в каком ты имеешь в виду. Просто я сказала, что ему следует возобновить отношения с самым близким товарищем, кузеном Пейсом, а дальше все произошло само собой. Должна признаться, я даже и не подумала о тебе, но рада, что все так случилось. Вы достойны друг друга, да и предсказание сбылось.
– Предсказание?
– Что мой сын будет обладать самой прекрасной женщиной своего поколения, и у него родится дочь, которая будет самой талантливой в своей области деятельности и полюбит воплощение.
– Мой отец что-то говорил о пророчестве, – вспомнила Бленда. – Только он сказал, что в его случае оно не сбылось.
– С предсказаниями такое происходит крайне редко, – заметила Ниоба. – Относительно моего сына оно сбылось; вполне возможно, что ваша дочь станет возлюбленной воплощения Смерти или Зла. Не нужно пугаться, это только звучит очень страшно. Она должна спасти человечество и пойти против спутанной пряжи. Поскольку существует некто, возражающий против спасения человечества, ей может угрожать опасность.
Бленда безмолвно присвистнула.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ее защитить! И как следует подумаю, прежде чем родить дочь. Я благодарю вас за то, что вы рассказали о пророчестве. Мне было неизвестно его полное значение.
– Никому не дано знать полное значение предсказания – пока не бывает слишком поздно.
Они поцеловались, а потом перешли в столовую, где Бленда присоединилась к своему мужу, чтобы разрезать громадный свадебный торт. Она взяла нож. Маг положил свою руку на ее, и они поднесли лезвие к верхушке.
– Подожди! – воскликнул Маг. – Я чувствую зло!
Он оттеснил невесту в сторону и вынул камень.
Наступила мертвая тишина. Маг поднял повыше камень и нарисовал в воздухе круг. Когда камень приблизился к торту, возникло ослепительное сияние. Маг кивнул – именно здесь средоточие зла.
– Отойди к родителям, – напряженно проговорил молодой человек. – Тут может быть опасно.
– Я знала, что от сладкого толстеют… – пролепетала Бленда и встала рядом с Пасианом и Бланш. Они втроем наблюдали за происходящим с одной стороны, а Ниоба и остальные гости – с другой. Что такое случилось с тортом?
Сахарная глазурь затрещала, а в следующее мгновение торт взорвался. Куски глазури разлетелись в разные стороны, залепили потолок, Мага и гостей. А из самого центра выскочил демон – красная шкура, хвост в шипах и уродливая рогатая голова. С диким ревом он бросился на Мага – и отскочил, словно от невидимого щита. Естественно, могучий волшебник позаботился о собственной безопасности.
– Ага, значит, ты отказываешься умереть. Кафтан! – заорал демон таким пронзительным голосом, что слова были едва различимы. – Но ведь Чтобы родился ребенок, нужны двое! – Он развернулся в сторону Бленды и сделал огромный прыжок.
Маг швырнул своей юной жене камень:
– Лови!
Бленда, замершая на месте от ужаса, машинально протянула руку и поймала камень в тот момент, когда демон опустился на пол. Он снова взвился в воздух, поскольку теперь она была защищена; чудовище отскочило от невидимой сферы и налетело на Бланш. Демон открыл огромную пасть, и отвратительные острые клыки сомкнулись на шее. Брызнула кровь.
– Мама! – испуганно крикнула Бленда.
В этот момент Маг пустил в ход другой камень. Голубое сияние окутало демона – тот взвыл и превратился в булькающую, покрытую пузырями лужу.
Слишком поздно. Мать невесты умерла. Демону не удалось добраться ни до Мага, ни до его жены, но, потерпев поражение, он все равно совершил чудовищное зло.
7. ИЗМЕНЕНИЯ
Ниоба в данном случае оказалась бессильна, хоть и являлась воплощением. Ей не пришло в голову проверить нить Бланш. Сатана снова одержал победу. Ему помешали, как помешали, когда его злокозненные планы были направлены против Ниобы, но пострадал невинный человек.
– Мне следовало предвидеть, – с глубоким огорчением сказала Лахесис. – Возможно, положение нитей на Гобелене удалось бы изменить…
– Но ведь обрезаю нити я, – возразила Атропос. – Я здесь уже достаточно долго, чтобы знать…
– Нить Бланш перерезала твоя предшественница, – вмешалась Ниоба. – Однако я уверена, что проверяла ее, когда Пасиан женился – она была нормальной длины. Мы все совершаем ошибки, когда имеем дело с Сатаной. Никто не должен был умереть на этой свадьбе, но наш общий враг послал демона к… – Она пожала плечами, помолчала немного, а потом продолжила: – Придется поставить временную заплату на Гобелене, как мы уже не раз делали раньше.
– И все же несчастья не случилось бы, если бы я была внимательнее, – заявила Лахесис. – Когда Танатос теряет бдительность, его убивает тот, кто становится новым Танатосом; когда ошибаюсь я, страдают невинные смертные. Пора мне уходить на покой.
Естественно, Ниоба запротестовала. Однако все понимали, что она права: Лахесис, отмеряющая нити, должна следить за попытками Сатаны вмешаться в ее работу. Никто из воплощений не в силах помешать другому воплощению исполнять свой долг, если то начеку. Сатана добился успеха посредством обмана – и Лахесис, совершив ошибку, попалась в его сети.
Они нашли женщину среднего возраста, у которой не осталось близких родственников и которая обладала организаторскими талантами, и связались с ней. Та согласилась, и замена была произведена. На этот раз переговоры вела Ниоба, как самая опытная из всех аспектов Судьбы. Она взяла женщину за руку, и ее сущность присоединилась к Клото и Атропос, а сущность Лахесис их покинула.
И снова среди них оказалась новенькая.
К несчастью, замена Лахесис не сделала работу Судьбы легче. Сатана воспользовался возникшими возможностями, чтобы смешать нити к своей выгоде. Опять им пришлось бороться с подступающей катастрофой – и вновь они не сумели добиться полной победы.
Политическая ситуация на Земле постоянно менялась. Какое бы правительство ни находилось у власти. Сатана виртуозно умел совращать общественных деятелей. По всему миру соотношение между добром и злом в политике находилось в состоянии неустойчивого равновесия. Всякий раз когда удавалось устранить одного злодея, его место занимал другой. Становилось ясно, что Сатана стремится добиться перевеса в этой области, чтобы перенести его в социальную сферу. Нигде война между добром и злом не была столь наглядной.
Многие сограждане Ниобы иммигрировали в Америку, теперь у них там имелись собственные представители в правительстве. Хорошо это было или плохо, зависело от конкретных людей, но Ниоба всегда оказывала предпочтение своим соотечественникам. Поэтому, когда во время поисков новой Лахесис она обнаружила среди нитей на Гобелене дьявольскую неразбериху, связанную с поселенцами в Америке, она решила ее расследовать. Ниоба не сомневалась, что Сатана замыслил очередную мерзость
– узлы никогда не образовывались естественным путем, – но сама она разобраться до конца не могла, а Лахесис была слишком неопытна.
– Похоже, придется преждевременно обрезать чью-то нить, – сказала Атропос.
Они внимательно изучили ситуацию, и выяснилось, что раньше срока оборвется жизнь будущего кандидата на пост президента США. Это серьезно исказит Гобелен. Но насколько серьезно?
Ниоба обратилась за советом к Хроносу, который помнил будущее. Их роман с небольшими перерывами продолжался в течение тридцати пяти лет, и теперь она относилась к нему с большой нежностью: Ниоба уже давно убедилась в том, что он благородный человек. Поскольку они двигались во времени в разные стороны, их отношения всегда отличались новизной; и для Ниобы, и для Хроноса так было удобно. Ниоба часто вспоминала его слова о том, что понять воплощение может лишь другое воплощение.
Но Хронос не сумел ей помочь.
– Как ты, наверное, знаешь, я тут всего год, и мне неизвестно будущее, выходящее за пределы данного времени.
– Я и не представляла! – с удивлением воскликнула Ниоба. – Я думала, ты вечен, хотя в самом начале ты мне рассказал о себе…
Теперь Ниоба вспомнила, как Хронос забыл, что приближается начало-конец их отношений. Ничего удивительного, ведь прошло столько лет!
– Да! Значит, скоро состоится наша первая встреча!
Хронос улыбнулся:
– Мне было с тобой очень хорошо, Клото; я твой вечный должник. Надеюсь, что смогу вернуть долг.
– Ты это уже сделал, Хронос, – заверила его Ниоба.
Не имея возможности заглянуть в будущее, они отправились на Землю, чтобы проверить живые нити. И обнаружили, что Сатана прислал из Ада демона, который должен был поздно вечером на проселочной дороге врезаться на своем автомобиле в машину известного сенатора. Точнее, в одного из почитателей Сатаны – сатаниста – вселился дьявол, чтобы тот совершил покушение; естественно, смертному не сказали, что, по всей видимости, он тоже погибнет. Ему просто обещали, что он будет щедро вознагражден за помощь Сатане.
Прежняя, умудренная опытом Лахесис переместила бы нити таким образом, что Сатана не имел бы возможности вмешаться. Но подобная задача оказалась непосильной для нового аспекта Судьбы. Чтобы овладеть хитростями профессии, требуется время. Придется навестить сенатора и поговорить с ним.
В тот день когда должен был произойти «несчастный случай», Ниоба получила тело в свое распоряжение и скользнула по паутине к загородному коттеджу, где сенатор устроил праздник для друзей и соратников. Вино лилось рекой, среди гостей было много привлекательных девушек.
Ниоба не одобряла подобного образа жизни; если это хороший политик, что же тогда представляют собой плохие? Впрочем, не стоит судить о человеке по его развлечениям; главное – как он исполняет свои обязанности. Женщин тоже нельзя винить за то, что они слетаются на такие вечеринки, как пчелы на поле, усеянное цветами; такова уж их природа. Ниоба сама полюбила Седрика только после того, как он продемонстрировал ей свою силу. К тому же огромное количество красоток облегчило ей проникновение в дом: все решили, что она профессиональная жрица любви.
Ниоба наполнила свой бокал водой, но держала его так, чтобы никто не догадался, что она не пьет спиртного; девушка не брала в рот спиртного с той самой ночи, когда Седрику стало плохо. Ниоба хладнокровно избавлялась от молодых людей, которые пытались с ней познакомиться, и постепенно пробивалась к сенатору. Когда он пригласил ее на танец, она прошептала:
– Сенатор, ваша жизнь в опасности.
Он улыбнулся так, словно надеялся собрать голоса избирателей:
– Вы русский шпион?
– Нет, просто хочу сохранить нынешнее положение вещей. Уже приготовлен автомобиль, который должен врезаться в вашу машину. Никуда не уезжайте сегодня, сенатор.
Он снова улыбнулся, но на сей раз за улыбкой скрывалась злость: сенатору не нравилось выслушивать приказы. Его политические взгляды отличались благоразумием, обычно он принимал правильные решения, однако сенатор не был безупречен. Ниоба уже давно поняла, что в каждой нити намешано добро и зло – в этом и заключался смысл жизни, если верить Сатане. Ее никогда не удовлетворяли подобные объяснения, и все же какая-то частица правды в словах Сатаны присутствовала. Сенатора разозлило предупреждение – однако Ниоба принадлежала к тому типу женщин, которым он никогда не говорил «нет» в лицо. Именно по этой причине Ниоба и выбрала собственное тело, одевшись в весьма открытое платье. Сенатор обязательно попытается соблазнить ее.
– Вы можете предложить мне что-нибудь более привлекательное? – с интересом спросил он.
– Вашу жизнь, – спокойно ответила она. – Дом хорошо защищен; убийца сюда не проникнет. Он должен перехватить вас на дороге, сегодня. Оставайтесь здесь; к утру угроза минует. – Они выяснили, что злой дух не может провести вне Ада более нескольких часов.
– Остаться – с вами?
– Нет, сенатор. Я здесь только для того, чтобы вас предупредить, а не доставить вам удовольствие. Если вы меня послушаетесь, все будет хорошо.
Ниоба отвернулась и отошла в сторону.
Скрывшись из виду, она сразу же передала тело Лахесис, чтобы сенатор ее не нашел, и покинула коттедж. Снаружи она превратилась в паука и устроилась на ветке дерева.
Как и следовало ожидать, ее предупреждения оказалось недостаточно. После того как нить меняет свое место, почти невозможно на нее повлиять, а в данном случае Сатана задействовал сразу несколько крепко связанных друг с другом нитей. Сенатор вышел из дома с молодой женщиной; он собирался покататься на машине. Конечно, сенатор был женат, но такие люди относятся к подобным вещам не слишком серьезно.
Ниоба, не зная, что предпринять, скользнула по паутине вниз и опустилась на плечо сенатора. Видимо, надо отправиться на прогулку вместе с ним и позаботиться, чтобы он не стал жертвой столкновения. Возможно, если сенатор увидит приближающуюся машину убийцы, он вспомнит о предупреждении и успеет съехать с дороги. Конечно, после этого демон может на него напасть, но Ниоба надеялась, что сумеет ему помешать. В любом случае она должна попытаться. Как ей хотелось, чтобы путаница среди нитей возникла не сейчас, а когда Лахесис наберется опыта!.. Увы, Сатана никогда не упускает подобного шанса!
У сенатора была маленькая машина; девушка уселась на место пассажира. Он выехал на заднюю дорогу, чтобы не столкнуться с охранником у главного входа; видимо, ему не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал автомобиль и сообщил его жене. Болван!
Ниоба понимала, что убийца рыщет где-то совсем рядом, надеясь заметить машину сенатора. Надежды спастись у него почти не осталось.
Ниобе было трудно говорить, обратившись в паука, но она сумела решить эту проблему.
– Сенатор! – сказала Ниоба, устроившись рядом с его левым ухом.
Он посмотрел на сидящую справа девушку:
– Да?
– Что? – отозвалась девушка.
– Она молчала, – вмешалась Ниоба. – Говорила я. Я – паук на вашем плече.
Сенатор с удивлением посмотрел налево:
– А это еще что за волшебство?
– Всего лишь изменение формы. Я предупреждала вас ранее об опасности.
– Значит, вы та красавица! – воскликнул он. – Я не знал, что вы волшебная!
– Что происходит? – резко спросила девушка.
– Со мной разговаривает паук, – ответил сенатор.
– Паук – красавица? Я не верю!
– Послушайте меня! – закричала Ниоба. – Съезжайте с дороги, пока убийца вас не заметил!
Сенатора охватили сомнения.
– Я думал, что вы хотели привлечь мое внимание. Но потом вы исчезли. Теперь оказалось, что вы умеете менять обличье. И все-таки я не понимаю, почему вы обо мне беспокоитесь?
– Меня мало интересуете вы, – ответила Ниоба. – Будь на то моя воля, я бы все рассказала вашей жене. Однако вы один из лучших людей среди множества политиков, и у вас есть реальные надежды на будущее, поэтому я не хочу, чтобы Зло расправилось с вами. Пожалуйста, сенатор, поворачивайте обратно, вернитесь на вечеринку. Перенесите приключение на другой день.
– Теперь и я слышу! – воскликнула девушка. – Разве пауки умеют говорить?
– Не знаю, – ответил сенатор, и Ниоба поняла, что он имеет в виду возникшую ситуацию, а не говорящих пауков.
В неспособности быстро принимать решения крылась его главная слабость. Обычно ему помогали советники и люди, которые заранее писали речи; возможно, он слишком сильно на них полагался. Когда же сложилась экстраординарная ситуация, бедняга не знал, как следует себя вести.
– Хорошо, давайте просто подстрахуемся, – настаивала Ниоба. – В худшем случае вы потеряете возможность получить удовольствие! Но я утверждаю, что вам грозит смерть!
Сенатор продолжал колебаться.
– Вы волшебница, тут нет никаких сомнений, однако я не понимаю ваших мотивов. На вечеринке мне тоже может грозить опасность.
– Тогда отправляйтесь в другое место! – воскликнула Ниоба своим тоненьким паучьим голоском. – Пройдитесь по лесу! Все что угодно, только не поездка по этой дороге сегодня вечером!
Сенатор наконец принял решение:
– Ладно, проверим ваши слова. Эмджи, садись за руль. Я выйду из машины и немного осмотрюсь. Если убийца ищет меня, тебя он не тронет, а я его сразу раскушу.
Он остановил машину и надел темные очки.
– Но я не знаю дороги! – запротестовала девушка.
– Поезжай по шоссе, никуда не сворачивая, и скоро окажешься на пляже. Тут недалеко; я приду, как только проверю историю мисс Паучихи. Посмотрим, кто появится на дороге.
– Ну, если ты хочешь… – с сомнением проговорила девушка и пересела за руль.
Автомобиль медленно поехал дальше, а сенатор спрятался за кустами на обочине дороги.
Когда огни машины скрылись из виду, сенатор обратился к Ниобе:
– Хорошо, женщина-паук, обратитесь в человеческую форму! Я ведь вас послушался!
– Я пришла сюда вовсе не для того… – запротестовала Ниоба.
– Превращайтесь – иначе я вас раздавлю! – Сенатор поднял руку, словно собирался ударить себя по плечу.
Ниоба быстро изменила облик. Вовсе не потому, что чего-то боялась, находясь в обличье насекомого – ее защищала паутина, которая делала любой аспект Судьбы неуязвимым и в виде человека, какой бы беззащитной она ни казалась. У Танатоса и Хроноса имелись на то плащи, у нее – паутина. Но Ниоба не хотела открывать сенатору свою истинную сущность, а потому исполнила его пожелание. Соскочив с плеча, Ниоба снова стала собой.
– Вот так-то лучше, – заявил сенатор, протягивая к ней руки.
Ниоба отступила на несколько шагов.
– Сенатор, если вы думаете, что в мои планы входило остаться с вами наедине… не боитесь ли вы, что я заманила вас в ловушку?
– Нет. – Он постучал пальцем по очкам. – Они показывают зло. В вас его практически нет; вы прелестны…
– Ну, тут вы правы…
Ниоба замолчала, услышав какие-то звуки.
Сенатор тоже. Спрятавшись за кустами, он начал вглядываться в дорогу.
Вдалеке показался автомобиль. Фары разрезали темноту, глухо рокотал мотор. Сенатор продолжал смотреть – и издал сдавленное восклицание.
– Существо в машине – демон!
– Человек, одержимый злым духом, – согласилась Ниоба. – Теперь вы мне верите?
– Если бы я находился в автомобиле…
– Вас бы заметили, демон увеличил бы скорость, и произошло бы столкновение. Злой дух не боится смерти, он уже давно мертв, хотя человек, в которого он вселился, еще жив.
Сенатор снова бросил взгляд на дорогу:
– Он нападет на Эмджи?
– Нет. Дух должен убить вас, до других ему нет дела.
– Мне в любом случае необходимо пойти за ней. Я не хочу, чтобы она оставалась на пляже, пока это чудовище разъезжает по дороге! – Он быстро побежал в сторону пляжа.
Ниоба устремилась за ним.
– Вам грозит опасность, сенатор! Этот демон вернется, и…
– Я спрячусь при его появлении! – задыхаясь, ответил он и перешел на шаг – физическое состояние не позволяло ему пробежать всю дорогу до пляжа.
Автомобиль убийцы вернулся, и сенатор успел нырнуть в кусты. Одержимые не слишком наблюдательны, поскольку вся энергия демона уходит на то, чтобы управлять телом жертвы, а не смотреть по сторонам. Было бы гораздо лучше, если бы злой дух просто сидел в теле, позволяя живому человеку выполнять указания, однако, когда дело доходит до выполнения приказа о самоубийстве, могут возникнуть трудноразрешимые проблемы. Демон должен сохранять полный контроль, чтобы в решительный момент не произошло задержки. Вероятно, именно по этой причине демоны и не могут долго находиться среди живых; слишком уж много энергии им требуется для управления людьми.
Почему Сатана не послал настоящего демона, как во время свадьбы Мага? Должно быть, в данной ситуации такое решение не годилось. Настоящие демоны обитают в Аду, и Сатане удавалось отправить их на Землю только в исключительных случаях. Здесь живут смертные, а для демонов, как и для ангелов, тут все враждебно. В мире смертных злые духи чувствуют себя гораздо лучше, зато они куда менее надежны. По-видимому, Сатана не ожидал, что Судьба захочет лично вмешаться; он забыл о том, что Ниоба имела с ним личные счеты.
Они подошли к мосту, переброшенному через небольшой пролив, и в ужасе остановились. Деревянные перила были разнесены в щепки. Очевидно, машина сорвалась с моста и упала в воду.
– Эмджи не знала дороги! – воскликнул сенатор. – Посмотрите, мост слегка сворачивает, а она поехала прямо…
Он сорвал пиджак, скинул туфли и нырнул. Через несколько мгновений голова сенатора показалась над водой.
– Машина там!
Он снова нырнул.
– Я не могу открыть дверь! – воскликнул он, вынырнув через несколько мгновений.
Ниоба опустила волшебную нить и скользнула по ней вниз, не обращая внимания на воду. Однако в таком виде она могла только наблюдать, совершать физические действия ей было не под силу. Она увидела машину с девушкой внутри.
Ниоба вернулась на берег.
– Девушка мертва. Вы уже ничего для нее не сделаете. Возвращайтесь домой, – посоветовала она, после чего с тяжелым сердцем отправилась в Чистилище.
Там ее поджидал Сатана.
– Значит, решила вмешаться… Ну, у тебя ничего не получилось.
– Я спасла его жизнь! – сердито возразила Ниоба.
– В обмен на жизнь невинной девушки, – парировал он. – Моя цель достигнута. Меня не волнует, будет этот человек жить или умрет; я просто хотел покончить с его политической карьерой. И я своего добился.
Ниоба скользнула мимо, отказываясь продолжать разговор. Однако последующие события показали правоту Сатаны. Сенатор рассказал, что он хотел отвезти девушку в город, но заблудился, свернул не в том месте и выехал на пляж; ему удалось выскочить из машины, а Эмджи – нет. Кое-кто ему поверил; другие сомневались, ведь его масса в два раза превышала массу девушки. Как он мог оказаться таким ловким? Слишком много вопросов, и не на все из них имелись ответы. Сенатор возглавлял свою партию, скорее всего стал бы кандидатом в президенты; но после скандальной смерти девушки у него не осталось ни единого шанса. Он по-прежнему занимал сенаторское кресло, однако потерял все надежды на то, чтобы стать президентом. Его карьера была кончена. И все из-за того, что он позволил девушке одной поехать по незнакомой дороге.
– Если бы я лучше умела обращаться с нитями… – промолвила Лахесис.
– Нужен многолетний опыт, чтобы противостоять Сатане, – с мрачным видом перебила ее Ниоба. – Он невероятно коварный и не знающий устали противник. Мы думали, он стремится лишить сенатора жизни, а оказалось, что крушение карьеры его вполне устроило. По всей видимости, мы уже ничего не могли сделать, когда обнаружили путаницу в Гобелене.
Однако ненависть к Сатане вспыхнула в ней с новой силой.
Сколько раз она вступала с ним в борьбу и несла потери: Седрик, Бланш, а теперь сенатор. Ей хотелось вчистую обыграть Лукавого. Но всякий раз оказывалось, что люди доброй воли ничего не могут противопоставить лишенному всяких принципов воплощению Зла.
Время Хроноса подходило к концу. Чем быстрее приближался момент перемен, тем сильнее становилась его неуверенность в себе. Для него все лишь только начиналось, для остальных – близилось расставание.
Каждый новый Хронос получал в свое распоряжение Песочные Часы, могучий волшебный предмет. В этом смысле он ничем не отличался от остальных воплощений. Однако с момента вступления в должность Хронос жил в обратном направлении – до той самой секунды, пока не отдавал Песочные Часы своему предшественнику. Исключительно неудобная процедура.
Ниоба всегда оставалась самым близким для Хроноса человеком, а сейчас он особенно в ней нуждался. Физически он был в два раза ее старше, но в остальном много моложе. Теперь они занимались любовью с отчаянием, словно Хронос нуждался в заверениях, что иные вещи никогда не меняются. Он мог влиять на само время, но ему не хватало опыта, из-за чего он чувствовал себя крайне неуютно.
Наконец наступил день их первой встречи. Ниоба знала, когда это произойдет, потому что догадалась спросить – вроде бы в шутку, – сколько раз они занимались любовью, а затем начала вести счет. Теперь Хронос был отчаянно влюблен в нее, но боялся признаться и не мог как следует выполнять свои обязанности. Ниоба нежно соблазнила его, показывая, что у них все в порядке, что она понимает.
В своей смертной жизни – как давно! – Ниоба с отвращением взирала бы на себя со стороны. Однако она стала на тридцать шесть лет мудрее и чувствовала Хроноса гораздо лучше, чем он мог себе представить. Он был старым другом, и, хотя Ниоба никогда его не любила, она ни о чем не жалела. Сатана, естественно, называл ее девушкой по вызову; Ниоба считала, что такая работа тоже требует призвания. Ее помощь Хроносу имела большое значение, и все же она тосковала по истинной любви, которая на короткое время соединила ее с Седриком.
Роман с Хроносом подошел к концу – или еще не начался. Наступил последний-первый день, когда Хронос заканчивал-начинал свою деятельность. Он был так растерян, что Ниобе пришлось в буквальном смысле взять его за руку и отвести в особняк, где она объяснила ему, что происходит. Вне особняка их жизни текли в разных направлениях, и общение было затруднено, потому что Хронос еще не научился пользоваться Песочными Часами. Ниоба указания написала, поскольку надписи воспринимаются правильно вне зависимости от направления течения времени, и взяла его за руку, чтобы они попали в один временной поток.
Так они оказались неподалеку от парка развлечений. Хронос явно не понимал, что ему следует делать дальше. Как-то он поведал Ниобе, что то был его первый час в новой должности – он еле-еле выбрался из парка; как жаль, что она не нашла его раньше!
Сейчас она понимала, почему так не сделала (сделает) – ей требовался час, чтобы ввести его в курс событий. Ее письменные указания объяснили ему, как с помощью Песочных Часов развернуть себя во времени. Сделав это, он начал двигаться во времени вперед, и они смогли общаться. В его особняке они все еще были вместе, только теперь вспять двигалась она. Полчаса его поворота компенсировали полчаса, проведенные Ниобой в особняке, вот почему она вышла из дома в тот самый момент, когда начался их диалог – она заранее позаботилась, чтобы все получилось именно так. Хронос теперь знал вполне достаточно и мог продолжать действовать самостоятельно, к тому же в особняке полно преданных слуг, которые всегда придут к нему на помощь; Ниоба не сомневалась, что все будет хорошо – на ее памяти у Хроноса не возникало неразрешимых проблем.
Перед Ниобой встала другая задача: пришла пора познакомиться с новым Хроносом. Хронос имел слишком большое значение для ее работы, чтобы им пренебречь; она должна заранее знать, с кем придется иметь дело. Чтобы это выяснить, Ниоба вернулась в парк развлечений, выбрав момент через несколько минут после того, как она показала Хроносу свою записку.
Она оставалась в своем теле, потому что Лахесис была еще слишком неопытна для такой трудной задачи, а Атропос отдыхала. На этот раз Ниоба спряталась, закрыв лицо платком, чтобы Хронос ее не узнал, даже если бы и заметил; впрочем, он не имел ни малейшего понятия о том, кто она такая, ведь они еще не встречались.
Ниоба последовала за Хроносом, который пятился в сторону парка. Никто не обращал на него внимания; смертные редко замечают воплощения, а уж живущего в противоположном потоке времени Хроноса и вовсе трудно разглядеть. Поэтому, хотя вокруг и бурлила толпа, они оказались в ней вдвоем. Ниоба играла с Хроносом в прятки.
Неожиданно ей стало его жаль – таким он казался смущенным и несчастным. Он рассказал Ниобе о том, что тогда чувствовал. Теперь она знала Хроноса ближе, чем любой другой человек – в прошлом, будущем и настоящем. Тридцать шесть лет они оставались соратниками и любовниками – и это позволило им прекрасно изучить друг друга. Наверное, было бы лучше, если бы Ниоба любила Хроноса, поскольку он всегда был в нее влюблен. Однако такое распределение ролей позволяло ей сохранять объективность, помогло легче переносить ссоры и странную сущность их отношений. Она вспомнила, как однажды они договорились заниматься любовью в своих естественных состояниях, двигаясь в противоположных потоках времени. Это оказалось возможным… и завораживающим поначалу, хотя для нее не так уж отличалось от их обычных встреч, потому что она не испытывала сильного возбуждения. В результате их постигло разочарование. Но сейчас, когда Ниоба наблюдала за движущимся сквозь толпу задом наперед Хроносом, тот эпизод во всех подробностях всплыл у нее в памяти.
«Может быть, – подумала она, – это похоже на человеческую жизнь: каждый идет своим путем, иногда пытаясь входить в контакт с другими и лишь в редких случаях добиваясь успеха. Потому что все мы – смертные или бессмертные – шагаем по собственной, уникальной временной тропе, не умея связать ее с дорогами других, как бы мы ни пытались».
Наконец Хронос вошел в пещеру ужасов. Ниоба последовала за ним. Они не стали покупать билеты – контролеры так же, как и остальные люди, не замечали их.
«Здесь тоже можно провести аналогию с жизнью смертных, – подумала Ниоба. – Основные движущие силы так и остаются сокрытыми».
В пещере ужасов было полно призраков, которые периодически появлялись в воздухе, строили страшные рожи и издавали пронзительные вопли, чтобы напустить страху на зрителей. Однако только самые маленькие дети пугались; остальные знали, что призраки не наделены плотью, а значит, совершенно безобидны. И все же это было забавно – так бывает, когда играешь в нечестную азартную игру. Иллюзия страха и возможность неожиданно разбогатеть – вот что привлекало сюда людей.
Ниоба остановилась возле одного из призраков.
– Интересно, а ты получаешь от всего этого удовольствие? – спросила она. – Ты не чувствуешь себя глупо, играя в дурацкие игры?
– Ну, это действительно довольно глупо, быстро надоедает и только усиливает негативное отношение людей к призракам, но нам хорошо платят, – ответил призрак. – Не так-то просто призраку получить работу, вы же знаете.
– А зачем тебе деньги?
– Сейчас я вам расскажу, – ответил призрак, приобретая черты молодой женщины. – Я направлялась на работу – тогда я была еще жива – опаздывала, поэтому решила свернуть на аллею. Я отлично знала, что так поступать не следует, но в том месяце я уже дважды опоздала, и мне сделали предупреждение; я обязана была успеть вовремя. Неожиданно на меня напал человек в маске. Я отчаянно закричала и бросилась бежать, но он догнал меня, приставил нож к горлу и изнасиловал. Я непрерывно кричала, но никто не пришел на помощь – хотя вокруг и было полно людей. Наконец – слишком поздно – я рассвирепела и укусила его за руку. Последнее, что я помню: его нож вонзается мне в шею.
– О да, – пробормотала Ниоба.
Она совсем не ожидала подобного ответа.
– Наверное, я потеряла сознание, и прошло несколько минут, прежде чем я рассталась с жизнью. Я увидела свое тело, обнаженное ниже пояса, и залитое кровью горло, а насильник исчез. Ну, должна признаться, мне это совсем не понравилось. Я намерена выяснить, кто так подло со мной поступил, и отомстить. Только для этого необходимы деньги, потому что частные детективы отказываются работать бесплатно. Очень скоро у меня будет достаточно, чтобы нанять одного парня, и я буду работать до тех пор, пока негодяя не поймают. – Она пожала плечами: – По правде говоря, пугать всех подряд – еще не самое плохое дело. – Призрак помолчал немного, собираясь с силами, а потом взвился в воздух и завопил: – Бууу!
Ребенок подпрыгнул, захихикал и очень довольный зашагал дальше.
– Желаю тебе удачи и богатства, – сказала Ниоба.
– Скажите, как вам удается видеть во мне личность? – поинтересовался призрак. – Большинство живых людей не…
– Потому что ты личность, – ответила Ниоба. – Я сама пряла твою нить. Мне очень жаль, что пришлось так рано ее отрезать.
– О, так вы Судьба! Я вас не узнала!
– Немногим это под силу, – сказала Ниоба и зашагала вслед за Хроносом, шедшим спиной вперед по проходу.
«Почему, – подумала Ниоба, – Хронос решил произвести обмен именно здесь?»
Это место назвал следующий Хронос, который прибыл сюда из будущего. Он привязан не к месту, а лишь к моменту рождения и выбрал точку, куда должен прийти его преемник и забрать Песочные Часы. Откуда тот узнает, где должна произойти встреча? Очевидно, они каким-то образом получают указания, однако Судьба не имеет к ним никакого отношения. Лахесис, естественно, отмерила длину нити будущего Хроноса, но, когда человек становится воплощением Времени, его нить исчезает с Гобелена, словно произошла неожиданная смерть. Хронос, тот, с кем она провела так много лет вместе, как-то заметил, что его смертное существование было бессмысленным и скучным – скудное, он использовал тогда именно это слово – вот почему, когда у него появилась возможность стать воплощением, он сразу согласился. Но он не знал, что ему придется жить в обратном потоке времени и сражаться с Сатаной.
Ну, очень скоро Ниоба познакомится с будущим Хроносом. Она наблюдала через трещину в стене пещеры ужасов, как ее Хронос отступает в темное помещение, освещенное только сиянием Песочных Часов. Вдалеке появилась еще одна фигура, идущая вперед. Другой Хронос!
Нет – это тот, кого она знала! Она видела, как он двигается. Он спокойно шел вперед, другой продолжал двигаться назад, и они встретились в самом центре. Песочные Часы вспыхнули.
Неожиданно, в сиянии Часов, их стало трое: две молодые женщины и ребенок! Какое зрелище пропустили посетители пещеры ужасов!
Женщины показались ей странно знакомыми. Ниоба увидела силуэт одной из них; осиная талия, развевающиеся волосы…
Она с трудом подавила удивленное восклицание. Ее копия!
Копия подошла к ней.
– Пойдем со мной, Ниоба, – сказала она. – Я все объясню. – Она взяла Ниобу за руку.
Ошеломленная Ниоба разрешила вывести себя из темного помещения, оставив там другую женщину и ребенка. Что происходит?
Когда они оказались при свете дня, копия повернулась к Ниобе и улыбнулась.
– Я – это ты, два часа спустя, – объяснила она. – Ты помнишь, как я у тебя появилась, когда ты провела час в особняке Хроноса?
Ах вот оно что.
– Да. Но…
– Теперь нас трое, – продолжала копия. – Номер один подходит к особняку; номер два находится в нем и временно живет в обратном направлении; номер три, выйдя из особняка, снова живет вперед. До сих пор нам удавалось друг друга избегать.
– Да. Но…
– Сейчас ты – номер один, – продолжала копия. – Я – номер три. Номер два осталась с Хроносом, она живет в обратном направлении.
– Но они же не в его особняке!
– Он на целый час развернул нас. Ему захотелось, чтобы его сопровождала целая компания. Ведь он всего лишь ребенок.
– Ребенок… которого я только что видела?
– Хронос может иметь любой пол и возраст, как и любое другое воплощение, – напомнила ей копия номер три. – Он все расскажет тебе, как уже рассказал мне. Я просто хочу убедиться в том, что ты понимаешь ситуацию.
Ниоба глубоко вздохнула:
– Я… кажется, понимаю. Но кто… кто объяснил все это тебе, когда ты была номером один? Если мы все части одной личности…
– Мне объяснила номер три, естественно.
– Но ведь номер три – это ты!
– Теперь. А тогда я была тобой.
– Но…
Ее собеседница рассмеялась:
– Не пытайся анализировать, сестрица! Ты сойдешь с ума. На самом деле нас вовсе не трое – просто существует последовательность ролей. Не забывай, Хронос защищен от парадоксов – как и мы, когда общаемся с ним.
Ниоба кивнула, хотя у нее кружилась голова, и она не очень хорошо понимала объяснения своей копии.
– Теперь я знаю, как чувствовал себя Хронос, когда ему вручили Песочные Часы несколько минут назад. Нужно столько всего осознать!
– Конечно. Но другому Хроносу тоже очень трудно. Он напуган. Поэтому ты уж с ним поласковей – от тебя не убудет. Уж я-то знаю!
Они обе рассмеялись.
Ниоба с удовольствием проболтала целый час со своим двойником.
– Нужно будет обязательно встретиться еще! – заявила номер три, и Ниоба согласилась. – Лучше всего это сделать в особняке Хроноса – думаю, нам не придется заниматься с ним любовью. Ты появишься пораньше, а я тебя подожду.
– Договорились. – Они пожали друг другу руки.
Пришло время возвращаться.
– Пора расставаться, – сказала номер три, обнимая Ниобу. Ее было очень приятно обнимать. – Мне понравилось разговаривать с тобой.
– Мне тоже, – ответила Ниоба.
Она увидела слезы на щеках Ниобы номер три. За все годы, что она была Клото, Ниоба ни разу не плакала. Теперь же она поняла, как ей не хватает слез.
Она вошла в зал, немного поколебалась, повернулась – и номер три помахала ей рукой. Ниоба вздохнула и направилась к центру, где стояли ребенок и женщина.
– Привет, – сказала Ниоба.
– !тевирП – ответила копия номер два и отступила назад к Ниобе. Они столкнулись.
– Привет, – повторила Ниоба.
– !тевирП – отозвалась другая и начала быстро удаляться.
– Ты, наверное, знаешь, что я тебя развернул, Оби, – сказал ребенок.
Ниоба с удивлением взглянула на него. На вид ему было лет восемь; спутанные, выгоревшие волосы и голубые глаза, как у самой Ниобы. Он действительно был Хроносом, потому что держал в руках сияющие Песочные Часы.
– Да, – кивнула она. – Ты хочешь, чтобы с тобой кто-то находился рядом. Во время изменения.
– Я никогда раньше не умирал, – признался он. – Мне просто немного боязно быть одному.
Ниоба огляделась по сторонам. Номер три уводила номер один, точнее, приводила; при этом они двигались спиной вперед. А сама Ниоба стала номером два. Она обменялась приветствиями со своими другими «я» – уходящими и приходящими. Но сейчас ей предстояла другая работа.
– Это не смерть, – успокаивающе сказала она.
– А для меня – так одно и то же, – возразил мальчик. – Я буду в Раю – или в Аду.
Ниоба превратилась в Лахесис, которая быстро проверила нити. Нить Хроноса делала петлю и замыкалась на себе, но в остальном казалась нетронутой.
– Я уверена, что ты попадешь в Рай. – Она снова стала Клото.
У стены стояло два стула.
– Надеюсь, – вздохнул Хронос, присаживаясь на самый краешек. – Я знаю, что мне не следует беспокоиться, но я такой маленький. Мне страшно! – Его глаза наполнились слезами, и он заплакал.
Ниоба протянула к нему руки и прижала к груди. Она никогда не могла отказать тем, кто нуждался в утешении, а уж слезы Ниоба понимала, как никто другой.
– Конечно, дорогой, конечно, ты совсем маленький! – нежно проговорила она. – Нам всем бывает страшно, когда приходит наша очередь.
Скоро он перестал плакать, но Ниоба продолжала обнимать мальчика – так она прижимала к себе и другого Хроноса. Бывают моменты, когда мужчина любого возраста нуждается в женских объятиях. Жаль только, что люди часто путают эту нужду с сексом.
– Ты знаешь, Оби, – сказал он, – когда ты появилась, три года назад, а может быть, два, я был в ярости; мне нравилась Лиза. Но когда я получше тебя узнал, я понял, что ты лучше, чем она. Ты красивее.
Очевидно, Лиза стала новой Клото – через два или три года. Ниоба с трудом взяла себя в руки – она и не подозревала, что ее срок подходит к концу.
– Красота сама по себе не является достоинством. Я уверена, что Лиза хорошая женщина.
– Да, конечно. Но когда она сердилась, то начинала дразнить меня своей невнятной болтовней, а ты…
Ниоба решила сменить тему.
– А как ты стал Хроносом? – спросила она, глядя на сияющие Песочные Часы, висевшие в воздухе рядом с ними. Мальчишка выпустил их из рук, когда расплакался, и они так и остались на прежнем месте.
– Ну, ты знаешь, – он пожал плечами.
– Я не знаю, – напомнила ему Ниоба. – Меня ведь там не было, помнишь? С тобой находилась Лиза.
– Ах да. Ну, Песочные Часы должны были поменять владельца, но их новый хозяин в последний момент испугался. – Хронос широко улыбнулся. – Как только несчастный увидел Песочные Часы, он бросился бежать! И промчался мимо меня. А я в это время играл в парке, и мне стало ясно, что кто-то должен взять Часы, тогда я подошел и схватил их. Я был слишком маленьким, чтобы понимать, что к чему. И вот я стою перед тобой через восемь лет после этого. Точнее, до того.
– Удивительно, как ты мог исполнять свои обязанности? – пробормотала Ниоба.
– Ну, Ма Сие показала мне как. И я научился.
– Ма Сие?
– Ты ее знаешь, Оби. Твоя средняя.
Лахесис. Ребенок не мог выговорить такое сложное имя. Впрочем, для успешного исполнения обязанностей воплощения Времени в этом не было острой необходимости.
– Ма Сие! – Лахесис фыркнула. – Молокосос…
– Но я больше всех любил тебя, Оби. После того, как ушла Лиза, хотя Аттапос тоже хорошая. Если бы я мог вырасти, то женился бы на тебе.
– Воплощения имеют определенные обязательства, – улыбаясь, ответила Ниоба.
Они сидели и разговаривали, и Хронос постепенно успокоился. Когда прошел час, он был готов к загробной жизни. В последнюю минуту он поднял Песочные Часы, и Ниоба наклонилась, чтобы поцеловать его. Потом она отодвинулась, Песочные Часы взяла другая рука, а Ниоба вернулась в обычный поток времени – и поспешила перехватить смущенную копию номер один.
– Пойдем со мной, Ниоба. Я все объясню. – Она взяла девушку за руку и вывела из темного помещения, прежде чем копия номер один успела вмешаться в диалог между копией номер два и юным Хроносом.
– Я – это ты, два часа спустя, – заявила Ниоба и принялась за подробные объяснения.
Номер один была поражена. Теперь Ниоба получала удовольствие от происходящего, она знала, что делает.
Когда прошел час, она отвела копию номер один обратно, помахала ей рукой, а потом немного задержалась, наблюдая за тем, как номер один и номер два слились, а затем обе исчезли. Остался только юный Хронос, с тревогой ожидавший своего преемника.
Откуда он знал, что она придет, чтобы провести с ним последний час? Очевидно, она ему это обещала. Тем не менее хорошо, что Хронос защищен от парадоксов!
Ниоба тихо ушла, понимая, что пора возвращаться к привычным делам. Но одна мысль не давала ей покоя. Осталось три года – или два – и ее срок закончится!
Новой Клото станет Лиза.
8. ВТОРАЯ ЛЮБОВЬ
Ниоба периодически проверяла, как идут дела у ее смертных родных. Боль от потери, которую они пережили, когда демон, посланный Сатаной, расправился с ни в чем неповинной Бланш, чуть-чуть притупилась. Маг производил впечатление человека вполне довольного жизнью. Бленда работала учительницей в школе, отказавшись использовать свою красоту в шоу-бизнесе. Она частенько навещала отца, стараясь поддержать его в трудную минуту, и тоже горевала о матери, но волшебный камень, который дал ей Маг, помогал справиться с несчастьем. Ниоба знала, что девушка прибегла к помощи камня вовсе не потому, что думала только о себе. Просто ей приходилось заботиться о муже и отце, да еще заниматься со своими учениками; в такие нелегкие времена Бленда не могла быть слабой. Вот одно из преимуществ магии: она поддерживает людей в тяжелых, иногда кризисных ситуациях. Возможно, по той же самой причине Бленда решила пока не заводить ребенка.
У Пасиана дела обстояли хуже. Он решительно отказался прибегнуть к магии, а время никак не могло излечить его тоски. Он продолжал жить с мрачным достоинством, работал, следил за здоровьем, но возникало ощущение, что он стареет слишком быстро.
Ниоба за него беспокоилась – как мать Мага, против которого направил свое оружие Сатана, она чувствовала ответственность за то, что произошло на свадьбе. Кроме того, будучи одним из аспектов Судьбы, она была обязана противостоять его козням более эффективно. Так что в определенном смысле смерть Бланш лежала и на ее совести. Пасиан был лучшим другом ее сына в детстве, скорее даже братом; и вот теперь он страдает.
Ниоба навестила его в своем собственном облике и попыталась извиниться. Сначала он ее практически не слышал, а потом вспомнил.
– Вы… вы родственница Мага! Та самая, что позировала для фотографии рядом с моей дочерью.
Ниоба некоторое время сомневалась, правильно ли поступает, затем решила раскрыть правду.
– Я родственница Мага, – сказала она Пасиану. – Близкая.
– У него нет младшей сестры, – возразил он. – Я его единственный кузен, так что с этой стороны вы не можете иметь к нему никакого отношения. Каким-то необъяснимым образом мне кажется, что я вас когда-то видел. В каком родстве вы с ним состоите?
Ниоба помолчала мгновение, сомневаясь, стоит ли делать последний шаг.
– Мы встречались раньше.
– Уверен, что так оно и было… или я знал кого-то ужасно похожего… Каждый раз, когда я на вас смотрю, я пытаюсь вспомнить. Только у меня ничего не получается!
– Я мать Мага.
Пасиан расхохотался:
– Конечно. И вам шестьдесят лет!
– Шестьдесят два.
– Мальчишкой я знал его мать. Она была самой красивой женщиной в мире! После того как Ниоба оставила у нас малыша, она несколько раз приезжала, а потом исчезла. Какая-то важная работа отнимала все ее время. Мне кажется, дело в том, что она просто была не в силах находиться там, где погиб кузен Седрик. – Неожиданно его оживление куда-то исчезло. – Я ее понимаю.
– Я Ниоба Кафтан, – твердо заявила Ниоба. – Все, что ты говоришь, правда: я не могла остаться. Я очень любила своего маленького сына, но знала, что не сумею сделать для него столько, сколько сделала твоя семья, и потому я от него отказалась. Мне ни разу не пришлось пожалеть об этом решении; вы заменили ему семью, в особенности ты.
– Он всегда был хорошим мальчиком, – согласился Пасиан. – Я так радовался, когда он полюбил мою дочь. Конечно, они в некотором роде родственники, но их союз объединил семью, которая начала распадаться.
Тут Пасиан снова посмотрел на Ниобу:
– Самое смешное, что вы и в самом деле на нее похожи. Но вы ведь не старше моей дочери.
– Я не старею – физически, – объяснила Ниоба. – Мне по-прежнему столько же лет, сколько было тогда, когда тебе исполнилось двенадцать. Когда я поцеловала тебя и уехала.
– Тот поцелуй… – прошептал Пасиан, вспоминая.
Но он никак не мог примириться с тем, что услышал. Юная Бленда легко приняла правду и хранила молчание, однако Пасиан, которому было пятьдесят, оказался слишком взрослым человеком, чтобы с готовностью признать невозможное.
– Наверное, Маг владеет заклинанием вечной молодости… хотя никогда им не пользовался… да и не мог он его получить, в то время когда Ниобе было двадцать.
– Я один из аспектов Судьбы, – проговорила Ниоба. – Воплощение. Мы не стареем, остаемся в том физическом состоянии, в котором находились, когда приступили к своим обязанностям; ведь воплощения бессмертны – не навсегда, конечно. Поэтому, став Клото, я не постарела.
Пасиан снова на нее посмотрел.
– А вы и правда красивы, – сказал он так, словно проиграл очко. – Пожалуй, совсем как она. Я был в нее влюблен…
– Знаю.
Пасиан вздохнул:
– Ладно, буду считать, что вы – это она, не изменившаяся с возрастом. Ваши слова наверняка можно легко проверить; Маг-то знает правду?
– Конечно.
– Но я хочу получить собственные доказательства. Насколько мне известно, у Судьбы три аспекта…
– Да. В облике Атропос я навещала малыша… и тебя.
– Атропос?
– Она самая старая из аспектов Судьбы. И…
– Вы можете измениться… взять и измениться?
– Да.
– Давайте.
Ниоба передала тело Атропос.
Пасиан покачал головой:
– Нет, не она.
– Конечно, нет, – согласилась Атропос. – Та, которую ты знал, отошла от дел и провела остаток дней с тобой и малышом; я ее преемница. – Она вернула тело Ниобе.
– И вы все время там присутствовали, в ее теле?
– Да, – ответила Ниоба.
– Случилось кое-что…
– Пророчество?
– Которое меня не коснулось. Я женился на Бланш. Она оказалась самой лучшей, но…
– Но не самой красивой женщиной своего поколения, – закончила за него Ниоба.
– Верно. А вот вы были.
– Так мне говорили, – рассмеявшись, согласилась Ниоба. – Теперь то же можно сказать про Бленду. Предсказание исполнилось, потому что она вышла за…
Неожиданно Ниоба замолчала, связав концы с концами. Она удивленно посмотрела на Пасиана, который а изумлении уставился на нее.
А потом отвернулся.
Ниоба быстро встала и ушла.
Оказавшись Дома в Чистилище, она попыталась сосредоточиться на своей работе, но два других аспекта вмешались.
– Я, видимо, чего-то не знаю, – проговорила Атропос, – но чем тебе не нравится Пасиан?
– Он кузен моего мужа! – возмутилась Ниоба.
– Твой муж умер сорок лет назад, верно? – спросила Лахесис. – А жена Пасиана – пять лет назад. Вы оба свободны.
– Мы никогда не рассматривали друг друга с таких позиций!
– Но он был влюблен… – напомнила Лахесис.
– А ты действительно самая красивая… – перебила ее Атропос.
– Пусть пророчество провалится в Ад! – воскликнула Ниоба.
– Сатане это понравилось бы, – ехидно заметила Лахесис.
– И Сатана пусть проваливает к себе в Ад!
– А ты можешь точно воспроизвести пророчество?
– Каждый будет обладать самой красивой женщиной своего поколения, – ответила Ниоба, напрягаясь, чтобы вспомнить поточнее. – Каждая родит самую талантливую в своей области деятельности дочь. Одна полюбит воплощение, а другая сама станет воплощением. Нет, подожди… пророчеств было два, они у меня перепутались.
– Ничего страшного, – утешила ее Лахесис. – Постарайся вспомнить все, что сможешь.
– Обе дочери пойдут против спутанной пряжи, – сказала Ниоба.
– Это уже про нас! – воскликнула Атропос.
– Одна, возможно, выйдет за Смерть, а другая возьмет в мужья Зло, – проговорила Ниоба, разыскав в памяти еще один обрывок предсказания. – Одна спасет человечество… ее отец защитит оленей. Мне кажется, это все.
– Значит, дочь Мага спасет человечество, – подытожила Лахесис.
– Но у него нет дочери, – напомнила Атропос.
– И можно с уверенностью сказать, что дочь Пасиана не вышла замуж ни за Танатоса, ни за Сатану! – заявила Ниоба. – Так что все это весьма зыбко, и не…
– Если ты не выйдешь замуж за Пасиана, – вставила Лахесис. – И не родишь ему еще одну дочь.
– Возмутительно!
– Ты должна покинуть нас через год, – проговорила Атропос. – Тебе предоставляется отличная возможность.
– Ты мерзкая сваха! Я не люблю Пасиана!
– Пока, – одновременно ответили Атропос и Лахесис.
Прошел месяц, прежде чем Ниоба решилась снова навестить Пасиана. Он посмотрел на нее с некоторым смирением:
– Трудно избежать пророчеств…
– И порой нелегко понять их значение, пока не бывает слишком поздно, – добавила Ниоба. Эти слова она уже не раз повторяла.
– Я хочу, чтобы вы поняли, я никогда…
– Естественно. Мне больше шестидесяти лет.
– А выглядите вы моложе моей дочери. Вдобавок вы любили Седрика, а я – Бланш. Я уверен, что вы не захотите изменить своей любви, как, впрочем, и я. А значит, нам не следует глупостям позволить…
Изменить своей любви. Ниоба вздохнула. Она изменяла Седрику тысячи раз
– физически! Но одновременно и получила возможность лучше понять действительность, которая ее окружает. Она вошла в новую жизнь и стала играть иную роль после смерти мужа, и было бы неправильно вести себя по-другому, не выполнять обязательств, накладываемых на нее этой жизнью. Но ее настоящая любовь оставалась священной и многое для нее значила.
– Пейс, я не уверена в том, что это действительно глупости. Пророчества оказались не пустыми словами… Когда ты женился на Бланш…
– У меня родилась самая красивая дочь, на которой должен был жениться мой кузен, – договорил он. – Пряжа запутана гораздо больше, чем я себе представлял.
– Были и другие знаки. Похоже, я скоро перестану быть воплощением. Думаю, мне, по крайней мере, следует изучить вероятность того, что я выйду за тебя замуж.
Ну вот она и произнесла эти слова.
– Ниоба, вы мне ничего не должны! Пророчество относится к тому времени, когда я был подростком!
– Видишь ли. Сатана вынашивает какие-то злокозненные планы, касающиеся всего мира. Я подозреваю, что, если предсказание не сбудется, ребенок, родившийся у твоей дочери и моего сына, не спасет человечество. Может быть, эта девочка и вовсе не появится на свет – если пророчество не исполнится в точности.
– Просто смешно! Не может часть зависеть от целого.
– Я Судьба, – медленно проговорила Ниоба. – Предсказание – знак Судьбы. Если мы попытаемся повлиять на нити нашей жизни, это может плохо кончиться
– для нас и для всего человечества. Не думаю, что мы имеем право так легкомысленно играть с будущим. Пейс… я должна знать!
– Дело не в том, что вы мне неприятны, Ниоба. Вовсе нет! Я любил вас всем сердцем, пока не познакомился с Бланш, и думаю, это чувство не прошло. А еще я знал, что вы никогда не будете мне принадлежать. Я не могу осквернить память кузена.
– А я – твоей жены! Но если пророчество не сбудется и на свет не появится тот, кто спасет человечество… – Ниоба развела руки в стороны. – Пейс, я уже один раз вышла замуж, потому что так было предначертано судьбой. Любовь пришла потом. И готова снова так поступить… если буду уверена…
– Ну как же можно быть уверенным в подобных вещах?
– Я бы хотела посоветоваться с… одной своей знакомой. Вдруг она знает.
– И кто это?
– Гея. Воплощение Природы.
– Природа, – кивнув, проговорил Пасиан. – Да, она может знать.
– Ты должен отправиться со мной, пусть она посмотрит на нас обоих.
Пасиан напряженно рассмеялся:
– Ниоба, я не могу войти в ваше царство!
– Можешь, если я возьму тебя с собой. Ты согласен?
Он задумался, а потом пожал плечами:
– Я понимаю, что этот вопрос необходимо решить. Если вы можете меня с собой взять, я готов.
Ниоба протянула ему руку:
– В таком случае в путь!
– Сейчас? – Пасиан явно не ожидал такого поворота событий.
– В данный момент у меня есть свободное время. А у тебя?
– У нас выходные.
Ниоба взяла его за руку:
– Ты запомнишь наше путешествие на всю жизнь.
– Вот этого-то я и боюсь, – ответил Пасиан, но на его губах появилась улыбка.
Ниоба протянула нить до Чистилища и заскользила по ней, крепко держа Пасиана за руку. Они промчались сквозь стену, потом миновали густую листву старого дерева, а затем взвились в небеса. Пейс наблюдал за происходящим с удивлением, на которое способен только смертный, и Ниоба вдруг увидела мир новыми глазами. За тридцать восемь лет она успела привыкнуть к чудесам и теперь радовалась напоминанию о том, какими удивительными способностями обладает. Ей совсем не хотелось от них отказываться!
Они пронеслись сквозь облака, отделяющие Чистилище от остального мира, и остановились возле жилища Судьбы.
– Я живу здесь.
– Гигантская паутина?
Ниоба превратилась в паука, потом снова вернулась в свое тело.
– Я ведь больше не обычная женщина.
– Вы никогда не были обычной женщиной, – ответил Пасиан.
– А теперь я отведу тебя к зеленому дому Геи.
Ниоба протянула новую нить, и они отправились в путь, любуясь великолепными пейзажами Чистилища. Ниоба вспомнила, как Хронос знакомил ее с воплощениями, его прощальный подарок, который помог ей понять свое предназначение. Как давно это было!.. С тех пор ушла в прошлое солидная часть Гобелена.
Они прибыли к границе владений Зеленой Матери. Впереди склон холма уходил вниз, в огромную долину, где, раскачиваясь на ветру, росли какие-то злаки. На противоположной стороне виднелся зеленый дворец Геи. Ниобе и Пасиану нужно было только пересечь долину.
Они начали спускаться.
– А вы не можете сплести паутину, по которой мы дойдем до дворца? – спросил Пасиан.
– Тут не могу. Гея защищает свои владения, поэтому, возможно, попасть к ней будет совсем не просто.
– Вы здесь еще не были?
– Была, множество раз. Мы часто с ней советуемся. Но сейчас я пришла с тобой, а потому вступила в действие ее система защиты.
– Природа поступает так, как считает необходимым, – согласился Пасиан.
– И остальные воплощения.
Он с деланным изумлением потряс головой:
– И все это… наверху, в облаках!
– Вовсе не в облаках; просто так кажется. Чистилище находится между Раем и Преисподней, но определить их точное местоположение невозможно. Для удобства мы привыкли считать, что Рай наверху. Преисподняя внизу, а Чистилище между ними.
– Насколько я понимаю, законы физики тут не действуют, и все нематериально.
– Относительно, Мы с тобой живые и имеем массу, но многие другие таковыми только кажутся.
Пасиан помолчал немного, а потом повернулся к ней:
– Ниоба, я рад, что после стольких лет выяснилось, где вы были. Теперь я понимаю, почему вам не хватало времени заниматься делами смертных.
– Мне хватало времени на дела смертных! – возмутилась Ниоба. – Я пряла нити жизни!
– Да, конечно, – согласился он, и Ниобе стало стыдно за свою резкость.
Пасиан был хорошим, добрым человеком, и он не собирался с ней ссориться. И не его вина, что она по-прежнему думает о нем как о двенадцатилетнем мальчике. Она не изменилась, но он-то стал взрослым.
Они спустились в долину и вошли в зеленые заросли. Сначала трава достигала коленей, после второго шага добралась до пояса, после третьего – до груди. Путники остановились.
– Ох-хо-хо, – вздохнула Ниоба. – Я забыла про препятствия. Дело здесь не просто в том, чтобы пересечь долину. Неизвестно, насколько она на самом деле глубока.
– Может быть, долина напоминает формой букву V, а трава скрывает дно?
– Вполне. Гея в состоянии сделать с растениями все что угодно.
– В таком случае мы можем пройти под травой, – проговорил Пасиан. – Это же недалеко.
– Придется, – согласилась Ниоба, хотя особой уверенности не чувствовала.
Они двинулись вперед. Трава становилась все выше, пока не скрыла их полностью. Вскоре она уже в два раза превышала их рост; длинные тонкие стебли послушно расступались, в то время как более широкие верхние листья оставались неподвижными. Ниоба и Пасиан углубились в заросли, и свет потускнел; казалось, они опустились на самое дно океана.
Ниоба в очередной раз сделала шаг, но ее нога коснулась пустоты, и она потеряла равновесие.
– Ой! – воскликнула девушка.
Сильные руки Пасиана подхватили ее и втащили назад. Затем он присел, чтобы изучить землю.
– Тут крутой скат, чуть ли не пропасть… Нам нужен свет.
Ниоба тут же протянула ему горящую нить паутины. Свет был неярким, но его оказалось вполне достаточно, чтобы рассмотреть, что впереди имеется множество опасных скал и расщелин.
Они начали спуск, держась за руки для безопасности, и добрались до глубокого провала. Ниоба сплела прочную веревку и обвязала вокруг пояса Пасиана. Затем он приготовился удерживать ее, пока она будет спускаться. После этого Пасиан закрепил веревку за толстый стебель и последовал за ней. Здесь Ниоба была не в состоянии дематериализоваться.
Теперь их окружала кромешная тьма. Ниобе пришлось зажечь сразу несколько нитей, чтобы осветить дорогу, потому что даже маленькие ямки таили в себе опасность – стоит попасть туда ногой, и ничего хорошего тебя не ждет. Но и при свете идти было совсем непросто.
И вдруг земля содрогнулась.
Они замерли.
– Что это? – прошептала Ниоба испуганно.
– Шаги какого-то чудовища, – тоже шепотом ответил Пасиан. – Я верю в то, что нужно давать жить всем живым существам; я ценю диких животных, как и мой кузен Седрик, да и Магу это хорошо известно. Только вот дикие звери не всегда придерживаются такого же взгляда.
– Верно, не придерживаются, – согласилась с ним Ниоба. – Мы попали в какой-то канал или яму, оказались в полной темноте, да еще и совершенно безоружные. Пейс, давай выбираться!
– Согласен!
Они поспешили назад, вверх по склону, по которому только что спустились. Пасиан помог Ниобе подняться по веревке, хотя Ниоба путешествовала по своим нитям при помощи волшебства. Но он, не отдавая себе в этом отчета, вел себя, как подобает мужчине в подобной ситуации, и Ниоба оценила его жест. Через несколько секунд он ее догнал. Тонкая, почти прозрачная веревка была заколдована таким образом, что не врезалась в кожу, а Пасиан находился в прекрасной для своего возраста физической форме. Так что он справился без проблем.
Земля снова задрожала; чудовище приближалось.
Ниоба и Пасиан взялись за руки и поспешили вверх по склону, следуя за нитью, оставленной Ниобой. Определить, насколько близко к ним подобрался зверь, они не могли; казалось, грохот доносится со всех сторон. Задыхаясь, путники выбрались из травы на солнце.
– Ой! – воскликнула Ниоба. – Я так испугалась!
– А разве воплощения не защищены от каких бы то ни было опасностей?
Ниоба рассмеялась.
– Конечно, защищены! Как же глупо, что я забыла! – проговорила она и тут же нахмурилась. – Но ты-то нет.
Пасиан улыбнулся, и Ниоба почему-то вспомнила Седрика. Они же все-таки были родственниками, и если бы Седрик дожил до такого возраста…
– Значит, хорошо, что мы не стали медлить, – сказала она.
Почему-то оба не сомневались, что при ярком солнечном свете им ничто не угрожает; чудовище не покинет своего убежища в высокой траве.
Ниоба посмотрела на зеленый дом Геи, такой близкий и одновременно далекий.
– Но нам все равно нужно как-то перебраться на другую сторону.
Пасиан задумался.
– Знаешь, эта трава напоминает мне океан. Словно волны набегают на берег под порывами ветра.
– Жаль, что мы не можем его переплыть, – пошутила Ниоба.
– А мы не можем? Если препятствие волшебное…
Ниоба раскрыла от удивления рот.
– Вполне возможно…
Пасиан огляделся по сторонам:
– Построим плот? Я вижу тут плавник. – Он подошел к похожим на вымытые добела кости веткам мертвого дерева и принялся их собирать. – Дерево легкое, но прочное. Если мы свяжем его куски между собой…
– У меня есть нитки, – проговорила Ниоба. – Они подойдут. Ты и в самом деле думаешь, что наш плот поплывет – по траве?
– Когда имеешь дело с волшебством, все возможно, – весело ответил Пасиан.
Было ясно, что ему нравится сражаться с трудностями, таким возбужденным Ниоба не видела его вот уже два года.
Работая над постройкой плота, Пасиан вспомнил загадку, связанную с путешествием на другой берег реки. Ниоба знала ее от Седрика.
– Ну хорошо, – улыбаясь, проговорил Пасиан. – Тогда попробуем вот эту: у ростовщика есть двенадцать монет, одна из которых фальшивая… – И он рассказал условия задачи.
Ниоба безрезультатно сражалась с ней до тех пор, пока Пасиан не объяснил решение. Он, как и Седрик, просто обожал подобные загадки.
Они разговаривали, а Пасиан в это время сделал из больших веток каркас, который Ниоба связала нитями. Затем они прикрепили к основанию множество маленьких веточек, и в результате получился плот размером около шести футов. Две длинные тонкие ветки они отложили в сторону, чтобы затем использовать в качестве шестов, и еще несколько поменьше – для весел.
– Жаль, что у нас нет паруса, – проговорил Пасиан.
Ниоба вспомнила свое путешествие на утлой лодчонке с парусом по водам озера, расположенного на территории колледжа. Надо сказать, что их плот не вызывал у нее особой уверенности в успехе предприятия.
Для паруса подходящего материала не нашлось. Если бы у Ниобы были время и прялка, она смогла бы справиться с этой задачей, но увы!
Плот столкнули на поверхность травы… и он поплыл.
– Вот видишь! – воскликнул Пасиан. – Без волшебства ничего бы не вышло; это же не настоящая вода. Но твоя подружка Природа заколдовала долину, чтобы она стала для нас препятствием, а мы нашли разгадку.
Так ли это? Ниоба надеялась, что Пасиан не ошибся. Он помог ей взобраться на плот, и они оттолкнулись от берега. Плот вел себя немного неуверенно, и ощущение было не совсем такое, как когда плывешь по воде, и все же…
При помощи шестов Ниоба с Пасианом быстро продвигались вперед, но вскоре оказались на глубине, и шесты уже не доставали до дна. Пасиан уселся, уперся поудобнее ногами и две самые длинные палки приспособил в качестве весел.
– Гм-м, – сказал он, – нужно их как-то закрепить.
Ниоба поняла, что он имеет в виду, опустилась на колени и привязала весла к краю плота, обмотав их несколько раз своими нитями, так что теперь они держались на своеобразных уключинах. Пасиан начал грести – и плот сдвинулся с места. Весла время от времени скользили по траве, однако трения было вполне достаточно, так что путешественники постепенно приближались к дому Геи.
Неожиданно у себя за спиной они увидели струю водяного испарения.
– Смотри! – воскликнула Ниоба, а в следующее мгновение подумала, что не представляет себе, какой же кит может плыть по траве.
Видимо, Пасиану пришла в голову та же мысль, и он принялся грести быстрее, но неуклюжий плот плыл медленно. Вскоре возникла другая струя, совсем близко. Кит их нагонял!
– Как ты думаешь, это случайность? – с озабоченным видом спросила Ниоба.
– Здесь? Сомневаюсь, – тяжело дыша, ответил Пасиан.
– Вряд ли нам удастся от него убежать, – встревожилась Ниоба.
Пасиан перестал грести. От усилий, которые ему пришлось приложить, он весь раскраснелся.
– Еще одно препятствие? – с трудом переводя дух, спросил он.
– Боюсь, да. И на этот раз нам не вернуться назад. Он нас мгновенно настигнет.
Пасиан задумчиво взвесил на руке весло.
– Пожалуй, можно попробовать его отогнать. Если кит достаточно большой, чтобы попытаться нас съесть, значит, вполне можно будет засунуть ему в пасть весло или шест. Только мне совсем не по душе, когда страдает дикая природа и ее обитатели. В конце концов, мы ведь вторглись на его территорию.
– Ты дурак с добрым сердцем! – возмутилась Ниоба.
– Это у нас семейное, – беззлобно согласился Пасиан.
Ниобу поразили его слова. А ведь он прав. Седрик заботился о дикой природе и категорически отказывался причинить ей хоть какой-нибудь вред. А многолетняя дружба ее сына с гамадриадой, живущей на черном дубе, научила Мага глубинному пониманию волшебства болотного края. Она сама чувствовала то же самое. И Пасиан такой же.
Левиафан приближался. Его громадная морда разрезала поверхность травы. Он был такой большой, что мог без проблем проглотить незваных гостей вместе с плотом.
– Говорят, музыка может зачаровать и усмирить даже самое дикое животное, – проговорил Пасиан. – Таких, как этот, частенько считают «дикими». Как ты думаешь, стоит попробовать? Все лучше, чем применять грубую силу.
Ниобе понравилось, как он рассуждает, но левиафан наводил на нее ужас. Вот уже его огромные челюсти начали медленно раскрываться.
– Ты имеешь в виду… спеть ему песенку?
– Знаю, звучит глупо… зато по крайней мере безвредно. Я пел животным на своей ферме, и мне часто удавалось добиться того, чего я хотел. К боевым действиям прибегнем, когда уже не будет иного выхода. Как ты полагаешь, что ему понравится?
Выполнять пожелания чудища? Ниоба поняла, что она не в силах придумать ничего разумного.
– Я… может быть, круговую…
Пасиан согласно кивнул, повернулся к левиафану, словно намеревался произнести речь. А потом запел, не очень уверенно, но достаточно громко:
А вам встречался призрак Тома?
И плоти нет – лишь кости белы.
О – о – о – о – о – о – о – о.
Ведь правда холодно без тела?
Ниоба разразилась истерическим хохотом. Спеть чудовищу песню, которую поют в канун Дня всех святых!
Левиафан замер на месте. Челюсти перестали открываться. Он слушал и, как некоторые животные, был не в состоянии одновременно сосредоточить внимание на двух предметах сразу.
– А вам встречался призрак Тома? – пропел Пасиан, еще громче и увереннее.
На сей раз Ниоба присоединилась к нему, повторив первую строку, когда он перешел ко второй, потому что песня и в самом деле была круговой. Получилось совсем неплохо, несмотря на жутковатые и глупые слова.
Они три раза повторили все от начала до конца, и левиафан не пошевелился. Понравилось ли ему пение, у Ниобы и Пасиана уверенности не было; возможно, простое любопытство удерживало его на месте. Вне всякого сомнения, лучше так, чем если бы он решил на них напасть.
Когда они замолчали, челюсти медленно возобновили движение. Пасиан быстро затянул другую песню, которую любили в его родных краях:
О Дэнни мой, зовут рожки, зовут рожки, о Дэнни, Из дола в дол зовут рожки, поют на горном склоне.
Ниоба присоединилась к нему, и они запели вместе. Она не пела так с тех самых пор, как была смертной, и успела забыть, насколько это здорово.
Уходит лето, сплошь листву роняя…
Пасиан повернулся, не переставая петь, и взял ее за руку.
Уедешь ты, останусь вновь одна я.
Ниоба была ошеломлена – неожиданно простенькую песенку наполнили чудесные, сказочные звуки. Он обладает волшебным даром! Пасиана словно сопровождал тот же призрачный оркестр, который помогал и Седрику, создавая изумительное музыкальное произведение.
Ну конечно! Это у них тоже семейное! Впрочем, чудесным даром наделен не каждый член семьи, ведь у ее сына он отсутствует. И все же. Подумать только! Не удивительно, что Пасиан с легкостью усмиряет самых буйных животных!
Левиафан это тоже почувствовал. Очень медленно его челюсти начали закрываться, он больше не угрожал плоту. Им удалось найти способ остановить чудовище.
Однако внимание Ниобы было только частично отдано огромному левиафану. Ей казалось, что после Седрика она уже не сможет больше никого полюбить. И вдруг она с изумлением поняла, что это возможно. Пророчество основывалось не на том, что она знала, а на том, что должна была обнаружить.
Они закончили петь, и волшебство, рожденное звуками, постепенно исчезло. Левиафан больше не собирался на них нападать, но Ниобе хотелось еще музыки, и она, прижавшись к Пасиану, затянула:
Как смеркаться станет, милый, и когда темно…
Он тут же подхватил песню, и в звуках вновь возникла волшебная гармония, которая окутала их ласковым облаком.
Ты меня опять полюбишь, как давным-давно?
Ниоба пела и чувствовала, как любовь вырывается из так долго остававшегося одиноким сердца и охватывает все ее существо. Она полюбила Седрика, когда услышала его пение. И не смогла понять этого сразу, а потому зря потратила так много времени из того, что было им даровано судьбой. Теперь она стала старше и, возможно, мудрее… Ниобе вдруг показалось, что она отдает себя любви, словно водам древнего моря, с радостью уходя в его глубины.
Когда песня закончилась и музыка опять стихла, левиафан медленно попятился, потом развернулся и поплыл назад.
– Похоже, нам удалось справиться с кризисной ситуацией, – проговорил Пасиан. – Теперь мы можем отправиться на встречу с Матушкой Природой. – Он потянулся к веслам.
Ниоба взяла его за руку:
– Пейс… разве в этом есть необходимость?
Он задумался, потом рассмеялся. А в следующее мгновение притянул ее к себе, и они поцеловались. Их тут же окутала величественная музыка.
Тогда они повернули назад, возвратились в жилище Судьбы, а оттуда – в царство смертных. Оказавшись у себя дома, Пасиан сказал:
– Думаю, я больше никогда не буду чувствовать себя одиноким. Только, по-моему, нам не стоит торопиться.
– Да, все произошло слишком неожиданно, – согласилась с ним Ниоба. – У нас есть время, чтобы убедиться, что мы не ошиблись. – Впрочем, она знала, что не ошиблась.
Пасиан кивнул:
– А если…
– Я отойду от дел, стану смертной… и твоей женой.
– И таким образом сбудется пророчество, – напомнил ей Пасиан.
Ниоба покинула его, не сказав больше ни слова. Как только она оказалась одна, тут же загомонили ее подруги.
– Ты почувствовала музыку? Таких, как он, просто нет! Если твоя первая любовь была похожа на эту, не удивительно, что ты ждала всю жизнь, чтобы встретить подобное чудо! Нам нужно найти тебе замену, как там ее зовут… Лиза. А когда свадьба?
– Хватит, болтушки! – взорвалась Ниоба. – Все еще неточно!
Лахесис фыркнула:
– Так же неточно, как беременность, детка!
И правда, шло время, и Ниоба все больше убеждалась в истинности своих чувств. Она навещала Пасиана, и всякий раз ей казалось, что ее любовь становится все надежнее и сильнее.
– Я действительно люблю тебя. Пейс, – сказала она однажды. – Я должна выйти за тебя замуж.
– После того как я потерял Бланш, я думал, что никогда больше не смогу чувствовать себя счастливым, – признался он. – Знаешь, наверное, я не оскорблю ее память, если скажу, что люблю тебя так же, как любил ее. Ребенком я боготворил тебя – совершенно безнадежно; теперь я взрослый мужчина и знаю, зачем мне жить дальше. Моя жизнь была сохранена для того, чтобы ты вошла в нее в тот момент, когда ты мне особенно нужна. – Он немного помолчал. – Как ты считаешь, это совпадение?
Ниоба покачала головой:
– Я один из аспектов Судьбы… однако мое влияние ограничено. Лахесис следит за расположением нитей, которые я выткала, но и ее могущество не бесконечно. Из-за вмешательства Сатаны я потеряла мужа, а ты – Бланш. Судьба не имеет никакого отношения к этим ужасным событиям, и теперь Гобелен поправляется.
– И все же предсказание…
– Да, должно существовать какое-то глубинное течение Судьбы, о котором нам знать не дано, именно оно и открывается прорицательницам, – вздохнув, ответила Ниоба. – Может быть, наши манипуляции с нитями жизни должны восстановить то, что собирался разрушить Сатана. Ведь речь шла о спутанной пряже!
– Против которой пойдет наша дочь… и внучка, – добавил Пасиан. – Но сейчас есть только любовь.
Они поцеловались, и снова возникла волшебная музыка. Пасиан был прав: их потомков, возможно, ждали самые разнообразные приключения – только в настоящий момент важнее их любви не могло быть ничего.
Шли дни, близилась пора Ниобе покинуть Чистилище, и она решила попрощаться со всеми своими друзьями, с другими воплощениями. Сначала она отправилась к Зеленой Матушке и на этот раз добралась до ее владений без всяких проблем.
– Ты знала, верно? – набросилась она на Гею. – Это ты устроила так, что нам пришлось сражаться с препятствиями!
– Любовь – один из моих аспектов, – кивнула Гея. – Я знала, что у вас в сердце – у тебя и у него. Я только ускорила неизбежное.
– Нам даже не пришлось с тобой советоваться!
– Ну, не впрямую.
– Ты очень коварна.
– Из уст Судьбы это комплимент.
Они обнялись, и Ниоба немного поплакала. Лицо Геи было совершенно спокойно, но, когда Ниоба покинула ее царство, пошел тихий, легкий дождь – Гея тоже горевала, расставаясь с Клото.
Спустя несколько дней Ниобе довелось по делу навестить Танатоса. Судьба очень тесно взаимодействовала с Хроносом, хотя время от времени ей приходилось встречаться и с Танатосом, поскольку нити должны не только начинаться, но и заканчиваться.
– Я скоро снова стану смертной, – сказала она. – Я прошу тебя, не приходи слишком скоро за мной или за человеком, которого я люблю.
Череп ухмыльнулся:
– Я отложу свой приход настолько, насколько позволит мне твоя преемница. Кстати, кто она?
– Не знаю. Мы ищем, но нам еще не попалась подходящая кандидатура по имени Лиза.
– Она будет так же красива, как и ты?
– Я уверена, что тебе она понравится.
– Я завидую тебе, Клото, ты можешь добровольно отойти от дел, можешь снова жить. Меня же убьет мой преемник, как это сделал я сам.
– Но ведь ты послал его в Рай; и твоя дорога лежит туда же.
– Только это и утешает, – согласился он.
Ниоба обняла его, не чувствуя никакого отвращения к рукам скелета, обхватившим ее, и поцеловала улыбающийся череп. Танатос выполнял мрачную работу, но он был хорошим человеком. Он пришел на смену тому, с которым она познакомилась в самом начале, и постепенно стал на него похож.
У Ниобы почти закончился запас пряжи, и она предприняла очередной ежемесячный поход в Пустоту, чтобы его пополнить. И снова подумала о том, что, возможно, цикличность связана с женским физиологическим циклом, который у нее прекратился, когда она стала бессмертной. Вне всякого сомнения, здесь действовали схемы, понять которые ей не дано.
– Итак, ты нас покидаешь, милашка, – заявил Сатана, неожиданно возникая у нее на пути.
– Отправляйся в Преисподнюю, – резко сказала Ниоба.
– Ты слишком долго была возмутительным бельмом у меня на глазу, – беспечно продолжал он. – Я с удовольствием с тобой расстанусь.
– Иди, прокляни сам себя.
– Знаешь, я с удовольствием развлекусь с твоей преемницей, привередливая моя.
Ниоба остановилась:
– И почему же ты в этом так уверен. Повелитель Мух? Может быть, ты не хочешь, чтобы я покинула свой пост?
Сатана выдохнул клуб дыма.
– Конечно, хочу! – воскликнул он.
– Потому что мне суждено родить ребенка, – кивнув, проговорила Ниоба, – который доставит тебе кучу неприятностей.
В ответ она не услышала ни унизительных, ни циничных комментариев, которых ожидала. Ее удивило, что Сатана вдруг задумался.
– Существуют течения судьбы, понятные, возможно, только одному Богу, – сказал он наконец. – Картины будущего, которые нам дано увидеть, мимолетны и несовершенны. Я изучил, что ждет твою дочь, и понял лишь, что примерно через сорок лет возникнет страшная буря и она окажется в самом ее эпицентре – как, впрочем, и я. Мне не известно, чем все это закончится.
Ниоба вдруг похолодела.
– Одна, возможно, выйдет за Смерть, а другая возьмет в мужья Зло, – проговорила она, вспомнив пророчество.
– Я являюсь воплощением Зла! – напомнил ей Сатана. – Может быть, скажешь, зачем мне связываться со смертной женщиной?
– Она станет воплощением.
Сатана повернулся и, опустив голову, принялся расхаживать прямо по воздуху. В этот момент глубоких раздумий он был почти красив.
– И какая же женщина, будь она смертной или воплощением, согласится связаться со мной?
Он задал серьезный вопрос.
– Только та, в душе которой живет зло, – ответила Ниоба.
– Ты собираешься родить и воспитать такую женщину?
– Нет, конечно!
– Нет, конечно, – согласился он. – Потому что ты не только красивая женщина, но еще и не знающая зла. Твоя дочь должна стать моим врагом. Однако предсказание…
Сатана был явно обеспокоен!
– Что ты хочешь мне сказать?
Он посмотрел на нее, и в его глазах не было ни жестокости, ни насмешки.
– Только одно: скоро в твоей пряже возникнет путаница; ни ты, ни я не понимаем ее значения. Я никогда не стану иметь дело с женщиной, в чьей душе нет зла, как и такая женщина – со мной. Грядут неожиданные события. Давай не будем это сейчас обсуждать, а вернемся на знакомую почву. Оставайся аспектом Судьбы, о, прекрасная женщина! Не давай жизнь этому ребенку!
Ниоба была потрясена.
– Ты молишь меня оказать тебе услугу – и отказаться от своей любви?
– Боюсь, что так, Клото. Я способен предложить тебе компенсацию, если пожелаешь. Я приму обличье твоего…
– Ты сошел с ума!
– Нет, я несу в себе зло, а не безумие, – вздохнув, проговорил Сатана.
– Я просто получил очередное подтверждение того, что ни одна приличная женщина не примет меня, если будет знать, кто я такой, как бы я ни стал рядиться. Тебе знакома моя сущность, и ты Отказываешь мне в том, что добровольно давала Хроносу.
Ниоба в изумлении уставилась на него:
– Ты… жаждешь моей благосклонности?
– Именно.
Ей стало почти жаль его. А потом вернулась память о Седрике, и Ниоба разозлилась:
– Так вот знай: не видать тебе меня как своих ушей!
– Это мне прекрасно известно. И тем не менее я предпочел бы, чтобы ты осталась на своем месте.
– Не думала я, что ты такой глупец!
– Ты не выполнишь мою просьбу?
– И не подумаю!
Сатану окутало ослепительное сияние, так он рассвирепел.
– Я попытался вести себя разумно! И быть честным, хотя это причиняет мне боль! У меня не очень хорошо получается, но я старался. Теперь ты узнаешь, что такое мой гнев!
– Отправляйся в Ад, Сатана! – мягко проговорила Ниоба.
– Твой ребенок тоже будет страдать! Ты и те, кто тебе близок, еще вспомнят о нашем разговоре!
Он исчез, и Ниоба поняла, что дрожит. Совершила ли она ошибку, отказавшись заключить с Сатаной сделку? Он выглядел необычно задумчивым и, похоже, сказал правду о том, что желает ее. Сатана, вне всякого сомнения, получал всех женщин, каких только хотел, во всех видах, на какие ему хватало фантазии – у себя в Преисподней. Однако среди них не было ни одной, в чьей душе не пустило бы свои ростки зло – по определению. Может быть, ему как раз нравятся женщины совсем другого типа? Может быть, даже в Князе Тьмы есть крупицы хорошего?
Нет, конечно! В замыслах Сатаны всегда присутствует зло – тоже по определению. Она пошла против него и, по всей видимости, поступила правильно. Разозлив врага, Ниоба должна радоваться. Она давным-давно пообещала себе отомстить Сатане, и ее время пришло.
Однако всем известно, что Сатана отличается изощренным коварством. Лукавый умеет обманывать, не только прибегая к откровенной лжи. Зачем он обратился к ней со своей просьбой и почему не стал скрывать гнева, когда она отклонила его предложение? Получалось, будто он играл очередную роль, а она делает как раз то, что ему нужно.
Ниоба покачала головой. Безопаснее всего продолжать двигаться по намеченному пути и никоим образом не позволить Сатане повлиять на ее решение.
Занимаясь своим делом в Пустоте, она все время думала о разговоре с Отцом Лжи. Будет ли она – и ее дочь – став смертной, уязвима для гнева Сатаны?
Следующим Ниоба навестила Хроноса. Помня о том, что его время идет в обратном направлении, она старательно продумала свои слова.
– Привет, Хронос. Я решила, что мне следует представиться, поскольку мы будем работать вместе в течение следующих трех лет. Я Клото, аспект Судьбы.
– Да ну тебя! – возмутился мальчишка. – Ты не Лиза!
– Естественно. Лиза стала смертной. Я Ниоба. – Она улыбнулась.
Сейчас Хроносу было восемь лет – в физическом и эмоциональном смысле. И он растаял, словно сосулька, в теплых лучах ее улыбки.
– Слушай, а ты симпатичная, Ниоба! Думаю, ты в порядке!
– Точно, – согласилась Ниоба. – Я тебя знаю, и у меня все хорошо. – Она взъерошила его волосы.
– Эй, подожди минутку! – запротестовал он. – Ты живешь вперед, а не назад, как я! Тебе уже все известно!
Ниоба снова улыбнулась, успокаивая парнишку:
– Умница! Да, я знаю тебя намного лучше, чем ты меня, хотя это изменится, когда ты доберешься до моего прошлого. Но когда время твоих полномочий подойдет к концу и тебе будет очень страшно, я приду и возьму тебя за руку. Так что, пожалуй, не стоит сердить меня понапрасну, верно?
– Фу! Странно – вот ты пришла ко мне и так много про меня знаешь! Лиза была робкая и милая, особенно в конце, когда она забыла мой язык. Я буду по ней скучать.
Забыла язык? Как такое может быть? Впрочем, Ниоба решила не обсуждать эту проблему с восьмилетним Хроносом.
– Не забывай, приятель, это ведь я ее выбрала.
– Да, я помню. Вчера. Забавно, как тебе удалось ее найти.
– Что же забавного в том, что я отыскала женщину, которая справится с обязанностями аспекта Судьбы?
Он посмотрел на нее удивленно, а потом насмешливо расхохотался:
– Конечно! Ты ведь еще с ней не знакома. Скоро ты все узнаешь, Оби!
– Узнаю, – согласилась Ниоба, поцеловала его в лоб, превратилась в паука и пропала из виду. Ему всегда нравилось, когда она так делала.
Ситуация становилась все более странной. Сначала бессмысленное предложение и угрозы Сатаны, потом слова Хроноса. Ему было известно нечто, о чем не знала Ниоба – естественно. Они старательно искали Лизу, им так и не удалось ее найти, в запасе остался всего один день.
Что произойдет, если они ее так и не обнаружат? Возникнет ли в нитях очередная путаница, от которой пострадает Гобелен? А Ниоба останется на своем посту, не сможет стать смертной и выйти замуж за Пасиана? Неужели все задумано и спланировано Сатаной?
Нет, невозможно. Потому что она поменялась ролями с Лизой – завтра, Хронос помнил об этом, а он никогда не станет помогать Сатане. Ей не о чем беспокоиться: то, что должно произойти, произойдет – и завтра она станет смертной.
Однако наступило завтра, а проблема так и осталась нерешенной. Приближался час расставания, о Лизе не было ни слуху ни духу. Компаньонки Ниобы удивлялись не меньше, чем она сама.
– Нить должна быть здесь, на Гобелене, – заявила Лахесис. – И все же она незаметна. Ничто не указывает на то, что Лиза покинет свое земное существование и станет Судьбой.
– Пожалуй, я попрощаюсь с Марсом, – решила Ниоба. – А потом наступит решающая минута, и мы посмотрим, что произойдет.
Она заскользила по нити туда, где Марс исполнял свою работу. И оказалась в огромном городе Будапеште в самый разгар вооруженного конфликта. По улицам ползли советские танки, горели дома.
Ниоба опустилась на улицу рядом с Марсом. Он тоже уже был не тем Марсом, с которым она познакомилась, когда согласилась стать аспектом Судьбы. Ниоба не знала, по какому принципу делается замена, но, казалось, она происходит весьма нерегулярно и без предупреждения. Впрочем, нынешний Марс занимал свой пост вот уже несколько лет и нравился Ниобе, хотя и имел противоположное отношение к жизни.
– Марс, я пришла попрощаться.
Он взглянул на нее:
– Так скоро, подружка? Такой красивой и милой Клото нам больше не видать! Обними меня покрепче!
Ниоба прижалась к нему, крепко обняла. Время от времени она с ним встречалась в более интимной обстановке – как и полагалось Клото. Впрочем, Лахесис тоже иногда одаряла его своим вниманием.
– Как дела. Воин?
Марс отпустил девушку.
– Каждый раз, как впервые! Видишь вот этих беженцев?
Ниоба посмотрела туда, куда он показывал. Вдоль тротуара, направляясь на север, двигалась бесконечная толпа измученных людей. Очевидно, их дома разбомбили, и теперь они спасались бегством, надеясь найти хоть какое-нибудь безопасное убежище.
Марс положил ей руку на плечо и развернул в противоположную сторону.
– А этих?
Ниоба послушно проследила за его рукой. Другая толпа беженцев устремилась на юг.
– Они же идут туда, откуда ушли другие! – воскликнула Ниоба.
– Точно. И что ты по этому поводу думаешь?
– Трагедия! Ни тем ни другим не на что надеяться!
– Вот ты и поняла, подружка, – мрачно согласился с ней Марс. – Война – самый настоящий ад.
Ниоба не смогла сдержаться, ее возмутили его рассуждения.
– Как ты можешь поощрять такую кошмарную ситуацию, Марс? Живые люди страдают, а ведь они не имеют никакого отношения к причинам войны!
Марс, который всегда был готов броситься в бой, ответил ей, не колеблясь:
– Ты права, милая, они именно такие – с твоей точки зрения. Но не с моей! Они хотели получить свободу и теперь отвечают за последствия!
– Свободу?
Марс кивнул:
– Свободу высказывать свое мнение, собираться, где захочется, читать, выбирать работу по душе. Они забыли, что являются нацией-сателлитом. И тогда сюда прибыли танки, чтобы освежить их память.
– Ты одобряешь такое положение вещей? – недоверчиво спросила Ниоба.
– И не сомневайся! Самое дорогое, что может завоевать человек, – это свобода, но ее цена очень высока. Люди страдают, доказывая, что достойны получить то, к чему они так стремятся. Я горжусь ими!
– А как насчет танков?
– Ими я горжусь тоже.
– Марс, так не бывает! Я бы хотела спасти хотя бы кого-нибудь из этих несчастных!
Марс махнул рукой, словно обнял обе толпы беженцев:
– Выбирай, Клото.
– Что?
– Если тебе суждено через несколько минут передать свои обязанности, можешь взять кого-нибудь отсюда. Тогда она, по крайней мере, не будет страдать.
– Какой мужлан! – подумала Лахесис.
– Может быть, он говорит правду, – ответила ей Атропос.
– Хорошо! – воскликнула Ниоба.
Она прошла вдоль шеренги людей, направлявшихся на север, и остановилась возле первой девушки, которая явно шла одна. Темноволосая, хорошенькая, лет двадцать, с огромным чемоданом. Девушка пристально взглянула на Ниобу.
– Хочешь стать Судьбой? – спросила Ниоба.
Огромные глаза непонимающе смотрели на нее.
– Поменяться со мной местами и навсегда забыть об этом кошмаре?
Девушка что-то сказала.
– Конечно же! – подумала Атропос. – Она венгерка!
– А разве Марс не говорит на всех языках? – мысленно поинтересовалась Лахесис.
– Говорит! – ответила Ниоба, быстро взяла девушку за руку и потащила ее на противоположную сторону улицы туда, где стоял Марс.
Несчастная, казалось, была так потрясена насилием, творящимся вокруг, что просто перестала соображать. Возможно, она решила, что Ниоба предлагает ей безопасное место, где можно провести ночь.
– Марс, объясни ей, – приказала Ниоба. – Попроси поменяться со мной.
Марс заговорил с девушкой на ее языке, показал на Ниобу. Девушка покачала головой, она ему не верила. И тут неподалеку разорвался снаряд, рухнула часть высокого здания. Девушка передумала, быстро кивнув головой.
– В шторм любой порт подойдет, – прокомментировал ее поведение Марс.
На этот раз заменой должна была руководить Атропос. Ниоба передала ей тело.
– Прощай, Ниоба, – сказала она. – Работать с тобой было одно удовольствие.
– Прощай, сестричка! – подумала Лахесис, посылая ей мысленный поцелуй.
Атропос взяла девушку за руку – и тут Ниоба поняла, что стоит одна, в своем собственном теле, и смотрит на Атропос.
– Прощайте, дорогие! – заплакала она – как и всегда в такой момент, слезы полились рекой.
Марс засунул руку в карман и вытащил осколок красного камня.
– Возьми, Ниоба. Он с моей планеты. И будет охранять тебя, пока ты не доберешься туда, куда тебе нужно.
Ниоба взяла камень и открыла рот, чтобы его поблагодарить.
Но тут разорвался еще один снаряд, совсем рядом, на мгновение ослепив ее и заставив скорчиться у тротуара. Когда она выпрямилась. Марс и Судьба исчезли. Она осталась одна.
Лишившись своих подруг, Ниоба чувствовала себя так, будто на ней не было и клочка одежды. Они – и бессмертие – перестали быть частью ее существа. Ниоба снова заплакала.
Но она понимала, что не может стоять и плакать на улице города, в котором бушует война. Она знала, куда должна отправиться. И потому подняла чемодан и пошла прочь.
9. ЛУНЫ-БЛИЗНЕЦЫ
Благодаря осколку красного камня Ниоба благополучно добралась через Железный Занавес в Ирландию, где ее ждал Пасиан. Она устала, чувствовала себя ужасно грязной и… смертной, но была готова выйти за Пасиана замуж.
Только сначала она посоветовалась со своим сыном Магом.
– Сатана обещал неприятности мне и моим близким, – сказала она. – Можно ли от этого защититься?
– Власть Сатаны не беспредельна, – ответил Маг. – Моя сила не сравнится с его могуществом, однако я в состоянии оградить тебя от его происков. – Он протянул ей серебряную цепочку с зеленым гранатом. – Никогда ее не снимай, мама, и ты будешь в безопасности. О девочках я тоже позабочусь.
– Благодарю тебя, сын, – ответила Ниоба с улыбкой. Ему исполнилось сорок, а ей – физически – было двадцать четыре года.
– И еще один амулет – для Пейса, – сказал Маг, протягивая вторую цепочку.
Свадьба состоялась весной, а к лету Ниоба забеременела. Жена Мага, дочь Пасиана Бленда после пяти лет супружеской жизни тоже ждала ребенка – случайно или нет, на такой вопрос могла ответить только Лахесис. Ниоба и Бленда часто гуляли вместе, сравнивая свои впечатления; они походили на сестер.
Когда снова пришла весна, у обеих женщин в течение одной недели родились девочки. Ниоба назвала свою дочь Орб [3], а Бленда – Луна, потому что крошки были похожи друг на друга, как две луны. Маг подарил каждой по полированному лунному камню, чтобы защитить их от несчастий.
Девочки росли вместе и были поразительно похожи, даже с учетом того, что являлись родственницами, а посторонние люди принимали их за близнецов.
Маг вплотную занимался своими изысканиями, Бленда уволилась из школы, чтобы ему помогать, поэтому Луна проводила много времени с Ниобой. Пасиан, который всегда оставался фермером, начал серьезно изучать деревья, и постепенно болота преображались – но работа отнимала у него все силы. В результате с детьми в основном возилась Ниоба. Ей это нравилось. Она была вынуждена расстаться со своим первенцем, а теперь ей представилась возможность вырастить сразу двоих детей. Через сорок лет Ниоба стала настоящей матерью двух прелестных девочек.
Она усаживала их в двойную коляску и отправлялась в долгие прогулки, а потом, когда девочки подросли и научились ходить, Ниоба водила их на болота полюбоваться великолепными волшебными деревьями, которыми занимался Пасиан.
Иногда на семейном ковре они навещали места, где когда-то Ниоба жила с Седриком. Старый дом сменило современное бунгало с электричеством и центральным отоплением, но черный дуб стоял на своем месте. Гамадриада превратилась в нимфу средних лет, о чем можно было судить по ее манерам, но не по внешнему виду, однако она вспомнила Ниобу, когда та представилась, и осторожно спустилась с дерева, чтобы поиграть с маленькими девочками.
Несмотря на наполненные болью воспоминания, Ниоба была счастлива, хотя она постоянно следила за тем, чтобы обе девочки носили защитные лунные камни. Сатана наверняка ждал подходящего момента, чтобы нанести предательский удар.
Когда девочки достигли школьного возраста, Ниоба записала обеих в одно учебное заведение. Ей пришлось долго спорить с чиновниками, которые были уверены, что до такой степени похожие девочки, да еще с одинаковой фамилией Кафтан обязательно должны быть сестрами, если не близнецами.
– Орб – моя дочь, а Луна – дочь моего сына.
Они с удивлением уставились на нее, ведь физически Ниобе было всего тридцать лет.
Орб и Луна оказались не только красивыми, но и умными. От Ниобы они унаследовали красоту, а от Кафтанов – способности. Конечно, все свои достоинства они получили от родителей, но Ниоба тем не менее ужасно гордилась обеими.
Время шло, и у каждой из девочек появились свои собственные интересы. Они по-разному одевались и носили неодинаковые прически; если одна выбирала розовое, то другая – зеленое, а потом они менялись. Одна отрастила длинные волосы, другая коротко постриглась; затем они снова поменялись. Волосы Луны походили на мед из клевера, как у ее матери, а глаза были жемчужно-серыми; волосы Орб цветом походили на гречишный мед, как у Ниобы, а глаза были светло-голубыми. Но если девочки того хотели, они могли выглядеть совершенно одинаковыми.
Луна увлеклась живописью, а Орб полюбила музыку. У Луны открылся талант художницы – карандашные наброски сменили пастели, потом мелки и акварели, а когда девочка немного подросла, она взялась за масляные краски. Ее картины постоянно украшали школьные выставки. Орб сначала играла на гитаре, затем выбрала рояль, но в конце концов остановилась на арфе. У нее оказались выдающиеся способности: когда ей исполнилось десять, для нее устроили сольный концерт. Орб сыграла «Пастушескую песнь», так напомнившую Ниобе магическую музыку, которой обладали ее отец и дед, что она была поражена. «Девочка тоже одарена волшебством! Причем вот что поразительно: оно действует не только на тех, кто входит с ней в физический контакт», – подумала Ниоба. Зрители, хотя и слышали лишь реальную музыку, пришли в восхищение, и Орб удостоилась настоящей овации.
К двенадцати годам девочки стали почти такими же красивыми, как и их матери; таланты детей ни у кого не вызывали сомнений.
– Пришло время дать им новые инструменты, – заявил Пасиан и вместе с Ниобой отправился навестить Мага.
– Да, такие инструменты существуют, – кивнул Маг. – Но их еще нужно заслужить. Они в Замке Горного Короля. Король спит, попытка что-нибудь у него украсть приведет к тому, что он проснется, а это может вызвать неприятные последствия.
– Я не хочу, чтобы они воровали! – запротестовала Ниоба. – Они честные девочки!
Маг лишь улыбнулся:
– Не сомневаюсь, мама. Но ты должна понять Горного Короля. Он с радостью отдаст инструменты всякому, кто их достоин, – однако в нашем понимании это будет кража.
– Ну знаешь!
– Ты ошибаешься, мам, – терпеливо продолжал Маг свои объяснения. – Тот, кто в состоянии взять инструмент, достоин его; тот же, кто потерпит неудачу, окажется вором.
– Значит, им предстоит стандартный экзамен?
– Им придется пройти три испытания, чтобы добраться до инструментов, – ответил Маг. – А потом они продемонстрируют свое умение.
– Испытания? – Ниобе совсем не понравились слова сына. Ведь речь шла о двенадцатилетних девочках.
– Замок находится высоко в горах. Скалы, западни, ловушки, чудовища… Рутина.
– Рутина! Я не пошлю туда своего или твоего ребенка! Девчушкам всего…
– Двенадцать лет, – закончил Маг. – Мама, испытания иллюзорны. Опасность реальна только в том случае, если инструменты попытается украсть недостойный их человек.
Теперь Ниоба все поняла.
– Они должны пройти испытания – и если не совершат ошибок, то могут получить призы?
– Совершенно верно. А в случае ошибки нужно просто побыстрее убраться восвояси, не разбудив Горного Короля. Он очень сердится, когда такое происходит.
– Значит, любые действия после совершения ошибки его потревожат?
– Да. Должен сказать, это будет не совсем разумным поступком.
Ниоба задумалась.
– А что случится, если он проснется?
– Тогда испытания перестанут быть иллюзорными.
– Настоящие ловушки вместо кажущихся?
– Именно, мама, – заявил Маг совершенно спокойно – так говорят с теми, чьи умственные способности вызывают сомнения. – И если человек попытается украсть…
– Тогда – хотя я уверена, что наши девочки так не поступят?..
– Тогда Горный Король вмешается лично. Я не смогу защитить их в замке; там он всемогущ. Лунные камни предохраняют Орб и Луну от зла. Однако в душе Горного Короля нет зла, просто он чрезвычайно крут. Но я уверен, до этого не дойдет.
– Я не могу допустить, чтобы крошки так рисковали!
Маг пожал плечами:
– А почему бы тебе не отправиться вместе с ними? Проследишь, чтобы они не наделали глупостей. Горный Король – честный человек; он не станет беспокоить тех, кто чтит его правила.
– Я могу пойти с ними? И принять участие в испытаниях?
– Конечно, можешь, мама! – ответил Маг, словно ее интеллект не оправдал его самых скромных надежд. – Короля мало волнуют детали. Я мог бы и сам сопровождать девочек, но моего присутствия он не потерпит. Соперничающее волшебство и все такое, ты же понимаешь.
– А инструменты там хорошие?
– Лучшие из всех существующих, мама, – терпеливо заверил Маг. – Настоящие произведения искусства.
Ниоба вздохнула:
– Тогда придется пойти.
Ниоба привезла девочек на машине, которую оставила возле огромного плаката: «ДВОРЕЦ ГОРНОГО КОРОЛЯ». Войдя в широкую щель, искатели приключений оказались в инкрустированной самоцветами пещере. Девочки были возбуждены и немного нервничали. Они слышали рассказы о чертогах Горного Короля, но даже не надеялись, что им доведется побывать там лично. Луна и Орб хотели надеть свои самые красивые платья, однако Ниоба настояла на джинсах и удобных туфлях.
– Вы отправляетесь не на показ мод! – сердито выругала она их.
Внутри они увидели две стрелки – «ТУРИСТЫ» и «ИСПЫТАНИЯ» – выбрали второе и вскоре оказались в большой пещере с каменным полом. Желтая линия вела между валунами к дальней стене. А совсем рядом со входом стояли мотоциклы. Выше красовалась огромная надпись: «ИНСТРУКЦИИ».
Ниоба подошла поближе, чтобы внимательно их изучить.
– Да, и в самом деле Испытание! – присвистнула она.
Девочки тоже прочитали условия.
– Мама, у нас ничего не выйдет! – решительно запротестовала Орб.
– Должна признаться, мне это тоже не нравится, – согласилась Ниоба. – Но вам не следует забывать: препятствия здесь ненастоящие. Всего лишь иллюзии.
Испытание заключалось в том, чтобы проехать на мотоцикле по линии – единственном безопасном проходе через минное поле. На первом этапе разрешалось сделать одну ошибку. Поскольку мины были иллюзорными, они только ярко вспыхивали, а не взрывались.
– Как это мило со стороны Горного Короля, – с иронией пробормотала Ниоба.
– А если мы совершим две ошибки, то не сможем получить инструменты? – поинтересовалась Луна.
– Все верно, дорогая. Если ты будешь продолжать путь, мины станут настоящими. – Ниоба не могла не признать, что таким способом производился прекрасный отбор.
У тех, кто не боится испытания, не возникнет никаких проблем; тот же, кто совершит ошибку, будет полнейшим глупцом, если станет и дальше искушать судьбу. Горный Король играл жестко, но справедливо.
– Ой, – тихонько проговорила Орб. Она была более быстрой, раньше успевала включиться в игру, первой обижалась и первой прощала. – Впрочем, если мы будем вести себя честно, нам нечего бояться.
– Хорошее жизненное правило. – Ниоба взглянула на мотоциклы, минное поле и петляющую желтую линию. Насколько разрешено удаляться от границы? Девочки раньше ездили только на велосипеде. Им не удастся удержаться вдоль линии. Слишком сложное испытание!
– Пожалуй, будет лучше, если я перевезу вас по очереди, – решила Ниоба.
– Самый большой мотоцикл выдержит двоих.
Она завела мотоцикл – оставалось только надеяться, что пещера окажется достаточно большой и их не отравят выхлопные газы – и немного поездила на нем, чтобы привыкнуть. Очевидно, Горный Король приготовил это испытание для мужчин, а не для женщины и девочек. Когда Ниоба убедилась, что мотоцикл хорошо слушается руля, она посадила себе за спину Орб, а девочка обняла ее за талию.
– Ты должна наклоняться вместе со мной, когда я буду делать поворот, чтобы мы не потеряли равновесие, – сказала Ниоба. – Мотоцикл не сильно отличается от велосипеда.
– Да, мама.
– Луна, у тебя хороший глазомер. Следи за нами, и если тебе покажется, что я сдвинулась в сторону, предупреди нас.
– Да, бабушка. – На людях девочки скрывали свои истинные родственные отношения и обычно говорили, что являются кузинами.
Ниоба вздохнула и направила мотоцикл на линию. Первый поворот они преодолели удачно, а во время второго Орб наклонилась не в ту сторону. Она сразу поняла свою ошибку, но было уже поздно. Мотоцикл вильнул, переднее колесо коснулось «мины», которая сразу же ярко вспыхнула.
– Я ничего не вижу! – воскликнула Ниоба.
– Я тоже! – закричала Орб.
Мотоцикл задрожал, когда Ниоба попыталась ехать дальше по памяти. Но она понимала, что это безнадежно; к тому моменту когда зрение к ней вернется, все будет кончено. Если только…
– Луна! – позвала Ниоба. – Ты видишь что-нибудь?
– Да, – ответила Луна. – Вы отклонились немного вправо.
– Направляй меня!
Луна была умной и уравновешенной девочкой. Она сразу все поняла.
– Сверни немного влево.
Ниоба послушалась, стараясь поддерживать постоянную скорость.
– А теперь чуть-чуть направо, – крикнула Луна. – И еще немного… Да. Сейчас прямо. Скоро вам придется сделать крутой левый поворот – сразу, по моей команде. Приготовьтесь… Давайте!
Ниоба и Орб отклонились влево и сделали крутой поворот.
– Теперь прямо… чуть вправо… так… направо и сразу налево… еще направо… чуть-чуть влево… еще… так, хорошо… и снова направо. Теперь прямо, вы почти у цели.
Так они ехали дальше и дальше, больше ни разу не задев мины. Наконец Ниоба заглушила мотор, немного подождала, пока восстановится зрение, и вернулась за Луной.
– Ты здорово постаралась, – сказала она девочке. – Благодаря тебе у нас остаются шансы на победу.
Красивое лицо Луны раскраснелось от похвалы.
Вторая поездка через минное поле прошла успешно; теперь Ниоба знала, как это делается, и у них не возникло никаких проблем. Они оставили мотоцикл и пошли дальше, к следующему испытанию.
Оказалось, что это подземная река, широкая и глубокая; по всей длине ее разделяла металлическая сетка. Ниоба заметила табличку.
– Перед вами участок реки Леты, – прочитала она вслух. – Одна капля заставляет человека забыть обо всем на несколько мгновений; глоток приведет к тому, что вы потеряете память на целый час. Вода, попавшая в глаза, лишит вас способности видеть. Опасайтесь летального чудовища, которое патрулирует реку через различные промежутки времени.
– Как забавно! – воскликнула Орб. – Летальное чудовище плавает по реке Лете!
– Будет совсем не смешно, если оно нас поймает, – заметила Луна.
– Нужно переплыть реку, – сказала Ниоба. – Вот только эта сеть посреди… Придется под ней поднырнуть. И крепко зажмурить глаза. Лучше по очереди, чтобы остальные наблюдали со стороны.
– А как же наша одежда? – запротестовала Орб.
– Ты права. Оставим ее здесь. Не стоит брать с собой воду Леты! Да и какое удовольствие ходить в мокром?!
– Но у нас нет купальных костюмов! – вспомнила Луна.
Ниоба посмотрела на нее:
– Дорогая, очень скоро ты будешь с гордостью позировать обнаженной для портретов. Иногда бывают случаи, когда следует забыть о скромности. Сейчас настал именно такой момент. Мы все из одной семьи, а Горный Король спит. Никто нас не увидит. Осмелюсь предположить, что это часть испытания: хватит ли у нас мужества прийти в его логово обнаженными? Помните, опасность иллюзорна; если мы глотнем воды, мы не потеряем память, а просто будем дисквалифицированы и нам ничего не останется, как вернуться обратно с пустыми руками. Прежде всего проверке подвергается наша скромность.
Ниоба начала раздеваться, аккуратно складывая одежду подальше от воды.
Луна пожала плечами и последовала ее примеру, не слишком беспокоясь из-за своей наготы. Спустя короткое время Орб тоже стала раздеваться, хотя ей это давалось с трудом. Они уже перестали быть девочками, но не успели стать настоящими девушками – поэтому оставались очень стеснительными. Горный Король подготовил для них неожиданные испытания.
– Мы можем доплыть до сети по-собачьи, – сказала Ниоба. – Сразу после того, как чудовище скроется из виду. Кто первый?
Орб пожала плечами:
– Попробую. Вы крикните, если оно повернет назад.
Они принялись ждать чудовище, и вскоре появилась сферическая желеобразная масса, которая, казалось, уже успела забыть свой первоначальный вид.
– Ничего себе! – воскликнула Орб.
– Всего лишь иллюзия, – твердо напомнила Ниоба. – Однако не следует попадаться ей в лапы. Давай! – И она шлепнула девочку по голой спине.
Орб вздрогнула, сделала несколько шагов вперед и поплыла по-собачьи к противоположному берегу, нервно оглядываясь на чудовище.
– Помни, – крикнула Ниоба, – ни в коем случае не открывай в воде глаза!
Орб кивнула, сделала глубокий вдох, крепко зажмурила глаза и нырнула. Ее ноги поднялись вверх, а потом скрылись из виду. Обе девочки хорошо плавали; только дополнительные условия испытания делали эту задачу сложной. Скоро она вынырнула с другой стороны, по-прежнему с закрытыми глазами и крепко сжатым ртом, и поплыла дальше, однако выбрала неправильное направление: по течению, а не к противоположному берегу.
– Ты плывешь не туда, развернись! – позвала ее Ниоба.
Но Орб не поняла и развернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь она двигалась против течения.
– Чудовище возвращается! – прошептала Луна.
– Она с ним обязательно встретится! – с тревогой сказала Ниоба. – Я за ней!
Она вошла в воду и быстро поплыла вперед, изо всех сил стараясь не шуметь. К счастью, чудовище двигалось довольно медленно; Ниоба его опережала. Она закрыла глаза и рот и нырнула. Нащупав руками конец сетки, скользнула под ней и поплыла в ту сторону, в которой, по ее представлениям, находилась Орб. Голова Ниобы появилась над водой, но она не осмелилась открыть глаза.
– Слева от тебя! – закричала Луна.
Ниоба рванулась налево и поймала Орб за руку.
– Чудовище между вами и берегом! – воскликнула Луна. – Его не обойти! Оно поворачивает к вам!
– Сюда! – скомандовала Ниоба. – К барьеру!
Она поплыла назад, увлекая за собой Орб. Нащупав металлическую сеть, Ниоба воскликнула:
– Забирайся наверх, глаза не открывай!
Девочка беззвучно повиновалась. Ниоба убедилась в том, что Орб держится за сеть, отпустила дочь и вскарабкалась наверх по ячейкам металлической сети. Как только Ниоба вылезла из воды, она тыльной стороной ладони вытерла глаза и осторожно приоткрыла один из них. Орб находилась рядом: не открывая глаз, девочка висела на барьере. Чудовище осталось внизу, оно пыталось разыскать их, размахивая тонкими щупальцами.
– Ну, давай сюда, болван! – закричала Ниоба.
Чудовище услышало и попыталось достать ее, но его плоть была слишком мягкой, и оно потерпело неудачу. Ему не удавалось поднять щупальца над водой. Через некоторое время оно отправилось вниз по течению.
– Очень хорошо, – сказала Ниоба. – Орб, вытри глаза и спускайся вниз. Мы вместе переплывем на другой берег.
Так они и сделали. Потом к ним присоединилась Луна, которая благодаря указаниям Ниобы сумела избежать всех неприятностей. Так им удалось преодолеть второе испытание.
Обнаженные, путники двинулись дальше. Третье испытание оказалось самым страшным: через глубокую пропасть был перекинут узкий веревочный мостик. Им предстояло перейти или переползти по нему на другую сторону. На очередной табличке имелись очередные инструкции.
«ОПАСАЙТЕСЬ УКУСОВ ЛЕТУЧИХ МЫШЕЙ-ВАМПИРОВ».
Тут никаких разъяснений не требовалось. Очевидно, укус приведет к дисквалификации – конечно, летучие мыши нападут в тот момент, когда они попытаются пройти по мосту. Однако Ниоба прочитала, что от летучих мышей можно защититься при помощи волшебных жезлов. Рядом, как и следовало ожидать, стояло три таких жезла.
По одному на каждую. Как удобно! Или случайное совпадение? Ниоба не очень-то верила в случайности, но выбора у них не было. Они преодолели две трети пути; глупо отступать сейчас.
Орб посмотрела в бездну и содрогнулась:
– Не думаю, что смогу…
– Чепуха, – возразила Ниоба, хотя и ее пугали головокружительные глубины. – Помните – перед вами иллюзия. Если вы потеряете равновесие, ничего страшного не случится; вы просто не пройдете последнее испытание.
– О да, – просветлев, кивнула Орб. – Самый обычный пол, как в пещере с минным полем, а мост – линия, по которой нужно пройти.
– Но мы должны соблюдать осторожность, – предостерегла Ниоба.
– Я пойду первой, – вызвалась Луна, решительно взяла жезл в правую руку и ступила на мост, который просел под ее тяжестью. Девочка сохранила равновесие и двинулась вперед, хотя Ниоба видела, что она напугана.
– Ой, он раскачивается! – воскликнула Луна, сделав еще несколько шагов.
И действительно, легкий мост начал болтаться из стороны в сторону, как маятник.
– Компенсируй колебания! – крикнула Ниоба. – У тебя все получится!
Луна так сделала. Она довольно уверенно добралась до середины моста. И тут появилась первая летучая мышь.
Существо оказалось довольно большим и ужасно уродливым. Размах крыльев твари составлял не меньше ярда, ее красные глаза ярко сверкали. Когда летучая мышь приблизилась к Луне, ветер, поднятый крыльями, заставил взметнуться волосы девочки – и она сразу потеряла уверенность.
– Попробуй напугать ее! – посоветовала Ниоба. – Стой на месте, сохраняй равновесие и направь на нее волшебный жезл.
Луна попыталась, но она слишком нервничала. Летучая мышь метнулась к ней; Луна взмахнула жезлом. Летучая мышь свернула в сторону. Девочка потеряла равновесие и начала падать.
– Хватайся за мост! – закричала Ниоба.
Луна бросила жезл и обеими руками уцепилась за мост. Жезл полетел в пропасть, медленно переворачиваясь в воздухе. Иллюзия производила впечатление!
Летучая мышь заметила, что девочка осталась без защиты, развернулась и снова устремилась в атаку.
Ниоба бросилась на мост. Долгий опыт с нитями, полученный в роли Клото, пригодился; она не боялась сделать неверный шаг и упасть. Когда летучая мышь пошла на снижение, Ниоба прыгнула вперед и вонзила жезл в мохнатое тело. И несмотря на то что жезл прошел насквозь, летучая мышь взвыла, ей явно было больно.
– Вставай, Луна, – резко скомандовала Ниоба. – Пора переходить на другую сторону.
– Я не могу! – закричала Луна и расплакалась, ведь ей было всего двенадцать лет.
– Тогда ползи! Я буду тебя защищать.
Эта задача оказалась для нее посильной. На четвереньках Луна двинулась вперед, а Ниоба неотступно шла за ней с жезлом наготове, внимательно наблюдая за летучей мышью. Злобное существо собралось было еще раз напасть, но, завидев, что Ниоба готова к отпору, решило держаться от нее подальше.
На противоположной стороне Луна встала на ноги. С ней все было в порядке.
– Твоя очередь, Орб! – крикнула Ниоба. – Ты сможешь пройти сама, или мне прийти за тобой?
Орб посмотрела на раскачивающийся мост и парящую над ним летучую мышь.
– Я… будет лучше, если ты пойдешь со мной.
Ниоба вернулась обратно, удерживая летучую мышь на расстоянии свирепым взглядом – злобное существо уже сообразило, что между испуганной девочкой и готовой к бою женщиной есть огромная разница.
– Хорошо, иди вперед, а я буду прикрывать тебя сзади. Постарайся смотреть на Луну и сохранять равновесие – совсем нетрудно.
– Как тебе удается быть такой храброй? – восхищенно спросила девочка.
– Я мать. Смелость приходит вместе с должностью.
Конечно, Ниоба пошутила, но Орб отнеслась к ее словам серьезно.
– Значит, ты стала храброй, родив ребенка?
– Когда у тебя появляется существо, защищая которое ты готова умереть, мужество уже не имеет значения, – объяснила Ниоба. – Ты просто знаешь, что следует делать, и не можешь позволить себе бояться.
Летучая мышь напала на них, и Орб закрыла лицо руками.
– Прочь! – закричала Ниоба. – Или я проткну тебя насквозь, злобная тварь!
Летучая мышь развернулась и умчалась. Даже иллюзию можно напугать!
– Почему она тебя испугалась? – удивленно спросила Орб.
– Потому что я не блефовала, – ответила Ниоба. – Я бы свернула ей шею, и она это поняла.
– О, мама!
– Любой родитель сделал бы то же самое. И ты будешь вести себя так же, когда придет пора.
Они перебрались на противоположную сторону. Луна покачала головой:
– Тебе пришлось все время нас спасать, бабушка. Без тебя у нас ничего не получилось бы.
– Мы действовали вместе. Однако свои инструменты вам придется завоевать самостоятельно.
Они двинулись дальше и вскоре подошли к двум шкафам. В одном обнаружилась кисть с серебряной ручкой, в другом – миниатюрная золотая арфа.
– Ну, вот мы и на месте, – сказала Ниоба. – Мы отыскали ваши инструменты.
– Но… – прошептала Луна. – Как?..
Ниоба осмотрелась. Никакой таблички с указаниями.
– Боюсь, вы должны догадаться сами.
Луна пожала плечами. Сделала шаг вперед, открыла стеклянную дверцу и взяла кисть. Затем сделала широкий мазок – и в воздухе повисла желтая полоса.
Девочка удивилась и еще раз дважды взмахнула кистью. Получилась большая, черная буква X.
– Можно брать любой цвет по своему желанию! – восхищенно воскликнула Луна.
Она принялась за работу, стерла Х уверенными, точными мазками, а потом нарисовала портрет Ниобы. Хотя Луна была еще совсем юной, у нее получилось весьма неплохо. Ниоба никогда не видела, чтобы девочка рисовала так быстро и точно. Конечно, ей не очень нравилось, что приходится позировать обнаженной в возрасте тридцати шести лет; за эти годы она набрала лишний вес и перестала быть самой красивой женщиной своего поколения. Да и рождение Орб привело к тому, что на коже остались растяжки. Однако она не протестовала – Луна должна заслужить эту замечательную кисть, идеальный инструмент.
Закончив портрет. Луна обвела его тонким ореолом почти невидимой краски.
– Что ты делаешь? – спросила Ниоба.
– Это твоя аура, – ответила Луна.
– Моя аура?
– Я ее вижу.
Ниоба замолчала. Если девочка сказала правду, у нее талант, о котором никто и помыслить не мог.
Луна отступила на несколько шагов.
– Вот так, – сказала она. А потом нарисовала огромную морскую раковину, частично скрывающую фигуру. – Обнаженная бабушка и половинка морской раковины.
– Пожалей меня! – воскликнула Ниоба с шутливым негодованием.
Орб захихикала.
В следующее мгновение картина начала перемещаться, повернулась, из пустоты возникла рама; все трое и глазом не успели моргнуть, как новоявленный шедевр оказался за стеклом шкафа. Дверцы со стуком захлопнулись.
– Мне кажется, твоя картина принята, – сказала Ниоба. – Ты заслужила кисть.
– Вот здорово! – воскликнула Луна. – Спасибо тебе, Горный Король! Я всегда буду рисовать твоей кистью! Я и мечтать не могла о таком чудесном инструменте!
Теперь пришла очередь Орб. Она открыла дверцы и вынула золотую арфу – маленький изящный инструмент, девочке никогда не приходилось видеть ничего подобного. Орб присела на землю, поставила арфу так, чтобы удерживать ее основание ногами, и коснулась пальцами струн. Прозвучал прекрасный аккорд.
– Ой, и вправду волшебная! – вскричала она. – Я могу на ней играть!
Орб сосредоточилась, выбирая песню, а потом запела, аккомпанируя себе на арфе.
Я хочу танцевать на болоте…
Ниоба удивилась. Она не думала, что Орб знает эту песню; наверное, выучила в школе. Девочка пела очень хорошо, а волшебная арфа усиливала и звук, и собственное волшебство Орб. Сопровождающий оркестр зазвучал громко и четко; казалось, музыка льется со всех сторон.
Двенадцать лет! Как замечательно будет играть Орб, когда достигнет зрелости! Наверное, станет профессиональным музыкантом, если захочет.
Да… заплачу… заплачу, как только засохнут болота.
Орб закончила и поклонилась. На ее щеках появились слезы, как и у Луны с Ниобой; песня и в самом деле была удивительно прекрасной.
Потом песня зазвучала снова – но Орб не трогала струн и не произнесла ни звука. Играл шкаф. Он записал песню и волшебный оркестр!
Музыка смолкла, дверцы шкафчика закрылись. Он принял песню Орб. Она честно заработала арфу.
– Дело сделано, – с облегчением проговорила Ниоба. – Теперь можем возвращаться домой.
Они отправились обратно. Пещера с летучими мышами выключилась; оказалось, что пол находился в восемнадцати дюймах под раскачивающимся веревочным мостом. Сама летучая мышь была не более чем световой проекцией. Им действительно не грозила никакая опасность.
– Подумать только, я ползла через мост на четвереньках! – огорченно пробормотала Луна.
– Испытание допускало такое решение задачи, – ответила Ниоба, поднимая с пола жезл, чтобы поставить его на место. – Даже иллюзии могут принести вред – помнишь, нас ослепила вспышка. В жизни так нередко бывает: миражи влияют на происходящее не меньше, чем реальные вещи, а порой становятся настоящими.
Ниоба заранее старалась подготовить девочек – тем очень скоро предстояло оказаться в большом мире и столкнуться с социальными и сексуальными проблемами, где ловушки часто носили воображаемый характер.
Они шагали прямо по полу – теперь не имело никакого смысла использовать мостик – и по туннелю вышли в следующее помещение. Здесь ничего не изменилось: реку по-прежнему перегораживала проволочная сеть.
– Какое облегчение, – заметила Луна. – Глупо плыть голышом по воде, которой на самом деле не существует!
– Теперь это самая обычная вода, – сказала Орб, зачерпнула пригоршню и напилась. – И никаких чудовищ.
Они вошли в реку. Девочки держали инструменты так, чтобы не намочить их. На короткое мгновение вспыхнул свет. Орб нырнула под барьер. Вскоре ее голова показалась с противоположной стороны, она сделала вдох – и закричала.
– Я ничего не вижу! Я ослепла! Ослепла! – Она начала метаться, выронила арфу, которая тут же погрузилась на дно.
– Подожди, дорогая! – воскликнула Ниоба. – Расслабься! Не может…
– Где я? – плакала Орб, судорожно размахивая руками. – Как я сюда попала? Почему я ничего не вижу?
Ниоба обменялась взглядами с Луной, которая смотрела на Орб, разинув рот.
– Лета! – прошептала Луна. – Она снова включена!
– На сей раз все по-настоящему! – вскричала Ниоба. – Что-то случилось!
Появилось летальное чудовище, оно медленно приближалось к Орб.
– Выйди из воды! – резко сказала Ниоба внучке. – Я ее вытащу!
Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза и нырнула под барьер.
Ей удалось определить местонахождение Орб по плеску. Ниоба схватила дочь и направилась к берегу, используя технику спасения утопающих. Оставалось надеяться, что она не потеряла ориентировки и не попадет в пасть к мерзкой твари. Ниоба не осмеливалась открыть глаза или заговорить с Орб, чтобы не наглотаться воды из Леты. И не представляла, на каком расстоянии от них находится чудовище. Приходилось лишь быстро плыть туда, где, как ей казалось, должен быть берег.
Наконец она вытащила из воды Орб.
– Стой спокойно! На тебя подействовала вода из Леты, вот почему ты ничего не видишь и не помнишь, скоро все пройдет. Зрение и память к тебе вернутся. Постарайся успокоиться. Расслабься!
Постепенно девочка начала приходить в себя.
– Ах, мама, – прошептала она, обнимая Ниобу, – я так испугалась!
«Значит, она вспомнила меня, – подумала Ниоба. – Вероятно, из памяти стерлись только последние события».
– Все пройдет, – повторила Ниоба. – Ничего страшного не случилось, через несколько минут ты будешь в порядке. Посиди здесь немного и никуда не уходи. – Ниоба посмотрела на противоположный берег реки, где осталась Луна. – Как ты там?
– Нормально, – кивнула девочка. – Мне плыть к вам?
Ниоба немного подумала.
– Нет. Вернись в пещеру и посмотри, включилась ли она снова. Только не пытайся переходить на другую сторону!
– Я не осмелюсь! – серьезно ответила Луна.
И исчезла в туннеле.
Казалось, слезы помогли Орб избавиться от действия заклинания.
– Мама! Я уже немного вижу!
– Да, конечно, дорогая, – ответила Ниоба, которая пыталась выдать желаемое за действительное. – Нужно проявить терпение, и все будет хорошо.
Прошло довольно много времени, Ниоба уже начала беспокоиться, когда Луна наконец вернулась.
– Там снова пропасть, – доложила она. – Я встала на колени и хотела достать до пола, но ничего не почувствовала. А потом появилась летучая мышь, и я убежала.
«Интересно, как иллюзия превращается в реальность? – подумала Ниоба. – Восемнадцатидюймовое углубление не может имитировать стофутовую пропасть».
Однако она не сомневалась, что теперь там и в самом деле пропасть. Волшебство Горного Короля перестало быть иллюзорным!
– Придется переплыть реку, Луна, – решила Ниоба. – Тебе будет легче, чем Орб, а с минным полем мы справимся.
– Что с нами произошло? – спросила Орб, когда Луна вошла в воду.
Видимо, ее память еще не восстановилась полностью.
– Мы переплывали реку, и вдруг волшебство восстановилось, – ответила Ниоба. – Я не знаю почему. Неожиданно оказалось, что мы воры, а не достойные награды победители.
– Но мы же не воры! – запротестовала Орб.
– Конечно, нет! – Тут Ниобе в голову пришла неожиданная мысль. – Может быть, сюда проник настоящий вор и активировал волшебство – а мы попались в ловушку.
– Однако мы никого не видели!
– Верно. – Ниоба вздохнула: объяснение казалось таким правдоподобным. Потом она придумала другой вариант. – Кто-то мог напороться на несколько мин, но не стал отступать. Тогда становится понятно, почему сработала защитная сигнализация.
Луна вышла на берег.
– Я ее нашла! – воскликнула она, показывая арфу. – Я пощупала дно и наткнулась на нее!
– Ах, спасибо тебе. Мотылек! – прошептала Орб.
– Все хорошо, Зрачок, – ответила Луна, с улыбкой протягивая ей арфу.
Ниоба удивилась, впервые услышав эти прозвища. «Как многое упускают взрослые в жизни детей», – подумала она.
Путники оделись и направились к заминированной пещере, ожидая, что вот-вот столкнутся с вором, но им так никто и не встретился. В пещере было пусто. Они решили проверить минные поля, бросили камешек на середину и закрыли глаза.
Раздался оглушительный взрыв, потрясший всю пещеру, даже с потолка посыпались камни. Им грозила настоящая опасность.
Ниоба посмотрела на мотоцикл, на котором они пересекли минное поле в первый раз, и в горле у нее пересохло. Она трижды перебралась через поле – один раз вслепую, но ей совсем не хотелось повторять свой подвиг, ведь мины стали настоящими. Можно взлететь на воздух!.. От одной только мысли об этом легко допустить ошибку. У Ниобы задрожали руки.
– А где вор? – спросила Луна.
Да, действительно! Если вор побывал здесь, то они должны были его увидеть – живого или мертвого. Не говоря уже о Мотоцикле – исправном или искореженном взрывом. Однако все мотоциклы стояли на своих местах. Вор точно сквозь землю провалился.
Может быть, Горный Король решил сыграть нечестно? Возможно, он и не собирался отдавать свои драгоценные инструменты – вот и решил помешать им, вроде бы случайно.
Ниоба рассердилась.
– Что ж, в такую игру можно играть и вдвоем! – пробормотала она и подобрала один из упавших камней. – Берегитесь! – И швырнула камень.
Последовал новый взрыв. Снова пещера вздрогнула, а с потолка посыпалась пыль. Как только все успокоилось, Ниоба взяла очередной камень и опять бросила его на минное поле.
– Что ты делаешь, мама? – спросила Орб после третьего взрыва.
– Расчищаю проход, надо же нам выбраться из ловушки! – мрачно ответила Ниоба. – Взорвем все мины. – Она отправила на поле следующий снаряд.
– Ой! – рассмеялась Орб. – Как ты здорово придумала, мама! А можно я тоже буду так делать?
Почему бы и нет?
– Конечно, только не забывай прикрывать глаза.
Девочка схватила камень, бросила его на поле, а потом быстро отвернулась. Когда взорвалась очередная мина, она радостно захлопала в ладоши.
«У всех детей есть скрытая тяга к разрушению», – подумала Ниоба.
Довольно скоро они расчистили широкий проход. На всякий случай бросили еще несколько камней, чтобы убедиться, что мин больше не осталось, потом Ниоба перевезла девочек – так же, как в первый раз. Она не знала, что произойдет, если они попытаются пройти через минное поле, и решила не испытывать судьбу; на мотоцикле она чувствовала себя спокойно. Ниоба поставила мотоцикл рядом с тремя другими, и они направились к выходу.
Однако на пути у них возник устрашающего вида мужчина – огромный, свирепый и волосатый. В руках он держал гигантский молот, а его глаза так сверкали, что грозили разжечь огонь в густой бороде.
– Воры! – взревел он. – Вы посмели обокрасть музей Ванира? Я вас уничтожу!
– Горный Король! – завопила Луна и в ужасе отступила.
Ниобу охватила безумная ярость. Она шагнула вперед, уклонилась от удара молота и влепила волосатому врагу звонкую пощечину.
– Оставь девочку в покое! Она вовсе не вор! Это ты наглый воришка!
Пощечина не причинила великану особого вреда, однако он с удивлением посмотрел на Ниобу:
– Клото!
– Больше я не Клото! – ответила Ниоба и, сделав небольшую паузу, поинтересовалась: – Откуда ты меня знаешь?
Он опустил молот на землю и оперся на его рукоять.
– Разве способен мужчина забыть лицо самого прелестного существа в царстве язычников? Что ты здесь делаешь, о, божественная?
Ниоба покраснела от удовольствия:
– Гм-м, сколько же ты проспал?
Горный Король принялся считать на пальцах.
– Примерно двадцать пять лет. А что?
Ниоба все поняла. Горный Король проспал тот момент, когда она стала смертной, и с тех пор не просыпался.
– Ну, я вернулась к обычной жизни тринадцать лет назад. Я здесь вместе с дочерью и внучкой. Мы пришли вовсе не для того, чтобы совершить кражу.
Мужчина посмотрел на инструменты, которые держали в руках девочки.
– Если это утверждаешь ты, Клото, то я ничего не имею против. Я действительно сквозь сон слышал музыку моей арфы – на ней играл достойный музыкант. – Тут великан опомнился – Внучка… через тринадцать лет? Твое тело сведет с ума любого мужчину, но…
– Я ведь была смертной до того, как стала Клото, – быстро ответила Ниоба. Она показала рукой на Луну. – Твой шкафчик принял картину, которую нарисовала эта девочка, и…
– Верно. Тогда почему поднялась тревога?
– Мне бы тоже хотелось знать! Мы уже возвращались, когда…
– Я тут ни при чем, – заявил великан. – И я непременно докопаюсь до истины. Иди за мной, Клото.
Он зашагал обратно через минное поле, и следы от его ног светились.
Горный Король был очень сердит.
Они поспешили за ним, на сей раз Ниоба не стала связываться с мотоциклом: сияющие следы гарантировали безопасность.
Когда Горный Король ступил в воду, та мгновенно испарилась, даже дно оказалось сухим. Стоило ему приблизиться к барьеру, как в нем появились ворота, створки которых немедленно распахнулись. Не вызывало сомнений: он здесь хозяин. Все трое в восхищении следовали за ним.
В третьей пещере их поджидала пропасть и летучая мышь. Король сделал несколько шагов, и все исчезло – пещера была пуста. От летучей мыши-вампира осталось лишь несколько световых пятен.
Они вошли в зал, где были выставлены экспонаты. И сразу увидели демона, засунувшего палец в шкафчик, где раньше лежала арфа. Не вызывало сомнений, что именно из-за него поднялась тревога; пока демон находился здесь, все ловушки были активированы.
– Ха! Работа Локи! – воскликнул Горный Король и швырнул свой молот так, словно он ничего не весил.
Молот ударил демона. Порождение зла исчезло в клубах дыма. Шкафчик взорвался.
Горный Король снова взял молот в руки. Осколки шкафчика начали подниматься в воздух, зазвучала песня, которую играла Орб… Через несколько секунд шкаф стоял на прежнем месте, целый и невредимый.
– Иди с миром, Клото, – промолвил великан. – Ты и твои детки. Приношу извинения за доставленные неудобства.
– Все в порядке, сэр, – смущенно пробормотала Ниоба.
Она взяла девочек за руки, и они снова направились к выходу. На этот раз им никто не помешал.
Инструменты оказались великолепными, обе девочки продолжали развивать свои таланты. К тому времени когда они окончили школу, каждая прекрасно владела тем видом искусства, который выбрала. Ниоба не сомневалась, что их ждет успех в жизни – если на то будет воля Судьбы. Однако еще не разрешился вопрос со спутанным клубком.
После смерти Бленды Маг Кафтан вместе с Луной перебрался в Америку – видимо, не мог оставаться в Ирландии без жены. Разлука с Луной огорчила Ниобу куда больше, чем расставание с сыном, потому что они с внучкой были очень близки. Однако Ниоба не могла возражать. Луна превратилась в прекрасную здравомыслящую молодую женщину и сумеет позаботиться об отце.
Потом, через двадцать два года после свадьбы, умер Пасиан. Ему было семьдесят четыре – вполне солидный возраст, но для Ниобы его уход явился тяжелым ударом. Она продолжала считать, что Пасиан на одиннадцать лет ее моложе, а ей исполнилось всего сорок шесть – физически. До того как она стала Клото, Ниоба прожила двадцать три года – столько же, когда снова стала смертной. Казалось, закончился период, определенный ее первой любовью к Седрику. Она все еще любила Пасиана, но с годами это чувство перестало быть таким сильным. Теперь, когда она вырастила Орб и Луну, Ниоба готовилась к суровой реальности судьбы. На ее глазах дряхлел Пейс, она делала для него все, что могла, но никогда не думала о том, что он умрет. Смерть Пасиана произошла от естественных причин – похоже. Сатана не принял в этом никакого участия.
После похорон Ниоба удалилась от земных дел. Орб отправилась в турне – она стала певицей; достигнув восемнадцатилетия, девушка постоянно гастролировала по всему миру. У Ниобы осталось совсем немного дел среди смертных.
Затем пришло известие о смерти Мага, которое потрясло Ниобу – ее сыну едва исполнилось шестьдесят три года. Луна писала, что теперь живет одна, продолжая дело отца, и встречается с новым Танатосом, как и обещало пророчество. Ниоба тяжело перенесла потерю. Она писала вежливые письма, но встречаться с Луной не хотела. Впрочем, чего еще можно ждать от проходящей юности, беспечности и невинности? Ниоба знала это лучше любой другой женщины.
Она прожила восемьдесят шесть лет; ее время подходило к концу. Спокойный привычный мир стал высокотехнологичным, полным нового волшебства. Ниоба приготовилась с минимальным шумом отойти в мир иной.
Но на следующий год все изменилось.
10. ЛАХЕСИС
По шелковой нити сбежал паук и превратился в миловидную девушку с такими светлыми волосами, что они казались почти белыми.
– У нас к тебе дело, – сказала девушка. – Не произноси вслух имя того, кто не должен узнать о нашей встрече.
Она говорила с акцентом, но вполне понятно.
– Клото! – воскликнула Ниоба, неожиданно вспомнив, как четверть века тому назад вытащила из толпы беженцев в Будапеште молоденькую девушку. – Лиза!
– Ты изменилась, – улыбнувшись, проговорила та. – А я нет. – Она пригладила волосы. – Если не считать косметического вмешательства. Я твоя вечная должница. Мне была дана новая жизнь, и я смогла помочь друзьям. Они так и не узнали, что я… изменилась.
– Я тебя понимаю, – ответила Ниоба. – Рада, что ты пришла меня навестить.
– Нет, – быстро сказала Лиза, – я по делу. Мы… хотим попросить тебя кое о чем.
Ниоба улыбнулась. В глубине души она страшно расстроилась из-за того, как по-разному они обе выглядят. Когда Ниоба выбрала себе замену, она была стройной красавицей, в то время как Лиза – всего лишь миловидной девушкой. Теперь же, четверть века спустя, у Ниобы появились морщины и она распрощалась со своей прежней красотой. Лиза же осталась точно такой же, какой встретилась ей тогда, в Будапеште. Старость, какое это отвратительное состояние!
– Если ты собираешься спросить меня, вмешивался ли в мою жизнь смертной тот, чьего имени мы не называем, я отвечу – у меня нет уверенности. В голову приходит только один случай, когда я вместе с моими девочками…
– Нет-нет, – перебила ее Лиза. – Я не собираюсь тебя ни о чем спрашивать. Я… мне поручили встретиться с тобой, потому что я единственная из троих с тобой… ну, можно сказать, знакома. Прежние Лахесис и Атропос покинули нас…
– Я была аспектом Судьбы тридцать восемь лет! – воскликнула Ниоба. – Кажется, теперь перемены происходят все чаще и чаще.
– Да, ты выполняла свои обязанности просто великолепно, таких, как ты, немного. Да и с… тем, чьего имени мы не называем, справлялась успешно. Я… мы… нам пришлось совсем непросто. Он самым бессовестным образом перепутал нити, привел нас в замешательство…
– Он отлично это умеет, – согласилась Ниоба. – Мне удалось не стать жертвой его козней только потому, что я получила несколько весьма полезных уроков! Уверена, что я ничем не лучше…
– У тебя огромный опыт. Никто из смертных не может таким похвастаться. Вот почему мы хотим тебя кое о чем попросить.
«Похоже, у Лизы что-то очень серьезное на уме!» – подумала Ниоба.
– И что же конкретно?
– Ты должна вернуться.
– Что?
– Стать аспектом Судьбы. Мы снова в тебе нуждаемся.
Ниоба была так потрясена, что даже начала заикаться.
– Стать… я… мне… Лиза, мне сорок восемь лет по меркам смертных! Только молодая женщина может…
Лиза покачала головой:
– Нет, не Клото. Лахесис. Она ключевой аспект… ведь именно Лахесис следит за целостностью Гобелена.
Конечно, Лахесис. Ниоба стала женщиной средних лет и выглядела на свой возраст. Лахесис – роль, которую всегда играет не молодая, но и не старая женщина. Однако…
– Лиза, я и представить себе не могла… так раньше никогда не поступали! Как только какой-то аспект возвращается в мир смертных… если воплощение перестает выполнять свои обязанности…
– Верно. Вот одна из причин, по которой – так мы считаем – это необходимо сделать сейчас. Безымянный ничего не заподозрит.
Обмануть Сатану. Отличный способ!
– Лиза, я польщена, что вы обо мне вспомнили. Но я уже была бессмертной и, по правде говоря, не заслуживаю…
– Я знаю, мы просим слишком многого, – поспешно вставила Лиза. – Но, кроме тебя, никто не справится. Иначе…
– Подожди! Новые женщины постоянно становятся аспектами Судьбы! И все учатся выполнять свои обязанности, ведь Судьба находится в более выгодном положении, чем остальные воплощения, потому что всегда имеется два опытных аспекта, которые помогают новенькой. Поэтому тебе совсем не нужно…
– Пожалуйста, – сказала Лиза. – Наверное, я не совсем ясно излагаю свои мысли. У меня получилось бы лучше, если бы ты понимала мой родной язык…
– Ты говоришь великолепно! Я просто пытаюсь…
– Пожалуйста, я должна объяснить. Мы… мы должны отказаться от своей роли в качестве аспектов Судьбы – все одновременно.
– Все одновременно? Невозможно! Тогда не будет…
– Да, мы считаем, что это подстроил Безымянный. У нас было много проблем и неприятностей, и их центром является дочь твоего сына – Луна. Нам – всем троим – пришлось вмешаться, чтобы ее спасти. Он попытался сделать так, чтобы она умерла, но Танатос не допустил…
Ниоба вдруг поняла.
– В прошлом году, когда люди вдруг перестали умирать?..
– Да. Танатос больше не забирал души, чтобы ему не пришлось взять и душу Луны, потому что он ее любит. В конце концов он сразился с Безымянным и победил. Луна была спасена, а Танатос вернулся к своим обязанностям. Мы… Лахесис устроила так, что именно он сменил на посту прежнего Танатоса, чтобы все произошло, как нам было нужно.
– Вы вмешались в выбор другого воплощения? – в ужасе спросила Ниоба.
– Мы… иначе ничего не получалось. Дело дошло… Нам кажется, грядет главное сражение в войне. Я ненавижу войну! – Лиза помолчала, и Ниоба поняла, что она вспомнила Будапешт. – Но когда речь идет о возможности установления на земле власти Зла, с ним необходимо сражаться всеми доступными методами. Эта битва ужасна…
Теперь Ниоба видела, как сильно спутана пряжа. Ее внучка и в самом деле пошла против Судьбы – и причина ее удивительной связи с Танатосом очевидна. Только Танатос в силах помешать человеку умереть после того, как перерезана его нить. И все же…
– А как вам удалось узнать про козни против Луны?
– Ее отец сумел докопаться до истины. Он изучал магию всю свою жизнь и знал о пророчестве, которое пытался разрушить тот, чьего имени мы не называем. Маг все спланировал и пожертвовал жизнью ради того, чтобы Луна познакомилась с Танатосом, причем так, чтобы обмануть…
– Значит, вот почему он умер молодым! Мне ничего не говорили!
– Не могли. Никто не должен ничего знать, пока событие не произойдет. Волшебник понимал, что обязан защитить дочь, потому что от нее зависит судьба человечества.
– Как же мало я понимала! – сокрушалась Ниоба. – Мне казалось, он похоронил себя, растрачивает свою жизнь, занимаясь магией ради… что это лишь увлечение. Ну, или занятие, которое дает деньги. А он, видимо, понял предсказание гораздо лучше, чем…
– Да. Затем случилось нечто очень странное. Мы думаем, что тут замешан Хронос и что он помешал Безымянному совершить еще какую-то мерзость, но он молчит. Ему известно будущее, однако, если он нам скажет, произойдут изменения, вот почему…
– Получается, все воплощения замешаны в… в главном плане, – заключила Ниоба.
– Вот уже двадцать лет, – кивнула Лиза, – Безымянный собирается захватить политическую власть на Земле. Его агенты действуют повсюду, но в Америке им сложнее всего добиться положительных результатов, поскольку политическая жизнь там весьма хаотична. Если ему удастся победить, все остальные к нему присоединятся, так он думает. Поэтому его следует остановить именно в Америке, а мнение Луны окажется в голосовании против него решающим – если с ней ничего не случится.
– Она же мечтала стать художницей! – воскликнула Ниоба.
– Нам представляется, что в настоящий момент мы, три аспекта Судьбы, попали в самую гущу событий, – продолжала Лиза. – Враг намерен избавиться от Луны, и нам известно, что…
– Я готова отдать свою жизнь, счастье и честь, чтобы ее защитить! – подхватила Ниоба. – Конечно, я согласна… и стану Лахесис, если так нужно. Но я никогда не выполняла ее обязанностей и… Послушай, а что ты говорила о том, будто вы собираетесь поменять все три аспекта одновременно? Если тот, чьего имени мы не называем, и в самом деле выступил против вас, это будет полнейшей глупостью! Три новых…
– Да. Глупость. Вот почему мы и обратились к тебе. У тебя есть опыт.
– Это мне понятно! Но два других аспекта должны остаться по крайней мере на год или два…
– Нельзя, – перебила ее Лиза. – Мы должны уйти немедленно, на этой неделе.
– Немыслимо! Ты же знаешь, что поставлено на карту!
– Мы все знаем. Но нам представились возможности, которые возникают, может быть, один раз в жизни или никогда. Мы не имеем права от них отказываться, ты ведь не пожертвовала своей второй любовью и будущей дочерью…
Ниоба подняла руку:
– Ты права. Мы всего лишь слабые человеческие существа! Однако если вы подозреваете, что все подстроено…
– Скажем, он подсластил пилюлю, чтобы мы были не в силах справиться с искушением ее съесть. Но дело не только в этом. Видишь ли, нам неизвестно, что враг намерен предпринять… но, если мы останемся, он будет знать, что не сможет нас обмануть, и тогда придумает что-нибудь другое. А мы не сумеем ему помешать. Так что мы решили устроить все таким образом, будто попались на его хитрость…
– Сделав одним из аспектов меня, у которой есть опыт – естественно, так, чтобы он ничего не знал, – договорила за нее Ниоба. – И тогда вы разрушите его планы.
– Я знала, что ты поймешь, – улыбнулась Лиза.
Ниоба задумалась. Она поклялась отомстить Сатане за смерть Седрика, но до сих пор подходящего случая так и не представилось. Она убедила себя, что будет достаточно, если она станет старательно выполнять работу одного из аспектов Судьбы и вырастит Орб и Луну, поскольку они важны в борьбе с Князем Зла. Но гораздо лучше лично спутать ему все карты!
Ее жизнь среди смертных в любом случае подходит к концу. И жить ей больше не для кого.
– Я согласна.
– Мы так рады! Мы знаем, ты сделаешь все как следует. И не сомневаемся, что, когда мы окажемся среди смертных, нам ничто не будет угрожать, ведь ты за этим проследишь.
Лиза протянула руку.
Ниоба удивилась:
– Подожди! Я не готова… прямо сейчас! Мне нужно привести дела в порядок…
– Лахесис все сделает за тебя, – успокоила ее Лиза. – Прежде чем вернется к жизни смертной.
Ниоба знала, что может доверять ей – уж кому, как не Судьбе, известно, какое огромное значение имеет порядок в земных делах! Тем более в ситуации, когда жизненно необходимо, чтобы Сатана не знал о замене.
Ниоба взяла Лизу за руку и почувствовала знакомый легкий толчок.
И вот она уже оказалась в теле Лизы и смотрела на мир ее глазами. Перед ней стояла непримечательная женщина средних лет: прежняя Лахесис.
«Прощай, жизнь среди смертных!» – подумала Ниоба, неожиданно почувствовав легкий укол грусти. Любую, даже завершенную жизнь, нелегко оставлять за спиной.
– Возьми власть над телом, – сказала Лиза.
Ниоба получила назад свой внешний вид, но не тело. Ее собственное исчезло, когда она стала Клото, а вернувшись к смертным, она забрала тело Лизы. Ее личность, гены, все до мельчайших деталей осталось с ней. Теперь это тело принадлежало воле и образу прежней Лахесис. Конечно же, Лиза тоже грустила оттого, что тело, когда-то принадлежавшее ей, получило нового – третьего – хозяина. Процесс перехода не был для Ниобы новинкой, и все равно она чувствовала себя немного странно.
Ниоба пожала руку женщине, которая была до нее Лахесис:
– Думаю, ты уже знаешь все, что я могла бы сказать. Живи и будь счастлива.
– Мне никогда не отблагодарить тебя… Лахесис, – ответила женщина. – Хочешь, я расскажу, что даст мне жизнь среди смертных?
– Ну, это не мое дело…
– Титул! – воскликнула женщина. – Я унаследую титул и великолепный замок в Европе, стану важной дамой с кучей слуг и обязанностей. Я всегда мечтала о такой жизни и боялась, что мне не суждено ее узнать. Будучи Лахесис, я, конечно, использовала свои таланты устраивать самые разные дела…
– Да, – согласилась Ниоба, – Лахесис должна обладать этим качеством.
– Теперь же все будет на самом деле. Да и поместье во мне нуждается; если оно не перейдет в руки настоящего наследника, им завладеют жадные дальние родственники, и большая часть уйдет на налоги. Но если я вовремя заявлю свои права, оно станет моим, а я знаю, что нужно делать для его процветания! Коли через двадцать лет я умру от какой-нибудь ужасной болезни, я все равно буду счастлива!
Ниоба поняла, что женщина говорит правду. Разные люди мечтают о разном, и исполнение мечты иногда стоит целой жизни.
– Будь благословенна, и желаю тебе удачи, – ласково пожелала ей Ниоба.
– Будь благословенна ты, чудесный человек! – ответила бывшая Лахесис.
Ниоба вернула тело Лизе, чтобы они с Атропос смогли попрощаться со своей подругой. Она чувствовала себя весьма странно, став Судьбой вместе с женщиной, сменившей ее в роли Клото; впрочем, похоже, Ниоба сделала правильный выбор, тогда, четверть века назад – Лиза прекрасно справлялась со своими обязанностями.
Вскоре они превратились в паука и заскользили по паутине в Чистилище. Словно и не было этих двадцати пяти лет! Ниоба ни разу не пожалела о своем решении вернуться в мир смертных, и ее охватило мимолетное сожаление о той жизни – но одновременно она испытывала и ликование, радуясь тому, что снова стала воплощением. Быть бессмертной – ничто в мире не сравнится с этим!
Жилище не изменилось – кокон, сотканный из шелка, идеальная обитель для мастера нити. Судьба по-прежнему не держала обслуги, ибо все три женщины прекрасно справлялись сами, но в доме было чисто и имелся приличный запас Пустоты для Клото – в общем, кругом царил полный порядок.
– Теперь моя очередь, – проговорила Лиза и направилась к выходу.
– Так скоро? – удивилась Ниоба. – Мы же только пришли!
– Да, чтобы ты немного успела сориентироваться. Видишь, я все подготовила для своей преемницы; ей нужно будет отправиться в Пустоту только через две недели. – Лиза помолчала. – Какое невероятное переживание, когда попадаешь туда впервые!
Ниоба мысленно пожала плечами. Каждый аспект Судьбы сам выбирал свою преемницу и время возвращения в мир смертных. Ниоба стала Клото главным образом потому, что понравилась предыдущей Клото, а теперь три аспекта Судьбы посчитали, что будет целесообразно, если она займет место Лахесис. Она подчинилась их воле.
Клото спустилась по нити на западное побережье Америки.
– А что ждет тебя? – спросила ее Ниоба.
– Настоящая любовь, – тут же призналась Лиза. – Как-то раз в прошлом месяце я отправилась в поход в горы, и там ко мне подлетел на ковре-самолете молодой человек – хотел спросить дорогу. Я узнала акцент. «Вы из Венгрии!» – воскликнула я. Молодой человек страшно удивился. «Родители раньше там жили, – ответил он. – Моя мать была беременна мной, когда они бежали от…» И он пожал плечами; в Америке мало кто понимает, что у нас тогда происходило. «И я из тех краев», – сказала я ему, а потом перешла на родной язык. «Подождите! – вскричал он. – Я плохо говорю по-венгерски! Ведь я родился и прожил всю жизнь здесь». Впрочем, он меня понял. И теперь хочет, чтобы я стала его женой. Ему все известно… и то, что я вдвое старше… А вот его матери мы не признались. Она думает, что я знаю о тех событиях со слов родственников. Моя будущая свекровь расплакалась, вернувшись в свою юность, и так напомнила мне мою маму, что я тоже горько разрыдалась. Мне кажется, она мечтает, чтобы я вышла замуж за ее сына, раза в два больше, чем он сам! Я перееду к своим новым родным и не сомневаюсь, что у меня не будет с ними никаких проблем.
Ниобе очень не хотелось задавать следующий вопрос, однако она чувствовала, что должна.
– И тем не менее ты уверена, что все это дело рук того, чье имя мы называть не станем… чтобы убрать тебя с дороги?
– Да. Лахесис – твоя предшественница – подтвердила: он передвинул нити таким образом, чтобы мой жених оказался как раз там, куда я отправилась в поход. Кажется, мелочь… и хотя все произошло в результате хитроумных манипуляций, человек, которого я полюбила, настоящий. В его душе нет зла. Наш враг знает, что я бы никогда не согласилась иметь дело с негодяем. Аспект Судьбы невозможно обмануть фальшивой позолотой! Так что намерения у Безымянного, конечно же, дурные, однако дар он мне предложил истинный. Его зло направлено не на меня, а на тебя.
Да, именно так. Козни Сатаны хитроумны и очень действенны. Но, может быть, на сей раз Отец Лжи окажется в проигрыше, потому что воплощение Судьбы – не простая смертная, которую легко обмануть случайными совпадениями. В особенности если учесть, что возвращается один из прежних аспектов, знающих привычки и способность врага устраивать разнообразные мерзости. «Тебя ждет сюрприз, Сатана!» – подумала Ниоба.
Они опустились на землю в одном из незаселенных районов города. В сгущающейся полутьме в сторону высокого утеса, нависшего над бушующим морем, шла молодая женщина – ее предки были явно выходцами с востока, – хорошенькая.
Лиза остановила ее:
– Куда ты идешь, одинокая девушка?
– Какое это имеет значение? Моя жизнь кончена.
– Но ведь ты умна, молода и привлекательна, – запротестовала Лиза. – Тебе есть для чего жить!
Вне всякого сомнения. Судьба изучила нить девушки.
– Нет, мне незачем жить! Моя семья вышвырнула меня вон за то, что я отказалась следовать старинным традициям, за то, что я слишком своенравная и сильная, и теперь у меня нет семьи.
Ниоба знала, что представители восточных культур очень строго придерживаются традиций, временами вступая в конфликт с образом жизни, принятым в остальном мире. Девушка, видимо, отказалась выйти замуж за человека, выбранного ее родными. Ниоба прекрасно понимала боль девушки, хотя ее собственный брак, устроенный именно таким способом, оказался счастливым. К своему сожалению, она была вынуждена признать, что мнение родителей по этому вопросу частенько бывает разумнее, чем самих заинтересованных сторон. Но Америка объявила себя свободной страной, и теперь девушки ни за что не желают прислушиваться к советам старших. А сколько трагедий могло бы не произойти!
– Аминь! – согласилась с ней Атропос.
– И ты готова уйти из мира? – спросила Лиза.
Девушка посмотрела на утес. Резкий порыв ветра взметнул ее черные волосы.
– Если мне хватит храбрости.
– Я предлагаю тебе другое решение. – И Лиза рассказала ей про Судьбу и про роль Клото.
Никого не удивило, что девушке понадобилось некоторое время, чтобы осознать слова Лизы. Бросив взгляд на темные бушующие воды океана, она решила, что ей сделали гораздо более приемлемое предложение. Атропос взяла их общее тело под контроль, протянула руку, и дело было сделано. Клото изменилась.
Теперь Лиза стояла перед ними в своем собственном обличье; все приметы восточного происхождения исчезли. Ниоба никогда до конца не понимала сути волшебного превращения, впрочем, в этом и не было никакой необходимости. «Добро пожаловать, Клото», – подумала она и тут же приступила к процессу обучения нового аспекта Судьбы.
Они вернулись в жилище и немного отдохнули. Ниоба, которая теперь стала Лахесис, принялась рассматривать Гобелен, в то время как Атропос продолжала объяснять Клото, какие функции она должна будет выполнять. Прежняя Лахесис оставила Гобелен в полном порядке, в особенности если вспомнить, что всем троим пришлось столкнуться с серьезными трудностями. В настоящий момент никаких срочных дел не было. В роли Клото Ниоба иногда наблюдала за работой Лахесис, теперь же она сама отвечала за Гобелен – а это совсем не одно и то же. Она надеялась, что Сатана оставит их в покое хотя бы на несколько недель и будет время привыкнуть к новой роли – и знала, что рассчитывать на такое везение нельзя.
На следующий день пришла очередь Атропос. В результате несчастного случая ее праправнуки остались сиротами. Государство взяло их под свою опеку, и они должны были отправиться в разные семьи, к новым приемным родителям. Если только она, их родственница, не возьмет дело в свои руки. Детям исполнилось одиннадцать и девять лет; Атропос полагала, что проживет достаточно долго и успеет поставить на ноги по крайней мере старшего. Она не могла поступить иначе, ведь малыши были ее кровной родней. Складывалось впечатление, что Сатана к происшедшему не имел никакого отношения; скорее всего он предвидел подобную возможность и устроил так, чтобы другие два аспекта вернулись в мир смертных одновременно с Атропос. Если бы Лахесис не обнаружила следов козней Князя Тьмы на Гобелене, он добился бы успеха. Впрочем, даже и сейчас им придется очень несладко. Ниоба в этом не сомневалась, но, по крайней мере, появлялись шансы на победу.
Атропос скользнула на Землю по шелковой нити, чтобы встретиться с женщиной, которую выбрала себе на смену, и оказалась в районе трущоб, где старая негритянка сидела в кресле-качалке на древнем, скрипучем деревянном крыльце и наблюдала за тем, как дети играют на улице в мяч. Старуха посмотрела на появившуюся прямо перед ней Атропос.
– Давно пора, – проворчала она.
Ей удалось удивить даже невозмутимую Атропос.
– Ты меня знаешь?
– Я тебя знаю. Впрочем, я ждала Смерть, а не Судьбу.
– Я пришла предложить тебе занять мое место. Если согласишься, ты повстречаешь Смерть, но только как коллегу.
– По-моему, он давно стал моим коллегой. Я похоронила больше родных, чем у меня пальцев на руке. – Негритянка растопырила свои шишковатые пальцы.
– Если ты примешь мое предложение, тебе придется перерезать в миллионы раз больше нитей жизни.
– Кто-то же должен.
Атропос передала тело Ниобе.
– Тогда дай мне руку, – сказала та. – Только не думай, что твоя работа будет легкой.
Не моргнув, женщина ответила:
– Никакая серьезная работа не бывает простой. – И взяла Ниобу за руку.
И вот уже прежняя Атропос сидит в старом кресле, а у Судьбы появился новый аспект.
В этот момент к крыльцу подбежал ребенок:
– Бабушка, я забил гол!
Увидев незнакомую женщину, он резко остановился.
Ниоба быстро передала тело новой Атропос.
– Все в порядке, Джимми, – сказала она. – Это моя, гостья.
– Ой, – мальчишка вдруг смутился и сделал шаг назад.
– Джимми, мне пора, – сказала новая Атропос. – Пожалуйста, сделай одолжение, проводи леди до автобусной остановки. И передай нашим, что я уехала.
– Куда?
– Просто уехала, и все. Они поймут.
– Ладно.
Мальчишка, гордый тем, что ему дали важное поручение, повел прежнюю Атропос по улице в сторону остановки.
Ниоба снова взяла инициативу в свои руки, сделалась пауком и взобралась на нитку.
– Вот здорово! – подумала Атропос. – А я всегда топтала жуков!
– Больше не будешь, – ответила Ниоба паучьим голосом. – Ты тоже научишься этому фокусу.
Они вернулись в жилище и снова превратились в человека.
– Знаете, я думаю, следует немного потренировать основные движения, – сказала Ниоба. – Потому что скоро нам может стать не до этого.
– Не до этого? – спросили обе одновременно.
Ниоба быстро объяснила им, что именно Сатана устроил все таким образом, чтобы все три аспекта Судьбы были новичками.
– Должна вам сказать, что я в некотором роде ветеран, – заявила она в заключение. – В течение нескольких десятилетий я исполняла роль Клото, но четверть века лет назад отошла от дел. Мы надеемся, что Сатана не узнает о том, что я вернулась.
Здесь, в своем жилище, она могла спокойно произносить имя Князя Зла вслух, потому что у себя дома они были защищены от непрошеных гостей.
– Пока, в самом начале, мы имеем право чувствовать себя неуверенно и даже совершать ошибки; Сатана посчитает, что его замысел удался, и, возможно, даже забудет об осторожности. Но нельзя навредить слишком сильно. Ведь мы имеем дело с человеческими жизнями. Не забывайте!
Аспекты учились пользоваться ртом, когда возникала необходимость что-то сказать, превращаться в паука, лазать по паутине и при помощи специальных нитей путешествовать по свету. Вскоре все трое довольно умело справлялись с этими несложными манипуляциями. Затем Ниоба объяснила им суть всех трех аспектов: Клото прядет нити жизни, Лахесис отмеряет их, а Атропос перерезает.
– Я, как и вы, не очень хорошо знаю, что должна делать, – призналась она. – Я тоже учусь. Наверняка в какой-нибудь ситуации я не смогу правильно отмерить нити для той или иной части Гобелена, в результате возникнет то, что смертные называют «странные совпадения». Нам не придется притворяться, будто мы ничего не умеем.
– Но в начале мы можем совершить какую-нибудь очень серьезную ошибку, – сказала Атропос.
Похоже, она схватила самую суть; прежняя Атропос сделала прекрасный выбор.
Клото попробовала прясть. У нее не было никакого опыта, и получалось неважно. Ее выбрали скорее благодаря сильному характеру и из-за того, что подвернулась в подходящий момент, а вовсе не потому, что она обладала мастерством и умелыми руками. Лизе было некогда искать другую Клото. Ниобе пришлось показать ей, как это делается, и потом наблюдать за работой, и все равно нить получалась неровная и какая-то растянутая. Впрочем, хоть и медленно, Клото училась.
Теперь пришла очередь Атропос заняться перерезанием нитей. Ниоба отмерила нить и передала тело пожилой женщине. Атропос взяла маленькие ножнички и отстригла сначала один конец, а потом и другой.
– Ой! – воскликнула она. – Слишком длинная получилась! – С этими словами она подравняла нить с одного конца. – Вот так… кажется, теперь хорошо.
Вместе Ниоба и Атропос подготовили около двадцати нитей, обрезая и подравнивая их так, чтобы они получились нужного размера.
– Когда наберемся опыта, – Ниоба подошла к Гобелену, собираясь закрепить на нем нити, – будем делать сразу помногу. Мы не можем заниматься каждой в отдельности.
Ниоба приложила нити – и они отвалились.
Забавно.
– У той Лахесис, с которой я была знакома, нити, казалось, сами ложились, куда нужно. – Ниоба подняла одну ниточку и снова приставила ее к Гобелену – и снова нить упала. – Не помню, чтобы Лахесис их привязывала.
– Может быть, у меня они получаются не такие, как надо, – испуганно предположила Клото.
– Вряд ли. Давайте попробуем взять парочку новых.
Клото спряла еще немного нитей, Ниоба принялась их отмерять, а Атропос отрезала, и по-прежнему ей не удавалось сразу получить нужную длину. Кучка обрезков на Полу росла. Однако новые жизни тоже не пожелали остаться там, куда их поднесла Ниоба.
Все трое не могли понять, в чем дело. Пол в жилище был усеян отбракованными кусочками, но женщинам не удалось закрепить на Гобелене ни одной нити.
Неожиданно раздался требовательный стук в дверь. Ниоба взяла под контроль тело и пошла открывать.
На пороге стоял Танатос в своем волшебном плаще с капюшоном, гораздо более суровый, чем Ниоба его помнила. Белые кости пальцев спазматически подергивались. Самое настоящее воплощение Смерти.
– Что вы задумали? – потребовал он ответа.
Ниоба удивилась.
– Просто пытаюсь сделать то, что мне положено, – ответила она.
Пустые глазницы Танатоса мрачно уставились на нее:
– Ты другая.
– Мы все здесь новенькие, – сказала Ниоба и показала ему Клото с Атропос. – У нас тут возникли проблемы…
– Проблемы! – вскричал Танатос и вошел в жилище. Снаружи, у него за спиной, Ниоба разглядела великолепного скакуна, того самого, верхом на котором Танатос доставил ее в Чистилище в первый раз. – Погибло двадцать шесть младенцев!
– Дети… погибли? – переспросила Ниоба. – Я не закрепила ни одной нити и не укоротила ни одной!
– Правда? А как ты думаешь, что это такое? – сердито поинтересовался Танатос, наклонился и поднял горсть обрезков самого разного размера. Он был страшно зол, и Ниоба испугалась, хотя прекрасно знала, что он не может причинить ей никакого вреда.
– Всего лишь кусочки…
– Кусочки! – взревел Танатос. – Никто никогда не подрезает жизнь с начального конца!
Ниоба прислонилась к шелковой стене. Она была в ужасе.
– С… с начального конца?
Танатос показал ей одну длинную нить.
– Это Нить Жизни, – зло проговорил он. – Вот ее начало, а здесь конец. Когда ты отрезаешь кусок нити в конце… – он сделал движение своими костлявыми пальцами, будто стриг что-то ножницами… – то уменьшаешь данную жизнь вот на такое количество времени. Когда же берешь нить в самом начале, жизнь становится короче вот настолько. – И он бросил всю нить на пол. – Остается совсем немного. – Он поднял два пальца, которые почти касались друг друга.
– О нет! – воскликнула Ниоба. – Мы убили их через несколько дней… или часов!..
– Двадцать шесть новорожденных детей погибло в больнице от отравления,
– мрачно продолжал Танатос. – Потому что диетическая сестра перепутала банки и вместо сахара положила в их питание соль! Смертные думают, что виновата трагическая случайность, но я-то сразу догадался, что это ваших рук дело. Мне пришлось забрать детей! – Он был в такой ярости, что Ниобе показалось, будто от его возмущения вот-вот закачаются стены Жилища.
Ниоба разрыдалась – хотя она была уже далеко не молодой, слова Танатоса так потрясли ее, что она не могла отреагировать на них по-другому.
И тут Атропос взяла ситуацию под контроль.
– А ну-ка, прекрати ее отчитывать, Смерть! – рявкнула старуха. – Я виновата! Меня и надо ругать. Я не знала… и уж можешь не сомневаться, больше подобное не повторится!
Танатос посмотрел на нее и наконец понял, что произошло.
– Все трое… новые?.. – спросил он вдруг. – И никакого опыта?
– Ну, не совсем, – начала Атропос.
– Не говори! – предупредила ее Ниоба. – Если он узнает, Сатане тоже все станет известно!
– Мы только на днях тут появились, – договорила Атропос. – И как видишь, еще не очень понимаем, что нужно делать.
– Как могло получиться, что все трое сменились одновременно? – спросил Танатос. – Вы же теряете целостность!
– Еще сегодня утром я спокойно сидела в кресле и ждала, когда ты за мной явишься и заберешь мою душу! – вскричала Атропос. – И вот я извиняюсь перед тобой за то, что устроила весь этот беспорядок!
Танатос немного успокоился:
– Я тоже приступил к своим обязанностям совсем недавно, в прошлом году, и ваши предшественницы очень мне помогли. Я знаю, каково это, я тоже совершал ошибки. Извините, что набросился на вас. Давайте посмотрим, что тут можно сделать.
Он уселся на шелковый диванчик, отбросил капюшон, и они увидели самое обычное лицо самого обычного молодого мужчины.
Атропос вытаращила на него глаза:
– Ты живой человек!
– А вам не сказали? – Танатос улыбнулся. – Думаю, никому просто в голову не пришло… из-за того, что вы все сменились почти одновременно. Да, мы живые люди и остаемся в том возрасте, в котором становимся воплощениями. Но бессмертие дается нам не навсегда.
– Ты хочешь сказать, что я не буду стареть?
– До тех пор, пока не вернешься в мир смертных… причем только по собственной воле, в отличие от меня.
– Почему?
Ниоба еще многое не успела рассказать новым Атропос и Клото, ей просто не хватило времени. Сейчас она молчала; ее это вполне устраивало, потому что не нужно было отвечать на вопросы о себе.
– Я продолжаю делать свою работу, пока мой преемник меня не убьет. И тогда он займет мое место.
– Значит, ты не бессмертен!
– Бессмертен… если только не стану беспечным. Никто – ни человек, ни другое существо – не в состоянии причинить мне вред, даже сам Сатана, пока я веду себя осторожно. Мой плащ защищает меня от любой физической опасности и сверхъестественных сил. Но мне не дано, что называется, уйти в отставку и продолжать жить дальше.
– Вот ужас-то! – воскликнула Атропос.
– Ничего ужасного. И гораздо лучше того самоубийства, которое я задумал, будучи смертным.
При этих словах Клото мысленно вздрогнула и выпрямилась. Она прекрасно знала, что он имеет в виду.
– Но разве жизнь твоя не стерильна? – спросила Атропос. – Ни тебе разгула, ни азарта, ни женщин?
Он рассмеялся:
– А ты невысокого мнения о мужчинах, а?
– Еще какого! Когда я была молодой и соблазнительной, я зналась с парочкой очень интересных типов. Мне отлично известно, как вы все устроены. Мужчина без женщины обязательно вляпается в какие-нибудь неприятности!
Танатос улыбнулся:
– Ну, по правде говоря, у меня есть подруга. Она смертная, но я открыл ей свою суть. Ее зовут Луна Кафтан. Я люблю ее и гарантирую, что она проживет ровно столько, сколько ей отпущено. Я не могу на ней жениться, поскольку не существую в мире смертных; считается, будто я умер. Но я всегда буду с ней рядом.
Ниоба обрадовалась, что тело принадлежит не ей; иначе она наверняка выдала бы себя. За последние несколько часов произошло так много невероятных событий… и она просто забыла, что у Луны роман с Танатосом. Когда она была смертной, Ниобе это не нравилось; теперь, совершенно неожиданно для себя, она поняла, что рада. Танатос, похоже, симпатичный молодой человек, который честно выполняет свою работу. Он и в самом деле мог защитить Луну от самой смерти. Эта часть пророчества оказалась гораздо более правдивой, чем предполагала Ниоба.
Надо сказать, что Атропос очень быстро схватывала суть проблемы.
– А предположим – имей в виду, я никогда так не поступлю, – предположим, я подрежу нить жизни твоей подружки?
Капюшон плаща Танатоса по-прежнему лежал у него на спине, но, казалось, по его лицу скользнула тень маски смерти и кожа стала цвета кости. Он и в самом деле был Смертью.
– Однажды ты уже так поступила – вернее, твоя предшественница. Ее вынудил Сатана. Я отказался забрать душу Луны. Дело в том, что ты не обрываешь жизни, ты только… ну, составляешь расписание. Люди умирают тогда, когда я прихожу за ними. Как, например, в случае с теми младенцами. Мне пришлось взять их души; они испытали бы невыносимые страдания, если бы я этого не сделал. Я стоял в стороне и наблюдал за тем, как они возносятся в Рай. Но это моя вотчина, и я могу сделать так, что умирающий проживет бесконечно, невзирая на боль. Мы, воплощения, должны действовать совместно, иначе у нас ничего не получится.
– Я примерно так и думала, – кивнув, проговорила Атропос. – Мы больше не будем убивать младенцев, даю тебе слово! Давай-ка еще раз все проделаем, чтобы убедиться, что мы правильно поняли.
Клото взяла тело под контроль и спряла несколько новых нитей. Затем Ниоба отмерила их, а Атропос аккуратно отрезала с обоих концов. Потом Ниоба поднесла нити к Гобелену и приложила к тому месту, где, как ей казалось, они должны находиться.
Получилось! Нить легла на Гобелен, и ее конец протянулся в затянутую дымкой часть – будущее.
– Правильно, – похвалил Танатос, а потом снова накинул капюшон на голову. – Мне нужно идти; у меня масса дел. Если возникнут сомнения или вопросы, задавайте их мне или любой другой инкарнации, и мы постараемся помочь. В особенности Хронос, который работает с вами в очень тесном контакте; он живет вспять и потому знает будущее, а не прошлое.
Танатос скрылся в небе на своем бледном скакуне. А Судьба тяжело опустилась на диван. Трудный получился разговор!
Тут же у Клото возник вопрос: если Хроносу известно будущее, значит, наверняка и то, что Ниоба уже была одним из аспектов Судьбы?
– Вовсе нет, если только мы ему сами не скажем – когда-нибудь в будущем, – ответила Ниоба. – Я думаю, нам лучше забыть о моем прошлом и сосредоточиться на настоящем. Кстати, о Хроносе… Пожалуй, тебе стоит узнать кое-что еще, Клото.
– Да?
– Он… в прошлом… был очень близок с нами. В особенности с Клото.
– Дружба хорошая штука, не так ли? – ответила девушка удивленно.
– Они были любовниками.
Клото молчала. Ниоба не имела ни малейшего понятия, о чем она думает. Каждая из них могла не делиться с остальными своими мыслями, если не хотела.
– Насколько я понимаю, – заговорила Атропос, – наше тело – теперь вовсе не наше тело. И полагаю, ему довелось пережить многое.
– Да, – согласилась Ниоба.
– Получается, не имеет особого значения, что мы с ним станем делать, нужно только как следует выполнять свою работу.
Клото по-прежнему не произнесла ни звука.
Ниоба вспомнила, как трудно ей самой было примириться с этой обязанностью Клото – в начале. Ну, все со временем встанет на свои места. Со временем? С Хроносом?
Они приготовили себе ужин из припасов, имеющихся на кухне, и легли отдохнуть. Затем договорились о том, каким будет режим работы – кто когда должен спать, а кто следить за порядком. Само тело, принадлежавшее им, никогда не уставало, не нуждалось ни в сне, ни в пище. В отличие от сознания трех женщин, находящихся внутри его.
Судьба вступила в свою должность – пусть и с определенными проблемами.
11. ПУТАНИЦА
Следующий день принес им серьезные неприятности. Ниоба отправилась к Хроносу, поскольку ей потребовался совет и помощь при работе с нитями жизни. Гобелен подчинялся собственным законам, но стоило предоставить его самому себе, и моментально возникала путаница. Ниобе было необходимо правильно уложить все нити – а час и место порой оказывались жизненно важными. Например, когда шло к свадьбе, нити мужчины и женщины пересекались – но если это происходило до церемонии, третья нить могла появиться прежде чем следовало, что приводило к дополнительным осложнениям. Хронос имел возможность произвести непосредственную проверку; более того, он знал время каждой значимой встречи, хотя с большинством стандартных ситуаций разбирались его помощники. У Судьбы тоже были помощники, которые выполняли рутинную работу, однако главные проблемы воплощения решали лично.
Однако сначала им пришлось познакомиться.
– Я понимаю, что ты уже с нами встречался, – заявила Ниоба. – Но мы видим тебя в первый раз. Мы еще очень неопытны и плохо разбираемся в своих обязанностях. Так что позволь нам представиться – а ты попрощаешься с нами. Я уверена, что наши предшественницы окажутся вполне компетентными.
– Значит, уже пора? – спросил Хронос. – Я видел, что две из вас изменились…
– Пожалуйста, – перебила его Ниоба, – мы бы предпочли остаться в неведении.
– Конечно. Могу лишь сказать, что вы все были добры ко мне и я питаю к вам глубокое уважение; очень сожалею, что мы больше не увидимся. Надеюсь, я легко найду общий язык с вашими предшественницами.
– Конечно, – проговорила Ниоба и показала ему Клото и Атропос, а потом снова превратилась в Лахесис. – Поскольку мы стали аспектами Судьбы совсем недавно, то многого не знаем. И совершаем весьма досадные ошибки.
– Да, понимаю, – сочувственно кивнул Хронос.
– Обрезки нитей – двадцать шесть невинно погибших детей. Танатос был в ярости! – продолжала Ниоба.
– Ох, извините, я думал, вы имеете в виду происшествие в ООН.
– Происшествие в ООН? – удивленно переспросила Ниоба.
– Естественно, для вас это событие еще не произошло, как и гибель детей для меня. Извините.
– Если мы опять допустим ошибку… – вмешалась Атропос.
– Спроси его, – посоветовала Клото.
Они еще не успели договориться о том, как будут менять друг друга, поэтому пришли к Хроносу втроем. Страшное несчастье с новорожденными детьми объединило их.
– Пожалуйста, не извиняйся, – сказала Ниоба. – Мы очень хотим избежать будущих промахов. Если это не покажется тебе этически неоправданным, мы бы хотели узнать подробности.
– Этика иначе воспринимается воплощениями, – улыбнулся Хронос. – Каждый из нас делает все, что может. Или приходится отказаться от своих обязанностей. Мы всегда стараемся помочь друг другу. Если не ошибаюсь, двадцать лет назад, когда я стал Хроносом, ты, Лахесис, объяснила мне: наша главная цель – противостоять замыслам Сатаны и поддерживать все дела, угодные Богу. Происшествие в ООН имело колоссальные последствия. Кому-то удалось незаметно пронести в здание Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке экстрасенсорную химическую бомбу со зловонным газом. Когда она взорвалась…
– Экстрасенсорную химическую бомбу? – переспросила Ниоба.
Она вспомнила, как Луна и Орб, еще совсем девчонками, раздобыли где-то химическую бомбу – их тогда называли «маленькими вонючками» – и взорвали ее в кухне. Отвратительный запах выветрился только через несколько дней. Конечно, девчонки остаются девчонками, но Ниоба заставила их отскрести пол, стены и даже потолок. С тех пор они заметно меньше безобразничали, однако в школе на них стали смотреть с большим уважением.
– Бомба создает эмоциональную атмосферу, которую никто не в состоянии выдержать, – продолжал Хронос, с трудом скрыв улыбку. – Впрочем, тут нет повода для смеха. Соединенные Штаты исключили из ООН, а штаб-квартиру перенесли в Москву…
– В Москву! – с негодованием воскликнула Ниоба.
– Видишь ли, дипломаты не сумели оценить юмор ситуации, – пояснил Хронос. – Хотя советские лидеры и американские консерваторы наверняка хорошо посмеялись. Естественно, в старом здании больше никто не мог находиться…
– Работа Сатаны! – возмутилась Ниоба.
Однако она услышала, как Атропос и Клото захихикали.
– Ясное дело, – кивнул Хронос. – Просто поразительно, какую огромную выгоду Сатана извлек из той дурацкой истории. Гармония мира нарушилась, а зло выросло. Марсу пришлось много поработать, потому что разразилось сразу несколько войн…
– Мы должны ему помешать! – твердо заявила Ниоба.
Атропос и Клото уже успокоились и сразу же с ней согласились. Все трое сообразили, что Сатана задумал какую-то грандиозную мерзость.
– Я уверен, что на Гобелене можно найти начало будущей путаницы, – заметил Хронос.
– Давай посмотрим.
Ниоба уже научилась генерировать изображение Гобелена, чтобы правильно располагать новые нити. Она заставила его возникнуть в воздухе. На первый взгляд никакой путаницы заметно не было.
– Позволь мне, – проговорил Хронос и поднял Песочные Часы.
Песок мгновенно изменил цвет, а Гобелен скользнул вперед. Ниоба постаралась сохранить серьезное лицо, однако почувствовала восхищение двух других аспектов; она знала, что Хронос может воздействовать на созданное ею изображение. Песочные Часы – поразительный инструмент.
– Пять дней спустя, – пояснил Хронос.
Ниоба всмотрелась в Гобелен и увидела колоссальную путаницу, которая привела к искажению всей картины в целом. Атропос и Клото тоже пришли в ужас: им никогда не навести здесь порядка!
– Мы должны ему помешать! – повторила Ниоба. – Потом будет поздно; нужно приложить все усилия, чтобы взрыва в ООН не произошло! – Она бросила быстрый взгляд на Хроноса. – Но если бы нам сопутствовала удача, ты уже знал бы…
– Не беспокойся, я защищен от парадоксов. Я в буквальном смысле постоянно изменяю события и исправляю ошибки. Могу вас уверить: когда я стал Хроносом, у меня было грандиозное сражение с Сатаной! Мне пришлось отправиться в вечность, чтобы все вернуть на круги своя. Если будущее изменится, так тому и быть; а я запомню данное как один из возможных вариантов.
– Тогда мы сделаем все, что в наших силах, – с облегчением заявила Ниоба. – Если бомба должна взорваться через пять дней, значит, у нас есть еще время выяснить, кто за этим стоит – и обрезать его нить на Гобелене, прежде чем негодяй сделает свое подлое дело. И тогда нам удастся предотвратить знаменитое «происшествие в ООН»!
Хронос довольно кивнул.
– А мы сможем избежать возни с невероятной путаницей, – в заключение сказала Ниоба. – Сатана наверняка рассчитывает на неопытность трех новых аспектов Судьбы. Прежние аспекты разобрались бы со множеством узлов; но нам, по замыслу Сатаны, подобную задачу не решить.
– Справедливое предположение, – кивнул Хронос. – Сатана дьявольски хитер, каждый из нас должен быть готов к его козням.
– Мы отправляемся домой, чтобы провести тщательное расследование.
– Помните, – произнес Хронос, – если вам потребуется участие других воплощений, нужно только попросить. Любой из нас будет рад помочь, вы еще совсем неопытны.
– Так мы и сделаем, – согласилась Ниоба и скользнула по своей нити в жилище.
В жилище они устроили военный совет.
– С путаницей, которую устроил Сатана, очень не просто разобраться, – сказала Ниоба, – настоящий гордиев узел. Но мы знаем причину будущих неприятностей: кто-то подложит химическую бомбу и скроется до того, как она взорвется. Нить жизни этого смертного имеется в нашем Гобелене; нам нужно найти и избавиться от нее.
Остальные смотрели на Гобелен глазами Ниобы.
– Здесь столько нитей, и они так хитро переплетены! – с горечью проговорила Клото. – Мы можем искать целый месяц, но так ничего и не найдем!
– Иголка в стоге сена, – согласилась Атропос. – Женщина, я и не думала, что Судьбой быть так весело! Мне нравится!
– Как жаль, что у нас нет компьютера, – посетовала Клото.
– В Чистилище имеется собственный компьютер, – возразила Ниоба. – Там есть все данные.
– Так почему мы теряем время? – сказала Атропос. – Надеюсь, вы знаете, как с ним обращаться, потому что я не имею ни малейшего понятия, с какой стороны к нему подходят.
Ниоба взялась за дело. Она отправилась в главное административное здание Чистилища и попросила разрешения воспользоваться компьютером. В бытность ее Клото компьютеры еще не вошли в массовое употребление, но в Чистилище старались не отставать от жизни. Ниоба не слишком часто пользовалась компьютером, хотя общие принципы представляла.
К счастью, этот был ориентирован на пользователя.
«Приветствую тебя. Судьба, – высветилось на экране, когда Ниоба включала компьютер. – Какая информация тебе требуется?»
Она начала неумело нажимать на клавиши.
«Можешь просто говорить со мной», – посоветовал экран.
– Мне нужно распутать несколько узлов, – ответила Ниоба. – Я здесь новенькая и…
«Есть ли ключевая нить?»
– Да. Но мне нужно ее найти – среди миллионов других.
«Включаем общий поиск. Каковы определяющие критерии?»
– Ну, некий человек окажется в комплексе ООН в Нью-Йорке перед определенной датой.
«Сообщи дату».
Ниоба назвала.
На экране замелькали строчки, потом исчезли.
«Остается три тысячи двести пятьдесят шесть возможностей».
Ну что ж. Они существенно продвинулись вперед.
– Можем ли мы уменьшить их количество – скажем, до полудюжины?
«Необходима дополнительная информация».
Ниоба задумалась. Ей помогли другие аспекты.
– Каковы размеры этого ужасного устройства, химической бомбы? – спросила Атропос.
– Интересующий нас человек должен внести в здание ООН экстрасенсорную химическую бомбу такой мощности, чтобы отравить воздух во всем комплексе,
– сказала Ниоба. – Если ты знаешь, какой величины должен быть пакет…
Экран замерцал. Ниобе показалось, что машина смеется.
«Экстрасенсорная химическая бомба?» – Мерцание усилилось.
– Да. Кто-то должен пронести ее и взорвать в комплексе ООН, чтобы Америку исключили из организации, а штаб-квартиру перенесли в Москву.
«В Москву?» – Теперь на краях экрана появились желтые сполохи и зазвучала диковинная музыка.
– Только не надо так переживать, – рассердилась Ниоба. – Мне нужно…
С видимым усилием компьютер взял себя под контроль.
«Остается одна тысяча восемьсот четырнадцать нитей».
Слишком много.
– Может быть, мотив, – предложила Клото. – Знает ли компьютер, кто хотел бы унизить ООН?
– Можешь ли ты исключить тех, у кого нет причин выступать против ООН?
Экран снова замерцал, на мгновение вспыхнули слова «ХИМИЧЕСКАЯ БОМБА», словно машина случайно наткнулась на них в своей оперативной памяти. Наконец все успокоилось, и на экране высветилось:
«Ответ: семьсот восемьдесят три кандидата».
Слишком много!
– Пора проявить практичность, – вмешалась Атропос. – Спроси, сколько из них могут заполучить такую бомбу. Вряд ли больше сотни.
– Исключи тех, кто не имеет доступа к бомбе, – предложила Ниоба.
«Осталось четыре нити».
– В самое яблочко, – обрадовалась Атропос. – По одному дню на нить! Никогда бы не подумала, что мой опыт общения со всякими паршивцами принесет пользу!
Похоже, бабушки, живущие в трущобах, приобретают кучу полезных навыков! Именно Атропос помогла отсеять лишние нити.
– Пожалуйста, назови имена, – с облегчением попросила Ниоба.
На экране появилось четыре имени. Ниоба их записала.
– Благодарю тебя, компьютер, – сказала она.
«Всегда рад помочь, Судьба», – высветилось на экране. А потом, перед тем как компьютер отключился, на мониторе еще раз промелькнули слова «ХИМИЧЕСКАЯ БОМБА». Похоже, машине никак не удавалось избавиться от этих навязчивых слов. Видимо, она имела ярко выраженную индивидуальность, в отличие от компьютеров смертных.
– Ты должна признать, что у Сатаны весьма своеобразное чувство юмора, – заявила Атропос.
– Уверена, что он страшно веселится, унижая нас, – кивнула Ниоба.
Отец Лжи всегда был великим насмешником.
Вернувшись в жилище, они занялись четырьмя нитями.
– Следует внимательно изучить каждую, чтобы не совершить ошибки, – предложила Клото.
– Конечно, мне совсем не хочется лишать жизни ни в чем не повинного человека, – согласилась Атропос.
Ниоба вздохнула:
– Ты права. Нужно соблюдать осторожность. Ладно, сегодня я проверю белых. – Она посмотрела на белые нити. Одна принадлежала старику, а другая женщине средних лет, которая…
– Клянусь адским огнем! – вскричала Атропос. – Сатанист!
У них появился главный подозреваемый.
– Меня совсем не привлекает перспектива отправиться в святилище Сатаны!
– проворчала Ниоба.
– Давайте оставим ее на конец, – предложила Клото.
Ниоба с радостью согласилась. Она знала, какой репутацией пользуются сатанисты, и, даже будучи бессмертной, не хотела с ними связываться.
Другая белая нить казалась самой обычной. Старик, ушедший на покой продавец ковров. Его звали Генри Клогг. И больше никаких подробностей. В противном случае, возможно, удалось бы решить задачу с химической бомбой, не выходя из жилища. Именно на этом и строился расчет Сатаны: новые аспекты Судьбы еще не научились читать нити жизни – в данном случае его стратегия сработала.
Ниоба скользнула по волшебной нити прямо в дом старика. На Земле наступило утро, подозреваемый работал в своем маленьком саду.
Ниоба подошла к нему:
– Здравствуйте, я ищу мистера Клогга.
– Ты его нашла, куколка, – весело ответил старик.
Ниоба вдруг почувствовала, что краснеет. Уже многие годы ее никто так не называл. Жаль, что в последнее время она перестала за собой следить и утратила былую форму. Лишние тридцать фунтов веса давали о себе знать в таких местах, о которых и не задумываешься в молодости. Тело воплощения не меняется; никакая диета не улучшит фигуру. Конечно, можно создать видимость с помощью магии или корсажа, как это делала Лиза, но Ниобе не нравились подобные ухищрения – сама-то ведь знаешь свои дефекты!.. Клото было гораздо легче, требовался минимум волшебства, чтобы изменять длину и цвет волос, оттенок кожи и разрез глаз; она в любом случае оставалась красивой молодой женщиной.
Ниоба заставила себя сосредоточиться на проблеме: пора выяснить, может ли этот старик быть террористом.
– Мистер Клогг, я…
– Называй меня. Генри, куколка. Просто старый Генри. Я же самый обычный человек.
Как мало он знает! Ниоба сообразила, что Генри всех женщин называет куколками. Она так смутилась, что покраснела еще больше.
– Генри, я… я слышала, что вы собираетесь в ближайшее время посетить комплекс ООН.
Генри Клогг воткнул совок в землю рукояткой вверх – чтобы не пришлось потом искать, поднялся на ноги и отряхнул со штанов прилипшую землю.
– Значит, уже слышала? Да, мой сын подарил мне двухдневную экскурсию; наверное, меня внесли в список. Честно говоря, я мало что в этом понимаю, и меня не слишком волнует политика. Однако считается, что старым людям, прежде чем они откинут копыта, следует посетить несколько мест, вот и все. Видимо, в Ад не берут необразованных.
– О, вы не умрете так скоро. Генри!
Старик усмехнулся:
– Я это знаю, и ты это знаешь, но моему сыну это неизвестно. Лучше бы он сохранил свои деньги; они ему понадобятся, когда мне придется лечь на операцию.
– Операцию?
– У меня на заднице появилась опухоль, – признался Генри. Как и многие пожилые люди, он не стеснялся обсуждать физиологические подробности с незнакомцами. Казалось, он вообще не обращает внимания на присутствие Ниобы. – Неприятная штука, хотя ведет себя скромно. Так, заноза в корме. – Генри засмеялся. – Всю жизнь я трепался о подобных вещах – а теперь и сам обзавелся этой дрянью! Хорошей мягкой подушки обычно оказывается достаточно, но мой сын беспокоится, говорит, необходимо ее вырезать – а значит, нужно ложиться в больницу и делать операцию. Тогда уж жди неприятностей для своего банковского счета. Моему сыну нужны деньги, у него семья; я не хочу, чтобы он бросал их на ветер, а мне все равно не поможет. – Он нахмурился и посмотрел на Ниобу. – Я тебя знаю?
– Нет, – покачала головой Ниоба. – Я…
– А у тебя акцент, вот что я скажу! Ты ирландка! Тебе доводилось целовать Камень Бларни? [4] Присаживайся; ведь на твоей попке нет никаких прыщей?
– Что? Нет, конечно, – ответила Ниоба, усаживаясь в предложенный шезлонг.
Клогг, поморщившись, тоже присел. Очевидно, опухоль беспокоила его больше, чем он говорил.
– Ну так что я могу для тебя сделать, куколка?
– Насчет Организации Объединенных Наций, – осторожно начала Ниоба. – Прошел слух, что там могут возникнуть неприятности, и…
– Я уже тебе говорил, меня не интересует ООН. Сборище грязных мошенников, которые купаются в отнятых у нас долларах – так я считаю. Нам было бы только лучше, если бы они убрались с нашей земли и отправились в Россию или еще куда подальше.
– Весьма подходящий кандидат, – подумала Атропос.
– Организация Объединенных Наций борется за мир, – запротестовала Ниоба. – Она позволяет вести диалог между большинством наций, не развязывая войн. Если ООН исчезнет, разразится самая настоящая катастрофа.
Генри пожал плечами:
– Насколько мне известно, они постоянно обвиняют во всех грехах Америку. И берут наши деньги.
– Тут он прав, – подумала Атропос.
– Это связано со свободой слова, – сказала Ниоба. – Речи не принесут вреда нашей стране – в отличие от бомб. Гораздо лучше…
Он кивнул:
– Вот тут ты права! Мы знаем о бомбах! Могу тебе сказать, что не стал бы жить в Ирландии, даже если бы ты мне заплатила!
– Ну, все не так уж страшно, – перешла к обороне Ниоба. – Мы не сталкиваемся с насилием, а только читаем о нем в газетах. Точно так же, как о преступности в больших городах. В деревне по-прежнему мирно и красиво.
Генри снова кивнул:
– Ты любишь свою страну. Хорошо! Но пойми: если там взрываются бомбы… почему бы им не прийти в ООН и не решить свои проблемы? Я имею в виду ИРС [5] и…
– ИРА, – поправила его Ниоба.
– Какая разница? И те и другие нас просто губят! Как бы я хотел, чтобы все они куда-нибудь провалились!
Ниоба решила воспользоваться подходящим предлогом.
– Вам не нравятся террористы?
– Да, я их не люблю, – кивнул Генри. – Если только они не соберутся взорвать здание ООН. Вот для этого бомбы не жалко!
– Ага! – подумала Атропос.
– Неужели вы и вправду так считаете, Генри! – запротестовала Ниоба. – Если взорвать ООН, может начаться новая мировая война!
Генри задумался.
– Вполне возможно. А нам новая война не по карману – тут у меня нет сомнений. Мы и предыдущую войну не могли себе позволить, если уж быть честным до конца. Знаешь, почему у нас такая сильная инфляция? Потому что мы до сих пор отдаем долги за ту войну! И все-таки эта мысль кажется мне ужасно привлекательной. Если бы устроить ложную тревогу, чтобы заставить ООН убраться отсюда…
– Использовать, например, химическую бомбу? – спросила Ниоба.
Генри так расхохотался, что опухоль напомнила о себе и его лицо исказила гримаса боли.
– Конечно! Было бы просто великолепно! Чтобы там плохо пахло в буквальном смысле слова!
Ниобу охватили смешанные чувства. С одной стороны, она получила подтверждение вины Генри, поиски можно заканчивать. Но с другой – ей совсем не хотелось, чтобы Атропос перерезала его нить. Она поговорила с Генри Клоггом, и он ей нравился; во всяком случае, оказался честным человеком. Ей было горько, что придется так рано пресечь его жизнь.
– У нас нет полной уверенности, – вмешалась Клото. – Очень многие не делают то, что говорят.
Ниоба схватилась за соломинку:
– Генри, если бы к вам пришел какой-нибудь человек, дал химическую бомбу и попросил подложить ее в здание ООН… в результате Соединенные Штаты были бы исключены…
– Подожди минутку! – перебил ее Генри. – Зачем это делать? Такая бомба стоит кучу денег!
– Да. Но если Сатана в надежде внести раскол в наш мир предложит вам…
Генри нахмурился:
– Сатана? Послушай, куколка, я богобоязненный человек… Не обращай внимания на болтовню о том, что я отправлюсь в Ад! Я бы не стал касаться Дьявола даже десятифутовым заклинанием!
– Ну, он не станет представляться. Сатана явится в виде бизнесмена и предложит столько денег, что вам хватит заплатить за операцию, да еще и не быть в тягость сыну, если вы согласитесь отнести пакет в здание ООН и спрятать его так, чтобы никто не нашел.
Генри задумчиво посмотрел вдаль.
– Значит, Сатана? Если он хочет избавиться от ООН, то у меня нет уверенности, что и я этого хочу!
– Ну, как я уже говорила, он правды не скажет…
– Чего же еще ждать, если берешь деньги у незнакомых людей? – с возмущением осведомился старик. – Таскать за собой во время экскурсии здоровенный чемодан? Нет уж, спасибо!
– Вы хотите сказать, что не согласились бы пронести химическую бомбу в здание ООН, если бы у вас появилась такая возможность?
– Конечно, нет… после того как я немного подумал! На самом деле, химическая бомба – не игрушка. И мне не нужны грязные деньги! Пусть Дьявол ищет кого-нибудь другого для своей отвратительной работы! А я намерен отправиться в Рай, когда отброшу копыта, даже если мне не суждено встретить там большинство моих друзей.
Ниобу снова охватили смешанные чувства – облегчения и огорчения. Генри Клогг оказался совсем не тем, кого они искали, и Ниоба радовалась, что нить жизни ни в чем не виновного человека останется в целости и сохранности. А значит, придется встречаться с остальными – работа далека от завершения.
– Послушай, куколка, ты не хочешь шерри? – спросил Генри.
– Ну нет, я…
– В последнее время у меня редко бывают гости, – признался старик. – Было бы здорово немного вместе выпить. Моя жена, благослови Господь ее душу, любила шерри. Прошло уже три года… – Генри погрустнел.
– Я выпью немного, – согласилась Ниоба.
Генри поднялся на ноги и направился в дом, чтобы принести бутылку и бокалы.
– Симпатичный старый ворчун, – одобрительно заметила Атропос. – Напоминает моего старика, каким он был перед смертью, только мой любил лунный свет.
– Обычно я не пью, – пробормотала Ниоба.
– Шерри – это не выпивка, женщина! – уверенно заявила Атропос. – Шерри
– способ общения с людьми.
– Вряд ли остальные встречи окажутся такими легкими, – подумала Клото.
Ниоба только кивнула.
Вернулся Генри с бутылкой и бокалами. Ниоба смаковала напиток, довольная тем, что может немного расслабиться. Действительно, здорово с кем-то выпить, даже если твой собутыльник оказался случайным человеком. Именно так им и надо было поступить с Седриком – выпить по бокалу, а не напиваться в стельку. Алкоголь становится злом, только если им злоупотребляешь.
– Мой сын уже купил билет на ковер до Нью-Йорка, – сказал Генри. – Это мне по душе. Понимаешь, я всю жизнь продавал ковры. У нас были очень модные модели. Ты, наверное, слышала, как автомобильные компании утверждают, будто ковер никуда не годится, когда идет дождь? Не верь им! У нас есть модели с тентами; на таком не промокнешь. Можно даже сделать его герметичным и летать на больших высотах. К тому же волшебство не отравляет воздух, как выхлопные газы.
Ниоба слушала и согласно кивала. Она пожалела, что шерри кончилось и ей пришла пора уходить.
– Заходи еще как-нибудь! – весело пригласил ее Генри.
– Обязательно, – пообещала она.
Ниоба и в самом деле решила навестить старика, когда у нее появится свободная минутка.
Они вернулись в жилище.
– С одним разобрались, осталось еще трое, – заявила Атропос. – Кто будет следующим?
– Ну, у нас есть чернокожая девушка, мастер восточных боевых искусств и сатанист.
– Давайте сначала разберемся с более простыми случаями, – предложила Атропос. – Я займусь черной девушкой.
– Только давайте немного отдохнем, – сказала Клото. – Нам нужно быть в хорошей форме, мы не имеем права на ошибку.
Ниоба и Атропос с ней согласились. Кроме того, у них накопилась текущая работа: нужно прясть, отмерять и обрезать нити; не стоит пренебрегать рутинными обязанностями.
Они хорошо поработали, а потом втроем отправились спать.
На следующее утро Атропос получила тело в свое распоряжение и совершила первое самостоятельное путешествие по нити в царство смертных. Девушка-негритянка оказалось дома и отчаянно флиртовала с двумя юношами. Ей было около пятнадцати лет, а юноши выглядели на несколько лет старше.
Атропос ворвалась к ним, как Бич Божий.
– Что здесь делают эти парни, девочка? – свирепо спросила она, оглядываясь по сторонам. Девушка испугалась, а парни смутились. – В дом не положено приглашать мужчин – что тебе прекрасно известно! Если твоя бабушка узнает…
– Бабушка умерла, – потупившись, ответила девушка.
– Она сейчас ворочается в своей могиле! – не унималась Атропос. – А если бы прослышала твоя ма…
Девушка тихонько вскрикнула от ужаса.
– Она бы содрала с тебя твою черную шкуру и повесила ее сушиться! – добавила Атропос, не сводя с несчастной яростного взгляда. – Разве я не права?
Девушка неохотно кивнула, а Атропос повернулась к парням.
– Живо проваливайте! – Она с угрожающим видом сделала шаг в их сторону. Оба бросились в двери, отчаянно толкая друг друга. – И если я вас здесь еще раз увижу, то так отделаю палкой, что вы своих не узнаете! – закричала она им вслед.
– А откуда ты знаешь, что их здесь не должно было быть? – подумала Ниоба. – Об этом ничего не говорится в ее нити!
– Я знаю парней, – пробормотала Атропос. – И я знаю девушек. Я сразу поняла, что у них на уме. – Она улыбнулась каким-то своим мыслям. – В их возрасте я была такой же. А в результате стала бабушкой гораздо раньше, чем следовало бы.
Она повернулась к девушке, которая пыталась прийти в себя.
– Кто ты такая? – резко спросила девушка. – Ты не моя ма! Ты не имеешь права указывать, что мне делать!
– Я подруга твоей бабушки, девочка, – усмехнулась Атропос. – Она не может спокойно отдыхать, пока не убедится, что с тобой все в порядке. Поэтому я и пришла тебя проведать. Должна признаться, мне не слишком понравилось то, что я здесь увидела! Ты устроила настоящее безобразие… Кстати, почему ты не в школе?
– У меня вторая смена! – запротестовала девушка. – Занятия начнутся только через два часа.
Атропос закатила глаза к небу:
– Господи, уж и не знаю, как я справлюсь со своей задачей за два часа.
– Потом снова пристально посмотрела на девушку. – У тебя большие неприятности, дитя мое!
– Послушай, старуха, у тебя нет права заявляться сюда так, будто ты здесь хозяйка! Я могу делать все, что захочу. Оставь меня в покое!
Атропос вздохнула:
– Вижу, по-хорошему у нас не получится. Придется наложить на тебя заклятие.
– Ты не волшебница! – закричала девчонка. – Ты не можешь…
Атропос схватила ее за плечо, а свободной рукой набросила нить – она быстро овладела этим искусством.
– Я не люблю пустой болтовни, паршивка! – Атропос заскользила вверх по нити, увлекая за собой девушку.
Несчастная отчаянно закричала, когда они прошли сквозь стены и потолок и начали подниматься в небо.
– Отпусти меня! Отпусти!
Атропос бросила взгляд на кроны деревьев, которые остались далеко внизу.
– Отпустить? Если я тебя сейчас отпущу, ты полетишь вниз, как камень.
Девушка быстро кинула взгляд под ноги и замолчала. Приблизившись к туче, за которой скрывалось Чистилище, Атропос остановилась.
– Давай поговорим начистоту. Если ты наврешь, я тебя сброшу вниз!
Девушка перепугалась до смерти.
– Кто вы такая? – спросила она.
– Та, кому не безразлично твое будущее. А теперь говори, иначе я превращусь в громадного паука и съем тебя.
Однако упрямая девушка не сдавалась:
– Вы не умеете!
Атропос немедленно превратилась в насекомое размером с крупного мужчину.
Девушка отчаянно завизжала и закрыла глаза. Атропос приняла прежний вид.
– Ну, будешь говорить? – спокойно спросила она.
– Я не хотела сделать ничего плохого! – залепетала девушка. – Я даже не знала, что это такое! Тот парень предложил понюхать, сказал, тебе понравится, ну я и попробовала; скоро мне показалось, что я летаю над полом! – Она нервно посмотрела по сторонам. – Но только совсем не так!
– Больше не вздумай нюхать ничего такого! – сурово сказала Атропос. – Эта дрянь погубит тебя!
– Я не буду! – обещала девушка.
Видение огромного паука убедило ее, что Атропос не намерена шутить.
– Как дела в школе?
– Ну вы же знаете, как это бывает…
– Конечно, знаю, девчонка! У тебя есть куда более приятные занятия, чем уроки, верно? Думаешь, все получится само собой; как-нибудь кончишь школу, а потом сделаешь большую карьеру благодаря своей распрекрасной фигуре? Девочка, ты на всю жизнь останешься в трущобе, как твоя мама и бабушка! Как и я! Хочешь во всем зависеть от мужчины? Это дорого тебе обойдется, детка! Мужчины всегда заставляют нас платить. Если ты мечтаешь о независимости, подумай, что должны дать тебе мужчины. Тогда ты сможешь назначить свою цену – и не в деньгах. Как ты учишься?
– Не слишком хорошо, – призналась девушка.
– Тебя берут на экскурсии?
Лицо девушки просветлело.
– Конечно! Скоро мы поедем в Нью-Йорк. На автобусе. И всю дорогу будем смотреть в окно…
– Я тебе должна кое-что сказать, девочка. Тебе могут предложить пронести в здание ООН пакет, а за это пообещают дать денег или что-нибудь понюхать. Ты знаешь, что нужно ответить?
Девушка молча покачала головой.
– Ты скажешь, чтобы они отправлялись в Ад! – воскликнула Атропос. – Ты ничего не должна брать в Нью-Йорке! Только смотри по сторонам и все запоминай, чтобы потом, когда вы вернетесь, написать хорошее сочинение.
– И все?
– И все. Отказаться и помнить о сочинении. Ты еще не опоздала?..
– Нет.
– Ну, у нас, кажется, остался час. На сей раз я тебе помогу, но ты должна всего добиться сама, слышишь? И перестань грубить учителям! Чтобы твоя бабушка могла спокойно лежать в могиле.
И снова девушка кивнула. Атропос удалось ее убедить.
Они вернулись в квартиру. Атропос помогла девушке сделать домашнее задание. Иногда Ниоба и Клото давали ей советы, и Атропос ответила на все вопросы. Вместе они отлично поработали. К тому моменту когда пришло время идти в школу, все были убеждены, что девочка откажется взять химическую бомбу и больше не представляет угрозы. Более того, они рассчитывали, что с этих пор ее жизнь изменится к лучшему.
– Нашему миру не хватает боевых бабушек, – заметила Атропос, когда они вернулись в жилище. Остальным ничего не оставалось, как согласиться с ней.
12. КРОВЬ
Следующий случай вызвал у них сомнения. Нить выходца с востока показала, что ему тридцать и что он занимает солидное положение внутри своего круга. Судьба не имела права просто взять и перерезать ее; в результате могли возникнуть серьезные проблемы – не такие, конечно, как те, что принесет взрыв химической бомбы со зловонным газом, но и их следовало избегать. Придется отговорить его; теперь Ниоба настолько хорошо научилась читать нити, что прекрасно понимала – перед ними стоит непростая задача.
Во-первых, на нити имелся знак, показывающий, что ее коснулось нечто очень важное. Вне всякого сомнения, предложение Сатаны. Если этот человек ответил согласием, остановить его можно, только положив конец жизни.
Тело приняла Клото.
– Я попытаюсь.
Она взяла в руки прялку, вытянула из нее нить и соскользнула в штат Нью-Джерси, туда, где жил интересующий их человек. И снова было утро, и тот, с кем они намеревались поговорить, пришел на работу в заведение, где преподавали военные искусства – додзе.
– Могли бы и догадаться, – подумала Ниоба. – Его зовут Самурай.
– Что означает Воин, – шепотом пояснила Клото. – Какое претенциозное имя!
Она открыла дверь и вошла. Внутри стоял стол, за которым сидела девушка в джи – особой форме для занятий военными искусствами.
– Вы хотите поступить в нашу школу? – вежливо спросила девушка.
– Нет, – ответила Клото. – Мне нужно поговорить с Самураем.
Девушка улыбнулась:
– Мастер не занимается набором новичков. Но во время занятий уделит вам столько же внимания, сколько и всем остальным, а если у вас есть способности, вас переведут в следующий класс, и тогда вы пройдете специальное обучение. – Она оглядела Клото с головы до ног. – Естественно, это стоит уже дороже и требует больших усилий.
– Я не собираюсь у вас учиться, – твердо объявила Клото. – У меня личное дело.
Девушка снова принялась ее изучать. Неожиданно Ниоба тоже взглянула, словно со стороны, на самый юный аспект Судьбы. Клото была хорошо одета и обладала великолепной фигурой. Одежда в жилище Судьбы делалась из шелка высочайшего качества и подгонялась по фигуре при помощи волшебства. Очень привлекательная молодая женщина – мимо такой не пройдешь на улице, бросив на нее лишь скользящий взгляд.
– Я узнаю, – объявила девушка и нажала на кнопку.
Через минуту она получила ответ и подняла на Клото глаза.
– По левому коридору, за занавеской. И еще… Снимите обувь, прежде чем войти в кабинет. У него на эту тему пунктик.
– Спасибо.
Клото прошла по коридору, остановилась на минутку перед бамбуковым занавесом, чтобы снять изящные туфельки.
Кабинет напоминал японский сад: повсюду стояли декоративные растения в горшках и статуэтки, а пол устилала широкая циновка. В дальнем конце комнаты, чуть на возвышении, сидел красивый мужчина в великолепном джи, которое скорее напоминало церемониальное одеяние.
Восхищенная Клото остановилась у самого входа.
– О, как тут прекрасно! – выдохнула она. – Я никогда не была в Японии, но…
– Подойди, – приказал мужчина. – Не бойся татами [6].
Клото ступила на циновку, оказавшуюся мягкой, но достаточно упругой.
– Самурай, я хочу поговорить с вами о…
– Подожди, – величественно перебил он, и Клото замолчала. – Повернись, женщина.
Клото поколебалась мгновение, затем повернулась.
Мужчина встал со своего места – движение получилось легким, почти скользящим, – грациозный, словно пантера, подошел к занавешенному шкафу у одной из стен. Достал сложенное кимоно.
– Надень.
– Что?
– Ты должна быть одета как полагается, – заявил Самурай и показал рукой на дверь. – Переоденься. А потом поговорим.
– Самурай, не знаю, за кого вы меня принимаете, но я сюда пришла…
– Не брать уроки. Не по делу. Значит, ты хочешь стать гейшей.
– Гейшей! – возмутилась Клото.
– А что такое гейша? – заинтересовалась Атропос.
– У японцев – девушка для развлечений высокого класса, – ответила Ниоба.
– Вот как они у них там называются, понятно! А мы зовем таких шлюхами.
– Это не совсем одно и то же… – начала Ниоба, но события, происходящие в кабинете Самурая, заставили ее замолчать.
– У тебя другие намерения? – удивился воин.
Клото перешла на японский, слова полились рекой. Ни Ниоба, ни Атропос этого языка не знали, но поняли, о чем идет речь – мысли Клото были им открыты; она назвала Самурая мужланом, свиньей и сексистом.
– Вот это да! – подумала Ниоба.
– А у крошки есть характер! – с восхищением ответила ей Атропос.
Самурай помрачнел, сделал шаг в сторону Клото, которая развернулась и бросилась к бамбуковому занавесу у входа. Выскочила наружу, остановилась на мгновение, чтобы забрать туфли, и замерла на месте. Ей навстречу спешил какой-то мужчина.
Она снова повернулась и влетела в кабинет, швырнув в Самурая туфли. Он поймал одну и увернулся от другой; у него оказалась отменная реакция. Клото метнулась в сторону и перебежала через комнату.
Самурай преследовал ее. Клото протянула руку, схватила горшок с кактусом и швырнула его противнику в голову. На этот раз она попала. Глиняный горшок угодил мужчине прямо между глаз, раскололся, земля заляпала лицо.
– И зачем она только это сделала! – возмущенно подумала Ниоба.
– Крепкая девица! – ответила Атропос. – Может быть, пришла пора отсюда тихонько отвалить?
– Ничего не выйдет; у нее тело.
– Ты хочешь сказать, что мы не можем его забрать, если захотим?
– Пока она нам не позволит, не можем – а в данный момент она на нас не обращает внимания.
Атропос мысленно покачала головой:
– С тех пор, как меня в последний раз изнасиловали, прошло лет сорок. Похоже, до следующего и сорока секунд не наберется!
– Смертный не может изнасиловать воплощение! – напомнила ей Ниоба.
– Ты уверена?
Ниоба задумалась.
– Нет. Я не сомневаюсь, что никакой смертный не в состоянии причинить нам вред, но я не знаю, считается ли изнасилование нанесением вреда. Может быть, это рассматривается, как… ну, как взаимодействие. Кровь-то никто не проливает.
– Ни твою, ни мою – это уж точно. А как насчет нее?
И снова Ниоба погрузилась в раздумья.
– Она так же целомудренна, как и я, когда выходила замуж. Однако…
– Ну, если станет ее насиловать, давай попробуем в самый разгар превратиться в меня. Думаю, это его немного отрезвит.
Ниоба представила себе, какой может быть реакция мужчины в такой момент, и расхохоталась, хотя ей было не до смеха; ситуация получилась совсем не забавной.
Тем временем Клото мчалась по другому коридору. Проскочила сквозь бамбуковую занавеску в конце и ворвалась в главный зал, где проводились занятия.
Около двадцати студентов в белых джи, белых и желтых поясах отрабатывали броски под руководством тренера в коричневом поясе. Увидев девушку, все замерли на своих местах, потому что летнее платье Клото резко контрастировало с их формой – голубое, отделанное оборками, с розовым поясом и розой на груди. Волосы Клото причесала на западный манер, собрав их в хвостик розовой лентой. Она была воплощением очаровательной невинности.
И тут в зал ворвался Самурай – мужчина в состоянии слепой ярости. Великолепное одеяние и лицо в земле, из носа капает кровь. Студенты посторонились, когда он прошел вперед и схватил Клото за руку.
– Женщина, ты должна…
Клото замерла на мгновение, затем попыталась вырваться, но хватка у Самурая оказалась железной. Она выплюнула ему в лицо еще несколько слов по-японски.
– Ух ты! – подумала Атропос и мысленно поджала губы. – Девушке ее лет не полагается знать подобные вещи!
Ниоба не могла не согласиться. Очевидно, свободные современные женщины узнают жизнь раньше, чем было принято в ее время.
Ярость Самурая превратилась в нечто сродни благоговейному ужасу, который сменило отвращение. Он что-то резко сказал по-японски – очевидно, как раз то, как Атропос поняла значение слова «гейша».
Клото размахнулась, намереваясь попасть Самураю в голову. Он поймал ее руку и, притянув девушку к себе, поцеловал. Она отбивалась, но ничего не могла поделать. Очень медленно она расслабилась.
– А этот тип умеет целоваться! – подумала Атропос.
– Укрощение строптивой, – согласилась с ней Ниоба.
Тут Клото пришла в себя и укусила Самурая за губу. И только после этого вспомнила, кто она такая. Протянула нить и скользнула по ней.
Неожиданно оказалось, что Самурай обнимает пустоту, потому что Судьба становилась эфемерной, когда путешествовала по нитям. Удивленный неожиданным поворотом событий, мужчина оглянулся.
Клото стояла в десяти футах от него. Самурай двинулся было в ее сторону, но она, словно он и не преграждал ей путь, оказалась у него за спиной. Студенты, наблюдавшие за происходящим, дружно вскрикнули от изумления. Когда Самурай повернулся и снова направился к ней, Клото приблизилась, наклонилась и возникла у самых его ног. В результате он споткнулся, а Клото, чуть скользнув в сторону, прошла сквозь него и лягнула в зад.
Самурай сгруппировался, покатился вперед, быстро вскочил на ноги.
– Магия! – вскричал он. – Мой меч!
Тренер, тот, у которого был коричневый пояс, вылетел за дверь, а через секунду вернулся с катана [7] в ножнах. Самурай выхватил блистающий клинок.
– Я знаю, что нужно делать с ведьмой!
– Пожалуй, пора отсюда уходить, подружка, – подумала Атропос.
На этот раз Клото ее услышала и заскользила вверх по нити и прочь из здания.
Оказавшись на улице, она остановилась:
– Но я же не выполнила свою миссию!
– Добро пожаловать в реальный мир, детка! – проворчала Атропос. – Если этот тип раньше и не собирался помочь Сатане, то теперь обязательно будет с ним заодно!
– Да, он потерял лицо!
– Что?
– Лицо. Я публично его опозорила, из-за меня пострадала его репутация.
– Ты хочешь сказать, что теперь он не услышит доводов разума? – сухо поинтересовалась Атропос.
– Он вовсе не плохой человек, просто очень высокомерный! Мне не следовало его унижать!
– А разве он не назвал тебя шлюхой? – спросила Атропос, и Ниоба поняла, что пожилая женщина хочет заставить молодую и неопытную переосмыслить случившееся.
– Он подумал, что я гейша. Я уверена, он не собирался меня оскорбить. Гейша – уважаемая профессия.
– Она развлекает, – вставила Ниоба, – и является подругой.
– В таком случае, милая, пойди-ка к нему и извинись! – рявкнула Атропос, да таким грозным голосом, словно перед ней снова стояла чернокожая девчонка-подросток.
– Все не так просто, – с сомнением промолвила Клото. – Я свободная женщина. И не имею дела с… с…
– Ты с гораздо большим удовольствием отправила бы его к чертям собачьим, верно? – требовательно спросила Атропос.
– Нет! Просто когда речь идет о потере лица… я не собиралась…
– Не собиралась поступить необдуманно, а потом обложить этого типа самыми последними словами? – уточнила Атропос.
– Я… старые обычаи… всю свою жизнь я сражалась…
– Детка, неужели ты думаешь, что твое нынешнее поведение выглядит лучше?
– Нет, – прошептала Клото. – Я… переборщила.
– Пожалуй, надо вернуться и попытаться ему все объяснить, – заметила Ниоба. – Или придется перерезать его нить.
– Нет! – выкрикнула Клото.
– Она не настолько свободная! – съязвила Атропос.
– Ну, он очень даже интересный мужчина, – заявила Ниоба.
– Интересный мужчина, – грустным эхом отозвалась Клото.
– Послушай, милая, возвращайся туда, – напутствовала Клото Атропос. – Только слушайся нас. Мы тебя выручим – ты же помогла мне с домашним заданием той девчонки. Знаешь, скажу тебе по-простому: никто из нас не совершенен, нет таких, кто знал и умел бы все. Попробуем вернуть этому человеку его лицо.
Клото рассмеялась – чуточку истерически:
– Не выйдет! Таким способом у нас ничего не получится!
– Ну, давай все равно рискнем, – настаивала на своем Атропос. – Он мужчина, а ты ужасно симпатичная молодая женщина. Он тебя выслушает. Да и что мы теряем?
Клото обреченно пожала плечами, а потом скользнула по нити в здание школы.
Занятия возобновились, и, увидев Клото, тренер в коричневом поясе вскрикнул от удивления. Девушка молча прошла мимо него в коридор и дальше в кабинет Самурая.
Он вытирал губкой лицо. При виде Клото Самурай замер перед зеркалом.
– Извинись, – приказала Атропос.
– Я… я пришла извиниться, – пролепетала Клото.
– Только кровь может все исправить, – повернувшись к ней, мрачно проговорил Самурай.
– Я… этого я вам дать не могу.
– Кто ты?
Клото колебалась.
– Не думаю, что разумно открыть ему, кто мы такие, – сказала Ниоба. – Получится, будто мы угрожаем.
– Я… я сверхъестественное существо, – ответила Киото. – Вот почему я не могу…
– Ведьма!
– Нет. Всего лишь женщина. Только… не такая, как все.
На губах Самурая появилась едва уловимая улыбка.
– Не такая, как все, – согласился он.
– Самурай, что я должна сделать, чтобы все исправить? – спросила Клото.
– Я не хотела… вы меня разозлили.
– Я принял тебя за японку, – кивнув, заявил он.
Клото стало обидно.
– Я и есть японка… но свободная. Я ушла из своей семьи, потому что… не хочу жить по законам средних веков.
– Это хорошие законы! – возразил Самурай.
– Вы примете мои извинения?
– Нет. Только кровь может смыть нанесенное мне оскорбление.
Клото умоляюще подняла руки:
– Самурай, я бессмертна. И не в силах смыть оскорбление кровью. Но если мы с вами не договоримся, мне придется пролить вашу.
– Ты это уже сделала, – дотронувшись до своего носа, проворчал он.
– Всю кровь, – продолжала Клото.
– Ну так и давай! – вскричал воин. – Приведи своего воина, пусть он встретится с моим мечом! И тогда ты вернешь мне долг.
– Соглашайся! – приказала Ниоба.
– Но…
– Сегодня, – заявил Самурай, – здесь, в моем додзе. В присутствии моих учеников, которые были свидетелями нанесенного мне оскорбления.
– Соглашайся! – настаивала Ниоба.
– Хорошо, – едва слышно проговорила Клото. – Сегодня… во второй половине дня.
Казалось, Самурай удивился:
– Ты принимаешь?
– А теперь объясни, какое у нас к нему дело, – посоветовала Ниоба.
– Да. Я… приведу своего воина. Он встретится с вами. Могу я сказать, зачем пришла?
Самурай кивнул:
– Ты заинтриговала меня, женщина.
– Вам должны предложить кое-что в обмен на услугу…
– Он уже приходил.
Клото замолчала.
– По-моему, мы зашли в тупик, – подумала Ниоба.
– Нельзя делать того, что он просит! – воскликнула Клото.
– Почему?
– Предложение исходит от Сатаны. Он хочет организовать взрыв во время заседания Организации Объединенных Наций…
– А мне какое дело до Организации Объединенных Наций?
– Ну… если это произойдет, среди народов возникнут разногласия, может быть, война…
– А что плохого в войне?
Потрясенная Клото уставилась на него.
– Он мастер боевых искусств, – напомнила ей Ниоба. – Ему нравится сражаться.
– Спроси, хочет ли он, чтобы его душа отправилась в Ад? – вмешалась Атропос.
– Если вы выполните поручение, если сыграете на руку Сатане, ваша душа будет принадлежать ему.
– Откуда ты знаешь? – требовательно спросил Самурай.
– Я… знаю.
– С какой стати я должен тебе верить?
– Пожалуй, пора сказать, – предложила Атропос, и Ниоба с ней согласилась.
– Потому что я Судьба, – объяснила Клото.
– Ты снова оскорбляешь меня – только на этот раз считаешь дураком!
– Какие вам нужны доказательства?
– Никаких доказательств мне не нужно, женщина! Я не желаю становиться предметом насмешек!
– Спроси, что предложил Сатана, – вмешалась Ниоба.
– Что Сатана предложил вам за то, чтобы доставить пакет?
– Ты и представить себе не можешь ценности… – Воин неожиданно замолчал. – Это был не Сатана.
– Один из его слуг. Неважно, кто к вам приходил, предложение исходит от Сатаны.
Самурай задумался.
– Он предложил мне раскрыть тайну… как убить человека одним пальцем.
– Что?
– Я искал много лет. Удар такой легкий, что его можно нанести одним-единственным пальцем – смерть наступает через час. Автономные системы быстро перестают действовать, и организм не в состоянии с этим справиться.
– И в благодарность вы согласились взорвать бомбу в здании ООН?
– Нет. Только доставить туда сверток. К тому же я еще не согласился; я приму решение завтра.
– Вы должны отказаться!
– Это не твое дело! Кто твой герой?
– Марс, – подсказала Ниоба. – Он поможет, если мы его попросим.
– Марс.
– Кто?
– Воплощение Войны.
– Ты продолжаешь надо мной насмехаться! – возмутился Самурай. – На свете не существует ни воплощений Судьбы, ни воплощений Войны! Я не потерплю издевательств после того, как ты нанесла мне оскорбление!
– Но он же придет сюда сегодня! – запротестовала Клото.
– Я не позволю никаким чужакам переступить порог этого дома!
– Мы все равно его приведем, – подумала Ниоба. – Самурай считает, что ты над ним потешаешься, но он поверит, когда увидит Марса!
– Жди нас, – пообещала Клото, а затем протянула нить и заскользила прочь, забыв надеть туфли.
Вернувшись в жилище, они обсудили разговор с Самураем. И пришли к единодушному выводу, что он не хотел оскорбить Клото, когда говорил о гейше – просто неверно понял цель ее визита. Возможно, ему не раз приходилось видеть молодых женщин, которые мечтали завязать личные или сексуальные отношения с мастером боевых искусств. Так что возмущение Клото было необоснованным. Кроме того, они согласились с тем, что Самурай человек хороший и его нить не следует раньше времени трогать. Он должен получить компенсацию за потерю лица. Но не кровью!
Клото пообещала, что в следующий раз, прежде чем взорваться, посоветуется с Ниобой и Атропос. Она была готова совершить самоубийство после того, как от нее отказалась семья, и сохранила свой боевой дух, став одним из аспектов воплощения Судьбы. Ее иногда – если можно так сказать – заносило на поворотах.
– В конце концов, – заявила она в заключение, – некоторые мужчины, хоть они свиньи и сексисты, могут быть вполне приличными людьми – если, конечно, сделать соответствующие скидки.
Теперь пришла пора решить один весьма деликатный вопрос.
– Если ты сумеешь заставить Самурая отклонить предложение Сатаны, сыграв именно ту роль, о которой он подумал, – спросила Ниоба, – ты это сделаешь?
Клото мгновенно рассвирепела, но потом довольно быстро успокоилась, сообразив, что минуту назад пообещала вести себя сдержанно.
– Не знаю, – прошептала она.
«Совсем как у меня с Хроносом, – подумала Ниоба, – когда я сама была Клото». Играя роль Судьбы, приходилось приносить некоторые жертвы. Нынешняя Клото считала себя свободной женщиной, но ее связывали определенные обязательства.
– А сейчас мы отправимся к Марсу и заручимся его поддержкой, – сказала Ниоба. – Я знала прежнего Марса, он обязательно нам помог бы. С этим я не знакома, и будет лучше, если мое прошлое останется для него тайной; пока мы не разберемся с Сатаной, никто ничего не должен знать. Пусть с ним поговорит сама Клото и предоставит ему возможность действовать.
– У бедняжки Клото так много обязанностей… – тяжело вздохнув, проговорила Клото.
– Хочешь поменяться? – рассмеялась Ниоба.
– Нет.
– Кажется, мы начинаем договариваться, – улыбнулась Атропос.
Клото отправилась на поиски Марса. И нашла его возле границы Ирана и Ирака. Он наблюдал за дикой схваткой – правда, местного значения.
– Эти люди из Вавилона и Персии истинные мои последователи, – с удовлетворением заметил он, увидев приближающуюся Клото. Потом Марс пригляделся повнимательнее. – Клото, ты другая! А та милая девушка из Венгрии устала, ей надоело?
– Она влюбилась, – сказала Клото так, словно Лиза умерла.
– С такими, как ты, это случается часто! – рассмеялся Марс. – Все хорошо, пока не втрескаетесь в какого-нибудь парня, и тогда вы погружаетесь в…
Клото снова рассвирепела и резко произнесла несколько слов по-японски.
– А ты мать поганой собаки, – улыбнувшись, ответил Марс на ее родном языке; по крайней мере таков был смысл – Ниоба и Атропос сумели уловить его в сознании Клото.
Она возмутилась:
– Ты понял!
– Сахарная моя, Война знает все языки, на которых говорят люди! Если хочешь поссориться, давай, ты не ошиблась адресом.
Клото стало не по себе.
– Я пришла попросить о помощи.
– И как чудесно у тебя это получилось, о, цветок Востока! Что я могу для тебя сделать?
Клото объяснила, что все три аспекта одновременно сложили с себя свои обязанности, и потому у новой Судьбы возникли проблемы – ей трудно противостоять козням Сатаны.
– А я оскорбила мастера боевых искусств, которого зовут Самурай, и должна дать ему удовлетворение, прежде чем смогу уговорить его…
– Самурай! Знаю-знаю! Отличный воин, хотя, пожалуй, вряд ли его можно назвать равным тем, чье имя он носит. Принадлежит к старой школе, где гордость стоит превыше всего. Значит, он принял тебя за гейшу!
– Да, – смущенно проговорила Клото.
– А ты лягнула его в задницу при всем классе.
– Да, – едва слышно пролепетала Клото.
– Только кровь может смыть подобное оскорбление!
– Нет! Никакого убийства!
Марс взмахнул мечом, и сражение, бушевавшее вокруг, прекратилось. Пушки смолкли, стихли даже стоны раненых.
– Женщина, из-за тебя он потерял лицо. Тебе известно, что это значит?
– Известно, – мрачно проговорила Клото.
– В том, что касается вопросов чести, этот человек не знает никаких компромиссов. В наше время таких, как Самурай, мало; он живет прежней жизнью в век стали и пластика. Я могу дать ему удовлетворение в том, что касается военного искусства, но только ты в состоянии вылечить его внутреннюю боль, и до тех пор он не сделает то, о чем ты просишь. И не должен. В соответствии с великой традицией, Смерть идет раньше бесчестья.
– Но мы стараемся предотвратить смерть и войну… – Клото замолчала и пристально посмотрела на Марса.
– А я являюсь Войной, – договорил Марс. – Женщина, твой хорошенький ротик, похоже, совсем не дружит с головой. Но я тебя понимаю. Мы с тобой воплощения. Сегодня я сделаю для тебя все, что в моих силах, а когда-нибудь и ты окажешь мне любезность.
– Итак, все мужчины хотят одного и того же! – вздохнув, проговорила Клото.
– Ты распутаешь для меня нити, чтобы облегчить ситуацию, в которой я окажусь, – пояснил Марс. – Именно таким образом воплощения взаимодействуют друг с другом.
– Ой! – Клото залилась краской.
– Причина, по которой женщины предполагают, будто мужчинам нужно только одно, – холодно продолжал Марс, – заключается в том, что они не в состоянии увидеть в мужчинах ничего другого. Женщины не в силах правильно понять определенные вещи – например, что такое честь.
– Неправда! – вскричала Клото.
– Значит, неправда? В таком случае давай поговорим о чести. Ты задела честь Самурая, а следовательно, должна отдать ему свою. Ты, естественно, девственница…
– Откуда ты знаешь? – удивилась Клото.
– Это один из предметов, которые мы, мужчины-сексисты, ценим очень высоко, – заявил Марс. – Теперь ты поняла, какую кровь должна отдать Самураю?
Клото колебалась, она была в ужасе.
– Он прав, – сказала Ниоба.
– Все мужчины так устроены, – поддержала ее Атропос.
– Он ведь тебе нравится, верно? – жестко поинтересовался Марс.
Клото набросилась на него, намереваясь расцарапать лицо.
– И снова она не держит себя в руках, – возмутилась Ниоба.
– Этой девчонке смелости не занимать! – прокомментировала Атропос.
– Я вижу, мы с тобой поладим, – сказал Марс, схватив девушку и оторвав ее от земли. – Люблю, когда красавицы бросаются мне на шею. Ладно, я там буду, помогу тебе. Но все равно в самом конце останетесь только ты и он. Тебе придется решить, насколько сильно ты хочешь исправить то, что натворила. Он хороший человек.
Марс поставил Клото на ноги, отвернулся, и битва возобновилась.
– Пошли отсюда, детка, – заявила Атропос.
Словно в оцепенении, Клото протянула нить и заскользила назад, в Чистилище.
Ниобе стало ее жаль. Всю свою жизнь девушка сражалась за независимость и равенство, и вот теперь ее заставляют играть старую, как мир, роль. Ниоба прекрасно понимала, что сейчас лучше помолчать.
Они перекусили, а потом занялись нитями и Гобеленом. Затем Клото надела брюки, туфли без каблука и простую блузку. Протянув нить, она отправилась в додзе Самурая.
Опустившись перед дверью, Клото увидела Марса. Он был одет в белый джи. Ниоба никогда не знала, каким образом Марс попадает из одного места в другое, но ей казалось, что это каким-то образом связано с его мечом. У каждого воплощения был собственный знак, наделенный особой магией; у Марса
– алый меч.
– Следуй за мной, – сказал он и протянул Клото свой меч – огромный, без ножен, с ручкой такой массивной, что она не помещалась в маленькой ладони Клото; откуда-то из самой глубины обоюдоострого клинка вырывалось алое сияние.
Меч, острие которого указывало вниз, окружала магическая аура опасности; и Клото нервничала, вцепившись в него обеими руками.
Даже Ниоба была поражена.
– Что задумал Марс? Он никогда не расстается со своим мечом!
– Скоро поймем, – ответила Атропос.
Девушка за столом у входа узнала Клото.
– Пожалуйста, уходите, – сказала она. – Вас здесь не ждут.
– Я ее воин, – наклонившись над столом, заявил Марс. – Ну-ка, позови кого-нибудь из ваших наемников.
У дверей, ведущих во внутренние покои, появилось два воина в джи с черными поясами.
– Девушка попросила вас уйти, мистер, – проговорил один из них и сделал шаг вперед.
– Кажется, сейчас ребята продемонстрируют нам, какими дураками бывают мужчины, – с явным удовольствием проговорила Атропос. – Если они на время забывают про секс, то сразу же начинают бить друг другу морды.
– Мне назначена встреча, – сказал Марс, приблизился к воину, схватил за вытянутую руку, развернулся и швырнул так, что тот покатился по полу.
Другой напрягся – и Марс резким движением ноги ударил его по голени. Обладатель черного пояса с громким стуком рухнул на пол.
– А теперь идите и сообщите о моем приходе, – приказал Марс. – Я рассчитываю, что буду принят по всем правилам додзе.
Не говоря больше ни слова, оба воина поспешили выполнить его волю.
– Ты же мог изувечить их! – возмутилась Клото.
Марс подошел к ней и предложил руку.
– Ударив рукой и ногой? Ничего подобного, они умеют падать. Я только показал им свою компетентность.
Клото протянула меч, но Марс запротестовал:
– Здесь он мне не понадобится, а я не могу доверить его рукам смертного. Держи меч до тех пор, пока все не закончится.
Клото, с трудом удерживая страшное оружие одной рукой, протянула другую Марсу. Они прошли сквозь бамбуковую занавеску по коридору в сторону главного зала.
– Ты планируешь сразиться со всеми?
– Конечно, – ответил Марс.
– Но…
– Я пройдусь по их строю. А потом – твоя очередь.
– Но…
– Не волнуйся, крошка. Все будет хорошо.
– Надеюсь, – опасливо подумала Клото.
– Он знает, что делает, – попыталась утешить ее Ниоба.
Они приблизились ко второму занавесу.
– Сними туфли, – велел Марс.
Клото послушно выполнила его приказ, и они ступили в зал.
Возле дальней стены у края большого ковра и, похоже, в соответствии со своими званиями (белые пояса – с одной стороны, черные – с другой) выстроилось около сорока учеников. Среди них Клото заметила несколько женщин.
В самом центре ковра стоял Самурай. Когда они вошли, он повернулся к ним лицом.
Марс вытянул вперед правую руку, в ней тут же появился красный пояс, который он старательно обернул вокруг талии, а потом завязал сложным узлом, принятым у мастеров боевых искусств. По рядам студентов прокатился изумленный шепот.
– Кажется, происходит что-то важное, – удивилась Ниоба.
Марс подошел к ковру и потом низко поклонился.
– Он кланяется ковру! – фыркнула Атропос, которой стало ужасно смешно.
– Таков ритуал, – прошептала Клото. – Уходя или вступая на татами – причем обязательно нужно снимать обувь, – следует ему кланяться, потому что он смягчает твои падения и бережет кости.
Марс сделал шаг на ковер.
– Ты надел пояс Мастера, – сердито проговорил Самурай, словно бросал Марсу вызов.
– А ты наблюдателен, – ответил тот.
Самурай повернулся и подошел к ученикам в черных поясах. Затем уселся, скрестив ноги.
Марс посмотрел на строй учеников и поклонился им. Они ответили на его приветствие.
После этого Марс выбрал одного из воинов в белом поясе – молодую женщину, такую миниатюрную и хрупкую, что ее босые ноги не оставляли никаких следов на татами, когда она его касалась.
«Неужели он решил с ней сражаться?» – в ужасе подумала Ниоба.
Однако никто не только не стал протестовать, на лицах даже не появилось возмущения. Все остальные просто стояли и наблюдали.
Марс вывел девушку на центр ковра и взялся за левый рукав и правый отворот ее джи.
– Попробуй провести бросок, – приказал он ей.
Девушка повернулась и попыталась вцепиться в его куртку. У нее ничего не вышло. Марс сделал шаг назад, и ей пришлось последовать за ним, чтобы не потерять равновесия. В тот момент когда правая нога девушки коснулась ковра, Марс сделал подсечку левой, и она упала назад, с силой хлопнув по ковру левой рукой, в то время как правую по-прежнему держал Марс.
– Де-аши-хараи, – объявил он. – Подсечка передней ноги. Запомни. – Затем он отпустил девушку, которая вскочила, быстро поклонилась и вернулась в строй.
Марс кивнул следующему студенту, юноше в белом поясе. Тот вышел вперед и попытался сделать бросок – и тоже потерпел неудачу.
Марс так же точно выманил его вперед, только на этот раз атаковал левой ногой колено юноши, который уже в следующее мгновение лежал на татами.
– Хиза-гурума, – прокомментировал свой удар Марс. – Подсечка в колено. Тренируй падения, парень, иначе тебе не поздоровится.
– Слушаюсь, сэр! – воскликнул юноша, встал на ноги, тоже поклонился и бегом вернулся на место.
Марс кивнул третьему студенту – и опять выбрал женщину в белом поясе.
Он снова дал ей возможность сделать бросок, и у нее тоже ничего не получилось; тогда он швырнул ее на ковер, продемонстрировав движение руками и ногами, казавшееся чем-то средним между двумя предыдущими. Марс спокойно объяснил, как называется движение, при помощи которого он одолел противника.
В строю послышался ропот.
– Уроки начального курса! – сказал кто-то за спиной у Клото.
Она повернулась и немного в стороне, у себя за спиной увидела воина в коричневом поясе. Клото его вспомнила – инструктор утреннего класса начинающих; очевидно, он вернулся слишком поздно, чтобы принять участие в поединках, и потому остался наблюдателем.
– А это важно? – спросила Клото.
Только теперь он ее узнал.
– Ты та самая…
– Та самая, – не стала спорить она. – Я привела своего воина, чтобы он встретился с Самураем.
– В красном поясе! – удивленно произнес тренер. – Девятый или десятый Дан!
– И что это значит?
– Понятно… ты не знакома с дзюдо?
– Не имею ни малейшего представления, – призналась Клото. – Я просто хотела поговорить с Самураем, а потом все пошло наперекосяк.
Коричневый пояс задумчиво поджал губы.
– Вот именно. Хорошо, я с удовольствием тебе объясню. В дзюдо разряды мастерства называются данами, в отличие от ученических – кю. Дан – это черный пояс. Но мастера высшего класса получают красный пояс. Обычно их присуждают лишь в качестве поощрения за верную службу боевым искусствам – воинам, которые больше не принимают участия в соревнованиях. Если же обладатель красного пояса выходит на татами, значит, он мастер высочайшего класса.
– Тогда понятно, почему все так удивились.
– Конечно. Насколько мне известно, действующих обладателей красного пояса в наше время просто нет. А следовательно, твой воин наверняка самозванец.
– Это Марс, воплощение Войны.
– Да? Ну, тогда, может быть… – Тренер в коричневом поясе пожал плечами, а потом вернулся к тому, с чего они начали: – В начальном курсе нет ничего плохого. Хорошие броски. Как только ученик схватывает порядок их исполнения, он уже точно знает, какой бросок его противник сделает следующим. Следовательно, повышается сложность. Для белых поясов это не имеет значения, но я уверен, что применить против меня элемент, который я ожидаю, ему будет непросто и практически невозможно в поединке с черным поясом.
Марс перебросил следующего студента через правое бедро.
– Вот четвертый элемент: уки-гоши – бросок через бедро, – пояснил коричневый пояс. – Я никогда раньше не видел, чтобы его выполняли столь безупречно. Интересно, кто тренировал твоего приятеля?
Марс швырнул следующего ученика через спину.
– О-сото-гари, – проворчал инструктор. – Твой дружок прекрасно знаком с основами.
Упал еще один ученик.
– И о-гоши, – прокомментировал тренер.
– По-моему, он уже показывал этот бросок.
– Нет, это был юки-гоши, они похожи, и техника исполнения почти такая же, только в данном случае юке падает более чувствительно.
– Мне казалось, что юки – это бросок, а не падение.
Коричневый пояс улыбнулся:
– Ты и в самом деле ничего не знаешь, верно? Тот, кто делает бросок, называется тори – берущий, а его противник – юке, получающий. Так вот юки-гоши выполняется с напряженными коленями, в отличие от о-гоши, где колени расслаблены, и… О, а вот и о-учи-гари, подсад стопой! Великолепно!
Клото – и Ниоба – совершенно запутались, не могли отличить одного броска от другого и были готовы принять на веру слова коричневого пояса, утверждавшего, что они выполняются безупречно. Клото воспользовалась присутствием инструктора, чтобы задать еще один вопрос:
– А что означает «строй»?
– Претендент должен показать свое мастерство, победив несколько противников последовательно и очень быстро, – объяснил коричневый пояс. – Например, черный пояс должен уметь по очереди бросить на татами пять коричневых, потому что он обладает более высоким мастерством, чем они. Когда строй смешанный, сначала следует победить низшие разряды и постепенно добраться до Данов. Конечно, к тому моменту когда ты одолел двадцать или тридцать человек, ты уже заметно устал, так что возникают дополнительные трудности. Еще никому не удалось пройти по всему нашему строю; если твой приятель сумеет это сделать… Ну что же, он подтвердит свое звание. Среди ребят есть несколько человек, имеющих Сандан, один Иодан и, естественно, Самурай – Рокудан [8], шестой уровень, чемпион восточных штатов. Наступит день, и он станет лучшим в мире, если, конечно, решит двигаться вперед.
– Самурай может не захотеть?
– Пожалуй, он уже несколько староват для соревнований, и его интересует не только дзюдо. Он является мастером в каратэ и айкидо, однако главным образом специализируется в сражении на мечах; здесь ему нет равных. Самурай мечтает найти таинственный удар одним пальцем… Ты только посмотри на цури-коми-гоши! Я еще не видел такого потрясающего броска! Обратила внимание, какая у него растяжка? Мне ни разу не удалось добиться такого же с противником одного со мной веса!
Клото – да и ее подругам – показалось, будто этот бросок ничем не отличался от остальных, но, видимо, разница все-таки была.
– Твой воин уже перешел к желтым поясам, а когда он доберется до зеленых, думаю, придется ему немного попотеть. О, отличный окури-аши-хараи! Совсем не так просто, как может показаться со стороны.
Клото готова была поверить ему на слово.
– Боже, как жаль, что я не стою в строю! – воскликнул коричневый пояс после следующего броска. – Большая честь встретиться с таким мастером! Он действительно воплощение Войны?
– Да, он…
– О, смотри, учи-мата! Даже Самурай не смог бы выполнить бросок лучше!
Они наблюдали за Марсом, который перешел к строю учеников в зеленых поясах. Они попытались противостоять ему, но, как и белые, терпели неудачу за неудачей.
– Потрясающе! – комментировал коричневый пояс. – Мне еще не доводилось видеть, чтобы противник давал им шанс показать свое умение; твой воин очень уверен в себе.
– Он должен быть именно таким, – ответила Клото, хотя и сама была потрясена увиденным.
И тут она увидела, как Марс упал. Кто-то сумел бросить его на ковер! В следующее мгновение его противник в коричневом поясе тоже лежал на татами.
– Йоко-отоши! – вскричал тренер. – Боковая подсечка с падением. Великолепно!
– Вы хотите сказать, что так и должно быть? – удивилась Клото.
– Конечно. Это бросок-жертва.
– Понятно.
Они проследили еще за несколькими бросками, затем Марс снова упал на татами и, упершись противнику ногой в живот, поднял его в воздух так, что тот перевернулся и рухнул на спину.
– Томо-наге, бросок через себя, – пояснил коричневый пояс.
Марс продемонстрировал свое умение уже трем четвертям строя, и, казалось, конца его броскам не видно. Вне всякого сомнения, класс был восхищен его мастерством.
– Сото-макикоми, – заметил консультант Клото, когда оба противника оказались на ковре. – Ненавижу, когда его применяют против меня! Конечно, это силовой бросок; остановить его на полпути невозможно. Если твой воин сумеет продемонстрировать следующий, юки-отоши…
Ниобе показалось, что коричневый пояс, который в данную минуту был юке, сам повалился на ковер, но стоявший рядом воин тихонько присвистнул.
– Безупречно!
Из строя вышел черный пояс. Марс дал ему возможность применить подсечку, а когда у него ничего не получилось, сказал:
– Попробуй что-нибудь другое.
В строю раздался хохот.
– А что тут смешного? – удивилась Клото.
– Ситуация. Он намеревается исполнить тридцать седьмой бросок из Основных Сорока. Уширо-гоши, подсад бедром. Это контрбросок, следующий за попыткой броска через бедро. Клайд не стал его применять.
Клайд попробовал бросок-жертву – без какого-либо результата; словно Марс превратился в неподвижную стену. Снова раздался смех.
Затем, двигаясь точно молния, Клайд попытался исполнить бросок через бедро. Марс приподнял его в воздух и швырнул на ковер. Клайд рискнул и проиграл. Он вскочил на ноги, поклонился и улыбнулся; он не имел ничего против поражения от мастера такого высокого класса.
– Потрясающе, ведь Клайд атаковал твоего воина слева, а он сумел ответить ему тем же! – с благоговением проговорил коричневый пояс.
– А что, левая сторона чем-нибудь отличается от правой?
– Еще как! У меня такие элементы почти никогда не получаются!
К Марсу приблизился последний воин из строя, вошел на татами, но отказался от предложенного броска.
– Рандори! – заявил он.
– Что это значит? – спросила Клото.
– Вот наш Йодан, – ответил коричневый пояс. – Побеждает во всех соревнованиях; он не хочет делать стационарные броски, предпочитает действовать в ответ или воспользоваться какой-нибудь возможностью, предоставленной ему противником. Он знает, что твой приятель попытается применить против него йоко-гаке, боковой бросок, и потому хочет заставить его проделать этот же элемент, только в движении.
– Интересно, – проговорила Клото.
Ей показалось, что противники исполняют на ковре сложный танец. Неожиданно черный пояс пронзительно взвыл, а его нога взлетела в воздух, словно молния. Но Марс от него не отставал – в результате оба упали на ковер.
Коричневый пояс покачал головой:
– Какая красота! Ему удалось!
– Но как вы узнаете, кто кого уронил? И зачем он кричал?
– Чтобы удар получился резче, – улыбнувшись, объяснил тренер. – Только у него ничего не вышло. Иногда во время соревнований бывает трудно сказать, кто победил. Я видел однажды, как судьи отдали первенство не тому спортсмену – впрочем, потом они исправили свою ошибку. Но сейчас бросок был просто великолепен, никаких сомнений.
Похоже, все ученики согласились с мнением коричневого пояса. Марс снова вышел на центр ковра и обменялся с классом поклонами. Складывалось впечатление, что ему удалось успешно справиться со всеми.
– Смотри, он совсем не устал! – восхитился коричневый пояс.
Затем Марс подошел к краю татами, повернулся и поклонился ковру.
– Ну хорошо, подружка, – проворчал он. – Теперь он должен встретиться с тобой.
– Что он должен?
– Будучи твоим представителем, я победил его класс. Самому Самураю я вызова не бросил. С ним встретишься ты. – Марс взял ее за локоть, чуть подтолкнул вперед. – Окажи честь татами.
Удивленная Клото поклонилась и ступила на ковер.
– Но у меня в руках твой меч!
– Именно. Иди.
Словно марионетка, Клото прошла на центр ковра. Класс молча наблюдал за ней.
– Он что, спятил? – воскликнула Атропос. – Девочка никогда не держала в руках оружия и не хочет пролить кровь.
– Наверное, тот, кто войдет на татами с оружием, наносит оскорбление додзе, – предположила Ниоба. – Думаю, у Марса есть на это свои причины.
Самурай вскочил на ноги и выхватил меч.
– А теперь ты умрешь! – воскликнул он и бросился вперед.
– Ты уверена, что мы бессмертные? – опасливо поинтересовалась Атропос.
– Ну… – Ниоба, которой ни разу за все время, что она была Клото, не приходилось попадать в подобную ситуацию, неожиданно засомневалась.
Однако алый меч мгновенно зашевелился в руке Клото. Огромное тяжелое чудовище сейчас стало легким, как перышко. Меч сам занял оборонительную позицию.
– Убирайся отсюда! – рявкнул Самурай, сделав угрожающий выпад в сторону Клото.
Волшебный меч перехватил удар, раздался звон металла.
– Получив в руки волшебное оружие, мы стали настоящими опытными воинами, – удивленно подумала Ниоба.
Самурай был так возмущен тем, что Клото оказала ему сопротивление, что, похоже, потерял от ярости рассудок. Теперь он атаковал ее всерьез.
– А он ничем от нее не отличается – такой же вспыльчивый! – прокомментировала Атропос.
– Подходящая парочка, – согласилась Ниоба.
Алый меч едва уловимым движением парировал выпад Самурая. Тот предпринял новую попытку – и снова не смог обойти защиту, выставленную мечом.
– Я хочу совсем другого! – прошептала Клото. – Так он никогда не успокоится и не сможет рассуждать разумно!
И в самом деле, чем дольше продолжалось сражение, тем яснее становилось, что Самурай, несмотря на его поразительное искусство, не сумеет пробить защиту волшебного оружия Марса и очень скоро будет выглядеть полнейшим идиотом.
– У тебя есть две возможности, детка, – произнесла Атропос. – Либо атакуй, и почти наверняка ты его убьешь, либо…
– Нет! – вскричала Клото, отбросила меч в сторону и опустилась перед Самураем на колени. – Возьми мою кровь!
– Если он сейчас нанесет удар, – с опаской подумала Ниоба, – мы или умрем, или он испытает очередное, страшное унижение.
Самурай остановился, не менее удивленный, чем окружающие.
– Ты сдаешься?
– Во всем! – воскликнула Клото и разрыдалась.
Самурай замер на месте. Ярость и боевой запал покидали его прямо на глазах – впрочем, Клото и в самом деле была весьма соблазнительна.
Он вытянул руку с мечом в сторону, и к нему поспешно бросился кто-то из учеников, чтобы забрать оружие.
– В таком случае я удовлетворен, – ответил Самурай и протянул руку.
Клото схватила ее и поцеловала.
– Тем больнее они падают… – печально подумала Атропос.
– В этом нет необходимости, – смущенно проговорил Самурай. – Не унижай себя больше, чем требуется.
Он поставил Клото на ноги, а затем повернулся и кивком отпустил класс, который, кланяясь ковру, немедленно покинул зал.
Клото нашла платок и вытерла слезы.
– Простите, я…
– Я принимаю твои извинения, – мягко проговорил Самурай.
– Мне хотелось стать свободной…
– Свобода – весьма соблазнительная вещь, когда ее правильно понимают, – кивнул Самурай. – В конце концов, мы живем в Америке. Ты нравишься мне такой, какая ты есть. Пообедаешь со мной сегодня вечером?
– Да, – ответила Клото.
Они подошли к краю ковра, поклонились, а потом улыбнулись друг другу.
Самурай взглянул на инструктора в коричневом поясе, который все еще оставался в зале, рядом с Марсом.
– Передай меч владельцу, воплощению Войны, – приказал он. – Какое поразительное оружие.
Коричневый пояс поклонился, ступил на ковер, торопясь выполнить приказ. И не смог; меч словно прирос к месту. Воин изо всех сил старался оторвать его от ковра, но у него ничего не выходило.
– Позволь мне, – проворчал Марс и поднял правую руку. Алый меч проплыл над татами, чуть наклонил острие, точно отвесил поклон, а затем скользнул прямо в руку Марса, который с серьезным видом убрал его в ножны.
– И поразительный человек, – проговорил Самурай, обменявшись поклонами с Марсом.
После этого Марс повернулся и покинул додзе.
Самурай взглянул на Клото:
– Прошу меня простить за то, что я тебе не поверил. А может ли Судьба…
Клото чуть прикоснулась пальцем к его губам:
– Я всего лишь женщина – сейчас.
– В таком случае до вечера, – кивнув, сказал Самурай.
– До вечера.
Клото вышла вслед за Марсом, протянула нить и начала подниматься в Чистилище.
– Послушайте, мы же не решили вопрос с бомбой, – вспомнила Атропос.
– Он примет решение сегодня вечером, – ответила Ниоба. – И, если я не ошибаюсь. Марс подарит Самураю тайну удара, который его так интересует. В знак благодарности, а не как взятку.
– Мне еще многому нужно научиться, – заметила Клото.
Это было правдой – во всех отношениях.
13. ВСТРЕЧНЫЙ ЗАГОВОР
– Нам потребовалась помощь, чтобы решить проблему с Самураем, – заметила Ниоба. – Я не сомневаюсь, что и в этом случае не удастся справиться самим.
– А кто нам поможет с сатанистом? – спросила Атропос.
– Думаю, Гея. Обычно считается, что она самая сильная из всех земных воплощений.
– Природа? Я думала, что самый сильный Хронос.
– Он обладает самым могущественным инструментом – Песочными Часами. Но Гея… – Ниоба пожала плечами. – Давайте спросим у нее.
Ниоба завладела телом и скользнула по нити в сад Геи. Иногда добраться до Зеленой Матушки бывало очень непросто, но это зависело от обстоятельств. Ниоба вспомнила о своем путешествии с Пасианом. Гея отлично знала, чем оно закончится!
– Какой замечательный дом на деревьях! – подумала Атропос.
Увитая листьями дверь распахнулась, на пороге стояла Гея.
Ниоба замерла. Именно с ней она встречалась четверть века назад!
– Ой, да это же Судьба! – воскликнула Гея и тут же нахмурилась. – Я вижу новую Лахесис!
Гея ее не узнала! Конечно, Ниоба понимала, что за столько лет она сильно изменилась – и далеко не к лучшему; кто мог бы узнать в растолстевшей немолодой женщине былую красавицу?
– И новая Клото, – добавила Ниоба. – И Атропос тоже. – Ниоба дала возможность другим аспектам показать себя Гее.
Гея покачала головой:
– Все три сразу? Редкий случай!
Ниоба быстро объяснила обстоятельства замены.
– Нам осталось поработать с последней нитью, – сказала она в заключение. – Но не хватает опыта…
– Вы нуждаетесь в помощи, – кивнула Гея. – Очень разумно. Зайдите на минутку, мне нужно изменить свой облик.
Ниоба с интересом наблюдала за Геей, которая не стала снимать сделанное из листьев платье; просто неподвижно стояла на месте, а листья, точно осенью, пожелтели, высохли и вскоре опали. Под ними оказалась коричневая кора. Волосы Матушки Природы побелели… Один сезон сменялся другим, пока не наступила зима, самая настоящая, со снегом.
Гея пошевелилась – и коричневые складки превратились в карманы длинной куртки, а снег стал белой шляпкой; теперь стало ясно, что волосы Геи вовсе не поседели.
Она достала маленькие очки на длинной ручке.
– Тебе это понадобится, Лахесис.
– Лорнет? Ими уже не пользуются целое поколение! – запротестовала Ниоба. – Кроме того, я не нуждаюсь в очках.
– Доставь мне удовольствие, Лахесис, – мягко попросила Гея.
Ниоба пожала плечами и взяла лорнет.
– Значит, ты нам поможешь?
– Конечно, дорогая. Мы, матроны, должны друг друга поддерживать. Нельзя рассчитывать на корсет!
Ниобе пришлось улыбнуться. Гее не требовались корсеты: она могла принять любую форму, стать юной или старой, красивой или отвратительно уродливой, обратиться в животное, растение или минерал. Впрочем, она редко демонстрировала свое могущество, хотя ее волшебство поражало воображение. Многие смертные считали, что им удается победить Гею, но, в конечном счете, она всегда брала вверх.
Ниоба протянула ей руку, и они скользнули по нити.
Воплощения оказались в индустриальной части Коннектикута, рядом с большим универсальным магазином. Они вошли и направились к маленькой кабинке, расположенной между кафе и крошечным кинотеатром.
Над кабинкой красовалась надпись: «ИДИТЕ К ЧЕРТУ!»
Внутри со скучающим видом сидела женщина среднего возраста.
– Вот она, – прошептала Ниоба. – Эльза Мира, вербовщица сатанистов.
– Что ж, мы позволим ей уговорить нас, – сказала Гея. – Называй меня Ги; я буду называть тебя Печаль. – Улыбка тронула уголки ее рта, и Ниобе показалось, что Гея наконец узнала ее. Однако из Зеленой Матери вытянуть секрет было очень непросто.
Они вошли в кабинку.
– Мы не хотим к черту, – заявила Ниоба. – Нас просто интересует ваша литература.
– Конечно, – ответила женщина, заметно оживляясь. – Ад получает очень плохую прессу, но мы работаем над тем, чтобы изменить общественное мнение.
Она вытащила красочную брошюру.
Ниоба посмотрела на обложку. На ней были изображены два хорошеньких дьяволенка, мальчик и девочка. Пока Ниоба смотрела на картинку, мальчик Ди поманил ее ручкой. Она удивилась, хотя и понимала, что посланцы Сатаны обучены волшебству.
– Может быть, тебе стоит надеть очки, Печаль, – прошептала Гея.
– О, спасибо, Ги, – ответила Ниоба. – Я о них постоянно забываю.
Она подняла лорнет и посмотрела на брошюру сквозь стекла.
И тут же напряглась. Теперь она видела не хорошенькую картинку, а объектив камеры. Ее записывали на видео!
Ниоба опустила лорнет. Маленький дьяволенок продолжал манить ее рукой.
Понятно, почему Гея попросила ее воспользоваться очками. Они помогали проникнуть сквозь иллюзию! Теперь Ниоба знала, что сатанисты не просто предлагают свою литературу, но и берут на заметку всякого, кто ею интересуется. Они оказались гораздо профессиональнее, чем она предполагала. Объектив снимал всю сцену, а потом фотография вместе с отпечатками зрачков отправлялась в компьютерные файлы. И, следовательно, с этого момента в Аду будет храниться ее досье!
К счастью, Ниоба никогда не подвергалась этой процедуре. Когда она была смертной, у нее на родине такие вещи являлись редкостью – вряд ли в Аду сумеют установить ее личность, воспользовавшись отпечатками зрачков.
Гея открыла брошюру. Ниоба снова посмотрела на нее сквозь очки и сразу поняла: страницы – это рамки, из-за которых на них уставились линзы объективов. Однако без очков она видела самые обычные картинки: веселые люди плавали, играли в теннис, катались на лыжах и наблюдали за заходом солнца.
«ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ В АД, – гласила надпись, – И ПРОЖИВИТЕ СВОЮ ЗАГРОБНУЮ ЖИЗНЬ НА ПОЛНУЮ КАТУШКУ!»
– Неужели в Аду можно кататься на лыжах? – с сомнением спросила Ниоба.
– Я думала, там жарко.
– Конечно, можно, – радостно заявила женщина. – Ад велик; там точно такой же климат, как и на Земле. В некоторых районах постоянно лежит снег.
На самом деле Ниоба об этом знала благодаря опыту, полученному в бытность Клото. И еще она знала, что несчастные грешные души превращаются там в лед, а на лыжах катаются только демоны – им чрезвычайно нравится скользить по навеки застывшим, искаженным ужасом лицам. Как и другие утверждения Сатаны, снег был полуправдой: он существовал, однако использовался совсем не так, как говорилось в брошюре. Рекламная кампания Ада – самая настоящая фальшивка, и лишь очень недалекие люди верят тому, что им тут показывают. К сожалению, таких немало.
Но Ниоба пришла сюда вовсе не для того, чтобы демонстрировать осведомленность в делах Преисподней. Она намеревалась отговорить Миру от доставки бомбы в здание ООН, покончив тем самым с последним потенциальным курьером Ада. А значит, необходимо изображать из себя невежественного скептика – и выбрать подходящий момент для атаки.
– Ну, не знаю, – проговорила она. – Лыжи, плавание… Мне казалось, будто в Аду всех наказывают.
– О, вовсе нет! – воскликнула Мира. – В Аду людей перевоспитывают! Души, испачканные прикосновением зла, снова становятся чистыми. Там имеется множество стимулов для изменения соотношения добра и зла в каждой душе.
– И самые разнообразные пытки для проклятых душ, – подумала Атропос.
– Но если люди на Земле вели себя плохо, что может заставить их перемениться в загробной жизни? – спросила Ниоба.
– Многие просто ни о чем таком не думают, – пожала плечами Мира. – Они идут своим путем, пока не оказывается слишком поздно. Именно о таких мы и заботимся – обычных, сбившихся с прямой дороги людях, которые чересчур заняты, чтобы постоянно творить добро. Знаете, очень трудно быть хорошим все время, и – скажу вам откровенно – довольно скучно, да и ни к чему. Мы поняли, что большинство людей чувствовали бы себя гораздо лучше, если бы не приходилось непрерывно тревожиться о загробном царстве. Тогда у них появилось бы свободное время, и они смогли бы разобраться со своей смертной жизнью. А потом, в Аду, не торопясь, решили бы все остальные проблемы.
– Не торопясь? Целую вечность! – мысленно фыркнула Атропос. – Вот уж враки!
– Но разве не нужно быть добродетельным при жизни? – поинтересовалась Ниоба.
– Конечно. Только иногда это очень трудно. Возьмем, к примеру, мужчину, на которого жена не обращает внимания и не позволяет к себе прикасаться. И в то же время не дает развода. Что плохого в том, что он найдет привлекательную женщину и у них начнется роман? Да, в его душе накапливается зло, но вы мне скажите, что плохого в его поведении? Мы, сатанисты, считаем: следует поступать естественным образом, а рассчитываться за содеянное позднее.
Подобного утверждения Ниоба раньше не слышала.
– А вы замужем? – спросила она.
Мира рассмеялась:
– Я? Конечно, нет! Никогда больше! Я не желаю иметь дело с такими… короче, не буду выполнять дурацкие требования мужчин. Но принцип не меняется…
– Сначала удовольствия, а смерть – потом, – закончила за нее Ниоба.
– Так или иначе, – быстро сказала Мира, – лучше сами посмотрите, что представляет собой Ад. Почему бы вам не отправиться в наш демонстрационный комплекс?
– Для чего?
– Там построена маленькая модель Ада, где люди вроде вас могут увидеть, что мы им предлагаем. Мы, сатанисты, хотим, чтобы все знали правду про Ад.
– Ну, – сказала Ниоба, бросив взгляд на Гею. – Наверное, следует взглянуть – чтобы составить собственное мнение.
Мира вскочила на ноги:
– Проходите сюда! Я сама вам все покажу!
Как раз то, что нужно: долгое общение с Мирой, во время которого можно отговорить ее от террористической акции.
– Могу спорить, что они получают премию за каждого новообращенного, – цинично заявила Атропос.
– Похоже на экскурсию по зданию Организации Объединенных Наций? – прокомментировала Клото.
Она совсем притихла, приходя в себя после событий вчерашнего вечера; в ее сердце вспыхнуло нечто похожее на первую любовь, и сила чувства чуть не затопила остальные два аспекта Судьбы. Однако Клото не забыла об их миссии.
– Держи свои очки наготове, дорогая, – заботливо прошептала Гея, когда они последовали за Мирой, которая провела их через заднюю дверь.
Женщины вошли в лифт. Пол рванулся, дверь открылась, и они оказались в парке развлечений. Очевидно, перенеслись сюда при помощи волшебства; определить, в каком месте Земли он построен, не представлялось возможным.
Ниоба осмотрелась. Прямо впереди крутилось роскошное чертово колесо. Слева маленькие машинки с грохотом врезались друг в друга, никому не причиняя никакого вреда – к огромному восторгу визжащих ребятишек. По американским горкам проносились поезда, на специальных шестах поднимались в воздух аэропланы.
– И это Ад? – приподняв бровь, осведомилась Ниоба.
– Его верхний уровень, – ответила Мира. – Очень скромные развлечения для тех, кто поджидает приятелей или пришедших на экскурсию детей. Для тех, кто не совершил серьезных грехов.
– А как же с теми, кто успел серьезно согрешить? – спросила Гея.
– Я вам покажу, – радостно обещала Мира, направляясь к ведущей вниз лестнице.
Они последовали за ней и попали в большой, залитый ярким светом зал, где было полно столов. Люди теснились вокруг них, внимательно наблюдая за происходящим.
Мира подвела гостей к длинному столу. На столе стояло гигантское колесо рулетки.
– А, играют… – неодобрительно проговорила Ниоба.
– Вы не понимаете, – улыбнулась Мира. – Посмотрите немного.
Они так и сделали. Колесо начало крутиться; по игровому полю прокатился шарик и нырнул в лунку. Один из мужчин радостно воскликнул:
– Я выиграл! Я выиграл!
Остальные игроки начали аплодировать. Мужчина собрал свой выигрыш и сделал новую ставку. И снова выиграл.
– Что? – удивилась Ниоба. – Два раза подряд? Вероятность так невелика…
– Здесь многим сопутствует исключительная удача, – пожала плечами Мира.
– Обычно все выигрывают.
Гея подтолкнула Ниобу в бок, та подняла лорнет и огляделась по сторонам.
Колесо рулетки оказалось настоящим, но почти все остальное… Большую часть игроков составляли скучающие служащие парка в потрепанной униформе, а вовсе не прекрасно одетые посетители, какими они казались. Крупье стоял возле контрольной панели. Когда колесо рулетки начинало вращаться, пальцы крупье касались кнопок. На этот раз игрок поставил на девятнадцать – и крупье тут же нажал на кнопку с номером девятнадцать. Покружившись немного, шарик упал в нужную лунку. Игра шла нечестно.
Затем Ниоба повнимательнее посмотрела на фишки, которые счастливый победитель свалил перед собой в кучу – самые обычные, ничего примечательного. В чем же тогда уловка? Вряд ли сатанисты позволят этому типу стать состоятельным человеком!
Впрочем, она вполне могла выяснить его дальнейшую судьбу, не раскрывая себя.
– Почему вы еще не разорились, если посетители у вас столько выигрывают?
– Ну, фишки не соответствуют деньгам, – ответила Мира, отводя посетителей к другому столу. – Они нужны для подсчета очков. Когда у игрока набирается тысяча, он получает право спуститься на следующий уровень, где и начинается настоящее веселье.
– Складывается впечатление, что ему это уже практически гарантировано.
– Нет, тут вы ошибаетесь. Туда пускают только тех, кто того действительно заслуживает.
– Значит, вы признаете, что ведете себя нечестно!
Мира с удивлением взглянула на Ниобу:
– Моя дорогая, разве можно ожидать от Ада другого? Конечно, мы ведем нечестную игру!
– Задай глупый вопрос… – пробормотала Гея.
– Но мы здесь на экскурсии, а вы не даете нам возможности сыграть, – не отставала Ниоба.
– Совершено верно. Если не играешь, то и не выигрываешь. Это основной принцип. Вы просто наблюдаете – но я уверена, после того как вы познакомитесь с нашими возможностями, вы обязательно захотите участвовать.
– А разве с нас не потребуют вступительного взноса?
– Хорошо, что вы спросили, – сказала Мира. – Мы относимся к подобным вещам очень серьезно. Все должно быть ясно с самого начала. Чтобы участвовать в наших развлечениях, необходимо подписать стандартный контракт…
– Кровью?
– Всего лишь булавочный укол. Вы его даже не почувствуете.
– И что говорится в контракте?
– Ну, всем известно, чего требует Ад. Мы не собираемся ничего скрывать.
– Вы хотите заполучить мою душу!
– Только ее часть, поскольку перед вами лишь модель Ада. Технически мы нуждаемся в маленькой толике зла. Всего один процент. Если вы на семьдесят процентов добры, подписание нашего контракта приведет к тому, что добро будет составлять шестьдесят девять процентов. Поймите, это никоим образом не скажется на вашей загробной жизни, а тем более не приведет вас в Ад. Подумайте о нашем предложении. Оно весьма выгодно.
Они оказались рядом со следующим столом. Здесь играли в очко. И снова один из игроков много выигрывал; и снова волшебный лорнет позволил Ниобе увидеть, что здесь также ведется нечестная игра. Ад хотел, чтобы посетители побеждали.
Все столы оказались совершенно одинаковыми. За ними играли в разные игры, но система оставалась прежней.
– Никогда не любила азартных игр, – заметила Ниоба.
– Вся наша жизнь – игра, – с жаром заявила Мира. – Впрочем, существуют и другие дороги в Ад. Разрешите показать вам следующий уровень.
Она повела их к лестнице.
Ниоба остановилась.
– Я видела, как другие пользовались лифтом.
– Конечно, только сначала им приходится поставить свою подпись.
– Подпись?
– Другой контракт, – вмешалась Гея.
– Внести небольшую поправку, – быстро сказала Мира.
– Еще один процент наших душ? – спросила Ниоба. – Я думала, здесь только один вступительный взнос. Какой же тогда смысл играть на очки, если все равно придется платить?
– Ну, первый вступительный взнос позволяет войти в парк развлечений, потом посетитель играет, чтобы показать, достоин ли он спуститься на следующий уровень, но это лишь небольшая проверка, а не плата. Без таких испытаний на нижние уровни попадут совсем неподходящие люди, а если мы не будем взимать плату, то – как вы сами отметили совсем недавно – наша организация очень быстро разорится. У нас простая и хорошо сбалансированная система. Естественно, некоторые уровни нуждаются в серьезном финансировании.
– А сколько у вас всего уровней?
– Честно говоря, я не знаю точного числа. Никто не посещает все уровни.
Потому что, сообразила Ниоба, теряя по одному проценту на каждом, человек достаточно быстро расстается с большей частью своей души – и становится собственностью Ада!
– Какая система! – подумала Атропос.
Да, какая адская система! Только глупец может попасться в такую ловушку
– но дураков всегда хватало.
Следующий уровень оказался огромным складом денег. Столы ломились от громадных пачек с купюрами самых разных стран, слитков золота, серебра, платины и ваз с драгоценными камнями. Какое изобилие!
Ниобу, словно магнитом, потянуло к бочке со сверкающими рубинами.
– Можно? – спросила она.
– Вы имеете право посмотреть на наши сокровища, – щедро разрешила Мира.
– Но поскольку вы туристка» вам не разрешается ничего брать с собой. Впрочем, если захотите стать участницей…
– За один или два процента добра в моей душе! – Ниоба состроила гримасу. И все же не могла отойти от великолепных самоцветов.
Она взяла один из рубинов. Прошедший огранку камень испускал глубокое багряное сияние, ничего более прекрасного Ниоба никогда в жизни не видела. Она вертела самоцвет в руке, покоренная его изысканной красотой. Теперь она начала понимать природу искушения. Такой фантастический рубин за малую толику души!
– Может быть, тебе стоит рассмотреть его более внимательно, – заметила Гея.
Ах да! Ниоба подняла лорнет и взглянула на камень.
Он оказался вишневой косточкой.
Ниоба изо всех сил старалась не выдать себя. Все рубины в действительности были вишневыми косточками! Бриллианты на соседнем столике
– кусками необработанного кварца.
С болезненным любопытством она взглянула сквозь лорнет на золотые монеты – нарезанная кружками морковь.
Теперь не выдержала Клото.
– Салат – вместо карат! – расхохоталась она. – У Сатаны дьявольское чувство юмора!
– Дьявольское, – согласилась Ниоба.
– Что вы сказали? – поинтересовалась Мира.
– Дьявольски соблазнительно, – ответила Ниоба.
Она подошла к столу, где толстыми стопками лежали зеленые купюры.
Листья салата.
– Зелень! – фыркнула Атропос, мысленно складываясь пополам от хохота. – Зелень! Визитная карточка Сатаны!
– Да, любой не устоит перед соблазном, – кивнула Мира, не поняв природы улыбки Ниобы. – Именно здесь я решила присоединиться к сатанистам. Когда увидела драгоценности… – Она показала на столик, где лежали изумительные кольца и ожерелья.
– Так вы не игрок, я правильно поняла? – спросила Ниоба.
– Нет. Я представитель Персонала. Однако начинала я как игрок. Потом, когда захотела слишком многого… – Мира прикусила губу. – Это…
Она слишком откровенна! Теперь Ниоба поняла, как работает система. Так всякий, кто начинает принимать наркотики, становится наркоманом, а наркоман превращается в распространителя, чтобы иметь возможность принимать свой наркотик и дальше – дьявольские побрякушки ослепляют его все сильнее и сильнее. Как сказала Мира, все честно; только вот соблазны, за которые продают свою душу несчастные глупцы, самая настоящая фальшивка. Всякий, кто верит Отцу Лжи, получает по заслугам!
Эта мысль заставила Ниобу остановиться. Если все, кто сюда приходят, должны быть наказаны за жадность, Сатана делает доброе дело, помогая отправить их в Ад. Разве не так?
Однако Ниоба знала ответ на свой вопрос. Сатана не избавляет мир от скверных людей; он использует их – они помогают ему совращать все новые и новые жертвы. Подставные лица в верхнем зале – это просадившие все, что у них было, игроки, которые вынуждены работать в парке развлечений.
– А ведь нам показывают приглаженную модель, – напомнила Атропос. – Что же представляет собой настоящий Ад?
Отрезвляющая мысль.
– Драгоценности не смогут меня исцелить, – призналась Ниоба, расслабив мышцы живота. – Я слишком много ела, в течение долгих лет.
– Значит, вам понравится уровень пиршеств! – воскликнула Мира. – Идите за мной!
Действительно, на следующем уровне человек, который любит поесть, вряд ли смог бы удержаться от соблазна.
Посетители вошли в громадный ресторан самообслуживания. Столы ломились от печенья, тортов, пирожных и самых разнообразных десертов. Тут было множество женщин, мужчин, да и детей хватало. Все сидели за столами и с аппетитом поглощали любимые блюда.
Ниоба прошла мимо толстого мужчины, который запихивал в рот громадное пирожное.
– Но от этого ужасно толстеют!
– Вовсе нет, – возразила с довольным видом Мира. – От нашей пищи никто не прибавляет в весе. Вкус тот же, но в сладостях нет ни одной калории. Вы никогда не пресытитесь.
– Ну вот вам и настоящий Ад, если эти болваны в состоянии хоть что-нибудь понять, – подумала Атропос.
Бесконечная еда без всяких последствий! Ниоба могла оценить искушение, однако прекрасно знала, что для этого нет нужды флиртовать с Адом; многие компании, производящие продукты питания, пишут в своих рекламных буклетах: «ОДНА КАЛОРИЯ НА БУТЫЛКУ», поощряя одновременно обжорство и поглощение бесполезной пищи – в то время как во многих странах от голода умирают люди. Куда лучше соблюдать диету.
Потом Ниоба подняла лорнет. И сдавленно вскрикнула от отвращения.
Мужчина ел вовсе не пирожное, он держал в руках заплесневелые отбросы – в буквальном смысле. Большая часть попадала на подбородок и одежду, а не в рот, поэтому никто и не толстел… но все вместе производило отвратительное впечатление.
Мира уловила реакцию Ниобы.
– Что с вами?
Ниоба немного подумала, а потом протянула очки Мире.
Женщина взглянула сквозь них – и задохнулась.
– Вы не знали? – спросила Ниоба.
– Я… не может быть… какое отвратительное зрелище! – вскричала Мира.
Она подошла к другому столику, где ребенок пил лимонад, и посмотрела на него сквозь очки. Лицо женщины позеленело.
Гея подхватила лорнет, прежде чем Мира уронила его на пол, и вернула Ниобе.
Ниоба взглянула на напиток мальчика – грязная вода из лужи. Как и у мужчины, большая часть стекала ему на грудь, но кое-что все же попадало в рот. Вполне достаточно, чтобы удовлетворить его.
– Ложь! – прошептала Мира. – Магические линзы, искажающие…
– Нет, не ложь, – возразила Гея. – Я вижу правду и без очков. Еда здесь
– помои. Драгоценности в предыдущем зале – мишура.
– Но у меня имеется разрешение есть все, что я захочу – право Персонала…
Мира отвернулась, и ее вырвало на пол, рядом с мальчиком. Впрочем, это не имело особого значения – все вокруг и так было завалено мусором.
Ниоба убрала лорнет. И увидела стоящую у стола Миру, которая с одобрением смотрела на мальчика. И никаких следов грязи. Впрочем, выглядела Мира неважно.
Однако она довольно быстро пришла в себя.
– Где вы раздобыли очки?
Ниоба быстро приняла решение:
– Мне их дала Природа.
– Воплощение Природы?
– Да. Она посчитала, что они мне здесь понадобятся.
– Я… могу ли я еще раз их позаимствовать… на короткое время?
Ниоба протянула ей лорнет:
– Когда вы закончите, я бы хотела с вами поговорить.
Мира торопливо зашагала к другой лестнице.
– Есть один уровень, на котором я никогда не развлекалась, но сейчас…
Они последовали за ней вниз по лестнице. Мира почти бежала. Ниобу поразило, что их экскурсовод не имела представления об обмане, но потом она сообразила, что тут нет ничего удивительного. Сатана достигает гораздо большего, обманывая своих помощников. Очень многие возмутились бы, если бы узнали, что питаются отбросами!
– Отец Лжи, – мысленно пожала плечами Атропос.
Следующий уровень представлял собой роскошный бордель. Невероятно чувственные девушки в прозрачных одеждах танцевали на сцене; их бедра и грудь призывно колыхались. На Ниобу это не произвело особого впечатления, разве что она ощутила некоторое сожаление об утерянной красоте, однако она заметила, какое впечатление произвели красотки на двух только что вышедших из лифта мужчин. Вытаращив глаза, они бросились к сцене.
– Все мужчины свиньи, – подумала Клото, Потом она сделала небольшое уточнение. – Кроме Самурая…
Мира смотрела на происходящее сквозь волшебные очки.
– Нет, – пробормотала она, не веря своим глазам. – Они не станут…
Один из мужчин выскочил на сцену.
– Эй, милашка, тебя можно купить? – нетерпеливо осведомился он, пытаясь схватить красотку.
Женщина посмотрела на него сверху вниз, и на ее пухлых, ярко накрашенных губах появилась улыбка. В следующее мгновение она легко спрыгнула на пол; некоторые части ее тела призывно затрепетали. Красотка взяла мужчину за руку и увлекла к алькову, отделенному от зала занавеской. Очевидно, она не продавалась; каждый мог получить ее бесплатно.
Тут только Ниоба услышала кряхтенье и стоны, доносившиеся из других альковов. Ряд клиентов уже занялся делом.
Мира покачала головой.
– Они… они и в самом деле!.. – вскричала она. А потом начала безудержно хохотать. – Подумать только, мой муж, свинья, продал свою душу, чтобы попасть сюда!
Она так смеялась, что Гее пришлось снова отобрать у нее лорнет.
Удивленная Ниоба взяла волшебные очки. Она понимала, какими обычными или даже невзрачными могут оказаться женщины, которых нанимал Сатана – как, например, Мира, – чтобы потом сделать их невероятно обольстительными, прибегнув к магии, но что ж тут смешного? В лучшем случае это печально.
Ниоба подняла лорнет. И вскрикнула.
На сцене танцевали вовсе не молодые женщины. В грязи кружились самые настоящие свиньи.
А бывший муж Миры имел сюда постоянный пропуск.
– Кто сказал, что в Аду нет справедливости? – подумала Атропос. – Я знаю парочку мужчин, которых следовало бы отправить сюда насильно!
Наконец Мира успокоилась.
– Вы не обычные посетители! – обвиняюще заявила она. – Вы знали, что здесь происходит, гораздо лучше, чем я. Кто вы такие?
Пришло время открыть правду. Они нашли относительно чистое место на ограде загона для свиней и присели.
– Я Судьба, – сказала Ниоба. – Я пришла сюда, чтобы поговорить с тобой и убедить…
– Судьба! Воплощение!
– А это Гея, она одолжила мне лорнет.
– Природа! Неудивительно, что ей не нужны очки, чтобы увидеть правду!
– Мы хотим убедить тебя не выполнять поручение Сатаны.
Мира невесело рассмеялась:
– Если Сатана захочет дать мне поручение, я его выполню. Моя душа уже давно потеряна!
– Нет, неправда, – возразила Гея.
– Вы не понимаете? Я получила должность после того, как в моей душе не осталось добра! Мне нечего было отдать. Они откажут мне в пище… Ой!
Мира прикрыла рукой рот, вспомнив, что она видела через лорнет на соседнем уровне.
Гея пристально посмотрела на нее.
– Ты далеко зашла по пути зла, Эльза Мира, – спокойно проговорила Гея.
– Однако не все еще потеряно. В твоей душе осталось двадцать четыре процента добра.
– Нет! Там нет ничего! Я использовала весь запас и… Вы не знаете, как трудно отказаться от наслаждения! Я была не в силах остановиться! Я…
– Знаю, – возразила Гея. – Это входит в мои обязанности.
Мира уставилась на нее:
– Вы и в самом деле Природа?
– Да. А моя спутница – настоящая Судьба. Мы можем изменить положение твоей нити жизни, если ты согласишься с нами сотрудничать.
– Я не верю! Я считала каждый процент!
Гея нахмурилась:
– Ты осмеливаешься не верить Природе, женщина? – Она сделала короткий жест – и в комнате неожиданно стало темно. Поднялся ветер. Пошел дождь, сначала мелкий, но очень скоро он превратился в ливень. Свиньи завизжали от восторга.
Через мгновение все трое промокли насквозь. Стены зала задрожали. Теперь свиньи верещали от страха.
– Землетрясение! – завопила Мира. – Выпустите меня отсюда!
Гея взяла ее за руку. Все мгновенно успокоилось, дождь прекратился, комнату затопило солнечное тепло.
– Мы же под землей, – запротестовала Мира. – Здесь не может сиять солнце!
– Твой страх прошел, – негромко проговорила Гея. – Ты счастлива.
Мира улыбнулась.
– Да, я счастлива, – согласилась она.
– А сейчас тебя охватывает гнев, – сказала Гея.
Ярость исказила лицо женщины.
– Когда я думаю о том, что мне говорил Сатана…
– Успокойся.
И женщина успокоилась:
– Теперь я вам верю. Природа. Меня восхищает ваше могущество, которое вы сумели показать мне в этом маленьком Аду! В моей душе действительно сохранилась четверть добра?
– Да. Ты уже видела, как обманывает Сатана клиентов парка и Персонал. Почему же не обмануть тебя относительно добра, которое остается в твоей душе? Ему это очень выгодно; он вынудил тебя стать его инструментом в тот момент, когда у тебя еще оставался выбор. Ты можешь отправиться в Рай, Эльза Мира.
– Нет, – печально покачала головой женщина. – В моей душе семьдесят шесть процентов зла, и у меня нет никакой возможности вернуть добродетель. Я по-прежнему не могу отказаться от дурацких наслаждений.
Гея сделала короткий жест:
– Больше нет.
Мира коснулась своего живота:
– Голод исчез! Я перестала его испытывать!
– Тебе придется зарабатывать себе на жизнь и совершать хорошие поступки, – сказала ей Ниоба. На нее тоже произвело впечатление могущество Геи – она действительно была самым сильным из всех воплощений. – Другого пути на небеса попросту не существует. Бог никому не выдает бесплатных пропусков. У тебя еще достаточно времени, если ты начнешь прямо сейчас.
– Но я же сатанист! Я подписала соглашение кровью! Много раз! Я не принадлежу ни к какой достойной церкви.
– Сам по себе контракт не имеет никакого значения, – сказала Гея. – Это всего лишь средство, способ убедить тебя, что обратной дороги нет.
Она посмотрела, как очередной мужчина подошел к свинье. Свинья хрюкнула и повела его к алькову.
– Важны дела, мысли и намерения – и ничто другое.
Казалось, для Миры наступил рассвет.
– Вы хотите сказать…
– Отдай свое сердце Богу, – промолвила Ниоба. – И душа последует за ним.
– О, я так и сделаю! Обязательно! Я не хочу в Ад! Там намного хуже, чем здесь! Но я никогда не осмеливалась посмотреть правде в глаза…
Они встали и направились к лестнице.
– Сатана попросит тебя отнести пакет в…
– А, вы говорите о химической бомбе, которую я должна доставить в здание ООН, – кивнула Мира. – Завтра. Бомба уже спрятана у меня дома. Я давно дала согласие.
– Ты не должна! – воскликнула Ниоба.
– Конечно! – согласилась Мира. – Я знаю, что это злое дело.
Они подошли к лестнице.
– Я покажу тебе, как проще всего встать на праведный путь, – обещала Гея. – Но сначала нам нужно вывести тебя отсюда… – Они начали подниматься по ступенькам.
Ниоба задержалась на несколько секунд. Теперь, когда дело было сделано, она почувствовала, что заинтригована многочисленными иллюзиями. Люди тут деградировали до самой последней степени. Любой человек, узнавший, что с ним в действительности происходило, не посмеет жаловаться – ему будет стыдно. Вот уж действительно – хитрость и коварство Лукавого не знает границ.
Она собралась ступить на первую ступеньку. Перед ней стоял Сатана.
– Так вот куда проникли любопытные воплощения! – воскликнул он, выпустив из ноздрей клубы дыма. – Соблазняют моих работников.
– Ты сказал, что во мне не осталось добра! – обвиняюще заявила Мира, успевшая подняться на несколько ступенек.
– Не верь тому, что говорит Отец Лжи, легковерная шлюха, – усмехнулся Сатана.
– Я ухожу отсюда! И не стану больше выполнять твои приказы!
– Твои слова представляют чисто академический интерес. Ты уволена. От тебя всегда было мало толку.
– Ах! – воскликнула Мира.
Она развернулась и снова начала подниматься по ступенькам вслед за Геей.
Сатана внимательно посмотрел на Ниобу. В его глазах горел кровавый огонь, от рогов шел пар.
– Тебе удалось покончить с моим четвертым посланцем, сующее нос в чужие дела старое чучело, – угрюмо проговорил Сатана. – Думаешь, что одержала победу?
– Над Злом невозможно одержать окончательную победу, – мрачно ответила Ниоба.
– Тебе не удалось сделать даже первого шага! – заявил Князь Тьмы, его тело окутывал дым.
Ниоба подняла лорнет, но ничего не произошло – Сатана явился им в своем истинном обличье.
– Тебе не удастся спасти твои драгоценные Объединенные Нации!
– С этим покончено, старый мошенник, – улыбнулась Ниоба. – Я знала, что ты все подстроил.
– Я приготовил четыре нити, которые Судьба должна была распутать, – продолжал Сатана. – Ты потратила на них все время и теперь не сможешь помешать завтрашней доставке бомбы.
– И кто же пронесет ее в здание? – осведомилась Ниоба.
– У меня есть сотня других курьеров. Неужели ты думаешь, что на это способны только четверо?
– Но компьютер Чистилища…
– Выдал список из сотен имен.
– Там осталось только четыре!
– Ты сумела унюхать только четыре, старая собака, – заявил Сатана. Он сделал небрежный жест, и рядом с ним появилось изображение монитора. На нем красовалось четыре имени. – Ты предполагала, что получила истинный ответ?
Ниоба стукнула себя кулаком по лбу:
– Иллюзия! В Чистилище! – Конечно, Сатана вполне мог исказить показания компьютера; иллюзия – еще одна форма лжи, которая является его специальностью.
– Гея догадалась бы, – подумала Атропос. – Но ее там не было.
– Иллюзии Сатаны повсюду, – согласилась Клото.
– Наказание за то, что мы новички, – пробормотала Ниоба.
– Если бы ты сообразила, как их много, – не унимался Сатана, – ты бы поняла, что ваших личных усилий недостаточно. Вам следовало сообщить в охрану ООН, которая установила бы специальные приборы, улавливающие наличие химической бомбы.
– Я чувствую себя такой глупой, – удрученно проговорила Ниоба.
– Ты не глупа, просто тебе не хватает опыта, – возразил Сатана. – Глупо поступили ваши предшественницы, когда решили поменять все три аспекта Судьбы в течение одной недели. Честно говоря, я ждал от них большего.
– Свинья! – с яростью подумала Клото. – Он все продумал заранее!
Ниоба вздохнула:
– У нас еще есть время. Мы можем предупредить ООН.
– Возможно, – не стал спорить Сатана. – Но зачем рисковать? Я предлагаю вам более выгодную сделку.
– Тебе нельзя верить! – заявила Ниоба.
– А тебе не нужно ничего брать на веру, – возразил Сатана. – Потребуется только здравый смысл. Если я взорву бомбу в ООН, в нитях жизни возникнет страшная путаница, которая приведет к непредсказуемым последствиям. Никто не будет знать, что произойдет в будущем. Иногда то, что сперва кажется хорошим, в конечном счете становится плохим, например католическая инквизиция или нацисты в Германии. А порой то, что поначалу кажется скверным, в результате приносит пользу, например бубонная чума.
– Бубонная чума! – воскликнула Ниоба. – Какая от нее польза?
– Она уменьшила население Европы, не стало лишних рабочих рук, и пал феодализм, – ответил Сатана. – Нельзя продолжать держать крестьян в крепостной зависимости, когда их слишком мало, а нужда в них велика.
Ниоба подозревала, что у предшественницы Геи имелись свои причины для распространения бубонной чумы, однако мысль Сатаны показалась ей интересной.
– Что-то я не совсем понимаю, к чему ведут твои рассуждения?
– Дело в том, что история с ООН – игра, – заявил Сатана. – Которая может обойтись мне слишком дорого. Только глупец играет тогда, когда существуют и другие возможности.
– Многие люди играют в твоем парке развлечений!
– Ну, меня ты там не найдешь.
– Чего ты добиваешься? – сердито спросила Ниоба.
– Ты желаешь избежать большого скандала. А я хочу переместить лишь одну-единственную нить на Гобелене Судьбы. Мне мое предложение кажется весьма разумным и даже выгодным.
– Я не стану заключать сделки со Злом! – вскричала Ниоба.
– Твое дело, – пожал плечами Сатана. – Не забудь прикрыть нос, если отправишься завтра в здание ООН. Впрочем, это мало поможет.
Ниоба поняла, что Сатана перехватил инициативу.
– Что ты предлагаешь?
– Я отменю взрыв бомбы, если ты дашь слово, что один человек поменяет профессию. Ее душа не понесет никакого урона, ей не будет грозить опасность – просто придется найти себе другое занятие.
– Если это изменение столь незначительно, почему ты так на нем настаиваешь? – потребовала ответа Ниоба.
– Для тебя – мелочь, а для меня – важно. Одна женщина в ближайшее время займется политикой. А я бы предпочел иметь собственного человека на той должности, которую она займет. Большинство политиков и так коррумпированы, это не будет иметь принципиального значения. Я обещал своей фаворитке… ладно, неважно. Короче говоря, я хочу получить твое согласие. Тебя интересует такой вариант?
– Я тебе не верю, – сказала Ниоба.
– И все же, – предложила Атропос, – давай послушаем его. Нам нужно постараться избежать путаницы в Гобелене.
– О ком идет речь?
– О молодой женщине, почти девочке, не имеющей никакого веса в общественной жизни.
– Это ты так говоришь. Назови имя.
– Ну, ее зовут Луна или что-то в этом роде, – небрежно бросил Сатана.
– Как я смогу переместить ее нить, если ты мне не говоришь, кто она такая? – осведомилась Ниоба, понимая, что уже готова согласиться.
– Он что-то задумал, – вмешалась Атропос. – Как жаль, что Гея не осталась с нами: она такая смекалистая!
Сатана помолчал, коснулся бороды, словно старался сосредоточиться.
– Она дочь одного бывшего воплощения, поэтому – вполне возможно – обладает выдающимися качествами. Ее фамилия – сейчас я уточню – Кафтан.
Ниоба вздрогнула. Лукавый намеревается убрать с дороги Луну, которая должна спасти человечество – так гласило пророчество! Теперь Ниоба поняла, что вся операция с ООН была всего лишь отвлекающим маневром. Компромисс с Сатаной – если бы Ниоба не знала о пророчестве – показался бы ей вполне приемлемым. Вот почему он и сделал все необходимое, чтобы три аспекта Судьбы сменились одновременно. Все три прежних воплощения знали о Луне, значит, от них следовало избавиться. Сатана рассчитал свою игру на много ходов вперед!
Ниоба решила сделать вид, что его предложение кажется ей привлекательным. Нужно прояснить его намерения, чтобы потом помешать их осуществлению. Три прежних аспекта Судьбы выбрали Ниобу потому, что догадывались о хитроумном замысле Сатаны – и их решение оказалось правильным! Теперь оставалось выяснить все детали плана Сатаны.
– Женщин с такой фамилией может быть несколько, – сказала Ниоба, делая вид, что сомневается. – Кто ее родители?
– Заурядные люди. Один из моих помощников заметил ее несколько лет назад. Две девочки, похожие друг на друга, как близнецы, но разделенные целым поколением. Меня интересует та, что рождена бывшим воплощением. У нее темные волосы.
И снова Ниоба напряглась. Неужели Сатана допустил ошибку? Было предсказано, что ее внучка Луна спасет род человеческий; дочь Ниобы Орб должна стать воплощением, если пророчество оправдается. Конечно, Сатана страшно занят; вряд ли он особо пристально следил за жизнью Ниобы, когда она стала смертной. И сейчас не узнал ее.
Первый раз в жизни Ниоба обрадовалась, что рассталась с красотой юности! Может быть, демон, проникший в Замок Горного Короля, чтобы активировать защиту от воров, перепутал девочек – это было совсем не трудно сделать! – и доложил, что у Луны волосы цвета гречишного меда, а Сатана не стал проверять. На самом деле у Луны волосы были светлее – цвета клеверного меда.
– Тебе мое предложение не кажется разумным? – спросил Сатана, увидев, что она молчит.
Ниоба вздохнула.
– Гея говорила, что тебе нельзя верить, – ответила Ниоба. – Ты наверняка что-то задумал.
– Коллега, нет никакой необходимости мне доверять! Ты все можешь сделать сама! Дай мне слово, что, если в комплексе ООН не взорвется бомба, ты изменишь нить и девушка никогда не займется политикой.
Ниоба пыталась понять, действительно ли ошибся Сатана или задумал нечто совсем уж дьявольское.
– И девушке не будет грозить опасность?
– Я никогда не причиню зла девушке, нить которой ты изменишь, – великодушно пообещал Сатана.
– Но твои клятвы ничего не стоят!
– Тут ты права. Я Отец Лжи, – с гордостью согласился Сатана. – Однако мое слово священна, если оно дано с соблюдением определенных ритуалов.
– Каких ритуалов?
– Я должен пролить свою кровь, естественно.
– У тебя есть кровь?
Сатана рассмеялся:
– Конечно, у меня есть кровь! Я воплощение, как и ты!
Ниоба вспомнила. Будучи Клото, она многое узнала о воплощениях, в частности что кровь Сатаны обязывает его выполнять свои обещания; а кроме того, слово, данное одним воплощением другому, нерушимо. Значит, она может доверять Князю Тьмы.
– Тогда мы дадим клятву на крови, – решила Ниоба.
– Ты сошла с ума, женщина? – возмутилась Атропос, словно была совестью Ниобы. – Ты приносишь в жертву собственную плоть и кровь!
– И спасение всего человечества, – добавила Клото.
Клото и Атропос сумели получить эти сведения из сознания Ниобы.
– Отлично, – заявил Сатана.
Он протянул руку, Ниоба вытащила булавку, с которой никогда не расставалась, и ткнула ею в большой палец Сатаны. Появилась капелька крови. Потом Ниоба проделала то же самое с собственной рукой. Пролить кровь воплощения без его согласия не мог никто – будь то смертный человек или бессмертный. Единственное исключение – момент, когда смертный заменял Танатоса на его посту. Сатана очень хотел заключить с Ниобой сделку и потому согласился отдать капельку своей крови – как, впрочем, и она сама.
– Договор между воплощениями скрепляется кровью, – заявила Ниоба. – Ты не станешь взрывать бомбу в комплексе ООН и будешь уважать жизнь женщины, о которой идет речь, а я перемещу нить жизни темноволосой наследницы Ниобы Кафтан так, чтобы она никогда не занималась политикой.
– Клянусь, – сказал Сатана, и они пожали друг другу руки.
– Надеюсь, наша клятва того стоила, – пробормотала Ниоба, тревожась о тех кознях, которые Сатана может устроить Орб, несмотря на свое обещание.
Существует множество способов, не причиняя видимого вреда, сделать жизнь человека невыносимой. Впрочем, слово «уважение» распространялось на многие ситуации – в особенности если учесть пророчество. Ниоба не чувствовала уверенности в правильности выбранного пути, но ей казалось, что она с честью вышла из трудного положения.
– Для меня, несомненно, – заявил Сатана. – Учитывая, что вопрос носит академический характер.
– Это в каком смысле?
– Хронос, будь проклята его шкура, действуя на свой страх и риск, предупредил полицию о бомбе. Они устанавливают специальные датчики.
– И ты знал? – рассвирепела Ниоба. – Ты обманул меня!
– Едва ли. Я согласился оставить в покое ООН и потомков Ниобы, которые не будут заниматься политикой. И я оставлю их в покое. – Тут Сатана внимательно взглянул на Ниобу. – А откуда тебе известно имя «Ниоба»? Я его не называл.
– Сатана, теперь это мое дело. Нити…
Но он уже все понял.
– Ты… мне показалось, что в твоем лице есть что-то знакомое! Ты Ниоба
– а прежде была Клото!
Ниоба пожала плечами:
– Теперь я Лахесис. И позабочусь о том, чтобы моя дочь Орб никогда не занималась политикой. Клятву нужно выполнять.
– Орб? Я имел в виду Луну!
– Ну, теперь данный вопрос носит академический характер. – Ниоба ласково улыбнулась. – Я поклялась, что моя темноволосая наследница не станет заниматься политикой.
Сатана немного подумал.
– Ты вернулась, чтобы перехитрить меня?
– Почти угадал, – пожала плечами Ниоба. – Если бы ты уточнил, что речь идет о Луне…
Она ожидала взрыва ярости, но Сатана только кивнул:
– Что ж, иногда Отец Лжи бывает побежден на его собственном поле. Я поздравляю тебя, Ниоба, с превосходным контрзаговором.
– Ну, услышать такое от тебя – ценный комплимент.
– Зато теперь я тебя знаю, больше ты не сможешь меня обмануть. – И Сатана исчез.
Ниоба почувствовала беспокойство. Уж слишком легко все у нее получилось. Однако что еще ей оставалось делать?
Она скользнула по нити домой.
14. ВЗЯТКА
Вернувшись в жилище, они отдохнули, а потом занялись повседневными делами. Им и в самом деле удалось вмешаться в замыслы Сатаны, потому что химическая бомба так и не взорвалась в здании ООН. Возможно, Сатана был прав, когда заявил, что этот вопрос носит академический характер. Впрочем, они сумели одержать победу только потому, что Хроноса встревожили их опасения и он им помог. Поскольку он жил в обратном направлении, действия, которые предпринял Хронос, произойдут до того, как они встретились и обсудили возникшую проблему, однако… ну, теперь уже все в порядке… Дочь и внучка Ниобы будут продолжать жить, как и жили; их нити остались нетронутыми.
Какая удача, что Ниоба согласилась стать Лахесис и приняла участие в решении именно этой проблемы! Никто другой не смог бы отвести удар Сатаны.
Простая случайность… или глубинные течения Судьбы, которые выходят за пределы компетенции всех остальных воплощений? Если так, то каково происхождение этих течений?
– Бог, – ответила Атропос.
Верно. Бог выполняет договор и не вмешивается в дела смертных, в то время как Сатана постоянно строит козни. Видимо, это соглашение Сатана не подписывал кровью. Однако если Бог охраняет мир, в таком случае все махинации Сатаны становятся… академическими.
Может быть, ее возвращение – воля Бога… Или все-таки случайность?
– Наверняка мы не узнаем никогда, – проговорила Клото.
Пришлось Ниобе с ней согласиться.
Теперь Ниоба взаимодействовала с Хроносом гораздо больше, чем когда была Клото. Конечно, ее связывали многолетние отношения с прежним Хроносом, но тогда они общались совсем на другом уровне. Она подозревала по тому, какие взгляды нынешний Хронос бросал на Клото, что между ними должно возникнуть что-нибудь похожее, но еще нескоро и, возможно, не с этой Клото. Самый юный аспект Судьбы, словно магнит, всегда притягивает мужчин. Но у Хроноса и Лахесис были чисто деловые отношения. Только он мог определить особую хронологию сложного взаимодействия нитей жизни. Его служащие и служащие Судьбы достаточно компетентно координировали большинство событий, однако постоянно возникали ситуации, требующие пристального внимания самих воплощений.
Во время одного из таких совещаний Хронос заговорил о проблеме, встревожившей Ниобу.
– Время от времени Сатана имеет возможность выпустить из Ада нескольких демонов, – заметил он. – Я не знаю, по какой схеме это происходит, да и случается нечасто, но, когда демон оказывается на свободе, в мире смертных возникают какие-нибудь неприятности.
– Даже дух демона – большое зло, – согласилась с ним Ниоба.
– Значит, ты понимаешь природу проблемы! Я помню, как мне пришлось повернуть время вспять, чтобы уничтожить… конечно, для тебя это событие еще не произошло. По-моему, вот-вот должно случиться что-то подобное; уже случилось – в твоей реальности. Пожалуй, следует выяснить, что Сатана затеял на сей раз.
– А ты не можешь узнать – из твоего прошлого?
– В этом-то вся и странность. Складывается впечатление, что акция Сатаны не привела ни к каким заметным результатам. Однако он никогда не упускает таких возможностей.
– Ничего плохого? – удивилась Ниоба. – Очень подозрительно! Какую гадость мог сотворить Сатана, чтобы ты о ней не узнал?
– Нечто, имеющее ограниченный масштаб действия, – ответил Хронос. – Или что-нибудь весьма хитроумное.
– Если речь идет о чем-то настолько хитроумном… или незначительном, что его козни не повлияли на баланс добра и зла в мире, он не станет тратить на это время, – проговорила Ниоба. – И не станет использовать по мелочам ценных демонов. – Она вспомнила разнообразные атаки, коснувшиеся ее семьи.
– Возможно, какие-нибудь серьезные события произойдут после того, как я вступил в должность, – предположил Хронос. – Тогда понятно, почему мне ничего не известно. Сатана умеет очень ловко заметать следы.
– Да! Луна должна спасти человечество в будущем, может быть, лет через двадцать. Сатана исключительно терпелив и хитер; он может ждать, чтобы скрыть от тебя свои планы. По-видимому, результат того, что демон совершит сейчас, проявится через некоторое время.
– Он уже не раз так поступал, – согласился с ней Хронос. – Впрочем, насколько мне известно, его планы никогда не были такими долгосрочными. Временами мне удавалось ему помешать – когда речь шла о каких-то непосредственных кознях. Должен признать, что это всегда было непросто. Очень утомительно; если бы ты и Клото мне не помогали – я имею в виду преемницу нынешней Клото, – я бы, наверное, сдался.
Ниоба решила не обращать внимания на его слова о преемнице Клото и надеялась, что та ничего не слышала; никто из них не хотел знать, когда наступит ее время уйти в мир смертных – несмотря на то что это всегда происходило добровольно.
– Похоже, мы правы. Что может совершить демон сегодня, чтобы эффект от его действия возник только через двадцать лет? Временная бомба?
– Подобные устройства страшно ненадежны. Скорее всего где-то произойдет смена Персонала, и некто будет не в силах противостоять Сатане в критический момент.
– Мы довольно надежно защитили Луну, – проговорила Ниоба. – Не думаю, что демон в состоянии причинить ей зло. Насколько мне известно, она единственная личность, чье благополучие критично для нашей победы.
– Как-то раз Сатана послал демона, чтобы тот аннулировал случайное отравление, и сенатор, которого она должна была сменить…
– Подожди, Хронос! Ты имеешь в виду будущее? Не нужно ничего раскрывать. Пожалуйста, говори в общем.
– Извини. Я хотел сказать, что если Сатана может воздействовать на людей, с которыми Луна входит в контакт, значит, косвенным образом влияет и на нее. Если Луна не сделает политической карьеры, центральное место займет кто-то другой.
– Теперь я поняла. Ты говоришь, она должна стать сенатором?
– Да, если ты не возражаешь против данной информации. Кстати, очень хорошим сенатором.
– Выходит, сенат – самая вероятная арена для… чего бы там ни было?
– Думаю, да.
– В таком случае мне следует проверить потенциальные варианты изменений в составе сената. Я уже свободнее читаю нити и потому смогу справиться с этой задачей лучше, чем когда речь шла о химической бомбе. Кстати, я поблагодарила тебя за помощь?
– Химическая бомба? Ах да, в альтернативной реальности что-то такое было. В здании ООН?
– Правильно. А если бы я поблагодарила тебя в прошлом месяце, ты не знал бы сейчас.
– Я уверен, вы сделали то, что следовало делать – и я тоже так поступлю.
– Хорошо. В любом случае большое тебе спасибо… за все.
Ниоба покинула Хроноса и помедлила некоторое время, прежде чем возвращаться в жилище, чтобы не столкнуться с собой из непосредственного прошлого; ее это всегда немного раздражало. Однажды она совершенно сознательно встретилась сама с собой, во времена Хроноса-ребенка. Было страшно любопытно… Однако сейчас Ниоба понимала, что должна спешить, развлекаться некогда.
Она скользнула по нити к Луне, просто чтобы предупредить о том, что возникли новые проблемы. Она не виделась с внучкой с тех самых пор, как стала Лахесис, и уже давно следовало нанести ей визит.
Ниоба опустилась у ворот элегантного поместья, который окружала солидная ограда и охраняли два злобных грифона. Когда стражи попытались на нее наброситься, Ниоба прошла сквозь них при помощи своей нити, чтобы показать, с кем они имеют дело.
Дверь распахнулась, и на пороге Ниоба увидела Луну.
– Дорогая! – воскликнула она. – Что ты сотворила со своими волосами?
– Бабушка! – обрадовалась Луна. – Заходи!
Они прекрасно поболтали. Ниоба узнала, что Луна, переехав в Америку, воспользовалась заклинанием, чтобы сделать волосы каштановыми.
– Отец настоял, – объяснила она. – Понятия не имею почему.
Ниоба вспомнила, как удивился Сатана, считавший, что у Луны более темные волосы. Он видел ее намного позже, чем Ниоба!
– Думаю, я знаю почему, – прошептала она, поняв, что ее сын и в самом деле очень серьезно отнесся к предсказанию.
Через некоторое время Ниоба поцеловала внучку и вернулась домой. Накопилась масса неотложных дел.
Она проверила на Гобелене нити нынешних сенаторов. Конечно, за двадцать лет произойдет немало перемен, так что сейчас еще ничего не заметно. Но…
Ниоба начала с самых молодых, которые скорее всего останутся на службе в течение следующих двадцати лет, а следовательно, могут заинтересовать Сатану. В конце концов, какой смысл иметь дело с человеком, который не доживет до интересующего его срока? Но все нити оказались совершенно нормальными. Ни на одной из них Ниоба не нашла знака Сатаны.
– Хорошо, что я проверила. Все равно это было всего лишь предположение.
– А почему бы не посмотреть на стариков? – предложила Атропос.
– Через двадцать лет их сменят другие.
– И все же взгляни на их нити. У меня появилось предчувствие.
Ниоба пожала плечами и нашла нить самого старого сенатора. Как только она на нее взглянула, глаза у нее округлились. Знак Сатаны!
Она отыскала нить еще одного старика – и снова обнаружила присутствие Сатаны, который определенно имел к нему отношение.
– Бессмыслица какая-то, – запротестовала Ниоба. – Одному из них семьдесят шесть, и у него слабое здоровье; он ни за что не протянет еще двадцать лет!
– Если только не получит эликсир молодости, – заявила Атропос.
– Эликсир молодости!
Наконец-то все встало на свое места! Только пожилой женщине могла прийти в голову подобная мысль! Продажный старик с радостью отдаст душу дьяволу за волшебное средство, дарующее молодость, тем более что он все равно отправится в Ад – уж это он наверняка знает. Сатана может предложить дополнительные двадцать лет жизни в обмен за поддержку в критический момент. Поскольку в противном случае на смену им придут более молодые и, возможно, почитающие Бога люди. Сатана заинтересован в том, чтобы переманить стариков на свою сторону.
А Луна в такой ситуации не станет сенатором.
Этого нельзя допустить!
Ниоба проверила еще несколько нитей. Четверо самых старых сенаторов вошли в сговор с дьяволом; нити двоих пока оставались нетронутыми.
– Демон пока не закончил раздавать взятки! – сказала она. – Еще не поздно ему помешать.
– Я не знаю, что следует делать, чтобы победить демона, – проговорила Клото. – Самурай учит меня самообороне, но он сказал, что против волшебства это не поможет, демона нельзя убить обычным способом.
– Можно, – возразила Атропос. – Брызни на него святой водой.
«А ведь она права», – подумала Ниоба.
– Кроме того, мы же воплощения, а следовательно, он ничего плохого нам не сделает. Ни демон, ни смертный не в силах пролить нашу кровь.
Они раздобыли флакон святой воды и отправились в резиденцию сенатора. Как это было принято, сенатор устроил себе вполне уютное гнездышко; их глазам предстало роскошное поместье с великолепным особняком, хозяйственными постройками, огромной зеленой лужайкой и изысканно подстриженными кустами.
Никакой видимой охраны они не заметили, лишь желтая линия окружала поместье. «Магия», – мрачно подумала Ниоба.
Она шла по дорожке, твердо зная, что никакое волшебство не в состоянии причинить воплощению вред. Вот одно из главных преимуществ ее прежнего опыта: она была совершенно уверена в собственных силах. Если бы все три аспекта Судьбы оказались новичками. Сатане ничего не стоило бы убедить их в том, что они уязвимы и могут стать жертвой как физического, так и магического нападения – и, значит, получить дополнительные очки в свою пользу. Танатос говорил, что Отец Лжи и его пытался обмануть таким же способом. Ниоба вспомнила, как Сатана едва не уговорил ее сложить с себя обязанности Клото, когда она впервые отправилась в Пустоту за пряжей. Ложь имеет столько разных обличий, а Сатана большой специалист своего дела!
В тот момент когда она пересекла желтую линию, раздался сигнал тревоги. С крыши дома сорвалась туча птиц и помчалась прямо к ней. Казалось, они посчитали Ниобу нарушителем спокойствия и, не колеблясь, бросились в атаку
– сложив крылья, птицы неслись на нее, точно маленькие охотничьи ястребы.
– Ой! – испуганно вскрикнула Клото.
Однако Ниоба при помощи нитей быстро соорудила что-то вроде сферы, окружившей их тело. Птицы метнулись вперед и тут же замедлили полет; они старались изо всех сил пробиться к воплощению Судьбы, но только теряли понапрасну силы.
– Совсем как татами, – проговорила Клото, которая набралась в процессе общения с Самураем разных словечек, связанных с боевыми искусствами. – Сам ковер мягкий, но защищает от тяжелых увечий.
– Именно, – проворчала Ниоба. – Нет ничего тоньше и одновременно жестче паутины Судьбы. Ни одно смертное существо не может уничтожить или проникнуть сквозь нее.
Она продолжала шагать вперед, в то время как птицы сдались и вернулись на крышу.
– Хороший у него домик, – заявила Атропос. – Я бы не отказалась в таком работать.
– Ты не служанка! – сердито фыркнула Клото. – Ты свободная женщина!
– Конечно, детка, свободная, – в голове, – согласилась с ней Атропос. – Но в реальном мире мне всегда приходилось зарабатывать себе на жизнь, и я этого не стыдилась.
Ниоба грустно улыбнулась. Она не была ни служанкой, ни женщиной, завоевавшей свою свободу, но в каком-то смысле – одновременно и той и другой. В отличие от Клото, она вышла замуж за человека, выбранного для нее отцом; и в отличие от Атропос, никогда не работала по найму. Однако, если бы в самом начале она возражала против решения отца более настойчиво, ей был бы уготован путь, по которому пошла Клото – а далее и судьба, выпавшая на долю Атропос. Потому что все-таки мир принадлежит мужчинам.
– Но ведь мы прядем нити жизни! – заявила Клото.
– И мы их обрезаем! – сказала свое слово Атропос.
– Ну, мы женщины, – улыбнулась Ниоба. – И обладаем властью, против которой не станет спорить ни один мужчина.
Она почти подошла к дому, когда с ближайшего дерева раздался пронзительный вопль, похожий на птичий крик и на голос сварливой женщины одновременно. А в следующее мгновение, хлопая огромными крыльями, с дерева слетела темная тень.
– Проклятье, гарпия! – сообразила Атропос.
– О-хо-хо! – пробормотала Ниоба. – Волшебные нити им не помеха; они тоже бессмертные.
– Может быть, воспользоваться уроками самообороны? – предложила Клото.
– Бессмысленно. Ты можешь нанести ей удар или отшвырнуть в сторону, но все равно к тебе пристанет грязь. Гарпия не сумеет причинить нам никакого вреда, даже если мы не станем защищаться, зато она может заставить нас почувствовать себя до тошноты грязными.
Мерзкое существо приближалось. У него было лицо и высохшая грудь старухи и тело стервятника. Близко посаженные, прячущиеся под складками кожи глазки уставились на Ниобу. Несколько мгновений гарпия удивленно висела над Судьбой, размахивая крыльями и навевая потоки вони, ароматизированной какими-то духами.
– Зачем явилась, Лахесис? – требовательно спросила гарпия, сверкнув длинными, желтыми зубами. – Назойливым мухам вроде тебя тут нечего делать!
– Мне есть что тут делать, вонючая курица! – рассердилась Ниоба. – Отойди, или я накину на тебя лассо из моих нитей. – Она блефовала, но надеялась, что гарпия этого не поймет.
– Никакая твоя нить меня не удержит, паучиха! – взвизгнула гарпия. – Уходи, или я выпущу в тебя залп!
Ниоба знала, что это не пустые угрозы. Но она твердо решила добраться до сенатора раньше демона, посланного Сатаной. И не могла позволить себе терять время попусту.
– Дай-ка мне тело! – потребовала Атропос. – Я умею с такими разговаривать!
Ниоба отодвинулась на второй план, а контроль над телом взяла Атропос, которая быстро сошла с дорожки и направилась через лужайку к ближайшему сараю.
– Так, значит, теперь к нам явилась Атропос! – проскрежетала гарпия, следуя за ней. – И что ты собираешься делать, старая рабыня?
– Хочу мусор вымести, – ответила Атропос, вошла в сарай и взяла там потрепанную, видавшую виды метлу.
– Давай, давай, подметай, безмозглая дура, батрачка! – взвыла гарпия, и ее растрепанные волосы взметнулись над головой Атропос. – Пожалуй, чтобы ты чувствовала себя как дома, я вылью на тебя горшок!
– Белые люди натравливали на нас собак, когда мы приходили, чтобы навести порядок в их домах, – проговорила Атропос и подняла метлу, которая в ее уверенных руках превратилась в оружие. – Знаешь, как мы с ними поступали?
– Становились кормом? – спросила гарпия и хрипло расхохоталась, сопроводив свои слова таким эпитетом расистского содержания, который никто, кроме гарпии, никогда не стал бы употреблять.
– Мы этим сукам надирали задницы!
Атропос замахнулась метлой и изо всех сил врезала гарпии по хвосту – как раз в тот момент, когда та намеревалась сбросить на нее порцию вонючей мерзости.
Кувыркаясь в воздухе и отчаянно визжа, тварь брюхом кверху рухнула на землю. Атропос совершенно хладнокровно приблизилась к ней, держа свое оружие наготове. Однако гарпия вскочила на ноги и, возмущенно хлопая крыльями, взлетела в воздух. С нее было достаточно, она решила, что пришла пора спасаться бегством.
Атропос аккуратно поставила метлу на место.
– Когда женщина работает, она может многому научиться!
Вот уж точно! Ниоба снова вернулась в тело и без помех добралась до дома.
Когда она подходила к двери, та с грохотом распахнулась, и наружу выскочил демон – около семи футов росту, с волосатым телом, длинным лохматым хвостом, рогами и сильно выступающими мужскими достоинствами. Он бросился прямо на Ниобу, обхватил ее своими длинными лапищами и раскрыл пасть так широко, что остальная морда сморщилась и различить черты стало невозможно. Огромные острые зубы приближались к ее лицу.
– Слушай, кончай свои глупости! – возмутилась Ниоба. – Тебе все равно не удастся меня укусить!
И в самом деле зубы демона скользнули в нескольких дюймах ото лба Ниобы и замерли в воздухе. Она была неуязвима.
Демон зарычал и сжал ее в объятиях, пытаясь сломать ребра, но ничего особенного не произошло.
Тогда демон придумал кое-что новенькое – поднял вверх задние ноги и когтями разодрал спереди платье Ниобы. Сама она при этом никак не пострадала.
– Идиот, ты даже и поцарапать меня не можешь. Никакое существо, находящееся на службе у твоего инфернального господина, не в состоянии причинить мне физического вреда.
Демон снова поднял ногу и разорвал платье до конца. Теперь оно держалось на Ниобе только за счет рукавов, спереди она была совершенно обнажена. Мерзкая тварь немного ослабила хватку, чтобы получше рассмотреть ее тело. Из носа и пасти демона вырывался пар.
Только сейчас Ниоба сообразила, что он собирается ее изнасиловать.
Возможно, ему это удастся. Статус воплощения защищал Ниобу от физического вреда, в данном же случае речь шла об эмоциональном. По собственному многолетнему опыту Ниоба знала, что может спокойно принимать участие в сексуальных играх; они никоим образом не наносили оскорбления ее телу. Однако демон был намного сильнее и мог заставить ее…
Она начала отчаянно отбиваться, но ее руки оставались прижатыми к бокам. Тогда она попыталась убежать, но демон приподнял ее над землей. Глядя на его обнаженное тело, Ниоба поняла, что через секунду он выполнит задуманное. Самое меньшее – она испытает невыносимое унижение.
– Может быть, я с ним сражусь? – предложила Клото.
– Как? – поинтересовалась Атропос. – Он тоже защищен от нас, мы даже не можем его укусить.
– По крайней мере, дайте попробовать!
Ниоба, которую охватило такое же сильное отчаяние, как и всех остальных, передала ей тело. Демон замер на месте, удивленный тем, что теперь он обнимает совсем другую женщину, – но лап не разжал. Затем, когда до него дошло, что пленница стала более привлекательной, он возобновил попытки добиться своего.
Клото отчаянно извивалась, и ей удалось немного от него отодвинуться. Она быстро подняла колено и нанесла сильный удар твари прямо в пах. Клото попала в цель, но демон даже не поморщился. Как Ниоба и предполагала, они ничего не могли ему сделать.
– Моя очередь! – объявила Атропос.
И снова демон замер на месте на одно короткое мгновение, заметив перемену, а потом быстро вернулся к своему занятию.
Он ухватился поудобнее, стараясь притянуть свою жертву к себе поближе, и воспользовался задними конечностями, чтобы раздвинуть ей ноги.
– Проклятье! – выругалась Атропос. – Я думала, что смогу ускользнуть по нити, но мне не удается ее бросить – руки-то он держит!
Демон ухмыльнулся.
Неожиданно Ниоба поняла, что нужно сделать.
– Мы все трое полные дуры! – воскликнула она. – Отойди-ка в сторонку!
Атропос мгновенно выполнила ее требование. Ниоба взяла ситуацию под контроль как раз в тот момент, когда горячая плоть демона коснулась ее тела.
Она быстро превратилась в паука, неожиданно став очень маленьким существом с восемью конечностями, выскользнула из лап удивленного демона и опустилась на землю.
Демон попытался раздавить ее. Ниоба просто стояла и ждала, когда на нее опустится когтистая лапа. Демон снова поднял лапу, но оказалось, что он не причинил ей никакого вреда – став пауком, Ниоба была так же неуязвима.
Она снова вернулась в свой человеческий облик. Демон потянулся, чтобы схватить ее еще раз, но Ниоба держала в руке флакончик со святой водой. Когда тварь ухватилась за нее, она поднесла флакон к губам и набрала в рот жидкости.
– Поцелуй меня, демон, – пробормотала Ниоба и подняла голову.
Демон отшатнулся, почувствовав святую воду, но теперь Ниоба крепко вцепилась в него и не давала ему возможности ускользнуть. А потом приблизилась к его пасти и выплюнула святую воду прямо в морду.
– Поцелуй смерти! – подумала Клото.
Так оно и было. Плоть демона начала таять в тех местах, где ее коснулась вода. Губы растворились и сползли по подбородку, мгновенно разъедая его. Щеки и язык стекали с лица, обнажая зубы. Потом исчезли десны, развалилась челюсть и постепенно выпали все зубы. Разрушение двигалось вверх по лицу, съело нос, а затем и глаза. Теперь уже стал виден мозг мерзкой твари, который сначала задымился, а в следующее мгновение почернел и исчез в клубах дыма.
– Вот КАК следует расправляться с насильниками! – восхитилась Атропос.
После этого остальное тело – от макушки до ног – испарилось практически в единую долю секунды, словно сгорела огромная сигара. В конце концов от демона осталось лишь вонючее облако дыма.
Однако, когда дым рассеялся, Ниоба заметила, как что-то зашевелилось – правая стопа демона сумела избежать уничтожения, спрятавшись за клубами испарений. Поцелуя смерти не хватило, чтобы справиться с демоном целиком.
Ниоба снова достала флакон.
– Что может сделать одна нога? – удивилась Клото.
– Очень плохо, когда остается хотя бы маленькая часть демона, – ответила Ниоба сердито и, смочив пальцы святой водой, потянулась к ноге.
Та метнулась к ступеням, воспользовавшись когтями, чтобы забраться наверх – она пыталась сбежать. Ниоба обрызгала ногу, махнув в ее сторону рукой. Там, где капли коснулись останков демона, возник дым, нога свалилась со ступеньки и бросилась в траву. Ниоба поспешила в погоню, разбрызгивая воду, но враг успел скрыться.
– Вряд ли от него осталось больше пальца, – подумала Атропос.
– Демоны не похожи на смертных, – мрачно ответила Ниоба. – Иногда даже маленький кусочек мерзкой твари продолжает действовать.
– Неужели один палец может причинить нам вред? – спросила Атропос. – Каким образом?
– Не знаю, – пожав плечами, ответила Ниоба. – Но надеюсь, что он весь растворился.
– Ну, давайте посмотрим, что там внутри, – предложила Клото.
Как и Атропос, она не принимала всерьез слова Ниобы о том, что один палец демона в состоянии сотворить какую-нибудь гадость. Впрочем, и сама она вынуждена была признать, что, возможно, стала жертвой параноидальных страхов, связанных с демонами. Один убил Седрика, другой расправился с Бланш, третий пытался уничтожить Луну и Орб, а теперь еще один решил ее изнасиловать. У Ниобы имелись все основания для опасений… Но в самом деле, что может сделать один палец с ноги демона?
Ниоба, как могла, закрепила нитями платье в стратегически важных местах, а затем направилась к дому сенатора.
В прихожей она увидела молодого человека, одетого в плохо сидящий мешковатый костюм. Казалось, он ничего не замечает вокруг, просто стоит и пялится в громадное зеркало.
Опоздала!
Ниоба вздохнула:
– Сенатор!
Не глядя на нее, он ответил:
– Да, конечно, придется подать в отставку. Пойдут разговоры, сплетни, возможно, назначат расследование. Этого нельзя допустить! Может быть, возникнут проблемы, придется объясняться, доказывать, что я – это я. В конце концов, я ведь только что лишился сорока прожитых лет!
– Вы не… останетесь на своем посту? – Ниоба была удивлена.
– Естественно, нет. Это невозможно. Мне придется начать новую жизнь. Но оно того стоит! Еще сорок лет, все заново… с моим-то опытом!
– А разве вы ничего не должны Сатане?
– Он ничего не просил. Это подарок, никакого давления.
– Но груз зла…
– Какое может быть зло в том, что я принял подарок, за который от меня не требуется никаких услуг в политической сфере? Я ухожу в отставку.
Ниоба еще больше удивилась. Если сенаторы не сохраняют за собой свои должности, как же они смогут выполнить поручение Сатаны – через двадцать лет? Непонятно!
По крайней мере ей удалось уничтожить демона. И никто больше не станет давать взяток в виде возвращенной молодости. Она протянула нить и скользнула назад, в Чистилище.
Они обсудили происшедшее и снова проверили нити. Когда Судьба разобралась в схеме, ситуация прояснилась. Сенаторов купили не напрямую – им дали то, о чем они больше всего мечтали, и ничего не попросили взамен. Чтобы полностью насладиться даром, те освободили занимаемые должности. А следовательно, на их место придут новые люди, которых, вне всякого сомнения, контролирует Сатана. Все они будут молодыми и компетентными, и никто никогда не узнает о том, кому принадлежат их симпатии – до определенного дня через двадцать лет, когда они помешают Луне и обеспечат Сатане победу. Долгосрочный план… но, похоже, он уже действует. В таком жестком голосовании разница в четыре голоса – больше чем достаточно. Точнее, пять, считая сенатора, с которым они только что расстались.
Новые нити еще не заняли своих мест – понадобится несколько дней, чтобы сенаторы подали в отставку, а их кабинеты заняли другие. Но как ни изучала Ниоба Гобелен, ей не удавалось найти возможности исправить положение. Сатана сделал свой ход и мог без проблем противостоять любым попыткам Судьбы вмешаться. Пять пожилых сенаторов уже получили взятку и намерены отойти от дел. Ничего изменить нельзя, потому что они стали молодыми людьми.
– Должен быть выход! – воскликнула Ниоба. – Мы не можем отдать Сатане мир, пусть и через двадцать лет.
Она встретилась с остальными воплощениями, однако ни у кого из них не нашлось ответа на ее вопрос. В конце концов Ниоба отправилась к человеку, которого эти события должны были коснуться непосредственно: к своей внучке Луне.
Та сразу все поняла. Она повзрослела и стала по-настоящему красивой женщиной, несмотря на измененный цвет волос.
– Отец говорил мне, что, возможно, произойдет нечто подобное. На этот случай он оставил записку.
– Мой сын предвидел, что Сатана предпримет такой шаг? – удивилась Ниоба.
– Он был могущественным волшебником, – напомнила ей Луна. – Пожалуй, лучшим магом своего времени – а последние тридцать лет жизни посвятил изучению одной-единственной проблемы. Отец частенько просил прощения за то, что мало уделяет мне внимания… но на самом деле мы были очень близки.
В отличие от Ниобы, которая почти совсем не знала сына. Впрочем, все это давно ушло в прошлое.
– И что же в записке?
Луна нашла маленький голубой топаз, поставила его на полку рядом с белым экраном и включила особый свет. Камень начал испускать сияние, и на экране появился таинственный рисунок, составленный из голубых теней.
– На молекулы топаза действует магическое заклинание, – объяснила Луна.
– Надо лишь навести на резкость и найти верный угол; большая часть граней содержит всякую чепуху, нужно отыскать ту, на которой записка. Маг специально так сделал, чтобы кто-нибудь случайно не прочитал его послание. Понимаешь, если бы все стало известно раньше времени, Сатана насторожился бы.
Луна повернула камень, и рисунок изменился.
Она навела свет на другую грань, и через несколько мгновений на экране возникли нечеткие строчки.
– Так… вот! Теперь резкость…
Луна сдвинула луч чуть в сторону, и постепенно буквы начали проясняться; вот-вот можно будет прочитать записку Мага Кафтана. И в этот момент что-то покатилось по полке и налетело на голубой топаз. Камень сдвинулся, и изображение пропало.
– Палец демона! – воскликнула Ниоба, вытащила флакон и вылила на него остатки святой воды. Демон испарился в клубах дыма.
Луна поставила камень на место.
– Хорошо, что эта тварь не испортила его, – сказала она и снова осветила топаз.
На экране возникло пустое голубое пятно. Луна страшно удивилась и повернула камень так, что теперь свет падал на другую грань. Ничего.
– Стерто! – возмущенно воскликнула она. – Волшебство исчезло!
– Демон! – проговорила Ниоба. – Одного прикосновения исчадия зла оказалось достаточно, чтобы уничтожить белую магию!
– А мы еще не понимали, что может натворить один палец ноги! – печально вставила Атропос.
Ниоба обменялась горестными взглядами с внучкой. Они лишились жизненно важного послания!
– А нет ли какого-нибудь камня, на котором сообщение было бы продублировано? – через некоторое время спросила Ниоба.
– Нет. Маг не хотел, чтобы стало ясно…
– Так я и думала, – тяжело вздохнув, сказала Ниоба. – Сатана, видимо, подозревал или знал о существовании камня и приказал демону уничтожить его, как только появится возможность. И демон выполнил распоряжение.
– Выполнил, – повторила Луна.
– Теперь только сам Маг знает, что там было написано.
– А он умер.
Ниоба обняла внучку, и обе расплакались, понимая, в каком безнадежном положении оказались.
Затем Ниоба выпрямилась и гордо задрала голову:
– Но я ведь воплощение! Я могу отправиться к своему сыну в Чистилище и прямо спросить его!
– Точно! – обрадовалась Луна, у которой загорелись глаза. – Отец не знал, что ты снова станешь Судьбой! Все его внимание было сосредоточено на мне.
Они обнялись и снова немного поплакали. На этот раз в их сердцах появилась надежда. А затем Ниоба вернулась в Чистилище, чтобы отыскать там своего сына.
Однако, когда она задала компьютеру вопрос насчет точного местонахождения его души, ее ждало новое потрясение.
«Душа Мага Кафтана покинула Чистилище», – такая надпись появилась на экране.
– Ты имеешь в виду, что он отбыл наказание? И уже отправился в Рай?
«Нет. В классификации души была обнаружена ошибка. Дочь Мага взяла на себя часть его зла. Она попадет в Рай. Однако истинный баланс души Мага Кафтана отрицателен».
«Зачем Луна так поступила?» – удивленно подумала Ниоба. Впрочем, сейчас перед ней стояла более срочная проблема.
– Отрицательный баланс? Значит…
«Твой СЫН в Аду».
Ниоба в ужасе смотрела на экран. Она не сомневалась, что информация совершенно достоверна, поскольку она проследила за тем, чтобы больше не стать жертвой козней Сатаны.
Единственный человек, который знал, как помешать Сатане одержать победу, находился в его власти.
15. РАЗГАДАННЫЙ ЛАБИРИНТ
Вернувшись в жилище, они долго обсуждали возникшую проблему.
– Мы знаем, что решение существует, – сказала Ниоба. – Только оно нам не известно.
– Вполне возможно, что нам так и не удастся его найти, – проворчала Атропос. – Может, если бы у нас было побольше опыта, мы бы и сами догадались, но, боюсь, мы слишком поздно им обзаведемся.
– Мы все еще попадаемся в ловушки Сатаны, – согласилась Клото.
– Ну, тут ты не совсем права, – возразила Ниоба. – Если бы все мы были новенькими, то я бы не стала с тобой спорить; однако у меня есть многолетний опыт. Я знаю, что власть Сатаны ограничена. Он что-то от нас скрывает.
– Решение! – с иронией воскликнула Клото.
– Как жаль, что мы не можем отправиться в Ад и поговорить с Магом, – с сожалением заметила Атропос.
Ниоба ухватилась за эту мысль:
– Вдруг это возможно? Воплощения обладают большим могуществом!
Они встретилась с Танатосом, который подтвердил предположение Ниобы.
– Я был в Аду, – признался он. – Но только в виде духа. Физическое тело пришлось оставить. Там обитают лишь духи, однако они обретают плоть, как и в Чистилище. Сатана не разрешит вам никого там посетить.
– А как ты сумел попасть туда?
– Меня пригласили на экскурсию.
Понятно. Ниоба слышала о подобных вещах. И все же…
– Он запретит матери навестить собственного сына? – поинтересовалась Ниоба.
Все трое задумались.
– Кто может знать? – подумала Клото.
– Гея, – вновь заговорила Ниоба. – Зеленая Матушка как никто другой понимает природу человека – и многое другое.
Они отправились к Гее.
– В данном случае Сатана не в силах тебя остановить, – заявила Гея. – Но и помогать тебе не станет. Возникает конфликт между воплощениями – у тебя будет половина шансов на успех.
– Но я могу туда отправиться? – спросила Ниоба.
– Ты можешь отрезать себе ногу, но тебе вряд ли захочется это сделать,
– Гея холодно улыбнулась.
– Если я осмелюсь – если я отправлюсь в Ад, – у меня есть шансы спасти человечество и помочь внучке. Что я могу потерять?
– Свою душу, – мрачно ответила Гея.
– Я воплощение! Сатана не имеет права касаться моей души!
Гея покачала головой:
– Ты должна поставить свою душу на кон, чтобы получить разрешение на вход в Ад. Если ты добьешься успеха, то сохранишь душу. Но если тебя постигнет неудача, твоя душа будет потеряна. Ад не место для игр, Лахесис!
Ниоба вздохнула:
– Тут нет никаких сомнений!
– Значит, придется этот вариант отбросить, – заявила Атропос. – Добрая душа, запертая в Аду…
– А с чего следует начать? – спокойно спросила Ниоба.
– Не вздумай! – вскричала Клото.
– Зачем тебе благородные задачи, если ты потеряешь собственную душу? – добавила Атропос.
– У меня нет выбора, – возразила Ниоба. – Ведь речь идет о целом мире.
– Необходимо выбрать судью, – объяснила Гея. – Чтобы все проходило честно. В противном случае Сатана обязательно тебя обманет.
Ниоба погрузилась в раздумья.
– Как насчет Марса? У него огромный опыт в военном деле, а это будет настоящая битва между Добром и Злом.
Гея кивнула:
– Прекрасный выбор. Отправляйся к нему и спроси, согласен ли он.
– Спасибо, Ги.
– Каждому воплощению рано или поздно приходится вступить в борьбу с Сатаной, – добавила Гея. – Ты сделала это много лет назад, в Пустоте. И снова столкнулась с ним – только теперь вокруг вас нет нейтральной Пустоты, а ставки намного выше. Мы будем наблюдать, однако никто из нас не сможет тебе помочь после того, как ты войдешь в Ад.
– Я понимаю. – Еще одно подтверждение, что Гея ее узнала в тот день, когда они отправились на экскурсию по мини-Аду, но не стала ничего говорить.
– Оставишь свое тело Клото и Атропос. На случай неудачи ты должна подыскать себе замену – причем обмена душами не произойдет. Тело должно умереть.
Суровая плата! Но если речь идет о гибели мира, какое это имеет значение? Ниоба решила сделать все, что в ее силах!
– Прощай, – грустно сказала Гея. – Ты замечательная женщина, Лахесис.
Ниоба скользнула по нити в замок Марса. На этот раз он оказался дома. Она быстро объяснила ему ситуацию.
– А ты мужественная, – проворчал Марс. – Я полагаю, ты знаешь, что путешествие в Ад совсем не похоже на пикник.
– Иного выхода нет. Ты согласен стать судьей?
– Конечно. Но единственное, что я могу тебе гарантировать, – точное выполнение условий. Я буду не в силах помочь тебе даже советом. Как только ты войдешь в Ад, тебе придется рассчитывать только на себя.
– Но… я даже не представляю, с чем я там столкнусь!
– Как судья, я должен поставить тебя об этом в известность. – Марс поднял сверкнувший меч. – Сатана!
Воплощение Зла тут же появилось рядом с ними.
– Тебе что, нужен Ад, Марс? Или ты хочешь войны?
– И то и другое, – холодно ответил Марс. – Лахесис желает навестить своего сына Мага Кафтана. Ты не вправе ей запретить.
Сатана повернулся к Ниобе:
– Значит, ты обо всем узнала, сующая повсюду свой нос бабенка! Это будет тебе стоить души.
– От такого предложения ты вряд ли откажешься, – заявила Ниоба.
– Нет, – возразил Марс. – Она не станет покупать этот визит ценой души. Она ставит свою душу на кон в игре. Совсем другое дело.
– Да, – неохотно согласился Сатана. – Но только технически.
Судья уже начал выполнять свои обязанности. На сей раз технические подробности имели первостепенное значение!
– Мы должны выбрать оружие, – заявил Марс.
– Воздушный бой на огнедышащих драконах, – предложил Сатана.
– Кто лучше сумеет соткать ковер, – парировала Ниоба.
И услышала, как беззвучно рассмеялась Атропос.
– Возможно, нам всем придется пойти на компромисс, – улыбнулся Марс. – Ваш поединок будет включать в себя и огнедышащих чудовищ, и плетение нитей, иллюзии и реальность. Лабиринт, полный демонов.
Сатана задумался.
– Пожалуй. То, что ты предлагаешь, кажется мне» забавным.
Ниоба тоже погрузилась в размышления. Лабиринт в некотором смысле напоминает Гобелен, только роль нитей играют проходы. Демоны и чудовища не причинят ей вреда. Получается, что она сможет проложить по Аду маршрут, ведущий к сыну. Однако… «нити» и «иллюзии»?
– Иллюзорный лабиринт легче преодолеть физически, – пояснил Марс. – И гораздо сложнее с интеллектуальной точки зрения.
Ниоба знала, что она совсем не гений, зато она умела обращаться с нитями.
– Звучит неплохо.
– Не согласен, – твердо заявил Сатана.
– Помимо самого лабиринта, – продолжал Марс, – можешь добавить еще, скажем, сотню иллюзий по собственному выбору – и сто реальных нитей для Лахесис. С некоторыми свойствами ее настоящих нитей, чтобы она могла перемещаться достаточно свободно…
– Ограниченно, – уточнил Сатана. – Я не хочу, чтобы она болталась по всему Аду.
– Хорошо, – согласился Марс. – Лабиринт будет создан так, чтобы для его кратчайшего прохождения требовалось немногим менее пятидесяти нитей, а в худшем случае – сто пятьдесят с лишним. В среднем, сто. Согласны?
– Пятьдесят на пятьдесят, – согласился Сатана. – Но лабиринт буду строить я.
– А я все проверю, – заявил Марс. – Перед тем как Лахесис окажется в лабиринте, я сам его пройду – а после этого ты. Сатана, не имеешь права вносить в него изменения.
– Договорились, – кивнул Сатана.
Они посмотрели на Ниобу. Она не была уверена, что двое мужчин договорились о честном поединке. Но знала, что Марс ее не предаст, а на больший компромисс рассчитывать не приходилось.
– Я тоже согласна.
Уточнили остальные детали. Потом Ниоба села, подождала немного и встала
– оставив свое тело сидящим на стуле. Она превратилась в духа!
Ниоба повернулась, чтобы коснуться своей руки. И сразу ощутила два других аспекта.
– Устрой ему настоящее пекло, подружка, – подумала Атропос.
– Найди своего сына! – добавила Клото.
Обе пожелали ей успеха.
– Так я и сделаю, – ответила Ниоба.
Она снова повернулась.
Сатана стоял перед ней, а Марс наблюдал за ними сбоку.
– Приди ко мне, глупая женщина! – приказал Сатана и засмеялся.
Ниоба сделала шаг – и оказалась в Аду.
Ад состоял из кристаллов. Ее окружали сверкающие шестиугольные грани всех цветов и самых причудливых размеров.
Ниоба повернулась, чтобы посмотреть, откуда она пришла. Однако ее глазам предстали лишь новые грани, идеально отполированные – словно в зеркале, она видела в них свое отражение.
Сама Ниоба выглядела точно так же, как и в жизни: самая обычная женщина средних лет с когда-то прекрасными волосами цвета гречишного меда, теперь коротко постриженными и не такими роскошными, как прежде. Серое простое платье свободно лежало на теле – если бы платье сидело лучше, сразу стали бы заметны недостатки фигуры. Куда подевалась прелесть юности! Можно понять, почему старые сенаторы не смогли отказаться от предложения Сатаны.
Ирония заключалась в том, что Ниоба сохраняла свою красоту в течение тридцати восьми лет, а потом сдалась. И ради Пасиана поступила бы так же еще раз. И отдала бы все ради Седрика. Она прекрасно понимала Клото, когда девушка закричала, что готова вручить «все» Самураю. Когда женщина любит мужчину…
Но сейчас она обязана найти сына. Ниоба посмотрела на свою левую руку – в ней была зажата пригоршня нитей. Она перестала быть Лахесис и больше не могла мгновенно скользнуть в любой уголок Земли. Она снова превратилась в Ниобу; каждая использованная нить будет потеряна для нее навсегда. Их нужно потратить наилучшим образом, ведь для того, чтобы преодолеть лабиринт самым длинным путем, потребуется сто пятьдесят нитей, а у нее есть только сто. Она потерпит поражение и лишится души, если израсходует все нити, но не сумеет отыскать Мага. Трудная головоломка!..
Ниоба протянула руку и постучала костяшками пальцев по голубой грани. Раздался мелодичный звон. Довольно красивый звук, однако вряд ли поможет преодолеть лабиринт.
Тут Ниоба заметила, что в одном из кристаллов отсутствует грань – значит, там проход. Она сделала шаг, собираясь наступить на золотистую плитку пола и…
Ее нога легко прошла насквозь. Там была пустота. С криком Ниоба пролетела на несколько уровней вниз, пока не ухватилась за золотую плитку. Она не ударилась, но находилась в дыре – в буквальном смысле слова.
С негромким шипением над рукой Ниобы поднялось облачко пара. Она посмотрела – и увидела, как исчезают остатки нити. Падение не причинило ей физического вреда, поскольку дух не может получить никаких повреждений, но стоило ей нити. Таковы правила игры. Осталось девяносто девять нитей – и минус одна иллюзия.
Ниоба осторожно постучала по окружающим ее поверхностям. Все они оказались материальными. Она попала на нижний уровень, откуда нет выхода. За гладкие плитки невозможно ухватиться пальцами; значит, и вылезти не удастся.
Ниоба вздохнула и засунула все нити в карман, оставив себе одну. А потом метнула ее вверх.
Теперь она поднималась, следуя за своей нитью – так, как она это делала, когда была аспектом Судьбы. Через несколько секунд она уже оказалась на прежнем уровне, перед золотой панелью пола, в которую только что провалилась. Иллюзия – но она потратила две драгоценные нити, чтобы найти ее и выбраться обратно. Две – за одну. Пока что Сатана выигрывал.
Ниоба осмотрела золотые плитки. Они производили впечатление вполне надежных. Конечно, больше она так не попадется, в этом смысле идея исчерпана, хотя было бы много лучше, если бы Ниоба обнаружила обман сразу и не свалилась! Тогда она имела бы одну нить в запасе и раскрыла бы одну из сотни иллюзий Сатаны.
Путь сквозь лабиринт обязательно должен быть; таковы условия игры. Нужно только соблюдать осторожность, чтобы избежать новых ловушек.
Однако справиться с лабиринтом, не использовав около пятидесяти нитей, невозможно. А значит, нельзя просто закрыть глаза и проделать весь путь на ощупь. Она обязательно столкнется с иллюзиями, в которые нужно сначала проникнуть и лишь потом доверять им свое тело, и с подъемами, которые придется преодолевать, ни на что не обращая внимания. Она не имеет права экономить нити; без них не пройти лабиринт до конца.
Ниоба миновала зал иллюзорных золотых плиток и оказалась в следующем помещении. Пол здесь был твердым, без обмана, зато ей не удалось найти никакого выхода. Подняв глаза, Ниоба заметила высокий зеленый карниз, до которого ей было не достать. Очевидно, следовало потратить нить; другой возможности выбраться отсюда не существовало.
Она достала следующую нить, бросила ее в сторону карниза и уже через мгновение заскользила вверх и оказалась на карнизе. Пока неплохо.
Однако тут же выяснилось, что она попала в тупик.
Ниоба вздохнула. Еще одна нить потрачена напрасно.
Она присела на корточки, держась руками за край карниза. Он был абсолютно гладким. Ниоба выпрямилась и провела по карнизу туфлей. Потом снова прикоснулась к нему пальцем.
Да – осталась царапина, значит, материал не сверхпрочный. Его можно сделать шершавым.
Ниоба еще немного потерла край, а потом улеглась и боком спустила вниз ноги, ухватившись руками за шершавую поверхность. Склон под карнизом не был вертикальным; здесь вообще не имелось никаких прямых углов, лишь тупые углы шестиугольников – Ниоба находилась внутри правильного шестигранника. Ее тело скользнуло вниз под углом в сорок пять градусов. Насколько она помнила, у правильного шестигранника углы были другими… Пальцы продолжали цепляться за шероховатый карниз.
Однако, соскользнув, Ниоба не смогла удержаться и поехала вниз. И все-таки она уже кое-чему научилась и падала не так стремительно. Ей даже удалось удачно приземлиться на ноги.
Она посмотрела на свой карман, опасаясь, что еще одна нить растворится в воздухе, но все оказалось в порядке. Она спустилась, не потратив ни одной нити из драгоценного запаса. На сей раз Ниоба не «разбилась».
Впрочем, она прекрасно понимала, что поводов для ликования у нее немного – к настоящему моменту она обнаружила всего одну иллюзию Сатаны, истратив три свои нити. Если так пойдет и дальше, проигрыш неминуем.
Ниоба снова проверила золотые плитки пола. Карниз продолжался и с другой стороны – там она обнаружила еще одну пустую панель. Если бы она сразу направилась сюда, то не попала бы в тупик.
Неудача кое-чему ее научила: не следует считать, что возникший вариант является единственным, и не нужно тратить нить только потому, что появился новый проход.
Ниоба перешла в третье помещение. Из него вело два выхода. Оба уводили достаточно далеко, и невозможно было предсказать, какой из них закончится тупиком.
Ниоба пожала плечами и повернула налево. Довольно быстро коридор свернул вправо, огибая кристаллические формации необычных размеров – создавалось впечатление, что здесь не существует ничего святого – святого в Аду? – когда речь шла о размерах. Через некоторое время Ниоба еще раз обошла все вокруг, проверяя каждую поверхность. Выхода не было. Снова тупик.
Тогда она направилась в комнату с золотыми плитками, а потом вернулась к отправной точке своего путешествия, только теперь она лишилась трех нитей – причем ни на шаг не продвинулась вперед!
Тут в голову Ниобе пришла остроумная идея. Она возвратилась в комнату с золотыми плитками, легла на живот, опустила правую руку в отверстие и принялась ощупывать его.
Ей не удалось обнаружить ничего интересного. Тогда Ниоба встала, обошла провал с другой стороны и снова улеглась на пол. Вытянула руку – и выяснила, что прямо под ней имеется проход.
Зацепившись ногами за неровности пола, она засунула голову в провал и заглянула вниз.
Так и есть – проход! Иллюзия скрывала дыру, ведущую в тупик и единственный проход. Ниоба пролетела мимо него, а потом еще раз проскочила, ничего не заметив, когда поднималась обратно на нити. Сатана хитрая бестия!
Ниоба попыталась осторожно спуститься вниз, держась за край, но у нее ничего не получалось. К тому же она боялась упасть, что не мудрено для слабой женщины.
Ниоба еще раз вздохнула, достала новую нить и кинула ее в отверстие.
Тело легко последовало за нитью. Ниоба оказалась у входа в шестиугольный туннель, который резко уходил вниз – и она не смогла удержаться, почувствовала, как начинает соскальзывать вниз. Тогда она попыталась пошире расставить ноги и упереться в стены… Ничего не получилось. Придется спускаться до конца – куда бы ни вел туннель – или потратить еще одну нить. Ниоба решила рискнуть и не стала ничего предпринимать.
Вскоре она оказалась в другой части лабиринта. Теперь ее окружали прозрачные стены, а за ними толпились отвратительные демоны. Она насчитала пять выходов из этого «аквариума», но каждый из них охраняло чудовище. Как же отсюда выйти?
Не вызывало сомнений, что один из монстров – всего лишь иллюзия, мимо него Ниоба могла пройти, сохранив нить. Она понимала, что настоящее чудовище ее не пропустит, а выход отсюда обязательно должен существовать.
Ниоба подошла к человеку с головой тигра, который находился к ней ближе всего, и кинула в него нить. Чудовище исчезло. Победа – удалось найти выход с первой попытки!
Ниоба пошла по туннелю. Тот свернул под прямым углом, потом еще раз – как в лабиринтах, нарисованных на бумаге. Она осторожно шагала вперед, чтобы не провалиться сквозь ловушку в полу, и вскоре вышла к развилке. Куда идти – направо или налево? Ниоба решила, что это не имеет значения, поскольку в любом случае нить тратить не придется. И свернула налево.
Вскоре перед ней возникла маленькая комната, где сидел еще один человек с тигриной головой. Она бросила в него нить.
Нить съежилась и исчезла, а чудовище осталось на месте. Оно было настоящим.
– Иди сюда, лакомый кусочек! – вскричал тигроголовый. – Я тебя схрупаю!
Ниоба вздохнула и отступила обратно к развилке. На сей раз ей преградило дорогу существо с волчьей головой, которое, поглядывая на Ниобу, нетерпеливо расхаживало взад и вперед.
Она швырнула в него нить – чудовище испарилось. Еще одна иллюзия, путь свободен.
Однако Ниоба остановилась. Ей пришлось потратить две нити, чтобы обнаружить одну иллюзию. Если дело так пойдет и дальше, очень скоро нити кончатся, а иллюзии останутся. Сатана побеждает!
Впрочем, Ниоба прекрасно понимала: если бы она бездумно пошла к чудовищу, а оно оказалось настоящим и «схрупало» ее, то у нее исчезли бы сразу две нити. Гибель в лапах чудовища равносильна падению – еще одну нить приходилось тратить, чтобы выбраться из ловушки. Поэтому имело смысл проверить чудовище, прежде чем соваться к нему в пасть.
Но так ли это? Если вероятность того, что чудовище настоящее, равна пятидесяти процентам, значит, половина ее «схрупает» – в результате получается то же самое. Нет потерь – но нет и выигрыша. Тогда выходит, что нити использовать даже разумно.
Эта мысль встревожила Ниобу. Получалось, что победить Сатану можно, лишь положившись на случайность, пока же удача явно не на ее стороне. К данному моменту – а она вела счет – Ниоба истратила четыре нити в той части лабиринта, где были кристаллы, и обнаружила одну иллюзию; потом потеряла три нити и раскрыла две иллюзии. Семь против трех. По условиям дуэли, они с Сатаной имеют равные шансы на победу. Сейчас она безнадежно проигрывает.
Проблема заключается в том, что настоящих монстров может оказаться в десять раз больше, чем иллюзорных – тогда она истратит все нити, и это ничего ей не даст! Должен же быть другой способ… Интересно какой?
Ниоба сжала зубы. Очевидно, проверка каждого чудовища – проигрышная стратегия. Поэтому их вообще не нужно проверять. Так, тогда ее «схрупал» бы тигроголовый, и она потеряла бы две нити… А она лишилась трех, проверяя каждого!
Ниоба пошла дальше. Перед ней возникла огромная человеческая голова, из которой торчало пять ног. Туловище отсутствовало. Настоящее страшилище! Ниоба решительно двинулась прямо на чудовище.
Голова тут же устремилась в ее сторону – каждая нога по очереди касалась пола – и изо всех сил лягнула в колено.
– Ой! – взвыла Ниоба.
Другая нога угодила в лицо. Нос взорвался от боли, и Ниоба упала. Чудище принялось старательно ее топтать – до смерти.
Впрочем, смерть не наступила, хотя ощущения были очень близкие. Через некоторое время голова удовлетворилась и отступила. Ниоба с трудом поднялась на ноги. Боль быстро прошла, и она обнаружила, что нога и нос не сломаны. Ниоба не получила никаких физических повреждений. Удары причиняли резкую боль, затем все бесследно проходило. Оказывается, она неправильно оценила вариант «хрупанья»!
Еще две нити исчезли. Счет девять – три в пользу Сатаны.
К тому же здесь не пройти – очередной тупик, который защищает чудовище.
Новая стратегия не принесла успеха. Ниоба сохранила бы одну нить и избежала мучительной боли, если бы сначала проверила чудовище на иллюзорность.
Ниоба вернулась в исходное помещение этой секции. Оставалось еще четыре выхода, перед каждым сидел страж.
Она принялась их изучать. Птица с лисьей головой; змея с головой женщины; еще одна мужская голова, из ушей которой растут мускулистые руки; и напоследок собака с головой свиньи. Настоящий Ад! Ничего похожего среди земных существ Ниоба никогда не видела.
Четыре варианта. Можно либо использовать четыре нити из драгоценного запаса, либо попробовать пройти мимо охранников и потратить столько же, пытаясь найти истинный проход в лабиринте. Если он находится здесь; в первый раз Ниобе не повезло.
Нет, так не пойдет! Необходима другая стратегия – не только двигаться вперед, но и экономить нити. Нужно открывать сразу две иллюзии при помощи одной нити, а не наоборот! Нельзя слепо идти вперед, рассчитывая на удачу.
Особой спешки нет. Они не установили временного ограничения на прохождение лабиринта; Ниоба будет сражаться до тех пор, пока не найдет сына или не потеряет душу. Но если она будет колебаться, пытаясь решить головоломку, целую вечность, то никогда не выберется из Ада – и не поможет Луне. Впрочем, пока время у нее есть.
Должен существовать ключ, который Ниоба упустила… Как ей сейчас не хватало живого ума Седрика или сына! Случайные попытки не принесут успеха; поможет только мудрая стратегия. Но в чем же она заключается?
Ниоба погрузилась в размышления. Решение существует! Сатана мог бы обмануть ее относительно шансов, но Марс стоял на страже справедливости. Надежда на успех есть – не меньше, чем у Сатаны, – надо только найти разгадку.
Постепенно до нее стало доходить. Она обязана беречь нити – но Сатана должен точно так же экономить иллюзии. Каждый из них ограничен одной сотней. Ниоба не хотела зря разбрасывать нити, а он берег иллюзии. Каждый из них пытается выработать оптимальную стратегию. Но если Ниоба в состоянии изменить курс, то у Сатаны такой возможности нет. Он сотворил лабиринт, и теперь ему остается лишь наблюдать. Значит, Сатана не будет возводить иллюзии там, где в них нет необходимости. Часть из них он установит в ключевых местах – в противном случае Ниоба пройдет лабиринт при помощи своих нитей, попросту избегая видимых препятствий. Иллюзорное чудовище должно охранять истинный проход, вынуждая ее направиться навстречу настоящим монстрам и другим неприятностям.
Перед Ниобой имеется пять выходов. Нет никакого смысла ставить несколько иллюзий в одном коридоре – если вход в него охраняет настоящее чудовище. Она не сможет пройти мимо чудовища – а значит, ее не обманут остальные иллюзии. Иллюзии должны появляться раньше – или вдоль истинной тропы.
Все пять чудовищ на этом перекрестке должны быть иллюзиями. Только такое поведение имеет смысл! Ничего удивительного нет в том, что Ниоба раскусила первую же иллюзию, которую захотела проверить! Могла бы сэкономить нить.
Более того, поскольку Сатана имел ограничения на иллюзии, он мог потратить на каждый перекресток лабиринта лишь определенное количество. Возможно, девять из десяти монстров окажутся подлинными, в Аду демоны штука дешевая. В мире смертных иллюзии не стоят ни гроша, а отправить туда демона удается нечасто; в Преисподней все наоборот. Таким образом, после начала любого коридора почти все встречающиеся чудовища настоящие. Если лабиринт предложит ей десять различных проходов, девять из них будут защищать настоящие чудовища, и только один приведет к иллюзии. И тогда у нее появится множество шансов расстаться с нитями, что бы она ни делала. Именно поэтому Ниоба сейчас и проигрывает; она не разобралась в стратегии Сатаны.
Теперь, когда Ниоба все поняла, ей было необходимо определить общий принцип построения лабиринта и выбрать маршрут, в котором скорее всего расставлена большая часть иллюзий. Ложные ответвления в основном охраняют истинные чудовища.
Но как проанализировать лабиринт, если невозможно посмотреть на него целиком? Даже стеклянные стены не дают общей картины. Ниоба видит множество чудовищ, однако не в силах разглядеть изогнутые коридоры.
Ниоба подняла голову – одна из башен поднималась выше других. Создавалось впечатление, что над большей частью лабиринта нет крыши, а верхушки высоких стен – ей все равно было до них не добраться – казались острыми, как бритва; залезть на них не представлялось возможным. Из башни выступал трамплин для ныряния. Интересно, куда она попадет, если спрыгнет с него? В иллюзию озера? Ниоба понимала, что рисковать нельзя: это обойдется ей в две нити.
Зато с верхней площадки башни наверняка взгляду откроется весь лабиринт в целом. Значит, следует туда попасть, даже если придется свернуть с правильного маршрута.
Ниоба выбрала проход, по которому надеялась добраться до башни, и уверенно прошла сквозь охраняющего его стража – змею с головой женщины. Монстр зашипел на нее, но коснуться не смог, Ниоба правильно предположила, что перед ней фальшивое чудовище. Она сохранила нить; на самом деле не одну, а целых четыре – все чудовища были не настоящими. Ниоба попыталась применить к головоломке логику, и вот налицо результат: она почти уравняла счет: девять – семь. Впервые ей удалось обнаружить обман, не потратив ни одной нити. Иллюзии стационарны – не перейдут в другое место и не последуют за ней. Она сможет отбросить те из них, в которых будет уверена, и чем больше она их раскусит методом дедукции, тем лучше.
Ниоба обнаружила, что дрожит, хотя напряжение стало спадать. Смело пройдя сквозь змею с головой женщины, она не только сохранила несколько нитей, но и подтвердила свой анализ. Если бы она ошиблась…
Очередной коридор защищала женщина со змеиной головой – инверсия предыдущего охранника. Поскольку другого пути не было, Ниоба знала, что перед ней иллюзия. Сатана позаботился о том, чтобы она здесь прошла, потратив нить; возможно, он надеялся, что Ниоба отважится спрыгнуть с башни. Она собралась с духом и шагнула к чудовищу; иллюзия номер восемь.
И оказалась перед винтовой лестницей. Прекрасное продолжение змеиной темы. Ниоба отдала дань эстетическому чувству Сатаны. Впрочем, искусство можно рассматривать как один из видов обмана, поскольку оно не имеет ничего общего с действительностью; а это уже входит в компетенцию Отца Лжи.
Осторожно пробуя каждую ступеньку, чтобы не провалиться, Ниоба поднялась по лестнице; за невнимательность пришлось бы расплачиваться нитями. Вскоре она выбралась на верхнюю площадку башни… которая была закрыта искажающим стеклом; Ниоба поняла, что придется ей Встать на самый край трамплина, иначе как следует рассмотреть лабиринт не удастся.
Она так и поступила – и ее охватила акрофобия [9]. Доска трамплина находилась на высоте пятнадцати футов над стенами лабиринта и в двадцати пяти футах от земли. Доска слегка пружинила. Ниоба и в юности не особенно любила нырять, а уж теперь и подавно. Вспомнив, как спокойно она перебралась через пропасть в Замке Горного Короля, Ниоба подумала, что, возможно, с возрастом мужество ее покинуло. Она опустилась на четвереньки, осторожно подползла к самому краю, заглянула вниз…
И увидела пустое пространство. Землю закрывало пять огромных подушек. Каждая казалась такой мягкой, что прыжок на нее даже с такой высоты не причинил бы никакого вреда. А вдруг не все они настоящие… значит, нужно потратить по крайней мере одну нить.
Может быть, это хитроумная западня? Ниоба найдет надежную подушку и благополучно спрыгнет – а тут выяснится, что она оказалась в тупике. Придется возвращаться. Как? Ниоба уже поняла, что со двора подобраться к основанию башни не удастся. После прыжка вниз пути назад не будет.
Конечно, можно подняться наверх при помощи нити, но тогда она в очередной раз сыграет на руку Сатане – всякая использованная нить, которая Не обнаруживает иллюзию, – потеря.
Ниоба напомнила себе, что она пришла на башню вовсе не для того, чтобы спрыгнуть вниз – ей требовалась точка обзора. Не потратив по дороге сюда ни одной нити, она выигрывала у Сатаны на этом отрезке пути. Ниоба предположила, что ближайшие две подушки являются обманом; если заняться выяснением подлинности всех пяти, можно потерять еще несколько нитей и в результате попасть в тупик. Ниоба научилась подсчитывать вероятность удачного и неудачного исхода.
Пришло время сосредоточиться на оставшейся части головоломки. Сверху лабиринт не казался таким большим; бесконечные повороты увеличивали его воображаемые размеры. Ниоба внимательно оглядела первый коридор, в который попыталась войти, потом отметила свой путь до основания башни. Отсюда оба прохода просматривались просто отлично.
Затем самым тщательным образом изучила три других коридора. Все они временами разветвлялись, но в большинстве случаев заканчивались тупиками сразу после появления стражей. Очевидно, Сатана надеялся, что Ниоба попытается пройти мимо какого-нибудь из них – ведь она не видела, что они прячут, – и потеряет одну или две нити.
Одна дорожка после нескольких сложных поворотов выводила ее в исходную точку – в результате, потратив часть драгоценных нитей, она оказывалась там, где начала. Однако Ниобе удалось заметить длинный коридор, который извивался по всему лабиринту, имел три отростка и обрывался у отверстия в непрозрачной стене. Видимо, это то, что она ищет. По ходу Ниоба обнаружила тринадцать чудовищ и пришла к выводу, что лишь три из них подлинные и что они стерегут тупики. Определить, какое из каждой пары настоящее, не представлялось возможным, но в этом и не было необходимости. Кажется, удача повернулась к Ниобе лицом. Ей придется проверять монстров только на развилках – уйдет три нити, – а десять иллюзий она минует, не лишившись ни одной! Если две из пяти подушек внизу действительно не настоящие, значит, счет стал двенадцать – двадцать. Двенадцать нитей на двадцать иллюзий – и еще какое-то количество фальшивых охранников останется в других проходах. Такое соотношение ее вполне устраивало!
Ниоба запомнила маршрут, а потом осторожно отползла по доске назад. Встав на ноги, начала спускаться вниз, очень довольная собой. Если она правильно все подсчитала, у нее выигрышное положение.
Проход, который ей был нужен, охраняла голова с мускулистыми руками. Пожалуй, это символично! Голова с мускулами означает умение пользоваться мозгами. Символы – одна из форм искусства, а Сатана обладает весьма своеобразным чувством юмора; вполне возможно, что он решил немного пошутить.
Ниоба миновала иллюзию и оказалась внутри прохода. Следующий поворот стерегла кошка на куриных ногах – еще один фальшивый страж. У первой развилки Ниоба выбрала левый поворот и швырнула нить в пса с головой коршуна. Чудовище заверещало и угрожающе раскрыло клюв – понятно, настоящее. Тогда Ниоба повернула направо и спокойно прошла сквозь обезглавленное тело, у которого лицо располагалось на животе.
На следующей развилке Ниобе удалось сразу попасть на иллюзию. Особого значения это не имело: в любом случае, чтобы пройти, ей понадобилась бы всего одна нить – Ниоба наконец поняла правила игры и без проблем добралась до непрозрачной стены. Она одержала первую, пусть маленькую, но все-таки победу – заставила себя подумать и разгадала хитрость Сатаны.
Ниоба прошла сквозь отверстие в стене. И почти сразу же оказалась перед препятствием – но то была иллюзия. Она двинулась вперед, не останавливаясь…
Сначала одна нога, а потом другая коснулись чего-то, раздался щелчок… Ниоба с удивлением посмотрела вниз и обнаружила, что стоит на лыжах, которые неожиданно будто ожили, зашевелились. Ниоба каталась на лыжах, когда была маленькой девочкой, поэтому знала, что нужно делать, чтобы удержать равновесие на горном склоне – но с тех пор прошло семьдесят пять лет. Интересный поворот событий: лыжи в Аду!
Почувствовав, что лыжи вот-вот начнут набирать скорость, Ниоба огляделась по сторонам и заметила пару лыжных палок, воткнутых возле лыжни. Она поспешно схватила их. Очевидно, Марс настоял на том, что игра должна быть честной: Ниоба не могла обойтись без необходимого снаряжения.
Она выехала из закрытого помещения и поняла, что мчится вниз по крутому склону высокой горы. Лыжня извивалась по снегу между узкими колоннами огня, отмечавшими повороты. Вскоре Ниоба заметила развилку: один путь вел к трамплину, другой – к широкому замерзшему озеру.
Однако Ниоба свернула на третью тропу – здесь ее ждал слалом: лыжня петляла между огненными столбами. Ниоба не была специалистом по слалому, но этот вариант показался ей более привлекательным, чем остальные.
Она миновала первый столбик по широкой дуге, едва не потеряв равновесие. Ниоба была в отвратительной спортивной форме, а ее мышцы давно забыли, что такое юношеская гибкость. Да и кто слышал о женщине среднего возраста, вышедшей на трассу слалома?
Она допустила небольшую ошибку возле второго столба и коснулась его локтем. Раздалось легкое шипение: одежда загорелась, и тело Ниобы пронзила острая боль. Она подняла другую руку, чтобы сбить огонь – лыжная палка дернулась в сторону, Ниоба потеряла равновесие и врезалась прямо в столб огня; на этот раз пламя обожгло лицо, загорелись волосы.
Ниоба отбросила палки и нырнула в снег, пытаясь погасить огонь на голове. Лыжи скользнули вбок, и она упала на живот. Снег оказался жестким, как лед. Ниоба, окончательно потеряв контроль над ситуацией, съезжала на животе по склону; в довершение всего одна нога подвернулась под диким углом, и тело пронзила острая боль.
Склон стал почти вертикальным, Ниоба упала…
Прямо в озеро. Лед треснул, и она провалилась в ужасно холодную воду, попыталась выплыть на поверхность, но ее отнесло в сторону от полыньи, и она ударилась головой о твердый лед. Ниоба попыталась закричать – и рот тут же наполнился водой.
Уже теряя сознание, Ниоба в последний момент вспомнила про нити, вытащила одну из кармана и изо всех сил подбросила вверх.
И тут же стала подниматься сквозь лед, не разбивая его. Через мгновение она уже была на поверхности. Благодаря волшебной нити ей удалось не утонуть.
Ниоба огляделась по сторонам. Похоже, лед здесь достаточно прочный и выдержит ее вес. Рядом валялась лыжа, свалившаяся с ноги почти в самом конце; вторая осталась где-то на склоне. Лыжная палка плавала в полынье. Голая нога начала замерзать. Здравый смысл убеждал Ниобу, что тут находится лишь ее дух, однако ощущения яростно спорили с доводами рассудка. Теперь Ниоба точно знала, что попавшие в Ад души испытывают самые настоящие страдания!
Она посмотрела на свой запас нитей. Их стало существенно меньше; выходит, во время падения Ниоба успела несколько раз погибнуть! Она опять сильно проигрывает Сатане.
Ниоба захромала по льду и, опираясь на лыжу как на палку, принялась осторожно карабкаться вверх по склону. Голая нога постепенно теряла чувствительность – дурной знак. Женщина попыталась идти быстрее, но выяснилось, что левая нога тоже не в порядке, так что у нее ничего не получилось. Вдобавок ко всем несчастьям поднялся пронизывающий ветер, а одежда у Ниобы была совсем неподходящей для такой погоды.
Вряд ли она сумеет дойти до конца!
Ниоба вздохнула и потянулась за следующей нитью. Она избавила себя от мучительного подъема, но потеряла еще одну нить.
Неожиданно впереди возникла гигантская белая фигура. Снежный человек!
– Проклятье! – выругалась Ниоба и взмахнула лыжей, собираясь ударить чудовище.
Лыжа прошла насквозь, не встретив сопротивления. Ниоба потеряла равновесие и упала на снег. Еще один фантазм.
Поднявшись на ноги, она медленно зашагала дальше, пока не обнаружила собственную лыжню. Идти стало легче. Скоро Ниоба увидела вторую лыжу и туфлю, бросилась вперед – и провалилась в глубокую яму во льду, которая скрывалась под очередной иллюзией.
Падение обошлось ей в две нити. Ниоба выбралась из ямы, сняла туфлю с лыжи и надела на ногу. Чулок исчез. Впрочем, теперь это вряд ли имело значение: правая ступня превратилась в бесчувственную культю.
Ну и куда дальше? Нужно как можно скорее найти выход из этой ледяной западни!
Ниоба решила, что лучше слаломной трассы варианта нет, и начала спускаться вниз по склону. На сей раз у нее не возникло никаких проблем: то, что на высокой скорости было сделать практически невозможно, пешком не представляло ни малейшего труда. Если бы она немного подумала, то сообразила бы сразу сбросить лыжи, а затем спокойно пошла бы вниз. «Да, ты здесь вовсе не для того, чтобы демонстрировать класс катания на лыжах, – выругала себя Ниоба. – Тебе нужно проделать определенный путь. Ты позволила Сатане диктовать свои условия и в результате потеряла сразу несколько нитей».
Ниоба остановилась возле столба огня, надеясь немного согреться, но он оказался иллюзорным. Какая дьявольская хитрость: первые были настоящими и весьма чувствительно обжигали! Вероятно, удалось бы съехать с горы, если бы знать, какие вехи подлинные, а какие – всего лишь обман. Та, возле которой она стояла, блокировала оптимальное направление, поэтому лыжнику пришлось бы сделать опасный разворот, чтобы ее миновать.
Ниоба подошла к следующему столбику, который оказался настоящим. Однако погреться ей не удалось: вблизи пламя нестерпимо жгло, но стоило отодвинуть руки чуть в сторону, и тепла уже не чувствовалось. Вздохнув, Ниоба зашагала дальше.
У подножия горы Ниоба обнаружила конечную станцию и подъемник. Впрочем, добраться на нем назад, на вершину, было невозможно. Очевидно, здесь начиналась новая часть головоломки.
Ниоба быстро уселась на сиденье, которое показалось ей удивительно удобным. Она слишком замерзла и устала, чтобы хорошенько подумать, стоит ли это делать. Какое счастье дать отдых ногам! Ремни безопасности – надо же, как в Аду беспокоятся о посетителях!
Мотор заработал, подъемник поднялся в воздух и медленно поплыл вперед.
А Ниоба принялась считать оставшиеся нити. Ровно двадцать. Спуск с горы стоил шестидесяти восьми. Невозможно много! Настоящая катастрофа! Но Марс наверняка позаботился о том, чтобы Сатана ее не обманул. Возможно, часть из них она потеряла, когда катилась вниз по склону, сколько-то осталось в полынье. Как же теперь сравнять счет?
Однако Ниоба тут же напомнила себе, что ей не нужно сравнивать счет – главное, пройти лабиринт. Если она и дальше будет обдумывать каждый свой шаг, то сумеет справиться с этой задачей. Нельзя терять надежду.
Ниоба наклонилась, чтобы помассировать ногу. Чувствительность постепенно возвращалась. Что ж, здесь есть свои плюсы и минусы – скоро все будет в порядке, хотя нога и начала болеть. Но и это пройдет; Ниоба еще не забыла, как ее затоптал до смерти головоногий монстр – а она почти сразу же пришла в себя. Хотя на то, чтобы «ожить» после потери шестидесяти восьми нитей, потребуется больше времени.
Подъемник въехал в туннель. Вспыхнул свет, и Ниоба увидела, что она попала на территорию какого-то завода. Сиденья подъемника двигались между роботами, которые что-то с ними делали. Очевидно, когда скамейка, на которой сидела Ниоба, окажется рядом с роботом, тот с ней что-нибудь сотворит – и вряд ли ей это понравится. Необходимо найти безопасный проход.
Впереди показалась развилка. Ниоба сдвинулась направо – и сиденье свернуло вправо. Значит, до некоторой степени она в состоянии контролировать свое перемещение в пространстве.
А вот остановиться или затормозить Ниоба была не в силах. Ее сиденье продолжало неумолимо куда-то катиться. Назад подъемник не поедет, он может двигаться только вперед, следовательно, нужно сразу принять правильное решение – а времени на раздумья нет. Кто знает, возможно, она уже допустила ошибку!
Впереди показался робот, обладатель двух металлических суставчатых рук и головы, отдаленно напоминающей человеческую. Одна рука заканчивалась огромными клещами, другая – острым ножом. Очевидно, в его задачу входило подравнивать заготовку, отрезая лишние куски. Когда очередь дойдет до Ниобы, ей не поздоровится. Если только робот не иллюзия.
Ниоба швырнула в него нить, которая немедленно исчезла. Робот оказался настоящим.
Ниоба торопливо расстегнула ремень безопасности, выскочила наружу и упала на пол возле подставки, на которой стоял робот. Она тут же услышала знакомое шипение; падение стоило ей еще одной нити. Сплошная катастрофа! Ниоба была уверена, что не сумеет преодолеть лабиринт, если не сядет в подъемник – и ошиблась.
На случайность полагаться нельзя. Необходимо понять, как устроен завод
– ведь сумела же она разобраться в лабиринте с чудовищами. Это поможет ей пройти очередное испытание с минимальными потерями.
Ниоба встала и посмотрела на огромного робота. Каким же образом проанализировать эту ситуацию? Снизу ничего не видно, а подняться наверх нет никакой возможности. Во всяком случае, не у слабой женщины средних лет.
В таком случае нужно использовать голову, раз на тело рассчитывать не приходится. Ниоба устроилась на полу перед роботом и принялась размышлять, а сиденья подъемника одно за другим проползали над ней.
Ниоба не понимала, по какому принципу построено данное испытание, оставалось лишь гадать. Сумеет ли она победить? Здесь, в Аду, Ниоба потеряла последнюю веру в удачу.
А как насчет обмана? Сатана – мастер обмана; не применить ли против него его собственное оружие? В истории с Луной и Орб ей удалось перехитрить Лукавого, однако…
И тут Ниоба сообразила. Если у нее не получится… ну, она все равно проигрывает. А если ей будет сопутствовать успех, то шансы на победу остаются.
Она бросила нить роботу на плечо, и в следующее мгновение уже устроилась у него на шее. Затем потянула железного человека за голову. В руках у нее осталась крышка – нечто вроде колпака в форме чашки с отверстиями для глаз-линз. Ниже находились механизмы, благодаря которым робот вертел головой – они ей не требовались. Ниобу интересовал колпак – или шлем? – и, может быть, еще рука.
Она водрузила импровизированный шлем себе на голову. От него несло машинным маслом, и он был ей великоват, однако сквозь отверстия для линз все было прекрасно видно. Затем Ниоба потянулась за рукой.
На этот раз робот, похоже, почувствовал ее прикосновение. Механизмы головы пришли в движение, линзы уставились на руку. Потом локоть робота согнулся, и рука втянулась внутрь.
Ну что ж. Придется ограничиться шлемом. Оставалось надеяться, что его окажется достаточно.
Ниоба наблюдала за подъемником, медленно скользящим мимо. Потом выбрала подходящий момент, бросила нить – и вскочила в сиденье. Быстро застегнула ремень безопасности.
Робот потянулся в ее сторону.
– У-у-ух! – завопила Ниоба, глядя на своего противника сквозь отверстия в шлеме. Ее голос глухо рокотал под шлемом. – Я тестирующий робот. Клэнг-клэнг!
Робот заколебался, механизмы головы пришли в движение; казалось, он таким образом размышляет. К тому моменту когда робот собрался действовать, сиденье уже его миновало.
Дорога снова разветвлялась и уходила сразу в нескольких направлениях, Ниоба выбрала одно из них и вскоре оказалась перед следующим роботом.
– Клэнг-клэнг! – снова заорала она.
Робот опять заколебался, и, пока его программа пыталась отыскать правильное решение, Ниоба проскочила мимо. Сработало!
К несчастью, Ниоба выбрала не то направление и скоро оказалась в тупике. Здесь сиденья переворачивались, складывались и отправлялись в противоположный конец завода; дальше ехать было некуда. Рядом Ниоба заметила другую линию, которая явно куда-то вела. Ниоба бросила на сиденье нить, но она прошла насквозь – иллюзия!
Ей пришлось потратить еще одну нить, чтобы найти подходящую линию. Увы, через несколько минут дорога закончилась тупиком.
Ниоба не сдавалась, и наконец ей удалось отыскать сиденье, которое куда-то ехало. Вскоре у нее на пути возник новый робот; она попыталась повторить прежний маневр, но он не обратил на ее вопли ни малейшего внимания. Его не обманул шлем, а у Ниобы уже не хватало времени выпрыгнуть вниз! Она закричала, когда клещи сомкнулись у нее на руке… и прошли насквозь, не причинив вреда. Еще одна иллюзия!
Значит, она вновь на правильном пути.
Ниоба доехала до самого конца. Оставалось пройти совсем немного, и она покинет территорию завода. Ниоба сняла шлем и попыталась осмыслить свое положение. Замерзшая нога оттаяла и вела себя вполне прилично, но осталось всего пять нитей. Она по-прежнему не знала, сколько еще нужно пройти или сколько у Сатаны в запасе иллюзий. Ясно было одно: развязка приближается.
16. ОТВЕТЫ
За заводом оказался еще один зал. Ниоба осторожно прошла по нему, опасаясь новых подвохов. Складывалось впечатление, что здесь все спокойно. Вскоре она добралась до перекрестка нескольких коридоров. В самом центре на подставке была установлена вычурная табличка. Подойдя к ней поближе, Ниоба прочитала: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. ПОСЛЕДНЯЯ СЕРИЯ ИСПЫТАНИЙ. НИТЕЙ ОСТАЛОСЬ – 5, ИЛЛЮЗИЙ – 10».
Ниоба задумалась. Возможно, это очередной обман. Конечно, ее нити сосчитаны правильно; и если количество иллюзий указано верно, значит, она гораздо ближе к цели, чем ей казалось. И, следовательно, еще может одержать победу!
С другой стороны, нельзя не рассматривать вариант, что Сатана пытается таким способом ее перехитрить. Стоит ли потратить одну нить, чтобы убедиться наверняка? Нет, полнейшая глупость! Пожалуй, нужно принять сообщение за правду и позаботиться о том, чтобы сохранить нити.
Ниоба решила считать остающиеся иллюзии – добравшись до нуля, она поймет, что победила. Однако не следует доверять табличке безоглядно, поскольку, если все-таки Сатана пытается ее обмануть, она, полагая, что справилась с последним фальшивым препятствием, станет жертвой коварства Отца Лжи. Но скорее всего Марс не позволит Сатане выдавать ей ложную информацию – ведь существует вполне определенное различие между иллюзией и бессовестным враньем.
Ниоба некоторое время прикидывала, что следует делать дальше, а потом повернула направо – и попала в тупик. Она ощупала длинную стену, потолок и пол, но не сумела обнаружить выхода.
Тогда она выбрала левый коридор, но он тоже оказался тупиком, как и третий, который уходил прямо вперед. Получалось, что ни один из проходов никуда не ведет.
Ниоба стояла около таблички и размышляла. Может быть, надпись лжет, но не в том, что касается количества нитей и иллюзий, а в том, что складывается неверное впечатление, будто отсюда имеется выход? Чтобы Ниоба израсходовала несколько из своих драгоценных нитей в поисках того, чего здесь нет? Какая дьявольская ловушка!
Ниоба обошла вокруг подставки и обнаружила на обратной стороне таблички надпись: СДАЕШЬСЯ?
Сатана шутит! Ладно же!
– И не подумаю! – крикнула она.
Сатана мог поместить здесь указания, чтобы Ниоба решила, будто все это сплошное вранье и из зала нет выхода – в то время как на самом деле она на верном пути. Прежде чем делать окончательные выводы, необходимо убедиться в том, что тут действительно тупик.
Ниоба принялась более внимательно исследовать коридоры. Ей пришло в голову, что иллюзия может быть не только зрительной; прикосновение и звук тоже бывают обманчивыми. Ведь некоторые из фальшивых чудовищ угрожающе рычали, когда она с ними столкнулась. А вдруг она не сумела обнаружить выхода, просто потому что ее руки не смогли его заметить – как, впрочем, и глаза. Значит, придется воспользоваться нитью – и тогда у нее их останется четыре, а у Сатаны – девять иллюзий. Нет, так рисковать нельзя. Пока.
Тут Ниоба заметила идущий чуть в сторону проход, который соединял центральный коридор и тот, что уходил налево – получалось что-то наподобие цифры 4. Для чего он существует, когда гораздо проще попасть из одного коридора в другой через центр зала? Разве что для того, чтобы не возвращаться каждый раз назад.
Ниоба задумалась. Вспомнила, что существует подобная загадка: «решить» фигуру, пройдя по ее очертаниям и не возвращаясь назад. В больших городах таким образом устроены транспортные развязки, где три правых поворота заменяют один левый, который является нарушением правил. Неужели и здесь действует такая же схема?
Она вернулась в начальную точку у основания цифры 4 и решительно зашагала вперед. Миновала табличку, добралась до верхушки «четверки», резко повернула налево. Проследовала по чуть уходящему в сторону коридору, снова свернула налево. Еще раз прошла мимо таблички в самый конец воображаемой цифры… и увидела пещеру. Ей удалось справиться с иллюзией, не прибегая к волшебной нити. Два левых поворота открыли то, что прятал один правый.
Ниоба стояла в самом начале прямой тропинки, которая, словно причал, упиралась в глубокое черное озеро. Постепенно тропа расширялась, образуя посреди водоема остров – где сидел дракон. Дорожка заканчивалась за спиной дракона у стены.
Значит, чтобы продолжить путь, нужно пройти мимо дракона. У Сатаны осталось девять иллюзий; он наверняка спрятал дверь в стене при помощи хитрости, а стеречь ее посадил реального дракона. До этого Ниоба столкнулась с ненастоящими чудищами, охранявшими настоящие проходы. Сейчас Сатана наверняка решил изменить тактику и сделать наоборот. По всей видимости, разрушить иллюзию удастся, если миновать дракона; нет никакой необходимости прибегать к волшебной нити.
Вот только возникает вопрос: как обойти это страшилище?
Дракон тоже может оказаться иллюзией. Но если она подойдет к нему слишком близко, а он окажется подлинным, Ниоба потеряет две драгоценные нити и при этом не продвинется вперед ни на дюйм. Нет, так рисковать нельзя. Лучше потратить одну нить, зато убедиться наверняка…
Затем в голову Ниобе пришла отличная мысль. Она приблизилась к чудовищу и швырнула в него свой шлем. Тот отскочил от чешуйчатого бока и с громким всплеском свалился в воду. Дракон изрыгнул пламя – значит, настоящий.
Ниоба принялась оглядываться по сторонам. За спиной дракона и по всему периметру пещеры чуть выше уровня воды шел уступ, который заканчивался примерно в восьми футах от того места, где она стояла.
Ниоба вздохнула; мужчина мог бы без проблем перепрыгнуть на другую сторону. Она – нет.
Она подняла голову и увидела, что с потолка свисают лианы. Они казались совсем ненадежными, тем не менее Ниоба ухватилась за одну из них и дернула; лиана оторвалась где-то наверху и свалилась к ее ногам. Ниобе удалось заметить несколько более толстых, но ей было до них не дотянуться.
Складывалось впечатление, что никакого другого пути нет, если только не вернуться назад, туда, где она обнаружила цифру 4. Однако Ниоба решила, что сделает это только в самом крайнем случае. Выход должен быть!
И Ниоба его отыскала. Она ухватилась за одну из тонких лиан и завязала на ее конце грубый узел. Затем прикрутила этот узел к другой лиане и швырнула его в сторону более толстой. После нескольких попыток Ниобе удалось подтянуть ее к себе. Та оказалась достаточно толстой и прочной.
Ниоба крепко вцепилась в лиану, отошла назад, добежала до границы воды, с силой оттолкнулась и перепрыгнула на другую тропинку. Внизу, под ней, что-то похожее на большую белую акулу метнулось в воде.
Ниоба осторожно шла по узкой тропинке, ощупывая правой рукой стену. Дракон следил за ней, но достать не мог.
Там, где прямая тропинка пересекалась с той, на которой она стояла, оказался выход; его и в самом деле скрывала иллюзия. Ниоба двигалась вперед, соблюдая невероятную осторожность, каждую минуту ожидая подвоха. Однако ничего не произошло. Она справилась с очередным препятствием, сохранив свои пять нитей, в то время как у Сатаны осталось только восемь иллюзий – если верить табличке. Ниоба по-прежнему отставала, но находчивость помогла ей продвинуться вперед.
Вскоре она очутилась в широкой пещере, через которую бежала полноводная река; обстановка напоминала испытание в Замке Горного Короля. Если идея позаимствована оттуда, то Ниоба прекрасно знает, как перебраться на другой берег.
Однако здесь все оказалось иначе – ни металлической сетки, ни надписи. Конечно, Лета – одна из рек Ада, и, может быть, Ниоба оказалась на ее берегу не случайно; на всякий случай она решила отнестись к реке с осторожностью. Заметив рыб, Ниоба опустила в воду палец, и тут же на поверхности появилось сразу три маленьких уродца с острыми, как иголки, зубами. Один даже высоко подпрыгнул в воздух, пытаясь дотянуться до руки Ниобы, когда та быстро ее отдернула; пасть мерзкой твари захлопнулась как раз в том месте, где секунду назад был палец. С громким всплеском страшилище свалилось в воду. Да, пожалуй, перебираться на другой берег вплавь не стоит!
Вдруг Ниоба услышала какой-то звук. Она остановилась и боязливо прислушалась. Ровные, уверенные шаги мужчины. Ниоба спряталась в небольшом углублении в стене – ей совсем не хотелось встречаться с мужчиной, попавшим в Ад.
И тут она его увидела. Высокий, светловолосый, хорошо сложенный красивый юноша.
Ниоба не смогла сдержаться.
– Седрик! – вскричала она.
Седрик повернулся к ней и, раскрыв объятья, крикнул:
– Ниоба!
Однако, прежде чем Ниоба успела до него добежать, ей в голову пришло сразу несколько вещей.
– Ты же умер!
– Конечно. Но моя любовь к тебе жива.
– А что ты делаешь в Аду? Ты был хорошим человеком – самым чудесным на свете!
Седрик пожал плечами:
– Машина дала сбой… возможно. Но если ты здесь, значит, это единственное место, где я хочу находиться. Рядом с самой красивой женщиной своего времени.
– Но я больше не красива! Я постарела!
Седрик снова пожал плечами:
– Какая разница! Моя любовь к тебе не умрет никогда.
– Ты ведь иллюзия, верно? – возмутилась Ниоба. – Переодетый демон! Я могу воспользоваться своей волшебной нитью и вывести тебя на чистую воду!
Ниоба страшно разозлилась на Сатану за то, что он именно таким способом хотел ее обмануть. Показал ей давно потерянную любовь!
Седрик просто стоял и ничего не говорил. Он был точно таким же, каким Ниоба его запомнила, и чувства в ее груди боролись со здравым смыслом. В жизни нет ничего лучше первой любви!
Тогда она разозлилась еще больше:
– Убирайся отсюда! Я не стану тратить на тебя нить! Ты всего лишь… насмешка! – Слезы катились по ее щекам, потому что призрак застал ее врасплох и ей нужно было выпустить на волю чувства. – Ты не имеешь права…
– Мне грустно, что ты так говоришь, – сказал Седрик. – Впрочем, ты никогда не любила меня так сильно, как я тебя.
В его словах было достаточно правды, чтобы причинить Ниобе боль. Она метнулась к нему и, замахнувшись, попала кулаком в нос.
Потекла кровь, но Седрик даже не пошевелился, чтобы нанести ответный удар.
– Я всегда буду любить тебя, Ниоба, – тихо проговорил он.
Ниоба была в такой ярости, что могла бы убить его в этот момент. Ее напряженные пальцы скрючились, словно когти хищной птицы. Она попыталась добраться до его глаз.
И замерла на месте. Злоба – оружие Сатаны. Она попалась в его ловушку! Если она позволит ненависти и ярости взять вверх, то навсегда останется в Аду.
Седрика изображал демон, уж можно не сомневаться – он оказался настоящим под призрачной оболочкой. Естественно, он был в состоянии уничтожить ее одним ударом! Но не сделал этого. Он просто издевался над ней, заставив рассвирепеть, дразня любовью, которая была ей так дорога. Конечно, Ниоба могла использовать одну из своих нитей, чтобы выявить обман
– или он мог убить ее, заставив лишиться двух нитей. Правила лабиринта не позволяли чудовищам ее преследовать; они могли лишь причинить ей вред, если она по собственной инициативе войдет с ними в контакт. Она вошла с ним в контакт – однако демон пытался уничтожить не ее тело, а способность разумно мыслить. Он должен был заставить Ниобу забыть о своей миссии и безрассудно истратить оставшиеся нити. В такую ловушку нельзя попадаться – потому что тогда она потеряет все.
Ниоба попыталась успокоиться.
– Извини, Седрик. Мне не следовало так себя вести. Конечно, твоя любовь самая настоящая. – Ниоба достала платок и вытерла кровь с лица «Седрика».
Демону явно стало не по себе.
– Пожалуйста, не беспокойся, – сказал он. – Все в порядке.
– Нет, я должна тебе помочь, – ласково ответила Ниоба. – Для меня это очень важно, я должна любить тебя так же сильно, как ты любишь меня.
Демон отшатнулся:
– Мне пора.
– Неужели тебе надо… и так быстро, Седрик? – грустно проговорила Ниоба.
Он бросился прочь, не говоря больше ни слова.
Ниоба прекрасно поняла почему. Демоны являются порождением ненависти и ярости и практически не в состоянии переносить любовь и нежность, что бы они ни говорили. Этот демон побеждал ее – до тех пор пока Ниоба не выбросила из сердца злобу. И тогда он не смог справиться с возникшей ситуацией. Любовь победила ненависть, пришлось только приложить немного стараний.
Ниоба прошла чуть-чуть вперед по дорожке и встретила еще одного человека.
– Пейс!
– Ниоба!
Она не сомневалась, что перед ней очередной демон, потому что Пасиан, как и Седрик, был по-настоящему хорошим человеком, которому в Аду делать нечего.
Ниоба бросилась к нему навстречу:
– Милый, как я рада тебя видеть!
Демон заколебался:
– Что? Да-да, конечно. Я знаю, ты совсем не виновата в том, что я сюда попал.
Вот в чем хитрость! Заставить ее возмутиться столь наглым намеком.
– О, конечно, виновата, – ответила Ниоба. – Если бы не я, ты отправился бы в Рай, я знаю.
И снова демон колебался – пьеса разыгрывалась не по его сценарию! Тогда он сделал новую попытку, зайдя с другой стороны:
– Ну, по правде говоря, это не совсем я…
– Дай-ка я тебя как следует поцелую, дорогой, – предложила Ниоба и направилась к демону.
Он бросился бежать. Ниоба улыбнулась. Кажется, она научилась обращаться с демонами. «Интересно, неужели мой гнев для Сатаны важнее моей жизни?»
У Ниобы осталось так мало волшебных нитей, что две, которые он отнял бы, убив ее, составляли сорок процентов от общего числа. Любой из двух демонов мог сделать так, что она осталась бы всего с тремя нитями и оказалась в очень тяжелом положении на последнем этапе лабиринта. Неужели ему действительно так важно заставить ее впасть в ярость?
Ниоба остановилась, понимая, что ей вот-вот откроется что-то очень важное. Сатана является воплощением Зла и несет в себе зло, но он не глуп. Все его действия осмысленны. Тогда почему же он не приказал демонам нанести ей решительный удар в случае провала первоначального задания? Выходит, он надеялся извлечь из сложившейся ситуации какую-то выгоду.
Так, предположим, Ниоба столкнется с проблемами, на решение которых понадобится больше двух нитей, если ее не отвлекут с этого пути демоны. Прежде ей удавалось определить, что она выбрала не ту дорогу, потому что дальше не было прохода. Теперь же она встретилась с демонами, которые спокойно могли ее остановить, но не стали. Значит ли это, что она направляется туда, где ей придется использовать больше нитей, чем если бы она пошла в другую сторону?
Если так, следует повернуть назад. Тогда придется снова встретиться с теми двумя демонами – и они, вне всякого сомнения, ее не пропустят. Она может потерять четыре нити. Эта ловушка гораздо более хитроумная, чем предыдущие чудища; демонам приказано не убивать ее до тех пор, пока она двигается в нужном Сатане направлении. А если ей и удастся миновать их, как отыскать верный путь?
В таком случае, решила Ниоба, придется поставить на то, что это правильная дорога. В конце концов, вполне может быть, что демоны пытались заставить ее подумать, будто она идет не туда. Вот будет смешно, если она свернет с дороги только потому, что те ее не остановили.
А пока у нее имелось определенное преимущество: она знала, что Князь Тьмы пытается лишить ее по меньшей мере трех нитей – двух Сатане для окончательной победы недостаточно. Видимо, это минимальное количество, нужное ей для того, чтобы одержать над ним верх. Сатана даже готов отказаться от иллюзий; впрочем, они уже сыграли свою роль. Теперь первостепенное значение имеет количество оставшихся у Ниобы нитей.
Однако все этапы лабиринта подготовлены до того, как она туда вошла. Откуда мог Сатана знать, сколько нитей у нее будет к этому моменту?
Мучаясь сомнениями, Ниоба пошла вперед. И встретилась с Бланш, первой женой Пасиана, которую убил во время свадьбы Мага и Бленды демон, посланный Сатаной.
Снова Ниоба ни секунды не сомневалась в том, что Бланш не могла попасть в Ад; она должна была отправиться в Рай. Еще один демон, точнее, дьяволица, и еще одна иллюзия. Почему бы не повести себя с ней точно так же, как и с остальными?
– Бланш! – воскликнула Ниоба и направилась к ней с распростертыми объятиями. – Я так рада тебя видеть!
Бланш спокойно стояла на месте, потом подошла к Ниобе и крепко ее обняла. Она казалась абсолютно реальной и ничем не отличалась от живого человека.
– Огромное тебе спасибо за то, что заботилась о моем муже!
Что-то новенькое! Видимо, не все существа, порожденные Адом, не выносят добрых чувств. Может быть, дьяволицы слеплены из другого, более тонкого материала, поскольку их частенько используют для совращения мужчин в лоно зла – в буквальном смысле этого слова. Если бы их можно было изгнать при помощи любви, они не смогли бы исполнять свои функции. Как же тогда избавиться от этой служанки Сатаны?
– Значит, ты не сердишься на меня за то, что я вышла за него замуж после твоей смерти?
– О нет, дорогая! – вскричала Бланш. – Пасиан был таким хорошим человеком, он заслужил самую лучшую женщину – а ты была самой лучшей. Он всегда тебя любил из-за твоей красоты; только справедливо, что он получил возможность насладиться ею прежде, чем она увяла.
Дьяволица знала свое дело! Обида, нанесенная женщиной, может быть более утонченной, но не менее острой, чем боль, причиненная мужчиной.
– Я так рада, что ты все понимаешь, – сказала Ниоба, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал как можно ласковее. – В пророчестве говорилось, что он будет обладать самой красивой женщиной своего поколения, но, вне всякого сомнения, это была не ты.
– И то правда! – спокойно согласилась с ней Бланш. – Я гордилась тем, что он меня любил и что мне посчастливилось родить от него красивую дочь.
– Да, мой сын Маг на ней женился, – согласилась Ниоба. Казалось, ей не удастся вывести дьяволицу из равновесия, и она не получала никакого удовлетворения от происходящего. Это существо так невероятно напоминало настоящую Бланш, всегда такую добрую и отзывчивую. – Я собираюсь с ним встретиться.
– Да, знаю. Я с удовольствием помогу тебе его разыскать.
Что такое? На мгновение Ниобу переполнили новые сомнения. А вдруг перед ней настоящая Бланш? Проверить при помощи волшебной нити…
Нет! Возможно, это очередная ловушка. Ниоба потратит нить, чтобы убедиться в том, что имеет дело с дьяволицей… а та тут же ее убьет и, таким образом, лишит еще двух нитей – и Сатана победил. Может быть, попытаться уйти… только затем, чтобы встретиться с двумя демонами, оставшимися позади? Такая стратегия, вне всякого сомнения, приведет к поражению.
Бланш должна быть на небесах. Значит, здесь наверняка иллюзия-дьяволица, играющая ее роль так, как на это способна только женщина. Мужчины-демоны потерпели поражение, однако женщины всегда были более искусными в подобных вещах.
Ладно, раз невозможно от нее избавиться, придется согласиться на ее предложение.
– О, спасибо тебе, Бланш! Но ведь мы же с тобой в Аду. Разве Сатана позволит?
– Даже здесь, в Аду, не всех переполняет зло, – напомнила ей Бланш. – Просто дело в том, что добра в нас меньше. Все хорошее, что во мне есть, связано с Пасианом, моей дочерью и твоим сыном. Я помогу тебе до него добраться, однако мне не позволено раскрывать тебе никаких секретов. Ты должна понять.
– Я понимаю.
На самом деле Ниоба ничего не понимала. Именно так и стала бы вести себя настоящая Бланш… Но какая дьяволица добровольно согласится помогать тому, кто намеревается победить ее господина? Она должна играть свою роль до определенного предела, не так ли?
Обеспокоенная, Ниоба продолжала шагать вперед в сопровождении Бланш. Если она имеет дело не с очередной хитростью Сатаны, тогда все так запутано, что в настоящий момент разобраться в происходящем невозможно.
Если только, неожиданно поняла Ниоба, Сатана не хочет, чтобы она добралась до сына. Или чтобы не сомневалась, что может это сделать. Естественно, он обеспечит ее всей возможной помощью… и направит по ложному пути.
«Так, кажется, я окончательно и бесповоротно застряла», – подумала Ниоба. Игра становилась все более сложной по мере того, как Сатана продвигался от загадок лабиринта к более мудреным психологическим задачам.
И вдруг Ниоба заметила, что появилось новое существо. Очередной демон – а ей так и не удалось избавиться от предыдущего!
На дороге стояла Бленда, жена Мага и мать Луны. Ниобе стало немного жутковато.
– Мама! – вскричала Бленда.
– Девочка моя! – воскликнула Бланш.
Они бросились друг к другу, обнялись, расплакались. Ниоба с удивлением за ними наблюдала. Эти две женщины не могли быть не кем иным, как дьяволицами – а они казались такими реальными! Ослепительная красота Бленды увяла, перед Ниобой стояла изможденная женщина, умершая от лейкемии в возрасте сорока семи лет. Магу удалось при помощи волшебства продлить жизнь жены, но он не мог ее вылечить. Значит, и она тоже отправилась на небеса, а вовсе не в Ад. В какой-то момент они с Ниобой были похожи, точно близнецы, душа Бленды не знала зла.
– Я рада, что у тебя все в порядке, Ниоба! – сказала Бленда.
Все в порядке? Ну, это вряд ли!.. Ниоба даже не стала пытаться сорвать с нее маску, просто обняла и обменялась несколькими вежливыми фразами.
– Итак, ты пришла поговорить с моим мужем, – промолвила Бленда.
– Со своим сыном, – согласилась Ниоба. – У него есть ответ на интересующий меня вопрос.
– Я помогу тебе его отыскать, – предложила Бленда. – Я не видела его с тех самых пор, как умерла.
Конечно, не видела! Бленда попала в Рай, а Маг – в Ад. Однако Ниоба решила подыграть дьяволице.
– Почему? Он здесь вот уже два года.
Губы Бленды задрожали.
– Мы не имеем права навещать друг друга. Это часть наказания.
Ниоба была вынуждена признать, что в словах женщины есть зерно здравого смысла. Итак, она оказалась в компании двух дьяволиц, готовых помочь ей отыскать сына. Все страньше и страньше! [10] Ниоба снова двинулась в путь, а рядом с ней шагали служанки Сатаны. В запасе у нее оставалось пять нитей, и четыре неизвестные иллюзии ждали впереди.
– Как девочки? – спросила Бленда.
– Орб отправилась путешествовать, – ответила Ниоба. – Луна занялась политикой.
– Ах да, чтобы помешать замыслам Сатаны! – воскликнула Бленда. – А тебе нужен совет Мага.
Вскоре они увидели впереди трех самых настоящих демонов. Очевидно, Сатана решил не тратить последние иллюзии; ему пришлось послать их в истинном обличье. Демоны увидели женщин и поспешили к ним навстречу.
– Осторожно! – крикнула Бланш. – Я таких уже встречала! Они могут нас изнасиловать или съесть, если мы не будем держаться вместе!
– Или и то и другое, – добавила Бленда.
– Или и то и другое, – согласилась Бланш. – Мы должны держаться вместе, тогда они не посмеют нападать. Они самые настоящие трусы.
Ниоба молчала. Теперь она оказалась в компании пятерых демонов. И как же, интересно знать, выбираться из этого положения? И почему бы Сатане не послать сразу десятерых?
Демоны приблизились. Их украшали рога, копыта, хвосты и явно выделяющиеся мужские достоинства – очень характерная черта для существ подобного рода. Они оглядели женщин.
– Не скучаете? – спросил один.
– Убирайся, мерзкая тварь! – крикнула Бленда.
Демон задумался – видимо, пытался сообразить, что следует сделать, чтобы женщины оказались в их власти.
– А если мы вам поможем? – предложил он. – Хотите перебраться на другой берег?
– Да, – ответила Ниоба; ей ведь действительно нужно было как-то оказаться на том берегу реки – тропинка, по которой она шла, кончалась немного впереди.
– Мы поможем. У нас есть лодка.
– И с какой стати вы станете нам помогать? – поинтересовалась Ниоба – по крайней мере с этими не нужно было притворяться.
Демон посмотрел на нее и облизнулся. Переступил с ноги на ногу. И промолчал.
Впрочем, в ответе действительно не было необходимости. Демоны помогут одной женщине перебраться на другой берег и, таким образом, разделят их. Затем три демона набросятся на одну или двоих женщин и сделают свое черное дело.
Возможно, два демона займутся дьяволицами – изнасилуют или съедят? Видимо, так оно и будет – по законам, управляющим этой частью лабиринта. А может быть, они нападут только на Ниобу, как только та расстанется со своими «подружками»?
Ответ прост. Все трое отправятся на другой берег вместе. Если бы женщины намеревались бросить Ниобу, они бы уже это сделали. Складывалось впечатление, что Бланш и Бленда останутся с ней – пока.
– Покажите лодку, – сказала Ниоба.
Демоны продемонстрировали маленькое каноэ, в которое могло поместиться не больше двух человек – иначе лодчонка пошла бы ко дну.
Ниоба посмотрела на своих спутниц. Те только развели руками. Было совершенно ясно, что нечего и думать сесть в лодку втроем.
Но в противном случае кто-то из них станет жертвой демонов. Ниоба могла бы поплыть на другой берег одна – и вдруг поняла, что не оставит женщин на милость похотливых демонов, даже несмотря на то, что в действительности они самые настоящие дьяволицы. До сих пор они ее не предали и не сделали ей ничего плохого; Ниобе не хотелось становиться причиной их страданий. Да, это, конечно, Ад. Но она принесла сюда свои жизненные принципы и не собиралась от них отступать.
Возможно, в этом и заключалась суть нового испытания: убедиться в том, сможет ли она забыть о совести в ситуации, когда ей удобно о совести не вспоминать. Этические стандарты, меняющиеся в зависимости от обстоятельств, ничего не стоят.
Сначала Ниоба решила перебраться на другой берег с одним демоном, чтобы счет остался равным. Затем подумала, что демон спокойно вернется назад после того, как Ниоба уйдет. Или сплавает за другим демоном, чтобы вдвоем пуститься за ней в погоню.
Нужно переправиться вместе с двумя женщинами – причем так, чтобы ни в какой момент демоны не превосходили их числом. Ниоба поняла, что это единственно правильное решение.
Она задумалась. И тут вспомнила серию логических задач, которыми они с Седриком развлекались в первое проведенное вместе лето. Седрик отличался блестящим умом, и, оглядываясь назад, Ниоба поняла, что ее любовь к нему родилась именно тогда, когда Седрик щелкал подобные задачки как орешки. А ведь он был еще совсем мальчишкой – правда, каким хорошеньким!
Ниоба почувствовала, что вот-вот расплачется, и заставила себя не думать о прошлом.
«В конце концов, – напомнила она себе, – ты в Аду».
Одной из таких загадок была забавная история о том, как три охотника хотели перебраться на другой берег реки с тремя дикарями, которым нельзя доверять. Охотникам пришлось воспользоваться лодкой, вмещавшей только двоих пассажиров, причем ни разу дикари не превосходили их числом. Точно такая же ситуация, как та, с которой столкнулась Ниоба! Значит, ответ есть!
Только вот нужно его вспомнить.
Вся компания просто стояла и смотрела на нее – две женщины и три демона. Да, это, вне всякого сомнения, тест, одно из заданий лабиринта. Ниоба сумела разобраться в сложных проходах и иллюзиях, справиться с испытаниями, выпавшими на ее долю на заснеженном склоне, и пройти завод роботов. И вот теперь она вынуждена пустить в ход свое самое слабое оружие
– интеллект. Ниоба никогда не отличалась выдающимися способностями, хотя ее всегда привлекали умные мужчины.
Если удастся разгадать загадку, она продолжит путь; в случае провала – начнет свою загробную жизнь в Аду с поистине адского переживания.
Догадывается ли Сатана, что она знает о существовании такой задачки? Может быть, он получает особое удовольствие от того, что у самого финиша успех ее предприятия зависит от логической головоломки? Какие невыносимые страдания испытает Ниоба, понимая, что почти добилась своего, что до победы было рукой подать, но ей не удалось ее ухватить! Сатана даже послал демона в обличье Седрика, чтобы она вспомнила…
– Будь ты проклят, Сатана! – тихонько выругалась Ниоба.
Ей показалось, что она услышала в ответ хохот, хотя, вполне возможно, это был лишь плеск воды в реке.
Ниоба сосредоточилась на задаче. Как там развивались события? Сначала реку могут пересечь две женщины… Нет, тогда третья останется во власти трех демонов. Ну, тогда… одна женщина и один демон. А кто пригонит назад лодку? Придется это сделать женщине. Значит, здесь, на этом берегу окажется два демона и три женщины, а на дальнем – один демон. Затем в лодку сядут одна женщина и один демон. Когда они доберутся до другого берега, там будет два демона и одна женщина. Не годится.
Хорошо, предположим, сначала переправятся два демона? Один из них вернется с лодкой. Затем две женщины… нет, в этом случае на ближнем берегу два демона легко справятся с одной женщиной.
Как Ниоба ни старалась, она доходила до определенной точки в своих рассуждениях – и застревала. Казалось, успешно справиться с поставленной задачей невозможно. Однако она знала, что ответ есть! Седрик ей его рассказал.
К загадке имеется ключ – нужно только посмотреть под определенным углом. Обычный человек, вроде нее, ни за что не обратит на него внимания. Как же его отыскать?
Она представила себе юное лицо Седрика, волнистые волосы падают на лоб. Он показал ей разгадку, такую простую и очевидную, что Ниоба невесело рассмеялась.
«Седрик! – подумала она, и ее сердце затопила волна любви. – Ты мне так нужен!»
Должно быть, ее любовь вернула столь дорогие воспоминания о его голосе, о том, как Седрик произнес это слово. Ключ к разгадке лежит в обратном путешествии лодки. Нечто удивительное, бессмысленное – пока не поймешь, в чем тут дело. Возвращение…
Ниоба поняла. Благодаря Седрику, деду Луны, она знала, как решить задачу и спасти Луну. Сатана придумал очень хитроумный способ, чтобы посмеяться над ней; но она нашла выход и из западни.
– Вы двое, садитесь в лодку и отправляйтесь на другой берег, – приказала она демонам.
Они не стали спорить, забрались в каноэ и принялись грести лапами, не обращая внимания на весла, лежавшие на дне лодки. Кровожадные рыбы подплывали к ним, а когда какая-нибудь прицеплялась особенно сильно, демон просто вытаскивал ладонь из воды, подносил ее ко рту и пожирал свою добычу. Вскоре они оказались на противоположном берегу.
– А теперь один пусть останется на берегу, а другой пригонит сюда лодку! – крикнула Ниоба.
Демоны лишь молча пожали плечами; один остался стоять у воды, а другой, усевшись на носу и быстро загребая лапами, направил ее к Ниобе. Получалось у него не очень ловко, но в конце концов он достиг берега.
– Еще двое садитесь в лодку и плывите на тот берег.
Они послушно выполнили приказ. В результате все три демона оказались на противоположной стороне реки, в то время как три женщины на этой.
– Так, один из вас должен доставить лодку сюда! – крикнула Ниоба.
– Но если одна из нас окажется там… – озабоченно проговорила Бланш.
– Не волнуйся, – успокоила ее Ниоба.
Прибыл демон с лодкой. Двое на дальнем берегу принялись плотоядно облизываться, полагая, что следующий заход принесет им кое-что приятное.
– А сейчас наша очередь, – сказала Ниоба. – Пойдем, Бланш.
– Но я… – запротестовала Бленда.
– С тобой остается всего один демон, – заявила Ниоба. – Никаких проблем.
Они с Бланш взяли по веслу и пустились в путь. Снова появились стаи рыб, но не нашли ничего съедобного. Каноэ двигалось немного неуверенно, поскольку ни Ниоба, ни Бланш не имели никакого опыта в обращении с веслами, и временами Ниобе казалось, что, стараясь как можно быстрее оказаться на другом берегу, они просто перевернутся. В конце концов они добрались до цели своего путешествия. Рыбы сердито щелкали зубами.
Итак, на одном берегу оказалось две женщины и два демона, и одна женщина и один демон – на другом. Кто должен вернуться: демон или женщина?
– По одному, – сказала Ниоба. – Я и ты. – Она выбрала одного демона.
Демон пожал плечами и уселся рядом с ней. Он не имел ни малейшего понятия, что она задумала, однако не сомневался, что рано или поздно женщины попадут к ним в лапы.
Когда Ниоба переплывала реку вместе с демоном, ей было не по себе, она знала, что он в любой момент может перевернуть каноэ и лишить ее жизни. С другой стороны, она прекрасно понимала, что он этого не сделает. Демон нападет только тогда, когда возникнет численное преимущество. Она перехитрила Сатану, дав ему возможность отнять у нее две нити, в то время как ему нужно было получить три.
Они добрались до берега. Их стало четверо на этом и двое на том.
– Две женщины, – сказала Ниоба.
Бленда забралась в каноэ, и они отправились в путь, оставив у себя за спиной двоих демонов. Когда они присоединились к Бланш, женщин стало трое против одного демона.
– Ну вот, можешь перевезти своих приятелей, если хочешь, – заявила Ниоба. – А мы пойдем дальше. Спасибо за помощь.
Она двинулась вперед по тропинке, оставив позади демона, который принялся озадаченно чесать рогатую голову. Он не мог понять, как это трем таким лакомым кусочкам удалось от них ускользнуть.
– Здорово ты решила задачу, – похвалила ее Бланш.
– Мне помогло приятное воспоминание, – загадочно ответила Ниоба.
Впрочем, она знала, что чудом не стала жертвой хитрости Сатаны. Осталось четыре иллюзии, а испытания становились все сложнее и сложнее.
Тропинка увела женщин от реки, и вскоре они оказались в огромном зале, похожем на собор.
В самом центре на возвышении сидел мужчина. Когда женщины вошли, он поднялся на ноги.
– Итак, вы наконец добрались! – воскликнул он.
Это был Маг!
Первой к нему побежала Бленда.
– Муж мой!
– Жена моя! – ответил он, они обнялись и поцеловались.
Теперь пришла очередь Ниобы подойти к нему. Однако она не забыла о четырех оставшихся иллюзиях. Вполне возможно, что она миновала их, когда перебралась на другой берег реки, а может быть, на табличке в зале, похожем на четверку, стояло неправильное число – но она сомневалась. Видимо, ей придется раскрыть их все до единой, только тогда она сможет одержать победу. Нельзя доверять тому, что она видит.
Хорошо, предположим, это действительно Маг и он готов дать ответ, который Ниоба ищет – а она пройдет мимо? И потерпит поражение. Вот Сатана посмеется! Он предложил ей решение на блюдечке, а Ниоба именно по этой причине отказалась его принять. Какая изысканная ирония!
Наступит день, когда Сатане придется за все заплатить!
Ниоба достала нить и бросила ее в Мага. Если он настоящий…
Нить коснулась Мага… и он превратился в демона с тремя лицами и шестью руками. Казалось, голова его держится на шарикоподшипниках, потому что она свободно вращалась, и на Ниобу смотрели три лица по очереди. Одно молодое, другое принадлежало человеку среднего возраста, а третье – старику, причем трудно было сказать, какое из них уродливее.
– Итак! – прошипело среднее.
– Ты во мне сомневаешься, бабенка! – заявило самое старое.
– Сейчас я тобой займусь! – выкрикнуло молодое, и демон шагнул к ней.
Бланш и Бленда взвизгнули. Ниоба полагала, что демоницы убегут, поскольку они уже сыграли свою роль, но женщины заслонили ее собой.
– Ты ее не получишь! – воскликнула Бленда.
– Это касается меня, а не вас! – сказала Ниоба. – Не…
Трехликий демон вцепился в Бленду, воспользовавшись четырьмя из своих рук, чтобы ухватиться за ноги и руки, поднял ее повыше и принялся вертеть головой, стараясь получше рассмотреть.
– На тебя, уродина, и времени-то жалко! – объявил он и швырнул ее куда-то за свой трон.
Только сейчас Ниоба заметила, что трон стоит не в центре зала; так лишь казалось издалека. На самом деле он возвышался на краю пропасти. Бленда отчаянно закричала, падая в темноту, и вскоре исчезла.
И снова демон двинулся к Ниобе. На этот раз вмешалась Бланш.
– Ты можешь перебраться на другую сторону, Ниоба! – крикнула она. – Иллюзия скрывает площадку…
Демон схватил ее и сжал руки на горле, чтобы остановить поток слов. Тремя другими руками он сорвал с нее одежду и зарычал от отвращения.
– Мне не нравится проклятая плоть; я хочу настоящей. Твое место в Аду!
– заявил он и отправил вслед за Блендой.
Ниобу потрясло сразу несколько вещей. Эти двое были дьяволицами – и пожертвовали собой ради нее. Мало того, выдали информацию, которая была ей нужна, чтобы победить Сатану. Бессмысленно, если только…
Если только Бланш и Бленда и в самом деле те, за кого себя выдавали. Тогда…
Нет! Они никоим образом не могли попасть в Ад. Однако им вовсе не обязательно быть дьяволицами. Может, это души, которым приказано изобразить знакомых Ниобе женщин; или, что вполне возможно, их заставили поверить, будто они этими женщинами являются. И они вели себя искренне, несмотря на то что не были настоящими – и заплатили за это такую ужасную цену.
Ужасную цену! Нет, они же проклятые души. Падение в пропасть не причинило им боль; они просто перестали существовать в данной ситуации. Ниоба снова осталась одна. И все же она сожалела о том, что ничего для них не сделала.
Тем временем трехликий демон приближался – и на сей раз некому было вмешаться и встать на ее защиту. Ниоба воспользовалась нитью, чтобы вывести его на чистую воду; если он сейчас ее убьет, получится, что она потеряла три. Необходимо отсюда выбраться. Однако пропасть слишком широка, короткой нити не хватит для того, чтобы попасть на другую сторону.
Если она отступит, то окажется между этим демоном и тремя, оставшимися у реки. Значит, нужно идти вперед.
Имеется площадка, скрытая иллюзией… Бланш сказала правду? Если эта проклятая душа является истинным подражанием благословенной, она не солгала. Бланш была одним из самых замечательных людей, которых Ниоба знала, хотя они мало общались. Сатана совершил ошибку, заставив проклятые души изображать благородные; естественно, они мечтали стать теми, кем притворялись, – так актер желает превратиться в героя, которого играет. Они прекрасно справились со своими ролями. И как могли приблизились к несбыточному стремлению покинуть Ад и попасть в Рай.
Ниоба помчалась к пропасти, бросила перед собой нить и примерно в ярде от края увидела платформу. Ее скрывала иллюзия пропасти.
Ниоба перепрыгнула, а трехликий демон, последовавший за ней, попытался остановиться, но заскользил на гладком полу и свалился в щель между платформой и краем пропасти. Все три рта отчаянно взвыли.
Ниоба перебралась на противоположную сторону, у нее осталось три нити, а у Сатаны – две иллюзии. Впервые за все время у Ниобы появилась надежда на победу.
Она заставила себя успокоиться и зашагала вперед, испытывая сожаление о двух душах, которые помогли ей пройти часть пути.
Вскоре она вышла еще в один большой зал и увидела около дюжины демонов вроде тех, что она оставила у реки, похожих друг на друга как две капли воды. Они выстроились около огромных весов.
И что все это значит? Демоны вели себя тихо, не делали никаких угрожающих жестов; казалось, они просто ждут. Видимо, Ниобе предстоит последнее испытание – только она не знает, в чем оно заключается.
И тут Ниоба кое-что вспомнила. Пасиан, ее второй муж, был очень похож на Седрика. Волшебная музыка и блестящий интеллект – они родились в одной семье, поэтому нет ничего удивительного в том, что у них много общего. Пейс тоже обожал разгадывать разные головоломки и всегда побеждал Ниобу. Ей пришла на ум первая, та, про которую Пасиан рассказал ей на берегу травяного моря, когда они пытались попасть в резиденцию Геи. Двенадцать монет, весы. Одиннадцать монет настоящие, одна – фальшивая, внешне ничем не отличается от остальных. Ее можно отыскать только по едва заметной разнице в весе. Задача заключалась в том, чтобы найти фальшивую и определить, легче она или тяжелее других.
Легко; нужно взвесить все монеты парами. Если две уравновешиваются, значит, они настоящие; если же нет – значит, одна фальшивая. А затем их по очереди сравнивают с какой-нибудь из хороших – и все становится ясно.
Если не считать того, что взвешивать можно только три раза, группами – и никакие комбинации групповых взвешиваний не выделят с полной достоверностью одну фальшивую монету, и уж конечно, не позволят определить природу ее отличия.
Перед Ниобой стояло двенадцать совершенно одинаковых демонов – а у нее осталось только три нити. Может быть, в этом все дело?
Складывается впечатление, что у Сатаны в запасе три иллюзии. Он мог сделать так, что два демона будут похожи на ее сына – но не сделал. Ни один из демонов не был замаскирован.
И тут Ниоба поняла.
– Один из вас мой сын!
Все утвердительно кивнули.
– Который?
Демоны покачали головами, отказываясь говорить.
Почему Маг не вышел вперед, чтобы она убедилась в его истинности при помощи нити?
Ниоба задумалась и поняла – ее нити не только открывают обман, но еще и восстанавливают жизнь и помогают перелетать с места на место, так и иллюзии Сатаны не ограничены только органами чувств. Отец Лжи мог прибегнуть к иллюзии, изменив внешность Мага и спрятав его за личиной демона – и еще к одной, лишив его возможности назвать себя.
Более того, почему бы Сатане не устроить так: если Ниоба сумеет узнать Мага, он не скажет ей правды. И тогда она получит ложный ответ, воспользуется им, а Сатана одержит победу.
Значит, нужно его послушать – и сделать наоборот.
А если он даст истинный совет? Тогда она проиграет – еще один пример милой иронии Сатаны.
Придется выяснить заранее, правду ей скажет Маг или солжет. С этим справится волшебная нить – но останется ли в запасе хотя бы одна после того, как Ниоба найдет Мага?
В этой адской путанице ее сын играет роль фальшивой монеты, и то, что он ей поведает, будет либо правдой, либо ложью. Он может оказаться честным и, следовательно, немного легче демонов, или бесчестным – и тяжелее всех остальных, поскольку ложь – это грех, который угнетает душу.
У Ниобы осталось три нити – значит, каждая дает право на одно взвешивание. Ей следует отыскать сына среди абсолютно одинаковых демонов и определить его относительный вес.
На первый взгляд задача кажется невыполнимой. Однако четверть века назад Пасиан решил ее и показал Ниобе, как это делается. Естественно, она все забыла.
Ниоба знала, что тут ей придется хуже, чем возле реки. Она с трудом разобралась с перевозкой демонов на другой берег; и нечего надеяться, что удастся легко найти ответ к этой задаче! Преимущество в количестве нитей ничего не дает. Ее подвели память и весьма скромные способности к умозаключениям. Ниоба вдруг пожалела, что была самой красивой женщиной своего поколения; лучше бы она блистала интеллектом!
Неожиданно появился огненный шар, разросся и превратился в самого Сатану.
– Вот до чего дошло, потрепанная ты швабра! – воскликнул он.
Встретившись с ним в Пустоте в первый раз, Ниоба рассердилась гораздо меньше, когда он называл ее «милашка» и разными другими ласковыми именами. Однако она сдержалась и проговорила:
– Я смогу победить. Сатана.
– Неужели, старая курица? Хотелось бы поглядеть!
Он взмахнул рукой, и тут же возник огненный трон. Сатана устроился на нем поудобнее и принялся наблюдать за происходящим.
– А почему бы не пригласить весь мир на меня поглазеть? – раздраженно спросила Ниоба.
Сатана пожал плечами:
– Весь мир? Думаю, не стоит. А вот определенных заинтересованных лиц, пожалуй, можно и пригласить.
Он хлопнул в ладоши, и одна стена исчезла, а за ней оказалась часть амфитеатра, где сидели самые разные демоны и заблудшие души, включая тех, что изображали Седрика и Пасиана, и дьяволицы, игравшие роли Бланш и Бленды. И пять воплощений.
Пять? Ах да, в данный момент Ниоба не является Судьбой; она всего лишь душа Ниобы, оказавшаяся на грани проклятия… или спасения. Клото и Атропос владели телом и по очереди брали над ним контроль – в зависимости от настроения.
– Ну давай, безмозглая тупица, продемонстрируй нам свое чудо! – язвительно проговорил Сатана. – Твои друзья посмотрят на твое падение!
Но Ниоба по-прежнему не поддавалась на его подзуживания. Позволив раздражению или гневу взять вверх, она проиграет. Ниоба сосредоточилась на решении задачи. Двенадцать монет, три взвешивания… Как получить ответ?
Сначала Ниоба предположила, что можно разделить монеты на две равные кучки, а потом сравнить их вес. Таким способом удастся выделить одну группу из двух – но будет ли это означать, что в ней находится более легкая монета или в другой более тяжелая? Если бы только знать вес в начале! Тогда она взяла бы те шесть монет, что оказались легче, разделила бы их на кучки по три и взвесила две монеты из той, которая легче. Если одна монета окажется более легкой – значит, задача решена; если же чаши весов уравновесятся, то фальшивой окажется третья. Этот метод сработает и в случае, если фальшивая монета будет более тяжелой. Как все просто!
Однако, если не знаешь относительного веса монет, одного взвешивания недостаточно. Понадобится вторая нить, чтобы определить вес половин одной из основных групп; если чаши уравновесятся, значит, фальшивая монета находится в другой группе, и Ниоба разберется с ее массой. После этого понадобятся два взвешивания, чтобы получить ответ – а всего их будет четыре. Не годится.
Отчаянно сражаясь с задачей, Ниоба вдруг вспомнила, что можно использовать систему, когда исключается нечетное число. Нужно на чаши весов положить по четыре монеты; если они «уравновесятся, значит, фальшивая оказалась среди четырех оставшихся. Затем взвешиваются две и две
– нет, не так. Если сравнить четыре из третьей группы с любыми четырьмя уже проверенными, удастся узнать, тяжелая фальшивая монета (демон) или легкая. Потом… нет, чтобы довести дело до конца, одной операции недостаточно.
И все же Ниоба была уверена, что находится на верном пути. Сравнить три монеты из интересующей нас группы с любыми тремя хорошими; если они уравновесятся, останется одна, и последнее взвешивание установит ее относительный вес. Если две группы не уравновесятся, следовательно, фальшивая монета более легкая. И тогда ее можно будет выявить еще одним взвешиванием.
Хорошо, предположим, в результате первого эксперимента – четыре и четыре – весы не уравновесятся? Тогда получится, что искомая монета находится среди восьми других. Слишком много для двух взвешиваний.
Ниоба отчаянно искала решение, а собравшиеся зрители молча наблюдали за ней и ждали. Она может победить по чистой случайности, если нужный ей демон окажется в нужной группе. Но Ниоба не сомневалась, что не стоит рассчитывать на случайность – по крайней мере не здесь, в Преисподней. Придется решить задачу за три взвешивания, не надеясь на удачное стечение обстоятельств.
Ниоба так напряженно думала, что у нее начала болеть голова. Какую бы стратегию она ни выбрала, нельзя быть уверенной, что получишь точный ответ всего за три взвешивания. Что же делать?
На глаза Ниобы навернулись слезы, и от того, что Сатана их заметил и радостно фыркнул, совсем не стало легче. Он знал, что вот-вот одержит победу. Ниобу ждет унижение.
«О, Пейс! – подумала она. – Как же ты это делал?»
И вдруг, словно в ответ на ее мольбу, пришло решение. Пейс – или кто-то еще – ответил. Ниоба вспомнила ключ к задаче.
– Обмен! – воскликнула она, подошла к весам и велела четырем ближним демонам: – Вставайте на эту сторону. – Они подчинились, молча взобрались на большую чашу. – А вы, четверо, сюда! – Следующая четверка выполнила ее приказ.
Затем Ниоба привела весы в действие. Чаши не уравновесились, очень медленно левая начала опускаться. На ней оказалось немного больше зла. Естественно, Ниобе выпало решить самый сложный вариант задачи.
Теперь пришла очередь самого главного шага. Она ткнула пальцем в стоявшего в самом центре левой чаши демона, а потом в одного из тех, что находились справа.
– Поменяйтесь местами.
Демоны пожали плечами, явно рассматривая ее поведение как полнейшую чушь, но покорно выполнили указание.
Зрители зашептались, а Сатана нахмурился.
– А теперь вы, – Ниоба показала на демонов, оставшихся справа, – слезайте.
Они сошли с весов.
– Вы, трое. – Ниоба выбрала троих демонов из группы, которую еще не взвешивала. – На чашу.
Ниоба видела, что все воплощения качают головами, видимо, считая, что она окончательно лишилась рассудка. Бланш и Бленда печально опустили глаза. В нее никто не верил, но Ниоба надеялась, что нашла правильное решение.
В результате взвешивания левая чаша снова опустилась чуть ниже. Ниоба узнала многое из того, что ей было нужно. Если бы чаши уравновесились, это означало бы, что фальшивый демон находится среди тех троих, которых она заставила сойти, и что он легче, потому что они находились на более легкой чаше. Если бы чаша склонилась в другую сторону, Ниоба знала бы, что искомым демоном является один из двоих, поменявшихся местами; после этого она сравнила бы легкую «монету» и хорошую и выяснила то, что требовалось, поскольку, если бы демон остался легким, значит, фальшивый демон легче, а если бы чаши уравновесились, можно было бы сделать вывод, что другой является тяжелой фальшивкой. Сейчас она поняла, что Маг находится среди тех троих, которых она не меняла местами и не передвигала, и что он тяжелый.
– Ты и ты, – сказала она, показав на двоих демонов. – Давайте сравним ваш вес. Последняя нить.
Демоны выполнили приказ, чаши весов замерли ровно напротив друг друга.
Ниоба повернулась к третьему, оставшемуся демону:
– Здравствуй, Маг!
Удивленные воплощения принялись аплодировать. Бланш и Бленда радостно подняли головы. А Сатана нахмурился еще больше.
Однако Ниоба знала, что испытание не закончено. Она может задать сыну вопрос – но то, что он ей скажет, будет ложью. Она воспользовалась всеми своими нитями, чтобы добраться до этого момента, и не может заставить его сказать правду.
Придется выявить ее методом исключения. Только правда абсолютно последовательна; рано или поздно рисунок лжи проявится.
– Ты имеешь право всего на один вопрос, – объявил Сатана.
– Один вопрос! – взорвалась Ниоба. – Мы так не договаривались!
– Ты поставила на кон одну душу – задавай один вопрос.
Ниоба совсем не так поняла их соглашение, но тут же сообразила, что условия были не жесткими, и Сатана воспользовался промахом. Видимо, Марсу тоже не пришло в голову оговорить этот пункт. Отец Лжи нашел лазейку, и ей ничего не остается, как играть по его правилам.
Один вопрос! Если бы Ниоба была уверена, что получит правдивый ответ, она бы спросила: «Что я должна сделать, чтобы помешать замыслам Сатаны, направленным против Луны?» Но Маг может ответить все что угодно, а она не имеет права задать дополнительный вопрос. Следовательно, нужно отыскать такой, на который ложный ответ окажется конструктивным. Еще одно испытание
– и какое сложное!
Сумеет ли она сформулировать свой вопрос таким образом, чтобы, сказав «да» или «нет» и солгав, Маг показал ей, что она должна делать? Только в том случае, если она уже знает ответ – а он ей неизвестен.
Неужели Сатана все-таки одержал победу? Ну, не совсем – ведь Ниобе удалось добраться до Мага и узнать его. Она прошла лабиринт при помощи своих нитей; но до тех пор пока не получит то, за чем пришла, и не выберется из Ада в целости и сохранности, ее душа находится в опасности. Так же, как и все человечество.
Ниоба вновь обвела взглядом зрителей. Демоны облизывались в предвкушении победы, проклятые души казались томными и печальными. Марс изо всех сил старался не показать, о чем он думает. Он проследил за тем, чтобы Сатана не обманул Ниобу, но теперь ничем не мог ей помочь. Инкарнации – воплощения основных факторов, управляющих судьбой человека, – смотрели на нее.
Танатос, отказавшийся взять душу Луны, потому что любил девушку. Возможно, эту причину можно было бы посчитать эгоистичной, но ему пришлось столкнуться с Сатаной лицом к лицу, и в конце концов он сохранил жизнь Луне, чтобы она сыграла свою роль в спасении человечества. Одна, возможно, выйдет за Смерть…
Хроносу тоже пришлось сразиться с Сатаной во времена, которые еще должны для всех наступить. В эту минуту Ниоба порадовалась, что в своем прошлом не раз утешала его преемников; они все были достойными людьми и честно выполняли свою работу.
Гея множество раз помогала ей в самые трудные минуты. Дочь Ниобы, Орб, похоже, придет на смену нынешней Гее – если предсказание сбудется. И, конечно же, она сама должна разрушить злобные планы Сатаны, потому что он всегда наносит удар по наименее опытному воплощению. А другая возьмет в мужья Зло…
Вряд ли! Немыслимо! И тем не менее Ниоба сама в некотором смысле отдала Орб Сатане. Она сделала это только затем, чтобы удержать ее от занятий политикой, сыграв на ошибке, допущенной Сатаной, однако любая связь с ним опасна. Какую судьбу она уготовила собственной дочери? Впрочем, Орб – разумная талантливая женщина, хотя и немного вспыльчивая. И прекрасно знает, на что способен тот, кто пытался нанести им удар в Замке Горного Короля. Орб ни за что не доверится Злу!
Однако то пророчество постоянно и очень хитроумно исполняется, шаг за шагом. Ниоба надеялась, что в данном вопросе она поняла его неверно.
Танатос сумел противостоять Сатане, воспользовавшись властью над смертью. Хронос победит его, сдвигая временные границы. Каждое воплощение своим собственным методом сражается с Сатаной. А теперь Ниоба, в качестве Судьбы, обязана помешать ему манипулировать нитями жизни. Значит, нужно прибегнуть к возможностям одного из аспектов Судьбы.
И вдруг Ниоба поняла. Дело в ней – ведь Маг оставил записку ей. Таким образом, количество вариантов резко уменьшается. Решение задачи лежит не в той области, которой управляют Танатос, Хронос или какое-нибудь другое воплощение. Речь идет о Судьбе, о какой-то отдельной способности, присущей лишь ей.
Только вот какой? И ведь она не может спросить напрямую!
Так, если дело в Судьбе, значит, имеется в виду какой-то аспект. Их три. За тридцать восемь лет Ниоба прекрасно изучила обязанности Клото – никакого отношения к нынешней ситуации. Ее преемница, Лиза, обнаружила и развила качество, о котором Ниоба даже и не подозревала, – умение менять внешность, превращаясь из одной красивой женщины в другую. Возможно, существуют и другие. Но ведь Клото прядет нити, а не манипулирует ими, когда они занимают свое место на Гобелене. Так что вряд ли речь идет о Клото.
Ниоба пробыла Лахесис совсем недолго. Не исключено, что существует что-то очень важное, о чем она не знает, но Ниоба в этом сомневалась.
Остается Атропос. О ее возможностях Ниобе было почти ничего неизвестно. Обязанности Атропос казались достаточно простыми – ей приходилось всего лишь обрезать отмеренные нити. Недостаточно для самостоятельной деятельности.
Получается, что Ниоба столкнулась с задачкой о трех монетах! Одну можно отложить в сторону – Клото. Остается две. Если бы Ниоба знала, какая из них наделена необходимым качеством, она могла бы сосредоточить все свое внимание только на ней и приобрести более надежный шанс выяснить, о чем же идет речь. Конечно, она вряд ли сумеет таким способом получить прямой ответ на свой вопрос, но попробовать все-таки стоит.
– Маг, вот о чем я хочу тебя спросить, – сказала она. – Способна ли Атропос помешать Сатане в том, что он сейчас задумал?
– Нет, – ответил демон.
По рядам проклятых душ прокатился вздох разочарования, а демоны принялись громко ликовать. Они решили, что Ниоба проиграла; поскольку не знали, что ответ содержит в себе ложное утверждение и что Ниоба об этом догадалась. Маг только что подтвердил ее предположение, дав ключ к победе.
Сатана поднялся со своего огненного трона.
– Итак, ты проиграла и теперь принадлежишь Мне, несчастная женщина!
– Не смей ко мне прикасаться, гнусная тварь! – выкрикнула Ниоба. – У меня кончились нити, но и у тебя больше не осталось иллюзий. Я прошла лабиринт.
– Однако не получила ответа, – заявил Сатана, направляясь к ней; теперь языки пламени окружали Ниобу, Сатану и всех двенадцать демонов.
– Я получила ответ! – возмутилась Ниоба. – Взвешивая твоих демонов, я поняла, что ты заколдовал моего сына таким образом, что он должен был солгать мне. Следовательно, дело в Атропос!
– Смешно! – ответил Сатана. Кольцо огня начало смыкаться, уничтожило демонов, которые исчезали по очереди в клубах дыма, словно их подожгли огромным факелом. – Все знают, что ты проиграла. – Сатана потянулся к ней, его руки тоже полыхали огнем. – Я стремился заполучить твою душу целых шестьдесят лет, и вот ты Моя!
– Нет! – вскричала Ниоба. – Я требую справедливости! У меня есть ответ!
На ноги вскочил Марс.
– Сатана, ты слишком много себе позволяешь, – сказал он и положил руку на рукоять своего огромного алого меча.
Сатана нахмурился, потом остановился, а вместе с ним замерло и огненное кольцо. Рядом осталось стоять четыре демона, включая и того, который был Магом.
– Твоя очередь еще придет, Вояка! – пробормотал он, а затем, повернувшись к зрителям, объявил: – Пусть тогда общипанная курица даст нам ответ, если он у нее есть. Здесь и сейчас!
– Согласен, – ответил Марс, который так и остался на ногах. Рука его покоилась на рукояти меча.
Итак, Марс сделал все, чтобы обеспечивать соблюдение закона. Ниоба поступила мудро, выбрав его в качестве судьи.
Сатана обвел глазами присутствующих и лишь после этого уставился на Ниобу:
– Давай ответ, уродина! Ты блефуешь!
Однако Ниоба еще не нашла ответа; она знала только, что у нее имеется ключ.
– Всему свое время, рогатый.
– Сейчас… или придется расплачиваться! – объявил Сатана.
– А ты не забыл, что у нас нет лимита времени? – напомнила Ниоба. – Лабиринт считается пройденным, когда я получу ответ – или не получу. Я могу думать двадцать лет, если пожелаю. Верно, Марс?
Марс безжалостно улыбнулся:
– Верно, Лахесис. Время не оговаривалось.
– Какая благословенная лазейка! – проворчал Сатана. – Ладно, хорошо, я подожду… Я буду ждать, пока не замерзнет сам Ад. – Он махнул рукой и языки пламени снова ожили. – А это произойдет нескоро.
Ниоба знала, что огонь не причинит ей никакого вреда – по крайней мере до тех пор, пока игра не закончена. Хотя, возможно, доставит некоторые неудобства. Сатана пытается отвлечь ее.
Она постаралась сосредоточиться – значит, действительно дело в Атропос. И речь идет об обрезании нитей. Но Атропос не может ничего сделать, пока Лахесис не отмерит нить. Если пешки Сатаны, действующие на Земле, могут быть нейтрализованы Лахесис, почему тогда Маг исключил ее из своего ответа? Ему следовало сказать «да», чтобы направить ее внимание на Атропос, поскольку он был вынужден солгать. Получается, что Лахесис тут ни при чем.
Что произойдет, если Атропос обрежет неотмеренную нить? Ну, если она возьмет нить в начале – случится катастрофа; это они узнали на собственном печальном опыте. Впрочем, сейчас слишком поздно отрезать начальные части нитей жизни приспешников Сатаны, попавших в сенат, они уже заняли свое место на Гобелене. Другой конец… Если нить отмерена и закреплена на Гобелене, ее очень сложно обрезать раньше полагающегося времени. Однако, по всей видимости, возможно. Атропос никогда не станет это делать, потому что таким образом можно причинить Гобелену серьезный вред.
Что-то здесь не так! Когда Лахесис отмеряет нить, она определяет ее потенциал. Но не все живут таким образом, чтобы его реализовать. Иные не выдерживают и теряются. Смертные называют это самоубийством – когда человек сам решает положить конец своей нити. Обычно инстинкт самосохранения спасает человека, но когда он слабеет…
Вот, нашла. Ниоба повернулась к Сатане:
– Когда Атропос отрезает нить вне очереди, после того как она была вплетена в Гобелен, жизнь заканчивается, несмотря на длину, отмеренную Лахесис. Это называется самоубийством. Атропос кладет конец желанию данного индивидуума жить – уничтожает его инстинкт самосохранения. А без него средний человек очень быстро устает от однообразия и трудностей своего существования и решает отправиться в загробный мир. В особенности если он вериг, что попадет в Рай – или ему обещано особое отношение в Аду.
– Я обращаюсь с самоубийцами не лучше, чем с остальными! – возмущенно воскликнул Сатана и пламя, окружавшее его, вспыхнуло ярче прежнего.
– Но ты ведь обещал определенные привилегии тем, кто согласится выполнить твои поручения на Земле, – сказала Ниоба. – Например, тем, кто должен занять места сенаторов, теперь наслаждающихся своей вновь приобретенной молодостью. Так вот, они могут прийти к тебе гораздо раньше, чем ты думаешь.
– Тогда я прикажу мучить их в два раза сильнее! – Сатана был в ярости.
– Они нужны мне на Земле!
– В течение двадцати лет или около того, – согласилась Ниоба. – Но если Атропос обрежет их нити раньше времени и твои дружки лишатся желания жить дальше, вряд ли они захотят так долго ждать обещанной награды.
– А им и не полагается никакой награды! – Языки пламени почти поглотили Сатану.
– Тогда какой им смысл выполнять твои приказы? – нежнейшим голосом спросила Ниоба. – Тебе будет очень непросто собрать нужное количество голосов, если эти люди поймут, что ты их обманул.
– Ты блефуешь! – выкрикнул Сатана. – Ты не сможешь уничтожить свои собственные нити!
– Чтобы спасти человечество? – спросила она. – Скорее всего не смогу… но, полагаю, что практичную Атропос ничто не остановит.
– Уж во мне не сомневайся! – крикнула со своего места Атропос.
– А без этих голосов через двадцать лет окончательное решение останется за другими силами – и решит все голос моей внучки Луны!
Сатана молчал. Он замер в кольце пламени, сомкнувшемся вокруг них. Загорелся последний демон – тот, что был Магом. Когда демоническое обличье исчезло в клубах дыма, Ниоба увидела своего сына, который стоял и улыбался ей.
В следующее мгновение Ниоба утонула в огне, закрывшем от нее видение Ада. Однако жара она не почувствовала.
А потом в воздухе прояснилось, Ад исчез, и вместе с ним зрительный зал. Ниоба стояла в замке Марса, откуда пустилась в диковинное путешествие по лабиринту. Она вернулась в свое физическое тело, ее душа была в целости и сохранности, в роли одного из аспектов Судьбы. А сам Марс улыбался ей совсем как Маг, там в Преисподней.
– Ты справилась! – крикнула Клото и мысленно ее поцеловала.
– Молодец, подружка! – похвалила Атропос.
Ниоба с облегчением рассмеялась:
– Клянусь собственной душой!
Она знала, что впереди ее ждет долгая работа в роли Лахесис, которая доставит ей множество удовольствий.
С мечом кровавым
1. МИМ
Выступала бродячая труппа из тех, что ездят по деревням, существуя на брошенные им рупии. Здесь был и прикованный цепью дракон, выпускавший из носа дым, а иногда, по специальному сигналу хозяина, даже огонь, и гарпия в клетке, хлопавшая крыльями и изрыгавшая брань на зрителей, и русалка в чане, которая могла за умеренную плату высунуть голову из воды и поцеловать желающего. Обычный состав, ничего особо впечатляющего, но детишек они очень забавляли. Дракон был старый и дряблый, гарпия – безобразная, а русалка, хотя и довольно миловидная, судя по всему, не говорила на местном наречии. С другой стороны, их представления были непритязательны и дешевы, так что толпа собиралась многочисленная.
Человек, внимательно наблюдавший за выступлением, не обладал особыми приметами. Немного ниже среднего роста, в выгоревшей серой накидке, молчаливый. Очевидно, на лице у него были какие-то болячки, поскольку лицо скрывали грязные бинты, из-под которых виднелись лишь глаза, нос да рот. Он имел знак касты шудр (*1), хотя внешне походил на арью (*2). Поскольку никто из «дважды рожденных» (*3) не стал бы по собственной воле общаться с более низкими «однажды рожденными» торговцами или разной чернью, то приходилось верить знаку касты.
Разумеется, юридически касты давно упразднены в большинстве районов Индии. Но закон далеко не всегда отражает действительность. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на реакцию человека, случайно коснувшегося парии.
Представление уже было в полном разгаре. Фокусник проделывал на сцене всевозможные номера, заставляя духов появляться в клубах дыма и извлекая из котелка птиц. Одна из птичек уронила каплю на голову зрителя, что вызвало его громкое возмущение. В ответ фокусник мановением руки превратил птицу в сверкающую золотую монету, упавшую и покатившуюся под ноги обиженному зеваке. Тот хотел было поймать монету, но она обернулась ядовитой змеей, зашипела и прыгнула на зрителя, что вызвало хохот толпы. Отличные фокусы!
Потом выступала экзотическая танцовщица, колыхавшаяся в обществе гигантского питона. Ее номер был отчасти художественным, но по преимуществу эротическим, поэтому мужчин среди зрителей заметно прибавилось. Питон разинул пасть и заглотил левую руку артистки. Танец продолжался, а рептилия пожрала за рукой голову, а после и все тело исполнительницы. Под гром аплодисментов в пасти исчезли ноги, и змея тяжело заползла обратно в клетку, полускрытую занавесом.
Теперь на маленькую сцену вышла поразительно красивая молодая женщина с арфой. У нее была очень бледная, почти что белая кожа и медового цвета волосы. Женщина села и начала играть и петь на английском языке, который обычно, хотя и не всегда, в той области понимали. Это было что-то новенькое, и аудитория притихла.
Слова и музыка полились и захватили слушающих. В песне было нечто такое, что приковывало всеобщее внимание, даже тех, кто не понимал слов. Создавалось впечатление, будто огромный оркестр аккомпанирует божественному хору, – хотя это была одна-единственная женщина и ее инструмент. Ничего подобного еще никто не слыхивал, поэтому все стояли как завороженные.
Когда пение кончилось, воцарилась тишина. А потом к ногам певицы полетели рупии, закрывая ее ступни прекрасным металлическим блеском. Толпа подалась вперед, умоляя спеть еще.
Женщина улыбнулась и опять запела. И снова все вокруг замерли в восхищении. Теперь даже земледельцы и купцы из касты вайшиев присоединились к толпе и слушали, позабыв о своем достоинстве. После второй песни на сцену посыпался прямо-таки град рупий от этих более состоятельных слушателей. Об аплодисментах и говорить нечего!
Мужчина-шудра стоял словно громом пораженный, хотя женщина с арфой уже ушла в свой фургончик и на сцене выступал другой артист. Соседи толкались; он наконец очнулся и с отсутствующим взглядом отошел в сторонку.
Человек пробрался к стене, где народа почти не было, и оперся об нее. Залез во внутренний карман и достал оттуда кольцо в виде свернувшейся змейки. Надел колечко на мизинец и украдкой поднес к забинтованному лицу.
– Она? – прошептал он по-английски.
Змеевидное кольцо ожило и сдавило мизинец один раз.
Человек снял кольцо и отправил его в потайной карман. Потом некоторое время постоял, размышляя. Как познакомиться с очаровательной и талантливой женщиной? Как она к этому отнесется? Он мог бы получить подробные советы от кольца, однако предпочел самостоятельно ответить на вопросы, ибо обладание кольцом могло его выдать, если кто-нибудь увидит.
В конце концов мужчина дождался сумерек, когда толпа разошлась и бродячая труппа стала готовиться к ночлегу. Тогда он подошел к фургончику, куда ушла женщина с арфой, и негромко похлопал в ладоши, чтобы дать о себе знать, не привлекая чрезмерного внимания.
Появилась женщина.
– Да?
Прекрасные светлые волосы сейчас были покрыты толстой шалью, и она переоделась в домашнюю юбку и кофту, которые тем не менее не могли скрыть ее красоты.
Мужчина открыл рот, но не сказал ни слова, а только беспомощно зашевелил руками.
– Простите, – промолвила женщина, – я вижу, вы ранены. Однако я не знаю местного наречия. Вы говорите по-английски?
Человек сделал еще одну попытку. Он задвигал губами, и наконец послышалась речь:
– Га-га-га-говорю.
Она пристально посмотрела на него и покачала головой:
– Вы стесняетесь? Не стоит. Что вам угодно?
Мужчина снова с трудом заговорил:
– Н-н-не с-с-с-стесняюсь. Я за-за-за-заика.
Женщина даже не улыбнулась.
– Войдите, – пригласила она.
Он вошел за ней в фургон. Внутри было тесновато, однако все расставлено так разумно, что оставалось достаточно места для двоих. Они сели напротив друг друга.
– Мы с вами не знакомы, – сказала женщина. – Мне никогда раньше не доводилось встречать человека с такой проблемой, как у вас. Простите, если я что-то сделаю не так. Но я не знаю, чем могу помочь вам.
Мужчина опять начал выдавливать звуки. Ему требовалось время, чтобы сложить их в слова, однако женщина была терпелива и не пыталась перебивать или подсказывать. В сокращенном виде его речь сводилась к следующему:
– Мне необходима помощь, чтобы покинуть это княжество.
– Если вы совершили какое-то преступление и бежите от правосудия, я не стану помогать вам, – предупредила женщина.
Он заверил ее, что не является преступником; просто ему нужно отбыть инкогнито.
– Опять-таки извините меня, – возразила она, – однако я должна просить вас прикоснуться к моей арфе. Это поможет мне судить, говорите ли вы правду.
Он дотронулся до арфы. Ничего не произошло.
Женщина улыбнулась:
– Благодарю. А теперь давайте познакомимся. Меня зовут Орб Кафтан Ирландская. Пением я зарабатываю пропитание. Моя арфа – дар Горного Короля, она не терпит прикосновения бесчестного человека. Извините, что усомнилась в вас.
– Я… не могу открыть вам, кто я такой, – произнес, запинаясь, мужчина. – Я не ранен, но ношу повязку, чтобы скрыть лицо.
– А! Политический беженец?
– Приблизительно. – Его заикание уменьшилось от теплого участия женщины, и все же это слово было нелегким испытанием.
– Позволите взглянуть на ваше лицо?
Он размотал бинт. Лицо оказалось чистым и миловидным, почти аристократическим.
– Однако я не могу открывать его на людях.
– Думаю, мы могли бы помочь, хотя не уверена, что этот способ вам понравится, – проговорила Орб. – Нам постоянно нужны рабочие руки, чтобы ухаживать за животными, чистить клетки, прибирать, оказывать разные услуги. Сдается мне, что у вас более высокое происхождение.
– Да. Но я буду работать.
– Может, мы сумеем придумать вам маскировку получше, – предложила она.
– Давайте-ка я принесу маску.
Орб надела ему маску клоуна. Она заверила, что это не будет выглядеть странным, пока он останется с труппой, поскольку большинство из них выполняли по нескольку работ, выступая как конферансье или ассистенты.
Так мужчина присоединился к труппе и начал выгребать драконий навоз, чистить клетку гарпии и кормить рыбой русалку. В качестве платы за работу он получал еду, койку в кибитке и право оставаться анонимным.
Труппа не спеша переезжала из деревни в деревню, нанятые слоны тащили повозки, на каждой стоянке устраивались представления.
Через несколько дней мужчина снова обратился к Орб.
– Мне кажется, я мог бы выступать, – запинаясь, объяснил он.
– Но над клоунами все смеются! – запротестовала она.
– Смеются вместе с клоунами, – уточнил мужчина. – Кроме того, я мог бы делать другие вещи, когда не нужно говорить. Могу быть мимом, жонглером, акробатом.
– Это не так легко, как кажется, – возразила Орб.
– Но я обладаю природными способностями и некоторой подготовкой, – ответил он. – У меня поражен рот, а не тело.
– Что ж, если вы так уверены, я могу отвести вас к хозяину труппы, – сказала она с сомнением. – Однако он мужчина суровый и придирчивый.
– Отведите меня к нему.
Орб выполнила обещание. Хозяин был большим жирным человеком, который, когда не выступал перед публикой, имел весьма хмурый вид.
– Показывай, что умеешь, или убирайся, – неприязненно заявил он.
Клоун сделал переднее сальто, приземлившись на руки, потом заднее сальто.
– Так себе, – прокомментировал хозяин без энтузиазма. – Можешь сделать то же самое на высокой площадке?
Клоун кивнул. Поскольку площадки поблизости не было, он мгновенно вскарабкался на дерево и шагнул на горизонтальную ветку. Затем повторил сальто, стойку на руках, сделал переворот и опять встал на ветке.
Хозяин заинтересовался.
– Высоты, значит, не боишься? А еще что можешь?
– Он говорил, что умеет жонглировать, – подсказала Орб.
– Жонглеров хоть пруд пруди. Тут нужно что-нибудь особенное.
Клоун показал на набор кинжалов, с которыми когда-то выступал метатель ножей. Получив разрешение, он взял пять из них, одновременно подбросил вверх и стал жонглировать. Лезвия сверкали, крутясь в воздухе, но ни один из клинков не упал на землю.
– Что еще? – спросил хозяин, на которого это явно произвело впечатление.
Видимо, клоун был готов к такому вопросу. Он начал исполнять мимическую сценку – остроумную пародию на воина, которому меч мешает идти. У клоуна не было ни костюма, ни меча, тем не менее все было совершенно понятно. Когда персонаж умудрился уколоть себе ступню, хозяин улыбнулся. А когда воин, пытаясь ловко убрать меч в ножны, попал себе прямо между ног, тот расхохотался.
– Уговорил, мим! Подготовь собственный номер. Я буду тебе платить. А назовем мы тебя… гм-м, дай-ка подумать. – Хозяин почесал подбородок. – Мим. Нет, Мима. Мим Мима! Мальчик, у тебя талант. Жаль, что я не знал об этом раньше.
Так неизвестный мужчина стал артистом на жалованье и больше не занимался драконьим навозом.
– Я и представить себе не могла! – сердечно сказала ему Орб. – Вы очень талантливый человек. Мима.
Это не более чем сноровка и практика, объяснил он ей одновременно словами и жестами, поскольку не любил обременять и себя, и ее постоянным заиканием. Орб была очень тактична, и все же это порождало определенную напряженность, а ему менее всего хотелось докучать женщине столь прекрасной как внутренне, так и внешне.
Между тем ее интерес к незнакомцу возрос, а его продвижение в ранг артиста породило более близкие и естественные отношения. Хотя труппа была бескастовой – что, по сути, делало их париями (*4), – в ней существовала собственная иерархия, где на высшей ступени стоял хозяин, за ним шли актеры, а в самом низу располагались служители. Орб, будучи гвоздем программы, уступала по положению лишь хозяину, однако, по мере того как Мима оттачивал свой номер, поток рупий возрастал, а соответственно рос и статус артиста.
Поначалу остальные глядели на него снисходительно либо безразлично из-за дефекта речи и неопытности; впрочем, никто не смеялся, ибо все они были изгоями, каждый по-своему. У погонщика главного слона была изуродованная ступня; дрессировщик дракона был алкоголиком – дракон любил запах перегара; повар же так неимоверно разжирел, что рассчитывал в недалеком будущем перейти в разряд артистов в качестве урода. Никому из них не приходило в голову потешаться над незначительным изъяном вроде заикания.
Мима обнаружил, что, в сущности, труппа была как бы семьей: они горой стояли друг за друга, и он был своим среди них. Это стало ясно однажды, когда они готовились к представлению в какой-то деревне неподалеку от Ахмадабада [11], огромной столицы Гуджарата [территория на северо-западе полуострова Индостан у побережья Аравийского моря]. Мима помогал экзотической танцовщице Пифии готовиться к выступлению. Ей необходимо было раздеться и нанести на тело специальную защитную мазь, чтобы желудочный сок питона не повредил кожу. Еще у артистки была волшебная таблетка, позволявшая задерживать дыхание минут на двадцать, которую она принимала перед тем, как змея заглатывала ее голову. Благодаря этим средствам Пифия могла исполнять свой номер раз в день. Но девушка, которая обычно ассистировала и после выступления залезала в открытую пасть питона и вытаскивала оттуда танцовщицу за ноги, недавно сбежала с каким-то смазливым бродягой, а замену еще не нашли. Мима, чей выход был раньше, помогал Пифии подготовиться и завершить выступление.
Он наносил мазь на тело девушки, тщательно следя за тем, чтобы не пропустить ни единой точки, когда вдруг появились чины гуджаратских сил охраны правопорядка, в мундирах и при оружии.
– Человек в маске! Стоять на месте! – приказал один из них Миме, обнажив саблю. – Назови себя!
Мима, разумеется, не мог ответить, отчасти вследствие заикания. Неужели его выследили? А он-то думал, что свободен…
Танцовщица, осведомленная о его проблеме, повернулась к стражникам. Она глубоко вдохнула, и ее грудь, блестящая от мази, сделалась еще внушительнее.
– Это частная гримерная! – заявила она на местном диалекте.
Старший офицер созерцал ее прелести.
– Женщина, у нас дело государственной важности, – грубо сказал он. – Мы преследуем шайку головорезов-тхагов [12]. Возможно, они побывали здесь, а этот человек
– в маске.
– Этот человек – мой ассистент! – воскликнула Пифия и набрала уже действительно полную грудь воздуха. – Он не головорез! Он весь день провел со мной! – Она вскочила, и все трое стражников с видимым усилием отвели глаза. – Он носит маску, чтобы миазмы от питона не повредили лицо!
Она щелкнула пальцами. Задремавшая было огромная змея ожила и с шипением подняла морду.
Стражники отступили.
– Ну что ж, – проговорил командир, – если вы за него ручаетесь…
– Конечно, ручаюсь! – подтвердила Пифия. – Я не могу без него обойтись.
Они ушли, и Мима облегченно вздохнул. Он снова стал втирать мазь.
– Разумеется, я за тебя ручаюсь, – сказала девушка. – На самом деле мне даже не пришлось врать, но я бы солгала, если что. Я знаю, что ты не тхаг, а что ты там натворил и почему прячешься – не мое дело. Мы здесь своих в обиду не даем.
Мима продолжал натирать ее, не вступая в беседу.
– У тебя хорошо получается, – задумчиво добавила Пифия. – У тебя умелые руки. Ты намазываешь меня быстрее и лучше, чем я сама, даже в легких местах. Та девушка, что была раньше, никогда так хорошо не работала; в одном месте у нее получалось густо, а в другом – пусто.
Это означало, что Пифия рисковала обжечься желудочным соком. Мима понимал, насколько ей это неприятно!
– Знаешь, почему я попросила, чтобы помогал мне ты? – продолжала Пифия.
– Вовсе не потому, что ты хорош. Я могу попросить это делать хоть десяток мужчин, только я знаю, что их ладони будут потными и горячими, а глаза – еще горячее. Я не люблю, чтобы это делал мужчина – с тех пор как два года назад один слишком уж увлекся и пытался изнасиловать меня. – Она улыбнулась. – У него ничего не вышло лишь по одной причине: из-за мази я была слишком скользкой и меня трудно было удержать. В сущности, я бы уступила ему, если бы он попросил. Что такое маленькая штучка внутри меня в течение нескольких минут по сравнению с тем, внутри чего нахожусь я во время выступления? Просто мне не нравится, когда меня принуждают. Поэтому я пожаловалась хозяину, и он сделал того человека евнухом. Я, знаешь ли, тогда была гвоздем программы. Только пойми правильно: я не завидую Орб. Я здесь ради денег, и она приносит в три раза больше, чем мы когда-либо собирали. А хозяин щедр, когда заработки хорошие. Да и ты тоже – ты прилично приносишь, а чем больше, тем лучше. Но я вот что хотела сказать: когда ты с нами, мы о тебе заботимся, а ты о нас. Хозяин взял тебя потому, что его об этом попросила Орб, и теперь он сделает все, о чем попросишь ты. Ведь ты полезен для труппы. Мима, правда. Но я хотела, чтобы ассистировал мне ты, поскольку знала, что ты сможешь руководить без всяких приставаний.
Говоря «руководить». Пифия имела в виду, что он физически водит руками: Мима натирал мазью все ее тело, даже самые интимные места.
Он уже закончил, и Пифии почти пора было выходить. Она повернулась к нему лицом, набрасывая свое скудное одеяние:
– Я заметила, что ты возбуждаешься, когда гладишь меня, – как любой нормальный мужчина. Если этого больше не будет, значит, мне пора бросать работу. Но ты не станешь принуждать меня, потому что ты самый дисциплинированный человек, какого я только видела. Да-да, хотя ты и стараешься этого не показывать. И еще потому, что, даже если бы ты таким не был, все равно ты влюблен в Орб и не прикоснешься к другой женщине, когда есть хотя бы надежда однажды прикоснуться к ней. Ты ведь понимаешь, что она однолюбка и в ответ ожидает того же. Поэтому с тобой, Мима, я в безопасности. Вот почему.
Мима стоял крайне раздосадованный. Неужели все настолько очевидно?
Пифия ответила, хотя он ничего не спрашивал:
– Нет, ты прекрасно скрываешь свои чувства. Однако Орб… то, что я могу сделать с мужчиной, показав тело, она может сделать, просто будучи самой собой. Я – сухарь; она – деликатес. Так что я знала, что искать.
Она шагнула к сцене, выволакивая питона, но еще раз остановилась.
– А знаешь, у тебя может получиться!
Девушка подмигнула и вышла.
Если Пифия так хорошо понимала его, то, может, она также понимала и Орб. По ее мнению, существует вероятность…
Мима следил за танцем и завершением номера в каком-то полусне, однако, когда питон вполз обратно, таща свое бремя, тут же стряхнул оцепенение, поскольку нужно было извлечь Пифию до того, как она задохнется. Дрессированная змея разинула обеззубленную пасть, Мима запустил туда руки и поймал босые ноги танцовщицы. Он потянул, и смазанное тело выскользнуло наружу. Призрачное платье уже растворилось, так что движению ничто не препятствовало. Конечно же, такое было бы невозможно проделать с обыкновенным питоном и нормально одетой, несмазанной женщиной, что, впрочем, и неважно; это было славное представление, а покуда оно не повторялось дважды в одном месте, то сохраняло свою мнимую жуть.
Вызволив Пифию, Мима облил ее из шланга, смыв желудочный сок. Мазь вступала во взаимодействие с соком, так что оба вещества нейтрализовались, но, пока девушка находилась в змее, желудочный сок продолжал вырабатываться, поэтому было важно быстро удалить его остатки. Закончив обливание, Мима уложил танцовщицу на стол и чистой тряпицей тщательно вытер ей глаза и рот, а затем область гениталий. Потом пощелкал пальцами около уха, выводя ее из транса. Она вздрогнула и снова начала дышать. Открыла глаза.
– У тебя так хорошо получается, – проговорила девушка. – Никогда никаких ожогов или ссадин. Я совершенно чистая.
Она потянулась и поцеловала его, обняла за шею, уткнулась лицом в плечо и всхлипнула. Потом поглядела Миме в глаза:
– Спасибо. Я вернулась из бездны.
Мима кивнул. Этот номер был весьма эффектен, однако его исполнение требовало жертв. Пифия рисковала жизнью; транс, во время которого останавливалось ее дыхание, и был наполовину смертью. Хотя она проделывала это многократно, танцовщица знала, что каждый раз может оказаться последним, и благополучный исход был огромным облегчением. Большинство участников труппы в полной мере не представляли себе, через какие испытания она проходит.
– Если я когда-нибудь понадоблюсь, то тебе не нужно даже просить, – сказала Пифия. – Мима, ты лучший мужчина.
Если бы его сердце уже не было занято, он бы непременно воспользовался ее предложением. Но сейчас признание Пифии Мима рассматривал как принятие его труппой. Он почувствовал себя так хорошо, как редко бывало в его жизни.
Был сезон муссонов, дожди и ветер усиливались день ото дня. Во время представлений хозяин пользовался средством для отвода ливней, но, когда они переезжали с места на место и денег не зарабатывали, ценное заклинание тратить ему не хотелось. Дракон сырости не терпел и поэтому становился все более угрюмым. Мима любил животных и то и дело выбегал приглядеть за чудовищем, а сам при этом промокал насквозь.
Колесо русалкиной повозки застряло в грязи; поскольку все другие работники были заняты, пришлось заняться этим делом Миме. При помощи шеста он вытолкал фургон, хотя весь с ног до головы перепачкался. Когда кибитка наконец тронулась, остальные были уже далеко впереди.
Русалка высунула голову из чана. Естественно, дождь ее совершенно не беспокоил.
– Садись, поехали со мной. Мима, – позвала она.
Он в изумлении поглядел на русалку. Мима даже не подозревал, что она говорит по-английски. Обыкновенно она вообще молчала, поскольку говорить с полными легкими воды нелегко. Тем не менее русалка, будучи амфибией, умела через жабры осушать легкие и дышать воздухом.
– Сюда, – сказала она, похлопывая по стенке чана. – Ты, должно быть, притомился, тебе нужно отдохнуть.
Мима и впрямь устал, а кроме того, промок до костей и был покрыт грязью. Он сел в фургончик, придерживаясь за край резервуара. Русалка постучала погонщику, тот тронул слона, и кибитка стала догонять остальных.
Руки Мимы были заняты, так как надо было крепко держаться, когда фургон подбрасывало на колдобинах, но у русалки руки были свободны. Она взяла его голову, повернула, полюбовалась и поцеловала.
– Благодарю тебя за то, что ты для меня делаешь. Если когда-нибудь захочется чего-нибудь новенького…
Мима вспыхнул, и русалка рассмеялась:
– Я всего лишь шучу. Возможно. Но ты хороший человек.
В конце концов повозка поравнялась с остальными, и Мима соскочил, потому что его помощь требовалась в других местах. Однако он был озадачен, ибо уже во второй раз привлекательные женщины делали ему предложения. У Мимы не было предубеждений против полущук, и русалка знала об этом; будь его ситуация иной, ее предложение Миму заинтересовало бы. Однако занятнее всего был тот очевидный факт, что он привлекал женщин как мужчина.
В прошлом Мима знал многих женщин – он даже не смог бы их перечесть, – но никогда не считал себя привлекательным в этом смысле. Те женщины были ему доступны благодаря его положению; Мима был убежден, что они не выбрали бы его по собственной воле. Здесь же, в труппе, женщины предлагали себя по своему желанию. Правда, он оказывал им разного рода услуги, хотя делал это, ни в коем случае не рассчитывая на подобное вознаграждение. Их интерес к нему, очевидно, был неподдельным, что глубоко льстило Миме. Возможно, заикание и не было таким уж непреодолимым барьером, как он полагал. Если так, то эта труппа уже дала ему больше чем пристанище.
Они приехали в Ахмадабад, колоссальный город с населением больше миллиона. Здесь труппа рассчитывала собирать более многочисленные толпы, поскольку горожане были смышленее деревенских жителей и более падки до необычного. И действительно, первое же выступление имело огромный успех, а хозяин так обрадовался, что выплатил артистам премию.
Естественно, Орб, во многих отношениях типичная представительница своего пола, пожелала отправиться за покупками. Хозяин не мог ей в этом отказать, однако настаивал, чтобы кто-нибудь ее сопровождал.
– В городе полным-полно воров, – ворчал он.
– Со мной может пойти Мима, – радостно ответила Орб.
Хозяин нахмурился, но, видно, вспомнил, как Мима жонглировал кинжалами.
– Только будьте осторожнее, – предупредил он. – Не хочу рисковать сразу двумя лучшими артистами.
Несмотря на незначительность поручения. Мима был очень рад случаю побыть с Орб, и они отправились бродить по лавкам. Он надел неприметную рубашку и бутафорскую бороду, совершенно менявшую его внешность. Все равно для него это было несколько рискованно – впрочем, не больше, чем выступать в городе в качестве мима.
Орб была в восхищении от товаров, разложенных на рынке. Она переходила от прилавка к прилавку, громко восторгаясь яркими узорчатыми материями и очаровательными безделушками, выбирая то одно, то другое.
Мима же нервничал. Он ощутил движение в потайном кармане, незаметно сунул туда руку, нащупал колечко-змейку и надел его на палец. «Не-не-неприятности?» – пробормотал он как бы самому себе.
Кольцо сжалось один раз.
Этого было достаточно. Мима попытался отвести Орб в сторону, чтобы предупредить; но она была увлечена покупками, а его заикание мешало говорить, поэтому ничего не удалось.
Мима вздохнул. Он продолжал незаметно держать руку в кармане. «Несчастный случай?» – подумал Мима, обращаясь к кольцу, но оно сжалось дважды. «Преступление?» – Ответом было одно сжатие. «Грабеж?» – Три сжатия. «Изнасилование?» – подумал он и почувствовал, как колечко сжалось один раз. «Убийство?» – Сжатие. «Тхаги?» – Снова сжатие.
Мима опять попробовал предостеречь Орб. Он поймал ее руку и сдавил несколько сильнее обычного. Она внимательно посмотрела на него и поняла, что это неспроста. Мима сделал движение головой, показывая в ту сторону, откуда они пришли.
– Пора возвращаться? – спросила Орб, и он утвердительно кивнул.
– Прекрасно, – сказала она, – я только найду еще одну вещицу.
Мима попытался показать, что нельзя, но Орб не поняла. Не желая устраивать сцены. Мима решил лучше подождать, хотя колечко пульсировало, предупреждая об опасности.
Орб покончила с покупками, и они направились домой. Мима выбрал путь, по которому они еще не проходили, надеясь ускользнуть от тхагов, однако вскоре заметил, что их осторожно преследуют. Разбойники следили, все время приближаясь: трое, четверо, пятеро. Им нужны были деньги, которые, очевидно, имелись у женщины, и ее тело, и это были не те люди, которые оставляют свидетелей. Власти предпринимали меры, чтобы уничтожить преступный слой, который обыкновенно называли тхагами, хотя они уже и не были связаны с изначальным сообществом наемных убийц. Они были обычными душегубами, рыскавшими всюду и хватавшими все, что плохо лежит; сбившись в шайки, они представляли значительную опасность.
Мима обнажил зубы и бессознательно зарычал. Он люто ненавидел тхагов любого пошиба! Но он не взял с собой оружия по разнообразным соображениям, теперь казавшимся пустячными, а то, что Орб была явной мишенью нападения, мучило еще сильнее. Сам он легко ушел бы от преследователей; с ней это было невозможно. Дело принимало скверный оборот.
«Что делать?» – спросил он у кольца. Мима мысленно перебрал целый ряд возможностей, начиная с откровенного побега и кончая членовредительством. Колечко просигналило нанесение увечий. «Где?» – была его следующая мысль. Кольцо сжалось, когда они проходили мимо пустынного переулка. Это было лучшее место для встречи с бандитами.
Мима не рассуждал, полностью доверяя кольцу. Он взял Орб за локоть и повел в переулок.
Тхаги возликовали, видя такой поворот событий. Это было именно то, чего они хотели – жертва в безлюдном месте, и злодейство можно совершить без посторонних глаз. Убить – очень быстро; гораздо больше времени надо, чтобы изнасиловать живую женщину – от мертвой какой прок? – поскольку делать это предстояло по очереди. А тут, в переулке, оставив двоих сторожить на всякий случай…
Бандиты больше не таились: один встал у дальнего выхода из переулка, четверо остальных приближались сзади.
Мима пихнул Орб в простенок между домами, где валялись какие-то поломанные корзины и клети.
– Прячься! – приказал он, причем в минуту опасности заикание полностью покинуло его. Орб, увидев людей с жестокими лицами, испугалась и сразу же подчинилась.
Мима встал перед клетьми, выхватив из кучи доску с торчащим гвоздем, и повернулся лицом к тхагам. Они окружили Миму, посмеиваясь над его убогим оружием. У бандитов были ножи разной длины, а главарь поигрывал короткой саблей.
Мима прикусил язык. Специально. Мгновенно он ощутил вкус крови. Его глаза остекленели, дыхание участилось, а темная кожа побледнела.
– Глядите, он зябнет! – воскликнул один из тхагов на местном наречии.
– Прикидывается берсеркером [13], – беззаботно заметил второй.
Из языка Мимы продолжала течь кровь. Его начинала бить дрожь. Сквозь сухие губы со свистом вырывалось дыхание.
– Ладно, я приведу его в чувство, – сказал главарь, выступая вперед и замахиваясь саблей. – Посмотрите, он дрожит как лист!
На губах Мимы показалась тонкая полоска красноватой пены.
– Эй, не знаю… – с беспокойством начал было третий тхаг.
Мима шевельнулся. Доска упала.
Главарь не успел даже ничего увидеть, как сабля была мастерски выбита у него из рук. Затем клинок стал бешено вращаться, ударив ближайшего справа тхага. У бандита на шее пониже левого уха появилась красная черта, и он рухнул. Сабля взвилась над тхагом, стоявшим слева, и рассекла ему голову ото лба до носа.
Обезоруженный главарь вскрикнул:
– Да он…
Но лезвие просвистело с такой силой, что его голова, отделившись от шеи, стукнулась о землю раньше, чем упало тело.
Двое оставшихся бандитов хотели убежать. Одного настиг удар в живот, а другому, успевшему повернуться, клинок пробил череп сзади. Кончик лезвия торчал изо лба, когда тот падал.
Мима оглянулся на груду поломанных корзин, где пряталась Орб. Он немного поколебался и снова дотронулся до своего колечка. «Она вынесет это?» – Кольцо сжалось два раза. «Как ее лучше уберечь?» – Он прикинул в уме несколько вариантов, и кольцо сжалось. План был готов.
Мима вытащил шелковый платок, которым обычно пользовался во время пантомим. Подошел к женщине. Орб опустила голову и вздрагивала, видимо, в страхе перед насилием и тем, что должно случиться с ними.
– На-на-накинь, – выдавил Мима, подавая ей платок.
Она взглянула вверх:
– Ты хочешь… закрыть лицо? Но ведь грабителей этим не обманешь!
Орб не знала, что они мертвы.
– Бы-бы-быстро, – сказал Мима. – Г-г-глаза тоже.
Испуганная, ничего не понимая, Орб повязала платком лицо, закрыв глаза. Мима поднял ее, вывел из-за клетей и провел по переулку.
Как только они оттуда вышли. Мима снял с Орб повязку.
– Почему они не погнались за нами? – спросила девушка, совершенно сбитая с толку.
Мима пожал плечами, давая понять, что это слишком запутанное дело. Они поспешно вернулись домой.
Во рту у Мимы был неприятный привкус, и вовсе не от крови, которую он себе пустил. Он обманул Орб, что ему категорически не нравилось. Однако Мима верил кольцу: девушка еще не готова принять правду. Он сделал то, что необходимо для спасения ее жизни; этого пока было достаточно.
2. ПРИНЦ
Они возвратились благополучно, и Орб ушла в свой фургончик, дабы оправиться от потрясения, перенесенного во время побега. Мима занялся обычной работой, помогая готовиться к вечернему представлению.
У труппы было несколько выступлений в разных частях Ахмадабада, потому что в этом городе через каждые несколько кварталов они оказывались в совершенно ином районе, где жили другие зрители. Сборы были превосходные, а слух о пении Орб распространился столь широко, что хозяин получил приглашение устроить частное представление для знати. Ошеломленный хозяин согласился.
Все были в восторге – все, кроме Мимы. Он с глазу на глаз встретился с хозяином.
– Сэр, я не могу выступать перед знатью, – с превеликим трудом выговорил он.
Хозяин выпятил пузо и уставился прямо в глаза Миме.
– А тебе известно, что ко мне приходила полиция? – сказал он. – В этом районе орудовала шайка отъявленных головорезов, совершившая множество грязных убийств. Полиция недавно даже проверяла нашу труппу, но, конечно, никаких тхагов здесь не обнаружила.
Мима кивнул, понимая, куда клонит хозяин. О чем он сумел догадаться?
– Похоже, с этой бандой столкнулась некая красивая женщина, но умудрилась сбежать, – продолжал хозяин. – По описанию полицейские поняли, что она из этой труппы, поэтому пришли навести справки. И в самом деле, ею оказалась наша Орб, которая подтвердила, что такая встреча действительно имела место. Пять свирепого вида мужчин, вооруженные кинжалами и саблей. Но вам каким-то образом удалось их разубедить и уйти целыми и невредимыми.
Мима опять кивнул, впервые порадовавшись, что не в состоянии свободно говорить.
– Эти пятеро были найдены убитыми в переулке. Их тела очень напоминают то, что оставляет после себя воин-берсеркер. Ну, ты знаешь – тот, кто от крови сходит с ума.
Мима пожал плечами.
– Но кое-что не сходится, – продолжал хозяин. – Настоящий берсеркер прикончил бы и женщину, а потом пошел бы по городу, убивая всех на своем пути, пока его не одолели бы двадцать вооруженных, обученных солдат. А этого не произошло.
Мима ждал.
– Орб сообщила, что ты заставил ее завязать лицо платком и вывел из того переулка. Она не знает, как тебе удалось уговорить тхагов не преследовать вас. Кроме тебя там больше никого не было.
Мима снова пожал плечами.
– Мне раньше никогда не приходилось слышать о временном берсеркере, – сказал хозяин. – Очевидно, и ты таковым не являешься; у тебя даже не было оружия. Поэтому я вынужден признать: либо в тот момент в переулке очутился берсеркер, перерезал тхагов и скончался от удачного ответного удара прежде, чем добрался до вас, – что является полной бессмыслицей, поскольку никакого другого тела обнаружено не было, – либо все это сделал некий в высшей степени искусный воин, ненавидящий тхагов.
Очевидно, он обо всем догадался. Рука Мимы скользнула во внутренний карман, палец нащупал кольцо. «Пропал?» – подумал он и почувствовал два сжатия.
– Ты очень ловко управляешься с кинжалами, – говорил хозяин. – Но я ни разу не видел, чтобы ты жонглировал чем-нибудь, кроме них. Поэтому мне кажется, что ты никогда раньше не выступал. Просто ты исключительно умело владеешь оружием. Я знаю только одно сословие, которое может получить подобного рода подготовку, – это аристократия.
Мима молчал.
– А тут ты заявляешь мне, что не можешь выступать перед знатью. Потому что тебя узнают?
Мима кивнул.
– Так вот, позволь, я скажу тебе кое-что о маскировке, – быстро проговорил хозяин. – Прятаться лучше всего там, где тебя не станут искать. В этом секрет фокусов – обозначить ложный путь. Аристократ меньше всего ожидает, что другой аристократ будет скрываться, выступая на сцене перед знатью. Я хочу, чтобы ты показал свой номер; гарантирую, что никто тебя не разоблачит.
Мима отрицательно затряс головой.
– Ах да, твое заикание, – сказал хозяин, словно только что вспомнил. – Пожалуй, это действительно может навести на след. Я плохо знаю здешнее благородное сословие: слишком много путешествую, чтобы за всем уследить. Ничего не слышал о заикающемся аристократе, хотя, возможно, это просто моя неосведомленность. Предположим, мы добавим несколько фраз к пантомиме? Под маской и гримом твоего рта видно не будет. Если кто-нибудь за сценой в определенных местах станет произносить слова так, чтобы казалось, будто это ты?..
Мима, почувствовав огромное облегчение, пожал хозяину руку.
– И тем не менее, хотя мне не надо знать подробностей, – в заключение проговорил хозяин, – думаю, есть один человек, которому все должно быть открыто. Я ни за что на свете не позволю обижать ее, а вы, аристократы, известны своим небрежным отношением к романтическим связям. Мне кажется, что покуда дело не зашло слишком далеко…
Мима утвердительно закивал. Действительно, время пришло.
Караван пережидал муссонный ливень, обрушившийся на северную окраину Ахмадабада, а они беседовали. В фургончике Орб уютно было слушать, как дождь громко стучит по крыше, поскольку кровля здесь не протекала, как у некоторых других. Сначала Орб рассказала Миме свою историю, так как хотела, чтобы он знал о ней. Орб родилась в Ирландии двадцать лет назад и воспитывалась вместе с как бы сестрой, которую называла Луна. Мима не очень хорошо понял степень их родства, но складывалось впечатление, что родители Орб приходились дедушкой и бабушкой Луне, и обе девочки были очень похожи на близняшек. Луна рисовала волшебной кистью, которую получила от Горного Короля, а Орб пела и играла на арфе, доставшейся из того же источника. Это была золотая арфа, которая настолько усиливала очарование пения, что все слушатели сразу же ощущали его на себе.
Но что она делала здесь, в Индии? Миме очень хотелось это знать. Ибо совершенно ясно, что Орб способна очаровывать слушателей повсюду и нет никакой нужды скитаться по столь далеким от цивилизации окраинам.
Так вот, Орб объяснила, что разыскивает песню. Она называлась «Ллано» и была самой прекрасной песней на Земле, но в высшей степени неуловимой. С одной стороны, петь ее исключительно сложно, и лишь несколько человек в каждом поколении могли успешно ее исполнить. Орб казалось, что она сумела бы достаточно хорошо это сделать, и ей хотелось попробовать. С другой стороны, считалось, будто эта невыразимо восхитительная песня – самая поразительная из доступных человеческому голосу, что также ужасно увлекало Орб. Однако главным образом девушка верила, что с этой песней связана ее судьба, потому что тот, кто сумеет найти истоки песни, откроет путь к совершенно новому воплощению. Орб, неудовлетворенная своим мирским существованием, жаждала этого воплощения.
– Я слышал о ней, – запинаясь, проговорил Мима.
И рассказал, что исполнение «Ллано», как говорили, творило чудеса. Однажды юная девушка полюбила великого воина, но она была более низкого происхождения, и воин не знал ее. И вот в один прекрасный день она пропела ему отрывок из «Ллано», и с этого мгновения он страстно ее полюбил.
Орб пришла в восторг от этой истории.
– Но, конечно же, в жизни так не бывает, – с сожалением сказала она.
– Бывает, – заверил ее Мима.
Орб понимающе взглянула на него:
– Я… но ты ведь, конечно, не принц. – Она пыталась смягчить возможную жестокость положения. – Это, впрочем, не имеет значения. Я… ты мне все больше нравишься. Даже…
Мима перебил ее, чтобы Орб не сказала того, о чем в будущем могла бы пожалеть.
– Й-й-й-я… – но его охватило заикание, и слова никак не складывались.
Орб положила ладони ему на руки.
– Неважно, Мима.
Он помотал головой. Это было важно! Но не выговаривалось.
Вдруг она просияла.
– Я слышала, что иногда… Мима, ты умеешь петь?
– П-п-п-петь? – спросил он растерянно.
– При пении, насколько я понимаю, включаются другие участки мозга. Поэтому некоторые заики хорошо поют, даже если совсем не могут говорить. Давай попробуй, пой вместе со мной. – И она затянула одну из своих ирландских песен:
О, Дэнни, мой мальчик, трубят, зовут рога В долинах, в ложбинах, на горных склонах…
Мима с сомнением присоединился к ней:
Падают листья с осенних кленов.
Я буду ждать, а ты должен идти на врага.
Они замолчали, пораженные. Мима не только сумел произнести все без заикания, но пропел куплет чисто и красиво.
– Да ты можешь стать певцом! – воскликнула Орб.
– М-м-м-мог бы! – ошеломленно согласился он.
– Нет, ты пой, – уговаривала она. – Песня тебе не нужна. Просто тяни ноту, любую.
– Я могу! – пропел Мима на одной ноте.
– Теперь ты сможешь сказать все, что пожелаешь! – ликовала Орб. – Ой, Мима, я так рада!
Она обвила руками его шею и поцеловала.
Мима не противился, но и не ответил на поцелуй. Сначала ему предстояло рассказать свою историю, и он не был уверен, что Орб она понравится.
– Я не тот, кем кажусь, – пропел он на одном дыхании, упиваясь своей неожиданно открывшейся способностью и одновременно страшась того, что скажет. – Я принц.
Орб сразу же посерьезнела.
– Продолжай, – сказала она с внезапной сдержанностью.
И Мима, распевая, поведал следующее. Он был вторым сыном Раджи Гуджарата и воспитывался во дворце, где исполнялся любой его каприз. Старший брат должен был стать новым раджой, когда умрет их престарелый отец. Настоящее имя Мимы являло собой сложную конструкцию, приблизительно переводившуюся как «Гордость Княжества». Разумеется, уныло объяснил он, имя было дано до того, как стало ясно, что у него дефект речи. Конечно же, никакой гордостью он не был, имя превратилось в издевку, и Мима никогда его не употреблял. Заточение во дворце служило не столько удовлетворению потребностей Мимы, сколько желанию Раджи скрыть его от людей, так как отец страшно стыдился своего сына.
Однако принц есть принц, и делалось все необходимое, чтобы он достиг мастерства в каждом из придворных искусств. Ибо в случае, если погибнет старший брат, не оставив потомства, Мима, к ужасу всех посвященных, все же должен был занять трон. Что из этого может выйти, когда он даже не в состоянии отдать членораздельного распоряжения, никто не дерзал вообразить. Посему было крайне важно, чтобы его брат женился как можно раньше, дабы по возможности уменьшить вероятность бедствия.
Старший брат действительно женился рано, но как жена, так и старшая наложница оказались бесплодными. Это стало еще одним затруднением. Предпринимались разнообразные попытки раздобыть плодовитую жену, однако подобные дела решались с трудом. А тем временем Миме – и княжеству – грозила опасность.
В конце концов Миме все это надоело. Ему хотелось видеть себя на троне не больше, чем его отцу. Он желал лишь одного: нормально говорить. Но ни магия, ни наука не могли ему помочь: природа заикания была непонятна. Поэтому Мима бежал.
Вероятно, легкость, с какой удался его побег, пропел Мима с кривой усмешкой, отражала степень заинтересованности в нем со стороны семьи. Правда, он был тренированным лазутчиком, способным прокрасться мимо стражи почти как невидимка – талант, весьма полезный для раджей, когда грозит бунт, – однако Мима знал, что после его исчезновения были предприняты лишь самые поверхностные поиски. Истина заключалась в том, что семья почитала за благо от него отделаться. При удачном стечении обстоятельств старший брат унаследует престол и о заике можно будет забыть.
Итак, Мима ускользнул из дворца, осмотрительно тратя деньги, привыкая общаться с народом и жить не разговаривая. На какое-то время он был полностью поглощен проблемой выживания, однако мало-помалу это становилось скучным. Прятаться и красться по улицам Ахмадабада было не намного интереснее, чем принимать почести в качестве принца. Он не решался показывать свои княжеские умения из боязни быть узнанным, а ничего простонародного делать не умел. Мима слонялся по городу в поисках неизвестно чего. Волшебный талисман помогал ему избегать серьезных оплошностей.
Наконец он увидел Орб и услышал, как она играет и поет. Тогда все остальное отступило на задний план, став несущественным, а Мима узрел во плоти свой идеал. Поэтому он подошел к ней, с самого начала открыв свой недостаток, чтобы в дальнейшем она не обманывалась на его счет, и начал работать в труппе.
Орб, сначала пораженная, постепенно приходила в себя по мере того, как Мима рассказывал.
– Так ты действительно принц… – промолвила она.
– Не по собственной воле, – пропел Мима. – Я не желаю ничего, лишь бы оставаться здесь, с тобой.
– Но я не всегда буду в этой труппе, – возразила Орб. – Я присоединилась к ней в Калькутте и покину ее в Карачи, в Синде, а оттуда на корабле поплыву куда-нибудь еще. Я ведь ищу песню, «Ллано».
– Тогда я последую за тобой, чтобы быть твоим телохранителем.
Эти слова кое о чем напомнили Орб.
– Эти тхаги… Ты, принц, должен ненавидеть их.
– Они – проклятие нашего прекрасного княжества, – согласился Мима. – Это зараза, которую следует уничтожать повсеместно. И особенно когда они угрожают таким восхитительным женщинам, как ты.
– Ты… обучен обращению с оружием. Можешь жонглировать пятью кинжалами и не порезаться. Конечно же, ты мог тогда…
Это было еще одно, о чем он боялся сказать Орб.
– Мог убить их, – признал Мима. – Я так и сделал… И завязал тебе глаза, чтобы ты не увидела тел.
Лицо Орб застыло, и она отвернулась. Мима встал и вышел из фургона, понимая, что случилось то, чего он боялся. Орб очаровательная и невинная женщина; физическое насилие вызывало у нее отвращение. Пока она не готова понять, для чего и как принц овладел тайным искусством становиться берсеркером и в то же время владеть собой, убивать быстро, не впадая в безумие. Тем не менее хозяин был прав: ему следовало обо всем рассказать Орб, прежде чем она начнет разделять его чувство. Мима ни в коем случае не мог причинить ей вреда, и если интерес Орб к нему вредил ей, то следовало от всего отказаться.
Но через два дня Орб сама подошла к Миме.
– Прошу простить меня за мое поведение, – сказала она. – Я понимаю: если бы ты не сделал этого, тхаги убили бы тебя… и меня… а после продолжали бы делать то же с другими невинными людьми. Их необходимо было уничтожить. Просто мне… Мне трудно привыкнуть к… к таким вещам. Я знаю, Мима, что ты не жестокий человек. Я помню, как ты пытался увести меня от беды еще до того, как появились тхаги. А я все мешкала, хотела сделать лишнюю покупку. Так что здесь есть и моя вина. Ты извинишь меня?
– Разумеется, извиняю! – пропел он, чувствуя огромное облегчение.
Орб вплотную подошла к нему с явным намерением поцеловать. Но Мима уклонился, так как они стояли на виду у всех.
– Люди смотрят! – сказал он.
– Ну и пускай смотрят! – воскликнула Орб. Она обвила его руками и крепко поцеловала.
Несколько мгновений Мима наслаждался ее поцелуем, испытывая невыразимый восторг, поскольку Орб была всем, о чем он только мечтал. Но он прервал поцелуй.
– Ведь я принц, – напомнил Мима. Впрочем, он понимал, что для Орб это мало что значит; она не очень-то верила в королевское достоинство.
– По-моему, я полюбила тебя еще до того, как узнала, кто ты, – сказала Орб. – Я боялась, что ты преступник или изменник, хотя на самом деле знала, что это не так. Ты замечательный человек, с которым обстоятельства сыграли злую шутку, и теперь, когда я лучше понимаю тебя, мне хочется быть с тобой. Если понадобится, то я могу остаться здесь, в Индии…
– Нет-нет! – запел он в ответ. – Ты должна продолжать свои поиски «Ллано»! Я не могу лишать тебя мечты!
– Но мне кажется, что я обрела свою мечту в тебе, – ответила Орб.
– Лишь часть ее, только часть, – настаивал Мима. – И этой частью ты можешь владеть, не принося в жертву остального. Я буду с тобой, куда бы ты ни пошла.
Она улыбнулась:
– Ты и впрямь самый чудесный из мужчин. – И Орб снова поцеловала его.
Естественно, новость облетела всю труппу еще до того, как закончился их разговор.
– Мне жаль терять тебя, – сказала Пифия, когда Мима готовил ее к вечернему выступлению.
– Но я не перестану помогать тебе, – возразил Мима речитативом.
– Хозяин уже назначил тебе замену, – ответила она. – Твои вещи переносят в фургончик Орб. После сегодняшнего тебе не подобает руководить по мне.
– Но я не…
– Полно, – улыбнулась она. – А русалка от злости бьет хвостом по воде; она надеялась, что вы с Орб сговоритесь гораздо позже.
Мима рассмеялся.
– Поблагодари ее от меня, – пропел он. – Вы с ней, наверно, даже не понимаете, как много для меня сделали.
– О, мы-то понимаем, – ответила Пифия. Ей уже пора было выходить на сцену.
Эту ночь Мима провел в фургоне Орб. Несмотря на всеобщее убеждение, они не занимались любовью. Было так приятно просто разговаривать, узнавать друг о друге все новые подробности. Когда наконец их сморил сон, они уснули обнявшись, но и только, – и этого было более чем достаточно. Само прикосновение к Орб заставляло Миму чуть ли не петь. И еще восхитительнее было, что он знал: она ощущает то же самое. От любви этой совершенной женщины Мима впервые забыл о своей неполноценности.
Следующей ночью они принадлежали друг другу. У Орб это было впервые, ибо она оказалась поистине целомудренной женщиной. Мима рассказал ей об этой стороне жизни принцев, страшась, что ужаснет ее, но она ответила только:
– Ты раньше никогда не любил.
Это была сущая правда, и все остальное стало несущественным, как и заикание.
По сути дела, большой опыт помог Миме сделать все возможное, чтобы Орб смогла избежать неловких ситуаций, непонимания и неудобств.
– Все, что было с другими женщинами, – искренно признался он, – не может сравниться с простым прикосновением к твоей руке.
– Как, даже с самыми красивыми женщинами? – лукаво спросила она.
– Самая прекрасная – ты.
Орб засмеялась:
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю. Во дворце к моим услугам были самые красивые наложницы княжества.
Она вздохнула, но не возмутилась.
– Я знаю, что это правда. Ты сделал редкий комплимент.
– Они с таким же успехом могли быть овцами, – пропел Мима.
– Значит, я лучшая из овец, которых ты знал?
– Это были красивые женщины, – повторил он быстро, и они оба рассмеялись.
Тянулись долгие месяцы муссонов, и труппа медленно продвигалась на северо-запад по направлению к Синду. Впрочем, география совершенно не занимала Миму; счастье его находилось там, где Орб. Она была необыкновенно одаренной певицей, но даже это уже не имело значения – его интересовал не талант Орб, а только она сама.
На медленном пароме труппа переправилась через Инд и уже давала представления народу, говорящему на ином языке. Это было неважно – артистов хорошо понимали повсюду.
Орб все еще не находила того, что искала, – «Ллано». Однако это ее не расстраивало: она была готова искать песню хоть всю жизнь – если Мима рядом.
Когда же они достигли пригородов Карачи, к каравану приблизился отряд вооруженных всадников. Повозки остановились. Кавалеристы носили форму Гуджарата, и хотя они находились вне пределов этого княжества, артисты были не в том положении, чтобы протестовать.
Офицер о чем-то переговорил с хозяином и затем подъехал прямо к фургону Орб.
– Принц, мы прибыли за вами, – объявил он.
Так, значит, они все время знали, где его найти!.. Мима огорчился, но был не слишком удивлен. Вероятно, тот случай с тхагами навел их на след, а потом они просто контролировали передвижения гастролеров. Но что же им сейчас понадобилось?
Ускользнуть от всадников не было никакой возможности – кавалеристы окружили караван и держались начеку. Мима выпрыгнул из фургона.
– Что вам нужно? – пропел он.
Офицер, по-видимому, был озадачен. Он никак не ожидал этого. На лице Мимы лежал белый грим, которым он пользовался не только во время представления, и, кроме того, офицер думал, что принц будет заикаться.
Однако кавалерист быстро оправился.
– Принц, – сказал он официальным тоном, – ваш брат скончался. Гордость Княжества, вы теперь наследник престола. – Офицер церемонно поклонился. – Вместе с этим почетным эскортом вам надлежит вернуться в столицу, где вас ожидает Раджа.
Несчастье! Мима никогда не был близок с братом, собственно говоря, едва знал его, но эта внезапная смерть стала потрясением для всей семьи, в том числе и для Мимы. Еще большим потрясением было то, что он становился наследником престола.
– К-к-к-как он у-у-у-умер? – с трудом выговорил Мима, позабыв про пение.
– Господин, он погиб благородно, в бою против Раджастхана [14].
– Но мы не воюем с Раджастханом, – удивился Мима.
– Это был обыкновенный набег.
Всего лишь пограничная стычка – и, конечно, его отважный брат лично принял в ней участие и был убит, чем навлек горе на всех.
Из фургончика вышла Орб.
– Ты должен ехать, – сказала она. – Ты нужен своему княжеству.
– Пропади пропадом мое княжество! – пропел Мима.
– Я отправлюсь с тобой, любовь моя.
– Нет, – твердо заявил офицер. – Принц должен ехать один. Он женится на принцессе, которую выберет Раджа.
– Н-н-н-никогда! – вскричал Мима.
– Нам дано указание выплатить этой женщине приличествующую сумму, – сказал командир. – Она не будет нуждаться. Но она больше не увидится с принцем – таков приказ Раджи.
– Приличествующую сумму! – презрительно воскликнула Орб.
– Вот она, – офицер протянул Орб небольшой сверток.
Кавалерист был совершенно серьезен. Мима прекрасно знал, что отговорить их никак не удастся. Слово Раджи было непререкаемо. Мима укусил язык.
Орб, растерявшись, приняла сверток, но даже не поглядела на него.
– У вас есть несколько минут, чтобы попрощаться с женщиной, – проговорил офицер. – Брать с собой ничего не нужно, принц. Мы дадим вам необходимую одежду.
Рот Мимы наполнился кровью. Кожа побледнела. На губах появились маленькие пузырьки.
Командир встал перед Мимой на колени и протянул ему эфес своей сабли.
– Если вам так будет угодно, принц, отрубите мне голову, а затем и всем остальным. Мы не обратим оружия против своего господина. Но вы вернетесь в свое княжество.
– Мима! – закричала Орб, поняв, в чем дело. – Они лишь исполняют свой долг! Ты должен поехать с ними!
Мима стоял не двигаясь. Она была права, но, даже если бы Орб ошибалась, он не смел подвергать ее такому испытанию. Вид побоища был не для нее.
Мима отвернулся и выплюнул кровь. Потом взял у офицера меч, повернул и отдал кавалеристу.
– Подождите минуту, – сказал он, не заикаясь.
– Как пожелает мой господин, – ответил командир, явно испытывая облегчение, и вложил саблю в ножны.
Мима посмотрел на Орб.
– Я вернусь к тебе, – пропел он, – когда уговорю отца освободить меня от служения. А пока я дам тебе вот это. – Мима вынул колечко в форме змеи.
– Что это? – спросила Орб, и в глазах ее заблестели слезы.
– Царский талисман. Надень его, и он ответит на любой вопрос. Одно сжатие означает «да», два значат «нет», а если три – оно не может ответить однозначно. Кольцо также защитит тебя, когда попросишь.
– Защитит?
Мима надел кольцо себе на палец. «Покажи», – мысленно приказал он.
Маленькая змейка ожила и скользнула к нему в ладонь. Мима поднес ее к Орб, и змея переползла к ней в руку. Она на мгновение подняла головку, тоненько зашипела, а потом обвилась вокруг пальца и снова стала металлической.
– Ты хочешь сказать… она может ужалить? – спросила пораженная Орб.
– Ее укус смертелен, – ответил Мима, – но она жалит только по приказанию. Этому талисману ты можешь верить всегда. Носи его, и будешь в безопасности.
– До твоего возвращения, – проговорила Орб.
Он кивнул. Потом обнял ее и крепко поцеловал. Его грим испачкал Орб лицо, но это не имело значения. Ее красота ничуть не пострадала.
Мима шагнул к офицеру.
– Теперь я готов ехать с вами, – сказал он речитативом.
Ему подвели прекрасного коня, и Мима вскочил в седло. Он помедлил, помахал на прощанье Орб и всем остальным, с кем подружился. И тронулся в путь.
3. ПРИНЦЕССА
За то время, что Мима не видел его, Раджа заметно постарел. С отцом Миму, разумеется, связывали не более близкие отношения, чем с братом; в среде царственных особ это было не принято. Он встречался с этим человеком, наверно, не более десяти раз, главным образом в детстве, еще до того, как мать Мимы допустила промах, зачав дочку, после чего получила развод и была удалена из дворца. У Мимы практически не было семейной жизни, и теперь он понимал, что в значительной степени именно ее он искал и нашел с Орб – истинную любовь и близость между людьми. И не собирался отказываться от этого.
Тем не менее встреча с отцом поразила Миму. Дело было даже не столько в том, что Раджа сильно состарился. На нем, больном и одновременно величественном, конечно же, были изысканные одежды, по обыкновению расшитые золотом, и ожерелье из сверкающих рубинов, однако его манера держать себя не имела отношения к платью. Раджа мог быть и голым и все равно излучал властность. По тучности тела и дряблости щек можно было судить о болезни правителя. Очевидно, он поддерживал здоровье с помощью магии, но даже у волшебства есть границы, и Раджа неуклонно шел к освобождению от плоти. Неудивительно, что его так беспокоила проблема наследника.
– Необходимо, чтобы у наследника был наследник, – сказал Раджа. – Ты будешь обручен с принцессой из княжеского дома Махараштры [15]. Это политически выгодный союз. Сейчас мы ведем переговоры относительно приданого.
– Ваше Величество, я не буду обручен, – пропел Мима.
Раджа, покачивая головой, посмотрел на него долгим взглядом.
– Стало быть, все так и есть. Та девка научила тебя говорить по-другому. Это значительное улучшение, хотя до совершенства еще очень далеко.
– Та девка, – пропел Мима сквозь зубы, – единственная, на ком я женюсь.
Раджа подумал.
– Исполни свой долг с принцессой, а потом можешь взять девку в наложницы.
Мима отвернулся и плюнул.
Придворные вскочили со своих мест, а княжеский страж даже позволил себе прикоснуться к рукоятке меча, но Раджа оставался совершенно спокоен. Он сделал легкий жест, прогоняя сына.
Мима поклонился и задом вышел из Собрания. Встреча оказалась не очень продуктивной.
Мима находился под домашним арестом в живописном месте на окраине Ахмадабада. Естественно, его не пытали, не заключали в узилище и не принуждали с помощью магических средств; он был наследником. Но и свободы Мима был лишен. Он знал, что будет освобожден тотчас же, как даст согласие, однако отступать не собирался. Слово правителя было нерушимо и никогда не давалось неискренне. Так Мима и томился среди роскоши, изысканных яств, восхитительных развлечений, имея в своем распоряжении лучших наставников в любом виде искусства, какое только могло его заинтересовать.
Проведя две недели в заточении. Мима попытался бежать. Побег не удался, как он и предполагал; Мима просто нащупывал возможности защиты. Раньше отца не интересовало его местонахождение, а теперь чрезвычайно заботило – и в этом заключалась вся разница. Бежать Мима не мог.
Через месяц от Раджи прибыл посол, чтобы задать вопрос: согласен ли теперь Мима на помолвку? И снова Мима, отвернувшись, плюнул, и посол удалился.
Однако Раджа так просто от своих желаний не отказывался. Два дня спустя во дворец поместили красивую наложницу. Ее волосы были черны, как полночь, и самоцветы сверкали в них, словно звезды.
– Раджа приказал мне принадлежать вам, – сказала она.
– Ты никогда не будешь моей, – резко ответил Мима.
Наложница помрачнела. Стражники увели ее прочь.
Часом позже пришел начальник дворцовой охраны.
– Принц наследник, Раджа приглашает вас посмотреть, что мы сделали.
Мима с любопытством пошел со стражником к парадным воротам дворца. Там, насаженная на длинный шест, была выставлена голова наложницы. Драгоценные камни все еще горели в ее волосах.
Месяц спустя прибыла другая женщина. Она была дочерью северных стран, с ясными синими глазами и волосами, как чеканное серебро, переплетенное золотыми нитями.
– Раджа приказал мне принадлежать вам, – сказала она.
Мима заколебался, поскольку понимал, что в этой игре у отца в запасе куда больше средств убеждения, нежели он мог вынести. В лучшем случае его упорство могло породить перед главными воротами частокол шестов с хорошенькими головками; в худшем – Раджа схватит и расправится подобным же образом с самой Орб.
– Останься, – велел он наложнице. – Я позову тебя, когда понадобишься.
Эта уловка временно сработала. Но по прошествии недели, в течение которой Мима так и не обратился к женщине, она внезапно исчезла из дворца, и ее голова была выставлена у ворот рядом с первой.
На третий месяц появилась следующая девушка. Ее волосы цвета раскаленной меди были заколоты гребнями из прекрасного зеленого нефрита, а глаза оттенком тоже напоминали яшму.
Мима зажмурился. «Прости меня, Орб! – взмолился он. – Я не могу быть убийцей этих миловидных женщин. Они слишком похожи на тебя».
Он взял наложницу за руку, подвел к кровати и тотчас же лишил девственности.
Так Раджа мало-помалу принуждал сына исполнить свою волю. Но Мима по-прежнему отказывался от обручения. Тело его было в заточении, сердце же принадлежало ему и было отдано Орб.
Минули два года, и Раджа самолично явился во дворец. Признаки его болезни усилились, однако воля не ослабла.
– Если ты не заботишься о себе, – сказал Раджа, – то подумай о своем княжестве. Через три года я умру, наши враги злоумышляют против нас, а наследник все еще не подготовлен. Твое присутствие и союз с Махараштрой могут защитить наши границы от опаснейшего вторжения. Это необходимо для процветания всех жителей Гуджарата.
– Усыновите более подходящего наследника, – пропел Мима. – Дайте мне соединиться с моей возлюбленной.
– Принцесса Махараштры красива и прекрасно воспитана, она достойна любого мужчины. Согласись на помолвку, а во всем остальном поступай по собственному усмотрению.
– Я не женюсь ни на какой женщине, кроме своей возлюбленной. Освободите меня и во всем остальном поступайте по собственному усмотрению.
– Верность – это добродетель, даже для принца, – отозвался Раджа. – Проведи вместе с принцессой один месяц в Замке Новобрачных. Если после этого ты по-прежнему не пожелаешь обручиться с ней, я дарую тебе свободу.
Победа, и так неожиданно!
– Согласен, – ответил Мима. Ну что значил всего лишь месяц искушения по сравнению с двумя пережитыми годами?
Замок Новобрачных располагался среди отдаленных гор. Это было удивительно красивое место со скульптурной оградой, с садами, где благоухали бесчисленные цветы, с изящной архитектурой и всей мыслимой роскошью. Никаких слуг там не было; нерушимые чары поддерживали усадьбу в идеальном состоянии, сохраняя здесь превосходный климат, совершенно независимый от того, какая погода стояла за ее стенами. Приближенным вельможам иногда позволялось пожить здесь, когда они женились, и сам Раджа приезжал сюда, чтобы восстановить силы. Но Миме предстояло пробыть здесь целый месяц.
Что и говорить, человека могут утомить даже самые чудесные удобства, если он лишен общества. Поэтому тут всегда жили вдвоем – и только вдвоем. Ибо самой замечательной особенностью Замка Новобрачных было волшебное воздействие на умы тех, кто попадал под его крышу. Здесь чувства и мысли любого человека некоторым образом выходили за границы его тела и становились известны другому присутствующему. Тут не существовало тайных ощущений. Поэтому Замок оказывал столь мощное воздействие на тех, кто недавно влюбился, – и в то же время был совершенно неподходящим местом для людей, которые больше не любили друг друга.
Впрочем, Мима об этом знал, так что был подготовлен. Он никогда раньше не приезжал в Замок Новобрачных, однако сомневался, что здешнее волшебство сможет поколебать его страстную любовь к Орб. Даже если из-за чар Замка и возникнут какие-то проблемы, то близкое общение с этой, по всей видимости, жеманной и избалованной южной принцессой поможет их преодолеть. Для Мимы Орб была эталоном совершенства, которому не могла соответствовать ни одна другая женщина. Как, кстати, ее имя? Он уже почти забыл!
Малахитовый Восторг – вот как звали принцессу, словно в холодном зеленом камне могла быть какая-то прелесть. Наверняка здесь крылась такая же насмешка, как и в его собственном имени – Гордость Княжества. Нет, он был уверен, что выйдет из этого испытания победителем и наконец обретет свободу, чтобы вновь соединиться со своей единственной любовью.
Мима в одиночестве стоял во дворике, ожидая, когда приземлится ковер принцессы. Никаких слуг, разумеется, не было; нельзя же, в самом деле, позволить посторонним совать нос в откровенные мысли и чувства венценосцев. Они останутся здесь только вдвоем на весь назначенный срок, а через месяц ковры возвратятся, чтобы их забрать.
Ковер прибыл вовремя: сначала вдали над горами возникла точечка, затем проявились волнистые очертания. Наконец он снизился и приземлился – широкий ковер, на котором стоял заполненный подушками занавешенный паланкин.
Ковер мягко опустился на изразцовые плитки дворика, паланкин открылся и вышла принцесса.
Мима стоял в тени ворот и разглядывал ее, эту Немезиду (*5) его любви, которую он никогда раньше не видел.
Малахитовый Восторг, принцесса Махараштры, оказалась женщиной чрезвычайно эффектной. На ней было подпоясанное платье с застежками из темно-красных рубинов, которое облегало фигуру, напоминающую песочные часы, и шаль, вышитая бледными золотыми нитками. Волосы ее казались блестящей бурной иссиня-черной рекой, струящейся вниз по плечам и обрамляющей лицо самым очаровательным образом. Ее глаза были как у коровы, пасущейся в долинах, – огромные, темные и влажные. Сквозь вьющиеся волосы виднелись маленькие уши, словно радужно переливающиеся ракушки у кромки озера. Рот, слишком нежный для этого грубого мира, походил на совершенный в своем изяществе малиновый лук. Ее груди под платьем были как два олененка, упругие, круглые и наверняка такие мягкие, какие только может вообразить мужчина. Бедра же…
Она повернулась к Миме. «Уйми свои похотливые мысли, грубиян, – подумала принцесса с гневом. – Или ты уже позабыл, где находишься?»
Он и впрямь на мгновение забылся! Поразительная красота девушки застала его врасплох, ничего не оставив от злости, переполнявшей Миму в связи с ее присутствием. Он почувствовал, что краснеет, и это рассердило его – отчего лицо запылало еще сильнее.
Принцесса рассмеялась, довольная тем, что одержала над ним верх. Он разболтал о своих впечатлениях, будто несмышленый школьник, в то время как она сохранила самообладание.
Однако принцесса быстро посерьезнела.
– Знай, о принц Гуджарата, что я желаю этого союза не больше, чем ты, – твердо проговорила она. – Я люблю другого и всегда буду любить его. Я бы сейчас была с ним навсегда, если бы не воля отца. Ты всего лишь помеха на моем пути, и мы благополучно преодолеем это испытание, если ты мыслями и телом станешь держаться подальше от меня.
Мима едва мог поверить услышанному.
– Неужели ты против нашей помолвки? – пропел он. – Я не знал этого.
– Ты наверняка многого не знаешь, принц косноязычных. И многого тебе лучше вообще не знать. А теперь выйди на свет, чтобы я смогла рассмотреть своего врага.
Снова испытывая сильную неловкость, Мима вышел из тени.
«Надо же, а ведь он красивый мужчина», – с удивлением подумала принцесса.
«Это несущественно», – ответил он таким же образом, и теперь покраснела уже она. Принцесса попалась точно так же, как и Мима. Одно дело было знать, что их мысли полностью открыты друг для друга, а другое – испытать это на себе.
– Верно, Гордость Княжества, – ответила она, и Мима снова расстроился. Он постоянно забывал, даже в то время, когда это происходило!
«Выбери, в каких покоях тебе хотелось бы остановиться, – быстро подумал Мима, чтобы скрыть другие мысли, которые у него могут возникнуть. – Я займу комнаты в противоположном конце Замка».
– Здесь нигде нет такого места, чтобы мы могли не соприкасаться мыслями, – сказала она. – Тут в состоянии помочь лишь душевная дисциплина.
«Она и поможет», – угрюмо согласился он.
И они поселились в противоположных крыльях дворца.
Однако это оказалось весьма неудобным, поскольку в апартаментах не было ни воды, ни пищи; чтобы добыть их, нужно было выходить. Кухня ломилась от множества разнообразнейших деликатесов, но она была построена так, что требовались одновременные действия двух человек. Один должен был держать дверь кладовой, пока другой доставал еду; иначе ничего не получалось. Поскольку пища, вынутая из волшебной кладовой, быстро портилась, нельзя было наготовить много еды, действуя совместно однажды; чтобы поесть, всякий раз должны были присутствовать двое.
Еще большей проблемой оказалась вода. Она подавалась старомодным насосом с длинной красной ручкой. Одному приходилось качать насос, а другому держать сосуд; иного способа не существовало. Каждую чашку они наливали, помогая друг другу. Но и эта вода мгновенно испарялась, если ее выносили из столовой. Так что есть они могли только вместе.
Но это было еще не все.
– Мне нужно помыться! – озабоченно воскликнула принцесса.
– Я мог бы качать насос, пока ты сидишь под струей, – поразмыслив, пропел Мима.
Она бросила на него испепеляющий взгляд:
– Или я могла бы качать, покуда ты сидишь под ней.
Он оценил сложность проблемы. «Поверь мне, Восторг, у меня нет никакого желания таращиться на твое прекрасное тело», – подумал Мима.
– Ты лжешь, Гордость, – желчно сказала она.
«И то правда», – согласился Мима. Он не был влюблен в нее и отнюдь не хотел, чтобы принцесса его совратила, но Мима был мужчиной и ему всегда доставлял удовольствие вид чувственной женской плоти, – а эта женщина была на редкость чувственной. В душе он был созерцателем.
– И я не собираюсь соблазнять тебя, – добавила девушка резко.
«Ты лжешь», – мысленно парировал он, ибо под неприкрытым раздражением принцессы сквозило тайное удовольствие от того, что Мима столь высокого мнения о ее теле. Она, как настоящая женщина, была подвержена приступам суетности; ей хотелось быть неотразимой для всех мужчин и при этом иметь в своем полном распоряжении только того единственного, которого выберет.
«Будь ты проклят!» – подумала она, и эта внезапная ярость была как удар грома.
Мима горько улыбнулся. «В этом и есть назначение Замка, – напомнил он.
– Принудить нас быть вместе, добиться взаимопонимания. Заставить меня загореться к тебе желанием, а тебя – почувствовать признательность за это желание. И так до тех пор, пока мы не забудемся во взаимной страсти».
– Но ведь мы царственные особы, а не животные, – возразила девушка. – Мы не должны рабски поддаваться такому приручению.
Мима решил переменить эту скользкую тему. Они действительно были дисциплинированными человеческими существами, и принцесса, видимо, столь же предана своей любви, как и он своей, – черта, которая восхищала Миму…
– Следи за своими мыслями! – бросила она.
Итак, им надлежало сотрудничать, чтобы избежать явных соблазнов. Он не должен смотреть на ее тело или допускать каких-либо одобрительных мыслей на этот счет, каким бы сладостным…
«Животное!» Мима не совсем понял, была ли это его дикая мысль или ее. Все оказалось намного каверзнее, нежели он мог предполагать!
– Вот именно, – согласилась принцесса.
– Я повернусь к тебе спиной и буду качать воду, пока ты моешься, – пропел он эту блестящую мысль. – А потом мы можем поменяться. Так мы сумеем не видеть наших обнаженных тел.
Она задумалась. Предложение Мимы ей не очень нравилось – ее чувства совпадали с мыслями, – но никакого лучшего решения не находилось.
– Давай попробуем. Отвернись и качай воду, а я помою руки.
– С-с-с-согласен, – заикаясь проговорил он и выругал себя за то, что забыл пропеть.
– Принц, мы, несомненно, и так можем найти друг у друга множество весьма неприятных черт, – добродушно сказала девушка. – Не стоит стыдиться того, над чем мы не властны. Разговаривай, как можешь. Для нас это не помеха.
Она простила ему заикание! Мима был просто ошеломлен, его захлестнула волна благодарности. Редкая женщина давала себе труд хотя бы понять…
«Прекрати! – мысленно одернула его принцесса. – Меня не интересуют твои чувства!»
Она пыталась вести себя правильно, то есть сохранять отчужденность между ними. Мима это прекрасно понимал и сам пробовал делать то же самое. Однако сочувствие к его недостатку затронуло глубочайшие струны самосознания; он мог не подавать виду, но был не в силах не испытывать благодарности.
– Ну давай же качай насос! – в растерянности воскликнула девушка, тщетно сопротивляясь его признательности.
Мима отвернулся, неловко нащупывая позади себя рукоятку. Взгляд принца упал на стену, к которой он теперь стоял лицом.
Стена была зеркальная.
Мима вздохнул. Строитель Замка Новобрачных, как видно, предусмотрел все. Ну что ж, он может просто закрыть глаза.
– Лучше завязать, – сказала принцесса.
Так они и сделали. Мима накрыл голову полотенцем и качал воду, а девушка приготовилась мыться.
– Ой! – вдруг вскрикнула принцесса.
Наверно, вода холодная. Он продолжал качать, хотя все его мысли полностью сосредоточились на вопросе, какого же места должна была коснуться вода, чтобы вызвать такую реакцию? Мима попытался переключиться, однако теперь уже оказалось попросту невозможно думать о чем-нибудь другом. Прозрачная вода, блестящие груди…
– О, да это хуже, чем если бы ты просто смотрел! – в отчаянии воскликнула она. – Сними полотенце!
«Но ведь я пытаюсь контролировать свои…»
Принцесса протянула руку и сорвала полотенце. Мима заморгал. Прямо перед ним была обнаженная грудь, преисполненная именно такого великолепия, о каком он пробовал не думать.
– Лучше уж сразу покончить со всем этим, – пробормотала принцесса, едва выговаривая слова от распиравшего ее гнева. Она сбросила оставшуюся одежду, а Мима смущенно смотрел на нее, стыдясь своего восхищения, которое он не в силах был подавить. Это была поистине совершенная женщина.
Наконец принцесса кончила мыться, вытерлась и оделась.
– Теперь твоя очередь, – свирепо проговорила она.
Мима подчинился – это было справедливо. Но ему мешала естественная мужская реакция; если он разденется, то все станет слишком уж очевидным.
Малахитовый Восторг зарделась.
– Ладно, как-нибудь в другой раз, – решила она и вышла.
Пожалуй, мысли Мимы были столь же откровенны, как была бы плоть. Ему было стыдно за себя; он ни в коем случае не хотел, чтобы все так обернулось. Принцесса была милой, скромной женщиной, которая, вероятно, никогда не видела мужчину в состоянии…
«Хватит! – донеслась ее мысль, ничуть не приглушенная расстоянием, которое их разделяло. – Надо бежать отсюда!»
Мима печально рассмеялся. Замок их обоих ставил в преглупое положение.
– Д-д-д-да! – горячо поддержал ее Мима.
– Д-д-д-да! – отозвалась принцесса, и она не передразнивала его.
Однако никто из них не представлял себе, как это сделать. Поместье было обнесено высокой заколдованной стеной, на которую невозможно было влезть, и одной стороной примыкало к озеру. Проникнуть сюда можно было лишь на волшебном ковре, который отсутствовал. Малахитовый Восторг и Гордость Княжества договорились поразмыслить над этим ночью, а утром поделиться друг с другом своими соображениями.
Они встретились за ужином, а потом принцесса зажмурилась и качала воду, пока Мима мылся. Если она и подсматривала украдкой, то это не имело значения, поскольку все равно о его физическом состоянии узнавала по мыслям. Девушка только время от времени вспыхивала и продолжала качать насос, а Мима, в свою очередь, не останавливаясь считал наоборот, чтобы выбросить из головы как можно больше собственных мыслей. Он был очень рад, когда все это наконец кончилось.
Они попрощались, и каждый отправился в свои покои. Но не успел Мима войти в комнату, как у него в мозгу раздался крик принцессы. Он бросился на ее половину, откинул полог – в комнатах, естественно, дверей не было – и увидел, что она стоит, зажимая рот маленьким кулачком.
– Здесь что-то было! – закричала девушка.
По ее мыслям Мима увидел, как призрачная, похожая на скелет отвратительная тварь подкрадывается к ней, но пропадает, когда принцесса оборачивается.
– Тут нет людей или каких-то других существ, кроме нас, – напомнил ей Мима. – Мы бы услышали их мысли.
– Я видела его, – настаивала принцесса, и он знал, что она действительно видела… или верила в это.
Из чего следовало, что, возможно, здесь побывал не человек и не животное. Неужели в Замке обитают демоны?
– Демоны! – в ужасе воскликнула девушка.
Но с какой стати подобная нечисть появится в месте, предназначенном для влюбленных?
– Чтобы вынудить их быть вместе, – сказала принцесса.
Конечно же! Тот, кто постарается спать отдельно от другого, очутится в обществе пренеприятнейших потусторонних существ. Малахитовый Восторг явно была крайне обеспокоена; Мима чувствовал это по ее мыслям. Так что же им делать?
– Я не буду обращать на него внимания, – отважно заявила принцесса. Но хотя она искренно намеревалась сделать над собой такое усилие, Мима чувствовал ее глубочайший страх перед демоническими силами. Она не сможет спать.
Долг мужчины – защищать женщину от любой возможной угрозы всеми доступными средствами. Мима понимал, что его меч бессилен против демона, – но разве в этом дело? «Я останусь стоять на страже», – подумал он.
– Я не могу просить тебя об этом, – запротестовала она. Но ей хотелось это сделать, потому что она была по-настоящему напугана.
«Я буду спать около входа, – решил Мима, внося поправку в свое намерение. – В этом нет ничего трудного».
– Как бы я желала поблагодарить тебя, принц Гордость Княжества, – проговорила девушка с явным облегчением. Они оба знали, почему она не может.
– Лучше зови меня Мима, – пропел он.
– Мима – это имя, которое тебе дали в балагане, – догадалась принцесса.
– Там ты встретил женщину, которую любишь.
«Где я был счастлив», – согласился он.
Она легла на свою большую мягкую постель с пуховыми подушками и разноцветными одеялами, а он сел у двери и уснул, как спят воины, готовый к любому внезапному вторжению. Лампу они не погасили, дабы никто не смог прокрасться незамеченным.
Вдруг Мима проснулся и вскочил на ноги. Чудовищный демон крался к постели. Малахитовый Восторг повернулась, увидела его и закричала.
Мима прыгнул, выхватывая меч из ножен, но демон беззвучно просочился сквозь стену и исчез.
Принц подошел к кровати, где лежала Малахитовый Восторг, дрожа от потрясения. Ее чувства представляли собой спутанный клубок отвращения, страха и стыда, поскольку она понимала, что обременяет Миму, несмотря на твердое намерение не причинять ему больше беспокойства.
Он подошел, сел на кровать и обнял ее. «Невинности свойственно страшиться зла», – успокаивающе подумал Мима. Сам он, безусловно, не испытывал никакого страха, разве что омерзение к себе, так как позволил этой твари проникнуть в спальню. Ведь он был на страже, разве нет?
Девушка всхлипывала у него на плече. Но вскоре, почувствовав бесстрашие Мимы, успокоилась.
– Я… я прошу прощения за свою слабость, которая доставляет тебе столько хлопот. Я вовсе не хотела…
«Знаю». В Замке не было места притворству; ее страх был неподдельным, а его бесстрашие – искренним. Их обучали разным вещам.
– Ведь именно это и должен сделать Замок, – сказала она. – Бросить нас друг другу в объятия…
– Здесь нет любви, – ответил Мима. – Так я мог бы держать испуганного ребенка.
Его слова еще пуще смутили принцессу, тем более что она не могла этого отрицать.
– Ну и пусть я буду ребенком, – согласилась она. – Мои слабость и унижение открыты для тебя, и я заслуживаю презрения.
«Ты не выказала презрения, когда я заикался», – напомнил Мима.
– Но с заиканием ты ничего не можешь поделать!
– А ты ничего не можешь поделать с этим.
Девушка помолчала, задумавшись.
– Я не выказала презрения, потому что не чувствовала его, – медленно проговорила принцесса. – Но если бы вдруг почувствовала, то теперь изменила бы свое мнение. Ты смелый мужчина и добрый.
«Я принц. Я такой, каким меня обучили быть».
«Смелости – да, обучили, – подумала она в ответ, – однако не доброте».
«Наилучший правитель тот, кто смягчает правосудие милосердием», – отозвался Мима, вспоминая, чему его учили.
«В тебе милосердие сильнее, нежели ему надлежит быть».
Он знал, что это правда. Мима овладел всеми телесными способностями, необходимыми для исполнения его обязанностей, но не чувствами. Если бы он обладал должной твердостью, его бы не тронула судьба наложниц, которых он отверг, или раболепство офицера, доставившего его обратно. Он был слаб, и отец, Раджа, виртуозно играл на этой слабости.
– Ах, Мима! – воскликнула принцесса, прочитав его мысли. – Я и не знала!
«Тебе и не следовало знать. Разве на тебя не оказывали такое же давление, чтобы ты прилетела сюда?»
– Ну, не совсем. Отец просто взял да отправил меня в Замок. У меня не было выбора!
«Ты женщина, – согласился он. – Принц может уступить; принцесса обязана подчиниться».
– Физически, – уточнила она. – Но мое сердце принадлежит только мне.
«Или тому, кого ты любишь».
– Да, – подтвердила принцесса.
И тут нечаянно Миме открылась еще одна сторона ее смущения – у принцессы не было другой любви. Тот человек, который интересовал ее, ни в коей мере не был ровней Миме, да и принцем не был. Этот интерес за последние несколько часов испарился, словно утренняя роса. Она противилась приезду сюда просто потому, что не хотела быть пешкой в чужой игре, отданной какому-то мужчине для укрепления политического союза. Она же не наложница!
«Я никогда и не думал о тебе как о наложнице!» – мысленно заверил ее Мима.
– О, как бы мне хотелось держать свои мысли при себе! – застонала принцесса. – Все мои секреты так и сыплются из меня!
«Твои секреты тебя очень красят», – успокоил он.
– Лучше бы я лежала перед тобой обнаженной!
Она уже стояла голая перед ним, когда мылась. Тем не менее Мима совершенно точно понял, что она имела в виду. Женщина гораздо в большей степени, чем мужчина, создание, состоящее из лакомых тайн, сокровенных мест, и обнажать их – жестоко.
– Спасибо, – сказала она.
«Ляг. Усни. Я буду начеку».
– Демона вызывает наша разъединенность, – проговорила принцесса. – Обними меня и засни сам – тогда демон не явится.
Сущая правда. Эта тончайшая личностнейшая сеть Замка опутывала и раздражала Миму, но он не видел способа вырваться из нее.
Они легли рядом, она – в ночной рубашке, он – в дневной одежде, с мечом на поясе.
«Завтра мы бежим отсюда», – твердо решил Мима.
– Завтра, – подтвердила принцесса. И они тихо уснули.
4. БУРЯ
Когда утром они проснулись, Мима отвернулся, пока Малахитовый Восторг одевалась; затем они пошли в апартаменты Мимы, где отворачивалась уже она, когда он переодевался в чистое. Но это вряд ли имело значение: полная открытость их мыслей и чувств делала физическую скрытность бессмысленной.
Позавтракав, они пошли прогуляться к тихому озеру. «Дважды два – четыре, – напряженно думал Мима. – Дважды четыре – восемь». Такое упражнение хорошо отвлекало от всевозможных других мыслей.
Сначала Восторг поглядывала на него подозрительно, потом кивнула. Она была весьма сообразительна. «Дважды три – шесть, – считала девушка, снимая платье. – Дважды шесть – двенадцать».
Иногда их вычисления вклинивались одно в другое, мешая сосредоточиться. Тогда они просто начинали считать снова, покуда опять не сбивались.
Раздевшись, молодые люди вошли в воду и поплыли к дальнему берегу. Мима не решился прямо спросить Восторг, умеет ли она плавать, потому что это могло выдать его намерения. Было ясно, что плавает она очень хорошо; более того, девушка выглядела особенно мило, загребая воду рядом с Мимой. Он вспомнил русалку в чане, – но Восторг была куда красивее полущуки.
«Дважды двадцать четыре – сорок восемь!» – напряженно думала Восторг, напоминая Миме, чтобы он не отвлекался от своей арифметики. Он почувствовал себя виноватым.
Озеро они переплывали довольно быстро, но, когда уже приближались к противоположному берегу, вода вокруг них забурлила, и маленькие рыбешки самых разных цветов стали стайками шнырять вокруг.
А потом вдруг четыре рыбины высунули из воды головы и запели:
– Если б твой отец узнал, он бы страшно разгневался!
Восторг хлебнула полный рот воды и закашлялась. Несколько секунд она молотила по воде руками, затем наконец пришла в себя.
– Мой отец! – горестно воскликнула она.
Мима плавал поблизости, желая убедиться, прежде чем плыть дальше, что девушка оправилась. Говорящие рыбы его тоже немало поразили, но, видимо, это была всего лишь невинная демонстрация. Он оглянулся назад и увидел, что, рассекая поверхность озера, к ним приближается огромный плавник.
Вот теперь он ощутил страх, поскольку был безоружен и плохо подготовлен к защите в воде. Восторг, разумеется, была еще более уязвима. Она закричала.
Плавник обогнул их и пронесся между ними и берегом. Потом замер, выжидая.
Мима оценил положение. Говорящие рыбы доказывали, что их попытка убежать не осталась незамеченной, а плавник недвусмысленно давал понять, что она не останется безнаказанной. Мима вздохнул и показал рукой в сторону Замка. Они поплыли назад, и плавник не преследовал их.
Оставшуюся часть дня Мима и Восторг провели, гуляя в садах и отдыхая в беседках. Молодые люди все время были вместе, и это оказалось довольно приятно. Замок ничем не угрожал им, пока они были рядом и не пытались бежать. Однако такая близость постоянно возвращала мысли Мимы к очевидным достоинствам принцессы, что очень ей льстило, хотя она и пробовала бороться со своими чувствами, которые, в свою очередь, передавались ему, побуждая думать в том же направлении.
Они сидели в очаровательном патио [16], ощущая себя пленниками.
– Что же нам делать, Мима? – спросила Восторг. – Ты же понимаешь, к чему это может привести.
– Понимаю, – отозвался он. – Хотя, возможно, если мы получше узнаем друг друга, то результат окажется вовсе не таким, какого ожидают.
– Разве? – озадаченно спросила принцесса.
«У каждого человека есть недостатки. Мое косноязычие видно всем. Ты была очень великодушна, но мне кажется, что очень скоро тебя это утомило бы».
– Тогда перестань петь и снова начни говорить! – воскликнула она, мгновенно все поняв.
– Д-д-д-да, – выдавил Мима.
– И если ты лучше узнаешь о моих недостатках, то наверняка найдешь меня куда менее интересной.
– К-к-к-каких н-н-н-н?.. – Однако его мысль была ясна задолго до того, как он смог ее выговорить.
Принцесса опечалилась.
– Я надеялась их скрыть, но, конечно, это было глупо. У меня три недостатка, и первый столь же очевиден, как и твой.
Мима посмотрел на нее, совершенно сбитый с толку:
– Это н-н-н-не оч-ч-ч-ч…
– Он совершенно очевиден, – повторила Восторг. – Я ужасно огорчила своего отца, потому что родилась… – Тут она запнулась, но он понял мысль.
«Девочкой! – подумал Мима. – Но какой же это недостаток?»
– Огромный, если нужен наследник-мужчина, – мрачно ответила принцесса.
– Й-й-й-я б-б-б-бы н-н-не с-с-сказал…
– Значит, ты добрее, чем мой отец.
Но в противном случае они бы не познакомились! Он не мог себе представить эту совершенно очаровательную женщину мужчиной. Какой грустный пример современных ценностей, когда такое существо считает свой пол недостатком!
– Ты не очень-то помогаешь, знаешь ли, – заметила принцесса.
Мима засмеялся. «Мне ненавистно наше положение, но я не в силах ненавидеть тебя, Малахитовый Восторг. Пока что я не нахожу в тебе недостатков, если не считать того, что ты назначена заменить женщину, которую я люблю».
– В тебе тоже их нет, Мима, – проговорила Восторг.
Ночью демон появился опять, повергнув принцессу в ужас. Мима недоумевал: днем она была уверенной в себе женщиной, во всех отношениях самостоятельной, а к вечеру становилась совершенно беспомощной.
– Да, это так, – призналась она. – Я, как известно, женщина. У меня нет сил переносить что-нибудь злобное или безобразное. Демоны с самого детства приводят меня в трепет. Я глубоко сожалею, что так обременяю тебя.
Действительно, подумал Мима, женский пол имеет некоторые недостатки. Ни один из мужчин, которых он знал, ни за что не позволил бы какому-то там демону испугать себя. С другой стороны, мужчин, конечно, обучали сражаться. Женщин же обучали быть зависимыми. На самом деле это был не то чтобы недостаток, а скорее требование культуры.
И если предназначение женщин – быть уязвимыми, то предназначение мужчин
– защищать их.
Мима, как и прошлой ночью, лег на кровать рядом с принцессой и, обняв ее, заснул.
Его сны всегда были беспорядочными, но в ту ночь – больше, чем когда-либо. Ему снилось, что он обнимает прекрасную женщину, и Мима знал, что этот сон был явью. Ему снилось, будто он отверг ее, и видел, как голову женщины насаживают на шест.
Мима проснулся от крика. Демон склонился над ними, с вожделением протягивая руки. Мима схватился за меч, но демон отпрянул и исчез.
Восторг кричала. Она прочитала его сон и увидела шест.
«Мы должны выбраться отсюда!» – подумал он, и девушка согласилась.
На следующий день они более тщательно исследовали дворец – и в углу одной из редко посещаемых комнат обнаружили бронзовое кольцо, вделанное в пол. Мима потянул за него, и оно оказалось ручкой металлического люка, который открывал вход в глубокий туннель. Каменные ступени уходили вниз и, загибаясь, исчезали из виду. Восторг зажгла лампу, и молодые люди начали спускаться. Лестница заканчивалась где-то под стеной, и дальше, за пределы Замка, вел квадратный проход. Это был тайный туннель, возможность побега!
Воздух сделался прохладным, стены липкими. Восторг старалась к ним не прикасаться и держалась поближе к Миме. На этот раз они не утруждали себя устным счетом, поскольку было ясно, что вчера им не удалось таким образом скрыть попытку бежать. Сегодня, по крайней мере, они стояли на ногах и у Мимы был меч.
Беглецы вошли в комнату, где находилось несколько каменных жертвенников, и на каждом из них что-то лежало. На первом было золотое кольцо, на втором – сверкающая медная лампа, а на третьем – отлитый из золота телец.
Восторг, которую всегда влекли драгоценности, остановилась и потянулась к золотому кольцу. Она примерила его на один палец, потом на другой, но оно не подошло, и девушка положила кольцо на место.
Мима взял лампу, чтобы посмотреть, не лучше ли она той, которая у них, однако лампа оказалась не заправленной. Она служила лишь украшением, и только. «Интересно, что будет, если ее потереть?» – подумал Мима.
– Или загадать кольцу желание, – добавила Восторг.
Они посоветовались и решили, что эти три предмета, вероятнее всего, ловушки для неосмотрительных. Неизвестно, какие ужасы могут произойти, если вызвать к жизни силы, сокрытые в кольце или лампе. Лучше уж спокойно пройти мимо.
Но когда они поравнялись с золотым тельцом, тот поднял голову и промолвил:
– Если бы твой отец узнал, он бы каждый час казнил по женщине!
Мима вздрогнул от испуга. Это было его слабое место – неприязнь к бессмысленному убийству.
Вдруг впереди них в туннеле раздался какой-то шум, Глухие удары, от которых задрожали стены комнаты, словно к ним приближалось огромное существо. Мима выхватил меч. Послышался оглушительный рев, и из туннеля повалил дым.
– Это дракон! – завизжала Восторг. – Тебе нельзя с ним сражаться!
Разумеется, нельзя. Огонь, вырывавшийся из пасти зверя, испепелит их еще до того, как чудовище приблизится на достаточное расстояние, чтобы его можно было заколоть.
Мима снова вздохнул.
– Нам опять придется отступить, – пропел он и пошел назад тем же путем, каким они пришли. Восторг, с лампой в руке, поплелась за ним. Дракон их не преследовал.
Вернувшись в Замок, Мима и принцесса опять беседовали, и Восторг призналась во втором своем великом недостатке. Однажды в детстве она позволила какому-то человеку прикоснуться к себе. Она убежала в город, воспользовавшись недосмотром няни. Тогда девочка еще не понимала, что не все дети – принцессы и существуют разные касты. Она увидела какого-то работника и дотронулась до его руки, чтобы привлечь внимание. В этот момент ее догнала няня.
Тот мужчина оказался «неприкасаемым» – человеком вне касты. Разразился серьезный скандал, и девочку подвергли целому ряду мучительных очищений и омовений, дабы снять порчу от страшного прикосновения. Работник, естественно, был немедленно казнен, а его семья насмерть забита палками. Но ярче всего девочке запомнился склонившийся над ней разъяренный отец: «Ты подвела меня дважды!»
И Мима с болью в сердце представил себе очаровательную головку, насаженную на кол. «Нет! – подумал он. – Ведь ты не знала! Ты не хотела сделать ничего дурного!»
– Вряд ли это имело значение, – ответила принцесса. – Незнание не может служить оправданием.
Однако чувство благодарности к Миме за его поддержку и понимание затеплилось в ее груди, и девушке пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть возникшую эмоцию, поскольку добивались они отнюдь не этого.
Как и накануне, ночь молодые люди провели вместе. На этот раз Миме снилось, что он обнимает Восторг, как оно и было на самом деле. Однако во сне происходило и нечто большее: он целовал женщину, и начал раздевать ее, наслаждаясь теплым, шелковисто-гладким телом, и пытался овладеть ею…
Мима заставил себя пробудиться. Действительность полностью соответствовала его сновидению. Он касался открытой плоти принцессы.
«Почему ты не остановила меня?» – строго подумал Мима.
– Я пробовала… но не смогла, – прошептала Восторг.
«Я ни разу в жизни не принуждал женщину!»
– Не могла… заставить себя сказать хоть слово, – призналась она.
«Нам необходимо бежать отсюда!»
– Безусловно, – согласилась девушка.
Но прошло еще несколько дней, прежде чем они нашли возможность предпринять следующую попытку. На высокую башню Замка слетались самые разнообразные птицы, чтобы напиться чистой воды, которая там была. Время от времени садилась на башню и огромная птица – рух [17].
– Эта птица могла бы перенести нас через стену, – спел Мима.
– А она нас не съест?
– Нет, если будет знать, кто мы такие. Рухи-людоеды давным-давно уничтожены; остались только безвредные.
По миллиону ступеней Мима и Восторг поднялись на высокую башню, прихватив с собой большой мешок из сети. Когда прилетел рух, они встали в сеть, и Мима накинул на коготь птицы веревочную петлю. Удивленное пернатое взлетело, подняв сильный ветер и увлекая в небо мешок. Молодые люди, обжигаемые воздухом, болтались в ненадежной сети.
Рух быстро взлетел к облакам. Но когда птица приблизилась к краю облака, то оно превратилось в огромное лицо, изо рта которого со свистом вырывался ледяной ветер.
– Если бы ваши отцы узнали об этом, они бы во всем обвинили друг друга,
– прогрохотала туча. – Между их княжествами вспыхнет война, погибнет множество людей, и государства так ослабнут, что враждебные монгольские орды, напав, поработят оба царства, и прекрасных юных девушек заставят удовлетворять похоть своих племенных быков, а мужчин скормят собакам. Кроме того…
– Довольно! – закричала Восторг, повторяя мысль Мимы. – Рух, опусти нас на землю!
Большая птица покорно развернулась и села на башню, а Мима и Восторг, разрезав сеть, вернулись в свои покои. Они снова потерпели поражение.
– Сегодня ночью, – сказала принцесса с мрачной непоколебимостью, – и все последующие ночи мы должны спать отдельно.
– А как же демон… – пропел Мима.
– Теперь я боюсь демона меньше, нежели того, что может произойти, если мы останемся вместе. Я слаба, а ты добр; у нас уже почти нет сил сопротивляться.
И это была правда. Демон, конечно же, не причинит ей реального вреда; ведь он существует лишь для того, чтобы пугать девушку, заставляя подчиниться замыслу Замка.
Восторг ушла спать одна, но страх ее распространился повсюду. Мима оставался в своих комнатах, твердо решив не входить к принцессе, если она сама не позовет. Это было непросто.
А между тем с чем они боролись? – спрашивал себя принц. Их физический контакт требовал сексуального удовлетворения – однако это не то же самое, что любовь. Он часто спал с наложницами, но продолжал любить Орб. Не проще ли рассматривать Восторг как…
Нет. Она не была – и прямо об этом заявила – наложницей. Она была принцессой. Ее нельзя просто использовать и потом оставить.
Мима подумал об Орб. Она казалась такой далекой… Разумеется, он любил только ее, однако острота чувства, похоже, притупилась. Коварное волшебство Замка срабатывало, несмотря на все усилия Мимы!
И ведь Малахитовый Восторг вполне заслуживала внимания. В сущности, она ничем не хуже Орб. Она – принцесса, а Орб нет. Но Орб сильна и уверена в себе, а Восторг – наоборот. Орб могла оставаться одна и днем и ночью; Восторг же всегда была ранимой. Что говорило не в ее пользу. Какому мужчине захочется полностью зависимую от него женщину?
Мима что-то почувствовал. Он сосредоточился и понял, что это подавляемая мысль принцессы. Восторг пыталась скрыть, не позволить Миме прочитать ее. Принцу стало любопытно.
«ТЫ ТРИЖДЫ ПОДВЕЛА МЕНЯ!»
Мима увидел еще одну голову на шесте, и на сей раз не оставалось никаких сомнений в том, кому она принадлежала. Принцессе.
Он вскочил и бросился в ее спальню. Восторг сидела на кровати обнаженная, приставив к груди кинжал. Теперь ее невнятная мысль стала совершенно ясна. Девушка хотела убить себя!
– Нет! – крикнул Мима. – Не делай этого!
Он пересек комнату и схватил ее за руку в тот момент, когда острие уже коснулось тела. Появилась ранка, и принцесса попыталась выполнить свое намерение.
Мима с силой отвел ее руку назад, но девушка отчаянно сопротивлялась.
– Три раза я провинилась!
Они упали на кровать, левой рукой Мима пытался вырвать кинжал. Лицом он уткнулся ей в грудь и ощутил вкус крови.
И в этот миг у него внутри началась буря – от крови принца охватило неистовство берсеркера, неподвластное рассудку. Он сжал руку девушки, и кинжал выпал. Мима стиснул принцессу в объятиях, и ураган закружил их обоих в вихре страсти.
Безумие охватило и ее, поскольку эмоционально они были слиты так же, как телесно. Губы женщины раскрылись, обнажив жемчуг зубов. Нечто похожее на рычание прикованного дикого зверя клокотало в их груди. Сильные белые зубы впились Миме в плечо. Кровь проникла ей в рот, и принцесса почувствовала вкус его крови. На губах появились пузырьки красноватой пены.
Их тела боролись, и буря внутри усилилась. Никогда раньше Миме не доводилось противостоять другому берсеркеру. В силе и ловкости девушка не уступала принцу, и ярость ее была не менее ожесточенной. Вокруг будто образовались крутящиеся воронки, которые начали засасывать воздух, и при этом ветер завывал, словно стон загробных духов. Смерч Мимы приближался к смерчу принцессы, и вот они сшиблись и заплясали по кругу, норовя уничтожить друг друга.
Но тут обе части урагана слились воедино; мужчина пытался укусить женщину, а она – его. Их зубы с рычанием встретились, ища уязвимое место и не находя. Сплетясь вместе, рот в рот, обессиленные, они замерли. Теперь в битву вступили их языки. Оба ураганных вихря слились, их ветры, соединившись, удвоили силу.
Нагоняя друг друга, ветры крепли, образуя еще большую воронку, раздвигая границы видения и привнося новый строй в хаос бури. Воздух с дикой силой размеренно пошел по огромному кругу.
В круговерти напряжения и неподвижности мысли молодых людей, являвшие собой средоточие всех чувств, очистились от всяких ограничительных покровов и, прежде чем рассеяться, сделались четкими и очевидными. «Я ожидала встретиться с черствым, бессердечным, упрямым, властным тупицей, который овладеет моим телом, но никогда не коснется души», – невольно подумала принцесса.
«А мне виделась холодная равнодушная женщина, которая никому не рискнет отдать свое сердце», – подумал Мима.
Губы их стали мягкими и слились в долгом, глубоком поцелуе.
«Или с заурядным изнеженным вельможей, которого, возможно, больше интересуют юные мальчики, чем настоящие женщины».
«Или соблазнительница, льнущая к любому мужчине, независимо от его достоинств, – простая наложница в обличье принцессы».
Поцелуй стал более страстным, и их тела понемногу расслабились.
«Но я встретила скромного и великодушного человека, всегда обходившегося со мной учтиво, хотя он любил другую».
«А я увидел женщину, независимую и красивую днем и беспомощную по ночам».
«Тупицу и грубияна я бы презирала, на никчемного вельможу не обращала бы внимания».
«Меня не заинтересовала бы равнодушная, или я просто использовал бы соблазнительницу».
Так принцесса открыла в Миме человека, которого могла по-настоящему уважать. Но именно поэтому она не желала совращать его. Мима любил другую. Малахитовый Восторг не сделает попытки что-нибудь здесь изменить, несмотря на приказание отца. Однако ее добрые намерения разбились о женскую сущность. Когда ночью принц защищал Восторг, она увлеклась им больше, чем хотела бы. Не в силах остановить зарождение чувства, которого старалась избежать, она в конце концов попыталась разрешить проблему единственным возможным способом.
«Поэтому я должна умереть. Это самый достойный выход из положения. Я не смогу посмотреть в глаза отцу после того, как опозорила его в третий раз, но и позволить себе совратить тебя тоже не в состоянии».
Мима, в свою очередь, увидел в принцессе женщину, ни в чем не уступающую той, которую любил. Если бы он сначала встретился с Восторг, то мог бы полюбить ее. Но поскольку Мима был влюблен в другую, то не имел права компрометировать эту женщину. Он напрягал всю свою дисциплинированность, чтобы вести себя с подобающей пристойностью, невзирая ни на какие ухищрения Замка. Когда принцессе ночью понадобилась защита. Мима сделал то, что требовалось, и не более.
«Но не могу же я позволить тебе умереть, – думал он. – Это было бы недостойно».
Дилемма казалась неразрешимой, так как оба знали, что если принцесса не умрет, то совратит Миму. Атмосфера Замка делала это неизбежным.
Впрочем, слово «совратит» ему не нравилось.
«И даже если бы ты не любил другую, я все равно была бы недостойна тебя, – думала принцесса. – Та, в кого ты влюблен, сильная, а я слабая».
«Она сильная, а ты слабая», – согласился он.
«Поэтому мне нужно пожертвовать собой, чтобы ты смог к ней вернуться».
Но Орб – он прекрасно понимал это – могла выжить и без Мимы, поскольку была сильна. Такая женщина могла иметь любого мужчину, какого пожелает. Она осчастливила Миму своей любовью и сделала для него больше, чем кто-либо раньше, – однако по-настоящему не нуждалась в нем. А вот Восторг не смогла бы, по крайней мере в ближайшее время, без Мимы выжить.
«Так дай мне умереть!» – взмолилась девушка.
Восторг любила Миму; этого уже нельзя было скрыть. Поэтому она выбрала смерть; та решит все проблемы. Принцесса не искала эгоистичного пути, который доставил бы ей похвалу отца; она не старалась обольстить принца, несмотря на свое чувство и то, что он был необходим ей.
Они лежали, прижавшись друг к другу, сливаясь в поцелуе, их чувства кружились над ними в чудовищном вихре, и Мима проникался все большим уважением к принцессе. Восторг была совершенной женщиной, если не считать одного существенного недостатка – зависимости от него. Одиночество приводило ее в ужас. И тем не менее девушка находила в себе смелость совершить то, что считала нужным – лишить себя жизни, освободить Миму. Это не было притворством в поисках сочувствия; она приняла собственное решение и хотела осуществить его. Мима был совершенно в этом уверен, поскольку здесь не существовало неискренних мыслей. Отвагу, которой в ней самой не было, принцесса обрела в желании защитить его.
«Теперь уже слишком поздно», – осознал Мима.
«Я бы сейчас уже была мертва, если бы ты не препятствовал! И тебе не грозило бы совращение».
«Я возражал, потому что уже был совращен». – И он внутренне рассмеялся над абсурдностью этого слова.
«Но все равно дай мне уйти, и ты освободишься», – настаивала принцесса.
«Разве я могу освободиться, дав тебе умереть, – когда я люблю тебя?»
Словно вспугнутые птицы, ее мысли и чувства кружили, не находя опоры. «Но я слаба, а она сильная!»
«Поэтому тебе я нужен больше, чем ей. Никогда раньше по-настоящему я не был нужен ни одной женщине».
«Это же глупо, – возражала принцесса. – Никто не любит человека за слабость!»
«Что касается женщин, ты права, – согласился Мима. – Но мужчина желает женщину, которая зависит от него». Хотя раньше он и утверждал прямо противоположное. Любой мужчина хочет, чтобы женщина полностью принадлежала ему. Нехорошо, невеликодушно, – но теперь, отказавшись от прежних иллюзий, именно этого на самом деле желал принц больше всего. Красивую, одаренную, целиком зависимую от него женщину.
И покуда ее перепутавшиеся мысли кружились над ними, он перевернул принцессу и овладел ею так, как им обоим страстно хотелось. Буря усилилась, все сметая и унося их в восхищении страсти – физическом выражении любви.
И тогда они очутились в самом центре урагана, – и там царило полное спокойствие, это было место, очень похожее на нирвану (*6). Они плавали там тысячу лет, нежась в своей беспредельной любви. Исступленный восторг порыва превратился в бесконечную радость полного слияния – физического, эмоционального, духовного, и это последнее было чудеснее, чем первое. А затем наступило утро.
Оставшуюся часть месяца они провели как истинные молодожены, днем бродя рука об руку, ночью деля ложе. У них были общие мысли, и они узнавали все подробности существа друг друга. Они договорились пожениться как можно скорее, а до тех пор оставаться вместе. Отправить неженатых молодых людей в Замок Новобрачных было отчаянным шагом со стороны обоих раджей, поскольку, разумеется, это гарантировало, что невеста не будет девственной, – но, в конце концов, на дворе стоял двадцатый век, и правители государств делали то, что полагали целесообразным, невзирая на древние приличия. Противозачаточное заклинание ограждало Восторг от преждевременной беременности; этого было вполне достаточно.
– А как же Орб? – озабоченно спросила принцесса. – Что будет с ней?
– Я дал ей свое волшебное кольцо-змею. Если его спросить, оно всегда сообщает владельцу правду. Не сомневаюсь, что Орб знала о моем нарушении верности намного раньше, чем я сам. Стоило ей лишь спросить кольцо: «Вернется ли Мима?», и оно бы сжалось два раза. Минуло уже два года; может, она нашла себе другого мужчину. Я искренно раскаиваюсь, что заставил ее пройти через все это, но Орб знает, что я любил, когда был у нее отнят, что хотел к ней вернуться, но не сумел.
– Из-за другой любви, – печально проговорила Восторг.
– Что я предпочел бы не подвергать ее таким испытаниям, – но она, конечно, знает и об этом. Мое чувство и уважение к Орб на самом деле не изменились; они были просто вытеснены. Тем не менее я думаю, что было бы лучше нам не встречаться снова.
– Может, мне следует повидаться с ней, чтобы объяснить…
– Нет. Она все знает – если желает знать. Мы должны предоставить ей жить ее собственной жизнью, которая, безусловно, будет необыкновенной. С помощью кольца Орб сможет найти Ллано, ту песню, которую искала; по крайней мере в этом я, возможно, помог ей.
– Если ты уверен…
– Ты делала все, чтобы защитить ее, не отвращать от нее мою любовь, – напомнил Мима принцессе. – Намеревалась убить себя. Но случилось по-другому, потому что ты есть ты, а я есть я, и Замок таков, каков он есть. Теперь у нас иное бытие, и я бы не изменил его, даже если бы мог.
– И все-таки я чувствую вину…
– Я ощущаю то же, что и ты. Однако мне кажется, что это пройдет.
Это прошло еще до того, как истек месяц.
5. МЕЧ
Прибыл всего один ковер, однако он был достаточно просторным для них обоих. Мима и Восторг взошли на него и, задернув занавески, снова предались любви, пока ковер нес их обратно в какое-то из княжеств.
Оказалось, что они прилетели в Гуджарат, где уже поджидал Раджа.
Мима вышел и протянул руку, чтобы помочь принцессе. Ей пришлось наскоро приводить себя в порядок, тем не менее выглядела она потрясающе.
– Ваше Величество, я принимаю эту женщину, принцессу Малахитовый Восторг, мою нареченную, – официально пропел Мима. – Ее, и только ее возьму я в жены.
Раджа кивнул с холодным удовлетворением:
– Да будет так.
Начались приготовления к свадьбе. А пока Восторг оставалась почетной гостьей во дворце Раджи в Ахмадабаде. Считалось, что она спит одна; в действительности же Восторг ночью приходила к Миме. Разумеется, дворцовые слуги обо всем знали, а соответственно был в курсе дела и Раджа, но его это мало беспокоило, поскольку именно такого исхода он и хотел. Теперь два княжества были вовлечены в запутанные переговоры относительно точного размера и содержания приданого, но было совершенно ясно, что в итоге они подпишут приемлемый брачный договор. Тем временем Гуджарат и Махараштра стали союзниками, что способствовало политическим интересам обоих княжеств.
Мима углубился в дела государства, так как согласие на помолвку влекло за собой и участие в управлении страной. Ему предстояло стать следующим раджой, а для того чтобы набраться опыта, в запасе было всего три года. Чтобы не заикаться. Мима говорил речитативом, и если кому-то это казалось смешным, то он скрывал свое мнение самым тщательным образом, ибо Раджа издал указ, что всякий, насмехающийся над чьей-либо манерой говорить, должен быть немедленно обезглавлен. В первый день когда Мима покинул дворец, некий человек смеялся над замечанием товарища, которое, возможно, и не имело отношения к принцу; всадники тут же врезались в толпу, сбивая наземь тех, кто замешкался убраться с дороги, и отхватили весельчаку голову, – а на всякий случай и его приятелю. Теперь ни у кого никакая тема не вызывала и тени улыбки, покуда поблизости находился принц Гордость.
Положение в Гуджарате было не идеальным. Значительная часть населения страдала от нищеты, а среди низших каст был даже голод. Проблемы носили двоякий характер: жестокая засуха уничтожила урожай риса в центральной части княжества; бичом прибрежных районов стала перенаселенность. Прокормить всех этих людей было бы трудно даже при хорошем урожае, а при нынешнем состоянии дел это было попросту невозможно.
Мима на своем княжеском ковре летал в наиболее бедствующие области. Там он видел распростертых на земле людей, у которых не было ни крова, ни способности работать. Государственные чиновники раздавали им суп, однако он был жидок и его не хватало; такая помощь могла лишь продлить жизнь, но не изменить ее. Раздача пищи проводилась справедливо и упорядочение»; просто супа было недостаточно, чтобы накормить всех.
Мима вспомнил о тех двух годах, что он провел в заточении во дворце. Ему подавали редчайшие деликатесы, все его слуги и наложницы питались отменно. Теперь он корил себя за эгоистичное пренебрежение делами княжества в то время, когда зарождались предпосылки нынешней ситуации. Если бы он раньше исполнил свой долг и принялся за работу, для которой был предназначен, то, возможно, сумел бы хоть немного смягчить страдания соотечественников. Сколько добрых граждан умерло от голода, в то время как он изводил отца отказами выполнить свой долг?
Однажды, когда Мима стоял, обозревая эти отвратительные картины, он заметил человека, который бродил среди умирающих. Принц махнул министру, и тот поспешно приблизился.
– Кто этот человек? – осведомился Мима.
Чиновник озадаченно огляделся.
– Принц, о ком вы говорите?
– Вон о том человеке в черной накидке, – пропел Мима.
Министр снова внимательно посмотрел, куда указывал принц, и поднял брови:
– Я не вижу никакого человека.
Миме это надоело. Он зашагал вперед, а министр потрусил следом. Они подошли к человеку в хламиде, который склонился над одним из соломенных тюфяков.
– Ты! – позвал Мима. – Назови себя!
Человек не обратил на него никакого внимания. Разгневанный неуважением, Мима встал прямо перед ним.
– Отвечай же, а не то берегись!
Человек медленно поднял голову. Под капюшоном появилось его лицо. Оно оказалось невероятно худым; фактически это был череп с глубоко запавшими глазами и выступающими вперед зубами.
– Ты видишь меня? – спросил странный человек.
Мима опешил. Ему стало ясно, что это не заурядный прохожий!
– Конечно же, я тебя вижу! Я хочу знать, кто ты такой и что здесь делаешь?
Запавшие глаза, казалось, посмотрели на Миму внимательнее. Щель рта открылась:
– Я – Голод.
– Голод! – воскликнул Мима. – Это что еще за имя?
– Имя моей должности.
– Должности? – удивился принц. Он повернулся к министру: – Что ты на это скажешь?
Чиновник явно чувствовал себя неловко.
– Наследный принц, безусловно, голод налицо. Поэтому мы и здесь. Должен признаться, что не совсем понял ваш вопрос о должности.
– О должности, про которую толкует этот человек, именующий себя Голодом, – проговорил Мима злым речитативом.
Замешательство министра усилилось:
– Мой господин, я не вижу никакого человека.
– В-в-в-вот эт-т-т-тот! – вскричал Мима, позабыв про пение. Он протянул руку, чтобы дотронуться до изможденной фигуры, мало заботясь о том, что человек, вероятнее всего, был неприкасаемым.
Рука прошла сквозь тело, не ощутив ни малейшего сопротивления.
Ошеломленный Мима застыл на месте.
– Ты призрак? – спросил он.
– Я – воплощение Голода, спутник Войны, временно выполняю поручение Смерти, – ответила фигура.
– И никто больше тебя не видит?
– Не понимаю, почему ты видишь меня, – признался Голод. – Обыкновенно ни один смертный не может видеть или ощущать инкарнацию.
– Видишь ли, меня заботит бедствие, постигшее эти места, – пропел Мима.
– Мне необходимо узнать тяжесть положения и найти наилучший способ облегчить страдания людей. Не можешь ли что-нибудь посоветовать?
– Накорми свой народ, – ответил Голод со смешком, от которого бросало в дрожь.
– Как? У нас нет ни пищи, ни средств для распределения продуктов.
– Я не даю советов, а только делаю вывод.
– Что ж, тогда представь меня тому, кто выше тебя, – раздраженно сказал Мима, а его министр потихоньку пятился назад, полагая, что принц помешался.
Голод сделал некий магический жест.
– Я вызвал Танатоса, – промолвил он и стал растворяться в воздухе, пока не исчез.
Мима оглянулся и увидел отступающего министра.
– Подожди! – крикнул он, и чиновник, все еще очень обеспокоенный, остановился. – Я только что говорил с воплощением Голода, а сейчас буду беседовать с воплощением Смерти. Ты оставайся здесь.
– Как пожелает мой господин, – нервно ответил министр. Было видно, что он предпочел бы оказаться в любом другом месте.
В небе появилось облачко и возникла какая-то фигура. Она быстро приближалась. Это был красивый бледный конь, скачущий по воздуху без всяких, крыльев, на котором сидел всадник в плаще. Конь встал перед Мимой, и всадник спешился. Если Голод был невероятно худ, то Танатос оказался скелетом. Он протянул руку с пальцами-костями:
– Приветствую тебя, принц.
Мима пожал руку. Кости были голыми и твердыми.
– Приветствую тебя, Танатос. Не сочтешь ли ты мою просьбу чрезмерной, если я попрошу тебя сделаться видимым для моего министра? А то он думает, что у меня галлюцинации.
Танатос повернулся к чиновнику.
– Приветствую тебя, министр, – поздоровался он.
У того отвалилась челюсть.
– Пр-пр-пр-при… – начал он.
– Попробуй это спеть, – предложил Мима речитативом.
Танатос снова повернулся к Миме:
– Мой помощник попросил меня переговорить с тобой.
– Меня беспокоят страдания этих людей, – пропел Мима. – Я хочу облегчить их, однако мне мешают обстоятельства, которые я не в силах контролировать. Я подумал, что поскольку ты заинтересован в этом деле, то мог бы что-нибудь посоветовать.
Танатос поднял костлявую руку и прикоснулся к тяжелым часам. Внезапно все вокруг замерло. На лице министра застыло ошарашенное выражение; облака на небе остановились. Дым от костра, горевшего неподалеку, словно замерз. Ничто не двигалось, кроме Танатоса, Мимы и огромного бледного коня.
– Ты видишь инкарнации, а это свидетельствует о том, что ты связан с нами, – проговорил Танатос. – Мне нужно выяснить этот вопрос. Хронос должен знать.
Он снова притронулся к часам – и вдруг рядом с ними возник некто в белом плаще, держащий большие сверкающие Песочные Часы.
– Здравствуй, Танатос, – сказал вновь прибывший. Он выглядел как обычный человек. – И ты. Марс, здравствуй. Рад снова встретить вас обоих.
– Марс? – спросил Мима.
– Марс? – повторил Танатос, видимо, столь же озадаченный.
– Ах, он еще не вступил в должность? – удивился Хронос. – Прошу извинить мою оплошность. Я, знаете ли, живу вспять. Одну секунду, я удалю этот эпизод.
– Нет! – вскричал Мима, от волнения даже перестав заикаться. – Неведение уже принесло столько горя! Я сохраню тайну, если так надо. Но при чем здесь Марс?
Хронос и Танатос, обменявшись взглядами, пожали плечами.
– И в данном случае проблема заключается в войне. Война отвлекает необходимые ресурсы; так, продовольствие бессмысленно уничтожается, вместо того чтобы кормить голодающих. Чтобы справиться с бедствием, тебе сначала нужно покончить с войной. Поскольку ты должен стать Марсом, воплощением Войны, то у тебя появится возможность решить этот вопрос.
– Я… стану Марсом? – ошарашенно спросил Мима. – Но мне нужно управлять княжеством, жениться на невесте!
– Что ж, я думаю, ты можешь отказаться от должности, – ответил Хронос.
– Нет ничего неизменного, и, разумеется, та реальность, которую я помню, вполне может стать иной. Но если ты серьезно говорил об облегчении страданий в мире…
Мима огляделся и увидел тюфяки, на каждом из которых лежал голодный человек – мужчины, женщины и дети.
– Я должен прекратить это! – сказал он.
– Тогда у тебя будет благоприятная возможность, – проговорил Хронос. – Я рад, что в этом отношении не придется менять будущее; мне нравилось работать с тобой, и было бы жаль, если бы ты исчез… хотя, конечно, ты воспринимаешь все это совсем иначе.
– Ты… живешь вспять? – спросил Мима, возвращаясь к пению, так как почувствовал, что заикание вот-вот вернется. – Из будущего в прошлое?
– Правильно. Поэтому я буду порой вспоминать о вещах, которые всем вам еще только предстоят… Я так часто совершаю промахи! – Он повернулся к Танатосу: – А давно ли произошли перемены в ведомстве Марса? Я был занят другими вопросами и совершенно упустил из виду это событие.
– Они еще не произошли, – ответил Танатос.
Хронос недовольно поморщился:
– Ну вот опять! Конечно, вы еще не видели перемен. Мне приходится все время столько носиться туда-сюда, в том числе и на эту встречу с Марсом, что… – он покачал головой. – А зачем ты меня вызвал?
– Полагаю, ты уже ответил на мой вопрос, – сказал Танатос. – Я хотел выяснить, почему этот смертный воспринимает инкарнации. А поскольку ты сообщил, что он сам ею станет, то все становится понятным.
– Рад был помочь.
Песочные Часы сверкнули, и Хронос исчез.
– Если он живет в другую сторону, – спросил Мима, – то почему его слова не звучат наоборот?
– Он управляет Временем, – объяснил Танатос, – и попросту переворачивает его для себя, чтобы на небольшой период совпасть с нашим направлением жизни. Как ты сам видел, эти постоянные переворачивания иногда приводят к путанице. Он хороший человек и отлично справляется с обязанностями инкарнации, но из всех нас только Судьба по-настоящему понимает его. А теперь, если ты получил ответ на свой вопрос…
– Подожди! Нет! Еще не получил! – пропел Мима. – Я ничего не знаю о превращении в инкарнацию Войны! Я лишь хочу уменьшить те страдания, которые вижу здесь и сейчас!
– Ты не дальновиден, – предупредил его Танатос. – Когда, по словам Хроноса, ты станешь Марсом, у тебя появятся средства для облегчения, которого ты так хочешь.
– Но это уже не поможет тем людям, которые голодают сейчас!
Танатос кивнул:
– Справедливо. В интересах сохранения добрых отношений между воплощениями я вызову сейчас одну, которая сумела бы тебе помочь. – Он поднял лицо к небу. – Гея… ты ответишь?
– Гея? – спросил Мима. Все происходящее совершенно сбивало его с толку.
Воздух над ними как бы сгустился, и возникла какая-то прозрачная мгла. Она превратилась в туман, а затем в клуб дыма, который принял очертания, слегка напоминающие человека. Из него выступила крупная женщина, одетая в зеленое.
– Да, Танатос, – промолвила она.
– Этот человек, в настоящее время смертный, по словам Хроноса, позже должен вступить в должность Марса, – сказал Танатос. – Однако сейчас речь идет вон о тех людях, которые голодают.
Гея внимательно посмотрела на Миму:
– В таком случае мне надлежит оказать ему любезность. Я могу изменить здешний климат, чтобы урожаи стали…
– Но для этого потребуется по крайней мере несколько месяцев, – пропел Мима. – К тому времени все эти люди уже умрут.
Женщина задумалась.
– Тогда я пошлю манну.
Она вытянула руки, все вокруг заволокло туманом, и Гея исчезла.
– Манна? – спросил Мима, озадаченный еще сильнее, чем раньше.
– Иногда Гея ведет себя очень загадочно, – сказал Танатос.
Туман начал рассеиваться, опускаясь на землю и конденсируясь.
Мима нагнулся и взял на палец немного образовавшегося осадка. Поднес ко рту, попробовал.
– Манна? – повторил он.
– Наверно, этого нет в твоих легендах, – проговорил Танатос. – В иудейско-христианской мифологии это питательное вещество, которое появляется на поверхности земли. Подозреваю, что это особого вида быстрорастущая плесень.
– Пища, – поняв, выдохнул Мима.
– Сдается мне, что теперь ты должник Геи, – пробормотал Танатос. Он вскочил на своего бледного коня, прикоснулся к часам и ускакал в небо.
Все вокруг снова ожило.
– Распорядись, чтобы люди собирали манну, – велел Мима министру.
Тот и не пытался спорить; он взялся выполнять приказание, очевидно, даже не понимая, зачем это нужно.
Таким образом некоторое количество голодающих было накормлено. Манна появлялась каждый день, и все ее ели, причем никто не мог объяснить такого явления, кроме, пожалуй, самого Мимы. Но его занимали более существенные вопросы. Он станет воплощением Войны? Неужели это неизбежно? У него еще есть дела, которые предстояло завершить в качестве смертного!
Тем не менее страдания голодающего народа глубоко трогали принца, и если был какой-то способ облегчить в будущем это бедствие…
Время шло, но никаких сверхъестественных событий больше не происходило. Мима начал уже думать, что встреча с Голодом, Смертью, Временем и Природой была галлюцинацией, а манна – простым совпадением. Малахитовый Восторг по-прежнему оставалась любящей и зависимой. По мере того как рос опыт Мимы, он все увереннее забирал бразды правления в свои руки. Раджа отправлял его с поручениями в другие страны, дабы расширить поприще, где наследник мог бы работать на благо своего княжества.
Мима вдруг увидел, что в этой области он способен действовать на удивление эффективно. Восторг он брал с собой, чтобы она в буквальном смысле говорила за него. Девушка была красива, поэтому никто из стариков, управлявших соседними государствами, не возражал против ее присутствия, а поскольку она была обучена всем тонкостям придворного этикета, жены стариков находили ее общество весьма приятным. Но главное – она понимала Миму; он мог передать ей то, о чем думает, несколькими жестами и выражением лица, двумя-тремя неразборчивыми словами, и она переводила это на безукоризненный английский. Поскольку международные переговоры зачастую требовали вмешательства переводчиков, то никого не удивляло, что молодой симпатичный принц из Индии прибегает к помощи толмача, а многие даже и не подозревали, что делает он это не из-за незнания языка, а по причине заикания.
Между тем наиболее острой проблемой для Гуджарата была модернизация, а на нее требовались деньги. Необходим кредит от западного Дядюшки Сахара.
Мима всесторонне обдумал этот вопрос и понял, что даже Дядюшка Сахар в обмен на ссуду ожидает некоего минимального quid pro quo [18]. Но что могло пораженное нищетой, отсталое княжество вроде Гуджарата предложить в обмен на деньги?
Мима нашел решение. Он позвал Восторг, и они отправились уговаривать Раджу.
– Мой возлюбленный говорит, что может получить от Запада кредит в один миллиард долларов, – радостно объявила принцесса.
Раджа ответил не сразу, скрыв свои чувства. Он явно не одобрял того, что Мима и Восторг работали вместе. Обычно женщины не говорили о делах управления, поскольку, с точки зрения Раджи, были в этой области несведущи. Однако после всех усилий, которые он потратил на то, чтобы получить согласие Мимы жениться, Раджа был готов терпеть Восторг в любом качестве.
– И каким же образом можно достичь такого чуда?
Она поглядела на Миму, который промямлил:
– База.
– Это военная база, которую… – начала Восторг.
– Совершенно исключено! – вспылил Раджа. – Никогда еще мы не допускали пребывания иностранной военной техники на нашей земле!
Мима уже делал ей знаки и что-то жужжал.
– О, высокочтимый будущий свекор! – сладко проговорила Восторг, ослепительно улыбаясь Радже. – Мой возлюбленный прекрасно понимает это. Но сейчас времена изменились, и мы не вправе, не навлекая на себя опасности, игнорировать современный мир. Было бы лучше согласиться на строительство базы и позволить чужеземцам нанимать наших людей, платя им нелепо большое жалованье. Кроме того, мы будем засылать туда своих шпионов, чтобы они сообщали нам об иностранных секретах. Так мы легко сможем следить за ними.
Раджа, задумавшись, молчал. Мима знал, что не логика произвела на него впечатление, а то, как Восторг превратила Миму в блестящего дипломата. Конечно, большая часть слов принадлежала ей, однако в основе ее речей лежали обсуждения, которые они с Мимо и вели заранее; и поскольку слова номинально исходили от него, вся слава доставалась Миме. Неспособность Мимы нормально говорить была незаживающей раной для гордости Раджи, и подобное красноречие чрезвычайно его тешило.
– Но эта база станет раздражать Дядюшку Уксус на севере…
Мима зажестикулировал и забормотал.
– Что, может быть, и не так уж плохо, о, великий Раджа, – сказала Восторг, посылая ему улыбку, которая могла растопить лед. – Это сделает Гуджарат независимым от влияния той державы.
– Однако…
Мима снова что-то промямлил. Восторг заговорщицки наклонилась вперед. Раджа был большим, большим знатоком женщин, но даже у него глаза вспыхнули, заглянув за ее декольте. Он мгновенно узнавал вино наивысшего качества.
– А поскольку Дядюшка Сахар будет обязан предоставить нам кредит в миллиард долларов за позволение построить эту базу, наша независимость еще более укрепится, – проговорила девушка.
Раджа покачал головой и вздохнул.
– Тогда делай по-своему, – проворчал он. – У принца должна быть возможность совершать свои собственные ошибки.
Мима понимал, что, если бы не Восторг, Раджа никогда бы не согласился. Старик не стал мягче; просто он увидел, что предложение вполне логично, и если Мима и Восторг столь же убедительно проведут переговоры с Западом, то почти наверняка получат ссуду. Больше всего на свете Радже хотелось, чтобы его сменил по-настоящему мудрый правитель той же крови, и сейчас Мима показал, насколько это реально.
На княжеском ковре молодые люди долетели до устаревшего аэропорта, где пересели на один из немногих международных авиарейсов на Запад. С помощью волшебства можно было прекрасно передвигаться внутри княжества, однако на планете повсеместно господствовала наука. Восторг немного пугали огромные аэропланы с ревущими реактивными двигателями, но в то же время ей нравились плюшевые сиденья в первом классе и изящные стюардессы в униформах.
– Надо, чтобы они были и на коврах, – промурлыкала она.
– Они лучше, чем евнухи, – согласился Мима.
Самолет резко набирал высоту, поднимаясь все выше и выше в небо, за облака.
– А почему воздух не разрежается? – озабоченно спросила Восторг. – Мне никогда не удавалось так высоко поднять ковер. Я начинала задыхаться, а еще мерзнуть.
– Кабина под давлением, – объяснил ей Мима.
– Ну разве наука не чудесна!
Наконец они добрались до легендарного Запада. Самолет приземлился в Вашингтоне, и их встретил высокопоставленный чиновник на лимузине. Миму и Восторг поселили в превосходной гостинице, где в каждой комнате была научно подогреваемая вода, электрические лампочки и цветные телевизоры. Восторг лишь качала головой от восхищения. Она, разумеется, знала, что это за вещи, так как ее княжество не было совсем уж отсталым, но девушку поражала их доступность для простого народа.
Они встретились с президентом Дядюшка Сахар и сделали свое предложение. После того как он и его кабинет министров увидели Восторг, все согласились, что это весьма своевременный проект; им действительно необходима такая база, а предоставить кредит прямо-таки требовали добрососедские отношения. Они, конечно, хотели бы надеяться, что ссуда будет израсходована на товары, произведенные кредитующим государством…
Восторг согласилась, одарив министров одной из своих улыбок, от которой зимой могли распуститься цветы. Понятное дело, оставались еще кое-какие сложности, которые следовало уладить, но понимание было достигнуто. Мима разместил заказы на современные научные удобрения, сельскохозяйственную технику и грузовики, которые будут доставлять урожай на рынок, чем очень порадовал предпринимателей Запада. Модернизация Гуджарата шла полным ходом.
А тем временем близились к завершению сложные переговоры относительно приданого, и дату княжеской свадьбы вот-вот должны были объявить – через два года после месяца, проведенного в Замке Новобрачных.
– Скоро ты станешь моей! – пел Мима.
– Я всегда была твоей, – отвечала Восторг. – Скоро мы сможем зачать наследника.
Однако пути судьбы и политики неисповедимы. В мире почти постоянно где-нибудь шла война, начиная с глобальных конфликтов, которые охватывали целые континенты, и кончая беспорядочными перестрелками в отдельных районах. В настоящее время все было спокойно, за исключением тлеющего пограничного конфликта между Гуджаратом и его восточным соседом Раджастханом. Этот конфликт поглощал ресурсы, которые Мима предпочел бы использовать в сельском хозяйстве, чтобы прекратить голод в княжестве, поэтому он взял Восторг с собой в Дели, где встретился с высшими министрами Раджастхана.
Переговоры прошли успешно, поскольку теперь Мима и Восторг уже были отлично слаженной командой. И действительно, министры, казалось, даже не отдавали себе отчета в том, что говорит не Мима, – настолько умело и тактично Восторг переводила для него. Стороны договорились создать демилитаризованную зону и разрешить невооруженным крестьянам свободно пересекать границу для торговли и установления дружественных отношений. Население этой области принадлежало к одной народности, и война для них была особенно тягостна. Два княжества обменялись богатыми подарками и провозгласили мир.
Благодаря усилиям Мимы последний гнойник войны на планете был уничтожен. По такому случаю состоялись пышные торжества и даже был объявлен особый праздничный день. Но, как это ни курьезно, здесь и таилось зерно Миминой гибели.
На раджу Раджастхана манеры и дипломатические способности Мимы произвели столь глубокое впечатление, что новый порядок он решил скрепить брачным союзом. Этого, собственно, и следовало ожидать; действительно, у раджи был взрослый сын, а Мимина сестра уже достигла брачного возраста и могла стать хорошей женой, если бы удалось договориться о соответствующем приданом.
Но раджа не желал просто княжеской свадьбы: ему хотелось, чтобы именно Мима стал его зятем.
– Мой сын, хотя и хорош во всех отношениях, не наделен тем особым талантом, которым обладаешь ты, – объяснял он. – Я хочу, чтобы во главе всего стоял ты, когда мне придет срок перевоплотиться. – В Индии, как известно, люди на самом деле не умирают; они просто сбрасывают поизносившиеся тела и переселяются в новые, которые бывают лучше или хуже прежних, в зависимости от предыдущей жизни.
Мима оторопел, не в состоянии даже заикаться.
– Но принц Гордость помолвлен со мной! – запротестовала Восторг.
– Отмените помолвку, – заявил раджа. – На тебе женится мой сын. А моя дочь должна выйти замуж за принца Гордость Гуджаратского.
Мима открыл рот.
– Мы обсудим ваше чрезвычайно лестное предложение, – быстро проговорила Восторг и вывела его из зала.
Оставшись наедине с принцессой. Мима затрясся от злости.
– Я не могу жениться на ней! – распалившись, пел он. – Я люблю тебя!
– И я тебя люблю, – произнесла она в ответ. – Но мы не вправе просто взять да отвергнуть предложение раджи. Раджастхан – богатое, сильное государство. Ни в коем случае нельзя обострять с ним отношения сразу же после заключения мира. Нам следует вернуться в свои княжества и поразмыслить, как выйти из этого положения, не нанося обиды.
Она, конечно, была права. Они вернулись в Ахмадабад и объяснили ситуацию Радже Гуджарата.
– Союз с Раджастханом? – спросил он. – Чудесно! Так мы и поступим!
– Но ведь Восторг должна стать моей женой! – речитативом возразил Мима.
– Пусть тебя это не заботит. Я немедленно отменю помолвку, и она сможет выйти замуж за принца Раджастхана.
– Но я хочу жениться на ней! – пропел Мима.
Раджа искоса поглядел на него:
– Твои желания здесь совершенно ни при чем.
– Но когда я отвергал Восторг, ты сам послал меня и ее в Замок Новобрачных!
– Ты снова отправишься туда с принцессой Раджастхана. Этот союз выгоднее, чем союз с Махараштрой.
Мима понял, что спорить бесполезно; отец принял решение. Кипя от огорчения и злости, принц удалился.
Отцу принцессы Восторг было направлено соответствующее послание. Его реакция была совершенно противоположной, нежели родителя Мимы.
– Мы договорились о приданом! Сейчас уже поздно расторгать помолвку! Дело должно быть доведено до конца!
Но отец Мимы был непоколебим. Будет объявлена новая помолвка. Миму внезапно заточили во дворце, а Восторг отправили назад в Махараштру.
Раджа Махараштры, разъяренный этим откровенным оскорблением, объявил Гуджарату войну.
Мима в полном одиночестве, если не считать стражников, слуг и наложниц, уныло слонялся по дворцу. Бессильная злоба окутывала его, словно грозовая туча. Он категорически не желал, чтобы его лишили принцессы Восторг, однако как поступить – не знал. Отец мог дряхлеть и умирать, но, покуда был жив, он правил, и Мима должен был подчиняться его воле. Скоро он вновь окажется в Замке Новобрачных, с новой принцессой, и даже если не полюбит ее, то все равно принужден будет жениться.
Мима смотрел в большое окно, выходившее на парадный подъезд дворца. Там неспешно вышагивали стражники, зорко следя за тем, чтобы никто незваным не проник внутрь. Мима прикусил язык. По телу пробежала дрожь, когда он ощутил вкус крови. Недолго еще он будет оставаться здесь в заточении!
Но пока в нем закипало неистовство берсеркера, произошло нечто странное. В ночном небе, над освещенным двором, возник какой-то сверкающий предмет и стал приближаться.
Мима во все глаза смотрел на него. Это был огромный красный меч, который под углом в сорок пять градусов свободно плыл в воздухе. Сталь лезвия сияла, и Мима каким-то образом почувствовал, что нет такой вещи, которая уцелела бы, прикоснись к ней острие клинка. Оружие наверняка волшебное.
Но Мима все еще был объят яростью. Не желая больше отвлекаться на это видение, он приготовился действовать.
Красный меч качнулся в сторону Мимы и прошел сквозь оконное стекло, не разбив его.
Мима повернулся к нему лицом, готовый уничтожить любое препятствие, стоящее на его пути, неважно, естественное или сверхъестественное. Розовая пена пузырилась на губах принца.
Меч замер прямо перед ним. Сияние усилилось. Он бросал Миме вызов!
– Будь ты проклят! – взревел Мима, брызжа кровавой слюной и в беспамятстве забыв про заикание. Он протянул руку и схватил эфес меча.
Клинок засверкал еще ослепительнее. Теперь свечение окружало Миму, озаряя комнату. Но сильнее физического света было внутреннее сияние, ибо Мимина уверенность в себе стала вдруг такой острой, какой он никогда раньше не испытывал. Он почувствовал себя сильным, неуязвимым, всемогущим. Необыкновенная мощь разлилась по всему телу.
Ярость берсеркера улеглась от ощущения этой новой силы. Что же это такое?
Послышался какой-то звук, похожий на едва уловимый шепот. Мима обернулся и увидел, что комнату наполняет прозрачный туман. Потом он сгустился в облако, из которого возникла фигура дородной женщины. Глаза ее были голубыми, будто летнее небо, а волосы зеленоватыми.
– Гея! – воскликнул Мима, узнав воплощение Природы.
– Отныне, как и говорил Хронос, ты вступаешь в должность воплощения Войны, известного под именем Марса или Арея (*7), как тебе больше нравится, – промолвила она. – Я решила прийти на случай, если у тебя возникнут вопросы.
Теперь он вспомнил. Хронос, живший в обратном направлении, действительно упоминал об этом; Мима почему-то совсем позабыл его слова.
– Н-н-н-но… – начал он и перешел на пение: – Но я не хочу быть воплощением Войны! Я хочу лишь, чтобы Восторг стала моей женой!
– Безусловно, – уклончиво согласилась Гея. – Но тебе надо кое-что знать. Ты не обязан принимать эту должность; стоит только отказаться от Алого Меча и выпустить его из рук, и он исчезнет в поисках второй наиболее подходящей кандидатуры, а ты так и останешься смертным. Я здесь как раз для того, чтобы помочь тебе принять решение.
Мима припомнил, как Гея послала манну голодающим. Она обладала немыслимой властью.
– Я очень благодарен тебе за это.
– Видишь ли, воплощение Войны существует лишь до тех пор, пока есть война, – сказала она. – Где бы ни вспыхнула битва. Марс отправляется наблюдать за ней. В конце концов, должен же в мире существовать хоть какой-нибудь порядок. Изредка бывает, что войны прекращаются, и тогда Марс исчезает, а его душа отправляется на Небеса или в Преисподнюю, в зависимости от соотношения добра и зла. Недавно войны закончились, поэтому твой предшественник освободил должность, и Алый Меч бездействовал. Но теперь война возобновляется, возникает необходимость в этой службе, и Меч ищет подходящего исполнителя. На эту должность не подходит первый встречный; здесь требуется тот, кто отлично владеет оружием и боевыми искусствами, стратегией и тактикой ведения войны. Кроме того, ему надлежит стремиться к этому служению; другими словами, он должен быть самым воинственным из всех возможных претендентов в районе возникновения войны.
– Но я не хочу…
– Желание войны определяется душевным состоянием кандидата, – объяснила Гея. – Это тот, кто легче всего впадает в ярость. Неистовство влечет Алый Меч так же, как магнит притягивает железо. Тут Меч ошибиться не может.
Да, он не ошибался. Ничто не могло сравниться с необузданностью берсеркера, даже такого, как Мима, умеющего себя контролировать. Поэтому Алый Меч Войны и разыскал его.
– Однако ты сказала, что я могу отказаться, – пропел Мима. – Значит, я могу остаться смертным и жениться на принцессе Восторг?
– Да, ты можешь отвергнуть эту должность, – подтвердила она. – Впрочем, я сомневаюсь, что, оставшись смертным, ты женишься на принцессе. Ты будешь во власти сложившихся обстоятельств, и тебе придется либо взять в жены принцессу Раджастхана, либо покончить с собой. С другой стороны, приняв должность, ты обретешь значительную власть. Ты сможешь быть вместе с принцессой, если таково твое желание.
– Но ведь она останется смертной!
– Правильно. Однако она может соединиться с тобой, и жизнь ее не станет короче. Ей придется оставить свое княжество, хотя если она предпочтет быть вместе…
– Она согласится, – уверенно перебил Мима.
– Тогда, по всей видимости, ты ничего не теряешь, соглашаясь вступить в эту должность, – проговорила Гея. – Тем не менее я обязана предупредить тебя об одном существенном противопоказании.
– Ловушка, – пропел Мима.
– Ловушка, – подтвердила она. – Сдается мне, что ко всему этому приложил свою пагубную руку Сатана. Он питал неприязнь к предыдущему Марсу и хотел его замены. Поэтому Сатана усердно трудился над тем, что для него весьма необычно – над установлением мира на Земле. И преуспел – на какое-то время. Поэтому Марс остался не у дел. Теперь Сатана наверняка полагает, что новой инкарнацией управлять будет легче из-за ее неопытности.
– У меня нет никаких отношений с Сатаной! – возразил Мима. – Я и не верю-то в него! Ведь я индус!
– Именно, – сказала Гея. – Будучи принцем, ты, естественно, скептически относишься к религии.
С этим он вынужден был согласиться. В глубине души Мима не исповедовал никакой религии. Поэтому и казалось, будто его ярость была главенствующей чертой характера, а не вера в ту или иную сверхъестественную схему.
– Так вот теперь, когда я тебя предупредила, можешь решать, – продолжала Гея. – Если страшишься козней Сатаны…
– Плевал я на Сатану! Если, приняв должность воплощения Войны, я получу Восторг, то я согласен!
– Я предполагала, что ты так и поступишь, – отозвалась Гея. – Ну, тогда добро пожаловать к нам, Марс.
И Мима понял, что свой выбор он сделал.
6. МАРС
– Во-первых, ты должен научиться передвигаться, – сказала Гея. – У тебя есть прекрасный конь по имени Верре, но его используют главным образом для официальных случаев. Или ты можешь распасться – это сопряжено с некоторым риском. Сейчас главное для тебя – Меч. Есть несколько способов управлять им, все они покорны твоей воле. Если захочешь появиться среди самой ожесточенной битвы, которая идет в данный момент, просто укажи Мечом направление, и он мгновенно тебя перенесет туда. Этот Меч любит насилие. А когда пожелаешь вернуться домой – то есть в свой замок в Чистилище, – отдай ему молчаливый приказ «домой».
– В Чистилище?
– Это западная концепция. Что-то вроде незавершенной, структурированной нирваны. Наверно, проще всего представить его как остров на небесах, некое место среди облаков, невидимое для простых смертных. То место, где задерживаются души, в отношении которых еще не решено, попадут они в Рай или в Ад. Место нерешенности – или принятия решения, это зависит от точки зрения.
– Реинкарнация целесообразнее, – возразил Мима.
– Мы, люди Запада, не столь искушены в глобальных вопросах, как вы, народы Востока, – улыбнувшись, пробормотала Гея.
Однако Мима был убежден, что эта мягкая зеленоволосая женщина была не менее искушенной, чем кто бы то ни был другой.
– Мне кажется, первым делом я должен освободить Восторг, – пропел Мима.
– Для этого ты должен воспользоваться направленным перемещением, – сказала Гея. – Просто укажи Мечом в ту сторону, куда намерен двигаться, и дай команду начинать. Немного поупражняйся и быстро все освоишь.
Мима посмотрел на Меч, который по-прежнему держал в руке. Его свечение уменьшилось, стало темно-красным, словно он был несильно раскален. Мима почувствовал к нему уважение.
– Но сначала мне надо выбраться из дворца.
– Меч пронесет тебя сквозь стены, – успокоила Гея.
– Этого-то я и опасаюсь!
Она улыбнулась:
– Инкарнация материальна лишь настолько, насколько пожелает. Ты пройдешь сквозь стены невредимым.
Мима осторожно направил острие Меча на внутреннюю стену, чтобы внезапно не оказаться в воздухе на высоте двух этажей над землей. «Вперед, – подумал он. – Медленно».
Меч двинулся, а вместе с ним Мима. Но ничего при этом не ощутил; он так и продолжал стоять, хотя одновременно перемещался, как будто на ковре-самолете или на одном из этих научных аэропланов. Мима удивился, немного поднял Меч и почувствовал, что скользит вверх под тем же углом, оторвавшись от пола. Он поспешно выровнял клинок – и проплыл сквозь стену.
На какой-то миг наступила темнота, а потом он возник по ту сторону каменной кладки. Далее медленно пересек следующую комнату в полуметре над полом.
Тут Мима понял, что напрасно боялся очутиться снаружи на высоте: Меч делал опору ненужной. Мима мог буквально летать, не прилагая никаких усилий и не испытывая неудобств.
В следующей комнате возникла Гея, приняв форму туманности.
– Не отправиться ли нам в Махараштру? – осведомилась дымка.
Меч нравился Миме все больше и больше.
– А если я вдруг выроню его? – спросил он, все еще побаиваясь подниматься высоко.
– Попробуй сейчас, – посоветовала Гея.
Мима отпустил рукоятку. Меч продолжал плыть в воздухе, и следом – Мима.
– Но я не дотрагиваюсь до него!
– Алый Меч принадлежит тебе, пока ты не отречешься от него, – ответила Гея. – Физический контакт не имеет никакого значения. Ты можешь передать Меч кому-либо другому, даже смертному, и все равно он будет послушен твоей воле. Убери его в ножны и направляй мысленно – и он, не меняясь физически, будет выполнять твои желания. Это одновременно и вещь, и символ. Мощь его велика.
Что было очевидно и без слов. Мима взял Меч и вложил его в большие украшенные орнаментом ножны, которые незаметно оказались у него на боку, – и продолжал лететь.
– Тогда – вперед! – пропел Мима.
Он мысленно направил Меч градусов на тридцать вверх и на юг. Представил себе быстрый полет.
И получил то, что хотел – пулей вылетел сквозь здание в ночное небо. Ощущение было захватывающим. Мима мчался вверх все выше, не ощущая ни ветра, ни изменения температуры. Волшебная сила Меча оберегала его.
– Ты все-таки направляй его, если место назначения не очень хорошо знакомо, – сказало облако.
Миме показалось, что с ним такое уже происходило.
– Тебе не приходилось бывать в Замке Новобрачных?
– Ну, не то чтобы… – ответило другое облако. – Я нахожусь во всех вещах, однако не вмешиваюсь в дела, когда нет надобности.
– Там со мной разговаривало облако.
– Да, иногда они это делают, – подтвердила тучка, над которой он теперь пролетал. – Может, тебе лучше лететь над землей?
Мима посмотрел вниз и увидел, что находится высоко над бушующим Индийским океаном. Он повернул Меч на юго-восток, соответственно изменив направление полета.
Мима прибавил скорости, и вода с сушей замелькали, уходя в даль огромными кусками, а он стоял прямо, совершенно не чувствуя сопротивления воздуха. Хотя было темно. Мима ясно различал все вокруг, то ли он просто хорошо видел в темноте, то ли Меч обострял зрение. Мима летел к гигантскому городу Бомбей, куда, как ему было известно, отослали Восторг.
Весь город утопал в огнях, а дворец сверкал ярче других зданий. Мима с легкостью проник внутрь. Он попросту влетел сквозь каменные стены и мягко приземлился на верхнем этаже.
Но дворец был велик, со множеством залов и апартаментов. Как же найти здесь принцессу, не подняв переполоха?
Появилось облачко Геи, похожее на сгустившийся пар.
– Воспользуйся Мечом, – посоветовала она. – Насколько я знаю, он способен настраиваться на любого человека, позволяя тебе проникать в его сознание. Но воздействие здесь одностороннее: человек и не подозревает о тебе. Иногда это бывает весьма полезно.
– Настроиться на Восторг? Мне бы не хотелось вторгаться в ее личную жизнь…
– А ты изменился со времени Замка Новобрачных. Впрочем, сейчас нет нужды в такой интимности. Просто нащупай ее чувства, чтобы определить, где она. А потом иди туда.
О? Мима дотронулся до Меча. «Малахитовый Восторг, принцесса Махараштры», – подумал он.
Ничего не произошло.
– Титулы ничего не значат, – тактично подсказала Гея. – Меч воспринимает только сущность.
Мима сделал еще одну попытку. На этот раз он подумал о женщине, которую любит.
И вдруг осознал, что смотрит на изящный женский кинжал.
Мима моргнул – он все еще стоял в той же комнате, прикасаясь пальцем к Алому Мечу.
Он видел кинжал, принадлежащий принцессе.
Она замыслила совершить самоубийство.
Мима снова вгляделся, включив теперь и ее боковое зрение. Восторг сидела в своей спальне… Но где же она располагалась? Мима не был знаком с планом дворца; комната могла находиться где угодно.
Взгляд принцессы невзначай упал на зеркало, и Мима увидел отражение несчастной девушки. Некогда блестящие распущенные локоны потускнели, а малахитово-зеленые глаза обводил красный ободок. Без него она выглядела такой растерянной! Раньше Восторг зависела от отца, теперь – от Мимы; девушка бесконечно страдала, лишившись этой поддержки. За незащищенность Мима и любил ее: она действительно нуждалась в нем.
За отражением ее лица виднелась часть окна, где лежало что-то зеленое. Принцесса положила на подоконник носовой платок, наверное, чтобы просушить его от слез. Как это было на нее похоже!
Мима сжал Меч. «Вперед», – приказал он и, проплыв сквозь стену наружу, обогнул дворец. В верхнем окне с северной стороны что-то зеленело. Он направился туда и через окно попал в комнату.
– Восторг! – пропел Мима.
Восторг вскочила, обернулась, узнала его и рухнула на пол.
Мима бросился вперед и поймал ее.
– Возлюбленная! – сказал он, в этот момент не заикаясь.
Мима держал принцессу на руках и целовал. Через минуту она пришла в себя.
– Любимый! – отозвалась девушка.
– Я пришел, чтобы забрать тебя с собой, но нужно многое объяснить.
– Только не отпускай меня, – выдохнула она. – Я… без тебя… я…
– Я видел кинжал, – пропел он. – Сейчас уже не надо этого делать.
И, продолжая держать девушку на руках. Мима все ей рассказал о своем согласии принять должность воплощения Войны, об Алом Мече, о новой власти и ответственности, о том, что может забрать ее с собой – если она согласится.
– Возьми меня с собой! – воскликнула Восторг, ни секунды не раздумывая.
– Но это – огромные перемены в твоей жизни, – предупредил Мима. – Ты уже не будешь больше принцессой.
Восторг посмотрела на него так, что Мима понял: ничто в жизни не имело для нее значения, кроме как быть с ним.
– Что ж, тогда давай посмотрим, сможем ли мы передвигаться вместе. – И Мима дотронулся до Меча.
– Одно лишь замечание, – послышался шепот из облачка тумана, появившегося в комнате.
Восторг снова вскочила на ноги, но Мима успокоил ее:
– Это Гея, воплощение Природы, помогает мне на первых порах. Она показала, как до тебя добраться.
– Если ты заберешь отсюда девушку без всяких объяснений, – проговорила Гея, – ее отец подумает, будто случилось что-то скверное, и обязательно обвинит в этом твое княжество, принц, которому он объявил войну. Это приведет к большим осложнениям, которых, как мне кажется, ты предпочел бы избежать.
– Я бы предпочел вовсе избежать этой идиотской войны, женившись на принцессе! – пропел Мима. – Вот только мой отец…
– Возможно, мы сумеем достичь того, чего ты хочешь, приложив кое-какие усилия, – сказала Гея. – Для этого нужно лишь выказать покорность старшим. Восторг, что могло бы для отца сделать приемлемым твой брак с принцем Раджастхана?
– Я не выйду замуж за… – сердито начала принцесса, но Гея подняла палец, и та умолкла. Мима подумал, что тут не обошлось без какого-то волшебства. – Если уменьшить приданое, – ответила Восторг, подумав.
Гея повернулась к Миме:
– А если ты согласишься жениться на принцессе Раджастхана, взяв уменьшенное приданое с условием, что то же самое будет сделано в отношении твоей бывшей невесты?
Мима начинал понимать.
– Уверен, что раджа Раджастхана пойдет на это; он готов предложить и непомерно большое приданое. Но, разумеется, я не собираюсь…
– Не захочет ли одна из служанок занять твое место? – обратилась Гея к принцессе.
Восторг улыбнулась:
– Всякая горничная желала бы стать принцессой! Но…
– Выбери ту, которую считаешь наиболее подходящей, способной сыграть твою роль, если бы у нее была такая возможность и соответствующая внешность.
– Это могла бы быть та служанка, которая дублирует меня на скучных церемониях, – ответила Восторг. – Вот только вблизи она не очень на меня похожа.
– Позови ее сюда.
Принцесса протянула руку и дернула за витой шнурок. В ту же секунду в дверях появилась молодая женщина.
– Капелька Меда, от тебя, возможно, потребуется выполнить одно поручение, – сказала Восторг. – Послушай эту женщину.
Гея, сделавшаяся теперь совершенно материальной, обратилась к служанке:
– Принцесса Малахитовый Восторг должна уехать. Однако желает, чтобы всем казалось, будто она здесь. Если ты согласишься, я сделаю тебя похожей на принцессу, и ты займешь ее место.
Капелька Меда пожала плечами:
– Я и раньше это делала.
Гея улыбнулась:
– В этот раз – на всю жизнь.
Глаза девушки расширились.
– Но принцесса должна выйти замуж за принца Гуджа… – она бросила взгляд на Миму. – Должна была выйти замуж…
– Теперь ей предстоит вступить в брак с принцем Раджастхана, – сказала Гея. – Но она любит принца Гудисарата, поэтому уезжает вместе с ним. Она желает, чтобы ты стала как будто ею и вышла за принца Раджастхана. Ты хочешь этого?
– Но я всего лишь простая девушка! – возразила Капелька Меда.
– Ты станешь принцессой – если предпочтешь поменять теперешнюю жизнь на другую и сохранишь тайну.
– Но… принц… я бы никогда не смогла стать более чем наложницей для…
Гея прикоснулась к ней, и протесты девушки смолкли.
– Ты сможешь стать тем, кем захочешь. Я дам тебе другой голос и внешность; от тебя требуются желание и поступки. Но сделать выбор ты должна сейчас.
Горничная умоляюще посмотрела на принцессу:
– О госпожа, я никогда не предам вас…
– Сделай это, – сказала Восторг. – Ты же знаешь, мне нет жизни без принца Гордость Княжества. А тебя ждет принц Раджастхана.
– Стать принцессой… – едва слышно проговорила девушка, начиная верить.
Гея еще раз дотронулась до служанки, – ее внешность преобразилась, и она стала неотличима от Восторг. Даже одежда сделалась такой же, как у принцессы.
– Говори, – попросила Гея.
– Что я должна говорить? – спросила лже-принцесса. Голос ее был неотличим от голоса Восторг.
– Ты знаешь, что надо делать, – напутствовала девушку Гея, – но, если ты поскользнешься или споткнешься, все будет кончено.
Женщина, не веря глазам, осмотрела себя в зеркале. Расправила плечи.
– Я не споткнусь, – сказала она.
– А как быть с моим исчезновением? – поинтересовался Мима.
– Об этом мы сейчас позаботимся, – ответила Гея. – Перенесись снова туда, где Меч нашел тебя; он знает то место. Только покрепче держи принцессу.
Мима взялся левой рукой за Меч, а правой обнял Восторг за тонкую талию. «К месту нашей встречи», – подумал он.
И они мгновенно очутились там.
Появилось и облачко Геи. Судя по всему, она передвигалась иным способом, нежели Марс.
– Теперь нам потребуется молодой человек, который принял бы твой вид, – сказала Гея.
Мима подумал.
– У меня был партнер для тренировок по боевому искусству, – пропел он.
– Это юноша княжеского рода и знает, как вести себя при дворе, любит богатство и власть. Думаю, он сможет сыграть мою роль и пойдет на это.
Они вызвали того человека; после беседы, очень похожей на разговор в Бомбее, юноша принял внешность Мимы и начал заикаться, – тем не менее был счастлив, что женится на принцессе Раджастхана и обретет почет и власть, приличествующие его новому положению.
Теперь Мима и Восторг могли расстаться с царством смертных.
– Дальше тебе будут помогать обитатели твоего замка, – сказала Гея, – а со мной предстоят встречи по делам. Желаю всего наилучшего.
– Благодарю тебя за неоценимую помощь, которую ты мне оказала, – ответил Мима. – Надеюсь, что не разочарую тебя своей службой.
– Если не позволишь Сатане обольстить себя. – И Гея растаяла в воздухе, как пар.
Мима обнял Восторг, дотронулся до Алого Меча и приказал доставить их домой, в Чистилище.
Они очутились в парадном зале Цитадели, столь же реальной, как и те замки, в которых Мима бывал раньше. Мощные стены из серого камня поднимались на огромную высоту. Мима постучал по одной из них и убедился, что она твердая.
– Если эта Цитадель и находится на небе, выглядит она вполне материальной.
Послышалась какая-то суета. В зал вошли несколько худых мрачных фигур. Восторг отшатнулась от них.
Ту, что была в черном плаще. Мима узнал.
– Голод! – пропел он.
Голод кивнул.
– А ты Марс, – ответил он.
Мима повернулся к остальным:
– А вы?..
– Завоевание, – ответил крупный, энергичный мужчина в белой накидке. Он улыбнулся, и его зубы блеснули, как белая полированная слоновая кость.
– Кровопролитие, – представился второй в алом плаще. Его лицо было покрыто рваными ранами, из которых струилась кровь. Восторг вздрогнула и отвела взгляд.
– Мор, – проговорил следующий, в грязно-коричневом рубище. Лицо его представляло собой массу копошащихся личинок. Принцесса вскрикнула и отвернулась.
– Моя спутница испугалась, – пропел Мима. – Не обижайся на нее.
– Обижаться? – удивился Мор, причем, когда произносил «с», изо рта у него выскочил червяк. – Напротив, я польщен!
Они проследовали внутрь Цитадели. Слуги выстроились в ряд, чтобы встретить нового хозяина.
– Вы умеете прислуживать знати? – спросил Мима.
– Да, – ответил дворецкий.
– Тогда позаботьтесь о госпоже Восторг, – пропел Мима. – А ко мне позовите человека, который расскажет все, что я должен знать.
Дворецкий щелкнул пальцами, и в тот же миг две служанки подошли к принцессе.
– Мы проводим вас в ваши апартаменты, – сказала одна. – Там для вас приготовлена ванна и чистая одежда.
Восторг помедлила, посмотрев на Миму. Ей не хотелось расставаться с ним в этом необычном месте.
– Вы уже познакомились с младшими воплощениями? – спросила вторая горничная. – Они просто ужасны, не правда ли? Мне несколько ночей подряд снились кошмары после того, как я увидела Кровопролитие, а уж этот Мор!..
Восторг посмотрела на служанку и, увидев в ее глазах сочувствие, успокоилась. В конце концов, может быть, они кажутся хорошими людьми. И принцесса пошла с ними в свои покои.
– Я вижу, здесь очень расторопная и любезная прислуга, – заметил Мима.
– Такова наша профессия на Том Свете, – отозвался дворецкий. – Знать и исполнять ваши желания. Леди Восторг скоро успокоится.
– Тот Свет?
– Мы не принадлежим к живущим, – ответил дворецкий.
– Но вы как будто совершенно материальны.
– Здесь, в Чистилище, сэр, все кажется материальным, но только вы и леди Восторг обладаете физической реальностью вне этих пределов. Все прочие из нас – в том числе и сам замок – материальны лишь в определенном смысле.
– Я не совсем понимаю.
– Все мы как бы рисунки на листе бумаги. Когда вы сами находитесь в этой системе координат, картинки вполне натуральны. Когда же вы перемещаетесь в трехмерный мир, то мы пропадаем. Вы обладаете смертной сущностью, которой мы лишены.
– Чистилище – это картинка на листе бумаги?
– Образно говоря, да. Некий аспект бытия, ограниченный плоскостью. С поверхности Земли смертные глядят сквозь эту плоскость. Но, попадая в нее, они становятся ее частью и вступают с нами в контакт, который может казаться совершенно нормальным.
– Мне прямо-таки не верится, что вы не существуете в действительности!
– Мы существуем, сэр, – в ограниченном смысле. Точно так же ограниченны Рай и Ад. Лишь смертные способны к всестороннему восприятию.
– Но ведь это ужасная ограниченность! Неужели вы не чувствуете себя в заточении?
– Это вечность. Хотя мы и лишены свободы влиять на свои судьбы, нас не терзает страх боли и уничтожения, от которого страдают люди. Мы понимаем форму своего существования. Наша реальность такова, словно она вытянута в бесконечно узкую, но одновременно и бесконечно длинную стезю, в отличие от пути смертных.
– Быть дворецким на протяжении вечности? И никакого переселения души?
– Не в течение вечности. Всего несколько столетий, пока неизбежный сдвиг соотношения добра и зла внутри нас не позволит отправиться в Рай и бесконечный покой.
– Несколько столетий!
– Дело стоит того, сэр. Нам нужно лишь выполнять свою работу, – а это не неприятная работа. Я был бы рад служить вам, даже если бы моя судьба от этого не зависела.
Миму такое положение не удовлетворило бы, но, с другой стороны, ведь он был смертным – или нет?
– А каков мой теперешний статус? Я состарюсь и умру в этой должности?
– Ни в коем случае, сэр. Вы будете оставаться таким, какой сейчас, на протяжении всего срока службы, который истечет, лишь когда на Земле прекратится война. Вы – воплощение Бессмертия, то есть временно бессмертны.
– Кто еще находится в подобном положении?
– Существует пять или, возможно, семь старших инкарнаций. Смерть, Время, Судьба, Война и Природа, помимо Добра и Зла. Есть еще некоторое количество младших инкарнаций, таких, как спутники Войны, которых вы встретили в зале. Однако для вас важны только старшие, которые, видимо, будут помогать вам.
– Видимо?
– Бог, воплощение Добра, не вмешивается в дела смертных, согласно установленному соглашению. Смертные должны сами выбирать свой конец. Поэтому Он не станет ни помогать, ни препятствовать вам, хотя и наблюдает за вами.
Мима порадовался, что знал начатки западной мифологии; иначе все это было бы очень трудно понять.
– А воплощение Зла?
– Поскольку Сатана есть Зло, то он свободно нарушает соглашение. Он будет чинить козни, стараясь обратить ваши усилия себе на пользу. Он хочет получить власть, приобретя большее количество душ, нежели есть у Бога.
Это совпадало с предупреждением Геи. От Сатаны надо ждать неприятностей.
– Но как ему такое удастся, если я уже предупрежден?
– Сатана хитер, он большой мастер вводить в заблуждение. И для него не впервой, извините меня за грубое выражение, обрабатывать новые инкарнации. Вы станете его мишенью, сэр.
– Правда ли, что моего предшественника убрали вследствие интриг Сатаны?
– Сущая правда, сэр.
– А чем же предыдущий Марс вызвал гнев Сатаны?
– Нынешняя Судьба бросила вызов Сатане, и Марс следил за тем, чтобы борьба велась честно. Таким образом Судьба сумела расстроить замыслы Сатаны.
– Но ведь это неразумно! Честная схватка…
– Сатана не является рациональной сущностью. Его интересует исключительно достижение собственных целей.
– А Марс? Неужели он ничего не мог противопоставить Сатане, чтобы защититься?
– Он позволил это сделать.
– Почему же он так поступил, зная, что все обернется к выгоде Сатаны, а сам он исчезнет?
– Он не исчез. Он отправился в Рай. Такого завершения службы надлежит желать с благоговением. Самым искренним его стремлением было прекращение войны.
– Но тут противоречие целей! Если он упраздняет собственную работу…
– Только не тогда, когда кто-то хочет попасть в Рай, сэр.
Мима обдумал эти слова.
– Значит, Марс желал оказаться в Раю, однако мог попасть туда, лишь завершив свою работу, – и Сатана этому содействовал, а Марсу следовало помогать ему?
– Именно так, сэр.
– И теперь Сатане придется, как ты выражаешься, обрабатывать новую и неопытную инкарнацию?
– Совершенно справедливо, сэр.
– А я не попаду в Рай до тех пор, пока мне не удастся прекратить войну?
– Чудесно сказано, сэр.
– Тут есть одна загвоздка.
– Сэр?
– Мне не хочется в Рай.
– Сэр? – Дворецкий явно был ошарашен.
– Я индуист. Очевидно, не из лучших, но тем не менее я желаю не Рая, а нирваны.
Дворецкий надул губы:
– В таком случае у Сатаны, видимо, не будет побуждений делать вам такие предложения, какие он делал вашему предшественнику.
– Правильно.
– Встреча, судя по всему, получится чрезвычайно интересная, сэр.
Мима улыбнулся:
– Будем надеяться.
7. СРАЖЕНИЕ
На следующий день – во всяком случае, так это воспринимал Мима – ему сообщили о сражении, которое требовало его присутствия. Мима и Восторг провели приятную ночь в отлично оборудованной Цитадели; они занимались любовью, беседовали и смотрели научный телевизор, где как раз передавали новости о недавних должностных перестановках в ведомстве воплощения Войны, о чем, кажется, все уже знали. Восторг была очень польщена, когда ее назвали смертной супругой инкарнации и показали, как она мило улыбается в камеру, хотя никакого такого интервью в действительности не было. Но утром тот же телевизор сам включился, когда передавали сообщение о битве, и Миме пришлось встать, чтобы приступить к новым обязанностям.
– А как же я? – воскликнула Восторг. – Я не могу отправиться с тобой на войну, а оставаться здесь одной мне страшно.
Мима начинал ощущать неудобства, таившиеся в полностью зависимой женщине.
– Я что-нибудь придумаю, – пропел он.
Мима прошел в изысканную туалетную комнату и щелкнул пальцами. Тут же он услышал, как появился дворецкий. Не вошел, а просто появился. Но теперь, когда Мима понимал суть происходящего, это не удивляло.
– Леди Восторг не хотела бы оставаться одна в этом странном месте.
– Проводите ее в Восточное крыло, – посоветовал дворецкий.
Мима не понял, чем это поможет, однако уже убедился в компетентности здешних слуг и спорить поэтому не стал.
Закончив туалет, который включал в себя облачение в сияющий золотой плащ, соответствовавший его должности, Мима поспешил присоединиться к Восторг. Тем временем ей тоже помогли одеться – на девушке было шелковистое малахитово-зеленое платье, в котором она выглядела необыкновенно привлекательной, а в волосы вплетены прекрасно обработанные самоцветы. Настоящая принцесса!
– Когда поедим, я покажу тебе Восточное крыло, – сообщил Мима.
Она подняла очаровательную черную бровь.
– Ты уже осмотрел замок?
– Дворецкий заверил меня, что тебе там понравится.
После завтрака они направились туда, и у принцессы даже дух перехватило от восхищения. Это было очень похоже на дворец, в котором она жила на Земле, с застекленными окнами, фонтанами, сообщающимися садами, где цвели знакомые растения. Высокий купол защищал их от проливных муссонных дождей. На нижней террасе стоял ручной слон.
– Мне надо на работу, – пропел Мима.
Она почти не слышала его.
– Ах, какая прелесть! – восклицала Восторг, обходя Восточное крыло и разглядывая красивые скульптуры.
Мима решил оставить ее; некоторое время принцесса не будет скучать.
Он направился в парадный зал. Там уже собрались его помощники: Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор в разноцветных накидках.
– Вы знаете дорогу?
– Наши кони знают, – ответил Завоевание.
Кони. Мима как-то не подумал об этом, но, конечно же, они должны быть верхом. Гея говорила, что у него есть лошадь. Как же ее зовут?.. Верре!
У выхода из Цитадели ждали пять великолепных коней. Не составляло труда определить, какой конь кому принадлежал, поскольку у каждого была соответствующая масть.
– Верре, – пропел Мима, и конь тут же подошел к нему.
Мима вскочил на огромного паломино [19] и сразу почувствовал, что о таком жеребце мужчина может только мечтать. Животное было сильным, гибким и так хорошо слушалось поводьев, что, казалось, править им можно с помощью мысли. Этот конь был как бы продолжением наездника.
Остальные тоже сели в седла и подъехали к Миме. Завоевание был на жеребце-альбиносе с ослепительно белой гривой и горящими красными глазами. Кровопролитие сидел на красном коне, чья масть была почти что цвета крови. У Голода была вороная лошадь, тело которой лоснилось так, что этот блеск походил на очертания скелета. Мор ехал на грязно-гнедом коне с сивыми пятнами, отчего животное выглядело больным, хотя и было совершенно здорово. Теперь Мима вспомнил, что четыре угрюмых всадника традиционно ассоциировались с Войной, но не был уверен, что это именно те четверо, о которых он слышал. Впрочем, не важно; Чистилище и инкарнации, очевидно, следовали своим собственным правилам.
Всадники поскакали по облакам, и кони действительно знали дорогу. Они неслись галопом и, приблизившись к краю одного облака, перепрыгивали на нижнее, а потом мчались по воздуху, как будто проносясь над картой мира, разложенной внизу. Плащи всадников развевались на ветру. Вскоре отряд достиг Индии, где они наконец спешились на западном побережье.
Мима оглядел окрестности – и обнаружил, что эти места ему знакомы. Здесь проходила граница между Гуджаратом и Махараштрой! Значит, должна была произойти битва между его собственным княжеством и княжеством принцессы.
Но ведь они с Геей сделали все, чтобы этой ссоры не было. Двойник Мима должен был жениться на принцессе Раджастхана, а лже-Восторг – выйти замуж за раджастханского принца, сделав три государства союзниками. Почему же теперь они готовились к сражению?
Поразмыслив, Мима понял почему. С тех пор как они приняли все эти меры, не прошло и одного дня. До поля битвы, где две армии готовились к схватке, новости еще не дошли. При современных научных средствах связи информация могла передаваться мгновенно, но бюрократическая система оставалась по-прежнему неповоротливой. Распоряжение все еще, вероятно, лежало где-нибудь среди бумажек на столе мелкого чиновника, ожидая отправления. А тем временем вот-вот должна начаться совершенно бессмысленная битва.
Разумеется, ее надо остановить. Мима не был особенно щепетилен в отношении необходимого кровопролития; в конце концов, он же принц. Или был принцем… Но в этой войне не только не было необходимости, она грозила катастрофой; ни одно из княжеств не могло позволить себе тратить ресурсы подобным образом.
Обе армии уже заняли боевые позиции на поле сражения. Кавалерия, лучники, слоны и пехота, расставленные, словно шахматные фигуры, приготовились к действиям. Силы были приблизительно равны, поэтому исход боя зависел от способностей генералов, хотя в этой ненужной схватке победы быть не могло.
Как же остановить безумие? Мима понятия не имел.
– Голод, – позвал Мима, и черная фигура приблизилась. – Это сражение не должно было произойти. Как мне остановить его?
– Остановить? – изумился Голод, и на его смертельно-худом лице выразилась полнейшая растерянность. – Мы не прекращаем конфликты, мы пожинаем плоды!
Какой скорбной могла стать эта жатва!
– Тем не менее, – пропел Мима, – этот конфликт должен быть прекращен, пока он не начался. Если я действительно воплощение Войны, то у меня, конечно же, должна быть власть как порождать, так и прекращать конфронтации.
Голод грустно вздохнул:
– У тебя она есть. Марс. Но печален тот день, когда ты используешь свою власть, чтобы…
– Хватит! – зло пропел Мима. – Как я могу применить эту власть?
– Вообще-то есть несколько способов. Ты можешь войти в мозг главного участника и изменить его мысли, а можешь сделать так, что все сражение замрет на месте…
– Если я прикажу им замереть, то что случится, когда я снова их оживлю?
– Все продолжится точно так же, как до этого.
– Каким образом мне войти в разум ключевого участника и как узнать, кто из них главный?
Голод подумал.
– На самом деле это не моя сфера. Я имею дело с клиентами после того, как битва опустошила землю и уничтожила большую часть продовольствия. Никогда не интересовался, как Марс находил основных действующих лиц.
Если этого не знал Голод, то и остальные скорее всего тоже не знали. Ему придется докапываться самому.
Мима направил своего золотистого коня в сторону знамен армии Гуджарата. Если бы он мог стать видимым и его узнал бы их генерал, то Мима сумел бы заставить армию уклониться от сражения.
Он подъехал, но никто на это не отреагировал. Не удивительно: обычные люди не могли увидеть инкарнацию. Мима приблизился к передовой линии и проследовал сквозь нее, однако сверкающие копыта коня не коснулись ни одного земного предмета, словно все вещи в этом мире были привидениями. Или привидением был он.
Мима достиг палатки генерала. Этого человека он знал только по имени; лично они раньше никогда не встречались. У генерала была репутация умелого работяги, лишенного каких-то особых способностей или изящества, однако точно выполнявшего приказы и хорошо справлявшегося со своим делом.
Если бы Мима стал видимым, генерал обязательно узнал бы его. Вопрос – как это сделать? Мима воспринимал инкарнации еще до того, как сам превратился в нее. Никому другому это не удавалось, пока Гея не стала видимой для принцессы. Но Гея знала, как это делается, а Мима – нет.
И все же, по словам Голода, он способен войти в мозг командующего и изменить его мысли.
Может быть, нужно просто совместиться с человеком, чтобы его мозг занял то же место, что и мозг генерала…
Мима попробовал. Он слез с лошади и шагнул в полководца…
И тут же очутился в вихре впечатлений, мыслей и чувств. Причем совершенно не мог в них разобраться. Миму даже затошнило, как от качки.
Мима выскочил наружу. Он стоял прямо перед командующим, который, похоже, даже ничего не заметил. Зато у самого Мимы кружилась голова. Наверно, он что-то сделал неправильно!
Между тем сражение не было отложено. Мима предпринял еще одну попытку. На этот раз он внутренне крепко держал себя в руках, вступая в пространство генерала. Он сообразил, что столкнулся с путаницей незнакомой системы. Разум полководца отличался от Миминого; у них были разные воспоминания, разные привычки, манеры поведения, видение мира. Поняв это. Мима уже мог лучше удерживать равновесие. Он совместился с командующим как можно точнее, чтобы его собственный глазной нерв не пытался прочитать импульсы генеральского ушного нерва. Приведя в порядок чувства, он уже ощущал лишь слабую тошноту.
Теперь Мима мог настроиться на то, что воспринимал командующий, и понять это. Полного совпадения не произошло, поскольку органы чувств генерала по силе отличались от Миминых и поэтому ощущали все слегка неправильно. Но это был пустяк.
Главной же проблемой оказались мысли полководца. Очевидно, система связей в мозгу генерала была не такой, как у Мимы, и мыслительные схемы оказывались совершенно непохожими, как бы лишенными всякого смысла.
Впрочем, нет. Связи различались, но конечные результаты были одинаковыми. Миме не требовался мыслительный процесс полководца, чтобы понимать его выводы. Надо было просто настроиться на эти умозаключения. А потом внушить свои собственные.
Мима попытался.
«Отмени сражение», – подумал он изо всех сил.
– Что? – спросил генерал, отрываясь от карты поля битвы.
Другие офицеры непонимающе посмотрели на него. Никто ничего не сказал.
Полководец потряс головой, решив, что это была шальная мысль. У каждого человека время от времени возникают сомнения.
– Действуем в соответствии с разработанным планом, – резко скомандовал он.
Мима понял, что это тоже не выход. Он спроецировал свою мысль в сознание командующего, не подкрепив ее никакими логическими заключениями, поэтому генерал попросту отбросил ее. Надо было найти более понятный подход, по-настоящему убедить генерала в том, что возникшая мысль имела смысл. Но на это понадобится время, необходимо побольше узнать о структуре иерархических связей в мозгу командующего, чтобы выработать подход, который показался бы ему осмысленным.
Но времени не было. Кавалерия уже выступала. Завязывался бой.
Мима с отвращением плюнул на эту затею. Он вышел из генерала. И почувствовал себя так, словно сбросил обременительное ярмо. Он, безусловно, предпочитал быть самим собой!
Мима сел на коня, терпеливо ждавшего возвращения хозяина, и галопом помчался сквозь людей в гущу боя. Кавалерия Махараштры отражала атаку с помощью вспомогательного подразделения: отряд дрессированных грифонов, распростерших крылья, пикировал на врага. Это могло погубить гуджаратскую кавалерию!
Но гуджаратцы были к этому готовы. Они установили катапульты точного боя, которые начали обстреливать грифонов. Метко пущенный камень перебил крыло одной птице, и грифон с хриплым пронзительным криком рухнул вниз. Однако это не вышибло из твари боевой дух; птица кидалась на людей вокруг себя, ударяя их когтями и клювом, и кровь лилась ручьем.
Тут же другие грифоны спикировали на строй атакующих, нанеся им огромный урон.
– Здорово! – кричал Кровопролитие, проезжая рядом. – Давайте рвите их на части, выпускайте кишки, лейте кровь!
А в это время Завоевание подбадривал обе армии.
– Победа! – орал он и тем и другим. – Пленных не брать!
Это вдохновляло армии, и бойня становилась все ожесточенней. Миму охватило омерзение. Резня была такой нелепой!
Но он не сумел ее предотвратить. Что же теперь делать?
Ладно, попробуем более прямой путь.
Мима въехал в самую середину бойни, взлетел на воздушную гору и выхватил Алый Меч. Затем поднял Меч и, держа его высоко над головой, пожелал, чтобы его увидели все.
И – это сработало! Меч и был ключом! Мима знал, что его увидели, потому что лучники на задних линиях смотрели на него во все глаза. Никогда еще они не видели лошадь и всадника, висящих в воздухе.
Вот теперь Мима мог все поправить. Он велит им прекратить сражение, пока не прибудет указ, который все объяснит.
Мима набрал в легкие воздуха:
– П-п-п-п-п…
Проклятье! Он снова сделал вдох.
– Прекратите сражение! – спел он.
Наступила удивленная тишина.
Потом кто-то рассмеялся. Люди не могли поверить, что благородная золотая фигура могла ляпнуть столь очевидную глупость.
– Это провокация! – закричал какой-то офицер. – Застрелите мерзавца!
И лучники с обеих сторон снова принялись за дело, осыпав Миму градом стрел. Мима не пошевелился, он стоял как вкопанный, злясь на самого себя за то, что не сумел как следует обратиться к солдатам.
Стрелы ударялись в Миму и коня, но отскакивали, не причиняя никакого вреда. Он их даже не чувствовал; казалось, что Мима был неуязвим для оружия смертных.
Все же оставаться мишенью ему не нравилось. Мима вложил Меч в ножны – и, судя по всему, исчез из виду, потому что лучники заморгали и прекратили стрельбу. Офицеры протерли глаза.
Однако сам Мима прекрасно видел и себя, и своего жеребца. Ему были видны и другие инкарнации. Завоевание и Кровопролитие объезжали войска, подбадривая их и побуждая драться ожесточеннее; Голод и Мор наблюдали за сражением со стороны, потирая руки в предвкушении своей очереди, когда иссякнут запасы и начнутся болезни и недоедание.
В тот момент когда Мима стал невидимым для смертных, несколько стрел все еще были в полете. Теперь он прошли сквозь него и коня, даже ничуть не отклонившись. Это было еще одним свидетельством перемен, происшедших с ним; Мима действительно сделался бесплотным, по крайней мере с точки зрения смертных.
А мог ли он оставаться материальным и в то же время невидимым? Миму охватило любопытство и, несмотря на трагические события вокруг, он дотронулся до Меча и пожелал стать осязаемым, но одновременно недоступным восприятию.
В него летела еще одна стрела. Она ударилась в круп коня и, сломавшись, упала на землю. Однако лучники уже не смотрели в его сторону. Красноречивый ответ.
Тем временем битва продолжалась. Она была столь же абсурдной, как и раньше, и Миме по-прежнему следовало остановить ее. Но что он мог поделать?
Голод упомянул, что Марс способен «заморозить» движение. И действительно, воплощение Смерти проделывал это, когда Мима впервые с ним встретился. Наверняка Хронос, воплощение Времени, тоже умел это делать.
Мима снова прикоснулся к Мечу. «Заморозь движение», – подумал он.
В тот же миг все вокруг замерло. Сражающиеся армии как будто превратились в скульптуры, люди и животные застыли, не завершив жеста, звуки битвы прекратились, а облака пыли и дыма неподвижно повисли в воздухе. Остановились и летящие стрелы.
Но с другими инкарнациями ничего не произошло. Кровопролитие, у которого руки по локоть были в крови, оторвался от своей жуткой работы и, взглянув вверх, спросил:
– Что-нибудь случилось, Марс?
– Да, – отрезал Мима.
Что же делать дальше? Он понимал, что не может, прервать движение на неопределенное время и, как только команда будет отменена, резня возобновится.
Если только он не предпримет чего-нибудь такого, что остановит сражение, прежде чем все вокруг опять оживет. Но ведь сам Мима не замер. Он может отправиться в столицы княжеств, найти застрявший указ о прекращении войны и ускорить его доставку.
Замер ли остальной мир? Мима сомневался в этом. Но на какое расстояние распространялся его приказ?
Существовал лишь один способ проверить это.
– У меня возникло затруднение, – велел Мима другим инкарнациям. – Проследите, чтобы все оставалось неподвижным, пока я не вернусь.
– Таково твое право, – поморщившись, сказал Завоевание. Очевидно, он считал все это блажью.
Мима пришпорил коня, направив его вверх и вперед, на север. Поле битвы быстро скрылось с глаз, и вскоре Мима снова увидел движущихся людей. Выходит, неподвижность распространялась только на сражающихся. Ну что ж, и это неплохо; Мима не хотел вмешиваться в дела остального мира, ему нужно было лишь прекратить бессмысленное смертоубийство.
Мима прибыл в Ахмадабад и направился во дворец Раджи. Прямо на коне он въехал сквозь стену в покои отца. Никто его не увидел.
Он остановился. Сначала Мима хотел сделаться видимым и навести справки об указе, прекращающем войну, но подумал, что слуги могут узнать его и станут недоумевать. Как, подумают они, могут существовать сразу два принца? Нет, было бы неразумно порождать такую путаницу.
С другой стороны, он мог все сделать через двойника…
Мима пришпорил коня и помчался в другой дворец, чтобы побеседовать с ним. Молодой человек больше не был в заточении, но не видел нужды переезжать из дворца, пока идут приготовления к его поездке в Замок Новобрачных.
Замок Новобрачных? Но ведь там все его мысли станут полностью известны невесте! И она узнает, кто он Такой на самом деле, что вполне может привести к новой войне.
– Ах, Гея, – пропел Мима едва слышно. – Ты упустила одну крайне важную деталь!
Перед ним возникло туманное облачко.
– Глупый человек, – прошептало оно. – Я переделала его мозг, так же, как и тело. Этот юноша знает, кто он, но его мысли в Замке останутся лишь мыслями, присущими принцу.
Мима остановился прямо посередине зала, и слуги сновали сквозь него, даже не подозревая о присутствии здесь всадника на коне.
– Неужели ты и это можешь? – в изумлении спросил он Гею.
– Ведь я – Природа, – прошелестело облачко и испарилось.
Если власть Марса, как обнаружил Мима, была такой огромной, то сколь могущественна должна быть Гея? Судить об этом он мог лишь косвенно, но все равно испытал благоговение.
Мима тронул поводья, въехал в апартаменты своего двойника и материализовался.
– Как идут дела, принц Гордость? – пропел он.
Новый принц взглянул на Миму, не особенно удивившись.
– Привыкаю к жизни, более чудесной, чем я мог себе вообразить, – ответил он таким же речитативом. – Я видел портрет принцессы, на которой должен жениться, и нахожу ее весьма привлекательной.
Мима тоже видел эту картину, однако находил внешность принцессы совершенно заурядной. С другой стороны, возможно, что Гея и здесь что-то подправила, сделав молодого человека совершенно довольным собственной судьбой. Гея оказывала любезности ненавязчиво, но очень основательно. Вне всякого сомнения, ее гнев мог быть совершенно разрушительным.
– У меня возникло затруднение, – сказал Мима. – Как тебе известно, я теперь воплощение Войны. Между Гуджаратом и Махараштрой сейчас происходит сражение, которого не должно было случиться. Приказ о прекращении военных действий, наверное, затерялся где-то в пути. Мне нужно достать этот приказ и отвезти на фронт, – но не хочется при этом обнаруживать себя. Поэтому…
– Я достану его для тебя, – сказал принц, сразу все поняв. – Естественно, у меня, как и у тебя, нет желания понапрасну губить жизни людей; уже очень скоро мне самому придется управлять этим княжеством.
Итак, молодой человек очень неплохо входил в курс дела, несмотря на отсутствие предварительного воспитания, соответствующего положению, которое ему предстояло занять. Наверняка, снова работа Геи.
Новый принц Гордость тут же сел на ковер и отправился во дворец Раджи, Мима же незримо сопровождал его верхом.
Поездка была недолгой, поскольку им не пришлось стоять внизу в транспортных пробках, и всего через несколько минут они уже прибыли на место. Принц Гордость попросил копию приказа об отмене боевых действий и забрал его с собой. Как только он оказался один, то протянул документ в воздух, а Мима материализовался настолько, чтобы взять его.
– Спасибо, принц! Желаю тебе долгой и счастливой жизни.
Мима галопом поскакал на поле боя, где по-прежнему царил абсолютный покой, и вложил приказ в руку мальчика-посыльного. Он не мог передать никакой мысли из-за того, что ничто не двигалось, но постарался накрепко отпечатать в мозгу мальчишки образ: «Срочное донесение для генерала».
Затем Мима сел на коня, прикоснулся к Мечу и отменил неподвижность.
Все вокруг ожило. Воины принялись убивать друг друга; снова полилась кровь, и стрелы полетели в цель. Мальчик-посыльный был очень удивлен, совершенно забыв, как к нему попала срочная бумага, однако свои обязанности он помнил. Вестовой бросился к генералу.
Генерал прочитал приказ и с сожалением вздохнул.
– Заключен мир, – с отвращением проговорил он. – Прекратить боевые действия. Послать к врагам парламентариев под белым флагом и ознакомить их с этой новостью.
Некоторое время ушло на то, чтобы все успокоилось, но в конце концов армии были разведены. Сражение прекратилось, и выяснилось, что погибло не так уж много народа.
Но если бы Мима принялся за дело более умело, то жертв вообще можно было избежать. Он понимал, что для удовлетворительного исполнения своих обязанностей ему еще многому предстоит научиться.
Мима собрал помощников и вернулся в Цитадель в Чистилище. Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор ехали огорченные. За сегодняшний день они собрали ничтожный урожай.
Восторг встретила Миму в парадном зале.
– Ах, возлюбленный, я так скучала по тебе! – воскликнула она. – Зачем ты так надолго уехал?
– У меня есть служба, которую я должен исполнять, – пропел он.
– Распоряжаться насилием и убийством? Лучше бы ты оставался здесь!
– Остановить битву между армиями твоего княжества и моего, – мягко ответил Мима. – Был заключен мир, однако вести об этом не дошли до фронта. Мне посчастливилось прекратить сражение, пока дело не зашло слишком далеко.
– Махараштра и Гуджарат… сражались? – не веря своим ушам, спросила Восторг.
– По нашей вине, – подтвердил он. – Мы отказались вступить в брак с принцем и принцессой Раджастхана, поэтому наши княжества объявили друг другу войну.
– Неужели дело дошло до настоящего сражения? Я и представить себе не могла!
– Я остановил его. Вот чем я сегодня занимался…
– И все же люди погибли, прежде чем…
– Действительно, было некоторое количество убитых. Оказалось довольно трудно…
– Ах! – воскликнула девушка. – Я не хотела, чтобы из-за нас умирали люди. Если б я знала…
– Нельзя было… – пропел Мима.
Но Восторг отвернулась от него, и Мима ощутил, какой ужас охватил ее.
Разозлившись, он вышел. Похоже, это была их первая ссора.
Мима помылся. Хотя он и мало соприкасался с земными вещами, все же находился в некотором напряжении и поэтому вспотел. Затем накинул домашний халат и пошел в комнаты Восторг.
Они столкнулись в зале, и принцесса, раскинув руки, обняла Миму и заплакала. Он попробовал заговорить с ней, но девушка закрыла ему губы поцелуем.
Так закончилась их размолвка.
Потом они беседовали, и Мима узнал о том, что в действительности расстраивало Восторг. Видимо, днем дворецкий кое о чем рассказал ей.
Это Чистилище. Здесь не живет никто из смертных. Никакой дискриминации, просто дело в том, что с физической точки зрения смертные устроены гораздо сложнее, поскольку обладают тремя телесными измерениями вместо двух. Подобная аналогия была неточна, но дворецкий воспользовался ею для простоты объяснений. Смертные могли появляться здесь в сопровождении инкарнаций, однако оставаться тут не могли.
– Ты-то уже провела в Цитадели ночь и целый день! – возразил Мима.
– Именно, и умираю от голода, – ответила Восторг.
– Но тут сколько угодно еды!
– Для тебя. Но не для меня. Не для смертных.
– Но ты моя смертная! – сердито сказал он. – Им придется кормить тебя!
Принцесса покачала головой:
– Они уже кормили меня, Мима. Это пища Чистилища. По виду и вкусу она как настоящая, однако насытить может лишь призраков. Смертному необходимо в тысячу раз больше вещества, чем в этой еде. То, что я здесь ела, для меня было всего лишь иллюзией. Я живу только за счет ресурсов собственного тела. Это нетрудно в течение короткого времени, пока желудок кажется полным… но постоянно так продолжаться не может.
Мима пристально посмотрел на нее.
– Пища Чистилища… не в состоянии насытить тебя, – повторил он.
– Мима, я должна вернуться в мир смертных, если не хочу умереть от голода.
Он был потрясен.
– Теперь понятно, почему ты была огорчена! Здесь так замечательно, и вот…
– И вот теперь мне необходимо покинуть тебя. Я могу появляться здесь каждый раз всего на несколько часов, прежде чем голод и жажда… О, я ощущаю сейчас эту страшную жажду!
Мима склонил голову:
– Восторг, мне и в голову не приходило… Я бы ни за что не взял тебя сюда, если бы…
Видимо, его скорбь успокаивающе подействовала на принцессу.
– Мне нужно только подыскать земной дом. И я смогу приходить сюда каждый день, когда ты возвращаешься. И проводить с тобой ночи. Почти ничего не изменится; меня здесь не будет тогда, когда ты отсутствуешь.
– Не представляю себе, где бы ты могла жить! – пропел Мима. – Ведь не в Бомбее же…
– Дворецкий сказал, будто может кое-что устроить, и я уверена, что он сумеет. Но это надо сделать побыстрее, потому что…
– Потому что твои силы на исходе! – закончил Мима. – Ах, возлюбленная…
– Все будет хорошо, – сказала принцесса, но Мима знал, что она глубоко опечалена. Ей так хотелось всегда быть вместе с ним, и вот оказалось, что это невыполнимо.
Не медля ни минуты, они пошли к дворецкому. Тот рассказал, что есть смертные, которые помогают в делах, подобных этому, и которые даже создали нечто вроде системы гостиниц для бездомных спутников Чистилища. Они входили в положение этих людей и хранили тайну.
– В сущности, вы могли бы жить вместе с супругой Танатоса; ее зовут Луна Кафтан, – сказал дворецкий. – Она видный политик среди смертных, но благодаря Танатосу все прекрасно понимает. Вам с ней будет удобно.
Так они решили, что Восторг поселится у Луны, которая жила в Кильваро.
Сам Танатос явился, чтобы сопровождать их вниз. Восторг чуть было не упала в обморок, увидев его череп-лицо; Танатос откинул капюшон, приняв обычный человеческий облик, и принцесса успокоилась. Словом, все уладилось… пока.
8. САТАНА
По ночам Восторг будет возвращаться к Миме в Цитадель Войны. Но сегодня она осталась на Земле, чтобы как следует поесть днем и немного акклиматизироваться.
Едва Мима увидел Луну, показавшуюся почему-то необыкновенно знакомой, он сразу же понял, что ей вполне можно доверить заботу о принцессе. Луна оказалась красивой женщиной западного типа. Жила она в доме, наполненном произведениями искусства, который охраняли грифоны. Это, конечно, был не дворец, но принцессе здесь будет удобно.
Поэтому Мима спал один – и обнаружил, что, как бы Восторг ни зависела от него, он тоже стал весьма от нее зависим. Мима привык спать рядом с любящей женщиной и в одиночестве чувствовал себя неуютно.
Собственно, он даже и уснуть-то не мог. Беспокойно повертевшись с боку на бок больше часа. Мима встал посмотреть, нет ли чего почитать. Однако книг не нашел; видно, его предшественник не был большим любителем литературы.
Мима, натянув шлепанцы и ночной халат, вышел в темный зал. Слуги уже легли спать; в замке повсюду стояла тишина. Неужели духам Чистилища нужен сон? Наверно, да, коль скоро им требовалась пища. Насколько Мима понимал, существование этих людей – бытие на Том Свете – напоминало жизнь смертных, но было как бы более расплывчатым и протяженным. Если бы они не ели, то им не грозило бы голодание – во всяком случае, в течение нескольких столетий или около того, – поскольку они не могли умереть, будучи уже мертвыми. Тем не менее это доставляло бы им определенные неудобства. Сходным образом, вероятно, обстояло дело и со сном. Так что пусть себе спят; это помогает в определении дней, все-таки довольно однообразных.
Насколько Мима понимал западную мифологию, Чистилище не является местом пытки; это исключительно состояние неопределенности, отработка долгов, накопившихся в ходе небезупречно прожитой жизни. У западных людей нет возможности путем реинкарнации исправить прегрешения; они должны все делать правильно в течение одной-единственной жизни, а затем расплачиваться за последствия на протяжении долгого путешествия по вечности. Мима не завидовал подобной системе взглядов.
Впрочем, сейчас он стал частью этой схемы. Ему следовало быть более правильным индуистом, чтобы не угодить в столь ущербную систему. На самом деле это было его личное следующее перерождение – стать воплощением Войны в чуждой области верований и быть вынужденным подчиняться ее законам. Довольно суровое наказание!
Хотя и своего рода вознаграждение, поскольку это решало проблему расторжения помолвки с Восторг и войны между их княжествами. Если бы ему не была предложена эта должность, то произошла бы катастрофа. Так что судьба обошлась с ним не слишком жестоко; напротив, она была милостива. Даже очень милостива.
К тому же, говоря по правде, Миме нравилась сложность теперешнего положения. Да, он допустил несколько ошибок в первый день, но кто не ошибается, овладевая новым делом? Теперь он куда лучше понимал, что и как нужно делать, и следующее сражение надеялся провести гораздо лучше. Новая должность давала феноменальную власть, которая могла принести много добра, если ее разумно употребить.
Мима и сам не заметил, как попал в ту часть сада, которая так очаровала Восторг. Сейчас было темно; временные периоды Чистилища отражали земные. В полумраке экзотические растения почему-то казались больше, а скульптуры живее. Это действительно было восхитительное место, где любая женщина могла бы с удовольствием проводить время. Все здесь выглядело почти естественным – словно созданным силами природы, а не руками человека.
Вдруг облака раздвинулись, листья и статуи засеребрились в лунном свете. Подул легкий ветерок, качнув верхушки деревьев. Еще сильнее пахнуло обворожительной свежестью. Тропинка запетляла среди прелестных ландшафтов, маня его дальше, вперед.
Мима остановился, чтобы получше рассмотреть одну из скульптур. Она представляла собой две фигуры, мужскую и женскую, крепко обнимавшие друг друга. Собственно, это был акт физической любви. В Индии такие изваяния не были редкостью, однако эта статуя выглядела необыкновенно реалистично. Казалось даже, будто фигуры движутся.
Да они и в самом деле двигались. Мима подумал было, что его обманывает игра лунного света, как вдруг услышал какой-то шум. Фигуры были живыми!
Невозможно. Статуи не оживают!
Тем не менее шум и шевеление становились все явственнее. Мима внимательно со всех сторон осмотрел скульптурную группу и наконец притронулся к плечу мужчины. Камень был холоден. Значит, это какая-то механическая игрушка, имитирующая человеческое соитие. Любопытно.
Мима пошел дальше. Снова подул ветерок, ероша ему волосы. Свет луны сделался ярче. Деревья стали выше и красивее, а запах свежести еще усилился. Теперь под ногами слегка пружинил дерн.
Мима оглянулся, однако замка не увидел; казалось, что он очутился в лесу. Это не беспокоило, напротив, он радовался величине и естественности сада. Неудивительно, что Восторг была так очарована!
Он приблизился к еще одной скульптуре. Это изваяние было больше, реалистичнее и откровеннее первого. Фигуры вполне можно было принять за настоящих людей. Да и их поза была весьма интересной.
Мужчина повернул голову и увидел Миму.
– А, вот и хозяин Цитадели, – проговорил он.
Ошеломленный Мима сделал шаг назад. Надо же, оно разговаривает!
Женщина высвободилась из объятий и села на пьедестал, спустив вниз длинные голые ноги. У нее были на удивление пышные бедра и полная грудь, но в остальном она была тонкой и гибкой.
– Ну иди ко мне, – пригласила она Миму, раскрывая объятия.
Наложница?
– Кто вы такие? – спросил Мима и замолчал, с удивлением сообразив, что не заикается.
– Я – Сатана, воплощение Зла, – ответил мужчина. – А это одна из моих бесчисленных жен, каждая из которых более сладострастна и покорна, чем предыдущая.
– Сатана? – переспросил Мима, снова удивившись отсутствию заикания. – Здесь, в моей Цитадели?
– Это не совсем твоя Цитадель, Марс, – сказал Сатана. – Гуляя, ты из своего сада забрел в мои угодья, где реальность гораздо интереснее. Однако пусть тебя это не беспокоит; тебе здесь рады. Я все равно собирался побеседовать с тобой.
– Не ты ли – западное олицетворение Зла? – спросил Мима. – Меня предупреждали остерегаться тебя.
– Так оно и есть, и, конечно же, тебя предостерегали, – с радостью согласился Сатана. – Меня иногда называют Нефариус [20] – и совершенно справедливо.
К такого рода речам Мима был не совсем готов. Он скорее ожидал встретить существо с копытами, хвостом и рогами, изрыгающее пламя. Незнакомец же был совершенно не таков: выглядел нормальным человеком, что подтверждалось и его занятиями с женщиной.
– Почему ты хотел встретиться со мной? – спросил Мима, снова радуясь тому, что не заикается.
– Разве не так поступают добрые соседи? – удивился Сатана. – Внезапно вступить в должность инкарнации – дело нелегкое, что обязывает всех остальных всячески помогать тебе освоиться на новом поприще.
Мима пожал плечами:
– Я весьма ценю это желание. Однако имею основания полагать, что всем остальным ты доставляешь главным образом неприятности. Ты – воплощение Зла и должен бы стараться все как можно больше осложнить для меня.
Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась.
– Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем.
Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница!
Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен – настоящий Эдем.
Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее.
Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме.
– Тебе нравится Лилит? (*8) – спросил Сатана. – Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины.
Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться.
– Благодарю тебя. У меня уже есть женщина.
– Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, – сказал Сатана.
– Столь статному мужчине одной женщины маловато.
– Верно, – ответил Мима, – но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины.
– Ладно, уже готово, – проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. – Вот Лила [21]; к ней не прикасался ни один мужчина.
Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа.
Все же Мима сомневался:
– Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу.
– Что ж, спроси у нее, – посоветовал Сатана. – Лилу ты сможешь получить в любой момент.
Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла.
– Как тебе понравился первый рабочий день?
– Ничего, – настороженно ответил Мима.
– Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях?
– Я старался остановить его! – воскликнул Мима.
– Остановить? Это еще зачем?
– Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир.
Сатана улыбнулся:
– Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища?
– Получать удовольствие! – вскричал Мима. – Но это отвратительно!
– Отчего же, принц? Война – благородное занятие. В битве – упоение и слава.
– Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, – пробормотал Мима. – В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь.
– Шива (*9) – ваш бог разрушения, – сказал Сатана. – Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть.
А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек – не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно – для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство – восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной.
– Но война не восстанавливает справедливости! – возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. – Ведь известно, сколько она порождает беззаконий!
– Только когда ею злоупотребляют, – мягко проговорил Сатана. – Вот для того и существует инкарнация Войны – следить, чтобы войной пользовались правильно.
Мима вспомнил свою дневную работу.
– Сегодня у меня это не очень хорошо получилось.
– Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет.
– Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями.
– Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели.
– Не всякое средство оправданно, а война…
– Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов.
– Но война, – возразил Мима, – не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда…
– Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил.
В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял.
– Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны.
– Ты не сумеешь, – сказал Сатана. – Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее.
– Тогда объясни, что я могу и должен делать, – кисло проговорил Мима.
– Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению.
Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл.
– И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог?
– Сама природа человека, – ответил Сатана. – Люди – создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну – наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать.
Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы.
– Я обдумаю это, – нехотя произнес он.
– Конечно, Марс. Это твоя служба. Мне приятно, если я помог тебе что-то прояснить.
– Безусловно. – Легкость, с какой он говорил, побудила Миму задать еще вопрос: – А почему я сейчас не заикаюсь?
– Ты находишься в моих владениях, – объяснил Сатана. – Это место не подвластно законам природы, здесь действуют мои законы. Не вижу нужды, чтобы человек твоего положения страдал дефектом речи; потому его и нет.
– Но я всю жизнь заикался, и в Чистилище тоже!
– В этом и состоит разница между жизнью, Чистилищем и моей вотчиной, – сказал Сатана. – Я многое мог бы предложить тебе, – не только подходящих наложниц.
– Предложить мне… в обмен на что?
– Всего лишь на дружеские отношения, – развязно заявил Сатана. – Завтра приводи сюда Восторг, ей я тоже покажу, что у меня есть. Она будет в восхищении.
– Ей не нужны никакие демоны для амурных похождений!
Сатана расхохотался:
– Разумеется, нет, Марс! Чего ей недостает, так это питательной еды, чтобы не спускаться каждый день на Землю, лишая тебя своего общества.
– У тебя есть пища для смертных? – спросил Мима, вдруг заинтересовавшись. – Здесь?
Вместо ответа Сатана повел рукой. Возник стол, ломившийся от великолепных яств.
– Но еда в Чистилище по виду и вкусу неотличима от настоящей, – заметил Мима. – Как же определить, материальна ли она у тебя?
– Отведав ее, – сказал Сатана. – И довольно скоро все станет ясно.
Мима кивнул. Сатане скорее всего незачем было лгать. Его предложения звучали заманчиво. Красивое место, избавление от заикания и возможность для Восторг оставаться с ним. Если это действительно делалось ради добрососедства, то Мима не возражал.
Он повернулся и пошел назад к замку. Кустарник по бокам тропинки снова принял нормальный вид, а статуи стали каменными; это было похоже на возвращение из волшебного мира в естественный.
Войдя в замок, Мима проделал опыт.
– П-п-п-привет, – сказал он самому себе. Да, заикание вернулось.
Утром Мима дотронулся до Меча, пожелав перенестись в жилище Луны, где остановилась Восторг. Лишь мгновение назад он был в замке, и вот уже стоял у входа в дом. Было несколько непривычно передвигаться с такой легкостью на огромные расстояния, но Миме это нравилось. Он постучал в дверь.
Открыла сама Восторг, ожидавшая его прихода, и бросилась к Миме в объятия.
– Ах, как здесь чудесно! – воскликнула девушка. – Я так по тебе соскучилась!
Луна стояла рядом. Мима через плечо Восторг встретился с ней взглядом, и она понимающе кивнула.
– Таковы женщины, – сказала она. – Одновременно испытывают и удовольствие, и боль.
– Я скоро верну ее, – пропел Мима.
Он прикоснулся к Мечу, и они с Восторг тут же очутились в Цитадели.
Принцесса высвободилась из объятий и направилась в спальню, но Мима задержал ее.
– Вопреки общепринятому мнению, – пропел он, – мужчина иногда думает и еще кое о чем, кроме этого. Я хочу тебе что-то показать.
Заинтригованная, Восторг последовала за возлюбленным в сад. Они прошли по тропинке до угодий Сатаны.
– Вчера здесь этого не было, – сказала Восторг. – Тут стояла стена, дальний конец…
– Правильно, – согласился Мима, – это нечто особенное.
– Должно быть, так. Растения… – Она помолчала. – Ты что-то сказал?
– Ничего.
– Нет, сказал! – воскликнула она. – Ты не заикаешься!
– Я же говорил, что это особенное.
– Но секунду назад… почему ты пел, если сумел побороть заикание?
– Я не поборол заикание. Это подарок сада. Здесь я могу говорить нормально, и нигде больше.
– Здесь? Что это за место?
Появился Сатана, и рядом с ним Лила. На этот раз оба были одеты.
– Это часть моих владений. Я подумал, что они тебе понравятся.
Восторг повернулась к Миме:
– Кто?..
– Восторг, познакомься с Сатаной, – ответил Мима. – Он западный эквивалент Шивы.
– Шива! – вскрикнула девушка, отступив.
– Сатана, познакомься: Малахитовый Восторг, моя невеста, – закончил Мима.
Сатана поклонился:
– Очень приятно, очаровательная смертная женщина.
– Но Шива… Бог разрушения и…
– И секса, – подсказал Сатана. – А вот, кстати, и Лила, демон моей вотчины. Мне показалось, что твоему жениху здесь, в Чистилище, не хватает наложниц, и поэтому, если ты не возражаешь, Лила будет счастлива служить ему.
Восторг быстро просчитала в уме ситуацию. У западных народов иные и довольно-таки странные нравы, но в Индии у знатных людей должно быть множество наложниц, подчиненных жене. Жалок был бы раджа, не имеющий наложниц, а его жену стали бы презирать. Люди сочли бы его импотентом. С другой стороны, это не Индия, и Миме чуть-чуть рановато заводить постоянную наложницу; принцессе следовало бы сначала забеременеть сыном. После этого для нее будет даже лучше, если муж обзаведется многочисленными наложницами – у жены больше свободного времени. Однако Восторг была человеком зависимым и не хотела оставаться одна слишком долго.
– Давайте подождем с этим несколько месяцев, – решила она.
– Конечно, пожалуйста, – проговорил Сатана. Он сделал небрежный жест, и Лила исчезла, а на том месте, где она стояла, быстро рассеивалось лишь небольшое облачко дыма.
Мима ничего не сказал, хотя почувствовал облегчение. Наложницы все еще напоминали ему отеческий урок послушания: головы отвергнутых девушек зачастую оказывались насаженными на шест. Но поскольку этой наложнице отказала Восторг – по крайней мере на время, – совесть Мимы оставалась чиста. К тому же он был еще отнюдь не готов обменять Восторг на другую женщину в постели; Мима любил ее и хотел ею насладиться, пока чувство горячо. Видимо, принцесса испытывала то же самое, что весьма порадовало его.
Опять появился стол, уставленный снедью.
– Угощение для вас, достопочтенная леди, – галантно пригласил Сатана.
– Но я не сумею… – начала принцесса.
– Сатана уверяет, что эта пища насытит тебя, – объяснил Мима. – Ведь здесь и я разговариваю, не заикаясь.
Восторг улыбнулась:
– Значит, я смогу все время быть вместе с тобой!
Они приступили к трапезе, и еда оказалась превосходной. Однако на душе у Мимы было неспокойно. Сатана оказывал ему всевозможные любезности, и Мима не верил, будто этот западный двойник яростного Шивы позже не попросит от него какой-нибудь неудобоисполнимой услуги. Впрочем, до тех пор пока Восторг счастлива, пусть все идет своим чередом.
Позже, снова оставшись один, Мима опять размышлял об этом. Он понимал, что Сатана искушает его, предлагая дары, от которых весьма трудно отказаться. Это настораживало; но какой у него выбор? Жить без принцессы? Мима знал, что не отклонит этих предложений, и осознавал, что тем самым в какой-то мере компрометирует себя. И как сделать, чтобы никакие подношения Сатаны не вредили исполнению обязанностей?
Он слонялся по пустым залам Цитадели Войны, словно исследуя их расположение, а на самом деле вникая в причины своего беспокойства. Мима был принцем; он прекрасно владел искусством управления и понимал, что вступил на зыбкую почву. Он хотел найти способ улучшить свое положение, не жертвуя ничем из того, что ценит. Вовсе не обязательно отказываться от подарков Сатаны; надо лишь оградить себя от их пагубного влияния. Если он сумеет это сделать, то у Сатаны не окажется в руках рычагов, на которые тот рассчитывает. Но поскольку Сатана в любой момент способен отменить все прелести сада, любой откровенный отказ обойдется чересчур дорого.
Возможно, следует просто сообщить Сатане, что Мима отказывается считать себя его должником, несмотря ни на какие услуги, и поэтому тот зря старается. Это было бы честно, а честность чрезвычайно важна, ибо Сатана – Отец лжи. Любая неправда будет играть ему на руку. Но что, если Мима скажет правду, а Сатана все равно не перестанет считать, будто подарки поставят того в зависимое положение…
Мима забрел в комнату, которой раньше не видел. Он проходил по незнакомому залу и уперся в пролет лестницы, явно ведущей в башню. Там оказалась деревянная дверь. Из любопытства Мима пихнул ее, но она не открылась. Он был убежден, что комната за этой дверью закрыта не от хозяина замка; видимо, ее замкнули от случайного вторжения слуг или гостей. Но почему?
Мима внимательно осмотрел дверь, постукивая то тут, то там. Она оказалась крепкой. Заглянул в большую замочную скважину, – но ключа у него не было.
Он дотронулся до Алого Меча. Мима мог бы разрубить дверь, – но не хотел, так как ему казалось, что это будет означать своего рода поражение. Еще он мог сделаться духом и просочиться сквозь препятствие, но опять-таки это – признание бессилия. Он должен войти туда нормально, не прибегая к чрезвычайным мерам.
В раздумье Мима взялся за Меч… Вдруг он щелкнул пальцами, вытащил клинок из ножен и пожелал, чтобы тот превратился в ключ.
Меч, дрогнув, изменил форму, и у Мимы в руке оказался большой ключ. Мима вставил его в замок и повернул. Если его догадка верна, то этот ключ должен подойти. Замок щелкнул и открылся. Победа!
Мима отворил дверь и вошел в комнату.
Здесь стоял один лишь стол, на котором лежала книга. Мима подошел и взял ее.
На переплете тома были начертаны какие-то символы, такие же, как и внутри книги. Мима узнал в них китайские или японские иероглифы, но прочитать не сумел. Однако пока он разглядывал значки, они, дрогнув, как до этого Меч, превращались в буквы. Название книги было «Го Рин Но Шо». Все равно непонятно.
Вдруг буквы сложились в английские слова: «Пять колец. Книга». Превращения наконец закончились языком, который Мима знал.
Он уже встречал эту книгу раньше – читал ее много лет назад. Это было широко известное руководство по Кендо, или Пути Меча, которое повсеместно изучали серьезные мастера военного дела. Очевидно, предыдущий Марс тоже ее ценил; наверно, он часто приходил сюда, чтобы просмотреть книгу, потому что на листах осталось множество следов от пальцев.
Мима открыл том наугад и прочитал:
«В бою пусть взгляд твой будет широк. Научись смотреть по сторонам, не двигая глазами. Пользуйся таким взглядом всегда – и в сражении, и в обычной жизни».
Интересно. Мима совсем забыл этот отрывок, а может быть, понимал его раньше на другом уровне. Конечно, он имел буквальный смысл, – но также и метафорический. Воину не следует рассеивать внимание, переводя взгляд с предмета на предмет; он должен видеть все, ни на что не глядя, определять, есть ли враги по сторонам, не выдавая себя, чтобы противник думал, будто нападает внезапно. Это смысл буквальный. А также надо иметь в виду: человек должен все понимать, но не показывать виду, разгадывать хитрости, якобы думая об обыденных вещах, – точно так, как Мима старался вести себя с Сатаной.
Он снова перелистал страницы и прочел:
«Стань врагом. Поставь себя на место противника. Так ты обретешь понимание, как одолеть его».
И опять-таки здесь, очевидно, заключался и буквальный, и переносный смысл. Если воин понимает, в какой ситуации находится враг, действительно представив себя на его месте, то ему легче предугадать возможные действия противника. Это поможет одержать победу. Но и в повседневном общении между людьми совет не менее полезен. Сатана физически не угрожал Миме, он просто пытался изменить его взгляды. Если понять побуждения Сатаны, то можно их обдумать и найти действенную защиту.
Мима закрыл книгу. Она произвела на него сильное впечатление. Если два случайных отрывка так много открыли ему, то сколько же всего содержится в этом труде? Наугад прочитанные места не дали ему ответов, но показали возможные подходы к решению проблемы. Мима почувствовал, что его взгляд на вещи уже стал шире.
Он сел за стол и принялся читать книгу с самого начала. Хотя он был уже знаком с ней, ему казалось, что это совершенно новый текст, потому что восприятие шло на ином уровне.
9. ЛАХЕСИС
Несколько дней спустя намечалось еще одно сражение, и угрюмые всадники опять собрались перед Цитаделью. Восторг задрожала, увидев их одетыми во впечатляющие белый, красный, черный, коричневый плащи и коней, бьющих копытами от нетерпения.
– Тебе обязательно нужно ехать в сопровождении этих головорезов? – спросила она. – Я понимаю, у тебя работа, которую ты обязан исполнять, точно так же, как если бы был раджой, но эти бескастовые существа!..
– Боюсь, обязательно, – пропел Мима. – Я их не выбирал, однако я согласился принять должность Марса, а они – подручные войны.
Принцесса рассмеялась несколько истерично:
– Подручные!
– Я приложу все усилия, чтобы погасить конфликт, за которым сегодня буду наблюдать, – продолжал он. – Может быть, война и неизбежна, но она не обязательно должна быть всеразрушающей, если ею правильно руководить. Тогда этим младшим инкарнациям будет от нее не очень много проку.
Принцессу следовало успокоить.
– Возвращайся как можно скорее, мой возлюбленный. Мне не нравится оставаться здесь без тебя.
– Ты можешь вернуться в дом Луны в смертном мире, – напомнил Мима. – Или пойти в сад и поесть чего-нибудь.
– К Луне меня придется доставлять тебе, да к тому же она все равно занята. Она очень милая и всегда такая вежливая, но занимается политикой, и мне не хочется отнимать у нее время. А вот сад… – Восторг покачала головой.
– Я уверен, что там тебе ничто не угрожает, – пропел Мима. – Я бы не стал во всем доверять Сатане, но он ищет моего расположения и знает, что мне приятно, когда ты довольна. Ты можешь пойти и побеседовать с Лилой, чтобы посмотреть, насколько она хороша.
Восторг оживилась:
– Правильно, нужно выяснить, хорошо ли она шьет и ткет, а еще танцует ли.
Мима улыбнулся про себя. Какое прекрасное решение проблемы! Наложницы обычно в свободное время много ткут и шьют под надзором жены. В современной Индии княжества даже проводят конкурсы между гаремами наиболее знатных людей, чтобы определить, какой из них производит самые красивые ткани, а жены, ставшие победительницами на таких выставках, удостаиваются больших почестей. Поговаривают даже, будто жены дорожат гаремами больше, чем их мужья, и в этой шутке есть горькая доля правды.
Однако это напомнило Миме о влиянии Сатаны на его теперешнюю жизнь. Сатана помогал делать так, чтобы Восторг была счастлива, но Сатана же мог сделать ее несчастной. Это беспокоило.
Мима прочитал «Пять колец» и нашел в книге много пищи для размышлений. Но он еще недостаточно переварил прочитанное, чтобы применить советы к Сатане.
Суть трактата, как он теперь понимал, заключалась в пяти великих кольцах, которые на одном уровне соответствовали пяти элементам: Земле, Воде, Огню, Воздуху и Пустоте. Каждый из них представлял собой сложную идею, и для полного понимания требовался большой опыт и напряженная работа мысли. Эта книга представлялась Миме путеводной картой. Если он полностью постигнет природу каждого кольца, то обретет понимание Вселенной и найдет свой истинный путь.
Мима накинул золотой плащ, вскочил на паломино, и они выехали. На этот раз всадники спешились на границе двух так называемых ближневосточных государств. Война между ними тянулась уже давно и теперь вспыхнула с новой силой после нарушения перемирия. Персия готовилась к массированному наступлению на укрепления Вавилонии, и масштабы сражения были несравненно больше, чем между Гуджаратом и Махараштрой. Мима никак не мог выбрать такое место, откуда было бы удобно наблюдать за ходом боя; многие и многие тысячи солдат располагались вдоль фронта, растянувшегося на сотни километров.
В прошлый раз он попытался проникнуть в мозг генерала и не очень-то преуспел. Сейчас Мима хотел действовать более эффективно. Надо было правильно понять происходящее. Затем выработать определенную стратегию, чтобы свести ущерб к минимуму. Пожалуй, будет полезнее узнать ситуацию через какого-нибудь рядового бойца.
– Когда должна начаться атака Персии? – осведомился Мима у Завоевания, в чьи обязанности входило знать такого рода детали.
– Только через несколько часов, – ответил воин в белой накидке. – Это даст нам возможность подготовиться к сбору обильнейшего урожая.
– А я тем временем сам кое-что разузнаю, – пропел Мима. – Проследи, чтобы ничего не началось преждевременно.
Завоевание кивнул. Слово Марса являлось для остальных законом, так как он был здесь главной инкарнацией.
Сначала Мима поехал к оборонительным линиям Вавилонии. И сразу увидел, что фортификационные сооружения очень мощные и труднопреодолимые. За громоздящейся путаницей колючей проволоки находились широкие минные поля, а за ними – железобетонные надолбы и укрепленные гнезда пулеметов. Любая пехотная атака на эти заграждения будет стоить очень многих жизней. Если даже такую линию обороны прорвать, то лишь ничтожная часть атакующих останется в живых.
Очевидно, военное командование Персии знало об этом. Что же за наступление они планировали? Наверно, замышлялось нечто необычное.
Мима направил коня в противоположную сторону. Никто из смертных его, разумеется, не видел. Он свободно проехал сквозь колючую проволоку в расположение персидских частей. На передней линии было всего несколько вооруженных солдат; большая же часть находилась в специальных лагерях, готовясь к атаке.
Кого же лучше выбрать, чтобы ознакомиться с обстановкой на самом низшем уровне?
Мима на секунду задумался и решил положиться на случай. Он въедет в лагерь, пересчитает солдат по головам и остановится на десятом.
На пути стояла большая, кое-как построенная казарма. Мима проехал сквозь стену. Там, в большом помещении на подготовительный инструктаж собрались солдаты. Мима начал их считать, дошел до десятого и слез с коня.
– Никуда не уходи, будь рядом, когда понадобишься, – приказал он жеребцу. Потом подошел к солдату, которого выбрал, задержался перед ним и вошел внутрь. В тот же миг он ощутил неразбериху раздвоения личности.
Понемногу зрение Мимы сфокусировалось и слух слился со слухом бойца. Мима чувствовал то же самое, что и это тело. Он оставался самим собой и в то же время постепенно становился тем солдатом. Мима сосредоточился на том, чтобы настроить, приспособить и слить ощущения смертного тела со своими собственными, при этом не теряя себя. На это ушло некоторое время; а пока тело занималось своими делами. Впрочем, такая отсрочка была неизбежна. Во-первых, тело пользовалось незнакомым языком; Мима мог понимать его, только ориентируясь на смысл, зарегистрированный мозгом, а не на реальное звучание слов. Понимание все улучшалось, однако торопить этот процесс не следовало.
Первым делом Мима понял, что тело молодое. Это был не мужчина, а мальчик лет одиннадцати! Тем не менее он определенно был солдатом; носил военную форму и винтовку, с которой умел обращаться. Сейчас его призывали идти в бой за честь страны. Его и других мальчиков этого подразделения инструктор убеждал в том, что сражаться за свою страну – великая честь, а еще большая честь – умереть за нее в священной войне. Нужно пойти и уничтожить неверного врага!
Ребенок, подумал Мима. Все они были детьми, некоторые даже моложе этого. Все одеты в военную униформу не по росту, вооружены допотопными ружьями и несколькими патронами и охвачены лихорадкой фанатизма.
Мима вспомнил о неприступных вавилонских укреплениях, которые недавно видел. На них распнут этих детей! Он покопался в мозгу в поисках хоть какого-то понимания, что их ждет впереди, но никакой информации не нашел. Этот юный мальчик был очень похож на западную корову в загоне, которая вместе со всем стадом идет на бойню. Разумеется, в Индии с коровами столь варварски никогда не обращались.
Похоже, Персия, потеряв значительную часть подготовленных взрослых солдат, теперь затыкала брешь жизнями своих детей. Они будут гибнуть как мухи, – но, возможно, прорвут вражескую оборону, и в этот пролом направят опытные войска.
В этом был свой резон. Бессмысленно терять боеспособные части в ходе немыслимого наступления и полагаться на детей при выполнении основной части операции. Лучше переложить тяжелые потери на тех, кто хуже всего обучен, а затем ввести обстрелянные войска туда, где они будут наиболее полезны.
Но Миму от подобной тактики просто тошнило. Что за варварство – так разбрасываться собственным будущим, губить своих детей!
Он напряг память, чтобы получить более полную картину войны. Этот конфликт начался, когда Вавилония, рассчитывавшая поживиться за счет своего ослабевшего соседа, вторглась в Персию, чтобы приобрести важные порты и территории. Вавилония действовала, совершенно игнорируя международное право, захватывая все, что, по ее мнению, плохо лежало. Персия, у которой не хватало ни живой силы, ни техники, яростно оборонялась и наконец, переломив ход войны, вытеснила захватчика со своей территории. Естественно, потери ее были очень значительны. Если бы Персия ограничилась обычным призывом в армию, у нее не оказалось бы достаточного числа солдат для боевых действий. Поэтому страна прибегла к последнему резерву – резерву своего будущего, – чтобы это будущее вообще было возможно для нации как суверенного государства. Сторонние наблюдатели вроде Мимы могли осуждать такую расточительность, но что бы он предпринял сам, будучи правителем Гуджарата и окажись его княжество в подобной ситуации? С некоторыми проявлениями зла мириться просто невозможно, и одно из них – капитуляция перед наглым захватом.
Мима исследовал отношение к войне мальчишки и нашел тут подтверждение своим мыслям. Война на истребление, тянувшаяся уже долгое время, сильно сократила численность населения в этом регионе. Семья мальчика была разорена в результате прохождения войск как в одном, так и в другом направлении. Урожай был уничтожен, отец – призван и убит, братья пропали, мать была вынуждена работать за нищенскую плату в тщетных усилиях прокормить оставшуюся семью, двенадцатилетнюю сестру изнасиловали и убили, другую сестру просто заколол штыком вражеский солдат, когда она закричала от страха. Этот мальчишка в одиннадцать лет вступил в армию, чтобы добыть денег для матери, которая уже была едва живой от непосильной работы; его поступок освобождал ее от бремени кормить сына и позволял купить немного больше еды и платить за жилье во временном лагере для беженцев. Когда пришла беда, мальчик взял на себя мужские обязанности – также, как и другие мальчики в этом подразделении. Если он погибнет в бою, мать получит компенсацию за его смерть; если выживет, то сможет и дальше помогать ей. Он гордился этим, – и Мима не мог не разделять его гордость. При сложившейся в стране ситуации мальчик сделал то, что следовало делать, с честью и отвагой, достойной любого взрослого мужчины.
Нет, Мима не мог осудить это. Так же, как не мог осудить государство Персию за то, что оно использовало малолетних мальчишек; никак иначе их практически и нельзя было использовать, а так они получали возможность служить себе и своей стране. Если бы в этот момент мальчика уволили с военной службы, то это не стало бы торжеством добра и справедливости; это была бы катастрофа.
Мима одновременно и радовался, и грустил, что ему довелось разделить опыт юного солдата. Исключительно верно – нужно поставить себя на место другого человека, чтобы понять, каково ему.
Теперь Мима усвоил здешнее положение вещей; можно было покинуть чужое тело и стать самим собой, чтобы следить за предстоящим сражением. Но он уже знал мальчика и чувствовал, что не может просто так его бросить. Мальчишку вели на смерть, и не на славную смерть в тяжелом бою, а на бойню.
Надо было что-то предпринять. Вот только что? Эта война тянулась с небольшими перерывами – один из которых помог удалить Миминого предшественника – уже много лет. Ее инерция была огромна, а уже нанесенный ущерб – неисчислим. Если даже Мима сумел бы остановить ее сейчас, горе, причиненное войной, останется.
Мима пытался найти решение, а подготовка к резне тем временем продолжалась. Может, убрать отсюда этого мальчика, что, по крайней мере, спасло бы ему жизнь? Но тогда он будет считаться дезертиром, – и что парнишке делать дальше? Заглянув в мозг мальчика, Мима увидел, что решение никудышнее; ему надо позволить закончить свое дело в любом случае.
Нельзя ли попытаться отменить сражение? Действуя через юного солдатика
– невозможно; для этого Мима выбрал не того человека. А теперь было поздно обустраиваться в ком-то другом – подразделение мальчика уже маршировало прямо на передовую. Атака начнется в течение часа.
Мима ничего не мог поделать и все-таки не покинул подростка. Он обязан найти какой-нибудь выход!
Рота построилась на небольшом холме. По обе стороны стояли другие части. Тысячи подростков были задействованы в этой операции! Большинство из них через час умрет, – и чего они добьются?
Прозвучал сигнал к атаке. Мальчишка отважно бросился вниз по склону холма на вражеские линии. Его товарищи бежали рядом, лица их были угрюмы, но в то же время светились какой-то жутковатой торжественностью: они участвовали в священной войне! Они были пьяны от славы этой схватки, о которой разглагольствовали их командиры. «Вы не должны раздумывать почему,
– звучали слова чужой культуры, – вы должны биться и умирать».
Несколько секунд противник молчал. Вдруг раздался грохот тяжелой артиллерии. Посреди цепи атакующих разорвались снаряды. Вавилоняне установили прицел на данный сектор и поджидали именно эту цепь. Один снаряд упал недалеко от Мимы, и он ощутил удар взрывной волны. Он обернулся и увидел, как что-то летит в него. Перед ним… упала человеческая рука, оторванная по плечо.
И тут вдруг мальчику открылась правда. Это поле смерти! Останется он жить или умрет – определялось не его личными качествами. Все решала случайность. Если снаряд попадет в него, ему конец; если нет, то он может бежать дальше. Никому до этого нет дела. Он не в силах ничего предпринять, чтобы спасти свою жизнь. Все зависело от снарядов.
Мальчишка застыл на месте. Как-никак он был всего лишь ребенок. Раньше ему казалось, что все как-нибудь само собой сложится хороши, если он просто будет очень стараться и выполнять приказы. Теперь он понял, что это не так. Открытие парализовало его.
Гром бойни заполнил уши подростка. Не все жертвы снарядов были мертвы. На фоне повсеместного грохота то тут, то там раздавались мучительные крики. «Нога! Она висит на кусочке кожи!» «Я ничего не вижу! Мои глаза… Мои глаза все в крови!» «Откуда взялись эти кишки? Аллах, помилуй меня… это мои!» «Мой друг… У него нет плеча… и половины головы». Мальчишки, совершенно сбитые с толку, просто не понимали, что это за чудовищная мясорубка; в первые мгновения ужаса они реагировали на происходящее, как посторонние. Однако очень скоро им придется заняться серьезным делом: истекать кровью и умирать. Цепь наступающих была разорвана, но снаряды продолжали падать.
Мима, будучи знатоком военного искусства и опытным военачальником, машинально проанализировал схему взрывов. На этот район были нацелены пять крупных орудий, стрелявших последовательно, поэтому можно было судить о примерном месте следующих попаданий. Через несколько секунд очередной снаряд должен был угодить как раз сюда.
Мима напряг волю и овладел парализованными мышцами подростка. Он даже не верил, что это удастся; возможно, у него ничего бы и не получилось, если бы мальчик двигался, но в этот момент все удалось. Он бросился вперед, как можно дальше от критической точки.
Снаряд упал сзади. Взрывная волна толкнула тело, бросив его еще немного вперед.
В этот миг Мима заметил инкарнацию. Он понял, кто это, потому что увидел огромного паука, соскользнувшего с какой-то паутины и превратившегося в женщину средних лет. Она пристально смотрела на него.
Мима приказал Мечу остановить действительность. На поле боя все замерло, подростки застыли на месте, не закончив шага, а куски тел повисли в воздухе.
– Марс, что такое ты делаешь? – требовательно спросила женщина.
– Кто ты? – в свою очередь поинтересовался Мима, переходя на пение.
– Я – Лахесис.
– Ах, Лакшми, богиня счастья, – кивнул Мима.
– Что?
Он улыбнулся:
– Кажется, между нашими мифологиями есть сходство. Я узнал тебя.
– Но я лишь одна ипостась из трех, – проговорила в замешательстве женщина.
Лахесис махнула рукой, и вместо нее появилась прекрасная молодая женщина восточного вида, а потом чернокожая старуха. После этого она приняла свой первоначальный вид.
– Да, Лакшми (*10) тоже преображается для каждого воплощения Вишну, чтобы всегда быть его супругой. Когда она появляется только с двумя из своих четырех рук, она – прекраснейшая из женщин.
Возникла очаровательная восточная девушка и с интересом спросила:
– Вот как?
Снова появилась первая Лахесис.
– Перестань говорить вздор. Я не принадлежу к вашему пантеону. Я – воплощение Судьбы, чьи нити правят жизнями смертных.
– Эти жизни заканчиваются, – показал рукой Мима. – Теперь ими никто уже не может управлять.
– Все человеческие дела зависят от Судьбы, – твердо сказала Лахесис. – И подобно приливу, я необорима.
Прилив. Какая-то связь возникла у Мимы в мозгу.
– В-в-вода! – воскликнул он.
– Что?
– В этой книге, «Пять колец», говорится, что одна из пяти основных линий поведения основывается на Воде. А ведь мы, пять инкарнаций, укладываемся в эту схему. Война – это Огонь; Судьба – Вода.
– Возможно, – задумчиво проговорила Лахесис. – О теологии мы с тобой потолкуем как-нибудь в другой раз. Сейчас я должна получить ответ. Так что же такое ты здесь устроил?
Мима все еще был несколько смущен внезапной встречей с западной Судьбой вместе с ее паутиной.
– Я пытаюсь руководить сражением.
– Используя детей?
– Приходится работать с тем материалом, который есть, – пропел он, чувствуя неловкость. – Мне самому не нравится, но, судя по всему, это необходимо.
– Меня меньше всего интересует, что тебе кажется необходимым, – сурово отрезала Лахесис. Мима видел, что, хотя она и перешагнула порог физического расцвета, в ее внешности сохранились черты исключительно красивой женщины. Было бы любопытно увидеть ее во времена молодости. – Ты используешь в войне детей. Я признаю за тобой определенные прерогативы, однако такого терпеть я не намерена.
Миме самому было противно использование детей в боевых действиях, но подобный тон заставил его перейти в оборону.
– А какое тебе до этого дело. Судьба?
– Мое дело – держать в руках нити жизни. Марс, – повторила Лахесис с некоторой резкостью. – Я их тку, я их отмеряю, и я же их в свое время обрезаю. Когда ты вовлекаешь детей в самоубийственную войну и потом убиваешь, ты нарушаешь задуманный мною рисунок. Я не могу сидеть сложа руки в своем Дворце, когда ты здесь рвешь эти только что сотканные нити!
В Лахесис было что-то очень знакомое, хотя Мима не мог точно сказать, что именно. То же самое он ощутил, увидев Луну.
– А мое дело – Война, и они – солдаты.
– Жизни – моя забота, а это – дети!
– Почему же ты тогда не распорядилась этими юными нитями по-другому? – спросил Мима, все еще испытывая беспокойство от ощущения, что откуда-то он должен знать ее. – Эта ситуация начала развиваться задолго до того, как я вступил в должность. И мне она не нравится, но я обязан найти оптимальное решение. Не вижу лучшего выхода, чем закончить сражение и постараться с честью отправить выживших по домам.
– С честью! – с яростью вскричала Лахесис. – Что за честь в бессмысленной смерти?
– Вот этот мальчик, которого я сейчас изучаю, содержит себя и свою мать единственным доступным ему способом, – пропел Мима. – Он служит своему народу. Другого пути для него нет. Ему надо выполнить свой долг, иначе еще большие несчастья обрушатся на него и его товарищей. Я глубоко сожалею о таком положении вещей, однако, даже если бы можно было отменить данную битву, это не вернуло бы мальчику отца и братьев, не дало бы ему пищи и крова. Я пытаюсь найти средство, чтобы свести к минимуму ущерб от этого сражения и этой войны, но ситуация чрезвычайно сложна, и простодушные протесты со стороны неосведомленных лиц большой пользы не принесут.
– Простодушные протесты! – гневно воскликнула Лахесис. Теперь, когда злилась, она более чем когда-либо казалась знакомой. Светлые волосы, скулы… – Неосведомленных?! Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне! Я Судьба!
– Да будь ты хоть самой Деви! (*11) Это моя работа.
– Я не намерена с этим мириться, – сказала Лахесис. Она затрепетала, превратилась в большого паука и исчезла.
Мима хотел уже возобновить движение, как вдруг снова появилась Лахесис. На сей раз ее сопровождала какая-то женщина.
Мима вгляделся. Это была Восторг.
Принцесса непонимающе осмотрелась вокруг.
– Кровь! – вскрикнула она. – Где я?
– Ты на рабочем месте Марса, – сказала Лахесис. – Я подумала, может быть, тебе захочется помочь ему.
– Ей нельзя здесь находиться! – закричал Мима.
– Разве? – спросила Судьба. – Она смертная, и нить ее жизни находится в моих руках. Мне показалось, что нелишне будет дать ей возможность поучаствовать в твоих делах. Когда эта битва детей возобновится, она окажется среди них.
Мима был потрясен. Принцесса будет тут же убита, а если ему вдруг и удастся вытащить ее из этой мясорубки, то увиденное самым серьезным образом отразится на ее разуме.
– Уведи ее назад! – крикнул он.
– Так мы договоримся, Марс? – жестко проговорила Лахесис.
Это было вымогательством, но у Мимы не оставалось выбора.
– Да, – мрачно пропел он.
Судьба вздрогнула, переменила обличье и пропала вместе с принцессой. Через секунду она вернулась уже одна.
– Я сделала так, что в телепрограмме, которую она смотрела, показали этот эпизод. Она будет уверена, что видела днем дурной сон, навеянный программой. – В упор посмотрев на Миму, инкарнация добавила: – Надеюсь, что ты немедленно приостановишь войну, чтобы дать мне возможность вывести из нее детей.
– Мне самому хочется, чтобы детей здесь не было, – воскликнул Мима, – но я не вижу никакого выхода!
– Значит, мы должны найти его, – проговорила Лахесис. – Прямо сейчас.
– Эти мальчишки сейчас здесь потому, что Персия нуждается в них для защиты.
– Я, между прочим, вообще не вижу никакого смысла в войне.
– Война является следствием естественного напряжения и неравенства в обществе, – объяснил Мима. – Без войны не было бы возможно исправление определенных несправедливостей. Война вредна лишь тогда, когда ею злоупотребляют.
– Чушь! – фыркнула она. – Очень похоже на речи Сатаны.
Это несколько отрезвило Миму.
– У тебя есть какие-нибудь соображения, как прекратить эту битву или войну?
– Здесь наверняка имело место какое-то недопонимание, – ответила Лахесис. – Если бы мы смогли установить, в чем оно заключалось, а потом разъяснить его, то отпала бы необходимость в военных действиях. С чего все началось?
– Вавилония недопонимала способность и желание Персии защищать свою территорию, – мрачно пропел Мима.
Она нахмурилась:
– Вавилония вообще-то не относится к моему региону; но, насколько я понимаю, она не может считаться безупречным образцом добродетели. Впрочем, Персия тоже. Я страшно намучилась, вытаскивая из этой страны плененные нити более сотни западных заложников. Чтоб им обеим пусто было!
– Зачем же тогда ты так стараешься спасти их детей?
– Я, конечно, могла бы ответить, что поступаю так постольку, поскольку некоторые из этих детей – мои, втайне они придерживаются западных верований. Собственно, это в первую очередь и насторожило меня, поэтому я и пришла сюда. Но, увидев весь ужас происходящего, я поняла, что обязана защитить всех детей; мне все равно, во что они верят. Они не должны умирать в дурацкой войне, развязанной взрослыми фанатиками. Мне неважно, насколько это трудно будет сделать. Детей необходимо спасти.
Мима отметил, что ему начинает нравиться подход этой женщины. Ему никогда не приходилось иметь дело с детьми, но они, безусловно, были надеждой каждой нации на будущее.
– Согласен, дети не несут ответственности за войну, – пропел он. – Хотелось бы мне, чтобы те, кто затевает войны, служили на передовой.
Лахесис рассмеялась. И вдруг Мима определил это не дававшее покоя сходство: он знал человека, который смеялся точно так же!
– Вот это быстро бы положило конец войне, правда?!
– Ты не из Ирландии? – спросил Мима.
Она с удивлением посмотрела на него:
– Эта ипостась – да. Конечно, теперь я обслуживаю более широкий круг клиентов. А почему ты спрашиваешь?
– Я знал одну женщину из Ирландии, красивую и хорошую женщину, и твои волосы, твое лицо… Мне кажется, в молодости ты была очень похожа на нее.
– С тех пор как состою в этой должности, я перестала верить в совпадения, – ответила Лахесис. – А не приложил ли руку к твоему назначению Сатана?
– Он помог убрать предыдущего Марса, если ты это имеешь в виду. Но в том, что выбор пал на меня, он участия не принимал.
– Ты уверен? А как случилось, что именно в то время ты был готов принять нынешнее место?
– Меня разлучили с возлюбленной из-за внезапного изменения политической ситуации, и… – Мима осекся. – Неужели Сатана политиканствует?
– Неужели рыба плавает? – Лахесис пристально взглянула на него. – А та женщина, с которой ты был знаком… Она пела?
Мима воздел руки.
– Я никогда не слышал более прекрасной музыки. У нее была маленькая арфа…
– Орб!
– Орб, – согласился он. – Ты знаешь ее?
– Я – ее мать.
Мима остолбенел. Теперь все стало понятно: волосы, черты лица, манера говорить и смеяться были одинаковы что у матери, что у дочери. Но какое поразительное совпадение – встретиться с матерью своей бывшей возлюбленной!
Совпадение?
– Ты сказала, что не веришь в совпадения, – пропел он, – потому что сама устраиваешь многое из того, что смертные считают совпадениями. Другие поступают так же?
– Они не должны этого делать, однако один делает.
– Сатана.
– Сатана, – подтвердила Лахесис. – Мне кажется, что здесь снова без него не обошлось. Какие у него могли быть причины, чтобы ты занял эту должность?
– Мне ничего не приходит в голову, разве что моя неопытность, которая могла быть ему на руку.
– Но ты знаком с моей дочерью.
– Я любил твою дочь. Обстоятельства разлучили нас, и теперь я люблю Восторг. Я этого не хотел, и Орб в том не виновата. Здесь… – Он пожал плечами. – Так случилось.
– А Орб любила тебя?
– Да. Но она понимала, почему я должен покинуть ее, и думаю, что теперь у нее уже своя жизнь. Она была… она чудесный человек.
– А может, Сатана ревновал к тебе?
Мима рассмеялся:
– С какой стати?
– Потому что моя дочь любила тебя.
Эти слова отрезвили Миму.
– Сатана… Орб интересовала его?
Лахесис поджала губы:
– Возможно, по своей обычной злокозненности. Сатана… в общем, некогда он весьма интересовался мною, когда я была молода и привлекательна. Говорили даже, будто я была самой красивой женщиной своего поколения, а мужчин такого рода вещи волнуют. Об Орб можно было бы сказать то же самое, а кроме того, по отцовской линии она унаследовала феноменальный музыкальный талант. Сатана пытался помешать ей получить арфу, а ее двоюродной сестре Луне…
– Луне!
– Моей внучке.
– Твоей…
Лахесис улыбнулась:
– В молодости я родила отца Луны, а потом Орб. Это все сложно. Мы воспитывали обеих девочек вместе, и они были как две сестры. Теперь…
– Но Луна не похожа на Орб! Они красивые женщины, но жесты, фигура, волосы…
И все же, говоря это, Мима понял, что те обладали сходством, поэтому-то Луна казалась ему знакомой.
– Луна покрасила волосы в каштановый цвет и выбрала другую жизнь. Это тоже трудно объяснить. Во всяком случае, Луне предназначено воспрепятствовать главному плану Сатаны захватить всю власть на Земле, и тот изо всех сил пытается уничтожить ее. Но Луне покровительствует Танатос, и Сатане приходится действовать осмотрительно. Орб между тем не защищена, так что он вполне может злоумышлять против нее, чтобы оказать давление на меня и Луну. И – как ни неприятно говорить об этом – у Сатаны к Орб может быть и определенный личный интерес, поскольку, видимо, в какой-то мере она принадлежит к такому типу женщин. Впрочем, конечно, это может быть лишь уловка. Так или иначе, если какая-то из моих догадок справедлива, Сатана мог невзлюбить мужчину, на которого Орб обратила внимание, и избавиться от него.
Мима был поражен.
– А мог… мог ли Сатана подстроить так, чтобы принц был убит?
– Без всякого сомнения. Сатана способен причинить зло любому человеку, не защищенному другой инкарнацией.
– Причиной нашей разлуки с Орб стала безвременная кончина моего брата,
– пропел Мима, дрожа от негодования. – Он должен был стать раджой; а когда он умер, мне пришлось занять его место. Поэтому у меня отняли Орб и – против моей воли – дали Восторг. Моя любовь к ней…
– Неудивительна, – проговорила Лахесис. – Восторг очень хорошенькая.
– А ты хотела убить ее! – пропел Мима, вдруг разозлившись.
– Нет. Я блефовала, чтобы добиться своего.
– И добилась! Я не позволю обижать Восторг.
– А Орб – если Сатана угрожает ей – сейчас…
Мима развел руками:
– Мои чувства к ней не переменились, когда я полюбил Восторг. Я… буду уязвим.
– Ладно, не огорчайся. Я слежу за нитью Орб. Сатана не сможет действовать напрямую, чтобы я не узнала, и даже если я не сумею защитить ее, помогут другие инкарнации. Подозреваю, что Сатана выбрал окольный путь: пытался использовать тебя, дабы причинить ей вред. За твоей нитью я не наблюдала, а уж за нитью твоего брата и подавно.
– И Сатана еще прикидывался моим другом! – скрипнул зубами Мима.
– Это на него похоже. Никогда не верь ему; он всегда строит какие-нибудь козни.
– Но если он разлучил меня с Орб… зачем ему пытаться отнять у меня также Восторг?
– Может, чтобы ты рассвирепел и стал пригоден для должности воплощения Войны?
– А зачем я ему нужен на этом месте? Раньше я не мог сделать ему ничего плохого, а теперь… – Мима подумал и понял, что не знает, каким образом способен причинить ущерб Сатане.
– В этом есть резон. Но ты, разумеется, не должен был догадаться о его махинациях в твоей жизни… если мы действительно рассуждали правильно. Все выяснилось вследствие нашей встречи.
– Он наверняка понимал, что со временем я узнаю мать женщины, которую когда-то любил.
Лахесис вздохнула:
– Да, полагаю, что так. Сдается мне, что мы не совсем верно угадали хитрость Сатаны. Он должен быть готов к случившемуся. Он никогда ничего не делает без злого умысла. – Она улыбнулась. – Но мы отклонились от темы. Как можно прекратить эту битву или войну?
– Если тот, кто ее начал, окажется на передовой, – пропел Мима. – Мы как будто сошлись на этом.
Она задумалась.
– Мне казалось, что мы шутили. Но теперь я вот что подумала… А почему бы не доставить сюда того человека?
– Потому что это было бы убийство. Ты этого не одобряешь.
– А ты?
– А я назвал бы это казнью. Если жизнь одного виновного может спасти оставшихся детей, я бы с удовольствием уничтожил его.
Лахесис поморщилась.
– Тогда предоставляю все тебе. – Она обратилась в паука и исчезла.
Мима не успел и глазом моргнуть! Тем не менее они пришли к соглашению, и если у Лахесис, как и у многих женщин, не хватало духу сделать то, что необходимо, ей казалось вполне разумным предоставить все делать тому, кто справится.
Мима покинул мальчика, вскочил на коня, оставив сражение замороженным, и проскакал по землям Вавилонии в поисках дворца правителя. Потребовалось некоторое время – что не имело значения, поскольку битва была приостановлена. Мима обнаружил нужного человека и без всяких церемоний положил руку ему на плечо. Оказавшись в сфере Миминого волшебства, мужчина скрылся с глаз смертных и был пронесен по воздуху сквозь стены на небо.
Мима опустил его на поле боя, прямо напротив мальчика, в котором он недавно находился. А потом отменил неподвижность.
Сражение возобновилось. Куски тел завершили свой полет и упали на землю. Паренек, оглушенный взрывом сзади, пошатнулся, выпрямился… и увидел перед собой размахивающего руками врага.
Подросток машинально поднял винтовку, прицелился и выстрелил.
Сомнительно, чтобы пуля попала в цель: в подобных обстоятельствах меткая стрельба невозможна. Однако его действия привлекли внимание других мальчишек подразделения. Они остановились, подняли оружие и начали стрелять. Несколько пуль угодили в человека, он вскрикнул и упал.
Солдаты подошли и, увидев лицо, вскрикнули от изумления. Это лицо они видели много раз: оно было на плакатах во время занятий по выработке ненависти к врагу. Мальчишки выкрикнули имя.
Персидский офицер, заметивший замешательство, рискнул покинуть убежище и проверить, в чем дело. Он тоже опознал убитого. По его распоряжению бойцы оттащили тело за холм. Труп был тяжелый, но недостатка в желающих выполнить команду не было; все понимали, что этот эпизод дает возможность укрыться от страшной опасности. Как-то сам по себе бой затих.
Мима, никому не заметный, наблюдал за происходящим со своего жеребца. Он видел, как тело оттащили в бункер; как мальчика, в котором он находился, назвали солдатом, убившим чудовищного супостата. Мальчишка мгновенно стал героем, получил отпуск и был направлен в тыл для доклада высшему командованию. Он будет в безопасности – и ни он, ни его мать больше не испытают нужды.
Персия неоднократно официально заявляла, что будет продолжать войну до тех пор, пока не уничтожит вражеского вождя. И вдруг этот человек умер. Объявленная причина войны исчезла. Наступление было отменено и установлено фактическое перемирие.
В течение какого-то времени дети больше не будут гибнуть. Возможно, теперь война закончится и начнется восстановление.
Мима не был уверен, что его способ прекращения войны единственно правильный, и тем не менее испытывал удовлетворение. Он не только добился цели, но и узнал еще один путь, как сделать свою службу полезной.
10. ТАНАТОС
Обеспокоенный тем, что Судьба поведала ему о замыслах Сатаны, Мима попробовал вечером поговорить об этом с принцессой.
– Я думаю, тебе было бы лучше у Луны в мире смертных, – запел он. – Поскольку ты всегда можешь проводить ночи здесь со мной, такая разлука, в сущности, не станет слишком тягостной.
– У двоюродной сестры той женщины, которую ты любил до меня? – осведомилась Восторг горько-сладким голоском.
Вот те на!
– Кто тебе это сказал?
– Конечно, Лила.
– Лила – порождение Сатаны.
– Она интересная женщина. Была бы тебе отличной наложницей.
– Не уверен, что хотел бы иметь в качестве наложницы демоницу. Она в первую очередь блюдет интересы Сатаны, а не мои.
– Тебе претит мысль, что женщина ставит чьи-то интересы выше твоих?
Такого рода вопросов Восторг раньше не задавала. Миме не очень-то понравилась эта перемена.
– Мне претит мысль о подобной близости с существом, предложенным воплощением Зла.
– Да полно, – сказала Восторг. – Лила – это не зло! Она образованная женщина.
– Что же она тогда делает в Аду?
– Ей фуфло навесили.
– Фу… что?
– Фуфло. Ну, ложное обвинение. Недопонимание. Не успела она что-то сообразить, как оказалась в Аду. Поэтому пытается приспособиться.
– Мне все это не по душе. Она – демоница.
– Ах, не будь ты таким долдоном!
– Кем?
– Старомодным.
– Восторг, тебе не к лицу западный жаргон! Не забывай, что ты принцесса.
– Бывшая принцесса. А теперь просто женщина. И Лила тоже. Ах, я так много от нее узнаю!
– Что, например, помимо сплетен и жаргона?
– Например, вот это, – ответила она и поцеловала его так, что Миму бросило в жар.
– Ты ведешь себя как наложница! – возмутился он.
– Я веду себя как женщина, которая учится ею быть.
– Я и правда думаю, что тебе лучше пожить у Луны Кафтан.
– Луна прекрасная женщина, и мне она нравится… но теперь, когда я знаю, как она похожа на твою прежнюю любовь, я предпочитаю держаться от нее подальше… и хочу, чтобы и ты делал то же самое. К новой жизни привыкать и так трудно, чтобы еще волноваться о том, что там у тебя на уме.
Обеспокоенность Восторг небезосновательна, Мима вынужден был это признать. Он не питал никаких романтических чувств к Луне, однако действительно в нем что-то несколько изменилось, когда ему стало известно об их родстве с Орб. Где сейчас Орб? Каково ей пришлось после того, как он покинул ее? Помогло ли ей кольцо? Она была западной женщиной, которую он любил; теперь Восторг перенимала некоторые западные черты, и ему они не казались привлекательными. Может быть, она по-своему права, не желая оставаться у Луны.
– Впрочем, наверное, ты могла бы жить с какой-нибудь другой смертной женщиной, – предложил Мима.
– Зачем? Мне здесь нравится. Еда хорошая, местность красивая, а Лила – прекрасная собеседница. Вскоре она собирается показать мне Ад.
– Показать Ад! – речитативом воскликнул Мима, чуть было не поперхнувшись. – Я не желаю, чтобы ты даже близко подходила к этому месту!
– Ты бы предпочел, чтобы я целыми днями сидела в замке, вышивая платки?
Он вздохнул. Действительно, в Чистилище ей нечем было особенно заняться.
– Может, стоит найти себе какое-нибудь дело в мире смертных, чтобы не скучать? Я уверен, что Луна сумеет…
– Опять она. Видно, ты про нее много думаешь.
К сожалению, правда – после разговора с Судьбой. Мима даже не предполагал, что окажется в кругу близких родственников Орб. Но так как он хорошо знал Орб, то этим родственникам доверял. Миме очень хотелось уберечь принцессу от тлетворного влияния Сатаны.
– Просто я чувствую, что Сатана затевает против тебя какую-то пакость, и я был бы в отчаянии, случись такое.
Восторг смягчилась.
– Принцы не должны так говорить. Почему ты попросту не прикажешь мне делать то, что хочешь?
– Потому что люблю тебя.
– Ты же знаешь, что это декадентская западная концепция. – Однако скрыть своего удовольствия она не могла. – Я попробую найти какую-нибудь работу в мире смертных.
– Это меня радует.
Потом они занимались любовью, и все было хорошо.
Понадобилось личное присутствие Марса в Латинской Америке. Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор так и рвались к работе, однако Мима не проявлял никакого энтузиазма. Его все больше беспокоил вопрос, подходит ли он вообще для этой должности. Мима был обучен командовать и воевать, но удовольствия от этих занятий не испытывал. Он бы предпочел вообще уничтожить войну. Но в этом-то и заключалось противоречие, поскольку, если ему это удастся, он лишится должности, – и что с ним тогда будет?
Он узнал, что у новых инкарнаций был некий период ученичества, или испытательный срок, после которого они могли добровольно уйти со своего поста. Вероятно, для него лучше всего поступить именно так: отказаться, когда представится возможность. Вернет ли это его снова в статус смертного? Придется ли ему тогда восстанавливать свое положение принца-наследника Гуджарата, смещая человека, которого сам же поставил, и вступая в брак с принцессой Раджастхана? Это было бы ужасно!
Предположим, он сможет вернуться в смертный мир в каком-нибудь ином качестве. Стать новым человеком в западном мире? В этом что-то есть. Но чем он будет заниматься? Его обучали исполнять функции принца, а нужда в таких специалистах на Западе не очень велика. К тому же он заика. Он вполне сносно пользовался сейчас речитативом, но в значительной мере благодаря тому, что занимал исключительно высокие посты принца и воплощения Войны. Люди не потешаются над властителями, а мирятся с их странностями. Но как только он лишится власти…
Нет, ему придется справляться с ситуацией, в которой очутился, выполнять работу Марса наилучшим образом, а если удастся уничтожить войну, то удалиться туда, куда предложит Тот Свет. В сущности, неплохое существование. Он мог бы посоревноваться с Масаси, автором «Пяти колец», в умении добиваться цели через унижение и тяжкий труд.
В этой книге, в главе «Земля», очень просто и ясно излагался Путь понимания стратегии автора: честно мыслить; учиться постигать всякое искусство и знать Пути всех профессий; понимать, что есть выгода и утрата, развивать интуитивное суждение, воспринимая невидимое; обращать внимание даже на мелочи и не делать ничего бесполезного – в общем, быть честным, восприимчивым и целеустремленным на протяжении всей жизни. Так легко читать и соглашаться, но насколько порой трудно выполнять! Как бы сам Масаси поступил в случае с Восторг?
Мима вздохнул. Насколько ему было известно, великий японский самурай никогда не был женат и не устанавливал крепких уз с какой-либо женщиной. Наверно, в этом он был наиболее прав!
Они прибыли на место действия. Джунгли. Повсюду вокруг буйствовала тропическая растительность.
– Какова обстановка? – спросил Мима.
– Неразбериха, – ответил Завоевание. – Партизанская война тянется уже несколько лет. Я очень удивился, когда она затихла во время твоего назначения, поскольку ее внутренние причины не изменились.
– Сатана приложил к этому руку, – пропел Мима. – Он не любил моего предшественника.
– Верно. Но Сатана многих не любит, имя им легион.
– Итак, на самом деле у нас нет сведений, как здесь развиваются события, потому что партизанская война не видна и неизмерима, – сказал Мима. – Мы лишь знаем, что предстоит резня, причем пострадает много невинных людей.
– Ага! – с радостью отозвался Кровопролитие.
– Однако есть серьезные основания полагать, что здесь произойдет событие исключительной важности, – вставил Завоевание. – Поэтому данное столкновение требует нашего личного наблюдения.
– Я должен был догадаться, что тут будет не заурядное разрушение и убийство, – с горечью пропел Мима. – И что же это такое?
– Нам неизвестно, – ответил Мор. – Но я чувствую его всем телом, стало быть, оно касается меня.
Мима взглянул на него. Тело инкарнации колыхалось от копошащихся личинок, плесени и каких-то многоножек; а когда Мор двигался, в воздух поднимались рои мух. Если о человеке судят по компании, в которой тот вращается, подумал Мима, то он предпочел бы другую компанию.
И снова он вспомнил о «Книге Земли» в «Пяти кольцах». Мор напоминал кусок гниющей почвы. Однако это была ошибочная ассоциация, поскольку Масаси толковал не о распаде, а о первичной организации и своевременности, во всем фундаменте успеха, постижении действительности, для того чтобы, имея одну вещь, знать десять тысяч вещей. Знание – вот где был первейший ключ. Воин, постигший все вещи, не тратит усилий на то, что бесполезно.
Информация! Главная задача – понять то, что в настоящее время не видно.
– Я исследую вопрос, – решил Мима.
Он спешился и огляделся. Кого же искать? Ему не хотелось вселяться еще в одного одиннадцатилетнего мальчишку!
– Вон там правительственная застава, – подсказал Завоевание, показывая рукой.
– Подойдет.
Мима направился к зданию. Когда он приблизился, оттуда вышли четыре человека – грубые с виду мужчины в неопрятных униформах с пистолетами и ножами на ремнях. Мима сразу же выделил командира и вошел в него.
Опять он ощутил дезориентацию, но так как стал к этому привыкать, то вскоре уже пользовался чувствами солдата. Этот человек был достаточно хорошо накормлен и здоров, однако грязен и неудовлетворен. Он был малообразован и достиг теперешнего положения младшего командира благодаря физической силе и нечувствительности к нуждам других. Миме он явно не нравился, но перебираться в другое тело хлопотно и долго. Хотя эта оболочка и была неприятна, но она, кажется, давала наилучшую возможность реально оценить ситуацию. Если хочешь узнать, как надо обращаться с червями, то нет ничего лучше, чем некоторое время побыть червяком!
Этот отряд вышел на задание. Мимин «носитель» едва мог читать и писать на родном испанском, однако один из его подручных был достаточно грамотен.
– Эта ферма вон там, за речкой, – сказал мужчина. – Надо поосторожнее, у него там собаки.
– Мы знаем, что делать с собаками, – ответил командир, и остальные хрипло рассмеялись.
Они вступили на узкий деревянный мостик через речушку. Там сидели двое истощенных детей. Когда отряд приблизился, они протянули худые ручонки.
– Конфета? – попросил по-испански маленький мальчуган. Мима теперь понимал этот язык, потому что настроился на его смысл, воспринимаемый мозгом хозяина тела.
– Прочь с дороги! – рявкнул подручный и пнул мальчика сапогом в плечо. Тот с криком упал в речку.
– Каратели! – взвизгнула девочка, вскакивая на ноги. – Плохие люди! – Она кинулась было бежать.
– Держи ее! – заорал «носитель». – А то она всем расскажет, что мы тут были.
Один из солдат бросился за девчушкой и поймал ее. Он держал ребенка одной здоровенной ручищей.
– Что с ней делать?
– Убей, – приказал «носитель».
– Да она же просто ребенок, – возразил солдат.
– Свидетель, – объяснил командир.
– Но не можем же мы просто…
– Струсил? – строго спросил «хозяин». – Нас дело ждет. – Он вытащил нож. – Шума не надо. Сейчас покажу, как это делается.
Он схватил девочку за спутанные волосы, задрал ей голову и поднес нож к горлу.
Мима не медлил. Он напряг всю свою волю и парализовал руку убийцы. Девочка выскользнула из державшей ее пятерни и упала. У нее был обморок.
– Видите? Никакого шума. – Мима заставил двигаться голосовые связки командира. Это было трудно, так как пришлось сосредоточить мысль без языковой оболочки, проталкивая ее через мозг, чтобы она облеклась в соответствующие слова.
– Никакого шума, – с облегчением повторил подручный. – Я уж подумал, что ты собираешься убить ее!
Мима несколько ослабил контроль. Командир очутился в неловком положении, сделав, с его точки зрения, бессмысленную вещь. Он ведь действительно намеревался убить ребенка. Теперь требовалось объяснять свой поступок.
Ему было легче сделать вид, будто все именно так и задумано.
– Вы наконец поняли? – мрачно проговорил он, повернулся и зашагал по мосту.
С этой кризисной ситуацией Мима справился. Но сделал ли он это в соответствии с четким планом и осознанно или просто кое-как довел дело до конца, ошибаясь и путаясь? Все-таки ему еще очень многое предстоит узнать о Пути Стратегии!
Отряд продвигался вперед по направлению к ферме. Мима теперь знал, что это было подразделение убийц, тайно ликвидировавшее лиц, выступавших против политики правительства; об этом он уже читал в период своих военных занятий. Тысячи и даже десятки тысяч людей были уничтожены таким образом, однако, вместо того чтобы укрепить правительственный режим, это лишь порождало ответную реакцию, вылившуюся в полномасштабную партизанскую революцию. Правительство воевало со своим же народом и пало бы давным-давно, если б не щедрая поддержка со стороны могущественных внешних сил.
Мима не одобрял терроризм как со стороны правительства, так и против него. Если правительство пользовалось подобными методами, то Мимины симпатии были на стороне оппозиции.
Впрочем, в его работу не входило определять политическую систему государства или методы, на которых зиждилась власть. Его работой был надзор за насилием, возникавшим в результате.
Хотя, возможно, он мог бы несколько переориентировать свои обязанности. Ведь ему удалось коренным образом изменить ход войны между Вавилонией и Персией; а нельзя ли здесь упразднить карательные отряды?
Но как это сделать, если не брать в расчет устранение еще одного главы государства. Мима не знал. А если он сам пойдет по пути ликвидации, то чем будет отличаться от этих «эскадронов смерти»? Решение было не из легких.
Теперь отряд находился уже возле самой фермы. Собаки учуяли их и залаяли. Солдат достал из пакетика куски мяса и разбросал по земле. Плохо обученные псы остановились, стали его есть и через несколько мгновений лежали замертво. Приманка, разумеется, была отравлена.
– Сегодня он должен быть дома один, – сказал грамотный каратель. – Жена ушла на большой праздник.
Мима не понимал, что это за торжество; оно было слишком тесно связано с совершенно чуждыми ему культурными ценностями.
– На всякий случай, чтобы без промаха, – сказал командир, – окружим дом. Я войду спереди; а вы будьте наготове, если он попробует ускользнуть через задний ход.
Они разделились. Но когда командир подошел к дому, в дверях показалась женщина. Мимин «носитель» даже вздрогнул от неожиданности. Мима прочитал его мысль: разведка ошиблась. Жена осталась дома. Все осложнялось, и придется ее тоже убить. За это надо потребовать дополнительную плату.
Женщина скрылась в доме, захлопнув дверь. Хозяин ринулся за ней, понимая, что время сейчас решает все. Ему необходимо поймать и убить женщину, потому что его трусоватые помощники не захотят этого делать. Он не мог допустить, чтобы она убежала и потом опознала убийц; это поставило бы в неловкое положение их работодателя, предпочитавшего анонимность.
Командир ударил сапогом в тонкую дверь, которая рухнула внутрь. Перешагнув через нее, он вошел в дом. Женщина говорила по телефону.
Телефон! Еще одна важная деталь, которую упустила разведка! Если бы он о нем знал, то, прежде чем приблизиться к дому, перерезал бы провода. Эту помеху нужно было обязательно устранить. А сейчас уже поздно; она сделала звонок.
Он прыгнул вперед и вырвал у нее трубку. Женщина закричала и отшатнулась от него. Солдат бросился на женщину и схватил ее шаль. Та развязалась, он ее бросил и схватил снова, на этот раз за кофту. Женщина попробовала вырваться, и кофта разорвалась, обнажив ее грудь. Видимо, она была не одета и накинула кофту второпях, услышав шум около дома.
Командир замер. Эта женщина была отлично сложена! Конечно, он должен убить ее, но было бы просто стыдно дать пропасть такой фигуре. Подручные поймают сбежавшего мужчину; у него есть несколько свободных минут.
Он положил ей на плечи обе руки и прижал к стене. Женщина закричала, и он ударил ее кулаком в лицо. На губах женщины выступила кровь, но крик замер. Солдат уставился на грудь и потянулся к ней.
Мима, пораженный происходящим, не успел вовремя остановить насилие. Теперь он напрягся, пытаясь взять под контроль похоть этого мужчины. Но хотя ему и удалось предотвратить убийство ребенка, сейчас он столкнулся с куда более сильным желанием. Командир на самом деле не хотел убивать девочку, а просто собирался сделать это в силу необходимости; теперь же, напротив, он был полон желания овладеть женщиной, прежде чем убьет ее. Возможно, если бы у Мимы было больше опыта, он бы справился…
Командир тем временем расстегнул свою одежду и навалился всем телом на жертву.
Мима оставил борьбу и покинул тело командира. В свою бытность принцем он обладал сотней прекрасных юных женщин, но никогда никого не насиловал. Он отказывался находиться внутри человека, занимающегося такими вещами.
Теперь он стоял рядом с мужчиной и женщиной, наблюдая за актом изнасилования. Мима был в ярости.
Он дотронулся до Меча и вдруг стал материален. Мима протянул руку, схватил головореза за ворот и рванул назад. Однако мужчина был тяжелее Мимы, и этого рывка оказалось недостаточно.
Мима снова взялся за Меч. Если это оружие могло сделать его материальным, то оно могло сделать его и более массивным! Он протянул руку во второй раз, схватил воротник и дернул изо всех сил.
Негодяй пролетел через всю комнату и ударился спиной о противоположную стену, словно его швырнула рука великана!
Несмотря на драматичность происходящего. Миму охватило любопытство. Он повернулся и ударил кулаком в стену, пробив ее насквозь.
Он и впрямь стал более массивным! Обычная материя была теперь меньшей плотности, а его тело обладало относительно нее массой кувалды, и сила Мимы возросла во много раз. Ничего удивительного, что мерзавец так полетел!
Женщина смотрела сквозь Миму, который оставался невидимым, и понятия не имела, откуда пришло спасение. Опомнившись, она поднялась на ноги и бросилась вон, одновременно натягивая кофту и приводя себя в порядок.
Головорез в одном был прав: женщина оказалась красивой. Впрочем, Миме надо было заняться другими диверсантами, чтобы предотвратить убийство зажиточного фермера.
Он осмотрел дом, но кроме женщины, спрятавшейся за плитой, никого не обнаружил. Крестьянин, должно быть, уже снаружи.
Однако, выйдя наружу. Мима увидел, что три остальных убийцы сидят в засаде. Фермер не показывался.
Очевидно, женщина была одна. Разведка у них действительно никуда не годилась!
Вдруг Мима что-то услышал. Это было похоже на шарканье ног по дорожке, ведущей к дому. Кто-то приближался. Еще одна группа правительственных головорезов?
Он мысленно кликнул коня, и животное появилось. Мима вскочил на него, и жеребец пошатнулся.
Ах да, дополнительная масса… Он тронул Меч и пожелал снова сделаться бесплотным. Конь с облегчением переступил с ноги на ногу.
Мима поскакал на звук. Через несколько мгновений он увидел то, отчего в изумлении остановился.
Это был отряд мертвенно-бледных людей, едва волочащих ноги. Глаза у них были выпучены, рты открыты и по отвисшим подбородкам стекала слюна. Они были лохматы и одеты в какое-то тряпье. Руки и ноги их двигались так, словно невидимый кукловод дергал марионеток за ниточки. Казалось, что любой из них вот-вот рухнет наземь, и тем не менее они как-то держались на ногах.
Что делали здесь зомби, встав из-под земли?
Из-под земли? Вот и опять возникла эта тема!
Мима наблюдал, как команда мертвяков ковыляет по направлению к хутору. Солдаты из диверсионного отряда увидели их и закричали. Командир выглянул наружу, все еще плохо соображая после падения. Зомби продолжали идти, не останавливаясь.
Это не могло быть случайностью! Очевидно, женщина и вызвала нежить, когда звонила по телефону. Однако это лишь частично объясняло загадочность происходящего. Откуда эти зомби взялись, и как могла женщина знать о них? Где хозяин дома? Почему он бросил свою прелестную жену без защиты?
Раздались выстрелы. Зомби не обратили на них никакого внимания. Головорезы, прицелившись получше, снова дали залп, но опять без видимого эффекта. Это их обескуражило.
В дверях появилась женщина. Она что-то крикнула мертвякам и показала на отряд убийц.
Зомби поняли и начали преследовать солдат. Те слишком поздно сообразили, с кем им придется иметь дело. Они попытались спастись бегством, но были уже окружены. Болтающиеся руки тянулись к солдатам, а отвисшие челюсти начали клацать. Атака велась крайне неумело, однако было очевидно, что зомби не чувствуют боли, поэтому как бы ни сопротивлялись люди, это не приносило результатов. Каждый из головорезов вскоре был погребен под беспорядочно копошащейся массой тел, и слюнявые рты с жадностью тянулись отведать живой плоти.
Мима мог бы вмешаться, но не испытывал ни малейшего желания. Он из первых рук знал, какое зло представляли собой эти люди; их не стоило спасать. К тому же он не испытывал склонности вступать в физический контакт с зомби, которые казались отвратительными настолько, насколько может быть существо в человеческом обличье. Лишь теперь Мима увидел: это не выходцы с кладбища, потому что на их телах не было ни следов разложения, ни земли; скорее они походили на полных идиотов.
С неба прискакал еще один конь. Сначала Мима подумал, что это один из его помощников, потом увидел, что жеребец незнакомой масти. Собственно, у него не было никакой масти; конь был бледным, хотя всадник закутан в черное.
Конь приземлился и потрусил по направлению к Миме. Теперь были видны очертания черепа Танатоса, воплощения Смерти.
– Что ты здесь делаешь, Марс? – обратился Танатос.
– Мне казалось, что наблюдаю за сражением, – ответил Мима речитативом.
– Вот только не могу сказать точно, какого оно рода.
– Запрещенного рода! – проговорил Танатос. – Это зомби!
– Я и сам пришел к такому заключению, – согласился Мима. – Но, кажется, они совершают благое дело.
Танатос был явно раздражен.
– А тебе известно, что такое зомби?
– Нежить, – ответил Мима. – У нас в Индии они тоже есть, хотя я никогда раньше не видел, чтобы они вели бой.
– Зомби – это живой человек, которого лишили души.
– Да, пожалуй, так. Хотя жизнь уходит вместе с душой. Если мертвое тело не лежит без движения, то оно называется зомби.
– Эти тела не были убиты! – сказал Танатос. – Они не значатся в моем графике.
– Вероятно, они в моем, – пропел Мима. – Выполняют важную работу: заняты спасением вон той молодой женщины.
– Ты можешь организовывать сражения как пожелаешь, – сказал Танатос, угрожающе выпятив челюсть. – Но не посягай на мои прерогативы. Ты не должен покушаться на души смертных до того, как они умерли.
– Понятия не имею, откуда взялись мертвяки, – ответил Мима. – Коль скоро они помогают восстановить справедливость, я не возражаю.
– Если ты сейчас же не уничтожишь их, это сделаю я! – зло проговорил Танатос.
Слова прозвучали как вызов, а Мима не желал, чтобы его третировали на его же собственной территории. Танатос явно представляет Землю, но это не значит, что он может мешать Огню.
– Расскажи мне, как сделать зомби, и, может, тогда я узнаю, как его уничтожить, – пропел Мима.
– Вот как! – Танатос засунул костлявую руку в Мимино тело. Пальцы прошли прямо сквозь плоть, что неудивительно, поскольку он был нематериален. Затем они взяли что-то внутри Мимы и надавили на это, и Мима мгновенно почувствовал смертную муку. Танатос схватил его душу и вытаскивал ее из тела!
Реакция Мимы была непроизвольной. Он вступил в Танатоса, заполнив его, и усилием воли подчинил мозг Танатоса себе. Это перенесло часть его муки на хозяина – на Танатоса.
Танатос тут же отпустил душу Мимы, так как теперь мог причинять боль только себе. Мима покинул его тело.
Они поглядели друг на друга.
– Инкарнации не должны ссориться, – помолчав, сказал Танатос.
– Согласен, – пропел Мима. Он понимал, что не следовало реагировать столь бурно, и был рад примирению. Путь Воина состоит в безоговорочном принятии смерти. Здесь Смерть буквально стояла перед ним, и Мима должен был внимательно отнестись к озабоченности Смерти.
– Но если душу из живого тела можешь извлечь только ты, то откуда взялись эти зомби? Уж я-то их точно не создавал.
– Нужно поскорее это выяснить.
– Их вызвала та женщина; может, она нам ответит?
Они подошли к женщине, и Танатос заговорил с ней:
– Ты должна рассказать нам, как появились зомби.
У женщины был озадаченный вид, словно она не понимала, что кто-то находится рядом. Она хотела обернуться и посмотреть, но Танатос быстро сказал:
– Не гляди на меня.
Она помедлила, а потом заговорила по-испански. В отличие от Танатоса, Мима, находившийся уже вне тела головореза, не понимал ее.
– Я – воплощение Смерти, – ответил женщине Танатос. – Но я пришел не за тобой, а лишь для того, чтобы узнать правду о зомби.
Она заговорила снова, и довольно взволнованно.
– Головорез из эскадрона смерти пытался изнасиловать тебя? – спросил Танатос. Он говорил по-английски, хотя женщина, по всей видимости, слышала испанскую речь. Миму это удивило; впрочем, сейчас было не время отвлекаться на подобные мелочи.
Женщина опять затараторила.
– Поэтому ты попросила связного партизан прислать помощь, но не знала, какого рода, – сказал Танатос, и женщина закивала. – Дай мне номер телефона.
Она запротестовала: это был секрет, который она не вправе выдавать.
– Теперь посмотри на меня, – велел Танатос.
Женщина повернулась, чтобы взглянуть на него, содрогнулась и назвала телефон.
– Благодарю, – сказал Танатос. Он махнул Миме рукой, и они вошли в дом.
Танатос поднял трубку и набрал номер. Когда на другом конце линии ответили, он повернулся к своему бледному коню.
– Морт, следуем в этом направлении, – сказал он. И повесил трубку.
Они снова вышли из дома. Мертвяки все еще трудились над трупами убийц, и женщина смотрела на это с ужасом, однако не без некоторого удовольствия. Впрочем, не всякой женщине доводится видеть, как покушение на изнасилование и убийство карается столь сурово.
Инкарнации сели на коней.
– В то место, – приказал Танатос.
Умное животное поскакало. Жеребец Мимы помчался следом. Они быстро понеслись по воздуху и вскоре оказались на небольшой поляне среди джунглей, где стояла крохотная хижина.
Это было то самое место: поблизости бродили несколько зомби. С ними вел занятия инструктор, который, видимо, учил их ходить не падая и не сбиваться с дороги. Под деревом был спрятан грузовичок – транспортное средство нежити.
– Их подвезли к ферме, а потом показали, куда идти, – сказал Мима. – Наверно, это все, что требовалось.
– Да. Но меня занимает вопрос их изготовления.
Танатос и Мима спешились и пошли к хижине. Она была заперта, а окна закрыты ставнями, поэтому пришлось пройти сквозь стену.
Внутри сидел человек, который растирал пестиком в ступке белый порошок. Больше там никого не было.
Танатос встал перед мужчиной и сделался видимым.
– Посмотри на меня, смертный.
Человек поднял глаза и окаменел. Он узнал Смерть.
Танатос начал расспрашивать его, и Мима понял суть разговора; этот мужчина искал наилучший способ очистки кокаина и наткнулся на жуткую смесь. Полученное вещество так глубоко действовало на личность, что человек из транса переходил в сомнамбулическое состояние, из которого его уже нельзя было вывести. Тело продолжало жить, однако мозг почти полностью переставал функционировать.
И получались зомби – живые люди, лишенные души, продолжавшие существовать без собственной воли, но обреченные на скорое угасание из-за отсутствия ухода за ними. Отсюда их связь с инкарнацией Эпидемии: через несколько дней эти тела будут охвачены болезнями и станут добычей мух и червей.
Безусловно, все это имело отношение к Войне, ибо зомби использовали для борьбы с эскадронами смерти. Как выяснилось, муж той женщины, человек, которого убийцы собирались прикончить, принимал участие в этом проекте; когда он узнал, что его хотят ликвидировать, он, естественно, решил испробовать зомби в действии. Его отважная жена осталась дома, чтобы подать сигнал, когда явятся солдаты. Она должна была позвонить и спрятаться на чердаке, но преждевременное появление командира отряда не позволило ей скрыться. Мертвяки все равно сделали бы свое дело, но только вмешательство Мимы спасло ее от изнасилования и смерти еще до их появления.
С другой стороны. Мима понимал, что привело его сюда именно создание зомби, поэтому, возможно, здесь и не было никакого совпадения. Между тем не оставалось сомнений, что данная проблема касалась и ведомства Смерти, поскольку людей убивали, причем таким способом, которым, как считалось, мог пользоваться только Танатос. Им предстояло все это уладить.
Откуда же брались люди для обездушивания при помощи найденного снадобья? Оказалось, это пленные правительственные солдаты. Что было чрезвычайно разумно, по мнению партизан и Мимы, который воочию убедился, как ведет себя правительство.
Танатос придерживался другой точки зрения.
– Если смертные научатся управлять душами, то злоупотреблениям не будет конца, – заявил он. – Такое знание необходимо уничтожить.
Мима вспомнил, как зомби брели в бой, и пришел к заключению, что Танатос прав. Убийство плохо само по себе, а обездушивание даст нечистоплотным людям повод для новых убийств. Они создадут целые армии зомби, и тогда уже никто не будет в безопасности. Это изменит характер войн, сделав их еще омерзительнее, нежели сейчас, потому что убийство будет иметь место задолго до начала сражения.
– Но как можно отменить знание? – пропел Мима.
– Придется обратиться за помощью, – решил Танатос. – Хронос мог бы это сделать.
Так как Хронос контролирует время, понял Мима. Он в силах повернуть свои Песочные Часы и заставить время остановиться…
Нет, не получится. И Марс, и Танатос могли замораживать движение, – но потом все продолжалось без изменений. Хроносу придется действительно повернуть время вспять, чтобы отменить открытие снадобья. И тогда в мире возникнут сложности другого рода.
– Должен быть более простой путь, – пропел Мима. – Может, Гея…
– Пожалуй, у Геи получится лучше всего, – согласился Танатос. – Она умеет все делать с наименьшими потерями. Я позову ее.
Он поднес к губам тяжелые черные часы, которые носил на руке, и, словно это был микрофон, сказал в них:
– Гея.
Возникло туманное облачко, сгустилось и приобрело сначала призрачную, а потом и твердую форму. Мима, памятуя о «Пяти кольцах», узнал в нем проявление Эфира, или Воздуха. Масаси называл это также Традицией.
– Я ждала твоего вызова, – послышался голос Геи чуть раньше, чем завершилось ее появление.
– Мы должны уничтожить знание, – заявил Танатос.
Гея нахмурилась.
– Уничтожить! – воскликнула она. – С каких это пор ты стал таким обскурантом? Благодаря невежеству процветает Сатана.
– Я объясню, – сказал Танатос.
Мима услышал снаружи какой-то шум. Он сделал остальным знак, что все выяснит, пока они будут обсуждать возникшую проблему, и вышел сквозь стену.
К дому подъезжали военные грузовики. Что такое? Привезли новые жертвы для обездушивания? Инкарнации не очень-то быстро действуют!
– Правительство! – закричал инструктор зомби.
Первый грузовик, заскрипев тормозами, остановился, и из кузова начали выпрыгивать солдаты.
– Брать их живыми! – приказал офицер.
Инструктор и зомби отбивались изо всех сил, но в течение нескольких минут все они были схвачены, так как правительственные войска численностью во много раз превосходили их.
– Все обыскать! – крикнул офицер. Мима не знал, говорил ли тот по-английски или он теперь начал понимать испанский. – Все вещи нести сюда! Ничего не уничтожать!
Они охотились за секретом изготовления зомби! Должно быть, следили за грузовичком повстанцев и теперь проводят операцию по захвату лагеря и его обитателей.
Мима снова вошел в лачугу.
– Правительство пытается заполучить секрет! – воскликнул он.
– Что-то слишком быстро, – проговорил Танатос. – Мы еще не решили, как его уничтожить.
Гея улыбнулась:
– Может, мы сумеем их как-нибудь задержать.
Она вышла сквозь стену. Мима и Танатос последовали за ней.
Правительственные войска уже прочесывали джунгли и поляну. Сотни здоровенных солдат шли цепью, втыкая в землю штыки. Скоро они доберутся до хижины. Казалось, остановить их невозможно.
– Думаю, что пожар – лучше всего, – сказала Гея.
Она подняла руки, и из ее пальцев посыпались электрические разряды. Они коснулись земли, и все вокруг запылало. Огонь поднялся стеной и начал распространяться в сторону солдат.
Те мгновенно осознали опасность.
– Пожар! – закричали они. – Лес подожжен!
– Тушите! – орал офицер. – Спасайте лачугу!
Но огонь деморализовал наступавших. Они отходили назад. Гея обернулась. Из ее пальцев снова вырвались искры. Хижина загорелась.
– Там внутри человек, – пропел Мима.
Гея пожала плечами:
– Тогда спаси его.
Мима прошел сквозь пламя и стену, не почувствовав ни того ни другого. Внутри стоял взволнованный человек. Мима схватил его за руку и прикоснулся к Мечу. Они поднялись в воздух и сквозь крышу взлетели в небо. Мужчина от удивления открыл рот; он не мог поверить в происходящее. Мима опустил его рядом с Геей и Танатосом.
Гея повернулась к человеку:
– Кто кроме тебя знает секрет приготовления снадобья?
– Н-н-никто! – ответил мужчина. У него подкашивались ноги.
Из правой руки Геи вырвалось облачко пара. Оно змейкой скользнуло к голове мужчины и вошло внутрь.
– Никто, – повторила Гея.
Человек изменился в лице:
– Я… я забыл, как!..
– И никогда уже не вспомнишь, и никогда снова не найдешь, – проговорила Гея. – А теперь уходи, пока солдаты не поймали тебя.
– Но… но огонь…
– Тебя не коснется, – закончила она.
Человек пошел, приблизился к огню, который уже добрался до хижины, и прошел через него. Он находился под защитой высших сил – на некоторое время. Вскоре мужчина скрылся из виду.
Офицеру кое-как удалось восстановить некоторую дисциплину, и теперь солдаты пытались потушить пожар, с помощью саперных лопаток сбивая огонь. Им удалось местами загасить его.
– Сырье и оборудование уничтожены огнем, и мужчина забыл, как изготавливать зелье, так что они не смогут открыть секрет производства, – сказала Гея. Она превратилась в пар и исчезла.
Мима и Танатос обменялись взглядами.
– Кажется, наша проблема решена, – сказал Танатос. – Больше происходящее меня не интересует.
Он подал знак, и рядом с ним появился бледный конь.
– Подожди! – пропел Мима. – Твоя подруга Луна… Ты знал, что я некогда любил ее двоюродную сестру?
Танатос остановился.
– Нет, не знал. Я встречался с ее кузиной и должен сказать, что в нее очень легко влюбиться.
– Сейчас я люблю Восторг… и мне не нравится, какое влияние оказывает на нее Сатана. Но она… она опасается моих возможных встреч с Луной из-за сходства с Орб…
Танатос улыбнулся:
– Я буду доставлять Восторг в дом Луны и обратно к тебе в замок, – пообещал он.
Мима крепко пожал его костяную руку.
– Благодарю тебя, Танатос! Если я когда-нибудь смогу отплатить тебе за услугу…
– Мы, инкарнации, должны помогать друг другу, чтобы противостоять Сатане, – ответил он. – Когда я помогаю тебе, я помогаю себе, потому что теперь ты станешь мешать козням Сатаны против Луны.
– Разумеется, буду! Но что именно Сатана замышляет сделать Луне? Лахесис говорила мне, что Луне предначертано разрушить…
– Ей предстоит подать решающий голос против сатанинской политической власти на Земле, что произойдет через несколько лет. Сатана хочет отстранить ее от политической деятельности или как-нибудь перехитрить ее, чтобы установить свое господство и заполучить большинство душ. Это была бы его окончательная победа над Богом.
– Неужели Сатана в состоянии такое сделать? Изменить все на Земле по своему усмотрению? Почему Бог не остановит его?
– Они заключили договор невмешательства, – объяснил Танатос. – Бог есть Добро, поэтому он чтит договор и оставляет смертным свободу воли, к чему бы это ни привело. Но Сатана, являясь Злом, договор нарушает и постоянно стремится получить как можно больше власти.
Мима вспомнил, что Гея говорила то же самое. И все же ему трудно было это принять.
– Но тогда… что может помешать победе Сатаны?
– Другие инкарнации, – ответил Танатос. – И война теперь переходит в твое ведение. Управляй ею как следует.
– Я постараюсь, – пообещал Мима. – Хотя я все еще новичок на этом поприще и мне многому надо научиться.
– Вот поэтому следующее сражение должно быть твоим. Сатана всегда бьет в самую слабую точку.
Мима и не сомневался. Однако легче от этого ему не стало. «Пять колец» рекомендовали первым делом нападать на сильные позиции противника, но доводилось ли автору когда-нибудь биться с самим Сатаной?
11. ХРОНОС
Восторг, предприняв титанические усилия, чтобы обрести место в мире смертных, наконец нашла себе занятие. Она устроилась в университет Кильваро внештатным консультантом по индийской культуре. В этом ей очень помогла Луна, и Восторг была благодарна. Она вполне подходила для такой работы, так как говорила по-английски и на языках нескольких индийских княжеств, а также отлично знала их обычаи и искусство. Деньги, которые она зарабатывала, позволяли ей оплачивать номинальную аренду за проживание в доме Луны, что давало принцессе ощущение независимости, которого раньше она не знала.
Танатос, верный своему обещанию, ежедневно уносил девушку и доставлял обратно в Цитадель Войны. Сперва Восторг побаивалась его скелетообразной внешности, потом знакомство с Луной успокоило ее.
– Зейн, – так Луна называла Танатоса, – на самом деле не Неумолимый Жнец. Он обыкновенный мужчина, очень сострадательный и выполняющий трудную работу.
Сострадание – своего рода магическое слово. Зависимый человек весьма ценит в других такое свойство. Поэтому Восторг очень зауважала Танатоса, больше не страшилась и смотрела на его службу так же, как на Мимину.
А между тем работа вбивала клин в их взаимоотношения. Восторг ничего не требовала от Мимы и не обсуждала его занятия, однако он постоянно чувствовал напряженность, когда речь заходила о службе. Мима приучился не упоминать при девушке о подробностях своих дневных занятий, потому что Восторг сразу чувствовала себя неуютно и становилась холодной, даже не отдавая себе в этом отчета. Они стали реже заниматься любовью.
Но что он мог поделать? Миму и самого одолевали сомнения по поводу собственной службы, но он все тщательно обдумал и пришел к выводу, что для него лучше всего продолжать заниматься этим делом. Ирония судьбы заключалась в том, что та самая должность, которая спасла их с Восторг от разлуки в смертной жизни, теперь неуклонно их разделяла.
Однажды вечером Восторг не появилась. Кажется, в университете проходил какой-то поздний семинар, на котором ей обязательно следовало присутствовать, поэтому было лучше остаться у Луны, чтобы не опоздать утром. Они увидятся на следующий день.
Все это было понятно и разумно… но Миме не нравилось оставаться ночью в одиночестве. Пребывая в скверном расположении духа, он снова вышел в сад.
Там, конечно же, была Лила.
– Сдается мне, что ты готов завести наложницу, – сказала она. – Позволь мне войти в твои владения, и я буду служить тебе, исполняя все твои прихоти.
Мима посмотрел на нее. Лила была одета в слегка переливчатое, немного светящееся платье, под которым таилось тело, сотворенное, как ему было известно, в Аду. Лицо ее лучилось классическим совершенством, а роскошные волосы стекали по плечам, словно полночная река из шелка.
Однако Мима видел немало красивых женщин – и обладал ими, – и он все еще не доверял созданиям Сатаны. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из них имел доступ в его дом.
– Ты, – коротко проговорил он, уже не заикаясь в этой части сада, – ты втолковала Восторг понятия независимости!
Лила с невинным видом широко раскрыла глаза:
– Ну да, мы беседовали, и она расспрашивала о нравах западных женщин. Я не сказала ей ничего такого, что было бы неправдой.
– Например, о родстве между Луной и Орб?
– Обе они хорошие женщины.
– Чего нельзя сказать о тебе.
– Это так, – согласилась она.
– Ты сказала Восторг, что очутилась в Аду потому, что тебе «фуфло навесили». Убежден, что это ложь.
– Она меня неправильно поняла. Я говорила не о себе. Я – демоница, поэтому не обладаю присущей настоящим людям скромностью. Я сумею выполнить такие твои причудливые желания, на которые порядочная женщина никогда…
Разозлившись, Мима схватил ее за руку, не зная, что с нею сделать. Лила с готовностью приблизилась, и он ощутил мускусный аромат ее тела.
– Если хочешь, можешь ударить меня, – проворковала она. – Делай все, что тебе приятно. Все что угодно…
Мима отпустил ее.
– Мне все в тебе неприятно, – бросил он, повернулся и зашагал к Цитадели.
– Каждая произнесенная тобою ложь, – сладко проговорила Лила ему вслед,
– приближает тебя к Сатане, Отцу лжи.
Он не обратил внимания на эту колкость. Но когда вернулся в свою одинокую комнату, насмешка всплыла в памяти и никак не давала покоя. «Пять колец» советовали мыслить честно, однако он солгал, так как тело Лилы, если не ее природа, весьма нравилось ему. А на самом деле и ее существо, ее желание находиться при нем и служить ему также были очень соблазнительны. Он искал не жену, а всего лишь наложницу; почему бы не взять Лилу?
Потому, что Лахесис предупреждала относительно Сатаны. Если Сатана и впрямь задумал разлучить Миму сначала с Орб, а потом с Восторг, – и этот второй замысел расстроился лишь в результате того, что принц стал Марсом,
– тогда Мима не желал иметь ничего общего с воплощением Зла. Действительно, Сатана использовал свою подручную Лилу, чтобы сбить Восторг с толку, засоряя ей голову феминистско-суфражистскими понятиями. Мима был рад, что удалил ее от Лилы. Следовало ли ему самому теперь находиться в обществе Лилы? Очевидно, что нет.
Наконец Мима уснул – и ему привиделось, будто Лила, соблазнительно трепетная, пришла в его постель. Он проснулся рассерженный и больше уже заснуть не смог.
Следующее столкновение, потребовавшее Миминого присутствия, произошло в африканском государстве Куш. Судя по всему, нубийское племя на севере этой страны взбунтовалось, и правительство использовало войска для подавления восстания.
Разумеется, дела обстояли намного сложнее, ибо Марсу не нужно было лично наблюдать за каждым конфликтом, так же, как и Танатос персонально не присутствовал при каждой смерти. Он появлялся лишь тогда, когда происходило нечто необычное. Войны и сражения непрерывно возникали в самых разных районах мира; если бы они когда-нибудь одновременно прекратились. Миму ждала бы отставка.
– Ну и какова здесь обстановка в настоящее время? – спросил он у Завоевания, подлетая к месту конфликта.
– Любопытно, что ты произнес «настоящее время», – ответил воин в белом плаще. – Кажется, все это как-то связано с временем, хотя мы и не знаем, как именно.
Младшие инкарнации, видимо, никогда не располагали всей полнотой информации; Мима считал, что как раз по этой причине они и были младшими. Опять ему придется выяснять истинное положение и решать, какие предпринять действия. Если действительно тут замешана проблема времени, надо будет посоветоваться с Хроносом.
Они опустились и поскакали по горячей земле. Почва была сухой и бесплодной; здесь стояла жестокая засуха, губившая урожаи. Ну и время выбрали, чтобы воевать!
Когда инкарнации прибыли на место, бой уже вот-вот должен был начаться; правительственные войска приближались к расположению повстанцев. Вокруг деревни были вырыты окопы и сделаны насыпи; здесь явно держали оборону. Однако ничего необычного тут не происходило.
– Посмотрю, что к чему, – сказал Мима.
Он слез с лошади и пошел вокруг деревни. Спустившись в первый попавшийся окоп, он вошел в человека, сидевшего там. Первоначальная путаница теперь была короче и мягче, нежели раньше; Мима, набираясь опыта, научился быстро осваиваться в чужом теле. За несколько минут он достаточно хорошо вжился в этого мужчину и понимал, что тот слышал на своем родном языке, хотя сам Мима и не знал его.
Мужчина был мелким фермером, у которого несколько лет назад, когда погода была лучше и урожаи нормальные, дела шли не то чтобы хорошо, но вполне сносно. Потом власть захватили коммунисты, американская помощь прекратилась, началась засуха, и ферма перестала приносить доход. Когда он не смог выполнить сельскохозяйственной квоты, его ферму экспроприировали. Не желая работать поденщиком на земле, которая раньше принадлежала ему, фермер присоединился к оппозиции. То же самое сделали и многие другие. А правительство, заявлявшее, будто у него нет средств, чтобы с помощью волшебства вызвать дождь и спасти урожай, видно, располагало неограниченными средствами, чтобы посылать войска на уничтожение простых людей, пытавшихся отстоять свои права.
Единственным оружием этого человека было копье, в то время как солдаты имели винтовки. Он был голоден, а они сытно накормлены. Но он знал, что правда на его стороне, а не на их, и ему нечего было терять. Дети этого фермера умерли от голода, жена скончалась от дизентерии. Он сам выжил лишь потому, что ему вместе с другими участниками восстания удалось захватить и разграбить правительственную заставу. Он вернулся домой с двумя фунтами зерна для жены и обнаружил, что несколько недель, которые он провел в отряде, оказались слишком долгими и ее уже нет в живых. Друзья позаботились о похоронах, и за это он был им благодарен. Фермер знал, что делает с людьми дизентерия, – боль, рвота, кровавый понос. Сама мысль о том, что он увидел бы жену в таком состоянии… нет, лучше об этом и не думать.
А вот войска, которые наступали на него! Уж он отыграется на их крови! Он надеялся хотя бы нескольких унести с собой в могилу. Да, пули пробьют его тело, но первый выстрел редко бывает смертельным. Фермер твердо решил идти вперед, несмотря ни на какую боль, пока не вонзит острие копья в глаз врага, а потом, если сможет, второго и третьего. И еще он знал, что справа и слева – его соратники, защищающие их общую землю, которые настроены столь же решительно. Последнее продовольствие кончилось позавчера, несмотря на урезанный паек; им осталось только с честью умереть.
Вот появился первый солдат – низко пригнувшись к земле, приближается к фермеру. Если бы у крестьянина была винтовка, он бы всадил в ту голову пулю прямо сейчас, будь у него пуля. Если бы он умел обращаться с винтовкой.
Рядом с пригнувшейся головой показалась вторая, потом третья. Они приближались быстро; сейчас они уже почти над окопом. Фермер напрягся для последнего броска, вознося молитву за души умерших жены и детей и за свою душу.
Справа полетел камень, ударив первого солдата в плечо. Удар был пустяковый, но солдат повернулся, чтобы выстрелить в бросавшего, и не посмотрел, куда ставит ногу. Оступившись, он с криком полетел прямо в окоп.
Все произошло настолько неожиданно, что фермер растерялся. Он присел на корточки и уставился на солдата. Тот, обескураженный, но невредимый, вытер с лица грязь и потянулся к винтовке.
Мима не медлил. Он поднял копье и изо всей силы вонзил солдату в ухо. Наконечник сломался, – это было убогое, самодельное оружие, – но враг издал хриплый стон и рухнул, обливаясь кровью.
Мима шагнул вперед и схватил винтовку. Опытным глазом он сразу увидел, что это оружие древнего образца, хотя и вполне исправное. Мима прицелился и выстрелил в другого подбегающего солдата, пробив ему сердце. Тот замертво свалился в окоп. Появился третий, и пуля Мимы попала ему в переносицу.
Мима поднялся, чтобы взглянуть на поле боя. Правительственные войска атаковали, однако крестьяне отбивались яростно, заставляя солдат передвигаться с осторожностью.
– Берите их винтовки! – крикнул Мима тем, кто был в окопе справа и слева, проталкивая свою мысль через мозг и рот хозяина тела. – Забирайте патроны! Быстро! Мы отобьемся! – И выстрелил в следующего солдата, подавая пример.
– Так ведь мы не умеем ими пользоваться! – сказал один крестьянин.
– Я знаю как! – отозвался Мима. – Подходите ко мне по одному, я покажу. Это совсем не трудно, и это лучше, чем умирать! У солдат может быть еда!
Еда! Эта мысль пронзила каждого крестьянина. Один из них подполз к Миме, который, взяв обойму, зарядил другую винтовку, показал парню курок и дал ему оружие.
– Придешь сюда, когда патроны кончатся, – сказал Мима; было слишком сложно объяснять, как винтовка перезаряжается.
Таким образом, вскоре они образовали грозный очаг сопротивления, все больше разраставшийся по мере того, как удавалось захватывать винтовки. Фермеры были прескверными стрелками, но сам факт ответного огня обескуражил солдат, и они начали беспорядочное отступление. Сегодня крестьяне одерживали победу!
Но тут внезапно все и случилось. Поле боя замерло. Никто не двигался. Даже пули застыли в воздухе.
Мима в замешательстве оглянулся. Он не останавливал сражения! Что же произошло?
Видимо, именно поэтому Марса и вызвали сюда: кто-то еще, кроме него, использовал сверхъестественные силы, чтобы остановить битву. Это, несомненно, была вражеская сторона, потому что Мима увидел улетающий вертолет. Он кружил над полем боя и находился, очевидно, слишком высоко, вне досягаемости неподвижности. Возможно, с вертолета сбросили специальную бомбу, замораживающую время.
Мима вышел из своего «носителя», поскольку ему требовалась способность передвигаться. Неподвижность не касалась Мимы, так как он был инкарнацией, но влияла на «носителя».
Дотронувшись до Меча, он проговорил:
– Х-х-х-ронос.
Заикание вернулось, ибо сейчас Мима пользовался собственным голосовым аппаратом.
Появился Хронос, плавно спустившись с небес, с поднятыми вверх сверкающими Песочными Часами. Он приземлился рядом с Мимой.
– У тебя возникла проблема. Марс?
– Танатос был очень недоволен, когда кто-то применил один из видов смерти без его ведома, – пропел Мима. – Теперь без моего ведома кто-то управляет временем, чтобы решить исход сражения. Ты знаешь об этом? Если да, то я должен спросить, почему ты решил вмешаться в мои дела?
– Я не стал бы вмешиваться, – проговорил Хронос довольно резко. – Я полагал, что неподвижность вызвал ты. На моей памяти подобных нарушений не было.
– Такое случилось впервые, – ответил Мима.
– Я помню твое будущее, – подсказал Хронос.
Ах да.
– Значит, до сих пор такого не происходило? Должно быть, простая случайность.
– Вряд ли. Сверхъестественные события не бывают случайными. Какой-то смертный открыл способ управлять временем. – Сейчас Хронос был по-настоящему зол.
– Можешь ли ты узнать, кто это сделал, и уничтожить открытие? – спросил Мима. – В таком случае у тебя не останется воспоминаний, потому что это никогда не повторится.
– Жуткая морока, – проворчал Хронос. – Я, конечно, разберусь с человеком, открывшим эффект стасиса, когда обнаружу его, но это иголка в стоге сена.
– А ты не можешь проследить путь создания временной бомбы?
– Придется, хотя мне нужна не сама бомба, а человек, который за ней стоит… а его-то, наверняка, прячут очень тщательно. Могут появиться заведомо ложные следы. Вряд ли противник ожидает, что поисками займется сам Хронос, но земные меры безопасности бывают достаточно действенны.
Послышался рев грузовиков, приближающихся к полю боя; стасис на них не распространялся. Машины остановились, и оттуда начали выпрыгивать нормально двигавшиеся солдаты. Они направились к линии обороны деревни.
– Точечная нейтрализация! – возмущенно воскликнул Хронос. – Еще одно нарушение!
Миме все стало ясно. Правительство, обнаружив место упорного сопротивления, с помощью временной бомбы вызвало состояние неподвижности, а затем направило специальное подразделение, чтобы ликвидировать врага. Прибывшие солдаты уже расхаживали среди защитников деревни, отбирая у них оружие и возвращая его правительственным войскам. Совершенно ясно, что, когда схватка возобновится, преимущество будет полностью на стороне атакующих.
– Просто возмутительно! – пропел Мима. – У крестьян вообще не останется никаких шансов!
– Это чепуха, – сказал Хронос. – Что действительно важно, – так это несанкционированное использование сверхъестественных прерогатив.
– Да забудь ты о прерогативах! – раздраженно ответил Мима. – Вот замечательный способ закончить сражение без кровопролития. Если бы он не был столь бесчестным, мне было бы вообще безразлично.
– А мне безразлична «честность» в таких отталкивающих вещах, как физическое насилие, – парировал Хронос. – Но когда смертные начинают вмешиваться в…
– По-моему, тебе было бы лучше употребить свою энергию на то, чтобы предоставить пищу голодающим, – пропел Мима, задетый пренебрежительным отзывом о своем ведомстве.
– Если бы не твои – и твоих приспешников – старания, то вряд ли вообще кто-нибудь голодал бы, – напомнил Хронос. – Погляди, вон стоит Голод, ему не терпится начать свою горькую жатву!
– Я делаю все, чтобы у него было поменьше работы, – возразил Мима. – Но здесь люди голодают из-за засухи, а не вследствие войны.
– Мы несколько уклонились, – сказал Хронос. – А нужно решать проблему.
Верно. Миме не хотелось ссориться с еще одной инкарнацией.
– Меня застало совершенно врасплох такое проявление Пустоты.
– Пустоты?
Мима улыбнулся:
– Мой предшественник оставил мне книгу, «Пять колец», где речь идет о таких фундаментальных понятиях, как Земля, Вода, Огонь, Воздух и Пустота. И теперь я воспринимаю их как инкарнации; например, моя служба – это огонь Войны, а твоя – пустота Вечности, без начала и без конца. Это самая трудная концепция для осознания. Ты уж не обижайся.
Хронос улыбнулся в ответ:
– И не собираюсь. Марс. Мне такой подход нравится. Надо будет заглянуть в эту книжку, если она еще не перестала существовать.
– Перестала существовать?
– Для тебя книга, изданная в определенный день, после этого существует. Для меня та же дата означает ее исчезновение.
– Не беспокойся, Хронос! Книга была написана в 1645 году.
– Тогда, действительно, еще некоторое время она мне доступна. Когда выдастся досуг, внимательно ее прочитаю.
– С радостью дам тебе свой экземпляр.
– Подозреваю, что к тому времени мне придется просить твоего предшественника.
– Уверен, он не откажет. – Мима на секунду задумался. – Кажется, я сумел бы помочь тебе обнаружить того человека, что нам нужен, потому что я могу входить в другой мозг и узнавать чужие мысли.
Хронос обрадовался:
– Ах да, я и забыл! Если бы ты…
– Только потребуется немного времени, извини за каламбур.
– Время я тебе могу предоставить, – сказал Хронос с улыбкой. – Между прочим, я мог бы организовать доставку сюда эшелона зерна, изменив временные рамки.
– Тогда давай я буду искать человека, а ты тем временем займешься зерном, – пропел Мима, очень довольный. – Почему бы не помочь друг другу?
– Так и должно быть, – согласился Хронос. – Но сначала…
Он поднял Часы, и Мима увидел, как струйка песка в них изменила цвет. Двигавшиеся люди замерли, присоединившись к уже «замороженным». На поле битвы воцарится полный покой, покуда инкарнации не закончат своих дел.
Мима вскочил на жеребца, и они помчались вслед улетающему вертолету. Конь поднимался в воздух, как будто в гору; когда они набрали достаточную высоту, Мима смог отчетливо рассмотреть летательный аппарат.
– Следуй за этим научным приспособлением, – приказал он лошади.
Они быстро нагнали вертолет и въехали внутрь. Верре стоял на полу, хотя частично его круп высовывался наружу. Разумеется, никакого значения это не имело; конь весьма незначительным образом был связан со смертным миром. Иначе под его тяжестью вертолет бы опрокинулся и упал.
Мима сел на колени пилоту и вошел в него. Уже скоро он мог читать мысли летчика. Этот человек не ведал, какую бомбу сбросил; он считал, что это особый газ, парализующий врага. Где была погружена бомба? Ее под усиленной охраной на аэродром доставил военный грузовик и тут же уехал.
Значит, здесь тупик. Однако Мима знал, как проводятся военные операции. В отношении грузовика должны были соблюдаться особые меры безопасности, и офицер, отвечающий за охрану аэродрома, наверняка в курсе событий. Поэтому Мима освободился от пилота, снова оседлал Верре и направился в аэропорт.
Когда Мима разыскал офицера, у того был один из многочисленных перерывов. Но это ничуть не мешало; Мима слился с ним и выпил крепчайшего кофе. Навел на мысль: «Какие меры безопасности применялись к тому грузовику?» Так, повышенные. Машина прибыла прямо из Лаборатории новых разработок с соответствующей охраной.
А что конкретно он знал об этой Лаборатории, размышлял Мима. Ну, в общем-то немного, хотя требования безопасности всегда предъявлялись самые суровые. Генерал, возглавлявший ее, не терпел никакого вмешательства со стороны каких-либо других служб, а он был не из тех людей, кому можно безнаказанно перечить.
Мима, узнав имя и адрес генерала, решил поехать туда. Он не представлял, сколько времени это займет, но вокруг здания расстилался прекрасный зеленеющий луг – хотя на крестьянских полях свирепствовала засуха, у этого правительства было достаточно воды для военных угодий, – поэтому он пустил Верре пастись, а сам воспользовался Мечом, чтобы добраться до места.
Генерал наблюдал за сражением. У него была внутренняя телевизионная система с передатчиками, расположенными вне зоны «замораживания», и он с пульта переключался с одной камеры на другую. Но даже телеобъективы не давали четкого изображения; казалось, будто ничего не происходит.
Мима вошел в генерала и настроился на его мысли. Тот был в замешательстве. Судя по всему, бомба сработала, – но почему бездействовала группа поддержки? У них же есть нейтрализаторы! Черт бы побрал это никудышнее оборудование!
Мима не сочувствовал тревогам генерала; его интересовал лишь источник технологического открытия. Сформулировав вопрос. Мима внедрил его в поток сознания генерала таким образом, что он показался естественным продолжением мысли. Не проявился ли какой-нибудь изъян системы? Что ему известно о конструкторе? Заслуживает ли он доверия? Если в оборудовании имеются скрытые дефекты…
У генерала от природы был параноидальный склад ума, поэтому его мысли с готовностью потекли по указанному руслу. Он погрузился в воспоминания о том, что знал о слегка чокнутом гении, который внезапно объявился со своей временной бомбой, когда лаборатории с чудовищными бюджетами в странах гораздо, гораздо более богатых, нежели Куш, были не в состоянии решить эту проблему. Временная бомба обещала стать ключевым оружием для подавления нубийских бунтовщиков сегодня, а завтра – завоевания всего мира. Но только при условии безукоризненного срабатывания. Тот, кто эту бомбу создал, по иронии судьбы сам был нубийцем, бежавшим из района засухи в поисках любой работы и оказавшимся исключительно одаренным в области электроники, связанной с волшебством.
Никто, в сущности, не понимал, чем он занимается; и действительно, само существование подобного устройства казалось невозможным. Но бомбу испытали на отдаленной деревне, и все сработало: жители деревни пребывали в абсолютной неподвижности в течение шести часов, а потом вдруг вернулись к своим занятиям, когда действие аппарата прекратилось. Их поразил внезапный скачок солнца; крестьяне и не подозревали, что остальной мир прожил шесть часов за то мгновение, когда они и глазом моргнуть не успели.
Дальше последовало еще одно открытие – как защитить людей от стасиса. Оно тоже действовало.
Теперь они впервые применили оба изобретения в полевых условиях, однако налицо был какой-то сбой. Защищенные войска ничем не отличались от незащищенных. Если это предательство…
Мима вышел из генерала, получив то, что хотел – он знал личность ученого, совершившего открытие. Генерал не разбирался в технике; ключом к решению проблемы был ученый.
Этого человека в Лаборатории сегодня не было. Ему предоставили свободный день, который он мог провести дома, потому что там он работал продуктивнее всего. Его пробовали заставить проводить в Лаборатории полный рабочий день, но никаких результатов это не принесло. Так как гений ученого носил непредсказуемый характер, то пришлось позволить ему работать по-своему.
Мима отправился к ученому домой. Жилье было скромным и располагалось далеко не в лучшем районе города.
Изобретатель походил на нищего батрака. На нем была залатанная, мешковатая одежда, и он спал на неопрятной мятой постели. И это гениальный ученый?!
Мима был в нерешительности. Следует ли ему попытаться войти в спящего? Никогда раньше он этого не делал.
Он лег на изобретателя, нырнул в него и слился. Мима уже превосходно научился входить в тела других людей, овладевая всеми органами чувств, однако всегда требовалось некоторое время, чтобы достичь полного контакта с сознанием. Разум был гораздо сложнее, нежели физический мозг, а мозг, в свою очередь, отнюдь не являлся просто тканью! Каждый мозг обладал собственными идиосинкрастическими моделями, ни один даже отдаленно не напоминал другой по режиму работы клеток, и поэтому Миме приходилось разбираться в каждом сознании методом проб и ошибок.
И этот мозг был другим, не по конфигурации, а потому что спал. Сон являлся совершенно новым состоянием. Более того: здесь присутствовали сновидения. Приспособиться к определенному мозгу и сознанию всегда бывало достаточно сложно, но куда труднее оказалось войти в альтернативную реальность, существовавшую в состоянии сна. Бытует мнение, будто сновидения представляют собой попросту дополнительное сознание, подчиняющееся тем же законам, что и состояние бодрствования, как если бы человек всего-навсего перешел из одной комнаты в другую. Но это было не так!
Мима гулял в каком-то парке. Над головой раскинуло крону дерево, ветви которого, казалось, были очень длинными и мощными. Потом чье-то лицо заслонило дерево, лицо женщины; собственно, дерево исчезло и больше не появлялось. Женщина была матерью этого человека. Однако она была мертва… Теперь возникло кладбище, по которому бродила странная птица. И вдруг – плошка риса, только риса в ней было мало, на самом донышке. Возникло чувство голода – воспоминание о годах недоедания. Появилась собака, и в нее полетел камень. Камень попал собаке по спине, и она убежала. Злость: зверь улизнул. Плохой бросок: камень должен был попасть в голову и убить пса. Вода, огромное озеро: давнее воспоминание, сейчас, во время засухи, тем более нереальное.
Мима понял, что наблюдает обрывки дремлющего сознания – те лоскуты информации, памяти и ощущений, которые мечутся прямо под поверхностью мысли, как будто поджидая своей очереди вынырнуть, и зачастую прорываются наружу, когда разум расслабляется. Бодрствующий мозг пытается осмыслить эту беспорядочную мозаику, создавая связный рассказ из случайных слов; иногда кажется, будто он обретает некое значение, но это иллюзия. Мима не мог позволить себе шарить в полумраке; он должен был выяснить, каким образом изобретатель открыл временную бомбу.
Поэтому Мима внедрил собственную мысль о бомбе во всю эту неразбериху и ждал, какое воздействие она окажет на сон. Бомба в данном случае была сном внутри другого сна, воспоминанием. Сновидением, как человек услышал зов и пошел в том направлении, и обнаружил дверь в стене там, где ее раньше не было. Отворил дверь, вошел в пещеру, в дальнем конце которой что-то блестело. Направился к этому свету; оказывается, сияние исходит от книги с названием «Успех», написанной на незнакомом языке. Но во сне он сумел прочитать его и понял, что на страницах этой книги начертано все, что нужно знать человеку, если он хочет улучшить свое положение. Он положил ладонь на переплет – и тут же отдернул руку, ибо книга оказалась раскаленной. Да, ее окружали языки пламени: от них-то и исходило сияние. Но он знал, что другого способа прочитать книгу нет, и если не сделать этого сейчас, то иного случая не представится. Поэтому он, поборов себя, снова прикоснулся к переплету, открыл его, и огонь охватил руку, обжег ее и испепелил. Но книга уже открыта, и там были слова, указывающие ему путь к успеху. Слова формулы. Формулы временной бомбы.
Он прочитал их, хотя был неграмотен, и они отпечатались огненными знаками на внутренней поверхности черепа, став незабываемыми. Потом он сделал шаг назад и снова очутился в своей комнате. Сновидение растаяло, рука была невредимой, однако выжженный в голове образ сохранился.
Мима задумался, слегка потрясенный яркостью чужого видения. Он не был неграмотным; это крестьянин не умел читать. Однако каков же истинный источник информации? Фермер не мог создать ее в собственном подсознании: технические сведения были слишком замысловаты.
В то же время формула временнОй бомбы составляла лишь часть этой информации. А как же точечная нейтрализация?
Мима начал подталкивать сознание спящего в этом направлении, и сновидение вернулось. Оно было похоже на первоначальное. Раздался зов, и в стене появилась дверь. Он начал спускаться по зловещему проходу, – и правая рука превратилась в обугленный обрубок, вернулась страшная боль. Он подошел к ужасной книге «Успех», – незнакомое слово было понятно даже неграмотному, – от которой полыхало пламенем. Правая рука была бесполезна; пришлось пользоваться левой, чтобы открыть переплет, и когда он сделал это, огонь превратил ее в головешку. Но на листе были слова, уже другие, и жар их знаков, проникнув в голову через глаза, запечатлелся в глубине черепа. Теперь он обладал нейтрализатором.
Он снова попятился и вышел, во второй раз руки выздоровели, и он проснулся с огненными знаками в трепещущем мозгу. Все, что требовалось сделать, – это повторить обе формулы тем, кто мог их понять и применить. Вот тогда придет успех.
Мима знал, что этот человек так и поступил. Теперь у изобретателя была отличная жизнь, именно такая, какую он столь страстно желал. Однако, получив то, к чему стремился, он не испытывал удовлетворения. Никому, кто не был причастен к секретному проекту, он не мог поведать о своей значительности, поскольку это превратило бы его в мишень для вражеских агентов. Поэтому приходилось прикидываться простым крестьянином, добившимся достатка. Этого было явно мало. Изобретатель жаждал известности. Мечтал, чтобы красивые женщины теряли голову от его личных достоинств и обаяния. Чтобы первые люди государства советовались с ним, принимали всерьез и отдавали должное его знаниям.
Мима отлично понимал суть проблемы. Крестьянина грыз червь тщеславия. Он желал славы, хотел быть знаменитым, не мог удовлетвориться малым. Его уже не устраивало то, что он имел, ему было нужно больше чем успех.
Возможно, догадка Мимы заставила спящего войти в новую фазу. Образовался сон внутри сна.
– Я не стал бы этого делать, – проговорил во сне Мима.
Но изобретатель отмахнулся от этих слов. Червь амбициозности оказался слишком силен; яд проник чересчур глубоко. Бороться было невозможно.
Мима вышел из спящего. Со стороны он наблюдал, как у мужчины стали подергиваться ноги, словно он куда-то шел, как двигались руки, будто открывали дверь. Еще несколько шагов – и обе руки согнулись, как парализованные, превратившись в бесполезные когти.
Изобретатель затих, и Мима понял почему; тот пытался придумать, как открыть волшебный том «Успеха», если вместо рук – никчемные головешки. Одна нога вздрогнула: он открывал книгу пальцем ноги.
Мима решил не смотреть, чем все кончится. Ему и так было ясно: каждая дополнительная порция информации будет стоить этому человеку какой-либо части тела. Когда он лишится обеих ног, ему придется открывать переплет зубами, и голова обратится в пепел. Что и станет для него концом; тело будет выглядеть по-прежнему, но мозг умрет.
Мима подозвал Верре, вскочил в седло и вернулся на поле боя. Там ждал Хронос.
– Мне казалось, ты собирался доставить эшелон зерна, – пропел Мима с некоторым вызовом.
– Я так и сделал – на прошлой неделе, – ответил Хронос.
– Так ведь прошло всего несколько часов!
– Ты забываешь о моей природе.
Теперь Мима вспомнил, что Хронос был воплощением Времени. Хронос мог шагнуть в прошлую неделю и снова вернуться в настоящее.
– Ну и где же тогда продовольствие?
– Я сделал все, что мог, но обнаружил, что мне противостоит более могущественная сила.
– Что за сила? – встревоженно спросил Мима.
– Людская коррупция.
И Хронос объяснил.
Он отыскал место, где застрял груз, и, проведя краткие переговоры, сделал так, что состав с зерном возобновил движение к месту назначения. Однако уже на следующей станции его задержали чиновники, намеревавшиеся взять совершенно чудовищную пошлину за груз. Данный состав доставлял продуктовую помощь и не подлежал налогообложению, но они прикинулись, будто не понимают этого, и конфисковали часть груза. То же самое происходило и дальше, на каждой станции, пока состав не опустел – еще до того как прибыл на место. Коррумпированные чиновники разворовали все продовольствие. Против этого Хронос был бессилен; он мог распоряжаться Временем, но тут проблема заключалась не во Времени. А в человеческой жадности. Жадность победила Время. Это зерно сейчас продавалось на черном рынке, и оно никогда не попадет к голодающим людям, для которых было предназначено.
– А как же правительство? – возмутился Мима. – Оно должно охранять состав, а не грабить его!
– Когда транспорт следует в район страны, где вспыхнуло антиправительственное восстание? – поинтересовался Хронос.
Разумеется, скрытая причина была именно в этом. Правительство не станет кормить мятежную провинцию, поскольку это может усилить позиции бунтовщиков. Поэтому оно поощряет лихоимство, в то же время торжественно заявляя о своей невиновности.
Мима сжал кулаки:
– Для войны есть оправдание! Чтобы уничтожать вот такие правительства!
– Возможно, – согласился Хронос. – Этот довод ты мне уже приводил и раньше.
– Разве? – озадаченно спросил Мима.
Хронос улыбнулся:
– В будущем, по твоей системе. – Он нахмурился. – Мне очень жаль, что я не сумел выполнить своей части договоренности. Поэтому если ты…
– Нет, ты честно старался, – пропел Мима. Он все больше узнавал об ограниченных возможностях инкарнаций при вмешательстве в человеческие дела. Смертные зачастую бывают такими непробиваемо придурковатыми и неисправимо близорукими! Действительно ли они заслуживают того, чтобы им помогали? – Я обнаружил источник изобретения технологии для манипулирования Временем… или его частью. У некоего человека было несколько видений или снов, открывших ему соответствующие формулы. Если его аккуратно ликвидировать до того, как он сам себя уничтожит, то никаких открытий не будет.
– Он не ученый? – с удивлением спросил Хронос.
– Нет. Ему снится какая-то особая комнатка, где лежит огненная книга под названием «Успех», сжигающая его, когда он черпает из нее сведения.
Хронос помрачнел:
– Все это во сне? Что-то знакомое.
– Правда? Откуда?
Хронос покачал головой:
– Я… полагаю, что мне не следует обременять тебя своими догадками, поскольку они основаны на воспоминаниях из твоего будущего. Скажу лишь, что все это не вселяет в меня оптимизма.
Мима пожал плечами. Его и раньше приводили в замешательство случайные откровения Хроноса о будущем; наверно, действительно лучше оставить эту тему.
Но что ему делать со сражением, которое так и осталось «замороженным»? Он рассматривал эту картину и кусал губу.
– Не беспокойся, – сказал Хронос. – Когда я уничтожу изобретение, ничего этого не произойдет. Можешь распорядиться исходом боя по собственному усмотрению.
Мима не очень-то понимал, как все будет, но очень хотел узнать.
– Отлично. – Он рассказал, где находится изобретатель.
Вдруг бой вспыхнул снова, но уже не так, как раньше. На этот раз обороняющиеся фермеры одерживали верх и никто не сбрасывал временной бомбы.
– Так тебе больше нравится? – осведомился Хронос. Видимо, он занимался делом, путешествуя во времени туда-сюда. Теперь реальность изменилась, по крайней мере в этом регионе. Изобретения сделано не было.
Мима покачал головой:
– Кажется, на сегодня с меня сражений достаточно… даже если ни одно из них не состоялось. Возвращаюсь домой.
– В моих владениях такое частенько случается, – проговорил Хронос.
Мима только диву давался, как этот человек еще сохранял здравый рассудок. Кто в состоянии догадаться, какие Хроносу приходилось распутывать головоломные узлы… из тех, которых никогда не было?
Мима сделал прощальный жест и вскочил на Верре.
12. ГЕЯ
Восторг все больше времени проводила вне Цитадели Войны. Ей очень нравилась земная работа, с которой она, судя по всему, хорошо справлялась. Впрочем, та налагала на девушку определенные обязательства. Мима радовался, что возлюбленная так хорошо приспособилась, но ему не нравилось столь часто проводить ночи в одиночестве.
Естественно, под рукой всегда была Лила. Когда Мима не мог заснуть, он гулял в саду, и демоница всегда находилась там. Разумеется, она постоянно была готова, преисполнена желания и могла бы стать его наложницей, однако целый ряд соображений мешал Миме воспользоваться такой возможностью. Во-первых, Лила происходила из Ада, а он по-прежнему не доверял созданиям Сатаны из принципа. С другой стороны, Мима начал терять уверенность в Восторг, что склоняло его к мысли не торопиться воспользоваться услугами другой женщины. Если бы положение Восторг было совершенно определенным и будь она беременна, то обзавестись наложницей было бы, в сущности, обязанностью, дабы не подвергать дополнительным тяготам ту, кто вынашивает его наследника. В теперешнем же положении наложница была бы преждевременна. Ему надо беречь свое семя для наследника, а не растрачивать как попало. Поэтому появление наложницы сейчас могло быть истолковано в том смысле, что он не желает Восторг или не хочет иметь наследника, а это не соответствовало действительности.
Кроме того, возникало маленькое побочное обстоятельство: Мима не был уверен, что Лила девственница. Безусловно, мужчине необходимо познать несколько женщин, ибо ни одна женщина не способна обеспечить необходимого разнообразия, но очень важно, чтобы женщина знала только одного мужчину. Достоинство принца серьезно пострадает, если он соединится с нецеломудренной женщиной. Создания Сатаны по всем меркам были сомнительного происхождения, и их формы здесь, в мире духов, оставались текучими и неверными, так что Лила вполне могла оказаться лже-девственницей.
Гордость не позволяла Миме подать в Главное управление Чистилища заявление о предоставлении официальной наложницы. Поэтому он оказался лишенным соответствующего обслуживания в данной области. Вот что делало Лилу такой адски искусительной, и она прекрасно знала об этом.
– Сегодня снова один? – сладко осведомилась демоница, возникнув перед ним, когда он проходил мимо копулирующей скульптурной группы. – Может, тебе следовало бы возвратить сюда свою невесту?
– Чтобы ты портила ее западными представлениями о женском суфражизме? – огрызнулся Мима. Как обычно, ему доставляло удовольствие говорить здесь без заикания.
– Но, Мима, она же смертная, – напомнила Лила. – Ты сам выдернул ее из восточного окружения и поместил на Западе. Здесь все иначе. Тут женщины обычно живут собственным умом.
– Для чего? – рассердился Мима. – Восторг уже достаточно сведуща во всем, что ей положено знать.
– Ублажать мужа и вынашивать сына, – согласилась Лила. – А как насчет ее самоудовлетворения? – Она раскинула руки в стороны и вверх, отчего ее одежды распахнулись спереди, приоткрыв безукоризненные округлости грудей, поднявшихся от этого движения. Она походила на статую.
– В этом и заключается ее самовыражение! – кипятился Мима.
– Только не в этом полушарии, – проговорила Лила, как бы невзначай дотронувшись до одного из своих. – Она должна отстаивать собственные права, совершенствоваться, вскрывать свои возможности.
– Так говорят создания Преисподней.
– Может, я и проклята. Мима, но не глупа. Мое здравомыслие досталось мне нелегко. – Она наклонилась, чтобы поправить какие-то завязочки, обнажив при этом ногу до бархатистой ягодицы.
– Я так не считаю! – сказал Мима и зашагал прочь из сада.
Однако, оставшись в постели наедине с собой, он корил себя за глупость. Почему он позволяет себе раздражаться из-за слов мерзавки из Преисподней? Мнения женщин вообще мало что значат, тем более речи какой-то псевдоженщины. Отчего бы ему попросту не использовать ее по прямому назначению и вообще не слушать, что она там говорит? Дискуссия, в конце концов, не является непременной составляющей сексуального удовлетворения.
Конечно, он мог бы вернуться в сад и сделать это прямо сейчас или вызвать Лилу сюда в замок. Он может сделать с ней все, что захочет, а после просто выгнать. Это было бы естественным и разумным поступком. Тело, которое она так нарочито демонстрировала ему… Он знал, что, хотя Лила и принадлежит к миру духов, ее плоть на ощупь будет упругой и живой. Ведь она и в самом деле предназначалась для удовлетворения мужской похоти.
Но это означало бы что-то вроде капитуляции, а даже подобная мысль была для Мимы непереносима. Вот он и страдал в одиночестве. Он был Марсом, инкарнацией, отвечавшей за эффективное разрешение споров между смертными, и в то же время не мог справиться со своим внутренним конфликтом.
Когда Восторг появилась в следующий раз, перемены в ней стали еще более очевидными. Девушке было недостаточно тихо лежать в постели; она хотела беседовать о совершенно посторонних вещах. Она все время подробно рассказывала о студентах, которым помогает получать знания, и об их интересе к причудливой культуре Востока, где так мало применяются достижения науки. Теперь у нее были группы всех уровней, от выпускников до подготовишек. Восторг нравилось ощущение независимости, возможность принимать решения, основываясь исключительно на собственных предпочтениях. Она развивала уверенность в себе и чувство личной значимости, о которых раньше не ведала. Привыкала носить западную одежду, чтобы к ней не относились как к индианке тогда, когда она предпочитала быть самою собой. Носила даже джинсы.
– Брюки, сшитые из холщовой ткани синего цвета, – объясняла она, – очень практичные и удобные для…
– Для рабочих! – воскликнул Мима речитативом. – А не для принцесс!
– Я больше не принцесса, – напомнила Восторг, не обращая внимания на его раздражение.
– Видел я западных женщин в этой мерзости! – пропел он. – На заднице вот-вот все по швам лопнет!
– Да, это одна из привлекательных черт, – согласилась Восторг.
– Чтобы показывать всякому встречному мужчине! – закончил Мима с отвращением.
– Они не имеют ничего против, – заметила Восторг. – Между прочим, мне даже несколько раз делали комплименты.
– Ты моя женщина! – взбеленился Мима. – Только я могу видеть у тебя такие вещи!
Восторг рассмеялась:
– Мима, опомнись, где ты находишься? В древней Индии? В западном мире богатством принято делиться.
– Ты точно не говорила с демоницей?
– Лилой? Нет, я не видела ее с тех пор, как перебралась в мир смертных. Но я многое узнала об истинном положении вещей, Мима.
– Мне кажется, тебе лучше бросить эту работу и вернуться сюда.
– Я этого не сделаю! – воскликнула Восторг. – Я в высшей степени довольна своей теперешней жизнью. Впервые чувствую себя по-настоящему независимой и полезной. Я знаю, что там, в университете, я нужна.
– Ты нужна мне здесь!
– А, брось! Здесь есть все, что тебе нужно, и без меня.
– Нет, не все! Я слишком много ночей провожу один.
– Один? А что случилось с Лилой?
– Я к ней не прикасался.
– Почему, Мима? Она же твоя наложница.
– Мне не нужна наложница, мне нужна ты!
Восторг улыбнулась:
– Это очень мило. Но не стоит впадать в крайности. Когда меня здесь нет, пользуйся услугами этой проклятой наложницы.
Мима был потрясен не только ее языком, но и настроением. Он уже не был уверен, не бранится ли Восторг на западный манер и не произносит ли имен созданий Преисподней, а может, делает и то и другое.
– Ладно, давай с этим завязывать, – сказала Восторг и придвинулась к Миме.
Давай с этим завязывать? Что бы это значило?
Однако он понял, что продолжение диалога может закончиться лишь еще одной одинокой ночью, и промолчал.
Работа Марса становилась все более рутинной. Миму продолжали не удовлетворять ее частности, а также усердие младших инкарнаций, с которыми ему приходилось сотрудничать; с другой стороны, он находил утешение в том, что все больше ставил войны под свой контроль и теперь они наносили смертным меньший ущерб, чем без Миминого присмотра.
Действительно, существовали вопросы, которые следовало решать, и достигнуть этого можно было лишь с помощью насилия. Война, при надлежащем управлении ею, безусловно, казалась предпочтительнее, чем такие альтернативные варианты, как угнетение или грабеж. Тем не менее насколько лучше было бы, если б войны вообще прекратились! Если бы смертный человек мог просто существовать в мире, гармонии и изобилии, не нуждаясь в том, чтобы инкарнации обуздывали его жестокость…
Но царство смертных было таким, каким было, а человеческая природа оставалась неизменной. Поэтому требовались разные инкарнации, и Мима с удовольствием выполнял необходимую службу. Его беспокоила не работа, а личная жизнь.
Ситуация за один день превратилась из неудовлетворительной в катастрофическую.
Однажды появилась Восторг и как будто вылила на него ушат холодной воды.
– Мима, я ухожу от тебя, – коротко бросила она.
– Ч-ч-ч-что?
– Я нашла очень милого смертного мужчину и переезжаю к нему.
– Т-т-т-т… – Мима вспомнил о речитативе. – Ты выходишь замуж за смертного?
– Нет. Мы будем вместе жить. Если не разбежимся, то потом, может быть, я выйду за него, но пока – никаких обязательств.
– Но ведь ты моя женщина! – запротестовал было Мима.
– Уже нет. Мима, – ответила Восторг. – Мы разошлись после того, как ты стал Марсом. У тебя твоя жизнь, а я нашла свою. Лучше нам обоим это признать и предпринять соответствующие шаги сейчас.
– Я не отпущу тебя! Я тебя люблю!
– И что же ты сделаешь? Начнешь за меня войну? – Она сочувственно улыбнулась. – Мима, ты никогда не любил меня. Ты любил мое тело и мою полную зависимость от тебя. А я любила то, что ты меня ценишь. Но мне не нравится твое нынешнее положение, и если я должна исполнять роль некоего сексуального объекта, то предпочитаю выступать в этом качестве как независимая сторона. Поэтому быть с Джоном лучше, чем с тобой, и я всего лишь признаю этот факт. Надеюсь, что мы мирно пойдем каждый своей дорогой, но, будет это по-дружески или нет, мы все равно разойдемся.
Если когда-то Восторг и была зависимой, то теперь зависимости и в помине не осталось! Миму так разозлило такое предательство, что он даже забыл о речитативе.
– Ну что же, прощай, – сказала Восторг, повернулась и вышла.
Только сейчас Мима увидел в соседней комнате Танатоса, готового доставить Восторг обратно в мир смертных. Оказывается, она явилась лишь для того, чтобы сообщить Миме свое решение.
Мима ощутил во рту вкус крови. От злости он прикусил язык. Теперь эта кровь порождала в нем ярость иного рода. Уж он разберется с ее Джоном!
Мима схватил Алый Меч и мысленно приказал перенестись в царство смертных. Ему было известно, где Восторг работает и живет; оттуда он сумеет выследить этого смертного мужчину Джона.
Но тут он задумался. Вправе ли он, воплощение Войны, применять свою власть таким исключительно эгоистичным, отрицательным образом? Причинять боль той, кого любит, или любил, или думал, что любит? Насколько это соответствует его собственному идеалу мира? А этот Джон… наверняка ни о чем не ведающий молодой человек, – ибо Восторг никогда не скажет смертному о своих отношениях с бессмертным. Мужчина, которому очень нравится Восторг, и ему, наверно, она нужна больше, чем он ей, и он хочет узнать ее как можно лучше…
Мима обдумывал свое положение. Нет, он не должен, да и не хочет причинять боль Восторг или ее другу. Он первым подаст пример, которому, как ему хотелось, смертные должны бы следовать, и примет неизбежное со всем смирением, на какое только способен.
Мима вышел в сад, пребывая в самом скверном расположении духа. Что правда, то правда: они с Восторг все больше отдалялись друг от друга, и даже хорошо, что она проявила инициативу. Но Мима познал радость любить и быть любимым сначала с Орб, а потом еще раз с Восторг; теперь он уже не мог переносить одиночество.
Орб. Где она сейчас?
Возникла Лила.
– Стало быть, она на тебя наплевала, – проговорила демоница.
Будь она проклята! Впрочем, она и так уже проклята.
– Не без твоей помощи, чертовка, – устало ответил Мима.
– Все равно она тебе не подходила. Может быть, раньше, когда вы играли в принца и принцессу среди смертных, но не в нынешних условиях. Тебе нужна женщина, которая понимает, что такое инкарнация.
– Правильно. Буду искать.
Она улыбнулась, глубоко вздохнув. На Лиле было одно из ее полупрозрачных переливающихся одеяний, распаляющих воображение сильнее, нежели полная нагота.
– Никто из смертных не годится. Мима. Тебе нужна женщина, принадлежащая Тому Свету.
– Танатос, кажется, довольно хорошо ладит со смертной.
– У Танатоса очень незаурядная смертная. Второй такой, как Луна, нет.
– Заблуждаешься, чертовка. У нее есть кузина Орб.
Лила выразительно пожала плечами:
– Так-то оно так, но все давно прошло, и вернуться ты не можешь.
– Не убежден. Я любил ее раньше, а она любила меня. Я мог бы снова любить ее.
Лила прошлась перед ним, соблазнительно изгибаясь.
– Ты порвал ту связь, когда бросил Орб ради другой женщины.
– Не по собственной воле!
– Как бы то ни было, ты оставил ее в весьма затруднительном положении. Видишь ли, она была тяжела.
– Тяжела?
– Ну да, ребенком. Со смертными, знаешь, такое случается.
– Беременна? Это невозможно!
– Можешь проверить по нитям Судьбы, Мима. Она носила твою дочь, родила ее после твоего бегства и отдала на воспитание. На том ваша любовь и закончилась. Очень сомневаюсь, что ей захочется пройти через все это снова.
– Но она никогда ничего мне не говорила!
– Она сама еще не догадывалась, когда ты ее бросит.
Мима был поражен:
– Если бы я знал!..
– К счастью, обитатели Того Света не беременеют. С ними получаешь только удовольствие, без всяких последствий. Так почему бы тебе не образумиться и не сделать то, чего так долго хочешь? – Лила вздрогнула, и ее одежды растаяли, как дымка. Она раскрыла объятия. – Я могу быть исключительно услужливой, Мима, и ничего не требовать взамен.
Он посмотрел на нее. Казалось, создание Ада вот-вот наконец одержит победу. Ее тело было прекрасным, но природа – демонической. Мима не сомневался, что она преданно служит своему повелителю, а хозяином ее был Сатана.
Мима опять почувствовал привкус крови. На сей раз он позволил инстинкту берсеркера взять верх.
Огромный Алый Меч оказался обнаженным и со свистом рассек воздух. От туловища Лилы отделилась голова и взлетела вверх. На лице было изумление; тело так и продолжало стоять. Крови не было.
Снова свистнул Меч. Он отсек по локоть руки и разрубил торс, пройдя точно посередине груди. Приподнялись шея, плечи, две груди – все так же бескровно. Нижние половинки грудей напоминали две чаши, доверху наполненные сероватым веществом.
И опять Меч мелькнул, расчленяя тело по линии гибкой талии. И еще раз – по гениталиям, а потом – по коленям. Пять мгновенных взмахов, и тело разделилось на шесть основных частей, от которых, в свою очередь, отделились руки и ноги. В мгновение ока на земле валялась просто груда членов.
– Я и так могу служить тебе, – проговорила голова. Она лежала несколько в стороне, куда откатилась после падения. Укороченная шея находилась сверху, лицо было перевернуто.
– Я хочу только, чтобы ты оставила меня в покое! – прохрипел Мима.
– Тогда сложи мои части в чемодан и отправь его прямо в Преисподнюю, – посоветовала голова.
– Нету у меня чемодана.
Мима рассматривал Меч и не находил на клинке крови. Его берсеркерская ярость испарилась, и он испытывал лишь смущение. Мима знал, что демоны отличаются от людей, однако был не совсем готов к тому, что увидел.
– Тогда возьми пьедестал статуи.
Мима подошел к копулирующей скульптуре и свалил на землю фигуры. Теперь пьедестал представлял собой пустотелый ящик. Мима вложил Меч в ножны и сдвинул пьедестал с места. Формой он действительно напоминал гроб.
Мима поднял часть торса и кинул его в сундук. Кусок этот был на ощупь как теплый воск, упругий, но мягкий; внутренняя сторона ничем не отличалась от внешней. Лила, совершенно очевидно, не имела ни пищеварительного аппарата, ни кровеносной системы, ни дыхательной. Она была всего лишь формой, изготовленной из псевдоплоти, телом без личности.
Тем не менее Лила ходила, разговаривала и казалась живой. Она сбивала с толку Восторг, а большая часть ее речей несла определенный адский смысл. Ясно, Лила не была личностью, хотя и неодушевленной материей тоже не являлась. Чем же в таком случае она была?
Мима помедлил, держа верхнюю и нижнюю части ее ноги, затем попробовал приладить их друг к другу. Они соединились, образовав целую ногу.
– Можешь снова собрать меня, если хочешь, – промолвила голова. – Еще один кусок, и у тебя в руках окажется очень интересное место.
Мима бросил ногу в сундук. Подобрал куски другой ноги и руки. Потом взял часть туловища от пояса до середины груди. Просто поразительно, до чего полными и упругими были эти полугруди.
– А можешь собрать только те части, которые хочешь использовать, – посоветовала голова.
Мима бросил кусок в ящик.
– Предпочитаю настоящих женщин.
– Настоящая женщина променяет тебя на смертного мужчину, – отозвалась голова. – Здесь Тот Свет, и тебе нужна женщина с Того Света.
В ее словах крылась весьма коварная логика. В том, что она говорила, смысла было куда больше, чем Миме хотелось бы признавать. Он попытался опровергнуть эти доводы:
– Я не принадлежу Тому Свету; я – обыкновенный смертный, проживающий здесь временно. Мне нужна женщина с таким же положением.
– Это тоже можно устроить, – сказала голова.
Мима закончил складывать остатки тела в ящик, но не спешил подбирать голову. Ему захотелось еще немного побеседовать.
– И как же?
– Можешь попробовать сойтись с какой-нибудь женской инкарнацией. Самая молодая ипостась Судьбы, Клото, известна своей любезностью.
Мима вызвал в памяти юную, хорошенькую, восточного типа Клото. Мысль ему понравилась. Но он тут же припомнил куда более зрелую Лахесис, по сути ту же самую инкарнацию в другой форме. Безусловно, разум у Судьбы был один, хотя тело переменчиво. В этом смысле она ничем не лучше демоницы. Юное непорочное тело с опытным и циничным умом – не совсем то, что мужчина ищет в женщине. Кроме того, у Судьбы наверняка были свои собственные связи, и она вовсе не обязательно захочет сходиться с мужчиной вроде него.
– Еще есть… но тебя, впрочем, она вряд ли заинтересует, – заметила голова.
Явный подвох! Однако Мима пока не подбирал говорящую голову, как бы попавшись на хитрость:
– Кто?
– Одна девица, принцесса, заточенная в замке из замерзшего тумана, откуда она не может освободиться, потому что никому нет до нее дела. Но, разумеется, это не твоя забота.
– Кто она?
– Ее зовут Лигея. Но…
– Почему ее там заточили?
– В наказание за зло, которое она совершила при жизни.
– А-а-а… Еще одна демоница.
– Нет. Она – проклятая душа.
– В чем же разница?
Голова рассмеялась:
– Разница очень большая! Демоны – создания Ада, которые безоговорочно служат моему господину Сатане. Они сотканы из эфира, у них отсутствуют процессы жизнедеятельности, как ты сам сейчас видел на примере моего тела. А души – это бессмертные сущности смертных людей; они обладают сознанием, разумом и чувствами смертных, просто у них больше нет смертного бытия.
– Как прислуга в Цитадели Войны, – согласился Мима. – Но поскольку они не являются смертными, то безраздельно принадлежат Тому Свету и для моих нужд пригодны не больше, чем вы, демоны.
– Верно. Хотя Лигея – случай особый. Проклята она была ошибочно, и если ей удастся добиться справедливого слушания своего дела, то ее могут переклассифицировать.
– А почему она не может добиться слушания?
– Справедливого слушания. В Преисподней проводится масса слушаний, но они несправедливые. Всякий раз, когда Лигея пытается представить свое дело, над ней только потешаются. Сейчас она, наверно, уже впала в отчаянье. Думаю, она будет по-настоящему благодарна, если кто-нибудь, обладающий реальной властью, похлопочет о ее деле. Но, конечно, если будет проведено честное слушание и ей заменят приговор, она отправится в Рай, этим все и кончится. Тебе нет смысла вмешиваться.
Мима был убежден, что в действительности Лила хотела, чтобы он занялся Лигеей, поэтому ответил отрицательно.
– Согласен, – сказал он, взял голову за волосы, поднял и швырнул в ящик. – Ну и как мне теперь отправить это в Ад?
– Просто назови адрес пункта назначения, – пробормотала голова. Ее слова прозвучали неразборчиво, потому что она лежала лицом вниз.
– Катись ко всем чертям! – сказал Мима.
Сундук со всем содержимым взорвался. Из него вырвалось густое облако дыма. Когда оно рассеялось, ящика не было.
В следующий раз для наблюдения Марса вызвали в Ирландию.
Когда Мима вместе с угрюмой свитой прибыл на место, то ознакомился с ситуацией привычным для себя способом и выяснил, что революционная организация под названием Ирландская Армия с помощью генной инженерии создала вирус, поражающий исключительно протестантов. Они собирались вызвать эпидемию болезни, которая либо убьет, либо серьезно покалечит инфицированных. Им даже не придется сражаться; они попросту отпразднуют победу после того, как эпидемия выполнит свою подлую работу.
– Разве не замечательно? – восклицал Мор. – Давненько мне не представлялось случая руководить чумным поветрием!
– Генная инженерия, – пробормотал Мима. – Сдается мне, что Гея будет в претензии, если я сначала не переговорю с ней.
Он остановил движение, сел на Верре и направился во владения инкарнации Природы.
Но когда они приблизились к усадьбе Зеленой Матери в Чистилище, им пришлось остановиться у огромного рва с водой, защищавшего территорию. Мима попробовал было заставить Верре перейти или перепрыгнуть через ров, однако паломино артачился, пугливо бросался в стороны.
– В чем дело? – спросил коня Мима. – Ведь в мире для тебя не существует препятствий.
Верре только отрицательно мотал головой. Мима вспомнил, что это не мир; здесь Чистилище, где действуют иные законы. Этот ров вполне может быть заговорен таким образом, чтобы отпугивать непарнокопытных.
Мима спешился и подошел к воде. Тут же к берегу подплыла какая-то чудовищного вида рыбина. Нет, не рыба; у нее были ноги и человеческая нижняя часть тела. Но выше пояса находились рыбьи плавники и жабры, а рот был полон острых зубов.
– Тонтри, – пробормотал Мима.
Ему еще не доводилось видеть такого живьем, но ошибиться в отношении этого гибрида было невозможно. У тритона – верхняя часть мужская и рыбий хвост; у тонтри все наоборот. Если с тритонами и русалками еще можно иметь дело, а салруки даже могли составить недурную компанию, если, конечно, тебя не особенно заботит красота лица, то, по рассказам, тонтри унаследовали наихудшие качества обоих видов. Были они безмозглыми и злобными и разрывали в клочья всякого, кто становился их жертвой.
Мима сделал вид, будто хочет дотронуться носком сапога до воды, и тонтри так неистово бросился к нему, что взметнулся целый фонтан брызг и искр. Все ясно: чудище шутить не намерено.
Мима отступил и дотронулся до Меча.
– Гея! – пропел он.
Но женщина не появилась. Вместо нее откуда ни возьмись прилетел разноцветный попугай.
– Кто спрашивает? Кто спрашивает? – требовательно заверещала птица.
– Марс спрашивает Гею, – ответил Мима, ощущая некоторую неловкость.
– Докажи! Докажи! – тараторил попугай.
– Ну ты, птичьи мозги, не видишь, что ли, меня?
– Я каждый день вижу сотни таких, как ты, – проговорил попугай. – Сплошные подделки. Посылает Сатана, чтобы докучать хозяйке.
Сотня таких, как он, ежедневно? Тут Мима догадался, что Сатана, пытаясь творить как можно больше зла, норовит засылать своих демонов-соглядатаев во владения Природы. И придает им вид инкарнаций. Не удивительно, что Гея принимает такие меры предосторожности.
– Доложи обо мне хозяйке, и она сама проверит, настоящий я или нет.
– Зеленая Мать занята своими делами; ей некогда проверять каждого самозванца.
Что тоже было разумно.
– А как я могу доказать это тебе, чтобы ты известил госпожу о моем прибытии?
– Проходи и повидайся с ней сам. Только настоящая инкарнация сможет это сделать, – заявил попугай. И улетел.
Мима вздохнул. Как раз когда ему нужно проконсультироваться с Геей, Сатана запустил в действие схему помех. Все не ко времени.
Не ко времени? Отнюдь. Возможно, у Сатаны как раз все спланировано так, чтобы помешать Миме увидеться с Геей, дабы Природа не насторожилась и не остановила эпидемию прежде, чем та выкосит протестантов.
Значит, попасть к Гее важно вдвойне. На самом деле ему противостояла не она, а Сатана.
Но тонтри был настороже и скалил страшные зубы. Хотя Мима знал, что он неуязвим для нападения со стороны смертных, в данной ситуации никакой уверенности не было. Если бы бессмертным были не страшны зубы тонтри, то демоны перебрались бы через ров. Верре явно не решался входить в воду, и, несомненно, существовал какой-то заговор, мешающий коню перепрыгнуть или перелететь. Мима тоже не хотел рисковать.
Тем не менее способ пройти у него имелся. Мима вынул Алый Меч.
– Очень сожалею, тонтри, – сказал он, – но собираюсь зарубить тебя, чтобы перебраться.
Однако он все еще медлил. У демонов тоже могли быть мечи, и они, не задумываясь, пустили бы их в ход. Почему же они не сделали этого?
Чем больше Мима размышлял, тем затруднительнее представлялось его положение. Наконец он поднял камень и бросил его через ров.
Долетев до другого берега, камень взорвался. Какая-то сила уничтожила его.
То же самое могло произойти с человеком или демоном. Рисковать опять-таки не стоило. К тому же Миме очень не хотелось убивать живое существо, тонтри, лишь за то, что оно выполняло порученную работу.
Как же ему пройти, если демон пройти не может? Должен существовать какой-то путь, иначе это не было бы проверкой его подлинности.
Подумав, Мима решил, что придется провести кое-какие малоприятные исследования. Он подошел к самой воде и, когда тонтри бросился на него, сунул руку в пасть чудовищу. От неожиданности рыбочеловек замер, и Мима, кинувшись вперед, запрыгнул внутрь твари. Он поместил руки на место плавников, голову совместил с головой чудовища, ноги – с ногами. Мима физически совпал с ним.
Он настроил свой мозг, сливаясь с мозгом чудовища. Мима уже хорошо научился проделывать это, хотя на сей раз задача предстояла необычная, поскольку речь шла о мозге рыбы. Совместить как следует удалось лишь самые примитивные стороны мышления: в голове рыбы попросту не существовало высших центров, соответствующих Миминым.
К счастью, многого и не требовалось. Приказания занимали главенствующее место в ограниченном мозгу чудища, и Мима понял их еще до того, как осознал все другие стороны личности этого существа.
По дну рва проходила решетка. Когда вода становилась мутной, решетка была проницаемой; сквозь нее можно было проплыть. Разумеется, Прекрасноножка – так звали рыбочеловека – сожрал бы всякого, попытавшегося это сделать, кроме тех, кто обращался к нему по имени. Его, и только его чудовище могло пропустить.
Этого было достаточно. Мима освободился из тонтри и поплыл к берегу. Через мгновение тонтри сообразил, что кто-то проник в ров, и начал действовать. Однако Мима находился уже вне досягаемости.
Верре ждал.
– Мой верный конь, отсюда я пойду один, – сообщил ему Мима. – Возвращайся в Цитадель Войны; я позову тебя, когда закончу здесь свои дела.
Верре тряхнул гривой, повернулся и галопом помчался назад. Очень умный жеребец; вряд ли подобный ему существовал в царстве смертных. Мима понял вдруг, что это одна из существенных сторон, нравившихся ему в его должности – обладание поистине первоклассным снаряжением вроде Меча и боевого коня.
Мима заглянул в ров. Действительно, в глубине он увидел решетку. Но вода была чистой, поэтому-то Мима и рассмотрел ее. Теперь оставалось лишь дождаться, пока вода помутнеет.
Раздался топот копыт. Мима оглянулся и увидел, что к нему приближается золотистый паломино, на котором сидит всадник в золотом плаще.
Это же Марс! Точнее, демон в обличье Марса; уж кто-кто, а Мима знал, что это не настоящая инкарнация. Следовало перебраться через ров до того, как подъедет демон.
Но вода была прозрачной. В нее еще нельзя входить. Он мог остановить тонтри, назвав его по имени, однако преодолеть решетку не сумел бы. Надо было ждать.
Показался еще один верховой, точно такой же, как и первый. Попугай говорил правду: демоны были повсюду. Ничего удивительного, что Зеленой Матери они осточертели. Надо перебираться, пока их здесь не собралась целая толпа; тогда уже ров не преодолеть. Однако вода по-прежнему оставалась чистой.
Подъехал первый всадник.
– Эй ты, негодяй! – крикнул он с вызовом. – Да как ты смеешь принимать мой облик? Вон отсюда, самозванец!
Откровенная наглость и лживость этих слов моментально привели Миму в ярость. Алый Меч, в тот же миг оказавшийся у него в руке, со свистом рассек воздух. Отлетели голова лошади, шея, а потом и верхняя часть туловища всадника. Как и у Лилы, крови не было. Просто похоже было, что эти существа собраны из разных частей, которые теперь снова распались. Торс демона упал в ров и утонул.
Вода закипела: тонтри кинулся за своей добычей. Обнажились страшные зубы, разорвавшие демона на мелкие части. Дело этим не закончилось: тонтри намеревался сожрать все до последнего кусочка. Со дна поднялся ил, и вода помутнела.
– Эй ты, негодяй! – крикнул второй демон.
Мима поднял глаза и увидел, что тот нападает, размахивая мечом. Позади показались еще трое, все похожие друг на друга.
Будь они прокляты! В буквальном смысле!
Мима поднял Меч, но остановился.
Вода во рву стала мутной.
Мима повернулся и вложил Меч в ножны. Нырнул в воду.
– Прекрасноножка! – крикнул он, перед тем как раздался всплеск.
Тонтри замер на месте, пропуская Миму. Мима подплыл к решетке и проник сквозь нее с такой легкостью, словно прутья были нематериальными. Он попал в подводную пещеру и продолжал плыть.
Здесь не было поверхности, поэтому Мима не мог вынырнуть и набрать воздуха, однако это ему не мешало. Он сообразил, что, будучи инкарнацией, не может утонуть, ибо не может и умереть. Дыхание было не более чем привычкой, так же, как и еда.
Через некоторое время пещера вывела его на поверхность, и Мима очутился в саду Зеленой Матери. Сад был прелестен. Вокруг росли самые разнообразные деревья и кустарники, повсюду в изобилии пестрели цветы. Белки перепрыгивали с ветки на ветку, на валуне сидел бурундук и грыз орех. Наверно, это было самое приятное место в мире.
Впрочем, его ждали дела. Мима зашагал по тропинке, ведущей к центру усадьбы. Вскоре дорожка стала сужаться, по обе стороны от нее возникли скалы. Посередине узкого прохода стояла маленькая ящерица.
Мима остановился. В этом небольшом существе было что-то необычное. Ящерица его не боялась и смотрела на Миму с пристальным вниманием. Она была темно-красной, довольно-таки красивой и напоминала ему…
Огонь. Существо могло быть и не ящерицей; вполне возможно, что это саламандра.
Сбоку Мима нашарил обломок сухой ветки и кинул ею в ящерицу.
Юркая рептилия бросилась вперед, чтобы перехватить ветку; она прикоснулась к палочке, и дерево вспыхнуло. Ветка запылала так сильно, что, когда коснулась земли, уже превратилась в золу и пепел, рассыпавшиеся в прах.
Значит, это все-таки была саламандра. Существо, сжигающее все, до чего дотрагивается, кроме земли, на которой стоит; огонь, горящий до тех пор, пока не останутся одни уголья.
Если Мима попытается обойти это существо и оно укусит его, то он сгорит точно так же.
Конечно, он был инкарнацией, напомнил себе Мима, неуязвимым для опасностей, подстерегавших смертных. С другой стороны, он не забывал и о том, что здесь не мир смертных, а сад Геи, где действуют иные правила. Если эта тварь может остановить демона, то способна не пропустить и инкарнацию.
– Но ведь здесь нет демонов, – пробормотал он.
Какая-то фигура возникла позади Мимы.
– Эй ты, негодяй! – прокричала она.
– Как, черт подери, ты здесь очутился? – растерянно и зло спросил Мима.
– Произнес то же волшебное слово, что и ты, и рыбочеловек пропустил меня, – ответил Марс-демон. – А теперь защищайся, самозванец! – И он кинулся на Миму, взмахнув мечом.
Мима резко пригнулся. Демон, перелетев через него, повалился на саламандру.
Полыхнули языки пламени.
– А-айййй! Горю! – заорал демон и, превратившись в пепел, рассыпался.
– Один демон вернулся в Преисподнюю, – пропел Мима. Он не ощущал жалости, зная, что в этих существах нет ничего человеческого, кроме чисто внешнего сходства. Но как же глупо он поступил, назвав имя тонтри в присутствии демона. Тот, естественно, все услышал, повторил и сумел пройти.
Ну что ж, демона больше не было. Миме оставалось только придумать, как пробраться мимо саламандры.
– Эй ты, негодяй!
Как? Еще один демон? С опозданием Мима понял, что если один демон смог пройти, то смогут и другие. Из-за его невнимательности здесь в саду может быть сколько угодно демонов. Хорошо, что Зеленая Мать оказалась достаточно дальновидной и воздвигла второе препятствие.
Демон ринулся на Миму. На этот раз Мима отступил в сторону, и демон оказался прямо перед саламандрой. Пусть и этот погибнет так же, как предыдущий!
– Ах, саламандра! – закричал демон. – Сейчас расправлюсь с тобой! – И он ударил мечом.
Мима ожидал, что блеснет огонь, но ничего не произошло. Острый клинок разрубил саламандру надвое. Хвост извивался, а голова выплюнула язычок огня и исчезла. Саламандра умерла.
Мимина уверенность поколебалась. Если какой-то демон сумел убить защитника владений Геи, значит, демоны все же могли проникнуть сюда и надежной защиты от вторжения не существовало. Стоит ли ему самому стремиться войти, если возможности Зеленой Матери столь ограниченны?
Демон-Марс зашагал было вперед по тропинке… но тут в него ударила молния из маленького облачка, появившегося вверху. От существа не осталось и следа, кроме густого сернистого дыма.
Мима успокоился. Оборону Зеленой Матери все-таки непросто преодолеть! Демоны не могли миновать это место, так же, как не могли переправиться через ров, не удостоверив личность. Саламандра была лишь частью проверки.
Из-за валуна выползла вторая саламандра. Все возвратилось к исходной точке.
Мима поднял другую палку и ткнул ею в маленькое существо. Когда саламандра подпрыгнула и укусила ветку, воспламенив ее. Мима схватил зверька свободной рукой. Он вошел в существо, пытаясь по мере возможности слиться с ним. Мима и не подозревал, что Марс способен на такое, – а между тем где-то в глубине себя знал об этом, иначе такой жест был бы сущим самоубийством.
У саламандры был крохотный и злобный разум, но опять-таки его было легко прочитать, поскольку главное место там занимали команды и способы их выполнения. Ее звали Сладкое Дыхание, и она не нападала на того, кто произносил это имя. Когда окрестности заволакивал туман, в скале открывался ход.
Мима вышел из саламандры и отбросил ее, пока та его не укусила. Потом оглянулся вокруг и, не заметив других демонов, набрал с земли большую охапку сыроватой палой листвы. Листья Мима бросил на саламандру.
Разумеется, тварь тут же подожгла листву. Вверх поднялся густой дым и пар, скрывший тропинку.
Тогда Мима проговорил имя:
– Сладкое Дыхание.
Саламандра замерла на месте. Мима шагнул в клубы дыма, намеренно не задерживая дыхания и не закрывая глаза. Он тут же убедился, что это никак на него не подействовало. Действительно, жизнь инкарнаций имела свои привлекательные стороны! Из-за густого дыма он мало что видел, однако личных неудобств не испытывал.
Мима ощупал скалу, но никакого хода не нашел. Может, он что-то неправильно понял? Дым начал рассеиваться.
Тогда он сообразил, что здесь две скалы. Стал шарить по другой, нашел отверстие и шагнул внутрь. Наконец-то повезло!
Мима очутился еще в одной пещере, на этот раз – сухой. Он прикоснулся к Мечу, и от того полился свет, что дало возможность продвигаться вперед, не спотыкаясь. Пещера вела сквозь скалу и выходила наружу по ту ее сторону.
Перед ним расстилалась чудесная долина, поросшая яркой травой и живописными кустарниками. Расположение растительности сверху напоминало лабиринт, но в нем не было тупиков: кусты легко можно было обогнуть. Мима с удовольствием остановился бы здесь и передохнул, вот только времени у него не было.
Он пошел вперед, однако через некоторое время обнаружил, что кусты вокруг него становятся все более густыми и колючими, закрывая ветвями проход. Миме приходилось выбирать соответствующий маршрут, и наконец он обнаружил, что вынужден все время идти по одной дорожке, которая вывела его на центральную прогалину в самой низкой части долины. Несколько выше, на склоне неподалеку располагался чудный древесный дом Зеленой Матери. Вот и добрался!
Но на поляне одиноко стояло засохшее дуплистое дерево, а на ветке сидела гарпия. Даже не видя. Мима узнал бы ее по запаху. Очевидно, необходимо преодолеть три препятствия. Надо было войти в нее и узнать правильный путь.
– Эй ты, негодяй!
Опять демон!
– Как ты проник сюда? – спросил Мима, пораженный сходством этого преследователя с собой.
– Прикинулся камнем и смотрел, что ты будешь делать, – ответил демон. Было ясно, что эти существа лишены хитрости, присущей их хозяину. Им не приходило в голову не отвечать на прямо поставленный вопрос. – Потом сделал то же самое. Теперь я опять буду наблюдать за тобой.
– Э-э нет, не будешь! – Мима повернулся, выхватывая Меч.
Демон не выказал никакого страха. Он извлек собственный меч, как две капли воды похожий на Мимин, и ждал на краю поляны. Ударились друг о друга два лезвия, и меч демона разлетелся пополам. Он был сделан из обычного демонического вещества и не обладал большой прочностью.
Но как же тогда другой демон разрубил саламандру? Он должен был пользоваться совсем иным оружием!
Демон бросился на Миму, размахивая оставшейся частью меча. Мима уклонился и сам нанес демону удар в грудь. Клинок прошел насквозь и вышел из спины, что, впрочем, не остановило противника. Демон, не обращая внимания на Меч, сделал шаг вперед и ударил Миму.
Послышался лязг, когда оружие обрушилось на Мимин плащ и отскочило от него. Мима отлично ощутил удар; этот меч, несомненно, все-таки был твердым!
Мима, в свою очередь, перевернул Меч и дернул его снизу вверх, разрезав демона на две части – от живота до головы, однако тот не упал. Мима опустил клинок и нанес боковой удар. Половина верхней части демона, аккуратно вырезанная по горизонтали и вертикали, вместе с левой рукой упала на землю. Тем не менее правая сторона продолжала сражаться.
Мима, поднатужившись, разрубил демона на куски.
Вся эта борьба с демонами производила какое-то странное впечатление. Они, казалось, не испытывают ни боли, ни страха, кровь не лилась, и, пока их полностью не уничтожишь, они свободно беседовали и дрались. Что ими двигало? Временами они казались очень человечными, а временами – совершенно чуждыми существами.
Мима опять повернулся к гарпии, которая совершенно безучастно наблюдала за происходящим. Он был уверен, что сумеет с ней справиться… но опасался других демонов, которые могли подсматривать. Если они обладают способностью маскироваться под камни и другие предметы, то могут таиться повсюду. Разумнее немного подождать, не предпринимая никаких шагов.
– Как дела? – спросил он гарпию.
На сей раз она отреагировала:
– Пош-ш-шел ты! – выкрикнула полуптица и плюнула в Миму.
– Сдается мне, не очень-то ты общительна, – сказал он, улыбнувшись. Ничего другого он и не ожидал.
– Пр-р-роваливай! – неприязненно каркнула она.
Мима, так и не увидев больше никаких демонов, принялся за дело. Он поднял отрубленную демонскую руку и швырнул ею в гарпию. Та поймала руку когтистой лапой и впилась в нее зубами; в мгновение ока плоть демона была растерзана в мелкие клочья. Но пока полуптица отчасти отвлеклась на лакомый кусочек, Мима протянул руку и дотронулся до крыла гарпии, войдя в нее через это прикосновение.
Гарпию звали Леди Макбет, а когда здесь поднималось облако пыли, в земле открывалась дыра. Это и требовалось узнать; просто еще один вариант уже знакомого устройства.
Мима отсоединился от гарпии и поднял с земли большой кусок демона. Он подбросил угощение вверх, но недостаточно высоко, и полуптица не сумела поймать его. В ярости она так сильно замахала крыльями, что подняла столб пыли.
Мима произнес:
– Леди Макбет.
Гарпия замерла, а Мима вошел в клубы пыли и отыскал отверстие в земле. Прыгнул туда и очутился в очередной пещере. На этот раз он не спешил продвигаться вперед, а оглянулся и подождал.
Так и есть, за ним шел демон. Мима отсек ему голову, потом порубил на части остальное тело, пока кусочки не перестали шевелиться.
Возник еще один демон. С ним Мима разделался точно так же. Подождал некоторое время, но больше никто не появился. Значит, больше их уже не будет; судя по всему, демоны умом не отличались и если что-нибудь делали, то сразу. Те, кто мог последовать за ним, уже проникли в пещеру.
Мима повернулся и пошел вниз по проходу, который привел его к калитке. Открыв ее, он увидел ступени, ведущие вверх. Когда Мима взобрался по лестнице, то очутился в коричнево-зеленой комнате.
– О, рада видеть тебя здесь, – сказала Гея.
– Добраться сюда оказалось сложнее, чем я предполагал, – ответил Мима, поняв, что он наконец попал в ее дом.
– Эти демоны так надоедают, – проговорила Гея. – Позволь-ка… – Она махнула рукой, и рой мух вылетел из ее ладони. Они вились вокруг Мимы и садились к нему на плащ. Вдруг мухи полопались, превратившись в облачка дыма.
– Ч-ч-ч-что?.. – спросил он, ничего не понимая.
– Они счистили с тебя оставшихся демонов, – объяснила Гея.
Мима расстроился:
– Ты хочешь сказать, что я притащил демонов на себе?
– Именно, – согласилась она. – Впрочем, теперь все в порядке.
– А как же твои заграждения? Они не сработали?
Гея улыбнулась:
– Сработали, Марс. Они показали мне, кто среди тысяч ложных образов является настоящим Марсом. Я здесь не боюсь демонов; просто не люблю, когда мне морочат голову. У меня бы совсем не оставалось времени на отдых, если бы пришлось следить за каждым двойником. Что привело тебя ко мне?
– Я наблюдаю за конфликтом, в котором одна сторона собирается применить генную инженерию для создания вируса, поражающего только противника. Мне показалось, что тебя это заинтересует.
Гея поджала губы:
– И ты не ошибся, Марс! Благодарю, что обратил на это мое внимание!
– Видишь ли, у меня было столько недоразумений с другими инкарнациями, что я подумал…
Зеленая Мать улыбнулась:
– Ценю твою предусмотрительность. Марс. Разумеется, я не вправе оставить такое дело без вмешательства и помогу тебе решить эту проблему, но взамен ты должен будешь отдать мне одну свою интимную частицу.
– Я должен отдать тебе?.. – возмущенно пропел Мима. – Я пришел, чтобы…
– Доставь мне удовольствие, Марс, – проговорила она.
– Ну что ж, бери все, что хочешь! – злым речитативом сказал Мима. Видно, никогда не дождешься благодарности от других инкарнаций!
– Всему свое время.
Гея подробно расспросила его о деле, затем поднесла руку к лицу. Она наклонилась и дотронулась правым указательным пальцем до одного глаза, а левым – до другого. Две блестящие слезинки упали ей на ладонь и превратились в шарики. Гея завернула шарики в две разные маленькие губки.
– Отнеси их на место сражения и там соедини, – сказала она.
– Д-д-д-две с-с-с-слезинки? – с удивлением спросил Мима.
– Это не обычные слезы, Марс. Когда они смешаются, то образуют вещество, которое нейтрализует то, что Сатана создал в Ирландии. Их вирус потеряет свои свойства, и восстановить его будет невозможно. От эпидемии никто не пострадает.
– Создал Сатана? – пропел Мима.
– Совершенно очевидно, что Сатана стоял за всеми злодействами, с которыми тебе приходилось сталкиваться, – ответила Гея. – Он сделал так, что детей послали на фронт, открыл секрет вещества для производства зомби, подсказал в видениях технологию изготовления временной бомбы и раскрыл тайну «протестантской чумы». Он все время подбрасывает тебе работу. Марс.
Мима со злостью сжал кулаки, понимая, что Гея говорит правду. Как же он сам не догадался? То видение в Куше – явно сатанинское!
– Б-б-б-будь он проклят! – ругнулся Мима.
– А это означает, что ты должен противостоять ему напрямую, – сказала Гея. – Только тогда ты освободишься от его вмешательства.
– Я приму его вызов! – пропел Мима.
– Он не встретится с тобой на твоей территории, – предупредила она. – Будь осторожен. Марс; ты сумеешь противостоять воплощению Зла, лишь правильно поняв его. Не торопись, выжидай. Сам увидишь, когда придет удобный случай.
Мима знал, что Гея права.
– Я так и поступлю, – пропел он. – А теперь могу ли я отсюда уйти, минуя все твои препоны?
Она рассмеялась:
– Конечно же. Марс! Но сначала…
Гея прикоснулась к нему рукой. Мима испытал какое-то странное щемящее чувство и понял, что его покинула некая жизненная энергия. Природа взяла свою плату.
Когда он вышел из двери, бывшей дуплом огромного дерева, то увидел Цитадель Войны по ту сторону ровной долины. Между ними не было абсолютно никаких препятствий.
13. ЛИГЕЯ
Если раньше ночные бдения Мимы были весьма неприятны, то теперь они стали непереносимыми. Его расстраивало отсутствие Восторг, но тогда он был уверен, что она вернется. Теперь же он знал: принцесса не появится. У него не было надежды на будущее удовлетворение.
Мима гулял по саду и встретил Лилу.
– Привет, Мима, – поздоровалась она, как старая знакомая. Лила была одета в короткое облегающее платье, которое скорее открывало, нежели скрывало тело.
– Я ведь изрубил тебя и отослал в Ад! – негодующе воскликнул Мима. – Что ты здесь делаешь?
– Пытаюсь служить тебе, – ответила она. – Можешь снова порубить меня, если это доставляет тебе удовольствие.
– Единственно, чего я хочу, – так это отделаться от тебя!
– Ладно, Мима, перестань. Ты же знаешь, что не можешь обойтись без преданной женщины, а я – самая преданная. Ты можешь мучить меня, и мне не будет больно; можешь резать меня на части, и со мной ничего не случится. Впрочем, мне действительно кажется, что тебе больше понравилось бы любить меня.
– Я ненавижу тебя! Ты – порождение Зла!
– Ну тогда можешь меня ненавидеть, – согласилась Лила, соблазнительно поглаживая свое тело. – Возьми меня в свою постель и оскорбляй сколько душе угодно, пока…
– Убирайся отсюда! – закричал Мима, сжимая кулаки.
– Возьми меня, Мима, – предложила она, принимая очередную обольстительную позу.
Он помолчал. Мима понимал, что, если дотронется до Лилы, она обовьется вокруг него, пытаясь совратить. А если изрубит ее, то через некоторое время она все равно явится сюда, как ни в чем не бывало. Лила была демоницей, законы смертных на нее не распространялись. Поэтому Мима решил воздержаться от такого рода поступков, ограничившись словами.
– Как ты смеешь появляться здесь против моей воли?
– Так ли это, Мима? – осведомилась она, делая шаг в его сторону.
– Конечно, так!
– Не влекут ли тебя мои плоть и желание?
– Нет!
Лила покачала головой:
– Каждая ложь, которую ты произносишь, Мима, приближает тебя к Аду. Вот тогда ты полностью станешь моим.
– Это мой замок! Ты не имеешь права вторгаться сюда!
– Это не твой замок, Мима. Здесь нейтральная территория, где могут встречаться смертные, бессмертные и проклятые.
– Сад примыкает к Цитадели Войны!
– Это лишь продолжение твоего сада, но уже не твои угодья, Марс. Иначе ты не смог бы говорить, не заикаясь.
Мима умолк. Действительно, только здесь он мог разговаривать нормально, без речитатива и заикания. Именно это и влекло его сюда. Однако свободная речь была подарком Сатаны, и такое положение вещей не должно бы ему нравиться.
Тут он вспомнил еще об одной особенности этой части сада.
– Восторг могла здесь есть. Как же это возможно, если тут всего лишь нейтральная зона Чистилища?
– Она простирается довольно далеко, захватывая и царство смертных, – объяснила Лила. – Стол с яствами, в сущности, одно из наших смертных владений, топологически свернутое таким образом, что находится здесь.
– Так на самом деле она тут не оставалась? – воскликнул Мима.
– Это зависит от твоего определения «тут», Мима. Реальность такова, какой ее воспринимают.
– А может, это Сатана хочет, чтобы другие так думали: что ложь – реальность, поскольку он мастер лжи.
– Мастер иллюзий, – ответила Лила, разъясняя неточно употребленный термин. – Если кто-то верит в иллюзию, то она становится реальностью. Если бы ты захотел принять меня как реальную женщину…
– Но я же знаю, что это не так!
– А я помогу тебе с легкостью об этом позабыть. Например, если приму другой облик… – Она повела плечами и стала неотличима от Восторг.
– Немедленно измени форму! – заорал Мима.
– Почему? Разве тебе не нравится?
– Не хочу, чтобы ты пользовалась этой внешностью! – только и мог сказать Мима, не желая доставлять ей удовольствие видеть его злость. Ему было ясно, что демоны не испытывают человеческих эмоций, а лишь симулируют их.
– Тогда могу предложить тебе другой образ. – И она приняла облик Орб.
– Нет! – вскричал Мима с болью.
Копия Орб покачала очаровательной головкой:
– Тебе очень трудно угодить, Мима. Может, подойдет что-нибудь менее знакомое? – И она превратилась в Луну.
– Мне не нужен ничей облик! – раздраженно сказал Мима.
– Уверена, ты заметил, насколько привлекательна женщина Танатоса, – промолвила копия Луны. Она говорила голосом Луны и в точности повторяла ее жесты. – Так что теперь ты можешь обладать ею, не опасаясь трений с другой инкарнацией. Можешь наслаждаться самыми ее потаенными местами…
– Как мне от тебя отделаться? – резко спросил Мима.
Лила снова приняла свою форму.
– Вообще-то есть несколько способов, но мне кажется, что в твоем положении наилучшими были бы два. Первый: запереться в Цитадели Войны, куда я не могу проникнуть без твоего недвусмысленного приглашения, и жить там в одиночестве, никогда не выходя в сад. Смею думать, что это значительно усилит твои доблести как Марса, поскольку в скором времени тебя охватит неистовство.
Она говорила правду. Именно это беспокоило Миму больше всего. Лила всегда говорила правду – ту правду, которую он не желал слышать.
– Ну а второй?
– Найди себе другую женщину. Когда я увижу, что ты полностью удовлетворен, то оставлю тебя в покое, так как у меня больше не останется надежды.
– Демоны питают надежды? Разве это чувство не принадлежит смертным?
– Это иллюзия смертных, – снова поправила она Миму. – Но и бессмертных тоже. Ни одна мечта смертных не сравнится с надеждой проклятой души в конце концов попасть в Рай.
– Но ты не проклятая душа, ты – демоница.
– Верно. Я говорила фигурально. Я существую только для того, чтобы совратить тебя любым доступным мне способом. – Лила опять вздрогнула и превратилась в Лилит.
– Ты – это она? – с удивлением спросил Мима.
– Разница несущественна. Мима. Я демоница, чье назначение – изводить тебя до тех пор, пока ты не исполнишь волю моего господина. Демоны не обладают индивидуальностью, а формы, которые они принимают – не более чем вопрос удобства.
– Значит, когда Сатана отослал Лилит и вместо нее вызвал тебя…
– Я лишь изменила облик, – согласилась она. – Это не имеет значения.
– Но она была древним суккубом, спутницей злодеев от начала времен, а тебя Сатана выдавал за девственницу!
– Не что иное, как еще одна разновидность иллюзии. Для тебя я была бы девственницей.
– Но это же обман! Я думал, ты всегда говоришь правду!
– Для демона правда бессмысленна, – напомнила она Миме. – Всего лишь инструмент, который используется по мере надобности. Впрочем, ложью это не являлось, поскольку демоница не может быть ни девственницей, ни недевственницей. У нее нет смертной плоти. Разница только в твоем восприятии – точно так же, как и в случае со смертными. Девственность всегда есть плод воображения смертных мужчин.
Больше всего Миму задевало то, что в ее словах был смысл. Возможно, ему как раз и необходимо существо вроде нее, которое могло бы удовлетворить как его физические, так и интеллектуальные потребности, ибо Лила была и красива, и умна. Но в том-то и заключалась западня Сатаны.
– Значит, я найду себе женщину! – сказал Мима и решительно зашагал прочь.
– Найди Лигею! – крикнула Лила вдогонку.
Мима остановился и повернулся:
– С какой стати ты даешь мне такой совет? Ведь тебе это невыгодно.
– Мима, ты честный и хороший человек. Я всего лишь сотворение Преисподней. Но пока я с тобой, я соответствую твоим представлениям и становлюсь такой, какой ты хотел бы меня видеть, поскольку такова моя служба. Поэтому я помогаю тебе, какая бы помощь ни потребовалась.
– Но ты мне отвратительна! Я хочу избавиться от тебя!
– Нет. Ты хотел бы избавиться от моей демонической стороны. Когда ты утверждаешь обратное, то просто обманываешь себя. А поскольку я служу тебе в соответствии с твоими желаниями, то становлюсь твоей совестью и говорю тебе, что ты лукавишь. В конце концов ты примешь меня – такой, какой сам меня сделал.
Мима покачал головой:
– Женщина, ты очень опасна!
– Да, опасна, – согласилась Лила. – Потому что, когда ты меня примешь, я совращу тебя, и ты станешь служить Сатане, хотя и будешь это отрицать.
– И ты еще говоришь, что у тебя нет чувств? Что тебе нет до меня никакого дела и ты стремишься лишь совратить меня?
– Именно так.
– Мне кажется, ты лжешь, Лила.
Она отвела взгляд, ничего не ответив. Мима пристально посмотрел на нее и заметил слезинку. Он начал было говорить, но замолчал. Протянул к ней руку, но остановился. Ее человеческие чувства – вот истинная ложь!
И она почти сработала.
Мима повернулся и быстро пошел по дорожке.
Чем дальше уходил Мима, тем сад становился все менее возделанным. Вместо подстриженных живых изгородей появились беспорядочно растущие кусты, а движущиеся статуи сменились случайными каменными пилонами. Дорожка превратилась в тропку, и по бокам ее вместо цветов росла сорная трава. Даже погода переменилась: благоухающий теплый ветерок сменился холодным и резким.
Мима понял, что нужно поворачивать назад, ибо прогулка в подобном месте никакого удовольствия не доставляла. Впрочем, плащ защищал его от перепадов температуры, и, разумеется, ему было вовсе не обязательно идти пешком. Он мог просто воспользоваться Алым Мечом, чтобы перенестись…
Или позвать своего доброго коня.
– Верре! – кликнул Мима.
Тут же послышался топот копыт. Это галопом мчалась его лошадь.
– Как я рад тебя видеть! – проговорил Мима, потрепал жеребца по шее и вскочил в седло. – Отвези меня к Лигее, – приказал он, хотя не был уверен, сумеет ли лошадь выполнить такое приказание.
Верре поскакал по дикой равнине. Видимо, он знал, где находится нужное место. Вскоре они достигли какого-то бесплодного плато, похожего на заснеженную тундру, столь же пустынного и безотрадного, как Мимины романтические перспективы. Верре мчался во весь опор, и вдруг впереди показался искрящийся дворец. Его очаровательная симметричность разительно контрастировала с унылой равниной.
Однако дворец не приближался, хотя конь несся со скоростью, немыслимой для смертного жеребца.
Озадаченный, Мима внимательно вгляделся и увидел, что дворец, подобно миражу, оставался от него на одном и том же расстоянии.
– Тпру, Верре, – сказал Мима, употребив одну из западных команд, которым конь отдавал предпочтение. – По-моему, здесь что-то не так.
Он слез с лошади и направился к дворцу. Дело пошло на лад; он стал ближе. Мима подозвал Верре, но, когда конь подбежал к нему, дворец отдалился.
– Любопытно, – проговорил Мима, – дворец отступает от тебя, а не от меня. Что ж, ты подвез меня достаточно близко; воспользуюсь Мечом, чтобы проделать оставшийся путь. Возвращайся в замок, Верре, я вернусь туда позже.
Лошадь покорно ускакала прочь. Миме жаль было отпускать верного товарища, но если таков единственный способ достичь цели, то тут уж ничего не поделаешь. Он дотронулся до Меча и через мгновение стоял у стен дворца.
Строение было больше и красивее, чем казалось издали. Стены, высеченные изо льда, сверкали, и лишь на высоте десяти метров находился первый проем. Мима попробовал взобраться по стене, но во льду не было ни трещинки, и у него ничего не вышло.
Он прикоснулся к Мечу:
– Вверх!
Меч поднял Миму к проему, но там обнаружилось, что этот вход иллюзорен: он был закрыт невидимым прозрачным льдом. Такими же оказались и башни – все покрывал лед. Войти во дворец было невозможно: сверху донизу его сковывал лед.
Мима опустился на землю и стал размышлять. Хотя лед казался прозрачным, в зависимости от толщины увеличивалась дифракция, поэтому внутренние помещения тонули в полумраке; Тем не менее Мима был уверен, что это то самое место, так как Лила говорила о нем как о замке из замерзшего тумана. Именно таким он и оказался, хотя и несколько более труднодоступным, нежели предполагалось. Да и Верре привез его сюда. Все-таки он должен проникнуть внутрь, спасти несчастную девицу.
Мима обнажил Меч.
– Очень не хочется этого делать, – пробормотал он сам себе, – но я должен прорубить себе дорогу в это прекрасное здание.
Он покрепче уперся ногами в землю и изо всей силы ударил в стену, зная, что Алый Меч пройдет сквозь любое вещество и ничто не может его остановить.
Мима чуть не упал, так как лезвие пронзило стену без всякого сопротивления. Это и вправду был туман!
Восстановив равновесие, он снова дотронулся до льда. Абсолютно твердый. Мима ударил в стену кулаком и почувствовал боль.
Но тогда как же Меч?..
Он поднял Меч и осторожно приставил острие клинка к стене. Лезвие ушло в стену, словно в пустоту. Мима передвинул клинок, и он свободно прорезал стену, при этом не повредив ее. В чем же дело?
Мима прижал левую ладонь к холодной стене и медленно повел лезвие вниз, пока оно не дотронулось до его руки. Меч, конечно же, не порезал кожу; волшебство Миминой должности защищало его от собственного оружия. Клинок уперся в руку и остановился.
Мима рукой ощущал твердость стены, и в то же время Меч не чувствовал ничего. Для ладони стена была из твердого льда; для Меча же она была не более чем туманом.
Как же прорезать в тумане вход?
Этот дворец был недосягаем для коня. Теперь он неприкасаем для Меча.
Мима отступил на несколько шагов, расстегнул перевязь и положил Меч и ножны на снег. Мима не боялся потерять оружие; оно явится к нему по первому зову, и никто, смертный или бессмертный, не сможет воспользоваться им без позволения. Меч был при нем не в результате физического контакта, а по должности.
Мима отыскал тяжелый камень, поднял и отнес к стене. Булыжник весил около четырех килограммов, один край был с зазубринами; им вполне можно было орудовать как кувалдой.
Мима ударил камнем в стену. Лед треснул, и стена покрылась радиальными трещинами. Он стукнул еще раз, и от стены откололся кусочек льда. Несколькими ударами Мима выбил небольшую выемку, а затем и углубил ее. В конце концов Миме удалось пробить дыру. Он продолжал расширять края до тех пор, пока не смог пролезть внутрь дворца.
Внутри все было так же красиво, как и снаружи. Здесь располагались залы, комнаты и лестницы, тихие и чистые. Свет струился через потолок, напоминая Северное сияние. На стенах висели ледяные гобелены, на которых снежинками были изображены зимние ландшафты.
Мима шел и внимательно разглядывал жутковатые залы. Хотя во дворце было холодно и нормальному человеку пребывание здесь показалось бы невыносимым, Миме тут нравилось. И все-таки зачем он был построен? Единственно для того, чтобы покарать заблудшую душу? Слишком уж много было затрачено выдумки и усилий для души, которую можно заставить страдать с помощью куда более простых методов. Тем не менее складывалось впечатление, что дело обстоит именно так.
Мима отыскал центральный зал. Там находилось что-то вроде пьедестала с куполом из прозрачного льда, внутри которого стояла кровать. На кровати под покрывалом из пушистого снега лежала очаровательная молодая женщина.
Знакомая ситуация… Мима порылся в памяти и вспомнил: западная детская сказка о Спящей Красавице. Она была околдована и спала лет сто или около того, покуда принц, родившийся на несколько поколений позже, не освободил ее.
По-видимому, таков был способ соединения двух королевских линий, если одна из них в определенный момент к этому не готова.
Во всяком случае, Мима был принцем, а демоница называла эту девушку принцессой Лигеей. Следовало ее спасти. Безусловно, она красива и, судя по всему, приблизительно его ровесница, хотя, конечно, неизвестно, сколько она здесь пролежала; принцесса могла принадлежать к поколению Миминой бабушки. Имело ли это значение? Собственно говоря, нет; если она спала, не подвластная Времени, то внешне осталась юной.
Сверху кровать покрывал ледяной купол, запирающий принцессу внутри. Ладно, можно расколоть лед и добраться до девушки, чтобы… как там будят спящих красавиц? Поцелуем, насколько он помнил. Вероятно, эвфемизм для более интимного контакта. Это он вполне мог сделать.
Мима постучал по похожему на стекло куполу. Тот зазвенел, однако не раскололся.
Девушка вздрогнула. Ее глаза открылись – зеленые, как толстый лед. Она увидела Миму. Принцесса открыла рот, и грудь ее начала так сильно вздыматься, что снежное одеяло упало. Но ни один звук не вырвался наружу.
– Не волнуйся, – сказал Мима по-английски, поскольку сомневался, чтобы эта северная женщина понимала его родной язык. – Сейчас я тебя спасу.
Она села, стряхнув остатки снега, и встала на колени напротив Мимы. На принцессе была очаровательная ночная рубашка, которая лишь подчеркивала восхитительную фигуру. Светлые волосы девушки походили на замерзшую воду, а кожа была почти прозрачной. Действительно красавица!
Ее грудь по-прежнему волновалась, а рот открывался и закрывался, но ничего не было слышно. Видимо, ледяной покров служил отличным звукоизолятором. Девушка, казалось, отчаянно возражала против чего-то.
– Я здесь не для того, чтобы причинить тебе зло! – прокричал Мима в ответ. – Я пришел, чтобы вызволить тебя! Я – друг.
Он почти приложил губы ко льду и повторил:
– ДРУГ!
Но она, кажется, все равно не поняла. Девушка изо всех сил отрицательно замотала головой, и ее распущенные шелковистые волосы взметнулись, словно нижние юбки.
Должен ли он освобождать плененную принцессу, которая не желала, чтобы ее спасли? Подумав секунду, Мима пришел к выводу, что дело вовсе не в этом. Наверно, несчастную мучили демоны в облике спасителей, подобно тому как было с Геей, поэтому она и его принимала за одного из них. Естественно, девушке не хотелось, чтобы ее схватил демон.
– Я – Марс, воплощение Войны! – закричал Мима, четко выговаривая слова.
– Настоящий!
Кажется, она поняла.
– Марс, – произнесла принцесса, но затем еще яростней отрицательно замотала головой: – Нет! Нет!
Мима снова задумался. Если она поверила, что он настоящий, то почему же продолжает отказываться? Неужели Лила солгала ему и принцесса не жаждет спасения? Или он лично не понравился Лигее? Вроде бы и то и другое маловероятно. Демоны, кажется, никогда раньше ему не врали, к тому же такой обман был бы бессмысленным. Кроме того, реакция принцессы не похожа на неприязнь; скорее это можно назвать озабоченностью.
Ага! Если он разобьет купол, как расколол стену дворца, то осколки льда могут порезать девушку. К тому же купол, возможно, защищает ее от холода, и если его внезапно открыть, принцесса замерзнет. Мима сомневался, что ее одеяло было из настоящего снега; оно просто могло так выглядеть для художественного эффекта. Наверняка это ее беспокоило.
Но он способен согреть принцессу своим плащом. Мима ей это и продемонстрировал, распахнув плащ и показав, что им вполне могут укрыться двое.
Она кивнула, очевидно поняв, что он хочет сказать, но тут же снова отрицательно помотала головой.
Мима стукнул по льду. Он был твердым, однако, если бы удалось расколоть его с края, осколки не долетят до девушки. Принцесса наблюдала за его стараниями и как будто не выказывала тревоги.
Мима отыскал глыбу льда и хватил ею по куполу. Удар был сильным, но лед не треснул. Тогда он вернулся к пролому, через который вошел, и взял свой булыжник-кувалду. Вот это подойдет!
Он подошел к куполу, взвешивая в руке камень. Лигея тихо сидела на кровати. Мима с размаху ударил булыжником об лед… Этот лед, как ни странно, оказался крепче, чем тот, из которого была сделана стена дворца, и не только не разбился, но даже не треснул.
Сделав еще несколько тщетных попыток, Мима смекнул, что так дело не пойдет. Таким способом ледяной купол разбить не удастся.
Мима бросил камень и начал ходить по залу, раздумывая, какие еще шаги он может предпринять. Как вызволить женщину из неразбиваемого узилища? Должно же быть какое-нибудь решение; ведь ее как-то заточили туда, поэтому, если только сооружение не возводилось вокруг нее, существует путь проникнуть внутрь.
Принцесса была, напомнил себе Мима, не смертным человеком, а проклятой душой. Наверняка Сатана позаботился, чтобы никто не смог ее выпустить и дать ей возможность справедливого пересмотра дела. Впрочем, каким образом физическое вещество способно удерживать бестелесный дух?
Тем не менее это было возможно, во-первых потому, что принцесса была пленена, а во-вторых, инкарнации умели возводить препятствия для демонов, бывших не менее юркими, чем духи. Наверно, существовала некая духовная преграда, казавшаяся твердью для душ, хотя смертные и не замечали ее. Но он, как инкарнация, сумеет преодолеть ее и вывести девушку наружу, когда она вступит с ним в контакт. Миму сдерживала физическая преграда, а не духовная.
Если так, то каким образом он может обойти физическое препятствие, не разрушая его?
Ответ пришел неожиданно. Он способен сделаться видимым или невидимым для смертных, твердым или газообразным. То же самое возможно проделать и здесь.
Мима опустил руку, чтобы притронуться к Мечу, но тут вспомнил, что оставил его снаружи, на снегу. Какая беспечность!
– Меч, – пробормотал он, протянув ладонь. Мгновенно в ней оказался Алый Меч в ножнах и с перевязью. Мима пожелал сделаться нематериальным, протянул руку к куполу, и она прошла сквозь ледяной покров.
У Лигеи, увидевшей это, от изумления округлились глаза. Тогда Мима подал ей раскрытую ладонь.
Принцесса помедлила и нерешительно подала ему свою маленькую ручку. Их пальцы встретились… и прошли сквозь друг друга, ничего не ощутив.
Вот еще незадача! Хотя Мима мог стать таким же нематериальным, как дух, а Лигея и была духом, они находились в разных системах координат. Может быть, пребывая во владениях инкарнаций, духи и казались столь же вещественными, как смертные, но здесь была ничейная территория, и подобное взаимодействие оказывалось невозможным. Выходит, когда Мима был материален, ему мешал физический барьер, а когда становился нематериальным, возникала духовная преграда. Он по-прежнему не мог прикоснуться к принцессе, а значит, не мог и спасти ее.
Мима покачал головой. Сатана сейчас наверняка умирает со смеху. Что за идиотская ситуация! Несчастная девица так близка к освобождению, а он не может прикоснуться к ней. Неужели придется вернуться домой, оставив принцессу в заточении?
Нет, Мима ни за что так не поступит. Обязательно должен существовать способ вызволить ее из купола, и он отыщет этот путь во что бы то ни стало.
Мима еще немного походил по залу размышляя. Итак, она была проклятой душой. А он – смертным, однако обладал собственной душой. Если бы ему удалось на время отложить в сторону свое тело, как, например, Меч или коня…
Вот оно что. Мима знал, что инкарнация может сделать это. Гея говорила о способности выходить из тела. Она упоминала, что это рискованно, но, с другой стороны, большинство вещей таило в себе элемент риска, зачастую прямо пропорциональный их полезности. Так что, каким бы ни был риск, если это сейчас поможет выполнить задачу, то дело того стоит.
Мима сел на пол и оперся о стену, чтобы расслабиться. Затем пожелал выйти из собственного тела.
Так и случилось: Мима поднялся, ничего не испытав, сделал шаг вперед, кинул взгляд через плечо и увидел свое сидящее тело, бездыханное и безжизненное. Но оно оживет, как только Мима вернется, и это возвращение будет таким же легким, как вхождение внутрь любого другого тела, что он проделывал уже довольно часто. Те вхождения были просто разновидностью этого; Мимино физическое тело становилось неосязаемым, пока его душа соединялась с другим.
Он снова повернулся и подошел к куполу. Принцесса переводила взгляд с Миминого тела на его душу и видела то и другое. Вдруг она снова заволновалась.
– Нет! Нет! – беззвучно закричала девушка, отчаянно жестикулируя.
– Но так я смогу спасти тебя, – сказал Мима. – Просто возьму за руку и выведу. Наконец-то ты обретешь свой шанс.
Принцесса сложила руки и предостерегающе вытянула их. Она так яростно замотала головой, что волосы разметались во все стороны. Всем своим видом девушка выказывала самый решительный протест.
Мима в замешательстве остановился:
– Ты снова боишься меня? Но тебе не было страшно всего секунду назад!
Она перестала кричать, руками по-прежнему как бы отталкивая его. Принцесса не желала, чтобы Мима приближался.
– Ты не хочешь, чтобы тебя спасли? – спросил Мима, хотя и знал, что слов его она не услышит.
Тем не менее суть вопроса она, очевидно, поняла. Руки ее раскрылись в жесте беспомощности. Казалось, девушка стремилась что-то объяснить ему, но никак не могла.
– Тогда позволь мне войти, чтобы слышать тебя, – рассудительно проговорил Мима. – И ты мне все расскажешь. Если выяснится, что есть веская причина не вызволять тебя, то я, конечно, не стану делать это насильно. Я всего лишь стараюсь помочь. – Мима сделал еще шаг.
И снова она жестом попросила его не подходить, но на этот раз Мима не остановился. Необходимо пройти к ней и объяснить свои намерения, успокоить девицу. Возможно, у девушки есть причины не желать освобождения; Мима их тщательно обдумает. Его протянутая рука, а потом и плечо беспрепятственно прошли сквозь лед. Все в порядке.
Она закричала… и когда голова Мимы проникла внутрь, он вдруг услышал последние звуки этого вопля.
Он потянулся и взял ее за руку. На этот раз прикосновение было настоящим. Теперь они оба были духами и чувствовали друг друга точно так же, как смертные, поскольку находились в одинаковой степени материальности.
– Лигея, – сказал Мима, – пожалуйста, выслушай меня. Я ничего не стану делать против твоей воли.
Принцесса разрыдалась.
Мима присел на край кровати и обнял девушку. Она была теплой и очень нежной; от нее исходил запах весенних цветов и свежескошенного сена, ее слезы капали Миме на плечо. Просто поразительно, насколько реальным казался духовный мир.
Мима похлопал принцессу по спине.
– Полно, полно. Теперь все хорошо. Я пришел, чтобы вывести тебя отсюда.
Вдруг она подняла голову, и ее заплаканные зеленые глаза встретились с его глазами.
– Не удастся! – воскликнула она.
– Не удастся… если ты не захочешь, чтобы я это сделал, – проговорил Мима. – Скажи мне, чего ты желаешь, и я все сделаю по-твоему.
– Ах, я пыталась остановить тебя, – сетовала она. – Но ты не послушался!
– Я вообще тебя не слышал. Теперь же можешь сказать мне, что…
– Ах, ты не понимаешь, – перебила принцесса. – Ты просто ничего не понимаешь!
– Во всяком случае, пытаюсь, – рассудительно ответил Мима.
– Ах, несчастный ты человек! – Из глаз снова полились слезы.
– Вроде бы нет, – возразил он. – Пошли, давай отсюда выйдем и тогда поговорим.
Мима наклонился вперед, протянул одну руку к ледяной стенке купола, чтобы сохранить равновесие. Рука обо что-то ударилась.
Он поглядел на нее, потом попробовал еще раз. Снова пальцы наткнулись на преграду. Лед вдруг стал непроницаемым для него.
– Но здесь только мой дух! – удивленно произнес Мима. – Я только что проходил сквозь него!
– Вот об этом я и хотела предупредить тебя, – сказала Лигея. – Это односторонний лед. Душа может войти сюда, как я и как ты, а выйти не может. Мы не сумеем выбраться. Я так старалась предостеречь тебя!
– Не сумеем выбраться? – ошарашенно спросил Мима.
– Это западня Сатаны, – объяснила девушка. – Адская оболочка. Отсюда никто не может выйти, кроме как в Ад.
– Так я заточен в Аду? – Вдруг Миме вспомнилось предупреждение Геи: Сатана не станет встречаться с ним на его территории. Ему придется столкнуться с Сатаной на арене, которую тот выберет сам, – в Преисподней.
Оболочка начала двигаться. Она прошла сквозь пол, унося с собой Миму и Лигею.
Они направлялись прямехонько в Преисподнюю.
14. АД
Капсула остановилась у какого-то сооружения, весьма напоминавшего аэропорт, рядом с большим стеклянным зданием. Оттуда вытянулась гофрированная аппарель и прижалась к оболочке; раздался щелчок, и лед исчез в том месте, где они соединились.
– Приехали, – сказала Лигея. – Ах, мне бы хотелось, чтобы…
Но она не закончила, и Мима понял почему. Что толку от пожеланий, если ты в Аду?
– Ты знала, что так должно случиться? – спросил Мима и шагнул в проход.
– Как только увидела тебя, – подтвердила девушка, и слезы у нее в глазах высохли, сменившись выражением полной покорности судьбе. – Сатана сказал мне, что я отправляюсь на… Ах, не имеет значения. Я сделала глупость – в очередной раз.
– На слушание? – спросил Мима. – А вместо этого тебя использовали как приманку в ловушке?
Лигея грустно кивнула, и они направились в здание.
Мима отдавал себе отчет, что девушка может и лгать. Но какой в этом смысл? Будь она хоть демоницей, хоть действительно проклятой душой – свою работу Лигея выполнила, и он пойман. Мима предпочитал верить, что принцесса была такой же жертвой обмана и жестокости Сатаны, как и он сам.
Сатана ждал их у выхода.
– Добро пожаловать в Ад, Марс! – проговорил он жизнерадостно, делая шаг вперед и протягивая руку.
Мима подумал, не отказаться ли от рукопожатия, однако решил, что вежливость лучше ссоры, даже в Преисподней. Они пожали друг другу руки.
– Единственно для того, чтобы привлечь твое внимание, любезный мой коллега, – сказал, улыбаясь, Сатана. – Убежден, что мы с тобой достигнем полного взаимопонимания.
– Надеюсь, – ответил Мима. – У меня сложилось впечатление, что инкарнации просто так не вмешиваются в дела друг друга: могут возникнуть осложнения.
Если Сатана и понял эту едва завуалированную угрозу, то виду не подал:
– Инкарнации всегда должны помогать друг другу, – согласился он. – Пойдем, я покажу тебе, сколь гостеприимны мои владения, там и побеседуем.
– Если я теперь свободна, то лучше… – пробормотала Лигея.
– Ни в коем случае, дорогая, – прервал Сатана. – Этот человек – принц. Не станем же мы навязывать ему общество женщины ниже его по положению. Ты будешь сопровождать Марса во время его визита.
– Но я бы предпочла не…
– Твои предпочтения, дорогая, мне безразличны. Я предлагаю тебе отнестись ко всему этому делу как к неизбежности.
Хотя и с явной неохотой, Лигея тем не менее взяла себя в руки и улыбнулась Миме.
– Видно, придется, – сказала она. – Уверяю вас, сэр, что моя замкнутость ни в коей мере не касается вас. Вы действительно принц?
– Был им в жизни, – подтвердил Мима. – Теперь все это позади. А ты правда принцесса?
– Была в жизни, – отозвалась Лигея.
– Отлично, – сказал Сатана. – Тут у нас, в Старой Коптильне, превосходно кормят. Не пообедать ли нам?
– Пожалуй, – согласился Мима.
Он был уверен, что Сатана не может держать его в Аду против воли, однако не совсем понимал, как отсюда можно выбраться. Мима все еще был новичком в своей должности, поэтому не знал всех возможностей инкарнации. Пока он не вычислит наилучшей линии поведения, разумнее не делать нарочитых и, возможно, бессмысленных жестов.
Лигея взяла Миму под руку, и они проследовали за Сатаной в следующий зал. Он был обставлен, как современный западный ресторан: приглушенный свет, тихая музыка, элегантно одетые официанты и официантки. Миму удивило существование подобного заведения в Аду, хотя ресторан сюда вполне вписывался. Разумеется, ни демонам, ни проклятым душам пища не нужна, но если они чувствовали себя лучше, наслаждаясь прелестями жизни, то ничего худого в этом не было. Наверняка большинство душ, населявших Преисподнюю, к еде и близко не подпускали; наверно, Сатана мучил их тем, что позволял только нюхать роскошные блюда.
– Не заказать ли нам бифштекс? – осведомился Сатана, просматривая меню.
– Мясо коровы? – спросил Мима.
– Гм-м. Правильно, – сказал Сатана. – Ты же из Индии. Тогда, может, кэрри?
Пока они ели кэрри и другие великолепные блюда индийской кухни. Сатана выложил свои предложения:
– Мы с тобой работаем в пересекающихся областях, Марс. В таком случае у нас может быть и общая цель.
– Сомневаюсь, – возразил Мима. – Я отдаю предпочтение силам Добра, в та время как ты представляешь силы Зла.
– Мы оба представляем силы целесообразности, – сказал Сатана. – Так же, как ты признаешь, что в делах смертных должно присутствовать насилие, я признаю, что должно наличествовать Зло. Иногда насилие ослабляет Зло; а случается, что Зло уничтожает насилие. Но оба могут существовать одновременно.
Миме не понравилось такое заявление, однако он скрыл свои чувства.
– Каким образом?
– Мой долг – пожинать души, в которых преобладает Зло. Но слишком много душ какого-то неопределенного серого цвета, в них так безнадежно перемешаны Добро и Зло, что сам Танатос едва их различает. Ситуация весьма сложная; я хотел бы упростить ее, действуя более активно.
– Еще больше насилия?
– Да. Нельзя отчистить грязное белье, не выстирав его. Поскольку это сфера твоей…
– Значит, ты хочешь, чтобы я развязал побольше войн? – спросил Мима.
– Именно. Не слишком много, но достаточно для того, чтобы души определялись побыстрее.
– Другими словами, чтобы умирало побольше людей.
– Можно сказать и так. Подобные действия, безусловно, усилят твое положение.
– И твое, – добавил Мима. – Потому что ты будешь собирать более ранний и обильный урожай душ. Потому что война породит голод и кровопролитие, которых в противном случае не было бы.
– Однако…
– Не интересует, – отрезал Мима, поднимаясь из-за стола.
Сатана все еще надеялся уговорить Миму:
– Само собой, ты получишь компенсацию. Например, эта спорная душа, принцесса Лигея, может быть с тобой в Чистилище.
– Нет! – вскричала Лигея.
Сатана мрачно взглянул на нее, и девушка, отшатнувшись, умолкла.
Мима тоже поглядел на принцессу:
– Сатана требует, чтобы ты оставалась с нами; мне это не нужно. Я явился, чтобы помочь тебе, а не помыкать тобой. Я, безусловно, не возьму тебя в Цитадель Войны, если ты возражаешь.
– Ах нет, Марс, – запротестовала она. – Дело вовсе не в этом! Ты же принц, а есть вещи, понятные лишь благородным. Я уверена, что ты добр, и я бы с радостью пошла с тобой, но…
– Но не по повелению Сатаны, в качестве приложения к жульнической сделке, – закончил Мима.
Она безмолвно кивнула.
Миме нравилась ее позиция. Девушка права: царственным особам присущи определенные общие черты, которые даже людьми этого круга редко по-настоящему осознаются: важность внешнего вида, ритуалы дворцовой жизни, использование наложниц. Существует множество мелочей, которые никогда не нужно будет объяснять Лигее, так же, как не надо было объяснять и Восторг. И ей тоже нет нужды давать ему многих советов. Однако гораздо важнее то, что аристократы общаются с аристократами. Это было главным соображением, не позволявшим Миме иметь дело с Лилой или какой-либо другой женщиной. Важно завязать отношения с кем-то, равным по статусу; все остальное само собой образуется.
Лигее, конечно же, было отвратительно иметь дело с Мимой по указанию Сатаны. Обязать ее к этому имел право лишь отец. Или, поскольку отец пребывал на другом свете, она сама. Ей следовало сделать собственный выбор, по своему усмотрению, либо не подчиняться никому.
– Мы можем выбрать для тебя, женщина, иное жилье, – сказал Сатана. – Твое смертное звание здесь не имеет никакого значения.
– Оставь ее в покое, – грубо оборвал Мима. Сатана только что продемонстрировал неотесанность и бесчувственность простолюдина. – Разве недостаточно того, что ты держишь ее здесь незаконно, да к тому же против воли использовал, чтобы заманить меня сюда? Зачем причинять девушке еще больший вред?
– Это мои владения, Марс, – спокойно ответил Сатана. – Здесь я решаю, с кем как поступать. Эту мерзавку давно пора слегка поджарить.
Мерзавку? Мима едва сдержал порыв гнева. Но он припомнит эти оскорбления в свое время.
Сатана поднял руку. Лигея в ужасе отшатнулась. Вспыхнуло пламя. Оно следовало по линии, проведенной пальцем Сатаны, приближаясь в женщине. Мима резко вскочил, отшвырнув назад стул, и встал на пути огня. Пламя лизнуло его плащ и остановилось, не в состоянии преодолеть преграды.
– Оставь ее в покое, – повторил Мима.
– Ты принимаешь мое предложение? – спросил Сатана. – Согласие женщины несущественно; она страшится огня и пойдет на что угодно, лишь бы его избежать.
– Я отвергаю твое предложение, – сказал Мима.
– В таком случае ты можешь остаться гостем этого учреждения на неопределенно долгое время, а она будет гореть, покуда ты не переменишь решения.
Сатана сделал жест, и вспыхнул столб огня. Лигея захныкала.
Мима обнял принцессу, прикрыв ее своим плащом. Пламя охватило их обоих, но никому вреда не причинило.
– Мне кажется, настало время предоставить этой женщине справедливое слушание ее дела, – сказал Мима.
– Тебя, возможно, и не тронут, – проговорил Сатана. – Но она – моя. Ты не смеешь удерживать ее. – Он поднял руку и щелкнул пальцами.
У выхода из ресторана возникли огромные, устрашающего вида демоны. У некоторых были рога и хвосты, а из ноздрей валил дым. У других вместо рук были огромные клешни. Они надвигались на Миму и девушку.
– Держите ее крепче, – приказал им Сатана. – Его сущность нам не подвластна, а ее – да. Хватайте женщину и тяните; он ее отпустит, чтобы не разорвать на куски.
Мима прикусил язык. Здесь был только его дух, но он все равно ощутил боль и почувствовал вкус крови.
– Не прикасайтесь к ней! – предупредил он демонов.
– Не надо, я пойду с ними! – взмолилась Лигея. – Это еще одна ловушка для тебя, Марс! Сатана хочет…
Шестеро демонов набросились на них одновременно. Двое схватили ее за ноги, выгибая их вверх и в разные стороны. Еще двое впились в руки, делая то же самое. Один вцепился Лигее в серебряные волосы и сильно дернул. Пятый, пуская слюни, разинул клыкастую пасть, норовя укусить ее в живот.
Шестой в этот момент получил от Мимы удар кулаком в зубы. Его клыки сломались и застряли у демона в глотке. Он упал, выплевывая выбитые зубы. Стало ясно, что мощь Марса осталась при нем, несмотря на духовное обличье.
Однако другие демоны со страшной силой тянули девушку, которую Мима держал за талию второй рукой. Мима понял: чтобы совладать с демонами, ему придется орудовать обеими руками – то есть отпустить Лигею. Такая перспектива Миме не нравилась; принцессу тут же утащат, как только он потеряет с ней физический контакт. Как тогда он снова отыщет девушку в этом жутком месте?
Однако, несмотря на то что Мима продолжал удерживать Лигею, ничего хорошего это не сулило, поскольку демоны пытались – буквально – разорвать ее на части. Двое, вцепившиеся ей в руки, выворачивали их в противоположные стороны, тот, который схватил принцессу за волосы, причинял ей такую боль, что у бедной девушки глаза лезли на лоб, а двое, державших ее за ноги, развели их почти под углом сто восемьдесят градусов.
Свободной рукой Мима ударил одного из демонов по голове. Череп треснул, и демон упал. Затем, двигаясь с неимоверной быстротой, присущей ему в состоянии берсеркера, Мима протянул руку, поймал за волосы другого врага и, подняв в воздух, обрушил на пол, где тот и остался лежать.
Но три оставшихся демона не унимались. Воспользовавшись тем, что Мима отвлекся, они ухитрились вырвать у него девушку. Мима дотянулся до одного из них, схватил его за ногу, завел одну ступню за другую и дернул так, что нога демона сломалась.
Мима обернулся – и увидел, как два оставшихся демона волокут Лигею по залу. Точнее, тащил один, взяв ее под мышки и сцепив руки на груди, в то время как второй пытался клешнями раздвинуть девушке ноги. Было очевидно, что через мгновение похотливый демон…
Лигея закричала.
Мима никогда еще не слышал такого крика. Звук наполнил все пространство Ада, словно огромная электропила вгрызалась в металл.
Это ошеломило демонов. Они бросились в разные стороны, уронив рыдающую принцессу.
На Миму, защищенного своей должностью, крик нисколько не подействовал, как, впрочем, и на Сатану.
– Ну, теперь ты понял, что она такое? – сказал Сатана. – Не станешь же ты путаться с таким существом.
– Что же она такое? – удивился Мима.
– Сирена, что еще? Та, кто обладает разрушительным голосом. Тайный срам ее царственной семьи; подобные уродства в королевских домах встречаться не должны. Это и привело ее сюда.
Тайный срам? Мима, заика, очень хорошо понимал такие вещи.
Сатана пожал плечами:
– Ладно, давай закончим с этим; мне она больше не нужна. – Он поднял руку.
Мима бросился вперед, снова закрыв пламя своим плащом.
– Мне все равно, кто она такая; эта девушка – добрая душа!
– Еще одна причина, почему ты не можешь получить ее, – сказал Сатана. – Если бы она захотела помочь мне, то я позволил бы ей быть с тобой. А теперь придется ее наказать. – Он оглянулся вокруг и увидел распростертых демонов. – Только сначала я заставлю ее заткнуться.
Сатана сделал жест, и появилась змея. Она обвилась вокруг головы Лигеи и вползла к ней в рот, не давая возможности произнести ни звука.
Мима увидел, что защитить принцессу от козней самого Сатаны нет никакой возможности. Во всяком случае, не здесь, в Аду. Если только он не сумеет ее как-нибудь спрятать.
Тогда Мима схватил девушку, поднял ее и выбежал из ресторана. Перед ним расстилалась голая, пустынная равнина, и укрыться тут было совершенно негде!
Однако он Марс, напомнил себе Мима. Он в силах изменить свой внешний вид и облик того, кто находится с ним. Простым прикосновением к Алому Мечу.
Вот те на! Меч-то остался вместе с его телом.
Впрочем, физическое отсутствие не прерывало Миминой связи с Мечом. У него должна сохраняться способность творить волшебство в соответствии с должностью, независимо ни от чего, даже здесь, в Преисподней. Стоило только пожелать.
Мима сделался невидимым. По крайней мере, он надеялся, что это так. Сам он по-прежнему видел себя и Лигею, но…
Из ресторана выскочило еще несколько демонов.
– И разорвите ее на мелкие кусочки, – прогремел им вдогонку голос Сатаны. – Иначе я вас растерзаю вместо нее!
Демоны остановились, озираясь. Они никого не видели, хотя Мима с Лигеей, у которой вокруг головы обвилась змея, стояли совсем рядом. В этот миг они трое – мужчина, женщина и змея – были видимы только друг другу.
Да еще самому Сатане. Являясь одной из инкарнаций, Сатана был невосприимчив к иллюзиям. Мима понимал, что Лигею нужно куда-то спрятать, прежде чем появится Сатана.
Мима побежал по равнине, волоча на себе принцессу, которая не двигалась. И он понимал почему: девушка не хотела быть для него обузой или навлекать неприятности. Она была хорошим человеком, не желавшим никому дурного, и в то же время ей приходилось быть орудием Зла. Вероятно, она даже дала бы демонам отвести себя на мучения, не попытайся один из них изнасиловать ее прямо в ресторане.
Внезапно равнина кончилась. Мима остановился. Оказывается, это была не равнина, а верхушка столовой горы! Склон был совершенно отвесным и уходил вниз, казалось, на целый километр, так что даже дух перехватывало.
Демоны разбрелись по округе в поисках беглецов. Сатана пока не вышел из ресторана, но мог появиться в любую секунду.
Мима заспешил по краю обрыва в поисках какого-нибудь спуска. Ему отнюдь не хотелось прыгать. Он был всего лишь душой, и Лигея тоже, поэтому разбиться насмерть они не могли, однако падение наверняка окажется чрезвычайно болезненным и надолго выведет девушку из строя. Да он и сам мог пострадать; у Мимы не было уверенности, что должность оберегает его от явных глупостей.
И действительно, здесь была тропка, проход, расщелина, ведущая вниз! Мима стал спускаться по ней, уходя из поля зрения демонов. Какое-то время Сатана не сможет их засечь, а это сейчас самое главное.
Лигея начала вырываться – она все еще не могла говорить.
– Не делай этого! – предупредил Мима; – Посмотри, где мы!
Она повернула голову, чтобы поглядеть, вся напряглась и затихла. Такая высота нравилась ей не больше, чем Миме.
– Они должны быть где-то здесь! – послышался голос Сатаны. – Если не на плато, значит, на склоне. Вы склон проверили?
Мима понял, что через несколько секунд эта крутая тропинка будет кишеть демонами. Увидеть беглецов они не способны, – а вот нащупать их? В жизни Марс мог сделаться неосязаемым, невидимым или то и другое одновременно. Но здесь была не жизнь, и он опасался, что один дух не сумеет стать нематериальным для другого духа. Ведь сумел же Мима дотронуться до Лигеи, когда в виде духа проник к ней в капсулу в ледяном дворце. Он не мог позволить себе риска соприкоснуться с демоном.
С другой стороны, сработала же его уловка, когда они стали невидимыми! Так что, возможно…
На краю плато показался силуэт демона. Он разглядывал тропинку.
Мима посмотрел вперед. Дорожка вилась вниз по горе. Поскольку иного пути не было, приходилось и дальше спускаться по ней. Только в самом крайнем случае, если не будет другого выхода, он рискнет дотронуться до демона.
– Я спущу тебя вниз; не вырывайся, – прошептал он Лигее.
Она отрицательно покачала головой, все еще не в состоянии говорить из-за змеи.
Мима протянул руку и схватил змею. Быстро нащупал ее голову и сдавил так, что рептилия смекнула: она полностью в его власти. Затем он размотал змею и освободил девушку.
– Ты вела себя очень благородно, не желая доставлять мне дальнейшие неприятности, – прошептал он. – Но теперь я действительно попал в переплет, да и ты тоже. В настоящий момент никому из нас не станет легче, если демоны поймают тебя. Если ты сейчас уйдешь, то лишь выдашь мое местонахождение. Ты этого хочешь?
Движением головы она показала «нет».
– Тогда иди за мной, – проговорил Мима. – Пока ты будешь рядом, останешься невидимой.
Он повернулся, держа змею одной рукой, и зашагал вниз.
Через несколько шагов тропинка стала шире и пошла по карнизу. Идти стало намного легче, теперь им не грозило из-за любой оплошности скатиться в пропасть. С краю дорожки Мима рассмотрел какое-то отверстие, смахивающее на вход в полуразвалившуюся древнюю пещеру. Но тропа уходила все дальше вниз, а сзади к первому демону уже присоединились другие, так что Мима решил не останавливаться.
Вдруг ему что-то послышалось. Демоны – впереди! Они поднимались снизу вверх по тропинке!
– Мы в ловушке! – простонала Лигея. – Но я могу крикнуть на них…
– И тогда весь Ад узнает, где мы! – Мима вернулся немного назад. – Молчи! – Он мгновенно все обдумал. – Попробуем спрятаться в той пещере.
– Ах, я ненавижу пещеры! – проговорила девушка.
Мима не обратил на эти слова никакого внимания. Они вернулись назад по тропинке и вошли в пещеру. Сверху уже приближались демоны.
– Я подсажу тебя, а потом влезу за тобой. – Мима пожалел, что с ним нет Алого Меча; с его помощью он смог бы спуститься прямо с горы вниз.
Впрочем, возможно, он сумел бы это сделать и без Меча. В конце концов, если он смог стать невидимым…
Он и попробовал так сделать, приказав себе подняться в воздух, когда Лигея начала осторожно взбираться вверх по скале. Увы, ничего не произошло. Очевидно, Мима самостоятельно мог изменять внешность, однако, для того чтобы перемещаться, ему требовалось иметь при себе Меч. Возможно, ему необходимо точно видеть, куда он направляется. А может быть, он просто не обладал нужным духовным пультом дистанционного управления. Плохо, но ничего не поделаешь…
Мима подсадил Лигею за очаровательный зад, и девушка нырнула в отверстие.
– Отлично, вот, возьми змею, – сказал Мима, передавая ей рептилию.
Лигея отнюдь не горела желанием снова прикасаться к этой твари, но тем не менее взяла ее.
Тогда Мима схватился за край отверстия и подтянулся. Лигея помогла ему взобраться.
Пещера оказалась маленькой, в сущности просто расселиной в скале, но тут было достаточно места, чтобы они вдвоем смогли удобно разместиться. Змея с вполне довольным видом расположилась сбоку.
Демоны уже подошли к карнизу, переговариваясь друг с другом хриплыми голосами.
– Ах, я боюсь, – прошептала Лигея.
Мима обнял ее за плечи:
– Помни, нас нельзя увидеть. Просто сиди тихо, и они пройдут мимо.
Лигея замолчала, хотя и дрожала всем телом. Демоны протопали вниз, недовольно ворча; видимо, они считали, что подобные поиски – просто глупость. Миму удивило, насколько эти существа похожи на смертных своим поведением, хотя и являются бездушными порождениями эфира. Они не обладали личностями, однако дело, видимо, заключалось не в этом. Возможно, демоны создавались по образу и подобию Сатаны, приблизительно так же, как человек
– в соответствии с западной мифологией – создан по образу Бога. Хотя разве подобное убожество может происходить от совершенства? Западные люди попросту страдают манией величия. Мима был рад, что не разделял столь нелепых взглядов. Реинкарнация объясняла все куда лучше, и любой разумный человек в состоянии это понять.
Демоны, шедшие сверху, встретились с нижними. Послышались какие-то выкрики и шум короткой перебранки; потом удаляющийся визг демона, сорвавшегося или сброшенного с карниза. Ну что за вспыльчивые существа эти демоны!
Теперь они снова шагали вверх по дорожке.
– …Во всяком случае, не на этом карнизе, – бормотал один из них. – Мне плевать, что там говорит Его Бесчестье! Мы бы их нашли, если бы…
– Пещера… Ты смотрел в пещере, кретин? – спросил другой демон.
– В какой еще пещере, недоумок?
– Вон в той пещере, идиот! Где мы обычно в свободное время развлекаемся с демоницей.
– А, в этой пещере, – наконец-то понял первый демон. – Кстати, где сейчас наша демоница? Сто лет ее не видел.
– Она на задании, – ответил второй. – Совращает какого-то смертного.
– Везет же кое-кому из смертных, – пробормотал первый. Его клыкастая кабанья морда снизу заглянула в пещеру.
Лигея напряглась, поскольку демон смотрел прямо на них. Однако он тут же перевел взгляд, не увидев ничего, кроме пустой пещеры. Беглецы и в самом деле были невидимы.
Вдруг демон разглядел змею, которая лежала несколько в стороне от Мимы, и его сила на нее не распространялась. Демон протянул было руку к змее, но та с шипением подняла голову и широко раскрыла пасть, и он поостерегся прикасаться к ней. Лицо демона исчезло.
– Там ничего нет, кроме диких животных.
– Тогда пошли обратно, – сказал второй демон. – Либо они сорвались со скалы, либо вообще по этой дорожке не проходили. Не понимаю, чего Сатане приспичило их ловить; в любом случае из Ада им не ускользнуть.
– Ему хочется помучить женщину, конопатый, – ответил первый. – Она должна была соблазнить инкарнацию, но попыталась отвертеться, за что ее и накажут.
– Понятно. Надеюсь, Сатана даст мне поиграть с ней, – заметил второй демон, и они затопали дальше по тропинке. – Я бы притащил ее прямо в эту пещеру и как следует над ней потрудился! Когда мы ее держали, ты обратил внимание, какие у нее ножки?
– Я-то как раз и держал ее за ногу, сопляк. Видел все до самой… – Голоса смолкли; демоны ушли.
– Ах, как я ненавижу демонов! – прошептала Лигея. – У них на уме только похоть и мучения!
– Вообще-то считается, что Ад – довольно-таки неприятное место, – отозвался Мима, – где проклятые души скорбят о нечестивых поступках, совершенных при жизни.
– Но я не осуждена на Ад! – воскликнула она.
– Мне кажется, что нам лучше переждать здесь, покуда демоны не перестанут искать, – сказал Мима. – На это может потребоваться некоторое время. Почему бы тебе не рассказать, как ты здесь очутилась? Я ведь явился сюда, чтобы помочь тебе, и по-прежнему надеюсь сделать это.
– Ты не можешь мне помочь, – с грустью проговорила Лигея. – А я могу лишь причинить тебе неприятности. Тебе необходимо бросить меня прямо сейчас.
– Отчего же? Ты производишь впечатление милой юной девушки, а кроме того, ты принцесса.
– Я действительно милая молодая женщина. Если бы ты узнал меня получше, то я, наверно, тебе бы понравилась, тем более что на тебя, кажется, не действует мой крик. Поэтому-то тебе и нужно бросить меня.
– Может, я несколько туповат, но мне непонятна твоя логика.
– Так ведь этого и добивается Сатана! – воскликнула Лигея. – Он хочет, чтобы ты… чтобы ты…
– Чтобы я обращался с тобой, как демоны? Я не стану этого делать, Лигея.
– Чтобы ты влюбился в меня, – пробормотала она.
Мима улыбнулся:
– Я влюблялся и раньше и не могу сказать, что это хуже смерти. Они были хорошими женщинами, очень хорошими. Если ты хорошая женщина…
– Потому что ты инкарнация. Сатана сумеет удерживать тебя лишь до тех пор, пока может обманывать, а это долго не протянется. Но я – проклятая душа, и меня он может держать здесь. А если ты влюбишься в меня, то не сумеешь без меня уйти и навсегда останешься в Аду. Тогда Сатана будет делать все, что ему вздумается, в царстве смертных! – взорвалась Лигея.
Так вот в чем состоял замысел Сатаны! Понятно, почему Лила поведала ему о плененной принцессе! Да уж не Лилу ли демоны приводили в эту самую пещеру? Интересное совпадение, что они упомянули об этом именно тогда, когда Мима мог все слышать.
Совпадение? Скорее очередная хитрость! Разве не может быть так, что Сатана точно знал, где они прячутся, и приказал демонам оставить их там, потому что Мима делал именно то, чего желал Сатана: находился вместе с Лигеей? А Лигея, судя по всему, действительно была прелестной женщиной и не имела отношения к козням Сатаны. Если бы она помогала Сатане, то не стала бы предупреждать Миму о его замыслах.
Да, все это очень любопытно. Демоны должны были схватить Лигею и спрятать ее от Мимы в каком-нибудь дальнем уголке Ада, чтобы он никогда не сумел найти ее. Но они замешкались, видимо по собственной глупости, и хотели изнасиловать ее. Поэтому она издала свой чудовищный крик, и у Мимы опять появилась возможность спасти ее. Можно предположить, что те демоны были исключительно глупы и поддались собственной похотливости… но ведь Сатана просто стоял и наблюдал. Сатана даже не объявил погони, пока не стало слишком поздно. Сатана не глуп; его промедление наверняка хорошо обдуманно. Он хотел, чтобы Лигея закричала, дабы побудить Миму присоединиться к ней.
Тот крик… Вот что было самым замечательным. Другим он мог показаться отвратительным. Но Мима, у которого были собственные проблемы с голосом, вполне мог понять такого рода недостаток. Он даже сочувствовал Лигее. Сейчас Мима говорил свободно, но ведь он находился в Аду, где сатанинские силы отменяли заикание; тем не менее он не забывал о своем недостатке. Лигея была другом по несчастью – и Сатана хотел, чтобы Мима об этом знал. Естественно, что для мужчины, страдающего речевым дефектом, станет привлекательной женщина с подобной голосовой проблемой. Очень хитрая ловушка!
– Ты молчишь, – сказала Лигея. – Значит, сам все понимаешь. Я благодарна тебе за то, что ты оказался таким достойным мужчиной, но теперь я сделаю то, что обязана сделать, и покину тебя. – И она направилась к выходу из пещеры.
Мима удержал ее.
– Без тебя я отсюда не уйду, – проговорил он.
– Но я же объяснила тебе, почему это невозможно! У тебя есть обязательства на Земле!
– Я явился в Преисподнюю, чтобы освободить тебя, и я тебя спасу! – сказал Мима. – Это не имеет отношения к любви; это касается справедливости. Если же по ходу дела я влюблюсь в тебя, то, может быть, ты согласишься остаться со мной после того, как пройдет слушание твоего дела и ты выйдешь из Ада. А если нет – то все равно я намерен закончить то, что считаю правильным.
– Дурак! – сказала Лигея.
– Я мужчина.
– Принц, – сказала она уже мягче.
– Инкарнация.
– Мне мог бы… очень понравиться такой дурачок, – призналась девушка.
– Но я не могу позволить тебе сделать это. Я – всего-навсего одна душа, а твоя работа связана с миллионами. Поэтому… – Она снова встала.
Мима усадил девушку на место, обнял и поцеловал.
Лигея вздохнула.
– Знаешь, вообще-то так нечестно, – проговорила она. И поцеловала Миму в ответ.
– Давай расскажем друг другу о себе, – предложил Мима.
– Ты уже знаешь о моем недостатке. Когда я взволнована, то…
– Я разбираюсь в недостатках. Я сам заика.
Лигея засмеялась:
– Надо же, а я и не заметила!
– В жизни. Здесь, в Аду, я от этого избавлен. Думаю, что таким образом Сатана хочет «приручить» меня. Он предлагал мне дать в наложницы демоницу и даровать свободную речь, однако я предпочел идти своим путем.
– Но если твой недостаток в Аду исчезает, то почему остается мой? – жалобно спросила Лигея.
– Видимо, потому, что Сатана не пытается приручить тебя. Он старается тебя унизить. Наверно, его совершенно не заботило бы мое заикание, не будь я инкарнацией.
– Инкарнацией Войны, – кивнула девушка. – К тебе следует относиться с особым вниманием.
– Так что если ты не переносишь заикания, то не пожелаешь иметь со мной ничего общего, когда выберешься из Ада.
– Когда я увидела тебя там, в Ледяном Дворце, ты показался мне таким отважным и красивым, прямо как настоящий принц, явившийся спасти меня, – сказала она. – Я знала, что это западня, и пыталась предупредить тебя. Но ты не ушел, и вот теперь ловушка захлопнулась. То же самое может произойти и во второй раз, потому что ты все равно не уходишь. Хотя говорить об этом нечего, поскольку мне все равно никогда не выбраться из Ада, но, если бы я отсюда вышла и ты вывел бы меня, я бы навсегда запомнила, что это сделал заика, и мне безразлично, как он выглядит и как говорит; мне хотелось бы быть с тобой. Но ты пришел в Ледяной Дворец не для того, чтобы просто найти себе женщину? Ведь к твоим услугам была демоница.
Тогда Мима рассказал Лигее об Орб, о Восторг, о своем желании иметь женщину именно такого происхождения, а не переменчивую демоницу, всецело преданную лишь Сатане.
– Хотя Лила и всплакнула, – сказал Мима в конце. – Такое поведение демоницы мне совершенно не понятно.
– Потому что в ее задачу входило совратить тебя или отправить в Преисподнюю; в любом случае она знала, что ты обречен. Демонам в небольшой степени свойственны эмоции, иначе они не могли бы испытывать примитивных желаний. Они не могут принять человеческий облик, не усвоив частицы человеческой природы, чтобы действовать достаточно убедительно и обманывать настоящих людей. Может быть, ты ей немного нравился, а может, ей нравилось ее задание в Чистилище, которое все-таки лучше Ада, и она горевала, поняв, что все кончилось. Ее воля подчинена Сатане, однако, если это не противоречит заданию, она может позволить себе некоторые эмоции. Особенно в том случае, если демонстрация этих чувств вызовет у тебя выгодную для нее реакцию.
– Ты, похоже, хорошо разбираешься в демонах, – с сочувствием проговорил Мима.
– У меня достаточно большой опыт, – и Лигея рассказала ему, как попала в Ад.
Лигея была принцессой одного из европейских государств. Когда она достигла соответствующего возраста и обучилась всему, что необходимо знать женщине ее положения, то отец, король, начал исподволь подыскивать для нее подходящую пару.
– Ты сам знаешь, такие вещи редко делаются по собственному выбору.
– Прекрасно знаю, – согласился Мима.
Подобное сватовство требовало показывать товар лицом. Современные монархи стали крайне осторожными, поскольку их отпрыски усвоили новомодные понятия независимости и ожидать от них послушания можно было лишь в том случае, если невесты оказывались не только родовиты, но и внешне привлекательны. Собственно, зачастую удавалось использовать идеалистические бредни юных принцев для того, чтобы держать их в узде, поскольку, будучи сраженным красотой предполагаемой невесты, он ни на что больше не обращал внимания, а потом уж становилось слишком поздно. Любовь брала его в плен.
– Знаю, – повторил Мима, припомнив, как отлично эта тактика сработала с Восторг.
– Ну, не обязательно соглашаться с такой готовностью! – сказала Лигея.
– Я уже ослеплен твоей красотой, – ответил Мима. Он хотел, чтобы его слова прозвучали как шутка, но вдруг понял, что говорит серьезно.
У Лигеи, видимо, возникло такое же ощущение, ибо она вспыхнула. Хотя в пещере было темно, Мима все равно почувствовал, что девушка зарделась, потому что все ее тело, казалось, излучает жар. У особ королевской крови чувство неловкости давало о себе знать куда сильнее, чем у обыкновенных людей.
Выдержав небольшую паузу, Лигея продолжала. Ей предстояло отправиться в одно княжество на Ближнем Востоке. Номинально это был обычный светский визит, а на самом деле – демонстрация того, что именно могло предложить ее королевство. Отец Лигеи знал, что в настоящий момент на рынке невест не было никого, кто мог бы внешностью сравниться с ней. В то же время девушке были даны строжайшие указания ни в коем случае не открывать своего порока.
Но тут международные террористы увидели возможность нанести удар. Они сумели захватить самолет, на котором летела принцесса. Еще во время полета они потребовали за нее небывалый выкуп: один миллиард евродолларов, освобождения всех политических заключенных и публичного извинения за ошибки в управлении государством – ни больше ни меньше. Если король заплатит и выполнит остальные требования, они посадят самолет в нейтральной стране и отпустят принцессу, если же нет…
Король отказался принять их условия. Заплатить деньги не составляло труда, освобождение политзаключенных было проблематичным, ну а извинение, разумеется, невозможным.
– Разумеется, – согласился Мима, превосходно все понимая.
Король незамедлительно предпринял самые решительные меры. Он объявил, что за головы заговорщиков будет выплачено вознаграждение.
Похитители собирались продемонстрировать серьезность своих намерений, показав изображение принцессы в волшебном зеркале. Они подготовили это зеркало, однако Лигея отказалась показываться в нем: она не собиралась унижаться, умоляя отца купить ей свободу.
Обескураженные террористы, у которых уже кончалось горючее, решились на более откровенный шантаж. Они раздели девушку догола, и один из них приготовился изнасиловать ее – прямо перед камерой, в прямом эфире. Было ясно, что такая мысль пришла им в голову, еще как только они ее увидели – ведь они были мужчинами.
– Мужчины не все такие, – запротестовал Мима.
– Ты не желаешь моего тела? – с вызовом осведомилась Лигея.
Мима тяжело вздохнул. На этот вопрос он не мог дать учтивого ответа.
Увидев, что все практически потеряно, когда воздушный пират уже почти залез на нее, Лигея закричала. В конце концов, быть публично изнасилованной для принцессы так же немыслимо, как для короля – принести публичные извинения. В частной жизни, впрочем, действовали иные правила. Если бы принцесса вышла замуж, то изнасилование и извинения были бы вполне вероятны, возможно даже необходимы.
– Хотя нежелательны, – заметил Мима.
Все пассажиры на борту самолета потеряли сознание. Лигея, естественно, не умела управлять воздушным лайнером. Так что самолет разбился, и все погибли, включая и принцессу.
– Вот так я очутилась в Аду, – закончила она.
– Но ведь ты не совершила ничего, заслуживающего проклятия! – сказал Мима.
– Я утверждаю то же самое, – кивнула она. – Технически я совершила самоубийство, – но только чтобы защитить свое целомудрие. Еще на мне лежит ответственность за множество других смертей, однако это была самооборона, а они были плохими людьми. Я знаю: если бы мне удалось добиться справедливого слушания, то все согласились бы, что я должна попасть в Рай. Но мой свиток, кажется, помечен убийством и самоубийством, поэтому я и проклята. Безусловно, я была бы все равно проклята, если бы поддалась бандитам.
– И так и этак проклята, – согласился Мима.
– А когда Сатана так безрассудно попытался принудить меня… Я старалась предупредить тебя, чтобы ты уходил, но…
– Нужно сделать вот что, – твердо произнес Мима. – Обратить ловушку Сатаны против него же самого. Надо выманить его из Ада. Это послужит ему хорошим уроком.
– Ну сколько раз можно тебе повторять, что это невозможно! – возразила Лигея. – Вырваться на свободу ты сможешь только в одиночку, если знаешь как. А я смогу это сделать, если мой вопрос будет пересмотрен, только Сатана нипочем этого не допустит.
– А как он может воспрепятствовать? – раздраженно спросил Мима. – Разве Бог будет сидеть сложа руки?
– Бог не вмешивается в дела смертных или инкарнаций, – безнадежно проговорила Лигея.
– Ну, на меня подобные запреты не распространяются, – ответил Мима. – Я обязательно вытащу тебя.
– Сатана как раз и хочет, чтобы ты предпринял такую попытку, – напомнила ему Лигея.
– Я намерен огорчить его. – Мима подумал. – Как тебе кажется. Сатана сейчас слышит нас?
– Так мы же от него спрятались…
– Сдается мне, что Сатана умышленно позволил нам добраться до этого места. Он вполне может нас подслушивать. В конце концов, здесь его владения.
– Я об этом как-то не подумала, – призналась Лигея. – Но Преисподняя очень велика. Я уверена, что он не в состоянии уделять внимание каждой мелочи. Удостоверившись, что мы вместе, он, вероятнее всего, обратился к другим делам.
– Возможно, – согласился Мима. – Так что мы можем считать наш разговор конфиденциальным.
Она пожала плечами:
– Думаю, да. Впрочем, какое это имеет значение? Я не могу отсюда выбраться, а до тех пор, пока мешаю выбраться тебе, я служу Сатане. Мне это не нравится, хотя находиться с тобой очень приятно.
Девушка скорее всего права, подумал Мима. Поначалу она была приманкой, чтобы завлечь его сюда, а сейчас выступает в качестве цепи, которая его тут держит. Сатане нет нужды следить за ними.
В то же время нельзя сказать, что сидеть здесь с Лигеей неприятно.
Она милая девушка, обладающая массой достоинств, к тому же исключительно миловидная, а Миму всегда привлекал этот тип женщин.
Он изменил позу, так как сидеть на камнях было не слишком удобно. Взгляд его упал на змею.
Змея наблюдала за ним.
Мима устроился поудобнее, сделав вид, будто ничего не заметил, но внутренне весь насторожился.
А ведь и правда Сатане было чем заняться, кроме того, чтобы следить, как знакомятся два человека. Но Мима был инкарнацией, и хотя Сатана мог проникнуть сквозь завесу невидимости, созданную Мимой, ему было, вероятно, не под силу сделать это на любом расстоянии. Одна инкарнация не может вмешиваться в дела другой на расстоянии. Поэтому Сатана скорее всего не подслушивал их напрямую.
Однако Сатана не позволил бы инкарнации свободно передвигаться по Аду. Ему каким-то образом необходимо осуществлять слежку. А что может быть лучше, чем поручить такое дело одному из своих мелких соглядатаев?
Таким шпионом и была змея. Она станет сообщать о местонахождении Мимы и обо всех его основных действиях. Безусловно, весьма удобный способ держать его под наблюдением.
Мима мог бы прикоснуться к змее, войти в нее и выяснить все наверняка. Но Сатана тогда насторожится и поймет, что Мима раскусил его. Лучше прикинуться, будто он ни о чем не подозревает.
Вот только как сообщить об этом Лигее, чтобы змея не услышала? И как отделаться от змеи, чтобы не всполошить Сатану?
Вообще-то Мима мог войти в Лигею и передать ей мысли, однако сейчас он предпочел не поступать таким образом, потому что это стало бы вмешательством в ее и без того крайне ограниченную личную жизнь, а еще и потому, что она действительно была той девушкой, в которую он готов был влюбиться и, вероятно, даже полюбить. Чересчур большая близость могла погубить их взаимоотношения.
А может, он боялся, войдя в Лигею, обнаружить, что она являлась попросту еще одним агентом Сатаны? Над такой возможностью следовало поразмыслить. Если бы девушка оказалась орудием Сатаны, то это не просто огорчило бы Миму. Сама по себе проверка, устроенная ей, могла выдать Сатане его подозрения. И Мима остался бы ни с чем.
Он подумал еще немного и решил, что, какой бы план побега у него ни возник, надо держать его при себе.
А план, как он внезапно понял, действительно появился – смелый, безрассудный, осуществить который мог бы только Мима. И если бы этот замысел удался, то он сумел бы освободить не только Лигею, но и спасти много других несправедливо проклятых душ. А кроме того, он отплатил бы Сатане за наглую попытку запереть в Преисподней и заставить служить себе другую инкарнацию.
Мимин план не отличался ни особым изяществом, ни легкостью исполнения. Но Мима был Марсом, и на карте стояла честь его ведомства. Ему хотелось преподать Сатане урок, каково связываться с Марсом.
15. РЕКА
Когда на Преисподнюю спустилась ночь, беглецы почувствовали некоторое облегчение, потому что погоня прекратилась. Они поговорили, поспали, и теперь им не терпелось побыстрее выбраться из тесной пещеры.
– Мне кажется, что из Ада должен быть какой-нибудь выход, – сказал Мима. – И я намерен его отыскать. Есть соображения, где он может находиться?
Лигея подумала.
– Для тебя существует множество путей. Для меня же…
– Для нас обоих. Пусть самостоятельно ты не в силах воспользоваться выходом, но я мог бы помочь тебе выйти этой дорогой.
Ее лицо просветлело.
– Может быть… Ах, смею ли я надеяться?
– Надеяться всегда лучше, чем испытывать отчаяние.
– Я столько раз надеялась, и мои надежды неизменно рушились.
– Всегда остается надежда, что на сей раз твои надежды оправдаются.
Она улыбнулась:
– Ради тебя я буду лелеять эту надежду. Однако я действительно не знаю, где может находиться выход. Преисподнюю окружает река Стикс, и только паромщик Харон может перевезти через нее душу. А он этого не сделает без приказа Сатаны.
– Но ведь Ад трехмерный, – возразил Мима. – Как же одна река может весь его окружать?
– Не знаю, – удивленно ответила Лигея.
– Мы явились сюда сверху, значит, там должен быть проход, – продолжал Мима.
– Да, наверное, – согласилась она. – Странно, я никогда об этом не задумывалась. Впрочем, я все равно не знаю, как воспользоваться выходом.
Миме пришло в голову, что если Ад похож на Чистилище, то его кажущаяся трехмерность в действительности двухмерна, поэтому одна и та же река вполне могла окружать его со всех сторон. Спускающаяся капсула, заколдованная Сатаной, наверно, пронесла их прямо сквозь реку Стикс. Однако Мима не видел смысла продолжать все эти сложные умозаключения.
– Вот что мы должны сделать: обо всем разузнать, – решил он. – Наверняка есть кто-нибудь, кто многое ведает и расскажет нам. Но мы не можем открыто расспрашивать проклятые души – Сатана сразу же перекроет любой выход, который мы найдем.
– Мы могли бы воспользоваться черным ходом, – сказала Лигея. – Демоны туда не заглядывают, потому что…
– Черным ходом?
– Существуют дороги и проходы, которые ведут к главному входу, но ими пользуются демоны, поэтому любого чужака очень скоро выследят и поймают. Конечно, если бы мы были невидимы, это могло бы сработать… но чтобы с кем-нибудь поговорить, нам надо становиться видимыми, и тогда демоны нас обнаружат. Зато путь к черному ходу лежит через глушь, главным образом через болота, окружающие реки. Правда, хотя там нет демонов, есть другие опасности, вроде чудовищ и непроходимых мест. Не знаю, сумеем ли мы…
– Что происходит с человеком, попавшим в лапы чудовища или в естественную ловушку?
– Масса неудобств или преимущественно боли, – ответила Лигея. – Мы здесь не можем умереть по-настоящему, но, когда тебя жует и пожирает чудовище, это очень больно, а потом ты оказываешься у него в животе. Мне бы такое очень не понравилось.
Тут было над чем подумать. Может ли монстр сожрать Марса? Вероятно, нет. Но он вполне способен съесть Лигею. В состоянии ли Мима оградить ее от этих опасностей? Может быть, да, если будет находиться в постоянном контакте с ней.
– Мне кажется, что я сумел бы уберечь тебя от этого. Хочешь рискнуть?
– В настоящий момент это не страшнее того, что Сатана сделает со мной, если… – Девушка не закончила, и Мима догадался почему. Если она не справится со своим заданием задержать Миму в Преисподней – хотя она никогда и не соглашалась на это, – то в Аду для нее будет придумана мучительнейшая пытка. Ведь существуют же наказания пострашнее самой смерти, и Ад был именно тем местом, где они применялись.
– У меня есть приблизительный план побега. Я не могу сообщить тебе подробностей, потому что пронюхает Сатана… – Мима, не поворачивая головы, покосился на змею в надежде, что Лигея поймет его знак, а змея ничего не заметит. – Но для этого мне нужно встретиться с разными лидерами душ, пребывающих в Аду, – не с теми, которые работают на Сатану, а с теми, кто по-настоящему заинтересован в благополучии человечества. Я допускаю, что, хотя эти души и прокляты, они не окончательно подвержены Злу. Могу ли я этим задним маршрутом добраться до таких душ, и сумеешь ли ты провести меня туда?
Лигея тоже скосила глаза в сторону змеи:
– Да.
Насколько правдив этот ответ? Как бы то ни было, приходилось принять его.
Мима и Лигея выбрались из пещеры на карниз, и змея выползла вслед за ними. Миму это не беспокоило; он не хотел отделываться от змеи, потому что тогда Сатана приставил бы к ним шпионить какую-нибудь другую тварь, которая могла оказаться более эффективной. Кроме того, змея служила предлогом, чтобы не говорить о своих истинных планах вслух, и поэтому Мима мог не делиться ими с Лигеей. Миме было противно не доверять ей, однако Лигея служила орудием Сатаны, и он просто не мог быть полностью уверен в ее безоговорочной верности.
Спускаться по узкой тропинке в темноте было небезопасно, однако необходимо. Мима с Лигеей пробирались медленно, много часов подряд, петляя вокруг горы, и наконец, когда уже стал заниматься рассвет, достигли подножия.
Они оба устали и искали место, где можно было бы отдохнуть и поспать. Испытывать усталость, пребывая в форме духа, было ничуть не большей аномалией, нежели рассвет в Преисподней. Миме его тело казалось полностью физически полноценным; оно даже выполняло физиологические функции, для чего он на минутку уединился за кустом. Похоже, что если на Том Свете кто-то ел, то он ощущал вкус и переваривал пищу, а когда работал, то уставал.
Под склоненным деревом путники устроили нечто вроде шалаша – укрытие из веток – и соорудили постель из листьев и папоротника. Едва Мима и Лигея прилегли, чтобы поспать, как на них тут же набросились насекомые. Да, это был Ад; и, естественно, он кишел отвратительными паразитами.
Но Мима просто завернул Лигею в свой плащ, и насекомые уже не могли добраться до них. Уснуть, разумеется, оказалось непросто, так как Мима остро ощущал, какая Лигея теплая и мягкая. Он желал ее, потому что ему нужна была женщина, однако Мима не был полностью уверен в Лигее, да к тому же принцесса – не какая-нибудь наложница, и, он не хотел слишком торопить события. Однако это не означало, будто Мима мог попросту не обращать на нее внимания и спокойно спать.
– Пенни за то, чтобы узнать твои мысли, – пробормотала Лигея.
– Не продаются.
– Ты уверен, что не испытываешь ко мне влечения?
– Конечно же, испытываю! – выпалил он. – Но…
– Прелестно, – проговорила девушка. – Впрочем, не беспокойся – я не стану совращать тебя. – И она заснула.
Как мило с ее стороны. Да подозревала ли она, эта изнеженная принцесса, что значит мужское желание? Должна была знать, потому что ей неоднократно угрожало изнасилование, и когда она была смертной, и когда стала духом. Хотя девушка, видимо, полагала, что воспитанные мужчины были другими и выражали свое желание в умозрительной форме без всякого физического компонента. Ну что ж, он постарается соответствовать такому представлению. Ведь если бы Миме нужна была просто наложница, лишенная какого бы то ни было содержания, то он мог бы удовлетвориться Лилой-Лилит.
Лилит. Лила. Лигея. Раньше Мима не задумывался над тем, как схожи все эти имена. Неужели?..
Нет, это просто нелепо! Тем не менее Мима чувствовал, как помимо его воли в душе рождается беспокойство. Каким же дураком выставил его Сатана, если заманил в Преисподнюю с помощью той же самой приманки, которую Мима отверг в Чистилище! А вдруг сейчас он испытывает неудовлетворенное влечение к проклятой аморальной демонице!
Мима мог бы войти в Лигею и точно выяснить ее сущность. Он даже знал, что именно так и следует поступить. И все-таки колебался. Предположим, Лигея окажется настоящей, и такое вторжение выдаст Мимино недоверие к ней? Как она тогда к нему отнесется? Не удивительно, если она сочтет это предательством с его стороны.
С другой стороны, не перевешивает ли риск действительного предательства простое подозрение? Тут, собственно, даже нечего раздумывать о том, какие действия следует предпринять… Тем не менее Мима не мог решиться.
Лигея пошевелилась.
– Тебя что-нибудь беспокоит? – спросила она.
– Просто думаю.
– Так и не скажешь о чем?
– Тебе не понравится.
– Не верится, чтобы твои мысли были хуже Ада.
Тут она была права.
– Я вот прикидываю, действительно ли ты та, за кого себя выдаешь.
– Да, – ответила она и задумалась. – То есть ты хочешь сказать, что сомневаешься? Полагаю, это вполне разумно. А как ты считаешь, кем еще я могу быть?
– Лилит, демоницей.
Лигея окончательно проснулась:
– Та самая, которая ходит с демонами в пещеру? Ты думаешь, что я?..
– Я же предупреждал, что тебе не понравится.
– И не нравится! Но мне кажется, что ты имеешь право беспокоиться. Демоны способны принимать любое обличье, так что она могла придать себе мою внешность. Вот только как мне удостоверить свою личность?
– Есть один способ, – неохотно проговорил Мима.
– Это то, что всегда говорят мужчины, не так ли? Но, как я понимаю, демоны в таких делах куда лучше настоящих людей, так что…
– Будучи воплощением Войны, я обладаю определенными возможностями. Одна из них заключается в том…
– Чтобы применять силу! – подсказала Лигея. – И сейчас ты ею воспользуешься!
Возникло именно такое недопонимание, которого Мима изо всех сил старался избежать. Но коль скоро дело приняло подобный оборот, следовало идти напролом.
– А также входить в людей, заполнять их тело и мозг и читать мысли.
– Ах! – Лигея задумалась. – Мне показалось, ты имеешь в виду проникновения иного рода.
– Без твоего согласия я не подверг бы тебя ни одному из них, – твердо заявил Мима.
– Это вхождение, когда ты можешь узнавать мои мысли… А я смогу прочитать твои?
Такой вопрос озадачил Миму:
– Не уверен. Когда я проделывал это со смертными, они не подозревали о моем присутствии, зато я мог передавать им свои мысли. Полагаю, если бы этот человек понимал ситуацию, то сумел бы и сам прочитать мои мысли.
– Тогда входи в меня, – предложила Лигея.
– А если ты окажешься демоницей…
– Да, Сатане станут известны все твои секреты. Но ведь ты хочешь все узнать обо мне. Так что игра честная, разве нет?
В словах девушки был смысл. Он не доверял ей; она могла не доверять и ему. Мима хотел верить Лигее; наверняка она тоже хотела ему верить. Вхождение так или иначе положит конец всяким сомнениям.
– Но ты хоть понимаешь, что это такая близость, с которой не сравнится никакая физическая? – спросил Мима, все еще колеблясь.
– Лучше пусть ты обо мне все узнаешь, чем будешь мучиться неведением, – ответила она просто.
И Мима решился. Он вошел в Лигею и несколько секунд никак не мог сориентироваться. Даже испугался, что ничего не получится, поскольку не существовало физического тела, за которое можно было бы зацепиться. Но потом сообразил, что в мире смертных пользовался телом, чтобы поместить там свою духовную сущность; теперь же он может сделать это напрямую.
Мима заполнил Лигею… и обнаружил, что это не только возможно сделать при отсутствии физического тела, но и было гораздо проще, поскольку сейчас ему не мешала никакая плоть. Все оказалось очень легко: мысли Лигеи стали Мимиными.
Она была настоящей. Все, что принцесса рассказывала ему, было правдой. Ум ее был настолько честным и откровенным, а слияние таким полным, что никаких сомнений не оставалось.
«Так вот каков план!» – подумал Мима с удивлением.
«Нет, это не твоя мысль, а моя», – сразу же услышал он.
Связь оказалась настолько крепкой, что Мима принял Лигеину мысль за свою собственную! Он даже и не мечтал о таком успехе! Но почему ее вообще волновало… постой-ка, чья это была мысль – его или ее?
«Это имеет значение?»
Запутавшись, Мима вышел. Они лежали рядом, переполненные новыми ощущениями, усваивая тот невероятный импульс, который получили несколько мгновений назад. За какой-то миг они поистине узнали друг друга.
Сейчас Мима понял, что может вспомнить такое количество подробностей из мыслей Лигеи, о котором раньше и не подозревал. Ему даже показалось, будто к нему перешла часть мозга Лигеи.
– Ты правильно сделал, что отпустил Восторг, хотя и любил ее, – сказала Лигея.
– Ты прочитала мои воспоминания? – спросил Мима, уже зная ответ.
– Твои воспоминания украшают тебя, – ответила принцесса. – Ты достойный человек. Я понимаю, почему ты опасаешься демониц; история с говорящей головой…
– Ли, я даже не представлял себе, что совпадение может быть таким полным!
– Знаю, Мима, знаю, – сказала она.
– Мы так неожиданно и так хорошо узнали друг друга!
– Дело того стоило.
– Действительно стоило, – повторил Мима.
– Мне кажется, что очень скоро мы полюбим друг друга.
– Очень скоро, – подтвердил Мима.
– Впервые на Том Свете я рада, что попала в Ад.
– Да. – Он поцеловал Лигею.
Знакомство, которое должно было занять долгие месяцы, состоялось за несколько секунд. И, зная, что могут положиться друг на друга, они уснули.
Лигея в общих чертах представляла себе расположение Ада. Она видела карту Преисподней в одной книге, которую ей показывал Сатана. В той книге описывались разные части Ада и пытки, которые здесь применяются; эта демонстрация отнюдь не была любезностью со стороны Сатаны, а угрозой. Книга привела девушку в ужас, однако красивенькую карту она все-таки запомнила.
– Неподалеку от центра Ада берет начало река Лета, и там же находится личное пристанище Сатаны. Поэтому ключ, из которого рождается река, мы найдем где-то поблизости.
– Лета – река Забвения? – спросил Мима. – Моя мифология не похожа на вашу, но это я, кажется, помню.
– Правильно. Если нас охватит жажда, то лучше не пить той воды, потому что потом мы даже не сумеем вспомнить, как сюда попали.
Они пошли вперед, а змея поползла следом. Наконец путники увидели источник, и Миме захотелось пить, но он знал, что к воде прикасаться нельзя. Прозрачная струя, вскипая, била из белого песка, образуя очаровательное озерцо, окруженное пышной растительностью. У мостков на берегу лежали вверх дном несколько лодок. Здесь явно было место уединения.
– Странно видеть такое в Аду, – заметил Мима.
– Это ловушка. Неосторожные души, бегущие из трудовых бригад, пробираются сюда, берут лодки, плывут по реке и…
– Ясно. Сатана обожает коварство и муки.
– Но мы вполне можем воспользоваться лодкой. Если обрызгаемся, это не имеет значения; главное, чтобы вода не попала в рот. Конечно, может, и не очень разумно вообще плыть по этой реке.
– Совершенно неразумно, – согласился Мима.
– Реки протекают по всем основным районам Ада. А некоторые из них совершенно отвратительны. Поэтому тут мало кто плавает.
Они подняли одну лодку и перевернули ее. Она была сделана из алюминия – или из материала, заменяющего его на Том Свете, – и оказалась довольно легкой. Спустив лодку на воду. Мима и Лигея осторожно забрались в нее. К ним присоединилась и змея. В лодке было два алюминиевых весла, и она прекрасно держалась на плаву.
– Мне даже не надо пить воду, чтобы обо всем позабыть, – сказал Мима. – Здесь такое чудесное место.
– Внешний вид может быть очень обманчивым, – заметила Лигея.
Они оттолкнулись от берега и поплыли. У Мимы в таких вещах был некоторый опыт, и он занял место сзади, направляя лодку кормовым веслом, а Лигея гребла то с одной стороны, то с другой, сидя на носу.
Лодка плыла к тому месту, откуда начиналось русло реки. Вода была спокойной, чувствовалось лишь несильное течение. Берега утопали в буйной растительности, кроны деревьев склонялись над водной гладью, отчего чудилось, будто речка течет по зеленому туннелю. Внизу резвились мелкие рыбешки, у берегов плавали черепашки. И впрямь трудно было представить, что это Ад!
Но вскоре река потекла через болотистую местность, и появились водяные растения. На первый взгляд они казались абсолютно безобидными – напоминали гиацинты, – но Мима был осторожен. Ведь как-никак они находились в Аду.
И действительно, подплыв поближе, он разглядел маленькие нитевидные щупальца, которые тянулись от этих растений к их лодке. Казалось, что из цветов вытекает сок, похожий на слюну. Видимо, эти растения питались не только водой.
– Остерегайся растений, – предупредил он Лигею.
– Это гладоцинты, – подтвердила Лигея. – От нас останутся одни кости, если им удастся к нам присосаться.
Мима подивился, какие такие кости могут быть у духа. Впрочем, здесь, в Аду, они у него были. Теперь эта спокойная речка нравилась Миме уже куда меньше.
Они нашли свободную от растений протоку, но чем дальше, тем гладоцинтов становилось все больше, и вскоре путникам пришлось прокладывать путь прямо через них.
– Думаю, нужно проскочить побыстрее, – сказал Мима. – Если мы проплывем на скорости, то они не успеют нас схватить.
Беглецы разогнались и на скорости вклинились в заросли. И тут же почувствовали, как резко лодка замедляет движение – отчасти из-за массы перепутавшихся стеблей, отчасти из-за присосавшихся волосообразных щупальцев. Мима и Лигея продолжали грести изо всех сил, однако вскоре окончательно увязли.
Теперь растения, казалось, сбивались в кучи, окружая лодку, тянулись толстыми листьями к бортам, присасывались своими отростками. Из них густо тек сок.
Мима высоко поднял весло и с размаха обрушил его, рассекая растения. С чавкающим звуком они погрузились под воду. Он ударил еще раз по другую сторону, освобождая лодку.
– Отбивайся от них! – крикнул Мима Лигее. – Тогда мы сумеем проплыть!
Она тоже подняла весло и ударила. Однако ее усилия большой пользы не принесли: ей удалось потопить лишь несколько цветков.
– Сильнее! – крикнул Мима. Со стороны кормы растения снова начали скапливаться.
Лигея ударила изо всех сил и обрызгала Миму. Он инстинктивно закрыл лицо рукой. На правую ладонь упало несколько капель, и кожа в этих местах стала бесчувственной. Вода Леты отбивала память даже у его тела!
– Не брызгайся! – закричал он.
– Р-р-раз! – Лигея еще раз с силой опустила весло, заставив отцепиться от лодки большую часть растений.
– Теперь греби вперед, – сказал Мима. – Мы сумеем прорваться.
Они яростно заработали веслами, и лодка стала медленно продвигаться. Весла отгоняли цветы от бортов. Но, для того чтобы немного проплыть вперед, приходилось затрачивать массу усилий.
Наконец они выгребли из зарослей на чистую воду – и снова увидели гладоцинты. Мима напрягал зрение, пытаясь отыскать путь наименьшего сопротивления, однако впереди все было одинаково скверно. Какой бы путь беглецы ни избрали, везде предстояла борьба.
И они сражались, проплывая сквозь бесконечные скопления растительности, и наконец достигли какого-то покрытого буреломом берега.
– Здесь наша первая остановка, – сказала Лигея, едва переводя дыхание.
– Почему бы мне не подождать в лодке, пока ты поговоришь вон с тем человеком?
Мима с удивлением посмотрел на нее. Он был уверен, что Лигее не хочется расставаться с ним в этом диком уголке Ада. Но тут он увидел змею и понял: нельзя, чтобы та сообщила Сатане о содержании его разговора с лидером проклятых душ. Теперь Мима полностью доверял Лигее, а она доверяла ему, но они оба опасались змеи. Поэтому принцесса вызвалась задержать змею, чтобы Мима мог поговорить с тем человеком наедине. Это был смелый и хороший поступок.
– Да, я вижу, ты очень устала, – сказал Мима. – Оставайся здесь и отдыхай, а я скоро вернусь.
Мима пошел и разыскал лидера проклятых душ, который в тот момент был занят тем, что выгребал лопатой грязь из какой-то канавы. Естественно, грязь стекала обратно вниз почти с той же скоростью, с какой он ее выбрасывал; в этом была природа Преисподней.
Мима быстро представился, а потом вошел в этого скептически настроенного человека. Контакт, как и в случае с Лигеей, был моментальным и абсолютным, так что человек сразу же понял весь Мимин план и молчаливо с ним согласился. Даже скорее, чем рассчитывал, Мима вернулся к лодке.
– Надо побеседовать со следующим, – кратко сказал Мима. Он произнес это, чтобы змея услышала его и подумала, будто Мима не добился того, на что рассчитывал, – выведать о возможности тайного побега из Ада.
Они поплыли дальше по течению, и через некоторое время Лета перетекла в совершенно другую реку. Почти все ее русло было покрыто льдом. Лед сковывал берега, доходя до самой середины и оставляя незамерзшей лишь узкую протоку. С ветвей деревьев свисали сосульки.
– А это еще что такое? – с удивлением спросил Мима.
– Кокит (*12), река Скорби, – сообщила ему Лигея.
– Я уже скорблю о своем решении пуститься в путешествие, – недовольно пробормотал Мима. – Мы же замерзнем!
– Разве твой плащ не защищает тебя?
– Должен бы… А как ты?
– Я пересяду назад и буду помогать тебе грести.
Они ввели лодку в замерзший Кокит. Тут же поднялся резкий холодный ветер, и лодку стало стремительно сносить в сторону, ко льду. Лигее пришлось выставить весло, чтобы избежать столкновения, и Мима сделал то же самое. Ветер развевал волосы девушки, бросая их ей прямо в лицо, и Лигея тут же продрогла.
– Быстрее иди ко мне, – прокричал Мима, – а то совсем закоченеешь!
– Но тогда лед…
– Нельзя долго стоять на таком холодном ветру!
Лигее пришлось согласиться. Она вернулась к Миме и забралась под его плащ. Но теперь лодка сзади оказалась перегруженной, и ее нос поднимался над водой. Ветер развернул суденышко, и оно выскочило на лед. Грести вперед стало невозможно.
– Мне придется вернуться на свое место, – сказала Лигея, ежась от одной этой мысли. – Только так мы сможем…
– Нет! Я не дам тебе замерзнуть!
– Но тебе надо поговорить с…
Тут Миме пришла в голову одна мысль.
– Давай попробуем передвигаться по льду! – воскликнул он.
Беглецы как безумные заработали веслами и вытолкнули лодку еще дальше на лед. Когда продвинуть дальше ее было уже нельзя, Мима перешел на нос, и корма поднялась из воды. Тогда, цепляясь и отталкиваясь веслами, они вытащили на лед всю лодку.
Дальше было проще. Мима и Лигея, орудуя веслами, как шестами, заскользили по льду. Теперь помеха превратилась в подспорье.
Но когда они остановились, чтобы провести следующую встречу, снова возникла проблема холода. Если Лигея останется в лодке, то замерзнет, а если нет…
– Посмотри, кажется, змея впала в спячку, – сказал Мима. – Там внизу, где дно лодки соприкасается со льдом, холоднее всего.
Лигея проверила. Змея свернулась клубком, стараясь хоть как-то согреться, но, видимо, ей это не удалось.
– Бедняжка, – прошептала Лигея. – Пожалуй, я переложу ее, где потеплее.
– Эта рептилия… – начал было Мима, но не закончил, поскольку не хотел, чтобы змея поняла, что он обо всем догадался.
– Замерзла, – договорила за него Лигея. – Мне все равно, что это за существо, нельзя дать ей замерзнуть до смерти. – Она осторожно подняла змею.
Мима почувствовал возмущение. Он был бы рад невзначай отделаться от шпионки, чтобы не возбудить подозрений Сатаны. В то же время его порадовала мягкость Лигеи, которая, как ни глупо это выглядело, проявляла добросердечие.
Они пошли прочь от скованной льдом реки; Лигея несла змею, согревая ее.
Души, работавшие в этой местности, походили на снежных чудовищ. Они занимались тем, что перетаскивали через сугробы корзины со снегом. Совершенно очевидно, что их направили на эту работу с той же целью, с какой других заставляли бесконечно вычерпывать грязь – причинить бессмысленное страдание. Демоны-надсмотрщики сидели в высокой башне, видимо греясь у печки, потому что из трубы валил дым. Это означало, что за рабочими наблюдали не очень тщательно, хотя демоны, кажется, следили за тем, чтобы снега не убывало: Мима видел, как огромный снежный ком был запущен из автоматической катапульты. Описав в воздухе дугу, ком упал на какого-то нерасторопного рабочего, похоронив его под снегом.
Другой рабочий заметил Миму и Лигею.
– Пополнение? Вот, у меня как раз есть лишняя одежка для дамы. – Он остановился, чтобы снять с себя куртку на меху, потрепанную, однако еще хорошую.
– Но вам самому она нужна, – возразила Лигея.
– Меньше, чем вам, – сказал мужчина, вручил ей куртку и принялся наполнять снегом корзину.
Это было весьма кстати, потому что теперь Лигея могла идти отдельно от Мимы. Мима быстрым шагом подошел к начальнику бригады и о чем-то с ним переговорил, пока Лигея догоняла его. После этого Мима вошел в этого человека, и через секунду они достигли полного взаимопонимания; бригадир обещал побеседовать со своими людьми и заверил, что они помогут. Мима вышел из этого человека, еще немного пробежал вперед, а затем вернулся, надеясь, что ни демоны-надсмотрщики, ни змея, которую несла Лигея, не догадались об истинном смысле состоявшегося контакта.
Беглецы возвратились к лодке.
– Эти люди, кажется, не такие уж плохие, – заметил Мима, когда они снова заскользили по ладу реки.
– Так оно и есть, – согласилась Лигея. – Конечно, я показываю тебе лучшие бригады, тех, кто лишь отчасти был подвержен Злу и уже достаточно искупил свои грехи, чтобы попасть на Небеса. Вот только Сатана никогда никого отсюда не выпускает, несмотря ни на что. Но, насколько я могу судить, в других областях Ада обитают по-настоящему скверные проклятые души.
– Тот человек отдал тебе куртку, – продолжал Мима. – Разве это не зачтется ему как доброе деяние?
– Да, наверно. Хотя он поступил так не ради этого, так как они прекрасно знают, что Сатана их все равно не выпустит.
– А это и есть самое настоящее благое деяние – пожертвовать чем-то без всякой надежды на вознаграждение.
– Мне бы очень хотелось как-нибудь помочь несчастным, – сказала Лигея.
– Если нам удастся найти путь, ведущий из Ада, то потом и другие смогут им воспользоваться, – напомнил Мима.
Теперь она точно знала, что было у него на уме.
– Конечно.
Змея, очнувшись от спячки, насторожилась. Она обвилась вокруг ног Лигеи и грелась об ее тело, не мешая девушке работать веслом. Миме было любопытно, каким образом змея докладывала Сатане: сообщала сведения периодически или телепатировала. Скорее всего первое; в противном случае они давно бы себя выдали, потому что змея читала бы их мысли, а не слушала то, что говорилось. Может, это была такая разновидность демонов, которая могла по желанию отлучаться, чтобы сообщить сведения, и возвращаться, пока они спали. Мима очень надеялся, что все обстоит именно так.
Кокит перетек в широкую спокойную реку, и вместо льда появилась грязная вода. Плыть стало легче, но раздражали отвратительные вид и запах.
– Что это?
– Ахеронт (*13), – ответила Лигея, снимая куртку, так как воздух потеплел, – река Печали.
– Похоже, – сказал Мима. – Прозрачный, чистый источник отбивает память. Замерзший поток заставляет скорбеть. А грязный навевает печаль.
– Что может быть печальнее, чем разрушение того, что некогда было прекрасным? – спросила Лигея.
Мима согласно вздохнул:
– А между тем смертные делают все возможное, чтобы превратить свои реки в такие, как эта.
– Мир смертных катится в Ад. Отсюда, как ни грустно, это особенно хорошо видно.
– Если бы только они смогли понять и пойти по иному пути! – сказал Мима. – Может, если бы смертные лишь разок взглянули на Преисподнюю и увидели, какова она на самом деле, прежде чем…
– Но всякий смертный должен сначала умереть, прежде чем увидит Ад, а тогда уже слишком поздно.
Здесь крылась суть проблемы. У Сатаны очень серьезные шансы одержать победу благодаря неосведомленности смертных.
Река сузилась, и течение стало стремительным.
– Надеюсь, здесь нет порогов! – пробормотал Мима.
– Не думаю, чтобы были, хотя…
Русло раздваивалось.
– Куда плыть? – спросил Мима.
– Не знаю. Скорее всего рукава снова соединятся через какое-то время. Так что, наверно, все равно.
Мима направил суденышко в левый канал, по которому, как ему показалось, плыть было легче. Все шло хорошо, пока беглецы не поравнялись с поваленным деревом. Оно наклонилось над самой водой, загораживая путь.
– Мы можем пригнуться и проплыть под ним, – предложил Мима.
Они подгребли к дереву, нагнулись как можно ниже и прошли под стволом. Но в этот момент что-то посыпалось с дерева на дно лодки. Мима подумал, что это кусочки коры, но вдруг заметил, что они шевелятся. Оказалось, что это похожие на крабов твари, с такими же клешнями. Они пошевелили маленькими усиками и деловито направились к ближайшему лакомству – Лигее.
– Берегись! – крикнул Мима. – Подними ноги!
Она оглянулась – и заорала. Лигея хотела поднять ноги, но ее ступня застряла под сиденьем. Первый краб добрался до ноги и отщипнул кусочек на пробу. Лигея снова завопила.
Мима схватил весло и стал бить им тварей. Но тут же подпрыгнул – один краб ущипнул его за лодыжку. Было ужасно больно.
Лодка налетела на затонувшую корягу и остановилась.
Всему свое время. Мима принялся очищать лодку от крабов. Он обнаружил, что их можно на мгновение оглушить ударом, потом поддеть веслом, поднять и выбросить за борт. Так ему удалось расправиться со всеми тварями.
Затем следовало заняться внешней помехой. Корягу Мима не видел и никак не мог сдвинуть с места лодку.
– Придется вылезти и подтолкнуть, – сказал он.
– Нет-нет, не делай этого! – предупредила Лигея. – Все, что коснется этой воды… воды печалей…
Миме было совершенно ни к чему, чтобы ему доставляли печаль ступни, ноги или все то, что может замочить эта вода, когда он будет в ней стоять. В Аду к такой возможности следовало относиться очень серьезно. Мима решил поискать другой выход из положения.
– Ах нет! – вскрикнула Лигея.
Мима оглянулся. К лодке плыл аллигатор. Вид у него был голодный.
Мима начал отчаянно грести, пытаясь освободить лодку, однако ему удалось лишь развернуть ее вокруг своей оси, и теперь поток бил лодку в борт, но она так и оставалась на месте. И тогда его осенило. Мима продолжал грести, внимательно следя за крокодилом, пока корма не развернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь нос лодки был повернут против течения. А задняя часть, где сидел Мима, уже находилась позади препятствия.
– Иди сюда, ко мне, – позвал он Лигею. – Мы сумеем сдвинуть лодку.
Лигея перешла назад, и передняя часть, став легче, оторвалась от коряги как раз в тот момент, когда аллигатор приблизился вплотную.
Они плыли задом наперед и никак не могли развернуться. Мима смотрел назад, а Лигея снова перебралась на свое место. Крокодил проводил их неприязненным взглядом, но преследовать не стал.
После этого случая они уже знали, как перебираться через затонувшие коряги. Доплыв до следующей стоянки, Мима и Лигея вышли из лодки. Лигея снова осталась на берегу со змеей, предоставив Миме одному вести свои дела.
Вскоре после того как беглецы возобновили путешествие, русло реки расширилось, и они вплыли в поистине чудовищный поток. Вода в нем пахла нефтью, а на поверхности то тут, то там плясали язычки пламени.
Лигея показала на них рукой:
– Река Флегетон (*14), – объяснила она.
Мима всполошился:
– Ты хочешь сказать, что нам надо переплыть через это?
Принцесса кивнула:
– Следующая хорошая бригада…
И они поплыли по реке Огня. Мима ощущал жар пламени, а когда капли воды с весла падали на дно лодки, то тут же вспыхивали. Если бы лодка была деревянной, она уже давно пошла бы ко дну! А так она только нагрелась, и змея переползла на скамейку и пристроилась рядом с Лигеей, чтобы не обжечься о металлическое днище.
Затем они подплыли к порогам, где брызги, поднимавшиеся от пенящейся воды, горели, образуя огненную завесу высотой в несколько метров над поверхностью реки.
– Тут уж нам никак не проплыть, – сказал Мима. – Придется тащить лодку руками.
Беглецы высмотрели относительно безопасное место на берегу, подгребли к нему и высадились. Потом вытащили лодку и подняли ее за нос и корму. Суденышко казалось гораздо более тяжелым и неуклюжим, чем тогда, когда они впервые спустили его на воду. Это говорило о том, насколько Мима и Лигея устали.
Когда они немного отошли от берега, их ноги стали вязнуть в болотистой почве. Каждый раз, когда Мима делал шаг, раздавался чавкающий звук, его сапоги обволакивала грязь, а запах был такой, словно он наступил на тухлые яйца. Лигее приходилось еще тяжелее, поскольку обута она была лишь в легкие босоножки.
– Подожди, может, я смогу волочить ее! – воскликнул Мима.
Он опустил корму на землю, подошел к носу лодки, взялся за него и потянул. Лодка с трудом сдвинулась. Мима сделал шаг и снова потянул. Задача оказалась вполне выполнимой. Это дало возможность Лигее ступать осторожнее, чтобы поберечь ножки и туфли.
Однако болото становилось все более коварным. Оно начало чавкать само по себе, и в нем появились отверстия, сделанные не ногами, которые были похожи на разинутые рты. Мима случайно попал ступней в такую дыру, провалившись по колено, и пасть отверстия сомкнулась вокруг ноги, не выпуская ее.
Мима дергал ногой, но сапог застрял, и возникла опасность остаться без обуви. В то же время в дыре послышался свист и из нее пошел пар, словно внутри находился какой-то желудочный сок. Мима потянулся к лодке, схватил весло, засунул его в отверстие и вытащил ногу. Наконец-то он освободился, хотя сапог был весь в грязи и несколько испорчен снаружи.
Мима снова потащил лодку, теперь уже ступая очень осторожно. Он тяжело дышал, вспотел, но неуклонно продвигался вперед. При этом Мима вяло размышлял о физиологических отправлениях в царстве духов; если бы он не знал, где находится, то ни за что не догадался бы, что находится не в мире смертных. Для призрака царство духов казалось таким же реальным, каким физический мир был для смертных.
Обойдя пороги, Мима с Лигеей спустили лодку на воду и поплыли по течению. Спустя некоторое время они встретились с четвертой бригадой. После этого им ничего больше не оставалось, как продолжить плавание по огненной реке.
Когда беглецы снова достигли отвратительного Ахеронта, уже спускались сумерки. Они не поплыли дальше, а причалили к берегу и разбили лагерь у самой границы огня. Здесь нечего было пить, кроме огненной воды, и есть, кроме клубней, которые удалось выкопать из опаленной земли. Клубни Мима насадил на длинные прутья и поджарил над рекой. Получилось если и не особенно вкусно, то вполне съедобно. Огненная вода не очень хорошо утоляла жажду, тем не менее, выпив ее, они вскоре перестали волноваться из-за своих проблем. Мима и Лигея болтали, смеялись, дурачились и в конце концов решили, что пора вплотную заняться сексом… да вдруг обнаружили, что ничего не получается. Лигее это показалось необычайно забавным, но Мима подозревал, что утром, когда протрезвеет, ему будет не до смеха. Неудовлетворенное вожделение – именно то чувство, которое следует испытывать в Аду!
И действительно, утром Мима уже не смеялся. Все тело ныло после вчерашних трудов, а голова болела так, словно он всю ночь продержал ее в помойной воде Ахеронта. Лигея, кажется, чувствовала себя не лучше. Ее красота несколько пострадала от усталости и въевшейся в кожу сажи.
– Ах, во что превратилось мое платье! – сетовала она. – Ну кто теперь догадается, что я принцесса?
– Вот именно, – пробурчал Мима. – Тебя будут принимать за женщину.
Она покосилась на него:
– Издеваешься?
– Что ты! Просто меня никогда особенно не интересовали принцессы, но я знал немало прекрасных женщин.
На самом деле Мима что-то путал, вероятно вследствие похмелья. Принцессы его очень даже интересовали, и ему была нужна именно принцесса, готовая разделить с ним жизнь. Но в данный момент он страстно желал женщину, похожую на Орб, которая высоко оценила его, когда он находился на самом дне, и любила, не спрашивая о происхождении. Лигея была одновременно принцессой и женщиной, – но сейчас ее женская сущность представлялась Миме важнее.
– Ах! – Она мгновение помолчала. – Разве ты не отдаешь предпочтение хорошеньким женщинам?
– Они занимают второе место после добрых.
– Все-таки ты насмехаешься надо мной!
– Хочешь почитать мои мысли? – Он взял ее за руку и притянул к себе.
Девушка подошла, упираясь лишь для вида. Мима вошел в нее и обнаружил там такой сухой порох, который, тут же вспыхнув, взорвался, соприкоснувшись с огнем Миминого разгоравшегося чувства. Между ними мгновенно состоялся диалог, звучавший примерно так:
– Но я еще не готова для любви, – возражала Лигея.
– Ничего страшного, – отвечал он, – я подожду.
– Такие вещи требуют времени.
– У нас будет время.
– Слишком поздно! Я уже сгораю от желания!
– Так ведь это мое желание!
– Теперь уже нет!
Они разъединились и поглядели друг на друга.
– Не уверен, что мы поступили правильно, – сказал Мима.
– Не уверена, что нам следует это делать, – ответила Лигея.
– Делать что?
– То, чего не смогли сделать вчера ночью. – Она начала раздеваться.
Мима понял: у них нет друг от друга секретов. Имело смысл завершить то, что они начали мысленно. Предыдущей ночью, учитывая их одурманенное состояние, это доставило бы мало удовольствия, но сейчас, когда головы прояснились, они могли вкусить все прелести в полной мере.
Мима снял одежду.
– Потом мы искупаемся в огненной воде, – заметил он.
Лигея прямо-таки покатилась со смеху. Хохот сотрясал все ее тело.
Вдруг со стороны реки донесся звук. Мима посмотрел в ту сторону и увидел огромную огненную фигуру, выходящую из воды.
– Что это такое? – с тревогой спросил он.
Лигея повернулась.
– Огневик! – проговорила она, вся задрожав.
– Кто?
– Обитатель огненной реки! Я всегда думала, что это просто миф! Бежим скорее!
– Я сражусь с ним, – заупрямился Мима, поднимаясь на ноги.
– Нельзя, – возразила Лигея. – Он все сжигает!
Мима повернулся лицом к приближающемуся чудовищу и потянулся за Алым Мечом. Но, конечно же, не было никакого Меча, как и одежды. Пропал? Да ведь он не взял Меч в Преисподнюю! Мима оказался безоружным.
Огневик повел рукой в сторону небольшого дерева. Струя огня вырвалась из его ладони, и деревце загорелось. Чудовище махнуло в сторону реки; огненная струя лизнула воду, и река закипела, покрывшись облаком пара. Огневик направил руку на Миму.
Мима схватил свой плащ и, заслонившись им, прыгнул в сторону. Земля, где он только что стоял, вздрогнула, словно от попадания бомбы, и задымилась.
– Бежим! – в ужасе закричала Лигея.
Мима рассудил, что это неплохой совет. Схватив Лигею за руку, он бросился наутек.
Они побежали к берегу Ахеронта, и Огневик не стал преследовать их. Он несколько минут потоптался на том месте, где отдыхали Мима с Лигеей, и зашагал обратно в воды Флегетона.
Когда беглецы снова вернулись к своей стоянке, то нашли там лишь головешки да пепел. Их одежда и лодка были уничтожены. Змея тем не менее выжила.
Они остановились.
– Может, нам не следовало… – сказала Лигея.
– А мы ничего и не делали, – напомнил ей Мима.
– Во всяком случае, собирались.
Но настроение было уже не то. Придется ждать до другого раза.
Они тронулись в путь, осторожно ступая босыми ногами. К счастью, как говорила Лигея, их следующая и последняя остановка была не очень далеко. Дойдя до слияния рек, беглецы дальше пошли по берегу Ахеронта. Всего через какой-нибудь час Мима и Лигея добрались до величайшей реки Ада – Стикса. Она была такой широкой, что скорее напоминала океан, а ее черные, как чернила, воды казались невообразимо глубокими. Вдалеке, у самого горизонта, на темной поверхности появлялись какие-то странные волны, будто там таилось некое огромное неведомое существо. Мима нипочем не поплыл бы туда в лодке!
Еще через час путешественники пришли в лагерь последней бригады. Здесь были одни женщины – казалось, что они угодили в страну амазонок, – которые так плотоядно поглядывали на Миму, словно прикидывали, какое блюдо лучше из него приготовить: суп или жаркое. Но Лигея заговорила с ними и сказала, что это Марс, воплощение Войны, которому необходимо наедине встретиться с их лидером. Эти слова произвели впечатление, ибо то были воинственные женщины, и вскоре Мима уединился с предводительницей амазонок. Он все ей объяснил в нескольких словах, а потом вошел в нее.
– Чудесно! – воскликнула женщина, когда они разъединились. – Можешь на нас рассчитывать.
Амазонки дали Миме и Лигее одежду, предоставили палатку, где они могли отдохнуть, и вкусно накормили.
– Мы договоримся о сигналах и связи, – заверила Миму предводительница.
– Дай нам один день, а сам пока отдохни.
Мима и Лигея удалились в палатку, где, наконец, без помех могли заняться тем, чего так желали, – но, войдя внутрь, от усталости просто упали на грубую солому и тут же уснули.
16. МЯТЕЖ
К утру все было готово. Когда Мима, Лигея и змея выбрались из палатки, то увидели амазонок в полном военном снаряжении. Каждая из этих рослых, гордых женщин держала лук и колчан со стрелами. Левые груди у них были полными, совершенной формы, а правые отсутствовали. Их выжигали в детстве, чтобы они не мешали амазонкам натягивать тетиву.
– У нас возникли две проблемы, – сказала Диана, предводительница амазонок. – Во-первых, нет хороших средств передвижения. Передними дорогами могут пользоваться только демоны, а задние, как известно, труднопроходимы и ведут окольными путями. А поскольку тебе необходимо быть на всех главных фронтах…
– В чем вторая проблема? – спросил Мима.
– Среди нас есть демон-шпион.
– Не трогайте змею! – воскликнула Лигея. – Она не причинила нам никакого зла!
– Если не считать того, что каждую ночь сообщала о вашем местонахождении, – возразила Диана.
– Мы об этом знали, – сказал Мима. – И приняли меры, чтобы ей не стало известно о наших истинных планах.
– Но сейчас настало время, когда план должен быть раскрыт, и внезапность для нас крайне важна. Демона надо уничтожить.
– Это не демон, а змея, – заступилась за рептилию Лигея. – Душа животного.
– Откуда ты знаешь?
– Она замерзала. Демон не обратил бы внимания на холод.
Мима озадаченно посмотрел на змею. Лигея была права; демоны не реагировали на перепады температуры, поскольку им приходилось действовать в таких климатических условиях, где страдала любая душа. Но если все дело в этом…
– Все равно она шпионка, – настаивала Диана. – Мы должны разрубить ее на куски, чтобы змея не могла сообщить о наших действиях.
– Душу нельзя убить, – напомнил Мима.
– Убить нельзя, однако можно другое, – ответила она. – Когда мы поступаем с душой так, как поступили бы, чтобы убить смертного, она становится недееспособной на протяжении одного дня, точно так же, как демоны. Нам этого времени вполне достаточно.
– Но мы даже не уверены, что она действительно шпионка, – возразила Лигея. – Это просто змея, которую Сатана использовал, чтобы заставить меня замолчать, а потом она осталась с нами. Может, у нее не было другого выбора.
– Это я выясню, – сказал Мима. – Сейчас я войду в нее.
Он приблизился к змее и положил на нее руку. Змея не сделала попытки увернуться. В тот же момент он узнал две вещи, одна из которых поразила его. Змея действительно была шпионкой Сатаны, и в то же время она не хотела ею быть. Рептилия шпионила, зная, что Сатана подвергнет ее вечным мучениям, если она откажется. Поэтому каждую ночь она обо всем докладывала демону, который являлся на встречу с ней. Но змея поступала так против собственного желания. Когда Лигея отогрела ее, змея испытала огромную благодарность, так как к ней никто не выказывал такого участия ни при жизни, ни на Том Свете. Однако не выполнить задания Сатаны она не могла.
«Теперь у тебя есть выход, – передал ей мысль Мима. – Присоединяйся к восстанию».
Змея была ошеломлена.
«Неужели вы примете меня?»
«В восстании может участвовать каждый, кто согласен с его целями».
«Тогда я присоединяюсь».
«А другие животные будут участвовать?» – спросил Мима.
«Если будут знать, что их примут и вознаградят так же, как человеческие души».
Мима отсоединился от змеи.
– Змея пойдет с нами, если мы примем ее. Другие звери, возможно, сделают то же самое. Понимаете, что это значит?
– Животные… присоединятся к нам? – с недоверием спросила Диана. – Даже адвейлеры?
– По крайней мере, мы можем спросить, – ответил Мима. – Конечно, есть риск, что нас могут предать, зато в случае успеха…
– Марс, ты предводитель, – сказала Диана. – Если ты готов пойти на этот риск…
– Думаю, да. Мне кажется, змея говорила от имени всего своего вида, а может, и от имени остальных. Если мы предложим им одинаковые условия…
Диана пожала плечами:
– Что ж, мы не против.
Мима снова вошел в змею. Он передал ей условия, а в конце добавил:
«Приведи сюда тех животных, которые согласны».
Змея уползла.
– Теперь подождем, – сказал Мима.
Ждать, пока откликнутся звери, было мучительно тяжело. Однако дело стоило того. Прошло несколько часов.
Наконец показались два адвейлера, бегущие к лагерю. Амазонки подняли луки и наложили на тетиву стрелы. Больших и свирепых адвейлеров нелегко вывести из строя: для этого нужно поразить стрелами глаза и лапы.
Адвейлеры остановились, потом медленно подошли к людям, которые целились в них из луков. Когда они оказались в центре лагеря, к ним приблизился Мима. Он дотронулся до одного пса и вошел в него.
Животные были готовы. Они ненавидели Ад так же люто, как и люди. Большинство животных после смерти попадали на свой собственный Тот Свет, хотя некоторых захватывала человеческая система, особенно тех, которые при жизни были домашними животными или жили у людей. Они хотели освободиться не меньше, чем человеческие души.
«В таком случае мы включаем вас в наши требования на тех же основаниях, что и человеческие души, – передал мысль Мима. – Это обещаю я, воплощение Войны».
«Я, представитель животных, принимаю предложение, – подумал в ответ адвейлер. – Как мы можем служить вам?»
«Нам необходим транспорт».
«Обеспечим».
Договор был заключен. Адвейлеры убежали.
Через час в лагерь прискакали две дикие лошади. Их темные гривы развевались, а из ноздрей валил пар. Это были кони-убийцы, проклятые за то, что убивали людей. Но сейчас они вели себя как ручные.
Лигея, будучи принцессой, прекрасно ездила верхом. Они с Мимой вскочили на лошадей.
– Ты знаешь, что делать! – крикнул Мима Диане, и беглецы выехали из лагеря.
Кони доскакали до ближайшего брода и переправились через Ахеронт. Пешие люди не смогли бы этого сделать из-за исключительной загрязненности воды, однако лошадям все было нипочем. Потом они доставили Миму и Лигею на пропускной пункт своего района Преисподней.
Это была просто маленькая караулка на перекрестке нескольких мощеных дорог. В ней сидел демон-стражник с огнеметом в руках. Было очевидно, что всякая душа, попытавшаяся пройти через контрольный пункт, будет сожжена. От пропускного пункта вдаль тянулись заграждения, сплошь усеянные острыми шипами, и Мима понял, что здесь тоже не проскользнуть; что-что, а надежные заборы в Аду строить умели. Единственной брешью в таком заграждении была река, что объясняло, как лодка могла их миновать.
Мима с Лигеей подъехали на лошадях к караулке и спешились. Демон внимательно наблюдал за ними, держа огнемет наготове. Мима сделал шаг в сторону пропускного пункта и, казалось, замешкался в нерешительности.
– Мне кажется, нам здесь не проехать, – сказал он Лигее.
– Ах, мне так хотелось побыть с тобой вдвоем, – произнесла девушка заученные и отрепетированные слова.
Они повернулись, чтобы уйти.
– Стой! – рявкнул демон.
Мима и Лигея остановились. Тварь заглотила приманку!
– Ах, не подпускай ко мне этого демона, – заверещала Лигея.
– Куда вы шли? – требовательно спросил демон.
Лигея повернулась, изображая испуг, что, впрочем, ей не совсем удалось.
– Я просто… Никуда, – ответила она, дрожа всем телом.
Красные глаза демона вспыхнули еще ярче, и он оглядел Лигею с головы до ног. С клыков потекли слюни. Демоны, может, и не способны на такое человеческое чувство, как любовь, но похоть они испытывают, и фигурка Лигеи распаляла ее.
– Ты, девка, можешь побыть наедине со мной, и мне плевать, смотрит кто-нибудь или нет!
– Ни за что! – крикнула Лигея.
Демон нацелил огнемет.
– Иди, девка, сюда, а то зажарю!
Лигея неохотно подошла к демону. А когда он протянул руки и почти схватил ее, она заорала.
Демон упал, как кусок навоза. Мима быстро зашел внутрь и вытащил его наружу. Потом взял огнемет и выстрелил, проведя пламенем по телу демона. Демон вспыхнул и испарился, распространяя жуткое зловоние. Через секунду от него ничего не осталось.
Мима поднял руку и подал сигнал. Тут же на другом конце поля появились прятавшиеся амазонки и подбежали к пропускному пункту.
На дороге показался какой-то демон, видимо находящийся в увольнении после выполнения очередной пакости.
– Эй вы, мерзавки, а ну-ка за работу! – крикнул он.
Но амазонки выстрелили в него из луков, и через мгновение демон был оглушен и изрублен на мелкие кусочки. Восстание началось!
На контрольный пункт прибыла Диана.
– Ни один демон тут не пройдет. Марс, – сказала она, ударив себя кулаком в грудь. – А тех, которые еще остались в секторе, мы перебьем, так что не бойся!
Проведя лошадей через караулку, Мима и Лигея по другую сторону ограды снова сели верхом и поскакали к следующему контрольному пункту.
Мима был доволен. Первая операция прошла гладко, при этом верхний эшелон Преисподней ни о чем не подозревал. Если им удастся так же стремительно захватить четыре оставшиеся заставы, то восстание победит еще до того, как Сатана узнает, что оно началось.
На самом деле Мима не искал какого-то тайного выхода из Ада. Он знал, что такового не существует. Он ознакомил лидеров главных районов Ада со своим планом организованного восстания, которое должно начаться практически одновременно в нескольких местах, чтобы демоны нигде не могли сконцентрировать свои силы. На каждого демона приходилось по тысяче проклятых душ, и только благодаря железной организации и жестокому обращению демонам удавалось держать их в повиновении. До тех пор пока разные секторы Ада были изолированы друг от друга, всякий мятеж был обречен, потому что демоны мгновенно подавили бы его, сосредоточив силы в одном месте. Другие районы помочь восставшим не смогли бы, да они даже не узнали бы, что происходит. А затем, разумеется, последовали бы дополнительные исключительно жестокие наказания для тех, кто принимал участие в бунте. Мучения в Аду имели ту особенность, что могли продолжаться бесконечно. То, от чего смертные в мучениях умирали, здесь было просто мучением. Те, кто как будто бы скончался, просыпались на следующий день для возобновления пыток. Демоны же наловчились ослаблять муки буквально за один миг до такого временного забытья, так что перерывов не допускалось. Нет, в Преисподней явно не стоило лезть на рожон!
Они, конечно же, не могли явиться на следующий контрольный пункт по главной дороге; демоны немедленно поняли бы, что две души на диких конях – чужаки. Следовало зайти с тыла и явиться к заставе из зоны. Эта застава лишь дала им возможность проникнуть в сектор огня; тут не было такой свободы передвижения, как по адским шоссе. Но поскольку уже не нужно было придерживаться излучин реки, какое-то время они все же выиграли.
Дикие лошади, очутившись в незнакомой местности, не знали дороги, однако Лигея ориентировалась достаточно хорошо и указывала путь. Обогнув самый опасный пожар, Мима с Лигеей отыскали лагерь проклятых душ этого района.
– Началось! – крикнул Мима, проносясь по лагерю. – Готовьте засаду! Амазонки уже контролируют свой сектор!
В лагере все пришло в движение, души высыпали из бараков. До поры до времени, пока Мима и Лигея не выполнят своей части работы, они будут сидеть в засаде, как и амазонки.
Спустя несколько минут Мима и принцесса показались около контрольного пункта. Здесь демон был вооружен пожарным шлангом, так как огнемет вряд ли мог остановить тех, кто привык к огню. Вода, лившаяся из брандспойта, была отравленной, и любая плоть, которой она касалась, отмирала или загнивала. Здесь это оружие было столь же эффективно, как огнемет в первом секторе.
На заставе дежурили две демоницы. Трюк с «покладистой девочкой» тут не пройдет; демоницы отличались такой же похотливостью, как и демоны, но вкусы у них были разные. Поэтому Мима сделался невидимым и направился к заставе один. У него был острый кинжал, сделанный из обломка кости, который ему дали амазонки. И снова Мима подивился, откуда взялась кость там, где нет смертной плоти и настоящей смерти; оставалось только предположить, что Ад битком набит самыми отвратительными вещами, в том числе и костями.
Вдруг Мима споткнулся о булыжник, и демоница посмотрела в его сторону. Она открыла было рот, но Мима кинулся на нее и перерезал горло прежде, чем она успела что-нибудь сказать.
Какая ошибка! Из раны не вытекло ни капли крови. Изо рта вырвался крик, предупредивший другую демоницу. Мима перерезал шею до конца, отделив голову от тела быстрее, чем он мог бы проделать такое с человеческой головой, так как у демонов костей не было. Но отрезанная голова продолжала орать, даже катясь по земле, а руки вцепились в Миму.
Вторая демоница схватила брандспойт и включила воду. Она стала поливать все вокруг, чтобы окатить водой невидимого врага. Струя попала Миме в солнечное сплетение и сбила с ног. Впрочем, Мима, как инкарнация, был нечувствителен к яду. Он поднял тело обезглавленной демоницы и, прикрываясь им, словно щитом, стал приближаться к поливальщице.
Демоны, как правило, не боятся привидений, но вид обезглавленной подруги, настойчиво наступающей на нее, заставил вторую демоницу широко раскрыть глаза от удивления. Она потянулась к сигнальной кнопке, чтобы вызвать подмогу.
Мима кинул безголовое тело и бросился на вторую сторожиху. Хотя она не видела Миму, но чувствовала его и отчаянно сопротивлялась, царапаясь когтями и кусаясь. Клыки были одинаково опасны как у мужчин, так и у женщин, однако плащ защищал Миму от увечий. Ему удалось сбить ее с ног и прижать к полу.
– Огневики! – закричала она. – Ко мне!
Но тут появились проклятые души и моментально растерзали на части как целую, так и безголовую демониц. Еще один сектор был освобожден.
Мима и Лигея снова вскочили на диких жеребцов и помчались дальше. Пока в Преисподней общая тревога не поднялась, но это могло случиться в любой момент.
Они приблизились к следующей заставе. Тут на карауле стояли демон и демоница. Мима и Лигея вместе подошли к ним, однако, прежде чем они начали действовать, демон удивленно произнес:
– Эй, да уж не вас ли я видел на горе? Вы были…
Мима ринулся на демона. Он сумел вытащить стражника из караулки, но демоница успела включить сигнал тревоги. Мима обезвредил ее, и проклятые души захватили пропускной пункт.
Увы, дело было уже сделано. Взвыла сирена, и теперь демоны будут предупреждены. Трех секторов, захваченных повстанцами, недостаточно; по расчетам Мимы, нужны пять. Пять зон могли распылить силы демонов; при четырех исход восстания был сомнителен, но трех – явно недостаточно.
– Все-таки если мы ударим там, где нас не ждут… – проговорил Мима.
Они вошли в зону вечных снегов. Демоны предполагали, что следующее нападение будет предпринято на противоположную заставу. Поэтому Мима, наоборот, решил идти на район забвения.
Для этого нужно было пересечь Ахеронт, реку Печали. Забор тянулся до самого берега, и лошади остановились, войдя в воду. Здесь не было удобного брода; река была глубока и омерзительна. Мима знал, что лошадей ожидает множество печалей, если они отважатся окунуться. И все-таки должен существовать какой-то способ перебраться; в конце концов, речка была не такой уж широкой.
Они поехали вниз по течению и вскоре нашли мелкое место, где вода спокойно омывала торчащие камни. Кони, демонстрируя нечеловеческое чувство равновесия, по камням перешли на другой берег. Затем беглецы опять поехали вдоль ограды и наконец поняли, что очутились на острове. Значит, реку Скорби они еще не пересекли.
Мима обошел остров в поисках удобного брода и наткнулся на ветхое, пустое здание. На островерхой крыше торчал крест.
– Церковь! – воскликнула пораженная Лигея. – Откуда она взялась в Аду?
Мима, разумеется, не был христианином.
– Полагаю, здесь можно встретить самые разнообразные артефакты. Если вдруг какая-то церковь была… – как вы это называете? – отлучена…
– Наверно, так и есть, – с сомнением промолвила Лигея. Она отворила дверь и вошла внутрь, а за ней – Мима, заинтересованный такой странностью.
Церковь казалась пустой, но Мима, отличавшийся особой чувствительностью к чужим мыслям, насторожился.
– Здесь что-то есть, – сказал он.
Лигея пошла по центральному проходу, ощупывая руками воздух над скамьями.
– Да, ты прав: что-то, похожее на привидение… чье-то присутствие…
– Привидение – в Аду? – Он провел ладонью по тому месту, которое она показала. – Это одни только мысли. Вместо людей или призраков здесь лишь мысли. Одна мысль – один человек.
– Мысль вместо человека, – повторила Лигея. – Интересно, почему? И зачем они здесь, в одиночестве и тишине?
Мима подсоединился к какой-то мысли. Она была о самоубийстве.
– Думаю, что это люди, совершившие самоубийство. Они не то чтобы прокляты, но Рай их не принимает, поэтому они томятся тут, в Лимбе – преддверии Ада.
– Но и я совершила… – начала Лигея.
– Ты проклята – справедливо или несправедливо – за иные преступления: убийство других людей в самолете.
Она кивнула в знак согласия:
– Все-таки это неплохое место. Недурно быть всего только мыслью.
– Нам нельзя здесь задерживаться, – напомнил Мима. – Есть еще другие дела.
– Да… – и Лигея с неохотой вышла за ним из церкви.
Они нашли поваленное дерево, перегораживавшее поток. Лошади прошли по нему, гордясь своим необыкновенным чувством равновесия, и спрыгнули на другой берег. Так они пересекли реку и миновали ограду.
– Самоубийцы, – бормотала Лигея, сидя на коне. – В церкви на острове посреди реки Печали. Наверно, все так и должно быть.
– Если у них была на то причина, то, мне кажется, несправедливо обрекать их на вечные мучения, – согласился Мима.
Ее, похоже, это удовлетворило, но всю остальную часть пути Лигея была задумчива и печальна.
Теперь они въехали в район забвения, начинавшийся на другом берегу реки Леты. Демоны на этом пропускном пункте, верные духу своей зоны, позабыли о бдительности, и Мима справился с ними без всякого труда. Проклятые души этого сектора заняли заставу.
Четыре сектора пали; оставался один. Он располагался в районе холода, по берегу реки Скорби, Кокита.
Перейти речку по льду не представляло сложности, но мятежники знали, что теперь на их стороне не будет преимуществ внезапности.
– Если мы победим здесь, то успех нам обеспечен; а если нет…
– Я люблю тебя. Мима, – сказала Лигея. – Даже если я никогда не выберусь из Ада, мне все равно от этого будет легче.
– Я не брошу тебя в Аду, – проговорил он. Сидя на лошадях, они склонились друг к другу и поцеловались.
На последней заставе их действительно поджидали. Демоны выстроились вдоль ограды по обе стороны пропускного пункта. Они стояли на снегу, сжимая в руках огнеметы.
Мима и Лигея остановились на некотором расстоянии от противника, под заснеженными деревьями, и посовещались.
– Мы никак не сможем проникнуть туда без боя, – констатировал Мима. – Если я сделаюсь невидимым, мои следы на снегу все равно выдадут меня. В любом случае я не сумею одолеть несколько сотен демонов.
К ним подошел Белобородый, лидер снегоочистителей.
– С остальными четырьмя зонами все в порядке?
– Да, – подтвердил Мима. – Но восстание вряд ли победит, если мы не захватим этот район.
– Как бы то ни было, назад пути уже нет, – сказал Белобородый. – В других зонах все души будут подвергнуты страшным мучениям, когда демоны по очереди разобьют их и нас. Так что нам терять нечего.
– Что ты собираешься делать? – спросил Мима.
– Атаковать врага в лоб. Я понимаю, что это не лучший вариант, но нас значительно больше, и…
– Пропускной пункт защищен, – возразил Мима. – Вы можете уничтожить половину демонов, но вон до того не доберетесь и не сумеете захватить заставу. Вы просто пожертвуете своими жизнями без всякой надежды на успех и только усугубите мучения, которым вас впоследствии подвергнут. Я бы не стал просить об этом.
– Но если бы ты сделался невидимым и овладел контрольным пунктом, пока мы отвлекаем демонов своей атакой…
Мима посмотрел на него с уважением:
– Начинайте атаку. Я незаметно проникну в здание и, когда расправлюсь с главным демоном, дам вам знать.
– Хорошо, Марс. – Они пожали друг другу руки.
Проклятые души напали на демонов все разом. Демоны подпустили их и выстрелили из огнеметов, когда атакующие подошли достаточно близко. Послышались душераздирающие крики горящих людей, но те, кто был сзади, переступали через корчащиеся тела и продолжали атаку. Падала одна шеренга, следующая продвигалась немного вперед; и хотя потери были чудовищными, вскоре оставшиеся люди уже сцепились с демонами врукопашную, и огнеметы стали бесполезными.
– Если бы я командовал такой армией, когда был смертным принцем… – пробормотал Мима.
Но ему еще предстояло выполнить свою часть работы. Мима сделался невидимым и пробежал по истоптанному и полурастаявшему снегу к заставе. Теперь на грязном снегу его следов уже не было видно.
Контрольный пункт представлял собой довольно высокую башню и был укреплен лучше, чем другие, поскольку находился на пересечении главных дорог. Через этот пункт перемещались основные силы тиранического режима Преисподней. В амбразурах башни были установлены огнеметы, брандспойты, катапульты, способные отразить любое нападение на заставу и не дать пройти внизу ни единой душе.
Однако Мима был невидим и защищен Плащом Войны. Он подкрался к башне; никем не замеченный среди суматохи сражения, уцепился за нижний подкос и подтянулся. Вскоре он уже перелезал через зубцы башни.
Там сидел один демон, державший в лапах сверкающий трезубец. Хотя Мима и был невидим, демон насторожился и, казалось, посмотрел прямо на него.
– Значит, мы снова встретились. Марс, – проговорил демон. – Признаюсь, что недооценил тебя. Ладно, сейчас я это исправлю.
Это был не демон, а сам Сатана!
Сатана приблизился к Миме, изготовив для нападения пику с тремя остриями.
– Твои скромные приспособления против меня, естественно, бесполезны, – сказал он. – Я знал, что рано или поздно ты появишься здесь. На самом деле я не могу убить тебя, но я в состоянии на достаточно долгий срок вывести тебя из строя, а мои подручные тем временем пресекут неповиновение, которое ты спровоцировал. После этого ты покинешь мои владения и уже никогда не сможешь нарушить здесь порядок.
Мима понял, что попал в беду. Он, безоружный, стоял лицом к лицу с Господином Зла прямо в Преисподней. Судьба его замысла теперь всецело зависела от него… Но как он мог одолеть другую инкарнацию на ее собственной территории?
Мима отменил свою невидимость, поскольку никакого прока от нее больше не было, и прикусил язык.
– А-а-а, так ты жаждешь крови? – осведомился Сатана. – Может быть, я сумею тебе в этом помочь.
Он злобно ткнул трезубцем в Миму. Мима отскочил в сторону, и острие не задело его. Конечно же, Сатана промахнулся нарочно; будучи воплощением Зла, он любил поиграть со своей жертвой, прежде чем уничтожить ее.
Кровь наполнила Мимин рот, и его начала охватывать ярость берсеркера; то, что Мима умел ее контролировать, дела не меняло.
– Что ж тут странного? – проговорил Сатана. – Он у нас берсеркер. Может, это будет хоть немного забавным. – Господин Зла опять сделал выпад пикой, и снова Мима увернулся, но на сей раз Сатана промахнулся совсем чуть-чуть. – Может, он даже сумеет попрыгать еще несколько секунд.
Сатана дразнил Миму, однако тот был невосприимчив к такого рода вещам. Ожидая, когда его полностью охватит берсеркерское исступление. Мима изучал место схватки. В углу комнаты лежало разнообразное оружие, в том числе меч.
Сатана кольнул еще раз, и Мима опять отпрыгнул, но теперь – с ошеломляющей скоростью, на которую он был способен только в определенном состоянии. Он проскользнул мимо Сатаны к груде оружия, выхватил меч и бросился в атаку. Все это произошло так быстро, что обыкновенный человек не увидел бы ничего, кроме размытого пятна перед глазами, прежде чем его голова слетела бы с плеч.
Но Сатана ловко подставил под меч древко трезубца, и от удара посыпались искры.
– Немножко не успел, правда, Марс?
Сатана сделал следующий выпад. Когда Мима отбил острие мечом, снова брызнули искры… и клинок расплавился. Оружие Сатаны, конечно же, было заколдованным, а меч – нет.
– Плохо дело, – проговорил Лукавый с издевательским сочувствием. – С твоим Алым Мечом такого не случилось бы.
Разумеется, не случилось бы; Меч Войны был несокрушим и необорим. Мима оценил, насколько хитро и предусмотрительно поступил Сатана, лишив его оружия, прежде чем заманить в Ад. Если бы Мима явился сюда, вооруженный своим Мечом, он мог бы разрубить здесь абсолютно все, включая и самого Сатану. Кроме того, Миме не пришлось бы плутать по задворкам Преисподней: Меч доставил бы его прямо к заставам.
Впрочем, Гея предупреждала Миму, что Сатана не станет встречаться с ним на нейтральной территории. Сатана ухитрился, лишив почти всей мощи, заточить его в Аду, – а Мима свалял дурака, позволив это сделать.
Мима кинулся к амбразуре, где был установлен огнемет. Он направил ствол на Сатану и выстрелил. Пламя полностью окутало Сатану, и вверх поднялись зловонные клубы дыма. Но Сатана только стоял и смеялся, не ощущая никакого ущерба, хотя деревянная стена за его спиной загорелась и пылала все сильнее.
– Марс, неужели ты полагаешь, что меня можно победить огнем? Ведь я – правитель царства огня!
С трезубцем тоже ничего не случилось. Он выскочил из окружавшего Сатану огня, заставив Миму отпрыгнуть в сторону.
Мима кружил по комнате, а Сатана преследовал его. Тут Мима увидел, что сражение снаружи прекратилось; и проклятые души, и демоны теперь следили за поединком в башне. А каков был результат? Да никакого, кроме его собственного унижения.
– Ну что ж, я не должен огорчать своих болельщиков, – проговорил Сатана. – В конце концов, это мое выступление.
И Мима понял, что следующий удар трезубца попадет в цель.
Досадно, что он не может войти в Сатану так, как входил во все другие существа, и вложить ему в голову пораженческие мысли! Только вряд ли Сатану можно обдурить каким-нибудь таким способом.
Что еще оставалось у него в запасе? Мима был на грани поражения, Сатана понимал это.
В этот миг Мима вспомнил «Пять колец». Он совсем забыл об этой книге под давлением новых впечатлений от Преисподней, и, видимо, напрасно. Как предупреждал Масаси, очень легко сбиться с Пути. О чем мог бы поведать ему Путь Меча?
Руби своего противника в то время, когда он рубит тебя. Ударить, когда ударил враг, поражая его даже тогда, когда он считает, что победил.
Не дорожить собственной жизнью, отринуть страх – вот что необходимо для решающей схватки.
Относиться к своему врагу не как к чему-то постороннему, а как к почетному гостю.
И тогда Мима понял, в чем его шанс. В конечном итоге он может одолеть Сатану!
Сатана нанес удар. Мима даже не сделал попытки двинуться; он сделался нереальным, и острия трезубца прошли сквозь его тело, не причинив никакого вреда.
– Сатана, твое оружие так же неопасно для меня, как вон то неопасно для тебя, – сказал Мима.
– Ага, значит, ему удалось воспользоваться одним из аспектов своего могущества, – пробормотал Сатана. – Но он не может вытеснить меня отсюда, покуда пребывает нереальным, и поэтому башня остается в моих руках.
– Пока, – сказал Мима. – До тех пор, пока мы не встретимся без оружия.
Сатана отбросил трезубец.
– Марс, ты не у себя дома, а в моих владениях. Тебе не удастся побороть меня голыми руками. – Он, улыбаясь, сделал хватательное движение.
– Я полагал, что ты сообразительнее, – сказал Мима. – Я не собираюсь бороться с тобой, Сатана. Я намерен войти в тебя.
– Дурацкая затея! Ты не можешь управлять моим разумом. Я буду сохранять контроль, пока ты мечешься в пустопорожности. Я победил. Марс, если у тебя есть хоть капля мозгов, чтобы понять это.
– А когда я войду в тебя, я тут же узнаю все твои секреты, – сказал Мима. – Все потаенные тропинки Преисподней. Все твои излюбленные приемы. Все, что тебя беспокоит. Все твои обманы и запугивания. Ты не сумеешь помешать мне узнать все, что содержит твой разум. А потом, когда я выйду из тебя – чему ты тоже помешать не в состоянии, – я по собственному усмотрению раскрою эти сведения. – Мима улыбнулся. – Итак, станем ли мы бороться, Сатана? Сольемся ли мы воедино, достопочтенный враг?
Сатана уставился на Миму.
– Так ты читаешь эту книгу!
– Очень хорошая книга. Сатана. Из нее я узнал, что верное понимание – то же самое, что сила. Дай мне постигнуть тебя, чтобы в дальнейшем между нами не было недопонимания.
Сатана заскрежетал зубами.
Мима сделал шаг вперед. Сатана отступил. Мима прыгнул, – и Сатана исчез.
Мима воспользовался единственным оружием, которое у него осталось и которого страшился Сатана, – информацией. Сатана не выносил, когда становилась известна правда, любая правда, даже в Аду. Особенно в Аду! Ибо Сатана был Отцом лжи, и свое царство он построил на обмане. Разоблачение всей этой кривды неминуемо приведет к крушению адского царства. Сатана мог сохранить ложь только одним способом: отказаться от контакта с Мимой, что было бы невозможно, останься он здесь, ибо Мима крался бы за ним до тех пор, когда избежать контакта было бы уже нельзя.
Мима вышел к сражающимся.
– Башня наша! – прокричал он. – Сатана бежал!
Радость охватила проклятые души. Демоны исчезли. Это была победа.
Проклятые души проходили через контрольный пункт, а души, захватившие другие заставы, присоединялись к ним. Амазонки и землекопы, снегоочистители и огнеупорщики праздновали благополучный исход восстания. Однако довольно скоро они отрезвились.
– А знаешь, – сказала Диана, – ведь мы не вышли из Ада. Просто мы находимся в менее ограниченной его части.
– Вы знали, что силой из Ада вырваться нельзя, – напомнил Мима. – Но теперь у нас есть возможность торговаться, – это и было нашей истинной целью.
– Правильно, – вскричал Белобородый. – А я чуть не забыл! Комиссия по пересмотру дел!
По шоссе к ним приближался демон.
– Вот с ним мы и будем вести переговоры, – сказал Мима.
Демон подошел к Миме. На самом деле это оказалась демоница.
– Лила! – воскликнул Мима, узнав ее.
– Сатана предлагает условия, – сказала она.
– Мы благоразумны, – заявил Мима. – Мы требуем лишь того, что должно было существовать изначально. Справедливые слушания спорных дел, чтобы души были осуждены или оправданы по заслугам, начиная с Лигеи.
– Дело Лигеи будет рассмотрено, – согласилась Лила, бросив в сторону принцессы ревнивый взгляд. – Но за это, Марс, ты должен покинуть Преисподнюю.
– Не торопись, – возразил Мима. – Каждый день нужно рассматривать тысячу дел, пока не исчезнет очередь.
– Десять, – сказала Лила.
– Сто.
– Ладно, сто, – согласилась она. – Сатана назначит комиссию.
– Нет. В комиссию войдут души, пребывающие в Чистилище.
Лила вздохнула:
– Остальные души должны очистить заставы и вернуться к работе.
– Но никаких репрессий быть не должно.
– Репрессий не будет.
Миме показалось, что все идет как-то слишком уж гладко. Где же кроется подвох?
– Кроме того, я должен иметь свободный доступ в Ад, чтобы проверять, как выполняются эти условия.
– Но, проверив, ты в дальнейшем не будешь ни во что вмешиваться, – сказала она.
Мима посмотрел вокруг.
– Мне это кажется достаточным, – проговорил он. – В следующий раз я приеду на своем паломино и с Алым Мечом. И буду знать, с кем разговаривать. Я не могу облегчить ваши обычные тяготы, однако обязательно прослежу, чтобы эта договоренность выполнялась. – Ведь Сатана ни за что больше не даст Марсу повода причинить ему такие неприятности, по части которых воплощение Войны был величайшим специалистом.
Присутствующие закивали головами.
– Мы направим в комиссию представителей от наших бригад, – сказал Белобородый. – Животные тоже должны получить льготы. Мы будем сообщать тебе обо всех нарушениях.
Подошла Лигея.
– Думаю, тебе надо ехать, – сказала она.
Мима обнял ее:
– Мне кажется, что я освободил тебя. Ты попадешь в Рай.
– Мне бы хотелось быть с тобой, Мима.
Он вздохнул:
– Я бы тоже хотел быть с тобой, Ли. Но я не оставлю тебя в Аду и не смогу навещать тебя в Раю. Прими заслуженную тобой награду, а со мной все будет в порядке.
– Может, я могла бы остаться в Чистилище и…
Мима поцеловал принцессу.
– Я знаю, что твое место в Раю. Я не стал бы этому мешать, даже если бы мог.
– Знаю, что не стал бы. Прощай, Мима.
Она отошла, чтобы он попрощался с другими.
Мима сохранял на лице улыбку, хотя чувствовал себя внутренне опустошенным. Разумеется, он не хотел лишать девушку Рая! Ему только хотелось, чтобы ее переселение туда отложилось лет на десять или двадцать. За эти несколько дней своего знакомства они так хорошо узнали друг друга, как редко случается между людьми, и Мима понял, что Лигея создана для него. Если бы только она не умерла до того, как они встретились!
Лила наблюдала за ним.
– Я, между прочим, в Рай не отправляюсь, – проворковала демоница.
– Отправляйся ко всем чертям, – пробормотал Мима. Но призадумался: и с чем же он теперь остался? Его последняя победа над Сатаной теперь не казалась такой уж чудесной.
17. ВОЙНА
Покинуть Преисподнюю не составило труда; Сатана сам изо всех сил торопил Мимино отбытие. Та же капсула, в которой была заточена Лигея, спустилась с неба, и Мима вошел внутрь. Капсула быстро взмыла вверх и вскоре снова очутилась во дворце из замерзшего тумана, остановившись точно на том месте, где стояла раньше.
Мима встал с постели и, сделав шаг, убедился, что лед вполне проницаем. Он приблизился к своему бесчувственному телу и вошел в него.
Тело затекло и было холодным, несмотря на предохраняющий плащ. Видимо, то, что на нем было надето в Аду, являлось лишь духом плаща. Мима с усилием поднялся на ноги и потянулся. Оглянулся на постель и вспомнил Лигею. Если бы только существовал какой-нибудь способ…
Не стоит мучить самого себя. Он решительно прошагал по ледяным коридорам и дошел до проломленного входа. Ступил наружу. Потом дотронулся до Алого Меча и пожелал опять оказаться в Цитадели Войны.
Слуги в замке здоровались с ним так, словно его отсутствие было самым заурядным делом, хотя Мима понимал, что те несколько дней, что его не было, мир смертных не стоял на месте.
Сатана хотел отстранить Марса от смертных дел, постарался как можно дольше задержать Миму в Аду и, возможно, заплатил за это больше, чем рассчитывал. Что же затевал Сатана на Земле?
Мима знал, как это выяснить. Он включил телевизор. Там всегда передавали новости, касающиеся Марса.
«На Земле творится черт знает что, – вещал диктор. – Никогда еще не было периода большей нестабильности, чреватой всеобщей войной. Загадочное отсутствие Марса, воплощения Войны, усугубило путаницу. Кто конкретно стоит за этим взрывом насилия?
Наверняка Сатана. Но какова его цель? Понятно, что рост насилия в мире не лишит Марса могущества, а только усилит его.
Между тем Сатана уже пытался договориться с Мимой насчет создания вот такой тревожной обстановки, поскольку это обострило бы проблемы войны. В свою очередь, могла возникнуть ситуация, ведущая к увеличению страданий среди смертных, благодаря чему во многих из них перевесило бы Зло».
И только?
Миме представлялось, что Сатана предпринял экстраординарные усилия, дабы убрать его с дороги. Вряд ли стоило все это затевать ради того, чтобы заполучить несколько лишних душ. В результате пересмотра дел Сатана мог потерять столько же душ, сколько приобрести благодаря неурядицам среди смертных.
Чем больше Мима размышлял над этим, тем невероятнее казалось ему такое объяснение. Когда он не мог до конца постигнуть природу творимого Сатаной Зла, это скорее всего означало, что он упустил из виду нечто весьма существенное. Мима все еще был новичком в своей должности, и теперь он подозревал, что чего-то недопонимает.
Но он знал, кто мог дать ему ответ. Мима прикоснулся к Мечу.
– Хронос, – прошептал он.
Воздух заколебался, и перед Мимой возникла инкарнация Времени.
– Да, Марс, я услышал тебя.
– Ты помнишь мое будущее, – сказал Мима. – Мне необходимо знать, что затевает Сатана, и мне кажется, это сохранилось в твоей памяти. Если ты расскажешь мне…
– Что именно рассказать тебе? Я много чего помню.
– Что сделал Сатана.
Хронос нахмурился:
– Ты, возможно, неправильно понимаешь мою сущность. Я действительно помню твое будущее, – но я помню только то, что произошло, а не то, что могло бы произойти. Поэтому, если, как ты говоришь. Сатана что-то сделал, я помню об этом и не знаю, как оно отличается от того, что, на твой взгляд, должно было бы произойти. Если бы ты смог подробнее…
Мима припомнил, что Луна должна была сыграть ключевую роль в расстройстве главного замысла Сатаны и что Сатана загодя пытался противостоять этому.
– А Луна… все ли у нее в порядке?
– Разумеется, хотя она и испытала серьезное разочарование.
– Что за разочарование?
– Она надеялась помешать Сатане; впрочем, конечно же, это стало невозможным.
– Невозможным? Почему? Она все еще занимается политикой?
– Занималась. Но что об этом говорить…
– Не о чем говорить? Отчего? Разве в свое время она не подаст решающий голос против Сатаны?
Хронос грустно улыбнулся:
– Разве она могла? Ведь предмета для голосования не возникло.
Это было очень похоже на то, что Мима искал.
– А в какой момент отпал вопрос о голосовании?
– В сущности, совсем недавно. Когда в Америке ввели военное положение и гражданское правительство временно распустили. Хотя нет ничего более постоянного, нежели временное…
– Военное положение? Это еще зачем?
– Из-за волнений. Демократическое правительство было просто не в состоянии с ними справиться, поэтому военные взяли власть в свои руки. Я сам чрезвычайно сожалел, однако должен признать, что это оказалось наилучшим решением. Дело могло дойти до полной анархии.
– Как давно – для тебя – было введено это военное положение?
– Всего неделю назад. Но это было неизбежно. Как я теперь понимаю, в мире накопилось слишком много насилия, чтобы его можно было сдерживать. Надо выбирать наименьшее из зол.
– Спасибо, Хронос, – поблагодарил Мима. – Ты сообщил мне то, что я хотел знать.
– Всегда к твоим услугам, Марс, – ответил Хронос. Он перевернул Песочные Часы и исчез.
Мима мерил шагами пол. В то время как он занимался собственными любовными делами, мир катился в тартарары! Теперь он понял замысел Сатаны: довести накал насилия в мире до такого предела, когда гражданские правительства попросту будут сметены. А военными диктатурами Сатана манипулировал по своему усмотрению, – и, конечно. Луна не сможет проголосовать против Сатаны, если не существует гражданского правительства.
Впрочем, Мима в силах всему этому воспрепятствовать. Он подавит любое сражение, прежде чем оно начнется, и восстановит относительный мир.
Мима дотронулся до Меча.
– Подручные Войны!
Появились его помощники в ярких плащах.
– Созревает обильный урожай, – сказал Завоевание, потирая руки.
– Нет, – ответил Мима. – Мы не допустим этого. Дайте мне перечень мест, где возникли наиболее острые ситуации, чтобы я смог все их посетить.
Завоевание вытащил свиток и развернул его. Список казался бесконечно длинным.
– Да ведь тут их тысячи!
– Так точно, – обрадованно согласился Завоевание. – И с каждой минутой становится все больше. Никогда еще нас не ждала такая богатая жатва.
Кровопролитие, Мор и Голод кивнули.
Мима покачал головой:
– Я, вероятно, не сумею вовремя поспеть везде, а тем более погасить конфликты!
– А зачем? Ведь это для нас превосходный случай стяжать величайшую славу!
Замысел Сатаны проступал все явственнее. Всего за несколько дней инкарнация Зла посеяла в мире столько раздоров, что теперь их практически нельзя остановить. Если бы Марс был здесь, он непременно заметил бы козни Сатаны и пресек бы их, поскольку это была его область. Но Сатана заточил Миму в Преисподней, а сам свободно правил на Земле и добился-таки результатов. Ничего удивительного, что Мима почти не видел Сатаны в Аду; тот был чрезвычайно обременен хлопотами в другом месте!
Мима даже не стал отвечать Завоеванию.
– Я буду занят. – Он вышел из Цитадели, кликнул Верре и вскочил в седло. – Сегодня за сражениями не наблюдаем, – бросил он кратко и тронул коня.
Мима направился во дворец Танатоса. Он мог бы позвать воплощение Смерти, но хотел кое-что обдумать по дороге. Если Сатана накалил обстановку в мире до такой степени, что совладать с беспорядками можно только путем введения военного положения, то что в таком случае следовало предпринять?
Увы, придумать Мима так ничего и не смог.
Когда он подъехал ко Дворцу Смерти, дверь отворилась, и его встретил Танатос.
– Хронос вчера сообщил нам о твоей проблеме – и нашей тоже, – сказал Танатос. – Мы собрались, чтобы попытаться помочь.
И действительно, здесь были Лахесис и Гея, а еще Луна, специально доставленная в Чистилище по такому случаю. Все они тепло приветствовали Миму.
– Но я разговаривал с Хроносом всего час назад! Как же он мог сказать вам об этом вчера, когда я еще был в Аду?
– Ты забываешь, в каком направлении течет его жизнь, – ответила Лахесис. – Хронос говорил с нами на следующий день после того, как побеседовал с тобой.
Мима кивнул:
– А он не мог бы вернуться и предупредить меня до того, как я отправился в Преисподнюю?
– Он отказывается это делать, – сказала Гея. – Похоже, что, когда он изменяет ход событий, происшедших в прошлом, это чревато серьезными последствиями. Иногда Хронос идет на такой шаг, но предпочитает максимально ограничивать вмешательство, чтобы результаты были вполне определенными.
Мима не мог не согласиться, что изменять прошлые события и впрямь весьма рискованно; при этом могли пострадать или вовсе исчезнуть люди, в том числе и некоторые инкарнации. Безусловно, тут недопустимы необдуманные и случайные действия.
– В любом случае, – проговорила Лахесис, – это, кажется, твоя проблема, Марс. Сатана поначалу вставляет палки в колеса каждой новой инкарнации, и этой инкарнации необходимо показать свою силу. Тогда Сатана остерегается снова ей пакостить. Если бы Хронос помог тебе справиться с этой дилеммой, то Сатана просто придумал бы что-нибудь новенькое, потом еще и еще, пока не добился бы своего.
– Но на карту поставлена судьба всего мира! – возразил Мима. – Вы все тоже можете проиграть!
– Вот именно поэтому так важно, чтобы ты дал Сатане отпор, – сказал Танатос. – Нам придется рискнуть и позволить тебе одному вступить в противоборство с Сатаной, и так поступил бы каждый из нас, чтобы доказать, что никто не является слабым звеном.
– Я не знаю, как бороться! – крикнул Мима. – Мне казалось, что я одержал победу в Аду, – и тут узнаю, что потерпел поражение в царстве смертных. И если верить Хроносу, это окончательное поражение.
– Вовсе не обязательно, – сказала Луна. – Хронос может рассказать только о том отрезке истории, который прожил. Если же он будет изменен, Хронос проживет другую жизнь, которая окажется такой же настоящей, как и первая. Вероятно, его реальность постоянно слегка изменяется в результате действий других инкарнаций, и он не замечает этого.
– Прямо какой-то парадокс, – пробормотал Мима.
– Хронос свободен от парадоксов, – заметил Танатос. – Возможно, всем нам трудно это понять, но приходится принимать то, что есть.
– Значит, я могу изменить будущую реальность – если только придумаю, как это сделать, – произнес Мима. – Могу отнять у Сатаны победу… вот только как?
– Мы очень в это верим, – сказала Лахесис.
– Если это вообще можно сделать!
– Должен существовать какой-нибудь способ, – возразил Танатос. – Иначе Сатана не стал бы так долго задерживать тебя в Аду. Он понимал, что ему ничего не грозит лишь в том случае, если ты останешься в Преисподней до тех пор, пока он не завершит свои козни на Земле. Ты вырвался слишком быстро, а значит, теперь у тебя есть возможность одолеть его.
– Ты обязательно должен найти такое средство, – сказала Луна.
– Обязательно должен найти, – с грустью согласился Мима. – Судьба мира зависит от одного растерявшегося заики!
Тут он что-то вспомнил.
– Я не заикаюсь!
– Подумать только! – пробормотала Гея.
– Но я не заикался в Аду, потому что… Я думал… Как же это может быть? – И тут он понял. – Зеленая Мать… Ты что-то взяла у меня и не сказала, что это такое. Ты забрала мое заикание!
– У нас есть некоторая власть друг над другом… если, конечно, мы не противимся вмешательству, – сказала Гея. – Мне показалось, что ты сможешь без этого обойтись.
– А я даже и не заметил!
Она пожала плечами:
– Ну, у тебя наверняка есть еще кое-какие качества, которых ты не замечаешь. Одно из них поможет тебе одолеть Сатану.
Потрясенный Мима уехал. Эта, казалось бы, незначительная демонстрация особой власти инкарнации произвела на него большее впечатление, нежели все чудеса, которые он доселе видел. Он разрешил Природе взять нечто, принадлежащее ему. Теперь другие инкарнации позволили ему повлиять на их будущее. Ради них он просто обязан выпутаться из создавшегося положения!
Однако никакого способа Миме в голову не приходило. В Цитадель Войны он вернулся озабоченный, кое-как поел, беспокойно поспал и снова поел, размышляя об одном и том же. Откровения не снизошло. Прошел день, второй, потом третий… Ситуация в мире смертных становилась все напряженнее, а Мима ничего не мог поделать. Он попросту не видел ни единой возможности исполнить то, что обязан был сделать.
Наконец Мима снова очутился в саду. Дойдя до нижней оконечности, он встретил демоницу.
– Как приятно снова встретиться с тобой. Марс, – проворковала она, томно потягиваясь. На ней было одно из полуоткрытых платьев, и ее груди колыхались при малейшем движении.
– Убирайся отсюда, мерзавка! – рассвирепел Мима.
– Ну-у-у, Марс, – сказала она с улыбкой. – Это же нейтральная зона, помнишь? Ведь ты же не забрел бы сюда, если бы не хотел меня увидеть, разве не так?
– Я забрел сюда, чтобы подумать о способе, как победить твоего омерзительного хозяина! – бросил Мима.
– Это не так-то просто. Мима. Почему бы тебе не склониться перед неизбежностью и не расслабиться? Поскольку ты, хотя и невольно, помог осуществить Сатане его планы, то заслуживаешь награды.
– Какой еще награды? – удивился Мима.
– Меня, разумеется. – Она снова очень соблазнительно потянулась. – Я действительно хочу служить тебе, Мима, а все, что я делаю, я делаю превосходно. Я могла бы предложить то, в чем отказала тебе в Аду.
– Ты о чем? – спросил Мима, зная, что пожалеет об этом вопросе, но был не в силах удержаться.
Ее черты размылись, медленно меняя форму.
– Ну как же, Огневик. Неужели не помнишь?
– Огненное чудовище в Аду? – озадаченно спросил он.
– Ты уже почти овладел своей возлюбленной, а я возревновала и послала монстра, чтобы помешать вам. Теперь-то уже слишком поздно; ты никогда не увидишь ее.
– Ты?.. – начал Мима, приходя в ярость.
Демоница завершила перевоплощение и сейчас выглядела точно как Лигея.
– Что в ней такого, чего я не могла бы превзойти? – спросила она сладостным голосом Лигеи.
Мима вдруг понял, что сжимает в руке Алый Меч. Но не ударил, а замер на месте. Разве мог он изрубить копию женщины, которую любил?
– Я не думаю, что ты поверишь, будто такая, как я, может действительно любить тебя, – сказала демоница.
– Вот именно, – процедил Мима сквозь зубы.
Она снова обрела свой предположительно естественный вид.
– Я даже не принадлежу к проклятым. Просто сотворена из эфира и существую исключительно по милости своего Господина. У меня нет другой реальности, кроме моего назначения. А мое назначение – доставлять тебе удовольствие. Если я не сумею этого исполнить, то вообще лишусь всякого существования. Тебе стоит лишь сказать мне, чего ты хочешь от идеальной женщины, и ты получишь все эти качества в самой совершенной форме и будешь обладать ими столько, сколько пожелаешь. Неужели ты лишишь меня единственной возможности почувствовать себя желанной?
Несмотря на всю свою злость на нее, Мима был поражен кажущейся искренностью демоницы. Как может по сути своей бездушное создание говорить такие слова? Он понимал, что это глупо, но поймал себя на том, что сочувствует ее положению.
Мима лишился женщины. В третий раз он потерял любовь. Может, уже настало время обзавестись наложницей, которую не нужно было любить или даже притворяться, будто любишь?
– Идеальная женщина абсолютно предана своему мужчине, – сказал Мима. – О чем бы он ни попросил ее, она все выполняет беспрекословно. На всякий его вопрос отвечает совершенно честно. Преданность – вот главное качество, которое мне необходимо. Верность мне – прежде всего остального.
– Я дам тебе это.
– Прежде Сатаны?
Она отшатнулась назад, словно от удара.
– Ах, бессмертный смертный, ты не ведаешь, чего просишь!
– Полагаю, что ведаю. Поскольку ясно, что ты не в состоянии дать, что мне нужно, то оставь меня в покое.
– Но тогда я не сумею доставить тебе удовольствие, и наказание…
– Мне известно, какое наказание, – сказал Мима, припомнив судьбу очаровательных наложниц, от которых он отказался, когда отец держал его в заточении. Сатана вряд ли проявит больше милосердия. Те отвратительные казни причинили ему боль; и он напряг всю свою волю, чтобы не испытать боль и на этот раз.
Мима снова увидел в глазах демоницы слезы. Притворяться сейчас ей не было никакого смысла; безусловно, это искреннее проявление того подобия чувства, на какое она только была способна.
– Если мне предстоит исчезнуть, то надлежит самой выбрать, как это произойдет. Предпочитаю, чтобы последнее деяние выражало мое истинное «я», а не было обманом. Поэтому я согласна на твои условия.
Мима даже отступил на шаг. Он предполагал, что демоница признает свое поражение. Впрочем, она, конечно, могла и лгать, поскольку правду говорила лишь тогда, когда это было выгодно.
Или все-таки нет? Мима ни разу не ловил ее на лжи. Обязательно ли, что все порождения Лукавого тоже лгуны? Ведь могло быть и так, что Лила, подосланная совратить честного человека, была создана честной и будет оставаться такой, пока Сатана не изменит ее.
Тем не менее это не более чем подозрение. Миме требовалось доказательство ее верности. Он знал, как получить его, но проблема заключалась в том, что такой способ предполагал абсолютную искренность и с его стороны.
Впрочем, что значили его отношения с какой-то демоницей по сравнению с судьбой всего мира? Было бы эгоистичным поставить свои личные предпочтения к одушевленным женщинам выше благополучия Земли.
– Если ты будешь всецело верна мне, я сделаю тебя своей наложницей. Но тебе придется доказать преданность.
– Докажу, – сказала Лила.
– Открой мне, как разбить планы Сатаны и спасти мир от его владычества?
– Это просто, – ответила Лила. – Ускорь катастрофу.
У Мимы отвалилась челюсть.
– Что?
– Конец света. Судный День. Третья мировая война. Последняя битва между Добром и Злом.
– Но ведь это уничтожит все человечество!
– Да.
– Я тебя спрашиваю, как спасти мир, а ты советуешь его уничтожить! – в недоумении воскликнул Мима.
– Ты спросил меня, как спасти мир от Сатаны. Я ответила как.
Мима презрительно покачал головой:
– Мне следовало бы догадаться, что демоница не даст ответа, которым я мог бы воспользоваться.
– Я сказала тебе правду. Могу объяснить.
– Не стоит, – проговорил Мима и повернулся.
– Но ты обещал взять меня в наложницы, если я докажу свою верность! – крикнула Лила. – Я ее доказала. Или ты бесчестный человек?
Он обернулся:
– Ты не можешь не понимать, что это никакой не ответ! Результатом станет лишь то, что за несколько жутких минут Тот Свет будет битком набит душами последних смертных. Дать заведомо бесполезный совет – еще не значит доказать преданность!
– Но это хороший совет! – возразила Лила. – Почему бы тебе не выслушать мое объяснение?
– Ну давай объясняй, – проговорил Мима сквозь зубы. Она обманула его, однако условия их соглашения требовали, чтобы он хотя бы выслушал Лилу.
Она начала говорить, и мало-помалу смысл ее объяснений стал доходить до Мимы.
– Лила, извини меня, – сказал он. – Теперь когда я все понял, то вижу, что это хороший совет.
– А теперь возьми меня, Мима. Потому что, когда Сатана узнает, что я сделала, он меня уничтожит.
И снова она сказала правду. Лила показала ему, как спасти мир, но не могла спасти самое себя. Она отказалась от собственного существования ради того, чтобы он принял ее на несколько часов.
Мима обнял ее:
– Хотя теперь уже слишком поздно об этом говорить, я сожалею, что не верил тебе. Прими мою благодарность и мою страсть, пока ты еще существуешь.
– Это все, о чем я мечтаю, – сказала она и горячо поцеловала его.
Накануне того дня, когда должно было пасть последнее гражданское правительство на Земле, Мима выехал из Цитадели Войны. Он собрал своих подчиненных инкарнаций, все пятеро сели на коней.
– К Часам Судного Дня! – крикнул Мима.
При этих словах Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор неодобрительно покосились на него. Но их жеребцы знали дорогу, поскольку Часы находились в распоряжении Марса. Это был хронометр, отмечавший начало Последней Войны, которая уничтожит на Земле человечество.
Они подъехали. Часы Судного Дня стояли на постаменте высотой в пятьдесят метров, огромные стрелки показывали без трех минут полночь. На языке Вечности это означало близость Войны; ее начало приближалось.
Мима слез с коня и вытащил из ножен Алый Меч.
– Да будет Война, – проговорил он.
Из Меча изошла энергия. Она окутала весь мир, – и повсюду на планете напряженность, ведущая к конфликтам, возросла. Государства, которые готовились к войнам, объявили их; армии, стоявшие на боевых позициях, начали сражения; люди, запугивавшие друг друга, от угроз перешли к драке.
Ибо в этом заключалась основная сила Алого Меча. Он не мог умиротворять, а только разжигал насилие. Но вызванное к жизни Алым Мечом не способна отменить никакая иная сила; лишь прекращение его воздействия могло положить конец чудовищным злодеяниям. А испуская свою энергию свободно, Меч распалял воинственные страсти людей до тех пор, пока они не выливались в невиданный доселе пожар – Судный День.
Четыре вспомогательные инкарнации, чувствовавшие воздействие Алого Меча, как будто стали выше ростом и внушительнее. Их одежды налились цветом, а кони нетерпеливо били копытами. Белый плащ Завоевания лучился; красный Кровопролития стал похож на струящуюся кровь; Голод сделался таким черным, что походил просто на сгусток тьмы, а все тело Мора превратилось в коричневую массу копошащихся насекомых. Приближался миг величайшего торжества!
Мимин Плащ Войны тоже заблестел ярче, заливая золотистым светом всю округу. И даже его конь, Верре, выглядел сверхъестественно сильным.
Было видно, как стрелки Часов Судного Дня приближаются к полуночи. Две минуты превратились в девяносто секунд, потом в шестьдесят.
Появился Сатана.
– Марс, что ты делаешь? – требовательно спросил он.
– Завершаю то, что начал ты. Сатана, – спокойно ответил Мима. – Ты возбудил беспорядки во время моего отсутствия; я довожу их до наивысшей точки.
– Но ты вызовешь катастрофу!
– Да, это станет мгновением моей наивысшей славы, – согласился Мима.
Стрелки часов передвинулись к тридцати секундам.
– Подожди! – крикнул Сатана. – Ты уверен, что хочешь этого. Марс?
Мима опустил меч, и Часы остановились, не дойдя до полуночи двадцати четырех секунд.
– У тебя есть какие-то соображения, Сатана?
– Я только хотел напомнить, что, когда закончится последний земной отсчет времени, ты лишишься работы, поскольку все смертные умрут. Ты этого хочешь?
– Во всяком случае, меня это не беспокоит, – ответил Мима. – Почему я должен ковылять черепашьими шагами, когда могу достичь своей цели одним восхитительным взрывом? Все невзгоды смертных я отменю одним махом!
Тут появились остальные инкарнации. Танатос ехал на своем бледном коне Морте, а Луна сидела позади него. Хронос спустился сверху по наклонной траектории, держа в руках Песочные Часы и, странное дело, спиной вперед. Впрочем, ничего странного: в его понимании, здесь была точка отправления; ему нужно было перевернуть восприятие, чтобы совпасть со смертным временем. Судьба в виде паука из ниоткуда спустилась по тонкой нити. А Гея сконцентрировалась из облака пара. Все знали, что здесь состоится серьезный разговор.
– Но ты всегда старался сохранять жизни смертных, – напомнил Сатана. – Облегчать страдания, которые несла с собой война.
– Это было до того, как я осознал свое могущество, – сказал Мима. – Теперь же мне хочется показать его во всем величии.
Он снова поднял Алый Меч.
Сатана обвел взглядом другие инкарнации.
– И вы потерпите это? Вы, которые всегда пеклись о благе человечества?
– Каждая инкарнация сама распоряжается в собственных владениях, – сказала Гея. – Наши вкусы не имеют значения; здесь главенствует Марс.
Сатана пожал плечами:
– Что ж, если никто из вас не желает делать добро, то мне и подавно не пристало творить его вместо вас. А я за один раз получу больше душ, чем когда-либо раньше…
– Бог получит еще больше, – вставил Мима, – поскольку баланс в этом мире в настоящее время положительный, – но перестанет быть таковым, когда твои ребята захватят политическую власть среди смертных.
Стрелки Часов возобновили продвижение к полуночи.
– Ты разрушишь мир – и только для того, чтобы лишить меня нескольких душ? – спросил Сатана. – Это очень недальновидно.
– Что и говорить: воевать вообще недальновидно, – согласился Мима.
Самая тонкая стрелка миновала пятнадцатисекундную отметку.
– Подожди! – отчаянно закричал Сатана.
Стрелка замерла.
– Мне не нравится, что ты отвлекаешь меня какими-то пустяками, – сказал Мима. – Я уверен, что все мы хотим как можно быстрее покончить с этим делом.
– Если мир сейчас прекратит свое существование, – проговорил Сатана, – то Бог победит, ведь при Окончательном Подсчете баланс окажется в его пользу.
– Вот и славно, – кивнул Мима. – Поскольку я в твоей победе не заинтересован, то, кажется, для меня настало самое подходящее время вступить в игру. А потом я уйду в отставку и отправлюсь в Рай, где встречусь со своей возлюбленной. Ну, если у тебя больше нет никаких соображений…
Вокруг Сатаны запрыгали маленькие язычки пламени. Он понял, что Мима нашел ключ к победе. Господин Зла не мог допустить, чтобы мир погубила катастрофа, когда общий баланс живущих душ, хотя и незначительно, был в пользу Бога.
– Как ты узнал?
– Какая разница? – спросил Мима. – Существенно лишь то, что это правда. Впрочем, если ты вдруг решишь отказаться от своих планов установить на Земле диктатуры и военное положение…
– Лила! – вскричал Сатана. – Эта демоница предала меня!
Появилась Лила.
– Я больше не служу тебе. Сатана, – сказала она.
Сатана поглядел на нее и задумался. Через секунду он, казалось, принял какое-то решение.
– Я скажу одну вещь, которая может заинтересовать тебя, Марс. Ты упомянул о воссоединении в Раю с некоей персоной. Знаешь ли ты, что спутница, бывшая с тобой в Аду, не попала в Рай?
– Неужели? – в замешательстве спросил Мима. – Но мне известно, что баланс ее деяний был хорошим! Слушание…
– Она-то хорошая… Однако она отказалась идти в Рай, – сказал Сатана.
– Эта особа пожелала вернуться в мир смертных, хотя мне представляется, что она ничего от этого не выиграет, а рискует всем.
– Так ведь она уже умерла! – возразил Мима. – Она не могла…
– Смогла – с помощью одной из вас. – Сатана многозначительно посмотрел на Гею.
– Это правда, – подтвердила Гея. – Та женщина хотела быть с тобою. Марс, поэтому на слушаниях попросила для себя тело среди смертных. В наличии есть некоторое количество тел без души, и я такое подобрала для нее. Мне и в голову не пришло, что Сатана как-то здесь замешан. Думается, она хотела сделать тебе сюрприз.
– Я… я и представить не мог… – растерянно сказал Мима.
– А вот и она. – Сатана взмахнул рукой.
Возникла женщина. Она не была похожа на Лигею, но подошла к Миме так уверенно, словно знала его. Он протянул руку, дотронулся до нее и тут же понял, что в этом теле душа Лигеи. Теперь ее тело, оживленное другой личностью, начало приобретать некоторые Лигеины черты. Женщина была молода и миловидна, и прямо-таки излучала любовь к нему.
– Хотя она, кажется, еще не знает, что ты заключил договор с демоницей,
– сказал Сатана.
Лигея с тревогой посмотрела на Миму, и в глазах ее был немой вопрос. Сатана, обладавший сверхъестественной проницательностью, спровоцировал ссору, которую Мима сейчас хотел меньше всего. Потерянная любовь неожиданно вернулась к нему, – и как раз тогда, когда он заключил договор с демоницей! Что же теперь делать?
– Впрочем, твой выбор ясен, – продолжал Сатана. – Ты не знал, что твоя истинная любовь возвратится к тебе. Поэтому все обязательства перед демоницей считаются недействительными и аннулированными. Я освобождаю тебя от нее. – Он поднял руку и наставил на Лилу палец.
– Нет! – сказал Мима.
Сатана поднял бровь:
– Нет? Ты заступаешься за бездушную негодяйку? Тебе это не пристало. Марс.
– Я воспользовался ее помощью, – через силу проговорил Мима. – И согласился принять в качестве своей наложницы. Я не могу нарушить данного слова.
– И поэтому отвергаешь возлюбленную, которая отказалась от самого Рая, чтобы быть с тобой? – Сатана махнул рукой, словно отгоняя от себя эту мысль. – Ты не можешь так поступить, Марс.
– А почему ты торгуешься?
– Все, о чем я прошу, Марс, – это чтобы ты оставил мир существовать. Ты же сам понимаешь, что если он сейчас будет разрушен, то, значит, твоя новосмертная подружка совершила свой героический поступок впустую. Ее сразу же вернут в Рай, а ты останешься с демоницей. Ибо мне не верится, что тебя направят в Рай, после того что ты сделаешь с царством смертных.
Мысль потерять Лигею во второй раз, после ее феноменальной жертвы, испугала Миму. Но если он пойдет сейчас на попятную, то Сатана будет властвовать на Земле.
– И тебе вовсе не стоит думать об этой ничтожной твари, – сказал Сатана. – Я сотру тебя в ее памяти и дам ей другое поручение.
Но Мима понимал, что это все равно будет как бы предательством по отношению к существу, которое ему помогло. Он же дал слово.
– Мне от тебя ничего не нужно, кроме согласия отказаться от своих планов в отношении царства смертных, – сказал Мима. – В противном случае я его уничтожу. А что произойдет с этой женщиной – несущественно.
Сатана пожал плечами:
– Согласен. Эту партию ты выиграл, Марс.
Мима чуть было не разинул рот от изумления. Победа… – и так просто?
– А об этом незначительном дельце я сам позабочусь – в знак нашей дружбы. – Сатана снова повернулся к Лиле.
Лигея вдруг кинулась вперед и обняла демоницу.
– Оставь ее в покое! – закричала она.
– Да ты не волнуйся, – сказал ей Сатана. – Ведь это для твоего же блага. Зачем Марсу наложница, когда у него есть ты?
– Ты совершенно не разбираешься в характерах принцев, – ответила Лигея.
– Мима дал ей слово. Она свое обещание сдержала.
Сатана посмотрел на Миму:
– Марс, ты что-нибудь понимаешь? Почему женщина, которую ты любишь, должна терпеть конкуренцию демоницы?
Действительно, почему? Мима не знал, что и думать. Он обвел взглядом собравшихся, но остальные инкарнации хранили молчание. Видимо, ему предстояло принять решение самому.
Во всем этом деле было нечто такое, чего он не понимал. Похоже, здесь таилось что-то гораздо более важное, нежели вопрос о демонице, чье присутствие порождало определенные неудобства. Что же его беспокоило? Ведь он победил, разве нет? Зачем ему думать о таком пустяке, как существование демоницы, которая и сама-то не надеялась дожить до этого момента?
О пустяке? Тогда почему Сатана так серьезно относится к этому?
«Обращай внимание даже на пустяки». Так говорилось в «Пяти кольцах».
Он сосредоточил на этом вопросе все свое внимание… и постепенно нашел ответ.
– Ты не получишь Лилу, – твердо сказал Мима.
Демоница удивленно повернула к нему голову. Лигея все еще обнимала ее.
– Потому что у твоей подруги мягкое сердце? – спросил Сатана. – Но это не изменит природы демоницы! Поверь, тебе лучше не держать дома исчадье Ада.
Отец лжи вряд ли был способен сказать такую чистую правду! Поэтому Мима не принял его слов.
Мима повернулся к Часам и поднял Меч. Стрелки снова двинулись.
– Это безумие! – крикнул Сатана. – Ты рискуешь всем миром из-за ничтожной песчинки Преисподней?
Секундной стрелке до полуночи оставалось пройти десять делений. Уже, казалось, можно было расслышать мучительный стон планеты, предчувствующей приближение кошмарного конца. На пусковых установках в небо нацелились готовые к запуску ракеты. Монотонно произносились чудовищные пагубные заклинания.
Сатана повернулся к другим инкарнациям:
– Вы что, не видите? Марс просто спятил! И все из-за существа, которое и проклятия не заслуживает!
Но ему никто не ответил. Остальные предоставили Марсу принимать решение. Пять секунд, четыре, три. Стон перешел в последний пронзительный крик.
Сатана исчез. Он признал свое поражение и бежал.
Тонкая стрелка замерла на последней секунде до полуночи.
Лила пристально посмотрела на Миму.
– Почему? – спросила она. – Ты не обещал мне этого! Ты знаешь мою природу и не любишь меня. Свою часть договора ты исполнил.
Мима опустил Меч. Стрелки Часов Судного Дня возобновили движение, – но уже в обратном направлении. Они медленно отступали от полуночи, потом пошли все быстрее, по мере того как силы, подстрекавшие к войне, теряли свои позиции. Стрелки прошли тридцатисекундную отметку и продолжали пятиться.
– Я сделал то, что, по моему убеждению, должен был сделать, – сказал Мима.
– Моя память изменилась, – сообщил Хронос. – Сатана был побежден. Скоро я забуду ту альтернативную реальность, которую помнил раньше; теперь я в ней не жил.
– Но ты добился победы! – настаивала Лила. – А я была… и сейчас… обуза для тебя.
– Нет, – ответила ей Лигея. – Как принцесса я понимаю, что принцам нужны наложницы, и гораздо лучше, если ты их знаешь и они тебе подчиняются. Он будет пользоваться тобой во время моих недомоганий. Ведь ты помогла ему найти и меня, и способ одолеть Сатану. Поэтому Мима нипочем не позволит, чтобы тебя уничтожили. Помимо того, слово принца нерушимо, его нельзя ни запятнать, ни уронить, – неважно какой ценой.
– Но ввергнуть весь мир в войну… только потому, что ты заступилась…
– Нет, – сказал Мима.
Теперь удивилась Лигея:
– Нет?
– Я люблю тебя, Ли. И я – должник Лилы. Но я сделал это не из-за вас и не для того, чтобы сдержать данное слово.
– Тогда это ерунда какая-то! – проговорила Лигея.
– Я не уверен, что смогу как следует объяснить, – начал Мима. – Ключевые понятия я взял из книги «Пять колец». Она поведала мне о Пути Стратегии. В книге говорится, что если ты стараешься следовать Пути и позволишь себе отклониться от него хоть на самую малость, то позже пустяковое отклонение станет большим, и ты собьешься с Пути. Мне показалось, что это особенно правильно, когда имеешь дело с самим воплощением Зла. Я не должен допускать даже ничтожнейшего отклонения от Пути, иначе я его потеряю. Только все это трудно объяснить тому, кто не читал ту книгу.
– Кажется, я поняла, – сказала Луна. – Это событие больше, нежели отдельная личность или какой-нибудь отдельный эпизод. Сатана – коварный растлитель, не знающий покоя, который наиболее опасен, как все мы хорошо знаем, когда терпит кажущееся поражение. Он всегда предлагает огромное вознаграждение за крохотный компромисс, поскольку его ресурсы бесконечны. Но тот, кто соглашается на первый компромисс, создает прецедент, и потом уже становится легче пойти на следующий, затем еще на один, пока Сатана наконец не победит. Лишь совершенно отказавшись от всяких компромиссов, какими бы фантастически неравными ни казались ставки, человек может оградить себя от хитрых козней Господина Зла. Марс отверг тот первый компромисс, показав Сатане, что его нельзя подкупить. Поэтому истинное значение его победы важнее, чем угроза катастрофы.
Мима встретился с Луной взглядом и кивнул. Она действительно поняла! А теперь и он понял, как случилось, что она могла оказаться в центре титанической схватки между Добром и Злом. Когда наступит время принимать окончательное решение, Луна будет на месте и все поймет, и не побоится сделать то, что необходимо сделать.
КОММЕНТАРИИ
1. Шудры – одно из четырех основных сословий (варн) в Индии. Варна шудр («слуги общины») возникла позже других, в период становления рабовладельческого общества. Она противостояла трем другим (брахманы, кшатрии, вайшии) как неполноправная и низшая.
2. Арья – члены трех высших варн.
3. Члены высших трех варн в детстве проходили обряд посвящения, считавшийся вторым рождением, поэтому назывались «дважды рожденными».
4. Пария – член одной из неприкасаемых каст в Южной Индии, в Тамилнаде, довольно многочисленной. Бытовое общение парий с высокими кастами было практически запрещено. Парии жили в отдельных поселениях, использовались земледельцами-общинниками главным образом в земледелии на основе кастового принуждения, часто по сути сводившегося к крепостнической и рабской эксплуатации.
5. В греческой мифологии богиня, дочь Някты (ночи). Немезида наблюдает за справедливым распределением благ среди людей и обрушивает свой гнев на тех, кто преступает закон. Немезида – богиня мести.
6. Нирвана (санскр. букв. «угасание», «затухание») – центральное понятие философии буддизма, означающее высшее состояние, конечную цель духовных стремлений человека. В буддийских текстах нирвана характеризуется как нечто непостижимое, невыразимое, противоположное тому, что может быть «в этом мире и мире ином», представляя, в сущности, состояние внутренней полноты и абсолютной отрешенности от внешнего бытия.
7. Арей (Арес) – в греческой мифологии бог войны, коварной, вероломной, войны ради войны, в отличие от Афины Паллады – богини войны, честной и справедливой.
8. Злой дух, обычно женского пола, в иудейской демонологии. В Библии упоминается однажды (Ис. 34,14). В еврейской традиции Лилит выступает в роли суккуба: она овладевает мужчинами против их воли с целью родить от них детей. Согласно одному преданию, Лилит была первой женой Адама. Благодаря большому интересу к Каббале в Европе эпохи Возрождения это предание стало известно европейской литературе, где она обрела облик прекрасной, соблазнительной женщины. Такое представление о Лилит появляется и в средневековой еврейской литературе (хотя в еврейской традиции красивая внешность Лилит связана с ее способностью менять свой облик).
9. Шива (др.-инд. «благой», «приносящий счастье») – в индуистской мифологии один из верховных богов, входящий вместе с Брахмой и Вишну в т.н. божественную триаду. Будучи богом-созидателем, Шива – одновременно и бог-разрушитель. В частности, в этой функции он по преимуществу выступает в верховной индуистской триаде, где ему отведена роль уничтожителя мира и богов в конце каждой кальпы (по индуистскому мифологическому исчислению «день-и-ночь» Брахмы, или 8.640.000.000 «человеческих» лет).
10. Лакшми (др.-инд. «знак», «добрый знак», «счастье», «красота») – в индийской мифологии богиня счастья, богатства и красоты. Другое ее имя – Шри («процветание», «счастье», «слава»); Лакшми – супруга Вишну. Она сопровождает Вишну во всех его аватарах (в индуистской мифологии нисхождение божества на землю, его воплощение в смертном существе ради спасения мира, восстановления закона и добродетели), воплощаясь в Ситу, супругу Рамы, в Рукмини, супругу Кришны.
11. Деви (др.-инд. «богиня») – в индуистской мифологии жена бога Шивы. Согласно с двумя основными аспектами Шивы, благим и губительным, Деви выступает то в кротком и милостивом, то в жестоком и грозном обличьях и имеет несколько ипостасей. Грозные формы Деви начиная со средних веков стали в Индии объектом ряда мистических культов.
12. Кокит, или Коцит («река плача») – в греческой мифологии одна из рек в Аиде, отличающаяся ледяным холодом.
13. Ахеронт – в греческой мифологии одна из рек в Аиде, через которую Харон перевозит души умерших. Ахеронт постепенно переходит в болото или Ахерусийское озеро.
14. Флегетон (или Пирифлегетон) – в греческой мифологии огненная река, окружающая Аид.
1
Уильям Эрнст Хенли (1849-1903) – английский поэт, критик и издатель
(обратно)2
пещера во Франции около города Монтиньяк с гравированными и живописными изображениями зверей позднепалеолитического времени
(обратно)3
Orb – лунный диск; держава (символ власти)
(обратно)4
Blarney – лесть (англ.); камень в замке Бларни, рядом с городом Корком в Ирландии: легенда гласит, что всякий, кто поцелует этот камень, получает дар лести
(обратно)5
Клогг путает департамент внутренних налогов и Ирландскую Республиканскую Армию
(обратно)6
циновки из рисовой соломы, устилающей пол в японских домах
(обратно)7
боевой меч японского самурая, со слегка изогнутым клинком и длинной ручкой, являющейся его продолжением
(обратно)8
Сандан, Подан и Рокудан – победители соревнований возрастающего ранга
(обратно)9
боязнь высоты
(обратно)10
цитата из книги Л.Кэрролла «Алиса в Стране чудес"
(обратно)11
современное название – Гандинагар
(обратно)12
тхаг – член религиозной организации грабителей и убийц в Индии
(обратно)13
древнескандинавский витязь; вообще: неистовый человек, яростно сражающийся воин (ист.)
(обратно)14
территория на северо-западе Индии, расположенная в пределах Индо-Гангской равнины и Деканского плоскогорья
(обратно)15
территория в северо-западной части полуострова Индостан; крупнейший город – Бомбей
(обратно)16
внутренний дворик в испанских домах (исп. patio)
(обратно)17
гигантская птица, популярный персонаж мифологии Востока (см., в частности, сказки «Тысяча и одна ночь»)
(обратно)18
нечто за что-либо, услуга за услугу (лат.)
(обратно)19
лошадь золотистой или кремовой масти со светлым хвостом и гривой; порода была выведена на юго-западе США
(обратно)20
Nefarius – «нечестивец», «злодей», «преступник», «чудовище» (лат.)
(обратно)21
Лила (Лилу) – имя шумерского демона, суккуба
(обратно)
Комментарии к книге «Воплощения бессмертия. Том 1», Пирс Энтони
Всего 0 комментариев